Читать онлайн Короли Жути бесплатно

Nicholas Eames

KINGS OF THE WYLD

Map © Tim Paul

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

* * *

Маме, которая всегда верила.
Роуз, которая всегда знала.
И отцу, который никогда не узнает, как сильно

Глава 1
Призрак на дороге

Если смотреть только на тень, можно было подумать, что Клэй Купер – настоящий громила. Да он и был покрупнее многих: широкоплечий, с мощной грудью, похожей на бочку, стянутую железными обручами. Нижняя челюсть и подбородок, скрытые кустистой каштановой бородой, очертаниями напоминали лопату, а в огромных руках пивные кружки выглядели чайными чашечками. В лучах закатного солнца тень кралась за ним по пятам неумолимым напоминанием о том, каким Купер был прежде – великим, мрачным и более чем зловещим.

Завершив дневные труды, Клэй брел по утоптанной тропе, которая в Ковердейле считалась трактом, обменивался кивками и скупыми улыбками с такими же трудягами, что торопились попасть домой засветло. Под зеленым плащом стражника скрывалась потертая кожанка, а на перевязи висел старый меч в обшарпанных ножнах. Щит за спиной испещряли глубокие царапины, зарубки и сколы – отметины топоров, стрел и острых когтей. А шлем… тот, что Сержант выдал на прошлой неделе, Клэй потерял, точно так же как и те, что ему вручали и месяц, и два месяца назад, и так на протяжении всех десяти лет, с тех самых пор, как подался в стражники.

Шлем ограничивал обзор, лишал слуха, а вдобавок Клэй выглядел в нем дурак дураком. Нет, Клэй Купер не признавал шлемов.

– Клэй! Эй, Клэй! – окликнул его Пип, тоже в зеленом плаще стражника и с дурацким шлемом под мышкой. – Я только что сменился с южной заставы, – весело объявил он. – А ты откуда?

– С северной.

– Здорово. – Паренек осклабился во весь рот и радостно закивал, будто услышал от Клэя что-то очень интересное. – Ну и чего там?

– Горы.

– Ха! Горы… Ну ты даешь. Скажешь тоже. Эй, а Рик Ярсон видел кентавра. У Тасселевой фермы.

– Да это лось, наверное…

Парнишка недоверчиво покосился на Клэя, словно встреча с лосем была много необычнее встречи с кентавром.

– Ну, не знаю… А ты не хочешь заглянуть в «Королевскую голову»? Пропустим кружечку-другую.

– Нет, мне бы прямиком домой, – сказал Клэй. – Там Джинни ждет, да и…

Он замолчал, не зная, какой бы еще предлог измыслить.

– Ну пойдем, – занудил Пип. – По кружке выпьем – и домой.

Клэй хмыкнул, с прищуром взглянул на солнце и задумался, стоит ли гневить Джинни ради глотка горького эля.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Так и быть, выпью кружку. Одну.

Потому что целый день пялиться на север – тяжкий труд.

* * *

В «Королевской голове» уже собралась толпа. Люди, теснившиеся за длинными столами, приходили сюда не только пить, но и обмениваться сплетнями и слухами. Пип протолкался к стойке, а Клэй отыскал местечко подальше от подмостков, за столом в укромном уголке.

Посетители вели обычные разговоры о погоде и о войне. Ни то ни другое не сулило ничего хорошего. Где-то на западе Крайнии разразилось великое, но, судя по шепоткам, позорно проигранное сражение. Жуткая орда наголову разбила двадцатитысячное войско Кастийской республики, подкрепленное несколькими сотнями наемных банд. Уцелевшие бойцы отступили к городу Кастия, где попали в осаду и теперь страдали от голода и хворей, а враги пировали среди трупов на подступах к крепостным стенам. А еще с утра, как назло, подмораживало, хотя осень-то ранняя.

Пип вернулся с двумя кружками и двумя приятелями. Клэй был с ними незнаком, поэтому они назвались, а он тут же забыл, как их зовут. Ну, с виду нормальные ребята, а памяти на имена у него как не было, так и нет.

– А ты правда был в банде? – спросил рыжий паренек с лицом, усеянным веснушками и воспаленными прыщами.

Клэй надолго присосался к кружке, опустил ее на столешницу, посмотрел на Пипа, который смущенно отвел глаза, и наконец кивнул.

Парни переглянулись. Конопатый склонился через стол к Клэю:

– Пип говорит, что вы целых три дня обороняли Хладопламенный Перевал от тысячи ходячих мертвецов.

– По моим подсчетам, от девятисот девяноста девяти, – поправил его Клэй. – Ага, и что?

– А еще он говорит, что вы расправились с Акатуном Пугалищем, – сказал второй юнец; ревностно отращиваемая бороденка топорщилась на щеках редким пушком, над которым посмеялась бы даже старуха.

Клэй снова приложился к кружке, потом помотал головой:

– Не-а, мы его только ранили. Говорят, он к себе в логово уполз, там и сдох. Мирно, во сне.

Парни разочарованно вздохнули, но Пип подтолкнул одного локтем:

– Ты спроси его про осаду Полого Холма!

– Про осаду Полого Холма? – пробормотал Пушок и так широко распахнул глаза, что они стали размером с кругляшки престольных марок. – Погоди, так ведь на Полом Холме… Ой, его ваша банда обороняла?

– «Сага», – изумленно прошептал Конопатый. – Ты из «Саги», что ли?!

– Ну, было дело. Только давно, – сказал Клэй, ковыряя узловатый сучок в столешнице. – Название вроде припоминаю.

– Ух ты! – вздохнул Конопатый.

– Ты шутишь! – воскликнул Пушок.

– Ну прям… ух ты! – снова сказал Конопатый.

– Не, ты шутишь! – повторил Пушок, стараясь перещеголять приятеля в недоверии.

Клэй ничего не ответил, отхлебнул пива и пожал плечами.

– А ты Золотого Гэба знаешь? – спросил Конопатый.

Клэй снова пожал плечами:

– Гэбриеля? Ага, знаю.

– Гэбриеля?! – Пип всплеснул руками, пролив пиво на стол. – Ну ты даешь. Гэбриеля он знает, скажешь тоже.

– А Ганелона? – спросил Пушок. – И Аркандия Муга? И Матрика Черепобоя?

– И этого, как его… – Конопатый сморщился от напряженной работы мысли, что его ничуть не украсило: ну и рожа, противная, как грозовая туча на свадебном гулянье. – Ну, кого мы забыли?

– Клэя Купера.

Пушок задумчиво почесал редкую поросль на подбородке.

– Точно, Клэя Купера… Ой… – сконфуженно выдохнул он.

Немного погодя дошло и до Конопатого. Он шлепнул ладонью по бледному веснушчатому лбу и расхохотался:

– О боги, какой же я болван!

«Богам это давно известно», – подумал Клэй.

Пип решил, что пришла пора вмешаться и разрядить напряженную обстановку:

– Клэй, а расскажи что-нибудь интересное, а? Как вы в Охфорде с некромантом разобрались. Или как вы принцессу спасали из… из этого… ой, ну помнишь, ты же говорил…

«Вспомнить бы еще эту принцессу», – удрученно подумал Клэй. Принцесс они спасли немерено, да и некромантов порешили не меньше десятка. Кто ж этому счет ведет? Да и какая разница… Нет, попусту языком трепать неохота. Даже размышлять муторно, он ведь давным-давно похоронил все эти воспоминания поглубже и изо всех сил старался забыть, где выкопал могилку.

Он допил пиво.

– Ну пока, малец. Я же предупреждал, одну кружку – и все. – Он вручил Пипу пару медяков за выпитое и попрощался – надеясь, что навсегда, – с Конопатым и Пушком.

Протолкавшись к двери, Клэй вышел в прохладную вечернюю тишину и глубоко вздохнул. Спина ныла – сам виноват, нечего было сутулиться за столом. Клэй потянулся, размял шею и взглянул в небо, где загорались первые звезды.

А ведь было время, когда при виде ночного неба он ощущал себя никчемной букашкой, поэтому и отправился искать славы, решив, что в один прекрасный день поглядит на бессчетные россыпи звезд и не устрашится их величия. Не сработало. Немного погодя Клэй отвел взгляд от темнеющего небосклона и отправился домой.

У западной заставы он перекинулся парой слов со стражниками. Те полюбопытствовали, слыхал ли он о кентавре у Тасселевой фермы и что он думает о сражении на западе. Бедолагам в осажденной Кастии наверняка приходится худо. Да и вообще, дурное дело. Гиблое.

Он шел по тропке, осторожно ступая, стараясь не подвернуть ногу на кочках. В высокой траве стрекотали сверчки, ветер шумел в кронах деревьев, будто океанский прибой. Остановившись у придорожного святилища Летнего короля, Клэй швырнул тусклый медяк к ногам изваяния, отошел на пару шагов, вернулся и бросил еще одну монетку. Здесь, вдали от города, уже сгустились сумерки, и снова захотелось взглянуть в небо.

«Лучше под ноги смотри, – строго велел он себе, – а прошлое ворошить незачем. У тебя, Клэй Купер, сейчас есть то, чего ты сам хотел: жена, дочка, простое житье… Честная жизнь. Спокойная…»

Ну, тут старый приятель Гэбриель только фыркнул бы насмешливо: «Честная жизнь? Честно жить – скукотища, а спокойно жить – та еще тягомотина». А сам, между прочим, семьей обзавелся гораздо раньше Клэя. И дочурка у него сейчас уже совсем взрослая.

Однако образ Гэба так и маячил перед глазами. Вот он, Гэбриель, молодой, дерзкий, блистательный, с презрительной усмешкой заявляет: «Эх, а ведь когда-то мы были великанами… На весь свет прославились. А теперь…»

– А теперь мы старперы, – пробормотал Клэй в темноту.

Ну и что с того? Встречал он настоящих великанов, мудаки они все.

Призрак Гэбриеля неотвязно следовал за Клэем до самого дома – с лукавой ухмылкой скользил вдоль дороги, приветливо махал рукой, сидя на соседском заборе, скорчился нищим бродяжкой на крыльце у порога… Только этот Гэбриель не был ни молодым, ни дерзким, а блистал, как трухлявая доска со ржавым гвоздем. В общем, выглядел хуже некуда. Заметив Клэя, он встал и улыбнулся грустно-грустно, самой печальной улыбкой на свете.

Призрак окликнул Клэя по имени – голос звучал так же естественно, как стрекот сверчков и завывания ветра в кронах. А потом робкая улыбка исчезла, и Гэбриель – живой, настоящий Гэбриель, а вовсе никакой не призрак – припал к плечу Клэя и застонал, цепляясь за руку, будто мальчишка, напуганный темнотой:

– Клэй… умоляю… помоги.

Глава 2
Роза

Когда Гэбриель успокоился, они вошли в дом. Джинни, поджав губы, стояла у плиты. Гриф завилял куцым хвостом, подскочил к Клэю, быстро обнюхал хозяина и принялся изучать Гэбову ногу, будто обоссанное деревце, – ну, воняло от нее не меньше.

Видно было, что старому приятелю худо. Спутанная копна волос, нечесаная борода, одежда – грязные лохмотья, из продырявленных сапог выглядывали чумазые пальцы, как уличные мальчишки из подворотни. Руки нервно подергивались, пальцы дрожали, скрючивались, теребили край рубахи. Но хуже всего – глаза на изможденном лице: впалые, взгляд затравленный, словно Гэбриеля окружало то, чего видеть не хочется.

– Отвяжись, Гриф, – сказал Клэй.

Услышав свою кличку, пес влажно блеснул глазами, высунул розовый язык и радостно вскинул мохнатую черную морду. От беспородного пса никакого толку не было – разве что дочиста вылижет плошку, и на том спасибо. Он не умел ни присматривать за овцами, ни поднять рябчика, а если б в дом забрались грабители, он бы им принес тапки. Зато Клэй всякий раз улыбался, глядя на несуразного песика (умора, да и только), а это дорогого стоило.

– Гэбриель, – наконец произнесла Джинни, но не двинулась с места, не подошла обнять и даже не улыбнулась. Она никогда особо не привечала Гэба – наверное, потому, что обвиняла его во всех дурных привычках (безудержное пьянство, любовь к азартным играм, драки), от которых за десять лет все-таки отучила мужа, ну и во всем остальном (чавкать во время еды, не мыть руки, а то и придушить кого невзначай), с чем боролась до сих пор.

Вдобавок, с тех пор как Гэба бросила жена, он изредка наведывался к Клэю и всякий раз приходил с очередным умопомрачительным замыслом: мол, надо снова собрать банду и отправиться на поиски великой славы, несметных сокровищ и отчаянных приключений. То где-то на юге какой-то герцог нещадно обирает города, то в Унылом Бору завелась стая волков-ходоков, то старушке в глухом углу надо принести в дом белье со двора, а помощи ни от кого не дождешься – ну, кроме «Саги», конечно.

Клэй, ясное дело, отказывался – и не потому, что Джинни ерепенилась, а потому, что понимал: Гэбриель жаждет того, чего больше не вернешь, будто старик, живущий воспоминаниями о золотой молодости. И не будто, а именно что старик. А Клэй твердо усвоил, что так в жизни не бывает. Жизнь не замыкается кольцом, движется не кругом, а по дуге, неизбежной, как путь солнца по небосводу, – сначала яркий восход, потом сияющий зенит славы, и с него-то и начинается неуклонное падение.

Клэй поморгал, разгоняя мельтешение мыслей в голове. Жаль, что он не умеет их облекать в слова, а то как толкнул бы речугу, так все сразу бы и поняли, какой он умный. Нет, он стоял дурак дураком, а гнетущее молчание затягивалось.

– Ты, наверное, проголодался, – наконец сказала Джинни.

Гэбриель кивнул, нервно заломил руки.

Джинни вздохнула, а потом, как и положено жене – заботливой, ласковой, любящей, – нацепила на лицо улыбку, вытащила ложку из горшка и сказала:

– Садись, накормлю. Кроличье жаркое с грибами, Клэй его очень любит.

– Так ведь Клэй грибов терпеть не может, – недоуменно замигал Гэбриель.

– А теперь люблю, – торопливо пояснил Клэй, заметив, как напряглась спина Джинни; не хватало еще, чтобы любимая женушка, языкатая и скорая на расправу, приложила его по лбу той самой деревянной ложкой. – Джинни умеет их готовить, они у нее получаются… – «не такие мерзкие», чуть было не сказал он, но вовремя спохватился и смущенно добавил: – Очень вкусные. Вот как это тебе удается, милая моя?

– В печи томлю, – объяснила она, ухитрившись вложить весьма зловещий смысл в три самых обычных слова.

Уголок Гэбриелевых губ приподнялся в подобии улыбки.

«Ага, ему всегда нравилось глядеть, как надо мной насмехаются», – припомнил Клэй, усаживаясь за стол.

Гэбриель последовал примеру друга. Гриф улегся на подстилку, вылизал себе яйца и тут же уснул. Клэй, подавив завистливый вздох, спросил:

– А Талли дома?

– Гуляет где-то, – ответила Джинни.

Где-то… лишь бы недалеко, подумал Клэй, а то по лесу шастают койоты, в холмах завелись волки, да еще кентавр этот, которого Рик Ярсон видел у Тасселевой фермы. Ну, или лось. И тот и другой с перепугу враз затопчут девчонку.

– Негоже ей гулять в ночи, – сказал он.

– С тебя пример берет, Клэй Купер, – проворчала жена. – Только не говори, что тебя задержали на заставе. Вон, королевскими ссаками так и несет, сил нет.

«Королевскими ссаками» Джинни называла пиво в кабаке. В общем-то, правильное название. Клэй, как первый раз услыхал, долго смеялся. Но теперь было не смешно.

Во всяком случае, Клэю. Гэбриель, похоже, уже пришел в себя и даже повеселел, заухмылялся во весь рот, как мальчишка, за чьи проделки приходится отдуваться старшему брату.

– На болоте она, – сказала Джинни, снимая с полки две глиняные плошки. – Хорошо еще, что пока приносит домой только лягушек. А там, глядишь, парни потянутся. То-то будет тебе радость.

– Да не будет ничего такого, – пробормотал Клэй.

Джинни презрительно хмыкнула; он бы спросил, с чего это она, но тут перед ним возникла дымящаяся плошка жаркого. От наваристого, даром что грибного, духа невольно заурчало в животе.

Жена сняла накидку с вешалки у двери:

– Пойду гляну, как там Талли. Может, помогу ей лягушек донести. – Джинни подошла к столу, поцеловала Клэя в макушку, пригладила ему торчащий хохол. – А вы тут посплетничайте без меня.

В дверях она остановилась, взглянула сначала на Гэбриеля, который глотал жаркое с такой жадностью, будто его очень давно не кормили, а потом уже и на Клэя. Лишь спустя несколько дней (и вдали от дома) он понял, что именно выражал ее взгляд: задумчивую, отрешенную печаль, словно Джинни, его любящая, проницательная красавица-жена, уже догадалась, к чему все идет – неминуемо, как наступление зимы или неотвратимый бег реки к далекому морю.

В раскрытую дверь ворвался холодный ветер. Джинни поежилась, запахнула накидку и вышла.

* * *

– Это все Роза.

Они доели жаркое и отодвинули пустые плошки. Клэй знал, что надо бы их сложить в таз с водой, пусть отмокают, а то потом не отскребешь, но ему было лениво вставать из-за стола. Гэбриель явился среди ночи, откуда-то издалека, и ему явно не терпелось что-то рассказать. Ладно, пусть рассказывает.

– Дочка твоя? – уточнил Клэй.

Гэб медленно кивнул, оперся ладонями о столешницу, устремил взгляд куда-то вдаль.

– Она у меня… строптивая, – наконец произнес он. – Порывистая. Я бы сказал, что в мать нравом пошла, но… – По губам снова скользнула тень знакомой ухмылки. – Помнишь, я ее учил рубиться на мечах?

– Ага, а я тебя предупреждал, что лучше этого не делать, – сказал Клэй.

Гэбриель пожал плечами:

– Я хотел обучить ее основам, чтобы она в случае чего смогла за себя постоять. Ну, сам знаешь, коли́ острым концом и все такое. Но ей хотелось большего. Ей хотелось… – Он умолк, подыскивая слова. – Ей хотелось славы.

– Вся в отца.

– Вот именно, – удрученно поморщился Гэбриель. – Наслушалась глупых россказней, вбила себе в голову, что надо стать героем и собрать свою банду.

«Интересно, от кого она слышала эти глупые россказни», – подумал Клэй.

– Ну да, – кивнул Гэбриель, словно прочитав его мысли, – я сам виноват, отпираться не стану. Но дело даже не во мне. Нынешние юнцы, Клэй… они ведь бредят наемниками. Чуть ли не поклоняются им. Как с ума посходили. А наемники эти… у них не банды, а не пойми что. Какой-нибудь мудак нанимает безымянных отморозков, чтобы устраивали бучу, а сам размалюет морду, нацепит расфуфыренные латы, подвесит сверкающий меч к поясу – и ну гарцевать. Представляешь, нашелся придурок, который выезжает в бой на мантикоре.

– На мантикоре? – ошарашенно переспросил Клэй.

– То-то и оно, – горько рассмеялся Гэб. – Это ж каким олухом надо быть, а? Мантикоры же зловредные. Да что я тебе рассказываю, ты и сам знаешь.

Клэй и впрямь знал; однажды мантикора насквозь проткнула ему правое бедро, до сих пор остался вот такущий шрам. Нет, на мантикоре далеко не уедешь. А потом, какой дурак решится оседлать крылатого льва с отравленным жалом в хвосте? Ан нет, похоже, нашелся один такой.

– Они и нам поклонялись, – напомнил Клэй. – Ну, тебе-то уж точно. И Ганелону. До сих пор и сказки сказывают, и песни поют о ваших подвигах.

Естественно, рассказы о подвигах были преувеличены, а песни по большей части – сплошная выдумка. Но их все равно помнили, даже тогда, когда те, кого восхваляли в песнях, давным-давно забыли о прежней жизни.

«А ведь когда-то мы были великанами…»

– Нет, теперь все иначе, – вздохнул Гэбриель. – Видел бы ты, Клэй, какие толпы собираются, когда эти банды приходят в город. Мужики орут как резаные, бабы визжат, рыдают взахлеб, чуть ли не в судорогах бьются… Говорю ж, как с ума посходили.

– Бред какой-то, – с чувством произнес Клэй.

– Так вот, – продолжил Гэбриель, – Розе втемяшилось в голову стать мечником, ну я ее и научил кое-чему, думал, что надоест, побалует и бросит. Я ж не учил плохому. Жена взбеленилась, понятное дело.

Еще бы, подумал Клэй. Валерия, мать Розы, не признавала ни грубой силы, ни оружия и терпеть не могла тех, кто ими пользовался – как во зло, так и во благо. Отчасти из-за нее банда и распалась.

– А у Розы оказался настоящий талант, – сказал Гэбриель. – Из нее вышел отличный боец, и это я говорю не из отцовской гордости. Поначалу она устраивала битвы с соседскими ребятишками, но тем быстро надоело – кому ж интересно, когда тебя раз за разом укладывают на лопатки. Тогда Роза начала ввязываться в уличные драки, а потом уговорилась с устроителями турниров и показательных поединков, ну и понеслось.

– Еще бы, дочь Золотого Гэба… – задумчиво произнес Клэй. – На нее всякому любопытно поглядеть.

– Ага, желающих нашлось немало, – кивнул приятель. – Только как-то раз Валерия увидела синяки и взъярилась. Ох, да ты же ее знаешь… Она во всем обвинила меня, а Розе и думать запретила о мечах да о баталиях, так что какое-то время дочь не участвовала в поединках, а потом… – Он умолк, скрипнул зубами. – Когда Валерия меня бросила, мы с Розой… в общем, мы тоже рассорились. Она снова взялась за свое, дома не бывала сутками, к синякам прибавились раны посерьезнее. И волосы обкорнала… Слава Святой Четверице, что Валерия этого не видела, иначе я бы тоже кой-чего лишился – не волос, а головы. А тут еще и циклоп откуда ни возьмись…

– Циклоп?

Гэбриель покосился на приятеля:

– Ну, здоровый такой тип, сволочного нрава, единственный глаз – и тот во лбу.

– Да знаю я, что такое циклоп, – насупился Клэй.

– А чего тогда спрашиваешь?

– Я не… – начал Клэй и осекся. – Ладно, проехали. Так что там с циклопом?

Гэбриель вздохнул:

– Он обосновался в старом форте к северу от Выдриного Ручья, начал таскать коров и коз, сожрал чью-то собаку, а потом загубил и хозяев, которые отправились на поиски пропавшей живности. У престольных гвардейцев забот полон рот, вот они и решили кого-нибудь нанять, только как раз тогда годных наемников в округе не нашлось, а у тех, кто был под рукой, с циклопом разбираться кишка тонка. Долго ли, коротко ли, вспомнили обо мне, прислали человека с предложением, только я отказался наотрез: мол, у меня и меча-то больше нет.

– Как это нет? – недоуменно спросил Клэй. – А Веленкор?

Гэбриель отвел глаза:

– Я его… продал.

– Не понял… – Клэй, не дожидаясь ответа, тяжело оперся ладонями о столешницу, чтобы ненароком не ухватить плошку и не разбить ее о голову приятеля, ну, или не заехать кулаком в морду, и медленно произнес: – Мне тут послышалось, что ты продал Веленкор. Тот самый Веленкор, которым тебя одарил архонт на смертном одре? Тот самый меч, которым он прорубил проход из своего мира в наш? Ты продал этот меч?

Гэбриель понуро сгорбился над столом:

– Ага. Мне надо было расплатиться с долгами, а Валерия запретила держать в доме оружие, особенно после того, как узнала, что я Розу учил мечному бою, – смущенно пояснил он. – Она заявила, что меч – опасная штука.

– Да она… – Клэй осекся, откинулся на спинку стула, потер глаза руками и застонал; Гриф, словно вторя хозяину, тихонько зарычал на подстилке в углу. – Ладно, продолжай.

– После того как я отказался, циклоп резвился еще пару недель, а потом вдруг пошли слухи, что его порешили. – Гэбриель печально улыбнулся. – Она сама. В одиночку.

– Роза, – понимающе сказал Клэй, хотя и так было ясно, кто разделался с циклопом.

Гэбриель кивнул:

– Вот она и прославилась в одночасье. Ей даже прозвище придумали – Кровавая Роза. Красиво, правда?

Ага, подумал Клэй, но вслух говорить не стал, слишком обозлился на приятеля из-за меча. Ладно, пусть Гэб рассказывает, зачем пришел, а как расскажет, тут-то Клэй и выставит своего старинного закадычного дружка за порог, чтоб духу его здесь больше не было.

– А потом Роза набрала свою банду, – продолжил Гэбриель. – Они порасчистили окрестности: уничтожили гнездо гигантских пауков, убили старого аспида-падальщика в сточной канаве, про которого все и забыли, что он еще жив… Я все надеялся… – Он закусил губу. – Я все надеялся, что она выберет другое занятие, пойдет не по отцовской дорожке, а по какой получше. – Он в упор посмотрел на Клэя. – А тут вдруг Кастийская республика запросила помощи, созвала всех наемников на битву с Жуткой ордой.

На миг Клэй задумался, при чем тут это, а потом вспомнил недавние разговоры в кабаке: двадцатитысячное войско Кастийской республики попало в окружение и было наголову разбито превосходящими силами противника, а уцелевшие бойцы укрылись в осажденной Кастии и теперь наверняка жалели, что не погибли на поле боя.

Значит, сгинула и дочь Гэбриеля. Или сгинет, как только город падет.

– Гэб, мне… – начал Клэй, стараясь ничем не выдать мучительную боль.

