Читать онлайн Проклятие старой усадьбы бесплатно

Проклятие старой усадьбы

Александр давно мечтал купить хороший дом с большим земельным участком, чтобы вокруг рос сосновый лес, и было вдоволь места для отдыха и сада. Жена хотела мини-Версаль с лабиринтом стриженных кустов. Клумбы с розами и гортензиями, фруктовые деревья, дубы – всё, как в лучших домах Европы. А дочка мечтала о собственном маленьком пони и милом детском домике в саду. Сам Александр думал о поле для гольфа: неплохая штука для ведения переговоров с деловыми партнерами. Он уже вырос, как предприниматель, до того, чтобы иметь собственный дом и поле для гольфа!

Всего в пятидесяти километрах от Москвы он нашел именно то, что искал. Старый дом, конечно, давно был не в счёт и выглядел просто ужасно. Чувствуется, его много раз перестраивали и первоначальный архитектурный замысел уже не читался. Дом выглядел как нелепое нагромождение построек разных времён. Зато земля была как раз то, что нужно. Целых два гектара, со следами прошлой обработки.

Как выяснил Александр, участок с домом много раз менял своих хозяев. Новые владельцы обихаживали землю по своему вкусу, но когда дело доходило до дома, какие-то таинственные обстоятельства мешали строительству, лишая попыток обосноваться окончательно.

– Участок отличный, и такой цены вы больше нигде не найдете, Александр Сергеевич. Я, как человек сведущий, вам это с полной ответственностью заявляю. Покупайте, не пожалеете… – убеждал его энергичный, пронырливый риелтор.

– Хорошо, окей! Мне подходит этот участок. Хочу здесь построить своё родовое поместье. Решено, едем подписывать бумаги! – принял решение Александр, глядя на мирно пасущихся коров невдалеке. Старый пастух курил цигарку и посматривал в сторону посетителей. И Александр прямо-таки кожей чувствовал его взгляд.

– Привет, Трофимыч! Как твои больные колени? – крикнул ему риелтор и помахал рукой.

– Носют, пока! – отозвался старик. – Как, продал домишко-то?

– Да, Трофимыч. Будут у вас с буренками новые соседи!

– Да, о доме. Я заметил, что в плане участка строение не указано? Несмотря на то, что квадрат дома вычерчен…и документов на дом нет?

– Дом ни разу не был достроен, поэтому никто из хозяев не внес его на план участка. Это и логично…

– Ага…?!

Александр подписал бумаги и в следующее воскресенье повёз посмотреть на участок жену и дочку. Им тоже не терпелось побывать в своём будущем родовом поместье…

Полдня они провели за покупками: пока вместо старого дома построят новый, пройдет миллион лет, поэтому семейство решило купить готовый типовой домик. Фирма обещала собрать его за один день. А чтоб не тесниться, Александр купил сразу три павильона с намерением объединить их под общей крышей. Жена с дочкой выбирали детский домик и загончик для пони, а Александр в это время присмотрел для себя отличную, мощную газонокосилку. Один его партнёр по бизнесу говорил, что когда он косит газон у дома, то находится в состоянии медитации. Он уверял, что эта простая работа помогает сконцентрироваться и принять верное решение. Теперь и у Александра есть, что покосить, и он самозабвенно выспрашивал у консультанта все плюсы и минусы разной техники. Там же он сразу купил три машины для гольфа. Поля пока не было, но огромный участок пешком не обходишь.

До своего имения семейство добралось только к трем часам. Там уже вовсю шли геодезические работы. Косили траву, забивали сваи, дизайнеры ходили с планами и проектами, проводили фотосъемку. Александр, Маришка и Наталья словно попали на съемочную площадку: суета и гул царили повсюду.

Наталья, жена Александра, сразу включилась в работу. Архитектор по специальности, она хотела сама участвовать в ландшафтных работах и проконтролировать каждую деталь в проекте. Александр занимался рабочими, коммуникациями, а маленькая Маришка уже осваивала свой детский домик. Его доставили почти сразу. С пони пока решили повременить: ещё не был нанят персонал. Нужен был сторож, конюх, садовник. Всех решили нанять из местных немножко позже.

Погода стояла отличная. Июль месяц радовал, и прогноз на лето обещали благоприятный. Печально, но только над домом весь день висела чёрная туча, отбрасывая тень на окна и стены старого особняка.

Ближе к вечеру Наталья устала от суеты, и они с Маришкой сели на свежевыложенной кирпичной площадке выпить чай с пирожными и засмотрелись на старый дом.

Чуть приоткрытая входная дверь поскрипывала на сквозняке. Она готова была вот—вот сорваться с петель, если ветер подует чуть сильнее.

– Как она ещё держится? Непонятно, – улыбнулась Наталья.

На фоне развалившихся поздних пристроек четко вырисовывался каркас старинного здания, и Наталья решила обследовать его изнутри. Она была уверена, что этот костяк достаточно крепок и спроектирован на века, как и все постройки прошлых столетий.

Маришка последовала за ней. Наталья вначале сопротивлялась, но потом крепко взяла дочку за руку: не оставаться же ей одной.

– Наташа, вы куда? – крикнул обеспокоенный муж.

– Не бойся, мы на разведку! Я взрослая девочка, буду аккуратной! – отозвалась Наталья и приоткрыла скрипящую дверь.

В доме сквозило прохладой и пахло дымком. Казалось все двери этого дома провисли, зловещий скрип доносился то с одной стороны, то с другой, но у Натальи старые дома не вызывали страха. Она таких повидала не один.

Последний хозяин делал ремонт лет пять назад. До сих пор у стен стояли покрытые пылью банки с краской, стремянки и ящики с гвоздями. Сквозь проём, ведущий к пристройке они увидели несколько листов полуразрушенного гипсокартона. Такое впечатление, что рабочие вышли покурить и уже не вернулись. Остов дома и правда оказался прочным, но площадь его была маловата. Тесные комнатки не могли удовлетворить современным вкусам. «Правильно, что Саша решил снести этот дом, а не ремонтировать», – подумала Наталья.

Подуло сквозняком, хлопнула дверь, и Наталья крепче сжала маленькую ручку. Три дня назад Маришке исполнилось шесть. В доме зловеще потемнело, словно разом выключили все лампы, и Маришка испуганно заныла, а потом и вскрикнула. Полоса обоев сорвалась со стены и полетела прямо на них.

Наступила тишина.

Александр проводил последних рабочих, когда услышал крик Маришки в старом доме. Он немедленно побежал на голос, мало ли что!

Все двери были плотно закрыты, словно их крепко-накрепко забили гвоздями.

– Наташа! Маришка! Вы в доме?! Наташа! Что случилось? Маришка! – повторял он и пытался взломать дверь. Ничего не получалось. Окон на фасаде не оказалось, и Александр стал обходить дом в поисках щели или проема в стене. Сквозь разрушенную стенку, по завалам из кирпича и стройматериалов он наконец проник в дом.

– Наташа, Маришка! Где вы, милые?! Маришка! – но в доме только хлопали двери, сквозняки трепали куски рваных обоев, и слышался вой и скрежет старых половиц.

Мужчина несколько раз обошел развалины, заглядывая в каждую щель и звал, звал. Только всё безрезультатно. Несколько раз он падал, оступившись в куче хлама, и теперь на ноге болталась рваная штанина, а из глубокой царапины сочилась тёмная кровь. Лицо запылилось, и по щекам тянулись полоски солёной влаги. Александр был в отчаянии. Он плечом вышиб входную дверь и вышел на крыльцо, не прекращая звать. Дверь отскочила от косяка и тут же снова плотно закрылась. Он стал дергать её, но тщетно. Дверь не поддавалась.

– Что, черт возьми, здесь происходит?! – кричал он, дергая за ржавую ручку.

Солнце село и на старый дом опустились сумерки. Похолодало. В воздухе начал сгущаться липкий, неприятный телу туман. Из тумана к Александру двигались мутные тени, и он в ужасе бегал из стороны в сторону, шарахаясь от наступающих призраков. Он звал на помощь, кричал и в поисках спасения выбежал в поле, где старик ещё днем пас скотину. Он услышал отдаленное мычание и побежал на эти звуки и шорохи сухостоя. Нагнав пастуха, Александр стал трясти его за плечи.

– Маришка, дочка… что мне делать!? Они пропали в этих чертовых развалинах…Помоги мне, старик!!!

Старик поднял на него морщинистое лицо:

– Эээ, нет, к Захарке я не ногой.

– Что за Захарка!? Дедуля? Дочка моя, жена там… помоги! Что же делать?! – заметался он, схватившись за голову. В такой глуши ждать помощи от спасателей пришлось бы долго.

– Нельзя было эту землю тебе покупать, милок, – присел на пень старик и закурил. – Землю без дома. Захара – это дом.

– Что ты говоришь такое?! – в мешанине своих мыслей спросил Александр. Пальцы не слушались, регулярно промахиваясь, когда он тыкал на кнопки телефона, а потом исправлял, но ни один набранный номер не отвечал.

– Всё здесь Захарке принадлежит. Это его земля! И дом его. Некогда большое село наше давно опустело. Хорошо, если треть домов ещё сохранилось, да и те дачниками перекуплены. Но Бортниковы ещё живут. Видно, держит их здесь неугомонный предок.

– Что ты несёшь, старик?! – Александр не знал, что делать: ехать за подмогой или продолжать искать свою семью на старых развалинах.

– Дом тебе купить нужно, вот что я скажу. Никто меня не слушает, думают, старик из ума совсем выжил. Но землю Настасьину продают раз за разом, а дом всё ещё принадлежит опальному пастуху – Захару. Это он, призрак усадьбы, жену твою и дочь утащил. Пойдем, я проведу тебя короткой дорогой до села, вот здесь, через лесок, мы срежем приличный крюк. Заодно я расскажу тебе всю историю целиком, а ты решишь подмогу звать или ещё что…

***

В стародавние времена принадлежала усадьба помещику Заморову. Обманул он Захара, провел. С тех пор в Заморовской усадьбе надолго никто не задерживался, и дом приносил своим хозяевам одни лишь несчастья.

Владелец нашего села и душ, помещик Заморов, ещё юношей был неприглядным с виду, прыщавым и неказистым. Не смотря на богатые владения, полученные в наследство от батюшки, никто из желанных ему барышень, даже под угрозой лишения приданного, не хотели выходить за него. Оттого и женился Заморов поздно. Его женой стала сиротка – дочь разорившегося соседа. Девушка редкой красоты была выдана за помещика насильно, тёткой своей, в возрасте пятнадцать лет.

Заморовской женой суждено ей было быть недолго, и в этом многие видели руку божью, а не крест. Анна родила помещику дочь и скончалась от сепсиса уже через две недели после родин.

Заморов слыл среди крепостных той ещё тварью, но в дочери своей он души не чаял. Всё у неё было, пони с попонами, наряды и целая армия нянек и мамок!

Росла она капризной и упрямой. Последние пять лет с ней так и вообще сладу не было. Правду говорят, что у семи нянек – дитя без глаза. Так получилось и с Настей, помещичьей дочкой.

В субботу Прасковья заболела, а вторая нянька после обеда потихоньку сбежала, торопясь на базар. Мария, крутившая роман с кузнецом Бориской, тихо посапывала на сеновале, а Серафима помогала мужу принимать роды у кобылы.

Последняя из них, Авдотья, повитухой была, принимала на селе роды человеческие. И как раз в этот момент, когда все няньки поразбежались, с другого конца села примчалась тётя Дуня – у дочери её воды отошли ещё с утра, а она до сих пор не разродилась, похоже, дело плохо – ребенок лежит попой вперед.

Глянула Авдотья на Заморовскую дочку Настасью и призадумалась: «Как быть? Остаться с великовозрастной детиночкой или бросить её, да бежать через всю деревню с Дуней? А нужно сказать, что Настя уже взросленькая была – четырнадцать годков стукнуло и держать подле неё семь нянек уже давно всем казалось излишним.

Сейчас помещик Заморов не боялся, что дитя съест мухомор или утопнет в ванночке, а боялся, что в город сбежит к тётке и будет по балам таскаться, да деньги отцовские на наряды транжирить. А коли соблазнится ею офицеришка какой – пойдёт девка по рукам… Вот и держал рядом женщин для пригляду.

Но Настёне той палец в рот не клади, коли не в городе, так здесь – везде найдёт чем развлечься, когда в одном месте зудит. Надев платок, она подбоченилась, показывая, что с Авдотьей на тот конец села пойдет. Там на лугах молодой пастух, Захар, коров на выпасе стережет, а как на неё смотрит – все девчонки от зависти киснут. Они ей, помещичьей дочке – не ровня! Захар как не день, так под окном у неё толкётся. То цветов полевых нарвет, то яблок в подоле рубахи… Насте нравилось, как он проявлял свои чувства, словно преданный пёс. Когда нужно бричку подгонит, когда письмецо на почтовую станцию снесёт, а то и одиночество скрасит.

Когда они прибыли на место, Авдотья ушла в дом. Настёна во дворе осталась, а потом и вовсе вышла за калитку собрать ромашек, сплести венок и заодно высмотреть Захарку. Симпатичный пастушок где-то совсем недалеко играл на дудке, и Настя пошла через поле на звук заунывной мелодии.

