Читать онлайн Мой Ангел-Хранитель бесплатно

Глава 1

Негромкий писк, доносящийся откуда-то извне, сумел привлечь моё внимание. Я увидела маленького пернатого воробушка, что весьма уютно пристроился по ту сторону прозрачного толстого окна. Чудная, маленькая птичка. Он вылупился на меня своими чёрными глазами-бусинами, в которых отражался свет, но разглядеть в них что-либо ещё представлялось невозможным. Его перья такие крошечные и аккуратные, по окраске своей напоминающие молочный шоколад. Наверное, без этих перьев он был бы меньше ещё раза в два. Я смотрю на него, он смотрит на меня. Игра в гляделки. Впервые играю с птицей. Чисто из-за чувства откровенной скуки, что нахлынуло на меня в это субботнее утро со страшной силой.

Кстати, стоит отметить, что это субботнее утро выдалось на удивление теплым. Именно на удивление, потому что такую погоду застать в городе, в котором я живу – возможность очень редкая. Обычно Питер буквально купается в дождевых потоках, используя их как душ и воду для питья. А сегодня – солнце… Его золотистый круг величественно возвышается над не столь большим холмом в Парке Трёхсотлетия. Я, не контролируя своих действий, касаюсь стекла ещё и указательным пальцем правой руки, чем очевидно и заставляю бедное животное вздрогнуть. Тот аж весь насторожился, враждебно ощетинив свои перья, словно бы те являлись бронёй, способной его хоть как-то защитить. Быть может, малыш действительно думает так. Конечно же, я не собираюсь нападать на него или вредить ему ещё каким-либо образом. Однако воробушек, судя по всему, не желая верить моему тёплому дружелюбному взгляду, гласящему извинение и предлагающему перемирие, тут же вспорхнул и исчез в бескрайнем голубом небе, так быстро, словно никогда прежде тут не появлялся. Вздыхаю. Ловлю себя на мысли о том, что сейчас больше всего на свете хотела бы оказаться снаружи, прогуляться по парку под лучами утреннего солнца.

Наверное, здорово быть воробьём. Умеешь летать, можешь смотреть сверху вниз на других людей, маленьких и немного неловких, жить простой беззаботной жизнью, в обязанности которой входит по большей части только поиск червей для собственного пропитания. Никаких забот, никаких обязательств, только полная свобода действий.

Внезапно я слышу чьи-то шаги и отрываюсь от своих спонтанных мыслей. Точнее сказать, не шаги, а самый настоящий топот где-то в глубине коридора. Чьи-то босые ноги безжалостно скачут по голому полу, от чего вздрагиваю теперь уже я. Звук становится громче, и я понимаю, что неизвестный человек направляется в мою сторону.

– Лада, ну где ты торчишь? – дверь со скрипом отворяется, и в комнату просовывается рыжая голова моего брата Максима. Пара бирюзовых глаз с любопытством исследует помещение, словно бы я была чем-то маленьким, чего нельзя обнаружить сразу; как вдруг их взгляд, наконец, останавливается на мне. – Идём уже, все ждут только тебя!

– Да, я иду.

Я спрыгиваю с кровати и надеваю неприметно серые, но чрезвычайно мягкие и удобные домашние тапочки. Что-то я действительно слишком размечталась. Даже не заметила, как раннее-раннее утро, когда солнце ещё только сонно поднималось над линией горизонта, перетекло в более позднее, как все остальные родственники давно покинули свои постели и собрались внизу, как я осталась совершенно одна. Выхожу вслед за Максом и направляюсь в сторону ванной, игнорируя небольшую ломоту в теле. Мне стоит поторопиться, если я не хочу пропустить завтрак, а я этого уж точно не хочу.

В этой жизни вообще очень многое, что чрезвычайно важно вовремя понять, зависит от времени. Я научилась понимать это с тех пор, как моя семья неожиданно увеличилась, а жилплощадь осталась прежней. В зависимости от того, как человек распоряжается своим временем, будет складываться его дальнейшая судьба. Поэтому я стараюсь никогда не опаздывать. Меня немного удивил тот факт, что сегодня Макс пришёл торопить меня на завтрак. Он меня, а не я его. Обычно всё в точности да наоборот. Обычно я никак не могу заставить его подняться с постели, после того, как он всю ночь рассказывал смешные истории и различные страшилки своей младшей сестрице, живущей с ним в одной комнате.

К слову, с Максом мы общаемся уже очень давно – практически всю жизнь. Но живём вместе только последние четыре года. Не скажу, что я была не рада переселению в мой дом двоюродного брата, но произошло это действительно так – неожиданно для всех, начиная с меня, заканчивая им самим. «Такова была воля обстоятельств,» – невинно отшучивался он в отцовской манере, хотя на самом деле в произошедшем не было ничего смешного.

Но обо всём по порядку.

Давным-давно в семье Фроловых появилось три ребёнка. Самым старшим и единственным сыном оказался Дмитрий Сергеевич Фролов, после которого через три года на свет пришл сестрица Анна. Счастливые родители не могли нарадоваться на своих дружно растущих детей; предполагался счастливый конец. Но только родившаяся ещё через пару лет дочь Ирина поставила эту точку – яркую финальную точку. Из всех троих она была самой жизнерадостной и активной, как и надлежало младшему ребёнку в семье. Росли дружно, в обиду друг друга не давали; девочки – настоящие красавицы, старший сын – правая рука родителей и их главная опора во всём без преувеличений. Жизни всех троих сложились удачно. Дмитрий Сергеевич Фролов, мой отец, женился на моей матери, Королёвой Дарье Андреевне, самым первым. Легко сумела найти себе мужа и моя тётушка Анна – ещё в студенческие годы однокурсник Тоша Зайцев покорил её сердце. По окончанию учёбы – вуаля! – здравствуй разгульная свадьба! Тётя Ира женщина тоже была далеко не промах… Характер у неё бойкий, цепкий, взрывной. Вышла замуж она в девятнадцать – практически в нынешние мои годы , следует отметить! Её муж, Фёдор Мазур, имел некогда в распоряжении собственный ресторанчик. Вот так и жили: три семьи, по сути, являющиеся одной целой семьёй, в доброте и здравии.

Дядя и младшая тётя приезжали очень часто – на всех каникулах и не только. Мой кузен Максим казался мне родным братом – мы, можно сказать, ровесники, если не считать разницы чуть меньше чем в половину года. Родители улыбчиво заверяли, что мы, вообще-то, с младенческих лет так крепко дружны. Были ещё Катя – младшая сестра Макса, – и Оля – дочь тёти Анны и дяди Антона, самая младшая во всей нашей семейке. Жили в Питере мы и семья Макса, но в разных районах. Так взрослых жестоко разделила необходимость работать в разных местах. А вот тётя Анна с дядей Антоном жили в Ленинградской области, чуть подальше, в небольшом городке Кингисеппе, и приезжали только и исключительно летом. Их дочь, мою кузину Олю, я видела мало, но я её хотя бы помнила. Сама Оля была такой маленькой, когда нам выпала последняя наша встреча, что совершенно ясно почему знала обо мне толком лишь моё имя и то, что я её старшая кузина из Питера. Но ведь у нас целая жизнь ещё была впереди, не так ли?

О, да, это была можно сказать идеальная семейная жизнь. Я очень часто виделась с Максом, с Катей, с любимыми дядей и тётей, что каждый раз привозили подарки – то новый чехол на телефон, то сумку, то кофточку и так далее. В школе подруг у меня было немного, но это казалось мелочью. Зато как мне повезло с семьёй! Но в один день – я его очень хорошо помню, – дядя и тётя приехали без подарков. Тётя плакала. Я никогда прежде не видела, чтобы тётя Ира плакала. В ту ночь мама долго её успокаивала, а дядя с отцом очень длительно что-то обсуждали на кухне с видимой тревогой. Кате сказано ничего не было, но нам с Максом, как старшим детям, на утро информация была раскрыта. Дядя Федя обанкротился. Ресторан закрыли из-за долгов. Тётя Ира не работала. Разве можно бросать бедных родственников в беде? Это было невозможно, просто немыслимо и недопустимо.

Ну а дальше, как говорится – в тесноте, да не в обиде. Двумя семьями нашли квартирку побольше, стали жить все вместе. С Максом и Катей ходим в одну школу. Стали давать меньше карманных денег, да и Кате пришлось отказаться от занятий танцами… Не бедность, что вы! Как раз-таки бедности мы и пытаемся всеми силами избежать.

Была слабая надежда на то, что на этом все несчастья для нашей измученной семьи наконец-таки закончатся. Но самый большой ужас оказался ещё впереди. Прятался и поджидал возможности выпустить свои холодные острые когти. Я не знаю точно, как и когда это случилось, кроме того, что случилось это недавно; не знаю подробностей произошедшего. Только буквально на прошлой неделе я застала на кухне отца с бутылкой дешёвой водки – он раньше при мне никогда не пил, – в слезах. Я впервые увидела его слёзы. Мама была тихой, подавленной, глаза тоже на мокром месте, лицо закрыто руками. Надо признать, это было очень странное начало воскресного утра. Естественно, я осторожно начала расспрашивать родителей о том, что произошло. Мама заплакала только сильнее и ушла с кухни; папа собрался, нашёл в себе силы ответить.

Тётя Анна и дядя Антон погибли.

Вроде как они поехали в торговый центр вместе с Олечкой и после этого даже собирались навестить нас в тот день. Да вот только судьба распорядилась иначе. Оля выжила, можно сказать, чудом – осталась в машине, как передали мне. А дядя с тётей вернулись в магазин, когда случилось нападение.

Это были демоны – кровожадные и беспощадные убийцы.

В наше время они что-то совсем распоясались. Больше ста лет назад люди, сотрудничая с расой ангелов, сумели победить демонов и запечатать их в Аду, не оставляя им возможности снова когда-либо вернуться на Землю. Но печать была снята при неизвестных обстоятельствах. Не так давно демоны снова вернулись, и теперь они забирают тела людей, подвергнутых сильным эмоциональным потрясениям. Как пишут и говорят в народе, когда человек испытывает ужасную злобу или горесть, он очень уязвим. И демоны этим пользуются. Они захватывают тела таких людей и распоряжаются ими, как захотят! Они разрушают дома, убивают горожан, чтобы потом полакомиться их душами. Души людей – самое изысканное лакомство. Ради них демоны готовы на всё, ради них затеяли новую войну. То, что они порой вытворяют с невинными людьми, поистине ужасно. Обычный поход в магазин мог неожиданно заставить человека расстаться с жизнью.

Похороны были не такими долгими, как скорбь по ушедшим членам семьи. Тётю с дядей я видела достаточно редко, но это не значит, что я их любила меньше, вовсе нет. Честно говоря, мне до сих пор кажется, что они на самом деле живы – просто спрятались, устроили розыгрыш. Ну не может человек, который совсем недавно ещё был живым, с которым я совсем недавно созванивалась в Скайпе, бесследно исчезнуть! Легкомысленные доводы для семнадцатилетней, почти восемнадцатилетней девушки, не так ли?

Но встал ребром следующий вопрос: что теперь делать с их дочерью? Оле всего семь – она ещё очень мала. Потянет ли семья, что едва сводит концы с концами, ещё одного ребёнка? Мои бабушки с дедушкой по родительской линии уже давно в Небесном Царстве, а родители дяди Феди, живущие рядом, стали слишком стары, чтобы заботиться о внучке. Дядя с тётей часто навещают их и, мало того, ещё и им стараются помогать. Финансово. Они – не вариант. С ребёнком надо было срочно что-то решать. По этому поводу был долгий семейный совет, в результате которого было решено, что Олечку всё же надо забрать. В противном случае, единственный выход – детский дом, но сердобольные взрослые, естественно, на подобное решиться не могли. Поэтому теперь я живу в своей комнате, Макс – в другой, а Катя с Олей отныне проживают вместе в старой комнате Кати.

Но абсолютно для всех было уже понятно, что это продлится недолго. Скоро я сдам экзамены, окончу одиннадцатый класс – и поступлю в институт, разумеется. Именно этого от меня ждали. «Ладка у нас – умная девчонка, – горячо заверял папа дядю и тётю, – скоро поступит… На экономиста ты хотела, да?» На самом деле, я не была уверена… Но так не хотелось разочаровывать родителей! Я не отличница, но хорошистка, и это козырь. Если мне удастся поступить в Москве, получить комнату в общежитии, это значительно облегчит ситуацию для моих родных. Плюс, я хотела ещё найти подработку на выходные – тоже когда поступлю. Отца сильно порадовали мои амбиции и моя самостоятельность, а вот мама уж слишком распереживалась. «Как? Ладочка, жить отдельно, ещё и в другом городе?» Она говорила это без слёз, но голосом дрожащим, предвещающим скорый плач, её руки не отрывались от груди. И как мы не заверяли её с папой в том, что мне уже восемнадцать (скоро будет) и что я со всем справлюсь – без толку. Однако время шло, близились экзамены. Скоро мой выпуск из школы. Было поздно что-либо переиначивать, и даже мама вскоре печально смирилась. Это было и радостно, и грустно одновременно. Я нередко задавалась вопросом: а действительно ли это то, чего я хочу?

Ладно, сейчас совсем не время погружаться в уныние и сожалеть о том, чего ещё даже не случилось. Я чищу зубы, наскоро умываю лицо холодной, однако ж не слишком, водой, после чего вытираю его махровым полотенцем и спешу к кухне. В коридоре никого, кроме одинокой меня, ибо все остальные, очевидно, уже собрались на завтрак.

И действительно: кухня оказалась забита родственниками. Я сразу ощутила на себе эту тошнотворную суету, только переступив порог. Макс помогал маме раскладывать тарелки и столовые приборы, пока тётя заканчивала хлопотать над плитой – кажется, жарился омлет, если судить по запаху, приятно щекотавшему ноздри. Чаще всего на завтрак у нас блюда из яиц, каша или бутерброды, сопровождаемые кофе или чёрным чаем. Дядя и отец зашли на кухню вместе, что-то оживлённо обсуждая между собой с серьёзным видом, будто бы они обговаривали вопросы, от которых зависела судьба целой Вселенной.

Мой живот вдруг резко что-то сдавило. Чьи-то руки. Опускаю глаза к отвлёкшему моё внимание объекту; губы сами собой растягиваются в непринуждённой улыбке.

– Катя, задушишь.

Несмотря на то, что эта девчушка младше меня на шесть лет, её руки в самом делн содержали в себе силу, несопоставимую с её возрастом. Катя – человек спортивный. Это видно и по её прямой осанке, и по её тонкой, словно струнка, талии, и по её изящной, немного даже пританцовывающей походке. Насколько я знаю, Катя занималась танцами ещё с раннего детства. Талант, у неё самый настоящий талант. К двенадцати годам быть чуть ли не профессионалом в своём деле – не думаю, что такого можно добиться при помощи одного лишь сумасшедшего труда. А как она была прекрасна на сцене! Я всегда наслаждалась пребыванием на её выступлениях в её танцевальном кружке – бывшем кружке, поскольку сейчас из-за проблем с деньгами… В прочем, и так ясно. Как она плавно двигалась, становясь то под красные, то под жёлтые лучи световых приборов, как чувствовала ритм, как держала свою спину… В такие моменты могло показаться, будто она не человек вовсе – кукла, которой на ниточках управляет умелый кукловод, причём явно разбирающийся в своём непростом искусстве. Её движения мягкие, до осторожности нежные и в то же время чёткие. Её руки, ноги, да всё тело – сплошные мышцы. Её хватка стальная, и она действительно при желании могла бы убить меня своими объятиями.

– Прости, – она отстраняется от меня, чтобы я наконец могла вдохнуть полной грудью, и расплывается в невинной улыбке. Конечно же, Катя никогда бы не сделала ничего подобного. Сила у неё есть, но использует она её разве что для танцев. Зная девчушку с самого её рождения, я с полной уверенностью могу гарантировать, что она никогда и никому не причинит вреда. Девочка она добрая и оптимистичная. В этом чем-то даже похожа на Макса. Конечно, считали многие – они ведь родные брат и сестра! Да только Макс гораздо больше похож на свою мать, мою тётю Иру. Такие же огненно-рыжие волосы, всегда лежащие в небольшом беспорядке. Такие же веснушки. Бирюзовые глаза. Неугомонный позитивный нрав. А Катя – просто копия своего отца, моего дяди Феди; светлые волосы, глаза карие, просто настоящая красавица! И серьёзная – тоже в него.

– Макс пришёл раньше тебя. Я удивилась. Подумала, ты заболела, – она схватила меня за руку и лукаво потянула в сторону стола. Видимо, хотела, чтобы сегодня я села рядом с ней, а не рядом с матерью, как делала это обычно.

Моя мама же, увидев нас, только тепло улыбнулась, продолжая подставлять к каждому месту чашки и блюдца.

– Садитесь, девочки, садитесь, – она одобрила.

Стол вскоре был накрыт – в самом деле, оказалась яичница. Приступить к еде было разрешено только тогда, когда все присутствующие заняли свободные места за столом. Взрослые оказались по одну сторону, мы с Максом и Катей – по другую. И я была в середине между ними.

Я одинаково люблю и свою классную сестру, и своего задорного брата, но так вышло, что именно с Максом я проводила большую часть времени. В детстве мы были, можно сказать, неразлучны. А всё потому, что во время прогулок, занятий, походов в школу, да и вообще почти всегда мне приходилось за ним следить. Да, в буквальном смысле следить. Несмотря на то, что мы с ним одногодки (не считая тех нескольки месяцев, разделяющих даты нашего рождения), я воспринимаю его скорее как младшего брата. Сейчас, когда нам обоим почти по восемнадцать, этого уже, конечно, делать не приходится. Но ведь наше крепкое родство берёт начало из детства. Помнится, когда нам было по девять, ему приспичило вскарабкаться на дерево – одно из самых высоких в нашем окружении. Не помню, во что мы тогда играли. Но отчётливо помню, как соскользнула его нога, как страх парализовал мои конечности, и я не могла даже закричать. А ему хоть бы что. Тогда он только рассмеялся, словно над невероятно смешной шуткой, над какой-то незначительной мелочью. Да и сейчас, если сказать по правде, он порой ведёт себя, как ребёнок, что проявляется в его бескорыстной доброте, в его постоянной улыбке и небольших косяках, которые он порой совершает по своей невнимательности. Но зато сердце у него, наверное, самое доброе из всех, кого я знаю. Он всегда готов помочь людям – друзьям, родственникам, случайным прохожим, – всегда готов поддержать страдающего и поделиться бесчисленным запасом собственного позитива. Каким-то образом ему удавалось находить общий язык с большинством знакомых. А рассеянность – это так, досадный пустяк, на который все уже давно закрыли глаза. Дядя Федя говорил, что для творческих людей это часто свойственно – «Максим же у нас как раз собирается стать писателем». Правда, меня брат пока что не посвящал в свои задумки, и не говорил, о чём он собирается писать, но наверняка это будет что-то в его стиле – неоспоримая мораль о равенстве людей и силе крепкой дружбы. Как раз его стиль.

