Читать онлайн Облако в штанах бесплатно

Облако в штанах

Дизайн серии Елены Амосовой

В оформлении переплёта использована картина Давида Бурлюка «Приход весны и лета»

Рис.0 Облако в штанах

© Русский музей, Санкт-Петербург, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Послушайте!

Ночь

  • Багровый и белый отброшен и скомкан,
  • в зеленый бросали горстями дукаты,
  • а черным ладоням сбежавшихся окон
  • раздали горящие желтые карты.
  • Бульварам и площади было не странно
  • увидеть на зданиях синие тоги.
  • И раньше бегущим, как желтые раны,
  • огни обручали браслетами ноги.
  • Толпа – пестрошерстая быстрая кошка —
  • плыла, изгибаясь, дверями влекома;
  • каждый хотел протащить хоть немножко
  • громаду из смеха отлитого кома.
  • Я, чувствуя платья зовущие лапы,
  • в глаза им улыбку протиснул; пугая
  • ударами в жесть, хохотали арапы,
  • над лбом расцветивши крыло попугая.

Утро

  • Угрюмый дождь скосил глаза.
  • А за
  • решеткой
  • четкой
  • железной мысли проводов —
  • перина.
  • И на
  • нее
  • встающих звезд
  • легко оперлись ноги.
  • Но ги-
  • бель фонарей,
  • царей
  • в короне газа,
  • для глаза
  • сделала больней
  • враждующий букет бульварных проституток.
  • И жуток
  • шуток.
  • клюющий смех —
  • из желтых
  • ядовитых роз
  • возрос
  • зигзагом.
  • За гам
  • и жуть
  • взглянуть
  • отрадно глазу:
  • раба
  • крестов
  • страдающе-спокойно-безразличных,
  • гроба
  • домов
  • публичных
  • восток бросал в одну пылающую вазу.

Порт

  • Просты́ни вод под брюхом были.
  • Их рвал на волны белый зуб.
  • Был вой трубы – как будто лили
  • любовь и похоть медью труб.
  • Прижались лодки в люльках входов
  • к сосцам железных матерей.
  • В ушах оглохших пароходов
  • горели серьги якорей.

Уличное

  • В шатрах, истертых ликов цвель где,
  • из ран лотков сочилась клюква,
  • а сквозь меня на лунном сельде
  • скакала крашеная буква.
  • Вбиваю гулко шага сваи,
  • бросаю в бубны улиц дробь я.
  • Ходьбой усталые трамваи
  • скрестили блещущие копья.
  • Подняв рукой единый глаз,
  • кривая площадь кралась близко.
  • Смотрела в небо в белый газ
  • лицом безглазым василиска.

Из улицы в улицу

  • У-
  • лица.
  • Лица
  • у
  • догов
  • годов
  • рез-
  • че.
  • Че-
  • рез
  • железных коней
  • с окон бегущих домов
  • прыгнули первые кубы.
  • Лебеди шей колокольных,
  • гнитесь в силках проводов!
  • В небе жирафий рисунок готов
  • выпестрить ржавые чубы.
  • Пестр, как форель,
  • сын
  • безузорной пашни.
  • Фокусник
  • рельсы
  • тянет из пасти трамвая,
  • скрыт циферблатами башни.
  • Мы завоеваны!
  • Ванны.
  • Души.
  • Лифт.
  • Лиф души расстегнули.
  • Тело жгут руки.
  • Кричи, не кричи:
  • «Я не хотела!» —
  • резок
  • жгут
  • муки.
  • Ветер колючий
  • трубе
  • вырывает
  • дымчатой шерсти клок.
  • Лысый фонарь
  • сладострастно снимает
  • с улицы
  • черный чулок.

А вы могли бы?

  • Я сразу смазал карту будня,
  • плеснувши краску из стакана;
  • я показал на блюде студня
  • косые скулы океана.
  • На чешуе жестяной рыбы
  • прочел я зовы новых губ.
  • А вы
  • ноктюрн сыграть
  • могли бы
  • на флейте водосточных труб?