Набрала букет, села неподалеку – плетёт венок и подпевает ангельским девичьим голоском, наблюдая как Захар, сам себя, не помня от счастья, глядит на неё во все глаза, выводя на дудке причудливую мелодию. Так они и играли б в переглядки, но тут на поляну из леса вышла группа девушек – от мала до велика, с корзинами. А среди них Алёна, считавшая себя невестой прекрасного пастушка. Увидела Настю и взыграло в ней ретивое.

Все помещичью дочку побаивались, но не Алёна. Она из свободных была. Сирота. Из города после смерти родителей привез её в село родной дядька. Девушка имела приданое и небольшой домишко в городе. Его пока сдавали в наём.

Так вот одна девица встала против другой, подбоченясь, и давай парнишку делить! А что вы думаете? Именно в таком возрасте любовь она и просыпается. Горячая, не на шутку! Может, в ней больше от игривости юношеской, от соперничества, а не от сердца, но страсти закипели промеж них ни на шутку!

– Что это ты, Настасья, моему жениху здесь глазки строишь? – поставив руки на бёдра начала она свой суровый наезд.

– В этом болоте все Захары, Славки да Иваны – мои! – гордо задрав нос, отвечала Настасья.

– Может по бумажке и твои, а сердце простого парня ни за какие деньги не купить! Любовь не продается! – не сдавалась Алёна. – Тебе кавалера силком пригонят, жди, как весеннего бычка. Аки папочке твоему! Только всё зря, не видать тебе настоящей любви!

Захару было лестно, что за него две самые красивые девки бьются, и он молчал. Ждал, чем дело закончится.

– Что ты про женихов вообще знаешь, деревенщина. В городе-то хоть раз была? У меня на балах кавалерам отбоя нет!

– Бывала. Что там в городе в этом особенного? А ты плясать только, поди, и горазда. Ручки испачкать боишься. А то он Захар чернику любит, вот, я ему целую корзинку набрала! Мой он! – и Алёна развернулась, чтобы пойти к пастушку.

Захарка в бабьи разборки не лез. Алёну ему родители просватали, а он мечтал о Насте и её богатом приданом. Знал, что отец её уже глубокий старик – поздно дитя народил – и вскоре останется Настя с богатым наследством. Хоть и не светило ему барскую дочку в жены взять. А ведь мечтать-то никто не запрещал! Смотрел Захар на баб и только диву давался, смелости этих малолеток, которые без него его же и просватали. Но коли была обещана черника, он отказываться не собирался, и уже протянул вперед руки, встречая скорее корзинку, чем Алёнку, но… Настя вдруг резко сорвалась с места и вперед него вырвала из рук Алёны обещанный подарок.

– Ты думаешь, не смогу корзину черники собрать? Ха! – она подняла корзинку выше головы и демонстративно высыпала ягоду на траву. Захарка ошалел и только успевал ладони подставлять, но не много ему из этого ягодного водопада перепало.

Настя решительным шагом зашагала к лесу под колкие выкрики Алёнки и подружек, хихикавших за её спиной.

Солнце стояло высоко, день только перешагнул за полдень и до вечера было ещё ой, как далеко. Но никто не догадывался, как быстротечно время.

В тяжелых родах Авдотья задержалась до самого вечера. А вспомнив про Настасью, бросилась искать её по деревне. Нигде, ни в селе, ни в самой усадьбе девчонки не было. Стала расспрашивать и узнала, что пошла помещичья дочка, одна одинёшенька, в лес по ягоды!

Тем временем, кипя от возмущения, Настасья шла вперед, всё дальше и дальше, негодуя на дерзкую Алёнку. Ей было совсем не до ягод, она хлестала тонким прутом густую зелень листвы, срывая своё недовольство на нежной лесной поросли, и ломала ветки, загораживающие путь, пока вдруг не остановилась.

В лесу она не была ни разу. Как растут ягоды даже видом не видывала, и довольно быстро сообразила, что заблудилась. Три часа она кружила по лесу и истерически кричала – так сильно, что вскоре сорвала голос.

После неуверенных попыток Авдотьи самой найти девочку в лесу, она сообщила о пропаже Заморову, а тот в панике поднял на ноги всё село. До сумерек оставался час и все как один, кроме лежачих, больных и беременных отправились в лес на поиски. Помещик Заморов сам не в себе, голосил не меньше дочери, но услышать друг дружку им было не суждено. В ночь зажгли факела, никто не смел расходиться, покуда не найдется любимая и единственная дочка помещика. А он уже ругался, брызгая слюной, грозился плетью всем нерадивым нянькам и обещал вольную тому, кто первый найдет его «сокровище».

Двое суток, безрезультатно, искали Настасью в густом лесу, тянущемся вплоть до самых болот и дальше. Девочки и след простыл. Убитый горем Заморов обещал уже не только вольную. Уставшим до смерти крестьянам он обещал землю – половину всех своих земель, только бы она нашлась – живой, да здоровой!

Помещик сидел на поляне, залитой солнцем, и выл, словно дикий зверь. Мало кто ещё продолжал поиски, люди устали, изнывали от голода и валились с ног от усталости. Пошли уже третьи сутки. Только самые сильные мужики, жаждущие получить вольную и обещанную барскую землю, упрямо бродили в смешанном лесу меж редких сосен, гнилых поваленных стволов старого березняка и идущего ему на смену молодого осинового подлеска.

Надежды уже почти не было, но… тут издалека донесся молодой голос, уставший, но весёлый:

– Нашел! Здесь! Живаааа!

Чуть ли не на карачках, бросился помещик на голос. Девушка, обессиленная, но живая и целёхонькая сидела у ствола старой березы, прижав колени к груди. Она сильно дрожала, плакала, но зло и отчаянно размахивала хлёстким прутом по сторонам, капризно искривляя губы в обиде.

Нашел её пастушок. Тот, что и стал причиной раздора. Он поднял девушку на руки и из последних сил нёс к отцу под град ударов юной тиранки. Она словно ума лишилась от этого происшествия: говорила невесть что и била всех, даже папашу.

Заморов слово сдержал, дал вольную и Захару, и всей семье находчивого пастушка, а вот обещанные «полцарства», ждать пришлось долго. Для этого нужно было оформлять соответствующие бумаги. Помещик выдал Захару расписку с обязательством выполнить обещанное и успокоился.

Как только Настасья пришла в себя, Заморов поехал в город к адвокатам бумаги выправлять, да так и не вернулся. Хватил его в городе удар.

После похорон Захар направился к Анастасии Заморовой за обещанным, но его даже во двор не пустили. С того самого случая невзлюбила Захара помещичья дочка, так что видеть и слышать о нём не хотела. Получил Захарка из рук управляющего бумагу, из которой стало ясно: отрядил старый помещик Захару землю на заимке, далеко в лесу, и что странно – помещичий дом.

Только потом Бориска понял, в чём подвох. Настасья велела прогнать пастуха и всю его семью из села – теперь они были вольные. И запретила даже ногой ступать на свою землю.

Не раз пытался Захар продать дом, но никто не хотел брать его, стоящий на чужой земле. Не было в этом никакого смысла. Так и не смог он ничего сделать. Однажды, спустя пять лет, после хорошей порции самогона Захарка тайно влез в помещичий дом, поднял всех на ноги и стал буянить, размахивая бутылью с огненной водой. Случайно опрокинул горемыка керосиновую лампу и дом вспыхнул.

В пожарище погиб один только зачинщик. Спасаясь от огня и сумасшедшего пьянчуги, прислуга заперла его на горящей половине дома. Барыня тогда и вовсе отсутствовала, развлекаясь на балах. На тот момент крепостное право отменили, и после пожара Настасья, продав богатое имение, окончательно поселилась в городе.

Тогда-то и началась кутерьма с именьем: в Заморовской усадьбе надолго никто не задерживался, и вновь отстроенный дом приносил своим хозяевам одни лишь несчастья. О нём пошла дурная слава.

Многие уже при мне сгинули в развалинах Захарова дома. Так и бродят неприкаянные вокруг, не могут найти покой. Давно мне в голову пришла мысль о том, что дом купить нужно. Купить у Захара, дабы получил он то, что ему по праву причитается. Грамота на дом до сих пор хранится, как реликвия, у его потомков по линии брата. Здесь, в селе. Если купить дом, то он уже не сможет хозяйничать в усадьбе. Это поможет тебе вернуть семью: жену и дочку.

– Где? Где живут эти люди? С трудом верится во все эти бредни, но после того, как сгинули мои девочки в развалинах дома, сделаю всё! К чёрту на рога отправлюсь…

– Ну, зачем так далеко.

Они вышли к дороге и впереди Александр увидел очертания домов. – Иди по дороге вперед. Это центральная улица. Не доходя до конца, по правой стороне дом будет кирпичный, с зелеными воротами. Стучи в ворота, что есть мочи. И лучше б тебе управиться до зари. До первых петухов выкупить бумагу у прежних владельцев.

Как сказал дед, так Александр и сделал: побежал вдоль дороги, что есть мочи, через всё село.

Несколько раз Александр думал, что пропал. Стоял густой туман и ворота домов только—только проглядывали. Ему приходилось тыкаться в каждую дверь, чтобы не пропустить те самые зелёные ворота. Дважды на него из тумана бросались чёрные тени, однако злые собаки больше лаяли, чем кусали. Везде мерещились коварные призраки, а один (призрак ли?) крепко схватил его за горло.

Они боролись несколько минут. Александр повалил на спину грузного, словно мешок мужика, и понял, что тот пьян в зюзю. Мужик что-то бормотал невнятное, лёжа на спине, но Александр уже поднялся и побежал дальше. Словно по волшебству, у дома с зелеными воротами туман расступился, и мужчина прилип к ним телом и стал колотить изо всех сил.

– Откройте, кто дома!? Откройте! Слышите меня?! Хозяева, люди добрые! – во всё горло кричал Александр.

– Эй, что происходит? Я сейчас полицию вызову! – закричал мужчина, открывший дверь, с ружьём наперевес.

– Вы Бортников? Вы Бортников? – дважды спросил Александр.

– Бортников, Бортников …

– Трофимыч сказал, что я могу купить у вас дом. Мне срочно нужно купить вот тот дом, в имении Заморова. Родненький, если ты мне не продашь этот дом, моя дочь и жена погибнут!!

– Что за бред…– отшатнулся Никитин, мельком вспомнив россказни о проклятии старого поместья.

– Умоляю! Я совершенно трезв, вот понюхай, – Александр дыхнул на Бортникова, и тот отшатнулся.

– Я в своём уме и могу заплатить вам столько, сколько вы пожелаете!

– У меня нет права на продажу дома, а эта бумага просто семейная реликвия! – усмехнулся потомок проклятого рода.

– Друг, тебе деньги не нужны? Продай мне бумагу. Миллион? Два? Сколько захочешь! Я тебе прямо сейчас переведу…

– Ну ты даешь! Пошли в дом.

Иван Бортников долго искал реликвию, пока в зал не вошла его жена.– Что за дела?

– Оксана, где Захаркина грамота?

– Грамота? Я её приготовила отдать завтра в городской музей. Вот! – она порылась в сумке и достала ветхую бумагу, аккуратно упакованную в жесткую прозрачную мультифору.

– А почему мне ничего не сказала? Этот документ моему роду принадлежит, и хранится уже почти двести лет. А ты, ишь чего! Без моего спроса – в музей?

Женщина замялась.

– Мы же как-то раз говорили об этом и решили…в музей…

– Решили, решили, – передразнил муж жену.

Иван подал грамоту Александру.

– Два!

– Чего два?

– Миллиона… А по правильному, к оценщику бы сходить.

– Пять, пять миллионов хватит? – дрожа от нетерпения, спросил Александр.

– Пожалуй…Забирай!

– Пиши здесь, – он указал на грамоту. – Продано: Звонареву А. С. Сумма сделки: пять миллионов рублей.

Иван запнулся, но подумав секунду, взял ручку и написал на реликвии…пять миллионов рублей.

Александр взял мобильный телефон и открыл онлайн банк. Иван горячо стал надиктовывать ему номер своего телефона.

После проведения платежа на экран выскочило сообщение: на карте не хватало денег. Александр судорожно проверил баланс. Ровно тринадцать тысяч не хватало, и он полез в карман в поисках бумажника. Накануне они с семьей сделали множество покупок и столько наличных денег у него могло не остаться. Он отсчитал бумажки, недостающие рубли доставая уже из отделения с мелочью.

В кошельке после оплаты оставался один рубль.

Александр с облегчением вздохнул. Иван поставил свою подпись за словом «продавец». Тоже сделал и Александр, изобразив кривой росчерк дрожащей рукой за словом «покупатель».

– У вас машина есть? – спросил он Ивана, глядя на часы.

– А как же не быть…

– Пожалуйста, отвезите меня в усадьбу, нужно спешить!

На автомобиле путь они осилили за пять минут. В усадьбе всё так же клубился туман, и двери старого дома были крепко накрепко закрыты. Александр стоял на крыльце и оглядывался: его, как и прежде, со всех сторон обступали бледные тени призраков. Они подходили всё ближе и ближе, подпирая его к самой двери разрушенной усадьбы.

Мужчина развернулся и снова приложил кулаки к двери.

– Захар, открывай! Я купил у тебя это дом! Это мой дом! Теперь ты здесь не хозяин!

