Читать онлайн Гунны бесплатно

Гунны

© Андрей Заозерский, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Глава 1

Девушка с жемчужными волосами

(Gyongyhaju Lany)

В черном вечернем небе зловеще мерцала луна. Да-да, вот именно так – зловеще! Рассыпавшиеся вокруг звезды танцевали какой-то непонятный танец, подчиняясь раскатистому рокоту бубна, дрожащего в руках шамана, словно пульсирующее сердце. Бубен рокотал все громче, ритм становился быстрее, быстрее, быстрее…

И вдруг…

– Хэй!

Замолк бубен. Стихли большие барабаны. Резко оборвались крики. Ненадолго, секунды на две…

А потом снова:

– Хэй!

Зарокотали, забили бубны и барабаны. Утробно завывая, запрыгали, замельтешили полуголые коренастые фигуры с длинными спутанными волосами-гривами. У каждого в руках меч. Воины-гунны… Жестокие, не ведающие жалости и страха воители далеких степей.

Один из них – судя по богатому золоченому поясу, вождь – вдруг подскочил к Аркадию, крепко привязанному к вкопанному в землю столбу. Подскочил, замахнулся мечом… Гнусная ухмылка озарила его плоское грязное лицо, по-волчьи оскалились желтые зубы…

Пленник дернулся, ударился затылком в столб. Связанные руки напряглись, вздулись жилы, и жуткий кровавый месяц заглянул в глаза, казалось, в последний раз…

Гунн гулко захохотал. Опустил меч, отскочил, вливаясь в мерзостный дикий танец, грозящий вот-вот перейти в кровавую схватку…

Так и случилось.

Шаман – кривоногий, с круглым бабьим лицом и широченными плечищами, – подпрыгнув, взметнул бубен вверх, к небу и жутко провыл:

– Тенгри-и-и-и!!!

– Тенгри-и-и! – вскинув мечи, подхватила внезапно притихшая толпа. – Тенгри!

– Страва, – как-то совсем буднично сообщил жрец, опуская бубен. – Страва… Хоп!

Воины только этого и ждали. Вскинулись, бросились друг на друга с утробным яростными воем. Зазвенели мечи, полилась кровь…

Один удар… Второй… Третий… Пятый! Брызнула кровь…

Правда, бились не в полную силу. Аркадий заметил: раненые просто отходили в сторону, их никто не трогал, не добивал. Значит, так надо. Значит, это не настоящая битва, а так… Страва, как сказал шаман. Приказали, вот и стравились, ага…

Пользуясь моментом, пленник внимательно осмотрелся вокруг. Кое-что он – откуда-то! – знал, кое-что – видел.

Воины, шаманы и зрители собрались на большой поляне, явно рукотворной – недавно расчищенной, без всяких там пней, деревьев или кустов. Даже травы и той не было. Не росла или просто… Ну да, ну да! Аркадий чуть повернул голову и прислушался – за огромной песчаной насыпью слева журчала река. Насыпь казалась свежей… Ну конечно, ее ведь совсем недавно устроили. Отвели русло, дабы достойно похоронить вождя. Да что там вождя – короля, царя, императора! Или как там еще именовали Аттилу, великого повелителя гуннов, германцев и прочих?

Вот он лежит, в гробу, в вырытой яме – мертвый герой, Потрясатель Вселенной. Пуля, выпущенная в гуннских степях… Хотя нет, не пуля – стрела. Три гроба: первый – из чистого золота, второй – из серебра, третий – из крепкого железа. Этот-то вот последний и мерцал сейчас в свете горящих костров и луны, а вокруг вся яма была завалена золотом! Пиршественные чаши, увесистые блюда, украшенные драгоценностями шлемы, а еще – пекторали, браслеты, золотые монеты и прочая мелочь. Все свалено в кучу вокруг гроба, точнее, гробов. Без всякого разбора, словно бы просто взяли да сгребли бульдозером. Ну правильно, чего огород городить? Там, на том свете, бесстрашный воитель сам разберется…

Тьфу!

Среди золота белели трупы. Лошади, наложницы, жены… Их всех убили, да. Чтоб было кому прислуживать повелителю, чтоб…

Так было на-адо. Так правильно. Ага.

– Хоп!

Выкрикнув, точнее, плюнув в толпу криком, плосколицый шаман с бритою наголо головою одним взмахом руки прекратил страву и окинул собравшихся пристальным жгучим взглядом. Так, рыча и скаля зубы, смотрит волк перед прыжком. Жрец, правда, не рычал, но зубы скалил. То ли улыбался, то ли кривился – поди пойми. Но все его слушались, даже толпившиеся почти у самого гроба знатные воины в шелковых плащах – господа вполне ухоженного и гордого вида, явно не из простых.

– Хоп! – Ухмыльнувшись с явной злобой, шаман облизал тонкие губы и, подбросив бубен, прорычал: – Ильдико!

– Ильдико! – подняв мечи, радостно подхватила толпа. – Ильдико! Ильдико! Страва!

Привязанный к столбу пленник невольно покривился: опять страва! Да сколько можно-то?

Правда, на этот раз все пошло совсем по-другому. На площадку перед могилой, политой кровью недавно дравшихся воинов, вышли три девушки. Одна – коренастая, с узкими щелочками глаз, другая – смуглая, с копной густых иссиня-черных волос, и третья белокожая, рыжая, с могучими бедрами и необъятной грудью, забранной в узкий черный корсет. Все девы, как на подбор, мускулистые, крепкие, у каждой два меча: один длинный, второй покороче, но даже издали видно, что не просто кинжал, а…

«Скрамасакс», – неожиданно всплыло в памяти пленника подходящее германское слово. И тут же, сразу за ним, римское: «Демиспата. Полумеч…»

Та-ак… Похоже, настала очередь девушек! Сейчас они станут биться между собой и…

Не тут-то было!

Под гулкие крики двое воинов привели под руку еще одну деву – как и прочие, почти нагую, в куцей набедренной повязке. Стройные бедра, изящная, не слишком большая грудь, бледное личико с аристократически тонкими чертами и пепельные, вернее, пепельно-русые локоны, густые и чуть подрезанные, падающие на плечи водопадом из чистого жемчуга – так казалось в серебряном свете луны. Какая красавица! Вот уж поистине платиновая блондинка. Да что там платиновая – девушка с жемчужными волосами!

На спине красавицы под левой лопаткой заиграла татушка – бегущий красно-черный бык с наклоненной головою! Сам темно-красный, а рога – черные.

– Ильдико-о-о!

Один из воинов вручил девчонке мечи: длинную спату и короткий полумеч-полунож – скрама-сакс. Улыбнулся, не удержался – ущипнул красотку за левый бок, что-то шепнул. Наверное, пожелал удачи.

Аркадий невольно поежился: это что же, красотуля будет биться сразу с тремя? Одна-ако… Долго не продержится, тем более супротив таких-то бабищ, по виду – истинных амазонок. Жаль. По всей видимости, девчонку решили принести в жертву, спровадить на тот свет вслед за Аттилой. Чтоб служила… Или для каких-то иных утех.

Ударил бубен. С настающим гулом зарокотали барабаны. Воительницы сошлись, закружили друг против дружки.

Хоп! Желтолицая первой нанесла удар, за ней взмахнула мечом и смуглянка. Жемчужница молодец, оказалась не такой уж и рохлей, несмотря на весь свой томно-гламурный вид. Ловко отразив выпады, отпрыгнула и сама ринулась в контратаку, стремительно и грациозно нанесла удар. Сначала – рыжей, длинным мечом, и тут же – желтокожей, уколов в бедро полуспатой… Послышался приглушенный вскрик, и капли алой крови упали наземь… Завыв, желтолицая вновь ринулась в атаку. Толпа подбадривала ее столь же диким воем и улюлюканьем.

Аркадий хмыкнул: что ж вы так красотку-то невзлюбили? Эх вы, мужики…

Удар! Удар! Удар! Соперницы Ильдико напали со всей яростью, всерьез. Кто-то из них – привязанный не заметил кто – уже успел поранить красотку: по левому боку бедняги пролегла узкая кровавая полоса. А вот и на уколотом бедре показалась кровь…

Окрыленные поддержкой толпы, три разъяренные фурии закружили вокруг несчастной. Та отбивалась, пока еще могла, но ясно было: долго не выдержит, слишком уж неравные силы.

– Убейте ее! Убейте! – орали воины и жрецы. – Смерть отравительнице! Смерть! Смерть! Смерть!

По всему, у этой отважной красотки с жемчужными волосами никаких шансов не было. Еще пара-тройка минут – и кто-нибудь из соперниц поразит ее в сердце… или в живот… в печень…

Жалко девчонку. Жаль…

Что такое? Пленник невольно дернулся и попытался поджать ноги. Что-то холодное лизнуло вдруг пятки, что-то влажное… Вода! Ну да, черт побери, вода!

Ненавязчивое дотоле журчание сделалось куда как громче, под ногами уже плескалась лужа, а от насыпи текли ручьи! Кто-то разрушил дамбу, не полностью, но… Вода быстро прибывала, еще чуть-чуть, и…

Никакой особой паники не случилось. Один из богато одетых господ поднял руку и что-то громко приказал. Собравшиеся – воины и жрецы – быстро полезли наверх, по крутому склону, выбираясь из русла реки. Поначалу соблюдался хоть какой-то порядок – первые пару минут, пока не выбрались главные. А вот потом…

Кто там оставался-то в последних рядах, рядовые воины или просто слуги? Бог весть… Только спешили они зачетно! Толкались, переругивались, орали, стаскивали друг друга с кручи, расчищая себе путь. Улепетывали так, что только пятки сверкали! Да и пора, вода быстро прибывала, Аркадию уже было по пояс… по грудь…

Куда-то делись девчонки, жемчужноволосая красавица Ильдико тоже исчезла. Верно, сбежала, пользуясь поднявшейся суматохой. Молодец, если так.

Она-то молодец, а вот ты, Аркадий Иваныч – увы! И опомниться не успел, как вода уже подкралась к губам, к носу…

Пленник что есть силы затряс головой, отфыркиваясь и пытаясь хоть что-то сделать… Да что тут сделаешь! Путы оказались надежны, столб – крепок. Вот уже пред самими глазами вскипела жуткая зеленовато-пенная пелена, стало невозможно дышать, и неудержимый поток, освещенный серебряным лунным светом, наконец рванул в дыхательные пути…

* * *

– Тьфу ты, господи!

Проснувшись в холодном поту, Аркадий уселся на диване, не понимая, где он и что с ним. Чертов потоп! Могила… Блин… Какая, на фиг, могила? Вот он, Аркадий Иваныч Иванов, у себя дома. Ночь. За окном редкая машина проедет.

Иванов повернул голову – зеленоватые цифры электронных часов высвечивали три ноль пять. Ну да, ночь еще! Вернее, раннее утро. Впрочем, как посмотреть.

Взяв со стола початую бутылку «Ред Лейбл», Аркадий плеснул в стакан (успокоиться) и, выпив одним глотком, вышел на балкон как был, в джинсах и старой майке с застиранной надписью «Сепультура» – дань бурной подростковой жизни, такой нынче далекой…

Хотя не такой уж и далекой, если разобраться: Аркадий едва тридцатник разменял – тоже еще возраст. Вот именно, всего-то тридцатник. А уже кое-чего молодой человек в этой жизни добился! Свое дело, собственный магазин, какие-никакие доходы… Если б еще не пожарники, если б не налоговая, не инспекция по труду, не администрация района, не… Всем дай, дай, дай! На одного с сошкой – семеро с ложкой.

Ну, и как тут торговлю вести? Еще бизнес-кредит не отдал, а тут новый – ипотека. Квартирка в новостройке в Мурино подвернулась, надо было брать, не жить же всю жизнь с отцом в пригороде, мотаясь каждый день в Петербург. Магазин-то располагался в центре, на Карповке, в длинном и сыроватом подвале и назывался «Дохлая улитка». Почему именно так? Да черт его… Кто-то из бывших друзей придумал, теперь уж не упомнишь кто.

Не так и давно, года три тому, когда всерьез решил из ментовки уйти, точнее сказать, из полиции. Капитаном ушел, с должности старшего опера – майорская, между прочим, должность. Хотя светило Иванову очередное звание, как же! Держи карман шире. Аркадий был из тех, кого, в шутку или всерьез, пятнадцатилетним капитаном кличут. Дескать, пятнадцать лет тебе до майора пахать, если вообще сумеешь добраться. Да оно надо?! Капитаном-то…

Старший опер, крути не крути, а начальство. Особенно, когда непосредственный начальник, майор Брусничкин, то в отпуск, то на больничный, потом – в дополнительный отпуск (по выслуге лет положено), а после – опять на больничный. А с замначальника – спро-ос! Заглянет проверка – едва в коридор войдут, как сразу: а чего это у вас присяги на стене нет, не повешена? Ага, еще и стенд с портретами руководства главка не обновлен – это уж вообще ни в какие рамки! Получите-ка строгача, тов-варищ капитан! А к строгачу – минус премия и плюс отпуск в мартобре, так-то! Чтоб не расслаблялся, ага…

Отчеты еще не написаны, каждодневные рапорта вовремя не сданы. Когда тут преступников ловить? Правильно, некогда. Имитация бурной деятельности – на том все стоит и стоять будет… как член после виагры! Про член – это не Иванова придумка, Брусничкина. Смешно-о… аж выть хочется.

Выть Аркадий не стал. Как совсем допекли, уволился – плюнул да рапорт «по собственному» накатал. Держать не стали. Иванов вообще честный был, по нынешним временам – реликт. Честный, конечно, относительно: своего старался не упускать, но и зря не беспредельничал, за что контингент «на земле» его уважал, да и большие бандюки при встрече раскланивались. Впрочем, не бандюки они теперь – уважаемые люди. Депутаты, бизнесмены, один даже в главы районной администрации выбился, его там так и звали: не глава, а главарь – главарь районной администрации. Были в друзьях и приличные бандюки, тот же Леха Луноход или там Скорыч.

Дело свое Аркадий открыл, можно сказать, случайно. Отец его, Иван Аркадьевич, знатный, к слову, сварщик, всю свою молодость провел «на северах». Деньги по тем временам заколачивал немалые, и там же, на Севере, подсел на хорошую тяжелую музыку – «Дип Перпл» там, «Блэк Саббат» и прочие лед-зеппелины. Диски и аппаратуру моряки в порт привозили и продавали «о-очень дешево», но деньги были. Куда их еще там, на северах, тратить? Спирт разве что пьянствовать.

Вот с тех пор у отца собралась большая коллекция всякого там винила. И Аркаша пристрастился, в детстве еще. Когда же разговор зашел об увольнении и своем деле, отец и посоветовал виниловыми дисками торговать – и старыми, подержанными, и новыми. Дело надежное, тем более виниловых фанатов день ото дня все больше и больше, даже сопленосая молодежь и та, хотя, казалось бы, тем-то что до дисков?

Так что нынче бывший опер торговал старыми дисками, всякой винтажной аппаратурой, жил себе, поживал да добра потихоньку наживал. Если б еще не всякие инспекции да кредиты… Так-то ничего, крутился, но если вдруг, не дай бог, какой-нибудь форс-мажор – тогда все. Как говорится, туши свет, сливай масло.

Накатив еще с полстаканчика («Ред Лейбл» – неплохой виски, и недорогой, что опять-таки важно), Иванов вышел на лоджию. Курить он года два назад бросил, а вот привычка постоять-подумать осталась. Встал, распахнул окошко – морду лица сразу же окатило холодными брызгами. А вот тебе! С добрым утречком, господин хороший! Дождь. Ну а что хотите, осень, октябрь на дворе, а питерский октябрь – это вам не «в багрец и золото одетые леса», а промозглый, сутки напролет дождище, затянутое непроглядными тучами небо и слякоть. А здесь, в новостройках, еще и грязь по колено. Такая вот «золотая осень».

Черт, а ветер-то! Захлопывая окно, Аркадий поежился. Да уж ветер, походу, с залива, а это плохо, может и волну нагнать. Карповка – речка капризная, запросто из берегов выйдет. Как в прошлом году… Полмагазина тогда затопило, сколько плакатов пришлось выкинуть. Не дай бог!

Поплотнее закрыв балконную дверь, Иванов отправился в ванную бриться. Все равно уже не спалось, да еще кошмары какие-то снились… Аттила, надо же! Еще какая-то Ильдико… Нет, так-то девчонка да, классная. На Ленку Тусову, одноклассницу, похожа, такая же изящная красотуля. Только Ленка – блондинка обычная, а та – платиновая. Девушка с жемчужными волосами… Песня такая была, ага…

Однако же ну и рожа! Глянув на себя в зеркало, Аркадий сплюнул. Вроде бы не очень-то вчера и пил, а гляди какие мешки под глазами! Или это освещение такое? Да, наверное, освещение. Или все же вчера выпил лишнего? Как говорил бывший клиент Леха Корольков, «нафигарился, как луноход на Марсе». Оттого его так и прозвали – Луноход.

Эх, Леха, Леха, хороший был парень, хоть и бандит. Хотя почему был? Он и сейчас есть, только в Венгрии, в Будапеште. Успел свалить. Какое-то у него там дело, дом. Бывшего куратора, молодец, не забывает. В гости постоянно зовет, пишет в фейсбуке. Да и как позабыть-то? Сколько Аркадий его отмазывал? Вот Леха и…

Что-то руки дрожат. Может, не бриться? Трехдневная щетина бледнолицему брюнету Аркадию шла, и он это прекрасно знал. На баб хорошо действовала, притягивала, будто магнитом. Вообще, Иванов парнем был симпатичным: высок, строен, голубоглаз, в меру подкачан. Девки его любили, правда, серьезных отношений Аркадий ни с кем не нажил. Может, девчонки такие попадались, а скорее сам пока не хотел. Не чувствовал такой надобности, вообще любил жить один. А что? Никто мозги не компостирует, чем плохо? Кулинар Аркадий и сам был неплохой, а ежели становилось скучно, так вызванивал какую-нибудь мадам.

Кстати, надо бы вызвонить. Заодно бардак тут приберет. Да, вызвонить, а с утра – отправить к черту, а то будет целое утро гундеть. Кого бы сегодня: Ленку или Маринку? Ленка – сисястая, а Маринка – смешливая, да и помоложе. Можно, правда, ни Ленку, ни Маринку, а…

Выйдя из ванной, Иванов схватил смартфон, но тот вдруг сам собой зазвонил, задергался в ритме «Найтвиш» – тяжелой финской симфо-рок-группы. Аркадий «Найтвиш» обожал, как и их бывшую солистку Тарью Турунен.

– Ага… Я… Что-что? Какой еще потоп? Ах, потоп… И много затопило? Ну, в общем, сейчас буду. Ты жди и попробуй там сделать что-нибудь. Что сделать? Я почем знаю. Сам смотри, да.

Нужно было ехать, и срочно. Конверты у пластинок намокнут – кто их потом купит? Да и сданная на комиссию аппаратура – всякие там усилители, колонки, вертушки – тоже водичку не очень-то любит. Скорее бы, скорей…

Захлопнув дверь, Иванов спустился на лифте вниз и уже через пару минут выруливал в город на своем серебристом «Сандеро», малость поржавленном, но пока надежном.

Воды в магазине набралось много, залило весь пол почти по колено. Хорошо, у Аркадия в машине нашлись сапоги, в отличие от продавца Сереги, дистрофично-долговязого парня лет двадцати. Босиком-то по воде не очень побегаешь – осень, холодновато.

Тем не менее справились. Явившиеся на вызов доблестные пожарные мигом откачали водичку насосом, естественно, не за просто так, но деваться-то было некуда.

– Ах ты ж черт…

Расплатившись с пожарными, Иванов уселся на подоконник и принялся подсчитывать убытки. Подсчитать было что: в воде оказались и стоявшие на полу колонки, и часть дисков – их, правда, можно было высушить, однако ж товарный вид пластиночки потеряли безвозвратно.

– Ну бли-ин, что за напасть-то?

Выругавшись, Аркадий махнул рукой, в задумчивости подошел к двери и нос к носу столкнулся с невысоким молодым человеком в дорогих джинсах и куртке, в модных, в черной оправе очочках, и с бородой.

– Работаете? Ой, я смотрю, тут у вас…

– Работаем, работаем. – Хозяин магазина тут же натянул на лицо дежурную улыбку. – Что у вас? Хотите что-то купить?

– Скорей продать. Пластинки… от дядюшки остались… Мне они ни к чему…

– Так покажите.

– Там, в машине. Сейчас принесу…

Пластинки оказались так себе. Нет, в хорошем состоянии, но все – «демократы», то есть выпуска бывших так называемых социалистических стран – ГДР, Чехословакии, Венгрии…

– Ну, эти вот немцы, «Пудис» и «Карат», по двести пятьдесят за пласт. Чехи, «Супарфон» – по триста…

– Так мало? – Посетитель разочарованно свистнул. – И стоило их тащить!

– А вы что хотели? – развел руками Иванов. – Не фирма, да и потертые вон. Ну, с венграми, может, подороже выйдет… Что тут у вас? «Омега», «Шкорпио», «Локомотив ГТ»… Не волнуйтесь, как-нибудь пристроим.

– Да я и не волнуюсь, с чего вы…

Куда пристроить старых венгерских рокеров, Аркадий решил сразу – конечно же, подарить отцу! У него ведь были когда-то многие. Та же «Омега», но скрипучая, затертая буквально до дыр, так что игла прыгала. А тут почти что новье, если брать по принятой классификации, то индексом NM и Ex. Ex – отличное состояние с небольшими дефектами, на качество воспроизведения не влияющими: всякие там шорохи и легкий треск, лишь придающие звуку особый шарм. Упаковка – конверты – тоже была в хорошем состоянии, видно было, диски слушали мало. Отец доволен будет, ага.

Усмехнувшись – хоть в чем-то повезло, – Иванов отнес пластинки в машину, после чего провозился в лавке почти до самого позднего вечера. Подоспел второй продавец, вот вместе и возились: что-то переставляли, перетаскивали, подсчитывали убытки, то есть скорей упущенную выгоду. Еще предстоял визит хозяина помещения, но тут Иванов не очень-то опасался: в конце концов, наводнение – обстоятельство непреодолимой силы, форс-мажор, однако!

Однако ремонт все равно делать придется – вон штукатурка отваливается прямо на глазах. Все за свой счет, уж конечно… Вот ведь подсуропило! То одно, то другое… Где б только денег взять?

Добравшись домой, в Мурино, Аркадий переоделся в домашние носки и спортивки – не любил ходить по квартире в «уличном». Походил, подумал, заглянул в холодильник на предмет что-нибудь съесть. Обнаружил нетронутый десяток яиц, банку купленной в Финке эстонской кильки в томате и… недопитую бутылку «Ред Лейбл». Вчерашняя, ага… Нынче стресс снять в самый раз будет.

Иванов еще собирался кого-нибудь вызвонить, да по здравом размышлении раздумал. Только баб тут сейчас и не хватало! Чтоб совсем мозг вынесли. Нет уж, пока обойдемся без них.

Приняв столь важное решение, молодой человек быстренько приготовил яичницу с гренками, принес сковородку в комнату и, откупорив кильку, наплескал в стакан вискаря. Ну а дальше классика – «и немедленно выпил»! Вискарь есть вискарь, что на него смотреть-то?

Блаженно зажмурясь, Аркадий дождался, когда благодатное тепло упадет в желудок, и, распахнув глаза, разложил на диване диски. Те самые, в подарок отцу – «Локомотив ГТ», «Шкорпио», «Иллеш», «Омега»… С кого б начать?

Проигрыватель у Иванова имелся хороший, настоящий «Кенвуд», не какая-нибудь китайская хрень. Усилитель, колоночки – все, что нужно для мятущейся полуинтеллигентской души.

Что ж… Вот хотя бы «Омегу»… Обложка – какой-то невнятный импрессионизм с женским лицом и кустами-листьями. Надпись белыми буквами «10 000 LEPES» – «Десять тысяч шагов». Очень, очень альбом замечательный, особенно «Gyongyhaju Lany» – «Девушка с жемчужными волосами»! Мега-хит начала семидесятых. В каждой подворотне на гитарах играли-жарили – отец рассказывал, хвастал. «Gyongyhaju Lany» и сейчас цепляла, а уж в тогдашние-то времена…

– Лай-лай, ла-ла, ла-ла! – накатив еще, подпевал Аркадий припеву.

Даже вспомнил самодельные переводы или, лучше сказать, просто стихи:

  • Один цветок, и тот увял,
  • Тебя лишь взглядом я провожал.
  • Коснулся ветер твоих волос,
  • И таял вечер в дыханье роз.
  • Постой, не уходи,
  • С собою солнце не уноси!
  • Я тебе отдаю
  • Всю любовь свою.

Хорошая песня – она хорошая и есть. Тем более еще на виниле-то. Под такое не грех и выпить… Чин-чин, Аркадий Иванович, чин-чин! О деньгах завтра будем думать, а сейчас…

Иванов сделал звук погромче, развалился со стаканом в руке…

  • Глаза твои – с озер вода,
  • А в глубине – частицы льда.
  • Глаза твои словно жемчуг морской
  • И в глубине полны тоской.
  • Словно россыпи звезд
  • Цвет твоих жемчужных волос,
  • Словно неба простор
  • Твой прекрасный взор…

Словно россыпи звезд цвет твоих жемчужных волос… Как у той девчонки из недавнего сна…

Запись закончилась, лишь мигал стробоскоп. Сняв диск, Аркадий потянулся к конверту… Там что-то было! Что-то еще, кроме черного винилового диска, какие-то листочки с записями. Бумага пожелтела, завялилась. А почерк аккуратный, вполне читаемый, и, похоже, чернильной ручкой написано.

Вряд ли мои потомки оценят эти записи, да и вряд ли найдут. Копаться в старых пластинках? Вот еще! После моей смерти, скорее всего, всю мою коллекцию сдадут в какой-нибудь магазин, хотя, может быть, просто выкинут как совершенно ненужный хлам, старье…

Прочитав, Иванов покачал головой. Ну да, ну да, так оно и случилось. Хорошо, не выкинули.

…поэтому они никогда не найдут то, о чем я здесь написал. Впрочем, и прочли бы – не поняли, не поверили бы. Да и кто поверит?

* * *

Мы вошли в Будапешт четвертого ноября одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Вошли не сами по себе, по просьбе венгерского правительства – так нам тогда говорили. Мне тогда и было-то двадцать четыре года. Молодой веселый лейтенант. Нашу часть – танковую бригаду Прикарпатского военного округа – подняли по тревоге, и уже утром мы пересекли границу в районе венгерского города Печ.

Там на одном из привалов раздали письменный приказ Министерства обороны. Зачитали. В Венгрии контрреволюционный мятеж, и мы должны помочь братскому венгерскому народу и его правительству – не дать уничтожить социализм. Старшина наш – герой Отечественной войны, между прочим! – лишь покривился да вполголоса матернулся. Мол, те еще братишки мадьяры, за Гитлера всю войну воевали не за страх, а за совесть, много нашей кровушки пролили.

Ну что говорить, прав старшина оказался. Двигались мы по грунту: не по дорогам, чтоб не разбивать, а в обход, по грунтовкам, по степи – пуште. На первой же ночевке забросали гранатами! Хорошо, у нас ИС-3, это ж не танк, это… Но о технике, об операциях не буду. О том, как вошли в Будапешт, как в нас стреляли, как бесновалась уличная толпа, как сказали бы позже – «фашиствующие молодчики». Было, да. И нам приходилось стрелять – не так уж, правда, и много. А как еще остановить начавшуюся гражданскую войну?

Вообще, кто там и что – Надь, Ракоши, Кадар, – у нас мало кто понимал. Был приказ Жукова, вот и выполняли. Старались как можно меньше ущерба нанести и действовали так: в нас не стреляют – и мы не стреляем. Но об этом я еще отдельно напишу, сейчас речь о другом – о сокровищах! О неисчислимых сокровищах, случайно найденных мною в одной пещере на берегу озера Балатон около городка Кестхей.

Кестхей – это уже западная Венгрия, это уже мы преследовали особо упертых. Те бежали в Австрию, пытались укрыться. Да ладно бы просто бежали – по пути вешали коммунистов, убивали, грабили, издевались. То были салашисты – члены фашистской партии «Скрещенные стрелы». Их фюрер – Ференц Салаши – когда-то захватил власть при помощи Гитлера и оставался верным союзником фашистской Германии до самого конца. После войны его повесили, и поделом, но недобитые салашисты остались, и во множестве. Да и до Салаши регент Хорти тоже поддерживал Гитлера, пусть и не до конца… Но это я опять отвлекся. К делу!

Командовал группой капитан Васенков, фронтовик, человек ушлый. Нам выделили грузовик и два миномета. Вот и поехали мы следом за беглецами – через Секешфехервар, к Балатону. Озеро, надо сказать, длиннейшее, но не такое уж и широкое – по виду, как большая река, типа нашей Невы или Волги.

Там, под Кестхеем, все и случилось. К нашему приходу салашисты уже успели расстрелять нескольких местных коммунистов и засели в старинном дворце Фештетичей – местных князей-меценатов. Оттуда мы их минометами быстро выкурили, да и комсомольцы местные помогли, хоть и немного их было. Не знаю, как комсомол по-венгерски, но что-то такое у венгров имелось. Хорошие ребята и девушки. Но мало, мало! Здесь ведь что, провинция – деревни, хутора. Рабочего класса почти что и нет совсем, а крестьяне, понятно, реакционную Партию мелких сельских хозяев поддерживали повсеместно. Одно слово – кулачье, с таким ухо держать востро надо!

А мы, что и говорить, расслабились, когда группировку эту разгромили. На радостях выпили: коммунисты местные белого вина принесли да местную сливовую водку – палинку. Расположились в небольшой гостинице прямо на берегу Балатона. Красотища! Хоть и ноябрь, а тепло еще, озеро серебристое, лебеди, кругом заросли камыша, осоки, рогоза, по берегу лес густейший.

Вот в том-то лесу недобитки и спрятались. Под утро уже, сняв часового, полоснули очередями по окнам. Пытались гранатами забросать, но тут уж мы в себя пришли, оборону организовали. Капитан меня послал зайти салашистам с фланга. А что? Утро, по всему берегу туман густейший, будто бы цистерну с молоком вылили. То врагам на руку, да и нам как раз для маневра.

Первым выстрелил Сашка Дзибук, сержант, хороший парень из Гродно. Был. Погиб, жаль. Заметил вражину, да поздно. В камышах, сволочи, прятались и, на то похоже, знали все вокруг как свои пять пальцев. То ли кто-то из местных в их отряде был, то ли здешние хортисты помогали.

Короче, минут через пять боя в живых я один и остался. Затаился за старой липою, лежу, очередями короткими огрызаюсь. Один рожок почти сразу выпалил, да вот и второй к концу. Вытащил тэтэшку, гранату приготовил – мало ли. Салашисты подзатихли малость, видать, тоже что-то для себя решали. Слышно было, как у гостиницы бой шел. Эх! Так и не помогли нашим… Хотя нет, как раз и помогли: на себя отвлекли человек семь, а то и все десять, не меньше.

Так вот, стал осматриваться, и вдруг как полыхнет над головою! Молния, гром словно канонада. Гроза! Это в ноябре-то! Хотя вчера-то весь вечер парило. Когда снова полыхнуло, гляжу – шагах в двадцати от меня в камышах тропка рыбачья. Я туда. Думаю, хоть куда-нибудь выйду, выберусь. Снова молния сверкнула. Вот тут-то салашисты меня и заметили, взяли в очереди.

Я – на тропу да бежать. Бегу, вижу: впереди, прямо передо мною – дот! Неприметный, из каменюк здоровенных сложенный. Пули над самой головой просвистели. Я – наземь, пополз, стал вход в дот искать: хоть ненадолго отсидеться, наши-то уже, судя по крикам, от вражин отбились и сами в преследование пошли, погнали.

Значит, ищу я вход, хоть бы амбразуру, щель какую-нибудь. Прополз еще чуток. Снова громыхнуло. Потом стихло все. Я голову поднял – передо мной надпись. Буквы не наши, но явно не мадьярский язык и не немецкий. Итальянский, что ли? Я прочел шепотом – так, машинально. Прямо в доте показалась дверь. И почему я ее сразу не заметил? Не маленькая такая дверца – ворота целые. Позади снова послышались выстрелы. Я в те ворота и бросился.

Что дальше было, никто не поверит! Молния сверкнула, ворота сами собой за мной запахнулись, и оказался я в пещере. Темно сделалось, но не слишком, откуда-то сверху свет проникал немного. Снаружи ничего уже не слышалось – ни выстрелов, ни криков.

Как глаза к полутьме привыкли, прошел я в середину пещеры – и ахнул! Прямо посередине возвышалось какое-то сооружение из тускло блестевшего металла. Очень похоже на гробницу или что-то подобное. Ну пусть будет гробница. Вокруг человеческие и конские черепа, кости, а промеж костей что-то поблескивало. Я не сразу понял, что золото, уж потом, как присмотрелся.

Положил в карман пару браслетов – к рапорту приложить. Сообразил сразу: видно, могила то была древняя, и все сокровища нынче молодому венгерскому государству принадлежали. Правительству и местной компартии под руководством товарища Яноша Кадара, только что назначенного, которому мы сейчас помогали. Сокровища-то эти правительству ох как пригодились бы! Бедно жили в то время венгры, ох бедно. Хотя мы тоже не жировали, чего уж. Едва-едва от войны оправились, вот как и эти. Что уж тут говорить.

Из пещеры я выбрался вполне благополучно. Почти сразу же нарвался на своих: покончив с врагами, они как раз меня искали. Рапорт я капитану написал, браслетики золотые приложил.

На следующее утро, перед отъездом, глянули мы этот бункер еще разочек. Обычный заброшенный дот. Да, просторный, но не более того. Ни золота там, ни костей, ни гробницы. Пара немецких МП да ржавые мины. Мины мы, кстати сказать, обезвредили… Да и надписи снаружи не оказалось – привиделась она мне, что ли? Впрочем, нет, не привиделась, я ее хорошо запомнил, дословно запомнил, на память никогда не жаловался. Слова латинские, парами:

Felicit – Gloria

Vade – Ginta

Vedebis – Aperta

Gloria Dovinus de Caelo

Под надписью еще были руны, похожие на скандинавские, те вот не запомнились.

Потом, дома уже, я еще раз рапорт подал. На том все и закончилось. Нашли уж там чего, нет – не знаю. А только было все! Вот как сейчас вижу.

Уже гораздо позже, в семидесятые, выйдя на пенсию, я все-таки съездил в Венгрию по турпутевке. В городке Балатонфюред отстал от своих, добрался на автобусе до Кестхея, местечко то отыскал, бункер. В самую грозу попал! С утра еще тучи собирались, да уж больше удобного случая не представилось бы: наши все на дегустацию ушли, а я приболевшим сказался.

Так вот, как сверкнула молния да гром грянул, так я и увидал ту самую надпись! Вот ведь только что смотрел – не было, а тут вдруг – на тебе. И ворота показались! Правда, ненадолго: показались – и тут же исчезли, будто растворились. Но я точно их видел, как и надпись! Чудеса, да и только. Или, как мой сын говорил, научная фантастика.

Насчет гробницы никто мне не верил, ни в особом отделе, ни тем более дома. Да, честно-то говоря, я и не настаивал: кому охота пустобрехом прослыть или, того хуже, свихнувшимся? Правда, литературку по теме почитывал иногда, брал в библиотеке. И вот что думаю: все, что я видел там, в бункере, а точнее говоря, в подземелье, есть не что иное, как могила великого завоевателя, царя гуннов Аттилы!

Его ведь где-то в тех местах и захоронили, никто точно не знает где. Говорят, на дне реки. Так, может быть, вовсе не реку отводили, а просто вырыли могилу у берега Балатона, да потом затопили озерной водой – вот вам и дно. Только не реки – озера. Не нашли ведь могилу до сих пор, хотя кто только не искал. Не нашли, потому как там какой-то наговор! Верно, слова те, буквицы – это что-то вроде пароля или молитвы. Прочтешь их – дверь и откроется. А видны они только в сильную грозу, это я только сейчас понял. Попытаться бы еще, да стар уже. Дети не верят. Что ж, пусть хоть кто-нибудь, может быть. Может, и повезет кому?

Засим остаюсь гвардии полковник бронетанковых войск, а ныне военный пенсионер Анатолий Петрович Кондеев. Всеволожск, 27 ноября 1983 года.

* * *

Вот так! Прочитав «записки», Иванов лишь ухмыльнулся и хмыкнул. Забавно, не более. Уж точно научная фантастика или даже хуже того – фэнтези. Умел бравый полковник шутить! Правда, вот если б кто ему поверил… Могила Аттилы, ну надо же! Хорошо, не Чингисхана.

Черт! А ведь сон-то! Ну, про ту девчонку с жемчужными волосами… Он ведь тоже про могилу! Ну точно чертовщина какая-то.

Плеснув в стакан вискаря, Аркадий сунулся к ноутбуку – гуглить. Больно уж интересно стало, что это за Аттила и что с его могилой не так. Ну да, знал, конечно, что был такой вождь гуннов, но так, смутно. По истории когда-то проходили… по большей части мимо, ага.

Записанные полковником слова – заклинание, что ли? – Иванов перевел сразу. Точно, латынь. Если парами, так выходило:

Сделал – славься,

Идешь – обречен,

Видишь – открой.

Слава Повелителю Неба!

Абракадабра какая-то.

Об Аттиле, в принципе, в интернете много чего оказалось, но так, все больше побасенки всякие. Точно только было, что создал он могучую империю, простиравшуюся от Сибири и почти до Италии, центром коей стала бывшая римская провинция Паннония – ныне часть Венгрии. У отца Аркадия мотоцикл такой был, «Паннония Т5», очень хороший.

Невдалеке от нынешнего Будапешта в древние времена располагался римский город Аквинк, или Аквинкум. Он и стал столицей гуннской империи, а позднее город навали Буда. Через речку Дунабий (Дунай), на равнине, тоже находилось селение. В римские времена обозвали его просто и без особых изысков – Контр-Аквинкум, что в переводе значит «напротив Аквинка». Позже разросшийся городок переименовали в Пешт.

За двадцать лет своего правления Аттила сумел объединить около полусотни тюркских, германских и других племен. Его держава простиралась от Рейна до Волги и включала в себя земли Германии, Франции, Северной Италии. В энциклопедиях писали, что таким вот образом Аттила встал в один ряд с Македонским и Цезарем. Ну да, встал, чего уж. Правда, сыновья после смерти устроили полный раздрай… Так это не только в древние времена водилось, проблема наследников, пусть даже политических, и сейчас в полный рост…

Кто такие были гунны? Сколько Иванов ни читал, почти все сходились, что тюрки. Правда, из всех прочитанных интернет-гуру большая часть оказались неучами, напрочь не понимающими того факта, что тюрки – это не нация и не раса, а просто языковая группа, представители коей могут быть как монголоидами (якуты), так и европеоидами (турки).

Как эти самые гунны смогли так быстро завоевать всяких там готов и прочих, в инете объясняли туманно. Кто-то ссылался на Гумилева, на какую-то там загадочно-непонятную «пассионарность», никакими приборами не измеренную. Тут Иванов, как бывший опер, лишь кривился, а вот другие версии прочел куда как внимательно.

Особенно понравилась одна, весьма конкретная, четко выделяющая четыре фактора гуннского успеха: военная тактика, новый тип вождя, сложный составной лук и приемы стрельбы из оного. То есть, насколько понял Аркадий, гунны стреляли на скаку, практически из любого положения, чрезвычайно метко и быстро осыпая врагов целой тучей стрел. Все – на расстоянии, в рукопашную схватку вступали редко.

Что касаемо Аттилы, точнее, его могилы… Тут почти все сходились в том, что он был похоронен в свинцовом гробу, который поместили в серебряный гроб, а тот, в свою очередь, в золотой. Захоронение вроде как было сделано в русле реки, но какой именно реки, и реки ли, отвечали уклончиво, обильно цитируя древних авторов – всяких там Иорданов, Присков, Аммианов Марцеллинов и прочих сказочников. Те так писали: для того, чтобы похоронить своего вождя, гунны перекрыли реку, положили гроб, пустили реку снова, «и вода накрыла вечным одеялом сна легендарного предводителя гуннов».

Марцеллин, к слову, тот еще был фрукт: Аттилу и гуннов, мягко говоря, не жаловал и описывал до чрезвычайности гнусно, чем тот же Приск, лично посетивший Аттилу в свите византийского посланника, вовсе не грешил. По Приску выходит, гунны вообще нормальные пацаны были. Да в их державе, кроме гуннов кто только не подвизался! И еще, гунны любили баню, каждую неделю парились. Может, на Руси-матушке традиция сия от них и пошла? Да, еще в знаменитой «Песне о Нибелунгах» Аттила тоже упоминался как «славный король Атли». Разносторонний был человек, во все древние рассказки угодил!

Так вот, о могиле… Аркадий вдруг расстроился, причем весьма неожиданно для себя, наткнувшись на такую заметку:

Весной 2014 года в процессе строительства фундамента моста через Дунай в Будапеште было обнаружено гуннское захоронение, датированное VI веком. Археологи Будапештского университета предполагают, что могила может принадлежать непосредственно самому великому предводителю гуннов – Аттиле. Согласно хроникам, Аттила умер в Паннонии в 453 году.

Казалось бы, ну нашли и нашли. Что бывшему оперу до какой-то там могилы с сокровищами? Однако заметку тут же раскритиковали: в могиле был найден только меч, выкованный из метеоритного железа – якобы, меч Аттилы, – а никаких трех гробов не было. Ну мало ли, чей там меч, может, вообще краденый…

Значит, скорее всего, до сих пор так и не отыскали могилку-то. Тем более полковник-то писал вовсе

не о Будапеште, а о каком-то там Кестхее. Кстати, где это?

Кликнув, Иванов глянул на карту. Ага, вот озеро Балатон, здоровое, вытянутое, а вот у северо-западного его края Кестхей. Небольшой такой городок, со старинной усадьбой графов Фештетичей и парком. Ага… и что там?

Кто-то в фейсбуке прислал сообщение, да давно – дня два уже. Ага! Леха Луноход! Дорогой наш венгерский товарищ. Он так, раз в месяц писал что-нибудь. О жизни своей особенно не рассказывал, спрашивал «как дела?» да в гости звал. Последнее, верно, из вежливости, хотя, впрочем, как знать! Может, скучно ему там, на чужбине, новости о знакомцах бывших узнать хочется. А от кого их и узнать-то, как не от бывшего куратора? Вот и…

Иваныч, приезжай в гости. У меня две хаты в Пеште, палинки купим, в обиде не будешь. Да и для лавки своей прикупишь чего-нибудь.

Это Леха не сейчас, это он с полгода назад приглашал, весной еще, в марте… Как раз эпидемия кончилась… почти. Девятая волна… В марте… А сейчас у нас начало октября. В Венгрии, верно, еще красиво – золотая осень. Это, как его, «в багрец и золото одетые леса». А ну-ка, что там, на Балатоне?

Ага… Температура днем плюс двадцать – плюс двадцать три, ночью – плюс девять. Однако и впрямь не худо! Смотаться, что ли? Заодно могилку поискать… вдруг да браслетик какой золотой попадется? Как потом вывезти – это уж второй вопрос. Уж всяко Луноход помощь окажет.

Музыка уже давно закончилась. Аркадий перевернул пластинку и, хлебнув виски, задумался. А что? Может, съездить?

Уж конечно, если б не Леха Луноход, никуда б Иванов и не дернулся, сидел бы на попе ровно, ремонтом бы потихоньку занимался да думал, где денег взять. А так… раз уж звал… Так, можно сказать, судьба.

Поставив опустевший стакан, молодой человек уселся на диван и придвинул поближе ноут.

«Дешевые авиабилеты Санкт-Петербург – Будапешт. Туда и обратно… Ага! Вот, кажется, вполне подходящий лоукостер. Первого октября туда, седьмого обратно – четырнадцать тысяч… Хм! А не слишком ли? Вот если… Второго туда, девятого обратно… Семь тысяч шестьсот рублей. Вот это уже более-менее… Посмотрим, что с местами? Один взрослый… багаж платный… Без багажа… Купить!»

Вот! Теперь можно и Лехе Луноходу отписать месседж – мол, жди. Иванов так и сделал, после чего сходил на кухню за выпивкой. Виски, увы, не нашел – кончилось, зато за капустным вилком обнаружил две банки «Карлсберга». Взял с собой, откупорил да глянул еще про Аттилу.

Он взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Среди степей в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях так поминали его подвиги. После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане «страву» (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством.

Это у нас Иордан, историк…

Опа! Аркадий едва пивом не поперхнулся. Ильдико! Именно так звали ту юную красотку, из сна! Девушку с жемчужными волосами.

* * *

Самолет «Эрбас» – белый в синевато-бордовую крапинку – приземлился в аэропорту Ференца Листа почти точно по расписанию, даже минут на десять раньше. В аэропорту, наученный интернет-записками Аркадий первым делом заглянул в магазин, где купил на пятьдесят евро какую-то мелочь и сдачу получил форинтами – местной венгерской валютой. Так выходило гораздо выгоднее, чем менять в аэропорту в обменнике по явно завышенному курсу. Операцию сию Иванов проделал так, на всякий случай: вдруг да не встретит Луноход, бывает ведь всякое. Вон, до сих пор нет, хотя ведь обещал…

– Иваныч! – радостно закричал кто-то от дверей, ведущих к остановке такси. – Иваныч! Ты, что ли, уже?! А я тут стою, курю… Вот ведь, бляха муха, луноход!

– Здоров, Леха! Как жизнь?

Приятели обнялись. Высокий Иванов и маленький плотный колобок Леха, верно, являли собой довольно комичное зрелище. Впрочем, вокруг все спешили, шли по своим делам, не обращая никакого внимания на окружающих.

– Ну ты, Корольков, раздобрел!

– Да ну, что ты, Иваныч. Все ведь кручусь, раздобреешь тут, как же. Как Питер?

– Стоит еще.

– А ты, вижу, налегке… Ну, у меня тут тачка, пошли. – Запахнув полы кожаной куртки, Луноход замахал руками. – Сейчас на хату поедем, отдыхай пока, а у меня, извини, дела. А вечерком посидим, бухнем по-братски.

Ехали минут сорок – по неширокому шоссе, потом вдоль Дуная, затем по какой-то широкой улице. Там и остановились.

– Улица Кароли Корут, – выбравшись из черной «бэхи», торопливо пояснил Леха, а затем показал рукой уже с гордостью: – Там, через дорогу, гостиница «Астория», тут вон метро, а вот если тут прямо пойдешь, прямо к Дунаю выйдешь. Лайош Кошут утца. А вот, видишь домишко? Там и хата, ага.

И впрямь, гордиться было чем: дом был основательный, еще довоенной постройки, с просторной парадной, забранной кованой металлической решеткой, и широченными лестницами.

– Что смотришь, Иваныч? – Набрав на домофоне шифр, Корольков гостеприимно распахнул решетку. – Это тебе не какие-нибудь там Озерки или Мурино! Нам на второй этаж… Сейчас, лифт подождем…

– На второй этаж?! На лифте?! Ну ты, Леха, зажирел.

– Да тут, знаешь, пролеты какие? Заколебешься идти.

Квартира, куда Луноход привел дорогого гостя, оказалась весьма просторной, но как-то бестолково спланированной. Здоровенная гостиная с высоким потолком и небольшим балкончиком, выходящим прямо на шумный, с гремящими трамваями проспект, вполне приличная по метражу ванная, небольшая спаленка и совсем уж маленький – едва повернуться – санузел, такой пердильник. Зато коридор – как дворец съездов!

– Я эту квартирку обычно сдаю. Вот здесь вот, налево, кухня, – размахивал руками хозяин. – Там вон, в чуланчике, холодильник. Пивасик, водочка, хавка – что хошь! Ну, я, Иваныч, погнал, извини. Давай, до вечера. Отдыхай.

– Да уж отдохну. – Прощаясь, Аркадий хлопнул приятеля по широченному плечищу. – До встречи.

Посвящать бывшего агента в свои далеко идущие планы Иванов не собирался. По крайней мере, пока. Вот отыщет могилу с сокровищами, там уж без Лехиной помощи не обойтись: как-то нужно будет хоть кое-что вывезти. Да мало ли возникнет проблем. С той же таможней, к примеру. Луноход хвастал, что у него кое-где выходы есть.

* * *

– Есть, есть, – разливая палинку, заверил Корольков.

Явился он часов в пять, за окнами как раз смеркаться начинало, фонари на проспекте зажглись.

– На эстонской таможне – с двух сторон!

– На эстонской? – разочарованно вздохнул гость. – А как это – с двух?

– Ну, в Нарве и в Ивангороде. – Луноход поднял рюмку. – Остались еще людишки. А ты чего спрашиваешь-то?

– Да так. Тачку подержанную у вас как купить?

– Подгоним!

К ночи приятели набухались, «как луноходы на Марсе».

– Слышь, Леха. Давно хотел спросить… – Закуривая, Иванов скривился: он хоть и бросил, но по-пьяни покуривал. – А почему луноход – на Марсе? Он же на Луне!

– Потому что Марс ближе к Солнцу. – Подняв вверх указательный палец, собеседник глубокомысленно пустил дым кольцами. – Жарко там. Жажда мучит, как с похмелуги, ага.

– Угу, поня-атно.

Насчет того, кто там ближе к Солнцу – Марс или Луна, – Аркадий как-то был не уверен, но, пьяно кивнув, вполне удовлетворился ответом и хотел было идти спать. Однако не тут-то было! Леха Луноход только еще расходился и предложил вызвать девок.

– Мадьярки, знаешь, какие страстные! У-у-у…

– Знаю. Об этом еще Гашек писал. Ну, в «Швейке», да.

– А-а-а… Гашек… У меня когда-то на Гашека такая чикса жила! Ну, будем?

– Будем, Леха! На том и стоим, ага.

– Так, говоришь, тебе в Кестхей надо? У кореша как раз в Хевизе вилла, сдает.

– Так мне Кестхей нужен, а не этот… Хевиз, – покачал головой гость.

Корольков отмахнулся:

– Да там пять километров всего. И это… в Хевизе куп-пальни целебные. Только ты туда не ходи!

– Эт-то почему же?

– Там одни бабки! Ну их… Давай-ка лучше по девкам, ага! Да, Иваныч, а почему Кестхей? Та еще дыра, если честно.

– Отец там служил.

– Поня-атно. Ностальгия, ага.

Разговорить «по делу» бывшего опера, пусть и хорошо выпившего, задача не реальная. Луноход и не пытался. Надо будет, «товарищ капитан» сам расскажет, пока же – пей, душа, веселись!

– А помнишь, как ты нас в Веселом Поселке брал у одной бандерши?

– На Крыленко, что ли? У Алки Весло?

– О! Иваныч! Помнишь, оказывается!

– Да, Алку забудешь, как же. И девок ее…

– Вот-вот… Ну, и мы сейчас… девок… Сейчас, сейчас…

Девок так и не вызвонили: слишком уж много выпили. Корольков поначалу хорохорился, а потом тут же, на кухонном диванчике, и прикорнул. Аркадий пытался было его расшевелить, перевести на большой диван в гостиной, но куда там, напрасные хлопоты.

* * *

В Кестхей, точнее в Хевиз, Луноход приятеля не повез: дела были. Да и далековато пилить-то – километров около двухсот.

– Я тебя, Иваныч, до автовокзала подкину, а уж дальше ты на автобусе. Запоминай адрес: улица Ракоци, дом… Так и называется – вилла Ковач. Иштван Ковач – это кореш мой, мадьяр.

Смотавшись куда-то еще с утра, Корольков явился уже ближе к вечеру и принялся спешно инструктировать гостя:

– Там от автостанции недалеко, по карте глянешь. Первая улица – Эржбет, вторая – Ракоци. Войдешь во двор, увидишь у крыльца на стене ящички. Твой номер – пятый. Возьмешь там ключ от двери и хаты. Третий этаж, лоджия. Живи – не хочу. Но только, Иваныч, неделя: дальше Иштван уже каким-то австрийцам сдал. Если б ты заранее предупредил…

– Да ладно, – отмахнулся Иванов, спускаясь по лестнице вниз. – Неделя – вполне! Даже много.

* * *

Скушав на автовокзале Неплигет кусок жутко перченого пирога, Аркадий забрался в автобус и, глядя в окно, наслаждался вечерними видами венгерской столицы: помпезным зданием Парламента, Будой, отражавшимися в темных водах Дуная подсвеченными мостами.

Ехал долго: автобус оказался вовсе не экспрессом и по пути заезжал во все городки-деревни, где ничуть не брезговал стоять на остановках охотно и подолгу. Вообще, водитель – круглолицый мадьяр с вислыми казацкими усами – производил впечатление человека неторопливого и не склонного к суете.

Иванов так вот в полудреме и ехал, пока в каком-то городке в автобус не уселась шумная компания молодых людей в кожаных крутках. Трое парней лет двадцати и одна девчонка примерно такого же возраста, некрасивая, пухлая, зато круто татуированная и с пирсингом во всех возможных местах. Впрочем, не сильно-то они и шумели, эти чертовы подростки, больше махали кому-то в окно: видать, кто-то из компашки ехал на машине, а эти вот не влезли, и пришлось на автобусе.

Да нет, не на машине…

Иванов скосил глаза и увидел в свете фонарей несущийся на обгон мотоцикл с коляской, похожей на ракету! «Паннония Т5» – уж этот древний агрегат бывший опер признал сразу! Синий, с белым элегантным бензобаком, видно, что в хорошем состоянии. И трое седоков в глухих современных шлемах, ничуть не подходящих к ретро-облику мотоциклета. Эй-гей, бедолаги, на скорости не разбейтесь!

Наверное, та остановка, где уселась молодежь, была уже в Кестхее, поскольку потом ехали уже недолго. Минут семь – и автобус причалил к небольшому зданию автовокзала, украшенного плакатами с рисунками полуголых дам с купальными кругами – рекламой знаменитых термальных купален.

– Хевиз! – громко объявил водитель.

Аркадий облегченно вздохнул: ну вот и приехали. Добрались, наконец.

Послышался стрекот мотоцикла, к посадочной платформе подъехала та самая «Паннония». Иванов невольно залюбовался мотоциклом. Особенно впечатляла большая серебристая блямба на носу коляски – ну точно ракета! Хоть сейчас в полет.

На запястье водителя сего дивного чуда путешественник мельком заметил маленькую затертую татуировку в виде двух скрещенных стрел, неприятно похожих на свастику. Да и вся эта молодежь… Черные кожаные куртки-косухи, высокие берцы, бритые головы… Скинхеды, что ли? Насколько знал Иванов, местные власти подобных не жаловали.

Впрочем, эти вели себя довольно смирно: не зиговали, лозунгов никаких не выкрикивали, даже пиво не пили, только курили да смеялись. Окурки, правда, собаки, бросали прямо на асфальт. Ну, это уж так, мелочи. Вполне себе мирные парни и девка. Если б не «Паннония», Аркадий их и не запомнил бы вообще. Оно ему надо?

Виллу Ковач гость отыскал быстро. И впрямь, от автовокзала недалеко. Первая улица – Эржбет, вторая – нужная, Ракоци. Правда, двор оказался темным… Однако едва гость сделал пару шагов, как над крыльцом тут же зажегся свет – автоматика!

Взяв в ящичке ключ, Аркадий поднялся на последний этаж и был приятно поражен открывшимися его взгляду апартаментами, небольшими, но весьма уютными. Правда, кухни практически не было, плита и кофемашина располагались прямо напротив входной двери, зато были спальня, гостиная и шикарная лоджия со столом и двумя креслами. Живи – не хочу! Ни в чем себе не отказывай, отдыхай.

Правда, бить баклуши и ходить по купальням гость вовсе не собирался: не затем приехал. Времени оставалась неделя. Еще целая неделя или всего неделя – это уж как пойдет.

В Кестхей Иванов отправился уже на следующий день, прямо с утра, купив билет на проходящий автобус. Вообще-то охотник за сокровищами повелителя гуннов намеревался взять напрокат какое-нибудь недорогое и неприметное авто… но это чуть позже. Пока же, так сказать, «пристрелочный выстрел». Может, там вообще ничего нет! Давно все отыскали, разграбили…

Сверившись со смартфонной картой, Аркадий направился прямиком к озеру. Пересек железную дорогу и долго шел по аллее, заросшей одичавшей акацией, платанами и тощими тополями. Денек выдался славный. Ласковый ветер лениво шуршал опадавшей листвой, над головою синело чистое, без облаков небо. Пахло сухим сеном, полынью и еще чем-то таким приятным, летним…

Глянув на карту, путник свернул налево и, пройдя по неширокой асфальтированной дорожке, вскоре оказался в довольно-таки людном, несмотря на октябрь и будний день, местечке с небольшими отельчиками, ларьками и сувенирной лавкой. Заполненная гуляющими аллея выводила к озеру, к небольшому причалу, или молу. На набережной виднелась надпись «Кестхей» и сердечко, у берега стаями плавали лебеди. Красота!

