Читать онлайн Фарт бесплатно

Фарт

С раннего детства привык Алёша к упрощенному по содержанию физическому труду, требующему, особо не задумываясь, просто выполнять чьё-то задание. И осваивать этот стиль работы он начал под руководством отца, имевшего, наверное, когда-то подобные уроки от своего предка, а возможно, и просто получившего генетический подарок от него в виде пассивности характера к поиску чего-то нового, более интересного и продуктивного.

Последнее время трудился отец у местного фермера, исполняя самые различные сельскохозяйственные работы, получая при этом плату, достаточную для проживания его небольшой семьи. Сначала брал он Алёшу просто для того, чтобы тот не лодырничал дома без дела, так как семья в соответствии с характером главы домашнюю скотину не держала вообще, даже кур, которым, кажется, никакого особого ухода не надо, но вот корм давай. А ведь его ещё купить необходимо. Ну, в общем чистый сельский пролетариат.

Повзрослев немного, Алёша стал постепенно как помощник – подай, принеси, подсоби – более активен, но без лишней инициативы. Пошла и приплата от заметившего это фермера. А когда отец не только после работы «расслабляться» стал, но и до неё «бодрить» себя полюбил, Алёша вообще в основные члены семьи выбился, обеспечивая её относительно стабильное состояние. Особую значимость приобрела его роль в семье после смерти матери и на фоне непрерывных разных по характеру болезней младшей сестры, ставшей по состоянию здоровья фактическим инвалидом.

Работой своей Алексей был в общем-то доволен, не гнушался никаких её видов, о длительности никогда с фермером не договаривался: надо что-то сделать – значит, будет исполнено. Просто уходил он домой, сказав, как обычно:

– Ну, если сегодня ничего больше не надо, то я пошёл.

И шёл домой отдохнуть, как он это называл, сочетая уборку с приготовлением пищи для домочадцев.

Будучи по возрасту ещё совсем молодым, никаких позывов к общению с одногодками не ощущал. Была, конечно, школа. Только из-за малонаселённости деревни находилась она в соседнем селе на расстоянии около пяти километров. Летом ещё можно было при отсутствии общего транспорта посещать уроки и кроме учёбы пытаться решать какие-то общие вопросы с одноклассниками. Однако не увлекли Алёшу изучаемые предметы. Возможно, из-за того, что малое количество учеников в школе влияло на состав педагогического коллектива, когда, например, учитель физкультуры преподавал ещё английский язык, а баянист, окончивший музыкальное училище, кроме уроков музыки – естествознание. Это, естественно, отражалось на посещении, и когда наступила зима с её холодами, не пошёл он в школу сначала в один особенно морозный день, потом пропустил неделю и стал в конце концов закоренелым прогульщиком. Попытки ответственных за образование возобновить посещение Алёшей школы с помощью отца закончились его финальной фразой:

– Мне никакие ваши ботаники и географии в жизни не потребовались. Проживёт без них и Алексей. Прочитать необходимое или деньги считать он и сам научится. А к труду я его приучу и без вашей помощи.

Несколько повлияло на Алёшу личное обращение к нему некоторых опытных учителей с предупреждением: «Поймёшь потом, что необразованный жалеет о возможности лучше устроить свою жизнь, но будет уже поздно». Но в соответствии с возрастом не понимал он, что такое это «потом». Однако ему всё-таки пришлось окончил школу, когда родителям пригрозили применить закон об обязательном образовании, по которому его могут забрать и поселить в городском интернате, где он уж точно будет посещать занятия.

А вот воспитание работой, как обещал отец, практически полностью исключило какие-либо интересы Алёши вне дома. Только последнее время стал общаться с ним Феликс, сын фермера – поляка по национальности, о чём свидетельствовала его фамилия и периодические воспоминания о родных местах и порядках в доме. Любил он их, но вот прижился в русской деревне и был доволен своим положением здесь. А сына назвал так, потому что уважал неизвестного Алёше какого-то Дзержинского, который так круто после революции руководил властными органами России, что боялись его все и исполняли беспрекословно любые приказы. Феликс был на пару лет моложе Алексея, но значительно активнее его в познании окружающего мира. Потому, удовлетворяя интересы сына, купил ему отец компьютер, с помощью которого можно было узнать много того, чего в деревне никогда не услышишь.

