Читать онлайн Клубничные каникулы бесплатно

Глава 1

Уля Шварц (по паспорту Ульяна Михайловна Фенечкина), светский обозреватель, завсегдатай тусовок и тому подобное (а проще говоря, собирательница сплетен), металась по комнате, укладывая чемодан. Через несколько часов ее ждал поезд, который отвезет в родной город, похоронив под стук колес мечты, чаяния и почти десять лет столичной жизни. Чемодан сопротивлялся, он, как и его владелица, не хотел покидать столицу, где жизнь кипела и бурлила круглосуточно. Огромному красному сундуку нравилось летать в Турцию или Египет, а лучше в Таиланд, но никак не трястись на багажной полке душного вагона, печально двигаясь в сторону провинциального города, пусть и миллионника.

– Зараза! – Ульянка ударилась мизинцем об это дорожное чудище и с досады пнула его в отместку. Легче не стало, стало больнее. – Ну, зараза! – грозила обозревательница кулаком не то чемодану, не то кому-то неведомому. – Нет, ты только представь, какая гадина, – зло сдув платиново-блондинистую прядь с лица, она выпрямилась и повернулась к мужчине, развалившемуся на кровати.

– Улечка, успокойся, – смазливый брюнет, облик которого с головой выдавал в нем последователя всех модных трендов, потянулся и перекатился на бок, подпер рукой голову и продолжил: – Не принимай близко к сердцу. Через годик она забудет, и ты снова сможешь устроиться в журнал. Неужели все так плохо, что надо непременно уезжать? Устройся секретарем. Или официанткой. Мне одному будет тяжело оплачивать эту чудесную квартирку.

– Артурчик, а ты не офигел ли? – теперь блондинка грозно уперла руки в бока и притопывала ногой. – У меня тут карьера рухнула, меня не возьмут ни в одно приличное место работать, в конце концов, мы с тобой встречаемся два года, а ты волнуешься, как будешь оплачивать квартиру один!

– Если бы ты меня любила, осталась бы в Москве и нашла любую другую работу, чтобы не бросать меня.

– Если бы ты меня любил, сам нашел бы приличную работу, чтобы я не уезжала, – Ульяна в который раз поразилась, на кой ей сдался Артур, разве что они красиво вместе смотрелись. А по факту лентяй, раздолбай, большой ребенок. – Да пойми ты наконец, мне теперь на все тусовки вход закрыт из-за этой мымры. А дома устроят работать в местный журнал, уже даже взять готовы столичного журналиста.

Мымрой, да и несколько хлеще, называли известную светскую львицу, имя которой лишний раз лучше не произносить. Дама была давно и прочно замужем за столичным богатеем, меценатствовала, устраивала благотворительные балы и всячески поддерживала искусство и молодые таланты. Как и всегда, род деятельности таких людей был широк, но чем при этом занимаются, никакой конкретики. Зато посещение Аллой Вадимовной любого мероприятия сразу выводило то в событие сезона, на выставку выстраивались очереди, художник делался модным, а музыкант – популярным.

Не стоит говорить, что сия дама внимательно следила за своим имиджем и окружением, а еще не терпела возражений, была категорична и злопамятна. Зато являлась кратчайшим путем на вершину, точно как и в бездну забвения. Так вот, не далее как вчера состоялся грандиозный вечер, посвященный чему-то там, на который Ульяне всеми правдами и неправдами удалось пробиться. Парочка интервью, несколько фото со звездами и Фенечкина бы перешагнула черту, отделяющую ее от успеха и признания. Давно уже надоело освещать концерты групп На-На и ПМ, от былой славы которых остались рожки да ножки, да делать вид, что угасшие звезды девяностых ей интересны. На всех поворотах ее обгоняли молодые да ранние блогерши. А так хотелось на кинофестиваль, если не в Канны, то хоть в Сочи, а для этого нужно обладать мозгами, внешностью, эрудицией и богатым покровителем.

Из всех нужных составляющих у Ульки была только внешность, которой она пользовалась по полной, мозги тоже были, но вот как-то, видимо, не в достаточной мере. Вот и вчера, сделав подобающий случаю макияж, уложив волосы голливудскими локонами, втиснув себя в узкое коктейльное платье и обув шикарные туфли на шпильке, обозревательница рванула прокладывать себе путь в светлое завтра. И все шло хорошо до поры до времени – Уля Шварц пообщалась с новомодной певичкой, безголосой, но мега-популярной, поболтала с известным ведущим, которого обожала до дрожи в коленках (и даже не визжала от восторга, а вела себя вполне достойно), и уже наметила следующую цель – хваткого продюсера, как под ноги ей попался тот самый злополучный подол.

Совершенно очарованная телеведущим, Уля улыбалась во все тридцать два зуба, воображение уже рисовало сцену благодарственного коленопреклонения шефа и гремели фанфары, когда она, пятясь, наступила на шлейф платья, принадлежащего той самой светской львице. Мадам в это время двинулась по своим делам. Возможно, дело в кривых руках швеи, гнилых китайских нитках, Луна была не в той фазе или просто роковое стечение обстоятельств, но на виду у большого количества приглашенных знаменитостей и журналистов хитро скроенная юбка оторвалась от лифа и упала к ногам владелицы. Тонкая ткань, скрепленная на бедре цепочкой, чтобы выгодно показывать стройную ножку мадамы, с громким треском порвалась, обнажив ту по пояс. Интернет и мобильные телефоны зло – тут же по соц. сетям разлетелись фото полуголой "львицы" и Ульянки, стоящей с испуганным видом на злополучном подоле.

От шока Фенечкина покачнулась на огромных каблуках, зацепилась за ткань и разлила содержимое своего бокала на меценатку и благодетельницу. А будучи выше нее на сантиметров двадцать, поток красного вина пришелся аккурат в лицо и стёк в глубокий вырез декольте.

Три секунды длилась тишина.

– Тебе в Москве не жить, – прошипела благодетельница. Подняв с пола кусок ткани, бывший когда-то платьем, завернулась в него и, уходя, ткнула в Ульку пальцем со словами: – Убрать. Совсем.

С вечеринки пришлось спасаться бегством. Даже тени сомнений не возникло, что ее имя останется тайной хоть сколько-нибудь долго. Увы, печальный прогноз подтвердился. Фенечкина еще до дома не добралась, а на телефон уже трезвонило начальство:

– Ульяна! – из трубки буквально полыхало огнем и гневом. – Какого черта ты устроила? Зачем ты туда поперлась? С какого раза в твою блондинистую голову должна дойти мысль, что это не твой уровень? Ты уволена!

Девушка, бывшая еще пять минут назад Улей Шварц, снова превратилась в Ульяну Фенечкину – безработную провинциалку, мечтавшую покорить Москву. Работать ей теперь либо кассиром в заштатном магазинчике, либо дворником, но и туда могут не взять.

Мотнув головой, бывшая журналистка относительно приличного журнала принялась дальше укладывать вещи. Возможно, она не была умна настолько, чтобы получить Нобелевскую премию или создать антиматерию в лабораторных условиях, зато была целеустремленной и практичной. Розовые очки слетели буквально через пару месяцев после переезда в столицу, когда оказалось, что таких провинциалок, мечтающих приблизиться к звездам, пруд пруди. С трудом удалось устроиться в третьесортный журнальчик, да и первые знаменитости, с которыми она познакомилась, были мало кому интересны. С переносом основной части светской жизни в Интернет стало одновременно и проще, и сложнее. А теперь ей и там нет места – все ее странички уже заблокированы. Так вот накрылись медным тазом мечты об эксклюзивных интервью со звездами первой величины – не стать ей теперь ни Опрой, ни даже Кудрявцевой.

– Ужас, поезд уже через пять часов, – Улька торопливо перепроверила, все ли нужное уложила. Артур обещал упаковать остальные вещи и отправить транспортной компанией, с ней в "ссылку" ехать категорически отказался. Конечно, можно было бы не спешить со сборами, но утром позвонила одна из теперь уже бывших коллег и весьма настоятельно посоветовала делать ноги. Даже распоследняя бульварная газетёнка получила письмо о том, что Фенечкина практически вне закона. Фотографии пытались удалить, но они приобрели вирусную популярность и лавиной распространились по сети.

Артур отказался тащиться на вокзал, лишь донес чемодан до такси. И Ульяна вдруг поняла, насколько опостылели ей эти отношения. Даже дышать стало легче, будто камень с груди сняли. На вокзале царили шум, гам, суета, прибывали и убывали поезда, одна толпа сменяла другую. Ничего за прошедшие года не изменилось.

Заняв купе и с помощью соседа закинув чемодан на полку, Улька залезла на свою верхнюю, предварительно застелив ее. Ехать сутки с копейками, она потерпит, лишь бы не приставали с разговорами. И только глубокой ночью, когда весь поезд погрузился в сон, накатила тоска. Щемящая, противного болотно-зеленого цвета. Пришлось выйти в тамбур, чтобы никто не мешал плакать по жизни, загубленной так глупо. Конечно, со стороны может показаться, что невелика трагедия, но восемь лет жизни отданы покорению столичной тусовки, а теперь выброшены коту под хвост. Одна нелепая случайность, один неудачный шаг – и годы диет, пластическая операция, да вообще все обесценилось.