Общее приятное впечатление портил лишь заброшенный отель «Балатон», угрюмо пялившийся на прохожих честными глазницами выбитых окон. Разруха, однако. У местного бизнеса, видно, руки еще не дошли. Не этот ли отельчик упоминал в своих записках полковник? Если так, то от него и надобно искать. Идти вот прямо вдоль озера, по бережку…

Аркадий так и поступил, предварительно подкрепившись купленным в ларьке бутербродом и стаканчиком палинки. Пошел себе, не торопясь, словно бы прогуливаясь вместе со всеми. Прохожие, правда, как-то уж быстро закончились, пошли совершенно безлюдные места, можно сказать, заросли, такие, что иногда приходилось и обходить, да обходить круто – по той самой асфальтовой улице, по которой Иванов сюда и пришел.

Где-то минут через сорок путник оказался у небольшой заводи, окруженной приземистыми деревьями и густо заросшей камышом, осокой и рогозом. Ухоженная асфальтовая дорожка превратилась в едва заметную рыбацкую тропку, петлявшую меж колючих кустов.

Аркадий насторожился. Похоже, именно это местечко и описывал бравый офицер! Где-то здесь и должен быть дот. Осмотреть! Осмотреть все повнимательней, не упуская ни одной мелочи. С пятьдесят шестого года времени прошло много, дот наверняка зарос кустами и травой так, что не сразу и заметишь. Если его вообще не разобрали местные жители в недавние смутные времена. Не-ет, не должны бы разобрать – не из кирпича же! Был бы кирпичный, тогда да, а так… Что-нибудь да осталось. Должно.

Нырнув в заросли, Иванов прошелся по ближайшей округе насколько смог, потом снова вышел к озеру, наткнувшись на воткнутую в землю рогатку. Рыбаки, однако. Еще раз пройтись? Только теперь уже чуть подальше от заводи… Вот, кажется, тропинка. На нее и свернуть.

Дело шло к полудню, солнце уже начинало жарить почти что по-летнему, а снимать джинсовку Аркадий не хотел – кругом одни колючки. Приходилось терпеть, хотя пот уже заливал глаза, и временами казалось, что кругом вообще нет никого и ничего, одни только заросли, камыши…

Ага, нет, как же! Где-то не так уж и далеко вдруг послышались шум лодочного мотора и смех. Рыбаки или так, туристы. Место вообще-то людное, это вот только здесь… Да где ж этот чертов дот?! Ведь где-то тут должен быть, полковник довольно четко описывал.

Несколько притомившись, искатель сокровищ вновь выбрался на берег, уселся на небольшой серый камень и, вытащив из рюкзачка прихваченную с собой баночку пива, сделал долгий пахучий глоток… Да, собственно, одним глотком и выпил. Выпил, вытер губу рукой, а опустевшую баночку подхватил налетевший ветер, покатил, потащил в камыши, и…

Что-то звякнуло! Ну так банка же… Банка. Однако никакого асфальта здесь нет, значит… Либо камень, либо…

Вскочив на ноги, молодой человек повернулся на звук, сделал пару-тройку шагов и застыл. Прямо перед ним в зарослях жимолости и дрока угадывалась какая-то серая громада, похожая на не до конца врытый в землю танк. Именно что угадывалась: если не знать, что искать, так и не найдешь, не заметишь. Так и Иванов прошагал бы мимо, если б не баночка!

Ну, вот он – дот! Осыпавшиеся от времени амбразуры, черный провал двери… Дверь, никакие не ворота. Вернее, и двери-то не было, один черный проем.

Недолго думая, Аркадий отодвинул колючие ветки и спустился вниз, в холодную промозглость подземелья. Дождавшись, когда глаза привыкнут к полутьме, молодой человек осмотрелся, старясь не упустить из виду ни одной мелочи. Честно говоря, узенькое пустое помещение его разочаровало. Ну какие тут, к черту, сокровища? Тут и не повернуться-то. И где описанные полковником ворота?

Может, не тот дот? Да, может. Все может быть, наверняка ведь не знаешь. Где-то должна быть надпись – руны, латынь… Не-ет, ничего! Хотя, нет, надписи все же имелись, только по-венгерски. Еще виднелись рисунки – какие-то забавные рожицы, сердечки и… скрещенные стрелы! Такие же, как на запястье у того парня с «Паннонии».

Закусив губу, Иванов вытащил смартфон, погуглил.

Две скрещенные стрелы – эмблема венгерской фашистской партии «Скрещенные стрелы». Лидер – Ференц Салаши, ультраправый политик, фюрер венгерского народа.

Фюрер венгерского народа! Вот так-то. Не такие уж безобидные оказались те парни с автобуса и «Паннонии» и примкнувшая к ним девчонка. Неофашисты, так получается. Что там еще?

Верный союзник Гитлера… Тотальная мобилизация… Массовые акции по уничтожению сотен тысяч венгерских евреев и цыган… В 1945 году арестован американцами, выдан венгерскому правительству, предстал перед судом в Будапеште по обвинению в военных преступлениях и преступлениях против человечности, в феврале 1946 года был приговорен к смертной казни и 12 марта 1946 года повешен. Вместе с ним были казнены другие лидеры «Скрещенных стрел».

Туда и дорога! Чего упырей жалеть-то?

Партия «Скрещенные стрелы», насчитывавшая в 1939 году 250 тысяч членов, имела широкую базу, ее

сторонники и избиратели происходили из всех слоев населения, в особенности из среды промышленных и сельскохозяйственных рабочих.

Ну, это как у Гитлера – НСДАП тоже ведь расшифровывается как Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. Именно что рабочая…

Многие тысячи рабочих, голосовавших за фашистов, никуда не делись и приняли активное участие в событиях 1956 года, во многом определив характер движения – зверскую жестокость в сочетании с националистическими лозунгами.

Вот так-то, ага… Тогда… тогда этот рисунок мог и с войны остаться. Салашисты как раз тут и были.

Снаружи вдруг что-то громыхнуло – словно бы уронили на асфальт железный лист. Иванов выглянул из бункера и невольно вздрогнул: прямо на лоб ему упала первая капля начинавшегося дождя. Большую половину неба уж затянули сизые тяжелые тучи, задул, забуранил ветер, погнал по всему озеру пенные волны, с шумом накатывавшиеся на берег. Над противоположным берегом вспыхнула молния, послышался громовой раскат…

Путник торопливо собрался: коротать непогоду в заброшенном доте ему что-то не очень хотелось. Лучше бы выбраться в более цивилизованные места, переждать дождь в каком-нибудь баре или кафе, а потом вернуться в Хевиз и приехать сюда уже завтра. Да, пожалуй, так.

Синяя вспышка молнии озарила округу. Обернувшись, Иванов вытащил телефон и сделал снимок. Он успел снять и внутри, а теперь вот снаружи, чтобы вечером на досуге рассмотреть. Или не вечером, а сегодня, сейчас – в кафе…

В привокзальную закусочную путник успел до дождя. Вернее, дождь уже начинался, уже бились об асфальт крупные тяжелые капли, но еще так, не в полную силу, словно давая предупредительный выстрел: бегите, спасайтесь, а уж потом не взыщите, кто не спрятался – я не виноват!

Едва Аркадий заскочил в кафе, как небо обрушилось ливнем! За широкими окнами словно бы вдруг встала стена. Какие тут, к черту, поиски? Домой бы добраться… А пока – палинка, гуляш и паприкаш!

Путник не был уверен, понимали ли в сем заведении по-английски, но «палинку, гуляш и паприкаш» поняли, заказ принесли быстро, а жгучую красную паприку к густому супу-гуляшу подали отдельно, с ходу признав в посетителе не привыкшего к перцу туриста.

Поблагодарив, Иванов приступил к обеду, заодно заглянув и в смартфон. Глянул на фотографию… и едва не подавился! На стене дота, прямо над дверным проемом явственно проступали руны и буквы… Те самые латинские слова! Однако почему ж Аркадий не заметил их там, на месте? Не туда смотрел? Или в освещении дело?

Да черт уж его разберет, в чем там дело, а надпись-то – вот она!

Felicit – Gloria

Vade – Ginta

Vedebis – Aperta

Gloria Dovinus de Caelo

Сделал – славься,

Идешь – обречен,

Видишь – открой.

Слава Повелителю Неба!

* * *

Пришлось уехать. Дождь зарядил на целый вечер и шел почти до утра, по крайней мере в Хевизе. Утром же, как ни в чем не бывало, выглянуло солнце – яркое, улыбчивое и даже, кажется, дочиста вымытое прошедшим ночным ливнем.

Ливень. Гроза! В этом-то, кажется, все и дело. Полковник ведь тоже писал про грозу. Кстати, вот как сейчас, осенью.

Если верить прогнозам, сегодня тоже обещали грозу, правда, во второй половине дня, так что в первую, верно, можно было бы не опасаться вымокнуть. Собираясь, Иванов бросил в рюкзак найденную на балконе садовую лопатку – авось, пригодится – и, позавтракав яичницей с сильно перченой колбасой, зашагал к автобусу.

Теперь Аркадий не плутал: приехав в Кестхей, сразу же направился туда, куда надо. Шел недолго, добрался за полчаса и, немного пошатавшись по мокрым зарослям, отыскал дот. Такой же неприметный, серый, унылый, без всяких загадочных надписей и без всяких тайн. Дот как дот, заброшенный памятник когда-то грохотавшей войны, и ничего более.

Однако же на экране смартфона вот она, фотография! Вот они, надписи – и латынь, и руны. Очень даже хорошо видны… А вот здесь…

Молодой человек подошел к стене, провел рукою над дверью – ничего! Ни малейшего намека. Но ведь вот фоточка. То ли освещение и впрямь не то, то ли… Чертовщина какая-то!

Озадаченно спрыгнув вниз, путник достал из-за пазухи плоскую бутылочку с виски. Глотнул, аккуратно поставил на какой-то выступ, задумался…

Чу! Некий знакомый звук вдруг донесся со стороны озера… Впрочем, нет, скорей со стороны дороги. Нет, не гром. Мотор! Да-да, звук мотора… Катер? На дороге? Да нет, скутер или мопед, мотоцикл.

Треск мотора вдруг резко прервался. Где-то совсем рядом, в зарослях, послышались молодые гулкие голоса, смех. Явственно потянуло сигаретным дымом. Рыбаки? Или просто местная молодежь решила расслабиться? Иванов досадливо сплюнул: только их тут и не хватало. Явятся сейчас, пикник устроят, танцы-шманцы-обниманцы… Лучше б рыбаки – те люди тихие, по крайней мере, пока хорошо не выпьют.

Голоса между тем приближались. Судя по всему, веселая компания продвигалась именно сюда, к бункеру. Может, у них тут место тусовки? Или просто парни шли мимо, к озеру, вон оно, рядом. Парни? А вот, похоже, и девичий смех, ага. Если в доте подстелить курточку, то… вполне можно позволить себе некое небольшое безобразие, вовсе не предосудительное в любой среде, разве что на людях этим заниматься не стоит. Так бункер-то как раз и не на людях! Местечко укромное, а до озера и до пляжей рукой подать.

Эх, молодежь, молодежь… Иванов вовсе не собирался никому мешать или, упаси боже, подглядывать, не за тем он сюда явился. Если шли к доту, то…

Махнув рукой, охотник за сокровищами схватил брошенный в траву рюкзак и поспешно подался к озеру. Уж там-то он выглядел вполне себе обычно – турист как турист. Ударило по глазам отраженное в воде солнце. Щурясь, Аркадий все же оглянулся, прислушался… И невольно присел, увидев появившихся за кустами парней в кожанках и с ними девчонку с татушками и пирсингом. Те самые, с «Паннонии». Только на этот раз их всего трое: двое парней и девушка – уж сколько поместилось в мотоцикле. Ну да, на «Паннонии» они и приехали. То-то треск…

Похоже, вся троица вовсе не собиралась идти к озеру. Шли себе, шли и вот повернули – прямо к доту! Туда и спустились, прямо в дверной проем. Аркадий хмыкнул: что, двое на одну, получается? Хотя что тут такого уж необычного? Знаете ли, в сексе всякие забавные позы бывают.

Покачав головой, молодой человек задумчиво посмотрел на часы. Что же, однако, делать-то? Подождать? Или покуда в кафешку податься? Ну не на весь же день эти молодые черти явились! Сейчас вот отымеют во всех позах свою подружку да и свалят себе. Что там еще, в бункере, делать-то? Ну да, надо лишь чуть-чуть подождать.

Усевшись на бережку на знакомый камень, Иванов принялся терпеливо ждать, делая вид, что любуется озером, которое, несомненно, того стоило. Уютная заводь, блестящие бирюзовые волны с золотой дорожкою солнца и еще такая дрожащая дымка – пейзажи, как у Тернера, только у него там еще пароход.

Ну, что там с сексуальными экспериментами? Закончили уже? А впрочем… Ухмыльнувшись, Аркадий сунул руку за пазуху… и выругался. Бутылочку-то он забыл! Хорошая такая бутылочка, из дьюти-фри. Добрый виски! Эх, вылакают его, паразиты, к бабке не ходи!

Позади послышались шаги. Появившаяся на берегу парочка – тощий, высокий, с небольшой бородкою парень и та самая девка с пирсингом – приветливо кивнули Аркадию, поздоровались.

Иванов улыбнулся в ответ:

– Сиа!

«Сиа» – «привет» – было единственным венгерским словом, которое он пока умудрился выучить. Хотя нет, не единственное, еще он знал «шёр» – «пиво». Ну и, пожалуй, все. Язык-то уж больно сложный.

Двое. Почему двое-то, черт побери? А! Третий, видно, обратно к мотоциклу пошел. А эти – к отелям, к ларькам. Может, палинки выпить захотели или еще чего. Как бы то ни было, а бункер теперь свободен. Что ж…

Проводив глазами удалявшуюся парочку, Аркадий еще немного выждал и подался к доту. Шел, как мог, осторожно. И напрасно! В бункере никого не было. Оставленная Аркадием бутылочка так и стояла на выступе! Ишь ты, не выпили… Хотя нет, чуть-чуть отхлебнули, глотка два. Оставалось-то по рисочку, а сейчас – ниже. Пусть чуть-чуть, но заметно. Как раз на пару глотков.

Ушли, да. Так ведь и вовремя! Ощутив холодный порыв ветра, молодой человек поднял голову и поежился: благодатная, почти что летняя погодка вмиг сменилась промозглой осенней хмуростью, а на горизонте объявилась огромная, быстро приближающаяся туча! Сверкнула молния, через несколько секунд донесся громовой раскат. Ну, как и предупреждали, собственно…

Однако… Однако что там с надписью?

Выйдя из проема, Иванов поднял голову – и широко улыбнулся. Ну, вот она, надпись! Вовсе не показалось, нет. Вот руны, а вот – латиница.

Аркадий шепотом прочитал:

Felicit – Gloria

Vade – Ginta

Vedebis – Aperta

Gloria Dovinus de Caelo

Прочел и вдруг явственно ощутил: что-то изменилось. Нет, вокруг все оставалось прежним: заросший кустами бункер, приземистые деревья, озеро… Вот только в дверном проеме вдруг вспыхнул какой-то свет, словно кто-то вдруг резко включил фонарь!

Но… там же никого. Ведь он, Аркадий, только что…

Двери! Прямо в бетонной стене бункера вдруг возникли двери! Целые ворота, обитые сверкающими золотыми листами, с ручками в виде оскаленных львиных морд.

– Бог ты мой! – восхищенно присвистнул молодой человек.

Подойдя ближе, он потянул за ручки. Ворота послушно открылись, обнажив вход в тянувшуюся куда-то далеко пещеру, освещенную горящими факелами! Где-то впереди виднелось странное сооружение, чем-то похожее на гроб. Да это и был гроб! Гроб Аттилы?!

Неужели тот самый? Неужели полковник все же оказался прав, и он, Аркадий Иванов, отыскал-таки древнюю гробницу повелителя мира? Гробницу, полную несметных сокровищ!

Впрочем, кроме гробов и белеющих тут и там костей да черепушек никаких сокровищ что-то пока видно не было. Может быть, они там, дальше, у самой гробницы?

Охваченный небывалым азартом, Аркадий направился к гробу и, не дойдя до него с десяток шагов, вдруг наткнулся на распахнутый сундук, полный золотых монет, браслетов и ожерелий!

– Ну, вот оно… – Усевшись на корточки, Иванов запустил в золото руки. – Сбылась мечта идиота. И главное, как ведь просто все! Поверил, приехал, нашел. Наверное, главное было поверить. Что же, на первый раз, пожалуй, хватит и рюкзака…

Набив рюкзак сокровищами, молодой человек тут же подался назад, словно бы опасаясь какого-то подвоха. Так ведь и опасался же! Ведь как же так может быть, чтобы гробница повелителя мира – и вот так все просто? Кто хочешь, заходи, что хочешь, бери! Да быть такого не может. Наверняка что-то такое есть… что-то предусмотрели. Какая-нибудь каверзная ловушка типа замаскированной ямы с острыми кольями или… Или нет никакой ямы, а все золото – фальшивка! Просто медь.

Ладно, разберемся.

Добравшись до порога бункера, Иванов вспомнил вдруг, что так и не сфотографировал гробницу. Покусав губу, вытащил телефон, обернулся…

Гулко громыхнул выстрел. Потом, почти сразу, еще один. Одна из пуль просвистела совсем рядом, над левым ухом, и Аркадий, швырнув рюкзак, бросился обратно в пещеру.

Глава 2

Гунны

Иванов спрятался за гробом, затаился, пытаясь определить, откуда стреляли. Судя по звуку выстрела, явно снаружи. От самого входа или…

Ну да! У входа в могилу вдруг послышались приглушенные голоса. Кто там мог быть? Та самая молодежь с «Паннонии»? Местные салашисты – «скрещенные стрелы»? Да уж, больше некому. Но кто бы ни был, надобно как-то выбираться. Интересно, что там, в глубине пещеры?

Молодой человек обернулся… Позади, совсем рядом, мелькнула чья-то быстрая тень! И в этот момент снова грянул выстрел! Пуля срикошетила от сумрачных сводов, ударила где-то совсем рядом. Посыпались каменные крошки… Шаги…

Опаньки! Ну вот они, наконец, возникли у входа… или у выхода, это как посмотреть. Двое парней в коротких кожаных куртках и полненькая девчонка с пирсингом. Те самые. У одного из парней блеснул зажатый в руке пистолет. Судя по стволу, уж явно не ПМ, больше похоже на немецкий парабеллум времен Второй мировой, насколько Аркадий смог рассмотреть в полутьме.

Да, собственно, не так уж и темно, а у входа так и вообще светло, да и слева явственно пробивался тусклый свет. Может, там выход? Так и есть! Именно туда и шмыгнула какая-то девчонка в спортивных штанах и короткой жилетке. Пышные волосы стянуты ремешком – наверное, чтоб удобней бегать. Спортсменка, блин. Откуда она здесь взялась? Лучше бы в парке бегала.

Девчонка метнулась к выходу…

– Пригни-ись! – крикнул Иванов ей в спину.

Поняла ли? Бог весть. Но вздрогнула, пригнулась…

Снова выстрел! Крик! Вся криминальная троица разом бросилась за незнакомкой. Что ж, скатертью дорога! Если снаружи больше никого нет…

Закусив губу, Иванов рванулся к воротам, точнее сказать, к входному проему дота, выскочил, с разбега ныряя в кусты. Оцарапался, да, но, похоже, все прошло нормально. Никто за Аркадием не гнался, да и у ворот никого не было видно. Как не было и самих ворот! И туча грозовая над головой не висела: кончилась гроза-то, в синем ясном небе сверкало ясное желтое солнышко.

Нет, ну надо же! Бандюки, однако! Не побоялись стрелять. Еще и девчонка… Они ведь за ней погнались. С какой целью? Убить? Или просто схватить да потолковать? Ну, как бы то ни было… В полицию надобно сообщить. Срочно! И да, самому не попасться бы! Осторожненько пробраться к отелю, к людям, здесь ведь не так уж и далеко. Впрочем, и не очень-то близко. Вряд ли кто-то слышал выстрел, местечко-то глухое. Разве что рыбаки.

Девчонка… Как бы ей помочь? Если еще возможно. Эти отморозки со скрещенными стрелами, похоже, способны на все. Так ведь и куш какой! Неужели и в самом деле это вот – могила Аттилы? Этот вот неприметный бункер с воротами?

Осторожно выглянув из кустов, молодой человек внимательно осмотрелся. Вокруг никого! Ни видать, ни слыхать. Интересно, куда ж они все делись-то? Вернулись обратно в бункер? Вернее сказать, в могилу.

Глянув на дот, Аркадий удивленно хмыкнул: не было дота! Да и могилы не было! Ни ворот, ни входного проема, ни бывшего пулеметного гнезда. Может, не там смотрел? Да нет. Вот и тропинка, и заросли, и синеет-блестит озеро Балатон. Еще и солнце палит-припекает. Ну да, в Венгрии в октябре бывает и жарко.

Поразмыслив, Иванов решил пробираться к городу, к железной дороге. Отморозки, скорее всего, ошивались где-то здесь, на берегу озера. Встречаться с ними лишний раз что-то не очень хотелось. Вот только девчонка… Интересно, что с ней? Убежала? Или все же поймали-таки?

Нет, все же надо сообщить в полицию. Но тогда – прощайте, сокровища! И зачем, спрашивается, приезжал? Да, в конце концов, кто такая эта непонятно откуда взявшаяся спортсменка? Скорее всего, тоже бандитка, и это их внутренние разборки. И зачем туда влезать? Черт с ними со всеми – и с отморозками, и с девчонкой. А вот сокровище… золото… Иванов же сам его…

Сунув руку в карман джинсовки, молодой человек вытащил монеты и браслет… Желтый металл весело блеснул на осеннем солнышке – словно бы улыбнулся, подмигнул. Ну, вот же оно, золото! Сокровища Аттилы. Аркадий невольно улыбнулся, словно бы в ответ. По всему выходило, не зря он сюда явился. Ведь получилось все, получилось! Теперь не опростоволоситься бы с золотишком, вывезти. Или, может быть, лучше реализовать здесь? Через того же Леху Лунохода. Да, может быть и так…

Алчные мечты захватили душу Аркадия, золотое сияние вытеснило из его головы все остальные мысли. Какая там девушка? Так, конкурентка… Ни в какую полицию, конечно, заявлять не надо, иначе останешься ни с чем. Что же касается девчонки, так это точно кладоискательница. Пускай сама выпутывается, ему-то, Иванову, что до нее?

Погруженный в свои мысли, молодой человек как-то потерял осторожность – всего-то на миг. Его и хватило! Из-за кустов вдруг возникли трое. Нет, не те, что с «Паннонии», не скинхеды. Какие-то вообще странные: низкорослые, смуглые, у двоих – длинные вислые усы, у третьего – небольшая бородка. Подстрижены одинаково, так, как было модно где-то в середине восьмидесятых: спереди и с боков – коротко, сзади – длинно, этаким конским хвостом. Одеты же незнакомцы были в какую-то рвань!

Это все Аркадий, как бывший опер, оценил практически сразу, и так же сразу определил – цыгане! Ну конечно же! Смуглые брюнеты, серьги в ушах… похоже, что золотые. Смотрят не сказать чтоб настороженно, но этак недобро скалятся. Что, тоже охотники за золотишком?

– Привет, – сквозь зубы бросил Аркадий. – Сиа.

Ни в какие конфликты он вступать вовсе не намеревался, свернул себе в сторону, к отелю. И тут вся троица разом набросилась на него! Просто прыгнули, зарычав, словно дикие звери. В принципе, к такому обороту Иванов был готов. Цыгане, они цыгане и есть, чего еще ждать-то?

В смуглой руке сверкнул нож, и вот этого товарища, того, что с ножом, Аркадий ударил первым. Просто с разворота хуком в скулу! Не то чтобы боксом раньше занимался, просто оперов приемам самообороны все же учили на совесть. Правда, только того, кто и сам хотел. Иванов вот с удовольствием занимался. Правда, когда это все было-то? Лет пять назад… шесть уже.

Оп! Выпустив из рук нож, цыган улетел в кусты. Чистый нокаут! Второй, с бородкою и сверкающей серьгой в правом ухе, тоже выхватил нож, бросился, черт, замахнулся. И тут же завыл, бессильно выпуская клинок! А что? Прием «рычаг руки наружу» весьма действенный и болезненный, если ерепениться, как вот этот черт.

– Пшел!

Пинком отправив обезоруженного «черта» в колючие заросли, молодой человек проворно подобрал нож. Третий цыган, совсем еще молодой, опрометью бросился прочь! Скрылся, можно сказать, мгновенно, герой. Что, собственно, было сейчас и неплохо.

Хмыкнув, Иванов подбросил в руке трофейный ножик – хороший, с острым тяжелым лезвием и красивой резной рукояткой. Какие-то звери, цветы… Пластмасса? Или слоновая кость? Ну, слоновая кость – это как-то уж слишком шикарно.

Однако пора и честь знать! Глянув на поверженных гопников, молодой человек вышел к озеру и поспешно направился к отелю, к причалу с лодками, к людям. Недалеко ведь идти, минут десять-пятнадцать. Да отсюда уже и видно должно быть… Однако…

Однако ничего подобного! Ни причала, ни заброшенного отеля, ни ларьков! И ни единого прохожего… Хотя… Впереди, за деревьями, вдруг показались всадники. Трое, верхом на низкорослых конях с длинными косматыми гривами. Так себе лошаденки, мосластые, некрасивые. Неужели для туристов ничего получше не могли подобрать? Да и всадники…

Черт побери! Цыгане! Такие же смуглые оборванцы с прическами «конский хвост», с которыми Аркадий только что справился. Сообщники? Или…

Завидев Иванова, всадники бросили коней вскачь. Вопросом, что это было – рысь, галоп или аллюр, – молодой человек не задавался, просто увидел, что скачут-то цыгане прямо на него! Дожидаться их приближения Аркадий, понятное дело, не стал, а бросился обратно в заросли: поди, там коняшкам-то не очень. Убегая, на секунду замешкался, осматриваясь: не нарваться бы на скинхедов.

Что-то просвистело в воздухе. Ременная петля туго сдавила шею. Рывок – и Аркадий повалился в траву, в какие-то желтые цветы, лютики, что ли. Аркан! Кажется, это именно так называется. Ну, цыганча!

Не хватало воздуха, в глазах потемнело. Иванов хватанул по ремню ножом. Разрезал! Вскочил на ноги. И снова аркан! Одна петля – на шею, вторая – на руку. Метко кидали оборванцы, прямо циркачи.

Захрипев, молодой человек снова повалился наземь. Тут же подскочили и всадники, спешились, навалились на пленника всей толпою. Что уж и говорить, справились, связали за спиной руки все той же ременной петлей, рывком подняли на ноги. Обыскали, сняв куртку, забрав мобильник и все такое прочее. Пнули – иди, мол, шагай! А не то на аркане потащим, прямо за лошадью.

Слов Аркадий, конечно, не понимал, но смысл лающих фраз уловил правильно. А чего еще эти парни могли говорить-то? Что поделать, влип. Бывает. Ладно, разберемся…

Синюю выцветшую джинсовку напялил на себя один из всадников – тот, что помоложе. Хиппи мохнатый, блин.

Пожав плечами, молодой человек покорно зашагал следом за всадниками. Надо отдать должное, те лошадок не гнали, ехали спокойно, шагом. Переговаривались по-своему, смеялись.

Когда добрались до небольшой бухточки, из-за кустов показались трое – те самые. Один с распухшей скулой, второй поглаживал правую руку. Ну и третий, молодой, недобро скалился. Верно, это он и привел всадников. Позвал на подмогу. Настучал, падла.

– У-у-у! – почесав скулу, с гортанным воплем рванулся к пленному цыган. Ну, понятно – поквитаться захотелось…

Однако не тут-то было! Один из всадников что-то небрежно бросил – так, пару фраз… Цыган сразу сник, поклонился, отошел, и вся троица спокойно поплелась сзади. Дисциплинка, однако!

Пользуясь образовавшейся паузой, Иванов повнимательней рассмотрел своих пленителей. Двое – да, оборванцы в грязных спортивных штанах и какой-то непонятной обуви, один даже без седла и по пояс голый. Третий же…

Назвать оборванцем и его как-то язык не поворачивался. Да, одет несколько странно, но все, похоже, новое, чистое, богатое даже. Синие спортивные штаны, почему-то заправленные в высокие сапоги из мягкой бежевой кожи, длинная, навыпуск рубаха, богато расшитая стразами по подолу и вороту. Наборный металлический пояс, длинный кинжал в ножнах. Холодное оружие? Вряд ли, скорее так, декоративное, для понтов.

Спортивки в сапоги – да, странновато, да и рубаха… А самое главное – плащ, короткий, лазоревый и, похоже, что шелковый. Вон как переливается, играет! И застежка такая блестящая, в виде конской головы. Фибула! Такие плащи в старину, пожалуй, носили только князья. А этот? Он что же, местный цыганский барон, что ли? Очень может быть, хотя… Молод! Для барона точно молод. Ну, значит, баронский сын. Или любимый племянник. Остальные цыгане все его слушались.

Бежать пока что не представлялось возможным, а потому Иванов и не рыпался. Попробуй еще на ходу развяжись да потом убеги – пеший от конных. Ага, побегай наперегонки! Надо выждать момент и позвать на помощь, увидев хоть кого-то адекватного.

Однако никого адекватного на пути что-то не появлялось. В какую-то глушь пленника уводили, в какую-то дальнюю деревню, что ли, или скорее в цыганский табор! Дорога, обычная сельская грунтовка, петляя меж зарослями, взобралась на пологий холм, спустилась, пошла вдоль журчащего ручья. Там ненадолго остановились – напоить коней, напиться. Правда, пленнику никто воды не предложил, да и руки так и не развязали. Что и понятно: парочка уголовных статей у них уже есть – нападение с холодным оружием и похищение человека.

После водопоя двинулись дальше. Вдоль дороги росли деревья – ивы, липы, осины, изредка попадались белоствольные, совсем еще молодые березки, как видно, выросшие на месте недавней вырубки. Пахло смолой, цветами и еще чем-то сладким – медом, что ли. Ярко светило солнце.

Минут через двадцать неспешного шага впереди, за деревьями, показались какие-то бревенчатые строения и кибитки. Наверное, цыганский табор. Слева от дороги показались поля, похоже, что недавно сжатые. Фермеры неспешно вывозили снопы на больших телегах, запряженных медлительными волами. Похоже, здесь было принято не торопиться. Странно, почему телеги, волы? Какая-то экологическая ферма?

По пути встречались всадники и так, пешие, в основном женщины и дети, одетые на старинный манер и в большинстве своем босые. Босиком, но с золотыми серьгами в ушах! Как говорится, без штанов, но в шляпе. Что интересно, ни одного грузовика или там мотоцикла, велосипеда, только лошади да повозки! Ну точно, экологическое поселение. С неким псевдоисторическим уклоном. Секта! Вот уж точно – влип.

Несмотря на все свое плачевное положение, Иванов посматривал вокруг с любопытством, тем более они как раз добрались до табора. Или все же до поселения? Убогие, крытые соломою хижины и матерчатые кибитки особенного впечатления на Аркадия не произвели: нищета везде нищета.

Но вот чуть в отдалении на небольшой площади показался вполне приличный с виду кемпинг. Сложенный из крепких светлых бревен, с деревянным забором и красивыми резными воротами, он чем-то напоминал старинную барскую усадьбу, эдакое родовое гнездо. Ворота оказались распахнутыми настежь, но по обеим сторонам створок стояли часовые! Да еще какие! С короткими копьями, в шлемах, как у римских легионеров, и в панцирных рубахах из сплетенных между собой металлических колец – кольчугах.

Однако, может быть, тут съезд реконструкторов? Впрочем, если и съезд, то с явным криминальным уклоном. Из-за угла вдруг выскочили двое сердитых усачей в шароварах и таких же длинных рубахах. Усачи гнали перед собой смуглую молодую женщину с распущенными волосами, полуголую – в одной длинной юбке. Бедолагу гнали плетьми – били, оставляя на обнаженной спине длинные кровавые полосы! Никто в эту гнусную расправу не вмешивался, словно подобное считалось здесь делом вполне обычным, привычным даже. Этакая вот рутина. Пленившие Иванова цыгане даже бровью не повели. Ну, и правда, подумаешь, полуголую красотку гонят плетьми. Эка невидаль!

Не-ет, это никакой не табор. Это точно секта!

Пленника отвели куда-то на окраину, в довольно живописное место, за хижины. Рядом, на лугу, паслось стадо. Довольно ухоженные с виду коровушки мычали и размахивали хвостами, отгоняя оводов. Тут же, рядом, расположились и пастушки – разлеглись в высокой травище. Всадник в синем плаще что-то гортанно крикнул. Пастушата поспешно вскочили и принялись кланяться. Вислоусый молодчик, тот, что позорно сбежал в ходе первой встречи с Аркадием, вдруг вытащил из-за пояса плеть и, подскочив к пастушку, схватил того за ухо да принялся охаживать по плечам, по спине, куда попало!

– На тебе, бездельник! Н-на! – Похоже, что именно так молодчик и приговаривал, изредка подобострастно оглядываясь.

Всадники взирали на все это вполне благосклонно, правда, недолго. Тот, что в плаще, – главарь, – наконец указал на пленника и что-то крикнул. Иванова тут же схватили, потащили куда-то недалеко и бросили в глубокую земляную яму, надвинув сверху крепкую решетку из связанных меж собою кольев! Вот так вот. Сиди, как говорится, и не скучай.

– Эй, эй! – запротестовал Аркадий. – Я в ООН буду жаловаться.

Никто его не слушал. Просто бросили в яму да ушли, сгинули. Наверное, по каким-то своим неотложным делам.

– Хоть руки бы развязали, сектанты чертовы!

Сплюнув, узник поднялся на ноги и принялся развязываться. Получалось как-то не очень, медленно, но все-таки через полчасика мучений молодой человек смог наконец растереть затекшие от ремней запястья. Растер и, задрав голову, посмотрел вверх, на синее, забранное решеткою небо. До краев ямы было где-то метра четыре, а то и все пять.

– Глубокая, – сплюнув, посетовал про себя Аркадий. – И не лень же было копать.

Земляные края ямы осыпались, обваливались, так что не имелось никакой возможности выбраться наверх без посторонней помощи. Да еще решетка… И пить так хочется! Еще и поесть бы неплохо… Изверги! Что же, они его тут голодом уморить собираются? Да не должны бы. Раз уж притащили, значит, зачем-то нужен. Зачем?

Здесь, в яме, было довольно прохладно, и узник несколько подзамерз в одной-то футболке. Ишь ты, приглянулась курточка! Хорошо, кеды не приглянулись, а то ходил бы сейчас босиком.

Сделав несколько безуспешных попыток добраться до решетки, Иванов согрелся и, пользуясь моментом, принялся размышлять обо всем случившемся. Наверняка его притащили сюда затем, чтобы спросить о золоте: откуда, мол, узнал про сокровище? И ведь не отопрешься, золотишко-то в кармане имелось. Ч-черт! Интересно, на каком языке спрашивать будут? Хм, на каком. Да русский в Венгрии никакая не проблема, русскоязычных полно. Те же украинцы, их много сюда переехало.

Гораздо интереснее, кто будет спрашивать. Кто все эти люди? Всадники и прочие цыгане, ребята-эколята. Скорее всего, да, секта. И женщина та несчастная, которую били, наверняка в чем-то провинилась, нарушила правила. Секта… В секте должен быть гуру – живой бог. Он-то, верно, и спросит. Что же, скинхеды тоже, выходит, в секте? И та девчонка… Нет, девчонка, похоже, совсем наоборот, тоже искательница. Как вот он, Иванов Аркадий.

Сверху вдруг посыпалась земля. Узник вскинул глаза, увидел маячившие за кольями решетки лохматые головы. Пастушки! Любопытные оказались ребята.

– Эй, парни! Мне бы позвонить. Бросили бы телефончик. Я б потом вам обратно. О цене договорились бы.

Не, не поняли. Ни по-русски, ни по-английски. Хотя с английским в Венгрии так же, как и в России, – не очень. Гораздо лучше с немецким, что и понятно – имперское прошлое. Все-таки когда-то была великая Австро-Венгрия. Дуалистическая монархия, или, как говорил В. И. Ленин, «лоскутная».

По-немецки Иванов знал только «Гитлер капут» и «нихт шиссен», а потому с парнями не договорились – просто друг друга не поняли. Правда, Аркадий попросил попить. Дринк, тринкен, буа… бюве… как там по-французски-то? Даже показал, приложив к губам кулак с отогнутым мизинцем – мол, пить, пить хочется.

Пастушата переглянулись и убежали. Правда, быстро вернулись, бросив вниз, в яму, какой-то фрукт! Груша! Сочная такая, вкусная…

– Вот спасибо! – обрадовался Иванов. – Спасибо, говорю, парни! Феньк ю, мерси, данке шен!

Мальчишки засмеялись. Улыбнулся и Аркадий – хоть с кем-то удалось наладить контакт. Пусть хотя бы так. Все начинается с малого.

Парни наверху развеселились, что-то кричали узнику, видно, о чем-то спрашивали… Но недолго. Вдруг раз – и исчезли. Вот только что были и… И вместо лохматых голов возникли над решеткой вислоусые рожи! Ага, страдник. Значит, явились. Хотя, похоже, это скорее конвой.

Скрипнув, отвалилась решетка, спустилась в яму ременная петля. За нее-то и ухватился Аркадий, подтянулся, выбрался. На поверхности его уже ждали четверо. Те, что были, или нет – бог весть. Все они тут какие-то одинаковые.

Вмиг скрутили, заново связали руки, ухмыльнулись, пнули – иди. Иванов пожал плечами. Пошли. По пути он улыбнулся да незаметно от конвоиров подмигнул выглянувшим из-за деревьев пастушатам. Может, и сгодятся еще.

Вечерело. Солнышко еще не ушло совсем, висело над дальней рощей, касаясь верхушек деревьев пылающим краем.

Аркадия привели в кемпинг, провели мимо охранников в кольчугах и шлемах по просторному, но пустоватому двору. Взошли на крыльцо. Там тоже охрана, такая же окольчуженная. Узник только усмехался про себя. Ла-адно, посмотрим, господа сектанты, что вы там скажете, когда узнаете, что пленник ваш – российский гражданин.

Изнутри кемпинг оказался самым настоящим дворцом с роскошным убранством – ковры, изысканные шелковые шторы, антикварная мебель, золотые светильники… Именно светильники, а не лампы! Такой вот цыганский дворец.

В большом помещении, куда ввели Аркадия, у дальней стены стояло высокое золоченое кресло, чем-то похожее на знаменитый трон из «Игры престолов». В кресле сидел странно одетый мужчина, круглолицый, с небольшой рыжеватой бородкой. Вполне обычное, в чем-то даже добродушное лицо европейского типа. Синие шаровары, мягкие сапоги, длинная подпоясанная рубаха, плащ… И много-много золота! Браслеты, пектораль, пояс, серьга в ухе. Вот только зубов золотых не хватает.

Ну, вот он, гуру! Или цыганский барон? Нет, скорее все-таки гуру. Не очень-то похожи местные на обычных цыган. Скорее да, сектанты.

– Добрый вечер.

Пленник обратился по-русски, потом по-английски, немного по-французски… Бесполезно!

Судя по всему, это понял и гуру. Поднялся, что-то гортанно приказал вмиг подбежавшей обслуге. Потом вдруг неожиданно улыбнулся, показал рукой на расстеленный по всему полу ковер – садись, мол. Аркадий уселся, скрестив ноги. А что? Раз уж предлагают, чего зря стоять-то?

Неслышно скользнула тень. Вот уж прям вышколенная обслуга! В руках узника оказался тяжелый кубок, похоже, что серебряный, наполненный ароматным красным вином! Нет, вряд ли хотят отравить: могли бы раньше избавиться. Скорее предлагают от чистого сердца. Что ж…

– Ваше здоровье! Прозит.

Неплохое вино. Кисловатое, правда, но и терпкое, да. Такого вина во Франции да Италии – в любом магазине по два евро бутыль. Ну и здесь, в Венгрии, тоже дешево. Только здесь больше белое любят – фурминт.

Аркадий улыбнулся. Вот снова тень – еще что-то несут? Ан нет! Девочка явилась! Поклонилась гуру, как ни в чем не бывало уселась на ковер рядом, повернула голову.

– Привет.

Однако по-русски произнесла. Почему? Откуда тут знают, что Аркадий – русский?

– То есть я хотела сказать: здравствуйте. Там, в пещере, вы же кричали по-русски? Или я ошибаюсь? Нет?

Пещера! Та самая девчонка, которая… Худенькая, бронзовотелая красотка… Милое приятное лицо, копна пепельных пышных волос!

Иванов вздрогнул. Платиновая блондинка! Именно ее он видел в том странном сне! В пещере, с мечами… Ну да, она! Девушка с жемчужными волосами.

– Кто вы?

– Обо мне позже. Сейчас же нас ждут. Я всего лишь переводчица.

– Я догадался. Но все-таки…

– Великий император Эллак, владыка гуннов, готов и прочих, желает знать, чьего ты рода и из какой земли?

Произнесенная фраза убила Аркадия наповал. Выходит, этот вот гуру – владыка готов и прочих. Да тут вообще, похоже, клиника! И эта девушка, она…

– Прошу, ничему не удивляйтесь. Скоро сами все поймете, – быстро прошептала переводчица. – Пока же я представлю вас скифом из знатного рода. Вы прибыли на корабле из Понта Эвксинского. Путешествуете, как и подобает молодому человеку из знатной семьи.

– Скиф… на корабле…

Девчонка бойко затараторила на непонятном языке. Гуру – «правитель Эллак» – выслушав ее, благосклонно улыбнулся и что-то сказал в ответ.

– Великий император Эллак, владыка гуннов, готов и прочих, просит не держать зла за то маленькое недоразумение. Все ваши вещи и драгоценности немедленно будут возвращены.

– Вот это неплохо. У вас тут вообще связь есть?

– Связь? – Девушка, похоже, не совсем поняла, о чем идет речь. Да и гуру снова принялся болтать.

– Вас приглашают на пир, вместе с вашими людьми и учителем, благородным Немедиусом, о котором славный император Эллак столько наслышан.

– Какой еще Немезидиус? – Аркадий недоуменно моргнул.

– Немедиус, – терпеливо поправила красотка. – Знаменитый историк, географ, врач. Он из готов, из тех, кто давно жил на скифской земле. Гунны прогнали не всех. Вы же скифский царевич Арадиус, будущий союзник Эллака. Вас тут давно ждут.

– Но…

– Тихо! Молчите и не возражайте. Вас приняли за него, и в этом наше спасение.

– Наше?

Девчонка вновь отвлеклась на гуру, что-то ему втемяшивала – бог знает что. Потом обернулась.

– Великий Эллак рад сообщить, что вся ваша свита вызволена из лап разбойников. Ни один не погиб!

– Моя свита?!

– Встаньте и поблагодарите. Поклонитесь, приложив руку к сердцу.

Ну, раз девушка просит…

– Да-да, вот так. Теперь слушайте внимательно. Пир завтра, но мы туда не пойдем, поняли?

– Понял. На пир не идем. А куда идем? – Правду сказать, Иванов ни черта толком не понял, но честно пытался понять. – Нам бы с вами поговорить наедине…

– Увы, пока не выйдет… Прощайтесь! Еще раз поклонитесь. Теперь дождитесь, пока великий император покинет залу. И слушайте меня.

– Я весь внимание, – поклонившись уходящему гуру, заверил молодой человек.

– Не перебивайте, у нас очень мало времени. – Красотка зыркнула глазами по сторонам. – Я здесь пленница, но еще остались верные люди. У них пистолет! Меня стерегут, встречаться со мной никто не может. Однако к вам, как к представителю знатного союзного рода, будет несколько иное, куда лучшее отношение. Вам и передадут пистолет. И скажут, что делать. Мы бежим сегодня же ночью, иначе будет поздно. Прошу поверить!

– Да я верю. Но… кто все эти люди? И куда нам бежать?

– Вернуться в свою эпоху! Домой! – Переводчица сверкнула глазами. – Ко мне или к вам. Но не с пустыми руками… Все!

Девушка говорила очень быстро, но вполне толково и четко. Как понял Аркадий, переводчицу здесь сильно стерегли, держали где-то взаперти, да и вообще не особо давали воли. К нему же, как к представителю знатного союзного рода, будет куда лучшее отношение…

– Вечером будет пир. – Девчонка облизала губы. – Гунны частенько бывают весьма беспечны.

– Какие, к черту, гунны?!

– Там не будет скифов, так что не беспокойтесь.

– Да я и не…

– Вам передадут пистолет. Проводят.

– Но я не собираюсь ни в кого стрелять! – в ужасе возразил Иванов. Вернее сказать, возразил бы. Если б его кто-то слушал. Увы…

В зал вошли охранники с мечами и копьями (наверное, все-таки лучше сказать – стража). Один из стражников вежливо поклонился Аркадию.

– Это Хармак, начальник стражи, – уходя, пояснила девушка. – Он покажет вам новое место. А вы ждите. И не забывайте наш разговор. Сегодня!

– Сегодня… – тупо повторил молодой человек, глядя вслед красавице с пепельными волосами.

Синие спортивные штаны… да нет, скорее восточного типа шальвары. Короткая, до пупка, жилетка, шитая золотом. На тонких запястьях – золотые браслеты, в пупке – синий сапфир. Непростая девочка! Кто же она такая-то, черт побери? Жаль, даже имени не спросил. Да ведь и некогда было! Ладно, узнаем еще. Что там она говорила про побег? Сегодня…

Красотка-переводчица удалилась в сопровождении воинов. Почти сразу же к пленнику подошел неизвестно откуда взявшийся тип лет сорока или чуть больше. Кряжистый, стриженный в кружок, в синей полотняной рубахе навыпуск, подпоясанной тонким кожаным ремешком. Стоячий воротник вышит растительными узорами желтой шелковой нитью. Такая же вышивка шла и по рукавам – пижонство какое-то, но, вообще говоря, красиво. В левом ухе – большая серебряная серьга-подвеска. Коричневые штаны, кожаные сапожки без каблуков. Нет, даже не сапожки, а скорее что-то типа мокасин – наверняка очень даже удобная обувь.

Вытянутое, вполне обычное с виду лицо, ничуть не скуластое, слегка вздернутый нос. Светлые, близко посаженные глаза производили не очень-то приятное впечатление, как и рваный белесый шрам через всю левую щеку. По всему, сей достойный муж провел весьма бурную жизнь. Интересно все же, кто он? Кто, хм… Конечно же, тоже сектант, и, судя по одежке, не из последних. Наверное, приближенный самого гуру.

Изогнувшись в поклоне – надо же, как у них тут принято! – коренастый льстиво улыбнулся и что-то произнес на языке, который Аркадий поначалу принял за итальянский или испанский. И уже чуть позже догадался – это была латынь!

– Хау ду ю ду? – Пленник (или теперь уже гость) улыбнулся в ответ. – Ай эм Аркадий. Аркадий, понимаешь? А ты?

– Хардан! – ткнул себя в грудь большим пальцем мужчина, снова поклонился и жестом пригласил гостя следовать за собой.

Оба прошли бревенчатым коридором и, выйдя на крыльцо, спустились во двор, где уже вовсю сновали люди, одетые точно так же, как и Хардан, и гуру, правда, похуже качеством. И рубахи так себе, почти без вышивки, многие босы, а некоторые так и вообще полуголые и… какие-то изможденные, что ли. Похоже, это были адепты или послушники – бесплатная рабочая сила, почти что рабы.

Ну да, ну да, одни ошкуривают бревно, другие что-то строят, третьи копают яму. Никто не бездельничает, каждый чем-то занят, как солдаты у хорошего ротного. Кстати, о солдатах… Тут имелось что-то такое, что-то вроде охранников, стражи. Ряженые под древних римлян, с мечами, кинжалами, копьями. Только вот щиты неправильные, не римские какие-то – круглые, сплетенные из прутьев и обтянутые кожей. Хрень какая-то, а не щиты.

Двое охранников стояли у ворот, еще с полдесятка присматривали за послушниками. Те спокойно работали, ни с кем не спорили и даже между собой почти что не переговаривались. Так, перебрасывались иногда короткими фразами, наверняка по работе – типа «подай» или «поправь». Так как-то… Вообще, бедолаги! Труд нелегкий, а они… Квартиры свои и имущество уже, конечно, распродали, и денежки пошли в общак, точнее, в секту. Местный гуру Эллак и его приближенные уже запудрили несчастным мозги почти до полного зомбирования. Что и говорить, тоталитарная секта!

Еще работая опером, Иванов с подобными сталкивался. Главное, почти все в этих чертовых сектах по закону, все, кто надо, подмазаны, поди подступись! Не-ет, не возьмешь с бухты-барахты, на раз не прикроешь лавочку, тут долгая и кропотливая работа нужна. Эти вот зомбированные бедолаги… какие из них свидетели?

С другой стороны, то, что говорила переводчица, вообще полный бред! Гунны какие-то, скифы… А-а-а! Верно, это часть общей местной программы. Типа тоталитарная секта с уклоном в историю кочевых племен. Ну, конечно, бывает, и такое случается. Почему нет? Только тогда гуру лучше бы Аттилой назваться, а не каким-то там никому не известным Эллаком.

Ладно, с девочкой вечерком поговорим… Побег замыслила, ага. Ишь ты, пистолет ей передадут. Что, в кого-то стрелять собралась? Да она хоть умеет с огнестрельным оружием обращаться? Нет, если девчонку стерегут, значит, она что-то знает. Может, она тут не только переводчица, а, скорее всего, и бухгалтер. С другой стороны, что гадать? Вечером спросим.

– Сюда, господин!

Аркадию показалось, что провожатый обратился к нему именно так, что наверняка было не далеко от истины.

Свернув налево, Иванов и Хардан обошли стойку и, пройдя через небольшую калитку в деревянной ограде, оказались… на заднем дворе, что ли. Тут был разбит сад пополам с огородом, на деревьях росли краснощекие яблоки и желтые, вкусные даже с виду груши. Аркадий не удержался, сорвал одну по пути, куснул… Провожатый не протестовал, наоборот, улыбнулся, оскалив редкие желтые зубы. Потом свернул к небольшой избенке и, поднявшись на крыльцо, отворил дверь. Похоже, пришли.

Изба напоминала обычную, русскую, разве что без печки – этакий летний вариант. Отсутствие беленой русской печи придавало всему облику помещения некую пустоту и незавершенность, хотя в общем-то скудноватый интерьер смотрелся довольно уютненько, особенно по сравнению с земляной ямой. Узенькое оконце – едва кошке пролезть, – широкий сундук с белой кошмою (наверняка, на нем можно было и спать), низенький стол и такие же низкие узковатые лавки. По стенам развешены какие-то пахучие травы, обереги, рога…

И никаких розеток! Ни проводов, ни электролампочек – ничего такого что-то не наблюдалось. Скорее всего, просто было не положено простым адептам. Все-таки секта.

На столе, кстати, стояли объемистый глиняный кувшин и большая деревянная кружка, напоминавшая декоративную, пивную. Еще раз ощерившись – улыбнулся! – Хардан что-то сказал, указывая на кувшин и, покивав головой, вышел. Слышно было, как что-то скрипнуло… Засов? Разве он был снаружи? Или просто Аркадий не обратил внимания… Молодой человек нехорошо усмехнулся: его так и продолжали держать взаперти. Не доверяли! Ну а как же? С чего б и доверять-то? Какой-то… неизвестно откуда взявшийся не пойми кто!

Налив из кувшина в кружку какой-то коричневатый напиток, молодой человек с любопытством сделал глоток. Чем-то похоже на квас, только послаще и… более пряный, что ли. Вообще, медом пахнет. И, похоже, слегка хмелит. Не-ет, напиваться пока не стоит. Стоит подумать: а нужно ли ввязываться в авантюру, помогая переводчице бежать? В конце концов, судя по всему, сектанты не очень-то таятся от мира. Венгрия не такая уж и большая страна, не спрячешься где-нибудь в Сибири или на северах. Наверняка, и власти местные в курсе. Тогда зачем этому чертову гуру насильно удерживать залетного иностранца? К чему такой риск? Верно, ни к чему. Однако ж удерживают!

Выйдя в сени, узник попытался открыть входную дверь. Тщетно! Ну, точно, снаружи на засов заперли. Оконце узенькое, не пролезешь. Попробовать через тесовую крышу? Или через отхожее место, здесь же, в сенях? Хм… Можно, конечно. Коль уж припечет. Ну, выберешься из дома. И куда? Все на тот же задний двор, где кругом одни сектанты с охраною. Разве что ночью… Потом перемахнуть через стену… Ага! Перемахни попробуй. Частокол высокий, метра четыре. Если только доску прислонить или бревно.

Бревно… Сам ты, Аркадий Иваныч, бревно, да еще какое! Что тебе могут предъявить эти чертовы сектанты? Ну схватили, да… Выходит, к золотишку-то, к сокровищу, они очень даже при делах! Конкуренты хреновы. Хорошо, не пристрелили (а ведь могли) – проблем бы обрели на свою шею выше крыши!

Надо им четко обсказать, что он, Аркадий Иваныч Иванов, гражданин Российской Федерации, явился сюда не сам по себе, а под прикрышкой. В качестве прикрышки указать Леху Лунохода – мол, если что, есть кому спросить. Ну да, так и действовать. Выгонят его, конечно, вмиг, отправят, так сказать, на историческую родину и к сокровищам не допустят… Ну-у, последнее – это еще как посмотреть! Просто осторожнее надо.

Хм… Иванов потянулся. Почему-то захотелось закурить, хотя ведь давно уже бросил. А вот захотелось. Потому как при сигаретном дымке почему-то гораздо лучше думается. Под вискарь, впрочем, тоже. Если в меру. Ну а без меры… Без меры что его и пить-то?

Стреляли, да… Стоп! Так ведь это не сектанты стреляли, а скинхеды! И девчонка, переводчица, тоже ведь от скинов убегала, пряталась. Сектанты уж потом появились. Ага…

Задумчиво покусав губу, Аркадий допил квас или что это там было. Значит, сто процентов ничего ему тут не грозит! Самое страшное – просто выгонят. Выпроводят. Увезут прочь, в Будапешт, может быть в аэропорт даже. Одна надежда – на Лунохода. Вернуть бы смартфон да позвонить, наизусть-то Аркадий телефон бывшего своего человечка не помнил – увы!

Что же касаемо переводчицы, то с ней нужно держаться с осторожностью! Пистолет ей передать – ага, как же! Держи карман шире. Знаем, проходили. Сам же потом в дерьме и окажешься, по самую шею, если не с головой. Да, девчонка красивая, и, конечно, хорошо бы ей помочь, только… Только не ценой собственных интересов! Да мало ли на свете красивых баб? Что теперь, переживать из-за каждой? Пущай свои терки сами и расхлебывают. Пистолет… Не, девочка! Не на того напала.

Да, какая-то пьянка у них тут намечается. Судя по словам гуру, нечто вроде костюмированного шоу. Он, Иванов, будет изображать какого-то знатного скифа… Пусть так… Что ему, трудно, что ли?

Снаружи вдруг донесся истошный крик. Кричала женщина – пронзительно, до визга, потом до хрипоты. Долго орала, минут пять или даже десять. Где-то недалеко, быть может, на главном дворе, за заборчиком: звук шел приглушенно, но слышно хорошо. Ой, как орет-то! Теперь завыла – исступленно так, словно от нестерпимой боли. Что ее там, бьют, что ли? Или насилуют? Судя по воплям, скорее первое. Да блин, прекратится это, наконец, или…

Прекратилось. Крик оборвался резко, вдруг, как будто кто-то заткнул женщине рот… или… Или произошло кое-что похуже! Однако, и дисциплина в этой чертовой секте. Ничего не скажешь, сурово. Если так, можно понять и переводчицу…

Когда крики прекратились, Аркадий растянулся на ложе и даже задремал, проспав пару часиков. Ну так ведь и понятно – устал. Да и впечатления! Проснулся он от звука шагов. Кто-то поднимался по крыльцу… Скрипнул засов…

Хардан, кто же еще-то? Войдя, поклонился, вручив гостю принесенный с собой плащ – красивый, из синего шелка, с желтым подбоем и вытканными по кайме узорами. Антикварный такой плащик и явно не дешевый. Ручная работа, хэнд мэйд.

Тьфу… Лучше б вместо этого хэнд мэйда джинсовку вернули. Вместе с кошельком и, самое главное, смартфоном. Ага, вернут, дожидайся!

– Что, уже пьянка?

Аркадий быстро накинул плащ на плечи поверх зеленой футболки-поло, недавно купленной в магазине на Лайош Кошут утца меньше, чем за пять евро. Сколько это в национальной венгерской валюте – форинтах, – Иванов не помнил.

Вышли. Снова пошли по аллейке между яблонями и грушами. Ах, пахло-то как! Одуряюще.