Макс сидел спокойно, неторопливо потягивая свой напиток из кружки. Его волосы были как всегда в милом беспорядке и при солнечном свете отливали алым.

– Задерживаешься, – поделился он удивительным фактом, тихим шёпотом обращаясь ко мне, дабы не привлечь внимание взрослых.

– Не тебе говорить об опозданиях, – отвечаю я на тех же тонах и поднимаю свою чашку с кофе. Делаю глоток. Горячая жидкость слегка обжигает язык, так что вкус теперь чувствуется совсем не так, как хотелось бы. Жаль. Максим улыбается и берёт свою кружку с чаем. Зелёный чай – его любимый напиток. Я же обожаю капучино с двумя ложками сахара, а вот он кофе никогда не пьёт. По крайней мере, за все годы мне так и не удалось застать его за этим. Гораздо больше он любит чай. Когда я спросила его, почему, он только лишь пожал худыми плечами – мол, у каждого свои предпочтения.

– Всем приятного аппетита, – улыбается отец и, вооружившись вилкой, приступает к своему завтраку. Катя следует его примеру, а я вновь делаю глоток кофе. – Как там, кстати, Оля?

Я, так же, как и все за столом, перевожу взгляд на Катю, зная, к кому обращается папа и кому был адресован вопрос. Сестра подцепляет на вилку кусочек яичницы и осторожно, с ненаигранным предвкушением суёт его себе в рот, прежде чем переводит своё внимание на нас. Кажется, вопрос стал для неё самой настоящей неожиданностью.

Она проглатывает, после чего следует короткое, но весьма многозначительное мотание головой.

– Всё ещё тихая. Пока не выходит.

– Когда ты вставала, она ещё спала? – с нарастающим волнением поинтересовалась моя мама.

– Да. Наверное, до сих пор спит.

На какое-то время за столом воцарилась тишина, если не считать скребущих по тарелкам вилок и редких отпиваний из чашек. Оля была единственным членом семьи, кого сегодня не было за столом. Лишь одно место пустовало. Снова. Вообще, казалось, единственным человеком, который её толком видел на протяжении этой недели, была Катя, живущая с ней в одной комнате.

– Надо бы нам её навестить. Верно, Лад?

Молча киваю в знак согласия. А как иначе? Оля Зайцева – моя младшая сестра, которая совсем недавно поселилась с нами, когда лишилась родителей.

Девочка семи лет, с длинными волосами, по цвету напоминающими пепел тлеющего костра, заплетёнными в две косы. Глаза серые, среднего размера и узкости. Такова внешность этой девочки. Она красивая. Красивая и милая, но такая… Такая несчастная… В её глазах виднелась эта боль, эти крики отчаяния, вызывающие к себе, но не получающие в итоге ничего. Каждый раз, случайно пересёкшись взглядом с ней, я отворачиваю голову, не в силах просто даже смотреть на это. Сердце начинало ныть. Ныть настолько, что становилось больно в области груди. Оля не кажется мне жалкой. Она очень сильна. Но осознание этого не мешает мне испытывать обычное человеческое сострадание. Практически всегда в свободное время она только рисовала, рисовала, рисовала (я уж думала, что скоро её рука срастётся с простым карандашом), или же обменивалась парой-тройкой слов с пытающейся завести с ней диалог Катей.

Потом она заболела. Прошла уже неделя с того дня, как её переселили к нам, а мы так толком и не общались. Макс пытался, пыталась и я, но разговорить её было очень трудно, а порой казалось, что и вообще невозможно. А сколько пытались старшие! Что толку? Бедная девочка. За что ей такая трагедия? Родители носили еду ей в комнату, она не выходила ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Много спала. Пытались развеселить – всё бессмысленно. Куда уж там… Самим, в общем-то говоря, невесело.

Однако мириться со сложившейся ситуацией не желали. Траур в семье был, и почему понятно, но двигаться необходимо было дальше. Не так давно тётя Ира нашла работу. Да, простой сотрудник в Макдональдсе, но ведь тоже деньги! Дядя устроился таксистом – говорит, это временно, «пока всё не уляжется». А теперь в нашем распоряжении была ещё и пустующая квартира умерших родственников. Поэтому я совсем не удивилась, когда папа сказал:

– Думаю, квартирку было бы неплохо выставить на продажу. Оля ещё слишком мала, чтобы распоряжаться имуществом родителей, а вот еда и одежда ей будут нужны. Как бы ни было печально, но, боюсь, это будет наилучшим решением. Есть кто-то, кто со мной не согласен?

Несогласных не нашлось, а дядя одобрительно закивал. Это будет мудрое взрослое решение. Мы с Максом и Катей продолжали молча есть, только обменявшись короткими взглядами.

– Тогда сегодня же сделаю объявление, – сказал папа чётко и решительно: вряд ли кто-либо осмелился бы это оспорить.

Он был первым, кто встал из-за стола, когда завтрак оказался окончен. Мой папа работает в магазине электроники, сегодня во вторую смену. Он собирался поехать на метро, так как машина понадобилась дяде.

– С Ирой и Дашей мы поедем на закупки, – объяснил нам дядя Фёдор, используя, как всегда, любимые жаргонные фразочки в собственной речи. Когда он говорил, что скоро поедем «хлопотать по хозяйству» – это означало, что скоро мы поедем на (бывшую, уже проданную) дачу. «Заморить червя» – с папой на рыбалку. «Пахать» – работать. «На закупки» – значит, на местный рынок, за едой, водой, одеждой и практически на целый день. Ну да, небогато живём – а раз в месяц ездим на рынок, за свежим мясом, свежими вкусными овощами. «Не то, что химия магазинная» – презренно выражался дядя Федя.

В общем, становилось предельно понятно, к чему клонили родственники. Детки остаются дома одни. Обед и ужин – в холодильнике, сами поешьте и накормите сестру. Если честно, порой мне кажется, что родители действительно не просто так всё чаще оставляют нас дома одних. То мама с тётей уйдут на прогулку, когда у них выходной, то отец по «срочным делам», и дядя туда же… Не то, чтобы я против – вовсе нет, мы ведь одна семья! Но мой внутренний психолог терпел сокрушительный крах при всех моих попытках пообщаться с сестрой. Ни с моим терпением, ни с энтузиазмом Макса этого сделать не удавалось. Кажется, лишь у Кати иногда это получалось. Но чаще всего Оля только благодарила за принесённую еду, на вопросы и шутки отвечала только пресловутое «угу» и больше ничего. Порой у меня начинали опускаться руки. Я понимала, что, как старшая, должна найти к ней подход, должна подавать пример Максиму и Кате. Я ведь старше. Это ведь моя младшая сестра, и ничего, что двоюродная. Не играет роли.

– Хей, Лада, ты с нами? – я очнулась от минутного транса и теперь наблюдаю, как пальцы Макса щёлкают в нескольких миллиметрах от моего носа. Опять задумалась? Как-то слишком часто в последнее время.

Когда я замечаю, что Катя так же на меня смотрит – вздыхаю, беру в руки вилку и начинаю доедать свою порцию без особенного удовольствия. И тут до меня внезапно доходит, что тарелки и кружки моих кузенов уже пусты.

– Подождёте меня?

Мои соседи переглядываются с подозрительной ухмылкой на лицах и в глазах. Вновь вздыхаю и в мгновение ока проглатываю яичницу, запивая его крепким кофе.

– Конечно, подождём. Только ты всё равно как-то побыстрее давай, – отвечает Максим, на что я снова киваю и опустошаю свою чашку кофе буквально в три глотка. Напиток уже успел остыть, и я улыбаюсь шокированным взглядам Максима и Кати.

– Учитесь, пока я жива, – в горделивой манере отшучиваюсь я. Может, Кате это не так уж и нужно, но Максиму точно не помешало бы поучиться расторопности. Я беру в руки поднос и, предварительно встав со стула, отношу грязную посуду к её законному месту. Сегодня по посуде у нас дежурит Максим – над своей тарелкой я могу не утруждаться.

Далее предстояло накормить Олю. Утром это сделала мама, перед тем, как уехать за покупками, но уже к обеду данная обязанность лежала на мне. Я пробралась в её комнату осторожно и тихо. Могло показаться, словно я боюсь своей же сестры, но на самом деле я просто боялась сделать что-то не так, что отпугнуло бы её ещё больше, заставило бы её отдалиться от меня ещё дальше.

Оле было всё равно. Когда я зашла, она лениво повернула голову, будто я заставила её оторваться от ужасно интересного зрелища за окном. Её грустные глаза уставились на меня безо всякого интереса.

– Привет, – с робкой улыбкой поприветствовала её я, подходя ближе к небольшому письменному столу, стоящему в углу комнаты, где я и смогла пристроить поднос с тарелкой супа. – Ну что, ты тут как?

– Нормально, – последовал тихий ответ. Она снова повернулась к окну.

Я тяжело вздохнула, запустив немного вспотевшую руку в волосы. Как же это непросто. Получается, быть матерью – ещё сложнее? Если я даже не могу быть хорошей старшей сестрой, какая мать из меня получится?

– Тебе необходимо поесть, – мягко заметила я. – Я оставлю, а ты, пожалуйста, съешь, как проголодаешься. Хорошо?

Насильно впихивать в неё было бы бесполезно и совсем не педагогично. Получив от Оли негромкое «угу», как сигнал к разрешению уйти, я покинула комнату и быстро закрыла дверь. Всё так же осторожно, тихо, но быстро. Как будто хрупкая девочка могла начать трескаться, словно хрустальная ваза, от любого превышающего норму звука, но при этом могла и наброситься, словно дикий зверь. Такое впечатление создавалось. Этот короткий разговор сильно меня утомил. Я просто не знала, что ещё делать.

Оставалось верить, что со временем всё образуется. Время лечит – так ведь говорят в народе? А сейчас на девочку лучше не давить.

Дальше всё было по-обыденному: уроки, недолгая прогулка в магазин за хлебом, снова уроки. Пара серий любимого сериала. Всё это так привычно и серо. То же самое, что и вчера. То же самое, что и позавчера. То же самое, что и два дня тому назад. Неизменно. Ничего не меняется. Когда какие-то вещи входят в привычку, они теряют свой былой вес, свою ценность и какой бы то ни был смысл. Возможно, поэтому говорят, что хорошего должно быть понемножку.

Я не заметила, как настало семь с половиной вечера, и как солнце на небе сменила серебристая луна. Долгожданный вечер, долгожданная возможность наконец-то отдохнуть. Скоро, примерно через пару часов, с работы должен вернуться отец, чего я не могла сказать про дядю с тётей и маму. Те чёрт знает, когда ещё вернутся. Когда кончится скидка на помидоры? Один раз они воротились с такой ярмарки только к одиннадцати ночи. Всего раз в месяц – удовольствие, всё-таки, не частое. И Катя, должно быть, всё ещё гуляет с девчонками из своего класса – она ушла около получаса назад, точно не больше.

Из ванной я выхожу осторожно, практически на цыпочках, стараясь не создавать лишнего шума. Оля могла спать – как выяснилось от взрослых, порой она спала и днём, спала очень часто, что обусловлено стрессом. Иногда родители и тётя просто оставляли еду в её комнате, которую она съедала, когда просыпалась.

Дверь открывается с лёгким скрипом, и я зажмурилась, мысленно молясь, чтобы этот звук её ни в коем случае не разбудил. Несколько секунд не двигаюсь с места. Я должна быть тихой, просто должна быть тихой.

Как же я вздрагиваю, как вспыхивает моё сердце, когда я чувствую чужое прикосновение к своему запястью.

– Твою ж, Макс! – я обернулась и в темноте сумела различить некоторые черты его внешности. Худая фигура и ярко-красные пряди волос, как всегда лежащие в небольшом беспорядке. Этого было достаточно. Я чувствую на себе поедающий взгляд, так же, как и тяжёлое дыхание, обжигающее мне кожу. В моём голосе прозвучал скорее испуг, нежели гнев, а, заметив тревожное состояние брата, я взволновалась ещё больше. – Что случилось?

Он только нахмурился и предупредительно шикнул на меня, крепче сжав моё запястье, однако боли я не почувствовала. Он не отличался физической силой, но зато отличался ловкостью и редкой выносливостью. Несколько секунд, пока он переводил дыхание, очевидно, после бега, тянулись для меня минутами. И наконец он произнёс слово. Одно-единственное слово, от которого мгновенно всё прояснялось.

– Демон. У нас в доме.

Чувствую, что сердце в груди заколотилось ещё сильнее прежнего. Неизвестная тяжесть осела на лёгкие, препятствуя нормальному дыханию. Демон. Он ведь не шутит, да? Он не может об этом шутить. Это те монстры, что убили дядю с тётей. И сейчас они здесь, в нашем доме, когда я осталась за старшую, родители уехали, и Боже, Боже…

Нет-нет-нет. Нужно держать себя в руках. Нужно, потому что я сейчас за старшую.

– Идём, Лада, надо выбираться из квартиры.

Меня поражало то, с каким ледяным спокойствием Макс говорил со мной. Он тянет меня на себя, и я поддаюсь. Он тащит меня за собой, и я двигаюсь следом, словно неживая, словно кукла на ниточках, которой на данный момент управляет он. Мои глаза уже успевают привыкнуть к мрачной темноте, поэтому я передвигаю ногами уже гораздо более уверенно.

– Это Оля? Ты видел, как она стала демоном?

– Да. Это произошло на моих глазах. Я собирался отнести ей ужин… Когда я заглянул в комнату, она говорила сама с собой, а потом, ну… Всё и произошло. Её глаза стали белыми, повезло, что она меня не заметила. Пока демон ещё привыкает к её телу, она не может нападать на нас какое-то время.

В этом была основная слабость демонов. Тело человека они не могут использовать сразу, как только завладели им – может, минут через пять или шесть, не раньше. Но ведь, если она действительно не заметила Макса, она думает, что мы всё ещё не в курсе?

– Куда мы бежим? – спросила я.

Мои глаза приковываются невидимыми цепями к открытой Максом входной двери нашей квартиры и к лестничной клетке. Неширокие ступени не то чтобы выглядели надёжными, во всяком случае, для спуска с седьмого этажа. Ждать лифт? Это может быть долго.

– А это случилось сразу, как ты к ней заглянул? – почему-то этот вопрос внезапно заинтересовал меня и именно сейчас. Когда мы уже бегом спускались по лестнице, и возвращаться к лифту было бы нелогично.

– Нет… Я дожидался тебя. Говорю же, я заметил, что тебя не было, и вспомнил, что ты в душе. А с демонами нельзя быть сильно громкими, иначе заметят раньше времени, так что я не мог позвать тебя. Но много времени не прошло… Может, минуты три.

Господи… Неужели он действительно остался только ради меня? Неужели и правда в Олю вселился демон?

Это была моя вина. Только я виновата. Всё потому, что я не сумела поговорить с ней!

Я думала об этом, параллельно перешагивая со ступеньки на ступеньку. Пару раз я перешагивала сразу через две, из-за чего мы едва не удосужились судьбы сорваться вниз и умереть на лестнице. Сбежать от демона и умереть, скатившись со ступеней – ну не глупо разве?

Мои ноги дрожат от напряжения, а биение сердца заглушает даже наше слоновье топанье. Грудь захватывает волнением, я чувствую боль в правой ключице. Такое чувство подобно тому, какое возникает, когда ты играешь в видео-игру, и тебе остаётся буквально чуть-чуть, чтобы перейти на следующий, более престижный уровень, и страх проиграть возрастает ещё больше, чем когда-либо. Или когда играешь в какой-нибудь хоррор, и вынужден оборачиваться каждый чёртов раз в стрессе и приступе нервозности, поскольку знаешь, что тебя вот-вот может догнать монстр, может атаковать неизвестно откуда.

Но это не игра. Это реальная жизнь. Это на самом деле происходит.

Я слышу, как Оля гонится за нами следом, и пытаюсь ускориться, что при нервах не так-то и просто. Воздух обжигает лёгкие, его начинает катастрофически не хватать. Становится жарче. Не только от бега – я действительно чувствую жару. Воздух стал будто тяжелее. А этот запах… Дым?!

– Пожар, – прошептал Макс, словно прочитав мои мысли. Опоздали. Мы одновременно останавливаемся и заходимся в лёгкой одышке, но лучше от этого не становится. Только хуже. Едкий дым раздражает рецепторы, я закашливаюсь, а глаза застилают слёзы. Становится жарче. В попытке подавить приступ кашля я двигаюсь и оглядываюсь по сторонам, краешком сознания пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, что нас могло бы спасти. Вижу окно, нелепое и размытое из-за застеливших глазные яблоки слёз. Рядом с ним Оля… Нет, это демон в её теле. На её лице улыбка, до омерзения нахальная и самодовольная.

Неужели это конец?

Она что-то говорит. Я не могу разобрать слов, разве что слышу её голос, который кажется мне немного искажённым. То ли от того, что я отключаюсь и едва уже держусь на ногах, то ли из-за демона внутри неё, то ли из-за всего вместе – я не знаю. Последнее, что я видела – Оля, медленно приближающаяся к нам в туманной дымке. Последнее, что я чувствовала – запах дыма, чужое прикосновение и движение куда-то в неизвестность.

Глава 2

Резко распахиваю глаза и принимаю сидячее положение на кровати, будто бы меня откинуло пружиной. Впрочем, я тут же пожалела об этом своём необдуманном действии: в голове оно отдалось ужасной болью, и я невольно хватаюсь за неё, как будто бы это могло каким-либо образом помочь мне справиться с мерзкими ощущениями. Да уж, чувства совсем не из приятных. В глазах поначалу темнеет, после чего эти противные чёрные пятна пчелиным роем начинают рассеиваться во всевозможные стороны или просто бесследно исчезают, оставив после себя лишь лёгкое размытие. Требуется несколько секунд, чтобы зрение наконец-таки пришло в норму. Белые стены, белый пол, белое постельное бельё… Первый вопрос, посетивший моё сознание – "Где я?". Второй – "Что я здесь делаю?". Следует отметить, что оба вопроса настигли меня практически в одно и то же время с ничтожной разницей в миллисекундах.

Оглядываюсь ещё раз. Белый потолок. Белые стены. Белый пол. Белое постельное бельё. Кажется, я начинаю понимать… Воспоминания медленно всплывают, воссоздавая в голове искусственную кино-сцену.

