Читать онлайн Эвтаназия в долг бесплатно
1
Утром потеплело немного. Оконный датчик показывал минус пятнадцать. Давление, влажность, ветер, вероятность осадков – январь в этом году был настоящим, давно такого не было: несколько лет подряд все дожди да слякоть.
Ольга, выключив ночник, полюбовалась хлопьями снега, медленно, сонно падающими в желтом свете фонарей. Красиво. Кажется, будто не снег летит вниз, а дом поднимается вверх. Эффект перрона, кажется, так это называется?..
Она зашла в комнату матери на цыпочках, встала у ее кровати, прислушалась. Мать дышала тяжело, надсадно. В комнате стоял запах старости. Блок с лекарствами, накрытый вязаной кружевной салфеточкой, беззвучно напоминал о необходимости принять то лекарство, и се лекарство, и вот это лекарство. Ольга не стала поднимать салфетку и смотреть что и когда нужно давать матери – все она помнила наизусть.
Всхлипнув, мать открыла глаза и лицо ее приняло привычно-страдальческое выражение. Брови поднялись, уголки рта опустились, веки медленно, будто с трудом, закрылись, открылись…
– Доброе утро, мам, – сказала Ольга.
– Да… – отозвалась мать одышливо.
{Запрос на услугу}
{Согласие}
Ольга подала матери стакан с мятным чаем.
{Подтверждение оказания услуги}
{Оплата услуги отклонена. Недостаточно средств. Задолженность}
{Согласие}
Мать, приподняв голову, жадно выпила чай и, поставив стакан на тумбочку у кровати, обессиленно упала на подушку.
{Предложение услуги}
{Отказ}
Она не захотела смотреть развлекательную программу и от аудиокниги тоже отказалась.
– Мам, не думай о деньгах, – сказала Ольга, – давай включу тебе что-нибудь… Хочешь массаж?
– Не надо… Еще посплю… Не спала всю ночь, – прошептала мать, не открывая глаз.
На самом деле она спала всю ночь, но сон ее был неглубокий, с тяжелыми сновидениями, больше похожими на галлюцинации. Мутный, не дающий отдыха ни разуму, ни телу. Ольга знала это. Она много раз предлагала матери снотворное, но та отказывалась. Экономила.
– Ладно, спи, – сказала она и, оставив ночничок еле тлеющим, вышла, прикрыв дверь.
Зайдя в детскую комнату, разбудила Петю. Он спал, сладко посапывая, разметавшись под одеялом звездочкой. Очень жалко было его будить, но что поделаешь. Петя пытался прикорнуть у нее на плече, пока Ольга его одевала, но она тормошила сына: давай руку, просовывай в рукав, штаны надень, дай ногу – носок надену, второй сам давай… Хорошо, что Петька спокойный, как плюшевый медвежонок, никаких капризов по утрам. И вечером засыпает без проблем – не ребенок, а подарок, ей богу. Одев сына, Ольга отправила его умываться и чистить зубы, а сама пошла в кухню.
Там она нацедила в чашку воды из голубого отстойника. На видеолинзу тут же прилетело уведомление от страховой компании о штрафе за использование просроченного фильтра и умышленное нанесение вреда своему здоровью. Ольга привычно сморгнула уведомление в корзину: штраф по сравнению с ценой нового водяного фильтра был мизерным. Пусть вычитают из страхового счета, она давно не пользовалась больничными. Привыкла переносить болячки на ногах.
Шлепая тапочками, почесывая живот, пришел в кухню Вадим. Налил в кружку воды из зеленого отстойника, заварил себе хороший чай. По кухне поплыл аромат бергамота. Ольга непроизвольно глянула в свою чашку с чаем, покрытым тоненькими мутными пленочками, и отвела глаза.
Вадим разогрел себе сэндвич, уселся за стол, начал шумно жевать.
Ольга разогрела синтет-омлет и стала есть, запивая его еле теплым чаем. Аппетита почему-то не было. Не проснулся еще организм, подумала она.
{Запрос на услугу}
{Согласие}
Ольга спросила у мужа:
– Тебе белую отпарить или какую?
– Нет, лучше кремовую. И галстук коричневый, который Олег подарил, – ответил Вадим.
