Читать онлайн Добровольно проданная бесплатно

Глава 1

София

– Что сделать? Продать себя? Как?.. Как… – никак не могу произнести это слово вслух. Не верю в услышанное. Моя родная тетка советует мне стать проституткой!

– Ну, договаривай, – усмехается Регина, а я кусаю губы.

В голове все смешивается и никак не укладывается. По-прежнему надеюсь, что произошедшее со мной – это кошмар. Очень страшный сон, но я вот-вот проснусь, и все встанет на свои места. Мама приготовит мне любимые блинчики с вареньем и заставит есть перед университетом, а я схвачу один блин и убегу, жуя на ходу. Куплю в ближайшем кафетерии моккачино и заскачу в трамвай. Как всегда, опоздаю на первую пару. А в обед, между парами, буду флиртовать с Сережкой, парнем с четвёртого курса, и краснеть от его взгляда и прикосновений. И жизнь продолжится, как только я проснусь, развеется этот кошмар, в который я сейчас отказываюсь верить.

– Не нужно на меня так смотреть, Сонечка, – цокает тетка, прикуривая тоненькую сигарету, и комната клуба наполняется дымом с запахом вишни. – Каждый крутится, как может. И это не проституция, как кажется на первый взгляд. Да сядь ты уже, расслабься, выпей коктейль – очень тонизирует, – тетка указывает на кресло напротив себя и стряхивает пепел в пепельницу из черного стекла.

Регина двоюродная сестра мамы. Кроме нее и дедушки, у нас никого больше и нет из родственников. Регине сорок три года, у неё немного лишнего веса, который ей идет. Она худела, но выглядела при этом плохо и болезненно. Есть женщины, которым идут формы.

Сажусь, беру большой холодный бокал с безалкогольным мохито и кручу его в руках. Ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни спать. Все, о чем я думаю, это мама и ее страшный диагноз. А главное никто не может сказать, сколько ей осталось. Она может погибнуть через пять лет, а может прямо сейчас. Сосуд разорвется – и все… И от этого не просто страшно, от этого жутко до покалывания пальцев. Операцию нужно делать срочно.

– У меня хорошие девочки, можно сказать, достойные. Они обучение только полгода проходят, и партнёра я выбираю им достойного. Есть, конечно, извращенцы и клиенты со странностями, но все добровольно и за двойную плату. Никто еще не жаловался, Сонечка.

Мне раньше так нравилось, когда тетка называла меня Соней. Я вообще ее очень любила. Она дарила мне модную одежду и шепталась со мной о мальчиках, пока мама не слышала. Я считала ее подругой и поэтому обращалась на «ты». И даже не подозревала, каким бизнесом она занимается. Теперь мне кажется, что я вообще никого не знала из своего окружения. Все прятались за масками, создавая для меня розовый мир.

– Мне просто нужны деньги в долг, я устроюсь на работу и все отдам. Кредитов мне как студентке не дают, сумма слишком большая. Если продам квартиру, нам будет негде жить. Я, правда, все отдам… – все-таки делаю глоток холодного напитка, потому что чувствую, как ком подступает к горлу. – Мне не к кому больше обратиться, – стараюсь не плакать, но глаза щиплет, и ком в горле увеличивается.

– Ну откуда у меня такие деньги? Я все вкладываю, и все мои деньги в обороте, – так спокойно говорит она, словно вовсе не её сестра умирает.

– Может, ты знаешь, у кого можно занять? – с надеждой спрашиваю я.

– Все состоятельные люди – мои клиенты, и они просто так денег не дают, – отрезает она, отбирая у меня надежду. Слезы все-таки скатываются из глаз, потому что больше нет ни одного шанса на скорую операцию. – Ну что ты, милая, – Регина садится на подлокотник моего кресла и начинает поглаживать меня по спине. – Смотри, какая ты у нас красавица: волосы длиннющие, шелковистые и цвет натуральный карамельный, и ножки стройные, и грудь упругая, и фигура, а глаза – так вообще завораживающие. У меня даже есть уже мужчина. Взрослый, сорок два года, состоятельный, серьёзный, и ты соответствуешь его требованиям. – А меня начинает тошнить, потому что она говорит обо мне, как о товаре. – Платит достойно. Всего пару месяцев, и ты заработаешь не только на операцию, но и на реабилитацию, и еще останется на хорошую жизнь. Да любая девочка мечтала бы о таком мужчине.

– Не могу… – всхлипываю я. Не хочу плакать, но слезы сами собой текут ручьём. – Не могу, как шлюха, лечь под совершенного незнакомого мужика, годящегося мне в отцы!

– Шлюхи – это когда на трассе отсасывают у дальнобойщиков, или в саунах скачут на пузатых, похотливых и потных мужиках. А ты будешь жить в роскоши с довольно привлекательным и опытным мужчиной. Поверь, это лучше, чем лишиться девственности с сопливым и неумелым сверстником, который подарит тебе три ромашки и красивые, но ничего не значащие слова, потому-то у него играют гормоны в пубертатный период! Здесь же тебе подарят жизнь и здоровье матери. Это лучшее, что я могу тебе предложить. Знаешь, у меня есть девочки, которые потом выходили замуж за клиентов. И теперь довольно счастливы в браке. Живут и ни в чем себе не отказывают, – с гордостью произносит она, а меня, и правда, начинает тошнить от представленного.

Соскакиваю с места и бегу в туалет. Запираюсь, склоняюсь над раковиной и дышу так глубоко, как меня учил психолог, пытаясь справиться с тошнотой. Со мной так всегда – меня тошнит, когда сильно волнуюсь. Регина не поможет. Моя последняя надежда рухнула, как карточный домик. Мама говорит, что выход всегда есть, просто не все могут его увидеть.

– Сонечка, с тобой все в порядке? – кричит тетка по ту сторону двери.

– Да, все нормально, – отзываюсь я, но на самом деле не хочу больше видеть Регину.

У меня в голове не укладывается ее предложение и вид деятельности. Мы с мамой думали, что она управляющая в клубе и по совместительству хореограф. Да, были у меня подозрения, что она учит девочек стрип-пластике, и я не осуждала. Но чтобы вот так откровенно торговать девушками! Я всегда думала, что такое бывает только в кино.

Когда мне становится немного легче, я выхожу из туалета. Оглядываюсь по сторонам и сбегаю домой через черный выход.

Домой бреду дворами, думая, что делать. Можно заложить квартиру. Знать бы еще, где…

Вспоминаю, что рядом есть банк, направляюсь туда. В банке мне предоставляют список документов, в которых написано, что присутствие владельца квартиры обязательно. Мама никогда не согласится… Прячу бумажки в сумку и иду домой, сочиняя речь для матери. Могу перевестись на заочное обучение и устроиться на работу на полноценный день. Но операцию нужно делать в ближайшее время, а не по чертовой очереди.

Дома долго объясняю маме, что кредит под залог квартиры – не так страшно, как кажется, и что я все отработаю. Но с каждым моим словом мама становится все мрачнее и мрачнее, отказываясь от кредита.

– Мама, мамочка, мамулечка! – пытаюсь до нее достучаться. Сажусь перед ней на пол и опускаю голову ей на колени. – Ты обо мне подумала? Если с тобой что-то случится, я не смогу жить! Ты же у меня одна.

– Сонечка… – мама гладит меня по голове. – Ну, все же не так страшно. Виктор Константинович сказал, что, если наблюдаться, можно спокойно дождаться операции. Не драматизируй, все со мной будет хорошо.

Виктор Константинович мамин доктор, и он не рассказывает ей всей правды, поскольку маме нельзя переживать. Он утешает и успокаивает ее. Ситуация намного хуже, чем она думает, и мне хочется биться головой об стену от отчаянья. Я обращалась в фонды, они не против помочь, но мы у них не одни такие, и сборы денег тянутся долго. А у нас счет идет на недели, если не на дни.

– Да и заложена наша квартира давно, – вдруг ошарашивает меня мама.

– Как заложена?! – поднимаю голову, не веря в услышанное.

– Я заложила, когда отца из тюрьмы вытаскивала.

– Ты же говорила, что следствие разобралось, и его оправдали! – Мама отводит взгляд и комкает подол халата. – А кто отдаёт кредит? – поднимаюсь на ноги и сажусь рядом с мамой на диван.

– Отец отдавал сам. Пока не пропал… – голос мамы становится тише, а дыхание глубже.

– И сколько мы должны? – спрашиваю так же тихо.

– Много… Там просрочка большая… Пеня, процент… Я тогда так волновалась за отца, что подписала договор, почти не глядя…

Закрываю глаза, откидываюсь на спинку дивана, и мне кажется, что я падаю в пропасть. Слышу, как мама начинает глубоко дышать и наваливается на меня.

– Мам! Мама!

Она теряет сознание, а мне кажется, что я теряю его вместе с ней – в глазах темнеет от волнения. Доктор сказал, что такое возможно, это распространенный симптом. Но мне все равно страшно, что она может никогда больше не очнуться.

Скорая приводит маму в себя, и она просто засыпает. А я все-таки звоню Регине. Теперь предпочитаю даже в мыслях думать о ней, как о постороннем человеке.

– Сонечка, как мама?

Каждое ее слово кажется мне лицемерием.

– Я согласна. Готова прямо завтра встретиться с вашим… клиентом! – говорю, не отвечая на ее вопросы. – Но у меня условие – аванс на операцию вперед.

– Аванс само собой, а вот встречи «прямо завтра» не обещаю, – усмехается тетка. – Тебя еще подготовить нужно, приезжай с утра ко мне в клуб.

Киваю в трубку, словно она меня видит, и сбрасываю звонок.

Глава 2

София

– Это Константин Адамади, – Регина поворачивает ко мне ноутбук и показывает фото мужчины. – Сорок два года, состояние исчисляется миллиардами, был женат, но давно в разводе, детей не имеет.

Тетка еще рассказывает о его активах, огромной корпорации, о месте в журнале «Forbes», словно это имеет для меня значение. А я просто рассматриваю мужчину. Он не красавиц, но и не урод, старше меня на двадцать лет, можно сказать, годится в отцы. Хотя выглядит хорошо: ухоженный, холеный, стильный – еще бы с такими деньгами. Улыбка надменная, словно смотрит на всех со снисхождением, свысока своего статуса, серые глаза блестят цинизмом и алчностью. Широкоплечий, коренастый, прямой греческий нос, глубоко посаженные глаза, слегка бронзовая кожа и темно-русые стильно уложенные волосы. На мужчине серый классический костюм, а на запястье поблескивают часы стоимостью, как операция маме и долг за квартиру. Это всего лишь фото, а мне кажется, что он смотрит именно мне в глаза и оценивает, купить ему этот товар или нет.

– Адамади… Такая необычная фамилия, – я ничего не спрашиваю, просто мысли вслух.

– Он грек, – поясняет Регина, размешивая сахар в чашке с кофе. – Родился в Греции, в пять лет приехал сюда. Его отец развивал у нас бизнес, так и остался. Вся родня, в том числе родители, сейчас на родине. – Меня передёргивает оттого, как тетка стучит ложечкой об чашку, стряхивая капли кофе.

– Откуда ты так много о нем знаешь? – спрашиваю я, а сама не могу отвести взгляд от фото мужчины. Мне кажется, его тяжелый взгляд меня не отпускает. Он мне совсем не нравится, мне страшно только от мысли, что придется жить и спать с совершенно незнакомым взрослым мужчиной. Боже! А если он извращенец?! А я понятия не имею, что делать в постели. Нет, в теории, конечно, да, у меня есть интернет, я смотрела эротические видео, читала множество романов и, естественно, слушала рассказы подруг. Я не дура и в обморок при виде мужского достоинства не упаду. Но это все в теории, а как я поведу себя на практике – известно только Богу.

– Ну у меня здесь не публичный дом! Я забочусь о своих девочках и отдаю их только в надежные руки, – с гордостью сообщает Регина.

– Как ни крути, если девушку продают за деньги – это проституция, – отвечаю я и закрываю ноутбук, чтобы стальные глаза больше не гипнотизировали меня.

– Неблагодарная ты! – с обидой заявляет Регина. – Я отдаю тебе самого состоятельного клиента. И, заметь, он не жирный кабан с сальными глазками, а импозантный мужчина. Привлекательный, ухоженный и очень тактичный. Ты смекнула бы и попыталась бы его очаровать и влюбить в себя. А если бы набралась ума, то вообще женила бы на себе или хотя бы залетела – и обеспеченная жизнь тебе гарантирована.

