Читать онлайн #торшерная_терапия 2. Человек на острие желания бесплатно

Хорошенько подумай, чего ты хочешь, задай вопрос и открой на случайной странице. Ответом будет слово под знаком с названием рассказа.

Тина Баева. Фонтанка

– Халфен! Халфе-е-ен!

– Ты кого зовёшь?

– Мам, нуты чего! Это великан, он придумал наш мир. У него есть борода, и живёт он в деревне, где много цветов. Там пахнет сладкими булками и конфетами.

– Поняла. Интересно, он добрый или злой?

Последний вопрос задаю уже сама себе. После разговора с дочерью мой мир освещается тонкой, но яркой полоской света из-под двери в зефирную реальность. Там по сахарным облакам скачут единороги, в каждом доме спит пушистая розовая лама, а все люди умеют друг с другом разговаривать.

Пытаюсь вспомнить, когда эта дверь для меня закрылась. На щёку ледяной каплей плюёт дождь, как девять лет назад. Пытаюсь сдержать царапающий спину холод – воспоминания пришли без разрешения, как это обычно бывает…

Я мчусь вдоль Фонтанки, отбивая каблуками ритм предновогоднего настроения. Нет, стучат каблуки кого-то другого. Я двигаюсь будто на воздушной подушке, которая наполнена не газом, а предвкушением. Скоро Новый год, и мы проведем его вместе. Банально, но для счастья так мало надо.

– Привет, прости, что опоздала, заболталась с начальником. Ну что, к тебе? До Гостинки или до Московского пойдём? – перекатывается в голове звон колокольчиков.

– Еся, слушай… – Это же надо было придумать такое странное сокращение для Елены, но приятнее я ничего в своей жизни не слышала.

– Ага, – пытаюсь разглядеть в темноте, куда он смотрит.

– Давай сегодня не поедем ко мне.

Кажется, Фонтанка вышла из берегов и перелилась мне прямо за шиворот своим грязным колючим потоком.

– Да, конечно. Тяжёлый день на работе или с Пухом договорился встретиться? – пытаюсь выбрать самую безопасную для себя причину.

– Нет, давай ты сегодня к себе домой поедешь, а я к себе. Хочешь, провожу тебя до вокзала?

– Сначала объясни. В чём дело. – Все колокольчики онемели, слышно только, как кровь приливает к вискам.

– Понимаешь, я не чувствую к тебе то, что хотел бы чувствовать. Это неправильно. Ты очень хорошая. Я так не хочу.

Фонтанка хлынула из глаз обжигающим ледяным водопадом, утащив меня на самое дно.

– Ясно. Тогда не провожай, – пронзаю каблуками воздушную подушку.

Вколачиваю подошву в гранит, как альпинист вбивает крюк в скалу, – только бы не сорваться вниз.

Убегаю от этих глупо-виноватых глаз, посеребрённых сединой чёрных волос и бескрайнего чувства одиночества. В очередной раз ошиблась. Сдала свою душу в ломбард, чтобы выкупить её за «Ты очень хорошая».

– Больше никогда! – стук захлопнувшейся двери.

Потом была медленная реабилитация, будто бы после перелома, когда мышцы приходится заново приучать к ходьбе. Только я училась заново жить. Целых два года пыталась понять, что интересно именно мне. И какая она – Я.

Потом ещё год училась себя любить, так же целеустремлённо, как того парня с сединой. А через месяц узнала, что такое любовь без жертвенности. Когда незачем растворяться в жизни другого человека, а можно просто обняться и сохранить своё течение, как грузинские реки Белая и Чёрная Арагви. Спустя год в этом потоке появился ещё один яркий и звонкий ручеёк со своим мощным течением.

– Мам, ты чего зависла?

– Всё хорошо, котик, задумалась. Можно взять тебя за руку?

Смахнула льдинку со щеки, грею пальцы в крошечной ручке.

Благодарю Фонтанку за то, что я смогла выплыть. Смогла начать путь в сторону двери к зефирной реальности, где можно просто жить.

Василиса Долина. Жизнь, или Чек-лист достижений

Выписывать все дела на листочек и вычёркивать их по мере исполнения – этому Серёжу научила мама. Они жили вдвоём, она много работала, поэтому часто уходила, пока он спал. Но каждое утро его ждала обязательная записка:

«Доброе утро, сынок.

Включи чайник и иди умывайся.

Потом налей кипяток в чашку на столе, там уже заварка и сахар.

Яичница в сковороде – подогрей.

В 7:45 выходи из дома, иди в школу.

Когда вернёшься, подогрей борщ (он в маленькой кастрюле в холодильнике).

Налей в тарелку, добавь сметану.

Кушай и садись за уроки.

Я приду вечером, приготовим ужин».

Возвращаясь с работы, мама всегда целовала Серёжу и проверяла список: всё ли вычеркнуто. Скоро он и сам приучился все планы на день записывать в специальный блокнотик. Ему нравилось видеть, сколько всего проделано и сколько ещё предстоит.

Уроки Серёжа иногда делал на спор сам с собой. Распишет, сколько минут должен потратить на математику, русский и другие предметы, ставит будильник – и вперёд. Так он быстро приучился ни на что не отвлекаться, когда занят делом. И полноценно отдыхать в свободное время, гуляя с друзьями или играя в приставку.

Когда мама серьёзно заболела, она всё твердила:

– Не переживай, сынуль. Я пока тебя оставить не могу. У меня ещё не все дела вычеркнуты.

Ушла она спустя неделю после его восемнадцатилетия. Врачи удивлялись, как она так долго прожила, а Сергей знал. Не могла мама уйти, не сделав все дела. Вот и ему оставила чёткий план:

«Серёженька!

Когда меня не станет, ты сразу позвони соседке, тёте Любе. Потом в скорую и милицию. Они расскажут тебе, как дальше действовать. Запиши всё.

Платье, косынку, тапочки я приготовила. Найдёшь в моём шкафу— левая створка, самый нижний ящик.

Насчет поминок я уже договорилась, тётя Люба тебе всё расскажет, деньги я ей оставила.

А теперь о главном.

Не убивайся по мне сильно, поплачь немного и успокойся. Мне теперь не больно. Я в лучшем месте и ухожу с лёгким сердцем, потому что всему тебя научила. И дождалась твоего совершеннолетия – квартиру не отнимут, в приют не заберут. Правда, денег скопить много не вышло.

Поэтому переведись в институте на вечернее отделение.

Найди работу на утро.

Если что, тётя Люба обещала помочь – к своему сыну курьером устроить.

Ну, ты у меня мальчик сообразительный, справишься.

Не стой на месте, расти, делай карьеру.

Учись хорошо. Обязательно получи диплом.

Найди жену. Красивую, умную, добрую. Чтоб любила тебя.

Живите счастливо, и пусть у вас будут детки, доченька и сыночек.

Как бы я хотела всё это увидеть… Прости меня, сынуля.

Будь счастлив, мой дорогой. И помни, что я приглядываю за тобой и очень люблю. Мама».

* * *

«Не убиваться

Перевестись

Найти работу».

Это было первое, что записал в свой блокнот Сергей после трёх дней сплошного тумана и слёз. Мама оставила ему план действий. Нужно ему следовать. Так он и поступит.

Его быстро перевели на вечернее отделение.

Тётя Люба помогла с работой. Но долго Сергей там не задержался, потому что блокнот пополнился новыми целями:

«Карьера

Машина

Жена».

Простые и чёткие задачи самому себе, которые он расписал для достижения больших целей, не давали скатиться в пучину отчаяния и дикого одиночества, разрывавших его изнутри.

К моменту окончания университета он уже занимал немаленькую должность в крупном автосалоне. Очень этим гордился и понимал, что секрет прост: минимум эмоций и чёткое следование плану.

Его не любили коллеги, но ценили руководители. Потому что, хотя Сергей не был командным игроком, он чётко знал, как добиться своего. Поэтому ему доверяли самые сложные сделки, которые приносили большие деньги компании.

Единственное, с чем никак не выходило, – это цель «Жена». Мама писала, она должна быть красивая, умная и добрая. Пока Сергею не везло. Все красивые оказывались или глупыми, или стервами, добрые – часто недалёкими, а умные – совсем не симпатичными. Но на защите диплома он познакомился с девушкой из параллельной группы. На Юлю с обожанием смотрели все – и парни, и девушки, и даже преподаватели. Сергей понял, что поиски закончены, и перешёл в наступление.

Он так красиво ухаживал, что Юля даже не догадывалась: она – просто очередное достижение из списка. Сама влюбилась без памяти и быстро согласилась выйти замуж. И только через месяц-два после свадьбы поняла, что никаких романтических чувств со стороны Сергея нет. Он не стал относиться хуже или пропадать где-то с друзьями. Нет. Оставался хорошим, заботливым мужем, вот только все его действия походили на автоматические. Как будто живёшь с внимательным роботом. А у робота есть чёткий список дел, который делает из него человека. И следующим пунктом этого списка значится дочка.

