Читать онлайн Действующее лицо и исполнители бесплатно
Я не верю в чудеса, я полагаюсь на них.
/Йоги Бхаджан, индийский гуру/
1
Посчитав, что до ужина (в 20-00) ещё масса времени, Сергей Нарышкин отправился в село пешком.
Ему было почти тридцать пять. Замечательный возраст! Спортивное сложение. На руках и ногах набухали мускулы. Загорелая кожа блестела потом. Лицо типично славянское. Русые волосы сами собой разделялись на прямой пробор.
В село по асфальту можно было попасть двумя путями. Если свернуть сейчас направо, в сторону Челябинска (о том предупреждала стрелка указателя), то выйдешь к медгородку. Если прямо идти (по указателю – на Увелку), то путь будет длиннее, но попадешь в самый центр села. Его Серега и избрал.
Навигацию эту ему подсказала симпатичная горничная, из местных. Но отчего-то ничего не промолвила про грозу и дождь. А свинцовая туча уже двигалась пешеходу навстречу.
Встал вопрос – кто быстрее: Сергей доберется до спасительной крыши или таки ливень прищучит его в дороге?
Нарышкин ускорил ход, но ещё не бежал, хотя мог – на нем был спортивный костюм и кроссовки удобные на ногах.
В селе было тихо. Казалось, что дома, палисадники, огороды и сама улица съежились в предчувствии ливня. А гром гремел, молнии блистали да и сами тучи уже над головой. Казалось – вот-вот…
Нарышкин упрямо твердил себе – не побегу; вон, кажется что-то похожее на сельский дворец культуры; совсем немного осталось; дойду…
Он уже вертушку прошел, заменяющую калитку в ограде, когда первые крупные капли тяжело упали на землю, взбивая пыль. И тут Серега припустил…
На высоком и широком крыльце СДК стоял мужчина с тугим хвостиком волос на затылке и с любопытством наблюдал, как приезжий спасается от грозы. Неизвестный стоял неподвижно – несуетностью и основательностью своей напоминал камень, торчащий в стрежне реки, о который разбиваются струи.
Но струй не было – в смысле, потока зрителей – он стоял один и наблюдал за бегущим от дождя человеком.
– Успели? – приветливо спросил, когда Нарышкин, прыгая через две ступени, взлетел на крыльцо.
– Да уж, – посетовал тот, – ещё бы чуть-чуть и до нитки.
– Ну, пойдемте в зал, – пригласил местный, будто специально поджидал последнего зрителя и распахнул перед ним дверь. – У нас сегодня генеральная репетиция.
В полупустом концертном зале под музыку из колонок нарядные женщины (в русских народных платьях) задорно пели про Дарью, которая и собой-то хороша и душой не подвела.
Мужчины сели в ближайшие от входа кресла.
У блогера по жизни Нарышкина зачесались руки – достал мобилу:
– Можно?
– Что? Снимать? Да пожалуйста!
Артисты на сцене меняли друг друга, ведущие торжественно анонсировали в пустующий зал – генеральная репетиция!
А Нарышкин снимал!
– Здорово! – высказал он свое восхищение мужику с косичкой на затылке.
Тому понравилась похвала. Улыбнувшись, протянул ладонь для пожатия:
– Илья.
– Сергей. Нарышкин. Блогер.
– Сегодня генеральная репетиция. А через три дня районный конкурс. Комиссия приедет. Впервые, кстати. Обычно мы в район катались. А дома и стены помогают – дадим им жару. Вы, как я понял, из санатория – так приходите, если дождя не будет.
– Крыша промокает? – пошутил Серега.
– Вы промокните. Нет машины?
– Я из Москвы. А в столице сейчас каршеринг в моде – удобно, никаких заморочек.
– Как к нам попали?
– Врачи рекомендовали гастрит придушить.
Илья оказался пророк и философ в наряде цыганского барона. В концерте он тоже участвовал и скоро ушел на сцену.
Нарышкину он понравился.
На сцене цыгане, целый табор – с гитарой и песней, как положено. А новый знакомец мастерски так подсвистывал, поощряя приплясывающих.
Когда сценка с цыганами закончилась, Илья вернулся на свое место рядом с Нарышкиным. Лоб у него сморщился, лицо сделалось значительным и важным – то ли ещё в сценическом образе, то ли собирается что-то сказать. Но молчал…
Сергей продолжал снимать. Ему казалось, что кроме этой сцены, этого зала ничего больше на свете не осталось – даже гроза утихла за стенами ДК. На какое-то мгновение он утратил ощущение реальности: показалось, что все это происходит во сне.
Сцена пела и плясала, звучала музыка впопад, а в пустом от зрителей зале было так уютно, что думалось – да бывают ли дожди-грозы на свете, не выдумка ли это?
Илья, сидя рядом, искоса наблюдал и, кажется, хорошо понимал москвича – у молодого человека наступал тот миг, тот момент в жизни, когда он открывал для себя новую планету под названием СДК. Ему, столичному жителю и невдомек, что петь умеют не только Витас и Королева – песни сельских женщин берут за душу или сразу в плен. А как танцуют девчата-школьницы! Класс!
И как на заказ, испанское болеро на сцене танцуют молодые женщины.
Прима раскинула изгибающиеся руки, склонила голову на плечо, распахнула мечтательные глаза и поплыла-поплыла, вся изгибаясь, млея и торжествуя.
Илья ткнул локтем соседа в бок и, кивнув на сцену, шепнул восторженно:
– Александра!
Высокая, стройная танцовщица продолжала сладко кружиться на переднем плане. Её партнерши полукругом сзади.
Сцену освещали софиты. В их лучах бриллиантами сверкали блестки испанских нарядов.
Нарышкин сидел сам не свой. Определенно сегодня был такой вечер, после которого и в жизни должно что-то изменится. Он уже представлял какой ажиотаж поднимется на блоге у его подписчиков, когда он выложит эту «генеральную репетицию» в инет. Народ хлынет на запись, как мухи на мед! И «Блог Сергея Нарышкина» утрет кое-кому нос…
И еще раз Александра со своей капеллой вышла на сцену.
Теперь звучало аргентинское танго. Прима плавно взмахивала руками, покачиваясь в такт музыке – глаза были томно прикрыты, на лице стыло сладкое упоительное выражение, грудь высоко вздымалась…
Вслед за дамами по программе танцевали малюсенькие девчушки. Они лихо и складно сбацали что-то похожее на чарльстон.
Снимая их, Серега внутренне охнул – поистине сегодня счастливый день!
Но почему-то не радовались артисты – большие и малые – бесшумно сновавшие в полутемном зале. Лица их были напряжены. Раздарили улыбки на сцене?
У соседа Ильи возле губ прорезались две морщинки, нос думающее сморщился, и брови одной прямой линией пересекли лицо.
Всех разобрало – подумал Нарышкин.
Когда оцепенение прошло, Сергей встряхнул спортивными плечами. Репетиция продолжалась…
– Тебе ещё выступать? – спросил московский гость соседа по креслам.
Цыганская рубашка из бордового шелка славно сидела на широких плечах. А ответил он гостю четверостишьем:
Пора сердечных вдохновений!
Восторгов краткий день протек,
И скрылась от меня навек
Богиня тихих песнопений.
В голосе сценического барона задушевность и печаль. Словно жалуется он родному, близкому человеку и ждет от него таких слов, которые сразу утешат тоску.
– Что, закончился концерт? – с надеждой на обратное спросил Нарышкин.
– Нет, – Илья кивнул на сцену, с которой уходила изящной стройности молоденькая певица.
О ней, должно быть, стихи Пушкина вспомнились местному старожилу.
Нарышкину весело. Он все снимает, и радость творчества мягко и трепетно заполняет грудь, стучит рядом с сердцем. Да так, что самому хочется петь. Или сделать что-нибудь выдающееся, интересное…
Все могло бы быть по-другому, если бы не гроза, если бы не встретился на крыльце ДК Илья, если бы не пригласил он гостя на генеральную репетицию сельской художественной самодеятельности…
Но все было так, как было. А Сереге кажется – так в жизни не бывает, только в кино, на экране.
Время остановилось. Не стало ни секунд, ни минут, ни часов – большая, насыщенная программа. Всем хочется выступить, все готовились к этому дню…
А Сергей их снимает.
«О чем думает Илья? Что испытывает?» – размышлял Нарышкин, поглядывая на соседа.
В сумеречный зал вошел мужчина в рубашке и брюках с двумя руководящими складками возле губ. Судя по виду и строгим глазам, он был местным начальником.
Окинув взглядом пустой зал, приметил Серегу с мобилой и подошел.
– Вы, гражданин, откуда будете?
Нарышкин улыбнулся.
– Я, гражданин, из санатория буду.
– А чего вы тут снимаете? – строго спросил. – Кто-то вам разрешил?
Нарышкин радостно закивал и ткнул пальцем в соседа.
– Илья Иванович, это ваш друг? А то бознат, кто в клуб наш шляется, а у людей, между прочим, рабочий день.
Серегин сосед пожал плечами – мол, какая разница: друг ли брат… просто хороший человек. Чудак! Уселся бы рядом да смотрел, что девчушки на сцене вытворяют. Куда торопится?
– Алдакушев вы чего молчите? Вы разговаривайте, вы беседовайте…
– Вот это дело я люблю! – неторопливо сказал Илья Иваныч и насмешливо посмотрел на подошедшего. – У меня, Алексеич, работа такая, культпросветовская – с людьми разговаривать. Садись, поговорим…
И Нарышкину:
– Мы тебе не мешаем?
– Некогда мне растабаривать, – коротко бросил строгий мужчина и пошел дальше, глядя на сцену.
– Местный участковый, – представил удалявшуюся спину Алдакушев. – У него дочка на сцене танцует.
– Наверняка офицер, а ведет себя как ефрейтор, – буркнул Сергей, не отрываясь от своего занятия.
На недоуменный взгляд барона цыган пояснил:
– Глазами должен все понимать, а он языком – ля-ля, ля-ля… То да се… Покажите ваш пачпорт!
