Читать онлайн Девять абортов до. Или история одной жизни бесплатно

Редактор Яна Абдюшева

© Рауль Абдюшев, 2023

ISBN 978-5-0059-8668-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Эта повесть написана на основе реальных событий. В 2016 году, лежа в песке после переехавшего меня девятитонного грузовика на гонках «Золото Кагана», я смотрел в бездну, а бездна смотрела на меня, я ждал приближение смерти. В тот момент я понимал, что шансов на жизнь у меня не осталось: изо рта шла кровь, потому что часть внутренних органов была травмирована, встать я не мог, потому что кости были поломаны, и дышать становилось все труднее и больнее. Мысли и чувства, когда по твоей спине проезжает девять тонн железа, трудно описать. Единственное, что ты понимаешь, – это приближение неминуемой смерти и глубокая печаль о том, что ты так глупо умираешь.

Но эта история не про события на бархане, просто это событие стало концом одной эпохи и началом другой. Эта повесть про путь, который я представляю как метафору, как роман, главным героем которого является Рафаэль.

Рафаэль – это метафора, собирательный образ. Его задача, а точнее задача всей истории – пошатнуть устоявшиеся стереотипы и соприкоснуться с опытом развития доверия к себе, к своему единственному и настоящему внутреннему учителю. Именно эту задачу я ставлю для себя при написании этой книги. И даже если один человек сможет извлечь для себя пользу, я буду считать, что моя задача выполнена.

Я пишу эту книгу уже 12 лет. Почему так долго? Начало каждой новой главы пугало меня. Мне не хотелось погружаться в какие-то потаенные уголки себя, чтобы наделить очередного героя качествами, намекающими на основную проблему. Начиная писать умом, у меня ничего не получалось, потому что ум не хотел впускать чувства и сотрудничать с ними. Он уводил меня в разные фантасмагории и состояния очень далекие от того, что я хотел выразить изначально. Каждым героем был я, какая-то часть меня. Некоторые главы я писал по несколько лет, потому что не мог найти ключ от «двери», где живет эта часть меня. Описывая героя, я подолгу не мог сдвинуться с места пока не разрешал его внутренний конфликт. Это был процесс инициации. После завершения очередной главы я освобождался от бремени вымышленного самого себя и становился свободнее.

Эту книгу я посвящаю людям, которые принимали участие в моем спасении. Я благодарен своей семье, родным и друзьям, своему психологу. Благодаря их заботе и поддержки я поверил в жизнь. Спасибо!

Пролог

Возможно, это был сон, возможно, иллюзия, но все выглядело как наяву. Хотя, что такое реальность? Покажите мне хоть одного человека, который сможет провести четкую границу между реальным миром и воображаемым. Шлейф эмоциональных переживаний из прошлого порой определяет всю нашу оставшуюся жизнь и выключает настоящее. Заставляет нас вновь искать пиковые состояния экстаза или, наоборот, прятаться от коварных триггеров.

Сознание человека избирательно, оно захватывает своим внимание лишь то, что подтверждает его безопасное мировоззрение и игнорирует те моменты, которые способны разрушить привычную картину мира. Отвергая чувственный опыт, который способен разбудить «дремлющего дракона осознанности» мы защищаем себя от принятия своей слабости и беспомощности. Но есть еще то, что выходит за грань чувственного опыта, что не способно быть познанным и описанным в каких-либо категориях. Будучи трансцендентальным, он может быть выражен с помощью перечисления исключений, которые не относятся к его свойствам, или при помощи символов. Любое прямое утверждение будет неверным.

«Когда возникает вопрос, обязательно возникает ответ. Эманация любви напевала музыку, слова которой были не разборчивы».

– Я хочу!

– Ты не понимаешь, о чем просишь. У тебя может ничего не получиться. И тогда тебе придется заново прожить тысячу жизней, чтобы вернуться к состоянию осознанности, в котором ты находишься сейчас. Если ты не справишься, ты вновь станешь беспомощным камнем, который обладает лишь формой, потом цветком, мгновенная жизнь которого принадлежит солнцу, потом зверем, мир которого – это страх и агрессия. И лишь спустя тысячу бессмысленных жизней, без капли надежды, возможно, ты обретешь себя вновь. Ты действительно хочешь стать человеком?

– Да, я уверен, что справлюсь. Риск высок, но и награда тоже! Я достиг уровня осознанности, сила которого способна прорасти в материю и пробудить интуицию, минуя фантасмагории ума.

– Ты уверен, что ты хочешь именно этот сценарий?

– Да!

– Хорошо, но ты знаешь правила. Я приду тогда, когда ты достигнешь самой крайней точки отчаяния, и проверю твою способность быть верным тому, кто ты есть.

– Я буду с нетерпением ждать!

– Безумец….

I. Инициация

Рафаэль был начинающим психологом. Он жил в Москве, в коммунальной квартире, которую снимал за небольшие деньги. У него была семья, которая жила в родном городе, потому что в Москве жить всем вместе было дорого. Он недавно получил психологическое образование и начал вести частную практику, арендуя кабинет для консультаций с почасовой оплатой. Рафаэлю был нужен опыт и репутация.

– Здравствуйте, Артур Маркович!

– Здравствуйте, Рафаэль!

Рафаэль не мог отвести удивленный взгляд от супервизора (наставника в психологии), с которым встречался в первый раз. Его посоветовали Рафаэлю в институте, где он раньше учился. Рафаэлю, как начинающему психологу, потребовалась помощь более опытного специалиста, чтобы разобраться с запросом одного из своих новых клиентов. На кафедре в институте ему порекомендовали Артура Марковича как одного из действующих супервизоров. Он был немного о нем наслышан, но никогда не видел его лично. За день до встречи Рафаэль занервничал, потому что не смог найти фото Артура Марковича в интернете. Для него это было важно, потому что по внешности он мог многое понять для себя. Перед встречей с супервизором он боялся столкнуться с человеком неприятной наружности, с которым не захочется сотрудничать.

До момента встречи Рафаэль прокручивал в голове то, что хотел обсудить, и все казалось ему полным бредом. Он переживал, что Артур Маркович посчитает его некомпетентным, раз он самостоятельно не способен справиться с такой заурядной ситуацией. Рафаэль уже заранее испытывал злость и обиду в отношении Артура Марковича, убедив себя в том, что он не захочет ему помочь. Пока он ехал на встречу, то пару раз принимал решение не ходить на прием и пытался развернуться обратно, но вспоминал, что тогда ему придется самостоятельно разбираться со своим новым клиентом, и не делал этого. Слишком уж этот новый клиент пугал его.

Встреча была назначена в 19.00. Рафаэль приехал за полчаса до назначенного времени, потому что волновался, что будет долго искать офис Артура Марковича и опоздает. А если он опоздает, то сам себя накажет, потому что время встречи продлевать никто не будет и денег, соответственно, меньше не возьмут. Таковы правила в психотерапевтической практике.

Перед любой новой встречей Рафаэль всегда приезжал раньше назначенного времени, давая себе время на «тупость», которая обычно проявлялась в виде топографического кретинизма. Он приезжал пораньше, чтобы не впадать в панику и не нападать на себя, если вдруг не получалось быстро найти нужный адрес. Раньше он боролся с этим недостатком, но когда понял, что лучше решать проблему на уровне причин, а не последствий, взял на вооружение такое правило.

