Читать онлайн ЗаБить. Часть вторая бесплатно

Алекса старалась не вникать в причину неожиданных изменений в Феликсе, но её интуицию накалял неизвестно откуда появляющийся в нём другой человек с новыми поведенческими оттенками – отчужденностью и ещё более ярко выраженной скрытностью. Продолжая вести свою обычную политику человека фееричного настроения и столь же ярких эмоций, Алекса замечала, как коммуникативные навыки Феликса трансформировалась в некое чудовище, которое, продолжая исправно звонить и отвечать на её звонки, всё же очерствело и перестало мыслить позитивно. С детской тревожностью она всё чаще убеждалась в том, что главной причиной трансформации его настроения в мрачное, безулыбчивое состояние является либо она, либо его так называемые новые «делишки», о которых он особо не распространялся, объясняя это тем, что не в его интересах засорять её светлую голову ненужной информацией. Обеспокоенная его странным поведением, Алекса решила убедиться в его дружеской надёжности, раз и навсегда покончив со всеми сомнениями. Она собиралась дождаться подходящего времени, но повод возник сам собой.

– Привет, Фил, – Алекса ехала в машине, наблюдая за тем, как солнце за окном перемещается всё выше. – Мы можем встретиться?

– Без вопросов, – коротко ответил его голос. – Скажи день и время.

– Так официально? – хмыкнула Алекса, в очередной раз убеждаясь, что Феликс стал вести себя по-другому. – Сегодня.

– Сегодня не могу, дружочек… – послышался его совершенно безрадостный голос, – мне предстоит сумасшедший денёк. Надо будет как следует помотаться по городу. Очень много дел и мало времени.

Как получалось так, что человек, не мыслящий без неё ни одного вечера, мероприятия или прогулки, вдруг находит множество причин, чтобы перенести или вовсе избежать встречи? Ведь раньше он никогда не отказывал ей даже в самой незначительной просьбе. Что стало причиной отдаления? Или она, как всегда, придумывает себе то, чего нет?

– Феликс, моя мама хотела обратиться к тебе с личной просьбой, – конкретизировала Алекса, ожидая, какой аргумент он приведёт, чтобы отказать её матери.

– Говори, – коротко и требовательно прозвучало в ответ, и Алекса не сдержала улыбки.

– Если без лишних подробностей, то тебе предстоит выполнить роль моего личного телохранителя и сопроводить на железнодорожный вокзал.

– Цель?

– Поезд на Москву. Он будет стоять ровно 5 минут. Нужно забрать у человека очень важную бандероль и в полной сохранности доставить домой.

– Во сколько?

– Ровно в три дня, – предупредила она, задержав дыхание в последующей паузе.

– Я заеду за тобой через час, – живо предупредил он и положил трубку.

Не услышав отказа, она с облегчением смотрела на телефон и при этом сияла так, будто заполучила на аукционе самую дорогую безделушку. А судя по тому, как он безоговорочно отодвинул свой «сумасшедший денёк» и согласился помочь, Алекса поняла, что присутствие мамы в их непродолжительном диалоге является для него важным аргументом.

В назначенное время они были на перроне. И как только поезд пронёсся мимо и со свистом остановился, выпустив порцию пара, несколькими торопливыми шагами Феликс достиг нужного вагона, преодолел две складные ступеньки и скрылся из виду. Между тем, Алекса не успела опомниться, как тот с абсолютно спокойным лицом, в лёгкой манерности соскочил с подножки и поманил её за собой, держа в руке пакет средней тяжести и величины. Хмурость бровей, прямолинейный, обжигающий взгляд вперёд. Словно герой из современных боевиков. Просто взял и сделал. Без лишних эмоций, расспросов и разговоров.

– Спасибо. Чисто сработано! – подстегнула она, вспоминая лицо матери, которая в лёгком замешательстве объясняла, что нужен надёжный человек, поскольку то, что попадёт в его руки, имеет огромную ценность.

– Нет проблем, – без улыбки заверил он.

– Фил, помнишь анекдот старый? Курите? Пьёте? – Нет. – А как вы расслабляетесь? – А я и не напрягаюсь!

– Помню. Это ты не в мою честь?

– Просто мне кажется, что ты в последнее время очень напряжён… – после небольшой паузы решилась Алекса.

– Правда? – он приподнял брови. – Тебе, скорее всего, показалось. Я в полном порядке!

Алекса с минуту смотрела на него. Потемневший взор, отрешённость взгляда и чрезмерная хмурость заставили её припомнить его бестолковый игнор к противоположному полу, и она вдруг пришла к самому логичному выводу: не имея ни одного обожаемого объекта в течение длительного времени, ни одного прекрасного ощущения, похожего на забвение или помутнение рассудка, рождённого влиянием другого человека, ни одного серьёзного увлечения, Алекса вдруг ощутила, что именно данный факт разрушает этого нерушимого мужчину изнутри.

– Пора бы тебе влюбиться, друг мой… – сказала она с абсолютной убеждённостью в том, что причина кроется в отсутствии женского тепла и заботы.

– Алекса, – Феликс оторвался от телефона и, приостановив нажатие кнопок, посмотрел на неё так, будто она была не в своём уме. – Возможно, ты сейчас ляпнула, не подумав…

– Отчего же? Я говорю то, что думаю. Но почему это вызывает у тебя такую реакцию? – премило заулыбалась она, нацелив на него свои ярко-синие глаза.

– Потому что я не люблю обсуждать глупости. И надеюсь, мы больше никогда не будем затрагивать эту тему, – попытался как можно мягче донести он.

– А… по-твоему, испытывать чувства – это не естественное состояние и потребность человека, а глупость? – задетая его категоричностью, изумилась она. – Тебе не кажется, что такие теории присущи бессердечным людям? Тем, кто просто не способен к чувствам. А ты – человек, который ещё ни разу не остался равнодушным к моим проблемам и просьбам, и поэтому тебе не чужды душевная теплота и нежность. По-моему, глупость – это запрещать себе и отказываться от того, что готова преподнести тебе жизнь. Человек, отвергающий любовь – погибший человек.

– Алекса… что на тебя нашло?

– Ничего такого. Просто быть влюбленным – это самая главная потребность человеческой души.

– Тогда я полностью удовлетворяю свою потребность. Я влюблён в свою работу.

Алекса проглотила напряжённый комок чувств, ведь он никогда ещё не говорил с ней столь резко и бездушно.

– Я тоже влюблена. Например, я влюблена в Шопена. Влюблена в тяжёлые биографии, которые являются первопричиной к созданию мировых шедевров. Влюблена в необычные книги. В актёрские тренинги и исполнительское искусство. Но как я могу сказать, что я полноценный человек, если всё это – посредническая связь между человеческими мыслями и результатом, лишь средство выражения, лишь процесс. Мы должны быть влюблены в человеческую душу, а не в её отражение. Работа не может пробуждать всего, что заложено в нас Богом.

– Это всё не моя тема, – он сощурил глаза, как делал всегда, когда скрывал сложные эмоции, но тут же вынул слегка небрежную улыбку.

– Странный у нас разговор с тобой получается, – столь же лёгкая ухмылка окрасила её лицо. – Как влюбленность, которая не подвластна человеческому разуму и возникает спонтанно, может быть твоей или не твоей темой? Мы же не говорим о спорте и о вещах, которые поддаются контролю.

– А я никогда не смогу полюбить, Алекса, – непоколебимо и достаточно жёстко отрезал он, чем на пару секунд заставил её замолчать.

– Сказал, как отрезал… – попыталась отшутиться Алекса, но ощутила, как от его взгляда её настигли мурашки. – Вы что, решили совершить постриг, отец Феликс?

– Я говорю вполне серьёзно, – его миндалевидные глаза сверкнули опасным предупреждением. – Для меня не существует понятия любви.

– То есть иметь случайных подружек на одну ночь – это лучше, чем одну на все случаи жизни?

Алексе всё же было непонятно, почему он до сих пор так и не отдал своё предпочтение хотя бы одной из проходящих через его постель девушек, и теперь ей было просто необходимо знать, что могло так укоренить в нём это мнение о женщинах.

– Я не могу иметь одну на все случаи жизни. Это ниже моего достоинства.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Это как долгосрочный съём, в котором я не хочу принимать участия, – всё больше его лицо искажала дурная улыбка. – Все женщины подлы и продажны. И я не испытываю к ним ничего, кроме того, что испытываю…

– И чем женщины заслужили столь обидный социальный статус и столь унизительные ярлыки? – не ожидая от этого человека столько хладнокровия, спросила раскрасневшаяся Алекса.

В определённых кругах и с определёнными людьми Феликс всегда держался на высоте, весьма легко выражая свою мужественность и галантность по отношению к тем, кто находился рядом, а также безоговорочную ответственность за то, как он будет выглядеть в глазах собственных и чужих. Это просвечивалось сквозь его кожу. Приятные манеры, тактичность, не сходящая улыбка на выдающихся скулах и чары казахских и немецких кровей. И теперь такое откровение. Несмотря на то, каким истинным джентльменом он мог быть, он буквально презирал и ненавидел женщин. Поразительное притворство! Непревзойдённое лицемерие!

– И что плохого тебе сделали женщины? – не принимая такого обобщённого мнения, уязвленно спросила она.

– Алекса, ты прекрасно знаешь, что у меня уже был неудачный брак.

– У тебя был горький опыт. Но это ни в коем случае не должно стать завершающей миссией и рушить твою дальнейшую жизнь. Заблуждение и ложный путь ставить крест на себе из-за одной женщины, которая была не способна оценить тебя по достоинству.

Его глаза окутали лучики морщинок, делая их насмешливыми и блестящими.

– Это всё поэзия, Алекса, – уголок его верхней губы подпрыгнул. – Возможно, это прозвучит слишком грубо для твоих ушек, но для меня все женщины – проститутки. Единственное отличие – это уровень и категория этих женщин, которые зависят от их положения и менталитета. Есть дешёвки, которые не скрывают, что занимаются продажным сексом, а есть скрытые проститутки, которые не делают этого до того момента, пока на них не оформят пару коттеджей или спорткар.

– Весьма серьёзное заявление, – снисходительно улыбнулась Алекса, ошарашенная его мнением и столь откровенным презрением к женщинам. – Надеюсь, у тебя хватит для меня аргументов на тему столь резкого обвинения?

– Тут без аргументов, сплошные факты. Но я не хочу углубляться в тему, в которой мы не продвинемся ни на шаг. Это на совести каждой! – от его голоса повеяло таким холодом цинизма, что Алексе стало чудовищно обидно.

Если бы она имела возможность, она бы как следует взболтнула его за воротник и вытрясала бы из него весь этот мысленный произвол и прямолинейную ошибочную теорию. Огорчённая его высказываниями и пренебрежительным мнением о женщинах, Алекса подверглась новому анализу. Но уже через секунду в его глазах вспыхнула догадка, незамедлительно разгладив эти ожесточённые морщинки, будто кто-то вколол ему укол против бешенства.

– Алекса, – он подтянул её к себе за мочку уха и без притворства посмотрел ей в глаза. – Женщины женщинами, а ты – единственное исключение из правил. Ты и сама знаешь, насколько ты особенная. И запомни, что моё мнение в целом никогда не касается тебя. Для меня ты – лучшая женщина-друг.

– Ты сейчас прямо-таки подарил мне надежду, – с нарочитым облегчением выдохнула она, чувствуя, как при этих словах её внутренняя богиня засветилась гордостью. – Только позволь с тобой не согласиться в отношении женщин хотя бы потому, что дурная слава тянется за полигамными мужчинами. Женщины и устроены как хранительницы очага, тогда как мужчина желает завоевать весь мир. А поле боя из знатных красавиц велико. Женщина в действительности, когда видит мужчину впервые, примеряет его, как потенциального мужа, а мужчина примеряет её для своей постели. Так кто же, всё-таки, больше способен на подлость? А как же тот факт, что женщинами правят сильные эмоции? Женщина мучается в любви, у неё нет логического объяснения своим чувствам, она любит без меры, и уж если она полюбила, она будет раскрывать этого мужчину и понимать, на что он способен и сколько в нём силы.

– Помани женщину куском побольше, приласкай, и она тут же перебежит в другую будку… – всё ещё стоял на своём Феликс, коснувшись ещё одного нелицеприятного сравнения.

– Я не уверена, что будка – это подходящее слово. Но в любом случае женщина предпочтёт построить новую жизнь только в том случае, если она больше не востребована и не желанна для своего возлюбленного. Перестать быть главной целью мужчины – вот самая большая утрата для женщины. Никогда женщины не будут рисковать любовью ради мелкой интрижки. Женщины – великие интриганки, но далеко не тупицы.

– Женщины – коварный и трусливый народ.

– А я бы сказала честолюбивый.

– Для меня не существует веры в женщин, как и не существует веры им самим, – равнодушно произнёс он.

– И что ты будешь с этим делать?

– Ничего! – вдруг расхохотался Феликс. – Просто ты вряд ли увидишь меня обременённым отношениями. Я скажу тебе откровенно: я никогда не полюблю ни одной женщины, ходящей по этой земле.

– Да что ты в самом деле?! – ударила она его по плечу, как товарищ товарища, одарив нежнейшей улыбкой. – И как долго ты намерен сопротивляться важнейшим человеческим инстинктам?

– Это не сопротивление… это осознание. Я однажды сильно обжёгся, Алекса, и рад тому, что сумел пережить всё, с чем столкнулся, – пояснил он, будто это его уже никак не касалось. – Я вынес из всего этого весьма неплохой урок и больше не собираюсь оставаться в дураках.

– Неужели одна непорядочная женщина так повлияла на всю твою дальнейшую жизнь и заставила думать, что любовь для дураков?

– Дураки – это те, кто, совершив ошибку, совершают её повторно. А я достаточно быстро адаптируюсь к тому, чему учит жизнь, чтобы не быть дураком. Любовь, перечеркнутая предательством, это весьма суровая штука, требующая длительной реабилитации после того, как тебе воткнули нож в спину.

– Это пустяковый отрезок твоей жизни! Сейчас всё только начинается, а ты уже запрещаешь себе быть счастливым.

– А кто тебе сказал, что я несчастлив? – его глаза иронично распахнулись.

Этот прозвучавший вопрос поставил Алексу в тупик, ведь её сформированное мнение об этом человеке плотно укоренилось в сознании – он никогда не жаловался, крайне редко говорил о том, что было, никогда не срывался в нервном исступлении. Вполне довольный жизнью холостяк, играющий по своим правилам. Но теперь, после этого разговора её внутренний демон, отвечающий за авантюрное начало, притаился, ожидая того самого времени, когда она сможет смело ткнуть пальцем в его упрямство и, глядя в его ожившие глаза, сказать одну лишь фразу: «Я же тебе говорила, что ты влюбишься, как мальчишка!».

* * *

День выдался солнечным и жарким. Алекса направлялась к маленькому зелёному скверику и, даже вопреки запрещающему сигналу светофора, была любезно пропущена через дорогу. Поравнявшись с чёрными старинными воротами, огибающими этот тихий отрезок зелени, она заметила сквозь решётку Феликса, который уже пришёл на встречу и теперь стоял к ней спиной, разглядывая чудный фонтанчик. Не видя его около двух месяцев из-за того, что всё это время он гостил у бабушки с дедом в Германии, Алекса слегка разнервничалась. Но как только подошла ближе, разволновалась ещё сильнее, не узнав в этом человеке прежнего Феликса. Как он мог так измениться всего за восемь недель, ведь за время их разлуки в ней самой не было кардинальных перемен, кроме нескольких сантиметров отросших волос, загара и нового джинсового платья на молнии.

Уезжая из города стройным молодым человеком, он вернулся крепким мужчиной. Не замечая её и чуть запрокинув голову назад, он стоял в жемчужно-голубых джинсах и лунной футболке, перечёркнутой ремнём кожаной сумки, а она, всё ещё находясь под сильным впечатлением, украдкой наблюдала за ним, пока оставалась незамеченной. В нём не было ничего посредственного, ничего простого, ничего доступного. Недосягаемость, неприкосновенность и независимость – вот о чём кричал его новый облик. Непреклонная поза, рельефы окрепших рук, фантастическое мужественное тело и внешняя суровая сдержанность. Лицо, окрашенное тёмным загаром, с густой щетиной на вдруг ставших более резко очерченными и выразительными скулах, было тоже не таким, как прежде. Столь кардинальные внешние изменения, в которых неразрывно считывались и внутренние, Алекса относила к какому-то резкому перевороту или происшествию в жизни, которое, наперекор всему, заставляет человека прозреть, окрепнуть и возмужать. «О чём он думает?..» – размышляла она.

Наконец, немного встряхнув распущенные волосы рукой, Алекса подошла к нему и тут же встретилась с его улыбкой, но уже не той, что была раньше – лёгкой, праздничной, горящей. Его мимика осталась прежней, миндалины глаз сконцентрировались на ней, пухлые губы резко разомкнулись, демонстрируя крупные зубы, но улыбка была уже не такая свободная, она стала осознанно напускной.

– Приииивеееет, – пропел он. – Ну что, скучала хоть немного? – полюбопытствовал Феликс, захватил её шею рукой и слегка потрепал, как треплют друг друга при встрече мальчишки.

– А сам как думаешь? Скучала. И до неприличия сильно… А ты лучше скажи, что у тебя произошло? – всё ещё разглядывая его с ног до головы и неуклюже пошатываясь от его захвата, восклицала она.

– Всё идёт своим чередом. То есть в гору. А вот тебя при этом восхождении очень не хватало, – и он вновь потянулся, чтобы потрепать её по волосам.

– Фил, я тебя не узнаю… Ты очень изменился…

– Стал большим мальчиком? – расхохотался он. – Бабушка откармливала меня в перерывах между залом.

«А ты, оказывается, не так уж плох… – подумалось Алексе, оценивающей его новую мужественность и рельефность. – Вот теперь я могу понять, на что клюют девушки».

– Ты прямо завидный жених… – находясь под впечатлением, констатировала она и демонстративно пощупала его мышечные бугры на предплечье, давая ясно понять в чём его новое приобретение.

Почувствовав в его лице лёгкую, освежающую ласку, она, наконец, расслабилась, осознавая, что дни в разлуке никак не отдалили их. Расположившись на одной из парковых скамеек, чтобы немного поболтать, они пили кофе, а через час, когда её голова, покоившаяся на его плече, начала плавиться от солнца, а мысли стали бессвязны и путаны, они решили покинуть сквер.

– У всех людей должен быть свой «островок недосягаемости», – вдруг сказал Феликс. – Я вижу, что тебе он очень нужен. Я это чувствую, и не буду туда даже «плыть» или пытаться что-то разузнать. Захочешь – расскажешь. Если нет, значит, нет. Для меня важнее твоё отношение ко мне и твоё желание сохранить то, что есть. Но это в большей мере зависит от меня самого. Знаешь, придёт время, ты найдёшь мужчину, и однажды он запретит тебе общение со мной. Он будет ревностно относиться к тому, что я – твой друг. А ты, в свою очередь, чтобы сохранить семью и ради любви, конечно, не станешь играть на его чувствах и доставлять ему волнение, и сама примешь решение, что нам нужно увеличить дистанцию, сократить встречи, а потом и перестать доверять друг другу.

Она смотрела на его давно знакомое, изученное, такое привычное лицо и не верила в то, что он может так думать.

– Ты не смеешь говорить так… и даже думать об этом… – Алекса пододвинулась к нему вплотную и прижалась лбом к его руке. – Те отношения, что мы построили – это для меня особый мир, в который нет доступа никому. Ты – мой лучший друг, и ты знаешь меня настоящую со всеми моими прибамбасами. Я никому не позволю войти в мою жизнь и разрушить наши отношения. Если я почувствую хоть какое-то притеснение или недовольство в отношении нашей дружбы, значит, это не мой мужчина. Любимым не ставят ультиматумы. Любимых не ставят перед выбором. Любимым не причиняют боль. Доверие и стремление сделать человека счастливым – вот настоящие искренние чувства. Я всегда выберу тебя, потому что я тебе доверяю. А как можно доверить свою жизнь тому, кто захочет, вопреки моему желанию, нас разлучить?

– Мне дорого всё, что ты говоришь. Дорого и то, о чём ты лишь помышляешь в своей фантастической головке.

– Я надеюсь, ты всё ещё помнишь, как сделать меня счастливой, – промурлыкала Алекса, чувствуя, как постепенно нагревается его кожа в месте их касания.

– Эээ… купить тебе шоколадную фабрику?

– Брось. Когда-то ты поклялся стать крёстным отцом моим будущим деткам.

– Ты хочешь меня подловить на том, чего я не делал и не сделаю?

– В смысле? – оторопела Алекса и буквально проникла в него взглядом.

– В том смысле, что я никогда не даю клятв.

– А… эти твои религиозные предубеждения, – закатила глаза Алекса.

– Скорее принципиальные вещи. Я не даю клятв, потому что для меня не существует так называемого бога. Но зато я даю обещания, которые, как мужчина, всегда выполняю железно.

– Значит, ты обещал стать крёстным отцом моим будущим детям, хотя на самом деле мне вообще трудно поверить в то, что они у меня когда-то будут. Каким-то нереальным кажется сейчас это событие.

– Всё у тебя будет! И даже больше, чем ты можешь себе представить, – заверил он. – А вообще, я хочу тебя поправить… Обещание обещанием, но я и сам горю желанием взять на себя эту роль. Так что в тот самый момент тебе не пришлось бы об этом просить, было бы достаточно просто согласиться на моё предложение.

– Ну вот, такое течение разговора мне нравится больше, – удовлетворённо скорчила она личико.

– А что, было когда-то по-другому?

– Я о том, что когда мы затронули эту тему в первый раз, ты заподозрил меня в корыстных целях…

– В тех, что ты хочешь привязать меня пожизненно, заполучив в крёстные?

– Да!

– Я и сейчас так думаю, – открыто рассмеялся Феликс и, дурачась, потрепал её за шею.

* * *

Частая хмурая задумчивость в потемневших глазах Феликса, его странная зацикленность на своих, только ему одному ведомых мыслях, и его вечная наблюдательная позиция вызывали в Алексе эмоции, которые не остывали ещё и потому, что в этом человеке не было той самой предсказуемости, какой обладали люди более лёгкого, незатейливого и болтливого характера. Напротив, двойственность его натуры, неудержимость, ироничность, безупречный вкус, а также категоричность, скрытность и невозмутимость настолько нравились ей, что Алекса просто не успевала отслеживать его резкие переходы из одного состояния в другое, и уж тем более не могла потерять интерес к его внутренней природе. Единственное, что всегда было в нём неизменным, как молекула ДНК, так это его непоколебимая решительность во всём, чего бы не коснулся вопрос.

До этого дня, который казался одним из жемчужных дней лета, они с Феликсом никогда не отдыхали в окружении лесной природы, как и не гостили на её даче, расположенной в недрах соснового бора, неподалёку от прекрасных видов на серо-голубой Финский залив. Неоднократные размышления Алексы над тем, чтобы пригласить его в загородный дом оставались лишь на уровне её мыслей, не произносимых вслух по причине того, что их совместное времяпрепровождение, происходившее в многолюдных и шумных местах, не могло быть истолковано превратно, в отличие от мест тихой уединённости. И всё же, отбросив все сомнения и оставив предрассудки, Алекса решилась провести с ним время вдали от города, в местах чистейшего воздуха, и в абсолютно естественной для себя манере озвучила ему своё предложение. Расценив эту идею, как прекрасную возможность чуть лучше узнать друг друга и не видя в этом никакой подоплёки, Феликс мгновенно приободрился, и уже через полчаса они стояли на Балтийском вокзале, изучая расписание поездов.

– Мы не успеем. Наша электричка отходит через пять минут, – расстроилась Алекса, глядя на длинную очередь у кассы, – следующая будет только через полтора часа.

– Сейчас решим, – он бегло взглянул на толпу людей, примыкавших друг за другом к кассе, и решительно направился к девушке, чья очередь подошла обращаться за билетами. Моментально на его губах заиграла улыбка, и он с изысканными манерами заговорил с ней, близко наклонившись к её уху. Изворотливая девушка сначала взглянула недоверчиво и претенциозно, но уже через мгновенье её лицо преобразилось в карамельную любезность, и она, хихикнув, пропустила его перед собой, отстранившись от окна. А ещё через несколько секунд Феликс, провожаемый взглядами нетерпеливой и слегка возмущённой толпы, спешил к Алексе с двумя билетами в руке.

«А ты ещё тот лис, Феликс Дрекслер! Умеешь расположить, ввести в заблуждение и добиться желаемого!» – не без восторга подметила про себя Алекса, сгорая от любопытства узнать, что такого он мог шепнуть этой девушке в очереди.

– Бежим! – спокойно скомандовал он и, не дав ей опомниться, потащил к турникету через весь зал вокзала.

– Не успеем, Фил! – прокричала она, чувствуя, как буквально отрывается носками от земли.

– Сомневаешься во мне? – выпалил Феликс и разогнался так, что Алекса не удержалась от хохота.

– Ещё немного, и я взлечу!

– За это не переживай! Двойная шаверма не позволит тебе этого сделать.

– А ты умеешь поддать жару в огонь!

– Дружочек, если уж тебе не суждено взлететь, то хоть поднажми немного, – громко смеялся он в ответ, ускоряясь всё больше. – Электричка отходит.

Даже промчавшись по платформе и запрыгнув в вагон тронувшейся электрички, они не смогли укротить настигшее их веселье, и, балансируя по вагону разгоняющегося поезда, дошли до конца и упали на скамейку, чтобы отдышаться и реанимировать свои взбудораженные сердца.

– Сколько у нас времени в пути? – поинтересовался он, ставя пакет с армянским коньяком себе в ноги.

– Около часа.

– Тогда у нас есть возможность развлечься, – потеребил он кончик своего носа и, достав свой мобильный, вплотную пододвинулся к ней. – У меня есть несколько приложений, которые могут быть очень полезны для развития интеллекта, логического мышления и реакции. Тебе, скорее всего, будут интересны ребусы и графические картинки.

Солнце проникало сквозь окно и ярко светило на них, отчего Феликс сильно зажмуривался, вглядываясь в дисплей телефона. При каждом движении его головы её обдавало волной мужского парфюма.

– Как хорошо, что ты сегодня так надушился, – отметила Алекса.

– Что, учуяла пренеприятный запах электрички? – поднял бровь Феликс, и она утвердительно кивнула.

– Ну тогда нюхайте на здоровье, мне не жалко.

– Спасибо, Фил. А что это ты мне показываешь? – встрепенулась она.

– Это неплохая вещь. Применяется, в основном, для развития тех или иных составляющих нашей памяти. В целом, это тренировка мозга.

– И давно ты этим увлекаешься?

– Не столько давно, сколько стараюсь почаще… Как только у меня появляется перерыв, я сразу ползаю по этим программам, загружаю разные уровни и выполняю их.

– И в чём суть заданий?

– Вот из простых. Например, тренажёр человеческого внимания. Смотри на картинку, ты должна найти на ней лишний кусок. Сосредоточься и сконцентрируйся, необходимо объять её всю целиком. В какой-то момент в ней произойдёт изменение, появится что-то лишнее, или наоборот что-то исчезнет. Оно проявляется так медленно и плавно, что становится практически не осязаемо человеческим зрением.

Им оставалась последняя станция, когда в их вагон вошёл мужчина, одетый в военную форму, с гитарой в руках, с маленькой колонкой в рюкзаке за плечами и прикреплённым к лацкану камуфляжной формы микрофоном. Он вошёл и, по-доброму оглядев вагон, будто ища поддержки, после короткой паузы взял первый аккорд. Его лицо осунулось в грустной мимике, а голос загрохотал: «Отчего так в России берёзы шумят? Отчего белоствольные всё понимают?.. А на сердце опять горячо-горячо, и опять и опять без ответа, а листочек с берёзки упал на плечо, он, как я, оторвался от веток».

– Мда… дружочек мой… Сентиментальности тебе не занимать, – усмехнулся Феликс, заметив в глазах Алексы слёзы.

– У меня сердце сейчас выпрыгнет от тоски…

Её лицо отражало печальную нотку, пойманную настроением песни, и поэтому Феликс всё больше расходился в улыбке, стараясь её растормошить.

