Читать онлайн ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ бесплатно

Андрей Старовойтов

ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ

история найденного смысла в размытости перспектив

2022г.

В этой истории отсутствуют выдуманные события и персонажи. Тем не менее, из уважения к людям, которые невольно стали героями книги, к памяти ушедших навсегда, а также к их семьям, многие имена и прозвища были сознательно изменены. Я желаю каждому оставшемуся в живых – все-таки найти свой единственный верный путь, а также – обрести гармонию с близкими и самими собой. Тем же, кого с нами, увы, больше нет – успокоения их вечных душ! Работая над книгой, я ни в коем случае не хотел никого обидеть, а старался беспристрастно передать события, которые происходили со мной и окружающими меня людьми. Я воспринимаю случившееся именно так, как описано на последующих страницах, но не претендую на то, чтобы мое мнение воспринималось истиной в последней инстанции. Каждый имеет право на свою точку зрения и собственную оценку произошедших событий.

Глава 1. Конец начала.

Ну, вот, теперь можно и написать немного о своей не столь длинной, но не слишком и короткой уже жизни, которая много-много раз могла стать несоизмеримо нынешнему положению вещей короче. Жизнь эта – совсем не пафосная биография великого деятеля одной из привлекательных сфер, заслуживающих восхищения и поклонения (типа Златана Ибрагимовича с его угонами велосипедов (да этот парень просто псих, с ним лучше не связываться)), не какая-то экстраординарная история выживания в нестандартной ситуации (типа "Жизнь Пи" или "Шантарам"), нет… Здесь все намного прозаичнее и будничнее, зато может быть где-то искреннее и совершенно точно реалистичнее и ближе для большинства жителей огромной страны. Хотя в плане реалистичности, тут уж даже глупо с чем-то сравнивать. Большинство "достижений" нормальному человеку не пришло бы в голову доносить до кого бы то ни было, а уж гордиться ими, так уж действительно – полная клиника. Да я и не горжусь вовсе…

Зачем я все это пишу? На то есть несколько причин:

1) у меня серьезные проблемы со здоровьем. Медицины в нашей стране сейчас не существует, поэтому сложно говорить с какой-то обоснованной долей уверенности, но я предполагаю, что у меня отказывают почки. Я лежу дома в кровати и мне особенно нечем заняться. Для чтения чего-то заставляющего шевелиться серое вещество сейчас нет ни сил, ни желания; все интересующие меня фильмы в приложухах на SMARTе я уже видел, поэтому мне ничего не остается, как придаться ностальгии и посмотреть на свою жизнь с высоты (а может со дна) прожитых лет;

2) я сам отец! Да-да! При том дважды отец! Хотя я такой молодой и веселый, модный и молодежный, но тем не менее я бы очень не хотел, чтобы мои дети столкнулись с тем, что пришлось испытать мне. Конечно, я не дурак и не "старперец", чтобы не осознавать того факта, что я не смогу закупорить их быт, вырастить в тепличных условиях и оградить от всех опасностей, которыми щедро одаривает своих обитателей окружающий мир. Но, вместе с этим, я бы хотел передать часть своего негативного опыта тем, кому только предстоит познакомиться со взрослой жизнью и сделать выбор в пользу того или иного вариантов пути развития. Если хоть одного человека мой пример убережет от лишних, создаваемых самим себе проблем, значит и я проделал свой путь не просто так;

3) а вообще, я как-то депрессивно начал, наверно из-за не очень хорошего самочувствия ноне! В жизни моей было много прикольного и веселого! Я встретил массу крутых неординарных людей, попал во множество анекдотических ситуаций, перепробовал очень много всяких крутых штук (и я сейчас не об изменяющих сознание препаратах (хотя и этого хватало с лихвой)), меня любили замечательные девушки, а я любил их, я испытал всю гамму эмоций – от бесконечной тоски (тот момент, когда я стоял на крыше высотки, скользя по обледеневшему склону крыши и лишь доля секунды с половиной граммами везения разделяли настоящий и загробный миры в моей истории) до истинного счастья!

Собственно, как-то так… Что-то особенно редактировать, за исключением грамматических ошибок, в этой рукописи я не буду. Она сложится из заметок-воспоминаний, лиц, которые вынесет на поверхность темного водоема лет, память, забавных и не очень фрагментов мозаики проб и ошибок повзрослевшего мужчины, в душе так и оставшегося тем самым мальчиком, который был в компании младше всех и мечтал, чтобы хоть одна девчонка обратила на него свое внимание…

Это не исповедь! Это чтиво! Это не призыв! Это возможность скоротать время! Это не трактат, а собственный жизненный опыт!

Итак, со вступлением вроде разделался… Теперь, с чего бы начать… А давайте не будем банальными и начнем с…

Глава 2. Через затяжку.

Я не помню когда я выкурил первую сигарету… Вроде это было лет в десять или что-то в этом роде. Довольно рано, но что уж поделать. Зато я точно помню когда я первый раз выпил "через затяжку"! Ну кто в детстве-юности не пил "через затяжку"? Ух, вот это лютая хрень! Пишу и даже сейчас интересно. Не проделывал подобного лет двадцать… А что, это правда вставляет?.. Вспомнил бы былое, если б не почки…

Ладно! Помню это было пиво! "Ячменный колос. Светлое". Тогда продавали такой пивас. Он считался самым "кошерным". Еще были "Золотой колос", "Таопин"… Чуть позже их все заменила "Балтика" различных номеров.

Я каждое лето с самого рождения тусовался в деревне у бабушки. Они с дедом не были деревенскими. Отнюдь! Это были очень образованные и интеллигентные люди. Бабушка – врач-хирург, дедушка – инженер, поработавший на высших руководящих должностях не одного и не двух предприятий не одной и не двух областей! К моему мало-мальски сознательному возрасту (когда я что-то начал понимать) они уже были пенсионерами. Приобретя на накопленное за трудовые годы себе дачный участок в красивом, более-менее удаленном от городе месте, под названием "Степанчиково" (в дореволюционное время – крупное процветающее село – на двести изб, ныне ни одного местного жителя, зато дачники "выкупили" живописность ландшафта и понастроили теремов не в пример канувшим в Лету боярам, но об этом позднее). Там была речка, лесок, достаточно земли под огороды и старый домик, который усилиями деда и дядьки превратился во вполне себе пригодный для жилья, по крайней мере в летний период. Хоть и насчитывал он всего две комнаты, да кухню, народу там собиралось в теплое время года довольно много. Как сейчас помню: дед, бабушка, мама (когда была в отпуске), я, старший брат, двоюродная сестра (тоже старшая), не говоря уже об ее родителях, которые правда заезжали ненадолго, проведать дочь. Как водится, в тесноте, да не в обиде. К тому же, дома все собирались в основном только спать и изредка пережидать непогоду.

Дедушка умер тем летом, а я в первый раз выпил через затяжку… Вот такие маркеры. Расстроила ли меня смерть близкого человека? Безусловно! Грустил ли я по деду! Да! Искренне грустил! Настолько, насколько может понимать и осознавать масштаб произошедшего двенадцатилетний пацан.

Это было первое лето наших тусовок с "плотинскими". Это было первое лето моей новой "взрослой" жизни, когда мы начали собираться ночами, когда в компании появились особи противоположного пола, когда мы стали в открытую материться и считать себя дико крутыми, выпивая бутылку пива или несколько стопок самогонки (да, мы их тогда считали и хвастались на утро кто больше осилил), а затем валяясь по придорожным репейникам и крапивам, выблевывая из себя драгоценную волшебную амброзию вместе с кусками огурцов, сорванных на ближайшем рандомном огороде. Да, мы были очень крутыми парнями! Круче нас были только киногерои с плакатов из журналов (Арни, Слай ЖКВД) и наши же "старшаки", которых мы, не в пример нынешнему поколению, боялись, как огня и уважали побольше родителей.

Я помню, как двое "старшаков" схватили меня на мосту, заломали руки, а третий прописал с ноги в лоб! Не сильно, так для профилактики, дабы не расслаблялся. Что интересно, и мысли у меня не возникло тогда кому-то пожаловаться, заплакать, начать угрожать карательными органами или нечто в этом роде… Да нет конечно! Неприятно, но жить можно! Никуда ты не денешься от этого.

Зато, не дай Бог, кто-то посторонний удумал бы сотворить со мной или моими друзьями-односельчанами подобное. Все "старшаки" поднялись бы в тот же вечер и наказали наглецов. А если бы силы противника превышали их, все равно бились бы до последнего, но ущемление своего просто так не оставили, приняв за личное оскорбление! И мы – малышня гордились тем, что были "своими" для таких серьезных крутых пацанов, которым в массе своей не было и двадцати лет. Много ли их осталось в живых? Очень надеюсь, что да, хоть и связь практически со всеми давным-давно утеряна…

Все их бабушки-дедушки много лет назад уже отошли в мир иной, а деревенские хибарки проданы за бесценок новым владельцам, сровняны с землей и на месте их стоят высокие красивые дачи, где совсем другие обитатели пишут свои жизненные истории…

Когда я узнал о смерти деда, так летел из соседней деревни на велосипеде, что думал расшибусь в клочья. Хотя нет, вообще тогда об этом не думал, просто хотел поскорее добраться до дома и поддержать бабушку. Друг мой деревенский, Коля, что на год старше меня, ни на сантиметр не отставал. А когда приехали, весь дом уже был наполнен соседями, которые приходили тогда помогать в беде не по просьбе, а по велению сердца.

Велосипед…

Как говорил раньше, тусить мы со своими Степанчиковскими парнями ходили через речку к новым друзьям-подругам. Это было не то, чтобы далеко, минут пятнадцать-двадцать средним шагом. Шли туда обычно всей гурьбой, а вот возвращался чаще всего я один, так как гулять меня отпускали часов до десяти (или до одиннадцати по особым праздникам), а остальных ребят дольше. Возвращаться одному было стремно, потому что по пути предстояло преодолеть сразу два препятствия. Первое – это плотинский мост, на который приезжала по вечерам отдыхать вся окрестная гопота из близлежащих деревень. Получить там по щам было плевым делом, а могли и пырнуть. Другой дороги до дома просто не существовало, поэтому, если издалека вырисовывались силуэты гуляющих там местных "колбасеров" на своих разбитых "Москвичах" и мотороллерах, то приходилось либо пережидать, когда они уедут за очередной порцией спиртного, либо бежать мимо них изо всех сил, не оглядываясь, в надежде, что никто не рванет вдогонку. Мы не были трусами, но по сравнению с сельскими тупорезами были просто детьми, которые при всем желании ничего не смогли бы противопоставить им. А этим дядям, залившим шары поганым пойлом, было абсолютно плевать на то, что перед ними двенадцатилетние пацаны. В основном прокатывало, но пару раз товарищи серьезно огребали – так, что поверженных уносили на руках. Потом были какие-то междеревенские разборки, но панацеей от вывернутых в обратную сторону носов это служило слабой!

Вторым препятствием на пути было сельское кладбище, через которое лежал путь к моему дому. Не между могил, конечно, но вдоль ветхой его оградки мне приходилось проходить с пугающей частотой. Казалось бы, должен привыкнуть, а хрена с два! Ребенок. Темнота. Тишина. Деревня. Поди привыкни! Столько страшных историй, рассказанных деревенскими у костра, не визуализировалось в моей бурной поэтической фантазии ни до, ни после…

А вот иногда мне было не страшно! И я готов был прописать "двоечку в лоб" любому дерзкому потустороннему духу, рискнувшему бы преградить мне дорогу во тьме. Мог я сломать об колено любой скелет, восставший из могилы с целью помешать мне добраться до родного крова! И знаете почему? Ну конечно, потому что бывал в те моменты не кисло накидан местным "кальвадосом" от тети Зины или дяди Васи.

В этот же раз я был вдвойне смел и горделив, так как дернул пивка "через затяжку". Мне помнится, я вообще не видел никакого кладбища и просто пер к дому на автопилоте, зигзагами. Черт меня дернул в тот день взять с собой велосипед. Я падал с него раз пятьдесят, а может и больше. Предпоследнее, что я помню – устал идти и тащить этот хренов велик. Сбоку кладбище. Под ногами щебеночная дорожка. Собираюсь с мыслями, запрыгиваю на седло и начинаю крутить педали. Свободное падение вниз лицом! Щебенка! Солоновато-сладостный вкус обволакивает весь рот. Пятая точка кверху, велосипед в кустах, голова в щебне! Этакий страус. Ух как же потом болело стесанное в мясо лицо… Но это потом!

Последнее, что помню: прокрался в дом, залез с головой под одеяло, чтобы не надышать перегаром в комнате, где уже спят мама и бабушка. Вертолеты. Икнул. Неудачно икнул. Обе женщины отмывают залившуюся в уши блевотину и клянут непутевого сопляка на чем свет стоит! Мне пофиг! Словно издалека, осознаю, что с утра будет совсем не пофиг! А сейчас норм.

А ведь дедушка умер недели две назад…

Глава 3. Битва на мосту.