Но в этот раз все было легко. Офис Артура Марковича был рядом с метро, поэтому Рафаэлю не составило большого труда быстро его найти и у него в распоряжении оставалось еще целых тридцать минут, которые он провел, прогуливаясь по району, борясь с сомнениями по поводу предстоящей встречи. Рафаэль вел внутренний диалог с воображаемым Артуром Марковичем и мысленно подбирал наиболее удачные выражения, чтобы произвести яркое впечатление на супервизора. Ровно в 19.00 Рафаэль постучал в кабинет к Артуру Марковичу.

Первое впечатление было шокирующим. Артур Маркович был высокого роста, с вьющимися длинными волосами, густой бородой и закрученными по-гусарски усами. Живой и пронизывающий взгляд этого человека сквозь линзы квадратных очков привел Рафаэля в замешательство. Он как будто смотрел прямо в душу, и Рафаэль почувствовал себя маленьким ребенком. Когда Рафаэль только заглянул в кабинет, ему показалось, что он ошибся дверью, т.к. внешний вид Артура Марковича сильно отличался от его ожиданий. Артур Маркович был скорее похож на путешественника или на человека, который большую часть времени проводит на открытом воздухе. Его лицо было загорелым, а морщины на лбу придавали ему несколько суровое выражение лица. Крепкое рукопожатие большой и теплой рукой охарактеризовали его как сильного и крепкого мужчину. Это не совпадало с представлениями Рафаэля об образе психолога, который целыми днями сидит в кресле в своем кабинете.

Внутри Рафаэля вспыхнул огонь тревоги, который и без того постоянно сжигал деревянные опоры его личности. Ему хотелось как можно быстрее определиться внутри себя и понять, что можно ожидать от этого человека. Принять его и довериться или отвергнуть? От этого будет зависеть тактика дальнейшего поведения. Если Артур Маркович опасен, то можно просто поболтать ни о чем и больше не встречаться. Да, придется потерять деньги, но это лучше, чем работать с человеком, к которому нет доверия. А если он надежен, то тогда можно действовать в соответствии с намеченным планом.

На первый взгляд Артур Маркович выглядел очень уверенным и спокойным человеком, но что-то в нем настораживало Рафаэля. Что именно, он понять пока не мог, поэтому сильно волновался и нервничал.

Артур Маркович предложил Рафаэлю кресло, стоявшее спинкой к окну, а сам расположился напротив него, в таком же кресле. Кресла были немного развернуты друг к другу и располагались на комфортном расстоянии. На стене висели абстрактные картины, которые никакого смыслового значения не несли. Скорее всего, автор хотел вызвать у зрителя определенный эмоциональный отклик. Глядя на одну из них, Рафаэль что-то почувствовал, но не стал углубляться и продолжил исследовать интерьер кабинета. На полках стояли несколько фигур Будды и много книг по психологии и духовным практикам. На полу лежал разноцветный персидский ковер, а рядом стояла кушетка с подушками.

«Психоаналитическая сказка», – подумал Рафаэль и немного успокоился. Хотя кабинет Артура Марковича находился в самом центре Москвы, где вокруг много машин и шума, внутри было очень спокойно, возникало впечатление, что попал в другую реальность. Ощущение бархатного покрытия мягкого кресла, приглушенный свет сквозь золотистую занавеску из полупрозрачной ткани, еле «слышный» аромат недавно сгоревшей сандаловой палочки и томный и спокойный взгляд Артура Марковича постепенно охладили внутренний пыл Рафаэля. Теперь, вместо тревоги и напряжения он почувствовал умиротворение и спокойствие.

Артур Маркович выдерживал паузу, как будто понимая, что происходит на душе у Рафаэля. Когда их глаза вновь встретились, Рафаэль почувствовал доверие и облегчение и начал разговор:

– Мне порекомендовал вас Александр Николаевич Нестеров, он у нас в институте ведет групповую психотерапию. Мне нужна помощь с одним из моих клиентов, нужен профессиональный совет.

– Да, он меня предупредил на счет вас Рафаэль, – сказал Артур Маркович голосом с низким и приятным тембром, чем еще более расположил к себе Рафаэля. – Я вас ждал. Чем я могу быть вам полезен?

– Ко мне за помощью обратился один мужчина, – начал Рафаэль, – я не могу понять, в чем его запрос и как я могу ему помочь. Выглядит он вполне разумным человеком, мы свободно общаемся до и после нашей встречи на предмет организационных вопросов, но как только начинается терапия, все меняется. На мой вопрос «какова цель его обращения» он сохраняет молчание и как-то странно улыбается. Я подумал, что ему пока неловко говорить об этом и не стал настаивать, в надежде, что со временем он сможет раскрыться. Но дальше все становится еще более туманно, события развиваются вопреки всем моим ожиданиям. Каждый раз, когда он приходит на консультацию, то рассказывает новую историю. Я не понимаю про кого эти истории, и какой они несут смысл, так как нет никакой логической последовательности. Я не могу понять, рассказывает он о себе или о ком-то другом. Возможно, таким образом, он пытается мне что-то сказать, о чем говорить открыто ему тяжело. Каждая наша встреча – это новая история про одного человека. На мои вопросы он сохраняет многозначительное молчание, а мои попытки интерпретировать поведение главного героя из его рассказа никак не комментирует, просто слушает и, когда возникает длительная пауза, продолжает свой рассказ. Я не смогу вам даже приблизительно объяснить, что со мной происходит во время наших встреч с этим человеком. И дело даже не в историях, в них нет ничего сверхъестественного. Внутри возникает состояние, которое я не могу осознать и отрефлексировать, это как безысходность. Меня как будто ведут на закалывание, и я ничего изменить не могу. Я чувствую беспомощность, страх и панику. Это какое-то безумие! Возможно, этому человеку нужен психиатр, а не психолог!?

Артур Маркович внимательно слушал Рафаэля и что-то записывал в свою тетрадь. В отличие от возбужденного от рассказа Рафаэля, он выглядел очень спокойно. Его внешний вид говорил о том, что он пытается вникнуть в смысл услышанного.

В этот момент Рафаэль, глядя на него, подумал, – скорее всего, Артур Маркович мне не верит и думает сейчас, отчего я пытаюсь убежать, рассказывая ему эти небылицы. Или, возможно, считает меня сумасшедшим. Какой интересно диагноз он мне уже поставил? – Как он вам представился, Рафаэль? – нарушив размышления Рафаэля, спросил Артур Маркович. – Он назвал себя «Танвир». Я думаю, это вымышленное имя, но оно ему очень подходит. Он брюнет, у него восточная внешность и черные глаза. Одевается он со вкусом, я бы даже сказал вид у него аристократичный, имеет четкую дикцию без акцента, возможно, с детства живет в России.

– Вы хотите мне рассказать эти истории? – спросил Артур Маркович, продолжая что-то активно записывать в тетрадь.

– Да, конечно, – ответил Рафаэль и начал пересказывать первую историю, которую услышал от Танвира.

II. На задержке дыхания

Рафаэль погрузился в воспоминания и начал пересказ истории, услышанной от Танвира.

– Это история про мальчика, которому около десяти лет, – начал Рафаэль. – Он все время живет в состоянии тревоги. Когда он просыпается утром, то спустя несколько минут внутри возникает фоновое беспокойство и длится до самого вечера, пока он не погружается в сон. Он долго не может заснуть, потому что его преследуют страшные мысли о неизбежной смерти родителей или о собственных глупых поступках, которые он боится совершить. Часто в своих фантазиях он представляет, как кто-то могущественный ставит его перед выбором, кто должен умереть – он, мама или папа. Конечно, он выбирает собственную смерть, но если вдруг его мысли неожиданно воспроизводят другой сценарий и он сталкивается с воображаемой смертью одного из родителей, то он испытывает невыносимую душевную боль и вину.

