Читать онлайн Вернуть Христа – христианству, свободу – труженику. Новая парадигма созидания бесплатно

Мировоззрение – совокупность взглядов, оценок, принципов, определяющих самое общее видение, понимание мира, места в нём человека, а также жизненные позиции, программы поведения и действий людей. Мировоззрение – необходимая составляющая человеческого сознания. В мировоззрении обобщенно представлены познавательная, ценностная, поведенческая сферы в их взаимосвязи[1].

Важнейшие составляющие мировоззрения и их функции:

• философия (от греч. φῐλέω – любить и σοφία – мудрость) буквально означает «любовь к мудрости» – систематизировать знания о мире и искать смысл жизни;

• религия – предписать смысл жизни и модель поведения.

Какая из них является определяющей – большой вопрос, хотя бытует убеждение – философия. Но верно ли оно? Искусство, в частности, поэзия свидетельствуют о другом. Например.

Самой влиятельной религией является христианство.

Победа христианства[5]

Победа христианства над языческими религиями Римской империи, утверждение его в качестве господствующей религии, величайшей политической и культурной силы в мире, не были исторически неизбежны.

Вот почему так важен вопрос: «Почему новая вера покорила римский мир, что и привело к христианизации всего Запада?» Поставим вопрос более конкретно: как маленькая горстка последователей Иисуса сумела обратить в свою веру огромную и мощную империю?

Согласно Новому Завету, через несколько дней после распятия Иисуса одиннадцать его учеников-мужчин и несколько женщин пришли к вере, что он воскрес из мертвых. И четырех веков не прошло – и эти двадцать (или около того) бедных малограмотных иудеев из сельской Галилеи обернулись Церковью из тридцати миллионов верующих! Откуда взялись эти тридцать миллионов за триста лет?

Две из причин победы христианства указывает Эрман:

• Строгая христианская мораль. В религиозном мире, где нравы были весьма свободными, строгость христиан привлекала и вызывала уважение.

• Мощная церковная организация. В отличие от языческих религий, подчеркивает Гиббон (1737–1794, английский историк, автор «Истории возвышения и упадка Римской империи») у христиан имелась жесткая и эффективная иерархия власти, работавшая на их дело.

Христианство победило своих соперников и организационно. Во времена классического средневековья (XI – XIII вв) Папа считался не только главой церкви, но и владыкой над светскими правителями. [https://zen.yandex.ru/].

Христианство было единственной известной нам в античности миссионерской религией – и почти единственной эксклюзивной. Именно это сочетание миссионерства и эксклюзивности стало решающим для победы христианства..

Победа христианства в древности стала причиной одного из самых великих культурных преображений во всем мире. Если бы не эта религия, не было бы ни Средневековья, ни Реформации, ни эпохи Возрождения или Нового времени. По крайней мере, они были бы совершенно не такими, как мы привыкли.

Без христианства не было бы просто массы известных классических авторов: Мильтона, Шекспира, Чосера. Как и множества художников: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рембрандта. Композиторов Моцарта, Генделя и Баха тоже не существовало бы. Разумеется, они бы были, но кем бы они стали и чем занимались, сейчас сказать невозможно, справедливо отмечает Эрман Б. Д.

Христианство изменило мир, это факт

Покорив римский мир, а затем и весь Запад, христианство не только положило начало необъятно огромному, внушающему благоговейный трепет собранию культурных ценностей, оно изменило и сам взгляд людей на мир и на образ их жизни в мире. Современная этика, ценности, нравственные проблемы – все испытало на себе влияние христианской традиции, которое невозможно переоценить. Верно это почти для всех, кто живет на Западе, независимо от того, исповедуют ли они христианство, какую-либо иную религиозную традицию или вовсе никакой.

Наш мир еще не видел более фундаментального и значительного культурного преображения, чем покорение западной цивилизации христианством. Триумфальная христианизация Римской империи стала величайшей исторической победой когда-то запрещенной религии, приверженцев которой преследовали и подвергали мученической смерти.

Победоносное шествие христианства началось с императора Константина

Римская империя стала христианской, потому что обратился в христианство император Константин. В первой половине IV века Константин был единственным правителем империи. В начале своего правления он отказался от традиционных «языческих» религий и стал приверженцем Христа. Вслед за ним начали обращаться его подданные, и скоро из веры преследуемого меньшинства христианство превратилось в веру респектабельного большинства, а затем и в государственную религию.