Участковый сел в первом от сцены ряду.
На сцене кружились девочки младших классов.
– Которая его дочь?
Илья хмыкнул:
– Разве отсюда углядишь? Все они на одно лицо. Не зря он поближе к сцене подбился…
– А вот еще такой вопрос, – полюбопытствовал Нарышкин. – Наряды концертные кто шьет артистам?
– Мамы – кто же ещё!
– Значит, за свой счет?
– Из любви к искусству…
– Ну, понятно – для детей ничего не жалко.
– У тебя есть?
– Не женат ещё.
– Что так?
– А вот не встретилась та, единственная, на которой хотелось бы.
– Вот придешь на концерт, увидишь сколько красавиц в селе и не захочешь в свою столицу…
Илья умолк, продолжая раздумывать – как же бывает: красивый, умный и наверняка не бедный, а без своей половины?
Сергей, между тем, оценивающим взглядом смотрел на сцену, где танцевали девушки старшей группы.
Ему понравилось то, что увидел – стройные и красивые, как на подбор.
А потом вышла певица, от вида которой Илью на лирику потянуло. Оценив её внешние данные (голос и без них прекрасен) Серега с тоской подумал – вот ради такой он бы остался, но наверняка уже замужем, черт!
Нарышкин неожиданно лихо подмигнул солистке – будто она его могла видеть.
И хорошо, что не видела – из полумрака он мог красавицу разглядывать бесцеремонно и пронзительно.
Заметив эту увлеченность, Илья подсказал:
– Ирина.
– Замужем?
– Да.
– Я так и знал!
Московский гость был открыто недоволен, что приглянувшаяся ему красотка – чья-то жена.
Поглядывая на него, Алдакушев восхищенно сказал:
– Хорошо быть молодым, длинноногим…
– И богатым, – как бы между прочим, добавил Серега, – это тоже девушкам нравится.
– Ну, тогда точно отсюда женатым поедешь! – хихикнул Илья.
Не переставая снимать, Нарышкин смежил ресницы.
– Ты познакомишь меня с первой красавицей села, Иваныч?
– Постараюсь, товарищ отдыхающий. Проблем не будет. Женщины любят таких, как ты.
Честно признаться, выдержка Алдакушева начинала нравиться Нарышкину – ни слова пошлого не сказал о женщинах и половых отношениях. Не было на лице Ильи и тени намека на них – мол, мы понимаем, что отдыхающим надо. Он уважал всех женщин села и наверняка был женат крепким браком.
Серега взглянул на часы. Его пребывание в Хомутинино и СДК длилось всего час, но он уже чувствовал, как затихала в нем столичная и санаторская жизнь, ощущал новый, замедленный ритм существования.
– На ужин торопишься? – спросил Илья. – Теперь уже точно опоздаешь, если пешком пойдешь. Ну, ничего. После репетиции ко мне зайдем – я тебя покормлю.
Нарышкин по-хорошему улыбнулся Алдакушеву.
Умные, мягкие, интеллигентные глаза цыганского барона смотрели ласково на него, и в них чувствовалась доброта.
А ведь Серега ждал после откровенных своих признаний, что из припухлых губ Иваныча прольется снисходительное: «Сколько же тебе лет, дорогой?» А потом последует и тот вопрос, после которого новый знакомый не только сядет на шею гостю, но и свесит с него ножки: «Ах, ты ещё не женат? Как же так? Или бросил семью?»
Нет, ничего подобного не угрожало московскому блогеру – никто не собирался покушаться на его личные тайны и авторитет, а лишь приглашали к себе отужинать.
Нарышкин представил сцену.
Илья Иванович станет дружелюбно гостя угощать, а его неторопливый разговор будет занимателен и по-житейски мудр.
В мозгу Алдакушева, между тем, шла напряженная работа.
Да и Нарышкину было о чем подумать.
Сергей размышлял о том, что кажется столкнулся с выдающимся случаем в своей жизни. Ни его столичный цинизм, ни профессиональная проницательность, ни общеизвестная интуиция пока не могли обнаружить какого-либо корыстного интереса Алдакушева к нему. Ни признака наигрыша, ни зазубринки расчета, ни тени двуликости – ничего. Только – цельность, глубина, непосредственность. И доброта…
Очередной солист, замечательно исполнив популярную песню, прямо со сцены спустился в зал и подошел к ним. Пожал руку Иванычу, протянул длань московскому гостю.
– А вот и Сергей Кугель! – представил Илья. – Знакомьтесь. Наш гость из Москвы, Сергей Нарышкин. Меня прошу извинить – на сцену пора.
Барон цыганский ушел. Солист присел рядом.
Сергей Кугель в костюме и галстуке смотрелся городским жителем, хотя пиджак туго обтягивал по-сельски налитые здоровьем плечи. В уверенном взгляде светился покой целесообразности.
– Ты вот что, тезка, – деловито сказал Нарышкин, – зови меня просто Серега.
Они еще раз пожали друг другу руки. Москвич почувствовал в сельском жителе крепость, сбитость и упругость. «Ишь ты, какой бодрячок!» – подумал блогер и пронес мобилу перед лицом солиста. Потом повернул её на сцену.
Там все двигалось и работало полным ходом – опять показались цыгане.
– У вас же самодеятельность? Вы же не за деньги? Так любите петь? – подкинул Нарышкин тему для разговора, продолжая снимать.
Мужчина был умен, откровенен – любил петь и свое село.
– Похоже, вы единственный солист в коллективе?
– Нет, ещё Никоноров поет, муж директрисы ДК. Но он сейчас в рейсе – дальнобойщик. Мальчишки-гитаристы вон подрастают. Не замрет культура села!
Нельзя сказать, что Сергей Кугель честолюбив и строит какие-то планы на сцене. Лицо и взгляд его были такие безмятежные, какие, наверное, должны иметь благополучие, счастье и удача.
Вряд ли у кого повернется язык назвать его «деревенщина» – ещё подумалось Нарышкину.
А эти безмятежные глаза… Сергей поклясться готов, что видел их ещё у кого-то.
– Красивая девушка тут пела… На вас похожа… Это ваша сестра?
– Дочь.
Нарышкин чуть мобилу не уронил. Покосился на соседа.
Отец и дочь – не фига себе! – да их же женить можно. Хорошо сохранился Сергей Кугель!
– Ваш талант унаследовала.
– Дальше пошла. Выучилась, методистом в клубе работает, поет… Я – солист художественной самодеятельности. Она – профессионал.
– Чем дальше, тем непонятнее, – себе под нос пробормотал Нарышкин. – В принципе общение двух людей способно дать только примитивную информацию…
– А вы хотите о ком-то писать?
– Снимать и выложить на свой блог. Уверен – сетевой бомонд ещё такого не видал.
Кугель промолчал. Он слушал Нарышкина лениво, безмятежным взглядом рассеянно смотрел на сцену и думал о чем-то далеком.
– Начинаю завидовать вам, – одобрительно сказал московский Сергей местному. – Живу в ваших краях четвертый день, но уже чувствую, как затихает во мне лихорадка городской жизни.
– У нас куда торопиться? – поддакнул Кугель и поднялся. – Ладно, пойду, мне пора.
Пошел к выходу из зала по проходу.
Блогер навел мобилу на его спину.
Одет с иголочки – думал Нарышкин о сельском артисте, вспоминая его анфас. – Материал костюма блестит и переливается, мягкий, но не мнущийся. Из нагрудного кармашка торчит уголок шелкового платочка. Галстук пришпилен к ослепительно белой рубашке. Носки, туфли… А запонки – настоящий малахит в золотой оправе… Интересно – это его концертная справа или обычный парадный костюм?
Безмятежность Сергея Кугеля очень понравилась Сергею Нарышкину.
Поднялся с переднего ряда участковый, прошелся проходом, подсел на место Ильи – должно быть, дочку посмотрел на сцене, похлопал после выступления и решил заняться делом.
– Все снимаете?
– Так ведь глазам своим не верю. И рассказам моим никто не поверит. А фильм – доказательство.
Помолчали.
– Вы в каком звании? – блеснул своей осведомленностью блогер.
– Капитан, – значимо ответил участковый.
Снова долгое молчание.
Сергей снимает. Участковый на него поглядывает.
Похоже, не нравится заезжий местной правоохранительной власти.
– Я представить себе не могу, как артисты здорово, наверное, отмечают Новый Год в своем кругу. Должно быть, бал-маскарад в ДК? Елка, музыка, все в масках…
– Некогда им гуливать – они для народа это устраивают: балы маскарады, аттракционы, ёлки… – сквозь зубы сказал участковый суровую правду.
– И вы тоже в такие праздники не охвачены всеобщей радостью? – пустил шпильку Нарышкин.
Новый сосед по креслам долго размышлял над ответом.
Наконец, созрело:
– Меня как-то не особо увлекает полупьяное и бездумное смехачество.
Снова танцует девчонки на сцене – молоденькие.
Скорее для сурового участкового, а не прихваченный ритмом Сергей задергал плечами. Он танцевал под музыку сцены, сидя в кресле зрительного зала, и был счастлив, как первоклассник на каникулах. На душе весело, лихо, тревожно…
Рядом местный участковый замер в боевой готовности.
Когда сумасшедший танец закончился, и девчонки убежали со сцены, Нарышкин замер в кресле с таким видом, словно только сейчас понял, что происходило с ним.
А участковый смотрел осуждающе.
На сцене с русскими мотивами снова взрослые молодые танцовщицы. Теперь от них веяло родной безмятежностью, тишиной, солнечным лугом, на котором пасутся кони. Томный наклон головы, беспомощные руки вдоль тонкой фигуры – Александра с подругами идут русским хороводом по сцене!
А московского гостя понесло. Не опуская мобилу, он повернулся.
– Позвольте представиться, гражданин участковый – Сергей Нарышкин, блогер московский и подлец из подлецов, – высокопарно произнес он.
– Ну-ну, – поощрил откровения участковый.