"Рыжий" был по меркам Степанчиково весьма колоритным персонажем! Да, наверно, и не по деревенским мерилам тоже не затерялся бы нигде. Чувак приехал в поселок с пафосным названием "Гидроузел" в тринадцать лет, проведя все детство в столице. Не помню, что именно заставило его мать взять единственного отпрыска и сорваться с ним в Богом забытую пердь – то ли долги каким-то мутным людишкам, то ли желание керосинить подальше от городской движухи, то ли еще что-то такое, чего в том возрасте мне точно было не понять. В любом случае, какие-то причины у нее точно имелись, иначе сложно объяснить их переезд в населенный пункт, который даже на картах найти вряд ли получится.

Познакомились мы, когда Рыжему было шестнадцать, а мне или тринадцать, или четырнадцать. Я склоняюсь к первому варианту, но это не слишком важная подробность. Интересно то, как именно произошла наша первая встреча. Если честно, я этого вообще не помню, но Рыжий уверяет, что все было именно так.

Тусовали мы в то лето на берегу реки – с другой стороны моста, на территории плотинских. Костер, самогоночка, сигареточки – все как полагается. Деревенские вечера не отличались разнообразием, но скучать нам точно не приходилось!

И вот там оказался Рыжий. Вроде он знал плотинских. Это, собственно, и логично, ведь они все были из Гидроузла, а он жил там уже два или три года. Объясню, что такое Гидроузел: весь поселок состоит из пары двухэтажных домов, по два подъезда в каждом – всего тридцать две квартиры (не во всех из них жильцы), а вокруг ряды сараев, бань, кто на что горазд, в общем. Очень компактное поселение. Одна беседка на всех, один общий сад с яблоками. Местные "аборигены" всегда жили несколько удаленно от остальных деревень покрупнее и не очень радовались тому факту, что наша ватага стала нарушать их размеренный уклад жизни своими ежедневными визитами. Но, что поделать, в Гидроузле жили целых две девчонки, да и с пацанами мы сразу сдружились. Плюс самогон можно было купить практически в каждой квартире. Да, еще и у одного местного предпринимателя, державшего ряд "палаток" по окрестности, в Гремучем и в Красном Знамени, прямо в гараже находился склад продовольствия, которым заведовал его батя – элитный выпивоха дядя Вася. У дяди Васи всегда можно было купить сигарет, пивка и прочих ништяков, типа чупа-чупсов или мороженного. Все эти радости стоили несколько дороже, нежели в магазине, но огромным плюсом было то, что не надо тащиться за тридевять земель, и дядя Вася никогда не спрашивал наших паспортов, а с самого начала поверил в то, что все мы совершеннолетние и имеем право на любые покупки. Короче, Клондайк на минималках!

Придя на берег, к толпе веселых полудетей – полутинейджеров, аппетитно упарывающихся до поросячьего визга самодельным алкоголем, Рыжий притащил с собой двоюродного старшего брата, приехавшего погостить (скорее всего "отсидеться") из Москвы, а  так же друга этого самого брата. Были эти двое дюже хмурыми пацанами, лет по тридцать отроду и килограмм по сто двадцать живого веса. Вроде как, какие-то бандиты. Больше я ни того, ни другого в жизни не видел. Друга брата вынесем за скобки, а вот сам брат к Рыжему тоже больше не приезжал. Вероятнее всего, в который уже раз отправился надолго за решетку или еще дальше. Не знаю. Не суть.

Возвращаясь к вечеру знакомства с Рыжим, опять-таки с его слов, все они втроем не слабо обкололись "герычем". После этого им стало скучно и они пошли на голоса. Придя к нашему огоньку, все эти хмурые рожи сели чуть поодаль, уперли головы в ладони рук, локтями стоящих на коленях, и начали гонять свои неторопливые наркоманские мысли в головах. Но, не тут-то было, откуда ни возьмись, сзади появился я, в своем любимом неадекватном, от четырех стаканов косорыловки, состоянии, кубарем скатился с пригорка, запнувшись, упал на них, словно снег на голову, разрушив идиллию и сломав бедолагам кайф. От такой наглости все эти типчики, конечно, немного протрезвели, но остатки "прихода" калечить себе не стали и тихо ретировались в сторону дома.

Как говорилось ранее, двоих из этих новых ночных знакомых я больше в жизни не видел, а вот с Рыжим мы потихоньку сдружились. Сначала он очень всех напрягал своим подчеркнуто вычурным слэнгом и манерой наряжаться в лакированные туфли с белым пиджаком на деревенские посиделки у костра. Но основная причина всеобщего отторжения была не в манере одеваться и даже не в том, что девяносто девять процентов его историй невооруженным взглядом расценивались, как откровенная брехня. Нет. Я долго не мог понять почему так не любят его практически все вокруг. И понял намного позже, когда Рыжего уже давно в моей жизни не стало. А причина была банальна и проста. Просто Рыжий отличался от других! И дело было не в цвете волос (кстати, рыжих всегда недолюбливают). Конечно нет! Просто Рыжий всегда имел свою точку зрения и ни перед кем не тушевался ее озвучивать. Он пожил в столице и привез оттуда понимание музыкальных стилей, молодежных течений и моды, о которых мы на тот момент даже не слышали. Он понимал, что возраст, не подкрепленный какими-то весомыми заслугами, сам по себе не является причиной пиетета. И, самое главное, Рыжий никогда и ни перед кем не прогибался. Он не был физически развит, высок или жилист. Наоборот, он резко выделялся своей плюгавостью среди других деревенских (именно деревенских, с кем учился в сельской школе Гремучего). Но, он всегда позиционировал себя выше других. Рыжий так и не перестал считать себя москвичом, переехав в глушь. Корней в глубинке он так и не пустил, чем бесил деревенскую гопоту. Лицо и тело его покрывались все новыми и новыми шрамами, но Рыжий просто не мог иначе. Себя он так и не потерял и, забегая вперед прожив в деревне еще лет десять, окончив какую-то шарагу, вроде мясо-молочного училища, он все-таки вернулся назад в столицу. На этом следы его, для меня, окончательно затерялись и больше мы никогда не встречались.

Был у него один приятель из наших – степнчиковских, Валерик Точило, с забытой улицы. Нормальный паренек, со слегка протекающей крышей, но до поры до времени не буйный. Правда дерзкий и несговорчивый до безумия. Как что не по его, сразу в бутылку лезет. Ну, вот идут они как-то с Рыжим через плотину, из Гидроузла в Степанчиково. а на мосту, как всегда, толпа упитой гопоты из Красного Знамени, на этот раз. Красное Знамя это – совхоз, километрах в пяти от Степанчиково. Довольно крупный и народу там живет в разы больше. Местные в основном все бухают, а чего там еще делать? Между собой все передрались, скучно, вот и стали  по округе рассекать в поисках новых оппонентов. Детины здоровенные, все как на подбор – кровь на молоке. В основном все отслужившие уже – ВДВ, Чечня за спинами.

Мы бегом обычно через мост, а Рыжий с Точилом – парни авторитетные на селе, им бегать не с руки. Ну и прут они молча в Степанчиково. Очкуют, конечно, хоть и не признаются, но идут. Руки в карманы, глаза в асфальт вперили и шагают, авось да прокатит и не заметят их. Ан нет! Заметили:

– Э! Але! Ну-ка подь сюды, – слово за слово, подходят.

– Чокого? Кто такие? Местные? Кого знаете?

Ну наши, мол, да местные, всех знаем, а сами понимают, что тут уже знай – не знай, а драки не избежать. Эти обрыганы сюда только за этим и приперлись из своего "зажопинска".

– Как звать вас?

Наши молчат, в глаза не смотрят.

Здоровенный такой детина, Дима Фаустов, ВДВ-шник, Рыжего за шкибот хватает:

– Рыжий, тебя спрашиваю, как звать?

Тот взгляд поднимает, и не моргая в глаза прямо глядя, цедит сквозь зубы:

– Не рыжий, а Сергей Дмитриевич для тебя!

ВДВ-шник сперва немного опешил, но сразу же в себя пришел, обрадовался даже:

– О, – говорит, – совпадение какое! А меня Дмитрий Сергеевич, как раз! – и в бубен Рыжему, раз-второй, а другие толпой уже Точило пинают по почкам, в кустах.

Валерик рассказывал потом, что когда услышал это "Сергей Дмитриевич", у него, конечно, душа в пятки сразу прыгнула, но так весело на ней стало в тот момент, что аж пятки те защекотало. Он, конечно, понял, что сейчас их будут безбожно лупить, но выступил Серега ох как достойно. Будет что рассказать, если насмерть не забуцкают.

Короче, изметелили их нормально так – почки отбили, носы расковыряли, зубы не повыбивали, но поскалывали передние. Поджопников дали на ход ноги и наши герои дальше пошли в Степанчиково. Мост миновали и сидят умываются в реке, кровь сплевывают. Из темноты силуэт вырисовывается. Присмотрелись, Дядя Коля Жаворонок – наш местный алкаш деревенский, из мужиков. Думают, хоть бы этот стороной прошел. Фиг вам, заметил их, подходит. Мол, что да как? Кто обидел? Ну, парни нехотя рассказывают. Жаворонок в героизм, типа, охренели они что ли совсем, в нашей деревне наших хлопцев трогать! Пошли, мол, мстить сейчас буду за вас! Рыжий с Точилом не горят желанием! Дядя Коля орать! Ну, пошли, ладно…

Мост назад перешли. Жаворонок без разговор "мельницу" включает руками – троих за минуту в глубокий нокаут отправил. Фаустов с ним "раз на раз" вышел. Мужик его тоже забивать начал сперва, но тут у молодого, видимо, в голове ВДВ, Чечня и т.д. Какой-то немыслимый крик издает, и из стойки, с вертухи Жаворонку в "щи". Тот как стоял, так плашмя и упал без сознания! Рубаха на нем была, только пуговицы на ткани воротника остались висеть, словно галстук на голое тело надет. Рыжий с Валериком его за руки схватили и опять бежать на другую сторону моста. Ничего, очухался, даже вроде забыл что случилось и пошел дальше самогонку искать в своем "галстуке". Мы еще долго потом его за глаза "галстуком" звали, смешно же!

А Фаустова этого зарезали лет через пять в пьяной драке на кухне дома в его Красном Знамени.

А Дядя Коля Жаворонок года через два сел в свою шестерку кофейного цвета, приехал на пост ГАИ и говорит:

– Хочу заявление написать! У меня машину угнали!

ГАИ-шники:

– Хорошо! Какая марка/модель?

– Шестерка кофейная!

А сам в ней сидит! Они его вытащили. Скрутить смогли (он тогда ослабел уже сильно) и отправили в "дурку" его лечиться от белой горячки.

Там Колюху так пролечили, что вышел он овощем полнейшим, а через пару месяцев вновь "прикладываться стал". В общем, года не прожил и помер.

Глава 4. Что есть я?

Кто я? Что я? Нам всем рано или поздно приходит в голову этот вопрос, не так ли? Блин, да нет, не так! Мне вот, например, не приходил и не приходит… Это в фильмах, в книгах герои терзаются внутренними метаниями, пытаясь осознать смысл своего предназначения! Они бросаются из крайности в крайность в осмыслениях и переосмыслениях собственной значимости для истории. И в этом нет абсолютно ничего плохого! Ведь, искусство во многом тому и служит – поиску смыслу жизни, осмыслению истинных ценностей и прочим интеллектуально-духовным догматам. Но это  – искусство – язык аллюзий и аллегорий, метафор и гипербол! В реальной же жизни ничего этого нет. По крайней мере, в моей реальной жизни не происходило. Метаний и страданий, стремлений и полутонов, конечно, хватало, но они, как бы это правильно донести, не были духовными и высокопарными, а наоборот, скорее необдуманно-действенными, если существует такой термин. То есть, что я хочу донести, я  никогда не сидел и не раздумывал о жизни на предмет – кем я стал, кем я хочу стать, что будет со мной через год, пять лет и тому подобное. Более того, я даже о выборе профессии никогда не задумывался. Я просто просыпался каждый день, зачастую желая чтобы он поскорее закончился. У меня были какие-то увлечения, но серьезно чем-то я никогда не интересовался.

Родители мои развелись, когда мне только-только исполнилось шесть лет. Я не чувствовал себя по этой причине каким-то обделенным или ущербным. Наверняка, большинство моих одноклассников тоже росли в неполных семьях, но я этим как-то особенно не озадачивался. Просто, когда в одном из младших классов меня повели к школьному психологу, я упорно рассказывал ей о том, как мы живем дружной семьей – я, брат, мама и папа, все вместе и даже расписывал – кто за что отвечает в хозяйстве. Уже много позже до меня дошло, что я и попал-то к ней только по той причине, что рос не в полной семье. А еще намного позже мне довелось узнать, что неполные семьи являют собой особую группу риска для детей. Вот в таких рисковых условиях я рос и взрослел.

Мама моя растила меня одна. Отец не то, чтобы не хотел помогать, но мать всячески вычеркивала его из нашей жизни, а потом он видимо и сам, устав биться в закрытую дверь, смирился с этим и не перестал навязываться. Мама много работала. Она – участковый врач. По причине того, что ребенком я был капризным и балованным (родители же сражались на ранних этапах за пальму первенства моего благоволения), в ясли, а тем более в детский сад, я ходить отказался после двух попыток привода туда. Я выл, кричал, ныл, канючил, после чего мама бегом возвращалась за мной и уводила с собой. Так как, вести меня было особенно некуда, она брала меня с собой на прием в поликлинику или на обход вызовов по участку. Я за это время насмотрелся на больных бабушек-дедушек сполна. Конечно, я плохо помню то время, но в памяти навсегда осталось мамино чуткое отношение к каждому своему пациенту. Всех она знала по имени-отчеству и каждый норовил подольше порассказывать ей о своих личных проблемах: про соплячек – внучек непутевых и пятидесятилетних сыновей на выданье! Мама всех слушала и всем сопереживала, поэтому рабочие смены ее длились дольше других – зачастую до самой ночи.