И начал Феликс иногда приглашать Алексея посмотреть что-то интересное в компьютере. А что? Был Алёша по времени нахождения среди домашних фермера фактически членом семьи. Да и возраст у двух ребят был близким. А похвастаться или просто пообщаться Феликс обожал. Так и стал Алёша с внешним миром знакомиться. Способствовал этому также имевшийся в доме у фермера и отсутствовавший в семье Алёши телевизор, да ещё поддержка отцом общения Феликса с практически одногодком, имеющим нелёгкие условия проживания. Так, глядишь, надеялся он, сын лучше поймёт особенности жизни при обмене мнениями с Алексеем о её различных сторонах.

А жизнь в компьютере, как он неожиданно увидел, рисовалась существенно отличающейся от окружающей деревенской. Показывали в социальных сетях порой шумные компании с необузданными поступками вкупе с полуобнажёнными, а то и почти голыми танцорами, исполняющими песни соответствующего содержания. Но как-то не влекли они на длительные просмотры ни Алёшу, ни даже иногда интересующегося ими Феликса. Возможно, это было из-за того, что по форме всё уж очень походило на буйство порой Алёшиного отца и некоторых деревенских мужиков после соответствующих возлияний по праздникам, а то и вообще без причины. Поэтому и не привлекало это ребят.

Значительно интереснее было наблюдать, как примерно одногодки Алёши с Феликсом, носившие одежду вычурного, как они оценивали, фасона, собравшись группами на улице или сидя в кафе, вели разговоры на нетрадиционные темы. Каждый день группы менялись, но почему-то особенно часто показывали одних и тех же, подъезжающих к кафе на автомобилях, гордо выходящих из них и неспешно направляющихся к входу, у которого бородатый швейцар учтиво распахивал перед ними двери.

Разговаривали они между собой по-русски, но вот называли друг друга и вспоминали других необычно, желая, очевидно, как-то выделиться и, возможно, показать их знание зарубежья: Иветта, Мона, Джонни, Боб, Ник и ещё несколько редких имён.

Алексею наиболее нравилась выделяющаяся среди других Мона. Она каждый раз выходила из машины только тогда, когда кто-то из сопровождающих открывал дверцу снаружи. При этом пальто у неё было всегда нараспашку, позволяя тем самым оценить стиль остальной одежды и красоту сверкающих украшений. Её какая-то неописуемая словами походка с гордо поднятой головой указывала на высокий уровень самооценки и значимости для всей компании. Наблюдая всё это, Алексей, можно так сказать, влюбился в её сказочный и, как он подспудно осознавал, вспоминая предупреждение школьных учителей, недосягаемый для него образ.

Темы проходивших в кафе разговоров часто были такими, о которых два сельских парня даже не задумывались. Стремясь тем не менее хоть как-то вникнуть в их суть, они порой открывали для себя новые для них стороны окружающей действительности. Например, при обсуждении, казалось бы, самых обыденных событий у сидящих за одним столом однажды возник такой разговор.

– Вот ты, Ник, – спросила Мона, – для чего живёшь?

– Как и все, наверное, – отвечал собеседник, – чтобы питаться, отдыхать, спать, с вами, конечно, встречаться.

– Но есть, наверное, какая-то одна наиболее важная цель? – продолжала Мона.

Стушевавшись сначала, Ник неожиданно нашёл выход и ответил вопросом на вопрос:

– А ты, Мона, для чего?

Все присутствовавшие с интересом посмотрели на неё.

– Я считаю, – отвечала она, – что важнейшим для оценки протекающей жизни является её фарт.

И тут уже не только Ник, но и остальные, не показывая открыто своего незнания значения этого слова, всё-таки слегка смущённо посмотрели на Мону. Однако разговор продолжил Ник, так как к нему и был обращён первоначальный вопрос.

– А что конкретно это значит?

– Фарт жизни, – отвечала Мона, – выражается в её внутреннем ощущении и внешнем выражении имеющего его человека. При этом он чувствует своё относительное отличие в знаниях, в понимании основ не существования, а полнокровной, удовлетворяющей его деятельности, в совершаемых поступках и даже во внешнем виде.