Вывескам

  • Читайте железные книги!
  • Под флейту золóченой буквы
  • полезут копченые сиги
  • и золотокудрые брюквы.
  • А если веселостью песьей
  • закружат созвездия «Магги» —
  • бюро похоронных процессий
  • свои проведут саркофаги.
  • Когда же, хмур и плачевен,
  • загасит фонарные знаки,
  • влюбляйтесь под небом харчевен
  • в фаянсовых чайников маки!

Театры

  • Рассказ о взлезших на подмосток
  • аршинной буквою графишь,
  • и зазывают в вечер с досок
  • зрачки малеванных афиш.
  • Автомобиль подкрасил губы
  • у блеклой женщины Карьера,
  • а с прилетавших рвали шубы
  • два огневые фокстерьера.
  • И лишь светящаяся груша
  • о тень сломала копья драки,
  • на ветке лож с цветами плюша
  • повисли тягостные фраки.

Кое-что про Петербург

  • Слезают слезы с крыши в трубы,
  • к руке реки чертя полоски;
  • а в неба свисшиеся губы
  • воткнули каменные соски.
  • И небу – стихши – ясно стало:
  • туда, где моря блещет блюдо,
  • сырой погонщик гнал устало
  • Невы двугорбого верблюда.

За женщиной

  • Раздвинув локтем тумана дрожжи,
  • цедил белила из черной фляжки
  • и, бросив в небо косые вожжи,
  • качался в тучах, седой и тяжкий.
  • В расплаве меди домов полуда,
  • дрожанья улиц едва хранимы,
  • дразнимы красным покровом блуда,
  • рогами в небо вонзались дымы.
  • Вулканы-бедра за льдами платий,
  • колосья грудей для жатвы спелы.
  • От тротуаров с ужимкой татьей
  • ревниво взвились тупые стрелы.
  • Вспугнув копытом молитвы высей,
  • арканом в небе поймали бога
  • и, ощипавши с улыбкой крысьей,
  • глумясь, тащили сквозь щель порога.
  • Восток заметил их в переулке,
  • гримасу неба отбросил выше
  • и, выдрав солнце из черной сумки,
  • ударил с злобой по ребрам крыши.

Я

1

  • По мостовой
  • моей души изъезженной
  • шаги помешанных
  • вьют жестких фраз пяты.
  • Где города
  • повешены
  • и в петле о́блака
  • застыли
  • башен
  • кривые выи —
  • иду
  • один рыдать,
  • что перекрестком
  • ра́спяты
  • городовые.

2

Несколько слов о моей жене

  • Морей неведомых далеким пляжем
  • идет луна —
  • жена моя.
  • Моя любовница рыжеволосая.
  • За экипажем
  • крикливо тянется
  • толпа созвездий пестрополосая.
  • Венчается автомобильным гаражом,
  • целуется газетными киосками,
  • а шлейфа млечный путь моргающим пажем
  • украшен мишурными блестками.
  • А я?
  • Несло же, палимому, бровей коромысло
  • из глаз колодцев студеные ведра.
  • В шелках озерных ты висла,
  • янтарной скрипкой пели бедра?
  • В края, где злоба крыш,
  • не кинешь блесткой песни.
  • В бульварах я тону, тоской песков овеян:
  • ведь это ж дочь твоя —
  • моя песня
  • в чулке ажурном
  • у кофеен!

3

Несколько слов о моей маме

  • У меня есть мама на васильковых обоях.
  • А я гуляю в пестрых павах,
  • вихрастые ромашки, шагом меряя, мучу.
  • Заиграет вечер на гобоях ржавых,
  • подхожу к окошку,
  • веря,
  • что увижу опять
  • севшую
  • на дом
  • тучу.
  • А у мамы больной
  • пробегают народа шорохи
  • от кровати до угла пустого.
  • Мама знает —
  • это мысли сумасшедшей ворохи
  • вылезают из-за крыш завода Шустова.
  • И когда мой лоб,
  • венчанный шляпой фетровой,
  • окровавит гаснущая рама,
  • я скажу,
  • раздвинув басом ветра вой:
  • «Мама.
  • Если станет жалко мне
  • вазы вашей муки,
  • сбитой каблуками облачного танца, —
  • кто же изласкает золотые руки,
  • вывеской заломленные у витрин Аванцо?..»

