Читать онлайн VANITAS. Часть 1 бесплатно

Люцию волокли к реке.

Тощее тельце сковывали тяжёлые железные цепи и звенели в такт шагам. Снег хрустел под босыми ступнями и жёг раздражённую кожу. Дыхание вырвалось хрипами и облачками густого пара. Дрожь сотрясала каждый мускул, пальцы раскраснелись, губы посинели.

Треклятая зима! Мерзкая толпа! Их галдёж смешивался с завываниями степного ветра, и Люции хотелось подвывать ему. Сетовать на несчастную судьбу, на свою очередную дурость, на горе. Слезы встали комом в горле, но ни одна капля не сорвалась с замёрзших ресниц.

– Гадина!

– Чтоб ты сдохла!

– Бесовское отродье!

– Ведьма!

«Нет! Нет! Нет!» – визжала в мыслях она, потому что голос сорвала ещё вчера ночью, убеждая под дверьми холодного сарая этих деревенских остолопов в своей невиновности. И всё впустую! Они даже не слушали, не желали слушать. Нашли крайнюю и спихнули на неё все проблемы. Где же хвалёная справедливость их нового Бога? Где сострадание и жалость?

– Я н-не в-ведьма, – хлюпнула Люц и застучала зубами от холода. – П-просто хотела п-помочь…

– Шевелись! – рявкнул конвоир и толкнул её в спину. Люция полетела в сугроб. Чёрные кудри кляксой упали на снег. Белые хлопья забились в нос и рот, за шиворот холщового платья, под грязную юбку, ужалили коленки и грудь – единственное, что ещё хранило в себе тепло.

Холод обжигал до крика, но не подняться, не шевельнуть заледеневшими пальцами девочка не могла. Цепи и зима славно сработали в дуэте и обездвижили её надежнее любых смертных.

В который уже раз? Сколько это будет повторяться?

– Вставай, мразь! – рявкнул всё тот же бугай и вздёрнул её на ноги, не заботясь о том, что заиндевелый ворот вопьётся ей в горло. Люц закашляла, мужик схватил цепь и потянул за собой.

Она едва успевала переставлять озябшие ноги. Если снова упадет, её же просто поволокут вперёд и раздерут об лёд остатки одежды и кожи. Невзирая на её муки, мольбы и крики.

И эти жестокие создания – люди! – обвиняют её в колдовстве? Это им она хотела помочь?!

«Дура, – понурила голову Люц. – Какая же я дура».

А ведь делала всё как завещала покойная матушка. Помогала людям своим Даром, хотела спасти, сделать как лучше, и к чему это привело? К обвинениям в чернокнижии, пособничеству «дьяволам», в болезнях, в магии. Будто последнее – какое-то проклятие!

Они в своей деревенской глуши совсем позабыли, в каком мире живут, кто ими правит, кто стоит на вершине пищевой цепи. Кому обязаны своим «забвением».

Эх, матушка! Как же ты ошибалась! С самого начала… Во всём!..

А селяне продолжали шествовать за «ведьмой» и вопить: «Убить её! Убить!».

На горизонте показалась кромка быстрой реки и деревянный помост из промёрзших досок. И всё внутри Люции сжалось от смертного ужаса.

– Я не виновата, – сипло пробормотала она и заупиралась, замычала в попытках отсрочить неминуемое приближение. Бессмысленно! Пятки скользили по наледи, оставляя позади кровавые борозды. – Я не ведьма!

Одна из женщин, растолкав зевак локтями, вырвалась из толпы и завопила:

– Не ведьма?! Из-за тебя погиб мой сын!

Люц обернулась и узнала тётку с рынка, та продавала хлеб.

– Ты сказала, что он «сгорит», – задыхаясь, продолжила она. – И он сгорел! На мельнице в пожаре!

– А мой муж?! – взревела другая, тучная торговка. – Мой муж упал замертво на пашне, как ты и накаркала, бесовка!

– Я просила не пускать сына на мельницу! – зло возразила Люция и стиснула озябшими пальцами цепи кандалов. Синие глаза сверкали от гнева. – Я говорила, не гнать старика в жару на пашню! Я видела их смерти во сне! Я предостерегала!

– Лживая тварь! – выкрикнул кто-то в толпе. – Ты сказала, «тьма падёт на поле», но явилась саранча! И сожрала весь урожай!

– Это была метафора, – буркнула Люция, отводя взгляд. – Я ж не знала, что туча снится к саранче.

– Обманщица! – хлестанул выкрик.

– Лгунья!

– Это из-за неё на нас свались беды! Из-за неё гибнет скот и гниёт зерно!

– Убить ведьму!

Люцию вытолкали на помост. Ступни скользили по доскам, покрытым льдом, и только грубые ладони озлобленных конвоиров на плечах не позволяли упасть, но они же подталкивали девочку к «обрыву».

«Сегодня я умру? – вопрошала Люц неизвестно у кого, и страх при виде бурлящей грязно-синей глубокой реки калёным свинцом прожигал вены. – Или нет».