– Ты хочешь сказать, – вмешался Джонни, – что твоя учёба в университете придаёт тебе фарт, которого нет у остальных, и ты выше нас по его уровню?

– Никак нет. Просто к нему надо стремиться, но при этом он индивидуален для каждого. Я, например, наверное, никогда не смогу сравниться с твоей, Джонни, широтой знания, а также уровнем восприятия музыки. И как раз кажущаяся небрежность в одежде подчёркивает твою увлечённость музыкальным творчеством.

– А остальные? – с нескрываемой безнадёжностью в тональности спросила Иветта.

– Не волнуйтесь, – успокоила всех Мона, – вспомните, как формировалась наша компания. Приходили случайные ребята и, не найдя общности с нами, исчезали. А вот то, что мы, оставшиеся, собираемся регулярно, следовательно, интересны друг другу, показывает на наличие общего для нас фарта. Мы ведь обсуждаем самые различные события, пытаемся понять и принять, или отвергнуть любую точку зрения. И это удовлетворяет наше любопытство, расширяет круг мнений, наполняет жизнь каждого значимостью и целесообразностью. Способствует этому и наш внешний облик, а также отношение друг к другу и к окружающим посредством характерных поступков.

Наблюдая происходящую и развивающуюся на глазах чужую жизнь, Алексей с Феликсом постепенно проникались ею, понимая, однако, нереальность принять участие в ней или хотя бы ситуационно прикоснуться к аналогичным событиям. Но жизнь тем и хороша, что во многих случаях невозможно предвидеть её следующий шаг.

* * *

Взрослея, Алексей стал исполнять всё более и более ответственные задания фермера. И как-то раз тот впервые доверил Алёше, правда, совместно с Феликсом, пожелавшим сопровождать друга, сдать произведённую на ферме продукцию на городскую оптовую базу. Дело было нехитрое. На грузовике, принадлежавшем этой базе, погрузить и доставить овощи, взвесить, получить за них деньги и на автобусе вернуться домой.

Друзья были достаточно сильными, чтобы без особого напряжения проделать соответствующую этапам работу. Поэтому уже до полудня всё было сделано. Ну а деньги взялся сохранять старший по возрасту Алёша.

Автобусы в направлении деревни ходили через каждые два часа. Спешить домой было незачем. Поэтому друзья решили немного погулять по городу, посмотреть на его более подвижную жизнь, получить какие-то новые впечатления. А они хлынули на ребят таким потоком, что время после приезда пролетело незаметно, напомнив о его прошедшей длительности только желанием перекусить перед дорогой.

Не придавая особого значения выбору места ослабления чувства голода, Алёша и Феликс зашли в первое попавшееся им на глаза кафе, расположенное на одной из центральных улиц города. Правда, несколько смутил внимательно оценивший их явно негородскую одежду бородатый швейцар на входе. Двери для них он, однако, отрывать не стал, но и препятствий для входа не создавал.

* * *

Войдя внутрь, по виду мебели и других деталей внутреннего убранства Алёша сразу же узнал то самое кафе, которое они часто видели на мониторе компьютера. Согласился с его выводом и Феликс. Для обоих это было не только неожиданно, но и как-то волнительно, как будто они вернулись в сказку, которую хорошо знали и в которой сформировались и сохранялись их ощущения и мысли. Охваченные будоражащими чувствами, они, не сговариваясь, сели за тот самый столик, где постоянно видели своих виртуальных собеседников. Ведь оказаться рядом с привычными, пусть воображаемыми такими близкими знакомыми было их неосознанным и в то же время накрепко закрепившимся в умах желанием.

Заказанная и принесённая им пища не вызывала у них ни чувства особого удовлетворения, ни желанного до этого насыщения. Просто каждый из них уже представлял себя членом интересной для него компании и был готов к обсуждению обязательно незнакомой, но непременно захватывающей темы. Не обременяло их сознание даже то, что контакт с собеседниками в этом случае мог быть только воображаемым, без реального диалога. Но судьба преподнесла им неожиданный подарок. Бородатый швейцар распахнул двери, артистично исполнил приглашающий войти жест, и в кафе в полном составе вошли те самые знакомые по компьютеру герои.

