Читать онлайн Разные судьбы бесплатно

Село Скосырское, как и многие другие деревни и села, встречало своих героев с Великой Отечественной войны. Люди, уставшие от войны, брались за любую работу. Так и Степан Зацепин, остановившись у в этом селе, встал у кузнечного горна. Наравне с селянами он работал, помогал восстанавливать сельское хозяйство, бороться с разрухой. Но не смотрел на всю тяжесть того времени. Люди влюбляются, женятся, рожают детей. Это и происходит со Степаном и Евдокией. Они женятся, у них появляется сын Сергей и через год при загадочных обстоятельствах он пропадает на долгие семнадцать лет. В доме Евдокии вселилось горе.

А между тем, время идет. Прошло семнадцать лет. Сергей уезжает на учебу в Астрахань, где его поджидает масса сюрпризов, удивительных знакомств, которые круто изменят его жизнь и не только его. В их жизни есть место подвигу, они спасают на пожаре человека, рискуя собственной жизнью. У каждого из них своя собственная жизнь, своя судьба, любовь и цель, к которой они идут. Но, к сожалению, есть интриги, разочарования, потери и моим героям приходится это пережить, противостоять всем неприятностям, чтобы сохранить свою семью, не потерять веру в любовь.

Несмотря на долгую разлуку, Степан не потерял веру в любовь и при определенных обстоятельствах решает вернуться домой, где его так долго ждали, чтобы начать жизнь с нового листа.

А у молодого поколения после учебы начинается служба в Советской армии на Севере, где им кроме добросовестной службы, надо проявить себя. Они спасают после снежного бурана геологов. И тем не менее скоро дембель, возвращение домой. Однажды, прокатившись за рулем фуры, Сергей мечтает стать дальнобойщиком. Новая профессия, новые знакомства, которые увлекают его, интригуют, уводят далеко от дома, от родных. Сергей стоит перед дилеммой. Нужно сделать правильный выбор, чтобы вернуться домой и продолжать жить, работать, растить детей, внуков, чтобы хотя бы раз еще побывать в тех местах, которые запали в душу. Но не только красивые места западают в душу, но и люди тоже. Тяжелые воспоминания иногда приходят к Сергею. Некогда случайное знакомство изменило не только его жизнь, но и жизнь других дорогих ему людей. Знакомство с французской девушкой оставило глубокий след в сердце Сергея и не только след и сердечную рану, но и маленького Сержа. Да, да Катрин родила сына, не требуя ничего взамен, не претендуя на взаимную любовь. После последней встречи с Сергеем, она тихо ушла из жизни, унеся с собой любовь. Знакомство с этой замечательной девушкой помогло разыскать и встретить пропавшего без вести брата Степана Андреевича. Благодаря этому знакомству во Франции живут русские родственники, а в России – французские. А что? Бывает! И это очень даже неплохо…

* * *

– Мама, расскажи мне про папу, – часто надоедал своей матери семилетний Сережка.

– Ну сколько я тебе уже рассказывала, сынок.

– Ну мамочка, ну пожалуйста, ну еще разочек, – настаивал в свою очередь Сережка. И мать, вот уже в который раз, начинала рассказ об одном и том же, а сынишка, устроившись поудобнее, слушал мать внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова. И в каждом ее последующем пересказе он находил себя, что-то новое и особое. Мать рассказывала об отце, часто менялась в лице. То к ее лицу подступала краска, то вдруг появится растерянная улыбка и мать моментально сбрасывала ее с себя, как бы боясь, что сын может о чем-нибудь догадаться. Ну а мальчик во время рассказа не видел ничего и никого, кроме своего отца. По рассказам матери он представлял его себе огромным, сильным и веселым. Мальчик часто спрашивал мать:

– Мама, а почему папа не живет с нами, когда он приедет, и приедет ли вообще? Любит ли он меня?

– Любит, любит, – успокаивала его мать, – приедет, скоро приедет. Но папка не приезжал, не появлялся и соседские мальчишки продолжали дразнить его безотцовщиной и оборванцем. Мальчик рос одиноко, мальчишеских компаний он сторонился и после школы он в лишний раз в свободную минутку помогал матери по хозяйству. Так шли годы и Сергей уже так к матери не приставал с расспросами об отце, но тех рассказов не забывал и не терял надежды на встречу с ним.

Прошли годы. Голодное послевоенное время кончилось, хозяйство Евдокии постепенно наладилось благодаря ее труду. Да и не просила она ни у кого помощи. Разве мало было таких, как она? Вот и пришлось ей одной выкарабкиваться из нужды. Знамо дело, у кого мужик дома, те о ней давно и думать уже забыли. Да и Степан тоже хорош. Приехал в село как набегом, перепахал всю душу, выжал все из нее, оставил Сережку маленького, да и скрылся – как в воду канул. А уж какой он был-то! Евдокия выпрямилась, обтирая руки о передник от мыльной пенной воды, убрала тронутую серебром седины прядку волос под плат и села на табуретку.

– А уж какой он был-то! – шепотом повторила свою мысль Евдокия. Евдокия вспомнила, как вечером заходила в кузницу, а там ее Степан огромным молотом бил по раскаленной болванке. Мышцы крупными шарами перекатывались у него под рубахой, а она – Евдокия, как зачарованная смотрит на него широко раскрытыми глазами. А после они шли домой так, как могут ходить только самые, что ни на есть влюбленные. Степан уже стал подумывать о постройке нового дома, выписал лес, да перевезти его пока не было никакой возможности. Он уже и план наметил, какой дом будет, и мыслями своими делился со своей Евдокией. И не было счастья Евдокииного, как ей тогда казалось, и конца, если бы не тот злосчастный день, который украл у нее любимого мужа, а у Сережки – папку, который, по его мнению, был лучше всех на свете.

В тот злосчастный день приехали к ним в село шофера. Встретился с ними Степан на счет того, чтобы перевести лес для нового дома, да только дома он больше не появился. Что на него подействовало или знакомого встретил, да тот что-то передал ему или еще что, да только кончилось семейное счастье для Евдокии и ее маленького Сережки с того дня. Бросил их Степан в те трудные годы. Люди говорили разное. Может у него семья есть еще где-то, поэтому и заехали к ним в село шофера и обсказали ему все как есть. Иначе чего бы им было делать у них в селе. Да только не верила Евдокия, что вот так просто он мог уехать от них, разлюбить, растоптать, наплевать. Не верила и сынишке говорила:

– Приедет наш папка, в командировке он, отозвали его, потому как руки у него золотые, специалист он хороший. И ходила Евдокия на станцию долго, в надеже встретить его с какого-нибудь поезда, ходила и в летний зной и зимнее ненастье и в весеннюю распутицу, месила солдатскими сапогами дорожную грязь. Восемь верст туда и восемь обратно. Ходила до тех пор, пока ей соседи не стали тыкать, дескать, хватит ей убиваться по нему и не заслуживает он этого, не стоит он слез твоих, а надо подумать о том, что у нее сын растет, о нем нужно заботиться, он ее надежда и опора в жизни, он ее счастье и будущее. Она соглашалась с соседками, а Степана все одно, не могла забыть. Но время шло и надо было жить и растить сына.

С тех давних пор прошло семнадцать лет. Евдокия с годами, с переживаниями, да с нуждой утратила былую красоту, но по-прежнему в ее лице еще много было обаятельного. А что касается сына, то он вырос, возмужал, над губой у него пробивалась темная полоска усов. Был он высок и не по годам широк в плечах. Многие из местных девчат заглядывались на него и в тайне завидовали его будущей избраннице. А Сергей был замкнут и не разговорчив. Охотно общался только с матерью, с другом Колькой Соловьевым, да со старым колхозным сторожем дедом Спиридоном.

На другом краю села стояла большая хата. В этой хате и жил дед Спиридон со своей внучкой Верой. Мать свою Вера не помнила, она умерла, когда ей было всего два года, а отец уехал на Север на заработки, приезжал три года подряд, привозил отцу деньги, дочке – подарки и не мог нарадоваться на свою маленькую дочурку Верочку. Целые дни он проводил с ней, если не было никаких дел. Отцу все говорил:

– Пап, еще годик и приеду, вот тогда и заживем. Но получилось не так как он предполагал, а совсем иначе. Прибыла к ним на Север партия геологов, вот там и познакомился Михаил с молоденькой медицинской работницей Юлей. И с тех пор они стали встречаться, он понял, что вся жизнь его пойдет поперек его задуманных планов. И в следующий отпуск он уже не приехал домой навестить старого отца и свою маленькую дочурку Верочку. Нельзя сказать, что он не любил ее, не жалел, не скучал. Нет, не так все это. Женился он там и решил, что дочку он заберет немного позже, когда получше привыкнут друг к другу, а когда привыкли, то наступило то время, которое бывает у молодоженов, когда они ждут ребенка, а поле нужно было подождать, чтобы он подрос, а уж когда этот новый человек проявил свой характер, то Юлия наотрез отказала Михаилу, чтобы он забрал к себе дочку. Так и решил Михаил, что будет помогать отцу и дочке и хотел бы изредка навещать их. Приезжал не раз, брал дочку на руки, обнимал, целовал ее, а девочка смотрела на незнакомого дядьку испуганно и удивленно, отталкивалась от него своими ручонками. Он ставил ее на землю и с досадой думал, что она его не узнает. И от этих мыслей внутри у него все корежило, слезы горечи сами текли у него из глаз. Были мысли вообще не возвращаться к Юлии, но там был маленький сын Вовка. Он не виноват вовсе, что у него такая бессердечная мать к другим детям. А девочка быстро привыкла к незнакомому дядьке, потому что он был добрый и ласковый или потому что все-таки что-то осталось от отцовского образа и это что-то постоянно возвращалось к этому доброму незнакомому дядьке. Еще немного времени и они были неразлучными друзьями, но отпуск, как бы этого не хотелось, проходил быстро и скоро нужно было уезжать. От близкой разлуки на душе скребли кошки. Тяжело было расставаться с дорогими и любимыми сердцу людьми, которые нуждались в нем, а он нуждался в них.

– Может останешься, сынок, а?

– Останься, пожалуйста, папулечка! – упрашивала его дочка.

– Не могу, – еде выдавливал из себя он эти слова, – не могу, мои дорогие. Я приеду еще, я обязательно приеду, а пока буду писать.

– Я понимаю, – говорил отец, – поезжай, тебе тоже тяжело, пожалуй, тяжелее, чем нам. Ну а может поднажмем, да и все вместе с Юлей, с Вовкой сюда, а?

– Постараюсь, отец, – говорил Михаил, хотя заранее знал, что даже разговора никакого не состоится. Он уезжал из родного дома с тяжелым сердцем и с тоской, как это бывает во время разлуки. Всю дорогу его мучали мысли: «Почему все так получается? Почему я не могу жить вместе с дочкой, сыном и Юлей? Почему же она такая. Если любит она его, то почему не хочет, чтобы она жила вместе с ними? Значит не любит». Эти мысли тяжелым камнем ложились на его сердце. Скорей бы уж Вера выросла да вышла замуж.