Он чувствует себя чужим среди других детей, ему сложно выстраивать с ними отношения из-за чувства неполноценности. Все в себе ему кажется недостойным, позорным и несуразным. Страх выглядеть глупо мешает ему делать то, что хотелось бы. Поэтому он всегда подражает другим, чтобы не привлекать к себе внимание или держится в стороне. А если его воспринимают как равного, то для него это большое счастье. Он радуется и чувствует себя счастливым, но ненадолго. В такие моменты в его голове пробуждается чей-то голос, который напевает «мантру страдания», запускающую череду сдавливающих грудь состояний. Эти чувства, как змеи, жалят мальчика прямо в сердце, не оставляя места для спонтанной радости. Их яд отравляет и заставляет убегать и прятаться от самого себя. Голос напоминает ему, что он слабый и трусливый, что сейчас он обманывает себя и других. Голос запрещает ему играть, потому что это порождает чувство вины. Его часто мучает стыд за некоторые мысли и чувства, которые он считает позорными и недостойными. А если у него что-то не получается, он бьет себя от злости кулаками по голове или разбивает что-нибудь возле себя, из-за чего опять впадает в состояние удушающего чувства вины.

У мальчика полная семья – папа и мама, живут все вместе. Рассказывая про его родителей, Танвир как будто что-то не договаривал или пытался намекнуть мне на какие-то детали, о которых открыто, видимо, не решался сказать. Вы же помните, что на вопросы он не отвечает, поэтому мне приходится додумывать самому.

– Да, я помню Рафаэль, продолжайте, – прокомментировал Артур Маркович.

– Со слов Танвира семья у мальчика была благополучной, никто не скандалил, все жили дружно. Родители любили друг друга и своего ребенка, как и он своих родителей. Правда иногда Танвир говорит от третьего лица, и я не совсем понимаю, о ком идет речь.

На какое-то время Рафаэль замолчал и погрузился в размышления. Его удивил тот факт, что часть истории, которую он намеривался продолжить, он забыл после встречи с Танвиром и вспомнил ее только сейчас. Спустя несколько минут, во время которых в кабинете воцарилась тишина, Рафаэль хотел было продолжить, но его захватила повисшая тишина. Она была подобна мгле, которая растворяет в себе все кривые линии этого мира и расслабляет на глубоком уровне, но в тоже время вызывает сильное нервное напряжение на поверхности, потому что воображение начинает рисовать фантасмагории.

Огромным усилием воли Рафаэль вытянул себя из этого гипнотического транса и продолжил: – Когда мальчик пошел в первый класс, его классным руководителем была молодая женщина. Она постоянно подшучивала над парнем, потому что ей не нравилась его мама. А не понравилась она ей потому, что та считала своего сына вундеркиндом и ничего, кроме похвалы, слышать о нем не желала. Или, скорее, не вникала, просто отвлекалась на что-то другое во время наставлений классного руководителя, смотря сквозь нее. Учительница же пыталась донести до «непослушной» мамочки, как «правильно» надо воспитывать ребенка, но его маме было все равно. Она была не готова прислушиваться к «молодой девице» – именно так воспринимала классного руководителя мама мальчика и уж тем более не готова была слушать ее советы. Такое пренебрежение вызывало жуткое раздражение у учительницы. Видимо, она решила проучить несносную мамочку, и все зашло слишком далеко. Как говорится, «благими намерениями….».

По моему мнению, парень стал разменной монетой в конкуренции двух незрелых женщин, одна из которых преподаватель, а вторая собственная мать мальчика.

Рафаэль продолжал: – Мама считала своего сына идеальным. Для нее он был как украшение, как продолжение лучшей ее части, обладание которым придавало ей чувство собственной значимости и превосходства. Она не воспринимала его как обычного ребенка, потому что сама себя считала совершенной, а значит и ее сын должен был быть идеальным, должен быть вундеркиндом. Именно так она представила его, когда привела знакомить с классным руководителем, после чего последняя и стала издеваться над мальчиком, обращаясь к нему не по имени, а называя его этим идеализированным прозвищем при всем классе. Каждый выход к доске мальчика учительница сопровождала угрожающей перспективой, которую он по своей наивности не понимал. Ему было невдомек, что от него хотят: правильного ответа или наоборот неправильного. Он всегда расценивал иронию учителя как заботу о нем и стремление с ее стороны помочь ему быть лучше. В самом начале для мальчика слово «вундеркинд» ничего не значило.

– Когда Танвир рассказывал мне эту историю, он как будто вспоминал события из своего прошлого. Делая длительные паузы, он будто бы сдерживал свои эмоции. Мне даже в какой-то момент показалось, что у него выступили слезы. Я думаю, что эта история про него, иначе как бы он узнал о таких сокровенных чувствах ребенка. Я обратил на это внимание, когда он рассказывал именно эту часть истории, – Рафаэль внес уточнения и снова замолчал на какое-то время.

– Выходя к доске, он чувствовал сильное эмоциональное напряжение, – переведя дыхание, продолжил Рафаэль, – хоть и все вокруг улыбались ему. Он чувствовал стыд, но не понимал почему. Часто ему хотелось расплакаться и убежать из школы, но он сдерживал себя. Правда иногда, когда возвращался за парту после очередного неудачного ответа, слезы текли сами по себе, но он старался их не показывать и нагибался под стол, как будто для того, чтобы завязать шнурки или что-то взять в портфеле. Учительница в такие моменты не упускала случая подметить этот факт: она начинала его успокаивать с самодовольной улыбкой на лице, выражая свое псевдо сочувствие и еще больше унижая его. Она говорила: «Настоящие мальчики, а тем более вундеркинды, как ты, никогда не плачут». Никто из детей и, наверное, сама учительница не понимали, что происходило в душе у этого ребенка. Он и сам не понимал, почему вокруг всем весело, а ему так невыносимо больно.

Лишь спустя время он стал подозревать, что все не так, как ему казалось раньше. По своей детской наивности он опять неправильно интерпретировал поведение своего учителя. Он решил, что от него всегда хотели неуспеваемости и что теперь, когда он станет плохо учиться, все поменяется. Теперь он всячески старался «угодить» своему учителю и классу, строя из себя идиота. Чтобы избежать унижения с ее стороны и насмешек одноклассников, он стал плохо отвечать, даже если знал предмет, хулиганить и прогуливать школу, лишь бы подтвердить свою заурядность.

Он сделал вывод: «Хорошо учиться опасно, потому что это приводит к насмешкам и издевательствам». Ему не хотелось быть «белой вороной», потому что это было стыдно и больно. Как бы хорошо он не подготовился к уроку, его учительница всегда была недовольна. Она никогда не упускала случай отправить весточку презренной мамаше в виде замечания или двойки красными чернилами в дневнике ее вундеркинда. Но, к сожалению, когда он изменил тактику, красных чернил в дневнике стало намного больше, а насмешки со стороны преподавателя начальной школы лишь умножились. Разочарование, которое последовало за время начальной школы, усугубилось разочарованием в нем со стороны его мамы. Она стала смотреть сквозь него, так же как и на учительницу. Так, на мой взгляд, сформировалось чувство неполноценности у персонажа из истории Танвира.

