Читать онлайн Харьков бесплатно
Ваня и Пётр.
Ваня бежал по зелёному лугу к опушке леса, где паслось колхозное стадо. В теньке берёзок он уже давно приметил белую самотканую рубашку своего брата Петра. Пётр сидел под раскидистой берёзой и весело смотрел на Ваню.
– Ты чего меня не разбудил, – обиженно сказал Ваня.
Пётр не ответил, а только потянул ему навстречу руку, в которой что – то сжимал.
– Что у тебя там?
Пётр не ответил, а только разжал кулак. Там было месиво из ягод черники и земляники.
– Зачем ты раздавил ягоды?
В руках Петра, откуда – то появилась железная кружка с молоком. Он ссыпал в неё содержимое своего кулака и протянул её Ване.
Где то за лесом слышен был перестук железнодорожных колёс.
В какой – то момент раздался грохот. Ваня увидел, как лицо Петра исказила гримаса.
– Вставай, вставай быстрее, выбегай из вагона и беги к лесу.
Ваня открыл глаза и увидел лицо Петра. До него стал доходить смысл слов сказанных братом.
Неделю назад полк, сформированный в Ярославле, погрузили в «теплушки» и отправили на Юго-западный фронт. Пётр и Иван ехали в одном вагоне, поскольку попали в один взвод и были этому очень рады. Иван был младшим, поэтому Пётр на правах старшего брата присматривал за ним. К тому же в июне Пётр женился и был уже женатым мужиком, что придавало ему ещё больший авторитет.
– Петя, что происходит, – вымолвил Иван спросонок.
– Воздушный налёт, делай, что я сказал! – закричал Пётр, – Хватай винтовку и к лесу беги!
Иван выпрыгнул из вагона и боковым зрением успел заметить, что локомотив сошёл с рельсов и стащил за собой с насыпи два вагона, один и которых горел. Со всех вагоном выпрыгивали солдаты и бежали к лесу, до которого было метров триста. Да и не лес это был, а заросли ольхи и ивняка. Вдруг он услышал нарастающий гул, перерастающий в визг и, взглянув на небо, увидел самолёт с крестами на крыльях. Он летел очень низко, так что Иван видел лицо пилота в шлеме.
Он обернулся и увидел в проёме теплушки Петра, тот целился из винтовки в самолёт. Вдруг вагон вздрогнул и в следующий миг превратился в облако дыма, досок и огня.
– Петя-я-я!– закричал Иван.
Через час от состава остались только искорёженные платформы и дымящиеся угли. На железнодорожном переезде, продырявленная осколками бомб, табличка гласила «Харьков 20 км».
Шура
Шура лежала в мраморной ванне и наслаждалась теплом воды и прогретого камня. Накануне она провела всю ночь в карауле, охраняя зенитные орудия. Сутра, командир батареи сказал, что старшина нашёл недалеко от их расположения городскую баню и сегодня для, сменившегося караула будет организована помывка. Баня, на самом деле, была лечебной купальней одного из многочисленных пансионатов Карловых Вар. Название пансионата Шура видела на воротах перед мраморной лестницей, ведущей к помещению купальни, но прочитать его не смогла, поскольку надпись была на немецком языке. В родном селе Шура закончила четыре класса школы. Дальше учиться не получилось, а иностранный язык преподавали в старших классах.
– Кутузова, ты там не уснула? – шутливо спросила девушка, расположившаяся в соседней ванне.
– Господи, Кира, красота-то какая,– как бы опомнившись, ответила Шура.
– Рядовой Кутузова, прекратить религиозную пропаганду.
Кира, коренная москвичка, окончила среднюю школу и добровольцем ушла на фронт. Теперь имея несколько ранений и звание сержанта, она была командиром отделения связи зенитной батареи, которое состояло из девушек, её ровесниц.
– Кира, я такую баню впервые вижу.
– Да, какая же это баня. Баня у вас в деревне, а это лечебные ванны, ты сейчас в воде с минеральными солями купаешься.
Шура не обижалась на остроты Киры, она и сама за словом в карман не лезла. Они за три года войны давно научились понимать друг друга без слов, а всё остальное была необходимая женщинам болтовня и общение которого требовали уставные отношения.
– Кутузова, хватит наслаждаться, пойдём я тебе кое-что покажу, – сказала Кира и скрылась за дверью раздевалки.
Вылезать из тёплой воды не хотелось, но любопытство взяло своё, да и старшина велел долго не задерживаться.
В раздевалке Шура подошла к ящику, где висела её одежда и стала обтираться полотенцем. Киры нигде не было. Шура стала рассматривать деревянный с резными дверцами ящик, выкрашенной в бирюзовый цвет. Резьба изображала растительный орнамент. Вдруг её кто-то дёрнул за руку. Она повернулась и замерла в молчаливо восторге. На Кире была шелковая сорочка вышитая какими-то красивыми цветами и птицами.
– Какая красота, Кирочка, тебе твой капитан подарил?