4

Несколько слов обо мне самом

  • Я люблю смотреть, как умирают дети.
  • Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
  • за тоски хоботом?
  • А я —
  • в читальне улиц —
  • так часто перелистывал грóба том.
  • Полночь
  • промокшими пальцами щупала
  • меня
  • и забитый забор,
  • и с каплями ливня на лысине купола
  • скакал сумасшедший собор.
  • Я вижу, Христос из иконы бежал,
  • хитона оветренный край
  • целовала, плача, слякоть.
  • Кричу кирпичу,
  • слов исступленных вонзаю кинжал
  • в неба распухшего мякоть:
  • «Солнце!
  • Отец мой!
  • Сжалься хоть ты и не мучай!
  • Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.
  • Это душа моя
  • клочьями порванной тучи
  • в выжженном небе
  • на ржавом кресте колокольни!
  • Время!
  • Хоть ты, хромой богомаз,
  • лик намалюй мой
  • в божницу уродца века!
  • Я одинок, как последний глаз
  • у идущего к слепым человека!»

Исчерпывающая картина весны

  • Листочки.
  • После строчек лис —
  • точки.

От усталости

  • Земля!
  • Дай исцелую твою лысеющую голову
  • лохмотьями губ моих
  • в пятнах чужих позолот.
  • Дымом волос над пожарами глаз из олова
  • дай обовью я впалые груди болот.
  • Ты! Нас – двое,
  • ораненных, загнанных ланями,
  • вздыбилось ржанье
  •  оседланных смертью коней,
  • Дым из-за дома
  • догонит нас длинными дланями,
  • мутью озлобив глаза
  • догнивающих в ливнях огней.
  • Сестра моя!
  • В богадельнях идущих веков,
  • может быть, мать мне сыщется;
  • бросил я ей окровавленный песнями рог.
  • Квакая, скачет по полю
  • канава, зеленая сыщица,
  • нас заневолить
  • веревками грязных дорог.

Любовь

  • Девушка пугливо куталась в болото,
  • ширились зловеще лягушечьи мотивы,
  • в рельсах колебался рыжеватый кто-то,
  • и упорно в буклях проходили локомотивы.
  • В облачные пары сквозь солнечный угар
  • врезалось бешенство ветряной мазурки,
  • и вот я – озноенный июльский тротуар,
  • а женщина поцелуи бросает – окурки!
  • Бросьте города, глупые люди!
  • Идите голые лить на солнцепеке
  • пьяные вина в меха-груди,
  • дождь-поцелуи в угли-щеки.

Шумики, шумы и шумищи

  • По эхам городов проносят шумы
  • на шепоте подошв и на громах колес,
  • а люди и лошади – это только грумы,
  • следящие линии убегающих кос.
  • Проносят девоньки крохотные шумики.
  • Ящики гула пронесет грузовоз.
  • Рысак прошуршит в сетчатой тýнике.
  • Трамвай расплещет перекаты гроз.
  • Все на площадь сквозь туннели пассажей
  • плывут каналами перекрещенных дум,
  • где мордой перекошенный,
  •  размалеванный сажей
  • на царство базаров коронован шум.

Адище города

  • Адище города окна разбили
  • на крохотные, сосущие светами áдки.
  • Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
  • над самым ухом взрывая гудки.
  • А там, под вывеской, где сельди из Керчи —
  • сбитый старикашка шарил очки
  • и заплакал, когда в вечереющем смерче
  • трамвай с разбега взметнул зрачки.
  • В дырах небоскребов, где горела руда
  • и железо поездов громоздило лаз —
  • крикнул аэроплан и упал туда,
  • где у раненого солнца вытекал глаз.
  • И тогда уже – скомкав фонарей одеяла —
  • ночь излюбилась, похабна и пьяна,
  • а за солнцами улиц где-то ковыляла
  • никому не нужная, дряблая луна.

Нате!

  • Через час отсюда в чистый переулок
  • вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
  • а я вам открыл столько стихов шкатулок,
  • я – бесценных слов мот и транжир.
  • Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
  • где-то недокушанных, недоеденных щей;
  • вот вы, женщина, на вас белила густо,
  • вы смотрите устрицей из раковин вещей.
  • Все вы на бабочку поэтиного сердца
  • взгромоздитесь, грязные, в калошах
  • и без калош.
  • Толпа озвереет, будет тереться,
  • ощетинит ножки стоглавая вошь.
  • А если сегодня мне, грубому гунну,
  • кривляться перед вами не захочется —
  • и вот
  • я захохочу и радостно плюну,
  • плюну в лицо вам
  • я – бесценных слов транжир и мот.