– Серый лучше подойдет к этой рубашке, – возразила она, но муж сморщил нос и промолчал.
Он просматривал новости. Глаза его со зрачками, стянувшимися в точки, казались неживыми. Это ведь у всех так, кто смотрит линзы, подумала Ольга, и у меня тоже. Но почему на других я воспринимаю спокойно, а отсутствующее лицо Вадима раздражает в такие моменты? Я ведь когда-то любила эти глаза…
Я, наверно, и сейчас его люблю, сказала она себе с усилием, и стала смотреть в тарелку с омлетом.
Доев сэндвич и одним глотком допив чай, Вадим поставил посуду в свою посудомойку и пошел собираться на работу. Ольга немного расстроилась из-за того, что он не запросил у нее уборку посуды, но ничего ему не сказала. Он и так ей подкидывает услуги, без которых мог бы обойтись и сделать все сам, так что грех жаловаться, подумала она. Нечего меня баловать, в самом деле. Раз решила отказаться от социальной эвтаназии матери, вот и не ной теперь, дорогуша.
Доев, Ольга пошла отпаривать мужу рубашку и галстук.
{Подтверждение оказания услуги}
{Оплата услуги}
Кинула мужу предложение отпарить брюки и пиджак, он отказался. Ладно.
– Алиса, ты долго валяться собираешься? – сказала она громко, – Будильник два раза тебя поднимал, штраф от школы хочешь, что ли?
– Да иду я, иду! – отозвалась дочь из своей комнаты.
– Петя, иди за стол, каша остынет!
Через минуту дети сидели за столом. Петя ел рисовую кашу с вареньем, а дочь лениво возила ложкой в тарелке с молоком и мюсли, тоскливо посматривая на пакет с кексами. Поймав ее взгляд, Ольга сказала: «С собой дам. И яблоко».
– Ну че опять яблоко… Я персик хочу! – капризно заныла дочь.
– Не сезон для персиков, – раздраженно оборвала ее Ольга и, про себя ругнувшись, пообещала: – на вечер мандарины закажу.
– Оке, – уныло согласилась Алиса, зачерпнув ложкой мюсли.
– Доедай и поставь в свою мойку посуду, не оставляй в раковине, – строго сказала Ольга и отправилась в душ.
Вода в ее душе казалась нечистой, но Ольга знала, что это не совсем так. Да, фильтр надо было поменять еще две недели назад, но пока терпимо.
Вытирая волосы полотенцем, она посмотрела на себя в трехмерной записи зеркала. Прямо скажем, любоваться нечем. А что, собственно, вы хотели увидеть, мадам? Девичью спину без складок на боках, изящный подбородок, оленьи глаза? Было, все это было, но давно сплыло: не девушка уже… И, пока мать жива, на рестайл денег нет и не будет. Ничего, успею еще омолодиться, подумала она. Мать есть мать. Никакой социальной эвтаназии я знать не знаю и не желаю. Точка.
Не включая свет в коридоре, Ольга опять зашла к матери. Приподняла салфетку на медблоке, постояла несколько секунд. Мать спала, глаза ее под закрытыми веками то метались из стороны в сторону, то еле заметно двигались. Ольга активировала антипролежневый массаж в ее матрасе. Потом взяла пистолет-ингалятор, согрела его конец у себя под мышкой, чтобы касанием холодного не разбудить спящую, и впрыснула ей коктейль из лекарств в подключичную вену. Через минуту мать спала глубоким спокойным сном. Ольга настроила программу влажной обработки тела на двенадцать и шестнадцать часов, проверила ланч-боксы с супом, кашей и черносливом, приготовленные для матери с вечера, открыла бутылку с холодным чаем и, придвинув столик к кровати, пошла одеваться.
Петька ждал ее в прихожей почти одетый, осталось только шапку натянуть и шарф завязать. Они вышли из дома раньше Вадима и Алисы. А еще год назад они выходили из дома по утрам все вместе.
2
Господи, как хорошо, что еще есть для людей работа, что не везде эти чертовы искины влезли. И хорошо, что психологи подтвердили вред удаленной работы, когда началось что-то вроде эпидемии неврозов, депрессий, психозов и суицидов. Человек существо социальное, и слава богу.