– Что ты несешь?! Когда ты успела стать такой расчетливой и циничной?! Хотя о чем тут говорить! Я совершенно тебя не знаю и не знала!

– Жизнь она не такая прекрасная, как тебе кажется, Сонечка. Она жестокая и циничная. И чем быстрее ты это усвоишь, тем проще будет адаптироваться. Это мать твоя виновата, растила тебя как комнатный цветочек. Надо закаляться и строить свой мир самой, пусть переступая через себя, через боль, выходя из зоны комфорта, но жить так, чтобы всегда хватало денег и возможностей.

Не отвечаю, отворачиваясь к окну и закусывая щеки изнутри, чтобы не высказаться. Возможно, Регина права, и мне нужно быть сильной и слушать ее. Теперь только от меня зависит наше с мамой будущее.

– Извини. Когда я поеду к нему? – киваю на ноутбук. – И когда точно будут деньги? Мне нужно все организовать и знать дату операции, – спрашиваю, стараясь сохранять хладнокровие. Сжимаюсь вся, стараясь не выпускать никому не нужные эмоции на волю, иначе ничего не получится, и я забьюсь где-нибудь в углу в истерике.

– Не к нему, а к Константину. Привыкай. Так будет проще адаптироваться. Советую посмотреть все статьи в интернете, изучить его жизнь и биографию. – Задаток поступит сразу после того, как ему предоставят твои фото и покажут все медицинские справки.

– Медицинские справки?

– Да. А как ты хотела? Ему нужно убедиться, что ты абсолютно здорова и девственна. На слово сейчас никто не верит.

Закрываю глаза и пытаюсь дышать. Да кому в наше время нужна эта девственность?!

– Он извращенец?

– Почему сразу извращенец? Просто хочет «чистую», никем не испачканную девушку. Радоваться надо, за это он платит вдвойне. Я своих девочек в обиду не даю. А тебе вообще отдаю самого ценного клиента.

– Специально для меня берегла? – язвлю я, не удерживая язык за зубами.

– Вот только не нужно мне дерзить! – недовольно цокает тетка. – Я стараюсь вам помочь! Мужик привередливый просто, у него много «пунктиков». И тебе повезло, что ты подходишь под его критерии.

– Повезло… – выдыхаю я. – А сколько примерно времени… – не успеваю договорить, как в кабинет Регины врывается девушка.

– Я на такое не подписывалась! – кричит она и со всей силы захлопывает за собой дверь. Она такая уставшая, потрепанная, с кругами под глазами и разбитой губой. На ней мужской плащ, который ей велик, и босые ноги со сбитыми коленями. – Ты говорила, что он просто любит доминировать, но не говорила, что он псих! – кричит девушка. Кажется, она на грани истерики. Жутко смотреть и понимать, что с ней сделали.

– Кристина, успокойся! – тетка с грохотом ставит чашку на стол, расплескивая кофе, и спешит к девушке.

– Вы предлагаете мне успокоиться? В договоре не было прописано ничего подобного! Я не буду ничего возмещать! – пока она кричит, ее губа начинает кровоточить, и по подбородку стекает капелька крови.

– Кто вас так и за что? – не выдерживаю я.

– Сонечка, иди к Лене! – настойчиво, с натянутой улыбкой говорит мне Регина. – А ты присядь, сейчас мы все обсудим, – она хватает девушку за плечи и буквально насильно усаживает на диван. – Лена! – кричи тетка, открывая двери. – Забери Софию, можете ехать в клинику, вас там ждут!

Регина дает Кристине салфетки и вынимает из шкафчика аптечку, а я не могу сдвинуться с места. Это неприлично так смотреть на человека, особенно когда ему плохо, но я не могу отвести от нее глаз. И не могу представить себе ситуации, откуда бы девушка бежала босиком в мужском плаще, замученная, с разбитыми коленями и губами.

– София, иди!

Прихожу в себя от грозного голоса тетки и только сейчас замечаю, что возле меня стоит Лена. Она берет меня за руку и быстро тянет за собой, уводя из кабинета.

– Кто эта Кристина? – спрашиваю я невысокую девушку лет двадцати пяти, работающую на Регину.

– Неделю назад она подписала договор с Акишевым, – тихо сообщает она мне, выводя на улицу.

– Знакомая фамилия, это не судья?

– Он самый, но я тебе ничего не говорила, – как-то напугано отвечает Лена и открывает мне дверцу желтого «Матиза».

– А что произошло с Кристиной? – настойчиво спрашиваю я, когда мы выезжаем со стоянки.

– Я не знаю, Регина все уладит, не переживай, – сухо отвечает девушка и прикуривает сигарету.

Легко сказать «не переживай», когда, возможно, меня ждет нечто подобное. Становится страшно, но другого выхода у меня нет.

– А если девушка отказывается выполнять условия договора?

– Тогда она должна вернуть деньги и неустойку.

– Но это же незаконные договора, они не могут иметь юридической силы, – уверенно заявляю я, а Лена усмехается.

– Поверь, такие люди найдут способ взыскать долг, – злобно заявляет она и уже не кажется мне такой милой девушкой. – Но в договоре все прописано, ты можешь разорвать его и остаться при деньгах, если твой обладатель нарушит его сам.

– Что значит «нарушит»?

– Ну, например, сделает то, что не прописано в договоре. Поэтому внимательно читай контракт, когда подписываешь, перечитывать тебе его никто уже не даст.

– Спасибо за совет, – благодарю я, комкая подол юбки.

Мы въезжаем на территорию частной клиники и паркуемся на стоянке. А дальше начинается целое обследование. С меня берут несколько пробирок крови, осматривают, слушают, задают кучу вопросов о том, чем я болела, и даже делают кардиограмму. Но самое неприятное в этом гинекологе – это то, что он мужчина лет пятидесяти.

– Проходи за ширму, раздевайся и садись на кресло, – сухо, я бы сказала, с недовольством и пренебрежением кидает он, начиная что-то писать в моей карте. Мне девятнадцать лет, у гинеколога я была пару раз, и это была милая женщина. Захожу за ширму, осматриваю кресло и сглатываю ком в горле. Не хочу, чтобы на меня смотрел, и тем более трогал, мужчина.

– А у вас нет врача-женщины? – выглядывая, спрашиваю, потому что никак не могу себя преодолеть.

– А чем я тебя не устраиваю? – недовольно бурчит мужчина и надевает перчатки. Напрягает, что он сразу обращается ко мне на «ты» и пренебрежительно. Я понимаю, что он намного старше меня, но все же я привыкла, что врачи интеллигентные люди.

– Вы… – пытаюсь подобрать слова, но доктор меня обрывает.

– Раздевайся, я уже столько насмотрелся, не думаю, что у тебя там что-то уникальное, – небрежно кидает он. – Не задерживай меня! С мужиками трахаться за деньги они бегут, а у гинеколога стесняются, – бурчит.

Кусаю губы, пытаясь сдержать слезы обиды. Он обращается со мной, как с проституткой, и возразить нечего. Во рту собирается горечь, хочется выбежать из кабинета и послать всех к чертовой матери. Что они обо мне знают?! До боли кусаю внутреннюю сторону щеки, пытаясь держаться и терпеть. Я больше никогда не увижу этого мужчину, и мне совершенно все равно, что он обо мне думает!

Раздеваюсь, кое-как залезаю на холодное кресло, опускаю ноги на специальные подставки, зачем-то максимально натягиваю края футболки и закрываю глаза, словно это меня защитит.

– Такс-с-с-с, – тянет мужчина. – Жалобы есть?

– Нет, – сдавлено отвечаю и вздрагиваю, когда он прикасается ко мне, раздвигая складки. Это не больно, но жутко неприятно.

– Сейчас мазок возьму, не зажимайся. Расслабься, я сказал! – кричит он. Я не виновата, что у меня не получается расслабиться, тело неподвластно мне. – Все, можешь одеваться, недотрога, – гадко усмехается гинеколог. – Не переживай, «чистенькая» пока, – кидает он и уходит за стол.

А меня от этого его «пока» тошнит в прямом смысле слова. Быстро одеваюсь и выскакиваю из кабинета. Я выдержу! Так нужно! Пора становиться взрослой и принимать серьезные решения…

– С анализами все в порядке, но я и не сомневалась, – деловито говорит Регина, рассматривая заключение из клиники. – Так, вот контракт, – она указывает на бардовую папку, – почитай дома, но не подписывай пока. Завтра у тебя встреча с Константином.

– Зачем? – от растерянности спрашиваю я. Еще ничего не произошло, а у меня уже спирает дыхание.

– Ну как зачем? Никто не верит фото, сейчас все можно отфотошопить и подретушировать. Прежде чем заплатить деньги и взять тебя к себе, он хочет посмотреть. Ну, еще у него там какие-то «пунктики» насчет запахов, поэтому не пользуйся завтра никакими духами и дезодорантами.

Глава 3

София

Когда мама засыпает, я завариваю себе чай и сажусь за кухонный стол. Хочется кофе, но сердце колотится так, что, боюсь, после дозы кофеина выскачет из груди. Открываю папку и ничего не могу прочесть – буквы плывут, словно я зачитываю собственный приговор. Это действительно реальный, грамотно составленный договор, где прописаны обязанности сторон, сумма, процент Регины и неустойка в случае отказа, либо неисполнения обязательств. Я только пробегаюсь глазами, еще не вникая в саму суть, а воздуха уже не хватает. Встаю с места, распахиваю окно, глубоко вдыхаю. Но тянуть нет смысла, не убьет же он меня, в конце концов, а все остальное ради мамы я как-нибудь перетерплю. Сажусь назад, отпиваю еще чаю и начинаю читать:

«Основной целью договора является предоставление Уманской С.В. услуг интимного характера, а также проживание и сопровождение Адамади К.А.».

Звучит уже отвратительно: «услуги интимного характера».

«В перечень интимных услуг входит все, что не причинит вред жизни и здоровью Уманской С.В.».

Этот пункт совершенно не утешает. Пугает слово «все». Не представляю, как я буду это исполнять, когда ничего не умею.

«Уманская С.В. обязана исполнять все требования и указания Адамади К.А. беспрекословно, если это не несет угрозу ее жизни и здоровью».

Сглатываю, не понимая, что означает прочитанное. Словно этот мужчина хочет сделать из меня дрессированную собачку.

«Адамади К.А. обязуется выплатить Уманской С.В. указанную в договоре сумму не позднее обговоренного срока. А также Адамади К.А. обязуется обеспечить Уманскую С.В. всем необходимым: жильем, питанием, медицинской страховкой, при необходимости предметами быта и одеждой».

Это все его обязательства. Я даже не знаю, как называть этого мужчину в голове. Хозяин? Владелец? Обладатель, как сказала Лена? В голове не укладывается. Зачем взрослому и состоятельному мужчине покупать женщин? Он же может завоевать любую. С его-то возможностями! Не хочет напрягаться? Или такой характер и запросы в постели, что никто не выдерживает?! Подобные мысли жутко пугают, до холодного пота.

В эту ночь я практически не спала. В голове крутились пункты контракта, мысли о маминой операции, страхи, и то, как я объясню свое отсутствие. Ненавижу лгать, даже во благо, я никогда не умела это делать, мне кажется, правда написана на моем лице.

Под утро, когда я почти задремала, вымотанная изнуряющими мыслями, в голове вдруг возник образ Кристины, девушки с разбитыми губами и сбитыми коленями, которая ворвалась в кабинет Регины. И ее слова о договоре. Понятно, что ее покалечил покупатель, но она даже не подозревала, на что идет…

Переворачиваюсь на живот, утыкаюсь лицом в подушку и ругаю себя. Вот зачем мне вспомнилась эта Кристина?!

В итоге проспала я всего три часа, проснулась с кругами под глазами и головной болью. Встреча с Адамади была назначена в полдень. Потому что ему «удобно заскочить и посмотреть «товар» именно в это время, чтобы не отрываться от более важных дел», – так сказала Регина. А я все никак не могу привыкнуть к потребительскому отношению к себе.