У Юли не хватало сил уйти – уж очень любила и надеялась своим теплом и добротой разрушить неприступную крепость, которой он отгородился от всех. Когда Юля с замиранием сердца передавала Сергею на руки их Иришку, новоиспечённый папа посмотрел на дочь, кивнул, а потом произнёс:

– Прекрасно. Теперь сын.

Всю свою невостребованную любовь Юля перенесла на детей. Так и жили. Сергей превращал желания семьи в свои цели:

• Купить новую кроватку

• Поехать в отпуск

• Найти хорошего логопеда для Ирины

• Определить Илью в сад

• Открыть второй офис

• Купить Юле машину

– и вычёркивал их по мере достижения. А Юля тихонько поддерживала видимость семьи.

* * *

– Папа, нам надо встретиться. Милане уже семь месяцев, а ты так и не видел её.

– Ты же знаешь, я работаю.

– Да-да, помню. У тебя великая цель – подарить внучке квартиру. Но ты даже не видел виновницу своих стараний!

– Ирина, я обязательно приеду к вам, но позже.

– Поздно! – рявкнула дочка в телефон. Дверь распахнулась, и в кабинет Сергея влетела Ира с малышкой на руках.

Сергей вскочил со своего кресла, удивлённо глядя на дочь.

– Вот, Милаша, познакомься. Это твой дедушка-достигатор Серёжа. – Ирина вручила крошечную девочку своему отцу.

Сергей взял внучку, посмотрел на неё и вдруг замер. Огромные синие глазищи взирали на него спокойно и сосредоточенно. Девочка подняла пухлую ручку, тронула его за нос, потом за щёку и вдруг улыбнулась – широкой беззубой улыбкой, полной радости и счастья. И в этот момент Сергею показалось, что внутри у него что-то треснуло. Он невольно улыбнулся в ответ, хотя делал это редко. Только если того требовала Цель.

Крошка подняла вторую ладошку, аккуратно дотронулась до лба деда и вдруг прижалась к нему. Сергей глубоко вздохнул и почувствовал её сладкий запах. Голова закружилась. Он плюхнулся в кресло, отодвинул рабочий ноутбук, посадил Милану прямо на стол и стал внимательно её разглядывать.

Ирина тем временем отчитывалась:

– Уже ест прикорм. Больше всего нравится чернослив. Перевернулась в три месяца, села недавно. Уже пытается вставать. Спит вот не очень хорошо…

Сергей вполуха слушал дочь, не сводя взгляда с внучки. Что-то ужасно тёплое разливалось внутри, смешиваясь с панической мыслью: «Сколько всего я пропустил, слепо следуя своим спискам? Запах, улыбки, первые шаги, синяки, друзья, победы. Сколько мне? Уже пятьдесят два, а я не знаю, что такое счастье. Только цели. Только достижения. Которые даже радости не приносят…»

Из задумчивости его вывела Ирина. Она долго копалась в сумке, потом с радостным возгласом вытащила блокнот. Бухнула его на стол. Перелистала страницы. Схватила первую попавшуюся ручку и что-то отметила. Сергей бросил взгляд на страницу и вздрогнул, прочитав:

«• Познакомить Милашу с папой».

Татьяна Феденко. «Эх, были бы у меня ноги…»

Она распахнула шкаф, сжирающий половину комнаты, чтобы протиснуть на забитую полку свежекупленные джинсы. Штаны пробивались с трудом – вредничали, но упёртая девушка упорно не сдавалась.

– Оспаде, почему шкаф не резиновый? – фыркала под нос. – Не лезет!

Полка обрушилась. На полу образовалась груда из десятка забытых портков, которые отличались друг от друга полутонами, сантиметрами покороче, моделями пошире. Куча разноцветных маек с похожими принтами беспорядочно повисла на голове и, накрыв плечи, недвусмысленно намекнула: «Не к добру».

– Оспаде!

Нет, её нельзя назвать искусствоведом, просто обновляла образы почти каждую неделю, так за пару лет оказалось, что некуда складывать брендовое барахло. Глубокий шкаф задыхался, между слоями одежды не осталось и молекулы воздуха, казалось, что хранитель вещей скрипел на хозяйку недобрыми словами. Ни разу не надетые, давно забытые тряпки сильно давили на стенки, натирали до оргалитовых мозолей. А каждое утро разочарованная девушка произносила:

– Абсолютно нечего надеть.

Что-то вышло из моды, что-то маловато, что-то отложено на потом. «Может, удастся вывести пятнышко». Жирная сельдь тогда предательски капнула на самое видное место. Безбашенная авантюристка учила подруг правильно закусывать водку. Так аппетитно показывала, что у зрителей слюни текли, а у демонстраторки способа «заправляться по-мужски» спускался вдоль позвоночника приятный жар.

Сотрапезницы зарубили фокус с брутальным алкоголем. Они привычно лакомились дамским брютом и позорили симпатию к сорокаградусным: «Как вообще приличная девушка может заказать у наглаженного официанта водку? Срамота! Язык не повернётся в изысканном ресторане произнести это слово». Несмотря на разногласия, вечер всё равно прошёл весело – умела героиня сглаживать конфликт и переводить нелепые ситуации в шутку.

Она берегла каждую шмотку, связанную с жизненной историей. Жалко выкидывать, вещи недешёвые и клёвые, на них уходило две трети зарплаты рядового админа.

– Надеюсь, скоро клёши вернутся в моду, пусть полежат.

Вчера подруга позвала на рок-концерт. Прикид для танцпола вышел в разы дороже билета. А ведь в её забытый богом городок в кои-то веки приехала столичная труппа с «Мастером и Маргаритой», да еще крутили в 3D «Аватар».

Но на все эти прелести жизни денег не осталось. Что ж тут поделаешь, зарплата, как и шкаф, не резиновая. Везде не успеть, приходится выбирать: больше шмоток и меньше развлечений или посещать все премьеры, гонять по миру в одних трусах, ещё и без оборок.

Из груди вырвался рык:

– A-а, ну почему? Что я не так делаю? – Страдалица плюхнулась ничком в солёные горошины истерии. – Ну ладно, рок-концерт так рок-концерт. – Джинсы из последней коллекции и брендовая майка-алкоголичка с люминесцентно пугающим черепом во всю грудь отлично подходят под атмосферу жёсткого хеви-метала. Можно дико рычать, трясти длинными кудрями и, топая конверсами, растопыривать пальцы в танце. – Заодно и стресс сниму.

– Милая, остановись! – казалось ей, именно так прокричал покалеченный шкаф. – Может, тебе реально свалить куда-нибудь, а я передохну? Возьми уже отпуск и кати на море.

– А туфли для ресторана, а шляпа с широкими полями, а грубые ботинки в горы? Ты думаешь, я буду на каждый завтрак ходить в одном и том же?

– Ну-у, с таким успехом тебе пляжный песок и жгучее солнце не увидеть никогда. Будешь отдыхать на булыжниках у бабушки в деревне и грызть кириешки вместо кокоса.

– С чего ты взял, деревянный? – Обида отозвалась в сердце.

Почему бы не выбрать объектом для стенаний родной шкаф? С ним-то легко можно поделиться сокровенной мечтой – своей мечтой, а не той эстетикой времени, что навязывают глянцевые журналы или федеральные каналы. Подруги засмеют, а придуманная дискуссия с неодушевлённым предметом точно останется в секрете.

– Пойми, глупая, кому нужны твои наряды, кроме тебя? – снимая с локтей повисшие вещи и утирая ими слёзы, продолжала она озвучивать скрип шкафа. – Торчишь дома, как таракан, охраняя своё богатство, да эти мерзкие насекомые хотя бы из квартиры в квартиру перебираются. Что ты вообще видела, кроме витрин и бутиков? Вот как тебя вытравить подальше?

– Ха! Мне ещё старый шкаф будет указывать, где счастье искать! – Воображаемая перепалка с мебелью бабушкиных времён стала раздуваться конкретно, но раз дала спектаклю волю, актрису уже не остановить.

– Верно, деточка, говоришь, я стар, теперь ещё и инвалид без полки. Помню, мамка твоя обо мне получше заботилась. Приедет из отпуска, держа ручную кладь, как выигрышный билет «Спортлото», загорелая такая, глаза счастьем пылают, – и давай красочные фотографии рассматривать, улыбаться, в ящик их аккуратно складывать. У неё и была-то всего одна пара обуви, одна пара брюк, пара носков. Всё! Не стыдилась в люди выходить в одном и том же, считала, что главное – чисто и опрятно выглядеть.