– Я иду к ней на выручку. – Гэбриель подался вперед, гневно сверкнул глазами. – Ты мне нужен, Клэй. Самое время снова собрать банду.

Глава 3
Хороший человек

Без меня.

Судя по всему, приятель не ожидал такого ответа и уж точно не думал, что Клэй даст его с такой резкостью. Пламя в глазах Гэбриеля угасло, сам он заморгал и недоверчиво уставился на Клэя:

– Но…

– Говорю же, без меня. Я с тобой никуда не пойду, ни на какой запад. И Джинни с Талли не оставлю. И не собираюсь искать Муга, Матрика и Ганелона, – кстати, Ганелон наверняка до сих пор всех нас ненавидит лютой ненавистью! И ни в какую Жуть не потащусь, и не зови! Глифовы титьки, да отсюда до Кастии тысяча миль, и все нехожеными тропами, ты же знаешь.

– Знаю, – начал Гэбриель.

– Ах, знаешь?! – перебил его Клэй. – Тоже мне, знает он! Помнишь горы? А великанов в этих горах не забыл? А птичек? Помнишь этих проклятых тварей, Гэбриель? Тех самых, что великанов таскали в когтях, как мышей?

Гэб поежился, вспомнив тень гигантских крыльев в небе, и неуверенно предположил:

– Так ведь птицы-рух давно вымерли…

– Может, и вымерли, – смилостивился Клэй. – А раски? Йетики? Кланы огров? А тысячемильный лес никуда не делся? Ты вообще помнишь Жуть, а, Гэб? Ходячие деревья, говорящие волки… Между прочим, табуны кентавров все еще охотятся на людей! И жрут человечину в свое удовольствие. Я вот не забыл. А черногниль? По-твоему, ради всего этого я должен составить тебе компанию? Ты соображаешь, куда меня тащишь?

– Так ведь не впервой, – напомнил Гэбриель. – Зря, что ли, нас прозвали Королями Жути…

– Прозвали, ну и что с того? Мы тогда были на двадцать лет моложе, спину по утрам не ломило, не вставали по малой нужде по десять раз за ночь… Время жалости не знает, Гэбриель. Оно исправно делает свою работу – вон как нас поломало и скрючило. Мы теперь старики. Это раньше нам все удавалось, а теперь… Поздно уже нам, трухлявым пенькам, соваться в Жуть. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Дальше можно было не продолжать. Было понятно и без объяснений, что, даже если удастся дойти до Кастии, в обход Жуткой орды, и незамеченными пробраться в город, скорее всего, к тому времени Роза погибнет.

– Она жива, Клэй, – сказал Гэбриель, но в его глазах блеснула не холодная уверенность, а предательские слезы. – Она жива, я знаю. Я же сам ее учил рубиться. Из нее мечник вышел не хуже меня. А то и лучше. Она в одиночку справилась с циклопом! – Он уговаривал не столько друга, сколько самого себя. – Четыре тысячи бойцов уцелели в смертельной битве и укрылись за стенами Кастии. Четыре тысячи! И Роза среди них. Иначе и быть не может.

– Ну, наверное, – вздохнул Клэй. А что тут еще скажешь?

– Я должен ей помочь, – продолжал Гэбриель. – Ее надо спасти. Я знаю, что уже не тот, что прежде… Я даже на тень свою больше не похож. Постарел, одряхлел, – грустно признал он. – Все мы постарели. Но я – ее отец, пусть и хреновый, потому что не надо было ее отпускать. И все равно, я не собираюсь сидеть и жаловаться на свои болячки, пока дочь помирает с голоду за тридевять земель отсюда. Только одному мне ее не вызволить, – горько рассмеялся он. – У меня нет денег на наемников, а если б и были, все равно желающих не найти.

И то верно, подумал Клэй.

– На тебя вся надежда, – сказал Гэбриель. – Без тебя – без всей нашей банды – у меня ничего не выйдет. И Роза погибнет. – Он умолк, выжидая, а потом нарочно надавил на больное: – А если б на ее месте была Талли?

Клэй долго молчал, вслушиваясь в тихое потрескивание половиц и разглядывая грязные плошки и деревянные ложки на столешнице. Потом посмотрел на Гэбриеля. Гэбриель не сводил с него глаз, грудь мерно вздымалась и опадала, сердце стучало в такт сердцу Клэя. Интересно, каким образом этот простой орган – скользкая от крови мышца размером с кулак – предчувствует то, что разум еще не осознает…

– Прости, Гэб. Я не могу…

Приятель сидел не шевелясь, только напряженно свел брови, а потом по губам его скользнула странная, робкая улыбка.

– Я не могу, – повторил Клэй.

Прошло еще немного времени. Гэбриель, продолжая смотреть на приятеля, чуть склонил голову набок и наконец произнес:

– Знаю.

Он встал. В тишине ножки стула скрипнули по половицам, будто пронзительно вскрикнул сокол.

– Заночуй у нас, – предложил Клэй.

– Нет, пойду, – покачал головой Гэбриель. – Мои вещи на крыльце. В городе найдется постоялый двор?

– Да, – кивнул Клэй. – Гэбриель… – Ему хотелось что-то добавить, только он не знал, что именно. Еще раз попросить прощения? Объяснить, что если он отправится на запад, то, как ни крути, случится неизбежное и Джинни останется без мужа, а Талли – без отца, а этого он не может допустить. Рассказать, что здесь, в Ковердейле, ему хорошо и покойно, впервые за много беспокойных лет? Признаться, что его до усрачки пугает сама мысль о Жути, осажденной Кастии и орде?

Нет, он не мог признаться в своих страхах.

К счастью, Гэбриель его прервал:

– Поблагодари Джинни за вкусное жаркое. А дочке передай привет от дяди Гэба, ну, знаешь, здравствуй и прощай или как-то так.

«Надо бы ему сапоги дать и плащ какой-нибудь. Воды или вина в дорогу…» – рассеянно подумал Клэй, но вслух ничего не сказал, так и сидел за столом, не двигаясь с места.

Гэбриель распахнул дверь, впустил в дом ночную прохладу. Ветер свистел в кронах деревьев. Сверчки стрекотали в высокой траве.

В углу на подстилке Гриф приоткрыл глаз, посмотрел на Гэба в дверях и снова уснул.

На пороге Гэбриель помедлил, оглянулся.

«Ну вот, сейчас чего-нибудь съязвит на прощание, – мысленно вздохнул Клэй. – Мол, он бы мне на выручку всегда пришел, а я…»

Лучшим оружием Гэба – если не считать Веленкор – всегда были слова. Потому он и в банде был вроде как лидером, ее голосом. Но сейчас, прежде чем закрыть за собой дверь, он сказал только:

– Хороший ты человек, Клэй Купер.

Простые слова. Не обидные. Не нож в бок, не клинок в грудь.

А все равно больно.

Талли, как только вбежала в дом, принялась показывать лягушек, вывалила их на стол, мать не успела ее остановить. Одна из лягух, здоровенная, желтая, с куцыми, еще не отросшими крылышками, рванулась было на свободу и спрыгнула на пол, но тут к ней подбежал Гриф, облаял, она и замерла. Талли подхватила беглянку, шлепнула по башке и посадила к остальным. Ошалелая лягуха притихла.

– Пока стол не отмоешь, спать не ляжешь, – сказала Джинни.

Дочка невозмутимо пожала плечами:

– Ага. Пап, а угадай, сколько я лягух нашла?

– Сколько? – спросил Клэй.

– А ты угадай.

Он посмотрел на четырех лягушек на столешнице:

– Гм… Одну?

– Нет, больше!

– Ах, больше… Пятьдесят?

Талли, хихикая, оттолкнула осмелевшую лягушку подальше от края стола.

– Нет, не пятьдесят! Вот, погляди, целых четыре! Ты что, считать не умеешь?

С гордостью заправского барышника, похваляющегося табуном призовых скакунов, она стала показывать лягушек одну за одной, называя их по именам и объясняя, чем они отличаются друг от друга. Здоровенную желтую лягуху Талли сгребла в горсть и сунула Клэю под нос:

– Это Берт. Видишь, он желтый. Мама говорит, он скоро крылья отрастит. Я его дяде Гэбриелю подарю. – Она оглядела комнату, словно только сейчас заметив, что Гэбриеля нет. – Ой, а где он? Спит уже?

Клэй с Джинни переглянулись.

– Он ушел, – сказал Клэй. – Просил передать тебе привет.

– А он вернется? – недоуменно спросила дочка.

«Надеюсь, что нет», – подумал Клэй и ответил:

– Может быть.

Талли ненадолго умолкла, разглядывая лягушку в горсти, а потом широко улыбнулась:

– Ну, тогда у Берта крылья успеют отрасти!

Куцые култышки на лягушачьей спинке судорожно дернулись.

Джинни подошла к столу, пригладила дочке встрепанные волосы, совсем как недавно мужу:

– Все, дружочек, спать пора. Приятели твои подождут на крыльце.

– Мам, они же разбегутся! – возмутилась Талли.

– А ты их снова найдешь, – сказала мать. – Они тебя увидят и обрадуются.

Клэй рассмеялся, Джинни тоже улыбнулась.

– Конечно обрадуются, – заявила Талли, перецеловала всех лягушек, попрощалась с каждой и по одной вынесла их на крыльцо.

Джинни недовольно поморщилась, а Клэй с облегчением вздохнул: хорошо, что ни одна лягуха не превратилась в принца, – и без них на сегодня гостей хватит, да и кормить нечем, жаркого больше не осталось.

Талли начисто вытерла стол и ушла умываться. Гриф побежал за ней. Джинни села у стола, взяла Клэя за руку и сжала в ладонях:

– Ну, рассказывай.

Он и рассказал.

Талли уснула. Ночник у кровати, накрытый жестяным колпаком с прорезанными в нем звездочками, отбрасывал на стены дрожащие пятна созвездий. Тусклый свет золотил темно-русые, как у отца, волосы девочки. Перед сном она потребовала, чтобы отец рассказал ей сказку – про драконов, но про драконов было нельзя, потому что потом ей снились кошмары. Но Талли была храброй девочкой и требовала только сказку про драконов. Вместо сказки про драконов Клэй начал рассказывать про русалок и гидрака и только потом сообразил, что гидрак – это как семь драконов сразу… ну, может, и пронесет, не проснется с криком посреди ночи.

Вообще-то, это была не сказка, а взаправдашняя история, просто Клэй ее немного приукрасил (сказал, что сам гидрака убил, хотя это Ганелон отличился) и замял кое-какие подробности: девятилетней девочке – да и ее маме – слышать их было ни к чему. К примеру, из-за того, что благодарность русалок не знала границ, Клэй приобрел весьма обширные познания в области загадочной русалочьей анатомии, однако, если честно, до сих пор не очень понимал, как оно все устроено.

Наконец Талли задышала ровно и глубоко, и Клэй сообразил, что рассказывает сказку себе самому. Он разглядывал лицо дочери – крошечный рот, румяные щеки, фарфоровая пуговка носа, – изумленно раздумывая, как Клэю Куперу, разумеется не без помощи Джинни, удалось произвести на свет такое чудесное, невообразимо прекрасное создание. Он не выдержал и осторожно коснулся ее ладошки; тоненькие пальцы непроизвольно сомкнулись, и Клэй улыбнулся.

Талли приоткрыла глаза:

– Папа…

– Что, солнышко мое?

– А Розу выручат?

У него замерло сердце. Рот невольно раскрылся, а разум лихорадочно искал подходящий ответ.

– Ты подслушивала? – спросил Клэй.

Ну конечно же подслушивала – это стало любимым занятием Талли с тех пор, как однажды ночью она услышала негромкий разговор родителей о пони – подарке на ее день рождения.

Девочка сонно кивнула:

– Она же попала в беду… ее выручат, правда?

– Не знаю, – ответил Клэй.

А надо было сказать: «Да, конечно выручат». Ведь детям лгать незазорно, если это ложь во благо…

– Дядя Гэб ее спасет, – пробормотала Талли, закрывая глаза.

Клэй замер, надеясь, что она снова уснет.

Глаза распахнулись.

– Спасет, правда?

На этот раз он успел заготовить ответ:

– Конечно спасет, солнышко.

– Хорошо, – сказала она. – А ты с ним не уйдешь?

– Нет, – прошептал он. – Не уйду.

– А если б меня злодеи в западню загнали… где-нибудь далеко-далеко… Ты пошел бы меня спасать, а, пап?

Боль в груди расползалась мерзкой гнилью – не то стыд, не то грусть, не то тошнотворное сожаление, а может, все три одновременно. Клэй вспомнил робкую улыбку Гэбриеля, его прощальные слова: «Хороший ты человек, Клэй Купер».

– Ради тебя я на все готов… Меня ничто на свете не остановит.

Талли улыбнулась и чуть крепче сжала его руку:

– Значит, ты и Розу спасешь.

И он сломался. Сжал зубы, подавил невольный стон, зажмурился, чтобы не дать воли слезам, но не успел.

Не то чтобы Клэй всегда был хорошим человеком, нет, однако ему очень хотелось им стать. Он обуздал привычку к жестокости и насилию, поступил на службу в городскую стражу и применял свой скромный запас умений и навыков во имя добра. Он хотел, чтобы им гордились и Джинни, и, главное, его любимая дочурка Талли, самое дорогое создание на свете, золотинка, вымытая из мутной реки его души.

Но ведь добро и благо трудно измерить, размышлял Клэй. Если взять два добрых деяния, то одно всегда перевесит другое, пусть даже и на пушинку. В том-то все и дело… И сделать выбор – правильный выбор – не каждому под силу.

Нет, хороший человек, пусть даже из самых благих намерений, не будет сидеть сложа руки, когда его лучший друг теряет или уже потерял кого-то из близких. Клэй это прекрасно понимал.

И его дочь тоже понимала.

– Пап, а чего ты плачешь? – спросила она, наморщив лоб.

Улыбка на лице Клэя была такой же, как у Гэба, – робкой, изломанной и грустной.

– Потому что я буду по тебе скучать, – ответил он.

Глава 4
В путь

Он попрощался с Джинни на вершине холма у фермы. Клэй думал, что жена помашет ему с порога или дойдет до поворота, там, где тропка пересекалась с проселочным трактом, и страшился этой минуты почти как приговоренный к смерти узник, которому палач вот-вот подаст знак: мол, твой выход, плаха ждет. Но Джинни, взяв его под руку, неторопливо поднималась по склону холма и говорила о каких-то мелочах. Клэй, сам того не заметив, начал согласно кивать и посмеиваться над ее шутками, которых он потом так и не смог вспомнить, и почти забыл, что всякое случается и что он, возможно, больше никогда не услышит ее голоса и не увидит, как пряди ее волос сверкают в лучах утреннего солнца, вот как сейчас, когда они наконец-то дошли до вершины холма, а над зеленым простором золотилась заря.

Чуть раньше, в серых предрассветных сумерках, Джинни предупредила Клэя, что хоть и будет по нему скучать, но при расставании слез лить не станет, потому что это ей не по нраву. Однако на вершине холма, еще раз повторив, что Клэй – хороший человек, она разрыдалась. И он тоже. Когда слезы высохли, Джинни приложила ладони к щекам мужа, пристально посмотрела ему в глаза и наказала:

– Ты вернись домой, ко мне, Клэй Купер.

«Вернись домой, ко мне…»

Вот эти слова он точно будет помнить до самой смерти.

В «Королевской голове» Гэбриеля не оказалось, но кабатчик Шеп, который вечно торчал за стойкой как приклеенный – может, он и ходить-то не умел, – упомянул, что в обмен на песни позволил какому-то дряхлому барду заночевать в конюшне.

– А поет он здорово, аж заслушаешься, – добавил Шеп, ополаскивая кувшины в тазу с мутной водой. – Про друзей, которые стали врагами, про врагов, которые стали друзьями. А дракона так живописал, будто сам с ним бился. Грустные такие баллады, душещипательные. Я даже всплакнул.

Понятное дело, в конюшне был Гэб. Достославный герой, который некогда делил с королями пиршественную чару (а с королевами – ложе), спал, свернувшись клубочком на вонючей соломе. Клэй хлопнул его по плечу. Гэбриель вскочил с криком, будто ему кошмар приснился, – так оно и было, наверное. Клэй отвел приятеля в кабак, спросил завтрак на двоих. Гэб все дергался, пока одна из Шеповых дочерей – тихая, темноволосая – не принесла заказ, а потом набросился на еду так же жадно, как вчера на Джиннино жаркое.

– Тут вот одежонка потеплее, – сказал Клэй, – и сапоги. Поешь вдоволь, а потом Шеп согреет воды, искупаешься.

– А тебе что, воняет? – с кривой ухмылкой спросил Гэб.

– Еще как, – ответил Клэй.

Гэбриель поморщился. Клэй нехотя ковырялся в тарелке, надеясь, что вот сейчас все и закончится. Он сделал все, что мог: накормил приятеля, одел его, обул, – теперь можно и домой. Ну, сказал бы Джинни, что, мол, уже не застал Гэба в Ковердейле, а она бы утешила: «Что ж, ты хотел как лучше», а он бы ей ответил: «Ну да…» – и улегся бы в кровать, к жене под теплый бочок, а потом…

Гэбриель рассматривал Клэя, будто у того вместо головы была стеклянная банка, в которой кругами плавали рыбки-мысли, а потом, заметив тяжелую котомку на скамье напротив и край большого черного щита за спиной друга, уставился в пустую тарелку, надолго умолк, хлюпнул носом, утер глаза засаленным рукавом и сказал:

– Спасибо.

Клэй вздохнул – вот тебе и домой – и ответил:

– Не за что.

Приятели заглянули в караулку у городских ворот: Клэю надо было сдать зеленый плащ стражника и сообщить Сержанту, что они уходят из Ковердейла.

– Куда это вы собрались? – спросил Сержант; его настоящего имени не знал никто, кроме жены, которая умерла много лет назад и унесла тайну с собой в могилу.

Сержант, человек неопределенного возраста, славился честностью и прямотой. На обветренном, дочерна загорелом лице красовались длинные густые усы, тронутые сединой, – они свисали до самого пояса, будто конские хвосты. Он никогда не служил в армии, не присоединялся к наемникам, а всю жизнь провел на страже Ковердейла.

Клэю совершенно не хотелось пускаться в подробный рассказ об их безнадежном предприятии, поэтому он просто ответил:

– В Кастию.

Стражники у ворот только что не охнули, а Сержант разгладил усы и посмотрел на Клэя сквозь щелочки прищуренных глаз:

– Гм, далеко.

Далеко? Сказал бы лучше, что солнце высоко.

– Ага, – буркнул Клэй.

– Верни обмундировку, – потребовал Сержант, протягивая мозолистую ладонь.

Клэй вручил ему зеленый плащ стражника, хотел было отдать и меч, но Сержант покачал головой:

– Оставь себе.

– На южной дороге озоруют грабители, – заметил один из стражников.

– А у Тасселевой фермы видели кентавра, – добавил второй.

– Вот, держи. – Сержант сунул Клэю бронзовый шлем с широким носовым щитком – круглый, как суповая миска, и подбитый кожей.

Клэй терпеть не мог шлемы, особенно такие уродливые.

– Спасибо, – сказал он и прижал шлем к боку.

– Да ты надень, – посоветовал Гэбриель.

Клэй укоризненно посмотрел на него: мол, а еще друг называется. Совет прозвучал искренне, но уголки губ Гэба насмешливо подрагивали – он хорошо знал, что Клэй на дух не выносит шлемы.

– Чего? – переспросил Клэй, сделав вид, будто не расслышал.

– Да надень же, – настойчиво повторил Гэбриель, и на этот раз в его голосе прозвучала плохо скрытая насмешка.

Клэй беспомощно огляделся, но, похоже, шутка была понятна только им двоим. Стражники выжидающе уставились на него. Сержант кивнул.

Клэй нахлобучил шлем, передернулся, когда липкий от пота кожаный подбой коснулся головы, а широкий щиток больно приплющил нос, потом заморгал, привыкая к черной полосе между глаз.

– Неплохо, – заметил Гэбриель, почесывая переносицу, чтобы скрыть расплывающуюся улыбку.

Сержант ничего не сказал, лишь блеснул зорким вороньим глазом – наверное, все-таки подначивал.

Клэй натянуто улыбнулся Гэбриелю:

– Ну что, пойдем?

Они вышли за ворота. В двухстах шагах от крепостной стены тропа сворачивала влево, к густому ельнику, близ которого начинался овраг. Как только приятели скрылись за деревьями, Клэй сорвал шлем с головы и с размаху запустил его в воздух. Шлем взлетел крутясь, шмякнулся об землю, отскочил и, подпрыгивая, покатился на дно оврага, где уже скопилась обширная коллекция таких же шлемов, проржавевших от дождя, покрытых лишайниками или просто утонувших в грязи и давших приют грызунам и прочим мелким зверюшкам. Как только еще один бронзовый шлем остановил свой бег по скользкой траве, на его край вспорхнул королек и тут же решил, что это – самое лучшее место для гнезда.

Клэй и Гэб шли бок о бок по тропинке, вьющейся среди высоких белых берез и зеленого ольшаника. Поначалу оба молчали, погруженные в мрачные мысли. Безоружный Гэбриель нес какой-то мешок, по виду пустой, а котомка Клэя была битком набита: завернутые в тряпицу пироги, смена белья, теплый плащ и бесчисленное множество носков – хватило бы на целую армию. На поясе Клэя висел меч, а за правым плечом – верный щит Черное Сердце.

Щит назвали по имени неистового древея, который поднял на битву живой лес и целый месяц вершил кровавую резню на юге Агрии. Древей и его древесное воинство сровняли с землей несколько деревень, а потом осадили Полый Холм. Среди горстки защитников, оборонявших крепость, единственными настоящими воинами были Клэй и его товарищи. О битве, которая длилась почти неделю и унесла жизнь очередного незадачливого барда «Саги», сложили такую тьму песен, что их и за целый день не спеть.

Клэй собственноручно завалил древея, а ствол поверженного врага разрубил на плашки и смастерил из них щит, с которым никогда не расставался. Щит неоднократно – гораздо чаще, чем товарищи по банде, – спасал ему жизнь. Поверхность щита испещряли отметки бесчисленных сражений: были тут и глубокие царапины, оставленные острыми как бритва когтями гарпии-несушки, и расплывчатые изъязвленные пятна – следы кислотного дыхания механического быка. Привычная тяжесть щита внушала уверенность, хотя кожаная перемычка и натирала плечо, верхняя кромка больно била в затылок, а спина под немалым грузом болела, как холка тягловой лошади, впряженной в телегу с гранитными глыбами.

– Джинни хорошо выглядит, – сказал Гэбриель, нарушив затянувшееся молчание.

– Угу, – из вежливости ответил Клэй.

– А сколько Талли лет? Семь? – не унимался Гэб.

– Девять.

– Девять?! – Гэбриель удивленно помотал головой. – Ох, куда только время летит!

– В теплые края.

Дальше они пошли молча, но Клэй чувствовал, что приятелю не терпится поговорить. Они ведь и сдружились из-за того, что Гэбриель не умел и не любил молчать.

– Ты ж в Пятипрестолье живешь? – начал Клэй, решив сменить тему, – разговоры о жене и дочери навевали отчаянную тоску по дому.

– Жил, – сказал Гэбриель. – А потом, ну ты представляешь…

Вообще-то, Клэй ничего такого не представлял, но сообразил, что других объяснений от Гэбриеля не дождешься.

– Из города я ушел года два назад, обосновался в Ливневом Ручье, иногда соглашался на сольную работенку, чтобы прокормить семью и не остаться без крыши над головой.

– На сольную работенку? – недоверчиво переспросил Клэй, осторожно обходя внушительную рытвину; всю весну и лето на юг, к Контову, тянулись обозы, груженные лесом, и дорогу усеивали глубокие колдобины и выбоины, оставленные тележными колесами.

– А что такого? Я брался за то, что мне по плечу, – пояснил Гэб. – Парочка огров, баргест, стая волколаков – ну, в человечьем облике им было лет за семьдесят, так что я с ними расправился влегкую.

Клэй слушал его со смесью ужаса, недоверия и неподдельного изумления: в окрестностях Пятипрестолья – города в самом сердце Грандуаля – чудовищные твари встречались редко.

– Вот уж не думал, что в Ливневом Ручье засилье монстров, – сказал он.

– Было, да сплыло, – ухмыльнулся Гэбриель.

Клэй подавил невольный вздох и выразительно закатил глаза: «Надо же, сам напросился». Хотя, если подумать, здорово, что к приятелю понемногу возвращалась прежняя уверенность в себе, – может, ржа и не выела клинок дочиста.

– Там мы с Розой и виделись в последний раз, – мрачно продолжал Гэбриель; ухмылка исчезла без следа. – Она меня навестила, перед тем как отправиться на запад. Я начал ее отговаривать, ну мы и сцепились, разругались вдребезги, всю ночь орали друг на друга. Утром просыпаюсь, а она уже ушла. – Он помотал головой, закусил губу и, сощурившись, уставился вдаль. – Вот если бы… – вздохнул он, помолчал и спросил: – А ты как жил, пока я тебе не попутал все планы?

– Мы думали, вот Талли подрастет, отправим ее в школу, в Охфорд. А сами продадим хозяйство и откроем где-нибудь свое заведение.

– Постоялый двор, что ли? – уточнил Гэбриель.

– Ага, – кивнул Клэй. – Домик в два этажа, на заднем дворе конюшня, а может, и кузня, чтобы было где лошадей подковать и инструмент чинить…

Гэбриель почесал в затылке:

– Школа в Охфорде, постоялый двор… неужели городским стражникам так хорошо платят? Вот вернемся, попрошу вашего Сержанта, чтоб взял меня на службу. Ты же знаешь, в шлеме я неотразим…

– Джинни торгует лошадьми, – признался Клэй. – Зарабатывает впятеро больше меня.