Пройдя через калитку, Иванов вдруг уперся взглядом в недавно вкопанный столб. Ну да, именно недавно, прежде ничего подобного на этом самом месте не было! Однако не сам по себе столб привлек внимание Аркадия. Не в столбе было дело. Не в столбе, а в привязанной к нему женщине! Окровавленной, голой и… мертвой. Похоже, ее били плетьми и выламывали ребра… Еще и взрезали живот, вытащив кишки, намотали их вокруг столба – сизые куски, засиженные мухами и уже кое-где расклеванные хищными птицами.

Черт! Это что же такое делается-то, а? Не сон, нет. Не похоже. Так вот кто недавно кричал…

– Это что у вас…

Глянув на окровавленный труп, Хардан лишь скривился да сплюнул. Потом ухмыльнулся и махнул – пошли, мол, что тут интересного-то? Ну, убитая… вернее, истерзанная – подумаешь, эка невидаль!

Это спокойное, какое-то наплевательское выражение лица сопровождающего больше всего изумило Аркадия. Изумило и напугало. Вот так секта! Не секта, а упыри какие-то! Кровожадные упыри. За что же они ее так…

Так они и его могут… так же! И переводчицу! Не зря же она… Идиоты! Нет, какие же идиоты! Придурки… Бежать! Скорее бежать. И пистолет… Если придется стрелять, ни одна пуля не пролетит мимо, теперь уж точно. Ах, бедолага, ах…

Сказать, что Иванов был шокирован увиденным, – значит ничего не сказать. Это было просто потрясение, до брезгливой одури, до беспросветного ужаса, который нужно было теперь прогнать из своей души!

Так, спокойно. Делаем вид, что ничего необычного не произошло. Что не впечатлился. Идем следом за провожатым… Ага, вот и крыльцо…

Не сказать, что это был какой-то особый сказочный пир, как бывает в волшебных сказках. Вместо столов, ломящихся от яств, – расстеленный прямо на полу ковер да подушки для гостей. Просто посиделки или не особенно торжественный ужин.

Народу позвали немного. Сам гуру Эллак в красном плаще с белым подбоем, небрежно наброшенном поверх шелковой рубахи, еще пара странных типов в таких же рубахах, но без плащей, троица подобострастно улыбающихся молодых парней и смуглый здоровяк с бритой наголо головою, вислыми рыжеватыми усами и бородой, заплетенной в косы. Тот еще франт – в яркой кроваво-красной рубахе, шароварах и в высоких римских сандалиях. На могучей шее висело ожерелье из… сушеных змеиных голов, что ли? Да, походу, так оно и сеть. Ну что за день сегодня такой? Мерзость за мерзостью. Какой-то паноптикум кругом! Компания умалишенных.

Между тем Хардан подвел гостя к отведенному месту, поклонился. Аркадий тоже отвесил поклон всей честной компании, неуклюже, правда, но уж как получилось.

– Аркадиус… – самолично представил гуру вошедшего и обвел рукой окружающих, отметив лишь сидевшего рядом с ним старика и бритоголового. – Эрнак… Хардан…

Эрнак и Хардан – чего тут неясного? Ближайшие подручные. Будущие сокамерники. Подельники, одним словом.

В дальнем углу залы молодой человек только теперь рассмотрел музыкантов – целый квинтет. Все – молодежь, лет по двадцать. Что-то похожее на домру, лютня, флейта, еще барабан и бубен. Однако вот вам и музыкальный центр!

Судя по горящим в углах светильникам, электричеством не баловались и тут. Наверное, отключили за неуплату. Хотя если посмотреть на сами светильники… Изящная работа, черт побери! И очень похоже, что золото! Ну да, золото. Старинное! То самое, из могилы Аттилы! Неплохо прибарахлились, изверги.

Эллак махнул рукой. Полилась тихая музыка, перебиваемая ритмичными ударами барабана и звяканьем бубна. Юные послушницы в шароварах и откровенных лифах принесли на серебряных подносах яства. Некоторые из сектанток были так очень даже ничего… Правда, есть ли им восемнадцать? Вряд ли. От силы шестнадцать, да и то…

Такими же юными оказались и внезапно появившиеся танцовщицы. Гибкие смуглые тела, едва прикрытые полупрозрачными одеяниями, извивались в экзотическом танце так, что Иванов на время забыл о кровавом убийстве, совершенном членами секты. Опомнился лишь после тоста – отведав вина из большого серебряного кубка, поднесенного проворным адептом.

То же самое вино. Немного кисловатое, терпкое, но в общем приятное, насколько вообще может быть приятным вино за полтора-два евро. Есть вообще не хотелось после того окровавленного куска мяса во дворе. Хотя принесенное вареное мясо пахло весьма недурственно, вкусно. Что это такое? Говядина? Да нет, похоже, баранина. Гость все же попробовал, не удержался. В самом деле, очень и очень недурственно. Правда, почти без соли, зато много пряностей, перца.

Все ели руками, без всяких там вилок, лишь бульон прихлебывали деревянными ложками. У каждого имелся нож, дали и Иванову – туповатый, правда, но мясо резать можно. Резали мясо, вытаскивали из общего блюда себе на лепешку: тарелок тоже не имелось. Зато имелись большие золоченые чаши с ароматной водой – для омовения рук. Ну да, тут уместно сказать именно так – для омовения.

Кроме мяса еще подавали мелко порубленную птицу, кою гости поедали прямо с косточками, вареную рыбу и печеные овощи – по вкусу очень даже неплохие. Лук, чеснок, огурцы, морковка… Жаль, помидоров не было и картошки…

Хозяин и гости быстро запьянели, прислужники наливали все чаще и чаще. Не только вино, но и кумыс, и, похоже, медовуху или медовую брагу. Один Аркадий не слишком-то опьянел, хоть и пил наравне со всеми. Оно и понятно, все ж молодой человек привык к куда более крепким напиткам. Тем более на полицейской-то службе! Какие там, к черту, винишко да бражица? Детский сад.

Спокойно потягивая вино, Иванов дожидался посланца… или посланницы. Ведь должен же кто-то передать ему пистолет для переводчицы и проводить! Да уж, пистолет в такой компании точно не помешает. Упыри, одним словом. Ишь, сидят, пьют, жрут в три горла, на танцующих полуголых девчонок поглядывают. А сами… там, во дворе…

Между тем в зале становилось все веселее. Кое-кто из гостей, при явном одобрении гуру, уже и сам пытался петь песни, трое парней пустились в пляс, хватая танцовщиц за все места и плотоядно прихлопывая! Гуру Эллак тоже хлопал в ладоши и улыбался, а вот бритоголовый сидел насупившись, словно бы все его тут раздражало. Почему так?

Танцовщиц, между прочим, прибавилось: было четыре девицы, стало восемь, а чуть позже и дюжина. В прозрачных восточных шальварах, в затканных золотыми нитками лифах, с обнаженными животами. Гибкие сексуальные кошечки, влекущие к себе похотливые взгляды мужчин. Кое-кто был в золоченых масках, для большего таинства, для пущей эротики, для… Ах, как они танцевали! Как изгибались, вытягивались, как обнимали мужчин! Ну точно – танцующие Эвридики.

Одна из Эвридик вдруг подбежала, уселась рядом с Аркадием. Обняла за шею, чмокнула в губы, шепнула:

– Обними меня… Ну, давай же! Скорей!

Сказала по-русски… Черт возьми, да это же…

Ну да! Жемчужные волосы, стянутые тоненьким ремешком, голые плечи, тонкие, бронзовые от загара руки, стройные бедра, сверкающая зелень глаз. Какая она тоненькая, хрупкая… На тонкой шее – золоченая пектораль. Обнаженная поясница, жемчужина в пупке… Ах, какая шелковистая терпкая кожа! Словно вино… Да уж, от такой, пожалуй, можно и опьянеть!

– Вставай. Идем, – сказала, как приказала.

Иванов тут же поднялся, прижимая к себе прекрасную одалиску, тоненькую полуголую красотулю, девушку с жемчужными волосами.

– Ты сказала, мне должны передать…

– Танцуй! Они убили Нейману, ты видел ее у столба.

– За что? И… кто все эти гнусные люди?

– Я же говорю – гунны. Не такие они и гнусные. По крайней мере, не все. Но за эту смерть они заплатят. Танцуй! В танце проберемся к выходу…

– Но…

– Я знаю, кто забрал пистолет. Кто-то должен ответить…

Тесно прижимаясь друг к другу, покачиваясь в такт все убыстряющейся музыке, молодые люди подались к выходу. Никто не обращал на них никакого внимания, все радостно плясали или прихлопывали. Даже бритоголовый и тот потерял всю свою угрюмость и, оскалив зубы, хлопнул по попке неосторожно приблизившуюся танцовщицу.

В коридоре стояли охранники – полдюжины крепких парней в дурацких маскарадных кольчугах, с красными круглыми щитами, с мечами у пояса, в помпезных римских шлемах. И не лень же такую тяжесть таскать? Впрочем, кто и когда спрашивал адептов? Гуру приказал, и все.

Охранники настороженно посмотрели на вышедшую из залы парочку. Переводчица поспешно сняла маску, улыбнулась, что-то сказала парням. Те сразу заулыбались, кто-то захохотал, а один так даже достал откуда-то плетеную баклажку.

– Нужно выпить, – шепнула красавица. – Оказать уважение.

Выпить так выпить. Кто б отказывался? А эти-то хороши – те еще часовые! Вино на посту пьют, девок тискают. Видно, в армии-то не служили, стражники хреновы.

В баклажке оказалась та еще бурда, но Иванов вежливо улыбнулся, поблагодарил по-английски. Девушка, глотнув, тоже заулыбалась, даже хохотнула, когда один из парней ущипнул ее за бочок. Обернулась, шутливо погрозила пальцем.

Судя по всему, переводчица неплохо знала обиталище сектантов, прекрасно ориентируясь в хитросплетении коридоров, лестниц и галерей.

– Сейчас налево… направо… теперь быстрей! Ага…

Выйдя наружу, они оказались во внутреннем дворике, не очень-то и большом, но с прекрасным садом и мраморным бассейном, наполненным прозрачной водой. Миновав дворик, красотка кивнула невесть откуда взявшемуся охраннику и уверенно шагнула к галерее.

– Ну и порядочки, – наконец высказался Иванов. – Вот так часовые!

– Да уж. Устава гарнизонной и караульной службы они точно не знают, – тоже соизволила пошутить обворожительная спутница Аркадия. – Что поделать – гунны. Дикий народ.

– Гуннами ты венгров называешь? Извини, что на «ты».

– Ничего. Давно уже пора, а то надоело «выкать».

Насчет гуннов и венгров девушка не ответила. Похоже, пришли. Она остановилась у неширокой лестницы, осмотрелась, обернулась, приложив палец к губам.

– Теперь тихо. Тсс! Поднимаемся осторожно…

Поднялись. Первой – переводчица, следом – молодой человек. Последний, честно сказать, наслаждался, глядя на аппетитные формы своей юной спутницы. И та, конечно же, это чувствовала, как и любая другая женщина, ощущающая на себе восхищенные мужские взгляды.

Пройдя по галерее, красотка остановилась перед низенькой дверью. Обернулась, шепнула:

– Как только войдем, сразу же бей! Без всяких разговоров.

– Но…

Молодой человек не успел возразить – переводчица уже постучала. Дробно, негромко…

Внутри словно бы ждали: дверь тотчас же отворилась. Красотка вошла первой – быстро, пригнувшись, чтоб не удариться о притолочину лбом, словно бы нырнула. Иванов тоже пригнулся… и тут же выпрямился, ударив головой в челюсть какого-то мосластого старика в длинной зеленой рубахе! Раз уж сказали бить сразу…

Старик отлетел к дальней стеночке и затих, растянувшись на кошме и вытянув босые ноги. Глаза его закатились, но редкая бородка дрожала, и руки также слегка подрагивали…

– Молодец! – похвалила красавица. – Здесь надо быстренько все обыскать! Да не смотри ты так, этот старик в сто раз опаснее самой ядовитой гадюки!

– Так ты, может, еще предложишь…

– Нет. Убивать мы никого не будем. Просто свяжи. Вот…

Без всякого стеснения девушка сняла шальвары. Впрочем, полупрозрачный шелк и так мало что скрывал.

– Связывай. И не пялься!

Быстро связав старику руки шальварами, Иванов обернулся. Девчонка уже успела натянуть какие-то коричневатые штаны с завязками, верно, стариковские, висевшие на красотке мешком, что ее, впрочем, ничуть не смущало.

Производство обыска в столь небольшом, вытянутом в длину помещении особого труда не составило. Всю мебель стариковского обиталища составляла толстая кошма на полу, развешанные по стенам ковры, трехногий светильник да небольшой низенький столик. Да, еще был сундук! В нем-то и шарила переводчица.

– Ага! – Обернувшись, она с торжеством показала вороненый ПМ. – Тут еще семь патронов.

Семь патронов. И стоило ради этого рисковать? Ну, девчонке виднее…

– Ага, и вот это…

Сбросив лиф, переводчица быстро натянула найденную в сундуке рубаху – красивую, из плотной шерсти, с узорами. Правда, местами она была трачена молью – под мышками, под левой лопаткой, на животе… Но так еще пикантнее!

– М-м-м… – Очнувшийся старик окатил незваных гостей злобным взглядом и что-то пробормотал, наверное, не очень-то лестное.

– Как бы он не позвал на помощь, – озаботился молодой человек.

– Да заткни ему рот.

Пошарив в сундуке, девчонка бросила на пол какую-то тряпицу. Потом подошла к поверженному и, сильно пнув его в бок, произнесла какую-то гневную фразу.

– Спросила, зачем он оклеветал Нейману. Ту девушку, что должна была встретиться с тобой. Ее казнили.

– Я видел…

Ага, так этот чертов старик причастен к ужасной смерти девушки? Да и…

Покачав головой, Аркадий сверкнул глазами:

– Да что же здесь у вас такое творится-то?!

– Не у нас, – деловито обыскав старика, отозвалась красотка. – Это их мир. В чем-то мерзкий, а в чем-то куда лучше нашего. Но я бы не хотела остаться здесь навсегда.

– Я бы тоже…

– Ну вот! Тогда пошли выбираться. Смотри, денежка!

Переводчица потрясла небольшим мешочком, найденным у старика под рубахою. Потрясла – и впрямь, звякнуло!

– Ну, так я и думала. – Девушка все же не удержалась, заглянула в мешочек. – Ромейские монеты. Золотые солиды! По местным меркам мы с тобой богачи.

– Богачи… – хмыкнул Аркадий. – Тебя как звать-то?

– Вообще-то я Эльвира. Местные зовут Ильдико.

Ильдико?! Но постойте… Насколько помнил Аркадий, именно так звали последнюю жену Аттилы! Вернее, одну из жен. Ту самую, которая его и убила, отомстив за все жестокости, за кровь. Отомстила жестоко, но так уж было принято в те времена.

Что ж, мало ли как местные сектанты переводчицу обзывают. Они вообще тут, похоже, безбашенные. Полные отморозки, которыми надо немедленно заняться правоохранительным органам. Эльвира – вполне нормальное имя, хоть и не слишком распространенное. Эля…

– Я Аркадий.

– Я помню. Идем.

Сунув в котомку пистолет и мешочек с монетами, Эльвира напоследок пнула старика в бок и вышла. Иванов молча пошел следом. Было темно, слышно было, как где-то совсем рядом лаяли сторожевые псы. Хорошо, если их на цепи держат, а если нет? Не хотелось бы с псинами встретиться, даже с одной. Сейчас вот выскочит такая из темноты, зарычит, набросится… Брр!

– Что, холодно?

– Нет. Просто… Ты здешних собак знаешь?

– Их выпустят после пира. Чтоб не покусали пьяных гостей.

Девушка остановилась, глянув на звездное ночное небо, озаренное полной луной. Не сказать чтобы тьма непроглядная, но…

– Как же мы пойдем? Хотя бы фонарь…

– Ты, верно, хотел сказать – факел?

Эльвира-Ильдико негромко рассмеялась и взяла Аркадия за руку.

– Ничего, не потеряемся. Я знаю здесь все места.

Похоже, она и правда знала. Шла уверенно, быстро – по узеньким аллейкам, мимо забора, потом отворила узенькую калитку.

– Сюда. Тсс!

Толкнув Иванова в бок, девушка прижалась к стене. Вернее сказать, вжалась, чтоб никто не заметил, не рассмотрел, чтобы блеск луны не отразился в глазах и браслетах.

– Вон, видишь?

Невдалеке за деревьями ярко вспыхнули факелы, зажженные охраной. Не прожектор, конечно, но все же свет, кое-что рассмотреть можно. Ни кольчугам, ни римским шлемам, ни мечам Иванов уже не удивлялся – привык. Насторожил лишь подошедший к воинам человек – тот самый бритоголовый здоровяк, что сидел на пиру с угрюмым лицом и смурным недоверчивым взором. Подойдя к охранникам, он о чем-то заговорил. Похоже, о чем-то предупреждал.

– Это Нойдал, жрец, – прошептала Эльвира. – Самый опасный здесь человек.

– Даже опаснее гуру? Ну, этого… Эллака.

– Опаснее! И злее. – Девушка покусала губу. – Не человек – волк. О, если б ты знал, сколько крови на его руках. Сколько крови…

– Так надо его сдать, – решительно молвил Аркадий. – Местной полиции. Почему нет?

– Да потому что полиции нет! – Переводчица сверкнула глазами и дернула Иванова за руку. – Нам бы поторопиться… Ага…

Поговорив со стражниками, Нойдал быстрым шагом направился обратно во дворец. Сквозь распахнутые двери и окна доносились нестройные голоса, звуки бубна и девичий визг – пьянка перерастала в оргию.

Нет, ну надо же – жрец! Аркадий на ходу сплюнул. Впрочем, почему бы и нет? Есть гуру – есть жрец. Вот только почему полиции нет? Непонятка, ага.

Дождавшись, когда жрец уйдет, беглецы нырнули в узкий проем прямо в стене, меж бревен. Прошли, спустились куда-то вниз, в подземелье. Непроглядная темнота стояла кругом, можно было передвигаться только на ощупь. Аркадий вытянул руку, нащупал мягкое девичье плечо.

– Ой, извини…

– Ничего. Иди за мной. Дай руку…

То ли эта девчонка видела в темноте, словно кошка, то ли просто хорошо знала этот подземный ход, то ли просто шла наобум, шаря впереди рукою… Как бы то ни было, а путники продвигались вперед вполне уверенно, хоть и не очень быстро. Слава богу, еще ничего не попадалось под ногами – ни камней, ни сучьев, ни прочего мусора. Только пару раз кто-то прошмыгнул, пискнул – мышь? Да и пол был что надо – не земляной, скорей глинобитный. Или вообще бетон.

– Тсс! – Идущая впереди девушка вдруг резко остановилась. Обернулась, шепнула прямо Аркадию в ухо: – Слышишь? Там, позади – шорох?

Иванов прислушался. И впрямь, показалось, будто за ними кто-то шел. Даже не шел – пробирался, скорее здесь уместнее использовать именно это слово. Такие шаркающие маленькие шажки. В тишине их было неплохо слышно, если остановиться и навострить уши, что как раз и сделали беглецы. Шажок, шарканье… тишина… опять шарканье…

Эльвира молча потянула Аркадия за руку. Понятно, надо было идти. Все одно тут, в темноте, не разобраться. А вот там, на выходе…

Между тем ход как шел, так и шел – прямо, без всяких ступенек, не выказывая никакого намерения подняться наверх, хотя, по всему, и пора бы. Только вот где-то впереди, уже совсем близко вдруг послышался плеск! Что там? Какая-то подземная река или озеро?

Господи… так Балатон же! И берег в этом месте не такой уж пологий – круча! Именно туда и выводил подземный ход, замаскированный разросшимися кустами смородины и малины.

Балатон! Ну да, озеро. Тихо как! В спокойной серебристой воде отражались луна и звезды.

– Лунная дорожка, – выбираясь из подземелья, невольно улыбнулся молодой человек. – Словно серебро.

– Да, красиво… – согласно кивнула Эля. – Я отойду ненадолго…

Ну конечно, мало ли что девушке нужно? Вот, скрылась в кустах, послышался плеск…

Молодой человек поежился от порыва ветра. Где-то рядом вдруг вскрикнула какая-то болотная птица. Зашуршали на ветру камыши и осока, пробежала по озеру серебристая рябь. Вот снова птицы, какие-то мелкие, забили крылами…

– А-а-а!

Спугнув болотную дичь, из кустов выскочил какой-то мужик в плаще и длинной рубахе. За ним появились еще двое парней в кольчугах, но без шлемов, зато с мечами! Вся троица была настроена агрессивно: парни что-то угрожающе орали и размахивали мечами, один даже попытался было сбить Аркадия с ног. Не тут-то было! Иванов ловко увернулся, отпрыгнул в сторону…

Вдруг громыхнул выстрел! Затем еще один, и еще. Судя по вспышкам, Эльвира палила из ближайших зарослей. А вот выскочила и сама…

Ну, что сказать? Три выстрела – три трупа. По крайней мере, очень похоже на то. Одного из парней отбросило к озеру, второго в кусты, третий…

Третий лежал на спине, раскинув в стороны руки. Аркадий взглянул на него и вздрогнул – узнал! Даже сейчас, в серебристом свете луны, был хорошо заметен рваный шрам через всю левую щеку. Хардан! Тот самый, что…

– Однако… – Аркадий покачал головой и искоса глянул на Эльвиру.

Лежавший вдруг встрепенулся, резко вскочил на ноги и, оттолкнув девушку, бросился в кусты.

– Он приведет погоню. – Осмотрев парней, Эльвира убрала пистолет в котомку. – Но не сейчас. Утром или даже днем. Гунны беспечны, как и все дикари… Хорошо бы нам поскорее отсюда убраться!

Вот с последним молодой человек был согласен. Абсолютно. Целиком и полностью. Вырваться, наконец, из цепких лап адептов тоталитарной секты. Правда, как потом быть с убитыми? Да, наверное, никак…

– Не убиты, лишь ранены, – осматриваясь, сообщила девчонка. – До утра доживут, а уж дальше… Как говорили в старину – на все божья воля.

– Ты сказала, надо быстрей уходить…

– Да! Тут много рыбацких деревень. На берегу должны быть лодки.

Лодки нашлись неподалеку, метрах в двухстах от подземного хода. Деревянные мостки, камыши, рогоз. Мертвенно-бледный свет луны заливал пустынную гладь озера. Узкое, сильно вытянутое в длину, оно скорее напоминало реку. Мелкое, метра три, редко где глубже, обильное рыбой и разной болотной птицей – утками, вальдшнепами, выпью. Как помнил Иванов, римляне так его и называли – Пелсо Лакус, Мелкое озеро. А Балатон – это уже «блатно», «болото», от местных славянских и фракийских племен, смешавшихся с римлянами, гуннами, аварами, угро-финнами…

– Ну так что, поплывем? – Нагнувшись, Иванов пошарил в камышах. – Наверное, где-то здесь припрятаны весла.

– Нет, – резко отозвалась Эльвира. – Если украсть лодку, обязательно будет погоня!

– Скорее рыбаки просто обратятся в полицию!

– Да нет здесь никакой полиции, как ты не понимаешь!

– Как это нет?

– Тсс!

Аркадию очень хотелось, чтоб весь этот дурацкий кошмар наконец закончился, чтоб соответствующие органы разобрались со всеми убийствами, привлекли б к ответу руководство секты, чтоб…

– Там кто-то есть! Слышишь? – девушка показала рукой.

Молодой человек навострил уши, услышал приглушенные голоса. Почти совсем рядом, метрах в полста, на берегу, за камышами и рогозом, кто-то разговаривал… а вот засмеялся. Голоса тонкие, женские… или детские… Вот потянуло дымком, вспыхнуло тусклое желтое пламя. Костер…

– Местные пацаны? – вслух предположил Иванов. – Решили сварить ушицы.

– Думаю, так и есть. Вот у них мы лодку и спросим.

Эльвира согласно кивнула и решительно направилась на свет загоревшегося костра. Хмыкнув, Аркадий зашагал следом. Уж он-то знал, что спросить у ребят. Телефон, а уж никак не лодку! Кстати, как по-венгерски «телефон»? А черт его… Хотя слово-то общеевропейское. И по-английски, и по-немецки как-то так и звучит.

– Хэй! – выбравшись к озеру, улыбнулась и поздоровалась переводчица.

Она еще что-то сказала, но слова «смартфон» Аркадий что-то не услышал. Наверное, спрашивала про лодку. Да к чему лодка-то?! Позвонить куда как важнее и действенней! Правда, как сказать насчет пистолета и трупов? У полиции наверняка возникнут вопросы. Так, может быть, девчонка права: раз уж все вышло, как вышло, так лучше не стоит втягивать полицию в это мутное дело? Тем более полицию местную, наверняка как-то связанную с сектой. Да, без прикрытия местной власти сектанты так не благоденствовали бы, так нагло себя не вели бы. А то, ишь ты, казни устраивают! Совсем сбрендили, черти.

Да в полицию звонить не стоит… А вот Лехе Луноходу… Черт! Да как ему позвонишь-то? Номера-то Аркадий наизусть не помнил! Ну-у-у… можно через фейсбук попробовать…

Юные рыбаки, к слову, выглядели настоящими гаврошами. С полдюжины человек, лохматые, лет, наверное, по двенадцать-четырнадцать. Босиком, в куцых штанишках и драной одежонке, они, похоже, совсем не боялись ночной промозглости.

К беглецам парни поначалу отнеслись настороженно, но, когда переводчица с ними поговорила да вытащила из мешочка золотую монету, ярко блеснувшую в свете луны, столь же ярко заблестели и глазенки ребят! Ишь ты, золота захотели. Вообще, они чем-то напоминали цыганят, впрочем, половина явно светленькие, русые. Тогда почему так одеты, вернее, раздеты? Что, родители совсем за своими детьми не следят? Или это местные беспризорники?

– Парни, вы позвонить не дадите? У нас украли все… Ну, телефон, понимаете? Те-ле-фон!

– Отстань! – резко обернулась Эльвира. – Не понимают они никакого телефона. Да и откуда бы ему здесь взяться-то? Тут тебе что, почта или телеграф?

Фраза эта показалась Иванову несколько странной. И в самом деле, при чем тут почта или телеграф? Всего-то смартфон и нужен. Ну, и сеть.

– Не надо нам никаких сетей, – с усмешкою отмахнулась девчонка, услыхав про сеть. – Рыбу по пути ловить не будем, некогда. А лодку они дадут. За солид уступят. И весла.

Подогнанная гаврошами лодка – маленький узкий челнок – выглядела как-то не очень, однако, Эльвиру вполне устроила.

– Легкая! И почти не течет.

Иванов презрительно скривился: плыть на такой утлой посудине казалось ему верхом безумия. Тут и никакой погони не надобно, никаких сектантов – сами собой угробимся! Запросто.

– Ну, что встал, Аркадий? – забравшись на нос челнока, обернулась девушка. – Залезай, бери весло, да поплыли. Нечего тут больше ждать.

И впрямь…

Осторожно забравшись в лодку, молодой человек поплевал на руки и, взяв весло, оттолкнулся от берега. Вернее, попытался: челнок крепко засел в песке.

Оборванцы обидно засмеялись, но помогли, вытолкали плавсредство на чистую воду.

– Спасибо, ребята! – обернувшись, поблагодарил Аркадий.

Лучше б не оборачивался! Лодочка тут же качнулась, черпнув бортом водицы… не так и много, но, черт побери, неприятно.

Гавроши вновь загоготали. Веселые, однако, ребята, ага!

– Плывем к тому берегу.

Эльвира произнесла эту фразу приказным тоном, и вообще, похоже, считала себя командиршей, что Иванова как-то не очень устраивало. Вот еще! Ну, знает она венгерский и кое-какие местные реалии, и что с того? Тут ведь вообще-то опасно.

– Почему к тому? – плавно загребая веслом, переспросил Аркадий. – Думаешь, там не догонят?

– Искать будут и там. – Девчонка мотнула головой, словно отгоняя надоедливых комаров, которых, вообще-то, сейчас не было. – Но высаживаться мы там не станем. Просто вдоль берега поплывем. Отсюда не видно.

– Понятно… – согласно отозвался Иванов.

Хотя какое там, к черту, понятно? Зачем плыть по озеру на утлом челне, когда можно спокойно воспользоваться автобусом или, там, поездом? Денег нет? Так можно автостопом. На шоссе надобно выходить, к людям, а не шариться по камышам да озерам! Трупы эти еще… Или все же раненые? Эльвира говорила – раненые… Один черт, отвечать ей все равно придется. Хоть здесь и будет самооборона… наверное… Как суд посмотрит.

Про шоссе молодой человек все же сказал. Мол, на попутном транспорте куда удобней побыстрее отсюда убраться.

– Боюсь, нет здесь никакого попутного транспорта, – почему-то вздохнула девчонка. – Никакого шоссе. Я объясню все. Попозже. Пока же… лучше нам помолчать. Ночь тоже имеет уши.

Все окружающее казалось каким-то волшебным сном. Ночь. Огромное озеро, залитое лунным светом. Лодка. Девушка с веслом. А гребет она, кстати, здорово! Как и стреляет. Эльвира, Эльвира… Эля. Ильдико.

Они плыли всю ночь, пользуясь полной луной. Поутру все же вышли на берег, купили у местных пару пшеничных лепешек да печеной рыбки. Странные оказались люди! Одеты почти так же, как и сектанты, – в таких же длинных шерстяных рубахах навыпуск, в барашковых шапках. У каждого на поясе – внушительных размеров нож в сафьяновых ножнах, украшенных затейливыми металлическими бляхами. Неужто серебро?

Ни джинсов, ни кроссовок, ни нормальных человеческих курток. Какие-то… бекеши, что ли. Между прочим, переводчица обещала все объяснить. Только вот когда соизволит?

После завтрака – или это скорее был обед – проплыли еще километров пятнадцать, а потом причалили в густых камышах для отдыха. Проще говоря, спали, пригревшись на теплом солнышке. Иванов с расспросами не приставал, со всякими глупостями – тоже. Понимал: девушка устала, вымоталась… Да и сам-то он, к слову сказать, тоже не чувствовал себя свежим. Отнюдь! Необходимо было хоть немножко выспаться, отдохнуть.

Отдохнули спокойно, никто не помешал, не разбудил, не подошел даже. Да и кто заметил бы беглецов в столь укромном месте? Сектанты? Так эти еще пусть попробуют поймать! Не зря же говорится: у беглецов сто дорог. Поди пойми, куда направились Ильдико-Эля с Аркадием. На месте гуру Иванов разослал бы людишек по ближайшей округе. На автовокзалы, железнодорожные станции, к сельским магазинам и рынкам, к шоссе. Наверняка Эллак так и сделал, не совсем же дурак. Если так уж хотел поймать. А если не хотел? Оно ему надо?

Впрочем, подавшись к другому берегу озера, переводчица поступила очень даже разумно. Устала, правда… Но лучше уж быть усталой, чем вновь очутиться в лапах адептов секты. Кстати…

Спящая невдалеке от Аркадия на сорванных камышах девушка потянулась и открыла глаза, жмурясь от яркого солонца.

– Доброе утро! – улыбнулся молодой человек.

Он давно уже проснулся и сидел, вытянув ноги, привалившись спиной к стволу раскидистой вербы.

– Скорее вечер уже, – фыркнула девчонка, глянув на клонящееся к закату солнце. – Поздно проснулись. Или рано…

– Опять будем ночью плыть?

Эльвира задумалась, прикрыв томные изумрудно-зеленые очи.

– Даже не знаю, как лучше. Можно и ночью… а можно и днем. Ночью – подозрительно. А днем… Днем тоже можно нарваться.

– Секта? – быстро переспросил Иванов.

Девушка, похоже, не поняла, дернула ресницами.

– Кто-кто?

– Ну, этот, Эллак. – Аркадий развел руками. – Они же должны нас ловить, нет?

– Не знаю, – честно призналась переводчица. – Вроде бы должны… Тем более обида. Впрочем, гунны хоть и мстительны, но беспечны. Будет лень, ни за что никуда не пойдут.

– Даже если прикажут?

– Ну, будут делать вид.

– Гунны… – Поднявшись на ноги, молодой человек посмотрел вдаль, прикрывая глаза ладонью. – Красота какая! Как волны плещут… Какое солнце ласковое… Тишина кругом… А вон, кажется, лебеди!

– Точно лебеди. – Эльвира засмеялась и, закатав штаны до колен, вошла в воду. Нагнулась, умывая лицо. – Ах!

– Что-то ни катеров, ни яхт не видно, – снимая кеды, вдруг озаботился Иванов. – Ну, прогулочные-то теплоходики ведь должны быть!

– Должны. – Повернувшись, переводчица неожиданно вздохнула с какой-то ничем не объяснимой грустью. – Должны… Чего еще ты не видишь? Что кажется странным?

– Да все! – войдя в воду, выкрикнул Аркадий. Даже штаны подвернуть забыл, так вот джинсы его и мокли. – Во-первых, сектанты эти долбаные! – принялся загибать пальцы молодой человек. – Как-то они слишком уж по-хозяйски себя ведут. Слишком уж самоуверенно. Дальше! Электричества не наблюдаю, всяких там гаджетов…

– Чего?

– Это во-вторых. – Аркадий не обратил внимания на вопрос своей спутницы. – Хотя тут-то все более-менее ясно. Секта – она секта и есть. Ну запрещены адептам смартфоны. А с другой стороны, у гуру-то он должен быть. У Эллака! Да и у приближенных тоже.

– Ладно. – Исподлобья глядя на Иванова, девушка задумчиво покусала губы. – Что еще странного?

– Одежда, – без раздумий продолжал бывший опер. – Какая-то она у всех одинаковая, старинного покроя. И у сектантов, и у вчерашних мальчишек, и у сегодняшних рыбаков. Странно, ты не находишь?

– Нахожу. – Эльвира неожиданно улыбнулась – лукаво, совсем-совсем по-детски, так, что на разрумянившихся щечках ее заиграли ямочки. – А ты, конечно, желал бы увидеть габардиновые костюмы или по крайней мере гимнастерки? А еще лаковые туфли, да? И чтоб все танцевали под граммофон… Нет, под духовой оркестр! В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир зацветает миндаль…

Пропев, девушка закружилась прямо в воде и едва не упала. Хорошо, Иванов вовремя подхватил, обнял…

– Ты такая красивая, Эля…

– Отпусти, пожалуйста, – вдруг сконфузилась девушка. – Ну, пока не до того.

Аркадий спрятал усмешку: какая славное слово – пока! Да и это стеснение, немного напускное. В обиталище сектантов переводчица так не стеснялась, переодевалась спокойно. А здесь почему? Может быть…

– Я обещала тебе кое-что рассказать…

– А… ну да, ну да! Рассказывай.

Молодой человек выпустил наконец девушку из своих объятий.

– Давай мы уже поплывем. И я по пути расскажу, идет?

– Как скажешь…

Беглецы вытащили челнок из камышей, уселись, взяли весла. Вчера еще приноровились грести, лодка ночью скользила по воде легко и быстро. Да и гребли словно играючи. Мозоли, правда, натерли… Под тонким полотном рубахи перекатывались девичьи лопатки. Ну-у, разделась бы, что ли, позагорала… Жарко ведь! Эх…

Красотка неожиданно обернулась:

– Ты что так смотришь?

– Ты ведь что-то рассказать хотела. Так?

– Ну да. – Хмыкнув, девчонка положила весло на колени. – Буду, как ты вот только что, пальцы загибать. Во-первых, я родилась первого мая тысяча девятьсот тридцать шестого года…

Глава 3

Ильдико

– Да-да, ты не ослышался. Я родилась в тридцать шестом году, в Ленинграде. И сейчас мне двадцать лет. А должно быть за восемьдесят!

Иванов вежливо улыбнулся. Понятно, шутит девочка. Расслабляется, пытается успокоиться. Ну, правильно, чего уж.

Эльвира, впрочем, выглядела вполне серьезной. Ни намека на улыбку! Наоборот, взгляд ее вдруг стал каким-то строгим, цепким, колючим.

– Мне двадцать лет, и я, чтоб ты знал, младший лейтенант госбезопасности! Пусть пока и просто переводчица, да. Но это ведь тоже важно!

Девушка произнесла эту фразу с таким достоинством и гордостью, что Иванов почему-то даже не посмел фыркнуть или как-то сыронизировать. Да и к чему ирония? А если девушка и впрямь из ФСБ – тайный агент, внедренный в секту? Тогда это многое объясняет. Правда, вот с датой рождения она что-то перемудрила.

– Я тоже, кстати, капитан. – Аркадий прищурился и, усевшись в траву, вытянул ноги. – Только полиции.

– Ты, наверное, хотел сказать – милиции? – уверенно поправила переводчица. Или все же секретный агент?

Молодой человек отмахнулся:

– Милиция так милиция. Можно и так. Еще что расскажешь?

– Что могу. – Эльвира оставалась все такой же серьезной. – Что дозволено, то и расскажу.

Вот тут Иванов не выдержал, хмыкнул:

– Никаких государственных тайн я уж точно выпытывать не буду!

– А я их и не выдам!

Зеленые глазищи гневно сверкнули. Правда, всего лишь на миг. Словно молния вспыхнула: раз – и нет. И тут же красивое девичье личико озарила улыбка. Та самая, детская, с ямочками на щеках.

– Ну ладно, слушай. Раз уж обещала… Но – что могу!

– Да ты говори, говори, я весь внимание!

Аркадию и впрямь было интересно узнать, каким образом появилась на берегах озера Балатон эта русскоязычная девочка. Неужели не врет? Неужели и впрямь из ФСБ? Тогда, значит, кто-то из секты – русский?

– После школы я закончила еще одну школу. Секретную, – обняв себе за плечи, продолжала Эльвира. – Училась хорошо, еще и спортсменка. Взяли сразу! И папа у меня был сотрудником «Смерша». Погиб в сорок пятом, в апреле. Мама умерла еще раньше, в блокаду… Меня тогда эвакуировали в Казахстан…

Девушка замолчала, в уголках глаз ее вдруг блеснули слезы. Блеснули и почти сразу высохли. Миг! Как и улыбка.

Шмыгнув носом, Эльвира пригладила волосы, растрепанные порывом вдруг налетевшего ветерка.

– У отца остались друзья. Они и помогли. Да и сама я неплохо училась. Получила младшего лейтенанта. А тут пятьдесят шестой, Венгрия, фашистский мятеж в Будапеште. Нас отправили. Я, между прочим, добровольно, как только предложили, да. Предупредили: дело предстоит опасное. Неизвестно еще, как там все сложится. И в Будапеште, и вообще в Венгрии. Венгры ведь союзниками Гитлера были. Приспешников много осталось. Бывшие сторонники Хорти, салашисты, да и единоличники местные из Партии мелких сельских хозяев тоже от них недалеко ушли. Оппортунисты, что говорить. Нам на комсомольском собрании рассказали.

На комсомольском собрании… Иванов поспешно отвернулся. Похоже, умом тронулась девочка. Пятьдесят шестой год, салашисты какие-то… И эти еще… оппортунисты. Ясно, каша в голове! Скорее всего, сектанты постарались, промыли мозги. Не до конца, правда, но промыли. Постоянные всеобщие мантры, зомбирование… Может, и препараты еще какие использовали. Вот Эля и… не, не то чтобы сбредила, но… малость того. Психические девиации. Но это все лечится… Конечно, со временем.

Встав, молодой человек потянулся, прикрыв глаза и подставив лицо теплым солнечным лучикам.

– Пригнись!

Резко вскочив на ноги, Эльвира толкнула Иванова в траву и сама растянулась рядом.

– Что такое? Ах…

В стволе раскидистой вербы, рядом с которой только что стоял Аркадий, торчала длинная, с черным оперением стрела! Хорошо так угодила, глубоко. Если б попала в Иванова, прошила бы насквозь! Это кто ж здесь так развлекается? Сектанты догнали?

– Люди Эллака?

Молодой человек осторожно приподнял голову. Девушка дернулась.

– Нет, это не гунны. Гунны бы не промазали. Скорее герулы, германцы. Я слышала об их шайках. Так, ничего серьезного… Шакалы!

– Какие еще ге…

Снова стрелы! Не одна, а сразу несколько. Просвистели над головами, упали в озеро, в воду. И тут же, не давая опомниться, из кустов выскочили четверо! Лохматые, с вислыми усами, один – с темно-рыжей бородой, заплетенной в две косички. Пижон, блин! Метросексуал хренов.

Выскочили. Двое набросились на Эльвиру, двое – на Аркадия. Вот так сразу, без всяких слов. Молча! Даже не вопили, лишь хищно скалили зубы. Бородач проворно приставил к груди Аркадия длинный и острый меч! Нажал, аж до крови. Ничего не говорил, и так все было предельно ясно. Дернешься – и все. Тем временем второй живенько заломил Иванову руки за спину, связал. Легко так, играючи и, главное, быстро! Аркадий и моргнуть не успел. Связали, бросили в камыши, рядом с лодкой…

Эльвиру же растянули в траве. Сбили с ног одним ударом, принялись стаскивать с девчонки рубаху. Стащили, обнажили до пояса. Сверкнула под левой лопаткой татуировка – красный с черными рогами бык.

Понятно, что задумали, сволочи!

Гнусно захохотав, рыжебородый уселся девчонке на бедра и принялся стаскивать штаны. Не с себя. Сначала с красотки. Надо отдать должное, переводчица не собиралась сдаваться без боя, хоть силы были явно не равны! Вырывалась, извивалась, кусалась – вела себя, как настоящий боец! Вот умудрилась освободить руку и с ходу заехала рыжебородому в скулу! Тот отпрянул, осклабился и тотчас же нанес ответный удар. Ударил девчонку кулачищем прямо по лицу, вот ведь сволочь! Переводчица сразу обмякла, бессильно вытянув ноги… Что ж, насильникам только это и нужно было!

Иванов, правда, видел все это лишь краем глаза, пытаясь освободиться. Не так уж и крепко связали его эти чертовы отморозки! Тонкие, спутавшие запястья ремни с трудом, но поддавались. Еще немного! Еще чуть-чуть… И вот – наконец-то!

Теперь – действовать! Так же быстро, как вся эта сволота. Вот тут, рядом, брошенное копье… или это все же называлось «дротик»? Один против четверых… с дротиком…

Аркадий долго не думал – пополз через осоку к лодке, схватил котомочку, вытащил пистолет. Четыре патрона там как раз еще оставались. По крайней мере, должны были. Вспомнив службу, бывший капитан действовал решительно и быстро. Передернув затвор, поднялся на ноги и быстро зашагал к насильникам.

Скуля от вожделения, рыжебородый уже пристраивался к девчонке. Ему и досталась первая пуля! Прямо в затылок! Ну и правильно, слишком уж зол был сейчас Аркадий, слишком. Не до гнилого либерализма, уцелеть бы! От этих больных на голову отморозков всего можно было ждать. С переводчицей-то они вовсе не церемонились.

Рыжебородый главарь рухнул ничком прямо на Эльвиру. Как был, со спущенными штанами, волосатой задницей кверху. Второй дернулся и тут же получил пулю в грудь! Двое оставшихся, тех, что держали девчонку за руки, озадаченно глянули на Аркадия. Один быстро потянулся за висевшим на поясе ножом, второй – к лежащему рядом на траве луку. Во дурни! Они что же, никогда пистолета не видели?

Пленные придурки Иванову были не нужны. Не внемлите предупреждению? Так ловите пулю! Правда, ненужный гуманизм Аркадий все же проявил – ранил обоих в ляжки. Оба врага завыли, словно собаки, и с неожиданным проворством поползли в камыши. Ну и скатертью дорога!

На скуле Эльвиры растекался здоровенный синяк. Рыжебородый варнак ударил хлестко. Боксер, наверное. Бывший.

– Эй!

Стараясь не отвлекаться на восхитительное юное тело, Иванов опустился на колени и осторожно похлопал девушку по щеке. Резко, с вызовом распахнулись зеленые очи! Переводчица дернулась и застонала…

– Идти сможешь? – помогая девчонке подняться, участливо осведомился молодой человек.

– Смогу… Ой! Они меня что… А впрочем… – Сплюнув кровь, Эльвира искоса глянула на своего спутника и покраснела. – Ты б это… отвернулся, что ли.

– Ого!

Девушка перевела взгляд на трупы.

– Вижу, ты хорошо их. Я умоюсь… и это…

Наклонившись, она подобрала рубаху, пошла…

Нагая, невероятно красивая, озаренная вечерним золотисто-оранжевым солнцем. И под левой лопаткою переливалась татушка – красно-черный бык.

Признаться, Аркадий с большим удовольствием посмотрел ей вслед. Вот ведь, бывают же девки! Красавицы, умницы… А эта еще и младший лейтенант! Если не врет, конечно.

Переводчица зашла в озеро, нырнула, поплыла. Вот снова нырнула, перевернулась на спину. А ведь вода-то холодная, все же осень!

Наверное, в иное время Аркадий и сам присоединился бы к такой вот купальщице! Только вот сейчас… У девчонки настроение явно не то. Что ж поделать! Да и самого-то Иванова, честно сказать, трясло. Что и говорить, не каждый день он по два трупа заделывал! Да еще двое раненых, да.

Господи… Что ж теперь со всем этим делать? Куда выбираться-то? К кому идти? Хм… к кому? Да к Лехе Луноходу, больше не к кому. Он поможет.

Выкупавшись и смыв с себя грязь – в прямом и переносном смысле – красавица вышла на берег, и Аркадий деликатно отвернулся. Пусть себе спокойно вытирается, одевается… Скоро, между прочим, стемнеет.

Эльвира словно бы подслушала мысли.

– Скоро ночь. Скорей уплывем отсюда. Заберем их торбы!

Торбы? Эти вот грязные вонючие мешки?

Где-то невдалеке вдруг послышалось конское ржание. Иванов вздрогнул.

– Это их кони, – расчесывая волосы каким-то костяным гребнем, пояснила красавица. – Раненые до них добрались. Ты ведь не всех убил?

– Да. То есть нет…

– И зря! Они могут позвать других. Хотя… – Подобрав валяющийся в траве колчан с луком и стрелами, девушка неожиданно улыбнулась. – Я бы тоже не смогла… наверное… Даже зная, кто они.

– И кто же?

– Говорила ж – герулы. Просто бродячая шайка. Изгои. Никто.

Молодой человек хотел было что-то переспросить, да не стал, просто протянул обворожительной спутнице пистолет. Увы, уже без патронов.

– Бесполезный. Я бы выкинул.

– Это мой табельный! – упрямо надула губы девчонка. – Пригодится еще.

Нет, ну бабы ж дуры!

– Для чего пригодится? Для срока? – ахнул Аркадий. – Говорю, лучше выкинь.

Знал бы, выкинул бы сам.

– Давай в лодку. – Хозяйственно убрав пистолет в котомку, Эльвира подобрала брошенное в осоку весло. – И торбочки не забудь.

– Да уж не забуду.

Беглецы гребли полночи. Временами отдыхали, вслушиваясь в ночную тишину, в таинственный плеск волн и отдаленные птичьи крики.

– Ты обещала кое-что рассказать. Вернее, дорассказать, – опуская весло в воду, напомнил молодой человек.

– Тсс! – шикнула, обернувшись, девушка. – Не надо сейчас разговаривать. Знаешь, как далеко разносятся звуки по воде? Обязательно кто-нибудь да услышит. Так что все рассказы потом. Греби!

Грести так грести – что поделать. Мозоли, правда, но это с непривычки, пройдет. Ночи стояли прохладные, грести не жарко, да и никаких кровососов – комаров, слепней и всего такого прочего – не было, так что беглецы спокойно гребли почти всю ночь, и лишь когда небеса на востоке заалели зарей, стали присматривать место для отдыха.

Углядев подходящий мысок, причалили. Спрятав в камышах лодку, вытащили трофейные мешки – торбочки. Расположились под сенью золотисто-желтой ивы. Переводчица все кривилась да поглаживала скулу – болела после удара. Да и растекшийся фиолетово-желтый синяк не сильно-то украшал девчонку.

– Ничего, до свадьбы доживет! – как сумел, так и утешил Аркадий.

Встав, он потянулся, глянул на озеро. Постоял, прислушался. Кажется, что-то похожее на шум самолета… или вертолета… Впрочем, нет – шершень! Господи, здоровый-то какой! Ну да, солнышко взошло, кругом резко потеплело – вот тебе и насекомые, кровососы. Проснулись, заразы, ага.

– Ну-ка, глянем.

Вспомнив о трофеях, Иванов опустился наземь, развязал первый попавшийся мешок. И тут же скривился. Пахнул в лицо мерзкий запах гнили, идущий от отрезанных человеческих ушей и пальцев! Уши – с серьгами, пальцы – с кольцами. Наверное, лень было снимать. Или так, куражились, сволота отмороженная! Правильно, что их… Церемониться с такими уродами нечего. Значит, правильно все. Правильно.

Как бывший опер, Аркадий хорошо знал таких людей, а лучше сказать – нелюдей, которые вежливость принимали за слабость и оттого наглели невероятно. Но стоило пару раз съездить таким по мордасам, и гопники тут же становились вполне милыми и приятными собеседниками. Ну а как ее-то? Мордобой и угрозы для них – родной с детства язык, по-другому и не понимали. Как вот эти… вернее те – вчерашние. Как их Эля назвала? Гурулы? Нет, герулы… Банда, значит, такая местная. Шайка.

Девушка тоже развязала торбочку.

– Мерзость какая!

– Да выкинуть все в озеро к чертям собачьим! – зло сплюнул молодой человек. – Хоть и золотишко, да грязное. С кровью.

Вскочив на ноги, он схватил мешок, размахнулся…

– Стоп! – резко воскликнула девчонка. – А ну, положи на место! Я кому сказала! Положи!

– Ну и пожалуйста.

Бросив мешок в траву, Иванов обиженно пожал плечами. Подумаешь, мать-командирша какая!

– Пойми, нам еще неведомо сколько добираться, – примирительно промолвила Эльвира. – А золото – оно в любом виде золото. Тем, кого ограбили и убили герулы, уже не поможешь. Можно лишь отомстить.

– Что мы и сделали.

Уставшее от ночной гребли лицо молодого человека озарилось недоброй улыбкой. Герулы, надо же. Вот же назовут шайку! Нет чтоб «Черная кошка» или, там, по фамилии главаря – шайка Яшки Кошелькова… Однако, и добыча у этих герулов! Тьфу!

Отбросив брезгливость, переводчица, а следом за ней и Аркадий, принялись отделять зерна от плевел, сиречь драгоценности от органических остатков. К слову, не такое уж и богатство оказалось в окровавленных мешках отморозков: в основном бронза да медь, золота и серебра – с гулькин нос. Негусто! Но уж что есть.

Что Эльвира собиралась делать со всем этим добром: сдать в скупку, в ломбард или реализовать еще каким образом – бог весть. Иванов же оставался при своем мнении: он бы все это просто выкинул в озеро, и чем быстрее, тем лучше.

Тщательно связав получившийся мешочек, девушка тщательно вымыла руки в прозрачной озерной воде и, расчесав волосы гребнем, привалилась спиной к извилистому стволу ивы. Дни стояли теплые, иногда даже и жаркие, так что никакого особого дискомфорта путники не испытывали, наоборот, вполне неплохо себе высыпались, не мерзли.

– Так вот, – продолжила Эльвира начатый еще днем разговор, словно б и не случилось никакой продолжительной паузы, никаких герулов.

Еще раз напомнив, что она не кто-нибудь, а младший лейтенант госбезопасности, переводчица, направленная в Будапешт в середине пятидесятых годов двадцатого века, девушка пояснила, что, спасаясь от фашистов (так она именовала венгерских повстанцев), спряталась в каком-то бункере и… оказалась здесь – в конце пятого века от Рождества Христова! В четыреста каком-то там году! Просто «в четыреста», даже без «одна тысяча»…

Сразу же угодила к какому-то купцу, тот ее продал и… Дальше Эльвира от подробностей уклонилась, лишь пояснила, что ее здесь прозвали Ильдико и подарили в жены Аттиле. Которого в конце концов пришлось пристрелить: слишком уж он был навязчив, да и жесток.

Такой вот бред! Полнейший.

Иванов ей прямо так и сказал. Эльвира-Ильдико ничуть не обиделась, понимающе кивнула: она, мол, и сама не сразу поверила. Девчонку вдруг начал бить озноб, красивое личико ее сделалось бледным, осунувшимся и каким-то… жалким, что ли. Хотя по-прежнему красивым, да!

Аркадий пожалел свою спутницу-бедолагу, уселся рядом, погладил по голове.

– Ты что-то того, не очень… Может, сотрясение мозга? Ну, после удара. А что?

– Может быть, – безразлично отмахнулась Эльвира. – Ничего, отлежусь. И синяк пройдет.

Аралий покачал головой:

– Все же лучше бы в город, в больницу… на скорой…

– Да нет здесь никакой скорой! – дернувшись, зло бросила девушка. – И больниц нет. Говорю ж – пятый век! А, ты же не веришь…

– Во что верить-то? В пятый век?

– Ах, да ладно. Все же нужно выбираться.

Махнув рукой, Эльвира задумчиво посмотрела вдаль. Изумрудно-зеленые очи ее затуманились, пышные ресницы дернулись – вот-вот заплачет. Обычная девчонка. Однако она вполне могла постоять за себя. Правда, не одна против четверых.

– Надо остановить зло!

– Что сделать? – озадаченно моргнув, переспросил Аркадий.

Красотка погладила скулу.

– Нойдал, шаман… Он здесь главный творец зла. Творец и распространитель. И еще Армон, старик. Ты его видел.

– А-а-а! – вспомнил молодой человек. – Которого ты…

– Я вот что скажу!..

Эльвира тряхнула головою – решительно так тряхнула, без всяких «соплей». А дальше понесла такую околесицу, что Иванов только диву давался да жалел бедолажку.

Нойдал – шаман, – понятно, олицетворение Зла. Адепт! И это Зло – именно так, с большой буквы! – распространяется по всему миру безвозбранно, потому как разомкнулось какое-то временное кольцо, что грозит ни больше ни меньше как крахом всей человеческой цивилизации. А чтоб кольцо замкнуть, надо выбросить в воды Дуная какие-то мечи… Аттилы, что ли…

– Понимаешь, Аркадий, вся наша привычная жизнь может стать немного другой… или намного другой. Наступит Век железа, Век Зла! Когда самые темные силы миров придут к власти. Наступят хаос, мрак и право сильного. Но можно сомкнуть кольцо! Встать на пути зла! Вот мы и встанем. Встанем против самого черного колдовства!

– Что ж… – Вытянув ноги, Иванов погладил по спине привалившуюся к его груди девушку, чувствуя сквозь тонкое сукно томное тепло ее тела. – Встанем, встанем. Надо так надо, ага… Что только делать-то? Колдовать я не умею.

– Я умею, – неожиданно прошептала Эльвира. – Немного, правда… И бабушка моя умела, и мама… Я их плохо помню. Но знаю… – Покусав губу, девушка повысила голос: – Чтобы сомкнуть кольцо, надо уничтожить Пенитель Зла – меч короля Аттилы! О, это не простой меч, он родом из иных миров – миров Тьмы.

– И как же мы его уничтожим?

Все сильнее поглаживая девушку, Аркадий старался поддерживать беседу, время от времени интригующим шепотом задавая вопросы. Бедная красотуля, похоже, на это велась. Вот и сейчас приподняла голову, расхохоталась.

– Как? Очень просто… Вернее, совсем не просто. Выбросим меч в Дунай! Даже не меч – мечи. Из разных миров. Из моего, из твоего… Ты ведь тоже не из этого мира!

– Да уж!

– И, кажется, не совсем из моего…

Эльвира вдруг замолчала. Вздохнула, погладив Аркадия по груди, развязав пояс, отбросила в сторону, в траву. Прильнула, словно просила защиты. Тоненькая, беззащитная… и красивая, как сама судьба! Девушка с жемчужными волосами.

Гладя девушку по спине, молодой человек захватил пальцами подол рубахи, потянул вверх, обнажая гладкую спинку красавицы… Погладил… уже не рубашку, кожу… тонкую шелковистую кожу… Рука его скользнула, нащупав упругую девичью грудь и сосочек… быстро твердеющий, горячий сосочек… Послышался томный стон… Девушка приподнялась… В глазах ее отразились небо и солнце…

Поцелуй – страстный, горячий, длинный. Отброшенная в сторону рубаха, затем штаны… Обнаженные молодые тела сплелись в диковинный узор любви и невероятной страсти, колыхнулись травы… И само небо опрокинулось навзничь, завидуя молодым!

Аркадий словно бы исследовал это юное гибкое тело, то податливое, мягкое, то вдруг становящееся невероятно упругим и энергичным. Пальцы молодого человека пробежали по позвоночнику, обхватили ягодицы, бедра… Изумрудные глаза закатились, приоткрылись пухлые губки, послышался стон… стоны… все громче, громче…

Дернулось, качнулось небо, улыбнулось радугой. Хотя здесь дождя не было, но там, на том берегу, зависла туча, и тугие струйки дождя оросили землю и кромку озера, заросшую рогозом, осокой и камышами…

Потянувшись, Эльвира перевернулась на животик, подложила руки под подбородок – так обычно любят загорать. Ну а почему бы и нет? Солнышко осеннее пригревало, пекло почти что по-летнему. Иванов прилег рядом, погладил девчушку по спинке, по плечикам, потом приподнялся, поцеловал меж лопаток…

– Ай-ай! Щекотно!

