Читать онлайн Любовь за гранью 5. Изгой бесплатно

ПРОЛОГ

1591 ГОД. ПОЛЬША. (гражданская война)

Смог дыма вился тонкой струйкой над обугленными домами. В глухой тишине еще раздавалось сухое потрескивание догорающих обломков старой церкви, от которой остался лишь могучий чугунный колокол, стоящий посреди сгоревших дотла строений. Мертвая деревня, только вороны кружат над своей добычей — трупами убитых жителей деревни и солдат. Бледный лунный свет пробивался из за туч, освещая полное разрушение и мертвые изуродованные тела. В тишине раздался конский топот, одинокий всадник приближался к мертвой деревне. Светлые волосы воина развевались на ветру, доспехи гремели при каждом движении. Внезапно конь громко заржал и встал на дыбы, чуя мертвецов. Всадник осадил его уверенной рукой и спешился. Он медленно шел, наступая тяжелыми сапогами на догорающие обломки. Внезапно лунный свет озарил его лицо — молодое, красивое, но покрытое пылью бесчисленных дорог, только светлые глаза сверкают на темной коже. Он обвел искореженные, выжженные строения взглядом. Порыв ветра взвил его плащ, открывая широкий пояс с могучим мечом, лезвие сверкнуло в лунном свете.

Воин повернулся в сторону обгоревшей церкви и вздрогнул.

Возле догорающих обломков, на ветках дуба раскачивались мертвые тела повешенных жителей деревни. Веревки жалобно стонали, вот–вот оборвутся под тяжестью своего страшного груза.

Мужчина упал на колени и закрыл лицо руками. Его большое, сильное тело сотрясалось от рыданий. Он сгребал пальцами золу, ломая ногти и громко, надсадно стонал.

— Бог проклял меня за мои грехи! За то, что убивал с его именем на устах! Или бога нет? Нет его на этой грешной земле и на этой бездне над моей головой?

На рассвете, когда первые лучи солнца осветили выжженную землю, воин, наконец, поднялся с земли и снял тела несчастных с виселицы. Бережно складывая растерзанных мертвецов на траве, он всматривался в их лица, словно ища кого то. Уложив тело матери, отца и братьев отдельно от других, он скорбно склонил голову, стараясь не смотреть на окровавленные одежды, на изувеченные побоями лица, на страшные синие следы от веревки. Солдаты Максимилиана не пожалели никого, даже самых маленьких детей. Слез у воина не осталось, красивое лицо юноши осунулось, покрылось смертельной бледностью.

Через несколько часов на равнине за мертвой деревней виднелись холмики с ветками вереска. Напротив одного из них воин преклонил колени, воткнув меч в землю, в его глазах горела ненависть, а по щеке покатилась одна единственная слеза, оставив за собой, светлую дорожку на грязной, покрытой пеплом коже.

— Я клянусь! Я клянусь самим дьяволом, что найду сестру на этом свете или на том. Даже если она мертва, я принесу ее останки и похороню рядом с вами. Проклятая земля, где брат убивает брата за золото. Где с именем бога на устах потрошат как скот женщин и детей. Больше я не служу ему! Я больше не его воин! Лучше продать душу самому Сатане!

И он продал, но намного позже, когда встретился со смертью лицом к лицу. Когда полз по усеянной трупами земле и думал не о себе, а о том скольких людей Максимилиана он убил и сколько миль прошел в поисках своей младшей сестренки. Одинокий безумец, убивающий любого, кто носил доспехи солдата короля Максимилиана, которому присягнул на верность и который приказал сжечь его родную деревню. Изгой среди своих, преследуемый законом и церковью. Мстислав не хотел умирать, пока не сдержал клятву, данную умирающей матери. Здесь, среди зловония разлагающихся тел он думал, что знает, что такое ад. Он ошибался. Свой ад он увидел, когда над ним склонилась фигура в черных одеяниях. Тогда это показалось ему бредом умирающего, но он все еще был жив, и ледяное дыхание черного мрака окутало его. Содрогнувшись от ужаса, Мстислав пронзил страшное видение своим мечом и почувствовал, как сталь вошла в бесплотную материю.

— Мне еще рано в ад! — с истерическим хохотом прокричал воин, тщетно сражаясь с черной паутиной оплетающей его тело и медленно высасывающей из него жизнь.

— А та не попадешь в ад, Изгой. Я пришел за твоей душой, которую ты обещал нашему Повелителю. Я пришел за тобой. Предатель, убивающий своих же друзей по оружию, дезертир, убийца. За твою голову назначена награда и если не сдохнешь здесь, тебя все равно рано или поздно четвертуют за преступления перед вашим богом и людьми. Ты готов предстать перед тем, кого так звал в глубине своей черной души? Посмотри, они ждут тебя, чтобы поживиться твоей плотью.

Воин повернул голову и дернулся от ужаса на него, как пауки, ползли непонятные существа с оскаленными ртами и горящими красными глазами. Один из них подобрался так близко, что Мстислав увидел как сверкнули острые как бритва клыки. Еще миг и они вонзятся в его ногу. Мужчина резко махнул мечом, и голова чудовища тут же откатилась в сторону, но к ужасу воина она появилась снова, спустя мгновение.

Черная тень выпрямилась, махнула рукавом, и чудовища отползли назад. Мстислав увидел, как под капюшоном блеснули красным сполохом дьявольские глаза. Мужчине все еще казалось, что у него бред, предсмертная горячка. Рука уже потянулась осенить себя крестным знамением, но перед глазами встало мертвое лицо матери и пальцы сжались в кулак. Тень захохотала и жуткий, скрипящий смех эхом прокатился по выжженной земле.

— Кто ты? — выкрикнул воин, — Кто ты такой, чтобы выносить мне приговор? Ты смерть? Так я тебя не боюсь.

Теперь жуткий смех зазвучал у него в голове. Мстислав вздрогнул и сжал сильнее меч окровавленными пальцами.

— Я не смерть, Изгой. У смерти много лиц. Каждый видит ее образ по–своему. Я лишь исполняю твою волю и воплощаю твои темные желания. Ты желал продать душу моему Повелителю и я здесь. А смерть? она намного ближе, чем ты думаешь. Ее не нужно искать, она ходит за тобой по пятам.

Мстислав с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, вонзил меч в землю, чтобы опереться на него. Перед глазами стелилась красная пелена.

— Значит, ты не пришел меня убить?

— Нет. Ты и так умрешь. Через несколько часов истечешь кровью, и вороны склюют твое мясо, а звери обглодают кости.

Мстислав криво усмехнулся и посмотрел на тень. Там, под черным плащом скрывалась пустота, только красные глаза поблескивали в сумраке, обжигая холодным сиянием. Дул пронизывающий осенний ветер и темно–бордовые листья, кружась в воздухе падали на окровавленную землю.

— Кто ты? И что ты хочешь мне предложить?

Темная фигура исчезла, и вдруг появилась позади Мстислава, распространяя ледяной холод, настолько сильный, что у раненного даже пар пошел изо рта, а по телу пробежала дрожь.

— Я — Асмодей. Дух. Демон. Называй, как хочешь. Я вербую воинов тьмы. Рыцарей свиты нашего Повелителя. Исполнителей. Если ты согласишься служить ЕМУ, то станешь его личным палачом в мире бессмертных. Повелитель вынесет приговор, а ты приведешь в исполнение. Ты будешь наказывать тех, кто попрал наши законы. Взамен ты получишь бессмертие и власть. Разве ты не хочешь найти свою младшую сестру, Изгой? Я дам тебе несокрушимую силу. Я дам тебе все, о чем только мог мечтать смертный и к чему стремиться бессмертный — абсолютную власть.

Мстислав попытался схватить тень за полу плаща, но та резко исчезла и теперь появилась с другой стороны.

— Ну, так как ты согласен, Мстислав? Или мне оставить тебя подыхать здесь от жажды и истекать кровью? А как же клятва, данная умирающей матери? Или ее ты тоже предашь?

Мстислав взмахнул мечом из последних сил, и упал на землю, корчась от боли. Тень склонилась над ним.

— Соглашайся… Я подарю тебе новую жизнь, Изгой. Отныне ты будешь решать, кому и как умирать. Ты перестанешь бояться смерти. Отныне ты будешь знать, как она выглядит, ведь ты будешь видеть ее отражение в зеркале…

 Глава 1

Я чувствовала, как мое плавно тело извивается, напрягаются мышцы, и приятная боль растекается по натянутым, словно струна, венам. Руки взмывали в воздух, будто крылья птицы, а пальцы ног поджимались и скользили по паркетному полу. Спина изгибалась назад, перед глазами все плясало, крутилось как в хороводе. Внутри нарастало мощное чувство полета, эйфории, экстаза ни с чем несравнимой иллюзии невесомости. Со мной это происходило всегда, когда я танцевала. Мир переставал существовать, я уносилась вслед музыке, перевоплощалась, жила в теле образа, который передавала движением тела. Я даже забыла, как волновалась перед пробами, перед этим решающим для меня просмотром. В этом танце заключалась жизнь. Моя жизнь. Мое будущее, то, каким оно станет уже через несколько минут, когда стихнет музыка. В этот момент забывалось все: и постоянная боль в мышцах, и головокружение от нескончаемых тренировок, нечеловеческая усталость, в кровь стертые пуантами пальцы. Музыка нарастала как крещендо, она вибрировала вместе со мной, взрывалась в сознании на мелкие атомы и растекалась по телу горячей лавиной. Ничто не могло сравниться с танцем. Только в этот момент я жила по–настоящему. Моя Одетта умирала, роняя руки–крылья, вздрагивая с последними аккордами великой музыки. Она умерла, а я воскресла. Снова увидела мир своими глазами. Музыка стихла и я поднялась с пола, чтобы увидеть свой приговор в глазах тех, кто эти несколько минут следил за каждым моим движением. Приемная комиссия, как суд присяжных, если не хуже и не жестче. Я смотрела в их лица и не могла прочесть ровным счетом ничего. И вдруг увидела, что вдалеке, между последними рядами стоит мужчина. В зале царил сумрак, но, тем не менее, я заметила, что мужчина блондин, яркий блондин. Цвет волос удивительный слишком светлый чтобы быть натуральным, его волосы переливались как лунное серебро, черты лица плохо видны, но даже издалека видно насколько они правильные. На миг наши взгляды встретились и я вздрогнула как от удара током. Мне показалось что он заглянул мне в душу при том так глубоко, что вывернул ее наизнанку. Сердце дрогнуло и замерло как от страха. Или когда дух захватывает, если летишь вниз с высоты. Как он попал сюда? Кто он такой? Как его пропустили в залу во время вступительного экзамена?

— Спасибо Грановская. Вы свободны. Следующая…

Я тут же перевела взгляд на Марью Ивановну, главного балетмейстера труппы и словно очнулась ото сна. Снова бросила взгляд на незнакомца, но с удивлением увидела, что в зале кроме членов приемной комиссии больше никого нет. От удивления я не могла пошевелиться с места.

— Вы слышали? Спасибо за выступление. Мы вам перезвоним. Спасибо.

Марья Ивановна посмотрела на меня из под очков колючим взглядом и с нескрываемой неприязнью. Я гордо вздернула подбородок и покинула сцену.

И все? Вот так просто? Никакой надежды. Если прошла — позвонят, если нет — даже утруждаться не станут. Мне было обидно. Так обидно, что на глазах выступили слезы. Я мечтала попасть в эту труппу, мечтала, чтобы меня приняли в театр. Я тренировалась днями и ночами, я репетировала как безумная фанатичка, стирая пальцы в кровь, растягивая спину и корчась от болей. А мне вот так просто сказала: 'вы свободны'? Где справедливость в этом мире? Да, я далеко пробилась. Девочка–провинциалка, приехавшая в балетную школу–интернат из деревни. Старшая сестра в большой семье, где экономили каждую копейку, чтобы я могла учиться. И что теперь — безызвестная труппа Новикова? Кордебалет? Частные концерты вип персонам? Чего я добилась? Слезы навернулись на глаза, и я отошла к окну на лестничной площадке, распахнула его настежь и вздохнула полной грудью. Школу балета я окончила с отличием, теперь мне нужна была работа. Постоянная, в этой труппе, в театре. Самой лучшей в столице. По лестнице спустился известный хореограф, он был в комиссии несколько минут назад. Я его хорошо знала, он преподавал в нашей школе.

— Александр Игнатьевич, простите….

— А, Дианочка? А ты почему не уехала? Ответы будут через несколько дней.

Я сама от себя не ожидала такой отчаянной наглости, но схватила его за руку и прошептала:

— Скажите мне сейчас, пожалуйста. Я вас умоляю, я могу надеяться?

Он тяжело вздохнул.

— Диана, ты, несомненно, талантлива, у тебя могло бы быть великое будущее, но…

Всегда это проклятое 'но'. Почему в моей жизни без этой приставки ничего не случается?

— Но без спонсора, покровителя туда тебе не пробиться. Я поставил тебе высокую оценку, а другие…другие получили приличную сумму чтобы в труппу попала другая девушка.

Он виновато потрепал меня по щеке.

— Не волнуйся. Такая красавица как ты не пропадет. Ты ведь у Новикова сейчас танцуешь, совсем неплохой коллектив. Концерты дают, платят хорошо. Что еще нужно? Сейчас многие в кордебалете. Не всем суждено становиться примами. Так что не горюй.

Он ушел, а я заревела от этой несправедливости. "Не горюй'. Да я волосы готова на себе рвать. Я готовилась к этим пробам несколько месяцев. Я работала как проклятая. Днем и ночью. Я отказывала себе во всем. Я даже не выступала с Новиковым — только репетиции. Как я мечтала, что мама с папой увидят меня по телевизору и будут гордиться, что воздадутся их старания, их вечная нищета и экономия каждой копейки ради моего будущего. В сумочке зазвонил сотовый и я автоматически ответила.

— Диана? Ну как? Мы за тебя все кулаки держали, — это Денис, мой партнер у Новикова.

Я всхлипнула и он все понял. Несколько секунд молчал, а потом сказал.

— Ну ты понимаешь, что на это место конкурс большой и пробиться очень сложно.

— Понимаю, — пропищала я, глотая слезы.

— Не плачь. У нас сегодня внеочередное выступление. Так что я даже рад, что ты к нам вернешься. Танцуем для Вышинского в его загородном доме. Там целый амфитеатр на улице и заплатят нам прилично. Для меня ты — наша прима. Так что вытри слезы и дуй сюда. Мы как раз репетируем, твоя замена приболела.

Я шмыгнула носом, и ответила, что скоро буду.

Вот и лопнули мечты как мыльный пузырь. Я вернулась туда откуда начинала. В никуда. Кордебалет — вот где мне место. Таким нищим оборванкам нечего метить в примы. Нет у меня богатого папика, нет спонсора и вообще никого нет. Вся моя жизнь балет. Я даже с мужчинами не встречалась. Никогда времени не было. Ночью сплю и танцую во сне, а утром продолжаю наяву. В перерывах кофе без сахара и любимые книги. Иногда родителям звоню, если деньги есть чтобы счет в сотовом пополнить. С каждой зарплаты шлю половину домой. Там три братика, все еще в школе учатся. Пришло мое время высылать им деньги. Хватит родителям пахать для меня. Пришел и мой черед. Только как я скажу, что в театр меня не взяли? Как скажу, что все их мечты не сбылись, а годы тренировок потрачены впустую? Как?

Я открыла двери своей квартиры и швырнула сумку на пол. С горя хотелось съесть черного шоколада и выпить вина. Непозволительная роскошь для балерины. Шоколад я последний раз кушала на выпускном и то парочку кубиков. А шампанское, его я даже не пробовала. Может и к лучшему все? Что я видела в этой жизни кроме станка и пуантов? У меня даже мужчины никогда не было. Пару поцелуев и тисканье с напарниками в школе не в счет. Мне сейчас двадцать один год, я девственница, я никогда не пробовала спиртное, не ходила на дискотеки и вообще я выпала из жизни. Однокомнатная квартирка на окраине города с соседом алкоголиком, пустой холодильник, старый раскладной диван и кухонька два на два метра. В комнате на всю стену станок и зеркало. Даже телевизор и тот маленький и ему лет больше чем мне наверное. Хозяин квартиры притащил как то, сказал что надо мне и новости иногда смотреть.

Я наскоро съела яйцо всмятку, запила несладким чаем и прихватив сумочку с косметикой и тренировочным костюмом выбежала из квартиры. Моя старенькая "шкода фелисия" стояла под домом и сиротливо поблескивала мокрыми стеклами.

Вышинский…Вышинский. Похоже, я о нем слышала, но кто это такой вспомнить не могла. Да и черт с ним. Какая разница? Главное нам хорошо заплатят. Я бросила взгляд на часы — опаздываю. Достала из сумочки сотовый и позвонила Денису поглядывая по сторонам.

— Дэн. Это я. Ага, опаздываю. Куда ехать? Я сама доберусь. Поняла. Что за глушь такая. Хорошо. Через полчаса буду.

Странно. Никогда не слышала, чтобы такие известные люди жили на самой окраине города, где даже машины не ездят, не то, что общественный транспорт. Я точно знала, что там нет ни спального района, ни жилых секторов. Пожала плечами. Может недавно построили. Уже стемнело, и все реже мелькали дома и попадались встречные автомобили. Нет. Решительно не помнила, чтобы здесь были постройки. Так, куда там нужно повернуть? Дэн сказал, что скоро должен быть указатель. Ага, вот и он. Совсем новый, будто недавно поставили, а дорого и вовсе непроходимая. Здесь на джипе надо ездить, слава богу, моя "шкода" с высокой посадкой, а то бы застряла здесь в этой белой заснеженной пустыне. Ну и где здесь может быть дом Вышинского?

Словно в ответ на мои мысли я увидела, как дорога свернула влево и тут же из за деревьев передо мной возник шикарный особняк, словно из ниоткуда. Я увидела наш автобус и поняла. Что ребята уже приехали. Удивительно, что кроме нашего транспорта здесь больше не было ни одного автомобиля. А кто тогда будет на нас смотреть? Для кого мы выступать будем?

Я припарковала автомобиль неподалеку от дома и вышла из машины. Шел мелкий колючий дождь со снегом. Навстречу мне никто не вышел. Я толкнула массивную дверь и вошла в дом. Если снаружи он казался большим, то внутри он был просто огромен. Высокие потолки как во дворце, темные стены, покрытые темно- серебристой краской, украшены картинами. Под ногами мягкие ковры. Мебель вычурная, так же украшенная темно серебристыми завитками, на потолках лепка и шикарные фрески со странным сюжетом, больше похожими на рисунки Валеджио*1

— Добрый вечер, — от неожиданности я вскрикнула и обернулась. Позади меня стоял немолодой мужчина в строгом костюме.

— Вы танцовщица?

— Балерина, — поправила я.

— Зала для репетиций там. Спектакль начнется через сорок минут. Вы опоздали.

Он совершенно проигнорировал мое замечание. Совершенно бесстрастный как робот. Я пошла в ту сторону, куда мне указал этот истукан, который не потрудился даже представиться. Что за тишина? А где же гости? Зрители? Наконец я услышала знакомые аккорды, голоса ребят из труппы и воспряла духом. Толкнула дубовую дверь и тут же про все забыла. Увидела Дэна и девочек, усердно разогревающихся возле станка. Новикова, как ни странно не было, Дэн заменял хореографа и выкрикивал замечания балеринам, заметил меня и махнул мне рукой.

— Грановская у нас всего полчаса. Иди в гримерку и переоденься. Мы пока без тебя прорепетируем — ты свое соло хорошо знаешь и так.

Я быстро забежала в небольшое помещение с зеркалами и удобными креслами. Бросила сумочку на топчан, сбросила куртку. Переоделась с молниеносной быстротой. Всегда, когда надевала белую пачку и пуанты, мною овладевало знакомое чувство скорого полета. Где бы я ни выступала. Будь то актовый зал или театральная сцена, на которой мне посчастливилось побывать пару раз в жизни или на таких спектаклях. Меня охватывала дрожь предвкушения. Я любила балет. Я им жила и дышала, сколько себя помнила. Я могла танцевать даже для себя, но танцевать. Жизнь без пуантов не имела смысла. Мама заметила это во мне еще в самые первые дни когда отдала в кружок балета. Уже через месяц меня заметили и перевели в балетную школу, а еще через два года я переехала в интернат. Мне пророчили будущее, великое будущее, меня кормили ложными надеждами и родители и мой хореограф знаменитая Татьяна Васильева, а когда она умерла вся моя уникальность исчезла под грузом реальности — в наше время талантливых мало кто замечает. Сейчас важно чтобы у родителей было денег побольше или чтобы девушку содержал и продвигал богатый спонсор. Я не могла похвастать ни тем, ни другим. Я смотрела в зеркало и привычными движениями наносила грим на глаза.

"Они должны быть яркими и выразительными, они должны отражать твою героиню. Ты должна стать ее, Диана. Перевоплотиться, перенестись в ее тело. Какой ты видишь Одетту? Твою любимую героиню? Какая она? В твоем представлении?"

В моем представлении она жертва. Ее заменила более яркая и успешная соперница, суррогат так похожий на нее, но, тем не менее, фальшивый. Только всем он пришелся гораздо больше по вкусу, чем оригинал. Так как и в моей жизни. Зачем играть, когда реальность ни чем не лучше?

Я подвела губы и надела на голову своеобразную корону из перьев. В гримерку зашел Денис. Он будет исполнять партию принца, как всегда. Мы годами выступали вместе, с самого первого дня как я пришла в труппу Новикова.

— Ты как?

Я улыбнулась ему через зеркало.

— Бывало и хуже. Я в порядке.

А слезы обиды снова навернулись на глаза.

— вот скажи почему некоторым достается все не прелагая никаких усилий, а кто то вкалывает не покладая рук и не жалея сил и всегда не удел. Почему?

Денис подошел ко мне сзади и обнял за плечи.

— Потому что этот мир несправедлив. Ты слишком долго жила в своей реальности и Татьяна Дмитриевна слишком обнадеживала тебя изо дня в день поддерживая в тебе уверенность в том что ты гениальна. Ее не стало, а ты наконец то увидела мир таким какой он есть на самом деле. Нам пора. Ты готова?

— Готова.

— Девочки уже танцуют вступление. Скоро твой выход. Незабываемое соло. Приободрись. Еще не все потярено. Можно попробовать через год. Давай. Покажи им что такое настоящая балерина. Дай им Одетту, дай им Одиллию.

Денис всегда умел меня поддержать, он был мне как старший брат, как истинный друг и товарищ. Самый настоящий. Может кому то и казалось, что мы пара, но это было лишь мифом. Партнеров по танцу всегда подозревают в романтических отношениях. С Денисом нас связывали дружеские чувства. По одной простой и никому неизвестной причине. Ему не нравились женщины. Только я единственная, кто знал об этом. Я и его любовник. Остальные считали Дениса ярым бабником, повесой и покорителем женских сердец. Впрочем последнее было правдой. Денис разбивал женские сердца одним лишь взглядом, но отдавал свое только одному мужчине. Я старалась не задумываться об этой стороне его жизни, а он меня в нее не посвящал. Только одни раз мы поговорили об этом несколько лет назад, и с тех пор эта тема была закрыта. Я не спрашивала, а он не рассказывал. Не то чтобы мне это претило или вызывало раздражение, но однозначно я не одобряла однополые связи, но разве я вправе кого то осуждать?

Как только я выбежала на сцену, освещенную яркими софитами, то тут же с удивлением отметила, что небольшой зал наполнен до отказа. Когда только успели все приехать? В зале, по меньшей мере человек двадцать. Аплодируют, улыбаются. Обыкновенная публика, хотя нет. Обыкновенной ее назвать нельзя. Все люди молоды и привлекательны. Даже странно. Обычно молодежь не тянет смотреть спектакли. Наша аудитория всегда на пару десятков лет старше. Не без молодежи, но по большей степени это взрослые люди, перешагнувшие за сорокалетний рубеж. Сегодняшняя же публика не старше тридцати.

После первых аккордов я слилась с музыкой, с танцем и как всегда забыла обо всем. Потом ко мне присоединился Денис. Я танцевала самозабвенно, скользя по залу как невесомая комета, извиваясь в руках умелого партнера, изображая истинную страсть всеми мускулами своего тела. Спектакль состоял из трех действий. После первого небольшой перерыв, а после второго антракт, но как сообщил мне Денис, сегодня перерыв будет всего лишь десять минут, а антракт сократится до пятнадцати. Потом мы примем участие в банкете хозяина и отправимся по домам — заплатят наличкой на месте. Привычный сценарий в таких случаях. Только вот банкет в мои планы не входил, и я собиралась уехать сразу после спектакля.

Закончилось первое действие нам бурно аплодировали, и я кланялась публике, все еще поражаясь насколько молоды гости, да и сам хозяин. Как вдруг меня снова словно током поразило — среди гостей я увидела незнакомца с белыми волосами. От неожиданности и удивления я замерла и уставилась на него до неприличия пристально. Он не аплодировал. Просто стоял в стороне, сложив руки на груди, и смотрел на меня. Теперь я могла рассмотреть его получше. На вид мужчине лет двадцать пять. Самое удивительное в нем волосы. Настолько светлые, что слепило глаза и длинные, ниже плеч. Никогда не могла предположить, что с такой прической можно выглядеть настолько мужественно. И глаза. Никогда не видела такого цвета глаз. Они казались настолько прозрачными и светлыми, что я решила — это линзы. Какого они цвета определить было довольно трудно. Скорей всего светло–серые как сталь. Таким же был и его взгляд. Он снова прожигал меня насквозь. Его лицо привлекало своими грубыми, но вместе с тем правильными чертами. Нос с горбинкой. Щеки покрыты щетиной, чуть темноватой по сравнению с волосами. Его красота ослепляла, резала глаза и вместе с тем пугала. Мрачная красота,,, полная тайн. Его рост впечатлял, так же как и телосложение. Высокий, под два метра. Мужчина казался огромным, мощным, широкие плечи, массивная шея. Он походил на пантеру, словно под кожей струится жидкая ртуть и он готов к охоте. Волосы это единственное светлое пятно во всей его внешности. Несмотря на то что мы находились в помещении на нем надет длинный черный кожаный плащ, расстегнутый спереди, на руках перчатки. Я снова посмотрела на его лицо и в этот момент софиты осветили его настолько ярко, что мне захотелось зажмуриться. Но я не могла оторвать от него взгляд. Сердце дернулось в предчувствии чего то неизведанного и мощного. В тот же момент я заметила, что правая сторона его лица изуродована шрамом, извивающимся зигзагом молнии. Шрам появлялся из под волос на лбу, спускался к правому глазу и спускался к подбородку. По всем законам природы его глаз должен был пострадать, но тем не менее даже издалека я видела, что со зрением у него все в порядке. Он смотрел на меня. Мне в глаза. Мне в душу.

Денис дернул меня за руку и я наконец сумела оторваться от незнакомца.

— Что с тобой? Ты словно призрак увидела. Идем. У нас всего лишь десять минут. Хоть воды попить.

Я снова посмотрела в толпу, но, как и в прошлый раз незнакомец исчез. Мы вернулись в гримерку. Девочки сидели в креслах, поправляли макияж, они весело щебетали, обсуждая гостей и хозяина дома. Я подошла к своему креслу и вздрогнула на столике лежала красная роза. На белом дереве она казалась кровавым пятном. Я взяла цветок и поднесла к лицу. Не пахнет. Словно мертвая. Я потрогала лепестки, убеждаясь, что роза настоящая.

— Ух ты, Грановская, а у тебя тут скрытый поклонник, — усмехнулся Денис.

— Да, я никого из них не знаю. Ты говорил, что мы едем к Вышинскому, если помню он видный политик, а тут одна молодежь.

— Насколько я понял это особняк его сына. Так что самого Вышинского здесь нет.

Я кивнула, положила розу на столик. Снова подумала о незнакомце, и сердце тут же отозвалось легкой дрожью, а в животе затрепетали бабочки. Со мной такого раньше никогда не случалось.

Спектакль окончился. Нам аплодировали, даже поднесли цветы. Я искала глазами светловолосого мужчину, но так и не увидела его больше. Вот и все. Я могу уехать, а все остальные пусть веселятся. Я слишком устала сегодня. Мы уже успели переодеться и ждали когда с нами рассчитаются за спектакль.

— Диана, ну останься хоть на пару часиков. Завтра выходной, некуда торопиться.

— Я не люблю эти вечеринки. Ты же знаешь.

— Как всегда будешь одна дома сидеть? Со своими книгами? Сколько можно прятаться от жизни?

Денис положил руки мне на плечи.

— Я знаю, что ты все еще расстроена после отказа, но ведь это не конец света. Давай, немного развеешься. Забудешься.

В этот момент в гримерную зашел молодой мужчина.

— Эээ. Мы так не договаривались. Все остаются в качестве гостей.

Это, наверное, и есть хозяин дома. Сын Вышинского. Красивый, статный немного бледный и в глазах сухой блеск. Холодный блеск.

— Все остаются кроме меня. Я немного устала.

Мужчина улыбнулся, хоть эта улыбка и обнажила красивые ровные зубы, мне он показался неприятным, даже мороз пробежал по коже.

— Когда я договаривался с вами, я говорил, что вы пробудете здесь до утра, и за это вам будет уплачено. Поэтому свои деньги вы получите только после банкета. Кстати в честь моего дня рождения.

Он улыбался, но в его тоне сквозило раздражение.

— Поздравляю. К сожалению, я остаться не могу, но все остальные сделают это с превеликим удовольствием.

— Останутся все, — отрезал хозяин дома и наши взгляды встретились. Я опять почувствовала, как в глубине души поднимается волна протеста и раздражение.

— Ну, пожалуйста, я обещал гостям. Вы солистка, ваше присутствие более важно чем всех остальных. Здесь ваши ярые поклонники.

Он старался говорить помягче, гипнотизируя меня темными глазами и продолжая улыбаться.

— Не останетесь, ваши друзья не смогут получить всю сумму денег. Ведь у нас договор по часам.

Вот и все. Он нашел мое слабое место, словно все это время прощупывал меня, ища на какую кнопку нажать. Конечно, я не могу подвести всех остальных и лишить их положенного заработка. Во мне поднялась глухая ярость, но возразить я не смела. Чувствовала, как разговоры стихли и все ждали моего ответа.