В школу меня отдали с шести лет. Я был в классе семилетних самым младшим, что меня, опять-таки, не сильно беспокоило. Я довольно быстро влился в коллектив, несмотря на то, что ни одного человека там не знал, а многие уже были знакомы по яслям-садикам.

Забирала меня чаще всего из школы бабушка – мамина мама. Она также была врачом, только хирургом, но к тому времени уже вышла на пенсию и подрабатывала в приемной комиссии военного комиссариата. Если кто-то не знает чем занимается хирург в данном учреждении, то расскажу: он говорит призывникам снять трусы и смотрит все ли нормально с их писями, открывается ли головка члена и прочее. Короче, мне шестилетнему, бабушка покупала пакет кураги (как сейчас помню), сажала рядом с собой и разрешала рисовать пока она проводит осмотры. Мне было дико стыдно там находиться, а парням раздеваться перед каким-то краснеющим школотроном, жующим курагу и не знающим куда деть глаза от их междуножных змей.

А, вообще, бабушка была классная. Она никогда не ругалась, научила меня играть в карты, шахматы и шашки, разрешала рубиться в "Денди", хоть и боялась за посаженный кинескоп древнего телевизора ВЭПС, который они с дедом по-стариковски называли ВЕПС. В итоге их драгоценный ВЕПС переиграл и уничтожил мои глаза. Примерно в то время я начал терять зрение и к середине средней школы уже практически ничего не видел без очков. Надевал я их только на уроках, так как западло быть на переменах "очкариком – в жопе шариком", но передвигался я без очков, в основном вслепую, а товарищей различал, в большинстве своем, по силуэтам! Только к концу школы и уже позже, в институте, я забил на стеснение и начал носить очки на постоянной основе. По причине развившегося к тому времени алкоголизма, я довольно часто менял различные оправы. Но об этом потом…

А зачем я вообще пишу эту главу? Да просто потому, что за все время школы, за все десять лет, никому из родителей или просто родственников, которые всегда с радостью вписывались в мое воспитание, ни разу не пришла в голову мысль спросить меня – кем я хочу стать? Все так носились со мной, проявляли максимум ответственности, чтобы я не простыл, хорошо учился, позже старались оградить меня от тлетворного влияния друзей и улицы, что за всей этой суетой позабыли о том, что помимо деструктива существует и конструктив! Ни разу никто не задался вопросом моих интересов, стремлений, желаний. Всем было плевать на то кем я стану. Видимо настолько плевать, что и я как-то неосознанно решил, что это не так уж и важно. Я жил без мысли о том, что когда-то придет момент взросления, выбора жизненного пути… Наверно поэтому я и не получил интересующей меня профессии, не понял чем именно хочу заниматься в жизни, не отпускал детство намного дольше сверстников… Мне до сих пор постоянно кажется, что вокруг меня взрослые, а я ребенок, даже когда общаюсь теперь уже с младшими по возрасту людьми. Я и сейчас, будучи мужем и отцом, а по совместительству – сыном очень пожилых родителей, не вырос до конца…

Я начал с вопросов – задумывался ли я в детстве о том "кто есть я? или "что есть я?", "кем бы или чем бы хотел стать в этой жизни?", "какой путь избрать для себя, какую профессию?". Отвечаю – нет, не задумывался!

Задумываюсь ли теперь? Да, порой бывает… Вот только в жизни моей добавился вопрос, а ответов как не было, так и нет…

Глава 5. Дуст.

"Дуст" всегда был падок на разного рода увеселяющие средства. Чего он только не пробовал: от чифира до лосьона для бритья, от зубной пасты до гуталина. От всего этого он надеялся получить кайф, а в результате своих экспериментов получил не слабые проблемы со здоровьем, начавшиеся с элементарной дистонии (мотор начал барахлить с малых лет) и закончившиеся… Точнее вообще не закончившиеся, а только приумножающиеся.

Но обо всем по порядку. С Дустом у меня связано много забавных воспоминаний. Вообще, он был довольно комичным персонажем, со всеми этими своими самодельными наркотиками и алкоголизмом, но есть один момент связанный с ним, который остается в памяти любого человека.

Дуст раньше жил в Туле (поэтому на районе, где я гулял в юности его все называли "Туляк", а "Дустом" его прозвали мои одноклассники, точно уже не помню почему). Он неплохо учился и даже, вроде как, закончил школу с серебряной медалью. Но потом в его жизни произошла трагедия – умерла мама и Роман (так его звали на самом деле) был вынужден переехать к отцу в Нск. Его "папаша был хронический алкаш" (с) "Сектор газа" и собственной квартиры не имел, а проживал, в свои весьма почтенные годы, у мамы – бабушки Дуста – бывшей школьной учительницы на пенсии. Ох, сколько же крови они попьют этой несчастной старушке прежде, чем она "покинет этот говенный мир" (с) "Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо"…

Оказавшись без маминого надзора и опеки, Дуст, по живому примеру районного алкаша – Дяди Саши (кодовое имя "Руди Бананчиков"), который по совместительству являлся его батей, начал веселиться совсем не по-детски и благополучно вылетел с первого же курса местного института, в который поступил еще при жизни матери.

Почему "Руди Бананчиков"? Надо сказать, что я вообще огромный любитель подгонять кому-нибудь "погремухи", а мой лучший друг Вова всю жизнь меня в этом поддерживает. Итак, на Sony PlayStation 2 была отличная игра от ROCKSTAR – "THE WARRIORS", по мотивам легендарного фильма Уолтера Хилла. В игре есть режим файтинга, где можно выбирать любую банду или отдельного персонажа и просто махаться с другой бандой или персонажем. И вот, там существует банда БОМЖей, а самый главный в их команде – Руди, БОМЖ – алкаш с бумажным пакетом на голове, который в основных миссиях появляется лишь раз, чтобы за вознаграждение в четверть бутылки виски позволить отработать на себе серии ударов новичку. Характерен этот герой тем, что когда его выбираешь, управление на джойстике практически не работает. После любого толчка Руди не остановить, он уплывает вдаль, словно корабль, по инерции, и можно не ломать пульт, команды все равно не подействуют. Он мертвецки пьян и не контролирует свое тело. Вот с этим весельчаком ассоциировался у нас папаша Дуста. А почему "Бананчиков"? Как-то. завидев в магазине и признав в нас друзей сынка, Руди, со своей бандой бедолаг, застеснялся брать только самую дешевую водочку, а на показ широким жестом потребовал для себя и своих друзей на закуску парочку самых вкусных "бананчиков". Отсюда к его придуманному имени добавилась не менее изящная фамилия. Образ, наконец, стал завершенным.

И вот, благородное семейство воссоединилось, приступив ко своим безумным пляскам. Руди на пару с Дустом запустили безумный квест по поискам выпивки и развлечений, бабка Дуста (она же мать Бананчикова) – миссию по противодействию пробивания социального дна сыночком и внучком.

Я помню один раз, без задней мысли, попросил у Дуста почитать "Божественную комедию" Данте Алигьери, а через два дня, уже он, извиняющимся тоном просил вернуть ее. Понятно, что я не успел прочесть и четверти за такое короткое время и на резонный вопрос: "Что случилось?", Дуст начал мяться, мол "бабушка очень недовольна исчезновением книги". Я, конечно, вернул, только потом узнав, что неплохая библиотека, занимавшая одну из стен зала "сталинки", принадлежавшей бабушке Дуста, была малой частью прежнего ее собрания книг. Львиную же долю уже пропили сын с внуком, а оставшуюся часть они вынесут несколько позже…

Я познакомился с Дустом спонтанно, в компании, как в те совсем уж подростковые годы происходило большинство знакомств: подали руки друг другу, перекинулись парой слов, а на следующий день уже заходишь и зовешь гулять.

Он по человеческим своим качествам был совсем не плохим парнем – добрый, простой и открытый, никогда не жадничал, всегда готовый поделиться тем немногим, что имел, будь то, последняя ложка картофельного пюре или половина сигареты. В общем, мы как-то сразу сдружились и начали проводить совместный досуг.

Мне было, наверное, лет тринадцать или четырнадцать, не помню точно. На улице стояло лето. Умерла в то лето мама моего отца – бабушка Валя. Я, конечно, любил ее, хоть и общался с бабулей очень редко. Мама ограничивала мои контакты с отцом и его родственниками после развода. Я тайком виделся с ними, но старался минимизировать эти встречи во избежание негативных последствий для себя со стороны матери. Ясное дело, она бы меня не выпорола и не лишила чего-то там, типа карманных денег (а мне их никогда и не давали), но могла "обидеться". Мама всегда ОБИЖАЛАСЬ. Общаешься с отцом – обижаешь ее, плохо учишься – обижаешь, не так посмотрел – обида. Наверно, поэтому меня постоянно по жизни, даже до сих пор, преследует неосязаемое чувство вины. Я всегда чувствую вину за свои поступки, зачастую не будучи ни в чем виноватым. Стоит мне даже сейчас закурить сигарету, внутри меня гложет, пусть небольшая, но крыска вины.

Вот, бабушка умерла и я поехал в субботу, из деревни в город, на ее похороны. Сходив туда и соблюдя все ритуалы, я пересекся со своими друзьями, которые весело проводили лето в Нске. Компания за время моего пребывания на даче разрослась. В нее прибыли девчонки из старших классов нашей школы, которых прежде я считал очень взрослыми и боялся с ними даже заговаривать. Надо сказать, что абсолютно все в моей компании были старше по возрасту. Я как-то всегда общался со старшими. Ранее я упоминал, что пошел в школу с шести лет и был самым маленьким в своем классе, но в компании гулял с еще более возрастными ребятами, нежели учился. Все они были минимум на два года старше меня, а в основной своей массе и еще взрослее.

Так вот, лето, старшие парни – друзья, крутые девахи, водочка-самогоночка. После похорон бабушки я, конечно, затусил в этом городском Раю, коим на тот момент мне показалась вся эта движуха. Благо, мама была в деревне. Она всегда работала, но на каждые выходные уезжала на дачу помогать своим отцу с матерью, а также повидать меня. Мама добиралась по два часа на автобусе, но всегда везла огромные сумки гостинцев. Многие ребята из полных семей не получали столько вкусностей, которыми мама баловала меня – и южные фрукты, и "сникерсы" – "баунти"–  "натсы", и растворимые соки, модные в то время, да и много чего еще. Мама очень хотела, чтобы я не чувствовал своей неполноценности из-за взросления в неполной семье и, вероятно, этими дарами хотела показать мне и остальным, что мы ни в чем не нуждаемся.

Оставшись дома один на все выходные (старший брат к тому времени уже съехал от нас), я так проникся романтикой свободной жизни, что, не помню уж как, но уломал маму приезжать в город на каждые выходные. Она, конечно, была против, но, как бы странно это не звучала, в конечном счете пошла мне навстречу, и это лето мы так и двигались – мама в субботу утром из города в деревню, я в то же самое время из деревни в город, а в воскресенье вечером – наоборот. Мама, однозначно, очень сильно скучала по мне (она всегда меня неимоверно любила – я поздний ребенок, она родила меня в тридцать восемь лет, таких, говорят, любят вдвойне). Мне же скучать не приходилось! Я полностью погрузился во "взрослый", как мне тогда казалось мир, с его бесконечными пьянками и гулянками.

И вот во всей этой веселой, в основном ночной жизни, самым верным сподвижником мне стал ни кто иной, как Дуст. И понятно почему: все-таки остальные, хоть и гуляли допоздна, но все же имели обязательства перед родителями по возвращению к определенному часу. Дусту же было индифферентно, как и мне, остававшемуся в квартире в гордом одиночестве. Мы с Дустом гуляли до утра, заливая наши задушевные беседы вонючим дедовским самогоном на димедроле, от которого не столько пьянели, сколько засыпали.

Дуст, как и многие мои друзья в то время, жил на районе, который гордо именовался в народе "пьяным углом". Примечателен он был тем, что там почти в каждой квартире продавали самогонку, а на первом этаже двухэтажного барака в центре города, построенного еще пленными немцами после Второй Мировой Войны, располагался притон алкоголиков-наркоманов, где "24 на 7" не прекращались застолья деклассированного элемента.

В одну из летних суббот Дуст притащил в мою пустую квартиру двух девиц. Вот это да! У меня дома первый раз были представительницы противоположного пола, заявившиеся в гости именно ко мне! Помню, что звали их – Олеся и Таня. Олеся была бывшей девушкой Дуста, с которой он пытался восстановить утерянную искру отношений, а Таня – подружкой еще одного товарища, но в тот вечер положила глаз на меня! Обе они были страшненькие и не очень ухоженные, этакие малолетние потаскушки. Они, вроде, тоже были старше меня на пару лет. Мы долго дегустировали вкусную самогонку, курили в лоджии, вдыхая теплый летний ночной воздух, а потом попарно разошлись по комнатам (благо у нас с мамой была "двушка").