– Ну что ты затвердила, красота, красота, – заворчала Кира, хотя по румянцу, заигравшему на её щеках, было заметно, что ей приятно, – выменяла у немки нашей за две банки тушёнки.
– Да, голод не тётка, сорочка знатная, жениха порадуешь, – съязвила Шура.
– А ты не завидуй.
– Да не дуйся ты, я бы у неё полдома барахла за одну банку выменяла, теперь они долго на подножном корме будут.
– Шура ты сердишься? – спросила Кира.
– Нет, просто вспомнила, как под Харьковом в прошлом году, донесение в штаб носила. Иду через поле, а там морковь, только ботву хохлы срезал, чтобы не видно было. А осень, темно, холодно, да и страшновато, вот я там ковырялась, как свинья под дубом. Снабжение то тогда было сама наверно помнишь? Обе замолчали.
Шура одевала свежее бельё, и вспоминала, как тяжело приходилось им после взятия Харькова налаживать военный быт. Из-за отстающих за стремительно продвигавшимся на запад фронтом тыловых служб, солдаты не всегда были сыты, а вшей из белья приходилось выковыривать почти каждый вечер.
Именно тогда она тяжело заболела брюшным тифом и почти неделю пролежала без сознания в госпитале.
Шура и Кира вышли из ворот купальни на широкую улицу и направились к дому, где их разместил неравнодушный к Кире командир батареи. Навстречу им шла колонна пленных солдат. Конвоировали их трое бойцов. Поравнявшись с девушками конвоиры, как по команде, повернули голову в их сторону.
– Привет, красавицы! – гаркнул один из них, видимо старший.
– Пленных не проворонь, – засмеялись девушки.
Шуре показалась, что одежда у пленных, чем – то отличается от немецкой формы.
– Это что за солдаты такие? – спросила она разговорчивого конвоира.
– Власовцы. Союзники их нам уже целую неделю передают.
– А генерал их где?
– В Москву отправили, самолётом.
– Что с ними теперь будет?
– Суд да дело, – пошутил конвоир.
Пленные шли, понурив головы ни на что, не реагируя, будь-то речь шла не о них.
Девушки долго смотрели им вслед, затем молча пошли дальше.
– Чего призадумалась, Кутузова?
– Да, вот, человек как жить хочет. Эти, которых провели, сначала немцам сдались, думали при них проживут, а когда поняли, что ошиблись к американцам побежали. Только русские никому не нужны, особенно иуды.
– Опять ты свою деревенскую религиозность напоказ выставляешь. Не суди, и не судим будешь. Так, кажется, ваш Христос говорит? – с вызовом произнесла Кира.
– А, ты разве забыла в Будапеште, они на другой берег Дуная прорывались и на нас выскочили, не немцы и не венгры, а именно эти. Перебили бы нас, и твой командир не помог бы. Я тогда от страха в штаны написала. Хорошо танк наш, откуда ни возьмись, появился и танкист этот рыжий. Он улыбается, а у меня по ногам течёт. А иуды эти тогда могли бы сдаться, так нет, надеялись американцы приютят. Настоящий-то Иуда, тоже покаяться не захотел, а пошёл и повесился. Что же до Христа, так может и живые-то мы, потому что матери за нас молятся. И вообще, кажется, так крестись.
Девушки молча подошли к дому, где разместились их отделение.
– Шура, прости меня. Я всё помню. Война закончена, скоро будем дома. В гости ко мне приедешь. Я тебе Москву покажу.
– Может, и приеду, Кира, и ты меня прости. Иди, вон тебе твой машет.
Саша.
Саша шёл по пыльной дороге под конвоем высокого худого немца – очкарика. Они только что вышли за околицу протяжённого украинского села Ягоденька и шли по направлению к перекрестку, где стояло несколько крытых грузовых машин.
"Если бы на расстрел, повели бы в поле", – подумал Саша.
Они подошли к ближней машине.
– Halt,1 – оборвал мысли Саши резкий окрик очкарика,– Zetzt oich".2
Очкарик указал стволом автомата на землю у заднего колеса ближнего автомобиля.
Сидеть пришлось довольно долго. Но вот неторопливо к машинам стали стягиваться немецкие солдаты группами по два, три человека. Кто-то нёс корзины с едой, кто то бутылки с молоком и горилкой, один солдат тащил на верёвке визжащего поросёнка.
Проходя мимо Саши, они подмигивали очкарику, тот который тащил свинью, шутливо крикнул:
– Otto! Du hast gut russisch Schwaine.3
Пленных в селе больше не обнаружили.
Последним к машинам подошёл немецкий лейтенант в сопровождении одного из жителей села. Саша узнал в нём хозяина хаты, где оставили его товарищи, уходя с поля боя. Селянина звали Панас.
Немецкий лейтенант подошёл к Саше.