Первыми в соответствии с известным этикетом вошли Мона и Иветта, за ними – Джонни, Боб и Ник. Был ещё один парень с телевизионной камерой, снимающий, очевидно, происходящие сюжеты и выставляющий их в компьютерных сетях.

Вся компания, перекидываясь возгласами и шутками, без задержек шла к их обычному месту съёмок, то есть к столу, за котором сидели Алексей и Феликс. Но, увидев сложившуюся ситуацию, обе стороны недоумённо взглянули друг на друга. Смущённые взгляды как бы говорили: «И что теперь делать?» Первым среагировал и сделал движение Алёша, показывая желание встать и освободить место. У него сразу же появилась мысль: «Нехорошо получилось. Мы же знаем, что они обычно здесь ведут и записывают беседы. Надо освобождать стол». Подошедшие же не находили, видимо, решения возникшей проблемы и смущённо переглядывались. Только Боб без нотки грубости решил проявить смелость и уточнить создавшееся положение:

– Вам не говорили, что стол занят?

– Нет, – включился в разговор Феликс, видевший движения Алёши и мысленно поддержавший его, – но вы не волнуйтесь, мы сейчас пересядем.

Однако в этот момент неожиданно вступила в разговор Мона.

– А зачем пересаживаться? – сказала она. – Если вы не торопитесь, то можно бы объединить наши компании и вместе провести вечер. Я вижу, что вы неплохие ребята, и нам интересно было бы узнать: кто вы, откуда прибыли, чем занимаетесь, о чём думаете, что планируете делать. Также важна и ваша оценка наших мыслей и суждений.

Возражать никто не стал. С помощью работников кафе объединили два стола и удобно расселись. При этом как бы случайно Алексей оказался напротив Моны.

– Начнём знакомиться, – взяла на себя инициативу Мона, – и принялась перечислять: – Иветта…

– Да мы всех знаем, – не сдержался Феликс, – вас ведь в социальных сетях постоянно показывают.

Озадаченная в первые мгновения городская часть компании расплылась сразу же в удовлетворительных улыбках. А ребята из деревни просто назвали свои имена.

– Откуда вы и чем занимаетесь? – поинтересовался Ник.

– Мы из деревни и сопровождали нашу продукцию на оптовую базу, – продолжал Феликс, в то время как Алексей молча упёрся взглядом в Мону, любуясь каждым её проницательным взглядом, поворотом головы, каким-то плавным движением рук.

– Ну, и что вы можете сказать о наших разговорах? – вступил в разговор Джонни.

– Бывало интересно, – ответил Феликс, – мы, например, даже не думали, что есть какой-то фарт. И, порассуждав, решили, что у нас его нет и, наверное, он бывает только у городских.

– Почему же, – вступила в разговор Мона и обратилась к Феликсу, – ведь ты, наверное, не только грузы сопровождаешь?

– Нет, это лишь сегодня. А вообще-то я в этом году окончил школу и сейчас выбираю свой дальнейший путь.

– И куда же направлен этот путь?

– Не знаю, пока ещё не определился.

– Ну, тут всё ясно, что ничего не ясно, – заключила Мона. – А вот ты чем живёшь? – посмотрела она на Алексея.

Он, конечно же, знал, что и его спросят. Но всё равно вопрос был не просто нежданным, но и нежелательным. Ведь он отвлёк его от всецело захватившего состояния: любования восхищающим его человеком.

– Я… Я окончил школу раньше Феликса и сейчас работаю на ферме его отца, – после некоторой заминки ответил Алексей.

– И что ты там делаешь? – спросила Мона.

По тону вопроса Алексею показалось, что он задан чисто формально, а не для выяснения характера его работы. «Ну какой может быть интерес к простому работяге, явно не имеющему того самого важного для жизни фарта?» – подумал он, и сожалея о происходящем, а также теряя желание продолжать разговор, с внешне показным равнодушием ответил:

– Всё, что придётся, что необходимо делать. Вот сегодня грузил, разгружал и сопровождал в город нашу продукцию. И никакого фарта здесь не видно.

Почувствовав изменение настроения Алексея, к разговору подключился Феликс, стараясь поддержать друга. Он рассказал, что тот фактически является главой семьи, обеспечивая её жизнеобеспечение и необходимое финансовое состояние. И это при серьёзно больной младшей сестре.