Властолюбивого императора Константина, с которого началось победное шествие христианства, не могла не привлечь возможность использовать христианство для сплочения и управления людьми благодаря двум заповедям веры: «страх божий, наказания за прегрешения» и «всякая власть от Бога». Но эти две заповеди не Христа, а Павла.

Первая Заповедь содержится в знаменитом наставлении Апостола в Послании к Римлянам): (Рим.11:20–21): «Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя. Допустим, их отломили. Но их отломили из-за неверия. А ты держишься за счёт своей веры. А потому даже в этом случае – не гордись, но бойся: ибо если Бог не пощадил родные ветви корня, пощадит ли тебя – присоседившуюся ветвь?». См. также Книгу Иова (Иов 28.28): «Страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла – разум».

Вторая Заповедь также содержится в наставлении Апостола Павла в Послании к Римлянам (Рим.13:1–7): «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. «Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь».

Но главные заповеди Христа, как свидетельствует Апостол Марк-евангелист в другом. (Марк 12:28–34.)

Главные заповеди Христа

Один из книжников спросил Иисуса: «Какая первая из всех заповедей?» Иисус отвечал ему: «Первая из всех заповедей: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый». Действительно, это первая заповедь. «И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею, – вот первая заповедь. Вторая, подобная ей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной большей сих заповедей нет».

Надо иметь в виду, что послания Апостола Павла были написаны ранее, чем Евангелия евангелистов.

Создателем христианства считается Иисус Христос. Но это не совсем так. В основе христианства, действительно, земной подвиг Христа. Но сама религия, ее самые важные постулаты обязаны скорее Апостолу Павлу, бывшему фарисею и гонителю христиан. Павел стал первым автором Нового Завета примерно через 25 лет после события Крестной Смерти Христа.

Евангельская история о призвании апостола Павла, не видевшего живого Христа и не получившего учение из его уст, но встретившего его в мистическом опыте, широко известна.

Апостол Павел глазами Протоиерея Александра Меня[6]

Уже в начальный период Своего служения Христос отбирает из числа последователей группу людей, Двенадцать апостолов. Своих апостолов Иисус посылает с отдельными поручениями и с тем, чтобы они готовили почву для Его проповеди там, куда Он собирается идти. Христос говорил ученикам, что если они будут иметь веру, они сотворят знамения большие, чем творил Он Сам. Сила Духа не только в слове, но и в деле. Ученики осознали это не сразу. Все началось с того дня, когда Петр и Иоанн встретили у ворот Храма нищего калеку. Тот попросил у них милостыню. Помогать страждущим было заветом Учителя, и Петр сказал: «Серебра и золота у меня нет. А что имею – даю тебе: во имя Иисуса Мессии, Назарянина – встань и ходи». Он встал на ноги и начал ходить, и вошел с ними в Храм, ходя и скача и хваля Бога».

Как и следовало ожидать, исцеление, совершенное апостолом, произвело в городе еще больше шума, чем его проповедь. Теперь, видя, что ученики Распятого вновь начинают «сеять смуту», первосвященник приказал Петра и Иоанна взять под стражу. Поддержка пришла с неожиданной стороны. На защиту галилеян встали фарисеи в лице их вождя, раббана Гамалиила. Фарисеи (религиозная группа, которую отличало неукоснительное выполнение Закона, следование обычаям предков и строгое соблюдение ритуальной чистоты;.Саддукеи – религиозная группа иудеев, состоящая преимущественно из священников и иерусалимских аристократов), вопреки распространенному взгляду, не были сплошь заклятыми врагами Христа. Среди них было немалое число Его тайных и явных последователей. А старая их распря с саддукеями лишь усилила желание Гамалиила освободить Петра и Иоанна. «И теперь говорю вам, – сказал раббан, – отстаньте от этих людей и пустите их. Ибо если от людей начинание это, или дело это, оно будет разрушено. А если от Бога, то вы не сможете одолеть их. Как бы вам не оказаться и богоборцами».

Однако угрозы властей не были еще главным испытанием для Церкви. Самое трудное было организовать и направить жизнь новообращенных, которых насчитывалось уже несколько тысяч.

В античную эпоху два народа – греки и иудеи – выбрали себе судьбу странников. Пути их караванов и места поселений почти всегда совпадали. Живя рядом с эллинами, иудеи восприняли многие элементы их цивилизации. Тех, чьим родным языком стал греческий, называли эллинистами. Вхождение эллинистов в Церковь явилось важным событием. Главная трудность заключалась в том, что люди из диаспоры находились в определенной изоляции; языковые и культурные преграды делали их отличными от «евреев», как называли говоривших на арамейском. А это не могло не отразиться и на их положении в среде назарян.