– Алекса, он обычный алкаш, который завывает по вагонам. Таких миллионы и расстраиваться из-за него – полная глупость.

– Это… это талантливо…

– Я не знаю, – отмахнулся он, – я не сторонник всего этого творчества. Пусть идёт работать на завод.

– Но если это кому-то доставляет удовольствие?

– Это попрошайничество!

В её глазах совсем потемнело от назревающих слёз, скулы задрожали, и застенчивая улыбка поползла по лицу. Электричка выпустила толпу спешащих людей, среди которых были Феликс и Алекса.

– На такую реакцию и рассчитан этот спектакль. Чтобы ему захотели помочь и дали денег. Только вот поверить не могу – ты сама актриса, знаешь это всё изнутри, ты-то не должна вестись на все эти приёмчики, срабатывающие со стариками и наивными дурачками. Нет людей, которые не могут сделать свою жизнь полноценной, есть лень, слабость и тупое, упрямое мнение, что когда-то всё изменится само собой!

Прогулявшись по широкой тропе в шуршащей таинственности леса и выйдя к высоким воротам, они вошли на участок. Трёхцветная кошка встретила нового гостя тонким интеллигентным писком, медленно прокатила по его ноге бочком, оставив рыже-чёрно-белый пух на лёгких вельветовых джинсах.

– Линяет, зараза, – беззлобно сказал он, и с ответной лаской почесал ту за ухом, доводя кошку до экстаза и пронзительного мурлыканья.

Тут же из кустов к ним навстречу прыгнула вторая бестия и, прошмыгнув мимо Феликса, вспорхнула на кирпичный столб, всмотрелась в него своими большими ярко-жёлтыми глазами и, стремительно приняв атакующую позу, изогнула гладкошёрстное пепельное туловище и мгновенным броском влетела обратно в кусты.

– Эта не такая гостеприимная, – от души рассмеялся Феликс, – дикарка.

– Настоящая охотница, которая ничего не боится. Ест всё, что поймает. А первая – аристократка и крайне брезглива. Питается исключительно паштетами.

– Сколько у вас их тут?

– Три кошки и сторожевая овчарка. Это всё любовь мамы к животным. Мне кажется, что была бы её воля, она бы с радостью развела здесь целую ферму.

Обойдя дом и выйдя на задний участок, Феликс остановился и с особым удовольствием огляделся вокруг. Зелёный ковер свежестриженной травы, переливающейся от яркого солнца, открылся их взору и будто подвёл их к плетёным качелям, присев на которые, они вдохнули воздух, наполненный ароматами цветов. Пышные, высокие кусты роз, распустившиеся по всему периметру участка, притягивали взгляд своей насыщенностью цветов, будто вся палитра красок наполнила сад. Ухоженные альпийские горки, каменистые ручейки, орнаменты, круглая беседка, заросшая зелёными листьями и тонкими изящными стебельками, скрытая в тени высоких елей лавочка, робинзоновский островок для костра, открытый бассейн – всё это было теперь на месте того запущенного, огрубевшего от ветров и дождей, покрытого земляными природными буграми участка, который превратился в маленький рай на земле.

– Откровенно сказать, я предполагал увидеть здесь нечто иное…

– И что же?

– Слово «дача» ассоциируется у меня с определёнными бытовыми условиями и подразумевает обычно дома другого типа… – со шкодливой улыбкой пояснил он, обводя взглядом всю эту сочную зелень и силуэтные масштабы дома из тёмного камня и декоративной отделки. – Пока мы ехали, мне представлялось, что у вас уютный деревянный домик в лесу со своим огородом, теплицами, а вместо этого я попадаю в большой и красивый особняк, оборудованный всеми коммуникациями и окружённый великолепным садом.

– О таком доме мечтала моя мама, – с улыбкой подтвердила Алекса. – И она отчасти воплотила свою мечту в жизнь. Правда, это стоило ей невероятно тяжёлых временных, физических и моральных затрат. И всё ради того, чтобы этот дом стал любимым, родным местом, способным сплотить всю нашу семью, домом со своими традициями и семейными ценностями, со своими памятными воспоминаниями и радостными переживаниями, а главное, чтобы он всегда был полон людьми и несмолкающими голосами детей и внуков.

Алекса сидела, подогнув одну ногу под себя, а второй плавно раскачивала качели.

– Я тебе очень благодарен, Алекса… – тихо сказал он и посмотрел на неё умилённым, нежным взглядом, – за то, что ты взяла меня с собой. Я уже и не помню, когда в последний раз выбирался куда-нибудь загород. А здесь то место, откуда не хочется уезжать. Даже вставать не хочется.

– А ты не утруждай себя и отдыхай. Дом я покажу тебе чуть позже, а сейчас я заварю тебе чай со свежей мятой по особому рецепту, – она тут же вскочила с качели и направилась к участку, где зеленели крупные листья. – Могу заверить, что ты не пробовал ничего подобного.

– Ну, тогда удиви меня, детка, – весело и отрывисто засмеялся он, покачав головой. – Хотя ты и так никогда не перестаёшь меня удивлять.

После распития ароматного чая с натуральным ягодным джемом под тёплым, играющим солнцем, Алекса, наконец, пригласила его в дом. Провожая его из одной спальни в другую, из коридора на террасу, с террасы на лестницу, она увлечённо рассказывала ему обо всех редких вещицах и настенных картинах, присутствующих в обстановке дома, сделанной в современном стиле. Следуя за ней, как за гидом обзорной экскурсии, Феликс не переставал одобрительно улыбаться и подробно изучал те предметы, о которых она говорила столь самозабвенно.

– Что на третьем этаже? – кивнул он в сторону лестницы, которая упиралась в потолочную затворку.

– На мансардном этаже пока ничего особенного. Большое пространство, обитое деревом. Мы предполагали обустроить это место под домашнюю библиотеку, а один угол оставить под бильярд. Всё дело в том, что уже никто из родных и не помнит, как к нам в руки попало такое количество бесценных книг, что хранится сейчас наверху. Там столько старинных изданий, научных энциклопедий, художественной литературы, библейских книг… это тысячи томов, среди которых есть пергаментные рукописи на латинском, иврите и древнеславянских языках. Я держала эти рукописи в руках, но даже не смогла перелистнуть. Их страницы настолько хрупки и истёрты временем, что я боялась лишний раз дотронуться до них, чтобы не превратить в пыль. В общем, для такой золотой коллекции нужно достойное обрамление и не менее достойное хранение. И теперь ты знаешь, что как только у тебя возникнет желание полистать лучшие издания, милости просим в самую укромную и тихую библиотеку нашей северной столицы.

– Спасибо, дружочек, – он скептически растянул губы, и его руки спрятались в карманах джинсов, – но я не люблю книги.

– Почему?

– Книги крадут много реального времени. И при этом чтение для меня слишком утомительное и бесполезное занятие. Я привык строить свои теории на жизненном опыте и собственной практике, поэтому и предпочитаю учению действия. И вместо того, чтобы читать о тех, кто уже стал великим, я хочу двигаться к своим целям. А если серьёзно, Алекса, то эти старинные собрания, о которых ты рассказала, могут иметь хорошую цену. Попробуй отнести их в магазин антиквариата, чтобы узнать их стоимость.

Обратив свой взор на синюю стену, на которой висели два чёрно-белых портрета в стеклянных рамах, Феликс вдруг замолчал и, подойдя ближе, заинтересованно изучил эти два прекрасных молодых лица.

– Это мои родные бабушка и дедушка, – с лёгкой улыбкой ответила она его немому вопросу и встала рядом.

Феликс зорко перевёл взгляд с молодой женщины на молодого мужчину и тут же сделался совершенно серьёзным. Гипнотизируя переменчивого Феликса взглядом, Алекса предполагала, что проявленная заинтересованность к памятным снимкам – не что иное, как любопытство, касающееся её семейных уз и реликвий. Алекса неоднократно слышала, с каким уважением, терпением и глубокой благодарностью он говорил по телефону со своими бабушкой и дедом, и теперь она предполагала, что ему важно знать, какие у неё отношения со старшим поколением.

– Бабушка с дедушкой рано ушли из жизни. Мне не посчастливилось узнать их лично, – с сожалением вздохнула она.

От этого мимолетного осознания у неё дрогнули губы, ведь каждый раз, проходя мимо их портретов, Алексе казалось, что с уходом этих людей судьба отняла у неё шанс познать нечто большее, лишив возможности перенять опыт, передающийся от старшего поколения к следующему.

– Тоскуешь о них? – всё ещё разглядывая фотографии, спросил Феликс.

– Терять близких – это страшное горе, но нет ничего горче, чем терять родителей. Для моей мамы они были родителями, а для меня бабушкой и дедушкой, которых я даже ни разу не видела.

– Ты похожа на своего деда…

Это наблюдение приятно тронуло Алексу.

– Моё сходство с дедушкой начали замечать всего несколько лет назад. И с каждым годом оно становится все явственнее. Он был очень молод, когда делали этот снимок, другие не сохранились. Каждый раз, когда я смотрю на него, мне кажется, я вижу человека с внешностью земного ангела и глазами мудреца.

Она ещё раз внимательно рассмотрела деда и снова подумала о том, как кристально чиста и правильна его мужская красота. Никаких грубых черт в этом благородном лице, приковывающем своей безупречностью, и при этом такая порода! Высокий открытый лоб, граничащий с густыми русыми волосами, широкие, приподнятые скулы, приплюснутый подбородок, делающий его внушительным, ямочки на щеках и длинные полоски ровных губ, говорящие о твёрдости характера. И эти бесподобные серо-голубые глаза, спрятанные под дремучими ресницами и глядящие из-под слегка дымчатых форменных бровей.

– Расскажешь мне о них? – попросил он и с готовностью слушать присел на голубую тахту напротив.

– Я знаю о них совсем немного… – вдруг помрачнела Алекса, с ревностью понимая, что знакома с совершенно призрачными фактами из их жизни.

– Бабушка с дедом родились в Тамбовской области, в окрестностях Пичаевского района. Деревня Липовка, в которой они жили, располагалась прямо на склоне горы, именуемой горой Дураков. Это было послевоенное время, каторжные условия, разорённые земли… Люди в этой деревне жили весьма обособленно и делились на два поселка – Верх и Низ. По причине того, что там творилась какая-то чертовщина, люди говорили про это место, что это «деревня, проклятая Богом». Народ был очень суеверным, беспокойным и озлобленным. И, как мне рассказывали, между этими посёлками всегда существовала вражда. Молодёжь одного и другого неустанно выясняли отношения, затевали жестокие драки, устраивали разбои, в общем, каждый отстаивал свой посёлок. В то время считалось нормой иметь более десяти детей на семью. Как тут выживешь?.. Тяжелый быт, общее хозяйство, скотина. В правилах было и то, что как только ребёнок научился самостоятельно передвигаться, его тут же приучали работать со всеми остальными. Суровое время и весьма сомнительное детство. Единственная школа, больница и церквушка находились аж в семи километрах, в соседнем поселке, и мои дяди и тёти, будучи детьми, каждый день преодолевали это расстояние пешком. Никто не жаловался и не сетовал на судьбу, поскольку иной жизни они не знали.

В общем, эта история напоминает историю Монтекки и Капуллетти, потому что мой дед и моя бабушка были уроженцами разных посёлков. Дедушка жил в поселке Низ, да ещё и в самом последнем, дальнем доме, а бабушка наоборот – наверху горы. Двое влюбленных из враждующих поселений. Дед жил очень скромно. Он был четвёртым ребенком из пяти и делил небольшой домишко с братьями и их женами. Все они были мужиками красивыми и крепкими, породистыми, как и сам дедушка. Из-за его внешнего обаяния влюбленные в него девчата дали ему прозвище «Еланёк». Поклонниц у него всегда было предостаточно, но если верить воспоминаниям моей семьи, то дедушка был настолько отчаянно влюблён в бабушку, что совершенно не замечал других девушек.

Феликс поманил Алексу к себе и, усадив рядом, пристально посмотрел на неё, попросив продолжать.

– Бабушка, напротив, была из зажиточной семьи и была единственной дочкой. Про неё говорили, что она слыла красавицей, – Алекса всё больше ощущала потребность в этом разговоре, ведь он помогал хоть и призрачно, но оживить их в воображении. – Синие глаза, чёрные волосы, сильный характер. Из поклонников она выделяла двоих – Трухача из её поселка и моего дедушку – двоих молодых мужчин из враждующих миров, люто ненавидящих друг друга.

– Два безумца. Любовь – дело такое… – вдруг сказал Феликс с понимающей улыбкой.

– Да, сердечные дела заставляют совершать невероятные поступки. Дедушке приходилось тайком пробираться к ним в посёлок, а братьям – потом вытаскивать его оттуда живым. Постепенно разборки между соперниками переросли в настоящие бои между Еланьковыми и Трухачёвыми. Сам дедушка не был уверен в том, что бабушка предпочтет его Трухачу, ведь тот обхаживал её чуть ли не с рождения. Дедушка был призван на службу и за месяц до поездки в армейскую часть он осмелился сделать ей предложение.

– Люди старой закалки всегда были неисправимыми романтиками, склонными к риску, – Феликс был заинтересован рассказом, словно сказкой на ночь.

– Он проник к ним в поселок, отыскал её и рассказал о своих чувствах. К его большому изумлению, она тут же согласилась стать его женой.

– Значит, любовь была взаимной, – подчеркнул Феликс и удовлетворённо причмокнул.

– Иначе и быть не могло, ведь остаться равнодушной к такому замечательному человеку было просто невозможно. Дед был очень работящим и талантливым. Помимо коммерческой жилки, он обладал невероятным даром – был лучшим гармонистом в деревне и на зависть другим играл просто фантастически. Таких называли виртуозы и самородки. Конечно, он завоевал всеобщее уважение и любовь. Начищенные сапоги, горящие глаза, гармонь – он превращал своё входное крыльцо в уличное театральное представление. Многие сельские мужики практиковали игру на гармошке, но сравниться с ним не мог ни один. Мама рассказывала, что соседи нарекли его «Чародей с гармонью» и «Еланёк-волшебник».

Работая в деревне, он предлагал идеи по улучшению в садоводстве и животноводстве, выступал на собраниях. Нашу семью он воспитывал в строгости и любви. Бабушка часто наказывала детей, а дедушка же, напротив, говорил с ними взглядом и никогда не повышал голоса. В деревне шептались, будто его «ангел умыл» и одарил не только прекрасным ликом, но и любящим, преданным сердцем. Дедушка не приветствовал пьянства и ссор. Трезвый ум, живой характер, умелые руки и доброе сердце – редкий набор качеств, соединившихся в одном человеке.

– Ты сказала, что ему светила армия… тогда как они поженились? – в тёмных глазах Феликса блеснул азарт, и от улыбки появились хорошенькие лучики-морщинки.

– В том то и дело, что, насколько мне известно, он боялся уходить в армию и оставлять её. Скорее всего, он понимал, что если не предпримет решительных шагов, то уже больше никогда не увидит возлюбленную.

Так вот, с объявлением их помолвки наступила всеобщая паника. Дело в том, что в Липовке свадебные обряды проходили на всеобщее обозрение, когда избранницу провожали всей деревней и выставляли её на последний безбрачный показ. За ней следовали вереницы родственников – племянников, братьев, сестёр, старост, и каждый удерживал в своих руках приданое невесты, которое отправлялось вслед за ней, в дом её будущего мужа. Вся деревня выходила посмотреть на это шествие, всем было любопытно подглядеть, каким приданым наделили невесту родители. Бывало, что у девушки и вовсе было незавидное положение, и тогда руки следовавших по пятам свидетелей торжества оставались пустыми или несли одно единственное платье, да пару лаптей.

Так и моя бабушка, провожаемая взглядами соседей, вошла в обитель мужа со своим нажитым имуществом и, уместившись в углу у печи, принялась хозяйничать, как и все женщины в доме. Многие в деревне думали, что это событие закончится страшным смерчем, перешептывались, что оставшийся не у дел Трухач, не смирившийся с таким поражением, может задуматься о мести, и поэтому братья деда были начеку, не спускали глаз с молодой семьи, не позволяя себе расслабляться, пока напряжённая атмосфера витала в воздухе. Парни запаслись оружием, старались не ходить поодиночке и вообще держались вместе. Но того, что случилось позже, никто не мог даже предположить.

Ожидая возможной расправы, они были ошеломлены, когда узнали, что посёлок Верх не только не собирался крушить их, но и собственноручно пришёл ко двору, чтобы заключить мир. Отныне девушка из Верха вступила в брачный союз с молодым человеком из Низа. Все ждали настоящей войны, а в итоге примирились, надеясь, что новое поколение будет смешанным – еланьковыми и трухачёвскими.

– Я и сам вырос в горной местности, в маленьком городке и знаю, как непросто складываются отношения между людьми в подобной глуши, – со знанием дела сказал Феликс. – Дружочек, и что в итоге?

– Они быстро обвенчались в церкви. По этой причине недруги и завистники отступили. Казалось, их оставили в покое. Но теперь их ждало новое испытание – три года службы, а соответственно и три года разлуки с бабушкой, – Алекса еле заметно покачала головой, поражаясь тому, как любые препятствия казались им лишь временными трудностями. – В разлуке дедушка не находил себе места и уже тогда решил, что сбежит к ней при первой же возможности. А перед самым отъездом у моего деда состоялся разговор с братом. Брат тогда выглядел страшно болезненным и в итоге рассказал деду о своих страхах и тревогах. Дело в том, что все бабы в то время рожали одного за другим, а у них с женой детей не было, и злые языки стали поговаривать, что, коль детей завести не могут, значит, они прокляты.

Огорчённый, что на его семью наговаривают проклятья и пугаясь того, что та же участь может постигнуть и его с бабушкой, мой дед страшно расстроился. Но сразу после ухода в армию ему прислали весточку, в которой сообщили о том, что его жена в положении. Эта внезапная новость сводила его с ума, он не находил себе места. Вот он и решил сбежать из воинской части, чтобы повидаться с ней. А когда его изловили, он понёс строгое наказание, чудом избежал трибунала и был помещён на гауптвахту. А теперь представь, каково это – сидеть в одиночном заточении и не иметь возможности увидеть жену и первенца!

Она видела, как Феликс поддерживает её своей мягкой улыбкой, и это настолько вдохновляло её, что она с упоением продолжала рассказ.

– Спустя три года, когда он вернулся в родной дом, его встретила жена с двухлетней дочерью. Так появилась на свет тётя Виктория. За это время многие братья дедушки разъехались с жёнами в свои дома в самую глушь Липовки, а они с дочкой поселились в поселке Верх, переехав в новый дом. Следом у них появился сын – дядя Митя, через два года ещё дочь – тётя Нонна, ещё через два года родилась моя мама и ещё через несколько лет – дядя Коля. Сам понимаешь, чтобы прокормить такую семью, все работали от рассвета до заката.

Голос Алексы резко оборвался, и в комнате наступила тишина. Ей вдруг показалось, что после стольких лет разговор о давно ушедших из жизни был сродни тому, что она действительно воскресила эти портреты на недлительные минуты. Неосведомлённость о том, что на самом деле было между бабушкой и дедушкой, сильно коробила её сердце, ведь всё, что она рассказала, было собрано из старых осколочных воспоминаний некоторых членов её семьи, чему она придала некой сказочной завершённости. С лёгкой опаской она взглянула на Феликса, пытаясь прочесть его выражение лица. «О чём он думает в эту минуту? Хочет ли вообще говорить об этом? Или разговоры о прошлой жизни чужих для него людей заставляют его скучать?». Обнаружив на его лице тень таинственной задумчивости и абсолютно мягкие, улыбающиеся глаза, Алекса успокоилась.

– Почему ты замолчала? – в его голосе появились трогательные нотки. – Я слушал так, будто попал под гипноз.

Несмотря на то, что она всегда останется неизвестной внучкой, для которой судьба этих людей окутана глубокой тайной, она всё же говорила о них так, что её щёки вспыхивали, будто она сама пережила часть этих событий. Наблюдавший за её живыми, переливающимися, будто сотни цветных стёкол, эмоциями, Феликс неожиданно подался вперёд и поднялся с дивана.

– Значит, поступаем таким образом… – предложил он, – я сейчас спущусь вниз, принесу чего-нибудь вкусного, а когда вернусь, ты мне расскажешь, что было дальше.

– А что именно тебя интересует?

– Теперь меня интересует и всё остальное… – с мягкой серьёзностью заверил он.

Они и не заметили, как пролетело время, и свет за окном превратился в черноту. Лёгкий треск в камине приятно воздействовал на слух, погружая их в новое настроение. Феликс поднялся с дивана и, подойдя к догоравшему огню, взял несколько поленьев и подкинул их в горящие угли, которые, тут же охватив пламенем дерево, разогнали по комнате тепло. Вернувшись на диван и откинувшись на мягкую подушку, он с жадным наслаждением посмотрел сначала на камин, а потом в её глаза.

– Отгадай, кого я недавно видел?

– По всей вероятности, это была приятная встреча, раз ты говоришь об этом с такой улыбой.

Повеселев ещё больше, Феликс отхлебнул из фужера и полностью развернулся к ней, готовый ненадолго переключиться от огня к разговору.

– Свою бывшую подружку? – предположила она, зная, что воочию она видела лишь Риту, а остальных могла только перечислить по выдающимся и редким именам, которые время от времени высвечивались на дисплее его телефона, так и оставаясь «непринятыми звонками».

– Это больше по твоей части… – намекнул он.

Получалось несправедливо – он знал о её бывших отношениях гораздо больше, чем она о его коротких интрижках. И поэтому, когда она пыталась проникнуть в подробности его романтических отношений, он как-то безэмоционально и вяло отнекивался, заверяя её в том, что это настолько несерьёзные и бесчувственные увлечения, что обсуждать их и набивать цену тому, что её не имеет, дело бессмысленное.

– Не томите, Феликс Дрекслер! – с детской непосредственностью попросила она.

– Феликс Дрекслер? Что за баловство? Ты рискуешь быть защекоченной до смерти!

– Спокойно! – выставила она перед ним защиту из двух ладошек. – Я сдаюсь! Просто назови мне имя, и спор будет исчерпан.

– Вчера в центре города я случайно встретил твоего Руслана.

– Ясно… – даже слегка расстроенно отозвалась она. – Ну и как он поживает? – спросила она на автомате, хотя давно уже изжила из своего сердца все воспоминания о нём.

– Да он всё такой же. Блатной, худой, руки в карманах, походка эта его расхлябанная. Фраерок, короче! Или нет… «Я московский озорной гуляка!» – фальшивым голосом пропел Феликс и разразился смехом, скорее даже не над её бывшим, а над своим отсутствующим слухом и голосом.

Тихонько улыбаясь, Алекса с недоумением посмотрела на своего весёлого друга.

– Да… признаться честно, ты первый человек, кто стал свидетелем моего бездарного вокала, – сглатывая последние остатки смеха, сказал Феликс. – Запомни, свой позор я открыл только тебе.

– Иногда у тебя очень даже неплохо получается… – польстила она ему и чуть не прыснула со смеха, припоминая похожие вокальные моменты.

– Не вспоминаешь уже о нём? – как всегда с тонким намёком на беспокойство о её душевном состоянии поинтересовался Феликс. – Ты была так сосредоточена на этих отношениях…

И, действительно, его слова сыграли свою роль, и воспоминания о давно ушедшей влюблённости нахлынули на неё, как памятные кусочки её личной истории.

Феликс вновь поднялся с дивана и, подойдя к камину, поправил кочергой горящие поленья.

– Ты знаешь, Фил… Мне есть что вспомнить. Моя прошлая юношеская влюблённость имела неординарный склад ума, несравненное остроумие и невероятную мощь внушения. В общем, мне нравилось, а главное – меня привлекало то, что он говорил…

– Удивительно, что кто-то может говорить больше, чем ты… – вновь мягкие губы Феликса дрогнули в полуулыбке.

– Не так уж и много я говорю… Только о том, что меня действительно волнует.

– А волнует тебя, ни больше ни меньше, всё, что происходит в этом мире, – искренне рассмеялся Феликс. – Так что же ещё вас связывало?

– Я о том, что сам образ жизни Руслана стал для меня рыболовным крючком. Его жизнь и его окружение были для меня новой декорацией. Я сама втянулась туда с головой. Руслан – лидер. Авторитетный отец, родственники – воры в законе, уровень жизни, ну и, конечно, влияние отца на его образование, ведь Руслан всегда читал запрещённую литературу, старинные издания, историю… в общем, старался соответствовать отцу. Он никогда не подставлял друзей, лишь опекал их.

Алекса совсем расслабилась и теперь вспоминала прошлые отношения с неким азартом.

– Хорошие предпочтения в окружении у тебя были…

– Это было больше не предпочтение, а исследовательская работа на определенном этапе моей жизни.

– И что, дружочек мой, ты велась на всё это?

– Это был своеобразный адреналин. Фил, мне просто хотелось расширить предел допустимого… расширить те рамки, в которые загнало меня моё воспитание. И знаешь, пока ты находишься в этих рамках, ты всегда будешь чувствовать потребность выйти за них. Я помню тот момент, когда представила вас друг другу, тогда, в сумерках, в пустой арке, о чём ты подумал?

– Думал я тогда о том, что голоден, – пошутил он. – Ты имеешь в виду, какое у меня сложилось впечатление?

– Да. Что ты подумал о моём выборе?

– Тогда он пожал мне руку со всей мужской приветливостью и держался довольно достойно, но мне показался совсем ребёнком, несмотря на то, что он создавал впечатление цепкого и продуманного по жизни. А о вас, как о паре, я подумал, как о временном явлении.

– Почему? – поразилась она.

– Странно, что ты удивляешься этому тогда, как давно, по сути, не состоишь с ним в отношениях.

– И всё же…

– Потому что вы не пара друг другу, рядом с тобой я всегда видел совершенно другого человека… Однако, я же тебе об этом никогда не говорил… – оправдательным тоном продолжил он. – Для меня было важно не вмешиваться, пока тебе было с ним хорошо.

* * *

м

– Могу я узнать, чем в данный момент занимается мой дружочек? – прошелестел в трубку голос Феликса, пока Алекса переходила из одной аудитории в другую.

– Безумно радуется твоему звонку.

– Ах ты маленькая подлиза… – замурлыкал он, явно удовлетворённый её реакцией. – В общем, дела такие, Алекса. Сегодня утром из Москвы прилетели мои хорошие приятели. Они тут задержатся на пару дней, решат все свои дела и отчалят обратно. А вечером они изъявили желание организованно посидеть где-нибудь.

– В таком случае напоминаю: много не пей, мало тоже! – весело парировала Алекса, отмечая про себя, что Феликс часто прибеднялся насчёт того, что у него весьма бедная копилка знакомых и друзей, ведь в последнее время он то и дело знакомил её со своим окружением. – А я, в свою очередь, завтра заеду в гости и попробую спасти тебя от похмельного синдрома.

– Ты можешь начинать уже сегодня.

– В смысле? Ты что, уже хорошенький? – ласково уточнила она.

– Ты не поняла. Я в том смысле, что сегодняшний вечер ты проведёшь с нами. Я горю желанием познакомить тебя со своими пацанами. Так что, как закончишь дела в доме монстров режиссуры, сразу подъезжай к нам в «Фурштат», там бахнем по аперитивчику и сразу рванём туда, где царят разврат и похоть, – рассмеялся он.

– Фил, ты же знаешь, что я с огромным удовольствием, но сегодня вечером я никак не могу, – оправдывающимся голосом пролепетала Алекса. – Завтра сложный семинар и пробное тестирование. И мне, как минимум, нужно быть в форме.

– Сразу предупреждаю, что отговорки не принимаются! – возразил он. – Тем более, «пробное тестирование» подразумевает лишь пробу своих сил перед основным испытанием. Так что, ничего криминального. В общем, план у нас с тобой – проще некуда: после учёбы берёшь такси и прямиком ко мне. Когда будешь на месте, звякни, чтобы я вышел отпустить таксиста. Ну а потом мы позволим себе немного праздника. Обещаю обеспечить хорошей музыкой, вкусной кухней и качественным алкоголем.