Эти чувства невозможно забыть. Отчаяние. Страх. Агония перед подступающей смертью. Ты знаешь, что вот-вот умрёшь, но ничего не можешь поделать с этим, так же как и с чёртовым телом, которое напрочь отказывается двигаться вперёд. Всё темнеет, усталость не позволяет даже распахнуть слипшихся глаз. Усталость такая, словно ты только-только вернулся домой после тяжёлого рабочего дня (мой отец много работал и достаточно часто возвращался домой поздним вечером в подобном состоянии), и тело уже физически не подчиняется командам головного мозга. Ты просто лежишь, словно камень, словно вещь, выброшенная прочь и больше никому на этом свете не нужная. И вдруг чувствуешь прикосновения… Я отчётливо помню, как появились маги и как подняли меня на руки, хотя моё сознание на тот момент уже висело где-то на волоске. Тонкая грань между реальностью и миром вечного сна. Я их не видела, но зато чувствовала очень отчётливо. Откуда я тогда знаю, что это были именно маги? Что ж… А кто ещё мог? Руки, подхватившие меня с такой поражающей лёгкостью, были довольно крепкими и подготовленными будто специально для того, чтобы носить девушек. Это чувствовалось даже по тому, с какой скоростью меня подняли. Как какую-нибудь плюшевую игрушку, практически невесомую и потому лёгкую на подъём. Маги всегда появляются там, где появляются демоны. Словно огонь и вода, живущие в постоянной борьбе друг с другом – где появляется один, там всегда появляется и второй, но только и исключительно для того, чтобы изничтожить своего соперника. Как вода тушит огонь, так маги побеждают демонов. Это неизменно. Маги всегда побеждают, единственное, что в результате этих стычек постоянно меняется количество жертв. Маги, невинные люди рискуют остаться без дома, семьи, души и даже жизни. Это ужасно. Постоянно жить с этим чувством напряжения, не дающим вдохнуть полной грудью.

Да, жизнь в городе протекает своим чередом, в целом, по обыкновенному: люди учатся, работают, развлекаются, так же, как и всегда. Так же, как десятки лет тому назад, когда демоны не появились вновь на Земле. Но теперь они опять вторглись в нашу жизнь, в наши повседневные дела и обязанности, бесцельно и беспардонно, словно стая вредоносных тараканов. И нет такого средства, которое избавило бы нашу территорию от демонов, как средство от насекомых избавляет от тараканов. Единственное эффективное средство против демонов – война. И люди сражаются. Все, кто обладает магией, кто способен с ними сражаться.

В остальном жизнь в Петербурге протекает по-обычному. К нам даже приезжают туристы, преимущественно на каникулах, из других городов и даже других стран. Наш город всегда завлекал, завлекает и будет завлекать своим королевским величием, изящным превосходством, и никакая зараза не сможет этому препятствовать. Иногда мне кажется, что наш русский народ реально не сломать ничем.

Правда, такая ситуация не только в нашем городе. С возвращением демонов приходится мириться людям по всему миру. Простым людям, отчаянно пытающимся сохранить своё существование и жить дальше, несмотря на всё, что происходит.

А вот если ты родился магом, твоя судьба, можно сказать, предрешена. Защищать людей, излечивать раны и тяжёлые болезни – неизвестно, что из этого достанется тебе, но выбор не велик. Врачом или солдатом, ты будешь служить своему городу. Стране. Человечеству. Это может прозвучать несправедливо, но что ещё остаётся делать существам, чьё существование находится на грани? Лучше принести в жертву несколько жизней, чем несколько тысяч. Такова политическая точка зрения. Получается, я должна радоваться, что родилась обычным человеком? Даже не знаю… Если честно, я была бы совсем не против родиться и магом: поступить в Магическую Академию, а затем стать и полноправным членом Организации; сражаться с этими тварями из Ада за право существования людей. Звучит так круто. Прямо по-геройски. И не надо ничего решать.

Мои мысли рассеиваются, когда дверь открывается со щелчком. Я машинально поворачиваю голову к источнику звука. Сначала в поле зрения попадает пара голубых глаз, а затем уже я обнаруживаю овальное лицо с аккуратными и даже привлекательными чертами. Девушка. Молоденькая медсестричка. Её короткие волосы, постриженные под каре, имели такой же оттенок, как и её белоснежный халат. Она просовывает голову в палату – замечает, что я пришла в себя, и теперь уже нарисовывается полностью.

– Ты очнулась. Как самочувствие?

У этой медсестры очень нежный и успокаивающий голос. Она заходит внутрь с подносом в руках, и я чувствую довольно аппетитный аромат, очевидно, какой-то еды, вызвавший активность в желудке. Девушка немного мнётся у входа, прежде чем дойти наконец до меня и поставить поднос на близстоящую тумбочку. Я бы сказала, она привлекательна и очень даже мила внешне, но чересчур скромна. Невинная овечка с излишней стеснительностью. Почему-то она мне представляется одной из тех девушек-паинек, которые не ходят на тусовки или дискотеки, возвращаются домой не позже одиннадцати и всё свободное время своё проводят за книгами, учёбой или работой, вообще, получается, не имея никакого свободного времени. Но внешне она мила. Может, у неё даже есть молодой человек. Удивительно, как много говорит о человеке его внешность! Не спорю, часто она бывает обманчива, но ведь именно она создаёт то самое первое впечатление, такое сильное и крайне необходимое.

– Нормально, – честно отвечаю я и вдыхаю сладкий запах её духов. Магия действительно просто творит чудеса: ни ожогов, ничего. Словно я просто уснула и проснулась в больнице по совершенно неизвестной причине. Сонно пододвинувшись к тумбе, я склоняюсь над тарелкой с рисовой кашей. Выглядит не очень аппетитно. Я беру в руку подготовленную специально для меня ложку, но прежде, чем приступить к трапезе, спрашиваю:

– А… Что с моим братом?

– Всё в порядке, – отвечает она, – до сих пор спит. На его теле не обнаружено значительных повреждений.

Я выдыхаю, чувствуя, как внутри всё будто отпускает. Становится легче. Это похоже на Макса. Днём он словно заводная игрушка, полон энергии и неутомим, но если же ляжет спать – тут уж всё, век не добудишься. Я беру в руки ложку и осторожно пробую кашу на вкус; на самом деле, очень даже неплохо.

– А вот с Вашей сестрой дела обстоят куда хуже, – в её голосе дрогнуло волнение, и я хорошо почувствовала это на себе. Оля. Она говорит об Оле. Страх медленно, но верно начинает овладевать моим телом. Хуже? Что это значит? Что с моей сестрой?

– С Олей? Что с ней? – стараюсь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Получается плохо. Серьёзно, актриса из меня просто ужасная.

– Множество ожогов. Она так и не очнулась с тех пор, как демона извлекли из её тела. Наши врача занимаются ею, но точный срок исцеления мы сказать не можем.

Да уж… Оле досталось больше всех нас. Насколько сильными могли оказаться её ожоги, раз даже при помощи магии их не удаётся излечить? Она до сих пор не проснулась. Что, если она вообще больше не… Нет, такого не может быть. Просто не может быть. Я мотаю головой, отгоняя совершенно не правдивые и ненужные мысли, чем вызываю вопросительный взгляд медсестры.

– Её состояние стабильно. Жить она будет, но пока неизвестно, когда придёт в себя, – удивительно, она словно читает мои мысли! – Может через несколько дней, может через месяц.

Слышится нотка сочувствия. Пытается успокоить? Непохоже, чтобы она обманывала. Как-то не верится, что человек с такой ангельской внешностью способен на такую подлую чёрную вещь, как обман. Пусть даже и обман во благо. Внешность бывает обманчива, а вот глаза… Глаза не могут врать. Если человек врёт, это видно по глазам, ровно так же, как по его пульсу. Так говорили в одной передаче – не то, чтобы я безоговорочно верила всему, что преподносится с экрана телевизора, но я на собственном опыте общения убедилась в правдивости этого замечания. В данном случае я уверена точно. Она не врёт.

Я медленно жую свой обед, переваривая еду и только что полученную информацию. От еды становилось чуть легче, и мысли оттого прояснялись. Я буквально чувствую, как приливают силы, мускулы наполняются невидимой, но очень хорошо ощутимой энергией. Мне нужно хорошо питаться, чтобы как можно скорее прийти в норму и выбраться отсюда.

– Мы разговаривали с Вашими родителями, – продолжала медсестра. – Объяснили им всю ситуацию… Им пока запретили навещать Вас, но их оповестят о том, что Вы проснулись.

Голос медсестрички звучал мягко, но не без определённого стержня, однако глаза её смотрели куда-то мимо меня. Словно бы она разговаривала со стеной. Каждый раз, когда я пыталась сцепиться с ними взглядом, они смущённо, будто чего-то испугавшись, сбегали то вправо, то влево, демонстрируя лёгкую панику.

– А когда мне можно будет навестить Олю?

Я понимаю, что, скорее всего, выгляжу невероятно глупо сейчас. Откуда знать врачу, а тем более обычной медсестре, когда очнётся пациент? Но я всё равно хочу знать.

Она медленно качает головой, и светлая волнистая прядь выбивается из-за её уха.

– Только когда придёт в себя. Неизвестно, сколько для этого понадобится. Наши врачи делают всё возможное… – она закусывает губу, делая паузу в своей не очень-то вдохновляющей речи. – Ей сильно досталось. Может, не будь она ребёнком, перенесла бы легче. Демоны забирают у людей большое количество энергии.

Точно. Конечно. Ожоги от пожара – это ничто, по сравнению с уроном, нанесённом демонами. Всё равно, что сравнивать царапину и перелом ноги. Демоны не могут нападать на людей самостоятельно, лишённые ангелами этой способности, и потому используют человеческие тела. Кому бы Вы больше поверили: дьявольского существу или человеку, с виду самому обычному человеку? Так ведь сразу не определишь. Из-за этих гадов люди перестают доверять даже друг другу, ведь проклятые бесы могут завладеть телом каждого. Каждого, кто испытывает какие-либо негативные эмоции. Грусть. Обиду. Гнев. Ненависть. Кто их не испытывает? Хотя бы раз в жизни мы все испытываем и грусть, и обиду, и гнев, и даже ненависть, и этого одного раза будет вполне достаточно, если рядом окажутся демоны.

А они окажутся. Всегда оказывались.

Так, собственно, для чего демоны вообще всё это затеяли? Ответ очень прост. Еда. Мы для них еда. Душа, которая есть у каждого человека, у каждого живого существа, для них самое желанное лакомство. Как для нас мороженое или шоколадный торт. Ну и, конечно же, забава. Убийство других для демонов – забава, весёлое шоу на банкете. Им всё равно, сколько людей умрёт после их так называемой "вечеринки". Если из тела человека вовремя не извлечь демона, человек умрёт, оставшись без души и энергии.

– Я из Организации магов, – заявляет медсестра, но в её голосе не звучит ни гордости, ни самодовольства. Дар магии – это дар, которым принято гордиться. Так почему же? – Я обладаю магией Воды, и поэтому работаю в больнице. Судя по количеству происшествий, произошедших за последние несколько недель, – она вновь делает паузу и демонстративно прокашливается в кулак, – наша Организация справляется не слишком удачно.

Не слишком удачно? Да ничего подобного!

– Если бы не ваша Организация, мы бы сейчас, возможно, были бы мертвы.

Я пытаюсь поддержать её, вытянув свои губы в слабую улыбку. Жаль, что я не умею делать это так же, как Макс. Уж он-то всегда знал, как успокоить плачущего ребёнка, разбившего коленку или потерявшего любимую игрушку. Он знал, как поддержать меня на кануне защиты индивидуальных проектов в прошлом году, которая немало потрепала мою нервную систему. Макс знал, когда человеку нужна была помощь, и лучше всех умел её оказывать. Но, кажется, мой метод срабатывает. Я вижу, как глаза девушки теплеют, и она смотрит на меня с благодарностью.

– Приятно, что кто-то понимает наши старания. Но это ещё не всё. Сделка с демоном должна улучшить текущее положение и, надеюсь, так оно и будет.

Улучшить? Что она несёт? Уж кому, как не членам Организации Магов знать, насколько бездушны и опасны эти твари! Возможно, сделка, что была заключена несколько недель назад с Организацией, является ничем иным, как коварным планом этих существ. Пользоваться людским доверием – главный принцип их работы. Эта сделка… Я слышала о ней, вернее, читала в новостной ленте. Сам, или, правильнее будет сказать, сама директор Организации лично заключила этот договор с одним из демонов-добровольцев. Доброволец, который согласился помочь людям и сражаться против своих же. Хотя, если брать во внимание содержимое этой сделки, то все пазлы складываются в единую картину. Всё, чем обязан нам демон – наделить пару-тройку людей магией, тоже, кстати говоря, добровольцев. А взамен мы, люди, предоставим ему безопасность. Во время нападений погибают не только люди, но и демоны в том числе. Вот так юмор! Демоны нападают на нас, а мы должны обеспечивать им защиту! То же самое, если бы во время войны русские взяли бы немцев под свою оборону.

– Но ведь это глупо! Демоны – твари, они нас обманут!

Кажется, не давать волю эмоциям и держать их под контролем ещё сложнее, чем я думала. Я вижу, как глаза бедолаги испуганно расширяются, а сама она пятится назад, сражённая наповал громкостью моего голоса. Чувствую стыд. Хочу извиниться, но не успеваю открыть рот, как она отвечает.

– Ему не позволят. Всё под нашим контролем.

Я знаю, это должно меня убедить. Успокоить. Но меня это совсем не успокаивает. "Всё под нашим контролем" – фраза, которую говорят больше для того, чтобы успокоить человека, когда всё как раз совсем не под контролем или выходит из-под контроля. Поэтому я начинаю нервничать только больше. Но, с другой стороны, война есть война, и без решительных действий ничего нельзя изменить.

– И что, много добровольцев?

Девушка печально качает головой.

– Видите ли, это очень рискованный эксперимент. Никто не может дать точный прогноз его исхода. Тело человека – хрупкий сосуд. Вряд ли кто-то захочет так рисковать своей жизнью.

Рисковать жизнью? Это что, настолько опасно? Ведь двести лет назад ангелы даровали людям магию, так что же сейчас? Но, хотя, то были ангелы, а не демоны… С чего я вообще рассуждаю об этом? Готова спорить на что угодно, что знаю лишь малую долю всей правды. Конечно, если это вообще правда. Я не могу быть уверена в том, что тот малый процент информации, который получает мирное население, является абсолютной правдой без единого ложного слова. Самое страшное в войне – паника. Страх является тем, что мешает всему. Если горожане будут бояться, начнут паниковать, воцарится настоящий хаос, и демонам будет только легче победить в этой войне. Нельзя отрицать, что от нас скрывают что-то ещё во благо общества. И это касается не только войны. Люди очень часто скрывают друг от друга невероятно важные вещи, зачастую даже не осознавая их истинной ценности. И, к тому же, Организация не допускает утечку информации ещё и для того, чтобы демоны не могли ею завладеть. Насколько же трудно контролировать одновременно столько вещей? На мой взгляд, Организация Магов более чем прекрасно справляется со своей работой. Не понимаю, как вообще их можно винить. Видно же, что они выбиваются из сил, не спят ночами ради того, чтобы мы, мирные, могли спать спокойно. Ну, относительно спокойно. Невольно приглядевшись к лицу медсестры, я действительно замечаю под её глазами тёмные круги. Они достаточно ясно выделяются на её бледном личике и невольно наталкивают на мысли о её сходстве с пандой.

И вдруг мне в голову приходит гениальная, как мне показалось, идея. Будто снег на голову, она обморозила меня в одну секунду.

– А могу я стать добровольцем?

Почему бы, собственно, и нет? Мне ведь почти восемнадцать (исполнится через полмесяца), а значит, я сама могу отвечать за свои действия и распоряжаться собственной жизнью. Поначалу эта мысль огорчала меня: придётся покинуть дом, расстаться с семьёй, обучаться тяжело и долго. Я ведь даже не уверена, что хочу поступать туда, куда собиралась поступать. Честно говоря, я делаю это, чтобы поскорее съехать, чтобы слезть с шеи мамы и папы. Возможно, если мне действительно удастся устроиться на подработку, я и с деньгами могла бы им помочь. А образование могло стать той необходимой ниточкой, счастливым билетом, что выведет меня в люди. Я поставила себе цель: выучиться и поступить в институт на экономиста, лучше всего в Москве, ведь тогда мне выдадут комнату в общежитии, и проблему с жильём уже не нужно будет решать. Вернее, решать-то всё равно будет нужно, но не так скоро. На время учёбы крыша над головой у меня уже будет. Учусь я относительно неплохо. Натянутые четвёрки по русскому и английскому (с лингвистикой у меня туговато), зато с математикой, физикой и химией проблем практически нет. А экономист – профессия достаточно престижная. Вот и всё. Все причины.

Но ведь теперь у меня есть шанс, реальный шанс сделать что-то более стоящее, не только для себя самой, но, может быть, и для всего человечества. Мысли об этом вдохновили меня, и теперь я загорелась решимостью. Так бывает: мол, сидишь, никого не трогаешь, и вдруг – бац! – в голову приходит идея, и вот ты уже не можешь дышать, не можешь думать ни о чём другом кроме этой самой идеи.

– Но… – вижу, как она мнётся, слышу в её голосе промелькнувшую на миг неуверенность. – Это очень опасно…

– Кто-то всё равно должен это сделать. На войне не без жертв, правильно?

Возможно, я слишком легкомысленно отношусь к этому всему… Но я действительно хочу помочь. Может, я перенесу этот эксперимент с собственным телом! Может, я смогу стать магом и сражаться за право человечества на существование! Этого мне никто обещать не может, но не может обещать и обратного.

– Я хочу жить в мире, просто в мире, где не нужно бояться смерти, где люди могут доверять друг другу, – хах, звучит, как мечты наивного пятилетнего ребёнка, которому ещё просто жизнь не показала себя на полную. – Я просто хочу мира. И если есть хоть малейшая мелочь, которую я могу для этого сделать, я ухвачусь за неё. Пожалуйста. Я хочу жить в мире со своей семьёй. Не так давно мои дядя и тётя погибли во время одного нападения, я чуть не потеряла брата и сестру и сама чуть не лишилась жизни. Я очень боюсь, что это может повториться снова с кем-то из моих близких или даже со мной.

… А ещё, если Интернет не лжёт, за участие в данном эксперименте неплохая награда. Тысяч десять или даже двадцать. Это, конечно, не основная причина… Но бонусом пойдёт помощь семье, получается!

Какое-то время она молчит. Мне даже становится немного неловко. Она о чём-то раздумывает, а моё любопытство и нетерпение берут верх над здравым смыслом.

– Мы берём добровольцев только с согласия их родственников, – заявляет она в нерешительности. – Тем более, если человек не достиг совершеннолетия.