– Я – подлец, сволочь, подонок… Меня из тюрьмы за это прогнали.
– Не в ту посадили, знать, – посетовал капитан полиции.
– Жизнь сложна, – непонятно к чему сказал Серега.
И участковый не смолчал:
– Или сбежал?
Двое парней – совсем мальчишки – в белых рубашках и с гитарами вышли на сцену к микрофону. Струнные инструменты не совсем профессионально застонали в их руках.
И Бог знает почему у Нарышкина сжалось сердце в тревоге. Думалось о сопливой молодости, хотелось неизвестно чего. Черт бы её побрал, эту «генеральную репетицию» – пробрало до самого донца души. В груди пусто, точно сердца нет. А тут ещё эти гитары стонут…
Ощущение тревоги не проходило.
Обладая импульсивным, увлекающимся характером, Серега часто предпочитал необдуманные поступки рациональным…
Между тем, капитан полиции размышлял – не надеть ли на «подлеца» санаторского наручники и доставить куда следует? А куда следует, не знал. Да и наручники дома. Впрочем, сходить – дело пяти минут: живет-то напротив…
– Ну так, как вы меня воспринимаете, гражданин участковый?
Капитан вздрогнул, замер, притаился – будто мысли его подслушали.
– Никак не воспринимаю, – тихо произнес он. – Столичный хлыщ, болтун…
– Которого бы надо, – прервал Серега его, – посадить, да не за что. Так?
– А этого я вам не скажу. Не положено знать первому встречному, что на уме у представителя органов правопорядка.
Блеснула мысль и снова тупость полицейская – подумал Нарышкин. Ему стало скучно с участковым. Где же Илья?
Будто поняв его настроение, сосед по креслу заговорил в другом тоне и о другом.
– Как вам женщины наши?
– Все красавицы, как на подбор. Про каждую можно сказать – не тело, а божественная поэма.
– Душой, стало быть, не интересуетесь? А женщина-то, она, как палка – о двух концах, – сказал загадочно капитан полиции.
– Муть! – вдруг развязно бросил Серега. – К чему мне женская душа? Были бы ноги красивыми… да и все остальное…
– Что вы сказали? – встрепенулся тут участковый, ему захотелось поспорить с приезжим.
– Я сказал – о чем можно с женщиной говорить? Было бы тело прекрасным. Да они сами больше в зеркало смотрят, чем в книгу, забывая, что ум остается на всю жизнь, а молодость и с ней красота бывают только в пору цветения.
– А душа?
– На какой мне предмет она? Песни петь? Вы поете с женой по вечерам?
– В компаниях – да.
– Ну, «под шафе» и я – Демис Руссос.
После продолжительного молчания участковый неодобрительно проворчал:
– Таким, как вы, я бы не захотел и в столице жить.
А ведь он прав – с тоской подумал Нарышкин. – Надо меняться. Не случайно мне поездка сюда выпала.
Чувствуя победу в интеллектуальном споре с высокомерным москвичом, участковый великодушным тоном проговорил:
– Забавное приключение.
На молчание Сергея добавил:
– Вы, интеллигенты столичные, когда с вас спесь слетает, становитесь скучными, как старики, и наивными, как первоклассники. Вот скажи мне, шибко начитанный, в каком возрасте стрелялся Максим Горький? Не знаешь. А моя жена знает. Вот тебе, дедушка, Юрьев день!
Чувствуя разгром по всем фронтам, Серега робко предположил:
– Кажется, в семнадцать лет…
– Ой ли?
Нарышкин не знал, что сказать. Сидел злой, расстроенный, но по-прежнему снимал то, что происходило на сцене.
А участковый, хлопнув ладонью по поручню кресла, поднялся и направился в сторону выхода из зала, заложив руки за спину – злой, презирающий москвичей и, в то же время, торжествующий.
Нарышкин сидел в неподвижной задумчивости.
На сцене снова постанывали неумелые гитары, и парни пели ломающимися голосами. А когда ушли со сцены, Серега подумал – играли и пели они замечательно: сладко и тревожно.
И дальше пошло-поехало – мир начал переворачиваться.
В чем-то прав участковый – скучно живет блогер Нарышкин: ни жены, ни детей… Чуть ли не сутками сидит в инете. А рядом простые, хорошие люди, которых он люто ненавидит, когда они выдергивают его из виртуальных пространств. Им хочется посидеть с бутылочкой за столом, поболтать о том, о сем, хором спеть любимые песни…
Нарышкин зазнался от популярности блога. Он стал личностью только лишь от количества посещений. Ему предлагают баснословные деньги рекламодатели. А все остальные-прочие для него – бездари и кретины.
Участковый был прав, называя его стариком скучным и наивным первоклассником.
Не так надо жить, блогер Нарышкин – сам себе в мыслях сказал Серега. – Не так.
Потрясенный до глубины всем происходящим вокруг и своими открытиями, московский гость глубоко задумался. А когда снова вернулся в реальность, вслух выругался:
– Черт знает что!
Несколько минут приходил в себя, собирая из уголков души все, что разбросал участковый. И снова уверенный в себе блогер снимал на мобильник генеральную репетицию хомутиниского коллектива художественной самодеятельности.
Проходом в сторону сцены прошла дамочка, востренький взгляд которой так и кричал на него – незнакомый мужчина!
Нарышкин понял без подсказки – женщинка незамужняя.
После этого Серега прислушался к себе и понял, что хорошее настроение вновь вернулось. На душе стало спокойно и иронично. Он по-хорошему улыбнулся, вспоминая всех артистов, которых запечатлел.
Подошел Илья, уже без наряда.
– Я видел – ты с участковым болтал. О чем?
– Дал подписку ему о невыезде.
– Так это ж прекрасно! И не уедешь, пока не женишься. Что-нибудь сделаешь для села…
– Для села завсегда горазд!
Потом Серега улыбнулся и пожаловался Алдакушеву:
– Пронырливый капиташка положил меня на обе лопатки в интеллектуальном споре. Кстати, Иваныч, проверим твою эрудиция – ты знаешь, когда стрелялся Алексей Максимович Горький? Вот-вот…
Бывший цыганский барон:
– Тогда он еще не был Максимом Горьким.
Нарышкину сделалось совсем весело. Он бросил взгляд на сцену, на которой возникла неловкая пауза, покосился на туфли Алдакушева – а вот что сказать, не знал.
Сидит рядом с ним умудренный опытом и обремененный годами старший товарищ, чуждый сопливой сентиментальности (стихи читает от настроения), строгий, но справедливый, учит его уму-разуму. Насмешливые глаза его полны отцовской нежности…
– Участковый, в принципе, неплохой человек, – произнес Алдакушев. – Хотя я однажды сказал ему, что не уважаю таких, как он.
– Почему же?
– Подраться не дал с одним негодяем.
– Так он же был прав! Драться нельзя в общественном месте. Аморалочка.
Илья разозлился, вспомнив минувшее:
– Некоторых только так и учат. Сейчас бы боялся, а не хамил из подворотни, как пес шелудивый.
– Ого, Иваныч! Так у тебя есть враги?
– Скорее – мне неприятные люди.
Нарышкин посмотрел на него насмешливо.
Да и Илья Иванович после минутной вспышки уже находился в хорошем настроении.
Серега подумал – в селе хорошо, спокойно и просто дышится; мир кажется понятным и приятным; можно думать и не думать, вспоминать и не вспоминать… И интернет есть. Может, действительно переехать сюда и не боятся гастрита, жениться на первой красавице, детей завести да жить–поживать. Денег у него полные закрома…
Нарышкин краешком уха услышал легкие шаги на проходе. Скосив глаза, увидел белую фигуру девушки, двигающуюся в сторону сцены. Узнал в ней ведущую.
Белый цвет концертного платья был ярок, насыщен, подчеркивал подробности идеальной фигуры. И общее впечатление было такое, что мимо проходит жданная неожиданность.
Действительно, в полумраке передвигалось летучей походкой нечто легкое, прозрачное, даже зыбкое.
Ещё Серега разглядеть сумел нежно-матовое лицо и тут же понял, что девушка по-настоящему красива. На сцене она казалась неприступной королевой, а сейчас близкой, простой и понятной…
– Женя, – окликнул Алдакушев, – куда торопишься? Посиди с нами.
И произошло странное – девушка решительно повернула к ним. И поскольку на крайнем кресле к проходу сидел Илья, а рядом Сергей, она протиснулась мимо них и присела слева от столичного гостя.
– Позволь представить тебе, Сергей, первая красавица села, Евгения – правда, в своем возрасте.
Пожимая руку московскому гостю (он, кстати, привстал и склонил голову), девушка славно сказала:
– Ах, какие пустяки, Илья Иванович.
И Нарышкин поцеловал ей руку.
Ни тени смущения на лице девичьем.
Было что-то артистичное в её движениях. Ей было все равно – где сидеть, с кем. То, что Серега – московский гость, не добавило к нему интереса в её глазах. Она, немного прогнувшись вперед, общалась с Ильей Ивановичем.
Нарышкин решил напомнить о себе.
Суждены нам благие порывы…
– Это кто написал – Пушкин или Лермонтов? Я, знаете ли, всегда их путаю. Меня только что пытал ваш участковый инспектор на предмет – интеллигентный я человек или нет?
Ведущая сцены и цыганский барон прервали беседу и посмотрели на Сергея.
В этот момент он уже набело, окончательно рассмотрел девушку и пришел к выводу – да, удивительно хороша!
От неё благоухало духами приятными.
– Я все-таки больше люблю Пушкина, – без улыбки сказала Евгения. – Нет, серьезно!
Девушка произнесла всего несколько незначительных слов, но они были сказаны с такой простотой и непосредственностью, с такой интимной интонацией, что Серега почувствовал, как девушка начинает занимать в нем, Нарышкине, такое же удобное место, какое занимает в клубном кресле.
Тут Алдакушев его представил. Причем, полушутя, и так, что девушка Женя негромко засмеялась.
