Читать онлайн Ключи от тайны бесплатно

Пролог

Фоторамка, которая решит свою судьбу в ближайшие секунды, медленно движется к краю книжной полки.

Бац!

Довольный своей проделкой, серый кот, пристально следит за моим взглядом. Я не обращаю внимания.

Я смотрю в окно, вслушиваясь в еле уловимую барабанную дробь моросящего дождя. На часах около четырех утра, а я еще не спала. Интересная вещь «сон», если задуматься: то есть, то нет.

– Ты со мной, Бакс? – хвост кота скручивается в вопросительный знак.

Хватаю зажигалку с прикроватной тумбы, лениво скатываюсь по ступенькам на первый этаж и огибаю темную кухню. Наконец я на крыльце дома. Вдыхаю запах свежести и сырой земли.

Разместившись поудобнее в черном соломенном кресле, наблюдаю за серым комком шерсти, устроившимся напротив меня.

Запах табака. Приятная горечь во рту и дыхание захватывает. Вокруг образуется голубоватое облако дыма, небольшое головокружение после первой затяжки. Мы смотрим на пустую ночную улицу, освещенную тлеющими фонарями. Город, покрытый туманом. Город, который не спит.

Оуксайд – обычный провинциальный городок, полный загадок. Здесь из уст в уста передается любой разговор. Каждый хранит секреты, до которых, казалось бы, никому нет дела.

Прямо сейчас, поглаживая Бакса, я наблюдаю, как в город прибывает еще одна загадка. К утру каждый будет говорить об этом и печатать друг другу сообщения. Мир вокруг нас вот-вот изменится. Отныне Оуксайд – город теней и тайн.

Глава 1

– Решил явиться собственной персоной. Не рада? – из-за оглушающего визга машины, из которой только высадился Харрис Мейсон, я едва его слышу.

– Неожиданно.

Мне абсолютно все равно, какие понятийные ярлыки жители Оуксайда клеят на те или иные поступки Харриса. Его действия оправданы. По-другому в старшей школе было не выжить. Он успел поучаствовать во многих конфликтах. Но многие не понимают одного: «Когда влезаешь в драку, правила быстро испаряются». Там есть победитель и есть проигравший. На этом все. В одной из таких передряг он смело отстоял свою честь. После грандиозного дебюта его даже назначили правой рукой главаря местной, на тот момент, подростковой банды.

Харрис уже в нескольких шагах от меня. Я принимаю решение и выхожу навстречу, оставляя Бакса на крыльце. Он останавливается и раскидывает руки. Несколько секунд хмуро смотрит на меня. Я улыбаюсь ему. Он тоже еле заметно улыбается.

– Девушка, а мы знакомы? Аббигейл, тебя не узнать. – Непослушный локон падает прямо на глаза Мейсона. – Прекрасно выглядишь.

– Грешна, – отвечаю я, – похорошела.

Я не решаюсь задать неудобный вопрос, но догадываюсь, почему Харрис вернулся. Во-первых, на этой неделе два местных подростка трагично покончили жизнь самоубийством. Во-вторых, его младший брат тесно дружил с ними. Харрис переживает.

– Знаю, от чашки чая не откажешься. Пойдем в дом?

Темноволосый парень медленно следует за мной. Переступая порог дома, ласково щелкает кота по мордочке.

– Есть предположения?

– Есть, – напряженно вздыхаю и протягиваю горячую чашку. Он понял, что я догадалась.

– Льюис всегда с трепетом относился к друзьям, ты же знаешь, Абби. Он не может и не хочет принять тот факт, что их больше нет. Тебе не кажется странным, что… – уголки его губ стремительно опускаются вниз. Впервые за все время нашей короткой встречи, вижу, как на лице Харриса появляется тень сомнения.

– Что они совершили суицид в один день? – помогаю я.

Ответа на вопрос я так и не слышу, но понимаю, он имеет в виду именно это подозрительное стечение обстоятельств. От темы мы уходим. Тусклые уличные огни разгоняют тьму. Темное время суток, как и положено, отступает, приближая утро. До рассвета остается немного, но ночь и не думает заканчиваться.

«Льюис пропал!»

«Он не появлялся со вчерашнего дня…»

«Где ты? Льюиса нет!»

Эти сообщения, одно за другим, всплывают на экране телефона худощавого татуированного парня. Мы, как и полагается, со скоростью света, на которую способны, могли бы ринуться на поиски, обзвонить все полицейские участки и больницы. Но не сейчас. Со старым приятелем мы заняты разговорами, воспоминаниями о детстве, размышлениями о жизни. И даже не предполагаем, какие новости нас дожидаются.

Сколь бы шокирующими не были эти два слова: «Льюис пропал», они ничто, по сравнению с тайной, что обсуждает весь город. Что два несчастных подростка не покончили с собой, как мы полагаем, а были убиты намеренно.

Глава 2

Оуксайд. В прошлом спокойный и благоприятный, он навсегда изменился после загадочной смерти двух мальчиков. Вина и невиновность. Добро и зло. Жизнь и смерть. Тень сгущается над городом и та грань, которая разделяет эти противоположности стирается, не оставляя и следа. «Убиты намеренно» – предполагает мама одного из подростков. Но зачем? Кому это нужно?

Душераздирающие крики миссис Мейсон: «Где наш мальчик?», нервное хождение из стороны в сторону Мистера Мейсона, трясущиеся руки Харриса. Хочется сказать, что знакомые виды дома, в котором когда-то мы проводили много времени за играми, действуют на меня успокаивающе. Но на самом деле я полностью поглощена страхом и мыслями о случившемся. Не уверена даже, что понимаю, о чем говорят окружающие.

Подкрадывается незнакомое мне чувство отчаяния. Подозреваю, теперь мы будем заняты поиском и расследованиями, или, еще хуже, организацией похорон Льюиса. Встреча со старым другом закончилась совсем не тем, чем я ожидала.