– Я поговорю с родственниками, – горячо и быстро отвечаю я, – и через пару месяцев мне стукнет восемнадцать. Я совсем скоро смогу сама распоряжаться своей жизнью. Пожалуйста, позвольте мне участвовать в эксперименте!

Я уже не столько прошу, сколько молю. Серьёзно, последний раз я в классе, наверно, пятом отпрашивалась у мамы с уроков, ссылаясь на плохое самочувствие. Врач недоверчиво вскидывает бровь над голубым глазом. Я просто молчу, ожидая её ответа и продолжая рассуждать над собственной речью.

Что может светить обычной девушке из простой обедневшей семьи? Родителям я очень сильно хочу помочь. Так сразу убью нескольких зайцев: получу деньги, престижную работу и буду защищать своих близких. Если я получу дар магии… Эта мечта многих, хотя бы просто потому, что с ним шанс выжить реально вырастает в несколько раз. Сам себя защищаешь. Защищаешь других. Это же так клёво, а для меня, возможно, ещё и шанс решить личные проблемы.

Кажется, мне удалось произвести на неё впечатление. Уголки губ медсестры слегка ползут вверх, а её глаза наливаются теплотой.

– Ты смелая. И рассудительная. Нашей Организации такие нужны. Я поговорю с директором и мы решим, что можно сделать.

Моё сердце подпрыгивает от радости. Неужели! У меня действительно есть возможность. Осознание этого для меня – самое лучшее, что только может быть в мире. Мне хочется встать с койки, несмотря на ноющие ноги и ломящую боль в спине, и просто прыгать, танцевать, кричать, чтобы хоть как-то унять вспыхнувшие чувства, что уже успели вскружить мне голову своей сладостной заманчивостью.

– Но сначала ты отдохнёшь, – выдвинула она мне ультиматум, развеяв все мои мечтания о новой жизни, – Примут тебя или нет, для начала ты должна выписаться. Магия сделала всё возможное, и теперь тебе осталось только восстановить силы, чтобы окончательно прийти в норму.

Она поправляет воротник халата, встаёт со стула, стоящего рядом с моей больничной койкой, и хочет уйти, но я выкрикиваю негромкое «Стой!». Словно по заклинанию или команде, она и вправду останавливается и вновь обращает своё внимание на меня.

– Как Вас… Тебя зовут?

Я исправляюсь, ведь она либо выглядит слишком молодо, либо в действительности является моей ровесницей. Возможно, если я выживу и меня примут в Организацию, мы могли бы стать друзьями. Немного резкий переход на «ты» её слегка смущает, но в то же время и радует, ведь она снова улыбается и даже теперь шире.

– Цуканова Эрика.

Эрика. Её зовут Эрика. Красивое имя.

– Спасибо, Эрика.

– И тебе спасибо, Влада. Отдыхай и восстанавливайся.

Дверь за ней захлопывается. Краешек медицинского халата едва успевает просочиться в щель, чтобы его не прищемило. Я остаюсь наедине со своим удивлением. Удивлена я не потому, что она знает моё имя – ей должны были сообщить имя пациента, которого ей предстоит навестить – а потому, что она сказала мне «спасибо». За что «спасибо»? Чем я заслужила это «спасибо»? Ведь это моё собственное желание, и самопожертвованием я его вовсе не считаю. Хотя, если так подумать, на самом деле звучит по-геройски – семнадцатилетняя девушка (почти что восемнадцатилетняя) добровольно соглашается стать участником эксперимента Организации Магов. Что ж, если я и умру, может, меня запомнят героем, хах? Если не рисковать, то в жизни ничего и не добьёшься. Риск в каком-то роде и есть сама жизнь – лучше рискнуть, чем просто сидеть и дожидаться нового нападения на себя или, не приведи Господь, кого-то из родных. Судьба существует, если она преподносит лимоны – непременно нужно делать из них лимонад, пока эти лимоны не сгнили. Из гнилых лимонов лимонад получится невкусный.

Я откидываюсь спиной на койку, немного жёсткую, из-за чего в спине чувствуется лёгкая боль, но она не сильна и, к тому же проходит практически сразу. Устремляю глаза в потолок и пытаюсь распутать клубок своих спутанных мыслей, которых за последний час у меня появилось очень большое количество.

Глава 3

– Ну и на кой чёрт ты увязался со мной?

Я знаю, что спрашиваю уже не в первый раз, но толкового ответа до сих пор не получила. Он идёт рядом со мной, немного вприпрыжку, напевает себе под нос какую-то простенькую незатейливую мелодию и совсем не торопится удовлетворять меня ответом. Я не понимаю: то ли Макс действительно не расслышал моего вопроса из-за своего сольного концерта, то ли он так старательно игнорирует меня и все мои попытки до него достучаться.

Но наконец он поворачивается ко мне.

– Я тоже хочу поучаствовать. Если это поможет семье и другим, то почему нет?

Он беззаботно пожимает худыми плечами и так же беззаботно улыбается.

– Это опасно! Никто не знает, к чему приведут эти испытания!

– Но ты же участвуешь, – он словно бы прижимает меня к стене, не оставляя ни единой возможности к сопротивлению.

Как Я уже упоминала, ещё в детстве мы с Максом очень хорошо ладили. Он часто приезжал ко мне, иногда и я приезжала к нему. У него было всё. Совместные завтраки, обеды, ужины. Прогулки. С недавних пор – поход в одну и ту же школу. Тихие беседы в спальне посреди ночи, воспроизводимые практически неслышным шёпотом, чтобы родители не поймали нас за столь страшным преступлением. Всегда вместе. Это уже вошло в привычку. Мы просто не представляем своей жизни без поддержки друг друга, ровно так же, как без воздуха или воды – поверьте, не пустые слова.

Безусловно, это прекрасно. Мы были счастливы тому, что есть друг у друга. Но я не хочу, чтобы Макс шёл за мной сейчас. Своей жизнью ради других я рисковать готова, но жизнью брата – ни за что. Как долго я уговаривала на это родителей! Мать была категорически против, и кое-где пришлось немного схитрить: я сказала, что это неопасно, что рядом со мной будут маги-лекари (на самом деле, я очень хочу, чтобы это оказалось так). И, хей, это же идеальный способ обустроить моё будущее! Работа оплачиваемая, плюс денежное вознаграждение за эксперимент и квартира в центре Питера, рядом с Организацией. Ну разве не круто? В конечном счёте мне удалось убедить папу, ну а дальше и всех остальных. Неужто Макс тоже сумел?

Открываю рот и хочу ещё что-то сказать, но из горла не вырывается ни слова. Потому мы продолжаем идти. Некоторые прохожие косятся нас, с подозрением сощуривая глаза, а некоторые и вовсе держатся стороной. Эти взгляды, прикованные в том числе и ко мне, я чувствую замечательно. Пристыженно опускаю голову под их тяжестью и смотрю на собственные ноги, на то, как они медленно, неторопливо, словно с каждым совершённым шагом только замедляясь, ступают по неровному асфальту. Я не могу сказать, что сильно завишу от чужого мнения, но когда взгляды всей округи устремлены на тебя (причём, эти взгляды явно недовольные и недоброжелательные), ты начнёшь чувствовать свою вину даже за то, в чём от роду не был виновен. А вот Максиму хоть бы хны. Идёт, поёт, словно не замечает никого вокруг себя, словно является героем какого-то комедийного сериала, на которого люди и должны смотреть и осуждать которого имеют полное право.

– Врежешься в кого-нибудь.

– Не врежусь. Я смотрю куда иду.

– Всё равно, перестань. Мы же на улице.

Но Макс меня не слушается. Мы уже подходим к зданию Организации: остаётся всего пару десятков метров. Высокое, видное здание, голубой вышкой уходящее в пасмурное небо и теряющееся в его серых облаках. Этажей тут будто как минимум штук сто, но я никогда не считала. Окна выходят в обе стороны и имеют прямоугольную форму, как и окна любой другой многоэтажки, и только размеры выдавали всю реальную важность и незаменимость этого здания. Конечно, он не настолько высокий, как Лахта-Центр, но очень сильно выделяется на фоне окружающей местности и близстоящих зданий, которые казались клопами по сравнению с ним. Чего уж говорить о самих людях. Интересно, для чего столько кабинетов?

– Какая громадина! – восхищённо всплёскивает руками Макс, выражая всё своё восхищение и удивление в одном жесте.

Высота здания действительно поражает, причём, из-за скопления облаков оно кажется даже ещё гораздо более высоким, чем есть на самом деле. Возможно, будет дождь, поэтому хотелось бы добраться до Организации раньше, чем ненастная погода настигнет нас.

Нам везёт: мы успеваем дойти ровно к тому моменту, как начинает моросить. Внезапно я понимаю, что не могу ступить больше ни шагу. Словно я попала в какую-нибудь парализующую зону, или же стала экспериментальной жертвой колдуна, практикующего заклинание обездвиживания. Волнение захватило власть над разумом и телом. Я буквально не могу сдвинуться с места. За этим шагом последуют иные, незнакомые лица, а после… Что будет после? Наверное, какая-нибудь огромная лаборатория с устрашающими белыми стенами, душащая идеальной белизной, кучей пробирок, шприцов и прочей научной лабуды. Или, ещё того уже, какой-нибудь тёмный сырой подвал, в котором испытуемые уж точно не смогут никому навредить… Нет, вот это уже бред.

– Ты идёшь?

Голос Максима выводит меня из транса. Он стоит впереди и смотрит в мою сторону, очевидно, дожидаясь меня саму. Я сглатываю, делаю усилие и шагаю вперёд. Иду медленно, всё ещё неуверенно, сердце в груди отбарабанивает скорый ритм. Вблизи здание оказывается ещё более огромным, своей мощностью словно придавливает меня к твёрдому асфальту. Он так надменно возвышается к бескрайнему небосводу, словно бы насмехаясь надо мной и всеми людьми, проходящими мимо.

Возле башни, по обе её стороны, стоят рослые мужчины в тёмной мешковатой форме. Скорее всего, охранники. Кажется, они замечают меня ещё до того, как я появляюсь в их поле зрения, ведь их взгляды тут же оказываются обращены ко мне. Сердце вновь стремится вырваться из груди, но я беру себя в руки и подхожу ближе.

– Здравствуйте. Мы добровольцы, – говорю я, стараясь сделать голос как можно более жёстким и уверенным. Кажется, у меня неплохо выходит, вот только лица охранников после моих слов принимают удивлённый и недоверчивый вид. Брови над тёмными глазами, глядящими с равнодушием, немного приподнимаются вверх. Не верят?

– Не слишком ли вы молоды? – спрашивает один из них, тот, что стоит слева в чёрной бейсболке, из которой едва пробивались кучерявые тёмные волосы.

Я тянусь к заднему карману своих джинс и достаю маленькую, чуть помятую бумажку – талон, который мне вручила Эрика после моей выписки из больницы. На прямоугольном листе большими чёрными буквами написано: «Талон экспериментального образца, номер один», и снизу печать Организации. Странно, что охранники так не доверяют людям, называющим себя добровольцами. Какой сумасшедший пойдёт просто так рисковать собственной жизнью? С другой стороны, такие билеты, как и разрешение на участие в эксперименте, выдаются только людям, прошедшим специальную проверку и предварительный медосмотр. Человек, участвующий в эксперименте, не должен иметь аллергии или каких бы то ни было значимых болячек. Организация и так подвергает людей опасности самой идеей этого эксперимента – очень даже возможно, что не каждый здоровый его выдержит, не говоря уже о людях с какими-то дефектами. Организация просто не может подвергать народ ещё большей опасности.

Охранник всё ещё косится на меня недоверчиво, но всё же принимает талон из моих рук. Поправив бейсболку на голове, он рассматривает листок, через пару секунд протягивает обратно мне в руки и обменивается со своим коллегой многозначительным кивком. Я понимаю, что путь свободен, и потому прохожу мимо них, к большим прочным дверям. Двери эти сделаны из какого-то тяжёлого метала и окрашены в серовато-голубой, а к одной из дверей, той, что правее, прикован домофон… Вернее, нечто похожее на домофон. Те же цифры от одного до девяти, но нет разъёма для ключей. Зато имеется небольшой прямоугольный экранчик под рядом кнопок, похожий на терминал для оплаты картой в продуктовом магазине. Охранник, что без бейсболки и значительно старше первого, с поредевшими волосами непонятного тёмного оттенка, подходит и прикладывает к этому экрану карту. Нет, не банковскую. По форме она схожа с той, которой мы оплачиваем покупки в «Пятёрочке» и интернет-магазинах, но цвет её совершенно отличен. Не привычный нам зелёный, а скудно-серый, близкий даже больше к кофейному. Слышится неприятный писк, после чего охранник с силой отворяет перед нами обе двери.

– Заходите.

Двери открывают нам путь в новую жизнь. Уж не знаю, что ждёт нас на конце этого пути, но сейчас моему взгляду открывается большое просторное помещение с серыми стенами и красным ковром на полу в самой его середине. Возле одной из стен, находящейся ровно напротив дверей, стоит диван. Он довольно широк и занимает грубо говоря половину этой самой стены. Со стороны он кажется мягким, причём, на удивление даже слишком идеальным, без единой царапинки или пятнышка, словно только что из магазина. Рядом с обеих сторон стоят горшки с какой-то растительностью, достаточно высокой зеленью, доходящей вершиной чуть ли не до самого потолка. Выглядит красиво. Оформлено в деловом офисном стиле, но при этом радует глаз. Видно, что работал человек со вкусом. Оформление приёмной очень важно для любой организации, ведь именно в неё сперва попадает клиент и именно её расценивает в первую очередь.

Возле дверей стоит небольшой стол, имеющий форму полукруга. На нём стоит компьютер, за экраном которого еле-еле виднеется маленькая тёмная головка работающей за ним женщины. Я подхожу к столу, и оказывается, что тот достаёт мне чуть ли не до подбородка.

– Здравствуйте, – негромко здороваюсь я. Женщина отрывает глаза от экрана компьютера и обращает своё внимание теперь уже на меня. – Мы добровольцы, – я вновь достаю из кармана смятый талон и протягиваю женщине. Макс проделывает то же самое со своим талоном. Девушка, молоденькая и голубоглазая, вглядывается в талоны так, словно страдает близорукостью и не может ничего разглядеть на расстоянии дальше собственного носа.

– Молодые вы. Не советовала бы вам так рисковать, – однако талоны наши она принимает, а затем начинает нажимать по клавишам на клавиатуре, судя по всему, что-то печатая. – Фролова Владислава и Максим Мазур? – мы дружно киваем. – Кабинет сто тридцать восемь, третий этаж. Желаю удачи.

Рукой она указывает вправо – там находятся лестница и лифт. Я благодарно киваю, и мы начинаем двигаться туда.

Стены серые, скудные и одинаковые, но висящие на них сплошным рядом картины придавали им яркости и скромной грациозности. На одной изображён вечерний закат – ярко-оранжевый полукруг солнца величественно возвышается над ровной водяной гладью тёмно-синего моря. Мне особенно нравятся блики на волнах и небо, мягко выкрашенное голубой, жёлтой и розовой акварелью, что плавно сплетались друг с другом в нежных полупрозрачных оттенках. Художник явно знает толк в своём искусстве. На следующей картине изображено поле. В отличие от предыдущей, скромной, спокойной, но при этом поразительно завораживающей, она вся такая яркая и лучистая, как и солнце, изображённое на ней. Здесь солнце светлое и жёлтое, точно весенний одуванчик, и такое же круглое. Оно стоит над поляной, почти под прямым углом, но всё же чуточку ближе к земле. Непонятно, утро это или вечер, но я всё же склоняюсь к первому варианту. Всё такое яркое, говорит само за себя. Атмосфера, которую создаёт картина, тоже очень важна. Она так и принуждает улыбнуться, порадоваться наступлению нового дня вместе с пёстрокрылыми бабочками и жучками, что также изображены на данной картине. Трава по цвету очень близка к салатовому. Каждая травиночка детально прорисована, и я даже могу разглядеть капельки росы на некоторых из них.

На третьем этаже картин уже практически нет, а стены всё такие же серые. Не скучные, как в большинстве других офисов (по правде говоря, их серьёзный дизайн чаще всего наоборот отпугивает, нежели завлекает). Тут стены светло-серого оттенка, создающие уют и успокаивающе действующие на зрение, уставшее от слишком уж стремительно развивающейся городской жизни. Конечно, я не дизайнер, но разве это отбирает у меня право судить некоторые вещи, опираясь на собственный вкус?

Мы проходим чуть меньше половины коридора, прежде чем я замечаю нужную дверь. Дверь, на которой висит небольшая табличка с аккуратно выведенными на ней циферками. "Сто тридцать восемь". Это наш номер. Что же за этой дверью? Гигантская лаборатория? Комната пыток? Хотя… Для чего Организации комната пыток? Да и какой нормальный стал бы располагать её, к тому же, на третьем этаже? Тогда уж логичнее в подвале.

Я приоткрываю дверь, образуя для начала небольшую щёлочку, в которую можно было бы заглянуть, и мои глаза автоматически начинают обследовать комнату. Помещение достаточно обширное, раза в два больше нашей гостиной и раза в два светлее. Да, тут большое окно, в которое вваливается бледный свет скрытого тучами солнца, стены будто нарочно окрашены в белый, отчего немного даже слепит глаза. Стул, стол, стенды с различными пробирками… Люди. Я вижу группу из пятерых человек, столпившихся вокруг кого-то или чего-то. Среди них я узнаю Эрику. Она не сразу замечает меня, но, когда это происходит, будто загорается и быстрыми шагами направляется в мою сторону.

– Здравствуй, Влада, – она горячо пожимает мою руку, – Вижу, Максим тоже с тобой. Вы оба решили поучаствовать в эксперименте?

– Да.

Я всё ещё не уверена, что согласна. Даже не так: я полностью уверена, что не согласна с тем, чтобы брат подвергал себя такой опасности, но запретить ему я не могу. Он прошёл медицинскую проверку, вследствие чего выяснилось, что проблем со здоровьем у него нет. Это значительно сокращает риск, как заявили врачи, однако гарантировать лучший исход не может никто. Пока мы с Эрикой мило беседуем, мы привлекаем внимание остальных присутствующих. Высокий мужчина и дама пожилого возраста обращают на нас своё внимание, но первым подходит молодой парень. Его лицо кажется мне знакомым.