Точнее целоваться и трогать друг друга за всякие интересные места мы с Таней начали еще в зале, когда Роман с Олесей уходили ненадолго за новой порцией спиртного. По их возвращению, мы с моей соблазнительницей удалились в спальню. Я понимал, что сегодня ночью мне суждено стать мужчиной и торопился залезть Тане в трусики, но она почему-то не спешила пускать меня туда, постоянно отводя мою ладонь от запретной зоны. Я ничего не понимал, так как своими губами она не отрывалась от моих губ, жадно засовывая язык мне в рот. Наконец, после пресечения очередной попытки проникнуть в ее "запретную зону", девушка сообщила мне, что у нее "эти дни". Я был абсолютно не искушен в подобных делах и со всей наивностью спросил:

– И что, получается нельзя?

– Почему нельзя, – загадочно улыбнулась Таня, – можно, но только осторожно, если тебя это не смущает!

Меня вообще ничего не смущало – я был пьян и хотел попробовать женщину. И я ее попробовал – и сверху и снизу. Конечно, я был неловок и откровенно тупил во многих моментах, но на мое счастье партнерша оказалась намного опытнее и уверенно координировала все мои действия. Достичь апогея, насколько я помню, в ту ночь мне не удалось, а Тане вроде бы удалось, а может она правдоподобно имитировала. Не знаю. Мне было все равно. Примерно минут через тридцать – сорок моего первого акта взрослой любви я настолько устал, что обнял свою "первую леди" и уснул мертвецким сном.

С утра я проснулся полностью разбитым и опустошенным. Настроение было ни к черту. Ничего не хотелось. Я поспешил разбудить всех моих гостей и выпроводить их поскорее из своей квартиры. Мне это удалось довольно быстро. Все трое молча оделись и попрощались со мной в дверях. Таня, шедшая чуть позади, игриво ущепнула меня за живот и подмигнула. Больше ее я ни разу в жизни не видел. Только, убираясь после ухода гостей, я вытащил из-под кровати ее трусы с прокладкой на них, которые она упорно разыскивала все утро. Я положил их в целлофановый кулек и отнес, вместе с остальным мусором, в мусоропровод.

Вот так я стал мужчиной. После того, как я прибрался, настал черед привести в порядок себя. Я набрал ванну и долго сидел в ней, вспоминая произошедшее. Меня мучило чувство вины… Какого-то гиперкайфа я не испытал, соитие произошло не по любви,  черт подери, да я видел эту шлюшку первый раз в жизни! Как бы то ни было, но девственность моя была потеряна, я полноправно вступил в мужицкие права, а инициатором этого оказался ни кто иной как Дуст.

Кстати, интересный момент, я совершенно не помню как выглядела сделавшая меня мужчиной девушка. От слова "совсем"! И это не потому что прошло больше двадцати лет. Мне кажется я забыл ее черты сразу же, ну максимум на следующий день, настолько мне было на нее все равно, хотя, казалось бы, должен был запомнить на всю жизнь! И я запомнил, только сам момент, но почему-то не ее. Да и момент был какой-то скомканный и, если честно, ничего для меня не значил. Только как-то муторно было вспоминать все это, сидя в ванной, да и чувство вины (видимо потому, что не по любви произошел моей первый раз)…

А с Дустом мы продолжали дружить. Он пару раз сообщал, что Таня спрашивала про меня и передавала приветы, но я ничего не спрашивал и не передавал в ответ, так как совсем не хотел ее больше видеть, к тому же очень скоро в моей жизни случилась первая большая любовь…

Дуст же в скором времени начал деградировать семимильными шагами. Как я вскользь упоминал раньше, он, от нехватки денег, выдумывал (обычно ему подсказывал батя методы из своей молодости) разные способы получить кайф! Он растворял в четверти стакана воды тюбик дешевой зубной пасты и выпивал эту бурду, он мазал гуталин на хлеб, оставлял на пару дней, чтобы хлеб впитал в себя пары гуталина и потом поедал это, он покупал разные тройные одеколоны, а также средства для мойки стекол и пил. Весь двор смеялся над этими историями, а ребята в школе, которым я это рассказывал, не верили в то, что такая дичь может быть правдой.

Потом Дуст часто начал ходить по двору в невменяемом, но не пьяном, состоянии. На вопросы "что с тобой?", он лаконично отвечал "устал" и удалялся. Вероятно, он уже уже тогда начал принимать тяжелые наркотики. В том, что он покуривал травку мы не сомневались, но, чтобы кто-то из нашей компании "кололся", нам тогда сложно было это себе представить.

Я перестал тесно общаться с Романом. У него появились другие товарищи – старшаки с сомнительным прошлым, размытым настоящим и отсутствующим будущим. Потом Дуст вообще пропал со всех радаров. Как оказалось, он уезжал жить в Тулу, где дичайшим образом кололся и превратил квартиру, оставшуюся от матери, в наркопритон. Дошло даже до того, что когда он хотел выйти изо всей этой темы, ему выбили дверь не желающие мириться с закрытием блат-хаты наркомы. Дуст не имел возможности поставить новую. Поэтому он придвигал к захлопнутой двери, которую просто повесил на искалеченные петли, тяжелую кровать и ложился спать, пока снаружи ломились желающие отвиснуть "друзья". Об этом всем он рассказал мне много позже, когда мы случайно встретились в Нске и пошли к нему на кухню раскурить пару косячков. Бабушка его еще была жива и постоянно заглядывала к нам, с посылом спровадить меня домой и не понимая что за странный аромат витает в воздухе. Отца его, Руди Бананчикова, уже не было на свете. Его зарезали на одной из очередных пьянок. Вскоре не стало и бабули… А потом наши пути окончательно разошлись. Прошло еще больше десяти лет и вроде как я видел Дуста недавно в городе. Точнее человека похожего на него – полностью опустившегося и трясущегося. Я было направился к нему, но тот отвел глаза, отвернулся и поспешил ретироваться в другую сторону. Может, мне показалось и это был не Роман. Жив ли он вообще? Не знаю. Надеюсь, что все у него хорошо, хотя очень в этом сомневаюсь…

Глава 6. Первая большая любовь.

Продолжалось самое первое лето моей взрослой городской жизни. Я приезжал тусовать по выходным, жил в квартире один, словно царь, и развлекался со своими друзьями – подругами. Я даже начал встречаться с девушкой из компании. Она была на три года старше меня и училась на класс выше в той же самой школе, что и я. Звали ее Викой. Раньше, видя на переменах, я представлял Вику очень высокомерной и до жути деловой, но начав с ней тесно общаться, я понял, что внешность обманчива и на самом деле она очень скромная, стеснительная и милая девушка. Вика нравилась мне своей податливостью и уступчивостью. Я провожал ее каждый вечер домой еще засветло, что мне вообще не нравилось. В самый разгар веселья Вике постоянно надо было уходить. Ее ждала мама. Вика предлагала мне не утруждать себя проводами (к тому же жила она довольно далеко). Поначалу я строил из себя джентльмена и на корню пресекал подобные разговоры, но потом таскаться за тридевять земель мне надоело и я перестал утруждать себя этими благородными променадами. Вике, наверно, подобное не очень понравилось, но виду она не подала. А мне, если честно, было абсолютно наплевать. К тому времени, она наскучила мне своей инертностью и зажатостью. Я искал подходящего момента, чтобы расстаться с ней. И этот момент наступил очень скоро. Как-то мы снова выпивали за гор. больницей. В то время мы собирались компанией именно там. Городская больница Нска имеет несколько корпусов и за старейшим из них раньше располагался целый палисадник, который никто никогда не прореживал. Здесь разрослись деревья и кусты. Прикатив бревна и пеньки, мы оборудовали замечательное место "в зеленях". Конечно, за довольно короткий промежуток времени мы засрали там все различным мусором (в первую очередь окурками, пластиковыми стаканчиками и бутылками). Да, надо сказать, что и до нас особой чистоты там не наблюдалось. Ведь наша компания не была первооткрывателем этих "красот", просто мы задержались здесь немного дольше остальных, рандомно посещавших данное место, местных круизеров. Кстати, к чести наших девчонок, вспомнилось мне, что несколько раз за время нашего пребывания там, они проводили так называемые "субботники", собирая и утилизируя бытовой мусор. Так вот…

В очередной мой приезд, я уже на Вику особого внимания не обращал. То ли у нас была какая-то мелкая ссора на фоне моей "переподвыпитости", то ли мне просто не хотелось уже ничего от нее, но в один из моментов веселого времяпрепровождения я встал (случайно, мамой клянусь, без задней мысли) на край длинного бревна, на другом конце которого сидела Вика. Я не заметил даже этого, но она шмякнулась с него своей изящной пятой точкой в коротенькой кожаной мини-юбке, прямо на землю. Как я ранее замечал, Вика была девушкой утонченной, и в мой адрес не выразила никакого негатива, но в ближайшее же время ретировалась в сторону дома. Уже позже мне сказали, что она очень обиделась  и жаловалась подругам на мое умышленное унижение ее этим жестом. Я ржал, как дурак, а потом протрезвел и мне стало стыдно. И сейчас мне стыдно. И вообще я поступал с очень многими девушками довольно плохо в жизни, за что сейчас испытываю неловкость. А девушки были замечательные… И что они только находили во мне? Наверно, что-то действительно и было, и есть…

Вика, вроде в то лето или на следующее, поступила в университет на какую-то гуманитарную специальность (типа психологии), который с успехом закончила. Больше я ее, вроде, не видел, но уверен что у кого – у кого, а у нее должно было сложиться в жизни все хорошо. Ну, если таким приятным людям не везет в их делах, так кому же тогда должно помогать Провидение. Хотя, пишу это, зная, что чаще всего все складывается ровно наоборот…

Тот же вечер продолжился следующим: мы стояли в кругу, изрядно подпитые – я, несколько друзей, пара подруг. Я допил пиво "из горла" и предложил сыграть в условную "бутылочку". Никто не клал ее на землю и не крутил, а просто, мол "я покрутил и она показала, например, на Дуста". Все задорно ржали и выбирали всегда объектами судьбы товарищей схожего пола. Тогда надо было просто пожать руку или обняться по-братски. Ходу на седьмом мне надоело и я сказал, что бутылочка указала на Дашку Гунько – самую крутую девчонку из наших, высокую – на пол головы выше меня, довольно крупную (но не толстую), дерзкую и с самым острым языком в компании. Признаюсь честно, до той поры я всегда слегка ее побаивался, хотя каких-то признаков агрессии в мой адрес Дашка никогда не проявляла. Просто она была из тех, кто может легко подраться, хоть с девчонкой, хоть с парнем, и при этом никогда я не слышал про ее поражения. Она могла в паре предложений заставить покраснеть любого весельчака, даже "не доставая рук из карманов". Слегка мужиковатая, но при этом красивая – с огромными зовущими глазами и слегка пошловатым вызовом в них, со сформировавшейся грудью и ногами от ушей, Дашка была заводилой и никогда не отказывалась "махануть стакана" самогонки, сигареткой закурив димедрольный остаточный фон. Она была на три года старше меня, хоть училась всего на год выше, но мне представлялась, словно она из другой галактики – из высшей лиги крутых опытных, почти взрослых, людей. С парнями такого уровня я старался держаться на равных, хотя на фоне некоторых из них это и выглядело комично, но перед девчонками всегда очень сильно терялся, пускай и видимость спокойствия удавалось сохранить в большинстве случаев. Исключения же – впадение в ступор, когда девушки идут в открытую атаку на меня, когда целенаправленно стебут, выводят из себя, со спокойной интонацией или эмоционально. В подобных случаях я просто не знал, что делать и как на это реагировать, да и до сих пор не нашел решения. Благо гоп-компании не так часто встречаются мне ныне. В общем и целом, подобные инциденты происходили в моей жизни довольно редко, так как человек я, насколько мне известно, довольно располагающий (когда не "в говно" – в те моменты я просто не выносим) и противоположный пол, пусть и не становился "влажным" в моем появлении (как любят рассказывать различные доморощенные ловеласы), но и с грязью смешивать особенного желания никогда не питал.

И вот, надоело мне жать руки Дусту и прочим, и я, условно крутанув пустую бутылку, которую держал в своей руке, говорю: "На Дашку выпало!" Она смотрит на меня и ни на секунду не задумавшись, отвечает: "ОК!" Все такие сразу: "Соситесь!" Дашка вообще не теряется. Я, стараясь соответствовать, спрашиваю: "Целуемся?" А ее лицо уже возле моего. "Конечно!", – отвечает очень нетрезвая Дашка и наши языки переплетаются на долгое время, со всей безудержной подростковой страстью. Я не собираюсь первым доставать свой и понимаю, что партнерше происходящее доставляет совсем не наигранное удовольствие, а все вокруг смеются, хлопают в ладоши и кричат про новоиспеченную пару голубков!

Наконец, разъединив рты, мы обнялись, так и не отпустив друг друга до тех пор пока все не разошлись. Я пошел провожать Дашку. Жила она совсем рядом, в соседней девятиэтажке. Я предложил ей встречаться и она согласилась, рассказав, что уже несколько недель засматривается на меня. Она удивлялась, что раньше, до этого лета не обращала на меня внимания. Она, конечно, видела меня в школе, мы пару раз где-то пересекались, но ничего особенного Дашка во мне никогда не замечала, но затем, когда я начал встречаться с Викой, которую она и привела в компанию, Дашка начала присматриваться ко мне и была приятно удивлена. Ей нравились мои шутки, мое вечное желание поддеть кого-то (я это, кстати, ненавижу, а она прямо балдела). Вообще желание быть смешным за счет высмеивания и принижения другого человека – довольно неприятное качество, с которым я изо всех сил стараюсь бороться на протяжении всей своей жизни, наряду с курением, алкоголизмом и прочими недугами. К сожалению, пока безуспешно, но шаги в верном направлении делаются, что не может не радовать!