А между тем время шло и выросла Вера Плетнева, закончила восьмилетку и стала работать дояркой на ферме. Долго обучать ее не пришлось, так как этому ремеслу она была обучена давно, еще дома, будучи школьницей. Ее сверстницы после восьмилетки продолжали учеб в районе. Они приезжали на выходной, на каникулы. Они заметно отличались от Веры. Были веселей, беспечней ее. Многие Веру не понимали. Как можно сидеть дома в летние теплые вечера в семнадцать лет. Подруги пытались вызвать ее в клуб на танцы или просто погулять, а она нет – «Некогда мне. Надо постирать, обед сготовить, деду помочь». Любые причины лишь бы остаться дома. Боялась она вечерних гульбищ с песнями, гармонистами, да с парнями ухарями, каких на селе хватало. Боялась, что вдруг к ней подойдет какой-нибудь, да не дай Бог заметит кто, нет уж. Разговоры пойдут. Лицо Веры от этих мыслей загоралось краской. «Успею еще», – решает Вера, – «Да и дед дома один».

Однажды вечером Вера гнала домой корову, коров в стаде уже не оставалось и Вера последняя манила свою Чернушку куском хлеба домой, как вдруг заметила Евдокию Зацепину.

– Здрасте, теть Дусь! Куда это Вы от дому так поздно?

– Да Зорька, будь она не ладна, запропастилась куда-то. Каждый день жди от нее какую-нибудь каверзу. Не видали, Вер, А?

– Не, теть Дусь, не видала. Да придет, куда ей деться-то.

– Придет, знамо дело придет, так ведь доить надо. Увидишь, может около вас будет ходить, ты прибеги скажи, – уже вслед кричала Евдокия.

– Ладно скажу!

Вера пришла домой, приготовила пойло, ополоснула подойник и пошла доить свою Чернушку. Чистым полотенцем протерла вымя, смазала его и ласково приговаривала, поглаживая ее по круглым теплым бокам:

– Ну нагулялась сегодня, хорошая моя, покушала душистой травушки, а молочка много принесла? Много вижу, даже не держится. Сейчас-сейчас я тебя освобожу.

И она начала доить. Тонкие струйки весело и звонко забили о подойник. Ловкие Верины руки от привычной работы быстро наполнили подойник душистым парным молоком Чернушки. Вера определила Чернушку в стойло и пошла разливать молоко по кринкам. Налила одну кринку поменьше и отнесла деду.

– Дедусь, не спишь? На вот попей молочко парное, только подоила.

Дед отложил недоплетенную корзину и с наслаждением припал к кринке. Несколько раз он принимался пить молоко и наконец поставил порожнюю кринку на стол.

– Спасибо, внучка, спасибо, – благодарил дед внучку, едва переводя дыхание. А скажи-ка, Верочка, что это ты с подружками гулять не ходишь, а? Или меня, старика, жалеешь, боишься одного оставить?

Вера смутилась.

– Да так, не хочется. А что? – Вера вопросительно глянула деду в глаза.

– Так ведь годы твои такие. Все гуляют, а ты нет. Встретила бы кого, погуляли, да и время замуж выходить. Может на этих вечерках счастье твое ходит, а ты дома.

– Да ты что, дедуля, тебе что плохо со мной? Плохо, да?

– Что ты, что ты! Я же для тебя лучше хочу!

– Ладно, дедуля, ложись-ка ты спать, а я чугунки пока поснимаю.

Вера взяла ухват и принялась доставать из печи чугунки, а дед, кряхтя и охая, полез на печь. Управившись с делами, Вера наконец легла спать, но сон не шел. Она все думала над словами деда. И что это вдруг взбрело ему в голову – замуж. Вспомнила отца и подумала, как ей его не хватает, да и соскучилась сильно. «Завтра обязательно напишу ему письмо, пусть приедет в отпуск» – она силилась представить, как приехал отец, вот она бежит к нему на встречу с распростертыми руками. Подбегает, прижимается лицом к его груди, потом заглядывает к нему в глаза и с ужасом замечает, что это не отец, а юноша с красивым и добрым лицом. Вера отталкивается от него и бежит прочь, а юноша кричит ей вдогонку «Куда же ты? Иди ко мне, Зоренька моя!» – тут девушка просыпается. Под впечатлением сна она выходит на крыльцо и что же это? Она слышит те же слова. Голос осторожный, вкрадчивый.

– Зоря, Зоренька! Иди сюда, Зоренька моя.

На лице у Веры появилось нечто вроде улыбки. Это сын Евдокии, Сергей, зовет свою корову Зорьку, забредшую в их огород. Вера хотела уйти незамеченной, но Сергей успел заметить ее.

– Разбудил я Вас? – спросил Сергей.

– Да нет, дед спит, а я еще не ложилась, – неизвестно почему солгала Вера и тут же замечает, что стоит перед ним в одной рубашке.

Вера опрометью влетела в дом, села на кровать и закрыла лицо руками. А Сергей, тем временем, привязал веревку к рогам коровы, похлопал ее по спине и сказал:

– Пошли, бездомная! Иш что выдумала, лазить по чужим огородам, да еще ночью. Человека поставили в неловкое положение, теперь и вовсе сторониться будет, а все из-за тебя.

Дальше шли молча, с коровой разговор не складывался. Придя домой, Сергей бросил перед коровой охапку сена и вошел в дом.

– Ну, нашел блудную? – И не дождавшись ответа продолжала, – нет, продам я ее, ныне же продам, молока мало дает, бегай, ищи ее, чуть запоздаешь одни заботы, толку мало, продам, – решительно сказала Евдокия. Мать достала чугунки из печи с ужином и, накидывая кофту, сказала:

– Ты уж сам тут, сынок, доить ее надо. И вышла во двор, захватив подойник и полотенце. Сергей, поужинав, вышел во двор и сел на крыльцо. «Где она была? У деда Спиридона в огороде. Шуму мы там наделали. Вера вышла. Вера? Видела я ее, когда Зорьку искала. Да, хорошая девушка. Красивая и работящая, ласковая такая и хозяйство все на ней на одной держится. Вот и одна без отца, без матери выросла, с дедом. Дед Спиридон ей и за отца, и за мать был. Все сердце и душу ей вложил, а теперь она отвечает ему тем же. Как аукнется, так и откликнется. «Да-а-а» – вновь протянула Евдокия, – хорошая девушка, таких сейчас мало. Вот бы ты, сынок, привел в дом жену такую. Ох и зажили бы мы.

Сергей сделал вид, что не понял намека матери и промолчал, а мать не продолжила разговор.

– Пойдем спать, сынок.

– Иди, мам, я еще посижу. Не хочется спать, я посижу, подышу воздухом. Ночь-то вон какая теплая.

– Да, ночь теплая, душно даже. Парит, как перед грозой.

Мать вошла в дом, а Сергей достал сигареты и закурил. При матери Сергей не курил, стеснялся. Легкий теплый ветерок слегка шевелили волосы Сергея. Ночную тишину нарушали только стрекотанье кузнечика, да крик ночной птицы. Погода располагала откровенным мыслям Сергея. Он думал о Вере. Ему очень хотелось сблизиться с этой девушкой. Свободное время ему хотелось проводить с ней, говорить ей какие-то теплые и ласковые слова. Сергея тянуло к Вере. Он хотел видеть ее постоянно, всегда, сейчас, сию минуту. Сергей встал, щелчком откинул докуренную сигарету. Красный огонек, описав дугу, зашипел в луже. Сергей тронул калитку, она заскрипела, он оставил ее и чтобы не привлекать внимание матери, махнул через забор.

В доме деда Спиридона также не спал один человек. Вера сидела на кровати и думала о Сергее. Он ну никак не хотел выйти из ее головы. Вера вставала, ходила по комнате, хотела думать о чем-то другом, но мысли о Сергее снова и снова возвращались к ней.

– Что же это со мной, – думала девушка, – влюбилась? – спрашивала она себя. Нет же нет, не может быть. Но почему? – тут же возражала себе Вера. Он ведь такой хороший. Что-то толкнуло Веру к окну. Вера раздвинула занавески и от неожиданности вздрогнула. На улице перед окном стоял Сергей. От неожиданности девушка вскрикнула и мгновенно задернула занавески.

– Пришел, Пришел! – сердце Веры радостно билось в груди. Но была какая-то неопределенность из-за того, что она не знала, как произойдет их первая встреча. Да произойдет ли она?

– Завтра, завтра я сама встречу его и все скажу, обязательно скажу.

Утром следующего дня председатель вызвал Евдокию и ее сына к себе, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся и дел колхоза, личные дела Евдокии и особенно дела ее сына.

– Ну что у тебя за разговор к нам, Матвеич?

– Есть разговор, да только не знаю с чего его начать. В общем, тебе, Евдокия, придется до следующего лета пожить одной. Нет у нас агронома. Понимаешь? Вчера состоялось правление и решили мы послать твоего сына на учебу в Астрахань. Будет наш скосырский агроном. Сердце Евдокии переполнилось гордостью за своего сына. Но остаться одной на целый год было дня нее делом непривычным.

– Да как же, Матвеич, одна ведь я остаюсь. Дров на зиму не заготовлено, сенокос скоро. Под силу ли мне одной? Да и он нигде ведь не был, а тут сразу такую даль.

– Ну это не беда, парень он толковый. Мы вчера на правлении решили единодушно, то есть пришли к одному мнению послать вот его, – и он жестом показал на Сергея. Он у тебя парень с головой, умней и находчивей другого мужика, у которого за плечами целая жизнь.

Евдокия, растрогавшись, приложила к повлажневшим глазам конец платка.

– Да мне то, я дома. Смотри сам, сынок.

– Поеду я, мама.

– Ну вот и все, вот и порядок, – забасил Матвеич, похлопывая его по плечу. А ты, Евдокия, не переживай, мы свои люди. Все поможем, и дрова, и сено, все сделаем в первую очередь. А то как же иначе, сына забираем для себя, для родного колхоза. Вот колхоз и поможет тебе. Ну а сейчас идите домой и готовьтесь к отъезду. Завтра утром отвезу на станцию. В Астрахани его встретит мой двоюродный брат. Ты, Евдокия, должна его помнить. Гостил он у меня как-то. Вот у него и поживет пока, а там видно будет. Ну идите, готовьтесь. Да, Евдокия, мимо Плетневых пойдете, занесите им письмо Вере от отца.

Упоминание о Вере перенесло мысли Сергея в прошедшую ночь. Так и не встретились и не поговорили, а завтра уезжать. Проходя мимо дома Плетневых, Сергей вдруг остановился.

– Мама, дай мне письмо, я сам отдам, – сказал он, слегка краснея.

– Да, конечно, отдай, сынок, а я пойду потихоньку, начну готовить.

Сергей постучал в дверь.

– Войдите, не заперто, – проскрипел старческий голос деда Спиридона.

У Сергея все куда-то провалилось. «Неужели ее нет дома? Такой удобный момент. Другого такого вряд ли предвидится». Сергей вошел.

– Здравствуйте, дедушка.

– А, Сережа, проходи. У тебя что, дело или так побалакать?