А Нарышкин с новой силой почувствовал, что к нему вернулось хорошее настроение. И девушка была хороша! Ему так легко и весело говорится – так много слов висит на кончике языка. Евгения, кажется, слушает с удовольствием.
Серега так заболтался, что неожиданно для самого себя предложил девушке встречаться.
Евгения слегка нахмурила брови, покусала ровными зубами нижнюю губу.
– Мне не до встреч ныне будет. У меня выпускные экзамены.
Школьница! А смотрится невестой – вполне сложившейся для серьезных отношений.
– Вы не хотите со мной встречаться только по этой причине?
– Да, – подумав, сказала она.
Потом покачала головой и замолчала так естественно, как перестают шуметь деревья, когда затихает ветер. Лицо у неё погрустнело.
Может, она не верит в серьезность происходящего – москвич и щеголь (звучит будто в рифму, а полутьма скрадывает его спортивный наряд) приглашает её на свидание, а она – не могу, мол, у меня госэкзамены.
– Вы любите кого-то? – вдруг тихо спросил Нарышкин.
– Я не знаю, люблю или нет, – медленно сказала девушка. – Только я замуж ещё не собираюсь. А вы взрослый человек – вам жена нужна, а не девушка.
Это какой смысл вложить в слово «девушка», – цинично подумал Сергей.
– А я хочу выучиться, обрести специальность… Большие планы по жизни. От дружбы я бы не отказалась. Но ведь вам этого мало…
Разумно мыслит – подумал Сергей.
Тут в зале загорелся свет, собирались артисты на «разбор полетов».
Женя ушла к толпе.
Алдакушев поднялся:
– Ты подожди меня в фойе. Мы не долго…
И пошел вслед за первой красавицей школьного возраста.
Нарышкин вышел в фойе и сел на диван.
2
Просигналил мобильный телефон.
– Привет, Иваныч! – раздался голос Нарышкина. – Можешь говорить со мной?
Алдакушев неожиданно рассмеялся.
– Почему бы не поговорить с хорошим человеком?
– Вышло все, как я и рассчитывал – ролик с генеральной репетиции, куда ты меня затащил, удвоил число подписчиков и предложений рекламодателей. Мой блог сейчас в шоколаде. А я чувствую себя обязанным вам и вот что хочу предложить – банкет в санатории для участников после концерта. С руководством уже договорился. Столы накроют в кафе-баре отдыхающих «Трактиръ» – есть у них такое на территории. Будет ведущий и музыка на заказ. Для взрослых водка-вино с закуской, для ребятешек газировка, компот и соки со сладостями. Автобус доставит туда и обратно. Твоя задача договориться с вашим директором и уговорить всех участников, – на одном дыхании выпалил Сергей.
Илья тоже почувствовал вдохновение от хорошей затеи.
– Постараюсь.
– И не затягивай. Администрация санатория ждет от меня оплаты.
Поняв, что это не розыгрыш, Илья Алдакушев почувствовал жажду деятельности и способность к уговорам такую, что закружилась голова и сладко запосасывало под ложечкой. Он действительно чувствовал, как широко и радостно раздуваются ноздри, как он весь переполняется ощущением нужности бытия, здоровьем и силой, энергией и проницательностью. Он и сам когда-то работал директором клуба, но таких подарков не получал.
Правильный человек Сергей Нарышкин! – подумал Алдакушев и пошел к руководству, стараясь не расплескать ощущение радости.
Серега проснулся сегодня рано. В шесть часов, открыв глаза, подумал – он стал ещё богаче! – и счастливо рассмеялся. Виной всему часовой ролик, снятый им в сельском доме культуры.
К обеду созрел план, как отблагодарить артистов за его нежданный прибыток. Побывал в кабинете заместителя Генерального директора санатория. Тот был не против: дело привычное – лишь бы оплата была соответствующая.
– Готовьте обед на пятьдесят человек, калькуляцию, счет, – подстраховался Нарышкин на случай непредвиденных гостей.
Уходя безмятежно ляпнул:
– Вы ведь позволите ребятишкам после обеда погулять по территории, подивиться на ваши чудеса.
– Только не пьяными, – прикололся чиновник.
– Само собой.
– А мы угостим ваших гостей ошеломительной осетриной. Ну да вы, наверное, уже пробовали…
Выйдя из кабинета заместителя Генерального директора, Серега взбодрил голову и так огляделся, точно давно не виделся с санаторием, точно просидел за дверью три затворнических дня и три ночи. Предстоящая жизнь казалась прекрасной!
Уже понятно, что сидеть они будут с Алдакушевым, есть-пить и поглядывать на красоток – с приятелем будет весело, непринужденно, легко от того, что, когда надо, Иваныч умеет молчать, не испытывая при этом неловкости.
Присев в тенистой беседке, Нарышкин позвонил Илье.
Потом Сергей осторожно, коротко, как счастливый ребенок перед сном, вздохнул и стал любоваться на озеро в солнечных брызгах. На свежее, молодое, не лишенное привлекательности лицо блогера продолжало наплывать светлое, торжественно-праздничное настроение.
Впрочем его выражение постоянно менялось от подступающих мыслей – затуманивалось, становилось сосредоточенным, настороженным, чуточку деловым…
Временами глядел в даль дальнюю, видел за озером свое будущее. Думы его в эти минуты были глобальными – о жизни, судьбе, смерти.
Но настроение оправдывало народную мудрость: ожидание праздника – уже праздник. Он был готов своротить горы, опуститься на дно морское, взлететь под облака – лень только было вставать…
И всякий, кто видел Нарышкина в эти минуты, думал о нем – живет, как играет.
Я ленив! Я очень ленив! – с упреком думал о себе Серега. – Мне хочется иметь бизнес, который растет, как грибы, но сам по себе…
После обеда, ложась спать, блогер прикинул – хорошо бы банкет организовать в виде огонька, чтобы сами участники развлекали себя.
После сытного застолья спалось отменно. Проснувшись, Нарышкин вспомнил свои мысли об «огоньке» и засмеялся – посмотрим-посмотрим!
Вышел на балкон посмотреть, что там в мире творится.
Творился летний день. Было жарко. Над санаторием висело большое, темное в середине облако, обрамленное по краям белой слепящей каймой от закрытого солнца.
Дождь будет – подумал Серега.
Позвонил Алдакушев:
– Начальство не против твоей затеи. Но тебе лучше самому с ней поговорить – пригласить официально. Почву для встречи я подготовил.
– Она на месте? Сейчас подъеду. И кстати, скажи, как её величают?
– Лидия Васильевна, – был ответ.
Нарышкин переоделся. Хоть рубашка была с короткими рукавами и без галстука, но брюки со стрелками и туфли вместо кроссовок.
Бодрый, свежий, сам себе симпатичный, он не без игривости думал о визите к директору клуба – приметной женщине в смысле вида, и хотелось бы знать, какова дама в общении.
Мгновенно, видом купюры, уговорил случайного водителя на автостоянке санатория и поехал в село. Высаживаясь возле ДК, увидел как через улицу несет свое тело к своему дому участковый. Вот не хотелось ему здороваться, и блогер отвернулся, промолчав – будто не узнал.
Видно было по улыбающемуся лицу директора клуба, что ей приятно общаться с московским гостем, что она с симпатией относится к нему и его предложению, которое ещё не прозвучало. Но она готова услышать и сказать «да».
А Нарышкин не торопился, любуясь фигурой Лидии Васильевны – дамы в расцвете творческих сил. Совсем не плоха была главный культурный работник села. Красотой и женскими статями – не обделили её мать и отец.
Бог знает, почему образовалось у него легкое и смешливое настроение – от присутствия симпатичной и умной женщины, наверное, которая ждет от него приятного предложения. И признания – как он их потом и талантами зарабатывает себе состояние…
А Нарышкину весело. Таким игривым сделалось настроение! Все радовало московского гостя.
– Я уверен концерт будет удачным. Вы заслужите высокие баллы и станете победителем районного смотра-конкурса. Ролик с вашей репетиции произвел фурор на моем блоге! Сотни тысяч просмотров за одни только сутки. Скажу вам – это отлично! Колоссально! В награду вам я заказал банкет в кафе-баре для отдыхающих «Урала». Стол на пятьдесят персон – приглашайте кого хотите. И чтоб ребятишки обязательно были. Для них намечается увлекательная экскурсия по достопримечательностям санатория.
– Я бы тоже с удовольствием посмотрела, – улыбнулась Лидия Васильевна. – Отдыхала давненько, а у них, говорят, куча новшеств. И кстати, как вас зовут, любезный гость, вы не представились.
– Сергей Борисович! – солидно ответил Нарышкин. – Вот как меня зовут.
И улыбнулся. Он уже почувствовал, что ему хорошо сидеть в уютном кабинете директора, смотреть на то, как она слушает и говорит. И ещё понял, что разговор с этой женщиной будет легким, полезным и непринужденным…
В ДК было тихо. Над крышей уже отчетливо перекликался с землей негромкий гром. Сверкнула дважды тусклая молния. Горизонт заштрихован дождем.
– Вы к нам в гости всегда с дождем.
– Это хорошо или плохо?
– Наверное, к радости.
Помолчали, прислушиваясь к раскатам грома.
Разные мысли приходили в голову Нарышкину – о жизни, о смерти, о женщинах, селе и зеленой траве… На ней чьи-то ноги босые.
Эх, перебраться бы в деревню да жениться на местной красавице.
Блогу ведь по фигу городской житель его владелец или наоборот.
В ситуации ожидалось: сейчас Лидия Васильевна поднимется, подойдет к нему, проведет пальцами по волосам и скажет: «Чего же ты, Серега, такой смурной? Живешь один? Ну так, женись! Хочешь, я тебе с женщиной познакомлю замечательной? Твоих лет. Не бойся – женись на ней! Я лучше тебя знаю, какая женщина тебе нужна, с кем ты будешь счастлив. Ведь вы, мужчины не полагаетесь на мудрость женщин, не помышляете, что для вас хорошо все то, что хорошо для женщины…».