– Steit auf!4– крикнул очкарик и сам вытянулся в струну, – Herr Leitenant!Das ist russisch Panzersoldat.5
Саша встал на ноги. Головная боль напоминала об ударе головой при попадании вражеского снаряда в башню «ласточки», так экипаж называл свой танк, командиром которого был Саша. От этого удара Саша, пришёл в себя лёжа на кровати в комнате украинской мазанки.
Просидев почти полдня под палящим весенним южным солнцем, Саша очень хотел пить.
Немецкий лейтенант выслушал очкарика, и посмотрел на Сашу. Перед ним стоял его сверстник в порванном и прожжённом в нескольких местах чёрном танковом комбинезоне. По правой стороне лица расплылся синяк от удара, волосы на голове и на лице были сожжены, а кожа на некоторых местах головы свисала клочками по причине ожогов, и только из -под рыжих бровей смотрели упрямые голубые глаза.
– Ofizir, kommunist, Panzersoldat – gut! Nain Jude – zer gut! Nach maschinen, zuruck Nach Harkov.6
Лейтенант пошёл к первой машине и сел в кабину, остальные полезли в кузова. Очкарик показал Саше на машину, у которой они стояли. Саша перелез через борт, очкарик за ним. Колонна тронулась по дороге, оглашая окрестности куриным кудахтаньем, поросячьим визгом и пьяным хохотом немцев, которые уже видимо, распробовали горилку и теперь пытались запеть песню «Aufviderseen maine klaine, aufviderseen»7.
«Едем в Харьков,» – подумал Саша: « Мы же оттуда наступали, похоже немцы перешли в контрнаступление».
Машина обогнала тягач со свастикой, который тащил немецкий танк. Саше он показался знакомым. Да, две молнии и номер 66, именно в эту надпись он увидел в командирскую башенку перед тем, как потерял сознание.
Он с любопытством проводил взглядом этот новый немецкий танк, с угловатыми формами, удлинённой пушкой и защитной окраской. Про эти танки им на последней технической учёбе рассказывал зампотех8 их танкового корпуса, да и ребятам уже приходилось сталкиваться.
«Тигр», так он назывался, был без видимых повреждений. «Значит, что-то с ходовой частью», – отметил про себя Саша.
«Nicht seen!»9 – услышал он писклявый окрик очкарика и, повернувшись, увидел, что тот пристально за ним наблюдает.
Саша опустил голову глядя в пол начал вспоминать события предыдущего дня.
При наступлении их корпус получил приказ обойти Харьков слева и, развернувшись в боевые порядки, двигаться дальше на юго-запад. Танковый взвод под командованием Саши должен был выйти на шоссе в районе села Ягоденька и укрыться, используя рельеф местности.
Поначалу ничего не предвещало беды, три танка пересекли поле и собирались было выехать на дорогу, чтобы ускоренным маршем двигаться к Ягоденьке, но тут, как из-под земли выскочил «Тигр» и сходу подбил танк справа от Сашиного. Тут же развернувшись на девяносто градусов, он помчался наперерез второй, вырвавшейся вперёд, «тридцатьчетвёрке»10. Белый крест на камуфляжном боку оказался прямо перед Сашиной «ласточкой».
–Бронебойный заряжай! Огонь!
Снаряд попал в башню «Тигра», но, после того как развеялся дым, Саша увидел, что «Тигр», как ни в чём не бывало, разворачивается к нему в лоб, а второй танк из его взвода беспомощно крутится на одном месте с опущенной вниз пушкой. "Почему, они не стреляли? – подумал Саша.
–Ещё бронебойный! Выстрел!
Саша вспоминал последние мгновения боя снова и снова, и не мог понять, что всё – таки произошло. И тут он увидел свой танк. Он стоял недалеко от дороги, весь чёрный от копоти. Под башней хорошо просматривалось отверстие от пробившего броню снаряда. Саше всё понял, прямое попадание. «А, мы, попали или нет?» Неподалёку, по разным сторонам, застыли два других танка Сашиного отделения. "Тигра" нигде не было. «Его тягач тащил», – вспомнил Саша, – «Значит и мы попали! А что же с ребятами, почему я один? Неужели все погибли? Да нет, хозяйка мазанки Оксана, говорила, что трое его притащили».
Разбитые танки скрылись за горизонтом, а все мысли сходились к одной – «Плен».
Саша забылся, усталость взяла своё.
Пришёл он в себя от того, что грузовик резко затормозил.
«Donner Wetter!»11 – выругался немец в глубине кузова. Саша посмотрел на своего конвоира, тот достал фляжку воды и пил, затем протянул её Саше: «Trinkst!»12.
Саша взял фляжку дрожащими руками и стал пить жадными глотками, хотя и старался не спешить.
Вечерело. Машина ехала по городским улицам. Везде были видны следы недавнего боя: воронки от снарядов на дороге, частично разрушенные здания со следами пожаров, тела убитых, в основном советских солдат, разбитые пушки и машины. Повсюду находились немцы, но кое – где уже попадались и местные жители. «Тоже видно ждали немцев, как и этот хохол из села», – озлился Саша.