Призадумалась кудрявая:

– А как же духи и помады, как же лоферы, мокасины, слипоны, худи, свитшоты, бомберы… Сейчас время другое, посыпятся упрёки со стороны ровесников. Не хватит мне на путешествия и развлечения. За всем не угонишься, приходится выбирать.

– Очнись, модница. Ты можешь заменить меня на комнату-гардероб, а через несколько лет так забьёшь её, что придётся в дом через окно забираться. Сколько ты будешь радоваться новым джинсам? Сходила на концерт и забыла. – В придуманном разговоре со шкафом стала прослеживаться логика.

– Та-ак, ну давай расшифруй, к чему ты ведёшь, умник?

– Твои портки стоят дороже, чем «Мастер и Маргарита» с «Аватаром» в 3D, на сдачу ещё можно в аквапарк сходить. Эмоции остаются надолго, а возможно, запомнишь их на всю жизнь. Вон, на плечиках, восемь платьев висят в печали. Они бы и рады пройтись по набережной, поиграть волнами подола, выгореть на лучистом солнце. Иначе для чего сшиты? Лучше бы их выбрали восемь других девчонок.

– Я не понимаю, ты обиделся, что я тебе полку сломала? Починю. – Хроническая правда укусила за живое, скупщица топовых коллекций давно мысленно отмахивалась от диагноза «шопоголик».

– Что обижаться, я в своей жизни многое повидал. На мои полки складывали привезённые с моря ракушки. Они нашёптывали волнительные истории и показывали на сияющей глазури диафильмы с разноцветными рыбами, а сувениры из разных концов света раскрывали традиции древних народов.

– Хм-м, интересно, – вовлеклась в раз говор-игру девушка. – Может быть, ты и прав, но не уверена, что самой обязательно гоняться за впечатлениями. Чем плохо, если ты мне всё и расскажешь? Вон по телеку могу на море посмотреть, передачи всякие есть с рыбами, животными и даже про космос. Не в космос же мне теперь лететь – там тоже можно словить впечатлений, что на всю жизнь запомнятся. Вот джинсы останутся со мной навсегда, а полёт закончится.

– Вот упрямая! Я тебе о полноценной жизни твержу, а ты про тряпки опять. Да, модные вещи покупать можно, но разве тебе нужны все? Новые коллекции в бутики завозят каждую неделю, возьми базовые вещи, которые хотя бы год или два будут актуальны, сочетай их с красивыми аксессуарами – и всегда будешь на коне. Ты на лошади вообще каталась когда-нибудь? А слонов видела вживую? А с черепахами играла в догонялки? Они, кстати, быстро носятся. Эх, были бы у меня ноги…

– Да откуда ты знаешь, пустоголовый?

– Та полка, которая на тебя свалилась, раньше была книжной. Оттуда и знаю, что грецкие орехи на самом деле в зелёной кожуре растут, а не сморщенной коричневой скорлупой покрыты, как те, что на прилавках «Пятёрочек» выложены. Книги и путешествия вообще развивают кругозор, насыщают жизнь, заполняют энергией, удивляют. Просто набивать меня до краёв тряпьём – не очень рационально. Вот не поверю, что тебя могут завлекать только одни наряды. Читай книги, ходи на мастер-классы, музеи и выставки посещай.

– Ты меня прямо совсем пристыдил. Я в школе книги читала, окончила институт – вышка вообще-то. Откровенно говоря, не очень нравилось учиться.

– И на этом всё? Баста? Некуда больше стремиться? В школе ты не выбирала – какие уроки дадут, такие и учишь. А как же самой выбрать, что интересно, то и читать? Ты же на танцы ходила, вязала, вышивала, макраме плела, на публике в микрофон без фанеры пела и не скромничала. Где твоя гитара? Помнишь, как в детстве всегда весело было?

– Помню. Когда мне на эти мастер-классы ходить? Я же работаю. Да они ещё и платные. Откуда деньги брать?

– Ты работаешь, с зарплаты и бери, не бесплатным же барахлом меня сломала. А ходить на секции в обычные выходные можно или вечером, для длительных путешествий подгадай отпуск. Иначе получается работа-дом-шмотки, дом-работа-новые шмотки?

– Ладно, уговорил. Но я не потяну кругосветки и острова, виллы и круизы.

– Разве рядом с виллами нет красивых мест? А как же горящие туры, распродажи авиабилетов? Можно не в сезон забронировать – продлить лето, взять тур осенью, зимой или в сезон дождей, так на порядок дешевле выходит. Там знаешь какие дожди? Пусть и одни кеды у тебя, зато вымочишь их в другом климате, поймёшь, что такое горы и холмы, ощутишь масштаб полей, поорёшь от души, побегаешь не по делам, а в удовольствие, заведёшь новые знакомства. Эх, были бы у меня ноги…

– Шкаф, я не пойму: ты хочешь сказать, что четверть века я проживала корявую жизнь без крохотной возможности быть счастливой?

– Новая побрякушка, майка и сандалии сделают тебя счастливой? Да. До нового тренда. Наденешь раз, два, больше не захочешь – они уже старые. Надоели. А эмоции человек проживает. Чувство восторга и ощущение куража не лежат в доступном шкафу, не скомканы в углу полки, не ждут своего счастливого часа, не чахнут. Даже мысль о том, что ты побывала в необычном месте, заставляет мечтать побывать в других местах. И этих мест со своей историей и уникальностью несметное множество.

Она плюхнулась на колени, обняла свои мягкие хлопковые накопления и ощутила пустоту. Пыталась вспомнить, куда надевала эту майку, водолазку, джоггеры. В мыслях возникали картинки знакомого до каждой потёртости на лавочках парка за соседней панелькой. Здесь в компании пафосных подруг и друзей она прикалывалась над прохожими в бермудах, натянутых практически до ушей. Вспомнилось и то, как они дружно высмеивали безвкусный местный стиль – серые гольфы, заправленные в синие сланцы.

Ещё представила ту разбитую дорогу в районный супермаркет, стандартный набор: хлеб, молоко, бумажные на вкус сосиски и пельмени по акции. Никаких красных бананов и сочного манго никогда не было в продуктовой корзине.

Радость оттого, что успела на новую коллекцию любимого бренда, улетучилась в момент. Буквально месяц назад бережно обнимала бежевый крафтовый пакет, торопилась примерить трендовый тренч со штанами-пилотами. Уже тогда не смогла найти свободную вешалку. Уже тогда нужно было задуматься, это и был первый крик: «Остановись, бери пухан из прошлой коллекции и отправляйся на каток!» Но нет же, она заказала дополнительные плечики, да такие, чтобы не только тренч повесить, но и прищипнуть брюки, со стрелками и без.

Все воспоминания родные, но обыденные. Стандартные грязные сугробы зимой за тротуарами менялись на стандартную зелёную траву в милых одуванчиках летом. Год от года, день за днём, под стать времени менялась картинка, но не менялась девушка в модных джинсах. Забила шкаф до потолка, и ничего увлекательного не происходило.

На телефоне пропищало уведомление о новом поступлении товара. Палец уверенно смахнул сообщение влево – «удалено» – и нажал на самый нижний номер в списке исходящих:

– Мамуль, привет. У меня тут внезапно возникло острое желание попутешествовать. Когда у тебя отпуск?

Жанна Зырянова. Утро добрым бывает

Навязчивый голос пробился сквозь сон: «Да проснись ты уже. Сколько можно спать. Он же уйдёт. И вы опять не встретитесь».

Я перевернулась на бок, потянулась за телефоном, чтобы посмотреть время. Через десять минут прозвенит будильник. Дочь пойдёт в школу. Раньше неё я выйти не смогу при всём желании.

Голос в голове снова заворчал: «Раньше и не надо. Выходите вместе. Иди в Сбер, как будто снимать деньги. Он будет там».

Тихо посмеиваясь и не веря, начинаю одеваться. Выхожу из дома. Иду медленно. Всё происходящее кажется нелепым. Желание повернуть обратно всё растёт. «Я те поверну. Иди давай», – в голосе появились угрожающие нотки.

Всю дорогу не покидает мысль, что я сошла с ума. Как говорят: если ты разговариваешь с Богом – это нормально. А вот если он с тобой, то это психическое отклонение.

Дошла. Толкаю дверь. Захожу внутрь. Чувствую себя безмозглой курицей. Пусто. Кроме меня здесь только ветер. Делаю вид, что хочу снять деньги. Вставляю карту. За спиной слышу шаги. Боюсь оглянуться. В голове всплывает имя – Дима. Проносится мысль, что у детей будет красивое отчество. Сразу же одёргиваю себя, напоминаю, что фату повесила в шкаф.

– Девушка, не поможете?