– Это мой брат, Виктор, – заявляет Эрика, переводя взгляд на подошедшего. Когда парень становится рядом с ней, я замечаю теперь уже очевидные сходства их внешности. Такие же нежно-голубые глаза. Такие же розовые пухлые губы. Только вот волосы у них совершенно не похожи – у Эрики белые и воздушные, длиной своей почти доходящие до изящных тонких плеч своей хозяйки. Волосы парня, напротив, прямые и чёрные, словно уголь. Длинная чёлка практически полностью закрывает правый глаз. И взгляд… Несмотря на схожесть цвета глаз, их взгляды абсолютно различны. Эрика смотрит смущённо и словно бы извиняется перед каждым, на кого случайно взглянет. А у её брата взгляд равнодушный, холодный, пробирающий до мурашек. Виктор жмёт руку Максу, затем смотрит на меня, вымолвив тихое: "Здравствуйте". Он выглядит так, как будто ему абсолютно всё равно на происходящее.

И наконец к нам подходит пожилая женщина в сопровождении крепкого лобастого воина, на форменной куртке которого гордо поблёскивало несколько медалей.

– Здравствуйте, – она лучезарно улыбается, глаза её мягко смотрят на нас обоих. Всем своим видом она создаёт впечатление милой старушки, хрупкой и худой, уже повидавшей кое-что в этой жизни, но пока что слишком молодой для того, чтобы иметь внуков. Неужели она тоже пришла на эксперимент? – Меня зовут Тамара Львовна, я директор Организации в Санкт-Петербурге. Это мой заместитель и главный помощник, Андрей Валентинович Туканов, – мужчина рядом с ней оставался серьёзен, но приветственно кивнул.

Я улыбаюсь ей в ответ и как Макс отвечаю на предложенное мне рукопожатие. В первые мои соображения мне верилось гораздо больше, нежели в её слова. Хотя было в этой женщине и что-то, что принуждало не опровергать их полностью. Её рука достаточно крепко пожимала мою ладонь, и её сила чувствовалась определённо ясно.

– Вы Владислава и Максим? Эрика предупреждала о вас. Пожалуйста, пройдёмте со мной.

Она двинулась к прежнему месту своего нахождения, призывая следовать за ней. Мы подходим.

Ноги сами собой подкашиваются от увиденного. Нет, это не выглядело жутко или так устрашающе, что прямо-таки пугало до мозга костей. Человека способно напугать что угодно, особенно то, с чем он не знаком. Хочу сказать, впервые застать настоящую форму демона для меня стало настоящим шоком. Часто ли вы видите людей с абсолютно чёрными глазами, рогами из головы и огромными крыльями за спиной? Вот и я тоже не ожидала ничего подобного. Точнее, нет, ожидала, конечно же, но всё равно не могла отреагировать совершенно спокойно. Глаза чёрные, словно залитые нефтью и достаточно крупных размеров; толстые чёрные рога тянулись вверх, выбиваясь из-под копны золотистых волос, и немного сгибались к концам в сторону друг друга, словно намагниченные; из-за спины виднелись два больших чёрных крыла. Возле правого глаза, пусть и не сразу, я замечаю нечто похожее на шрам. Могут ли у демонов быть шрамы? К моменту, когда я начинаю об этом задумываться, я обнаруживаю, что кожа демона светлая, кремовая, как у людей. На нём был очень длинный чёрный плащ из чьей-то кожи, достающий до самых колен, и плащ этот был увешан толстыми цепями. Ворот белой рубашки и галстук проглядывали лишь едва – всё остальное абсолютно чёрное, как и глаза самого беса. Удивительно, у него даже есть одежда.

Конечно, крылья и рога – это то, чего и следовало ожидать. Демонов ещё во время войны запомнили такими, и я не один раз встречала их на артах и фотографиях в сети или на страничках в учебнике истории. Но всё равно: наблюдать со стороны и столкнуться лицом к лицу – вещи абсолютно разные, хочу я вам сказать. От демона исходило нечто отталкивающее, что не давало подойти ближе чем на пять метров. Будто злая энергетика… Тёмная аура… Чёрт, я рассуждаю совсем как старушка с какой-нибудь передачи на Рен-ТВ.

Очевидно, моя растерянность и демону становится заметна. Он ухмыляется, и теперь я обращаю внимания ещё и на чёрный цвет его губ.

– Боишься меня? – спрашивает он с насмешкой, не для того, чтобы узнать ответ, а чтобы таким нестандартным методом постебаться надо мной. Голос у него низкий, однако к тому же и спокойный, но призывает мурашек вновь пробежаться по моей спине.

– Вовсе нет.

Делаю голос максимально твёрдым и стараюсь казаться храбрее, когда на деле у меня дрожат колени.

– Да ладно врать. Я же вижу, – он опускает глаза, тоже обратив внимание на мои подкосившиеся ноги. – Это абсолютно нормально. Людишки и должны нас бояться, не стоит этого скрывать.

Мне требуется несколько минут, чтобы унять дрожь и нервно сглотнуть образовавшийся в горле комок. Демон говорит с явным превосходством, и смотрит на меня, как император на бедного крестьянина, которого в любой момент может приговорить к смертной казни, если ему что-то там не понравится. По росту он очень высок – чуть ли не метра два высотой – что так же прибавляло ему величия.

– Меня зовут Шрам, – с ухмылкой он протягивает мне свою широкую ладонь. Я боюсь её пожимать, и, к моему огромному счастью, этого мне делать не приходится, ведь директор обхватывает меня за оба плеча и резко оттягивает назад, от чего я едва не падаю. Демон удивлённо вскидывает брови. – Разве у вас на Земле не так принято здороваться?

– Не прикасаться без разрешения, – отрезала женщина, всё так же держа меня за плечо. Господи, как я ей сейчас благодарна!

– Ясно. Значит, всё ещё не доверяете мне?

– Ты демон. Вам доверять – себе дороже.

– И то верно. Тогда почему же? – он обходит нас по кругу, наклоняясь корпусом чуть вперёд. Мурашки по моей спине пробегают десятый по счёту марафон. – Почему вы согласились на эту сделку?

– У нас не было выбора.

Он вновь нахально усмехается.

– Противоречите сами себе. Странный вы, людишки, народ.

Шрам останавливается справа от меня, сводя пальцы обеих кистей друг с другом в позе делового офисного работника.

– Но хорошо. Уговор есть уговор, и его условия меня вполне устраивают. Что, значит, нужно делать с этими людишками?

– Наделить их магией. Раз уговор ты знаешь, то должен понимать, что ваши фокусы с нами не пройдут. Попытаешься сопротивляться или сделать хоть что-то во вред гражданским – понимаешь, что будет.

Резко Шрам приближается ко мне лицом и своими глазами впивается в мои. Эти чёрные, бездонные глаза подобны пещере, в которой, оступившись, утонешь раз и навсегда. Чувствую, как мои конечности холодеют, а сердце уходит в пятки. Он оглядывает меня с ног до головы, будто обладает способностью раздевать одним только взглядом.

– А если они помрут? Это от меня не зависит.

– В смысле? Что ты этим хочешь сказать? – задаёт вопрос директор.

– То, что даже я не могу обещать, что детишки выживут. – он

подходит ближе, зачем-то берёт в руки прядь моих волос, которые я мыла только вчера, и начинает досконально изучать с неизвестной целью. А я стою, застыв, будто каменная статуя. Будь он человеком – не побоялась бы врезать. – Это зависит от того, насколько они крепки от природы. Если их тела выдержат такое количество маны, они станут счастливыми обладателями магии, но если нет…

Я не просто вижу – чувствую на себе эту кривую надменную ухмылку.

– Они просто помрут, вот и всё. Забавно, не правда ли? Придётся довериться случаю.

Он говорит абсолютно равнодушным (по правде, немного даже насмешливым) тоном, что, очевидно, раздражает директора. Она вскидывает бровь и снова спрашивает:

– И что, ты не можешь проверить их запас?

– Не-а. Даже демоны и ангелы не могут видеть запас маны человека, которого собираются наделить особым даром. И во время войны столетней давности, воспоминаниями о которой вы, людишки, так необузданно дорожите, ангелы доверились случаю. Да, много людей погибло, так и не успев вступить в бой. Но что поделать… Не рискуешь – не живёшь.

И тут Шрам открывает рот, кажется, резко вспомнив о чём-то очень важном.

– Хотя Вы, наверное, помните сами.

Многозначительный взгляд, брошенный демоном в сторону Тамары Львовоны, крайне озадачивает. Я не понимаю, что он имеет ввиду, но Тамара Львовна, похоже, понимает, и на лице женщины читается неловкость. Что он имеет ввиду? Мне любопытно. Надо будет спросить, но потом (если, разумеется, выживу), ведь сейчас есть проблемы и поважнее.

Директор обращает свой взгляд в нашу сторону.

– Вы всё ещё можете отказаться, если желаете.

Я отрицательно мотаю головой.

– Что ж, будь по-вашему!

В следующее три минуты "посторонние", как соизволил выразиться Шрам, покинули комнату. Остались только я, Тамара Львовна и сам демон. Максим получил талон, обозначающий его вторым в очереди (то есть, непосредственно после меня), и был отправлен в коридор дожидаться вместе с остальными добровольцами результатов эксперимента и своего вызова. Уж не знаю, сколько народу там собралось, но за дверью ясно слышались шаги и голоса приходящих людей. Похоже, героев у нас в городе больше, чем я могла себе предполагать. С одной стороны, быть первым в очереди – это очень даже хорошо. Отстрелялся, так сказать – и на выход. И не нужно томиться в коридоре, тесном и душном из-за большого количества потребителей кислорода, нервно дожидаясь собственного череда (хоть коридоры в здании достаточно большие, и, к тому же, я не знаю точное количество собравшихся). Но с другой стороны – пугающе и даже ужасающе. Когда производят деталь для машины или какой-либо иной конструкции, над ней проводят ряд экспериментов, прежде чем выставить на продажу, дабы оценить пригодность новоиспечённого товара. Если первая деталь не проходит тестирование, на заводе начинают думать, изобретают и тестируют ещё, и ещё, и ещё. В конце-концов, результат становится достойным неустанного труда. Первая попытка далеко не всегда удачна. Что, если мне не повезёт?

– Закрой глаза и расслабься.

Да уж, тут расслабишься! Но, разумеется, я слушаюсь не то просьбы, не то приказа Шрама, послушно сомкнув веки. Его холодные, точно у трупа, пальцы касаются моего лба, и от этого его действия по всему моему телу пробегает холодок. Я не в состоянии расслышать его слов, но он однозначно говорит что-то. Голос, его голос убаюкивает меня, точно колыбельная песня матери, под которую я засыпала ещё в далёком прошлом, в раннем-раннем детстве. В глазах темно, их хочется разлепить, но я не делаю этого. Не только потому, что запретили, но и потому, что не могу физически. Словно что-то тяжёлое наседает на них, что-то вроде повязки, но не думаю, что мне завязали глаза – я бы почувствовала. Сознание погружается неизвестно куда, мысли растворяются в пучине томительной бездны. Состояние приятное. Похоже на сон.

Но сон ли это?

Глава 4

Вокруг такая темнота – хоть глаз выколи. Никогда не понимала прикол этой фразы: если выколоть глаз, то уж тем более ничего не увидишь, а здесь и с нормальным зрением – та же песня. Будто и правда глаза лишили. Не знаю, есть ли поблизости что-либо или кто-либо, но если это и так, то я об этом, похоже, не узнаю в ближайшие минуты. Не могу сделать и шага. Может, мне насильно завязали глаза и заставили идти по тонкому канату?

Почему я тогда не падаю?

Признаюсь, мне страшно. Я никогда не замечала за собой страха темноты или клаустрофобии, что могли бы выявиться во время игры в прятки, но вот одиночество – штука страшная. Страшная и безжалостная. От осознания, что я абсолютно одна здесь, что поблизости нету никого и ничего, тело прошибает мертвецким холодом. Ни звука, ни запаха.

Неужели я правда мертва? Неужели это и есть она – загробная жизнь?

Я никогда особо не задумывалась о том, что ждёт меня после конца. В жизни бы ещё для начала разобраться, а потом уже думать о смерти, если уж совсем не на что будет растрачивать свободное время. Но многие имеют на этот счёт разные предположения, основанные, правда, неизвестно на чём. Вероятно, они просто не хотят верить, что жизнь когда-нибудь закончится раз и навсегда, что когда-нибудь им придётся расстаться с самым ценным, что они имеют или имели когда-либо. Некоторые считают, что после смерти они попадут в Рай или Ад, – в зависимости от их характера, поведения и поступков за отведённое время – станут демонами или же ангелами. Но я не верю, что люди, пусть и далеко не самые хорошие, которым было судьбой предрешено оказаться после смерти в Аду, могли бы нападать на точно таких же людей, какими они сами когда-то являлись. Иные думают, будто души умерших становятся призраками, вечно блуждающими по нашему миру и наблюдающими за всем и вся. Кто-то и вовсе не верит в гипотезу о так называемой загробной жизни. Но вот я, стою сейчас здесь, вроде бы не живая, но и не мёртвая. Тихо, словно в пустоши. Я чувствую себя обнажённой, но нет, даже одежда на месте. Моя красная тонкая куртка, узкие джинсы, моя белая футболка, жёлтые носки с вышитыми на них мини-арбузами и красные кеды.

Нет, всё не могло так закончиться.

Разумеется, я знала, на что иду, когда забирала справку из рук лечащего врача. Я знала, каковы риски и возможные последствия, когда открывала дверь в нужный кабинет. Я всё это знала, но желание быть полезной, сделать что-то невообразимое и, наверное, безысходность подтолкнули меня к решительным действиям. Хотела стать героем, почему-то решив, что в таком случае само небо меня благословит за мою невероятно бескорыстную душу и пощадит меня. Был также и страх, который оказался побеждён шилом в одном месте. Может быть, меня и запомнят героем, но чувство паники и подкатывающей истерики факт того не способен изменить никак.

Люди не хотят умирать.

Я не хочу умирать.

Перед глазами вспыхивает яркий свет, заставивший глаза автоматически зажмуриться, а ноги – сделать шаг назад. Как оказывается, никакой пропасти позади меня нет, а есть то-то вполне твёрдое, как прозрачное стекло, которое, собственно, и не видно из-за его прозрачности. Спустя секунд десять я вновь открываю глаза и обнаруживаю… Огонёк. Да, это самый настоящий огонь, самое настоящее пламя, полыхающее перед моими глазами. Самосохранение должно, по сути, заставить меня двинуться назад, однако я не делаю этого.

Тепло.

Тепло и приятно, словно огонь не рядом с моей щекой, а чуть поодаль, в заточении кругом выложенных камней, полыхает маленьким ярким костром. Огонь не обжигает кожу, а приятно ласкает её своими прикосновениями. Это возможно? В реальном мире – точно нет. Даже если это очень странный сон, я не хочу просыпаться прямо сейчас, пока у меня ещё есть возможность подольше насладиться приятными ощущениями.

Только я ловлю себя на этой мысли, как огонёк внезапно разгорается сильнее. Ещё, и ещё больше, как вдруг вокруг меня разгорается самый настоящий… Пожар?! Огонь вновь не обжигает меня – очень странным образом разгорается лишь вокруг, заключая меня в центр своеобразного костра.

Что, чёрт возьми, происходит?!

Воспоминания о недавнем пожаре вновь возникли в моей памяти. Волна тревоги топит меня с головой, я изо всех сил стараюсь сопротивляться её ударному течению, стараюсь не захлебнуться в ней. Эти впечатления слишком ещё свежи, чтобы позабыть о трагедии.

Огонь полыхал, полыхал и полыхал, но никоим образом не задевал меня. Становится жарко… Я хочу выбраться отсюда, но не представляю как. Есть ли отсюда выход? А если это Ад, но не тот, где обитают демоны, а именно человеческая теория о загробной жизни, и теперь мне предстоит расплатиться за все мои грехи, совершённые мною при жизни?

Паника. Страх. Агония. Как же недавно это было, и вот снова я ощущаю свежий прилив смеси этих чувств.

Распахнув глаза резко подскакиваю, ртом пытаясь ухватить как можно больше воздуха. От страха перехватило дыхание. Я обнаруживаю, что лежу на твёрдоватой койке, и сверху надо мной нависают лица Тамары Львовны и Шрама.

– Проснулась! А Вы волновались напрасно! – весело и бодро заявляет демон, обращаясь к директору. Я всё ещё лежала, пытаясь немного успокоить сердцебиение и сбросить остатки кошмара.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Тамара Львовна. Она выглядела нервной.

– Более-менее.

Я приподнялась на локтях, когда постепенно сознание начинало приходить в норму, возвращаясь в реальный мир. Голова немного побаливала, словно на неё оседало что-то тяжёлое, но и это ощущение постепенно улетучивалось.

Шрам прожигал меня взглядом, от которого становилось не по себе.

– Что ты видела во сне, девонька?

Меня взбесило то, что он разговаривает со мной, будто со своей дочерью или близкой подругой, которую знает всю жизнь и потому имеет право называть схожим образом.

– Огонь, – ответила я, не показывая своего недовольства, поскольку сейчас и директор в том числе ожидала моего ответа. – Я видела огонь… Сначала он был маленьким, но потом превратился в пожар.

Кривая усмешка с непонятным контекстом расплылась по лицу Шрама.

– Так значит, огонь… Превосходно! Просто превосходно!

Он принялся вальяжно расхаживать по комнате, соединив за спиной руки. Я наблюдала за ним, совершенно не понимая, что же он нашёл в этом такого превосходного.

– Это что-то значит? – задала вопрос я. Мне казалось, что этот сон может отражать мои внутренние переживания, связанные с недавним трагическим событием. Совсем недавно я сама пережила пожар и, готова поклясться, это было не сном и не видением.

– Это значит, что тебе везёт, и везёт по-крупному! – радостно воспел чёрноглазый и всплеснул руками, радуясь, словно только что выиграл миллион. – Огненная стихия встречается часто,

и она реально мощная. Если, конечно, уметь ей правильно пользоваться. – Почему-то он снова усмехнулся в конце.

– Огненная стихия?

Когда нам в школе рассказывали о Межрасовой войне, то точно упоминали что-то о стихиях. Стихиях, которой обладали маги. Их всего четыре – Огонь, Земля, Вода и Воздух. Насколько я помню, маг может иметь лишь одну из этих стихий, а демоны и ангелы обладали каждой.

Получается, моя стихия – огонь?

Директор подошла ближе ко мне, очевидно, чтобы всё прояснить.

– В паспорте вроде указано, что ты родилась в марте. Двадцать пятого числа, если не ошибаюсь? – киваю. – Значит, по знаку зодиака ты Овен. Овны относятся к огненным стихиям. Это значит, что теперь ты обладаешь магией Огня. Понимаешь?

Вновь киваю, и мне на самом деле становится всё предельно понятно. Однако я не знаю, как реагировать – после пожара огонь для меня будет больной темой в лучшем случае на протяжении какого-то времени, если вообще не превратится в фобию. А работать мне предстоит именно с огнём. Жестоко, судьба, очень жестоко. И совсем не смешно.