Уезжая из родного города, она клялась себе никогда не возвращаться, разве только в редкий отпуск к родителям. Предпочитала горячие путевки, трехзвездочные отели – только бы прикоснуться, хоть на миг приблизиться к шикарной жизни, которую ведут самые популярные люди социальных сетей. Гналась за химерой, пыталась выстроить идеальную жизнь в глазах других, не давая себе ни минуты покоя, ни секунды на раздумья, продолжая по инерции воплощать планы. Только вот чтобы пробиться на верх, нужно быть позубастее, постервознее, похитрее, а в Уле этого не было. Но было страшно признаться в этом в первую очередь самой себе. И вот теперь, в темноте и под стук колес, она вглядывалась в проплывающий за окном пейзаж, пытаясь отыскать ответы на главный вопрос "Зачем?". Зачем ей было это нужно? Зачем было столько жертв? Зачем нужно было ломать свой характер? Чтобы в тридцать остаться без работы, быть все еще без собственного жилья, даже без приличного жениха. А ведь по плану к этому времени она должна была уже брать интервью у знаменитостей первой величины, а через пять лет – у мировых. Да к ней уже эти звезды сами должны были в очередь выстраиваться!

А теперь она убегает домой, слезами смывая мечты о квартире, машине, богатом муже и головокружительной ночной жизни.

Глава 2

Росла Ульянка очень подвижным и любознательным ребенком, охотно лазила с ватагой таких же босоногих дачных детей за чужими яблоками и ягодами, хотя и на своем участке это все росло. Любила загорать на речке, и к концу лета превращалась почти в мулатку, носила мальчишескую стрижку и плевать хотела на внешний вид. Босоногое детство протекало почти беззаботно, и даже поездки к родне в деревню не вызывали особого протеста. Чего там ехать? Два часа всего и на месте. Несомненный плюс, в деревне свободы было больше – все друг друга знают, толпу детей обязательно кто-нибудь накормит, ну или угостит крапивой за кражу гороха с огорода. Нет, работать все же приходилось – картошка занимала километры земли, так казалось девчонке, когда вся семья выходила на окучивание сего стратегического овоща. Зато в августе можно было аккуратно подкопать такой огромный холм и выдрать несколько подходящих картофелин, чтобы испечь на углях, "место преступления" аккуратно маскировалось землей, как будто ничего и не было. Картошку запекали в укромном месте за изгибом речушки, которую в самое жаркое время можно было перейти в брод и детям, пацаны еще умудрялись поймать рыбешку. Воровали початки кукурузы с полей, могли и сырую погрызть, за что владельцы поля пытались ругаться с деревенскими, но попробуй уследи за всей бандой. Валялись у кого-нибудь на сеновале, рассказывая жуткие-жуткие истории собственного сочинения, ночи летом наступают поздно. Иногда ватага делилась на два противоборствующих лагеря – пацанов и девчонок, чтобы немного поругаться на тему гендерного превосходства одних над другими, но порознь было скучно, поэтому компания быстро воссоединялась. Вечерами Ульянка ходила с теть Валей забирать коров из стада, чтобы гордо продемонстрировать, что и она, городская, тоже может делать "деревенские" дела. Одна бы, конечно, не справилась, за несколько дней, пока они гостили, запомнить своих коров не получалось.

– Улька, дитя асфальта, – ругалась теть Валя, – где твоя хворостина? Ласточка опять убегает!

И Ульянка мчалась за непослушной коровой, чтобы отогнать ее домой. Чем потом хвасталась городским друзьям, у которых родственников в деревне не было. Ребятня, открыв рты, слушала рассказы, как она кормила цыплят или поила молоком телят, а то и вовсе каталась с дедом на комбайне во время сенокоса.

– Называется он фуражир, – задрав нос, вещала девочка пацанам, у которых горели глаза и было немного обидно, что у нее, вон, сколько приключений. – Собирает скошенное сено из волков – это такие узкие дорожки по всему полю, – поясняла для "городских", – и сыпет в большой-большой прицеп, чтобы потом высыпать большой кучей. Это получается копна. А потом ее аккуратно сложат и получится скирда, вот. Так на зиму сено заготавливают, а если в яму закопать вместе с зерном, будет силос. Вот.

– Клево, – благоговейно выдыхала компашка. – А еще? Чё, правда, домой в девять не загоняют?

– Правда. Можно хоть до полуночи гулять, – и это был, можно сказать, нокаут.

В год своего тринадцатилетия Ульянка прибавила в росте за лето сразу пятнадцать сантиметров. Мама всполошилась, начала таскать по врачам – у дочки начались обмороки и ухудшилась осанка, мышцы не поспевали за ростом костей. Вот так Фенечкина из "своего пацана" превратилась в "модель", как называли ее родители, с оттенком легкого пренебрежения в голосе к этой профессии. Рост мешал, движения были неловкими, да и сама она больше напоминала гадкого утенка. И казалось ей, что лебедем не стать никогда – намека на грудь все еще не было, зато в рост пошла нога, размер обещал быть под стать. И все бы это можно было пережить, только вот на линейке первого сентября оказалось, что она в росте догнала мальчиков. А еще случилось ЭТО! В их довольно дружный класс пришла новенькая – Вероника. Миленькая куколка с детства отличалась стервозным характером и не терпела конкуренток. Девочка была хорошенькой – невысокая, ладная, огромные чистые голубые глаза, пшеничная коса до талии толщиной в запястье взрослой женщины, пухлые губки, которые она умела надувала, чтобы каприз точно был выполнен. Уже тогда у нее было чутье на тех девчонок, что могли отвлечь от нее внимание мальчиков.

Она быстро поняла, что высокая, худая и нескладная Ульянка, у которой и волосы были каким-то мышиными, и рот большим, пользуется авторитетом среди мальчишек. И не стало Ульянке жизни. Седьмой класс они худо-бедно уживались, в восьмом противостояние набрало обороты – Вероника совершенствовала искусство женских интриг, и к девятому вся параллель считала Фенечкину страшилищем. Рост уже за сто семьдесят, размер ноги тридцать девять. К десятому классу Веронику боготворила половина девочек, тогда как вторая – ненавидела. Та уже довольно умело красилась, одевалась со вкусом, разбиралась в моде и читала журналы для девочек, взахлеб рассказывая про своих кумиров. А еще тогда-то за Ульянкой, уже довольно стеснительной и замкнутой, закрепилось прозвище Фигулька из-за полного отсутствия груди. Ну не считать же грудью размер, не дотягивающий даже до единички? А вот фигура Вероники оформилась в классические песочные часы, и за уже королевой школы толпами бегали поклонники.

А Ульку только в одиннадцатом классе поцеловал робкий одноклассник. Да девочка и не стремилась к отношениям в школе, она уже тогда решила, что станет такой, чтобы Вероника на ее фоне выглядела самой обыкновенной. И почему-то ей казалось, что лучше всего будет стать журналисткой, обозревающей светскую жизнь. Скупались журналы "Лиза" и Coolgirl, стены комнаты украсили постеры популярных групп – Hi-Fi, N Sync и Backstreet Boys, а также Агилеры, Бритни и многих других. Фенечкина во что бы то ни стало решила пробиться в ту тусовку, и обязательно в Москве. Конечно, хорошо было бы стать знаменитой моделью, как Наоми, например, но, увы, тут не сложилось. Хотя рост и остановился на отметке метр восемьдесят, грудь так и не выросла во что-то приличное, зато выросла попа. Глядя на одноклассницу, похожую на совершенную статуэтку, уже теперь девушка злилась на природу, наградившую ее такой жуткой фигурой. Да еще и родители не поддерживали "дурь, которую дочка вбила себе в голову". Никто не помог, не направил, не объяснил про индивидуальность, так и получилась дикая смесь из стремлений к гламуру, комплексов и желания стать круче первой красавицы школы. Теть Валя, младшая мамина сестра, веселая и несколько разбитная женщина, к тому времени поссорилась с семьей из-за очередной любви и уехала куда-то на Север, зарабатывать деньги. Родители, считавшие, что "не были богатыми, нечего и начинать", хором заклеймили Валю "непутевой".

– Ну и дура! – злилась мама. – Без мыла везде пролезет.

– Валька не пропадет, – вторил ей папа, – найдет хахаля побогаче и хорошо пристроится.

Дочери причина этих ссор была неизвестна, да и кто бы стал ей объяснять? А теть Валя Ульяне нравилась – не красавица, зато такая заводная, энергичная и обаятельная, что устоять просто невозможно. Но общаться им категорически запретили, и вновь их разговор состоялся уже когда Уле было лет двадцать пять. К тому времени она окончила в местном университете факультет журналистики и переехала в Москву, хотя родители и были категорически против, считая, что большой город погубит их кровиночку. Успела побывать в первых отношениях, лишиться девственности, побывать во вторых отношениях, поработать, где придется и накопить денег на заветную мечту. Негласное соревнование с Вероникой продолжалось, та успела выскочить замуж за старого, по меркам тогда двадцатидвухлетней девушки, владельца местных газет – мужику было за тридцать, но он был богат. "Любимая" одноклассница поселилась в центре города, получила машину и возможность вести шикарную жизнь, не ударяя палец о палец, чем вызывала черную зависть менее удачливых товарок.

"Хорошо, видать, дает и сосет", – думала Ульянка, в глубине души завидуя поездкам на курорт и брендовым шмоткам. – "Ничего, подцеплю в Москве кого покруче. Она еще мне сама завидовать будет".