– Да балакать мне, дедушка, нет времени, уезжаю я завтра. В Астрахань. Меня председатель отправляет на агронома учиться, так что надо собираться в дорогу. А к вам я зашел, письмо вот занес, да попрощаться заодно.

– Чего же сейчас прощаться? Завтра уезжаешь, завтра придем вон с Верой провожать, там и попрощаемся.

– А где Вера? – спросил Сергей.

– Придет сейчас. Куда ей деться-то. В лавку ушла за табаком, мой закончился.

– Ну ладно, пойду я, дедушка.

– Ну ступай покуда.

В сенях Сергей столкнулся с Верой.

– Здравствуй, Вера!

– Здравствуй! – ответила девушка.

– Я письмо тебе занес.

– От папы? – радостно вскликнула она, взглянув на Сергея очаровательными голубыми глазами.

«Какие глаза, как озера» – подумал Сергей. Вера отвела взгляд в сторону. Но этот мимолетный взгляд принадлежал ему. Он дал ему толчок. Вера хотела было пройти в дом, но Сергей остановил ее за руку.

– Вера, я уезжаю завтра на целый год.

– Куда? – упавшим голосом спросила девушка и вновь подняла на него свои глаза-озера. И на этот раз в них отразилась и печаль, и грусть, и не надо было слов. Ее глаза были так выразительны, что Сергей понял все без слов.

– Председатель говорит в Астрахань учиться на агронома, а я так много хотел тебе сказать, чтобы ты все знала.

Девушка слушала Сергея внимательно, изредка поднимая на него свои теперь уже грустные, но такие прекрасные глаза.

– Приходи сегодня вечером, мне нужно тебе очень много сказать. Придешь?

– Да, – тихо сказала Вера и скрылась за дверью.

Сергей вышел за калитку. Навстречу ему шли девчата и пели песню. Увидев Серея, они замолчали. Самая бойкая из них, как и ее мать Катерина Седова, подошла к нему, заглянула в лицо и с лукавой усмешкой спросила:

– Ожидаете кого-нибудь, Сергей Степанович? Да? Кого бы это? Стоит ли ждать? Смотрите какие девушки! – девчата прыснули от этих слов. Катерина выпрямилась, прошлась плавно, как в танце. – Ну как, не подходим?

– Нет, – равнодушно сказал Сергей.

– Ну смотрите, пробросаетесь, Сергей Степанович, ох пробросаетесь! – Катя круто повернулась и пошла наигранно, поворачивая бедрами. «Кривляка» – подумал Сергей и направился к дому.

Вечером, когда мать и сын управились с делами, к ним зашла Вера. Она тяжело дышала от быстрой ходьбы, лицо ее залил румянец. Она прислонилась спиной к стене. Получилось так, что они стояли друг против друга.

– Вот пришла, – тихо сказала Вера.

– Угу, – глухо буркнул Сергей и не узнал своего голоса.

Снова молчание. Вера, не зная, что делать, теребила концы платка, повязанного вокруг шеи, а Сергей смотрел на девушку и не находил слов. Выручила мать, чувствуя их неловкость.

– Что же ты, сынок? Проводи Верочку в горницу.

Вера закраснелась еще больше.

– Мам, мы лучше на улицу пойдем.

– Ну-ну, – не стала перечить мать.

За селом они повернули на стежку. Шли они молча, каждый хотел сказать что-то свое, хорошее, но оба молчали, словно не решаясь мешать удивительно веселому пению разноголосых птиц. Незаметно вышли к пруду и, не решаясь смотреть друг на друга, они вглядывались в отражение на зеркальной глади пруда. Сергей взглянул на Веру и вдруг почувствовал какой-то прилив нежности к этой девушке. Сердце его колотилось, легким не хватало воздуха. Им овладело какое-то непонятное чувство.

– Вера, я давно хотел тебе все сказать, объясниться, но не мог, боялся, что ты не поймешь. И надо было дотянуть до сегодняшнего дня, а завтра уезжать. Вера, Верочка, ты мне очень нравишься и давно, – он в порыве схватил ее руку и приложил к сердцу. Ты давно у меня здесь, в моем сердце. Я люблю тебя, люблю очень. Понимаешь? Где бы я ни был, что бы я ни делал, я думаю только о тебе. Завтра мне уезжать. Ты будешь ждать меня? Я очень хочу, чтобы ты ждала меня. – Все это он сказал так быстро, как бы боясь упустить что-либо важное для него. Вера слушала его, широко раскрыв глаза.

– Сережа, милый, – едва слышно успела прошептать она, когда тот замолчал.

Девушка уронила ему на грудь голову. Сергей сверху посмотрел ей на голову и нежно обнял ее за плечи, слегка притянув ее к себе. Они так стояли долго, как бы боясь нарушить это сладостное прикосновение.

– Я сама давно хотела тебе это, но боялась, как и ты, не знала с чего начать, как подойти, – говорила Вера, все также не отрываясь от его груди.

Сергей чувствовал ее своим телом, как в ее девичьей груди стучит сердце, которое открылось ему, чувствовал, как бьется его сердце. Их сердца переговаривались между собой и не могли наговориться по той радостной причине, что нашли друг друга. Где-то заговорила кукушка.

– Кукушка, – тихо сказала Вера, осторожно отстраняясь от Сергея.

– Смеркается уже, а домой идти не хочется. Погуляем еще? – Сергей нежно обнял ее за плечи и они зашагали в сторону реки.

Они остановились на берегу Быстрянки под плакучей ивой. Ветки этого удивительного дерева опускались до самой земли, тянулись к воде. Создавалось такое впечатление будто дерево плачет, а река – это его слезы. Вера прислонилась спиной к стволу, Сергей смотрел на девушку так зачарованно, что она опустила глаза. Сергей ранее не любил никого и поэтому никак не мог разобраться в том состоянии, в котором он сейчас находится. Какая-то неудержимая сила подтолкнула его, он весь содрогаясь, прильнул к губам приоткрытого рта девушки. Вера, не ожидая ничего подобного вздрогнула и как-то съежилась вся.

– Зачем ты это сделал, Сережа? – спросила она, отвернувшись, – не смотри на меня теперь. Сергею стало не по себе.

– Прости меня, Верочка. Я сам не знаю, как это произошло и я вовсе не хотел тебя обидеть, – говорил он, гладя ее по мягким волосам.

Вера посмотрела на юношу сияющей улыбкой. Его слова она восприняла ни как оправдание, а как извинение.

Легкий ветерок лениво перебирал тростник, заходящее солнце бросало свои последние сияющие красные лучи в теплые воды Быстрянки, как бы соединяя реку с небом, на котором серебром блестели первые звезды. Но скоро и эту красоту скроет темная ночь, покрывало которой нет-нет да разорвет сверкающая зарница. Всю эту красоту сопровождало прекрасное пение соловья.

– Домой не хочется идти.

– Погуляем еще?

– Да, конечно. Ведь еще не поздно?

– Еще не поздно, – Сергей протянул ей руку, она слегка хлопнула по ней ладошкой и они пошли.

– Кто это здесь гуляет так поздно? – раздался из кустов густой бас. Вера вздрогнула.

– А, это Вы, дядя Егор? – девушка всполыхнула, как пожар. К счастью, в темноте этого никто не заметил. Навстречу им шел, держа в поводу коня, Матвеич.

– Что это вы, молодежь, никак меня напугались?

– Да нет, неожиданно просто.

– Ну как, Сергей, подготовился к отъезду?

– Да, я готов.

– Завтра на семичасовом поедешь, так что в шесть утра жди, заеду. Ну гуляйте, а мне пора. Ваше дело молодое, а нам на ночь пора, кости греть. Гуляйте, время сейчас мирное, счастливое. Это нам вот не довелось нагуляться вволю. Война, брат, помешала. Хватило горького да слез на много лет. Еле расхлебали. Ну да ничего. Зато сейчас на ногах крепко стоим, да так крепко, что никакая сила не стронет с места. Ну ладно, не буду мешать. До утра. – И председатель широким шагом зашагал к дому.

– Хороший наш Егор Матвеич. Дедушка говорит хороший, что горя хлебнул через край. В людях разбирается. Односельчан знает своих. К каждому у него свой подход.

Незаметно они подошли к дому Веры.

– Ну, иди, Сережа. До утра!

– Нет, ты иди!

Вера повернулась и быстро скрылась в темноте. Сергей вздохнул полной грудью и зашагал к дому. На душе было радостно и немного грустно. Грустно от того, что нужно было уезжать, расставаться с родным селом, односельчанами, людьми, которые его любят и будут ждать. Утром Сергей проснулся до шести часов и первая мысль у него была «придет ли Вера?». «Придет!» – решил он и пошел умываться. Пока он бренчал умывальником, подъехал председатель.

– Ну как, герой, уже на ногах? Молодец! – гудел председатель, хлопая его по плечу. – Ну, Евдокия, собирай на стол, корми сына в дорогу. – Евдокия посмотрела на председателя повлажневшими глазами. – Ну что ты, соседка, сырость разводишь. Не на войну, на хорошее дело сына провожаешь. Через год специалистом вернется.

– Да я это так, Матвеич, по бабьей привычке, – улыбнулась она сквозь слезы. – Садись и ты, председатель, а то что это ты в стороне, неладно получается.

За завтраком старшие все давали советы.

– Ты, сынок, там в поезде смотри, следи за чемоданом, не отходи от него, а то люди всякие бывают, есть такие, которые этим и живут. Да в Астрахани этой тоже. Город незнакомый, большой, машин много. Товарищей выбирай из деревни, городские ведь и водку пить научат. Компании там разные, девчонки городские быстро голову вскружат.

– Ну тут уж нет, Евдокия, – вмешался председатель. Он парень хоть и молодой, но зато самостоятельный. Да и зачем ему городские, если у него здесь зазноба есть почище всякой городской.

Сергей моментально залился краской.

– Ну ладно, хватит его учить, – завидя неловкое положение Сергея, увел этот разговор в сторону Егор Матвеич, – у него своя голова на плечах есть, не хуже нашей.

Они встали из-за стола и вышли во двор. Около машины председателя уже стояли люди, которые пришли проводить односельчанина. Проводить Сергея пришли: его друг Николай Соловьев, дед Спиридон, Вера и уж кого не ожидал, так это Екатерину Седову, и та пришла.

– Ну, Серега, видишь сколько народу пришло тебя проводить! Уважают тебя односельчане.

– Ну что же, сынок, поезжай, счастливого пути! Помни, что я тебе наказывала.

– Все будет хорошо, мама! Береги себя! – он поцеловал и обнял мать. Николай протянул руку другу.

– Напиши мне, Сергей, как ты там, друзья ведь мы.

– Хорошо, Коля, обязательно напишу.

И тут произошло непредвиденное. Екатерина вдруг направилась к нему. Ей видимо очень хотелось расстроить проводы.

– Ну, Сергей Степанович, хоть Вы и не хотели, но я все равно пришла проводить, да вижу, что зря, – она колко и недобро взглянула на Веру. Скатертью Вам дорога, и она протянула ему руку.

