Читать онлайн Парфюм стихов бесплатно
			
					Переводчик Михаил Меклер
© Шарль Бодлер, 2023
© Михаил Меклер, перевод, 2023
ISBN 978-5-0059-9054-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Плач Икара
Complainte d’Icare
- Любителям шлюх всё равно,
 - счастливая, спокойная или сытая,
 - но руки мои делают только одно,
 - пустой воздух сотрясают скрытно.
 - Благодаря дивным звёздам,
 - что пылают в глубине небес,
 - в моих глазах сияет грозно
 - память солнечных чудес.
 - Смотрю на конец и начало востока,
 - где медленно вращаются небеса.
 - Поднимаюсь под взором неизвестного ока
 - и чую, как крылья мои покидают телеса.
 - Опалённый красой созвездия,
 - я блаженства совсем не узнаю.
 - Вот дам имя своё этой бездне,
 - что знает смерть и могилу мою.
 
Обиженная луна
Lune offensee
- Наши отцы поклонялись луне на зло всем.
 - Звёзды в милых платьях шли за ними в изумлении
 - с голубых высот страны в светлый гарем.
 - Там была древняя Синтея, свет моего уединения.
 - Это счастье – видеть любовников в её постели,
 - сверкая во сне прохладной эмалью своих зубов.
 - Поэт разбивает лоб о проблемы в своей колыбели,
 - как гадюки сцепляются, попав на травяной покров.
 - Ты проходишь, как и прежде, по сумеркам до утра,
 - в своём жёлтом плаще и тайной походкой,
 - чтобы целовать увядшую Эндемиона благодать.
 - Я вижу твою мать, этого нищего века дитя,
 - склоняющую над своим зеркалом лицо украдкой,
 - искусно припудривая грудь, которая вскормила тебя.
 
Пустота
Vide
- Пустота Паскаля была с ним и ночь и день.
 - Это всё бездна, действие тоски, мечты и слова!
 - Это поток штормового ветра паники, а я мишень,
 - мои волосы встали вертикально снова.
 - Вверху, внизу, кругом пустыня и бездна,
 - пугают неотразимые просторы в тишине.
 - Многообразный кошмар без выхода с места
 - Бог прослеживает своей рукой в темноте.
 - Я боюсь сна, как боятся глубокой ямы.
 - Я вижу только бесконечность в каждом окне,
 - в смутном ужасе, если кто это знает.
 - Мой дух преследует стресс головокружения,
 - завидует любой неподвижности везде,
 - чтобы никогда не убегать от числа и бытия!
 
Закат романтизма
Coucher de soleil du romantisme
- Как прекрасно новое солнце при восходе,
 - оно вспыхивает своим приветствием, как взрыв!
 - Счастливые встречают это чувство благороднее,
 - чем сон в глазах, когда заката следует порыв.
 - Помню, я видел цветок, фонтан, борозду,
 - сердце билось под взглядом обморочным.
 - Бежим, ещё не поздно, к горизонту, на звезду,
 - поймаем луч косой, летящий, беспорочный.
 - Напрасно преследую призрака Бога.
 - Ночь установила власть свою,
 - полная дрожь и мрачный холод,
 - запах гробницы тянет в тени,
 - по краю болота, шатаясь, идут,
 - редкие жабы и мокрые слизни.
 
Спокойствие
Calme
- Потерпи, печаль моя, и помолчи.
 - Ты просила, вот она, ночь, впадает в дремоту.
 - Тёмная атмосфера окутала холмы,
 - принося одним мужчинам покой, а другим заботу.
 - В то время мерзкое человеческое множество
 - с угрызением совести играет в удовольствия.
 - Мучительно под плетью радости и безжалостно,
 - приходит грустная печаль из дальней области.
 - Дай руку мне. Смотри, вот утерянные годы
 - свисают с балкона из-под старой попоны,
 - улыбаясь, вырываются из водной пучины.
 - Под какой-то аркой умирающий свет дрожит,
 - а длинный саван, тянущийся с востока, спит,
 - слушай, дорогая, как наступает тишина в ночи.
 