Тамара Львовна всё ещё стоит рядом с моей койкой, в то время как Шрам улыбается в углу чуть поодаль от нас.

– Можно запускать следующего.

Я вздрогнула, ведь под "следующим" имели ввиду Макса. Меня выпустили в коридор, а его позвали внутрь, закрыв двери и строго-настрого запретив мне находиться в комнате во время эксперимента, как бы я не уговаривала Тамару Львовну. Та хоть и была мягка в общении со мной, на своём она стояла твёрдо и неуступчиво. Так что мне пришлось сдаться и расположиться возле двери вместе с толпой добровольцев, дожидающихся своей очереди.

Волнение стало накапливаться в груди с каждой секундой. Из лаборатории не было слышно ни звука – двери весьма надёжные, что неудивительно. Я просто надеюсь, что Максиму тоже повезёт. Что мы вместе овладеем магией. Вместе будем изучать заклинания, или что там необходимо. Вместе будем патрулировать улицы. Будем вместе сражаться с демонами, чтобы мирные граждане Санкт-Петербурга (наши родные в том числе) могли спать спокойно.

Нет, ему просто должно повезти. Я знаю это.

– Девушка, вы же только что вышли?

Вопрос, обращённый ко мне. Я отвлекаюсь от бесцельного разглядывания пола под ногами и постукивания пальцем по локтю и поворачиваюсь к тёмноволосой девушке с голубыми глазами удивительно чистого оттенка и миловидными чертами лица. Она тоже выглядит достаточно молодо – похоже, здесь нас таких трое.

– Да.

– И как оно? Страшно? – глаза девицы загорелись любопытством.

– Ну такое. Какой у тебя номер?

– Третий, – получается, после Макса. Однако совсем не похоже, чтобы она волновалась или как-либо переживала из-за того, что следующая в очереди. – Видела бы ты, какая тут была суматоха! Все обсуждали… Выйдешь ты или нет, – только сейчас я замечаю, что и правда взгляды практически всех здесь находящихся прикованы именно ко мне. – И что ты сейчас чувствуешь?

– Ничего особенного. Сначала я уснула и видела очень странный сон. В нём был огонь… Много огня. Это значит, что я получила магию, а моя стихия – огонь.

– Ничего себе! – голос девушки звучал тихо и приятно, но было видно, что она поражена. – Магия огня очень мощная.

– Да. Но ей нужно уметь управлять.

– Уверена, ты с этим справишься. Ну, в смысле, самое страшное ты прошла, думаю, значит и с трудностями справишься.

– Хотелось бы верить. Но спасибо, – я улыбаюсь, и брюнетка улыбается мне в ответ. Не слишком убеждающе, учитывая факт того, что общаемся мы по большей мере минуту и, по сути, даже ещё незнакомы. Но слышать слова поддержки от незнакомца в любом случае приятно. Иногда даже больше, чем от близких людей, ведь тебе не приходится гадать насчёт правдоподобности услышанного, не приходится думать, действительно ли они так считают или говорят это только лишь из жалости, из-за уз, связывающих вас дружбой или чем-либо ещё.

– Как тебя…

– Светлана, – она тепло улыбается, успев перехватить поток моих мыслей и ответить прежде, чем я задам вопрос до конца. Её волосы совсем не

соответствуют её имени, зато чистое лицо и светлая улыбка как раз приходятся ему кстати. – Тебя как?

– Владислава.

– Серьёзно? Так зовут мою бабушку по папиной линии.

– Понятно, – значит, тёзка… Интересно. Я, на самом деле, люблю таких людей, как Светлана – открытых, которые не строят стен и не опасаются других, с которыми можно поговорить. Беседа со Светланой почему-то и правда отвлекает меня от тревожных мыслей. – Почему ты решила участвовать в эксперименте?

Девушка улыбается, заправляя прядь коротких и потому выбивающихся из-за недостаточной длины волос за ушко.

– Видишь ли, мой дядя работает в Организации. Я видела его всего пару раз за жизнь, но невероятно этим горжусь. Защищать людей – это то, чем стоит гордиться, гораздо больше, чем количеству подписчиков в Тик-Токе и других соцсетях, я считаю. Я всегда мечтала пойти по его стопам. Возможно, и виделись бы мы тогда чаще.

Она рассказывает обо всём с таким ощутимым воодушевлением, что в её слова и мечты хотелось верить так же живо, как она сама. Будто бы я знаю Светлану всю свою жизнь и прекрасно понимаю, о чём она говорит.

Но нет, мне ясно в самом деле.

– Я понимаю, – отвечаю я.

– А ты? Я так понимаю ты пришла с… Другом? Парнем?

– Он мой брат.

– Ох… Извини.

– Нет, всё нормально. Мы двоюродные брат и сестра… Недавно мои дядя и тётя погибли во время нападения демонов, и в их дочь, что сейчас живёт с нами, неделю назад вселялся демон, – удивительно, но незнакомцы иногда могут оказаться даже лучшими слушателями, чем кто-то из знакомых, – ты слышала про пожар в одном из домов? Том, что возле Беговой? – она кивает, – мы оттуда.

– Ох… Вот оно как… – Светлана мгновенно затихает, путается в словах и заметно нервничаешь. – Слышала по новостям… Прости. Не хотела поднимать больную для тебя тему.

Я отмахиваюсь.

– Всё нормально. Правда, не беспокойся об этом. Что было, то было. Просто мне уже почти восемнадцать, и, по сути, из себя я ничего не представляю. Я не считаю себя несчастным человеком. Конечно, что-то иногда просто выбешивает, но бывает куда хуже. Я просто рада, что у меня есть семья, и я очень сильно хочу помочь своим родителям. Мне хотелось бы сделать что-то… Большее, принести реальную пользу, раз у меня есть такой шанс.

Светлана кивает.

– Мне знакомо это чувство. Сделать что-то большее. Я понимаю тебя.

"Я понимаю тебя". Три слова, от которых чувствуешь реальное облегчение. Теперь я точно уверена, что делаю всё правильно.

Дверь в лабораторию распахивается совершенно неожиданно для нас обеих.

– Макс! – я подбегаю к нему и обнимаю за шею, на что тот усмехается и также отвечает объятиями. Я рада, что он выжил, и мне абсолютно плевать, что окружающее неприязненно косятся на нас в этот самый момент.

Голова директора появляется в дверном проёме.

– Следующий, – объявляет она, и Светлана заходит внутрь.

Мы с Максимом встаём у двери.

– Как ты?

– Супер! – его глаза так и пылают восхищением и необыкновенной живостью. – Ведь теперь я стану самым настоящим магом! Мы с тобой, Лада!

Я знаю, что Макс хотел этого не меньше моего, а может даже и больше. Благотворительность и помощь другим как раз по его части, но не думаю, что сражения и жизнь воина подходят ему абсолютно так же.

– Какая твоя стихия? – я помню, что день рождения у него в октябре (по знаку зодиака Весы), но решаю уточнить.

– Воздух. Во сне я видел ветер… Он был довольно сильный, но приятный и освежающий, как летом, – значит, я не ошиблась, – а у тебя?

– Огонь.

Я жду, что он удивится, или воскликнет своё привычное восхищённое "Ого!", как делал всегда, когда что-то сильно его удивляло или радовало. Однако вопреки моим ожиданиям он лишь спокойно улыбается.

– Так и знал. Очень похоже на тебя, Лад, – он чешет затылок и поднимает глаза на часы, – Я… Полагаю, нам нужно ещё стоять здесь?

Я пожимаю плечами.

– Думаю, да. Пока не пройдут все добровольцы. Наверное, нам

выдадут какие-то документы на обучение или что-то типа этого.

– Возможно. Думаешь, нас отправят в Магическую Академию? – отшучивается он, но я считаю, что это вполне способно оказаться правдой.

В Магической Академии обучаются дети, уже рождённые с магическим даром. Там преподают и обычные предметы вроде географии и русского языка, которым обучают всех других детей, но помимо этого значительное время уделяют тренировкам, ведь таким детям в будущем предстоит защищать человечество. Это насколько знаю я. Вообще, таким детям предоставляется очень много льгот: детские сады и школы для магов присуэтствуют в каждом городе и работают наряду с обычными; они так же сдают экзамены, но выборные предметы им сдавать необязательно; в будущем, когда такие дети достигают совершеннолетнего возраста, им выдают квартиры рядом с Организацией, если это требуется. Например, если маг – сирота либо не имеет прописки в городе.

По привычке сую руки в карманы джинс и обнаруживаю в них пятирублёвую монетку. Она серебристая, идеально круглая, немного поблёскивает в пробивающихся через окно редких солнечных лучах. Я подкидываю её вверх и ловлю снова, после чего повторяю это движение ещё несколько раз. В это время думаю о том, какой могла бы оказаться она – моя жизнь, если бы я родилась магом. Училась бы в Магической Академии. На экзамене сдавала бы русский язык и математику, но не отказалась бы от выборных и взяла бы ещё биологию и химию, которые идут у меня лучше всего. Шанс родиться с магическим даром не больше, чем получить решку, когда подбрасываешь монету в воздух. Но ведь и в моём случае преимуществ очень много! Квартира с видом на Невский проспект – похвастаться таким может далеко не каждый. Именно там и находится Организация Магов, ведь это один из самых оживлённых районов Санкт-Петербурга, где постоянно много людей, а значит и много нападений. Я могла бы жить там, да и, скорее всего, так оно и будет, поскольку силы я уже получила.

Для детей-сирот с магическими способностями детские дома тоже строят отдельные. И нет, таким образом их не хотят отгородить от простого общества – напротив, они воспитываются как раз для того, чтобы защищать мирных горожан. Просто они вынуждены изучать то, что мы, дети без способностей, изучать не можем. Им предстоит много тренироваться физически, изучать заклинания и прочее такое. Они никогда не рождаются больными, или в максимально редких случаях. И они имеют полное право общаться и дружить со сверстниками, не обладающими даром магии; имеют право посещать спортивные секции, творческие кружки, музыкальную или художественную школы. Если ребёнок-маг оказывается сиротой, государство берёт полную ответственность за его обеспечение. Даром магии обладает каждый десятый, поэтому ценится абсолютно каждый из них.

Конечно, моя жизнь изменилась бы вкрутую и, вполне возможно, я была бы счастлива, имея столько возможностей, сколько не имею сейчас. Но знаете что? Я ни о чём не жалею. Моя семья стоит для меня куда больше, чем самая лучшая квартира в элитном районе Петербурга.

Снова открывается дверь, и все поворачиваются в ожидании увидеть вышедшую девушку, но появляется лишь побледневшее лицо Тамары Львовны. Я аж вздрогнула. Что-то точно не так. Что-то не в порядке!

– Эксперимент окончен, – заявила директор звучным голосом, тяжёлым будто груда свинца. – Просим прощения за предоставленные неудобства. В ходе экстренных ситуаций эксперимент должен быть прекращён.

По толпе пронеслась волна негодующих вздохов. Некоторые сердились, а некоторые начинали нервно перешёптываться, гадая, что же заставило директора так резко переменить своё решение. Глядя на потускневшие глаза и опущенную голову Тамары Львовны я просто не могла не подойти и не поинтересоваться о том, что же такое произошло.

– Умерла… Эта девушка… Она умерла… – голос директора задрожал. – Я знала, что может произойти. Но… Не так… Это было слишком жестоко…

Я замерла, не веря собственным ушам. Шрам, наблюдавший всю эту сцену относительно неподалёку, вмешался в разговор:

– Я предупреждал, что что-то такое может произойти. Неужели и правда собираетесь отменять сделку?

Директор не отвечает, а я всё ещё смотрю туда, куда мне не следовало бы смотреть.

Совсем недавно я разговаривала с этим человеком. Она высказала свою веру в меня. Она хотела стать магом, потому что эта работа её дяди.

А теперь она мертва.

Как же это мерзко, отвратительно, ужасно. Боюсь представить себя на месте её родственников, на месте её дяди, матери или бабушки по отцовской линии.

Ужасней всего, что на её месте могли бы оказаться и мы с Максом.

– Эксперимент нельзя продолжать, – наконец отзывается Тамара Львовна, резкостью своего тона заставив меня от неожиданности подпрыгнуть на месте, – он слишком опасен для людей.

– Однако первые две попытки оказались удачными, – опровергает демон её слова, похоже, пытаясь таким образом переубедить.

– Рисковать жизнями граждан мы не можем. Эта смерть уже принесёт нам не самую лучшую репутацию. Люди не игрушки и не подопытные животные, мы не можем делать с ними, что хотим, – Шрам фыркает, но директор игнорирует это, – хоть бойцов у нас и немного, но до сей поры их числа было достаточно, чтобы защищать город. И у нас есть два новобранца, – она поворачивается к нам и тепло улыбается, заглянув прямо в глаза каждому. – Поздравляю вас.

Я киваю и не могу сдержать восторженной улыбки в ответ.

– Надеюсь, Организация поможет вам стать настоящими магами.

– Мы будем учиться в Академии? – удивился Максим.

Тамара Львовна лишь грустно посмеялась.

– Разумеется, нет. Вы будете обучаться индивидуально с преподавателями.

Ну, это радует. Не придётся томиться с младшеклассниками за одной партой.

– И что, вы серьёзно? – теперь уже Шрам подошёл совсем близко, размашисто шагнув из лаборатории в коридор. Он смотрел прямо в глаза Тамаре Львовне. – Вы заключили со мной сделку. И теперь заявляете, что прекращайте эксперимент?

Мне становится не по себе от его голоса, который из насмешливо превратился в… Угрожающий? Мне до сих пор непонятно. Но он говорил громче и твёрже, без улыбки, без насмешки…

– Да, – директор вздыхает, – это слишком опасно, до тех пор, пока мы не научимся определять количество маны в теле человека, если это вообще возможно. Но не переживай, сдавать мы тебя не собираемся. Уговор есть уговор, и раз Организация пообещала укрывать тебя в ответ за оказанную тобой услугу, так оно и будет. И, к тому же, я думаю, для тебя у меня найдётся другая работа.

Глава 5

Тридцать первое марта, семь утра.

За окнами только начинало светать к тому моменту, как Вера успела умыться, наспех позавтракать бутербродами и подобрать наряд для выхода. Оставалось лишь нанести макияж – немного туши, чуть-чуть помады… Ей определённо удавалось идти в ногу со временем, а иногда и даже обходить его.

Девушка уже полностью готова, но вынуждена дожидаться Варю, которая, увы, далеко не так пунктуальна и собрана, как она сама, и совсем даже наоборот. Вера уверена почти полностью, что та ещё спит или в лучшем случае умывает лицо холодной водой после недавнего пробуждения. Большего ожидать от неё не стоит. Вздохнув, Ромашкина открывает чат с лучшей подругой и в спешке начинает строчить смс.

"Привет. Ты скоро?"

Спустя минуту сообщение всё ещё не прочитано. Вера гасит экран нажатием кнопки и откладывает телефон на туалетный столик, чтобы заплести волосы в аккуратный пучок с задней стороны головы. Волосы – то, чем Вера могла гордиться благодаря невероятно удачливым генам её матери. Пушистые и шелковистые, ко всему прочему сохранившие светлый окрас, так что на солнце поблёскивали золотом, тем не менее требовали постоянного тщательного ухода. Шампуни, маски, кондиционеры требовали как денег, так и времени. Зато волосы невероятно красиво смотрятся, будучи распущенными, однако Вера абсолютно всегда заплетает их, объясняя это тем, что густые пряди частенько лезут в лицо и то и дело спутываются между собой. Но и укорачивать причёску девушка вовсе не торопилась: гораздо привычнее и удобнее заплетать не слишком длинные и не слишком короткие волосы, по её личному мнению, хотя многие говорят, что каре подошло бы ей с большей вероятностью.

Образ был завершён ровно к десяти минутам восьмого. Одежда (белая блузка, недлинная жилетка бледно-персикового оттенка, чёрные брюки) была аккуратно поглажена, надета, застёгнута; вещи, предназначенные для пар (необходимая канцелярия, расчёска и противоаллергенные капли для носа) были сложены в сумку. Теперь оставалось лишь обуться, но перед этим дождаться сообщения от Вари.

Вера хватает телефон ровно тогда, когда он издаёт вибрацию. Новое уведомление – долгожданное сообщение от подруги.

"Я готова. Прости, что так долго. Сейчас буду выходить."

Девушка облегчённо выдыхает. Наконец со спокойной душой она может надеть туфли на невысокой платформе, возгрузить на плечо сумку и покинуть душную квартиру – душную не только из-за редкого проветривания, но и из-за отопления, которое было включено, хотя погода снаружи казалась не такой уж холодной. Удивительно, что на лестничной клетке она едва ли не сталкивается с Варей, тоже только что вышедшей в коридор.

– Не могу поверить, что вышла раньше тебя, – улыбается Степаненко, когда подходит к подруге ближе, чтобы обнять её.

– Я всё утро ждала, пока ты соберёшься и ответишь мне, – недовольно отзывается Вера, тем не менее принимая приглашение к объятиям, – если бы мы не были соседями по лестничной клетке, а жили бы в разных домах, я бы ни за что не стала торчать из-за тебя лишних пятнадцать минут.

В ответ Варя лишь усмехается. Её карие глаза смеются вместе с ней, но был в них и какой-то отголосок неловкости, стеснительности, как бы извиняющийся перед Верой. Хоть девушки и жили в одном доме и даже на одном этаже, Варя Степаненко всегда умудрялась опаздывать на их встречи. Это касается не только института: когда подруги запланировали совместный поход в кафе прошлым воскресным вечером, Вере пришлось ждать практически сорок минут, пока соберётся Варвара. Сама Ромашкина не опаздывала никогда и имела привычку собираться заранее, оставляя в запасе лишние минуты, а иногда и полчаса – как раз для того, чтобы Варя успела собраться.

– Прости. Долго не могла найти телефон.

Вера закатывает глаза. Подобного рода оправдания она слышит уже далеко не в первый раз, и не хочет даже разбираться в том, насколько они правдивы. Варя опоздала, и факт того неоспорим. Девушка также обращает своё внимание на причёску подруги – шоколадного оттенка локоны были завит

ы плойкой, на что всегда уходило не малое количество времени. Волосы Вари далеко не такие красивые от природы, как Верины, но выглядеть хорошо ей явно было необходимо. Губы накрашены красной помадой, гораздо более яркой, чем у Веры, на глазах аккуратные стрелки. Ромашкина подозревает, что раз Варя успела позаботиться о причёске и даже так искусно подвести глаза, на деле она торопилась совсем не так, как преподносила это в речи.