Уверяю себя, что скоро этот кошмар закончится. Завтра будет лучше. Должно быть лучше. Достаю телефон, решив найти возможные зацепки. Я не надеюсь, что соберу большое количество людей для расследования, пока достаточно, если рядом будет Харрис. Чем раньше начнем, тем лучше.

– Пойдем? – прерывает мои размышления мрачный брюнет.

Я послушно иду за ним на улицу, минуя толпу соседей, которые пришли поддержать Мейсонов.

– Со мной связался одноклассник Льюиса. – Он несколько раз чиркает зажигалкой, после чего прикуривает сигарету; хватает всего двух затяжек, чтобы полностью разжечь табак. – У него есть информация, которая может нам помочь. Нужно идти в школу.

Окинув взглядом улицу, мы начинаем движение в сторону старшей школы Оуксайда. До нужного учебного корпуса всего пятнадцать минут ходьбы. Недалеко. Всю дорогу проводим в молчании, но оно не напряженное, наоборот. На периферии лужайки, где меньше всего людей, машет Кевин, кажется, так его зовут.

– Предупреждаю сразу, если вы кому-то передадите то, что я сейчас расскажу, моя жизнь будет разрушена. – Быстро бормочет подросток и умоляюще продолжает: – Меня могут исключить из школы и запереть в психиатрическую больницу. Но я владею полезной информацией. Пообещайте, что это останется между нами.

Замечаю, что Харрис одобрительно кивает и повторяю, делегируя ему инициативу.

– Можешь нам верить, Кев.

– Я знаю кое-что о ребятах. Кое-что, чего больше не знает никто, – я незаметно закатываю глаза, чтобы никто не увидел; бесполезные прелюдии начинают немного нервировать, – «Группа смерти!»

– Группа смерти? Это еще что? – успеваю спросить я перед тем, как Кевин продолжит.

– Да-да. Группа смерти, где подростков склоняют к самоубийству, принуждая выполнять всякие задания. Вы не знали?

У меня есть тысяча вопросов, но я молчу.

– Твой брат тоже был в этой группе, мне жаль… – старшеклассник практически на грани.

Боже, бедный Харрис. Он хороший человек, он не заслуживает того, что сейчас происходит. Мы знаем друг друга с детства. Когда его родители переехали на нашу улицу, я верещала от радости. Восторг накатил вдвойне, когда он оказался не намного старше меня, а всего-то на несколько лет. Мы вместе убегали из дома, смотрели сериалы и мечтали стать бандой.

Большой дуб у реки всегда был моим убежищем; когда я была чем-то расстроена – прибегала к дереву, и никто, кроме Харриса, не знал, где я.

Ночь, когда мама и папа погибли в автокатастрофе, была ужасной. До сих пор я отказываюсь ее вспоминать. Это было не так давно. В канун моего восемнадцатилетия. Разговор об этом событии разрушит ту эмоциональную крепость, которую я возвела вокруг себя на веки вечные. Все же мне иногда хочется это вспомнить. Я всегда чувствовала в них сильную потребность. Чувствую до сих пор.

В тот дождливый вечер, спрятавшись под огромным деревом из-за проваленного экзамена, я слышала, как завелась машина и родители отъехали от коттеджа, затем удар, треск стекла и сирена скорой помощи, а затем, когда все стихло, – шаги. Это был Харрис. Он мне все рассказал. Он все видел. С тех пор он стал единственной поддержкой для меня. За эти годы мы стали больше, чем друзья.

Жизнь и смерть. Добро и зло. Свет и тьма. Две стороны одной медали. Несмотря на долгую паузу в нашем общении, я готова сделать все, чтобы помочь Харрису. Но теперь ничто и никто не знает, что будет завтра.

Глава 3

Прошло шесть часов с тех пор, как обнаружили тело еще одного подростка. Но его смерть не первый и не последний несчастный случай, от которого будет страдать Оуксайд. Благодаря жителям, подозревающим друг друга, город с каждым днем становится все больше похожим на Трир, во время облавы на ведьм.

А между тем, парень по соседству – прагматик, рационалист, Харрис Мейсон, мирится с осознанием того, что его младший брат Льюис стал жертвой интернет-террористов и до сих пор не найден.

Я пишу другу, что все наладится, и отваживаюсь подремать перед похоронами мальчика. Сверяюсь со стрелками на часах и убеждаюсь, что могу себе позволить час сна.

Не проходит и десяти минут, как меня будит стук в дверь. Это Харрис.

– Я должна поспать, – говорю я и возвращаюсь на диван, оставляя дверь открытой.

Удивителен тот факт, что он даже потрудился постучать, такой этикетный жест ему не свойственен.

– Подожду, пока выспишься, – бодро говорит он и плюхается в кресло, стоящее в углу гостиной.

Настроение у него странное. Харрис чересчур взвинчен, будто безумен, его глаза горят задорным огнём. Не похоже, что он переживает чувство печали и скорби.

– Что с тобой? – прямо спрашиваю я, нервно пропуская свозь пальцы пряди шоколадного оттенка.

– Слезы словно выкипели, не дойдя до глаз.

Что он несет? У него жар? Галлюцинации?

– В горле стоит ком, но за все это время – ни слезинки. А суметь заплакать значит освободиться. Увы, глаза остаются сухими, – он вопросительно поднимает глаза.

– Понимаю, Харрис… – я не понимаю ни единого его слова.

Я отворачиваюсь от него, но краем глаза замечаю, как он приподнимается с кресла. Заставляю себя не думать ни о том, почему Харрис странно ведет себя, ни о тех расследованиях, что нам предстоят. Я сосредоточиваюсь лишь на том, как бы поскорее уснуть, как прижаться к подушке и забыть о проблемах, свалившихся за день. Обвиваю руками большое одеяло, и Харрис садится на край дивана. И как это понимать?

Слышу щелчки зажигалки. Он выкуривает сигареты одну за одной. Я незаметно засыпаю.