– Ага, боишься?

– Ну так, немного…

Эля фыркнула, улыбнулась. Молодой человек погладил под левой лопаткой – там, где был изображен красный чернорогий бык.

– Давно у тебя эта татушка?

– Что?

– Ну, бык…

– Ах, это…

Видно, не очень-то хотелось девчонке рассказывать. Она и не рассказывала, так, отделалась парой фраз. Мол, накололи без ее согласия, силой. Уже здесь, у гуннов, по велению бритоголового жреца Нойдала. Было больно, обидно и страшно.

– Пометили как ведьму, – переворачиваясь на спину, туманно пояснила Эльвира.

– А! Так ты ведьма? – пошутил Иванов, вспомнив старый советский фильм.

Шутка почему-то не прошла, юная красавица даже не улыбнулась. Наоборот, помрачнела и со вздохом кивнула:

– Ну да. Можно и так сказать. Да что ты пристал-то? Ведьма, не ведьма… Я ж рассказывала уже!

Вот только истерик тут еще не хватало! Эту внезапную вспышку гнева молодой человек погасил как сумел: пощекотав красотке животик, поцеловал в губы… потом в грудь, облизав языком сосочки, спустился к пупку…

– Ой! Что ты делаешь-то?

Кажется, девушка немного смутилась. Что же, подобные ласки ей оказались в новинку? Странно.

– Тебе неприятно?

– Приятно… очень! Ой… срамник…

От столь приятных ласк девушка изогнулась и тяжело задышала. Затем послышались томные стоны… И вновь качнулось небо…

В одном из трофейных мешков нашлась черствая лепешка, кусок соленого сыра и вяленое мясо.

– О! – натянув футболку, потер руки Аркадий. – У нас сегодня пир!

Эльвира обняла колени руками, искоса поглядывая на своего спутника, или теперь уж лучше сказать – любовника. С интересом этак поглядывала и немного смущенно.

– Как ты… Я и не думала, что… что так можно…

– Подожди-и…

Усевшись рядом, Иванов поцеловал застенчивую красотку в губы. Хотел было пообещать еще и не тому научить, но сдержался. Слишком уж невинно выглядела девушка, слишком уж лучистые были ее глаза. Успеется еще. Потом.

– Ты одет так… немного странно… – склонив голову набок, улыбнулась девушка. Платиновые волосы ее растрепались, растеклись по плечам, еще не высохли после недавнего купания. – Штаны эти линялые… майка… А почему надпись иностранная? Что, у вас можно так ходить? И в милицию не забирают?

Молодой человек не знал, что и ответить. Ничего и не ответил, а тоже спросил. Про меч, про Аттилу, про могилу. Мол, он тоже в этой могиле был и кое-что там видел!

– Здесь, на Балатоне? – вскинув голову, уточнила красотка.

– Ну да, здесь.

– Нет здесь никакой могилы, – неожиданно расхохоталась Эльвира. – Вернее, та, что ты видел, – это не могила Аттилы. И меча его там нет. Но… уйти через нее можно. Если кое-что совпадет…

– Не Аттилы, говоришь? – недоверчиво переспросил Аркадий. – А чья же тогда?

– Гойды, его сановника. – Девушка потянулась, пригладила волосы. – Где могила Аттилы, никто не знает… Кроме меня да Нойдала, жреца. И Нойдал знает, что я знаю… Я тогда убежала… смогла… иначе б…

Очи юной красавицы затуманились, губы задрожали…

Иванов поспешно обнял девчонку, погладил, поцеловал в щечку.

– Неприятно вспоминать?

– Нойдал… как я его ненавижу! И этот чертов старик… Мерзость, мерзость! Знаешь, я не думала, что со мной… вот так. Война кончилась, фашистов разбили… разве вот только здесь, в Венгрии… Если б они меня тогда поймали…

Девушка говорила как-то путано, бессвязно, перескакивая с одного на другое. Наверное, так обычно и говорят лица с помрачнением рассудка или, точнее сказать, с психическими девиациями. Бедная девчонка. Видно по всему – натерпелась… Чертовы сектанты! Что они с ней сделали? Хотя… догадаться можно. Не только как переводчицу использовали, но и… в другом качестве.

– Я говорила уже, бабушка была колдуньей, и мама… – все так же бессвязно продолжала Эльвира. – Да и тут уже… при Аттиле кое-чему научилась… Гунны во мне сразу ведьму разглядели. Жрицу! Быка накололи… Нойдал хотел сделать меня своей помощницей, а сделал наложницей… гад! А потом за конкурентку посчитал, решил избавиться…

– А ты венгерский, значит, в спецшколе своей выучила? – Молодой человек попытался хоть как-то направить разговор в русло общепринятой «нормальности».

– Да-да, там. У меня вообще к языкам способности. С детства! К языкам и к гаданьям. Чуть из комсомола за это не выгнали: кто-то сообщил. Хорошо, как раз Сталин умер. Я и здесь много чего выучила. Не свободно, конечно, говорю, но понимаю. Германцев, кельтов, славян. Гуннов вот… – Девушка неожиданно улыбнулась: – Слушай, что это все я да я… Ты-то расскажи что-нибудь! Ну, про свой мир.

Про свой мир… Опять помрачнение! Бедняга… Жаль девочку, жаль. Такая красивая, сексуальная, и вот на тебе… Ничего! Вылечится еще! Обязательно вылечится… Ох, как Иванову этого хотелось! Чтоб юная красотка Эльвира поскорей избавилась от всех своих кошмаров, от…

– Рассказать, говоришь? Ну…

Аркадий наконец рассказал про город, про магазинчик, про службу в полиции, про то, как магазин залило, как он полетел к приятелю в Будапешт… Эльвира слушала внимательно, улыбалась, кивала. Потом переспросила о магазине: не поняла, мол.

– Так ты говоришь, лавка у тебя музыкальная? Ты что же, нэпман, что ли? Или у вас артель?

– Ну-у… можно сказать, и артель. Я да продавец еще…

– А, тогда понятно. У нас тоже артели есть. Правда, прижимать стали в последнее время. Говорят, сам товарищ Маленков распорядился. Или товарищ Хрущев.

Ну вот, от гуннов к Маленкову! От колдовства к артелям. Нормальный ход.

– А ты как в секту-то угодила?

Аркадий вновь направил разговор в нужную ему сторону. Пусть больше девчонка рассказывает, он лучше послушает.

– В секту?

Опять не понимает! Или скорее делает вид.

– Ну, в Венгрии ты где жила?

– Мы в Будапеште, в казармах… Я ж переводчица, офицер, забыл? – Красотка горделиво приосанилась. Видать, служба ей нравилась, да. – Ладно, – чуть помолчав, махнула рукой Эльвира. – Что можно, расскажу. И так уже много рассказала… Ну вот, прибыли мы в Будапешт где-то в начале ноября. С танкистами вместе. Разместились в казарме народной армии. Там, кстати, у венгров много «бывших». Но на сторону фашистов они не переходили, я такого не слышала. Ты, конечно, спросишь про Имре Надя?

– Спрошу! – тотчас же кивнул Иванов.

Кивнул, чтоб поддержать разговор, подбодрить собеседницу. Кто такой Имре Надь, молодой человек помнил смутно. Ну, читал же про Венгрию перед поездкой, вот тогда эта фамилия и проскочила. Был такой. В 1956 году как раз. Какой-то там вождь восставших. Потом его наши расстреляли, кажется.

– Врать не буду, про Имре Надя местные хорошо отзывались. – Красотка вновь стала серьезной, но голос понизила, даже обернулась пару раз: не подслушал бы кто! Будто какую-то страшную тайну выбалтывала. – Надь, как стал главой правительства, сразу амнистию объявил. Стал легкую промышленность развивать, всякую там пищевую… Крупные предприятия совсем перестал строить: видно, пролетариата боялся, контра! Но венгры считали – добро. Из городов перестали выселять… ну, бывших заводчиков, нэпманов и прочих… вот вроде тебя!

– Да не нэпман я! – не выдержав, расхохотался Аркадий.

Девчонка снова заулыбалась:

– Шучу! А ты что, обиделся?

– Да нет.

– Нет, правда?

– Правда нет. Что там дальше-то с этим Надем?

– Цены он стал снижать, налоги понизил. Зарплаты, наоборот, повысил.

– Это он правильно. Молодец!

– Молодец… Но все равно – контра! – Чуть помолчав, Эльвира пригладила волосы и продолжила: – Поначалу все мирно было. А потом – кровь! Мы у вокзала Келети жили, так в нашем районе какие-то ненормальные подростки воду мутили! Фашисты. Музыку американскую слушали, рокенрол называется. В переводе неприлично.

– Да ты что!

– Не веришь?

– Верю, чего ж.

– В кожаных крутках ходили, татуированные все, как дикари. Девчонка с ними была, так у нее кольцо в носу, представляешь? Вот бесстыдница-то! Сразу видно – фашистка. Все на странном мотоцикле катались. Красивый такой, блесткий, а коляска – как космическая ракета из фантастических книг!

Кожаные куртки, татушки, пирсинг… Коляска как ракета. «Паннония»! Мотоцикл… Ага! Вот они! Отморозки! Значит, они и сектантов достали, ага… Интересно только, кто из них более отмороженный: сектанты или эти фашики, или по-венгерски – салашисты?

– Салаши? – переспросив, скривилась Эльвира. – Ужасный тип! Нам про него на политинформации рассказывали. Ференц Салаши – последний союзник Гитлера, и этим все сказано! Евреев, цыган расстреливал, коммунистов. Ну, фашист – он и есть фашист. Партия у него была своя, фашистская – «Скрещенные стрелы». В общем, венгерский Гитлер. Почти. Немцы ему и помогли прийти к власти. Старого диктатора, Хорти, свалили… или он сам удрал. Тоже тот еще тип. А Салаши да, какое-то время у власти побыл… пока не повесили! Туда ему и дорога, гаду фашистскому!

– Правильно!

Одобрительно кивнув, Иванов потянулся, встал на ноги и принялся собирать сухую траву. Чтоб спать мягче было.

– Мы думали, их всех к ногтю прижали, – между тем продолжала переводчица. – Однако нет! Понимаешь, когда мы на окраину Будапешта вошли… Это ужас просто! На столбах – изуродованные трупы, кое-где и сожженные. Коммунистов, говорят, сжигали живьем… Звезды разбивали, памятники, книги и те жгли. Фашист – он и есть фашист. Нелюдь! Был там один майор… бывший майор. Дьюла Фаркош. Вот уж точно – зверь.

Аркадий слушал вполуха: считал, что очередной бред. Начиталась девочка книжек по истории Венгрии, да еще сектанты мозги промыли, вот и несет теперь невесть что. Жалко дуреху! Хотя нет, она вовсе не дура, очень даже умненькая: ишь, сколько языков выучила! И вообще, духом не падает. Молодец. А девиации и поправить можно. Хорошему психологу показаться, да пусть даже психиатру!

– Американцы тоже еще масла в огонь подливали. – Девушка все никак не могла успокоиться. Встала, принялась ходить туда-сюда вдоль кромки воды, по камышам, по осоке, кое-где по песочку. – Из Мюнхена по радио призывали сражаться с нашими войсками до последнего. Обещали помочь. Я сама слышала! До того как…

Тут девушка замолчала и принялась помогать своему спутнику собирать траву да мостить ложе. Подумав, поставили и шалашик. Предосторожность отнюдь не лишняя: а вдруг дождь? Хоть и тепло пока, но все же, как ни крути, осень.

Места кругом казались безлюдными, дикими и… какими-то пустыми. Даже не поверишь, что почти центр Европы. Ни катера, ни туристского теплоходика, ни самолета в небе! А ведь должны бы. Неужели, и вправду… Нет, чушь, чушь…

Аркадий все еще не верил во все эти россказни про пятый век от Рождества Христова, про гуннов и прочие древние племена. Хотя возможность провала во времени молодой человек допускал… где-то в глубине души. Раньше, в полиции еще, читал разные фантастические романы про таких вот попаданцев, рецензии даже почитывал. Дурацкие. Не романы – рецензии. Скорее даже не рецензии, просто мнение. Мол, читатель уже давно обо всем догадался, а главный герой что-то старательно тупит.

Ага, будешь тут тупить! Ты-то, диванный мыслитель, оказавшись в прошлом, сразу бы обо всем догадался и поверил? А потом бы очень быстренько стал местным царем или могущественным волшебником… Ага, как же! На диване-то лежа хорошо рассуждать. На диване-то все умные. За книжкой. Еще хорошо при этом на хлеб сметаны намазать или вареной картошки с салом намять. Сиди, читай, кушай да клавиши потом нажимай: автор дурак, писать не умеет, а вот я… весь из себя такой начитанный-начитанный, умный-преумный… да-а…

Ну конечно же, Иванов не верил! Он же материалист все-таки. Тем более бывший опер. Вот и объяснял все с позиций обычной логики. В первую очередь сам себе объяснял, с Эльвирой в этом плане все как-то не очень складывалось. Твердила себе упорно: пятый век, гунны, выбраться надо… и какой-то «круг зла» разорвать мечами Аттилы, типа найти их да выбросить.

Аркадий, в принципе, был не против. Мечи так мечи. Может, и найдутся. Но для начала выбраться надо – хоть куда-то в цивилизованные места. Сколько они уже плывут-то? Второй день? Третий? Как бы то ни было, а хоть какие-то признаки современности давно должны были бы появиться… Ан нет ничего! Может, просто не заметили? Может.

– Ну вот, хороший шалашик! – отойдя в сторону, заценила Эльвира.

Все правильно, сама себя не похвалишь – кто и похвалит-то? Но, с другой стороны, права была абсолютно. На все сто! Хороший получился шалашик, на загляденье. Крепкие ясеневые колышки, сверху лапник, а внутри – сухая трава, мягкая-мягкая! Да уж, теперь никакой дождь не страшен.

Осень – пора неустойчивая, погода могла испортиться в любой момент. Сейчас солнце, тепло, а потом оп – и дожди на три дня зарядят! Холодные, нудные. Хорошо бы, конечно, одежонку – куртку какую-нибудь теплую, осеннюю или даже ватник… Хотя скоро уж и к людям должны бы выйти. Совсем-совсем скоро. Нет, ну сколько уже плыть можно?

– Помнится, мы как-то ходили в ночное… – Сняв свои мокасины, Эльвира закатала штаны до колен и вошла в воду. – В школе еще. Картошку в золе пекли, купались.

– Голые? При луне? – пошутил Аркадий.

– Почему голые? – Девушка вдруг улыбнулась, прищурилась. Заиграли на щечках знакомые ямочки. – А-а! Это ты сейчас «Золотого теленка» процитировал. Ну, как расхитители на машине катались. У Козлевича – «Эх, прокачу!»

Не-ет, она не дура. Определенно, не дура. И очень даже начитанная.

– Эля, тебе Джойс нравится?

– Джойс? – наморщила лоб красотка. – Не, не читала. Слышала только. Он, по-моему, на русский еще не переведен даже. А ты какие книги любишь?

– Разные. Вот Ильфа и Петрова люблю. Булгакова… – Подойдя к озеру, молодой человек наклонился и потрогал воду. – А водичка-то…

– Как парное молоко! – продолжила девушка, окатив своего спутника брызгами.

– Э-эй! Ты что творишь-то?

– Айда купаться, а? Ну, давай…

Эльвира тут же стянула рубаху, сбросила штаны и голышом бросилась в воду, подняв тучи брызг. Иванов хмыкнул. Что ж, купаться так купаться!

Они занялись любовью здесь же, стоя по колено в воде, у берега, под раскидистой ивой. Спровоцировала, кстати, Эля: то спиной повернется, то грудью, то… Ну, как тут не…

– Иди-ка сюда, Эль!

– Это зачем?

– Ну, иди. В смысле плыви…

– Ах, только в этом смысле!

– Да уж нет. Во всех! Смотри, какая ива красивенная! А город пил коктейли пряные… Помнишь?

– Не помню! Это у вас, нэпманов, коктейли.

– Сама ты нэпман! А ну-ка…

Они поднялись на ноги, встали в воде, под ивою. Обнялись, принялись целоваться, лаская друг друга. Сквозь реденькую листву ласково светило солнце, отражаясь в воде золотистым сверкающим шаром. Сильно пахло сеном, вернее, сухой травой, а еще смолою и медом. Чем-то таким вкусным и родным, из детства… Под ногами влюбленных плескалась вода, в густых зарослях краснотала пели-заливались птицы, а где-то совсем рядом басовито жужжал шмель. Не укусил бы!

– А ну, повернись-ка… Теперь наклонись… Ну, возьмись вон за ветку руками…

– Для чего это?

– Для того… Ага… молодец… Ох, сейчас я тебе спинку поглажу!

Иванов был готов дать голову на отсечение, что в такой позе Эльвира занималась любовью в первый раз! Вот именно так. Ну-у, девочка… Неизбалованная. Так это и хорошо, наверное…

Томные от неги, влюбленные бросились в воду, немного поплавали и вышли на берег, к шалашу.

– Аве! – с усмешкой приветствовал их молодой, но весьма представительный мужчина в длинном зеленом плаще с золотистою оторочкой. Непокрытая голова, темная небольшая бородка, рубаха почти до колен. На поясе длинный меч в красных сафьяновых ножнах. Еще и кинжал. Все пальцы усыпаны перстнями, серебряная пектораль на груди переливалась на солнце.

Еще один ряженый! Откуда он здесь и взялся? Или… или Эля все же права, и…

А он, оказывается, не один! Позади вдруг засмеялись, загоготали. Иванов обернулся и увидел выплывшую из камышовых зарослей длинную лодку, полную молодых мужиков. С дюжину человек, а то и больше! И это только те, что с луками и мечами, не считая гребцов. Ржали, сволочи, да пялились во все глаза, отпуская сальные шуточки! Впрочем, может, и не сальные – языка-то Аркадий не знал.

Зато Эльвира знала! (Младший лейтенант, если не наврала.) Словно бы ничуть не стесняясь своей наготы – а что тут стесняться-то! – юная красавица вышла на берег и, подойдя к бородатому, гордо вкинула голову.

– Аве!

Повернулась спиной, оглянулась через левое плечо: наверное, татушку показывала. Показала. Выждала секунды три и стала что-то говорить, размеренно и четко, иногда кивая на подошедшего Иванова.

А тот глазам своим не верил! Мужики в лодке и на берегу (из зарослей выбрались еще трое) вдруг перестали хохотать – резко, разом захлопнули рты. И разом же поклонились! В том числе и этот, бородатый в зеленом плаще.

Отвесив поклон, бородач что-то почтительно промолвил.

– Они подождут, когда мы оденемся, – наконец-то соизволила кое-что перевести Эльвира. – А потом отвезут.

– Куда отвезут?

– К своему королю, разумеется!

И что оставалось Аркадию? Только удивленно моргать. Что он и делал!

– Что ты им такое сказала?

– Сказала, что я – повелительница мира. И знаю все планы Эллака!

– И они поверили?

– Еще бы!

Путники быстро оделись, кинули прощальный взгляд на шалаш. Эх, так и не довелось ведь…

Между тем к берегу причалили уже три большие лодки. На одну из них с почетом проводили гостей. Именно так – гостей. Обращались подчеркнуто вежливо, даже с каким-то пиететом.

Ну и дела, однако! Что ж это за парни такие? По виду – типичные реконструкторы, или, попросту говоря, реконы. За свою бурную жизнь сталкивался Иванов и с такими.

Реконструкторы – люди, сильно повернутые на истории, причем на вполне конкретной эпохе. Скажем, на позднем периоде эпохи викингов или на Франции начала пятнадцатого века. Они и мечи себе куют, и плетут кольчуги, и одежку шьют, как тогда, и даже красят ее по тогдашним рецептам – корой дуба, черникой, крапивой… Точненько все воссоздают, до последней заклепки! Иначе – стыд и позор. Засмеют запросто.

Собираются, шатры ставят, иногда и бои устраивают! Брагу варят, как в те времена, еду на костре готовят. В общем, полное погружение в конкретную историческую эпоху. Полнейшее. Это не какие-нибудь лентяи-фэнтезятники, у которых меч из лыжной палки и из старой шторы плащ! Не-е, здесь такое не прокатит.

Ну да, реконструкторы. Кто же еще? Наверное, какой-то исторический фестиваль. Именно здесь, на Балатоне. А что? Места неплохие, красивые. И неглубоко. Смартфоны у них есть, конечно. И ноутбуки, и камеры. В шатрах оставлены. Или в палатке главного. Выдаются не часто, чтоб не нарушать антуражности. Такие вот дела с этим реконами, однако!

– Какие еще реконструкторы? – удивилась Эля.

Эля – именно так теперь Иванов ее называл, и лишь иногда – Эльвира, а в шутку – товарищ младший лейтенант. Вот как сейчас…

– А, товарищ младший лейтенант! Не знаете, кто такие реконструкторы? Ну так вот же они! – Молодой человек обвел руками плывущие лодки. – Может быть, и русские среди них найдутся? Неплохо бы поболтать. Эти кто, интересно?

– Гепиды.

– Кто-о?

– Ну германцы, говорю ж! – с раздражением фыркнула красотка и отвернулась. – Экий ты непонятливый.

– Да понял, немцы, значит. Ну, английский-то знать должны.

Хмыкнув, Аркадий повернулся к бородатому, сидевшему на корме вместе с загребным… или с кормчим… Как он там у них называется?

– Гуд уэдар, погода хорошая. Мэй ай ринг? Могу я позвонить? Наши-то смартфоны украли. Смартфон, понимаешь?

Бородач лишь развел руками и улыбнулся.

– Да не понимает он ни черта! – Эльвира двинула приятеля локтем в бок и, покусав губы, спросила: – Кстати, я тоже не все твои слова понимаю. Что такое смартфон? Что-то вроде телефона или рации, да?

– Ну да. Что-то вроде.

Замолчав, Иванов закручинился: жаль было Элю, похоже, у нее снова началась рецессия. Кажется, врачи-психиатры именно так говорят.

Дальше плыли молча, только юная переводчица время от времени что-то спрашивала у бородатого. Впрочем, тут все были бородатые, не только этот щеголь в зеленом плаще. Щеголя, кстати, звали Гундульф. Реконское имя, конечно, на самом-то деле бог его знает как. Может, какой-нибудь герр Георг Мюллер – настоящим своим именем бородач не представился, у реконструкторов такое не принято. Особенно на выезде, на природе. Гундульф так Гундульф… Могло быть и хуже.

Лодки – реконы их называли «циулы» – выглядели несколько странновато, что и понятно: тщательно имитировалась старина, вернее, древность. Эпоха Великого переселения народов, как пишут в русских и немецких учебниках. Французы же это время называют проще – германские нашествия. Узкие, с высокими бортами, на бортах – круглые щиты с умбонами, раскрашенные синим и желтым. Красивые.

У воинов (пожалуй, реконов лучше было так и называть) из оружия имелись мечи, длинные и короткие, луки со стрелами, короткие копья и боевые топоры – секиры. Ни шлемов, ни кольчуг Иванов пока не видел. Пока… Понятно, что где-то неподалеку у реконструкторов разбит лагерь. Как раз туда и направлялись лод… циулы с «дорогими гостями».

– Я сказала хевдингу, что ты – знатный скиф Аркадий, – улучив момент, шепнула девчонка. – Кто такая я, они знают. Бык на спине все про меня сказал.

– Ведьма? – хмыкнул молодой человек.

Переводчица скривила губы:

– Пусть так, ведьма. Но из очень знатного рода. Еще бы, женой самого Аттилы была! Германцы называют его – славный король Атли. Ну, в смысле конунг. Король – это уж позже появилось. От Карла Мартелла или Карла Великого – от франков. Ну, ты должен помнить… со школы еще.

Ничего подобного Иванов, кстати, не помнил. Ну, изучали когда-то классе в шестом всех этих Карлов и еще какого-то Короткого Пипина, который обычно всем и запоминался. Пипин, а не какой-то там Карл.

Реконструкторы – молодые мужчины и парни – вели себя довольно раскованно, весело: постоянно переговаривались, смеялись, хлопали друг друга по плечам. Никаких женщин Иванов пока что не наблюдал, так и понятно: эти-то изображали воинов. Воительницы, верно, остались в лагере. Куда очень скоро и должны были приплыть лодки.

Эльвира продолжала переговариваться с Гундульфом, время от времени кое-что поясняла.

– Славный король Ардарих поднял мятеж против Эллака.

– Ардарих?

– Повелитель гепидов. Я сказала, что тоже ненавижу гуннов. И помогу восставшим всем, чем могу.

– О! – хмыкнул молодой человек. – То-то они, верно, обрадовались. С такой-то помощницей Эллаку не совладать!

– Зря смеешься, – ничуть не обиделась красотка. – Они же знают, что я ведьма. А знаешь, как верили в темные силы в эти времена?

Лодки между тем повернули к противоположному берегу, к лесистому мысу с пологим берегом и песчаным пляжем, заросшим камышом, осокой и рогозом. В камышах тоже виднелись лодки, одна так вообще – целый корабль, даже с мачтой! Наверное, королевская ладья. Это ж надо было постараться все так вот сделать! Изумительно красиво, по-старинному. Без единого гвоздя, если судить по судну, на котором плыли гости. Ну да, ну да, гости. Уж точно не пленники.

Чуть дальше от берега, на крутояре, высились разноцветные шатры – красные, зеленые, синие. Один – красный, с шелковым пологом – заметно выделялся размерами.

– Королевские чертоги, – глянув, пояснила Эльвира. – Наверное, туда нас скоро и пригласят. На пир.

– Так уж и пригласят? – Иванов с сомнением покачал головой. – Неизвестно кого… к самому королю! Да ладно.

Юная красавица скривила губки:

– Как раз известно кого. Вдову Аттилы, славную своим колдовством и ненавистью к гуннам, и ее спутника – знатного скифа.

– Знатный скиф, – нарочито горделиво приосанился молодой человек. – А что? Мне нравится. Прикид бы еще поменять.

– Что поменять?

– Да уж не в джинсах и курточке расхаживать знатному скифу! На худой конец, расшитый золотом плащик. К примеру, как у нашего нового друга.

Аркадий обернулся, улыбнулся Гундульфу. Тот тоже улыбнулся в ответ, покивал, что-то сказал вполне себе дружелюбно.

– Говорит, вечером встретимся на пиру, – перевела Эля.

Иванов пожал плечами:

– Я почему-то именно так и подумал.

Лодки – циулы – с гепидами, зашуршав осокой и камышами, ткнулись носом в песок. Приплыли! Молодые парни выскочили первыми – в воду, еще на отмели. Люди постарше сходили на берег степенно, не толкаясь и не торопясь, как и положено солидным, знающим себе цену мужам вроде вот «знатного скифа».

Собравшаяся на берегу живописная толпа – не только разноцветные плащи, но и шлемы, кольчуги, копья! – оказалась довольно-таки многолюдной. Аркадий был удивлен: уж никак не ожидал такого количества народу. Человек двести точно, а то и больше! Еще и лошади…

И да, вот, наконец, девчонки! Совсем еще юные и постарше, рыжие, светленькие, с веснушками и без, они были одеты в длинные сарафаны и платья: синие, желтые, тепло-коричневые, травянисто-зеленые – все цвета радуги! А украшения? И драгоценные пекторали, и бусы, и обручи на головах. Все сверкало так, будто и впрямь золотое, серебряное! Хоть ежу понятно, что бижутерия это все, подделка. Однако ж смотрелось все на все сто! Сверкало, играло лучами на солнце.

Сопровождаемые любопытными взглядами, ведомые галантным Гундульфом гости подошли к главному шатру – красному, как пожарная машина. Стоявшие возле входа воины в кольчугах и шлемах важно скрестили копья: мол, стой, кто идет – предъявите пропуск!

Подойдя ближе, Гундульф кивнул стражникам и что-то сказал. Потом обернулся к своим спутникам.

– Ждите, – добросовестно перевела Эльвира.

Ждали. Что еще оставалось-то? Ждали все – и гости, и хозяева, вся свита Гундульфа. В синем осеннем небе ярко сверкало солнце, отражаясь в кольчугах и шлемах воинов… Хотя… нет, не кольчуги это. Больше похоже на чешуйчатый доспех. И шлемы вовсе не римские. Просто каски с наушниками и наносником, а некоторые – и с устрашающим наличьем с прорезями для глаз. Смотрелось все это красиво. Только вот пахло кругом как-то не того… Сотни немытых тел. Ну да, ну да… Что же они, не купаются, что ли?

Собравшиеся слева от шатра молоденькие девчонки с любопытством поглядывали на гостей, перешептывались и смеялись. Хохотушки малолетние, что с них взять? Странно, но никто из них даже не попытался заснять все на какой-нибудь гаджет. Наверное, потому, что все гаджеты у реконов на время игрищ было строго-настрого запрещены. Пусть даже и только в этом лагере. А кто нарушит запрет, того что, выгонят, что ли? Или крупный денежный штраф?

– Слышь, Эля. Ты вот как думаешь…

В этот момент полог шатра откинулся. Воины вытянулись, салютуя мечами и копьями показавшемуся из красных чертогов вождю! Кто-то рядом вдруг восторженно заорал, другие подхватили, по всему лагерю разнесся гул, подобный тому, какой бывает на рок-концертах или во время спортивных состязаний.

Здешняя же рок-звезда, славный король Ардарих, выглядел вовсе не демонически и чем-то походил на короля червей из колоды атласных игральных карт. Такой же благообразный, со светлой окладистой бородой. Одет соответствующе – по-королевски: длинная, почти до пят, лазоревая туника из какой-то тяжелой узорчатой ткани, даже с виду весьма недешевой, и алый шелковый плащ с подбоем из меха горностая. Вот уж поистине королевский мех! Пальцы повелителя гепидов, по здешней традиции, были унизаны якобы драгоценными перстнями и кольцами, шею украшала сверкающая, тоже якобы золотая цепь, вроде той, что были модны в девяностые среди всякого рода бандитов.

По левую руку от короля важно выступал какой-то седой старик в черной тунике, по правую – боец косая сажень в плечах, с длинным вислыми усами и устрашающим взором. Одеты все были примерно одинаково: длинные туники-рубахи навыпуск, плащи, на ногах – что-то вроде мокасин, таких, как у той же Эльвиры, да еще обмотки, перетянутыми кожаными ремнями. Плюс всякий мелкий антураж – ожерелья, кольца, браслеты. Что и говорить, особым разнообразием в моде собравшиеся здесь реконы не баловались.

Завидев короля, все разом поклонились. Восторженный гул затих. Гундульф сделал пару шагов вперед и, оглянувшись, показал на гостей. Что-то пояснил весьма даже пространно. Интересно, что он такое рассказывал? Описывал голую девчонку?

Выслушав доклад, его величество благосклонно кивнул, тряхнув длинной шевелюрой, тронутой благородною сединой, и, подняв левую руку, что-то сказал.

– Славный король Ардарих приветствует нас на своей земле, – перевела Эля и все же сочла нужным прокомментировать: – Ни черта это не его земля. Это земля гуннов. Бывшая римская провинция. Но Ардарих ненавидит гуннов и поможет нам, а мы – ему. Он рад, что мы ему доверились, и приглашает вечером на пир.

– Пир – это хорошо! – Иванов алчно потер руки. – Признаться, я давно уже забыл, когда нормально ужинал.

– Пир вечером, – напомнила красотка. – Сейчас же нас проводят в шатры, разбитые специально для нас. Чтоб мы отдохнули с дороги.

– В шатры? – покусал губы Аркадий. – А зачем в шатры-то? Что, одного на двоих недостаточно?

– Мы ж с тобой не муж и жена. Так что все правильно.

– Постой-постой! Кто же мне переводить будет? Эй, может, попросишь – переиграем все это. Скажи, что нам и одного шатра – за глаза и за уши.

– Нет, Аркадий, – упрямо сдвинула брови девушка. – Отказаться – значит обидеть. Забыл, где мы и у кого? Хотя… ты пока что не веришь. Как когда-то и я… как когда-то и я.

Повторив последнюю фразу, девушка осунулась, словно споткнулась или, лучше сказать, невероятно устала от какой-то непосильно тяжелой ноши. Такой вдруг стала беззащитной, маленькой…

Аркадий украдкой сжал девушке руку: жалко стало. И еще очень хотелось защитить возлюбленную. От всех. От всего.

Умывшись в поставленной в шатре кадке, Иванов с любопытством осмотрел внутреннее убранство. Постель – нечто вроде тахты или топчана из досок, покрытых кошмою и волчьей шкурой, устеленный ковром пол. Ворсистый, с затейливым орнаментом ковер производил впечатление весьма недешевого, что вызвало у гостя недоумение: он сам не стал бы использовать в игрищах столь дорогие вещи.

На кольях, поддерживающих полог шатра, висел круглый щит, обтянутый кожей, с большим умбоном и железными бляшками. Лук, колчан со стрелами и меч в красных деревянных ножнах. Напротив ложа – низенький стол с деревянной посудой: плошками, мисками, кружками. Очага никакого не было, зато имелась жаровня и рядом с ней – небольшой керамический кувшинчик, судя по запаху, для чего-то пряного. Все довольно чисто, уютненько.

Усевшись на ложе, Аркадий погладил шкуру и задумался. Вот опять же – ни розеток, ни гаджетов. Хотя какие, к черту, розетки в походном шатре? Да и насчет всего остального антураж соблюден полностью.

Снаружи послышались легкие шаги.

– Тук-тук-тук! – пропел веселый девичий голос. – Можно войти?

– Заходи!

Поднявшись на ноги, Иванов радушно откинул полог, приглашая гостью. Давненько ведь не видались – часа полтора-два.

– Я не одна, – войдя, предупредила девушка. – Еще Адальберт, служка. Принес тебе подарки. Адальберт, заходи!

Эльвира нынче была одета совсем по-другому. Длинное приталенное платье, тепло-коричневое, с вышивкой, поверх платья – джинсовый сарафан… хотя, нет, не джинсовый – просто плотная синяя ткань. И овальные застежки на лямках – фибулы. На ногах – все те же башмачки-мокасины из мягкой кожи, без каблуков, стягивающиеся на лодыжках шнурками. Пышные жемчужно-платиновые волосы девушки стягивал кожаный ремешок, на шее сверкало серебристое ожерелье, и впрямь очень похожее на старинное серебряное.

– Ух ты! А тебе идет!

– Я знаю.

Переводчица повернулась к выходу и снова позвала какого-то Адальберта – служку. Вошел растрепанный мальчишка лет двенадцати, худенький, с копною светлых волос, веснушками, улыбчивый и задорно-курносый. Аккуратно поставив на пол принесенный с собою мешок, вежливо поклонился, поздоровался и во весь рот улыбнулся. Веселый! Да тут все были веселыми. Бражку, что ли, постоянно пили?

Пацан как пацан. Да и одет без особого выпендрежа – бедненько. Кожаная безрукавка, куцый, выгоревший на солнце плащ, какая-то шкура на бедрах, голые коленки. На ногах – башмаки, примотанные ремнями, на поясе – ложка и нож в узких сафьяновых ножнах.

– А теперь – подарки!

Хлопнув в ладоши, Эльвира что-то сказала парнишке. Тот снова поклонился и, развязав мешок, принялся выкладывать принесенные вещи на ложе. Иванов смотрел с любопытством. Никогда еще незнакомые люди не дарили ему подарков! Никогда.

Светлая, надевающаяся через голову футболка, точнее сказать, туника, между прочим, льняная и некрашеная. Просто ткань выбелили на солнце да и оставили как есть. Экологично и просто. Коричневые штаны – обычные, спортивные, узкие – завязывались на веревку и имели немного странноватый фасон, но тут уж все ясно – под старину. Еще одна туника – верхняя – длинная, шерстяная, приятного темно-голубого цвета, такого же, как и сарафан на Эльвире. Башмаки – такие же, как и у всех прочих.

Кожаный пояс с бронзовыми бляшками с изображением каких-то зверей и птиц, нож в ножнах, деревянная ложка на кожаном ремешке и на таком же ремешке – костяной гребень. Понятно, чтобы привешивать к поясу. Карманы в изображаемые реконструкторами времена еще не изобрели, приходилось все носить на поясе да в котомках. Ну или в поясной сумочке – вот как эта. Кожаная, красивая… Да, еще плащ! Желтый с красною вышивкой.

– Это мне насовсем или как? – рассматривая пояс, восхищенно поцокал языком Аркадий. – Вот это, я понимаю, вещь! Ясно, на время…

– Нет, сказано же – подарки! – фыркнула девушка. – Ну что ж ты такой Фома-то неверующий, а?

– Говорил же, опером когда-то работал. Теперь вот отпечаток на всю жизнь.

– Да ну тебя! Одевайся давай. Примеряй! Скоро пир уже.

– Что ж… Раз уж, говоришь, подарки…

Пожав плечами, молодой человек посмотрел на мальчишку.

– Ты б шел себе, парень. Подарки принес – спасибо. А дальше уж мы как-нибудь сами.

– А вот и нет! – снова хлопнув в ладоши, громко расхохоталась Эля. – Адальберт теперь твой слуга. Постоянно при тебе будет.

– Че-го?! – Иванов хотел было выругаться матом, да постеснялся: все ж полицию-то он бросил давно, уж лет пять тому как, и с тех пор немного очеловечился.

– Слуга, слуга! – Девушка развеселилась и показала язык. Видать, относительное спокойствие и безопасность, которые наконец ощутили беглецы, подействовали на красотку-переводчицу таким вот образом. – А ты как думал? Мне тоже служанку пожаловали. Даже двух! Знатному человеку никак нельзя без слуги. Знатный человек без слуги – все равно что министр без портфеля. Так что мы с тобой теперь эксплуататоры. Оба!

Иванов озадаченно наморщил лоб:

– Так это он что же, теперь всегда при мне? А родители его как? Согласны?

– Родители только рады, – со смехом заверила девушка. – Еще бы, прислуживать знатному гостю! Почет и уважение. И хорошее начало карьеры.

– Да-а… я б на месте родителей… Это что же, мы с тобой теперь под присмотром будем?

– А вот это именно так, – неожиданно стала серьезной Эльвира. – Точно, под присмотром. Слуги будут докладывать хевдингу о каждом нашем шаге. Ничего не поделаешь, нужно соблюдать осторожность. А вот по-русски мы можем говорить что угодно! Его тут никто не поймет.

– Так уж и никто?

– Говорю же! Ну ладно, одевайся, примеряй… Я уже велела прислуге нагреть воды: помою голову перед пиром… Тьфу! – передернула плечами девушка. – Вот ведь чушь какая! Я комсомолка, советский офицер – и велела прислуге. Кому рассказать, засмеют. Да ладно засмеют – всю жизнь презирать будут. Тебя, наверное, тоже. Ну ладно, пока.

– До вечера!

Проводив переводчицу, Иванов уселся на ложе и, уперев руки в колени, недобро взглянул на мальчишку.

– Ну, подь сюда! Адальберт, говоришь? Ну-ну. Надеюсь, хоть ты по-английски понимаешь. Спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Э… итальяно? Эспаньоль? Алабанский?

Парнишка лишь непонимающе хлопал глазами.

– Однако плохи дела, парень… – Закинув ногу на ногу, Аркадий задумчиво посмотрел на висящий на столбе щит. – Как же мы с тобой разговаривать-то будем? Я по-венгерски, кроме «сиа», ни бельмеса, а ты по-русски не говоришь, да? Хотя русскоязычных-то у вас в Венгрии полным-полно. Те же украинцы… С английским тоже никак? Двоечник ты, Адальбертик, наверное… Кстати, а как тебя по-настоящему звать? Я вот Аркадий, а ты? Адальберт – как-то слишком длинно… Что глазами хлопаешь? Не понимаешь? Ну, мама тебя как зовет? Понимаешь? Мама? Мадер, муттер?

Подросток вдруг улыбнулся, кивнул:

– Аделинда!

– Аделинда… – повторил Иванов. – Понятно. Маму твою так зовут. Здесь вот… или, может, и в обычной жизни. А ты, значит, будешь тогда Адик. Понял?

Поднявшись на ноги, молодой человек ткнул себя пальцем в грудь:

– Я – Аркадий. Понял?

– Аркадий, – мальчишка снова улыбнулся и закивал. – Адальберт.

– Понимаю, что Адальберт. Адик! Да?

– Нейн, но! – Наконец-то здешний юный гаврош произнес что-то понятное. Отрицательное! – Адик – нейн. Берт! Берт.

– Ах вот как тебя мамка зовет. Берт! Что ж, Берт так Берт, давай пять!

Как-то странно пожал подросток протянутую руку – аж чуть ли не за локоть. Наверное, так было принято у древних германских племен, последователи коих нынче устроили тусовку на Балатоне.

В ожидании пира Аркадий поначалу собирался прогуляться, посмотреть лагерь, но почти сразу раздумал. Телефона-то при нем нет, а вдруг вот уже сейчас позовут? Эльвира на пир явится вовремя, а Иванов опоздает. Как-то все это не комильфо. Нет уж, лучше здесь посидеть, одежку вот примерить.

– Ты б, Берт, здесь пока не сидел. За водой бы сбегал или, там, за пивком. – Молодой человек многозначительно показал на кружку. – Ну? Понял, о чем я?

Приложив руку к сердцу, мальчишка радостно закивал и умчался, не забыв отвесить поклон перед уходом. Аркадий хмыкнул парню вслед – забавный. Надо же, слуга-то слуга, а в ушах серьги. Интересно, кто его родители? Наверное, вполне милые интеллигентные люди… играющие в варваров.

Подумав, джинсы Иванов решил оставить свои, а эти стремные штанишки пусть уж останутся про запас. А вот туника и рубаха – да, это очень даже неплохо смотрелось! Особенно когда подпоясался да повесил на пояс ложку, нож и кошель. Еще плащ пришелся в пору, правда, сейчас в плаще как-то жарковато. Зато красиво – этакий молодой викинг, вождь! Жаль, зеркала нету, не посмотреться.

Вот насчет обуви Иванов задумался. Кеды его давно вымокли и порвались, носки молодой человек выбросил еще вчера и нынче ходил как клошар или какой-нибудь прощелыга-стример. Зато удобные были кеды, разношенные. Мозоли ни за что не натрешь.

Подаренная обувка особого доверия как-то не вызывала. Ну да, кожа, свиная или бычья. Шнурок на лодыжке завязывается, и очень похоже, что сии мокасины подходят на любую ногу, без различия, правую или левую. Ну да, так и есть. К башмакам прилагалось нечто вроде портянок двух видов – полотняные и шерстяные. Вспомнив армию, Аркадий намотал их как следует, сунул ноги в «мокасины», завязал, прошелся…

А ничего! Уютно даже. Сидят как влитые! Ну молодцы реконструкторы, угадали с подарками. Интересно, это они от чистого сердца или с какими-то корыстными целями? Впрочем, черт с ними, с реконструкторами и с их целями. Главное, сектанты теперь не достанут. Да за малым дело – осталось лишь попросить смартфон да связаться с Лехой. Всего и делов! Хоть этого малого упросить, Берта. Сказать, что позвонить уж очень-очень надо, прям до зарезу.

С другой стороны, с такой просьбой можно обратиться и к Гундульфу либо к Ардариху… Вот блин, имена выбрали – язык сломаешь! Ну да, раз уж они тут, похоже, организаторы, тогда к ним. Зачем малого подставлять? Побежит за смартфоном, попадется – в следующий раз на такой сейшен не возьмут! Обидно.

Снаружи послышалось сопение. Полог откинулся, и в шатер вошел юный слуга Адальберт с котелком в руках. Деловито поставив котелок на стол, парнишка отвесил поклон.

– Да хватит тебе кланяться-то, – не выдержал Аркадий. – Никого ведь нет.

Вода оказалась хорошая, вкусная. Явно не из озера, из какого-нибудь колодца или ручья.

– Эх, хорошо! – Напившись, молодой человек улыбнулся и подмигнул мальчишке. – Вкусная водица. Вода, говорю. Во-да.

– Во-да, – повторил Адальберт. И тут же произнес по-своему, по-венгерски: – Вассер.

Иванов удивился: всегда думал, что слово «вассер» – немецкое. Впрочем, многие венгры лучше знали немецкий, чем английский, недаром же когда-то вместе с австрийцами в одной империи жили.

– Вода… Берт… Меч…

Указывая на предметы, Аркадий называл их по-русски, слыша в ответ местные наименования. Берт оказался парнем смышленым, несмотря на то что английского языка не знал. Так они и развлекались с полчаса, пока у полога шатра не послышался какой-то странный звук – резкий и громкий! Похоже, кто-то играл соло на большой басовой трубе. Или скорее просто трубили в рог.

– Эт-то еще что там такое?

Выглянуть наружу молодой человек не успел: в шатер вошли незваные гости. Коротышка с черной кудрявой бородой и двое молодых парней в кольчугах. Охрана, что ли? Или так, свита?

Поклонившись, чернявый растянул губы в улыбке и что-то торжественно произнес. Что именно, догадаться было нетрудно.

– На пир, похоже, зовут.

Ардарих, или, как он себя именовал, «славный король германцев и римлян», явился к собравшимся гостям почти сразу, ждать не заставил. Народу за столом, накрытым прямо на лесной поляне, собралось много – около сотни человек. Жгли костры, жарили дичь – целые туши кабанов, каких-то лесных птиц, оленью ногу… да много всего такого!

Иванов хмыкнул: интересно, есть у них разрешение на краснокнижную дичь? Или что же, браконьерят себе потихоньку господа реконы?

Любителей старины на Балатоне собралось на удивление много: Аркадий насчитал около сотни шатров и палаток, потом уже и сбился. Это, выходит, как минимум тысяча человек, а то и больше! Ничего себе, многолюдство! Все с древним оружием, в соответствующей одежде… Вообще, весьма представительный форум!

Лошади, лодки, гужевые повозки… Никаких скутеров или автомобилей, даже небольших фургончиков-грузовичков и тех молодой человек не заметил. А как же, все по-взрослому! Эх, найти бы связь, хоть у кого-то смартфон выпросить. В штабной палатке – в красном шатре Ардариха – наверняка есть. Да и у кого-то еще… Здесь ведь, верно, не так уж и много активных участников, есть и просто зрители, и таких наверняка большинство. Те-то как без связи, без соцсетей, без игр? То-то и оно, что никак, то-то и оно. Искать, искать надо.

И еще, не может быть, чтобы тут никто английского не знал! Просто никак не может. Молодые парни, девчонки (ясно, студенты) – и что, без знания языков? Так не бывает.

Ладно, вечерком и поговорим. Во время пира.

– Хорошо выглядишь, – усевшись рядом на длинную лавку, похвалила Эльвира. – И туника тебе к лицу, и плащ.

– Тебе тоже сарафанчик этот идет.

– Спасибо. Ты что так озираешься-то? – Девушка тихонько засмеялась и потрепала любовника по плечу. – Расслабься! Все хорошо. А будет еще лучше. Мы с тобой обязательно отсюда выберемся.

– Конечно, выберемся, – отрывисто кивнул молодой человек. – Кто бы сомневался. Мне б только позвонить… Пока не началось, я тут поговорю… вон со студентами.

Переводчица махнула рукой:

– Напрасные хлопоты! Если тут кто что и знает, то, пожалуй, латынь да еще греческий.

– Ну-ну, – поднимаясь на ноги, скептически улыбнулся Аркадий. – Пожалуй, английским пока обойдемся… Кстати, ты-то не сможешь по-венгерски телефон спросить?

– Да говорила уже! Нет здесь никаких телефонов! Пятый век!

Пятый век… Ну что тут скажешь? Не хочет помогать – не надо, справимся и без нее. Неужто ни у кого смартфончика не найдется среди такого-то скопища?

Оглядевшись по сторонам, Иванов выбрал компанию совсем уж юных девчонок, лет по шестнадцати. Уж эти-то точно зрительницы, и без гаджетов никуда: такое уж поколение.

Девчонки были одеты, как и все прочие – в сарафаны, в длинные, до пят платья, а одна, сероглазая брюнетка, так и вообще в какую-то непонятную хламиду с глубоким вырезом, в коем нет-нет да и проскальзывала грудь с аппетитным сосочком. Однако, раскрепощенная девушка! Даже весьма.

– Хай! – подойдя, вежливо поздоровался Иванов. Девчонки глянули на него явно заинтересованно, с любопытством. Слегка поклонились. Ой… Брюнетка, та, что с разрезом, могла бы не кланяться: грудь-то обнажилась совсем! Впрочем, сие обстоятельство девочку ничуть не смутило.

Аркадий заговорил по-английски: похвалил одежку девушек, а потом уже попросил позвонить. Увы! Юные красотки его явно не поняли. Брюнетка, правда, что-то переспросила на каком-то полузнакомом языке – наверное, на итальянском или испанском.

– Телефон! Телефонаро! Ферштейн? – как мог, старался Аркадий. – Эх… Ио нон каписко итальяно… Не понимаю, жаль… Ты что, тоже не понимаешь? Ну, телефон! Понятное же слово!

Девчонки переглянулись и расхохотались разом. Веселушки, блин. И что тут нашли смешного?

Что ж, с этими не прошло. Почему – непонятно! Совсем-совсем непонятно. То ли они все здесь больные, то ли… То ли Эля права! Права… Пятый век, что ли?! Ага, как же. Ну-ну. Лучше в больных поверить. Так и то… Что, все здесь сумасшедшие? Нет, ну некоторые определенно да. Но не все же!

Неужели… Да нет. Слишком уж невероятно…

Внезапно затрубили рога, зазвенели литавры! Все вокруг пришли в возбуждение, закричали, замахали руками, приветствуя появившегося из-за деревьев славного короля Ардариха с многочисленной свитой. В глазах зарябило от разноцветных плащей, туник и фальшивых драгоценностей.

Все поспешили к столу, Аркадий тоже. Уселся рядом с подружкой, улыбнулся, скосив глаза на уставленный яствами стол, пошутил:

– Кушайте, кушайте, Марфа Васильевна. Все оплачено! Ч-человек! Почки верченые три раза!

Переводчица никак не отреагировала на шутку, хотя вообще-то была девчонкой веселой, как Иванов уже успел убедиться. Почему не пошутила в ответ? Типа «все-то вы в трудах, великий государь». Что, не смотрела классического фильма? Хм… А может, и не смотрела! Ей лет двадцать всего – поколение пепси. Вот «Гарри Поттера» она точно смотрела, а старые советские комедии вполне могла и пропустить. Молодому-то поколению они непонятны и малоинтересны. Хотя… кому как.

Между тем все вдруг резко притихли. Встав во главе стола, главный распорядитель конвента поднял правую руку.

– Славный король Ардарих поздравляет всех со скорым началом великой битвы, – перевела Эля, прошептав Аркадию в ухо. – В этой битве примут участие все! И, несомненно, великие боги даруют нам победу!

– Аой! – закончил свое краткое выступление «славный король».

– Аой!!! – рявкнули, подхватив, все.

– Аой-ой-ой-ой… – прокатилось над озером протяжное затухающее эхо.

Сверкнуло прощальным золотом садящееся за дальним мысом солнце.

Глава 4

Славный король Ардарих

Вечерело. Длинные тени буков, вязов и лип пересекли поляну, легли на расставленные буквой «П» столы с пирующими гепидами. Скрывалось за деревьями солнце. Еще ярче запылали костры. Забили барабаны, заиграли флейты. Под эту музыку на поляне вдруг появились юноши с короткими копьями в руках. Полностью обнаженные, они двигались в такт барабанам, все более убыстряясь и потрясая копьями, или дротиками: римляне называли такие «фрамея».

Музыка становилась все громче, танец – все воинственней. Парни уж не трясли копьями, они по очереди принялись метать их в ствол старого вяза. Нечего сказать, били метко, да и одежда их – точнее, ее полное отсутствие – никого из присутствующих не смущала.

– Аой! – метая копья, громко выкрикивали юноши.

– Аой! – хором отзывались все, включая славного короля Ардариха и хевдинга Гундульфа.

Как пояснила Эльвира, «хевдинг» означало «военный вождь», что-то типа ротного или даже выше. Произносить это следовало с уважением, поставив должность сразу за именем, и ни в коем случае не наоборот: не хевдинг Гундульф, а Гундульф-хевдинг.

– Аой!

Покружив вокруг вяза, парни принялись прыгать через костры. Вскоре к ним присоединились и девушки – тоже без одежды. Те самые юницы, у которых Аркадий пытался попросить телефон.

Надо сказать, сложены юные девы были прекрасно, их телодвижения и прыжки вызывали настолько явные сексуальные желания, что все присутствующие выражали их криком:

– Аой!

Иванов покачал головой: однако, нравы тут весьма вольные. Голые парни с девчонками скачут через костер, и никого это особенно не смущает. Да что там особенно, вообще никак! Все, как и должно, как принято.

Ишь, как прыгнула юница! Как разбежалась, как тряхнула обнаженной грудью… Прыгнула, едва не опалив гриву огненно-рыжих волос.

– Аой!

Плечи и спины девушек прокрывали татуировки, среди которых молодой человек, к своему немалому изумлению, вдруг заметил скрещенные под прямым углом стрелы. Знак фашистской группировки Ференца Салаши! Вон у рыженькой – между лопатками, у другой – на животе возле пупка. Что же, выходит, эти симпатичные голенькие девчонки – неофашистки?! Что за странные симпатии к лидеру одиозной группировки, давно канувшей в Лету? Или вовсе не канувшей? Те парни в кожанках, на «Паннонии», и пухлая девка с пирсингом, они ведь тоже… И там – все по серьезному. А здесь?

Барабаны между тем били все громче, гости кричали, как сумасшедшие, пили брагу из больших рогов. Подобный рог поднесли и Аркадию, и Эльвире. Брага оказалась неплохая: забористая, душистая, пахнущая лесными ягодами и медом.

Переводчице, впрочем, не понравилось, она лишь сделала глоток, пригубила, а потом передала рог Иванову:

– Подержи. Можешь даже выпить. Гляжу, у тебя хорошо пошло.

Молодой человек повел плечом:

– Бражка как бражка. Пивали и куда хуже пойло. Слушай, а что тут такое творится-то?

– Да ничего такого, – хмыкнула девушка. – Обычный пир. Ну, с состязаниями в честь местных богов и духов священной рощи.

– Однако…

– Что, засмотрелся на голых дам? – Эльвира хохотнула и махнула рукой. – Я тоже поначалу не могла привыкнуть.

– Поначалу?

– Пока сама не поучаствовала. Пятки себе опалила, ага.

Аркадий недоверчиво прищурился:

– Ты? Прыгала голой через костры?

– Заставили…

Девушка помрачнела, видно, не очень-то хотелось ей это все вспоминать. Но раз уж пришлось к слову…

Одна из юных красоток, кстати, как раз разбежалась, рванула, словно выпущенная из тугого лука стрела… Оп! Споткнулась, упав лицом прямо в горящий костер! Ей, конечно, тут же помогли, поставили на ноги сбили с головы пламя… увели… И снова продолжали прыжки как ни в чем не бывало. Разве что сам Ардарих и гости как-то помрачнели. Правда, ненадолго.

– Плохой знак, – повернув голову, негромко пояснила Эля. – Очень и очень недобрый. А скоро великая битва! Боюсь, будут приносить жертву Водану. Может быть, прямо сейчас.

– Жертву? – Иванов опять недопонял. – А! Это такой местный красивый обычай. Типа похищения невест.

– Обычай – отвратительный, – передернула плечами девчонка. – Жестокий и мерзкий. Тебе не понравится. Это не так весело, как на голых девочек пялиться. Ну, которые через костры…

– Пять баллов! – Молодой человек хлопнул в ладоши. – Уела, милая, уела! Но… ты же сама прыгала! Тоже ведь – голой.

– Говорю же, заставили, – снова помрачнела красотка. – Вообще-то это не гуннский обычай – германский. Однако Аттилу признало немало германских племен, и все обычаи постепенно перемешались.

– Ой, смотри, смотри, что они творят-то?

Привстав, Аркадий вытянул шею. Танцы и прыжки, похоже, закончились. Барабаны зарокотали ровнее и тише. Парни и девушки выстроились друг против друга, вытянули руки. И разом полоснули по раскрытым ладоням ножами! Сначала парни – девушкам, потом девушки – парням. Окровавились, принялись мазать друг друга кровью. И кто только им ножи дал? Измазались, а затем…

Аркадий глазам своим не поверил, когда увидел, как все эти парни и девушки, измазав друг друга кровью, вдруг принялись совокупляться! Прямо здесь, на поляне, на траве, под одобрительными взглядами пирующих! Совокуплялись без дураков, как полагается – со стонами, с закатыванием глаз, без всякой имитации оргазма.

Били барабаны, заныли флейты…

– Аой! – закричали гости.

– Аой! Аой! Аой!

– Вода-а-а-ан!

Бахнул большой барабан! Все резко замолкли. Раскрепощенные парни и девицы – голые, окровавленные и грязные – встали на колени, подняв руки к небу. Отвратительное зрелище. Никакого эротизма! Словно свиньи в навозе… Тьфу!