Однако такая поддержка только усугубила неблагоприятное отношение Алексея к происходящему. По складывающемуся у него впечатлению от похожего на допрос разговора и довольно холодной реакции на приведённую Феликсом информацию появилось и постепенно усиливалось разочарование когда-то почитаемой компанией. Правда, Мона в ответ Алексею постаралась снизить уровень его неудовлетворённости.

– Что касается фарта, то, судя по услышанной характеристике, у тебя с ним всё в порядке. Ведь он наиболее всего проявляется в отношениях с близкими или даже с посторонними людьми, как ты с Феликсом.

После этого в компании завязался обмен мнениями о значении семьи, её необходимости вообще, о сторонах отношений в ней старшего и младшего поколений. Но Алексей, внутренне охладев к тому, чтобы общаться, к активному обсуждению, казалось бы, ясного для него вопроса не подключался. Глядя на друга аналогично вёл себя и Феликс.

Сказать по правде, городские участники встречи из-за значительно снизившейся активности новых членов компании не получили характеризующего собеседников впечатления. Не услышали они и интересующей их поддержки своих суждений. То есть фактически слияния двух компаний на основе общности взглядов даже по довольно простой и хорошо известной всем теме не состоялось.

Да, ещё раз подтвердилось, что город и деревня разделены не только километрами.

* * *

Взглянув на часы, Алексей сказал Феликсу:

– Заговорились мы, но можем ещё успеть на последний автобус.

И, обращаясь к остальной компании:

– Нам пора. Было интересно встретиться с живыми героями передач из компьютерных сетей.

– И мы получили новую информацию о жизни в других условиях, – желая показать якобы пользу от совместно проведённого вечера, оптимистичным тоном сказала Мона. Этим она стремилась ещё раз сгладить пассивность Алексея в обсуждениях и подразумеваемое в его словах скрытое чувство неудовлетворённости встречей, как ей показалось, из-за отсутствия общих дополняющих друг друга взглядов.

– Мы, наверное, тоже разбежимся, – сказала Иветта.

Никто не стал возражать. Все начали вставать из-за стола. Но в это время входная дверь распахнулась, и в кафе вошли пятеро парней. Они продолжали что-то громко обсуждать, показывая полную раскованность в поведении.

Один из них, взглянув в зал и увидев вставшую из-за стола компанию, с показной радостью воскликнул:

– Вот так встреча! Куда это вы собрались? Неужели уже уходите?

Собравшиеся покинуть кафе замерли на месте. А вошедшие направились прямо к ним. И активно демонстрирующий радость на весь зал громко заговорил.

– Ещё рано покидать такое уютное местечко. Оставайтесь. Посидим, поговорим. Вы ведь так любите общение и умные разговоры. А ты, Машка, или как тебя называют друзья, Мона, как обычно, всё растолкуешь непонятливым и уведёшь разговор в нужном направлении. Сейчас и стол ваш ещё расширим.

Вошедшие вплотную подошли к желавшим уйти и практически преградили им путь к выходу.

– Кончай свои выходки, Пушкарь, – неожиданно включилась в разговор Мона, – Для того чтобы обсуждать с кем-то что-то, необходимо иметь общее желание и обоюдное согласие сторон. А мы в кафе провели уже достаточное количество времени, наговорились и обсудили интересующее нас. И теперь мы хотим уйти.

– Ты что, нас не уважаешь? – прозвучал обычный в подобных случаях вопрос. При этом Пушкарь попытался взять Мону за руку, которую она резко отдёрнула.

– Вот те на! – продолжил он. – Я ж к тебе по-доброму обратился. По-хорошему… пока. Ты же так странно себя ведёшь. А ну-ка садись за стол.

И Пушкарь ещё раз попытался взять Мону за руку.

Наблюдавший происходящее, Алексей видел, что ни один из друзей Моны не попытался принять участие в разрешении возникшей проблемы. Да, чувство безмерного восхищения Моной у него ослабло, но она оставалась для него очень умной, заслуживающей уважения девушкой. Он ведь не знал того, о чём было известно всем её друзьям, что разговаривал с ней державший в страхе всю округу местный криминальный авторитет Пушкарёв, которого все знали и называли только по кличке Пушкарь. Учился он когда-то в одной школе с Моной, поэтому и обращался с ней так фамильярно. И вот при его повторной попытке взять её за руку за счёт быстрого движения Алексей неожиданно оказался между ними.

