Читать онлайн Отдать Землю на разграбление победителю… бесплатно

Отдать Землю на разграбление победителю…

Серафим выплывал из небытия. Его пронзала дикая, невыносимая боль. Она была повсюду, в каждой клеточке его тела. Она пульсировала, давила, корежила и уничтожала. Но боль принесла и радость, в голове билась ликующая мысль: «Если мне больно, значит, я жив! жив!! жив!!!»

Последнее, что он помнил из произошедшего в той, иной жизни, без этой всесокрушающей боли, был запредельно стремительный бросок его катера, уходящего от преследования головного линкора земной эскадры. Впереди, по космическим масштабам совсем рядом – рукой подать – был спасательный для него и губительный для противника ЭКРАН. Невесомый, невидимый глазу и неуловимый даже самыми совершенными приборами, он был создан для того, чтобы уничтожить корабли землян. В худшем случае – сколько получится, в лучшем – все. Три торпеды, пущенные Серафимом в головной корабль, супердредноут, попали точно в цель. Наверное, земляне даже посмеялись глупости и наивности безрассудно отважного пилота катера. Что могут сделать огромному монстру со сверхмощной броней и усиленным защитным полем три маленькие торпеды? Это ведь как выстрелить в слона тремя дробинками, которые вряд ли пробьют его толстую кожу. Но это были особые торпеды. Они мгновенно прошили защитное поле и быстро прожигали корпус линкора, неумолимо приближаясь к сердцу страшной боевой машины, термоядерному реактору, который можно было использовать как для молниеносного набора скорости и перехода в гиперсветовой режим полета, так и для уничтожения целых материков. Мощнейший термоядерный взрыв должен был произойти после того, как катер Серафима пересечет открывшийся в ЭКРАНЕ проход. Но что-то пошло не так. То ли контр-адмирал, командующий космическим флотом Земли Збигнев Пржковски, взяв на себя управление, нарушил все возможные инструкции и бросился в погоню непозволительно резко, и расстояние между преследуемым и преследователем оказалось слишком малым. То ли создатели специальных торпед где-то ошиблись в своих расчетах, и взрыв случился на долю секунды раньше планируемого времени. Серафим понял это, когда страшный удар расплющил катер и находящегося внутри человека, то есть его. Сознание мгновенно погасло.

А сейчас с нестерпимой болью соперничала дикая, животная радостью: «Я жив!» Серафим совершенно потерялся в своих ощущениях, не понимал, целы ли его руки, ноги, что с глазами, головой. Его чувства затмевала пульсирующая, всепроникающая боль. Но Серафим знал, что ко всему можно привыкнуть, и терпеливо ждал. Наконец ему показалось, что боль чуть-чуть стихла, и он решился открыть глаза. То, что он увидел, заставило захлопнуть и плотно сжать веки, что привело к новому приступу боли. Картина была сюрреалистической, Серафим не понял, где находится: границы помещения не просматривались, мягкий белый свет как будто струился со всех сторон. А перед ним стояла невероятно красивая молодая женщина. Она приветливо улыбалась, чуть приоткрыв губы. Копна ярко-рыжих волос обтекала лицо, будто скопированное со старинных земных древнеримских статуй. И эта фигура, словно парящая в воздухе, была в белой, ниспадающей вниз одежде. Это напомнило Серафиму недавно вошедшие в моду шестимерные иконы с двигающимися святыми – на Иисуса Христа никто из производителей новинки пока замахнуться не решался. Удивление Серафима было так велико, что, казалось, даже боль отступила. «Где я? – с изумлением подумал он. – Это что, рай, и я вижу ангела? Но ведь наукой давно доказано, что рая не существует, тем более ТАКОГО, этого просто не может быть. Тогда что я вижу? Или у меня галлюцинации?»

Серафим приоткрывал веки буквально на долю секунды, но рыжая красавица это заметила и засмеялась: «Не беспокойтесь, вы не в раю. Вы в клинике «Айболит» – о ней вы должны знать, это самая знаменитая и, уверяю вас, самая лучшая клиника по крайней мере в нашей вселенной. Вы в ожоговом отделении, в палате номер один. Вы лежите на специальной антигравитационной кровати. Ничему не удивляйтесь и ничего не стесняйтесь».

«Почему я должен стесняться?» – удивился Серафим. Он осторожно приоткрыл веки и скосил взгляд вниз и понял, что весит в воздухе совершенно голый. Но поразило его не это, а неестественный, розовый цвет кожи. «Сестра, – прошептал он, – почему кожа такая? И какое сегодня число?»

Ничего необычного в его вопросе не было, но рыжая почему-то снова рассмеялась. Потом хмыкнула и ответила: «Кожные покровы регенерированы, они у вас пока как у младенца. Но очень скоро они приобретут все свойства, в том числе и цвет кожи нормального взрослого человека. А сегодня 30 августа 2911 года, это если по летоисчислению Земной Конфедерации. Вы находитесь в клинике ровно месяц. Сейчас к вам придет… – Серафиму показалось, что рыжая подавила смешок, – то есть меня сменит медсестра. А теперь мы вам введем лекарство. Никаких инъекций, оно попадает в организм через вдыхаемый воздух. Но вам не надо ни глубоко вдыхать, ни задерживать дыхание, дышите так, как вы это обычно делаете. Отдыхайте».

…Серафим открыл глаза. Боль во всем теле еще жила, но уменьшилась как минимум наполовину, и это было почти счастье. Рыжеволосая красивая медсестра стояла на своем привычном месте. «Вот и хорошо, что вы очнулись, – весело сказала она. – А теперь слушайте меня внимательно. Вы прошли серьезный курс полной регенерации организма. С сосудами, мышцами, руками, ногами, общей моторикой у вас все хорошо. Но после очень интенсивного и сложного лечения могут возникнуть проблемы с нейронными связями мозга. И чтобы все было в порядке, вам в ближайшее время придется очень хорошо и старательно поработать головой. Вам надо вспоминать свое прошлое, желательно подробно, в деталях, с запахами, вкусами, которые вы ощущали, с чувствами, которые вы испытывали. Чем качественнее вы это проделаете, тем лучше восстановятся все ваши мыслительные способности. Насколько я понимаю, это для вас крайне важно, ведь вы не простой военный, не солдат, а, как вас представило высшее руководство Перфициды, выдающийся аналитик, эксперт. Значит, вам и дальше нужны ваши феноменальные мозги – это я снова привожу слова руководства вашего Межпланетного Союза Перфициды. Поэтому, прошу вас, очень-очень постарайтесь. Спать вы будете две недели. Думаю, этого времени вполне хватит». Она очаровательно улыбнулась, тряхнула рыжей шевелюрой: «Вы сейчас уснете – и начнете вспоминать всю свою жизнь. Хотите, чтобы к вам вернулись все ваши сверхспособности – вспоминайте качественно!»

Серафим прошептал: «Извините, но можете ответить на вопрос: чем закончилась война с землянами?» Рыжая округлили глаза и звонко, как девчонка, рассмеялась: «Простите, я забыла, что вы человек военный. Надо было еще в первый день, как только вы пришли в сознание, обрадовать вас: Земная Конфедерация подписала акт о безоговорочной капитуляции перед Межпланетным Союзом Перфициды. Говорят, что вы в одиночку уничтожили космический боевой флот Земли. То ли врут, то ли я их неправильно поняла». Серафим не стал уточнять, кого неправильно поняла медсестра, он так блаженно улыбался, что даже боль куда-то ушла – полностью, напрочь, будто ее никогда и не было. Рыжая внимательно на него посмотрела, хмыкнула и покачала головой: «А теперь – спать! И как можно подробнее восстанавливайте в уме свое прошлое, больной!»

Вспоминать Серафим начал с самого начала, с идентификации личности. Кто он? Летунов Серафим Владимирович, родился на планете Перфицида. Что это за планета? Никто не мог точно сказать, откуда взялось такое название. Наиболее правдоподобной представлялась такая версия: первооткрыватель выдал первое пришедшее на ум звучное и непонятное название. Существовало и следующее предположение: в переводе с одного из древних, канувших в историю земных языков, Перфицида означала «идеальный». Но к моменту открытия планеты такого языка, как и самого народа, не существовало, а корабль первопроходцев состоял исключительно из русскоязычных землян. Как бы то ни было, за прошедшие пять с небольшим веков планета не только была капитально освоена переселенцами с Земли, но и смогла прирасти еще двенадцатью планетами, объединив их в Межпланетный Союз Перфициды. Все эти «ковчеги» на краю Магелланова облака оказались не очень богаты ресурсами, и руководство колонистов решило делать упор на развитие науки и технологий. Это принесло прекрасные плоды: с какого-то момента Союз стал процветать, выгодно продавая свои изделия, технологии и открытия всем желающим. Продолжалась эта благополучная жизнь ровно триста лет, после чего Земля почему-то решила, что Перфицида может представлять для нее и Земной Конфедерации угрозу, и началась война…

Разобравшись с родиной, Серафим перешел к собственной персоне. Родился и воспитывался он в семье, которую родители гордо называли потомственными интеллигентами: по женской линии были сплошь преподаватели, учителя и наставники, по мужской – инженеры, изобретатели и руководители самых разных производств, тесно связанных с воплощением в жизнь научных достижений. До десятилетнего возраста Серафим учился средне, в спорте тоже не мог похвастаться сколько-нибудь заметными достижениями. Все изменилось, когда он начал увлекаться коллекционированием и сборкой моделей сначала боевых космических кораблей, а затем вообще всякой связанной с войной техники, преимущественно летающей. Он стал отличником, сначала в точных, а затем и в гуманитарных науках. Когда понял, что станет военным, поднажал на физическую подготовку и спорт, и даже стал победителем ВсеПерфицидских юношеских игр по трем дисциплинам – рукопашный бой, полоса препятствий и стрельба из спортивного бластера по движущимся мишеням.

Неожиданно для родителей Серафим поступил и с отличием окончил военно-космическое училище, затем – военно-космическую академию Перфициды, причем на не самом популярном в силу невероятной сложности в обучении, инженерном отделении. Он преуспел и в практическом применении полученных знаний. Как раз на данном поприще и была приобретена и намертво приклеилась к нему кличка – «Крылатый Серафим». Он самостоятельно разработал крылья и первый сверхминиатюрный маневровый электродвигатель на старые боеприпасы снарядного типа, давно подлежащие утилизации. Врезанные в корпус снаряда крылья открывались в полете, увеличивая его дальность втрое, а находящийся в хвостовой части двигатель улучшал точность попадания – аж в 50 раз, отклонение от заданной цели составляло всего один метр.

Но большую часть времени Серафим проводил не за тренажерами, не в полетах и даже не на космодромах и не в ангарах военной техники. Он предпочитал бывать на сборочных стапелях всяческих корветов, линкоров, крейсеров и прочей боевой летающей армады. Он общался со сборщиками и создателями этой техники, копался в чертежах, выискивал любую доступную информацию во всех источниках. Благо, такая возможность была, Земля и Перфицида пребывали в деловых отношениях, по крайней мере, старшая в этом союзе сторона охотно приобретала и использовала научные разработки своего младшего партнера по выгодным ценам. Ответным жестом являлся если не совсем открытый, то достаточно легко организуемый доступ к земным технологиям. Перфицида в техническом развитии явно ушла вперед, поэтому считалось, что землянам скрывать что-то просто нет смысла. И у Серафима был допуск на многие объекты, ему интересные. Эх, знали бы земляне, обладателем какой бесценной информации он в итоге становился! Молодой, подающий большие надежды военный космолетчик-инженер с Перфициды выяснил особенности конструкций и строение всех без исключения земных военных кораблей. Он и сам не очень понимал, зачем это нужно, но старательно искал и находил слабые места внушительных и страшных монстров колоссальной разрушительной силы.

Тем более что такое на первый взгляд странное увлечение, переросшее в поистине маниакальную страсть, активно поддерживал двоюродный брат Серафима, Петр. Их семьи жили в соседних коттеджах, кузены все время были вместе, в детском саду сидели за одним столом, в школе – за одной партой. Их пути разошлись, когда один выбрал профессию военного, второй решил посвятить себя изучению истории. По крайней мере, все думали, что Петр будет копаться в архивах, ездить и летать на раскопки. Но он подался в чиновники, а к окончанию академии специально для Петра, несмотря на его несолидно молодой возраст, в Правительстве Перфициды появилась должность планировщика-советника. Серафим не очень понимал, что это такое, да и двоюродный брат от его вопросов отмахивался: «Да ничего особенного, консультирую по разным мелким вопросам». И непременно переводил разговор на своего собеседника: «А вот ты не обращай ни на что внимание, ни в чем не сомневайся и изучай боевые корабли землян. Помни, в мире не бывает ненужных знаний». Петр даже как-то во время очередного произношения этой тирады назвал землян «вероятным противником». Правда, потом смеялся, говорил, что оговорился. Оговорка, если она и являлась таковой, запала Серафиму в душу, и он продолжал свое дело с удвоенным рвением. Тем более что для себя решил: это вовсе не ошибка. А к Петру на самых обычных флаерах (для маскировки, что ли?) прилетали такие высокопоставленные лица из Правительства Перфициды, что голова могла пойти кругом – Перт дважды видел самого Президента. А ведь Серафим так редко бывал дома! Или ему просто везло, и таких прилетов было не так уж много? Но сам факт, что к мелкому чиновнику-консультанту наведываются и проводят по несколько часов (Серафим не отходил от окна до тех пор, пока визитеры не отбывали восвояси) высшее руководство планеты, просто обязывал относиться к советам Петра самым серьезным образом.

Серафим плавал по своим воспоминаниям. Он старался четко придерживаться хронологии, но порой сознательно нарушал четкий порядок событий. Иногда ему казалось, что что-то не так с его чувствами, и он возвращался назад, внимательно вслушивался, принюхивался и трогал окружающие предметы, сравнивал цвета, оценивая, все ли чувства работают правильно. Временами пытался полностью реконструировать полузабытые эпизоды, вроде бы стершиеся из памяти, и с удивлением обнаруживал, что легко удается восстановить каждую, даже самую незначительную деталь. Несколько раз он возвращался назад или прыгал вперед, чтобы лучше понять закономерность, взаимосвязь событий.

Особенно внимательно, не спеша, Серафим вспоминал все связанное с войной, объявленной Земной Конфедерацией его родной планете, а точнее, Межпланетному Союзу Перфициды.

…В небольшой комнате, за самым обычным столом, сидели пятеро человек. Рядом с Серафимом ерзал на стуле Гай Петрович Победоносцев. Это низенький, толстенький мужчина неопределенного возраста, с крупной лохматой головой, круглым лицом, носом-картошкой, глубоко посаженными глазами и то ли брезгливо, то ли обиженно сжатыми губами был гением компьютерного, виртуального мира. Он создавал такие программы, что самые великие программисты вселенной, знакомясь с ними, восхищенно цокала языком, закатывали глаза и широко разводили руками, поражаясь необузданной фантазии Победы, как его обычно коротко звали все, кто хотя бы шапочно был с ним знаком.

Напротив Серафима, скрестив на груди руки, сидел его насупленный двоюродный брат Петр Сергеевич Смыслов. На вид – типичный рубаха-парень: простое лицо с множеством веснушек, на котором каждый элемент – глаза, лоб, подбородок, раскосые скулы, растрепанные густые каштановые волосы – по отдельности были немножко карикатурны, однако в общем складывались в довольно приятную картину. За толстые, словно надутые губы, ему еще в школе пытались приклеить кличку Губошлеп. Но ничего не вышло, уже начиная с седьмого класса его звали не иначе как Петр Великий. Ближайший друг и одногодок Серафима, он, несмотря на молодость, занимал должность планировщика-советника в Правительстве Перфициды, был по сути правой рукой Президента.

Рядом с Петром, почти прижавшись к столу, положив на него руки, на самом краешке стула, казалось, не сидел, а парил в воздухе почетный член, пожалуй, всех существующих во вселенной академий наук Иванов Никита Валерьевич. Его худенькая, будто ссохшаяся фигура, узкое, птичье лицо с острым носом, глазами-пуговками и неожиданно широкой щелкой рта были неподвижны. Он лишь изредка перекатывал взгляд на одного их присутствующих, не обязательно говорящего, и долго и задумчиво разглядывал его, словно изучая под микроскопом что-то знакомое, но не очень понятное. Кличка у ученого была соответствующей – Знайка.

Во главе стола, откинувшись назад и положив на сцепленные за затылком ладони кудрявую голову с хищным древнеримским профилем, восседал Карпатый Юлий Святославович. Президент Межпланетного Союза Перфициды был на голову ниже всех, тем не менее, смотрелся величественно и монументально. И причина крылась не в широких, поистине необъятных плечах, а во всем его облике – слегка высокомерном и все понимающем. Лицо Юлия было бледным, почти восковым от явно читаемого утомления и хронического недосыпания. Но это не мешало ему вести совещание живо, быстро схватывать суть высказываний каждого из присутствующих и не давать ему говорить слишком долго.

Серафима поразило то, что Президент обращался к собеседникам исключительно по их кличкам. Его же кто-то называл Юлием, а кто-то – Святославичем. Только у Серафима не было клички – может, потому, что он на подобном совещании присутствовал впервые, то ли еще по какой причине.

Заседание длилось уже более часа и, казалось, никогда не закончится, настолько разных точек зрения придерживались участники. Серафим только успел об этом подумать, как всё завершилось – резко, в пару минут.

– Да я ручаюсь, что смогу провести катер Серафима в эту точку незаметно! – кипятился Победоносцев. – Я все рассчитал!