Евангелист Лука упоминает о трениях между двумя группами: «евреями» и «эллинистами». В чем конкретно выражались эти трения, мы не знаем; евангелист говорит лишь, что грекоязычные христиане стали жаловаться на собратий. Они уверяли, будто при ежедневной раздаче хлеба их бедняки, особенно вдовы, оказываются в пренебрежении. Ввиду этого Петр и остальные апостолы решили прибегнуть к разделению труда. Собравшись вместе со старейшинами, они предложили создать совет из «семи мужей», имеющих доброе имя, мудрость и исполненных Духом, и возложить на него заботы о хлебе. Чтобы впредь не было почвы для распрей, остановились на кандидатах-эллинистах: Стефане, Филиппе, Прохоре, Никаноре, Тимоне, Пармене и Николае.

Среди Семи Стефан явно занимал ведущее место и, быть может, был их старейшиной. Все они посвящали себя не только хозяйственным делам, но и возвещению слова Христова.

Говоря о сущности веры, Христос указывал на главное – доверие к Богу и любовь. Он называл Храм «домом молитвы», хотя не считал сами камни и пышное убранство святилища чем-то безусловным. Здания могут быть разрушены, неразрушимы лишь «дух и истина». Он Сам воздвиг Церковь «за три дня», ибо Его Воскресение дало ей новую жизнь. Именно это учение Христово о второстепенности внешнего культа и сделал св. Стефан основой своей проповеди.

Однако была среди репатриантов и другая категория. На земле отцов они стремились превзойти в набожности самых крайних ортодоксов. Слова Стефана задели их за живое. Начались жаркие споры. Чем очевидней становилась правота Стефана, опиравшегося на пророков, тем сильнее было и раздражение противников. Через грекоязычные синагоги прошла трещина раскола. И, разумеется, «правые» взяли верх, тем более что им удалось нанести Стефану удар в спину.

В Синедрион явились доносчики, которые обвинили его в оскорблении святыни Храма и хуле на Закон. Искра воспламенила горючий материал. В Иерусалиме как раз начались волнения. Жестокость Пилата превзошла все пределы и чуть не довела народ до крайности. Были спешно отправлены гонцы к наместнику Сирии Вителлию с требованием убрать прокуратора. Вителлий понял, что дело приняло опасный оборот, и велел Пилату ехать в Рим для отчета, а на его место временно послал некоего Марцелла.

Короткий период безвластия был самым подходящим для разгула фанатизма. Возбужденная толпа, подстрекаемая «правыми» эллинистами, набросилась на Стефана и повлекла его к Кайафе. «Этот человек, – кричали обвинители, – не перестает говорить слова против этого святого места и Закона… Мы слышали, как он говорил, что Иисус Назарянин разрушит это место и изменит обычаи, которые дал нам Моисей». Кайафа быстро оценил ситуацию: она была уже иной, чем при разбирательстве дела двух назарян – Петра и Иоанна. Тогда он боялся, что народ поднимется на их защиту, а теперь перед ним богохульник, да еще чужак, говорящий на ломаном языке, которого привела к нему сама разъяренная чернь.

Стефану был задан вопрос: признает ли он себя виновным? Но тот категорически отверг навет.

Взор Стефана устремился поверх озлобленной толпы к неземному видению, сверкнувшему перед ним. «Вот я вижу, – воскликнул он, – отверстые небеса и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!..» Яростный рев был ему ответом. Фанатики затыкали уши, чтобы не слышать его, ни о каком законном суде уже не могло быть и речи. Здание осаждала толпа. На Кайафу перестали обращать внимание. А он, хотя и мог вызвать стражу, хладнокровно выдал эллиниста на самосуд. Стефана вытащили из зала и с дикими криками поволокли к воротам города (кто-то вспомнил старый обычай совершать казнь за стенами). И там была учинена расправа. Эллинист был сброшен со скалы, а обвинители сами добили его, бросая камни… В последние минуты Стефан молился за своих убийц.

Когда убийцы расправлялись со св. Стефаном, они сложили одежды к ногам молодого фарисея Савла Тарсянина. В самой казни он не принимал участия, но, вызвавшись сторожить одежды палачей, хотел этим показать свое к ней отношение. Савл не был жесток, однако уверенность, что совершается справедливая кара, делала его непоколебимым. Если и закрались в душу фарисея какие-то сомнения, то он решительно подавил их и принял деятельное участие в розысках эллинистов-назарян.