Но в столице не спешили встречать новоиспеченного специалиста с распростертыми объятиями. Пришлось снять комнатку, набрать работы по самые гланды и экономить каждую копейку. Удалось еще немного добавить к накоплениям и сделать операцию по увеличению груди. Третий размер хорошо скомпенсировал шикарные бедра, не очень разнообразные питание, большая физическая нагрузка (а попросту, беготня по городу) и каналы фитнес-тренеров сделали ее фигуру поджарой и довольно соблазнительной. Перекрасилась в платиновый блонд, сменила гардероб (каких усилий и затрат это стоило, разговор отдельный и длинный), маникюр-педикюр и безупречный макияж – и вот теперь ее на работу брали охотнее. Комнатку сменила уютная квартирка, постель согревал Артур – красавчик, вызывавший зависть заклятых подруг. Ульянка прилагала титанические усилия, чтобы хотя бы оставаться на месте, сделать рывок вперед у нее никак не получалось. Ей бы остановиться и подумать, что она делает, для чего, но привычка оглядываться на Веронику и желание утереть той нос не давали времени на раздумья. Работа, подработка, распродажи и горячие путевки – только бы фотки в инста, фейсбук и прочее. Зачем? На этот вопрос Ульяна бы не нашла ответа, даже если бы задумалась над ним.

А когда победу уже почти ухватила за хвост, все пошло прахом. Подвели модные туфельки на шпильке, и теперь Москва закрыта лет на несколько, а это профессиональная смерть. Но в родном городе ее уже ждала должность журналиста по профилю – светские новости, а проще – сплетни. И опять Ульку судьба решила хорошенько приложить: девушке было невдомек, почему ее, опальную журналистку не такого уж высокого уровня, после грандиозного скандала вдруг решились взять на работу.

Пока же она, выплакав обиду в тамбуре вагона, возвратилась в купе и легла спать. Завтра ей предстояло большое испытание – приезд домой, куда она поклялась никогда не возвращаться с поражением.

Родной город встретил удушающей даже поздним вечером жарой. Отец выволок красного монстра, "набитого кирпичами", по его словам, после чего, расцеловавшись с родителями, Уля поехала в квартиру своего детства, еще не зная, что черная полоса пока не закончилась, и судьба еще разок укусит ее за зад.

Глава 3.

Дома быстро был накрыт стол, блудную дочь встречали как полагается. Тамара Павловна все никак не могла успокоиться, причитая, что доченька совсем исхудала и довела себя до истощения. Отец, Михаил Иванович, больше молчал, но непонятного образа дочери тоже не одобрял. Впрочем, родители были рады ее возвращению.

Утром следующего дня Ульяна готовилась предстать перед новым начальством, поразив светским лоском и московским шиком. Волосы, в этот раз перекрашенные в "скандинавский блонд", были скручены в строгий пучок, макияж нанесен деловой умеренный, бежевый легкий жакет, белая шелковая блузка, жемчужно-серая юбка-карандаш, туфли цвета нюд на умеренном изящном каблуке, серьги-гвоздики с жемчугом, в комплект им подвеска, строгие часики. Деловая женщина готова. Чтобы тщательно продуманный образ не помялся, пришлось вызвать такси. Ровно в одиннадцать Улька была в приемной самого крупного журнала города со скромным названием "Городской вестник". Поприветствовав секретаря, которая подтвердила, что госпожу Фенечкину ждут, она, натянув свою самую лучезарную улыбку, открыла дверь в кабинет владельца.

Улыбка продержалась недолго, потому как челюсть медленно стремилась к полу, повинуясь земному притяжению. За массивным столом, в кресле владельца, вместо, собственно, владельца, сидела злейшая врагиня и причина всех несчастий – Вероника собственной персоной.

– Ну, привет, Уля Шварц, – пшеничная блондинка сияла как новая монета. Кажется, за прошедшие годы она не только не постарела, но стала выглядеть еще лучше. – И как, не заладилась столичная жизнь?

Ехидная улыбочка, исказившая губы бывшей одноклассницы, и победный блеск в глазах не оставили сомнения – это приглашение она подстроила, чтобы в очередной раз унизить Ульку.

– Т-ты? – горе-журналиста сжала кулаки, готовая броситься на Веронику и попортить той прическу. – Но зачем?

– А ты мне сразу не понравилась, – заговорила та после небольшой паузы. – Знаешь, такие, как ты, очень нравятся сначала мальчикам, потом мужчинам. Тебя обожали одноклассники за легкий характер и умение увлекательно рассказывать разные истории. Ты мне не понравилась с первого взгляда, – прошипела она. – А с годами ты могла превратиться в интересную девушку, мою прямую конкурентку, к счастью, мне удалось внушить тебе комплексы. Так что теперь Ульяна одна из тысяч одинаковых кукол, ничем не выделяющаяся из общей массы. Пластиковая пустышка, – она издевалась откровенно и с удовольствием.

– Тварь. Гадина, – Фенечкина была раздавлена, ей было больно и обидно. – Упиваешься своей властью, да?

– Да, – Вероника не скрывала своей радости от сложившейся ситуации. – Просто ты меня бесишь, вот и все. А теперь пошла вон, на работу тебя, естественно, никто брать не собирался. Явилась тут, вся такая нарядная, столичный журналист. Запомни, никому ты тут не нужна. Ни-ко-му, – как для дурочки, повторила по слогам. – Свободна! – пренебрежительно махнула рукой. – И да, работу в местных газетах можешь не искать, не возьмут, – торжествующе закончила.

– Сучка, – выдохнула Ульяна и от всей души шваркнула дверью. Она и подумать не могла, что первая красавица школы может ей завидовать и видеть конкурентку. Едва сдерживая слезы, девушка выскочила из здания редакции и вызвала такси. Цены были не московские, да и разреветься в автобусе не хотелось, к тому же Уля просто не знала, какой общественный транспорт ей нужен. Продержаться удалось до дома, и уже там эмоции нахлынули горькой волной. Где же так нагрешила, она сообразить не могла. Почему хитроумной стерве все, а ей фигу даже без масла?

Мама пыталась успокоить доченьку, отец в женские эмоции предпочитал не лезть. Белая шелковая блузка уже была залита слезами, тушь размазана по лицу, а плач стал переходить в икоту, когда раздался дверной звонок. Из деревни прибыла теть Валя. Оценив обстановку и выслушав сбивчивый рассказ единственной племянницы, тетушка молча полезла в красный чемодан, еще не распакованный. Выкидывая изящные брендовые вещи на пол, она отобрала маленькую кучку удобных и практичных, добавив к ним купальник.

– Тома, дай дорожную сумку, – были ее первые слова.

– Зачем? – сестра очень удивилась такой просьбе.

– Ко мне поедет. На свежий воздух. Будем лечить нервное истощение, физическое истощение, а заодно и мозги на место вправим, – Валя была категорична.

– Й-й…й-я н-никуда не… поеду, – рвано выдыхая, высказала свое мнение Ульяна.

– Поедешь, – тетка выгнула изящную бровь. – Распустила нюни. На свежем воздухе быстро тебя в порядок приведем.

Не слушая возражений, она покидала в сумку отобранные вещи, обувь и попавшуюся под руку косметику, цепко ухватила племянницу под локоток и поволокла на выход. Сопротивляться у Ульяны сил не было. Да и какая разница, где прозябать в безвестности и серости этой унылой жизни?

Надо отметить, что теть Валя была женщиной элегантного возраста, старше племянницы на двадцать пять лет. Одета в льняные брючки и светлую футболку с абстрактным узором. Короткая стрижка ей очень шла, и седой волос совсем не старил, весь ее облик неуловимо напоминал актрису Джуди Денч.

– Миша, – обувая босоножки из светлой кожи на маленькой танкетке, обратилась она к отцу Ули, – помоги погрузить вещи и твою дочь. А ты, – повернулась к девушке, – обувайся или поедешь босой.

Как оказалось, погрузить нужно было в Nissan Qashqai голубого цвета, который водила тетушка. Ульяна, конечно, знала, что тетка водит машину и занимается продажей выращенного в огороде, но почему-то в памяти прочно засело, что это что-то из отечественного автопрома, шестерка, например, да и вообще воображение рисовало образ колхозницы из советских фильмов. От увиденного она даже плакать перестала. Усевшись на переднее пассажирское сиденье, пристегнула ремень и стала наблюдать за родственницей. Та, уверенно расположившись на месте водителя, завела машину, включила кондиционер и выехала со двора. Влившись в поток машин, заговорила:

– Поживешь у меня. Покупаешься в речке, позагораешь, поможешь с огородом. Заодно и проветришься, а то и на человека уже не похожа, – спорить с ней Улька не решилась. – Труд очень помогает бороться с хандрой и приводить в порядок мысли. Живу я одна, в доме места хватит, – больше не проронила ни слова за почти полтора часа дороги.