– Может, у нас появилась абсолютная невидимость космических кораблей? – саркастически заметил Президент. – У Земной Конфедерации очень много сканеров, только в нашем секторе под двести штук, и они работают без перерыва в автоматическом режиме. Здесь, как говорится, и мышь не проскочит, а ты, Победа – катер, катер! Он достаточно большой, чтобы сканер его сразу обнаружил. Или он что, особенный?

– Да я знаю, что не может быть абсолютной невидимости, – замахал руками компьютерный гений. – На всякую невидимость обязательно найдется зоркое око. Но катер действительно особенный, его усовершенствовали наши соседи.

Все поняли, что под соседями Победоносцев имел в виду граничащую с Межпланетным Союзом Перфициды цивилизацию Аархерцев. 13 планет Союза располагались рядом, на расстоянии всего ста двадцати световых лет. А вот откуда и докуда простирались границы Аархерцев, никто не знал. Соседи были значительно более развиты в плане техники и науки. При этом они с удовольствием торговали с Перфицидой. Точнее, совершали обмен. Брали всегда исключительно золотом. Предлагали же каждый раз одно и то же – готовое решение научной или технической разработки, над которой безуспешно бились ученые Перфициды. Неясно было, как о них узнавали Аархерцы. Но в итоге в одну сторону уплывал драгоценный металл, а Союз в своем развитии еще на один шаг обгонял Земную Конфедерацию.

– Вот это уже чрезвычайно интересно! – впервые за все время заседания расцепил ладони Президент и откинулся на спинку стула. – Что ж вы о самом главном не сказали? А ну-ка, Петя Великий, поведайте нам, что там с катером, вы ведь у нас постоянно контактируете с нашими соседями…

От изумления Серафим даже перестал дышать. Как это так – «постоянно контактируешь»? Ведь всем известно, что Аархерцы ни на какой контакт не идут! И лишь самые избранные знают, откуда берется часть изобретений Перфициды.

Петр еще больше насупился:

– Время не подошло, вот и не говорили. А катер наши соседи не усовершенствовали, а создали с нуля по нашему заказу. У него следующие характеристики: в сравнении со стандартной моделью емкости батарей электрического двигателя увеличились в десять раз, скорость – в пять раз, ускорение – в семь раз.

– Ого! – этот возглас удивления одновременно вырвался из четырех ртов. Наступившую после этого тишину прервал Знайка:

– Ну, при таких характеристиках успех операции вырастает до 53 процентов. Прошу также учесть, что это наш единственный реальный шанс изменить ход боевых действий в свою пользу.

– А такие нагрузки не раздавят… пилота? – спросил Президент, глядя прямо на Серафима.

– Нет, не раздавят, – заверил Петр Великий, – соседи гарантировали…

– Ну, тогда у меня будет последний вопрос: Серафим, ты готов к выполнению задания? – подался вперед Президент. Получив в ответ утвердительный кивок головы, вздохнул. – Тогда заседание закончено. Начинаем подготовку к полету. Или как ты его, Победа, назвал – готовимся к попрыгушкам?

Серафим и представить не мог, насколько утомительно-изматывающими окажутся «попрыгушки». Компьютерный гений начисто отверг идею ручного управления катером: «Человек слишком медленное существо, не успеет среагировать. Все должна делать автоматика». И пилоту, облаченному в скафандр с полной системой жизнеобеспечения и пристегнутому к креслу, оставалось только наблюдать, как и куда прыгает катер. Межзвездные сканеры землян называли самой совершенной техникой. По сути, они такими и были. Но любая техника имеет свои недостатки – это аксиома, глубокий смысл которой хорошо понимал Серафим. Победоносцев знал об этом еще больше, и весь план строился на маленьком, часто ничтожном зазоре во времени, создаваемом в результате описания за 30 секунд лучом сканера полного круга. Сканеры землян располагались между собой на расстоянии половины светового года. Зона действия одного перекрывалась зоной действия другого. Иногда в этих условных жерновах, просеивающих все движущиеся и неподвижные небесные тела, естественные и искусственные, образовывались пустоты. В них и должен был, к тому же дополнительно прикрываясь тенью от этих самых тел, проскальзывать катер, чтобы остаться не обнаруженным.

Серафима то вдавливало, то выталкивало из кресла, тянуло вправо, влево. И даже четыре ремня, прочно фиксирующие пилота, не могли спасти от этих непрерывных и беспорядочных дерганий. Ощущения были странные: будто в неподвижно лежащем теле все внутренности раскачивало туда-сюда, вдавливая их то в ребра, то в спину, то в бока.

Компенсаторы гравитации в стандартных катерах обычно чуть слышно шуршали, а в случае высоких перегрузок будто начинали тихо петь монотонным металлическим голосом. Созданные же «соседями» гравикомпенсаторы издавали весь спектр доступных слуху человека звуков. Серафим понял, что зря проигнорировал предложенные ему специальные наушники. Он поступил легкомысленно, оставив их слишком далеко, во входном тамбуре катера, и теперь вынужден был терпеть какофонию скрежета, визга и воя. Иногда звуки становились настолько громкими, что он зажимал уши руками. При этом Серафим постоянно смотрел на виртуальный экран, границы которого он, устроившись в кресле, очертил рукой. Он сосредоточил все свое внимание на местоположении катера и скорости его полета. Красная дрожащая точка на фоне мириады желтых и белых пятен звезд, казалось, беспорядочно прыгала во все направления, замирала на месте, чтобы через несколько минут, а то и секунд совершить очередной скачок. И медленно, но неумолимо приближалась к отмеченной огненным кругом цели – месту, где расположилась армада боевого флота Земной Конфедерации. Больше всего Серафима поразило, как нереально быстро, практически мгновенно катер с нуля выпрыгивал в диапазон, близкий к скорости света, а этот порог преодолевал уже через две секунды, максимально разгоняясь до тридцати. Это было что-то невообразимое, фантастическое! Приводя цифры выросших возможностей катера, Петр Великий явно поскромничал. Серафим хотел отследить весь полет, от старта до финишной точки. Но волнения при длительной подготовке к выполнению задания, долгие «попрыгушки» сделали свое дело – несмотря на шум гравикомпенсатора и бесконечное болтание в кресле, он незаметно для себя крепко уснул.

Проснулся Серафим от громкого веселого голоса управляющего катером искусственного интеллекта по имени Валя: «И-хи-хи, вот и пррр-ие-хх-алли!». С экрана пилоту, так и не притронувшемуся за двое суток к управлению, подмигивал веселый чертик. «Эт-то хорр-рошоо», – в тон ему пробормотал Серафим и начал водить рукой по экрану, настраивая сканеры на определенные параметры работы. Можно было подать голосовые команды, но ему нравилось нажимать на виртуальные клавиши, двигать виртуальные рычажки. Это помогало сосредоточиться и настроиться на тяжелую работу, которую ему еще предстояло выполнить. Серафиму необходимо было скрытно подлететь к расположившейся у планетоида Вампир, получившего такое название за зеленый цвет поверхности и огромные «наросты», армаде земных боевых кораблей. Еще недавно здесь была передовая база Перфициды. Земляне ее уничтожили. Правда, этот успех дался им непросто. Небольшие катера Союза с электрическими двигателями показывали чудеса маневренности, и за трое суток непрерывного первого боя смогли вывести из строя пять кораблей землян, не самых крупных и современных, тем не менее… Это был не столь уж великий удар по боеспособности флота, но Земная Конфедерация, в легкой победе которой все были уверены, понесла большие репутационные потери. Потому что смогла подбить всего пятнадцать маленьких катеров противника. Их уверенность в том, что неожиданное для всех, ничем не мотивированное предъявление ультиматума Перфициде и немедленно за этим последовавшее вторжение в ее космические границы приведет к немедленному разгрому, не оправдалась. Были еще несколько стычек, в итоге земляне потеряли девять кораблей. К тому же выяснилось, что Перфицида обладает не только катерами, как считалось, а имеет достаточно большой современный военный флот. И агрессор срочно перебросил в театр разгорающихся боевых действий большую часть своей внушительной армады, стремясь быстро разгромить противника. На входящих в состав Земной Конфедерации планетах было много недовольных вторжением и нарушением договоров, и скорая победа гарантированно обещала пресечь такие брожения в зародыше.

Помешать этому должен был Серафим. Ему предписывалось неожиданно появиться в пределах видимости земного флота и постараться повести за собой как можно больше кораблей. Понимая, что на один катер враг не клюнет, планировалось запустить с десяток ложных целей. Ну и выстрелить шестью торпедами. Петр Великий, объясняя смысл задания, сказал, что и «обманки», и торпеды – самые современные разработки, противоядия от них еще не создано. Первые должны были вызвать у преследователей иллюзию, что они гонятся за целой сворой катеров, вторые – точно попасть в цели и нанести при этом серьезный урон (Петр все это гарантировал). Серафим не стал спрашивать, приложили ли к созданию таких «игрушек» руки «соседи». Он только вопросительно-выразительно посмотрел на Петра, закатил глаза вверх, намекая на Аархерцев, и получил в ответ утвердительный кивок головы.

Увлекшихся погоней землян должны были встретить стоящие в засаде силы Перфициды. По расчетам выходило, что потери составят от десяти до пятнадцати кораблей. Такой потери техники и личного состава мирные жители Земной Конфедерации военным точно не простят. Были просчитаны несколько вариантов дальнейшего развития событий, и все они оказались для агрессора чрезвычайно негативными, ведь демократию и право на протесты, вплоть до выхода из Конфедерации, никто не отменял.

И вот катер Серафима прочно, четырьмя магнитными ногами, вцепился в самый край метеорита, на 50 процентов состоящего из железа, диаметром около ста километров, с красноречивым названием – Блин, ведь его толщина не превышала шести километров. Эта была идеальная позиция, откуда можно было одним рывком подобраться поближе к боевым кораблям землян. Оставалось только протестировать состояние катера, прежде всего электрических батарей, и стартовать. Искин выполнил это задание и одобрительно улыбался с экрана. Но что-то останавливало Серафима.

– Эй, парень, – услышал он требовательный голос Победоносцева, – пора начинать!

– Хорошо, – ответил Серафим, – только загляну за Блин, оценю обстановку.

– Да что там смотреть, все чисто! – недовольно пробурчал великий программист.

– А я все-таки посмотрю, – решительно заявил Серафим, – это много времени не займет.

И вздохнул: «Валера, проверь, пожалуйста».

Искин лихо принял приказ: «Будет исполнено, ваше благородие!». От борта катера отошла телескопическая рука с наконечником – сканером-невидимкой (по крайней мере, так утверждал Петр). Этот «глаз» только успел взглянуть за обратную сторону Блина, как Серафим закричал: «Назад!». Рука мгновенно втянулась в катер.

Искин вывел запись на экран. От увиденного Серафима била нервная дрожь. Он понимал: это невероятная удача, шанс, который выпадает лишь раз в жизни! За обратной стороной Блина, практически впритык друг к другу, висели три корабля Земной Конфедерации. И какие! Дредноуты!! Самые крупные корабли, объединившие в себе огневую мощь линкора и способности тяжелого авианосца!!! Каждый из них в состоянии как выдержать атаку целого флота противника, так и разгромить этот флот. Мощная броня и защитное поле, огромный арсенал оборонительного и наступательного вооружения, плюс целый рой авиации ближнего и среднего боя!

Буквально в нескольких километрах от катера Серафима прятались, полагая, что находятся в полной безопасности, три чудовищных туши длиной в три километра, страшные своими боевыми возможностями. Все три дредноута Земной Конфедерации! Более мощным был лишь супердредноут командующего космическим флотом, контр-адмирала Земли Збигнева Пржковски.

Серафим постарался как можно быстрее успокоиться и точно рассчитать свои дальнейшие действия. В том, что будет атаковать, он не сомневался. В случае успеха чаша весов в войне могла склониться в сторону Перфициды. Теперь надо было все точно спланировать.

Зная, что канал голосовой связи работает беспрерывно, Серафим спокойным голосом сказал:

– Ребята, за обратной стороной Блина находятся три дредноута.

– Что?! – закричал Победоносцев. – Повтори!

– Все три, рядышком, вплотную друг к другу. Буду атаковать. Мне обязательно надо подбить дредноут «Валькирия», на котором находится сын командующего, Вальтер Пржковски. У папаши не самый уравновешенный характер, и он точно будет мстить за смерть сына, может совершить необдуманные шаги, на которых его надо будет ловить. Но мне нужна поддержка.

– Какая? – раздался голос Петра Великого.

– Всесторонняя! – хохотнул Серафим. Ему вдруг стало легко и весело. А главное, появилась уверенность, что он сможет сделать то, что должен! – «Валькирия» самая дальняя от меня цель.

– И что?

– Прорваться к ней через два дредноута я не смогу. Придется дорогу расчищать, а их того, взрывать. По две торпеды на каждую цель хватит?

– Хватит, – без раздумий ответил Петр.

– Ну и замечательно! – засмеялся Серафим. – Петя, ты не волнуйся, это не нервный смех, это предвкушение победы!

– Ты знаешь, какие на этих кораблях Искины?! Ты не успеешь! – снова закричал компьютерный гений.

На этот раз засмеялся Петр:

– Он очень хорошо это знает. Сима, какую всестороннюю помощь тебе обеспечить?

Серафим коротко изложил свой замысел. Искины на дредноутах землян были установлены действительно самые современные. Но они только предлагают варианты действий, решение принимает главный офицер соединения, то есть трех кораблей, в данном случае Вальтер Пржковски, заместитель командующего флотом. А слабые места есть как у техники, так и у людей. Еще в юности в одном из боев Вальтер получил тяжелое ранение, в итоге нижняя часть тела была парализована. Земная медицина оказалась бессильна, а клиники «Айболит» тогда еще не существовало. Позднее Вальтеру предлагали имплантировать искусственные ноги, но он отказался. Поэтому командовал из инвалидного кресла. У него было снижено время реагирования, что, конечно же, тщательно скрывалось. Все это Серафим узнал случайно. Затем, внимательно понаблюдав за Пржковски-младшим, убедился в достоверности информации. На этом и следовало сыграть. Несколько кораблей Перфициды, находящихся в засаде, должны дать себя обнаружить. Искины дредноутов автоматически переключат почти все локаторы и сканеры на сектор, который будет представлять потенциальную угрозу. Вот в данный момент, не раньше и не позже, в дело предстояло вступить Серафиму.

После минутного молчания послышался тяжелый вздох Петра:

– Сима, твой план принят. Не жди нашей команды. Выдвигай руку со сканером. Время ее складывания – одна сотая секунды. Нет, ты не ослышался. Поэтому, как только получишь от сканера информацию, что дредноуты с кругового обзора переключили внимание на наши корабли, одновременно нажимай две клавиши – складывания антенны и старта. После пуска последней торпеды не возвращайся назад, а резко уходи вправо и лети к сектору номер тринадцать. Удачи!

У Серафима всё получилось. Торпеды вонзились в тела дредноутов именно в тех местах, где надо – в зоне термоядерного реактора. Расчет на замедленную реакцию Пржковски-младшего оказался верным: атакованные корабли ничем не огрызнулись. Выведенный на экран мощнейший ядерный взрыв свидетельствовал, что по крайней мере один дредноут был уничтожен полностью. Не имело значение, взорваны три реактора или один, итог однозначный – дредноутов больше нет. Катер не пострадал, он успел уже далеко уйти из опасной зоны. Серафим облегченно вздохнул. Как оказалось, напрасно: в секторе номер тринадцать его ждал неприятный сюрприз – здесь оказался пара земных истребителей-перехватчиков, которых на этом месте никак не должно было быть. Отбиться от них было нечем. Серафим резко отвернул катер в сторону и нажал виртуальную кнопку «Форсаж». Но было уже поздно – истребители успели выпустить несколько торпед. Последнее, что он видел, была яркая вспышка света.

Очнулся Серафим с неприятным ощущением дискомфорта и беспокойства и сразу понял источник таких редких для него чувств. Во-первых, он был крепко зафиксирован на мягкой поверхности, на которой лежал, причем не только в области рук, ног и живота, а буквально приклеен так, что даже двинуть шее не мог. Ему показалось, что он чувствует легкую, почти невесомую повязку на глазах. Серафим не успел ни о чем подумать, потому что раздался голос Петра:

– Сима, не нервничай и не думай ни о чем плохом. И ничего не говори. Так надо. На глазах у тебя повязка. Сейчас ты проходишь медицинское обследование. Расслабься и полежи полчаса молча.

Успокоиться не получилось, но Серафим послушно выполнял указание до момента, пока двоюродный брат ни сказал:

– А вот теперь можем поговорить.

– Что со мной? – тревожно спросил Серафим. – Для чего эта повязка?

– Ты совершил одну маленькую ошибку: не переключил светофильтр защитного скафандра на автоматический режим. Торпеды, сам знаешь, взрывается очень ярко. Повреждена сетчатка глаз. Но врач из клиники «Айболит» говорит, что все будет хорошо. Правда, пару дней тебе придется полежать вот в таком положении, полечиться.

– А у меня мышцы не атрофируются? – зло спросил Серафим.

– Не атрофируются. Это тебе, герой, хороший урок на будущее: будь внимательнее.

– Доктор из «Айболита», говоришь? Но чтобы попасть к ним на прием, надо долго ждать… К тому же это очень дорого…

– Как видишь, для нас это не стало проблемой.

– Я не вижу! – огрызнулся Серафим.

– Извини, я неловко выразился. Ну, в общем, для нас это не стало проблемой. А что ты не спрашиваешь, как себя чувствует твой катер после попадания сразу двух торпед?

– А от него еще что-то осталось? – удивился Серафим.

