Читать онлайн Моя «Аэрогеология» бесплатно

Моя «Аэрогеология»

Вступление

18-ти летним парнишкой, под звон колоколов Елоховской церкви, я закончил среднюю школу № 345–11-ти летку, что находилась во дворах рядом с церковью. И передо мной встал выбор – или поступить в какой-нибудь ВУЗ (чтобы не идти в дворники), или загреметь в Армию. Многие, после школы, думали о поступлении в институт. Мне кажется, все равно в какой, хоть в мясо-молочный, но лишь бы поступить – ведь это так престижно. Ну, а мне куда? Никакой тяги ни к чему я не испытывал, никаких талантов в себе, могущих повлиять на мой дальнейший жизненный путь, не находил, и решил идти по стопам отца, а он был геологом.

Сдав документы в МГУ на геологический факультет и с грехом пополам сдав экзамены (я ведь не представлял толком, как надо готовиться), я не прошел по конкурсу, чему и не удивился – ведь он был 21 человек на место! Хоть двоек не нахватал, и то радует!

Что дальше? Забрать документы и попробовать поступить еще куда-нибудь? Например, в Стали-Литейный, там тоже есть геологический факультет. И я поехал забирать документы… Пришел в учебную часть… и о чудо! Всего одна фраза, а окрылила она меня на всю оставшуюся жизнь!

– А вы не хотите поступить на вечернее отделение? – спросила сотрудница учебной части, держа в руках мои документы.

Я даже растерялся от такого счастья… Видно у них произошел такой отсев на вечернем, что они стали набирать из непрошедших «дневников». А мне какая разница? Лишь бы стать студентом и получить диплом в конце обучения.

И перед друзьями по двору было чем гордиться. И даже суровая школьная учительница по математике, которая собирала сведения о выпускниках и которая буквально тащила меня за уши по геометрии, удивленно порадовалась за меня – значит не напрасны были ее старания.

Отец, видевший как я готовился, тоже видно удивился, но порадовался за своего «балбеса» и предложил учиться и не работать, но я так не мог, не мог я сидеть на шее у родителей. Фиктивную справку для учебной части МГУ, что я работаю в экспедиции, отец мне достал в отделе кадров. А по весне он устроил меня рабочим в геологическую партию. Принять постоянным сотрудником было сложно, но было правило – если человек проработал больше полугода, его зачисляли постоянным сотрудником автоматически. А друзей у отца, чтобы проделать такое действие, было предостаточно. У хороших людей всегда много друзей!

= = = = = = = = = =

«Поглядим, ведь я бывал и там!»

В. С. Высоцкий

Забайкалье

Подготовка

И вот в марте 1966 года в моей трудовой книжке появляется запись: «Зачислен на временную работу на должность младшего техника» и круглая печать «Аэрогеологическая экспедиция № 8. Всесоюзный аэрогеологический трест (ВАГТ)». Я был оформлен в партию Федоровского В. Г. Сначала, чтобы чем-то занять меня, мне дали отчет за предыдущий год и сказали почитать. В партии геологами работали Юра Николаев, Люба (его супруга) и Тамара (прекрасно ее помню, но фамилию забыл). Был еще техник-радист-хозяйственник Юра Михеев. Несколько дней я тупо просидел за выделенным мне столом, читая отчет и ничего в нем не понимая, а затем принял участие в подготовке и сдаче очередного промежуточного отчета. Отчеты за проделанную за год работу защищались и сдавались тогда каждый год, правда карты выпускались из картгруппы на кальке. А окончательный отчет выпускался с геологической картой на ватмане.

Готовясь к предстоящим полевым работам я задумался о приобретении соответствующего ножа и мне помогли «достать» великолепную красивую финку с наборной цветной пластиковой ручкой. Такие финки делали «сидевшие» дядьки. Ножны к ней сдал сам из двух деревянных планок, склеил их БФом, сбил обувными гвоздиками и отшлифовал наждачной бумагой. Для крепления к поясному ремню, проделал две маленькие дырочки и вдел в них тонкий кожаный шнурок. Финка крепилась спереди справа, свободно висела не мешая движению и всегда, что называется, была под рукой. Так что к предстоящим сражениям с дикой природой я был готов и при оружии. Могу заметить, что уже в поле Юра Михеев сказал, что сталь финки мягкая и в доказательство стукнул лезвием своего ножа по лезвию моего. И на моем осталась зазубрина. Я сильно разочаровался в своем приобретении и без сожаления в конце сезона отдал финку Юре, который ее и выпросил. В последствии я об этом пожалел, так как для чистки рыбы или разделки добытых птиц и крупных животных (оленей, сохатых и горных баранов) она бы очень даже оказалась бы удобной.

Рис.0 Моя «Аэрогеология»

Москва – Чара

Рис.1 Моя «Аэрогеология»

ИЛ-18

В конце мая состав партии, набрав рабочих, вылетел к месту полевых работ. Партия проводила геологическое картирование в районе Чары с базированием от одноименного поселка.

Авиабилеты приобретались интересной формы: они выписывались на одного человека с припиской «с ним… человек». А сбоку на билете были отрывные талоны для смены пунктов-городов пересадок (до трех талонов).