— Хорошо. Я останусь.

Хозяин дома снова улыбнулся.

— Чудесно. Мы ждем вас в зале.

Когда он вышел, я смирила Дениса гневным взглядом. Это он договаривался с Вышинским. И он прекрасно знал, что мне придется остаться, только предпочел не говорить мне об этом заранее.

— Сволочь ты, Дэн.

— Да ладно. Ты мне спасибо скажешь. Отдыхай.

— Иди к черту, урод.

Он усмехнулся, попытался меня обнять, но я передернула плечами и послала его уже в грубой форме.

— Ну и дуйся. А я пошел развлекаться. Все нахаляву. Может, познакомлюсь с кем то.

Мне хотелось сказать ему гадость, но я сдержалась. Мне не нравился этот дом, меня бесил Вышинский, и я была зла на Дэна.

Чертов Дэн. Если бы я знала, что мы останемся на банкет я бы и оделась иначе. Ну, вот как выйти к гостям в джинсах и свитере? Без нормальной прически и со сценическим гримом? Я вздохнула и посмотрела в зеркало. Нелепость. Я даже рассмеялась. Одетта в джинсах. Весело и грустно, как и все в моей жизни. На лице глаза выделялись ярким пятном. Подведенные угольно–черным карандашом с накладными ресницами они больше походили на глаза куклы. Только у кукол глаза голубые, а у меня карие, с какими то крапинками, так что с трудом можно определить их цвет и волосы в мире блондинок явно подкачали — я брюнетка. Ладно бы жгучая, а так мои космы скорее темно–коричневые, а не черные. Никакой смуглости свойственной темноволосым. Моя кожа белая как пергамент. Загорай не загорай, а я обгорю, облезу и снова буду белая. Ну и на кого я похожа? На бесформенного подростка. Худющая, мелкая, грудь разве что только название. Росту у меня с каблуками метр шестьдесят. А так как я каблуки не ношу, стопы и пальцы ног не позволяют — слишком вывернуты и искривлены от тренировок. Так что росту во мне метр пятьдесят пять. Как остановился в шестнадцать лет так и не сантиметра не прибавилось. Иногда в некоторые заведения только с паспортом пускали. Теперь в этих джинсах, бесформенном свитере и с хвостом на макушке я похожа на пугало. Притом самое настоящее. У меня и так глаза на пол физиономии, а с гримом они и вовсе как анимешные. Ну и черт с ними со всеми. Пойду как есть. Через час все напьются, и всем станет все равно, как я выгляжу, тогда я быстренько смоюсь домой. Почему то вспомнился незнакомец и я впервые искренне пожалела, что не родилась высокой статной блондинкой с длинными ногами, большой грудью и голубыми или зелеными глазами. Глаза. Больное место. В детстве меня называли гномом и жабой. Я тяжело вздохнула, решительно завернула волосы в узел и вышла из гримерки. Музыка тяжелыми басами била по мозгам. Гости развлекались, и я видела, как веселятся девочки из труппы. Дэн куда то пропал. Я осмотрелась по сторонам и заметила, что у стойки бара никого нет. Направилась туда и с трудом влезла на высокий стул. Ноги даже до перекладины не доставали. Бармен вопросительно на меня посмотрел.

— Что будет юная мадам?

Я усмехнулась. Что за пафос? Тоже мне "мадам", я и на "мадмуазель" с трудом потяну.

— Мадам будет, — я задумалась. Как же хотелось заказать шампанское или вино, но я все же заказала привычный апельсиновый сок.

— Бармен, налей мне "Бельведер", неразбавленный.

Я обернулась и поперхнулась от неожиданности соком. Передо мной стоял незнакомец. Вблизи он казался еще огромней. Несмотря на то, что я сидела на высоком стуле, он все равно был выше меня на две головы. Теперь я видела его совсем рядом, и мне стало тесно. Даже трудно дышать. Сердце билось так сильно, что даже ком в горле застрял. Теперь он уже не казался мне таким молодым. На вид лет тридцать пять. Скорее из за тяжелого взгляда и очень мрачного выражения на красивом лице. Даже не мрачного, а угрожающего. ОПАСНОСТЬ. В каждой его черточке, в каждом движении. Опасность во всем. Человек не может быть настолько красив и в то же время ужасен. Впервые вижу чтобы красота пугала, притягивала и отталкивала одновременно. Его жуткий шрам внушал ужас. Я даже представить себе не могла, чем можно было нанести такое увечье. Его словно порезали ножам с острыми зубьями, или подрало когтями невероятное чудовище. И все равно, несмотря на этот недостаток, он был невероятно…да, черт возьми, сексуален. Я никогда раньше не понимала смысла этого определения, но сейчас ничего другого на ум не приходило. Под его взглядом, по телу пробегала дрожь, низ живота сводило судорогой, а сердце билось в горле. Теперь я видела цвет его глаз и чем больше в них смотрела, тем больше понимала, что это не линзы. Да, у этого мужчины светло–сиреневые глаза, ближе к синему, но все же сиреневые и настолько светлые, словно в радужках расплавилась сталь. Я все еще не могла понять натуральный ли цвет волос у этого загадочного мужчины или это краска. С современными мужчинами никогда нельзя быть уверенной. Например, Дэн, красил волосы и даже ресницы. Но этот мужчина был мужчиной с большой буквы и его ориентация не вызывала никаких сомнений. С ним рядом, даже драная кошка почувствует себя женщиной.

— Можно мне еще сока? — выдавила я, обращаясь к бармену и не сводя глаз с незнакомца. Голос сел. Каждое слово давалось с трудом, когда он так на меня смотрел. Мужчина усмехнулся, но улыбка не затронула его глаз. Они жили своей жизнью и несмотря на холодный перелив серого и сиреневого, они прожигали меня насквозь. И вдруг внутри, в подсознании прозвучал отчетливо мужской голос:

"Уходи отсюда. Просто встань и уйди. Прямо сейчас"

Я тряхнула головой.

— Вы что то сказали?

— Кроме того, что заказал себе выпивку ничего, — даже тембр его голоса заставлял вибрировать каждую клеточку моего тела.

— Я не могла видеть вас раньше?

Вспомнился силуэт с белыми волосами во время просмотра в театре. Спросила и тут же пожалела об этом.

— Нет.

Отрезал он и повернулся к бармену. Как только я перестала чувствовать тяжесть его взгляда, то наконец то вздохнула полной грудью, сползла со стула, чувствуя, что мне немедленно нужно умыться холодной водой.

Так мне и надо. На таких как я такие мужчины не смотрят. Для них я мышь серая или нет, гораздо хуже — для них я пустое место. Я озиралась по сторонам в поисках заветной дамской комнаты, но как назло коридор не кончался, и я блуждала как Алиса в Стране Чудес. Все двери оказались запертыми. Кроме одной, вдалеке, она была приоткрыта и я видела внизу полоску света. Спрошу где здесь туалет, не то заблужусь.

Потом, вспоминая, когда именно моя жизнь изменилась, и я перестала быть просто Дианой Грановской, я вновь и вновь видела перед глазами именно этот момент.

Когда я заглянула в дверной проем, то почувствовала, как к щекам прилила краска. Я увидела двух мужчин, и то как страстно они сжимали друг друга в объятиях, не оставляло сомнений в том чем они сейчас занимались. Я узнала каштановые волосы Дэна. Руки его любовника скользили по голой коже, а лицо спряталось на плече моего напарника, тело которого содрогалось от экстаза. Любовник страстно целовал его в шею. Я уже хотела уйти, как вдруг заметила, что по спине Дэна стекает что то темное, тонкой струйкой. Я присмотрелась, напрягая зрение. В комнате царил полумрак. Внезапно любовник Дениса приподнял голову, и я почувствовала как от ужаса поднимается каждый волосок на моем теле. На меня смотрело чудовище. Ничего подобного я не видела никогда в жизни. От страха все мое тело свело судорогой, и я не смогла даже пошевелиться. Глаза монстра сверкали зеленым фосфором, рот оскален и я видела окровавленные губы и клыки. Теперь по спине Дэна хлыстала кровь, и я почувствовала ее солоноватый запах. Я медленно попятилась назад. В горле застрял крик. Но прежде чем я успела пошевелиться, монстр бросил Дэна как тряпичную куклу, тело соскользнуло на пол, и я увидела широко распахнутые, остекленевшие глаза моего партнера. В два прыжка убийца оказался возле меня. Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами, а пошевелиться не могла. Теперь я уже видела, что передо мной не чудовище, а Вышинский. Его рот окровавлен и по подбородку стекает алая жидкость. Кровь Дэна.

— Добро пожаловать в ад, Одетта, — и он захохотал. Я хотела бежать и не могла, его взгляд приковывал к месту. Он гипнотизировал меня как удав маленького кролика.

"Не шевелись. Стой на месте"

Он управлял мною, моим телом. Я судорожно глотнула воздух, а Вышинский вдруг возник с другой стороны.

— И все же женщин я люблю больше. Особенно таких маленьких и нежных. Ты как диковинный цветок. Я заметил твой огонь еще несколько лет назад, когда впервые увидел. Полакомится тобой, стало моей тайной мечтой. Ты и есть мой подарок на день рождения. Спасибо твоему напарнику, который искренне считал, что я восхищаюсь его тщедушным тельцем. Хотя на ужин самое оно.

Он принюхался ко мне как зверь и снова оскалился, увидев, как блеснули клыки, я зажмурилась. Я сплю. Это кошмар. Я сейчас открою глаза, и все это исчезнет. Господи, пусть все это будет сном. Вампиров не существует. Не существует. Я распахнула глаза и закричала от дикого ужаса. Вышинский приблизился ко мне и рассматривал меня как диковинную зверушку, он обнюхивал мое лицо и его дьявольские глаза сверкали в темноте.

— Эй, — голос возник из ниоткуда, и монстр обернулся, я вместе с ним. В проеме двери стоял незнакомец с белыми волосами.

В тот же момент, словно в замедленной съемке, я увидела, как незнакомец поднял руку, завел за голову и достал из за воротника плаща меч. Вышинский вскинул голову и встретился взглядом с незваным гостем. Я скорее прочла по губам, чем услышала: "Изгой". Меч с тонким сверкающим лезвием взметнулся вверх, резкий взмах и голова хозяина дома слетела с плеч, на меня брызнула темная липкая жидкость, прежде чем я поняла, что кричу, мужчина закрыл мне рот рукой. Его глаза полыхали, как и у хозяина дома несколько секунд назад, только у этого они были красными.

Я в ужасе дергалась в его руках. Но сражаться с ним, словно пытаться сдвинуть с места скалу. Он выкован из железа, плоть не бывает настолько твердой, если она живая. Я тряслась от ужаса, меня тошнило, я чувствовала приторный запах крови. На моих глазах только что убили человека. Просто отрезали голову, как свинье на бойне. Я все еще хотела верить, что Вышинский был человеком

— Ни слова, ни звука, — процедил незнакомец, он отнял руку от моего рта, и я, посмотрела на убийцу:

— Вы…убили его, — прохрипела я, в ушах бешено бился пульс. От ужаса все мое тело свело судорогой.

Ледяные глаза царапнули меня презрением.

Я вырвалась каким то чудом из его рук и бросилась бежать, оглядываясь назад и видя, что он меня не преследует. Я рыдала от страха и первобытного желания спрятаться, скрыться от кошмара. Вбежала в залу и заорала как ненормальная. На полу лежали мои девочки, мои подруги. Все они были мертвы. Их глаза смотрели в потолок на жуткие фрески, они раскинули руки как умирающие лебеди из нашего балета. На полу растекалась кровь. Она подбиралась к носкам моих туфель. Я бросилась обратно в коридор, лихорадочно вспоминая, где же здесь дверь. В этот момент что то мелькнуло надо мной и приземлилось совсем рядом. На меня надвигались несколько фигур. Я не видела их лиц, только горящие глаза.

На ум пришло, что нужно начать молиться и притом немедленно. Эти твари сейчас растерзают меня, как и всех моих друзей. Я, похоже, последняя кто остался в этом проклятом доме в живых.

— Отче наш…сущий на небесах…Господи!

В тот же момент я увидела, как взметнулась еще одна тень, и между мной и монстрами возник чей то силуэт. Я услышала свист рассекаемого сталью воздуха и крики. Воспользовавшись моментом, опять бросилась бежать, спотыкаясь и падая, пытаясь найти выход из этого лабиринта. Наконец то я выбралась на улицу и бросилась по снегу к своей машине. Пальцы заледенели, и я вспомнила, что сумочка с ключами осталась в проклятом доме.

— О господи…Что же это такое?

Я лихорадочно осмотрелась по сторонам и увидела камни, украшающие подъездную дорожку. Схватив один из них, я разбила стекло в машине и открыла дверцу. И что теперь? Я все равно не смогу завестись.

Услышав резкий звук удара сверху, я вскрикнула и подняла голову. На крыше моей машины стоял еще один монстр. Он смотрел на меня. А потом прыгнул и повалил меня в снег. От удара у меня закружилась голова, я задыхалась под тяжестью его тела. Перед глазами было жуткое лицо вампира. Я застыла, понимая, что теперь меня уже ничто не спасет. Меня сожрут, как и всех моих друзей. Это конец. В тот же миг голова монстра отделилась от тела и упала назад. Над ним возвышался все тот же незнакомец. Его белые волосы развевались на ветру, а глаза полыхали красным пламенем. Теперь он убьет и меня. Я истошно закричала, сбросила с себя мертвое тело. Ползком попятилась назад и вскочив на ноги побежала к дороге. Я молилась. Как в детстве. Как меня учила мама. Сжимая маленький крестик на груди, я, спотыкаясь, мчалась сквозь заросли и кусты. Позади меня послышался треск, и я обернулась, увидела, что проклятый дом полыхает в огне. В тот же момент подвернула ногу и упала, наверное, я ударилась головой, потому что в глазах потемнело, и я провалилась в черную бездну.

Глава 2

Никто

Грубые черные сапоги оставляли следы на белом покрывале снега, тут же исчезая под хрустальным слоем снежинок. Черный плащ Изгоя развевался на ветру, как и его белоснежные волосы. Наемник остановился возле бесчувственной девушки. На бесстрастном лице ни единой эмоции. Он возвышался над хрупким силуэтом черной скалой, как призрак.

"Смертные не имеют право знать о существовании нашего мира. Хоть ты и не прикасаешься к ним, в силу своего предназначения, но ты не вправе оставлять свидетелей. Таков закон для всех бессмертных и на тебя он тоже распространяется. Любой человек, проникнувший в нашу Тайну, должен умереть. Если остальные бессмертные имеют право обратить, то тебе оно не дано. Ты не можешь создавать себе подобных. Потому что ты — НИКТО"

Голос Амадеуса прозвучал так отчетливо, словно эти слова были сказаны не несколько сотен лет назад, а сейчас. Изгой не шевелился, он смотрел на девушку.

Потом резко вынул меч из ножен и занес над ней, целясь в самое сердце, замер, рука дрогнула, впервые за долгие пятьсот лет, и вернула стальной клинок обратно. Изгой снял плащ. Он наклонился и подхватил смертную на руки, выпрямился, посмотрел на свою ношу, на бледное личико, на ресницы припорошенные снегом. Смотрел долго, слега прищурившись. Он знал, что она живая. Слышал биение ее сердца, чувствовала ее дыхание и запах. Удивительный ни с чем несравнимый запах смертной женщины. Изгой знал, что скоро здесь появятся ищейки Братства и если он не смог уничтожить свидетеля, те дважды думать не будут. Удерживая Диану одной рукой, другой прикрыл ее плащом и исчез в темноте.

Предрассветная тишина самая глухая за все время суток. Замирает все живое. Или перед тем чтобы проснуться с первыми солнечными лучами, или для того чтобы уснуть до самых сумерек. В этом районе города сумерки были вечными. Для тех кто ютился в старых домах, в полуразрушенных квартирах с протекающей крышей, разбитыми лестницами, выломанными дверьми подъездов. Здесь жили те, для кого не имело значения, наступит ли утро вообще. Или те, кто не мог себе позволить жить в другом месте в силу обстоятельств и материальных возможностей. Район наркоманов, проституток и других отбросов цивилизованного общества.

Дворник Федот вышел на улицу, поднимая повыше воротник старого тулупа. В руках неизменная метла и тачка для сбора мусора и пустых бутылок, если только сможет их найти в этом гиблом месте, в котором их могли успеть собрать еще до него. Федот поправил шапку рукой в толстой рукавице, хлебнул самогона из баклажки. Занюхал рукавом и крякнул от удовольствия, чувствуя, как обжигающая жидкость разлилась по венам. Он осмотрел пустой двор, глянул на покосившийся фонарь и взялся за метлу обеими руками. В этот момент мимо него прошел мужчина. Дворник вздрогнул от неожиданности. Он мог поклясться, что пару секунд назад двор был совершено пустой. Мужчину он узнал. Да и как не узнать этого призрака, который вечно появляется из ниоткуда и исчезает в никуда? А его белые волосы? Не иначе — альбинос или поседел. Хотя на седину не похоже — молодой еще. Парень появился в их доме несколько месяцев назад. Квартиру. Хотя…квартирой эту халупу назвать трудно. Так вот Федот ее ему и сдал. А что? Денег лишних не бывает, а ему и в своей каморке неплохо. Там топчан, обогреватель и радио. А что ему старому еще нужно? Жилец платит исправно. Правда деньги только за сутки. Не на месяц вперед, ни даже на неделю, а только суточными. И в руки не отдает. Каждое утро Федот находит конверт с купюрами у себя за дверью. Как этот белобрысый умудряется проникнуть в запертое на замок помещение — загадка. Федот жильца побаивался. Нутром чуял опасность и старался не сталкиваться с парнем. Что то жуткое было в этом странном человеке с уродливым шрамом и в неизменном черном плаще. Федот почему то не сомневался, что того, кто нанес парню это увечье, уже нет в живых. Взгляд прожигает серной кислотой, и каждый волосок на теле поднимается от ужаса. Сердце начинает отплясывать танец страха, когда тот находится рядом. А Федот знал, что такое боятся не понаслышке.

Зато с появлением нового жильца на районе потише стало.

Вот и сейчас, появился как привидение, нес кого то на руках. Такой нелюдь и убить может — глазом не моргнет. Дворник посмотрел вслед удаляющейся черной фигуре и снова приложился к самогону. Впервые жилец вернулся не один. Интересно кого этот дьявол притащил в свое логово? Зайти в квартиру белобрысого Федот не решался. Один раз попробовал, так чуть не поседел от страха. Мало что даже после того как дворник отпер дверь ключом, та все равно не открылась, так еще и этот проклятый сзади появился и что то холодное к горлу приставил, а потом тихо, но зловеще сказал:

— По–моему я достаточно тебе плачу, чтобы ты не совал нос, куда не следует. Еще раз здесь увижу…

Федот решил не испытывать судьбу и больше не хотел выяснять что будет, если жилец снова увидит его возле дверей своей квартиры. Дворник перекрестился и принялся мести двор. Какое ему дело кого там притащил этот антихрист. Меньше знаешь — лучше спишь.

Изгой открыл обшарпанную дверь квартиры, и за ней оказалась еще одна — железная с кодом на замке. Уже через минуту наемник занес девушку в квартиру с очень низкими потолками. Голова Изгоя почти упиралась в него макушкой. Несмотря на скудную меблировку и явно нуждающиеся в ремонте стены, квартира была чистой, словно и не ступала сюда нога человека. В квартире всего две комнаты — одна меньше другой. В зале маленькое узкое окошко, диван и старый телевизор, а так же шкаф стол и стул. Во второй комнате кровать, которую, похоже, ни разу не использовали по назначению. Изгой внес девушку в спальню и положил на стеганое покрывало. Он раздумывал несколько секунд, потом приподнял ее, положил на подушку и укрыл плащом. Вышел из спальни и остановился посреди комнаты. Застыл на несколько минут. Вернулся обратно и подошел к девушке. Он смотрел на нее, не моргая и не шевелясь. Заметил, что при каждом выдохе из приоткрытого рта вырывается пар. Снова вышел в залу и подошел к окну. Дворник подметал улицы. Иногда старик потирал руки, сняв рукавицы, и из его рта тоже вырывались клубы пара. Изгой думал ровно секунду, через две он уже стоял позади дворника. Старик вскрикнул, когда увидел его.

— В доме холодно, — сказал Изгой, глядя Федоту прямо в глаза.

— Купите обогреватель или разведите костер, — усмехнулся Федот и снова взялся за метлу. Наемник сунул руку в карман и достал пачку купюр, не пересчитывая, ткнул в руки дворника.

— Достань, — и добавил, — сейчас достань.

Через несколько минут Федот принес свой старый обогреватель и поставил к ногам Изгоя.

— Это все что есть. Сейчас пять часов утра, новый можно купить только в девять. Когда магазины откроются.

Изгой поднял одной рукой тяжелый радиатор, который Федот с трудом дотащил, волоча по земле, и спросил.

— Как этим пользоваться?

Федот хотел было усмехнуться, он думал, что странный жилец пошутил. Но холодные сиреневые глаза оставались совершенно серьезными.

— В розетку воткнули и сам заработает.

Изгой смотрел на Федота ровно несколько мгновений.

— Идем, покажешь.

Дворник поставил обогреватель и показал Изгою как его включать. На самом деле он удивился, что за все это время в квартире ничего не было тронуто. Осматривал помещение и мурашки пробежали по коже, когда понял, что здесь даже свет все это время не включали. Выключатель покрылся пылью. Холод как на улице. Но ведь жилец кого то принес в дом. Видно, для этого "кого то" потребовался обогреватель.

— Свободен.

Изгой указал дворнику на дверь, а сам выключил обогреватель из розетки и понес в спальню. Федот переминался с ноги на ногу. Его одолевало любопытство. Кто там, в соседней комнате? Он сделал, было, шаг в строну спальни и чуть не вскрикнул когда Изгой появился на пороге.

— Уходи.

— Ладно. Если что нужно, я у себя. Помощь или еще чего, — пробубнел Федот, переминаясь с ноги на ногу.

Изгой проигнорировал последнюю фразу старика и проследил, пока тот не исчез за дверью. Странные эти создания — люди. Он не помнил, когда в последний раз разговаривал с ними. Да и вообще когда произносил хоть слово. С бессмертными слова не нужны — Изгой мог копаться у них в мозгах и разговаривать с ними мысленно. Все из за этого хрупкого существа. Изгой вернулся в спальню и включил обогреватель. Губы девушки посинели от холода. Придвинув радиатор поближе к постели Изгой повернул регулятор на всю мощность и через несколько минут почувствовал как нагревается воздух. Ему самому было все равно. Он не чувствовал ни жары ни холода. Наемник сел в кресло и вытянул ноги в сапогах. Он снова разглядывал свою гостью. Сегодня ночью он нарушил один из самых важных законов бессмертных — он не уничтожил свидетеля. Более того он вошел в контакт с людьми и привел человека в свое убежище. За это его могут покарать. Если узнают. Изгой сам не понимал, почему не смог убить эту смертную. Рука не поднялась.

Впервые он увидел эту девушку случайно. У него было задание на уничтожение, очередной заказ Повелителя. Сторож–вампир из клана Гиен, работающий в театре, убивал задержавшихся посетителей. Ищейки Братства не вышли на его след. Когда такое происходит, наступает время Изгоя. Он приходит, чтобы наказать. Как только Палач ступает на землю, с этого момента Братство не имеет право мешать ему, вершить правосудие. Для Изгоя не существовало времени. Не существовало прошлого и настоящего. Он мог преодолевать расстояния в веках. Его могли послать и в прошлое, и в настоящее, и в будущее. Законы нарушались во все времена. Он выполнял задание и исчезал. Тогда он увидел эту танцующую девушку впервые и впервые заметил кого то кроме объекта, подлежащего уничтожению. Она танцевала так, что он не мог отвести от нее глаз. Никто и никогда не мог разговаривать движениями тела, а она могла. Когда ее хрупкое тело изгибалось, а руки взлетали и опадали как крылья, он чувствовал как им овладевает волнение и восхищение. Изгиб ее шеи, поворот головы, стройные ноги, скользящие словно не касаясь пола, заворожили его. Среди всех сердец, бьющихся в зале, он слышал только ее сердце. Оно отбивало ровный ритм, удар за ударом. Оно ликовало, пело, стучало в такт музыке.

Изгой выполнил задание, но тут, же получил другое. Увидев ее там, среди сборища вампиров, которые нарушали закон несколько веков подряд, он впервые почувствовал досаду. Изгой знал, что через несколько часов здесь начнется кровавое месиво и скорей всего это существо погибнет вместе с другими смертными и в его сердце впервые всколыхнулось странное чувство, не поддающееся определению. Он понял, что никогда больше не увидит, как она танцует.

Изгой снова посмотрел на девушку. Губы порозовели, на щеках появился румянец. Ее кожа казалась настолько нежной и прозрачной, словно сливки с молоком. Наемник подошел к кровати и присел на корточки возле той, которую спас от смерти. Впервые он кого то спас. Не забрал, а подарил жизнь. Ощущения странные и они ему нравились. Аромат ее дыхания вызвал странный трепет, он принюхался и почувствовал, как по телу растекается странное тепло. Изгой нахмурился, увидев ссадину на ее щеке. Бархатные ресницы девушки слегка подрагивали, бросая тень на щеки. Пряди шелковых волос выбились из прически и падали ей на лицо. Изгой протянул руку и осторожно убрал локон с ее щеки. Случайно коснувшись теплой кожи, он вздрогнул. Он не прикасался к женщине с тех пор как стал карателем Амадеуса. С тех пор как перестал быть человеком. Женщины…Когда то они были в его жизни, только лица стерлись и воспоминания тоже. Он помнил, что тогда они дарили ему наслаждение. Сейчас он не знал что это такое. Истинное наслаждение приходило, когда он выполнял задание, и сила убиенного врага вливалась в тело Изгоя, наполняя его дикой энергией. Это его награда за выполненное задание. Это похлеще плотского удовольствия. Все остальное не имело значения. Наемник не испытывал мужского влечения. Изгой не испытывал эмоций. Они исчезли когда он закопал свою растерзанную семью и не выполнил клятву данную матери — он не нашел Анну, ни среди живых, ни среди мертвых. Анна… Когда он в последний раз вспоминал о ней? Изгой закрыл глаза и как наяву увидел светловолосую девочку. Она бежала к нему, раскинув руки. Ее сиреневые глаза светились любовью. Да, в той жизни его любили.

— Мстислав, миленький! Мама, Мстислав вернулся!

Раздался стон и Изгой вздрогнул. Девушка пошевелилась, открыла глаза и, увидев его, вскочила и забилась в угол постели. Ее глаза расширились от ужаса, но она не закричала. Впервые он видел такие странные глаза у людей. Они кристально чистые и в них нет лжи. Какой интересный цвет — медовый или золотистый. А волосы, они похожи на испанский мох, темно–коричневый шелк, тонкий и вместе с тем удивительный. От нее восхитительно пахнет. Изгой еще не определил, что ему напоминает этот запах, но он его волновал. Ноздри трепетали, когда он улавливал этот тонкий аромат женского тела. Он не помнил, что когда либо чувствовал нечто подобное. Нет. Он вообще не помнил, чтобы чувствовал хоть что то за последние пятьсот лет.

Девушка привстала и слезла с кровати, она смотрела на него и пятилась к двери. Изгой наблюдал за ней с интересом. Наивная девчонка думает, что сможет сбежать. Она не понимает, что для того чтобы убить ее, ему достаточно просто слегка сдавить ее лебединую шею или приказать ей мысленно перерезать себе горло. Как только девушка тронула ручку двери он оказался возле нее и, подняв за талию, снова вернул в кровать. Когда прикоснулся к ней, по телу пробежала странная дрожь, а под пальцами привыкшими убивать, появились обжигающие искры. Девушка оттолкнула его. Он поддался и теперь ждал, что она будет делать дальше. Теперь девчонка резко вскочила с постели, стремглав бросилась к двери еще раз, он снова настиг ее и вернул в кровать. Они смотрели друг на друга, и Изгой чувствовал, что странное существо его забавляет. Не раздражает как другие люди, а забавляет и еще вызывает странное чувство, не поддающееся определению, но, несомненно, приятное. Ему нравилось, как она пахнет, и нравилось слышать биение ее сердца. Как ни странно, несмотря на страх, она все еще пыталась бороться. Теперь она снова вскочила с постели, бросилась к окну и распахнула его нараспашку, склонилась вниз и увидев, что они находятся на пятом этаже, отпрянула и повернулась к нему. Ее глаза сверкнули гневом. Он усмехнулся — существо умеет злиться.

— Кто ты? И что тебе от меня нужно? Ты хочешь меня убить? Почему ты молчишь? Ты немой?

— Нет, — ответил Изгой и снова сел в кресло.

— "Нет" означает, что ты не хочешь меня убить или означает, что ты не немой?

— И то и другое.

— Тогда отпусти меня, — попросила она.

— Нет.

— Почему? Зачем я тебе? Ты маньяк? Ты будешь удерживать меня в плену? Насиловать? Издеваться? Меня будут искать, так и знай.

Его бровь удивленно поползла вверх:

— Насиловать и издеваться? Зачем?

Девушка посмотрела на него, слегка склонив голову вбок.

— Не знаю. Может ты ненормальный. Ты ведь убил всех в том доме. Если ты думаешь, что я кому то расскажу, то ты ошибаешься. Я обо всем забуду, как только уйду из этого дома. Так что лучше отпусти меня.

— Если я захочу, ты и так все забудешь.

Ее глаза и расширились и он снова удивился насколько они выразительные и глубокие.

— Кто ты?

Спросила тихо она.

— Никто. Как у вас говорят: "Меньше знаешь — лучше спишь"

— У нас? У кого у нас?

— У людей, — сказал он спокойно.

— А ты не человек? — девушка побледнела, а Изгой усмехнулся.

— Нет. Я не человек.

Она замолчала на какое то время, глядя ему в лицо. Он слышал, как участилось биение ее сердца, а кровь быстрее побежала по венам. Боится.

— Тогда кто ты? Вампир?

— Можно и так сказать.