– Ни к чему эта вся комедия, Катерина, – сурово и довольно громко произнес Сергей, – ну да ладно, – и он коротко пожав руку, поспешил к деду и Вере.

– До свидания, дедушка! Вот я и уезжаю.

– До свидания, сынок, до свидания! В добрый путь! – дед подал ему свою узловатую, избитую трудом руку и при этом, поцеловав его в лоб.

– Ну что, Вера, вот я и поехал.

Люди, стоявшие рядом, смотрели на них. Дед Спиридон подошел к Евдокии.

– Ты, Евдокия, вот что, давай чемодан в машину, а ты, председатель, заводи машину.

Сергей чувствовал стеснение Веры. Просто протянул ей руку.

– До свидания, Вера! Напишу письмо, ответишь? – спросил он, слегка улыбаясь.

Девушка закивала головой, моргая слипшимися от слез ресницами. Сергей осторожно выпустил ее руку и быстро зашагал к машине. У машины он остановился, посмотрел на всех и остановил взгляд на Вере.

– Спасибо вам, соседи, прощайте.

Это слово подхлестнуло Веру. Она сорвалась с места, подбежала к Сергею, обхватила его за шею и осыпала поцелуями, затем прижалась губами к уху и прошептала «Я люблю тебя, Сереженька, приезжай быстрей!»

– Вот это по-нашему, молодец, Вера, – забасил Матвеич.

Вера отстранилась от Сергея, закрыла лицо руками и побежала к деду, ткнулась лицом в его грудь. Сергей стоял ошеломленный, не зная, как ему поступить.

– Поехали, Сергей, а то, не дай Бог, опоздаем.

Юноша сел в открытый газик, помахал всем рукой и крикнул:

– Я скоро вернусь, слышишь, Вера?

Председатель дал газ и машина, прыгая на ухабах, увозила Сергея все дальше и дальше. Да, ждать им придется Сергея ни год и ни два, а долгих три года. Судьба через год круто поменяет курс и отправит его совсем в другом направлении от дома.

На перроне, у вагона, они остановились.

– Ну, Сергей, поезжай, будь молодцом. Я надеюсь на тебя.

– Все будет хорошо, дядя Егор. Я не подведу.

– Вот тебе адрес моего брата, поживешь пока у него, а там сам посмотришь, может в общежитие. Это билет, это деньги на первое время. – Егор Матвеевич пожал руку Сергея, привлек его к себе, потерся колючей щекой о его лицо.

Сергей вошел в вагон. Поезд, дав гудок и заскрипев колесами, тронулся в путь. Сергей успел помахать рукой и поезд, переходя на другую ветку, скрыл провожающих.

– Егор Матвеич! – услышал председатель за своей спиной.

– Михаил? Вот не ожидал так не ожидал. Ну здравствуй-здравствуй! Одного провожаю, другого встречаю. К нам? В гости? Надолго или как?

– Думаю, что надолго.

– Что так, Миша?

– Не получилось у меня в жизни ничего. Время убил зря, да какое время! Годы, долгие годы. А как хотелось, чтобы было все хорошо.

– Кто не хочет, чтобы было все хорошо?

– Вот жизнь! И каких только сложностей в ней не бывает.

– Ну что же теперь, Михаил Спиридонович, надо жить, забудешься постепенно. Вот приведу тебя домой, увидишь свою дочурку, какая она у тебя стала, и забудешь все на свете. Ждет тебя. Уж взрослая совсем и свыклась с тем, что ты там, а все ждет. Вот радости-то будет! Снимет она тебе всю боль с души, как пить дать снимет. Сергея вот Зацепина провожал сегодня.

– Так это Сергей был?! А я то думал, что за личность такая знакомая. Точь-в-точь Степан в молодости. Вот значит у Евдокии сын какой вырос. Если б не он, не вынести бы тогда ей того удара. Тоже вот судьба у человека сложная.

При въезде в родное село сердце Михаила радостно забилось с тем знакомым волнением, какое он испытывал каждый раз, как только приезжал он в отцовский дом к дочери и к отцу. У калитки газик затормозил.

– Смотри, внучка. Чего-то председатель подкатил на своем драндулете. Не иначе от Сережки твоего чего передать хочет. Пойди, узнай.

Вера выбежала на крыльцо. Какое же было ее изумление, когда она увидела шедшего ей навстречу отца. Она скрестила руки на груди.

– Папа-папочка мой! Папка приехал, – закричала она и бросилась ему навстречу. Вера обхватила отца за шею, крепко прижалась к его груди.

– Верочка, доченька ты моя, – говорил он, гладя ее по голове. По его щекам текли слезы радости. Он целовал дочку и не мог нарадоваться ею. – Какая ты у меня стала взрослая, красавица ты моя. Тут он заметил отца. – Отец! Здравствуй, родной! – И он обнял старика-отца.

– Надолго к нам? – отстраняясь, спросил он.

– Я совсем приехал, навсегда.

– Это правда, папа? Правда навсегда?

– Правда, дочка, правда. – Вера радостно прижалась к отцу.

– А как же Вовка? А, сынок?

– Вовка уже большой. Он меня понимает. Обещал приехать, как закончит школу.

– Нелегко тебе, сынок.

– Что сделаешь, отец. Видно такова уж судьба. Не довелось нам с Натальей испить чашу счастья до конца. Хотя и было между нами согласие. А вот с Юлей ничего не получилось.

В доме Михаил достал из чемодана подарки.

– Это тебе, отец, – он подал деду костюм и две рубашки.

– Это куда же я буду в нем ходить-то? Лошадей сторожить?

– Ничего, отец, будет же у нас праздник, вот и наденешь.

– Да вот ведь штука какая. Век не нашивал.

– А это тебе, дочка, – он передал ей платье и туфли модные на каблуке.

– А это, я так думаю, что вечерком неплохо бы посидеть, – и он выставил две бутылки водки. – Надо бы позвать к вечеру председателя с женой, да Евдокию, ей сейчас скучно первое время.

Вечером в доме Плетневых собрались председатель с женой, Натальей Борисовной, и Евдокия. После первых двух рюмок у мужчин завязался разговор. Говорили о разном. Вспомнили войну, трудное послевоенное время, о предстоящей работе.

– Я тебе так скажу, Михаил, где ни живи, где ни работай, а Родина есть Родина, от нее никуда. Здесь ты родился, здесь вырос, дал свои корни и сюда ты должен вернуться, где бы ты ни был и сколько бы ты ни жил в чужом краю. Вот ты и вернулся. Помнишь, как после войны нам пришлось поднимать колхоз на ноги? Тяжело было, голодно, а все-таки радостно, что именно мы своими руками поднимаем хозяйство. Я верил, что ты вернешься, верил. Человек ты для колхоза нужный.

– Вот завтра приду, и оформляй на любую работу.

– Заговорились мы, однако, а время-то позднее, – сказала Евдокия, вставая, – Пора домой.

– Да, пожалуй, и мы пошли разом, Борисовна.

За окном заиграла гармошка. Звонкий девичий голос пропел частушку.

– Седова Екатерина, бойкая дивчина. Вся в мать, все капли подобрала. Та в молодости тоже такая была, да она и сейчас никому не уступит.

Евдокия села на крыльцо. Домой идти не хотелось. Начинающаяся ночь была теплой, хотя небо было усыпано звездами. Легкий ветерок перебирал траву, будя кузнечиков, которые как будто подпевали гармошке, доносящейся с другого края села. Гармошка возвращала Евдокию в былую суровую, нелегкую, но все-таки счастливую молодость. К тем временам, когда в их село после войны приехал Степан, когда у них зарождалась любовь. Когда Степан подарил ей незабываемое счастье, продолжавшееся три года, и по иронии злой судьбы укравшее то самое счастье, нанеся ей тяжелую душевную рану, оставившую глубокий след на всю жизнь. Эх, Степан-Степан, а как бы могло все хорошо быть. Евдокия давно смирилась со своей судьбой, но от воспоминаний она избавиться не могла, да и не хотела, так велика была ее любовь к человеку, который бросил ее с маленьким сыном. А все те шофера из Астрахани. Евдокия вдруг встрепенулась. Ее сын поехал в Астрахань. Как бы Сергей узнал, может и разыскал бы там своего отца. Ведь он так мечтал встретить своего отца. Но стоит ли все это делать, может быть у него семья и они все вместе счастливы, а я чужое счастье разбивать не хочу. Пусть уж будет как есть. И Евдокия, тяжело вздохнув, поднялась с крыльца и вошла в дом. Она легла спать с мыслью о сыне.

* * *

Астрахань поразила Сергея большим количеством людей, машин и суетой. Куда идти, у кого спросить, кажется, что все спешат и спрашивать было неудобно. А искать самому улицу Данилова было не так-то просто.

– Куда тебе, парень? – вдруг услышал он за спиной. Сергей и не заметил, как прошел мимо стоявшего такси. Он обернулся и увидел человека, стоявшего возле голубой Волги.

– Мне бы на улицу Данилова, – поспешил ответить Сергей.

– Садись, я вижу ты не здешний.

– Да, я приезжий, – сказал Сергей и, положив чемодан в багажник, уселся рядом с шофером.

Шофер сел за руль и на мгновение задержал взгляд на своем пассажире.

– Мать Честная! Как же ты похож на одного моего знакомого, но тот тебя постарше лет этак на двадцать пять. Если б ты был здешний, я бы так и подумал, что ты его сын. Мы работаем вместе.

Водитель затормозил возле нужного Сергею дома.

– Ну, приехали.

Сергей забрал чемодан, расплатился с водителем и вошел в дом. Подойдя к дверям, он прочел табличку «Болотов И. М.» и нерешительно нажал кнопку звонка. За дверью послышалось шарканье домашних тапочек. Дверь отворилась, на пороге стояла женщина лет сорока, слегка полноватая, в длинном пестром халате, с чалмой из полотенца на голове, с раскрасневшимся красивым лицом. По всему было видно, что она только что приняла ванну.

– Иван Михайлович Болотов здесь живет?

– Проходите, молодой человек, Иван Михайлович у себя в кабинете. Он работает. Ваня, к тебе пришли!

– Иду, – раздался густой бас. – Догадываюсь, но не узнаю. Да разве узнаешь? Шесть лет назад я был у брата. Какой ты тогда был? Эк тебя разбило ввысь и вширь. Мужчина, настоящий мужчина. Настенька, ты не знаешь его? Это Сергей, Евдокии Зацепиной сын.

Анастасия Филипповна, как будто и впрямь узнала, всплеснула руками.

– Надо же как быстро летит время. Вон как вырос. Какой огромный.

– Он у нас поживет первое время, а потом – в общежитие.

Сергей уловил тень недовольства на лице хозяйки, но не подал виду.

– Егор на нас очень надеялся и потом я обещал ему. Ты, Сергей, не стесняйся, разувайся и проходи в эту комнату. Пока будешь жить здесь. Можешь отдохнуть с дороги. Да, ты, может быть, есть хочешь? Ты скажи, мы сейчас что-нибудь организуем.

– Нет-нет, я не голоден.