Рис.2 Моя «Аэрогеология»

ЛИ-2

Наш авиабилет выглядел так: город вылета – Москва, фамилия старшего группы (с припиской, сколько с ним человек), и два талона для пересадки Москва-Чита и Чита-Чара. Сначала на ИЛ-18 до Читы, где ждем на базе экспедиции вылета в поселок Чара на ЛИ-2. А там, на базе получив телогрейку, противоэнцефалитный костюм (попросту «энцефалитку»), резиновые сапоги и портянки, на вертолете МИ-4 в район работ.

Рис.3 Моя «Аэрогеология»

МИ-4

Базовый лагерь. Случай с поварихой

Базовый лагерь в районе работ всегда выбирался в центральной части выделенного для съемки «листа», но так, чтобы он был на реке. И для души простор, и рыбалка тебе пожалуйста, и заброска отрядов во все стороны одинакова. Для отработки геологического картирования партии был выделен так называемый «сдвоенный лист», поэтому в состав сотрудников были добавлены еще геологи – Юра Найденков, Сима Панкина, Ким (кореец – хорошо помню его физию с узкими глазами, а вот фамилию забыл), Лева Нусинсон и Саша Свиридов.

Базовый лагерь был «разбит» на берегу реки Апсат, река еще была покрыта толстым слоем ледяной наледи, в средней части которой была узкая промоина, по которой бурлил, зажатый как в тиски, стремительный поток.

Работать предполагалось с оленями, но их все не было, и мы развлекались, наслаждаясь бездельем.

Рис.4 Моя «Аэрогеология»

Палатка старой конструкции

Я жил в палатке, где в задней ее половине по всей ширине были построены единые нары-настил из жердей. В передней части сбоку стояла печка с выводом труб дымохода вверх.

Надо сказать, что такая конструкция быстро показала свою несостоятельность: частички пепла-угольков вылетали вверх из-за хорошей тяги, а затем опускались вниз прямо на полотно брезентовой крыши и прожигали в ней дырки. Со временем выходное отверстие для установки металлической разделки стали делать сбоку и срок службы палаток заметно увеличился.

Также, новые палатки стали выпускаться с тамбуром, под которым очень удобно было складывать заготовленные полешки-дрова для печки.

За время вынужденного простоя случилось одно происшествие, когда всеми любимая повариха, находясь под хмельком от браги, угодила в ту самую промоину. То ли за водой пошла, то ли еще что… Как только жива осталась…

Рис.5 Моя «Аэрогеология»

Палатка новой констрекции (с навесом)

Один…

Чтобы не терять время из-за простоя, решено было разойтись отрядами в выкидные маршруты дня на три – четыре. Что и было сделано. Все разошлись, лагерь опустел, только меня оставили – то ли сторожем, то ли пожалели, что с непривычки буду только мешать… Сказали, чтобы ждал оленей…

Мне разрешено было перебраться в начальскую палатку и я несколько дней провел в ней. Она была старенькая и выгоревшая до белизны, но зато в ней было светло и легко было избавиться от залетавших комаров. На полках были кое-какие книжки, так что я не скучал.

Заодно отдыхал от комарья, от которого просто некуда было деться, когда я жил в общей палатке в пятером. Постоянно кто-то выходил и входил, занося на спинах очередную порцию этой жаждущей крови своры. Особенно мучительно было по ночам: жарко, а из спального мешка носа не высунешь, тут же вцепятся.

Я мазал лицо диметилом, но его хватало максимум на час, а потом мажся снова. А спать-то хочется. Вот и мучаешься не понятно от чего больше – от жары или от комарья.

Очень они доставали и при выходе из палатки, когда нужно было что-то приготовить себе поесть, а затем и посуду помыть. Но с грехом пополам продержался несколько дней.

Народ стал возвращаться и я перебрался опять в нашу темную обитель, где было весело от бесконечных баек и историй, но невыносимо от комариного засилья.

Начало полевых работ

Но, наконец-то, в составе небольшого отряда нас перебросили вертолетом на речку Сакукан, в среднее ее течение. Обустроив на берегу среди леса лагерь, мы стали совершать из него маршруты в горы. Энцефалитка хорошо защищала от комаров, диметил носил в плоском флакончике из-под духов «Красная Москва», а брючины иногда напускал поверх сапог, чтобы в них при ходьбе по кустам не сыпался всякий сор пополам с комарами.

Я ходил в маршруты с Найденковым Юрой, а вторым рабочим был его брат, такой же длинноногий. Бывает, перепрыгнут по камням ручей, а я суечусь, мне не перепрыгнуть… Ищу место попроще. В наши рабочие обязанности входило шлихование водотоков и снятие замеров радиометром через каждые 200 м. День я с радиометром, в следующем маршруте Юрин брат. Мы, почему-то, шутили – «без радиометра хоть на край света».