– Оставь своё «уважаешь, не уважаешь» при себе. Она хочет уйти, и ты не имеешь права её задерживать! – возмущённо заявил он.

Пушкарь был наигранно удивлён происходящим, произнеся с недоумением:

– Это что за чудо? А ты имеешь право запрещать мне общаться с тем, с кем я хочу? Ты кто такой? Её брат, муж, дядя, племянник? Только родственник ещё может что-то вякать. А ты ведь – никто. Поэтому сгинь подобру-поздорову. Иначе нарвёшься на неприятности.

Алексей не знал, что ответить. Но он случайно вспомнил, как в одном из показанных когда-то по телевизору кинофильмов, утверждалось, что есть такой негласный закон в уголовной среде о возможности выступать в защиту только родственникам. И шальная мысль неожиданно родила ответ.

– Я – её жених.

– Чтооо! – заорал Пушкарь. – Не слышал я такого. Он что, действительно твой жених? – обратился он к Моне.

– Да, – неожиданно для всех и даже для себя тихо произнесла она.

– Не верю! – настаивал Пушкарь. – Враньё! Чем докажешь?

– Доказывать тут нечего, – уже более смело заговорила Мона. – Я сегодня собрала всех, чтобы познакомить их с ним. В ближайшее время мы планируем встретиться с моими родителями, – продолжала она импровизировать.

Все окружающие и другие посетители кафе замерли в ожидании развязки острой ситуации. И тут Пушкарь со злобой как бы имитировал удар в грудь Алексея. Но тот не стал увёртываться, а с силой толкнул соперника так, что он отлетел на несколько метров и, запнувшись по ходу за стул, грохнулся спиной на пол.

Однако кажущаяся победа Алексея обернулась для него раздирающим его слух криком Моны, неожиданной резкой болью в затылке, полной темнотой в глазах и плавным сползанием на пол при поддерживающих его руках Феликса и других членов компании.

* * *

Очнулся Алексей, как он понял по виду помещения, в больнице. Тупая боль в голове постепенно напомнила ему произошедшее. «Вероятно, – подумал он, – один из сопровождающих Пушкаря парней во время выяснения отношений незаметно подошёл ко мне сзади и ударил чем-то тяжёлым по затылку. Интересно, сколько же времени я здесь нахожусь?»

Вошедшая медицинская сестра, увидев открытые глаза Алексея, порадовала его фразой.

– Ну вот, слава богу – живой. А то друзья замучили вопросами о выздоровлении.

– Долго ли я лежал без сознания? – спросил он.

– Да сегодня уже третий день будет.

– А что за друзья спрашивали?

– Несколько ребят твоего возраста доктора своими вопросами совсем замучили. Но дольше всех невеста твоя рядом дежурила. Даже на ночь ей разрешили рядом с тобой оставаться. Так она не отходя сидела, тебя за руку держала и тихим голосом всё в каком-то фарте убеждала. Сегодня вот только поутру, невыспавшаяся, домой ушла. Обещала скоро опять прийти.

– Невеста? – переспросил Алексей.

– Да, она так себя называла. Красивая она у тебя. Выздоровеешь – со свадьбой не тяни, а то уведут ещё, – пошутила медсестра. – А вот и твоя невеста, – обрадовала она Алёшу, взглянув на открывшуюся дверь палаты.

Он повернул голову и к своему радостному удивлению увидел входящую сияющую улыбкой Мону.

04.11.2022

Необыкновенная охота

Разные по характеру люди отличаются как раз отношением к жизни. Одним уж очень хочется что-то своё придумать и исполнить. В этом и видят они смысл и радость жизни. Другим же лучше, когда кто-то всё решает, а твоя задача заключается в исполнении чьих-то планов с результатом того или иного качества.

Жил бобылём в небольшой деревушке один крестьянин. Так уж получилось, что был он единственным сыном в семье. И ничего-то ему в жизни, как и его родителям, не надо было. С голоду не помираешь, без одежды не мёрзнешь, крышу над головой, хоть и соломенную, имеешь, и то хорошо.