Она не видела свою смерть.

Эта мысль на миг успокоила, и Люция даже рыпаться перестала. Но тут же вспомнила, что не спала толком этой ночью. Холод, выбивающий зубовную дробь, и зазывание ветра за ветхими стенками древнего сарая не давали расслабиться, забытья сном, отключиться. Всю ночь она сначала молила о пощаде, затем дрожала под тонким пледом, а в конце металась в бреду на соломенном тюфяке.

Уже и не вспомнить, что мерещилось ей в этих смутных обрывках полудрёмы. Могла и смерть родненькая пригрезиться. Могли и призраки прошлого наведаться.

Люцию поставили у самого края. Обветренные пальчики ног свисали с доски и ярко выделялись на фоне снега и быстрой воды.

–….молюсям те Боже: помилуй дитятко грешное, тьму уразумевшее, во грех ступившее, и прости ему прегрешения, вольные и невольные, яко словом, яко делом… – заунывно читал старый монах из местной церквушки. Но Люция не слушала, слишком сильно грохотал в ушах пульс, слишком громко бурлила река, и собственное равное дыхание казалось оглушительным.

Всё не может так закончиться.

Не может.

Это неправда.

Люди не злые, просто заблуждаются, просто не помнят истины. Если им напомнить о духах, терринах, магии, если объяснить!..

Надежда звездой вспыхнула в сердце, и в отчаянном порыве Люция обернулась к деревенским жителям. Цепи мерзко лязгнули. Девочка поморщилась и раскрыла рот, чтоб пролепетать:

– Вы не по…

– Аминь! – грохотнул монах и с хлопком книги Люцию швырнули в воду.

Она даже пикнуть не успела.

Ледяная гробница захлопнулась над головой. Студёная вода обожгла кожу, горло, лёгкие. Казалось бы лёгкая одежда, не спасавшая от ветра и стужи, потяжелела за секунду и вместе с цепями потащила вниз, на дно. Люция брыкалась, резкие потоки швыряли её из стороны в сторону, ноги путались в юбках и водорослях.

Не всплыть. Не спастись.

Рот распахнулся в беззвучном крике-мольбе, и остатки кислорода умчались с пузырьками к свету на поверхности воды. Люц не выберется отсюда. Сопротивление бессмысленно.

Не исполнить ей данной клятвы.

И стоило подумать об этом, кожу над сердцем начало нестерпимо печь, и голубоватое свечение проступило через одежду, засияло в темной пучине. Люция до крови прикусила губы и сжалась в комок, чтоб сдержать болезненный вопль.

И… провалилась во тьму.

Ⅰ

Люция распахнула глаза и обнаружила себя недалеко от замка, на опушке, под корнями одинокого кривого дерева. В её стылой ладони нахохлился тёплый, как огонёк, птенчик.

Ночное платье промокло от росы и неприятно холодило кожу. Чёрные кудри рассыпались по сочно-зеленой траве и, вероятно, окончательно превратились в гнездо. Если б свита шестого принца узрела сие «жалкое зрелище» разразилась бы хохотом, ведь их постоянные подначки и оскорбления воплотились в жизнь.

Люция невесело усмехнулась, и птенчик в ладони встревоженно заголосил. Девушка поморщилась и тряхнула головой, окончательно прогоняя сонливость.

Угораздило же заснуть прямо на улице! Да ещё и в такую зябкую погодку. Всё же истинная суть даёт о себе знать. Кочевникам фарси всегда была близка природа: она успокаивает и даёт своим детям силу.

Возможно, ещё поэтому Люция никогда не простужалась, и дело не только в отличных генах далёких предков.

Птенец снова заверещал, и Люц проворчала:

– Ну что ты беленишься, окаянный? Сейчас верну тебя в гнездо. Только ради тебя припёрлась сюда ни свет ни заря. Чтоб из гнезда не выпал, чтоб не разбился… – бормотала она, поднимаясь на ноги. Шею и плечи нещадно ломило после неудобного сна на корягах, мышцы ног и рук ныли от интенсивных тренировок с «товарищами»-терринами, не говоря уже о синяках… Не успевали сходить старые, как благородные лэры одаривали новыми. – И никакой благодарности. Как всегда.

Люц тяжело вздохнула, и птенчик издал недоумённый: «Кар».

– Что, «кар»? – она размяла шею и искоса взглянула на воронёнка. – Дар у меня. Будущее зрею. И прошлое… своё. – И добавила тише: – Ничего другого, увы, не снится.

У всех терринов помимо магии и чар, есть Дары. Они предаются по крови, от родителя к ребёнку. Но предсказать какой именно дар (отца или матери, аль деда с бабкой) раскроется у чада – невозможно. Но то касается обычных терринов.

У клана полукровок-фарси детям всегда передаётся один дар – прорицание. И сколько бы не смешивались фарси с людьми, сколько бы не разбавляли кровь с бессмертными и смертными, не иссякнет род их. Ибо кровь прорицателей сильна. А покуда жив хоть один отрок, сумеет он клан возродить хоть из могилы, хоть из пепла.