– Лена, принеси ей, наконец, кофе покрепче! И никакого молока! – нервно кричит Регина, глядя, как я беспрерывно зеваю, а ее визажист колдует над моим макияжем. – Ну как так-то?! Почему именно сегодня? – сокрушается она. – Я не хотела тебя сильно малевать. Мы играем на нежности и естественности.

– Сева, с этим можно что-то сделать? – спрашивает она, а меня интересует, почему все стилисты-визажисты мужчины? На самом деле я просто забиваю свою голову чем угодно, только бы не думать о предстоящей встрече.

– Я стараюсь, – нервно выдает визажист и вертит мое лицо в разные стороны.

– И заплети ей французскую косу, уложи на правое плечо! – командует тетка. – Платье, белье и туфли я уже принесла, – Регина кивает на диван, где лежат вещи. Моего мнения никто не спрашивает, вертят, как куклу, обсуждая, словно я вещь. Впрочем, так оно и есть, и чем раньше я с этим смерюсь, тем будет легче.

«Уманская С.В. обязана исполнять все требования и указания Адамади К.А. беспрекословно, если это не несет угрозу ее жизни и здоровью…» – крутится в голове. Знать бы еще, что он потребует.

– Ты договор прочла? – тетка приводит меня в себя, щелкая пальцами. Просто моргаю в знак согласия, потому что Сева держит меня за подбородок и наносит на губы помаду. – Все поняла?

– А что с Кристиной? – спрашиваю я, когда Сева, наконец, отпускает мое лицо и принимается за волосы.

– С какой Кристиной? – Регина делает вид, что не понимает, а сама сжимает губы, отворачиваясь от меня и осматривая косметику.

– С девушкой, которая ворвалась в твой кабинет! Что с ней произошло? – настаиваю я, а самой страшно, что со мной может случиться то же самое или даже хуже.

– Не бери в голову. Мы уже решили ее проблему. Все с ней хорошо, – отмахивается она и, набирая чей-то номер, прикладывает телефон к уху и выходит. Вдыхаю в легкие побольше воздуха, прогоняя нехорошие мысли.

Я готова. Меня нарядили, как куклу, в голубое платье с воздушной юбкой. Макияж вроде не броский, и следы бессонной ночи стерты, но мне не нравится. Обычно я совсем не крашусь, в редких случаях – ресницы и блеск для губ. А тут – основа под макияж и еще куча всего. Вроде бы и не броско, но… Впрочем, какая разница? Непонятно, зачем на мне телесные чулки и кружевное голубое белье. Мы же будем просто знакомиться. Но я не спорю с Региной и делаю все, что она требует. На самом деле мне так страшно, что я не могу вымолвить и слова.

– В общем так, он с минуты на минуту подъедет. Сиди здесь и жди, – говорит тетка, сажая меня на диван в отдельной комнате для отдыха. – Спину держи ровно! Отвечай на все его вопросы, не зажимайся, но и не лезь сама, не тараторь, – наказывает мне, как ребенку, а я просто киваю, но почти не слышу ее, поскольку сердце барабанит настолько сильно, что оглушает меня. – Да не трясись ты так! Дыши! Глубокий вдох и медленный выдох! Возьми себя в руки! – Я дышу, но легче не становится. – Все, подъехал, пойду встречать, – говорит Регина и убегает.

Сажусь ровно и выпрямляю спину, расправляю платье и складываю руки на коленях. В горле пересохло и начинает першить, прокашливаюсь, но першение не проходит. На низком стеклянном столике стоят фрукты и графин с водой. Привстаю, наливаю себе воды, и уже ставлю тяжёлый графин, как он неожиданно выскальзывает из моих вспотевших ладоней. И разбивается вдребезги с оглушающим звоном. Вода расплескивается по столу, забрызгивает платье и стекает на пол. А я зажмуриваю глаза и дышу, дышу, но это уже не помогает.

– Неуклюжая корова! – на эмоциях ругаю себя и наклоняюсь, собирая осколки.

В это же момент дверь распахивается, и я слышу тяжёлые шаги за спиной. Неуклюже замираю с осколками в руках. Первое, что ощущаю, это терпко-горький запах мужских духов. Слишком тяжелый, кажется, он распространяется по комнате, окутывает, душит.

Чувствую, как мужчина подходит ближе, видимо, осматривает последствия моего волнение и спокойно опускается в кресло. Нет, я не смотрю на него, я слышу скрип кожи и зачем-то продолжаю тщательно собирать осколки на ладони.

– Закончила? – позади меня раздается спокойный, холодный, немного хриплый, словно простуженный, голос. – Оставь осколки на столе и сядь, – голос монотонный, но повелительный.

С противным звоном ссыпаю бывший графин на стол, смахиваю воду с повисшей юбки платья и сажусь в кресло, выпрямляя спину. Поднимаю глаза и замираю.

На меня с интересом смотрит взрослый мужчина. На нем серый стильный костюм и белая рубашка, в распахнутом вороте поблескивает цепочка, на руке часы. Но в глаза бросается татуировка на шее. Большая каллиграфическая буква «А». Настолько черная и четкая, словно ее только что нарисовали. Поза расслабленная, ноги немного расставлены. Серые, стальные, очень внимательные, изучающие глаза. Он не красивый, но источает ауру власти, которая пугает и притягивает одновременно. Мужчина харизматичный, из тех, кто выделяется в серой толпе. Пронзительный взгляд, уверенность и лёгкое превосходство на лице. Можно смотреть в толпу, но видеть только его. И я гляжу, еле дыша, не понимая, как себя вести. Я никогда не разговаривала со взрослыми мужчинами на интимные и личные темы. Адамади для меня – как человек из другой вселенной. Очень большая разница в возрасте.

Мужчина не отрывает от меня глаз и постукивает ухоженными длинными пальцами по подлокотнику кожаного кресла. А когда прищуривается и немного подаётся ко мне, я и вовсе прекращаю дышать.

– Имя? – спрашивает он, опускает взгляд на осколки и лужицу воды, внимательно рассматривая их.

– Соня, – отвечаю очень тихо, кажется, даже не вслух. – Соня! – повторяю уже громко и немного истерично. Он просто сидит, рассматривая разлитую воду. А я чувствую себя маленькой серой облезлой мышкой в клетке с огромным львом.

– Полное имя? – требовательно говорит он. – Соня ассоциируется у меня с глупой собачкой из мультика.

К страху, напряжению и неловкости привешивается обида. Мама всегда называет меня Сонечкой, и мне нравится, звучит теплее и ласковее. Хочется высказаться. Зачем он так?! Можно же быть мягче и расположить меня к себе? Разве он не видит, как мне страшно?! Но я молча глотаю обиду, кусая внутреннюю сторону щеки.

– София!

– София, – задумчиво повторяет он. Вздрагиваю, когда в комнату неожиданно входит Лена и ставит на стол подставку, а на нее стакан с янтарной жидкостью и льдом. – Красивое имя. Мне нравится, – продолжает он, когда Лена выходит. – Пришло из Византии. София, – медленно тянет он. – Никогда не называй себя Соней! – в голосе приказные нотки, и я киваю.

Он берет со стола стакан, отпивает глоток и расслабленно откидывается на спинку кресла. На фото мужчина казался циничным, уверенным в своем превосходстве, а в жизни Адамади еще хуже. От него веет властью, надменностью и большими деньгами, которые делают из него дьявола. Никогда не хотела отдаться в руки такому мужчине. Я вообще даже не могла представить, что мой первый мужчина будет именно таким – годящимся мне в отцы.

Всегда мечтала и представляла в фантазиях, что это будет парень с четвертого курса. Иван всегда так смотрит на меня, словно я самая красивая. Он недавно перевелся в наш университет, и мы пока мало общались, и, если бы не это все, наверное, у нас могло бы что-то получиться. Он вообще первый, о ком я начала думать, как о мужчине.

– Иди в ванную, смой с себя всю косметику, расплети волосы и сними одежду. Всю полностью и обувь тоже, – требует он, лениво покручивая бокал, играя со льдом.

– Зачем?! – спрашиваю немного громче, чем следовало бы. Я совершенно не готова и не подписывала договор. Регина говорила, что это просто знакомство. Меня накрывает паникой, и я неосознанно обнимаю себя руками. Мужчина ставит бокал на подставку и вновь подается ко мне.

– Я никогда ничего не покупаю вслепую. Мне нужно убедиться, что ты стоишь тех денег, которые я за тебя заплачу! – немного агрессивно, понижая тон, произносит он.

Это тоже обидно. Но возразить нечего. Он прав. Я – товар! Добровольно себя продаю и не имею никакого права отказать покупателю в осмотре.

Глава 4

София

Решительно умываюсь, промакиваю лицо полотенцем, снимаю с себя платье, туфли, чулки и замираю, глядя на себя в зеркало. Белье снять тяжелее, и я зачем-то тяну время, медленно расплетая косу, расчесывая волосы пальцами. Расстегиваю бюстгальтер, снимаю его и осматриваю грудь. Соски сразу напрягаются, кожа покрывается мурашками, будто резко похолодало. Цепляю резинку трусиков и в каком-то порыве стягиваю их с себя, почти разрывая. Моя скованность, стеснительность и страх никому не нужны. Моя задача – понравиться Адамади!

Опять начинает тошнить от волнения. Открываю кран, подставляю ладошки и пью из них. Я слишком долго в уборной, время выходить. Опять умываюсь, заворачиваю кран и решительно выхожу, а у самой ноги подкашиваются. Мужчина не замечает меня или делает вид, что ему все равно, разговаривая по телефону и рассматривая подтаявший лед в бокале.

– Объясни так, чтобы понимал. Не мне тебя учить, – лениво усмехается он. – К каждому можно найти подход, безотказных людей не бывает.

Пока он слушает собеседника, я быстро прикрываю грудь волосами, а лобок – ладонями. Холодно. Мне холодно и очень стыдно, хочется провалиться сквозь землю. Он же воспринимает меня как проститутку!

– Не берет деньги, напомни ему, какая красивая и юная у него дочка, – на этой фразе Адамади поднимает глаза и смотрит на меня. А мне кажется, я сейчас задохнусь, но вдохнуть недостающий кислород все равно не могу. – Да, я через полчаса буду, – мужчина сбрасывает звонок и прячет телефон в карман пиджака.

Наступает тишина. Кажется, слышно мое тяжёлое дыхание и громкое сердце. Проходит минута, две, три, пять, тело сковывает от напряжения, а он молчит и, задумчиво подперев подбородок, скользит по мне взглядом. Стальные глаза ничего не выражают, они равнодушны. Хуже, чем стоять голой перед незнакомым мужчиной, только его равнодушие ко всему происходящему.

– Руки, – вдруг произносит он.

– Что? – голос сипнет.

– Я говорю, убери руки! – в приказном тоне повторяет он. И я убираю, опуская их безвольно болтаться. Я абсолютно чистая, депиляция не оставила на моем теле ни единого волоска, от этого лобок немного красный, и мужчина это явно замечает, устремляя туда взгляд. Он поднимается с кресла и идет на меня, а я неосознанно, на инстинктах отступаю, но заставляю себя остановиться, когда он настигает меня. Вблизи его терпкий запах душит. Нет, он не противный, очень тяжелый аромат, который заполняет собой пространство, вытесняя все вокруг, как и сам хозяин. Он поднимает руку, а я закрываю глаза, не могу выдержать его близости и давящей ауры превосходства. Чувствую себя униженной.

Константин убирает волосы с моей груди, откидывая их назад. Зажмуриваюсь в ожидании, что он начнет меня трогать. А я не хочу! Мне хочется лишь одного – бежать. Но он не трогает. Обходит меня, становится позади, настолько близко, что я кожей чувствую ткань его пиджака. И опять давящая тишина, разбавленная моим прерывистым дыханием. Нужно как-то перебороть этот страх. Мне, в конце концов, предстоит провести много времени с этим мужчиной, но, кажется, это невозможно. Дышу, как меня учили: глубокий вдох, задерживаю дыхание, насколько могу, и выдыхаю. Сжимаю кулаки, когда по телу проходит озноб. Адамади наклоняется, убирает волосы с моей шеи, лишь слегка прикасаясь кончиками пальцев, и глубоко втягивает мой запах, а потом еще и еще. Он дышит мной!

– Сколько тебе лет? – вдруг спрашивает он, и в его голосе что-то меняется, он становится более тягучим, бархатным, завораживающим.