Мы долго целовались у ее подъезда прежде, чем разойтись. Мы "официально" стали парой в тот вечер и пробыли ею довольно долго. Дашка очень ждала меня из деревни, когда я приезжал на выходные. Помню момент, как она увидела меня издалека, шедшего с автобусной остановки, побежала навстречу, а затем бросилась мне на шею, поджав ноги. Я стоял с большой спортивной сумкой, а на мне висела, покрывая поцелуями лицо, девушка, весившая побольше моего. В тот момент я думал как бы не упасть, и с трудом, но все же удержался на ногах. Я в то время был субтильным пацаном с массой тела не более килограммов шестидесяти на сто восемьдесят сантиметров роста.

Теперь в компании мы всегда были вместе с Дашкой. Бухала она наравне со мной, а то и больше. Мы всегда были пьяные и счастливые. В мои приезды она ревновала меня к Дусту, так как, когда вечерело и ей пора было возвращаться домой, мы с моим дружочком оставались и проводили время без нее. Дашку это бесило и она всячески гнобила Романа, без лишних обиняков и политкорректности.

Первый раз переспали мы там же, где и гуляли, на гор. больнице, расстелив свою одежду на влажную от росы траву, чуть поодаль от места сбора. Она спросила: "Сколько девушек у тебя было до меня?", а я ответил: "Пара". Соврал! Была всего одна, да и то кое-как. Она сказала, что у нее тоже была пара партнеров. Вроде я их даже знал, но меня это не интересовало. Первого раза я не запомнил, но вот впоследствии мы с Дашкой занимались сексом много и часто. И многое с ней я попробовал впервые. Например, на институтской дискотеке, куда мы очень любили ходить, так как там была хорошая музыка (включая "Руки Вверх" и другую попсу из тех времен) и довольно редко случались драки, в отличие от двух других мест сбора любителей танцев того периода – ДК Строителей и ДК Химиков, в простонародье именуемыми "Старым" и "Новым". В последнем вообще творилась лютая дичь – отношения выясняли с помощью топоров, ножей, кастетов, а вместо охранников там всегда дежурили вооруженные милиционеры. Я был на этой дискотеке раза два и то минут по двадцать. Даже пьяным мозгом я понимал, что ловить здесь нечего, кроме ножа в печень или молотка в зубы, поэтому особенно не задерживался. Но жил я в двенадцатиэтажном доме, который стоял к "Новому" ДК ближе всех. Вечером мне было страшно идти домой. В большом подъезде, перед двумя лифтами, где сияли матерной бранью раскуроченные почтовые ящики, продохнуть нельзя было от сигаретного дыма. В основном там собирались местные пацаны с моего района, который носил гордое название "27 шахта" и состоял из частного сектора и двух, непонятно зачем возведенных, двенадцатиэтажек. Пацаны эти меня знали в лицо и особенно не приставали, но гопота была та еще, поэтому "судьбу за яйца тянуть" не хотелось. С черного же хода, где на каждом этаже собирались вообще неизвестно какие залетные "танцоры", по утрам дворники выгребали десятки килограммов бутылок, шприцев и пустых упаковок от таблеток, наподобие "димедрола", которые раньше легко можно было купить в любой аптеке.

В "Новом" много раз убивали кого-то, а сколько покинули этот свет после дискотеки, уже в близлежащих дворах, в выяснениях – как правильно проходить "через круг", одному Богу известно.

Мы радовались, когда в местном институте, куда поступали практически все выпускники школ с мозгами и с деньгами, устраивали дискотеку. Там было спокойнее и проще, хотя тоже всякое случалось, но не сравнимое с "Новым" и даже со "Старым" ДК.

Мы с Дашкой весело танцевали там, но больше конечно "мутили" выпивку и курили в предбаннике. А несколько раз мы так забористо целовались на стульях, которые в дни дискотек, проходящих в актовом зале, сдвигали по бокам помещения, что она залезала мне в штаны и упорно двигала там рукой, доводя до оргазма. В процессе этого кто-то даже подходил здороваться и я "давал краба" знакомым. Интересно, видели ли окружающие что происходит? Наверно да, уверен, что видели. Может немногие, но уж точно свидетели оставались.

Был еще случай, когда видели многие. Мы с моей девушкой, не имея собственных квартир и живя с родителями, довольно часто занимались этим в ее подъезде. После того, как я провожал Дашку до дома, наши поцелуи возле двери, бывало перерастали в нечто большее, и тут начиналось… Самое интересное, что в то время наедине в подъезде тоже остаться было довольно сложно, так как это были годы тусовок молодежи именно по "падикам". Здесь выпивали, курили, играли в "секу" и "буру", в "кулачки" и прочую хрень. Народу по подъездам всегда собиралось много. Жильцы чаще всего ничего не могли поделать с десятью-двадцатью незваными гостями. Зачастую там были и их дети, а если нет, то вызовы и приезды милиции что-то меняли минимум на час, а максимум до следующего вечера, когда те же самые лица вновь занимали облюбованные ступени. Вот! Когда мы с Дашкой приходили к ее двери, обычно в подъезде уже никого не было, но в тот раз случилось так, что собравшаяся ниже на пару этажей компания, заметив как мы целуемся, просто синхронно замолчала, чтобы понаблюдать за развитием событий. События развились по тому сценарию, который эти малолетние задроты и предполагали, а на следующий день вся моя школа только об этом и говорила. Я вроде даже хотел идти с кем-то разбираться за честь своей дамы, но так никуда и не пошел. Надо сказать, что мне все в один голос пробивали респектухи и это даже немного льстило, хоть и смущало.

Меня не очень это парило, но меня недолюбливал Дашкин батя. Не знаю почему. Может считал, что я маловат для нее, может думал, что ей еще рановато встречаться с парнями, но факт остается фактом. Как же забавно было делать всякие непотребные вещи с его дочерью, когда этот вечно недовольный мужик сидел в другой комнате и смотрел телевизор. При том, что замка на Дашкиной двери даже не было. Всегда задавался вопросом: что было бы, если б он зашел в момент занятий сексом в комнату дочери? Наверно я бы отхватил, может даже уехал в больничку, но теперь уже никому этого не узнать, потому что он так ни разу и не зашел. Оно и к лучшему!

Как-то раз пришла печальная новость: Дашкина бывшая одноклассница, которую я тоже немного знал, покончила жизнь самоубийством. Галя училась на первом курсе какого-то ПТУ, поссорилась со своим возлюбленным, пришла домой и наглоталась таблеток. Когда ей начало становиться плохо, она страшно испугалась и рассказала о своем поступке маме. Та вызвала скорую помощь. Скорая не успела. Галю хоронили через два дня. Все ее одноклассники, большинство из которых были моими друзьями, собирались идти на похороны. Я предупредил маму, что не пойду на уроки и тоже отправлюсь проводить в последний путь девочку из школы. Мама очень испугалась и расстроилась произошедшему, но меня, конечно, отпустила. С утра мы с Дашкой и общим другом Максом собрались. Честно, я не помню был ли я на кладбище или нет, вроде да, а может нет, но не суть… В общем, между похоронами и поминками, на которые мы тоже планировали пойти, образовался временной промежуток в два часа. Делать было нечего и денег у нас тоже не было. Я предложил сходить к моему бате, который в тот момент уже завоевывал мое расположение путем позволения распития с ним алкогольных напитков. К бате мы сходили так, что ни на какие поминки не попали, а нарезались в полнейшие дрова. Батя сказал Дашке, что у нее красивые глаза, а Дашка с Максом сказали мне позже, что у меня изумительный батя.

Мы с Дашкой, наверно, действительно любили друг друга, так как много ругались и выясняли отношения. Я думал, что она бросит меня, когда она поступила в наш институт и сразу приобрела много новых знакомых, в том числе парней. Училась она на мажорском факультете экономики и ребята там все были до жути деловые. Но этого не произошло.

Я продолжал быть "школотроном", а моя девушка посещала семинары и лекции, но это не мешало нам оставаться вместе и вести практически прежний образ жизни.

А бросил ее я. И, если быть честным, слабо понимаю зачем. Да, у нас были конфликты, но в девяноста девяти процентах случаев только в состояниях сильного опьянения. Наверно, мне просто нравилось говорить ей раз в неделю о том, что я бросаю ее, а потом слушать извинения и мольбы "попробовать начать все сначала". А в тот вечер этого не произошло или я заигрался и перегнул. А потом прошел слух, что она с кем-то там переспала. Не знаю правда это или нет. Скорее всего нет, но это не имеет сейчас абсолютно никакого значения. А через неделю я сам переспал с ее одногруппницей, которую за день до этого Дашка привела к нам в компанию. По иронии судьбы произошло это на том же самом месте, где и у нас с Дашкой был первый раз. Я очень быстро кончил тогда и Ника (так ее вроде звали) предложила мне пойти к ней в подъезд и продолжить. Я согласился. Пока мы шли, ее несколько раз вырвало от выпитого. После этого мы пару раз целовались. Она делала это как то странно – с открытым ртом, но без языка. Ни разу в жизни больше такого не встречал. Мы пришли в подъезд. Она сняла джинсы с трусами и повернулась ко мне задом, нагнувшись. Это был первый раз в жизни, когда у меня не встал. Не знаю что случилось тогда. Может сыграли роль поцелуи после блевотни, может подъезд, может я просто не хотел ее во второй раз (хотя фигура у нее была прямо очень аппетитной). Не знаю что это было, но я быстро натянул штаны, сказал, что мне пора домой и побежал вниз по лестнице. Вслед мне неслись проклятия и ругательства с посылом, что я – полный придурок и что значит "пора домой", когда она так сильно меня возжелала! Мне было плевать, но по-пьяни на "афтепати" после выпускного я рассказал это одному своему гопо-другу Бузельцеву, который положил глаз на эту Нику, о том, что я с ней переспал. Попросил его не рассказывать никому, а он растрепал всем. Сразу узнала и Дашка, чертовски обиделась и на меня, и на нее.  После этого у нас уже не было вариантов возобновить отношения, да и компания потихоньку начинала распадаться. Многие поступили учиться в разные места нашего города и других населенных пунктов, завели новых друзей и редко выходили на связь. Эту Нику я потом видел много раз в институте, так как поступил в тот же самый, но она упорно отворачивала голову при встрече со мной. А много-много позже она приходила устраиваться на работу в компанию и попала ко мне на собеседование. Я не сразу ее вспомнил, но когда понял кто это – виду не подал, не стал ее смущать. По условиям ее все устроило, но больше на связь она не вышла. Не знаю с чем это связано, но, думаю, что точно не с той ночью почти пятнадцатилетней давности. По крайней мере, надеюсь на это! Потом пару раз встречал ее на улице, видимо живет где-то рядом. У нее двое детей.

С Дашкой я продолжил видеться, учась в институте, но уже не в роли герлфренд, а в роли веселого компанейского собутыльника. Мы даже пару раз, вроде, переспали по старой памяти, но не более того. Потом, мы около года работали на одном предприятии. Я с бодуна приходил к ней в отдел "стрелять сиги" и она мне ни разу не отказала.

Дашка была моей первой любовью и многому меня научила. Мы давно не виделись, но я очень рад, что у нее все хорошо – респектабельный муж и здоровые дети. Недавно я увидел ее фото в ВК и чуть не заплакал,  поняв как сильно она постарела. А потом посмотрел в зеркало и понял, что не одна она…

Все в этом мире имеет свое начало и свой конец. Хорошо, что наш конец еще неизвестен, в отличие от многих людей упоминавшихся в этой главе, включая Бузельцева, который в двадцать пять лет пошел ночью искупаться в местный водоем, будучи изрядно "под шофе", и хоронили мы его, опять-таки, через два дня… Мы встретились с Дашкой где-то в начале наших жизненных путей, на какое-то время путь стал общим, затем они опять разошлись. В любом случае я благодарен ей за тот небольшой отрезок, который мы провели вместе! Он остался в моей памяти, думаю, навсегда…

Глава 7. Дилер.

Выпускные экзамены остались позади и пришел черед куда-то двигаться дальше. Путей – дорог было не так уж много. Хотелось поехать в Воронеж и по примеру двоюродной старшей сестры поступить в ВГУ на факультет журналистики, но никаких конкретных поползновений, кроме единственного разговора с мамой, в данном направлении так и не случилось. В том самом разговоре мама расставила все точки над "i", как всегда прочитав на повышенных тонах краткую девятичасовую лекцию о том, сколь низко я паду, стоит оставить меня без опеки и единственная моя надежда на, пусть не светлое, но все же существующие будущее, это только ее зоркое око. Варианты отъезда вообще не рассматриваются, об этом было объявлено без обиняков и во всеуслышание. Да и я, собственно, особенно не представлял себе взрослую жизнь. К моменту окончания школы мне было всего шестнадцать лет и инфантилизм моей души расцветал всеми цветами радуги. Мать настолько сильно тряслась надо мной и не представляла, что я могу хоть на йоту перестать зависеть от нее, что даже намеки в эту сторону пресекала на корню. Я рос человеком без собственной системы координат, без понимания жизненных процессов, ценности заработанного, тяжести честного труда, без целей и осознания того, кем хочу стать. Я просто побухивал, тусил с корешами и, незаметно для меня, за весельем и драмами выпускного класса, пришел момент, когда школа осталась позади.