От этих мыслей хотелось долго и громко смеяться.
Гроза случилась такая, что ни директору клуба, ни её гостю спешить стало некуда. Они и сидели друг против друга, не спеша говорили.
Оглушительно громыхнуло. Окно кабинета на мгновение стало синим, а внутри помещения потемнело, и телефон проводной зазвонил.
Пока хозяйка кабинета с кем-то общалась, Серега думал, что если останется в селе (кстати, жить можно в санатории со всеми его удобствами), то станет старательным и упрямым, как участковый, умным и философски-дальновидным, как директор Лидия Васильевна, неторопливым, как Сергей Кугель, бесстрастным, как девушка Женя, добрым-чутким-мудрым, как Илья Алдакушев…
Пока главный культурный работник села разговаривала по телефону о каких-то делах и предстоящем концерте, Нарышкин несколько раз поднял и опустил левую бровь, наморщил лоб и посмотрелся в зеркало на стене, потом поискал положение для рук – сцепил-расцепил их на коленях, скрестил на груди…
Утвердившись в избранной позе, стал терпеливо ждать, когда же хозяйка кабинета наговорится.
Та несколько раз прикладывала руку к груди, извиняясь перед гостем, указывала пальцем на потолок – начальство, мол, ничего не попишешь: приходится слушать.
Серега на пальцах показал – что пошел, мол, вниз, погулять между стен в плакатах клубно-колхозной тематики..
Лидия его поняла и махнула рукой – куда ты, мол, денешься с подводной лодки в такой-то дождь…
Спустившись в фойе на первый этаж, Нарышкин там никого не застал.
Голоса раздавались из концертного зала.
В будке оператора звука, света и всего остального, на что способен зрительный зал в техническом плане, увидел Илью Алдакушева и незнакомого человека.
Серега сделал лицо ласковым, нежным, доброжелательным.
– Разрешите ворваться?
– Входи-входи, друг дорогой! – ответил Алдакушев.
– Привет, Илья Иванович!
– Привет, Сергей! Познакомься, наш звукосвето и прочих технических мудростей оператор – Мусихин Евгений Михайлович.
У нового знакомца, отметил Нарышкин, было приятное и приветливое лицо.
– А ты, Илья Иваныч, кем в клубе работаешь? Цыганским бароном?
Илья (он же художник-оформитель СДК) поднял на вновь вошедшего вопросительный взгляд:
– Говорил с Васильевной? Договорился? Народу твое предложение шибко понравилось. Вот сидим с Михалычем, обсуждаем – сколько же ты за ролик на блоге получил, если в санатории для нас кафе откупил?
– Не в деньгах счастье! – улыбнулся Нарышкин.
– Что там на улице? – спросил Женя Мусихин.
– Бузит стихия. Ничего себе дождь размахнулся.
– Как ты, так и дождь, – посетовал Алдакушев.
– То же самое мне Лидия Васильевна ваша сказала.
По клубникам можно было понять, что им скучно, нечего делать – одна только радость от дождя: грядки дома поливать не придется.
– С ума можно сойти от ваших ливней, – продолжал болтать гость московский, которому нечего поливать. – Если он до семи не кончится, я опять пролечу на ужин.
– Ко мне пойдем – дело привычное, – пригласил Илья.
– Или в клубе переночуем? У вас крысы есть?
– У меня есть зонт.
Дождь все усиливался, припускал с новой силой, гром гремел за стенами ДК. И не предвиделось конца.
Гроза навалилась такая, что и говорить не хотелось – только прислушиваться и душой вздрагивать от каждого раската грома – будто кто-то остервенело долбил кувалдой железную крышу клуба.
На дворе был ещё день – стрелка только приближалась к пяти, но на улицах уже полумрак вечера и, наверняка, в окнах зажглись огни…
Илья Алдакушев:
– Ты бы рассказал нам, Серега, на досуге – что за хрень этот твой блог, и за что ты с него получаешь деньги? Не государство же тебе платит за просмотры и не зрители. Я бы лично не стал платить…
Мужчины посмотрели друг на друга весело, обменялись вежливыми кивками, потом развели взгляды.
– Поверь, Илья Иваныч, ничего криминального. Просто время такое пришло – я сижу сейчас с вами, а денежки капают: каждый новый подписчик приносит мне боны.
Евгений вмешался в разговор, уводя его тему в сторону.
– Мне кажется, эти дожди не сами собой появляются – кто-то их организовывает.
– Чтобы люди в ДК не ходили? – улыбнулся Алдакушев.
– Точно!
Еще помолчали слушая приятную музыку с компьютера.
– Мне что-то мерещится с непогодой, – сказал Нарышкин с серьезным лицом. – Вам не кажется, что на улице открывается какая-то перспектива в сегодняшних событиях.
Прошлась по залу, заглянула в операторскую пожилая женщина – ночной сторож, она же уборщица.
– Здравствуй, Степановна! – приветствовал Алдакушев. – Что на улице – проглядывает синева?
– Еще поливает, но гроза ушла, и ветер стих.
– Директор в клубе?
– С сыном уехала. Он на машине под самое крыльцо подкатил…
На крыльцо вышли Алдакушев и Нарышкин.
– Иваныч, есть в селе таксисты? Кто-то катается от звонка?
– Сейчас узнаем, – Илья достал мобильник, набрал номер.
Потом доложил:
– За тобой подъедут и доставят куда надо.
После грозы дышалось легко.
Алдакушев поднялся к себе в мастерскую художника-оформителя и вернулся с зонтом.
– Тебя провожу и пойду.
– Мы завезем.
– Слушай, что скажу, – задумчиво проговорил Илья Иваныч, – с твоим приездом веселей будто стало в селе. А после банкета… Короче, уедешь – скучать будем. Вот не я буду, если не женю тебя на пирушке.
– Сначала влюбиться бы надо.
– Или напиться.
Улыбались, поглядывая друг на друга.
Нарышкин сказал:
– Суть не в женщинах. Вот найду я здесь дело по душе, то, можно и остаться. Нравится мне ваше село – так и манит к себе. В Москве буду скучать.
– Что за дело тебя влечет?
– Пока не знаю.
– Что ты за человек?
– Кто я такой? – медленно переспросил Серега. – Ты хочешь знать, кто я такой? Я – лентяй до такой степени, что зубы не каждый день чищу. Моя забота – чтобы все со мной рядом крутилось, а я посвистывал да поглядывал, на спине сидя. И чтобы дело двигалось, и деньги были…
– Ну, конечно, ты не рабочий-пролетарий. Ты – менеджер: так это теперь называется?
– Я – блогер. Для менеджера слишком ленив. Блог меня кормит, поит, деньгами снабжает. Вот с ним бы я поработал. Но пока не знаю, с какой новой темой…
Нарышкин Алдакушеву казался сильной личностью, преисполненной оптимизмом, но вот слова его были непонятны. Блажит, наверное, гость столичный…
Дождь затихал понемножку. Где-то за горизонтом последний раз громыхнуло.
К крыльцу ДК подкатила легковая машина.
Вышел Женя Мусихин тоже с зонтом:
– Меня подвезете?
– Всех подвезем. Рассаживайтесь, господа – едем по домам!
А ещё через день Сергей Нарышкин, стараясь быть деликатным и осторожным, принимал из большого и мягкого автобуса гостей – дамам десницу подавал, детей брал под мышки и ставил на землю, мужчинам ладонь пожимал…
Директору СДК руку поцеловал:
– С победой Лидия Васильевна!
– Еще рано поздравлять. Концерт мы показали, судьи баллы записали, когда итоги подведут – не знаю.
– Надо было их с собой прихватить.
– Они с нами!
– Вот за это спасибо!
– И вам спасибо, Сергей Борисович. Им понравится – будут добрее.
– Упоем и упляшем, напоим-накормим, – пообещал Нарышкин и поклонился.
– Я уверена – так и будет. Вы милый и чуткий человек. Спасибо!
Когда все пассажиры автобуса вышли, Сергей обратился к директору клуба:
– Прошу простить меня, Лидия Васильевна, с чего начнем – экскурсии или застолья?
– Конечно, с застолья – мы так устали на сцене, проголодались…
Тихий отдаленный гром раздался где-то над лесом. Приехавшие с тревогой завертели головами, поглядывая на небо – опять?
Но оказалось, это шел на сверхзвуковой скорости реактивный самолет, чертя белую полосу на ослепительно голубом небе.
Фу, пронесло!
Пошли гурьбой в кафе-бар «Трактиръ» – двухэтажное здание в стороне от главного корпуса санатория.
Нарышкин легко и просто чувствовал себя с артистами – особенно с ребятишками: словно умел разговаривать и думать точно так же, как они.
Все столы зала были составлены в один длинный, и стулья на соответствующих местах.
Как только вошли гости, командование движением народа взяла на себя нарядная и улыбающаяся ведущая из санаторских служащих, рассаживая на один край ребятишек, в середине молодых людей, а пожилых и самых уважаемых на другой край.
Сюда и попали Нарышкин с Алдакушевым.
Столы уже были накрыты разнообразными напитками и холодными закусками.
– Когда подкрепитесь, подадим горячее, – объявила ведущая.
В амбразуре бара, где были выставлены крутые напитки и аппаратура, заиграла музыка.
Молодые люди завертели головами – не потанцевать ли в узком кругу?
Степенные приглядывались к закускам – чем угощают?
Ребятишки, как розовощекие поросята, шалили и смущенно улыбались.
– А мороженое будет? – кто-то из них насмелился крикнуть.
– На десерт, – обещала ведущая.
Алдакушев, не смотря на прошедший концерт и связанные с ним нервозности, был весел и свеж.
– А стул-то тебе подставили и прибор принесли, – заметил Илья, изобразив уморительно-важное лицо. – Мы ровно пятьдесят человек привезли. У кого жаркое отнимешь? Ладно, поделимся…
Ведущая банкета (или распорядитель зала – как удобно) знала причину торжества, предложила налить в рюмки-бокалы-фужеры-стаканы соответствующие возрасту и желанию напитки и выпить за удачно проведенный концерт.