– Ну тогда отдыхай или почитай, вот здесь ты можешь что-нибудь для души найти, а я пошел. Мне, брат, надо закончить очень много работы. – С этими словами он вышел из комнаты.

Сергей взял с полки книгу, полистал и положил на место, читать не было никакого настроения. Он принялся осматривать комнату. Обстановка была старого образца, но в полном порядке. Шкаф, секретер, стол и стулья, по всей вероятности, составляли гарнитур, так как имели сходство в некоторых деталях. В комнате было чисто и опрятно, все стояло на своих местах, перед кроватью лежал мягкий коврик. Сергей бросил взгляд на стену и увидел портрет молодой женщины. Лицо ее было настолько простым и обаятельным, а глаза выразительными, что Сергей невольно, на некоторое время задержал взгляд на нем. «Удивительный портрет» – подумал он и отошел к окну.

Наутро Сергей пошел в училище. Подойдя к нему, он заметил много молодежи, таких же как он и даже моложе. Сергей подал направление, документы.

– Зацепин Сергей 1947 г. 3 января, Волгоградской области, село Скосырское, – медленно перебирал пожилой мужчина данные Сергея, занося их в анкету заявление. – Постой-постой, у нас уже был Сергей Зацепин.

– У нас был Андрей Зацепин. Андрей Степанович Зацепин 29 декабря 1948 г. Вы с ним, Сергей Степанович, не братья?

– Нет-нет. Я здесь никого не знаю.

– Значит совпадение. Вы где устроились?

– У знакомых. По мне бы, лучше в общежитие.

– Немного позже будет. Да, Зацепин, оставьте Ваш адрес, к началу занятий мы Вас вызовем.

Сергей вышел на улицу. Куда пойти? Знакомиться с городом в одиночку было не совсем удобно, но ему не хотелось возвращаться домой, и он побрел по незнакомым улицам, читая афиши, вывески, названия улиц. Проходя по одной из улиц, он прошел антикварный магазин и зашел туда. В магазине на полках стояли вещи старины из домашнего обихода. У прилавка стоял юноша и разглядывал подсвечник старинной работы, изготовленный из бронзы.

– Сколько он будет стоить, скажите, пожалуйста?

– Пока, молодой человек, он не продается. Он поступил к нам в наборе, их три подсвечника. Это большой, к нему еще два маленьких. Два маленьких забрали, чтобы установить в какое время и кем они были изготовлены.

– Жаль, я бы хотел их приобрести.

– Наведывайтесь почаще. Попробуем Вам помочь.

– Неплохая вещь, не правда ли? – сказал юноша, обратившись к Сергею.

– Ничего, – сказал Сергей, – хотя, если честно, то я плохо разбираюсь в подобных вещах.

Сергей взглянул на юношу и что-то уж очень знакомое показалось ему в этом парне. «Да нет, показалось» – подумал он и направился к выходу. У дверей он обернулся и заметил, что тот тоже с некоторым вопросительным удивлением рассматривал его. Сергей, несколько озадаченный, вышел за дверь, а парень поспешил отдать подсвечник продавцу и направился следом за Сергеем.

– Эй, парень! – услышал за своей спиной Сергей, – где я мог тебя видеть?

– Нигде.

– Почему?

– Потому, что я только вчера приехал в Астрахань. Вчера на такси ехал и водителю знакомым показался.

– А ты откуда приехал?

– С Волгоградской области. На сельскохозяйственные курсы приехал учиться на агронома.

– Правда? И я тоже буду учиться там же. Люблю село. Отец у меня после войны на селе жил, рассказывал много. Кстати, где-то тоже в Волгоградской области. Тебя как зовут?

– Сергей.

– А меня Андрей. Ну вот и отлично. Ты куда направляешься?

– Я никуда, хожу, знакомлюсь с городом. Домой, где остановился, идти не хочется. Обстановка не та. Да и мне кажется, что мне там не рады. Вот я и стараюсь меньше надоедать.

– Побродим вместе? – предложил Андрей. – Мне тоже делать как раз нечего.

Ребята шли, разглядывали витрины магазинов, афиши. Возле магазина «Природа» они остановились посмотреть пернатых. Сергей разглядывал птиц, а Андрей смотрел в отражение то на себя, то на Сергея.

– Слушай, а ну-ка взгляни-ка сюда.

Сергей также удивленно смотрел в отражение то на свое, то на отражение Андрея. Те же волосы черные волнистые, черные брови, нос, рот, даже полоска усов и та была также одинакова у одного и у другого.

– Вот это да-а-а. Вот тебе и отгадка. Мы не знакомы, но мы похожи. Я на отца похож. Мне все говорят: «Тебе, Андрей, отцовскую седину и вылитый отец». А мать я никогда не видел, только по фотографии, вернее, маленький видел, но не помню.

– А мне мать говорила, что я вылитый отец, но только я его никогда не видел. Мать говорила, что любил меня очень.

– А где же он сейчас? Жив?

– Не знаю. Ушел он от нас, они даже не ругались.

– Так ведь это же подло, – прошептал Андрей.

– Не смей, – оборвал его Сергей, и уже тише добавил, – мама говорит, что лучше его нет никого на свете. Может у него душа изболелась, прежде чем он ушел и до сих пор стонет, а сказать нельзя.

– Ты прости меня, Сергей, я был не прав.

– Мама всегда говорила: «Весь в отца, вылитый Степан».

– Как и твой отец Степан? Слушай, у нас с тобой очень много общего, почти все сходится.

Ребята с удивлением посмотрели друг на друга. Им на самом деле было чему удивляться. Из оцепенения их вывел мужской голос.

– Ты что здесь делаешь, Сергей?

Сергей обернулся и увидел перед собой Ивана Матвеевича.

– Гуляю, сдал документы, вот познакомился с Андреем. Он тоже будет учиться в этом же училище.

Иван Матвеевич посмотрел на Андрея, потом на Сергея, после снова перебросил взгляд на Андрея, и так несколько раз.

– Братцы мои, да как же вы похожи! Вы словно две детали одного мастера! Да вы взгляните на себя, ведь это же уникальное сходство совершенно чужих людей, – и он за плечи повернул их лицом к лицу. – Да ведь это же судьба. Она, поверьте мне, она свела вас вместе. Вы будете хорошими друзьями. Я предвижу это. Ну что же, мне пора. Масса, куча дел. Не задерживайся долго, Сергей, мне бы еще хотелось поговорить с тобой. Давно я уже не был на Родине и не видел брата.

– Хорошо, Иван Матвеевич, я скоро!

Иван Матвеевич еще раз покачал головой и пошел домой.

– Хороший дядька. Что он тебе не нравится?

– Да он-то ничего, а жена его. Понимаешь, ничего не говорит, а всем своим видом показывает свое недовольство.

Андрей вдруг остановился.

– Черт! Я же совсем забыл. Мне ведь надо позвонить Наде. Неужели ушла?

– Это из-за меня все так получилось. Извини, Андрей, я, пожалуй, пойду.

– Что ты! Не уходи, прошу. Я тебя с Надюшкой познакомлю. Она живет недалеко и телефон здесь рядом. Если дома, то она быстро придет.

Андрей набрал номер, послышались гудки, затем кто-то снял трубку.

– Надя, ты?

– Я, – сухо ответил голос.

– Наденька, только не обижайся. Приходи, пожалуйста, к цветочному киоску на набережную, тут для тебя есть сюрприз.

– Ну, хорошо, – ответила девушка уже более доброжелательным голосом и положила трубку. Ну вот и все сейчас придет. Хорошая девушка. Мы с ней с нового года встречаемся. Да вот и она. Сергей, ты постой, я сейчас, – и он побежал к цветочному киоску.

Сергей смотрел навстречу идущей девушке. По мере того, как она приближалась, лицо ее становилось добрее и наконец, когда она подошла, то на лице у нее была та улыбка, которая предназначалась любимому человеку.

– Здравствуй, – сказала она, – что у тебя за сюрприз? Откуда у тебя этот костюм? Почему я его раньше никогда не видела?

– Здравствуйте, – сказал Сергей, теряясь.

– Что с тобой, Андрюша? Ты не болен? С какой стати ты меня на «Вы» называешь? – Вновь обрушила она на него ряд вопросов.

– Вы ошибаетесь, я не Андрей.

– Что за шутки, Андрей? Кто же ты тогда? Это и есть твой сюрприз?

Сергей не знал, что ответить, но в это время подошел Андрей с цветами.

– Здравствуй, Наденька! – и Андрей протянул ей цветы. Девушка была потрясена. Перед ней стояло два Андрея.

– Ты Андрей?

– Я, Наденька, я.

– А это кто же?

Андрей глянул мимо Нади и увидел удаляющегося Сергея.

– Наденька, хочешь, я тебя познакомлю с этим человеком? Сергей, подожди!

Андрей и Надя подошли к нему.

– Надя, это Сергей.

Девушка поняла наконец, что попала в неудобное положение.

– Извините, Сережа, пожалуйста. Я Вас приняла за Андрея, – сказала девушка, протягивая руку.

– Ничего, – ответил Сергей. – Я тут сам себя с ним спутал.

– Слушай, Андрей, почему ты раньше никогда не говорил, что у тебя есть брат?

– Но мы не братья, – ответил за него Сергей.

– Как?! – вопросительно воскликнула Надя.

– Да-да, Наденька, не братья, – подтвердил Андрей. Мы только сегодня познакомились.

– Неужели это правда?

– Как ни странно, но это факт.

До самого вечера ребята бродили по городу. Вечером Сергей, довольно уставший, пришел домой. Дверь открыла Анастасия Филипповна.

– А, Сережа, ты что так долго? Мы уже с Иваном Матвеевичем начали было беспокоиться, – говорила Анастасия Филипповна, уходя на кухню. – Ты голоден?

– Не очень.

– Иди в ванну, помойся, и садись ужинать.

Сергею показалось, что она как-то искусственно подобрела.

– Сережа, зайди, пожалуйста.

Сергей зашел в кабинет Ивана Матвеевича.

– Вот что, Сергей, не скрою от тебя. Я был в общежитии, просил, чтобы тебе дали общежитие и представь, просьба была удовлетворена. Понимаешь, если б я жил один, я бы с удовольствием, а вот жена все беспокоится, что не сможет за тобой ухаживать, как твоя мама.

– Не беспокойтесь, Иван Матвеевич, я даже рад, что буду жить в общежитии.

– Но только, Сережа, прошу тебя, не обижайся и заходи к нам. Хорошо? Ну, ступай, поужинай и отдыхай.

Лежа в кровати, Сергей думал о своих новых друзьях. Удивительная встреча, хорошие люди. Счастливые они – Андрей и Надя. Они рядом, вместе. И он, вдруг, вспомнил о Вере. Наутро Сергей взял чемодан и, как можно деликатнее, простился с хозяевами и ушел в общежитие. «Скорей бы начались занятия. За учебой время пойдет быстрее», – подумал Сергей. В общежитии Сергей полностью отдался воспоминаниям того вечера, который они вместе провели с Верой накануне отъезда. Сергей сразу же решил написать письмо.