– Однако, нравы!

– Подожди, сейчас еще хуже будет, – шепнула на ухо Эля. – Сиди и не дергайся. Просто смотри.

– На что еще смотреть-то?

Голый по пояс здоровяк ударил в большой барабан! Завыли флейты и рога, зазвенели бубны. Под весь этот «авангардный джаз» на поляне появились реконы в полном боевом облачении древних скандинавов или германцев – кожаные с заклепками панцири, круглые щиты, закрытые шлемы с прорезями для глаз. На поясе мечи, за спинами – боевые топоры-секиры. Надо отдать должное, смотрелось все это достаточно эффектно, особенно в свете костров на фоне алеющего вечерней зарей неба.

Однако вовсе не в этом состояло главное. Каждый воин – а было их около дюжины – вел за собою пленника. Вел на веревке, наброшенной на шею, – как скот. Двое изможденных мужчин, полуголые женщины, подростки. Чем-то все они напоминали цыган.

Выведя пленных на середину поляны, воины остановились. Барабаны затихли. Резко оборвали свои песни флейты. Растерянно звякнули бубны.

В полной тишине на середину поляны вышла девушка в длинной белой юбке. Та самая брюнетка! Кроме юбки никакой другой одежды на девушке не имелось, если не считать золоченого ожерелья на шее и таких же браслетов. Колыхались бедра, вздымалась высокая грудь с твердыми коричневыми сосками, белая кожа брюнетки казалась серебряной в свете показавшейся в вечернем небе луны. Волосы цвета воронова крыла бушующим водопадом распались по голым сахарно-белым плечам.

– Это Вильфрида, черная жрица смерти… – едва слышно прошептала на ухо Иванову Эльвира и тут же отпрянула под укоризненным взглядом сидевшего рядом Гундульфа.

Жрица, значит… угу… Чем дальше, тем интереснее!

В левой руке Вильфрида держала серп, в правой – колосья. Этакая фигура с выставки достижений сельского хозяйства времен позднего сталинизма. Синяя теплая ночь, серебристый свет луны, оранжевые блики костров… И тишина. Полная. Лишь слышно было, как где-то невдалеке замахала, забила крыльями какая-то ночная птица, да на плесе послышался какой-то всплеск. Кто там плескался, интересно знать? Рыба? Утка? Русалка?

Тем временем воины поставили пленников на колени. Выстроили в шеренгу. Наверняка для какого-то представления.

Грациозно оббежав вокруг старого вяза, юная жрица остановилась, упав на колени и воздев руки к небу.

– Дона-а-ар! – прозвучал неистовый полустон-полузов.

– Донар! – хором повторили все.

Пленники разом втянули головы в плечи, как видно, узрев в это слове нешуточную угрозу. Двое изможденных мужчин. Женщины. Дети.

– Донар!

Резко поднявшись на ноги, Вильфрида изогнулась, словно пантера перед прыжком. Рокотнул бубен. Из лесу выбежали девы – такие же полуголые грации с распущенными волосами. И куда только родители смотрят? Этим девчонкам ЕГЭ бы сдавать, а не голышом по лесам шляться. Рановато еще для таких игрищ!

– Донар! – улетел в небо резкий девичий крик.

– Донар! Донар! Аой! – стукнули по столам кружки, словно пушечный выстрел!

И вновь – тишина.

И снова клич:

– Донар! Донар! Аой!

Полуголые девицы во главе с Вильфридой подошли к пленникам. Взметнулись вверх тонкие девичьи руки. Растрепанные волосы колыхнулись гривами неистовых кобылиц…

– Донар!

Разом ухнули барабаны. Зловеще сверкнули серпы. Сверкнули и опустились…

Послышались слабые стоны… крики… крики боли и ужаса… Пролилась наземь кровь – теплая, дымящаяся… Дернулись, забились в агонии тела, только что бывшие живыми.

Иванов вздрогнул. Так вот о каком представлении шла речь! Не-ет, никакая это не постановка! Все по-настоящему, все по правде. Прыжки через костер, обнаженные красавицы, секс, кровь и смерть! Все так. Все взаправду.

– Но, черт побери, неужели…

– Сиди и не дергайся. – Переводчица чувствительно двинула молодого человека локтем. – Иначе с нами сделают то же самое…

– Да как же такое…

– Я ж тебя предупреждала! Пятый век.

Пятый век… Что ж, впору было поверить.

Дальше стало еще омерзительней. Под рокот барабанов и бубнов окровавленные юные жрицы вспороли убитым животы и принялись вытаскивать внутренности. На помощь девчонкам пришли и парни. Что-то из внутренностей они бросали в костер, а что-то развешивали на деревьях отвратительными кровавыми гирляндами, подобно тому, как дети украшают новогоднюю елку. Все действовали слаженно, деловито, даже с какой-то гордостью, будто выполняли очень важную и необходимую работу.

Да ведь именно так и обстояло дело! Если это пятый век, что может быть важнее, чем добиться милости великих богов?! Да еще перед ожидаемой битвой. Гунны царя Эллака – не самый слабый противник, и помощь богов тут явно будет нелишней. Вот и принесли им в жертву пленников. Еще странно, что мало…

– Германцы не склонны к пустым убийствам, – стараясь не смотреть на поляну, продолжала комментарии красотка-переводчица. – Даже во славу богов. Это не римляне, не ацтеки… Великому Донару сегодня принесли человеческую жертву. Да, всего-то с полдюжины человек. Вполне достаточно. Остальные пленники пригодятся. Кого-то продадут, кого-то обменяют. А кто-то и останется среди гепидов. Сначала рабом, слугою, а потом вполне может обрести свободу, жениться и стать вождем! Да-да, именно так. Кстати, так и у гуннов.

Аркадий ничего не говорил, а, дождавшись очередного «Аой!», выпил целый рог браги. Потом еще…

– Эй, эй! Аркаш! Ты что это, напиться надумал?

Ну и надумал. Поздновато спохватилась девчонка.

Между тем от жертв перешли к танцам…

* * *

– А теперь – ретродискотека! Группа «Бэд Бойз»!

И понеслось…

Ритмично пульсировала светомузыка. Бегал по танцполу блестящий луч лазера, острый, как меч джедая. Под самым потолком, отбрасывая разноцветные зайчики, вращался склеенный из зеркальных осколков шар. Крутились у шестов полуголые танцовщицы, красотки с силиконовой грудью.

Иванов тоже плясал, расставив руки, ловил девчонок… Одну так и вообще склеил. Смазливую такую блондиночку в ультракоротких виниловых шортиках и короткой желтой майке.

– Хай!

– Хай!

– Я Аркадий, а ты?

– Я Анита. Что-нибудь выпьем?

– Окей!

И вот уже оба у стойки, а музыка так и бьется в динамиках, словно угодившая на крючок рыба – толком не поговорить. Да и зачем говорить-то? Все ведь и так ясно. Без слов. Как пели когда-то: ты – моя женщина, я – твой мужчина…

Взяли по две «маргариты». Догнались водкой.

– Куда поедем? К тебе?

– Ой, у меня мама…

– Понял, не дурак…

Такси. Шелестящий шум шин. Желтые огни ночного города. Лифт. Скрипнувшая постель…

– А музыка у тебя есть?

– Ретро если только…

– Да, можно ее… Только медляк.

Медляк так медляк. «Скорпионс». «Мей би ай, мей би ю»… Иванов – на диван: устал. Блондинка выеживается напротив – танцует. Вот задрала маечку, показала пупок… выше… О, там еще и бюстгальтер! Черный, в цвет шортиков…

– Мей би ай, мэй би ю…

Полетел к черту бюстгальтер… ух ты! А следом за ним и парик. Блондинка оказалась брюнеткой! Повернулась спиной, изогнулась, снимая шортики… Меж лопатками сверкнула татушка – темно-зеленые скрещенные стрелы!

Девчонка резко обернулась. Та самая жрица – Вильфрида! И в руке – окровавленный серп!

* * *

– Ардарих ненавидел Аттилу, и вот наконец поднял мятеж. Повезло, что гепиды нас приняли…

– А-а-а!..

Приподнявшись на ложе, молодой человек обхватил раскалывающуюся голову руками.

– А вот нечего было столько пить! – Усевшись на край покрывала, Эльвира (ну кто же еще-то?) сбросила обувь и, оставшись босиком, устало вытянула ноги. – Говорила же!

– Да как же тут не пить? – со стоном парировал Иванов. – Когда тут такое… Ну ладно бы трахались, так ведь надо ж еще и до убийства дойти! До убийств! По предварительному сговору. В циничной и извращенно-садистской форме. Пятый век, говоришь?

– Пятый. Самая его серединка, – кивнула девушка и задумчиво погладила рукой ворсистое покрывало. – Раньше германцы не приносили столь кровавых жертв, – помолчав, тихо продолжила переводчица. – Ну, белого коня Донару или, там, Водану подарят… Но чтоб вот так… людей, да еще с таким исступлением! Кто-то здесь появился… Проводник злобы и зависти. Я думаю, это Вильфрида, жрица. Ты видел знак Зла у нее на спине?

– Скрещенные стрелы?

– Именно…

Девушка снова замолкла и обняла себя руками за плечи – как показалось Аркадию, растерянно и даже беззащитно. Словно пыталась спрятаться в кокон и крикнуть, как в раннем детстве: «Чур, я в домике!»

– Ей бы лучше не знать, что у меня под левой лопаткой…

– Так ты не пляши голой! – нервно хохотнул молодой человек. – Вот и не увидит никто.

– Дело не в плясках… – Эльвира по-прежнему оставалась крайне серьезной. – Забыл? Мою спину видели Гундульф и все его воины. Значит, все знают. Наверняка уже дошли слухи и до Вильфриды. Правда, пока у нее здесь мало власти. Но это только пока. Если Ардарих разобьет Эллака… О, какую власть тогда будет иметь жрица Водана! Это ведь благодаря ее колдовству и принесенным жертвам… Ах!

– Ничего, милая, прорвемся!

Усевшись рядом, молодой человек обнял возлюбленную… или все еще просто любовницу? Трудно сказать. Бывший опер считал себя циником и не был щедр на эмоции и чувства. Правда, вот сейчас захотелось приласкать девчонку, слишком уж та казалась озабоченной, нервной… Как, впрочем, и сам Аркадий, вовсе не забывший вчерашнюю кровавую ночь.

– Прорвемся! Вот именно! – Девушка неожиданно оживилась, в глазах ее вспыхнул зеленый огонь. – Но сначала нужно отыскать меч. Меч Аттилы! Пенитель Зла. Отыскать здесь, отыскать у меня… и у тебя, в твоей эпохе. О которой ты мне так толком и не рассказал.

Иванов закусил губу. Неужели все правда? И про пятый век, скорее всего… Но тогда выходит, что эта юная девчонка – из середины пятидесятых? Однако как-то не очень верится…

– Расскажу еще… А про меч… Так-то, без него, уйти можно? Ну, вернуться… к себе?

– Можно. Только зачем? – презрительно скривила губы красотка. – Вкусно есть, сладко спасть? Жить-поживать себе в удовольствие да добро наживать? А ты сможешь? Зная, что в твоем мире появятся такие вот жрицы? Мало того что появятся, установят свою власть – власть самого черного Зла. Это все произойдет не сразу, нет, постепенно…

Слушая Эльвиру, Иванов лишь диву давался: девушка разошлась не на шутку.

– Сначала оправдают домашнее насилие. Скажут: бьет – значит любит. Всегда так было: как жену и детей не учить? Потом введут телесные наказания в школах…

– Ну уж!..

– А дальше – больше! Детей начнут сызмальства приучать убивать. Через ненависть, через нетерпимость. Кто не с нами, тот против нас.

Тут Аркадий присвистнул:

– Ничего себе! Для пятьдесят шестого года – не слишком ли круто? Не ожидал. Ты, оказывается, диссидентка у нас!

– Сам ты это слово! – Девчонка, похоже, не поняла. – Я тебе серьезно, а ты…

– Ла-адно, не обижайся, шучу! – Иванов прижал Элю к себе и поцеловал в щечку. – Просто интересно: откуда такие идеи в СССР?

– Дедушка так говорил, – опустив глаза, тихо призналась красотка. – И папа. Они знали… Знали что-то такое, что я лишь чувствую… ведаю. Я ж колдунья, ты не забыл? Так вот. Все, что я тебе сейчас сказала, правда. В этом – опасность. Знай.

– Знаю…

Молодой человек с нежностью поцеловал девушку в шею, потом попытался расстегнуть фибулы на лямках сарафана-туники… С наскока не справился: больно уж оказалось сложно. Тогда он просто спустил лямку и, засунув руку под платье, погладил плечики… Эльвира прикрыла ресницы и тяжело задышала…

Может, что и вышло бы. Да и вышло бы наверняка! Сняли бы стресс, да и вообще, удовольствие бы получили. Кабы не Берт-Адальберт! Вот уж не вовремя явился, поганец. Вломился в шатер, словно к себе домой. Впрочем, нынче здесь и был его дом, второй день уже. А где еще изволите жить слуге? Коль уж тут пятый век.

Поклонившись, парнишка преданно заглянул в глаза хозяину и что-то сказал.

– Неподалеку от твоего шатра он видел замарашку Гримунду, – тут же перевела Эля. – Помощницу и служанку Вильфриды-жрицы… Однако! – Девушка задумчиво покачала головой. – Это плохой знак. С чего бы Вильфриде тобой интересоваться?

– Может, просто познакомиться хочет? – вслух предположил молодой человек. – Ну, там, тусню замутить.

– Че-го замутить?! Слушай, Аркаша! – неожиданно возмутилась переводчица. – Вот ты говоришь вроде бы и по-русски, а я иногда мало что понимаю. Уж будь добр, изъясняйся понятно.

– Понял, товарищ младший лейтенант! – вытянувшись, шутливо приложил руку к виску Иванов.

– К пустой голове не прикладывают! – продолжала злиться девчонка.

Главное, с чего и завелась-то? Ну, подумаешь, какая-то там жрица. Кстати, красивая… Но – брр! – руки-то у нее по локоть в крови! Да что там по локоть – по самые плечи! Еще и скрещенные стрелы на спине – фашистский знак.

– Может, служанка-то просто так у шатра гуляла. – Аркадий повел плечом и уселся обратно на ложе, поближе к своей юной зазнобе. Приобнял, словно бы невзначай, положил руку на коленку, погладил, хоть и через сарафан, через платье или тунику…

– Просто так? – нарочито отпрянув, сверкнула очами дева. – Эти люди ничего не делают просто так, запомни! И служанки сами по себе не гуляют.

Повернув голову, Эльвира властным жестом поманила Берта и что-то спросила. Мальчишка с поклоном ответил.

– Так-так-так… – забравшись на ложе с ногами, негромко пробормотала красотка.

Иванов снова подобрался поближе:

– Что значит – так-так-так? Если нам угрожает опасность, так ты объясни толком!

– Да не могу я объяснить! Ни толком, никак… Сама еще не разобралась.

Девушка и в самом деле выглядела несколько растерянно: то и дело покусывала губы да крутила на пальце локоны.

– Хм… – Аркадий все же придвинулся, уселся рядом, погладил зазнобушку по спине. – Знаешь, а мой слуга Берт не может узнать, что этой чертовой служанке надо?

– Берт сказал, что замарашка Гримунда не служанка – рабыня. И она очень злая. Наверное, потому, что хозяйка ее все время бьет. Он сказал: как Донар молотит землю молниями, – пояснила Эля.

– Понял, – Иванов хохотнул. – Короче, лупит как сидорову козу.

Переводчица мотнула головой:

– Пусть так…

Потом чуть подумала, засмеялась и перевела фразу Берту. Мальчишка тоже засмеялся в ответ.

– Она ему когда-то нравилась, – в очередной раз перевела Эльвира. – Нравилась бы и сейчас, кабы не была б такой замарашкой, а главное, злючкой. Они с Бертом когда-то вместе ходили яблоки собирать. Очень-очень давно – прошлым летом.

– А, так они как мы…

Молодой человек потянулся и обнял возлюбленную за плечи.

– Да ну тебя! – снова возмутилась девчонка. – Скажешь тоже. Они ж дети совсем… Хотя, да, здесь взрослеют рано. В тринадцать лет уже считается – взрослый.

– Вот! – Аркадий наставительно поднял вверх указательный палец. – Раз уж они всего год назад вместе груши околачивали… В смысле собирали… Так, может, старая любовь не завяла, а? Пусть бы мальчишка спросил у этой замарашки… как ее…

– Гримунды.

– Да, спросил бы у Гримунды: зачем она тут ошивается и вообще, чего хочет? Ну, ненавязчиво бы спросил, не нахрапом… Ты переводи, переводи, Эля! Спроси, что замарашка любит? Ну, кроме груш…

Кроме груш Гримунда любила всякую бижутерию типа золотых и серебряных фибул, колечек, браслетиков… Любила, но не имела: даже если б и были, хозяйка сразу отобрала бы, еще и избила бы.

– Не любит, значит, Гримунда свою хозяюшку? – выслушав, уточнил Иванов.

– Не любит? Ненавидит! – Берт с хохотом хлопнул себя по голым коленкам. – Всей своей душой.

– Чего ж не сбежит?

– А куда? К гуннам? Вы ж, хозяин, знаете, что те делают с беззащитными девами. Да и не только они.

– Понятно. Значит, вот что… – Пригладив волосы, молодой человек повернулся к возлюбленной и погладил висевший на ремешке гребешок, красивый такой, резной, с инкрустацией. – Эля, тебе эта расчесочка очень нужна? Нет, не очень? Так, Берт, слушай сюда! А ты переводи, не сверкай глазами. В общем, пусть парень пригласит замарашку погулять… скажем, в ближайшую рощицу… И там подарит ей этот гребешок!

– Так Вильфрида-жрица сразу отнимет! От нее уж ничего не утаишь: ведьма. Впрочем, я тоже ведьма, и вообще…

– Вильфрида ничего не отнимет, – хмыкнув, молодой человек погладил Эльвиру по плечу, – коли наш юный друг разъяснит своей зазнобе, что этим прекрасным гребнем нельзя хвастать перед кем попало! Нужно им тайно владеть! Пусть спрячет гребень в каком-нибудь укромном месте… там же, в роще. Будет туда наведываться тайно и причесываться всласть! Заодно с Бертом встретится… И он у нее кое-что выспросит… Ну, что смотрите? Недурно ж придумано, а?

– Циник ты, Аркадий! Это ж дети совсем…

– Это варвары-то? В пятом веке? В тринадцать-четырнадцать лет?

– Тьфу ты! Я и говорю – циник.

Адальберту хозяйская идея очень понравилась.

Парнишка посветлел лицом и от избытка чувств подпрыгнул три раза подряд, высоко, почти до самого полога.

– Вот тебе гребень…

Поглаживая возлюбленную по бедру, молодой человек действовал решительно и быстро – все ж бывший опер!

– Побежишь, разыщешь эту Грима…

– Гримунду-замарашку!

– Во-во, ее. Разыщешь и, когда рядом никого не будет, подаришь. Примет замарашка подарок-то?

– Еще б не принять! Вещь шикарная. Клянусь богинями лесного ручья, у нее такой никогда в жизни не было и вряд ли будет. Так я побегу уже?

– Скатертью дорога.

Низко поклонившись, мальчишка сверкнул глазищами и умчался – лохматый маленький дьяволенок.

Встав, молодой человек поправил полог и вернулся обратно на ложе. Улегся, взял девушку за руку, заглянул в глаза:

– Ты такая красивая, Эля!

– Я знаю.

В зеленых глазах вспыхнули золотистые искорки. Растянулись в улыбке губы. Зубки блеснули жемчугом…

– Знаешь, песня такая есть, старая. Называется «Девушка с жемчужными волосами». Как раз про тебя.

Может быть, Эльвира что-то собиралась ответить, может – и нет, все равно не успела: молодой человек обнял ее, прижал, накрыл розовые губки губами. С языком! Девчонке это нравилось, хоть и казалось в новинку… Ясно теперь, почему… Неужели она и вправду в тридцать шестом году родилась? Неужели здесь – середина пятого века?! Неужели все…

Ага! Юная красотка уже и сама взяла инициативу в свои руки. Поднявшись на ноги, стянула, сбросила сарафан, осталась в одном платье. Приталенное, длинное, до самых пят, с короткими плиссированными рукавами, оно очень шло девушке, подчеркивая стройность фигуры и пленительные изгибы тела. Сшитое из тонкой ткани, платье ничего не скрывало: никакого белья под ним, естественно, не имелось. Ну не носили в пятом веке белье! Разве что подвязывали кое-что во время «женских» дней…

– А ну-ка, иди сюда! – строго скомандовала Эля. – Ближе, ближе… Сними пояс… так…

Наклонившись, дева стащила с возлюбленного рубаху заодно с нижней туникой, погладила по плечам, чувствуя разгорающийся жар страсти. Аркадий схватил девчонку в объятия, повалил на ложе, осторожно снимая платье… Обнаженная красавица выгнулась, словно кошечка, томно прикрыла глаза, застонала…

Молодой человек поспешно сбросил с себя остатки одежды.

Чуть позже Иванов растянулся на ложе, погладил прильнувшую к нему девушку по спине, дотронулся до татуировки под левой лопаткой возлюбленной – красный чернорогий бык упрямо бил копытом.

– Больно было, когда кололи?

– Больно, – хлопнув ресницами, честно призналась красотка. – А еще – обидно. Ведь все против моей воли. Насильно…

Закусив губу, девушка замолчала, и Аркадий вновь погладил ее по плечам, нежно поцеловал в лоб:

– Ну, ну… Всякое в жизни бывает.

– Вот именно, всякое… Я, когда от салашистов пряталась, никак не думала, что окажусь здесь… – Пробежав пальчиками по груди возлюбленного, Эльвира предалась воспоминаниям. Наверное, ей нужно было выговориться, особенно сейчас, в относительном покое и неге. – Поначалу долго не могла поверить. Вот как и ты… Но со мной ведь не церемонились, взяли силой… А я ведь девушкой еще была…

Девушкой в двадцать лет? Или сколько ей тогда было? Девятнадцать? Ну, понятно, раз уж пятьдесят шестой год… Пятьдесят шестой! А здесь – пятый век. Германцы и гунны. И вчерашние кровавые игрища! Все ведь взаправду… Жертвоприношение, голые жрицы, кровь… Господи! Да после такого во что угодно поверишь!

Впрочем, не о себе теперь надобно думать. Вернее, не только о себе.

– Этот меч, милая, – улучив момент, негромко спросил Аркадий. – Он и в самом деле так нужен?

Девушка встрепенулась, ожгла взглядом.

– Очень нужен! Как ты не понимаешь?! Это же не просто символ, это… Даже не знаю, как и объяснить. Наверное, передатчик Зла. Ну, как антенна, знаешь? Просто транслирует сигнал. Действует на мысли людей, не дела… Тогда, у салашистов… Ладно, это пустое все. Я знаю, где искать меч!

– Вот как?

Иванов не стал скрывать радость. А что? Хоть одна добрая весть за последнее время. Сколько он уже здесь… в пятом веке? Неделя? Две? Все дни как-то смешались, спутались. Гунны, шайка герулов, гепиды… Сумасшествие какое-то, честное слово, да!

– Так и где же? Ты ж говорила, что могила не та.

– Да, не та. Но и настоящая могила недалеко. У впадения в Саву-реку речки Недао. Или Недава, как ее называют славяне и кельты.

– А откуда ты знаешь, что та могила и в самом деле та? Ой… – молодой человек вдруг осекся и рассмеялся. – Путано как-то сказал.

– Ничего. Я поняла.

Девушка легла на живот, уткнув в подбородок согнутые в локтях руки с золотыми браслетами на запястьях. Обворожительная зеленоглазая нимфа с водопадом жемчужных волос! Глянув на Эльвиру, Иванов вновь почувствовал влечение. К такой-то красотке… Еще бы!

– Если ты помнишь, меня хотели похоронить вместе с умершим Аттилой, – сдув упавшую на глаза прядь, продолжила переводчица. – Будто я его и убила… Я не хотела, честно! Просто этот зверь… Ладно, не об этом сейчас речь. Я выбралась из могилы, но попала в руки жреца. И вновь оказалась пленницей, на этот раз в могиле Гойды. Ну, это ты знаешь уже, сам ведь там был!

– Значит, из могилы этого чертова Гойды тоже можно провалиться в прошлое?

– Хм… провалиться. Слово-то какое! – хмыкнула девушка. – Хотя, да, верное. Да, наверное, можно. Гойда был близок к Аттиле. Самый преданный сановник и вдохновитель всех черных дел. Нойдал, жрец, был его помощником.

– Тот, бритоголовый?

– Ну да. После смерти Гойды он обрел немалую власть. Эллак ему доверяет. И, как мне кажется, зря. Такие люди, как Нойдал, никогда не бывают верными. Стоит Эллаку чуть оступиться – и все. Думаю, жрец уже замыслил предательство. Знаешь, не удивлюсь, если он переметнется к Ардариху! Нойдал очень коварен и хитер.

– Да и черт с ним. – Подмигнув девчонке, Иванов повел плечом. – Нам бы выбраться. И раз без меча никак, надо его отыскать. Тем более ты знаешь.

– Знаю, – со вздохом отозвалась красотка. – И, самое главное, это проведала и Вильфрида. Она знает, что я – Ильдико, жена Аттилы, которая должна была последовать за своим мертвым супругом, но вот… выжила. Владение мечом Повелителя дает власть! И все это знают.

– Зачем же тогда меч положили в могилу?

– Все правильно. Чтоб не было раздоров. Чтоб никто не стал сильнее других.

– Не было раздоров? – Аркадия вдруг разобрал смех. – Ага! Тот-то я и вижу, как все тут дружно живут. Друг с другом воюют, шайки какие-то, разбойники, жертвы… Побыстрее бы выбраться, Эля!

– Чтобы выбраться, нужно быть осторожными. Очень! Жрица Вильфрида будет следить за нами. И сама, и через своих слуг и рабынь. Через ту девчонку, замарашку… Знаешь, слуг обычно не замечают. Их как бы нет. А между тем они видят и слышат многое. И многое знают.

– Посмотрим, что нам расскажет малыш Берт!

Потянувшись, Аркадий вытянулся рядом с возлюбленной и провел рукой по ее спинке. Прошептал вкрадчиво:

– Хочешь, сделаю тебе массаж? Будет приятно…

И в самом деле, было приятно. Не только Эльвире…

Глядя на невероятную нагую красавицу с жемчужными волосами, Иванов не раз и не два спрашивал себя: кто ему эта девчонка? Просто любовное приключение? Да, пожалуй, уже и нет. Слишком уж многое их теперь связывало. Слишком… Не отбросишь Эльвиру, словно ненужную, надоевшую вещь. Не отречешься, не выгонишь: сердце не позволит, душа.

После любовных игр, а точнее сказать, в перерыве, Эля учила Аркадия древним языкам: латыни и германскому – тому диалекту, на котором общались гепиды, герулы, тюринги и прочие бавары. Там было уже много гуннских слов: владычество Аттилы не прошло бесследно.

Потом вышли прогуляться по лагерю. Посмотреть. В светло-синем, чуть тронутом перистыми облаками небе ярко сияло солнце. Покачивались на мелких волнах большие лодки – циулы. Тени шатров напоминали воинов в островерхих шлемах. Меж шатрами повсюду дымили костры – женщины готовили пищу. Интересно, чем здесь питались? Рыбой? Дичью?

– И рыбой, и дичью. – Поправив стягивающий волосы ремешок, Эльвира тоже рассматривала все вокруг с немалым любопытством. – А еще я видела возы с недавно сжатой пшеницей. И стадо коров.

Многие узнавали гостей, улыбались, здоровались, приглашали к костру и вообще не производили впечатления охочих до крови варваров. Даже внешне. Да, дети и подростки бегали полуголыми, все же остальные носили красивые длинные рубахи навыпуск, плащи и множество драгоценностей. Женщины и девушки – приталенные платья, часто с короткими плиссированными рукавами. Подобное сейчас было на Эльвире. Поверх платья надевался сарафан с узкими лямками на бронзовых застежках – фибулах. Или все ж таки лучше назвать его туникой? Просто прямой кусок ткани на бретельках. Наверное, без платья он смотрелся бы куда эротичнее…

Впрочем, эротики у германцев хватало, достаточно вспомнить вчерашний день. Хотя нет! Лучше не вспоминать…

– Эй, эй! Аркадиус! Ильдико! Салве!

Да, многие здесь знали латынь, что и неудивительно: почти все германские племена, кроме самых северных, давно уже расселились на просторах Западной Римской империи, ныне увядающей и клонящейся к упадку. Расселились большей частью на правах конфедератов – союзников, коих римские чиновники беззастенчиво кидали во всех важных вопросах.

Все это рассказала Аркадию Эля, с явным удовольствием играя роль просветительницы. Иванов только головой качал: умная, блин!

– Ты откуда все знаешь-то?

– От верблюда! Я ж училась, забыл? У нас древнюю историю тоже преподавали. Профессор Васенцов из университета курс лекций читал. А по археологии – сам Арциховский!

– У вас и археология была? – искренне изумился Аркадий. – Зачем офицеру госбезопасности археология?

– Для общего развития.

Щурясь от солнца, переводчица поправила на плече бретельку сарафана… или туники? Черт знает, как это все именовалось. Ну, пусть будет сарафан, так как-то привычнее.

– Слушай, а без платья это не носят?

– Что? Ах… Тьфу! Вот ведь угораздило связаться-то! – Девушка рассердилась, но, видно было, не по настоящему, не всерьез, а так, для порядка. – Говоришь, из двадцать первого века? Там у вас все такие?

– Что ты, милая! Гораздо хуже. Таких воспитанных, как я, пожалуй, очень даже немного.

– Фигляр! – Рассмеявшись, красотка махнула рукой. – Да что с тобой говорить. Так мне толком и не рассказал о будущем. У вас там что, НЭП?

– Ну… можно сказать и так.

– Дожили!

Пожав плечами, Иванов улыбнулся проходившим мимо девчонкам. Те таскали воду в деревянных кадках: наверное, запасали, хотя озеро-то – вон оно, рядом. Да и рек здесь полно. Вообще, здесь никто не бездельничал. Кто кашеварил, кто чинил оружие и сбрую, женщины что-то ткали на растянутом меж деревьев вертикальном стане – такие Аркадий видел как-то в музее, правда, не помнил в каком. Ну, так ведь это и неважно, тут все как музей.

Если Эльвира не врет… Похоже, что нет. Но все же… Все же как-то не верится. Ну разве можно вот так: раз – и в другой эпохе? Пятый век! Хорошо хоть есть возможность выбраться. Только надо сначала меч найти. Меч Аттилы, Повелителя Зла. Дался ей этот меч! Свалили бы сразу, выбрав удобный момент. Раз уж девчонка знает, где могила…

– Слышь, Эля…

Молодой человек, понизив голос, на всякий случай обернулся и тут же замолк, увидев стремительно скрывшуюся между шатрами тень. Какой-то хмырь, вернее, хмыренок. Лохматый, как и все здесь, с голыми коленками и в каких-то смешных… унтах, что ли. На вид – лет пятнадцать. На тощих плечах – короткий, когда-то синий, но уже выгоревший на солнце плащ. Все это Иванов внимательным взглядом опера выцепил буквально за полсекунды. Может, правда, хмыренок ни за кем и не следил. Да что-то слишком уж быстро смылся! Верно, выждет и объявится вновь…

– Так ты что спросить-то хотел?

– Про меч. Про могилу. Не пора ли нам уже, а?

– Боюсь, что сейчас это опасно. – Девушка сунула в рот сорванную сухую травинку, задумчиво погрызла, совсем как первоклассница! – Думаю, за нами крепко следят. Видел парня в крашеном черникой плаще?

– Ага! Ты тоже заметила?

– Еще бы!

– Думаешь, Вильфрида послала двоих?

– Полагаю, нет, – дернула шеей Эльвира. – Не Вильфрида. Парня этого я видела вчера в свите Гундульфа. Среди слуг.

– Значит, и Гундульф тоже…

– Ну а как же? Он же знает, кто я. И тоже ищет могилу. Да тут многие ищут. Сокровища. Меч…

Глядя на поднимавшиеся к небу дымы, молодой человек скривил губы:

– Ну да, ищут многие. И не только здесь.

Сразу за шатрами, в рощице, слуги собирали хворост. Невдалеке простоволосая девчонка лакомилась поздней малиной. На лесной опушке тренировалась молодежь. Голые по пояс парни, поджарые, мускулистые…

И однако же вежливые. Завидев гостей, тренирующий их воин с седыми, заплетенными в две косы волосами приветственно махнул рукой:

– Салве!

– Сарве! – хором прокричали парни.

– Я спрошу разрешения посмотреть…

Эльвира остановилась и что-то сказала старому воину. В ответ тот приложил руку к левой стороне груди и поклонился. Поклонились и юноши.

– Сказал: смотрите, – перевела девушка.

Это ясно было и без перевода. Да уж, гепиды – очень доброжелательный народ. Если позабыть вчерашнее.

– Я напомнила, что ты чужестранец и тебе очень интересно.

– Интересно побыстрее отсюда свалить! – хмыкнул Аркадий, глядя как выстроившиеся попарно парни принялись сражаться деревянными палками… – А ловко! – не выдержав, похвалил молодой человек. – Они и настоящими мечами так же?

– Думаю, увидим… Ага, вон он, за липою!

– Тсс! Не оборачивайся. – Иванов приобнял девчонку за талию. – Ты б еще пальцем показала. Синий плащ. Вижу я его. Небось думает, что надежно спрятался. Эх, здорово бьются ребята! Молодцы.

Подростки между тем уже сменили палки на настоящие мечи! Причем разного вида. Один – обычный, с большим навершием, по виду – как у древних русичей или варягов. Второй же, короткий, скорее напоминал тесак и был заточен лишь с одной стороны. Сразу двумя клинками юные воины не сражались, верно, это дело требовало определенной сноровки и опыта или просто было не принято. Бились сначала одним, потом – другим. Сражались почти что всерьез, кровавые царапины не считали.

– Что, он все еще там стоит? – улучив момент, поинтересовалась Эля.

– Стоит. – Иванов покусал губу. – Значит, за нами следят двое – жрица Вильфрида и Гундульф.

– Гундульф-хевдинг.

– Да понятно, майор. Еще Ардарих наверняка присматривает, – глядя на сверканье мечей, вслух рассуждал Аркадий. – Тоже своих человечков послал. Но те половчее, я их пока что не срисовал… Ладно. Надо будет – вычислим. Так когда уходим? Думаю, чем скорее, тем лучше.

– Да, так, – отрывисто кивнула девушка. – Но не забывай, нас ищут гунны. Здесь кругом их земля. Правда, гепиды считают ее своей. Посмотрим, кто сильнее.

– Дай бог, не увидим – уйдем, – хмыкнул молодой человек.

Глянув на него, переводчица удивленно моргнула:

– Ты что, верующий?

– Даже крещеный!

– Однако… Вот уж не думала, что в двадцать первом веке будут верить в антинаучные поповские побасенки! – Всплеснув руками, переводчица издевательски рассмеялась. – Нет, ну надо же!

– Но-но! – Аркадий погрозил пальцем. – Ты не очень-то… Зато мы в космос первыми полетели!

– Правда?! – Девушка просияла лицом. – Ну, я и не сомневалась. А в каком году?

– В шестьдесят первом, двенадцатого апреля. Юрий Гагарин на корабле «Восток». Или «Восход»… Нет, «Восход» – это мотоцикл такой был, кажется…

– Шестьдесят первый год… Двенадцатое апреля… – эхом повторила Эльвира. – Так это же… через пять лет получается! Даже меньше. Так я же… Я же это увижу, если мы… А мы обязательно, да! Представляю, какая будет радость! У всего народа, у всей страны! Эх…

Какие глаза у нее сейчас стали! Этакие восторженно-чудесные и немного наивные. Как у…

– Эль, а ты комсомолка? – зачем-то спросил Аркадий.

– Конечно! – Переводчица не задумалась ни на секунду, ответила сразу. – А как бы я поступила в школу КГБ? Ну да, у кого-то родители репрессированы… Но ведь времена культа личности кончились! Нам ведь рассказывали и о выступлении Никиты Сергеевича на двадцатом съезде, и о секретном докладе… И о том, что будет начата широкая политика реабилитации! Это ведь здорово! А ты говоришь… Кстати! – Девчонка вдруг напряглась, подозрительно сверкнув глазищами. – А чего это ты про комсомол вспомнил? А-а-а, наверное, из-за того, что я с тобой… На моральный облик намекаешь?

– Да боже упаси, милая! – Порывисто обняв девушку, Иванов поцеловал ее в губы. – Что ты такое говоришь-то? Какой, на фиг, моральный облик?

– Я его давно потеряла… здесь. Без всякого своего желания! – Эльвира отпрянула, губы ее затряслись – вот-вот заплачет. – А ты…

– А я просто люблю тебя, – вдруг высказался Аркадий. – Что, нельзя?

– Любишь?

Девушка недоверчиво прищурилась… и вдруг опять улыбнулась. Широко, радостно и так же наивно, как вот только что, когда услышала весть о первом полете в космос. Правда, тут же посмурнела.

– Жаль, нам с тобой вместе не быть… У каждого своя эпоха. Если посчитать, так я ж тебе в бабушки гожусь… или даже в прабабки!

– Какая ж ты красивая, прабабка! – чмокнув девчонку в губы, подмигнул Аркадий.

Ну, вот и в любви признался. Как-то к слову пришлось, между делом. Без всяких там букетов, вина и прочего. А как Эля обрадовалась! У-у-у! Почти так же, как космосу… Или все же чуть больше?

– Знаешь, Эль… – Глядя в глаза возлюбленной, Иванов вдруг стал совершенно серьезным. – Если выберемся… Нет, не так… Когда выберемся… ну, каждый к себе… мне будет жаль наших с тобой встреч. И это вот время… когда мы были вместе…

– Я тоже буду тебя вспоминать, – потупившись, призналась красотка. – Возможно, до конца жизни. Но ты только не воображай, что…

– А может, ты со мной?.. – вдруг предложил Аркадий.

– Или ты… – Эльвира вздохнула и прикрыла глаза, словно бы не хотела, чтоб возлюбленный видел ее слезы. – Нет, дорогой. Нам не суждено быть вместе. Чужой мир отторгнет нас очень быстро. Год-другой – и все. Может быть, даже месяцы… Так говорила колдунья.

– Что еще за колдунья?

– Та, что рассказала мне про мечи… Она умерла уже… Завтра мы уйдем! – тряхнув головой, решительно бросила девушка. – Ну, или в самое ближайшее время. Надо только придумать, как оторваться от слежки.

– Вот! Я именно это и хотел предложить.

Юные германцы между тем сменили мечи на дротики-фрамеи, а их, в свою очередь, на луки. Старый воин с седыми косами, взяв лук, неожиданно подошел к гостям.

– Его зовут Видибальд, – перевела Эльвира. – Он сражался под стягом Ардариха в битве на Каталаунских полях. Против владычества Рима, за Аттилу. Этот лук – гуннский. Может быть, славный Аркадиус захочет что-то им показать? Он слыхал, что скифы славятся искусством меткой стрельбы ничуть не хуже гуннов.

– Хм…

«Славный Аркадиус» даже не думал. Отказаться сразу же! Только придумать как, чтоб не обидеть. Показать свое неумение во владении древним оружием смерти подобно! Это означало бы вызвать нешуточные подозрения. Как это так? Знатный скиф – и не умеет биться мечом, не стреляет из лука! Да уж, подозрительней некуда. Такого просто не может быть.

– Э-э… Я перевела, будто ты дал своим богам обет до самой великой битвы не брать в руки оружие! – быстро сообразила переводчица.

Да уж, мозги у этой красотки работали – дай бог каждому!

– Славный Видибальд все понимает и просит лишь благословить лук…

– Как это – благословить? – Молодой человек озадаченно моргнул. – Перекрестить, что ли?

– А что? Можно, – согласно кивнула девчонка. – Крест в этом мире – символ не только Христа, но и Тенгри, великого бога степей. А ваших скифских богов здесь вообще не знают. Просто заручиться их поддержкой перед великой битвой не грех. Чем больше богов, тем больше силы.

Лук был красив, как красиво, наверное, любое боевое оружие, исключая самоделки. Довольно короткий, приспособленный именно для стрельбы с лошади, лук имел обратный изгиб – таким образом при меньшем размере достигалась большая убойная сила лука. Естественно, составной, для большей упругости и прочности укрепленный костяными накладками. На накладках были искусно вырезаны разные диковинные растения и звери.

Кроме лука старый воин принес и колчан со стрелами, кои, видимо, тоже надобно было благословить. В колчане их было штук тридцать. Около восьмидесяти сантиметров длиной, снабженные втульчатыми железными и костяными наконечниками, стрелы представляли собой весьма грозный снаряд, учитывая, что выпускались они за пару минут.

– О да, это страшные вещи, – поглаживая принесенный колчан, промолвил славный Видибальд. Эльвира добросовестно переводила. – Вот, к примеру, вы держите в левой руке пучок раздвинутых веером стрел. Прижимаете их к луку. Просовываете руку между тетивой и луком. Берете стрелу двумя согнутыми пальцами, прочно удерживая ее с двух сторон, и кладете на нее большой палец. Затем отводите стрелу назад, чтобы тетива сдвинулась вдоль большого пальца и вошла в выемку стрелы. И натягиваете тетиву, одновременно поднимая лук…

Да уж, да уж. Иванов мысленно содрогнулся: все это сложно было даже представить, тем более – воплотить в жизнь. Да еще на полном скаку! Понятно, почему так боялись гуннов…

– Акцепт, Найтвиш, Антракс, – произнес Аркадий первое, что пришло в голову, и размашисто перекрестил лук – благословил.

С достоинством поклонившись, старый воин отбыл к своим подопечным, оставшимся на опушке и с любопытством посматривавшим в сторону гостей и своего боевого командира.

– Вот и второй, – проводив взглядом ушедшего Видибальда, тихо сказал Аркадий. – Не поворачивайся. Краем глаза смотри… ну, как бы невзначай.

– Да знаю. Грязный слуга якобы собирает хворост. Набрал целую вязанку и чего-то ждет. Чего? Ясно, наблюдатель.

– Молодец!

– А то! – Девушка горделиво приосанилась и хмыкнула. – Есть и третий. Сам увидишь или подсказать?

– Девчонка, – поразмыслив, сообразил Аркадий. – Та, что ест малину. Между прочим, ягод-то совсем мало уже – не сезон. А она к кусту как прилипла.

– Правильно. Я давно ее приметила.

– Рад стараться, товарищ младший лейтенант.

Бежать решили завтра днем: ночью гепиды выставляли часовых – научились от римлян. Да и темно было – куда идти, как? Сегодня еще нужно было вычислить возможных соглядатаев да дождаться возвращения Адальберта с информацией насчет жрицы Вильфриды. Черной жрицы, как уточнила Эля. Вечером опять намечался небольшой пир, вернее, ужин, а до него еще было бы неплохо разработать план побега. Именно побега: если уж за гостями присматривают, то как это еще назвать?

Да, присматривают. Правда, неизвестно, насколько всерьез, зато известно кто: славный король Ардарих, Гундульф-хевдинг и черная жрица Вильфрида. Ардарих – понятно, присмотреть за чужими сам бог велел, вернее, сами боги. Гундульф послал соглядатая, вероятно, на всякий случай, чтоб быть в курсе. Вильфрида же, похоже, всерьез собралась устроить какую-нибудь пакость. Этой отмороженной на всю голову юницы-жрицы следовало опасаться больше всего.

Где-то после полудня явился с докладом Берт. Весь такой довольный, сияющий. С мокрыми волосами.

– А мы, господин, в озере купались. С Гримундой-замарашкой. Ой… Никакая она не замарашка!

– Ты гребень-то подарил? Ну…

Иванов все же припомнил, как называется гребень на диалекте гепидов, по-древнегермански. Сказал. Вернее, спросил. Парнишка довольно закивал, хлопнув себя по коленкам: мол, подарил, а как же, да!

Дальше все оказалось сложнее. Не больно-то хорошо Аркадий знал язык древних германцев. Да особо-то и не стремился знать – так, баловства ради. Зачем его и учить-то, коли осталось здесь пребывать… ну, день, от силы два.

Аркадий вдруг ухмыльнулся: однако ж поверил все-таки в пятый век! Как-то вот сама собой эта вера появилась, возникла после жуткой вчерашней ночки. Да и вообще…

Между тем Адальберт явно принес важные вести о черной жрице Вильфриде. Кстати, почему черной? По цвету волос? Или по черному колдовству, которое практиковала сия юная жрица?

– Короче, Берт! Беги-ка быстро за Элькой… Ну, за Ильдико. Иначе мы с тобой друг друга не поймем.

Услышав имя важной гостьи, юный слуга понятливо кивнул и, поклонившись, выскочил из шатра. Побежал – только пятки сверкали. Да недалеко и бежать-то было: выделенный Ильдико-Эльвире шатер располагался почти рядом, чуть ближе к роще.

Переводчица явилась минут через двадцать – для женщины так очень даже быстро. Не дура, понимала: нужно спешить.

– Он встретил Гримунду-замарашку у моего шатра, – выслушав паренька, негромко пояснила Эля. – Она там собирала орехи. Хм… – Девушка задумчиво покривила губы. – Недалеко и вправду орешник. Только орехи давно уж обобраны, я заглядывала.

– Пока все, как мы и предполагали, – покивал молодой человек, поудобней располагаясь на ложе. – Спроси, что там дальше-то было? Пусть во всех подробностях расскажет, здесь каждая мелочь важна.

Переводчица усмехнулась: ну да, конечно, а то она без Иванова не знает, что спрашивать! Что-то сказала слуге. Тот принялся рассказывать, быстро и сбивчиво, отчаянно жестикулируя и время от времени хлопая себя по коленкам. Эля переводила абзацами, и в подробностях вышло так…

Адальберт отыскал девчонку довольно быстро – знал, где смотреть: либо у шатра хозяина, либо у временного обиталища госпожи Ильдико. Увидел в орешнике, подошел, поздоровался.

Гримунда была одета в тонкое льняное платье, подпоясанное простой веревкою и крашенное крапивой. Довольно старое, выцветшее, или, может, недавно постиранное, хотя вещи в те времена стирали редко. Поверх платья – жилетка из овчины, желтая от старости и кое-где траченная молью. Рыжеватые волосы девчонки были убраны под суконную шапку, грязную и натянутую до самого лба.

Что еще сказать? На запястьях – дешевенькие браслетики из синего витого стекла, какие в больших количествах привозили римские купцы, обменивая на сушеные грибы, орехи и прочее. Бусы из тех же орехов. Острый подбородок, вздернутый нос, веснушки – не по всему лицу, но вполне даже заметные. Никакой обуви – босиком. Так ведь и правда, не зима же?

– Здравствуй, Гримунда, – подойдя ближе, еще раз поздоровался Адальберт. – А я вот тебе подарок принес!

– Подарок?! – Девчонка удивленно вскинула очи. – А что, сегодня праздник какой? День урожая? Или день лесных духов? Богинь светлых ручьев?

– Да нет. Обычный сегодня день, никакой не праздник. На вот, возьми… – Мальчишка протянул гребень. – Бери, бери. Просто так. На память.

Гримунда несмело взяла гребешок. Изящной работы, с инкрустацией золотом и жемчугом, он сиял в лучах солнца так, что слепило глаза. Словно загадочный посланец из какой-то иной, неведомо-прекрасной жизни, где нет постоянных побоев и издевательств, где не нужно трудиться изо дня в день, прислуживать злобной госпоже, угождая во всем и пряча слезы. Плакать можно было лишь по ночам, украдкою, тихо-тихо, чтобы не разбудить госпожу и других служанок. Если те донесут, расскажут, плеть из лошадиной кожи не раз и не два прогуляется по тощим девичьим плечам, как уже бывало не раз.

Юная жрица Вильфрида обожала сама наказывать слуг. За малейшую провинность, без всякой пощады, пока не устанет рука. Пару девчонок она уже забила до смерти. Никто ничего не сказал. Да и не узнали, это ж были не свободные девы – рабыни, цена которым, как за редиски пучок.

– Это… мне?

– Тебе, тебе!

– Ты издеваешься, да? – Большие серо-голубые глаза девушки сузились в гневе. – Вот уж спасибо, старый дружок! Явился, чтобы насмехаться, чтобы обидеть. Сам-то вон какой… ходишь в башмаках… А я…

– Да что ты, Гри-Гри! – разволновался мальчишка. – Это точно тебе. Правда-правда. Клянусь Донаром, Воданом и еще хвостами озерных нимф!

Это была хорошая, добрая клятва. Хвостами озерных нимф обычно клялись близкие друзья. Какими и были Берт и Гри-Гри когда-то в далеком детстве. Хотя не в таком уж и далеком. Взрослыми становились в тринадцать лет. Уже можно на собрание-тинг, уже ответчик на суде, уже воин. Или слуга, как вот Берт и та же Гримунда. А сколько лет прошло после тринадцати? Год-полтора уже, однако!

– Значит, мне… – Девчонка смахнула набежавшую слезу. – И куда ж я его дену? Все же увидят… И что скажет госпожа? Что я этот гребень украла. Велит наказать. Да нет, сама накажет! Знаешь, как она бьет? Нет, не то чтоб рука у нее тяжелая… Просто злости, исступления много. Недаром черная ведьма! О, боги, как же я ее боюсь!

– Ты этот гребень никому не показывай, – оглянувшись, тихо промолвил Берт. – Просто владей. Спрячь его где-нибудь в рощице или на берегу, в каком-нибудь укромном месте.

– Ой, Бертик! – Девчонка хлопнула в ладоши. – Я знаю такое место! Старый дуб недалеко от озера. Там дупло. Много чего спрятать можно.

– Вот-вот, – одобрительно закивал подросток. – Будешь приходить, смотреться в озеро, расчесываться. Можем прямо сейчас и пойти! Если, конечно, тебя хозяйка не хватится.

– Не хватится. – Гримунда вдруг помрачнела. – Она мне поручила тут кое-что… Кое за кем последить: что делают, куда ходят. За твоим хозяином, к слову сказать! И еще за гуннской госпожой Ильдико.

– Ну и вот, Гри-Гри! О хозяине я тебе и так все расскажу! Правда-правда.

Уговорить девчонку оказалось несложно. Никто ведь за ней не следил, наоборот, она следила. Неумело, но вполне в духе людей раннего средневековья, подмечавших каждую мелочь, даже, казалось бы, самую несущественную. Еще бы, ведь от таких мелочей часто зависела жизнь.

Госпожу свою, черную жрицу Вильфриду, юная служанка ненавидела и очень боялась. Жрица постоянно истязала своих рабынь, и, похоже, ей это нравилось. Гримунда давно б сбежала, если б было куда… и если б было с кем. В те времена одиночки не выживали, стать изгоем – верная смерть. А вот поменять род, племя – это было можно. Не так уж и часто, но случалось. Тем более во времена Великого переселения народов, или, говоря попросту, в эпоху гуннских и германских нашествий.

По пути к озеру девчонка пустилась в воспоминания.

– Знаешь, Берти, мы раньше в городе жили… Большой такой, целая тысяча жителей! А может, и две.

– Да ну! – не поверил мальчишка. – Быть такого не может. Это только в Риме столько… ну, и, может, в Аквинкуме. А еще я слышал про Аахен, Суассон и прочие большие города. Там живут римляне… ну, и наши тоже. Не только в деревнях. Однако же к городской жизни нужна привычка. Да и, сама знаешь, нападают на города часто. Жгут!

– О! Да там такие стены! Ты б видел!

– А ты видела?

– Наверное. Я не помню. Маленькая слишком была. – Вздохнув, девчонка смахнула слезу. – Даже какой именно город, не помню. Помню только страшных гуннов. А еще пожар. Потом родители бежали, прибились к своим… Эх, были б они живы…

– Хм…

Адальберт хотел было вставить словечко, но сдержался, не стал. Он-то знал, что Гримунду продали в рабство ее же родители. За долги. А потом и сами погибли от стрел разбойников-гуннов. Это многие знали. А вот Гри-Гри что-то подзабыла… Или просто не хотела вспоминать?

– Вот! Пришли.

Не доходя до берега, густо поросшего ивами и осокой, девушка кивнула на кряжистый дуб, росший неподалеку, в роще. Небольшое дупло даже вблизи нельзя было заметить – только если знать.

– Я случайно нашла, – пояснила Гримунда. – Желуди собирала. Смотрю – белка. И вот…

Девчонка так и держала гребень в руке, не выпускала. Видно, не верила, что ей вдруг подарили такое чудо!

– Сейчас вот волосы расчешу и спрячу… Ой!

Сняв шапку, девчонка провела по волосам рукою. Грязные спутанные пряди упали на лоб.

– Нет! Сначала надо голову вымыть. Давай искупаемся? Я тут место укромное знаю.

– Так холодно же!

– Вовсе нет. Идем!

Уговорила, чего уж. Пошли…

Укромное местечко находилось сразу за ивами; пришлось продираться, пока в глаза не ударил резкий солнечный свет, отраженный серебряной гладью озера. Быстро скинув платье, Гримунда с разбега бросилась в воду. Нырнула, поплыла, вся такая довольная. Следом нырнул и Берт. Не сразу, не с разбега, просто вошел в воду.

Подплыв, девчонка тут же окатила его брызгами, засмеялась, вся такая довольная, белозубая.

– Ну как?

– У-у-у!

– А давай наперегонки? Вон до того мыска!

– Да ну тебя. Уж там-то нас точно заметят! Или русалки утащат на дно.

– Русалки?

Девчонка встала на ноги, поднялась, прикрыв рукою грудь – еще небольшую, девичью, но Берту она уже нравилась… очень… Вдруг сильно захотелось потрогать пальцами упругие розовые сосочки…

– Русалки… Там они точно есть?

– Говорят, видели.

– Тогда не поплывем: они нас точно в воду утянут!

Подойдя к берегу, девушка наклонилась, принялась чистить волосы белым озерным песком…

Адальберт не мог оторвать глаз! И даже несколько смутился, покраснел… Вообще-то парни и девушки частенько купались вместе, большой веселой компанией! Но вот так, когда один на один… парою…

– Ну все, выходим! Ну, ты что там застрял?

Выбравшись на берег, девушка обернулась, сверкнула серо-голубыми очами. Мокрые светло-рыжие локоны упали на грудь.

– А у тебя пупок в песке, – усевшись в воде, сообщил парнишка. – Ты обсохни пока… я сейчас… тут… еще немножко…

– Ишь ты! А говорил – холодно.

– Да нет. Теперь вот и жарко уже. Горячо…

Внимательно слушая слугу, Иванов в этом вот месте хмыкнул. Что там дальше случилось (и случилось ли) с этой юной парочкой, честно сказать, Аркадия не особенно волновало. Куда больше интересовало другое…

– Так про хозяйку-то свою она что рассказала? Кроме того, что та злая и бьет – это мы уже поняли.

Про хозяйку Гримунда рассказывала неохотно, что и понятно: боялась. Сказала, что да, та послала ее присмотреть за гостями. За Ильдико. Как понял Иванов, черная жрица увидела в Ильдико конкурентку или даже представительницу каких-то иных, конкурирующих потусторонних сил.

– Гри-Гри сказала, что Вильфрида-жрица велела слугам поймать ей черного дрозда, – понизив голос, предупредил подросток. – Наверное, хочет подбросить мертвую птицу под ваше ложе, госпожа. – Тут Берт низко поклонился Эльвире. – О, это сильное заклятье – на смерть. Человек начинает чахнуть – просто вдруг ни с того, ни с сего. А потом слабеет и умирает. Если только на помощь не придут боги!

– Ничего… – Переводчица невесело засмеялась. – К нам – придут. Я и сама ведьма.

– Если заклинание не подействует, может ли Вильфрида подослать убийц? – справился Аркадий.

Слуга кивнул:

– Запросто. Велит подсыпать яд, ударить ножом, поразить стрелою… Все что угодно, ага.

– А что она сейчас-то хотела? Просто велела следить? Или на что-то обратить особое внимание.

– Гри-Гри говорит: велела запоминать гостей. Ну, кто приходит в гости к госпоже Ильдико, к кому ходит она. В какое время, как часто, надолго ли…

– Однако, обложила! – Иванов хмыкнул в кулак. – Ей бы опером работать или, там, райотдел возглавлять, а не тут черной ведьмою подвизаться.

– Ничего, – успокоила Эльвира. – Мы тоже не лыком шиты. Чего хочет жрица, догадаться несложно: меня извести. Или оклеветать для начала.

– От жрицы одна эта твоя замарашка? – уточнил Иванов. – Или кто еще есть?

– Пока одна, господин. И никакая она не замарашка… Ой…

– Ладненько… – Зябко поежившись, переводчица потерла руки. – Теперь бы еще уточнить о других.

– Думаю, они так просто приглядывают, на всякий случай, – вслух предположил Аркадий. – Чтоб в курсе быть. Где мы, да что, да с кем. Ну и про могилку тоже. Вдруг ты к ней да приведешь? Эх, да что там говорить, свалить бы уже поскорее!