– Скажите, это ваши гипотезы или это рассказ Танвира? – спросил Артур Маркович.

– Хороший вопрос, – ответил Рафаэль. – Я не уверен, что знаю на него правильный ответ. Буквально десять минут назад я вспомнил часть истории, о которой забыл после нашей встречи с Танвиром. Сейчас я могу с вами рассуждать про мальчика так свободно и непринужденно, но когда мы с Танвиром один на один в моем кабинете, я будто загипнотизирован, и мое сознание проваливается в туман. Так было со мной, когда я только начинал проходить личную психотерапию во время обучения в институте. Когда мы затрагивали «заряженную» для меня тему, мое сознание превращалось в облако, и я терял контакт с реальностью. Но я не понимаю, почему в терапии с Танвиром со мной происходит то же самое, ведь я на месте психолога. В общем, я не знаю, как ответить на ваш вопрос, наверное, все же это часть истории, а не мои интерпретации.

– Еще я заметил, – что-то записывая, начал свой вопрос Артур Маркович, – что в вашей истории или, точнее, в истории Танвира нет имен.

– Потому что их нет в историях Танвира. Я лишь пытаюсь передать содержание, ничего от себя не добавляя, насколько это возможно, конечно, – ответил с сомнением в последнем утверждении Рафаэль.

Артур Маркович слушал Рафаэля, сохраняя спокойствие и эмоциональную не вовлеченность. Рафаэля всегда удивляло это обстоятельство на первых порах своей личной психотерапии. Когда он рассказывал своему психологу события из своей жизни, казавшиеся ему эмоционально заряженными, или пылко описывал ситуации, в которых обычный человек удивился бы, его психотерапевт сохранял невозмутимость. С одной стороны, это успокаивало Рафаэля, потому что он начинал верить, что, действительно, ничего страшного в его жизни не происходит, а с другой, он словно чувствовал, что психолог безразличен или испытывает раздражение в отношении него.

В общем, – сказал Рафаэль, – история заканчивается неопределённостью. Летом мальчик пошел купаться на речку вместе с другими ребятами со двора. Купаться обычно они ходили на песчаный пляж, но в этот раз пошли в порт, где швартуются грузовые корабли и баржи. Там были взрослые ребята, которые ныряли под грузовую баржу с одной стороны и выныривали с другой, задерживая дыхание и проплывая около тринадцати метров под водой, поперек баржи. Подростки стали подшучивать над мальчишками и провоцировать их проплыть, как они. Никто не реагировал на их провокации, кроме него. Не выдержав такого унижения, он разбежался и нырнул под баржу со стороны берега, но так и не вынырнул с другой стороны. Танвир сказал, что подростки и мальчишки разбежались, потому что испугались. На этом история закончилась.

– Мальчик утонул? – спросил Артур Маркович.

– Не знаю, – ответил Рафаэль. – Когда история закончилась, время нашей встречи подошло к концу. Танвир попрощался и ушел. Так всегда происходит: одна встреча – одна история с неопределенным концом.

– Может быть это вы так воспринимаете? Возможно, вам хотелось бы, чтобы история не заканчивалась? Мальчик погиб и Танвир ясно дал вам это понять, но вы как будто не готовы поставить точку и ставите запятую, фантазируя, что эта история про живого Танвира, – предположил Артур Маркович.

– Я не думал об этом в таком ключе, – растерянно сказал Рафаэль. – Но вполне допускаю такую возможность. Я ведь говорил вам, что терапия с Танвиром проходит для меня как в тумане. По большому счету, какая разница погиб мальчик или нет, у этой истории все равно не будет продолжения, с Танвиром мы больше ее не обсуждаем, как, впрочем, и другие истории. Поэтому не вижу никакого смысла вдаваться в подробности рассказа о мальчике, ведь для меня куда важнее разобраться с мотивами Танвира. Зачем он мне их рассказывает?

И еще, вы сказали, что я не хочу, чтобы мальчик погиб. На основании чего вы вдруг сделали такое предположение, и что оно может значить? – спросил Рафаэль.

– Вы провели аналогию с периодом, когда вы сами ходили к психологу. Вы сказали, что когда затрагивалась болезненная для вас тема, то вы погружались в туман. Ваша психика таким образом сопротивляется попыткам выманить из подавленных воспоминаний ценную информацию, которая обычно связана с негативным опытом. Вполне вероятно, что эта история о мальчике как-то откликается в вас, – предположил Артур Маркович.

– Возможно, но мне трудно вспомнить что-либо подобное из своего детства. Раз уж мы заговорили обо мне, то думаю, вам нужно знать про мою проблему. Когда я обратился к психотерапевту во время обучения в институте, мне казалось, что причин для беспокойства у меня нет и мои посещения психолога лишь часть программы обучения. Но в процессе терапии неожиданно выяснилось, что некоторые эпизоды моей жизни стерты из памяти. Причину этой амнезии мы до сих пор не выяснили, но факт остается фактом. Мой психолог предположил, что у меня произошло травматическое событие в прошлом, которое я боюсь вспомнить, и этот страх парализует некоторые связанные с ним периоды жизни, – прокомментировал Рафаэль.

Возникла пауза, во время которой казалось, что Артур Маркович размышляет над словами Рафаэля пытаясь найти взаимосвязь с историей Танвира. Он смотрел в окно, и взгляд его был устремлен куда-то далеко, за пределы реальности, которая вмещала их обоих, как казалось Рафаэлю. Он пристально смотрел на Артура Марковича, пытаясь понять, о чем он думает. Так продолжалось несколько минут. Тишину прервал Артур Маркович.

Не переводя взгляд, он спросил, как будто рассуждая сам с собой: – Интересно, что вы сами думаете по поводу Танвира и цели его обращения к вам за помощью?

Рафаэль немного растерялся, потому что не понял, к кому обращен вопрос. Нужно ли ему отвечать или это просто размышления Артура Марковича вслух. Но решил, что не стоит молчать, чтобы не выглядеть глупо, и ответил:

– С позиции здравого смысла я могу предположить, что спустя какое-то время ситуация прояснится и все встанет на свои места. Но порой мне все это кажется каким-то психологическим триллером, как будто наши встречи – это часть тайного ритуала. Особенно, когда мы встречаемся глазами, я как будто в них тону. Начинаю видеть бескрайнюю пустыню, которая затягивает меня в свои зыбучие пески, а я в панике начинаю выкарабкиваться. Мурашки, бывает, бегают по телу, – сказал, вздрогнув Рафаэль.

– Ну что же, тогда будем ждать, что будет дальше, – проигнорировав вариант с ритуалом и выбрав интерпретацию здравого смысла, подытожил разговор Артур Маркович. На этих словах он закрыл свою тетрадь и посмотрел на время.

Время, отведенное на консультацию, подошло к концу, и Рафаэль, расплатившись, вышел из кабинета. Они договорились с Артуром Марковичем на еженедельные встречи для того, чтобы помочь Рафаэлю выстроить терапию с Танвиром. В психологии такие консультации с более опытным психотерапевтом называются супервизиями. Рафаэль вышел на улицу и направился в сторону метро.

III. В отсутствие свободы

Через неделю Рафаэль приехал на встречу с Артуром Марковичем с опозданием на двадцать минут.