– Фил, послушай… Я действительно очень хочу провести этот вечер с тобой и твоими друзьями, как и любой другой вечер, но я просто не могу себе позволить этого сегодня. Уж так вышло, что твой дружочек – ещё и студентка ВУЗа. Но я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты всегда обо мне помнишь.

– Алекса, если ты хочешь поблагодарить меня, сделаешь это сегодня при личной встрече. А я повторюсь, что отказы не принимаются, – категоричным тоном предупредил он и тут же прервал связь, лишая её возможности ответить.

– Он неисправим! – Алекса взмахнула руками и, обернувшись к Наде, швырнула свой телефон в сумочку.

– Говорила со своим Феликсом?

– Он настаивает на встрече и даже слышать не хочет о том, что ждёт меня завтра. Хотя я уже знаю эту сторону его медали. Такое категоричное упрямство и настойчивость, которые иногда переходят все границы, проявляются в нём под влиянием чего-нибудь крепкого…

– Думаешь, он уже вовсю гуляет?

– Это очевидно.

– И как ты поступишь?

– У меня не так много вариантов, как хотелось бы, – обречённо вздохнула Алекса, зная, что обмануть его ожидания было бы для него равносильно предательству.

– Судя по твоим рассказам о нём, могу сделать вывод, что у тебя их вообще нет, кроме единственно возможного… – заметила Надя, расправляя свою густую чёлку пальцами.

– Так-то оно так. Главное, чтобы потом я сама себя не загнала в угол.

– Ты имеешь в виду, что он будет пользоваться твоей безотказностью?

– Я имею в виду, чтобы мне потом не попасть в долговую яму по учёбе.

Около девяти вечера Алекса спустилась в заведение, о котором говорил Феликс, и, тут же заметив его в окружении своих знакомых, направилась к их столику. Обжигаемая любопытством о том, какими типажами окажутся его друзья, она предвкушала интригующую игру в завоевание симпатии каждого из них. Но главной её целью было в очередной раз подчеркнуть свою неповторимость и укоренить в Феликсе мнение о том, что она – номер один.

– Алекса! – заметив её, Феликс вскочил с места, и три абсолютно непохожих друг на друга лица, тут же обернувшись, уставились на неё. – Как я рад, что ты уже здесь. Присаживайся пока, а я пойду рассчитаюсь с такси.

– Не надо, – приобняла его Алекса. – Меня подвезли по пути.

– Понял, – хмыкнул он и, тут же взяв её за руку, подвёл к столику. – Ребят, знакомьтесь. Это мой самый близкий и родной человек. И, конечно, мой самый лучший друг, которому я доверяю, как самому себе.

«Ничего себе пиар-акция! Вот так публично признаться этим упакованным и сытым физиономиям в том, что какая-то девчонка настолько завоевала его доверие! Ну, Феликс, умеешь ты потешить моё самолюбие…» – подумала Алекса и лучезарно улыбнулась, чтобы растопить первую неловкую паузу.

– Ну, если я не ошибаюсь, то этого парня ты уже однажды видела, – Феликс кивнул в сторону высокого, светло-русого москвича с поразительно голубыми азартными глазами. – Помнишь Макса?

– Его сложно забыть, – подтвердила она и протянула ему руку. – Рада встрече, Макс!

– Только представь, как рад я, – приподнялся он с места и, наклонившись, поцеловал её руку, показав две обворожительные ямочки. – Давно уже прошу у этого типка твой телефон, а он всё вредничает.

– Хорош, Макс! – по-братски хлопнул Феликс того по плечу. – Вся Москва в твоём распоряжении, вот там и делай свои дела.

– Ладно, молодёжь, потом разберётесь, – перебил их коренастый молодой мужчина с небрежной шевелюрой и густой щетиной. – Дайте другим возможность познакомиться с девушкой.

– Алекса, – спохватившись, протянула она ему руку, глядя на него заинтересованным взглядом. – Очень приятно познакомиться.

– А мне-то как приятно! – он крепко и слегка требовательно сжал её пальцы в своей руке. – Меня зовут Пётр.

Феликс стоял с улыбкой до ушей и внимательно наблюдал весь этот шутливый эпизод и приветственные рукопожатия.

– Алексей, – представился третий молодой человек приятной наружности и спортивного телосложения.

– Кстати, дружочек, вы с Лёхой, оказывается, однофамильцы. Оба Димченко, – пояснил Феликс. – Так что, вас можно принять за родственников.

– Почему сразу за родственников? Я бы подумал, что они муж с женой. Неплохо смотрятся, между прочим, – хихикнул Пётр, толкнув локтём Макса.

– Ну, если учесть, что Лёха у нас почти женат, – напомнил Феликс, продолжая давить улыбку и наблюдать за тем, с каким любопытством он разглядывает Алексу, – то супружеская аналогия будет не совсем уместна. Это я так, освежить твою память, а то мне на мгновенье показалось, что ты об этом забыл…

– А вы обязательно вспоминаете об этом при любом удобном случае, – сделал расстроенную физиономию Алексей.

– Ну всё, парни, давайте немного отвлечёмся и закажем чего-нибудь штурмового, – Феликс попытался хоть на мгновенье снять нарастающее напряжение и вытянуть Алексу из центра внимания.

Наконец, после порции шуточных изречений и душераздирающего всеобщего хохота Алекса ещё глубже прониклась к этим абсолютно непохожим друг на друга, но по-своему уникальным ребятам, ведь, несмотря на подробную демонстрацию столичного шика, весьма смелые жесты и желание козырнуть теми или иными вещами, они оказались позитивными личностями, которым почти сразу удалось ввести её в безумную атмосферу настоящей свободы.

– Ну что, Алекса, как ты чувствуешь себя в окружении столь видных, энергичных и немного дерзких мужчин? – играючи спроси у неё Пётр, когда они усаживались в очередном заведении, заведомо предполагая, что не задержатся в нём надолго и продолжат обзорный вояж по элитным клубам города.

– Более чем. Кто сказал, что в современном мире не может быть мужских гаремов? – обвела она довольным взглядом всех троих холостяков. – Тем более, я весь вечер ловлю на себе завистливые взгляды девушек, и сегодня меня это вполне устраивает.

– Ты знаешь, а мы, в свою очередь, готовы остаться в твоём гареме и дальше. Веришь или нет, но мы сегодня не замечали на себе взглядов женщин. Вообще, трудно заметить то, что происходит вокруг, когда рядом такая девушка! – кокетливо сказал Макс, находясь в опьянённом состоянии.

Смущённая Алекса отвела взгляд в сторону и слегка закусила нижнюю губу.

– Нет, это невозможно! – почти закричал Пётр. – Эта девушка сводит меня с ума! Что же ты за манящее создание такое?! Фил! И ты реально хочешь вкрутить нам, что ты дружишь с Алексой без всякой задней мысли?

– Прости… – жестом остановил его Феликс и обратился к подошедшему официанту. – Бутылку «Джонни Уокера Блю Лейбл», кальян и закуску.

Алексе было досадно, что его товарищи говорят о ней и Феликсе в таком контексте, и теперь её улыбка вновь приобрела напряжённые линии.

– Я же уже объяснял вам, что мы с Алексой – очень близкие друзья. Мы дружим уже несколько лет, и наша дружба с годами становится только крепче.

– Вот как раз это – полная хрень! Как можно дружить с такой женщиной, Фил? – разошёлся Пётр, нервно проведя рукой по щетине. – Ты, дружище, извини меня, конечно, за грубость, но тут надо быть либо импотентом, либо гомосексуалистом.

На это Феликс заулыбался ещё шире, всем своим внешним спокойствием показывая, что его ничуть не трогают эти резкие слова.

– В том-то и дело, братух, – начал объяснять ему Феликс, – что я, скорее, третий вариант.

– Какой же?

– Всё очень просто. Я дружу с этой женщиной, потому что мы друзья.

– Ну-ну… Макс, ты это слышал? – положил ему на плечо руку Пётр.

– Вот смотрите, парни. Думаю, наш женатик тоже меня поддержит, – прожигая Алексу взглядом, вступил Макс. – Что мы видим? Алекса – сексуальная блондинка, умная девушка, такие губы у неё сочные, выразительные глаза. Я тысячу раз извиняюсь, манящая грудь, тонкая талия, в общем, лучшего и не пожелать…

– Вас не смущает, что я тут? – Алекса покраснела, но продолжала смело смотреть на говорившего. – Может, мы сменим тему?

– Позволь я закончу, – поднял шум Макс. – Полагаю, ты и сама прекрасно осознаешь, что ты просто невероятная девочка. И поэтому возникает вполне естественный вопрос: как можно с тобой просто дружить? Нет, ну реально, видеть тебя каждый день в разных образах, сидеть рядом, прикасаться к тебе и не захотеть… Ну ты-то хоть признайся, Алекса, что всё это неспроста…

– Не обращай внимания, дружочек, – Феликс послал ей извиняющийся взгляд. – Эти прожжённые волки настолько испорчены, что видят вокруг только пошлятину, забыв о том, что есть человеческие отношения.

– Ладно, братух, не нервничай, – передал Макс неизменно весёлому Феликсу мундштук от кальяна. – Но запомни то, что я сейчас скажу: ещё пару лет, и мы, все здесь присутствующие, будем отрываться на вашей свадьбе и кричать «Горько»!

– Пацаны, хорош, я сказал! – предупредил Феликс. – Завидуйте молча. А то, я смотрю, вам покоя не даёт то, что мой лучший друг – девушка. Однако, так бывает!

– Ладно, Фил, замяли. Главное, что в делах всё начинает понемногу проясняться. Глядишь, и на свадьбу потом вам отвалим.

Улучив момент и ускользнув от его игривых дружков, Алекса поймала Феликса у бара и, ловко усевшись на стул, с ангельской улыбкой заказала ещё виски.

– Хотела немного поговорить с тобой наедине.

– Прости, дружочек. Эти шакалы буквально атаковали тебя. Честно признаться, я не ожидал, что они будут вести себя таким образом. Такое ощущение, что они там оголодали в своих Хабаровске и Москве.

– Я же понимаю, что они намеренно веселятся. Тем более, я уже раскусила, что они все нормальные ребята.

– Ты – прелесть, – рассмеялся Феликс. – Тебе как обычно – три кубика льда?

– Фил, я хотела спросить, какие у тебя с ними дела, чем вы занялись?

– Если коротко, то растаможкой автомобилей. У нас уже есть несколько человечков, которые хотят приобрести авто и эксплуатировать европейские машины в России.

– Насколько это законно? И кто будет заниматься перегоном?

– Пока риск имеется. У нас есть два частных перегонщика. Плюс один человек, который готовит документы для покупателя.

– А разве сотрудники ГИБДД не смогут пробить, что машина официально не растаможена при проверке документов?

– Сейчас есть пробелы в законодательстве, которыми можно воспользоваться, мы как раз этим занимаемся, и всё должно сработать. Это дело не на один день. Знаешь, как только мы отладим схему, всё будет гораздо проще. У Макса много подвязок в Москве, да и Пётр сейчас пробивает одну тему, и если всё срастётся, то мы сорвём неплохой куш. Сейчас главное, чтобы Макс побыстрее купил здесь тачку и вернулся в Москву. Так будет намного проще контролировать наше общее дело.

– Он приехал за машиной?

– Да, есть одна машинка на примете. Если с документами всё окажется в порядке, то он на ней обратно в Москву и вернётся.

– Ясно. Ты, главное, держи меня в курсе о том, что у тебя происходит. А то, насколько я понимаю, если бы я не спросила, то ты особо не распространялся бы.

– Я обо всём бы тебе рассказал, вне зависимости от того, срослось бы у нас или нет.

Алекса смотрела на Феликса, который, наслаждаясь, цедил свой виски, и думала о том, насколько всё же авантюрный человек её лучший друг.

Когда почти без задних ног Алекса вошла в свою квартиру и поняла, что ванные процедуры ей сейчас просто не под силу, она прямиком направилась в спальню и рухнула на постель, испытывая космическое блаженство от комнатной тишины и от того, как собственное утомлённое прогулками тело соприкасается с мягким постельным бельём. Вся последняя неделя, проведённая в компании этих ребят, которые неожиданно решили продлить своё пребывание в этом городе, настолько вскружила ей голову, что Алекса до сих пор терялась в догадках, было ли это весельем или всё же безумством. Пограничное состояние, близкое к эйфории, безостановочное желание смеяться, ночные карусели по злачным заведениям города настолько перенасытили и измотали её, что ей показалось, что, только благодаря большому чуду, она сможет восстановить прежние силы. Теперь, когда она практически сбежала от перевозбуждённых парней, стоящих у входа в очередной клуб, пожелав им повеселиться от души и, наконец, завести приятные знакомства, Алекса победно ликовала, что всё же смогла прервать это затянувшееся беспечное рандеву. Ещё пару минут память пролистывала в голове эпизоды прошлых дней, разговоры, которые велись между ними, события, новые места, а затем все кадры легли один на другой и превратились во что-то бессвязное и расплывчатое. И вот, как только Алексу начал покидать дух реального мира, она услышала звук домофона, испытав при этом страшнейшее разочарование: «Кто это может быть? Кому вообще понадобился столь поздний визит? Или мама решила вернуться с дачи? Но у неё ключи. Ошиблись квартирой?». Выйдя в коридор и ответив звонившему, она тут же узнала голос.

– Алекса, это я…

– Макс? – не понимая, что он делает возле её дома, переспросила она.

– Впусти меня, пожалуйста, я сейчас умру от жажды.

«Какого чёрта ему нужно посреди ночи? Почему он не в клубе? Почему не с Феликсом? Что случилось?».

Нажав кнопку для разблокировки парадной двери, Алекса, сильно озадаченная и недовольная его неожиданным появлением, бросилась в комнату и, быстро натянув домашние шорты и футболку, вернулась в прихожую.

– Доброй ночи, – из-за двери показалась его скромная улыбка, и он тут же возник перед ней, заставляя приподнять на него голову.

– И тебе, – сонно пробормотала Алекса, смахивая волосы с лица и тщетно пытаясь понять, почему он не нашёл более простого способа утолить жажду.

– Ну что, впустишь меня?

– Проходи, пожалуйста, – указала она жестом в сторону кухни. – Я сейчас налью тебе воды.

– Ты меня спасёшь от обморока. Давно я столько не ходил пешком.

– Максим, а где Феликс? У вас что-то случилось?

– Случилось, – подтвердил он. – Мы потеряли настрой и всякое желание продолжать вечер. Мне вообще показалось, что ты меня избегаешь.

– Что за глупости! – недоумённо округлила глаза Алекса. – С чего бы мне избегать тебя?

– С того, что ты, возможно, чувствуешь, как неровно я к тебе дышу.

– Да ладно тебе, – попыталась улыбнуться она, зная, на какие словечки способен этот ловелас.

– Просто в последнее время я чувствую, что наш марафон требует передышки. Я уже и не помню, когда спала больше двух часов. И рассчитывала сделать это сегодня, чтобы не клевать завтра носом на лекциях.

– Вот ты и поставила сегодня для всех жирную точку.

– С чего бы это? Мы распрощались с вами на том, что вы пойдёте искать себе девочек. – Алекса протянула ему стакан воды, и Макс осторожно принял его из её рук.

– Не обобщай, речь шла не о нас. Об этом помышлял только Феликс, – оправдался Макс и залпом выпил стакан воды. – Да и то, это было сказано несерьёзно. Просто мы расстроились, что ты вот так запросто решила оставить нашу компанию. Но как только ты отъехала от клуба, никто никуда не пошёл. У Фила испортилось настроение, и мы разошлись.

– Значит, в клуб вы не пошли… – скрывая лёгкое удовлетворение от того, что её отсутствие так отразилось на их настроении, уточнила она.

– Как видишь, я здесь, а не на танцполе. А Фил, скорее всего, уже дома в кровати. Я ничего не сказал ему, когда захотел увидеть тебя, и он, соответственно, не в курсе, что я сейчас с тобой. Просто когда я попытался взять тачку, чтобы приехать к тебе, я понял, что без копейки денег, потому что забыл забрать свой кошелёк у Фила. Так что мне пришлось идти пешком от самого клуба. Но это и хорошо. Я был сильно пьян, а сейчас пришёл в кондицию.

– Понятно… – начиная чувствовать себя ещё более уставшей, кивнула Алекса, размышляя о том, каким образом он собирался добираться к себе в гостиницу.

– А можно ещё воды?

Алекса молча кивнула, но как только отвернулась, чтобы взять кувшин с водой, то сразу почувствовала, как он встал сзади и опустил руки на столешницу, преградив ей путь.

– Ты считаешь моё отношение к тебе несерьёзным?

– Нет, Макс, я прекрасно понимаю, что, учитывая твои внешние данные и ветреный характер, в твоём списке было немало девушек, – спокойно ответила Алекса, стараясь не показывать ему своё волнение, которое было результатом его неуместного поведения.

– Ты ошибаешься. Я не знаю, что тебе наплел обо мне Фил, но я действительно очень серьёзно настроен по отношению к тебе. Ты мне нравишься. Я попрошу корешей привезти мои карточки, и мы поедем с тобой отдыхать… Давай сейчас рванём в самую крутую сауну или гостиницу. Я закажу номер люкс, и мы проведём вместе незабываемую ночь.

Его руки опустились на её бедра, и Алекса чуть не взорвалась от негодования, которое испытывала с того момента, как он подошёл сзади.

– Макс, пожалуйста, не надо, – она резко убрала его руки. – Пей воду. Я хочу лечь спать.

– И я хочу лечь спать… с тобой… Поехали, впереди вся ночь, и она будет нашей…

Алекса увидела, как его губы сжались, как глаза изменили выражение, он подхватил её за ноги и прижал к стене.

– Что ты творишь, Макс? – забрыкалась Алекса, шевеля ногами и ощущая, как он беспардонно изучает её бедра, сжимая их всё сильнее.

Алекса с ужасом увидела их отражение в зеркальном холодильнике и оторопела. Высокая фигура вжимала её миниатюрное тело, засасывая её шею.

– Макс, пожалуйста! Успокойся! Поставь меня на пол!

«Что он задумал? А если это только раззадорит его? Если у меня не хватит сил справиться с ним? Что мне делать?» – пугающие мысли мелькали в её голове друг за другом.

– Алекса, не отталкивай меня… Я не просто хочу… Я хочу встречаться с тобой. Никто этому не может помешать. Я скоро уеду в Москву и хочу знать, что мне есть к кому здесь возвращаться.

– Макс! Не сходи с ума!

Несмотря на дюжину обаяния, заключённого в его почти под два метра фигуре, и эти рыцарские замашки в стремлении ухаживать за ней с их самой первой встречи, этот сердцеед так и не смог затуманить её рассудок. И если в этом молодом холостяке действительно подкупало многое, то уверенность в том, что этот хищник лишь играет в охоту, с первых минут решительно настроила Алексу не поддаваться искушению, чтобы случайным образом не стать очередной победой, пополнившей его коллекцию. Ей хотелось заполнить собой весь мир мужчины, а не быть одним из приятных воспоминаний в его жизни.

– Ты – редкая девушка, Алекса, – почти задумчиво посмотрел он на неё глазами чистейшей голубизны. – Я не хочу ходить вокруг, да около и искать среди тысяч…

– Спасибо, – резко ответила она, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. – Ты как раз это и продемонстрировал сейчас в полной мере.

– Прости, – он очаровательно похлопал глазами и даже сделал полшага назад, чтобы увеличить дистанцию и показать, что ей больше ничего не угрожает. – Ты для меня больше, чем просто красивая женщина. Я много думал обо всём. Ты – большое искушение, Алекса, которое трудно заглушить чем-либо.

– Макс…

– Послушай меня! Если тебе неудобно по причине того, что нас познакомил Фил, то могу тебя успокоить на этот счет. Он имеет достаточно уважения ко мне и безумно дорожит тобой, поэтому если между тобой и мной что-то возникнет, то, поверь, он никогда не будет препятствовать этому. Он деликатен в отношении своих друзей. Я не буду торопить события и давить на тебя, но хочу, чтобы ты приняла моё приглашение и пошла со мной на свидание. Я сделаю так, что ты никогда об этом не пожалеешь. Это будет самое шикарное свидание, – уверял он, не сводя с неё глаз.

«Господи, Феликс, ну почему вы не пошли в этот чёртов клуб?!».

– Доброе утро, герой, – с лёгкой иронией позвала Алекса, глядя на то, как этот парень модельной внешности, подложивший под щёку ладонь, причмокивает губами.

– Ого… – тут же очнулся он и, усиленно растерев глаза, приподнялся на диване. – Ты уже такая нарядная… И вкусно пахнешь.

– Вставай, московский озорной гуляка. Ровно через пятнадцать минут я должна выйти из дома.

– А что случилось?

– Случилось то, что мне категорически нельзя опоздать в институт.

– Ах ты, чёрт! – смешно взъерошил он на себе волосы. – Деньги оставил у Фила. Я бы сейчас заказал машину и отвёз тебя. Надо же так…

– В это время суток я предпочитаю метро. Сейчас даже набережная стоит.

– В любом случае я надеюсь, что ты не будешь против, если я провожу тебя до учебы?

– Обсудим это по дороге. Твой кофе на столе.

– Мой кофе?! Приятно слышать, – сквозь заискивающую улыбку проговорил он. – Кстати, Алекса, а ты не знаешь, как я оказался одетым?

– Всё просто. Ты и не раздевался, – припомнив то, как он набросился на неё ночью, укоризненно посмотрела на него она.

– А почему ты была против, чтобы я разделся? – в его глазах вспыхнули вопрошающие похотливые огоньки.

– Потому что мы не имеем права на ошибку.

– А кто сказал, что секс между нами – это ошибка? Ты мне нравишься, Алекса. И, поверь, ты крепко меня зацепила…

– Мы с тобой уже обо всём договорились, – не желая возвращаться к его притязаниям, сказала Алекса, собирая свою сумку.

– Договорились. И хочу напомнить, что ты обещала пойти со мной на свидание.

– А вот и нет. Ничего подобного я тебе не обещала.

Вполне довольная проведённым днём и тем, что она смогла выспаться этой ночью, Алекса вышла с последней пары.

– Фил, как раз о тебе вспоминала, – обрадовавшись его звонку, она прислонила к уху свой мобильный и задержалась перед дверью в учебный театр.

– Привет-привет. Ну что, у нас с тобой сегодня всё в силе? Встречаемся?

– Конечно. У меня сейчас пара репетиций, а потом я в твоём распоряжении.

– Как долго ты будешь занята?

– Часа полтора.

– Хорошо. Мы заедем за тобой через час и подождём у выхода.

– Было бы здорово, – обрадованная перспективой, что её прокатят с ветерком, сказала она. – А какие у нас планы?

– Сегодня ничего особенного. Сходим в киношку, посмотрим что-нибудь новенькое и отдыхать по домам.

– Этого более чем достаточно, – вполне довольная тем, что впереди её ждёт полноценная ночь отдыха, сказала Алекса. – Ты чего такой пасмурный?

– У меня плохие новости. Но это не по телефону, – отрезал он, и Алекса встревожилась.

– Как скажешь.

– И ещё. Я тут хотел спросить тебя кое о чём…

– Спрашивай, конечно.

– У тебя что, вчера Макс ночевал?

«Что за чертовщина?! Макс! Убеждал и просил меня, чтобы этот его подвиг остался между нами, а сам раскололся и ещё и наплёл невесть что! Я сама должна была сказать об этом Филу, а не идти у него на поводу. От меня он должен был услышать об этом инциденте. Даже если он ничего не сказал, получается, что я утаила от него это. Скрыла этот факт! И как я теперь выгляжу в этой ситуации? Ничего не сказала лучшему другу. И что теперь получается?..».

– Да, Фил, – оправдываясь и чувствуя себя неловко, подтвердила Алекса. – Я уже спала, когда он позвонил в домофон и попросил налить ему стакан воды. Он был сильно пьян и сказал, что не доедет до дома. Он пришёл вчера ночью и попросил остаться до утра.

– Понятно… – сухо и почти по-деловому произнёс он. – У вас с ним что-то было?

– Что?! – возмущённая такой прямолинейностью, округлила она глаза. – Ты почему мне задаёшь подобный вопрос?

– Потому что мне хочется знать правду.

– Но спрашивая об этом, ты ставишь мою репутацию под сомнение… – покраснела Алекса.

– Я просто хочу услышать это от тебя.

– Конечно ничего не было и быть не могло! Меня обижает то, что ты можешь так думать. Во-первых, я бы ни за что не стала спать с твоим другом или партнёром за твоей спиной, тем более, с таким нарциссом и бабником, и лишний раз укоренять в нём уверенность в том, что он может заполучить любую женщину. А почему у тебя вообще промелькнула такая мысль? Странно получается – вчера он убеждал меня, что ты не знаешь о его намерении прийти ко мне и даже просил не выдавать его.

В воздухе на несколько секунд повисла пауза.

– Макс не только поделился о том, что провёл ночь у тебя, – почти металлическим тоном пояснил он, – но и во всех подробностях рассказал, как вы до утра кувыркались…

Открыв рот и потеряв на несколько секунд дар речи, Алекса отошла от двери и, прислонившись к стене, нервно выдохнула.

– Фил… это гнусная ложь… как же так… – её голос прозвучал жалко и неубедительно.

«А что, если он больше не верит мне? Ведь я умолчала о ночном визите, и теперь он, скорее всего, думает, что я сделала это осознанно, чтобы выйти из воды чистой. И кому он с большей вероятностью поверит?.. Максу – многолетнему приятелю или ей – женщине, которая, возможно, отрицает случившееся с той самой целью, чтобы сохранить репутацию?.. В любом случае Максим провёл у неё ночь, и Феликс мог думать всё, что угодно».

– Фил… скажи, ты же веришь мне? Я, признаться честно, сейчас очень растеряна и не понимаю, зачем ему всё это… Ничего ведь не было…

– Просто он рассказал такие вещи, – с каким-то сожалением и злостью сообщил он.

– Фил, пожалуйста! Я даже слушать этого не хочу. Я не знаю, что он там тебе наплёл, но он просто спал на моём диване и утром покинул дом. Это грязная провокация. Это сплетни, его фантазии. Но это сильно оскорбляет меня и мне бы не хотелось, чтобы ты думал обо мне то, чего не было.

– Дело в том, что не только мне. Свидетелем этой безумной ночи был и Пётр.

– Господи, как это мерзко… – возмутилась она до такой степени, что у неё поднялась температура. – Зачем ему всё это?

– Ладно, не переживай, – всё тем же вымученным тоном сказал он. – У меня нет поводов не доверять тебе. Мы ведь всегда и во всём говорим друг другу правду.

«Правду… А я не сказала тебе о том, что вместо того, чтобы поехать домой, Макс направился ко мне. Мне стоило поделиться об этом первой, хотя бы потому, что это касается твоего приятеля».

– Мой тебе совет, дружочек: с ним лучше не связываться.

«Это я поняла ещё до того, как он начал попытки соблазнить меня. И что теперь? Феликс будет всегда где-то в глубине души сомневаться в том, переспала я с ним или нет? Разве это правильно?».

– Я принципиально хочу разобраться в этой ситуации. Я не хочу быть центром чьих-то выдумок и эротических фантазий.

– Если бы эротических… – хмыкнул Феликс, заставляя Алексу размышлять на тему того, как именно преподнёс Макс их совместно проведённую ночь.

Очередная пауза заставила Алексу пересмотреть эту ситуацию.

– Феликс, пожалуйста, это очень важно для меня, – умоляюще захныкала Алекса, чувствуя, что из-за этого инцидента он может усомниться в её искренности, и это станет причиной их отдаления.

– Я тебя услышал и всё понял, – заверил он и отключился, оставляя её в недоумении.

Чёрный блестящий порше кайен, за рулем которого сидел Максим, набирая обороты, проносился мимо других машин по освещённой уличными фонарями набережной.

– Хорошо идёт, малышка, – в приподнятом настроении прокомментировал Феликс, вальяжно раскинувшийся рядом с ним.

Алекса сидела с Петром на заднем сидении и ловила появляющиеся мурашки от того, как разогнавшийся автомобиль плавно падал вниз с пригорков.

– Всё, Макс, с машиной вопрос решили, надо бы как следует выспаться, а завтра с утреца рванём в Москву, – серьёзно сказал Пётр и, закурив, открыл окно.