Племянница молчала, поглядывая то на уверенно держащую руль тетушку, то на пейзажи за окном. Отметила краем глаза указатель питомника "Заповедный лес", а через несколько километров, на повороте с указателем конноспортивной школы и деревни Березняки, машина съехала с трассы и покатила в места Ульянкино детства. Девушка узнавала и не узнавала их одновременно. Здесь она была очень и очень давно. В последний раз в день похорон бабушки, пережившей деда меньше, чем на год. В их доме и осталась жить младшая дочь. Печальные воспоминания опять вызвали слезы, семь лет прошло с тех пор, семь лет назад она в первый и последний раз приезжала в родной город. Деревянный штакетник давно заменил добротный забор из металлопрофиля и кирпичных колонн, ворота открывались автоматически – с пульта. Удивленно девушка отметила камеры видеонаблюдения. Небольшой передний двор, как называли его в деревне, был выложен брусчаткой и разделен клумбами на парковку и зону отдыха. Перестроенный дом давно облицевали кирпичом, и провели газ, воду и канализацию. В общем, полностью перестроили изнутри. Да и снаружи тоже – новые окна, новая крыша. Спутниковое ТВ и интернет. Жизнь в деревне была благоустроена не хуже, чем в городе. Комнат сделали всего четыре: кухню-гостиную, две спальни и еще одну общего назначения – от глажки белья до выращивания рассады. Безмерно порадовал раздельный санузел.

– Теть Валь, и не узнать дом-то, – Ульянка восхищенно рассматривала светлый лаконичный интерьер, единый стиль был выдержан во всех помещениях. – Даже кондиционер есть.

– Все у меня есть. Даже занудно-правильная старшая сестра и непутевая племянница, – тетушка улыбнулась и обняла родственницу. – С приездом. Иди в душ, а я пока на стол соберу.

Водные процедуры взбодрили и немного подняли настроение, по крайней мере, Ульянка смогла выпить чаю и скушать бутерброд. Обе женщины молчали. Когда перекус был окончен, слово взяла хозяйка дома:

– Ульяночка, я не буду тебя пытать. Потом, как-нибудь под бокал вина сама расскажешь, но и валяться на диване не получится, – она строго смотрела на Улю, – будешь мне помогать. Сейчас самый разгар сезона клубники. Ягода спеет как ненормальная. Ее нужно будет собирать на продажу, понятно? – дождавшись утвердительного кивка, продолжила: – Ну и так, еще кое какие мелочи по хозяйству. Пойдем, покажу фронт работ.

А фронт работ был впечатляющ! Ягода занимала десять соток. Десять соток клубничный кустов! Да это же целая плантация!

– Теть Валь, это шутка? – Ульянка и думать забыла про Веронику. – Куда это все деть можно? Это же куча ягоды! – глаза девушки буквально полезли на лоб.

– Продать, – усмехнулась тетка. – У меня отличная ягода, да и берут хорошо – спасибо тренду на фермерские экологически-чистые продукты. Тут лет десять назад питомник открыли, газон продают, да зона отдыха небольшая – они закупают в ресторан и их постояльцы берут. А люди там отдыхают небедные. Еще конюшни там, за деревней, – махнула рукой куда-то в непонятном направлении, – там же и верховой езде обучают. Сама понимаешь, с удовольствием берут, особенно фитоняшки всякие для своих коктейлей, да мамаши детям. За столько лет канал наработан. Кое-что в город отвожу. Перепелиные яйца опять-таки спросом пользуются. Не зажиреешь, конечно, но на хлеб с маслом хватает.

"Вот тебе и теть Валя, – думала Ульяна, открыв рот. – Можно сказать, бизнес-леди. Ха, на хлебушек с маслом!"

– А я, значит, как бесплатная рабсила буду? – спросила ошарашенно

– А рабсила платной и не бывает, – ухмыльнулась тетушка. – Сутками тебя никто пахать не заставляет. Всегда кто-то из местных за небольшую денежку поможет. Загорать будешь, купаться, а то тощий бледный скелет, а не женщина. Добереглась фигуру, что смотреть страшно. И не надо про моду, тренды и прочую ерунду, без тебя все знаю. Иди отдыхай, жара спадет – поможешь ягоду собрать, нужно будет в питомник отвезти.

Вот так Ульянка и оказалась на "отдыхе" в деревне. "Клубничное рабство", – подумала безработная журналистка.

Глава 4

К совету отдохнуть Ульянка отнеслась скептически, но в прохладе дома сон ее сморил. Организм, измученный стрессами, сыпавшимися один за другим в течение нескольких последних дней, просто выключился. Ей показалось, что она только прикрыла глаза, а тетушка уже тормошила ее за плечо.

– Вставай, спящая красавица, – бодрый голос теть Вали выдернул из объятий Морфея. – Бери лукошко, по ягоду пойдем, – сказала она, как будто сказку озвучивала. – Только оденься поудобнее и плечи прикрой. Хоть и вечер, а с непривычки обгореть можешь.

Племянница, прозевавшись и с удовольствием потянувшись, с удивлением обнаружила, что в сумке, которую собирали без нее, были только практичные вещи, и ни одного не то, что платья, даже кофточки не наблюдалось. Натянув шорты и простую синюю футболку, скрутила волосы в дульку, достала кеды и пошла искать тетку, которая обнаружилась на заднем дворе. Женщина застилала пять красивых деревянных ящичков бумагой, похожей на старинный пергамент, рядом с которыми стояли два обыкновенных пластиковых ведра.

– Так, сейчас быстренько соберем, и пойдем ужинать, – энергии колхозницы можно было позавидовать. – Бери ведра в одну руку и два ящика в другую и за мной. И платок повяжи, в ведре лежит. Не хочу, чтобы у тебя солнечный удар случился, – на это Улька только рот открыла и закрыла. Почему голову должно напечь в семь вечера, она не поняла, но спорить не стала.

– Хорошо, и куда идти? – девушка подхватила инвентарь и двинулась за тетушкой, которая вместо ответа махнула рукой. Женщина легкой походкой пересекла дворик и открыла калитку на клубничную плантацию, представлявшую собой аккуратные квадраты ягодных кустов, разделенные узкими дорожками. Первый беглый осмотр по приезде впечатлил, но более детальное знакомство просто привело в ужас! Огромный участок был огорожен деревянным разномастным забором, и на этом участке росла только клубника!

– Ну вот и фронт работ, – теть Валя, подбоченясь, гордо обозревала плантацию. – Нужно собрать вот эти пять ящичков самой крупной и спелой, это по спец. заказу. Мелкую, мятую, переспелую в ведро, потом придумаю, куда еще утилизировать. Вопросы есть? – спросила и сама ответила: – Вопросов нет. Приступай.

Под таким энергичным напором родственницы Улька растерялась. Куда там капризным светским дивам, тетушка командовала не хуже генерала, настолько непререкаемо и уверенно, что и мысли не возникло возразить. Так вот и оказалась бывшая московская журналистка в деревне в той позе, что обычно именуется "раком". И к сексу это имело весьма опосредованное отношение. Все ее тренировки в фитнесс-центре, вся йога и степ-аэробика не готовили её к такому.

"Тут нужен кросс-фит и стретчинг", – промелькнула мысль и испарилась. Девушке уже казалось, что прошла вечность, что этот чертов ящик жрет крупную, спелую, ароматную ягоду, поэтому и не получается его наполнить. Слюнки текли от такой пытки, но "добровольная" помощница отчего-то боялась попробовать хоть одну ягодку. Спина вспотела, поясница уже ныла.

– Ульянка, дитё асфальта! – подскочила тетушка. – Ты что творишь? Весь мозг вытравила вместе с цветом волос.

– Теть Валь, я… это… – с трудом разогнувшись, пыталась ответить "дитё".

– Уля, деточка, – по-доброму начала женщина, хотя "деточка" была выше ее на голову, – ну что ты делаешь? И спина с непривычки болеть будет, и голова закружится можешь. Вот же скамеечка есть, садить и собирай спокойно. Я квадраты так рассчитала, чтобы с каждого края рукой можно было до середины дотянуться. Применила, так сказать, строительное образование в сельском хозяйстве. И почему ягоду не кушаешь? В Москве такой днем с огнем не сыщешь. Да, если честно, у нас тоже, – хитро подмигнула тетушка.

– Теть Валь… – девушке хотелось опять плакать, на этот раз просто от доброго отношения.

– Ну все, не реви, – обняла тетка подозрительно зашмыгавшую носом девушку, – а то или обезвоживание организма будет, или сырость в клубнике разведешь, и на нее нападут слизни, – от последней фразы Улька вздрогнула.

Дальше дело пошло бодрее, как оказалось, Валентина Павловна была умной и образованной женщиной, не чуждой современным достижениям. И если большая часть знакомых из московской тусовки журналистки от мала до велика проводила основную часть времени в Интернете чтобы постить фотки да почитывать сплетни, то тетушка обреталась по кулинарным, рукодельным и строительным форумам. Под рассказы о том, как тут все организовано, дело пошло веселее, вскоре такая ягода, что в столице бы продавалась по бешеным ценам, была уложена в ящики, а что похуже в ведра.

– Теть Валь, ну как же вы все здорово тут устроили! – искренне восторгалась девушка предприимчивости родственницы. – Все, не могу больше, – выдохнула она, повертев в руках образцово-показательную клубнику. – Кажется, я наелась на год вперед.

– Это тебе сейчас так кажется, – тетушка подхватила первый ящик и пошла на выход из ягодника. – А завтра еще захочется. Бери второй, скоро приедут.

И правда, заказные ящики забрали по накладной, попросив на завтра еще столько же.

– Тару вернуть не забудь, – улыбнулась Валентина водителю.

А потом обе женщины, приняв душ, расположились в беседке за легким ужином и стаканчиком наливки, конечно же, клубничной, ароматной и тягучей, больше похожей на ликер.