По дороге на встречу вернулись сомнения по поводу целесообразности в этих встречах. Внутри буйствовали раздражение и агрессия. Рафаэль сильно нервничал, но не понимал причину своего напряжения. Он чувствовал, как кровь кипит в жилах и пульсирует в висках, ему хотелось с кем-нибудь подраться. Он представлял себе, как избивал бы человека. Этот гнев как будто расплавлял его изнутри и в какой-то момент он неожиданно для себя почувствовал, как расщепляется надвое. Одна из частей как будто стала отдаляться и превращаться в сгусток энергии или сущность, наполненную злобой и ненавистью. Вторая же часть, оставшаяся внутри, дрожала от жуткого страха в ожидании расправы, ей хотелось спрятаться или стать невидимой, но бежать было некуда. Со всей ненавистью эта злобная отдалившаяся субличность теперь нападала на самого Рафаэля. Это выражалось в виде ядовитой самокритики, которая вызывала невыносимое чувство вины за негативные эмоции и мысли по отношению к другим людям, которые он испытывал несколько минут назад. Он критиковал свою неадекватную агрессию, считая, что настоящий психолог такой распущенности себе бы не позволил. А значит, он не настоящий, и тогда его нужно уничтожить.

Будучи в возбужденном состоянии он не заметил, как добрался до места. Лишь на секунду он смог вернуться в реальность и отвлечься от внутреннего самоуничтожения, чтобы сориентироваться в пространстве. Убедившись в правильности своего местоположения, он снова продолжил истреблять все несовершенное в своем внутреннем мире. Другая же часть Рафаэля, слабая и беспомощная, которая подвергалась нападению, пыталась предотвратить собственную аннигиляцию, пытаясь игнорировать самокритику и чувство вины. Эта не имеющая права на существование часть Рафаэля защищалась, ведя бесконечный внутренний диалог, отвлекая себя от раздавливающих чувств и отравляющих эмоций.

– Если я опаздываю, – думал Рафаэль, – значит, какая-то часть меня против таких встреч.

– Но ведь я сам пришел к нему за помощью? Почему же теперь сопротивляюсь тому, ради чего я здесь?

– Может это моя интуиция, которую я никогда не слушаю, предупреждает меня о шарлатанстве всей это псевдонауки? Может все это бросить?

– А может, просто я сам безнадежный психолог, самозванец, который пытается найти оправдание своей некомпетентности, перекладывая вину на других?

– Или вопрос в деньгах? Их мне всегда критически не хватает, потому что я занимаюсь не своим делом! Эта профессия не приносит мне достаток! Мне нужно найти что-то другое. Мне кажется, я сам себя обманываю. И за этот удобный самообман мне еще приходится платить, лишь бы не покидать зону комфорта! Может бросить все к чертям собачим? Ну, или, как минимум, прекратить тратить деньги на этого Артура Марковича. Можно просто слушать Танвира, он же не просит меня интерпретировать его истории.

– Нет, я не могу себе позволить быть проходимцем. Я должен помочь Танвиру, он ведь рассчитывает на меня! А вдруг спустя время он спросит, что я думаю по поводу его случая и всех его историй. Что я ему тогда скажу? «Вы знаете, Танвир, у меня в голове облачность и туман, когда вы рядом. Когда наступит ясность в моем уме, тогда я смогу подумать о вашем внутреннем конфликте и сказать, в чем его причина, но когда это наступит, я не знаю. Поэтому вы пока ходите ко мне, не задавая никаких вопросов, и рассказывайте мне ваши бессмысленные истории, при этом не забывайте платить». – Если я ему так скажу, то он точно произнесет какое-нибудь заклинание и мне конец. Или прямо в кабинете заколет меня как жертвенного барана с помощью спрятанного за спиной кинжала, – думал Рафаэль.

Воображение Рафаэля рисовало сцену крайне жестокого насилия, борьбу и страх проиграть и быть убитым и, почему-то, съеденным Танвиром.

В таком возбужденном и накрученном состоянии, весь вспотевший и уже изрядно измотанный, Рафаэль ворвался в кабинет Артура Марковича. Поздоровавшись, он быстро сел в кресло и постарался отвлечься от своих токсичных мыслей, чтобы избавиться от сильного чувства страха и ненависти. Из-за опоздания времени на терапию оставалось мало и, зная, что все равно придется заплатить полную стоимость, Рафаэль хотел как можно быстрее рассказать историю, услышанную от Танвира, чтобы начать обсуждение мотивов его визитов и эффективных методов терапии. Погрузившись в воспоминания, Рафаэль уже было начал говорить, но Артур Маркович его перебил.

– Вы опоздали на 20 минут, – задумчиво произнес наставник. – Мы с вами знаем, что это символ бессознательного сопротивления, но я хотел бы спросить вас: «Что вы об этом думаете?».

Внутри у Рафаэля возникло ощущение падения. Как будто все тело сильно обмякло, «вода» эмоционального напряжения превратилась в «лед» и внутренний диалог выключился. Голова стала, словно айсберг, тяжелой и холодной, сознание стало ригидным и инертным. Появилась нарывающая боль в висках и затылке. Внутри возникло желание сползти и отключиться. Это состояние было похоже на принятие неизбежного поражения, когда принимаешь свою беспомощность, все становится безразлично. Все внутренние противоречия мгновенно улетучились, и Рафаэль просто сидел, молча уткнувшись в одну точку, чувствуя хрупкость и бессмысленность своего присутствия в этом мире. Он никогда не мог дать определение этому состоянию. Оно возникало всякий раз после вспышек сильного страха или гнева.

– Меня задержали на работе, извините. Я не хотел бы сейчас говорить обо мне, потому что я здесь по поводу Танвира, как вы помните. У нас мало времени, поэтому давайте не будем его терять на поиск мотивов моего «плохого» поведения, у меня для этого есть свой психотерапевт, – спустя несколько минут еле выговорил Рафаэль.

– Я не могу говорить о Танвире как о человеке, которого знаю лично. Я лишь могу анализировать образ Танвира, который соткан из ваших представлений, Рафаэль. Реальный Танвир и тот, которого я знаю с ваших слов, могут быть совершенно разными людьми. Поэтому, для того, чтобы вам помочь, мне важно понимать, что происходит с вами и в каком вы психоэмоциональном состоянии. Ваше опоздание в данном случае может быть очень информативным, поэтому я так настаиваю. Вы думали заранее о том, какую историю хотели бы рассказать на нашей сегодняшней встрече? Может быть, ваше опоздание как-то связанно с ее содержанием? – не обращая внимания на возражения Рафаэля, спокойным голосом продолжал Артур Маркович.

Но Рафаэль его уже не слышал. Разговор об опоздании не входил в его планы. Перед встречей он заранее все обдумал и спланировал. Так как он опоздал, времени оставалось мало, и нужно было все успеть рассказать и обсудить. Ему хотелось, чтобы внимание Артура Марковича было полностью в его распоряжении. Никакой самодеятельности и инициативы быть не должно, лишь строгое следование пунктам плана Рафаэля и быстрое и четкое изложение ответов по существу. Неконкретные рассуждения на отвлеченные темы вызывали в нем глубокое чувство разочарования, которое он старался сдержать. Точное следование пунктам заранее спланированного разговора для Рафаэля было обязательным условием для ощущения результативности от терапии. Он должен был вначале пересказать историю, потом выразить свое мнение, потом выслушать «как правильно» от Артура Марковича и, далее, обязательно прозреть, достигнув инсайта. Таков был план.