Учился я неплохо. Не будучи отличником, как мои родители, или родители их родителей, или мой родной брат, который был старше на десять лет, я, потихоньку – помаленьку, наскреб аттестат за одиннадцатый класс с подавляющим большинством четверок и всего лишь единственной тройкой. Как сейчас помню – по геометрии! Довольно нелепая ситуация, так как на протяжении нескольких месяцев до выставления годовых оценок я посещал, единственный раз в жизни, репетитора именно по математике. Надо сказать, что это был опытный педагог, которая подтянула мои, и без того далеко не нулевые знания, на уровень явно выше среднего. Наша математичка меня не любила. Не как-то особенно (например, как моего другу Вову, который при одном упоминании своей фамилии на ее уроках начинал трястись, обливаясь потом, и единственное, что мог выдавить из себя, лишь: "Ставьте два". В ответ Галина Анатольевна ревела: "Кол, Фалитнов, Кол!"), а примерно, как всех остальных, за редкими исключениями. В конце концов, при выставлении годовых оценок она впаяла мне "треху" и на следующий день ушла в отпуск, не дав возможности исправить оценку.

Я ожидал, что в аттестате тройка будет только по химии, с которой у меня сразу же не сложились отношения, но химик – он же наш классный руководитель, бывший университетский преподаватель, кандидат наук, все же сжалился надо мной и вывел незаслуженную итоговую четверку. Может, сыграло роль то, что учился в универе он в одной группе с моим отцом, но это весьма маловероятно. Настолько принципиальной он был личностью, что вряд ли позволил бы себе выставлять оценки на  основании каких-то индивидуальных привязанностей. Ох, и попил же я кровушки этому замечательному человеку… Если читаете это, Степан Викторович, простите меня, пожалуйста, я был слишком юн и слишком глуп. Поощрение толпы всегда, как бы, занимало в моем понимании главенствующую позицию и только с возрастом стало приходить осознание того, что зачастую это совсем не то, что нужно. Скажем так, толпа склонна очень быстро менять свое настроение. Сегодня ты – герой, а завтра – изгой, стоит только занять несколько непопулярную позицию. Раньше я этого не понимал. Теперь понимаю! То ли от недолюбленности, то ли еще от чего-то, но мне всегда не хватало внимания, и я старался привлечь его путем хулиганских выходок, экстравагантного поведения или тонкой (как мне казалось) иронии. Я не был отпетым хулиганом, не был трудным подростком. Если проводить аналогии из "Симпсонов", я не Нельсон, а скорее  – Барт.

Степан Викторович был очень интеллигентным человеком, который явно попал не в свою среду. Все таки, школа это в первую очередь – контроль за изучением и усвоением учебного материала, что является полной противоположностью институтской практике, где ни один преподаватель ни за одним студентом бегать не будет. Хочешь зачет – учи, не хочешь учить – армия ждет тебя. Степан Викторович не смог перестроиться на каждодневный контроль успеваемости и это сыграло злую шутку с лентяями вроде меня. Мы "прощелкали" азы предмета, а нас никто и не проверил. В дальнейшем мне было проще списывать домашние задания, нежели наверстывать упущенное, поэтому с химией у меня так и не сложилось.

С учителем же не сложилось вдвойне. Я был единственным в классе, с кем химик разговаривал на "ты". По отношению к другим ученикам он сохранил университетскую привычку почтительного обращения, как ко взрослым. Со мной же, спустя короткое время, прошедшее с момента нашего знакомства, не мог пересилить себя соблюдать это негласное внутреннее правило. Я дико бесил его! Постоянно подначивал на уроках, за интеллигентность чуть ли не в открытую, при одноклассниках, звал гомосексуалистом, разрисовывал стол (а сидел я по причине слабого зрения всегда на первой парте) неприличными картинками его вымышленных сексуальных утех, сопровождая матерными подписями. В общем, этот человек имел полное право искренне ненавидеть меня и поставить заслуженную итоговую двойку, как за мои познания в химии, так и за человеческие качества. Но! Он этого не сделал! Он не стал портить мне аттестат, хоть и знал, что в ВУЗ я буду поступать при содействии отца. Более того, через какое-то время мне рассказали, что Степан Викторович приезжал в наш институт и интересовался набранными на вступительных экзаменах баллами своих учеников, очень переживая поступили ли его "птенцы" или нет, достаточно ли информации дал он нам по своему предмету. Хочу прояснить, что институт наш химико-технологический и получается, что Степан Викторович вел один из важнейших, профильных для ВУЗа предметов. Я больше никогда не видел химика. Кто-то рассказывал мне, что через пару лет после нашего выпуска Степан Викторович уехал в Москву, где вернулся к преподавательской деятельности в одном из высших учебных заведений. Если это правда, я очень рад за него. Все-таки нянчиться с беспардонными сопляками не совсем подходило этому умному, честному и очень человечному человеку, у которого при встрече я обязательно попросил бы прощения за свое детское хамское поведение!

Из перечня специальностей, предлагаемых нашим филиалом Московского Университета имени Менделеева, меня интересовали, как минимум, ни одна. Я всегда тяготел к гуманитарным наукам, а физика с химией были для меня не то, чтобы темным лесом (кстати, физику я знал немного лучше химии), но явно не тем, на что я хотел бы потратить свою единственную жизнь.

Из  гуманитарных специальностей наш институт предлагал "менеджмент" и "бухгалтерский учет", которые для меня на тот момент, ничем, кроме букв в названии, не различались. Я выбрал сразу две. На какой именно учиться мне было индифферентно. К сожалению отцу, который по негласной институтской договоренности о том, что дети преподавателей обязательно поступают и учатся бесплатно, должен был протащить меня, сказали свыше, что на кафедру экономики слишком большой конкурс. Ему предложили следующий вариант: я поступаю на любую другую специальность, а через год, без помех, перевожусь на ту, которая мне наиболее интересна. Я спорить не стал и выбрал самое непонятное название из всего предлагаемого перечня: "Стандартизация и сертификация". Специальность это была химическая, выпускающая кафедра на ней – "Аналитическая химия", где по слухам преподаватели вообще не брали взятки и свирепствовали в скрупулезности оценки знаний. Интересно то, что в группе у меня практически все студенты оказались медалистами и заучками, поэтому и мне пришлось не выделяться, а исправно посещать все занятия и стараться выглядеть не полным дураком на фоне остальных. Это не помогло! По итогам первого курса, за который я дал всего три взятки, а все остальные зачеты и экзамены заслужил собственными "потом и кровью", мне было предложено "перевестись куда-то, чтобы не портить успеваемость кафедры или быть отчисленным". Так как первый вариант и являлся изначальным планом, я не стал спорить и с готовностью принял его. И вот тут нарисовалось две проблемы:

1) с кафедры экономики убрали "Военную подготовку", на которую я очень планировал поступить, так как отучиться в ненавистном ВУЗе и после этого еще пойти в армию стало бы каким-то супер-лютым комбо даже для меня;

2)) батя уже не работал в институте и на "Экономику", в его отсутствие, никто особым желанием переводить меня не горел. Надо понимать, что это кафедра для "блатных" – либо "своих", либо для детей влиятельных/богатых родителей. Никто там не учится просто так, на бюджетной основе. "Экономика" – кафедра, где вращается больше всего "бабла" и заводятся нужные знакомства. Также надо понимать, что какие-то договоренности в нашем самом коррумпированном ВУЗе страны (моя личная оценка, могу ошибаться) работают только до того момента, пока от тебя есть "фидбек". Как только ты становишься бесполезным (твой отец увольняется и уезжает на ПМЖ в другую страну) все ранее достигнутые договоренности по умолчанию отменяются. Курсе на третьем я "сдавал экзамен" одному дедку. Я не был ни на одной лекции или семинаре, а пришел, как и всегда, просто договориться. Этот милый человек завел меня в свою каморку и произнес длинную, проникновенную речь, смысл которой состоял в следующем: мой дед привел его работать в институт, когда он был еще очень молод, затем мой дед помог ему получить сначала звание старшего преподавателя, а затем и кандидата наук защитить. Он долго рассказывал о любви, уважении и благодарности моему деду, который так сильно помог ему в жизни. Под конец, написав на бумажке "400 рублей" (стандартный тариф), он пожал плечами и сказал: "Сейчас времена такие, сам пойми". И я понимал, конечно понимал, ведь все, кто работал с отцом, брали с меня деньги! Но какие претензии я могу предъявить им? Да, наверное, их моральные качества оставляли желать лучшего, но проблема их внутренних устоев касалась меня только косвенно. Не учился-то я! Учился бы, не пришлось вообще заниматься этими противозаконными действиями. А не учился я по причине того, что мне было плевать на все эти "термехи", "сопроматы" и "детали машин", а еще, конечно, благодаря моему лучшему другу Дилеру…

Дилера я знал лет с восьми, когда мы впервые встретились с ним в деревне и познакомились. Его дед построил там дачу, куда они с бабулей приезжали на все лето. Иногда туда привозили Дилера. Он уже тогда был худющим и длинным, головы на полторы выше меня, как и на полтора года постарше. Мы играли с ним в войнушку, затем я познакомил его с Мироном, который "подсадил" меня на футбол и мы стали брать Дилера с собой на футбольное поле. Прозвище "Дилер" тогда еще никто не использовал. Он получил его намного позже, благодаря своей фамилии – Дилягин. Кто бы знал, что дети напророчат ему будущую профессию, но об этом потом. В деревне же старшими пацанами за свои футбольные скиллы Дилер быстро был наречен "Корявым", оставался им на протяжении всех своих приездов, дико бесился от этого и придумывал "старшакам" свои обидные прозвища, правда озвучивал их только нам, по секрету. Дилер был очень скользким типом. Он всегда вел себя дерзко и развязно, но стоило кому-то "подприжать ему хвоста", незамедлительно включал заднюю и старался перетянуть окружающих на свою сторону. Он обладал довольно тупым и прямолинейным чувством юмора, но в купе с его незаурядной мимикой, очень напоминающей кривляния Джима Кэрри, считался чуть ли не главным приколистом всей округи. Он постоянно коверкал названия всех иностранных групп; как слышал, так и напевал песни на других языках и обладал самым колхозным чувством стиля из всех людей, ступавших на нашу планету – находил какие-то самые трэшовые сборники с дико поганой танцевальной музыкой и носил туфли со спортивными штанами, утверждая, что так и надо! Он постоянно пытался юморить, но весь его юмор строился на обсирании окружающих. Я не знаю как и зачем это произошло, но постепенно мы очень сблизились и стали считаться лучшими друзьями…

Я старался копировать его манеру поведения, казавшуюся мне такой интересной. Я повторял его шутки, которые он в основном брал из ниггерских комедий, набиравших тогда популярность. Я пытался изображать нелепые кривляния и звуки, которые он издавал.

Надо сказать, к Дилеру неплохо относились окружающие: одни любили поржать над ним, другие вместе с ним над кем-то еще. Некоторые, и я в том числе, немного побаивались этого сухощавого, но весьма цепкого и неуступчивого парня.

Дед его умер довольно скоро. Помню только, что был он человеком очень приветливым и добрым по отношению к соседям, хоть и трудился всю жизнь, вплоть до пенсии, начальником тюрьмы. У них даже забор дачного участка состоял из тюремных шконок. Соседи прозвали их семью "коешниками". Бабушка Дилера, как и бабушка Дуста, до пенсии работала учительницей и профессиональный отпечаток отложился на всю ее жизнь. Тетя Надя была очень интеллигентной женщиной. Ни разу в жизни не слышал я от нее дурного слова или грубого порицания. В Дилере она души не чаяла, постоянно пытаясь приодеть, накормить и наставить на истинный путь единственного внука.

С Дилером мы всегда покупали одну пачку сигарет на двоих, оставляли друг другу покурить в компании и вместе возвращались домой с вечерних гуляний. Если "палили" его пьяное состояние, это обязательно било по мне и наоборот, так как наши родители/бабушки знали, что мы все делаем вместе.

После первого курса института, раздумывая над тем, куда бы мне перевестись, я получил предложение от Дилера продолжить обучение в его группе. Он грыз гранит науки специальности под странным названием "Промышленная теплоэнергетика". Что это такое я не знал! Думаю, что он тоже, так как все его неоспоримые аргументы в пользу дальнейшего продолжения обучения именно здесь сводились к следующим пунктам:

– все преподаватели здесь берут взятки, не надо "париться";

– учатся крутые пацаны, с которыми весело прогуливать занятия;

– он сам учится в этой группе и можно будет бухать/курить траву вместо лекций и семинаров.