– Ну, что вы раскисли? Вон у Макса, например, ночка сегодня была бурная, да? Колись, – неожиданно озвучил Феликс и слегка толкнул Макса.

– Да, Макс, как всё было? Рассказывай, тут все свои, – подогрел его Пётр, ехидно хихикнув.

Макс изменился в лице. Дёрнув плечами, он ещё больше вцепился в руль, стушевался, не зная, куда себя деть, и залился краской стыда. Феликс с Петром тут же многозначительно переглянулись.

– Всё нормально, – огрызнулся тот и впал в ступор, глядя на дорогу.

– Ну ты даёшь, Макс, – широко улыбаясь, покачал головой Феликс и снисходительно похлопал того по плечу. – Ладно, проехали, братан.

Тут же заглушив неловкую паузу музыкой, Феликс повернулся к Алексе и незаметно подмигнул ей – всё встало на свои места. Она расслабилась и даже ощутила, как после этого инцидента между ней и Феликсом станет ещё больше тепла и доверия.

* * *

Поздним вечером Феликс и Алекса сидели на мягком матрасе на открытой веранде второго этажа и любовались розовым закатом. Дурачась и хохоча, они весело проводили время.

– Люблю, когда ты такая, – одобрил он её несколько резкое, взбалмошное настроение.

– Какая такая? – её глаза заблестели, и она выпила немного из бокала.

– Чумовая…

– Тогда пьём за меня!

– Только представь себе: мы с тобой здесь совсем одни, мужчина и женщина… нетрезвые… – он не сводил с неё глаз, – и я чувствую, что даже при всех этих обстоятельствах мы не способны на совершение ошибки.

– Именно поэтому нам так хорошо и комфортно друг с другом.

– Просто даже не верится, – усмехнулся Феликс. – С любой другой я, наверное, воспользовался бы случаем, но ты значишь для меня настолько много, что во мне укоренилось железное чувство к тебе, как к моему самому близкому человеку. Раз уж говорим откровенно… нет никаких сексуальных мотивов, тяги к тебе, как к женщине, никакого желания сделать тебе неприятно, как-то обидеть тебя. Я искренне рад, что мы можем хранить то, что между нами.

– И я очень рада. Если можно так выразиться, то ты для меня – как старший брат, который всегда присматривает за мной, – расхохоталась Алекса.

– Иди ко мне, сестричка, – он схватил её за руку и подвинул к себе, подложив ей под спину пару мягких подушек.

Они распили очередную бутылку, после которой Феликс почти мурлыкал от того, как её рука гладила ему волосы на затылке, пока он лежал, глядя на небо, во фрагмент которого попадало её склонённое над ним улыбающееся лицо.

– Где ты положишь меня, дружочек? – устало промычал он, прикрывая глаза. – Или мы встретим утро прямо здесь?

– Здесь уже довольно прохладно, – поёжилась Алекса. – На самом деле, положу туда, где ты захочешь.

– Я хочу с тобой, – жалобно попросил он. – Хочу, чтобы ты держала меня за руку и охраняла всю ночь, – растянулся он в улыбке.

– И по какой причине у нас смена ролей? – удивилась она. – Почему теперь я работаю секьюрити?

– Ладно, тогда я хочу держать тебя за руку и охранять всю ночь.

– Тогда пошли отдыхать.

Алекса уже не чувствовала в себе особого энтузиазма находиться на свежем воздухе в темноте и хотела отдаться в объятия Морфея. Как только они вошли в дом, за окном уже начал рыжеть рассвет.

– Только не это, – раздосадовано всплеснула руками она. – Это первые признаки недосыпания и тяжелых мыслей. Вот почему с тобой всегда так? Всегда до рассвета… Я ещё ни разу с тобой не высыпалась!

– Ничего, у нас ещё есть время, пока утро только рождается и даёт нам возможность бодрствовать вдвоём.

Едва войдя в комнату, где стояла тахта, застеленная покрывалом, он буквально свалился на неё. Феликс только снял джинсы и залез под покрывало, а она просто прилегла рядом.

– Уфф! Как хорошо! – завздыхал он и сладко потянулся. – Только тебя не хватает.

Она легла на его руку, и тут же почувствовала, как тело повинуется сонному началу. Под крышей дома, внутри которого стояла утренняя тишина, она, свернувшись калачиком, лежала на его груди.

– Давай я тебя укрою, – заботливо предложил он.

– Не надо, Фил, мне жарко, – чуть по-детски пробормотала она.

Алекса чувствовала себя отяжелевшей и вялой, но всё же приподняла лицо и взглянула на него. Его глаза были прикрыты. Резко, так, что даже она не ожидала, он распахнул их, желая пошутить, но тут же скривился от этого движения, которое причинило ему дискомфорт. Она заулыбалась.

– Спи уже! – с мягким упрёком сказала она. – Я тоже скоро присоединюсь. Я не сразу засыпаю.

– Спокойной ночи, дружочек. Я буду оберегать твой сон.

Поначалу Алексе было немного странно от того, что они – два лучших друга, засыпают в одной постели, сцепленные друг с другом объятиями. Но с другой стороны, это была абсолютно невинная, дружеская связь, в которой хотелось, помимо общения, ещё и немного человеческого тепла. Разве они не были столь откровенны и честны в отношении своей дружбы? Разве существовало между ними что-то, что могло очернить и поставить под сомнение их почти родственную связь? Нет! И этот вечер был очередным доказательством того, что они чувствуют одно и то же. Духовную привязанность без сексуальной подоплёки.

Лежа на его груди, она совершенно не думала уличить его в каких-либо тайных чувствах к ней или неконтролируемых эмоциях, а наоборот, пытаясь оправдать их такую близкую позу, затаила дыхание и замерла, прислушиваясь к стуку его сердца. Вот единственный орган, который жёсткой сумасшедшей пульсацией может выдать совершенно спокойного с виду человека, и сразу распознать его противоестественный внутреннему состоянию и волнению внешний контроль. Пульс и ритм сердечной мышцы, скрытой под левой грудиной, в потаённом месте – вот то, что могло вскрыть многие карты. Но она, не сдержав улыбки, испытала истинное успокоение, когда столкнулась с его абсолютно ровным, тихим биением сердца и спокойным комфортным дыханием. Это означало лишь одно – в нём нет никаких лишних, мешающих, тяжело контролируемых, посторонних чувств. «Как же хорошо с тобой Феликс Дрекслер. С мужчиной, который просто согревает своим теплом, не требуя ничего взамен, и который никогда не будет унижать её своей неоправданной ревностью, своими многочисленными претензиями, своими особыми замороченными правилами на совместную жизнь». Это упоительное состояние накрывало её с головой, и глаза невольно закрылись, провожая мысль о настоящей гармонии в их отношениях.

Алекса не знала, как долго длился её сон и снился ли он вообще, но как только она попыталась открыть глаза, чтобы понять, что её беспокоит, она тут же почувствовала сильный озноб и нестерпимую зубную боль, которая ощущалась до кончиков пальцев. «Что это могло значить? Кара небесная?».

– Фил. Проснись, пожалуйста, Фил, ты слышишь меня? – начала будить его Алекса, и он, тут же зашевелившись, практически вслепую порыскал рукой по полу и, нащупав наручные часы, посмотрел время.

– Уже пора вставать? – сонно зажмурившись, он приподнялся с подушки. – Сейчас только половина шестого утра.

– Фил, у меня очень болит зуб, – захныкала Алекса, еле сдерживаясь, чтобы не заорать от боли.

– Да ты что?! – он резко протёр глаза и несколько раз зажмурился. – Так, дай мне подумать! Маршрутки в это время не ходят. Дружочек, ты сможешь потерпеть до утра? Я думаю, через пару часов уже можно будет добраться до города.

– Не смогу, Фил. Меня буквально разрывает от боли, – Алекса свернулась в калачик и крепко сжала кулаки.

– Обезболивающие есть? – разволновавшись, спросил он и, вскочив с постели, быстро натянул джинсы.

– Нет…

Увидев, как в её глазах назрели слёзы, Феликс засуетился ещё больше.

– Значит поступаем сейчас следующим образом: собираемся и идём до станции, если по пути кого-то поймаем, то уедем, если нет, то сядем на первую электричку и в город. Хорошо?

– Угу… – согласилась Алекса, чувствуя, как хрустит что-то внутри её головы, а отравленный алкоголем желудок мутит.

– Всё, поднимайся, дружочек. Что-то ты совсем кисло выглядишь, – Феликс нагнулся и приподнял её за спину, а затем, подхватив под колени, взял на руки. Спустив её по лестнице и усадив на стул, он метнулся к своей сумке и некоторое время усиленно пытался в ней что-то найти.

– Чёрт! Я надеялся, что у меня есть с собой обезболивающее, – он швырнул сумку и, бросившись к холодильнику и осмотрев полки, изъял оттуда сало.

Отрезав небольшой кусочек, он протянул его ей, чтобы она хоть ненадолго заморозила зуб, принёс ей куртку и после того, как помог надеть обувь, вывел из дома. Алекса всё ещё не верила, что они преодолели пешком весь этот путь до станции, сокращая всевозможными способами маршрут, и пришли в тот момент, когда приехала новая электричка.

– Тебе легче? – тихонько спросил Феликс, глядя в окно, и, горячей ладонью укрывая её левую щёку, ещё сильнее прижал к себе.

– Немного… – подала голос Алекса, чувствуя, как от его прикосновения острая пульсация чуть затихает.

– Всё, дружочек, поспи, пока едем. Так быстрее отпустит.

Видя, как он старается бороться с усталостью и тайком зевает, продолжая поглаживать её по голове, Алекса мысленно благодарила его за то, что он находится рядом с ней и помогает пережить эту нестерпимую боль и сильное похмелье.

3 курс

Алекса сидела в студенческом буфете и, смакуя свежесваренный капучино в прикуску с зелёным яблоком, следила за тем, как Митя периодически записывает что-то в свой блокнот. Несмотря на его излишнюю бледность и худощавость, Алекса была от него без ума. Высокий, с густой шевелюрой жгучих волос, с чёрными угольками глаз и голливудской улыбкой – такой юный, экспрессивный, талантливый. Он перевёлся к ним на курс всего несколько месяцев назад, но уже успел зарекомендовать себя не только как надёжный товарищ, но и как первоклассный актёр. Он блестяще играл на гитаре, на ходу сочинял музыку, в свободное от учёбы время снимался в кино и буквально очаровал Алексу великолепным тембром с тех самых минут, как только вошёл к ним в репетиционную и поздоровался. Сначала Алекса и Митя переглядывались, потом присматривались друг к другу, а затем начали тайно встречаться. Об этом вспыхнувшем служебном романе знала только Надя.

– Кажется, нас выследили… – разочарованно протянула Алекса, кинув взгляд позади Мити. – На нас надвигается буря…

– В лице кого? – тщательно пережёвывая кусок румяного пирожка с картошкой, Митя взглянул на неё ироничными глазами.

– Егор Манукян собственной персоной.

Это был смешной кучерявый парнишка с длинными руками и клоунской походкой. Упав на свободный стул рядом с ними, Егор щёлкнул пальцами, будто совершил какой-то фокус, и расплылся в улыбке.

– Ну что, коллеги, как делищи? Вы уже пропитались духом Чехова?

– Как раз над этим работаем… – запуская в рот салат, кивнул Митя.

– Определилась с репертуаром и актёрами? – спросил он у Алексы.

– Буду ставить рассказ «Друг». Работаю всё с тем же актерским составом – Надька, Владик, а ещё нашего шоумена возьму. Это же комедия…

– Здорово! – кивнул Егор. – У нас тут начинается всеобщий заговор. Мне кажется, наш курс не совсем прислушивается к мастеру. Все ходят и, ища отговорки в выдуманных обстоятельствах, отказываются принимать участие в постановках друг друга.

– Насколько мне известно, если кто-то отказывается участвовать, будет иметь личный разговор с мастером, – припомнила Алекса.

– Вот и я о том же! Короче, я знаю, что Митька у нас нарасхват, поэтому решил быть первым, пока эти коршуны не налетели. – В общем, мне понадобится ваша парочка. Поэтому я прямо сейчас заявляю, что вы оба участвуете в моей постановке, и я первый вас забронировал. Так что, никаких потом отмазок!

Внутри Алексы взорвался радостный фейерверк, и чтобы не выдать себя, она занялась яблоком.

– Значит договорились? – протянул руку Егор.

– Сделаем всё идеальным образом, – заверил его Митя, ответив рукопожатием. – И спасибо за доверие!

– Супер! – обрадовался Егор и тут же подскочил на месте. – Тогда не смею больше вас задерживать, голубки! Репетиция сегодня после лекций! Не будем откладывать, а то аудитория не резиновая, многие претендуют на зал! Пойду подымлю! Приятного!

Алекса пыталась смахнуть с себя глупую улыбку, но это было выше её сил. Митя бросил на Алексу взгляд, загадочно улыбнулся и занялся шницелем. «И сколько же остроумия, обаяния и огня в одном человеке…» – размышляла Алекса, закусив губу и вспоминая поцелуй, накрывший их в гардеробе.

Когда Алекса вошла в аудиторию, ребята уже были там. Режиссёр в лице Егора был в рабочем настроении и сосредоточенно смотрел в окно, ожидая, видимо, когда Митя, присевший на стол, ознакомится с текстом.

– Зал в нашем распоряжении, товарищи коллеги! – воскликнул Егор. – На сегодня все сдулись, поэтому у нас есть шанс завладеть помещением до позднего вечера и сделать всё по максимуму!

– Мы будем инсценировать рассказ «Братец». Алекса, ты – младшая сестра. Братец хранит честь и достоинство своей сестры, но когда ему предлагают взятку, он оказывается продажной шкурой и буквально за цикорий и ещё какие-то подачки отдаёт свою сестру за нелюбимого человека – старого дворянина. Судьба девушки зависит от брата. Ты – робкая и трогательная девушка с чистым большим сердцем. Он, как я уже выразился, – негодяй. Итак, сейчас мы проведём читку!

Взяв в руки текст, Митя и Алекса встали на исходные точки и начали передвижения, чтобы почувствовать комфортное пространство. Митя не терял времени и с первых секунд с невероятной органикой в изменившемся голосе начал игру. Подойдя ближе к Алексе и сверкнув на неё глазами, он заставил её смутиться. Как он был великолепен в этом новом амплуа её брата. В сапогах, жилете, головном уборе, он буквально зачаровывал её. От такого натиска Алекса покраснела…

– То что надо! Превосходно! – завопил Егор. – Ты растеряна и унижена, от этого и такое поклонение и эта краска лица! Мне даже ничего добавить не хочется.

Она же в оба глядела на своего непревзойдённого партнёра, когда тот взгромоздился на стул, ударил по столу кулаком так, что посудина, стоящая на нём, пугливо звякнула, а затем взглянул на неё, будто в этом взгляде его тёмных мерцающих глаз выражалась вся ненависть к тому, кто сватался к ней. Своим поставленным, хриплым и громким голосом, в котором было столько веры, сколько бывает в людях, психующих из-за своих неудач, он произносил текст с таким осмыслением, с таким проникновением, что каждый мускул его лица вздрагивал и опускался, искривлялся и сдерживался. Но ни на мгновенье его взгляд не покинул роли этого двуличного человека, опекавшего её, и всё же разменявшегося за мешок еды. И вот, в финале сцены, когда Митя, разглядывая подарки, каким-то гнусным, абсолютно чужим и предательским тоном начинает становиться на сторону богача, она, абсолютно поверив в то, что он действительно может быть таким, и, полностью потеряв ориентацию, что это сценический образ, вдруг искренне разочаровалась. Она наполнилась невыносимой болью от того, что в этом человеке может жить абсолютно другая, неведомая ей натура, и в отчаянном порыве рванула к нему, чтобы привести его в себя, пробудить его, чтобы он был не палачом её судьбы, а истинным спасителем. Но он только сухо взглянул на неё и отмахнулся, и в этот момент организм выдал реакцию, – она упала на стол, закрывшись руками, и разрыдалась от горя.

– Браво! – восторгался Егор, переводя восторженный взгляд с актрисы на актёра. Ребята, это потрясающее начало неплохой заявки! Всё абсолютно органично! Я точно не ошибся в актёрах! Учите текст, ещё пара репетиций, музыкальное сопровождение, декор, и можно мастеру на суд!

Молодой режиссёр просто ликовал, он то и дело подходил к ним, хвалил, хлопал по плечу и был на таком подъёме, будто бы эта грандиозная игра – результат его непосильного труда и сложной эмоциональной работы с актёрами на сцене.

* * *

Невольно сравнивая с Феликсом, Алекса всё отчетливее понимала, что с Митей всё было по-другому: они ели ядрёный фастфуд в маленьких забегаловках, гуляли по зимнему парку, катались на электричках, курили травку и сочиняли стихи, ходили в зоопарк, играли на гитаре, посещали камерные театры, сидели на крышах города, вместе готовили ужин на его кухне и часами говорили обо всём на свете. Алекса удивлялась его глубокой философии, его внутреннему содержанию, его темпераменту, его жизнелюбию. Характерный, мощный и совершенно раскрепощённый на сцене, он был добродушным остряком в жизни. Этот парнишка любил сцену, сцена определённо отвечала ему взаимностью. В аудиториях они сидели за одной партой, и он по-детски радовался, что у него есть доступ к её ножкам, играли в морской бой на лекциях и пили острый бульон «Магги».

Митя стоял на крыльце парадного входа в институт и, прислонившись к перилам, ждал Алексу, изящно пуская клубы дыма. Как только она поравнялась с ним, уголки его губ поднялись вверх, обнажив крупные зубы, не выпускавшие сигарету.

– Составишь мне сегодня компанию? – поинтересовался он, глядя на неё.

– Думаю да… – кокетливо играя губами, протянула Алекса. – И в чём же?

– Я хочу поработать над Шекспиром… – слегка небрежно забросил он удочку.

Алекса не удержалась от улыбки, ведь этот талантливый музыкант в широких джинсах, читающий рэп со скоростью света, испытывал неудержимую страсть к русским и зарубежным классикам.

– Тогда у меня к тебе будет ответная просьба. Хочу познакомить тебя с Мольером.

– Я уже знаком с ним.

– Тогда ты должен знать его имя.

– Жан Батист Мольер, – после паузы твёрдо произнес он.

– А поточнее?

– Вопрос с подвохом?

– Жан Батист Поклен Мольер – это его театральный псевдоним.

– Я прошу прощения у великого мэтра за свою неосведомлённость в подобных нюансах. И с каким именно Покленом ты будешь меня знакомить? «Мещанин во дворянстве», – начал перечислять он, загибая пальцы, – «Скупой», «Мизантроп», «Школа жён», «Проделки Скапена», «Тартюф»?

– «Мнимый больной», – прекратила она его показательное выступление по зарубежной литературе.

– Что же, неплохой выбор. И, насколько я понял твой намёк, ты хочешь сделать из меня этого больного?

– Не больного, а мнимого больного. Тем более, я уже приготовила для тебя симпатичную белую сорочку с колпаком, вписывающуюся в моду Франции 17-го века.

– Хм… сорочка и колпак?

– Да. Не забывай, это комедия.

– Поэтому я буду походить на изящную барышню… Какова длина одеяния?

– Зрителю достанутся только твои лодыжки. Если стесняешься, я принесу панталоны, – захохотала Алекса, дружелюбно похлопав его по плечу.

– У меня есть время подумать? – заигрывая, поинтересовался он.

– Нет!

– Тогда я согласен, – сказал он и затушил сигарету о край урны. – А какая у меня будет мотивация играть в этой пьесе?

– Зачем спрашивать о мотивации, если ты уже согласился? И более того, я уже внесла тебя в список актёров, которые мне понадобятся для воплощения своего замысла, и мастер их утвердил.

– Значит, у меня и вовсе не было выбора, и в действительности я не мог рассчитывать на то, что ты станешь меня уговаривать?

– Всё верно. Теперь твоя очередь. Давай рассказывай, какую роль ты мне отвёл в шекспировских произведениях, мой режиссёр?

– Я вижу тебя Катариной, – сказал он и замолчал, с любопытством глядя ей в глаза.

– Упрямая и непокорная девушка из «Укрощение строптивой?» – задумчиво произнесла Алекса.

– В точку. Будем делать из тебя строптивую штучку!

– А кого ты назначил ответственным на роль моего жениха Петруччо?

– Мысленно я назначил на эту роль себя, и я думаю, это было бы вполне реально, если бы можно было режиссировать изнутри пьесы. Но пока мы ещё «зелёные», мастер не даёт нам этого права, поэтому я решил, что ты сама шепнёшь мне на ушко имя того, кого хочешь в партнёры. Я доверяю не только твоему природному таланту, но и внутреннему чутью.

* * *

Блаженная улыбка покрывала её лицо, и Алекса в буквальном смысле не находила себе места от этого массового путешествия гормонов по телу. Мысли кружились вокруг Мити, вокруг того, что надеть завтра, и о том, как она сядет с ним за одну парту, как они будут украдкой прятаться в гримёрках и костюмерных. После расставания с Русланом прошло два года, а за это время, кроме лёгких симпатий, в её сердце не происходило ничего существенного. Единственное, о чём она подумала в своей мечтательной эйфории – это был Феликс, который до cих пор не воспылал ни к одной девушке и всё больше утверждался во мнении, что в его жизни нет места чувствам. «Всё же, – думала Алекса, – если бы он, наконец, остепенился или хотя бы всерьёз увлекся кем-нибудь, ей было бы гораздо легче и радостнее».

Был поздний тёплый вечер. Мария была за городом, и поэтому после репетиций Алекса пригласила Митю провести время у неё. Стоя у парадной в поисках ключей и болтая с Митей, Алекса не заметила подъехавшую чёрную иномарку.

– Алекса! – окликнул её Феликс из приоткрытого окна.

– Фил! – обернулась Алекса, удивлённая его внезапным визитом.

Двери машины тут же открылись, и из неё вышли Пётр и Феликс. Алекса не успела опомниться, как Пётр подлетел к ней и, энергично приподняв её на руки, закружил. «Бедный Митя… Не подумал бы чего дурного…». Но Пётр уже проявил инициативу и, поставив её на землю, дружелюбно протянул ему руку для знакомства. Тут же подоспел Феликс и проделал то же самое.

– Наслышан о тебе, – широко улыбаясь, сказал Феликс. – Очень рад знакомству.

– Взаимно. Всё взаимно, – с той же улыбкой произнёс Митя, уже придя в себя от внезапного «нападения» этих двоих.

Феликс, как всегда, выглядел стильно – чёрная облегающая водолазка, чёрные джинсы, кожаный ремень, он был гладко выбрит, короткая стрижка, ровный загар… Тогда как Митя, напротив, был одет в затёртые шаровары, цветастую спортивную куртку и старые кеды. Беспорядок на голове и мучительно-уставшее лицо завершали образ. Бодрые, энергичные парни, топчась на месте, тихо обсудили что-то, видимо, утоляя любопытство о её новом избраннике.

– Митя, думаю, ты не будешь против, если я ненадолго украду у тебя девушку? – посмотрел на него Феликс.

Митя продолжал доброжелательно улыбаться.

– Я даже не знаю… Мы, вроде как, собирались провести время вместе…

– Я недолго. Обещаю, – заверил Феликс, притягивая Алексу к себе. – А то, как только моя лучшая подруга нашла себе парня, я неделями не могу её выловить. Это нечестно. Сегодня моя очередь, которую я ждал немало. По рукам?

– Я-то не против… – пожал плечами Митя, глядя на Алексу.

Алекса стояла в замешательстве.

– Ну что, твой бойфренд не против! Прокатимся, поговорим, и я закину тебя обратно, – подмигнул Феликс, и Пётр рванул к машине, открывая переднюю тонированную дверь.

Алекса протянула Мите ключи и наклонилась к его уху:

– Поставь пока чайник. Я скоро буду, – она обдала его тёплым дыханием и побежала к машине.

– Ну всё, по каретам, – Феликс ещё раз протянул Мите руку. – Приятно было познакомиться!

Летя в чёрной иномарке по ночному городу, Алекса не переставала ловить себя на мысли о том, насколько ей нравится проводить время с Феликсом. Ощущения абсолютного спокойствия и комфорта от нахождения в его компании были настолько яркими, что она забывала счёт часам, проведённым рядом с ним, пребывая во власти его миндалевидных глаз. Каждый его жест, поворот головы, движения говорили о том, что он не перестаёт держать ситуацию под контролем, что ей не нужно думать абсолютно ни о чем, что с ним она может полностью расслабиться, наслаждаясь каждым мгновеньем.

– Куда мы едем? – спросила Алекса.

– Немного терпения, дружочек, – загадочно ответил Феликс, – ты скоро сама всё увидишь.

Доехав до очередного перекрёстка, они повернули налево, затем дворами проехали несколько кварталов и свернули к высотке. Остановившись у подъезда, Пётр вышел.

– Ну что, ребятки, нескучной вам ночи, – хохотнул он, передавая Феликсу ключи от машины. – Надеюсь, Мите не придётся ревновать, а вас не замучают угрызения совести…

– Давай-давай. И тебе сладких снов, – Феликс похлопал его по плечу и, пожав руку, пересел за руль. – Завтра увидимся.

Захлопнув водительскую дверь, он лихо тронулся с места. Автомобиль послушно отреагировал на его команды и вырулил на оживлённое шоссе. Несмотря на поздний час, машин было много. Прибавив громкость ритмично звучавшей из динамиков мелодии, он утопил педаль газа в пол, и сила инерции вжала Алексу в мягкую кожу сиденья.

– Закрой глаза и расслабься. Сегодня волшебная ночь, и я хочу разделить её с тобой.

– Интригующе и многообещающе, – улыбнулась Алекса. – Люблю, когда ты ведёшь машину. Такая плавность движений и полное отсутствие резких манёвров… А ночной город прекрасен, спасибо, что дал мне возможность снова полюбоваться им.

– Эээ… всё только начинается, – Феликс рукой потеребил её за волосы, – сейчас мы оба получим эстетическое удовольствие от созерцания…

– Вот как… я в предвкушении…

Они мчали по городу с открытыми окнами, июньский ветер раздувал её волосы своим тёплым дыханием, заставляя щуриться и прикрывать глаза. Ощущение безмятежной свободы и внутреннего кайфа отражались в её игривой самопроизвольной улыбке. Они оба наслаждались моментом совместного молчания, когда всё понятно без слов, и именно эта молчаливая беседа была той самой секретной фишкой, накрепко связывающей их. Выехав на набережную, они покатили на Стрелку. Припарковавшись, Феликс вышел из машины и, обогнув её, открыл перед ней дверку:

– Мадемуазель, прошу Вас, через три минуты действо начнётся.

Алекса вышла из машины и обомлела: несмотря на белые ночи, подсветка Дворцового моста и Исаакиевского собора не просто сражали своим великолепием, они заставляли открыть рот от увиденного. Троицкий мост яркими огоньками отражался в глади воды. Затаив дыхание, они смотрели, как медленно, словно крылья гигантской птицы размахиваются в стороны, совершается разведение мостов. Происходящее настолько завораживало, что отвести глаза не представлялось возможным, они смотрели на разворачивающееся представление, словно маленькие дети, впервые посетившие цирк.

То ли от того, что Алекса не успела захватить с собой ничего тёплого, ведь Феликс выкрал её из рук Мити без предупреждения, то ли от этого безумного великолепия происходящего Алекса покрылась крупными мурашками и, сложив руки на груди, съёжилась. Феликс подошёл сзади и, погладив её по рукам, обнял, прижавшись подбородком к её голове и прислонившись всем своим телом к её спине. Она почувствовала его тепло каждой своей клеточкой и поймала себя на ощущении, что готова стоять так вечно, любуясь красотами ночного Петербурга и пребывая в надёжных руках Феликса.

«Боже мой! Это какое-то блаженство! Услада для глаз и ощущение чего-то, что невозможно передать словами – подумала Алекса и удивилась тому, что ничего подобного она никогда не испытывала с Митей. – Он не забыл мой рассказ о том, как я однажды потерялась в городе, так и не попав на разведение мостов. С тех пор прошло немало времени, было много весёлых дней и ночей, но я так и не нашла возможности восполнить этот досадный пробел – посмотреть, как в ночном небе мосты вскидывают вверх свои «руки», давая возможность кораблям проделать свой путь. Он не забыл…».