– Да. Катер не пострадал, он в строю и ждет тебя для совершения новых подвигов. Кстати, все шесть твоих торпед попади куда следует, и тех трех дредноутов в природе не существует. Ты оказался прав, Пржковски пришел в бешенство. Он поклялся наказать убийцу сына. Более того, Земная Конфедерация объявила тебя врагом номер один и выделила на твою поимку или уничтожение просто умопомрачительное вознаграждение. Переваривай эту и другую информацию. Может, обеспечить доступ к ней напрямую через мозг? Приклеим одну маленькую штучку к виску – и всё!

– Нет, – возразил Серафим, – я лучше послушаю.

– Как хочешь. В твоем распоряжении все доступные ресурсы.

…Серафим и Петр ужинали в ресторане на крыше госпиталя, где лежал пилот. На открытой площадке стояло несколько столиков с уютными креслами. Они были пусты – время ужина уже давно прошло. Но обслуживающий персонал, девушка и парень, смена которого уже закончилась, не торопились уходить, почтительно стояли у стойки – они знали, кто устроил столь позднюю трапезу.

– Завтра меня наконец-то отпускают на свободу, – лениво ковыряясь вилкой в тарелке, сказал Серафим. Есть не хотелось: он только сегодня был освобожден от пут, а неподвижное лежание не способствовало выработке аппетита.

– Знаю. Ты давай ешь, не обижай людей – смотри, как они поедают тебя влюбленными глазами. Ты теперь национальный герой!

– Нашел чем обрадовать… Ты лучше скажи, как нам армаду землян разбить. У них все равно огромное преимущество. Если я правильно понимаю, они подтянули все свои силы, и теперь по количеству кораблей они превосходят нас в пять раз, а по огневой мощи – практически в десять раз. Нас может спасти только чудо.

– Вот ты его и сотворишь, – небрежно бросил Петр, приступая к кофе.

– Как?! – опешил Серафим.

– Пока все не съешь, не скажу.

– Но…

– Давай-давай, ешь!

Лишь когда Серафим взял в руки чашку с кофе, Петр задумчиво сказал:

– Есть одна идея…

– Только идея?

– Да нет, мы уже хорошо поработали над ее претворением в жизнь. Все готово. Не хватает только одного – твоей встречи с адмиралом Пржковски.

– Встречи? – изумился Серафим.

– Именно так. Ты должен появиться перед ним, причем так, чтобы он понял, кто перед ним, а потом броситься убегать.

– Убегать?! – рявкнул Серафим так возмущенно, что обслуживающий персонал вздрогнул и даже сделал пару шагов в их сторону.

Петр махнул им рукой, дескать, все в порядке, и медленно, по слогам повторил:

– У-бе-гать. Зная характер адмирала Пржковски, можно утверждать, что он без раздумий бросится в погоню. А его выкрик типа «Вперед!» командиры кораблей смогут принять за приказ, и последуют за ним. Пусть даже за тобой погонится только супердредноут, это уже будет хорошо. Тебе предстоит не просто убегать, а убегать в строго определенное место. Там твоим преследователям приготовлен большой сюрприз.

– Ну, если большой сюрприз, – хмыкнул Серафим, – то я согласен исполнить роль трусливо убегающего зайца.

Серафиму понравился замысел, он и в самом деле был необычен и красив. Стоило идти на смертельный риск ради того, чтобы уничтожить супердредноут, разрушив его термоядерную энергетическую установку, что в зависимости от расстояния остальных кораблей Земной Конфедерации от места взрыва должно было или испепелить, или в худшем временно случае вывести их из строя.

И снова Серафим пережил «поскакушки», казавшиеся бесконечными. Вынырнув в пределах видимости земного флота, его катер не бросился прочь, а на предельной скорости начал сближаться с вражескими кораблями. Как только на виртуальном экране вспыхнул яркий зеленый огонек, он хлопнул ладонью в область, где призывно помаргивала большая кнопка «Пуск». Потом резко, на 180 градусов, сменил курс катера. Расчет тех, кто тщательно готовил эту операцию, оказался верным. На супердредноуте, похоже, не сочли небольшое суденышко Перфициды представляющим какую-либо опасность. Возможно, поэтому прозевали пуск торпед. Или не восприняли это всерьез? Ну что мелкие торпеды могли сделать четырехкилометровому, под завязку вооруженному и защищенному, супермонстру?

Серафим закричал от восторга, когда по ожившим на экране точкам понял, что вслед за флагманом в погоню за ним бросились многие другие корабли земной эскадры. Теперь ему оставалось только выйти в назначенную точку ЭКРАНА. Его катер должен был проскочить в узкую открывшуюся горловину невидимого сверхпрочного сплошного поля до момента, когда взорвется термоядерный реактор супердредноута. Поэтому он держался на таком расстоянии, чтобы запускать в него торпеды не имело смысла. Но что-то пошло не так. Серафим понял это, когда страшный удар расплющил катер, а вместе с ним и пилота. То ли торпеды все же были пущены и достигли своей цели, то ли взрыв реактора произошел на долю секунды раньше расчетного времени…

На этом месте своих воспоминаний Серафим очнулся. Открыв глаза, с удивлением понял, что он лежит полностью под водой, лицом вверх. Ему это очень не понравилось. Он хотел всплыть, но не смог пошевелить даже пальцами. При этом Серафим обнаружил, что он продолжает свободно дышать, моргать глазами, словно находится на воздухе. Боли не было – совершенно никакой! Его пробуждение заметили, и непонятно откуда идущий, но очень знакомый голос Рыжей бодро произнес: «Добрый день! Не волнуйтесь, все в порядке. Вам надо просто захотеть всплыть наверх и выйти из регенерационной ванны. Четко сформулируйте ваше желание – и все получится».

Серафим удивился: «Как-то все это очень странно». Но решил следовать совету Рыжей – и у него действительно все получилось.

Вскоре Серафим лежал на широком топчане, а стоящие с двух сторон роботы-ассистенты помещали на его тело, казалось, бесконечное количеством датчиков и приборов. Рыжая довольно улыбалась: «Мы снимем и проанализируем все параметры вашей жизнедеятельности». Привыкший к принятым у военных экспресс-обследованиям, Серафим недовольно пробормотал: «Зачем их так много? В армии было по-другому». В ответ он получил обворожительную улыбку: «Нам нужны ВСЕ данные. Процесс этот довольно длительный, поэтому вы снова уснете». Серафим недоуменно уставился на медсестру: «Но я же только что проснулся, я и так долго спал! Я хорошо себя чувствую, мне надо выписываться из вашей лучшей в галактике клиники, у меня есть важные дела». Рыжая вздохнула: «Больной, не препирайтесь с лечащим врачом! Я лучше знаю, что и как делать. Вы не спали, а долго и очень напряженно работали – вы вспоминали! А вот теперь наконец-то недельку отдохнете, и пока вы будете находиться в состоянии покоя, мы получим всю нужную нам информацию и подправим то, что надо, там, где надо». Последнее, что успел подумать Серафим, было: «Это врач, а я ее принимал за медсестру… Интересно, не обиделась ли она? Я бы, наверное, обиделся…»

Через неделю Серафим и Петр снова ужинали в ресторане на крыше госпиталя. Время было приблизительно такое же, как и в прошлый раз. И те же самые юноша и девушка почтительно стояли у стойки, внимательно наблюдая за кузенами, старательно делая при этом вид, что заняты своими неотложными делами.

Петр с подозрением смотрел на брата:

– Ты какой-то сонный, сам на себя не похож…

– Доктор сказала, что через день все будет в норме. Но не обращай на это внимания: я в полном порядке, так, небольшая усталость. Лучше скажи, что там с Земной Конфедерацией?

– Сегодня утром был подписан договор о безоговорочной капитуляции. Создано переходное правительство, цель – объединение Перфициды и Земли. Возглавляет его Президент Межпланетного Союза Перфициды Карпатый Юлий Святославович. Ну, ты с ним знаком. Работа предстоит огромная, я тоже в нее вовлечен.

– А почему в новостях об этом ничего нет? И почему ты не на Земле? – удивился Серафим.

– Ну, потому что сегодня день неподходящий – 13 мая.

– Это из-за суеверия, что ли? – Серафим от изумления вскочил и начал описывать круги вокруг стола.

Петр засмеялся:

– Да успокойся ты! Просто так получилось. На Земле полным ходом идет работа, подписываются всякие соглашения на уровне премьер-министров, адмиралов и так далее. А я к тебе прилетел, на тебя посмотреть.

Серафим остановился, задумчиво посмотрел на брата:

– Только не ври, что только посмотреть – я тебя хорошо знаю. Что еще от меня требуется?

Петр смутился:

– Понимаешь, есть предложение сделать тебя главнокомандующим объединенного космического флота…

– Нет! – резко возразил Серафим. – Даже не пытайся меня уговаривать! Наелся я войны знаешь по какое место?!

– Но твой талант, твои знания! Президент хочет тебя видеть на этом месте.

– Нет! По поводу знаний можете быть спокойными. Через пару дней заберу свои записи, соберусь с мыслями – и надиктую все, что знаю. Думаю, за неделю управлюсь.

– За неделю? – переспросил Петр.

– Да. А может, и дольше. Быстрее не смогу, меня отправляют на Минералку. На долечивание какое-то время придется выделать.

– На какую Минералку?

Серафим рассмеялся:

– Сразу видно, что ты весь ушел в государеву работу, от жизни оторвался. Минералкой все называют планету Якурото. Там лучшие минеральные воды, целебный горный воздух и растения, выделяющие умопомрачительные объемы фитонцидов и прочих полезных веществ. Вот потом, а это где-то через месяц, если тебя так сильно волнует мое будущее, мы о нем и поговорим. Но про военную карьеру не заикайся! Ни маршалом, ни офицером, ни даже советником не пойду! Это мой окончательный ответ.

…Братья встретились на орбите Земли, на личной яхте Президента, который висела на расстоянии тысяча километров от поверхности. Петр, похоже, торопился, и сразу повел Серафима к… его катеру. Серафим не мог прийти в себя от изумления, гладил поверхность, придирчиво осматривал все внутри – это был его катер! Но как так?! Ведь он сгорел в термоядерном взрыве? Петр похохатывал: «Ни о чем меня не спрашивай. Я сам ничего не понимаю и не знаю. Наши «соседи» тебе его подарили, персонально». На главный космодром Земли катер буквально упал – спуск занял всего две минуты, и они успели перекинуться только парой слов. Спустившись на серую поверхность – то ли бетон, то ли какой-то полимер, Серафим удивленно замер. Он ожидал увидеть вереницы самых разномастных антигравов (на Землю разрешалось садиться только им). Но космодром был девственно пуст.

– Почему так? – Серафим растерянно повел руками. – Почему никого нет? Что случилось?

– Случилось воплощение мечты главного героя современности, в одиночку уничтожившего боевой флот Земной Конфедерации, – воздев руки вверх, напыщенно провозгласил Петр. После чего уже обычным голосом объяснил. – Помнишь, ты говорим, что хотел прилететь на Землю один, пешком пройти по взлетной полосе… Вот оно, свершилось!

– Брось паясничать! – обиделся Серафим. – Пошли быстрее. Стыдно: люди ждут вылета и посадки, а тут мы мешаемся, гуляем.

– Придется до конца выдержать марку, – сокрушенно покачал головой Петр. – Посмотри, окна космопорта облеплены людьми, которые приветствуют своего героя!

– Ты это серьезно?!

– Нет, конечно. Никто ни о чем не знает. Просто произошел какой-то глупый мелкий сбой у искусственного интеллекта – чего только на свете не случается. Не торопись, успеют люди улететь и прилететь.

Серафим недовольно сопел:

– Ну, тогда объясни, зачем ты меня на Землю вытащил?

– Потому что ты никогда здесь не был. Хочу тебе показать колыбель человечества. Ты, кстати, не забыл, что подписал бумаги о том, как распорядиться предоставленными тебе на Земле участками?

– Не забыл. На разработку. Ты мне объяснил, что вынут грунт и все, что находится ниже, продадут, взамен оставят какой-то инертный материал. Кстати, – засмеялся Серафим, – это, наверное, сделает меня невероятно богатым?

Он ожидал, что Петр подхватит шутку, но тот остался очень серьезным:

– Да, ты очень богат. Ты сейчас один из самых завидных женихов и на Земле, и на Перфициде. Помнишь, сколько тебе выделено участков?

– Семь, – растерянно пробормотал Серафим.

– А на размеры, конечно, внимания не обратил? Тогда напомню: два участка размером двести на двести метров, пять – километр на километр. Разработка – это выемка всего, что входит в эту площадь, на безопасную глубину, то есть почти до магмы. Но давай я тебе все объясню во время обеда – есть очень хочется. Покажу тебе космопорт, там много чего необычного. Ты лучше расскажи, как прошло лечение на этой… Минералке…

Пришлось выполнять просьбу Петра. Краткого рассказа хватило как раз до входа в космопорт. Внутри оказалось действительно очень много интересного. Эскалатор, неспешно несущий их на второй этаж, показался Серафиму немного круче, чем положено такому механизму. Вместо ответа на вопрос о безопасности Петр резко подался назад – и словно уперся во что-то: «У каждого человека на эскалаторе индивидуальное защитное поле». Серафим тоже резко наклонился, но вперед – и встретил упругую стену.

Нигде не было общего освещения, по воздуху на разной высоте плавали светящиеся шары, причем там, где шли, сидели и стояли люди, их было больше, пустые участки находились в полумраке.

– Вот здесь расположены рестораны, – сказал Петр, сворачивая в бесконечно длинный коридор. – Смотри внимательно. Вот первый зал.

Здесь они остановились. Увиденное Серафима не впечатлило, уж очень напоминало недорогой ресторан на Перфициде: самые обычные столы и стулья, официанты в белом, в дальнем конце – зона, где готовят блюда.

– Ну как? – хитро спросил Петр. – Ничего необычного? Это по меркам Перфициды. А здесь это ужасно дорогой ресторан. Знаешь, что на Земле стоит больше всего? Назову по мере убывания: земельные участки, труд человека, собственное жилье, натуральные продукты и натуральные материалы. А здесь работают люди, блюда готовятся из натурпродукта, на виду у посетителей. Еду разносят официанты. Мебель не просто натуральная, она вся из массива дерева. Цены зашкаливают, поэтому ресторан полупустой. Мы можем себе позволить здесь обедать, но пойдем дальше.

Во втором зале простые, изготовленные явно из искусственных материалов столы и стулья стояли намного ближе друг к другу, между ними катались роботы-официанты. Петр объяснил:

– Тоже знакомая нам картина. Недорогие синтезированные продукты, кухня скрыта от посетителей, которых очень много из-за невысокой цены, ведь на Землю прилетают не только богачи. Да и нет смысла показывать кухню – это пара высокопроизводительных автоматов. Поэтому площадь зала намного больше.

На третий зал Серафим смотрел с удивлением:

– Это ведь точная копия кафе на Перфициде! Недорогая мебель, система самообслуживания – вон народ с разносами ходим, выбирает блюда, автоматическая касса. Мне это не мерещится?

– Нет, – засмеялся Петр, – это реальность. Понимаешь, мы – победители, входим в моду на всей территории Земной Конфедерации. Это, так сказать, первая ласточка. Самое интересное, что здесь готовят блюда из доставленных с Перфициды продуктов, наши повара, по нашим рецептам и традиции. Поэтому обедать здесь достаточно дорого. Но людей, как видишь, много. Не хочешь поесть домашней пищи?

– Нет, это я буду делать у себя на родине. А сейчас, раз уж мы на Земле, хочется чего-нибудь земного, и чтобы с экзотикой.

– Тогда нас ждет четвертый зал. Он, кстати, самый дорогой. И самый посещаемый.

Братья остановились у входа в зал.

– Так, что ты видишь здесь необычного для себя? – поинтересовался Петр.

– Ну… По площади он самый большой. Столы стоят довольно далеко друг от друга. Причем и столы, и стулья не однотипные, вижу одиннадцать вариантов мебели. Некоторые места отгорожены, и эти изгороди, или как правильно их называть, гармонируют с мебелью. Три места полностью отгорожены каким-то балдахином. Ну, это все вроде понятно. А вот что за столбики стоят на пустых местах, ума не приложу.

Петр довольно улыбался:

– Сейчас увидишь, что это такое. Давай не будем заходить вглубь зала, вот у самого входа есть свободное место.

Серафим согласился, и они подошли к матово-серому столбику диаметров около полуметра и высотой порядка 80 сантиметров.

– Это – посадочное место, – начал объяснять Петр. – Смотри, как оно работает.

Он поднес руку к столбу, почти коснувшись его. «Здравствуйте, Петр Викторович, – раздался приятный женский голос. На сколько человек накрывать стол?»

Серафим ошалело смотрел на эту странную, в виде усеченного столба, конструкцию – где здесь мебель? А Петр распоряжался: на двоих, блюда закажем у стойки бара, сейчас выберем вариант стола. При этом с интересом косился на брата. Потом повернулся к Серафиму:

– Выбор обстановки за тобой. Протяну руку.

На движение руки столб отреагировал появлением виртуального экрана и словами: «Здравствуйте, Серафим Владимирович». Экран увеличился, на нем высветилось несколько иконок с изображениями разных столов с двумя стульями.

– На каждой странице по четыре комбинации. Листая и выбирай, за каким столом и на каких стульях или креслах хочешь сидеть. Там, по-моему, 40 вариантов.

Серафим выбрал. Столбик мгновенно окутался защитным полем, которое начало мягко отодвигать братьев в сторону.

– Пошли, выберем себе на обед какие-нибудь особенные блюда, – скомандовал Петр.