Александр повернулся и показал бумагу обступившим его призракам. Дверь сзади него скрипнула, и мужчину обдало сквозняком пахнувшим пылью и гарью. Бумага из его рук вырвалась и мягко спланировала на разрушенный пол крыльца. Александр быстро наклонился, чтобы поднять её. Из дома тянуло холодом, и сквозняк выносил оттуда разные обрывки и лёгкий мусор. Ценная бумага могла затеряться, улететь. Схватив листок и вернувшись в вертикальное положение, он обнаружил, что туман почти рассеялся. Призраки словно дым улетучивались, поднимаясь к самому небу, а над лесом появлялся первый лучик восходящего солнца.

Дверь особняка стояла распахнутой. Мужчина бегал из комнаты в комнату, пока на полу у камина не нашел своих девочек. Огонь в камине слабо тлел, бросая на них тёплые оранжевые тени. Он сразу подхватил на руки Маришку и стал трясти за плечо жену. Наталья очнулась и удивленно посмотрела на мужа.

Через час они уже въезжали в город. Как обещал прогноз: погода обещалась быть отличной, и Александр непременно собирался вернуться в усадьбу с экскаватором…

Тайна тётушки Агаты

– Привет, дорогая тетушка Агата. Как же я по тебе соскучилась!

– А я как! Ты даже не представляешь, чего стоит жить одной в постоянном ожидании.

– Тетушка, вот вернусь после окончания института и поселюсь у тебя навсегда! Ну её, эту Москву!

– Нет, Сочи – это место для жизни, для отдыха, а не для работы. Здесь карьеру не сделаешь, – как бы давая добрый совет уведомила тётушка.

– Тётечка, я тебя одну больше никогда не оставлю. Медсестрой всегда устроиться можно. Всё-таки курортный городок. А дальше… посмотрим.

Женщины сели в такси и поехали домой. По дороге интересуясь делами, здоровьем друг друга, всем тем, чем интересуются люди после долгой разлуки. Строили планы на вечер. Одним словом – верещали всю дорогу как заядлые подружки.

***

Подъезжая к дому у меня защемило сердце – от нахлынувших разом воспоминаний. Двухэтажный каменный домик на окраине Сочи, как всегда, выглядел очень аккуратно. Наверняка тётя и в этом году вновь побелила оштукатуренные стены, подкрасила синей краской окна, двери и крылечко. Этим он мне всегда нравился, похожий на кукольный, дом смотрелся выполненным в средиземноморском стиле.

Вопреки сложившимся представлениям, комнаты отдыхающим туристам тётя не сдавала. И вообще, пользовалась только двумя комнатами на первом этаже и застеклённой верандой, выходящей в тенистый дворик: в сад, наполненный ароматами цветов и фруктовых деревьев.

Второй этаж домика всегда был закрыт на ключ и вход туда находился под строгим запретом. Как и всё левое крыло первого этажа. Тётя пользовалась только кухней, гостиной и маленькой комнаткой, где обычно останавливалась я. В этой комнатушке, похожей на чулан, прошла большая часть моего детства. К закрытым комнатам дома я уже давным-давно привыкла, но это не значит, что они меня никогда не волновали.

Попытки проникнуть в запретные уголки дома всегда сопровождались ссорами и наказаниями. Пару раз тётя в сердцах отсылала меня из дома к отцу. Под разными предлогами большую часть своей жизни я провела или у него, или в казённых учреждениях – интернатах. Но почему-то я совсем не сердилась за это на тётю Агату. Наверное, потому, что ближе её у меня в жизни больше никого не было. А ещё потому, что кожей чувствовала – тётя меня любит.

Какие ужасы таил в себе дом, коли от него так тщательно оберегала меня тётушка, представить было просто невозможно. Но тётя не оставляла меня одну в доме даже на минуту.

Уже учась в институте я списывала этот страх на то, что тётя Агата в одно мгновение лишилась сестры, которая пропала без вести двадцать лет назад, оставив меня, двухлетнюю малышку, без мамы. А ещё через год бесследно исчезла Эльза – её семилетняя дочь. Все эти происшествия легли на тётю тяжким бременем. Она стала замкнутой и подозрительной. Закрыла на запор верхний этаж, где раньше жила сестра, а затем и комнату Эльзы. Дом, который был для семьи родовым гнездом, сейчас стал клеткой, тюрьмой для бедной моей тётушки Агаты. Ведь всё, что она любила, а после потеряла, некогда находилось здесь, наполняя её сердце любовью.

***

Когда не стало родителей, они погибли в море во время шторма, Агата осталась за главную. Именно на неё легло бремя заботы о младшей сестре, только что закончившей школу. Характер у Марии с детства был не сахар, а после смерти родителей и вовсе испортился. Ребёнок трудно перенёс потерю. Сёстрам пришлось сильно ужать свои расходы, и Мария, привыкшая получать всё самое лучшее по первой просьбе, начала закатывать сестре постоянные истерики. Переходный возраст: высокий рост, готовность к деторождению говорило сознанию, что он вырос достаточно, чтоб делать всё, что заблагорассудится. Он делал её своевольной и дерзкой. Марии приходилось слушаться Агату, сестричку всего на пять лет старше её. Этот факт казался девушке противоестественным и несправедливым. Они всегда общались на равных, а теперь вдруг сестра главная?

Факт замужества сестры немного усмирил Марию, но новый член семьи ей не нравился, и девочка стала реже появляться дома. Намучилась с ней Агата, пока сестра не перебесилась и по-настоящему не повзрослела. Но, как итог бурной юности, родилась Анна. Теперь Агате пришлось заботиться не только о сестре и её малышке. Она сама уже имела ребёнка и испытывала в это время некоторые трудности. Её брак терпел кораблекрушение.

Брак, видимо, совсем не то, что требовалось для их душевного равновесия. Избалованные отцом, они с трудом переносили гегемонию супругов. Слишком уж свободолюбивые и гордые, они быстро сбросили с себя бремя супружества. Агата развелась через год после рождения дочери Эльзы. В тот день когда Мария, будучи на седьмом месяце беременности, выставила мужа, Агата получила по почте свидетельство о разводе. Мария пробыла замужем всего-то два месяца после скороспешного брака.

Эльза ничего ещё не понимала – и слава Богу. Аннушка родилась вовремя крепенькой и здоровой. Оставшись вдвоём с дочками сёстрам стало легко и комфортно. Как в прежние времена, когда они были девчонками. Родители не ограничивали их свободу воспитанием, и только бог знал, как в этой семье получалось всё ладно и складно. Теперь, спустя годы, они вернулись в то же блаженное состояние. По крайней мере, так говорила сестре Агата. Они решили начать всё заново. Строить своё счастье в чистом, обновлённом доме, и для этого затеяли ремонт. До этого сёстры ни разу не проводили глобальную чистку оставляя всё как есть после смерти родителей, пропавших из их жизней в одночасье.

Ещё вечером они пили вместе чай, а наутро кто-то из соседей заметил их на берегу. Вероятно, в этот день они вышли в море. Через час начался шторм и тела их даже не нашли. Только обломки лодки. Девочки отказывались верить. И ждали их возвращения очень долго.

Но со всем рано или поздно свыкаешься. Нужно как-то жить дальше! Из дома было решено выкинуть все старые ненужные вещи: тюли, шторы, плетёные корзины, резиновые сапоги. Опустошались кладовки, шкафы теряли часть своих сокровищ в виде сумок, бус и старых ситцевых платьев. Нетронутыми остались лишь несколько антикварных вещиц, принадлежавших родителям – четыре медных подсвечника, фарфор, почерневшее от времени серебро и два больших зеркала – последняя их покупка. Эти зеркала стали причиной ссоры – единственной за много лет. Предстояла свадьба Агаты и каждая копейка имела ценность, а тут такая роскошь! Агата была вне себя. Родители сделали всё от них зависящее и свадьба состоялась – пусть уже и без их участия. Но зеркала до сих пор вызывали у Агаты раздражение.

Одно, висящее прежде в зале над камином, перенесли в комнату Марии на втором этаже. Сестра не согласилась с идеей продажи. А второе осталось на своём месте – в маленькой спальне на первом этаже, где должна была разместиться Агата. Раньше они с сестрой жили в одной комнате, но как раз накануне гибели родителей, для Агаты и её мужа отремонтировали старую бабушкину комнату, в которой им так и не удалось поселиться.

Комната ещё долго оставалась пустовать, хоть попытки освоить жилплощадь предпринимали по очереди то один, то второй мужчина, временно проживающие в доме. Мужья Марии и Агаты. Даже были попытки сдавать комнату туристам, но что-то не срасталось. Молодая пара, снявшая комнату, съехала уже на третий день, а студент геолог сбежал, так и не заплатив. Комната пустовала, пока в ней не поселилась пятилетняя Эльза.

Казалось, что всё хорошо. Жизнь сестёр потихоньку налаживалась.

Но внезапно Мария пропала. Она не оставила никакой зацепки. Агата искала её везде, как ищейка, положив на это полгода. Она почти не появлялась дома, оставив малышек на свекровь, пока та не пригрозила отнять Эльзу. Тогда Агата перестала искать. Но не успокоилась.

***

Знаю. Тётушке было очень тяжело. Тётя Агата стала уединяться, много времени проводить на втором этаже, в маминой комнате. Маленькой я часто слышала, как тётя разговаривала сама с собой, плакала, молилась, а возвращаясь оттуда, била посуду, падая в кресло у камина, выжатая как лимон. Помню, как подсматривала в дверной замок на втором этаже, видела, как тётя говорила, глядя в зеркало, как, уходя, завешивала массивное зеркало плотной тканью и закрывала за собой дверь на ключ. Я скучала по маме. Было страшно и одиноко. Эльза почему-то злилась, когда я, словно хвостик, ходила за тётушкой по пятам. Пока также как мама, не пропала и сама Эльза.

Не могу представить, как бедная тётушка совсем не лишилась рассудка. Иногда она так и выглядела: лохматой, с потухшим взглядом бродила по дому, нашептывая невесть что. Долгое время она прибывала в состоянии транса, что ли. А потом заболела и слегла. В это время я жила у отца. Он и раньше время от времени забирал меня на выходные. Пока вновь не женился… Отец говорил, что Агата больна и не может оставить меня у себя. Но и сам, спустя совсем немного времени, определил меня в интернат. К тому времени тётечка немножко оправилась и изредка навещала меня по выходным. Потом начала забирать на воскресенье. Она всё ещё не оклемалась полностью, потому что продолжала разговаривать с зеркалом…

В старших классах я переехала жить к тёте Агате с условием, что не буду даже краем глаза интересоваться запертыми дверями. Это стоило мне огромных усилий. Но десятый и одиннадцатый класс вспоминается самым счастливым временем в жизни! Я была дома с тётушкой и наконец-то свободна. Вместе мы ходили в кино, по вечерам пили чай на веранде с черешневым вареньем, обсуждали Островского, читали вслух монолог Катерины и всерьёз задумывались, почему люди не летают, как птицы! Ходили на закате к морю, зарывая ноги в мокрый песок, на который волна накатывала за волной, щекоча.

Но однажды поздно вечером в дом постучали, и тётя выскочила из комнаты Эльзы, не закрыв, по обыкновению, её на ключ. Я шла к входной двери посмотреть, кто стучался так поздно, когда услышала скрип, громким эхом резанувший по ушным перепонкам. Повернув голову, я заметила приоткрытую дверь, языки пламени и большую тень, мелькнувшую в проёме комнаты Эльзы. Любопытство, смешанное со страхом, толкало меня вперед, и я пошла вперед. Ещё не переступив порог, я разглядела на полу смятое чёрное покрывало. Видимо, тётя накинула его на зеркало, и оно, не удержавшись, соскользнуло.

Зеркало, точь-в-точь как в комнате мамы на втором этаже, большое, стоящее во весь рост, привлекло моё внимание немедленно. Я увидела в нём уголок камина и горящие угли. В комнате Эльзы не было камина, и я, вглядываясь в зеркало, переступила порог…

– Анна! – донеслось позади, и тётушка с глазами полными ужаса выдернула меня из комнаты, больно схватив за предплечье.

Целые сутки она со мной не разговаривала. А потом…

– Я нашла отличную школу, там ты сможешь хорошо подготовиться к выпускным экзаменам. Школу-интернат.

– Тётечка Агаточка. Умоляю, не надо! Я больше никогда, никогда в жизни тебя не ослушаюсь, прошу не надо. Только не в школу-интернат.

– Я тоже не хочу, но вынуждена сделать это, любимая. Я не могу потерять и тебя.

– Что? Что там может быть!? Чего ты боишься? Тётушка, расскажи. Мы справимся вместе, поделись и наверняка, сразу станет легче. Только не отправляй в интернат, умоляю…

Но тётя Агата была непоколебима.

Вернулась лишь через год. Лето перед поступлением в университет мы провели с тётей Агатой. Потом учеба в Москве и вот – я снова дома!

Но перспектива, что я останусь здесь навсегда, тётушку не радовала. Тётушка боялась открывать свои страшные секреты. Но факт оставался фактом – секреты прятались в запертых коридорах родного дома…

***

Тётя Агата была уже не молода. В свои пятьдесят лет она выглядела намного старше одногодок. Иногда казалась странной и недоверчиво относилась к людям. Я её любила, жалела и собиралась остаться рядом, до конца заботясь. Не так много времени мы провели вместе, да и мелкой девчонкой я мало чего соображала. Но вернулась я уже повзрослевшей, и мне было просто необходимо знать, что так беспокоит тётю? Что заставляет её закрывать на замок половину дома? В доме творилось что-то неладное, я нутром чувствовала мистическое, страшное начало и тётя всеми силами хотела защитить меня от неведомой опасности.