Удалившись на мгновенье, Феликс принёс из машины плед. Он завернул её в него с головой и встал перед ней, взяв её за руки.

– Я хочу, чтобы ты навсегда запомнила следующее, – он поднес её холодные пальцы к своему лицу и прижал их к горячим щекам. – Что бы ни случилось, кому бы ни принадлежало твоё сердце, как бы ни сложилась наша жизнь дальше, ты навсегда останешься для меня самым близким и родным человеком. Навсегда, ты слышишь меня, навсегда частичка моего сердца принадлежит тебе, и никто и ничто не сможет этого изменить.

Он провёл рукой по её щеке, обнял за голову и прижал к себе. Не смея вздохнуть, Алекса обняла его в ответ. По её щеке скатилась слеза… она улыбалась.

* * *

Находясь в шикарном настроении, Алекса выбежала с кафедры и направилась на задний двор, где толпа студентов отмечала очередную сдачу экзамена. Под деревьями на скамейках уже царил полный отрыв.

– Вау! – заметил её приближение Митя и, встав на спинку скамьи, оттолкнулся, сделал высокий кульбит и приземлился на землю. – Ты просто красотка у меня!

Его тёплый взгляд совершил подробное путешествие по её фигуре и остановился на белых локонах, роскошно уложенных на плечах.

– Ну же, душа моя, на что сдала английский?

– Ты не поверишь… твёрдая четвёрка! – победно сообщила Алекса, ещё сама до конца не осознавая, как ей удалось ввести в заблуждение дотошного англичанина и замаскировать свой языковой барьер под ликом вдумчивости.

– Умница! – порадовался он за неё. – Так, стой здесь и не двигайся. Я сейчас. – Митя отбежал куда-то в сторону и вернулся, спустя минуту, с огромным букетом роз. – Ребята…

Все разом подбежали к ним и дружно поздравили её, крича на всю окрестность троекратное «С Днём рожденья!».

– У меня кое-что есть для тебя, – сказал Митя и протянул ей красную бархатную коробочку.

Одним движением открыв её, Алекса распахнула глаза ещё шире и разомлела от улыбки. В коробочке лежало золотое украшение для пупка с бриллиантом. Какая красивая вещица! И как он угадал! Но как сказать ему о том, что она не может пригласить его на семейный праздник в честь дня её рождения? Лишь накануне Мария сообщила ей, что готовит сюрприз и заказала ужин в элитном ресторане, который имеет славу одного из лучших в городе и отличается прекрасным обслуживанием, великолепной кухней, программой с непременным участием звёзд шоу-бизнеса и неизменно дорогим сервисом. Алекса отчётливо понимала, что Митя не сможет выглядеть соответственно этому заведению, так как не имеет в гардеробе ничего, кроме старых джинсов и спортивных кофт, и поэтому будет чувствовать себя неловко и испытывать дискомфорт в кругу её семейства, облачённого в вечерние платья и деловые костюмы.

– Митенька, сегодня я отмечаю в тесном кругу семьи, а завтра жду тебя с нетерпением у меня за городом. Будем гулять до упаду.

– Я думал, мы сегодня проведём время вместе… – расстроился он. – Хотел пригласить тебя куда-нибудь.

– Прости, Мить. Сегодня так сложилось… отмечать будем завтра! Спасибо за подарок. Мне очень понравилось.

– Завтра я увижу твой нарядный пупочек?

– Обязательно.

– Я желаю тебе хорошего вечера. Проведи его так, как ты об этом мечтала. И пусть твои близкие подарят тебе самое лучшее настроение, – он заключил её в объятия, и она впервые за время их отношений почувствовала, как от него пахнет каким-то одеколоном. Похоже, он превращался из мальчика в мужчину.

Этим же вечером вся семья сидела за большим круглым столом ресторана и с восторгом смотрела на то, что происходило на сцене. Длинноногие танцовщицы в изящных костюмах устраивали настоящее фееричное шоу, официанты, облаченные в белоснежную униформу, скрупулёзно обслуживали посетителей, а живой оркестр в золотых смокингах придавал вечеру особой пышности. Алекса выглядела обворожительно: чёрное короткое платье без бретелек с прямой полоской на груди, высокие босоножки, загорелые ноги, великолепные локоны. Она ждала, когда, наконец, приедет Феликс, место для которого она берегла рядом с собой. Принимая пожелания и с благодарностью получая подарки, она чувствовала себя абсолютно счастливой, а когда в дверях ресторана показался её лучший друг, она буквально вскочила из-за стола, чтобы встретить его.

«Зачем ты так начисто уничтожил свою щетину? Совсем как мальчишка теперь…» – размышляла она, сфокусировав на нём свои мерцающие синие глаза, пока он шёл через весь зал, торжественно неся фантастический букет красных роз. Ещё ни разу в жизни она не видела его в столь строго-праздничном стиле: на нём были чёрные облегающие брюки, идеально сидящие на бёдрах, белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску, с запонками из чёрного камня, поблескивающего при каждом его движении, чёрные лакированные туфли. Каждый штрих в нём был безупречен – выбор букета, его внешний вид, его походка, его поведение, его манеры. В облаке мужского аромата он, восседая по левую руку от именинницы, с вежливой полуулыбкой слушал то, о чём говорят за столом, и со всей присущей ему галантностью ухаживал за дамами.

Мария была недовольна его присутствием и через раз бросала недвусмысленные взгляды в его сторону, что не могло не расстраивать Алексу, ведь она переживала о том, не будет ли Феликс чувствовать себя лишним на этом празднике жизни, как чувствовал бы себя здесь Митя, но совсем по другим причинам. Когда наступит конец этой неприкрытой антипатии со стороны мамы к её лучшему другу? И почему он вообще вызывает в ней столь неоднозначные эмоции?

Весь вечер Мария находилась в напряжении и казалось, будто была оскорблена тем, что он разделял с ними этот семейный праздник, поэтому, когда все немного отвлеклись от разговора и замолчали, она повернулась к дочери.

– Доченька, а почему твой молодой человек сегодня не с нами? Почему Митя не пришёл? – в её голосе послышались вызывающе-обвинительные нотки.

– Митя немного приболел, мам, – промямлила Алекса и слегка покраснела. – Он сегодня отлежится и приедет на празднование завтра.

Прекрасно понимая, что это был провокационный вопрос, возникший вследствие материнской неприязни к Феликсу, Алекса почувствовала себя неловко, ведь его возникновение говорило сразу о нескольких вещах: о том, что Мария сожалеет, что Митя не смог присутствовать, о том, что Алекса поступила весьма непорядочно, не пригласив его на вечер, и о том, что Феликсу здесь совсем не рады. Но на этом вопросе всё только началось, и о Митиной персоне заговорили надолго, Мария обсуждала его человеческие качества, восхищалась его талантом, хвалила его подарок и обсуждала их новые сценические работы.

– Ну что, Феликс, с тебя почётный тост, как с лучшего друга моей любимой племянницы, – разливая в стаканы виски, громко сказал дядя Коля, и Феликс, тут же взглянув на Алексу, поднялся с места и, улыбнувшись, совсем как церковный послушник, обратился к Марии.

– Сначала я хотел бы обратиться к вам, Мария Ивановна… – его рука, обхватившая бокал, слегка дрогнула. – Благодаря Вашей дочери, я понял, что в мире существует такое понятие, как везение. Мы дружим уже три года, и мне действительно несказанно повезло, что в моей жизни появился такой драгоценный человечек. Она отличается ото всех, с кем мне довелось когда-либо сталкиваться по жизни. Ни единого раза мне не пришлось усомниться в нашей дружбе. Ближе и роднее Алексы у меня нет и никогда не было. Всё время, проведённое с ней, я ценю, как самое большое богатство. На сегодняшний день для меня нет ничего важнее, чем укрепление нашей дружбы, вне зависимости от складывающихся обстоятельств.

Глаза Алексы заслезились.

– Поэтому за всё то, что сейчас у меня есть, я должен благодарить Вас. Спасибо Вам огромное, Мария Ивановна, за Вашу дочь!

На этих словах глаза Марии вспыхнули, а губы изогнулись в напряжённой линии недовольства и замаскированного презрения.

– Ты неправильно формулируешь свои мысли, Феликс… – задетая его словами, Мария не сдержалась. – Что значит «спасибо мне за дочь»?! Ты так говоришь, будто я тебе её только что подарила!

– Мама… – укоризненно прервала её Алекса, – Феликс просто говорит то, что чувствует.

– Неужели? – тут же завелась она, и маска холодной сдержанности и высокомерия слетела, уступая место взбешённой женщине. – Зачем мне говорить «спасибо за Вашу дочь»? Я что, столько лет воспитывала её ради того, чтобы услышать от кого-то «спасибо»?! Начнём с того, что я свою дочь никому не продаю и никому не отдаю, чтобы мне говорили за неё «спасибо»!

Сама же Алекса, быстро анализируя происходящее, не увидела в словах Феликса ни дурного подтекста, ни желания оскорбить, и поэтому со всей преданностью смотрела на него в тот момент, когда он беззлобно рассмеялся. Гости, наблюдавшие за настроением Марии, тактично молчали, не вмешиваясь в эти сложные взаимоотношения, столь очевидным образом проявившиеся в простом поздравлении.

– Я лишь хотел подчеркнуть, что Ваша дочь оказалась первым человеком, с которым я сблизился, приехав в этот город, – продолжил Феликс, не оправдываясь перед её замечанием. – Она действительно редкий человек! Честный и преданный друг, который, в первую очередь, думает о других, а потом о себе. И я благодарен судьбе, что мы столкнулись и нашли друг друга в этом мегаполисе. Алекса делает меня счастливым! И поэтому ещё раз спасибо Вам за такую дочь.

Расплывшись в довольной улыбке, Алекса была так тронута его словами, что не заметила, как он ещё раз повторил то, что так разозлило маму.

– Я поздравляю тебя от всей души! – удерживая бокал и ослепительно улыбаясь, он обошёл стол и, оказавшись рядом с ней, протянул ей цветную коробочку. – Пусть это будет ещё одним дополнением к твоему образу.

– Спасибо!

– И ещё… – опустил он свои губы к её уху. – Ты – самое дорогое украшение любого вечера, пусть эта вещица станет украшением для тебя.

Расплываясь от удовольствия, Алекса глазела в коробку, на мягком дне которой лежал золотой телефон последней модели.

– Как же ты угадал с подарком! – шепнула она в ответ, и с дикой радостью в глазах крепко обняла его за шею.

– Самое главное, что я угадал с другом!

– Ты просто волшебный! – задыхаясь от восторга, поблагодарила она. – Такой он стильный и красивый!

– Тебе под стать. И, кстати, многофункциональный.

– Фил, за три года ты не пропустил ни одного нашего семейного праздника, – ясные глаза Алексы вновь заблестели, ведь их тёплые отношения всегда до глубины души могли растрогать её. – Спасибо, что не пропустил сегодняшний день.

– Это даже не обсуждается! Твой день рождения для меня – главный праздник!

– Я знаю, тебе очень нелегко ладить с моей мамой… Но я тебе обещаю, что рано или поздно она смирится и будет воспринимать тебя, как члена нашей семьи. Ей просто нужно дать время.

– Ох, Алекса! Я живу с ощущением, что вытащил счастливый билет, – поднёс он к её бокалу свой, – и не просто счастливый… а выигрышный, тот самый, один на миллион!

Когда с салатами и закусками было покончено, а в программе объявили небольшую музыкальную паузу, Коля тут же поднялся из-за стола и в своей мастерски-принудительной манере увлек её танцевать. Вращая Алексу в танце так, что её длинные кудри рассыпались по сторонам, а на ногах, стоящих на высоких каблуках, вырисовывались изящные мышцы, они привлекли внимание всех посетителей, которые с неоднозначным интересом стали наблюдать, что вытворяет на паркете их пара. Зная о том, что выглядит она сногсшибательно, и что на её точёную фигурку и обнажённые ноги смотрит весь зал, она нашла глазами Феликса и немного расстроилась – приняв серьёзный вид, он, слегка захватив рукой подбородок, сидел в самом углу и, о чём-то думая, даже не осмеливался повернуться в её сторону.

«Что с ним не так? Он явно расстроен и напряжён… В чём причина? Неприязнь моей мамы? Но как ему хватает сил, чтобы не смотреть на меня, когда буквально все, без исключения, пожирают меня глазами? Неужели неинтересно, как я выгляжу и как двигаюсь? Или он просто не позволяет себе этого безобидного наблюдения, потому что я друг, а не женщина?..».

– Ну что, шепнёшь мне о своих дальнейших планах? – чуть запыхавшись, спросил дядя Коля и с безукоризненной точностью пропустил её под своей рукой.

– В планах отметить по полной. Чтобы потом было что вспомнить!

– Обычно, когда отмечаешь по полной, потом, к сожалению, мало что вспоминается… – игриво подмигнул он, манерно запрокинув голову.

– Тут ты абсолютно прав. Гулять тоже надо уметь.

– И куда двинешь дальше?

– Я об этом ещё не думала. Но скорее всего мы поедем с Феликсом в клуб, – сообщила Алекса, желая поскорее покинуть эту официальную и выдержанную в строгой сдержанности обстановку и оказаться в более демократичном пространстве.

– Я смотрю, моей сеструхе не очень нравится твой Феликс… – заметил Коля, продолжая отменно держать ритм.

– У мамы к нему весьма предвзятое отношение.

– А что так?

– Она отчего-то сделала неверные выводы о нём. Считает его наглым, бесцеремонным и развязным. И это при том, что он всегда тактичен и внимателен к моим родным.

– А по мне, неплохой мужик… Очень даже неплохой! Толковый такой, с современными взглядами на жизнь и держится уверенно.

– Феликс не любит выступать публично, и поэтому он был сильно взволнован, когда обращался к маме. А она восприняла его слова, как личное оскорбление. И теперь я чувствую, как она прожигает меня взглядом и как обижена за то, что я продолжаю поддерживать его.

– Не бери в голову. И не стоит превращать свой день рождения в личную трагедию. Думаешь, я не вижу, как ты весь вечер мечешься от матери к нему и наоборот? Расслабься, никто не в праве расстраивать тебя сегодня. Так что езжайте в клуб и получайте от жизни удовольствие! А мы сейчас покончим с десертом и тоже отправимся по домам. Завтра, как-никак, на работу.

– Вот за что я тебя люблю, дядька, так это за твой стихийный характер и сексуальную лысину! – Алекса звучно чмокнула Колю в щёку, и они продолжили свой искромётный танец.

Уже через пару часов Феликс, крепко держащий Алексу за руку, напролом прошёл сквозь ожидающую у входа в клуб толпу и задержался у заграждающего проход шлагбаума. С непробиваемым и слегка надменным лицом он коротко кивнул одному из громил в чёрных футболках, внушительно заслонявших проход, и с оттенком недовольства, что его заставляют ждать, почти вплотную подошёл к ограждению. Пару секунд они оценивающе смотрели на Феликса, но уже через мгновенье большое грубое лицо охранника смягчилось, будто тот прозрел, кто перед ним стоит, и тут же поспешил открыть железку, пропуская их внутрь.

– Ты знаком с этими охранниками? – поинтересовалась между делом Алекса.

– Неа… – от души рассмеялся Феликс, и она увидела, как от того, несвойственного ему чувства смятения и беспокойности, нашедшего на него в ресторане, не осталось и следа. – Ему просто пришлось поверить в то, что мы знакомы. Человеческий фактор. Не выглядеть дураком перед тем, кто тебя якобы знает, а ты, в свою очередь, не можешь узнать. Не переживай, даже если бы он включил быка, нам бы всё равно не пришлось стоять в очереди – моя хорошая знакомая работает в этом клубе, она бы обязательно вышла нас встретить.

Оказавшись в этом публичном месте без особой идеологии, Алекса ощутила настоящее облегчение, сравнимое с тем, как если бы морально изнасилованному человеку вновь вернули его девственность. Находясь на семейном ужине в весьма напряжённой обстановке и наблюдая за поведением Феликса, который, несмотря на Марию, бросающую в его сторону колкие реплики и замечания, старался оставаться невозмутимым, сдержанным и абсолютно дружелюбным, Алекса не могла не заметить, как, распрощавшись с родственниками и оставшись с ней наедине, он вновь приобрёл более чем внушительный и самодостаточный вид и буквально на глазах развеселился, как мальчишка.

– Пойдём скорее… – он схватил её за руку и, дурачась, торопливо потащил к бару через весь зал.

– Ты куда помчался? Думаешь, без нас бар высохнет?

– Если быть точным, – вскинул он руку и мельком взглянул на часы, – то через несколько минут полночь…

– И что, после двенадцати тут не наливают?

– Какая же ты у меня забавная! – расплылся он в млеющей улыбке. – После двенадцати начинается новый день, и заканчивается твой праздник, а я так и не успел произнести тост!

– Фил, ты же столько всего сказал мне сегодня… – напомнила Алекса, на мгновенье залюбовавшись его глазами, в которых вместо болезненной задумчивости теперь горели вспыхнувшие фитильки.

– К сожалению, после первого провала у меня так и не появилась возможность взять реванш. – Самбуку, Б-52 и текилу. Всё продублируй, – сделал заказ Феликс и повернулся к ней. – Хочу выпить… за твою выносливость!

– Фил… – хихикнула Алекса, – ты дурачишься, что ли?

– Ни в коем случае. Я, как никогда, говорю абсолютно серьёзно, и коль ты до сих пор ещё выносишь меня рядом с собой, значит ты выносливая крутышка! Ты, как никто, знаешь меня и помнишь, что я не любитель большого скопления людей, всяких публичных выступлений и разглагольствований, но тебе лично я попробую сказать… Хочу поднять бокал за твой глубокий… внутренний мир, в который ты не только впустила меня, но и надёжно держишь меня на этой глубине на плаву. За твоё мироощущение, благодаря которому, ты способна превращать свою жизнь и жизнь окружающих тебя людей в настоящий праздник! За твои абсолютно нестандартные стандарты! За неиссякаемое желание и смелость экспериментировать каждый раз, чего бы это не касалось! За твой сумасбродный характер, который держит в тонусе даже такого примитивного, прагматичного и в каком-то смысле скучного человека, как я! За твою здоровую одержимость людьми, сценой, человеческими переживаниями! За адекватные оценки всего происходящего в жизни и за самые щедрые эмоции, которыми ты награждаешь всех вокруг! В общем, за бесценного друга во всей Вселенной!

После произнесённых слов, довольно мастерски слетевших с его языка, Алекса, пылая от удовольствия в его столь проницательном видении её человеческих качеств, буквально вцепилась ему в шею, выражая всю свою признательность его мнению и мыслям. А после того, как она обожгла горло ещё тремя вспыхнувшими синим пламенем самбуками и поднялась на сцену с неудержимым желанием потанцевать, Феликс, оставленный у бара, приступил к общению с присутствующими, знакомыми ему. Ощущая экстаз от музыки и двигаясь с особой выразительностью в слепящих неонах, она виртуозно демонстрировала всю свою женственность, каждым жестом говоря о своей безудержной попытке вырваться из реального мира проблем и погрузиться в мир ощущений.

Изредка поглядывая на Феликса и замечая рядом с ним то одних людей, то других, её всё больше охватывал азарт, и даже в тот момент, когда к нему направилась деловая размалёванная девушка, которая заключила его в свои объятья и расцеловывала в щёку, Алекса развеселилась ещё больше. Стоя у края сцены и чувствуя, как ею овладевает игривое настроение полной беспечности и эйфории, она, кокетливо приподнимая края ярко-красного платьица, которое успела сменить перед клубом, заводилась всё больше, а укоренившаяся в её голове мысль о том, что ни одной из этих хитрых и циничных охотниц, кружащихся возле него, ни за что не удастся занять место в его сердце, которое было отведено только ей, согревала Алексу не меньше, чем самбука.

«Мой удачливый Феликс. Гроза и нежность в одном флаконе. Такой востребованный и при этом такой преданный. Такой демонстративный для всех и при этом сконцентрированный только на том, что важно. Мой лучший друг, отдавший предпочтение мне, несмотря на вожделеющие взгляды этих потенциальных любовниц. Эта дружба между нами – ни что иное, как вознаграждение за наши мирские испытания: испытания людьми, испытания чувствами, испытания самими собой. Судьба свела меня с этим человеком, и я не вправе потерять его. Слишком много личных, интимных, запрещённых тем нас связывают».

Уверенная в своей незаменимости и в том, что стоит ей только подойти к ним, как Феликс тут же приобнимет её и представит её персону в самых нежнейших выражениях, она всё же испытывала смешанные чувства, схожие с нетерпением по отношению к тому, как вернуть себе его полноценное внимание. И только поэтому она включила всё своё очарование и направила его на окружающих, полностью оставляя эту парочку в покое.

Алексой любовались многие, следя за тем, как её красное платьице ярким пятном перемещается с одного места на другое, и вот буквально через несколько минут Феликс отвлёкся от своей собеседницы и стал всё чаще бросать на неё настороженные, молниеносные взгляды, становясь свидетелем повышенного внимания к ней.

«Почему я действую именно таким способом? – спрашивала себя Алекса. – Почему посредством других людей, их взглядов и слов, нахождения в центре внимания, я пытаюсь показать ему свою значимость, свою востребованность и привлекательность для других. Мне необходимо, чтобы это было очевидным для него. Только так этот ценитель и, между тем, неисправимый циник будет привязан ко мне ещё больше. Привязать… я хочу его привязать… Феликсу нравятся деловые, успешные и красивые люди. Но ещё ему нравятся те, которых замечают, к которым испытывают сильные эмоции, которых оценивают. Никто не имеет права влезать в нашу дружбу и занимать моё место! Собственница? В какой-то степени да! Но эти чувства обоюдны. Он тоже контролирует каждого, кто имеет желание заговорить со мной. Мой друг и только мой! Но зачем мне каждый раз подкреплять нашу дружбу усиленным вниманием со стороны других мужчин? Что я пытаюсь доказать? Боюсь потерять его и поэтому постоянно держу его в этом напряжении?..».

Задуманное осуществилось, и уже в следующее мгновенье Феликс, рассекая быстрыми шагами воздух, добрался до неё и, осторожно придерживая её за талию, спустил Алексу со сцены, подвёл к арт-директору клуба в узкой юбке и представил её своей знакомой. Это мимолетное знакомство завершилось дежурной улыбкой, рисованным дружелюбием, беглым оценивающим взглядом и быстрым уходом с пожеланием хорошо провести вечер в их заведении.

– Вот это красота! Хоть стой, хоть падай! – то ли прокричал, то ли присвистнул Пётр, который неожиданно оказался позади Алексы. – Дай я тебя обниму!

Обернувшись к нему, она была подхвачена на руки и взята в его харизматичный плен. – Когда мы узнали, что у тебя сегодня днюха, просто не могли себе позволить пройти мимо этого события. Можешь не верить, но твой праздник для нас – очень важное событие. Может, поедем сегодня в сауну все вместе? Караоке попоем…

– Эй… Черкас… хорош! – предупредил его Феликс, задорно улыбаясь. – Забыл с кем говоришь? Это тебе не какая-нибудь тёлочка…

– Фил! Ну ты даёшь, дружище! Разве я когда-нибудь относился к Алексе как-то не так? Эту девушку я люблю, как хорошего друга и просто красивую женщину.

– Тогда убери свои лапы! – всё с той же ироничной улыбкой попросил его Феликс.

– Вот шакал, твою мать! – разозлился Пётр и уткнулся лбом в плечо Алексе. – Ну что эта бесчувственная машина делает здесь?

Алекса посмотрела на них и весело расхохоталась.

– Алекса, задумайся: этот бойцовский пёс скоро отвадит от тебя всех нормальных парней!

– Ну, Петруха! – рассмеялся Феликс. – Ты не на себя ли сейчас намекаешь?

– А если бы и так! Между прочим, мы неплохо смотримся вместе, – прижался он к ней щекой и почти по-детски улыбнулся.

– Ты уже слишком стар…

– Ну, это не аргумент, правда Алекса? И отжимаюсь я по утрам по соточке!

– У тебя сомнительное прошлое…

– Это тоже не проблема. С прошлым можно завязать в любой момент, тем более ради такой девушки.

– Петь, ну реально прекращай! – похлопал его по спине Максим. – У Алексы, между прочим, есть парнишка.

– Ничего, парнишка – не скала, можно и подвинуть.

– Ну всё, ребят, хватит смеяться! Я хочу поднять тост за вас, за вашу поддержку, за ваши тёплые слова и за то, что вы сегодня здесь, рядом со мной, – Алекса подняла бокал и оглядела всю компанию парней.

Выйдя из клуба, Алекса с Феликсом попрощались с ребятами и, свернув на соседнюю улицу, присели в уютном кафе, чтобы позавтракать.

– Это была классная ночь. И всё благодаря тебе! – призналась Алекса и блаженно посмотрела в окно, за которым начинало светать.

– Слушай, дружочек. Я тут хотел поговорить с тобой кое о чём… – с грустью в глазах произнёс Феликс и замолчал.

– Фил, говори! Я не люблю, когда ты так смотришь на меня… что случилось?

– Есть вероятность, что мне придётся уехать в Германию.

– Тааак… – протянула она уже без улыбки. – Фраза с подвохом. Только я пока не понимаю, чего мне бояться. Когда ты хочешь слетать туда?

– Не слетать… – его карие глаза чуть сузились, будто ему было больно смотреть на неё. – А уехать насовсем.

– Как это насовсем? – на её губах дрогнула улыбка.

– Я, возможно, вернусь туда жить.

Алекса побледнела, протянула руку и выпила полстакана холодного пива.

– Феликс, скажи, пожалуйста, что ты сейчас просто пошутил! – попросила она, чувствуя, как учащается её сердцебиение.

– Я хочу подготовить тебя к тому, что это может произойти.

– Подготовить меня к тому, что ты уедешь навсегда обратно в Германию? Извини, но к этому ты никогда не сможешь меня подготовить… – растерянно посмотрела она на него. – Феликс, ты не можешь так поступить со мной!

– Алекса, ты даже не представляешь, как трудно мне говорить тебе об этом. Я и сам не могу представить себе, как смогу жить без тебя.

– Ты не имеешь права так делать, Фил. Мы же лучшие друзья! Мы же три года вместе! Мы не просто три года вместе, мы вместе каждый божий день! Как ты себе это представляешь? Ты же шутишь, да?

– Не думаю, что я бы стал шутить такими вещами.

Он сидел напротив неё и уже не смотрел ей в глаза, направив свой взгляд прямо перед собой и мысленно улетая от неё куда-то совсем далеко.

– Феликс… а если… а что если я… – теряя над собой контроль, запиналась Алекса, – попрошу тебя остаться?

Феликс вновь проколол своим взглядом её тревожные и влажнеющие глаза.

– Ты попросишь меня остаться?

– Да, Феликс, – вдруг расплакалась она. – Я уже не смогу без тебя…

– Ты знаешь, мне хочется жить в Германии… – облокотившись на руки, наклонился он к ней через столик, – но уезжать отсюда мне не хочется из-за тебя. Кроме тебя, меня здесь больше ничего не держит.

– Я знаю. Но я надеюсь, что это весомый аргумент, – шмыгнула она носом и небрежно вытерла с щеки слезу. – Или нет?

Феликс грустно улыбнулся.

– Поверь мне, единственное, что пока меня ещё держит здесь – это ты! Ну а дальше посмотрим. Просто не хотел, чтобы это стало для тебя полной неожиданностью.

– Может, ты этого и не хотел… – сокрушённо сказала она, ненавидя его за то, что он намеревался оставить её, хотя он был волен строить свою жизнь в соответствии со своими планами и желаниями, – но я не принимаю твоего решения! И писать тебе в Германию не буду! И звонить не буду! Вообще ничего не буду…

– Не обижайся, дружочек, – растерянно попросил он. – Я, признаться честно, тоже больше не мыслю своей жизни без твоей постоянной болтовни.

Глаза Феликса остекленели, и он спрятал их в то, что находилось за окном. Он сдерживал слёзы, и это значило для Алексы, что она важна для него не меньше, чем он для неё.