После того, как председательский газик, увозя Сергея, скрылся из виду, люди, пришедшие проводить его, стали расходиться. Остались стоять только Евдокия, дед Спиридон да Вера. Но, постояв еще немного, они тоже решили, что пора идти.

– Ну, что же, Евдокиюшка, ничего, выучится, приедет, пройдет время. Учиться тоже надо, а то как же. Пошли домой, внучка, пошли, а ты, Евдокия, не кручинься, а как затоскуешь – к нам иди.

И они пошли.

– Заходи, Евдокия, слышишь?

– Зайду, спасибо!

Подходя к дому, Вера и дед услышали гул машины.

– Слыш, внучка, что это председатель гонит сюда машину. Никак от Сергея чего передать хочет.

Вера остановилась, сердце ее заколотилось. Машина затормозила и из нее вышел человек с чемоданом и плащом в руках. «Папка, папочка мой приехал», – радостно прошептали Верины губы и она кинулась навстречу отцу. Михаил целовал дочь и не мог ею нарадоваться.

– Доченька ты моя, какая же ты стала совсем взрослая! Красавица моя!

Михаил повернулся к отцу.

– Здравствуй, отец!

– Здравствуй, сынок!

– Надолго к нам?

– Совсем, отец, совсем.

– Слава Богу, слава Богу, – проскрипел старик, припадая трясущейся головой к широкой груди сына.

Вера подскочила к ним.

– Правда, папка, навсегда? – радостно спрашивала Вера отца.

– Навсегда, дочка, навсегда.

– А как же Вовка, а, сынок?

– Вовка! А что Вовка. Он уже большой, он меня понимает. Мы с ним договорились, как закончит школу, приедет к нам.

– Нелегко тебе, Михаил.

– Что делать, пап, видно мне уготована судьба такая. Не довелось нам с Наташей испить до конца чашу счастья, хотя и было между нами согласие. А с Юлей вот ничего не получилось. Прожили мы с ней пятнадцать лет, а все впустую. Остается нам одна радость – дети. – И он при этом крепко обнял дочь. – У каждого человека своя судьба. У одного она сладостная, у другого… – Михаил не закончил свою мысль.

– Вот Евдокия, разве не была счастлива за Степаном?

– Была, конечно, уж я-то знаю. И Степан был счастлив, а ведь не пожилось. А все она – судьба, как распорядится, так и будет. И кто знает, как бы перенесла она этот удар, когда их покинул Степан, если б не было у нее сына. Ведь только он удержал ее. Хорошего парня вырастила она. Видел я его сегодня на станции. Учиться поехал. Председатель хвалил его.

Вера внимательно слушала отца. Из его слов она поняла, как тяжело ему пришлось в жизни. Она была рада, что наконец-то ее отец, которого она так ждала и любила, вернулся домой навсегда.

– Да что же это я совсем забыл. – И Михаил достал подарки дочери и отцу.

Вера с подарком скрылась в соседней комнате. Вскоре она вышла в новом платье. На плечах у нее также была накинута новая косынка.

– Ну, дочка, ей Богу, как будто на тебя мерил, как угадал. Нравится?

– Очень! – и Вера поспешила поцеловать отца.

– Отец, как ты смотришь на то, если вечером к нам зайдет Егор Матвеич с женой? Посидим, приезд отметим, поговорим.

– А что ж можно.

– Конечно, можно пригласить и т. Дусю. Ей сейчас так одиноко, – не замедлила вставить Вера.

Вечером в доме Плетневых долго горел огонек. После первых двух рюмочек у мужчин завязался разговор. Говорили о разном: о войне, о трудном и голодном послевоенном времени, о предстоящей работе.

– Я тебе так скажу, Михаил, где ни живи, где ни работай, а свой край, есть свой край. Здесь ты был поставлен на ноги, здесь ты дал свои корни, сюда ты должен вернуться, где бы ты ни был и сколько бы ты ни жил в чудом краю. Вот и ты вернулся. Помнишь, как после войны мы колхоз свой восстанавливали? Тяжело было, голодно, а все-таки радостно, что мы, и такие как мы, поднимали хозяйство, на ноги его становили. Я верил, что ты вернешься, Михаил, верил. Потому как человек ты для колхоза нужный и вовсе даже не чужой.

– Завтра же приду, оформляй меня, кем хочешь.

– Заговорились мы тут, а время, однако, домой пора, – сказала Евдокия.

– Да, пожалуй, и мы пошли разом, Борисовна.

За окном заиграла гармошка, звонкий девичий голос пропел частушку.

– Катерина Седова вся в мать, бойкая дивчина. Та в молодости тоже такая же была, никому не уступит, – заметил председатель.

Евдокия замедлила шаг, домой идти не хотелось. Начинающаяся ночь была теплой, хотя небо и было обрызгано звездами. Легкий ветерок перебирал траву, будя кузнечиков, которые, как бы, подпевали заливистой гармошке. Гармошка возвращала Евдокию в далекие, памятные, суровые, но все же счастливые послевоенные времена, когда в их село приехал Степан, отставной солдат-фронтовик, который подарил ей, Евдокии, то незабываемое счастье, длинной в три года. И если б не та злая судьба, укравшая у Евдокии то самое счастье, нанеся ей тяжелую душевную рану, оставившую глубокий след на всю жизнь. Как могло быть хорошо. Евдокия давно уж примирилась со своей судьбой, но от воспоминаний избавиться она не могла, да и не хотела. Так велика была ее любовь к этому человеку, который бросил ее с маленьким тогда еще сыном. Как бы не шоферы, которые приехали тогда к ним в село из Астрахани, все было бы хорошо. Евдокия вдруг встрепенулась. Сергей ведь поехал в Астрахань. Может и Степан там? Как бы Сергей узнал, может и разыскал бы его там. Написать бы надо сыну. Ведь он так мечтал встретить отца. Да только стоит ли все это делать? Столько лет прошло. Если жив и живет там, то наверняка у него семья. Нет уж, пусть живет, а я уж не хочу разбивать чужое счастье.

В общежитии Андрей быстро сошелся с ребятами, а вскоре и начались занятия. Время было заполнено работой и скучать особенно было некогда. В училище все были удивлены и обескуражены сходством Андрея и Сергея. Поначалу никто не хотел верить, что они чужие друг другу люди. Ребята-однокурсники даже интересовались украдкой, почему они не живут вместе. Так братьям нельзя. «Да мы не братья, ребята! Мы на самом деле всего лишь знакомые. Просто вот такое удивительное сходство», – говорили они.

Как-то раз после занятий ребята решили поехать на море и выкупаться. Сергей с радостью откликнулся на это предложение. Он ни разу не видел море. Ожидая автобуса, из-за домов ребята, вдруг, заметили клубы черного дыма.

– Где-то горит!

Ребята переглянусь и, не сговариваясь, бросились туда, где бушевал пожар. Ребята подбежали к горящему дому.

– В доме есть кто-нибудь? – спросил Сергей.

– Все сейчас на работе, – ответил кто-то из женщин. – Но здесь живет еще один больной старик. Он-то, может, и не успел уйти из дома.

Мимо ребят проходила женщина с ведрами. Сергей остановил ее, облил себя с головы до ног и ринулся в горящий дом.

– Сергей, остановись, – закричал Андрей. Но поздно Сергей скрылся за жаркими языками пламени. Женщины так и ахнули от сильного поступка юноши.

– Ой, пропадет парень, – завизжала какая-то глупая бабенка. Но окружающие люди так глянули на нее, что она тут же притихла.

В доме послышался треск балки, рухнувшей на пол. Андрей ринулся в дом на помощь Сергею, но чья-то сильная рука остановила его.

– Ты куда? Не видишь, что творится?

– Там мой брат! – закричал Андрей. Он рванулся с такой силой, что треснула его курточка.

– Да погоди же ты!

И в следующую секунду он почувствовал, как его облили холодной водой. Андрей быстро скрылся в проеме горящего дома.

– С ума сошел, должно быть, – не замедлила вставить все та же бабенка.

– Да замолчи же ты, окаянная! Брат его там.

Ребята хотели было пойти вслед за Андреем, но их не пустили. В доме то там, то тут рушились горевшие балки. Андрея, вбежавшего в дом, охватил ужас. Невозможно жгло. Разбушевавшийся пожар мешал смотреть. Прикрывшись рукой, Андрей побежал по лестнице. Он чуть было не столкнулся с Сергеем. Тяжело ступая, Сергей нес человека.

– Давай его мне! – закричал Андрей, принимая на руки старика.

Он вынес его на улицу и положил на землю. Люди стали обливать их водой. Андрей оглянулся и нигде не заметил Сергея, он закричал и вновь скрылся в доме. Во второй раз Андрею уже легче было ориентироваться, он повернул на лестницу и на горящих ступеньках заметил Сергея. Он поднял его на руки и вдруг почувствовал нестерпимую жгучую боль на спине. Андрей понял, что он горит. С трудом они с Сергеем выбрались из горящего дома. В ушах стоял шум, гул, глаза плохо различали виденное. Навстречу людям из огня шел огонь. Людей охватил ужас, они не видели ничего подобного. Еще секунда и они, вырвавшись из оцепенения, ринулись к ним, сбивая с них водой огонь. Подъехала скорая помощь и их, беспамятных, увезли в больницу.

Люди долго не расходились, они говорили о тех ребятах, которые, рискуя собственной жизнью, не задумываясь, бросились в бушующее пламя, чтобы спасти жизнь чужого для них, даже незнакомого, пожилого человека. Николай и Вадим были очень потрясены смелым поступком своих товарищей.

День был в разгаре, и они решили разыскать отца Андрея и сообщить ему о случившемся. Они пришли в училище рассказать там обо всем и, узнав адрес Андрея, поехали к его отцу. Ребята позвонили в квартиру Андрея. Дверь открыл человек высокого роста с густой проседью. Его лицо было настолько схожим с лицом Андрея, что встретив его на улице, можно было бы без труда догадаться, что это его отец.

– Здравствуйте, ребята! Вы, вероятно, к Андрею? Но его нет дома. Проходите, он скоро должен прийти. Сам его жду.

– Степан Андреевич, – робко начал Николай, – с Вашим сыном случилось несчастье, но он жив. Он сейчас в больнице.

– Что вы говорите, понимаете?!

И ребята рассказали ему о случившемся, о том, как они с Сергеем спасли человека, вытащили его из горящего дома. Степан Андреевич был так потрясен.

– Какой Сергей?

– Мы вместе учимся, а Ваш Андрей так похож на Сергея, что у нас все вначале думали, что они братья.

Степан Андреевич, выслушав ребят, накинул пиджак, и выбежал из дома. Он забежал в ближайшую будку и позвонил в больницу.

– Слушаю Вас, – послышался в трубке нежный девичий голос.

– Девушка, это больница?

– Да.

– К вам поступали сегодня двое обгоревших ребят?

– Да, поступали.

– Как их самочувствие? Они в сознании?

– Да, в сознании.

– К ним можно сейчас?

– А вы кто будете?

– Отец.

– Вы можете приехать, но Вас к ним сейчас все равно не пустят.