Мне жарко, очень жарко. Я стараюсь сбросить с себя одеяло, но оно не поддается. Открываю глаза, одеяло прижала рука Харриса, который уснул, сидя у меня в ногах. Странно, что он тоже задремал, а ведь был таким энергичным; скорее всего, он положил руку на меня уже во сне. Честно говоря, мне не хочется покидать постель, но я должна это сделать. Нам нужно на похороны.

Я осторожно нажимаю на запястье и Харрис открывает темно-карие глаза. Мы смотрим друг на друга несколько секунд. Я ценю его присутствие гораздо больше, чем он об этом думает, но непонятная беседа и причина, по которой он решил, что ему дозволено усесться ко мне на постель – до сих пор не выяснены.

Он сейчас одинок и нуждается в большей поддержке. Буквально ни с кем, кроме меня, он не может поделиться чувствами. Как неожиданно мы снова сблизились. И я этому рада.

– Сколько времени? – восклицает Харрис.

– Половина двенадцатого.

– Абби, давай быстрее, нам нужно быть в двенадцать, – он ритмично тычет пальцем по циферблату наручных часов.

Подхожу к комоду и пристально смотрю на друга, давая понять, что мне нужно переодеться. Он неподвижно сидит и не сводит с меня глаз. Я зависаю над ящиком с одеждой, театрально закатывая глаза. Харрис усмехается, но милостиво отводит взгляд к окну.

– И что я там не видел? – бубнит он себе под нос.

Я снимаю домашнюю одежду, аккуратно складываю ее стопкой. Натягиваю черную футболку оверсайз и ощущаю все прелести свободного кроя. Продолжаю рыться в ящике и достаю брюки-карго. Смотрюсь в отражение зеркала; серо-голубые глаза подчеркнуты теплыми оттенками бежевых теней, а персиковый румянец на щеках делает скулы заметнее. Запрокидываю голову вперед и собираю вьющиеся волосы в небрежный пучок.

– Я закончила, – скрещиваю тонкие руки на груди и, приподняв бровь, наблюдаю за другом.

Он резко поворачивает голову в мою сторону, от чего волосы художественно падают на лоб, и с притворным удивлением оглядывает комнату:

– А где Абби? – затем поднимает подушку и ищет под ней.

– Ну хватит, – я хватаю с комода блеск для губ и запускаю прямо в него, но враг успешно отбивается подушкой.

Выходя, хватаю сумочку, бросаю в нее телефон и на всякий случай блокнот. Пока мы едем, я сижу, откинувшись на сиденье, отпустив мысли на волю. Когда мы подходим к церкви, пугаюсь количества припаркованных машин. Кажется, половина города собралось на прощание.

У гроба я оказываюсь быстрее Харриса; и сразу замечаю на руке умершего мальчика, казалось, свежий порез в виде розы, но не придаю значения. Единственное, что я о нем знаю, – Тристан был единственным ребенком в семье Джонсонов. Было очевидно, что родители еле держатся. Страшно и больно хоронить своих родителей, я понимаю это, как никто другой, но еще ужаснее – хоронить своего ребенка.

После смерти родителей я очень надеялась, что больше не придется посещать подобные мероприятия. И вот, два года спустя, я оплакиваю смерть за смертью, на заднем ряду крошечной церкви. Родители Тристана, друзья, учителя и не меньше половины прихожан занимают передние ряды. Только я и Харрис сидим на одинокой скамье у дальней стены. Мои глаза блестят от слез, как и глаза остальных присутствующих здесь. Кроме Харриса. Он не плачет. Прощание заканчивается молитвой.

Страх. Самая обычная человеческая эмоция. Будучи детьми, мы боимся всего. Но повзрослев, понимаешь, что боишься не темноты, а того, что ждет тебя в конце темного коридора. Мы все были в этом коридоре. Опустошенные, одинокие, потерянные.

Глава 4

Что заставляет место быть домом? Его тепло, уют и знакомые вещи? Любовь и понимание? Или простая безопасность? Нет. Дом – это не место, куда мы приходим отдохнуть после тяжелого рабочего дня.

Дом – это люди, которые наполняют смыслом каждый квадратный метр площади. Именно от них исходит уют, любовь и понимание. Благодаря им шалаш может превратиться в настоящий дворец. И сейчас я бездомная.

Добравшись после похорон до дома, поворачиваю ключ в замке, и когда, наконец, дверь за мной захлопывается, мгновенно расслабляюсь. До момента, как, повернувшись, не замечаю подранный диван, разбросанные клочки бумаги и развалившегося Бакса.

– Ты издеваешься? – пытаюсь говорить твердо, и у меня получается.

Следующий час, кот, виляя хвостом, слушает нотацию, которую я читаю во время уборки. Я напоминаю, что мне не нравится его поведение в мое отсутствие и заставляю его дать обещание, что впредь он не будет так делать. Бакс вдумчиво смотрит на меня, наверное, все понял.

Хочу написать Харрису. Нужно уже решить, что нам делать и с чего начать поиски Льюиса. Взяв телефон в руки, в окне замечаю до боли знакомый силуэт. Харрис делает буквально последние затяжки, сбрасывает пепел и кидает тлеющую сигарету в пустую пепельницу. Он руками отряхивает вьющиеся густые волосы от капель дождя и брызги летят во все стороны.

– Чем занималась? – спрашивает приятель, едва успев зайти, а я в ответ лишь страдальчески мычу.

– Посмотри, что Бакс сделал, – отвечаю я, и он издевательски улыбается, – Я битый час собирала весь мусор.

Зная, какой Харрис чаевник, решаю заварить купленный на прошлой неделе новый сорт чая. Демонстративно выкладываю перед ним только что приготовленный сэндвич с курицей, аппетитный настолько, насколько это возможно. Он запрокидывает голову от смеха, увидев огромную полулитровую кружку чая; он очарователен.

– Вкусно? – спрашиваю я, когда он откусывает первый кусок.