Солнце за окном яркое, но тёплым его назвать было бы решением довольно спешным. Холодный ветер дул в лицо, насмехаясь над людьми, купившимся на этот обман погоды. Вера поначалу даже пожалела, что не надела пальто – тоненький пиджак не очень-то согревал и был предназначен вовсе не для этого. Девушка удивлялась, как Варя могла спокойно идти в одной только блузке и коротенькой юбочке. Пока она мёрзнет в своих брюках, подруга скоро переставляет худые тонкие ножки в одних лишь капронах, без единого намёка на холод, словно сейчас на самом деле уже жаркое-жаркое лето. Она почти никогда не замерзала, и в этом, наверное, одно из её немногих преимуществ перед Верой.

Светловолосая уже не в первый раз задумалась о том, насколько же им повезло жить и учиться именно в Санкт-Петербурге. Живи они в маленьком городе в Ленинградской или какой другой области, где автобусы и маршрутки приходят лишь раз за определённое количество времени, с большей вероятностью пропускали бы нужный транспорт. Там, где важна каждая минута, Варе совсем не место. Наверное, метро было создано специально для таких людей, как она, которые никогда не успевают попасть на трамвай или автобус, сколько ты их не подгоняй. И ещё одно весьма удачное стечение обстоятельств заключается в том, что до ближайшей станции метро от дома девушек пешком добираться не более пяти минут, а с учётом заблаговременного выхода (Вера приучила Варю вставать за два часа до начала пар, так что даже с её нерасторопностью студентки поспевали относительно вовремя) этого вполне должно хватить, чтобы добраться до института и сохранить при этом немного свободного времени.

*******************

Я допиваю кофе, просматривая по телевизору утренний эфир новостей без особого интереса.

– Встреча президента Российской Федерации с президентом Казахстана произошла позавчера в Нур-Султане. Главы государств обсудили политические вопросы, которые так давно оставались неоглашёнными и волновали жителей обеих стран, – доносила женщина с экрана телевизора.

Мой телефон на столе издаёт короткую вибрацию. Сообщение от мамы. Спрашивает, всё ли у нас в порядке и не забываем ли мы позавтракать. Я улыбаюсь. Прошло около года с того дня, или, вернее, того вечера, когда случился пожар в нашем старом доме. Мы с Максом живём в квартирах, которые любезно предоставила нам Организация, наши родители нашли новую квартиру и благодаря выплаченной страховке и полученным нами деньгам живут теперь в большей квартире. Мы с Максом…живём теперь отдельно – зато по соседству друг с другом. Но наши с ним родители – в особенности, конечно де, мамы, – до сих пор беспокоятся о нас, названивают каждый день и даже не раз приезжали на выходных – с горячим супом и котлетами в отдельных контейнерах. Наверное, мы для них никогда не вырастем… Правда, мне теперь и не кажется, что это плохо.

Но вот обучение было, надо признаться, не из лёгких и напоминало о том, что я всё же больше не ребёнок, невзирая на старания и убеждения моих матери и тётушки. На протяжении этого года нас с Максом обучали самые опытные преподаватели Магической Академии. Мы стали самыми настоящими магами, которые дежурят по всему городу, охраняя его покой! Ну разве это звучит не круто?

За последние четыре дня на территории нашего города не было зафиксировано ни единого нападения, и сейчас все живо обсуждают бега, недавно прошедшие в Москве. Эти бега – мероприятие спортивное, живое, и как на мой взгляд было очень смелым решением устроить их в такое далеко не безопасное время. Толпы людей опасны сами по себе, а тут ещё и демоны… Думаю, нападения два так в столице произошло точно. А у нас абсолютная тишь… Такое чувство, будто это затишье – не конец всего плохого, а лишь передышка перед ещё большей бурей.

Отгоняю от себя тревожные мысли и продолжаю пить кофе, к этому моменту уже успевший остыть. Я умудрилась поглотить приличную порцию яичницы с колбасой до этого, и теперь могу всецело наслаждаться любимым напитком, не торопясь и не кидая взгляд на часы каждую секунду, будто от этого время способно замедлиться и тем самым пойти мне навстречу. Кофе и бутерброд я завтраком не считаю – когда мы с Максимом были ещё совсем детьми, наши мамы неоднократно нам объясняли, что утренний приём пищи должен обогащать достаточным количеством энергии и бодрости, что именно он даёт начало новому дню и новым впечатлениям, а кофе насытиться не сможешь и на ближайшие полчаса. Да что там, и сейчас продолжают объяснять чуть ли не в каждом утреннем смс… Так что лучше хорошо покушать с утра, чтобы уже не наедаться на ночь: совет от моей матери, которая оказалась хоть и не диетологом, но самым настоящим гением в сфере того, что нужно делать, если хочешь похудеть. Сколько её помню, она всегда была в превосходной форме. Но иногда она перебарщивала с количеством принесённых котлет… Уж лучше есть самим, чем… Чем так вот.

Сейчас около шести часов утра. Будь сегодня не тридцать первое марта, по счастливому (или не очень) стечению обстоятельств выпавшее на вторник, а, скажем, тридцать первое января или февраля, я бы могла спать ещё как минимум час. Мои занятия и тренировки обычно начинались в восемь утра и длились до обеда, после чего следовал перерыв, а следом и дальнейшие занятия. Антон Степанович, мой учитель, оказался как и я человеком не слишком эмоциональным (неужели теория о том, что люди одной стихии имеют схожие характеры, не является вымыслом?), однако отметил (хоть холодно и не очень-то убедительно), что учусь я достаточно быстро даже для своих лет. Я и сама ощущаю, что это правда: с заданиями я справлялась со всеми. Конечно, на некоторые, в особенности на те, что были посложнее, уходило больше времени, на некоторые, что полегче, меньше. Однако, по словам учителя, я справлялась с ними даже быстрее, чем небольшое множество детей, которые изучают магию с раннего детства. Сильно ли на это повлияло то, что я получила дар магии напрямую от демона?

Я начинаю собираться, когда стрелка медленно проползает ещё десять минут. Начало дежурства – семь утра, но нужно ещё успеть добраться до назначенного места. И для этого мне необходимо поторопить моего соседа.

– Макс, ты собираешься?

Я просовываю голову в дверной проём, глаза машинально пробегаются по комнате в поисках её хозяина. Макс точно уже проснулся, поскольку завтракал вместе со мной на кухне моей квартиры, но после отправился к себе для того, чтобы переодеться, как мне он заявил.

Я не сразу замечаю его: Максим рылся в шкафу, и худое тело не было видно за открытой настежь дверцой мебели. Зато он заметил меня раньше и отвлёкся от своих поисков, выйдя в центр комнаты и показавшись мне на глаза. Он уже практически закончил – форменные чёрные брюки и чёрная куртёнка с эмблемой Организации у левого плеча уже были на нём. Рюкзак в углу – собран, часы с системой навигации – надеты на его руке. Не хватало лишь одного.

– Я не могу найти своих носок… – Макс виновато улыбнулся, его голос звучал так пришибленно, словно он был пленником, которого я замучила до такой степени, что теперь он извиняется передо мной за каждую незначительную мелочь.

Нет, когда-нибудь я его убью.

– Значит иди без носок, или поторопись, пожалуйста. Нам скоро выходить.

Получив кроткий кивок я вышла из комнаты, наконец оставив брата в покое. Его-то я отчитываю, хотя сама ещё одета в лиловую пижаму с изображением лам на футболке и шортах. Симпатично, конечно, но совсем не под стать воительнице. Однако где лежат мои вещи я, в отличие от некоторых, знаю точно.

Но прошёл уже целый год… Даже не верится в это. Всё это время нашей поддержкой была не только любимая семья, но и Организация: предоставила нам квартиру, учителей, обеспечивала финансово. Я успела вместе с Эрикой пройтись по магазинам и прикупить немного одежды. Она вообще очень сильно помогала нам: учила распоряжаться своими деньгами, зная, что мы никогда прежде не работали и не имели при себе столь огромных денег, и что такие деньги в наших руках всё равно, что в руках пятилетнего ребёнка, морально готового скупить целый магазин сладостей или игрушек.

Поначалу я не понимала, почему Эрика так печётся о нас, но теперь мне стало ясно: она – очень милая и добрая девушка, неравнодушная к чужим проблемам, и была совсем не против подружиться с нами (в этом сильно похожа на Макса, только гора-аздо стеснительнее и спокойнее, но в тысячу раз собранней). И с ней у нас действительно потихоньку завязывались тёплые узы дружбы. Эрика очень милая, в отличие от её брата, которого я практически, так как он буквально закрыт от внешнего мира в нерабочее время, не знаю и совсем не понимаю. Очень многим я обязана именно Эрике.

С переодеванием я закончила достаточно быстро, после чего мы с Максом пулей помчались к метро.

Шесть пятьдесят четыре.

Мы успели ровно за шесть минут до семи – начала рабочего дня. Наша территория – Московская, станция метро на второй линии, невероятно красивое место для работы или прогулок. Я вообще горжусь, что родилась в этом городе, но, к сожалению, до сих пор не имела возможности как следует познакомиться с его культурой, хоть и живу здесь с самого своего рождения. Новое рабочее место невероятно порадовало меня: статные высокие дома, гламурные модницы и крепкие богатыри ушедших и грядущих времён; фонтаны, похожие на те, что стоят в "Парке трёхсотлетия", где я гуляла на протяжении детства. Но больше всего моё сердце покорила Башня "Лидер", которая хоть и не самая высокая из тех, что мне приходилось видеть, но тем не менее не лишённая присущей ей величественности.

С Эрикой и Виктором мы договорились встретиться у метро. Как только мы подошли к станции – сразу увидели Цукановых, которые ждали нас тут уже неизвестно сколько, и направились к ним. Они оба стояли рядом с бесконечно открывающимися и закрывающимися дверьми. По лицу Виктора можно было подумать, словно он ждёт уже не первый час – настолько оно показалось мне уставшим и отстранённым. Я даже включаю телефон, чтобы проверить время, и оказывается, что мы как раз подоспели вовремя, ведь пятьдесят девять минут седьмого буквально на моих глазах сменились на семь ноль-ноль.

Эрика же приветливо улыбнулась, только заприметив нас.

– Молодцы. Вы даже не опоздали, – её глаза ласково глядят на меня, когда она подходит к нам и обнимает сначала меня, а потом Макса.

Мы с Эрикой не виделись уже больше недели – у меня была большая нагрузка по учёбе, а насчёт неё я вообще молчу… То больница, то дежурство. Удивляюсь, как вообще она со всем этим умудряется справляться и остаётся такой спокойной, выглядит здорово, не считая немного бледной от природы кожи. Увидеть Эрику снова для меня в радость.

– Сама удивляюсь, – хихикнула в ответ я.

Моё хорошее настроение мгновенно улетучивается, как только я замечаю взгляд Виктора на себе. Честно говоря, я не особо рада, что он будет с нами дежурить: сразу мне не очень понравился, ещё когда я увидела его в первый раз. Высокий, статный, красавчиком его назовёшь без преувеличения, но своим кислым лицом он постоянно портит всё впечатление о себе. Единственный доступный взору голубой глаз (второй закрыт чёлкой) глядит прямо в мои, обжигая холодностью взгляда. Возникает чувство, будто он собирается обратить меня в каменную статую.

– Привет, – безэмоцинально произносит он, вроде как обращаясь к нам обоим, но по-прежнему смотря только на меня. Я смущённо отворачиваюсь, – вы же знаете правила?

– Да, – отвечаю ему.

Правила были бы предельно понятны и дураку. Дежурства делятся две смены. Работа двенадцать часов в сутки, первая смена с семи утра и до семи вечера, вторая – с семи вечера и до семи утра. Обычный обход территории с короткими перерывами на приём пищи. Исключение представляют некоторые маги, обладающие стихией Воды – единственная стихия, которая помимо боевых заклинаний включает в себя исцеляющие. Такие маги чаще всего работают в больницах. Либо они работают там и исключительно там, либо же, как Эрика, медсёстрами в половину смены. Для них (таких как Эрика) рабочий день составляет шесть часов, что получается до часу дня, после чего они идут на вторую смену в больницу. Другие же работают с семи утра в больнице, и в час дня выходят на дежурство, сменяя тем самым друг друга. С ночным дежурством точно так же. Получается, в час дня Эрика поменяется с кем-то из магов Воды. Она работает медсестрой в той больнице, куда мы с Максом загремели после пожара в детском доме, и вручила тот самый счастливый билет в новую жизнь. На замену ей придёт кто-то, так же обладающий магией Воды и работающий в больнице в первую дневную смену. Выходные раза два или три в неделю.

Команда для дежурства формируется из четырёх человек – маги Огня, Воды, Земли и Воздуха. Среди нас я, Овен по знаку зодиака (стихия Огня); Макс, по знаку зодиака Весы (стихия Воздуха); Эрика, Рыбы (стихия Воды) и Виктор, являющийся по знаку Козерогом (стихия Земли). Пока нам предоставлена данная территория, на которой мы будем дежурить минимум неделю, после чего район или члены команды могут смениться.

– Вик, перестань их пугать, – укоризненно высказала Эрика брату и после повернулась ко мне, – не слушайте этого зануду. Это ваше первое дежурство, и мы будем рядом. Ничего особенного делать не нужно… Если не попадутся демоны – считай, повезло, – она суёт руку в большой чёрный рюкзак – тот же форменный, от Организации, – и достаёт небольшую рацию, размером не намного больше её ладони, – средство связи. У каждого из нас есть телефоны, но они не слишком надёжны. Рация – конструкция более простая и надёжная. Достаточно просто нажать на кнопку, чтобы связаться с другими членами команды, – Эрика нажимает на большую чёрную кнопку, и я слышу, как в рюкзаке шипит моя рация, – Так же у нас, как вы уже знаете, есть наручные часы с функцией геолокации. С их помощью маги могут быстрее находить друг друга, если находятся на расстоянии. Но если мы будем держаться вместе, они нам не понадобится. Поскольку это ваш первый раз, мы в основном будем держаться рядом с вами. Но район большой, поэтому в будущем, вполне возможно, в разных уголках улиц придётся дежурить поодиночке. В общем, работа не пыльная, даже интересная, и к тому же прибыльная. Но, конечно, очень рискованная.

Рискованная – это бесспорно, но ведь это делает её ещё более захватывающей. Захватывающей и благодарной. Не думаю, что, ко всему прочему, по собственному желанию каждый день выбиралась бы в центр Петербурга и двенадцать часов любовалась бы его красотами, а тут за это ещё и платят.

Погода из прохладной превращается в холодную. Я шокирована там, как некоторые люди смелеют ходить в такую погоду без курток. Как, например, вон та девушка по другую сторону улицы, одетая в короткую юбку и блузку без рукавов. Даже подруга, идущая рядом с ней, надела на себя хотя бы тоненький жилет, а тёмноволосая красавица идёт так, словно на улице не семнадцать, а двадцать семь градусов.

К слову, Эрика одета так же. И так же совсем не мёрзнет.

– Я сегодня взяла замену, – она широко улыбается, глядя прямо на меня, – так что буду дежурить с вами целый день, по крайней мере, сегодня.

Эта новость мгновенно пробуждает меня от мыслей.

– Правда? – я восклицаю от восторга. – Это замечательно!

Мысль о том, что первое дежурство я проведу с лучшей подругой, облегчала душу и придавала мотивации.

*******************

– Спасибо, что пригласил к себе, – Вера улыбается, а её щёки пылают, когда она поднимает взгляд на идущего рядом с ней парня, словно видит его впервые. – Но ты уверен, что готов проводить меня? Уже довольно поздно, а ещё на метро ехать…

– Не беспокойся об этом. Всего-то две станции.

– Но всё равно. Если бы не я, ты бы уже был в общаге.

– Если бы не ты, я бы из неё не выходил, – поправляет девушку Роман, – это я должен благодарить тебя за то, что ты меня вытащила.

Вера смеётся и качает головой, но в глубине души понимает, что это абсолютная правда до последнего слова. Она встречается с Ромой уже около трёх месяцев, и почему-то уверена, что за это время познала о нём всё до мелочей. По выходным он часто тусуется со своими друзьями в каком-нибудь баре или клубе или же встречается с Верой, но большую часть недели проводит исключительно в институте и в общежитии. Мало кому удаётся вытащить парня из его уютных обителей в будни, и можно назвать чудом, что в этот вторник он не будет лежать в кровати и тратить время за просмотром телевизора, объясняя это усталостью после учебного дня.

Но и Вера может быть благодарна ему. Конечно, теперь ей придётся пожертвовать несколькими часами сна, для того чтобы подготовиться к завтрашнему семинару, но девушка совсем не жалеет, что провела этот вечер с любимым человеком. Из института они выходили втроём, но, к счастью, Варя оказалась очень понимающей подругой и под предлогом приёма у стоматолога поспешила оставить сладкую парочку наедине друг с другом, но и Вера и Роман прекрасно понимали, что на самом деле никакого стоматолога у неё на сегодня не запланировано.

Парень с девушкой неторопливо двигаются по улице, их пальцы сомкнуты между собой, и ни холодный ветер, ни влажность воздуха не испортят романтический момент. Небо темнеет, загораются фонари, фары машин и прочие существующие вокруг искусственные источники света. Слышен шум воды городского фонтана. Безусловно красиво, а с вечерним закатом становится ещё более прекрасно – добавляются краски, каких не увидишь днём.

– Какое сегодня красивое небо, – замечает Вера, поднимая глаза ввысь. Облака пролетали над городом, создавая между собой дыры, словно на подранных джинсах, и, когда девушка подняла голову, она увидела в этом промежутке небольшое звёзд.

– Да, такое не часто увидишь. Даже летом.

Теперь уже парень задирает голову к небу – повторяет за своей спутницей. Темнеющий небосклон над их головами действительно полон звёзд, маленьких и потрясающе ярких.

Девушка смотрит на них и совсем не смотрит на дорогу.

– Ах!

Резкое столкновение заставляет её вернуться на землю. Вера имела все шансы шлёпнуться на асфальт, причём ещё и впечататься в него лицом, но ловкая рука подхватывает её на лету. Девушка, в которую она врезалась, была высока: метр семьдесят ростом, не меньше. В одной руке она держала бумажный стаканчик с кофе, другой подхватила за талию падающую (уже нет) Веру. Зелёные глаза смотрели на неё с удивлением – девушка тоже явно не ожидала этого.

– Спасибо… Прошу прощения…

– Ничего страшного. Но в следующий раз лучше смотрите на дорогу.

Девушка отпускает её и отряхивает красную куртку свободной рукой. Бросив ещё одно смущённое "извините", Вера спешит скрыться с глаз своей спасительницы и прибавляет шаг.

– Хватит витать в облаках. Опасно для жизни, – подшучивает над ней Роман, но Вера вовсе не обижается.

– Ты тоже смотрел! – только и отвечает она.