Степан Андреевич вышел на улицу, его сильно волновала судьба сына, но ловил себя на мысли, что судьба незнакомого юноши волнует его никак ни меньше, чем судьба собственного сына. Каким-то невиданным для него чувством, он догадался, что этот юноша в его жизни оставит глубокий след.

В больнице ему врач сказал, что состояние его сыновей средней тяжести, но не безнадежное. Обещал впустить сразу же, как только им будет лучше.

Степан Андреевич понуро шел по улице. На одной из остановок он услышал разговор.

– Ребята какие, не побоялись, в самое пекло полезли. Такие молодые. Каково родителя? Говорят, они братья.

Услышанное сильно подействовало на Степана Андреевича. Мысль о том юноше, который лежал сейчас в больнице с его сыном, тревожила его. Он его ни разу не видел, но переживал за него, как за Андрея. Внезапно он вспомнил, как несколько дней назад коллега подвозил одного парня, который был похож на его сына, и который долго не выходил из его головы. И приехал он из той местности, с которой у него после войны была завязана самая тесная связь. Степан Андреевич пытался представить их вместе рядом. Оба высокие, черноволосые, похожи друг на друга. Мысль о новом друге сына отнесла его в далекие годы в деревню Скосырскую. Он, молодой, здоровый, приехал в село Скосырское. Вот он знакомится с молоденькой красивой девушкой, которая затмила перед ним все и всех. Он даже забыл ту, которая провожала его на фронт и ждет его в Астрахани. Ждет и любит его больше своей жизни. Евдокия за его любовь дарила ему любовь. После свадьбы, как и полагается, через положенный срок у них родился ребенок. Евдокия подарила ему сына. На него, на Степана, был похож сын. Счастлив был тогда Степан. Ох, как счастлив! Он и не мог подозревать, что его счастье могло так легко ускользнуть. Назвать себя предателем он не мог, но и не мог оказаться подлецом. А в это время, пока он копил свое счастье, в Астрахани его ждала девушка. Девушка, которая не видела жизни без Степана. Она скучала без него, тосковала и с тоски по нему таяла. И единственным лекарством от ее болезни было его возвращение. Вот тогда-то случайно встретившие шоферы-земляки и рассказали ему все. Они и позвали его с собой. Но как он мог уехать отсюда, ведь у него здесь семья. «Нет-нет и не уговаривайте и не просите. Не хочу, и точка!». А потом он согласился. «Съездишь, она тебя увидит. Скажешь ей что и как. Успокоишь и вернешься». На том и порешили.

Любу он застал в постели. Боже! Как же она изменилась! А Люба, как заметила его, так и протянула к нему руки.

– Степушка мой приехал! Что же ты так долго добирался до меня? Аль, не любишь совсем? – и отвернула залитое слезами лицо.

Хотел он ей сказать всю правду, да не мог. Пожалел свою прежнюю любовь. Думал, не переживет. Думал, пусть окрепнет, а уж потом. Евдокии же решил пока не писать, зная ее чувствительный характер. Так и стоял он как над пропастью, не решаясь ничего придумать. Прошло время и Люба родила сына. Степан Андреевич потерял всякую надежду на свое возвращение к первой семье. Люба как будто была довольна жизнью, но задумчивость Степана терзала ее сердце и она незаметно таяла. Это заметил Степан. Он стал к ней добрее, больше с ней проводил времени. Но это ничего уже не могло изменить. Люба медленно уходила из жизни.

– Трудно тебе со мной, – как-то раз сказала она Степану.

– Что ты, что ты, родная! Ты поправишься, вот увидишь.

Но Любе не суждено было поправиться. Утром она, попросив у Степана пить, сказала ему:

– Тяжело тебе, Степан, со мной. Ты прости, Степушка, не смогла я тебя счастьем одарить.

– Ну что ты, Люба! Это я у тебя прощения должен просить. Слеп я был к тебе. Не заметил твоей любви. Казню теперь себя за это. Но мы молоды еще и у нас все впереди.

– Нет, – сказала Люба, слабо улыбаясь сквозь слезы. – У меня впереди уже нет ничего.

Степан вызвал врача, но врач, выйдя из ее комнаты, только развел руками, как бы объясняя всю безнадежность ее состояния. Степан вошел к Любе.

– Ну, вот видишь, доктор сказал, что это временное явление. Скоро пройдет, – и нежно погладил ее худую холодеющую руку.

Люба не дожила до вечера. Она умерла, когда солнце весело заглядывало в ее комнату. Умерла она тихо и спокойно, как заснула. После смерти Любы Степан и вовсе замкнулся. Раньше, еще когда Люба была жива, он думал о возвращении к своей семье, а сейчас эта мысль покинула его и вовсе. «Что подумают люди? Скажут сжил со света». Так и решил воспитывать Андрюшку один. Андрюшка был так похож на его первого сына. И Степан незабвенно и безгранично любя его, забывался. А по ночам он долго не мог заснуть. В мыслях он уходил туда, к своим родным. Много раз он порывался уехать туда, но смерть Любы лежала на его совести тяжким грузом. (Он считал, что в смерти Любы повинен только он, Степан).

Вскоре Степану Андреевичу разрешили посетить ребят. Войдя в комнату, он увидел ребят. О, Боже! Как они похожи! Правы же были те ребята и врачи, приняв их за братьев. Задержавшись у дверей на некоторое время, Степан Андреевич подошел к ребятам.

– Андрюша! Ребятки вы мои, – говорил он легонько, обнимая их.

Долго они сидели и разговаривали о разном.

– Папа, ты знаешь, Сергею нужно написать письмо домой, а он не может и я, как видишь, тоже.

Степан Андреевич посмотрел на ребят и улыбнулся. Даже в несчастье своем они были похожи.

– Конечно же напишу. Я рад помочь.

Когда письмо было написано, Сергей продиктовал адрес. Услышав адрес, Степан Андреевич сменился в лице и побледнел. Андрей никогда ранее не замечал в отце таких перемен.

– Что с тобой, папа?

Степан Андреевич взял себя в руки.

– Ничего-ничего, ребятки. Это, видно, от волнения.

Пришло время прощаться. Степан Андреевич, тепло простившись с ребятами, вышел из больницы. Он вернулся домой и лег на диван. «Сын-сын, мой Сережка!» – стучало у него в висках. «Двух мнений быть не может. Его мать – Евдокия Николаевна Зацепина. Ведь такая только одна. Боже мой, что же делать? Как мне себя вести? Как рассказать об этом Сергею? Поймет ли меня? Да и захочет ли понять, что я тогда не мог поступить иначе? Ах, Евдокия-Евдокия, милая ты моя Евдокия, сколько же я тебе принес горя?! Но не мог же я тогда стать убийцей над человеком, который меня любил, и от разлуки по мне заболел неизлечимой болезнью, названье которой – тоска. О, Боже, за что вы меня так любили?! А вот теперь и плата за вашу крепкую любовь. Лучше бы было, если б я никогда не знал этого чувства. Но я что? Я, может, выдержу удар такой силы. Когда ты сможешь простить меня за мой добрый порыв и непоправимый грех?!». Он еще долго думал, терзал себя мыслями, а под утро забылся, перенося себя к той единственной и незабвенной и до селе недосягаемой любимой женщине.

* * *

Прошло уже две недели со дня отъезда Сергея, а Евдокия до сих пор не могла привыкнуть к одиночеству. Впервые за много лет она осталась наедине со своими мыслями. От Сергея, как он уехал, было одно письмо. Сколько раз она перечитывала, прижимала к груди, и вновь принималась читать. Прибегала к ней и Вера поделиться своей радостью. Как-то раз Евдокия шла с работы домой. Ее нагонял Михаил.

– Евдокия, – окликнул он ее, – здравствуй, соседка!

– А, Михаил, здравствуй.

– Что такая понурая, думаешь о чем?

– Думать есть о чем. Дум много, одолели просто. А ты как, Михаил, привыкаешь?

– А мне что привыкать. Я ведь домой вернулся. Здесь у меня отец и дочь.

– А там, на Севере? Там ведь у тебя тоже сын и жена.

– Не вышло там ничего. Пятнадцать лет впустую, сын там – Вовка. Обещал приехать. Дружим мы с ним. Трудно мне без него.

– А то нет, – вторила ему Евдокия. – Конечно трудно. Дети ведь наши. Я по себе знаю. – Голос Евдокии дрогнул.

– Трудно тебе, Евдокия.

– Трудно, Миша! Ох, как трудно!

– Ты, Евдокия, думай, что хочешь, но не верю я, чтобы Степан подлецом оказался.

– И я не верю, Миша, потому и люблю его до сих пор.

– Ох, как бы я хотел, чтобы ты, Евдокия, вновь была счастлива, чтобы вы нашли друг друга.

– Ой, Михаил, да возможно ли это? Может ли это случиться? Это ты от доброты своей желаешь такого. Если б это могло случиться, я бы ему все забыла. Все на свете. – И она не выдержала, уткнулась ему в грудь и разрыдалась, да так, как плачут люди, которые долго терпят, в себе копят, а уж потом избавляются за раз от слез. Евдокия плакала именно так. Не могла она плакать по-другому. Евдокия отстранилась от Михаила. – Прости, Миша, что я тебя так вымочила. Ни с кем я так не говорила откровенно, а вот с тобой смогла. Ты меня понял. Спасибо тебе. Мне даже легче стало. В себе носила эту тяжесть, а ведь это так трудно. – На этом месте они расстались.

Михаил обернулся и увидел быстро и легко шагавшую Евдокию. Она, как бы, на самом деле сбросила с себя тяжелый, никчемный груз, долгими годами лежавший на ее плечах. Михаил шел и думал о Евдокии и Степане. «Эти люди должны обязательно найти друг друга. Эх, Степан, друг ты мой фронтовой! Как тебя здесь не хватает, если б ты только знал!»

* * *

Время шло, ребята поправились. И вот сегодня Степан Андреевич едет за ними в больницу. Он везет им костюмы, пальто. Он приобрел для них все одинаковое. Каждый раз, когда он бывал в больнице, он порывался признаться Сергею в том, о чем сам уже давно догадался, но решил сделать это дома. Войдя в палату, он застал ребят у окна.

– Ну, ребятки, вот и я. Одевайтесь и домой.

Дверь распахнулась и палату вошел доктор.

– Ну вот, орлы, вы и здоровы! Доброго вам пути.

– Спасибо, доктор, Вам за все.

– Я что? Это моя работа.

У выхода было людно. Вдруг какая-то женщина вышла навстречу ребятам. Она плакала, обнимала, целовала ребят, говорила какие-то слова благодарности. И только когда к ним подошел пожилой человек и стал их так же благодарить, они поняли, в чем дело. Голова его слегка покачивалась. Он обнимал ребят.

– Спасибо вам, сыночки мои, спасибо! Если б не вы, я бы не стоял сейчас здесь перед вами. Вы обрели себе хороших друзей.

К приезду ребят Степан Андреевич все подготовил. Посреди зала стоял накрытый стол. Все сели за стол и выпили по рюмочке. Домашняя семейная обстановка помогла Степану Андреевичу разрешить давно наболевший вопрос.