– Готовишь ты восхитительно, – говорит Харрис, уплетая кусок за куском.

Я победно киваю, достаю блокнот из сумки и сажусь прямо перед ним.

– Ты ничего странного не заметил во время прощания?

– Ты о чем? – говорит он мягко, поглаживая татуировку в виде сплетенных рук.

– Роза! – говорю чуть громче, чем хотелось, – Вырезана роза на предплечье.

– Вырезана? – иронически уточняет он.

– Да, именно.

Харрис несколько мрачнеет, словно сказанное его пугает, но вскоре возвращается к обычной невозмутимости.

– Кто проводил вскрытие?

Я настроена серьезно.

– Абби, ну что-нибудь попроще.

Несколько раз он мельком смотрит на меня и ухмыляется.

Я ничего не говорю, просто сижу, опустив руки. Мой интерес к расследованию начался, когда, как гром среди ясного неба, пришла мысль ехать к Джонсонам, и прямо сейчас. Оставлять друга одного неправильно, но единственное, о чем я могу сейчас думать, это о том, что мне надо добраться до пострадавшей семьи. Без объяснений я выбегаю на улицу, запрыгиваю в черный форд, арендованный мною еще два месяца назад и вбиваю в навигатор «637, МакКинли»: ехать туда десять минут. Харрис за это время прислал одно сообщение, но я оставляю его без ответа.

Улица застроена небольшими одноэтажными домами. Нужный мне дом виднеется на горизонте. Это старомодная кирпичная постройка, дворик прелестный и ухоженный. Наверное, это миссис Бриджит Джонсон руководит – вот почему клумба так гармонично вписывается в стиль дома.

Я выхожу из машины, делаю глубокий вдох и поднимаюсь по крыльцу. Стучу в хлипкую стеклянную дверь, и через несколько мгновений она открывается.

– Моя дорогая, спасибо, что приехала. Извини, у нас не прибрано. Не до того сейчас, – милая женщина жестом приглашает меня войти. Она глубоко вздыхает и продолжает: – Нам очень тяжело.

Ее опухшие от слез глаза наполняют мою пустую грудь отчаянием, и наконец проникают глубоко внутрь. Слышу тихие судорожные всхлипы, которые просто не в состоянии вынести. Я делаю осторожный шаг в ее сторону, и она утихает. Широкоскулое, с точеным подбородком лицо невольно приковывало к себе взгляд. Обращаю внимание на то, как прекрасно она выглядит, несмотря на возраст: покатые плечи, гибкая фигура, огненно-рыжие волосы. Зеленые глаза с мягкой темной глубиной смотрят на меня обеспокоенно, но по-девичьи открыто.

Миссис Джонсон ведет меня через узкий коридор на кухню, и я вижу пачки таблеток. Какие-то успокоительные.

Как можно быстрее задаю вопросы о проведенной судебно-медицинской экспертизе и записываю в блокнот имя врача, с которым необходимо связаться в ближайшее время, но не решаюсь уточнить подробности; бедной женщине и так несладко. Она несколько раз предлагает выпить чашечку кофе, но я вежливо отказываюсь.

После последних двадцати минут голова кругом. Остается еще много связанных с Тристаном вопросов, но думаю, что смогу разобраться с уже имеющейся информацией. Ладно, свяжемся с экспертом, найдем ребят, с которыми он тесно общался. У меня появляется смутное подозрение, что я попаду в западню, но попробовать стоит.

Только начавшееся расследование выматывает все больше, домыслы становятся все мрачнее, а надежды потихоньку угасают. Есть одна старая поговорка: «Самый темный час – перед рассветом». Рассвета ждут все, но для начала нужно привыкнуть к темноте.

Глава 5

Наверное, многие из нас, вопреки всему, надеются, что каким-то образом жизнь вернется в прежнее русло. Что проблемы, преследовавшие нас, исчезнут с рассветом солнца. Что мы сможем спокойно выйти на улицу и прогуляться по ночному городу. Но все это было до столкновения с неопровержимой реальностью и ужасной тайной, которую может раскрыть скальпель патологоанатома.

Вчера, когда я вернулась от Джонсонов, Харриса уже не было. Я так и не ответила на сообщение, кажется, он обиделся. Не стоило вот так бросать его, без объяснений. Но всю ночь я спала как убитая, если сейчас уместно так выражаться.

Через час бессмысленного смотрения в потолок решаю принять душ, чтобы освежиться и прийти в чувства. Горячая вода молниеносно расслабляет напряженные мышцы. Я должна чувствовать облегчение от того, что дело берет новый оборот, но успокоение почему-то сменяется растерянностью и тревогой. Я сама захотела говорить с экспертом сегодня и теперь боюсь. Думаю, все пройдет хорошо; не уверена, что Харрис присоединиться, но, по крайней мере, буду надеяться.

Звоню Харрису перед выходом, но он сбрасывает. Отлично.

До морга добираюсь быстро. Как и следовало ожидать, архитектура этого здания не отличается изысканностью – это глухой параллелепипед из белого кирпича. И все же он наделен парой художественных элементов – вокруг центрального входа по-особому положены кирпичи, обклеенные мозаикой: одни, утопают в стене, а другие, наоборот, выпирают из нее. Получается узор, напоминающий какой-то цветок. Амарант, точно, цветок бессмертия! Очень символично…

Едва я успеваю зайти, как в нос бьет холодный запах формалина. Он составляет одно целое с равномерным гудением электричества. В этот обонятельно-звуковой поток вмешивается приветливый доктор Кердл:

– Что-то подсказать, мисс?

– Доктор Кердл, здравствуйте, – говорю я, и он расплывается в еще большей улыбке, – Миссис Джонсон должна была…

– Да-да, она меня предупредила, мисс. Ну что ж, – он жестом указывает на свой кабинет и плавно поворачивается на каблуках.