– Кого свалить?

– Скорее уйти бы!

– Уйдем. Уже завтра. Может быть, еще до полудня. Здесь ведь не так далеко.

Встав с ложа, Эльвира-Ильдико обхватила себя руками за плечи.

– Думаю, от всех шпионов нам не избавиться. Что ж, пусть идут. Главное, чтоб не мешали.

Вечером вновь ужинали в королевском шатре. Славный король Ардарих был нынче весьма любезен, за столом шутил и много расспрашивал про Скифию. Вот тут уж Иванов с Эльвирой выкручивались как могли – врали на пару. Вообще-то оба были истории не чужды, когда-то изучали, даже сдавали экзамены. Аркадий и романы исторические когда-то почитывал – Дрюон там, Дюма, Вальтер Скотт, Пикуль. Только вот там больше другие эпохи описывались – расцвет рыцарства, мушкетеры, Варфоломеевская ночь, Столетняя война… Что же касаемо разных там Меровингов, тюрингов и прочих Теодорихов, то тут говорить нечего: уровень знаний стремился к нулю.

Хорошо хоть Эля просвещала по мере сил. Она и тут кое-что знала, да и сравнительное языкознание изучала вкупе с древней историей, информацией кое-какой владела. Вот и про Ардариха кое-что вспомнить смогла. Тот ведь не так давно был ближайшим союзником и советником Аттилы, но после смерти вождя не пожелал подчиняться его сыновьям. Поднял свое племя и ряд других племен против гуннов, желая завоевать или, вернее, отвоевать все гуннские земли на левом берегу Дуная, «в пределах всей Дакии и Паннонии».

«Паннония Т5» – хороший был мотоцикл! Интересно, где сейчас та скинхедовская компашка?

После пира Аркадий проводил свою возлюбленную до шатра. Остановился. Уже давно стемнело, и на черном бархатном небе сияли желтые звезды. В спокойных водах озера отражалась серебряная луна, рядом, в кусточках, пиликала какая-то птица.

– Я так устала, – прощаясь, честно призналась Эля. – И так уже хочется вернуться домой!

– Ты ж сказала – завтра.

Иванов обнял девушку за талию, поцеловал…

– Да, завтра.

– Нам может понадобиться оружие…

– Мы отыщем его в могиле!

На этом скоротечное прощание и закончилось. Конечно, молодой человек был бы весьма не против, если б Эльвира провела с ним эту ночь, но… Красотка ж сказала, что устала. Тем более куда деть слугу? Не к Вильфриде же жрице в шатер отправлять? К этой его… замарашке.

* * *

Еще вечером, на пиру, славный король напомнил о грядущей битве. О том, что нужно быть начеку, готовить отряды, да и вообще – быть готовыми выступить в любой момент. Все вожди-хевдинги разом кивнули: готовы, мол, как пионеры – всегда. Довольные такие, аж глаза загорелись. А как же? Война – дело мужчин. Дело чести, доблести и геройства. Да и пограбить завсегда можно. Прибарахлиться.

Правда, в данный конкретный момент о барахле вроде бы речи не шло. Просто надо было показать, что гепиды и прочие больше никому подчиняться не будут! Мы не рабы, рабы не мы – так-то! Ну и да, землица не помешает. Вся Дакия. Паннония тоже. И Реция, и Норик… Хотя Норик – это уж слишком, наверное.

Дакия, Паннония, Реция, Норик – все это были провинции некогда великой Римской империи, не так давно потерпевшей сокрушительное поражение от гуннов, германцев и прочих варваров в битве на Каталаунских полях. Ныне от некогда грозной империи осталось лишь название. Да еще оставалась в силе восточная часть – Византия. Западная же – увы…

Ардарих, а пуще того Гундульф-хевдинг, на пиру все допытывались: когда же прибудет отряд скифов? Мол, не могли же они просто сгинуть, потеряв своего царевича? Аркадий тут же соврал, благо время позволяло. Никуда отряды не сгинули, идут, дня через три точно прибудут – о том уже была весть.

«Славный король» заинтересовался:

– Через три дня? Вот славно! Клянусь Донаром, славно! У вас там конница, мой славный друг Аркадиус?

– Конница, да.

«Славный друг Аркадиус» подтверждал все. А чего б и нет-то? Все одно через день спросить будет не с кого. Эльвира добросовестно переводила и даже улыбку не прятала. Ишь, развеселилась девочка!

– Луки, копья, сабли… то есть это… мечи, да.

– Еще скажи – пулеметы! – выпив ягодного вина, веселилась Эля. – И тачанки, да.

– Еще бронепоезд!

– Ну да, как же без него-то? Мы красные кавалеристы и про нас былинники речистые ведут рассказ!

Посмеявшись, молодой человек подвинулся на лавке поближе к возлюбленной.

– Ну, допустим, со мной все понятно. Вон сколько войска привел! Даже бронепоезд… А вот ты? От тебя-то какая нашему славному королю польза? Чего он так с тобой носится?

– Я – ведьма! И очень сильная…

– Ведьма-комсомолка! Звучит.

– Да ну тебя! Про быка моего забыл? Это знак. Знак избранности и, если хочешь, касты. Хоть и против моей воли… силой… И, кроме того, я уже много чего рассказала Ардариху и Гундульфу – он тут вроде начальника генерального штаба. Заодно курирует местную разведку и контрразведку. Все, конечно, в зачаточном состоянии, но имеется, да.

Уже был самый разгар ужина, вернее, небольшого пира. Уже можно было спокойно поговорить: все хорошо выпили, все говорили разом, и никто никого особо не слушал. Как всегда и бывает, и не только в компании древних германцев, почти везде.

– И что же ты рассказала? – подначивал Иванов.

– Да все, что смогла. Что запомнила. Примерное количество воинов, тактику. Кто какими отрядами командует, и все такое. Но самое главное – политический расклад!

Аркадий чуть брагой не поперхнулся:

– Какой-какой?

– Политический, – ничуть не смутилась девчонка. – Видишь ли, Аттила всегда выделял Эллака, именно потому тот и стал считаться главным наследником. Но есть еще немало других! Аттила – тот еще распутник, потомков наплодил немеряно. И все хотят власти. И славы…

– И богатства еще.

– Да, и богатства. Многих Ардарих уже подкупил. И сговорил многих германских вождей. Не только гепидов. Да и славян… Гепиды, герулы, готы, бавары, скиры, тюринги, аланы… Кого только нет! И все – против гуннов Эллака.

– Прямо какая-то битва народов получится. Жаль, что мы ее не увидим. – Аркадий потянулся за мясом, отрезал кусочек ножом – вкусно! – Хотя… сказать по правде, не очень-то и жаль. Скорее домой бы!

– Скорей! Дождемся утра, а там и день… А вечером… вечером – уже.

Мечтательно прикрыв глаза, девушка склонила голову на плечо Аркадия. Никто и внимания не обратил: у германцев нравы тогда были вольные, и женщины считались вполне себе полноправными личностями. Ну, почти…

А утром неожиданно затрубили рога! Тревожно так затрубили и вместе с тем – радостно. Как в детском лагере, когда играли побудку.

Глава 5

Великая битва

Утробно затрубил рог, следом запели трубы, тревожно ударили в большой барабан. Все собрались в один момент, вышли к королевскому шатру, на площадь. Поместились не все, только воины, без детей и женщин. Так и понятно: народное собрание, тинг – он не для всех, детям и женщинам, кроме полноправных вдов и жриц, делать там нечего. Голос имели мужчины – воины.

Вооруженный народ стекался бурлящими реками, на площади перед шатром вскоре образовалось людское озеро – кипящее и бурное от эмоций. Сегодняшнее собрание было необычным, и все знали почему.

Схватив висевший на столбе меч, Аркадий выбрался из шатра. Следом выскочил юный слуга Адальберт, прихвативший плащ своего господина.

– Ну вот и началось…

Подбежав к шатру, Эльвира взяла возлюбленного за руку. Ну да, пожалуй, что так – возлюбленного. А как еще? Любовник – какое-то глупое, нечистое слово. Возлюбленный – куда как лучше.

Все были возбуждены в предвкушении великой битвы, и это возбуждение висело в воздухе, готовое вот-вот взорваться все равно чем – кровавой схваткой, приветственными криками, гимном во славу великих богов и Ардариха-рекса. Рекс – правитель, властелин, так именовал себя король по давней римской традиции.

Пробиваясь поближе к шатру, Иванов углядел черноволосую бестию, жрицу Вильфриду, одну, без всяких помощниц и рабынь. Ну да, ей-то можно на тинг, она жрица… Да и Эльвира-Ильдико – знатная особа и тоже ведьма. Знатные гости встали рядом с королевским шатром: их узнали, расступились.

Взволнованная Эльвира не отпускала руку Аркадия и все пыталась объяснить, насколько сама понимала:

– Гепиды заварили всю эту кашу. Ну да, крупнейшее германское племя в Паннонии. И король Ардарих в авторитете… Вот, кстати, и он.

Верховный вождь гепидов вышел из своего шатра в сопровождении военных вождей – хевдингов, среди которых был и Гундульф. Серебристая кольчуга Ардариха переливалась, словно порожистая река, сверкал на солнце островерхий шлем. Четверо дюжих воинов положили наземь большой щит – король ступил на него, воины подняли. Собравшаяся толпа зашлась в восторге!

Сняв шлем, Ардарих передал его Гундульфу и поднял правую руку. Все затихли. Король улыбнулся, что-то выкрикнул.

– О, великий народ мой! – шепотом перевела Эля.

И дальше так же вот продолжала переводить, едва слышно. Да Иванов все понимал и без перевода!

– Вы все знаете, что я был верен великому Аттиле, – велев опустить щит, продолжил Ардарих. Порыв ветра трепал его длинные волосы, теребил пурпурный плащ, застегнутый золотой фибулой. – Пока он соблюдал наш договор. Вы знаете, как мы сражались… О! Римляне не забудут этого никогда!

– Аой! – потрясая короткими копьями, хором рявкнули воины.

Король скривил тонкие губы в некоем подобии улыбки:

– А когда великий Аттила-рекс умер, его сыновья собрались метать жребий, чтобы решить нашу судьбу! Решить за всех нас, без всякого нашего участия. Я узнал это первым. И как вы все помните, сразу же встретился с другими вождями, сговаривая их против гуннов. Почти все откликнулись! Но готы… Их вожди трусливо прятали глаза! Готы до сих пор помнят то, что сделали гунны с державой их вождя Эрманариха! Готы нынче не с нами. Не с нами скиры и ругии… Мало того, они примкнули к войску Эллака! Такие вот наши сородичи!

– Смерть им! – выкрикнул кто-то в толпе.

– Смерть готским собакам!

– Смерть! Смерть! Смерть!

С невозмутимым лицом и истинно королевским величием верховный вождь гепидов дал знак воинам – те подняли щит вместе с повелителем.

– Я зову вас на бой, славные воины! На великую битву, в коей цена – свобода. Свобода для всех нас!

– Аой! Аой! Аой!

Троекратный рев вновь потряс округу. Завыли рога, грозно зарокотали барабаны, запели трубы…

Не прошло и получаса, как воины славного короля Ардариха двинулись в путь, чтобы сразиться с грозными полчищами владыки гуннов. Вперед унеслась разведка – всадники на быстрых конях. За ними пошел авангард – легкие пехотинцы, безусые германские юноши с голой грудью и непоколебимой отвагой в глазах. Все их вооружение составляли короткие метательные копья (фрамеи), пращи, изредка – лук и стрелы. И у каждого на боку висел скрамасакс – тяжелый боевой тесак. Редко у кого имелись шлемы, и так же редко – легкие, обтянутые красной кожей щиты.

– Совсем еще дети, – глядя им вслед, прошептала Эльвира. – Мясо войны. Они все лягут под гуннскими стрелами!

– Ну-у… – Аркадий успокаивающе погладил девушку по плечу. – Может, и не все…

– Все! Ты не знаешь, как стреляют гунны.

Следом за молодежью, ровно чеканя шаг, двинулась тяжелая пехота. Эти воины знали римский строй и тактику некогда непобедимых легионов. Это были уже не те дикие германцы, что двести и триста лет назад, теперь это были римляне. Пусть варвары, но имперцы. Звенели кольчуги, в островерхих шлемах и на умбонах щитов играло солнце. Тело каждого воина защищали доспехи: длинная кольчуга – лорика хамата, – либо железный панцирь, либо кожаная рубаха с нашитыми бляшками.

Такие же рубахи были сейчас и на Аркадии, и на его боевой подруге. Подарок Гундульфа-хевдинга – и эти рубахи, и еще шлемы. Аркадию досталась обычная каска с наносником, а вот Эльвира-Ильдико получила блестящий округлый шлем с нащечниками, назатыльником и золоченою полумаской с вырезами для глаз. Очень красивый. Девушке нравился, правда, пока она его не надевала, вместе с подшлемником отдала слуге. Как и Аркадий.

– Мы с тобой словно головорезы какие-то, – осматриваясь, хмыкнула Ильдико. – Доспехи, шлемы, мечи…

Да, у переводчицы тоже имелся меч! Такой же, как и у ее спутника – длиной около метра, с закругленным концом и большим навершием на ручке, очень похоже, что серебряным. Подарок Ардариха.

– Да не похоже, а так и есть! – Эльвира погладила рукоять меча. – Чистое серебро. И узоры какие красивые!

– Ты прям как валькирия, – усмехнулся молодой человек. – Еще бы к шлему серебряные крылышки приделать.

Девушка неожиданно обиделась и посмурнела:

– Не смей меня больше так называть! Я тебе что, фашистка, что ли?

– Не буду, не буду.

Тряхнув головой, Иванов замолчал. Нет, ну надо ж – обиделась! Не из-за чего, из-за ерунды какой-то. Подумаешь, валькирией назвал, комплимент хотел сделать. Сделал, блин…

– Ну, Эль… ты это… не злись, ладно? Мало ли чего еще ляпну…

– А ты думай сперва, прежде чем говорить.

– Ла-адно… Вон лошадей ведут… Нам, что ли? Ты умеешь?

– Да как-то не очень…

– Вот и я…

И впрямь двое рослых воинов вывели из-за шатров двух коней в красивой сбруе. Один – гнедой, второй – серовато-мышиной масти. Тут же, верхом на вороном коне, к гостям подъехал Гундульф, с непокрытой головой и притороченным к луке седла шлемом.

– Славный король Ардарих дарит своим дорогим гостям этих прекраснейших скакунов, – спешившись, с важностью сообщил хевдинг. – Владейте! Надеюсь, они пригодятся вам в битве.

Закончив перевод, Эльвира задумчиво покусала губу и со страхом посмотрела на подведенную к ней лошадь.

– Я так даже пытаться не буду, – недобро прищурился Иванов. – Свалюсь еще всем на посмешище! Хороший я буду скиф. Слушай, Эль, а мы не можем от этих лошадей отказаться? Хоть это, наверное, и не очень прилично. Я бы так лучше пешком пошел.

– Хорошо…

Девушка сдула упавшую на лоб прядь и обратилась к Гундульфу с короткой, но страстной речью. Выслушав, хевдинг кивнул, улыбнулся и, обернувшись, что-то приказал воинам. Те мигом подхватили коней под уздцы, повели куда-то. Сам же Гундульф резко вскочил в седло и, махнув на прощанье рукой, погнал лошадь рысью – видно, кого-то спешил догнать.

– И что ты ему сказала? – с удивлением полюбопытствовал молодой человек.

– Сказала, что тебе невместно садиться на коня без твоих людей. Ну, без твоего якобы опоздавшего отряда. Тебе все равно некем командовать. Уж лучше сражаться при самом короле, в составе его свиты. Я так и сказала Гундульфу. Он одобрил.

– Слава тебе господи-и… – Аркадий обрадованно потер руки.

– Господь Бог тут ни при чем, – строго отчитала его переводчица. И не удержалась, похвасталась с лукавой – ямочки на щечках! – улыбкой: – Это все я!

Иванов со всей поспешностью закивал:

– Я понимаю, что ты. Молодец, сообразила! А про себя что сказала?

– Что надо, – пожала плечами красотка. – Сказала, что тоже хочу быть в свите и сражаться возле королевских ног.

– О, как! – вот тут Аркадий не мог не восхититься. – Сражаться возле королевских ног! Черт побери, красиво сказано.

– Так я уже года полтора здесь, в пятом веке… – Эльвира тяжко вздохнула и закусила губу. – Все никак не выбраться. Нет, сама-то могла бы попытаться, но… меч! Меч нужен! Иначе – Зло.

– Далось тебе это зло, – начал было Аркадий, но, увидев глаза девушки, вовремя сменил тему. – Да-да, конечно, надо найти меч. Но когда теперь искать будем? Мы вроде бы как на войну собрались. Нет?

– Думаю, во время битвы попробуем, – зачем-то оглянувшись по сторонам, тихо пояснила девчонка. – Такая неразбериха начнется… Уйдем! Нам нужно найти одну речку, приток Дуная.

– Саву? – вспомнив интернетные файлы, выказал Иванов полное понимание вопроса.

– Саву? – переспросила Эльвира-Ильдико и презрительно хмыкнула. – Все там и ищут! И будут искать. Ну-у, удачи им. А мы другую реку найдем. Которую надо.

– А нам которую надо?

– Левый приток Дуная. Ближе к Аквинкуму. Ну, это такой римский город почти на месте нынешнего Будапешта! – глядя на проходящих мимо воинов, пояснила красотка.

– Ага… у Будапешта… – пробормотал Аркадий себе под нос. – Триста верст киселя хлебать!

– Не-ет! – с азартом возразила Эльвира. – Вовсе не триста. Гораздо меньше уже. Нам бы реку найти, на лодке б быстро добрались. Лучше бы, знаешь, приток Дуная, а не Савы. А то потом против течения плыть. Что так смотришь?

– Откуда ты все…

– Я географию всегда любила.

Любила она… географию… Ну-ну…

Между тем воины все шли и шли! Ни конца им не было видно, ни края. Как же все-таки много людей оказалось в лагере гепидов! Аркадий раньше думал: ну пара тысяч, ну три… Но тут – да все десять!

Вот прошли воины в касках с наушниками и перекрестьем для защиты лица. Все в длинных доспехах из нашитых на ткань железных пластин. С вытянутыми щитами, выкрашенными в красный и синий цвет, с затейливыми рисунками вокруг умбонов. У каждого воина слева на поясе меч в цветных ножнах, справа – короткий тесак-скрамасакс. На плечах вместо плащей – медвежьи и волчьи шкуры, такие не всякая стрела пробьет. Еще короткие копья, секиры, кое у кого деревянные палицы, утыканные металлическими шипами.

А вот еще… Что это? Неужто каменные топоры? Ну да, они и есть. Каменные топоры на длинных древках. А что? Почему бы и нет? Оружие, если разобраться, страшное. Попадет кому-то по кумполу – мало не покажется, никакой шлем не поможет! Да и доспешную рубаху запросто пробьет, да даже кольчуга вряд ли выдержит. Массивный, тяжелый, да на длинной рукояти… Ух!

– А вот, кажется, и король со свитою, – кивнула Эльвира на королевский шатер, возле которого собиралась процессия.

Вот показался сам Ардарих верхом на белом коне, в сверкающем шлеме. Кроме охраны короля сопровождали несколько знатных всадников… и всадниц, среди которых Иванов заметил Вильфриду. Узкие мужские штаны до колен, синяя туника. Черные волосы распущены по плечам. Никакого шлема, никакого щита, даже защитной рубахи нет. Зато у пояса два меча, и саадак с луком и стрелами к луке седла приторочен. Конь, конечно же, вороной, да и длинный плащ – бархатисто-черного цвета. Ну, так ведь черная жрица, а то ж!

Никакой свиты при юной ведьмочке не просматривалось: славная битва не дело для слуг и рабынь, слишком уж много чести.

Вильфрида тоже заметила гостей, холодно улыбнулась, подъехала ближе.

– Сальве!

– И тебе не хворать, ведьмочка!

«Ведьмочку» Эльвира перевела как «великая жрица».

С подачи Гундульфа знатным королевским гостям любезно предоставили повозку – скрипучую, на четырех глухих колесах телегу с балдахином, запряженную медлительными волами. Скифский царевич и его по друга, жрица-вдова Ильдико, от такой чести решительно отказались: этак пока доберешься, любая великая битва закончится.

Снова протрубил рог. Славный король Ардарих обернулся, приветливо кивнул гостям и тронул поводья. Двинулись.

Кто поехал, а кто и пошел, и не все из пешеходов были обязательно слуги. Хватало и хорошо одетых, и прекрасно вооруженных людей – германская традиция все-таки отдавала дань уважения именно пешим воинам. Хотя сейчас постепенно конница становилась прерогативой знати.

Шли не так уж и долго, уже часа через три явились-прискакали разведчики. Донесли – передовые отряды гуннов показались у реки Недавы, или Недао, как ее называли римляне.

– Их великое множество, мой король, – приложив руку к сердцу, поклонился разведчик, поджарый парень лет двадцати, с рыжеватой бородкой и затейливо уложенными волосами. – Не только гунны, но и аланы, и готы…

– Нас тоже множество, мой верный Фридегарт. – Король, похоже, хорошо знал воина. – Думаю, уж ничуть не меньше.

Тут же запели трубы. Поскакали по отрядам гонцы с приказами. Особенно не таились: разведка гуннов тоже не дремала, да и скрыть перемещения такой массы людей – примерно около десяти тысяч – вряд ли представлялось возможным.

Тревожное ожидание быстро сменилось радостью, точнее сказать, радостным предвкушением предстоящей битвы. Услыхав о близости врага, воины браво потирали руки, уверенные в своей скорой победе. Зря, что ли, умилостивили богов?

Недава (или Недао) оказалась не особенно-то и широкой, привольно петлявшей между невысоких холмов и уходившей куда-то на юг, к Саве. Выйдя к излучине, войско Ардариха остановилось, заметив невдалеке, километрах в двух, неисчислимые полчища гуннов!

На невысоком холме, поросшем кустарником и редколесьем, тут же организовали королевский штаб. Затрубили сигнальные рога, поскакали по сотням вестники. Кругом были тысячи людей, тысячи вооруженных воинов, конных и пеших, желавших лишь одного – победить или с честью погибнуть. С обеих враждующих сторон слышались крики, и тут и там грозно щетинились копья, блестели на солнце мечи, секиры и шлемы.

– Приготовиться! – оценив обстановку, приказал король. – Щиты вперед. Пращи и фрамеи – к бою!

Последнее относилось и к лучникам, коих у германцев имелось не так уж и много. В отличие от гуннов, где лучниками и всадниками были все!

Передовой отряд сынов степей бросился в атаку первым. Их оказалось не так уж и много – верно, Эллак просто хотел прощупать оборону гепидов, вы явить слабые места. Этакая разведка боем, стремительная и беспощадная.

Гунны быстро приближались, припав к гривам коней и на ходу вытащив луки. Два больших передовых отряда – примерно по тысяче воинов каждый, – подгоняя коней, помчались в атаку. Остальное войско пока выжидало – и гуннская конница, и пехота союзных гуннам германцев. Чуть дальше, у самой излучины реки, виднелся обоз.

Ах, как мчались гунны! Дети войны, черные всадники смерти. Еще немного – и они врежутся в боевые порядки гепидов, с наскока прорвут строй…

Как в песне – «Веди, Буденный, нас скорее в бой!».

Враги приближались с неукротимостью урагана! Яростные вестники смерти. У них не было ни доспехов, ни длинных ударных копий, даже шлемы – и то не у всех. Зато имелись луки и стрелы! Целая туча стрел.

Гунны и не собирались прорывать оборону. Они вообще не стали ввязываться в бой, на всем скаку повернув к флангам. Скакали, скакали – и вдруг повернули, выпустив тучу свистящих стрел, безошибочно поразивших цели!

Хорошо, Ардарих выставил вперед большие щиты и сплетенные из прутьев фашины да велел всем прочим укрыться за деревьями и в кустах, иначе потери были бы куда большими!

– Прячьтесь в траве! – Пригнувшись в седле, Гундульф махнул рукой Аркадию и Эльвире. – Без всякой гордости. Живо!

Наверное, опытный хевдинг знал, что делал. Схватив за руку замешкавшуюся девчонку, Иванов повалился в траву, высокую и густую. Следом за своим хозяином бросился и юный слуга Адальберт, таскавшийся за Аркадием неотлучно. А вот Эле как-то удалось избавиться от слишком навязчивых служанок.

– Я ж ведьма! Они меня боятся.

Закачались над головами пурпурные венчики иван-чая, брызнуло по глазам золотое ожерелье купавниц. Сбивая соцветия, просвистели черные стрелы. Низко, над самой травой. Какие-то застряли в кустах или со злобой впились в тонкие стволы ив, а какие-то все же нашли свои жертвы.

Топот тысяч копыт удалился, затих…

Иванов осторожно приподнял голову, глянув на картину битвы. А, собственно, не было пока никакой битвы, был просто обстрел или расстрел. Пустив лошадей по кругу, гунны осыпали германцев тучею стрел – свистящих, затмевающих небо! Проскакав какое-то время, всадники смерти резко развернулись и вновь понеслись вдоль рядов Ардариха, стреляя вбок.

Одновременно приблизились и другие вражеские воины, еще около тысячи человек, все они тоже пускали стрелы. Не было ни звона мечей, ни рева рогов, ни треска черепов под секирами. Просто рой стрел, сеющих смерть.

Передовая гуннская сотня развернулась. Вновь последовал шквальный обстрел: гунны стреляли с разных рук, практически перекрывая весь сектор!

Еще один круг…

Ардарих бросил в бой конницу. Враги, словно того и ждали, мгновенно выпустили очередную порцию стрел. Выстрелили – и без оглядки помчались прочь! Что им могли сделать пращники и метатели дротиков? Так, вышибли кое-кого из седла, и все.

– Аой!

Завидев, что противник пустился в бегство, гепиды приободрились и бросились в погоню. Однако германские всадники преследовали врага недолго: впереди вдруг возник верхом на вороном жеребце воин в золоченом шлеме. Знакомый зеленый плащ развевался за его плечами, в руке сверкал меч.

– Гундульф! – прищурив глаза, узнала Эля. – Хевдинг что-то задумал… или выполняет приказ короля. Небось будет преследовать врагов до победы.

Поднимаясь на ноги, Иванов лишь хмыкнул:

– Если дурак, то да. Отступление гуннов притворное, неужели незаметно?

Однако же Гундульф-хевдинг дураком не был и повел себя соответствующе – остановив погоню, вернул всадников к подножью холма…

Новой гуннской атаки пока не последовало. Как выразился про себя Аркадий: на фронте наступило затишье. Воспользовавшись передышкой, хевдинги и воины свиты собрались возле королевского стяга – синего, с золотой головой волка, вышитой руками знатных гепидских невест.

Прискакал Гундульф, осадил коня. Какой-то раненый воин, взявшийся неизвестно откуда, набросился на хевдинга с упреками…

– Упрекает в трусости, – подойдя ближе, перевела Эльвира. – Серьезное обвинение. Смывается кровью.

– Думаешь, Гундульф так и стерпит?

– Нет. Вон он, отвечает…

– А что говорит?

– Ну-у… – Девчонка задумалась, сняла с головы шлем. – Я многих терминов не понимаю… Но попробую перевести.

В общих чертах опытный военный вождь Гундульф-хевдинг говорил примерно следующее: нельзя преследовать гуннов! Они слишком хитры и коварны. Добиваются, чтобы противник, посчитав, что они бегут, начал преследование, нарушая монолитность строя, а это делает войско уязвимым. Дождавшись, чтобы в строю неприятеля возникло как можно больше брешей, гунны внезапно разворачиваются и бешено атакуют. Бешено и удачно, поскольку вражеское войско уже распалось на отдельные группы воинов, которые легко уничтожить.

Слушая перевод, Аркадий согласно кивнул: хевдинг говорил дельные вещи. Похожую тактику применяли монголо-татары Чингисхана и Батыя – разорители русских земель.

– Здесь много молодых, не все знают гуннов, – сурово поглядывая вокруг, продолжал Гундульф. – Кроме того, многие наши союзники пришли из густых лесов. Там тоже гуннам не развернуться. Поэтому поясню для тех, кто еще не понял. Гунны редко бьются мечами, души их трусливы и черны! Они – всадники, лучники, мечут стрелы. И добиваются победы именно так! Атакуя, скачут кругами, поднимая тучи пыли, которая совершенно скрывает их. Но мы сейчас у реки, и недавно прошел дождь, так что пыли нет. И все равно!

В ладони каждого гунна – семь стрел, и выпускают они их в один миг. Атакуют стремительно, мчатся – и их начинают встречать стрелами… раньше времени! Зачем? Выпущенные стрелы потрачены впустую: расстояние слишком велико. Гунны невредимы, и вот они уже сами стреляют! Тысяча стрел за совсем короткое время! Эта тысяча стрел способна поразить две сотни воинов! А потом – пятьдесят тысяч стрел! И все гунны – как единое целое. Вот так сражаются сыны степей!

– Славный герцог Гундульф абсолютно прав… О, это уже латынь!

Удивленно хлопнув ресницами, Эльвира кивнула на незнакомого человека – монаха, судя по длинной коричневой рясе и блестевшему на груди кресту. Монах был не один: еще двое таких же, в рясах, стояли рядом.

– Однако! – покачал головой Иванов. – И откуда они только взялись?

– Думаю, недавно пришли… Покойный Аттила противился христианской вере. Но теперь гунны многим германцам враги…

Судя по голосу и выражению лица, девушка примерно одинаково воспринимала всех представителей религиозных общин – и христианских монахов, и языческих жрецов. Все одно – антинаучный бред!

Понятно, для комсомолки пятидесятых иначе и быть не могло. Черт возьми! Вот ведь невозможно во все это поверить! Поверить невозможно, но вот оно – есть. И мятежные гепиды, и гуннские стрелы – ну-ка, высунься-ка! И эта красивая девчонка, Эльвира. Которая, если прикинуть, так и бабушка уже, а то и прабабушка. Если вообще жива… Хотя как там в старом фильме: метко покойники стреляют!

Высказавшись, Гундульф спешился и, бросив поводья подбежавшему слуге, подошел к гостям.

– Салве!

– И тебе салве, хевдинг.

Поправив плащ, вождь посмотрел на Аркадия и неожиданно улыбнулся:

– У меня для тебя радостная весть, царевич!

– Хм…

Когда Эля перевела, Иванов задумчиво скривился: что это еще за весть? Скорее всего, не такая уж и радостная.

– К нам явились паломники, поклонники распятого бога Иисуса. Они встретили возле Аквинкума большой скифский отряд. Похоже, нашлись твои люди, Аркадиус! Как раз вовремя, клянусь посохом Водана. Еще бы чуть поспешили… Иначе, боюсь, управимся с гуннами без них.

– Слушай, вождь! Я как раз хотел сказать о гуннах.

Весть о каких-то там скифах, якобы его соплеменниках, естественно, Иванову не понравилась, но тут уж он не был волен предпринять хоть что-то. Явятся эти скифы, не явятся… Да может, они к Эллаку идут… или вообще и не скифы вовсе… Эх, скорей бы вся эта бодяга закончилась! Что-то здесь слишком уж горячо стало – пристрелят еще, черти окаянные!

– О гуннах? – Гундульф вскинул брови. – Что ж, славный Аркадиус, говори!

– Ты, хевдинг, только что говорил о тактике гуннов, – с места в карьер начал молодой человек.

– Погоди, не так быстро… – Переводчица покусала губу. – И слово «тактика» я не знаю, как перевести…

– Ну, скажи – наступление, атака…

– Ага.

– Ну, так вот. Учитывая твои слова, вождь, надо действовать по-другому. Гунны засыпают стрелами, избегают рукопашной схватки – значит, надо заставить их ввязаться в настоящий бой! Вязать фашины, вешать пологи от стрел… Но главное – заманить врагов в ловушку… Устроить засаду, чтоб конница не смогла пройти. Перекопать это чертово поле! Ну, понимаю, не успеть уже… Но засеки! Засеки-то быстро можно наделать. Вон тут сколько рощ, лесов… Завлечь, заманить в замкнутое пространство – хотя бы на плесо. Окружить – и сразу в штыки… Ну, в смысле – в мечи, в копья! К лесу, на опушки можно заманить, в траве прятаться, в камышах, чтоб не было возможности прицельно бить из лука.

Гундульф воспринял слова «скифа» весьма благосклонно. Улыбнулся, приложив руку к сердцу, и обещал обо всем доложить королю. Доложил тут же, сразу же, не откладывая в долгий ящик. Да и некогда было откладывать – гунны вот-вот возобновят атаки, пополнив запасы стрел.

– Возьми отряд, рекс!

Одним мановением руки Гундульф-хевдинг отдал под командование Аркадиуса пару сотен пеших воинов из легкой пехоты, наказав сотникам строго подчиняться всем командам гостя.

– Пошли.

Усмехнувшись, Иванов отдал приказ простым и понятным жестом, ничуть не прибегая к помощи переводчицы. Уж, конечно, Ильдико-Эльвира увязалась следом: а куда ж ей было деваться? Быть может, остаться у королевского стяга? Но там тоже не так уж и безопасно… Да нигде не безопасно… Пусть уж лучше будет рядом, на глазах…

– Идем, Эль.

– Что ты задумал, я толком не поняла?

Девушка торопливо нагнала приятеля. Рядом шагал неунывающий слуга Адальберт, тащивший копье и щит своего господина.

– Будем вязать фашины… Кроме того, выкопаем небольшие траншеи… Ну и еще поставим противотанковые ежи!

Услышав последнюю фразу, переводчица усмехнулась и скривилась:

– Ага, ага, ежей противотанковых тут еще не хватало! Зенитные орудия еще попроси.

Между тем молодой человек вовсе и не думал шутить. Лишь оскалил зубы.

– Кажется, в древние времена это называлось «чеснок». Ну, такие железные штуки, бросать под копыта коней.

– А, вон ты про что, – быстро сообразила Эльвира. – Все верно тогда… Только, боюсь, кузнецы так быстро не смогут…

– Будем вязать колышки! Заострять, втыкать в землю… Вон, видишь, какое удобное местечко для лихого кавалерийского рейда! Можно запросто ударить во фланг…

– Думаю, гунны так и сделают.

– Если мы им позволим! – Обозрев все вокруг с видом по меньшей мере Ганнибала, Иванов азартно потер руки. – Ну, давай-ка переводи, не стой. Тут вот, ближе к реке, пусть набросают «чеснок», замаскируют камышом да осокой. В рощице засеку сделаем, а в поле, в траве навтыкаем заостренные колья. Так, чтоб не очень-то их и видно было.

Гепиды оказались сметливыми. Вмиг все сообразив, делали свое дело быстро и четко. Не прошло и пары часов, как вся излучина была усеяна неприятными для гуннов сюрпризами. В буковой рощице тоже устроили засеку, больше на всякий случай: всадники не очень-то любили соваться в леса.

– Ну вот… – Глянув в высокое голубое небо, Аркадий довольно кивнул. – Теперь остается лишь ждать атаки.

– Да, – разом откликнулись сотники. – Будем ждать.

Долго ждать не пришлось. Не прошло и десяти минут, как на берегу реки показался небольшой отряд, судя по всему, только что выбравшийся из перелеска. Пешие и конные воины в сверкающих шлемах и со щитами. Они больше напоминали германцев, нежели гуннов…

– Это скиры! – щурясь от солнца, всмотрелся один из сотников, совсем еще молодой рыжеватый парень по имени Фредегард. – Я узнал их вождя.

Ильдико быстро перевела и добавила, что скиры – союзники гуннов.

– Значит, враги. – Покусав губы, Иванов вытащил меч и отдал короткий приказ: – К бою!

Затаившиеся в рощице воины приготовили пращи, дротики, секиры – что у кого имелось, включая каменные топоры на длинных древках – оружие чрезвычайно негуманное, зато большой убойной силы.

Скиры подходили все ближе и на открытую местность почему-то не совались, так что утыканному кольями лугу пришлось дожидаться других. Враги шли осторожно, можно даже сказать, пробирались, озираясь по сторонам. Даже всадники спешились и вели коней под уздцы.

– Ой-ё, – выглянув из кустов дрока, негромко промолвил Берт. – Похоже, они нас заметили, мой господин. Вон, останавливаются!

Что ж, раз заметили…

Аркадий, долго не думая, решительно вытащил меч.

– За мной, братцы! За Родину, за Водана! И… за кого вы там еще бьетесь?

– Аой!

Подержав своего командира, гепиды бросились следом…

Их уже ждали. Около десятка врагов вышли вперед и встали, скрестив на груди руки и бросив наземь щиты. Остальные скиры чуть поотстали и никаких враждебных действий не предпринимали. Наоборот, один из воинов вытянул навстречу Аркадию руки, показывая, что не вооружен. Судя по шитому золотом плащу, это был не простой человек, а хевдинг, вождь.

– Стоп! Без команды не стрелять!

Отданная Ивановым команда прозвучала несколько странно; впрочем, все поняли. Или это Эльвира постаралась – перевела как надо. Ей пришлось переводить и дальше, хотя Аркадий уже кое-что понимал, а гепиды в переводе не нуждались, хорошо понимая своих германских сородичей – скиров.

– Вождь скиров, Эльдунг-хевдинг, хочет перейти на нашу сторону вместе со своими людьми. Нет, он не намерен сдаться – он хочет воевать. Воевать с гуннами! Один из гуннских вождей сильно обидел его сестру. Он уже в болоте, этот подлый гунн… Да и вообще, не к лицу германцам подчиняться каким-то там степнякам.

– С гуннами, говоришь, воевать? – Иванов задумчиво почесал щетину, даже уже бородку, на подбородке: последнее время не брился, оброс.

– Это ты должен решить! – пояснила Эля. – Либо их всех перебить, либо взять под свою ответственность.

– Спроси, чего же раньше-то от гуннов не ушли, коли так хотели?

– Они пришли издалека. Из страны готов и скифов.

– Ах вон оно что… – Потерев руки, Аркадий вдруг просиял. – Тогда вот что, пусть идут ко мне на службу. Да они, верно, ко мне и шли. Я ведь тоже скиф!

Повернувшись к внимательно слушавшим весь разговор сотникам, переводчица что-то пояснила короткими рублеными фразами. Сотники, поняв, дружно закивали. Скиры же во главе со своим вождем, поклонились Аркадию в пояс.

– Они будут верны тебе до скончания веков, – хмыкнув, перевела Эльвира. – Ты не пожалеешь, рекс. Рекс – это по-латыни «правитель», – подумав, дополнила девушка.

Иванов отмахнулся:

– Знаю! Ну что, парни, послужим? Вижу, вы храбрые воины. Только имейте в виду: к пленным относиться по-человечески. И гражданское население не обижать.

– Слушай, Аркаша, да какое тут, к черту…

Чья-то быстрая тень вдруг поднялась из травы.

Неслышно, как индеец, появился молодой воин – гепид с голой грудью. Поднялся, поклонился, взволнованно доложил, указывая на берег Недао:

– Гунны! Их много. Целый отряд – пять или шесть сотен.

– Хорошо. – Иванов мрачно погладил рукоять меча. – Что ж, вот и пришло наше время.

– Да! – согласно отозвался Эльдунг, хевдинг скиров. – Веди ж нас скорее в бой, славный Аркадиус-рекс! Клянусь Донаром и богинями кленовой рощи, мы не посрамим твою и свою честь!

– Хорошо, – снова кивнул Аркадий. – А теперь – всем затаиться и ждать. Выступаем все вместе по моей команде. И сразу врукопашную! Мечи, секиры и все такое прочее. Состязаться с гуннами в метании стрел мы не будем.

Вожди скиров, как и гепидов, похоже, служили какое-то время у римлян или были знакомы с римской организацией войска. Лишних вопросов ни у кого не возникло. Никакой «партизанщины», полное подчинение приказу. Все рассредоточились, затаились, словно б и не было никого ни в буковой рощице, ни рядом, в кустах. Лишь подрагивали пурпурные венчики иван-чая, дрожали словно бы на ветру, а ветер-то, между прочим, стих.

– Гунны… – заметив вынырнувших из-за излучины всадников, прошептал кто-то из воинов.

Кроме переводчицы и слуги рядом с «Аркадиусом-рексом» нынче неотлучно находились еще шестеро: двое дюжих парней-телохранителей, трое быстроногих подростков-вестовых и горнист, вернее, трубач в рог. Все – для подачи сигналов.

Гунны, видно, и впрямь решили ударить по флангу. Пройти, проскочить лугом и дальше, за рощицей, развернуться лавою, посылая тучи стрел.

Они так бы и сделали. Однако не вышло!

Вот первая лошадь упала еще на берегу, как видно, угодив на «чеснок»… Вот тревожно заржала вторая… Вот третья пробила брюхо на лугу! Четвертая, шестая…

Атака захлебнулась, так и не начавшись! А тут еще и…

– В бой! – покидая укрытие, коротко скомандовал Аркадий.

Германцы сорвались, словно выпущенные из арбалета стрелы! Понеслись длинными прыжками, однако сохраняли строй, значит, и впрямь были знакомы с тактикой некогда великих римских легионов. Чего никак не скажешь о гуннах! Те просто не перестроились, не сообразили, что делать. Да Иванов и не дал им сообразить, не позволил. Ну, по паре-тройке стрел вражины везде успели послать, некоторые – по десятку. На этом все.

Пара-тройка секунд – и германские мечи обагрились кровью гуннов. Кочевники пытались сопротивляться – отважно, но как-то не очень умело. Да, гуннские сотники, и даже десятники, орудовали мечами ничуть не хуже гепидов и скиров, однако простые воины… Точно такие же подростки, как и у германцев, они надеялись на свои луки и стрелы. Даже кольчуги или кожаного панциря не имел почти никто! Не говоря уже о шлеме.

Секиры гепидов пели песни смерти! Пели песни смерти мечи скиров.

Каменные топоры на длинных древках опускались и поднимались мерно, будто при молотьбе.

– Х-хэк! – и очередной гунн падал в траву с пробитою головою.

– Х-хэк! – и слышался треск вражеских ребер, ключиц…

– Х-хэк! – и из расколотых черепов летели во все стороны вышибленные мозги…

Пляска смерти длилась недолго. На берегу показались всадники-гунны. Но и германцы вовремя пришли на помощь своим. Тяжелая пехота Гундульфа навалилась внезапно, выскочив из малинника, из смородиновых кустов. Кольчуги, пластинчатые панцири, покатые шлемы, железные полумаски с прорезями для глаз, не знающие пощады клинки. Железные воины железных королей, дорвавшиеся до пиршества крови.

То же самое происходило и в других местах широкой долины Недао. Тучи стрел вновь затмили небо. Слышался лязг мечей, стоны раненых и злое конское ржание. Трещали черепа и кости. Трубили сигнальные рога.

Как писал позже знаменитый историк Иордану, битва была упорной, долгой и кровопролитной. Чаша весов склонялась то на одну, то на другую сторону, так что было неясно, кто одержит верх.

Эллак был отчаянным воином, гунны сражались храбро, но германцы не уступали им ничуть. Никто не желал проиграть. Крики, стоны, лязг железа, багровые реки крови…

Женщин тоже хватало в битве, не одна Ильдико. Уже поднимаясь к холму во главе своих верных воинов, Аркадий заметил в гуще боя черную жрицу Вильфриду. С окровавленной фрамеей в правой руке, с распущенными волосами, в коротких мужских штанах и овчинной безрукавке ведьма выглядела настоящей валькирией, девой войны, не ведающей ни страха, ни жалости.

Натиск гуннов остановили. Да, собственно, им и не дали больше провести ни одной стремительной атаки, вынудив сражаться врукопашную. И тут еще сложно было сказать, кому достанется победа! Да, гунны не очень-то жаловали звон благородных клинков, лишь свист тучи стрел доставлял им злобную звериную радость. Однако в рядах кочевников сражалось много германцев – готы, аланы, скиры. Уж эти-то умели держать мечи, внося свою лепту в кровавую музыку боя.

– Смотрите, Эллак! – вдруг закричала Эльвира, указав мечом на желтые стяги гуннов.

– Да, это он.

Иванов присмотрелся, узнал. Еще бы не узнать: вождь гуннов сражался с непокрытой головой, выказывая полное презрение к смерти. В правой руке он держал меч – длинную римскую спату, а в левой – короткий германский тесак скрамасакс. Воины охраны вождя, похоже, погибли. Хотя нет, еще оставался один… Вот упал… А вот и сам Эллак схватился за грудь, пронзенную ловко пущенной фрамеей… Упал, харкая кровью. Взглянул последний раз в пронзительно-синее небо. О чем он успел подумать, бог весть… Но умер с довольной улыбкой.

– Поистине славная смерть.

Подъехав, Гундульф спрыгнул с коня. Щегольский зеленый плащ хевдинга был испачкан кровью, в глазах сияла радость.

– Думаю, столь славной кончины пожелал бы ему и отец, будь он жив, – негромко промолвил Аркадий.

Эльвира добросовестно перевела. Гундульф кивнул, соглашаясь. И тут же красивое лицо его исказила гримаса презрения.

– Эллак – славный герой. Мы похороним его достойно. А вот младшие братья его предпочли позор смерти! Они бежали, ускакали на своих быстрых конях, только их и видели. Увели остатки своей армии к берегам Понтийского моря. Туда, откуда когда-то пришли.

Битва заканчивалась. Боги оказались благосклонны к мятежным и дерзким гепидам. Хотя победа вполне могла достаться и гуннам, ведь силы были равны. Судьба? Случайность? Или все-таки верная тактика?

Ардарих, верховный вождь гепидов и союзных им племен, с непокрытой головой объезжал поле боя. С длинными развевающимися волосами, верхом на вороном жеребце. На круп коня ниспадал красивыми складками алый, шитый золотом плащ. На тонких губах играла благосклонная улыбка.

– Аой!

Тысячи воинов приветствовали своего повелителя, потрясая окровавленными мечами и копьями. Многие уже принялись делить трофеи, часть всадников направились громить гуннский лагерь. Догнать повозки было нетрудно. Возы с награбленным добром, женщинами и детьми. Впрочем, большая часть гуннов все же ушла. Ушла, чтобы никогда не вернуться, сгинув в бесконечных просторах степей и оставив лишь имя для будущей страны – Хунгари, Венгрии…

Между тем, гепиды уже делили пленных. Где-то вспыхнул конфликт, кто-то из пленных попытался бежать… Их догнали… Погоню возглавила неистовая валькирия с черными как смоль волосами. Жрица Вильфрида, дева войны. Приземистый конь ее толкнул копытами бегущего гуннского юношу, полуголого лучника с рыжими волосами и смуглым телом. Бегущий упал.

Жрица спрыгнула наземь и, выхватив меч, ударила парня в спину, перебив позвоночник. Бедолага закричал, но на этом мучения его не закончились. Черная жрица ударила мечом еще раз, и еще, поднимая фонтаны крови… Клинок яростно кромсал тело, разрывая кожу и мускулы, выворачивая, ломая ребра, до тех пор, пока не вывалились наружу легкие. О, как страшно выл несчастный беглец, как корчился, умирая в нечеловечески жутких муках!

Иванова чуть не вырвало.

– Что?! Что творит эта чертова сучка?!

– Это «кровавый орел», – перевела слова Гундульфа бледная как смерть Ильдико. – Древняя жуткая казнь. Ни гепиды, ни скиры, ни готы давно уже ее не применяют. Лишь где-то на далеком-далеком севере… Вильфрида откуда-то знает. Хотя она не с севера, нет…

– Откуда в ней столько силы? – Отведя глаза в сторону, Аркадий покачал головой. – Чтоб так вот сокрушить ребра… Поверь мне, милая, это очень непросто.

– Это не сила, а злоба. И еще колдовство, – столь же тихо отозвалась Эльвира. – Что-то придает силы черной жрице. Какой-то жуткий амулет. Нет, не меч Аттилы. Быть может, кинжал или что-то подобное. Какая-то заговоренная вещь, оружие, или, скорей, его часть, оставшаяся от повелителя гуннов.

Оранжевое закатное солнце уже отразилось в водах реки, а победители все еще собирали трофеи. Раненых добивали – кроме тех, кто еще мог выздороветь, кого можно было продать или использовать как раба. Женщин и детей – в первую очередь. Кое-где уже слышался визг – утомленные битвой германцы начинали приходить в себя, предаваясь всем радостям победителей.

Тысячи костров зажглись по всему берегу. Воины готовили пищу, варили брагу, пили только что подвезенное ушлыми торговцами вино. О, торговцы – гиены войны – знали свое дело! Откуда и взялись так вот быстро? Прятались по кустам, выжидая, кто победит? Похоже, кто бы ни победил, этим людям было без разницы: торговцы полезны любой стороне. Как же без них? Кто купит рабов и трофеи, кто продаст то же вино или доступных женщин? Хотя женщин хватало и так…

– Самое время уйти. – Аркадий взял возлюбленную за руку, заглянул в глаза. – Ты так не считаешь?

– А у тебя еще есть силы? – устало усмехнулась девчонка. – У меня – нет. Да и как мы пойдем ночью? Давай-ка лучше присядем к костру. Вон к тому большому, королевскому. Думаю, там нас ждут.

Так и было, их ждали. Обрадовались. Сам Ардарих-рекс лично угостил вином своих «дорогих союзников».

– Славный Гундульф-хевдинг рассказал мне о вашем мужестве и уме, – улыбнулся король.

Он сидел в низком походном кресле с золоченой спинкой, вытянув ноги к костру. Слуги жарили мясо и рыбу, тут же рядом, в золе, пекли хлебные лепешки… Пахло вкусно!

– К тому же ваши воины, славный Аркадиус, наконец-то нашлись. Смею сказать, вовремя! Так выпьем же за вашу храбрость.

– Не только за мою, – скромно потупился молодой человек.

– О! За мудрую Ильдико мы тоже обязательно выпьем. Аой, славный Аркадиус-рекс!

– Аой!

Все выпили. Затем выпили за Ильдико. Потом явилась черная жрица. В обычном платье с сарафаном-туникой, этакая скромница! Уже переоделась, даже волосы заплела в две косички. Ей бы еще белый школьный передник – отличница, е-мое! Даже и не подумаешь, что…

Эльвира с Аркадием едва успели снять доспехи, как вездесущий слуга Берт утащил их в шатер, который уже успели разбить неподалеку. Война войной, а рабы и слуги занимались своими обычными делами. Попробовали бы не заняться! Надсмотрщики за рабами именовались римским словом «эргастулусы» и плеть применяли частенько, а то и палками поколотят. Хотя это все, конечно, частное дело. Какой хозяин, такие у него и надсмотрщики.

– О, вот наши гости!

Сидевший на поваленном бревне рядом с Аркадием Гундульф кивнул на подошедших к костру монахов. Король приветствовал и их, и вполне благосклонно.

– Они тоже сражались, – пояснил Гундульф.

Эля нагнулась, перевела…

– Хотя их бог запрещает проливать кровь. Странный запрет!

Хевдинг усмехнулся, пригладив ухоженную бородку, делавшую его похожим на метросексуала – из тех городских бородатых мальчиков, что в любую погоду щеголяют в шортиках, чтобы видны были татушки на ногах.

– Они бились дубинками, – вступил в разговор обычно молчаливый парень, сотник Гундульфа. Звали его Альвхельм, что значит «шлем, защита». Вообще, вполне подходящее имечко для этого нелюдимого увальня, вполне проворного в битве. – И очень ловко бились. Я видел. И все видели.

Поклонившись Ардариху, монахи уселись у костра на разложенные бревна. Один из них, высокий, с черной бородкой и усталыми глазами затюканного образовательными реформами профессора, перекрестил трапезу и вино. Благословил, значит. Большинство сидевших у костра воинов отнеслись к этому безразлично, а вот Вильфриду перекорежило аж до зубовного скрежета. Так ведь оно и понятно – ведьма!

Гундульф вскоре ушел – проверить караулы. Монах-«профессор» – звали его брат Сульпиций – подвинулся ближе к Аркадию и Эльвире. Улыбнулся. Вполне приятный молодой человек. Да тут все были молодые, даже самый старый – его королевское величие Ардарих-рекс – и тот едва разменял четвертый десяток. Варварский мир – мир молодых!

– Вы что-нибудь слышали об Иисусе Христе? – перевела Эля.

Иванов молча кивнул: не так-то уж и хотелось сейчас втягиваться в какой-нибудь религиозный диспут.

– Мы паломники, миссионеры, – между тем продолжал брат Сульпиций. – Несем слово божие всем народам. Вот добрались и сюда, к гепидам, а также к скирам, герулам, аланам и ругиям… Кстати, вандалы и готы уже многие приняли имя Христа. Мало того, знаменитый философ, епископ Ульфила – гот.

– Чего ж вы раньше-то слово божие сюда не несли?

Скосив глаза, Аркадий следил, как подскочивший слуга льет в подставленный кубок вино.

– Раньше не могли, – с кроткой улыбкой пояснил монах. – Аттила был противником христианской веры. И весьма упорным, надо сказать. Как и почти все гунны. Теперь же, когда полчища язычников разгромлены, настает наше время. В конце концов, чем гепиды или скиры хуже вандалов и готов?

– Что ж, – Иванов развел руками, – если вы крестите гепидов, я лично буду только рад!

– Так вы все же христианин?! – явно обрадовался брат Сульпиций. Даже чашу в сторону отставил – поставил наземь, у бревна.

– Ну-у… конечно же! – Аркадий махнул рукой и поспешно добавил: – Правда, не очень ревностный.

– Это не беда. – Похоже, монах поощрял любые склонности к вере. – Ревность придет, когда будет угодно Господу. Пока же просто старайтесь жить по заповедям Иисуса Христа и чаще молитесь.

Дальше разговор пошел с Ильдико, и только по латыни. Девушка что-то отвечала, забавно морщила нос и смеялась – от души, до ямочек на щечках! Ага, вот исподтишка кивнула на «скромняшку» Вильфриду. Кивнула, да спрятав улыбку, шепнула:

– Посоветовала ее покрестить. А что? Вон, сидит себе – тише воды, ниже травы. Чем не монашка?

Иванов хмыкнул в рукав:

– Недобрая ты, Эля. Неласковая. А про себя что сказала?

– Сказала, что атеистка. Почти. Но призналась, что в церковь как-то пару раз заходила…

– Ты же комсомолка! – притворно ахнул молодой человек. – Как ты могла?!

– Да ну тебя! – фыркнула девушка и потянулась за кубком.

Пила она немного – так, за компанию. Аркадий тоже на винишко и брагу не налегал: все же планировал в самое ближайшее время уйти, отыскать могилу, меч…

– А Вильфрида-то, ты только глянь, – все же не удержался молодой человек, попытался съязвить. – Сидит себе… Бледная какая-то…

– Это бессилие от неистовства крови, – пояснила Эльвира совершенно серьезно. – Ты видишь, как ей плохо… Она должна подпитаться энергией разрушения и смерти. Какой-то амулет. Не такой уж и маленький, иначе взяла бы с собой. Наверное, это все же кинжал… Кинжал Аттилы…

– Вон-вон, встает! Давай пошлем Берта!

– Опасно! Хотя… да, давай. Если что, скажет, что ищет свою подружку.

Обернувшись, молодой человек жестом подозвал слугу. Эля пояснила, что делать.

– Исполню все, мой господин! – вытянулся мальчишка. – В самом лучшем виде.

– Смотри, осторожнее, – предупредил Иванов.

Осторожнее… Куда там! Юный Адальберт помчался следом за ведьмою так, что только пятки сверкали.

Вернулся Гундульф. Как всегда, непоколебимо серьезный и чем-то озабоченный. Вина, однако же, выпил. Правда, немного. Из малого серебряного кубка.

Да, хорошо бы, если б Ардарих стал христианином. Как стали готы, вандалы, как вскоре станет король франков Хлодвиг, называемый французами Кловис. Какая именно ветвь христианства, все равно: католики, ариане или кто другой – бог с ними. Главное, меньше крови будет.

Брат Сульпиций повернулся к хевдингу. Улыбнулся, что-то сказал, потом принялся в чем-то горячо убеждать, время от времени прикладывая руку к сердцу. Видать, рассказывал об Иисусе. Гундульф слушал весьма благосклонно, по крайней мере, с виду.

Вообще, приятие христианской веры польстило бы германцам, особенно их вождям, поставив их в один ряд с повелителями величайшей империи мира. Когда-то величайшей, а ныне – доживающей последние дни. Но это Западная империя доживала последние дни, Восточная же – Византия – процветала. И будет цвести еще тысячу лет, до завоевания турками.

Победное пиршество проходило на удивление спокойно, можно сказать, тихо. По-домашнему, без особых эксцессов. Произносили здравицы, пили. Славили даровавших победу богов и снова пили. Кто-то уже блевал, и не раз. Один из подвыпивших вождей затянул было какую-то песню. И тут же затих, увидев торжественную процессию, показавшуюся из буковой рощи.