У стойки бара они провели минут двадцать. Оказалось, что Петр знаком с обоими барменами, они втроем долго обсуждали меню, каких-то знаменитых землян, в знак протеста против победы Перфициды ушедших в изгнание, какие-то непонятные и не интересные Серафиму земные события.

У входа в ресторан братья пораженно застыли. Зал неузнаваемо изменился. Прежними оставались только несколько балдахинов. На краю, там, куда должны были сесть братья, стояла изгородь из толстой, плотно подогнанной лозы. В середине находился квадратный, грубо сколоченный деревянный некрашеный стол, по обе стороны – плетеные, но уже из более мелкой, чем в ограде, лозы, стулья.

Практически весь остальной зал был утыкан точно такими же, из дерева и лозы, столами, стульями и изгородями.

– Это где ты такой удачный вариант нашел, что он всем понравился? – откашлявшись, спросил Петр.

– Было 60 вариантов. Я выбрал первый с конца.

– Понятно, – хохотнул Петр. – Что застыл? Ничего необычно. На переформатирование одного стола в зависимости от числа клиентов уходит от полутора до трех минут. Захотел – изменил свой интерьер. Правда, это дорого стоит, но сюда заходят только богатые. Пошли занимать свои законные места.

Братья сели на скрипнувшие под ними кресла. От стола пахло свежеструганными досками. Серафим постучал костяшками обеих рук по твердой поверхности, отозвавшейся глухим звуком. Петр понимающе улыбнулся:

– Самое интересное, что если взять кусочек стола на анализы, то выяснится, что это стопроцентно натуральное дерево. Запредельные технологии, не так ли? И это на бытовом уровне. Можешь представить, что Земля имеет в других областях.

– Но ведь все уверяют, что мы в науке землян обогнали? – недоуменно пробормотал Серафим.

– Мы сейчас это обсудим. Но сначала начнем обедать – очень кушать хочется. Итак, приступаем. Стол у нас – как сказочная скатерть-самобранка. Сейчас все будет, надо только подать команду: «Можно подавать первое блюдо».

По столу пробежала едва заметная рябь, затем строго по центру образовался белый круг, провалившийся вниз, а через секунду оттуда поочередно выплыли кастрюля с половником, полуприкрытая крышкой, две тарелки и все необходимые для трапезы приборы.

Серафим хмыкнул:

– А я думал, что здесь все автоматизировано.

– Да ты что! – горячо возразил Петр. – Весь смак в том, что ты сам разливаешь по тарелкам уху из стерляди, вдыхаешь запах, любуешься бесподобной прозрачностью этого блюда! Это же какая-то симфония запаха, вкуса и красоты!

Покончив с ухой, братья практически одновременно откинулись на спинки стула. Серафим вздохнул, словно принимая сложно решение:

– У меня к тебе серьезный разговор.

– Хорошо. Я к нему готов. Более того, открою тебе сегодня много тайн. Ты не удивился, что стол знает меня и тебя?

– Ну, – замялся Серафим, – может, мы важные персоны, поэтому внесены в какие-то базы данных. Вот каждому прилетевшему на землю туристу на руку крепят браслет…

– Да не в это дело, – махнул рукой Петр. – К тому же, если заметил, у нас браслетов нет. Такие данные есть на всех, кто живет в нашей вселенной. А браслеты так, для вида, чтобы никто не задавал неправильных вопросов.

– Но ведь это нарушение закона о личном пространстве. И потом, как же доступ к определенным объектам через сканирование ладони, сетчатки глаз, мочек ушей?

– Это все тоже для отвода глаз, – хмыкнул Петр. – На самом деле даже стол в ресторане знает, кто мы. Тотальный контроль.

– Петя, а разве можно об этом здесь, вдруг кто-то услышит, видеокамеры запишут…

– Не услышат, не запишут. Я сказал кодовое слово, и мы находимся в защитном поле, которое…

– Погоди! – оборвал его Серафим и, резко вскочив, бросился догонять прошедшего мимо зала долговязого сутуловатого молодого мужчину. Через минуту он представлял его своему брату:

– Это Ильдар Габитов. Мы с ним в академии вместе учились. Он был в списках погибших в первой стычке с землянами. Давай, рассказывай, как ты выжил! Петр, закажи и на него обед.

Ильдар, волнуясь и сбиваясь, поведал о том, что в первом бою смог подбить малый десантный корабль землян, но сам получил торпеду. Искореженный катер с двумя пилотами отбросило так далеко, что его нашли лишь через неделю. Потом было лечение. Когда Ильдар был готов встать в строй, война закончилась.

– Мне дали месяц отпуска. Прилетел на Землю, чтобы выбрать два участка, которыми меня наградили, оба размером двести на двести метров. Можно на них строить гостиницы, развлекательные и торговые комплексы, можно под сельское хозяйство пустить – и то, и другое большую прибыль приносит. Но я решил отдавать оба участка на разработку. Денег будет столько, что хватит и мне, и детям, и внукам. Но я себя без службы не представляю, так что после отпуска вернусь во флот.

– А что можно продать… при разработке? – осторожно спросил Серафим.

– Да всё! Но деталей я не знаю, этим будет заниматься компания, которая ведет разработку. Верхний слой земли очень ценится. Камни охотно покупают, потому что на многих планетах их нет, там облицованные ими дома являются показателями богатства. Из глины во многих местах изготавливают сувениры для туристов. А ниже могут быть полезные ископаемые – нефть, уголь, разные металлы вплоть до золота, даже алмазы. Но больше всего ценятся растения. Есть такая планета, Земля-2, практически копия Земли, но там бедная почва и мало чего растет. Вот там создают природные зоны, как на Земле. Уже сейчас много чего сделали, туристы туда валом валят, потому как там всё намного дешевле, чем на Земле. Про остальное я не знаю, не интересовался. Надеюсь выбрать лесные участки – они больше всего денег приносят.

После этого разговор перешел на общих знакомых, выпускников академии – кто, где, как.

У Ильдара что-то пискнуло за ухом. «Ой! – встрепенулся он. – Круизная гравиплатформа скоро стартует. Пока участки готовят, у меня есть четыре дня, хочу посмотреть Землю, ни разу здесь не был».

После ухода Ильдара засобирался и Петр.

– А расплатиться за обед? – растерянно спросил Серафим, когда они уже покинули зал.

– Автоматически снимут с моей карточки.

– То есть у ресторана есть даже сведения о твоей карточке?

– Обо всех моих счетах, – уточнил Петр. – Я же сказал – тотальный контроль.

Он остановился недалеко от лифта, указал рукой на зал приема пассажиров, где как раз выдавался багаж:

– Посмотри внимательно на процесс. Антигравитационные чемоданы и сумки очень похожи друг на друга, почти все серые – этот цвет сейчас в моде. Смотри! Вот они летят в общем потоке, а вот плывут в руки хозяев. То есть даже сумка располагает данными о человеке. Ее никто не сможет украсть, потому что при попытке воровства сумка подаст сигнал тревоги.

– Да уж… – тяжело вздохнул Серафим.

– Тотальный контроль действует на всех планетах Земной Конфедерации. Теперь понимаешь, почему на них было так мало протестовавших против войны Земли с Перфицидой? У нас такого контроля нет. Сейчас идут споры, эта слежка – плохо или хорошо? Большинство за то, что ее не должно быть. Так что будем сложившуюся систему менять. Это огромная и длительная работа. Иди за мной. Выйдем через служебный вход, на резервную взлетную полосу. Там нас ждет твой катер.

Уже заняв место пилота, Серафим спросил:

– Петя, почему ты в ресторане говорил про запредельные технологии? Для тебя только что было выращено кресло пассажира.

– Но оно сделано из современных материалов. А если провести углеродный и прочие анализы стола, кресел и изгороди из ресторана, то они покажут, что все это было изготовлено в первой половине девятнадцатого века, а, например, беседка шаха с балдахинами прибыла в ресторан из шестнадцатого века. Понимаешь?

Серафим молча нажал на виртуальную кнопку «Старт». Заметив улыбку на лице Петра, спросил:

– Я делаю что-то не так?

– Нет, ты делаешь все правильно. Просто я представляю лица диспетчеров космопорта от твоего старта. Жаль, что не вижу этого. На Земле разрешено передвигаться по воздуху только на дозвуковой скорости. Но ты не беспокойся – мы предупредили землян, какой пилот у них гостит.

– А как же скорость передвижения? Вдруг кому-то срочно куда-то надо?

– Для этого есть сеть гиперпулов – подземных тоннелей, опутывающих всю планету.

…Петр правильно предсказал реакцию диспетчеров на стремительный набор катером скорости и высоты. Диспетчерская, в отличие от других помещений космопорта, была небольшой по площади и выглядела крайне старомодно. В середине квадратной комнаты с высоким потолком стоял большой, капитальный и тоже квадратный стол с реальными экранами и расположенными рядом блоками управления с кнопками и рычажками – во избежание случайного касания экрана виртуального. Кресла были тоже простыми, с колесиками и возможностью регулировки только высоты сиденья и угла наклона спинки. В них сидели 12 молодых женщин в сиреневой полувоенного образца форме. В стороне стоял аналогичный, но значительно больший по размеры, пульт управления главного диспетчера. За ним расположилась внушительных размеров женщина постарше. Она с удивлением смотрела на большой экран, висящий на стене. По нему от космопорта стремительно двигалась точка – вверх и на северо-запад. Практически одновременно раздался возглас нескольких человек: «Шеф, неопознанный объект!» Старший диспетчер щелкнула каким-то тумблером – экран на стене вспыхнул, показав улыбающееся лицо пожилой женщины – и доложила: «Шеф, неопознанный объект!» Пожилая женщина, которая на своем месте могла видеть всю диспетчерскую космопорта, засмеялась: «Спокойно, девочки! К нам в гости пожаловал Летунов Серафим Владимирович». Все диспетчеры синхронно изумленно воскликнули: «Тот самый?» Пожилая женщина кивнула головой: «Тот самый. Не беспокойтесь, никакого хлопка при преодолении звукового барьера не может быть. Даже если этот катер будет лететь на бешеной скорости на высоте метра над землей, ни одна травинка не шелохнется, никто ничего не увидит и ничего не поймет». Кто-то из диспетчеров попытался возразить: «Но мы наблюдаем катер на своих экранах!» Пожилая женщина снисходительно улыбнулась: «Просто мы попросили пилота не включать режим невидимости. Не отвлекайтесь, девочки!» Диспетчеры продолжили работать. А очень скоро неопознанный объект перестал их волновать, исчезнув с экранов. Весь полет катера от момента отрыва от резервной взлетной полосы до точки приземления на удалении в шесть тысяч километров от космопорта занял ровно две минуты.

…Дрезина весело катилась по рельсам, постукивая на стыках. Петр и Серафим стояли на середине платформы и качали приводящую ее в движение ручку вверх и вниз. Непривычные движения, которые необходимо было выполнять без остановки, не давали им возможности сосредоточиться на разглядывании окружающего пейзажа. А он был великолепен. По обе стороны от поднятого где-то на метр над уровнем земли полотна с рельсами лежала степь – зеленая, свежая, слабо искрящаяся под ярким солнцем. Правда, с одной стороны видна была монорельсовая дорога и возвышающиеся за ней высотные здания. Зато с другой стороны, словно выкрашенное безумным художником в зеленый цвет море, ленивыми волнами умиротворенно переливалось огромное, казавшееся бесконечным пространство. Серафим стоял спиной по отношению к движению дрезины, и облегченно вздохнул, когда Петр сказал: «Все, приехали».

Дрезина остановилась напротив большой деревянной платформы с несколькими постройками. Серафим, шагнувший на нее вслед за Петром, недоверчиво потопал ногой:

– Дерево? Натуральное?

Петр утвердительно кивнул головой, огляделся и сказал:

– Так, нам надо наше транспортное средство убрать.

После чего вернулся на дрезину и с усилием потянул какой-то рычажок. Сначала сложился и ушел внутрь рычаг, затем корпус сузился, вырос в высоту, опустился вниз так, что колеса оказались снаружи. Петр спрыгнул на землю, махнул рукой, призывая брата последовать его примеру. Серафим обалдело смотрел на происходящее:

– Э-э-э. Наверное, дрезина могла сама ехать?

– Могла, – согласился Петр, – но в ручном режиме интереснее.

Братья подняли оказавшуюся достаточно легкой дрезину и втолкнули ее в открывшуюся в сплошном деревянном настиле широкую щель. Петр снова куда-то нажал, и появилась лесенка, по которой они поднялись на перрон.

Серафим с интересом рассматривал впервые виденный им железнодорожный вокзал. С края платформы вверх поднималось несколько колонн. Наверху они были соединены поперечными балками с двумя зданиями. Все это пространство было покрыто стеклом.

– Натуральное? – с сомнением спросил Серафим, глядя вверх.

– Нет, современный материал. Не думай, что здесь все точно воссоздали так, как было в конце девятнадцатого века. Что-то – да, хотя в основном стилизация. Но туристы и от этого в диком восторге.

Братья подошли к зданию, к которому примыкала деревянная платформа. Оно было сложено из красного кирпича, с несколькими большими окнами и двумя широкими входными дверьми. Через ближайшую они и вошли внутрь. Помещение с покрытыми мозаичными плитками полами не имело перегородок, но четко делалось на две половины. В одной располагались деревянные скамьи с выгнутыми спинками, стоящие почему-то строгими рядами в одном направлении. Также здесь был пульт управления, замаскированный под тумбу для оратора, и явно утопленный в стену экран. «Здесь туристам показывают фильмы, экскурсовод читает коротенькую лекцию. Голография не используется – места маловато, да и не вписывается она в общий антураж», – объяснил Петр.

Во второй половине вокзала стояло много квадратных и круглых одинаковых столов на одной ножке и со стульями – все вычурное, округлое, без единого острого угла. Дальнюю стену занимали открытые шкафы без дверок и длинная широкая стойка. На шкафах стояла разнообразная посуда, множество бутылок и огромный ассортимент всевозможных продуктов – головки сыра, круги колбасы, сушеная рыба, несколько видов печенья и пряников… Серафим понял, что названия большей части еды он просто не знает. На стойке расположились три внушительных желтых самовара, подносы с посудой, несколько ножей, а также еда, но уже вытащенная из упаковки, частично разрезанная на маленькие порционные кусочки. За ней стояла красивая девушка в белой, ярко расписанной блузе с длинными рукавами.

Поздоровавшись, Петр вздохнул:

– Эх, жалко, что мы плотно пообедали, здесь такая вкусная еда!

– Вся натуральная? – поинтересовался Серафим.

– Нет, еда здесь самая разная, на любой вкус и размер счета. Но натуральные блюда – это просто волшебство! Кухня конца девятнадцатого века.

Еще раз вздохнув, Петр попросил чая с пирожками с земляникой. И чай, и пирожки оказались необычайно вкусными, так что братья повторили заказ.

Выйдя из зала ожидания, как его назвала девушка, братья обошли здание. По поводу второго строения Петр сказал, что оно вспомогательное, в нем кухня и подсобные помещения, не представляющие интереса. За залом ожидания была еще одна деревянная площадка, значительно более узкая, чем перрон. По краям возвышались две смотровые площадки – из дерева, с широкими брусьями, высокими перилами. Серафим ахнул от удивления. Петр его успокоил:

– Все, что с этой стороны зданий, выполнено из современных материалов. По лестнице подниматься и стоять на платформе смотровой площадке можно без опаски – силовое защитное поле работает. Высота, кстати, десять метров, видно далеко.

Братья стояли и смотрели на зеленую бесконечность степи, впитывая потрясающий вид, звуки и запахи. Высоко в небе, зависнув на одном месте, пели какие-то птицы.

– Жаворонки, – определив, куда нацелен взгляд брата, объяснил Петр. – Интересные птицы. Ты знаешь, что скоро вокруг все изменится?

– Как это? – не понял Серафим.

– Станет очень жарко, большая часть трав высохнет. Будет царствовать ковыль – довольно высокой растение и длинными узкими листьями серебристого цвета. Будет красиво, но не так, как сейчас… А жаворонки вообще объедятся до того, что не смогут летать, и будут бегать по земле.

– Ты не шутишь? – не поверил Серафим.

– Не шучу. Мне земляне, особенно верхушка руководства, напоминает этих обожравшихся жаворонков.

Братья минуту молчали. Потом Серафим сказал:

– Ты обещал рассказать мне что-то очень важное и интересное. И даже какие-то большие тайны.

– Давай, начнем. Ты спрашивал, зачем надо было выделять героям войны эти участки? Понимаешь, в древности на Земле был такой военный обычай: захваченную штурмом крепость, ну или город отдавали на пару дней на разграбление победителю, то есть армии. Варварский обычай. Солдаты грабили, насиловали, убивали… С одной стороны это была награда тем, кто рисковал своей жизнью, с другой стороны, устрашало проигравшую сторону, заставляло оставить мысли о сопротивлении. Что-то подобное и в нашем случае, только в очень мягком варианте. Всего солдатам Перфицыды выделено две тысячи таких участков, половина из них отдана под разработку. Можно было, наверное, обойтись без этого, наградить самых отличившихся героев по-иному, хотя в бюджете Перфициды в связи с войной образовалась дыра. Но дело здесь в ином. Отнесись к моим словам правильно. Я редко придумываю что-то сам, в основном мои предложения рождаются по аналогии с историческими фактами. За многие тысячи лет человечество сильно продвинулось в технологическом развитии, но люди мало в чем изменились в сравнении со своими далекими предками. Психология та же, мотивация поступков та же…

Серафим с удивлением понял, что брат сильно волнуется. Петр даже начал медленно расхаживать по смотровой площадке:

– Была на Земле такая война, которую назвали Второй мировой. Победители всегда стремились увековечить память о своих победах, и на этот раз возвели много мемориалов, иногда просто огромных, монументальных. Так вот, в проигравшей стране детей организованно приводили в эти мемориалы, на кладбища, где были захоронены солдаты. И дети клялись, что подобное никогда не повторится. Но всего через три поколения историю начали переписывать, памятники стали сносить. Процесс окончательно завершили через четыре поколения. Тогда это все произошло за сто лет. Сейчас поколением считается не 25 лет, а 40. Вот и считай: через 160 лет о нашей войне почти забудут, про нее будут врать так, как это выгодно власти.