Недооценил Магнус Ванитас фарси. Ох, недооценил!

И не удосужился проверить, не затерялся ли один ребёночек в лесу, в ночку ту, роковую.

И эта ошибка будет стоить ему жизни!

С веток в лесу сорвались крикливые птицы и с оглушительным гвалтом устремились небо. Люция вздрогнула, задрала голову и проследила за их рваным полётом в сторону восхода.

Сиреневые сумерки ещё царили над спящей громадиной замка, но рассветное солнце уже отвоёвывало за пядью пядь, и верхушки башен крепостных стен расцветили рыжеватые всполохи.

Скоро слуги и придворные очнутся ото сна, зашумит обыденная жизнь: зашелестят метёлки, юбки и брюки, зажурчат голоса, мелодии и песни, застучат столовые приборы и мечи. И понесётся очередной день в замке худших из терринов, в замке её врагов. В замке Ванитасов.

Ⅱ

Далеон Ванитас стоял в крайнем от входа деннике и нежно расчёсывал любимую кобылицу.

Тихий шелест щётки убаюкивал, как и сопение жеребят, и других лошадей в загонах. Даже запахи прелого сена и конского пота не тревожили как обычно чувствительный нюх.

Мысли принца текли плавно, лениво, дрейфовали, как объевшийся пеликан по слабым морским волнам.

Ему снова приснился кошмар.

Как давно их не было, и вот опять. Вернулись! А ведь лекарь предупреждал. Ещё пять лет назад сказал, что снадобья со временем утратят свойства, что организм привыкнет, выработает иммунитет.

Надо повысить этому докторишке жалование. Не ошибся старик, всё верно сказал. Таблетки больше не действуют.

По правде, их эффект начал сбоить раньше, просто Далеон нашёл способ усилить снотворные свойства. Он просто заливал их терринским вином, напивался до обмороков, ходил по грани. Пил как в последний раз, жил как в последний раз, пировал как!.. И ведь помогало.

Почти два года алкоголь и таблетки приносили блаженное беспамятство. Большую часть времени ему не снилось ничего. И вот опять!

На этот раз он видел гибель своей лошади. Этой тёплой, бойкой кобылки воронова цвета, которая вскормила его младенчиком, которая недавно принесла жеребят, которая катает его в ночи бессонницы и терпит все придурства.

Картинка вспыхнула перед взором.

Кровавое пятно под тёмной шкурой. Дарси лежит на правом боку и тяжело храпит, и глядит своим чёрным глазом так жалобно, так скорбно.

Образ потянул за собой похожий, вонзающийся иглой боли в самое сердце, но принц поспешил отбросить его. Пусть лучше это воспоминание останется «terra incognita»1 на карте его памяти.

Далеон зажмурился с силой и зарылся лицом в жёсткую чёрную гриву, вдыхая тёплый запах зверя, шёрстки, жизни. Провёл пальцами по крупу и отстранился, вглядываясь в вытянутую морду верной подружки, лениво жующей хворост.

Она и не подозревает, какая страшная участь её ждёт. Почему Далеон так ненавидит свои сны. А теперь не знает что делать, чтобы изменить её судьбу.

Он пригладил гриву за ушком. Угольный цвет её напоминал другую. Бойкую, кудрявую, непокорную.

Принц стиснул зубы и приказал себе не думать. Не тревожиться. Не отвлекаться на шелест одежд пробудившихся слуг, на приглушённые шажки по коридорам замка, на шепотки, на бой часов в библиотеке. Кто, Забытые Боги дери, придумал поставить в библиотеку часы с кукушкой?!

Далеон тряхнул головой и снова попытался успокоиться. Иногда он просто ненавидел свою терринскую суть, что давала ему не только магию, физическую силу, быструю регенерацию, но и звериный нюх, да острый слух в придачу. Это же проклятие какое-то! Столько шумов, столько скверных запахов… сойти с ума можно.

«Сосредоточься» – приказал себе Далеон.

На дыхании – вдох-выдох, вдох-выдох – на биении сердца своего, затем – Дарси. Вот так… Она жива и дышит. Спокойно. Спокойно… Легко сказать!

Кто-то едва уловимым шагом подступил к конюшням.

Дарси дернула ухом и настороженно прислушалась. Далеон же даже бровью не повёл. Он знал владельца этой невесомой походки как облупленного. Знал единственного террина способного беспокоить его в столь ранний час. Своего трусливого сводного брата.

– Так и думал, что ты здесь, – сказал он, распахнув створки, и мягко улыбнулся.

Рафаэль сиял. Рассветный луч подсвечивал его стройный силуэт со спины и создавал ареол вокруг его светлой шевелюры, не доходящей до плеч. Одет он был просто – шёлковая кремовая рубаха с растянутым воротом, чёрные узкие брюки и высокие сапоги – но со вкусом и всей присущей ему элегантностью.