– Вот теперь, дорогая племянница, – начала хозяйка фазенды, рассматривая жидкость в бокале, – рассказывай, как дошла до жизни такой. А то из твоих родителей слова не вытянешь. Чего ревела-то белугой?

Не то наливка виновата, не то усталость и тихий теплый вечер, может, и доброе отношение родственницы, с которой давно не виделись и не разговаривали (все как-то не с руки было), а вероятнее всего, все сразу, но Ульянка начала сбивчиво рассказывать свои приключения. Сначала робко и стесняясь, потом все смелее, дошла до того, что выболтала всю жизнь от сегодняшнего утра и до школьной линейки, на которой впервые встретилась с Вероникой.

– Вот, собственно, так все и произошло, – закончив рассказ, журналистка словно очнулась и только сейчас заметила, что уже поздние сумерки и небо темное в ярких звездах. И тишина. Такая тишина, которую уже совсем забыла в мегаполисе: сверчки вместо машин, и собаки лают не в соседней квартире, а на улице, и этот лай не раздражает. Где-то мычали коровы, оказывается, их еще держит кто-то. Издалека донеслось лошадиное ржание.

– Теть Валь, я думала, у вас тут захолустье, а у вас даже асфальтированная дорога в деревне, – наконец, девушка поняла, что показалось ей странным. – Фонари. И как-то цивильно, что ли.

– Эх ты, столичная штучка, – засмеялась тетушка. – У нас вполне неплохая деревенька благодаря развитию частного бизнеса.

– Как это? – Ульяне стало интересно, ведь в последний ее приезд все было более, чем печально.

– Да все просто, появилась работа – поднялась деревня. Лет восемь назад, примерно, большой участок никому не нужного поля выкупила некая Городецкая, предприимчивая дамочка. Организовала там питомник по выращиванию растений. Тут сначала смеялись, а потом рты открыли – городские рассаду растить не любят, ландшафтный дизайн опять-таки подавай сразу готовый, чтобы как в "Дачном ответе" – раз и красота. Не без связей, но девочка бизнес подняла. Между прочим, года на три-четыре старше тебя. Потом еще земли прикупила, расширилась. Теперь там и отдохнуть можно, и порыбачить, и на шикарных газонах фотосессию сделать. Знаешь, деревенские постарше смеялись – зачем, мол, траву выращивать, сама же растет, – а теперь за газоном и сами туда ездят. Да вот, смотри, мой газон тоже оттуда. Ну я и договорилась насчет деревенских продуктов и ягод, пришлось оформиться, СЭС всякие… Спасибо фитоняшкам за продвижение смузи и экологически-чистых продуктов, – деревенская предпринимательница широко улыбнулась. – Хоть какая-то польза от вас, кукол блондинистых.

– Ну, теть Валь… – обиженно и совсем по-детски протянула Улька. – Ну почему сразу кукла? – вдалеке опять раздалась ржание, в тишине позднего вечера отчетливо слышимое. – У нее и лошади есть?

– Нет, это не из питомника, да и далековато он от деревни. Ты хоть что-нибудь знаешь, что происходило в городе, пока ты устраивалась в Москве? – получив ожидаемо отрицательный кивок, продолжила: – Через год или два за нашей деревней открыли элитные конюшни. И опять добрые жители говорили, что дело не пойдет, что только деньги разбазаривают, заняться людям нечем больше, и все в таком духе. Ну и многие переживали, что от городских проблем будет больше, чем толку. Короче, все дружно решили, что сынок местного банкира с жиру бесится, пока простые люди тянут непомерные кредитные ставки. Ромка, конечно, малость понтовитый и заносчивый, а в целом неплохой. Только девки его совсем избаловали, – взгляд Валентины стал мечтательным. – Красивый, черт. Высокий такой, под метр девяносто, брюнет, глаза такие синие-синие, холодные. Эх, где мои семнадцать лет? – нарочито-тяжелый вздох. – Характер поганый только. Нельзя быть в таком возрасте настолько циничным. Умен, и когда хочет – вполне может быть галантным и воспитанным. Опять отвлеклась. Так вот, пригласил он организовать это дело своего друга. Ковыльский в прошлом весьма именитый спортсмен-лошадник, уж не знаю, как они там между собой все вопросы уладили, но строительство начали. Я пошла из чистого любопытства, побродила-посмотрела и пришла к этим господам с критикой. Терпеть не могу разгильдяйства и непрофессионализма. И пусть конкретно конюшни я ни разу не строила, все же опыт не пропьешь. Сначала поругались, Ромка строил из себя крутого босса в стиле "молчи женщина", Сашка оказался более вменяемым и выслушал "деревенскую бабу, сующую нос куда не следует". Не без скандалов, но в целом, наверное, подружились. В тот момент у меня был сложный период, и этим проектом я занялась, скорее, просто чтобы отвлечься, в итоге получила премию и двух оболтусов, обожающих клубничное варенье. Так что, можно сказать, у меня еще и два великовозрастных племянника есть. Я тебя туда на экскурсию свожу, лошадок покормим. Ой, уже так поздно, – спохватилась она, заметив, что племянница уже практически носом клюет. – Улька, быстро спать!

Утомленная девушка как сомнамбула пошла за теткой в дом и просто рухнула на кровать в гостевой спальне. А тем временем Валентина Павловна обдумывала, как бы провести экскурсию с вполне определенной пользой.

Глава 5

Александр Иванович Ковыльский, в прошлом знаменитый спортсмен, нынче вел жизнь тихую и почти затворническую. Относительно, конечно. Потому что "затвориться" окончательно ему мешали: штат работников от девочек на ресепшене до тренеров, ученики, а более – их родители, деревенские жители, налоговая, пожарная, СЭС и еще приличный список, поставщики сена, соломы, зерна, ветеринары, и завершал сей длинный перечень назойливый фотограф Игорь со своими гениальными идеями. Но все же от Игорька была определенная польза и, надо признать, немалая – благодаря его чудесным фотографиям и конюшни, и школа верховой езды получали шикарный пиар, а так нелюбимые Ковыльским фотосеты приносили приличный доход лошадкам на сахар и яблоки. Еще головной боли добавлял теперь уже лучший друг Ромка Романовский, который вечно приезжал с какими-то девицами, мечтающими населфиться в "деревенском стиле с лошадками". Коварный тип делал большие глаза и таинственным шепотом говорил, что это против правил, но если девушка желает, то только ей и только по большой скидке за всего-то малюсенькую сумму, которую оформим как благотворительную помощь, разрешат "фоткнуть лошадку". Сумма с грандиозной скидкой оказывалась весьма внушительной, Ромка, чертов банкир, совести не имел. Зато имел наглость. Впрочем, благодаря деловой жилке, хваткости и предприимчивости друга, а еще деньгам его отца, это рисковое мероприятие вылилось во вполне стабильный бизнес. Очень хлопотный, но горячо любимый.

Но, пожалуй, начнем с начала. Ковыльский был поздним ребенком, оттого любимым и долгожданным. Родители оба работали геологами, но все же старались не ходить в экспедиции одновременно. Когда сын подрос, его стали приобщать к походной жизни, надеясь, что умный и любознательный ребенок пойдет по их стопам. Ковыльские-старшие любили свое дело и отдавались ему всей душой. Это-то и стало их большой ошибкой. Сейчас уже и не вспомнить, в каком конкретно регионе было дело, кажется, где-то возле границы с северной частью Казахстана, и там маленький Саша увидел степь. Восьмилетнего ребенка поразил бескрайний простор, мягкими серебристо-зелеными волнами колышущийся под ветром. Трава оказалась приятной на ощупь, но коварной – острая ость могла вонзиться в пятку и доставить много неприятных ощущений.

И вторым сильным впечатлением стали лошади, мчащиеся по этой степи в лучах заходящего солнца. С тех пор мальчик был твердо уверен, что их фамилия произошла от названия этой травы и что он свяжет свою жизнь с лошадьми. Так геологическая наука потеряла великого ученого и исследователя, даже не узнав об этом, а один московский тренер обрел талантливого и упрямого ученика. И через несколько лет Александр вполне уверенно выступал на соревнованиях среди юниоров. Родители переживали, пили успокоительное, но сын упрямо шел к своей цели. Юношу заметили в Европе и переманили туда. География соревнований ширилась, коллекция кубков и медалей тоже. Мечта любого спортсмена – золотая олимпийская медаль, да даже просто попасть в сборную – уже победа. И Ковыльский смог!

Всемирные конные игры, Чемпионат Европы по конкуру, олимпийские квалификации – все проходило наилучшим образом. Даже стали шептаться, что у дарования из России есть шанс обставить именитых спортсменов. Саша боялся об этом даже думать, боялся сглазить.

А вообще, в двадцать пять лет жизнь прекрасна! Ковыльский пользовался популярностью у девушек, покоряя их отличной фигурой, белозубой улыбкой и искрометным чувством юмора. Ну и барышни видят романтический образ рыцаря или принца на белом коне в симпатичном спортсмене, уже широко известном в узких кругах. Перед Олимпийскими играми оставался только чемпионат Европы, в этот раз проходящий в немецком Мангейме. Городок небольшой, но довольно интересный, с четырехсотлетней историей. Вот как раз за солидный юбилей его и выбрали местом проведения чемпионата. Первый день соревнований прошел ожидаемо хорошо. Ковыльский по результатам был на третьем месте, что для российской сборной было огромным успехом, соперники кривились и фальшиво поздравляли.