Все послушно исполнили.
Зазвенели ножи и вилки о блюдца, бутылки уже без команды вздымались над столом – ожил народ, а следом веселье пошло полным ходом.
Говорил в микрофон ди-джей из амбразуры бара, предлагая не стесняться и заказывать любимую музыку – у него есть мелодии на все вкусы.
– Скоро уж сами запоем, – улыбнулся Иваныч.
– Знаешь, из-за чего я бы переехал в село, бросив столицу к чертовой матери? – потянуло Нарышкина на откровения после двух рюмок спиртного. – Я – блогер по жизни! Я – творец. Могу сутками не спать за компьютером, только было б что делать. Найди мне такую тему, подписчикам моим интересную, и я не уеду из санатория хоть до конца жизни…
– Что я тебе найду, если даже не понимаю, что такое твой блог? С чем его едят?
– В нашем деле стоять на месте нельзя – идеи нужны. Новые идеи каждый день – вот что мне нужно!
– Увлекательная жизнь! – восхитился Алдакушев. – А говорил, зубы лень чистить.
Нарышкин ухмыльнулся.
– Зубы в нашем деле не самое важное, – сказал смешливо. – Есть жевательная резинка на крайний случай.
– Наплюй, Серега! Женишься, ребятишек заведешь – знаешь какие они затейники: обязательно натолкнут на мысль, которую ты ищешь.
– К тому времени от меня, как об блогера, труха одна останется. Наша жизнь не терпит простоя.
– Ты не отчаивайся, Серый, – Алдакушев похлопал приятеля по загривку. – Широкие русские плечи вынесут все.
Интеллигентное лицо Нарышкина неинтеллигентно скуксилось – этакая мыслящая субстанция или теоретический казус на фоне размахнувшегося застолья.
– Перестань сидеть букой, – ворчливо выговаривал приятелю Илья Иванович. – Вон Женя сидит одна! Пригласи-ка её на танец.
И добавил командирским тоном:
– Ясно?
– Ясно!
У прелестного конферансье прошедшего концерта действительно вид был отсутствующий.
Идти на танец с Нарышкиным Женя отказалась. Но пригласила присесть на свободное место.
– Вы интересный человек! А разговаривать удобней глядя друг на друга, а не шоркаясь…
Интересная мысль – подумал Серега – и без окончания: как хочешь думай, о паркет ногами или телами…
Присел рядом.
– Вы умеете музыку слушать? – спросила Женя.
Нарышкин прислушался.
– Наверное, да. Есть которая попадает в ритм сердца, а которая нет…
– А понимать?
– Из всех искусств больше всего на свете я люблю музыку леса. Причем, в любое время года. Вот представьте себе бор. Зелеными свечками стоят прямые корабельные сосны. Тени от солнца делают их ещё стройней. Земля под ногами во мхе и папоротник выше колен – почти до пояса. Воздух легок для дыхания…
– Вы были в нашем бору?
– Был.
– Сосны, говорят, триста лет живут – динозавров, конечно не помнят, но Пугачева запросто. А сколько живут папоротники и хвощи?
– При динозаврах они были гигантскими, сейчас трава-травой…
При общении с девушкой по лицу Нарышкина растеклось блаженное выражение.
Со своего места в далеком застолье Илья Алдакушев, наблюдавший за ними с любопытством, показал оттопыренным большой палец правой руки.
Сергей увидел его и покачал головой.
То ли боясь, что блогер уйдет, то ли ещё по какой причине, Женя рассеяно кивнула на стол:
– Хотите выпить – пейте.
Две открытых бутылки с вином стояли поблизости на столе.
Нарышкин взял одну в руку:
– Не хотите ли?
– Благодарствую!
Сергей налил крохотную рюмочку, посмотрел её на свет, одним движением опрокинул и, смакуя, подержал вино на языке.
– У меня к вам вопрос, – насмешливо произнес Нарышкин, закладывая виноградину в рот. – Не пьете, потому что взрослые рядом, а вы ещё школьница? Или другая на то причина? В вашем возрасте я уже был замечен. Да и девчонки наши… Вы, Женечка, правило или исключение?
Блогер сидел, откинувшись на спинку стула, легкомысленно покачивая лакированным туфлем. И вид его говорил – мне палец в рот не клади!
Но вдруг понял, что не прошел тест. Девушке интересно было – пьет или не пьет это щеголь-москвич, да ещё в присутствии дамы? По её понятиям – кавалер не должен этого делать, если хочет заслужить уважение девушки.
Женя заметно поскучнела.
Нарышкин ещё насмешничал, но уже догонял, что все надежды потерял на симпатию в её глазах. По крайней мере, на этот вечер.
Вот они какие, красавицы села!
Сергей склонил голову на левое плечо, посидел немножко в такой позе, выпрямился. Как бы уйти с достоинством?
– Вы за что-то ко мне охладели, – сказал растерянно.
Девушка не улыбнулась в ответ, а только посмотрела на круг, где общей толпой дергалась молодежь. Потом сказала лениво:
– Пойдемте потанцуем со всеми вместе.
Нарышкин отказался.
– Простите, Женя, к Илье пойду. Своими хвощами вы разбудили во мне философское настроение.
Он вежливо поклонился и ушел.
Через минуту в другом конце стола задушевным голосом продолжал:
– Не подхожу я девушке – много пью и мало ухаживаю…
Илья негромко пропел:
Не для меня цветет сирень…
– Давай, друг, выпьем.
Поднося бокал к губам, Нарышкин заметил Жени быстрый взгляд с середины стола – кажется, осуждающий.
Алдакушев тоже заметил и посмотрел на приятеля устало печальными, грустными глазами.
Поставив бокал на стол, Сергей покачал головой:
– Кажется, я увлекся.
И после сидел на своем месте с таким выражением лица, словно только что понял – сейчас, что для него начинается самое трудное, что может быть в отношениях с девушками.
Иваныч раскусил его состояние и скорее в шутку, чем в серьез, посоветовал:
– Бросай свой блог, начинай добиваться внимания Жени – вот тебе тема.
Конечно, это не дружеский совет, а скорее подначка, чтобы задеть самолюбие.
– Ты прав, Илья Иваныч, если блог свой однажды профукаю, подкачу под бочок к какой-нибудь дамочке – корми, родная, а я тебе сказочки буду рассказывать на ночь, как был богат, как…
Он говорил это искренне. Хорошим было лицо его в этот момент, замечательными глаза, хотя в них читались усталость и печаль…
Видела бы Женя его в этот момент – Алдакушев поискал девушку глазами.
За столом её не было. Не было и в кругу танцующих. Жаль…
Ну как тут не в пасть в тоску и печаль молодому человеку? Надо с Женей поговорить.
Приняв решение, Илья налил и выпил один.
В банкетном зале работал кондиционер. А без него вряд ли праздник можно было назвать таковым. День выдался такой жаркий, что духоты и на вечер осталось сверх меры.
Меж деревьями санатория струился горячий воздух, густое волнистое марево поднималось над озером.
Сдурела погода!
Артисты и гости их давно умяли жаркое, до отвала наелись мороженного, но на прогулку не спешили, спасаясь под свежестью кондиционера. Да и питья ещё было навалом, не все съедено на столах. Люди держались до последнего…
Жарко было чрезвычайно. Веселящиеся выскакивали на крыльцо покурить, поговорить… и обратно – в тень и прохладу.
Наконец, решили – пора и честь знать. Забрали конфеты из ваз и все, что можно было с собой съестного-спиртного прихватить, отправились на берег Подборного озера. Другими словами – на пляж.
Кто мог и хотел, искупался, кто-то умылся, кто-то, сняв туфли, ноги мочил в целебной воде.
В тени под навесом учинили походный стол. Угощали и отдыхающих от щедрот пьяной русской души.
Но напряжения не создавали: таки художественная самодеятельность – самый цвет села, а не хухры-мухры…
Пшеничная коврига, которой встречали комиссию из района, сохранилась и пошла по рукам, рвалась на части закуской к спиртному.
Илья ораторствовал, размахивая остатками мякиша:
– Свежий пшеничный хлеб пахнет жизнью. Все есть в этом запахе – бражный дух, прозрачность воздуха, летний зной и лугов аромат… Бедные городские люди, не знают, что такое свежий пшеничный хлеб из русской печи. Что вы едите? Булка – кирпич, а природа не благословит углы. Да здравствуют ковриги! Сделайте себя счастливыми! Попробуйте нашего пшеничного хлеба…
Его слушали, и отдыхающие тянули руки – всем вдруг захотелось попробовать духмяного круглого чуда из русской печи.
Прирожденный оратор! – дивился на приятеля Нарышкин. – Его бы на блог зазывалой.
Лидия Васильевна с озабоченным видом ходила по пляжу:
– Где же дети наши?
– Наверняка в контактном зверинце, – кто-то подсказал беспечно. – На обратном пути заберем.
От забот и выпитого лицо директора ДК запунцевело. Но хороши были глаза и прическа сохранилась. Ходила она по пляжу на зависть отдыхающим дамам уверенной походкой любимой, отлично ухоженной женщины.
Момент настал такой, что банкетчики из «Трактира» забыли, кто они есть и стали считать себя отдыхающими – и походка, и взгляды их переменились.
И тут крик от скамейки, превращенной в походный столик:
– Илья Иваныч! Водка кончилась!
Должно быть щедро угощали отдыхающих.
– Что вы говорите! – обрадовался Алдакушев. – Наконец-то можем ехать.
– Ты бы не мог своего денежного приятеля тряхнуть?
– А кстати, где он? – огляделся «оратор».
– Наверное, в контактном зверинце. Говорят все дети туда подались. Надо и нам продвигаться к автобусу. Солнце уже садится. Хватит гулять! – Лидия Васильевна брала бразды правления в свои руки.
– А комиссии ваша хочет остаться, – язвительный голос.