Сердце забилось еще быстрее, Изгой почувствовал всплеск адреналина у нее в крови.

— Я не питаюсь кровью людей, — сказал он и откинулся на спинку кресла. Оказывается, разговаривать со смертными довольно забавно. Не со всеми. Только с ней. Ему нравился ее голос, не писклявый, но и не грубый. Красивый голос. Он не раздражал.

— Тогда чем ты питаешься? — спросила девушка.

— Кровью вампиров. Хотя кровь людей тоже может утолить мой голод, но мне она не нравится на вкус.

Изгой склонил голову на бок ожидая ее реакции.

— Как тебя зовут?

— Изгой.

Она усмехнулась, и ему стало странно, что она может улыбаться, когда ее сердце зашлось от страха.

— Это не имя, это кличка. У тебя ведь есть имя? Меня, например, зовут Диана.

— Мне не интересно как тебя зовут. Для тебя — я Изгой. Все. Эта тема закрыта.

Диана села на постели и обхватила колени тонкими руками.

— Почему ты не хочешь меня отпустить, Изгой?

— Потому что тебя больше нет.

Ответил он и увидел, как она снова побледнела. Вот теперь ей не просто страшно, теперь она близка к обмороку, потому что биение ее сердца замедлилось, а дыхание задержалось на мгновенье.

Глава 3

Я смотрела на него и чувствовала, как от этих слов кровь стынет в жилах. Постепенно я начинала понимать, что он имеет в виду: мы должны были умереть. Все. В том проклятом доме. Не должно было остаться и следа. Те чудовища…Он ведь убил их всех. Кто он? Что делал там? Зачем он спас меня и притащил сюда? Я его игрушка? Пленница? Он вообще думает меня отпустить? Когда нибудь? Сколько вопросов и не одного ответа. Я почему то не сомневалась, что он опасен. Нет, не просто опасен, а опасен во всех смыслах этого слова.

С того самого момента как я пришла в себя, меня не покидало чувство, что теперь моя жизнь изменилась. По–прежнему никогда не будет. Я понимала, что знаю то, чего человеку знать нельзя. Вопрос в том, что Изгой будет с этим делать. Изгой…

Но ведь когда то у него было имя. Ведь он был человеком. Или нет? Как все происходит на самом деле у вампиров? На самом деле? Это бред сумасшедшего. Но я видела своими глазами. Видела, как Денису перегрыз горло и пил его кровь Вышинский. Господи, у меня голова болит от всех этих мыслей. Может быть, я сошла с ума или сплю?

Я ущипнула себя за руку и прикусила губу от боли. Нет. Я не сплю, и этот странный тип сидит напротив меня в кресле и по–прежнему сверлит меня своими фиолетовыми глазами.

— Зачем я тебе нужна?

Он хмыкнул и пожал плечами:

— Мне ты не только не нужна, но еще и будешь мешать.

Значит, он меня убьет рано или поздно. Тогда почему бы не сейчас? Может разозлить его и пусть отрубит мне голову своим мечом. Это быстро и не больно. Я вспомнила, как он ловко обезглавил тех монстров. Он знал, как их убивать. Он действовал как машина, как робот. Но Изгой меня спас и с этим не поспоришь. Вопрос — зачем?

— Если бы я хотел тебя убить — я бы сделал это еще ночью, — сказал Изгой, словно прочел мои мысли, и встал с кресла. Он открыл шкафчик, достал странную глиняную бутыль, отхлебнул из горлышка и поставил ее обратно. Я наблюдала за его движениями и не могла, не поразится его грации. Изгой, казалось, выплавлен из жидкого железа. Под обтягивающим черным свитером из тонкой шерсти перекатывались рельефные мышцы. Несмотря на то, что его нельзя было назвать огромным или здоровяком, его тело казалось мощным и очень упругим, как у хищника. Ни капли жира. Очень широкие плечи, узкая талия и бедра, сильная шея и большие руки. Пальцы красивые, длинные. Вспомнила эти пальцы на рукоятке меча и вздрогнула. Пальцы убийцы. Хладнокровного и безжалостного. На левой руке блеснуло кольцо из белого металла. Сейчас его былые волосы собраны в хвост на затылке, и я поняла, что это настоящий цвет. Обычно у крашеных блондинов видны отросшие темные корни. У него же цвет ровный и за ушами, и на затылке. Ведь в природе нет такого оттенка. Разве что, у альбиносов. Но у последних и черты лица соответствующие и кожа белая. У этого мужчины кожа смуглая, темная. Отчего контраст с волосами настолько яркий. На седину тоже не похоже. Странно, но я не испытывала паники. Хотя должна была биться в истерике. Я думала о том, что сбегу от него при первом же удобном случае. Пока что я рассматривала его одежду — она казалась современной, но если присмотреться, я так и не смогла понять торговой марки его джинсов и свитера, хотя, несомненно, ткань дорогая и пошив аккуратный. Но одежда странная. Сейчас такую не носили. Чего стоят его сапоги на массивной подошве с железными пряжками и высоким голенищем. Штаны заправлены в обувь. Он был похож на металлиста. Солиста рок–группы.

— Тогда зачем я тебе? Ты не собираешься меня убивать, но, тем не менее я тебе не нужна. Для чего ты меня спас?

— Мне понравилось, как ты танцуешь. Ты слишком много болтаешь. Может, я убью тебя потом, если станешь мешать или разговаривать без умолку. Пока что останешься здесь. Я так решил.

Я поняла, что он не шутит. Да и такие как он вряд ли умеют шутить вообще. Он убийца и не скрывает этого. Мне не нравился его тон и то, как он говорил со мной. Явно свысока и с чувством собственного превосходства. Во мне постепенно закипала злость.

— Значит я теперь твоя добыча? Трофей?

— Можно и так сказать. Хотя ты можешь выбирать. Например, смерть. Как ты думаешь лучше умереть?

Его глаза сверкнули и тут же погасли. У меня в горле пересохло. Мне захотелось пить. Что у него там во фляге?

— Я пить хочу и есть, — сказала я и посмотрела на глиняную флягу, облизала пересохшие губы. Изгой, казалось, удивился:

— Есть и пить?

— Да. Люди едят, пьют и ходят в туалет. А еще люди принимают душ и если у тебя есть ванна или хотя бы душевая — я бы хотела туда попасть.

Теперь он смотрел на меня с удивлением. Я его озадачила. Изгой встал с кресла и вышел куда то. Потом вернулся с кувшином и поставил его на стол с задумчивым видом. В кувшине вода замерзла.

— Пить и есть…, — произнес он, словно разговаривая сам с собой.

Тем временем я взяла кувшин в руки и поднесла к радиатору. Если немного подержу над огнем, скоро растает. В животе громко заурчало.

— Что это было? — спросил Изгой и вопросительно на меня посмотрел. Это могло бы быть смешно, если бы не настолько дико. Мною снова начала овладевать паника.

— Это мой желудок. Я не ела со вчерашнего утра. Я голодна.

Изгой усмехнулся.

— Я могу не есть и не пить довольно долго. Например, вчерашнего ужина мне хватит на полторы недели. Совсем забыл, что вы питаетесь несколько раз в день и пьете воду. Где вы достаете еду? — спросил на полном серьезе.

— В супере или на базаре.

— В супере?

— В магазине. А еще мне нужна зубная паста, расческа и… — вдруг меня осенило, — если ты съездишь ко мне домой или позволишь мне…

— Нет! — сказано не громко, но настолько отчетливо и властно, что переспрашивать уже не хотелось.

— Тогда ты сам можешь забрать мои вещи. Это будет экономно и быстро. И вообще мне с моими вещами удобней. Мне бы переодеться и там мой шампунь, расческа, духи…

Я осеклась на полуслове видя как Изгой постукивает пальцами по подлокотнику кресла. Мне вдруг стало страшно. Сейчас он решит, что со мной слишком много хлопот и…

— Перебьешься едой и водой, — отрезал он и поднял плащ с пола, — я скоро вернусь.

Мой мозг лихорадочно заработал. Если Изгой уйдет я смогу сбежать. Главное чтобы он ушел. Я придумаю, как мне отсюда выбраться. Например, вылезу в окно и буду кричать "помогите". Сердце радостно забилось.

Он усмехнулся и по моему телу прошел холодок. Нехорошо усмехнулся, мне не понравилось.

— Никаких фокусов ясно? Я очень скоро вернусь. Не зли меня. Поверь, ты не хочешь увидеть, каким я могу быть на самом деле. Я предупредил.

Как только за ним захлопнулась, дверь я глубоко вздохнула полной грудью. Как же тесно рядом с Изгоем, он заполнял собой все вокруг. Ушел, и стало просторно и свободно. Я выждала несколько минут, а потом бросилась к окну, отодвинула шторку — во дворе пусто, словно все вымерло. Я смотрела, как искрится снег на солнце. Еще вчера я была просто Дианой Грановской, мечтающей получить роль в театре, а сегодня меня нет, я умерла в том проклятом доме. Мои родители, мои братья, как они переживут известие о моей смерти, как вообще будут жить дальше без моей помощи? Кто позаботится о них? Я должна сбежать. Господи, пусть все это окажется чьей то шуткой, розыгрышем, кошмаром. Я хочу проснуться, я хочу снова жить как раньше.

Вдруг я увидела, как по дороге медленно едет полицейская машина. Мигалки выключены, словно выискивают кого то. Я решила, что это знак свыше. Во дворе тихо, меня должны услышать, если я буду кричать. А я буду, изо всех сил, потому что другого такого шанса у меня может не быть. Я распахнула окно, подалась вперед и в тот же миг мой рот грубо зажала чья то рука. Я замычала от ужаса, задергалась, но меня уже стиснули как тиски железные руки Изгоя, я услышала его низкий голос над самым ухом:

— Даже не думай об этом. Ни слова. Ни звука.

От отчаянья мне захотелось взвыть, и я укусила его за ладонь, укусила настолько сильно, что почувствовала, как лопнула плоть под зубами, и во рту появился солоноватый привкус крови. Его крови. Я думала, что сейчас он закричит, оттолкнет меня или вышвырнет из окна, но он даже не шелохнулся и руку не отнял. Только прижал ладонь сильнее, а другой рукой стиснул меня так, что я не могла вздохнуть. Перед глазами плясали круги, я пыталась сделать вдох, но Изгой сжимал меня настолько крепко, что у меня не получалось. Он сломает мне ребра. Еще один нажим и я услышу хруст своих костей. Мне стало страшно, впервые я испытывала такой первобытный ужас, потому что, именно сейчас, поняла, насколько беспомощна в его руках. Для него — я веточка, былинка. Ему не нужен меч, чтобы убить меня, ему достаточно чуть сильнее нажать мне на ребра, и я сломаюсь. Но Изгой не шевелился, просто держал. Когда полицейская машина уехала, он отнял руку от моего рта, и, схватив меня за шиворот, отшвырнул в кресло. Метко, как мячик. Я приземлилась на пятую точку и от полета дух захватило. Теперь я наконец то вдохнула, заболели ребра, а воздух обжег легкие кислородом. Я дышала жадно, на глазах выступили слезы.

— Ты…ты чуть…не убил …меня, — прохрипела я, и прижала руку к ушибам, чуть ниже груди. Там наверняка остались синяки.

— Даже и в мыслях не было. Они убили бы тебя быстрее, — Изгой смотрел на меня, чуть прищурившись с холодным блеском в глазах. Он злился. Наверное, злился. На его лице не отразилось никаких эмоций. Я его боялась, но к страху примешивалось странное и едкое влечение. Настолько сильное и неуправляемое, что я с трудом могла бороться с собственными эмоциями. Я в отчаянье закричала:

— Это была полиция, если ты не заметил. Ах, — застонала, чувствуя, как сильно болят кости после его хватки, — они бы спасли меня, а тебя арестовали.

Внезапно он расхохотался. Громко, оскорбительно, мне даже захотелось зажать уши руками. На губах все еще оставался привкус его крови. Я прокусила ему кожу, а он даже не почувствовал боли. О господи, я схожу с ума.

— Арестовали? Глупое сознанье. Это ищейки и если они здесь, то не все поверили, что ты умерла. Ты знаешь, зачем они приехали? Они искали тебя. Искали свидетеля, которого я не убрал. Меня они не посмеют тронуть.

— Ты сумасшедший! — закричала я, — Какие к черту ищейки?

— Ищейки братства. Странно, что они так быстро вышли на тебя и меня. Я думал, что хорошо замел следы.

— Откуда ты знаешь, кто это? — истерически закричала я.

— Я чувствую их запах. Вампиры пахнут иначе.

Он был спокоен, а меня трясло, я погрузилась в панику. Он просто маньяк. Он ненормальный псих–одиночка, а я его жертва. Все очень просто — я в лапах психопата.

— Это полиция, просто полиция, а тебе нужна помощь врача. Ты не в себе.

Изгой усмехнулся. Он смотрел на меня как на взбалмошного ребенка или полную дуру.

— Ты просто чокнутый, который возомнил себя вампиром или кем там еще, а на самом деле ты болен и тебе нужна помощь специалиста.

Изгой подошел ко мне и вдруг протянул мне левую руку, в которую я впилась зубами:

— Если я болен, то где тогда следы от укусов? Кстати, тебе понравился вкус моей крови?

Я посмотрела на его руку — следов нет, а ведь я точно помнила, что прокусила кожу. Теперь мне казалось, что с ума схожу именно я, а не он. Ребра болели так сильно, что я с трудом могла пошевелиться, попыталась привстать и охнула, а из глаз невольно покатились слезы. Изгой в недоумении смотрел на меня, а потом протянул руку и тронул слезу на моей щеке, поднес пальцы к лицу, принюхался, лизнул.

— Ты плачешь, — скорее не вопрос, а констатация фактов, — почему?

Он издевается? Он мне ребра чуть не сломал. Хотела послать его подальше, но он вдруг резко сел на корточки возле меня и заглянул мне в лицо.

— Люди плачут, когда им больно, — сказал он.

— Да! Люди плачут, когда им больно! Мне больно, понятно? Я пошевелиться не могу.

— Где больно? — спросил Изгой в недоумении, — Не помню, чтобы тебя ранили.

— Ты…только что сдавил меня как куклу, а я живая и мне было больно. Черт.

Я приложила ладонь к ушибленному месту и вскрикнула. Изгой протянул руку и вдруг задрал мою кофточку вверх. От стыда краска бросилась мне в лицо. Да что он себе позволяет? Я хотела одернуть ткань, но он перехватил мою руку. Его пальцы сомкнулись на моем запястье и по коже пробежались искорки тока. Даже дух захватило, я замерла. Ко мне прикасались десятки мужских рук — партнеры по танцам, хореографы, балетмейстеры, но ни одно прикосновения не вызывало во мне такого мучительного чувства томления. Он осматривал мои синяки, словно изучая. Я напряглась под взглядом холодных сиреневых глаз. На секунду пожалела, что на мне не кокетливый кружевной бюстгальтер, а топ телесного цвета, который удобно одевать под сценический костюм. Хуже всего, что я, опустив взгляд, заметила как напряглись соски под тоненькой материей. Не от холода, а от того, что на меня смотрел он. Поразительная реакция тела, непонятная и пугающая. Впрочем, рядом с ним я познала все грани страха. Изгой тронул синяк кончиками пальцев и я вздрогнула, не от боли, а от того что мне необъяснимо захотелось чтобы его ладонь поднялась выше. Я покраснела и выдернула руку.

— Хватит пялиться, — проворчала я, боясь, что он заметит мое волнение, а еще хуже поймет, чем оно вызвано.

— Какие вы люди хрупкие, я и не собирался причинить тебе боль.

Изгой небрежно опустил мою кофточку вниз и встал с колен. Он рассматривал синяки или мою грудь? С сожалением поняла, что ни то, ни другое не заинтересовало его ни в коей мере.

— Пройдет, — сказал он и подошел к окну, задернул шторы.

— Лед дай, может и пройдет.

Я поняла, что ни жалости, ни извинений от него не дождусь.

— Лед?

— Да, дай мне, черт возьми, лед.

— По–моему нужно сказать "спасибо" и "пожалуйста". Спасибо за то, что дважды спас тебе жизнь и пожалуйста, чтобы принес то, что ты просишь.

Мне захотелось плюнуть ему в лицо. Учит меня вежливости. Он покалечил меня, он удерживает меня силой в этой квартире и хочет, чтобы я сказала ему спасибо?

— Спасибо, что не убил сам. Пожалуйста, дай лед, — процедила я сквозь зубы.

Иронии он не понял, ушел на кухню и через секунду пришел с пустыми руками:

— Льда нет. Зачем тебе?

— Если приложить к синякам — меньше болеть будет. Думаю, мази от синяков и обезболивающего, у тебя точно нет.

— Одевайся.

Я не поняла.

— Зачем?

— Со мной пойдешь.

— Куда?

— За едой. Ты же есть хотела.

— Никуда я с тобой не пойду. Мне холодно, у меня болит все тело, и я тебе не доверяю.

Напрасно я перечила этому психопату, он схватил меня за руку и резко поднял с кресла. От неожиданности и боли в ребрах, я вскрикнула. Изгой нахмурился.

Через несколько минут я сидела в том же кресле, связанная шнурками от занавесок, с кляпом во рту.

— Я скоро вернусь, — "утешил" он и скрылся за дверью. Можно подумать меня это волновало. Пусть исчезнет и растворится, пусть вообще никогда не приходит обратно. Но уже через полчаса я думала иначе. Связанная, в этом диком месте, в этой жуткой квартире, с кляпом во рту. Никто меня не найдет, я умру от голода и жажды. Если Изгой меня здесь бросит, моя смерть будет ужасней, чем от клыков его собратьев, если они и в самом деле существуют, а не приснились мне в жутком кошмаре.

Словно в ответ на мои слова послышался звон стекла, и осколки от разбитого окна посыпались на пол. От дикого ужаса мои глаза расширились, но я не могла даже пошевелиться. В комнату проник мужчина. Я встрепенулась, обрадовалась — сейчас он меня развяжет. Меня нашли. Слава богу. Прошла минута, а мужчина просто смотрел на меня, потом огляделся по сторонам, словно прислушиваясь. Я замычала, но он не обращал на меня внимания. Прошелся по комнатам и снова вернулся в залу. В его руке блеснул нож. Сейчас он разрежет веревки и… Один прыжок и мужчина склонился надо мной. Я радостно закивала головой, но в этот момент заметила, как сверкнули красным фосфором его глаза. Он взмахнул рукой с ножом, и я с ужасом поняла, что сейчас он убьет меня. В тот же момент, словно в замедленной пленке, я увидела, как кто то взвился в прыжке позади убийцы и повалил мужчину на пол. Завязалась борьба. Я следила за молниеносно двигающимися фигурами, и тело немело от ужаса. Мужчины не просто дрались. Они летали по комнате, швыряя друг друга о стены, разрывая клыками и когтями одежду и плоть. Белые волосы Изгоя я узнала сразу, и хоть он двигался как пантера в молниеносных прыжках, я не могла не заметить, что он превосходит противника. Точнее, я вдруг поняла, что Изгой играет с ним как кошка с мышкой, а тот пытается избежать смертоносных ударов. Противники не произнесли ни звука, но я почему то не сомневалась, что они общаются между собой иным способом. Я уже не понимала, кто убийца, а кто жертва. Противник Изгоя истекал кровью, двигался назад, отступая к окну, в надежде сбежать. Внезапно Изгой сделал резкий выпад и я увидела в его руке нечто темно бордовое, по рукаву его свитера стекала кровь… Если бы не кляп я бы заорала, но от ужаса все мое тело сковало как от холода. Я не могла даже пошевелиться. Только смотрела расширенными от ужаса глазами. Он вырвал сердце противника голыми руками. Безжизненное тело того, кто всего минуту назад пытался лишить меня жизни, рухнуло на пол с жуткой раной в груди. А потом случилось невероятное — Изгой распахнул шторы и дневной свет осветил комнату, тело убитого зашипело, задымилось и на глазах превратилось в горстку пепла, как и сердце в руках моего похитителя. Лицо Изгоя изменилось — глаза полыхали, кожа посерела и покрылась сеточкой темных вен. Страшное лицо монстра, изуродованное шрамом, в жутких глазах — триумф. Его взгляд застыл, тело подрагивало, как от невероятного удовольствия. Внезапно он повернулся ко мне и усмехнулся, я зажмурилась, чтобы не видеть его страшное лицо.

То что теперь Изгой находится очень близко, я скорее угадала, чем увидела или услышала, ведь он двигался бесшумно, как призрак. Я не смела, открыть глаза, не то потеряю сознание от страха. Изгой не психопат, он и в самом деле не человек, как и тот кто, пришел меня убить. Я погружалась в пучину безумия, меня трясло, подбрасывало. Я наконец то осознала, что меня и в самом деле окружают монстры. И самый страшный из них тот, чьей пленницей я являюсь. Я почувствовала, как веревки ослабли, и он вытащил кляп из моего рта.

— Одевайся, — услышала я его голос, — мы уходим отсюда. Они нашли тебя.

Я открыла глаза и увидела его настолько близко, что по телу пробежал холодок. В этот миг мне показалось, что я смотрю на собственную смерть и самое жуткое, что более ослепительно красивого лица я никогда не видела раньше. От его дикой, необузданной и грубой красоты великолепного хищника, захватывало дух. Если смерть настолько прекрасна, то почему мне тогда так страшно? Я больше не сомневалась в том, что передо мной самое темное порождение зла. Изгой не просто вампир, он нечто, более ужасное, и он решил, что я буду жить. Сегодня. А завтра? Что ждет меня завтра? Моя жизнь гроша ломанного не стоит без него, а рядом с ним? Кто из них страшнее: те, кто охотятся на меня или тот, кто держит меня в плену как добычу? Ответа на этот вопрос у меня не было, точнее я с ужасом понимала, что возможно Изгой гораздо опасней, чем ищейки.

Глава 4

Изгой смотрел, как девушка лихорадочно натягивает на себя куртку, как дрожат ее руки и думал о том, что ему нужно немедленно от нее избавиться. Ему ничего не стоит выбросить ее из окна. И все. Можно идти дальше. В этом времени его уже ничего не держало. Задание он выполнил и может уйти на покой, пока снова не получит заказ.

Несмотря на то, что Изгой понимал, насколько ему сейчас не нужны проблему со смертной, он все же не мог ее отпустить. Словно все внутри него этому противилось. Это как подарить кому то нечто драгоценное и особенное, важное для него. Глупое создание попыталось сбежать. От Изгоя бессмертные не могли скрыться, не то, что просто девчонка. Он увидел по ее глазам, насколько она жаждет сбежать и не сомневался, что как только переступит за порог — пленница выкинет какой нибудь фокус. Только уйти он не успел, почувствовал ищеек. Эта дурочка думала, что ей помогут. Помогут, только не уйти от Палача, а умереть.

На секунду, когда сжимал ее руками, Изгой понял, что сожмет еще сильнее, и она уже никогда не вздохнет и не смог. Снова не смог. Ему не нравились собственные чувства к этой девчонке, он, словно, терял свою силу рядом с ней. И чем больше понимал насколько она хрупкая, тем сильнее становилось внутреннее сопротивление. От злости отшвырнул ее как котенка. Злость? Как давно он испытывал гнев? Вообще как давно он испытывал хоть что то? Собственные эмоции ему не нравились, пугали.

Ее слезы. Они вызвали чувство горечи. Изгой помнил, что люди плачут от боли. Он причинил ей боль. Невольно. Не рассчитал силу. Ведь раньше если его руки к кому то прикасались, то только ради того чтобы убить — быстро, молниеносно и безболезненно. Он Палач, но не инквизитор. Диана первая, за все пятьсот лет, кого он не смог убить. Эта девушка сбивала его с толку, заставляла испытывать чувства, которые он поклялся забыть и до сих пор это ему чудесно удавалось.

Когда поднял ее кофточку и увидел багровые синяки на коже, внутри что то шевельнулось, что то похожее на жалость. Неприятное чувство, давно забытое и не нужное Палачу. А потом поднял глаза выше, и отвести взгляд уже не смог. В горле тут же пересохло. Тело отреагировало еще до того как он успел понять, что вызвало такую бешеную волну возбуждения. Под тоненькой тканью четко прорисовалась ее грудь. Небольшая, округлая, сочная. Изгой заметил, как ее соски сжались в тугие комочки, и низ его живота обдало жаром.

Мучительное чувство, приятное и болезненное одновременно. В паху заныло, член затвердел от сильнейшей и неожиданной эрекции. Бурная реакция собственного тела озадачила. Подобное, последний раз он испытывал еще в теле человека. Это было давно. Он даже не помнил с кем и когда. Перед глазами промелькнули обжигающие образы: извивающееся голое тело под ним и ощущение власти, первобытной естественной власти над женщиной, когда владеешь ею безраздельно, когда погружаешься в горячее лоно на всю глубину. Когда слышишь не стоны предсмертной агонии, а крики наслаждения. Вонзаешься в податливое, горячее тело резкими толчками, а потом…Потом приходит ни с чем несравнимая разрядка. От яркости картинки он вздрогнул, и почувствовал насколько налился его член, и мучительно захотелось все это испытать немедленно. Сейчас. С ней. На миг ему показалось, что он чувствует как участилось ее дыхание и пульс, даже запахла пленница по–другому. Сладкий запах, особенный. Его ноздри затрепетали, принюхиваясь. Да, он вспомнил этот аромат. Только в его воспоминаниях он не был столь сочным, мускусным и обжигающим легкие и горло. От неожиданности Изгой отпрянул от девушки. Он испытывал дискомфорт, физический, настолько явно, что это даже причиняло боль. Ему казалось, что сейчас его разорвет на части. К ней нельзя прикасаться. Он должен от нее избавиться. Нет, не убить, потому что не сможет. Найти способ вернуть в мир людей и забыть о ней. Общение с этим существом может быть для него опасным. Она пробуждает странные желания, слишком яркие, слишком навязчивые. Восставший член до сих пор причинял неудобства. Отвлекал. Пульсировал. Раздражал. Изгой привык усмирять свои физические потребности, привык справляться с болью и голодом. Голод! Да! Вот что он чувствует сейчас — первобытный голод, настолько мощный, что силой воли с ним не справится. И это не желание утолить жажду, это желание испытать то, что уже давно не испытывал — ворваться в женское тело, не клыками и когтями, а плотью и чтобы при этом жертва не корчилась в агонии, а дарила ему крики удовольствия. Изгой тряхнул головой и сжал руки в кулаки, непроизвольно стиснул челюсти. В нем закипал гнев. На себя. Почему не позволил ищейке выполнить свою работу? Ответ ему не нравился — потому что не хотел, чтобы она умерла. Потому что ему нравится ее запах, потому что ему нравится ее голос и потому что он не желает чтобы кто то смел к ней прикасаться даже для того чтобы убить. Она его добыча. Он будет решать жить ей или умереть. Он, и никто другой.

Диана выпила воды из кувшина, потом налила в ладонь и умыла заплаканное лицо. Она шла рядом, и Изгой слышал, как стучит ее сердце.

Внезапно он вспомнил, что купил ей "хот–дог" и бутылку минеральной воды. Никогда раньше Изгой не приближался к людям настолько близко как сегодня. Не то чтобы ему не понравилось, но и восторга он тоже не испытал. Слишком много запахов, шума, сердцебиений. Словно попал в муравейник. Люди обращали на него внимание. В большей мере на их лицах отражался страх или неприязнь, или болезненный интерес. Как он выглядит в их глазах? Они чувствуют зверя? Они чувствуют запах смерти? Или он отталкивает их внешне? Изгой никогда не задумывался над тем как выглядит в чьих то глазах, точнее выражение дикого ужаса и предсмертной агонии на лицах бессмертных, вот к чему он привык. Но каким его видят смертные? Ведь они не знают о его сущности? Почему они отводят взгляд и отворачиваются? Изгой посмотрел на свое отражение в стеклянных дверях магазина и тронул рукой шрам. Вот что их отталкивает. Люди привыкли видеть внешнюю оболочку. Наверное, в их глазах — он урод и чудовище.

Старый шрам. Изгой не готов сейчас вспоминать откуда он взялся, но с тех пор как он появился, в зеркало смотреть стало невыносимо. Девчонка тоже считает его внешность ужасной? Она его боится? Плевать. Пусть боится. Это самое естественное чувство, которое он привык вызывать.

В городе у Изгоя имелось несколько пристанищ, именно на случай если придется резко сменить место проживания. Он всегда заботился о том, чтобы у него было свое укрытие на все случаи жизни. Это заранее выбранные места, нелюдные, чаще всего не пригодные для жизни. Точнее для людей. Изгою же было наплевать. Ему нужно было убежище, где он может подумать, сменить одежду, почистить оружие. Отсутствие удобств и элементарного комфорта для него не имели значения.

Изгой привез Диану на окраину города в очередной злачный район на такси. Будь он один, то расстояние преодолел бы в считанные секунды. Всю дрогу девушка молчала. После нападения ищейки она словно потухла. Изгой посматривал на нее иногда украдкой — бледная, растрепанная, но темные глаза горят. Упрямая. Не ломается. Иногда морщится от боли в ребрах, но не жалуется и не хнычет. Правда сбежать не пытается. Поняла, что с ним все же безопасней. Или боится его?

Изгой поднялся по лестнице, пропустив Диану вперед, не хотел терять ее из поля зрения.

Он всегда снимал квартиру на последних этажах, уйти по крыше через окно гораздо проще. Отпер дверь и пропустил Диану в квартиру. В нос пахнуло сыростью и плесенью. В этой квартире он не бывал с прошлого задания. То есть несколько лет. В отличии от других точек, за эту было уплачено вперед. Девушка остановилась на пороге, не решаясь войти. Изгой подтолкнул ее вперед и закрыл дверь. Давно он не бывал в этой квартире, но она, пожалуй, самая приличная из всех, что он снимал. По крайней мере, Изгою так казалось. В отличие от его последнего пристанища здесь был зал попросторней, спальня почище и как там она сказала — душевая с ванной. Изгой предпочитал водоемы. Не мог засунуть свое большое тело в узкое корыто. Он любил свободу. Не понимал, зачем все эти ухищрения, которыми пользовались в этом времени. Ему вообще было оно чуждо, гораздо удобней было находиться в среднем средневековье или в восемнадцатом, девятнадцатом веке.