Ничего не понимают

  • Вошел к парикмахеру,
  • сказал – спокойный:
  • «Будьте добры́, причешите мне уши».
  • Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
  • лицо вытянулось как у груши.
  • «Сумасшедший!
  • Рыжий!» —
  • запрыгали слова.
  • Ругань металась от писка до писка,
  • и до-о-о-о-лго
  • хихикала чья-то голова,
  • выдергиваясь из толпы, как старая редиска.

Кофта фата

  • Я сошью себе черные штаны
  • из бархата голоса моего.
  • Желтую кофту из трех аршин заката.
  • По Невскому мира, по лощеным полосам его,
  • профланирую шагом Дон-Жуана и фата.
  • Пусть земля кричит, в покое обабившись:
  • «Ты зеленые весны идешь насиловать!»
  • Я брошу солнцу, нагло осклабившись:
  • «На глади асфальта
  • мне хорошо грассировать!»
  • Не потому ли, что небо голубó,
  • а земля мне любовница
  •  в этой праздничной чистке,
  • я дарю вам стихи, веселые, как би-ба-бо,
  • и острые и нужные, как зубочистки!
  • Женщины, любящие мое мясо, и эта
  • девушка, смотрящая на меня, как на брата,
  • закидайте улыбками меня, поэта, —
  • я цветами нашью их мне на кофту фата!

Послушайте!

  • Послушайте!
  • Ведь, если звезды зажигают —
  • значит – это кому-нибудь нужно?
  • Значит – кто-то хочет, чтобы они были?
  • Значит – кто-то называет эти плево́чки
  • жемчужиной?
  • И, надрываясь
  • в метелях полу́денной пыли,
  • врывается к Богу,
  • боится, что опоздал,
  • плачет,
  • целует ему жилистую руку,
  • просит —
  • чтоб обязательно была звезда! —
  • клянется —
  • не перенесет эту беззвездную му́ку!
  • А после
  • ходит тревожный,
  • но спокойный наружно.
  • Говорит кому-то:
  • «Ведь теперь тебе ничего?
  • Не страшно?
  • Да?!»
  • Послушайте!
  • Ведь, если звезды
  • зажигают —
  • значит – это кому-нибудь нужно?
  • Значит – это необходимо,
  • чтобы каждый вечер
  • над крышами
  • загоралась хоть одна звезда?!

Скрипка и немножко нервно

  • Скрипка издергалась, упрашивая,
  • и вдруг разревелась
  • так по-детски,
  • что барабан не выдержал:
  • «Хорошо, хорошо, хорошо!»
  • А сам устал,
  • не дослушал скрипкиной речи,
  • шмыгнул на горящий Кузнецкий
  • и ушел.
  • Оркестр чужо смотрел, как
  • выплакивалась скрипка
  • без слов,
  • без такта,
  • и только где-то
  • глупая тарелка
  • вылязгивала:
  • «Что это?»
  • «Как это?»
  • А когда геликон —
  • меднорожий,
  • потный,
  • крикнул:
  • «Дура,
  • плакса,
  • вытри!» —
  • я встал,
  • шатаясь полез через ноты,
  • сгибающиеся под ужасом пюпитры,
  • зачем-то крикнул:
  • «Боже!»,
  • Бросился на деревянную шею:
  • «Знаете что, скрипка?
  • Мы ужасно похожи:
  • я вот тоже
  • ору —
  • а доказать ничего не умею!»
  • Музыканты смеются:
  • «Влип как!
  • Пришел к деревянной невесте!
  • Голова!»
  • А мне – наплевать!
  • Я – хороший.
  • «Знаете что, скрипка?
  • Давайте —
  • будем жить вместе!
  • А?»