– Девятнадцать, – а вот мой голос срывается на писк.

– Слишком юна, непосредственна и невинна. Глаза красивые, но очень много детской наивности. Ты не выдержишь, – вдруг констатирует он и еще раз глубоко вдыхает. Мужчина отходит от меня. – Ты мне не подходишь, – с нотками разочарования говорит он. – Можешь одеваться. – А я уже не могу сдвинуться с места, только обнимаю себя руками.

– Почему не подхожу?! – вдруг накрывает паникой. Если он меня не берет – значит, маме не сделают операцию в ближайшее время. И это значит… Страшно уже не оттого, что себя продаю, а оттого что все это напрасно.

– Я уже сказал: ты не выдержишь, не морально, не физически. Быстро сломаешься. А мне это неинтересно, – кидает он мне, даже не смотря, берет со столика свой телефон, застёгивает пуговицу пиджака и идет на выход.

– Стойте! – на эмоциях кричу я, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Он мой единственный шанс. – Я выдержу! Чтобы вы не имели в виду! – обещаю скорее от шока. Я думала, самое страшное – это отдать ему себя. А оказалось, что самое страшное – это его нежелание меня покупать.

Гордость, чувство достоинства и страх где-то теряются, и я абсолютно голая делаю несколько шагов в его сторону. Мужчина оборачивается и приподнимает брови, словно дает мне последний шанс.

– Пожалуйста, я буду соблюдать все пункты договора, все, что вы хотите! Я не сломаюсь, я постараюсь…

– Тихо! – обрывает он меня. – Никогда так не унижайся! Тем более ради денег! – осаживает он и выходит из комнаты.

– Я не ради денег, я ради мамы, – проговариваю в пустоту комнаты, и из глаз брызжут слезы.

Кусаю губы, но не могу плакать беззвучно – из меня рвутся рыдания. Иду в туалет, натягиваю на себя белье и уже вою в голос. Боже, как это все гадко! Теперь я на сто процентов чувствую себя шлюхой. Причем придорожной. Кое-как надеваю чертово платье и умываюсь холодной водой, пытаясь успокоиться. Да что он знает о жизни?! «Никогда так не унижайся»… Легко сказать, когда у тебя есть все и открыты все двери!

– Соня! – кричит Регина, а я смотрю в зеркало на то, как с лица стекает вода вперемешку со слезами, и кусаю ладонь, чтобы не закричать в истерике. – Соня!

А мне хочется провалиться сквозь землю. Тетка заходит в ванную и смотрит на меня в зеркало.

– Что случилось?! – в недоумении спрашивает она. – Почему он отказался?

– Потому что… – хочу объяснить, но не могу, постоянно всхлипывая. Тётка отрывает мне несколько бумажных полотенец и сама промакивает мое лицо, потом берет меня как ребенка за руку и выводит из туалета. Она усаживает меня на диван, оглядывается на стол и застывает, рассматривая осколки и разлитую воду, а я закрываю лицо руками.

– Это он разбил?

– Нет, – глухо отвечаю в ладони. – Я…

– Лена! – кричит Регина, а у меня звенит в ушах от ее звонкого голоса. – Принеси холодной воды и успокоительное! – Пока Регина собирает осколки и выкидывает их в урну, я пытаюсь остановить истерику, потому что меня вновь реально тошнит. – Выпей, – говорит тетка, протягивая мне стакан с мутной жидкостью. – Пей, это капли на травах! – настаивает она.

И я пью горьковатую жидкость, пытаясь преодолеть тошноту. Слез больше нет, но легче от этого не стало. Мне уже не холодно, но тело неконтролируемо бьет дрожь.

– А теперь рассказывай.

– Он попросил раздеться и смыть косметику… – начинаю я и одновременно делаю еще глоток горькой жидкости. – Я сделала так, как сказал… Он долго смотрел, потом глубоко вдыхал запах моих волос, но не трогал… – опять всхлипываю, допиваю воду, и тошнота отступает. – Потом он спросил, сколько мне лет. Я ответила, и все… Он решил, что я ему не подхожу, – передаю Регине слова Адамади о моей детской наивности, юности и о том, что я не выдержу.

– Что, прям так и сказал?! – недоверчиво спрашивает Регина. А я просто киваю. На меня вдруг наваливается усталость, словно этот мужчина вытянул из меня силы и выкинул. Киваю тетке и вновь закрываю лицо руками. – Странный. Сам же просил молодую и девственную.

– Что теперь делать? Мне деньги срочно нужны. Может, ты поможешь взять кредит? Я, честно, все отдам.

– Да не переживай. Подожди немного. Я найду тебе хорошего мужчину. Без заскоков, – цокает тетка.

– Не хочу больше никого! Я постараюсь придумать что-то еще, – устало говорю я и поднимаюсь с места.

***

Прошла еще одна напряженная неделя. А для меня словно вечность… Счет шел на дни, и мне казалось, если с мамой что-то случится – я тут же умру сама. Я обошла кучу банков. Естественно, все безуспешно, даже те, кто обещал в рекламе быстрые деньги без подтверждения доходов и залога, мне отказывали. По совету фонда я создала страницу в социальной сети, где просила совершенно незнакомых людей о помощи и прилагала документы с диагнозами мамы. Но деньги поступали маленькие. Мама не знала, что я взяла академический отпуск и устроилась на работу. Зарплата маленькая, но она хоть как-то приближала меня к кредиту, который мне могли дать.

Но маме становится хуже. Помимо обмороков и головокружения, она начала заговариваться, многое забывать и постоянно жаловаться на туман в голове. Каждый новый день пугал меня до ужаса и дрожи во всем теле. Потому что каждый день мог стать последним. Меня накрывало диким отчаяньем. Я уже готова была на все, но Регина сообщала, что желающих купить меня пока нет. Самое страшное – это когда нет выхода. Никакого. Ты готова на все. Но твое «все» никому не нужно…

Это случилось поздно вечером, когда я уже уснула. Меня разбудил настойчивый телефонный звонок.

– Сонька, пляши! – радостно восклицает Регина, быстро приводя меня в себя, и я резко сажусь на кровати.

– Ты нашла, у кого занять денег? – с надеждой спрашиваю я.

– Нет, лучше! Адамади передумал и хочет забрать тебя уже завтра!

– Не лучше… – вздыхаю я в трубку. – Но я согласна.

Глава 5

София

Я наговорила маме полной чуши, в которую трудно поверить. О том, что меня отправляют на практику в загородный филиал компании, и это единственный уникальный шанс. И она мне поверила, даже наказала не отказываться от такого шанса. «Ты у меня умница», – хвалила меня мама, собираясь в клинику. Авансом за мои «услуги» последовали не деньги, а размещение мамы в клинике для обследования и последующей операции. Даже не хочу знать, как и зачем об этом узнал Адамади. Главное, что теперь у мамы есть шанс, и все будет хорошо. Я была настолько за нее рада, что почти весь день не волновалась о предстоящем переезде к мужчине, которому меня продали.

Договор подписан, вещи собирать не нужно. По условиям Адамади я могла взять только телефон и несколько вещей, без которых не могу обойтись. Одежду, косметику и предметы быта мне купят.

Я надеваю черное платье с рукавами три четверти и белым кружевным воротничком, как у школьницы. Это новое платье, я покупала его, чтобы ходить в университет.

Как наказала Регина, не пользуюсь ни духами, ни дезодорантом. Косметику тоже не наношу, абсолютно чистое лицо – а это уже наказ моего хозяина. На улице сегодня тепло, несмотря на середину сентября, поэтому колготки я не надеваю. Только черные балетки и небольшая сумка с любимыми книжками, папкой для рисования и плюшевым пледом. Это вещи, без которых я не могу обойтись. Маленькую статуэтку балерины прячу в карман – это мой талисман. В детстве я мечтала стать балериной, пока не получила травму колена, которая перечеркнула мою мечту. Но все это глупости, танцовщицы с такой неуклюжестью из меня все равно не получилось бы…

Запираю квартиру, беру сумку и выхожу во двор ровно в шесть вечера, как договаривались с Региной. Оглядываюсь по сторонам, осматриваю бабушек на лавочке, детей, шумно играющих на площадке, и понимаю, что во мне зарождается протест. «Так нельзя!» – вопит внутренний голос. Хочется отсрочить поездку в неизвестность, но мне этого не позволяют.

К подъезду подъезжает черная машина. Я не разбираюсь в марках, но по тому, как она отличается от соседских, и вся детвора открыла рты, глядя на эту черную, идеально отполированную машину, понимаю, что она явно высокого класса. Значок на машине в виде короны – никогда такой не видела. Необязательно разбираться в марках, чтобы понять, что автомобиль неприлично дорогой.

Из машины выходит молодой мужчина лет тридцати. Высокий, подтянутый, широкоплечий. Внешность приятная, не отталкивающая, можно сказать, симпатичный, только слишком серьезный. На нем серый пиджак, а под ним черная футболка – смотрится стильно.

– Добрый вечер, – сдержанно кивает он мне, осматривая с ног до головы. А потом словно осекается и отводит взгляд. – София?

– Да, это я.

– Меня зовут Артем, я ваш водитель-охранник. Прошу, – он открывает для меня заднюю пассажирскую дверь.

– Охранник? – уточняю я, а мужчина просто кивает. Выдыхаю и сажусь в машину. Медлить и задавать вопросы нет смысла.

В машине коричневый кожаный салон и пахнет кофе. Никогда не ездила на таких машинах. Панель на двери похожа на деревянную. Провожу по ней пальцем – и правда, дерево под лаком.

Мы только выехали на центральную дорогу, а меня уже немного потряхивает. Никак не могу взять себя в руки и перебороть волнение. И это плохо, я обещала Адамади все выдержать. Регина так радовалась, чуть ли не прыгая, словно я выиграла в лотерею. А мне кажется, что я еду на собственную казнь. Причем я сама себя приговорила. Страшно. Но надо. Мои страхи никому не нужны, и я должна пережить их самостоятельно.

Закрываю глаза, откидываюсь на сидения, пытаясь расслабить тело. Дышу медленно, но глубоко. Чем раньше я осознаю, что продана, тем будет проще. Я подписала договор, назад дороги нет.

Открываю глаза, только когда машина сбавляет скорость и въезжает на огромную территорию. Это даже не двор. Это парк вокруг дома, с клумбами, красивыми осенними цветами, аллеями, фонарями и даже своим искусственным водопадом с огромными камнями. Тут даже есть дворник и садовник в специальной униформе, как в кино. И в конце всего этого великолепия – огромный дом, отделанный натуральным камнем. Нет, это тоже не просто дом, это величественное произведение искусства в каком-то модном стиле.

Огромная лестница, ведущая к входу, и терраса напоминают мне сказку. Только вот я не в сказке, а в реальности, от которой очень страшно, но я стараюсь удержать в себе этот страх и пережить все, что мне несёт красивая с виду реальность.

Машина останавливается возле главного входа, Артем шустро выходит и открывает мне дверь.

– Спасибо, – благодарю его я, но мужчина не реагирует, дожидается, когда я выйду, указывает мне на лестницу и идёт следом. Он открывает для меня массивную входную дверь, и мы проходим в огромный холл с высоким потолком. Здесь преобладает натуральное дерево. Резные комоды возле стен, зеркала с деревянными рамками, множество дверей в другие комнаты, и во главе огромная винтовая лестница с массивными резными периллами. В доме пахнет свежестью и чем-то очень тонким и приятным.

Не успеваю как следует осмотреться, ко мне выходит женщина, громко цокая каблуками.

– Добрый день, меня зовут Виктория, – представляется она, и Артем тут же удаляется. На вид женщине не больше тридцати пяти. Высокая, статная, ухоженная, в стильном, но строгом бежевом платье и с высокой прической. Классическая блондинка со светлой кожей и бледно-голубыми глазами. Виктория похожа на аристократку – с идеальной осанкой, строгим взглядом и родинкой над губой. Она просто смотрит на меня, даже слегка улыбается, а мне почему-то неуютно в ее присутствии. С Артемом такого не было.

– София, – представляюсь в ответ.

– Да я знаю, – отвечает она, и мне становится стыдно, оттого что, скорее всего, эта женщина знает, что меня купили, как новую игрушку.