– И ты хочешь этого не допустить? Получится ли? – усомнился Серафим.

– Я хочу сохранить в памяти землян нашу войну. Про то, что что-то построили на участке, которым Перфицида отблагодарила своего героя, будут помнить в лучшем случае два поколения. А памятник на участке, который отдан в разработку, будет стоять тысячи лет. Не веришь? Скоро увидишь. Кстати, один из памятников, на твоем участке, самом маленьком, двести на двести метров, будет стоять в этой степи и будет хорошо виден со смотровых вышек, посещение которых обязательно для туристов.

Мимо станции на невысокой скорости, громко пыхтя, пуская клубы черного дыма и постукивая на стыках, проехал паровоз с пятью пассажирскими вагонами. Внимание братьев переключилось на него.

– Это что? Настоящий дым и копоть? В паровозе жгут уголь? – поразился Серафим.

– Нет, – засмеялся Петр. – Эта копоть искусственная и совсем не мажется. Да, на паровозе есть уголь, и перед отправкой в путь перед туристами показательно бросают пару лопат в топку, где горит огонь. Но вообще двигатель электрический. Пошли, нам можно трогаться. На этот раз мы тоже поедем на электрической тяге, так намного быстрее будет.

…Площадка, на которой братья оставили катер, находилась у дороги, а к ней почти вплотную примыкал лес. Они шли по высокой траве: Петр уверенно, Серафим – боязливо, при каждом шаге выискивая место, куда ставить ногу.

– Давай быстрее! – поторопил Петр. – Да не бойся ты, примятая трава скоро встанет. Поражен?

– Да, – признался Серафим. – Столько цветов, сколько насекомых летает и ползает! Сколько звуков вокруг!

– Видов растений на Земле в сравнении с Перфицидой больше в шесть раз, видов животных – в семь раз.

Они пересекли небольшую полоску травы, отделяющую дорогу от леса, зашли в тень высоких раскидистых деревьев с черно-белыми стволами. Через двадцать метров деревья разошлись в сторону, и взору братьев открылась большая поляна. В ее середине стояло несколько пней. Петр сел на один, махнул рукой, предлагая брату расположиться на втором пне. Они замерли. Поляна и лес жили своей жизнью. На легком ветру шуршали листья деревьев, пятнами по траве прыгали солнечные лучи, стрекотали кузнечики, жужжали пчелы, шмели и мухи, тонко пищали комары, беззвучно махали разноцветными крыльями бабочки.

– А воздух какой! А небо! – жмурился от удовольствия Серафим.

– Красота! – поддакнул Петр. – Был на Земле такой поэт в двадцатом веке, Есенин. Он писал про небо: «Только синь сосет глаза».

– Очень точно сказано, – согласился Серафим. – Но мы же сюда не зря пришли. Ты меня привел не любоваться, как ты сказал, березовой рощей.

– Почему, и за этим тоже. Но и про дело не стоит забывать. Вон там, где заканчивается поляна, начинается участок, он тоже небольшой, двести на двести метров, для разработки.

– Слушай, – задумчиво сказал Серафим, – такая красота пострадает. А нельзя отменить твою эту самую разработку? Да мне вообще не нужна никакая награда от Перфициды.

– Нет, – ответил Петр. Его голос зазвенел металлом. – Обратной дороги нет. Ты сам подписывал документы.

– Но я не представлял, что это такое, – попробовал протестовать Серафим.

– Да ты и сейчас не представляешь. Хватить сидеть, сопли распускать. Надо лететь дальше.

…Катер сел на площадку почти на вершине горы. Высшая точка была немного выше, и представляла собой скалу метров в 50 высотой. Дорога ее обтекала и полого опускалась вниз с двух сторон.

Братья пошли по хорошо натоптанной широкой тропинке, обошли скалу. С ее обратной стороны вверх зигзагами уходили вырубленные в камне ступени.

– Не опасно? – спросил Серафим.

– Нет, здесь и наверху защитное силовое поле. Даже если захочешь распрощаться с жизнью и прыгнешь с вниз, оно тебя поймает и вернет на место.

– А что, были такие попытки? – удивился Серафим.

– Были, и успешные, поэтому и поставили силовое поле.

Площадка наверху оказалась неожиданно большой, с перилами.

– Это для удобства, – прокомментировал Петр.

От того, что увидел Серафим, у него перехватило дыхание. Две горы, густо поросшие лесом, сходились на широкой равнине. И точно в середине, подпирая оба подъема, лежал мертвенно-черный квадрат.

– Что это? – прочищая горло, просипел Серафим.

– Твой участок после переработки. Размер – километр на километр. Все на глубину до семи километров вынуто и отправлено заказчикам. На планете Земля-2, наверное, пляшут от счастья – нечасто они сразу столько леса получают. Пустота по мере ведения разработки заполнялась инертным материалом искусственного происхождения. На него, кстати, нанесена надпись, кратко рассказывающая о причинах и последствиях нападения Земли на Перфициду. Если хочешь – прочитай, здесь, как видишь, есть подзорная труба. Не хочешь? Ну, твое дело. Материал очень интересный. Он прочный, просто так его не расколупаешь. У него есть один существенный недостаток, который помешал использовать его с пользой в любой сфере, от промышленности до строительства. Но в нашем случае недостаток становится достоинством. Если воздействовать механически, то есть взорвать или применить ударный инструмент, то материал распадается на мелкие и прочные длинные осколки наподобие иголок, но с ужасно неровными краями. Представляешь себе территорию, усыпанную миллионами или миллиардами таких осколков? Как ее очистить, это не металл, магнитом не соберешь? Материал инертный, то есть его не повредит ни кислота, ни прочие агрессивные жидкости. Обратил внимание, что квадрат имеет заметный наклон в одну сторону? Материал необычайно скользкий, и попавшие на него предметы, в том числе снег, будут просто скатываться. Памятник получается если не на тысячелетия, то на многие века.

Серафим ошеломленно смотрел на черный квадрат:

– И сколько, ты говоришь, таких памятников будет на Земле?

– Такого размера – двенадцать, остальные – поменьше. Всего их будет 500. Это на первом этапе. Там посмотрим. Может, число памятников со временем будет увеличено.

– Не знаю, что и сказать… – задумчиво протянул Серафим.

– Ты лучше расскажи, почему последнее время такой смурной, сам на себя не похож?

– Да долго объяснять, – попробовал уйти от ответа Серафим.

– А мы никуда не торопимся, – мрачно сказал Петр. – Экскурсий сюда сегодня не будет. Дорога закрыта, антигравам прилет временно запрещен. Так что давай, облегчай свою страдающую душу.

Серафим тяжело вздохнул – ему явно не хотелось этого разговора. Но он прекрасно знал, что Петр от него не отстанет и добьется ответа на свой вопрос.

– Понимаешь, я все думаю о цене нашей победы над Землей…

– Не понял, – перебил Петр. – Объясни.

– Ну, нам же помогли «соседи». Это как-то, даже не знаю, как сказать… ну нечестно, что ли…

– Я тебе больше скажу, – прервал Петр. Было видно, что он злится, и не особо старается это скрыть. – Мы по требованию «соседей» два раза вызывали медиков клиники «Айболит» в места, где ты оказывался после ранений. Там речь шла о секундах, особенно во втором случае. Мы не знаем, почему Аархерцы помогли нам, почему спасли тебя. Наверное, никогда и не узнаем. Но если ты думаешь, что Земля воевала с нами честно, то очень сильно ошибаешься. Там были налажены давние связи с Прыанцами, которые пока не идут с нами на контакт. Они установили на четыре земных корабля двигатели, те самые, которые могли использоваться не только по своему прямому назначению, но и для того, чтобы сжигать планеты. Суперсовременные сканеры – тоже не земная разработка, и были они получены как раз перед объявлением нам ультиматума. Есть подтвержденная информация, что командующий космическим флотом Земли Збигнев Пржковски после первых потерь сам заказал и получил какое-то оружие. Когда руководители Земной Конфедерации спросили его рассказать о нем, адмирал ответил, что им лучше об этом не знать, но полученное от Прыанцев точно гарантирует победу. Все это сгорело в термоядерных взрывах. Так что по части посторонней помощи мы с землянами квиты. Может, наши «соседи», зная о полученном Пржковски оружии, и помогли нам. Но они нам ничего объяснять не будут.

Серафим хмуро молчал. Петр вздохнул:

– Ну что, дальше твои участки, как я понимаю, смотреть не будем? Тогда полетели на космодром. Там решил, что дальше делать.

Братья еще несколько минут стояли на вершине скалы и смотрели в одно и то же место – на черный квадрат. Тишину нарушил Петр:

– Сима, ты точно уходишь в отставку? Ну, тогда ты мне обещал сказать, куда подашься…

Серафим рассмеялся:

– Я же тебе уже несколько раз говорил – в космические этнографы.

– Да ну! – удивился Петр. – Но это не то же самое, что играть в детстве в Миклухо-Маклая или в экспедиции основателя современной космоэтнографии Ван Чи Лина.

– Я знаю, – серьезно ответил Серафим. – Я очень хорошо подготовился, изучил требования к профессии. Более того, подал заявление, сдал экзамены, и сегодня утром получил ответ: я принят в штат Института космоэтнографии имени названного тобой Ван Чи Лина.

– Когда ты успел? – поразился Петр.

– У меня, как ты помнишь, оставалось три свободных недели на Минералке. Неделю надиктовывал все, что знаю об оружии, а остальное время использовал по своему усмотрению. Так что, Петя, запиши себе: Летунов Серафим Владимирович по прозвищу Крылатый Серафим с сегодняшнего дня – космоэтнограф. Так надо. Я должен немного отвлечься, успокоиться и прийти в себя. А для этого что требуется? Чистый воздух, посильная физическая нагрузка и возможность много времени побыть одному. Моя новая профессия всем этим параметрам, как я понимаю, отвечает. Думаю, мне она подходит. А там, как говорится, война план покажет. Ну что, спускаемся?

И Серафим шагнул к лестнице с вырубленными в скале ступеньками. Но спускаться по ним не стал, а мощным прыжком взлетел сначала на высокие широкие перила ограды, а потом, оттолкнувшись двумя ногами, улетел далеко вперед и стремительно и молча упал вниз. Петр бросился к лестнице, побежал, преодолевая сопротивление защитного поля. У него болела грудь, кружилась голова, дыхание сбилось. Первое, что он увидел, оказавшись внизу – весело улыбающегося Серафима.

– Ты что творишь?! – закричал Петр.

Двоюродный брат в ответ пожал плечами:

– Показываю тебе, на чем земляне – подрядчики строительства этой смотровой площадки деньги воровали. Да не нервничай ты так, я ведь защитное поле катера настроил на себя, оставил включенным. А тебе надо кому надо сообщить, чтобы проверили защитные поля подобных объектов. Я его просканировал, и могу сказать, что его периметр занижен, некоторые участки вообще остались открытыми, самоубийство здесь совершить очень даже можно. Просто надо это делать в нужном месте.

Когда они сели в катер и взлетели, Серафим включил автопилот, установив дозвуковую скорость, и со вздохом начал:

– А сейчас я тебе объясню, почему подаюсь в космоэтнографы. Заодно макну в грязь лицом земные службы безопасности.

– Даже так?! – делано поразился Петр.

Но Серафим не принял его шутливый тон:

– Именно так. Ты же знаешь, у меня сохранился доступ ко многим базам данных. И я заглянул в документы кадровой службы Института космоэтнографии, в список сотрудников и в некоторые личные дела. Интересная картина вырисовывается. Тебе фамилия Виктор Блажко что-то говорит? А Курт Ваннер? А Ми До Хван? Ну или хотя бы Борис Джексон?

Петр задумчиво молчал, роясь в закромах своей памяти. Поморщился – непривычно ему, Планировщику, было чего-то не знать и сознаваться в своем незнании:

– Про Бориса Джексона слышал. Кажется, он был в службе внешней разведке землян крутым специалистом по искусственному интеллекту, а также имел высокие рейтинги по общей боевой подготовке. Был какой-то скандал, его заподозрили в чем-то, он вынужден был уйти из службы. Так?

– Так, – подтвердил Серафим. – И со всеми остальными такая же история. Более того, список можно продолжать. Я обнаружил в штате Института космоэтнографии 12 типов, которые не очень красиво ушли из спецслужб Земли.

– Странно, – протянул Петр.

– Вот и я того же мнения. Место, конечно, тихое, но зарплата невысокая, перспективы карьерного роста, можно сказать, начисто отсутствуют, а их это не смутило. Вот я и подумал: может, есть что-то другое, что заставило их переквалифицироваться в космоэтнографы?

– Та-аа-к, – задумчиво почесал затылок Петр. – Дело, похоже, серьезное. Я, конечно, подскажу кому надо, чтобы потихоньку проверили, чем они занимаются. Может, и последить за ними придется. Это понятно. Но ты ведь хочешь свое расследование провести? И, насколько я тебя знаю, отговаривать тебя бесполезно. Тогда придется заняться твоей экипировкой, чтобы не только катер, но вся одежда и, конечно, все оборудование космоэтнографа Летунова Серафима Владимировича по прозвищу Крылатый Серафим были до неприличия особенными и служили своему хозяину верой и правдой.

Поймав удивленный взгляд кузена, Петр засмеялся:

– А без этого я тебя в космос не выпущу, и не посмотрю, что ты герой войны и победитель землян. Поверь, моих возможностей на это хватит. Ну как, замётано?

– Замётано! – засмеялся в ответ Серафим.

Повелитель дождя

Этот рассказ – из серии «за что купил, за то и продаю». Я ничего в нем не выдумал, просто слегка литературно подправил, заменил многочисленные повторы, сленговые обороты и ругательства на слова, более понятные и приятные для восприятия потенциальным читателем.

Теперь – к сути дела. Я, Кирилл Миронов, журналист. Сейчас работаю на городском телевидении, где делаю передачи про всяких чудаков, зрители это любят. Оказывается, у нас в городе и окрестных населенных пунктах полно людей, украшающих мир. Один разводит в домашней оранжерее супер экзотические растения. Другой держит курочек десятка пород, и все они редкие, очень интересные, красивые и при этом еще и яйца несут. Третий собирает самодельные трактора – для себя, отца, родных и двоюродных братьев – на его счету уже семь отлично работающих механизмов! Четвертый круглый год окунается в прорубь зимой и купается летом в самой холодной воде, которую в наших краях только можно найти. Пятый строит уже второй дом в стиле средневекового замка. Ну и так далее. Эти передачи про чудаков-энтузиастов после выхода у нас на городском телевидении с удовольствием берут и показывают как областные, так и российские телеканалы. Так что на заработки и тяжелую жизнь не жалуюсь. Да и в городе благодаря своему частому мельканию в телевизоре стал какой-никакой, а знаменитостью.

Неделю назад неожиданно встретил на улице Алмаза Кашапова. Когда-то я был начинающим сотрудником городской газеты, а он – молодым и перспективным ученым. Было это более 20 лет назад. Надо сказать, что окончил Алмаз всего лишь нефтяной техникум, пришел в научно-исследовательский институт то ли техником, то ли младшим научным сотрудником – не помню, да и не суть важно это. Он как-то быстро впрягся в тему, более того, на собственном энтузиазме сумел разработать какой-то мощный георадар. Я это и осветил, на целую страницу городской газеты. Меня хвалили, редактор признал мой опус лучшим материалом месяца, а также квартала, и даже премию выписал. И так получилось, что эта моя писанина сыграла в жизни Алмаза судьбоносную роль. В то время только начинался переход печатных средств массовой информации на компьютерные рельсы. В нашей газете как раз был создан сайт, материалы выкладывались в Интернет в свободном доступе – тогда еще не додумались за подобное брать деньги. Вот какой-то бывший советский гражданин, обосновавшийся в Австралии, и прочитал про тот самый супер георадар. Пригласил Алмаза к себе, для выполнения каких-то пробных работ. Руководство института, не вникая в суть дела, отпустило молодого, перспективного ученого за границу. Естественно, с изобретенным им прибором.

Кончилось тем, что изобретение на самом деле оказалось удачным, работы у Алмаза Кашапова в Австралии образовалось много, и он решил там остаться. На требование вернуть прибор ответил отказом, сообщив, что это его изобретение, и он имеет полное право им пользоваться и дальше совершенствовать. И добавил, что оформляет патент на прибор, а также гражданство пятого Континента, в чем ему активно помогают местные власти, так как прибыль от его георадара, а значит, и отчисления в местные бюджеты в виде налогов получаются большими. Руководство института хотело отстаивать свои законные права на создание прибора через суд, даже международный. Но тут выяснилось, что никаких документов, чертежей и прочего на него нет в наличии. Вообще – ни одной бумажки, ни одного упоминания в компьютерах! То ли по российским дурости и разгильдяйству потеряли. То ли Алмаз перед отъездом за бугор все бумаги похитил, а информацию из компьютеров стер. Мне эту историю сами ученые института рассказывали, с видимой злостью и плохо скрываемой завистью. Я от души повеселился. И порадовался за хитреца Кашапова, причем искренне. Мне и мама, и мои девушки неоднократно говорили, что я странный человек, немного не от мира сего, потому что не умею завидовать, прощаю людям всякие гадости и веду себя по-дурацки благородно.