– Здесь есть несколько патологических моментов, которые будут вам интересны, – седовласый мужчина достает из ящика фотографии, протягивает мне и продолжает: – Следы сдавления шеи, что доказывается: странгуляционной бороздой на передне-левой поверхности шеи в средней трети, положительной пробой Бокариуса, «серебристой» полоской под кожей в проекции верхнего края верхнего кровоподтека, кровоизлияниями в поверхностных и глубокой мышцах шеи, мелкоточечными кровоизлияниями в соединительные оболочки глаз. Причинено в пределах нескольких секунд, но не является причиной наступления смерти.

Кердл тараторит настолько быстро, что я успеваю только кивать в ответ. Я по большей части не слежу за разговором и не понимаю часть сказанного, но доктор, кажется, этого не замечает.

– На кожном покрове правого предплечья также были обнаружены следы глубоких порезов, особенно примечательный из которых, в виде необычной фигуры.

– Розы? – уточняю я, и доктор аккуратно вытягивает из кипы фотографий, одну, со снимком пореза, усердно рассматривая ее.

– Боже, боже. Мисс, точно! Точно, точно, точно. Вот старый дурак. Роза, очевидно роза, – он, переминаясь с ноги на ногу, шутливо стукает себя по голове. Доктор трепетно и по-детски стыдится своей недогадливости.

– Это самоубийство, доктор Кердл?

– Оно самое. Бедный мальчишка… – потерев седую шевелюру, мужчина глубоко вздыхает и продолжает:

– Мисс, дело вот в чем. Для установления особенностей личностного реагирования на психотравмирующие события и динамики психического состояния, накануне предполагаемого самоубийства, должна быть изучена информация, содержащаяся в переписке суицидента со значимыми для него людьми. Подобная переписка, по нашим наблюдениям, при определенных суицидах, может продолжаться вплоть до последних минут жизни.

Половину сказанного я вновь пропускаю, и доктор на сей раз замечает.

– О, мисс, прошу прощения. Я хочу сказать, что в обязательном порядке необходимо проверить телефон мальчишки, там может содержаться ценная информация, но миссис Джонсон категорически против.

– Спасибо вам, доктор Кердл, я поговорю с ней, – успеваю я пробормотать, и в кабинет заходит молодой ассистент, такой же обаятельный, как и доктор.

– Прошу прощения, нужно работать, мисс, – он мило улыбается и провожает меня до двери.

Оказывается, ни на что не надеяться – единственный верный способ не разочароваться. Сердце четырнадцатилетнего мальчика умирало медленно, сбрасывая надежды как листья, до тех пор, пока не осталось ни одной, ни единой надежды. Ничего не осталось…

Глава 6

Все-таки придет время, когда каждый должен возвратиться на свое место. Только мне некуда вернуться. У меня есть одно место, которое когда-то согревало прекрасными моментами и незабываемыми эмоциями, но сейчас, приходя туда, греют лишь воспоминания и сигарета.

«Миссис Джонсон, нам очень нужен телефон вашего сына, иначе мы не узнаем причину его смерти». Отправляю эсэмэс и сажусь на каменный бортик, ожидая ее ответа. Еще раз оглядываюсь на белоснежное здание, подтягивая ноги к груди. Меня овевает резкий прохладный ветер, когда я затягиваюсь сигаретой и опускаю голову между коленями. Почти девять утра, через час я должна была бы проснуться и готовить вкуснейшие сэндвичи со сладкой горчицей на завтрак. Вместо этого я сижу на каменном бортике, в холоде и одиночестве. Напротив морга.

Никотин расслабляет, и я думаю о том, что не знаю о себе очень многого. Например, если я черствый человек, как оказалась в «отряде» эмпатов и альтруистов, и почему я такая сентиментальная в последнее время? Впрочем, зачем я задаюсь этими вопросами и трачу время на такие размышления? Я банально хочу заполучить внимание Харриса. Зачем? Об этом я подумаю позже.

Мои размышления прерывает громкий стук автомобильной двери и крик: «Почему сразу не на кладбище!?»

Харрис сдвигает брови, мрачно и агрессивно глядя на меня, отчего я начинаю затягиваться сигаретой с интервалом в несколько секунд.

– Встань, когда я с тобой разговариваю! – орет он, но вставать я не собираюсь.

Он смотрит на меня с прищуром и проводит рукой по волосам. За то долгое время, что я знаю этого человека – Харриса Мейсона, – я успела выучить, что этот его жест означает волнение или злость. Сейчас, по всей видимости – и то и другое.

Харрис смотрит на меня в упор. Агрессивно, но он явно в замешательстве.

– Я задал тебе вопрос: «Почему не на кладбище?» Почему ты ограничилась только моргом, Аббигейл? – кричит он, выхватывает окурок из моей руки и, не смотря, швыряет в урну, стоящую неподалеку. Стопроцентное попадание.

– Без всей этой чуши, что ты несешь, я прекрасно могла бы обойтись, – бубню я. – Я хоть что-то делаю, чтобы найти Льюиса, в отличие от…

– В отличие от меня? – лицо Харриса перекошено гримасой злости. – Ты полная дура! Ты решила играть в Шерлока Холмса, возомнив себя крутым и умным детективом, но ты забыла, что мы не в сериале. Ты решила, что больше всех заинтересована в его поисках, но ты забыла, что у Льюиса есть мать, отец и брат, которые переживают, уж поверь, больше твоего. Ты решила, что действуешь только одна, самая благородная из всех, а остальные сидят и плюют в потолок. Что ты из себя возомнила, Аббигейл? Как думаешь, каково мне? Льюис, может, уже мертв, а может, и жив, а может, висит в петле, а может, сидит в кафе, а может, лежит со вспоротым животом. Поставила себя на мое место?

Я закусываю губу, чтобы остановить набегающие слезы. Я неподвижна до тех пор, пока не слышу, как он просит меня сесть в машину.