Первую неделю я отдыхала, изучая распорядок дня тётушки. Когда её не будет дома я планировала изучить все тёмные закоулки и расставить точки над i. А распорядок у тёти Агаты был строгий. Каждый день тётя вставала рано утром и пила кофе. Готовила завтрак, а затем мы ели тосты с легким сыром и зеленью. После она поливала цветы в саду и шла в ближайший магазинчик за молоком. Возвращаясь, перекидывалась с соседкой парой слов и в дом приходил ученик в сопровождении матушки. Тётушка занималась репетиторством. Давала частные уроки английского. Иногда бывало два урока подряд и тётя Агата устало вздыхала, провожая своих гостей. Потом садилась за просмотр сериала. А после уже не покидала дом… Одним словом – надолго она отлучалась только по субботам, когда шла на рынок за покупками.

После приезда я каждый раз сопровождала тётю. Но на следующей неделе собиралась отыскать повод, наконец, осмотреться.

Примерно два раза в неделю к нам заглядывала соседка попросить соль или масло. Я недоумевала, ведь магазин за углом, в ста метрах. Подобное поведение выглядело странным, но что поделаешь, может, для пожилых людей это единственный способ пообщаться? Если честно, тётю эта соседка тоже слегка подбешивала. Тётушка пыхтела, но старалась быть тактичной. Иногда в дом заглядывал полицейский с вопросом: не замечали ли мы чего? Всё ли в порядке, не нужна ли помощь? Не думала, что участковые столь трепетно относятся к своей работе.

Казалось, что за нами, как минимум, следят.

В субботу тётушка отправилась на рынок, а я, под предлогом встречи с работодателем, вышла чуть раньше и, сидя за столиком кафе, клевала носом в ожидании. Уже с раннего утра стояла невыносимая жара. Накануне вечером прошел дождь, и от земли поднималась душная испарина. Воздух вибрировал…

***

Анна зашла в прохладную тишину дома и, оглядываясь, словно воришка, направилась к лестнице второго этажа. Она заранее обзавелась ключами. Тётушка была хоть и бдительная, но не критично.

«Если тётя узнает, конечно, расстроится. Она не ждёт от любимой племянницы такого предательства. Плохая, плохая девчонка!». Анна ругала себя, открывая ключом таинственную дверь.

Перед ней предстал коридор, наполненный пылью и серыми полуденными тенями. Одна сторона коридора полностью состояла из окон, закрытых синими деревянными ставнями жалюзи. Сквозь узкие щели между планками пробивался слабый свет. Солнце приходило на эту сторону дома лишь в закатные часы.

Напротив окон располагался маленький холл с журнальным столиком и двумя креслами по бокам. На креслах серой бесформенной массой лежали пыльные чехлы, и столик покрывал вековой слой сероватой пыли. По обе стороны от холла синели двери комнат. «Здесь, наверное, жила моя мама. А вторая комната была моей? Ну, если бы да кабы…». Анна толкнула ближнюю к ней дверь, и та со скрипом отворилась. Комната и правда оказалась детской. Анна почувствовала ком в горле. Ведь девушка даже не помнила этой своей комнаты. Последний раз она жила здесь в свои два с половиной годика. Где тут помнить? Комната была оформлена в бело-желтых тонах и местами напоминала куски яичницы. От этой мысли Анна даже усмехнулась, когда вдруг дверь позади заскрипела и захлопнулась, подняв облако пыли. Анна чихнула и крадучись подошла, и приоткрыла дверь. Тишина. Оглядываясь по сторонам, девушка прошла вдоль холла к следующей двери. Вторая дверь не поддавалась. Анна подергала ручку – заперто. Из связки ключей методом тыка, наконец, подобрала нужный и открыла таинственную дверь.

Как и везде на втором этаже в комнате лежала пыль. Только кресло напротив зеркала выглядело чуть почище другой мебели.

– Здесь, видимо, обычно сидит тётя, – шепнув предположила Анна и, протянув руку к покрывалу, рывком обнажила старое зеркало. Да, оно выглядело точь-в-точь, как комнате Эльзы – антикварное старое зеркало.

В мутном отражении Анна что-то видела. Нечёткое, но оно становилось яснее с каждой минутой. И тут перед ней предстала комната. В комнате горел камин и спиной к Анне в кресле сидела женщина с книгой в руках. На маленьком столике стояли фрукты и букет пионовидных роз в полупрозрачной зелёной вазе. Было заметно не вооруженным глазом, что цветы и фрукты бутафорские, как и огонь, горящий в камине. Не грел.

Анна, словно завороженная, смотрела в отражение.

– Ты пришла. Я ждала тебя. Вроде бы читаю книгу. Но в мыслях ловлю себя на том, что слышу каждый шорох и жду твоего прихода. Расскажи! Расскажи мне о ней. Скорее. Что вы делали сегодня, Агата!? – женщина в кресле развернулась.

– Ах, нет!

Она, щурясь, присматривалась к девушке по ту сторону зазеркалья.

– Анна?

Анна сидела не шевелясь. Губы словно онемели. В голове крутились вопросы, но ответы так и не приходили.

– Анна, уходи! Немедленно уходи. Иначе они заберут тебя!

– Кто они? Куда заберут?

– Не спрашивай. Уходи доченька.

– Доченька? Что это за место, там? – Анна указала на комнату в зеркале.

– Это тюрьма. Из неё нет выхода. Беги отсюда, дочка!

– Ты Мария, моя мама? Это правда? Ты моя мамочка…– Анна стала подходить ближе к зеркалу.

– Нет, не подходи ближе, иначе тебя затянет. В Зазеркалье!

– Что это, что? – сердце Анны заколотилось.

– Я не знаю что. Когда открываешь дверь, видишь лишь двери. Миллионы дверей, расположенных на отвесных стенах рядами. Отсюда нет выхода. Я вижу, как люди выглядывают наружу, говорят, но друг друга не слышат.

Мы словно батарейки. Из нас ежеминутно вытягивают энергию. Чувствую, что я ослабла. Агата говорит, что я становлюсь всё прозрачней и прозрачней. Видимо, скоро исчезну вовсе. Тогда им понадобится другая батарейка… Поэтому уходи, умоляю, уходи и не возвращайся.

Анна не знала, что делать. Бежать или ещё немного постоять рядом с мамой. С мамой, которую она никогда в жизни не видела. Так хотелось побыть с ней подольше, взять за руку. Обнять. Рассказать, как ей жилось все эти годы…Она подалась вперед, пытаясь дотронуться до зеркальной поверхности. Воздух в комнате задребезжал, поверхность зеркала покрылась легкой рябью, словно вода в тазу при первых толчках землетрясения. Анна уже не слышала слов матери, всё глубже проникая в мир Зазеркалья. Пока чёрный и пугающий, но Анна мечтала встретить там маму. Она была уверена – вместе они что-нибудь придумают. Наверняка.

Резкий толчок вырвал Анну из липкого мрака Зазеркалья. Перед ней стояла тётя Агата. Зеркало завибрировало, покрылось трещинами и лопнуло, разбрасывая мелкие осколки. Один попал Анне в руку. Тётя Агата взяла племянницу за запястье и быстро повлекла за собой вниз, в гостиную. Не слова не говоря, она достала аптечку и обработала йодом ранку от стекла, наклеив поверх пластырь. Глаза её были расширены, дыхание сбилось, а руки дрожали так сильно, что струйки йода сеткой речных притоков покрыли руку девушки от локтя до самого запястья.

Тётя села на диван двумя руками ухватившись за сердце.

– Давно нужно было разбить эти дьявольские зеркала, – сказала она вдруг и заплакала. Но я думала, что смогу вернуть своих близких. Что в одно прекрасное утро дверь откроется, и моя доченька, наконец, вернётся. Но вот уже три дня, как она не появляется в зеркале. Её аура ослабла уже давно. Так мало она видела жизнь, так мало у неё было воспоминаний. Даже любовь… она не испытала силы первой любви! Если бы не наши беседы, она угасла бы ещё раньше.

– Тётечка, может как-то можно вызволить их из зазеркалья? Вызвать полицию…

– Нет, дорогая, нет. Туда, в Зазеркалье, попадает только душа. Всё, что есть там – антураж. Ничего не существует в реальности. Эльза говорила мне, что пища не настоящая. Книги на полках пустые, в них нет и буквы текста. Огонь не греет. И всё, чем они живут— только их внутренний мир. Бестелесная душа не может преодолеть границы Зазеркалья. Мы пробовали. Может, нужно было её отпустить? Не дать проклятым наживаться на чувствах, питаться нашими эмоциями. А?

Тётя Агата встала и пошла в сторону комнаты Эльзы. Отперла дверь и ступила в сумрак. Анна вошла следом. Сдернув покрывало с рамы, тётя всмотрелась в темноту зеркальной поверхности. Ничего. Она заплакала, упав на колени, и в зеркале вдруг вспыхнул слабый огонёк. Огонек разгорался, и вот по ту сторону уже начала прорисовываться комната с камином. Тётя перестала всхлипывать и вгляделась. В комнате было пусто. Анна почувствовала, что её словно магнитом тянет прикоснуться. Видимо, то же чувствовала и тётя. Она уже поднялась на ноги, чтобы ступить на порог, отделяющий наш мир и таинственный мир Зазеркалья.

«Что будет, если тётушка тоже исчезнет?». Пришло в голову Анне. «Я вновь останусь одна, и как тётя буду ежедневно смотреть в зеркало с надеждой спасти единственную родную душу?». Анна неожиданно для себя молниеносно приняла решение. Схватив стул, девушка с силой бросила его в зеркало.

Сто пудов, не меньше весил этот деревянный венский стул. Анна отдала все силы, что у нее были, а может даже больше, чтоб его поднять в воздух. Поверхность зеркала прогнулась, словно в замедленной съемке, в одну сторону, в другую, выгибаясь, словно желе, в которое тычет пальцем упрямый маленький экспериментатор. Наконец зеркало пошло трещинами и разбилось, разлетевшись на тысячу мелких осколков.

***

Пот стекал по шее, спускаясь в ложбинку на груди. Я, путаясь в мыслях, с трудом разжала глаза. Мимо кафе с корзинкой шла тётушка. Оставив недопитым свой утренний кофе со льдом, я поспешила вернуться. Не успев запереть за собой дверь и бросить сумку в прихожей, услышала вдруг шум и множество голосов, идущих из гостиной.

– Сегодня нужно помыть окна и вытрясти дорожки. Не просто пропылесосить, а именно вытрясти во дворе и пропылесосить. Протереть за тумбочками, отодвинуть всё, что можно. Остальное, как обычно…

– Извините, вы кто? – изумившись, спросила Анна.

Молодая женщина долго смотрела на неё молча, похоже, даже не собираясь отвечать. Но всё же немного грубовато, но ответила вопросом на вопрос:

– Это я должна была вас спросить. Но, кажется, уже догадалась.

– А я нет. Кто же вы?

– Думаю, я не обязана отвечать. Достаточно того, что я всё это делаю.

Незнакомка выглядела лет на пять старше и была хорошо одета. Вряд ли она одна из представительниц клининговой компании. Уборщицы мыли, вытирали пыль, перетирали бокалы и чистили фарфоровые чашки в серванте. Хоть ими никто и не пользовался последние десять лет, но в доме тёти посуда блестела, и всегда пахло чистотой.

– Я вызову полицию, если вы не покажете мне свои документы.

– Это мой дом. Вызывай кого угодно.

– Это дом моей тётушки!

– Это мой дом! Он принадлежит мне по праву рождения.

– Кто же наделил вас этими правами?

– Твоя тётушка, то бишь моя дорогая мать.

– Это наглая ложь. Как можно в погоне за недвижимостью обманывать пожилых людей? Эльза давным-давно умерла!

– Твоя неосведомленность меня просто поражает, – иронично усмехнувшись, сказала незнакомка. – В любом случае, разговаривать с тобой у меня нет времени. Коли ты здесь, проследи за работой. А я ухожу.

Анна не знала, что и думать. Женщины закончили уборку и, отдав Анне ключи, покинули дом. Когда вернулась тётя, Анна сразу задала ей вопрос:

– Тётечка Агата, а ты случайно никакие бумаги последнее время не подписывала? Сейчас столько мошенников развелось.

– Что ты! Конечно, нет! Я уже и забыла, когда последний раз где—то ставила свою подпись, – удивилась тётя Агата, выкладывая из сумок зелень и фрукты.

– Тётечка, а ты клининг заказывала?

– Кли… чего?

– Ну, уборщиц? В доме прибраться.

– Да ну тебя! Что я сама в доме убраться не могу? Ты сегодня какая-то странная. Чая лучше выпьем. Пошли на кухню. Я вкусный чай купила, с чабрецом. Анна пожала плечами, но ничего больше спрашивать не стала. Решила, что сама как-нибудь разберётся. Ничего из дома не выносили – значит, не воры.

После чая тётя села за вязание, шепча себе под нос непонятные слова, а потом, сказав громко: «Иду. Иду я!». Встала и направилась на второй этаж, плотно затворив за собой дверь.

В следующую субботу ситуация повторилась: как только тётя вышла из дома, элегантная женщина, открыв дверь своим ключом, впустила клининговых рабочих.