И вот – надо же! – стоит передо мной этот самый Алмаз Кашапов на улице родного нашего города и смотрит своими грустными-грустными воловьими глазами, от которых молодые дамы в свое время сходили с ума. Я его радостно по плечу хлопнул, заорал:

– Как дела? Ты как тут оказался?

А он так грустно в ответ:

– Да вот, прилетел, вчера маму похоронил.

Я аж ахнул: знал хорошо его мать, Магруфу-апу – личностью в нашем городе она была заметной. Про сына она после его отъезда за границу принципиально ни с кем не разговаривала, щедро и постоянно присылаемыми Алмазом деньгами помогала таким же, как она, соседям-пенсионерам. Какая-то там заслуженная учительница, орденоноска, она, несмотря на возраст, работала в школе, рьяно стараясь воспитать из современных оболтусов патриотов своего Отечества. Говорят, у нее это даже получалось. И здесь, прямо на холодной зимней улице, Алмаз вкратце и рассказал печальную историю.

В живых у него из родственников в городе никто не остался – все дядьки и тетки уже давно отошли в мир иной. С их детьми и внуками Алмаз не общался, и на этот раз не получилось – те после похорон, выполнив свой долг, сразу вернулись в свои крупные города. Предали Магруфу-апу земле хотя и с опозданием в два дня (ждали прилета из Австралии сына), но по мусульманским обычаям. То есть на поминках никакого спиртного не было. А Алмаз, насколько я помнил, хоть и носил на шее кулон в виде полумесяца, выпить в молодости любил. Ну, я по доброте душевной и в связи с тем, что на этот день никаких дел у меня намечено не было, предложил помянуть Магруфу-апу в каком-нибудь кабаке.

В два часа дня ввалились мы в кафе «Отдых», а вышли оттуда в 11 вечера, с его закрытием. Много о чем интересном говорили мы с Алмазом. Но самым интригующим оказался его рассказ о случайной встрече с Кагарлицким. С этим компьютерным гением, которого даже редактор уважительно называл по имени-отчеству – Владимир Иосифович, мы в свое время как самые молодые сотрудники городской газеты осуществляли ее перевод на компьютерный набор и верстку. Через пару лет после этого Кагарлицкий уехал в США. Увидеть с тех пор его не довелось, а вот слышал о нем много. Он заделался руководителем проектов в компании, которая разрабатывает всякие игровые приложения для каналов кабельного телевидения. Говорят, очень хорошо устроился, зарабатывает бешеные по нашим меркам деньги, с привезенной из России женой родили троих дочерей.

Так вот, еще в первый пандемийно-коронивирусный год Алмаз летел на юбилей к матери из Австралии, а Кагарлицкий – к болеющим родителям из Америки. Оба добирались до цели долго, как говорится, на перекладных, прыгая с одного авиарейса на другой. Столкнулись в Стамбуле, где из-за погодных условий просидели сутки. Поселили их в отель в один номер, так что пообщались они от души. И Кагарлицкий по непонятной причине отдал Алмазу флэшку с двумя записями – на английском и русском языках. На первом был рассказ одного странного человека, зачем-то записанный Владимиром Иосифовичем на смартфон во время отдыха в одном необычном курортном месте. На русском языке оказался выполненный им перевод этого рассказа.

Алмаз настаивал на том, чтобы я забрал флэшку:

– Я когда послушал этот рассказ – просто офигел. Не знаю, правда это или вранье. Но ты же у нас в свое время какие-то фантастические рассказы писал и печатал, и этот тоже толкни под видом фантастики.

Мое утверждение, что сейчас я прочно, двумя ногами пребываю на почве реализма, на Алмаза никакого впечатления не произвело. Он твердо стоял на своем:

– Возьми! Придумаешь, куда деть – рассказ-то интересный! И стройно все в нем получается, я даже поверил, что это на самом деле было.

Я долго, целых пять дней думал, что же мне делать с таким нечаянно свалившимся на меня подарком. Может, роман настрочить, лихо закрутив сюжет? Нет времени. Да и желания тоже нет. И если честно, то я большой лентяй. Писать целый роман? Да это же с ума можно сойти! Потом решил, что просто чуть-чуть причешу данный текст – и все! Посетившую меня вдруг мысль о том, что надо бы сверить русский текст с английским оригиналом, быстро отбросил. Во-первых, английский я, несмотря на наличие высшего филологического образования, знаю плохо. Во-вторых, я не мемуары какого-нибудь видного политического деятеля обнародую, где каждое слово требуется взвешивать. Это – исповедь случайного собеседника. Может, она вся, от начала до конца – сплошной вымысел пьяного господина. Так что предоставляю вашему вниманию рассказ, о котором могу с полным правом сказать «за что купил, за то и продаю».

Рассказ незнакомца

Мне очень тоскливо, одиноко и страшно. Вот вы, человек средних лет, наверное, примерный гражданин своей страны, вы или сами купили путевку в этот благословенное место, или вам ее бесплатно вручили за успехи в работе, за вклад в развитие компании. Второй вариант? Вот видите! Вы счастливый человек, попавший в райское место. Смотрите: бухта окружена поросшими густым лесом высокими горами, с которых стекает горячая минеральная вода. Попадает она сначала в бассейны, в которых охлаждается до приемлемой температуры, так что здесь можно купаться и зимой. А летом благодаря этим горячим источникам и море остается теплым, плавать комфортно. Бухта очень большая, что позволило создателям этого курорта сделать так, что обитатели каждого коттеджа могут жить в нем обособленно, совершенно не видя соседей. Вот я позвал вас к себе, потому что хочется выговориться. Может, вы думаете, что это под воздействием алкоголя, вот этого виски по цене более двух тысяч долларов за бутылку? Нет! Я всю жизнь мечтал рассказать кому-нибудь историю своей жизни. Не беспокойтесь, это не займет слишком много времени. И спасибо за то, что продрались через густые заросли, которые разделяют наши коттеджи, надежно изолируя их друг от друга.

Выпить не хотите? Ну что ж, это ваше личное дело. Тогда перекусите этими восхитительными морепродуктами и рыбой, они отменного качества и хорошо приготовлены – здесь очень профессиональные повара, да и все обслуживание на высшем уровне.

Так вот, у меня, Бенджамина Скотта, были тяжелые, безрадостные детство и юность. Я был нежеланным ребенком в бедной семье. Иногда я думаю, что несчастья имеют свойство передаваться от родителей к детям. Если так, то я очень богатый наследник. Родители не могли выбраться из нищеты и долгов. Только начинаем жить – сгорает дом. Вроде жизнь начинает налаживаться, куплен старенький автомобиль, на котором отец едет на работу – и у машины на крутом спуске отказывают тормоза, отец едва спасается, получает многочисленные травмы и превращается по сути в инвалида.

В начальной школе я был одет хуже всех. Мои школьные завтраки и обеды были самыми дешевыми по крайней мере в классе. К тому же я был маленького роста, щуплого телосложение, и часто болел. Надо мной измывались все школьники, кто не считал зазорным обращать внимания на такого неудачника, на такое бедное существо, как я.

Аналогичная ситуация была и в средней школе, которую я окончил с горем пополам – наверное, преподаватели просто сжалились надо мной и позволили получить хотя бы такое образование.

Так вот, все началось в средней школе. Летом все учащиеся пошли в скаутский поход, причем на пять дней. Планировали разбить палаточный лагерь в лесу, в 10 километрах от нашего маленького городка. Меня не взяли, потому что все как один выразились в таком духе, что с таким чмо, как я, они не желают даже по нужде сесть не только под соседним кустом, но и в одном лесу. И это самое мягкое из того, что я услышал в свой адрес.

Я был просто убит горем. Это так несправедливо! Надо сказать, что у меня были особые уши, не в том смысле, что огромные или уродливый, или, наоборот, красивые. Красивыми они не могли быть по определению, как ничто не могло быть красивым во мне. Ну вот, посмотрите. Я стригусь коротко, уши открыты, их хорошо видно. Есть в них что-то необычное? Нет, это обычные, можно сказать, среднестатистические уши среднестатистического гражданина. Но в них все же есть особенность, и заключалась она в том, что правым ухом я чувствовал приближение дождя по крайней мере за сутки, а левым – приближение ветра. Ко времени поступления в колледж я так натренировался, что мог точно сказать, когда и откуда придет ветер, какой силы он будет. То же самое относилось и к дождю. Я не знал, что мне делать с этими знаниями, поэтому никому о них не говорил, боясь быть еще более осмеянным. Злой на своих одноклассников, я подумал, как было бы здорово, если бы все эти пять дней шел сильный дождь, и их поход превратился бы в ад. Зачем-то взял спичку и начал серной головкой водить ею в правом ухе. И случилось невероятное – через полчаса пошел легкий, мелкий дождичек! Я понял, что это произошло благодаря моим стараниям. Тогда стал тереть спичкой в ухе изо всех сил. С неба на землю обрушился водяной вал! В общем, я напрочь испортил поход своим одноклассникам, половина из них простыла, трое подвернули ноги на скользкой земле. В городе ругали синоптиков за то, что они не смогли предсказать такой мощный затяжной ливень. Я молчал, тихо радуясь тому, что досадил изголявшимся надо мной тиранам-одноклассникам.

Повторить свой успех в следующем году я не смог: лагерь скаутов разбили в ста километрах от нашего города. Зато в результате экспериментов я узнал, что максимальный радиус действия моего оружия составляет 50 километров.

В день окончания средней школы мне исполнилось 18 лет. Проступать в колледж я даже не пытался. Хотел устроиться на хорошую работу, но это не получилось – меня никто не брал. Пришлось идти в официанты в придорожное кафе. По той причине, что туда шли работать очень неохотно. Там часто случались всякие неприятные вещи, пьяные драки происходили чуть ли не ежедневно. В этом кафе я проработал всего два дня. На третий день, рано утром здесь завязалась пьяная драка. Ее зачинщик, здоровенный малый, выхватил нож и нанес пять ударов своему противнику. Затем вытер рукоятку, подошел ко мне, вложил нож в мою руку и сказал:

– Продашь меня – убью!

И спокойно вышел из кафе. Я остолбенел от ужаса. И только истошный крик хозяина вышел меня из этого состояния.

Оправдаться на суде я не мог, так как видеокамеры в тот день в кафе не работали. Мне несказанно повезло – первый раз в жизни. Защищать меня взялся молодой, амбициозный адвокат. Ему нужен был успех, и он его добился: за убийство дали всего десять лет тюрьмы, хотя светило до 25. Спасибо ему. Конечно, он думал только о себе, но я благодарен судьбе, что стал первым в его блестящей карьере. Все-таки между цифрами 25 и 10 имеется большая разница. Особенно когда речь идет о тюремном сроке.

Потом были тюрьмы, всего их оказалось четыре. Размеренная жизнь, регулярное хорошее питание сотворили чудо: я вырос, окреп, стал качаться, превратившись в крепкого молодого мужчину. Несмотря на это меня по-прежнему третировали, но как-то беззлобно, скорее подшучивали, чем издевались, дело ни разу не доходило даже до побоев.

Вел я себя смирно, ни в какие скандалы, драки и скверные истории не попадал. Стал много читать, очень много. Причем как художественную литературу, так и научно-просветительскую, отдавая этому все свободное время. В глубине души очень надеялся на досрочное освобождение. Все изменилось в четвертой тюрьме, в которую я попал в начале шестого года своего заключения. Она находится в пустыне. Начальника тюрьмы был необычайно жесток, несмотря на то, что постоянно сыпал цитатами из Библии, за что его за глаза прозвали Пастором. Нет, он не избивал заключенных, а приказывал это делать другим – иногда охранникам, но чаще всего заключенным. Я не понравился ему сразу, не понимаю почему. Меня несколько раз били, я много раз попадал в карцер – сырой каменный мешок размером метра на метр. Но однажды я услышал, как заключенные говорили о том, что Пастор перевелся в эту тюрьму потому, что ненавидит дождь. Я обменял часы – единственную память о прошлой жизни – на блок спичечных коробок, обернул его целлофаном и надежно спрятал в мастерской, где мы работали. Стал доставать по несколько спичек и тереть ими правое ухо. Пошли бесконечные дожди. И мне стало полегче: в дождь Пастор не лютовал, приходил только на утреннее построение, и меня никто не трогал.

Прошло две недели. Ухо жутко болело и кровоточило. Это заметил кто-то из заключенных и сообщил тюремному врачу. Тот назначил мне лечение. Невероятно, но по его ухмылке я понял: он обо всем догадался, сообразил, что причиной аномальной погоды являюсь я. Но Пастору не донес.

Месяц я лечил свое ухо, и стояла сухая, жаркая погода. За это время был один раз избит и дважды попадал в карцер. Поэтому твердо решил: буду терпеть любую боль, но дождь не прекратится до тех пор, пока не смоет Пастора. Так и получилось. Уже на третьей неделе произошло то, о чем тайно мечтало большинство заключенных. Пастор, набравшись виски, вышел за пределы тюрьмы, сказав охранникам, что идет ругаться с Богом и требовать от него прекратить дождь. Отправленные за ним через час люди нашли его мертвым – он захлебнулся, упав лицом в огромную лужу.

Новый начальник тюрьмы, которого стали называть Интеллигентом, своему прозвищу соответствовал. Зверства, в том числе и по отношению ко мне, прекратились. Интеллигент заявил, что будет воспитывать заключенных не наказаниями, а трудом. Как именно, мы узнали очень скоро. Ну а я – первым. Интеллигент пригласил меня. Могу дословно привести его монолог, настолько крепко он врезался в мою память:

– Вы уже поняли, уважаемый Бенджамин, что я решил воспитывать заключенных трудом.

Я от такого обращения чуть не прослезился – впервые за пять с лишним лет пребывания в тюрьмах меня назвали полным именем. А Интеллигент, не обращая на меня внимания, размашисто ходил по огромному кабинету и говорил:

– Но как это сделать, ведь мы в пустыне, довольно далеко от настоящей цивилизации. Вот сейчас вы в мастерской изготавливаете железные табуреты, обтачиваете заготовки молотков, щипцов и так далее. Этот товар плохо продается. Можно делать что-то, что пользуется более высоким спросом. Да, шить одежду или выпускать какие-то интересные покупателю промышленные товары можно, но проблематично, сначала надо вложить серьезные деньги в покупку оборудования, затем обучить людей, найти рынки сбыта. Ну а если мы начнем это делать, то отнимем работу у жителей ближайших городков, что вызовет их неудовольствие. Да и товар, который мы можем выпускать, как я понял, не особо ждут за границами тюрьмы. У нас есть возделываемая земля, но ее слишком мало. А между тем цена на продовольствие с каждым годом растет. Вот на чем мы можем зарабатывать! Здесь, в жарком климате, можно снимать два, а по некоторым культурам три, а то и четыре урожая в год. Нужна только вода. Вода – великая ценность в пустыне. Но где ее взять?

Интеллигент сел в свое кресло и немигающе уставился на меня:

– А мы знаем, где взять эту великую ценность. Не так ли, уважаемый Бенджамин?

У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Я вжался в кресло, на котором сидел, и только каким-то чудом не потерял сознание. А Интеллигент между тем рисовал радужную картину того, как расцветет пустыня в радиусе 50 километров от тюрьмы. Потом вытащил из ящика стола коробок, протянул мне одну спичку:

– А теперь я попрошу вас, уважаемый Бенджамин, продемонстрировать свои способности.

Что мне оставалось делать? Я подчинился, слегка пошерудил спичкой в правом ухе – и через полчаса закапал небольшой дождичек.

– А сильнее можно?

Я поводил спичкой основательно – и вскоре почти стихший дождь полил с новой силой.

– Достаточно! – довольно, как сытый кот, проурчал Интеллигент.

Все время эксперимента я сидел на кресле в середине кабинета, а начальник тюрьмы просматривал и иногда подписывал какие-то документы. Но вот он встал, подошел ко мне:

– Ну что ж, уважаемый Бенджамин, давайте заключать сделку. Раз в неделю, а может, и немного чаще, вы будете вызывать дождь, который станет орошать посадки. Как я понял, от интенсивности расчесывания вашего уха зависит и сила дождя, и радиус его действия. Это хорошо. Вас я возьму в свои ординарцы, будете помогать мне вести документацию по развитию сельского хозяйства. Как я понимаю, вы человек грамотный, умеете стройно излагать мысли.

Он попал в самую точку: единственными предметами, которые я любил в школе, были английский язык и литература, а за письменные работы по ним мне всегда ставили самые высокие баллы. И еще я любил читать книги, потому что они помогали мне, затюканному пацану, уходить от кошмаров обыденной жизни. А в тюрьме чтение вообще стало моим главным занятием.

Интеллигент предупредил меня, чтобы о своем даре и о договоре я никогда никому не обмолвился ни словом. А дальше закипела работа. Интеллигент организовал (тайно, и даже я узнал об этом случайно и несколько лет спустя) взрыв, создавший достаточно большой проход в примыкающей к океану невысокой горной гряде. Потом пригласил какого-то третьесортного ученого, который за хорошее вознаграждение обосновал аномалию с дождями образовавшемся в горах проломе. Выглядело убедительно, так как часть площади диаметром в 50 километров накрывала этот горный хребет и доходила до берега океана.