– Да пусть остаются – люди взрослые. А мы поедем. Нам водка сейчас нужна, как рыбе зонтик.
– А это ничего, если мы их здесь потеряем? – сказал Алдакушев, представил и захохотал. – Ах, простите меня, Лидия Васильевна. Я сроду такой болтун и выдумщик. Вы на меня внимания не обращайте – я не пьяный.
Она небрежно пожала плечами:
– Пожалуйста!
– Тогда у меня предложение к вам. Если дружба Сергея Нарышкина с нашей Женей перерастет в нечто большое, мы с вами пойдем сватами к её родителям?
– Женю? Сватать? Вы что, Илья Иванович, с ума сошли? Ей же учиться надо. И почему за Нарышкина? Он ей в папы годится.
– Ну, не совсем чтобы в папы – просто личность сложившаяся. А если он останется в селе, знаете какая польза будет… Особенно клубу.
– А если Женя уедет с ним в Москву? Что вернее всего. Тогда как?
Лидия Васильевна бдительно держала Алдакушева под прицелом ясных глаз, спрятанных за длинными ресницами, надеясь увидеть, как он качнется на ходу. Тогда можно смело заявить: «Да вы пьяны, голубчик. И не порите чушь!»
Илья держался матросом в качке, твердо ступая на плитки дорожки.
Директор ДК укоризненно покачала головой.
– Почему вы так уверены в своем новом приятеля? Вы его знаете третий день. Может, он прощелыга и мошенник московский – грязный душой, порочный до мозга костей, испорченный столичной жизнью мужчина. А наша Женя чиста и невинна. И потом – разница в возрасте…
Величественная в эту минуту Лидия Васильевна говорила с самозабвенным лицом, как говорят маленькие славные дети.
– Мы очень любим нашу Женю и абы кому не отдадим. Пусть ваш москвич докажет, что он её достоин, тогда и поговорим.
– Если влюбится, будет она вас слушать, – упрямо сказал Алдакушев.
Его собеседница вдруг сделала плачущее лицо.
– Боже, кто способен руководить детьми двадцать первого века. Они так самостоятельны!
Илья готов был рассмеяться – то-то и оно!
Но печально сказал:
– Никто в нашем селе не сможет так обеспечить Женю, как блогер Нарышкин.
– А любовь? – по инерции быстро спросила женщина. – Как можно выйти замуж не любя?
Алдакушев в чрезвычайной обстановке реагировал молниеносно.
– Вы бы своим детям что пожелали – любовь или материальное благополучие? – спросил он энергично.
Лицо Лидии Васильевны увяло.
А Илья требовал:
– Отвечайте, пожалуйста!
– Откуда этот москвич взялся на нашу голову?
– Или на наше счастье…
Ребятишек действительно нашли у контактного зоопарка.
Было жарко и душно.
– На что насмотрелись? На контактировались? – спросила Лидия Васильевна. – Пора к автобусу выдвигаться. Вон и солнце уже садится.
На стоянке.
– Спасибо, Сергей Борисович! – вежливо благодарила директор клуба спонсора банкета. – Было здорово! Мы очень вам благодарны. Приходите к нам в гости – всегда будем рады!
Лидия Васильевна стояла перед молодым мужчиной с уставшим лицом, но приглядывалась. Думала – а он ничего и богат. Если бы Жене годов прибавить и институтский диплом – отличная получилась бы пара. Ума у неё и сейчас палата. Если захочет, построит этого москвича и в зубах деньги приносить заставит. Ах, Женя, Женя! Как годы быстро летят! Их не воротишь назад…
И еще думала – почему молодой мужчина смотрит на неё сейчас грустно и будто жалеючи. Что-то со мной или из-за Жени?
Все уселись в автобус, и подслушать никто не мог. Лидия Васильевна отчаялась спросить напрямую:
– Вы любите нашу Женю?
На них уже обращали внимание. Директора звали в автобус.
А Нарышкин все молчал. Он чувствовал, что вопрос судьбоносный, и таким же должен быть ответ. А ведь на самом деле он не знает – любит он эту девушку или нет.
– Еще немного, и о вас пойдут сплетни. Так скажите мне – любите или нет?
Боже мой! Что от него хотят? В чем провинился он перед селом? Он приехал в санаторий лечить гастрит. И тут на тебе – страсти-мордасти!
– Не знаю, – четко сказал Нарышкин и поцеловал руку Лидии Васильевне, прощаясь…
3
В то утро блогер Нарышкин проснулся с ощущением удачи и не сразу понял, чем это вызвано. И только после звонка из села понял – вот она!
Позвонил Алдакушев:
– Давненько не виделись! Приезжай, друг мой, тема есть.
И уже через полчаса с хлебосольной улыбкой встречал московского гостя в своей мастерской художник-оформитель Хомутининского СДК.
– Рад! Очень рад! – пожимал он ладонь Нарышкина сильной рукой.
Сергей признался:
– Опять видел участкового и прошмыгнул мимо, не приветствуя. Я, наверное несправедлив к нему. Он просто-напросто хороший работник – старательный, гордящийся своим положением в селе. А то, что ко мне цеплялся на репетиции в ДК – так ведь служба обязывает быть бдительным.
– Ты не смотри на него. Он сейчас сам людей избегает. У него насморк приключился – перекупался.
Позвал гостя:
– Пойдем на диван – посидим: у меня в мастерской краской дюже пахнет.
Пересекая фойе, приотстал и с любопытством осмотрел Серегу – залюбовался, как художник, оценивающий картину.
Подходя, сказал:
– Не пойму, чего этим бабам надо. Молодой, симпатичный, с головы до ног современный. Ты посмотри на себя со стороны – высокий рост, широкие плечи, узкие бедра, спортивная походка, каштановые волосы… Кинозвезда! Тебе в фильмах в пору сниматься! А ты до сих пор влачишь жалкое неженатое состояние…
– Эту тему хотел поведать? – Нарышкин зримо напрягся.
– Нет-нет, сиди-сиди, сейчас все объясню.
И Сергей остался сидеть на диване – ни веселый, ни грустный, ни настороженный…
Легкий ветер с юга впорхнул в раскрытое окно и зашелестел шторами. В ДК и селе было тихо, мирно и томно…
– Так что про тему, Илья Иваныч?
Алдакушев согласно кивнул:
– Сейчас расскажу.
Присел и снова весело оглядел гостя с головы до пят взглядом, в котором светились приязнь и дружба.
– Ещё раз здорово, мышка-нарышка!
– И я рад тебя видеть, старая перечница. Ну, реки, чего тебе от меня надобно.
– Мне от тебя ничего не надо. А вот я тебе хочу предложить новую тему.
– Иии..? Ну, не томи, выкладывай, упрямый и злой ослище.
– Сергей! Вот послушай меня, – наконец негромко сказал Алдакушев. – Ты думаешь, единственный кто снимал наши концерты на камеру? Да у нас специально обученный человек поставлен на это дело. И аппаратура есть соответствующая. И множество-множество запечатленных концертов, празднеств, представлений… И все это выложено в интернете на нашей странице «ВКонтакте» для открытого доступа.
– И ты молчал? – ахнул Нарышкин. – Ничего себе, друг называется.
Илья засмеялся.
– Не сердись ты на нас, грешных, Сережа! – мирно и дружелюбно отозвался Иваныч. – Я отлично понимаю, что для тебя это дело серьезное. Но ведь лучше позже, чем никогда. Согласен?
Голос художника-оформителя Хомутининского СДК внезапно сделался строго официальным, в нем зазвучали басовитые нотки.
– Прошу вас, господин Нарышкин, учесть, что хоть материалы в открытом доступе, клуб наш с них от тебя что-то должен поиметь. В противном случае буду считать твой поступок непорядочным.
– Конечно-конечно, – отмахнулся Серега, разгоняясь на тему.
И вдруг подумал, что разговаривает с хорошим человеком, умным и верным другом, а ведет себя как последняя сволочь. Он всегда замечал, когда настроен на дело, выставляет себя грубо и самолюбиво даже с приятелями – словно он самый лучший и умный, а все остальные…
Почувствовал к себе такое отвращение, что ушам стало жарко.
Ведь если разобраться как следует, то окажется, что он, Нарышкин Сергей Борисович, такой противный тип, которого могут переносить только очень добрые и великодушные люди. Обычный человек давно бы послал его к чертовой матери.
И что вообще происходит вокруг его неженатого статуса? Кажется, все село Хомутино озаботилось его личной жизнью.
А почему он не женится? Чего, собственно, хочет от жизни зануда Нарышкин, избалованный удачными делами в инете? Почему так ведет себя с женским полом?
Зазнавшийся сухарь – вот кто такой блогер Нарышкин. Всех-то он учит, всем-то читает лекции, хотя сам не понимает классической музыки, лет пятнадцать уже не был в театре…
А в клубе-то, оказывается, так замечательно!
Стыд и позор! А если к этому добавить, что он просто панически боится жениться и жить один на один с какой-то женщиной…
Ведь любовь – не повод для женитьбы. Надо чего-то большего. Он это чувствует.
Но ведь существуют на земле люди, которые умеют любить страстно и самозабвенно. Жаль, что Серега не в их числе.
Наверное, следует поучиться у Ильи Иваныча уму, смелости, умению любить и ненавидеть, страдать, веселиться, петь, разговаривать, дружить, болеть, ходить по земле, гордо нося голову на плечах.
Вот он, Алдакушев – настоящий человек!
А Сергей Нарышкин часто и беспричинно впадает в меланхолию, и подлунный мир ему кажется тогда черным. В глазах от злости чертики прыгают. А плесни водой – зашипит…
Сергей посмотрел на часы – пять минут второго. Не спалось. Нарышкин помассировал веки пальцами. Может, встать – пойти прогуляться?
Луна висела в самом центре окна. Рядом дверь распахнута в лоджию. Прохладная струя ночного воздуха вливалась в комнату – дышалось легко, словно номер наполнили одним озоном.