Поворачиваю голову и утыкаюсь в дублёнку. Смотрю вверх. Мимоходом отмечаю: чтобы поцеловаться, придётся вставать на цыпочки. Он щёлкает пальцами перед глазами, чтобы привлечь внимание. Золотой ободок вспыхивает на свету. На среднем пальце.

– Аушки? Что случилось?

– Девушка, милая, выручайте. Пятьдесят рублей не дадите? – Он нагло разглядывает меня, жадно ощупывая глазами. Снова и снова лапает взглядом.

– Щас, – захлёбываясь смехом, не могу закончить фразу. «Вот ведь ангел-хранитель у человека. Это же надо – отправил меня денежку ему принести».

Выходим с новым знакомым из банка. У крыльца новенький «Мерседес» весело мигает фарами. С водительского сиденья подрывается мужчина со словами: «Дмитрий Сергеевич, это она, наша благодетельница?»

Я перевожу взгляд с одного на другого. Теперь они начинают переглядываться и ржать. Наконец Дима произносит:

– За стоянку надо заплатить пятьдесят рублей. Они только наличкой берут. А в банкомате купюры по пятьсот, других нет.

Роюсь в сумочке, пытаюсь найти кошелёк. Выуживаю случайно оказавшийся там полтинник.

– Я не знаю, как вас благодарить. – Дима берёт мою руку в свою и целует кончики пальцев.

Я отдёргиваю руку. Его поцелуи обжигают.

– Сегодня в 19:00 я заеду за вами. Поужинаем?

Моя рука снова оказывается в плену его лап. Пока я нахожусь под гипнозом его поглаживаний, он успевает выведать и записать мой номер.

– Ну всё, до вечера. – Он мимолетно целует меня в щёку.

Уже двенадцать лет мы рассказываем эту историю каждому, кто интересуется: «А как вы познакомились?»

Юлия Башинская. Тёткин шифоньер

Сентябрь выдался холодным, всё время шли дожди, а отопление не включали. Люба простудилась и сидела дома на больничном. Свою неделю отлучения от работы она проводила в обнимку с коробкой конфет перед телевизором.

Телевизор и кровать были единственными современными предметами в старой, уютной тёткиной квартире. Всё остальное убранство состояло из громоздкого шифоньера с резьбой, серванта с хрусталём и дивана. Картину дополняли кресло, торшер и часы с маятником.

Квартира располагалась в старом доме, построенном ещё до войны. В окна единственной комнаты были видны сквер и проезжая часть.

Люба переселилась в это ветхое жилище полгода назад, почти сразу после смерти тётки, и обосновалась в нем, как будто прожила тут всю жизнь. Немногочисленные тёткины родственники попытались было вмешаться в дело наследования, но она предусмотрительно оформила завещание.

Родня вынуждена была утереться и успокоиться.

Иногда приезжали пожить на время экзаменов дальние родственницы-студентки. Люба не могла отказать родне. Ей не жалко, а вместе веселее. Но прагматичным студенткам не нравились размеры жилплощади и присутствие Любы, поэтому они быстро исчезали. Понятное дело, хозяйка ни разу об этом не пожалела.

Тётя была старшей сестрой покойной матери Любы и совершенно удивительной особой. Женщина элегантная, лёгкая на подъём, острая на язык, с несуразной и захватывающей личной жизнью. Она даже поваром – коком – на корабле плавала несколько раз. Точнее, ходила. Тётку всегда раздражало, когда говорили «плавает».

– Плавает, Любаша, только кое-что на букву «г», – повторяла она при случае и смеялась.

Пока тётя была жива, Люба с удовольствием навещала её. У той всегда были наготове пироги, воспоминания и разные причудливые истории для племянницы. На три жизни хватило бы! Если, конечно, это была правда. Любаша сильно в этом сомневалась, но любила тётку и её россказни.

Ещё у Любы была сводная сестра. После смерти мамы отец быстро женился. В новой ячейке общества практически тут же родилась ещё одна девочка. Назвали ее Вероника. Домашние упростили имя и стали называть девочку Вера. Отец ещё всё шутил, что до комплекта не хватает Надежды.

Вероника пользовалась всеми привилегиями младшей дочери, тем более что мачеха, как в сказке, не жаловала Любашу. Нет, не подумайте, у девочки всегда было всё необходимое. Но стоило ей получить подарок, как тут же сестрёнка закатывала истерику, а мачеха выразительно смотрела в сторону девочек.

Тогда отец начинал долго говорить про то, что нужно делиться. Люба терпеливо делилась. Сначала книжками, карандашами и конфетами, а потом – деньгами, которые иногда получала от тётки.

Девочки повзрослели, а отец умер. Получалось, что Люба была кругом сирота, а Вера только наполовину. Даже больше: у Веры были муж Вадик, дети и мать, а у Любы только Вера и возраст. Тёткина квартира уравновешивала эту жизненную несправедливость.

Люба уже лежала в постели. Согревшись под одеялом, она сонно думала о своей жизни и о жизни других людей. Сравнение было явно не в пользу Любы. Работа у неё самая обычная – медсестра в детской хирургии, зарплата средняя, рост средний, вес и возраст тоже. Личная жизнь не складывалась, так как Люба попросту не умела её сложить. Шестилетний настырный Ромка из пятой палаты накануне сообщил, что Люба красивая и очень похожа на курочку-гриль, поэтому он, Ромка, женится на ней, когда вырастет. Других претендентов на руку и сердце у Любаши вроде не было. Тех граждан, которые периодически возникали в жизни племянницы, тётка называла «галантерейным отделом» – очевидно, по причине их незначительности и взаимозаменяемости. Выходило как с перчатками: хорошо, если они есть, а если нет, то и обойтись можно. Исключение составлял Костик, друг детства и бывший Любин одноклассник, инженер, увлечённый коллекционированием всякой старины. Тётка его любила за редкую теперь эрудицию, вежливость и деликатность. Она советовала племяннице присмотреться к кандидату, но та и слушать не хотела.

Свет фар проезжающей машины выхватил на несколько секунд блёклые обои, старинные часы и тёткин шифоньер. Кровать, на которой уже дремала Любаша, несуразным островом современности располагалась в стороне от всего этого истрёпанного советского антуража. Огни улицы отразились в хрустале серванта и вызолотили полуночный циферблат часов с латунным маятником.

Раздался натужный скрип. Часы собрались по старой памяти пробить полночь, но стихли, и слышно было только уютное тиканье. Любаша завернулась в одеяло, зевнула и всё-таки провалилась в сон. Блаженный покой накрыл комнату.

Утро ворвалось кавалерийским горном будильника – Люба забыла его отключить накануне. На часах было шесть. Сквер за окном желтел, утопая в тумане. Люба потянулась за халатом и, ловко закутавшись в него прямо под одеялом, стала нашаривать тапки под кроватью.

Раз уж пришлось подняться так рано, необходимо закрепить эффект. Люба поплелась на кухню. Там она немедленно зажгла все конфорки и поставила чайник на газ.

В огромной красной кружке дымился горячий кофе с молоком, а в кухне наконец-то стало совсем тепло. Любаша уселась поближе к столу, водрузив ноги на соседнюю табуретку. На столе под стеклянным колпаком лежали остатки вчерашнего пирога с яблоками. Завтрак.

Совсем скоро утреннее оцепенение покинуло её. Люба, прихватив последний кусок пирога, вернулась в комнату. Включила телевизор и поймала своё отражение в зеркале. Трёхстворчатое трюмо явило миру всё Любино великолепие: халат, торчащие волосы, крутые бока и круглые щёки.

Любаша нашарила пульт и не глядя нажала кнопку.

– Любое ваше желание может исполниться! Главное – окружить себя предметами, которые поддержат вашу энергетику! – вещала по одному из каналов красивая ухоженная дама с гладкой причёской, в шёлковом костюме.

«Энергетика – это ж отрасль промышленности такая…» – подумала Любаша и поднесла ко рту кусок пирога.

– Старые предметы забирают успех и возможность реализации! – не унималась холёная дама. – Ваши вибрации тонут в вибрациях чужих и старых вещей.

Люба огляделась вокруг. То, что она жила в окружении старых вещей, её совсем не смущало. Ну, старое и старое. Придет время, заменим при необходимости. В том смысле, что вот она – Люба, а вот он – тёткин шифоньер. Все существуют параллельно.

– Ваша личная жизнь тоже напрямую зависит от того, какие вещи вас окружают! – Дама резким жестом отсекла сказанное. – На моем марафоне я рекомендую в первую очередь избавиться от хлама! У девочек даже вес лишний уходит!

– Как интересно! – Журналистка в студии закивала в ответ.

– Поймите, я делюсь этими знаниями исключительно для баланса энергии во Вселенной! Если бы вы знали…

Но Люба уже не слушала её. Она изучала своё отражение в трюмо. Теперь всё стало понятно. Чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки, нужно повыбрасывать почти всё теткино барахло. Люба закашлялась, подавившись крошками, и посмотрела на фотографию покойной родственницы. С портрета улыбалась худощавая элегантная женщина в седых локонах и с густо накрашенными ресницами.