В этот раз она открыла двери и второго этажа. Мыть дом начали оттуда. Анна ходила за женщиной по пятам, но та делала вид, что не замечает и не слышит назойливую приставалу. Женщина вела себя уверенно и не боялась быть замеченной соседями. Анна видела, как на улице та разговаривала с участковым, который периодически к ним заглядывал. Кто эта женщина, Анна пока не разузнала и следила, чтоб чужие люди ничего в доме не трогали. Заодно Анна осмотрела весь второй этаж: две комнаты и маленький холл. Она не заметила ничего подозрительного, кроме завешенного тканью зеркала.

– Да! Я собираюсь продать этот дом, как только представится возможность. Коли ты вернулась, пожалуйста, подпиши документы, – сказала молодая женщина совершенно не по делу. Она словно не слышала Анну, задающую ей каждый раз один и тот же вопрос.

– Я ничего не собираюсь подписывать! – встретила в штыки неожиданное заявление Анна.

– Мне принадлежит половина дома. Я заинтересована в его продаже. Все эти годы, вначале отец, потом я, заботились о доме и Агате соответственно. Я присмотрела для неё отличный пансионат для пожилых людей. Но если ты хочешь, можешь взять на себя заботу о матушке. Пожалуйста, я не против! Вам на двоих не нужен такой большой дом, – ехидно улыбнулась она, глядя на Анну.

– Я ничего не понимаю!

– Я же ясно сказала: Агата – моя мать! Я её опекун и имею полное право на продажу части этого дома. Твоей доли вполне хватит на двушку в городе. Хочешь взять к себе матушку?

– Ты решила, что ты Эльза? – с долей скепсиса спросила Анна. – Разве ты не пропала без вести двадцать лет назад?

– Как видишь! Не пропала. Так решила матушка. Видимо для неё было удобнее, если бы я пропала. Меня забрал к себе отец. Мама была не в себе и практически не замечала никого рядом. А ещё ты постоянно ныла и таскалась за ней, держась за подол юбки. Всё это выглядело жутко раздражающе и неправдоподобно. Я пожаловалась бабушке, и отец забрал меня, отправив маму на лечение. От стресса у неё образовалась опухоль. Вот здесь, – Эльза с каким-то грустным смешком указала пальцем на висок. – Операция прошла успешно, но начались другие проблемы с головой. Если бы не папа, она уже давно была бы пациентом психушки

– Да как ты можешь так про тётю! Если бы ты и вправду была её дочкой, ты бы не посмела…

– А что я? Я для неё мертва. Зато с тобой она вечно носилась, как с писаной торбой: Анна, Анютка, Анечка. Для неё всегда на первом месте была сестра, а потом ты.

– Моя мама…

– Что твоя мама? Твоя мама бросила тебя, как, впрочем, и моя. Две сестрицы – одного поля ягоды! – женщина отвернулась, пряча лицо.

– Да, что ты мелешь… ерунда какая-то!

– Сбежала твоя мамаша. Сбежала с мужиком. Кажется, с поляком? Что-то подобное говорил отец. Любовь!

– Бред! Ты несёшь несусветный бред! Замолчи немедленно…

Анна с трудом удерживалась, чтоб не разревется. Все её представления о мире рушились, как карточный домик.

Кстати, я бы на тебя маму не оставила. Каждый раз после твоего отъезда она отлеживалась в клинике. Мама так переживала, так переживала, что тебя затянет в зеркало, что держала под замком все двери. У неё обсессия, если что. Навязчивое состояние. Она уверена, что твою мать заточил внутри зеркала злой дух, как и меня. Мы пленники в мире Зазеркалья!

Эльза засмеялась. В её смехе была злость, боль и слёзы одновременно.

Уборщицы уже давно закончили и ушли. Они явно не первый раз выполняли здесь свою работу: ни один предмет не сдвинут со своего места. Словно и не было никого. Только две женщины с вызовом и со слезами на глазах стояли посреди гостиной.

– Анна, я вернулась! Ты уже дома? – на пороге появилась тётя Агата. – Кто вы? Что вам здесь нужно? – обратилась она к Эльзе. А потом её глаза забегали по дому: комната Эльзы и двери второго этажа были распахнуты, их не успели запереть после уборки. Тётя бросила сумки и забегала из стороны в сторону, не зная, за что хвататься.

– Я знаю, это ты! Это ты украла мою дочь! – вдруг обратилась она к Эльзе. – Отпусти её, отпусти! Лучше меня забери, – запричитала она, падая на колени перед женщиной.

Эльза скупо плакала. Сквозь слезы набирая номер скорой помощи, когда в дверь постучали. Порог переступила немолодая женщина с мальчиком лет четырнадцати.

– Извините, Вильнёва Агата Львовна… жила здесь когда-то…– незнакомка замерла, разглядывая присутствующих. Её взгляд остановился на тёте Агате: – Агата, сестрёнка? Это ты?

Тётя Агата, сидя на полу, развернулась в пол-оборота. У неё был диковатый вид: волосы растрепались, из глаз текли чёрные от туши слезы. Тётушку всё ещё слегка потряхивало. Она переводила взгляд с Эльзы на женщину и обратно, с трудом переосмысливая происходящее. А потом потеряла сознание.

Через два месяца лечения в клинике, при поддержке дочери и сестры, навещавших её почти ежедневно, Агата вернулась домой. Как когда-то двадцать два года назад в доме, за чаем собралась вся семья. Им было немного неловко. Следовало ещё привыкнуть друг к другу, да и тётушка Агата, как и прежде находилась на грани, непонятной им реальности.

Призрак Веры

Макс вышел из ночного клуба и пошёл вперёд. Вперёд – это значит куда глаза глядят. Ночной клуб «Misty» находился почти на окраине города. От него до набережной рукой подать. Макс, подчиняясь внутреннему чутью, остановился на полпути и решительно повернул в сторону реки.

Со стороны реки дул свежий, ночной ветер с нотками трав и слабым рыбным ароматом. Этот аромат и вёл Макса вперёд. Тёмные, плохо освященные улицы с рядами высоких, чёрных деревьев широкими кронами нависающих над дорогой, давили на Макса. С каждой минутой ему становилось всё больнее дышать. Дыхание сбивалось, перерывы между вдохами и выдохами неумолимо укорачивались, и Макс побежал.

«Скорее, скорее вырваться из этой темницы…», – думал он, преодолевая мрак тесной, душной, хватающей его за лодыжки и волосы бессмысленности города.

Впереди него шла, а потом также побежала тонкая фигурка девушки. Белым колокольчиком её опоясывала юбка, ярко выделяясь на тёмном фоне аллеи. На повороте она пропала.

За две минуты пробежав стометровку, Макс выскочил на набережную и глубоко вздохнул прохладный влажный воздух. Вот уже три года, как Макс живёт.

Это раньше он рос, учился, сдавал экзамены, выпивал с приятелями. Теперь он – живёт. Работает с девяти до шести, а потом ест, принимает душ и, посидев немного в соцсетях, ложится спать. Ведь завтра рано вставать на работу.

Коллеги по работе постоянно дают ему разные советы: как лучше «жить» и он пробует. Последнее время Макс проводит часть своей «жизни» в клубах, но этот способ жить, видимо, ему не подходит. Потому что дышать становиться с каждым днём всё сложнее, а заработанные деньги не приносят никакого удовлетворения.

На набережной стояла деревенская тишина. Пели ночные птицы, квакали невидимые лягушки и тихо шелестел камыш. Склоны реки, поросшие разнотравьем, звенели. Звенели так, словно сотни маленьких человечков устроили на склонах реки большой шумный праздник. Звучали трещотки, бубны, стук маленьких ножек, отбивающих такт задорного ирландского танца, доносился со всех сторон. Макс, как в детстве, ощутил, что вот так запросто попал в страну фей.

Быть может, из головы ещё не выветрился дурман – новый способ «жить», но грудь молодого человека неожиданно развернулась, а за спиной что-то кольнуло в области лопаток. На лице, неловко приподнимая то один, то другой уголок губ, показалась улыбка.

Макс увидел невдалеке небольшой деревянный мостик в реку. На краю мостка сидела девушка в белой юбке-колокольчике и болтала в воде ногами. Фонтан в миллион искр взвивался вверх и сверкал в лучах заходящего солнца.

Молодой человек почувствовал, что испытывает близость к этой незнакомке. Он подошел и присел рядом. Она не возражала. Тогда Макс снял кроссовки и тоже опустил ноги в воду.

Они, переглядываясь, поднимали ногами фейерверки прозрачных брызг и смеялись: легко, непринужденно, как в детстве. А потом, словно дети, побежали вдоль реки, поднимая вверх тучи мошек и парашютики отцветших растений.

Наконец, уставшие, они остановились и легли на траву. Светало.

– Пора по домам, – сказала девушка.

– А где ты живешь? Может, ещё вот так… встретимся?

– Я иногда прихожу в клуб, – улыбнулась она и отряхнула траву с подола юбки.

Макс завороженно смотрел ей вслед.

Он продолжал «жить». Но теперь его жизнь наполнилась ожиданием встречи с таинственной незнакомкой. Макс приходил в «Misty» после полуночи и, обходя весь зал, высматривал «ту самую». Они встречались взглядами и счастливо улыбались друг другу. Счастливо. Потому что в животе начинали порхать бабочки, а мир вокруг погружался в лёгкую сверкающую дымку. Перед глазами четко вырисовывалась лишь она. Немного потанцевав, они убегали к реке.

Лежали на мягкой душистой траве, глядя в усыпанное звездами небо.

– Как тебя зовут? Мы же так и не познакомились.

– Вера.

– Вера. А меня Макс.

– Макс? Какое смешное имя, – хихикала девушка.

– Как ты можешь не спать, вот так, всю ночь, – спросил Макс, зевая от усталости.

– Я сейчас пойду домой и лягу спать. У меня ещё будет много, много времени. Хочешь посмотреть, где я живу?

– Хочу.

Они долго шли по набережной, пока не свернули в частный сектор.

– Вот мой дом.

Они вошли в старый, дореволюционной постройки, одноэтажный домик. Квартира простая, обставленная, должно быть, ещё бабушкой Веры. Здесь в полутьме, в лунном свете, поблёскивая, порхали серебристые искры.

– Ложись. – Вера указала на кровать. Макс, как был, присел на край толстой перины.

– Не бойся, я просто лягу рядом.

Они лежали, обнявшись, глядя друг на друга, пока глаза их не сомкнулись в тщетной борьбе со сном. И снились им волшебные страны, рассветы и закаты, страстные поцелуи и плеск речной воды.

Коллеги и друзья, учившие Макса «жить» удивлялись произошедшим в парне переменам: он просто летал на крыльях любви, взахлёб рассказывая о своей Вере!

Они, конечно, радовались за друга, но всё бы ничего, только никто ни разу не видел рядом с Максом эту загадочную девушку. После того, как в «Misty» они приходили всей компанией, спустя час или два, Макс уходил оттуда один. Под глазами у парня появились тёмные круги, а вид стал заношенный и неопрятный.

Однажды приятели не выдержали и тайно проследили за Максом…

***

– Ты меня любишь? – спрашивала его Вера.

– Люблю…– отвечал Макс, и они радостно бежали по набережной.

– Ты меня любишь?

– Люблю…, – и они ныряли в заросли высокой травы.

– Ты меня любишь?

– Люблю, – снова и снова повторял Макс.

Утомленные, они вернулись домой, упав на перину без сил. Макс был очень счастлив.

– Я люблю тебя, – шептал он любимой в ушко, засыпая.

– …и я люблю тебя, – вторила ему Вера.

***

Покинув клуб, всю ночь он гулял один-одинёшенек по набережной реки, играясь и веселясь, как младенец, а с рассветом добрёл до частного сектора, где все дома уже приготовили под снос, и уснул, разговаривая сам с собой на старой полусгнившей перине.

В этот вечер шёл сильный дождь. Сквозь дырявую крышу на кровать падали частые капли. Макс ёжился, но продолжал улыбаться во сне.

Когда приятели вызвали «скорую помощь» и Макса доставили в больницу, у парня поднялась высокая температура. Его бил озноб, и три дня, не приходя в сознание, он провел в горячечном бреду, повторяя одно и то же имя: Вера.

Через две недели Макса выписали. Молодость берёт своё. Он, тут же не теряя времени, отправился к маленькому дому на окраине. Огромные экскаваторы расчищали полностью освободившийся от зданий пустырь. По пустырю носились проектировщики, а поодаль кругами бродил бородатый священник, напевая себе под нос молитвы и окропляя землю святой водой. За ним, клюя носом и постоянно натыкаясь на впереди идущего священнослужителя, шёл с кадилом дьякон.

– Как же…, – пробормотал под нос Максим, уходя прочь от этого места.

– Максим? Рада вас видеть! Вы живете где-то недалеко? – окликнув парня, подошла медсестра. Она две недели ухаживала за ним в больнице.

– Лера! – улыбнулся ей Макс.

– О, вы даже умудрились запомнить мое имя… Кстати, а кто такая Вера? Это ваша девушка?

– Вера жила здесь, в доме дореволюционной постройки.

– Ааа? – воцарилась долгая пауза. – Тогда я её, возможно, знаю, – немного нерешительно сказала Лера.

– Правда? Вы знаете, где её можно отыскать?

– Да…

– Пойдёмте скорее…

Лера шла совсем недолго. Это же была окраина города, сразу за пустырём, находилось городское кладбище.

– Вот она, – указала медсестра на старый замшелый памятник.