Блогер лежал и неторопливо думал, что материалы на странице Хомутининского СДК в «ВК» достойны внимания и платы хорошей. Но как её сделать, чтобы в выигрыше были клуб и село, а не отдельные личности?
Нарышкин с хрустом костей потянулся – опять заложив руки за спину, вернулся к раздумьям.
Понемножечку смеживались веки.
День выдался хлопотным – длиною в год, не иначе: он снова обрел тему, которая сулила рост популярности блогу, а его владельцу барыши.
Вот он, век, перегруженный информацией, эмоциями, впечатлениями – и все на нервах.
А завтра?
Новый день обещал быть еще более напряженнее, еще трудней.
Завтра Нарышкин пойдет, по совету Ильи Иваныча, в Хомутининский магазин «Семейный» и договорится с его владельцем о кредите для СДК. Вернее, кредит магазину дает Сергей, чтобы «семейчане» накрывали столы в сельском клубе всякий раз по заказу его обитателей – будь то концерт, представление, празднество, день рождение сотрудника или всенародное гуляние по поводу…
Магазин «Семейный» не только торговал продуктами питания, он устраивал банкеты у себя в зале или на территории заказчика, готовил изумительные блюда к столу и имел лицензию на торговлю спиртными напитками…
Нарышкин спал на животе в рубашке и шортах, обхватив подушку руками.
Луне, подглядывающей в окно, он казался стройным, загорелым, с мускулистыми руками и ногами, но бесконечно одиноким молодым человеком.
В шесть часов утра блогер вышел, как спал – в рубашке и шортах, но с пакетиком семечек в руках. Спустившись с крыльца, у ближайшего куста, насыпав семян в ладонь, Сергей вытянул её перед собой.
Воробьи и синички стали слетаться на угощенье.
Первый спикировал на ладонь и крылом сбросил немало семян. Его соплеменники-прохвосты, похожие на заводные игрушки, запрыгали под ногами, подбирая корм.
Иначе вели себя синички. Садились на ладонь, клевали семечки и с добычей перелетали на ветки. Одна, повернув голову на бок, заглянула любопытным черным глазом в лицо Нарышкину – как, мол, живешь, кормилец наш?
На ветку куста припарковалась любопытная сорока – а чем это вы тут занимаетесь?
Человека она не боялась – у него нет не только рогатки, но даже штанов.
Потешив пернатыми душу, Сергей высыпал остаток семян в кормушку, бросил пустой пакет в урну и легкой трусцой направился к терренкуру.
После завтрака на служебном автобусе санатория Сергей добрался до села. Потом в ДК. Где в фойе его поджидали Алдакушев и незнакомая женщина.
– Знакомьтесь, Наталья Петровна, – представил Илья.
Они протянули друг другу руки, внимательно и беззастенчиво разглядывая друг друга. По всему было видно, что Иваныч все, что знал, рассказал ей и очень заинтересовал.
Узнавал и Нарышкин со слов художника вдумчивую неторопливость и солидную основательность женщины.
Они обменялись полуулыбками, пожали друг другу руки и разместились на диване в фойе.
Наталья Петровна в этот летний день была одета во все белое – белая блузка, белая юбка, белые туфли… Она по-прежнему внимательно разглядывала Сергея, хотя думала о чем-то явно постороннем.
– Я знаю, что вы хотите мне предложить – Илья Иванович доложил.
– Коли так, то не буду юлить вокруг да около, а прямо начну с официального предложения. Я хочу предложить вам беспроцентный кредит, который не обязательно возвращать. На эти деньги вы должны открыть собственное ЧП для отношений с государством, взять в аренду у клуба помещение, в котором сейчас обитаете, закупить необходимые для производства станки и организовать работу швейной, сапожной и шляпочной мастерских для изготовления концертных нарядов. Эти заказы я буду оплачивать. Все, что найдете на стороне, считайте своим калымом…
Нарышкин замолчал, а Наталья Петровна спросила:
– Как это – кредит можно не возвращать?
– Не хочу выпускать вас из поля своего влияния? – улыбнулся блогер.
– Ну так, и будьте владельцем, а я вашим исполнительным директором в мастерской.
– Мне этого не надо: работать не хочется, как умереть. Мне почему по душе власть нынешняя, а не советская, при которой я родился, но почти что не жил? За её хреновый принцип – кто не работает, тот не ест. Вот так я и стал блогером. А из вас может получиться отличный предприниматель сферы услуг.
Наталья Петровна спокойно слушала, и было понятно, что Алдакушев уже просветил её о феноменальной ленивости московского гостя – ничего кроме интернета его не интересует.
– Я слышал от Ильи Иваныча, что многие женщины села по вечерам приходят сюда – пошить, повязать, поболтать, песни душевные спеть, чаю попить… Этакий стихийный женский клуб без административной инициативы и контроля. Это прекрасно, по-моему! Я, как ваш кредитор, настаиваю на продолжении его существования, и со своей стороны готов спонсировать – чаек, сахарок, кофеек, тортик на день рождения… все за мой счет. Годится?
– Да, это хорошая традиция, – неторопливо сказала Наталья Петровна. – И спасибо вам за поддержку.
– Это не все. Я хочу чтобы вы в мастерской учили школьников своей профессии – всех желающих и бесплатно. А будут шляпник и башмачник, то и эти специальности пусть осваивают. Если мы любим наше село, то должны хорошо подготовить его детей к взрослой трудовой жизни…
Ах, слышал бы эти слова Илья Алдакушев!
– Ну и, если найдете повара-энтузиаста, не плохо бы открыть курсы кулинаров. Средства на электроплиту, микроволновку и холодильник я вам дам, открою кредит на продукты в любом магазине. Учите готовить и будьте щедры!
– Холодильник, плита и микроволновка у нас уже есть – покупали в складчину. А продукты, конечно, не помешают. И вы правы – детей надо учить. Это же наши дети!
После непродолжительного и обоюдного молчания Нарышкин спросил:
– Какие видите подводные камни?
– На долго вас хватит, Сергей Борисович? – спокойно спросила Наталья Петровна. – А то как бывает – наобещаете и бросите дело, а над нами будут смеяться.
Нарышкин поиграл желваками, пряча холодный взгляд:
– Не стоит зацикливаться на одном человеке – я ведь могу и умереть: врачи нашли у меня гастрит. Но у вас же останется кредит! И что может вас остановить?
Наталья Петровна глубоко вздохнула, а Сергей Борисович устало поморщился.
Когда минутное оцепенение спало, они оба весело рассмеялись, обменялись многозначительными взглядами и поняли, что им не надо говорить друг другу о том, что они нашли общий язык, и теперь их общение будет во много раз легче.
Поняв друг друга, они смотрели в разные стороны, боясь показать взволнованность. Фальшиво-насмешливо улыбались, и у обоих был такой вид, словно разговаривали они о пустяках…
Пока шли предварительные сговоры, даже бывая в клубе, блогер Нарышкин не заходил в кабинет Лидии Васильевны, чтобы выразить свое почтение.
Наконец, день деловой встречи высоких сторон настал.
Сергей постучался и приоткрыл дверь.
– Лидия Васильевна, здравствуйте! Разрешите войти? У меня есть к вам серьезное предложение. Нам надо поговорить.
Эта торопливая, суховатая фраза была им приготовлена заранее, чтобы после обычного «здравствуйте» не образовалась пауза, а сразу бы последовал ответ на конкретное предложение пообщаться.
Кроме того, эти слова Нарышкин произнес таким деловым тоном, что они требовали в ответ подобной же деловитости, не оставляя места на эмоции.
И блогер добился своего!
– Проходите, присаживайтесь, – приветливым голосом пригласила директор СДК.
С прямой напряженной спиной она сидела в кресле за столом и внимательно наблюдала за блогером.
– Я хочу предложить вам сделку.
Лидия Васильевна, недоуменно пожав плечами, неожиданно просто и великодушно улыбнулась.
– Предлагайте!
За окном на тонкой ветке рябины самозабвенно пел скворец, славя день на этой теплой и славной земле. Говорят, что скворцы, как попугаи, повторяют подслушанные звуки. Этот вторил мелодиям джаза…
– Поклонник с гитарой? – кивнул Нарышкин за окно.
– Старается, – хихикнула Лидия Васильевна.
– Видать, знает для кого…
– Вы хотели мне что-то предложить. Я внимательно слушаю вас…
Начинался третий час дня. В санатории обед. Осетрину дают.
При мысли о ней у Нарышкина начиналась изжога, а сам процесс еды показался отвратительным.
Солнце старалось вовсю. Что-то творится с климатом – который день подряд в Пятиозерье непереносимая жара. Термометр чуть ли не с утра показывал тридцать четыре выше нуля.
– Жара какая стоит, – посетовал Серега, вытирая пот со лба носовым платком.
– Квас, чай, воду? – заботливо предложила хозяйка кабинета и добавила в уточнение. – Квас домашний.
Когда Нарышкин выбрал его, Лидия Васильевна достала из холодильника почти полную трехлитровую банку, налила в стакан.
Сергей отпил глоток холодного до ломоты в зубах горчичного цвета напитка со вкусом укропа.
После выпитого кваса стало не так жарко. Скворец за окном умолк. В кабинете директора было покойно, тихо и славно… Пора приступать к делу.
Нарышкин подумал, прежде чем начать излагать: Лидия Васильевна – терпеливая и милая женщина, а за приятной внешностью скрывала сильный характер, который угадывался далеко не сразу…
Очередной очень жаркий день прошел.
Темнело быстро, очень быстро. Тот невидимый, что задергивал штору неба, старался не оставить ни единой щелочки – заботливо укутывал в черный бархат лес, озера…
Только село светилось огнями и санаторий. Звезды мерцали. Луна ещё не поднялась.
Наблюдая за игрой света и теней из лоджии, Нарышкин думал, что жизнь до смешного неорганизованна и запутана, когда в ней нет цели. Но как все сплетается в плотный клубок, когда одно цепляется за другое. Что могло произойти, если бы…
Сергей в мыслях вернулся к дневному разговору с директором СДК.