Когда в бюджетных детских садах начали заменять человеческий персонал на искинов, люди протестовали недолго. Очень мало у кого хватало средств на оплату труда людей, а искины работали бесплатно. Побухтев, малоимущие смирились. А куда деваться? Сейчас иметь работу – удел счастливчиков. Пережив волну сокращений, оказавшись не у дел, многие стали согласны и на автоясли, и на автошколы, лишь бы была возможность работать, а не сидеть на пособии, которое давало возможность не жить, а кое-как выживать. Эрзац-продукты, уродливая одноразовая одежда и обувь, дома-кондоминимумы, о медобслуживании даже не говорите ничего… И эта чертова система «Гарант-пэй», скрупулезно подсчитывающая стоимость каждой услуги, оказанной каждым каждому. И, разумеется, высчитывающая налог с оказавшего услугу и получившего за нее деньги.
До утверждения новых Семейного, Гражданского, Трудового и прочих Кодексов, контролируемых теперь искинами, люди жили нормально: ты – мне, я – тебе, свои люди – сочтемся. Просто потому наверно, что невозможно было подсчитать количество и стоимость услуг, оказываемых друг другу в семьях, на работе, в дружеских компаниях и случайными людьми. А сейчас никто никому ничего не должен. Хочешь получить услугу – твой встроенный искин обращается к искину того человека, к которому ты обратился. Его искин мгновенно фиксирует сделку (если человек согласен оказать услугу) или отказ, если не согласен. Как только услуга оказана, на его личный счет поступает денежка, и тут же с него удерживается налог.
Можно оказать или получить услуги и в долг, конечно, но забыть об этом не получится: при первом же пополнении счета твой искин перечислит сколько положено тому, кому ты должен, а с него его искин спишет долг по налогу. Гарант-пэй, одним словом. Все и всё сейчас должны делать для себя сами. Инвалиды – особая группа, и у них свои нормы и тарифы. А дела обычных граждан теперь анализируют искины, и, если что-то не является для тебя жизненно необходимым, а просто хочется получить что-то сверх положенного по закону, ты должен заплатить.
Сначала это было дико. Потом как-то привыкли, перестали возмущаться, ругаться, смеяться и торговаться. Запросы твоего искина и ответы чужих по поводу услуг стали настолько же обыденными, как «здравствуйте» и «до свидания».
Хочешь, чтобы муж погулял с собакой, которую ты завела и оформила на свое имя? Если он согласится и погуляет, твой искин перечислит ему за это сто рублей с твоего счета. Муж просит отпарить ему рубашку? Даешь согласие и получаешь за работу восемьдесят рублей. Он хочет к чаю домашних кексов, а не фабричных? Двести рублей за услугу. Ты хочешь, чтобы он вечером вымыл и обработал антисолью твои сапоги заодно со своими? Заплати девяносто рублей или сделай это сама. И так далее. Общий семейный бюджет был упразднен, теперь каждый жил на свои, а на детей расходы делились в процентах от доходов родителей. И обязанности тоже. Не хочешь менять грудничку подгузник, когда наступила твоя очередь? Пожалуйста: это сделает за тебя второй родитель, а твой искин переведет ему за это энную сумму.
Очень интересными стали отношения с детьми, когда капризы обрели денежный эквивалент. До пяти лет родители делали для детей то, что считали нужным. В пять лет ребенок прощался с детским садом и поступал в подготовительную школу, где учителя быстро и понятно объясняли ему что теперь почем, и потому каждое лишнее «хочу на ручки!», «расскажи еще одну сказку!», «помой пол в моей комнате» и «помоги с домашкой» – все, что не относилось к перечню жизненно необходимого – заносилось в долговой реестр, который выросший ребенок должен будет погасить, став взрослыми. Дети это стали воспринимать как само собой разумеющееся.
Тут надо сказать, что штрафы за навязанные услуги ввели драконовские, поэтому инициативные граждане, в надежде срубить лишнюю сотню без спроса и назойливо лезущие помогать всем подряд без спроса, быстро умерили свой пыл. Теперь, когда кто-то кому-то помогал по доброй воле, искины тщательно анализировали ситуацию. Если услуга была действительно необходимой, штраф доброхоту не выставлялся, но и оплату он получал от реципиента в таких случаях по самому минимальному тарифу, утвержденному государством – копейки.