Во главе процессии гордо выступала черная жрица Вильфрида. Полуголая, в одной длинной юбке, с неистово горящим взором! Упругую грудь ее с чувственными коричневатыми сосками прикрывали лишь переброшенные через плечи косы да золотое ожерелье, блестевшее в свете выкатившейся на небо луны. В руке ведьма держала обломок меча…

– Ну вот! Это и есть амулет, – положив руку на плечо возлюбленного, взволнованно прошептала Эльвира. – Обломок меча Аттилы сохранил Зло. Правда, не так уж и много.

Следом за жрицей шли двенадцать нагих дев, скованные цепями. Светлые, распущенные по плечам волосы, белая кожа. Совсем не похожи на смуглых гуннских женщин, совсем. Впрочем, у гуннов было полно союзников: германцы, славяне, кельты. А может, эти девы – наложницы или даже любимые жены. Та, что шла первой – златовласка с гордо вскинутой головою, – похоже, имела власть. Когда-то. Не так уж и давно.

Пленниц охраняли жрицы с мечами в руках. Полуголые красавицы, помощницы Вильфриды.

– Мы принесем их в жертву великому Водану, даровавшему победу! – подойдя ближе к костру, громко объявила жрица.

Сидевшие обрадованно встрепенулись, приободрились даже те, кто давно уже клевал носом. Еще бы, предстояло такое развлечение! Да и умилостивить всемогущего бога – хорошее дело. Отблагодарить, а как же?!

Водан. Верховный бог, покровитель бури, ураганов и вихрей, глава загробного царства. Этот бог исполнял все благие желания людей, покровительствовал воинам и даровал всяческие блага тем, кто в него верил.

Так объяснила Эля. И содрогнулась:

– Сейчас их всех умертвят! Всех этих девушек. Понимаешь ты?! Убьют! И самым жестоким образом. И мы… Мы ничего не можем сделать. Слушай, давай отсюда уйдем. Немедленно! Прямо сейчас…

– Давай без истерик, – успокоил девушку Иванов. – Авось не убьют, не успеют. Давай-ка… Давай вот какую штуку попробуем. Ардарих ведь не зря благоволит к монахам? Так пусть идут, объяснят… Ты скажи Сульпицию, а мы поговорим с вождями…

Выслушав переводчицу, брат Сульпиций сжал губы и, сурово кивнув, поднялся на ноги. Подозвал напарников. Пошли. Прямо к королю.

– Славный король Ардарих благоволит Иисусу Христу, – повернувшись к Гундульфу, тут же начал Аркадий. – Иисусу не понравится кровь! Не надо убивать. Пусть лучше восславят богов веселым пиршеством! А этих девушек лучше раздать вождям. Взгляни, как смотрит на тебя та златовласка, о, славный хевдинг! Прямо так смотрит, та-ак… Смотри, какие у нее бедра, какая грудь, шея… А какое лоно? Наверное, оно нежное… У великого Донара и так много наложниц… Лучше принести в жертву коня. Да-да, куда лучше…

Про коня – это уже подсказала Эльвира-Ильдико. Идея понравилась не только Гундульфу, но и многим другим вождям, сидевшим тут же. Ну, понятно же, великому Донару понравится конь… даже не один. А всех этих красоток… их нужно поделить! Как раз на всех хватит. Тем более славный король привечает поклонников распятого бога, а тот против пролития крови и против жертв. Жрецы распятого Иисуса как раз сейчас у него и он их внимательно слушает. Вот встал…

– Я, как верховный жрец, вождь и король, объявляю…

Отменил! Славный король Ардарих отменил человеческое жертвоприношение! Велел подарить Донару дюжину белых коней! А всех этих девиц раздать своим верным воинам.

Это решение понравилось всем хевдингам. Еще бы! Лишь ведьма Вильфрида кривилась, сжимая кулаки в бессильной злобе.

Полуголые жрицы исчезли в буковой роще. Пленницы несмело переглядывались, ничего еще толком не понимая. Гундульфу досталась златовласка… Наверное, хевдинг уже был женат, но что это меняло? Кому помешает красивая служанка? Ясно, что никому…

– Великий король, тут еще пленники. Из них многие знатные, – с поклоном доложил один из сотников.

– Давайте знатных сюда, – погладив бородку, распорядился Ардарих. – Поглядим и решим, что с ними делать.

– О, – улыбнулся Гундульф. – За них могут заплатить хороший выкуп.

– Только там не все пленники, мой король, – неожиданно пояснил сотник. – Есть и перебежчики. Вот, к примеру, эти…

Сопровождаемые вооруженными воинами пленники и перебежчики остановились возле костра и разом поклонились. Не так уж и много их было, этих знатных людей. Да не все и знатные, как вскоре выяснилось.

– Приветствую тебя, славный король Ардарих! – сделав шаг вперед, еще раз поклонился бритоголовый здоровяк с угрюмым лицом и недоверчивым взором.

– Нойдал! Жрец!

Ахнув, Эльвира поспешно прижалась к возлюбленному. Тот погладил девушку по плечу и кивнул: он тоже узнал. Как узнал и другого – бывшего своего слугу (или соглядатая) Хардана. Кряжистого, стриженного в кружок, все в той же синей полотняной рубахе навыпуск, подпоясанной тонким кожаным ремешком, и с большой серебряной серьгой в левом ухе. Вытянутое лицо слуги (а лучше сказать – доверенного человека жреца Нойдала) выражало полное раболепие, светлые, близко посаженные глаза сияли чрезмерной, притворной радостью. Приятное впечатление портил лишь белесый шрам на левой щеке.

– Судя по всему, они вовсе не сражались, – вскользь заметил Аркадий. – Слишком уж чистенькие.

– Так они и не сражались, – презрительно хмыкнула переводчица и невольно постаралась отстраниться, как бы уйти в тень, спрятаться, хотя, казалось бы, кого ей было бояться?

– Они просто выжидали. И сдались сразу же, когда стало ясно, кто победит.

– Понятно, – покивал Иванов. – Одним словом, сволочи.

«Сволочи» пресмыкались вовсю! Славили «многомудрого правителя гепидов», ругательски ругали «поганых гуннов», не признающих великих германских богов. Ардариху, похоже, все это нравилось – хотя он и был вовсе не глупый человек, но вот поди ж ты!

Неожиданно оживилась и Вильфрида. Черная жрица довольно поглядывала на перебежчика-жреца, внимала всем его льстивым словам и кивала. Потом даже подошла ближе к правителю, испросив разрешения что-то сказать.

– Вот поистине достойные и славные люди, – фырк нув, перевела Эля. – Да, они заблуждались, служа не тому господину. Но ведь прозрели! Сами пришли к нам. Их никто не захватывал, не пленял… Так ведь, сотник?

Злобные очи колдуньи сузились так, что бедолага сотник закашлялся, вдруг почему-то почувствовав себя виноватым. Воин поспешно кивнул, словно бы оправдываясь:

– Да, так оно и есть. Славная Вильфрида-жрица права. Эти люди сдались сами. И… и они показали, как лучше взять Эллака. Без них, боюсь, битва могла затянуться.

– Но Эллака мы все же не взяли, – покачал головой король.

Гундульф-хевдинг яростно сверкнул глазами:

– Он бился, как тур! И принял достойную смерть.

– Да…

Задумчиво пригладив бородку, Ардарих вновь посмотрел на перебежчиков. Черная жрица имела влияние на многих, это было видно по всему. Король же, не согласившись принести кровавую жертву, тем самым унизил Вильфриду в глазах всех прочих и наверняка сам это прекрасно понимал. Но и делал. Говоря по-простому, чтоб не слишком выпендривалась, чтоб знала свое место. Ведь он – король, а она – какая-то там ведьма, пусть и весьма влиятельная. Все правильно.

Однако, с другой стороны, нельзя же бесконечно унижать людей, тем более жрицу! В главном король выиграл – показал свою волю, а теперь… Теперь, в малом, можно и уступить. Мол, достойнейшую ведьму правитель гепидов ценит и уважает.

– Так что ты предлагаешь, славная Вильфрида?

– Думаю, они послужат всем нам, о, мой король! Пусть живут в моем шатре. По крайней мере, пока мы в походе. Нойдал-жрец славит тех же богов, что и мы. А нам еще приносить жертву! Белых коней… Ты обещал, мой король!

– Я помню свое обещание. – Ардарих чуть скривил губы и махнул рукой. – Хорошо. Эти люди теперь не пленники и перебежчики, а гости. И даже, может быть, в недалеком будущем станут для нас своими. Аой! Я сказал.

– Аой! – одобрительно прокричали собравшиеся.

На том, собственно говоря, аудиенция и закончилась. Подходил к концу и пир: все утомились, многие были ранены…

Подумав, черная жрица решила перенести жертвоприношение на завтра. Чтоб торжественно! Чтоб завораживающе красиво и страшно. К тому же завтра можно будет еще разок попытаться уговорить короля на человеческую жертву. Или… Или не уговаривать. Пусть жертва вызовется сама! Так случалось, и часто. В те времена люди искренне верили.

Все эти мысли или, скорее, предположения, пронеслись в голове Аркадия порывистым осенним ветром, срывающим листву и гнущим деревья. Все эти предположения были совсем не далеки от истины. Да тут и не нужно иметь семь пядей во лбу – поведение жрицы угадывалось очень даже легко.

– Сучка, – глянув на Вильфриду, шепотом выругалась Эльвира. – Конечно, нам лучше поддержать монахов.

– А может быть, поскорее уйти?

– И это тоже, – согласно кивнула девчонка. – Только прямо сейчас не стоит. Повсюду конные разъезды, посты – ловят пытающихся скрыться врагов. Нас тоже могут принять за беглецов, не все же знают.

– Завтра будет лучше?

– Лучше! Я попрошу у Ардариха охранную грамоту или амулет. Не знаю, как уж тут принято… Ну, скажу, что хотим присмотреть себе земли…

– Дай-то бог…

– Смотрю, ты стал религиозным, – неожиданно улыбнулась девушка. – Или… таким и был? Ничего себе у вас, в двадцать первом веке, дела!

Аркадий молча погладил возлюбленную по волосам цвета жемчуга, улыбнулся. Поиздевалась, чего уж! Ну, пускай. Хоть отошла после кровавого побоища, и то хорошо. Он-то сам едва отошел. Когда битва длилась, там, понятно, не до рефлексии. Только потом накатило. Вроде сейчас отпустило…

Зато больше никаких сомнений не осталось вообще! Пятый век! Точно. Дай бог из него выбраться.

Ночь влюбленные провели вместе в маленьком походном шатре, заботливо разбитом для них юным слугой Адальбертом. Тесноватый шатер больше напоминал римскую палатку, коей, собственно, и являлся. Но это и хорошо. Легли, обнялись, укрылись плащами. Сексом не занимались: устали, да и настроения не было. Зато успели кое-что обсудить.

Самое важное – как уйти!

Завтра с утра испросить у королевского графа – имелась тут и такая должность – амулет или грамоту. Отделаться от Берта, чтоб мальчишка не вздумал увязаться следом. Услать куда-нибудь. С каким-нибудь поручением, ага…

– Нам нужно добраться до Аквинкума, – негромко поясняла Эля. – Это город такой, я как-то уже говорила. При римлянах процветал, а потом его разрушил Аттила. Не так уж давно. Сейчас там снова селятся, восстанавливают потихоньку. Но, конечно, так, по-варварски, без фонтанов и уличных статуй. Место-то удобное, выгодное. По Дунаю много купцов: в Константинополь плывут, везут товары. Также и обратно.

– И что мы будем там делать, в этом Аквинкуме? Там могила?

– Рядом. – Девушка усмехнулась. – Но не только в этом дело. Могила – на дне реки. Неширокий приток Дуная.

– Сава?

– Нет, не Сава. На Саве-реке могила фальшивая. Специально для грабителей. Нам же настоящая нужна.

– Ты говоришь, на дне, – тихо промолвил Аркадий. – Так что, нырять придется?

Красавица хохотнула:

– Не-ет, дурачок! Там не донырнешь. Подкоп копать надо. Землекопы нужны, с полдюжины человек хотя бы. Целая артель! Вот землекопов мы там и найдем, в Аквинкуме. За долю, не за просто так.

– Авантюристы какие-нибудь наймутся, – прихлопнув присосавшегося ко лбу комара, нахмурился Иванов. – Опасно это, Эль. Где сокровища, там всегда криминал.

– Опасно, да, – вздохнула девчонка. – Ну а иначе как? Сами копать будем до морковкина заговенья. Позвать верных людей? Так где их возьмешь-то, верных?

– Так-так…

Иванов задумался, помолчал – прикидывал, что к чему да как лучше сделать. Люди во все времена одинаковы. Наверняка копатели потребуют предоплату. А чем платить?

– Оружие продадим, плащи и все такое, – откликнулась Эля. – На первое время должно хватить. Да! Коней у короля попросим… Их тоже можно будет продать!

Аркадий шмыгнул носом:

– Это… как его… волюнтаризм.

Не зашла шутка. Да и не могла. В Эльвирины времена «Кавказскую пленницу» еще не сняли.

– Сам ты это слово!

– Я к тому, что…

А дальше произошло нечто не очень понятное. Явился какой-то то ли судья, то ли хранитель законов, некий «велемудрый Сигивард», обвинивший Аркадия и Элю в осквернении священной рощи! Не просто так обвинил – с подачи черной жрицы…

Глава 6

Аквинкум

Наутро Аркадия бросили в яму. В земляную тюрьму, выкопанную на самой окраине лагеря, на лесной опушке. Глубокая, метра четыре, а то и все пять, с осыпающимися стенками. Сверху крышка – решетка из кольев. Выбраться из такого узилища самому, без помощи внешних сил, не представлялось никакой реальной возможности.

Иванов, правда, пытался – пока не начало темнеть. Небо еще оставалось светлым, и вершины сосен золотились лучами заходящего солнышка, но через всю опушку уже протянулись черные тени деревьев. Повеяло холодом, сыростью и каким-то могильным тленом.

Поежившись, узник завернулся в плащ. Хорошо, не отобрали, забрали только меч – лично Гундульф протянул руку, заверив, что оружие будет в полной сохранности. Вообще же, было видно, что хевдинг сожалел о случившемся, однако не осмелился противоречить «велемудрому» Сигиварду. Оказывается, старый судья имел здесь большой вес и был связан со жречеством – с ведьмами, колдунами и прочими.

Чу! Наверху вдруг послышались приглушенные голоса, в яму посыпалась земля, и чьи-то косматые головы замаячили на фоне пока еще светлого неба. Кто-то что-то сказал – Иванов, естественно, не понял. Сверху на веревке спустили небольшую корзинку. Ржаная лепешка, изрядный кусок отварного мяса, сыр, лук и даже плетеная баклажка… Похоже, что с брагой! Ну да, так и есть. Наверное, Гундульф постарался: больше-то, пожалуй, и некому.

Спустив продукты, воины (или слуги – бог весть) дернули веревку: мол, корзинку-то пора б и вернуть.

Хлебнув бражки, Аркадий помахал рукой:

– Гундульфу-хевдингу – привет!

– О, Гундульф! Гундульф-хевдинг, да! – забирая пустую корзину, охотно подтвердили сверху.

Затем головы исчезли. Послышались удаляющиеся голоса. Решетчатое небо налилось звездной синью.

Поужинав, молодой человек оставил часть снеди на утро. Поморщился: слишком уж явно здесь пахло аммиаком… и еще кое-чем. Ну, правильно, в туалет узников не вытаскивали. Здесь – узилище, здесь же – и туалет. Ч-черт, не вляпаться бы! Вот ведь, Вильфрида, сучка, удружила! Сплела интригу. Нойдала еще принесло, черта. И Хардана…

Усевшись поудобнее, Иванов прислонился спиной к земляной стене и, вытянув ноги, задумался. Что ж теперь делать-то, черт побери? Как-то надо выбираться. Как? По стенке не влезешь. И, если судить по размеру корзинки, через решетку вряд ли протиснешься: ячейки примерно сантиметров двадцать на тридцать. Хотя это ж не железо, а связанные промеж собой колья. При желании можно и расшатать. Только вот придумать, как бы до них добраться.

Интересно, что с Элей? Ее тоже бросили в яму? Все может быть. Девчонку считают ведьмой, авось поостерегутся слишком-то унижать… Хотя черт их знает… Да еще Берта собрались пытать, бедолагу. Мальчишка-то тут при чем?

Наверху, на фоне чернеющего неба, вдруг заиграли какие-то сполохи. Нет, вечернюю зарю они вовсе не напоминали – оранжево-желтые, тускловатые, прыгающие… Факелы, господи! Ну да, именно факелы. Кто-то идет. Шаги слышны, голоса, хохот…

Оп! Решетку отодвинули в сторону… Неужели…

Нет! Молодой человек едва успел отскочить в сторону, как кого-то столкнули в яму. Или заставили спрыгнуть, как самого Аркадия. Неужто напарник? Еще кто-то… Кто?

Решетку задвинули с натугой – на раз-два, взяли. Видать, тяжелая. Посмеялись. Перебросились парой-тройкой фраз. Ушли. Остались лишь черное ночное небо, звезды и серебристый краешек месяца, торчащий из-за вершины высокой сосны.

– Добро пожаловать, – хмыкнул в темноте Иванов. – Салве!

– Салве.

Голос новоявленного соседа показался Аркадию знакомым. Последовала длинная фраза на латыни, затем – на германском наречии, потом – на языке местных славянских племен.

– А! Брат Сульпиций! – узнал наконец узник. – Так и тебя тоже сюда? Однако ж, дела. Не спрашиваю даже за что. Догадываюсь. Просто пришелся кое-кому не по нраву. Как и мы с Элей. Кстати, брат, ты об Эльвире ничего не слышал? Ну, Ильдико?

– Ильдико?

Повторив, монах добавил несколько слов, увы, малопонятных Аркадию. Если б не темнота, то можно было б общаться жестами, но пока оставалось только улечься спать, подкопить силы. Даже сбежать не сговориться никак.

Видимо, сокамерник – или, вернее, соямник – Аркадия пришел к такому же выводу, поскольку больше ничего говорить не стал, а принялся что-то шептать. Видимо, молился.

Молитвы ли помогли или еще что, а сверху вдруг послышался приглушенный мальчишеский голос:

– Хозяин! Эй, господин… Ты жив?

Ну, эту-то фразу Иванов понял без перевода. Обрадовался, вскочил на ноги.

– Берт!

– Да, это я, господин.

– Ну что? Понравилось твоей зазнобе колечко?

Слово «кольцо» Иванов произнес на древнегерманском, а «зазнобу» слуги обозвал просто – Гри-Гри.

– О, господин! Конечно же, подарил. Ей так понравилось… Но черная жрица за что-то разгневалась на Гри-Гри. Грозится убить! Мы сейчас прячемся, господин… А бежать одни боимся…

Подросток говорил путано и много, да еще и шепотом, так что Аркадий мало что понимал. Зато понимал монах! Он и спросил про Ильдико-Эльвиру…

– Ильдико? – Адальберт ненадолго замолк. – О, милостивая госпожа нынче в руках жрецов. Говорят, она осквернила священную рощу.

– Понятно, – выслушав, задумчиво покивал брат Сульпиций. – Язычники принесут госпожу Ильдико в жертву своим божествам. Как, полагаю, и нас. Ах, как жаль, что мы с братьями явились сюда так поздно! Король Ардарих, скорее всего, уже стал бы христианином.

– Да-да, господин, – поспешно поддакнул налегший на колья решетки Берт. – Гри-Гри слышала, как черная жрица Вильфрида сказала, что… Что госпожа Ильдико должна последовать вслед за своим мужем – Аттилой!

Иванов вздрогнул: уловить смысл сказанного оказалось нетрудно. Имена-то все прозвучали знакомые: Ильдико, Аттила… Понятно, что хотят сделать с Эльвирой.

Надо срочно что-то делать! Ясно что: выбраться, освободить девчонку, бежать! Бежать в Аквинкум, нанять копателей и, наконец, поскорее покинуть этот проклятый мир.

За вершинами сосен наконец показалась луна – сразу стало светлее, так что Аркадий смог разглядеть сверкающие глаза монаха. В них тоже отражалось лунное сияние.

Бежать! Как можно скорее. Немедленно! Прямо сейчас.

– Ты когда-нибудь был в цирке, брат Сульпиций?

– Циркус?

Похоже, монах все сразу понял! Встрепенулся, вскочил на ноги и, чуть согнувшись, уперся руками в земляную стену. Молодец, сообразил быстро! Молодой человек тут же оказался на плечах своего сокамерника. Попытался достать решетку. Увы! Не хватало примерно около метра. И ведь не подпрыгнешь – нет возможности…

Слуга! Отодвинуть решетку он не сможет: не хватит силенок… А вот спустить веревку… или пояс…

– Берт, эй!

Мальчишка, конечно же, догадался, что от него требуется, тут и полный дурень бы сообразил. Сняв пояс, привязал к решетке. Увы, ремешок оказался коротковат! Подросток, недолго думая, размотал башмачные ремни и обмотки.

Вот этого хватило вполне! Иванов уцепился, подтянулся. Повис на кольях! Да что толку так вот висеть?! Все равно между кольями не протиснуться…

Адальберт понял, выхватил нож, кромсая стягивавшие решетку веревки и лыко. Через пару минут Аркадий протиснулся между кольями и уселся на решетке сверху рядом с юным слугой. Показал пальцем вниз – монах. Не оставлять же!

К обмоткам примотали плащ, тунику, пояса – все, что могли. Слава богу, брат Сульпиций оказался весьма ловок. Да и импровизированную веревку спустили по самому краю ямы – так, чтоб можно было упираться в стенку. А потом осталось лишь подобраться к расширенной дыре, цепляясь руками за колья. В российской армии, кстати, подобные тренажеры имелись, назывались «горка».

Да уж, караульщики из гепидов оказались ничуть не лучше гуннов! Связанную из крепких кольев решетку просто-напросто привалили камнями, часового же никто выставить не удосужился.

Выбравшись, Иванов бросил быстрый взгляд на слугу. Грязная физиономия, всклокоченная шевелюра, расцарапанные коленки… В шатре Адальберт точно не ночевал. Да и схватили б его в шатре-то! Пытали б давно… Вот ведь поганые жрецы!

– Ты где скрывался-то, парень?

– Лес! Лес. – Заданный на ломаном наречии гепидов вопрос мальчишка, как ни странно, понял и ответил вполне понятно. Даже Аркадий понял про лес – там, значит, и прятался… – Гри-Гри… Она со мной, да! Мы вместе.

Ага. Значит, вместе с подружкою и сбежали. Что ж, и правильно сделали! Не оставаться же, дожидаясь глумления и пыток.

– Нам надо уходить! Всем. Всем вместе… – взволнованно прошептал парнишка, шагая следом за освободившимися узниками.

Все дружно шли к лесу. Да, сказать по правде, и не нужно было никуда идти: лес-то – вот он! Густой, с вековыми дубами и раскидистыми кронами буков, с прозрачно-золотистыми липами и высоченными соснами, царапающими вершинами небо. Пахло грибами и сыростью, слышно было, как шевелилось за деревьями какое-то ночное зверье, а вот захлопала крыльями птица. Выпорхнула прямо у Аркадия из-под ног! Здоровущая.

Шли не по самой чаще, а так, вдоль опушки, где путь хоть как-то освещала луна. Шагали осторожно, а направление держали… да пока непонятно куда. Лишь бы подальше от ямы!

– Эля… Ильдико! – Иванов внезапно остановился, повернулся, схватив слугу за руки. – Ты знаешь, где она? Где ее держат эти чертовы жрецы?

– Вероятно, в капище, – вместо мальчишки неожиданно ответил монах. – Ну, в священной роще. Там, где они приносят жертвы.

Про капище Аркадий не понял, а вот про рощу и жертву очень даже разобрал и сильно забеспокоился.

– Надо найти ее! Понимаешь? Ильдико. Отыскать. Спасти. Бежать.

– Ильдико, – кивая, с улыбкой повторил брат Сульпиций. – Отыскать. Спасти. Бежать.

Со всей осторожностью двинулись дальше. Юный слуга указал рукою куда. Тоже ведь понял про рощу.

В этот момент где-то совсем рядом послышались шаги. Кто-то осторожно шел следом за беглецами. Точнее, параллельно, продираясь высокой травой, густым подлеском, папоротниками…

Застыв, фальшивый скифский царевич приложил палец к губам. Тихо! Кто-то шел, да… Соглядатаи? Часовые? Да уж нет, коли б часовые, так давно б уже подняли тревогу. Тогда кто же?

Нагнувшись, Иванов подобрал валявшуюся под ногами хворостину. Если что…

– Не надо, нет! – неожиданно возразил Берт. – Это Гри-Гри…

Смешно вытянув шею, мальчишка всмотрелся в ночную мглу, залитую тусклым серебряным светом, прислушался и негромко позвал:

– Эй! Гри-Гри!

Юная Гримунда появилась тут же, выскочила из травы, заулыбалась… И тут же замялась, увидев человека в рясе.

– Это с нами! – взяв девчонку за руку, поспешно успокоил слуга. – Он тоже против. Против жрецов и ведьмы, да.

При этих словах Гри-Гри передернуло, в глазах ее заблестели слезы, заметные даже сейчас, при луне.

– Жрецы… – простонала девушка. – Хозяйка подарила меня новому жрецу, Нойдалу… Он… Он…

Упав в траву, Гри-Гри зарыдала, худенькие плечи ее дергались, пальцы сжались в кулаки от бессильной злобы.

– Вильфрида-жрица подарила Гри-Гри перебежчику Нойдалу, – помогая подружке подняться, сумрачно пояснил Берт.

Больше он ничего не сказал, но все было ясно и так. Заплаканная Гримунда в разорванной почти до бедра юбке, с синяками на запястьях… Ясно, чего ж… Натешились с девкой, бросили, а та, не будь дура, сбежала. Еще ясно было, что девчонка хотела бы отомстить! Немного поплакав, успокоилась да, стиснув зубы, сверкнула глазищами. Да уж, попался бы ей в руки жрец!

– Я видела госпожу Ильдико, – поднявшись на ноги, заявила девчонка. – Шатер перебежчика Нойдала разбит невдалеке от священной рощи. Большой шатер, да. Госпожу будут там пытать, я сама слышала. Затем принесут в жертву. На поляне в священной роще. Вильфрида-жрица устроит ей «кровавого орла». Они уже казнили так двух поклонников Христа.

– О Боже! – Услыхав о казни своих соратников, брат Сульпиций перекрестился и поднял глаза к небу, черному и полному желтых холодных звезд. – Господи Иисусе… Пусть будет им вечное блаженство в ином мире, куда более лучшем, чем наш…

– Жрица хочет выпытать у госпожи Ильдико про какую-то могилу, – между тем пояснила Гримунда. – Я сама слышала разговоры жрецов.

– Священная роща…

Иванов скрипнул зубами и погладил Гри-Гри по плечу. Он понял почти все, что говорила эта испуганная и опозоренная девчонка. Да и что тут было понимать? Ильдико. Жрец. Вильфрида. «Кровавый орел»! Гнусная, отвратительная казнь, похоже, любимая у черной жрицы. Вот ведь сучка! Сколько ей лет? На вид вряд ли больше двадцати. Откуда ж столько злобы? Эльвира говорит, кусок клинка у нее. Обломок меча Аттилы, меча Зла.

– Еще я слышала, что Вильфрида-жрица приказала поставить у рощи самую большую жаровню. Они будут пытать госпожу огнем! Может быть, уже пытают. Подальше от людских глаз.

– В рощу! – резко тряхнув головой, распорядился «скиф». – Берт, Гри-Гри! Вы знаете путь. Ведите!

– Да! Идем же, мой славный господин!

Выкрикнув, юный слуга воинственно выхватил нож.

– Тихо, тихо, юноша, – поспешно успокоил его Аркадий. – Не надо, чтоб нас слышал весь лес. Идем потихоньку, спокойно. Ты только веди.

Они пришли вовремя. Успели. На большой поляне, у подножия старого дуба, уже раздували угли. Над углями лежала голая Ильдико, привязанная к железной решетке. По всей видимости, решетку только что поставили на угли: паленым мясом еще не пахло. Однако процесс уже пошел, и до начала страшных мук оставалось совсем-совсем немного. Бледное лицо красавицы скривилось от боли. Треща, горели факелы, воткнутые в землю по краям решетки. Рядом стояли вооруженные воины. Не так и много – с полдюжины.

Нойдал, обнаженный по пояс, с бритой головой, склонился над решеткой. Злобная торжествующая ухмылка озарила его лицо. Рука скользнула к животу девушки, к груди… Жрец откровенно наслаждался унижением и болью жертвы! Вот погладил пальцем пупок, потрогал, потеребил грудь…

Ильдико неожиданно улыбнулась. Что-то громко сказала. Выгнулась, насколько смогла, насколько позволяли путы. Снова что-то выкрикнула. Облизала губы. Рассмеялась, подмигнула жрецу.

Нойдал растерялся! Еще никто из приговоренных к страшным пыткам и смерти жертв так себя с ним не вел. О, хитрая девушка знала, что делала! Тянула время. Для чего? Что-то знала? Что-то подслушала?

Один из воинов – десятник с двумя мечами на поясе – подошел и что-то сказал жрецу, указывая на раскаленные угли. Голос воина звучал довольно требовательно и без особого уважения, что и понятно: кто такой Нойдал? Обычный перебежчик, никто. Жрец просто помогал черной ведьме Вильфриде во всех ее делах, а эту девушку-жрицу гепиды откровенно побаивались.

Как видно, ведьма послала воинов не только для помощи в пытках, но и для пригляда за перебежчиком. Точнее сказать, за перебежчиками. Человек со шрамом – слуга и соглядатай Хардан – тоже был здесь, при деле. Он и бросился к решетке, исполняя приказ. Сдвинул, воины помогли. Ильдико вздохнула свободней. Пытки были отложены… на какое-то время.

Томно облизав губы, Эльвира окатила Нойдала бесстыдным зовущим взглядом. Такие взгляды Иванов видел когда-то у проституток, вокзальных путан, с которыми когда-то работал, еще будучи опером.

Жрец ухмыльнулся. Погладил девушку по бедру. Обернулся, подозвал десятника. Что-то сказал, кивая на обнаженную пленницу. Десятник тут же осклабился, повернулся к своим, что-то отрывисто бросил, махнул рукой. Прогонял, да – зачем тут лишние зрители?

Воины молча удалились. За ними последовал и Хардан.

Склонившись над обворожительной пленницей, десятник потрогал ее грудь, провел рукою по животу и лону… Ухмыльнулся. Обернулся, прогоняя жреца. Тот поспешно отошел за деревья – куда деваться-то? Коли тут у него пока что нет никакой власти, и вся его жизнь зависит лишь от расположения юной жрицы Вильфриды, особы непредсказуемой и не совсем нормальной.

Ну что сказать? Теперь уж что выбрал, то выбрал. Можно было б остаться с гуннами, с Эллаком и с честью погибнуть в битве. Нойдал не захотел погибать. Выбрал предательство и теперь должен был пресмыкаться. Ничего не поделаешь, такая судьба.

Укрывшись рядом, в орешнике, жрец с нездоровым любопытством раздвинул ветви, наблюдая за разворачивающимся на поляне действом…

Отпрянув от распятой на решетке красотки, распаленный от страсти десятник бросил в траву пояс с мечами и принялся рассупонивать штаны. Скрывающийся в орешнике Нойдал хмыкнул и вытянул шею. Ишь, любопытный какой! Поглощенный разворачивающейся на глазах картиной, жрец позабыл об осторожности, даже не прислушивался к тому, что делалось у него за спиною.

Подкравшись сзади, Иванов огрел его палкой по голове. Вырубил! И немедленно бросился на поляну, где уже дергался голый зад десятника гепида, где стонала юная красавица Ильдико. Стонала не от страсти – от унижения и боли.

– Ах ты ж скот!

Ударив гепида палкой, Аркадий еще для верности приложил его и попавшимся под руку камнем. Так тебе! Поделом.

Тут подскочил и верный слуга Берт с ножом. Быстро разрезали путы.

– Там одежда.

Вскочив на ноги, девушка бросилась к дубу. Да уж, рефлексировать и плакать сейчас времени не было, нужно было спешить. Отосланные незадачливым десятником воины должны были вот-вот вернуться. Как и слуга со шрамом – Хардан… Да что там Хардан, сама черная жрица Вильфрида собиралась пожаловать на поляну – для казни! Точнее, для принесения жертвы жестоким германским богам. Впрочем, такими ли уж они были жестокими? Скорее жестокими являлись люди. Некоторые, не все.

– Скорей уходим!

Подобрав пояс с мечами, Иванов бросился к дубу. Да и не надо было никого подгонять, все и так понимали, что сейчас важно только одно – поскорее убраться отсюда. Прочь! Прочь! Из этого чертова леса, из чертовой этой долины, из этой поганой эпохи, в конце-то концов!

Лес, казавшийся дремучим и страшным, кончился внезапно и быстро. Минут через десять пути впереди, за деревьями, заблестела серебряная лента реки.

– Река. Значит, рыбаки.

Спускаясь по заросшему берегу, Иванов задумчиво осмотрелся, насколько это позволяла ночь, пусть и лунная. Впрочем, небо на востоке уже начинало алеть ясной утренней зарей. Все вымокли – росная трава обещала хороший солнечный день.

– Рыбаки…

Передернув плечами, Эльвира зябко поежилась, и подбежавший Берт почтительно протянул ей собственный плащ. Пусть неказистый и рваненький, но хоть что-то. Не ходить же в одном приталенном платье с короткими плиссированными рукавами? Без туники-сарафана, без плаща. Нет, днем-то как раз хорошо, не жарко, но вот сейчас… Весьма промозгло, кстати.

– Спасибо, Берт, – поблагодарила девушка и повернулась к Аркадию: – Предлагаешь поискать лодку?

– Ну так а что? Так ведь быстрей.

Молодой человек взял в руки холодные ладошки возлюбленной – согреть.

– Тогда следует поспешить, – тут же отозвалась Эльвира. – Успеть, пока рыбаки не вышли на утренний лов.

Подошел и монах, сказал что-то по латыни. Да все беглецы собрались: и Берт, и его застенчивая подружка Гримунда. Образовалось нечто такое… типа совещания, что ли.

– Брат Сульпиций сказал, что здесь есть деревни, – перевела Ильдико. – И довольно много.

– А что это за река?

– Недао. Или Недава, как называют местные. Монах говорит, она впадает в Саву, а Сава – в Данубий, Дунай. Но далеко. Нам такой крюк не нужен!

Выслушав девушку, Аркадий нахмурился:

– Значит, пешком? Могут перехватить, организовать погоню.

– Погоню?

Эльвира неожиданно улыбнулась и что-то спросила у монаха. Тот покивал, что-то обстоятельно пояснил и тоже улыбнулся.

– Нет, вряд ли нас будут так уж старательно ловить, – поправив плащ, пояснила красотка. – Ни Ардариху, ни Гундульфу это ни к чему: больше проблем. Приносить человеческие жертвы – уже моветон. Король Ардарих ведь всерьез подумывает о принятии христианской веры. А уже монахов казнили… и тут еще… Нет уж, куда лучше, если мы все сгинем, пропадем без вести.

– Значит, по-твоему, погони можно не опасаться? – Молодой человек удивленно моргнул, вглядываясь в ночную туманную мглу, окутавшую реку.

– Не совсем так. – Снова переговорив с монахом, а потом и с юной Гримундой, переводчица повела плечом. – Вильфрида-жрица вполне может послать людей. Втайне от короля и хевдингов. Но верных-то людей у нее не так уж и много. Гри-Гри говорит, раз-два и обчелся. Ну, не девчонок же посылать, жриц? Они наловят… Самих потом придется искать.

– Вильфрида? – Иванов вскинул брови. – А ей-то мы зачем? Ну, сбежали, и что? Других жертв найдет. Эта уж такая тварюшка, сможет.

– Э, не скажи, – задумчиво протянула Эля. – Не забывай, сознание всех этих людей чисто религиозное. Они ведь в своих дурацких богов на полном серьезе верят. Спроси, вон, Берта или Гри-Гри, как они относятся к Водану, Донару, Циу и прочим Бальдрам.

Услыхав знакомые имена, подростки приосанились, но ничего говорить не стали. Ну как же! Господа призывали милость богов, что в этом такого необычного?

Глянув на небо, Аркадий махнул рукой.

– Пошли уже, лодку поищем. Мы с братом Сульпицием – налево, а Берт и Гри-Гри – направо. Кто найдет, покричит выпью.

– Я выпью не умею! – Переводя, Эльвира не выдержала, рассмеялась.

– Зато я могу. – Иванов обнял ее за плечи. – Идем.

Пошли, зашагали росной травою, вдоль туманной реки, под серебряным небом, озаренным луною и мерцающими отблесками далеких звезд.

– Короче, мы обещаны кому-то из богов, – на ходу продолжала девушка. – И боги знают кому. Если не получат, вполне могут обидеться. И крайняя тут будет жрица. Ей-то боги и отомстят. Мол, обещала и не сделала. Так что желание нас изловить у нее наверняка имеется! Только вот возможностей маловато. Ну, пару-тройку человек может послать. Не поймать, так убить. Но тоже – не просто убить, а принести в жертву конкретному богу. Тут ей и перебежчики вполне сгодятся… – Эльвира вновь передернула плечами: – До чего ж мерзкий тип этот Нойдал! Прямо не человек, а какой-то фашист. И Вильфрида-жрица – фашистка.

Что ж, вернее не скажешь!

Лодку нашли Берт и Гри-Гри. Минут через десять уже закричали выпью. Молодые люди и монах переглянулись… и ходко повернули обратно.

– Вот…

– Там…

– Там она и есть!

– Лодка!

– Да, она!

– Вот такая большая…

– Длинная!

– Там не одна…

Спеша сообщить добрую весть, подростки перебивали друг друга, разве что локтями не толкались.

– Все понятно, – выслушав перевод, одобрительно покивал Иванов, коего тут все давно признали за старшего. – Большая длинная лодка. Не одна. Сторожей рядом не видели?

– Да нет здесь никаких сторожей, – отмахнулась Эля. – Местные друг у друга ничего не воруют. Даже чужаки и те… Если понравилась вещь, так лучше ее купить или выменять. Или выиграть – народ здесь азартный. В крайнем случае, убить хозяина, а вещь забрать. Так будет правильно. А красть – фи… Впрочем, монах говорит, что сейчас и здесь пошли кражи. Верно, беглые гунны бесчинствуют. Вот нас за них и примут… я надеюсь.

– Ага-ага… – Аркадий вдруг ухмыльнулся и притворно вздохнул: – Значит, на этот раз платить мы никому не будем.

– Так ведь и нечем платить…

Вот уж в этом Ильдико-Эльвира была права. Абсолютно! И впрямь, не говоря уже о драгоценностях и деньгах, даже на обмен почти ничего не осталось. Да и что могло быть у беглецов? Хотя…

А трофейные мечи с поясом и ножнами! Длинный, с большим красивым навершием, и короткий тесак – скрамасакс – по сути, не меч и даже не кинжал, а просто нож-переросток. Ножны – да, неплохие. Деревянные, обтянутые зеленым сафьяном, да еще с тиснением серебром. За такое оружие вообще-то можно было выручить не так уж и мало – пару-тройку коров точно. Снять жилье в Аквинкуме… Ну и вообще – на жизнь.

– Да, на жизнь хватит, – спускаясь к воде, согласно кивнула Эльвира. – А вот нанять землекопов… Даже и не знаю. Как договоримся, ага.

Наполовину вытащенные на пологий берег лодки чернели на фоне серебристых волн – выбирай любую! Длинные, широкие плоскодонки. Одна сильно пахла смолой, видать, недавно проконопатили. Эту и взяли. Поднатужившись, столкнули в воду. Уселись. Поместились все. Вот только весла…

Берт с Гри-Гри пошарились по ближайшим кусточкам, заглянули под лодки. Нашли! Они и гребли первое время – не высокородным же господам марать себя мужицкой работой? К середине дня умаялись, пришлось и «высокородным» взяться за весла.

Плыли вверх по течению, местами весьма быстрому. Тогда прижимались к берегу, где потише, пробирались по заводям, под золотисто-зеленой сенью клонящихся к самой воде ив. Выкатившееся на небо солнышко припекало весьма ощутимо, слепили глаза отражавшиеся от волн блики.

Плыли неспешно, быстрее при всем желании не получалось. Зато была полная возможность отдохнуть, обсудить дальнейшие действия.

– Монах говорит, нам надо выбраться на Дунай, – перевела Эльвира.

Сделав сильный гребок, Аркадий повел плечом:

– Так мы и плывем в Дунай. Не так?

– Не совсем.

Зачерпнув ладошками воду, девушка сполоснула лицо и, щурясь от яркого солнца, продолжила:

– Понимаешь, эта речка впадает в Дунай, но довольно далеко, где-то у современного Белграда. И плыть надо вниз по течению.

– Так мы же вверх плывем! – удивился молодой человек.

– Правильно, так короче. Монах сказал, выше по реке есть протока. А дальше надо будет перетащить лодку на другую реку, и там уже по быстрине – в Дунай.

– Перетащить…

Иванов задумался. Лодка большая, тяжелая, как ее тащить-то? Ну, сам он, плюс брат Сульпиций – тоже малый не хилый. А вот остальные-то – доходяги! Элька даже по виду не ломовая лошадь, а уж о Берте с Гримундой и говорить нечего.

– Так, может, не перетаскивать лодку-то? Там новую отыскать!

Эту идею с готовностью поддержали все, кроме монаха: все ж таки красть – это как-то не по-христиански. Однако по-другому было никак.

Протока оказалась узкою, густо заросшею осокой и рогозом. Беглецы ее б ни за что не заметили, если бы не брат Сульпиций. Тот путь знал, показал на приметное дерево – кривую сосну на пологом холме.

– Здесь. Рядом уже. Смотрите… Ага!

Резко свернули направо, прямо в камыши. Грести сразу стало легче: течения в протоке почти не было, и лодка быстро продвигалась вперед, раздвигая податливую осоку низким приплюснутым носом.

Чахлые веточки, росшие по обеим сторонам, вскоре сменились ивами и красноталом, затем пошли и рябины, березки, осины…

И вот уже впереди заблестела река!

– Данубий! – привстав, обрадованно воскликнул Берт.

Монах улыбнулся:

– Нет, мальчик. Это еще не Данубий. Но уже очень скоро мы будем там. Доберемся. Прямо по течению реки.

– Скоро – это когда? – выслушав перевод, тут же уточнил Аркадий. – День, два?

– К вечеру спустимся к Данубию. – Брат Сульпиций опустил весло. – А там еще полдня. Но не хотелось бы ночью. Я бы устроил отдых, вот хоть на той полянке.

По левому борту показалась вполне симпатичная заводь – мелководье с прозрачной водой и узеньким песчаным пляжиком. Дальше уже начинались сосны, их разлапистые ветви создавали приятную тень.

Здесь и устроили бивуак, втащив нос лодки на отмель. Расположились на траве, под соснами, напились водицы из бившего неподалеку родника. Берт и его подружка выломали колышки из сухостоя, заострили да отправились бить рыбу. Ловко это у них выходило, весело! Оп! Брызги, быстрый удар – и вот уже бьется насаженная на импровизированный гарпун рыба, и довольно крупная.

С полдюжины судаков вполне хватало для сытного перекуса, да еще оставалось взять с собой в путь. Пока Гри-Гри чистила рыбу, Адальберт насобирал хвороста и живенько разложил костер: огниво у него имелось при себе всегда, в небольшом поясном мешочке, как и ложка, и нож, и костяной гребень. Иванов даже восхитился: вот ведь, запасливые в старину жили люди! Все свое ношу с собой. А как же! Вдруг на пир позовут, а ложки нету!

– Они запекут рыбу на камнях. Вку-усно! Хоть и без соли.

Эльвира-Ильдико уселась в траву под сосною, вытянула ноги, улыбнулась, щурясь от солнца. На щечках заиграли лукавые ямочки, платиновые волосы распались по плечам…

– Фи! Ну я и грязнуля… – Потрогав кончики спутавшихся волос, девчонка передернула плечами. – Эх, мыло бы… Да уж придется так. Пойду выкупаюсь… Айда?

Не дожидаясь ответа, переводчица поднялась на ноги и побежала к реке. Быстро, ничуть не стесняясь, разделась, аккуратно сложив одежду на бережку, и с разбега бросилась в воду. Подняв кучу радужных брызг, нырнула и тут же вынырнула – обворожительная нагая русалка!

– Брр! Ух и холодно же! Ну, что ты стоишь, Аркаша?

– Так сама ж говоришь, холодно…

Иванов как-то стеснялся раздеться при всех. Хотя кого тут стесняться-то? Тем более когда такая красавица зовет искупаться в неглиже!

Иванов все же добежал до кусточков и уже там, скинув одежку, быстро вошел в воду. Поначалу показалось холодновато, потом ничего, привык.

– А давай наперегонки до того берега?

– Да что тут и плыть-то? Давай лучше к той реке…

– Ага…

Влюбленные поплыли один за другим, не торопясь, брассом. Первой – юная красавица Эльвира, офицер КГБ, за ней – Аркадий Иванов, частный предприниматель из будущего.

– Вон какая полянка, ага!

– А вон еще… Вылезем, погреемся?

Выбравшись на берег, молодые люди улеглись в траву, средь поздних колокольчиков и ромашек, подставив гибкие тела ласковым лучам солнца.

– Смотри, какие облака, Аркаш! – щурилась Эля. – Это вот на мыльную пену похоже. А вон то – на верблюда двугорбого.

Иванов улыбнулся, в лицах изображая сценку из старого доброго фильма:

– А ну, положи верблюда! Доцент, а он не ложится!

– Какой еще доцент?

– Да такой… неважно.

Повернувшись на бок, Аркадий погладил возлюбленную по животику, затем крепкая ладонь его накрыла упругую грудь девы… Томно дыша, Эльвира прикрыла глаза, с приоткрытых нежно-розовых губ ее сорвался первый стон страсти…

– Ты, верно, думаешь, что я – бесчувственное полено?

Растянувшись в траве, юная красавица перевернулась на живот. Сорвав соломинку, сунула в рот, пожевала, старательно скрывая волнение. Потом вздохнула с такой горечью, что Аркадий поспешно погладил девушку по спине, пощекотал меж лопатками.

– Ну, ну, родная… Что ж печалишься?

– Он еще спрашивает… Изнасиловали, чуть не убили… Да вообще! Кошмар какой-то… – Фыркнув, переводчица выплюнула соломинку и шмыгнула носом. – Думаешь, я вот запросто все это… вот…

Она не сдержалась – заплакала. Зарыдала навзрыд, уткнувшись в плечо возлюбленного.

Нежно прижав к себе девушку, Аркадий гладил ее по голове, как маленькую, что-то шепотом приговаривал, утешал, а потом вдруг прошептал тихо-тихо на ухо:

– Ах, если б ты знала, как я тебя люблю!

В устах прожженного циника Иванова подобная фраза звучала как-то не очень, Аркадий вообще не признавал пафоса или вот эту вот любовь-морковь… Просто тут… Нынче складывалась совсем другая ситуация, нежели там, дома. Эта красивая и жутко одинокая девочка нуждалась в нем, нуждалась в защите, ласке, любви… В самом прямом, истинном значении этого истрепанного многими слова.

– Что?

Вскинув голову, Эля улыбнулась сквозь слезы. Словно солнышко вдруг проглянуло через плотные тучи в пасмурный и промозглый день. И сразу стало как-то легче дышать, да и на душе… как-то… веселее, что ли, радостней.

Красавица Эльвира улыбнулась, в больших зеленых глазах ее забегали-заиграли золотистые чертики…

– Ага-а, Аркашенька! Вот и попался! В любви признался, да?

– Ну… да. – Иванов попытался скрыть смущение за шуткой. – Уже не первый раз, кстати.

– Все равно. – Эльвира положила голову возлюбленному на грудь. – Мне нравится. Подумаешь, несколько раз… Какие ж вы, мужики! Говори чаще.

С протоки донеслись веселые крики и шум брызг. Видать, соратники тоже решили искупаться. Вдруг потянуло дымком, и вкусный запах печеной рыбы пощекотал ноздри любовников.

– Ммм! – приподнялась девушка. – Рыбка-то, похоже, готова. Айда?

Беглецы уселись у костра, довольные и умиротворенные. «Господа» – чуть ближе к огню, слуги – поодаль. Да не такое сейчас было и пламя, костерок уже не горел, а так, шаял, краснея углями.

Рыба, запеченная в собственном соку, и впрямь оказалась вкусной! Нежная, почти без костей. Кусочки прямо таяли во рту.

Вытерев об траву пальцы, Иванов удивленно посмотрел на слуг.

– А вы что не едите?

– Ждут, пока мы поедим, – прожевав, прокомментировала Эля. – Слуги никогда не сядут трапезничать вместе с благородными.

– Ого! – Молодой человек с притворным возмущением вскинул брови. – И это кто говорит-то? Спортсменка, комсомолка… и просто красавица! Эй, ребята, а ну, давайте ешьте. Давай-давай! Эль, скажи им… Ага!

Подростки сперва упрямились, стеснялись «господ». Но запах печеной рыбки казался таким вкусным, а голод столь сильным, что слуги не выдержали. Приблизились к костру, уселись на травке. Сначала девчонка несмело взяла кусочек. Потом и Берт. О, с каким наслаждением они вкушали пищу! И с невероятной быстротой. Словно мясорубки работали. Огромную рыбину смолотили в пять секунд! Ну, пусть не в пять, но за полминуты точно.

Ах, как хорошо стало вокруг, как славно! В синем высоком небе величаво проплывали белые облака, подсвеченные ярким солнцем, над зеленой травой, над пряным разноцветьем колокольчиков, ромашек, купавниц порхали пестрые бабочки, вихрем проносились синекрылые стрекозы. Не скажешь, что осень. Впрочем, октябрь – он был там, в том времени, в будущем, а здесь… Здесь, похоже, еще сентябрь или вообще август. Вон солнышко как палит – жарко!

После трапезы беглецы улеглись в тень – все, кроме брата Сульпиция. Тот сперва долго молился, а уже потом привалился спиной к толстому стволу сосны, да так и захрапел сидя.

Лодку вскоре пришлось бросить. Дальше путники пошли пешком и уже к вечеру вышли к широкой, величаво текущей реке. Это и был Дунай – Данубий. Клонящееся к закату солнце отражалось в спокойной воде золотисто-оранжевыми сполохами; недалеко, на излучине, играла рыба.

Вдоль реки, по пологому берегу, поросшему кустарником и редколесьем, тянулась неширокая дорога. Она то ныряла в лес, то вновь выходила к реке, то шла лугом, точнее говоря, покосами.

– А тут людное место, – вскользь заметил Аркадий. – Вон и стога… И коровушки – слышите, мычат?

Где-то за буковой рощицей вдруг послышался собачий лай. Не злобный, а скорее обычный – на дичь.

– Хорошо, ветерок в нашу сторону. – Сорвав смородиновый листочек, Иванов задумчиво растер его между пальцами. – А то бы псы нас давно почуяли.

– Да уж, – поежилась Эльвира. – Надо бы осторожней. Никто не любит чужих.

Место для ночлега выбрали ближе к реке, подальше от проезжей дороги – в зарослях чернотала, откуда, если что, можно легко уйти в лес или спрятаться в камышах. Выкопав яму, чтоб было поменьше света, разложили небольшой костерок.

Уже начинало смеркаться, но Берт со своей верной подружкой успели наловить рыбы, опять все так же: не рыбалка это была, а скорее охота с импровизированными гарпунами-кольями. На этот раз подростки не особо шумели. Правда, Гри-Гри не удержалась, поскользнулась на какой-то коряжине да с визгом свалилась в воду. На мели, конечно. Берт ее быстро вытащил, и девчонка побежала к костру – греться.

Не стесняясь, скинула одежку, развесила на воткнутых рядом с костром палочках – просушить. Уселась, поджав ноги – худенькая голая нимфа, – да принялась разделывать принесенную приятелем рыбу. Работу свою Гримунда делала умело и быстро, орудуя ножом, словно заправский повар – только лопатки ходили под бледненькой кожей.

Адальберт смотался за хворостом, принес две охапки и теперь помогал подружке готовить пищу. На этот раз попалась какая-то мелочь – окуни да плотицы. Юный слуга насаживал рыбинки на прутья, которые аккуратно ставил в ямку, поближе к углям.

«Господа» тоже приняли участие в работе. Аркадий с братом Сульпицием наломали камыша, соорудив лежбище под кроной ближайшей развесистой ивы. Поужинав, улеглись спать – вповалку. Аркадий и «благородная Ильдико» – в центре, слуги – по бокам, а стеснительный монах – чуть в сторонке.

Платье Гри-Гри еще не высохло, она так и улеглась голенькой, накрывшись куцым плащиком своего юного ухажера. Надо сказать, за короткое время побега юная служаночка сильно изменилась: стала смелее, похорошела даже, часто смеялась и вообще выглядела вполне счастливой. Что и понятно, ведь ее никто больше не бил, исчез, сгинул липкий, выматывающий душу страх – страх прогневить госпожу, что-нибудь сделать не так, неправильно. А как часто она теперь расчесывала волосы! Тем самым золотым гребнем. Какая там замарашка – принцесса!

Вспомнив про гребень, Иванов задумчиво покусал губу. Если что, гребень можно продать и… Хотя нет! Незачем обижать девчонку, которая кроме побоев и страха еще ничего в своей жизни не видела.

Еще за ужином Аркадий и Эля расспросили брата Сульпиция про Аквинкум. Монах странствовал по здешним местам уже около пары лет и повидал многое. Разговор продолжился и ночью, слугам это ничуть не мешало: отрубились моментально, сразу же, как только улеглись.

– Изначально в тех местах жил какой-то местный древний народ, – негромко переводила Эльвира. – Затем явились римляне, разбили военный лагерь, потом построили крепость. Целый легион разместили – около шести тысяч воинов! Так и возник город Аквинкум, столица римской провинции Нижняя Паннония. Большой, красивый. С отоплением в домах, с банями, дворцами и двумя амфитеатрами. Два столетия назад в городе проживало около сорока тысяч жителей. Сюда переезжали и из других городов. Богатые люди! Их привлекли местные теплые источники.

Источники Иванов помнил – знаменитые будапештские купальни!

– Лет пятнадцать назад Аквинкум разорил Аттила, – продолжал монах уже под ивою. – Но жизнь там еще теплится. Люди селятся, восстанавливают дома. Место удобное – на торговых путях. Бог даст, и возродится город в своей прежней красе.

Полная золотая луна сверкала в антрацитовом небе, окруженная россыпью звезд. На отмели плескалась рыба. Где-то вдалеке, в лесу, куковала кукушка. Привалившись к плечу возлюбленного, сладко посапывала Эля. Чуть в отдалении храпел монах. Слуги давно уже спали, лишь бывшая замарашка Гримунда время от времени вздрагивала во сне. Наверное, ей снилась хозяйка – черная ведьма Вильфрида.

Глядя на звезды, Аркадий размышлял. Аквинкум… Добраться, найти, где перекусить, отдохнуть… Даже какое-то время пожить. Да, может, и придется… Нанять землекопов… Из таких, которых называют «перекати-поле». Еще бы хорошо раздобыть большую лодку – циулу. И как-то замаскироваться! Погони вроде бы не было, но… Слугу и беглую рабыню вряд ли будут искать – кому они нужны-то? А вот «знатных» – могут. Юная жрица Вильфрида отличалась мстительностью и злобой и никогда не прощала обид.

До Аквинкума беглецы добрались на попутной купеческой барке, принадлежавшей константинопольскому купцу Мефодию Ларгесу, христианину, как и все ромеи, подданные базилевса, правителя Византии – Восточной Римской империи. Приземистое плоскодонное судно с мачтой и веслами везло в Аквинкум песок и строительный камень. В городе рассчитывали взять вяленое мясо, кожу и зерно. Экипаж составлял сам купец, он же и капитан, его помощник – щуплый маленький человечек, – шкипер да десятка полтора-два матросов-гребцов – крепких молодых парней с обветренными лицами ковбоев.

Рано утром барка как раз проходила мимо плеса, куда вышел брат Сульпиций – выкупаться, пока никто не видит, да помолиться Господу. За молитвой-то его с барки и углядели, в полном соответствии с пословицей (или с поговоркой) – рыбак рыбака видит издалека. Свой – своего. Христианин – христианина. Хотя брат Сульпиций все же был католик, а Мефодий Ларгес – православный, однако в те времена вражды между этими течениями не было, папа и патриарх проклянут друг друга только в одиннадцатом веке, до которого еще о-го-го!

Город располагался на пологом берегу Данубия, сразу за излучиной, и смотрелся издалека словно волшебная сказка. Величественные здания с портиками, классическими фронтонами и куполами, трехэтажные жилые дома из розового и золотистого камня, вымощенная мраморными плитами пристань, сады, полуразрушенные стены и башни.

Когда барка подошла ближе, стали видны и следы былого пожарища, и разруха. Большая часть домов зияла черными глазницами окон, из-под провалившихся крыш, словно ребра полусгнившего мертвеца, выпирали наружу стропила, а великолепные сады на поверку оказались просто буйными зарослями. Да уж, постарался Аттила, чтоб ему…

При всем при этом у мощеной пристани покачивались пришвартованные суда – торговые барки с парусами и веслами. У разрушенных ворот топился народ, тут же, на пристани, раскинулся рынок.