С Юрой было весело – он постоянно улыбался и шутил над нами, развлекая заодно различными байками, анекдотами и поговорками. Он даже научил нас играть в преферанс. В маршрутах мы, бывает, поднимались по распадкам до самых вершин и проходили по гребням водоразделов, чтобы спуститься вниз по соседнему распадку. И тогда с вершин открывался такой вид на окружающие дали, что казалось, весь мир под ногами.

Подъемы давались мне не легко, но я старался этого не показать. Но был одно восхождение, когда я так выбился из сил, тело стало словно ватным и я остановился, не в силах идти дальше. До водораздела метров 100–150, а я сдвинуться с места не могу. Сначала напарник снял с меня рюкзак, я прошел пару метров и опять встал. Тогда он взял меня за ру ку и повел за собой. Я медленно шел, но все-таки шел. Дойдя до перевала я просто рухнул на землю… Когда мы стали спускаться, все прошло. Юра предположил, что я напился воды при подъеме, поэтому и ослаб. С тех пор в маршрутах я старался не пить, ну так, самую малость, пару глотков если приспичит.

Рис.6 Моя «Аэрогеология»

Еле дошел…

При спуске вниз по сыпучим осыпям или заваленными валунами русел ручьев в распадках мы старались соблюдать осторожность, чтобы не спустить внизу идущему камень в голову.

Но помню, однажды, задержавшись в маршруте, мы, чтобы успеть в лагерь засветло, понеслись вниз вскач, рискуя не то, чтобы навредить ниже бегущему, а рискуя кувыркнуться и себе шею сломать. Видно не простой это был спуск, раз я запомнил его на всю жизнь.

Но помню, однажды, задержавшись в маршруте, мы, чтобы успеть в лагерь засветло, понеслись вниз вскач, рискуя не то, чтобы навредить ниже бегущему, а рискуя кувыркнуться и себе шею сломать. Видно не простой это был спуск, раз я запомнил его на всю жизнь.

Рис.7 Моя «Аэрогеология»

Оставленный лагерь Гулага

Был у нас интересный маршрут, когда мы должны были подняться к водоразделу к находящемуся там оставленному лагерю Гулага с шахтой по добыче заключенными урановой руды.

Но, к счастью для моей шевелюры, мы спутали распадки и поднялись по Но, к счастью для моей шевелюры, мы спутали распадки и поднялись по соседнему. А Лева Нусинсон тоже спутал и поднялся по нашему. Он посетил оставшиеся строения и зашел в барак лагеря, благо ему за свою шевелюру волноваться не приходилось, ее у него просто не было.

Когда мы возвращались по тропе к лагерю, Юра сказал, что из здешнего урана была изготовлена наша первая урановая бомба. А я шел и, отгоняя комаров, которые и не думали меня бояться, казалось мои отмашки их только развлекают, думал о том, какого было здесь находиться и работать этим заключенным в обычной одежде и, хотя бы, без того же диметила.

Рис.8 Моя «Аэрогеология»

В бараке лагеря Гулага

Я к этому времени немного пооброс, та как еще весной подстригся наголо, о чем напоминает мне фотография, на которой меня стрижет «под Котовского» одна из поварих – молодая учительница, поехавшая на лето в экспедицию. Она подстригала всех желающих, видно у нее был навык.

Рис.9 Моя «Аэрогеология»

Стриги «под Котовского»

Рис.10 Моя «Аэрогеология»

Лагерь у речки Средний Сакукан

Были у меня и переброски с оленями. Но они меня что-то не очень впечатлили. Видно ко всему нужно приспособиться, выработать навык. Ведь на оленя даже не сядешь толком. Вскакивать, как на лошадь нельзя, еще и хребет ему переломишь. Садиться нужно осторожно. Это хорошо, у кого ноги длинные, а мне как? Приходилось подводить его к какой-нибудь кочке и, ступая на нее, пытаться уже потом влезть в седло. Но олень же хитрый, весь в хозяев якутов, только ногу поднимешь, а он шаг вперед. Уже не сядешь, начинай все сначала.

Правда, когда сможешь сесть, ехать уже можно боле-мене, соблюдай только равновесие, стремян то нет. Проще идти за ним. Тащит он немного, всего килограмм 40 (по 20 на каждом вьюке), поэтому и идут караваном в связке. Но зато идешь налегке. Но тоже поспевай, идут не торопливо, но бодро…

Осень…

К осени весь коллектив партии собрался для камералки на основном лагере. Рабочих вывезли в Чару, где их рассчитали, выдали аванс и отправили по месту жительства. Остались только мы с Юриным братом и пара поварих. Это был конец августа или начало сентября. Днем было тепло, но к вечеру холодало. Печки топились и днем (особенно в женских палатках) и на кухню дрова нужны были, ведь кормили нашу ораву трижды в день и ведрами.

И поручили нам с напарником напилить дров на всех. Бензопилы в партии не было, так что прихватили наши ИТЭРы пилу двуручку и завалили недалеко от лагеря здоровенную сосну в два охвата. И оставили нас с этим баобабом наедине, мол, «пилите, Шура, пилите». Ну и намучились мы с этим стволом, навыка-то почти никакого. Так, слегка подучились за сезон. За день, с грехом пополам, с постоянными передыхами (ведь не скажешь – перекурами, мы оба некурящие), периодически восклицая: – Ну что ты тянешь? мы все же отпилили четыре… чего? Полена? Звучит как-то мелко. Пришли ИТРы, подхватили наши изделия и отнесли в лагерь. Нас вроде даже похвалили. Там покололи на поленья и, надо же, прилично чурок оказалось – на несколько дней.