От такого предложения невозможно было отказаться и я попросил мамину знакомую, которая трудилась в отделе кадров института, поспособствовать моему переводу на новую специальность. Примерно неделю занял процесс оформления документов. В течение этого времени я не понимал занятия какой группы мне требовалось посещать – старой или новой, поэтому не ходил ни туда, ни туда. Надо сказать, эта практика растянулась в последствии на все мое дальнейшее обучение на кафедре со странным названием. Скажу честно, по окончании ВУЗа, про промышленную теплоэнергетику мне известно, лишь, то, что это каким-то образом связано с котельными, да заголовок диплома, который мне дали переписать с, вероятно, уже не раз переписанного в различные годы, засело в памяти. "Расчет высокотемпературной топливной установки емкостью пятьсот тонн". Что это за  хрень такая? Известно, наверно, только самому первому чуваку, сделавшему этот самый расчет. Остальные же, плюс-минус 100500 гавриков, в последствии получивших свои долгожданные корочки с отметкой о высшем образовании, просто по очереди переписывали эту пояснительную записку на семьдесят листов и копировали с десяток чертежей.

Крутые пацаны в группе Дилера действительно оказались крутыми. Многие плотно сидели на травке и каждую перемену, с напускным видом превосходства над чернью, шли раскуривать свой лакомый косячок, куда-то в глубины университетских дворов. Большинство студентов конкретно бухало. Один из них, с покрытым шрамами лицом, рассказывал мне, что получил эти отметины вследствие поиска опохмела на верхних антресолях родительской квартиры, будучи запертым ими, во избежание продолжения запоя. В самый разгар исследования недр жилплощади с одной-единственной целью, на голову ему приземлилась трехлитровая банка компота, осколками исполосовавшая лицо этого рок-н-ролльщика. Он, расстроившись не из-за порезов, а по причине того, что спасительный эликсир так и не был найден, вызвал скорую помощь. По странному стечению обстоятельств на скорой работал врачом его отец и сегодня была как раз его смена. Сложно представить чувства человека, которому пришел вызов на собственный домашний адрес, с комментариями о резанных ранах и кровопотере.

Другой крутой пацан, по прозвищу "Витамин", к тому времени уже сидел на тяжелой наркоте, типа "черняги". Героин всегда был дорогим удовольствием. Его мог позволить себе далеко не каждый, поэтому в ходу были всевозможные "пиратские" аналоги этого "кайфа". Зачастую они приводили к инвалидности, смерти и прочим побочным эффектам погони за удовольствиями.

Этот, уже тогда конченый тип, "перекидал" всех, кого только мог, на деньги. Обманывал одногруппников, преподавателей, что-то вечно придумывая и крутясь, словно уж на сковородке. Даже меня ему удалось перехитрить, хотя мы особенно и не были даже знакомы. А может именно по этой причине! Мне нужно было поставить экзамен по математике. У меня была на это была тысяча "деревянных" и я спокойно ждал преподавателя возле аудитории, когда ко мне подошел Витамин:

– Кого ждешь?

– Исаева.

– Экзамен поставить?

– Да.

– Это мой дядька. Давай подешевле сделаю. Сколько он с тебя взять должен?

– Тысячу.

– Давай восемьсот и жди здесь.

– У меня неразменные…

– Ну давай, как есть! Сдачу принесу сейчас!

Я был очень наивен тогда, а наркоман – очень убедителен! Взяв деньги, он просто прошел через всю кафедру и спустился по другой лестнице. Затем "покинул здание" и увидел я его в следующий раз примерно через месяц. Он не оправдывался, а вроде даже и не помнил о произошедшем. Когда я начал настаивать на возврате денег, он стал предъявлять мне за то, что я рассказал про наш инцидент одногруппникам, а это "не по понятиям". Вот уж действительно: лучшая защита это нападение.

Однажды при мне Дилер и его приблатненный друг, такой здоровый бугай с постоянной щетиной на опухшем лице, которому было лет двадцать пять (он, кстати, не доучился до диплома, а сел и, кстати, тоже за наркотики), жестоко избили Витамина. Они херачили его, валявшегося на земле, ногами по лицу и по корпусу, пока не затих поросячий визг, издаваемый этим толстым нариком. Что вы думаете? На следующий день он появился в институте без единого синяка, довольный, и с непринужденным видом тянул им руку для приветствия.

Витамин тоже не доучился до окончания института. После четвертого курса ему выдали диплом бакалавра и ни за какие коврижки не согласились принять на пятый. А он бы его и не закончил. Не стало Витамина примерно через пол года. Его разложившийся труп нашли где-то на одном из притонов. Причиной смерти в некрологе указали передозировку наркотиками.

Не надо думать, что вся группа сплошь состояла из описанных мною выше элементов. Были и нормальные ребята, которые не общались с нами, а посещали занятия и самостоятельно сдавали курсовые, коллоквиумы и экзамены. Правда их было совсем уж скудное меньшинство. По моим подсчетам – меньше четверти от общего количества студентов.

Я ходил в институт бухать. Во времена моего "обучения", прямо в здании нового корпуса на пути в столовую располагалось кафе под названием "Колибри". Там вполне законно продавали спиртное – пиво и алкогольные коктейли в полуторалитровых бутылках ("Виноградный день", "Blazer"), очень популярные тогда. Первое мое посещение этого увеселительного заведения стало первым посещением городского отдела милиции. Мне было всего шестнадцать. Нас собралась в "Колибри" большая компания и я замиксовал пиво с водочкой (в дальнейшем мы часто делали так: "Бутылку пива и двенадцать стаканчиков, пожалуйста" – берешь минимум пива, а под столом разливаешь припасенный заранее крепкий алкоголь). Потом, в описанный день, все было в алкогольном бреду: мы тусили с главным чернокожим студентом нашего ВУЗа – Писманом, который был очень развит физически, несказанно богат и пользовался славой наркодельца; ходили разбираться с какими-то левыми чуваками на улицу, но до драки так и не дошло; а по по итогу я пообещал зарезать бабку – вахтершу в раздевалке за то, что она  не хотела отдавать мне куртку (там висела одна единственная куртка, к тому же женская, моя же верхняя одежда находилась в кафе). Бабка испугалась и вызвала милицию. Меня отвезли в отдел, где я пытался "построить" всех оказавшихся там братьев по несчастью – алкашей, собранных по улицам. Я строил из себя криминального авторитета, раздавая направо и налево распоряжения – найти сигарет, метнуться за водичкой и т.д., пока не появились мама с дядькой. Тот рыкнул на меня и я заткнулся. Потом дядька отвез нас с мамой домой, по пути предупредив (пока не очень жестко), что в случае повторения подобного, особой лояльности от него ждать не стоит.

В последствии я много раз бухал в этом самом "Колибри". Хозяева – семейная пара, тетя Вера и дядя Толя, узнавали меня и давали пиво в долг. Наше знакомство было весьма запоминающимся, ведь их тоже вызывали в тот злополучный раз для дачи показаний. Я же был несовершеннолетним, а они продали мне алкоголь! Тогда, все вроде обошлось, я не стал наговаривать на них, а сказал, что принес свое бухло, приобретенное на улице и выпил тайком из-под стола. Отчасти это было правдой…

Вообще, в институте я бывал трезвым только когда приезжал с утра. Затем начинался бесконечный квест по "заниманию" денег у знакомых, приводивший в конце концов к свинскому "накидыванию" всевозможной "ханкой". Я даже настойку боярышника как-то опрокинул с едва знакомыми пацанами прямо на автобусной остановке. Не сказать, чтобы я сильно с этого напитка опьянел, но помню как бешено стало колотиться сердце в груди. Может, в этом и был весь смысл. Про самогонку и прочие амброзии я молчу, они проходили через мою печень цистернами…

А однажды, мой товарищ, "Строп", с которым мы тогда учились на права и мечтали поскорее начать водить автомобили, сообщил, что рядом в удаленном микрорайоне Нска, под названием Соболя, у его деда в гараже стоит "нулевая копейка", которая только и жаждет, когда мы утопим ее "гашетку" в пол, чтобы насладиться всей мощью этого металлического произведения конструкторского искусства. Мы вчетвером: я, Строп, Вишняк и еще один очень жирный парень, с погонялом "Мафон", сели на маршрутку, доехали до пункта назначения и гоняли на этой "копейке" по прилегающим картофельным полям, пока что-то в ней не испортилось и движок не стал дичайше дымить. Потом мы долго толкали эту колымагу назад до гаража, так как заводиться она наотрез отказалась. Мне показалось, что Мафон толкает не во всю силу и я начал пинать его ногами. Он был очень трусливый и старался успокоить меня разговором. Спустя какое-то время ему это удалось, а остальные потом долго потешались над тем, что на следующий день Мафон пришел в универ со следами моих туфлей на кожаном пиджаке.

Дилер все это время оставался моим лучшим другом. С ним было очень некомфортно выпивать, потому что после первого стакана у него начинало "срывать планку". Он постоянно хотел с кем-то подраться, докапывался до прохожих и не важно кто это был, пусть даже старики, женщины или дети.

Его неоднократно били, в том числе и на своем районе. У него было три сотрясения мозга за короткий срок и доктора сказали ему, что при следующем, он вероятнее всего останется дураком на всю жизнь.

Разговаривал Дилер так, будто бы всю жизнь отсидел в зоне. Прежние наши друзья перестали общаться с Дилером, а я всегда выбирал его сторону.

Мы договорились с ним заранее, что когда надумаем жениться, свидетелями обязуемся пригласить обязательно друг друга. И, действительно, Дилер женился в 2006-ом, по причине "залета" подруги, с которой он тогда жил. Это была какая-то лютая бабенка, сидевшая, по всей видимости, на алкоголе и наркоте одновременно. У нее не было двух передних зубов, а в лексиконе отсутствовали слова длиннее трех букв. Но Дилер же был "порядочным человеком". Он закатил свадьбу в столовой одной из школ на деньги родителей. До сих пор помню пресервы из селедки, стоявшие на столах прямо в пластиковых банках. Его гоп-друзья не очень обрадовались моему "свидетельству" и постоянно прикапывались с советами и нравоучениями. На тамаду денег, видимо, не хватило, поэтому мы со свидетельницей (тетей невесты, лет пятидесяти от роду), заранее обговорив программу, сыпали стишками и прибаутками:

Здесь сегодня все танцуют,

Здесь сегодня все поют,

Здесь сегодня Ваню женят,

Машу замуж выдают…

У меня была целая папка подобного бреда, над которым все дико веселились, а моя девушка Наташа, с которой мы пришли, только сочувственно вздыхала, когда я, с выражением, читал эту дичь.

Мы ушли пораньше, сославшись на Наташину головную боль. Она попросила меня покинуть мероприятие, так как посетить его было еще половиной беды, но оставаться до конца – перебором.

Через какое-то время у Дилера с его новоявленной супругой родилась дочь. Примерно через такое же время они развелись.

Дилер уже тогда нашел себе работу. Он стал…дилером!

Я не очень искушен и осведомлен в реализации наркотиков, но, кажется, Дилер придумал на тот момент уникальную схему. Все барыги "банчили ганжей" у себя по домам и тряслись от каждого нежданного, да и согласованного тоже, звонка в дверь . Понятное дело, статья, которая подразумевает очень длительное заключение в местах не столь отдаленных, является неотъемлемым эпилогом их нервной и опасной профессии! Из всех местных барыг, которых я знал, "присели" на различный срок ровно сто процентов. Но только не Дилер! Его схема заключалась в следующем: на купленной по дешевке "Двенашке" он самостоятельно развозил травку покупателями. Нужно было всего лишь позвонить ему и договориться о времени и месте встречи. Этот бизнес, вроде, приносил ему неплохой доход, так как "Двенашку" совсем скоро сменил почти новый "Опель". Да и вообще, Дилер, хоть и стал намного более дерганным, чем прежде, по его словам радовался жизни. Ну а что? Дальше какого-нибудь грузчика на заводе, с его отношением к жизни, отсутствием манер и отбитыми мозгами, Дилер вряд ли поднялся бы. Здесь же все было намного привлекательнее: купил траву подешевле, разбодяжил, продал подороже, отстегнул долю в общак, на остальное погулял. Кайф, а не жизнь! Романтика!

Я часто брал у Дилера его продукт, в основном "под тады". Он никогда не отказывал мне и подвозил травку в нужное место. Про задолженность он тоже обычно не напоминал и не подгонял меня, лишь изредка звонил и спрашивал, есть ли возможность расплатиться, когда я не выходил на связь по несколько месяцев кряду. Он хорошо "поднимал" на траве и мои двести пятьдесят рублей явно не были для него критически важной суммой, хотя про долги он никогда не забывал! Вообще Дилер всегда был очень жаден до денег и "кайфа". Это, наверно, вообще были два важнейших критерия его существования, где второй плавно вытекал из первого, а первый из второго. Проблемой же Дилера стало нарушение самой главной заповеди для барыг, про которую забывают чуть больше всех из них: "Никогда не "сиди" на своем товаре!"

Я "ни разу" не был отпетым травокуром. Вообще никогда особенно не понимал этого прихода. Меня часто пробирало на страх от употребления марихуаны. Вообще, я заметил тенденцию: "шмаль" усиливает и как бы вытаскивает наружу твои внутренние состояния на момент употребления.