– У тебя какие-то проблемы здесь? Что не складывается, Фил? Поверь мне, у тебя всё будет круто! У такой сильной личности, как ты, просто не может быть по-другому. Ты же прёшь напролом, чего бы это не касалось. Я не готова попрощаться с тобой! А вот поплакать ты меня вынудил сам. Мне сейчас очень грустно!

– Я виноват. Не должен был говорить это сейчас.

– Должен! Всегда и в тот момент, когда в этом есть потребность!

* * *

На следующий день Алекса провалялась до обеда. Проведя в душе около часа и проглотив полпачки активированного угля, она, наконец, почувствовала себя чуть свежее. Упав в полотенце на кровать, она набрала номер Мити.

– Я давно готов! – раздался из трубки восторженный голос. – Только ждал твоей команды! Через сколько, моя милая, мы встречаемся на вокзале?

– Думаю через полтора часа, – прикинула она время, чтобы все успели добраться на её вечеринку.

– Как отметили вчера?

– Неплохо. Обсудим при встрече.

Положив трубку, она подумала о Феликсе, и только сейчас заметила от него сообщение, в котором он интересовался, откуда и во сколько они отправляются для продолжения банкета. «Чёрт возьми!» – молча выругалась Алекса и ощутила себя загнанной в угол. «Как поступить? Что сказать одному и второму? А если Феликс случайно проболтается, что был вчера в ресторане в компании моих близких? А если проболтается кто-то из родственников? Что тогда подумает Митя? Как в таком случае я буду смотреть ему в глаза, зная, что не пригласила его на торжество по той причине, что он не вписывается в общий антураж? Тогда бы мне стало неловко за свой выбор, ведь я пригласила того, кто больше соответствовал всей этой обстановке. Феликс… А существовало ли такое место, в котором он бы не сумел преподнести себя наилучшим образом и в самом выгодном свете? Я пренебрегла Митей в этот вечер ради самого вечера. И как бы я смогла делить своё внимание между возлюбленным и лучшим другом? И как же быть теперь, когда они оба приглашены в загородный дом, как и мои пятнадцать однокурсников? Неужели в свой день рождения я должна буду наблюдать, как Феликс, любящий искусно подавать себя в обществе, будет флиртовать и ухаживать за моими многочисленными подружками, или возьмёт в оборот красавицу Надю? А если я захочу поговорить с ним, а Митя будет обижаться?.. Я не позволю Феликсу распыляться на кого-то ещё только потому, что буду находиться рядом с Митей, перед которым я, в свою очередь, обязана реабилитироваться за свою мелкую, скверную, но необходимую ложь».

Немного поразмыслив и действуя не только в интересах собственного душевного равновесия, но и в интересах этих двух, абсолютно разных, но значимых для неё мужчин, Алекса взяла в руки телефон и, сославшись на ревнивый нрав Мити, обратилась к Феликсу с просьбой отменить поездку за город. Не будучи уверенной в том, что найдёт в себе силы произнести эту просьбу лично, она быстро набрала несколько предложений и, закончив текст самыми искренними извинениями, погрузилась в волнительное ожидание того, как он отнесётся к написанному. Прождав некоторое время и не получив от него ответа, Алекса загрустила, предполагая, что он мог затаить на неё обиду, а проведя полчаса у зеркала, она вновь схватилась за телефон и лихорадочно сглотнула, увидев от него новое сообщение: «Я жду тебя в метро. Привезу тебе музыкальный диск. Тот, что ты просила у меня». Удивлённая и слегка озадаченная его таким порывом, который он откладывал месяцами, забывая вручить ей этот диск, Алекса оделась и выскочила из дома в состоянии смутной растерянности. Сойдя с эскалатора и всмотревшись в толпу, она тут же увидела Феликса, идущего по станции ей навстречу.

«И это мой лучший друг после сегодняшнего ночного беспредела и короткого сна?!». Таким нетронутым и свежим может выглядеть только актёр кино после нанесения профессионального грима, либо если этой убойной ночи, наполненной развлечениями и шалостями, не было и в помине! Вчера рубашка и брюки придавали ему официальности и делового шарма, но теперь он был одет по-спортивному модно: в облегающей футболке болотного цвета, которая удивительным образом оттеняла его смуглый цвет кожи, в шортах чуть выше колен и в чёрных кедах. Эта футболка как нельзя лучше подчеркивала его возмужавшие, крепкие, оформленные тренировками руки, мощный торс. Приближаясь к ней манерно-удручённой походкой и небрежно зацепившись руками за карманы шорт, Феликс, чуть наклонив голову к правому плечу, смотрел на неё исподлобья.

Алекса даже не подозревала, что его столь таинственная, чем-то обременённая фигура может произвести на неё столь острое впечатление. Жадно разглядывая его, пока он приближался, она поймала себя на мысли, что эта его лёгкая сонливость на лице придаёт ему такой нежности и обаяния, что невольно начинаешь опускать глаза от странного смятения.

Дождавшись, когда он подойдёт ближе, она смело взглянула на него, но чувство жуткой вины вновь заставило её опустить взгляд, и теперь в её зрачках отражались его ровные, выступающие через футболку кирпичики. Она была поражена его видом и ошеломлённо призналась себе, что впервые в жизни открыла для себя то, как он хорош. До этого момента она никогда не опасалась подобных вещей, ведь на протяжении стольких лет она не замечала в его наружности и внешнем облике каких-либо глобальных изменений, а теперь в нём было нечто такое, что заставляло опускать голову всё ниже, боясь рассмотреть и догадаться, что за необычная чёрточка появилась в нём и сделала его столь привлекательным, что за эмоция, несвойственная ему, так преобразила его в её глазах. Это странное и в то же время трогательное сочетание, которое до этого дня ни разу не засвидетельствовал её взор, а именно рельефная мускулатура и сила, проявляющаяся сквозь фрагменты одежды, и вместе с тем абсолютная мерцающая тоска, спрятанная в тёмно-коричневых ободках глаз. Замершая грусть? Что там, в его глазах, чего никогда не было прежде по отношению к ней? Не считает ли он себя ущемлённым и уязвлённым? Алекса никогда не перешагивала через него и всегда отводила ему важную роль в своей жизни. И не строя иллюзий, относилась к нему, как к члену своей семьи. И неужели он до сих пор не понял, что вчерашний семейный ужин – это самое достоверное, серьёзное доказательство и самый главный показатель её отношения к нему?..

– Привет, – его голос, словно укол, воткнулся в самое сердце.

– Фил… я, наверное, должна что-то объяснить тебе… – виновато пробормотала она. – Мне, правда, жаль, что так вышло… Но я надеюсь, ты понимаешь, почему я попросила тебя об этом. Я лишь прошу, чтобы ты ни в коем случае не думал обо мне плохо. Вчера был один из счастливейших дней в моей жизни, и всё благодаря тому, что ты был рядом. Это правда. Мне трудно объяснить… Ты не обижаешься на меня? Фил… не молчи…

Впервые в жизни он не проронил в ответ ни слова. И этот его взгляд… цепкий, глубокий, проникновенный… Коленки Алексы невидимо задрожали, он заставлял её нервничать. Но как быть? Она должна нести ответ за свои погрешности и окружить Митю своей заинтересованностью и благодарным отношением. Получалось, чтобы очистить совесть перед одним, она так или иначе поступала бессовестно по отношению к другому. Вчера она была виновата перед Митей, сегодня – перед другом. Но не будет ли лучшим искуплением вины просто уделить максимум внимания Мите, не отвлекаясь на Феликса?..

Её сбивали с толку мелькавшие за его спиной люди, они облепляли со всех сторон, неслись и проталкивались. Не нарушая обет своего молчания, Феликс придвинулся, сократив между ними дистанцию и протянул ей коробку с диском. Взглянув на его загорелую руку с ярко выраженными прожилками, которые говорили о работе с тяжёлым весом, Алекса взялась за край диска и, потянув на себя, столкнулась с сопротивлением. Он смотрел ей прямо в глаза и, не ослабляя пальцев, продолжал удерживать коробку в своей руке. «Что он делает? – вспыхнула Алекса. – Что хочет сказать этим жестом? Он что, дразнит её? Намекает на что-то?». Как же всё-таки противоестественны и несвойственны для них подобные вещи. Такой странный акцент не только вывел её из равновесия, но и в какой-то степени смутил. «Алекса, возьми себя в руки, – колебалась она. – В конце концов, перед тобой не мужчина, который пытливо смотрит на тебя, а лучший друг, в общении с которым нет места смущающим факторам». Алекса бросила на него удивлённый взгляд, и через несколько секунд Феликс разжал пальцы и дал ей возможность выдохнуть.

– Пока, Алекса… – еле слышно прошептали его пухлые, сочные, яркие губы и он, запустив руки глубже в карманы, пошёл прочь от неё.

В полном замешательстве она стояла на станции с ненужной вещью в руке и не могла оторвать взгляда от удаляющейся печальной фигуры, которая медленно зашла в вагон и, не оборачиваясь, исчезла вместе с набирающей скорость электричкой. В абсолютно внезапно накатившем на неё нервном состоянии, которое раззадорило её ответить нахальным людям, наступающим ей на ноги, Алекса добралась до вокзала и, еле сдерживая подступавшие слёзы, остановилась в месте отправления электрички, следовавшей загород. Вздрогнув от опустившихся на её глаза ладоней, пахнущих дешёвым табаком и шавермой, Алекса ощутила раздражение.

– Это я, девочка! – послышался над самым ухом низкий баритон Мити.

– Я не знала, что ты девочка… – огрызнулась она, сморщившись от аромата чеснока.

– Прости. Я хотел сказать, моя девочка, – он нежно смотрел на неё своими мерцающими глазами.

– Дай-ка я обниму тебя как следует! Я со вчерашнего дня думаю о тебе не меньше, чем о возможном апокалипсисе!

Стиснув в своих руках, он сдавил её, словно паштет.

– Ты опять ел эту дрянь? – указала она ему на ладони, которые он тут же поднёс к своему лицу и принюхался.

– Да, пахнет… извини. А давно ты относишь своё любимое лакомство к дрянной еде? Что изменилось в моей девочке за один день?

– Просто это всё вредно и пахнешь потом сутки. Надоело уже ходить и распространять зловонья из желудка этим чесночным соусом.

– Я тебя понял, – он обнял её за плечи, – вы вчера хорошо погуляли, и поэтому сегодня ты так остро реагируешь на запахи. Ладно, сейчас приедем на дачу, и я тобой займусь всерьёз.

– Что ты имеешь в виду?

– Сделаю тебе массаж, возьму все обязанности на себя, а ты спокойно будешь приходить в чувства на свежем воздухе.

Как только на горизонте появились их однокурсники Алёна и Андрей, они тут же поспешили на электричку. По необъяснимым причинам внутри Алексы всё клокотало, она была напряжена, расстроена и взвинчена одновременно. Чем дальше они отдалялись от города в лес, тем хуже Алекса владела собой.

Когда через пару часов они приблизились к воротам загородного дома, украшенным громадными шарами, Алекса всё же изобразила на лице один из беспроигрышных вариантов театральных улыбок и даже взяла Митю и Андрея под руки, чтобы войти на территорию в игривом настроении. Гости в лице родственников и любимых студентов уже были на месте и распевали песни под большим зелёным шатром. Вокруг шатра были расположены гигантские зажжённые факелы, придавая обстановке особую атмосферу. Затем вспыхнул костёр, начались неудержимые танцы, творческие сценки, барбекю, вскоре всё это продолжилось затаскиванием Алексы в каминный зал, где в кругу девушек Владик исполнил стриптиз для именинницы, извиваясь вокруг Алексы в умопомрачительном обнажении. Всё это время Митя неустанно опекал Алексу, буквально следуя за ней по пятам и не оставляя ни на минуту.

Собравшиеся гости сидели за большим столом под навесом уличной беседки и мило общались под дразнящий запах шашлыков, готовящихся на мангале. Не задерживаясь долго у зеркала по причине того, что причёска со вчерашней ночи так и осталась в фантастических кудрях, Алекса лишь переоделась и, спустившись вниз, изящно сошла по ступеням в отливающих золотом босоножках. Обернувшись в этот момент, Митя встал, как вкопанный, и, хлопая глазами, которые смотрели на неё с детским восхищением, буквально оторопел, краснея как мальчишка. Её короткое ярко-розовое платье, обнимающее каждую линию и выпуклость, и смотревшееся, как кусочек ткани или купальник на смуглом теле, явно вывело его из равновесия.

– Ты настоящая ведьма! – восторженно сказал Митя, когда, поборов природные инстинкты и выйдя из короткого транса, к нему вернулся дар речи.

– Весьма сомнительный комплимент…

– Прости, Алекса, – всё с той же слегка безумной улыбкой извинился он. – Но подобные чары, которыми обладаешь ты, не обладают простые смертные. Поверь, я сейчас с большим трудом держусь на ногах…

– Отчего?

– От того, что я безнадёжно опьянел, как только увидел тебя! Теперь боюсь даже предположить, что ждёт меня к концу вечера…

Все веселились от души: родственники травили байки и занимались мясом, друзья то и дело пели песни, взрывая лесную тишину заразительным смехом и откупоривая очередную бутылку шампанского или бренди и показывая в честь Алексы смешные миниатюры. И если бы не эта нервозность странного происхождения, ловко спрятавшаяся за оживлённостью и игривостью её лица, и совершенно отталкивающее своей чрезмерной угодливостью поведение Мити, она бы записала этот день в список лучших. Но каким бы громким и показательным ни был её смех, каким бы торжественным ни было её обращение к гостям, и какими стремительными ни были бы её танцы у костра, Алекса была беспомощна в отношении того, что пожирало изнутри. Не сводя с неё глаз и стараясь принять участие в любом движении её мысли, в любом, начинающемся желании или действии, Митя так перестарался, что вскоре из галантного кавалера, умеющего ухаживать за женщиной, превратился в навязчивого, дотошного фанатика. Как же раздражали её эти минуты! Каким же нежелательным было для неё это неизвестно откуда взявшееся поклонение. Эти заискивающие, покорные глаза, потерявшие силу духа и глядевшие на неё так, как глядят рабы на своих хозяев, которые дают им надежду на новый день, вызывали в ней чувство жалости, отворачивая от тех тёплых ощущений, которые она испытывала к нему раньше.

Чувствуя, как её мысли медленно растекаются одна за другой, а настроение не поддаётся контролю, Алекса взяла бокал шампанского и незаметно отошла в сторону к богато раскинувшейся зелени и пышным фигурам кустов, чтобы понаблюдать за происходящим со стороны и разобраться, наконец, в том, что так мешало ей отвлечься.

– Алекса, что происходит с тобой на самом деле? – серьёзно спросила Алёна, заставшая её в этом укромном живописном уголке.

– Алёнка… – с видимым облегчением выдохнула Алекса. Она искренне любила эту девушку за сильный характер и за то, что их изначальная антипатия, основанная на конкуренции в режиссуре, переросла во взаимное уважение. – Просто немного устала…

– Я не об этом. Я о том, что вдруг нашло на тебя сегодня в электричке?

– В электричке? – задумавшись, переспросила она, вспоминая, что находилась на грани нервного срыва. – Видимо, моё поведение – это и есть отголоски моей усталости…

– Уставшие люди безразличны, а ты заводилась из-за каждой мелочи. Тобой руководило раздражение и неоправданная агрессия. Или я ошибаюсь, и она оправданная?

Решительно отрицая эти домыслы, Алекса покачала головой, а в её глазах вспыхнула некая невысказанная мысль.

– Поверь, Алён, не случилось ничего такого, чтобы оправдать эти мои вспышки гнева. Скорее всего, я просто была недовольна собой и взволнована относительно сегодняшнего вечера, – предположила она, не отдавая себе отчета в том, что с ней происходит.

– Взволнована, говоришь… – как-то недвусмысленно протянула она. – Знаешь… а пойдём посидим на качелях и немного поболтаем?

Алёна подхватила её под руку и усадила рядом с собой на плетёную поверхность, скрытую в зелени.

– Я же вижу, что с тобой происходит… всё вижу… Ты похожа на королеву с запросами простой девчонки… – вдруг сказала она, и Алекса оценивающе посмотрела на свою всегда суровую подругу, которая училась в параллельной группе того же факультета.

– Неужели? Мне бы хотелось понимать, какой тут скрыт намёк.

– А здесь нет никакого намёка, я говорю прямым текстом. Так всегда бывает, когда влюбляешься не в того.

– Я никогда об этом не думала. Тот он или не тот… – спокойно пожала она плечами и тут же затаилась, когда Митя, оглядываясь по сторонам, прошёл мимо, решив не тревожить говорящих по душам девушек.

– А я говорю о том, что невооруженным глазом видно, как ты к нему охладела. А ведь я предвидела это ещё тогда, когда между вами началась обоюдная симпатия. Помнишь, я говорила тебе об этом?

Алекса очень хорошо помнила тот разговор, когда Алёна сказала о том, что их столь резко вспыхнувшая заинтересованность друг в друге, которая перешла в романтические отношения, закончится его разбитым сердцем.

– И, всё-таки, я оказалась права… Ты сломаешь ему жизнь.

– С чего ты взяла, что сломаю? Люди присматриваются, пробуют, а потом понимают, по пути им или нет.

– Ты хочешь сказать, что ты не знала заранее, чем закончатся ваши отношения?

– Я никогда не знаю ничего заранее. Я просто делаю так, как чувствую. И во мне всегда живёт надежда, что это и есть то самое настоящее.

– Как бы я не любила и не уважала Митю за все его достоинства и таланты, которыми он наделён, мне было очевидно с первой минуты, что ты окажешься роковой женщиной в его жизни. У каждого человека есть свои роковые встречи и люди. Когда-нибудь кто-то и для тебя окажется роковым.

– А я не думаю, что разобью ему сердце… – Алекса попыталась озвучить свою мысль максимально убедительно. – Он молод и слишком влюблён в жизнь.

– Он привязался к тебе. А тебе нужен человек, который будет относиться к тебе, как к королеве, и при этом баловать твоё второе я. Митя, если и будет готов дать тебе простые радости жизни, то соответствовать первому он не сможет. Ты – человек смешанный, а он определённый. Ты, как бы это сказать, не лишена тонкого аристократизма. Ты из тех, кто претендует на звание леди, на красивую сказку, на качественную жизнь, но при этом в тебе много приземлённых потребностей. Ты в душе девчонка со двора, которая готова бегать со шпаной в грязной рубахе, пускаться во все тяжкие, получать удовольствие в компании фриков и бедных музыкантов. Но ты сама подумай, чего в тебе больше? Сможешь ли ты всегда удовлетворяться простыми, незатейливыми вещами и не страдать, втайне тяготея к другому?

Алекса помнила свои ощущения, когда он пленил её на сцене, как впечатлял её своими взглядами на те или иные вещи, как смело разрушал наискучнейшие формулы жизни и удивлял своими убеждениями.

– Что тебя прельстило в нём?

– Духовно-нравственные приоритеты, философское отношение к жизни, его сценические таланты. Митя – жизнеспособный и сильный даже без смокинга и лимузина. Но семья, дом, работа, уверенность в завтрашнем дне… к сожалению, он не победитель… хотя у него прочувствованная и осознанная жизненная позиция, преданность сиюминутным идеалам.

– А теперь подумай, чего тебе не хватает?

– Социального статуса, мужественности, властности, авторитета… – сказала она, чувствуя острую потребность не столько в романтизме, сколько в мужской конструктивной и основательной поддержке. – Возможно, я его просто недооцениваю.

– А может быть, после того, как улеглись первостепенно возникшие чувства, и появился вопрос о том, что же следует за этим, и ты, наконец-то, увидела суть?..

Алексе становилось не по себе, и она катастрофически не понимала, отчего внутри неё всё больше преобладали тоска и унынье. Неужели и этот праздник закончится для неё горькими слезами?

– Что собираешься делать? – новый вопрос вывел Алексу из задумчивости.

– Сложно из управленца сделать исполнителя, а исполнитель никогда не станет хорошим управляющим. Митя – очень разносторонний, настоящий, живой, но, возможно, в некоторых вещах уж слишком первобытный…

– Что ты ощущаешь по отношению к нему?

– Не знаю… – Алекса отчаялась ещё больше. – Мне не хочется в этом признаваться, но я чувствую раздражение…

Алекса знала, что Алёна относилась очень тепло к их паре и уважала каждого из них по отдельности, и теперь задавала ей вопросы только лишь с той целью, чтобы помочь разобраться, что же на самом деле она чувствует.

– Эх… вы смотрелись прекрасно, пока не перешли эту грань. Вы сидели на кафедре до полуночи, сплетённые разговорами… и эта духовная близость сохранилась бы по сей день, если бы люди не совершали одни и те же ошибки – не влюблялись бы не в тех…

– Сложно было не перейти грань, когда понимаешь, что можешь обладать поистине талантливым человеком и замечательным актёром. Спустя некоторое время, нам стало неизбежно мало нашего общения и захотелось большего. И тогда чтобы расширить эмоциональное поле, появилась физическая потребность, интерес, любопытство, желание испытывать чувство влюблённости. Мы действительно говорили с ним на одном языке, ведь за весь наш полугодичный роман мы даже толком не поссорились ни разу.

Незаметно праздничная ночь, такая бурная, пьяная, перетекла в противоположное этому безрассудному веселью вялотекущее, ленивое утро. Солнце слишком скоро встало крупным шаром над участком и освещало еловые верхушки леса, хотя его приближение ожидалось меньше всего, уж больно приятно было смотреть на украшение природной темноты – оранжевый костёр. Солнечное тепло незамедлительно начало подогревать зелёный периметр, на котором ещё шевелились самые выносливые гости. Многие плавно переместились на траву и улеглись на покрывала, решив совместить приятное с полезным – наконец немного подремать, чтобы привести в порядок мысли и слегка подрумяниться на солнце.

Митя, понурив голову, сидел на земле и пустыми, отрешёнными глазами смотрел на дотлевающий костёр. Алекса лежала на покрывале с подружкой и только лишь из уважения заставляла себя искусственно веселиться, но как только она прикрыла глаза и опустила голову на траву, внезапно исчезло желание смеяться, стало беспокойно, и появилось явное осознание того, что уже утро, и от ночи осталась лишь тяжёлая голова и воспоминания о том, как она пренебрегла Феликсом. Чувствуя себя подавленной, Алекса стянула с качели плед и, обернувшись в него, посмотрела на телефон. Рука дрогнула и набрала номер Феликса. Его сонный голос, моментально откликнувшийся на её звонок и показавшийся ей нежнее голоса ребёнка, вселил в неё тихую радость. И как только она осознала, что в ласковых интонациях его слов давно истлела обида, по её щекам тут же потекли слёзы. Как же она хотела увидеть его в эту минуту, кинуться на шею, попросить прощения, увидеть в его глазах всё то же обожание.

– Феликс, прости меня… прости, пожалуйста… – тихим, измученным голосом взывала она в трубку. – Я повела себя странно, и в итоге получилось так, что весь вечер я не находила себе места, потому что тебя не хватало за сегодняшним столом. Ты знаешь, что ты мой лучший друг, и мы всегда вместе. Скажи, ты ведь правда не злишься на меня? Я просто трусишка. Дурочка.

– Алекса, ты просто, как всегда, хотела сделать всем хорошо.

– Да. Но в итоге я поняла, как мне тебя не хватает…

– Всё хорошо, дружочек! – ответил его мягкий голос. – Мне тоже тебя не хватает!

– Правда?

– Правда!

– И ты не злишься? – всхлипывала она, и туман перед глазами набирал объёмы, а в горле образовался ком.

– Ты что, плачешь? – забеспокоился он.

– Да, – жалобно пропищала она.

– Ну зачем слёзы, дружочек? Что происходит? Где Митя?

– Не знаю, чувствую, что так не должно было быть.

– Так, вытирай слёзки, я ни на секунду не злюсь на тебя. Всё по-прежнему. Завтра увидимся и обо всём поговорим. Ты же, надеюсь, вернёшься в город завтра?

Она кивала в трубку, ведь, будь её воля, она бы и сейчас села в первую маршрутку и полетела к нему, чтобы объяснить ему всё то, что жгло сердце.

– Девочка моя! – послышался в этот момент Митин тихий зов. – Иди же сюда!

Не придав значения его одиноким посиделкам у костра, Алекса продолжила говорить по телефону. В следующий миг её отвлек какой-то шум, и она очумело обернулась туда, где облако пепла от костра воспарило в чистом прозрачном воздухе и медленно начало оседать. Что-то резко и решительно было брошено в костёр. Она увидела Митю, который буквально вползал по бетонным ступенькам в дом, а через мгновенье уже выскочил на улицу, держа в руках свой рюкзак. Дикими, ничего не мыслящими глазами он посмотрел на неё, безбожно выругался и бросился бежать к воротам. Через секунду на крыльцо выбежала Мария. На ней был халат и домашние тапочки. Чтобы выяснить, что произошло, Мария бросилась за ним вдогонку. Ошарашенная происходящим, Алекса подскочила на месте и помчалась следом. Митя слепо бежал вперёд, не разбирая дороги. Задыхаясь, Мария хваталась за сердце, но продолжала бежать по каменистым дорожкам, убеждая его остановиться. Свернув с тропы, идущей вдоль домов, Митя оказался на шоссе.

– Там машины, остановись ты, наконец, – что есть мочи орала Мария.

В следующий момент он резко замер, будто в него выпустили пулю, и развёл руки в стороны. Дикий вопль, исходящий из него, взбудоражил птиц и нарушил утреннюю тишину леса. Как только его крик прервался, он полетел назад и навзничь упал на асфальт. Выскочившая из-за поворота машина, проскулив, затормозила перед ним, секунду постояла и, обогнув, поехала дальше. Потрясённые увиденным, Алекса и Мария застыли на месте, но как только машина скрылась, бросились к Мите.

– Да что же это происходит! – взволнованно воскликнула мама, подложила ему под голову свою руку и легонько похлопала по лицу, чтобы привести в чувства. Ей нравился Митя, и поэтому она с материнской опекой и участливостью старалась выяснить, что случилось и успокоить сорвавшегося парня.

– Я поеду домой, – сказал он, когда поднялся с земли.

– Чуть позже, когда протрезвеешь. Вот поспишь, а дальше видно будет, – сказала мама.

Только сейчас они заметили, что он был без обуви, стоял на асфальте босыми ногами и громко икал. По настоянию Марии он не стал спорить и, отступив на несколько шагов, побрёл назад, держась за голову.

Уже подходя к воротам, Митя вдруг обернулся на неё, и они встретились глазами. Алекса только разинула рот, но он вдруг бросил на неё гордый, холодный взгляд и сказал:

– Даже в свой день рождения, когда я ни на шаг не отхожу от тебя, ты не забываешь о нём, произнося его имя и говоря о нём, когда он отсутствует, – взгляд Мити вонзился в Алексу, как только они зашли за угол дома. – Когда я сижу один и сохну от тоски, ожидая, когда ты, наконец, подойдёшь ко мне, я получаю в ответ твои горестные муки и что ещё хуже – твои женские слёзы по поводу его отсутствия рядом с тобой.

– Митя! Он же… он же мой лучший друг… Хотя вам всем не понять… – с разочарованием ответила Алекса, следя за тем, как он поднимается в дом совершенно чужим человеком.

* * *

Бросив взгляд в зеркало на своё хмурое лицо, в котором не было ни намека на былую жизнерадостность, Алекса, находясь в несвойственном ей флегматичном состоянии, прошла на кухню и, достав самую высокую кружку, насыпала в неё две ложки кофе и горку сахарного песка. В лёгком ступоре она наблюдала за тем, как, смешиваясь с крепким кипятком, кофе рождает непредсказуемые узоры, которые будто тонут под ровной бежевой поверхностью молока. «Коварное утро. Никакой стабильности. Апатия. Моральная смерть. Вот оно как, должно быть, чувствует себя растение…». Вяло усевшись за стол в своей леопардовой пижаме и белых домашних унтах, она, с беспристрастием глотая кофе, ощущала, как её настроение балансирует от очень плохого к ужасному. Единственное, что было действительно реальным, так это то, что с самого момента пробуждения Алексу преследовала навязчивая идея запустить в себя свежеиспеченный чизкейк или шоколад, который она с удовольствием растопила бы во рту, превратив его в сладкую струю.