А как-то решили устроить баню. Насобирали по руслу окатанных камней гранитоидов, сложили кучкой и, завалив корягами и стволами деревьев, принесенных рекой, подожгли. Пламя поднялось до небес… Часа через два – три остатки несгоревшего растащили, угли залили, чтобы не дымили, и натянули над раскаленными камнями палатку 4-местку. Забрались в нее, а я, не особо переносящий жару, уселся на корточки у входа. В палатке было жарко и, когда на камни брызгали водой, горячий пар с шипением распространялся по палатке, поднимаясь под потолок и обдавая все тело. Но как только любители «поддать жару» плеснули «как следует», меня словно пронзило кипятком и я пулей выскочил из палатки и бросился в речку.

Рис.11 Моя «Аэрогеология»

Хлеб полевой выпечки

Хлеб мы выпекали, сложив печку из таких же камней. Засыпали галечником или выкапывали в склоне, обкладывая стенки плоскими плитами. Два часа протопки, затем выгребали угли и закладывали формы с тестом. Вход закрывали плоской плитой и подкладывали перед ней сохранившиеся угли. Минут через 40 формы вынимали. До чего же вкусен был этот хлеб, особенно горбушки. Они были просто на расхват.

Вот из охоты и рыбалки я, почему-то, ничего не помню. Только запомнилось мне, что весной кто-то подстрелил оленя и я впервые поел оленины. Мясо как мясо, для меня что говядина, что оленина. Только со временем я стал ощущать вкус оленины, сохатины и баранины.

Рис.12 Моя «Аэрогеология»

Такая печка и для бани пойдет, и для выпечки хлеба…

Но все когда-то заканчивается и пришло время эвакуации. Уже лег снежок лучше было не ждать холодов. Нас стали вывозить в Чару, где мы получали небольшой аванс и авиабилеты до Москвы.

Прощай Чара! Прощай Забайкалье! Прощайте вершины!

= = = = = = = = = =

Колыма

Колыма ты моя, Колыма…

В партии Шульгиной В. С.

Зимой мы подготовили и защитили отчет, а это был последний год четырех летнего цикла работ. К этому времени экспедиция получила новую большую территорию для изучения и постановки геолого-съемочных работ на Колыме. Часть коллектива осталась работать в Забайкалье (экспедиция № 2), а часть перевели в колымскую, получившую № 8. Меня определили в партию Шульгиной В.С., которой поручили разработать и создать новую более подробную геологическую шкалу, так как партии стали работать на слабо изученной территории, где границы геологических подразделений определялись по наличию ископаемой фауны, а ею толщи осадочных пород были бедны. Поэтому решено было изучить опорные разрезы и описать их, разделяя более детально на свиты, то есть по литологическим отличиям границ толщь.

Работа моя, как техника, состояла в сопровождении Шульгиной на разрезы, обрабатывать отбитые образцы на различные виды анализов и шлифы, наклеивая на них этикетки из пластыря, подписывать их и заворачивать в крафт бумагу для отправки в Москву. А самое нудное, как оказалось, это было колотить фауну в очень бедных ею известняках.

В составе партии были еще старшие геологи Сурмилова Женя и Флорова Зоя, техники Юра Волков (радист и хозяйственник) и Володя Чекмазов. С ребятами я быстро подружился и считал, что с новыми ребятами работать мне просто повезло. Позже, в партию был принят старшим геологом новый сотрудник Сидяченко Григорий, специалист палеонтолог.

Рис.13 Моя «Аэрогеология»

Сидяченко Г. А., я, Женя Сурмилова, Шульгина В.С.

Москва – Лобуя

Нам предстояло вылететь самолетами к месту работ по маршруту Москва – Якутск – Зырянка – Среднеколымск, а из последнего вертолетом или катером до поселка Лобуя.

Рис.14 Моя «Аэрогеология»

Кожаный «милицейский» диванчик

Из Москвы мы вылетели на уже знакомом ИЛ-18 с двумя посадками для дозаправки, а пассажирам, чтобы размяли конечности. В Якутске провели несколько дней, мучаясь от нехватки места для ночлега, где в здании аэропорта на втором этаже для пассажиров был выделен целый зал с рядом кресел, которые были вечно заняты. Днем еще можно было съездить в город, познакомиться с ним, побродив по центральной части, сходить в кино. Но к вечеру холодало и хотелось бы где-нибудь «протянуть ноги». Хорошо, если какой-нибудь транзитный пассажир освобождал кресло в зале и удавалось как-то скрючиться в нем на ночь. Однажды нас пустил к себе в кабинет милиционер авиапорта и мы провели ночь на его кожаном диванчике. Наверно и запомнился этот эпизод, потому что пружины из дивана так выпирали.