Рафаэль верил, что наставник обладает тайными знаниями и силой, которых у самого Рафаэля не было. Ему казалось, что, приходя на консультацию, он впитывает в себя силу Артура Марковича и становится таким же, как он. Он даже непроизвольно начинал копировать его поведение и манеру общения. Он верил, что это поможет ему справиться с запросом Танвира, которого он боялся каким-то животным страхом.

Во время встреч с этим загадочным клиентом, Рафаэль обычно чувствовал себя беспомощным ребенком. Как только Танвир заходил в кабинет и располагался в кресле, возникало ощущение собственного ничтожества. Поведение и манеры Танвира, мускулинность – все характеризовало его как доминантного самца. Рафаэль восхищался им, завидовал и боялся. Боялся, что его используют, втягивая в какую-то взрослую и опасную авантюру. Он не мог понять, почему такой могущественный человек приходит за советом к такому «бесцветному» психологу, как он. В поисках ответа фантазия Рафаэля рисовала различные гипотезы, в которых Танвир представлялся в роли преступника, агента, террориста, а иногда и шамана загадочного племени, явившегося за его тщедушной душонкой. И в каждом из этих сценариев Рафаэля приносили в жертву.

Он сидел, нахмурившись в кресле, и чувствовал, как опять приближается к панике. Ему казалось, что Артур Маркович специально тянет время, наказывая его таким образом за опоздание. Он решил проигнорировать вопрос и начал действовать по собственному плану, начав пересказ истории.

– Эта история про неуверенного в себе парня, который мечтал стать мужественным, – смотря в другую сторону, нервно начал Рафаэль. – Парень этот считал себя слабым и трусливым. И для того, чтобы обрести смелость, он стал заниматься боевыми искусствами. Так как ходить в секцию он не мог, потому что в семье не было денег, он занимался самостоятельно. Для этого он оборудовал в своем дворе тренировочное пространство, сам сделал и повесил грушу из мешка, а отец помог соорудить турник. Танвир обратил внимание, что отец парня был уже в преклонном возрасте и не поддерживал увлечения сына, он был против проявления насилия и агрессии. Танвир рассказал, что в тех местах, где разворачивались события этой истории, днем становилось очень жарко, и заниматься было возможно только рано утром или ночью.

Однажды на рассвете, во время очередной пробежки вдоль берега, на пустынном пляже, парень увидел мужчину, который двигался так, словно это был поединок с невидимым врагом. Движения были такими легкими и быстрыми, что создавалось впечатление, что он невесомый, как пушинка, колыхающаяся на потоке восходящего воздуха. Молодой человек не смог продолжить пробежку – так сильно впечатлил его танец незнакомца. Он, как вкопанный, стоял и смотрел, восхищаясь каждым его движением. По окончании своего занятия незнакомец подозвал парня, и они познакомились. Так молодой человек встретил своего первого учителя восточных единоборств.

С того момента каждое утро молодой человек под руководством неожиданно обретенного наставника стал изучать искусство кунг-фу. Помимо боевых техник они много разговаривали. Так юноша узнал, что в «искусстве побеждать» главным является не сила мускул, а сила духа. Именно она руководит бойцом и является ключом, который открывает двери к секрету мастерства. Их занятия продолжались недолго. Так как учитель был из другого города, он в скором времени уехал.

Спустя время парень встречал других мастеров, у которых учился. Другие учителя так же говорили о философии, которая подразумевала в первую очередь владение собой, спокойствие, доброжелательность и применение силы только в крайних случаях и только для самообороны. Иногда лучше отказаться от боя, и эта выдержка будет являться победой, в первую очередь, над собой, потому что главный противник находится внутри, и победить нужно сначала его. Они говорили, что внешний мир – это отражение внутреннего мира и что мастерство – это гармония тела, ума и духа.

Но для восемнадцатилетнего юноши эта философия была недоступна, он был уверен, что победить соперника можно только подавлением, что пытаться урегулировать конфликт без применения грубой силы – это значит быть трусом. Поэтому, когда его провоцировали, то он, не задумываясь, развязывал драку, не выдерживая напряжения из-за переполняемых чувств. Ему казалось, что эти чувства возникают только у него, потому что он неуверенный и трусливый. Он очень боялся признаться себе в этом и делал все для того, чтобы избавиться от этого унизительного ощущения.

– Что вы чувствуете, когда рассказываете про этого юношу? – спросил Артур Маркович во время образовавшейся паузы в рассказе Рафаэля.

– Я чувствую, – сдерживая вспышку раздражения и придавая драматизм интонацией, – что не успею рассказать всю историю, как запланировал, – сказал Рафаэль.

– Вы сейчас на меня злитесь? – спросил Артур Маркович, приспустив очки и направив взгляд прямо в глаза Рафаэля.

– Нет! Я просто хочу успеть обсудить с вами свою роль в терапии с Танвиром. На прошлой неделе я так и не получил от вас профессиональных рекомендаций. Я поделился с вами своими гипотезами, но не услышал вашу версию, так как время нашей встречи закончилось. Сейчас, когда вы спрашиваете о моих чувствах, мне кажется, что вы игнорируете мой запрос и пытаетесь увести разговор в непонятном для меня направлении. Я начинаю нервничать, потому что переживаю, что мы опять ничего не успеем, – вспотев от прямого взгляда Артура Марковича и испытывая чувство вины за собственное мнение, ответил Рафаэль.

– Продолжайте, – спокойно сказал Артур Маркович, – сделав какую-то заметку у себя в тетради.

– Со слов Танвира, – продолжил Рафаэль, – в то время в стране был беспорядок. Каждый выживал, как мог, преступность процветала. Так как парень активно занимался боевыми искусствами, то в его услугах стали нуждаться те, кому была нужна грубая сила в качестве аргумента. Юноша стал подрабатывать вышибалой, а иногда принимал участие в разрешении конфликтов между местными группировками. Им было легко манипулировать. Если ему говорили про трусость и слабохарактерность, то он сразу был на все согласен, лишь бы не быть уличенным в наличии этих непозволительных для мужчины качеств.

Из-за своей нарочитой смелости или, точнее, глупости, он однажды попал в тюрьму, в которой его держали, пока велось следствие. В камере находились разные люди, от явных рецидивистов до совершенно безобидных персонажей, которые оказались за решеткой из-за того, что соседская курица случайно перепрыгнула к ним во двор, и они ее съели. И, если с поедателями куриц у парня разногласий не возникало, то с одним из рецидивистов возник конфликт, который имел затяжной характер и эмоционально истощал юношу. Этот «бывалый» подавлял парня своим авторитетом в камере и постоянно провоцировал на конфликт. Но в камере развязывать драку было нельзя, и парня предупредили об этом. Если кто-то не соблюдал это правило, то тогда надзиратели в наказание выгоняли всех, кто сидел в камере, а это около тридцати человек, в коридор и проводили воспитательную работу, избивая всех без разбора резиновыми дубинками, даже безобидных курятников. А потом все эти тридцать человек ненавидели зачинщика и всячески пытались ему это выразить.

Парень не хотел стать аутсайдером, поэтому чувствовал себя беспомощным, так как не умел улаживать конфликты без кулаков. Но так продолжалось недолго. Немного обвыкшись, он придумал план. Несколько раз в неделю всех заключенных из камеры выводили на прогулку на воздух в специально предназначенное для этого помещение, где не было столько глаз надзирателей. Там он и решил немного проучить своего обидчика и сделал это быстро и незаметно. Мучителя увезли в санчасть, но спустя неделю вернули обратно в камеру. Танвир говорит, что применять силу было нельзя, потому что в тюрьме свои законы. В общем, после случившегося, как-то ночью во время сна к парню незаметно подкрался тот самый рецидивист с заточкой (самодельным ножом) в руках.