С фотографии на Макса смотрела Вера.

– 1943-1968-ий, – прочитала она. – Веру часто видят в этом районе. Особенно около ночного клуба. Раньше, в советские времена, там тоже был клуб, только назывался по-другому – «Дом культуры».

Нам, девчонкам, ещё бабушки в детстве рассказывали про Веру. Была она весёлой заводной девчонкой, работала на заводе, активистка, комсомолка… и вокруг неё всегда крутились парни.

Вот только однажды, после танцев в клубе, куда частенько приходила Вера, девушка не появилась дома. Она жила тогда с бабушкой. Милиция искала, конечно, но следов Веры не нашли. Дело закрыли. С тех пор много времени утекло. Старушка давно скончалась, и в доме долго никто не жил. Боялись. А всё потому, что там частенько стала появляться Вера. Призрак Веры.

Похоронное бюро – в подарок!

Харитон пришёл в столярку ещё пацаном. Теперь его с гордостью можно было назвать – мастер. У парня даже своя клиентура сложилась, да и по рекомендациям часто приходили новые клиенты. Последний год столяр не только отдавал приличную сумму маме, но и откладывал на свое собственное дело. Мечтал открыть мастерскую ближе к дому и переманить туда часть постоянных клиентов.

– А может, жениться стоит? Вон, Зоя как на меня заглядывается. И Маруська… тоже ничего, – улыбнулся сам себе парень, возвращаясь после долгого рабочего дня домой. Денег, правда, хватало на что-то одно: или уж мастерская, или женитьба. При этом выбрать оказалось неимоверно сложным делом. Балясину изготовить – намного проще.

С этими приятными сердцу мыслями он вдруг остановился. Прямо перед ним, метрах в десяти, появилась девушка в платье невесты, с маленьким букетиком белых роз в сложенных на животе руках. Она была невероятно прелестна. Харитон, словно завороженный, двинулся ей на встречу. Бледное личико, большие серые глаза… «Видимо недалеко играют свадьбу… Повезло же кому-то…» – он оглянулся по сторонам. Дома давно закончились, и он уже несколько минут шёл вдоль кладбища. Эта дорога была самой короткой по пути к дому, и Харитон часто здесь срезал путь. Кладбище его совсем не пугало. Но за многие годы надоело мотаться туда-сюда, хотелось работать поближе.

Глаза невесты, как вода в стылом озере. Харитон тонул в них, не в силах оторваться. Проходя мимо, он чуть шею не свернул. Девушка безмятежно улыбалась, и белое свадебное платье туманом стелилось по траве. «Неужто призрак?», – промелькнуло в голове Харитона.Только пошёл быстрее. «Мало ли что на кладбище бывает», – рассудительно решил молодой мастер и через некоторое время уже сидел за столом в обеденной, где мама подавала к ужину горячие аппетитные вареники с капустой и мясцом.

– Мама, я хочу открыть своё дело. Столярную мастерскую. Вот уже и денег подкопил. Но вдруг подумал: может, жениться?

– Ой, сынок! Даже не знаю, что и посоветовать. Когда ещё своё дело доход приносить станет? Годы-то бегут! А если женишься… то сможешь ли скопить заново?

– Мама! Я сам в сомненьях, а ещё вы масла в огонь подливаете! Что б толковое сказали…

В дверь постучали, и матушка открыла.

– Вот. Пирог вам принесла. С черникой. Бабушка послала…, – на пороге стояла соседка. Та самая Зоя. Харитон тут же подбежал принимать пирог, а потом вызвался Зою до дому проводить.

Весь следующий день Харитон вспоминал пышную здоровую Зою из соседнего дома, но порой в его призрачные мечты вторгалась… девушка с кладбища. Жутко было, но не до такой степени, чтоб бежать сломя голову. Невеста-покойница по всем статьям хороша. Раскрасавица! По пути домой он вглядывался в тёмные кусты в надежде встретить её. Невесомую и бледную.

Ровно на том месте, где и вчера призрачная невеста поджидала Харитона (а, может кого другого, парень не задумывался). И почему-то с радостью устремился к ней навстречу.

Он остановился метра за три от неё и жадно стал рассматривать. Призрак был почти как настоящая девушка из плоти и крови.

– Погляди, Кузьмич! – шепотом окликнул Иван Поликарпыч управляющего. – Вон она, бедолажная! И правда, дух её! А ты говорил, показалось!

– Если б не начальник кладбища, что вчерась её приметил, вы бы и не знали о том, – огрызнулся барину управляющий.

– Да что ты такое говоришь! Она же каждую среду с того дня ко мне ходила! Повторяла: «Замуж хочу, папенька! Выдай меня замуж! Не уйду в мир иной, пока не встречу суженого!». А потом вдруг перестала мучить меня по ночам. А тут… Во оно что.

– Ну и жуть вы рассказываете! Чертовщину…

– Чертовщину, чертовщину…Все мы под богом ходим… Что с девкой-то случилось, помнишь? Один её жених утоп, другой из-под венца прямо сбежал, а третий… мошенник. По миру пустить надеялся. Я и выгнал. Так она плакала. Так плакала… ослабла, видимо, за полгода ентих. А чахотка, она тут как тут! В могилку-то и свела. Дочка ещо перед смертью мне не раз повторила: «Не уйду, батюшка, пока не обвенчаюсь со своим суженным. Пока не увижу его, судьбинушку мою!»

– Может, енто он? Вон тот?! И не боится же сyчонoк этакий! – указав на Харитона.

А призрачная невеста, Сашенькой при жизни звали, тем временем кругом парня обошла. Со всех сторон рассмотрела и говорит:

– Нравлюсь я тебе? Иль нет?

– А что ж, не нравиться. Нравишься, – немного нервничая от страха и переминаясь с ноги на ногу, ответил Харитон.

Она тоненько засмеялась, как колокольчик в ночи.

– И кто ты будешь?

– Столяр я. Харитон. Мастер, каких мало.

– Мастер, говоришь? Красивый да ладный… А в жены меня взял бы? Осмелился б? Отец за меня хорошее приданое положит. Не поскупиться.

– Ты ж… мертвая, стало быть,… уже. Кто ж нас обвенчает? – спросил, а сам про приданое задумался.

Вспылила Сашенька так, что белое платье в пепел превратилось, а глаза загорелись дьявольским огнём. Харитона тут кондратий и схватил. В горле пересохло. Упал он наземь в ноги невесте и стал молиться. Путаясь в словах и заикаясь. Что говорил и не понять. Но по всему видно, согласился. Сам того не понимая.

Кузьмич струхнул не меньше жениха, а Иван Поликарпыч за сердце так и схватился. Не успели дух перевести, как призрак Сашеньки прямо перед ними возник. Холодно стало среди жары, и у мужчин зубы так и заходили ходуном.

– Вот мой жених, папенька, – резко повернувшись, указала она на Харитона. – Обвенчай нас, да в церкви! До сорокового дня, иначе всех вас с собой заберу. Как пить дать заберу…

Вернулась к Харитону и говорит жутким таким голосом: «Пойдешь завтра, руки моей у папеньки просить станешь… Но смотри, чтоб за моей спиной на ком другом жениться не затеял. Беды не миновать! – сказала так и растаяла.

Иван Поликарпович еле-еле, чуть не ползком, добрался до Харитона:

– Не боись! Все как нужно справим. И свадьбу, и… друг мой, поминки. А я тебе в приданое похоронное бюро своё отдам! «Благовест». Там и столярная мастерская есть, и все дела… Рад будешь ещё! – заикаясь, говорил Иван Поликарпович Харитону.

На следующий день Харитон еле с постели встал. Тело тяжестью налилось. День проходил куклой деревянной. Всё не шла из головы эта женитьба с мёртвой невестой. Но в то же время «Благовест» контора крупная. Сулит безбедное существование на долгие времена. И деньги сэкономить можно…

– …а там, глядишь, и женюсь снова, – прикинул Харитон и пошёл свататься.

В это время отец Сашеньки вовсю хлопотал по поводу свадьбы (раньше времени преставиться не хотелось) – с бутылкой горилки ранним утром он уже стоял на пороге церквушки, что при кладбище.

– Отец Филимон, господом богом прошу. Помилуй! Не успокоится душа Сашеньки, пока не обвенчается в церкви. А кто ж венчает молодых, как не священник? Я тебе 100 рублёв дам! – убеждал он, громко наливая желтоватую жидкость в граненый стакан.

К вечеру всё было готово к свадьбе. Священник лыко не вязал, как и Кузьмич, должный держать над молодицей венец. Держать второй венец взяли служку. Родителям-то нельзя. Так он тоже напился в хлам, узнав о предстоящем венчании с покойницей-невестой.

Матери Харитон о свадьбе ничего не сказал. Боялся, что не допустит его и сама, узнав о тёмном обряде, изведётся. Взял напрокат фрак и заявился к полуночи в кладбищенскую церковь.

От невесты несло холодком. Но красоты подобной Харитон в жизни не видывал. Поэтому слегка даже… загордился такой невестой. Душу грело приданое – похоронное бюро. Тесть обещался уйти в отставку, оставив все дела новоиспечённому зятьку…Тяжелые венцы в руках свидетелей дрожали, и пару раз служка, теряя сознание от страха, пронизывал призрачную голову невесты этим венцом насквозь. На третий раз недовольная невеста в гневе отбросила его какой-то невероятной силой в притвор, и тот упал, сильно ушибив голову о подсвечник.

Очнувшись наутро, служка уже ничего не мог вспомнить. Слава Господу! А Кузьмич крепко подружился с горилкой. Ходил по кабакам, да всем про свадьбу Харитона с Призрачной Невестой рассказывал. Только ему не верили. Думали, сбрендил мужик. Денег зато на паперти подавали. По большим праздникам.

Священник ушёл в монастырь молиться что есть силы. Иван Поликарпыч отбыл на минводы, а вернувшись через год, нашёл своего зятя почерневшим, с пустыми впалыми глазами старика.

– Все силы из меня ваша дочка высосала. Не хочет отпускать. Уходим мы с ней… Упокой, Господи, душу раба твоего… – сказал Харитон, закрыв конторскую книгу. И в ту же ночь пoмep.

Тёмный жнец ждёт меня за окном

Михаил, словно в замедленной съёмке, лениво поднимая ноги и открывая рот в безмолвном крике. Бежал, оскальзываясь на мокром полу, вдоль длинного барьера полупустого бассейна. На том конце дорожек кричал и толпился народ. Необычная сцена поражала воображение, подобное не часто увидишь в обычном плавательном центре: истерически визжали беременные женщины, хватаясь за поясницы, а вокруг, сбрасывая обмундирование и шлёпая ластами, бегали обескураженные водолазы. Все смотрели в бассейн, туда, где бурлила и вздымалась вода. Именно туда стремительно мчался Михаил. Что-то страшное, безумное и совершенно невозможное тянуло его в толпу, ближе к тому месту. Окунуться в бурлящие воды…

Мужчина проснулся с диким воплем и подскочил на кровати, сбрасывая с себя одеяло.

– Что? Что случилось?! – проснувшись, испуганно спросила Маша. – Ты весь мокрый! Тебе приснилось что-то?

– Даже сказать не могу, что это было. Но во сне я сходил с ума от страха. И мысли крутились вокруг… тебя, – с трудом вымолвил Михаил и, глубоко вздохнув, лёг на колени жены, обнимая её ноги, завернутые в одеяло.

– Ты такой милый! С каких пор ты стал таким милым, а? – засмеялась Маша. – На, вытрись…

Маша, сняв со спинки стула полотенце, вытерла с лица Миши пот.

– Поспим ещё немножко…

– Ну, если немножко. Уже семь. Скоро вставать…

Завтракая на кухне, Михаил ерзал и озабоченно вздыхал.

– Ты сегодня никуда не собираешься?

– Никуда. А что?

– На гимнастику, в бассейн? Куда там вы, беременные, всё время бегаете?

– Сегодня занятий не будет. И Леночка, наша тренер, приболела. На этой неделе отбой. Лениться буду!

Михаил немного успокоился, но перед выходом всё же сказал своей любимой:

– Машуль! Я очень за тебя волнуюсь. Если куда-нибудь соберёшься, обязательно предупреди.

– Ладно. Слушаюсь и повинуюсь, – послушно отрапортовала Маша.

День прошёл на удивление тихо, без происшествий, и Миша, поцеловав жену перед сном, подумал, что сон – всего лишь страшный сон, и он, возможно, ничего не значит.

Но и этой ночью ему приснился тот же самый кошмар. Всё повторилось с одной лишь разницей: во сне он прыгнул в бассейн и там, на самом дне увидел безвольное тело Маши.

Миша снова проснулся. Его грудь вздымалась, он тяжело дышал, не понимая, где находится. Взгляд с ужасом метался по сторонам. Он увидел спящую Машу и сглотнул. Холодный пот вызвал лёгкую дрожь в теле и, осторожно выбравшись из кровати, мужчина побрёл в душ, ополоснуться и немного прийти в себя. Его мысли путались, и сердце учащенно стучало. «Что? Что означает этот ужасный сон?

В этот раз Миша принял меры безопасности и на весь день остался дома с Машей, благо работать он мог удалённо, через интернет. На следующий день он тоже был дома, а в четверг согласился сходить с женой по магазинам: пришла пора купить детские вещи для выписки из роддома.