– Повезло тебе. – Гэбриель покосился на него. – Подумать только, свой постоялый двор… Вот просто картина маслом: на стене висит Черное Сердце, за стойкой Джинни наливает пиво, а старина Клэй Купер сидит у камелька, рассказывает всем, как в стародавние времена, чтобы порешить дракона, надо было карабкаться по заснеженным склонам…

Клэй со смешком отмахнулся от шершня перед носом. Драконы, вообще-то, всегда живут на вершинах, потому и приходится карабкаться по заснеженным склонам. Ну и что в этом удивительного?

Гэбриель остановился так неожиданно, что Клэй, погруженный в размышления, едва не сбил его с ног и хотел спросить, в чем дело, но, оглядевшись, сообразил, куда они дошли.

У дороги виднелись развалины, полускрытые разросшимися кустами и высокой жухлой травой. Неподалеку рос раскидистый дуб, с которого дождем опадала яркая багряная листва. Корявые дубовые корни обвились вокруг черных от копоти камней.

В этих краях Клэй не бывал очень давно – сюда, на юг от Ковердейла, ездить ему было незачем, да и о родном доме он старался не вспоминать. Клэй стоял, убеждая себя, что здесь не пахнет горелым, что языки пламени не лижут лицо, что не слышно ни криков, ни глухого стука кулаков по бревенчатым стенам… Он так хорошо все это помнил, что воспоминания, будто корни дуба, так и норовили уволочь его под землю.

Гэбриель положил руку ему на плечо, и Клэй вздрогнул.

– Прости, – рассеянно пробормотал он. – Я…

– Навести ее, – сказал Гэб.

Клэй вздохнул, глядя, как листья кружат в воздухе, будто искры костра, устилают землю алым ковром. Над ухом сердито жужжал шершень – тот самый, которого он отогнал, или другой?

– Я быстро… – вздохнул Клэй.

По лицу Гэбриеля скользнула мимолетная улыбка.

– Я подожду.

Отец Клэя был лесорубом, но любил похваляться своими подвигами, совершенными за время краткого пребывания в банде наемников. Слава пришла к ничем не примечательной банде под названием «Лейф и лесники» после расправы с бандергобом, что похищал детей в окрестностях Ивняковой Заставы. К несчастью, Лейфу разъело ноги ядовитой желчью, он охромел на всю жизнь и расстался с бандой, которая впоследствии прославилась еще больше, но уже под названием просто «Лесники».

Мать Клэя, Таллия, заправляла на кухне в «Королевской голове». Она была прекрасной поварихой, и Лейф часто жаловался, что для чужих она готовит лучше, чем для мужа. Однажды, не выдержав, Таллия заметила, что сам Лейф проводит в кабаке больше времени, чем с родным сыном, и таким образом тонко намекнула, что муж у нее – забулдыга, хотя и не стала открыто обвинять его в пьянстве.

Туповатый Лейф намека не понял, но, обидевшись на слова жены, поколотил ее, чтобы неповадно было, а на следующее утро отправился с сыном в лес. День выдался ясный и холодный, студеный ветер с гор до хруста подморозил палую листву, и она потрескивала под ногами мальчика, вприпрыжку бежавшего за отцом.

– А чего мы ищем? – спросил Клэй.

Лейф остановился, опустил топор, который неизменно точил каждый вечер перед сном, вгляделся в чащу – белые березы, алые клены, зеленые сосны – и уверенно заявил:

– Того, кто отпора не даст.

Клэй тогда рассмеялся, а сейчас ненавидел себя за этот смех.

Лейф отыскал березу потоньше и, вручив топор сыну, показал, как надо стоять, как держать топорище, как отводить плечи и как замахиваться, чтобы вложить в удар всю свою силу. От первого удара у Клэя заныли руки, резкая боль пронзила локоть, а на березовой коре осталась всего лишь царапина.

Отец презрительно фыркнул:

– Эх ты! Бить надо со зла. С ненавистью.

Наконец дерево повалилось. За свои труды Клэй заработал одобрительный хлопок по спине. Отец увел сына домой, а береза осталась лежать, где упала.

Там она и лежала до сих пор, хотя с того морозного осеннего дня прошло без малого сорок лет. В неверном солнечном свете поваленный ствол белел, будто костяной. Клэй опустился на колени, положил на землю котомку, скинул щит с плеч, глубоко вдохнул воздух, пропитанный лесными запахами, потом легонько коснулся ствола, рассеянно погладил завитки сухой коры, провел пальцами по узловатым наростам.

Никто, кроме Гэбриеля и Джинни, не знал, что здесь Клэй похоронил мать. Он давно хотел привести сюда Талли, вот только не мог набраться смелости – любопытная девочка стала бы расспрашивать, как умерла бабушка, но есть вещи, о которых девятилетнему ребенку знать рано.

Надгробья над могилой не было, некуда было положить венок или поставить свечу. В березовой коре чернели слова «Делай добро», выцарапанные коряво, будто дрожащей рукой безутешного ребенка.

Глава 5
Портки, пирожки и камешки

И куда теперь? – спросил Клэй незадолго до того, как их ограбили на Контовском тракте.

– Для начала надо вернуть Веленкор, – сказал Гэбриель.

– Ты же его продал!

– В общем-то, да, – кивнул Гэб.

Клэй не верил своим ушам. Меч Гэбриеля Веленкор был самым великим сокровищем на свете. Барды утверждали, что несколько тысяч лет назад бессмертные создания с кроличьими ушами, именуемые друинами, владения которых уничтожила некая невообразимая катастрофа, прорубили этим мечом дорогу в иной мир, населенный тогда людьми-дикарями и чудовищными монстрами. Друины без особого труда покорили и тех и других, а потом основали огромную империю под незамысловатым названием Держава.

Властвовал над друинами архонт по имени Веспиан. Много веков спустя, когда Державу заполонили орды чудовищ, Веспиан отправился в Жуть на поиски своего пропавшего сына, а лет тридцать назад встретил «Сагу». Вскоре после этого Клэй и его товарищи опять столкнулись с Веспианом, получившим от блудного сына смертельную рану. Умирающий друин отдал Веленкор Гэбриелю, взяв с него обещание порешить отцеубийцу этим мечом.

Гэбриель поклялся исполнить просьбу, а Веспиан перед смертью прошептал что-то на древнем неведомом наречии. Впрочем, Клэй догадывался, что предсмертное напутствие друина вряд ли означало «Меч можешь сбагрить, если припечет».

– В общем-то? – переспросил Клэй, изо всех сил скрывая возмущение. – Ну и кому же ты свой волшебный меч в общем-то продал?

– Келлу… – неохотно признался Гэбриель, отводя глаза.

– Келлу?

– Ага.

– Погоди-ка… Келлу? То есть Келлореку? Нашему посреднику? К которому Валерия…

– Да, к которому она от меня ушла, – сказал Гэб. – Спасибо, что напомнил. А меч я не то чтобы продал… Просто я задолжал кое-кому, вот Келл и предложил выкупить мой долг, а меч взял под заклад. Обещал вернуть, если вдруг понадобится. Так что сейчас я заберу у него Веленкор.

Клэй не виделся с Келлореком лет двадцать и не испытывал особого желания возобновить знакомство. Посредник был человеком хвастливым, тщеславным и язвительным – почти как Гэбриель, только хвастливее, тщеславнее и язвительнее, что было еще заметнее, поскольку у Келла, в отличие от Гэба, не было ни личного обаяния, ни обезоруживающе привлекательной внешности.

В юности Келл водил дружбу с контовскими головорезами, а потом решил податься в посредники, – оказалось, у него хорошо получается. Именно Келлорек познакомил Клэя и Гэбриеля с Матриком, потом уговорил Ганелона присоединиться к банде, а на одной из вылазок они встретили Муга. В сущности, если бы не Келлорек, то не было бы и «Саги».

А вдобавок Келл был редкостным гадом, похлеще мурлога с полной пастью гвоздей.

Клэй, беспокоясь за друга, отчаянно надеялся, что Валерии уже известно о походе Розы в Кастию, иначе Гэбриелю несдобровать, ведь его бывшая жена в гневе была страшнее Жуткой орды.

– А ты виделся с остальными? – спросил Клэй. – С Мугом и с Ганелоном?

Гэбриель помотал головой:

– Нет, я сначала пришел к тебе. Может быть, нам вдвоем будет легче их уговорить, да и вообще, тебе доверяют больше, чем мне. Ты же помнишь, я уже не раз пытался заново собрать «Сагу».

– Угу, все хотел, чтобы мы сражались на арене, – пробурчал Клэй. – Невесть с кем, на глазах десяти тысяч зрителей.

– Двадцати тысяч, – поправил его Гэб.

– А ради чего? Кому все это надо?

– Не знаю, – сказал Гэбриель. – Сейчас все так делают. Требуют развлечений и крови. Жаждут своими глазами увидеть расправу героев с монстрами, а не просто слушать бардовские песни, там же все равно сплошные выдумки.

Клэй ошеломленно покачал головой. Неужели люди не понимают, что сказки и легенды – самое интересное? Барды только и умеют, что умирать и выдумывать лживые байки. Клэй на своей шкуре испытал немало жутких кровавых побоищ, – бывало, только чудом выберется из очередной передряги, а лохи в кабаках уже уши развешивают, слушая россказни бардов про якобы величайшую битву с грозным монстром.

В бардовских песнях отважные путники не стирали ноги в кровавые мозоли, поединки на мечах обходились без гниющих ран, от которых доблестные герои бесславно умирали во сне; a убитый великан с громоподобным грохотом медленно оседал наземь, а не подыхал, как все, с истошными воплями на куче собственного дерьма.

Конечно же, Клэй подозревал, что мир за пределами Ковердейла изменился к худшему, но его планы на будущее это не расстраивало: путникам всегда надо и где-то приклонить голову, и хлебнуть пивка, так что постоялый двор – дело надежное. А теперь, когда пришлось высунуть нос в этот неизвестный мир… что-то подсказывало Клэю, что это не сулит ничего хорошего.

– Понимаешь, – упрямо продолжал Гэбриель, – если ты скажешь остальным, что нам надо пройти через Жуть и вызволить Розу из беды, то тебя послушают. Тебе поверят.

– Ну, как знаешь… – Клэй краем глаза заметил яркий проблеск – среди деревьев мелькнула какая-то птица или зверюшка, – но рассмотреть не успел и решил сменить тему разговора: – Кстати, как у них дела? Матрик же теперь король Агрии…

Внезапно на дорогу выступила девушка с длинными темно-русыми кудрями, небрежно заплетенными в косички. Одевалась она с не меньшей небрежностью и явно без внимания к цветовой гамме – пестрые наряды были напялены один на другой. С плеча незнакомки свисал длинный лук, в руке она держала стрелу.

– Привет, ребята, – сказала она. – Славный денек для прогулки.

– Или для грабежа, – пробормотал Клэй, оглядывая придорожные заросли, – разумеется, там засел еще десяток женщин, одетых так же неряшливо, зато вооруженных до… в общем, до самых сисек.

– А по-моему, – продолжила незнакомка, выговаривая слова протяжно, на манер картейских степняков, – в дождь грабить сподручнее. Если, конечно, не ливень, а так, моросит с неба. Вроде как под настроение. Вот ясный солнечный денек не хочется поганить грабежом. – Она неловко пожала плечами, а потом наставила стрелу Клэю в грудь. – Ну, не хочется, а придется.

– Так ведь с нас и взять-то нечего, – сказал Гэбриель, примирительно разводя руками.

Разбойница широко улыбнулась:

– Ну, это как поглядеть. А теперь, будьте так любезны, положите оружие на землю и раскройте котомки, сделайте милость.

Клэй послушно швырнул меч на дорогу и высыпал под ноги содержимое котомки.

Разбойница шагнула поближе и присвистнула, рассматривая добычу:

– Ух ты, портки, носки и пирожки! Девчонки, вот свезло так свезло! Эй, налетайте!

Из-за деревьев послышались восторженные восклицания. Разбойницы стаей тряпичных койотов выбежали из леса и окружили Клэя и Гэба, угрожающе размахивая кинжалами, копьями и луками. Гэбриель, морщась при каждом взмахе оружия, вывернул свою котомку.

Ко всеобщему изумлению, из котомки вывалились камни.

Все умолкли.

– Тьфу ты, плешивые яйца Отступника! – выругалась главная разбойница и раздраженно пнула один булыжник так, что он отлетел в траву на обочине.

Гэбриель рванулся было за ним, но замер под гневным взглядом женщины.

– Камни? Это еще что за шуточки? – воскликнула она. – Нет чтобы сапфиры, или рубины, или плитки серебряные…

– Слитки, а не плитки, – поправил Клэй, но его никто не слушал.

– Ну почему бы богам не послать нам придурка с полной котомкой брюликов, а? Так нет же, каменюки! И портки с носками! И… эй, а пирожки-то хоть с чем?

– С солониной.

– Ах, с солониной… – презрительно процедила она, будто называя имя заклятого врага, и сжала лук так, что побелели костяшки пальцев.

– Зато у него щит вон какой навороченный, – сказала одна из грабительниц, указывая на Черное Сердце концом копья.

– Прямо как настоящий, – добавила другая. – Может, за него целую марку дадут. Или две.

Клэй, не удостоив их ответом, обратился к главной разбойнице:

– Щит не тронь.

– А то что будет? – удивленно заморгала она, бросила еще один презрительный взгляд на жалкую горку камней у ног Гэбриеля и, опираясь на длинный лук, как на посох, обошла вокруг Клэя. – Ишь раскомандовался! Тебе сейчас не приказы отдавать, а… – Она осеклась. – Ни фига себе, кобольдов прибор с набалдашником! Неужели это тот самый…

– Ну и что с того… – буркнул Клэй.

– По-моему, это тот самый долбаный щит, который называют Черное Сердце, вот что! А значит, владелец этого щита – Клэй Купер по прозвищу Пузочес.

– Соображаешь, – проворчал Клэй; уже много лет его никто так не звал, а прозвище он заработал оттого, что в любых потасовках именно ему доставались первые удары, из-за медлительности.

– Я ж сразу сказала, что навороченный! Значит, мы его тоже заберем, – воскликнула грабительница, которая первой заметила щит, и потянулась к Черному Сердцу.

Клэй мысленно воззвал к тому из грандуальских богов, кто дарует прощение мужчинам, которые сначала ломают женщине руки, а потом приканчивают ее ударом в горло.

– Не тронь, – велела главная разбойница.

Женщины уставились друг на друга, как два хищника, готовые подраться из-за добычи, однако авторитет вожака возобладал, и вторая разбойница нехотя отвела взгляд.

– Этот щит смастерили из ствола злобного старого древея, который поубивал тысячи людей, – объяснила главная разбойница. – А потом вот этот самый тип, – она махнула стрелой в сторону Клэя, едва не выколов ему глаз, – порубил его на дрова. Перед вами – Клэй Купер, Пузочес, самый настоящий герой.

– А мы героев не грабим, что ли? – поинтересовалась еще одна грабительница.

– Грабим, конечно, – ответила разбойница и наконечником стрелы ловко срезала кошель, висевший у Клэя на поясе.

В дорожную пыль упали двадцать серебряных монет, и разбойницы бросились их подбирать.

Главарь разбойниц громогласно, как церковный проповедник, возвестила:

– Пироги принадлежат тому, кто их ест, портки и носки – тому, кто их носит, a монеты – тому, кто их тратит. Но есть вещи, которые отбирать нельзя. Вот как эта… – Она бережно коснулась выщербленного щита, будто священного надгробия. – Этот щит принадлежит Клэю Куперу, и никому другому, и я скорее хвост на заднице отращу, чем позволю кому-нибудь его украсть. – Она отступила в сторону, вскинула лук на плечо и, встав на прежнее место, выкрикнула: – Девчонки, надевай носки!

Грабительницы торопливо скинули сапоги и натянули носки, заботливо связанные Джинни, поверх тех, что уже были на ногах. Потом они разделили между собой пирожки и стали возвращаться в лес.

Одна из женщин подобрала с дороги меч, оставленный Сержантом Клэю, и спросила:

– А это тоже принадлежит Клэю Куперу?

– Уже нет, – ответила главная разбойница.

Гэбриель с явным облегчением следил, как грабительницы скрываются в чаще.

Главарь посмотрела на Клэя и дернула подбородком в сторону Гэба:

– А это что за хмырь?

Клэй почесал бороду:

– Это… ну…

– Гэб, – расправив плечи, сказал приятель.

Разбойница удивленно раскрыла рот:

– Золотой Гэб, что ли?

Гэбриель кивнул.

Она ошеломленно тряхнула головой:

– Ну надо же! Никогда бы не подумала… Папáнька рассказывал, что ты храбрый, как лев, крутой, как вареные яйца, и неотразимый, как кружка каскарского пива. Да и мамáнька говорила, что ты красавец писаный и что красивше тебя мужчин на свете нет, ну разве что мой папáнька. А тут, гляньте-ка: пугливый, как котенок, и такой… – разбойница брезгливо оглядела его с головы до ног, будто гнилой кукурузный початок, – такой старый.

Клэй пожал плечами:

– Так ведь жизнь – та еще сволочь.

– Ну да, и с вами она по-сволочному обошлась, – расхохоталась разбойница и с прищуром взглянула на солнце. – Ладно, нам с девчонками ваши денежки уже оттянули все карманы, пора тратить. Премного благодарны.

Клэй скривил губы в подобии улыбки. Хоть разбойница и оставила их без еды, без денег, без оружия и даже без носков – как вот теперь держать ноги в тепле, когда придется лазить по заснеженным горам? – но злиться на нее не получалось. Мало того что она вела себя дружелюбно, так еще и не тронула Черное Сердце.

– А как тебя величают? – спросил Клэй.

Разбойница улыбнулась еще шире:

– А меня как только не величают: и воровкой, и шлюхой, и светлым образом богини Глифы… Но если в кабаке будешь про сегодняшнее рассказывать, не забудь упомянуть, что ваше добро к рукам прибрала леди Джайна и Шелковые Стрелы.

– Так вы банда, что ли? – уточнил Клэй.

– Пока еще не банда, а так – бандитки, – ответила она. – А потом, кто знает, может, и бандой станем.

С этими словами она убежала в лес.

Когда Шелковые Стрелы скрылись в чаще, Клэй с облегчением перевел дух и недоуменно уставился на Гэбриеля, который поспешно подбирал с дороги камни, высыпавшиеся из котомки.

– Слушай, а чего это ты таскаешь за собой булыжники?

Гэбриель отыскал на обочине отброшенный Джайной камень, поднял его и сосредоточенно оглядел:

– Эти камешки Роза собрала на пляже, когда мы в Урии жили. Я их с собой захватил, на случай если…

– Да не нужны они ей больше! – раздраженно заметил Клэй. – Хоть целую гору ей принеси. Она давно уже не ребенок, Гэб.

– На случай, если она погибла, – невозмутимо продолжил Гэбриель. – Я бы их положил на могилу.

Клэй умолк, чувствуя себя совершеннейшим мудаком.

Немного погодя они взвалили пустые котомки на плечи. К неимоверному удивлению Клэя, на дне его котомки обнаружился одинокий пирожок. Клэй поделился им с приятелем.

– Гм, повезло, – сказал Гэбриель.

– Да уж, повезло, – хмыкнул Клэй. – Надеюсь, такое невероятное везение продержится всю дорогу, до самой Кастии.

– И весь обратный путь, – добавил Гэб, задумчиво жуя пирожок и словно не замечая ехидства в голосе приятеля.

Клэй проглотил остатки пирожка вместе с памятью о женщине, которая его испекла.

– И весь обратный путь, – повторил он, хотя и без уверенности.

Глава 6
Парад чудовищ

В прошлом Клэй зарабатывал на жизнь, отыскивая и уничтожая наводящих ужас обитателей древних развалин, а потому знал о Державе больше остальных. В далеком прошлом обширная друинская империя охватывала и Грандуаль на востоке, и Крайнию на западе, и, конечно же, Кромешную Жуть между ними. Друины, искусные мастера-созидатели и могущественные волшебники, с божественным своеволием невозбранно правили своими подданными – людьми (тогда еще дикарями) и чудовищами. Но как все, что разрастается до невероятных размеров, будь то паутина или огромная тыква в огороде, империя и сама превратилась в монстра и рухнула под собственным весом.

Экзархи – правители городов Державы – взбунтовались против архонта, верховного владыки, и начали междоусобные распри. Друины, хотя и бессмертные, были немногочисленны (от Муга Клэй слышал, что друинки, да и то не каждая, рожали лишь по одному ребенку в жизни), поэтому друинские армии состояли в основном из чудовищ, которых разводили в особых питомниках, с упором на силу и ярость. Расплодившиеся монстры в конце концов вышли из-под контроля и сбились в первую орду, а она убийственной волной прокатилась по империи, уничтожая все на своем пути.

Экзарх Конта сотворил целое войско огромных каменных големов и подчинил их себе при помощи рун, которые… вообще-то, Клэй понятия не имел, как действовали руны, а те големы, которых он навидался в своих странствиях, больше никому не подчинялись и бездумно разрушали все вокруг. Как бы то ни было, после того как Жуткие орды стерли каменное воинство в порошок, экзарх сбежал из крепости, засел где-то в подземелье, и больше о нем никто не слыхал.

Поговаривали, что бессмертный Конта до сих пор бродит среди развалин крепости, сокрушаясь о крахе своей драгоценной Державы; впрочем, ходили и слухи, что в подземелье он совершенно обезумел, одичал и живет в беспросветной тьме один-одинешенек.

Клэй считал, что Конта попросту сдох. Друины жили так долго, что казались бессмертными, но их можно было убить – Клэй своими глазами видел, – а вот в темных подземельях водились всякие жуткие чудища.

В годы Войны Возрождения на развалинах Контовой крепости разбила стан Дружина Королей и, начав оттуда наступление на Жуткую орду, в конце концов отогнала врага от крепостных стен в Кромешную Жуть. Впоследствии на месте древней крепости возник поселок, где смельчаки, отправлявшиеся в Жуть на поиски славы и несметных сокровищ, запасались всем необходимым, а те немногие, кто возвращался из чащоб, тратили новообретенные богатства или напивались до беспамятства, чтобы забыть о пережитых ужасах.

Вскоре Контов Стан превратился из городка, обнесенного частоколом, в большой город, который окружили надежной крепостной стеной. О самом стане постепенно забыли, и поселение стали называть просто Контов, однако чаще именовали Вольным городом – он хоть и находился во владениях короля Агрии (то есть Матрика Черепобоя, старого приятеля Клэя), но воевать за невозделанные земли, граничащие с Жутью, никто не собирался. В Контове не было ни торговых пошлин, ни налогов. Город стал оплотом свободного предпринимательства и безграничных возможностей, одним из немногих островков вседозволенности и беззакония посреди все более цивилизованного мира.

Несмотря на все это, Контов был дыра дырой, и Клэя радовало, что задерживаться там не придется.

В первом часу пополудни третьего дня пути Клэй и Гэб, усталые, с ног до головы покрытые дорожной пылью, наконец дошли до Контова. Клэй так изголодался, что едва не захлебнулся слюной, когда у городских ворот торговец предложил ему жареную крысу на палочке.

В последний раз приятели ели пару дней назад: старый крестьянин издевательски заставил их отжиматься посреди дороги, а потом смилостивился и швырнул им два яблока. А потом Клэй поймал черепаху, увязшую в иле на берегу пересохшей речушки, но, пока разводил костер, Гэб отнес добычу подальше и выпустил ее на свободу, после чего долго и обстоятельно убеждал друга, что в Контове Келлорек устроит им королевский пир. Клэй попытался скормить убедительные объяснения пустому желудку, но тот ответил громким возмущенным бурчанием, поскольку, в отличие от Клэевых мозгов, не питал доверия ко всякой фигне, как бы убедительно ее ни излагали.

В самом Контове как был бардак, так и остался: ни королевской власти, ни законов, ни стражи, за порядком следить некому. А раз налогов никто не платит, то и сточных канав не чистят, и дорог не мостят. У распахнутых городских ворот Клэю с Гэбриелем пришлось перебираться через какую-то лужу… хотелось верить, что грязи. Короче говоря, отцы-основатели города бросили его, как малого ребенка на попечение шальных шлюх, а сами сбежали восвояси – и с концами.

Тракт шел по распадку между холмами. Городские постройки плесенью облепили склоны, над которыми стлалась густая пелена сизого дыма. Там и сям полыхали пожары, но тушить их никто не собирался, и пожарные туда не торопились. На севере, озаренная ярким солнцем, чернела громада Контовой крепости, будто грозно сжатый кулак в латной рукавице. На южном холме возводили какой-то храм, но без особой поспешности – строительные леса пустовали.

В Вольный город стремились многие, по большей части люди лихие и отчаянные. Со всего Грандуаля в Контов приходили восторженные искатели приключений, мечтая присоединиться к какой-нибудь банде и совершать удалые вылазки в Жуть. Как правило, реальность, будто кривое зеркало, до неузнаваемости искажала эти мечты, а бывало, что это самое зеркало просто-напросто разбивали о дурную голову.

Повсюду, куда ни глянь, мельтешили искатели приключений, воры, ловцы воров, охотники за наживой, барахольщики, дымовые кудесники, бродячие барды, ведьмы-буревестницы, вольные стрелки и те, кто явился сюда ради наживы: оружейники и кузнецы, шлюхи и шарлатаны-предсказатели, наперсточники, мошенники и карточные шулеры. Торговцы царапкой выглядывали из темных переулков, а их постоянные клиенты с блаженными улыбками и до крови расцарапанными руками валялись в лужах грязи. На каждом углу торговали мечами-кладенцами, неуязвимыми доспехами и волшебными зельями, гарантировавшими надежные колдовские чары, способность дышать под водой или делаться невидимкой. Внезапно Клэй увидел старуху, которая предлагала пузырек с надписью «БЕССМЕРТИЕ».