Мысли в призыв

  • Войне ли думать:
  • «Некрасиво в шраме»?
  • Ей ли жалеть
  • городов гиль?
  • Как хороший игрок,
  • раскидала шарами
  • смерть черепа
  • в лузы могил.
  • Горит материк.
  • Стра́ны – на нет.
  • Прилизанная
  • треплется мира челка.
  • Слышите?
  • Хорошо?
  • Почище кастаньет.
  • Это вам не на счетах щелкать.
  • А мне не жалко.
  • Лица не выгрущу.
  • Пусть
  • из нежного
  • делают казака́.
  • Посланный
  • на выучку новому игрищу,
  • вернется
  • облеченный в новый закал.
  • Была душа поэтами рыта.
  • Сияющий говорит о любом.
  • Сердце —
  • с длинноволосыми открыток
  • благороднейший альбом.
  • А теперь
  • попробуй.
  • Сунь ему «Анатэм».
  • В порах мистики вели ему мышиться.
  • Теперь
  • у него
  • душа канатом,
  • и хоть гвоздь вбивай ей —
  • каждая мышца.
  • Ему ли
  • ныть
  • в квартирной яме?
  • А такая
  • нравится манера вам:
  • нежность
  • из памяти
  • вырвать с корнями,
  • го́ловы скрутить орущим нервам.
  • Туда!
  • В мировую кузню,
  • в ремонт.
  • Вернетесь.
  • О новой поведаю Спарте я.
  • А слабым
  • смерть,
  • маркер времен,
  • ори:
  • «Партия!»

Военно-морская любовь

  • По морям, играя, носится
  • с миноносцем миноносица.
  • Льнет, как будто к меду осочка,
  • к миноносцу миноносочка.
  • И конца б не довелось ему,
  • благодушью миноносьему.
  • Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
  • впился в спину миноносочки.
  • Как взревет медноголосина:
  • «Р-р-р-астакая миноносина!»
  • Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
  • а сбежала миноносица.
  • Но ударить удалось ему
  • по ребру по миноносьему.
  • Плач и вой морями носится:
  • овдовела миноносица.
  • И чего это несносен нам
  • мир в семействе миноносином?

Гимн здоровью

  • Среди тонконогих, жидких кровью,
  • трудом поворачивая шею бычью,
  • на сытый праздник тучному здоровью
  • людей из мяса я зычно кличу!
  • Чтоб бешеной пляской землю овить,
  • скучную, как банка консервов,
  • давайте весенних бабочек ловить
  • сетью ненужных нервов!
  • И по камням острым, как глаза ораторов,
  • красавцы-отцы здоровых томов,
  • потащим мордами умных психиатров
  • и бросим за решётки сумасшедших домов!
  • А сами сквозь город, иссохший как Онания,
  • с толпой фонарей желтолицых, как скопцы,
  • голодным самкам накормим желания,
  • поросшие шерстью красавцы-самцы!

Гимн обеду

  • Слава вам, идущие обедать миллионы!
  • И уже успевшие наесться тысячи!
  • Выдумавшие каши, бифштексы, бульоны
  • и тысячи блюдищ всяческой пищи.
  • Если ударами ядр
  • тысячи Реймсов разбить удалось бы —
  • по-прежнему будут ножки у пулярд,
  • и дышать по-прежнему будет ростбиф!
  • Желудок в панаме! Тебя ль заразят
  • величием смерти для новой эры?!
  • Желудку ничем болеть нельзя,
  • кроме аппендицита и холеры!
  • Пусть в сале совсем потонут зрачки —
  • все равно их зря отец твой выделал;
  • на слепую кишку хоть надень очки,
  • кишка все равно ничего б не видела.
  • Ты так не хуже! Наоборот,
  • если б рот один, без глаз, без затылка —
  • сразу могла б поместиться в рот
  • целая фаршированная тыква.
  • Лежи спокойно, безглазый, безухий,
  • с куском пирога в руке,
  • а дети твои у тебя на брюхе
  • будут играть в крокет.
  • Спи, не тревожась картиной крови
  • и тем, что пожаром мир опоясан, —
  • молоком богаты силы коровьи,
  • и безмерно богатство бычьего мяса.
  • Если взрежется последняя шея бычья
  • и злак последний с камня серого,
  • ты, верный раб твоего обычая,
  • из звезд сфабрикуешь консервы.
  • А если умрешь от котлет и бульонов,
  • на памятнике прикажем высечь:
  • «Из стольких-то и стольких-то
  • котлет миллионов —
  • твоих четыреста тысяч».