Страшный сон больше не приходил. А, получив удивительные впечатления от покупки чепчиков и штанишек размером с ладошку, будущий отец пребывал в розовом настроении. Скоро у него должна родиться дочурка, и он таял от нетерпения.

Вечером позвонила мама, но очень быстро сбросила звонок. Миша даже подойти не успел. «Хитрит. Проверяет, перезвоню или нет?» – подумал Михаил и ухмыльнулся, набирая мамин номер.

– Привет, мам!

– Привет. Почему не звонишь? Ждала, ждала…

– Мам, времени не хватает. Собираюсь позвонить, и кто-то по работе обязательно встрянет в мои планы.

– Ладно. Вот помру и не узнаешь даже.

– Мам, ну не надо… Не говори чепуху. В выходные обязательно загляну. Может даже с Машей. Если она к тому времени ещё не родит, – сказал он и прикусил губу. На выходные их пригласили в гости друзья, и Миша согласился…

Ночью он очень плохо спал. Кошмары ему уже не снились, но периодически во снах из темноты появлялась темная фигура в хитоне, и он просыпался от чувства горечи и всепоглощающей печали.

Уходя утром на встречу с инвестором, он посмотрел на Машу и угрожая пальчиком, напомнил:

– Без моего разрешения – из дома ни на шаг!

– Йес, начальник!

Всё утро Маша и Миша занимались своими обычными делами, каждый отдельно, но ближе к одиннадцати Маше позвонила подружка по клубу:

– Маш, привет! Лена вышла с больничного, и мы уговорили её провести тренировку сегодня. Всё-таки пропустили уже целых две. Разжиреем без движения. Сможешь в восемь?

– О кей, конечно, смогу. Без вариантов.

К обеду вернулся Михаил, и они вместе пообедали.

– Махнём в субботу за город? Ивановы в гости зовут. Шашлык, башлык. Как тебе идейка?

– С удовольствием, – сказала Маша и поцеловала мужа в колючую щетину. – Ой! – вскрикнула она вдруг и схватилась за живот.

– Что такое?

– Толкнулась больно. Прицельно по ребрам бьёт…

– Хулиганка, – мужчина нежно погладил Машин животик.

– Маш, мы сегодня с парнями договорились… Ты не против?

– Иди. Ещё пару тройку дней и ты надолго станешь рабом пелёнок.

– С удовольствием, – любовно щёлкнул её по носу Миша. – Я тогда ушёл…

Маша не придала значениям словам мужа, вот и решила не говорить о бассейне, чтобы не вызывать лишних споров. Что вообще здесь такого? Она два раза в неделю уже три месяца туда ходит!

Бассейн был новый, комфортабельный и пользовался в их районе огромной популярностью. Кроме студентов сюда приходили все, кто заботился о хорошей спортивной форме и здоровье. Вузовский бассейн.

Со второй половины сентября по вечерам в бассейне начали проводить тренировки новички из клуба по дайвингу. Но в три часа они ещё никому не мешали. В это время студенты уже отзанимались, а городские заполняли дорожки уже, как правило, после пяти.

В послеобеденное время подводники делили зал только с будущими мамочками. Эти две странные тюленевидные группы тренировались в разных частях бассейна.

Ближе к вечеру Михаил, уже достаточно посидев с одногруппниками, решил позвонить жене. Но на телефонный звонок ему никто не ответил. Мужчина нервно тёр нос, ёрзал на барном стуле и периодически делал повторные попытки дозвониться. Выйдя в уборную, он стал звонить безостановочно, раз за разом слыша длинные тревожные гудки. Опершись на раковину, Миша в упор уставился в зеркало, словно ища ответа извне. Как вдруг всё моментально поплыло перед глазами. В зеркале он увидел кадры из своего страшного сна, и в глазах окончательно помутилось. Сбрасывая морок, он выбежал из бара и сел за руль автомобиля. В этот вечер он словно чувствовал, капли в рот не взял.

Когда в глазах, наконец, прояснилось, он нажал на педаль газа. Уже через десять минут на полной скорости Михаил въехал на стоянку спорткомплекса. Как он оказался у воды, мужчина не помнил, но сцена в бассейне один в один повторяла его страшный сон. Он растолкал толпу людей, нырнул в воду и увидел на дне тонущее слабое тело своей Машули. Следом за ним прыгали неуклюжие дайверы, создавая ненужное волнение в бассейне. Рядом с Машей лежал поврежденный кислородный баллон, из которого на поверхность поднималась тонкая струйка пузырьков.

Михаил, не без помощи дайверов и шокированных случившимся женщин, вытащил Машу из воды и стал оказывать первую помощь так, как видел в кино, но у него ничего не получалось, и слезы горячей влагой стекали по щекам.

В этот момент подоспел врач. Молодой парень, чувствуется, только после университета. Он немного неуверенно, но методично начал реанимацию. Один поход, второй, третий… он поднял глаза и с чувством глубокой безнадежности посмотрел на Михаила.

– Нет! Дальше… ещё… немедленно продолжайте… Ещё один подход, второй, третий…

– Не получается, – с чувством вселенской беспомощности сказал парень. Тут за спиной врача выросла тёмная фигура, словно сотканная из тумана. Михаил услышал слова, звучащие как далекие громовые раскаты, но слышимые только ему: «Я пытался помочь тебе, но, видно, никто не в силах предотвратить моё появление…».

– Нет, не-е-т! – умолял Михаил, глядя на призрачного жнеца.

– Там, где смерть, всегда будет смерть… но я могу предложить обмен?

– Продолжайте, не останавливайтесь!

– Просто, взамен я заберу тебя… – жнец глухо засмеялся.

– Да, да!… – не раздумывая ни секунды согласился Михаил. Призрак словно взорвался – пылью взметнулось тёмное облако и моментально исчезло. В это время закашлялась и пришла в себя Машуля.

***

Миша расплакался, увидев сквозь стекло операционной свою новорожденную дочурку и, поцеловав жену, куда-то побежал. В длинном больничном коридоре маячила призрачная тень жнеца.

– Ещё немного…ещё совсем немного времени! Молю!

Призрак снова исчез, растворившись в темноте коридора, а Михаил побежал вниз к своей машине: у него осталось одно незавершенное дело.

В супермаркете он купил торт, мандаринов и большой шерстяной плед. У поворота во двор заскочил в цветочный ларёк и выбрал самый большой и красивый букет. Миновав три подъезда и четыре лестничных пролета бегом – переступая через две ступеньки сразу, он позвонил в дверной звонок. Дверь открыла приятная пожилая женщина с копной светлых волос.

– Мама! – Миша кинулся ей на шею, крепко обнимая. – У тебя родилась внучка. Теперь ты, наконец, бабушка!

– Дорогой. Думаешь, об этом я мечтала всю свою жизнь? – женщина двумя руками сжала холодные колючие щёки сына. Губы смешно выпятились и она, подивившись его детской мимишности, сразу улыбнулась.

– Ну что ж. Бабушкой, так бабушкой! А она хорошенькая?

– Просто глаз не оторвать!

– Надеюсь, теперь я чаще буду вас всех видеть?! – её губы слегка скривились, а на глазах проступили слёзы.

– О чём ты говоришь? Каждый день! – мужчина еле сдерживался. За окном маячил тёмный жнец. Прошла ночь. Солнце понималось из-за горизонта, и он терял терпение в ожидании своей жертвы. «Пять минут. Ещё только пять минут…», – глядя на него, твердил Миша.

Через некоторое время он мчался на машине по проспекту к роддому. Куда ещё направиться, он не знал. Неожиданно он услышал звук сирен и увидел вереницу полицейских машин, ведущих преследование. Преступник действовал спонтанно. Дорога с утра была покрыта тоненьким ледком, и Михаил не успел свернуть машину. Он ждал чего-то подобного и со спокойным сердцем принял на себя лобовое столкновение....

«Там где должна быть смерть, всегда будет смерть…» – прошептал тёмный жнец, унося с собой душу преступника взамен Миши, который лишь на время потерял сознание…

Невеста речного Бога

– Девчонки, такая жара стоит, караул!

– Если б не экзамены… я б на речку пошла.

– Айда! Давно мы все вместе на речку не ходили!

– Ой, а как же подготовка к этому… ЕГЭ, чёрт его побери?

– Каких-то полчаса ничего не решат. Зато освежимся.

– Так и быть. По домам, за купальниками и через пятнадцать минут – на этом месте!

Девчонки разбежались и через пятнадцать минут, как и договаривались, запыхавшись от бега, взбивая клубами дорожную пыль, кашляя, но довольно улыбаясь в предчувствии веселья, собрались на этом же месте. Сельские улицы были не асфальтированы. В поселке только центральные улицы имели асфальтовое покрытие, а ближе к окраинам асфальт таял, как прошлогодний снег. Несмотря на то, что огромное село носило звучное название «Малиновка», его населяли в основном сибирские татары. От города его отделяла река, и село уже давно присоединили бы к городским окраинам и заасфальтировали, если бы не желание татар сохранить свою национальную обособленность. Русских и без того с каждым годом прибавлялось. Им нравилось аккуратная, ухоженная Малиновка. Хоть их и не особо здесь жаловали.

Молодёжи в селе было много: целых два десятых класса выпускалось из неё нынче летом. И пять весёлых подружек с удовольствием плескались в воде, плавали, как речные нимфы, наслаждаясь последними деньками безмятежного детства, веря и надеясь в будущем испытывать только счастливые моменты.

Трое из них собирались поступать в университет. Гуля на биолого-почвенный, Эльмира, по-простому Эля – на агротехнологии. Диляра тоже планировала учиться на агронома. В семье считали, что дочь должна продолжить дело отца, а он был главным агротехником на селе. Маришка готовилась в швейное училище, а Алю уже год как ждал жених. Они подали заявление в ЗАГС, и свадьба должна состояться уже через месяц после окончания экзаменов. Аля собиралась посвятить жизнь семье, но экзамены на всякий «пожарный» сдавала. Вдруг да всё изменится!

Жара стояла целый месяц, нестерпимая, и вода стала тёплой, как парное молоко. Периодически небо разражалось громом и молниями, скидывая вниз, на землю, накопившуюся испарину. Вот и сегодня на небе гуляли тяжёлые свинцовые тучи, намекая на то, что скоро начнётся гроза. Но девчонкам всё было нипочём. Они не замечали этих намёков природы, скидывая в реку напряжение последних месяцев. Река принимала в себя отрицательные эмоции, а духи воды уносили их далеко в море.

Диляра заплыла достаточно далеко, здесь река становилась глубокой, а течение усиливалось. Она долго гребла против движения реки, чтобы потом просто лежать на воде и плыть по течению не прилагая усилий. В небе послышались первые гулкие раскаты, и слабые всполохи молний одна за другой стали освящать небо.

– Диляра, давай к берегу! Пора закругляться. Гроза близко…, – крикнула Алька, и Диляра, оглянувшись, увидела, что подружки всё ещё купаются. Тогда она решила сделать ещё один заплыв. Молнии становились всё длиннее, а гром всё басовитей. И вот вспышка сверкнула прямо над ними. Девчонки завизжали и бросились прочь из воды.

Диляра в это время, закрыв глаза, плыла лицом вниз. Потом развернулась на спину и, разглядывая потемневшее небо, поплыла по течению, надеясь в скором времени достичь берега, как это обычно бывало, и выбраться из воды там, где оно ударяется о берег. Небо разрезало надвое. Диляра с ужасом увидела, как в неё стремительно летит, освящая нестерпимым светом, копьё Тэнгри, могучего духа неба. И свет в глазах девушки моментально выключился.

Диляра какое-то время не ощущала ничего: ни плеска теплой воды на своих боках, ни ветерка. Не слышала звуков грозы и криков испуганных подружек. Ничего. А когда вновь открыла глаза, свет пробивался тонкими струйками сквозь толщу мутной речной воды и расходился кругами по поверхности. Она медленно опускалась на дно, как морская звезда, распластав по сторонам света ноги и руки. Дно в этом месте достигало пяти метров в глубину. Но Диляра падала и падала, и падала…. А может, ей только казалось, что она падала? Она испытывала нечто подобное раз, когда прыгала с парашюта. В то время она дружила с Равилем, и он таскал её на всякие экстрим-развлечения. После парашюта они расстались. Уж больно страшно было. Вот и сейчас воздуха критически не хватало, и казалось, что она умирает, опускаясь на самое дно реки.

Тут неожиданно перед ней появилась тень, постепенно обретая черты довольно привлекательного мужчины. Даже сквозь толщу воды Диляра видела огромные красивые сине-зелёные глаза, длинные волосы цвета морской тины, тяжелый парчовый камзол, туго подвязанный широким кушаком.

И вот он уже совсем близко. Глаза. Прямой нос. Губы. Его губы прикасаются к её губам, словно пробуя на вкус. Прикосновенье почти невесомо…

На самом деле это был даже не поцелуй, но Диля восприняла его именно так. В её жизни поцелуев пока не случалось. Равиль держал Дилю за пацанку, с которой можно весело проводить время, да и только.

Мужчина поделился с ней глотком воздуха, и вскоре девушка уже шла по речному дну, как изящная гондола, управляемая лёгким артистичным гондольером, и неотрывно смотрела в его изумрудные глаза. Мир вокруг казался нереальным: словно сотканным из воды. «В Малиновке я этого парня ни разу не видела…». Крутилась в голове нелепая мысль.