Мой знакомый "Капитан", здоровенный парень, который постоянно искал повода подраться с кем-нибудь, покурив становился еще более агрессивным. Напуганный вечно преследовавшими его внутренними демонами Саргасыч после употребления "марьиванны" окончательно сходил с ума, стараясь забиться в угол и сделаться невидимым. Меня же всегда распирало на шутки, а поскольку язык довольно сильно развязывался и шутки могли сделаться слишком панибратскими, приходилось тщательно выбирать компанию, в которой употреблять "дурь". Выбора в те годы практически не было, поэтому возникала необходимость под воздействием наркотика тщательно подбирать слова, а это ломало весь кайф! Поэтому курил я довольно часто, но ни разу не сделал этого, будучи трезвым. Под воздействием же алкоголя, мне всегда хотелось усилить ощущения, поэтому я пользовался дружбой с главным "дилером" города и непременно занимал у него "фасочку". Я угощал всех, юморил и много раз бегал по острому лезвию ножа, едва не славливая в бубен за свой юморок. Пару раз и не прокатывало…

Затем, мода на курение травки стала постепенно сходить в нашем городке на нет. На первый план вышел амфетмин (он же "фен"), которым закидывались во все лицевые отверстия современные "тусовщики" – завсегдатаи "опен-эйров", ставших дико популярными на рубеже нулевых и десятых годов нашего века. Эти площадки открывались повсеместно, а за нашим городом даже располагался крупнейший опен-эйр в стране. Но об этом несколько позже. Моей "дружбе" с "амфиками" будет посвящена отдельная глава.

Скажу только, что Дилер в пользу предпочтений своих клиентов перепрофилировал свой бизнес с реализации травки на продажу фена. Спрос на этот продукт был таким, что Дилер в одночасье поднял больше денег, чем за несколько лет торговли марихуаной. Но, заработанные на горе других, да и попавшие в такие руки монеты, никогда не принесут ничего хорошего. Дилер стал употреблять свой товар лошадиными дозами, от чего "кукушка" его окончательно улетела в теплые края. Он стал еще более агрессивным и в то же время напуганным. Мозг его был настолько ушатан травмами, марихуаной, алкоголем и феном, что от прежнего весельчака с гримасами из "Маски" не осталось и следа.

Дилер успел подсадить меня на эту дрянь прежде, чем навсегда уйти из наркобизнеса. Справедливости ради, скажу – он не настаивал и не предлагал мне пробовать его новый товар. Просто при очередном моем звонке с целью "вырубить" травки взаймы, он сообщил, что больше не продает траву, а продает амфетамин. Я попросил его дать взаймы этой неведомой хрени, на что Дилер даже для проформы попытался отговорить меня пробовать сей продукт, но, конечно же, "грамм" по итогу насыпал.

Из людей, с которыми я довольно тесно общался и упоминал в этой главе, наркотой после универа занялся еще Строп. Не столь давно переписываясь в сети с одним из его одноклассников, который давно переехал далеко на запад страны, я узнал, что Стропа повязали с килограммом героина. Сейчас он отбывает свои семнадцать лет в колонии. Так же, за наркоту сидит и его младший брат. Сколько лет дали ему, я не знаю. У них осталась мама. Видел как-то – гуляет с собакой, смотрит в землю…

Дилер же успел спрыгнуть со своей профессиональной деятельности прежде, чем его взяли за одно место. Кто-то шепнул ему, что в ближайшее время его "примут" и торговать осталось всего ничего. Дилер в тот же момент разрубил все коннекты и переехал жить к бабушке в другой район города. Какое-то время назад у нас женой была квартира в доме напротив. Я ни разу не видел на районе Дилера, видно он редко выходил из дома, но как-то встретил его бабулю. Она не узнала меня сперва, но потом поняв с кем разговаривает, долго расспрашивала про мою нынешнюю жизнь, радовалась тому, как складываются у меня дела. Я хотел из вежливости спросить, как поживает ее внук, но не решился. Про подобных людей мне всегда как-то страшно и стыдно спрашивать у их, случайно встреченных, родственников. Всегда весьма велика вероятность услышать в ответ какую-то дичь, поэтому я чаще всего не рискую.

Где-то через год я, по пути на работу, встретил в центре города самого Дилера. Он нервно протянул мне руку. Я поприветствовал его, он, пройдя пару метров остановился и начал громко кричать мне вслед:

– Я подстригаться иду, Братан! Голову стричь! А то волосы совсем отрасли! В парикмахерскую, говорю, иду, – потом резко развернулся и удалился очень быстрым шагом. Я пожал плечами и продолжил свой путь.

Я всегда чувствовал, что Дилер закончит плохо. Весь его круг общения, стремление к блатной романтике, зарабатывание денег на наркотиках и прочее, начиная с вечных шуток НАД кем-то в детстве, просто не могли привести его к чему-то позитивному. Это было бы неправильно и противоречило всем кармическим законам разом. Я думал, что его посадят по "228". На крайняк, что он отъедет от передозировки, как и многие наши общие знакомые. Но то, что произошло с ним, до сих пор холодом пробегает по моей спине и заставляет подниматься волоски на руках. Я не слышал о Дилере много лет и ничего не знал о нем, предполагая высокую вероятность того, что его нет в живых.

Мне рассказали про Дилера уже когда я начал писать эту книгу. Дилер сидит на зоне. Ему дали десять лет! Сидит он не за наркотики, а за то, что руками и ногами забил до смерти собственную мать, которая отказалась выделить ему сто рублей на опохмел…

Глава 8. Деревенские истории.

Немного скомкано у меня получилось про Степанчиково рассказать. Всего-то пару слов в начале. А ведь это место сыграло очень важную роль в моей жизни. Я до сих пор с радостью еду туда каждое лето набираться сил и эмоций. Степанчиково это мой второй дом, а учитывая то, что в Нске я сменил уже четыре квартиры, а там мое обиталище незыблемо, вероятно – первый и главный дом!

В юности со мной и моими друзьями там происходила масса забавных и не очень историй. Крупице их посвящу главу. Релакс, тэйк ит изи (с) Mika!

1. Песни на церкви.

Как я говаривал ранее, "старшаки" наши были парнями крутыми, но, в то же время, не чуждыми ничему человеческому. Они любили курить, выпивать, играть на гитаре и прочие радости деревенской жизни середины девяностых годов ушедшего века были им не чужды.

В Степанчиково стоит древняя церковь, построенная задолго до революции и ныне разрушенная. То есть как, полуразрушенная. У церкви нет ни окон, ни дверей, ни потолка, но все стены остаются нетронутыми. Ходят различные истории про тех, кто пытался разобрать эти стены на кирпичи ради возведения собственных построек на дачных участках. Болтают, что ни один из них не выжил, шепчут, что страшные вещи начали происходить в их жизнях и поэтому больше никто не рискует позариться на священное место (кстати, церковь, действительно освещенная). Но мало кто из взрослых людей верит во всю эту мистику. Я, например, склоняюсь к версии, что никто больше не пытается разобрать стены всего лишь по той причине, что это невозможно сделать. Кладка тех времен очень, очень и очень прочная! Не в пример нынешним постройкам, которые ковырнув ногтем меж кирпичей, можно избавиться разом от всего цемента, несущего функцию сцепки. Тогда, в Царские времена строили (особенно церкви) на славу! Секретом прочности сооружений, опять-таки, со слов местных жителей, служил яичный желток, который добавляли в цементный раствор! Такая добавка кратно преумножала схватывание бетона, сокращая при этом его – схватывания сроки. Так вот, вся загадка отступления предприимчивых охотников за государственной собственностью от своих корыстных целей разобрать церковь для осуществления собственных нужд состоит только в том, что кирпичи от здания не отрываются по-отдельности. Они крошатся, трескаются и ломаются. Возиться с конструкцией, которая стала монолитной, себе дороже. Обломки старинных кирпичей, которые можно раздобыть здесь, не стоят тех затрат времени, сил, нервов, техники, которые придется приложить. К тому же, все мы пониманием, что если уж ты по причине отсутствия моральных норм поведения, а вместе с ними, скорее всего и мозгов, решился все-таки разобрать деревенскую церковь (пусть и не функционирующую ныне), то это стоит делать тихо, быстро и желательно в темное время суток. А это просто не реально, так как с зубилом и молотком, сидя на семиметровой высоте, отколупаешь ты за ночь, ну кирпичей от силы десять целых, ну двадцать в лучшем случае, да и шороху наведешь порядочного.

По поводу того, была ли достроена эта церковь в те годы, функционировала ли она и был ли именно в ней свой приход, мнения деревенских так же разнятся. Выяснить данные обстоятельства сейчас стало практически невозможно, так как этих самых деревенских не осталось вовсе, а древних стариков, кто мог застать еще времена Российской Империи, не стало еще раньше. Я склоняюсь к тому мнению, что церковь действовала; во времена борьбы с религией была разгромлена и подожжена, а впоследствии, пока существовала подобная потребность, использовалась под склад сельскохозяйственной продукции. Об этом я слышал от большинства "респондентов".

Заброшенная церковь наша служила местом сбора местной молодежи долгое и долгое время. Возле нее жгли костры, выпивали, внутри играли в "сифака", а также прятали всевозможные запрещенные старшими предметы и вещества. Залезть на церковь было особым проявлением бесстрашия и исполнялось в большинстве случаев только в присутствии женского пола, для демонстрации собственного героизма. Было это весьма опасным занятием, так как выступающие кирпичи на фасаде, служившие по задумке строителей элементом декора, были в основной своей массе обломаны. Причиной прихода их в негодное состояние, помимо возраста и погодных условий, послужили именно попытки верхолазов покорить данную деревенскую "высоту".

И тут, пятеро парней: Вовчик, Точило – старший, Леха Белый, Леха Черный и Пахом, собрались как-то для веселого времяпрепровождения. Дабы приумножить собственный градус интереса к данному мероприятию, ими было куплено пять литров вонючей местной самогонки, для ровного счету – по литру на брата. Чтобы застолье не превратилось в банальную пьянку, а не исключало культурной составляющей, Черным была принесена любимая "шестиструнка", которая являлась неизменной его спутницей в любых компаниях. Ну действительно: "Алешка" ведь сам себя не простит, а "Жиган" не споет! А для того, чтобы веселье стало просто незабываемым, они еще и догадались взять все свои припасы для крутой вечеринки и залезть вместе с ними на церковь. Как им это удалось? Странно, действительно! Но парни, выросшие в деревнях, довольно часто отличаются повышенной, в сравнении с городскими, ловкостью!

Денек, действительно, станет для них незабываемым, как и вечер, а также ночь в довершение. Особенно много воспоминаний останется у Точило, ведь парни прежде, чем переходить к банкету, решили, по старой традиции всех залезавших на церковь в количествах более одного лица, поиграть на вершине в салки. Как прежде говорилось, крыша у постройки отсутствует, а перемещаются "альпинисты" исключительно по верху стен, примерно в метр толщиной. Салки закончились довольно быстро, так как примерно через пять минут после начала не рассчитавший силы Точило спикировал внутрь церкви, прямо на кирпичный бой в бывшей молебной. Игрокам пришлось спуститься и транспортировать на собственных руках и спинах травмированного товарища до дома, где они получили неплохой такой нагоняй от его родителей и потупив взоры ретировались назад, к своим припасенным сокровищам. Но ничего не могло испортить их боевого настроя! Мысли об ожидающих их пяти литрах "огненной воды" сладко отдавались в головах и желудках. Точило в то же самое время был отправлен в больницу, где ему диагностировали сотрясение мозга, а также переломы левых руки и ноги. Не сложно догадаться на какую сторону тела Точило приземлился после своего красивейшего, пусть и не очень долгого, полета. Какое-то время после этого он на церковь не лазил. В последствии, он довольно часто "сидел" и ему было не до подобных забав.

Остальные игроки в салки уже добрались до пункта назначения во второй раз за сегодня. Встреченному, по пути, праздно прогуливающемуся знакомцу Шурику Масянину, ими было предложено заменить выбывшего бойца в вечерней высотной дегустации, опять-таки, чтобы не ломать заранее продуманный и выверенный план, а именно: один литр на одного участника вечеринки! Шурик, конечно, не отказался, но так как парнем был более чем упитанным, на церковь залезть не смог, поэтому выпивки на брата, все же, оказалось несколько больше планируемой. Но наши парни никогда не теряли бодрого расположения духа и, вернувшись наверх, приступили к заранее задуманному. Выпили, попели, еще выпили, перекурили, выпили, выпили, выпили… За веселыми беседами и песнями, парни окосели очень сильно и Пахому даже по большой нужде приспичило. Он слезать. Остальные его держать, мол "ты одурел совсем, в таком состоянии лезть по стене в девяносто градусов собрался, сейчас же за Точилом поедешь переломы лечить!". Пахом хоть и был кандидатом в мастера по рукопашному бою, особенно сопротивляться не стал. Мозги у парней, хоть и пьяные, но еще не пропитые, как у мужиков местных. Поэтому вовремя смекнули, что слезть в таком состоянии им уже не удастся. Пахом "орлом присел" и сверху почву рядом с церковью удобрил.

Что делать? Вниз никак не попадешь! Холодать стало на улице! Ночь на дворе. Одна отрада – самогонки еще много, да и не весь свой репертуар Черный на гитаре сыграл. Так и пили всю ночь, не пьянства ради, а дабы не замерзнуть! И песни пели – все веселей. С утра так задубели, что уже и упасть не страшно было. В похмелье болезненном, злые, негнущимися пальцами цеплялись за кирпичи, чтобы внизу поскорее оказаться. И все успешно на землю спустились, как ни странно.