– И сколько ты за это хочешь? – спросил Клэй.

– Сто одну марку, – объявила торговка. – Претензии не принимаются.

Клэй подозрительно вгляделся в содержимое пузырька:

– Да тут какая-то солома, залитая грязной водицей.

Старуха злобно зыркнула на него.

На Храмовой улице стояли храмы, посвященные каждому из божеств Святой Четверицы. Сквозь зарешеченные окна суровой обители Зимней королевы доносились истошные вопли и мучительные стоны; из-за шелковых завес святилища Весенней девы слышались сладострастные вздохи и томные восклицания; у входа в храм Вайла Отступника столпилась целая очередь: крестьяне пришли молить Осеннего сына об урожае, привели с собой телят и ягнят, чтобы принести их в жертву на храмовом алтаре. Какой-то нищий прижимал к груди драного кота – бедное животное, догадываясь о ждущей его незавидной участи, уже до крови располосовало руки и щеки хозяина.

Жрецы в золотисто-алых ризах служителей Летнего короля сгоняли с храмового крыльца попрошайку. Клэй заметил под оборванным рукавом нищего угольно-черную, будто обгорелую, культю, охнул и невольно передернулся: «Гнилец…»

В Кромешной Жути, сочащейся смертельным ядом, водилось немало поганой нечисти и прочих опасных неприятностей, но страшнее всего было Проклятие Отступника, в просторечии называемое черногнилью. Заражение начиналось с небольшого темного пятна на коже, которое постепенно покрывалось коростой, затвердевало и превращалось в струп, прилипший к здоровой плоти, как полип к днищу корабля, – его было невозможно ни соскрести, ни отколупнуть, а если срезать вместе с кожей, чернота неминуемо возвращалась, расползаясь по здоровым участкам тела. Зараженные конечности медленно сгнивали и отваливались. В конце концов болезнь поражала горло или какие-нибудь жизненно важные внутренние органы, и несчастный умирал – обычно после долгих мучений; быстрая смерть настигала немногих счастливчиков.

Многочисленные способы предотвратить заражение были весьма разнообразны, например чай, настоянный на ресницах дриады, или благословение, полученное у отшельника горной обители на Заиндевелом кряже, однако, несмотря на все старания лучших врачевателей Грандуаля, излечить черногниль не мог никто. Проклятие Отступника означало верную гибель.

– Эй, глянь-ка, это же Муг! – Гэбриель потянул Клэя за рукав и указал на стену, облепленную рекламными афишами; на одной красовался плохо нарисованный, но вполне узнаваемый волшебник с хитро прищуренным глазом и понимающей ухмылкой.

Клэй вгляделся в неразборчивую подпись под картинкой:

«Моментальное монументальное магическое зелье от всемирно известного волшебника Муга: феноменальный фаллический филактерий. Действует мгновенно! Один глоток – и ты герой! Гарантия качества!»

Соседние листки сулили вознаграждение за флакон ядовитого дыхания гнилесильфа или приглашали вступить в банду, идущую на смертный бой с Гектрой, Владычицей Пауков. Клэй задумался, что это за Гектра такая – баба или все-таки паучиха, но от размышлений его оторвал громкий шум неподалеку.

По улице тремя шеренгами по четыре человека в ряд двигались стражники, вооруженные увесистыми дубинками и продолговатыми округлыми щитами. Стражи порядка пока не предпринимали никаких насильственных действий, но грозные взгляды поверх тяжелых щитов делали свое дело: люди вокруг торопливо расступались. За стражниками шел человек с волчьей шкурой на плечах и в замызганных кожаных доспехах. Он то и дело воздевал руки к небесам и орал во весь голос:

– Внемлите, добропорядочные жители Контова! Внемлите и восторгайтесь!

Клэй оглядел толпу в поисках добропорядочных жителей, но так никого и не обнаружил. Человек в волчьей шкуре возгласил:

– Поприветствуем «Всадников бури», кои только что вернулись из похода в Жуть…

Когда восторженные восклицания стихли, глашатай продолжил:

– Но сначала расступитесь перед «Стальными сестрами», кои в Кобальтовых катакомбах усмирили гоблинов и их грозного вождя Чахлинга!

Вооруженные стражники и человек в волчьей шкуре двинулись дальше, хлюпая по вязкой грязи тракта. «Всадники бури» – Клэй никогда не слыхал о такой банде – наверняка из собственного кармана заплатили за право торжественного шествия по главной улице Контова. О глубине карманов банды свидетельствовала грандиозная процессия, которую возглавлял отряд барабанщиков, наряженных в длинные одеяния из полос древесной коры и в шляпы, украшенные зелеными ветвями. Между барабанщиками сновали детишки, одетые лесными духами, с прозрачными крылышками за спиной. Следом за ребятней шагал человек гигантского размера, с лицом, наполовину обмазанным синей глиной, на манер дикарей, что обитали в дремучих лесах Жути и – по слухам – питались исключительно человечиной. Клэй не раз встречался с людоедами и хорошо знал, что на самом деле они предпочитали набивать себе животы хорошо прожаренной курятиной, а не сырыми ляжками незадачливого странника, но, в отличие от странников, куры в Жути не водились.

Синелицый исполин кутался в шкуру какого-то неведомого зверя, а на плече у него болтался огромный рог, похожий на выдолбленный драконий клык. Исполин корчил зловещие рожи, улюлюкал и рычал, пугая толпу, а потом затрубил в рог – протяжный звук напомнил Клэю вой ветра на горных вершинах или стоны изувеченного монстра в темной ночи.

За исполином шли гоблины, числом двенадцать, скованные по шесть в ряд длинными железными цепями, волочившимися по грязи. Гоблины, тощие и изможденные, будто попрошайки, яростно скалились и пронзительно визжали под градом гнилых помидоров и тухлых рыбин, которыми их щедро осыпали зеваки.

«Оголодали, наверное, – подумал Клэй. – То ли еще будет, как учуют крыс на палочке».

Гоблинский вождь Чахлинг, закованный в кандалы и для надежности оплетенный цепями, прихрамывая, брел за соплеменниками; лицо его было так изукрашено синяками и следами немилосердных побоев, что его признали бы редким уродом даже сами гоблины, невзирая на свои весьма заниженные требования к красоте.

К изумлению Клэя, «Стальные сестры» ничуть не походили на отважных воительниц, с которыми он когда-то сражался бок о бок. В аккуратно завитые кудри были вплетены яркие ленты, вокруг глаз чернели полосы угольной обводки, губы алели розами, а доспехи, хрупкие, как фарфор, не столько защищали от стрел или ударов меча, сколько подчеркивали соблазнительные округлости. Троица гарцевала на снежно-белых кобылицах в серебряной конской броне, начищенной до зеркального блеска.

В толпе восхищенно засвистели, и Клэй невольно скривился, ожидая, что наглеца сейчас затопчут копытами, но одна из Сестер с милой улыбкой послала зеваке воздушный поцелуй.

– Что за фигня?! – возмущенно воскликнул Клэй, ни к кому особо не обращаясь.

Гэбриель равнодушно пожал плечами:

– Я ж говорил, теперь все иначе. Сплошная показуха, работают на публику, а настоящего дела толком не знают. – Он презрительно кивнул на гоблинов. – А этих доходяг наверняка купили с торгов.

Торжественное шествие продолжалось. Отряд стражников нес трофеи, добытые «Всадниками бури» в Жути: затупленные мечи и насквозь проржавевшие доспехи времен друинской империи, подобранные на полях древних сражений. За стражниками ехала телега, груженная обломками Контова голема: глиняные куски, испещренные рунами, сложили заново, чтобы зрители осознали устрашающий размер механического воина.

– А вот это они здорово, – буркнул Клэй. – Голема так просто не завалишь.

Четверо стражников, вооруженные до зубов, вели тщедушного тролля в тяжелых железных оковах. Массивные лапы тролля были обрублены по локоть, а культи прикрыты серебряными нашлепками, чтобы конечности не отрастали заново. Два стражника время от времени тыкали зажженными факелами в монстра, который зыркал голодными черными глазами на толпу зевак.

Вслед за троллем появилась полуодетая красотка, волоча на поводке огромную обезьяну, черно-рыжую, полосатую, как тигр. Красотка улыбалась, приветственно махала зрителям и то и дело поглаживала обезьянью шерсть. Обезьяна довольно склабилась.

Внезапно толпа испуганно притихла. Клэй взглянул направо и увидел еще одну телегу, почти перегородившую улицу. Помост на десяти каменных колесах волокла шестерка волов, а на помосте высилась клетка со стальными прутьями толщиной в мужскую ногу. Сквозь прутья виднелись клочья спутанной жесткой шерсти, металлически поблескивала чешуя…

– Ох, преисподняя Морозной Матери… – выдохнул Гэб, схватив Клэя за плечо.

Тут Клэй наконец-то и сам разглядел, что именно «Всадники бури» приволокли из Жути. В клетке сидела химера. Живая.

Клэй тяжело сглотнул, чувствуя, как в животе тяжелым комом собирается не то страх, не то восхищение. Или и то и другое. Как бы то ни было, ничего подобного он уже давно не ощущал. Кто-то (наверное, Гэбриель) однажды сказал, что по большей части все существа рождаются на свет, чтобы жить, и лишь немногие – чтобы убивать. К этим немногим относились и химеры.

Тварь, запертую в клетке, видимо, опоили каким-то дурманным зельем – змеиный хвост безвольно свисал сквозь прутья; огромные, размером с дом, крылья были сложены на спине; львиная и баранья головы обмякли, и лишь драконья заинтересованно разглядывала все вокруг. Мощные челюсти дракона стягивал железный намордник, из ноздрей валили клубы дыма; желтые глаза с узкими полосками зрачков злобно сверкали из-за прутьев клетки, словно чудовище находилось не внутри, а снаружи.

– Убили бы, и дело с концом, – ошеломленно пробормотал Гэбриель.

– Так ведь ради показухи, – напомнил ему Клэй, который и сам разделял недоумение приятеля.

Наконец по улице покатил возок «Всадников бури». Пятеро наемников стояли на помосте, устланном роскошными покрывалами и усыпанном сокровищами. В раскрытых сундуках всеми цветами радуги переливались груды самоцветов и драгоценностей, там и сям сверкали россыпи золотых монет. Ради вящего устрашения толпы возок окружали стражники со зловещим оскалом и копьями наперевес. Девушки, наряженные нимфами – то есть полуголые, – сгребали с края возка медные монетки и швыряли в толпу. Клэй заметил, что золото и серебро заботливо вывалили в самую середину помоста.

Наемники выглядели очень молодо, но потом Клэй припомнил, что ему самому едва минуло восемнадцать, когда Гэб подбил его на первую работенку. Доспехи наемников, хоть и чересчур нарядные, с виду были вполне годными, а вот краски на лицах ребят было побольше, чем у «Стальных сестриц». Стайки девчонок проталкивались сквозь толпу поближе к обочине и поднимали истерический визг, когда возок проезжал мимо.

Клэй усмехнулся, вспоминая, как они с приятелями после первой вылазки в Жуть устроили торжественный проезд по этой же улице, похваляясь добытыми трофеями; впрочем, помнилось все смутно, потому что все упились вдрабадан; Муг так вообще все проспал, а Матрик упал с возка в толпу и объявился только три дня спустя.

– Все, с меня хватит, насмотрелся. Пойдем отсюда, пока нас не затолкали. Пора навестить Келлорека, – раздраженно сказал Гэбриель; его дурное настроение, скорее всего, объяснялось приступом застарелой ревности.

Клэй покрутил головой, разминая затекшую шею – а все потому, что полчаса в одну сторону пялился, придурок, – и сказал:

– Ну, пойдем. А где он обитает?

Гэб кивнул в сторону южного холма с недостроенным храмом на вершине и болезненно поморщился, как преступник при виде виселицы:

– Вон там.

Глава 7
Заплыв с акулами

Посреди Келлорекова особняка почему-то красовался ставок, точнее, лужа, но с такой чистой водой, что сквозь нее можно было разглядеть белые и синие плитки пола. В ставке не было ни рыб, ни лягушек, ни кувшинок, ни зарослей камыша, ни стрекоз – вода и вода.

– А это что еще за фигня? – недоуменно спросил Клэй.

Гэбриель промолчал. Он неловко сидел в плетеном кресле у края ставка, сгорбившись под гнетом каких-то печальных мыслей.

«Еще бы, – подумал Клэй. – Мало того что придется выпрашивать меч, так Келл, поганец, еще и жену его Валерию умыкнул…»

Самой Валерии приятели пока не видели, но, когда слуга вел их к ставку, ее голос прозвучал где-то в глубине дома, и Гэбриель едва не застыл на месте, будто мышь, заслышавшая совиное уханье.

Джинни обучила Клэя умению отыскивать хорошее в самых поганых случаях: если дела шли худо, то всегда находился кто-нибудь, кому было еще хуже. Клэй взглянул на согбенную спину Гэба, на его нервно подергивающиеся пальцы – и почувствовал себя самым счастливым человеком в этом доме.

Во всяком случае, до тех пор, пока не появился Келлорек. Внушительное брюхо посредника колыхалось под складками ярко-синего шелкового одеяния, толстую шею обвивали тяжелые золотые цепи, на пальцах блестели перстни с яркими самоцветными камнями, а в ушах сверкали крупные серьги; в общем, даже королей хоронили в нарядах поскромнее.

– Привет, ребята! – воскликнул Келл, неуклюже приобнимая Клэя и Гэбриеля одновременно.

Поседевшая борода Келлорека, некогда жесткая, как щетка, была умащена благовонными маслами и заплетена в аккуратные косички. От румяных щек посредника веяло ароматами сандалового дерева и весенней сирени, однако же они не забивали едкого запаха пота. Верхняя челюсть с торчащими зубами так сильно выдавалась вперед, что Келла (разумеется, за глаза) называли Орком.

Наконец Келлорек разомкнул объятья, отстранился, ухватив Гэба и Клэя за плечи, и осклабился от уха до уха.

– Надо же, Золотой Гэб и Пузочес собственными персонами, – провозгласил он. – Легенды во плоти! Короли проклятой Жути! Купер, ну ты и здоров, чисто конь. А ты, Гэб, малость подустал. И постарел. О боги Грандуаля, что с тобой стряслось? В запой ударился? Или царапкой балуешься? Или ненароком черногниль подцепил? Ох, чур меня, чур!

Гэбриель хотел было улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Я просто устал. И постарел. И… – Он замялся, побледнел еще больше и робко добавил: – Мне надо поговорить с Валерией… и попросить тебя об одолжении.

Келлорек подозрительно взглянул на него и снова добродушно ухмыльнулся:

– Эх, время терпит, да и торопиться незачем. Сначала освежитесь с дороги, пивка выпьем, чего-нибудь съедим… Вы же не откажетесь от угощения, правда?

– Мы подыхаем с голодухи, – выпалил Клэй.

– Ну да, ну да… – Келлорек хлопнул пухлыми ладонями. – Вы пока поплещитесь в бассейне, а я на стол соберу.

Гости недоуменно посмотрели на него. Келл повел рукой в сторону ставка.

Клэй оглянулся, уставился на ставок и пожал плечами.

– Ну вот же бассейн. Поплавайте, – предложил Келлорек и, звякнув золотыми побрякушками, выразительно махнул рукой.

Клэй внимательно оглядел ставок:

– А куда плыть-то?

– В каком смысле? – удивленно спросил Келл.

– Это целебный источник? – уточнил Гэб, разминая руку и морщась от боли. – У меня локоть тут…

– Да пошел ты на хер со своим локтем, – не выдержал посредник, который никогда не отличался особым терпением: его зубастая ухмылка часто без всякой причины сменялась безудержной злобой. – Никакой это вам не источник, и не ставок, и не долбаная купальня морской нимфы! Это бассейн хренов, вот что. Бассейн, ясно вам?! В нем плавают и плещутся. Называется «культурный отдых».

Клэй сообразил, что сейчас лучше не предлагать Келлу самому прыгнуть в бассейн, но до Гэба это пока не дошло, и он уже раскрыл было рот… Клэю пришлось резко столкнуть друга в воду; Гэбриель отчаянно забарахтался, фыркая и отплевываясь, а потом вылез из бассейна, как мокрый пес на речной берег.

Вся злость Келла мгновенно испарилась, и он расхохотался, утирая слезы, невольно брызнувшие из глаз.

– Ты прав, – сказал Клэй. – Я уже отдохнул на славу.

Верно говорили, что Келлорек гадок, как двухголовая жаба, но верно было и другое – мерзкий толстяк знал толк в еде.

Наевшись до отвала, Клэй погрузился в блаженный дурман дремоты, вдвойне желанной еще и потому, что к трапезе решила присоединиться Валерия (тоже в дурмане). Выглядела она полусонной, все больше отмалчивалась, то вздыхала, то пристально разглядывала фасолинки в кленовом сиропе или легонько стучала столовым ножом по окороку в медовой глазури и тихонько посмеивалась над чем-то, понятном только ей.

Клэй то и дело косился на шрамы, полускрытые рукавами платья Валерии. Когда-то давно Гэбриель жаловался, что его жена пристрастилась к царапке – дурманному зелью из яда грезочервей, которое наносили на порезы на внутренней поверхности руки, – и, похоже, от своего пристрастия Валерия не отказалась до сих пор: царапины были свежими, алыми и чуть воспаленными.

Сейчас Валерия ничем не напоминала ту, в кого много лет назад без памяти влюбился Гэбриель. Как считали многие, именно из-за нее распалась самая знаменитая банда наемников в истории Грандуаля. Конечно же, это было не так – банда распалась из-за совсем другой женщины, – но, хотя Валерия и не потопила корабль «Саги», днище она продырявила изрядно.

Гэбриель встретил Валерию на Празднике Брани, который устраивали раз в три года на развалинах Каладара, бывшей столицы Державы. Это была своего рода осенняя ярмарка, куда со всех концов Пяти Престолов стекались банды, барды и барахольщики, чтобы весело провести трое суток в бесконечных драках, пьянках и гулянках. Однако же Валерия явилась туда в знак протеста, вместе со своими единомышленниками из партии так называемых Единенцев, которые придерживались весьма идеалистических, хотя и малораспространенных взглядов на возможность мирного сосуществования людей и монстров. Чтобы доказать правоту своих воззрений, они избрали кружной путь и решили поджечь ковчег «Саги» – большой крытый возок, который служил наемникам домом на колесах.

Единенцев вовремя остановили, а Гэбриель похитил Валерию и силой привел на вечеринку, устроенную в ковчеге. В обществе коренастых неотесанных наемников Валерия выглядела совершенно неуместно: высокая, тонкая как тростинка, с белоснежной кожей и золотистой канителью волос, в простецком сарафанчике и с веночком на голове. Клэй сразу сказал, что она – как принцесса среди орков, только его никто не услышал.

Как бы то ни было, Валерия с Гэбриелем поцапались с самого начала. Часто говорят, что противоположности притягиваются, вот как лед и пламя, но отношения Гэбриеля с Валерией, хоть и подстегиваемые разницей их мнений, больше напоминали битву совершенно одинаковых мечей. Охваченных пламенем. В ледяную бурю. Шутливый допрос, устроенный Гэбриелем для развлечения гостей, превратился в бурное обсуждение, затем в яростный спор, а потом в откровенную и очень громкую ругань, после чего Валерия предприняла еще одну попытку сжечь ковчег «Саги», запустив зажженным светильником Гэбриелю в голову.

К утру Валерия и Гэбриель без памяти влюбились друг в друга.

Валерия распрощалась с Единенцами – как выяснилось, очень вовремя, потому что неделю спустя ее бывшие единомышленники отправились на пир к племени диких кентавров, не подозревая, что на пиру будут не гостями, а угощением. Валерия сопровождала «Сагу» в поездках по Жути и постоянно спорила с Келлореком, когда речь заходила о выборе очередной работенки. Гэбриель все чаще прислушивался к советам Валерии о делах банды, что вполне устраивало Клэя и Муга, но не очень нравилось Матрику и очень не нравилось Ганелону, который к укоризненным замечаниям о своем жестоком нраве относился с тем же пренебрежением, с каким гора относится к козам, карабкающимся на ее склоны. Продолжалось это до тех пор, пока в волосах Гэбриеля не появился первый цветок…

Локоть Гэба больно врезался приятелю в ребра, и Клэй осознал, что его о чем-то спрашивают.

– Да. Нет. Что? – пробормотал он, надеясь, что такой ответ всех устроит.

– Сколько лет твоей дочке? – повторил Келл. – Как там ее зовут, Талина?

– Талли. Летом девять исполнилось.

– Талли? А полностью как?

– Таллия, – ответил Клэй.

– Ага… – Келлорека интересовал не столько ответ, сколько густая говяжья подливка, которую он старательно накладывал на ломоть хлеба, поверх толстого слоя масла. – А твоя как, Гэб?

Гэбриель, выпрямившись и сложив руки на коленях, сидел напротив посредника и не притрагивался к еде.

– Моя кто? – спросил он.

– Твоя дочь, – прочавкал Келлорек с набитым ртом. – Месяцев семь-восемь назад она наведалась ко мне вместе со своими отморозками, типа банда у них. Хвасталась, что им подвернулась знатная работенка, и без всякого посредника, представляешь? Думала у меня чем разжиться, просила ссудить кое-какое оружие.

– Роза приходила к тебе? – удивился Гэбриель.

Келлорек слизнул подливку с пальцев.

– Я ей обещал подумать, но у меня тут не благотворительная лавочка, ты ж понимаешь. Я коллекционер. Собиратель прекрасных и редкостных вещей. – Он, будто случайно, но, скорее всего, нарочно, взял Валерию за руку; Валерия моргнула, улыбнулась, словно мимо ее носа пролетела бабочка, но так ничего и не сказала. – Короче, ночью эта оторва стащила у меня парочку бесценных раритетов и сбежала. С тех пор от нее ни слуху ни духу.

Гэбриель умоляюще посмотрел на Клэя, но тот поднес к губам кубок и начал долгий, обстоятельный глоток вина; прерывать свое занятие он не собирался до тех пор, пока приятель не объяснит Келлу, что именно произошло с Розой и что они намерены предпринять.

Гэб пустился в объяснения, а Клэй украдкой глядел, как косматые брови Келлорека постепенно ползут вверх, к краю его сальной шевелюры. Валерия слушала молча, с непроницаемым лицом и лишь изредка потирала порезы на руке. При упоминании Кастии глаза Валерии расширились, в них мелькнуло сожаление – невнятное, как стон узника в темнице, – а потом взгляд ее сместился в никуда. Наконец Гэбриель умолк. Келлорек со вздохом подергал бороду, заплетенную в косички, а Валерия изобразила на лице робкую улыбку и пробормотала:

– Очень мило.

Несчастного Гэбриеля будто ножом пырнули. Клэй смутно надеялся, что ошеломление друга перерастет в гнев, но Гэб просто помотал головой и уставился на нетронутую тарелку.

Келлорек кликнул слугу и попросил отвести Валерию в ее покои. Потом в неловком молчании все трое занялись десертом (шоколадный пирог с рубленым миндалем и взбитыми сливками), запивая его сладким красным пивом, после чего Келл вызвался показать гостям свое имение, которое изначально возводилось как великолепный храм Осеннего сына.

– В него вбухали кучу денег, – объяснил Келлорек. – А как построили до половины, кому-то в голову пришла светлая мысль, что храму самое место в канаве. – Те, кто жил на склонах Контова, называли «канавой» собственно долину. – Мол, чтобы возносить богу молитвы, на вершину карабкаться незачем, он и из канавы услышит.

– А зачем вообще нужны храмы? – спросил Клэй. – Куда дешевле взывать просто к небу.

Келлорек посмотрел на него так, будто Клэй предложил тушить пожар, подбрасывая в огонь поленья:

– Как это к небу? Что за хрень ты несешь, Пузочес?!

– Да так, не обращай внимания.

– В общем, – продолжил Келлорек, – когда у жрецов кончились деньги на постройку верхнего храма, я подсуетился и купил все это хозяйство по цене ржавых гвоздей.

Вымощенная камнем дорожка вилась по саду между усыпанных плодами яблонь. Под стенами имения ходили караулом стражники – насущная необходимость, как объяснил Келлорек, поскольку в бывшем храме теперь хранилась обширная коллекция раритетов.

– Ты все еще подыскиваешь работу наемникам? – удивленно спросил Клэй.

– Конечно, – ответил Келл. – Только не так, как раньше. Дело разрослось, в одиночку мне за всем не уследить, поэтому к каждой банде у меня приставлен свой агент для мелких поручений – ну там разобраться с гоблинами или еще что. А крупные заказы я лично передаю тем, кто заслуживает такой чести. Моя доля – половина гонорара, агенту причитается десять процентов, а остальное банда делит между собой.

«Половина?!»

Если бы Клэй все еще сидел за столом, то наверняка бы подавился. Надо же, как все изменилось. А ведь было время, когда Келлорек, как и остальные пять членов банды, довольствовался равной долей, то есть пятнадцатью процентами. Еще десять процентов причиталось барду, но ни один из бардов «Саги» не доживал до того дня, когда с бандой расплачивались за работу, поэтому бардовскую долю Гэбриель относил к «фонду необходимых авантюрных расходов», что включало в себя выпивку, курево и общество женщин легкого поведения. Судя по тому, какие деньги сейчас огребали наемники, неудивительно, что Келлорек жил на широкую ногу.