Подобно Стефану, Савл не был уроженцем Иудеи. Он вырос в диаспоре, в столичном киликийском городе Тарсе, где тесно соприкасались Восток и Запад, процветали философия, спорт и торговля. Семья Савла имела потомственное римское гражданство, о чем напоминало второе, латинское, имя тарсянина – Paulus, Павел. Однако он гордился тем, что не стал эллинистом, а был «евреем из евреев: сохранил отеческий язык и традиции предков. Когда Савл возмужал, его отправили в святой город изучать раввинские науки; родные мечтали, что со временем он станет богословом-книжником. Так Савл поступил в школу раббана Гамалиила. Ко времени казни Стефана Савл уже прошел курс Закона и комментарий к нему и, несмотря на молодость, пользовался уважением в Иерусалиме. Гамалиил выделял ревностного Тарсянина среди других учеников. Савл, возможно, был включен в какую-то из раввинских коллегий, а поэтому должен был иметь собственную семью. Впрочем, если так, вероятно, он рано овдовел. Речи Стефана его, конечно, глубоко оскорбили. Мысль о том, что Дом Божий утратил значение, казалась фарисею чудовищной. Поэтому Савл, как впоследствии он сам и признавался, «одобрял» расправу над дерзким эллинистом…

На другой день Савл узнает, что какие-то набожные евреи сумели унести тело и похоронить его с почестями, а ведь побитых камнями не принято оплакивать. Значит, у Стефана есть сторонники. Нужно сокрушить их сразу, пока не утих гнев горожан и пока не прибыл новый прокуратор.

Пусть уважаемый Гамалиил против насилий. Он хотя и раббан, но может ошибаться. Желательно только, чтобы не было бесчинств, а отступников судили по закону. Совет и Кайафа пойдут навстречу. Они сильно обеспокоены подрывом авторитета Храма.

На собрании старейшин Савл «подает голос» заодно с саддукейской партией (хотя она и враждебна ему как фарисею), а потом фактически возглавляет преследования. Многих назарян бросают за решетку; в ожидании процесса их принуждают отречься и проклясть имя Иисусово. Но Савлу этого мало. Раз начав действовать вместе с саддукеями, он идет до конца. Ему сообщили, что зараза ереси перекинулась дальше и одним из ее центром стал Дамаск, где она нашла почву среди многолюдной иудейской колонии. Савл понимает, что медлить нельзя. Он является к Кайафе с просьбой дать ему полномочия: он разыщет сектантов в Дамаске и под стражей доставит в Иерусалим. Кайафе такая мысль не приходила в голову. Но ему нравится неукротимая ревность молодого книжника. Благодаря ему есть надежда, что к приезду прокуратора в городе воцарится спокойствие. Первосвященник охотно дает Савлу письма к главам дамасских синагог и назначает его своим посланником (евр. шали́ах).

В сопровождении людей, данных ему Кайафой, Савл выходит из ворот города. Он отправляется в дальний путь, воодушевленный своей миссией защитника и слуги Закона Божия. Им владеет праведный гнев. Его враг – не только поверженный Стефан и другие эллинисты-отступники: как и Кайафа, он хочет, чтобы было стерто из памяти народа само имя Иешуа Ха-Ноцри́, распятого лжемессии. В самом деле – какое богохульство думать, будто этот простолюдин из Галилеи, не изучавший Тору, есть обещанный пророками Избранник Неба – Тот, Чье Имя Сущий держит у сердца, Тот, Кто поразит полки нечестивых и навеки воцарится над миром! Да и где Его воцарение? Позорный столб, бесславная гибель – вот Его конец…

Гамалиил предостерегал, что, преследуя назарян, можно оказаться в числе богопротивников. Но имел ли право Савл спокойно ждать, раз еретики действуют так успешно? Ведь они проповедовали свой «путь» открыто, прямо в Храме. Да еще уверяли, что Бог воскресил Назарянина. А кто это видел? Какие-то темные женщины и галилейское мужичье… По слухам, многие из них добры и благочестивы; тот эллинист, побитый камнями, говорил вдохновенно, и сторонникам его не откажешь в смелости, но Савла – книжника, познавшего все тонкости Закона, они не переубедят. Ему ясно, что они идут против Бога и Закона…

Путешествовать приходится в сумерках, чтобы не измучила жара на пустынных сирийских дорогах. Продвигаясь вперед во мраке, Савл погружен в мучительные раздумья. Освободиться от них трудно, и все же он тверд, никаких признаков колебаний.