Из-за родителей своих он и имя получил необычное при крещении в храме, расположенном в соседнем селе. Тормозные они по характеру были, на церковные праздники – и то не всегда ходили. А уж денежных или продуктовых взносов священники ни разу от них не получали. Беднота! Да ещё и безразличная к отношению окружающих. Вот и нашли как бы в отместку в святцах для их сына при крещении редко используемое и затянутое по произношению имя Феофилакт. Если сокращать до разговорного, как обычно делают, то, первая часть с Феей созвучна. Но ведь это женское, да ещё и не русское имя. Ну а Филакт – вообще непонятно, что это такое, и поэтому было не принято и забыто.

Подрос Феофилакт. Родители его в иной мир ушли, но наследство своё «богатое» в виде характера оставили. И никуда-то он не спешил, ни к чему не рвался. Более того, когда староста деревни по указанию помещика, барина – другими словами, живущего не близко в своей усадьбе, какие-то общие работы организовывал, Феофилакт постоянно мешкал с приходом к заданному времени. И постепенно прилипло к нему прозвище Ме́шка. Да ещё и староста как-то свою лепту внёс, оглядывая толпу крестьян, собравшихся на очередные общие работы:

– А Ме́шка-то есть?

– Есть, – отвечал не он, а стоящий рядом мужик.

– Значит, все уже собрались. Пошли работать.

И так вот, считай, каждый день: «А Ме́шка пришёл?» «А Ме́шка где?» «А Ме́шка опять опаздывает?» И пристало к нему звучное и даже красивое прозвище Аме́шка. А потом многие его именем считать стали.

Но не только в замешках была особенность у Аме́шки. Не получилось у него из-за своего характера подходящую пару себе найти. Так и жил он бобылём в утлой избёнке, оставшейся ему от родителей. Никакого домашнего хозяйства не было. Даже кур не держал, ведь их чем-то кормить надо было. А где он корм-то возьмёт? Сам же только за общие со всеми работы скудное пропитание получал.

Особенностью его жилья было то, что стояла изба на краю деревни у примыкающего к ней леса. Первые ёлочки опушки в метре от крыльца росли. И так это удобно было для Аме́шки, ведь не требовался ему из-за этого туалет, как у всех семей в деревне, уборная попросту говоря. Была она, правда, у его родителей и представляла собой яму метровой глубины, две прочные доски сверху с щелью между ними. Вот в неё и надо было попадать стоя или присев на корточки. А от постороннего глаза скрывала происходящую процедуру дощатая будка с висящей на входе длинной тряпкой в виде полога вместо двери. Только ведь такую уборную ещё и чистить периодически надо. Но не делали этого родители, а при наполнении ямы засыпали её землёй, а будку переносили на новое место с новой ямой под ней.

Аме́шка же ещё лучшее решение этой проблемы нашёл. Сойдёт он с крыльца, скроется за первыми кустиками или ёлочками и «сходит», хоть по малому, хоть по большому. И лопух или пучок травы после использует. Никакого беспокойства насчёт рытья ям, их чистки или засыпания при этом не требовалось. Полное соответствие характеру Аме́шки.

Знали об этом все селяне и при походе в лес за дарами природы обходили это место стороной. Но однажды крестьянин той деревни при входе в лес так и сделал, однако чуток там заблудился и, возвращаясь домой, вышел как раз к Аме́шкиной уборной. И был поражён увиденной картиной: немалый по размерам заяц понюхает что-то на земле и мирно приляжет рядом на траву.

Загорелся мужик желанием схватить зайца и как добычу домой принести. Запрещалось барином делать это без его разрешения. Всё добытое в его же лесу обязательно к барскому столу доставляться должно было. Но не заколебался из-за этих запретов новоявленный охотник: «Поймаю, а там видно будет».

Стал он потихоньку подкрадываться к зайцу, а тот на него никакого внимания не обращает. Даже когда его за уши схватили, чуть дёрнулся, но сразу же затих. Взглянул на него крестьянин, а у того глаза не просто косые, как обычно, а куда-то под лоб закатились.