Критические дни, помимо зверского аппетита, приковали её к постели, и теперь, глядя на часы, она с сожалением осознавала, как бесполезно провела половину дня. Всё, что находилось ниже пупка, настолько изнывало от боли, что, посидев так несколько минут, Алекса вновь принялась ходить по квартире, волоча за собой ноги и дожидаясь, когда подействует очередная доза обезболивающего.

Добравшись до ванной комнаты с желанием ополоснуться, Алекса вдруг зябко дёрнулась, представляя, как придётся сбросить пижаму, ступая на холодную поверхность, и в итоге отложила эту затею. Присев на любимом пуфике с изящными дубовыми ножками у компьютерного столика, она вновь обратила внимание на свои ощущения. «Непривычное, непримиримое состояние для моей всегда беспокойной и наполненной мыслями головы, в которой всегда бушует тихий шторм. Ничего не хочу!».

Когда женские дни, сопровождаемые плохим самочувствием, наконец-то, оставили Алексу в покое, она вновь ощутила, что способна действовать и принимать взвешенные решения. Не видя больше смысла в том, чтобы лелеять любовь, которая в действительности оказалась мнимой, она всё же решилась на откровенный разговор с Митей.

В тёплом кардигане и кожаных ботфортах Алекса стояла на аллее и собиралась с духом. Будучи влюбленной в этого нетривиального мальчика, в его талант, в его обаятельное разгильдяйство, добросердечие, она искренне верила, что его внутренней поэзии будет достаточно для того, чтобы сберечь эти отношения, но, как оказалось, этот его весьма уютный и в то же время фактурный мир так и не смог подарить ей главного – понимания и опеки над её противоречивой натурой. Ей нужен был духовный наставник, способный действовать изысканными методами, человек, излучающий силу и мощь, рядом с которым можно было бы ничего не бояться и смело вверить себя в его руки. Теперь Алекса сожалела о том, что всё же довела Митю до признания в любви и не остановилась до того, как это произошло. Какими, должно быть, мучительными показались ему эти две недели, в которые она размышляла над их будущим. Сердце её клокотало в точности так же, как в тот день, когда он впервые осмелился её поцеловать, только теперь оно билось не от счастья, а от боли.

Ещё издалека видя его высокий и худощавый силуэт, его растрёпанную шевелюру, торчавшую из-под капюшона и заложенные в карманы руки, она снова убедилась в том, что поступает по совести, ведь с его приближением внутри по-прежнему не ёкало. Неужели можно проснуться однажды и понять, что чувства себя исчерпали до последней капли? Что же конкретно выместило влюблённость к этому глубокому зажигательному парню? Что заставляет её уйти навсегда? Что так повлияло на то, что ни с того ни с сего она перестала боготворить этого непоправимого романтика? Так и не разобравшись в том, что стало причиной её остывшего сердца, Алекса приняла решение просто отпустить его.

– Что ты решила? – под маской добродушия вырисовывалась скромная улыбка. – Ты просила меня дать тебе время, и я тебе его дал. Хочу отдать честь твоей выдержке… две недели едва не свели меня с ума от пребывания в неведении.

– Моей выдержке?

– Лично я сломался уже через сутки… – он откашлялся перед тем, как закончить мысль. – Немыслимо затосковал по тебе. Всё остальное время я только и делал, что считал дни до нашей встречи.

– Мить… – скукожившись, произнесла она его имя. – Я думаю, нам нет смысла оттягивать разговор…

– А, может, всё-таки, есть смысл его оттянуть? – вдруг резко вырвалось у него, и он остановился, не отрывая взгляда от дороги.

Она искоса взглянула на него. Его профиль, рельефно выступающий из капюшона, был болезненно бледным, в тёмных глазах застыло сокрушение, дыхание стало шумным и учащённым. Чувствуя, как она смотрит на него, он обернулся, но это лишь испугало Алексу, ведь сказать вслух о своей нелюбви, глядя человеку в глаза, было слишком даже для неё. Стараясь поймать удобный момент и сделать это как можно безболезненнее и деликатнее, она шла вперёд, замечая, как он изредка касается её плечом. Ещё несколько шагов по аллее бок о бок, и он украдкой взял её за руку.

– Я думаю, мы должны остаться добрыми друзьями, – выговорила она, неловко отобрав свою руку и заправив ею за ухо волосы.

– Я знал, что ты это скажешь… – с горькой ухмылкой ответил он.

Он стоял перед ней с опущенными руками и растопыренными пальцами, будто в любой момент готов был схватить её, если она вдруг вздумает бежать.

– Чёрт, Алекса! Я был и не был готов к этому! – скривившись, с досадой бросил он. – Хотя… о чём речь! Я до сих пор не готов к такому повороту!

Алекса вдруг ясно увидела в его глазах пугающее осознание произошедшего горя и эту странную, почти отрешённую улыбку, неожиданно возникшую на его осунувшемся лице. «Пожалуйста, Митя, только не это! Не нужно всё усложнять и делать друг другу ещё больнее. Ты должен был отнестись к этому с пониманием и мужественно принять, что мы – влюблённые без будущего».

– Ты всё хорошо обдумала? – сухо спросил он куда-то в пустоту. – Достаточно хорошо, чтобы не допустить ошибки?

– В том, что так для нас с тобой будет лучше, я уверена, как никогда, – тихо сказала она, начиная чувствовать подступающее ностальгическое опустошение.

– Ответ превосходит все ожидания… – с обидой улыбнулся он.

– Прости, мне невероятно тяжело даётся этот разговор, и я очень хотела бы, чтобы эта ситуация разрешилась для нас обоих максимально безболезненно.

– Развернуться и уйти… – вновь договорил он и скривился, будто от физической боли. – Ты уважаешь меня?

– Больше чем кого-либо, – честно ответила она и даже смогла улыбнуться, так как о своих истинных чувствах к нему говорить оказалось куда проще и приятнее.

Митя отрывисто покачал головой в знак того, что не ставит её слова под сомнения, приблизился к ней и, вновь выкрав её руку, горячо сжал в своей.

– Если всё так, как ты говоришь, и ты действительно уважаешь меня… Я хочу попросить тебя об одолжении…

– О чём? – замерла Алекса.

– Проведи со мной этот вечер.

– Прости, но это плохая идея, Мить.

– Плохая идея – это наше расставание, а провести вечер с любимым человеком, пусть даже это будет в последний раз – это бесценное время. Послушай меня… – от неподдельного волнения его профессиональный голос слегка охрип. – У меня сейчас абсолютное ощущение того, что меня ударили кувалдой по голове. Правда… Я действительно пока не осознаю всего того, что сейчас происходит. Помоги мне, Алекса, мы должны спокойно сесть и поговорить.

Он вдруг повернулся к ней спиной и неестественно засмеялся, подняв лицо к чёрному небу над головой. Такие истерические припадки всегда трогали Алексу и никогда не оставляли её равнодушной, а мужская боль, прикрытая слегка отверженным поведением, действовала на неё обезоруживающе.

– Мить… – взяв себя в руки, оглушила она его своей строгостью.

– Просто поехали сейчас со мной! Мне необходимо поговорить с тобой. Ничего больше, я тебе обещаю!

– Зачем всё это? – мучительно протянула она, видя, как одержим он в эту минуту.

– Мы не враги друг другу. Неужели я не заслужил того, чтобы побыть немного с близким человеком? Это последнее, о чём я когда-либо попрошу тебя, женщину, которая приняла решение уйти в тот момент, когда я допустил её до своего сердца и… искренне полюбил.

Сидя друг напротив друга в пустом вагоне поезда, они молчали. Алексе казалось, что это лишнее, но самое малое, что она может сделать для него в день их расставания. Молча они шли к его дому, поднимались в его квартиру, где их встретил подросший кот. Тут же бросившись ей под ноги, он начал извиваться в счастливом припадке от того, что они вернулись домой.

– Он тебя ждал… – кивнул Митя. – И я тоже…

От испытываемой неловкости Алекса опустилась на корточки и приласкала разнеженное животное, лишь бы не стать свидетельницей ещё большей подавленности своего бывшего возлюбленного.

– Пожалуйста, давай поговорим, а потом я поеду, – предупредила она, сняла верхнюю одежду и, пройдя на кухню, села на стул у окна.

– Хочешь чая?

– Я не хочу, спасибо.

– Тогда, может, откроем шампанского, как в старые добрые времена?

– Что-то не праздничное настроение… – отказалась она.

– Не праздничное – это верно… Но я всё же открою. Эта бутылка предназначалась сегодня к тому, что мы начинаем новую жизнь, но теперь, похоже, она будет выпита совсем по другому поводу. Однако это теперь не имеет никакого значения, так как главное остаётся главным – она предназначалась для нас двоих…

Он сделался вдруг непринуждённо-весёлым, самим собой, ловко откупорил пробку и до краёв наполнил оба бокала.

– Давай, Алекса, пей! Это наше последнее шампанское наедине… – уговаривал он, и она неохотно приняла бокал из его рук.

Митя опрокинул фужер и осушил его залпом. Такое поведение насторожило Алексу. Затем он с юным задором чокнулся с ней вторым, заглушив его целиком и зажмурившись от сильных газов. После осушенного им третьего бокала Алекса решила повременить и отставила свой в сторону.

– Я понимаю, нам обоим сейчас нелегко… Ты переживаешь…

– Совсем забыл… – он театрально хлопнул себя по лбу. – Мы не произнесли тост! Исправляюсь! Итак, за тех, кто не может быть вместе! – торжественно выкрикнул он и выпил четвёртый бокал.

С ужасом Алекса осознавала, что весь этот спектакль – отнюдь не безобидные посиделки, а его нарастающая истерика. Митя поставил бокал и в каком-то резком порыве упал перед ней на колени.

– Выслушай меня… Неужели ты не видишь, что я наконец-то готов к серьёзному шагу? Мы были вместе полгода, я много думал, анализировал. Я всё взвесил и осознал. Я понял, что готов к семье! Готов жертвовать ради этого многим. Я хочу всегда быть рядом с тобой и делать так, чтобы ты улыбалась, – он глубоко вздохнул, теребя её покоившуюся на коленях руку. – Я справлюсь, слышишь? Просто дай мне шанс, умоляю!

Проглотив застрявший в горле ком, Алекса укрыла руки от набежавших мурашек, ведь сейчас она, как никогда, чувствовала, как съёжилась её собственная кожа.

– Митя, не нужно об этом. Ничего уже не будет как раньше, – отчаянно замотала она головой, ощущая его боль.

– Всё… всё может быть! И даже больше! Потому что ещё недавно у нас всё было хорошо. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, я устроюсь на работу, я буду стараться ради тебя. Я хочу детей от тебя…

– Ну всё, хватит! – вскрикнула Алекса и сбросила его руку. – То, что ты делаешь сейчас, просто невыносимо! Прошу, не нужно пытаться меня уговорить, не нужно давить на меня. Ещё немного и ты сделаешь так, что я буду испытывать чувство вины всю оставшуюся жизнь, а я не хочу этого. Я действительно искренне не хочу, чтобы тебе было больно! Постарайся сделать так, чтобы я не винила себя. Не вынуждай меня жалеть… просто отпусти ситуацию… отпусти меня…

– Я справлюсь, слышишь? Тебе нужен мужик! Я обещаю – ты не будешь ни в чем нуждаться! Дай, дай мне этот проклятый шанс! – он обхватил её лодыжки и упал лицом ей в колени.

– Мить, пожалуйста, не надо… Если бы я только знала, что ты начнёшь меня мучить, я бы ни за что не поехала сюда. Я думала, мы просто поговорим, как добрые друзья, и постараемся смягчить всю эту ситуацию…

– Но почему?! – пальцы его разжались, и он, взбешённый, подскочил на месте, не в состоянии справиться с собственными эмоциями. – У тебя кто-то появился?

– Да нет же! У меня никого нет! Я бы никогда не поступила так с тобой. Просто мне необходимо разобраться в самой себе… Я хочу понять, что мне самой нужно, понимаешь? Я вижу, спокойно поговорить не получится. Я лучше поеду.

С мокрыми от слёз глазами она встала, но Митя тут же преградил ей дорогу.

– Девочка моя… родная… – он протянул к её лицу дрожащие руки, прикрыв ими её щечки.

– У нас всё ещё может быть, слышишь… – неистово шептал он, ловя её взгляд. – Всё ещё может быть. Взгляни на меня. Просто посмотри на меня!

– Мить, дай мне уйти… – попросила она. – Всё это причиняет мне боль… но вернуть то, что было, действительно невозможно…

– Нет ничего невозможного! – неожиданно закричал он, и Алекса непроизвольно отшатнулась назад.

В неконтролируемом безумном порыве он метнулся к столу, схватил свой телефон и, размахнувшись, швырнул его об стену. Не ожидая от него такого гнева, Алекса плотнее вжалась в стену и, немного труся, попыталась привести его в чувства.

– Зачем ты так, Мить? Ты же не такой!

– А какой? Какой?! – продолжал кричать он, и его голос был великолепен даже в этих неудержимых эмоциях. – Простой влюбленный дурачок? Который никогда так не посмеет сделать? Потому что духу не хватит? А это ты видела? – с угрожающим взглядом крикнул он и, схватив со стола бокал, с хрустом разбил его о другую стену, да так, что Алекса закрыла уши руками и сжалась, боясь разлетевшихся осколков.

– Митя! Перестань!

– А это ты видела? – прозвучал новый вызов, и ещё один бокал разлетелся на осколки. – Когда я упустил тебя?! Скажи мне, когда? Когда это всё произошло? Когда ты разлюбила меня?

– Не надо, Митя! Не нужно этого, – рыданием вырвалось у неё.

– Когда разлюбила? Ответь мне!

Алекса измученно посмотрела в его беснующиеся глаза.

– Я была влюблена, но не смогла полюбить тебя по-настоящему… Прости меня за это, – она подскочила к нему, прижалась всем телом и, извиняясь, нежно гладила его по растрёпанным волосам. – Мой хороший, мой замечательный, самый лучший, прости меня. Умоляю прости и просто отпусти!

– Не можешь остаться со мной навсегда?

Он стоял недвижимо, с опущенными вниз руками, когда она обнимала его, и отрешённо смотрел в одну точку.

– Не могу… – страдая вместе с ним, подтвердила она.

– Не можешь остаться навсегда… – после крика голос охрип ещё больше, – останься тогда на одну только ночь…

Она отстранилась от него. Она не ослышалась? Нерешительно подняв на него глаза, она увидела, что он плачет.

– Знаешь… я сегодня умер…

– Пойдём…

– Куда?

– К тебе в комнату, – несколько секунд она что-то обдумывала, а затем, взяв его за руку, увела из кухни.

Солнце подкрадывалось к окну. Измученные продолжительными ласками, они лежали обнажённые, а по их телам бродили светлые солнечные пятна. Митя спал, положив свою руку на её бедро, а она разглядывала его лицо и думала: сколько нужно встретить мужчин, прежде чем судьба подарит ей того единственного, с кем и всей жизни ей покажется ничтожно мало?..

Лицо Мити казалось в эту минуту детским и таило тихую радость. На нём больше не было пугающей бледноты, тёмные завитушки волос спадали ему на лоб, щёки чуть подрумянились, а его прямые губы ярко пылали от того, как усиленно и жадно он впивался ими в её тело. Всё, что отличало его в эту ночь от предыдущих, это то, что каждым движением, каждым рывком и касанием он будто пропитывался ею, умолял остаться, демонстрировал любовь к каждой клеточке её тела. Она же делала всё то, что он хотел, но оставалась при этом холодна.

Ещё не так давно она любила эту мрачную комнату с маленькой звукозаписывающей студией в углу и крутящимся креслом, любила наблюдать, как Митя занимается созданием нового трека, сидя в больших наушниках, любила их занятия любовью под его рэп прямо на этом столе, любила пересматривать все фильмы, в которых он снимался… А теперь будто всего этого и не было… пустота, раздражение и желание уйти… Алекса пока не понимала, что произошло с её чувствами, но в одном она была уверена точно – она больше никогда не вернётся в этот дом.

Стараясь его не разбудить, она осторожно убрала с себя его руку, бесшумно поднялась с кровати и, отыскав разбросанные по всей комнате детали своего гардероба, оделась. Как же это странно… Вот так ничего, совершенно ничего вдруг не чувствовать… В этот момент в ней не находилось места для жалости, сожаления, элементарных желаний, ничего, кроме стремления быть сейчас в другом месте. Где угодно, но не здесь. Спиной она ощутила, что он проснулся и наблюдает за ней.

– Алекса… – окликнул он её почти испуганно.

Не осмелившись обернуться в его сторону, она лишь ощутила, как напряжённо он приподнялся в постели.

– Не провожай меня… – сказала она и ушла, захлопнув за собой дверь.

Через несколько минут Алекса села в первую, ещё пустую маршрутку, в окна которой слепило летнее солнышко. Наблюдая за пробуждающимся городом, она, несмотря на то, что этой ночью не сомкнула глаз, вдруг ощутила прилив сил и энергии. Больше не думая о Мите, о его боли и разочаровании, она решила подумать о себе и о том, что, возможно, теперь ожидало её впереди.

* * *

В шестом часу вечера на пороге её дома возник Феликс, появление которого всегда действовало на неё таким же образом, как действует космическая сила в случае с артистом, которому предстоит выйти на сцену и просуществовать на ней бесценные мгновения, воздействуя на людей своим бешеным потоком энергетики. При каждой их встрече Алекса, пренебрегая любыми лирическими настроениями, превращалась в какое-то абсолютно увлекательное, динамичное и резвое существо, способное увлечь за собой даже самого неистового меланхолика. Именно поэтому, несмотря на продолжительно-ленивое бездельничество, его визит моментально оживил её, и она, визгнув, словно обезумевшая, кинулась ему на шею, с чувством потрепав его волосы.

– Тише, тише, дружочек… – немного отстраняясь, пытался угомонить её он. – А то, боюсь, наш праздник закончится прямо на пороге твоего дома.

Алекса резко расцепила свои удушающие объятия и, взглянув на препятствия к её радостному порыву, вытащила из его подмышек две бутылки шампанского.

– Ого… А что мы сегодня празднуем, если не секрет? – взбудоражено спросила она, ставя шампанское на стол. – И почему ты с вещами?

Проигнорировав её вопросы, Феликс опустил дорожную сумку на пол, аккуратно стянул кожаные туфли, расстегнул куртку и не без хитрости посмотрел на неё, заложив одну руку во внутренний карман.

– Что?! – раззадорилась она. – Показывай давай, что ты там от меня прячешь?!

Она шустро подскочила к нему, а он ещё больше расплавился от удовольствия, наблюдая её нетерпеливый интерес.

– На всякий случай я взял маленькую, – пояснил он, – чтобы после того, как ты с ней расправишься, не слишком долго слушать о твоих угрызениях совести!

Не успел он вытащить лакомство, как оно тут же оказалось в её власти, и она победно расхохоталась, не ожидая от самой себя такой чёткой операции по исчезновению из его рук шоколадки.

– Ну ты даёшь, дружочек! – не удержался от смеха и он. – Ты расправилась с ней не хуже тигрицы с куском мяса. Да с тобой страшно иметь дело!

– Страшно, но, согласись, приятно, – она развернула обёртку и с неописуемым сладострастием вонзилась губами в шоколад.

– Я уже начинаю подозревать, что я здесь являюсь лишним… Ты всё-таки кому больше рада – мне или куску сахара?

– Ты знаешь… – помедлила она, – тебе!.. Но мне дико нравится, когда ты меня балуешь!

Между тем, пока она расправлялась с шоколадкой, он невозмутимо снял с себя, казалось бы, абсолютно приличные белые носки и, предварительно извинившись, открыл дверцу шкафчика и выкинул их в ведро под раковиной.

– Не переживай, запаха не будет. Они были почти новые, – предупредил он, достал из кармана другие в упаковке и, оторвав бирку, шустро надел их на ноги. На всё это она смотрела скептически, а когда они встретились взглядами, не удержалась от вопроса.

– А зачем ты выбросил совершенно приличные носки? Если ты не знал, то вещи можно неоднократно использовать после стирки… – улыбнувшись, подсказала она.

– Носки я никогда не стираю, – объяснил Феликс, – предпочитаю каждый раз покупать новые, одноразовые.

После он раскинул руки в стороны и заверил, что теперь готов обнять её как следует. Но как только Алекса двинулась ему навстречу, а Феликс взглянул на её окрашенную шоколадом улыбку, он тут же упёрся руками в её плечи и запротестовал.

– Ладно. Это было слишком опрометчиво с моей стороны… – сквозь смех, набиравший силу, говорил он, не допуская её до себя. – Беру свои слова назад.

Она же, напротив, видя его сопротивление, напирала, словно танк, и, дурачась, хлопала чумазым ртом, стараясь дотянуться до его щеки, а когда от настигшего веселья они оба ослабли, она как следует, чмокнула его.

– Да… – вытирая следы шоколада со своей щеки, – протянул он, – зубы – это неотъемлемая часть нашего лица, в чём я в очередной раз сейчас убедился.

– Слушай, а если бы я такой и была? – вдруг спросила она, облизывая языком окрашенные зубы. – Смог бы ты быть для меня тем же другом, что и сейчас?

– Что за глупости?

– Я проверяю степень твоей искренности и человечности. Ну так что, дружил бы с такой дефектной?

– Не думаю… Как я с такой в обществе покажусь? Меня просто не поймут… – продемонстрировав свои зубы, заулыбался он.

– Вот смотрю на тебя, засранца, и думаю: шутишь ты или в этой шутке есть доля правды?

– Истинная женщина! Ей прямо отвечаешь, а она всё равно хочет услышать по-своему…

– А вот я была бы с тобой, несмотря ни на что, – серьёзно добавила Алекса, часто признавая в себе крохотного героя, способного на маленькие поступки и благородные порывы.

– Ну, если так, то и я непременно нашёл бы выход, как быть с тобой в таком случае.

– И какой же? – пытливо уставилась она на него.

– Думаю, я сделал бы тебе новые зубы.

Удовлетворившись ответом, она упустила буквально одно мгновенье, не успев остановить Феликса, который тут же с заметным облегчением уселся в кожаный диван, и теперь блаженно расслаблялся, широко расставив ноги и упираясь ладонями в мягкое пространство мебели.

– Ну всё! Туши свечи! Мой друг всё-таки добрался до космоса. И как мне прикажете теперь выводить его из этого транса?

– Не кипятись, дружочек, – измученно-блаженной улыбкой остановил он её, – дай мне всего пять минут, и я снова буду в форме. Вот увидишь!

Пока Феликс отдыхал, чуть опустив веки, Алекса носилась по кухне и резкими, отточенными движениями накрывала на стол, рассказывая о минувших днях. Порезав на тарелку хлеб, ветчину, сыр разных сортов, которым неизменно был полон её холодильник, она зажгла красные свечи, которые всегда хранились на кухне на случаи застолья, и с размаху села, расслабленно опустив голову на высокую спинку стула.

– Ты какой-то странный сегодня… – заметила она некую задумчивую отрешённость на его лице, но не получив от него ответа, вновь включилась в актёрскую игру. – Нет, что Вы, что Вы! Не утруждайте себя ответом. Сидите, думайте себе на здоровье, Вы ведь в гости пришли!

Он немного встряхнулся и ответил на её замечание краешком улыбки.

– Ну что? – продолжала Алекса. – Ты собственными силами поднимешься и сядешь за стол или тебе помочь?

– Сейчас это было похоже больше на угрозу, чем на дружеское обращение, – усмехнулся он. – Поэтому я думаю, что будет лучше, если я справлюсь с этим самостоятельно.

Шумно выдохнув и одолев усталость, он более чем резко покинул диван. Искусственно бодрясь, он присел за стол, притянул к себе шампанское и одним лёгким, почти незаметным движением отделил пробку от горлышка.

– Дружочек! Я уезжаю в Германию… – сообщил он, твёрдой рукой наполняя бокалы.

– Вот это новости, Фил! Значит, мне придётся умирать от тоски по тебе?

– Я не позволю тебе этого делать.

– Да? И каким образом?

– Я буду звонить.

– Это ты здорово придумал, – засмеялась Алекса. – И как долго я тебя не увижу?

– Недели две… Может, чуть больше…

– Ничего себе, – с сожалением заметила она. – Что-то случилось?

– Нет. Хочу проведать бабушку с дедом, ну и заодно закрыть кое-какие дела.

– И во сколько самолёт?

– В семь утра.

– Значит, провожать тебя будем аж до утра? – догадалась Алекса.

– Хотелось бы рассчитывать на что-то подобное, – подтвердил он и, коснувшись её бокала своим, торопливо выпил.

Перед ней сидел молодой мужчина. Её лучший друг. А она уже давно смотрела на него другими глазами. Теперь он изменился: более выразительные скулы, потемневшие от лёгкой щетины, до жути сосредоточенные глаза, смягчавшиеся лишь в мгновения улыбки, более сдержанные движения и, конечно, её не могла оставить равнодушной его новая фактурность тела, которой он оброс за время их дружбы.

– Ну и как мой лучший друг желает провести сегодняшний вечер? – она открыла зеркальный холодильник, влезла в морозильный отсек и достала оттуда замороженную бруснику, которую он так любил.

– Я предлагаю немного отдохнуть и поговорить, а когда мы опустошим эти бутылки с шампанским, я отвезу тебя в клуб.

Не понимая до конца, собирался ли он в клуб потому, что ему этого хотелось или потому, что он думал, что этого хочется ей, она продолжала маячить по кухне.

– А ты у меня крепкий орешек… с танцпола прямо в самолёт…

Алекса вернулась за стол с тарелкой вымытой ягоды и поставила её прямо перед ним, за что он взглянул на неё с такой благодарностью, на какую только был способен.

– Сегодня хочется какого-то особого куража и веселья, – сказал он, с удовольствием раздавив в себе ложку кислятины.

Спустя два часа, разогретые приятной болтовнёй и алкоголем, они вышли на улицу с обоюдным желанием найти приключений и, захватив в магазинчике рядом ещё одну бутылку шампанского, сели в такси. Подъехав к элитному клубу «Вилла», Феликс вышел из такси и, открыв ей дверь, подал руку, как делал это каждый раз с момента их знакомства. Увидев припаркованные у входа автомобили премиум класса, среди которых был майбах золотого цвета, Алекса, охваченная эмоциями, округлила глаза.

– Судя по «игрушкам», – не сдержала комментариев она, – нас ждет сёкс, наркотики и рок-н-ролл…

– Поживём – увидим, – кивнул Феликс и, слегка касаясь её спины, повёл ко входу.

– Может, ты шепнёшь мне на ушко, сколько стоит удовольствие побывать здесь?

– Нам нисколько.

– И в чём подвох?

– Хозяин заведения подогнал мне карту.

– За какие такие заслуги?

– За взаимовыгодные деловые отношения.

Встав сзади, Феликс помог ей снять верхнюю одежду и, скинув свою куртку, тут же протянул в окно.

– Повесьте на один, – сказал он мужчине, который бережно взял их одежду и протянул ему один номерок. Тем временем, Алекса уже отскочила к огромному роскошному зеркалу в белой раме, в котором играли сотни цветных огоньков. Образ, который она видела в зеркале, ей до жути нравился, и теперь ей только и оставалось, что включить деловую стерву и просуществовать в новом актёрском амплуа до конца вечера. Чёрное платье чуть выше колен с длинным рукавом безупречно подчёркивало её фигуру. Всё, начиная от длинных сапог и заканчивая стильным клатчем, сочеталось с её нарядом, волосы, чуть растрепавшиеся на свежем воздухе, выглядели слегка небрежно, но тем самым придавали ей какого-то шика и естества, а блестящие глаза с еле ощутимой расфокусировкой взгляда от шипучки, отражали её шаловливость.

– По мне, так тебе нет равных, дружочек, – подтвердил Феликс, отразившись в зеркале на шаг позади неё, и протянул ей руку. – Пойдём освоимся?