Вечером Саша пошел размять ноги, ни на секунду не беспокоясь о своей безопасности. Это же провинциальная Германия, оплот порядка и чистоты. Тем неожиданнее было случившееся. Откуда взялся Ламборгини и куда он несся по улочке небольшого городка, неизвестно, этим потом занималось следствие, установившее и личность водителя, и то, что он был под кайфом. Немцы взялись за расследование со всей серьезностью и ответственностью, но молодому коннику было уже все равно. Спортивная машина, пролетев на бешеной скорости, сбила парня и скрылась вдали. Немногочисленный очевидцы кинулись на помощь, полиция уже пыталась остановить автомобиль, медики прибыли в кратчайшие сроки. Переломы, черепно-мозговая травма, травма позвоночника – не только Чемпионат и Олимпиада накрылись медным тазом, но и над дальнейшей карьерой повис огромный вопрос.

И началась больничная жизнь. Травмы оказались на редкость неудачными, если так вообще можно говорить, гипс, вытяжка, корсеты, физиотерапия. Сначала спонсоры охотно помогали, а через год все как-то сдулись. Немолодые уже родители прилагали огромные усилия, чтобы сын стал прежним, но Саша просто не хотел бороться. Не видел смысла жить без возможности заниматься любимым делом. Не будем рассказывать в сотый раз о том, как постепенного испарились девушки, а потом и друзья (тут, впрочем, Ковыльский и сам немало усилий приложил). Возможно, найдись человек, который встряхнул бы его за шкирку и сказал: "Соберись, тяпка", то и выздоровление бы пошло быстрее, и характер бы так не испортился. Увы, мать, родившая единственного ребенка почти в сорок, после случившегося стала оберегать его как зеницу ока, запрещая медикам "издевательства", поощряя домоседство и отсутствие активной жизни.

"Я тебе говорила, что лошади опасны. И вот. И как мы с отцом теперь будем?" – такая вот логика. Отец, старше супруги на пять лет, в свои семьдесят уже не желал семейных разборок и жене не препятствовал. Так постепенно отсеялись и немногочисленные родственники. Саша все глубже погружался в депрессию и у него даже мысли не возникало, чтобы пойти работать, организм вполне восстановился, хотя и имелись ограничения по видам физической нагрузки. Через два года тихо во сне ушел отец, и мать утроила усилия по обереганию сына.

Так вот в двадцать восемь лет, в сущности, здоровый парень с отличными данными оказался на обочине жизни. Его съедало чувство вины перед матерью, убивала тоска по прежней жизни и необходимость хоть какой-то работы. Накопления растаяли, материной пенсии едва хватало на двух человек. От предложения бывших друзей он категорически отказался, ему казалось, что все это из жалости. Отношения с девушками перестали ладиться, потому что каждая начинала рано или поздно ковыряться в его прошлом и задавать неуместные вопросы. Кое как протянул на подработках два года, и в тридцать понял, что жизнь просрал. Рука сама потянулась к бутылке, но в последнюю минуту сумел остановиться.

Не зря говорят, что самая темная ночь перед рассветом. Примерно через месяц после дня рождения на пороге московской квартиры материализовался молодой человек в модном прикиде. Весьма дорогом модном прикиде.

– Ковыльский Александр Иванович здесь проживает? – разнесся его неожиданно хрипловатый голос.

– Да, – ответила мать. – Только он занят, – старушка попыталась закрыть дверь. – Не нужно его беспокоить, мальчику и так тяжело.

– И чем же таким тяжелым занят ваш мальчик? – голос гостя сочился сарказмом. – Дно в бутылке еще не ищет?

– Да как вы смеете! – возмутилась женщина. – Убирайтесь! Вам здесь не рады.

– Ой, да ладно, – гость уже стоял в прихожей, когда из своей комнаты вышел Саша.

– Небрит, лохмат, пузцо имеется, – протянул парень, осматривая бывшего спортсмена как породистого жеребца. – И это Ковыльский… Мда.

– Ты кто? – недружелюбно начал мужчина. Пришедший ему не понравился – слишком он был похож на одного из тех хлыщей, что решали судьбу его лечения по страховке и спонсировали сборную. Простые на вид, но дорогущие шмотки, итальянская обувь, часы Шопард. Не Ролекс, так любимый в России всеми подряд. Во всем его облике не найти брендов, которые постоянно на слуху, нет, молодой человек разбирался в стиле и качестве.

– Я? – поднял брови гость. – Ну, допустим, Роман Владимирович Романовский. Такие вот родители шутники.

– Убирайтесь, – Саша злился. Тип ему не понравился сразу и категорически. Нестерпимо хотелось съездить по наглой физиономии. Фамилия, произнесенная таким тоном, что сразу все должно было быть понятно, ни о чем не говорила. Холеный ублюдок. Молодой, а наглый.

– Убирается мусор, – парень вмиг посерьезнел. – А я к вам с деловым предложением. Так что пакуй чемодан, летишь со мной в провинцию.

– Никуда он с вами не поедет! – закричала мать. – Я полицию вызову! Что вам нужно от Сашеньки?!

– От Сашеньки, – имя было произнесено таким непередаваем тоном, что Ковыльскому захотелось провалиться, – мне нужны мозги, руки и любовь…

– На органы? Вы его на органы разберете! – запричитала старушка.

– Уймите ее, – кивнул Роман на женщину. – А то не деловой разговор, а фарс какой-то.

Сняв обувь, гость прошел на кухню, щелкнул кнопку на чайнике и уселся за стол.

– Итак, Александр Иванович, я буду открывать конноспортивный комплекс и конюшни для богатеев нашего города. Бизнес-аналитик отца и его юристы составили подробный план, родитель денег дает. Но мне нужен человек, который будет присматривать за этим хлопотным хозяйством, одновременно являясь его лицом. Выбор пал на тебя, потому что, скажем так, я был поклонником твоего таланта, а еще ты на фото отлично смотришься. Медали, кубки и прочее не забудь, это весьма впечатлит потенциальных клиентов.

– Да пошел ты! Расселся как у себя дома, – Ковыльский стоял в дверном проеме, сложив руки на груди и буравя наглеца тяжелым взглядом. – Что, папочкины денежки пристроить больше некуда?

– Почему некуда? – невозмутимо ответил Роман. – Очень даже есть. Но хочется чего-то для души. Ну и чтобы интереснее девкам лапшу на уши вешать.

Выпроводить наглого гостя неожиданно не удалось. Парень оказался сильным и гибким, а еще просто сверхнаглым. Так вот семь лет назад ему удалось буквально за шкирку вытащить Сашу из Москвы и увезти в провинцию, а уже там нагрузить делами так, что на хандру и депрессию времени не осталось. Сначала Ковыльский думал, что Роману повезло, но, как показало время, он просто не знал, с кем связывается. Романовский-младший – дьявол-искуситель во плоти, циничный, расчетливый и напористый, а еще, что было совсем неожиданно, хороший друг.

Глава 6

Отвязаться от Романа оказалось просто невозможно, и в тот же день Саша улетел вместе с визитером. Почему он согласился, сам не понимал. Новый город встретил хмурым осенним дождём, таким же тоскливым, как и настроение новоиспечённого управляющего, который в этом самом управлении ничегошеньки не понимал.

Летели бизнес-классом. В аэропорту Романовского встречал водитель и Крузак, номера которого почему-то не были красивыми, хотя это было бы логично.

– Я тебе квартиру снял, сейчас закинем тебя туда, завтра с утра к папеньке на ковер, – весело произнес Роман. – Не дрейфь, отец не кусается.

Квартирка оказалась милой однушкой в новом микрорайоне. Саша сразу отзвонился матери, но разговор вышел скомканным, она рыдала о том, что его там продадут в рабство или просто убьют, просила вернуться в Москву. А он, чувствуя свою вину, все равно отказался. Новый знакомый сумел вывести его из какого-то сонного состояния, когда жизнь вроде идёт, а по факту и не жизнь вовсе. Квартиру предоставили, а о съестном не позаботились, пришлось Ковыльскому искать магазин и соображать ужин. Поздно вечером, завалившись на диван, он решил-таки посмотреть, что за птица этот Романовский. А потом подбирал челюсть с пола.

Мальчик был старшим сыном крупного местного банковладельца. Прицепом шли какие-то фонды, дочерние компании и остальные непонятные термины. В общем, мальчик богат. Можно сказать, богат неприлично даже по московским меркам. В списке были ещё несколько фамилий, которые пока ни о чем не говорили – Подгорский, Троянов, видимо, местная элита. Стало совсем любопытно, чем же он так заинтересовал таких людей? В бред про конюшни верилось слабо. Проворочавшись всю ночь на диване, Саша соскочил в семь утра, едва зазвенел будильник на телефоне, принял душ, побрился, нашел в сумке самую приличную одежду. Конечно, джинсы и обыкновенный свитер, это совсем не то, но костюма от Хьюго Босс у него никогда не было. Быстро позавтракав, начал искать пятый угол, потому как Роман не звонил, а сам его номер взять забыл. Можно сказать, Ковыльский накрутил себя до последней степени и дошел до ручки, когда в девять утра в дверь позвонили. Романовский собственной персоной сиял улыбкой и начищенными туфлями.

"Там же грязно", – почему-то взгляд зацепился именно за туфли. – "Его водитель на руках донес? Или к подошвам таких людей даже грязь цепляться опасается?"