«Энергетика, говоришь… Ладно, посмотрим».

Люба принялась осматриваться. Если сейчас не начать, то не видать ей личной жизни, успехов в карьере и богатства. Приходится признать, что ни один наследный принц ей ещё не попался, а значит, придётся все делать самой. Люба вздохнула.

Работа предстояла серьёзная. Первые полчаса Люба потратила на альбом с фотографиями. Спохватившись, начала вынимать все вещи из серванта и складывать в кучу.

Мотиваторша настоятельно рекомендовала разговаривать с каждым предметом и слушать его ответ сердцем. Люба взяла хрустальную сахарницу и спросила:

– Ну, что делать будем?

Сахарница не отвечала. По версии дамы из телевизора гранёный анахронизм нужно было незамедлительно отправить на помойку, раз ответа не последовало.

– А, ладно. Протру всё и соседке отдам. Она давно намекала, – пробормотала Люба.

С сервантом покончила быстро. Хрусталь стряхнул немного пыли, а книги из небольшой библиотеки выстроились плотными рядами на полке.

Настал черёд шифоньера. От большей части старых тёткиных пальто, кофточек и остального скарба Люба избавилась практически сразу после похорон. Дальше дело не шло. Как-то и так было хорошо. Теперь придётся довести дело до конца.

Шкаф был старый, советский, довоенный ещё. Три створки, помутневшее зеркало, множество полок с шуфлядками. Люба провела по нему ладонью. На некоторых деталях виднелись мелкие пропилы жучка-древоточца. Она со скрипом открыла дверцу.

В нос ударил запах нафталина и духов «Красный мак». Казалось, шкаф сейчас вздохнёт и осядет – так ему надоело стоять столько лет.

Зазвонил телефон. Люба с облегчением отвлеклась на звонок. Это была сестра.

– Я зайду, ты же дома всё равно, – по голосу Веры было понятно, что она будет делиться наболевшим.

– Я уборку делаю.

Попытка спастись от предстоящей беседы не удалась.

– Что там у тебя убирать, – буркнула Вера. – Жди, короче.

Она возникла на пороге через полчаса, и размеренность утра слетела с Любы, как шелуха. Младшая сестра пришла жаловаться. Это был ритуал, в котором Люба играла роль канализационного стока: в следующие час-полтора в нее будут методично сливать проблемы: садик со сбором денег, сверхурочные часы на работе, давка в автобусе и обязательно Вадик.

– Он опять кредит взял, представляешь? – со злобным задором выдохнула Вера.

– Зачем? – обречённо спросила Любаша.

– Я так его и спросила! – продолжала распаляться сестра. – И знаешь, что этот гад ответил? – Вера выдержала театральную паузу: – «Надо!» Так и заявил. Надо, понимаешь, ему!

Подобные разговоры случались часто, Люба привыкла к ним и научилась терпеть. Главное было вовремя спровадить сестру.

– Слушай, я ненадолго. Мне скоро мелкого в поликлинику вести. Я хочу у тебя денег одолжить. Дашь? – Вера сморщила нос, она так всегда делала, когда что-нибудь просила у сестры.

– Откуда? – Люба завозилась с посудой, встала из-за стола и подошла к мойке. – Я их не печатаю. Кстати, я сейчас сама ухожу.

– Проводишь меня, – заявила Вера и направилась в прихожую.

Любаша стала быстро собираться. Ей и в самом деле захотелось немного пройтись, заглянуть для приличия в аптеку, а заодно отделаться от сестры.

Сёстры дошли до перекрестка. Всю дорогу Вера не утихала, продолжая возмущаться. Люба понимала, что придётся выслушать, зато потом будет легче. До следующего возмущения. Она любила сестру, но ту безнадежно испортили проценты по кредиту. Вскоре они с облегчением расстались. Люба получила порцию Вериных проблем, а Вера избавилась от эмоций, которые её переполняли. На короткий срок система пришла в относительное равновесие.

День был солнечный, светящийся от жёлтой листвы. Любаша быстро оправилась от монолога сестры. Была у нее такая сверхспособность – забывать неприятное, просто отряхнув с себя ощущение от события.

Сейчас Люба медленно прогуливалась по проспекту, разглядывала людей. Ей было приятно, что жизнь вокруг наполнена суетой. Она свернула в парк и решила, что окружающая природа обязательно вытянет осадок от процентов по кредиту и жалоб на Вадика.

На дорожки падала листва, скамейки были ещё мокрые. Люба решила заглянуть в летнее кафе. Терраса все ещё была открыта, но в будний день посетителей оказалось мало.

Люба заказала кофе и стала ждать. За соседним столиком сидели две дамы, похожие друг на друга. Присмотревшись, Люба поняла, что это сёстры-близнецы. Они тихо переговаривались, комментируя телевизионную передачу: на огромном экране шла новостная хроника в причудливой нарезке.

– Он плохо выглядит. Это о многом говорит. – Одна из сестер наклонилась к тарелке с блинчиками. В руке у неё раскачивался крошечный остроконечный маятник.

– Не думаю, – отрезала другая сестра.

– Они показывают хронику! Это знак! – с этими словами близнецы синхронно повернулись к Любе. – Не переживайте, всё будет хорошо!

Люба пожала плечами и с вызовом ответила:

– А я и не переживаю!

– Смотрите, как раскачивается маятник, это к переменам. – Сёстры попеременно закивали. В этот момент они походили на двух видавших виды кукол.

Что имели в виду кукольные близнецы, осталось непонятно. Люба была уверена, что всё имеет смысл и кругом тайные знаки. Кофе остыл, поднялся ветер, и на террасе стало неуютно. Люба вспомнила про разгром в квартире и, расплатившись, пошла к выходу. За ней, вынырнув неизвестно откуда, увязался невысокий гражданин лет сорока пяти с хвостиком. Он бодро поравнялся с Любой и произнёс:

– Девушка, хороший вечер сегодня!

– Хороший. – Любаша внутренне подобралась.

– А как вас зовут? – наседал гражданин с хвостиком.

– Извините, я на улице не знакомлюсь, – оборонялась она.

– Ну, так старой девой и помрёшь! – злорадно выдал настойчивый гражданин и оскалился. Люба отпрянула и ускорила шаг. От обиды хотелось плакать.

Она прошла дальше по аллее, где дворник в оранжевом жилете сгребал листья. Грабли размеренно шваркали по асфальту, листья скапливались в равномерные кучи по обе стороны от дорожки.

– Всё. Последняя неделя! – отчётливо произнес оранжевый дворник и уставился на Любу.

– Что вы имеете в виду? Вы тут все специально всякую ерунду говорите?! – воскликнула она, но дворник уже отвернулся и задумчиво продолжил шваркать.

Люба шла и думала о сегодняшнем странном дне. Если Вселенная подаёт ей знаки – то вот они! Сестра, странные близнецы, дворник с его пророчествами и напористый ухажёр – все вместе они что-то значат! А времени у неё неделя, как выяснилось. Не иначе, наследный принц уже на пути к тому, чтобы украсить собой её быт.

Она почти подошла к дому, когда обнаружила, что потеряла перчатки – дорогие, итальянские. Возвращаться нет сил, да и где их искать? Тут она неожиданно вспомнила, что у тётки где-то в шкафу лежала пара из нежной лайковой кожи, с перламутровыми пуговками на запястье, с рельефными швами вдоль кисти.

Люба поднялась в квартиру. Не разуваясь, направилась к шифоньеру. Вытащила верхнюю шуфлядку, потом ещё одну. В самом низу, под шарфами, обнаружила потёртую продолговатую коробочку из белого картона с тиснением на крышке. От золотых букв остались малозаметные следы. Когда-то это была дорогая вещь.

Люба плюхнулась на стул и стала изучать коробку, в которой лежали те самые перчатки. Нежная кожа, тонкая работа – красота, да и только. Тётка любила такие аксессуары и постоянно сокрушалась, что не может позволить себе менять их чаще.

– Я предпочитаю менять перчатки, нежели поклонников, – говорила она. – Поклонники у меня стали непредсказуемые. Только начинаешь встречаться, а они помирают по очереди.

Люба попробовала натянуть перчатки. Коробка полетела на пол, а руки очутились в нежных и плотных объятиях дорогой кожи. Пальцы у Любы были коротенькие, и перчатки ей оказались велики. Не беда, можно укоротить. Это французские дамские перчатки, пусть и старинные, зато дорогие.