Из Якутска на ИЛ-14, заменившим ЛИ-2 (советский Дуглас), мы вылетали до Зырянки. В пути делали две остановки для дозаправки – в Усть-Нере и Оймяконе, где от нечего делать заходили в столовую и не могли не соблазниться свежеиспеченной булочкой и стаканом какао.

Рис.15 Моя «Аэрогеология»

АН-2

В Зырянке та же проблема с ночевкой. Лишь однажды партия Каца поставила в палисаднике аэропорта рядом с домиком метеостанции 10-местную шатровую палатку, где можно было спокойно переночевать, а днем посмотреть как запускаются большие резиновые шары с маленькими примитивными приборчиками.

Дальше из Зырянки в Среднеколымск на АН-2. Не могу вспоминать без содрогания. Вестибулярный аппарат у меня слабый и качку не переносит. А в АН-2 даже туалета нет и отсидеться, как порой бывало даже в ИЛ-14, не было возможности.

В Лобую нас доставляли или вертолетом МИ-4 или катером БМК.

Рис.16 Моя «Аэрогеология»

Здание администрации Гулага

В Лобуе с жильем тоже была проблема. Администрация размещалась в большом отремонтированном двухэтажном доме, где и работали и жили сотрудники бухгалтерии и наши женщины размещались как-то там «по-знакомству». А вот где ночевали мы, совершенно не помню. Особенно осенью, когда уже и полярные сияния начинались.

Рис.17 Моя «Аэрогеология»

Бетонный каземат. Вид снаружи

Рис.18 Моя «Аэрогеология»

Здание каземата внутри

Только однажды нас разместили в избе строящегося нового магазина, где поместились все слетевшиеся партии экспедиции. Такие общие встречи друзей сопровождались общим застольем, а значит бухаловым, и однажды это даже привело к трагедии.

В поселке стояли две бетонные коробки с зияющими пустотой окнами. В них когда-то стояли динамомашины. А сейчас они были замусорены и загажены. Однажды заглянув в них у нас отпала всякая мысль о том, чтобы использовать их под жилье. А ведь можно было, наверное, их отремонтировать

Рис.19 Моя «Аэрогеология»

Здание клуба

Позже построили еще одну избу, разделенную пополам с двумя отдельными входами. В одной поселился начальник экспедиции, другую заняла сотрудница бухгалтерии.

На краю поселка на обрыве стояло одноэтажное здание, используемое под клуб. Мы ходили туда посмотреть какой-нибудь фильм. Причем, показав пол фильма, киномеханик выходил в зал, собирал плату (по 30 коп.) и продолжал показ.

Рис.20 Моя «Аэрогеология»

Антенны станции радио-линейной связи

По краям поселка кое-где еще сохранились остатки заборов с колючей проволокой.

А на вершине сопки красовалось большими красными антенами воинское подразделение радиолинейной связи.

Полевые работы

Из Лабуи нас забрасывали на вертолете к месту намеченных для доизучения разрезов, Шульгина тщательно послойно описывала их, а я обрабатывал и заворачивал в крафт бумагу. На лагере сколачивал покрепче ящики для образцов, используя ящики из-под продуктов, обтягивал их проволокой или жестяной лентой, и подписывал для отправки в Москву. От обнажения к обнажению нас перебрасывали на МИ-4, а когда мы работали на самой Реке, то у нас появилась дюралевая лодка «Прогресс» с мотором «Москва», а позже с «Вихрем».

Рис.21 Моя «Аэрогеология»

«Текки-Одулок»

Однажды нас перевезли на большом катере «Текки-Одулок» – водном трамвайчике, что ходили на Москва-реке как прогулочные. Очень странно было видеть это прогулочное московское чудо на большой сибирской реке.

Со свежим мясом проблем не было. Добывал обычно Юра Волков. Он же занимался и рыбалкой, ставя сети или ловил на спиннинг. Как только нас перебрасывали на новое место, то, если это было на реке, он первым делом шел на реку и прохлестывал ее спиннингом. Затем возвращался к нам, где мы обустраивали место для лагеря.

Мы вырубали молодые лиственницы на каркасы палаток и колья для их подпорок и растяжки. Затем обустраивали нары из жердей и ставили полевой таган.

Рис.22 Моя «Аэрогеология»

Заготовка дров для палаток и кухни

На нары стелили брезент, на него надувные матрасы, сверху войлок и спальные мешки из верблюжьей шерсти.

На обустройство лагеря уходило много времени, Ведь на каждом новом месте мы все заготавливали по новой. И я, сначала несмело, потом все более настойчиво, заводил разговоры о том, что хорошо бы приобрести раскладушки. Сначала мне возражали, что ты, мол, за таежник, но постепенно убедились в их целесообразности и раскладушки стали нашим обычным снаряжением. Я и жерди для палаток приучил всех не рубить по новой, а приготовив первый раз, уже подсушенные, перевозить к месту новых стоянок (даже на вертолете).

А на колышки для растягивания палаток я стал использовать выработанные пальцы от гусениц вездехода. Вот так, 5 минут и палатка стоит.