Уорнер
Le Warner
- Каждый мужчина несёт своё имя,
 - у него в душе живёт ядовитая змея.
 - Восседая на своём троне, он говорит
 - «Хочу» или «Нет!», а потом уже кричит.
 - Зафиксируй неподвижный взгляд.
 - Никси, или Сатиресс, произносит:
 - «Думай о своём долге – и будешь рад».
 - Делай детей и сажай деревья свои
 - там, где будешь вечером. Зуб говорит:
 - «Полируй мраморный фриз или стихи».
 - Всё, что он любит, рассматривай своевременно,
 - никогда не приходит момент такой,
 - человек не слышит предупреждение мгновенно
 - этой невыносимой змеи порой.
 
Крышка
Couvercle
- Куда бы он ни шёл по морю или суше,
 - под палящем солнцем или тёмным небом,
 - слуга Иисуса, адепт, Цитерия его слушала
 - и призрачных нищих под сверкающим светом.
 - Горожанин, или путешественник, или оседлый,
 - его крошечный мозг быстрый или медленный,
 - везде человек узнаёт ужас тайны очень близко
 - и дрожащим глазом смотрит высоко или низко.
 - Высоко в небе парит мнимая усыпальница,
 - потолок с подсветкой для оперы и глухие стены,
 - где каждый актёр ходит по залитой кровью сцене.
 - Под страхом вольнодумцев отшельник надеется,
 - на небе чёрная крышка гигантского котла,
 - под которым бушуем мы, невидимые существа.
 
Голос
Voix
- Я был высотой с фолиант, а моя кровать
 - опиралась на книжный шкаф Вавилон.
 - Там был латинский пепел и греческий прах,
 - смешались вместе басня, роман, фельетон.
 - Два голоса твердили уверенно, хитро и беспечно:
 - «Земля – это пирог, наполненный сладостью».
 - Это удовольствие вам будет бесконечным.
 - Аппетит ваш станет сравним необъятности.
 - Другой сказал: «Путешествуй во сне,
 - за пределами известного и возможного!»
 - Он пел, словно бриз с океана ко мне,
 - как неизвестный призрак, выл ничтожно.
 - Его ласкающий слух был всё же пугающим.
 - Тебе я ответил: «Да, мой голос! Гораций!»
 - Я бы назвал это исходом начинающим,
 - увы, с тех пор из-за роковых декораций.
 - Я отчётливо вижу странные миры воображения,
 - существующие в пустотах без света.
 - Это восторженная жертва моего зрения,
 - змеи следуют и скользят по ногам где-то.
 - Я приветствую с нежностью пророков
 - пустыни и моря, отдаю им почести.
 - Плачу на пирах и смеюсь на похоронах,
 - вкус вина гадкий и полный горечи.
 - Гляжу в небо и проваливаюсь в ямы,
 - я часто ложь принимаю за факты.
 - Голос утешает, сохраняй мечты своими,
 - сумасшедшие лучше, чем мудрые, упиваются ими.
 
Эпилог
Epilogue
- Я тихо взобрался на вершину холма,
 - откуда город виден был как на ладони.
 - Чистилище и ад, больницы, публичные дома,
 - тюрьма, где грех у наших ног цветёт в агонии.
 - Ясно, что Сатана есть покровитель бед.
 - Я не плёлся туда, чтоб напрасно поплакать,
 - как старик, с любовницей своей навек
 - я жаждал сохранить наслаждения запах.
 - Сводница может сделать свежими вещи,
 - если вы ещё спите в утреннем свете
 - или порхаете в покровах ночного спокойствия.
 - Гнусная столица, я люблю тебя! Да! Да!
 - Куртизанки и сутенёры – все ваши удовольствия,
 - это вульгарная толпа не поймёт никогда.
 
Одобрение ужаса
Approbation d’horreur
- В этом небе странном и бледном,
 - похожем на измученную твою судьбу,
 - в опустошённом сердце летают мысли бегло.
 - Ответь мне: ты вольнодумец, мать твою?
 - Ненасытный и жадный
 - для мутного, неясного неба,
 - не стони, как Овидий,
 - изгнанный из рая и Рима.
 - Расколотые небеса и берега сошлись,
 - моя гордость отражается в тебе.
 - Твои облака с трауром унеслись.
 - Катафалки моей мечты
 - и ад отражаются в твоём свете,
 - а сердце радуется от красоты.
 
Навязчивая идея
Obsession
- Великие леса пугают меня, словно громадные соборы.
 - Ты ревёшь, как орган в душе, осуждённой где-то.
 - Траурный процесс, где предсмертные хрипы хором
 - издают звук вашего De Profundis, как эхо.
 - Я ненавижу океан! Мой разум в его бурной магистрали
 - видит себя, я слышу громкий смех его морей,
 - наполненный звуками богохульства и рыданий,
 - с горьким смехом побеждённых людей.
 - Ты радовала меня и свою ночную звезду!
 - Я знаю язык, на котором говорит их свет!
 - Поскольку я ищу наготу, пустоту и тьму.
 - Сами тени кажутся, что они от живых,
 - в полотнах, где тысячи потерянных существ
 - хотят взглядом спрыгнуть с глаз моих.
 
Мечта любознательного человека
Reve curieux
- Ты пробовал когда-нибудь вкусную скорбь?
 - Ты просил говорить тебе, что ты дерьмо?
 - В моей душе странная болезнь и смерть.
 - Ужасные желания соединились в целое одно.
 - Тоска, надежда и никакой фракционной желчи,
 - чем больше рокового песка, тем ещё больше
 - острой и вкусной муки теснилось в моём сердце,
 - отрывалось от мира и становилось всё дальше.
 - Я был как ребёнок, жаждущий зрелища,
 - ненавидел занавеску, как препятствие видеть.
 - Вот и правда открылась леденящая.
 - Я умер, ужасное утро окутало меня.
 - Это всё, что можно было увидеть?
 - Занавес поднялся, а я ещё ждал тебя.
 
Парижская мечта
Константин Гис
А Constantine Guys
Reve parisien
- Далёкий образ и неясный,
 - этот страшный пейзаж,
 - что не видит даже смертный,
 - проснулся утренний ужас.
 - Сон полон был чудес и пепелища!
 - По единственному капризу
 - открывшегося этого зрелища
 - я запретил всю эту мазню.
 - Художник должен гордиться мастерством.
 - Я наслаждался своей картиной,
 - очарован был однообразным трудом
 - из металла, мрамора, воды и глины.
 - Вавилон лестниц и аркад,
 - это был бесконечный дворец,
 - полный бассейнов, и каскад
 - падающего золота, тусклый цвет.
 - Тяжёлая катаракта сияла,
 - как завеса из хрусталя
 - висит в воздухе, ослепляя,
 - стены из металла и камня.
 - Не деревья, а колоннады,
 - кружили спящие бассейны,
 - куда смотрели милые наяды,
 - на себя, как это делают жёны.
 
- По берегам розы в зелени,
 - голубая раскинулась вода
 - на краю огромной Вселенной
 - для миллионов лиг навсегда.
 - Были неслыханные камни,
 - волшебная волна тоже была,
 - я поразился всем увиденным,
 - огромные дрожали зеркала!
 - Бесстрастный и молчаливый,
 - я был под небосводом Ганга,
 - сыпались сокровища из урны
 - в бездну алмазного ранга.
 - Я архитектор сего заклинания,
 - сделал приручённый океан,
 - точно по воле моего сознания,
 - через драгоценный канал.
 - Всё было глянцевым и ясным,
 - переливались даже оттенки
 - чёрной жидкой славы
 - в кристаллах света и тени.
 - Ни единой звезды нет и следа
 - и солнца ровного, низкого в небе,
 - чтобы осветить чудесные места,
 - сияющие во внутреннем огне!
 - Над переменными чудесами
 - зависла страшная новинка!
 - Всё для глаз, и ничего ушами,
 - в тихой вечности была картинка.
 - Я видел ужасы моей лачуги
 - и ощутил на себе постыдность,
 - забота, проникающая в душу,
 - глаза, отражающие невинность.
 - Жестокие мрачные удары,
 - часы пробили полдень,
 - небо наливалось тенями,
 - серый мир внезапно онемел.
 
Лебедь
Cygne
- Андромаха, я думаю только о тебе
 - около узкого печального ручья,
 - где безмерно величие вдовьего горя,
 - зияет на выросшей из твоих слез траве.
 - Вдруг мою память тронуло что-то,
 - когда я сел на новую карусель.
 - Старый Париж исчез куда-то
 - Быстрей, чем из сердца выходит хмель.
 - Я вижу мысленно эти хилые кабинки,
 - груды отёсанных столбов и капителей,
 - сорняки, массивные глыбы зелёнки,
 - безделушки на витринах магазинов в пыли.
 - Там раньше был звериный острог.
 - На рассвете пробуждался труд,
 - под ясным небом ремонтники дорог
 - издавали в безмолвный воздух стук.
 - Я увидел лебедя, вырвавшегося из клетки на мгновение,
 - ударяя перепончатыми ногами по сухой почве,
 - раскрыв свой клюв, в бездонной канаве, воочию,
 - он волок по твёрдой земле своё белое оперение.
 - Он судорожно купал в пыли свои крылья,
 - сердце его рыдало по родным ручьям.
 - Несчастный, странный, роковой символ,
 - молния ударила к порывам дождя.
 - Я вижу тебя, как правду Овидия,
 - мужик преобразился в напряжении
 - взглядом к жестокой и ироничной синеве,
 - обращаясь к богам со своим прошением.
 - Париж. Ничего в моей тоске не меняется.
 - Новые гостиницы, брусчатка, строй леса,
 - старые пригороды, всё стало аллегорией, кажется,
 - мои воспоминания стали тяжелей, чем небеса.
 - В Лувре изображение угнетает меня и странников.
 - Я думаю о большом лебеде, его безумных движениях,
 - смешных, возвышенных, как у изгнанников,
 - затем гложут бесконечная тоска и сомнения.
 - Андромаха, выпавшая из объятий
 - великого героя, имущество в руках гордого Пирра.
 - В гробнице экстатическая грация в печали,
 - это жена Елена и вдова Гектора!
 - Я думаю о негритянке с чахоткой и голодной,
 - Которая, не сводя глаз, тащится по грязи в саванне,
 - ночуя под африканской одинокой пальмой,
 - за огромной пеленой в густом тумане.
 - Из потерявших то, что нельзя восстановить
 - когда-либо, навсегда, кто пьёт их слезы,
 - сосёт грудь печали волчицы-матери и
 - тощих сирот увядающих, как мимозы!
 - Так изгнание моего сердца в лесах,
 - старая память звучит как стих.
 - Я думаю о моряках, забытых на островах,
 - о пленных, побеждённых и о многих других!
 
Далеко отсюда
Loin d’ici
- Это и есть святилище новое,
 - где милая барышня меня манит,
 - спокойная и всегда готовая,
 - со своими пышными грудями.
 - Её локоть на подушке лежит,
 - хорошо слышен поток фонтана,
 - это в комнате Доротея дрожит
 - от ветра и воды на расстоянии.
 - Рыдают и смешные поют песни,
 - чтобы успокоить ребёнка страх,
 - избалованного, хоть тресни,
 - с головы до самых пят.
 - Таким образом своими стихами
 - её нежные поверхности везде проявляются,
 - умащённые сладкими духами.
 - И цветы, грациозно падая в обморок, изумляются.
 
Раскопки
Excavation du squelette
- Анатомические пласты,
 - где спят древние книги,
 - на причалах хорошо видны,
 - как древние мумии.
 - Рисунки с гравитацией мастерства
 - художника из прошлого
 - передают красоту естества,
 - несмотря на мрачную тему пошлого.
 - Видно, как ужасные тайны раскрыты,
 - содрана кожа с тел мужских,
 - представлены батраков скелеты,
 - копающих землю у ног своих.
 - Крестьяне угрюмые и покорные,
 - выдавленные из могилы, осуждены.
 - Зачем они землю роют,
 - это странный урожай, ты им скажи.
 - Сгибая свой позвоночник
 - и каждое бесплотное сухожилие,
 - фермерский сарай для них сколочен,
 - труд заполняет заботой идиллию.
 - Хочешь показаться чистым,
 - ужасным, жёстким слишком.
 - Судьба на костяном дворе
 - может стать неуверенной себе.
 - Пустота есть предатель,
 - и смерть всегда лжёт нам,
 - что где-то есть созидатель,
 - навсегда новый нашим глазам.
 - Всегда и везде до вечности
 - орудуй тяжёлой лопатой, руками,
 - скреби по лезвию тусклой земли
 - под босыми, окровавленными ногами.
 
Семь стариков
Sept vieillards
- Муравьиный город, мечтаний полный,
 - прохожий на рассвете призрак встречает!
 - Тайны повсюду, сок течёт, который
 - в узких венах великого людоеда играет.
 - Однажды на унылой улице, рано утром,
 - здания стояли в холоде пассивно.
 - Берега реки приветствовали вздутым обрывом
 - и отражали душу актёра декоративно.
 - Грязно-жёлтый туман затянул пространство,
 - отправилась утомлённая душа на ночлег,
 - напрягая нервы, я шёл словно герой по царству,
 - сотрясаемый барабанной дробью телег.
 - Старик в лохмотьях продолжал хромать,
 - отражая цвет дождевого плеска.
 - Его взгляд побуждал милостыню подать
 - глазам его из злого блеска.
 - Можно подумать, что его глазные зрачки
 - пропитаны желчью, взор находился в холоде.
 - Его длинная борода жёсткая, похожая на клочки,
 - торчала, как у Иуды в древнем городе.
 - Он не сгибался, был сломан его позвоночник.
 - Сделав резкий прямой угол ногами,
 - он фиксировал свою линию, тренируя копчик,
 - принимая неуклюжую форму, перемещаясь шагами.
 - Треногий ростовщик, или четвероногий больной,
 - давил ногами мертвецов обезличенных,
 - пробираясь по снегу и грязи, шёл домой,
 - враждебный миру и совсем безразличный.
 - Затем его двойник, тряпки, спина, палка, борода,
 - никакая черта не отличала его столетнего близнеца.
 - Они шли в ногу, будто два призрака из барокко,
 - возникнув из одного ада, бредут до неизвестного конца.
 - Был ли я участником печально известной игры,
 - или то был злой шанс, который унижал тебя!
 - С минуты на минуту я насчитал семерых —
 - размножений этого зловещего старика!
 - Кто улыбнётся моей тревоге,
 - упираясь в неброскую дрожь,
 - несмотря на их дряхлость в итоге,
 - каждый из семи монстров был хорош.
 - Мог бы я дожить до восьмого, ещё одного,
 - более фатального, неумолимого повторения.
 - Феникс жуткий с собственным отцом и сыном его.
 - Я был спиной к этой одержимой процессии исступления.
 - Пьяный видит вещи удвоенными.
 - Я ковылял домой, хлопнув дверью, был в ужасе,
 - больной, лихорадочно обеспокоенный,
 - израненный тайной, абсурдом снаружи!
 - Напрасно я пытался взять в руки командование,
 - все усилия бесполезны, режим бури был таков.
 - Моя душа, безмачтовая баржа, плясала отчаянно
 - над каким-то чудовищным морем без берегов!
 
Путешествие
Voyager
- Влюблённый в марки и глобус ребёнок готов
 - приравнять Вселенную к его безмерному желанию.
 - Как же прекрасен мир в свете прожекторов,
 - мала и незначительна память в глазах признания!
 - Как-то отправились мы путешествовать к несчастью,
 - были наполнены огнём, следуя морским ветрам.
 - Сердца были переполнены негодованием и страстью,
 - успокаивая себя навстречу бесконечным волнам.
 - Мы были рады, когда из-под ног уходила земля,
 - от ужасов детства, позора и обречения.
 - Будто в глазах женщины тонула астрология
 - и опасные духи Цирцеи тиранического значения.
 - Оглушая собой, чтобы не быть дикими зверями,
 - с пространством, светом и огненными небесами.
 - Лёд, что жалил их, палящее солнце выживания
 - медленно стирали следы своего желания.
 - Настоящие путешественники всегда уходят,
 - только двигаются их сердца, как воздушные шары,
 - они, как свет от судьбы, никогда не уводят,
 - не зная почему, всегда говорят: «Беги!»
 - Те, кто свои желания видит в образах облачности,
 - кто мечтает о безмерной чувственности,
 - как солдат мечтает о пушках, смещая неясности,
 - человеческий дух не генерирует глупости.
 
- Подражаем с ужасом волчкам и чашкам,
 - в своих прыжках и даже во сне одиноко,
 - любопытство мучает, и мы катимся дальше,
 - будто ангел хлещет нас на солнце жестоко.
 - Цель не остаётся прежней, странствуя по судьбе,
 - и где бы ни находился ты, в каком царстве,
 - безумная надежда никогда не устаёт и нигде,
 - она мчится в поисках покоя в воздушном пространстве.
 - С мостика гремит голос: «Сними кожу с глаз!»
 - Наша душа следует к острову Икара.
 - Голос сверху обезумевший зовёт нас:
 - «Черт, да это камень!» – она кричала.
 - На каждом острове смотрят дозорные,
 - судьба обещает своё Эльдорадо.
 - Воображение, вызывающее обряд оргий,
 - находит лишь голый риф после торнадо.
 - Вот бедный любитель химерических песков!
 - Заковать бы его в кандалы и бросить в море,
 - это пьяный моряк, открывающий земли веков,
 - чей мираж наполняет бездну страданием и горем.
 - Словно старый бродяга, бредёт он по тине,
 - мечтает голову поднять в ослепительном рае.
 - Его взгляд завораживает огонь Капуи,
 - где освещённая свечами его лачуга встречает.
 - Путешественники носят странные прозвища.
 - Мы читаем истории в их глазах,
 - покажите нам воспоминания и сокровища,
 - чудесные драгоценности из звёзд на небесах.
 - Желаем путешествовать без пара и парусов!
 - Проецируйте наш дух на простынях, как полотна,
 - облегчая скуку тюремных сказок и снов,
 - ваше прошлое, самый дальний предел горизонта.
 
- Мы видели пляжи с песком,
 - волны видели, звёзды, а также
 - бедствия и потрясения, шторм,
 - нам было скучно, как и раньше.
 - Великолепие солнечных лучей,
 - блестит на отмелях фиолетовый цвет,
 - слава городов меркнет на лоне ночей,
 - как только угасает солнечный свет.
 - В наших душах неугомонная тоска
 - погрузилась в отражение пламени неба.
 - Самые величайшие сцены, богатые города
 - без приманок влекли нас на дальние берега.
 - Наслаждение добавляет желанию силы,
 - в котором наслаждение есть основа старого древа,
 - пока кора утолщается, вы растёте до вершины.
 - Ты звучишь, когда твои ветви жаждут коснуться неба.
 - Мы приветствовали богов из слоновой кости,
 - троны в блеске созвездий под главной звездой,
 - дворцы и стены, скульптурные части
 - стали бы банкирам мечтой роковой.
 - Одежда, пьянящая своё видение,
 - женщины с накрашенными губами
 - жонглируют умными выражениями
 - с ласками скользящих змей ночами.
 
- Что дальше, пацаны? Главное бы не забыть
 - то, что мы увидели через этот мир, в этот миг
 - по роковой лестнице с низу до верха,
 - утомительное зрелище вечного греха.
 - Женщина, подлая рабыня, полная гордыни,
 - глупая, обожающая себя без отвращения.
 - Человек, жадный тиран, суровый, похотливый,
 - раб того раба, полный извращений.
 - Мучитель, который играет,
 - мученик, который рыдает.