– Готов? – визитер шагнул в квартиру. – Отлично! Отец ждет нас в десять для личного знакомства, так сказать.

– Доброе утро. Это обязательно? – Саша растерялся. – Я думал, что буду работать с вами.

– С тобой, – поправил его Роман. – Работать ты будешь, действительно, со мной. Но деньги дает родитель, и не сомневайся, весь кредит, пусть и по-семейному беспроцентный, придется вернуть. Поехали.

Бывший спортсмен и будущий предприниматель молча взял куртку, молча закрыл дверь и опять-таки молча сел во вчерашний Крузак. Когда выехали на дорогу, Роман продолжил:

– Я тут запросил твою медкарту, отправил нашему семейному доктору. Пусть вместе с фитнес-тренером составят для тебя программу. В нынешней форме ты, скорее, антиреклама для моего будущего дела.

Саша в очередной раз уронил челюсть. В последние годы он стал малоразговорчивым, круг общения почти сошел на нет, а мать говорила за двоих. К тому же одна неловкая фраза вызывала у нее шквал слезливых упреков, замаскированных под искреннюю заботу. Вот и сейчас разговор не клеился. Откровенно говоря, Александру было страшно. Слишком давно он прикасался к элите, и слишком хорошо помнил, насколько для таких воротил выгода важнее людей.

Они подъехали к трехэтажному зданию, стилизованному под "аристократизм", охарактеризовать точнее Саша не мог, но видел подобное в Европе. Крузак въехал на крытую служебную парковку.

– Приехали, – Романовский улыбался, и вообще пребывал в превосходном настроении. – У нас есть пятнадцать минут, так что пошли быстрее, отец не любит опаздывающих.

Дверь служебного входа любезно распахнул охранник, и молодые люди очутились в холле, полностью соответствующему внешнему виду – аристократично, выдержанно, достойно.

"Прям Англия, с поправкой, конечно, на российскую провинцию", – но озвучивать эту мысль Ковыльский не стал.

Мраморная или под мрамор лестница с коваными перилами, сотрудники в строгих деловых костюмах, окна с переплетами. Приемная Романовского-старшего напоминала кабинет из исторических фильмов, на секретаре только кринолина и парика не хватало, да современная оргтехника портила вид. В противовес растиражированному образу секретутки, помощница главного оказалась дамой неопределенного возраста, но явно за сорок. Строгий деловой костюм, синяя рубашка, в вырезе которой выглядывала тонкая золотая цепочка, черные волосы подстрижены под каре, безоправные тонкие очки и внимательный взгляд карих глаз. Цербер, не иначе.

– Маргарита, – обворожительно улыбнулся Роман, – батюшка соизволили нас принять. Кофейку сделаешь?

– Рома, прекращай уже клоунаду, – в ответ улыбнулась строгая дама. – Проходите, кофе сейчас принесу.

За дубовыми, наверное, дверями располагался кабинет такого же солидного вида, как и все остальное. Рома потянул за собой Сашу и чуть не силой толкнул в кресло.

– Пап, привет, – пожав руку, начал он. – Вот тот самый Ковыльский, про которого я тебе рассказывал. Мой отец, Владимир Алексеевич, который и спонсирует проект, – представил он мужчинам друг друга.

Владимир Алексеевич руки Саше не подал. Оценивающе просканировал приглашенную "звезду", побарабанил пальцами по столу и тихо произнес:

– Это? – в интонации проскользнуло недоумение. – Давно бывший спортсмен, который после травмы неизвестно чем занимался и поезд которого ушел пять лет назад? Роман? – правая бровь приподнялась. Ничего хорошего от этого человека ожидать не приходилось.

– Папа? – отзеркалил жесты и мимику сын. – Ты сам дал мне добро на этот проект.

– Ты уверен? – в ответ утвердительный кивок. – Условия остаются в силе. Ты сильно рискуешь, сынок. Конечно, мои сотрудники помогут и с финансовой стороны, и с юридической, но… Что вы намерены делать со всем остальным? – вопрос был задан таким тоном, что неправильный ответ грозил накрыть всю затею могильной плитой.

– Учиться, – внутренне холодея, ответил Ковыльский.

– Звучит обнадеживающе. Свободны, – и хозяин кабинета перевел внимание на монитор компьютера.

В тот раз руку Саше он не пожал. Это случилось много позже, но как признание его заслуг, как признание его вхожим, нет, не в круг друзей, но хороших знакомых точно.

– Ты на отца не обижайся, – Роман положил руку на плечо теперь уже своему партнеру. – Он хороший, но не терпит разгильдяйства и расточительства, и если женщине может еще простить некоторые вольности, то с мужчин три шкуры сдерет. А ты чего такой молчаливый?

– Я вообще не сильно разговорчивый, – Саша скинул руку работодателя.

– Ничего, это мы поправим. А сейчас поехали, дела не ждут, – и тут же достал телефон. – Дядь Слав, привет! Минутка есть? Я тут хочу к тебе Ковыльского привезти, можно? – получив ответ, подтолкнул Сашу к выходу. – Уже едем.

Дядь Слава оказался местным хирургом, и, по совместительству, главврачом частного медцентра. Осмотрев пациента, почитав его медкарту, отправил на анализы и снимки, успокоив, что предварительно ничего страшного не видит и ждет их завтра для окончательного вердикта. Потом Рома потащил его на поздний обед в хороший ресторанчик, где заявил, что можно не стесняться, он платит. Ковыльский почувствовал себя девушкой, которую танцуют с определенной целью. Все это время Романовский болтал на отвлеченный темы, и был абсолютно несерьезен. Ровно до того момента, как они вернулись в "аристократическое" здание, заняв на этот раз кабинет младшего представителя фамилии. Вот тут-то Саша и понял всю суть выражения про яблоко от яблони. Роман только с виду был шалопай и разгильдяй, балагур и весельчак. В свои двадцать шесть он уже имел неплохой опыт руководства, степень магистра делового администрирования и заграничный диплом по каким-то бизнес-делам, и все это в довесок к московскому диплому. Гений не гений, но и не дурак, это точно.

На столе в кабинете были разложены бумаги и чертежи будущей школы верховой езды и частной конюшни. Место предварительно тоже было выбрано. Подробно рассказав о проекте, спектре планируемых услуг и окупаемости, которая основывалась на маркетинговом исследовании рынка, он взялся за допрос Александра, прерываясь только на чай, кофе и бутерброды. Конечно, проектная группа прозондировала все вопросы, но Роман хотел узнать и мнение другой стороны. Ему хотелось, чтобы Ковыльский так же, как и он, заболел этим проектом. Породы, масти, возраст лошадей, обмундирование, условия содержания, покрытие полей для выездки, конюшни, температурный режим, освещение, обслуживающий персонал – список вопросов был бесконечен. Закончили только в десятом часу вечера, а неугомонный Романовский пригрозил забрать Сашу в девять утра, потому что "дела ждать не будут".

Короткий разговор с матерью в попытке убедить, что ему ничего не грозит, и новоиспеченный бизнесмен упал на диван без задних ног. Ему казалось, что каток несколько раз переехал его тело, а мозг просто взрывался от количества информации. Утро наступило непростительно рано. И впервые за долгое время Саша начал день с физических упражнений, которые давно и редко делал из-под палки, когда прижмет, с удовольствием, по велению души.

Романовский, бодрый и улыбающийся, явился без опозданий, сразу потащив Сашу к врачу, а после к тренеру. Не очень приятно осознавать себя марионеткой в чужих руках, он не девушка, чтобы так тюнинговаться, не звезда. Да кто бы его слушал! По вечерам добавились тренировки с Романом и персональным тренером, и не было ни единой возможности увильнуть. А потом он и сам втянулся.

И хоть в день прилета лил дождь, да и на следующий тоже, вскоре выглянуло солнце, и стало понятно, насколько красив сентябрь в этом городе. Еще через два дня Роман сообщил, что грязь достаточно просохла, чтобы выехать в "поля" – то есть осмотреть место постройки комплекса, которое было выбрано с учетом транспортной доступности и красоты окружающих пейзажей. Ну и про коммуникации с рабочей силой тоже не забыли, иначе за что Романовские платили проектировщикам деньги?

Глава 7

Джип глотал километр за километром, увозя Ковыльского в область. В машине ехали четверо – водитель, Роман, Александр и проектировщик. Ехали почти за пятьдесят километров от города в сторону небольшой деревни. С точки зрения логистики место было не идеальным, но участок нужного размера ближе найти слишком сложно и дорого. Да и к тому же это направление не было включено в план развития города, а это означало, что в ближайшее время многоэтажки сюда не доползут. Из плюсов был стрелковый клуб, который открылся буквально несколько лет назад, но активно развивался благодаря харизматичному и хваткому хозяину и его байкерской тусовке. Дальше от клуба и чуть в сторону несколько гектаров бывший полей купила молодая женщина, открывшая питомник. Дела пока шли не особо, но кредит Романовский-старший ей одобрил, видя перспективу на расширение деятельности. Землевладелицу Ромка успел заценить. Но цыпочка была уже замужем, и все его намеки проигнорировала, напоследок одарив таким взглядом, что ему стало стыдно. В общем, небольшой минус в расстоянии окупался соседством. Тем более, что родитель по большому секрету поведал, что при питомнике будет открыта зона отдыха. Так почему бы не проехать ещё десять километров, чтобы прокатиться на лошади не по маленькому кругу, а по большому полю? Около года проект обдумывался и рассчитывался, пока отец не был удовлетворен результатом и не согласился все это предприятие профинансировать. Осталось найти, так сказать, лицо. Помыкавшись по нынче известным, везде был получен отказ, посредственность была не нужна, и тогда память услужливо подкинула фамилию Ковыльского. А дальше дело техники, раскрутки и напора. Уж последнего Ромке было не занимать. А ещё ему банально душу грела мысль о собственной конюшне. Имеет он право на маленькую слабость, в конце концов?