Игнорируя его просьбу, иду к своему черному форду так быстро, как только могу. Изо всех сил сдерживаю слезы, сажусь за руль и закрываю за собой дверь, откидываюсь на спинку сиденья и рыдаю. Как я могла быть такой дурой? Хохочу сквозь слезы над тем, как я глупа. Отчасти он прав. Зачем я полезла в чужую жизнь? Затем, чтобы меня обдали порцией дерьма. Как я люблю.

– Успокоилась? – Харрис распахивает дверь с невозмутимым выражением лица, как ни в чем не бывало.

– Да иди ты к черту, Мейсон! – резко бросаю я, сама того не ожидая.

– Двигайся на пассажирское. Я отвезу тебя домой, а потом еще кое-куда, – говорит он и блокирует свой автомобиль нажатием на чип-ключ.

Всю дорогу он молчит, бездумно барабаня по рулю длинными пальцами. Я не обращаю на него внимания. Хоть в чем-то он и прав, но все равно обидно. Хочу спросить, зачем он приехал за мной и как нашел, но решаю подождать до тех пор, пока он не остынет, потому что понимаю, что настроение его испортится, если я спрошу об этом сейчас. Мы подъезжаем к дому, и я тут же замечаю на террасе ярко-голубые глаза Бакса, сияющие словно сапфиры.

Харрис дает мне час на сборы, и мы обмениваемся сухим «До встречи» перед тем, как окончательно распрощаться. Войдя в дом, бегу на кухню, чтобы покормить кота, иначе меня ждут очередные похороны. По моим расчетам, у меня есть двадцать минут на принятие душа.

Тревожные мысли о Льюисе не дают полностью расслабиться под горячей водой, но я все же заставляю себя. Выбираюсь из душевой кабинки и понимаю, что не взяла с собой ни чистой одежды, ни полотенце. Придется бежать голышом через весь дом…

Вытираюсь и заматываю полотенце на голове, после чего возвращаюсь в ванную, чтобы нанести немного макияжа и уложить непослушные волосы. В тишине скучно, поэтому включаю музыку на полную громкость и это действительно помогает сбросить напряжение. Я хватаю в правую руку расческу, воображая микрофон, в левой держу фен, чтобы ветер сексуально раздувал волосы. И кричу в расческу припев песни «Smalltown Boy», ритмично раскачивая бедра в разные стороны. Песня играет одна за одной, а я еще и не приступала к макияжу. Дойдя до «Crazy in Love», сбрасываю полотенце круговыми движениями и любуюсь своей фигурой, рассматривая каждый сантиметр отражения в зеркале. Я довольно хороша. Бюст второго размера, тонкая талия, шелковистая кожа, еще сияющая от воды. Завидую сама себе.

После очередного фуэте, замечаю в дверном проеме Харриса. Я готова провалиться сквозь землю. Прямо здесь, прямо сейчас. Помимо жаркого танца, расчески в руке, я еще и абсолютно голая. Сиюсекундно хватаю полотенце и прикрываюсь так быстро, как только могу.

– Браво! Прошу на бис! – Склонив голову набок, Харрис самодовольно усмехается и аплодирует.

– Харрис, ну черт тебя побери, – мне уже самой смешно от неловкости этой ситуации.

– А я, как оказалось, много чего не видел. Шикарная фигура.

– Почему ты зашел? Ведь слышал, что я в ванной.

– Боюсь, то, что ты в ванной – слышала вся улица. Музыка орет на весь дом, красотка. К тому же, я сорок минут жду тебя в машине, – я хватаю телефон, смотрю на время. Черт! Час прошел уже давным-давно… – Одевайся и поедем в одно местечко.

Харрис спускается в гостиную, а я натягиваю новые джинсы-клеш. Они светлее, чем мои обычные штаны. Я решила поэкспериментировать, тем более светлые оттенки мне к лицу. Сверху надеваю белый топ на тонких бретельках. Макияж уже неуместен, но прическу нужно привести в порядок. Волосы шоколадного цвета легко поддаются расческе и ложатся на плечи небрежными локонами. Харрис стучит в дверь два раза, и я открываю.

– Я в полной готовности, – отчитываюсь я.

– Так быстро? Я думал, не раньше полуночи выдвинемся, – он запрокидывает голову от смеха и получает за это щелбан.

Пока мы едем в машине, в неизвестном для меня направлении, Харрис рассказывает, как его едва не отчислили из университета за то, что он подрался с молодым преподавателем, приняв того за студента.

Помимо воли рассматриваю его татуировки. На правой руке маленькие и, кажется, не связанные между собой изображения и символы разбросаны от плеча до кисти. Вдруг меня озаряет, и я отвожу взгляд. Надеюсь, он не заметил, как я пялилась.

Харрис останавливается на парковке и просит закрыть глаза. Я в приятном предвкушении. Он, как истинный джентльмен, открывает дверь машины, берет меня за руку, и я следую за ним. Хочется подглядеть, но не делаю этого, чтобы ожидание было приятнее.

– Открывай, – шепчет он, смущенно потирая висок.

Кондитерская… Мы ходили сюда с мамой каждые выходные. С тех пор, как она погибла, я не приближалась к этому месту, потому что знала, меня задушат слезы. Так и есть. В горле стоит тяжеленный ком. Воспоминания о маме рвут сердце и душу. Приходя сюда, она баловала меня самыми вкусными пирожными. Я помню, как мы были счастливы, помню ее улыбку.

Харрис продолжает держать меня за руку и заводит внутрь. Зал маленький, всего десять мест, сейчас никого. Панно из живых суккулентов, красивая зеленая плитка на стене бара, однако в целом интерьер строгий. Шумят блендеры для коктейлей, гудит печь… Пока друг делает заказ, я не спеша обхожу весь зал, останавливаясь на нашем, когда-то, с мамой месте. Уголок возле окна.

– Сядем здесь?

Видно, что Харрис мечется в переживаниях.

– Да, – я еле улыбаюсь и продолжаю восстанавливать каждую мелочь из воспоминаний.