– Иди за мной, я покажу тебе твою комнату, – командует Виктория и идёт к лестнице. Мы поднимаемся наверх и оказываемся не в коридоре, как я предполагала, а в ещё одном своеобразном холле с множеством дверей, панорамным окном, возле которого стоят бежевые диваны и вазы с живыми цветами на стеклянных столиках.

Мне совершенно непонятно, зачем человеку, у которого нет семьи, такой огромный дом? Что он здесь делает? Мне было бы жутко и неуютно, несмотря на то, что от величия особняка кружится голова. Смотрю на это все и боюсь представить, сколько может стоить такой дом.

– София! – приводит меня в себя женщина. Я сама не заметила, как увлеклась, рассматривая детали дома.

– Да?

– Твоя комната, – Виктория указывает на одну из открытых дверей и недовольно поджимает губы.

«Дура! – одергиваю себя. – Раскрыла рот, словно нищенка!» Хотя в этом доме я чувствую себя именно такой. Раньше думала, что мы с мамой живем небогато, но вполне хорошо. А сейчас здесь и рядом с этой женщиной чувствую себя оборванкой с помойки.

Прохожу в большую спальню, стараясь больше не смотреть по сторонам.

– Располагайся, в ванной есть все необходимое, – женщина указывает на белую дверь. – Можешь отдохнуть. К девяти приедет Константин, и тебя позовут к ужину. А завтра мы с тобой поедем подбирать тебе новый гардероб, – сообщает Виктория, глядя в ежедневник.

Так странно – меня действительно, как вещь, занесли в расписание. Я просто киваю, сжимая ручки сумки. Хозяина нет дома, и ко мне приставили… Даже не знаю, как назвать эту женщину. Кто она? Хорошо знает дом, называет Адамади просто по имени и знает расписание.

Женщина в очередной раз оценивающе рассматривает меня, останавливается на моих ладонях, потом что-то записывает у себя в ежедневнике и выходит из комнаты.

Выдыхаю, опуская сумку на пол, и уже без стеснения рассматриваю комнату. Большая, светлая спальня в светло-коричневых и бежевых тонах. Кровать с мягкой спинкой. Такая большая, что, кажется, на ней поместятся трое таких, как я. Пушистое покрывало и множество красиво уложенных подушек. По бокам кровати бежевые тумбы, над которыми висят замысловатые светильники в виде свисающих цветов. Бежевый пушистый ковер на полу и что-то, вроде длинной мягкой банкетки. Огромное окно с воздушными шторами, кресло с высокой спинкой и большой туалетный столик с подсветкой зеркала.

Красиво, уютно. Никогда даже в мечтах не представляла такую комнату. Поднимаю голову и вижу на глянцевом потолке множество софитов, словно звездное небо. Но это все только красивая и дорогая оболочка некой реалии, за которой скрывается мой страх. Надеюсь, это просто страх, и он не превратится в кошмар наяву.

Открываю сумку, достаю телефон – на часах почти семь. Виктория сказала, Адамади приедет к девяти, и мы поужинаем. Выкладываю книги на тумбу, вынимаю из кармана статуэтку балерины и ставлю ее на туалетный столик. Как только представляю, что меня ждет после ужина, тело сводит судорогой страха.

– Я готова ко всему! – повторяю себе и иду в ванную. Мыться не хочется, но, наверное, нужно освежиться перед предстоящей ночью. Ванная здесь – произведение искусства. Посреди комнаты что-то вроде джакузи с подсветкой. Большая душевая кабина со строками из темного матового стекла. Зеркальная стена с подсветкой, раковина – в виде каменной ракушки и стены, отделанные красивым коричневым камнем. Деревянная, специально состаренная полка, на которой лежит множество белоснежных полотенец и висит пара халатов. Все настолько дорого, что страшно прикасаться.

Я, наверное, полчаса только рассматриваю детали. А самое главное – на полочке возле раковины составлены разнообразные шампуни, бальзамы, молочко для тела и крема – все от одной марки с неизвестным мне названием. Открываю гель для душа и втягиваю тонкий цветочный аромат. Мне нравится, словно я сама все выбирала.

Полностью раздеваюсь, аккуратно вешаю платье, чтобы не помялось, потому что другого на сегодняшний день у меня нет. Встаю обнаженная перед зеркалом и осматриваю себя. Мамочка, надеюсь это не сильно больно. Я где-то читала, что все зависит от мужчины. Если он сделает все правильно, то боли почти не будет. А если нет? Если грубо? И если Адамади все равно? Даже представить не могу, как это будет, но главное, чтобы не сработали инстинкты, и я не стала сопротивляться.

Глава 6

София

Даже не заметила, как уснула. Обычно я плохо сплю не на своем месте. А тут просто прилегла после душа, укутанная в халат, закрыла глаза, пытаясь успокоиться, и отключилась.

Просыпаюсь резко, словно от толчка, открываю глаза, не понимая, где нахожусь. Оглядываюсь, рассматривая темную комнату, и резко сажусь на кровати. Вздрагиваю, оттого что в эту же секунду загораются софиты над кроватью, освещая спальню. В комнате никого нет, похоже, сработали датчики движения, но сердце колотится как ненормальное.

Беру с тумбы телефон, смотрю на время, и сердце замирает. Без пяти десять! Я проспала ужин! Соскакиваю с кровати и не понимаю, что делать. Я должна была спуститься сама или меня должны были позвать?

Бегу в ванную, натягиваю платье, разглаживаю юбку и расчесываю непослушные волосы. Я уснула с мокрой головой! Идиотка! Выгляжу как пугало. Волосы торчат в разные стороны. Кое-как приглаживаю непослушные пряди, собирая их в хвост. Выдыхаю и выхожу из комнаты в коридор, освещенный тусклыми настенными светильниками. Тишина, будто и нет никого в доме. Медленно спускаюсь вниз по лестнице в холл, там тоже полумрак, горит только пара напольных бра. Я не знаю, что делать, и стою посреди холла, рассматривая двери.

Очень хочется пить. Немного першит в горле, и я не отказалась бы от горячего чая. Просто чай – такая мелочь для повседневной жизни, но сейчас мне это недоступно. Слышу за одной из дверей голоса и иду туда. Это кухня. Она огромная, с круглым островком, вокруг которого стоят стулья. Множество шкафов кофейного цвета, гранитные столешницы. Бытовая техника серебряного цвета. Замираю на пороге, замечая у холодильника девушку лет двадцати пяти и водителя Артема, он что-то ей рассказывает, а она хихикает.

– Добрый вечер, – привлекаю к себе внимание. Они одновременно оборачиваются ко мне, и с лица девушки сползает улыбка.

– Здравствуйте, – строго отвечает она, Артем просто кивает.

– Можно мне, пожалуйста, воды?

– Да, конечно, – отвечает девушка. – Я хотела позвать вас к ужину, но вы спали, – сообщает она. Я накрою вам в столовой.

На самом деле есть тоже очень хочется. От волнения я почти ничего не ела целый день.

– А… Константин Александрович…

– Его нет. Виктория Сергеевна просила передать, что он будет поздно. – Киваю, не зная, что ответить. Мне стоит его ждать? – Проходите в столовую, я вам накрою, – девушка указывает на дверь.

– А можно просто чаю? – мне дико неудобно и неуютно.

– Да, конечно, – кивает она, и я сажусь на один из стульев.

– А мне кофе, – просит Артем. – И угости нас своими сырными лепешками, – просит он, словно знает, что я голодна.

– Меня зовут, Наташа, – сообщает девушка, заваривая чай. – Если что-то понадобится в бытовом плане, можете обращаться ко мне. Глобальные вопросы решает Виктория Сергеевна.

– Хорошо, спасибо, – киваю я, принимая чай. – Ко мне можно на «ты».

– Нет, Константину Александровичу не понравится, – отрезает она и отдает Артёму кофе из кофемашины. Она ставит перед нами сахар, сливки, лепешки и покидает кухню. Добавляю в чай сливки, отламываю кусочек лепешки.

– Вкусно, – говорю я, чтобы заполнить неловкое молчание.

– Да, Наталья профессионал, – отвечает Артем. Только с этим мужчиной я чувствую себя в этом доме легко и не так скованно. Поднимаю глаза, ловлю его на том, что он меня рассматривает, но тут же отворачивается.

– Можно спросить? – Артем кивает. – А когда приедет Константин Александрович?

– Скорее всего, очень поздно. Можете не ждать, – отвечает он, отпивая кофе.

– А вы, правда, охранник? – Мужчина кивает. На самом деле он очень хорошо сложен. Сейчас на нем черная футболка, и видно его накаченные руки с переплетением вен. – Зачем мне охранник? – наивно спрашиваю я.

– Так нужно, София. Все, кто находится в окружении Адамади, должны быть в безопасности, – отвечает он и допивает кофе. – Спокойной ночи. – Мужчина покидает кухню, оставляя меня одну…

Спала я плохо, просыпаясь несколько раз. Кровать очень удобная, белье пахнет кондиционером, но новое место, давящая обстановка и предстоящая неизвестность не дают мне покоя.

Я слышала, как к дому подъехала машина, и комнату озарили всполохи фар. Стало любопытно, и я выглянула в окно. Возле главного входа остановилась машина, а позади огромный внедорожник. Адамади вышел из легковой, а из джипа – трое высоких, здоровых мужчин в одинаковых костюмах. Константин что-то им говорит и входит в дом, а я быстро ложусь в кровать и накрываюсь по горло.

Мне почему-то казалось, что он придет ко мне. Но этого не произошло. Я только извела себя мучительным ожиданием, прислушиваясь к каждому шороху, и уснула с рассветом.

Меня разбудил тихий стук в дверь.

– Да, – отзываюсь я, садясь на кровати. В комнату заглядывает Наташа.

– Константин Александрович просит вас спуститься в столовую к завтраку, – сообщает она и быстро уходит.

Моментально прихожу в себя, соскакиваю с кровати и бегу в ванную приводить себя в порядок. Сердце колотится как сумасшедшее, руки немного трясутся, но я не медлю. Я должна привыкнуть к этому мужчине! Умываюсь, чищу зубы, собираю хвост и снова надеваю платье.

Решительно спускаюсь вниз, а возле столовой замедляюсь. Чувствую терпко-горький запах Адамади, и решительности убавляется. Кажется, меня подавляет даже запах его духов. Набираю в лёгкие больше воздуха и прохожу в столовую. Очень светлая комната в белых тонах, в середине которой стоит длинный стол и стулья с мягкими спинками. Во главе стола в голубой рубашке с высоким воротником сидит Адамади и что-то листает в планшете. Рядом стоит Виктория в идеально выглаженном строгом брючном костюме и что-то пишет в свой ежедневник.

– Доброе утро, – произношу я и останавливаюсь. Адамади отрывается от планшета и смотрит на меня. Несмотря на то, что он вернулся домой под утро, на его лице нет и следа от усталости. Становится тесно и неуютно. Серые стальные глаза цепляют и не отпускают.

– Доброе утро, София, – отвечает он, не отпуская взгляд. – Садись, – кивает на стул по правую сторону от него. Сажусь. Слишком близко к Константину, слишком много его тяжёлого запаха, от которого пробирают мурашки.

– Виктория, отмени все деловые завтраки на ближайшее время. Я буду завтракать с Софией, – сообщает он рядом стоящей женщине и, наконец, отпускает меня.

– Но завтра у тебя завтрак с главой Росс… – женщина не договаривает, поскольку Адамади обрывает одним лишь взглядом.

– Я спрашивал твоего мнения? – совершенно спокойно говорит он.

– Нет, – поджимая губы, отвечает Виктория. – Я все отменю.

– Можешь пока быть свободной, – отпускает ее Константин, и женщина уходит, громко цокая каблуками.

Осматриваю стол, только чтобы не встречаться взглядами с мужчиной. Стол накрыт на двоих. Стаканы с соком, что-то вроде оладий, мед, йогурт, нарезка из буженины, сыр и выпечка. Возле меня пустая чашка и тарелка с приборами.

В столовую входит Наташа с тележкой, на которой кофейник и фарфоровый чайник.

– Чай? Кофе? – спрашивает она меня, а Константину без спросу наливает кофе.

– Чай, – отвечаю я, поскольку не вижу на столе сливки, а чистый кофе я не пью. Девушка наливает мне полную чашку чая и удаляется.