– Но не я врезался в ту девушку.

– Потому что шёл с другой стороны.

– Ладно, не кипятись, – сдаётся наконец парень, театрально поднимая руки вверх, – идём скорее, пока не стало совсем темно.

– Может, проводишь меня до метро? Тебе ещё обратно ехать, до общежития идти. И метро не бесплатное.

– Сто двадцать рублей мне на девушку не жалко. Но ладно, так и быть, пойдём друг другу навстречу.

Роман не видит никаких трудностей. Он точно знает, как добиваться девушку, и плата за метро – абсолютные гроши по сравнению с тем, как иногда приходится разоряться ради некоторых гордых девиц. Но также он знает и то, что с Верой Ромашкиной спорить бесполезно. Да и в такой замечательный вечер нету совершенно никакого желания.

Уходящие люди, проезжающие машины, небо и звёзды медленно растворялись во времени. Сердце колотилось в пышной груди, щёки оставались красными, и могло показаться, что девушка плохо себя чувствует. Но на самом деле она чувствует себя очень хорошо. Вот они уже подходят к метро, но нежная женская ладонь не отпускает сильную и надёжную мужскую руку.

– Спасибо, что проводил.

– Это мне только в радость, – он приближается к прекрасному личику Веры своим лицом, и их губы соприкасаются в нежном, чувственном поцелуе. Руки Романа бережно обнимают талию его девушки, постепенно спускаясь книзу. Им всё равно, если кто-то брезгливо отворачивается при виде них, если кто-то умиляется, если кто-то равнодушно проходит мимо, не обращая никакого внимания.

– Я напишу тебе, как только доберусь, – обещает Вера, когда они отстраняются друг от друга.

– Хорошо, котик. Я буду ждать.

Он бесцеремонно вновь впивается в её губы, требуя ещё один поцелуй.

А она и не против.

– Ты придёшь?

– Куда?

– На вечеринку. В это воскресенье.

– Ох, точно… – девушка почувствовала себя неловко, ведь совсем позабыла о вечеринке в общежитии, на которую была приглашена и Ромой, и лучшей подругой.

Они с Варей не живут в общежитии вместе со многими другими студентами, съехавшимися сюда с разных городов на учёбу, но Степаненко является одной из первых красавиц на курсе и потому всегда была званной гостьей на мероприятиях подобного рода. А за собой звала и подругу. Не сказать, чтобы Вера была любительницей пьяных сборищ, но и не видела ничего плохого в том, чтобы время от времени брать перерывы. Тем более, если рядом будут дорогие ей люди.

– Так ты придёшь? – снова переспрашивает её Роман.

Она просто не может отказать этим глазам и этому голосу.

– Конечно, – на лице девушки появляется улыбка, и Рома отвечает ей тем же.

– Тогда до завтра.

Прощальный поцелуй в щёку разлучает парочку. Он растворяется в ночной темноте и бесконечной толпе множества незнакомых лиц, а она заходит в метро, и пока эскалатор уносит её под землю – думает, насколько же она счастлива от того, что является собой. Что родилась здесь. Что познакомилась с этими людьми. Что полюбила его.

Сегодняшний день был прекрасным.

А послезавтрашний будет лучшим. Вера в этом ни секунды не сомневается.

*******************

Целый день дежурства прошёл в спокойствии. Не было зафиксировано ни одного нападения, по крайней мере, на той территории, которая досталась нам. Случилось ли что на каком другом конце Питера мне предстоит узнать по возвращению в здание Организации – необходимо доложить директору результаты нашего надзора.

Сейчас без пятнадцати семь, а это значит, что вскоре мой первый рабочий день подойдёт к концу. Несмотря на то, что единственным «происшествием» стал конфликт на дороге между двумя мужчинами, один из которых якобы (не видела лично) подрезал второго на серебристом Рено во время оживлённого движения на трассе (конфликт едва не перерос в публичную драку, но спорящих смогли утихомирить участковые), я едва держалась на ногах: проходить весь день, пусть и с небольшими перерывами на обед и ужин, оказалось совсем не просто. Ноги ныли, голова была полна мыслей о мягкой и немного узкой кровати в моей квартире. Пора было возвращаться на место сбора.

По дороге я решила зайти в Макдональдс, который находился относительно недалеко от того места, где я дежурила. Я не голодна, но мне захотелось кофе. Мы практически весь день бродили по Московскому району дружной компанией из четырёх человек и разделились только под конец дня, и то на совсем небольшое расстояние. К примеру, я сейчас нахожусь в паре десятков метров от станции метро.

К вечеру людей на улице столпилось ещё больше, чем было днём. Вполне объяснимо: когда загораются фонари и огни фонтанов, зрелище становится ещё более прекрасным, причём и для туристов, и для местных зевак. Я бы и сама с удовольствием задержалась здесь, но сил для этого больше не оставалось. Поэтому я делаю очередной глоток кофе, миную вперёд идущих и следую к станции метро, точно помня до неё дорогу.

Усталость вновь даёт о себе знать, когда я чувствую резкий толчок.

По инерции успеваю поймать за талию девушку, которая со мной столкнулась и едва не упала на землю. Реакция у меня явно лучше, чем у шествующего рядом с ней молодого человека – по всей видимости, её парня.

Повезло, что я успела допить кофе и он не пролился ни на кого из нас.

– Спасибо… Прошу прощения… – извиняется она, судя по виноватым её глазам действительно сожалея о произошедшем.

– Ничего страшного. Но в следующий раз лучше смотри на дорогу, – спокойно отвечаю я. Разжигать конфликт сейчас было бы занятием глупым и совершенно бессмысленным. Поэтому мы расходимся: я – к мусорному баку, чтобы выкинуть теперь уже пустой бумажный стаканчик из-под кофе, а она со своей парой – в ту же сторону, куда я собиралась пойти после того, как покончу с выбросом мусора. Вполне возможно, они тоже следуют к метро, но даже если и так я вряд ли об этом узнаю – в мгновение ока пара молодых затерялась в оживлённой толпе отдыхающих.

Глава 6

Проходит больше десяти минут, а Вера всё никак не может оторвать взгляда от собственного отражения. Самое обычное зеркало прямоугольной формы на дверце шкафа, но как оно может показывать другого, совершенного иного человека? Девушка абсолютно уверена – это не она. Это точно не она. Коротенькая юбочка выше колена, вызывающе-блестящий серый топ и чёрные туфли на шпильках Ромашкина никогда бы не решилась надеть по собственной воле. Чудесные светлые волосы не были собраны в пучок, а аккуратно распадались по её хрупким плечам, демонстрируя свой истинный и достаточно завидный объём. Ресницы, без того густые и длинные, стали чернее обычного, а вишнёвая помада была на пару тонов ярче привычного для девушки оттенка.

– Ну, как тебе?

Варвара неслышно подкрадывается сзади, но Вера видит её отражение и поэтому не вздрагивает от неожиданности, когда чужие руки ложатся на её плечи. Подруга в ожидании ответа, но светловолосая совсем не знает, что и сказать.

– Вижу, ты не в восторге.

– Нет, мне очень нравится! – спешит она опровергнуть слова Степаненко, как вдруг понимает, что это прозвучало скорее как страх и нежелание обидеть. – Симпатичный топ, но… Как-то это всё слишком… Открыто. Тебе так не кажется?

– Да, это именно так. А в чём, собственно, проблема? – с искренним непониманием отзывается кариеглазая. – С твоей-то фигурой только такое носить и нужно. Ну… Хотя бы по праздникам.

Варю всегда раздражал слишком скромный и правильный гардероб лучшей подруги. Ни больше, ни меньше – всё чётко по размеру. Юбок и платьев мало, зато брюк и футболок на каждый день недели. Несколько пар кроссовок тягались с одной лишь парой туфель на невысоком каблуке в полтора сантиметра. И никаких блестяшек.

Вера в очередной раз прокручивается перед зеркалом, точно от этого способно что-либо перемениться.

– Варь, это не я.

– Как же не ты? – изумляется Варвара.

– Не знаю… Я бы никогда не надела… Всё это. Слишком открытое и слишком яркое…

– Я знаю, что ты бы никогда это не надела. И поэтому заставила тебя это надеть.

Девушка хмурится.

– Тебе что, не нравится?

– Нравится, но само по себе. То, как это смотрится на мне… Я не узнаю себя. – золотистую прядь волос она бережно заправляет за ухо, прежде чем сделать очередной поворот. – Смысл мне надевать всё это? Это только на один вечер. Показуха.

– Пусть. Надо же хоть иногда одеваться по-человечески. Ты – девушка, Вер, и другие тоже должны видеть в тебе девушку. Будешь слушать меня – ни один парень универа сегодня не пропустит тебя из виду.

– У меня есть парень. – на полном серьёзе напоминает Ромашкина, чем вызывает лишь хохот со стороны подруги.

– И что? Разве не приятно знать, что ты нравишься кому-то ещё?

Шатенка подходит к зеркалу, отчего становится совершенно ясно видно, что даже каблуки не помогут Вере хоть ненадолго стать выше одногруппницы. Забавно – Степаненко убедила её натянуть одну из самых коротких юбок собственного шкафа, в то время как сама предпочла джинсовые шорты с чёрными капронами и облегающую, но не настолько открытую блузку. Ей всегда удавалось выглядеть шикарно, и в короткой юбке и в брюках-бананах.

– Для счастья достаточно и одного, – отвечает Вера. – Но тебе этого, конечно, не понять.

Девушки были лучшими подругами ещё в младшей группе детского сада. Всё своё сознательное детство провели за одной партой, вместе готовились к экзаменам, вместе праздновали их успешную сдачу и даже выбрали один университет для поступления. Женская дружба – вообще вещь очень крепкая, и, проходя постоянные испытания временем, она становится только крепче. Разумеется, если это действительно настоящая дружба, в чём Ромашкина нисколечко не сомневалась, пусть девушки и были по своей натуре абсолютно разными. Варя ещё в школе покоряла сердца годных на то мальчишек, а Вера… Она просто Вера. Скромная начитанная девушка, любящая прогулки под утренним солнцем в выходные и крепкий чай по вечерам, зачастую без единой ложки сахара. И привычные кроссовки нравились ей куда больше, чем эти неудобные каблуки, держать равновесие на которых было ещё сложнее, чем узнать саму себя в зеркале. Тем не менее, Варвара уже не раз вытаскивала девушку в свет, не давая ей возможности провести выходные так, как хочется ей. Именно на одной из тусовок у Веры с Романом случился первый танец, чем светловолосая бесконечно благодарна подруге, но вот чему Вера всегда поражалась, так это тому, что у самой Степаненко до сих пор нету спутника.

– Да, ты права, – согласилась Варя и снова рассмеялась. – Просто я никак не могу выбрать. Даже в этом универе столько парней.... Один – красавчик, другой – умный, третий просто офигенно играет на гитаре! Как из всех этих лапочек можно выбрать лишь одного?

– Ну да, ну да. И все они без ума от тебя, – девушка закатывает глаза. – От меня-то тебе чего надо? Ты хотела, чтобы я нашла себе кого-то… Хоть кого-то, как ты тогда выразилась. А сейчас чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы моя подруга выглядела как человек на этой вписке. Это ради тебя, да и ради Ромы, кстати.

– Рома здесь причём?

– Любой парень хочет, чтобы рядом с ним была красивая ухоженная девушка. Если честно, иногда мне его жалко. – Варвара скривила лицо. – Можешь ты его порадовать хотя бы раз в жизни?

Она не успевает опомниться, как перьевая подушка прилетает ей прямо в лицо. Варя едва не валится с ног и заливается громким хохотом.

– Перестань нести чушь, – обиженно предъявляет Вера, – у нас с Ромой всё хорошо! А вот твой последний совет, как раз-таки, в итоге обернулся не самым лучшим образом.

Девушка припомнила случай, датой которому был четверг прошедшей недели. Друзья собрались в кино на вечерний сеанс, и мало того, что Степаненко пригласила Рому пойти с ними, так она ещё и убедила Веру не надевать плащ, что стало огромной ошибкой. Погода была пасмурной, но не слишком холодной. Варя заявила, что длинный чёрный плащ подруги давно вышел из моды и совсем не подходит ей – мол, придаёт полноты там, где её вовсе и нет, и что кожаная курточка подходит ей куда больше. В тот вечер Вера продрогла и промокла до нитки.

– Ну, подумаешь, было всего один раз. Но с Ромой ты познакомилась благодаря мне, и сегодня, поверь, ты приятно его удивишь. Опять же, благодаря мне. Он должен за нами заехать?

– Да. Примерно через полчаса.

– Отлично. Я хочу видеть его шокированное лицо в этот момент! – Варя вся светилась от счастья, несмотря на то, что на неё косились исподлобья с крайним недовольством.

– Отстань ты уже. – сказала Вера с нотками обиды в голосе.

Она привыкла к частым подколам со стороны Вари – подруги, всё-таки, могут позволить себе время от времени подшутить друг над другом. Ромашкина сама нередко в шутку высказывалась о не слишком высоком трудолюбии и оценках Варвары, а та, в свою очередь, подчеркивала своё превосходство касательно внешнего вида. Вера сама прекрасно понимала, что значительно уступает подруге во вкусе к одежде, но это почти не расстраивало её. Девочки часто друг другу помогали, но если Вера заставляла Варю готовиться к парам и вставать пораньше исключительно ради её же будущего, то она никак не могла понять, зачем Степаненко таскает её по впискам. Ну и ладно. Ради Ромы она пройдёт на каблуках хоть сотню километров.

И ей приходится плестись, в буквальном смысле плестись за этими обоими по и без того не идеально ровному тротуару. Страх поскользнуться и полететь головой вниз не отпускает девушку. Ей приходится брать во внимание каждый шаг, каждое движение руки или шеи, пусть даже самое мелкое и незначительное. Она удивлена дойти от машины до общежития целой и невредимой.

– Вер, давай быстрее, – Степаненко подгоняет отстающую на лестнице, но тут же вспоминает, в чём обстоит дело. – Да сними ты их, на носках дойдёшь.

– Издеваешься? Ты знаешь, сколько тут грязи? И когда в последний раз вытирали пол…

– Пофиг. Не постирать потом?

Вера совершенно не заинтересована в излишней стирке, однако слушается. На каблуках она точно не поднимется на третий этаж. Повезло, что Рома этого не увидит – идя впереди, он разговаривает по телефону с кем-то из своих друзей общежития. Таких у него не один.

Но наконец он кладёт трубку и оборачивается к девушкам с улыбкой.

– Тоха сказал, что нас ждут.

Тоха, а если точнее Антон Шварцев, на сегодняшний день и оказался виновником торжества. Причина – двадцать первый день рождения, непосредственный юбилей, который непременно нужно отметить как следует.

– Супер. Идём. – Варя дёрнула за руку девушку, которая, к счастью, уже успела стянуть каблуки. Троица направилась в ускоренном темпе к нужной комнате, где сегодня собиралась вся свора.

Стоило двери распахнуться, как в нос Ромашкиной ударил крайне неприятный и дико знакомый запах перегара, раздражающий обонятельные рецепторы. Вера поморщилась, но всё же зашла внутрь, где некоторые сокурсники ещё сохраняли трезвость, а некоторые потеряли её как будто навсегда.

– Тоха, чё за дела? – Роман нахмурился, стреляя взглядом в затерявшегося в толпе, но узнаваемого по колпачку именинника. – Ты же обещал, что без нас не начнёшь!

– А я и не начал, – блондин, чьи волосы при ином освещении вообще-то казались рыжими, подошёл к троице. – Это они начали, – сказал Антон и обвёл взглядом сгрудившихся неподалёку студентов с бутылками разного в руках. – Не мог же я сказать всей общаге "Не пейте, сейчас Ромка с Варежкой придут". Кто это, кстати, с вами?

Он обращает своё внимание на Веру, которая, в свою очередь, улыбается. Забавно – не узнать человека, с которым тебя объединяют стены одного учебного заведения. По взгляду Шварца видно, что некоторые черты в лице Ромашкиной кажутся ему знакомыми, но угадать, кому они принадлежат, он не может несмотря на все свои усилия.

– Это Вера, Тох. Не узнал, что ли?

– Вера? – парень выражает ненаигранную изумлённость. – Которая типо твоя девушка?

– Ага.

– Да ну! Правда Вера? Не узнал. Очень круто выглядишь.

– Спасибо. – скромно отвечает она, безумно радуясь в душе услышанному только что и заливаясь пылким румянцем.

– А начали, всё-таки, без нас, – прорезался вновь обиженный голос Романа. – Осталось ещё хоть пару капель?

– Бутылка. И не одна.

– Парни, постойте!

Рома стянул пальто, без особых забот и усилий швырнул его в сторону и бросился к Эду – одногруппнику, который при всей своей наглости мог оставить его без главной составляющей тусы. Варя поспешила к девчачьей половине, большая часть из которых, правда, презирала Степаненко по понятной причине. Вера тут же растерялась. Она уселась в углу на невысокую кровать, словно загнанный, избитый жизнью и человеческой жестокостью бездомный котёнок, выброшенный на произвол судьбы и обречённый на вечное одиночество. Ей здесь некомфортно и совсем не весело. Ужасный запах. Громкие звуки. Всем это так нравится. Нужно надеть шапку на голову и защемить нос как-нибудь покрепче, чтобы действительно ощутить что-либо кроме тихого ужаса. Всё совсем не так, как она ожидала. Вера с облегчением вздыхает, когда видит, что Варя направляется к ней.

– Чего ты не танцуешь?

Вера морщится.

– Не хочу. Нет желания.

– Ну тогда хотя бы выпей.

– Нет. Тем более нет. И с тебя бы достаточно, – она отодвигается назад, но достигает края кровати. Едва не упав, девушка чудом удержалась руками за тонкое ограждение.

– Ты сюда тусоваться пришла или сидеть и бубнить, как бабулька возле подъезда? Идём! – Варвара хватает её за руку, но Ромашкина резко отдёргивается, освободив запястье от чужих пальцев.

– Нет. Я не пойду танцевать. Ни за что.

Её голос настолько твёрд и жестоко-упрям, что оттолкнул бы от себя любого, и трезвого и не очень. Даже Степаненко, что всегда так настойчива в своих желаниях, вынуждена была в этот раз отступить.

– Ладно. Как хочешь. Сгоняй тогда за пивасиком, окей? У нас почти всё закончилось.

Блондинка желает возразить, но теперь уже она не хочет спорить с Варей. Та пьяна, а значит адекватно её слова по-любому не воспримет. Да и сидеть тут нет никакого удовольствия – наблюдать, как тупеют на глазах знакомые, с которыми она училась и с которыми ей ещё предстоит учиться, становится неприятным. Было бы неплохо подышать свежим воздухом.