Принёс «охотник» добычу домой, но, обсудив с домашними произошедшее, решили, от греха подальше, рассказать всё старосте. Тот подивился услышанному и надумал завтра же проверить правдивость того, что узнал, а то ведь некоторые хитрецы добычи пропитания для семьи и обмануть могут.

С утра пораньше пошли они со свидетелем необыкновенной охоты к дому Аме́шки. Оповещать его, зачем пришли, не стали, а без проволочек в ельничек сбоку дома нырнули. И сразу же увидели в нескольких метрах от опушки зайчиху со своим выводком. Все они что-то нюхали на земле, а потом рядышком ложились и замирали. Стали, не прячась, подходить исследователи поближе, чтобы понять необычность их поведения. Но не заметили у зайцев даже тени беспокойства от появления неизвестных людей.

Не решился староста зайчиху брать, ей ведь ещё зайчат выращивать надо, но двух из них покрупнее для доказательства правдивости происходящего всё же взял. Правда, ещё и казусы с обоими исследователями произошли: наступили, а попросту сказать, вляпались они во что-то мягкое и скользкое на земле. Когда же резкий неприятный запах вокруг разнёсся, то убедились они, что в Аме́шкину уборную попали. И стало им от этого не просто неприятно, но даже противно. Только вот, почему зайцы-то от этого запаха так себя вели?

Но не начали они гадать и своё следствие проводить, а в этот же день отвёз староста зайчат барину и всё как было ему рассказал.

Удивился барин рассказу и решил сам у «виновного» всё досконально выведать. Приехал он на следующий день в деревню, и вместе со старостой они домой к Аме́шке заявились. А он на лавке, укрывшись зипуном, лежал. Открыл глаза и никакого удивления приходу незваных гостей не выказал.

– А ну, сознавайся, негодник, чем это ты зайцев себе приманиваешь! – громко закричал барин.

– Не знаю никаких зайцев, – спокойно, продирая глаза кулаками, отвечал Аме́шка.

– Как это не знаешь! А ну, пойдём смотреть твой туалет, – грозно заявил барин и обратился к старосте: – Веди нас туда.

– А я-то зачем туда пойду? Я ведь недавно ходил и нужные дела сделал, – как бы оправдываясь, сказал Аме́шка.

Только сошли они с крыльца Аме́шкиного дома и зашли за первые ёлочки, как им явилась невероятная ситуация. Украшение местных лесов – рыжая лиса понюхает что-то на земле и приляжет рядом на травку. И никакого внимания к пришедшим не выказывает. Барин даже онемел от неожиданности. А потом, через несколько мгновений придя в себя, тихо прошептал:

– Лови её!

А что ловить-то? Она ведь никуда не убегает. Изловчился староста и хвать её за шкирку. Подёргалась она слегка, но потом притихла.

– И что на это теперь ты скажешь? – грозно спросил барин, обращаясь к Аме́шке.

– А что я могу сказать? Лису эту я вместе с вами в первый раз вижу.

– Не хочешь говорить? Да я тебя возьму с собой и там в яме сгною! – закричал барин с явным раздражением и даже злобой и в подтверждение своих чувств ногой топнул. Но не заметил он лопушка в траве, которым были прикрыты результаты как раз сегодняшнего посещения Аме́шкой своей уборной. И вместо громкого стука, как бывает при топанье ногой в помещении с деревянным полом, в возникшей безмолвной паузе разлетелись в разные стороны не то чтобы брызги, а ошмётки не засохшего ещё говна. Сапоги у барина, конечно же, все в нём были, а один кусок даже в бороду старосте прилетел.

Совсем озверел барин от случившегося, так и сверкал налитыми кровью глазами, хотя сам и был виноват. Но, боясь навлечь и на себя барский гнев, староста рассудительно сказал:

– Не идти же в таком виде по деревне. Давайте зайдём к Аме́шке в дом и хоть сапоги вымоем.

Так и сделали. Сначала староста лису в мешок засунул, который у Аме́шки каким-то образом в куче старого тряпья оказался. Затем заставил староста Аме́шку воды принести да сапоги барские на дворе вымыть. Постарался он это задание тщательно исполнить, но мыло-то в доме давно уже редкостью было, и сильный запах от сапог всё равно остался. А куда деваться-то, надел их барин, хотя нос в сторону отворачивал.