Она нагнулась за коробкой, чтобы положить всё обратно в шкаф. Коробка развалилась. Из-под атласной подложки выглянул плотный конверт Люба немедленно проверила содержимое. В конверте были деньги. Люба тут же пересчитала – тысяча долларов. Двадцать бумажек по пятьдесят «зелёных». «Любочке на свадьбу» – гласила надпись.

Люба заплакала. Ей стало жалко тётку с её перчатками и этим конвертом, жалко свою нелепую жизнь.

– А кто мне говорил, что лучше быть одной, чем вместе с кем попало? А сама на свадьбу копила! – укорила Люба портрет. Но тётка в ответ только хитро смотрела накрашенными глазами и улыбалась.

Любе вдруг стало нестерпимо жарко. Вернув коробку с перчатками на дно шуфлядки, она сняла пальто и разулась. Нужно было срочно с кем-нибудь поделиться. Неожиданные и чудесно обретённые деньги давили, возбуждение распирало изнутри, требовало соучастия.

На плите пыхтел чайник. В большой кружке болтался хвостик чайного пакета в ожидании кипятка. Любаша не знала, что ей делать. С одной стороны, свадьбы никакой не предвидится, с другой – есть и другие статьи расходов, не менее важные.

Люба решительно набрала номер сестры.

– Да, – резко отозвалась Вера.

– А мне тётя денег оставила, – тихо сказала Люба.

– Какие ещё деньги и как оставила? Полгода прошло, если не больше.

– Я в коробке нашла, – стала оправдываться Люба.

– Я приеду, – прервала разговор сестра.

Меньше чем через час они сидели на кухне. Вера изучала коробку и конверт, перчатки лежали рядом.

– Может, они фальшивые? – небрежно спросила она.

– Я не думаю. Мне кажется, тётя их долго собирала.

– Ты не думай, ты проверь. – Вера сноровисто пересчитала купюры.

Любаше вдруг стало тревожно. Она пожалела, что обо всем рассказала Вере. Протянув руку за конвертом, Люба вдруг поймала себя на мысли, что сестра не отдаст деньги. Как тогда, в детстве. Но конверт благополучно перекочевал в ладонь законной владелицы. Люба положила его в коробку, а коробку в шуфлядку.

В дверь неожиданно позвонили. Люба пошла открывать. На пороге стоял, переминаясь, соседский Стасик.

– Тёть Люб, вы опять потеряли! – сказал он ломающимся баском. – Ваши?

Мальчишка протянул Любаше сырые скомканные перчатки из итальянской кожи «наппа».

– Где ты их нашёл? – растерянно спросила Люба.

– Возле почтовых ящиков! Берите! – Довольный Стасик развернулся и стал вприпрыжку спускаться по лестнице.

– Спасибо большое, – пробормотала Люба. Она закрыла дверь и вернулась в комнату.

– Ну, рассказывай, на что тратить будешь. – Сестра приготовилась слушать.

– Я не решила ещё. Я десять лет толком в отпуске не была, – стала перебирать Любаша. – Ремонт нужно тоже.

– Это правильно, были бы деньги, а куда потратить – найдёшь, – заявила Вера. – Ладно, я ж только на минутку, мне пора. Ты давай аккуратнее с деньгами.

– Конечно. Буду аккуратно. – Люба направилась в прихожую проводить сестру.

За окном темнел осенний вечер. Люба почувствовала давящую усталость. День выдался просто на удивление сумасшедшим. Она расстелила постель и забралась под одеяло.

«Завтра что-то нужно будет сделать с деньгами», – успела подумать Люба и заснула.

Пропажа обнаружилась не сразу.

Люба успела позавтракать, навести порядок в квартире и немного прогуляться.

Дома ей вдруг захотелось проверить, подходят ли перчатки к пальто. Открыв коробку, Люба поддела атласную подложку. Денег не было. В отупении Люба обшарила всю шуфлядку, соседние полочки и коробку ещё раз. Безрезультатно.

«Вера. Больше некому. Вот же дрянь!»

В отчаянии Люба проверила ящики ещё раз. Потом взяла из сумочки телефон.

– Отдай. – Люба вложила в это слово всю решимость, на какую только была способна.

Секунду Вера молчала, а потом с людоедской уверенностью заявила:

– Зачем они тебе? А я бы кредит почти закрыла.

– При чём тут кредит? Это же вы с мужем денег набрали, я тут каким боком? Деньги мне оставили!

– Так. Давай по порядку. Какие деньги? – Слова Веры звучали как реплики в плохом сериале.

Люба бессильно и обречённо повесила трубку.

«Дрянь. Воровка. Как обидно…» Люба поревела минут пятнадцать – и решила действовать. Необходимо было заставить сестру вернуть деньги. Она скривилась, представив всю тщетность попытки. Опять стало жалко себя до слёз.

Чтобы как-то отвлечься, Люба включила телевизор. Показывали повтор интервью со вчерашней холёной мотиваторшей.

– Вещи сохраняют ауру прежних владельцев. – Дама еле заметно презрительно шевельнула губами. – От старья нужно избавляться!

Люба упёрла руки в бока и замерла.

– Резко выбросив из жизни хлам, вы удивитесь, сколько счастливых событий придёт в вашу реальность! – Дама откинулась в кресле. – Действуйте решительно.

Люба разозлилась:

– Я тебе сейчас покажу решительно! Ишь ты, раскомандовалась!

Если бы сестра видела её сейчас, то, скорее всего, деньги удивительным образом вернулись бы на место. Но сестры рядом нет, злость вымещать не на ком.

С размаху Люба саданула по приоткрытой дверце шифоньера, чтобы закрыть её. Дверь с сухим стуком впечаталась в шкаф, зеркало разбилось и осыпалось острыми краями на пол.

– Да что же это за жизнь! – взвыла Люба. – Вон на помойку всё!

Осколки отразили потолок и красные щёки Любаши. Осторожно, стараясь не порезать пальцы, она стала складывать куски стекла на полотенце. Под длинными, как сабли, осколками лежало пять золотых монет.

С удивлением Люба взяла одну, чтобы рассмотреть.

Увесистая монета больше походила на небольшую медаль. На одной стороне был выбит профиль, а на другой буквы: «Имперiалъ. Десять рублей золотомъ. 1896».

Люба осторожно извлекла монеты из осколков. Жёлтые кругляши приятно тяжелили ладонь. Подумав немного, она взяла телефон и сфотографировала монеты с двух сторон. Потом задумчиво посмотрела на изувеченный шифоньер, на трюмо и сервант. Усмехнулась:

– Старьё, говоришь…

Люба спрятала монеты в шкатулку, впихнула её в ящик серванта и закрыла на ключ. Потом суетливо осмотрелась и сунула ключ в хрустальную сахарницу. «Обойдется соседка». Люба взяла телефон. Ей овладело непривычное чувство уверенности.

– Привет, Костик, – быстро проговорила она, боясь, что решимость исчезнет. – Нужна твоя помощь!

– Здравствуй, Люба! – Костя не скрывал радости. – Здорово, что ты позвонила! Что-то случилось?

– Ты в монетах старинных разбираешься? – Люба волновалась. Гнев на сестру ещё не прошёл.

Костик стал подробно и нудно рассказывать о типе чеканки, датах и прочих непонятных деталях.

– Это могут быть очень дорогие экземпляры, Люба. Необходима осторожность, – закончил он. – Если нужно, я могу посмотреть и проконсультировать владельца.

Ей вдруг понравилась его мягкость и ненавязчивость, которая уже не казалась нерешительностью. Люба с теплом в голосе спросила:

– Как у тебя дела? Как поживаешь?

– Всё по-старому. Тебя жду!

Люба почувствовала, как Костик улыбнулся. Они ещё немного поболтали о пустяках, и Люба положила трубку. Пора было наводить порядок. Она смела в урну осколки, прикрыла дверцу шифоньера, завесив палантином место, где было зеркало.

Если Костя прав, то теперь у неё на руках серьёзная сумма. Интересно, как монеты оказались в тайнике и знала ли тётка о них? А может быть, золотые десятки засунули в дверцу ещё до её рождения? От вопросов разболелась голова, и Любаша задремала.

Разбудил её звонок телефона. Это была Вера.

– Слушай, Люб, прости меня, – голос сестры был тихим. – Я всё тебе верну. Обязательно.

Люба слушала, не зная, что ответить. Первый раз в жизни Вера просила прощения. А сестра всхлипнула протяжно и, глубоко вздохнув, произнесла:

– Вадик ушёл. У нас уже давно всё плохо, я просто притворялась. А сегодня помогла собрать вещи. Ну и фиг с ним. Ну что ты молчишь?! Давай, скажи, что я гадина последняя! – закричала сестра и разревелась.

– Я просто не знаю, что нужно говорить, – растерялась Люба. Вера тяжело молчала и давилась слезами. Потом отдышалась и произнесла:

– А я знаю. Прости меня, пожалуйста.