Всего три года потребовалось Интеллигенту, чтобы освоить всю орошаемую, а точнее, поливаемую дождем площадь. Он развил бурную деятельность. Тюрьма стала поставлять свою сельхозпродукцию – овощи и ягоды – практически по всему побережью. Заключенные работали в поле с удовольствием, тем более что Интеллигент часть прибыли перечислял на их личные счета. На мой, кстати, тоже. Увидев сумму, которая показалась мне чересчур большой, я спросил, зачем он это делает. Ответ относился только ко мне:

– Чтобы ты мог начать нормальную жизнь, когда выйдешь из тюрьмы. Если, конечно, не решишь остаться здесь.

Второе предложение было сказано как бы между прочим. Но я от него похолодел. Потому что понял: останусь в этой пустыне навсегда.

Но впечатление складывалось иное: Интеллигент разрешил мне раз в неделю ездить в расположенный в 70 километрах от тюрьмы городок, для чего давал тюремную легковую машину. Я познакомился с официанткой маленькой закусочной, женщиной скромной и несчастной. У нас завязался роман. Затем начальник позволил мне ездить на свидания два раза в неделю, более того, оставаться в городке с ночевкой.

Все изменилось, когда Интеллигент решил проверить, что будет, если я стану расчесывать спичкой в левом ухе. Поднялся ветер. На этом ему следовало бы успокоиться. Но он зачем-то решился на еще больший эксперимент. Мы сели в машину и поехали в местный аэропорт, где нас ждал небольшой самолет. Как только сели в него, Интеллигент предложил выпить. Я сразу уснул – вероятно, в виски было подсыпано снотворное. А может, просто устал, потому что начал думать, что мне делать, чтобы после окончания срока покинуть эту тюрьму, выйти на свободу, отчего по ночам часто плохо спал и видел всякие кошмары.

Проснулся я в небольшом домике, стоявшем на возвышенности недалеко от океана. Интеллигент заставил меня тереть списками внутри сразу двух ушей. Через полчаса разыгрался ураган с сильным ливнем. Океан бушевал, ветер сорвал с домика крышу. К счастью, и мы, и машина остались невредимыми.

Интеллигент был напуган результатом этого эксперимента. Я прекрасно понимал причину его беспокойства. В разведывательном ведомстве или в другой аналогичной структуре могли обратить внимание на ураган, возникший из ничего, начать расследование, и в конце концов выйти на нас. В общем-то, так и получилось. Через две недели я случайно услышал, как начальнику тюрьмы звонил его приятель и предупреждал, что к нам с проверкой должны приехать специалисты их Министерства обороны.

Я был слугой у Интеллигента. Но стать подопытным кроликом для военных мне совсем не хотелось. И в тот же день я бежал, предварительно сняв с карточки всю наличность, а также прихватив трехмесячную выручку тюрьмы от продажи своей продукции – в итоге получилось более 500 тысяч долларов.

Я прекрасно понимал, что меня все равно найдут. Пытаться удрать за границу не стал, так как мне и там не спрятаться, а решил под конец своей свободной жизни хорошенько кутнуть. Украл документы у крепко загулявшего постояльца отеля, где провел первую ночь. Узнал, что в течение двух недель мне ничего не угрожает, так как господин, у которого я бессовестно позаимствовал документу, ежегодно в одно и то же время пребывает в двухнедельном запое.

На эти чужие документы я приобрел путевку на отдых, в это райское местечко. Завтра истекает предоставленный мне судьбой прощальный двухнедельный отпуск. Поэтому, молодой человек, уходите в свой домик так, чтобы никто не заметил, что мы встречались. А спецслужбам говорите, что вообще меня не видели. Я еще не принял решения, сдаваться мне, сопротивляться или покончить жизнь самоубийством. Перед отправкой сюда, на курорт, приобрел пистолет и даже русский автомат с большим количеством патронов. Конечно, не на свое имя. Когда имеешь деньги, у нас в стране все можешь купить инкогнито. Возможно, я просто тихо сбегу отсюда, пусть меня еще поищут. Я пока не решил, как буду действовать. Знаю одно: не хочу быть марионеткой в чужих руках. Прощайте!

Вот и весь рассказ, переведенный на русский язык Кагарлицким. А затем следовал небольшое пояснение Владимира Иосифовича. Он говорил, что на следующий день к нему действительно приходили крепкие ребята из одной серьезной конторы, интересовались соседом. Его ответу, что он вообще его не видел, кажется, поверили. По крайней мере, больше ни разу не побеспокоили. При таком раскладе я вообще стер бы запись. Почему Кагарлицкий это не сделал, а поступил ровно наоборот, отдав запись в чужие руки, я никак не могу понять. Впрочем, зачем мне понимать, ведь верно сказано, что чужая душа – потемки. А логичное объяснение такое: своему собеседнику он не поверил, решив, что это просто какой-то пьяный бред мужика, беспробудно бухающего почти две недели. Возможно, да. А может, и нет. Сотрудники серьезной конторы пустяками заниматься не будет… Похоже, Кагарлицкий все же поверил рассказу случайного собеседника, потому что сказал, что стал внимательно следить за погодой, вернее, за происходящими погодными аномалиями по всему миру.

Рассказы дяди Вали

Эти четыре рассказа достались мне в наследство от моего дальнего родственника. Я даже объяснить не могу, кем он мне приходился, настолько в этом деле ничего не понимаю: все эти кумы, сватья, золовки и прочие для меня – темный лес. Звали мы все этого родственника просто «дядя Валя», хотя звучит немного странно, имя-то, по красней мере мной, воспринимается как женское. Ну да ладно. Его жену зовут Зинаида Петровна. Дядя Валя работал в научно-исследовательском институте, руководил отделом, который потом стал отдельным малым предприятием. Зарабатывал, говорят, очень хорошо. По крайней мере, он с Зинаидой Петровной купил своим троим детям квартиры в нашем областном центре. А вот сам дядя Валя с женой жил в небольшом домике на маленьком участке, где они с удовольствием копались в земле. На участке еще стояла и часто топилась небольшая банька. Гаража не было, так как дядя Валя так и не обзавелся машиной и прав на управление автотранспортом не имел. Он помогал не только своим детям, но и всей родне. Мне, помню, на десятилетие подарил велосипед, по случаю окончания школы и поступления в вуз – мопед (они тогда в моде были). Зинаида Петровна после смерти мужа еще долго жила в нашем городке. Родственники к ней часто заглядывали, а молодые, в том числе и я, зимой снег чистили, летом огород перекапывали. Потом дети все же уговорили ее переехать к ним, в областной центр. Когда я накануне ее отъезда зашел попрощаться и поболтать, она отдала мне эти рассказы, сказав: «Делай с ними что хочешь». Были они написаны очень давно, потому как бумага, по качеству уступающая современной, привычной нам «Снегурочке» и тому подобной, была желтой. Написанные, по-моему, еще чернильной авторучкой тексты местами выцвели до бледно-коричневого цвета. Я набрал эти рассказы и безо всяких изменений предлагаю читателям. Понимаю, что они не мои, но… Зинаиде Петровне и ее сыновьям, с которыми мы по-прежнему дружим и по крайней мере пару раз в год встречаемся, я об этом сообщил. Они не возражали.

Гибель «Кор-при»

Корабль-разведчик с гордым, выбитым на всю длину вытянутого яйцевидного корпуса названием «Кор-при», что означало птицу, которая летает выше и дальше всех представителей этого рода крылатых тварей, не обладающих интеллектом расы эльверов, продолжал свой длительный полет. Он был покрыт толстым слоем специального вещества, которое не отражало излучений, известных в трех исследованных и уже колонизированных галактиках. Оно их поглощало, а умный мозг «Кор-при» анализировал полученные данные и давал экипажу рекомендации, как реагировать на эти плавающие в необозримом космосе флюиды солнц и планет, особенно на исходящие из некоторых из них искусственные сигналы, свидетельствующие, что там есть разумное начало. Это специальное вещество было нанесено не потому, что эльверы боялись прямого столкновения с представителями других рас и цивилизаций. Нет, они не сомневались в своем могуществе и превосходстве. Просто они были предусмотрительны, и не хотели, чтобы корабли-разведчики, вслед за которыми через непродолжительное время прилетят сначала военные и исследовательские суда, а затем огромные транспортники с тысячами мирных жителей, которым требовались новые земли, были обнаружены преждевременно. И такая тактика срабатывала, эльверы были всегда готовы к любому сценарию развития событий, раз за разом точно знали, что из себя представляет планета, на которой они планировали расселиться, часто потеснив, а иногда и полностью выдавив жившие в ней расы, обычно находящиеся на варварской стадии развития.

Гордая раса эльверов уже давно отказалась от искусственного сдерживания размножения, и население стремительно росло. Поэтому они отправили корабли-разведчики в уже четвертую галактику. Экипаж «Кор-при», состоящий из двух пилотов, гордился этой великой миссией. И точно так же, а может, даже больше он гордился своим кораблем. Их быстрая, хорошо вооруженная и невидимая вероятному противнику яйцеобразная машина умела очень многое. А главное, она была первой из огромного числа точно таких же галактических разведчиков. Поэтому ей дали красивое имя. На бортах остальных кораблей этого класса стояли только порядковые номера, напоминая волны бушующего океана священной родины эльверов – планеты Гу-бар.

«Кор-при» то разгонялся до скорости в сотни световых, то резко тормозил. Он совершал бесконечное множество прыжков, останавливаясь около каждой встреченной звездной системы. Если кому-нибудь пришла в голову глупая фантазия соединить их на звездной карте, то получился бы бег ку-тана, маленького зверька с планеты Гу-бар, который так стремится уходить от погони. Эти линии петляли бы под разными углами то вперед, то назад, то влево, то вправо. Но экипаж корабля, как и остальные представители гордой расы эльверов, никогда бы не стал заниматься бессмысленным делом. Все прыжки рассчитывал и учитывал умный мозг, он предлагал варианты, лучшие из которых выбирали члены экипажа.

Корабль-разведчик в очередной, наверное, тысячный раз за время выполнения миссии затормозил, подлетая к еще одной встреченной на долгом пути солнечной системе. Но экипаж никак не ощущал этого – на «Кор-при» не было перегрузок или невесомости, пилоты чувствовали себя так, словно находились на родной планете. Корабль умел читать мысли находящихся в его чреве разведчиков, если ему не запрещали этого делать на определенное время или насовсем. Запрета не было, поэтому он сказал:

– Это девятьсот восемьдесят пятая из наших остановок.

Уловив недовольство одного из членов экипажа, добавил:

– За это время обнаружено шесть пригодных к колонизации планет.

Умному мозгу корабля понадобилось совсем немного времени, чтобы проанализировать ситуацию и, привлекая внимание эльверов цветовыми всполохами внутренней обшивки, машинно-металлическим голосом сообщить:

– Солнце средней интенсивности свечения, опасных излучений для вашего организма среди них нет. На орбите солнца вращаются восемь планет. Орбита и масса третьей от светила планеты соответствует показателям родины гордых и доблестных эльверов – планеты Гу-бар. Возможна, она обитаема.

Голос, которым корабли разговаривал с экипажами, составленными из представителей только сильной половины расы, был для всех них одинаковым, специально машинно-металлическим. В далекие времена некоторые недостойные астронавты, в том числе и разведчики, пытались сделать его похожим на голос своих матерей или сестер, а то и даже на голос представителей слабой половины, с которыми они хотели продолжать свой род. Эти попытки были жестко пресечены, в ход пошли даже запреты на полеты. И правильно: не пристало эльверам, покорившим уже три галактики, демонстрировать свои чувства, отвлекаясь на всякие глупости, их разум должен быть всегда холодным и расчетливым.

Обе члена экипажа «Кор-при» сидели на мягких табуретах с одной ножкой и с высокими, доходящими до плеч, бортами, которые отделяли их от кабины. Это было не только удобно, но и функционально: борта генерировали поле, которое создавало постоянную силу тяжести.

Оба разведчика скрестили две свои нижние конечности, разделенные на три сегмента, в круг, чтобы они не затекали, а жизненные соки текли по ним равномерно, так как сосуды нигде и ничем не пережимались. Верхние конечности, также состоящие из трех сочленений, они одинаково положили на спинки бортов своих кресел. У старшего, опытного члена экипажа, Ба-дира, три длинных пальца, тоже из трех сочленений, были неподвижны – он обдумывал выданную кораблем информацию, ища оптимальный вариант для дальнейших действий. Для младшего эльвера, Га-фура, это был первый столь длительный полет, первая такая великая миссия, как разведка в неизвестной галактике. Поэтому каждое сочленение на его трех пальцах двигалось как бы само по себе, отдельно от других. Это свидетельствовало о его возбуждении и желании немедленно что-то предпринять.

Ба-дир сказал ровным, бесцветным голосом, как и полагалось любому уважающему себя и других эльверу:

– Шесть открытых потенциально пригодных для жизни нашей расы планет – слишком мало. Нам надо найти как можно больше подходящих мест для колонизации. Если есть хоть малейший шанс, что здесь находится именно такая планета, мы должны ее исследовать.

Пока Ба-дир говорил, ни один сегмент его пальца не совершил ни одного, даже самого малейшего движения. Это означало, что, хотя ему и не нравилась горячность и поспешность второго члена экипажа, он это скрыл, что он умело контролировал свои чувства.

Сегменты пальцев верхних конечностей Га-фура стали двигаться медленнее – он успокаивался, тем не менее возразил:

– Но от этой планеты практически не исходит тепло, а это самый первый и самый верный способ, позволяющий определить, годится ли она для жизни нашей расы.

Ба-дир отметил для себя, как быстро новичок в дальнем космосе сумел крепко взять себя в пальцы, погасить свои эмоции и удовлетворенно подумал: «Из него получится хороший разведчик». А вслух сказал:

– Мозг корабля еще ни разу не ошибался. Мы должны исследовать эту планету.

Приблизившись к третьей планете этой солнечной системы, эльверы-разведчики поняли, почему от нее не шло тепло, свидетельствующее о том, что на ней кипит жизнь. Планету поверх атмосферы окружал широкий защитный слой, который равномерно распределял по ней тепло и не позволял ему вырваться наружу. Это напомнило Ба-диру кокон маленькой длинной ползающей по высоким растениям твари, из которого потом выходили твари крылатые.

– Совершаем посадку, – сказал командир. Га-фур синхронно поводил сегментами пальцев своих верхних конечностей – такое движение означало, что он полностью с этим согласен. Корабль ничего не ответил, но по стенам кабины пробежали всполохи света, показывающие, что «Кор-при» одобряет это решение.

Местом посадки корабль выбрал огромную плоскую равнину. Она вся была устлана мелкими растениями, над которыми местами возвышались более крупные. Рядом находился огромный водоем. И всё – и поверхность планеты, и вода, и воздух – кишело жизнью. Здесь ходили, бегали, летали и плавали большие и маленькие твари. «Кор-при» выставил силовую защиту, об которую твари неоднократно ударялись, но ни одна серьезно не пострадала. Это было очень правильно и разумно, так как Кодекс разведчиков гласил, что они не имеют право вмешиваться в жизнь планеты, на которую эльверы ступали впервые. Это могут делать те, кто будет ее заселять, если Высший совет примет такое решение.

Эльверы-разведчики исследовали планету три ее полных вращения вокруг своей оси. Три раза становилось светло, затем темно. Никто из двух членов экипажа не покинул корабль, хотя мог это сделать, даже не прибегая к защитным костюмам: атмосфера здесь на 90 процентов соответствовала атмосфере их родной планеты Гу-бар. Но им не надо было так поступать, потому что основную работу выполнял «Кор-при», стены которого стали прозрачными. Корабль разослал 13 маленьких искусственных объектов: десять – изучить воздух и почву, три погрузились в воды водоема. Они летали, ползали и плавали, усыпляя кишащих повсюду тварей, забирая у них и анализируя пробы крови и органов. Они вгрызались в почву, в том числе и глубоко. Они «нюхали» воздух на разной высоте. Они лазили по растительности. Они успели побывать и «потрогать» все, что только могли на этой большой равнине.

Через три обращения планеты вокруг своей оси работа была завершена. Оставалось только установить буи, которые будет накапливать и через определенные интервалы времени передавать информацию о том, что происходит на планете. Но тут мозг корабля воспротивился, заявив:

– Этого делать нельзя. Я выбрал самое спокойное место, но и здесь нас три раза сильно тряхнуло. Планета очень опасна, внутри и на поверхности постоянно происходит движение. Буи могут быть разрушены. Нужно принять другое решение.

Экипаж согласился с этим доводом. Эльверы-разведчики знали, что в их задачу входило, независимо то того, какое решение примет Высший совет, обеспечить максимальное длительную возможность наблюдать за планетой и получать актуальную информацию. И Ба-дир, Га-фур и «Кор-при» снова взялись за работу. И даже когда она была закончена, молодой разведчик, выполнявший свои, данные ему кораблем и опытным капитаном задачи, не мог понять, что же в итоге получилось.

Ба-дир объяснил ему:

– Этих тонких и длинных тварей, ползающих в земле, я видел на одной из обследованных нами планет. По их примеру мы вместе с умным мозгом «Кор-при» создали искусственные биологические объекты, неотличимые от настоящих, природных. Они имеют свою заданную программу, по которой будут собирать необходимую информацию – каждый свою. Емкость их памяти огромна, и все собранные сведения они будет передавать своим потомкам. Те объекты, память которых заполнится, будут ее просто передавать следующим поколениям. Но будут рождаться твари, память которых абсолютно чиста, и они будут накапливать новую информацию. В одной твари будет собрана информация, полученная за миллион вращений планеты вокруг своего солнца. Можно было точно так же разработать тварь, собирающую информацию в воде или в воздухе. Но у нас нет времени, нам нужно продолжать поиск, великая раса эльверов нуждается в открытии планет для колонизации. Поэтому мы разбросаем тонких и длинных тварей, ползающих в земле, по поверхности, а в океаны сбросим буи, и улетим дальше, продолжать свою миссию.