Добытое мясо, чтобы оно не испортилось, мы нарезали кусками, натирали солью и складывали в деревянные фанерные бочонки из-под сухого молока или в молочные фляги – делали солонину. Перед готовкой, заранее, закидывали в мешке в ручей в проточную воду. Так что, без проблем.

Однажды, когда мы стояли лагерем на Колыме, повар привез нам на обед жареную нельму и чайник какао. В это время к нам подъехала лодка рыбнадзора и мужики из нее вышли познакомиться. Когда разговор зашел о рыбалке, я с гордостью показал руками, какая нам нельма попалась – с метр. Мужики улыбнулись, ответив, что это молодь, А настоящая нельма тянет метра на два. Но мы, привыкшие к обычной мелкой рыбешке, типа сигов, щучек, подчирков и хариусов, считали нельму просто роскошной рыбой для нашего стола.

Рис.23 Моя «Аэрогеология»

Образец двустворчатого молюска – «брахиопода»

Смешной случай произошел как-то раз, когда мы возвращались с обнажения в лагерь. Я управлял мотором на дюральке «Прогресс», а Сидяченко А. Г. с супругой Раисой сидели на скамье посредине. Вспомнив что-то, Раиса достала и показала мужу красивый образец фауны – двойную целую створку брахиоподы со словами:

– Саша, посмотри какой целый образец брахиоподы я нашла!

Александр Григорьевич спокойно взял образец, посмотрел, и сказав:

– Да, хороший! – с невозмутимым видом опустил его в воду за бортом.

Раиса Александровна (?) только и успела, что «ахнуть».

Однажды, в конце августа, когда наша стоянка была на мелком ручье у подножия небольшой сопки, выпал первый глубокий снег и утром меня потянуло обойти лагерь по первому снежку, посмотреть на следы. Первое, что меня удивило, это были следы то ли соболя, то ли куницы, пробежавшей прямо посреди лагеря. Поднявшись метров на сто я заметил на другом склоне распадка табунок пасущихся оленей, а перед собой под елкой выводок заволновавшихся гулькающих куропаток, уже сменивших летнее серо-коричневое пестрое оперение на белое зимнее. Я не стал их распугивать своей мелкашкой, а вернувшись в палатку, спросил у своего приятеля Олега Брынова, не хочет ли он поохотиться – у него был дробовик вертикалка.

Рис.24 Моя «Аэрогеология»

Сибирская куропатка

Мы ждали вертолет для эвакуации и, когда он прилетел, мы загрузились и он поднялся почти вертикально над нашей сопкой. На ее вершине, среди разреженного леса, я заметил двух стоящих сохатых.

Воистину, край непуганых идиотов! Прости господи!

У Шульгиной я проработал техником несколько лет, получая звания младшего техника до старшего техника, окончил вечернее отделение геологического факультета МГУ (так и не поняв, чему меня научили) и был по осеннему призыву забрит в ряды нашей доблестной советской армии в учебное подразделение ракетных войск ПВО в городке Куляб. Но это отдельная история!

В Армии я очень удачно отслужил всего год. После полугода в учебке, попал в действующее боевое подразделение практически уже как «дед» – дембель. В конце полугодия – два месяца на «курсах офицеров» и демобилизация.

Рис.25 Моя «Аэрогеология»

Вернувшись на гражданку, я зашел в экспедицию покрасоваться бравым видом в форме младшего сержанта и отметился в отделе кадров для назначения в какую-нибудь партию.

В партии Боброва

Меня определили в партию Боброва Володи, ведущую 50-ти тысячную съемку на золото. Наконец-то я на съемке, хоть чему-то подучусь.

В партии, среди сотрудников был мой приятель Женя Дыканюк, и еще я подружился с Димой Израиловичем, когда нам выдали 4-х местную палатку на двоих и мы почему-то долго и бестолково ее устанавливали. Дело было к вечеру, нары мы делать не стали, а кинули на пол брезент, на него надувные матрасы, на них войлочную кошму и спальные мешки. У входа установили печку с разделкой в стенке, затопили, и темная, новая, еще не выцветшая палатка сразу приобрела домашний уют и налет таинственности.

«Палатка – это человек»!

Запомнился не один маршрут, когда я с Бобровым и его маршрутным рабочим брали сопку в лоб и, когда мы поднялись и я рухнул на землю без сил, рабочий, молодой, долговязый здоровый парень, вдруг вынул из рюкзака две полуторалитровые пластиковые бутылки с компотом… Я пил и счастью моему не было предела…

А в основном, если я не ходил с кем-нибудь из геологов напарником, то работал с горняками: развозил на вездеходе ГАЗ-71 их и взрывчатку (аммонит) по местам, а после обеда забирал их и перевозил дальше по ручью. Выработки я описывал, замерял пройденную глубину, накладывал пробный мешок материала для промывки и отмывал его в ручье.

Работали горняки сдельно, их задачей было пройти суглинистый слой метра в 1.5–2, дойти до песка и набрать из него пробу. Они старились пройти поглубже, но я предупредил их, что проходить песок глубже смысла нет, главное набрать пробу, а сантиметров 40 я им припишу. Так что работа спорилась и за день они успевали пройти по два шурфа.