– А с кем ты ведешь дела? – спросил Гэбриель по пути к высоким бронзовым воротам. – Кто-нибудь из наших приятелей с тобой работает?

Келлорек фыркнул:

– Да все и работают. Моя сеть агентов действует по всей Агрии. Все банды западнее Пятипрестолья у меня в долгу. Ну, кроме ваших старых знакомцев из «Авангарда».

– Неужели «Авангард» еще при деле? – спросил Клэй.

– Ну вроде как, – ответил Келл, не потрудившись объяснить, что это означает.

«Авангард…» Об этой банде Клэй уже давно ничего не слыхал, а ведь когда-то Баррет Снегоступ и его разномастные соратники – Аша, Тиамакс и Кабан – по-дружески соперничали с «Сагой». Подумать только, они все еще странствуют, все еще сражаются с монстрами… От этих мыслей у Клэя заныла поясница.

– Как кто-нибудь зачистит от кобольдов сточную канаву, – разглагольствовал Келл, – так мне перепадает на серебряные ручки к мебели, а если, к примеру, завалят племенную матку василиска, то можно к особняку пристроить новое крыло.

– Или вырыть новый ставок, – добавил Клэй.

– Бассейн, – немедленно поправил его Келлорек.

– А я что сказал?

– Ты сказал «ставок»…

– Слушай, а где мой меч? – прервал их Гэб.

– Чего-чего? – поморщился Келл.

– Где Веленкор?

На лице Келлорека появилось странное выражение, словно у отца, размышляющего, как получше приструнить расшалившееся дитятко. Он приоткрыл массивную бронзовую створку ворот и поманил Клэя с Гэбриелом внутрь.

– Проходите, – сказал он.

Глава 8
Веленкор

Келл провел их под высокие своды часовни, ярко освещенной лампами с зеркальными отражателями. Скамьи убрали, каменные плиты пола застлали мягкими коврами. Часовня была заставлена полками, витринами, стеллажами с оружием, доверху набитыми сундуками и деревянными манекенами, наряженными в разрозненные части доспехов.

– Простите за беспорядок, – сказал Келлорек, оглядывая помещение. – Совершенно нет времени довести все до ума. Ха, а вот кстати… – Он снял с одного из манекенов шлем с длинными нащечниками, торчащими вперед, как ядовитые паучьи челюсти. – Все, что осталось от Лиака-арахнида. Его самого, бедолагу, пожрала склеповая слизь, давно уже. – Келл вернул шлем на место и благоговейно коснулся багровой кольчуги на манекене. – А вот Ратная Шкура, неуязвимая кольчуга Джека Погубителя. Говорят, ее не берет ни меч, ни копье. Между прочим, самого Джека доконал сифилис. Жаль, конечно. – Он вперевалочку пошел по часовне, то и дело останавливаясь и показывая свои сокровища. – Вот Ведьмин Лук, а вот латные рукавицы Эрла Однорукого… – Он махнул в сторону книжных полок у стены. – А вон там всякая литература, написанная до краха Державы. А эти сапоги носила Будика, Морская Волчица Салагада. Бесценные сокровища! – воскликнул он. – Но ничто не сравнится вот с этим…

Он вальяжно повел рукой в дальний полутемный конец зала, где на постаменте высилась статуя Осеннего сына, лицу которого придали некоторое сходство с Келлореком. В одной руке изваяния был традиционный символ Вайла – факел, а вот в другой вместо серпа был…

«Меч», – запоздало сообразил Клэй, а Гэб еле слышно прошептал:

– Веленкор…

Издалека меч испускал слабое голубовато-зеленое сияние, а по всему клинку струилось легкое марево, срываясь с острия, как дымок задутой свечи.

Появление бывшей жены заметно расстроило Гэбриеля, но сейчас он выглядел совершенно прибитым. На лице застыло выражение крайнего отчаяния и стыда, как у отца, которого нищета вынудила отдать свое чадо в кабалу.

– Ты обещал его вернуть, – неуверенно произнес Гэб дрожащим голосом. – Ты обещал, что если мне будет очень нужно, то… – Он тяжело сглотнул, в глазах блеснули слезы. – Келл, мне очень, очень нужно. Честное слово.

Келлорек долго молчал, лениво поглаживая один из тяжелых медальонов на груди.

– Обещал, говоришь? – с невинным видом осведомился посредник. – Как-то это на меня не похоже. Помнится, я с тобой за него рассчитался по-королевски, вернул твои долги Гильдии наемников. Так что меч у меня по праву. Точнее, он теперь мой, целиком и полностью.

– Но ты же обещал…

Келл небрежно махнул рукой:

– Да-да, ты уже говорил, что я там якобы обещал. Но я к этому мечу прикипел прямо всей душой. Видишь ли, друинские мечи на деревьях не растут и на дороге не валяются, а твоя дочь-оторва украла у меня пару друинских клинков, и вот их-то мне уж точно никто не вернет.

– Келл, умоляю, я… – начал было Гэб.

Келлорек не стал его слушать:

– А ты просишь ссудить тебе бесценный прославленный клинок, известный на весь Грандуаль, чтобы… Чтобы что? Чтобы ты унес его в проклятую Жуть да там с ним и сгинул? Ты хоть понимаешь, что мне вернут меч, только если кто-нибудь случайно наткнется на твои кости, да и то неизвестно когда?! – Он скрестил волосатые руки на груди. – Нет уж, меч останется у меня.

На миг лицо Гэбриеля едва заметно дрогнуло от ярости, и он подскочил к посреднику:

– Слышь, ты…

Тут из темных ниш выступили два кряжистых исполина и неуклюже двинулись на Гэбриеля. Големы, вполовину выше Клэя, были все же помельче того, что везли на параде «Всадники бури»; эти махины были высечены из потускневшего от времени черного базальта, а руны в их глазницах мерцали ярко-зеленым светом, будто в ответ на какой-то неслышный приказ. От тяжелой поступи задребезжали стекла в витринах. Големам оставалось сделать два шага до Гэбриеля, но тут Келлорек воздел ладонь:

– Стоять!

Клэй заметил в руке посредника медальон, на котором сияла та же руна, что и в глазницах големов. Механические чудища замерли.

– Ну что, Гэб, а теперь попробуй забрать Веленкор, – предложил Келл. – Если получится, он твой.

Гэбриель с трудом отвел взгляд от ближайшего голема:

– Правда?

– Правда, правда, – подтвердил Келлорек, с поклоном отступая в сторону; он снова осклабился, но уже без прежнего радушия.

В юности Келл промышлял преступными делами. Впоследствии его жестокий, нахрапистый нрав стал большой подмогой в посредничестве, когда приходилось выколачивать деньги из тех заказчиков, что пытались отвертеться от оплаты за уговоренную работу. Однако если раньше Клэю такая жестокость была по душе, то теперь он горько об этом сокрушался.

– Ну, давай же, – подначил Келлорек. – Бери, не стесняйся.

Гэбриель, с опаской направившись к статуе, зацепился за угол золоченого саркофага и едва не упал.

Посредник гаденько захихикал:

– Эй, осторожнее! Там Кит Неубиенный. Дохлый, как дверной штырь, но ему только дай побегать да языком почесать. То еще трепло, не зря же я его туда запер.

Гэбриель медленно поднялся по ступеням помоста, на последней ступеньке обернулся. Так и не найдя слов, чтобы подбодрить друга, Клэй просто кивнул. Было ясно, что Гэб не сможет выдернуть меч из руки изваяния, и Келлорек это тоже хорошо понимал.

С другой стороны, если подумать, то вот же он, Клэй, здесь, а не дома, с женой и дочкой. Нет, от Гэбриеля можно ожидать всякого, он способен на любые сюрпризы.

Сначала Гэб резко дернул клинок, но тот не шелохнулся. Гэбриель расправил плечи, кашлянул, уперся ладонью о локоть изваяния и, покрепче обхватив рукоять, потянул меч на себя. Шли секунды. Гэбриель прервал свое занятие, размял пальцы и взялся за меч еще раз. Келлорек и големы молча смотрели на происходящее: посредник с интересом, а големам все было по фигу. Клэй даже дышать перестал и лишь молился про себя, чтобы Веленкор выскользнул из каменной руки божества и со звоном упал на пол.

Вместо звона послышалось тихое завывание, будто откуда-то издалека. Звук нарастал, усиливался и наконец перешел в протяжный, визгливый вой – Гэбриель изо всех сил тянул клинок. В конце концов он сдался и, тяжело дыша, с ненавистью уставился на свою правую руку, как будто она его предала.

– Ну что, Пузочес, – дружелюбно обратился к Клэю Келлорек. – Я погляжу, ты сберег Черное Сердце. Такому сокровищу не место на захолустной заставе. Давай я его у тебя куплю?

– Не продается, – буркнул Клэй; ему очень не понравился странный поворот беседы.

– Да ладно тебе… Я вот за этот раритет готов отвалить… ну, марок пятьсот. По-моему, сейчас тебе золото важнее, чем старый обшарпанный щит.

Пятьсот престольных марок! Клэй отчаянно старался сохранить невозмутимое выражение лица. Келлорек не любил торговаться, бил наотмашь. А пятьсот золотых монет для Клэя – целое состояние. Можно начать новую жизнь, пристроить дочку в хорошую охфордскую школу, распрощаться с опостылевшим зеленым плащом караульного, открыть постоялый двор, о котором они с Джинни давно мечтали… Жаль, конечно, что Черное Сердце над камином уже не повесишь, зато можно придумать что-нибудь другое. Например, картину. Или оленью голову. Посетителям ведь нравится ужинать под остекленелым взглядом отрубленной оленьей головы…

Келлорек, заметив замешательство Клэя, продолжил сиропно-сладким голосом:

– А ты все дурью маешься, Пузочес. Хорошо еще, если потеряешь только щит. – Он кивнул в сторону Гэбриеля, который повис на руке изваяния, пытаясь разомкнуть каменные пальцы. – Тебе и вправду охота лезть в Жуть? Там ведь если чудовища не прикончат, так дикари сожрут. Или подцепишь черногниль… – Он покачал головой. – Думаешь, твои бывшие соратники так прямо все бросят и отправятся с вами? Муг сейчас проворачивает прибыльное дельце, а Матрик сидит на престоле, правит страной, он от этого ни за что не откажется, ни за какие сосульки в преисподней. А Ганелон… по-моему, Ганелон вас всех ненавидит лютой ненавистью. Сам знаешь за что.

– Ай! – Гэб, умудрившись порезаться о край клинка, прижал окровавленную ладонь к груди и слабо попинал меч в надежде хотя бы чуть-чуть его расшатать.

«Ох, наверное, Веспиан, покойник несчастный, где-то в могилке вертится волчком, места себе не находит, – подумал Клэй и не удержался от ухмылки, представив себе эту картину. – При необходимости пнуть…»

Келлорек захохотал и объяснил Клэю:

– Статуя заколдована. Высвободить меч можно, только если снять с него заклятие. А то мало ли, кто-нибудь сюда залезет украдкой и уволочет мои сокровища. Нет, я этого не допущу.

Клэй вздохнул: что ж, придется объяснить Гэбриелю, в чем дело, хотя другу, конечно, стыдно будет, что сам не дотумкал…

Келлорек, однако же, неверно истолковал вздох Клэя:

– Ну вот, я так и знал, Пузочес, что ты сделаешь верный выбор. Ты ж у нас самый умный. Я сначала удивился, что Гэбу удалось подбить тебя на гиблое дело, но теперь, считай, тебе повезло. Давай сюда щит, а я схожу за деньгами.

– Не стоит, Келл, – вежливо улыбнулся Клэй.

Зубастая ухмылка посредника скукожилась, будто елдак, облитый ледяной водой.

– Ах, не стоит?

Клэй двинулся к помосту, но Келлорек своей тушей преградил ему дорогу и прорычал:

– Между прочим, Роза уже окочурилась. И все это понимают: и я, и Валерия, и каждый придурок к востоку от Жути. Одни вы, шуты гороховые, не желаете этого признавать. Вот Роза сдохла, а если Гэб сунется на выручку, то и он сдохнет. – Вонючее дыхание посредника пахнуло Клэю в лицо. – Кстати, про пятьсот марок и думать забудь, я за щит больше сотни не дам. И скажи спасибо, что я вас с этим вот мешком дерьма не нарядил в латную броню и не бросил обоих в бассейн.

– Слушай, на фига он тебе сдался, этот бассейн? – спросил Клэй.

Келл набрал полную грудь воздуха, готовясь пойти вразнос, а Клэй ухватил медальон с големовыми рунами и что есть силы саданул посредника в морду. Келлорек отшатнулся, налетел на золоченый саркофаг Кита Неубиенного, и толстая цепь, на которой висел медальон, лопнув, разлетелась на мелкие колечки.

– Келл, у меня тут появилось встречное предложение, – сказал Клэй, разглядывая медальон: на ощупь безделушка оказалась теплой и мелко подрагивала на ладони. – Ну-ка живо ноги в руки и чеши отсюда. Даю тебе пять секунд форы, а потом спущу на тебя этих молодцов… – Он кивнул в сторону двух исполинских стражей. – Будешь начинкой в их глиняном пирожке.

Кровь багровой маской застыла на лице Келлорека. Он осторожно потрогал зуб – не выбит ли? – и заорал:

– Сволочь! Сукин сын! Да чтоб тебе мерзлые титьки Морозной Матери…

– Четыре… – начал отсчет Клэй.

– Эй, погоди, – взмолился посредник. – Я же пошутил. Ты что, шуток не понимаешь? Мы же…

– Три…

– Да погоди же ты!

– Два…

Келлорек сорвался с места. Когда топот стих вдалеке, Клэй подошел к помосту. Гэбриель обессиленно привалился к подножью изваяния. На каменный пол капала кровь с израненных пальцев правой руки.

– Гэб…

– А ты что думаешь?

– В смысле? – заморгал Клэй.

– Ну, про Розу. Жива она или нет?

«Может, и нет», – подумал Клэй, но вслух этого говорить не стал.

– Гэб, мы ее отыщем, вот увидишь. Только сначала пойдем-ка отсюда, а то Келл вот-вот вернется с подмогой.

За прочными дверями часовни слышался голос посредника, а где-то совсем рядом заскрежетали камни. Клэй огляделся: тяжелая крышка золоченого саркофага медленно съезжала в сторону. За край крышки цеплялись иссохшие костлявые пальцы.

Кит Неубиенный – но уж точно не живой – пытался выбраться на свободу. Клэй решил, что от этого создания лучше держаться подальше, и поднял над головой медальон, управляющий големами, – кто его знает, может он должен быть на виду.

– Возьми его на руки, – велел Клэй, и один из големов послушно исполнил приказ.

Клэй повернулся ко второму, указал на стену:

– Пробей здесь дверь, пожалуйста.

«Клэй Купер, ну ты даешь! Надо же, с големом вежличаешь… Эх, вот Джинни бы обрадовалась…»

Руны в глазницах механического исполина вспыхнули зеленым. Голем плечом пробил дыру в кирпичной стене, а потом расширил проход кулаком. Снаружи было темно. Сюда, на вершину холма, ночной ветерок доносил лишь едва заметные запахи из долины: тянуло дымом и кисловатой вонью немытых тел.

– Вперед, – сказал Клэй и вышел следом за первым големом.

Замыкал шествие второй голем с Гэбом на руках.

Глава 9
Проклятие Отступника

На следующий день, к полудню, приятелям встретился крестьянин, у которого телега сломалась под грузом огромных копен сена. Один из сыновей крестьянина на лето присоединился к банде наемников, а другой ушел в Контов поглазеть на парад да и застрял там надолго. Клэй вручил крестьянину Келлореков медальон и объяснил по мере сил, как он работает.

– Только ими лучше пользоваться ночью, – сказал Клэй, ткнув большим пальцем за плечо, на громадных големов. – А то их кое-кто будет искать пару недель – здоровый такой урод, злой до ужаса.

Крестьянин рассыпался в благодарностях и первым делом велел големам помахать Клэю и Гэбу на прощание. Выглядело это очень странно.

– Вот и пришли. – Гэб указал на вершину лесистого холма, где на фоне белесого осеннего неба торчала полуразрушенная башня.

Клэй сначала решил, что она напоминает согнутый палец или сломанный клык, но потом вспомнил плакаты с рекламой феноменального фаллического филактерия, и башня сразу стала похожа на кое-что другое.

– Он вроде бы дома, – сказал он, кивая на столб сине-зеленого дыма, струившийся из дыры в проломленной крыше.

Починки не требовала только входная дверь из прочных дубовых досок. На ней висел бронзовый дверной молоток в виде гримасничающего сатира с медным кольцом в зубах. Гэб лениво стукнул в дверь, и сатир встрепенулся:

– Хты?

Гэб почесал в затылке:

– Прости, не понял.

– Кыкые у выш деы х-хыжяиу? – вопросил дверной молоток.

– Чего-чего?

– Чего вам надо? – медленно сказал сатир, выговаривая слова почетче, насколько позволяло кольцо в зубах.

Гэбриель посмотрел на Клэя. Тот в очередной раз изобразил пожатие плечами – одно из нескольких в его репертуаре.

– Ну… с Мугом повидаться.

– Ш Мугом повидытьшя! – шепеляво промямлил сатир. – А как выш пведштывить?

– Гэбриель. И Клэй Купер.

– Пвевошходно. Подождите здешь минутошку, хожяин выш шково пви…

Внезапно дверь распахнулась, и из башни вышел Муг, одетый в какой-то нелепый наряд, больше всего похожий на детские ползунки – темно-синие, с лунами и звездами. Сам Муг был тощим, с длинной белой, как вата, бородой, а плешивую макушку обрамлял венчик тонких серебристых волос; из-под седых кустистых бровей сверкали ярко-синие глаза.

– Гэбриель! Клэй! – Волшебник, радостно кудахтая, запрыгал на пороге, как гигантский младенец-переросток, а потом раскинул костлявые руки и обнял друзей. – Ох, да за-ради всех сисек и сонма крошечных божков! Долго же мы не виделись! – Он укоризненно взглянул на дверной молоток. – Стив, я же тебе тысячу раз говорил, не держи друзей в дверях!

– Пвошу пвощения, хожяин, но выньше двужья к вым не пвиходили. Вот шегодня певвый важ.

– Первый раз? Ну да, конечно, но… – Он строго погрозил пальцем. – Смотри у меня, Стив. Чтоб такого больше не повторялось.

Дверной молоток, невзирая на кольцо в зубах, скорчил огорченную гримасу:

– Будет ишполнено, хожяин.

– Вот и славно. Да вы входите, входите! – Муг повернулся и поманил нежданных гостей за собой; как и предполагал Клэй, на заднице Муговых ползунков красовался откидной клапан на пуговицах. – Это вы удачно ко мне заглянули!

В башне волшебника все было именно так, как и представлял себе Клэй. Зал первого этажа был заставлен столами и тумбочками, на которых красовались алхимические реторты, хрустальные шары и великое множество каких-то пузырьков без единой наклейки, что несколько настораживало. Шкафы и полки вдоль стены ломились от книг и стандартного набора подручных колдовских средств: оскаленные черепа, связки трав и банки с какими-то жидкостями, в которых плавали чьи-то глазные яблоки и много еще чего, включая молочно-белый зародыш дракона, хотя, возможно, это был окаменевший клубень батата.

У противоположной стены в клетках – их было штук десять, если не больше, – сидели какие-то звери. Клэй опознал барсука и скунса, а вот остальных никогда в жизни не видел, например слона размером с собаку или восьминогого хорька с головами с обеих концов гибкой тушки. Впрочем, определенную тревогу внушали не только незнакомые твари, но и длинный деревянный стол, озаренный тусклым светом. Под белой простыней на столешнице смутно угадывались человеческие очертания.

Волшебник направился к столу, на ходу махнув рукой в сторону очага, где висел дымящийся котел:

– Вы есть хотите?

Клэй вспомнил сине-зеленый дым над проломленной крышей башни. В котле булькало подобие супа, но варево едко воняло паленым волосом.

– Нет, спасибо, мы только отобедали. А почему удачно?

– Что удачно? – недоуменно поморщился Муг.

– Ну, что мы к тебе удачно заглянули, – подсказал Клэй.

Волшебник, обернувшись, печально улыбнулся.

– Как раз к чуду подоспели, – объявил он и вцепился в край простыни.

«Ох, лишь бы не труп, – мысленно взмолился Клэй. – Что угодно, лишь бы не труп!» Муг всю жизнь ненавидел некромантов, но если надолго оставить старого одинокого волшебника в древней башне, то рано или поздно он наверняка начнет интересоваться непостижимыми тайнами черной магии.

Муг театральным жестом сдернул простыню со стола. К счастью, под простыней оказался не труп. И вовсе даже не человек, a древей. Когда-то Клэй одного такого прикончил и распилил на дощечки, чтобы сделать из них щит. Правда, Черное Сердце был старым дубом, вдесятеро выше человеческого роста и вдобавок с легкостью разорвал бы быка напополам. А на столе лежал маленький чахлый ясень. Вполне себе живой.

И злющий-презлющий. Увидев Муга, древей отчаянно задергался, пытаясь разорвать путы, привязывавшие его к столу. Тонкие веточки – их даже конечностями не назовешь, так, прутики – упрямо тянулись к волшебнику. Положим, взрослому человеку это хлипкое создание не причинило бы вреда, а вот древеи, некогда осадившие Полый Холм, были вполне себе великанами, в полном соку, без разбора глотали людей или переламывали их, как сухие хворостины.

С древеем на столе было что-то не так. Его плоть или там кору – непонятно, как положено называть шкуру существа, которое с виду дерево, а на самом деле не дерево, – покрывали темные пятна лишайников, расползшиеся по стволу, то есть по туловищу и лицу. Досталось и хлипким отросткам конечностей: листва на них свернулась и побурела, как пергамент, спасенный из огня.

– А зачем ты… – начал Гэб.

Древей обернул к нему вроде бы лицо и дико заверещал, издавая жуткий булькающий храп.

Муг ласково коснулся ствола, а древей тут же попытался царапнуть волшебника кривыми веточками.

– Ш-ш-ш, не бойся, Тьюринг. Это мои друзья, Гэбриель и Клэй. Помнишь, я тебе про них рассказывал? Они пришли посмотреть на твое исцеление.

Тьюринг нацелил почерневший отросток Мугу в глаз, но волшебник ласково отвел сучковатую ветку в сторону.

– Исцеление от чего? – спросил Гэбриель.

Клэю тоже стало любопытно – неужели древею понадобился феноменальный фаллический филактерий?

Волшебник взглянул на друзей, теперь уже без всякой радости. Ярко-синие глаза были холодны, как замерзший пруд зимой.

– От черногнили, – сказал Муг.

Как правило, волшебникам свойственна одержимость, и Муг не был исключением. На памяти Клэя главными увлечениями Муга были две вещи.

Во-первых, совомедвед, мифическая тварь, которую никто и никогда не видел, но Муг (вместе с горсткой безумных единомышленников) искренне верил в ее существование.

Во-вторых, черногниль, уничтожившая множество искателей приключений, включая человека, которого Муг любил больше всего на свете, – его мужа Фредрика. Впрочем, Муг пытался найти чудодейственное средство от этого неизлечимого недуга еще до того, как Фредрик подцепил Проклятие Отступника, ну а затем, по вполне понятным причинам, это превратилось в навязчивую идею. Когда стало ясно, что «Сага» вот-вот распадется, волшебник без сожаления расстался с бандой и целиком посвятил себя борьбе с болезнью.

К несчастью, ни Муг, ни его муж с болезнью не совладали. Фредрик умер через несколько месяцев после того, как «Сага» распалась, а Муг, судя по всему, не оставлял надежды победить заклятого врага, который лишил волшебника всего самого дорогого в жизни.

Тьюринг умер.

Спустилась ночь. Сквозь проломленную крышу второго этажа в башню глядели звезды. Гэбриель выволок котел из очага и развел огонь пожарче. В кладовой нашелся черствый каравай, корзина переспелых помидоров и кусок твердого сыра, и Клэй настрогал бутерброды.

Муг горевал целый день: сначала у трупа древея, потом в захламленной алхимической лаборатории, затем на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. А теперь он забрался в огромное мягкое кресло, подтянул колени к подбородку и продолжал горевать.

– Безнадежно, – то и дело бормотал он.

Так продолжалось уже часа два.

Костлявыми пальцами Муг дергал длинную белую бороду и зыркал из стороны в сторону, как муж-отравитель в страхе перед появлением разгневанного призрака жены.

– Ты сделал все, что мог, – сказал Гэбриель, сознавая, что утешение звучит неубедительно.

Муг не удостоил его ответом и продолжил безостановочный шепот:

– Безнадежно, безнадежно…

Клэй долго и упорно жевал бутерброд, заодно обдумывая, что бы такого сказать. Одними соболезнованиями горю не поможешь, да Клэй не очень-то и умел, а потому избрал иной метод, не раз опробованный на Талли, когда она упрямилась, – отвлечение.

– Слушай, а вот зверюшки в клетках – у них тоже черногниль?

Муг рассеянно кивнул.

– Ты их сам наловил, что ли?

Волшебник приподнял голову, хмуро взглянул на клетки и снова кивнул:

– Ага, почти всех.

– Ты бы поберегся, – не отставал Клэй. – Все-таки Жуть – место опасное.

Муг потер глаза кулаком. Дурацкие ползунки делали его похожим на огромного младенца.

– Кое-кого, ну вот Тьюринга например, я купил у наемников. Только наемники не любят соваться в Жуть, трусят. Туда только «Ренегаты» иногда захаживают. А еще говорят, «Всадники бури» недавно из турне вернулись. Кстати, завтра в Контове будет парад в их честь…

– Так ведь он вчера был, – сказал Гэбриель.