Утвердительно кивнув, Алекса незаметно облизала пересохшие губы и, зацепившись рукой ему чуть выше локтя, двинулась вместе с ним по коридору, отделанному золотой лепниной. Приближаясь к новому интерьеру ночи, она чувствовала, как в её крови начинают бесноваться серотонины и эндорфины, и поэтому, как только они попали в тёмный, заглушённый музыкой зал, Алекса превратилась в часть общего настроения. Феликс, поддерживая её рукой, демонстративно подчёркивал, что они пришли вместе и, направляясь к столику, оценивал царящую здесь обстановку. Хард дэнс уже проникал в тело Алексы, и она ощущала, как быстрые биты сливаются в унисон с её сердцебиением.

В этот вечер в компании Феликса шампанское не прекращалось, и это всё больше толкало Алексу к абсолютно раскрепощённому и лёгкому настроению, под воздействием которого она практически проникала взглядом то в одного, то в другого мужчину, пытаясь увидеть для себя те особые глаза, которые смогут возбудить в ней интерес. Ощутив сильную потребность пофлиртовать и потешить своё самолюбие в этом месте, которое буквально толкало в пропасть сладострастия и безумства, Алекса искала глазами того, кто смог бы составить ей компанию в этом модном, эксцентричном месте. Перебивающие друг друга ароматы, непрерывное движение различных тканей на танцполе, виртуозность ди-джея и светомузыка всё дальше уводили её в кураж, наполняя ощущением полной изоляции от внешнего мира.

– Ну что, приглядел кого-нибудь? – напрягая связки, прокричала ему в ухо Алекса.

Щурясь и улыбаясь одновременно, Феликс пытался расслышать её, но после того, как ей пришлось ещё раз прокричать свой вопрос, он рассмеялся от души.

– Отдыхай, – последовал его громкий ответ ей в ухо. – Тебя слишком заботит моя личная жизнь.

– Я не могу отдыхать, когда вижу, как ты грустишь. Может, познакомишься с какой-нибудь девушкой? – ткнула его в бок Алекса.

– А ты, вероятно, с каким-нибудь молодым мажором? – ткнул он её в ответ.

– Ладно, по плану у нас с тобой было задумано обоюдное веселье. А в действительности я отдуваюсь на танцполе за нас двоих. Может, тебе не нравится здесь? Что с настроением, Фил?

– С настроением всё стабильно. Нет поводов для беспокойства. Я просто не танцую, ты же это знаешь.

– Я знаю, что ты никогда не танцуешь. Но не знаю почему! – Алекса обхватила его руку, упирающуюся в стол и, слегка повиснув на ней, посмотрела в зал.

– Я просто не люблю этого.

– Ого… – по-хулигански заблестели её глаза, смотревшие куда-то в толпу, и её рука соскользнула с его плеча. – То, что надо!

– Ты о чём? – не понял он.

– Не о чём, а о ком! А точнее о той, что скрасит наш вечер, – со взглядом настоящей авантюристки сказала она, продолжая следить за находкой. – Взгляни на ту девушку в бежевом…

Феликс проследил за её взглядом, точным прицелом охватил любопытный объект в толпе и криво ухмыльнулся.

– Итак… – начала перечислять Алекса, загибая пальчики. – Брюнетка, стройные ноги, стильное платье, симпатичная мордашка, хорошая фигурка, прекрасно двигается, в общем, всё, как ты любишь. Нравится?

– Ну, ничего… – согласился с ней Феликс, продолжая с интересом наблюдать за тем, как Алекса заводится всё больше.

– Я так и думала, – сказала она, удовлетворённая результатом и, выхватив из его рук бокал, тут же убежала, даже не дав ему опомниться.

Более чем уверенной походкой Алекса направилась к незнакомке, стоящей к ней полуобнажённой спиной и танцующей в окружении других девушек.

– Простите, девушка… – дружелюбно обратилась к ней Алекса, ощущая внутри непередаваемую эйфорию от того, что Феликс неотрывно смотрел на них и, возможно, злился на неё за вмешательство. – Мой лучший друг весь вечер не сводит с Вас глаз и очень хочет угостить шампанским.

– Это вон тот молодой человек? – живо проследила за взглядом Алексы девушка и оценивающе посмотрела на того, кто сидел в гордом одиночестве.

– Да, вон тот молодой мужчина за столиком.

– А что же Ваш друг не подошёл ко мне сам?

– К слишком роскошным женщинам иногда страшно подходить, гораздо легче ими любоваться. Но если Вы не будете против присоединиться к нашей компании и уделить нам немного времени, я обещаю, что скучать Вам не придётся.

Как ни странно, эта девушка, пребывающая в более чем весёлом расположении духа, почти не раздумывая, приняла из её рук бокал и, что-то шепнув своему окружению, пошла вместе с Алексой к столику, за которым Феликс сидел с рисованной улыбкой и еле заметно мотал головой, как мотают отцы над невинной шалостью ребенка. К счастью, разговор между её лучшим другом и их новой знакомой завязался сразу, и, удовлетворённая выполненной задачей, Алекса, выпив с ними по бокалу шампанского, вернулась на танцпол, чтобы выплеснуть распирающую изнутри энергию.

Соблазнительно двигая бёдрами в такт музыке и демонстративно играя волосами, запрокидывая голову назад, она моментально привлекла внимание. Почувствовав, пристальное наблюдение за ней со стороны, Алекса повела взглядом и увидела загадочный объект, который, небрежно прислонившись к стене, стоял, согнув одну ногу в колене, и мило улыбался. Постояв там немного и не сводя с неё прожигающих охотничьих глаз, он всё же решился и достаточно технично оказался позади неё. Танцуя совсем рядом и продолжая внимательно изучать её, молодой человек приближался, а Алекса, ощущая его мужскую энергетику, прикрыла глаза и стала двигаться ещё пленительней, осознавая, что сейчас состоится приятное знакомство, которое пробудит в ней другие эмоции, и она вновь почувствует себя женственной и желанной девушкой, а не просто любимым дружочком Феликса.

– Привет, – прошептал незнакомец, не сводя с неё пристального взгляда, и одной рукой обхватил её за талию, вовлекая в танец. – Ты просто секси…

– Здравствуй… – ответила на приветствие Алекса и расплылась в ответной улыбке.

Остановившись на секунду, он чуть подался вперёд, чтобы сказать ей что-то на ушко, но она успела уловить лишь его незнакомый приторный аромат, так как в следующее мгновенье между ними возник Феликс, и заслонил её собой, будто ей грозила смертельная опасность.

– Иди отсюда… – резко прорычал он и угрожающе двинулся на него, чуть задрав наверх подбородок.

– А ты кто такой вообще? – попытался храбриться парень, но, глядя, как Феликс держит Алексу за руку, не стал задавать вопросы и пропал в толпе.

Наблюдая это недоразумение и сожалея о том, что в её лучшем друге уже укоренилась эта цепная, как у бульдога, реакция защищать её ото всех подряд, без разбора, она всё же постаралась сделать вид, что её совсем не огорчило неожиданное исчезновение этого парня.

– Давай потанцуем? – он сердито повернулся к ней, одной рукой обнял её за талию, а во вторую взял её руку и опустил вдоль тела.

В своей обычной манере – деловой и самоуверенной, он держал её в своих руках и казался ей в этот момент страшным эгоистом, которого она даже была готова поколотить за эту выходку, лишившую её возможного флирта, но чувство такта, благодарности за то, что он всегда готов её развлекать, и огромного уважения к нему заставили её сдержать недовольство и сделать абсолютно непоколебимый вид.

– Ты же не танцуешь… – тщательно скрывая разочарование за мягкостью, напомнила она.

– Не танцую. Но всегда есть исключения.

– И какие же?

– Медляки.

Алекса тут же вспомнила Риту, которая когда-то рассказала ей о том, что за один медленный танец Феликсу удалось не только овладеть её мыслями, но и увести её в тот вечер от парня, с которым она пришла; вспомнился и вечер их знакомства, где он вращался на танцполе с Женей, которая также не поскупилась на комплименты по этому поводу. Теперь и сама Алекса танцевала с ним в атмосфере романтики и пафоса и думала над тем, что это немного лучше, чем их пьяные покачивания вокруг своей оси у неё в загородном доме. «Ну, двигается неплохо, чувствует музыку, необычно держит вторую руку, но ничего такого, от чего можно потерять голову и быть готовой отдать ему свою девственность. Ну, Ритка!» – думала про себя Алекса.

– Чего ж ты так набросился на бедного парня? – как можно безразличнее спросила она.

– А ты пригляделась бы получше и увидела, что он из себя представляет, – презрительно скривился он. – Тут даже говорить не о чем. Пьяный гондон.

Алекса промолчала, спорить с ним и защищать случайного парня было ни к чему.

– Не волнуйся. Я не позволю, чтобы какая-то пьяная шваль лезла к тебе!

«Что бы я без тебя делала…» – с сожалением подумала она о том, что он всегда встревает там, где бы ей хотелось самостоятельности.

– Спасибо, – тихо сказала она и тут же перевела разговор. – А где твоя подружка?

– Была отправлена туда, откуда ты её привела, – пояснил он. – Признаться, Алекса, я не ожидал, что ты можешь познакомить меня с бабой!

– А что тут такого? Мне показалось, что ты заскучал, и я хотела, чтобы ты отвлёкся от того, о чём гоняешь в своей голове весь вечер.

– Просто мне здесь не очень нравится. Контингент сегодня непонятный… – Феликс предвзято оглядел тех, кто нежился в танце рядом с ними. – Слушай, может поедем отсюда?

– Но мы ведь только недавно пришли… – напомнила она ему и заметила, как его лицо сделалось пасмурным.

– Всё-таки, болтать с тобой на твоей кухне было куда приятнее, – он выжидающе смотрел на неё, предвкушая, что она ответит.

– Фил, о чём речь! Поехали, конечно! А то здесь толком и не пообщаться… – тут же согласилась она и бойко направилась к выходу, чувствуя, как он следует за ней.

И всё же Алекса откровенно расстроилась, что они так скоро покинули ночной клуб. И чтобы её недовольство не было заметным, отвернулась к окну. В таком разогретом сознании, когда кровь внутри неё бушевала, как бушует море в шторм, ей было трудно представить, что эта ночь завершится посиделками на кухне вдвоём и не внесёт никаких новых штрихов и временной эйфории в её личную жизнь. Она подумывала о том, что было бы лучше вообще не дёргаться с кухни, чтобы не дразнить саму себя.

Заскучав от улиц, Алекса исподтишка посмотрела на Феликса: он сидел в той же отрешённой задумчивости, что и в начале их вечера, лицо было нахмурено, губы слегка приоткрыты, взгляд в никуда. Этот его отчуждённый вид вызывал в ней почти материнское чувство, ей непреодолимо хотелось его пожалеть… От природы способная к сопереживанию и сочувствию, Алекса была бы не прочь как-то утешить его, приободрить, но она, как никто другой, знала, чем это обычно оборачивалось. Как только она предпринимала попытки приблизиться к его проблемам, обрушивая на него всю свою нежность, он тут же менялся к ней, ёжился, протестовал и замыкался ещё больше. После того, как он поделился с ней тем, что пережил огромную потерю – смерть отца и предательство своей юной жены, он больше никогда не говорил с Алексой о том, что его беспокоит, волнует или пугает. Поэтому любое поползновение к тому, чтобы посочувствовать и впасть в сантименты, вызывало в нём раздражение, а в ней – убеждение, что в такие моменты ей просто необходимо находиться физически с ним рядом, а психологически держаться на расстоянии. И что за неизбежное терпение крылось в этом человеке? Которое укоренялось в нём с каждым днём всё больше и больше… Она вообще не могла разгадать секрет этого внутреннего воздержания, когда человек воюет со своей болью наедине, никого не допуская в своё сердце. Неужели, думала Алекса, он не понимает, что если кто-то разделит эту внутреннюю тоску, то чувство одиночества исчезнет…

– Ты поднимайся пока домой. А я возьму ещё шампанского и вернусь, – сказал он и, дождавшись, когда она войдёт в парадную, сел обратно в такси.

– О чём думала в машине? – спросил он, когда они вновь уселись на кухне.

– Ничего конкретного, – лениво отмахнулась Алекса, ловя себя на мысли, что всю дорогу думала о нём.

Решив возобновить прежнюю атмосферу, она зажгла уже наполовину расплавленные свечи, сполоснула бокалы, чтобы вновь их наполнить, и сделала горячие бутерброды в печке. За это время она отошла от желания искупаться в приключениях и уже была готова к продолжению вечера в уютной домашней обстановке, поэтому даже то, что, сидя в этой полутьме друг напротив друга, они опять молчали, никак не беспокоило её. Феликс сидел в своей привычной манере, слегка небрежно запрокинув одну ногу на другую, и, придерживая рукой стопу, внимательно следил за дрожащим пламенем свечи. Алекса не без удовольствия потягивала шампанское, и, занятая своими мыслями, слушала музыку. Несмотря на такую вальяжную позу и его абсолютно невозмутимое лицо, она всё же не могла не заметить его глаз, выдававших непонятное ей смятение.

– Ты знаешь… – начал он немного тягучим, будто поддавшимся размышлениям, голосом, – я тут хотел поговорить с тобой…

– Давай поговорим… – сказала Алекса и, потянув за ушки, ловко освободилась сначала от сережек, потом от браслета и колец.

– Мне всё сложнее становится с тобой дружить… – сказал он, упрямо глядя в пол, и только в самом конце поднял на неё чуть сощуренные глаза, будто хотел убедиться в том, что был услышан и понят. Этот его грустный, несвойственный ему прищур тут же тронул её, вызвав в ней жалость, ведь сейчас она прочла его взгляд, как завуалированную просьбу быть к нему чуть снисходительней. Она тут же отругала себя за эгоизм, за легкомыслие, за невнимание к нему и за то, что зациклилась на собственной персоне, держа его при себе, как неплохое дополнение, и любя его, как таблетку от депрессий. Она действительно услышала из его слов то, что стала сложна для него, и это могло быть правдой, ведь весь вечер она говорила о том, что было важно для неё, поэтому, решив хоть как-то компенсировать своё поведение, она тут же стала засыпать его вопросами, сделалась более зрячей к его словам и реакциям и ей даже показалось, что он повеселел. То, что к нему стало возвращаться настроение, не могло не окрылять её, и поэтому она быстро нашла причину для смеха и возврата к прежней лёгкости, пока её резкая жестикуляция не разлила бокал шампанского. Энергично подскочив к раковине, Алекса, взмахнув тряпкой, технично истребила пятно со стола, ловко отправила тряпку обратно и вновь наполнила свой бокал до краёв.

– Таааак… – не удержавшись от смеха, протянул Феликс. – Похоже, мой дружочек напился!

– Неправда! – встрепенулась Алекса. – Я лишь достигла наивысшей вершины веселья! Ладно… я тебя ненадолго оставлю, – предупредила она и, энергично подскочив с места, скрылась в направлении туалета, крикнув ему напоследок, чтобы он не смел скучать, пока её нет.

Проведя в туалете всего пару минут и ощущая приятное опьянение, она подтянула домашние штаны, которые успела переодеть и, удовлетворённо оглядев свой красивый, упругий животик, натянула на него белую футболку. Погасив за собой свет и выйдя из туалета, она вернулась в темноту коридора. На мгновенье она остановилась, стараясь увидеть перед собой хоть что-то, и пока глаза привыкали к черноте, она неторопливо продвигалась вперёд, в сторону кухни, которую освещала последняя, оставшаяся в живых свеча. Преодолев длинный коридор до середины, она встала, как вкопанная, не ожидая, что в этой темноте встретит его.

– Феликс, ты напугал меня… – как можно непринуждённее сказала она, – здесь же совсем ничего не видно!

Её глаза, успевшие слегка адаптироваться к темноте, заметили его серьёзное лицо, вся весёлость которого будто улетучилась. «Что опять с ним такое? – думала она. – И почему он здесь?». Предположив, что он направлялся в туалет и ждёт своей очереди, она собралась обойти его, но он даже не шелохнулся, стоя на месте и не пропуская её в узких стенах коридора.

– Мне, правда, стало сложно дружить с тобой… – повторил он то, что уже произносил часом раньше, но теперь это зазвучало совсем по-другому. Какая-то страшная догадка, словно вражеская сила, начала подбираться к ней, заставляя осмыслить эти слова по-новому. Что-то было не так в его голосе, в его взгляде, в его позе. Разнервничавшись, что он поджидает её в темноте, чтобы что-то сказать, она рефлекторно отшатнулась назад и вопросительно посмотрела на него.

– Ты понимаешь, о чём я? – повторил он, будто этот вопрос должен был каким-то образом всё объяснить.

В голове резко прояснилось, и чуждый смысл этих слов на мгновенье привёл её в оцепенение. Приоткрыв рот от беспомощности и не издав ни звука, она впала в ступор. Видя её замешательство, Феликс нагнал разделявший их шаг и оказался к ней настолько близко, как мог позволить себе этим вечером, держа её в танце. Он тихонько прислонил к её щеке горячие пальцы, и, видимо, ощутив разную температуру, поторопился убрать руку, и с существенной осторожностью коснулся её кожи лишь согнутыми фалангами. Затаив дыхание и глядя во все глаза на лучшего друга, она молилась, чтобы заблуждаться в догадках о его мыслях, нечаянно не осквернить их дружбу и не ошибиться в его намерениях. Возможно, это всего лишь проявление дружеской нежности? И чтобы убедиться в том, что её внезапные догадки – лишь иллюзия и неверное толкование, дурацкое, ложное предчувствие, Алекса вынужденно ждала. А он, не сводя с неё глаз, смотрящих из тёмного неотчетливого лица, спустил осторожную ладонь с её щеки и, поддев её точёный подбородок большим пальцем приподнял её сопротивляющееся лицо. И вот, когда, казалось, что она совсем перестала дышать, он обхватил растопыренными пальцами её лицо и, подталкивая её в затылок, притянул к себе, зажав её рот своими неподвижными губами.

«Что это?!» – сознание парализовало. Что-то непривычное, чужое прильнуло к её губам. Алекса, лишённая отчётливости мыслей от шампанского и неожиданной выходки своего лучшего друга, шокированная этим притеснением, бездействовала, вцепившись в его руки. Ощущая непередаваемую мягкость его губ, чего не было у других мужчин до него, она всё больше поражалась тому, что чувствовала. Его губы были слишком мягкими, будто горячее желе. А когда он несдержанно шевельнул в ней языком, её сознание вскрикнуло от нестерпимого отвращения. Вся она, целиком, её тактильные ощущения, начали противиться, вмиг отрезвив и возвращая на место бесконтрольный рассудок. Феликс, не выпуская её из рук, двинулся на неё, силой направляя в спальню. Неужели он, продолжая целовать её, не чувствует этой страшной невыносимой тошноты? Этого отторжения? И неужели всё, что теперь останется между ними, – это воспоминание о мерзком, бесчувственном, противоречащем поцелуе? И в этот самый момент, когда уже не было сил стерпеть то, что никогда не станет приятным и чувственным, когда последнее помутнение выветрилось из неё в момент проникающих, смутных, отвратительных ощущений, она осознала, что превратилась в заложницу роковой ошибки.

«Что же это такое? Мой лучший друг домогается меня, лежит на мне, не отрывая своих губ, а я не могу прекратить эти противоестественные действия? Боже, он ведь мне как брат!». Порываясь немедленно прекратить это случайное помешательство, она в ужасе распахнула глаза, будто желая проснуться от кошмара, и, резко оттолкнув его, прижалась к изголовью кровати. Ошарашенная тем, что произошло, она с презрением и упрёком смотрела на того, кто посягнул на святое. Феликс сидел, опустив голову, и, пытаясь отдышаться, приходил в чувства. Она больше не могла сдерживаться, веки её дрогнули, внутри всё беспомощно сжалось, и она, уткнувшись в подушку лицом, так отчаянно заплакала, что он буквально оторопел.

– Зачем ты это сделал? – её голос срывался. – Ты вообще знаешь, что ты наделал, Феликс?

– Я прошу тебя… только не плачь… – взволнованно мельтешил он перед ней, но не решался дотронуться, как раньше, когда успокаивал.

Эмоциональное переживание только набирало обороты, в Алексе сгущались мрачные мысли, которые только усугубляли чувство болезненной утраты и того факта, какая теперь пропасть образовалась между ними из-за мгновенной глупости и мимолётной слабости.

– Что же ты наделал! Ты всё сломал, ты всё испортил… – хлюпала она носом, готовая провалиться сквозь землю. – Разве ты не понимаешь, что теперь ничего уже не будет, как раньше?

– Прости меня, пожалуйста. Я только одного прошу – перестань плакать. Не надо так плакать… – раздавленный её слезами, просил он.

– Мы столько лет дружили… Я всегда ценила это, как ничто и никогда в этой жизни! – твердила она, чувствуя болезненную неизбежность. – Как? Как теперь возможно вернуть всё назад и сделать вид, что ничего не произошло? Я… я… доверяла тебе… Что теперь?.. Ближе тебя у меня никого не было и нет!

– Прости меня, умоляю! Прости, – пододвинулся он ближе, – только перестань плакать… остановись…

Алекса ощущала, как он ёрзает, не находя себе места, и чувствовала, как ранит его то, что она так горько плачет, и что причина этих слёз – никто иной, как он сам.

– Я так не смогу… – захлёбываясь, вздыхала она.

– Я виноват перед тобой… Я знаю… Прошу тебя, не плачь только… Не плачь… не плачь… – всё настойчивее и трагичнее звучала его просьба.

Его голос дрожал, он то и дело закрывал лицо руками, потом вскакивал, ходил по комнате, возвращался, гладил её по голове, просил успокоиться. От сильнейшего стресса она устала и ненадолго успокоилась, но потом нерв снова рвался, и она опять начинала плакать.

– Если когда-нибудь сможешь, прости меня… – бледный и злой, он истреблял свои слёзы, зажимая их пальцами в уголках глаз. – Я всё испортил, я себе этого никогда не прощу. Я тебя об одном прошу – перестань плакать. Я не могу это больше слышать! Пожалуйста, перестань!

Вот ключевые слова, которые переворачивали с ног на голову её мир – он всё испортил, всё разрушил, всё обесценил! Она ненавидела его за это.

От неожиданности того, что произошло в следующую секунду, Алекса даже вздрогнула – Феликс выругался, с силой хлопнул себя по ушам и, скривив лицо в ужасной гримасе от боли, зажал уши.

– Прошу тебя… – процедил он сквозь зубы, теряя терпение, – перестань плакать! Я больше не могу видеть твои слёзы! Ты знаешь, я готов убить за них!

Алекса очумело взглянула на него мутными, раздражёнными от слёз глазами.

– Ты убиваешь меня тем, что плачешь, – сказал он холодно и жёстко. – Не надо больше!

Этот его беспощадный удар по ушам подействовал на неё, и она замолчала, обнаружив, что он тоже по-своему страдал. Тихо и неподвижно Алекса ещё какое-то время лежала, чувствуя себя опустошённой, уязвлённой и сонной, а когда он едва дотронулся до её плеча, она вздрогнула, ведь, впав в это забытье, она забыла, что не одна.

– Прости меня, – полушёпотом повторил. – Мне пора ехать…

Он ещё минуту посидел, внимательно глядя на неё, встал и вышел из комнаты. Между тем Алекса всё же заставила себя сползти с кровати и выйти в коридор, чтобы проводить его, а вместе с ним и призрак их крепкой дружбы. Она не поднимала на него своих глаз, потому что ей было стыдно и обидно за то, что он, зная о каждой её пережитой эмоции, посмел приблизился к ней, как к женщине, но не как к загадочной, недосягаемой, интригующей женщине, а как к досконально изученной биографии с болячками, романами и душевными травмами. Прислонившись спиной к двери, опустив заплаканное лицо и шмыгая растравленным носом, Алекса молча наблюдала за тем, как он надевает свои красивые туфли, ведь даже в том, как он одевался, ощущалась вина, покорность и молчаливая просьба о прощении. Когда он был полностью готов, он поднял с пола сумку, вздохнул с тяжёлым сожалением и облокотился на стену справа от неё. Некоторое время они просто стояли – он находился в напряжённой задумчивости, а она – в каком-то пустом безразличии ко всему, как бывало с теми, у кого резко заканчивалось что-то налаженное и хорошее. Выстраданная, обласканная, необходимая им двоим дружба вскрыла ту запретную дверь, которой они так или иначе сознательно сторонились.

– Я хотел попрощаться с тобой… – тихо, почти неслышно, сказал Феликс.

И тут её безразличие сменилось каким-то злорадством, ведь она не была ни в чем виновата, и поэтому ей не хотелось испытывать чувства неприятной опустошённости и страдать из-за того, чего она не делала и чего не желала. Оставалось лишь одно средство, чтобы избежать этого болезненного состояния, а именно – сделать что-нибудь, чтобы испытать сильнейшую эмоцию, яркий всплеск и перебить душевный разлад, как-то вернуть свой организм к жизни, к мысли, к ощущению. Ей необходимо было сотворить лёгкое безумие, допустить любое эмоциональное вмешательство, ведь только резкий, смелый и безрассудный бросок в крайность мог повлиять на её безжизненность. И тогда, осознавая безвозвратно утраченное время их дружбы, она решилась поставить более конкретную точку во всей этой истории. С какой-то неистовой искромётностью, с глазами, в которых бил ток злости и мести, она приподняла правую ногу и упёрлась стопой в стену прямо между его ног. Переведя взгляд с неё на то, что теперь находилось почти рядом с его ширинкой, он на секунду замешкался, но она не дала ему возможности опомнится, подтянула стопу, упершись носком в его ягодицы, и, согнув колено, резко приблизила его к себе. Он не сопротивлялся, выпустил из рук сумку и, слегка опешив от такого жеста, стоял, откинув руки назад, боясь дотронуться до неё и тем самым вновь вызвать её слёзы. Опустив глаза, Феликс следил, как её коленка поднималась к его паху. Её глаза выражали гнев и отчаянье, прежде чем они примкнули друг к другу губами – скользящими, ласкающими. Вся боль сгустилась в их языках, боль от томления, боль от желания выразиться.

Как такое возможно? Как это дикое отвращение и омерзение от его первого поцелуя могли превратиться в ненасытное желание обладать? Алекса властвовала над его губами так, что ей даже показалось, что он стал немного отставать – его уста ослабли от её дикого напора. Одержимая злостью, она всё продолжала упиваться его губами, будто говоря ему тем самым: «Давай, давай же брать всё, без остатка! Ты ведь этого хотел! Этого! Так возьми! Возьми всё целиком! Всё равно грешок уже совершён, так пусть он останется в памяти не распутным, отвратительным, невнятным поцелуем, а порочным, сладострастным, ненасытным слиянием с человеком, с которым меня больше ничего не связывает. Во имя нашей дружбы, пусть я запомню тебя будоражащим воображение мужчиной, а не жалким ничтожеством…».

Брезгливость сменилась жгучим сексуальным влечением… Как же получилось так, что она вдруг смогла возжелать человека, которого она даже мысленно не допускала до своего тела, как мужчину. Алекса пробовала его на вкус, как не пробовала никого другого, лишь потому, что все они были мужчинами, а он был её лучшим другом. С раздражением она ощущала его невозможную сладость, вкус его губ, языка, щеки. Не было сил остановиться, не был сил оторвать от себя его мягкий горячий рот. «Как это возможно? Чем ты пахнешь, чёрт побери? – кричал её разум. – Я никогда не встречала такого дурманящего, секретного запаха, вызывающего ещё большую жажду обладания. В моей жизни были подобные эпизоды, но здесь другое… настолько сильный контраст… от неприятного к такому необъяснимому наслаждению».

– Я сейчас сойду с ума от твоего запаха… – прошептал он с закрытыми глазами, всё больше наваливаясь на неё и прижимая к двери.

– Я этого и добиваюсь… – сказала она и, схватив его за ягодицу, мягко дёрнула на себя.

«Неужели я произнесла это вслух, – опешила Алекса. – Я что, пытаюсь соблазнить его? Соблазнить лучшего друга? Одурманить его голову? Нет, это не я! Я не могу хотеть этого мужчину! Это противоестественно! Надо остановиться!».

– Больше не повторяй того, что ты сейчас сделала… – тёплый воздух из его рта проник в её ухо. – Я терплю из последних сил…