Вот так я сделался собакой

  • Ну, это совершенно невыносимо!
  • Весь как есть искусан злобой.
  • Злюсь не так, как могли бы вы:
  • как собака лицо луны гололобой —
  • взял бы
  • и все обвыл.
  • Нервы, должно быть…
  • Выйду,
  • погуляю.
  • И на улице не успокоился ни на ком я.
  • Какая-то прокричала про добрый вечер.
  • Надо ответить:
  • она – знакомая.
  • Хочу.
  • Чувствую —
  • не могу по-человечьи.
  • Что это за безобразие!
  • Сплю я, что ли?
  • Ощупал себя:
  • такой же, как был,
  • лицо такое же, к какому привык.
  • Тронул губу,
  • а у меня из-под губы —
  • клык.
  • Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
  • Бросился к дому, шаги удвоив.
  • Бережно огибаю полицейский пост,
  • вдруг оглушительное:
  • «Городовой!
  • Хвост!»
  • Провел рукой и – остолбенел!
  • Этого-то,
  • всяких клыков почище,
  • я и не заметил в бешеном скаче:
  • у меня из-под пиджака
  • развеерился хвостище
  • и вьется сзади,
  • большой, собачий.
  • Что теперь?
  • Один заорал, толпу растя.
  • Второму прибавился третий, четвертый.
  • Смяли старушонку.
  • Она, крестясь, что-то кричала про черта.
  • И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
  • толпа навалилась,
  • огромная,
  • злая,
  • я стал на четвереньки
  • и залаял:
  • Гав! гав! гав!

Пустяк у Оки

  • Нежно говорил ей —
  • мы у реки
  • шли камышами:
  • «Слышите: шуршат камыши у Оки.
  • Будто наполнена Ока мышами.
  • А в небе, лучик сережкой вдев в ушко,
  • звезда, как вы, хорошая, —
  • не звезда, а девушка.
  • А там, где кончается звездочки точка,
  • месяц улыбается и заверчен, как
  • будто на небе строчка
  • из Аверченко…
  • Вы прекрасно картавите.
  • Только жалко Италию…»
  • Она: «Ах, зачем вы давите
  • и локоть и талию.
  • Вы мне мешаете
  • у камыша идти…»

Великолепные нелепости

  • Бросьте!
  • Конечно, это не смерть.
  • Чего ей ради ходить по крепости?
  • Как вам не стыдно верить
  • нелепости?!
  • Просто именинник устроил карнавал,
  • выдумал для шума стрельбу и тир,
  • а сам, по-жабьи присев на вал,
  • вымаргивается, как из мортир.
  • Ласков хозяина бас,
  • просто – похож на пушечный.
  • И не от газа маска,
  • а ради шутки игрушечной.
  • Смотрите!
  • Небо мерить
  • выбежала ракета.
  • Разве так красиво смерть
  • бежала б в небе паркета!
  • Ах, не говорите:
  • «Кровь из раны».
  • Это —дико!
  • Просто и́збранных из бранных
  • одаривали гвоздикой.
  • Как же иначе?
  • Мозг не хочет понять
  • и не может:
  • у пушечных шей
  • если не целоваться,
  • то – для чего же
  • обвиты руки траншей?
  • Никто не убит!
  • Просто – не выстоял.
  • Лег от Сены до Рейна.
  • Оттого что цветет,
  • одуряет желтолистая
  • на клумбах из убитых гангрена.
  • Не убиты,
  • нет же,
  • нет!
  • Все они встанут
  • просто —
  • вот так,
  • вернутся
  • и, улыбаясь, расскажут жене,
  • какой хозяин весельчак и чудак.
  • Скажут: не было ни ядр, ни фугасов
  • и, конечно же, не было крепости!
  • Просто именинник выдумал массу
  • каких-то великолепных нелепостей!

Эй!