Наталия Николаева. Дом и все, кто в нём

– Принимай, Пална!

Длинная картонная коробка еле уместилась на директорском столе.

* * *

– Ксения Павловна, тут подпишите.

– Да, в бухгалтерию отправили.

– Контракт выгружен.

Ксюша выключила компьютер и подошла к окну. Двор укрывало тонкое пуховое одеяло. У запасного выхода курила Ленка – и Ксюша, не выносившая табачного запаха, впервые вдруг остро ей позавидовала.

Ленка показала на крышу, подняла большой палец. Ксюша нервно улыбнулась: кровлю успели доделать за неделю до Нового года.

Детский центр «Юность», бывший Дом пионеров, для всех них – просто Дом, готовился встретить Год культуры. Год своего столетнего юбилея.

Холл распевался на сто голосов. Стекла звенели от перестука каблучков: Ленкины дошкольники репетировали кадриль.

Проплыла белым сугробом Зоя Петровна, «зам по быту» – Снегурочка Ксюшиного детства. Словно корону Российской империи, несла на вытянутых руках кружевной кокошник. Нынче в роли Снегурочки дебютирует юная Ирочка, и всё должно быть идеально.

В музейной комнате молодые педагоги раскладывали цветную бумагу. Опытный методист Ольга Ивановна осуществляла двойной контроль за их работой – лично и с чёрно-белой фотографии на стенде: традиционной Мастерской Деда Мороза она руководила четверть века.

Рядом, в разделе «Педагогические династии», – бабушкин красный галстук, мамин знак «Заслуженный учитель», школьная газета с её, Ксюшиными, стихами.

– Я же не хозяйственник. Я переводчик, – напомнила она Дому. И попросила устало:

– Отпусти меня.

Дом вздыхал, что-то бормотал в настраиваемые микрофоны, скрипел стульями в актовом зале. Ксюша махнула было рукой, на полпути передумала и постучала в соседнюю дверь с табличкой «Психолог».

– Чайку, Ксения Павловна?

– Нет, спасибо, Алён, сразу план Б.

Глубоко вдохнула, выдохнула и из веера метафорических карт выбрала одну…

Над директорским столом склонились четверо.

– Скальпель? – пошутила Ксюша.

– Зажим, – скомандовал вахтёр дядь Женя.

Ирочка ловко закрепила стяжки в местах, на которые указал вооружённый инструкцией программист Ваня.

И перед ними во весь свой рост метр пятнадцать гордо выпрямился изящный красавец «олень белый светодиодный». Благородный зверь, глянувший на Ксюшу с метафорической карты с надписью «Сияй».

А потом он взлетел над гулкой мостовой… то есть над притихшей парадной лестницей. И приземлился на свежеотремонтированный подоконник зимнего сада.

Дядь Женя тщательно проверил устойчивость. Ваня поколдовал с пультом.

– У оленя Дом большой,

Он глядит в свое окно. – Снегурочка Ира произнесла волшебные слова и коснулась его ушка.

Олень медленно повернул голову. Увидел за окном сказочный кремль, пряничную фабрику. Спешащих к Дому детей с балетками, гитарами, папками для акварели, концертными костюмами в плотных чехлах.

Увидел – и засиял от радости.

И побежали по фасаду огоньки гирлянд, затанцевали бумажные балерины, закружились сполохи диско-шаров по вычищенному до асфальта тротуару.

– Мам, смотри, Серебряное Копытце! – Мальчишка лет пяти восхищённо дёрнул за рукав очарованную юную маму. Ксюша узнала её: Лиза, первый выпуск их «Развивайки».

Олень, дирижёр новогодней симфонии, замер и поклонился. Ксюша зааплодировала.

– Прощаешься? – Муж неслышно подошёл сзади. Обнял, поправил сбившийся капюшон.

– Приветствую.

* * *

– Принимай, Пална!

Длинный белый конверт был адресован «мадам Ксении Плотниковой».

Оргкомитет международного фестиваля детских театров в Сен-Мало сообщал: спектакль «Sabot d’argent»[1] включён в основную программу.

Василиса Долина. (Не) в булках счастье

Катя вошла в кабинет и замерла на пороге. Её коллега и подруга Даша сидела за компьютером. Она внимательно смотрела в монитор и сосредоточенно накручивала на локон карандаш. Из её кудрявой шевелюры, одуванчиком обрамлявшей голову, уже торчало четыре штуки.

– Всё хорошо у тебя? – спросила Катя так резко, что Даша аж подскочила от неожиданности, выронив карандаш.

– Ты что так пугаешь? – вскрикнула подруга и полезла за ним под стол.

Катя молча подошла и стала доставать карандаши из Дашиной прически. Та только ойкала и тихонько приговаривала: «Они как-то сами, я ни при чём».

– Ну, сама расскажешь, что случилось, или пытать тебя?

Дарья глубоко вздохнула и хмуро кивнула на монитор. Там была открыта программа какого-то марафона похудения.

Большие мигающие буквы гласили:

«Устали оттого, что диеты не помогают?

Вам кажется, что вы перепробовали всё, но вес только растёт вместо того, чтобы сбежать вместе с вашей неуверенностью в себе?

Расстраиваетесь, что мужчина мечты видит в вас только коллегу или подругу?

Я, Никита Ахмурин, знаю, как вам помочь. Мой новый инновационный подход к похудению поможет навсегда забыть о лишних килограммах. Без жестоких диет и походов в спортзал».

– Что значит «забыть» о килограммах? – удивлённо спросила Катя.

– Откуда я знаю? Но видишь – «новый инновационный подход». Как будто про меня всё написано.

– Дашка, разве можно быть такой наивной? Ты же сама работаешь в отделе рекламы и в курсе, как пишутся эти тексты. Главное – выявить боль человека и зацепить, чтоб клюнули.

– Знаю. Вот и клюнула. Степашкин мой опять только улыбнулся и мимо прошёл, даже «привет» не сказал… – Даша горестно вздохнула и снова стала наматывать волосы на карандаш.

Катя закатила глаза. Степашкин, он же Степан Андреевич – новый начальник юридического отдела – пришел к ним в компанию пару месяцев назад. Не сказать, что писаный красавец, но в Дашку как будто Купидон вселился. Она не могла им налюбоваться и вечно твердила:

– Да ты посмотри, посмотри, какая у него мягкая улыбка. Какая классная причёска. А волосы! Цвета кофе с молоком. Я таких ещё ни у кого не видела. А чёрные глазищи! Ох, ничего ты в мужиках не понимаешь.

Катя, которая уже три года была замужем, лишь пожимала плечами, действительно не понимая, что подруга нашла в Степашкине. Даша же вбила себе в голову, что должна непременно с ним познакомиться и влюбить его в себя, поэтому разработала нехитрый план. В лучших традициях романтических комедий она врезалась в мужчину своей мечты с кипой бумаг. Вот только не рассчитала и вместо того, чтобы уронить бумаги или упасть самой, сбила Степашкина с ног. При всем юридическом отделе. Так ещё и попыталась поднять, не выпуская злосчастных бумаг.

Надо сказать, что Даша не была миниатюрной крошкой. Среднего роста, полноватая, ужасно обаятельная, она производила впечатление сильной и уверенной в себе девушки, хотя такой не была. Когда Даша улыбалась, на левой щеке появлялась ямочка, которая делала её похожей на Джулию Робертс, только пухленькую. Сходства добавляла копна медных волос. Но Даша была из тех, кто не видит своей красоты и вечно худеет, отмечая каждый сброшенный килограмм тортиком.

В общем, когда из знакомства, которое должно было стать романтичным началом крепких отношений, вышло полное безобразие, Даша совсем приуныла. Она искала новый способ привлечь внимание Степашкина. Но тот её теперь избегал, видимо, так и не забыв первую встречу.

– Короче, я записываюсь. Перед марафоном этот Никита Ахмурин проводит бесплатную консультацию, чтобы понять, насколько всё запущено.

– Господи, фамилия-то какая. Ты в интернете проверяла? Может, развод какой?

– Сама подумай: зачем человеку тратить столько времени на эти интервью, чтобы потом разводить?

– Даш, ты как будто с Луны упала, и сразу в бассейн с розовыми очками. Неужели не слышала, на что только не идут, чтобы побольше денег срубить?

– Но тут-то бесплатно! Я ничего не потеряю!

– Ну, как знаешь. Я тебе уже сто раз говорила: успокойся! Ты прекрасно выглядишь. Ну, есть чуть лишнего, но тебя это совершенно не портит. Наоборот.

– Ты просто ко мне привыкла, поэтому так говоришь. А Степашкин вон даже не смотрит.

– Зато другие смотрят!

– Ой, да кто? Что ты выдумываешь!