– Ваш заказ. – Обаятельная официантка возвращает меня в настоящее.

Голова идет кругом: если не заблокировать воспоминания, они просто разнесут меня на куски – прямо здесь. Несколько минут спустя на меня снисходит покой, который я неизбежно ощущаю в присутствии Харриса. Он единственный близкий человек, который у меня остался.

Есть места, подходящие для радости, и места, подходящие для страданий. Место, где ты был счастлив – может стать местом, где ты сходишь с ума от боли и страдания. Выходит, что у любого места есть свое предназначение.

Глава 7

Порой мы не можем сделать выбор, потому что не знаем, что ждет впоследствии. Но когда знаем, что будет – уже не можем сделать выбор.

Будильник звонит слишком рано. Поворачиваюсь на другой бок и хочу ударить по телефону, чтобы прекратить этот ужасный, душераздирающий трезвон. Рука скользит по чему-то мягкому. С трудом разлепив глаза, вижу Бакса, который растянулся у меня под рукой.

– И тебе доброе утро, – я здороваюсь с котом за лапу.

Выключаю будильник, вылезаю из кровати и набираю номер Харриса.

– Какой план действий на сегодня?

– Перезвоню, – шепотом бормочет он.

Спустившись на террасу, ловлю себя на одной мысли. В городе царит зловещая тишина, не считая дробь дождя. Хотя вовсю бьют молнии, не слышно ни одного удара грома. Даже мой сосед выглядит мрачнее, чем обычно.

– Привет, Эдвард! – кричу я через забор, – Все в порядке?

Он сжимает губы в тонкую полоску и трясет руками, чтобы показать свое возмущение. Я иду ближе к изгороди, прикрывая ладонью глаза от стремительных капель дождя. Обычная для Оуксайда погода.

– С самого утра отключили электроэнергию, не могу работать… А еще куча дел.

Эдвард высокий и худой, с глубоким взглядом. Насколько я помню, ему около сорока лет. Сосед одет в серые спортивные штаны и утепленную толстовку. Каштановые волосы с легкой сединой зачесаны набок.

Немного повозмущавшись, он улыбается приветливой улыбкой. Еще какое-то время мы беседуем о бытовых неурядицах и скором приближении осени.

– Эдвард, мне пора, дружище. Еще увидимся, – я изо всех сил стараюсь тактично закончить разговор.

Я люблю такую погоду, но не скажу, что сейчас мне особо хочется болтать около сорока минут под ледяными колючими каплями дождя. Я возвращаюсь в дом, чтобы умыться и привести себя в порядок. После изнурительных девчачьих процедур бегу в дом напротив, стараясь не промокнуть.

Входная дверь приоткрыта. Решаю просто войти. Свет не горит, внутри держится прохлада. Здесь все по-прежнему: чистота и идеальный порядок. Дом кажется меньше – может, потому что я привыкла к простору у себя. Ведь я одна, а дом огромный. Конечно, снаружи дом Мейсонов кажется маленьким и невзрачным, но внутри он красиво отделан: ведь миссис Стейси всегда старается скрыть огрехи неудачного ремонта с помощью ярких красок, цветов и внимания к чистоте. Я иду по узкому коридору, огибая комнаты и вижу несколько силуэтов на диване в гостиной.

– Миссис Мейсон? – я немного настораживаюсь.

– Привет, Абби, – вежливо отвечает голос, и я понимаю, это Кевин.

– Привет, – следом повторяют двое парней.

– Привет, ребята. Эм. А вы тут…

– Мы здесь по поводу Льюиса, – Кев берет инициативу на себя.

Чувствую, как колотится сердце.

– Мы тоже вступили в «Группу смерти», – заметив мои испуганные глаза, подросток продолжает: – Не бойся! Это для того, чтобы узнать, где Льюис. Задания же у всех одинаковые.

– Окей, – я слабо пожимаю плечами. – А где миссис Мейсон?

– Они все вместе поехали навестить Джонсонов.

Я отгоняю ненужные мысли. Тишина меня раздражает. Хорошо бы включить музыку или поболтать. А лучше всего – перекусить! Я открываю пестрое приложение на своем телефоне, перехожу в категорию «Фастфуд» и набиваю виртуальную корзину.

Курьер приезжает неожиданно быстро. Всего двадцать минут ожидания и переливчатого урчания желудка. Я благодарю его и с трудом удерживая два огромных пакета, возвращаюсь к ребятам. Один из них театрально распахивает глаза и хватается за голову. Я смеюсь и принимаюсь разбирать пакеты. Еда пахнет очень вкусно. Нигде я не пробовала таких вкусных бургеров и крылышек, как в местной закусочной «Hakuna Matata».

Все накидываются на еду. Бургеры замечательные, а я голодна, как никогда в жизни, и мы вчетвером очищаем наши картонные тарелки. В комнате сквозняк, и я чувствую прохладный запах дождя. Пока парни говорят о предстоящем волейбольном матче, я осматриваю комнату и подхожу к окну. Двор намного больше, чем я думала; до этого я видела только веранду и деревья с левой стороны. Справа находится небольшая теплица.

Я слышу скрип двери и, одновременно со всеми, поворачиваю голову. В гостиной появляется Харрис и миссис Мейсон.

– Отец перегоняет машину в гараж, – объясняет он, здороваясь за руку с Кевином и остальными.

Миссис Стейси принимается за рассказ о том, как прошла беседа с мамой погибшего Тристана. Все внимательно слушают. Новостей не так уж много, но они важны. Она рассказывает все, что успела узнать: накануне мальчик отправлял прощальное сообщение своей подруге и указал в нем на то, что обрел счастье, вступив в группу смерти под красноречивым названием «Роза бессмертия»; в сообщении Тристан уверял, что и ей нужно туда вступить, ведь тогда она сможет избавиться от проблем и забыть о депрессии.