Муг удивленно заморгал.

Клэй отряхнул крошки с рубахи и спросил:

– Ты хоть охрану берешь с собой?

Волшебник, презрительно фыркнув, обвел рукой скромную обитель:

– Где ж мне взять деньги на наемников? Алхимия – дорогое удовольствие. Вот, приторговываю филактерием, свожу концы с концами. Хорошо, в Контове вислых херов – как в промерзшей преисподней, а то б я давно разорился. И вообще, в Жуть я хожу с умом, я же все-таки настоящий волшебник, а не дешевый шарлатан, что сбывает на углу колдовские зелья за серебряную монетку. С парой-тройкой монстров я как-нибудь справлюсь.

К Мугу постепенно возвращалось хорошее настроение, но Клэя не оставляла тревога.

– Меня волнуют не монстры, – заявил он. – А вдруг ты…

Взглянув на Гэбриеля, Клэй замялся и мысленно обозвал себя дураком. Волшебник и так страдал целый день, не стоило напоминать ему о смерти Тьюринга, а заодно и о кончине Фредрика – уж слишком это было жестоко. Однако же Муг только рассмеялся – почти без горечи.

– Что вдруг, Клэй? – спросил он. – Вдруг я подцеплю черногниль?

– Ну, в общем-то, да.

– Так ведь я уже подцепил.

Глава 10
Сквозь зеркало

Слушай, ты не… – начал Клэй и осекся. – Если… – Он снова осекся. – Ты… Не может быть… Ну, это… Неправда, – тупо заявил он.

Гэбриель смотрел ошеломленно, как бедолага, неожиданно попавший на острие кентавровой пики.

Волшебник сбросил левый тапок и поднял ногу, чтобы Клэй сам увидел черную корку на мизинце и безымянном пальце.

– Не бойся, она не заразная. Проклятье Отступника настигает только тех, кто слишком долго шастает по Жути.

Клэю пришло на ум много всяких замечаний, по большей части включавших в себя слова «редкий мудак» и «обалдуй хренов», но он ограничился простым вопросом:

– Ну и ради чего?

– Ради чего я подвергаю себя опасности? – уточнил Муг, надевая тапок и снова усаживаясь в кресло. – Видишь ли, для опытов мне нужны зараженные экземпляры, вот как Тьюринг. Мне надо понять, какие зелья вообще бесполезны, а от каких есть хоть чуть-чуть пользы, и разобраться, почему это происходит.

– Так попросил бы… – Клэй едва не сказал «гнильцов», но вовремя поправился: – Тех, кто уже заразился. Мы вот в Контове одного видели.

Волшебник пожал костлявыми плечами:

– На их прокорм нужны деньги. А потом, с людьми не обойдешься без чувств. Вот я расстроился из-за Тьюринга, а ведь он – дерево! Между прочим, однажды ночью он меня едва не задушил. – Муг печально улыбнулся. – Эх, привязался я к этому стервецу!

– А если против черногнили нет лекарства? – спросил Клэй. – Вдруг ты только зря потратишь время и жизнь свою загубишь ни за что?

Печальная улыбка не сходила с лица волшебника.

– Ну, у меня все равно нет иного выбора. Я полжизни угробил на поиски средства от этой проклятой заразы, да только так ничего и не нашел. К тому же я холост и бездетен. А у тебя вот есть дочка…

– Да, но…

– У вас обоих дочери, – сказал Муг. – А у Матрика уже пять или шесть детей. Между прочим, он король Агрии! А Ганелон… ну, он Ганелон хренов, и этим все сказано. А что я? Какую я по себе память оставлю? Ни семьи, ни друзей – только вы, ребята. Что я такого особенного в этой жизни совершил?

– Ну… – Клэй в отчаянии уставился на ящики, обклеенные рекламой с подмигивающей рожей Муга.

– Ага, вот эректильную дисфункцию я прям за горло взял! – фыркнул волшебник, изобразив, как он обеими руками сжимает воображаемое… воображаемый… Клэй поспешно отогнал возникшую в уме картинку. – Нет, – сказал Муг. – Раз уж я всю жизнь положил на борьбу с этой заразой, так от нее и сдохнуть не жалко. Разумеется, если я не найду лекарства. О, а хотите горячего шоколада?

Клэй раскрыл было рот, но тут же его закрыл. Эту тему можно было обсуждать долго, возвращаясь к одним и тем же заезженным доводам, а спорить с Мугом было бесполезно. Волшебник был упрям, как бука в свой день рождения, – взять хотя бы ту же черногниль – и с горем справлялся по-своему, странным образом.

Гэбриель поднял руку и сказал:

– С удовольствием.

Муг вскочил, налил воды из кувшина в медный чайник, повесил его над огнем и вытащил из шкафчика нечто, обернутое в тряпицу, – как выяснилось, плитку черного шоколада.

– Эй, а вы зачем ко мне заявились? – спросил волшебник, оглянувшись на друзей. – Только не говорите, что Матрик вас обоих пригласил на совет Престолов, а про меня забыл.

– Чего-чего? – переспросил Клэй.

Волшебник отрезал от плитки кусок шоколада и начал толочь его в ступке.

– Ну, совет же созвали из-за того, что орда взяла в осаду Кастию. Говорят, будто всеми монстрами заправляет какой-то друин. Он пару недель назад явился в Пятипрестолье и потребовал встречи со всеми правителями Грандуаля.

– Друин? – удивился Клэй.

– А где встреча? – спросил Гэбриель.

Муг перевел взгляд с одного на другого:

– Ага, друин. Именует себя герцогом Крайнийским.

Клэй выцепил языком помидорное семечко, застрявшее в передних зубах.

– А с каких пор в республике завелись герцоги?

– Они и не заводились, – сказал Муг. – По-моему, этот друин вообще не имеет отношения к республике. Точнее, он ее терпеть не может. Скорее всего, он именует себя герцогом ради грандуальских правителей. Носитель герцогского титула – явно высокопоставленная особа благородных кровей, а потому заслуживает внимания. Это вам не какой-нибудь вульгарный Верховный Бог-Император города, в прошлом называемого Кастия.

– Ну да, – пожал плечами Клэй.

– А может, он просто мудак, – предположил Гэбриель.

– Все может быть, – рассмеялся Муг. – Так вот, совет проведут здесь, в Агрии.

– И на совет приедут все правители Грандуаля? – спросил Клэй.

Волшебник кивнул:

– Приедут те, кто сможет, а кто не сможет – пришлет своих посланников. И не важно, настоящий он герцог или нет, у него стотысячная армия монстров, и этого больше чем достаточно. Ну и потом, когда еще посмотреть на живого друина?

«Что правда, то правда», – подумал Клэй. Сам он встречал нескольких друинов, но все они таились в Жути. Друинов вообще было немного, их считали безобидными, а в человеческие поселения они не наведывались, потому что жители Грандуаля питали определенную неприязнь к бессмертным существам, которые относились к людям как к имуществу. Вдобавок ходили слухи, что если смазать лысину друиновой кровью, то обрастешь роскошной шевелюрой, поэтому на друинов охотились все, кому не лень.

– А как ты думаешь, правители отправят войска в Кастию? – с надеждой спросил Гэб.

Клэй тоже затаил дыхание. Если правители и правительницы Грандуаля решат отправить войска на битву с Жуткой ордой, то он, наверное, сможет вернуться к Джинни…

«Не загадывай наперед, Купер, – велел он себе. – Пока поднимут войско, пока оно переберется через Жуть… Это ж сколько месяцев пройдет, подумать страшно. Полгода, не меньше. А как долго продержится Кастия?»

– Не знаю, – ответил Муг и на вопрос Гэбриеля, и на невысказанные опасения Клэя. – Агрия с Картеей враждуют. Нармерия держится особняком, а северяне не могут разобраться между собой, не то что с сопредельными государствами. – Он отсыпал шоколадный порошок в две кружки. – А фантрийцы… Между ними и Кромешной Жутью – весь Грандуаль. По слухам, русалы участили набеги на фантрийское побережье.

– Селки, что ли?

– Ну, «русалы» красивее, – пожал плечами Муг.

– Не то чтобы очень, – сказал Клэй.

Когда чайник засвистел, Муг снял его с огня, разлил кипяток по кружкам и начал помешивать шоколад.

– Кстати, вы мне так и не ответили, что привело вас в мою скромную обитель.

Клэй посмотрел на Гэбриеля, который старательно разглядывал звезды над вторым этажом башни, и вздохнул: «Значит, снова мне отдуваться».

– Мы идем в Кастию.

Дзынь-дзынь-дзынь… Звяканье ложки смолкло.

– Что? В Кастию? Ох, ради мерзлой преисподней! Что вы там забыли? Кастию же вот-вот сотрет в порошок Жуткая орда, какой не бывало с самой Войны Возрождения!

– Ну да. Только там Гэбриелева дочка.

Волшебник помрачнел:

– Ах вот оно что…

– Потому мы и… – Клэй сглотнул. «Да говори уже, Купер». – В общем, мы хотим собрать банду. Если получится.

Он умолк, ожидая возражений Муга: мол, дела не позволяют, надо же кому-то продавать филактерий, искать несуществующее средство для исцеления черногнили, приглядывать за зверями в клетках, да и стар он уже, лучше медленно подыхать дома, чем таскаться по чащобам, где за каждым кустом прячутся злобные монстры… Из всех возможных причин для отказа Муг, наверное, выберет именно эту. Впрочем, Клэй его нисколько не винил.

– Отлично! – вскричал волшебник. – Нет, я не про Розу. Ох, Гэб, это ужасно, просто ужасно. А вот собрать «Сагу»… Это же здорово! Снова все вместе, как в старые добрые времена!

– Значит, ты не против? – спросил Клэй.

– Нет, конечно! Я с вами. Или я вам не друг?

Клэй замялся, припомнив свой резкий отказ на предложение Гэбриеля.

– А как же твои опыты?

– Они никуда не денутся. Вот вернемся – я снова ими займусь. Нам же надо выручать Розу. Да и потом, мне теперь черногниль не страшна. – Он поглядел на смущенные лица Клэя и Гэбриеля. – Шучу, шучу… Или, по-вашему, шутка неудачная? Что ж, вам виднее. В общем, я с вами.

Он подошел к Гэбриелю и протянул ему кружку. Клэй, учуяв аромат горячего шоколада, пожалел, что вовремя не поднял руку.

– За «Сагу»! – провозгласил Муг, чокнулся с Гэбриелем и поднес кружку к губам, но тут в дверь громко постучали.

– Кыкие у выш делы к хыжяину? – прошепелявил Стив сквозь кольцо в зубах.

За дверью кто-то неразборчиво переговаривался, а потом знакомый голос произнес:

– Аркандий! Муг, ты дома, приятель? Открывай, это Келл.

Клэй с Гэбриелем в ужасе переглянулись.

Муг бросился к двери:

– Келлорек? Погоди, я сейчас…

Клэй запоздало зажал волшебнику рот и прошептал на ухо:

– Мы хотели забрать Гэбов меч у Келла, а он нас чуть не убил.

– Веленкор? Откуда у Келлорека Веленкор? – удивился Муг.

– Потом объясню, – торопливо сказал Клэй, заметив, что Гэбриель собирается с духом.

– У тебя гости, что ли? – приятельским тоном поинтересовался Келлорек из-за двери. – Никак, Пузочес и Гэб заглянули на огонек? Давай открывай, мы все и обсудим по-дружески.

Стив снова осведомился:

– Какие у выш делы к хы…

Дверь содрогнулась от мощного удара. Дверной молоток тут же растерял всю вежливость:

– Шволочь! Ды кык ты шмеешь меня…

Еще один тяжелый удар сотряс дверь, и Стив умолк.

– Муг! – Дружеские нотки исчезли из голоса Келлорека быстрее, чем вино из дырявого бурдюка. – Открывай немедленно!

Волшебник вырвался из рук Клэя и метнулся к соседнему столу, где на куске темного бархата лежал хрустальный шар, в котором мельтешила белесая муть. Муг отставил кружку и коснулся шара. Белесый туман превратился в лиловую дымку, на миг проступило какое-то изображение – и тут же пропало, снова сменившись дрожащей хмарью.

– Я его купил у ведьмы, что до меня здесь жила, – торопливо объяснил волшебник, раздраженно шлепая по шару. – Проклятая штуковина работает через раз, сил нет никаких. Прямо хоть начинай книги читать. – Он уткнулся носом в стеклянную поверхность, неразборчиво пробормотал какое-то заклинание, потом выругался и снова хлопнул по шару. – Вот же ж долбаная хрень!

Внезапно в шаре возникла четкая картинка, и в животе у Клэя похолодело, как у путника, столкнувшегося с медведем. Келлорек, облаченный в чешуйчатые доспехи и плащ, подбитый черным мехом, стоял на пороге, в окружении шестнадцати стражников – громил, вооруженных до зубов. Один из стражников, настоящий амбал, с зажженным факелом и тяжелой кувалдой в руках, подступил к самой двери. Бронзовый дверной молоток был расплющен в лепешку.

– Ох, бедный Стив! – простонал Муг. – С каких это пор Келлорек заделался такой сволочью?

У Клэя зародилось подозрение, что посредник, едва появившись на свет, уже задал жару повитухе, но сейчас размышлять об этом было некогда.

– Надо уносить ноги. Здесь есть черный ход? Или тайное подземелье? – Клэй озабоченно огляделся, но ничего такого не обнаружил. – Как нам отсюда выбраться?

Волшебник на миг задумался, а потом кивнул:

– Ну, есть способ. Только это рискованно.

«Только это рискованно…» На памяти Клэя Муг произносил эти слова раз сто, если не больше. Как правило, они предвещали блистательный провал, но иногда волшебнику удавались настоящие чудеса.

Клэй шумно выдохнул:

– Говори, не томи.

– Вы бегите наверх, – Муг кивнул на полуразрушенный второй этаж, – а я тут кое-какие вещички соберу.

Первым делом он схватил хрустальный шар, торопливо обернул его в бархатный лоскут и сунул в суму. Потом туда же отправились всякие пузырьки и фиалы – Муг швырял их небрежно, не опасаясь, что они разобьются.

– Идите уже! – поторопил он друзей. – Я сейчас.

Клэй бросился к лестнице, Гэбриель за ним. На втором этаже Клэй огляделся в поисках выхода. Над проломленной крышей башни расстилался сверкающий ковер небес, усеянный яркими звездами. В их сиянии Клэй увидел узкую кровать у стены, еще одну книжную полку, прикроватный столик – и никакого пути к бегству. Даже окна были слишком высоко, под остатками крыши.

Гэбриель, разинув рот, уставился в ночное небо.

– В чем дело? – Клэй посмотрел наверх, ничего особенного не заметил и спросил Гэба: – Чего ты там не видел? Небо? Звезды?

– Это не звезды, – прошептал Гэбриель.

– А что же, по-твоему…

«Не звезды… – сообразил Клэй. – Пауки». Тысячи, десятки тысяч сияющих пауков, членистоногие созвездия, рассыпанные по тверди невидимой паутины. Клэй оцепенел, охваченный таким же парализующим, первобытным страхом, как и Гэбриель.

«Нет, кто бы мог подумать… – скользнула ленивая мысль. – Мы ведь когда-то не побоялись сразиться с драконом, да еще и выпытывали у него, как половчее надрать ему задницу, а сейчас трясемся перед паучками-светлячками».

Любопытные пауки стали подбираться поближе. Клэй, старательно не обращая на них внимания, окликнул Муга:

– Эй, где ты там?!

– Уже иду!

Клэй поглядел на первый этаж, где волшебник продолжал запихивать в заколдованную суму всевозможные предметы первой необходимости: посох, волшебную палочку, жезл, кинжал, осыпанный самоцветами, ониксовую статуэтку кошки, полдесятка шляп, стопку книг, курительную трубку, две бутылки бренди, пару стоптанных тапок…

Что-то оглушительно затрещало, будто надломился древесный ствол, и дверные створки прогнулись.

В тот же миг сотни пауков, привлеченные шумом, начали спускаться с развалин крыши, что несколько выбило Клэя из колеи. Какая-то часть его сознания по-прежнему считала пауков звездами и поэтому истерически вопила, что небо рушится. Неимоверным усилием воли он подавил желание блевануть, хотя причин было больше чем достаточно, и заорал во весь голос:

– Муг!

– Да иду я! – крикнул волшебник, выпуская из клеток тварей, зараженных черногнилью.

Как только слон размером с собаку помчался к двери, Муг произнес одно-единственное слово, взмахнул рукой – и под самой большой стеклянной ретортой вспыхнул огонь. Волшебник выплеснул в сосуд пузырек красной жидкости и стремглав взбежал по лестнице на второй этаж. Увидев испуганного Гэбриеля, Муг перевел взгляд вверх:

– А, вы познакомились с моими питомцами!

– С питомцами? – ошарашенно переспросил Гэб. – Муг, это же пауки!

– Ну и что? От них вреда никакого. Ну, почти. Меня один укусил, и я на неделю превратился в невидимку. И все бы хорошо, только в лавку за едой ходить неудобно. Между прочим, они питаются летучими мышами. – Он вручил Гэбриелю свою суму. – Подержи-ка.

Муг залез под кровать и вытащил оттуда зеркало почти в человеческий рост.

– Это то са… – начал Гэбриель.

– Ага, то самое, – оборвал его волшебник. – Надеюсь, еще работает.

Он осторожно ткнул пальцем в поверхность зеркала, будто проверяя, разогрелась ли похлебка. От прикосновения по зеркалу пошли круги, исказив отражения озабоченных физиономий Клэя и Гэбриеля.

Вообще-то, зеркал было два, и оба зачарованные. В одно зеркало можно было войти, а из другого – выйти, как бы далеко оно ни находилось. В свое время с помощью этих зеркал банда спасла агрийскую принцессу Лилит, на которой потом женился Матрик. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, ее похитил поклонник – захудалый аристократ, возмечтавший стать королем. Бойцы «Саги» прошли сквозь зеркало в комнате служанки и попали в королевскую опочивальню, как раз когда аристократишка пытался лишить принцессу ее драгоценной непорочности.

Короче, успели вовремя, иначе принцесса не смогла бы той же ночью одарить этой самой непорочностью Матрика.

Дверь в башню разлетелась в щепки. Громилы Келлорека, возглавляемые амбалом с кувалдой, протиснулись внутрь.

Муг покачал головой:

– Тьфу ты, а я так надеялся…

Тут полыхнуло пламя, стеклянная реторта взорвалась, на первом этаже заклубилось облако ярко-оранжевого дыма.

– Лезьте быстрее! – лихорадочно тыча в зеркало, завопил волшебник.

– Что это было? – спросил Гэб, прикрывая рот, чтобы не вдыхать едкий дым, от которого щипало глаза, а ноздри полнились густым сладким запахом подгнивших фруктов.

– Филактерий! Да скорее же! Бегите! – орал Муг, перекрывая надсадный кашель и звон разбитого стекла, доносившиеся с первого этажа.

Пока остальные мешкали, Клэю пришлось лезть сквозь зеркало первым. Он тряхнул головой, мысленно обозвал себя дураком и прыгнул в раму, будто сиганул с высоченного утеса.

Глава 11
Король-рогоносец

Из зеркала Клэй выскакивал боком, не совсем понимая, когда именно начал орать во все горло.

Какой-то тип обернулся на крик и удивленно распахнул глаза над повязкой, скрывавшей нижнюю часть лица. Клэй нечаянно врезал ему прямо в лоб; удар носил очень подходящее название – ногами с лету.

Невольные противники одновременно повалились на пол, и Клэй собрался было пуститься в пространные извинения, но неизвестный злобно зыркнул на него, оскалив окровавленный рот, после чего выяснилось, что в руке у странного типа зажат острый кинжал со зловеще изогнутым клинком.

Клэй попытался отползти, но не смог высвободить ноги из-под тела противника и отчаянно надеялся, что первый удар кинжала не окажется смертельным или что неизвестный передумает и сообразит, что ему не желают ничего дурного. Впрочем, особой надежды он не питал.

Гэбриель вывалился из зеркала кувырком, словно его оттуда вытолкнули, и плашмя упал на Клэя, что не улучшило их шансов не быть заколотыми. Тут над ними пролетел Муг, весело улюлюкая, как мальчишка на качелях. Тип с ножом получил еще один нечаянный пинок – на этот раз в челюсть – и угас, как свеча под ураганным порывом ветра.

– Ох, простите, – начал волшебник, поднимаясь на колени. – Я…

– Да ладно, Муг. Он же в отключке. Вдобавок он хотел меня убить. – Клэй дернул подбородком в сторону кинжала, зажатого в обессиленной руке неизвестного.

– Вот грубиян.

– А то, – с готовностью согласился Клэй, решив не объяснять, что напал первым.

Гэбриель перевернулся на спину, отвел с глаз пряди волос:

– А мы где?

Приятели огляделись: просторное помещение, роскошное убранство. На стенах висели картины и яркие шпалеры, потолок расписан фреской с изображением эпизода Войны Возрождения – торжествующее человечество побеждает Жуткую орду, буйствовавшую на развалинах Державы. У дальней стены стояла огромная кровать под белоснежным кисейным пологом.

– Мы в Брайклифском замке, – сказал Муг. – Там же, куда попали и в прошлый раз, – в королевской опочивальне.

– Значит… – начал Клэй.

– Матрик здесь, – сказал Гэбриель.

– Что? Где? С чего ты взял? – удивился Клэй.

Гэбриель пожал плечами:

– Потому что он – король Агрии. Да ты глянь… – Гэбриель указал на кровать.

Само собой, в кровати, среди смятых шелковых простыней, громко храпел Матрик. За прошедшие годы король значительно прибавил в весе.

Муг бросился к кровати и сквозь неплотно задернутый полог прыгнул прямо на спящего, как ребенок, что в свой день рождения будит родителей ни свет ни заря.

– Матрик! Матти! Да проснись же ты, наконец!

Сквернослов, пьянчуга, потаскун, бессовестный вор, а ныне – король одного из пяти великих государств Грандуаля подскочил, отчаянно вытаращив глаза.

– Что? Кто? – Он высвободился из-под волшебника, замахал руками, свалился на пол и заорал: – Убивают!

Двойные двери распахнулись, и в опочивальню вбежали два стражника с мечами наголо. Из зеркала вывалился кто-то, оплетенный клубами оранжевого дыма, – один из громил Келлорека, тот самый амбал с кувалдой, который расплющил бедного Стива.

Клэй в отчаянии смотрел то на стражников, то на амбала, с которым, по уму, стоило разобраться первым. Клэй оглядел его с головы до…

– Может, погодишь минутку? – ошарашенно спросил он.

Амбал хищно оскалился, но, взглянув на солидный стояк у себя в штанах, смущенно отвернулся, хотя вид сбоку картины нисколько не улучшил и по-прежнему не оставлял никаких сомнений.

Клэй открыл было рот, но его опередил Муг:

– Это филактерий. Я его плеснул в реторту. А когда все взорвалось, дым повалил, ну вот и… – В широкой ухмылке волшебника сквозила затаенная гордость. – Как и обещал, действует мгновенно. Один глоток – и ты герой!

– А, понятно, – сказал Гэб, покосившись на бугор в своих штанах.

– Ха, да вы на меня посмотрите! – заявил Муг.

Клэй смотреть никуда не стал – и без того было ясно, чем хвастается волшебник.

Воцарилось весьма неловкое молчание. Наконец один из стражников осмелел:

– Государь, а что… Чего изволите, государь?

Король, обхватив пузо обеими руками, скорчился, будто раненый. Послышался сиплый вздох, фырканье, а потом Матрик, запрокинув голову, безумно расхохотался. Амбал зарычал, как обозленный пес, и покрепче сжал кувалду.

Клэй только этого и ждал. Одним движением он скинул щит с плеча, подхватил за перемычки и мгновенно подставил под удар тяжелого железного молота, предназначавшийся Гэбриелю, который в это время озабоченно пытался скрыть стояк. Кувалда с глухим стуком обрушилась на щит и отскочила. Сильный удар отозвался болью в руках, разрядом молнии пронзил плечи – Клэй уже давно не ввязывался в драки, и прошло слишком много лет с тех пор, как он сражался с достойным противником.

«Что ж, тряхни стариной, Пузочес», – подумал Клэй.

Кувалда снова поднялась, но в этот раз он приготовился встретить удар, с силой отбил оружие противника и хотел было садануть амбала кулаком, однако тот подсуетился и коварно пнул его сапогом в грудь. Клэй отлетел в сторону и пребольно врезался в витой столбик кровати.

Королевские стражники оцепенели, до сих пор не разобравшись, где здесь свои, а где враги. У Клэя таких затруднений не возникало. Амбал пришел в себя и снова занес кувалду, будто топор лесоруба. Никакого подходящего оружия – тяжелого подсвечника или толстого фолианта на прикроватном столике – под рукой не оказалось. Отойти в сторону было нельзя – не хотелось подставлять Гэбриеля под удар, – а потому Клэй бросился на врага.

Кувалда обрушилась на него слева. Клэй прикрыл плечо щитом и принял удар на себя, чтобы не быть отброшенным неимоверной силой. Он присел, уклоняясь от удара наотмашь, а потом резко распрямился, что есть силы приложив противника всей поверхностью тяжелого деревянного щита. Амбал пошатнулся, отступил на шаг-другой. Клэй воспользовался своим преимуществом и дал противнику ощутимого пинка. Амбала вдавило в зеркальную поверхность, и по ней, как по озерной воде, пошли круги.

Клэй обернулся к кровати:

– Муг, как сделать так, чтобы он снова оттуда не вылез?

Волшебник развел руками:

– Не знаю… Просунь туда голову, попроси его, чтобы больше не совался.