– Вы, наверное, хотите меня спросить: «Убил ли он его?». Я не знаю, он ушел, так и не рассказав окончание истории, – сказал Рафаэль после некоторой паузы.

– Нет, я помню про неопределённость, – ответил Артур Маркович. – И как раз хотел поговорить с вами об этом. Вы пришли ко мне, чтобы я помог вам разобраться с вашим пациентом. Вы говорите, что не понимаете Танвира и не улавливаете смысл его историй. Так ведь?

– Да, так, – с настороженностью ответил Рафаэль.

– Я понимаю, что вы злитесь из-за моих вопросов, которые вам кажутся не по существу. Но если мы будем с вами оперировать исключительно вашими представлениями и ожиданиями, то вряд ли продвинемся дальше того места, где вы сейчас находитесь. Я знаю, почему так происходит и хочу, чтобы вы тоже научились этим пользоваться.

Человек может говорить одно и одновременно не вербально сигнализировать о совершенно другом, о том, о чем он боится думать или говорить. Внимательно наблюдая за поведением человека, его жестами, мимикой и интонацией, можно многое понять не только из его слов. Вы сказали, что проваливаетесь в туман во время встреч с Танвиром и теряете нить разговора. Получается, что в вашем распоряжении остается совсем мало материала для осознанного анализа по вине затуманивания сознания. Но есть еще бессознательное, доступ к которому можно получить, если приложить определенные усилия. Когда вы пересказываете мне историю, услышанную от вашего пациента, то воспроизводите не только содержание, но и эмоциональный отклик той встречи. Это можно сравнить с губкой, которая впитала в себя воду и теперь содержит ее внутри себя. Она ничего другого впитать в себя не могла, кроме того, с чем соприкасалась некоторое время назад. Но, в отличие от губки, человек еще дополняет воспоминание своим собственным смыслом. Поэтому так важно понимать, что происходит с вами, когда мы встречаемся. Эта информация может нам помочь разгадать Танвира. Понимаете, о чем я? – продолжил Артур Маркович.

Рафаэль выглядел подавленным, он сидел на краешке кресла, весь в напряжении и с чувством стыда. Ему хотелось выбежать из кабинета, хлопнув дверью и больше никогда сюда не возвращаться. Он понимал, что Артур Маркович прав, но ему казалось, что внутри он надсмехается над ним, пренебрежительно указывая на его глупость и некомпетентность.

– Да, теперь понимаю, – с разочарованием в голосе ответил Рафаэль.

В этом момент он чувствовал себя умственным инвалидом. Внутренний голос уничтожал последние остатки самоуверенности и безжалостно казнил фантазию великого предназначения Рафаэля.

– Мы с вами не Боги, – прервав молчание и объединив себя и Рафаэля с позиции профессиональной идентичности, продолжил Артур Маркович. – Есть пациенты, которых понять бывает очень трудно, а порой и невозможно. Для всего нужно время и не стоит поддаваться унынию и разочарованию. Знаете, выражение «осилит дорогу идущий»? Если говорить про юношу из истории Танвира, то в молодости он искал пример для подражания. Вы говорите, что его отец был уже в преклонном возрасте, поэтому он не мог идентифицироваться с ним с позиции силы. Поэтому он выбрал другой способ вложить в отца слабость, от которой убегал, но в тоже время постоянно чувствовал в себе. Слабость символизировала присутствие и поддержку отца внутри парня. Он не мог понять философию боевых искусств, потому что смотрел на мир однобоко. Разрушать всегда легче, чем построить. Но одно непременно следует за другим. Важно понять, что через принятие своей слабости и беспомощности в этом мире мы становимся сильнее.

– Наше время вышло, – посмотрев на часы, сказал Рафаэль, опередив Артура Марковича.

– Вы хотите убежать? – с улыбкой прокомментировал Артур Маркович, закрывая тетрадь и поднимаясь со своего кресла, чтобы попрощаться с Рафаэлем.

Рафаэль улыбнулся в ответ, пожал руку Артуру Марковичу и вышел из кабинета. Раздражение прошло, на душе было легко. Он подумал о том, что сегодня смог получить что-то ценное для терапии с Танвиром. «Все прошло по плану», – подумал Рафаэль, закрывая за собой дверь кабинета Артура Марковича.

IV. Неопределенность

Очередная терапия Рафаэля у Артура Марковича началась обычно, сомнений в этот раз не было. Рафаэль как будто согласился с важностью такой супервизионной поддержки. И, хотя встречи с Танвиром все также проходили в тумане и сильном напряжении, где-то внутри Рафаэль стал чувствовать поддержку ментора. В моменты, когда было совсем невыносимо и хотелось отказаться от Танвира, он представлял себя в образе Артура Марковича, и это воображение помогало ему преодолевать свою неуверенность.

На очередную встречу Рафаэль приехал вовремя, но выглядел немного уставшим. В течение всего дня он не вспоминал ни про Танвира, ни про Артура Марковича и, лишь когда удобно расположился в кресле, задумался о том, что ему сегодня рассказать.

По совету наставника он стал более внимателен к своему психо-эмоциональному состоянию и предположил, что, скорее всего, выбор истории также зависит от его настроения. У Рафаэля было хорошо развито образное мышление, поэтому он часто пользовался метафорами, когда не мог словами передать то, что чувствовал. Вот и сейчас, когда он размышлял над выбором, ему представлялось, как некоторые из персонажей Танвира прячутся и не хотят быть обнаруженными, а другие наоборот рвутся на «сцену внимания», как будто жаждут освобождения. Но почему-то Рафаэлю, в свою очередь, говорить об этих выскочках не хотелось. Об этом внутреннем противоречии он и решил сообщить Артуру Марковичу.

– Я не знаю, про кого сегодня рассказать, – начал Рафаэль. – Мне как будто сегодняшняя встреча кажется бессмысленной и скучной, еще не начавшись. На прошлой неделе вы обратили мое внимание на связь между моим настроением и выбором персонажа для пересказа истории. Сейчас мне на ум пришла аллегория с сороконожкой, которая задумалась о том, с какой лапки начинать свое движение, и теперь не может сдвинуться с места. Вот я сейчас растерялся, как сороконожка, пытаясь уловить связь между потенциальным персонажем и моим «сорокагранным» настроением.

Использование метафор часто помогало Рафаэлю доносить смысл того, что он хотел, но не мог сказать другому человеку. Используя слова как способ передачи внутреннего состояния, он как будто ходил около смысла, но не мог донести суть того, что улавливал внутри себя. В такие моменты на помощь приходили аллегории. Спустя время эти отвлеченные образы прорастали в символы, которые постепенно наполнялись смыслом и становились очередным открытием психической реальности для Рафаэля.

– Вы сказали о бессмысленности нашей сегодняшней встречи? Возможно, это и есть ассоциация, которая возникла с кем-то из персонажей Танвира? – предположил Артур Маркович.

– Я так понимаю, что вы намекаете на всемогущество бессознательного, которое уже предопределило мой выбор и теперь сигналит мне о нем? – с некоторой иронией в голосе поинтересовался Рафаэль.

– То, что влияет на наш выбор, не всегда находится в распоряжение у понимания. Бессознательное потому и бессознательно.