Рис.26 Моя «Аэрогеология»

Развоз горняков по местам проходки шурфов

Досадный, вернее нелепый случай произошел у меня во время одной из таких поездок. Обычно в готовый шурф я вставлял лесину корнями вверх, чтобы место шурфа на местности было хорошо видно издалека. А тут я решил сделать веху как положено по инструкции: затесать комель вехи, вырубив в нем затес, напоминающий букву «Г», где пишутся данные по шурфу – № и год, когда сделана проходка.

Я подобрал подходящую лесину и шарахнул по ней топориком, очищая от сучков… А топорик то возьми и отскочи рикошетом, да еще и слегка тюкнул кончиком по резиновому сапогу поверх щиколотки. Сначала я ничего не почувствовал. Потом испытал какое-то неудобство. Снял сапог, размотал покрасневшую портянку… сапог я больше надеть не смог. На лагере Дима Израилович дал мне свой запасной 47-й и в нем я смог осторожненько ковыляя ходить.

Из вездехода уже не вылезал, горняки сами замеряли глубину проходки, а я записывал в журнал горных выработок. Ранка зажила только через год.

А как-то под осень, вода в ручьях уже покрывалась ледком, мне поручили промыть несколько десятков пробных мешков с мерзлыми суглинками. А как их промывать? Они в лотке будут оттаивать по часу. «Проявляй солдатскую смекалку, – вспомнил я наставление отца».

Свез на вездеходе пробы к ручью, установили с приданным мне в помощь рабочим таган, подвесили над огнем ведро с водой, а в ручье проломили лед и раскидали льдышки, чтобы не мешали. Чтобы руки не мерзли, надел нитяные перчатки, а сверху грубые резиновые, чтобы не колоть пальцы об острый щебень в суглинках. Рабочий грел воду и опускал в кипяток мешок с мерзлым суглинком, тот быстро размякал, он вываливал его мне в лоток и я промывал. Бумажка с номером всплывала в воде и я кидал ее в шламовый матерчатый мешочек, куда сливал и промытый шлих. Мешочки подсушивал на камнях у костра и пересыпал шлихи в пакетики из крафт бумаги.

Рис.27 Моя «Аэрогеология»

Просушка мешочков

Ночевка у костра

Как-то меня послали с вездеходчиком забрать подвешенный на сук рюкзак с образцами. Видно, насобиравший его геолог был в выкидном и выносить его, при наличии своего скарба, было тяжеловато. Уже лежал снег, но долина по ручью была с чистым от леса подножием склона. Мы спокойно ехали под приятное потренькивание гусеничных траков, но ночь застала нас в пути, а двигаться в темноте мы не рискнули. Поставили палатку, установили печку, раскладушки и развернули спальные мешки. Переночевав, мы поехали дальше, а палатку снимать не стали – ехать оставалось недалеко. Скоро добрались до нужного места. Сначала никакого рюкзака я не увидел, затем заметил какие-то лохмотья на одном из деревьев. Это были остатки рюкзака, над которым, видимо, похозяйничала росомаха. Под деревом под снегом лежали завернутые в крафт бумагу кусочки камней на образцы и шлифы, часто надорванные. Из уважения к труду собравшего их, мы постарались аккуратно собрать все, что нашли, но эта задержка не дала нам времени добраться до палатки, где была печка и наши раскладушки со спальниками.

Ночь застала нас в пути и хоть до палатки было всего с километр, ехать дальше по темноте мы не решились. Развели недалеко от вездехода у леса костер, насобирали с трудом каких-то бревнышек для лежака и коряг, чтобы огонь подольше не затухал и улеглись у костра. Вездеходчик для лежанки вытащил из вездехода диванчик. Я еще попытался поискать среди деревьев дополнительно дров, но тщетно – такая кромешная мгла наступила, хоть «глаз выколи». Только в отсвете костра было что-то видно.

Это была моя единственная ночь, проведенная в лесу у костра на «свежем воздухе». Устроился на бревнышках и укрылся брезентом. Костер большого пламени не давал, но тепла от горящих коряжин хватало. И, на удивление, ночь я провел боле-мене спокойно, несмотря на чувствующийся за пределами костра холод.

«Костер – это человек»!

А на утро мы доехали до палатки, поели в тепле, попили чайку и, собрав вещи и сложив палатку, поехали в сторону лагеря.

Геолог

Зимой 1974 года вышел приказ по МинГео о переводе всех техников, получивших высшее образование, перевести на должности геологов. И в мае вышел приказ по экспедиции о переводе меня в геологи.

В этом же году произошло объединение двух экспедиций в одну – слились экспедиция № 3 и наша № 8. Общее название стало – экспедиция № 3. Общей базой стал поселок Батагай, а подбазы сохранялись и на Колыме в Зырянке и Лобуе, и на Лене в поселке Жиганск, и на реке Оленек в одноименном поселке.