– Как тебе спалось? – спрашивает Константин, принимаясь за завтрак. Аккуратно опускает на тарелку пару оладий, поливает их сметаной и ест вилкой и ножом. Я привыкла есть оладушки руками, макая в сметану. Мне вообще неловко есть в его присутствии, поэтому я просто пью чай мелкими глотками.

– Плохо, – честно отвечаю я.

– Почему?

– Потому что я ещё не привыкла на новом месте.

– Почему ты не ешь?

– Спасибо, не хочется.

– Ты хочешь что-то определенное на завтрак?

– Нет, спасибо. Дело не в этом.

– А в чем? – Ну зачем ему это знать? Я не умею лгать.

– Мне просто неловко в вашем присутствии.

Этот мужчина – словно детектор лжи. Я не могу ему солгать, кажется, он сразу все поймет. Поэтому я выпаливаю правду, а Константин усмехается.

– Ешь. Тебе нужны силы. Ты обещала все вынести, – улыбаясь, говорит он. – Это просто еда. Это просто завтрак, один из многих, которые мы будем проводить вместе. Наталья очень вкусно готовит.

Киваю, соглашаясь с ним. Да и по контракту я не имею права перечить. Дальше мы просто едим молча. Может, все и вкусно, я даже в этом не сомневаюсь, но вкуса не чувствую из-за того, что Адамади постоянно смотрит на меня. Я тоже съедаю пару оладий с медом и йогурт.

– Посмотри на меня, – просит мужчина, и я смотрю, покрываясь мурашками. Хочется уже, чтобы между нами быстрее все случилось, чтобы я избавилась от этого страха. – Не пользуйся косметикой, пока ты со мной, – он берет меня за подбородок, вынуждая смотреть в стальные глаза. – И прекрати меня так бояться. Будешь покорной и послушной – не обижу, – немного хрипло произносит он и отпускает.

Я не слышу звонка и вибрации, но Адамади берет телефон, подносит его к уху и отвечает на звонок:

– Да, я слушаю, – он встаёт с места и отворачивается от меня к окну. А я не знаю, что мне делать, поэтому сижу на месте, вожу пальцем по пустой чашке и смотрю Адамади в спину.

Идеальная выправка, широкие плечи, рубашка немного натянута на мышцах. Наверное, он нравится женщинам. Только не мне. Меня отталкивает его возраст, и я никак не могу заставить себя посмотреть на него, как на мужчину. Мне просто страшно. Это все, что я испытываю к Адамади.

– Да, я тебя услышал! Решение озвучу вечером, – отвечает Константин, сбрасывает звонок и оборачивается ко мне. – Сегодня я тоже не приеду на ужин. Но не ложись рано спать, дождись меня! – в приказном тоне говорит он. – А сейчас поезжай с Викторией, она подберет тебе гардероб. После отдохни – выглядишь усталой, – кидает он, подхватывает планшет и выходит из столовой.

Глава 7

София

Мы приехали в один из магазинов на центральной улице. В один из тех, куда сама я никогда бы не попала. Там, где самая дешевая вещь стоит как весь мой гардероб. Где продавцы-консультанты с идеальной осанкой и натянутыми до ушей улыбками бегают за вами, пытаясь угодить.

Моего мнения, естественно, никто не спрашивал. Я чувствовала себя игрушкой Виктории. Бесправной куклой, в которую она играет, выбирая одежку. Я только хлопала ресницами и примеряла кучу одежды, которую мне приносили в примерочную. Как и любая девочка, я всегда любила шопинг и радовалась как ребенок, когда выбирала себе платье или туфли. И вот я в примерочной брендового магазина, передо мной много одежды и обуви, но прилива счастья будущие покупки не вызывают.

– Нам нужны платья, – командует Виктория, задумчиво рассматривая меня. – Платье-футляр, пара вечерних в пол, пара коктейльных и парочка повседневных. Брюки классические и «дудочки». Юбки плиссированные и «карандаш». Пара комбинезонов из легкой ткани, брючный костюм, жакет, кардиган короткий и длинный, джемпер, блузки молочного, персикового, голубого и черного цвета.

Все это приносят и приносят, приводя меня в растерянность, словно я собираюсь провести с этим мужчиной всю жизнь.

– Пальто бордового и пудрового цвета и бежевый плащ, – продолжает Виктория. – Туфли-лодочки и на более устойчивом каблуке, ботильоны, балетки, лоферы.

В какой-то момент я прекращаю ее слушать и начинаю примерять все, что приносят. Включаюсь, только когда Виктория начинает перечислять белье.

– Боди, комбинации бэби-долл нежно-розового и бирюзового цвета. Только атлас и шелк! – Я понятие не имею, о чем она говорит, и когда в примерочную заносят предметы белья, начинаю краснеть. Это что-то невообразимо красивое, но слишком прозрачное и эротичное. – Пару длинных пеньюаров «а-ля Голливуд». Комбинации для сна, комплекты белья повседневные и кружевные. И естественно, чулки на кружевной резинке и колготки.

– Пояса к белью и чулкам? – спрашивает консультант.

– Нет, это вульгарно, – отрезает она.

Никогда не думала, что примерка в магазине может занять часы, вызовет усталость и желание сбежать. Я выдохнула, когда нам все упаковали, и Артем загрузил все вещи в багажник.

– В салон на Литовской! – командует Виктория, и я понимаю, что рано расслабилась.

– Зачем в салон? – интересуюсь, на что женщина смотрит на меня, как на ребенка, спросившего глупость.

– Тебе нужен маникюр, педикюр и депиляция! – слишком громко заявляет она. Хочется ответить, что я не совсем чучело, и депиляция мне не нужна, но кошусь на Артема и поджимаю губы, осматривая свои ногти. Да, я не хожу по салонам, но мне казалось, что ногти у меня аккуратные.

Напрягает то, что это женщина вертит мной, как хочет, при этом скептически цокая и снисходительно улыбаясь. Словно я – ее рутинная и нелюбимая работа, будто ее заставляют делать то, что ей очень неприятно. Она командует мной, как собачкой: сядь, встань, выпрями спину, посмотри на меня, а в какой-то момент мне показалось, что она кинет мне палку и заставит ее принести. Подписывая договор, я обязывалась слушать Константина и исполнять его желания, про Викторию там не было написано ни слова. В конце дня мне хотелось крикнуть ей «хватит», но я сдержалась.

***

Мой гардероб забит одеждой, мои ногти на руках и ногах в идеальном состоянии, на моем теле ни единого волоска. Моим волосам сделали питательные маски, и теперь они шелковистые и блестящие. На часах без пятнадцати одиннадцать вечера, я приняла душ и воспользовалась молочком для тела, теперь моя кожа нежная и бархатистая.

Открывая шкаф с нижним бельем, не хочу надевать ничего сексуального, внутри полный протест. В конце концов, Константин не просил меня одеваться как-то по-особенному. Поэтому я надеваю простой белый комплект белья, но ткань очень приятная. Сверху надеваю длинный халат «а-ля Голливуд», как назвала его Виктория. Красивый, шелковый, перламутрового цвета, с серебряной вышивкой, широким запахом и глубоким декольте, которое я пытаюсь скрыть, запахнув его посильнее. Глупо, конечно, учитывая то, что, скорее всего, мне придется раздеться и впустить в себя мужчину. Стараюсь об этом не думать, но ничего не выходит. Долго вожусь с волосами, не зная, что с ними сделать, пока просто заплетаю их в косу.

Ожидание мучительно. Лучше, если бы все произошло спонтанно. А сейчас я места не нахожу. Не могу ни читать, ни смотреть телевизор. Даже маме позвонить не могу, потому что боюсь разрыдаться и рассказать ей правду. Я как на иголках хожу по комнате и постоянно выглядываю в окно в ожидании Константина.

Беру телефон, включаю любимую музыку, сажусь в кресло, надеваю наушники и откидываюсь на спинку, закрывая глаза. Мне просто необходимо успокоиться, иначе я сойду с ума. Музыка немного расслабляет, специально прибавляю звук, чтобы заглушить собственные мысли. Спустя несколько песен, меня немного отпускает, и я расслабляюсь, тихо повторяя слова.

Вздрагиваю и напрягаюсь, когда чувствую, как к моим волосам кто-то прикасается. Открываю глаза и вижу стоящего надо мной Константина. Он кажется еще выше и более величественным. В черной рубашке с закатанными рукавами и распахнутым воротом, хотя я точно помню, что утром Константин уходил в голубой. Перевожу взгляд на его руку, упирающуюся в спинку кресла, на часы с браслетом явно из золота, осматриваю выступающие вены, словно он носит тяжести, и сглатываю.

– Извините, я не слышала, как вы вошли, – невпопад говорю я. А он медленно выдергивает из моих ушей наушники.

– Тихо, – голос совсем другой, тягучий, хищный. И глаза уже не холодные, а горящие, пожирающие. Замираю, сжимая телефон, когда Константин обходит меня и становится позади. Он хватает меня за косу и дергает, вынуждая откинуть голову. Это не больно, но неожиданно и неприятно. Дыхание учащается, когда Адамади наклоняется ко мне и глубоко втягивает мой запах на шее. Очень близко, очень много его терпко-горького запаха, так, что дыхание спирает.

– Скажи мне, София, – будто выдыхает мое имя, – насколько ты чиста? М? – спрашивает на ухо хриплым шепотом, от которого пробирают мурашки, и сковывает тело.

– Я приняла душ, – отвечаю еле слышно, а мужчина усмехается.

– Я не об этом, зайка, – еще сильнее оттягивает мои волосы, вынуждая максимально запрокинуть голову и посмотреть на него. – Скажи мне, кому и насколько ты отдавалась? Кто тебя ласкал, целовал, и насколько далеко ты подпускала мужчину?

– Я… Никто меня не трогал.

– Совсем? Не верю, София. Такую красивую девочку нельзя не трогать. – Я в смятении, не понимаю, чего он от меня хочет, поэтому моргаю и глубоко дышу. – Хорошо, давай я тебе помогу, – он, наконец, отпускает мои волосы и выпрямляется. – Встань! – И я быстро поднимаюсь, его тембр голоса заставляет подчиниться. – Иди ко мне! – Делаю пару шагов. – Ближе. – Встаю почти вплотную и ахаю, когда он хватает меня за талию и впечатывает в себя. – Кто-нибудь обнимал тебя?

– Так – нет, – выпаливаю я, не зная, куда деть руки, поэтому они безвольно повисают.

– А как? – Я совершенно не понимаю, что должна ответить, и отвожу взгляд. – Смотри на меня и отвечай! – Даже через одежду чувствую его сильное, твердое и такое горячее тело.

– Нет, так грубо! – злюсь, но быстро осекаюсь, сама пугаясь своей агрессии. Но, похоже, он удовлетворен моим ответом. Адамади слегка улыбается и ослабляет хватку. Он поднимает руку и прикасается к моим губам. Смотрит в глаза, словно гипнотизирует, и водит немного шершавыми пальцами по губам.

– Кто-нибудь целовал эти губы? – его голос опять хрипнет и понижается.

– Да, – честно отвечаю я, и он вдавливает пальцы в губы, вынуждая их приоткрыться. Его пальцы перемещаются ниже, ведут по шее, ключицам, и по моему телу пробегает нервная дрожь. А потом большая ладонь накрывает грудь и слегка потирает, а вторая рука спускается ниже и сжимает бедро, вновь впечатывая в себя.

– А так? Кто-нибудь трогал? – с каждым вопросом его голос становится грубее.

– Нет, – выдыхаю я, кусаю губы, поскольку ладонь на груди сжимается, причиняя легкую боль.

– Хорошо, – удовлетворенно произносит и прикасается к моим губам. Нет, не целует, слегка втягивает нижнюю губу, а потом проводит по ней языком. Я не испытываю отвращения, хотя его тяжёлый запах врывается в легкие. Но мне все равно хочется его оттолкнуть. Константин словно читает мои мысли и отпускает. Отходя от меня на пару шагов назад.

– Ты слишком напряжена и скованна, – говорит он и снимает часы. – Где-то мне нравится твоя дрожь. Страх – очень искренняя и неподдельная эмоция. Самая честная. Но мы будем с ним бороться, София, – он кидает часы на туалетный столик и начинает расстегивать рубашку. – Поэтому сегодня ты будешь делать все сама, – заявляет мужчина, вытаскивая полы рубашки из брюк, снимает ее полностью.