— Там еще одна комната, — Изгой показал на дверь, возле окна. Девушка ничего не ответила, он подошел к двери спальни и распахнул ее настежь.

— Располагайся, здесь намного просторней, чем там.

Диана переступила порог, осматривая комнату, сбросила куртку, и Изгой снова подумал о том, какая она худенькая и хрупкая. В душе что то едва уловимо шевельнулось и исчезло. Он закрыл дверь и вернувшись в залу лег на диван.

Если ищейки нашли их, значит, они знают о том, что есть живой свидетель, но теперь они также знают, что рядом с девчонкой Палач. Сунуться не посмеют. Значит Диана теперь в безопасности. Пока она рядом с ним. Изгой никогда не думал о будущем и том, что будет завтра, ведь для него нет будущего, прошлого, есть только настоящее вопрос в каком веке. Палачи, единственные из вампиров, кто мог преодолевать расстояние временем.

Внезапно он насторожился, услышав странные звуки, прислушался — из спальни доносились сдавленные рыдания. Давно он не слышал этих звуков. Он приподнялся, ощущая непонятное волнение. Молниеносно оказался возле двери и распахнул без стука. Девчонка сидела на кровати, обхватив острые коленки руками и спрятав лицо. Хрупкие плечи вздрагивали. Внутри шевельнулось непонятное и пугающее чувство, он не понимал, что именно испытывает, но сердце стучало иначе, чем несколько секунд назад. Изгой постоял на пороге несколько секунд и вдруг неожиданно для себя сказал:

— Здесь есть душевая.

Девушка подняла на него огромные карие глаза, полные боли и страха:

— Они меня убьют, да? Когда найдут?

Изгой смутился, впервые кто то боялся не его самого. Смертная девчонка плачет на его кровати, а он чувствует себя полным идиотом. Ощущения не из приятных. Но они есть.

— Пока ты со мной — не убьют, не посмеют.

Сказал он, и уже хотел было уйти, но девушка вдруг встала с кровати:

— Изгой!

Он обернулся:

— А ты…ты не убьешь меня?

Изгой усмехнулся и посмотрел ей в глаза. Забавная. Интересная и очень очень хрупкая, как цветок.

— Не знаю, — честно ответил он и отвел взгляд в сторону. В тот же миг почувствовал как запекли ладони и стиснул челюсти, рухнул на колени. Руки горели пламенем. Он растопырил пальцы и посмотрел как дымится плоть и горящие буквы появляются на коже выжигая ее до мяса. Диана закричала и отшатнулась от него в сторону. Но Изгой сейчас ее не видел, он скривился от невыносимой боли, уже привычной, но всегда такой нежданной. Скоро это пройдет, боль стихнет и останутся буквы, а потом и они исчезнут. Как не вовремя. Девчонку нельзя оставлять одну. Руки непроизвольно дрожали от напряжения и вдруг он почувствовал прикосновение, открыл глаза и боль отошла на второй план — Диана сидела рядом с ним на коленях и перехватила его запястья.

— Я могу чем то помочь? — тихо спросила она и Изгой почувствовал что в сердце что то защемило, дернулось. Как давно он не слышал ничего подобного. Слишком давно. Его никогда и никто не жалел. В который раз посмотрел ей в глаза и убедился, что она говорит искренне, сердце дернулось снова и он разозлился, отбросил ее руки

— Да, можешь. Просто отойди, — грубо ответил он и молниеносно поднялся с колен.

Непростой заказ и очень не вовремя, Изгой думал, что у него будет передышка в несколько дней, а то и месяцев, но Повелитель дал знак и отказать нельзя, таков закон.

Мужчина вернулся в залу, достал из кожаного чехла меч, посмотрел на лезвие, блестит переливается как и пятьсот лет назад, когда взял его в руки впервые. Особый металл — из преисподней. Гнется, но не ломается, не требует чистки и не притупляется, такой же бессмертный как и его хозяин. У всех Палачей такие мечи. У всех тринадцати воинов Сатаны.

Изгой скорей почувствовал чем услышал. Что его пленница стоит сзади.

— Я ухожу. Когда вернусь не знаю. Мне тебя снова связать или дождешься меня? Не пытайся сбежать — найду. Если через сутки меня не будет можешь убираться. Желательно как можно дальше. Без меня тебя уничтожат.

Изгой посмотрел на Диану.

— Слышала, что я сказал?

Она кивнула, на лице снова страх.

— А ты можешь не вернутся?

— Конечно. Всегда могу не вернуться.

— Потому что я тебе мешаю?

— Нет, потому что тот, кого мне поручили убить, может оказаться сильнее меня.

Изгой нарочно произнес это мрачным голосом и увидел, как она вздрогнула.

— Ты наемник?

— Верно, — он вложил меч в ножны и повесил на спину, накинул плащ.

— Ты убиваешь людей?

Спросила тихо, но голос не дрогнул как раньше.

— Иногда, чаще всего вампиров, оборотней, демонов, ведьм. Всех кто нарушает Темные законы. Хотя, тебе не понять.

— Значит ты не злодей.

Он расхохотался. Так весело ему еще давно не было. Точнее никогда с тех пор как взял в руки меч и заложил душу Асмодею.

— Я Палач! Я привожу приговор в исполнение. Я хуже, чем злодей, девочка. Я — смерть.

Посмотрел, ожидая реакции. Она лишь нахмурила ровные бровки, но глаз не отвела:

— Но ведь ты не убиваешь невинных, ты не убиваешь людей.

Он снова засмеялся.

— Я забираю их души, так мне платят за выполненное задание, я пью их кровь, я устраиваю на них охоту. Да, это не люди, но если смертные попадают мне под руку я просто стираю их с лица земли, как давят букашку, не замечая и не испытывая никакой жалости. Так что не обольщайся, я худшая из всех тварей, чем ты можешь себе представить.

Изгой в мгновение оказался возле двери и вдруг обернулся, достал из кармана плаща пакет с "хот–догом".

— На, поешь.

Бросил девушке и та на лету поймала.

— Молодец, будь хорошей девочкой.

И исчез. Он не видел, что девушка положила бутерброд на стол и села в кресло, снова обхватила колени руками.

Глава 5

Изгой вошел в полутемное помещение ночного клуба и обвел глазами беснующуюся толпу. Характерный антураж этого заведения бросался в глаза. В последнее время вечеринки готов набирали все большую популярность. Но этот клуб явно из дорогих и декорации и освещение и музыка, все соответствует тематике вечеринки. Жесткая селекция на входе. Изгой усмехнулся — его наряд всегда подходил к подобным вечеринкам. Черный кожаный плащ, длинные белые волосы, сверкающие глаза. Его приняли за своего. Палач снова всмотрелся в толпу и принюхался. Кроме него здесь, по меньшей мере, еще пять бессмертных. Вампиры. Клан Гиен. Тот, кого он должен уничтожить сегодня еще не здесь. Сегодня должно обойтись без кровавой бойни — хозяин велел убрать жертву не в самом клубе, а выманить из заведения. Изгой подошел к стойке бара и заказал выпивку. Он специально напугал глупую девчонку — это задание одно из самых легких. Всего лишь устранить наркодилера, торгующего "красной пылью". Ничего особенного. Изгой пригубил бокал и повернулся лицом к залу. На столах извивались полуголые девицы в черной кожаной одежде, толпа окончательно осатанела и скандировала вместе с певцом отвратительную и безвкусную песню. Ничего не изменилось с веками — шлюхи торгуют телом, сутенеры снуют поблизости, молодежь упивается спиртным. Внезапно Изгой насторожился, почувствовал едкий запах угрозы. Не прошло и нескольких секунд, как на барную стойку облокотился мужчина в таком же плаще как у Изгоя, темнокожий, остриженный налысо. На его руке блеснуло платиновое кольцо. Еще один Палач. Такое почти никогда не случалось. Они не встречались. Хоть и знали друг друга в лицо. Тринадцать воинов Апокалипсиса. Никто из них не пересекался с другими. Лишь в двух случаях они могли встретиться. Первый — Палача сняли с задания и заменили другим или же на него самого открыт заказ. Зрачки Изгоя сузились и превратились в невидимые точки. Внутренне он был готов к бою.

"Расслабься. Я не за тобой"

В голове отчетливо прозвучал голос Хищника.

"Тогда чем обязан?"

"Асмодей хочет встретится. Ты снят с заказа. Я продолжу, а ты поедешь на старое еврейское кладбище. У хозяина к тебе дело, не требующее отлагательств"

"Понял. Удачи"

Изгой без лишних вопросов покинул помещение. За пятьсот лет это второй случай когда его убрали с задания — первый был двести лет назад. Тогда начались бесчинства вампиров во время эпидемии чумы, братство еще не имело той силы, как теперь, и работы у Палачей было гораздо больше. Изгой должен был полностью уничтожить целый клан новорожденных вампиров, а так же их создателя. Но что могло произойти сейчас? Нечто из ряда вон выходящее, требующее немедленного вмешательства Изгоя.

На заброшенном кладбище завывал ветер, скрипела старая калитка, голые ветви деревьев гнулись, жалобно постанывая. Изгой насторожился — присутствие хозяина он чувствовал всегда. Вот и теперь Палач явно ощущал то невидимое дуновение смерти вокруг себя. Единственный, кого могли бояться вампиры–каратели — это Асмодей. Хозяин возник перед ним внезапно, в привычном одеянии, точнее бесплотная тень повисла в воздухе над могильными плитами.

— Похвально. Ты всегда один из самых исполнительных воинов.

Изгой поклонился.

— Жду твоих приказаний.

Тень застыла, и несмотря на ветер черные одеяния не развевались, они словно такие же мертвые, как и их обладатель.

— Ты достиг тех высот, Изгой, когда больше не должен выполнять жалкие поручения. Ты достоин серьезных и сложных заданий. С сегодняшнего дня твоя жизнь изменится.

Изгой насторожился. Ему не нравился вкрадчивый тон Асмодея. Слишком сладко стелит.

— У меня для тебя очень трудное задание. Выполнишь, уйдешь на покой, или сам выберешь свою должность при дворе Повелителя. Сможешь просить, что хочешь.

"Значит, подвох все же есть, так просто такие золотые горы не обещали никому".

— Чего ты хочешь, Изгой, отслужив господину столько веков?

— Я еще не решил, подумаю после, — отрезал Изгой, — говори, Асмодей, не тяни.

Тень исчезла и через мгновенье возникла совсем рядом. Изгой чувствовал дыхание смерти, неуловимое, обволакивающее паническим страхом каждую клеточку тела. Таково воздействие Асмодея на своих воинов, это сила гипноза и темной энергии, так он удерживает их в вечном повиновении.

— Королевская семья, Изгой. Тебе предстоит втереться к ним в доверие и кое что разузнать для нас, а возможно и уничтожить правящее семейство.

Изгой усмехнулся:

— Чем же не угодил Воронов и Мокану Повелителю?

— Они нарушают законы. Они единственная семья, кто имеет наследников. Рожденных бессмертных. Повелитель не верит в то, что столь уникальные отпрыски не обладают сверхъестественной силой. И Мокану и Воронов скрывают от нас истинную сущность своих детей. У меня есть сведения, что в этом, слишком зарвавшемся семействе, растут уникальные бессмертные. Они представляют опасность для Повелителя. Серьезную опасность. Все перевернется в этом мире, если вампиры начнут плодиться, а может случиться, мы и не знаем, что из себя представляют эти дети. Их скрывают от внешнего мира. Мокану оберегает своих сына и дочь настолько ревностно, что ни один из моих шпионов не смог проникнуть к нему в дом и подкупить обслугу. Те, кого взяли и пытали, не проронили ни слова — они ему преданны. Это государство в государстве. Это вызов нашему Господину. Кто знает, может, Мокану и Воронов готовят свою армию и пытаются захватить всю власть на земле? Мне нужны доказательства. Без них я не могу отдать приказ о ликвидации.

Изгой все еще не понимал, чего от него хочет Асмодей.

— Ты попадешь в эту семью, ты войдешь в их дом и добудешь для меня доказательства их вины.

— А потом?

— Потом? Им вынесут приговор, и ты приведешь его в исполнение. Вампиров уничтожишь, а их отпрысков доставишь ко мне. Армии Апокалипсиса нужны сильные преемники.

Изгой нахмурился:

— Я не доносчик и не шпион. Эти игры не для меня. Не пытайся заставить меня изменить моим принципам. Выбери кого то другого на эту роль. Хищник будет рад.

— Не тебе решать.

Голос Асмодея прозвучал в голове Изгоя, заставив того поморщится от резкой боли в висках.

— Ты убьешь того кого я скажу, когда скажу и как скажу. Ты принадлежишь мне, или забыл о сделке? Твоя душа проклята. Я могу забрать ее в любую минуту, так же как и твое бессмертие.

Изгой посмотрел на демона и почувствовал, как в нем закипает волна гнева:

— Наша сделка все еще не состоялась, Асмодей. Ты не вернул мне сестру и не нашел ее ни среди живых, ни среди мертвых. Так что я еще не принадлежу тебе.

Тень возникла позади него.

— Хорошо, не хочешь по–хорошему, я могу и по–плохому. Ответь мне на вопрос — с каких пор мой Палач не убирает свидетелей?

Изгой знал, что рано или поздно Асмодей выдаст этот козырь, но все равно вздрогнул от неожиданности.

— У каждого свои слабости, Изгой? Юная малышка танцовщица поразила воображение одного из самых лютых воинов моей армии?

Изгой посмотрел на тень:

— Не тронь. Я сотру ей память и отпущу на волю. Она ничего не вспомнит.

Асмодей расхохотался.

— Кого ты дуришь, мальчик? Меня? Да я вижу тебя насквозь и знаю то, чего ты сам еще не знаешь. Девчонка понравилась тебе. От нее так сладко пахнет, ее тело напоминает о давно забытых удовольствиях, ее невинность будоражит твое черное сердце. Ты единственный из всех кого я знаю, кто прекратил всякую связь с миром наслаждения. Ты не пользовался своей неограниченной властью, ты не удовлетворял своих потребностей с женщинами и твой голод сыграл с тобой злую шутку.

Изгой усмехнулся:

— Она моя добыча. Мой трофей, вроде домашней зверушки. Если убьешь — плакать не стану.

— Неужели? Почему именно она, Изгой? А не любая другая? Хочешь, я отвечу на тот вопрос, на который ты сам себе боишься ответить? Она напомнила тебе сестру. Нежная, хрупкая, ранимая. Анна, как превосходно она танцевала у ночного костра для своего брата? А братская ли то была любовь, Мстислав?

Изгой зарычал и оскалился. Кровь забилась в висках. Постепенно застилая глаза красной пеленой ненависти.

— Не смей. Не смей даже имя ее произносить, ее душа слишком чиста для таких, как ты.

Тень взметнулась вверх и возникла перед Палачом.

— Я прав…Конечно я прав. Как всегда. Нет, ты не хочешь, чтобы маленькая бабочка умерла, ты хочешь, чтобы она порхала, танцевала для тебя. Ты хочешь слышать, как бьется ее сердце и как струится кровь по ее венам. Она воплощение жизни в том царстве смерти, в котором ты живешь. А что если я скажу тебе. Что сейчас Хищник стоит под ее окнами и ждет моего приказа? Ты знаешь, каким жестоким я могу быть. Хищник переломает ей для начала ноги. Одну, потом другую. Каждая минута твоих сомнений — будет для нее вспышкой адской боли. Ты этого хочешь, Изгой? Твоя человеческая сущность еще не проснулась? Я могу ее разбудить? Я могу заставить тебя переживать ее смерть, боль и дикое отчаянье снова и снова.

Изгой стиснул челюсти и сжал руки в кулаки. Боль в висках становилась невыносимой. Мысль о том, что Хищник будет пытать Диану, оказалась болезненней, чем он мог себе представить. Если девчонка и умрет, ее смерть не должна быть такой мучительной. Только Изгой имеет право лишить ее жизни. Она его добыча.

— Ну, так как?

Изгой с трудом сдерживался, чтобы не заорать от боли в мозгах.

— Прикажи Хищнику убраться. Я согласен.

— Вот и хорошо. Вот и отлично, мой мальчик. Ты получишь все указания. Отныне ты перестаешь быть палачом без имени. Теперь ты родишься заново. Мокану заключил сделку с польским кланом на продажу фондовых акций. Николас хочет выкупить княжество под Варшавой. Пока что переговоры проходили не слишком удачно. Ты выйдешь с ним на связь и предложишь убедить своих сородичей в выгодности сделки с королевской семьей. Взамен потребуешь земли. Это чудесная сделка и Мокану не упустит шанс утереть нос Воронову, которому не удалось заключить договор. Мы сыграем на их вечном соперничестве. Кстати, твоя бабочка может тебе пригодится. С ее помощью ты вотрешься в доверие гораздо быстрее, у королевской семьи — слабость к смертным. Кроме того они строго придерживаются своих абсурдных законов — не пьют свежую кровь. Отныне у тебя появится имя, наличность, недвижимость, транспорт и штат обслуги. Я уже обо всем позаботился. Для начала переедешь в новые владения и лишь спустя несколько дней выйдешь на связь с Мокану. Я передам тебе все необходимые данные. И еще — тебе придется в самые кратчайшие сроки научиться всему, что умеют современные вампиры и смертные. Ты пойдешь в ногу с этим временем. Отныне, ты не безликий палач. Только будь предельно осторожен — если Воронова можно легко обвести вокруг пальца, то Мокану очень серьезный противник и очень сильный. Ты не должен сорвать задание до того как мы узнаем то, что нам нужно. Кстати я близок к тому, чтобы выполнить свою часть сделки. Закончишь с Черными Львами, и скажу тебе, где сейчас твоя сестра.

Как приятно болят мышцы, это как наркотик. Носок касался пола, до боли, до судорог в лодыжках напрягались сухожилия. Главное чтобы колени были вогнуты, чтобы полупальцы как можно выше и отклониться назад, почти доставая рукой до пола. А потом поворот, резко, голову сторону и взгляд цепляется за одну точку чтобы не потерять равновесие. Комната вертелась перед глазами все быстрее, тело ликовало от абсолютной власти над разумом. Да, я тренировалась. Чтобы не думать, чтобы отдаться танцу, в голове звучали нарастающие аккорды фортепиано, то скрипка вплеталась нежным плачем.

Когда нибудь я выйду снова на сцену? Или это мой последний танец умирающего лебедя?

Как ни странно, но я ЕГО ждала, смотрела на часы, старые с потертым циферблатом и ждала. Первым порывом, конечно, было сбежать, но в прошлый раз я убедилась, что может со мной произойти, если Изгоя не будет рядом. Теперь я уже не была уверенна, что готова испытать судьбу снова. Особенно напугали меня, его слова, что если не вернется — я должна бежать. Кто он? Неужели и в самом деле наемник? Вампир.

Больше я уже не сомневалась, в том, что Изгой не человек, а эти жуткие ожоги на его ладонях, это походило на самовозгорание. Словно я попала в фильм ужасов и исполняю в нем роль жертвы, которую в финале обязательно убьют. Или Изгой, или те, на кого он охотится. Жуткое слово, но он и есть хищник. Опасный, умный и очень сильный. Единственное чего я не понимала, так это почему я до сих пор жива? На кой черт я сдалась Изгою? Почему он спасал меня каждый раз от смерти, но, тем не менее, не отрицал, что скорей всего убьет меня сам.

Я продолжала танцевать, ускоряя темп, забывая о боли в пальцах ног и словно взлетая в легких прыжках.

А если он не вернется? Если его убьют? Я же должна обрадоваться или молится, чтобы моего похитителя постигла смерть — тогда я смогу скрыться и вернуться к нормальной жизни. Я лгала сама себе — к нормальной жизни я уже точно никогда не вернусь. Во сне меня будут преследовать обезглавленные тела и оскаленные рты монстров. И снова ложь. Я думала не только об этом — я не хотела, чтобы Изгой погиб. Сама мысль о том, что он не вернется именно по этой причине, вызывала во мне странную волну отчаянья. Абсурдную, непонятную и неподвластную мне.

Я сбилась с ритма и снова посмотрела на часы. Скоро уже десять часов как он ушел. Постепенно мною овладевала паника и я начала заново кружиться в танце.

Прыжок. Шене. Шанджман де пье. Прыжок. Деми–плие, реливе. Фуете до бесконечности…Пока не закружится голова.

Постепенно тело отделилось от разума, я танцевала и думала, в голове тикала стрелка часов.

Двенадцать часов, а его все нет. Неужели он не вернется?

Я танцевала "Кармен", мое любимое соло, когда Хосе убивает возлюбленную. Я осела на пол, с воображаемым ножом в груди и тут же поняла, что уже не одна. ОН вернулся. Стоял возле двери, сложив руки на груди, и смотрел на меня. Смотрел необычно с искоркой интереса, которого раньше не было. Странный взгляд. Словно он напряженно о чем то думал. Когда же я все таки привыкну к тому, насколько бесшумно Изгой передвигается? Как давно он наблюдает за мной? Сколько времени я уже танцую? Не менее четырех часов, беспрерывно. Тело ломило от усталости и странного облегчения. Вернулся.

Глядя на Изгоя, я приподнялась с пола и сложила ноги крестиком, обхватив колени.

— Впечатляет.

Сказал он мрачно и прошел на середину залы. Зала…Сильно сказано, конечно, но, тем не менее, зала. Не называть же ее салоном. Мне даже стало смешно. Облезлые стены, облупившийся шкаф и дырявый ковер — салон. Желание улыбаться пропало, когда я увидела, как он вытащил меч и положил на стол. Изгой прикасался к стали с любовью, с нежностью. Клинок сверкнул на солнце, пробивающемся сквозь прозрачные занавески на окне. Длинные пальцы вампира скользнули по блестящей поверхности, и я вдруг с ужасом подумала о том, скольких он убил этим мечом за все годы своего страшного предназначения.

Неужели, он наблюдал за мной и не помешал? Стоял у двери, так как я двигалась по всей комнате, не давая возможности пройти мимо. Что он только что сказал? Впечатляет? Это он про танец?

Изгой сел в кресло. Он снова кого то убил. Если вернулся, значит, выполнил задание. Хладнокровный монстр, для него чья то жизнь гроша ломаного не стоит. Как он выразился насчет людей — они букашки, которых он убивает, даже не замечая. Кстати я одна из таких, когда будет нужно он и от меня избавится, как от насекомого. По спине пробежал холодок.

— Сегодня мы уезжаем отсюда, — поставил меня в известность и прикрыл глаза. Я вздрогнула от звука его голоса. Казалось, мужчина устал, хотя я не сомневалась, что этот робот не знает усталости.

— Куда? — спросила я и привычным движением поднялась с пола на полупальцы.

— В новый дом.

Я не удержалась от усмешки. Если "это" он называет домом? То, что тогда в его представлении развалины?

— Да, и нам пора познакомится.

Я удивленно застыла на месте.

— Познакомится? Разве мы не знакомы?

Изгой открыл глаза и посмотрел на меня — его радужки снова стали сиреневыми. От их пронзительности дух захватило. Да, несомненно, он смотрел на меня иначе, и я не могла понять нравится мне это или нет.

— Нет, не знакомы. Теперь пришло время начать называть друг друга по именам. Я — Мстислав.

Даже имя ему под стать — старославянское, мужественное, резкое. Почему именно сейчас он решил назвать мне его? Ведь еще вчера сказал. Что мне не обязательно знать как его зовут.

— А я…

— Диана. Я помню, — отрезал он и полоснул меня колючим взглядом, — ты умеешь водить машину, Диана?

Как непривычно звучит мое имя у него в устах. Как странно он ставит ударение. Только сейчас я начала замечать, что у него есть легкий акцент. Не совсем как у иностранцев, но русский не его родной язык однозначно.

— Умею, конечно. У меня есть маши…была.

Осеклась я.

— Отлично. Ты отвезешь нас в новый дом.

— Но на чем? Моя "шкода" сгорела в том…

— Я знаю, ведь это я ее поджег, — в голосе удовлетворенность.

— Тогда на чем мы поедем? — не унималась я.

— На новой машине. Не задавай лишних вопросов. Собери вещи, через час мы должны отсюда съехать и не мешай мне, я хочу посидеть в тишине. Мне нужно подумать, а думать я привык в одиночестве.

Он снова закрыл глаза и теперь походил на дремлющего леопарда. Огромного, сильного и очень опасного. Я ему мешаю. Может он еще и запретит мне дышать?

Вслух я дерзить не решалась. Берет с собой и хорошо, последнее время я смутно понимала, что должна держаться рядом с ним. И самое странное, мне начинало нравиться его присутствие. Он заполнял собой все пространство, и я переставала испытывать панический страх. Почему то мне казалось, что Изгой не причинит мне вреда. Может, я ошибаюсь, но сейчас точно не причинит. Хотя взгляд его, меня насторожил, в нем что то изменилось. Только я нутром чувствовала, что эти перемены не сулят мне ничего хорошего. Если Изгой и начал смотреть на меня с интересом, то с определенной целью, и я не понимала с какой.

Глава 6

Они въехали в новый дом ближе к вечеру. Изгой равнодушно переступил порог шикарного загородного особняка в отличии от Дианы. Та с восторгом осматривала их хоромы и даже потеряла способность разговаривать от переизбытка эмоций.

После тех каморок, в которых ей пришлось ночевать последние несколько дней, этот дом казался дворцом.

— Ну, ничего себе! Вот это да!

Изгой усмехнулся, криво с презрением. Асмодей умел замылить глаза. Показная роскошь, богатство и шик. Все это мишура и декорации. Спектакль, в котором маленькая бабочка сыграет свою эпизодическую роль. Чем больше Изгой думал о новом задании, тем мрачнее становился. Он не привык к таким играм. Его задача была простой — пришел и уничтожил, замел следы. Все. Коротко, ясно и быстро. Он не умел притворяться и играть, а теперь ему придется и Асмодей напрасно недооценивал королевскую семью. Изгой всегда с уважением относился к объединенному братству. Сильные правители, сплоченная семья. Изгой не считал, что нужно лезть в это осиное гнездо, где преданность подданных граничила с фанатизмом, плюс еще серьезная поддержка ликанов с которыми Воронов заключил мир. Беспрецедентный случай за всю историю оборотней и вампиров.

На протяжении нескольких часов Изгой сканировал свою память, вспоминая все, что он знал о Нике Мокану и Владе Воронове. Чем больше думал, тем труднее казалось задание. Не так то просто войти в дом к вампирам, притом столь умным и могущественным. Кроме того, имеющим родство с Чанкром. Все должно быть продумано до мельчайших деталей. Нужно произвести впечатление, особенно на Мокану — подозрительного, жестокого, очень хитрого и коварного. Серьезный враг. Они наведут справки насчет Мстислава Вольского, перероют всю его подноготную и если хоть что то Асмодей упустил, вампиры казнят Палача не задумываясь. Здесь не поорудуешь мечом, их слишком много и они умны — это не отбившихся от рук бессмертных убирать с дороги, а ввязаться в войну с братством, а то что король и князь умеют воевать Изгой знал хорошо. Несколько побед одержанных над самыми всесильными демонами, говорили о многом. Братство сильно и сила его не в количестве, а сплоченности и преданности королевской семье.

— Здесь мы будем жить?

Голос пленницы вывел его из раздумий, и он посмотрел на то, как она кружит по необъятной зале, словно танцуя, смотрит на цветные витражи и изысканную современную мебель. Изгой нахмурился. В качестве кого он представит эту глупую дурочку вампирам? Подружка? Ха еще чего. Он должен соответствовать, не вызывать подозрений, быть походим на них самих. Только любовница. На статус его женщины Диана не тянула. Нет в ней ни шарма, ни лоска, ни породы. Бойкая, юркая, нежная. За несколько недель ее не изменить, даже если сильно постараться. Вампиры не поверят. Фальшь будет видно за версту. Любовница? Черта с два, она боится его и совершенно не знает. Они даже не друзья. Нет. Их отношения должны изменится и они изменяться, хочет ли она того или нет. Для начала нужно ее переодеть, купить ей новые вещи, немедленно. Заставить ее иначе говорить, иначе двигаться, а потом… Изгой не хотел думать о том, что ему придется сделать потом.

Есть только два решения: первое — сделать ее своей женщиной, а второе убить.

Что будет наименьшим злом, Изгой не решил. Второй вариант намного проще. Вот прямо сейчас свернуть ее тонкую шейку и закопать во дворе. Секунда и больше нет помехи, да и козырь Асмодея будет уничтожен. Изгой смотрел, как девушка бросила сумку на пол и восторженно оглядывается по сторонам. Она подбежала к шикарному белому роялю, подняла крышку и наиграла указательным пальчиком "Лунную сонату". Потом тронула клавиши, и вдруг спохватилась, вспорхнула как бабочка, приблизилась к картинам на стене, рассматривая их с искренним интересом.

— Это оригиналы?

Ее голос разнесся по зале эхом и Изгой снова вздрогнул.

— Не знаю. Возможно.

Изгой сжимал и разжимал пальцы. В его висках пульсировало, сердце перестало отбивать привычный ритм. Он лихорадочно думал. Как же просто взять и лишить ее жизни. Что ему мешает? Раньше он никогда не думал дважды, особенно о жизни смертных. Они умирали, иногда случайно, попадая под руку, иногда намеренно, если мешали заданию или должны были исполнить роль декораций, для очередного заказа. Почему сейчас это так трудно? Кто она такая? Никто. Ничтожная былинка. Ее и так все считают мертвой. Ее уже оплакали и похоронили, никто даже не узнает о ней. Изгой почувствовал, как к нему приходит твердая убежденность в том, что лучше всего закончить это прямо сейчас. Так гуманней, так правильней. Он уже было двинулся в строну девушки, и вдруг застыл. Она закружилась в танце. Легко, естественно, едва касаясь носочками пола. Даже в грязных джинсах и порванном свитере она походила на птицу в полете. Красивую, гордую, великолепную. Ее тело извивалось, сгибалось и пружинило. Она взлетала в прыжке и бесшумно приземлялась на носочки. Длинные темные волосы выбились из прически и хлестали ее по спине. Тоненькая фигурка, скользящая по полу завораживала как фарфоровая статуэтка, которая пришла в движение какими то невероятными чарами. Изгой разжал пальцы и понял, что не сможет. Он никогда не сможет ее убить. Это кощунственно, это все равно, что уничтожить бесценное произведение искусства. Тогда остается первый вариант, сложный и очень чуждый Изгою. Он никогда не ухаживал за женщинами, не собирался и сейчас. Все его похождения — это быстрая возня солдата между боями. Шлюхи, чужие жены, случайные девки в тавернах. Ни одной долгой связи, без чувств, голая физиология — он им деньги они ему тело. Иногда брал силой, как любой завоеватель в покоренном городе. Так делали все и он тоже. В его жизни были только две женщины — мать и сестра. Их он боготворил. Остальные безликие тела, приносящие мимолетное удовольствие после боя.