– Да ну тебя, Муг… – Клэй начинал терять терпение – легче было справиться с девятилетней Талли, чем с дряхлым волшебником в приступе старческого маразма.

К счастью, Гэбриель сообразил, что делать: он выступил вперед и повалил зеркало на пол, лицевой стороной книзу.

– Спасибо, – сказал Клэй.

Гэбриель натянуто улыбнулся и отвел взгляд.

Громовые раскаты королевского хохота наконец-то сменились негромким хихиканьем. Матрик подошел к стражникам и жестом велел им вложить мечи в ножны.

– Ради всех богов Грандуаля! – воскликнул он. – Что это вы здесь делаете, ребята?

Он осторожно направился к друзьям, словно боялся их спугнуть, как стаю оленей на водопое у лесного озера.

Клэй откинул лезущие в глаза волосы, провел ладонью по взмокшему лбу: короткая стычка его измотала.

– Это долго объяснять, – сказал он.

Муг, сложив руки на коленях, уселся на краешек кровати и заявил:

– Дочь Гэба попала в осаду. В Кастии. Мы идем к ней на выручку. Вот, пришли тебя с нами позвать.

– Ну, или так, – пожал плечами Клэй.

– В Кастии? – Матрик побледнел. – А как Роза оказалась в Кастии?

– А вот это и впрямь долго объяснять… – начал Клэй.

– Она теперь в банде… – Гэбриель страдальчески заломил руки, как нищий на паперти. – Кастийская республика попросила о помощи в борьбе с Жуткой ордой, вот Роза и откликнулась.

– Ну, или так, – снова буркнул Клэй.

– Матти, мы снова собираем банду! – воскликнул Муг. – Представляешь? Как в добрые старые времена! Все впятером двинем в Жуть!

Матрик застонал и потер глаза ладонями. Король Агрии жил в довольстве и роскоши, но годы брали свое: некогда черные волосы поседели, надо лбом появились залысины, щетина на брылястых щеках отливала серебром. Да и вообще он выглядел усталым, но это, наверное, потому, решил Клэй, что Матрик не выспался: уснешь тут, когда четверо придурков среди ночи врываются в опочивальню и давай почем зря махаться щитами, кувалдами и совершенно неуместными стояками.

– Матти, ну что? Ты с нами? – спросил Муг, удивленный тем, что приятель, услышав такую радостную новость, не проявляет бурного восторга.

– Прости, Муг. Не выйдет.

Муг донельзя расстроился, а Клэй сначала подумал, что Матрик единственный из всей банды обладает хоть каким-то здравым смыслом, но потом, похолодев, сообразил, что и его самого охватило уныние.

Оказывается, все это время он думал, что Матрик пойдет с ними. Видимо, в глубине души надеялся (без каких-либо на то причин), что раз уж его самого удалось уговорить все бросить и отправиться с Гэбриелем в безумный поход в Кастию, то и остальные товарищи по банде тоже согласятся. Все, кроме Ганелона, но оно и понятно. А Матрик любил Гэбриеля, как брата, и обожал опасные приключения.

Король обратился к Гэбриелю:

– Гэб, прости. У меня сейчас дел выше крыши. Лилит, дети… Надо управлять королевством, на границе вот-вот начнется война, да еще этот проклятый совет завтра…

– Совет Престолов назначен на завтра? – с неподдельным интересом спросил Гэбриель.

Матрик провел пятерней по залысинам:

– Да, на завтра. В Линдмуре. И туда заявится этот мудак, Оболон-хан, любитель дрючить лошадей. Недавно мы с ним чуть не подрались. Агрия с Картеей сейчас не в ладах, злобятся, как доходяги за дозу царапки. Этот герцог Крайнийский, орк хренов, выбрал самое поганое время, чтобы… ох, фиг его знает, что он там задумал…

Гэбриель слушал, взволнованно грызя кулак и глядя в никуда. Наконец король закончил перечислять свои беды.

– А можно мы тоже пойдем на совет? – сказал Гэб. – Очень хочется посмотреть на герцога. Вдруг удастся упросить его снять осаду и отпустить грандуальских наемников?

– Ну… конечно приходите, – ответил Матрик. – Чего ж не прийти. Только сначала я должен предупредить Лилит.

Тут в опочивальню и ворвалась королева Агрии, словно злой дух, имени которого упоминать нельзя. На Лилит была весьма откровенная ночная сорочка. Разумеется, прошедшие годы и многочисленные беременности наложили на королеву заметный отпечаток, но ничуть не умалили ее необыкновенной – хотя и суровой – красоты. Равно как и то, что сейчас королева чуть не лопалась от злости. Следом за ней шел высокий мускулистый тип, почему-то без рубахи, зато со встревоженной физиономией и здоровенным мечом.

– Ох, ради Вайла Отступника, что здесь происходит? – осведомилась Лилит.

– Лилит! – Матрик сделал шаг к жене, но между ними вклинился тип с голым торсом. – Сюда пробрался убийца, но ребята… ну, ты же помнишь ребят?

Королева обратила ледяной взор на троих наемников, которые двадцать пять лет назад ради ее спасения рисковали жизнью.

– А что они здесь делают?

Король, совсем как Гэбриель недавно, огорченно заломил руки.

– Они пришли через зеркало… – произнес Матрик одновременно извиняющимся и умоляющим тоном; Клэй подумал, что если бы собаки умели разговаривать, то примерно так бы оправдывались перед хозяином за обосранный ковер.

– Милый, я же не спрашиваю, как они сюда попали, – ядовитым медовым голоском произнесла Лилит. – Я спросила, что они здесь делают.

– Да-да, конечно. Они собираются в Кастию.

– В Кастию? – с отвращением переспросила королева. – Зачем?

– Понимаешь… – Король неуверенно поглядел на Клэя.

– Это долго объяснять, – сказал Клэй.

В ковердейлском кабаке подавали так называемый королевский завтрак, который включал в себя подгоревшую яичницу из двух жиденьких яиц, обильно посыпанную черным перцем и политую густым красным соусом – Шеп именовал его «помидорной кровью», – а также хлеб, обжаренный до угольков, и, если повезет, пару кусочков груши, помятой не хуже самолюбия бездарного барда.

В общем-то, оно и неудивительно, но на самом деле Шеп не имел ни малейшего представления, что именно подавали на завтрак королю. Оказывается, по утрам на королевском столе красовались огромные стопки пышных золотистых оладий, щедро политых кленовым сиропом, пышущие жаром булки и караваи, изящные фарфоровые блюдечки с соленым маслом, ломтики тщательно поджаренного хлеба и невероятное количество варений – черничное, клубничное, малиновое, ежевичное, абрикосовое, виноградное, инжирное, а еще удивительная штука под названием апельсиновый конфитюр. Муг, как ни старался, слово «конфитюр» правильно произнести так и не смог. Стол ломился от пластов свиной грудинки, сочных колбас и яиц такой невероятной нежности и свежести, что Клэю послышалось гордое кудахтанье несушек на кухне.

Все это великолепие полагалось запивать либо свежевыжатым соком – яблочным, апельсиновым, клюквенным, – либо сухим белым вином, либо чаем с нежным цветочным ароматом, либо прохладной водой, для вкуса подкисленной соком южных лаймов, либо крепким фантрийским кофе, который Матрик глотал жадно, будто противоядие от отравы, выжигающей ему внутренности.

Клэй решил было, что это один из лучших завтраков в его жизни, но Лилит, сидевшая напротив короля в дальнем конце длинного стола, все испортила, объявив о своей беременности.

Неожиданная новость застала короля врасплох, с полным ртом оладий, – судя по всему, королева умела выбирать самое подходящее время для своих заявлений. Бокалы застыли на полпути ко рту, звон вилок стих, только пятеро детей Матрика продолжали есть и болтать, не обращая никакого внимания на разговоры взрослых.

В обеденном зале, кроме Клэя и его друзей, сидели еще несколько человек. Слуги то и дело входили в сводчатые двери, уносили пустые блюда, вносили новые яства, чтобы король и его гости могли утолить голод. Вдоль одной стены зала, у высоких окон, стражники замерли по стойке «смирно», а в нескольких шагах за стулом королевы стоял ее личный охранник, по виду – северянин, тот самый, что полуголым сопровождал ее ночью. Он был моложе, чем поначалу решил Клэй, и, хотя был чересчур смазлив, выглядел человеком способным. Нос его, типичный для каскарцев, напоминал загнутый соколиный клюв. Охранник не отрывал зачарованного взгляда от королевы.

Клэй подозревал, что охранник – любовник Лилит, что придавало ее неожиданному заявлению особую пикантность.

Муг медленно захлопал в ладоши, усугубив и без того неловкую тишину.

К тому времени король ухитрился проглотить и гордость, и непрожеванные оладьи.

– Прекрасная новость, солнышко, – сказал он.

– Правда? – Ледяная улыбка Лилит сочилась презрением. – Предсказатели обещают, что родится мальчик. У вас будет новый братик, – сообщила она квинтету своих отпрысков, сидящих рядком на одном конце стола.

Клэй с интересом наблюдал за поведением детей. Самые младшие, двойняшки, захихикали и продолжали есть. Лилиана, чья смуглая кожа резко контрастировала с ярко-синими глазами, без особого восторга выслушала известие, – очевидно, ее нисколько не вдохновляла перспектива обзавестись еще одним приставучим братцем. Толстяк Керрик раскрыл рот от изумления – так широко, что видны были остатки еды за щеками. Самый старший, Даниган, рыжеволосый и конопатый, кивнул, не поднимая взгляда.

– Не хочу нового братика, – заявил Керрик.

– И я не хочу, – добавила Лилиана.

Мать холодно посмотрела на них:

– Что ж, я вот тоже не хотела рожать ни двенадцатифунтового увальня, ни девчонку, а пришлось. Жизнь полна несправедливости. Керрик, отдай горох сестре. Ты уже объелся, вот-вот лопнешь, а она тощая как глиста.

Тут уж и Клэй ошарашенно разинул рот. Понятное дело, и Керрик, и Лилиана немедленно разрыдались. Глядя на них, в голос завопили и близнецы. Даниган сосредоточенно уминал яичницу.

Матрик пригладил поредевшую шевелюру.

– Ш-ш-ш, успокойтесь, мама не хотела вас обидеть… Она просто… – Король в отчаянии поглядел на гостей. – Все потому, что она ребеночка ждет, вот и куксится. Верно, солнышко?

– Да, именно поэтому, – сказала Лилит. – А еще я устала. Пожалуй, прилягу, вздремну перед советом. Локан, будьте так любезны, проводите меня в опочивальню.

– С превеликим удовольствием, – ответил каскарец тоном, полностью подтвердившим недавние подозрения Клэя.

Сладкая парочка удалилась под ручку. Матрик, которого это, похоже, ничуть не задевало, продолжал успокаивать детей:

– Керрик, доедай горох, он очень полезный. Лилиана, девочка моя, налей сока младшему братику, а то он ненароком опрокинет на себя кувшин. Вот и умница.

Клэй завороженно следил за другом. В прошлом Матрик слыл отчаянным сквернословом, ловким мошенником и бесшабашным гулякой, который каждый вечер появлялся в подпитии и в обнимку с новой подружкой, а то и с двумя сразу, если был в ударе; удачливый вор и безжалостный убийца орудовал своими любимыми кинжалами Рокси и Грейси (так звали шлюх, лишивших его невинности), будто алчными клыками, а его добычей был весь мир.

Кто бы мог подумать, что он станет не только прекрасным отцом, но и толковым королем? В его правление Агрия процветала, да и детей он превосходно воспитывал сам, без помощи Лилит. Позавтракав, дети вежливо попросили разрешения встать из-за стола, поцеловали Матрика на прощание и ушли на занятия к своим наставникам.

Матрик отпустил стражников, а после того, как слуги принесли кофе, попросил их удалиться. Клэй с ужасом заметил, что Муг высыпал в свою чашку половину содержимого сахарницы.

– Я люблю сладкое! – объяснил волшебник.

Матрик вытащил откуда-то фляжку, плеснул бренди себе в кофе и теперь рассеянно помешивал его, глядя в никуда. Муг залпом проглотил кофе, ткнул в сахарницу обслюнявленным пальцем и принялся его облизывать.

– Знаешь, Матти, а жаль, что… – сказал волшебник.

– Ш-ш-ш! – остановил его король, покосившись на дверь в кухню, потом наклонился через стол и прошептал: – Заберите меня отсюда нафиг.

– Чего-чего? – заморгал Гэбриель.

Король с нарочитой медлительностью раздельно произнес каждое слово:

– Заберите. Меня. Отсюда. Нафиг.

– Как это? – удивился Муг. – Ты же король! Ты же сам сказал, что у тебя дел выше крыши. Дети…

– Дети не мои! – оборвал его Матрик. – Ты что, ослеп? Я их, конечно, обожаю, как пожрать на дармовщинку, но их зачатие – не моих рук дело. Ну или как-то так. Я в этом участия не принимал.

– Ты… – начал Клэй и поспешно понизил голос: – Ты имеешь в виду, что…

– Я имею в виду, что близнецы были зачаты, когда я рыбачил в Фантре. Я имею в виду, что у Лилианы отцовские глаза, а у меня они не синие! Я имею в виду, что Керрик в десять лет намного крупнее, чем я в двадцать, а уж Даниган… – Матрик раздраженно провел рукой у головы. – У меня в роду рыжих не было и нет, вроде бы сразу должен был сообразить, так ведь нет же, надо было еще четырьмя обзавестись, чтобы заметить, что каждый чуть-чуть смахивает на Лилит, а чуть-чуть – на дворцового библиотекаря, или на нармерийского посланника, или на проклятого садовника, что ухаживает за розами… А я-то думал, что он голубок! Ох, не тебе в обиду будь сказано, Муг.

Волшебник в очередной раз лизнул обсахаренный палец:

– С чего бы мне обижаться?

– А теперь она опять залетела! – горько рассмеялся Матрик. – Вот спорим на мое королевство, ребенок вырастет высоким, как дерево, и мамкину титьку будет тискать не хуже благородного сэра Локана, вшивого каскарского ублюдка!

– Так ушел бы – и дело с концом, – предложил Гэбриель.

– Не получается, – простонал Матрик. – Гвардейцы не пустят. Они, видите ли, питают исключительную верность к Лилит, только я в толк не возьму, с чего бы это.

Клэй, в общем-то, догадывался, с чего бы это.

– А зачем ей держать тебя при себе? – спросил он.

– Так ведь она боится, что я уйду и обзаведусь законным наследником. Однажды пригрозила меня прикончить, если задумаю удрать, и вот теперь, похоже, хочет сдержать слово. Помнишь того типа в опочивальне, которого ты пнул, когда сквозь зеркало проскочил? Это и был убийца, его Лилит ко мне подослала. Между прочим, не первый и, клянусь мерзлой преисподней, если я тут еще задержусь, не последний. Мне надо уносить ноги, так что без вашей помощи не обойтись. Лилит вряд ли найдет дураков, которые сунутся за мной в Жуть.

– Погоди, значит, ты пойдешь с нами в Кастию? – с лучезарной улыбкой спросил Муг.

– Конечно пойду, – ответил Матрик. – Вы, придурки, – моя настоящая семья.

«Вот оно, то самое теплое чувство…» – подумал Клэй.

– Самое трудное – выбраться отсюда, – продолжил Матрик. – Понятное дело, после совета.

– Так ведь можно через зеркало, – напомнил Гэбриель.

Матрик покачал головой:

– Нет, Лилит его уже реквизировала. Заявила, что оно представляет угрозу для безопасности дворца. Она, конечно, права. Клянусь нечестивыми мертвяками, я совсем забыл, что эта штука – портал, иначе давно бы сиганул в него, и прости-прощай.

– Да, через главные ворота нам не выйти, – рассудительно сказал Муг. – А на остальные выходы она, наверное, поставит охрану.

– Безусловно, – согласился король.

– Муг, у тебя же волшебная сума! – воскликнул Гэбриель. – Туда все, что угодно, поместится. Матрик в нее спрячется, и мы вынесем его из дворца.

Волшебник замотал головой:

– Там вакуум.

– Там что? – не понял Гэбриель.

– Пустота. Нет воздуха. Матти будет нечем дышать. Вот честное слово, я однажды туда кошку засунул, а она… – Муг удрученно вздохнул. – В общем, ничего не выйдет.

– А вы украдите меня, – предложил Матрик. – Прикинетесь разбойниками, дадите мне в морду, прорветесь сквозь стражников. Напишем письмо с требованием выкупа…

– Лилит сразу поймет, что это мы, – сказал Клэй. – Ну и убивать без нужды не хочется.

Муг хлопнул ладонью по столу так, что чашки задрожали.

– А, знаю! – воскликнул он.

Все посмотрели на волшебника.

Он улыбнулся и грустно подмигнул Клэю:

– Только это рискованно.

Глава 12
Совет Престолов

Четыреста лет прошло с тех пор, как Дружина Королей наголову разбила остатки Жуткой орды в Линдмурском сражении, завершив тем самым Войну Возрождения, но памятное место все еще выглядело полем битвы. Каждую весну подземные и талые воды превращали его в вонючее болото, к концу лета оно подсыхало, однако там и сям оставались затхлые прудики, а в топкой грязи виднелись вымытые из грунта следы древних боев: обломки оружия, ржавые доспехи и заплесневелые кости великих и малых чудовищ. Вдали, по краям топи, на западе и востоке виднелись хвойные леса, на севере – пашня и луга, а на юге несла медленные воды широкая река. В ясный день за рекой можно было различить смутные очертания королевского замка в Брайклифе.

В центре топи высился поросший травой холм, носивший название Остров Умертвий. Именно на этом холме (как гордо объяснил Матрик своим спутникам, пока королевский кортеж извилистыми тропами медленно двигался к цели) Агар Лысый сразился с неким Инферналом, который был чем-то вроде паладина Жуткой орды. Клэй видел Инфернала только на картинах и гобеленах, причем все художники изображали его по-разному и сходились лишь в одном: он стоял на высоченной горе трупов и был самым кошмарным и чудовищным монстром на свете.

– Агар убил демона, но сам умер от ран, – объяснил Матрик. – Его внук Агар Безбородый стал первым королем Агрии. С тех самых пор для обсуждения важных государственных дел Пять Престолов собираются именно на этом острове.

Лилит, восседавшая на снежно-белой лошади рядом с Матриком, плотнее запахнула подбитый горностаем плащ и делано зевнула.

– А почему это место называют островом? – спросил Муг. – По-моему, это холм.

Матрик покосился на жену:

– Весной вся равнина затоплена на многие мили вокруг и остров – единственное сухое место. А умертвия… Агара Лысого похоронили под холмом, и каждую ночь ему приходят поклоняться духи погибших в сражении при Линдмуре.

– Правда, что ли? – недоверчиво спросил Гэбриель.

– Правда! – гордо ответил Матрик.

– Правда? – с любопытством протянул Муг, почесывая подбородок.

– Правда? – язвительно повторила королева. – Клянусь бородой Летнего короля, мои прачки чешут языками меньше, чем вы трое. – Рукой в белой перчатке Лилит указала на Клэя. – Вот Кэйл, в отличие от вас, держит рот на замке.

– Меня, вообще-то, Клэй зовут.

Лилит высокомерно надула губы:

– Надо же, а такие надежды подавал…

Холм окружили толпы зевак, мечтающих лицезреть настоящего живого друина. Зрители рассаживались на подстилках, распаковывали корзинки с яствами и веселились напропалую. Разносчики предлагали гулякам шампуры печеных каштанов, а какая-то предприимчивая тетка бойко торговала «чучелами настоящих друинов». Муг очень обрадовался, купив одно за пять медяков, хотя оказалось, что это всего лишь тряпичная кукла с неумело пришитыми лоскутными ушами и пуговицами вместо глаз.

Королевский кортеж наконец-то одолел пологий склон и поднялся на овеваемую всеми ветрами вершину Острова, где у подножья монумента уже расположились два посольства. Пока королевские слуги возводили шатер вокруг тяжелого кедрового стола, который привезли на телеге из самого Брайклифа, Матрик со свитой агрийских придворных отправился здороваться с чужеземными гостями.

Из Фантры прибыли одни женщины – во владениях Соленой королевы царил матриархат; мужчины были моряками, солдатами или простыми работягами, а женщины возглавляли торговые дома и гильдии, а вдобавок занимали высшие посты в правительстве и военных ведомствах. В стране постоянно вспыхивали распри – гильдии и торговые кланы предсказуемо, как приливы и отливы, враждовали между собой, но сами фантрийцы неустанно напоминали остальному Грандуалю, что ни разу не проиграли в войнах с соседними государствами.

Фантрийское посольство возглавляла Этна Доши, совсем еще молоденькая, невысокая и коренастая. Как и все ее соплеменники, она ходила вразвалку, не столько из привычки к корабельной палубе, сколько из дерзкой, самоуверенной наглости. Обветренное, загорелое дочерна лицо фантрийки и яркий наряд – разноцветные шарфы, перевязи и множество сверкающих украшений – напомнили Клэю о леди Джайне, разбойнице, ограбившей приятелей по дороге в Контов. Черные волосы Этны Доши были убраны под серебряную сеточку, усыпанную переливающимися сапфирами и голубыми морскими ракушками, а шрам в уголке губ придавал главе посольства презрительный вид.

– Доши? – переспросил Матрик, пожимая ей руку. – А вы, случайно, не родственница…

– Я – ее дочь, – сказала она.

– Отлично! И как там эта слепая курица поживает?

От непосредственности короля Этна несколько опешила, но почти сразу же презрительная гримаса на ее лице сменилась ухмылкой.

– Пока не прозрела, – подмигнув, ответила фантрийка. – Но остается лучшим адмиралом в славном флоте ее королевского величества.

– А она нашла затерянный остров?

– Антику, что ли? – Этна помотала головой. – Нет, так и не нашла, дура старая. До сих пор ищет, хоть я ей и твержу, что проще в Отливе сыскать честного человека.

Матрик от души расхохотался, обеими руками придерживая пузо. Негодяй, ставший королем, всегда чувствовал себя как дома на берегах Фантры, где сквернословили и мошенничали все, даже дряхлые старухи. Там он и сдружился со старшей Доши, которая якобы научила его всему, что он знал о кораблях, и почти всему – о женщинах и о клинках.

– Пузочес!

Клэй, обернувшись, оказался лицом к лицу с Маладаном Пайком, официально именуемым Первым Защитником Каскара. Некогда Пайк был наемником, лидером банды «Мародеры». Его старшие братья – близнецы, которым предстояло соперничать за право престолонаследования, погибли от руки ужасно коварного (и не менее уродливого) вождя огров по имени Икко Умпа. Пайк жаждал отомстить за смерть братьев, но каскарский владыка, не желая рисковать жизнью единственного наследника, строго-настрого запретил ему думать об этом и прибег к услугам «Саги». Наемники расправились с вождем огров, и с тех самых пор нечаянный каскарский принц относился к ним со смесью недовольства и уважения.

– Пайк, – произнес Клэй вместо приветствия.

– А говорили, что ты сдох.

– Почти. Я женился.

– И дети есть? – фыркнул Первый Защитник.

– Ага. А у тебя?

– Семь штук. – Пайк гордо выпятил грудь. – Старшенький вымахал с меня ростом, может йетика задушить голыми руками. А твой как? Вот спорим на моего лучшего скакуна, что он хладнокровный убийца, весь в тебя.

Клэй мысленно передернулся, но изобразил на лице улыбку:

– Дочка у меня. Лягушек собирает.

– Ах вот оно как. – Северянин обеспокоенно пригладил бороду, в которой поблескивала седина; широкую грудь облегала кожаная кираса с заклепками и выпуклым изображением шестипалой медвежьей лапы. – Ну, про скакуна я пошутил, понятное дело.

– Понятное дело, – сказал Клэй.

Промах Первого Защитника затмило – в буквальном смысле слова – прибытие небесного корабля, стремительно заходящего на посадку.

Клэй отчаянно скрывал свое изумление: с серых небес спускался галеон. В свое время «Сага» не раз наталкивалась на такие корабли – как правило, среди развалин древних городов Державы, – но все они были в плачевном состоянии, с разорванными парусами и проломленным корпусом. В последние годы ходили слухи, что найдено несколько почти исправных небесных кораблей, однако Клэй считал это выдумками до тех пор, пока в один прекрасный день чудесный парусник не проплыл в облаках над Ковердейлом. А вот теперь ему довелось увидеть летучий корабль вблизи.

– «Второе солнце», – пояснил Муг. – Флагманский корабль султаны.

С виду галеон выглядел вполне обычно, только паруса, формой похожие на листья, были натянуты на металлические прутья, посверкивавшие голубыми электрическими искрами. Ну и еще то, что он парил в небесах.

– Флагманский корабль? – переспросил Клэй. – А что, в Нармерии теперь флотилия летучих кораблей?

– Нет, конечно, – рассмеялся волшебник. – У нармерийцев, наверное, есть еще парочка, но, по правде сказать, во всем мире наберется штук тридцать исправных, а то и меньше. «Второе солнце» обнаружили в пустыне близ Ксанса. Говорят, у Соленой королевы в Фантре тоже есть летучий корабль. В общем, все правильные монархи обзавелись небесными парусниками.

– Между прочим, я все слышу, – сказал Матрик, жадно глядя на галеон, зависший в воздухе.

С корабля сбросили два огромных якоря, по бортовым сеткам быстро слезали нармерийские солдаты, а за борт опускали занавешенный паланкин.

Клэй, не сводя глаз с корабля, недоуменно пробормотал:

– Вот как это он?

Муг поскреб плешь:

– В смысле, как он летает? Ну, видишь, такие металлические сферы с обеих сторон?

– Ага, – кивнул Клэй.