Стою на месте, не зная, как это понимать, и что я должна делать. Он не перекачен, как это сейчас модно, но спортивен и подтянут. Ни грамма лишнего веса, чистые мышцы и кожа с ровным, легким загаром. Но больше всего привлекает внимание татуировка черной буквы «А» на левой стороне шеи. Не похоже, что взрослый мужчина сделает татуировку просто так, для красоты. Скорее всего, она имеет для него значение.

– Снимай халатик, зайка, – он выразительно указывает пальцем на пояс и ждет. Снять халат – что может быть проще? Обычное, ежедневное механическое действие. А сейчас оно дается мне с трудом. Но я все-таки дергаю пояс дрожащими руками, веду плечами, ткань скользит, и шелковая тряпочка падает к моим ногам. Тело покрывается мурашками, но не от холода, а от его выразительного, похотливого взгляда, по которому понятно, что он не будет просто брать меня. Адамади будет играть только по своим правилам. – Иди в ванную и набери нам джакузи, – просит он, начиная расстегивать ремень. А я уже не думаю ни о чем, просто разворачиваюсь и сбегаю в ванную.

Глава 8

София

Несколько минут соображаю, как настроить воду в этой огромной джакузи. Руки дрожат, но я все же справляюсь. Сажусь на бортик и смотрю, как льется вода. Константин не заставляет себя долго ждать, проходит в ванну в одних белых обтягивающих боксерах. С минуту осматривает меня, а мне становится душно из-за пара, и я жадно хватаю воздух. Он берется за резинку боксеров, снимает их, и я непроизвольно отворачиваюсь, слыша усмешку за спиной.

Всплеск воды, и мужчина садится в еще не заполненную джакузи, а я продолжаю смотреть в стену и крепко сжимать бортик ванной.

– Встань передо мной! – в его голосе нет ни капли просьбы, только четкие приказы, на которые он имеет право.

«Уманская С.В. обязана исполнять все требования и указания Адамади К.А. беспрекословно, если это не несет угрозу ее жизни и здоровью», – повторяю я себе и встаю, как он просит, стараясь смотреть куда угодно, только не на голое тело Константина.

– Раздевайся, София. И смотри на меня, малышка.

Вдыхаю, завожу руки за спину и одновременно устремляю взгляд на мужчину, стараясь смотреть только в глаза. Расстегиваю бюстгальтер, спускаю лямки с плеч и под пристальным взглядом Константина опускаю бюстгальтер на полку с полотенцами. Хватаюсь за резинку трусиков и медлю. Умом понимаю, что этого не избежать, но тело не слушается.

– Давай, зайка, ты это уже делала, – хрипло, с придыханием говорит он и ждет с горящими, хищными глазами, кажется, что они даже поменяли цвет. Стали более насыщенными, как ртуть. И такие же отравляющие, губительные. – София, я стараюсь быть более терпимым к тебе, учитывая, что это твой первый раз. Но не испытывай мое терпение, – в голосе проскальзывает угроза, и я рывком снимаю с себя чёртовы трусы, оставляя их на полу. – Умница. Теперь иди ко мне, – Константин закрывает воду и устраивается поудобнее. Делаю шаг, второй, третий, случайно опускаю взгляд в воду и вижу его достоинство. Становится дурно, потому что я не представляю, как ЭТО поместится во мне. Он большой, уже налитый, со вздувшимися венами. – Дай руку, – он тянет мне ладонь, помогая забраться в джакузи. – Садись, – тянет вниз, вынуждая оседлать его. Мамочки, как бы я себя ни настраивала, это все равно страшно. Сажусь промежностью на его ноги, так, что член Константина оказывается между нами.

– Хорошая девочка, – хвалит меня, хищно улыбаясь. – Расплетай косу, зайчонок, – говорит он и хватает меня за талию.

По телу идет неконтролируемая дрожь и, несмотря на то, что мы в горячей ванной, кожа покрывается мурашками. Берусь за волосы и нервно их расплетаю, дергая пряди.

– Что творится в твоей голове? – спрашивает он, проходясь ладонями по моим бокам, задерживая взгляд на вздымающейся груди.

– Мне страшно, – выпаливаю я, наконец справляясь с волосами. Не знаю, как так выходит, это сильнее меня. Я все время говорю этому мужчине правду.

– Страх… – задумчиво произносит он, берет мои пряди и раскидывает по плечам. – Это эмоция, основанная на прошлом негативном опыте. – Такого опыта у тебя еще не было. Чего именно ты боишься? – он ведет пальцем между моих грудей, ниже к животу и останавливается, обводя пупок. Он, действительно, играет на моем страхе.

– Я боюсь боли.

– Боли… – повторяет он и усмехается. – Боль больше эмоциональна. Чем больше ты боишься, тем больнее. С болью нужно срастись и уметь ей управлять, тогда можно получить от нее удовольствие.

Сглатываю, потому что произнесенное им – ненормально. Он прикасается мокрыми пальцами к моей груди и обводит соски. Нежно, аккуратно, а потом неожиданно их сжимает, вынуждая меня вскрикнуть.

– Прикоснись ко мне! – приказывает он, я накрываю руками его плечи. – Веди ладонями ниже.

И я делаю так, как он просит, стараясь быть максимально нежной, лаская его грудь. Константину нравится, он даже на мгновение прикрывает глаза.

– Еще ниже.

И мои руки уже на его животе. Его тело напряженно, несмотря на внешнюю расслабленность. Он словно взрослый матерый зверь, который делает вид, что спит, но на самом деле готов в любую минуту растерзать меня.

– Ниже! – уже более агрессивно требует он, и я замираю. Потому что ниже – его достоинство. – София! Возьми его в руки! – требует, а затем сам хватает мою руку и накрывает ей член. – Сожми, – голос становится спокойнее. Он наблюдает за мной с блеском в глазах. – Давай, зайка, поработай рукой, – сам сжимает мою ладонь и двигает ей, показывая, как надо. – И смотри на то, что делаешь!

Я вожу рукой по большой красной головке, то немного скрывая ее, то полностью раскрывая, и чувствую, как член в моих руках становится еще больше и тверже. Боже, куда больше! Адамади отпускает мою руку, а я продолжаю.

– Сожми сильнее, не бойся, – просит он, а сам накрывает руками мою грудь и сжимает, немного больно, но я терплю, закусывая губы. Константин шумно выдыхает, немного откидывая голову на бортик и ослабляя хватку на моей груди, начиная потирать твердые соски. Я чувствую только дискомфорт, стыд, страх и желание сбежать. Но, наверное, главное, что ему хорошо и я делаю все правильно. По телу пробегается волна жара, когда он уже аккуратно обводит грудь и перекатывает соски, лишь слегка их сжимая. – Красивая грудь, – хриплым голосом выдает мужчина и вновь ее больно стискивает.

«Я вытерплю, это не страшно», – повторяю себе, продолжая сжимать член и водить рукой, чувствуя, как он пульсирует. А потом его руки спускаются ниже: одна сжимает мою попу, а вторая накрывает лоно. Меня бросает в холодный пот, и я замираю. Адамади тоже замирает и смотрит мне в глаза, словно питается моим страхом. Он хватает меня за шею и чуть сжимает, притягивая к себе, одновременно раскрывая складки и скользя немного внутрь.

Сердце бьется как сумасшедшее, поскольку он пугает меня своими агрессивными, порывистыми действиями, и я уже совершенно не знаю, чего ожидать. Он прикасается к моим губам и тяжело дышит, обжигая. Его пальцы скользят еще глубже, и я зажмуриваюсь, сильно напрягаюсь. Вздрагиваю, когда слышу его довольную усмешку. Он ненормальный! Держит меня на грани страха, и, похоже, ему все это нравится.

– Тебе больно? – вдруг спрашивает в мои губы.

– Нет, – не узнаю свой дрожащий голос.

– Отчего тогда ты дрожишь? – спрашивает и прикусывает мою нижнюю губу, оттягивая ее зубами. Не отвечаю, потому что ему не понять моего страха. А он и не ждет ответа. – Садись на меня сама, – вдруг говорит он, немного отстраняясь, но продолжает удерживать за шею, не отпуская взгляд. Кажется, смотрит в самую душу, в самую глубь, выворачивая нутро наизнанку, выпивая всю мою энергию.

– Что?

– Я даю тебе выбор, София. Ты можешь сделать это резко и быстро, либо медленно. Как хочешь сама. Садись! – последнее слово произносит громко и повелительно.

– Я не могу…

Пытаюсь сдержать слезы, кусая губы до боли. Константин не душит меня, просто удерживает, а мне кажется, в комнате так душно, что нечем дышать. Он отпускает шею, и я глотаю кислород, но надышаться не могу.

– Садись! – уже агрессивно рычит и хватает меня за талию, немного приподнимая, подтягивая к себе, направляя. Член упирается в складочки, но дальше он останавливается. Пытаюсь опуститься медленно, головка давит, растягивает, причиняя дискомфорт. – София! – сжимает мою талию, впиваясь пальцами в кожу. Я зажмуриваюсь и резко сажусь, давя всем телом, вызывая всплеск воды, которая льется на пол.

– Мамочка! – вскрикиваю, а из глаз непроизвольно брызжут слезы.

Это больно… Больнее, чем я думала…

Внутри все горит…

Кажется, если я двинусь, его огромный член разорвет меня. Пытаюсь дышать, чтобы облегчить боль, но ничего не выходит.

– Тихо, тихо, моя девочка! – Смотрю в его глаза сквозь пелену слез и вижу на его лице удовлетворение. Мне нестерпимо больно, а он доволен. – А как ты думала? – усмехается и собирает губами мои слезы, слизывая их, наслаждаясь. – Моими женщинами становятся только через боль. Дальше выбор тоже за тобой. Либо ты расслабляешься и впускаешь меня. Либо терпишь боль до последнего, – хрипло шепчет он и сам подается бедрами, крепко фиксируя меня за талию, вызывая очередной всплеск боли внутри.

Ничего не могу ответить. Расслабиться?! Как я, по его мнению, должна расслабиться?!

Он больше ничего не говорит. Хватает меня за попу, сжимает и управляет как куклой, приподнимая и насаживая на себя. Сначала медленно, но с каждым новым толчком ускоряясь, проникая все глубже и грубее, не обращая внимания на мои рваные рыдания и то, как я сильно цепляюсь за его плечи, впиваясь ногтями в кожу.

Этот зверь отстраняет меня, опуская глаза вниз, глядя, как входит в меня, натягивая плоть до предела, на окрасившуюся вокруг нас бледно-розовую воду, и удовлетворенно хрипло стонет с каждым новым сильным толчком.

Я не знаю, сколько это все длится, кажется, вечность. Чувствую только жжение внутри, тянущую боль внизу живота и то, как он жадно ловит мои соски, сильно всасывает и кусает, оттягивая. Оставляет отметины, засосы на груди, шее, царапая зубами, при этом тяжело дыша. Всплески воды становятся сильнее, вода льется на пол, но ему все равно, он ускоряется, поддаваясь ко мне, проникая глубже, не щадя!

Мне кажется, я больше не выдержу и секунды. Хочется кричать, чтобы остановился, умолять больше этого не делать, просить пощадить, но я не могу произнести и слова, только скулю от боли и расцарапываю его плечи, заливаясь слезами. Ничего хорошего и приятного в сексе нет. Это ужасно больно и мучительно. Кто придумал, что это прекрасно?! Удовольствие получает только он, а я пытаюсь вытерпеть.

И вот когда мне кажется, что я больше не вынесу этой пытки, Константин резко останавливается, приподнимает меня, полностью выходит, обхватывает член, пару раз проводит по нему рукой и кончает, с хриплым рыком запрокидывая голову. На поверхности воды появляются белые густые капли, смешиваясь с розовыми разводами.

Адамади не дает мне прийти в себя, хватает за волосы и притягивает к себе, впиваясь в искусанные губы. Грубо целует, раздвигает языком губы, пожирая мой рот, лишая последнего дыхания.

– Очень вкусная девочка, – произносит на выдохе в губы. – Такая горячая, очень узкая, до сладкой боли, – скользит губами по скулам, к шее, втягивая кожу, кусая. Он уже не внутри меня, не двигается, а мне все равно больно.