У него задание и он его выполнит и если Диана средство, то так тому и быть. У нее нет выбора, как и у него. Точнее Изгой сделал выбор за нее. Диана станет его любовницей, хочет ли она этого или нет. На секунду представил себе, как порвет на ней одежду и войдет в ее тело и собственное отозвалось молниеносно. В висках запульсировало, а в горле пересохло как от жажды.

— Господин.

Изгой резко обернулся, и в руке сверкнуло лезвие меча. Перед ним стоял вампир слуга. Палач медленно опустил меч.

— Ты кто?

— Управляющий. Я ждал вашего приезда. Я здесь к вашим услугам и для того чтобы научить вас всему в самые кратчайшие сроки. Меня послал Асмодей.

Изгой усмехнулся. Очередная жертва, продал душу за бессмертие, теперь вечный слуга демона. Как и все кто замешаны в этом задании. Значит, королевская семья важна для Асмодея, не просто важна, а бесценна. Коварный демон почувствовал угрозу от сильного клана и решил избавиться от помехи раньше, чем братство наберет еще большую силу и власть. Впрочем, какая разница — они объекты, а у него свое задание. Особенное, непривычное, но, тем не менее, все же задание. И он его выполнит. Как всегда. Ему обещана бесценная награда — сестра и свобода. Возможно, Асмодей отпустит Изгоя и вернет ему душу. Вернет ему то, что так беспечно отдал сам Мстислав в порыве гнева и отчаянья.

— Я сам научусь. Ты лучше займись ею.

Изгой показал на девушку, которая выглядывала из окна, став на носочки.

— Измени ее. Измени в ней все — прическу, одежду, все что сможешь. Смени ей…

— Имидж?

— Что?

— Ну, стиль поведения …

— Вот именно. Делай все что нужно и трать сколько потребуется. Тебя как звать?

— Константин.

— Так вот, Константин, я хочу, чтобы ты присмотрел за девчонкой.

— Но, у мня инструкции насчет вас и…

— Сначала она. Со мной разберемся потом.

Изгой снова посмотрел на Диану и усмехнулся — она прислонилась лицом к стеклу и наблюдала за снежинками. В этот момент она была так похожа на Анну, что у него невольно дернулось сердце. Перед глазами возникла картина из прошлого. Где он, вернувшись из похода, развалился в кресле возле камина, а сестра заметила, как пошел первый снег, и точно так же подбежала к окну, чтобы смотреть на тающие за стеклом снежинки.

На душе потеплело лишь на мгновенье, а потом черный мрак окутал сердце — нет больше прошлого. Даже если найдет Анну, то, как посмотрит ей в глаза? Как решится поднять голову после всех грехов, которые совершил? Он Палач, без прошлого и без будущего. Хладнокровный солдат. Машина смерти. Вечный слуга Асмодея. Его место в аду и возможно очень скоро он туда попадет.

— Можно я иногда буду здесь репетировать? Тут так просторно и рояль. Если бы кто нибудь мне сыграл…

Изгой и Константин переглянулись. Управляющий понимающе кивнул, а Диана только сейчас заметила, что они не одни и смутилась.

— Простите.

Изгой схватил ее за руку.

— Идем, нам нужно поговорить.

Наверное, он немного не рассчитал силу, и она ахнула и попыталась вырвать руку, но он удержал, а схватку ослабил ровно настолько чтобы не причинять боль.

Диана посмотрела на управляющего, но тот отвернулся, делая вид, что не заметил грубого обращения своего хозяина с гостьей. Изгой чувствовал себя двояко. Он не привык задумываться о своих действиях настолько, если он и прикасался к кому то, то это были последние прикосновения для жертвы, несущие мгновенную смерть. Сейчас он должен был рассчитывать свою силу, это неудобно, это напрягало. А он не привык к дискомфорту в любых его проявлениях. Девушка раздражала тем, что не понимала насколько он опасен и как непредусмотрительно испытывать судьбу, сопротивляясь его приказам.

Изгой направился вперед по коридору в поисках уединенной комнаты, увлекая за собой Диану. Она шла позади, мужчина все еще сжимал ее руку. Это произошло внезапно, он даже не понял, как раздражение сменилось странным чувством непередаваемого удовольствия. Оказывается, прикасаться не причиняя боли — это приятно. У нее гладкая кожа, нежная и теплая. Ее пульс бьется под его холодными пальцами испуганно и волнующе. Диана не сопротивлялась и ему даже показалось, что в какой то момент ее пальцы сплелись с его пальцами, он невольно перестал ее тянуть за собой, а хватка ослабла еще больше и Изгой теперь просто держал ее за руку. Собственные ощущения казались яркими, и пронзительными, а женская руку в его большой ладони вызывала пугающее чувство, незнакомое и очень странное и у Изгоя не было ему определения. Он даже не мог понять нравится ли ему это чувство или нет.

— Мстислав, дай руку. Ну, дай. Я что то тебе покажу.

— Нет, мышка, я занят, ты не видишь?

— Ну, дай мне руку и закрой глаза.

Мстислав улыбнулся и повернул голову к маленькой девочке поднявшей к нему нежное личико с сиреневыми глазами. Сердце защемило от любви. Воплощение невинности, красоты, доброты. Девочка скорчила гримасу, имитируя грусть, и Мстислав засмеялся.

— Ладно, плутовка, хорошо.

Он закрыл глаза и почувствовал, как маленькая ручка легла в его большую ладонь.

— Идем, я нашла кое что и хочу, чтобы ты увидел.

Этим чем то оказался подснежник на проталине за домом…

Когда они переступили порог первой же комнаты, Изгой выпустил руку Дианы и тут же сжал пальцы в кулак. Непреодолимо захотелось снова к ней прикоснуться. Разозлился на себя. Не привязываться к вещам. Разве не этому учил его в свое время Асмодей?

— Я сделала что то не то? Или сказала что то лишнее?

Девушка обиженно смотрела на него и потирала запястье, на котором остались следы от его пальцев. Он бросил взгляд на синяки, и внутри что то шевельнулось, неприятное, незнакомое. Почему рядом с ней он реально чувствовал, какое он чудовище? Только потому, что она смертная? Ведь раньше он имел дело с такими же тварями, как и он сам. Ее слабость возбуждала в нем охотника, только дичь вызывала желания совсем иного рода, чем просто утолить голод. Точнее наоборот она будила в нем дикий голод, но совсем иной.

— Нет. Все нормально. Сядь. Ненавижу, когда кто то перечит мне.

Изгой указал ей на кресло обтянутое полиэтиленовым чехлом, как и вся мебель в доме. Диана лишь отошла подальше от него, но не села в кресло.

— Я постою.

Упрямо заявила она. Пожалуй, это единственная смертная, которая смела ему дерзить, и отчаянно сопротивлялась своему страху, а в том, что она его боялась, Изгой не сомневался, и впервые это не приносило удовлетворения. Даже наоборот, это раздражало.

— Значит, стой. С этого момента твоя жизнь изменилась, поняла? По–прежнему уже не будет, и как ты понимаешь — ты в моей власти. Так что постарайся быть мне полезной и не заставляй пожалеть о том, что не отправил тебя к твоим друзьям на тот свет. Потому что я могу быстро исправить это досадное упущение. Вот так.

Изгой щелкнул пальцами и девушка вздрогнула.

— Что значит быть полезной? — тут же спросила она.

— Это значит делать то что я тебе скажу.

Она смотрела на него удивленно и настороженно, видимо понимая, что сейчас ее посвятят в то чего ей знать не положено.

— На этот раз мое задание не совсем обычное и ты мне поможешь, хочешь ты этого или нет. Так что это не переговоры, а констатация фактов. Тебе лучше согласится, потому что второго варианта нет. Точнее есть, но тебе он не понравится.

Диана нахмурилась, но молчала. Изгой видел, как она лихорадочно пытается понять каким образом может быть полезна ему, но не истерит, а это уже хороший знак.

— Я не буду рассказывать тебя о цели моего нынешнего задания, но что требуется от тебя скажу. Во–первых — ты забудешь о том кто я на самом деле. Можешь даже выдумать романтическую бредовую историю о нашем знакомстве и о наших прекрасных чувствах. Для тех, с кем нам придется иметь дело — мы любовники. Ты моя женщина, игрушка, любовница. То есть моя во всех смыслах этого слова.

Изгой увидел, как девушка резко повернула голову и ее глаза расширились.

— Любовники… — пробормотала она с искренним ужасом и Изгой криво усмехнулся.

— Вот именно — любовники. А что еще, по–твоему может связывать актрисульку и вампира?

— Балерину — поправила его Диана.

— Хоть оперная певица. Не вижу разницы. Ты будешь делать то, что я тебе говорю, и может быть останешься в живых. Все что ты получишь взамен на сотрудничество — жизнь, и поверь — это немало. Ну как справишься? Или мне избавиться от тебя сейчас?

Его глаза сверкнули в полумраке комнаты.

— Ты…ты сказал, что мы должны играть любовников. Это будет просто игра или…

Ее голос дрогнул.

— Я еще не решил, — ответил Изгой и вдруг оказался возле нее так близко, что от неожиданности девушка зажмурилась и едва сдержалась от крика ужаса. Он склонился к ее лицу. Губы девушки подрагивали, она побледнела и едва дышала.

Мужчина отпрянул от нее, чувствуя разочарование и злость. Пожалуй, будет адски сложно играть эту чертовую роль. А эта смертная настолько его презирает и боится, что вампиры почувствуют этот запах паники за версту.

— Я согласна, — сказала Диана внезапно и открыла глаза. Теперь Изгой удивился — на ее лице решимость и отчаянье, — но с одним условием.

Брови Изгоя удивленно приподнялись — она ставит ему условия? Это даже становится интересным.

— Каким?

— Когда…когда все кончится, ты вернешь меня обратно, к прежней жизни и навсегда исчезнешь из моей жизни. Никогда больше я не увижу тебя. Поклянись мне в этом и я сделаю все так, как ты хочешь.

Изгой расхохотался громко, так что стекла задрожали и зазвенели бокалы в витрине у стены.

— Это и все чего ты хочешь?

— Да! Это и все чего я, черт возьми, хочу! Жить нормально и забыть навсегда о тебе и о тех кошмарных тварях, которые тебя окружают.

Ее карие глаза загорелись гневом. Она больше не боялась, она уже преступила ту грань, за которой страх уступает место желанию выжить любой ценой. Инстинкт самосохранения и Изгой это мог понять. Самое естественное и заслуживающее уважение чувство.

— А самая мерзкая из них, конечно же я?

Она не ответила, а он снова усмехнулся.

— Поклянись! — потребовала она, смело глядя ему в глаза.

— Ты никто, чтобы требовать от меня клясться! Я никогда и никому не приношу клятв, — Изгой угрожающе на нее посмотрел, — но я все же сделаю исключение для тебя. Клянусь. Я отпущу тебя, я верну тебе нормальную жизнь. Я даже сотру тебе память, и ты забудешь не только меня, но и все что произошло за все это время.

"Даже больше — я могу вернуть тебя в прошлое, в котором ты меня еще не знала"

Она кивнула, и на ее лице появилось спокойствие, даже умиротворение.

— Что я должна делать?

— Для начала сменить эти жуткие тряпки на нормальную одежду.

Она кивнула и Изгой решил, что она не так уж глупа как кажется.

— Тебе бы тоже не мешало сменить гардероб, — тихо заметила девушка.

Изгой невольно повернулся к зеркалу.

"Что с моими вещами не так? Вроде нормально все"

— А как я должен одеваться? — спросил он и пожал плечами.

— Ну не знаю. Уж точно не так словно ты сбежал со съемок дешевого бразильского сериала.

Изгой не понял, что она имеет ввиду, но явно это не комплимент.

Диана осмотрелась по сторонам, и ее взгляд остановился на телевизоре. Изгой никогда не смотрел это изобретение двадцатого века. Знал, что смертные и бессмертные могут часами смотреть на экран этого плоского сверкающего квадрата. Девушка подошла к телевизору, взяла пульт с тумбочки и включила. От неожиданного звука Изгой напрягся. Экран замерцал, и Палач увидел двигающиеся фигуры, изображения людей. Диана что то нажала на пульте и на экране картинки быстро сменяли одна другую. Наконец она остановилась и показала рукой на экран:

— Сейчас одеваются вот так.

Изгой с любопытством смотрел на мужчин, передвигающихся по узкому помосту в странных одеждах, рваных джинсах или костюмах с галстуками.

— Кто они?

— Фотомодели. Они рекламируют одежду. Как видишь, они одеты иначе, чем ты.

Изгой презрительно скривился.

— Я не стану носить этот хлам.

— Твое дело. Я только сказала, а тебе решать. Это ты предложил сделку. Где я буду спать?

— Выбирай любую комнату. Мне все равно. Можешь идти.

Но девушка не торопилась покидать комнату, Изгой повернулся к ней и увидел, что Диана смотрит на него с сомнением:

— Здесь достаточно надсмотрщиков и без меня. Сбежишь — найду, ты же знаешь. Только тогда договор будет расторгнут. Как ты предпочитаешь чтобы я наказал тебя в случае неповиновения — убил сам или отдал ищейкам?

Он снова повернулся к телевизору и услышал легкие шаги позади себя.

Изгой сел в кресло, взял пульт от телевизора и покрутил его перед глазами, потом направил на телевизор, как это делала наглая девчонка, но картинки на экране не сменились. Он принялся нажимать на кнопки, но телевизор выключился. Изгой потряс пультом, потом постучал о подлокотник кресла.

— Чертова штука, как же ты работаешь? — проворчал он вслух и вдруг услышал смех, звонкий, заливистый. Обернулся и нахмурился. Девчонка стояла на пороге и смеялась. Над ним. Вначале он разозлился, но ее смех был настолько искренним и заразительным, настолько завораживающим, что он невольно заслушался. Оказывается — Палач не помнил, что люди умеют смеяться. Вот так, как она. На ее нежной щеке появилась ямочка, а в темных глазах искринки веселья. В этот момент ему показалось, что он увидел ее впервые. А она красивая. Если он вообще отдает себе отчет в том, что такое женская красота. Но разве не так называют люди тех, кто их привлекает? Диана привлекала Изгоя и раньше, но сейчас особенно. Ее щеки разрумянились, глаза искрились, ровные белые зубы сверкали за полными чувственными губами. Он даже невольно тряхнул головой. Может это сумерки играют с ним шутку? Ведь еще вчера она казалась ему не более чем очередной жертвой, которую нужно прикончить и чем быстрее, тем лучше. Девушка подошла к нему и взяла пульт из его рук.

— Вот так включать, а вот так переключать каналы, — показала она и снова засмеялась.

— Дай сюда.

Изгой отнял у нее пульт, но чувствовал, что злиться на нее не может. Наоборот ему вдруг захотелось, чтобы она не уходила, а осталась рядом и еще раз засмеялась. Для него. Глупое желание. Как то непривычно и по–людски.

— Иди. Сам разберусь. Завтра у тебя трудный день.

" И у меня черт подери тоже" — рядом с ней все становилось сложным.

— Мне нужны деньги, — вдруг попросила она.

Мужчина, не задумываясь, сунул руку в карман плаща и достал пачку купюр, не пересчитывая, протянул ей.

— Я отправлю их родителям, можно?

— Нет!

— Но почему? Я всегда им раньше помогала и…

— Я сказал нет! Ты мертва и для них в первую очередь.

— Пусть тогда твой управляющий отправит.

Изгой посмотрел на Диану и нахмурился. Что за упрямая девчонка? Почему она постоянно ему перечит?

— У меня три младших брата и они нуждаются. Все деньги ушли на мою учебу и когда я наконец то смогла хоть немного им помогать появился ты …

" И все испортил" — закончил за нее Изгой про себя.

— Дай адрес, я сам отдам приказ Константину.

— Нужно в банк положить, — тихо сказала Диана.

— Хорошо, я же сказал — отдам управляющему, и он все сделает. Иди.

Изгой забрал из ее рук деньги и отвернулся. Девушка все еще стояла сзади.

— Что еще? — грубо спросил Изгой, чувствуя, как начинает злиться на себя за слабость.

— Спасибо.

Он нахмурился. "Спасибо" — ему сказали это слово или он ослышался? Девчонка поблагодарила его? За эти бумажки? А ведь это чертовски приятно.

— Оставь "спасибо" для кого то другого. Считай, что это аванс.

Как только девушка ушла, Изгой нажал на кнопки, переключая каналы, как она показывала.

Он не заметил, как за окном уже занимался рассвет. Чертов голубой ящик приковал его к креслу на несколько часов, он смотрел, не отрываясь, и не моргая. Иногда меняя каналы. Утром он уже точно знал — смертная права. Сейчас не одеваются, так как он, и Константину придется заняться не только гардеробом Дианы, но и его собственным тоже. И не только гардеробом. Оказывается Изгой совершенно не знал, что из себя представлял нынешний мир. Это ему нужно всему учиться за минимальный срок. Учиться гораздо больше чем Диана. Ведь это ее время, а он безнадежно застрял вне прошлого и настоящего. Возможно, на это уйдут не недели, а несколько месяцев. Если только… если только он не переступит через себя и не позволит самой Диане помочь ему адаптироваться. Хотя нет, велика честь для нее. Смертная не будет учить самого Палача. Он и без нее справится. Где это видано, чтобы вещь учила хозяина? А Диана его вещь, его первое развлечение за века одиночества. Красивая вещь, декоративная. Но всего лишь вещь и не более.

Глава 7

— У нас проблемы. В городе появился Палач. Именно поэтому все мы отложили свои дела, и собрались сегодня здесь, — голос короля зычно разносился в зале Совета Братства. Все смотрели на короля настороженно, с предчувствием грядущих неприятностей. Главы кланов не собирались вместе уже более пяти лет. Эта встреча означала то, что происходит нечто очень важное и братству грозит опасность.

— Палач появлялся и раньше, — возразил кто то.

— Появлялся. Это правда. Но не чаще чем раз в столетие, а, то и несколько веков. За последние несколько недель — три ликвидации. Не поодиночке, а целыми семьями. Это означает одно — у нас нарушаются законы, и мы не справляемся со своими же собратьями. Это крах, господа. Если начнется зачистка, а такое уже случалось, пострадают все. Пришествие тринадцати вампиров–карателей будет означать смену власти. Насильную смену. В таких случаях начинается бойня. Демоны берут власть в свои руки, и они решают, кто будет править братством. Все что мы строили и чего добивались все эти годы, будет уничтожено.

Влад оперся на руки и подался вперед.

— А теперь я жду вашего ответа, ищейки. Какого черта у нас творится беспредел и к нам посылают Палача? Какого дьявола прямо у нас под носом семейство Вышинского устраивала охоту и праздничные ужины с участием смертных? Они уничтожали не по одному человеку, а группами. Люди умирали пачками на протяжении нескольких лет и все это у нас под носом. Последнее преступление Вышинских повергло в шок даже самых древних вампиров — балетная труппа из двадцати трех человек погибли. Семейство нарушителей уничтожено, вслед за этим ликвидирован один из Гиен, а вчера был обезглавлен глава клана Бродяг.

Я спрашиваю — вы совсем ополоумели? Вам за что платят? Вы вообще, по какому праву не выполняете свою работу? Вы хотите, чтобы я лично провел зачистку в ваших рядах? Так я вам это устрою. Кандидатов море. Незаменимых нет. Мне не нужны вампиры–каратели на моей земле и в мое время.

Влад побледнел, руки сжались в кулаки, он обвел взглядом толпу: Глаза полыхали красным огнем, зрачки слились с радужкой. Этот взгляд не сулил ничего хорошего. Вампиры Совета притихли.

— Ты, Криштоф, ты получил должность начальника? Куда ты, мать твою, смотрел? Вышинский убивал смертных в таком количестве, что не заметить было невозможно! Кто продался? Кто покрывал их? Кто организовывал встречи? Чтобы завтра же я знал фамилии, и виновники были наказаны. Мы в состоянии справится без Палачей. Мы должны это доказать. Николас хочет добавить несколько слов и после этого Криштоф доложит нам о том, что ему удалось узнать.

Влад сел в кресло и залпом осушил бокал с виски. Теперь все смотрели на князя. Со стороны он мог вызвать улыбку умиления — высокий, статный с диким взглядом, внушающий ужас всем и каждому вампир, нежно прижимал к себе хрупкую девчушку с золотыми волосами и яркими сиреневыми глазами. Больше похожую на маленького ангелочка, сошедшего с полотен художников, или на очаровательную фарфоровую куколку. Девочка по–хозяйски устроилась у него на руках, склонила головку на плечо отцу и обвила его шею тоненькими ручонками. Воплощение невинности. Но это лишь первое впечатление. Несмотря на безумную любовь к дочери, Николас не просто так приводил ее с собой на важные встречи. Маленькая княжна Мокану обладала ценным даром — она усмиряла и разрешала любой спор. Не произнеся ни слова, могла обезоружить собеседника только взглядом. С отцом она общалась молча, силой мысли. Она могла приказать что угодно и кому угодно. Могла заставить собеседника нанести себе увечья, покончить с собой, могла свести с ума. Могла сжечь обидчика на месте. Ее боялись. Серовато–сиреневые кристально чистые глаза загорались красным фосфором и выносили приговор, который не мог отменить даже ее отец. Хотя пока что ему удавалось усмирить трехлетнюю дочь, но все понимали, что как только Камилла вырастет, она станет опасной. Настолько опасной и могущественной, что с ней не справится даже отец и брат. Камилла дьявольская смесь могущественной ведьмы и вампира, взявшая из обеих рас самые сильные стороны. Все дети королевского семейства сами по себе были уникальны хотя бы тем, что появились на свет. Велес, самый старший из детей — гибрид. Вампир–оборотень обладающий страшной физической силой. Уже в свои девять лет мог уложить десяток взрослых вампиров. Самуил Второй, так его в шутку звали родственники — Верховный Чанкр, рождающийся раз в тысячелетие, сильнее своей родной тети Фэй в десятки раз, но даже они не могли сравнится с Камиллой. Она взяла то, что никак не могло сочетаться вместе — Чанкр и вампир в одном теле и разуме. Такими качествами, как она, обладали только демоны. Никто не знал и не понимал истинной сущности малышки. Но старые предания грозили, что у Падшего Ангела и вампира могут рождаться демоны, новая раса всесильных и могучих исчадий ада. Маленькая ведьмочка, безраздельно управляющая деспотом отцом как марионеткой. Сейчас она выглядела спокойной, но ее присутствие означало, что перепалок, споров и распрей на этом собрании не будет. Потому что Камилла фанатично обожала отца. Любой, кто смел вступать с ним в спор немедленно узнавал, что такое ее гнев. Поблажки были только для Марианны.

— Все что сказал Влад — правда. Последний раз, когда тринадцать воинов–карателей появились на земле, на нашей территории были истреблены почти все вампиры и ликаны. Началась новая эра. Если мы не справимся сами с нашими преступниками, нас ждет тоже самое. С этого момента каждый следит друг за другом. Шаг вправо, шаг влево — расстрел, то есть казнь без суда и следствия. Уполномоченные ищейки получат указания от Криштофа. Отныне мы будем наказывать сами. Произвола больше не будет. Не на наших землях и не в нашем братстве. Все знают, что у нас есть трудности и все знают, что среди нас есть сектанты. Люди исчезают, списки пропавших без вести растут с каждым днем. За последние две недели пропало одиннадцать младенцев до трех лет. Это наводит на подозрения в том, что у нас появилась секта. Доказательств нет, но вы нам их достанете и гораздо быстрее, чем здесь соберутся Палачи. Нам не нужна огласка.

Мы стоим на пороге новых свершений. Скоро в наш альянс войдет Польша и Венгрия. Европейское братство расширится. У нас появится больше возможностей, больше земель. Постепенно мы охватываем обширную территорию и скоро пойдем в Азию. До сих пор там правили демоны, но нас становится все больше, и мы крепнем. Возможно, не за горами то время, когда власть демонов над вампирами и ликанами ослабнет, и мы захватим восточные территории. Витан и Кристина уже сейчас ведут переговоры с восточными кланами. Нам не нужно нашествие Палачей и появление секты, наверняка тесно связанной с демонами. Скоро мы станем неподвластной расой. У нас будут свои законы. Это означает одно — свободу. Кто из нас не мечтал об этом?

Вампиры, молча, взирали на Николаса с ребенком на руках. Никто не смел перечить. Все понимали, что князь прав. Сейчас ни в коем случае нельзя оступиться. Преимущество перед демонами будет потеряно, если их начнут истреблять как вредоносных насекомых.

— Общим голосованием будут приняты новые законы касательно нарушителей. Согласие Совета мы уже имеем. Даю слово Криштофу.

Николас занял место возле брата. С левой стороны сидела его молодая жена. Она восхищенно смотрела на мужа. Протянула руку, чтобы обнять его за плечи, но маленькая Камилла приоткрыла глаза.

— Мой папа, — произнесла она упрямо и Марианна Мокану весело засмеялась.

— Днем твой, а ночью мой. Таков уговор.

— Сейчас день, — сказал Николас и поцеловал дочь в макушку. Влад рассмеялся, а Лина тихо заметила:

— Эх, как же мне это знакомо. Камилле повезло, что у нее нет сестры. Вы с Кристиной еще умудрялись драться за отца между собой.

— Господа, дамы, — Криштов привлек всеобщее внимание.

— Мы провели следствие, точнее мы еще не закончили, но у нас все же есть некоторые сведения и улики. В городе действительно появился Палач. Самый страшный из Палачей Асмодея — Изгой. Многие слышали это прозвище на протяжении веков. Изгой один из сильнейших и могущественных вампиров–эристзаров. Он фанатично предан хозяину и всегда, заметьте, всегда выполнял приказы Асмодея очень удачно. Ни одного промаха, ни улик, ни следов. Он очень опасен. Никто не знает, в какой момент Асмодей решит, что именно вы и есть нарушитель, с которым не справились или не раскрыли ищейки. Но… У нас есть сведения, что при ликвидации Вишинских Изгой не уничтожил свидетельницу. Сейчас идут активные поиски сведений. Есть подозрения, что она все еще находится с Палачом. Для нас это важно. Палач, нарушивший закон, это страшнее чем просто бессмертный, который уличен в преступлении. Любой козырь против вампира–карателя может нам помочь. С этого момента задействованы все силы в раскрытии личности свидетельницы. Как только у нас будут сведения, мы начнем поиски этой женщины.

Криштоф посмотрел на Николаса и тот кивнул ему.

— В городе объявляется комендантский час. Никто не выходит из домов без особого разрешения между часом ночи, и рассветом. Так мы сами отследим нарушителей.

Возразить никто не смел. Вскоре вампиры разошлись, все, кроме королевской семьи.

— Что скажешь брат? Думаешь свидетельница и правда жива?

Влад посмотрел на Ника.

— Думаю жива. Несколько дней назад мы нашли останки вампира–чужака в старом районе города. Его казнил Палач. Там все пропахлось смертной. Живой женщины. И они ушли вместе. Правда, следы оборвались на улице. По какой то причине Изгой не уничтожил свидетельницу. Эх, нам бы внешность Палача узнать. Только все кто его видели, уже давно мертвы.

— Да, и Фэй, увы, бессильна. Не только Фэй и Семи ничего не видит. Изгой защищен демонами, нам не проникнуть в его сознание, он вне времени.

Марианна взяла Камиллу на руки, невзирая на ее сопротивление. Зацеловала малышку и прижала к себе.

— Похоже, у нас снова начинаются неприятности? — спросила она. Ник прижал ее к себе за плечи.

— Мы разберемся. Думаю, что скоро Изгой исчезнет как и появился.

— Белый… — прошептала Камилла.

Марианна улыбнулась:

— Ты о чем, милая?

— Он белый.

— Кто, моя дорогая?

— Он, — сказала Камилла и посмотрела вдаль, — он красивый.

Но Марианна уже снова смотрела на мужа с тревогой, на слова малышки не обратили внимание.

— Почему Изгой не убил свидетельницу? В этом есть смысл? — Ник отпил виски из бокала.

— Меня больше волнует вампир–чужак, который вышел на ее след раньше нас. Подозрения о секте меня пугают. А что если зреет новый заговор или переворот?

Влад налил себе порцию спиртного из графина.

— Не знаю, но что то происходит. Мне не нравится ни Палач, появившийся в нашем времени, ни вампир–чужак. Нужно быть очень осторожными. Проведем зачистку сами во время комендантского часа — может, что то найдем. Кстати закройте все бары, которые посещают бессмертные. Пусть все заведения работают до заката. Наладь это через свои каналы в полиции, Иван.

Безмолвный слуга Николаса склонился в поклоне.

В воздухе нарастало напряжение. Все чувствовали, что зреет нечто, после чего их жизни могут круто измениться. Если начнется война с демонами — то вампирам вряд ли удастся выжить.

Иван выскользнул из дома Вороновых и огляделся по сторонам. Достал сотовый и набрал чей то номер. Ответили ему мгновенно.

— Я освободился, — сказал слуга и спрятал мобильный в карман.

Он перемахнул через высокую ограду. К дому подъехал черный лимузин, дверца автомобиля открылась, и Иван исчез во мраке салона.

Казалось, его окружала непроглядная тьма, но вампир знал, что он не один. Того кто позвал его видеть необязательно. Присутствие демона чувствуется кожей, каждым волоском на теле, которое вибрирует от страха и преклонения.

— Почему на связь не выходил? — голос прозвучал тихо, но он оглушал Ивана изнутри.