Когда придет время, вот с такой кнопки, – Ба-дир левой рукой, фаланги пальцев которой были сложены в один ровный ряд, указал на небольшую выпусклость, расположенную на дальнем конце главного пульта управления, за которым он сидел, – будет подана команда. По ней все тонкие и длинные твари, ползающие в земле, поднимутся на поверхность. Они сплетутся, соединятся в единый организм. И мы сможем быстро снять информацию обо всем, что происходило на планете очень и очень долгое время, с сегодняшнего дня вплоть до того момента, когда погаснет светило этой солнечной системы.

Третьи, конечные фаланги пальцев молодого, еще не набравшегося опыта и не умевшего до конца контролировать свои эмоции Га-фура, изогнулись вверх, что означало крайнюю степень восхищения. Командир корабля Ба-дир не стал ему на это указывать, хотя и мог сделать такое замечание: надо быть сдержаннее, но он гордился созданным совместно с «Кор-при» способом сбора информации.

Кораблю-разведчику потребовалось еще одно вращение планеты вокруг своей оси, чтобы облететь ее и разбросать на всех землях сборщиков информации, которых Ба-дир назвал чеер-вееями, что буквально означало «рожденный искусственно». Попутно корабль сбрасывал небольшие буи в океаны, реки и водоемы, часть из которых оставалась плавать на поверхности, а часть погружалась в глубины вод. Умный «Кор-при» не возил эти буи с собой, он их создавал на каждой из исследуемых планет из местных материалов, полученных из почвы, воды и воздуха.

Корабль сбросил последний буй и завис над неподвижным океаном в ожидании приказа продолжать великую исследовательскую миссию. Спрессованное в информационную капсулу сообщение со всеми полученными сведениями было готово к отправке на священную родину эльверов – планету Гу-бар. Осталось только нажать на висевшем перед командиром круглом экране квадрат, мерцающий зеленым светом. Но тут Га-фур сказал:

– Наш отчет получается слишком сухим. В нем только цифры и факты. Думаю, что в него надо добавить изображение, запахи и звуки океана. Высший совет должен видеть и чувствовать, какую планету мы открыли. Она уникальна. Океан на нашей родине, планете Гу-бар, который мы называем Большим, в десять раз меньше этого источника воды, пригодной для применения великой расой эльверов. Еще ни на одной планете, открытой за время разведки четвертой вселенной всем нашими кораблями, не находили планеты с таким количеством воды. Мы сделали великое открытие, хотя по всем правилам не должны были даже приближаться к этой планете, потому что из нее не выходило тепло.

Все три фаланги центрального пальца левой руки Га-фура поднялись вверх, образовав замкнутое кольцо, что означало наивысшую просьбу. И Ба-дир сдался и сказал:

– «Кор-при», сними защиту и открой верхний купол.

Верхний купол исчез, экипаж мог видеть, слышать и обонять океан. Специальный аппарат записывал все это, чтобы Высший совет смог увидеть бесконечность простирающейся массы воды, впитать ее особые, чистые, целебные запахи. И «Кор-при», и экипаж прекрасно знали, что грубо нарушают инструкции, разрешающие разведчикам открывать купол только во время их выхода и возвращения на корабль. Но что могло случиться за ничтожное малый промежуток времени, когда записывалось изображение, звуки и запахи океана? Вероятность какой-либо аномалии практически приближалась к нулю. Но все же она не равнялась нулю. Такая вероятность была, пусть и чудовищно малая. И произошло то, что ни в коем случае не должно было произойти. Прошивший защиту и атмосферу планеты пылающий метеорит, уменьшившийся в пламени до размеров головы взрослого эльвера, ударил в корабль, прямо в пульт главного управления, за которым находился Ба-дир. Метеорит был мал, однако летел с чудовищной скоростью. Он не разрушил корабль, но смертельно повредил его умные мозги, создал огромную температуру, почти мгновенно убившую членов экипажа, защитный экран которых был отключен. «Кор-при» рухнул в океан. Его падение остановилось только на дне, достигающем в этом месте глубины 400 метров.

Если бы об этом узнали на планете Гу-бар, родине эльверов, то сказали бы, что великое Проведение покарало разведчиков за нарушение предписанных правил, которые следовало неукоснительно выполнять. А главное, они понесли заслуженно наказание за то, что совершили самый страшный в глазах представителей великой расы эльверов грех – они проявили гордыню, они хотели выделиться, показать свои особые заслуги. Но Высший совет не узнал об этом. Ему сообщили о пропаже одного из 200 кораблей, бороздивших уже четвертую галактику в поисках планет для колонизации. Что ж, неизведанные дали могут преподносить разные сюрпризы, в том числе и неприятные, могут погибнуть и лучшие корабли с опытными экипажами. Это неизбежная плата за экспансию.

Информационная капсула так и не была отправлена, и великая раса эльверов не узнала о возможности колонизации третьей из восьми планет в рядовой солнечной системе со светилом средней интенсивности излучения. Земля, как ее впоследствии назвали мыслящие существа, появившиеся в результате эволюции, избежала их появления, она продолжала развиваться по своим законам, без влияния извне.

В последний момент перед гибелью, когда тело уже было охвачено огнем, Ба-дир успел нажать на кнопку, зовущую всех чеер-веев выйти на поверхность. Они останутся там и погибнут, и ни один возможный враг великой расы эльверов не сможет узнать их секрет и создать такой же совершенный и вечный способ слежки за планетой. Корабль разведчиков принял лишь часть этой команды. А главное, он не смог спасти экипаж. Зато «Кор-при» смог закрыть верхний купол и включить режим невидимости. Его силовая установка осталась цела, и от корабля-разведчика непрерывно исходит сигнал, который должны заставить чеер-веев, собравших информацию о многих миллионах лет после их заселения в землю планеты, выползать наверх. Но сигнал слишком слаб. Когда прохождение сигнала во время дождя усиливается, на него реагируют только некоторые длинные и тонкие твари – самые чувствительные. Они выползают наверх. Их слишком мало, чтобы соединиться в великую информационную сеть, которую некому будет прочитать. Они гибнут, выполняя программу, заложенную в них много миллионов лет назад разведчиками великой расы эльверов.

Очень злая планета

Как я люблю этот коридор! Остальным практикантам он почему-то не очень нравится – видимо, из-за своей непредсказуемости. Каждый день я иду сюда, чтобы получить огромное удовольствие, испытать гамму самых разнообразных чувств, от восторга до страха. Кто сказал, что косморазведчики не боятся? Я проходил много тренировок на различных тренажерах, но не помню, чтобы так сильно захватывало дух и по телу пробегал озноб, как здесь.

Если разобраться, я поступаю неразумно, посещая коридор и тратя на него драгоценное время. Именно из-за этого свободного времени я, имея самый высокий балл по всем дисциплинам, после предпоследнего года учебы попросился на практику не в косморазведку, а на этот тихоходный корабль со странным названием «Центурион».

Меня давно привлекала проблема Z-Амбра – самой таинственной планеты 13-й галактики. «Блуждающая жемчужина» – так поэтично окрестили ее ученые. Z-Амбра скачет в пределах пяти солнечных систем, каждая из которых состоит из светила среднего класса и семи планет. Ее перемещения непредсказуемы, приносят немало проблем жителям всех планет, достаточно густонаселенных – наводнения, всяческие природные катаклизмы. Причем Z-Амбра не просто перескакивает каждый раз на новую орбиту в новую солнечную систему, а на некоторое время вообще исчезает.

Существует множество гипотез, но все они настолько фантастические, что не воспринимаются учеными всерьез. Может, это самонадеянность, присущая молодости, только мне почему-то думается: я в состоянии разгадать феномен Z-Амбра. Конечно, потребуется много времени. Поэтому, собрав всю имеющуюся об этом уникальном явлении информацию, я попросился на «Центурион». Его даже назвать-то космическим кораблем нельзя. Это огромная станция, она находится в голове кометы и медленно движется к небольшой планете одной из удаленных от центра галактики солнечных систем. А я, выполнив свои обязанности по обслуживанию жизнеобеспечения станции, изучаю и пытаюсь анализировать все известное о Z-Амбра. Но никак не могу найти хоть какую-то зацепку, чтобы попробовать размотать этот клубок загадок. Привлекаю самые последние достижения науки, ищу на стыке разных направлений, учений, гипотез, но не вижу никакого просвета. А когда выдыхаюсь совершенно, направляюсь в коридор.

Коридор – это что-то невероятное. В нем смоделированы климатические пояса планеты, к которой мы летим, растительный и животные мир. Причем сделано все просто потрясающе. Что он приготовил мне сегодня? В прошлый раз я чуть не замерз и не ослеп среди бесконечных белых просторов, непередаваемо искрящегося снега и синих ледяных глыб.

Прикладываю руку к углублению в стене – и все вокруг преображается. Огромный коридор с ровным матовым светом превращается… во что же превратится сейчас? Сначала появляется шум – это шелестят листья, затем постепенно прорисовываются деревья. И вот я уже стою на краю леса. Белые с черными полосами стволы, ветки, словно падающие волнами вниз. Легкий ветер перебирает эти волны, листья шуршат, миллионы звуков сливаются в один невыразимо сладостный и грустный шелест. Под деревьями – настоящий ковер из трав с островками кустарника. Лес редкий, его насквозь пронизывают солнечные лучи, бегущие бликами по траве, кустам и цветам.

«Что это?» – невольно восклицаю я. «Красиво?» Это голос Баклая, командира корабля. Он стоит рядом и тоже смотрит на лес. Я так увлекся превращениями коридора, что не слышал и не видел, как он подошел. «Это березовая роща. На планете, к которой мы летим, их много». «Наверное, на Земле очень интересно?» – спрашиваю я. Баклая чуть морщит губы, что у него означает улыбку: «Не приходилось бывать на этой планете». Заметив мое удивление, он неожиданно улыбается по-настоящему: «У нашего корабля совсем иная задача. А Земля изучена уже достаточно хорошо». Видя мое замешательство и непонимание, Баклая откровенно смеется: «По крайней мере, так считают почти все в Космическом совете. Но я по собственному опыту знаю, что и Земля, и Z-Амбра – одинаково таинственные планеты. Ну что ж, отдыхайте, развлекайтесь, а когда будет время, заходите ко мне, думаю, нам есть о чем поговорить». И Баклая уходит, оставляя меня в полной растерянности.

Оказывается, березовая роща полна жизни. Кого только я ни встречаю в ней! Стою перед светящимся в стене экраном и смотрю, с каким же животным и растительным миров столкнулся сегодня. Полевая мышь, барсук, крот, лиса, заяц. А вот медведь – огромный зверь, вставший на задние лапы и бросившийся на меня. Здесь, в березовой роще, я чувствую сильный, резкий запах косматого чудовища, шагаю навстречу и прохожу через него. Голограмма, даже самая хорошая, такой не бывает: я вижу не только грязные клочья шерсти, но и мышцы, сосуды, пульсирующую кровь, кости медведя, а главное, у меня резко начинает болеть тело, особенно глаза, словно я просочился не через созданную потоками света фигуру, а через что-то материальное, плотное.

Смотрю дальше: двадцать три вида бабочек и насекомых поменьше, птицы… Но все это делаю как-то механически, мысли словно текут вторым планом. А на первом – слова Баклая: «…по собственному опыту знаю, что и Земля, и Z-Амбра – одинаково таинственные планеты». Что он имел в виду? Z-Амбра изучена вдоль и поперек из космоса, ее просвечивали и прощупывали всеми известными способами. Непосредственно на планете побывали всего три экспедиции, но вторую и третью можно считать визитами вежливости: их, как туристические группы, повозили по Z-Амбра, показали достопримечательности и попросили вежливо, но достаточно убедительно воздержаться от последующих посещений – их будут расценивать как попытки вмешательства. Об этом есть подробные отчеты, список всех участников, данные на них. Первая Заповедь Межгалактического Совета запрещает насильственное вмешательство в жизнедеятельность какой бы то ни было цивилизации, если она не представляет реальную угрозу другим цивилизациям. Перемещения Z-Амбра таковыми не были признаны, они лишь доставляли неприятности, с которыми жители планет пяти солнечных систем достаточно успешно справляются сами. Поэтому попыток установить более тесный контакт, уговорить вступить в Межгалактический союз не предпринималось. О первой экспедиции говорилось, что почти все ее члены погибли. Ни имен, ни дат, ни результатов – ничего. Я обращался во все архивы, в том числе и в Главный, в поисках хоть какой-нибудь информации, но безрезультатно. Неужели Баклая был в первой экспедиции?

Нет, такого просто не может быть! Но почему он сказал: «…И Земля, и Z-Амбра – одинаково таинственные планеты»? Впрочем, что я знаю о планете, к которой мы летим? В числе загадок космоса (а я изучал эту проблему достаточно серьезно) Земля, судя по известным мне источникам, не значится. Цель нашего полета – сбросить на планету какой-то контейнер. Что за контейнер, какого его содержимое, неизвестно ни мне, ни другим курсантам. Слишком много неясного, загадочного. Надо попытаться прояснить все у Баклая, тем более что он меня приглашал зайти. И я отправляюсь к нему.

Сижу в жилом помещении, которое занимает капитан, на непонятном и неудобном предмете, который Баклая гордо представил: «Старинное кресло с планеты Земля». Держу в руках странную чашку какого-то горячего напитка с приятным запахом. Капитан понимает, что расспрашивать о каждой вещи мне неудобно, и охотно объясняет: «Это кофе, тоже с этой планеты, и, замечу, превосходнейшего качества. Бодрит, повышает тонус и способствует приятной беседе». Первый раз вижу Баклая таким веселым и раскрепощенным. Все на борту «Центуриона» привыкли к другому капитану: предельно точному, конкретному в словах и приказах, замечающему любую, даже незначительную оплошность. Для нас, практикантов, из которых на девяносто процентов и состоит команда корабля, вообще одного взгляда суровых глаз на жестком, неулыбчивом лице достаточно, чтобы понять, что мы что-то сделали не так и бежать исправлять ошибку. Баклая словно закован в форму, опутан инструкциями, и кто-то из практикантов после тщетной попытки хоть что-то узнать о нем от постоянных членов экипажа предположил, что капитана отправили на «Центурион» за какую-то провинность.

Чтобы преодолеть робость, спрашиваю: «Кофе с Земли? Но ведь Вы говорили, что ни разу не были на этой планете». – «Не был, – смеется капитан, – но кофе пью. Как оно попало на борт – мой маленький секрет». Он как-то резко грустнеет, вздыхает: «На Земле, к великому сожалению, не был». Я молчу, чувствуя, что капитан выскажется до конца, и не ошибаюсь. Баклая снова вздыхает: «То, что Вы, молодой человек, видели в демонстрационном коридоре, не самые богатые в смысле растительного и животного мира места Земли, за исключением последнего показа. Вы побывали в пустыне, полупустыне, два раза на высокогорье в разных полушариях планеты, в районе Южного и Северного полюсов и в среднем поясе, в березовой роще. Если продолжите свои походы, узнаете много нового, прикоснетесь к прекрасному миру. А теперь задавайте вопросы. Начинайте с тех, что попроще».

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не спросить о Z-Амбра, о загадочности Земли, и интересуюсь любимым детищем капитана – демонстрационным коридором. И очень скоро на этот коридор полностью переключается все мое внимание: Баклая, посмеиваясь, рассказывает поразительные вещи, которые с трудом укладываются в моем сознании. То, что демонстрационный зал оказывался огромным, не иллюзия – расширяется пространство. Для полетов в космос используются пространственно-временные коридоры, этого было достаточно, работа над совершенствованием приборов для изменения пространства долго не велась, а сейчас она возобновлена. Я не могу сдержаться от удивления и поверить даже в то, что видел своими глазами, ведь для подобных манипуляций, которые осуществляются только по специальному разрешению Межгалактического совета, необходима огромная мощность, которую «Центурион» вроде бы не может дать. «Да, не может, – соглашается Баклая, – но здесь использованы иные принципы свертывания пространства, на корабле по моей просьбе установлен первый аппарат нового поколения».

«А медведь?! – восклицаю я. – У меня до сих пор болит все тело». И слышу в ответ, что это дело обычное: Баклая включил молекулярный синтезатор, но всего на одну десятую процента мощности, и на «Центурионе» находится первый, опытный экземпляр переносного прибора.

Моему изумлению нет предела: «Почему на этом корабле есть оборудование, которого нет больше нигде?». Капитан хитро улыбается: «Но ведь надо где-то его опробовать». У меня ощущение, что я сплю, так все нереально, ведь еще совсем недавно преподаватели в высшей школе косморазведки говорили, что молекулярных синтезаторов нет. Их просто никто не разрабатывал и не делал – из-за невероятной сложности решения этого вопроса и за ненадобностью.

«Для первого раза достаточно вопросов, – хохочет капитан, – а то мои ответы повергают практиканта в состояние шока». Он переводит разговор на другую тему, мы пьем изумительный напиток – кофе, и я рассказываю про учебу, предыдущие практики, как зародился мой интерес к Z-Амбра. Баклая внимательно слушает, задумчиво кивая головой, потом неожиданно прерывает меня на полуслове: «Я обращу тебя в свою веру, ты будешь разгадывать загадку Земли – я уже стар, мне нужен продолжатель моего дела. Договорим завтра. А теперь спокойной ночи», – и довольно бесцеремонно выставляет меня за дверь.