Они идут больше недели, Дамаск уже близко. По широкой равнине, окружавшей его, раскинулись виноградники, поля и фруктовые сады. Савл и его спутники больше не делают привалов. Идут торопливо, не обращая внимания на полуденную жару. Фарисей обдумывает, с чего ему начать, о чем он будет беседовать со старейшинами, как объяснит им необходимость строгих мер…

Внезапно знойная тишина как бы раскалывается. Непонятный звук, вспышка света, на миг затмившая солнце… Когда люди приходят в себя, они видят своего начальника неподвижно лежащим посреди дороги. Они бросаются к нему, поднимают. Он шарит вокруг, словно слепой. Им приходится вести Тарсянина под руки. Все теряются в догадках: что произошло? Много лет спустя, отвечая тем, кто сомневался в его апостольстве, Павел писал: «Разве Иисуса Господа нашего я не увидел?.. Я услышал голос, говорящий мне на еврейском языке: – Саул, Саул, что ты Меня гонишь? Трудно тебе идти против рожна. – Кто Ты, Господин мой? – сказал я. – Я Иисус, Которого ты гонишь».

В Дамаске Савл просит товарищей отвести его на Прямую улицу, к некоему Иуде. Провожатые повинуются, все еще пребывая в недоумении. Три дня живет Тарсянин у Иуды, не принимая пищи, в состоянии, близком к шоку. Глаза его по-прежнему застилает тьма.

На третий день его отыскивает уважаемый в городе иудей по имени Анания. Неизвестно, где и когда он стал христианином, но мы знаем, что быстрая молва уже донесла до Анании имя гонителя. И все же, повинуясь велению Божию, он осмелился предстать перед этим страшным человеком. Он входит в дом Иуды, справляется о Савле, а когда его подводят к слепому фарисею, восклицает: «Саул, брат! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Духа Святого!». И тотчас, как бы чешуя отпала от его глаз. Савл снова видит. Но еще раньше рассеялся мрак, окутывающий его душу. Теперь он с последней достоверностью знает, что галилеяне правы, что Иисус воистину жив и не покинул мир. Он – Спаситель, посланный с Небес к людям.

Но почему же Он излил Свою милость на того, кто «терзал Церковь»? У Анании есть ответ и на это: «Бог отцов наших предназначил тебя познать волю Его и увидеть Праведного, и услышать голос из Его уст, ибо ты будешь свидетелем Ему перед всеми людьми…».

Больше Савл ни о чем не расспрашивает. Слова не нужны. Он и без них переполнен светом – как бы отблеском грозного сияния, сразившего его на дороге. В тот же день молодой Тарсянин принимает крещение во имя Иисуса…

Что происходит потом? Согласно Деяниям, Павел сразу же открыто объявляет себя исповедником новообретенной веры. Но в Послании к галатам сам апостол вносит одно уточнение. По его словам, он сначала удалился в Аравию, в соседнее Набатейское царство.

По-видимому, он был не в силах немедленно идти к тем, кто ждал в его лице сурового стража правоверия. Ему нужно сначала прийти в себя, осмыслить все, что с ним случилось. Душа Павла ищет уединения. Острый ум, закаленный в школьных диспутах, проделывает лихорадочную работу. Савл размышляет над тайной Мессии. Если Ему присуща такая неодолимая сила, если и после распятия Он продолжает жить и действовать, значит, Он не просто земной вождь Израиля, а Существо Небесное, Сын Божий, Господь, как называют Его ученики…

Что подвигло апостола

Легче всего понять, пишет Эрман Б. Д.[7], последующую миссионерскую деятельность и проповедь Павла, осознав, как явление живого Иисуса подвигло его от «факта» к «последствиям».

Я не хочу сказать, что его мыслительный процесс происходил в вакууме. Павел преследовал христиан – и, раз так, несомненно, уже знал, что они считают Иисуса избранником Божиим, воскресшим из мертвых. Ход мысли, который я здесь описываю, скорее призван был объяснить самому Павлу, как это возможно и что же все это означает.

«Фактом» для Павла стало то, что Иисус снова жив: в этом Павел убедился, увидев его. Отталкиваясь от этого, Павел начал рассуждать. Рассуждение его, скорее всего, было многоступенчатым, но, в конце концов, привело к примечательному выводу: Павел пришел к мысли, что сам он избран Богом, чтобы исполнить предсказания иудейских писаний. Боговдохновенные пророчества, произнесенные столетия назад, ждали этого дня – ждали Павла и его трудов. Да уж, в излишней скромности Павла обвинить сложно!