— Не мог, они подозревают, что кто то работает на два фронта.

— Так твоя задача запутать их и вывести на ложный след, а не трястись от страха за свою шкуру. Я тебе гарантировал защиту?

— Да, — прошептал Иван, стараясь не смотреть в сторону собеседника.

— Скоро все изменится. Ты мне нужен, Иван. Палач придет в дом Мокану, а ты его прикроешь и будешь во всем помогать и следить за каждым его шагом.

— Палач? — Иван побледнел, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

— Да, Палач. У него свое задание и ты здесь не причем. Ты с Чужим встречался?

Иван кивнул и нервно стиснул пальцы.

— Они готовятся?

— Да, мой господин.

— Девчонку нужно выкрасть. Она последняя из тринадцать детей, она замкнет круг. Мы должны завершить начатое моим братом Аонесом. И ты получишь свою награду. Будь на связи, Иван и помни — я тебя вижу. Каждый твой шаг, я читаю твои мысли, и если ты посмеешь меня предать — я сдеру с тебя кожу живьем.

Глава 8

Я проснулась рано утром, я привыкла вставать с самыми первыми лучами рассвета. Когда за окном еще не пели птицы, а нежные солнечные лучи розоватого цвета бросали блики на окна. В эту ночь я наконец то спала. Вырубилась. Сказалось все и волнения и дикая усталость. Тем более, сегодня, я спала на роскошной постели с благоухающим атласным бельем. Мне нравился этот дом. Как ни странно, хоть я и понимала, что в какой то мере это моя тюрьма, но мне он нравился. Я никогда не видела более роскошных апартаментов. Теперь в лучах солнца я могла рассмотреть комнату. Все выдержанно в золотисто–бежевых тонах, на потолке лепка. Мебель белоснежная с золотистой отделкой. Трельяж с огромным зеркалом на всю стену стоял напротив постели. Красивый шкаф, на изогнутых ножках слева у окна. Маленький круглый столик в углу с двумя плетеными креслами. Но шедевр это постель: необъятная, огромная, с невероятным количеством подушек. Я встала с кровати и ноги утонули в пушистом белоснежном ковре. Мои вещи кучкой валялись на полу и источали неприятный запах. Вот такая вот грязнющая, чумазая и вонючая, я завалилась спать, голая, прямо на покрывало. Мне стало противно. Я приподняла кончиками пальцев свою кофточку и ужаснулась. Вся в черных разводах, кое–где порвана, заляпана грязью и чем то темным, наверное кровью монстров, убитых Изгоем. Неужели мне придется все это надеть на себя снова? От чувства брезгливости меня передернуло.

Я зашла в просторную ванную комнату и умылась, почистила зубы, наконец то расчесалась, а потом с диким удовольствием залезла в ванную. Вода стекала по моему телу, и я чуть ли не стонала от удовольствия. Четыре дня без душа — это слишком. Я чувствовала себя грязной, липкой и дурно пахнущей. Теперь я терла кожу, намыливала волосы душистым шампунем и закрывала глаза от удовольствия. Еще немного и заурчу как довольная кошка. Я провалялась в пене наверное больше часа, добавляя горячую воду. Теперь моя участь уже не казалась настолько жалкой и безнадежной. Все могло быть хуже. Там, в том доме Вышинских, я могла остаться навечно, а ведь я жива. Я дышу этим воздухом, я купаюсь в роскошной ванной, я вижу небо над головой. А этот жестокий и страшный вампир–убийца спас мне жизнь. И притом не один раз. Какие бы он цели не преследовал, но благодаря нему я жива. Что он там просит, помочь ему? Сыграть роль его любовницы? Почему я так разозлилась? Сколько раз в своей жизни я исполняла роли на сцене? Самые разные. Балерина — это та же актриса. Пусть это будет одна из очередных ролей, а плату за нее я получу в виде свободы. Честная сделка. Я не должна была так на него злиться.

Я вылезла из ванной, протянула руку за полотенцем и в этот миг дверь распахнулась настежь. Изгой зашел в душевую неожиданно, я даже отреагировать не успела. Я вскрикнула от неожиданности, и мы на несколько мгновений замерли. Он смотрел на меня по–другому. Странно смотрел. Я еще никогда раньше не видела, чтобы его взгляд изменился настолько. Радужка потемнела, зрачки расширились. Взгляд скользил по моему телу, а я не могла пошевелиться, словно вросла в кафельный пол. Капли воды стекали по коже, становилось холодно, а внутри меня нарастал пожар. Я чувствовала, как затвердели мои соски, и не могла понять от прохлады или от этого горящего взгляда. На меня никогда и никто не смотрел так откровенно. Точнее, я впервые оказалась обнаженной под взглядом мужчины. И вдруг я поняла, что там, в глубине сознания, мне нравится, что он на меня смотрит. ТАК смотрит. Будто хочет разорвать на части. Кровь быстрее побежала по венам, сердце забилось чаще, а в горле пересохло. Если он ко мне прикоснется, я умру от избытка чувств. Внизу живота заныло, такое незнакомое покалыванье, будто что то нарастает и увеличивается как снежный ком. Каждая капля, стекающая по телу, казалась ощутимей удара. В висках пульсировало. Я видела, как его взгляд опустился к груди, и невольно выпрямила спину. Все длилось ровно минуту. Изгой швырнул мне полотенце. Он резко отвернулся, а я завернулась в махровую материю, щеки запылали и наверняка стали пунцовыми:

— Мог постучаться. Я не бесполое существо.

Я снова разозлилась. Прошла мимо него в комнату. Руки мелко тряслись, и я не решалась посмотреть на Изгоя еще раз.

— Константин нашел для тебя одежду, переоденься. Мы уезжаем за покупками.

Только сейчас я заметила, что на постели лежит шерстяной свитер и юбка. Насчет колготок, трусов и лифчика Константин наверняка не подумал.

— Этой одежды не достаточно, — сказала я и покраснела еще больше.

— Почему?

Я обернулась, встретилась с ним взглядом и в горле снова пересохло. Минуту назад я позволила этому мужчине разглядывать себя, я не закричала, не выгнала его и даже не возмутилась. Теперь я должна говорить с ним о том, что мне нужно нижнее белье, колготки и многое другое из женского туалета.

— Потому что на улице мороз, зима. У меня голые ноги.

Изгой задумался, а потом кивнул, мой ответ удовлетворил его.

— Напиши список, все чего не хватает — Константин принесет.

Только сейчас я заметила, что Изгой тоже переоделся. Теперь он выглядел несколько иначе. Больше походил на человека, на современного мужчину. На нем светлый джемпер с высоким воротником, темные джинсы и обычные ботинки, начищенные до блеска. Волосы собраны в хвост на затылке. И еще он побрился. Я невольно залюбовалась правильными чертами его лица, четкими, резкими, словно вылепленными талантливым скульптором. Он походил на викинга. Без густой щетины, стал казаться младше. Если бы не шрам то он, несомненно, очень красив. Той странной холодной красотой, которая разбивает женские сердца. У него чувственные губы. Верхняя чуть тоньше нижней, резко очерчен каждый контур, на подбородке ямочка. Какие его губы на вкус? Холодные? Жесткие, как он сам? Или мягкие, страстные, жгучие? Я бы хотела, что бы эти губы целовали меня? Сердце замедлило бег и стало трудно дышать. Да, я бы хотела. Это откровение самой себе потрясло меня до глубины души. Я отвернулась и подошла к столу, все еще завернутая в полотенце.

— Мне не на чем писать, — сказала я, поискав в шкафчиках и ящичках письменные принадлежности.

— Тогда скажи, я ему передам.

Я замялась, почувствовала, что щеки скоро сгорят или воспламеняться.

— Мне нужно… — черт, а это трудно, сказать незнакомому мужчине, что мне нужны трусы.

— Говори, — в голосе чувствовалось раздражение, — у нас не так уж много времени.

— Трусики, бюстгальтер и колготки, — выпалила я и подавилась слюной, закашлялась.

— Тру… Черт, кроме колготок ничего не понял.

Он издевается? Он что неандерталец или инопланетянин?

— Трусы, черт возьми. Это нижнее белье, понимаешь, чтобы прикрывать интимные места? — я давилась каждым словом, — Бюстгальтер одевают на грудь.

— Зачем? — он пожал плечами.

Я окончательно растерялась. Зачем одевают бюстгальтер? Хороший вопрос.

— Чтобы грудь не колыхалась и вообще, какая разница зачем? Мне это нужно. Так сейчас носят.

Казалось, Изгой не замечал моего смущения и раздражения.

Он ушел, а я так и осталась стоять, прижав к груди полотенце. Потом сбросила его на пол и увидела свое отражение в зеркале. У меня колыхаться нечему. Зачем я ношу лифчик? Так принято и все, чтобы соски не торчали и не просвечивали. Вот зачем. Мои до сих пор были напряжены. Это от холода. Или от страха.

Я лгала самой себе не от холода, а от его взгляда, от его присутствия рядом со мной. Этот мужчина будил во мне странные желания, темные, неведомые ранее. И чем больше я с ним общалась, тем больше чувствовала насколько мне опасно находится рядом с ним и не потому что он вампир, а потому что меня непреодолимо тянет к нему. Потому что я нервничаю, когда он смотрит на меня, потому что там, в ванной, мне захотелось, чтобы Изгой ко мне прикоснулся.

Это от нервов. Это все от стресса.

Я натянула свитер через голову, потом юбку на влажные бедра и снова посмотрела в зеркало. Пигалица. Волосы висят космами, юбка бесформенный серый мешок, а свитер обтянул тело, белая ткань обрисовала контур груди, как вторая кожа и темные кружки сосков ясно просвечивали под материей. Чертов слуга. Где он достал эти вещи?

Изгой вернулся внезапно, я как раз пыталась заколоть волосы шпильками. Я увидела его сквозь зеркало. Он появился как всегда бесшумно.

— То, что ты просишь, достать не получится.

Я увидела, как его взгляд резко опустился чуть ниже, и вспыхнула, прикрыла грудь руками.

— Теперь я понимаю, зачем нужна та вещь, о которой ты говорила, — он усмехнулся или мне показалось? Снова кровь прилила к лицу.

— Набросишь мой плащ, он длинный. Не замерзнешь. Поехали, купишь все сама.

Изгой вошел в магазин и тут же почувствовал уже привычное внимание со стороны людей. На него глазели, а он это ненавидел. Он не привык быть на виду. А вот его смертная пленница, похоже, чувствовала себя как рыба в воде. Мстислав пошел за ней, стараясь не упускать из вида, игнорируя любопытные взгляды, которые на него бросали посетители и продавщицы. Диана снимала вещи с вешалки, рассматривала, прикладывала к себе. А потом она скрылась в какой то нише за шторой, Изгой хотел было пойти за ней, но девушка выскочила ровно через несколько минут. Остановилась возле зеркала, покрутилась, принимая разные позы, и он засмотрелся. Она словно жила в своем мире. И ему нравилось за ней наблюдать, как она преображалась в разных нарядах. Вот она вышла в красивом красном платье и Изгой решил, что она больше одета чем раздета. Спина полностью открыта, плечи сверкают белизной, а вырез спереди почти приоткрывает полушария небольшой, но высокой и округлой груди. На боку разрез, до бедра. Она снова забежала в примерочную, и он понял, что уже ждет, когда она выйдет в новом наряде. А когда вышла, ему стало не по себе, если бы мог дышать, то у него бы перехватило дыхание. Девушка надела полупрозрачный костюм. Очень короткую юбку и блузку, полностью открывающую живот. Она сделала какое то очень соблазнительное танцевальное движение, и Изгой подался вперед, непроизвольно стиснув челюсти. Даже издалека он видел, как просвечивает ее грудь под блузкой, а когда она повернулась на каблуках, мелькнуло кружево на бедре. Изгой повернул голову и увидел, что какой то парень тоже смотрит на Диану и этот взгляд Изгою не понравился. Плотоядный и похотливый. Мстислав уже через секунду стоял позади него. Парень медленно обернулся и вздрогнул.

— Пошел вон, — хрипло прошептал Изгой, и парень попятился назад, видя как сверкнули глаза вампира. Он чуть не упал, сбил вешалку с одеждой.

— Вам чем то помочь?

Изгой обернулся так резко, что продавщица вздрогнула.

— Нет.

— У нас есть отдел мужской одежды, пока ваша спутница выбирает, я могла бы…

Изгой наклонил голову в бок.

— Вы могли бы исчезнуть, если бы я захотел, — мрачно сказал он и девушка замолчала. Потом отвернулась и пошла к своим подружкам, которые поглядывали на него со стороны:

"Он псих"

"А какой красавчик"

"Брутал, девки, от него сексом за версту несет"

"Я представляю, какой он в постели"

"Повезло этой мышке"

Изгой вдруг понял, что Диана слишком давно не выходила из примерочной. Он прислушался. А потом за секунду оказался возле шторы и резко распахнул.

Диана ахнула, а он замер. Девушка стояла к нему боком. В одном нижнем белье. Он не знал, что она на себя надела, но от одного взгляда на эту одежду у него заныло в паху с такой силой, что от удивления он вздрогнул. Диана прикрыла грудь руками, но от него не укрылось ничего. Он снова увидел ее грудь, слегка прикрытую черными кружевами, взгляд опустился ниже к плоскому животу к тоненькой полоске трусиков с оборками и с поясом для чулок. Ничего более красивого и более возбуждающего он раньше никогда не видел. Это было похлеще, чем когда он увидел ее обнаженной в ванной. По телу прошла незнакомая дрожь, и ему захотелось, невыносимо, болезненно почувствовать ее тело ладонями. Он даже незаметно двинулся в ее сторону.

— Выйди, пожалуйста, — тихо попросила Диана, и Изгою показалось, что ему дали пощечину. Он отступил и задернул штору, но остался стоять рядом, чтобы никто другой не мог увидеть, то, что видел он. Ему не хотелось. Вспомнил, как тот парень глазел на смертную и руки непроизвольно сжались в кулаки. Внутри поднялась волна ярости. Это его пленница. Никто не смеет на нее смотреть. Она принадлежит Изгою. Диана вышла через несколько минут, раскрасневшаяся, смущенная в руках ворох одежды которую она выбрала. Она понесла вещи на кассу, а Изгой пошел за ней, словно неотступная тень. Девушка начала перебирать, стараясь выбрать самое лучшее, из всего что примерила и отложила в сторону красное платье. Изгой вдруг сгреб тонкую матерью пятерней и вернул обратно. Девушка вопросительно на него посмотрела:

— Оно очень дорогое.

— Оно красивое, — голос звучал равнодушно на одной ноте, а потом он повернулся к кассирше, — я беру все, что она выбрала.

Он нес позади нее пакеты и неотрывно смотрел на ее плавную походку, на бедра под новой юбкой, на стройные ножки на каблуках. При каждом ее шаге в нем что то взрывалось, тело наполняло жаром. Перед глазами белые ягодицы в обрамлении кружев и его пальцы на этих бедрах. Желание дотронуться до смертной вдруг стало невыносимым и неконтролируемым. Она словно почувствовала его взгляд и обернулась:

— Что то не так?

Он не ответил. Увидел, как она пожала плечами и вошла в магазин мужской одежды. Если бы он к ней прикоснулся, она бы вздрогнула от ужаса? Она бы скривилась от презрения и гадливости и безумного страха? Скорей всего да.

Он никогда не прикасался к смертным, если только не убивал их, а сейчас ему захотелось прикоснуться. Кончиками пальцев. К ее груди. Женская грудь, он уже забыл какой пожар вызывают эти мягкие полушария с твердыми вершинками.

— Даже не знаю, что для тебя выбрать, — Диана задумчиво смотрела на мужские вещи.

— Строго и ничего цветного, — сказал Изгой и равнодушно сел в кресло.

— Не, ты не можешь вот так сидеть. Нужно померить и… Я ж не знаю какой у тебя размер.

К ним подошел продавец, паренек без пола. Моментами похож на женщину, моментами на подростка.

— Ищите что то определенное или для вечеринки?

Он улыбнулся Диане и Изгой помрачнел. Чего все на нее сегодня смотрят? А его это раздражало.

— Определенное. Нам нужны классические костюмы для приемов, для бизнес–встреч. Не броское, в черно серых тонах.

— Один момент.

Парень подошел к Изгою.

— Встаньте, я посмотрю какой размер.

Изгой усмехнулся. Ему говорят встать. Смешно. Но он встал и парень оказалось достает ему до плеча. Покрутился вокруг и ушел. Вскоре вернулся с двумя костюмами, рубашками и парой туфель.

— Вот примерьте, думаю, вам подойдет.

Изгой взял из рук парня вещи и пошел к примерочной. Возился он долго, ругался по–польски сквозь зубы. Посмотрел на галстук, повертел в руках. И что это за удавка? Одел на шею и завязал на узел. Когда вышел из примерочной Диана прыснула со смеху. Он посмотрел на себя в зеркало и даже побледнел от злости. Что не так? Вроде все нормально надел. Но она смеялась, а он чувствовал, что злиться еще больше. Вот сейчас вышвырнет эти тряпки и уйдет. Проклятый демон с его дурацкими играми. Он воин. Он не должен наряжаться в эти тряпки, не должен вообще здесь находиться.

— Ты рубашку застегнул неправильно. В брюки не заправил, и галстук так не завязывают.

Она подошла к нему протянула руку, и он слегка от нее отодвинулся:

— Можно мне?

Диана привстала на носочки и расстегнула его рубашку, а он застыл и насторожился. Прикрыл глаза, наблюдая за ней. Сейчас он чувствовал ее запах, и он кружил ему голову. Запах ее кожи и волос. Нет, она не пахла едой, она пахла женщиной. И эта женщина расстегивала на нем одежду. Мелькнуло обжигающее воспоминание в воспаленном мозгу и погасло.

Тонкие женские пальчики ловко застегнули все пуговицы.

— Вот. Теперь галстук.

Диана положила руки ему на плечи, поправляя воротник, запястья касались его подбородка, и от ее прикосновений Изгою казалось, что сквозь его тело проходит электрический ток. Она пошатнулась на носочках, и он невольно удержал ее за талию. Теперь замерла она как птичка в тисках, и Изгой тут же отпустил. В паху уже не просто ныло, там все пульсировало и закаменело. Когда руки девушки потянулись к ремню его брюк, он перехватил ее за запястья. Дотронется и он за себя не отвечает.

— Я и сам могу.

Видимо сдавил сильно, она даже побледнела. Мстислав разжал пальцы.

— Вот теперь нормально. Посмотри, — ее голос почему то срывался. Боится. Его можно только бояться, иных чувств он вызывать не умел. Посмотрел на свое отражение. Неплохо. Слишком вычурно на его взгляд, но если она говорит, что нормально, значит нормально.

— Можно еще вот это примерить и…

— Не надо. Заверните все это. Я беру.

— А еще…еще пару носков, — добавила Диана.

Изгой пошел в примерочную снять все эти тряпки. Как только надел привычную одежду, тут же вернулось прежнее чувство уверенности. Единственное что мешало, это плоть, которая никак не хотела ему подчиняться. Член стоял уже несколько часов и причинял неудобства. Хотелось немедленной развязки. Хотелось так невыносимо, что он чувствовал как начинает приходить в бешенство. Особенно когда эта девчонка ходит поблизости. А сегодня она слишком близко. Назойливо близко и он уже готов сорваться и…Что и? Он хочет ее. Не убить, не испить, а он хочет врезаться в ее тело своим изнывающим членом и разорвать ее на части. Возможно, в этот момент он даже может убить ее. Нужно сегодня держаться от нее подальше. А вообще у этих, у смертных, у них ведь есть шлюхи как и во все времена. Что если найти себе девку на ночь? От этой мысли его передернуло. Он не хотел прикасаться к их грязным телам. Он хотел Диану и все больше думал о том, что им и так нужно изображать любовников, почему не взять ее по–настоящему и какая разнится хочет она или нет? В конце концов она принадлежит ему. Она его добыча, а как поступают с добычей?

В этот момент шторка слегка колыхнулась и Изгой резким выпадом сильной руки заволок того кто за ней стоял в примерочную. Его глаза налились кровью, когда увидел девчонку так близко. А она испугалась. Его ноздри раздувались, чувствуя всплеск адреналина в ее крови, запах ее тела. В глазах потемнело. Вдавил ее в стену, а она смотрит на него расширенными от страха глазами и молчит. Изгой посмотрел на ее шею, на жилку, пульсирующую сбоку, на вырез ее свитера в котором она была с самого утра. Дьявол. Рука непроизвольно потянулась, чтобы дотронуться, но вместо этого он сжал ее горло и девушка всхлипнула.

— Никогда не подкрадывайся ко мне сзади — прорычал он и вытолкал ее наружу.

Что, черт подери, с ним происходит? Это не желание просто убить, это первобытный голод, жажда женского тела. Невыносимая и непреодолимая. Жажда ее тела.

Всю обратную дорогу они молчали. Диана не смотрела на него, а он сидел рядом и его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Он сделает Диану своей женщиной. В конце концов он ее хозяин и она не смеет ему перечить, а будет сопротивляться — он возьмет ее силой.

Я захлопнула за собой дверь и прислонилась к холодной стене. Поднесла руки к горлу. Саднит. Наверняка остались следы от его холодных и сильных пальцев. На миг мне показалось, что Изгой меня сейчас удушит. Его глаза сверкнули безумным огнем. Это проявление эмоций подействовало на меня как обжигающий водопад раскаленных углей. Только не так, как должно было. Я не испугалась. Постепенно, я переставала испытывать страх перед ним. Хотя Изгой был самым страшным человеком из всех, что я встречала за всю свою жизнь. Нет. Он не человек. Я не должна об этом забывать. Передо мной жуткий зверь в обличии человека. Хладнокровный, бесчувственный хищник жестокий и неумолимый. Но я его не боялась. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Осознавая все его могущество, его безграничную власть над людьми и над другими существами, я начинала понимать, что лучшего защитника мне не найти. Во мне просыпалось странное чувство по отношению к нему. Он меня завораживал. Каждый раз, глядя на него, мне казалось, что я не могу отвести взгляд. Не могу и не хочу. Наверное, самое нелепое словосочетание "страшно красив" обретало смысл. Это про него. Про Изгоя. Никогда красота не могла внушать большего ужаса и большего восхищения. Он, словно, отражение в разбитом зеркале. Шрам на его лице — уродливый, грубый и отталкивал и притягивал одновременно. Он его не портил. Я бы сказала, наоборот, в этом был его личный шарм. Там, в примерочной, когда я не удержалась, и посмотрела за шторку, меня пронизало током. Никогда я еще не видела более красивого тела. Его спина, покрытая шрамами как от когтей чудовищного монстра, со странной черной татуировкой в виде иероглифов была великолепной. Под смуглой кожей перекатывались мышцы мощные, рельефные, словно после ежедневных физических нагрузок. Спина переходила в узкую талию и упругие ягодицы. Какой же он большой, огромный и сильный. Я, рядом с ним, как пылинка. Когда его пальцы сомкнулись на моей шее и он, приподняв меня в воздух, прижал к стене, я почувствовала как меня охватывает дрожь. Я смотрела в его сиреневые глаза и дрожала. Не от страха. Мое сердце готово было лопнуть, разорваться от переполняющих меня эмоций. Я почувствовала, как краска прилила к щекам. Там, в примерочной, я хотела, чтобы он меня поцеловал. Хотела узнать какие на вкус его жестокие губы. Вблизи они казались мягкими. Сочными…Господи, что со мной? Я не могу хотеть поцелуев самого демона смерти. Я сошла с ума. Да. Я ненормальная. Но я хочу его. Вот почему меня трясет от одного его взгляда. От его голоса…Боже, какой у него голос. Никогда не слышала ничего более завораживающего. Его шепот или рычание. У человека не бывает ТАКОГО голоса.

И меня влечет к нему с невероятной силой как мотылька на костер. Только рядом с ним я не сгорю, а замерзну насмерть от его холода… От его ледяного взгляда.

В двери постучали, и я вздрогнула от неожиданности, и увидела Константина. Он вежливо поздоровался, но порог комнаты не переступил, даже после того как я пригласила его войти. Сказал, что ему не велено ко мне заходить.

— У Него посетитель. Он хочет, чтобы вы спустились к ним. Они в зале для гостей.

Гость? У Изгоя? Это звучало по–крайней мере странно.

— Он передал, чтобы вы прилично оделись.

Я разозлилась. Можно подумать я одеваюсь неприлично. Хотя Изгой все эти дни видел меня в жутких грязных тряпках. Неудивительно, что его мнение насчет моего вкуса далеко не лестное.

Ну, слава богу, теперь у меня есть, во что переодеться и пусть он проглотит свои слова когда меня увидит. Я перерыла все новые вещи в поисках чего то совершенно сногсшибательного и наконец то выбрала белое платье из очень тонкого трикотажа с длинными рукавами, воротником под горло. Очень скромное на первый взгляд, но с изюминкой- оно повторяет каждый изгиб тела. Каждую черточку, каждую выпуклость. В нем сочетается строгость и скрытая сексуальность. Я посмотрела на себя в зеркало и взялась за расческу. Расчесала волосы, долго думала, как их уложить и решила просто оставить их распущенными, потом накрасила губы, глаза, нарумянила щеки. "Боевой окрас", — так называли актрисы балета грим. Теперь, сейчас я при полном параде. Я больше не жалкая худая оборванка. Вот эти белые туфли, на невысоком каблуке, очень подойдут к моему наряду. А что если ЕМУ не понравится? Что если…

В дверь снова постучали, и я услышала голос Константина:

— Он зовет вас. Просит спуститься немедленно.

Черт, ну что же он такой нетерпеливый. Я вышла из комнаты и по вытянутому от удивления лицу Константина поняла. Что выгляжу довольно не плохо. Управляющий осмотрел меня с ног до головы.

— Ну как?

Не удержалась я и кокетливо поправила локон за ухо.

— Неплохо — сдержано ответил Константин и пошел к лестнице. Я следом за ним.

Меня ждали. Я почувствовала это как только вошла в залу. Изгой был не один. С ним рядом стоял мужчина. Я не смогла сразу определить его возраст, но в глаза бросилась его необычная экзотическая внешность и очень элегантный наряд. Только рядом с Изгоем мне все казались неприметными. Даже этот красавец азиат в черном костюме. Я смотрела на Мстислава и понимала, что если сейчас не отведу взгляд, это уже будет неприлично и даже смешно. Но я не могла. Я словно приросла к полу и лишилась дара речи, остолбенела. Сейчас Изгой не был похож на себя самого. Таким я его не видела никогда. В светлом строгом костюме с распахнутым пиджаком, в черной рубашке с брильянтовыми запонками и волосами, собранными на затылке в конский хвост он больше не походил на рок звезду. Нет, Изгой красивее. Не то чтобы красивее у него бешеная харизма. Вот этот поворот головы, серьезное лицо, ледяной взгляд. Его саркастическая усмешка.

— Диана — это мой старый приятель Асмодей.

Я перевела взгляд на гостя и вздрогнула. На миг мне показалось, что его глаза изменили цвет. Стали белесыми, без зрачков как две белые дыры. Я попятилась немного в сторону.

— Диана… Какое чудесное имя для красивой девушки. Наслышан о вас от моего друга.

Интересно он тоже вампир? Или кто? В том, что гость иное существо, не человек, я не сомневалась. Я начинала привыкать к тому, что меня больше не окружают обычные люди.

Внезапно Асмодей взял меня за руку и тут произошло невероятное — по всему моему телу разлилось тепло, и я стала совершенно спокойной, мне нравилось прикосновение Асмодея. Там где ледяная рука касалась моей кожи, начали постепенно расходиться горячие круги, как волны. Прежде чем я поняла, что со мной происходит, Изгой резко дернул меня к себе и чары тут же пропали, исчезли круги и волны остался лишь страх и пустота.

— Какого черта ты делаешь, Асмодей?

— Проверяю, насколько чувствительна твоя домашняя игрушка.

Усмехнулся гость, а я почувствовала как зарделось мое лицо. Это кем он меня сейчас назвал?

— Моя. Ты правильно заметил, Асмодей — моя игрушка.

Это они обо мне говорят? Что за…

Я хотела было высказать им обоим, что я о них думаю, но Изгой сжал мою руку так сильно, что я стиснула зубы, чтобы не ойкнуть. Но я поняла его. Он приказывал мне молчать.

— Мокану раскусит ее в два счета, ясно? Девчонка не твоя любовница. Между вами ничего нет. Ты не обманешь древних вампиров. Она даже тебя не боится. Дай ее мне на пару ночей, и я сделаю ее совсем другой. Ты ее не узнаешь. Я научу ее бояться и желать своего господина. Твоя игрушка требует дрессировки.

— Запомни, Асмодей — все, что я назвал своим, никогда не будет принадлежать кому то другому.

Мне не нравился тон их беседы. Я понимала, что сейчас что то происходит и каждое их слово таит в себе тайный смысл.

— Ну, так она еще не твоя. Поэтому может стать нашей. Сначала моей, в целях обучения покорности, а потом уже твоей. В отличие от тебя, я знаю, что делать с непослушными смертными девочками.

Асмодей снова усмехнулся и теперь уже смотрел прямо на меня. Я судорожно стиснула руку Изгоя, когда увидела, как его гость облизал губы раздвоенным как у змеи языком. Я боялась. Смертельно боялась, что Изгой отдаст меня этому чудовищу. В том, что передо мной монстр похуже самого вампира я уже не сомневалась.

— Я сказал и повторю тебе в последний раз — ОНА МОЯ! Она не будет принадлежать никому кроме меня, а когда надоест мне — умрет, но твоей не станет.

Я снова вздрогнула, но чувствуя прикосновения пальцев Изгоя к своей руке, не поддавалась панике. Что то подсказывало мне, что он говорит это специально. Я больше не верила, что Мстислав может меня убить.

Асмодей рассмеялся.

— Твоя? Да она еще девственница. Ты почти месяц находишься рядом с девчонкой и ни разу не тронул ее, хотя прекрасно знал, для какой цели она тебе нужна. В чем дело, Изгой? Ты забыл, что ты мужчина? Или твое влечение к женщинам угасло за годы убийств и пыток, за те годы, что ты нес смерть всему живому? Я могу показать тебе, что такие твари как мы должны делать со смертными женщинами. Я могу научить тебя. Изгой. Мы можем насладиться ею вместе. Ты — кровью, а я плотью. Твоя малышка не знает какое ты чудовище? Ты показал ей свое истинное обличие?