И в самом деле, по обоим бортам, у кормы и у носа корабля, висели шары, окруженные туманной дымкой.

– Это приливные двигатели, – сказал волшебник. – Шары, изготовленные из чистого дюрамантия, вращаются в кардановых подвесах под воздействием статического электричества, накапливаемого парусами.

Клэй в жизни не слыхал о приливных двигателях, понятия не имел, что такое кардановый подвес, и считал, что дюрамантий – металл, выдуманный торговцами нарочно для того, чтобы содрать с простодушного покупателя вдесятеро больше за обычный меч.

– Короче, волшебство, – пробормотал он.

– Не совсем, – хохотнул Муг. – Но в общем похоже.

Восемь дюжих каскарцев, в латных юбках из бронзовых пластин и в ременных сандалиях со шнуровкой до колен, внесли нармерийский паланкин на вершину холма. Северян, особенно светловолосых и ясноглазых, нармерийские аристократы с удовольствием нанимали в личную охрану и платили им баснословное жалованье, однако на эту службу соглашались лишь изгои или преступники. Вот и сейчас телохранители султаны опустили паланкин на землю и замерли, стараясь не встречаться взглядом с Первым Защитником. Таинственная владычица самого южного государства осталась сидеть в паланкине, не откидывая завес, а три ее министра в узорчатых одеяниях что-то приглушенно обсуждали, потряхивая бородами, заплетенными в косицы.

Ближе к вечеру на поле древнего сражения наконец-то появились картейцы, верхом на выносливых степных лошадях. Когда они поднялись на вершину холма, желто-синие знамена Верховного Хана, уныло поникшие на равнине, заполоскались под холодным осенним ветром.

– Моя королева! – обратился к Лилит всадник во главе процессии – очевидно, сам Оболон-хан. – Взгляни, как при виде тебя гордо взметнулся мой стяг!

Воины-степняки в свите хана надсадно захохотали, а королева, как ни странно, удовлетворенно улыбнулась. Клэй перевел взгляд с Матрика на телохранителя ее величества, которого за завтраком она называла Локаном, пытаясь сообразить, кого больше задело замечание хана.

Оболон-хан спешился с легкостью человека, встающего со стула, и в сопровождении двух воинов – из Вороновой стражи, если верить черным крыльям, вытатуированным под ключицами, – неторопливо прошествовал к агрийцам. У всей троицы глаза и переносицы приплюснутых носов пересекала широкая полоса сажи; на плече у каждого висел роговой лук, а на поясе – сабля без ножен.

Оболон-хан был мал ростом, но крепко сложен и широкоплеч; четко очерченные мускулы массивного торса свидетельствовали, что хан любит пировать чуть меньше, чем воевать и скакать верхом. Руки хана, как и у воинов его свиты, были исполосованы боевыми шрамами и покрыты темным загаром; Оболон брил голову и щеки, а вот на ханском подбородке дурацким пучком топорщилась реденькая прядь. «Ну что за глупость», – решил Клэй.

Раскосые глаза с тяжелыми веками казались ужасно знакомыми, но Клэй никак не мог сообразить, встречался ли он с ханом прежде. Тут справа от него Гэбриель шумно втянул в себя воздух и изумленно прошептал:

– Охренеть… а ведь толстяк-то…

Клэй наморщил лоб. «Что за толстя… Ох, преблагая Весенняя дева, спаси и сохрани…» Как только до него дошло, что имеет в виду Гэбриель, Клэй с трудом удержал челюсть на месте. Хан степняков, повелитель картейских племен, явно был настоящим отцом Керрика, которого Матрик считал сыном. «Теперь понятно, почему Матрик на дух не выносит Оболона, – подумал Клэй. – Что ж, остается только надеяться, что на совете они будут вести себя цивильно».

Оболон остановился перед королем Агрии и раскинул мускулистые руки, будто готовясь к объятьям:

– Король Матрик, старина! Какая встреча! Давненько мы с тобой не виделись. Как там мой сын?

«Или не будут», – со вздохом подумал Клэй.

Косматые брови Муга, который стоял слева, всползли на самую макушку.

Гвардейцы в свите короля украдкой переглядывались. Матрик твердо сжал губы и натянуто улыбнулся:

– Я что-то не пойму, о чем ты.

Оболон-хан невозмутимо продолжил:

– А жрет как в прорву, правда? У нас в роду все такие. Так что ты теперь не сможешь охранять свои границы от наших набегов, потому что все деньги потратишь на прокорм моего ублюдка…

Матрик усиленно делал вид, что не обращает внимания на слова хана, хотя королевские пальцы дрогнули, словно смыкаясь на рукоятях кинжалов; впрочем, кинжалов при нем не было, во всяком случае на виду; вдобавок, если королю захотелось бы кого-нибудь продырявить, его гвардейцы озаботились бы этим с превеликой радостью.

– Ух ты, а это что за жеребец? – Оболон-хан, гаденько ухмыляясь, окинул взглядом напыжившегося телохранителя Лилит. – Похоже, вскоре в нашем счастливом семействе ожидается прибавление…

Локан, у которого гордости было гораздо больше, чем здравого смысла у Матрика, обнажил меч.

Оболон-хан зарычал и схватился за саблю.

Матрик, который все-таки оказался при кинжалах, завертел их в пальцах.

В следующее мгновение воины Вороновой стражи нацелили стрелы на противника, Маладан Пайк и его бойцы-северяне, облаченные в шкуры, занесли топоры, а наряженные в шелка пираты Этны Доши выхватили из ножен скимитары. Светловолосые телохранители султаны направили длинные копья и пронзительные взгляды на всех, включая Клэя и его приятелей, которые – одни из немногих на Острове – вообще не были вооружены.

И тут владык и владычиц Грандуаля накрыла тень виверновых крыл.

Глава 13
Герцог Крайнийский

Однажды Клэй пытался объяснить жене, в чем разница между виверной и драконом. Пришлось признать, что оба чудовища слегка смахивают на пресмыкающихся и покрыты блестящей чешуей, прочной, как металл. У обоих острые как бритвы клыки и когти, способные пробить железный доспех насквозь, будто яичную скорлупу. У обоих кожистые крылья и по-змеиному гибкие длинные шеи, и оба могут взмахом хвоста рассечь человека напополам. Тут Джинни сказала мужу, что от его объяснений толку мало, так что Клэю пришлось признать, что между виверной и драконом разницы практически нет.

Теперь же, когда виверна приземлилась на склон холма, прямо перед носом Клэя, он наконец-то увидел весьма заметные различия. Для начала – передние лапы виверны были соединены с крыльями, а из локтевого сустава и запястья, в дополнение к загнутым когтям, торчали костяные шипы. Двигалась виверна, опираясь на костяшки пальцев, как обезьяна. Яд шипов на конце длинного хвоста почти мгновенно обездвиживал тягловую лошадь.

В отличие от драконов, виверны не блистали ни умом, ни сообразительностью. Драконы обдумывали свои действия и загадывали наперед; они умели говорить, хотя еще никто, даже Муг, не разобрался в тонкостях драконьего языка. А если дать дракону вескую причину, то он проникался неутолимой ненавистью, как было хорошо известно Клэю и его приятелям.

Виверны же были хищниками, ведавшими лишь простейшие побуждения: охотиться и убивать. Как любого дикого зверя, виверну можно было принудить к повиновению: надо было всего лишь внушить ей, что на свете есть чудовища пострашнее ее самой.

Во всяком случае, так рассуждал Клэй, потому что даже в мерзлой преисподней Морозной Матери нет другого способа заставить виверну нести на себе седока.

В данном случае седоком был друин – о нем вчера упоминал Муг, – который соскользнул на землю по черной виверновой чешуе с той же завидной легкостью, с какой недавно спешился с коня Оболон-хан.

На герцоге Крайнийском был обтрепанный кожаный плащ, длинный, темно-багровый, цвета запекшейся крови; за спиной друина виднелись рукояти трех великолепных мечей в трех богато изукрашенных ножнах. Как и все его соплеменники, друин был высок и сухощав, с бледной, сливочно-белой кожей. Волосы цвета осенней листвы или свежеотчеканенных медяков были гладко зачесаны назад, лишь несколько случайных прядей растрепал ветер. На узком лице герцога с резкими, типичными для друинов угловатыми чертами выделялся хищный нос; за тонкими губами скрывались заостренные зубы, а голову венчали длинные, будто кроличьи, уши с кисточками, опушенные белой шерстью. Левую бровь пересекал старый шрам – спины Матриковых охранников загораживали обзор, но Клэй точно знал, что шрам есть.

С этим друином он встречался и прежде, поэтому хорошо помнил, как его зовут.

– Листопад? – произнес Матрик.

Листопад, сын Веспиана, того самого, который вручил Веленкор Гэбриелю.

Много лет назад Листопад попытался отобрать у Гэбриеля архонтов меч. Попытка не удалась, зато остался шрам на память.

Листопад, герцог Крайнийский, повелитель Жуткой орды.

Клэй задумался, вежливо ли на заседании Совета Престолов выблевывать завтрак себе под ноги. Внезапно ему захотелось оказаться в другом месте, где угодно, а еще лучше – стать кем-нибудь другим. Простым человеком, занимающимся простым трудом. Например, сапожником. Ведь если разобраться, сапожники никогда не наживают себе врагов из числа мстительных бессмертных существ. Ну а если все-таки наживают, то очень редко.

Друин остановился. Короля он будто бы и не услышал. Виверна изогнула шею и подставила друину голову, чтобы он погладил блестящую чешую вдоль челюсти. Судя по всему, виверна была племенной маткой, в два раза крупнее обычных особей, которых Клэй навидался вволю. Тварь испустила звук, подобный мурлыканью десяти тысяч кошек, и бахромчатые складки вдоль шеи и у подбородка затрепетали от наслаждения.

Клэй мысленно поздравил себя за то, что прилюдно не обосрался, в отличие от лошадей. Следуя королевскому приказу и повелительному жесту Оболон-хана, слуги увели встревоженных коней с холма, к толпе зевак у подножья. Там царило оживленное возбуждение: надо же, как свезло, в один день увидели и друина, и виверну. Какой-то тип торопливо устанавливал мольберт и разводил водой сухую краску в плошке – наверняка завтра его творение в роскошной раме будет красоваться на стене какого-нибудь борделя.

Наконец друин обернулся к королю Агрии и четким, ровным голосом изрек:

– Привет… как тебя там… Матрик?

Королева уставилась на мужа:

– Ты знаком с этим отродьем?

Клэй мысленно предположил, что это не самый лучший способ начинать переговоры.

Хотя Совет Престолов и собрался по требованию Листопада, прошлой ночью Матрик объяснил, что приглашенным нужно убедить самозваного «герцога Крайнийского» снять осаду Кастии и распустить Жуткую орду, которую он якобы возглавлял. Грандуальские королевства редко имели дело с далекой Кастийской республикой, но было неразумно (и, в общем-то, жестоко) сидеть сложа руки, когда орда монстров намеревалась уничтожить население целого города.

– Да, мы встречались, – ответил Матрик жене. – Давно.

– Не так уж и давно, – сказал Листопад, поскольку друины воспринимали годы как часы бесконечного дня. – Во всяком случае, для меня. А вот тебя не узнать: постарел, растолстел, обзавелся короной… Какому болвану пришло в голову доверить тебе престол?

Оболон гнусно захихикал. Матрик злобно покосился на него и ответил:

– Да, я король Агрии. – Не сумев гордо выпятить грудь колесом, старый плут выставил вперед брюхо. – А ты… все такой же. Только со шрамом, – добавил он и весьма бесцеремонно подмигнул. – Это что-то новенькое.

Листопад заработал шрам, когда вместе с приспешниками-сильфами внезапно напал на «Сагу» вскоре после того, как Гэбриель получил от Веспиана прославленный меч. Сильфы (этих полукровок, рожденных от союза друинов и смертных женщин, чурались все, кроме их матерей) разбежались или погибли в схватке, а Клэй хорошо помнил, как сам Листопад, сын архонта, залитый кровью, корчился от боли у ног Ганелона, обещая страшно отомстить Гэбриелю и его товарищам.

Сейчас лицо друина оставалось невозмутимым, что по ряду причин очень беспокоило Клэя. Листопад коснулся большим пальцем бледного шрама под левым глазом и произнес:

– По-моему, он мне очень идет.

Тут в разговор вмешался Маладан Пайк:

– Прошу прощения, герцог, но я прибыл сюда не ради…

– Не я, а мы, – ехидно заметила Этна Доши.

Первый Защитник Каскара вздохнул:

– Как скажешь. Мы прибыли сюда не ради ваших с Матриком побасенок. Мы…

– Вы хотите, чтобы я снял осаду Кастии, – сказал Листопад.

– Ну да, – кивнул Пайк, не выпуская из рук боевого топора.

После появления виверны присутствующие так и не сложили оружия – впрочем «герцог» явно намеревался внести смятение и страх в их ряды.

– А как же моя орда? – с притворным удивлением осведомился Листопад. – Неужели вы хотите, чтобы я ее распустил? Хотите, чтобы монстры вернулись в свои лесные логова, расползлись по своим пещерам, затаились где-нибудь в темной бездне и терпеливо дожидались появления какого-нибудь храбреца, который в погоне за славой отрубит им головы?

Пайк, у которого ума было не больше, чем у выщербленного клинка, наконец-то сообразил, что его разыгрывают, и буркнул:

– Типа того.

По губам друина скользнула тень улыбки.

– Сделанного не воротишь. Стрела спущена с тетивы. Кастия падет, и очень скоро. Я не могу ни воскресить погубленную Державу, ни изменить страшную участь Кастийской республики.

Фантрийская посланница покачала головой. Абордажную саблю она все-таки вернула в ножны на поясе, но любовно поглаживала изукрашенную самоцветами рукоять.

– А при чем здесь Держава? И вообще, кто вы такой? И откуда?

Друин поглядел на Этну Доши, как на мышь, обнаруженную в тарелке салата:

– Из леса. Зовите меня Листопадом или герцогом, как вам больше нравится. А Держава… – Длинные уши чуть дрогнули. – Прошлое определяет сущность каждого из нас. Важно помнить, что было прежде. Время – круг, история – колесо. Впрочем, людям это трудно понять. У вас память коротка, а ум ограничен.

Доши хотела было резко возразить, но Листопад продолжил:

– Не сочтите это за личное оскорбление. Я попросту напоминаю, что человеческая жизнь быстротечна, а сами люди не отличаются дальновидностью и склонны повторять ошибки наших с вами предков.

Герцогское объяснение не особо впечатлило адмиральскую дочь.

– А с каких это пор Крайния стала герцогством? – резко спросила она.

Листопад презрительно усмехнулся:

– Как только Кастия станет моей – а это произойдет очень и очень скоро, – я буду вправе распоряжаться ею по своему усмотрению. Назову ее герцогством, а себя буду именовать герцогом. Или вы предпочитаете, чтобы я носил более высокий титул? К примеру, король? Или император? Или архонт?

«А ведь Муг был прав, – подумал Клэй. – Герцогом друин назвался нарочно, чтобы у властителей Грандуаля не возникло лишних опасений. Только вот зачем это ему нужно? Он и так стоит во главе ужасающего воинства, мощь которого превосходит все армии Престолов, вместе взятые».

За шелковыми завесами паланкина мелькнула рука в белой перчатке и слабый отблеск золотой маски; султана что-то сказала одному из трех министров, тот обернулся к Листопаду и, кашлянув, произнес:

– Моя досточтимая госпожа, султана Нармерии, Нареченная Визана, Летнего короля, Владычица Пылающего престола, Глашатай алчных пустынь, Бич Змеиного племени, Усмирительница думидийских великанов, Вековечная врагиня палаптийских кентавров, желает узнать, как вы повелеваете Жуткой ордой.

– Я ими не повелеваю, – ответил Листопад. – Я их принуждаю.

– А в чем разница? – полюбопытствовал Оболон-хан.

– Повелевать ордой невозможно. – Речь друина звучала странно: он почти не раскрывал рта, будто стесняясь своих заостренных зубов или просто не желая тратить лишние силы на разговоры. – Мои соплеменники затвердили это давно – и слишком поздно. Орду можно лишь заставить – увещеваниями, угрозами и грубой силой.

– Вот и заставил бы их убраться из Кастии! – воскликнула Доши.

Лилит что-то резко прошептала на ухо Матрику. Король заморгал и дернулся, словно его внезапно разбудили:

– Да, кстати, давайте-ка присядем…

– Я постою, – сказал Листопад.

Крылья виверны вздрогнули, будто затрещали паруса под шквальным ветром.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами король.

Лилит немедленно вознаградила его недовольной гримасой из своего обширного репертуара. Разумеется, королева утомилась, но ей, женщине, которая собиралась в скором времени единолично править Агрией, сейчас не следовало требовать кресло.

Друин обернулся к Первому Защитнику, и Клэй увидел шрам от раны, нанесенной Веленкором. Шрам пересекал не только бровь, но и глаз; поврежденный кошачий зрачок растекся по всей радужке, и теперь взгляд разномастных глаз друина внушал безотчетную тревогу.

– Представьте, что вы во главе полчища жестоких воинов вторглись на земли вашего злейшего врага, сразились с его армией на поле боя и попрали ее.

– Попрали? – прошептал Муг. – Кто сейчас так выражается?

«Тот, кто попирает врагов», – мысленно предположил Клэй.

– Противник засел за высокими стенами крепости, и, хотя приступом взять ее не удается, в скором времени укрытие превратится в могилу. Однако же и ваше войско изголодалось. Им были обещаны кровь, плоть и неисчислимые сокровища и к тому же возможность вволю насладиться восхитительным зрелищем полного поражения заклятых врагов, которых они сами же и сотрут в порошок.

– Знакомая картина, – пошутил картейский хан, однако рассмеялись только его спутники.

– Орда – небывалое воинство, и я посулил им Кастию. Были бы они людьми, наверное, их можно было бы отговорить. Но они – не люди… – Листопад произнес эти слова веско и размеренно, будто наслаждаясь каждым. – Они нелюди, дикая нечисть. Они олицетворяют все ваши страхи – и ведомые, и неведомые. Никто не сможет их остановить. Даже я.

Первый Защитник помрачнел, как грозовая туча. Доши пожала плечами и переглянулась со спутниками, а хан что-то буркнул одному из воинов Вороновой стражи. Лилит недовольно зашептала на ухо понурому Матрику. Гэбриель сквозь спутанные пряди немытых волос пристально смотрел на друина, будто пытался разгадать какую-то сложную головоломку. Герцог пока еще не заметил остальных членов «Саги», потому что они стояли за спинами королевских гвардейцев.

«Вряд ли он обрадуется встрече с Гэбриелем», – подумал Клэй и в который раз пожалел, что все они явились на совет.

Завеса паланкина еще раз дрогнула, и султана в золотой маске опять сказала что-то своему министру. Тот кивнул, оправил одеяние и обернулся к друину:

– Моя досточтимая госпожа, султана Нармерии, Нареченная Визана, Летнего короля, Владычица Пылающего престола, Глаша…

– Да спрашивай уже! – оборвал его Листопад, нетерпеливо прянув ушами.

Клэй знал, что друины обладают неким «предвидением», как называл его Веспиан, то есть способностью предсказывать ближайшее будущее, а значит, им было заранее известно, что сделает или скажет собеседник. Из-за этого даже благодушно настроенный друин выглядел раздраженным, потому что отвечал, не дослушав вопроса.

Ну и разумеется, это делало их охренительно опасными соперниками в схватке.

Нармерийский министр, попавший из огня да в полымя, вопросительно уставился на свою госпожу. Золотая маска чуть качнулась, и министр, облегченно переведя дух, продолжил:

– Султана желает узнать, ради чего вы призвали нас на совет, если не намерены вести переговоры? Чего вы добиваетесь? Или вы просто хотите над нами поизмываться?

Листопад вздернул подбородок и облизнул губы. Длинные уши затрепетали, пальцы сжались, словно нащупывая рукоять меча. Видно было, что друину очень неловко – наверное, предположил Клэй, оттого, что он давно не имел дела ни с кем, кроме чудовищ и монстров.

– У меня… – начал Листопад и замялся, как будто выискивал подходящее выражение из своего архаичного словарного запаса. – У меня к вам просьба.

– Какая? – подозрительно спросил Матрик.

Листопад развел руками, улыбнулся – почти очаровательно, если бы улыбка не обнажала кинжально-острые зубы, – и произнес:

– Ничего не предпринимайте.

Все молчали. К вечеру ветер усилился, в прохладном воздухе пахло дымком. Зеваки у подножья потянулись к реке, где ждали лодочники, чтобы до темноты переправить желающих на другой берег.

«Каждому хочется первым вернуться в Брайклиф, похвастаться любопытными вестями, – сообразил Клэй, не сводя глаз с бледного герцога и громадной черной виверны. – А на самом деле до конца еще, наверное, далеко…»

Молчание нарушила Этна Доши.

– Как это? – спросила она.

– Мне известно, что вы хотите отправить войска в Кастию, – ответил Листопад. – А я говорю, что этого делать нельзя.

– В смысле, ты просишь этого не делать, – встрял Оболон-хан, решительно опустив ладонь на рукоять сабли.

Гэбриель покосился на Матрикову спину. По пути на совет Матрик объяснил, что правители Грандуаля собираются послать войско в поход, чтобы либо освободить Кастию, либо уничтожить всех засевших там чудовищ, если освобождать будет некого. Земли Крайнии были плодородными, а высокие горные хребты надежно защищали страну от Жути. Те, кто уцелел после распада недолго просуществовавшей Грандуальской империи, основали в этих краях Кастийскую республику, которая процветала вот уже триста лет, а незадолго до осады Кастии несколько кастийских сенаторов перебрались в Пятипрестолье и попросили там убежища. Сейчас они обещали щедро вознаградить тех грандуальских правителей, которые помогут спасти город от бесчинств Жуткой орды.

– Подумайте, во что вам обойдется эта затея, – сказал Листопад. – Солдат надо вооружить, кормить и платить им жалованье, ради которого они согласятся на битву с ордой. Вдобавок до Кастии напрямую через Жуть – больше тысячи миль, а потом надо преодолеть Императорскую Мантию.

«Какое непритязательное название для высоченных обледенелых гор, где не меньше чудовищ, чем в Кромешной Жути», – подумал Клэй.

– Добираться до Кастии придется несколько месяцев, если не больше. А сколько бойцов сгинет в пути? В лесах обитают кошмарные твари, с которыми не совладать даже мне. Ваши солдаты станут добычей людоедов, попадут в голодные пасти деревьев или умрут от черногнили…

Муг вздрогнул и искоса поглядел на Матрика, который еще не знал о состоянии здоровья друга. Разумеется, «состояние здоровья» было весьма обтекаемым выражением, в данном случае означавшим «неминуемую и невыносимо мучительную смерть».

– К тому времени, как ваши изрядно поредевшие и донельзя измученные войска доберутся до Крайнии, Кастия падет под натиском моей невообразимо огромной орды, а сама орда разрастется еще больше. Со всех сторон к руинам города потянутся монстры-падальщики, будут пировать на трупах. Вам нас не одолеть. Я победил армию Кастийской республики, хотя к ней и примкнул легион ваших знаменитых наемников. И над вами я тоже одержу победу, вот только вашему войску будет некуда бежать и не останется стен, за которыми можно укрыться. А на поле битвы я вас уничтожу.

Солнце клонилось к закату. Длинная тень друина уткнулась в грандуальских владык, будто копье. Порывистый студеный ветер пробирал до костей. Агрийские гвардейцы заметно встревожились, и Клэй вспомнил, что рассказывал Матрик об умертвиях, бродящих по Острову в ночи.

– И сколько бойцов соберет каждый из вас? Пять тысяч? Десять тысяч? Все равно этого будет недостаточно.

«А ведь он прав», – подумал Клэй.

Безусловно, Жуткая орда – не вымуштрованное войско, но, по слухам, численность ее превышала сто тысяч. Грандуальские армии дойдут до Крайнии усталыми и обессиленными многомесячным переходом через глухие леса и горы, а вдобавок у врага будет огромное преимущество в силе и сноровке. Обычные бойцы – даже прославленные каскарские воины – значительно уступали наемникам. Мир в Грандуале царил уже несколько десятилетий, и солдатская жизнь сводилась к парадам и караулам, а в перерывах – ко сну, к картам и костям.

Может, придворные гвардейцы и отличали острие меча от рукояти – если честно, среди них попадались отличные бойцы, – но даже не догадывались, что кокатрис взглядом обращает плоть в камень, а буки почему-то не видят желтого цвета. А между прочим, при случае эти знания могут спасти жизнь. Нет, решил Клэй, если обычные солдаты столкнутся с Жуткой ордой, то для них все закончится так же плачевно, как и для Кастийской республики.

Вход для пользователей

Меню

Читать онлайн Короли Жути бесплатно

* * *

Глава 1Призрак на дороге

* * *

Глава 2Роза

* * *

Глава 3Хороший человек

Глава 4В путь

Глава 5Портки, пирожки и камешки

Глава 6Парад чудовищ

Глава 7Заплыв с акулами

Глава 8Веленкор

Глава 9Проклятие Отступника

Глава 10Сквозь зеркало

Глава 11Король-рогоносец

Глава 12Совет Престолов

Глава 13Герцог Крайнийский

Вход для пользователей

Глава 1
Призрак на дороге

Глава 2
Роза

Глава 3
Хороший человек

Глава 4
В путь

Глава 5
Портки, пирожки и камешки

Глава 6
Парад чудовищ

Глава 7
Заплыв с акулами

Глава 8
Веленкор

Глава 9
Проклятие Отступника

Глава 10
Сквозь зеркало

Глава 11
Король-рогоносец

Глава 12
Совет Престолов

Глава 13
Герцог Крайнийский