  • Мокрая, будто ее облизали,
  • толпа.
  • Прокисший воздух плесенью веет.
  • Эй!
  • Россия,
  • нельзя ли
  • чего поновее?
  • Блажен, кто хоть раз смог,
  • хотя бы закрыв глаза,
  • забыть вас,
  • ненужных, как насморк,
  • и трезвых,
  • как нарзан.
  • Вы все такие скучные, точно
  • во всей вселенной нету Капри.
  • А Капри есть.
  • От сияний цветочных
  • весь остров, как женщина в розовом капоре.
  • Помчим поезда к берегам, а берег
  • забудем, качая тела в пароходах.
  • Наоткрываем десятки Америк.
  • В неведомых полюсах вынежим отдых.
  • Смотри какой ты ловкий,
  • а я —
  • вон у меня рука груба как.
  • Быть может, в турнирах,
  • быть может, в боях
  • я был бы самый искусный рубака.
  • Как весело, сделав удачный удар,
  • смотреть, растопырил ноги как.
  • И вот врага, где предки,
  • туда
  • отправила шпаги логика.
  • А после в огне раззолоченных зал,
  • забыв привычку спанья,
  • всю ночь напролет провести,
  • глаза
  • уткнув в желтоглазый коньяк.
  • И, наконец, ощетинясь, как еж,
  • с похмельем придя поутру,
  • неверной любимой грозить, что убьешь
  • и в море выбросишь труп.
  • Сорвем ерунду пиджаков и манжет,
  • крахмальные груди раскрасим под панцырь,
  • загнем рукоять на столовом ноже,
  • и будем все хоть на день, да испанцы.
  • Чтоб все, забыв свой северный ум,
  • любились, дрались, волновались.
  • Эй!
  • Человек,
  • землю саму
  • зови на вальс!
  • Возьми и небо заново вышей,
  • новые звезды придумай и выставь,
  • чтоб, исступленно царапая крыши,
  • в небо карабкались души артистов.

Ко всему

  • Нет.
  • Это неправда.
  • Нет!
  • И ты?
  • Любимая,
  • за что,
  • за что же?!
  • Хорошо —
  • я ходил,
  • я дарил цветы,
  • я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!
  • Белый,
  • сшатался с пятого этажа.
  • Ветер щеки ожег.
  • Улица клубилась, визжа и ржа.
  • Похотливо взлазил рожок на рожок.
  • Вознес над суетой столичной одури
  • строгое —
  • древних икон —
  • чело.
  • На теле твоем – как на смертном одре —
  • сердце
  • дни
  • кончило.
  • В грубом убийстве не пачкала рук ты.
  • Ты
  • уронила только:
  • «В мягкой постели
  • он,
  • фрукты,
  • вино на ладони ночного столика».
  • Любовь!
  • Только в моем
  • воспаленном
  • мозгу была ты!
  • Глупой комедии остановите ход!
  • Смотрите —
  • срываю игрушки-латы
  • я,
  • величайший Дон-Кихот!
  • Помните:
  • под ношей креста
  • Христос
  • секунду
  • усталый стал.
  • Толпа орала:
  • «Марала!
  • Мааарррааала!»
  • Правильно!
  • Каждого,
  • кто
  • об отдыхе взмолится,
  • оплюй в его весеннем дне!
  • Армии подвижников, обреченным добровольцам
  • от человека пощады нет!
  • Довольно!
  • Теперь —
  • клянусь моей языческой силою! —
  • дайте
  • любую
  • красивую,
  • юную, —
  • души не растрачу,
  • изнасилую
  • и в сердце насмешку плюну ей!
  • Око за око!
  • Севы мести в тысячу крат жни!
  • В каждое ухо ввой:
  • вся земля —
  • каторжник
  • с наполовину выбритой солнцем головой!
  • Око за око!
  • Убьете,
  • похороните —
  • выроюсь!
  • Об камень обточатся зубов ножи еще!
  • Собакой забьюсь под нары казарм!
  • Буду,
  • бешеный,
  • вгрызаться в ножища,
  • пахнущие по́том и базаром.
  • Ночью вско́чите!
  • Я
  • звал!
  • Белым быком возрос над землей:
  • Муууу!
  • В ярмо замучена шея-язва,
  • над язвой смерчи мух.
  • Лосем обернусь,
  • в провода
  • впутаю голову ветвистую
  • с налитыми кровью глазами.
  • Да!
  • Затравленным зверем над миром выстою.
  • Не уйти человеку!
  • Молитва у рта, —
  • лег на плиты просящ и грязен он.
  • Я возьму
  • намалюю
  • на царские врата
Читать далее