Асмодей сделал шаг в нашу сторону и протянул ко мне руку.

"Иди ко мне, душа моя… я желаю тебя, я покажу тебе рай… я заставлю тебя корчится от наслаждения… я возьму твою девственность так нежно, что ты не почувствуешь ничего кроме блаженства…"

Голос звучал у меня в голове, и я с ужасом понимала, что в этот момент Асмодей молчит, он лишь смотрит мне в глаза и меня тянет к нему как магнитом.

Внезапно я услышала рычание, тихое, утробное похожее на рык зверя, который только готовится к прыжку…

— Я сказал — она моя! — Теперь на окнах зазвенели стекла от громового голоса Изгоя, а у меня заболели барабанные перепонки. Он заговорил нечеловеческим голосом, но слова были мне понятны.

— Я показал ее тебе как ты и просил, а теперь убирайся. Я свое задание понял и выполню его, как и все другие. Если ты мне не доверяешь, можешь послать к Мокану другого наемника.

— Если я сниму тебя с задания, мне придется объявить тебя вне закона! Ты знаешь наши порядки лучше всех других, — Асмодей прищурился и снова посмотрел на меня. Изгой сделал шаг вперед, так что я оказалась у него за спиной.

Асмодей отпустил мое сознание и я почувствовала тошноту и головокружение.

— Я самый сильный из твоих воинов, Асмодей! Давай! Объяви меня вне закона, но прежде чем сдохнуть — я заберу с собой половину твоего войска. Объяви на меня охоту, и мы посмотрим, кто будет жертвой, а кто охотником. Я — первый воин Апокалипсиса. Все остальные слабее меня.

— Даже Миха?

Асмодей по — прежнему улыбался.

— Миха? Ты вернул его?

Изгой казался озадаченным.

— Вернул.

— Воинов должно быть тринадцать… значит кто то лишний?

— После этого задания вас станет намного меньше, Мстислав. Я должен был подстраховаться. Ладно. Я понял насчет смертной. Разбирайся сам. Но если ты провалишься — ты знаешь какое наказание тебя ждет. Впрочем, и ее тоже.

А теперь развлеки своего гостя, Мстислав. Я слышал твоя игрушка умеет танцевать? Пусть станцует для нас.

— Нет.

— Даже так? А как же законы гостеприимства?

— Я тебя не звал в гости. Моя игрушка танцует только для меня.

Я скорее почувствовала, чем поняла, что Изгой злится. Он в бешенстве. Я впервые почувствовала эти флюиды гнева.

— Что ж, пожалуй, мне пора. У тебя осталось очень мало времени, Изгой. Скоро на тебя выйдет курьер Мокану и вступишь в игру.

Асмодей прошел мимо нас, полоснул меня взглядом совершенно белых, мертвых глаз и скрылся за дверью. Изгой все еще держал меня за руку. Потом вдруг резко выпустил и приказал, отчеканивая каждое слово.

— Станцуй для меня.

Я оторопела. Его взгляд…Он изменился. Он больше не был ледяным, и только сейчас я поняла, что впервые вижу его по–настоящему злым. Он был страшен всегда, но спокоен, без эмоций как машина а сейчас… Его челюсти сжаты, глаза прищурены, на скулах играют желваки.

— Я сказал — станцуй.

— Мне нужна музыка, — тихо ответила я.

Изгой испепелял меня взглядом, и я чувствовала себя провинившейся. Я чувствовала, что он злится не на проклятого гостя, а на меня. Но за что?

— Здесь есть магнитофон? Телевизор? Мне нужна музыка.

— Танцуй без музыки.

Я нахмурилась, но возразить не смела. Тяжело будет в этом платье, хорошо хоть юбка свободная. Я сбросила туфли и закрыла глаза. Он хочет, чтобы я танцевала, я буду танцевать. Я поняла, что сейчас произошло нечто важное, и дело было не только во мне. Изгой и его странный гость не друзья. Далеко не друзья и Асмодей не вампир, а нечто более могущественное и ужасное, а Мстислав посмел ему перечить. Он не отдал меня ему, а мог. Наверное, даже был должен отдать. Возможно, он нажил себе врага. Из за меня. После первых плавных движений заиграла музыка. Я не знала, откуда она взялась, но она играла, а я импровизировала. Я могла танцевать под любую мелодию, потому что чувствовала ее душой. Но эту мелодию я слышала впервые. Музыка была мрачной и величественной, похоже на классику в обработке, только я не знала композитора, который ее создал. Может он тоже не был человеком. По крайней мере, для меня, она ассоциировалась с чем то очень зловещим. Боковым зрением я видела, что Изгой неотрывно на меня смотрит и бесшумно, молниеносно передвигается следом, возникая в разных частях залы. Я была уверенна, что ему нравится то, что он видит. Возможно, я многого не знала и не умела в этой жизни, но я любила танцевать, я делала это лучше чем, чтобы то ни было, потому что всегда танцевала с душой.

Мои босые ноги в тонких чулках скользили по паркету. Меня увлекло. Я уже не смотрела на Изгоя, я наслаждалась танцем.

Это случилось внезапно, Изгой резко схватил меня за талию, и мгновенно переместившись в другой угол залы, усадил меня на рояль. Раздался нестройный рев аккордов. Я испугалась. Посмотрела ему в глаза и вдруг поняла, что сейчас произойдет. У меня дух захватило, и я перестала дышать. Вампир смотрел на меня, чуть прищурившись, его ноздри раздувались, а лицо стало пепельно–серым.

— Боишься? — тихо спросил он.

— Да, — так же тихо ответила я и судорожно глотнула воздух.

— Правильно, что боишься. Так и должно быть. Только не настолько насколько мне бы хотелось. Проверим насколько тебе страшно?

Внезапно он оскалился, и я чуть не закричала от ужаса, увидев длинные клыки.

— Не надо, — прошептала тихо, едва слыша свой голос.

Он засмеялся, и этот смех показался мне зловещим.

— Какие знакомые слова. Я слышу их из века в век. Тебе нечем меня удивить?

Его лицо было настолько близко, что я могла рассмотреть каждую черточку, каждую линию. Теперь я видела, насколько он красив. Той безупречной ледяной красотой, от которой слепит глаза. Я где то читала, что вампиры…

Изгой наклонился к моей шее и коснулся ее клыками. Я вздрогнула. Во мне боролись два разных чувства страх и желание ему покорится. Дикий ужас смешался с болезненным желанием узнать вкус его губ.

— И сейчас боишься?

Да, я боялась. Но не его клыков, а своих чувств. Они были острые, причиняющие боль. Я томилась в ожидании того что должно было произойти.

— Да…

Ответила тихо и он снова усмехнулся, я скорее угадала, чем услышала или увидела, как он улыбается.

— Правильно, девочка. Бойся. Это самое естественное чувство

, которое ты должна испытывать, когда смерть находится так близко. Я привык к вашему страху, мне он нравится.

Но я не боялась его в том смысле, как он привык. Я боялась его как любая девственница, которая страшится любви мужчины. Неужели он этого не понимает?

Руки на моей талии застыли, он не двигался, только скользил клыками по моему горлу, слегка надавливая на кожу и у меня от этого прикосновения растекалось тепло внизу живота, кончики пальцев покалывало, а дыхание сбилось и, наверное, сердце стучало как бешеное. Вдруг Изгой поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Ты думаешь сейчас о смерти?

Спросил он зловеще, удерживая мой взгляд.

— Нет.

От удивления его глаза распахнулись шире.

— Я не боюсь смерти, потому что ты не дашь мне умереть.

Это было наглое заявление, но когда я произнесла это вслух, я поняла, что так оно и есть на самом деле. Мне очень хотелось в это верить, после того как он спасал меня раньше.

— Неужели? — теперь он смотрел на меня с издевкой и насмешкой — Ты так думаешь? Завидная уверенность. Я буду первым, кто посмотрит в твои мертвые глаза, после того как осушу тебя досуха. Одним глотком. Я — твоя смерть. Запомни — я твоя смерть. Никогда не забывай об этом и ты права я ни кому не позволю тебя убить. Знаешь почему?

Я отрицательно качнула головой и прикрыла глаза, его близость волновала меня, заставляла дрожать и трепетать.

— Тогда убей меня сейчас, зачем ждать и мучить меня? — сказала я и испугалась собственной дерзости. Что я делаю? Зачем дразню его? Ведь это опасно, ведь я совсем не уверенна, в том, что говорю. Но мне надоело бояться. Все время, рядом с ним, я должна испытывать этот липкий страх, ждать, сомневаться. Если он хочет убить меня — пусть убьет. Или пусть поцелует меня… Сейчас…Вот этими губами, которые говорят мне о смерти…В этот момент Изгой взял меня за шею двумя руками. Ощутимо, но не больно.

— Это займет меньше секунды. Никакого удовольствия. Ты смертная и умрешь очень быстро.

Прошептал он, глядя мне в глаза, и я почувствовала, как от его взгляда немеет мое тело, отказывается мне подчиняться.

— Говорят, в глазах мертвых застывает образ их убийцы… — продолжал он и сжал пальцы сильнее. А я перевела взгляд на его губы и вдруг подумала о том, что если он перед этим меня поцелует, я согласна умереть. Не знаю, как осмелилась, но я коснулась губами его губ. Он вздрогнул и резко отпустил мое горло. А я уже не могла остановиться, я обхватила ладонями его лицо. Прохладные губы, мягкие и такие…чувственные. Я приоткрыла рот и теперь поцеловала его более настойчиво, захватив его нижнюю губу своими губами осторожно, наслаждаясь прикосновением и собственными чувствами. Я летела в пропасть. Только медленно и мучительно. В тот же миг он перехватил мои запястья.

— Ты что творишь? — процедил сквозь зубы. Но я уже сошла с ума, мое тело пылало, я томилась, я плавилась.

— Поцелуй меня, а потом убей…

Но он исчез, просто вдруг оказался в нескольких метрах от меня.

— Иди к себе. Разговор окончен.

От разочарования я чуть не разрыдалась.

— Пошла вон! — Зарычал он и указал мне на дверь.

В этот момент он изменился, он превратился в того кем являлся на самом деле. Глаза стали красными, по лицу пробежали змейки ярко–бордовых вен, кожа посерела.

— Пошла вон или я клянусь, что и правда убью тебя!

От его рычания треснули стекла и осколки посыпались на пол. Я соскользнула с рояля и бросилась вон из залы. Только что я осмелилась играть с самой смертью.

И, похоже, я выиграла. Изгой больше не был бесчувственной машиной. Я разозлила его.

"Она тебя не боится!… Она не твоя!…Ты больше месяца рядом с ней!… Ты не мужчина!"…

Изгой в ярости разбил зеркало и, вытащив осколок из ладони, швырнул его на пол, раздавил носком элегантной туфли.

Проклятый демон прав — Диана его не боялась. Она затеяла странную игру, правила которой он не знал. А он любил играть в открытую. Он привык знать и понимать, что затеял противник. Для него жертва всегда была как на ладони. До сегодняшнего дня или вечера. А точнее до того момента как он увидел эту смертную в балетной студии. Когда Изгой заставил Диану танцевать он не предполагал, что движения ее хрупкого тела сведут его с ума, распалят, зажгут его ледяную кровь. Она танцевала так, словно слышала музыку, словно для нее она играла в этой зале, а ведь вокруг стояла гробовая тишина. Когда ее юбка взметнулась над стройными ногами, и Изгой увидел молочно белую кожу бедер, он понял, что испытывает — многовековой первобытный голод по женщине. В памяти всплыли картины насилия с полей сражения. Там он брал женщин силой, как и другие, но то была война. То были неписаные права победителя. А сейчас? Став воином смерти Изгой забыл о плотских желаниях. Он карал. Он исполнял приговор. Ничего личного. И он не воевал со смертными. Их женщины не интересовали его. Вообще. Они были бесполыми и безликими существами, иногда он их убивал. Быстро и молниеносно. Он не инквизитор, он — наемник. Его достоинство в том, что никто не мог убить быстрее и молниеносней чем Изгой. Он вырабатывал это, жуткое и вместе с тем поразительное, качество годами.

После того, как очнулся среди обугленных трупов на выжженной земле, и понял кем стал. После того, как хрипло прошептал "ДА" Асмодею. Жизнь заиграла иными красками. Она стала яркой, красочной и совершенно пустой. Асмодей дал ему учителя самого свирепого и безжалостного убийцу — Миху. Одного из первых палачей Асмодея, одного из основателей армии карателей. Миха не просто учил, он заставлял все запоминать на личном опыте. Он "убивал" Изгоя самыми изощренными способами, он никогда не давал ему поблажек. Тренировки превратились в нескончаемую пытку. Изгой оживал, слышал хруст срастающихся костей и шуршание обновленной плоти, он плевался собственными зубами и кашлял кровью. Но он учился и уважал своего учителя. Миха отдал ему все свои знания. Научил всему, что умел сам, всему, кроме одного. Только в одном Изгой уступал своему тренеру — он не умел быть хладнокровным. Он не мог убивать ради убийства, он воспринимал противника как живое существо, а не объект для уничтожения. Тогда Миха увез его в горы. Далеко на самую вершину Эвереста и оставил его одного. Выживать среди снежной пустыни. И он выжил. Какой ценой? Ценой собственной души, которую продал дьяволу. Там, выше, чем облака и сгустки тумана, царили иные законы. Законы выживания. И все способы были хороши. Там Изгой понял, что если не научится убивать с холодным сердцем и не дрогнувшей рукой — умрет сам или станет жертвой Иных. Нет более жутких тварей чем Иные. Это демоны изгнанные даже из ада, жуткие существа, принимающие любое обличие. Твари, умеющие заставить видеть то, чего ты больше всего боишься и питающиеся страхом и болью. Чем больше страдает жертва тем сильнее и могущественнее становится Иной, тем более чудовищный облик он принимает. Пропорционально страху. Изгой выжил. Чуть не остался без глаза, с изуродованным телом и заледенелой намертво душой он вернулся, и изменился. Он стал таким как Миха, даже сильнее собственного учителя. А потом Миха пропал. Асмодей собрал армию из тринадцати воинов смерти, одним из которых должен был стать учитель Изгоя. Ученик не поинтересовался судьбой Михи, но тот и сам выбивал из Изгоя все человеческие чувства, а особенно сострадание, он учил его быть машиной смерти и ученик превзошел самого учителя. Потом, спустя много лет, он узнал, что Асмодей изгнал Миху из своей армии и заменил его более молодым, более наглым и дерзким исполнителем Изгоем. Но нового карателя это не волновало. Он взял от Михи все, что тот смог ему дать. После жестоких уроков Изгой сам стал Иным в какой то степени.

И Палач привык к такой жизни, ему нравилось существовать без боли и чувств, ему нравилось быть самым сильным воином Асмодея. Людские привычки, желания отошли на второй план, а потом и вовсе забылись. Женщин в жизни Изгоя не было. Да и откуда им взяться? Он постоянно находился на задании с короткими перерывами. Изо дня в день, из года в год он убивал и человеческая жизнь, а так же жизнь бессмертных, потеряли свою ценность. Жертвы стали для Изгоя "объектами", никем. Он исполнял приговор и уходил, забыв, как их звали и как они выглядели. Времени на женщин не оставалось. А плотские желания он усмирял изнуряющими ежедневными тренировками. Асмодей был им доволен. Изгой получал титул за титулом, и премию за премией, он имел целое состояние и если бы решил отойти от дел, а точнее если бы Асмодей отпустил его, то Изгой мог безбедно жить в любом времени, которое выбрал бы сам.

А теперь? Теперь от него просили невозможного — играть кого то другого. Играть, а не воевать с открытым забралом. Например, насиловать эту девочку, чтобы она его боялась, манипулировать вампирами ради целей Асмодея и его Повелителя. Изгой не привык к этому. Только Асмодей знал куда надавить, он ясно дал понять Изгою, что незаменимых нет. Он вернул Миху, а это означало, что в армии карателей есть лишний. А кто этот лишний покажет время. Им запросто может оказаться Изгой и если Асмодей поймет, что Мстислав не справляется с заданием — он не задумываясь даст приказ об уничтожении.

Мстислав ударил кулаком по стене, и та треснула, расползаясь тонкими паутинками в разные стороны. Он сделает это. Он не человек и ему наплевать на чужие чувства. Он прежде всего Палач и это его работа… Или им обоим несдобровать, если Асмодей решит, что они не справятся с заданием — дважды думать не будет. Для Дианы лучше стать любовницей Изгоя, чем жертвой демона. Другого варианта нет, и не будет. Мстислав дурак, если хоть на минуту позволил себе думать иначе. У карателя нет чувств, нет эмоций. Так должен думать Асмодей, нет, не думать — проклятый демон не должен в этом сомневаться ни на секунду.

Изгой вышел из залы и уже через секунду стоял у спальни Дианы. Он заставит ее бояться, и она подчинится ему. У нее нет выбора, и у него тоже.

Он монстр и смертная должна об этом помнить всегда. Иначе она узнает, каким чудовищем может быть сам Асмодей. Уж лучше пусть это будет Изгой.

Мстислав постоял несколько секунд у дверей, а потом посмотрел на распахнутое в коридоре окно.

Уже через мгновение он стоял на подоконнике. Прокрался по крыше и проник в спальню Дианы через окно.

Девушка не закричала когда увидела его за легкой гардиной. Она лишь вздрогнула и выронила расческу.

Одним легким прыжком Изгой отсек ей пути к отступлению, решив что она сейчас рванет к двери. Но он ошибся, Диана и не думала бежать, она смотрела на него и не шевелилась. И он вспомнил, как вампир действует на простых смертных. Он мог заставить ее сделать все что угодно только усилием воли, Диана бессильна перед ним. Ему не нужно ее насиловать — он может ей приказать. Приказать все что угодно и она покорится. Но это хуже насилия. Это подло. Это насилие над ее волей. Для Изгоя это слишком. Он привык воевать. Бить, кромсать, уничтожать, а не опутывать и околдовывать. Он не обычный вампир, ему чужды эти глупые игры. И он не будет играть. Он будет самим собой.

Дьявол, до чего же трудно это сделать. Почему она молчит? Почему не кричит и не бьется в истерике? Почему не пытается сбежать? Почему, дьявол ее раздери, она не дает ему повод наброситься на себя?

Он вспомнил, как ее губы нежно касались его губ и вздрогнул. Ему не нравилась эта игра. Он хотел разозлиться, набросится на нее и смять, раздавить, но не мог.

***

Когда дверь в спальню распахнулась, я вскрикнула от неожиданности. Изгой стоял на пороге, и меня ужаснуло выражение его лица. Оно походило на маску. Ни одной эмоции и твердая решимость. Изгой сделал шаг ко мне, и я почувствовала, как сердце пропустило удар. А ведь я думала об этом, я даже хотела, чтобы он ко мне прикоснулся. Я представляла себе, как он меня поцелует, по–настоящему, поцелует так, как никто и никогда не целовал. Представляла, как его жесткие губы сомнут мой рот, а руки будут сжимать мое тело. Только сейчас это совсем не походило на мои фантазии. Особенно после того как он бросил мне безразличное:

— Раздевайся.

Как рабыне или бесхребетной подстилке, которой можно приказывать. Я отшатнулась от него и увидела ледяную усмешку на красивых порочных губах.

— Я сказал — снимай свои тряпки и ложись на постель. Не будешь дергаться, все произойдет быстро и не больно.

— Не надо…, — глупая и бесполезная просьба. Жалкая попытка предотвратить то. Что миновать уже было невозможно.

Он, осмотрел меня с ног до головы и вдруг резко разорвал корсаж моего платья до пояса. Я вскрикнула, хотела прикрыться, но он схватил меня за руки, и я увидела, как он смотрит на мою грудь. Как тогда, в ванной. Соски напряглись под его взглядом, несмотря на ужас, сковывающий мое тело. Пронзительной вспышкой взорвалась догадка — он пришел меня взять. Силой. Сегодня. Сейчас. От ужаса затряслись колени, я боялась пошевелиться. Если начну сопротивляться — он меня убьет?

Я снова попыталась прикрыться.

— Руки убери — скомандовал он и его глаза холодно блеснули.

— Пожалуйста, — прошептала я, меня трясло как в лихорадке.

Изгой подхватил меня за талию и швырнул на постель. Я закричала, попыталась перекатиться на бок и сбежать к двери, но он припечатал меня к матрасу и навис надо мной как каменная глыба. Мне стало страшно, жутко. От неминуемости того, что сейчас произойдет. Мне с ним не справиться. Словно в ответ на мои хаотичные мысли он властно сказал:

— Не дергайся. Если будешь лежать смирно, все произойдет быстро и не так уж больно.

А вдруг он решил убить меня? Задушить или загрызть? Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами.

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала тихо, глотая вопли, подавляя в себе желание сопротивляться.

— Так надо, — сказал он, задрал мою юбку вверх и я поняла, что сейчас он предъявит свои права, возьмет меня силой хочу я того или нет. Буду сопротивляться или не буду, ничего не изменится. Точнее, если начну вырываться — он, наверно, меня ударит или убьет. Я осмелилась и посмотрела ему в лицо — красивое, бледное, но совершенно без эмоций. Разве так выглядит мужчина, если он испытывает желание страсть? Если бы Изгой начал целовать меня, прикасаться ко мне, я бы даже ответила ему, нет, я бы сама отдала ему все, что у меня есть. От одного его взгляда мое тело плавилось, а внизу живота разливалось тепло. Только не сейчас. Сейчас мне было настолько страшно, что мне казалось — я потеряю сознание. Я зажмурилась, прикусила губу. Пусть делает что хочет, только не убивает и не рвет мое тело клыками и когтями.

Изгой раздвинул мне ноги коленом, я услышала скрип змейки на его штанах. Он удерживал меня одной рукой, а другой приподнял под ягодицы и сделал резкое движение вперед. Я закричала от дикой боли, из глаз брызнули слезы. Изгой даже не дал мне опомниться, его член разрывал меня изнутри, растягивая совершенно сухую плоть и причиняя невероятные мучения. Я задыхалась, отпихивала его от себя, охрипла от криков и стонов.

— Пожалуйста, — прорыдала я, — я умоляю тебя, не надо… господи не надо…

. Он вздрогнул. Я почувствовала, как по его телу прошла судорога.

Он оставил меня резко, так же внезапно, как и вошел в меня. Я чувствовала, что мужчина сидит рядом и не решалась открыть глаза. Внутри жгло и болело. Не так я представляла себе своего первого любовника. Не так я хотела лишиться девственности. Я не могла сказать, что не с тем. Возможно Изгой был единственным, кто будил во мне женщину и жаркие желания, но не после того что произошло сегодня. Но хоть в одном он не обманул — это было быстро. Я приоткрыла глаза, припухшие от слез. Он сидел ко мне спиной, потом вдруг бросил мне полотенце

— Вытрись. Я не думал, что ты и правда девственница.

И все. Не извинений, не утешений. Как буд то не лишил меня только что невинности, не ворвался в меня грубо как насильник. Словно мы просто разговаривали. Машина. Робот.

Я сдвинула колени и повернулась на бок, подрагивая и пытаясь справиться с болью и разочарованием с диким чувством стыда. Меня словно выкатали в грязи. Так плохо мне еще никогда не было. Я тихо заплакала, натягивая дрожащими руками юбку на колени. Услышала, что он резко встал с постели и ушел. Теперь я уже не сомневалась — он зверь. Равнодушный, бесчувственный. Я для него всего лишь вещь, моя боль ничего для него не значит. Он раздавил меня морально. Просто растоптал. Даже ни разу не поцеловал, ни слова, ни ласки. Просто задрал юбку как солдафон, и изнасиловал. Показал мне, что я никто. Если это и есть секс, то это ужасно, это больно, это дико. Не о такой первой ночи с мужчиной я мечтала. С этим мужчиной. Я думала, что с любимым это прекрасно. Изгой показал мне, что я заблуждалась. Любить должны оба, а когда для твоего партнера ты просто вещь, то и относиться к тебе можно соответственно. Я зарыдала, завыла, уткнувшись лицом в подушку. Я для него ничего не значу. Наверное, если меня не станет, он даже не заметит. Я не поняла когда успела в него влюбиться. Прозрение наступило сейчас, когда он меня взял силой. А ведь ему было достаточно просто позвать меня, поманить пальцем и я бы отдалась ему сама. Я забилась в угол кровати и рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. Мне захотелось к маме. Чтобы она обняла меня, положить голову ей на колени и рассказать как мне больно. Как мне одиноко и страшно. Может, мне и правда было лучше умереть? Сгореть в том проклятом доме! А теперь меня ждет жалкая участь таскаться за Палачом, пока я не надоем ему. Я не понимала, за что он так со мной? Ведь это даже нельзя назвать сексом. Он не пошевелился во мне, просто вошел и вышел. Почему не закончил то, что начал? Почему оставил меня? Неужели мои слезы и мольбы? Только не для него. Такие как он не знают угрызений совести. Таких, как он, не пронять слезами.

Через несколько часов я немного успокоилась, приподнялась на постели и вдруг увидела, что дверь не заперта. И тогда я все поняла — Изгой больше не держит меня в плену, он предлагает мне уйти. Я свободна. Я ему не нужна. Никому не нужна. Я встала с постели, шатаясь подошла к окну, распахнула настежь, взобралась на подоконник и распахнув руки как крылья шагнула вниз…

Изгой смотрел на закат, сосредоточенно, напряженно, слегка прищурив странные фиолетовые глаза, ставшие почти черными. Неподвижный, как мраморная статуя. Только ветер трепал длинные белые волосы. С виду он казался спокойным, лишь сильно стиснутые челюсти и сжатые кулаки выдавали его истинное состояние.

Изгой не понимал, что с ним происходит, но у него болело сердце. Впервые за пятьсот лет. Впервые с тех пор как он вернулся с царства Иных. Оно по–настоящему болело. Как когда то, когда он был человеком. Палач никогда не задумывался над своими поступками. Никогда не анализировал ничего, кроме плана исполнения задания. Он никогда не испытывал угрызений совести. А еще он ни разу не слышал, что бы его молили о пощаде. Смертные просто не успевали и рта открыть, а бессмертные пытались бороться за свою жизнь. Он не давал им шанса заговорить. Никому из них. И он никогда не смотрел в глаза своей жертвы. Этому его научил Миха. Не смотреть. Рубить и резать, не задумываясь. Всю мыслительную работу за него выполнили Судьи. Это они думали, прежде чем вынести приговор. Изгою нет до этого дела.

Так было всегда. Но не сегодня. Сегодня он по–настоящему почувствовал себя чудовищем. Тварью. В ушах стоял голос Дианы "Пожалуйста, не надо"… И он вдруг отчетливо увидел то лицо, о котором запретил себе вспоминать. Возможно, когда то именно так умоляла Анна своих палачей не рвать ее тело и его растерзанная мать над которой глумились солдаты Максимилиана. Она тоже умоляла их остановиться и пощадить. Как Диана.

Его напряженный, изнывающий член внутри ее тела обмяк, как только он посмотрел в ее глаза, эрекция пропала. Он не смог.

Он будет помнить выражение ее глаз всегда. Этот образ врезался в его память. Дикий страх и отчаянье, запах боли и одиночества. Запах обреченности. Он привык к смраду смерти и гнили грешных душ своих собратьев, но не к страданиям. Это потрясло его. Это вызвало боль. Тупую, пульсирующую боль и воспоминания. Из прошлой жизни. Воспоминания, которые он похоронил настолько глубоко, что думал — они уже не воскреснут. Там он был другим. Он улыбался, он любил, он жил и дышал полной грудью, а еще — там он познал боль утраты, горечь потери и ненависть. Все вернулось с новой силой. Поглотило его, сожрало за одну секунду, отразилось в золотистых глазах смертной девушки. Как в зеркале, где он видел свое чудовищное отражение монстра. Того кем он стал. Нет. Он не исполнитель — он монстр. Жуткий, бесчувственный монстр.

Изгой закрыл глаза и почувствовал, как ногти впиваются в огрубевшую кожу ладоней.

Снова ее лицо перед глазами. Бледное, с гримасой боли и унижения. Да, по — началу он хотел ее. Хотел так сильно, что похоть затмила все другие чувства, а вздыбленный член приносил физические страдания. До того момента как не посмотрел в ее глаза и увидел там ужас. Он внушал ей дикий ужас.

И внутри что то щелкнуло, он, словно выключился. Черная пелена безумного плотского желания тут же растворилась в жестокой реальности. Он умел владеть своим телом всегда. Даже сейчас мозг тут же подал сигнал об отступлении. Возбуждение спало. Исчезло. Осталась горечь и пустота. Изгой никогда не занимался сексом с девственницами. И в человеческой жизни у него не было девушки, невесты. Вечный солдат. Вечный воин. Всегда все второпях — и на войну, в очередное сражение. Мало что изменилось с тех пор. Только его силы, которые удесятерились и его способности. Он не слыл хорошим любовником, он не умел быть нежным и он никогда не соблазнял представительниц слабого пола. Он имел дело со шлюхами. Платил, удовлетворял физическую потребность и забывал о них как о съеденном ужине.

Никогда не чувствовал ничего похожего на то, что испытывал к Диане. С самого первого дня как ее увидел, она разбивала привычные устои жизни Палача. Когда накрыл ее тело своим и яростно вошел в него, помня, что именно нужно делать с женской плотью, чтобы она принесла удовольствие, он вдруг понял, что это неправильно. Вот так как он сейчас делает — неправильно. Что то не так. Он причиняет боль. Не только физическую. Он топчет ее морально. И Изгой отступил.

Он не насильник. Может и грубый солдат, бесчувственный робот, но не насильник.

Хуже чем сейчас он еще себя не чувствовал. Нужно вернутся в дом, и поговорить с ней. Зачем? Он и сам не знал. Сказать что то. Что обычно говорят в таких ситуациях после секса? Хотя, разве это можно назвать сексом? У него упал, как только она заплакала, и начала умолять не трогать ее. Возбуждение как рукой сняло.