Место оказалось чудесным: довольно широкая речка, не Волга, конечно, но и не ручеек, поля, перемежающиеся с небольшими лесочками до самого горизонта, отсутствие городского шума. И отсутствие дороги. Если до деревеньки еще какая-то была, то к будущему месту строительства – сплошное направление. А еще местные жители, которые вообще без всякого энтузиазма восприняли "блажь олигарха, который их деньги своровал".

– Ну вот, любуйся, – Ромка выпрыгнул из машины, потянулся, и обвел рукой пространство широко так, по-хозяйски. – Тут и будем строить. Делов – за гланды, – жест ребром ладони под подбородком, – но это такой мой личный вызов. У тебя права-то есть?

– Нет, как-то без надобности были, – Саша пожал плечами. Вид открывался как по Есенину, или еще по какому поэту, простор, поля, багрянец и золото, грязь под ногами. Если честно, он не сильно впечатлился, но Романовский потащил проектировщика на какую-то полянку и принялся обсуждать комплекс.

– Хорошо, сначала делаем дорогу. Не хочу, чтобы техника села в грязи, – донесся до него голос Романа. – Разрешения все есть, завтра начинаем. Александр, ты со мной каждый день.

– Но я в строительстве ничего не понимаю! – Ковыльский уже был не рад, что подписался на эту авантюру.

– Я тоже. Пусть технадзор смотрит. Я за что им деньги плачу? – переход от весельчака к серьезному деловому человеку происходил молниеносно, несколько пугая и обескураживая собеседника. – До морозов все фундаменты должны быть залиты, понятно? – проектировщик съежился и закивал головой. Плох тот прораб, что за счет заказчика и себе дом не построит, но вот с Романовскими шутить себе дороже. Хотя, ведь всегда можно найти выход, кто эти "гвозди" считает?

Помотавшись три недели туда-сюда, Александр сообщил, что дорога, пусть и с водителем, его выматывает, и необходимо снять или купить домик в деревне, чтобы стройка всегда была на глазах. Домов продавалась куча, и все довольно недорого, выбрали самый приличный, чтобы въехать можно было сразу. Работа кипела, теплая и сухая погода способствовала. Днем на стройке, каждую свободную минуту – в Интернете на специализированных сайтах, информации приходилось усваивать просто океан, хотя помощники были как бы квалифицированные.

Вот в это "как бы" одним осенним днем и ткнула Сашу с Ромой обычная деревенская тетка, оказавшаяся строителем и по образованию, и по призванию. Женщина была одета в ярко-желтые резиновые сапоги, темные джинсы и темно-желтую парку, легкая вязаная шапочка радовала расцветкой "вырви глаз". Ее пытались не пустить на стройплощадку, но маленький танк оказалось просто невозможным повернуть назад. Мадам подошла к молодым людям, безошибочно угадав в них главных.

– Строим? – деловито спросила она.

– Строим, не видно? – Роман, мягко говоря, был не очень любезен. – А что, не видно? Шли бы вы, тетя…

– Плохо строим, мальчики, плохо, – серьезно сказала она. – Двойку вам за такое руководство, – лица "мальчиков" вытянулись.

– Тетя, а вы умеете лучше? Или построили десяток конюшен? – Рома уже откровенно злился.

– Ну, конюшен, положим, я не построила ни одной, но диплом МАРХИ и двадцать лет стажа все же не пропьешь. Ваша затея мне крайне симпатична в плане подъема одной отдельно взятой деревеньки, так что предлагаю пройтись по стройке, а потом по чертежам. Сомневаюсь, что подготовка площадки и заливка фундамента для конюшни идет по принципиально другим технологиям.

И они осмотрели площадку, потом захватили чертежи, чтобы за чашкой чая у теть Вали подробнее все рассмотреть. Вот так у Морозовой появилось сразу два великовозрастных "племянника", а у Романа и Саши, можно сказать, фея-крестная, заменившая собой и технадзор, и архнадзор, ГАП, ГИП и прочие страшные аббревиатуры, которые приводили Ковыльского в ужас. Вроде и фирма нанята не какая-нибудь шарашка, и все по чертежам да документом, но извечный русский авось сгубил не одну хорошую затею. Переживавшая тяжелый период своей жизни теть Валя (а для рабочих Валентина Павловна), с радостью окунулась в привычный мир арматуры, песчаных подушек, и железобетонных изделий.

Говорят, судьба в нужный момент сводит нас с нужными людьми, главное, заметить и понять. Наша троица сумела договориться, отчего каждый выиграл. Комплекс рос и ввысь, и вширь, занимая отведённое место согласно документации. Что удивительно, работы были закончены почти в срок. Одновременно вёлся набор персонала из местных на должности, не требующие особых навыков. Два тренера, детский и взрослый, согласились приезжать из города, занятия были не каждый день. Ещё один пенсионер, крепкий мужичок с большим опытом, и его жена согласились переехать в комплекс совсем. В городе им было тесно, и все равно по полгода жили на даче.

Молодые люди часто захаживали к теть Вале послушать про приключения, коими была заполнена жизнь авантюрной женщины. Роман даже угрожал замужеством, за что обычно получал полотенцем. И неизменно увозил в город баночку клубничного варенья, которым ни с кем не делился. К весне Саша был в отличной физической форме, даже кубики пресса обозначились, спокойно наматывал за день километры по комплексу, вполне сносно во всем разбирался, а где не мог, звал соседку. Романовские даже запихнули его в местный вуз на экономфак, и он учился не ради диплома, а ради дела, не филонил, как другие заочники. Мать успокоилась, и даже согласились переехать к сыну, когда будет готов его дом. Ковыльский параллельно занимался подбором лошадей, пришлось поднять старые знакомства. В юном месяце апреле состоялось открытие. Конечно, гвоздем программы стал Александр на Адмирале, рыжем жеребце, списанном с соревнований. Для домашних выступлений он вполне годился. И хоть программа была не олимпийская, положительное впечатление произвела. Ну и коварный Романовский запустил слух, как верховая езда круто, аристократично, фотогенично и вообще это супер-модно и полезно. Многие девицы хотели побывать в образе амазонки или благородной дамы.

Но не работой единой жив мужчина. Молодой здоровый организм требовал иногда и секса, в чем весьма помогал Ромка, подгоняя девиц, которым не терпелось захомутать такого симпатяжку с деньгами и связями. Правда, после переезда матери пыл пришлось поумерить. Она была рада за сына, и все сетовала, что в доме нужна хозяйка. Да только ни одна из кандидатур ее не устраивала, в любой ей виделась непорядочная женщина, совершенно недостойная Сашеньки. С возрастом ее характер стал только хуже, потом пришла болезнь, выматывающая и мать, и сына. Теть Валя поначалу помогала, но после обвинений в разных гадостях, предпочла пожилой женщине на глаза не показываться. Смерть стала страшным потрясением, но и облегчением одновременно. Александр страшно корил себя за то, что любил мать недостаточно, раз сейчас испытывает облегчение. Это недостойно сына, это не по-христиански. Его разрывали противоречивые чувства и опять начала заедать депрессия. Спасли Ромка, теть Валя и комплекс, разросшийся за четыре года до приличных масштабов, и требовавший все возрастающего внимания. Чтобы совсем избавиться от воспоминаний, продал московскую квартиру, прикупив себе здесь трешку. Разница в цене позволила небольшую сумму отдать в руки Романовского, чтобы тот смог ее выгодно вложить.

А еще Инна. В первое же лето работы конюшен приехала владелица питомника, знакомиться с соседями. Александр был разочарован, увидев обручальное кольцо на изящном пальчике. А еще поражен, когда "мимолетное видение" заявила, что предлагает бартер: они ей удобрение, что в избытке будут производить лошадки, она им растения и место для фотосессий. Такая девушка не должна знать ни про навоз, ни про удобрения, ни про прочие сельхоз премудрости. Увы, Инна была прочно замужем, и ничего большего, кроме дружбы, дать не могла, да и не собиралась.

Любил ли Саша ее? Он и сам точно ответить не мог. Влюблен, очарован – да. И страшно зол, когда мажор, один из тех, кто когда-то сломал ему жизнь, увел ее почти из-под носа. Золотая молодежь. Наглая, беспринципная. Ковыльский их ненавидел, за исключением Романа.

Сейчас ему тридцать семь, он холост, одинок, живет на отшибе цивилизации, и имеет пятьдесят процентов доли конноспортивного комплекса, организовывает фотосессии и тренирует не только детей из обеспеченных семей, но и самых обычных. Два раза в неделю их даже привозит собственный микроавтобус. Можно сказать, жизнь удалась. Но если наступило затишье, то, скорее всего, перед бурей. Такой блондинистой бурей, после встречи с которой жизнь Ковыльского никогда не будет прежней. Но он пока пребывал в счастливом неведении относительно планов мироздания.