«И загнать себя в гроб», – говорит внутренний голос. В голове складывается пазл; вот почему была вырезана роза на руке.

– Бедные дети… За что такие мучения? – сокрушается миссис Мейсон, и одноклассники Льюиса приступают к своим новостям.

Харрис незаметно подкрадывается сзади и хватает меня под руку.

– Пойдем-ка, поговорим.

Я спешно иду за ним. Мы стремительно мчимся на улицу, и он останавливает меня прямо посреди дороги. По ногам бьет обжигающая прохлада, льет сильнейший ливень. Харрис жестом указывает на то, чтобы я раскинула руки и посмотрела на небо. Я повторяю.

– Кричи!

– Что? – я в недоумении. Что кричать? Кому?

– Кричи в небо! – повторяет он, и сам начинает кричать.

– Ааа! – я неуверенно повторяю за ним. Не совсем понимаю, чего он хочет.

– Громче, громче!

Он кричит изо всех. Орет так, что слышится хрипота, сменяющаяся то истерическим смехом, то плачем. Из моих глаз брызгают слезы, но не из-за того, что я кричу и «избавляюсь от негатива», а потому что вижу Харриса в таком состоянии.

Нам часто говорят, и мы повторяем сами себе, что «выбор есть всегда», «жизнь полна выбора», но никто не говорит про страх. Страх перед выбором. Нам легче остановиться на самом простом. Мы боимся отважиться на более важный, сложный, требующий больше усилий, шаг. Но не стоит забывать, что бесстрашие – путь к успеху.

Глава 8

Татуировки Харриса переливаются от капель дождя, словно глянцевые картинки. Он смотрит вверх еще какое-то время, затем подходит ко мне. Я встречаю его почти черные глаза, и его зрачки расширяются.

– Тебе легче?

– Да, но мне ужасно стыдно, – смеется он, потирая опухшие от слез глаза и расчесывая пальцами мокрые волосы.

– Стыдно? Почему? – спрашиваю я, и Харрис закрывает лицо руками.

– Когда мы вернулись из гостей, я хотел оставить тебе небольшой подарок на террасе, но не заметил Бакса и едва не споткнулся об него. – Он в своем стиле запрокидывает голову от смеха. – Мне ничего не оставалось, как ухватиться за что-нибудь.

– И? – я выжидающе приподнимаю бровь.

– И я разбил самый большой горшок с цветком… Прости, Абби… – тихо говорит он.

– Не беспокойся об этом. Тебе сейчас и так непросто. – Я хмурюсь, но поглаживаю его по плечу. – Ну, пойдем посмотрим на твой подарок?

Харрис складывает руки в боки и пританцовывая направляется к террасе моего дома.

– Итак, мисс Эванс, вот горшок. – Он показывает рукой на остатки глиняного горшка. – А подарок вам придется поискать самостоятельно.

Для начала нужно убрать последствия сюрприза. Когда я беру веник, Харрис, кажется, вспоминает, что он виновник случившегося, и выхватывает из моих рук инструмент для уборки.

– Ты, значит, одна сейчас? – спрашивает он и опускает глаза, явно стесняясь своего любопытства.

Харрис продолжает мести осколки в совок, а я не знаю, куда бежать от неудобного вопроса.

– Ага, одна. – В этом ответе больше смысла, чем он предполагает.

– Не подумай, что я сую нос не в свое дело, я просто спросил, потому что у тебя вроде был парень. – Он улыбается и убирает со лба черные пряди.

– Ну, был когда-то. – Я смотрю на свою шоколадную прядь волос, которую накручиваю на указательный палец. – Правда, он уже давно не мой парень.

– О, прости. Я просто думал, что вы вместе.

– Около полугода назад расстались. Длинная история… – я отмахиваюсь рукой и отворачиваюсь, не желая вспоминать тяжелые отношения.

Не могу сказать, что мне было безумно тяжело, но неприятный осадок остался до сих пор. Крис – мой бывший. Однажды он поднял на меня руку во время бессмысленной бытовой ссоры. Что-что, а уважать себя меня учили еще с раннего детства. Мама всегда хотела, чтобы я умела отстоять свою честь; а папа, наверное, просто убил бы Криса за этот поступок.

– Прости. Я, бывает, могу ляпнуть что-нибудь не то. Ты же меня знаешь.

– Все нормально, – убеждаю я и приступаю к поиску подарка.

Я внимательно осматриваю террасу. На полу поблескивают лужицы, которые увеличиваются от капель непрекращающегося дождя. Как и пол, столик, стоящий в углу – мокрый; а на его поверхности лежат сорванные ветром лепестки красных роз. Чуть левее стоит мое любимое черное соломенное кресло, а в кресле маленькая синяя коробочка.

Заметив мой взгляд, Харрис слабо улыбается уголком губ, и это выглядит очень мило.

– Ты нашла.

Я аккуратно беру подарок в руки, а Харрис плюхается в кресло и закуривает сигарету, пристально наблюдая за моими действиями. Потянув за белую ленту, коробочка распадается на четыре части, открывая взору свое содержимое. И я непроизвольно ахаю.

– Давай-ка помогу тебе, – Харрис подскакивает на ноги, зажимает сигарету губами, нервно щуря глаза от дыма; затем одной рукой аккуратно убирает мои волосы и надевает мне на шею серебряную цепочку с подвеской в виде льва.

– О, Харрис, – я не могу подобрать слов. – Это просто… Это… Спасибо тебе огромное!

Лев – мой знак зодиака. Он знает то, как серьезно я отношусь к гороскопам, нумерологии и прочим подобным вещам.

– Просто хотел порадовать тебя, – Харрис застегивает цепочку, поворачивает меня к себе и неожиданно целует в лоб.

Это тот самый день, когда ты понимаешь, что жизнь состоит из чудесных мелочей. Улыбнуться соседу, пробежаться под дождем; заказать доставку в любимой закусочной или получить поцелуй в лоб от лучшего друга. Это и есть жизнь.