Еще год я проработал в партии Боброва. Чтобы мы, геологи, называли породы одинаково, он вывел нас на обнажение и показал послойное чередование осадочных пород: вот песчаники, вот алевролиты, вот эту породу с фиолетовым оттенком давайте назовем предварительно туфо-песчаником, а эту лимонно-зеленую пепловым туфом. По шлифам в Москве определим точное название.

Определять породу приходилось по мерзлотным вспучиваниям, определяя какого щебня больше, какого меньше. Поначалу я ничего не понимал, затем освоился и дело пошло быстрее. В Москве, рассматривая шлифы, я долго не мог понять, что это за пепловые туфы, если в нх нет никакого пепла. Пошел за консультацией к Шульгиной.

Рис.28 Моя «Аэрогеология»

Состав щебня определяли по высыпки морозного вспучивания

– Это же органогенные известняки, – сразу определила она. – вон как набиты битым ракушняком. Ты что, не помнишь?

А откуда мне было помнить, я породу не разглядывал, мое дело было успевать образцы обрабатывать. А фиолетовые туфы оказались алевролитами…

Женя Дыканюк

Осенью, уже в лагере на реке, как-то раздался крик Дыканюка:

– Хариус идет!

Похватав удочки, все высыпали на берег и пошла потеха: кто ловит, кто потрошит и засаливает в баульном брезентовом толстом мешке. Рыба скатывается в течении трех дней и за это время мы засолили и завялили столько, что хватило по полному пробнику каждому, чем можно было угостить знакомых и родственников в Москве.

Рис.29 Моя «Аэрогеология»

Женя Дыканюк

В это же время, во время камералки, Женя принялся что-то мастерить из продолговатого ящика для взрывчатки. Разобрал боковину, набил мелких гвоздиков и обтянул тонким геофизическим проводом с медной проволокой под оболочкой. Получилась боковина из сетки. В углу сделал падающую узкую дверку из фанеры. Получился ящик ловушка для белки. Он поставил его под сосной, прицепил на крючок наживку из вяленой рыбки и наладил сторожок. Этой же ночью в ловушку попала черная белка.

Рис.30 Моя «Аэрогеология»

Ящик для белки (без сетки и дверцы)

В лагере опять ажиотаж – многие захотели привезти домой черную белку, о существовании которой даже не слышали. И скоро под соснами уже стояли несколько ящиков ловушек. Не удержался и я, тоже смастерил такой ящик. И тоже поймал белку. У нас их было в изобилии.

Рис.31 Моя «Аэрогеология»

Черная сибирская белка

Кормили стланиковыми шишками с орешками, сухофруктами для компота, вяленой рыбкой… Для гнезда использовали кусочек войлока, свертывая его трубочкой. Входное отверстие они заделывали сами, надергав войлока из стенок. И лагерь ожил, слышался непрерывный стук о стенки – это прыгали белки, ведь они не могли без движения.Я привез свою белку домой и подарил племянникам. Ей тут же купили большую клетку с колесом и она сразу завертелась в нем, давая выход энергии.

После окончании работ, Бобров остался для издания, а сотрудников партии распределили по другим подразделениям. Меня определили в партию Башлавина Д. К.

= = = = = = = = = =

Верхоянье

Партия Башлавина Д. К.

Стоим мы в кассу за зарплатой и знакомый мне мужчина, приятель отца, стоявший в очереди позади меня, спрашивает:

– Ну и куда тебя?

– Да к какому-то Башлавину! – Машинально ответил я.

Знакомый что-то хмыкнул.

Настало время перехода в новую партию. Располагалась она в совсем другом районе города – в Измайлово, и занимала полуподвальные помещения на 7-ой Парковой улице. Зайдя в помещение, чтобы представиться, я обомлел, увидев в начальнике хорошего знакомого, приятеля моего отца, которого я при встречах называл Дядя Дима». Это и был Башлавин Д. К.

В соседней комнате, где мне отвели рабочий стол, располагались двое геологов – Саша Трещалов и Леня Никитин, и техник Иван Раскосов, радист.

Для ознакомления с районом предстоящих работ мне дали отчет за предыдущий год и физико-географические карты. Пришлось изумиться и здесь: вместо привычного зеленого цвета, карты были непривычного коричневого цвета. Мало того, горизонтали были в сплошных завитушках.

– Как же здесь в маршруты ходить? – продолжал недоумевать я.

– Ничего, года два поработаешь, научишься! – напутствовал меня Коля Десятерик, геолог соседней партии.

Флишоидные толщи Верхоянья

Рис.32 Моя «Аэрогеология»

Флишоидные толщи Верхоянья

В поле мы вылетели как обычно, то ли в конце апреля, то ли в начале июня. Базировалась партия в поселке Батагай, где мы получили снаряжение и продовольствие на весь сезон, и вылетели к месту полевых работ, где был законсервирован вездеход ГАЗ-47 и стояли два лабаза со снаряжением и продуктами, что остались от прошлого сезона.Хозяйством занимался сам Башлавин и на лабазы, кроме него, никто лазить не смел. Вездеходчиком у него был постоянный водитель Борис Молокоедов, весельчак и балагур, который постоянно рассказывал всякие небылицы и случаи из жизни.

Читать далее