Рафаэль понимал, что имеет в виду наставник, но для него сама идея о наличии «слепой зоны» в области мышления, которая еще и незаметно влияет на выбор, вызывала страх и отвержение. Он вспомнил метафору с айсбергом, к которой часто прибегали преподаватели во время обучения в институте психоанализа: «айсберг, погруженный большей частью под воду, символизировал бессознательную часть психики, недоступную для осмысления». Он вспомнил чувство тревоги, которое возникло в тот момент, когда он впервые услышал об этой концепции, и мелькнувшую следом ассоциацию с безысходностью пассажиров Титаника. «А вдруг я незаметно для себя захочу себя убить?» – вдруг подумал Рафаэль в тот момент, и от этой мысли его бросило в жар. Для него было важно верить в предсказуемость и последовательность своей жизни. Он не хотел соглашаться с допущением, что на его выбор, а значит, и жизнь в целом, может что-то незаметно влиять. Материалистическое мышление позволяло ему чувствовать себя в безопасности.

– После вашего комментария про ассоциативный выбор, я вспомнил историю про человека, ставшего монахом. О нем я тогда и расскажу сегодня, – как будто сомневаясь, предложил Рафаэль.

Перед началом каждой истории возникала пауза, во время которой Рафаэль как будто погружался в транс. Он закрывал глаза, откидывался на спинку кресла и еле заметно шевелил губами, как будто вспоминая выученное наизусть стихотворение. Обратив на это внимание, Артур Маркович попросил Рафаэля прокомментировать это состояние, но Рафаэль не смог объяснить словами, поэтому привел в пример метафору с человеком, который пытается найти выход из густого тумана. «Пример с туманом был неудачным», – подумал Рафаэль, но ответ как будто вырвался сам собой.

– Эта история про человека, – начал Рафаэль, – который, как говорит Танвир, перестал что-либо чувствовать и, когда он это понял, то решил изолироваться от людей и стать монахом. Эту историю Танвир мне рассказывал давно и я уже не помню деталей, возможно, все было как раз наоборот – он стал монахом для того, чтобы обуздать свои эмоции. В детстве этот человек был очень возбудимым и впечатлительным, его часто одолевали эмоциональные приступы. Интенсивность каждого переживания была настолько сильной, что это ощущалось как предобморочное состояние: учащалось дыхание, увеличивался пульс, кружилась голова. Он терял контакт с реальностью.

– Танвир не приводил вам примеры таких приступов? – уточнил Артур Маркович.

– Да, приводил. В ситуациях, когда ему предстояло делать что-то в первый раз и от его усилий зависел результат. Например, встреча с новым человеком, на которого нужно было произвести впечатление или банальный поход в новое и незнакомое место, которое нужно было найти. Все новое для него представляло опасность. Думая о рисках, которые могут возникнуть, он воспринимал их как реальную угрозу. Он не анализировал, как их преодолеть, а просто чувствовал страх, заранее прогнозируя крайне негативное развитие событий. А когда наступало время действовать, он возбуждался настолько, что терял контроль над ситуацией, и ему становилось страшно побеждать. Поэтому он заранее настраивал себя на поражение, главное, чтобы быстрее все закончилось.

В другой ситуации, когда он видел страдания других людей или животных, то не находил себе места и терзался чувством вины, из-за своей беспомощности в их отношении. Ему хотелось помочь, но ему было стыдно, поэтому он делал вид, что не обращает внимания. Он не мог смотреть фильмы, где присутствовали сюжеты, в которых все пошло не так, где присутствовали сцены на грани абсурда, или когда главный герой попадал в практически безвыходные ситуации. Все обычно заканчивалось на уровне просмотра трейлера. Если кино содержало эмоциональные сцены, то он отказывался от его просмотра, потому что, в противном случае, ему бы пришлось еще долго нести эмоциональный «привкус» фильма, который отравлял или наоборот делал пресным его повседневный образ жизни. Такая чувствительность его сильно истощала, поэтому он старался избегать ситуаций, грозивших возникновением сильных эмоций.

Пересказывая историю Танвира, Рафаэль выглядел очень взволнованным, он как будто влился в образ этого персонажа. Неожиданно он уловил внутри себя проблески давно позабытого чувства. Оно было похоже на зов или влечение, которое раньше постоянно преследовало его. Этому состоянию Рафаэль никогда не мог дать определения, называя его плохим или хорошим. Оно было похоже на звук колокольчика, который начинал звенеть где-то глубоко внутри. Всепроникающий и преследующий, этот звук его куда-то увлекал. Он как будто напоминал ему о чем-то очень важном и в то же время опасном. В такие моменты воображение Рафаэля всегда рисовало одну и ту же сцену, у которой не было продолжения: он стоял высоко в горах и перед ним пролегал густой туман, который то сгущался, то рассеивался, как будто горы дышали, и от их дыхания двигался туман. Было непривычно тихо, лишь изредка доносился еле слышный «зов колокольчика». Рафаэль чувствовал, что его звали и ждали за этим туманом, но не мог сдвинуться с места. Как только он намеривался сделать шаг, звук нарастал и превращался в гул, вибрация которого заполняла все пространство, и вся сцена разрушалась, растворяясь в тумане.

Дальше этого момента воображение Рафаэля не пускало. После таких приступов изменённого сознания Рафаэль чувствовал бессмысленность своей жизни, наивность своих целей, а от осознания того, что он должен быть где-то в другом месте, возникала тоска и печаль.

Мысль о том, что его где-то давно ждут, символизировала для него идею нереализованного предназначения. Отсутствие понимания себя порождало чувство беспомощности, растерянности и собственной никчемности.

«Почему я забыл об этом? – сокрушался про себя Рафаэль. – Ведь это состояние сопровождало меня на протяжении всей моей сознательной жизни. Почему я вспомнил о нем именно сейчас?»

Так же как и раньше вся гамма чувств этого влечения постепенно возвращалась к Рафаэлю. Ум в бешенстве пытался найти объяснение, но ничего не получалось, непонимание превращалось в раздражение, и спустя несколько минут Рафаэля накрыло чувство глубокой печали.

– Судя по вашему рассказу, этот человек очень ранимый и чувствительный, – прервал фрустрации Рафаэля Артур Маркович.

– Да, вы правы, – очнувшись, ответил Рафаэль. – То, что я рассказал, происходило с ним в первой половине жизни. Когда ему исполнилось тридцать три года, он решил стать монахом и ушел в монастырь. Уехав на какой-то остров, я не помню название, он посвятил остаток своей жизни молитвам и, со слов Танвира, стал еще более замкнутым.

– А вы верите в Бога, Артур Маркович? – неожиданно спросил Рафаэль.

– Почему вы вдруг решили спросить меня об этом? – удивился Артур Маркович.

– Вы мне ответили вопросом на вопрос, – подметил с улыбкой Рафаэль. – Просто мне интересно ваше мнение по поводу идеи существования Бога. Это вопрос, который периодически не дает мне покоя, потому что я не могу на него сам себе ответить. Иногда мне кажется наивной мысль о том, что есть некий управитель человеческой души, которого нельзя увидеть и каким-то образом доказать. А порой я думаю: «Кто я такой, чтобы делать такие выводы?». Но когда я слышу истории про людей, которые отреклись от мирской жизни и посвятили себя служению, мне становится не по себе. Мне кажется, что я где-то что-то упустил. Поэтому хотел узнать, что вы об этом думаете, – пояснил Рафаэль.