– Да я не выдумываю, балдушка! Алексей из отдела безопасности сегодня лифт две минуты держал, когда увидел, что ты подходишь к офису. На него орать стали, а он говорит: «Ничего, успеете, сейчас Дарью подождём и поедем».

Дашка только фыркнула и нажала на кнопку «Записаться». Через секунду на телефон пришло СМС-сообщение с подтверждением даты и времени.

– Всё, – довольно промурлыкала Даша, – сегодня в восемь у нас видеосозвон. Скоро я забуду про свои лишние килограммы.

– Ага, осталось выяснить, каким способом, – хихикнула Катя и юркнула за дверь, уворачиваясь от полетевшего в неё карандаша.

К видеовстрече Даша подготовилась основательно. Сбежала с работы на полчаса пораньше, чтобы помыть голову, уложиться. Погладила блузку и юбку: а вдруг придётся показывать свои «телеса»? Приготовила блокнот, ручку и в 19:55, довольная своим видом, уселась перед ноутбуком.

В 20:05, когда Даша уже с отчаянием думала: «Это был мой последний шанс похудеть», включилась трансляция. Никита был очень загорелым – вот первое, что бросилось в глаза Даше. «В солярий, что ли, ходит?» – мельком подумала она: за окном был март. Смазливенький, худенький, в белой, до половины расстегнутой рубашке, он мило улыбнулся, поправил свои вьющиеся чёрные волосы и произнёс:

– Приветствую, драгоценная.

Даша немного растерялась от такого приветствия и промямлила:

– Здрасте.

– Давай знакомиться. Меня зовут Никита Ахмурин. Я знаток тонкой душевной материи, телесной оболочки и трансформационных явлений.

Никита склонил голову и проникновенно посмотрел на Дарью, всем своим видом показывая, какой он необыкновенный и исключительный.

– Простите, каких явлений? – уточнила Даша, которая вовсю шуровала ручкой в блокноте, стараясь не упустить ни слова.

– Трансформационных. Я несколько лет уже живу на Бали и отсюда помогаю меняться драгоценным барышням, которые запутались в дебрях непроходимых лесов сомнений, лишнего веса и нелюбви к себе.

Даша уже не особо вникала в то, что говорит знаток тонких душевных материй, а просто слушала его мягкий, обволакивающий голос. Говорил Никита много, и всё про себя. Кто он, каким толстым был сам, скольким людям помог, почему выбрал жизнь на Бали. Даша чётко поняла только одно: Никита нереально крут, и он единственный, кто может ей помочь. Наконец он попросил Дашу рассказать о себе, и она неожиданно разрыдалась. Она плакала и рассказывала ему всё. Как поправилась, как в старших классах её стали называть Дашушка-пампушка, как не ладилось ни с одним мужчиной. И, конечно, рассказала, как безответно влюблена в Степашкина.

Никита был прекрасным слушателем: кивал, поддерживал, ахал в самых страшных моментах, негодовал вместе с ней. Когда душещипательные истории закончились, а слёзы высохли, Даша посмотрела в монитор и улыбнулась:

– Извините, пожалуйста, не знаю, почему меня так прорвало.

– Всё правильно, драгоценная, слёзы – первый шаг к трансформационному забвению, которое скоро начнёт происходить в твоей жизни и позволит забыть о лишних килограммах, старых обидах и других проблемах. А сейчас расскажи мне подробно о своей работе. Мне важно знать всё, вплоть до твоей зарплаты и других источников дохода, чтобы я смог выстроить систему похудения согласно твоим возможностям.

Дашу эта просьба ничуть не удивила, а, наоборот, порадовала. Вот какой специалист, даже это учитывает! Конечно, ведь разница между гречкой и, например, бататом существенная. Она рассказала всё: какой доход, когда дни зарплаты. Даже на радостях выболтала про свой тайник, куда откладывает деньги на машину, чтобы к родителям не на поезде кататься.

Никита всё внимательно послушал, даже записал. В конце уточнил адрес, чтобы отправить подарок за консультацию – какие-то волшебные травы, которые есть только у него на Бали. А ещё сказал, что рассказ Дарьи настолько запал ему в душу, что он хочет прописать для неё личную программу по цене марафона. Поэтому сейчас ему нужно соединиться с телесной и душевной материей, переработать всю информацию внутри и подготовить план. Обещал, что через неделю в это же время будет повторный созвон, чтобы он смог рассказать всё о программе трансформационного забвения.

Утром Даша просто летела на работу, радуясь, что скоро забудет про надоевшие килограммы. Лифт опять ждал, его держал Алексей, заместитель начальника отдела безопасности. Крепкий, плечистый, с ёжиком коротко стриженных волос, он галантно предложил Дарье войти, как будто открыл перед ней дверь минимум лимузина. Она хихикнула.

– Привет, Дашик, ты сегодня прямо светишься! – пробасил Алексей.

– Привет, Лёшик, – в тон ему ответила девушка, – Ага, давно не была в таком хорошем настроении.

– А что способствовало, расскажешь?

Даша смутилась: не говорить же, что радует её то, что она надеется похудеть и влюбить в себя Степашкина. Поэтому решила перевести всё в шутку:

– Диету новую нашла, где можно булки есть.

– Зачем тебе диета? – удивился Алексей.

– Как это зачем? – оторопела девушка и вдруг заметила, что все в лифте сосредоточенно за ними наблюдают.

Тут замялся уже Алексей. Но ответить не успел: двери открылись, и народ ломанулся по кабинетам.

Дашу уже поджидала Катя с двумя кружками в руках.

– Ваш зелёный чай, мэм. Без сахара, без соли, с ложечкой коньячка. Всё, как ты любишь! – Подруга вручила ей кружку и прыснула.

– Хулиганка, – улыбнулась Дарья и затараторила: – Ой, что я тебе сейчас расскажу!

По мере рассказа улыбка сползала с лица Катерины, и девушка становилась всё мрачнее и мрачнее. Даша непонимающе уставилась на подругу:

– Ты чего?

– Даш, ты что, правда сказала ему свой адрес и сколько денег дома припрятано?

– Да… Он же на Бали, чего бояться?

Катя хлопнула себя по лбу:

– Я, конечно, знала, что ты у меня доверчивая и наивная, но не думала, что настолько. Ты хоть понимаешь, что он мог сидеть в соседней квартире и втирать тебе, что он на Бали? Ты вообще подумала о разнице во времени?

– Какой разнице? – недоумённо переспросила Даша.

– У нас с Бали разница сколько? Четыре или пять часов! То есть у него там глубокая ночь была. Кто назначает созвоны на ночь? И даже если так, пусть он на Бали, а вдруг у него в разных городах сообщники? И вот прямо сейчас его дружбан взламывает дверь твоей квартиры и идет к надёжно припрятанной коробочке, где лежит уже половина твоей будущей машины!

Даша побледнела, не в силах возразить. В дверь постучали. Заглянул Алексей и не успел и рта раскрыть, как Катя подлетела к нему и, указывая на Дашу пальцем, выпалила:

– Ты вовремя! Скажи ей, что она дурнина!

– Я… я не могу, – Алексей растерянно улыбнулся, перевёл взгляд с раскрасневшейся Кати на бледную испуганную Дашу, и улыбка сползла с его лица.

– Что случилось?!

Даша уже совсем не радостно рассказала Алексею о видеосозвоне. Судя по его хмурому лицу, Алексей пришел к тому же выводу, что и Катя.

– Это подстава. Два вопроса, Даш. Дома кто-нибудь есть?

– Нет, – пролепетала Дарья.

– Соседи знакомые есть?

– Нет, – ещё тише ответила девушка и схватилась за голову. – Ой, что же делать-то?

– Звони начальнику, отпрашивайся. Скажи, срочно нужно домой. Потом объяснишь причину. Я пошёл за машиной и ребятами. Спускайся. Может, ещё успеем.

Но они не успели. Когда через сорок минут Даша и трое молчаливых мужчин взлетели на лестничную площадку второго этажа, они увидели раскуроченный замок и сиротливо приоткрытую дверь. Даша рухнула на колени прямо перед ней, не в силах войти. Мужчины осторожно заглянули внутрь. Там всё было вверх дном.

Алексей вернулся к девушке, присел рядом на корточки и мягко сказал:

– Дашунь, тебе надо зайти… Проверить, чего нет. И будем вызывать полицию.

Даша понуро поднялась. Первое, что бросилось в глаза: нет норковой шапки, которую не успела убрать после зимы. Она шла по квартире и грустно перечисляла:

– Шапка. Её мама подарила. Чайник – бабуля. Тостер – Катька. А фен-то ему зачем? И выпрямитель?

Даша подошла к шкафу, где хранилась заветная коробочка с деньгами. Глубоко вздохнула. Открыла дверцу – и снова рухнула на пол. Упавшим голосом произнесла: