Читать онлайн Мигранты. Писарчуки бесплатно
– Разрешите представиться: каперанг Гнидо Валериан Валерьевич, – бодрым чётким шагом наверняка в недалёком прошлом военнослужащего промаршировал в просторный кабинет главного редактора новой, считанные дни назад зарегистрированной газеты первый сегодняшний посетитель с отличной кожи портфельчиком строго под цвет и фактуру не менее щегольских чем сам портфель лакированных башмаков.
На полпути к столу хозяина кабинета вошедший сбавил скорость до нуля, свободной от портфеля рукой одёрнул застёгнутый на все пуговицы сюртук, потрогал, не съехал ли в сторону классически строгий узел галстука и, по-военному дисциплинированно ожидая приглашения сесть, не удержался всё же, чтобы не оглядеться вокруг. Помещение, надо признать, такого несдержанного любопытства стоило. Всё здесь притягивало взгляд. Оснащено оно было по последнему слову офисной техники, оформлено и обставлено в духе ультрасовременных веяний дизайнерской мысли – претенциозно-консервативная классика с элементами модерна в разумной пропорции. Отделка – сплошь натуральными материалами: алебастровая, в дворцовом стиле потолочно-карнизная лепнина; декоративные элементы из поделочного камня, фрагментарно-изящно вписывающиеся в массив стеновых панелей красного дерева, а художественно-наборный штучный паркет – вообще глаз не оторвёшь. И в тон всему этому не менее роскошная, заказная, скорее всего, мебель настолько хороша, что прямо музей буржуазных изысков, а не рабочее пространство, пусть и руководителя организации. Довершал картину большой, диаметром с метр, украшенный тонкой инкрустацией по полированной поверхности шара напольный глобус в переднем углу, свидетельствующий, видимо, о немалых территориальных амбициях владельца… Чувствовалось – денег во всё это великолепие вложено немерено.
– Да-да, проходите, присаживайтесь. Слушаю вас, Валерий Валерьян…
– Валериан Валерьевич… – вежливо, но твёрдо перебив, поправил гость. – Хотя, не это главное. А вот о чём я хотел бы вас попросить настоятельно, так это не путать, как невольно, а иногда будто невзначай, на деле же нарочно недоброжелательно делают многие, ударение в моей фамилии. Как и у известного в своё время оппонента советской власти генерала Шкуро1 оно должно ставиться на последнем, а не на первом слоге.
– Постараюсь, – исподлобья, поверх очков глянул на собеседника редактор и перевёл взгляд на настенные часы, стрелки которых показывали ровно девять утра. – Вы пунктуальны, Валерий, э-э… Валерьянович. Ну, а меня, напомню, хотя вы наверняка прочитали это на табличке у двери, да и без того не можете не знать, поскольку шли с конкретной целью и по договорённости, Андреем Петровичем зовут. Фамилия – Артамонов. Проще некуда.
– Очень приятно… но я всё-таки Валериан Валерьевич, а не наоборот, – уже с плохо скрываемым раздражением, но пока что так же твёрдо-вежливо, как и при первой оговорке, вновь поправил главного бывший военный.
– Взаимно. Простите, всю жизнь на запоминание имён я не силён был, не обижайтесь, пожалуйста. Да, а что означает, позвольте полюбопытствовать, это словечко – «каперанг»? Где-то в кино, по-моему, или в театре я что-то в этом роде слышал. Признаться, нечасто приходится знакомиться подобным образом, когда твой визави представляется столь оригинально, да ещё и без разъяснения сути названного им псевдонима, или как это назвать ещё, не знаю…
– Каперанг – это, да будет вам известно, Андрей Петрович, на сленге военных моряков означает сокращённое производное от первых слогов «ка-
питан пе-рвого ранг-а». По сухопутному – а вы, я вижу, явно не из морских офицеров, – полковник. «Кавторанг», по соответствующей аналогии и с понижением на ступеньку – ка-питан вто-рого ранг-а, или подполковник. Всё это, конечно, уже в прошлом, да вот привычка представляться по-воински, понимаете ли… Но, опять же, и это не главное. Важнее, на мой взгляд, то, что-о… а, ладно…
– Договаривайте уж, коль начали, – редактор чувствовал, что «каперангу» не терпится высказать что-то сокровенное, но он затрудняется выразиться точно, не умея сходу подобрать нужных слов. – Что «то, что»?
– Ну… вы сами обратили внимание на то, что я только что продемонстрировал, явившись минута в минуту, и чего так многим не хватает в нашей сегодняшней жизни. Точность – вежливость королей, как говорили в добрые старые рыцарские времена. Это я по поводу той же пунктуальности, пользуясь случаем – применительно к воспитательному процессу, то есть в качестве примера для будущих подчинённых. Ведь нам с вами предстоит совместно руководить коллективом, который ещё и создать да воспитать надо, как положено, вышколить, построить по стойке «смирно».
– Простите, Валериан, э-э… Валерьевич, но что-то я не припомню, чтобы мы с вами договаривались по поводу совместного, так сказать… Я вас вообще впервые вижу!
– Я полагал, направляясь сюда, что вопрос решён. Вам разве не звонили?
– Да уж звонил Михал Михалыч по вашу душу… ну, и что? Просил рассмотреть кандидатуру – ещё не значит приказал. А во-вторых, даже если в отношении вас вопрос и решится, и вы, заняв у нас одну из руководящих должностей, со всей вашей полезной, не спорю, службистской пунктуальностью примете в какой-то мере участие в отборе кадрового состава… журналисты, они ведь – народ творческий, в большинстве своём нестандартный в мышлении и образе жизни, многие из них снедаемы самомнением относительно своих талантов – так называемые непризнанные гении, ну и не без повышенного свободолюбия, конечно. Привычный вам,
нормальный для вас казарменный стиль «смирно-вольно, шагом марш» здесь, в газете, вряд ли приживётся.
– Дисциплина ещё нигде, никогда и ни для кого не была лишней, в том
числе и в творческих коллективах, тем более, как вы изволили заметить, с самомнением. От себя хотел бы добавить: с нездоровым, больным самомнением. Докладываю: между прочим, я являюсь лауреатом престижнейшей журналистской премии «Золотое перо России». То есть, перед вами профессионал с неплохим опытом, который шантрапу эту пишущую знает не понаслышке.
– Почему «шантрапу»?
– А потому… Не будете же вы отрицать очевидного – в новое, никому пока не известное издание вряд ли можно ожидать сразу бурный приток беспроблемных, благополучных по жизни асов нашего непростого дела, которым ещё и хорошо платить надобно. Так что, основную массу коллектива нам с вами комплектовать придётся, скорее всего, не из людей высшего порядка, а из безработных люмпенов, большей частью приезжих, из которых черпает дешёвый трудовой потенциал множество столичных предприятий. А люмпены эти и есть та самая отпетая шантрапа, для наставления которой на путь истинный кнут, ручаюсь, более продуктивен, чем пряник.
Тут разговор прервался телефонным звонком. Редактор машинально потянулся к трубке, но «каперанг» Гнидо, вдруг вскочив с места, неожиданно опередил его:
– Разрешите, я отвечу?
– Попробуйте… – несколько опешил хозяин кабинета от столь вопиющей бесцеремонности, да к тому же на чужой территории, на приёме у должностного лица чрезмерно уж резвого, грубо игнорирующего, а, возможно, и просто не знающего элементарные правила приличия гостя.
Гнидо с полминуты, стоя в наполеоновской позе, слушал звонившего, затем, досадливо поморщившись, грубо оборвал:
– Предложение ваше изложите в письменном виде и передайте через секретариат! Или пришлите по почте. Да, можно по электронной. Вам ответят официально. С кем разговариваете? С первым замглавреда…. ну, что тут непонятного – первым заместителем главного редактора. Всего доброго.
Ну и прыть!.. – заныло в области солнечного сплетения у главного. Немалым усилием воли сдерживая грозящее гневной вспышкой обвально нарастающее возмущение, рискуя сорваться до непристойной ругани и грубо выгнать вон нахала, он благоразумно вобрал в лёгкие как можно больше воздуху, медленно выдохнул, после чего уже вымученно-спокойно предложил:
– Возьмите у секретаря, которая у нас пока по совместительству ещё и за инспектора отдела кадров, бланки анкеты и автобиографии, дома не спеша заполните и приходите, предварительно позвонив… ну, хотя бы за день до того, как засобираетесь.
– Заявление о приёме на работу я могу написать прямо сейчас?
– Лучше не сегодня, а по готовности анкеты, которую нам с учредителем газеты не помешало бы предварительно проанализировать на предмет подыскания вам наиболее подходящей должности, поскольку… в командный состав стремитесь, как я понимаю. А это – особый, более скрупулёзный, чем для рядовых вариантов, порядок рассмотрения кандидатуры. Да и штатное расписание у нас ещё не готово. Я потороплю, чтобы доделали его как можно скорее, там и определимся – и с должностью, и с размером денежного содержания. Естественно, если будете приняты, то, согласно требованиям трудового законодательства, с испытательным сроком до полугода, как для должностного лица руководящего звена.
– И, тем не менее, касательно денежного вопроса, о котором вы так кстати, хоть и вскользь, упомянули, хотелось бы получить какую-то ясность не откладывая на потом, то есть не отходя, как говорится, от кассы. Хотя бы приблизительно, какой размер моей заработной платы я могу озвучить сегодня дома своей жене, какими цифрами ей оперировать в перепланировании семейного бюджета? Желательно, чтобы выражалась зарплата не только моя, а и всего коллектива, что, на мой взгляд, было бы правильным – и в твёрдом окладе для спокойствия, при условии, конечно, выполнения определённого трудовым договором объёма работы, и плюс предполагала гонорарное подспорье для стимулирования творческой активности. О премиальных, лично для себя во всяком случае, заикаться считаю пока преждевременным, да и нескромным.
– Заикаться, дражайший Валерьян, простите, Валериан Валерьевич, пока вообще не о чем. Вот завтра-послезавтра, когда мне самому будет всё ясно, и порешаем…
– Есть, завтра! Вы уже почти безошибочно произносите моё имя-отчество, значит – сработаемся. Разрешите откланяться… итак, до какого часа завтрашнего дня? – взялся за ручку портфеля-люкс «каперанг».
– Да уж откланяйтесь, ради Бога, лучше до послезавтрашнего, не раньше. Время встречи согласуете с секретарём по телефону, как определитесь. Вы свободны.
Молоденькая миловидная секретарша заглянула в этот момент в дверь:
– Андрей Петрович! Тут от собственника здания Николай Гаврилович с подписанными с их стороны дополнительными соглашениями к договору аренды и счетами на оплату.
– Просите.
В кабинет вошёл подтянутый седой, стриженный «под ёжик» энергичный мужчина с умным строгим, и в то же время предельно спокойным, преисполненным достоинства взглядом уверенного в себе человека – отставной адмирал, до недавнего времени служивший командиром крейсера на Тихоокеанском флоте, а ныне, после ухода в отставку и переезда по желанию семьи в Москву, управляющий делами специализированной фирмы, сдающей в аренду редакции газеты занимаемые ею ныне апартаменты. Поравнявшись с выходящим «каперангом», экс-адмирал приостановился, вглядываясь, просиял лицом, приветливо
улыбнулся и развёл руки для объятий:
– Мичман! Разрази меня гром, если это не Гнидо, хоть и в штатском сегодня что-то! Какими судьбами в Москве? В отпуске, или, никак, в запас списался? По возрасту-то, да и по состоянию здоровья, наверное, мог бы и послужить ещё…
– Извините, я опаздываю… – сконфуженный чуть не до паралича мичман-«каперанг», не пожав руки тому, кому когда-то отдавал честь, при встречах поспешно переходя на строевой шаг чуть ли не за версту, поспешил ретироваться.
Редактор в недоумении заморгал учащённо:
– Это ваш сослуживец, Николай Гаврилович? Не спутали ни с кем человека? Полковник и мичман далеко не одно и то же… хотя фамилию назвали, вообще-то, верно.
– Как же! Такого и спросонья не спутаешь… мало, кто у нас на Тихоокеанском не знал этого писарчука. Служил на мелкой, строго по чину – мичманской должности в штабе флота, сотрудничал в качестве внештатного корреспондента со многими военными изданиями, вплоть до газеты «Красная звезда». Всё недостатки разные вскрывал. Кляузник неимоверный, за что и не любили его, а многие и побаивались. А причём тут полковник?
– Таковым этот хлыст представился. «Каперанг» я, говорит, – капитан первого ранга, то есть, по общевойсковому ранжиру, полковник. А на деле, оказывается, по тому же ранжиру – всего-то скромный прапорщик. Во, даёт!
– Хм-м… на него похоже. Что, на работу просится?
– Если бы просто на работу… так ведь высокоруководящую подавай ему, стервецу. По телефонной просьбе одного господина, отказать которому – что харакири совершить или, в лучшем случае, на сухой паёк сесть.
– Да-а… позавидовать тебе, Петрович, в данном случае трудно. Он и по твою душу пасквили начнёт писать, если что не так. Имей ввиду и будь бдителен – вонючка эта хоть и не ахти какая опасная по большому счёту, но кровь попортить может, ведь в мелких пакостях тоже мало прелести.
– Спасибо. Предупреждён – значит вооружён.
– А всё равно приятно однополчанина встретить, даже паршивенького. Ничего, справимся совместными усилиями, я ведь всё-таки авторитет для них, младших сослуживцев – пусть и отставной, но адмирал как-никак. Надеюсь, не решится на большие мерзости, зная, что мы с тобой в дружеских отношениях.
– Мёд бы пить вашими устами, Николай Гаврилович.
– Ну, да время покажет. Это даже стимул для безошибочной работы, особенно по бухгалтерии и прочим финансам. Всегда легче страховаться, если знаешь, откуда какого ждать укуса.
– Людей бы не распугал, а то пока устойчивый коллектив сложится…
– Во всяком случае, Петрович, не стесняйся, если что, и на мою поддержку рассчитывай смело.
– Буду признателен, – протянул собеседнику его экземпляр подписанного допсоглашения к договору редактор.
***
Оставшись один, «Петрович» призадумался. Как в воду глядела эта потенциальная заноза с символичной фамилией: набирать коллектив изначально планировалось большей частью из наводняющих столицу неумолимо увеличивающимся потоком всё последнее десятилетие провинциалов, ищущих здесь пути решения каких-то личных проблем, чаще всего материального свойства. Контингент не из лёгких, но – так надо… в этом весь смысл задуманного.
А может, не такое уж и зло этот Гнидо? Безусловно, хваток и не безнадёжно туп, хотя косность так и прёт из всего его поведения. Имеет опыт журналистской, штабной работы. Как выходец из когорты военных с многолетней выслугой – по определению, до слепого исполнительства подвержен дисциплине сам, и ждёт в ответ безупречной дисциплинированности от окружающих. И, пожалуй, способен служить примером для других в плане той же пунктуальности. На первого и вообще никакого заместителя, конечно, не тянет по причине слишком всё же заметной интеллектуальной ограниченности, а посему все «замовские» должности из штатного расписания лучше, во избежание лишних проблем, исключить, взамен введя в него пару единиц руководителей каких-нибудь нестратегических направлений без права подписания финансовых документов. Должности главного редактора и генерального директора, естественно, совместить и оставить за собой. Зарплату личному составу, хоть это и неэкономично с позиций оптимизации, а выражаясь точнее и честнее – «максимальной минимизации» налогообложения, от греха подальше выплачивать как можно большей частью «белой», желательно совсем без «неучтёнки» в конвертах, широко практикуемой отечественными коммерческими структурами… это уж как хозяин-инвестор Миша согласится, но в любом случае нелишне заранее отсекать на корню малейшие поводы для доносов, о вероятности которых вовремя предупредил отставной адмирал Николай Гаврилович.
Поскольку же взять, да отмахнуться от этого Гнидо, протежируемого самим хозяином, проблематично – придётся, куда ж деваться, скрепя сердце и приняв все возможные меры предосторожности, его брать. Пока, на первое время… а там война план покажет.
И когда это он, шельма, успел влезть Мише в душу? Пробивно-о-й субъект!.. Но ничего тут уже не попишешь, что случилось, то случилось, а спорить с таким человеком настроения как Михал Михалыч – в самом деле, себе дороже. Спасибо, финансирует пока, на первых порах не просто добросовестно, а даже с азартом, не глядя на цены и без вопросов. Сам настоял на выборе офиса не эконом-класса, а как можно более высокого уровня комфортности, презентабельного, настоящих апартаментов, чтобы конкуренты пикнуть не могли относительно солидности учредителя, и чтобы вообще редакция выглядела «самой крутой» в Москве. И – почти в центре города, рядом с метро, что немаловажно при рекрутировании персонала. Оргтехнику оплатил без задержек современнейшую, дорогостоящую, мебель красивую и удобную, по степени дороговизны соответствующую уровню самого помещения, даже посуду и прочую утварь для гостевых кофе-чая-коньяка велел закупить по высшему разряду. Рабочие места рядовых сотрудников – тоже, как в лучших издательских домах. Машину штабную представительского класса выделил из собственного гаража, почти новую. Не скупясь на материальную базу, в разработку творческой концепции издания, однако же, вмешиваться не стал, что делает ему честь. Считает достаточным, чтобы блюли главное – не забывать тему его бизнеса, но и без слащаво-дешёвого популизма вроде чуть ли не ежестраничных, к месту и не к месту, вставок мудрых изречений и имиджевых портретов кормильца, как практикуют порой недалёкие в креативном плане издания.
Спору нет, всё это стоит того, чтобы чем-то и поступиться по его капризу – принять, например, рекомендованного им человечка на какую-то из привлекательных должностей. Пусть этот сотрудник и не подарком судьбы окажется, но подобные издержки неизбежны, наверное, в любом мало-мальски серьёзном деле. Мириться какое-то время придётся, грусти не грусти, даже с экземплярами вроде «каперанга» Гнидо, что делать…
***
– Позвольте войти? – в кабинет бесшумно, едва не на цыпочках вошёл-прокрался чистенько-светленько одетый, но весь какой-то взъерошенный, в чём более всего преуспела причёска, не первой молодости, но с сыпью нелогичных для его возраста, похожих на юношеские периода полового созревания прыщей по смуглому лицу, с начинающейся проседью в волосах брюнет в дорогих при всё том, торговой марки «Дюпон», как и у самого главреда, очках, сквозь фирменно полированные стёкла которых мигающим неуловимо редко, как у ящерицы-хамелеона, «пожирающим начальство» преданным взглядом уставились куда-то повыше и сбоку лба собеседника круглые вытаращенные глаза, то ли грузин, то ли абхазец. Или, чтобы не гадать – по расхожему протокольно-милицейскому определению – просто «лицо кавказской национальности».
Неужто ещё одно чудо из той же гоп-гвардии, что и предыдущий кадр?.. – иронично-озадаченно почесал в затылке главный, не подозревая, как близок к истине. – Сговорились, что ли, они сегодня? Как ведьмы на шабаш…
– Проходите, коль вы и так уже здесь, но… мы разве оговаривали эту встречу? – мельком заглянул он в рабочую тетрадь-ежедневник, а затем более пристально, вопрошающе воззрился на незапланированного посетителя. – И как вы прошли мимо секретаря? Она мне о вас не докладывала.
– А в приёмной никого не было, может, отлучилась секретарь… по надобности какой-нибудь неотложной… – пожал плечами простовато-чудаковатый с виду, но и с проглядываемой в то же время природной хитрецой незнакомец.
– Приёмная наша никогда не остается без присмотра. Если секретарь и отлучается изредка по неотложным, как вы теоретически верно предположили, надобностям, её практически всякий раз кто-то обязательно подменяет на это время. Странно… Ну, хорошо, слушаю вас. Кто вы, откуда, с чем пожаловали?
– Член Союза писателей Дзтракая Давид Георгиевич. Разумеется, по делу.
– Поздравляю, конечно, с членством в уважаемом творческом союзе, но если хотите писать о нас роман, балладу или даже что-то поскромнее вроде рассказа или очерка, в любом случае вы поторопились или просто дверьми ошиблись, не туда постучались – вряд ли мы можем служить для вас благодатной в этом отношении темой. Газета только готовится к изданию, её ещё практически нет как таковой, она, можно сказать, в зародышевом состоянии, есть пока лишь зарегистрированное в законном порядке в соответствующих органах название… за формирование творческого состава штата редакции взялись буквально с сегодняшнего дня, вследствие чего, вполне естественно, и героев труда представить вам пока не можем. Так что, извините…
– Нет, нет, что вы, какие романы и баллады! Какие герои… Пока что речь идёт всего-навсего о собственном трудоустройстве моей скромной персоны как раз в том самом творческом составе вашего штата, который, как вы сами констатируете, уже формируется.
– Вот как? Но нам нужны, простите, профессиональные журналисты, умеющие точно и беспристрастно как магнитофон или фотоапарат, а главное регулярно и оперативно отображать окружающую действительность, текущие события по заданной тематике… а никак не литераторы-сочинители с творческим полётом фантазии, да фантазирующие чаще не на актуальные темы дня сегодняшнего, а о прошлом, и, может, реже – о будущем. Это разные ипостаси, согласитесь, хотя и та, и другая, не спорю, прямо и непосредственно связаны со словом, пользуются словом как основным инструментом в работе.
– М-м… ну, не совсем я ещё член, честно говоря. Хотя, вот-вот… необходимые рекомендации есть, да и творческий багаж вроде достаточен.
– И что за багаж, если не секрет?
– Ну-у… сами понимаете, в советские времена, когда я был юн, горяч, резал правду-матку бескомпромиссно и невзирая…
– На злобу дня, как Маяковский2 когда-то?
– Ой, да что вы опять, Андрей Петрович! Конечно же, на такие лавры я пока не претендую… я только хотел сказать, что истинную правду публиковать в нашей стране в эпоху правления коммунистов было непросто.
– Но на то и существует литературный вымысел, позволяющий завуалировать какую угодно правду-матку, чтобы довести её хотя бы иносказательно до читателя. А умный читатель уж сумеет между строк, как говорится в таких случаях, отловить необходимую информацию. Есть немало жанров в этом направлении, таких, например, как басня, притча и так далее.
– Позволю себе повторить, я был слишком молод и горяч, может быть ещё и как кавказец по происхождению…
– А вот кавказцы-то и отличались всегда незаурядным красноречием, умели выразить мысль не только красиво, но и неоднозначно, когда надо.
– Однако, как бы ни было, а более-менее регулярно печататься я начал только с приходом Перестройки, благодаря которой властями была провозглашена гласность и открыто критиковать недостатки, язвы общественной жизни и всяческие безобразия, творимые кем угодно, хоть наипервейшими руководящими лицами стало не только возможно, но и востребовано. Причём, чем жёстче критика, тем похвальнее для автора.
– Помню-помню, было такое – неудержная критика взахлёб всего подряд как одна из издержек однобоко истолкованной многими гласности. Ну, и с чего же вы как автор начали в тот сложнейший для общества, но благоприятный для сатириков всех мастей переходно-исторический период? С какой творческой визитной карточкой идёте сегодня в Союз писателей, и в какой именно из мимикрировавших во всепоглощающем перестроечном азарте партийно-забюрократизированных когда-то, а ныне радикально-демократических писательских союзов – на малой исторической родине своей, или здесь, в Москве, где, кстати, в духе того же легализованного плюрализма уже давно не один подобный союз функционирует?
– В российский, конечно, главный по моему мнению, который называется – Союз писателей России. Я, к слову сказать, уже года три как полноценный россиянин по прописке. А совсем недавно, в конце прошлого года за то, что помог своими произведениями свалить одного губернатора-взяточника, получил от его преемника неплохую квартиру всего в двух сотнях километров от Москвы. Теперь, как поменяю её на какую-нибудь жилплощадь здесь, в столице – стану таким же полноценным москвичом.
– Недурно!.. И что это за шедевры такие, дающие столь ошеломительные результаты? Свалить одним махом губернатора, даже плохонького – не фунт изюма слопать.
– Одним махом сложно, согласен. И в моём случае всё развивалось тоже без чудес, в естественном русле, пошагово. Ведь и Москва, говорят, не сразу строилась… Сначала были относительно безобидные юморески, сатирические рассказы на общие темы, потом цикл всё более адресных и острых, кусачих фельетонов по текущим проблемам жизни народа со всё более возрастающей активностью в поиске виновников этих проблем. Ну а дальше уже открытая, откровенная критика совершенно конкретных негодяев – ненавижу продажных политиков. И, наконец, родилась целая книга, детально, доказательно разоблачающая команду подлецов, прорвавшихся к власти над одним из благодатнейших регионов страны. Вот по этой книге и иду в Союз.
– А этот, новый-то губернатор, так щедро расплатившийся с вами за рискованно-смелое разоблачение его оппонента на таком убийственном уровне, как публицистически-литературный, намного честнее предыдущего? Схватка, надо понимать, была между достойными соперниками, друг друга стоящими – размер гонорара тут в какой-то мере выдаёт суть…
– Я думал на эту тему. Об уровне честности не берусь судить, а что не настолько уж и благодарным, как вам кажется, этот «слуга народа» оказался – факт. Ведь, по совести, мог бы он мне и должностишку какую-никакую в составе обновлённого областного правительства подкинуть. Пусть не вице-губернаторское кресло, а хотя бы, скажем – скромный кабинетик министра печати или ещё что-то в этом роде… А он, отделавшись квартирой, даже физическую безопасность мне и моей семье не погарантировал против более чем вероятной мести со стороны ушедшей команды. И вот я здесь.
– И всё же, простите великодушно, чем мы-то можем вам помочь? Газета – вы вынуждаете меня повторяться – не беллетристика, не художественно-развлекательная книга, над которой можно, изощряясь как угодно, с беспредельной долей вымысла работать себе да работать в вольном, никуда не торопящем режиме, и даже не журнал, выходящий раз в месяц, а то и в два, а – как можно более частый, желательно ежедневный поставщик читателю информации о наиболее интересных и, подчёркиваю – последних событиях в мире, стране, населённом пункте. Одна из важнейших рубрик в газете – новостная. Повторяю по буквам, если не расслышали или недопоняли – но-во-с-т-на-я! Поймите, меня как газетчика-работодателя интересуют в первую очередь шустрые, пронырливые, везде успевающие репортёры…
– А кто, скажите, пожалуйста, будет литературно обрабатывать наскоро состряпанные тексты этих самых шустрых да пронырливых? Корректоры не в счёт, они могут только «блох» в виде грамматических ошибок повыловить, да пунктуацию подправить. Вам же неинтересно, чтобы ваше претендующее на многое издание изобиловало пусть наисвежайшей, горячей – с пылу, с жару, но стилистически топорно изложенной информацией?
– Почему обязательно «топорно»? Штат ещё не набран, и состоять, надеюсь, будет не из последних тупиц.
– От всей своей широкой кавказской души желаю, чтобы вам удалось сыскать, собрать и запрячь в одну упряжку достаточное число одновременно талантливых, работоспособных и добропорядочных людей. Но такие, как правило – в жутком дефиците на рынке труда, поскольку неплохо пристроены и в Москве, и в провинции. Так что, формировать коллектив, хотите вы того или нет, вам неизбежно придётся из… сами понимаете, кого. Будут это, голову даю на отсечение, процентов минимум на девяносто приезжие неудачники, каждый из которых хоть в чём-то, да ущербный.
– В частности, извините, в какой-то мере как вы вот, например… или – был тут только что один ярый поборник муштры, палочной дисциплины, с пеной у рта распинающийся до странности похоже о том же самом.
– Валериана Валерьевича Гнидо имеете в виду? Но его, в пику прочим «гостям столицы», вряд ли можно назвать неудачником, да и себя я к таковым не отношу ни в коей мере.
– Вы что, знакомы?..
– А он и пригласил меня сюда на пост старшего литературного
редактора.
– К-как пригласил?!. – поперхнулся главный редактор. – Да ещё, извините… на несуществующую должность… пост, тоже мне…
– Ну, он же ваш первый зам… имеет, наверное, полномочия.
У главного опять, уже второй раз за время этого разговора, сильно заныло в груди. Это уже не просто прыть, а агрессия какая-то!
– Простите, как вас…
– Давид Георгиевич.
– Да, Давид Георгиевич… значит, говорите, вы и ваш приятель Гнидо хоть и не москвичи, но ни в коей мере не относите себя к массе типичных приезжих, поскольку те все неудачники, а вы другие…
– Совершенно верно, мы с Валерианом Валерьевичем нетривиальные не москвичи, если можно так выразиться. У нас есть существенное отличие от обычных иногородних искателей счастья – мы в столичном регионе не бездомные. Ему, как уволившемуся в запас военнослужащему, да с немалыми знакомствами, уже выделено жильё в ближайшем Подмосковье, у меня тоже проклюнулись кое-какие варианты обмена… так что, мы уж как-нибудь пореспектабельнее, чем подавляющее большинство «понаехавших тут». Резюмируя сказанное, могу вас уверить, что вы получаете опору в работе в лице не каких-нибудь, а действительно солидных людей.
– То есть – вас с Гнидо?
– Ну да. Тем более что никаких побочных источников доходов мы с Валерианом Валерьевичем, если не считать его копеечную военную пенсию и моей мизерной пенсии по инвалидности (у меня по зрению нерабочая группа), не имеем, и будем стараться честно отработать свой хлеб с заслуженными премиальными исключительно в пределах своей работы на благо газеты.
– Простите, Давид… э-э…
– Георгиевич.
– Давид Георгиевич, а как вы с вашей нерабочей группой инвалидности
интенсивно трудиться в руководящей должности собираетесь?
– Хорошие очки выручают.
– Ну, ладно, допустим… важнее тут другое – вы говорите о вашем с Гнидо трудоустройстве, причём на высшие, после моей, разумеется, должности, как о данности, о вопросе решённом. Но – кто решал? Я, во всяком случае, никаких пока заявлений не визировал и приказов не подписывал. Да и преференции какие-то что юридическому, что физическому лицу при серьёзном соискательстве не мешают, как правило. Вы вот, например, можете предоставить мне письменную рекомендацию от кого-то авторитетного, или хотя бы устно-телефонную, как тот же Гнидо от некоего Михаила Михайловича?
– Могу!
– И от кого же?
– От Гнидо Валериана Валерьевича…
– Тьфу! А ещё от кого? Ладно… вот вам ксерокопия текста большой аналитической статьи. Умный, актуальный академический материал, но написан занудным научным языком и, при всей полезности изложенного в нём, обычный рядовой читатель уснёт с тоски если не на втором, то на третьем абзаце как пить дать.
– Что требуется?
– Вы хотите литературным редактором работать? Вот и сделайте эту статью читабельной и неутомительной, чтобы проглатывалась она словно увлекательный рассказ, залпом. Как минимум уполовиньте без потери смысла, оживите текст без ущерба для солидности автора, в общем – дерзайте. Будет готово – продолжим разговор. Всё, до свидания.
– Извините, Андрей Петрович, а с автором я смогу общаться в ходе работы?
– Ни в коем случае! Это ведь ваш тест на профпригодность. Профессору представим на подпись готовый материал. Подпишет – значит, вы справились с задачей, откажется – что ж… знать, не судьба, которая, как
видите, полностью в ваших руках.
– Но, хотя бы… в электронном виде есть эта статья?
– Нет, конечно. Разве вы не видите, что написана она от руки, на одном дыхании? Какой тут к чёрту компьютер! Только так, от руки и любым попавшимся под руку пишуще-рисующим предметом – ручкой, карандашом, куском мела или даже угольком обычно и пишут учёные светила в порывах вдохновения или озарения, как там у них…
– Хорошо, сделаю, как вы сказали.
– Желаю удачи.
Выпроводив посетителя, редактор, немного помешкав, вышел вслед за ним из кабинета. В приёмной секретарь-кадровик Маша, сидя верхом на своём рабочем столе и беспечно болтая ногами, настолько самозабвенно уплетала за обе щёки крупный ароматный абхазский мандарин, что не сразу заметила появившегося рядом «шефа». А заметив, соскочила со стола, стыдливо отодвинула ногой подальше в угол почти наполовину заполненное мандариновой кожурой мусорное ведёрко:
– Ой, извините, Андрей Петрович!
– Приятного аппетита, Маша!
– Спасибочки… но я уже всё, Андрей Петрович.
– Ничего-ничего, ешьте, ешьте. Витамины, да такие душистые и, вижу, вкусные молодому организму только на пользу.
– А хотите, Андрей Петрович, я и вас угощу? В холодильнике ещё целый пакет.
– Откуда?
Маша, густо покраснев, замолчала.
– Пока вы, Машенька, затаривали холодильник этими великолепными цитрусовыми, презентовавший их вам человек, являясь незапланированным и, как выяснилось, не самым необходимым гостем нашего учреждения, беспрепятственно проник в мой кабинет. А если это… не только бесполезный, а похуже… понимаете?
– Простите, Андрей Петрович, такого больше не повторится. Да и охрана на входе проверяет документы у всех без исключения.
– А впускает только с разрешения секретаря.
– Но он такой доброжелательный, весёлый… говорит – заслушаешься!
– Мария! Сейчас же напишите заявление об увольнении по собственному желанию и – мне на стол.
– Андре-ей Петрович… – мгновенно изменившись в лице, разревелась в голос юная и невинная с виду, но уже не только владеющая дипломом о высшем образовании, полученным в каком-то малопонятном, с витиеватым названием негосударственном учебном заведении – одном из множества расплодившихся в стране после всеобъемлющей перестроечной легализации частной собственности, но и обременённая ребёнком-младенцем неизвестно от какого отца провинциальная мать-одиночка, для которой потеря этой работы равносильна катастрофе.
– Заявление полежит пока без движения. Установлю вам жёсткий срок на исправление, и если в этот срок что-то подобное повторится – наложу на вас эпитимью, то есть соответствующую резолюцию на заявление, и поедете обратно в свою Мордовию картошку сажать. Договорились?
– Договори-и-лись, Андрей Петрович, спасибо! Только я не из Мордовии, а из Республики Марий Эл.
– Ну, не в Саранск, в Йошкар-Олу поедете, какая разница…
– Я, Андрей Петрович, к Москве привыкла уже… не хочу домой, картошку сажать…
– Вот и думайте!
– Спасибо, я буду думать. И не подведу ни вас, ни того, по чьей просьбе вы приняли меня на работу. Обещаю, – тут в голосе и выражении глаз Маши, несмотря на всю курьёзную драматичность данной ситуации для её служебной карьеры, мелькнула некая лукавинка, свойственная той категории смазливых девиц независимо от эпохи и сферы приложения сил, что предпочитают преодолевать любые невзгоды посредством чисто женских, нежели каких-то иных, в данном случае рабоче-деловых, качеств, – не разочаруетесь, Андрей Петрович!
– Ну-ну…
Вернувшись в кабинет, «главред» подвёл итог истекших двух часов трудового дня. При всей неидеальности первых претендентов в штат редакции, включая уже принятую секретаршу Машу, события развиваются в нужную для эксперимента сторону. Все трое – кто откуда, только не из Москвы. Хорошо. А Гнидо и этот, как его… мандаринодаритель с писательскими амбициями могут, а скорее уже начали загодя создавать некий альянс внутри будущего творческого коллектива. Без сомнений, в скором времени туда будет втянута и Маша – красавица наша…
Но совсем без москвичей коллектив комплектовать было бы неверным,
во многих отношениях, в том числе и для сопоставительного анализа нюансов группового поведения «оккупантов» и «аборигенов», особенно в нередко случающемся их противостоянии. Сегодня, кстати, на приём записана сладкая, х-хе… – ладно, не будем подтрунивать над тем, что для кого-то дорого и имеет полное право на уважение со стороны… – парочка как раз без всяких кавычек коренных, родившихся в столице и проработавших почти до пенсионного возраста в центральных печатных изданиях. Дружат, сохраняя взаимность в нежных чувствах, ещё со студенческой скамьи, да всё как-то не перейдут грань между платоническим и плотским, а ведь закат не за горами… Он – творческий работник, она – творческо-технический. Бесспорно, ценные хотя бы по некоторым параметрам кадры: опытные и системные, советской школы, а посему априори предсказуемые, тем более что она – из его, Артамонова, сослуживцев по предыдущей, пробной для него газетной работе. Имеют шанс стать худо-бедно авторитетной ячейкой в коллективе и каким-то противовесом остальной, заведомо-планово большей количественно его части – приезжим. А вот и первая ласточка…
– Андрей Петрович! Как я рада вас видеть! – театрально вскинула и
протянула для поцелуев руки сияющая подобно праздничному колоколу ухоженная зреловозрастная дама довольно приятной наружности, впущенная в кабинет бдительным и добросовестным на этот раз секретарём Машей, своевременно и чётко доложившей о посетителе. – Великолепно выглядите, особенно в этом шикарном кресле, будто специально для вас сработанном.
– Так для меня ж оно и закупалось по спецзаказу, как и остальная мебель, по моему собственному выбору. А как иначе, если организация создаётся с нуля, с чистого, что называется, листа? Когда всего-то, что есть пока у организации – это её руководитель и щедрые спонсорские деньги, которые осчастливленному столь удачными обстоятельствами руководителю не возбраняется, и даже предписывается со вкусом тратить. А вы-то как, Анна Витольдовна? Гляжу, тоже не в упадке.
– Да уж вашими молитвами, тьфу-тьфу, Андрей Петрович. Не жалуемся.
– Вы всегда были в тонусе, на зависть многим.
– Ой, вы мне льстите, шалунишка! – кокетливо махнула ладошкой дама,
и тут же приняла озабоченно-деловой вид. – Подозреваю, что пригласили меня в данный, просто слов нет, насколько замечательный, прямо министерский кабинетище не просто чаю попить.
– Именно так, уважаемая Анна Витольдовна, не просто чайку попить. Да, извините, вам чай, кофе?
– Двойной «эспрессо», если можно. Не сочтите меня, дорогой Андрей Петрович, за наркоманку, но, если помните, как я была грешна раньше, то теперь ещё хлеще – ни часу не могу прожить без хорошего крепенького кофейку. Вроде не по возрасту уже удовольствие, а вот никак… не могу, и всё, хоть рот зашивай.
– Ну, какой же это возраст… самый разбег для нормального человека. А персонально по вас вообще трудно что-либо в этом смысле определить, само понятие «возрастная категория» начисто забывается при общении.
– Ой, вы опять мне льстите – галантнее мужчины я не встречала! И о чём же таком серьёзном мы будем говорить, шалунишка вы эдакий?
– Маша! Сделайте-ка нам два двойных «эспрессо» – один по крепости, второй – по объёму, сахар отдельно… Так вот, Анна Витольдовна, не согласитесь ли вы посотрудничать со мной, по старой памяти, штатно, в должности, ну, скажем редактора-корректора? С удовольствием? На что я и надеялся, памятуя о неизменно высоком качестве вашей работы… Тогда как, будем считать, что договорились? Отлично! Зарплату обещаю приемлемую, естественно – повыше, чем на вашем сегодняшнем месте, чтобы не обидно было с этим, тоже, как мне известно, неплохим, местом расставаться. Времени уволиться и утрясти всяческие связанные с этим дела у вас достаточно – первый номер мы планируем выпустить через два месяца.
– Для выхода в свет с нуля серьёзного издания срок не такой уж и большой, можно сказать сжатый.
– Такая поставлена задача.
– Понимаю. Ах, Андрей Петрович, как мы славно поработали с вами в «Мастере»! Хоть, увы, и недолгим было это удовольствие… я-то там до сих пор подрабатываю, помимо основной нынешней работы, приходящим корректором, и до сих пор душу щемит, какого организатора в вашем лице потеряло это издание, потеряло больше, чем просто хорошего руководящего сотрудника – утратило творческую изюминку, которую приобрело было с вашим приходом. Но вы-то теперь на коне! На белом! А они… горе-издатели, под следствием теперь. Да туда им и дорога…
– Туда всем дорога, кто свой карман с чужим путает. Ну, о прошлом, Анна Витольдовна, мы ещё найдём времечко повспоминать, а сейчас давайте-ка, сосредоточимся на новом издании, примерную концепцию которого предлагаю вам взять почитать на дом – спокойно, не спеша изучив её, выскажете потом своё мнение и, возможно, внесёте что-то новенькое, полезное.
– Да с таким руководителем как вы, Андрей Петрович, мы так поработаем, такую газету всероссийского, а и, чем чёрт не шутит – даже всемирного масштаба сотворим, что все ахнут!
В дверь, тактично постучав, заглянула секретарь Маша:
– Андрей Петрович! К вам посетитель, который как раз на это время записывался вместе с дамой, с которой вы сейчас беседуете.
– Можно? – просунулся в дверь сначала головой, затем одним плечом и остальной частью туловища, и только после этого шагнул ногами крепыш лет близко к шестидесяти – этакий давно созревший, но ещё не червивый; хоть уже и не брызжущий соками, но и не иссохший; сохранивший, насколько вообще может позволить природа с учётом возрастных факторов, недюжинную крепость тела мужичок-боровичок с толстющим, больше похожим на дорожный баул, потёртым старомодным портфелем в руках.
– А вот и Серафим Семёнович! – умилённо сомкнула на уровне своей материнских конфигураций груди ухоженные, без малейшего намёка на старческое увядание ладони, отработанным до автоматизма движением как бы невзначай продемонстрировав мужчинам набор недорогих по пристальному рассмотрению, но умело-эстетично, с редким тщанием подобранных колечек и перстенёчков Анна Витольдовна. – Вот уж за кем вы, дорогой Андрей Петрович, будете как за каменной стеной. Ручаюсь за Серафима Семёновича ещё больше чем за себя!
– Здравствуйте, Серафим, э-э… Семёнович! Прошу! Не стесняйтесь, присаживайтесь поближе и рассказывайте, что толкнуло вас менять насиженное место в крупнейшем, старейшем центральном издании на непредсказуемую работу в нашем только затевающемся, из которого ещё неизвестно что получится.
– Как вам сказать, Андрей Петрович… наука, прислушаться к которой иногда не вредно, а если конкретнее – социология во всём виновата.
– Социология? Гм-м… интересно! И что же такого судьбоносного смогли напророчить-подсказать вам, спровоцировав на довольно смелые жизненные перемены, наши отечественные обществоведы?
– Да не напророчить и не подсказать прямо, Андрей Петрович, а навеять результатами кое-каких исследований смелые мысли и, некоторым образом, стимулировать активность в определённых действиях. Но не отечественные социологи тут замешаны, о существовании которых я, честно говоря, не слыхивал вообще, а зарубежные, американские в частности.
– Хорошо, пусть американские, хотя, как представитель как раз отечественной социологии, и с учёной степенью к тому же, берусь уведомить вас, что и в нашей стране эта наука теперь, после ухода в небытие советской системы, уже не является гонимой как буржуазная, и больше десятка лет открыто и активно развивается. Не только отдельные кафедры и факультеты, а и целые профильные институты работают над проблемами развития общества, как внутригосударственными, так и общемировыми.
– Вы социолог? Да ещё с учёной степенью? Вот это здорово! Ну, тогда вы лучше меня знаете, что согласно наблюдениям и выводам ваших коллег на Западе, для нормального социально-психологического развития личности ей показано периодически, в среднем хотя бы раз в три-четыре года менять место работы, а раз в десять-двенадцать лет – и полностью образ жизни. Тогда она, личность, имеет наилучшую возможность расти поступательно, постоянно, не затормозиться ни в профессиональном или творческом, ни в личностном плане.
– Позвольте, а как же вы сами тридцать с гаком лет, да на одном рабочем месте, Серафим, э-э… Семёнович? Согласно озвученной вами теории вы давно должны бы деградировать как личность, а я вижу перед собой вполне приличного, трезво рассуждающего человека. Или поздно к социологии приобщились с закономерностями, ею выявляемыми, и обошли эти закономерности вас стороной, а?
– Понимаете ли, Андрей Петрович, в нас, людях советского воспитания, сильны стереотипы, прививавшиеся нам с юности. Это и единообразно, стандартно понимаемая преданность родному заводу, колхозу, заключающаяся в стремлении сохранить любой ценой непрерывность трудового стажа на одном месте, что, в свою очередь, согласно тогдашнему законодательству, прямо влияло на размер пенсии, каждый рубль которой был весомым аргументом в те времена. Да и с трудоустройством тогда и сейчас положение кардинально разное. Тогда грозила тюрьма всем, кто злостно отлынивал от общественно-полезного труда или собирал милостыню (была в уголовных кодексах союзных республик такая статья: «Тунеядство и попрошайничество»), а теперь наоборот – не очень-то устроишься на работу, если тебе перевалило за сорок, а тем более за пятьдесят лет. И прорва отчаявшихся безработных, превратившихся в попрошаек, нередко заделавшись в этом ремесле профессионалами, беззастенчивыми в сочинении страшных легенд о своей несчастной доле, заполонила страну, особенно крупные города – вы посмотрите, сколько их в метро и пригородных электричках промышляет подобным образом. Вот и… держатся люди нашего возраста, чтобы хоть в какой-то мере достойно подойти к пенсионному рубежу, за любую легальную, с трудовой книжкой работу, какая есть. И опять же, если тогда держались в первую очередь ради стажа, лишь попутно решая задачу прокорма, поскольку, справедливости ради надо признать, советская власть умереть с голоду не давала никому принципиально, то теперь – из обоснованного страха лишиться средств к существованию, с достижением между делом пенсионного возраста, до которого ещё и элементарно не загнуться, дожить надо, что нынче далеко не всем удаётся, особенно из нашей мужской половины населения в отличие от более живучих женщин.
– Но, держась, доживая и одновременно разделяя авторитетное мнение социологов, как только замаячила относительно безболезненная возможность освежить кровь – сменить опостылевшее рабочее место на более-менее подходящее новое… вы, судя по цели вашего визита сюда, решились на риск, за пять-то минут до заслуженной пенсии…
– Верно, Андрей Петрович! И хоть я не мальчик уже, чтобы с огня да в полымя, как говорится, неизвестно куда, в новое рискованное предприятие, но Анна Витольдовна столько хорошего о вас порассказала, что сомнения не то чтобы отпали сами собой, а их просто не возникло. Так остро захотелось вплотную приобщиться к созданию чего-то свеженького, неординарного, выгодно отличающегося от всего существующего в современной прессе!
– И кем бы вы хотели у нас работать? – редактор отыскал среди бумаг на столе анкету-резюме с подколотыми выписками, подтверждающими безупречную трудовую биографию Серафима Семёновича. – Как видно из присланных вами документов, профиль ваш очень узок, вы много лет вели колонку спортивных новостей на последней странице пусть даже и солидного, но общеинформационного издания. А претендуете на должность, ни много ни мало, ответственного секретаря тоже солидной, дай Бог, в недалёком будущем, аналитической газеты, нацеленной на завоевание крепких позиций на всём постсоветском пространстве, и, возможно, далее…
– Да, но это только формально я вёл всего одну колонку, а на самом деле как на время отпусков или болезней «ответсека», так и частенько, когда ему бывало просто некогда, успешно его подменял, и отвечал в эти промежутки времени за компоновку номеров в целом. Мне с моим многолетним опытом это не составляло особого труда, и нареканий от начальства в мой адрес за качество этой работы никогда не было.
– Серафим Семёнович не подведёт, уверяю вас, Андрей Петрович! Энергии его, честности и обязательности, помимо чисто профессиональных знаний и умений, хватит на троих, – жеманно положила свои холёные ладошки на руки редактора Анна Витольдовна. Эта добрая женщина, умудрённая жизненным опытом и обладающая нажитой за годы общения с разного рода начальством недюжинной приспособленческой интуицией, вмешалась в разговор, когда не вмешаться было уже нельзя – её милый друг Серафимушка, судя по невысокому интересу главного редактора к староватому для сверхновых идей и дел, да и ограниченному в творческом плане собеседнику-рекруту, самостоятельно мог не довести акт выгодного трудоустройства до нужного результата.
Редактор дипломатично примирительно вздохнул:
– Хорошо, Серафим Семёнович, я предложу вашу кандидатуру на
рассмотрение учредителю газеты. Надеюсь, вы понимаете, что такие стратегические должности, как, в частности, ответственный секретарь, я обязан согласовывать. Пусть неформально, но согласовывать непременно.
– Да-да, конечно, Андрей Петрович, прекрасно понимаем! – опять поспешно вклинилась в диалог Анна Витольдовна.
– И что на каждую такую должность желающих больше, чем мы даже можем рассмотреть… – всё же тактично готовил почву для отказа Артамонов. Отказа само собой разумеющегося, но не чересчур прямолинейного, дабы не обидеть усердно хлопочущую за своего друга Анну Витольдовну – единственную пока на сегодняшний день кандидатуру, которую, как проверенного в деле по прошлой совместной работе специалиста можно было считать безоговорочно оправдывающей свои притязания на искомую должность.
– И это тоже осознаём со всем нашим пониманием! – суетилась Анна Витольдовна, незаметно для главного изо всей силы сжавшая под столом рукой коленку Серафима Семёновича: помолчи, дескать, жертва мировой социологии, положись на испытанную подругу, и всё будет о кей… – Но если выбор ляжет на Серафима, он вас, Андрей Петрович, не подведёт ни при каких обстоятельствах, будет надёжнейшей вашей опорой, правой, а вместе со мной и обеими руками.
– Дай-то Бог…
***
– Уф-ф-фу-у! – вытер пот со лба полковник Ельников, подвизавшийся, в соответствии с утверждённым вышестоящим командованием продолжением легенды, то есть следующим после лжесетевого маркетинга, на этот раз журналистским её этапом под тем же именем Андрея Петровича Артамонова в должности главного редактора создаваемой газеты федерального, с замахом на международный (дело за спонсорскими финансами) статуса с интригующим названием, которое так и звучит – «Статус»…
Колоритный, ничего не скажешь, коллективчик обещает зародиться прямо со старта, если, конечно, именно в данном, первоначальном составе, не подвергаясь жёсткой корректировке, будет для зачина сколочено руководящее ядро редакции. Немного, вроде, их прошло сегодня, а уже за полдня, к обеденному перерыву устал так, будто разгрузил в одиночку товарный вагон, чем иногда пробавлялся (не в одиночку, правда, а в группе с товарищами-однокашниками) в студенческие ещё годы, небогатые карманными деньгами, добываемыми, в числе прочего, и подобным способом. Энергетические вампиры, прямо! Да все как один – с таким нахрапом… будто их тут обязаны без возражений и принять, и обласкать.
А ведь набрать предстоит ещё как минимум впятеро больше. Это только
для начала – дальше может быть всяко, всё опять зависит от кошелька спонсора, который будет в немалой степени определять успешность дела вплоть до выхода газеты на экономическую рентабельность. И для заполнения каждой строки в предположительном пока штатном расписании необходимо пропустить-прогнать через собеседования не по одному претенденту, жёстко отбирая в конкурсном порядке наиболее подходящих. Это, в общей сложности, на том же первоначальном этапе – не менее полусотни, а то и всю сотню «просеять» через сито отбора. Да не только безапелляционно отсеивать при этом откровенно неподходящих соискателей с улицы, но и по возможности «отшивать» так называемых блатных, обращающихся по рекомендациям иногда довольно значимых персон, в силу чего принудительное увольнение их потом по причине профнепригодности или за какие-то проступки бывает проблематичным.
Да, а откуда, всё-таки, тот неудержимый как ураган нахрап, с которым прут буквально напролом к трудоустройству сюда уже первые соискатели? Распространились, видимо, каким-то образом в журналистских кругах не самого элитарного уровня слухи о создающемся с нуля дорогостоящем издании с логически высокой зарплатой сотрудников. Но, откуда они, такие сведения, могли в те круги просочиться? И – каким образом? Никаких объявлений ни о конкурсном, и ни о каком вообще наборе сотрудников в новую газету нигде не публиковалось, в бюро и агентства по трудоустройству заявок на эту тему также не подавалось…
Насчёт «как» гадать можно долго, а вот «откуда»… и сомневаться нечего: ну, конечно – из московского представительского офиса учредителя газеты Михал Михалыча Мормышкина, «МММ», как в шутку называли его близкие знакомые по шутейной же аналогии с крупнейшей когда-то в стране, но, в конце концов, рухнувшей финансовой пирамидой (сам Михал Михалыч, донельзя довольный столь удачно перепавшими ему от судьбы инициалами, не упускал случая самодовольно возгласить слоган из старой телевизионной рекламы той пирамиды: «У «МММ» нет проблем!»)
Московский офис этот, фактически являющийся, исходя из его прямого назначения, больше офисом продаж, чем представительским, хотя и давал наибольшую денежную выручку среди структурных подразделений фирмы, не был, однако, несмотря на громкое название, головным в бизнес-структуре г-на Мормышкина, поскольку наиболее афишируемая, подчёркнуто легитимная часть его бизнеса со штаб-квартирой, как и основное место проживания, базировалась не в столице, которую он органически не переваривал, наверное, в отместку за то, что и она его не спешила принять в свои фавориты, а там, где ему было более комфортно и при этом не слишком далеко, всего-то несколько сотен километров – часа четыре езды в хорошую погоду на хорошей машине до центральных федеральных госучреждений и ведомств – в живописном природно, и в то же время в достаточной мере благоустроенном национально-фольклорном сердце России, где сливают воедино свои воды исконно русские реки Ока и Волга, и где, как он небезосновательно полагал, будет в любом случае более заметен и узнаваем в толпе других бизнесменов, нежели в многомиллионном, кишащем богатыми и сверхбогатыми людьми мегаполисе – Москве.
А и без Москвы, при всей антипатии к ней, Михаил Михайлович себя не мыслил. Та же самовлюблённость до самообожания, маниакальная уверенность в своём высоком предназначении и грядущей роли в усовершенствовании этого мира (каким образом – дело десятое) неустанно подвигали его осваивать не иначе как всегосударственные масштабы – что в бизнесе, что в общественно-политической сфере. Но если первое он, хоть и несколько специфичными, не подлежащими огласки путями как-то, по его собственному выражению, «окучил», в свои тридцать с небольшим годков от роду сделавшись уверенно-стабильным, респектабельным с виду миллионером, то со вторым, что касалось широкого общественного признания, как-то не складывалось. Причину досадного хронического невезения в попытках оседлать эту сферу, желанную, но труднодоступную для большинства только вчера-позавчера разбогатевших кто на чём людей сомнительных достоинств, он доподлинно уяснить пока не мог, но в качестве немаловажной составляющей такого отдельно взятого неуспеха самокритично предполагал собственную недоработку в популяризации своей личности. И с какого-то момента начал Михал Михалыч усиленно думу думать, как лучше эту досадную недоработку устранить.
Судьба, уже в который раз за последние полные везения несколько лет, улыбнулась ему: как нельзя кстати на каком-то светском мероприятии подвернулось прозвучавшее как бы между прочим, но на самом деле серьёзное предложение завести собственное печатное издание – газетёнку или журнальчик, – которое и дешевле наверняка обойдётся, чем реклама где ни попадя, и, при умелом ведении дела, может развиться в масштабное, авторитетное, да и финансово прибыльное средство массовой информации. Опять же с именем издателя в выходных данных каждого номера, стоящим первой строчкой, повыше имени главного редактора и остальных ключевых имён редакционного коллектива. А с учётом личности предложившего данную идею и взявшегося воплотить её в жизнь в качестве руководителя проекта Петровича, то есть, если полностью – Андрея Петровича Артамонова, внушающего доверие после ряда обоюдовыгодных рабочих контактов бывшего директора известной в деловых кругах, популярной в
своё время газеты «Мастер», задумка вполне решаема и успех реален.
***
Не надо было быть великим провидцем, чтобы почти наверняка знать, о чём в эти минуты шла речь в вышеупомянутом московском офисе учредителя за накрытым к случаю (да и время обеденное – глянул в очередной раз на часы редактор) столом. По некоторым сведениям, Михал Михалыч как раз сегодня собирался нагрянуть в очередной свой вояж для планового, после двухнедельного обычно-интервального перерыва, изъятия из кассы офиса энной суммы наличных на карманные-представительские и тому подобные, в том числе деликатно-дипломатические, читай – взятки нужным для дела чиновникам, расходы.
А не проехаться ли, да не отобедать с благодетелем? – резонно посетила голову редактора своевременная и куда как логичная в настоящий момент мысль. – Будто бы ненароком, по текущим конторско-бухгалтерским вопросам, коих всегда предостаточно на этапе становления любого мало-мальски серьёзного дела, забежать на огонёк, а за неспешным перекусом с обязательной, давно уже ставшей здесь традиционной в дни приездов г-на Мормышкина выпивкой (почти всегда до чёртиков – Михал Михалыч страсть как уважал именно такие застолья, особенно в командировках) и потолковать о том, о сём, да вызнать между прочей говорильней у мишиного наместника по Москве – руководителя этого офиса Никиты Гапоненко, кто из его сотрудников, где и кому мог болтануть лишнего, пошатнув тем самым принципиально оговоренную ранее и закреплённую крепкими рукопожатиями прерогативу главного редактора Артамонова набирать штат новой газеты по своему усмотрению, советуясь с учредителем лишь в исключительных случаях.
Хорошо, если просто по безалаберности сболтнули и забыли… а то, может статься, тут совсем иное. Одни только сегодняшние кадровые визиты чего стоят. Ладно – сомнительной возрастной пригодности для участия в творческом проекте, требующем молодёжного задора и энергии, всесторонней журналистской продвинутости, навыков в пользовании современными коммуникативными средствами «одной ногой пенсионер» Серафим, как его… Семёнович, приведённый буквально за руку (так и напрашивается сравнение «за рога, как телок на верёвочке») его такой же перезрелой кое в чём подругой Анной Витольдовной – это ещё, куда ни шло. В его, как и в её пользу тоже, говорит хотя бы производственно-трудовая закалка, воспитанная десятилетиями социалистической дисциплины. Но те двое – Дц… Дзтракая и его самонадеянный рекомендатель Гнидо «с ударением на последнем слоге»… – это что-то! А ведь в отношении Гнидо, буксиром волокущего за собой такого же, как и он сам, оригинала Давида Дзтракая, был даже специальный звонок Михал Михалыча. Кто, интересно, ходатайствовал перед ним за мичмана-«каперанга»? Если Никита Гапоненко, от которого его босс Михаил Михайлович Мормышкин в какой-то мере зависим как от человека, посвящённого в тайны бизнеса и управляющего немалой частью этого бизнеса – запутанного, во многом туманного, понятного лишь редким посвящённым, а для налоговых и иже с ними фискальных служб и подавно тёмного, то… работа с редакционным коллективом, укомплектованным подобным образом, сулит мало приятного.