– Сережа и Андрюша, я хочу рассказать вам нечто очень важное, особенно для меня и Сергея, да и для Андрея тоже.

Было видно, что Степан Андреевич волновался.

– Было это давно. Вот с этого дома уходил я на фронт. Шел мне тогда двадцать второй год. Провожать меня особенно некому (отец уже воевал): мать, брат, двое товарищей, да соседская девчонка Люба. Ну, что, посидели мы, выпили, станцевал я с этой Любой пару раз, да и все на этом, куда еще. Не ахти какое веселье, а на утро – на сборный пункт. Попрощался я с матерью, друзьями, а тут и Люба эта самая. И откуда ей взяться-то было?

– Степан Андреевич, я буду ждать Вас с войны, – говорит, а у самой слезы в глазах.

А я ей говорю:

– Да что ты, мы ведь с тобой и не встречались даже. Да ты, пока я воюю, еще встретишь кого-нибудь, да замуж выйдешь.

А она:

– Нет, Вас только Вас буду ждать!

Обхватила меня за шею и шепчет на ухо:

– Люблю я Вас, Степан Андреевич, миленький, люблю!

– Ошеломила она тогда меня, ох, как ошеломила. Ну, я так легонько отстранил ее от себя. Поцеловал в лоб, словно передо мной ребенок стоял, и пошел. Ничего ей тогда конкретно не обещал. Война есть война, всякое может быть. А как только сел в вагон, то вскоре и забыл про нее. Ну ладно, время идет, война к концу. Еще в сорок третьем узнал, что мать погибла во время бомбежки. Отец тоже погиб под Кенигсбергом, брат пропал без вести. Один, как перст, остался. Куда податься? А тут Михаил, друг мой фронтовой. Он и увез меня к себе на Родину.

– Там у меня, говорит, есть соседка. Познакомлю я вас.

– Так и решили. Приехали туда: голод, разруха. Надо начинать все с начала. Впряглись в работу. Восстанавливаем технику, пашем, сеем. Председатель тут наш и вздохнул посвободнее.

– Что б я без вас делал, мужики? – говорил он.

– А тут праздник – годовщина Великой отечественной войны. Собрание, речь, ну, устроил он нам что-то вроде вечеринки. Отвлек людей маленько от тяжких мыслей. Гармонь заливисто играет. Тут я и познакомился с девушкой, о которой мне Михаил говорил. Уж поздно вечером проводил ее до дома. Встречаться после стали. Любили мы друг друга и вскоре поженились. Как мы жили, как любили друг друга! Сына она мне подарила. Радости не было конца! Сын! Ведь это ж надо! Сын! У меня сын! Но судьбе было угодно распорядиться по-своему. Видно, ей было угодно нанести страшный удар. Удар, который расколол пополам наше счастье. Прибыли тогда в наше село шоферы – мои земляки. Посидели, выпили мы тогда. И напомнили они мне тогда про Любу. Сказали: «Помнишь, она тебя провожала? Жить без тебя не может. Болеет сильно, болеет от тоски по тебе». Вспомнил я, наконец, ту девочку, которая провожала меня на фронт. Я-то только вспомнил, а она, оказывается, ни на минуту меня не забывала. Не забывала с того самого дня, когда на фронт меня провожала. Любила, значит, она меня, не детское у нее было воображение. И так мне ее стало жалко, что, выпив следующую порцию водки, меня уже не надо было уговаривать. И я поехал. А чтобы не раздумал, они мне постоянно подливали, поддерживая мое хмельное состояние. Так и увезли они меня. А немного отрезвев, предстал я перед Любой. Боже мой, в кого же превратила болезнь ту хорошенькую девушку, которая провожала меня на фронт. Сердце сжалось у меня, когда она посмотрела на меня лицом, отмеченным печатью тоски и сострадания. Не решился я ей тогда сказать всей правды. Этой правдой я ее мог тогда убить. Решил после. Окрепла немного Люба, но сказать я ей обо всем так и не смог. А прошло время и у нас родился сын. После рождения сына Люба стала таять, как свечка. Сын рос, а мать хворала. Чем дальше, тем сильней. Мне было очень жаль ее, я старался с ней быть добрым, ласковым, но тщетно. Исход ее был известен. Я чувствовал, что жить ей оставалось самую малость. И мне от этого становилось так тошно, что и не передать. Ведь я чувствовал, что в ее смерти виновен лишь я один. Люба скоро умерла и вместе с ее смертью я потерял всякую надежду на возвращение домой, боясь склочных разговоров в мой адрес. И уже, спустя годы, я так и не решился уехать, думая, что меня никто не поймет и по дурному расценят мой поступок там – дома. А сейчас вижу, что зря. Так и остался наедине со своими мыслями и мечтами на свое возвращение. А единственным утешением было воспитание моего сына – Андрюшки, который был так похож на моего далекого сына Сережку, жившего в далеком селе Скосырском Волгоградской области вместе со своей матерью.

При этих словах оба юноши поднялись, глядя друг на друга в недоумении.

– Скажи, Сережа, это твоя мама? – Степан Андреевич достал из книги фотографию.

Сергей взял фото. Ну, конечно же, это его мать! Но только очень молодая. У них дома есть такое фото в рамке на стене.

– Да, это моя мама. Так значит Вы… – Сергей закусил губу.

Степан Андреевич поднялся навстречу.

– Здравствуй, сынок! Я так долго ждал этого момента! – лицо Степана Андреевича было все в слезах. Он давно уже догадывался, что Сергей его сын, но держался изо всех сил. Сейчас же после объяснения, волна сентиментальности захлестнула его и он не мог сдержать слез, да и не старался.

Сергей понял седой высокий человек – его отец, которого он уже не чаял встретить. Что-то толкнуло его и они крепко обняли друг друга. Андрей смотрел со стороны и видел, как вздрагивают широкие спины мужчин. Долго они еще так стояли, крепко обнявшись, как бы боясь потерять друг друга.

– Ну, вот мы и вместе, сынок. Это твой брат – Андрей. Я никогда не говорил тебе об этом. Боялся, что не поймешь.

Андрей ничего не сказал. Подошел к ним. И они втроем уже крепко обнялись. Сергей смотрел на Степана Андреевича, и ему не верилось, что перед ним сидит его отец.

– Если бы мама могла это видеть! Как бы она была рада!

– Ты сказал «рада»?

– Да, еще бы! Она мне очень много рассказывала о Вас! Она говорила: «Если жив отец, то обязательно приедет к нам. Он ведь так любил нас». Она целый год на станцию пешком ходила, все наделась встретить Вас.

Степан Андреевич обхватил голову руками.

– Я подло поступил по отношению к вам. Очень подло.

– Не надо терзаться, отец. Мы все эти годы, не видя Вас, любили и надеялись, что настанет время и мы увидимся.

– Ты сказал отец?

– Да! Мечтой моей жизни было всегда разыскать своего отца. Мне Вас не хватало всегда. Напишите моей маме, она будет очень рада.

Степан Андреевич посмотрел на Андрея.

– Делай, как знаешь, папа. Ты мне никогда не рассказывал историю своей жизни. Для меня ты был хорошим отцом. И я бы хотел видеть тебя счастливым.

– Спасибо вам, мужики вы мои дорогие! Я, признаться, не ожидал ничего подобного. Значит, вы меня поняли.

Под утро ребята легли спать, а Степан Андреевич достал бумагу и сел писать письмо. Он писал Евдокии все, что рассказал своим сыновьям, а еще написал, как он ее любит и любил все эти годы.

В кабинет председателя влетела Наталья Седова.

– Ну, Матвеич, новости у меня для Евдокии. Степан ее объявился. Видишь, письмо шлет. Столько лет где-то кобелился и вот объявился. А письмецо одно всю сумку тянет. Семнадцать лет гулял, а тут…

– Ну-ка дай сюда! Тараторка! – оборвал ее председатель.

– А письмо, ух, толщенное какое. Никак фото еще там. Фотку шлет, леший! А на кой ей фотка? Фотку ведь в постель не положишь.

– Да замолчишь ты или нет?! Балаболка! Сколько тебя помню, то постель на уме и есть.

Наталья замолчала и хотела уже было выйти, но у порога задержалась. Достала из сумки еще один конверт.

– На, Матвеич, это на совхоз, казенный.

Егор Матвеевич развернул конверт. Достал оттуда вырезку из газеты. По лицу председателя поползла улыбка.

– Иш ты, Сережка-то наш герой оказывается.

– Постой-постой, а это кто же такой будет? Андрей Зацепин? Ничего не понимаю! Вот тут и снимок. Братья Зацепины. Почему братья? У Евдокии один сын – Сергей. А, впрочем, неважно.

– Слышь, Наталья, Сережка наш с товарищем из огня старика вытащил. Сами обгорели, в больнице долго лежали, а сейчас уже здоровы. Ну ты иди. Да смотри мне, про Степаново письмо не болтай никому.

– Да кому болтать-то? – тихонечко тараторила она и вдруг захихикала.

Председатель резко одернул ее за руку:

– Никому, ясно? – прошептал он.

– Ясно, как ни ясно, – испуганно бормотала ретивая бабенка.

Вот так-то. Евдокия сама будет решать, как ей поступить. Председатель вышел на улицу.

– Николай Соловьев, поехали, брат, на ферму. Евдокии письмо завезем. Хороший у тебя друг, Коля. Газету вот прислали с Астрахани. С товарищем с одним на пожаре старика спасли. Он тебе ничего не писал?

– Нет, он мне всего одно письмо писал в самом начале и все.

– Ну, ты на него не обижайся. В больнице, видишь, лежал три месяца. Вот и приехали.

Председатель завидел Евдокию, окликнул ее, помахав ей конвертом. Евдокия и Вера подошли вместе, будто их обеих звали.

– Скажи-ка мне, соседка, у тебя один сын или два?

– Ты что, Матвеич, спятил или хватил с утра? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да я шучу, соседка, не обижайся, – протянул ей газету, – из Астрахани прислали. Про сына твоего пишут. Хороший парень твой сын, Евдокия.

Женщина передала заметку Вере:

– Читай, Верочка, у тебя лучше получится.

Вера прочитала заметку и они обе с гордостью посмотрели на председателя.

– Вот не понятно, почему братья? Видимо опечатка, но как похожи.

– Вот вам и отгадка, почему его письма приходили, написанный чужой рукой. Ну да ладно, на тебе, Евдокия, еще одно письмо.

Мать Сергея взяла письмо и сразу же узнала почерк. Этим почерком было написано было написано письмо от имени сына. Она раскрыла конверт и вытащила письмо. Оно начиналось так:

«Здравствуй моя дорогая, любимая и незабвенная Евдокиюшка! Пишу тебе это письмо и надеюсь получить от тебя ответ. Этим письмом я, наверное, нанесу тебе сильный удар. Но я очень прошу тебя дочитать его до конца. Это очень важно. Может быть ты простишь меня, милая, ненаглядная и единственная на свете любимая моя Евдокиюшка…»

Дальше Евдокия читать уже не могла, буквы сливались, а строки собрались в один чернильный комок. Слезы потекли по щекам. Письмо выпало на снег.