Черт…Как же все это трудно. Непривычно, странно. Хотя где то далеко, в глубине сознания тихо пульсировала странная и присущая ему радость. Как эхо.

"Девственница. Я первый"

А потом снова разочарование. Вроде бы женщины должны получать от этого удовольствие. Как те шлюхи которые корчились под ним изображая экстаз.

Что он должен был сделать иначе? Почему она так панически его боялась? Он ей противен? Он внушает ей ужас. Разве не этого Изгой хотел, когда шел к ней в спальню?

Тогда почему сейчас он чувствует себя ничтожеством?

В доме было тихо. Слишком тихо. Изгой понял, что Дианы нет в доме, как только переступил порог. Ее запах пропал. Точнее он витал в воздухе, но эфемерный, как тающие следы на мокром снегу. Изгой еще не осознал, что именно чувствует, как уже раскрошил дверь ударом ноги. И тут же почувствовал запах чужака. Явственный, сильный и тошнотворный.

Запах другого вампира из низшей расы. Изгой запрыгнул на подоконник и всмотрелся в снег под окном. Следов не было, но за ручку оконной рамы зацепился длинный каштановый волос. Изгой медлил ровно несколько секунд. Принюхиваясь, напряженно думая и сканируя все детали. Диану увел вампир.

Около четверти часа назад. Чужак. Клан невидимок. Скорей всего девушка даже не видела его и не чувствовала. По телу пробежал холодок. Невидимка мог внушить жертве что угодно, он забирался к ней в мозги и руководил ею. Так, словно это ее собственные желания. Жертва добровольно шла на зов, ничего не подозревая. Иногда даже сама вскрывала себе вены или перерезала горло, насыщая своего убийцу. Жертв невидимок чаще всего считали самоубийцами.

Изгой легко, словно большая гибкая кошка, приземлился в мокрый снег и тут же исчез. Он преследовал похитителя. Запах невидимки витал в воздухе и вел его по следу.

Тварь посмела прийти в его дом и увести ЕГО женщину. Он настигнет ублюдка и сотрет в порошок. Без суда и следствия.

Только бы успеть. Невидимка не уйдет далеко. Он тащит свою жертву в укромное место и там опустошит, выпьет досуха. Когда найдут тело — все будет выглядеть как несчастный случай.

Изгой замедлил бег, запрыгнул на дерево и теперь передвигался по веткам. Проблема в том, что противника он не увидит как и его добычу. Оба невидимы. Но они рядом. Очень близко, судя по запаху. Изгой всматривался в грязный снег, пока не увидел, как на серой поверхности появляются следы невидимых ног.

Невидимка бежал быстро и это настораживало. Он вел себя иначе, чем обычно ведут себя вампиры его расы. Он целенаправленно приближался к междугородней трассе. Не выискивая укромных мест. Возможно, он выполняет чье то задание.

Изгой мягко приземлился на ветку сосны, нацелился, и прыгнул вниз, на ходу вытаскивая меч из ножен. Не промахнулся. Удар о чье то тело был очень сильным. И невидимка тут же стал видимым, выронил Диану, девушка упала в снег, закричала от ужаса, попятилась назад.

— Беги! — рявкнул Изгой, даже не глядя на нее, — Беги домой!

Невидимка попытался снова исчезнуть, но Изгой не дал. Резкий выпад стальной руки и когти глубоко вошли в грудь вампира, обхватили сердце, слегка сжимая.

"Кто послал?"

Спросил мысленно, зная, что тот слышит.

"Какая разница?!

"Назовешь имя — пожалею. Не убью!"

"Ты думаешь, я тебе поверю? Палач никогда не оставляет жертву в живых"

" Я не на задании. Сделаю для тебя исключение. Кто?"

"Тогда тот, другой, убьет меня"

"Это даст тебе отсрочку. И это уже не мои проблемы. Говори. Пока я не передумал и не осушил твое тело. Я довольно долго голодал и не побрезгую твоей вонючей кровью"

"Миха"

Гнев был сильным как ураган, и пальцы сдавили сердце противника, лицо невидимки посерело, и он захрипел. Изо рта полилась черная кровь. Изгой услышал сдавленный стон. Обернулся и встретился взглядом с Дианой. Она тряслась всем телом. Глаза распахнуты от дикого ужаса. Но она жива и он нашел ее. Он резко повернулся к дергающемуся в конвульсиях врагу

Изгой долго смотрел в малиновые глаза невидимки. Потом разжал пальцы.

"Беги. И передай своему хозяину, что я не прощаю, когда трогают то, что принадлежит мне"

Изгой медленно подошел к Диане. Не решался дотронуться, видя бледное, испуганное лицо с расширенными от ужаса глазами. Он протянул ей руку, открыв ладонь. Диана посмотрела на него, потом на руку, которую он ей предложил, и осторожно дотронулась ледяными пальцами до его пальцев. Несмело, едва касаясь.

Изгой тут же наклонился к ней и подхватил на руки.

Оба застыли, глядя друг на друга. Она испуганно и удивленно, а он и сам не знал, что чувствует. Только в груди вдруг стало тесно от того, что ледяное сердце начало биться быстрее. Изгой ошалел от собственных чувств. Это был страх. Мощный, неконтролируемый, всепоглощающий. Если бы его не оказалось здесь она бы…

Стало дико… Темно внутри… В этот момент Диана обняла его за шею тонкими руками и спрятала лицо у него на груди. Это было неожиданно. Трогательно. Волнующе. Он даже застыл на мгновение, не веря, что это происходит на самом деле.

Диана — самое странное человеческое существо из всех, что он когда либо встречал. Изгой невольно прижал ее к себе еще сильнее, и на душе вдруг стало спокойно. Когда она рядом. С ним. Он больше не позволит кому то причинить ей боль, приблизится к ней. Никому. И даже не себе самому.

Ему никогда и никто не доверял раньше. Изгой больше не тронет ее и пальцем. Он больше не сделает ей больно. Она ведь такая хрупкая, маленькая, нежная.

И такая доверчивая. Как Анна. Разве мог бы он когда нибудь причинить младшей сестре боль?

Он бы лучше выдрал себе сердце. Только Диана не Анна. И его чувства к ней, хоть и напоминают те, что он испытывал в прошлой жизни, все же отличаются. Они другие. Странные, пугающие, но приятные. От них становится тепло. От них покалывает кончики пальцев и кровь пульсирует в венах быстрее.

Когда они вернулись домой и Изгой уложил Диану на постель.

— Что он сделал, чтобы ты пошла за ним? — тихо спросил он, стараясь не смотреть ей в глаза, все еще боясь увидеть там первобытный ужас и отчаянье.

— Не знаю, — так же тихо ответила Диана, — я почувствовала жуткую тоску и желание умереть. Я почувствовала, что ты хочешь, чтобы я ушла навсегда.

Он склонился к ней, вглядываясь в бледное личико, глядя на ее дрожащие губы:

— А ты хотела уйти?

— Нет.

Она отвернулась и закрыла глаза. А потом добавила:

— У меня кроме тебя никого нет. Мне некуда идти.

Это звучало обреченно, и Изгой почувствовал себя последним дерьмом. Впервые. С ней все было впервые и это тоже. Сердце снова дернулось. Неожиданно и ощутимо — она остается с ним, потому что у нее больше никого нет. Кроме Изгоя.

Значит, он обязан теперь заботится о ней. Особенно после того что сделал. А еще Изгой почувствовал себя живым. Настоящим. Почувствовал свое сердце, свои чувства. Оказывается, они есть, и быть живым дьявольски прекрасно. Боятся за нее тоже прекрасно, смотреть, как она засыпает, слышать ее тихое дыхание и биение ее сердца — тоже прекрасно. Ему хорошо, ему спокойно, когда он знает, что она рядом.

И ему вдруг захотелось, чтобы и ей было хорошо. Не только потому что ей больше некуда идти, а просто хорошо. По–человечески.

Изгой сел возле стены на пол и прикрыл глаза. Диана уснула. Он понял это по замедленному сердцебиению и тихому дыханию. Уходить не хотелось. Почему то хотелось сидеть здесь и слушать. Слушать звуки жизни, а не смерти.

Глава 11

Я проснулась от голода. В животе требовательно урчало и мне снилась жареная картошка и вкусные толстые сосиски. А потом я вспомнила все что произошло вчера и не захотела просыпаться. Не захотела возвращаться в реальность. Вчера был жуткий день. Наверное, самый жуткий за все время, что я перестала быть просто Дианой, а стала пленницей Изгоя. Вчера я лишилась девственности, и вчера я чуть не умерла. Только почему то все же пугало второе. Я вспомнила то сосущее чувство одиночества и тоски, свое желание умереть и сердце замедлило бег. Из меня словно вытянули радость и смысл жизни. Хотя, я никогда не была склонна к самоубийству. Я всегда любила жизнь. А вчера мне жить не хотелось. До того момента как я выпала из окна и меня схватили чьи то ледяные руки. Желание умереть тут же пропало, и возник страх, что я все же умру. И тот, кто тащит меня в лес, скорей всего убьет меня и очень скоро. Я мысленно звала изгоя. Я взывала к нему, крича всей душой. И я почему то не сомневалась, что он придет. Я даже не удивилась когда, упав в снег, увидела его огромный силуэт на фоне темно бордового заката. В его руках корчился некто жуткий с горящими малиновыми глазами, лысым черепом и серой кожей. Только я уже не боялась. Я знала, что Изгой меня не отдаст.

Когда страшная тварь растворилась в сумерках, а мой Палач подошел ко мне и протянул мне руку, я вдруг поняла, что уже не боюсь его. Нет, точнее, с ним, я могу ничего не бояться. Он найдет меня всегда и везде. И пусть только потому, что считает своей вещью, но он меня защитит. И я взяла его за руку. Это было наше первое прикосновение не несущее в себе войну и насилие с его стороны и страх с моей. Это был акт доверия. Притом и с обеих сторон. И я хорошо это понимала. Когда очутилась в его руках, насторожилась, пытаясь понять, чувствую ли я панический ужас и расслабилась. Я чувствовала лишь вселенскую усталость и безумное желание уснуть. Когда Изгой уложил меня в постель, а потом сел рядом, я закрыла глаза и вдруг поняла, что он сожалеет. Сожалеет о том, что так обошелся со мной. Неожиданное для меня открытие. Значит, он что то чувствует? Он больше не причинит мне боль. Я была в этом уверенна. А мне придется научиться его понимать и принимать таким как он есть. Каким бы образом это не произошло — но он мой любовник. Первый. И пусть воспоминания об этом далеко не приятные, но это факт. Он взял меня не слишком ласково, но он и не бил меня. Наверное, самое болезненное было то, что я ждала чего то другого. И совершенно напрасно. Изгой — не человек и глупо было тешить себя иллюзиями… Я должна смириться. Он такой, какой есть.

Я открыла глаза и с удивлением увидела, что он все еще сидит на полу в моей комнате.

— Тебе нужно поесть. Твой желудок урчит на весь дом. Так можно оглохнуть. Я заказал пиццу. Константин сказал, что вы, люди, любите ее есть.

— Пиццу на завтрак?

Я натянула одеяло по самые уши и привстала с постели.

— А что люди не едят пиццу?

Он казался разочарованным, и я впервые видела, или мне кажется? Я впервые видела его растерянным.

— А что вы…хм…люди едите на завтрак?

— Я пью кофе и ем бутерброд.

— Бутерброд это хлеб с колбасой?

— Да, или с сыром.

Брови Изгоя сошлись на переносице, казалось, он лихорадочно думает.

— Ладно, я запомню, а сейчас есть только пицца. Так что или спускайся завтракать или сиди голодная.

Он встал так резко, что уже через долю секунды оказался возле двери. Вот это скорость. Никогда не привыкну к тому, как быстро он передвигается.

— Сегодня будешь меня учить.

— Учить? — теперь уже я удивленно приподняла брови.

— Учить всему, что должны знать в твое время.

Он ушел, а я так и осталась сидеть на постели с натянутым до подбородка одеялом. Пицца, значит пицца. Я, конечно, не позволяла себе подобной роскоши особенно по утрам, но желудок возмущенно болел голодными спазмами, и рот наполнился слюной, едва я подумала о еде. Когда я нормально ела в последний раз?

После жуткого вчерашнего дня сегодня казалось необыкновенным. Что то изменилось. Точнее изменился Изгой. Он не был похож на обычного себя или старался вести себя иначе, но за завтраком ему даже удалось меня рассмешить. Нет, он не шутил со мной, это не тот тип, но он попытался попробовать то, что ем я. Плевался он долго, и я прыснула со смеху, когда огромная рука моего похитителя смела тарелку на пол.

— Это помои. Ненавижу итальянцев.

Но Мстислав не ушел, он просидел со мной на протяжении всего завтрака. Я еще не понимала, каким образом смогу его всему научить и что именно он хочет знать. Но мне пришла в голову одна идея, и она казалась не плохой.

— У тебя есть компьютер и интернет?

Изгой посмотрел на меня так, словно я спросила его о чем то совершенно фантастическом.

— Не знаю. Можно спросить у Константина.

Оказалось, что все есть и высокоскоростной интернет и несколько ноутбуков и спутниковое телевидение.

Через несколько минут я уже по–хозяйски устраивалась в компьютерном кресле, а Изгой стоял сзади и смотрел на небольшой ноутбук, который я деловито открыла и подключилась к интернету.

Я знала, что ему интересно, но он не подавал виду, пока я не начала ему показывать буквально все. Начиная с электроприборов, заканчивая клубной музыкой, танцами. Постепенно Изгой приблизился ко мне, а потом и взял себе стул. Теперь он сидел рядом со мной и жадно смотрел на экран, где я открывала разные ролики и смотрела вместе с ним. Он совершенно не задавал вопросов. Но я впервые видела заинтересованность. Живую, не наигранную. Как у ребенка, которому показали диковинную игрушку. Через какое то время я дала ему самому попробовать. На удивление у него очень быстро получалось осваивать просторы всемирной сети. Не то, что у меня в свое время.

Теперь Изгой читал информацию о политических событиях в мире, о ценах на товары, о новых открытиях. А я просто наблюдала за ним. Мы так низко наклонились вместе к столу. Что наши головы соприкасались. Иногда я отваживалась его рассматривать. Так близко я еще никогда не была рядом с ним. Сейчас я видела его жуткий шрам прямо перед глазами, и у меня уже не осталось сомнений, что он от когтей животного, чудовищно огромного животного. Кем он был раньше? Где жил? У него была семья? Мне вдруг стало интересно каким был Мстислав до того как стал вампиром и Палачом. Но я бы, ни за что не отважилась спросить.

— Смотри.

Я склонилась к монитору.

— Это семья Мокану.

Невероятно, но Изгой довольно быстро начал находить все, что ему хотелось узнать. Слишком быстро для того, кто сел впервые за компьютер несколько часов назад. Я с интересом посмотрела на молодую женщину и мужчину на экране. Внизу была статья написанная по–английски. Ловко. Я даже не заметила, что Мстислав уже давно листает англоязычные сайты. Красивая пара. Я бы сказала умопомрачительно красивая. И он и она. Никогда не видела. Чтобы люди…ну вообще, чтобы кто то был настолько красив. Особенно мужчина. А вот женщина мне кого то напомнила. Смутно так, ненавязчиво. Я смотрела на ее нежное лицо и не понимала, кого именно она мне напоминает. Пока не перевела взгляд на Изгоя и не встретилась с его сиреневыми глазами. Да у них же одинаковый цвет глаз. У этой женщины и у него.

— Вы с ней похожи, — ляпнула я и прикусила язык. Изгой не отреагировал. Он читал статью. Потом вдруг сказал.

— Самый страшный вампир за всю историю бессмертных.

Прозвучало так, словно изгой опасался этого Николаса Мокану. Хотя я сомневалась. Что Палач вообще знает, что такое страх.

— Тебе нужно научиться убивать вампиров, — вдруг сказал он и решительно захлопнул крышку ноутбука.

— Убивать вампиров?

— Вот именно. Ты должна знать, как можно нанести максимум вреда за очень короткий промежуток времени.

Я нахмурилась. Мне совсем не нравилась перспектива драться с вампирами. Особенно с тем синеглазым, которого Изгой назвал очень опасным. Я вообще никогда и ни с кем в своей жизни не дралась, а уж тем более с вампирами.

— Я думаю, что если брызнуть на них святой водой…ну чесноком намазаться они меня не тронут.

В этот момент Изгой захохотал, не издевательски, а именно весело. Вначале я смутилась, а потом тоже улыбнулась. Смеялся он заразительно. В этот момент Изгой уже не казался мне страшным палачом. Меня снова влекла его красота. Такая холодная, надменная, но вместе с тем поразительно мужественная и ослепительная.

— Святая вода — ерунда. Чеснок, просто вонючий продукт, что еще ты знаешь о вампирах?

Я задумалась. Что я там про них читала?

— А вот — они боятся солнца, спят в гробах.

И снова смех.

— Чудесно. Ничего глупее я еще не слышал. Насчет солнца все верно, но у Мокану есть старинный перстень. Как и всех из королевской семьи и солнце ему не страшно. К слову вампиры не спят совсем, а уж тем более в гробах.

— Тогда, как можно убить вампира? — спросила я

— Вот так.

Это случилось молниеносно и в мою грудь уже уперлось лезвие кинжала. Я опустила глаза и посмотрела на смертоносное оружие. Странно, но кинжал сделан из дерева и похож больше на кол с остро заточенным концом. Резная ручка, явно ручная работа. Я понимала, что если он надавит это лезвие войдет в мою плоть как по маслу. Я подняла глаза на Изгоя и встретилась с ним взглядом. Его странные сиреневые зрачки казалось, потемнели. Но я уже не думала, что он может меня убить и не боялась.

— Страшно?

— Нет.

— Почему?

Он удерживал мой взгляд и я понимала. Что сейчас он применяет ко мне странную силу, я не могла отвести глаза даже если бы захотела, но я не хотела. Я растворилась в его серебристых зрачках.

— Потому что ты спас меня уже несколько раз.

— Ты мне нужна для задания, а потом кто знает…

Возможно это, правда, скорей всего так и есть. Но я все равно его не боялась.

— Вот именно кто знает?

Парировала я и положила руку на его пальцы, уверенно сжимающие рукоятку. От моего прикосновения по его телу прошла едва заметная дрожь. Я осторожно отодвинула его руку, а потом взяла у него кинжал, а он с легкостью мне его отдал. Рукоятка не нагрелась в его руках. Зато в моих могла наверное воспламенится. Потому что, едва я почувствовала его прохладную кожу под своими пальцами, я опять забыла обо всем. Даже о его грубом вторжении в мое тело вчера. Где то в глубине подсознания вдруг снова всколыхнулось то странное чувство, которое он будил во мне с нашей самой первой встречи.

— Этому кинжалу более тысячи лет. Мне подарил его мой учитель. На память о завершении подготовки. Смертоносное оружие. Его можно спрятать в складках одежды, в рукаве и убить противника совершенно неожиданно.

Изгой продолжал смотреть мне в глаза, а я чувствовала, что сердце начинает биться быстрее.

— Он твой. Я дарю его тебе. И если ты научишься правильно с ним обращаться, кто знает — может, ты сможешь убить и меня, если возникнет такая необходимость.

Мстислав криво усмехнулся.

А мне стало не по себе. Я не смогу его убить. И дело не в том, что он сильнее, хотя с этой точки зрения он просто непобедим, а дело в том, что я просто никогда не смогу убить именно его. Не знаю почему.

— Я никогда не буду пытаться тебя убить.

Тихо сказала я и положила кинжал на стол, словно он обжег мне пальцы. Изгой пожал плечами.

— Напрасно. Я бы на твоем месте даже не думал дважды.

Интересно, а на своем месте сколько раз он хотел убить меня? Хотя если бы хотел, убил бы. В этом я не сомневалась.

— У нас мало времени. Утром начнем тренировки, а после обеда ты будешь учить меня дальше. А теперь иди спать. Поздно уже.

Я кивнула, а когда уже подошла к двери, он вдруг оказался позади меня.

— Ты кое что забыла.

Я обернулась, и Изгой протянул мне кинжал, который я так и оставила лежать на столе.

— Он всегда должен быть с тобой. Даже когда ты идешь спать, поняла?

Я кивнула.

— Бить нужно сильно. Прямо в сердце. Ты знаешь, где сердце, Диана?

Изгой вдруг взял меня за руку и резко положил ее себе на грудь. Я вздрогнула от прикосновения к нему. Тем более рука легла на голую кожу под распахнутым воротом рубашки. Меня пронизало электрическим током.

— Оно вот здесь и бить нужно именно сюда.

— Рядом с тобой никто не посмеет меня обидеть.

Изгой усмехнулся, странная получилась улыбка. Растерянная.

— Ну, вчера мы убедились, что это не так. А еще не забывай, что я и есть тот, кого больше всего нужно бояться. А теперь иди. Давай.

— Спокойной ночи, Мстислав.

Он кивнул.

— И спасибо… за подарок. Мне давно никто ничего не дарил.

Глава 12

Начиная с этого дня, в моей жизни многое изменилось. Да и я сама начала незаметно меняться. И мое отношение к этому миру тоже. Сегодня я впервые поняла, что могу бороться. Что я не должна плыть по течению и мириться с тем, что каждая нежить может меня убить. А я с этим смирилась и цеплялась за Изгоя как за единственную надежду выжить. Сегодня он мне показал, что я могу и сама за себя постоять. Наша тренировка началась настолько рано, что я с трудом продрала глаза. Меня разбудил стук в дверь. Обычно Изгой никогда не стучался, но наверное, все же мне удалось пробудить в нем хоть капельку уважения к себе.

Я оделась очень быстро. Было странно выйти с ним на улицу в такую рань. Вдвоем. С заговорщическим видом я шла за ним следом, едва поспевая, маяча, как карлик, за его широкой спиной.

Изгой начал урок с метания кинжалов. Нарисовал на стволе дерева круг и заставил меня бросать. Я не то, что ни разу не попала, я вообще не знала, как это делается. И когда он уже в сотый раз показывал мне, как нужно держать рукоятку, я все еще не понимала, почему у него кинжал летит прямо, а у меня падает сразу же как только я замахиваюсь. Мне казалось, что сейчас мой странный учитель придушит меня и на этом урок закончится. Но Изгой во всем был невозмутим и очень спокоен. Он показывал снова и снова. Вкладывал кинжал в мою руку, пока до меня наконец то не дошло, и я не сделала свой первый нормальный бросок. Конечно, я не попала не то что в круг, но и в само дерево. Но я была рада и, похоже, мой учитель тоже.

— Диана, ты бросаешь бездумно. Швыряешь как палку, а ты должна прицелиться. Мысленно увидеть траекторию полета твоего оружия. Думай когда бросаешь. Включай мозги. Каждый промах может стоить тебе жизни. Ведь шансов убить вампира на расстоянии гораздо больше, чем если ему удастся тебя схватить.

Я кивала. Снова бросала и промахивалась. Пока у меня не занемела рука. Изгой понял, что я устала, но тренировку не прекращал. Потом он попросил меня бросить кинжал в него. Я решила, что он шутит. Но он не шутил. Изгой отошел на несколько метров и приказал мне бросать кинжал и целиться ему в грудь.

— Давай, не смущайся. Меня так просто не убить. Я хочу, чтобы ты почувствовала опасность. Дерево явно не пробуждает в тебе инстинкт самосохранения.

— Я не буду в тебя целиться, — упрямо заявила я и опустила руку с кинжалом.

— Будешь. Думаю, с живой мишенью у тебя получится лучше.

— Ничего у меня не получится. Я ни разу не попала в дерево, ты хочешь, чтобы я попала в тебя? Я устала. Это глупая затея.

— Глупая — ты! Понятно? Если ты не научишься за себя постоять какого дьявола мне нужен кусок мяса, который может сожрать любой упырь?

Это он меня назвал куском мяса? Я разозлилась и бросила кинжал в него с такой силой, что заныли мышцы в плече. Как ни странно, я почти попала. Но Изгой поймал кинжал на лету прямо за лезвие. Я замерла, ожидая его реакции и поражаясь тому, что отважилась это сделать. А он улыбнулся. Вот так просто. И улыбка казалась довольной. Впервые.

— Не плохо. Так, оказывается, малышка умеет злиться?

Я нахмурила брови и отвернулась. Кто бы не разозлился, если его обозвали куском мяса? А?

Но ощущение, которое я испытала, когда все же бросила кинжал мне понравилось. В этот момент я его не боялась, а хотела сражаться, и адреналин просто зашкаливал в крови.

— Ну вот первая часть урока закончена. А теперь посмотрим насколько быстро ты бегаешь? Кроме того, я хочу, чтобы ты научилась заметать следы. Вампир чувствует тебя по запаху. Ты должна уметь оставлять запах повсюду, чтобы он путался. Но этому я еще тебя научу. Кроме того, у меня есть кое что, что мешает противнику чувствовать запахи. Но пока тебе это не нужно. Ну что будем бегать? До рассвета еще целый час. Готова? Или уже выдохлась?

Спросил презрительно. Черта с два выдохлась. Только перспектива бегать мне не совсем нравилась. Я знала, что мне будет очень трудно. Только ни за что ему не признаюсь.

Бегать с ним? Да он передвигается со скоростью звука. Я никогда его не догоню. Но Изгой бежал со мной рядом, как человек и считал мой пульс. Я устала очень быстро, но не потому что, не привыкла к физическим нагрузкам. А из за ступней. Вывернутые, изогнутые после многочисленных тренировок они отказывались меня слушаться и невыносимо болели. Это недостаток балерин и гимнасток художниц. Мы не можем бегать очень долго. Меня еще в школе освободили от этого мучения. Ступни болят так, что хочется орать. Вот и сейчас я бежала через "не могу", стиснув зубы. Наконец то Изгой увидел, как я кривлюсь от боли и остановился.

— В чем дело? Твой пульс в норме, сердцебиение тоже. Почему ты выглядишь так, словно пробежала целые сутки?

Я остановилась, и острая боль пронзила пятки. А потом и пальцы. Самые кончики. Черт, похоже, я растерла свои вечные мозоли от пуантов этими неудобными ботинками. Мне нужны кроссовки и при том хорошие. Если вообще нужны. Бегать я точно не смогу. Я села в снег и изо всех сил старалась не показать, насколько мне больно. Изгой смотрел на меня в недоумении, потом присел рядом.

— Что с ногами? Болят?

Я кивнула, и мне невыносимо захотелось стащить ботинки и опустить горящие ступни в снег.

— Снимай обувь, покажи, где болит.

Я стащила ботинки и охнула. Носки пропитались кровью. Чертовые мозоли. Я растерла их так, что теперь они не заживут несколько недель. Я бросила взгляд на Изгоя. Он внимательно смотрел на пятна крови. А я понимала, что снять теперь носки будет, ох, как непросто. Но я не покажу ему насколько мне больно.

Не дождется. Я не кусок мяса и буду бороться. Только пусть не просит меня бегать, а на остальное у меня сил хватит.

Я собралась стащить носок, но Изгой перехватил мою руку.

— Здесь холодно. Пошли в дом. Тренировка окончена.

В его голосе разочарование и снова презрение. Я чувствовала себя беспомощной дурой, которая не смогла пробежать и пары метров, которая сломалась на первой же тренировке. Если изгой решит, что я не справляюсь с той ролью, которую он мне приготовил, он избавиться от меня? Он меня выгонит?

Так я ж этого и хотела. Чтобы он отпустил, и я стала свободной. Я ведь мечтала об этом днями и ночами. Я видела во сне дом и маму с братьями. Отца. Я ведь хочу домой? Но почему то ответ уже не казался столь очевидным. Я не могу вернуться. Меня там уже не ждут, а еще, меня найдут ищейки, и тогда опасность будет угрожать не только мне. Сколько я проживу без Изгоя? Как быстро я и, правда, стану куском мяса? Ужином или завтраком какой нибудь твари?

Я решительно надела ботинки, с твердым намереньем идти, стиснув зубы и, не обращая внимания на боль. Я вытерплю. Я привыкла.

— Идем домой.

Он смотрел на меня странно, чуть прищурившись, словно испытующе, но все же пошел, а я за ним. Только не думать о ногах. Просто забыть. Отвлечься. Сколько там до этого проклятого дома? Как далеко мы ушли в лес? Черт каждый шаг как по лезвию ножа. Я чувствовала, как грубая кожа ботинок трет свежие раны на пальцах. Если я дойду, а я дойду черт возьми, все сотрется до мяса. Внезапно Изгой оказался возле меня и резко поднял меня на руки. Так быстро и легко, что я даже не успела удивиться.

— Ну и как долго ты собиралась ползти следом за мной?

От облегчения я чуть не заплакала. Ноги жгло так сильно, что сил терпеть уже не осталось.

— Я бы дошла.

— Я в этом не сомневался.

Это прозвучало как комплимент, и на секунду забыла о своих стертых пальцах. Посмотрела ему в глаза. Как же близко они от моих сейчас. Серо–сиреневые как грозовое небо, глубокие как заводь или бездна. И не холодные. Сейчас совсем не холодные. Он смотрел на меня иначе. С некоей долей уважения что ли. И я вдруг почувствовала радость. Глупую такую, щенячью. Мне она не нравилась. Но я ничего не могла с собой поделать. Как собачка, которую впервые похвалил хозяин.

— Упрямая дурочка.

Изгой прижал меня к себе крепче и вихрем рванул между деревьями. От невероятной скорости у меня дух захватило. Но мне уже не было страшно, я уютно устроилась в его сильных руках. Обхватила его за шею и склонила голову ему на грудь. Приятное чувство. Непередаваемое. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Я в безопасности. Такое мощное ощущение защищенности.

Изгой усадил меня в кресло, обложил подушками. Заботливо ничего не скажешь. Только у него на руках мне понравилось больше. Там теплее и уютней. Я подумала об этом и смутилась. Потом наклонилась и стянула чертовые ботинки. При взгляде на носки, которые теперь стали буро–серыми я вздрогнула. А теперь нужно их снять и это будет довольно неприятно. Я посмотрела на Мстислава. Вот ушел бы он и я бы их стащила. Чертыхаясь. Глотая слезы, или рыдая, но я бы стащила эти проклятые носки. А вот при нем не хотелось. Я беспомощно осмотрел