Этот зверь вновь слизывает мои слезы и оттягивает за волосы, осматривая заплаканное лицо. А мне кажется, что в этот момент я люто его ненавижу. Стискиваю зубы, прекращая плакать, и еще сильнее впиваю ногти в его расцарапанные плечи, пытаясь причинять боль. А зверь лишь усмехается.

– Зайка с характером. Это даже забавно, – откровенно смеется и отпускает меня, полностью расслабляется, откидываясь на бортик джакузи, и закрывает глаза, восстанавливая дыхание. Замираю, прислушиваясь к себе, боль отступает, оставляя неприятную пульсацию между ног. Уже не плачу, но все равно неконтролируемо всхлипываю.

Через несколько минут он просто ссаживает меня с себя и выходит из ванной. Берет полотенце и вытирается.

– Ты предохраняешься? – совершенно спокойно спрашивает он.

– Нет, – мне бы тоже выйти из воды, но я не могу пошевелиться. Плохо уже больше морально, чем физически.

– Утром поедешь с Викторией к доктору, пусть он осмотрит тебя и подберет контрацепцию. Ненавижу резинки! – Адамади оборачивает бедра полотенцем и кидает на меня взгляд. – Прими душ и ложись спать. Если нужно, прими обезболивающие. Аптечка в шкафчике под раковиной, – кидает он мне и выходит из ванной.

Обнимаю колени, опуская на них голову. Боли почти нет, немного саднит, но терпимо. Мне кажется, я вся пропитана горьким запахом этого мужчины и хочется отмыться.

Глава 9

София

Я приняла обезболивающие и на удивление очень быстро провалилась в сон. Наверное, мой организм бережёт меня, уходя от реальности. Я вымотана морально, и крепкий сон мне просто необходим. Снилась мама. Словно я попала в детство, когда все было иначе, когда с нами ещё был папа, и мне казалось, что он меня любит… Когда мы с мамой готовили воскресный обед, обязательно что-то вкусное и любимое всеми, когда мама была здорова, молода и часто улыбалась, а я считала нашу семью самой счастливой. Сон был настолько явным, что, когда я проснулась, ещё несколько минут казалось, будто все еще нахожусь там, в моем розовом мире, и мои очки пока не разбились. А потом накрыло горьким разочарованием от осознания реальности…

Хватаю телефон в желании позвонить маме, хотя бы услышать ее голос и понять, что все это не зря, но на часах всего лишь семь утра, и я боюсь ее разбудить. Откладываю телефон и поднимаюсь с кровати. Спать больше не хочется, и лежать я просто так не могу. Надеваю халат, стараясь не смотреть на следы на груди и талии от пальцев и жестких поцелуев Адамади. Между ног немного саднит, но все не так страшно. Жить буду.

Сажусь за туалетный столик, расчесываю волосы и осматриваю себя, ища изменения. Все те же глаза, губы… Внешне я та же. А внутри… Там пусто, и я хочу, чтобы так и оставалось, потому что легче. Оставляю расчёску и всматриваюсь себе в глаза.

«Я все выдержу!» – повторяю себе. – «Боль можно пережить».

Перевожу взгляд на часы и вздыхаю. Время так медленно тянется. А я хочу услышать маму. Мне это просто необходимо. Встаю с места, подхожу к окну и морщусь. Между ног от ходьбы становится дискомфортно. Отодвигаю штору и выглядываю во двор. Сначала резко задвигаю штору, а потом все же выглядываю назад от любопытства. У главного входа останавливается огромный черный внедорожник, из него выходят двое крепких мужчин в кожаных куртках. Один из них открывает багажник и вытаскивает оттуда связанного парня. Они не церемонятся с ним, как мешок кидают на каменную дорожку перед входом. По телу проходит озноб, поскольку лицо парня в крови, а одежда порванная и грязная. Мне бы не смотреть, но я, как загипнотизированная, шокированная не могу оторвать глаз от этой картины. На окнах довольно хорошая шумоизоляция, поэтому я не слышу, о чем говорят на улице.

Парень пытается сесть и сплевывает кровь. Кажется, он дезориентирован и плохо понимает, что происходит. Через несколько минут на крыльцо выходит Адамади. Впервые вижу его в сером спортивном костюме. Он держит в руках кружку с горячей жидкостью и пренебрежительно осматривает парня, слушая, что ему говорят мужчины. Потом Адамади подходит ближе и, как ни в чем не бывало, отпивает кофе. Даже когда видишь раненое животное, испытываешь жалость. А тут живой человек.

Константин что-то спрашивает у парня, продолжая попивать кофе. Парень отвечает и опять сплевывает кровь. Адамади зло усмехается, потом вручает кружку одному из мужчин и резко хватает парня за волосы, притягивая к себе. Что-то говорит ему, скалясь, как животное, а потом отшвыривает от себя и пинает под дых. Настолько сильно, что парень загибается.

Что же он за животное такое?!

Разве так можно с людьми?!

Особенно с теми, кто слабее. Если парень в чем-то провинился, для этого есть полиция! Я словно попала в какой-то триллер с бандитами. Зажимаю рот рукой, но все равно смотрю на происходящее. Адамади будто чувствует, что я гляжу на него, и резко поднимает взгляд на окно. Закрываю штору и отхожу от окна. Сажусь на кровать и обнимаю себя руками. Теперь мне жутко находиться с этим человеком. Он не простой бизнесмен и богатый человек, он безжалостный преступник, который покупает любовь за деньги и истязает людей.

Через какое-то время, преодолевая страх, все же опять подхожу к окну. Адамади уже нет, а бедного обессиленного парня тащат по каменной дорожке за дом. Его явно не собираются отпускать. Закрываю глаза и глубоко дышу. Боже, куда я попала?! Как я проживу с этим зверем еще год?! Когда подписывала договор, мне было неважно, на какой срок, главное, чтобы с мамой было все хорошо. А сейчас этот срок кажется мне вечностью.

Выжидаю еще час и звоню мамочке.

– Сонечка, – произносит мама вместо «алло», и мои глаза наполняются слезами. Я здесь всего два дня, а мне уже надоело сухое «София». – Как ты там?

– Все хорошо, мамочка, – стараюсь говорить уверенно, чтобы мама ничего не заподозрила. – У меня все отлично, – голос срывается, слезы брызжут, но я маскирую свой срыв под кашель.

– Ты заболела? – взволновано спрашивает она.

– Нет, что ты! Я кофе подавилась, – лгу, утирая слезы.

– Опять завтракаешь на бегу! – ругает она меня, и я улыбаюсь. Как мне всего этого не хватает. Но, кажется, как раньше уже не будет.

– Ма-а-а-м, – тяну, как ребенок. – Лучше расскажи, как ты? Когда операция? Что говорят врачи?

– Сонечка, все хорошо. Даже не думай за меня переживать. Здесь все отлично! Такая хорошая клиника. Меня наблюдает профессор Зимин. Операцию будет делать его ученик. На пятницу назначили. Палату мне выделили отдельную, шикарную, с телевизором, кондиционером. Я как на курорте. Девочки-медсестры здесь такие хорошие. Питание отличное. И профессор говорит, что у меня хорошие прогнозы. Я тебе говорила, что мир не без добрых людей, – воодушевленно заявляет мама. А я уже плачу, зажимая рот рукой. – И Светлана Леонидовна такая приятная женщина, говорит, что денег фонда хватит еще и на восстановление в Германии. Я, конечно, не поеду ни в какую Германию, но…

– Мама! – перебываю я ее. – Какая Светлана Леонидовна?

– Ну как… Главафонда, от которого идет помощь.

– Ах, да, точно! Я забыла! – Благотворительный фонд придумала я. А клинику и профессоров оплатил Адамади. Надо отдать ему и Регине должное, что поддерживают мою легенду. – Мам, ты ни от чего не отказывайся, пожалуйста.

– Ну ты что, нельзя злоупотреблять добротой людей!

– Мама, все уже оплачено. Пожалуйста, делай так, как говорят, – прошу я ее.

– Ой, сначала надо пережить операцию, а там решим.

– Все будет хорошо! – уверяю я ее, и в эту минуту в дверь стучат. – Мамочка мне нужно бежать на учебу. Я тебе буду каждый день звонить, хорошо?

– Конечно, Сонечка, звони, когда сможешь.

– Да, войдите, – говорю, сбрасывая звонок. В комнату заглядывает Наташа.

– Константин Александрович просит вас спуститься к завтраку, – улыбаясь, оповещает она. Киваю ей и бегу к шкафу переодеваться. Надеваю бежевую плиссированную юбку и белую блузку, капроновые колготки и лоферы. Собираю волосы в высокий хвост и выхожу.

Константин, как всегда, во главе стола, в идеальной рубашке, галстуке, запонках и часах на кожаном ремешке, рядом с ним опять Виктория в темно-бордовом платье с широким черным кожаным поясом. Прямо мисс совершенство. Ни одного изъяна, словно неживая.

– Доброе утро, – здороваюсь я. Стараясь не смотреть Адамади в глаза. Первая ночь состоялась, но легче мне не стало, и то, что я увидела утром, не добавляет мне смелости и уверенности. Теперь я четко понимаю, что этот с виду харизматичный мужчина – безжалостный зверь. Правду говорят, что на хорошую жизнь честно не заработаешь. Не зря в этом доме столько охраны.

– Доброе, София, – отзывается Константин. Такой спокойный, уверенный. Совсем другой, словно надел маску интеллигентного человека. – Присаживайся, – указывает на стул по правую руку и даже слегка улыбается, осматривая меня. Адамади многогранен, словно в нем живут две личности.

– Я могу быть свободна? – громко спрашивает Виктория, скептически осматривая мою одежду, словно не сама ее выбирала.

– Нет, в пятницу в семь вечера организуй небольшой прием на три пары. Ничего особенного, просто ужин с греческой кухней. Пополни бар Метаксой, греческим ликером и вином, – Адамади дает указания Виктории, но смотрит на меня. Я знаю, я кожей чувствую его стальной взгляд. Он продолжает говорить, отдавая команды Виктории, а я отпиваю сока и, чтобы не нервничать, мну салфетку. – Все, можешь быть свободна. После завтрака сопроводишь Софию к доктору.

– Хорошо, – отвечает Виктория и уходит.

Будь я хозяйкой дома, запретила бы ей носить шпильки, чтобы так громко не цокала и не портила паркет.

Напрягаюсь, когда Константин берет меня за запястье руки, которой я мну салфетку, и слегка сжимает.

– Посмотри на меня, – ему необязательно повышать голос, чтобы отдавать приказы. Его низкий, холодный голос просто не умеет просить. – Поднимаю глаза и смотрю на мужчину. Как всегда, свежий, холеный, пахнущий терпким парфюмом, только на руке, которой он меня держит, сбита костяшка, а вчера этого не было.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, начиная поглаживать мое запястье большим пальцем. Будь все иначе, мне, наверное, понравились бы его прикосновения, но сейчас, кроме скованности, я ничего не чувствую.

– Спасибо, все хорошо, – пытаюсь вырвать запястье, но он не отпускает, сжимая его. У Константина такая горячая ладонь, что можно обжечься. – Лжешь, София, – прищуривая глаза, говорит он и отпускает меня. – Ты очень напряжена, и в твоей голове много мыслей. – Озвучь хотя бы одну из них, – он принимается есть сырники и, приподнимая бровь, ждет ответа.

– Кто был этот парень с утра? – выпаливаю я, сама от себя не ожидая. Мне не дает покоя мысль, что где-то в доме мучается человек. Константин усмехается, а потом вновь ловит мой взгляд. И его холодные глаза не смеются, в них предостережение.

– Тебя это не должно волновать! Не лезь в мужские дела. Ты просто мое украшение и секс! – отрезает он.

Хочется ответить: «Спасибо, что указал мне место, я и так его знала!». Но я просто киваю и допиваю сок.

Адамади отодвигает от себя тарелку, допивает кофе, промакивает рот салфеткой и поднимается с места. Он останавливается позади меня и наклоняется, окутывая своим горьким запахом. Хватает за хвост и наматывает его на руку, слегка оттягивая. Глубоко вдыхает мой запах у виска, еще и еще. Не знаю, что он находит в моем запахе, но, похоже, это его фетиш.