Мужчина придерживал её за талию, видимо предвосхищая, что она всплывёт, или же любуясь, или… замышляя что-то. Словно из ниоткуда невдалеке появился дом. «Толи он стоит прямо на дне речном. Или мы оказались вдруг на суше?». Молодой красавец, гордо держа голову, повлёк Диляру в дом, где усадил за богато накрытый стол. Тело казалось девушке необычайно тяжелым и неповоротливым, но она старалась держать спину ровно. Изысканные блюда выглядели незнакомыми: даже в интернете такого не встретишь, а Диля частенько следила за некоторыми фуд-блогерами. Интересно же, что ест на завтрак, обед и ужин богатая публика…

Единственным знакомым кушаньем оказалась рыба и моллюски. Вокруг сновали девушки, словно рыбёшки, подавая всё новые кушанья. Мир вокруг звучал гулко: «Наверное заложило уши, когда я ушла под воду?». Всё вокруг имело желто-зелёный оттенок, а движения, как во сне. Или в воде?

– Меня зовут Су. Су-Анасы. Я старший сын Бога реки. Я спас тебя, и теперь ты моя должница. Отплати мне. Хочу, чтоб ты стала мне женой. Родители спят и видят меня женатым. Как тебе моё предложение?

Диляра почти не слушала Су-Анасы. Как только он представился, она сразу догадалась, что не так. Они ужинали в его подводном царстве. Хотелось ли ей всю жизнь провести здесь? И жизнь ли это? Она сомневалась. Не о том мечталось. И видела она своё будущее в более светлых и радостных тонах. Хоть и не таким богатым.

– Это плата за жизнь. Или/или. Или ежегодно будешь приводить ко мне девушку. До наступления осени ты должна возвратиться в качестве жены или привести себе замену! – словно в громкоговоритель произнес он последнюю фразу.

По коже пробежал холодок. Словно ледяной водой обдало. А она и находилась под водой. Началось волнение. На поверхности бушевал настоящий шторм. Поднялся сильный ветер. Похолодало. Вокруг стало заметно темнее, и подводные жители, проплывая мимо, скалили на неё жёлтые гнилые зубы… Диляра вздрогнула.

Очнулась она уже на берегу. Где-то неподалёку сновали люди, крича, что есть мочи в сторону реки: «Диляра, Диля, …». Ныряльщики то появлялись на поверхности, то пропадали. Девушка понимала, что ищут именно её.

– Я здесь! Я зде-е-е-с-сь! – закричала она, насколько было сил, чувствуя себя как выжатый лимон. Голос с трудом преодолевал потоки ветра, руки и ноги отказывались служить наотрез. И её заметили. Спасатели быстро побежали на крик о помощи.

Диляру положили на носилки и отправили в больницу на обследование. Поражение молнией – это не детские ушибы, после которых максимум укол от столбняка получишь. Это вещь более серьёзная. Но Диляра больше думала о том мужчине, что спас её, а теперь требовал за это спасение нешуточную плату…

Уже на следующий день она отправилась домой. Слава Богу, удар молнии на здоровье никак не отразился. Первые дни она не находила себе места, но экзамены заставили девушку сосредоточиться. Бывало, что она совсем не вспоминала встречу с Су-Анасы и через некоторое время даже подумала, что все это ей привиделось, пока она была в бессознательном состоянии. Подружки поддерживали её, и они вместе готовились к экзаменам с утра до поздней ночи.

Но уже через неделю, после экзамена в школьной уборной, умыв лицо и, всматриваясь в зеркало уставшими за четыре часа глазами, увидела его. Речной бог – холодный и прекрасный смотрел на неё, напоминая об уговоре.

– Это всё морок! Морок! – закричала она, плеснув на зеркало горсть воды. Вода медленно стекала по гладкой зеркальной поверхности, из которой всё яснее проступали черты зеленоглазого мужчины. Он протянул руку и погладил её по щеке:

– Я уже скучаю по тебе. Помни срок: до осени ты должна вернуться в мои владения или же… Я найду тебя повсюду, где есть вода-а-а.

– Диля! Мы уже заждались тебя! Сколько можно любоваться на себя в зеркало? – сказала заглянувшая в уборную Гуля.

Диляра повернулась к ней сама не своя – бледная, с широко раскрытыми в ужасе глазами.

– Господи, на тебе лица нет. С тобой всё хорошо? – она подбежала и придерживая подругу за локоть, вывела её в коридор.

– На, водички хлебни… – протянула подруга бутылку минералки. Но Диля тут же вспомнила слова Речного Бога, и, быстро оттолкнув от себя бутылку выбежала на улицу.

Нервозность нарастала с каждым днём, как снежный ком. Везде: в зеркалах, в ванне с водой, в огородной бочке – везде невесте Речного Бога мерещился образ Су-Анасы. Ночью ей снилось, как она тонет в реке, и холодная вода коконом опутывает всё её существо, а губ касается влажный поцелуй речного божества.

Голова болела постоянно, и эти галлюцинации… просто сводили Дилю с ума. Но второй экзамен был сдан. Результат не радовал: Диляра рассчитывала на большее. Её подруга Эля по баллам значительно опережала подружку. Оставался ещё один решающий экзамен…

«Будет стыдно, если эта дура Элька поступит, а я нет», – хмуро взирая на подругу, думала Диляра, боясь упрёков родителей. Отец возьмётся кричать на неё, обзывая непроходимой тупицей, как он это обычно делал, а мать – дуться и смотреть на дочь исподлобья.

Матери тоже «прилетало» от отца, когда он был недоволен дочерью. Эльмира много лучше её знает биологию (последний предмет) и у неё миллион шансы обойти Диляру по всем статьям, ни то, что раньше. Они всегда соревновались в оценках, но Диляра умела выходить из таких битв победителем. «Что же теперь? А может…». Нежданно-негаданно в голову врезалась тёмная кощунственная мысль, но девушка тут же отбросила её прочь.

Девчонки часто после экзаменов спускались к реке. Отдыхали, болтали, кидая на воду блинчики. Однако Диля оставалась зажатой и настороженной. Однажды вдали, среди камыша ей привиделся силуэт мужчины в пышном старинном камзоле. Он долго смотрел на неё, всем видом призывая следовать за ним…

– Кого ты там увидела? – спросила поражённая её видом Эля.

– Вон там мужчина в необычной одежде. Словно из мира фэйри…

– Где? Вы кого-то видите? – бросила Эля подружкам.

– Нет. А кто там может быть? – обернулась Алька.

«Может я потихоньку схожу с ума?», – подумала Диляра, усаживаясь на горячий песок без прежней мнительности, что он может попасть в бельё. Сейчас были проблемы посложнее.

Биологию она явно провалила. На многие вопросы теста отвечала как придётся, тыкая пальцем в небо. В голове всё смешалось, а сердце стучало в ожидании грядущего позора.

Экзамен сдавали в одной из городских школ, и после они с Элькой на пару отправились домой. Уже добравшись до села, Диляра неожиданно предложила прогуляться вдоль берега реки. Зазвонил телефон.

– Да, мам. Да, я уже рядом, почти пришла, – ответила Эльмира на звонок. Когда девушки проходили мимо того самого места, где они обычно сидели у воды, Эля спросила:

– А что ты всё-таки увидела там?

– Не могу сказать точно. А хочешь взглянуть сама? – неожиданно для себя предложила ей Диляра. – Ещё в прошлый раз, когда я почти утонула, выбираясь из реки… вон там, увидела на дне нечто потрясающее…

Диляра посмотрела по сторонам и, взяв Эльку за рукав, потянула в заросли камыша.

– Где это?

– Нужно немного зайти в воду…

Они разулись, и Диляра первая зашла в реку. Она аккуратно ступала по скользкому илу, всматриваясь в своё отражение, как вдруг вместо себя увидела в воде отражение Су – Речного Бога.

– Вот здесь, иди сюда скорее…

Эля разулась и держа сандалии в руках, подошла к подруге, стоящей почти по пояс в воде.

– Где?

– Присмотрись получше. Вон там, на дне.

– Ничего не вижу… – Эльмира наклонилась так низко, что волосы опустились на поверхность воды распустившись веером и…

Диляра резко нажала на голову подруги, окуная её в желто-зелёный омут. Из воды вырывались пузыри, Эля пыталась сопротивляться, но какая-то дьявольская сила поселилась в её подруге, которая топила, топила и топила её…

Эля перестала сопротивляться и опустилась в воду. Тело обмякло, и её медленно понесло на глубину, навсегда исчезая из виду. Диляру потрясло произошедшее. Она не ожидала, что может пойти на такое, боялась наказания за содеянное. Вдруг кто узнает? Видел ли кто? Девушка бегала по берегу туда-сюда, как безумная, не зная, что же ей делать дальше? Она схватила сумку, оставленную на берегу, и побежала прочь. Потом остановилась, оглянулась назад и вернулась. На берегу лежал пакет Эли. Она взяла и его. Смяла, впихнула в свою сумку, как запихивала в портфель вторую обувь ещё в третьем классе: торопясь, что не успеет…

Диляра одёрнула мокрое платье. Домой идти в таком виде нельзя. По берегу, через редкий лесок, она вышла к автобусной остановке и спряталась за строение. Платье почти высохло. Дождавшись, когда придёт очередной автобус, она смешалась с толпой, направляясь к поселковому магазинчику. Купила молочный коктейль. Поздоровавшись со старушкой бабой Клавой с соседней улицы и выйдя из магазина, не торопясь, пошла к дому. Она встречала знакомых и, кивая головой, улыбалась и здоровалась, словно ни в чём не бывало.

Кончилось лето. Осень прошла по улицам большого села мокрыми грязными сапогами. Началась зима. Диляра поступила в ВУЗ, получила комнату в общежитии и теперь жила в городе. Даже на выходные домой приезжать наотрез отказывалась. Её пугала одна только мысль: вновь увидеть своих старых подруг, посмотреть им в глаза, встретить убитую горем маму Эльмиры. Она и своим родителям не смела на глаза показаться, боялась случайным словом выдать себя, быть обнаруженной, преступницей. Опозорить их на всё село.

Речной Бог больше не беспокоил Диляру, теперь её беспокоила совесть. Но и её она старалась угомонить, упрятав подальше в свои воспоминания. Она удалила из контактов всех своих деревенских подруг, аккаунты в соцсетях. Всё. Теперь она спряталась. Теперь она в домике…

Спрятаться от всего мира в маленькой комнатке общежития оказалось неосуществимой мечтой. Соседка Диляры по комнате – Регина оказалась той ещё падлой. Она заметила слабость да уязвимость своей соседки и принялась её кошмарить: «Диля, помой… Диля, принеси… сделай то, сделай это…». В компании одногруппников высмеивала её за «чyмoшный» вид, всячески принижая значимость и роняя авторитет в группе. Диляра злилась, закипала, и к концу учебного года ненависть к Регине достигла предела.

Неделю отдохнув в деревне, будущий агроном уехала работать со стройотрядом на бахчу и вернулась практически к самому учебному году. Уже в стройотряде её начали преследовать прежние кошмары: прошел год, и Речной Бог требовал для себя очередную жертву. А по возвращении в деревню так и вообще некуда было скрыться от его зелёных пронзительных глаз.

Жадный речной демон ходил за ней по пятам, смотрел с каждой витрины, заглядывал в окна, отражался в пузырчатых жёлтых лужах, теряя всю свою обманчивую красоту. Август выдался на редкость дождливый. Диляре казалось, что это река наступает на неё, обволакивая зелёной склизкой тиной. В мутной пелене дождя демон реки виделся ей везде: грозный, надменный, одетый в богатый кафтан, поблёскивающий в редких вспышках автомобильных фар перламутровой рыбьей чешуей.

За три дня до начала учебного года установилась ясная жаркая погода, и староста группы, собравшейся в общежитии, предложила съездить всем вместе на пикник. Диляра с ненавистью глядела на Регину. Её уже тошнило от одного взгляда на соседку: приторная, смазливая татарка, она пыталась очаровать собой Азиза, но тот лишь отшучивался, тактично отбиваясь от навязчивой девушки.

– У кого есть идея по поводу пикника? – задал в который раз вопрос староста.

– У меня! В нашем посёлке есть отличный пляж. На автобусе добираться минут пятнадцать, ну а пешком: целый небольшой поход может получиться! Местечко там насиженное, есть где костёр разжечь и палатки поставить…

Все единогласно согласились, ведь других вариантов не нашлось. Вышли на следующий день с утра. К двум, уже были на месте. Регина продолжала липнуть к Азизу, а тот, похоже, уже давно положил глаз на Дилару. Она это чувствовала. Может быть, и соседка её что-то замечала, оттого-то и пыталась всеми силами завоевать парня. Из вредности, что ли?

Азиз догнал Диляру на мосту, и минут пятнадцать они шли рядом, разговаривая ни о чём. Потом вдруг неожиданно парень предложил:

– Диляра, что если я предложу тебе быть моей девушкой?

– Азиз! – окликнула его Регина, повязывая на пояс ярко розовую кофточку и оставаясь в одном тонком топике.

– Ты вначале с ней разберись, – усмехнулась Диляра. Азиз брезгливо оглянулся.

К трём часам на берегу уже раскинулся палаточный лагерь. Накрывали «поляну», на костре шипели шашлычки, а из рюкзаков вынимались горячительные напитки. Ребята пели под гитару, смеялись, шутили, ругались… Азиз, похоже, сказал Регине нечто резкое, и та закричала на него от злости и обиды, бросая в лицо неприятные слова.