– Эх, если б я повстречал вас лет двадцать назад!

Купец Мефодий Ларгес, жизнерадостный седобородый толстяк в темно-сиреневой хламиде, затканной золотистой нитью, вздохнул, глядя на остатки ворот, и продолжил:

– О, я бы знал, где вам остановиться! Мой друг, Никодим Спер, владел здесь тремя доходными домами и мясной лавкой. Увы, сейчас не осталось ничего – ни домов, ни лавки. Да и сам Никодим сгинул. Поистине, этот Аттила был Бичом Божьим, посланным нам за грехи.

С этими словами господин Ларгес поправил висевшее на груди массивное ожерелье и размашисто перекрестился на развалины базилики. Судя по лепным крестам, раньше это была церковь. Впрочем, почему была? Раздавшийся колокольный звон привлек к базилике целую группу людей – все кланялись, крестились… Христиане… Ну да, как раз время обедни.

– Сейчас даже не знаю, что вам и посоветовать… – Купец пригладил бороду и посмотрел на девушек. – С таким красавицами боюсь и предлагать.

– А что? Что он предлагает-то? – выслушав перевод, нетерпеливо переспросил Аркадий.

Ильдико-Эльвира что-то переспросила, повернулась:

– Говорит, иногда приезжие торговцы занимают старые разрушенные дома. Здесь ведь раньше много народу жило. Многие здания теперь без хозяев. Да, развалины, но там есть хотя бы стены, а кое-где от огня уцелели и крыши. Пожалуй, сыщутся и остатки мебели, и глиняная посуда, и очаг. Это все же лучше, чем ночевать на улице или на палубе барки. Но…

– Что – но? – резко вскинул голову молодой человек.

– Уличные грабители, – перевела Эльвира. – Их тут целые шайки. Могут напасть на одиноких или даже на компанию. Мужчин ограбят и убьют, женщин продадут в рабство на первую же попавшуюся барку. Здесь много торговцев людьми.

– Поня-атненько!

Беглецы поблагодарили купца за помощь как смогли: слуги поклонились в пояс, мужчины крепко пожали руки, Ильдико просто расцеловала, и это пришлось торговцу весьма по вкусу!

– Храни тебя Бог, друг Мефодий, – прощаясь, перекрестил торговца монах.

– И вам да поможет Господь, – благостно улыбнулся купец.

Спустившись по сходням, беглецы помахали команде барки и пошли мимо рыночных рядов к городским воротам, вернее, к тому, что от них осталось.

Надо сказать, весть о славной победе Ардариха и изгнании гуннов уже докатилась до Аквинкума, вызвав откровенное облегчение и радость. Именно с королем гепидов многие здесь связывали все свои надежды на мирную и счастливую жизнь: Ардарих был известен как спокойный и рассудительный правитель, а сейчас к этому добавилась еще и слава победителя гуннов!

На рынке, оказавшемся довольно многолюдным, продавали и покупали всякую всячину. Вяленую и свежую рыбу, овец и коров, вяленое мясо – свежее обычно появлялось ближе к зиме, когда забивали скот. Много было фруктов и овощей, зелени, ягод, грибов и орехов – все это шло по самой низкой цене, а чаще просто обменивалось. Только что пойманная рыбина – на ягоды или орехи, попавшаяся в силки куропатка – на полдюжины яиц.

У самых ворот шла активная торговля рабами – в основном худосочными девицами, но попадались и женщины в теле. Женщины оставались в одежде – опытные служанки, ткачихи, поварихи и прочие, именно из-за этих навыков их и покупали. Девчонок же чаще брали для плотских утех, а потому несчастные были полностью обнажены. К ним подходили, приценивались, щупали, большей же частью просто смотрели.

Народец тут собрался самый пестрый. Преобладали смуглые и чернявые, но хватало и блондинов, и рыжих, и русых. Потомки древних иллирийцев и римлян, кельты, славяне, германцы, да те же гунны не все ведь сбежали, ушли. Большинство носили обычные подпоясанные рубахи – туники: мужчины – короткие, женщины – подлинней. Попадались и довольно изысканные платья. Многие имели оружие: пусть не меч, но кинжал или нож висели на поясе каждого взрослого мужа, разумеется, исключая слуг и рабов, коих можно было узнать по худобе и скудной одежде. В ходу были разные наречия, но латынь, похоже, понимали все… или почти все. Как и наречия германцев.

Подходя к воротам, Аркадий невольно замедлил шаг и принюхался, уловив знакомый запах. Так пахло в Париже, в Риме, в Берлине… да много где! Каштаны! Ну конечно же, жареные каштаны. Вон и жаровни на краю рынка, у барбарисовых кустов.

– Перекусить бы, – взяв Аркадия под руку, мечтательно промолвила Эля. – Каштаны жарят… ум-м…

Все остальные беглецы тоже остановились, дружно повернув головы на вкусный запах. Вот уж слюнки-то потекли! А купить-то не на что… Остается только украсть! Схватить прямо с жаровни горсть лопающихся каштанов! Да нет, горячо же, не схватишь. Вот если бы на что-нибудь обменять… На что-нибудь такое, не очень нужное… Было бы только на что.

– Ну? – картинно подбоченился Иванов. – Что у кого есть? Какая-нибудь там мелочь.

Эльвира добросовестно перевела. Впрочем, могла бы и не переводить: все и так погрустнели, а Гри-Гри так и вообще спряталась за спину своего дружка. Девчонку можно было понять: у нее-то кое-что имелось. Однако не менять же жареные каштаны на золотой гребень. Не скушать столько! Гребень пусть остается на самый крайний случай – к примеру, выкупить кого-нибудь из рабства.

– Господин, а давайте меня в рабы? – первым нарушил молчание юный слуга. – А я потом убегу, вернусь.

– Убежишь? – нервно рассмеялся монах. – О, мой мальчик, невинное дитя диких германских лесов! Ты не знаешь, как стерегут рабов. Убежать тебе вряд ли удастся… Что же касаемо каштанов и прочих чревоугодных радостей, то… вот!

На ладони паломника блеснула маленькая серебряная монетка с профилем какого-то важного типа, по виду – императора.

– Силиква. – Брат Сульпиций улыбнулся и воздел глаза к небу. – Подарок благочестивого торговца Мефодия, да пошлют Господь и Святая Дева ему долгую и счастливую жизнь.

– И много это – силиква? – негромко поинтересовался Аркадий.

Переводчица повела плечом:

– Точно не знаю. Но на каштаны хватит.

Хватило и на каштаны, и на печеную рыбку с лепешкой, и на целую корзину овощей – лук, чеснок, огурцы, капуста, репа. Мало того, еще и осталось на баклажку вина!

Перекусили тут же, на бережку, отойдя от ворот шагов на полсотни. Уселись на травке под ивами да принялись трапезничать. Вино пили по очереди, не побрезговав, угостили и слуг. Кисловато, конечно, но ничего, пить можно.

– Эх… – Передав баклажку монаху, Иванов задумчиво посмотрел вдаль. – Надо было купца угостить. Хороший ведь человек все-таки! Хоть и торговец, а не жлоб, как некоторые.

– Не смеши, – вытянув ноги, хохотнула Эльвира. – Чем тут угощать-то? Кислым вином да луком? Боюсь, это не то угощение… Хотя да, вкусно! А ну, подай-ка еще кусочек… Ага, спасибо…

– Кушайте на здоровье, мадемуазель! И вообще, ни в чем себе не отказывайте.

Рассмеявшись, Аркадий шутливо ущипнул красотку Элю за талию и повалился в траву, получив от возлюбленной в ответ чувствительный удар в бок.

– У-у-у, – притворно завыл молодой человек. – Эль, ты, случайно, боксом не занималась? Ну, в этой… в школе КГБ.

– Учили немного, – пояснила девушка на полном серьезе. – Но больше самбо, не бокс.

Немного отдохнув после сытного обеда, или, вернее сказать, завтрака, путники наконец отправились в город на поиски подходящего жилья. Нет, оставаться здесь надолго беглецы вовсе не собирались, однако не ночевать же на улице, да и вообще, кто знает, сколько времени придется провести в Аквинкуме? Уж никак не меньше недели, а то и две-три. Нанять землекопов, раздобыть лодку, а самое главное – денег или каких-нибудь там перстней с драгоценными камнями, серебряных кубков, колец… На крайний случай Иванов даже планировал использовать для земляных работ своих невольных спутников, о чем и шепнул Эльвире, проходя мимо ворот.

– Этих-то доходяг – в копатели? – тут же рассмеялась девушка. – Ты сам-то понял, что предложил? Да уж, они нам нароют… Да и пойдут ли?

– А мы с ними поделимся!

– А толку? Монах так вообще никуда из Аквинкума не собирается. Хочет монастырь основать. Нет, милый, – тряхнув локонами, переводчица упрямо сжала губы, – землекопов искать нужно. Город-то после разгрома отстраивается. Ну, пусть потихоньку. Но купец говорил, какие-то артели в нем должны быть. Каменщики, плотники, землекопы…

– Если есть, значит, найдем, – уверил Аркадий. – Но они ведь предоплату потребуют.

– Да уж, – согласно кивнула девушка. – Народ здесь хоть и религиозный до ужаса, но притом циничный. На слово только близким верит.

В первый момент жилые кварталы Аквинкума показались Аркадию просто грудой развалин. Меж развалинами тут и там виднелись пустоши – следы пожарищ, – уже успевшие зарасти высокой травой и кустарниками – смородиной, дроком, малиной. Кое-где качали прядями молодые березки, даже орешник поднялся – то ли сам собой вырос, то ли кто-то его тут высадил специально. Похоже, последнее. Вон, тут и дом, и заборчики, и что-то похожее на огородик с небольшим садом: грядки с овощами, яблони.

В саду возился чернобородый мужик в короткой тунике и узких римских штанах – как видно, хозяин. Около дома играли полуголые дети. А вот появилась и женщина – симпатичная, лет тридцати, чем-то похожая на цыганку.

– Салве! – заметив путников, улыбнулся мужчина.

Женщина – наверное, супруга – тоже заулыбалась и что-то спросила.

– Интересуется, когда же славный король Ардарих пришлет в город наместника, – пояснила Эльвира. И тут же удивленно хмыкнула: – Смотри-ка, улыбаются! Приветствуют чужих. Вот что значит город! В деревне-то все не так. Чужак там обычно либо враг, либо вор. А здесь… здесь чужих много: город-то возрождается.

Бросив свое занятие, чернобородый подошел к беглецам, что-то спросил. Брат Сульпиций ответил…

– Говорит, скорей бы установилась твердая власть. Чтоб были наместник, стражники, воины. Жители платили бы налоги, и были бы порядок, спокойствие и мир. Монах наш с ним согласился: мол, без власти простому человеку плохо, каждый обидит. А этот… зовут его Кардарий, а жену – Луция. Они с соседями организовали что-то типа дружины. Копья, секиры, луки со стрелами. А он, Кардарий, за старшего. Вот и спрашивает, кто мы такие и куда идем.

– Так скажи – путники, ночлег ищем. Про дома пустые спроси, можно ли где пожить. Может, чего посоветует.

– Уже посоветовал… – Переводчица покусала губу. – В этом районе, говорит, никак нельзя: все участки заняты. Ну, понятно: ближе к пристани, самый шик…

– А где можно?

– Можно у развалин восточной стены. Где заросли. Правда, там небезопасно, об этом уважаемый староста тоже предупредил. И дома могут оказаться занятыми. Даже развалины. Народу в город приходит немало. Разные люди встречаются. Есть и шайки. Порядка-то пока нет.

Подходящее здание отыскали не сразу. Близ восточной стены не осталось ни одного целого дома.

– И где мы тут будем? – посетовала Эльвира. – Развалины кругом одни.

Где-то и впрямь остались развалины, в большинстве же случаев и вовсе пустыри, заросшие деревьями и кустарником так, что и не продраться. Впрочем, кое-где виднелись натоптанные тропинки, что тоже было не очень-то хорошо: место занято!

Сама стена – вернее, то, что от нее осталось, – едва угадывалась среди густой зелени, больше напоминавшей дикую лесную чащу. В зарослях сновали некие шустрые личности с кирками и тачками – доламывали остатки стены на кирпич.

– Как в девяностые на совхозных фермах, – хмыкнув, покачал головой Аркадий.

– А что было в девяностые? – насторожилась Эля.

Иванов пожал плечами:

– Да ничего хорошего. Я тогда мелкий был, мало что помню. Но отец рассказывал, да…

Молодой человек замолк. Очень уж не хотелось рассказывать девчонке всю правду – о распаде Советского Союза, казавшегося таким незыблемым и могучим, что о-го-го! Куда там современной Россиюшке! О хищниках-приватизаторах, жестоких бандитских разборках, всеобщем кидалове и в одночасье свалившейся нищете… Обо всем таком прочем, что ждало страну… Нет, не стоит Эле это знать. Рановато. Потом… как-нибудь.

– Берт предлагает и нам торговать камнями, – машинально перевела Эля слова подскочившего мальчишки. – Говорит, стены на всех хватит.

– На всех, говорит? Ну-ну… – скептически прищурился Аркадий.

Опытный глаз опера уже давно приметил кроме людей с тачками еще и неких здоровяков с мечами и кинжалами. Уж стопудово здешние развалины давно уже прихватизировала какая-то местная банда, и чужих сюда не пустят никак.

Объяснив это своим сотоварищам, Иванов предложил пройтись до белевшего вдалеке стадиона…

– Это амфитеатр, Аркаш, – поправила переводчица. – Там не только соревнования, но и игры. Даже гладиаторы, верно, были…

Вот уж гладиаторы сейчас интересовали беглецов меньше всего. Мало ли, что тут когда-то было. Главное, что сейчас почти ничего не осталось. Да, восстанавливалось, но как-то медленно. Люди возвращались в родные места на свой страх и риск: власти-то никакой толком и не имелось, гунны не очень-то жаловали города, тем более ими же и разрушенные. Нынче, правда, все оживились: очень надеялись на «славного короля Ардариха».

Иванов давно приметил возле амфитеатра (кстати, казавшегося снаружи совершенно целым) группы вполне мирных с виду людей. По расчищенной от травы и кустарников мостовой туда и сюда сновали прохожие, останавливались, разговаривали о чем-то, смеялись. Женщины несли в кувшинах воду, даже дети носились – в догонялки играли! А из небольшого здания с арками доносился вкусный запах бобовой похлебки. Под арками виднелись длинные столы и лавки, многие уже были заняты…

– Похоже, кафешка открылась, – прищурился Иванов. – Или, как тут по-местному… таверна?

– Да, наверное, так, – согласно кивнула Эльвира и, пригладив растрепавшиеся волосы, добавила: – Только от нашей силиквы ничего не осталось. И еда у нас еще есть. И вино…

– Так я тебя не покушать пригашаю, а так, загляну-у-уть, – поглядывая на прохожих, протянул Иванов. – Мало ли кто что подскажет. Спросить – не украсть. Можно вон и у пацанов спросить. Отправь-ка Гри-Гри или Берта!

Подбежав к играющим в ножички мальчишкам, слуги быстро вернулись обратно, доложить обстановку «благородным господам», стоявшим под раскидистой ветлою, невдалеке от развалин восточной стены.

– Не наши, – шмыгнул носом Берт. – Мы их не понимаем. Одни боги знают, что там они говорят. Я одно только слово и понял – «сальве».

– Понятно, латынь. – Эльвира подхватила возлюбленного под руку. – Ну, пойдем мы спросим. Чего уж… Как ты там сказал? Спросить – не украсть.

Голоногие – в одних туниках – мальчишки оказались весьма словоохотливыми. Проживая в городе, пусть и разрушенном, но быстро возрождавшемся вновь, ребята привыкли к чужакам, кои тут появлялись во множестве, из самых разных мест. Торговцы, матросы, паломники, бродячие артели плотников и каменотесов, даже циркачи! Город есть город, тем более бывший римский. Впрочем, других и не было. В деревне же все иначе: размеренная родовая жизнь, где любой чужак уже подозрителен и чаще всего – враг. В деревне чужаков не любят, их боятся и стараются поскорее избавиться – прогнать, бросить в яму, убить.

– Мальчишки сказали, сразу за амфитеатром кое-где сохранились дома. Не целиком, но все-таки… Многие селятся, достраивают… На камень и бетонщиков большой спрос!

– Значит, за амфитеатром… Ну, что стоим, кого ждем?

Для ускорения поиска беглецы разделились: Аркадий с Элей сразу же за таверной повернули направо, слуги – налево, а монах вообще углубился в какие-то жуткие заросли. Ему-то и повезло больше всех. Невдалеке от развалин базилики обнаружился относительно целый дворик – заросший, с остатками ограды и даже с почти целым домом, когда-то двухэтажным, но нынче, конечно, разрушенным, так что пригодным для жизни остался только первый этаж, где располагались комнаты для прислуги, кухня и какая-то мастерская, похоже, что гончарная.

Покрытые густой копотью стены, густые – едва продраться – заросли, местами провалившийся потолок… Зато почти целый очаг и даже остатки мебели – скамьи и ложе. Подложил походящий кирпич – и сиди, лежи, радуйся!

Правда, тесновато: одна небольшая зала – нечто вроде атриума, – и тесная клетушка, куда едва влезло ложе, только-только, впритык. В комнатке поселились «благородные господа», на кухне без внутренней стены – монах, ну а слуги испросили разрешения спать на крыше, сиречь на втором этаже, меж остатками стен и провалившимися перекрытиями.

– Зато отсюда все хорошо видно, – потирал руки Берт.

Эльвира глубокомысленно покивала:

– Видно-то видно. А если дождь? Да и забираться неудобно.

– Что вы, что вы, высокородная госпожа Ильдико! Очень даже удобно.

Забраться на второй этаж и впрямь было непросто. Деревянная лестница сгорела, даже следов не осталось, зато во дворе, рядом с окнами, выросла небольшая рябинка – по ней и взбирались. А вниз так и вообще очень быстро.

Двор быстро окультурили – вырубили заросли, оставив деревца и кустарники лишь по периметру ограды, все остальное заготовили на дрова. Работали все, в том числе и «благородные господа»: ломали, обрубали ножом ветки, таскали на кухню, к очагу. Потом устроили небольшой отдых – чуток перекусили да выпили вина, – после чего опять взялись за работу.

Уже к вечеру заросшая и захламленная территория возле дома превратилась в уютный дворик, окруженный рябинами, вербой и густыми зарослями смородины, жимолости и дрока. Все стены особнячка были увиты плющом, так что здание смотрелось не очень уныло.

Рядом с входом – увы, без дверей – поставили скамейку: положили на камни обломок доски. Другой большой и плоский камень сошел за столик. Здесь вот, в тени, новые постояльцы и уселись ужинать, с умиротворением взирая на дело своих рук. Старались не зря, все ж поприятней стало!

– Еще бы кошму, – прихлебывая вино, Эльвира хозяйственно загибала пальцы, – какой-нибудь мягкой травы или лапника, чтоб мягче спать.

– О, мы завтра нарвем, госпожа!

Логично: сегодня-то было уже поздно. Умаялись, да и темнело здесь по-южному быстро. Оранжевое солнышко скрылось за дальним холмом, фиолетовой быстрокрылой стрекозой промелькнули сумерки, и вот уже только бархатное ночное небо, осколок луны и далекие желтые звезды.

Спать, однако же, не ложились – обсуждали дальнейшие планы. Главная задача сейчас – заработать денег. Надо на что-то жить, купить лодку, нанять землекопов, хотя бы с полдюжины человек.

– Ну? – Взявший на себя функции председателя импровизированного собрания Аркадий Иваныч Иванов обвел всех веселым взглядом. – Не стесняйтесь, уважаемые граждане. Предлагайте, высказывайтесь… Эля, переведи.

– Уже. Гри-Гри предлагает торговать зеленью. Пахучими травами, грибами, орехами…

– И кто все это купит? – Иванов с сомнением посмотрел на девчонку. – Насколько я заметил, тут весь рынок такой продукцией занят. Крестьяне местные приторговывают, да и многие уже вернулись из войска.

– Да, – согласно кивнул брат Сульпиций. – Вон уже и пиры пошли, оргии… Слышите? Да и запахи…

Все прислушались. Да и не нужно было сильно напрягать обоняние и слух. И тут и там, и вдалеке, и не очень, по всему городу вкусно пахло жареным мясом, слышались разухабистые песни и выкрики. Где-то да, пели, где-то орали, а кое-где, судя по всему, кому-то уже били морды… Вот послышался девичий визг, тут же сменившийся заливистым смехом. Все как всегда.

– Девицы непотребные нарасхват. – Монах размашисто перекрестился. – И для плотских утех, и так, для танцев. Танцовщицы сейчас неплохие денежки имеют.

Танцовщицы…

– Что ты так смотришь? – настороженно прищурилась переводчица. – Нет, вальс я могу, а вот как местные… Хотя… я ж танцевала когда-то для Аттилы. Ничего там сложно нет. Главное, ритм чувствовать, а движения могу быть разными. Гри-Гри, ты же плясала раньше? Ну, на ваших игрищах?

– О, да, благороднейшая госпожа. – Встав, девчонка церемонно поклонилась. – Я танцевала во славу богов… Я знаю как… Только…

Девчонка замялась, и Адальберт ласково погладил ее по руке.

– Только… лишь бы это не было пляской смерти, – смущаясь, закончила рабыня.

– О нет! – рассмеялась Эльвира. – Скорей это будет пляска любви!

– Пляска греха. – Брат Сульпиций с осуждением покачал головой и, воздев глаза к небу, быстро прочел молитву. После чего вдруг улыбнулся: – Хотя… это ведь для богоугодного дела. Почему бы и нет?

Для танцев нужна была музыка, хоть какая-нибудь. На следующий день, прямо с утра, «благородные» отправились на рынок, где на оставшиеся средства приобрели бубен, свирель и небольшой барабанчик, чем-то похожий на тамбурин. Еще взяли красивой ткани – чуть-чуть, на одежду для танцовщиц. Многого тут не требовалось: чем меньше, тем лучше.

– Ленточек еще разноцветных возьмем.

Брат Сульпиций вдруг улыбнулся и, раздвинув плечом толпу, пробился к разостланным прямо на земле рогожкам, где торговали всякой мелочью – от глиняных свистулек на потеху ребятне до серебряной посуды и ножей.

Ленты купили сразу – дешево, самых разных цветов. Местные брали их пачками для украшения священных деревьев во славу великих богов, вроде как приносили таким образом жертву. Мелочь, а богу приятно: приятно, что не забыли про него, вспомнили, хоть что-то да принесли. Еще купили шикарный бордовый плащ – почти новый, но с большой дырой и подозрительными бурыми пятнами посередине. Уж какой был.

– Представляю, как мы будем выглядеть, – поежилась переводчица. – Почти голые, все пялятся… Тьфу!

Иванов обнял девчонку за плечи:

– Это ж для дела, Эля!

– Да я понимаю…

– И в обиду мы вас не дадим!

– А вот об этом я и вообще не думаю.

Рассмеявшись, юная красотка чмокнула возлюбленного в заросшую щетиною щеку. Аркадий давно уже не брился, отпустив бородку, которую старался содержать в аккуратности, даже иногда подстригал-подбривал. Только вот теперь-то он не «скифский царевич», а обычный бомж, изгой.

– Нож бы еще купить… Хотя…

Подумав о ноже, молодой человек тут же осекся. Еще бы меч пожелал! Что толку-то? В любом случае он владел холодным оружием куда хуже любого местного подростка. Даже луком, пращою – и то… Даже не смог научиться этому в лагере Ардариха: сразу вскрылось бы, что он никакой не скиф.

А вот Эля-Ильдико – да, кое-что умела. Ее специально научили кое-чему для тризны на могиле Аттилы. По крайней мере, Иванов хорошо помнил, что когда-то во сне Эльвира билась мечом очень даже лихо!

– Меч? – рассматривая только что купленные ленты, рассеянно переспросила девушка. – Ну да, кое-что умею. Но быстро устаю, да. Да мечом и не фехтуют: это не рапира, не шпага. Оружие грубое, только для того, чтоб быстрее убить. Желательно одним первым ударом. Нет, если хочешь, научу… Только меча нет. И пистолета тоже… Эх, вот и пригодился бы!

– Ага, без патронов-то, – покачал головой Аркадий.

– Тоже правда, – грустно кивнула Эльвира.

Еще приобрели нитки и шило: кое-как нужно же было смастрячить одежду. Сразу же по приходе домой Эля и Гри-Гри занялись портновским делом. Мужчины же, выйдя во двор, принялись осваивать инструменты. Брат Сульпиций выбрал себе свирель, юный Адальберт – барабан, ну а почти лишенный слуха Аркадий – бубен. Поначалу выходила полная какофония, ну а потом вроде стало все складываться. Монах выводил на свирели мелодию, Берт отбивал ритм, ну и Иванов, так сказать, создавал шумовую поддержку.

– ВИА «Верные друзья»! На рок-группу, увы, не потянем.

Между тем девчонки сшили одежду, переоделись и, немного конфузясь, вышли…

– Вот это здорово! – сразу же заценил Аркадий.

Адальберт просто открыл рот, да так и сидел, не закрывая; брат Сульпиций же сглотнул набежавшую слюну и размашисто перекрестился.

Что и сказать, девушки выглядели на все сто! Короткие юбочки едва прикрывали бедра, столь же коротенькие жилетики скорее напоминали лифы, оставляя на обозрение восхитительно плоские животики. Волосы были перевязаны яркими лентами, такие же ленты украшали запястья и лодыжки танцовщиц.

– Ну, что смотрите? – Покусав губу, Ильдико гордо вскинула голову. – Плясать-то будем? Играйте, что застыли-то?

Музыканты грянули. Если б не свирель, конечно, никой музыки, наверное бы, и не сложилось, но благодаря монаху выходило вполне даже ничего! Плясовой мотивчик проглядывал – этакий варварский диско-стиль.

Девчонки поначалу стеснялись, но постепенно вошли в раж: принялись прыгать, извиваться, покачивать бедрами, даже задирали ноги – растяжки у обеих танцорок оказались хоть куда! Они были чем-то похожи – младший лейтенант КГБ Эльвира и эта германская девушка замарашка Гримунда. Впрочем, никакая уже не замарашка – красавица!

Да уж, танцовщицы из них вышли хоть куда. Обе худенькие, длинноногие, стройные, с копнами перевязанных лентами волос и горящими от возбуждения глазами – обворожительные лесные нимфы.

Иванов хотел было сделать какой-нибудь комплимент по поводу жуткой сексуальности полуобнаженных красоток, но вовремя передумал: слишком пошло бы вышло. Поэтому высказался кратко и по делу:

– Танцуете вы, девушки, хорошо. И вид у вас прекрасный. Пора уже и выступать! Думаю, прямо сегодня и начнем. Там вот, у ворот, где рынок, у пристани.

Сказано – сделано. Да и чего уже было ждать? Репетировать? А зачем? Местные простолюдины вовсе не казались такими уж привередами. Тем более такие-то девушки – одно загляденье! Прихватив инструменты, молодые люди отправились к пристани. Танцовщицы кутались в плащи.

Артисты явились вовремя: бродивший по рынку народ уже начинал помаленьку расходиться, торговцы убирали товар и тут же распивали вино – верно, обмывали удачные сделки.

– Что ж, – прищурившись, усмехнулся Аркадий. – Вот тут вот и встанем. Площадка утоптанная – ни крапивы тебе, ни кореньев.

Последнее было немаловажно: девушки танцевали босиком, иначе рисковали остаться без обуви. Просто сносили бы, порвали…

Роль глашатая доверили Берту.

– А вот вам представление, уважаемые господа! Наши танцовщицы – как римский циркус! Даже еще лучше, ага.

Привлекая внимание, мальчишка забил в барабан. Иванов, как сумел, подхватил ритм бубном.

Выйдя на середину площадки, танцовщицы сбросили плащи. Зрители ахнули…

Глава 7

Танцы и их последствия

Иванов не помнил, как он играл. Просто тряс бубен, как шаман, толком не попадая в такт своим напарникам-музыкантам, да и те скорей напоминали товарищей из знаменитой басни Крылова – «а вы, друзья, как ни садитесь…».

Впрочем, такая какофония ничуть не возмущала зрителей: их интересовало совсем другое – девушки! Очаровательные танцовщицы со стройными телами, едва прикрытыми куцей одежонкой. Эльвира как-то обмолвилась, что в те времена к женской наготе относились совсем по-другому, нежели, скажем, в середине двадцатого века. Ну да, очень хорошо относились! Вон как хлопали да свистели. Еще бы, зрелище ничуть не хуже гладиаторского боя, коего в здешних местах не видели уже, наверное, с полвека.

Повинуясь выбиваемому ритму, юные танцовщицы старались двигаться синхронно, насколько уж это у них получалось. Влево – вправо, влево – вправо… Р-раз – два – раз! Стеснявшаяся поначалу Эля быстро раскрепощалась, разбитной танец властно закружил девушек в своих объятиях. Он не имел названия – танец-ритм, танец-нега, танец, в котором разрешалось все…

Оп! Полетели в толпу зрителей сдернутые с волос ленты, пышные шевелюры танцовщиц рассыпались по плечам, дернулись фонтаном. Изумрудные очи Ильдико вспыхнули, словно глаза голодного тигра.

Закусив губу, яростно барабанил юный слуга Адальберт. Все быстрей и быстрей выводила нехитрую мелодию флейта брата Сульпиция. Монах, да… одна-ако! Скорее какой-нибудь фавн!

Ой! То ли жилетка сама расстегнулась, случайно, то ли Эля сделала это намеренно, бог весть, но Аркадий тут же забыл про бубен, увидев обнажившуюся грудь юной красавицы, коей до того момента мог любоваться лишь он один. Теперь же…

Зрители завыли в восторге. Под босые ножки танцовщиц посыпались мелкие медные монетки. Хотя нет, вот кто-то бросил и серебряную, и даже не одну.

Да, Эльвира поспешно запахнула жилетик, однако поздно. Ее напарница в поддержку просто-напросто сбросила верхнюю часть одежды в траву, оставшись в одной лишь короткой юбочке античных гетер. Стройное юное тело, темные волосы, разметавшиеся по плечам, аппетитная, уже оформившаяся грудь с небольшими сосками – что еще надо для счастья?

– Ой!..

Открыв от восхищения рот, Адальберт совсем забыл про барабан.

– Играй давай! – толкнув мальчишку плечом, по-русски бросил Аркадий.

Слуга понял. Еще бы, чего тут было не понять? Забарабанил яростно, все быстрее и быстрее – так, что девчонки уже завертелись, словно две юлы! Иванов тоже вспомнил про бубен. Монах же выглядел совершенно бесстрастно: казалось, кроме музыки его сейчас совершенно ничто не интересовало. Так ведь правда и есть! Какие там, к черту, девушки? Он монах или кто?

– Хэй! Хэй! Хэй! – в такт музыке как могли подбадривали зрители танцовщиц.

Деньги тоже бросали вполне исправно. Жаль, у большинства их, похоже, не имелось – этих сверкающих металлических кружочков, дающих столько радости даже в пасмурный постный день. Денег не было, но зато имелось кое-что другое! Остатки пирогов, кусок подкопченного на вертеле мяса, хлебные лепешки, яблоко, сливы, груши. А вот какой-то босяк притащил изрядный кусок рыбы, судя по запаху, поджаренной на углях.

– Хэй-хэй! Хэй! Оп-па!

Иванов не верил глазам своим: пустившаяся вразнос Эльвира наконец-то тоже сняла жилет, покрутила над головою, швырнула бог знает куда…

– Оп-па!

К ногам полуобнаженной прелестницы тут же полетели янтарные бусины.

Между тем уже начинало смеркаться. Кто-то из завороженных зрелищем зрителей разложил костер, потом и другой, и третий. На небе, за старым платаном, показалась крупная желтая луна. Тела танцовщиц лоснились от пота, обе девушки утомились и, несмотря на одобрительные вопли собравшихся, плясали уже из последних сил.

– Ша! – бросив бубен, наконец выкрикнул Иванов.

«Ша» так «ша», что поделать? Закончили.

Танцовщицы подбежали к музыкантам, накинули на голые плечи плащи. Чуток перевели дух. Потом вышли к кострам, поклонились зрителям. Такого восторга, наверное, не видели даже два местных амфитеатра, причем в лучшие свои времена, при поздней империи. Очень хорошо восприняли зрители и музыкантов, и – особенно – танцовщиц. Как-то по-домашнему тепло и без всяких скабрезностей. Как видно, со зрелищами здесь обстояло плохо. А ведь когда-то, не так уж и давно, это был имперский девиз, настоящая «скрепа»: «Панем эт циркинес» – «Хлеба и зрелищ».

После гуннского погрома никакой империи в Аквинке-Аквинкуме не было, как не было ни хлеба, ни зрелищ, ни, собственно говоря, населения. Только нынче вот кое-что начало возвращаться, особенно сейчас, под знаменем славного короля Ардариха. Именно с правителем гепидов многие местные племена связывали свои надежды на лучшую и, самое главное, спокойную жизнь. К слову, брат Сульпиций был абсолютно прав: христианство в качестве общей религии новому королю – быть может, даже будущему императору – ничуть не помешало бы! Отнюдь.

Как опытный оперативник Иванов счел за благо побыстрее убрать полуголых девчонок с глаз долой, отправив их к реке, за пристань вместе с барабанщиком Бертом. В густых камышах, конечно, оказалось темновато, несмотря на полную сверкающую луну, зато без лишних глаз. Да и помыться было можно, искупаться, нырнуть: не так уж и холодна водица!

Сам же Аркадий вместе с братом Сульпицием принялись собирать подарки. Даже, лучше сказать, зарплату или гонорар, уж никак не подаяние! Трудились-то до седьмого пота, заработали. И вот эту рыбину огромную (и наверняка вкусную) заработали, и кусок мяса, и небольшой окорок. Лепешки, связку лука, редисок восемь пучков и прочая, и прочая, и прочая… А еще бусины, монетки – попробуй-ка их отыщи сейчас в полутьме! Ну уж что смогли, отыскали, пересчитали тщательно.

Зрители понемногу расходились, площадь перед пристанью опустела, на многих судах убрали сходни. Кого опасались достойнейшие купцы? Местных воров или шайки разбойников? И тех и других? Ну да, ну да, а как же. Если в Аквинке пока не было никакой официальной власти, кроме, может быть, чахлого местного самоуправления, то наверняка имелась власть «ночная» – власть криминала, бродящих шаек и банд. Этот фактор вовсе не следовало сбрасывать со счетов, особенно при попытке заработать денег.

Еще во время представления Иванов углядел краем глаза неких молодчиков, стоявших наособицу, не в центре, а так, по краям. Здоровые такие парни, с наглыми мордами, и одеты с претензией: добротные туники, плащи с золотыми застежками-фибулами, кое у кого – толстенные золотые цепи на груди. Да, все при мечах! Еще кожаных курток и спортивных штанов не хватало, а так – полная иллюзия российских «святых» девяностых. Ну да, братки – они везде братки. За версту видать.

Таких вот обормотов угадывались две группы. Одни, во главе с плечистым рыжебородым малым, кучковались у ворот. Другие – напротив, у самой пристани, и главной у них, похоже, была женщина, темноволосая красавица лет тридцати пяти, с большой налитой грудью и золотой пекторалью на шее. Промеж собой шайки не задирались, но по взглядам чувствовалось – едва-едва друг друга терпят. Интересно, у кого из них больше влияния и силы? Наверное, примерно поровну, иначе б давно остался кто-нибудь один.

– Ай, как здорово!

Искупавшись, девчонки уселись на берегу, в камышах, и радостно рассматривали заработанное.

– Нам одной еды на три дня хватит! – кутаясь в плащ, сверкнула глазами Эльвира. – А еще ведь и деньги! Аркаш, сколько заработали?

– Монет мелких медных штук с полста будет. Еще десять денариев.

– У, неплохо! Так, глядишь, через недельку и…

– Ты наш гонорар на две части дели, – спокойно посоветовал Иванов. – А лучше на три. Чтоб в подсчетах не ошибиться.

– А… почему на три-то?

Девчонка явно не понимала, пришлось объяснить «на пальцах».

– Бог ведь делиться велел, Эля… Ты местных мордоворотов видела?

– Ну… как-то внимания не обратила.

– Зато я обратил. Две шайки точно. И за долей своей они очень скоро явятся. Завтра или даже уже сегодня… Что так скривилась? – Заметив недовольную гримасу Эльвиры, молодой человек успокаивающе подмигнул: – Надо будет заплатить – заплатим. Расклад-то не в нашу пользу, увы. Не мы первые, не мы последние. Знать бы только кому?

– Ну-у… – Девушка задумалась, смешно наморщив нос. – Уж коли так… Тому, кто первый придет.

– Ответ неверный! – осматриваясь, негромко рассмеялся Аркадий. – Кто рынок контролирует, кому там все торговцы и купцы платят? Ты знаешь? Вот и я нет… А надо бы выяснить – не помешает.

Пожав плечами, Эля попросила мужчин отвернуться и, скинув плащ, натянула тунику. Гри-Гри тоже переоделась и, встретившись взглядом с Аркадием, улыбнулась смущенно.

– Молодец, красавица! – тут же похвалил молодой человек. – Где так плясать научилась?

– На тризнах, – перевела ответ Ильдико. – Только, говорит, там плохие танцы. Кровавые, страшные. И обязательно кого-нибудь из танцовщиц принесут в жертву.

– Ей-то нравится. А тебе? – не выдержал, съязвил Иванов и поздно спохватился: выходило, обидел возлюбленную, чего уж!

Впрочем, Эльвира ничуть не обиделась:

– Знаешь, раньше бы, в прежней моей жизни, я б за такой вопрос пощечину бы дала! Или через бедро бы кинула.

– Лучше через бедро.

– А сейчас, после всего этого… – Застегнув пояс, девушка задумчиво сунула в рот сорванную соломинку. – Танцевать голой? Да пожалуйста! Лишь бы отсюда, наконец, выбраться, лишь бы отыскать проклятые мечи Зла!

– Спасти мир, да? – снова не удержался Аркадий.

– Да, спасти! Коли уж на то пошло! – Эльвира-Ильдико с вызовом сверкнула глазами. – Если уж кроме меня некому…

– А меня ты уже не считаешь?

– Ну… Не обижайся, Аркаша, но я иногда просто теряюсь: что у тебя в голове? – Складывая провизию в котомку, девушка передернула плечами. – Вроде ведь наш, советский человек, но иногда – ну, контра контрой! Так и прибила бы!

Взяв красотку-переводчицу за руку, молодой человек поспешно склонил голову:

– Прибей.

– Опять твои шуточки…

С минуту все молча шагали по узкой рыбачьей тропе, тянувшейся меж камышей, осоки и рогоза почти до самой пристани. Уже и пришли почти, как вдруг… Две поджарые, ловкие фигуры выскочили из зарослей, словно черти! Преградили путь.

Шагавший впереди Иванов поспешно выхватил нож.

– Чего надо?

Двое парней. Юные, но уже не дети, лет по пятнадцати с виду. Короткие, до колен штаны, мохнатые безрукавки, у каждого в руке – короткое метательное копье-фрамея. За поясами – ножи. С двумя-то, конечно, справиться можно, но ведь наверняка где-то рядом скрываются и сообщники. Бандиты за долей пришли? Или просто гоп-стоп?

Один из парней вдруг улыбнулся! Заулыбался и второй, увидев показавшихся на тропинке девчонок. Мало того, оба вдруг разом поклонились и быстро-быстро заговорили, перебивая друг друга.

– Вот ведь, блин. – Аркадий озадаченно моргнул. – Чего им надо-то?

– Они видели наше представление, – встав рядом, быстро перевела Эльвира. – Как раз гнали коней в ночное… Очень понравилось!

– Ну, еще бы!

– Нет, в самом деле. Очень благодарят. Говорят, что никогда ничего подобного не видали. Спрашивают: будем ли еще? И приглашают на рыбную похлебку.

Выслушав, молодой человек задумался.

– На уху, говоришь, зовут?

– Сказано тебе – на похлебку.

– Ну, так пойдем!

– Ночью?! – изумленно округлила глаза переводчица. – Ну, ты и…

– А что? – пожал плечами Аркадий. – Коли зовут, да на хорошее дело, так почему бы и не пойти? Тем более не с пустыми руками явимся. Да и домой я бы сейчас не спешил… Спроси, вино у них есть?

– Есть. И много. Обещают на славу угостить.

Конечно, определенный риск имелся. Кто его знает, что у этих чертовых пацанов на уме? Позовут, напоят да на девчонок накинутся скопом… Так могли бы и уже! Выскочили бы из камышей – опа! Тут вам и нате, ага.

– Ладно, будем настороже…

– Понятно, что настороже, – хмыкнула Эля. – А чего тогда про вино спрашивал?

Вино оказалось так себе, кисловатым. Зато ягодная бражка – выше всяких похвал! Иванов про осторожность не забывал, однако баклажку выкушал на пару с рыбацким старшим, мускулистым парнишкой по имени Хильдегавд, для друзей – просто Хильд.

– Они герулы из рода Храмина, сына Вертогерда, – светски потягивая вино из серебряного стаканчика, переводила Эля. – Того самого, который вместе с Эрвардом Черным когда-то хаживал в Рим и… Впрочем, это, полагаю, неважно. Живут они в здешних местах уже лет двадцать, а вот в Аквинкуме – два с половиной года всего.

– Что ж, и это немало! – Крякнув, Иванов погладил возлюбленную по плечу и весело подмигнул собутыльнику: – Ну, дружище Хильд, наливай! Очень уж у тебя брага вкусная.

Захмелевший Хильд умильно прикрыл очи и, тряхнув растрепанной шевелюрой, обнял нового приятеля за плечи.

Тут уж настала очередь Эльвиры язвить:

– Говорит, такого славного парня, как ты, он давно уже не встречал. Да-да, так и сказал! Правда-правда. Честное комсомольское.

– О-о! – Иванов искоса посмотрел на подружку. – Вижу, накушались уже, товарищ лейтенант госбезопасности.

– Сам ты накушался! Ух!

Девушка шутливо нахмурила брови и вдруг рассмеялась так весело и беззаботно, как не смеялась никогда. По крайней мере, Аркадий такого не слышал.

Понятно все, расслабиться-то всем надо, а как же! Иначе от постоянного стресса можно и с ума сойти. От пятого века, от диких племен, от… От постоянных дум об ответственности за судьбы мира. Да вот, не больше, не меньше, а именно так! Не просто так отсюда выбраться, вернуться в свой привычный мир, а еще и меч… или мечи какие-то отыскать да выбросить. Мечи Зла! Вот в них Аркадий как-то поверил, особенно после кровавых эскапад юной колдуньи Вильфриды. Вот уж точно – Зло. И не удержишь. Разве что вот… колдовством, да. Мечи эти чертовы найти… Это надо сделать, обязательно надо, иначе…

Впрочем, пока нужно было как-то разрешить насущные проблемы, а уж о судьбах мира можно подумать чуть позже!

Решительно тряхнув головой, Иванов погладил по плечу сидевшую рядом подружку.

– Эль, переведи, ага… Спроси-ка у лепшего дружбана Хильда, кто тут рынок и пристань крышует?

– Чего-чего делает?

– Кто на рынке главный бандит?

– Хм…

Девушка поставила опустевший стакан прямо на песок, под ноги. Кто-то из юных рыбачков немедленно плеснул туда вина из большой плетеной баклаги. Красотка-переводчица не возражала, правда, и просьбу возлюбленного помнила.

– Ну да, спрошу, как сумею… Не знаю, поймет ли…

Потрескивая, горел костер, разбрасывая в ночи оранжевые веселые искры. Где-то меж желтыми звездами пролетала комета. Или самолет? Привет из далекого и такого нереального нынче мира? У костра шла добрая беседа. Кто-то что-то рассказывал, шутил. Вот рассмеялась Гри-Гри. А вот и Берт расхохотался. И даже тонкие губы монаха тронула скромная и какая-то стеснительная улыбка.

Несмотря на все опасения Эли, про бандитов Хильд все понял как надо. Отвечал обстоятельно, даже протрезвел малость. Как и предполагал Иванов, за городком «присматривали» две банды. Раньше было больше, но более слабые не выдержали конкуренции и распались, а частью просто были уничтожены. Остались две.

Первую возглавлял рыжебородый герул Фредегайл по прозвищу Кровавая Щека: его левую щеку пересекал рваный шрам, полученный в схватках с римлянами. Впрочем, из-за бороды шрам этот в глаза не бросался, но кому надо, знали.

Вторая шайка подчинялась лихой атаманше по имени Асмунда Черный Вихрь. По всем германским законам – «правдам» – она считалась полноправной вдовой и потому имела право на занятия теми многотрудными делами, кои традиционно считались мужскими.

Как говорили, Асмунда, потеряв мужа, известного и уважаемого многими хевдинга, некоторое время торговала скотом, потом занялась работорговлей, но неудачно. Разорившись, организовала банду да принялась грабить купеческие суда, идущие по Дунаю-Данубию. Что опять-таки особого богатства вдовице не принесло: византийские купцы без сильной охраны не хаживали и по большей части оказались атаманше не по зубам. Пришлось осесть в Аквинкуме и заняться более спокойным делом – крышеванием мелких торговцев да уличных забегаловок. Ну, и исполнять иногда функции судьи. А как же! Какая-то власть в городе ведь должна ж быть! Иначе вообще никак – полный беспредел и уныние.

Фредегайл Кровавая Щека был нрава крутого и частенько впадал в полную ярость, что притягивало к нему разных больных на голову отморозков и отталкивало большую часть новоявленных горожан. Что касаемо вдовы Асмунды, то та особенно страшных зверств не творила, но и кровушку лить не боялась, причем разборки организовывала быстро, за что и получила прозвище Черный Вихрь. Черный – это, верно, по цвету волос. Еще одна брюнетка!

Асмунду Черный Вихрь Иванов навестил уже на следующее утро. Отыскать ее не составило особого труда: где ошивается банда, показал первый же мальчишка-разносчик. Правда, это оказался подставной адрес. Что и говорить, стала бы гордая и самолюбивая женщина-руководитель (главарь шайки!) ошиваться в какой-то там хижине размерами метров десять на двадцать. Для истинной атаманши маловато будет!

К хижине, располагавшейся на восточной окраине Аквинка, невдалеке от еще одного разрушенного амфитеатра, «господа артисты» явились втроем: Аркадий с Эльвирой и с ними брат Сульпиций – для вящего представительства. Осанистый и немногословный, с красивым благообразным лицом, с выбритою на макушке тонзурою, монах всегда выглядел солидно, а длинная сутана его вызывала явное уважение даже у закоренелых язычников, и уж тем более у нерадивых христиан, вспоминавших о Господе лишь на Пасху да Троицу.

– Какая еще Асмунда?

Выглянув из калитки, на незваных гостей недоверчиво воззрился плешивый кособокий старик в рваной козьей накидке – кервезии. За стариком, во дворе, угадывались еще четверо – молодые мужики в кольчугах, с мечами и секирами. Весьма солидные обитатели для таких-то трущоб!

– Говорю же вам, нет здесь никакой вдовы! И никогда не было. Обманули вас. Не тот дом указали. А, кстати, кто? Советую сказать. Как это – не запомнили? Не запомнили, так сейчас быстро вспомните тут у нас… Чего-чего? Деньги принесли? Какие деньги? Ах, за выступление… А-а-а! Так вы жонглеры! Из бродячего цирка!

– Сам ты…

– Это же вы вчера на пристани устраивали мистерию? – Старик даже, кажется, подобрел, уставившись на Эльвиру светло-серыми выцветшими глазами. – Да-да, красавица. Это ж ты танцевала? Славно, славно. Так что же вы стоите-то? Деньги, говорите, принесли? С этого бы и начали, да.

– Так мы и…

– Входите уже. Деньги вон на тот стол сыпьте. Под вязом.

Старик проворно посторонился, гостеприимно распахнув калитку настежь.

– Э-э, милейший, хотелось бы кое-что уточнить, – повернулся Аркадий, не доходя до стола. – Так сказать, размер взноса. Думаю, такие вещи нужно обсудить с главным…

Услыхав эту фразу, старик и усевшиеся на лавки возле стола воины удивленно переглянулись.

– Так а вам что же… не сказали сколько?

– Не сказали, – нагло осклабился Аркадий. – Вы что, не видите, мы сами пришли. Чтоб все спорные вопросы решить, так сказать, цивилизованно, по всей форме…

Старик озадаченно поскреб затылок и, чуть подумав, махнул рукой:

– Ну, тогда ждите. Уважаемая вдова объявится… не скажу уж точно когда. Может, к полудню, а может, и вечером. Как будет угодно богам.

– Богам-то, может быть, и угодно, а вот нам некогда, – усаживаясь на поваленное посреди двора бревно, ствол недавно срубленного дерева, недовольно пробурчал Иванов.

Эльвира просто пожала плечами. Монах же набожно перекрестился.

Скорее всего, атаманша обитала где-то неподалеку, и с ней была прекрасно налажена связь. А может, и вправду – по воле богов. Как бы то ни было, артисты долго не ждали. Не прошло и получаса, как криминальная вдовушка явилась во двор во всей своей бандитской красе! Прямо на коне въехала! Через калитку. Не одна, со свитою: всадники в синих и красных плащах, кони – в золоченой сбруе.

Да и сама атаманша выглядела на все сто пятьдесят! Этакая вполне молодая еще дама, эффектная брюнетка с красивым лицом и властным взглядом директора колледжа. Бой-баба – кровь с молоком, соболиные брови, жгучие синие очи… И грудь… Ах, грудь! Как она выпирала из-под короткой, расшитой золотом туники! Да, Асмунда Черный Вихрь одевалась по-мужски, как, наверное, и положено авторитетному руководителю банды, тем более в пятом веке, когда слово Христово еще не дошло до глухих римских провинций, прозябавших под сапогом варваров.

– Это вы жонглеры?

Спешившись, атаманша уселась в поднесенное воинами кресло. Из хижины его и притащили. Быстро, можно сказать, вмиг.

– Мы не жонглеры, мы артисты, – отвесив поклон, вежливо пояснил Иванов. – Так сказать, на гастролях у вас, да-с…

– Эй, эй, полегче же, – вполголоса осадила переводчица, тоже поклонившись. – Я не знаю, как перевести «на гастролях».

– Тогда скажи проще – приезжие. Из далекого далека. Да про деньги…

Про деньги атаманше понравилось. Уж тут да, господа артисты произвели впечатление. Сами пришли и принесли что надо – договариваться.

– На первое время – четверть, – произведя в уме все финансовые подсчеты, объявила вдова. – А дальше – по воле богов. Но не тех, кому поклонялись римляне. Ибо римляне утешались, что таким богам вверили для охраны свой город! О, какое жалкое заблуждение! Ну надо же – пенаты. Много они им помогли…

Красивое лицо брата Сульпиция, стоявшего чуть позади Ильдико, при этих словах выразило удивление, глаза вспыхнули – поначалу недоверчиво, потом и радостно. Мало того, пойдя ближе к атаманше, монах низко поклонился и что-то спросил по латыни… Вдова ответила. Вполне благосклонно, судя по выражению лица. Даже с симпатией.

– Это он о чем? – повернувшись, шепотом поинтересовался Аркадий.

– Говорят о блаженном Августине, – так же шепотом отозвалась переводчица. – Мы на втором курсе проходили, по научному атеизму. Про богов и римлян – это из его книги. Град земной и град Божий.

Иванов удивленно присвистнул:

– Ну ты и умная!

– Я-то умная, да. Но и атаманша эта тоже кое-что знает. Цитировать Аврелия Августина в этих забытых богом краях – это что-то. Глянь, как наш церковник стойку сделал!

– Какая замечательная женщина! – уходя, пробормотал себе под нос брат Сульпиций. – Не только красива, но и умна. Знает Блаженного Августина! О Бог ты мой! Жаль, что язычница. Очень жаль… Хотя… раз знает Августина, то…

Монах больше ничего не сказал, так и шел молча до самого дома, полностью погруженный в свои мысли. Служитель Христа и не думал, что его спутники обратят внимание на эти случайно вырвавшиеся слова. Однако вот Эльвира все же услышала, перевела.

Вечером продолжилось все то же самое, что и в первый день. Разве что представители конкурирующей фирмы – братки Кровавого Шрама – что-то на этот раз не явились. Вряд ли им не понравилось представление, вряд ли…

И второй, и третий день прошли на ура – пошло-поехало! Друзья-музыканты уже наловчились играть куда более слаженно, нежели в первый день, да и танцовщицы не выкладывались по полной: берегли силы. Правда, вот денег бросали все меньше: похоже, обычные танцы постепенно приедались, нужно было придумать что-то еще, как-то разнообразить программу. Ввести элементы театра или, там, акробатику… Хотя… можно было просто-напросто обнажить актрис полностью, догола, и это, конечно, способствовало бы оживлению зрителей. Несомненно, да… на первых порах. Потом приелось бы и это.

– Может быть, вы бы песенок попели? – как-то за ужином предложил Аркадий. – Ну, разных там… Уж и не знаю, что здесь сейчас популярно.

– Уж точно не «Катюша».

Допив разбавленное вино, Эльвира поставила на стол большую деревянную кружку, подаренную кем-то из поклонников. Ну да, уже появились и такие. Еще немного – и, как шутил Иванов, можно будет открывать официальный фан-клуб.

– Ну, что там обычно в поле поют, в лесу, когда ягоды собирают… Ты спроси, а?

В лесу обычно ничего не пели: звери кругом, да и не до того, грибы-ягоды-орехи собирать надо. А вот в поле, на жатве или на посиделках после сбора урожая – тогда да. И еще колыбельные.

– Ну, колыбельные нам вряд ли пойдут… – Аркадий доел лепешку и задумчиво почесал затылок. – Хотя если в качестве медляков… Я видел, они ж приплясывали! Ну, зрители, да. Сначала быстрые танцы, потом – медленный… Медленная песня… тягучий такой блюз! А что? Попробовать можно? Эль, ты спроси Гри-Гри.

Никаких блюзов Гримунда, конечно, не знала. То, что она напела, скорее напоминало песни из старых кинофильмов, этакий советский наив типа «Кубанских казаков» или «Иван Бровкин на целине». Этакие распевные песни, размеренные, с героическими мотивами…

– Про богов им нельзя просто так петь, – потянувшись за куском рыбы, уточнила переводчица. – Про богов только гимны можно, и те в священных рощах или по большим праздникам. А вот про поля да колыбельные – эти да, эти можно.

– Ну и славненько. – Выбросив в кусты рыбью кость, Иванов потер руки. – Песни-то ничего так… Ты подпоешь, Эль?

– Ну-у, попробую. Вторым голосом. Разучить бы сначала.

К вечеру разучили четыре песни. Все, по мнению Аркадия, на один манер. Типа как вот у «Скорпов» медляки. Эти тоже медляки, три. Лишь одна даже и не быстрая, а очень похожая на какой-то военный марш.

– Так она военная и есть, – объяснила Эльвира. – В ней поется о ратном походе в далекий край. О славных витязях, о битвах…

Иванов снисходительно улыбнулся:

– Понятно! «Мановер» во всей своей красе. Ну и немножко «Варлок». Этакий женский вокал. Ничего так у вас вышло, девчонки! Вполне даже симпатичненько. Еще бы бас, да настоящие ударные, да фузованую гитарку. Ох и дали б жару!

– Ничего не поняла, – пожала плечами красотка-переводчица, ткнув разошедшегося приятеля в бок. – Вот что ты только что сказал? Абы что!

– Сказал, что очень даже неплохо!

– Ну, об этом я и без тебя догадалась, ага. Петь тоже голыми будем?

– Эк-хм! – закашлялся Аркадий. – Можно, конечно, и голыми – как пойдет. Только вечерком-то прохладно уже. А песни лучше напоследок поставить. Ну, перед уходом.

С песнями и впрямь пошло лучше. Особенно после того, как танцовщицы (а теперь еще и певицы) разучили парочку местных сатир, кои больше шли речитативом – этакий рэп. Ну, под барабан да бубен ничего так выходило, народу нравилось.

Сразу после очередного выступления к Иванову подошел солидно одетый мужчина.

– О-очень, очень хорошо!

Пожилой, с черной с проседью бородкой, в длинной ромейской хламиде модной золотисто-фиолетовой расцветки, в синих узких штанах, незнакомец обликом своим напоминал картины Климта или его последователей. То же приглушенное золото, та же изысканность и, так скажем, стиль. Непростой человек, по всему видно.

Благодарно поклонившись артисткам, он сразу же направился к Аркадию, безошибочно угадав в нем старшего. Учтиво, с легкой улыбкой поздоровался, представился:

– Меня зовут Аурелиус Ланг. Предки мои родом из Константинополя, а я веду здесь кое-какие дела.

Имя «Аурелиус» подскочившая Эльвира перевела как «Аврелий», на что сразу же последовала рекламация:

– Нет-нет, не Аврелий, именно Аурелиус. Так звала меня моя покойная матушка, да и мне по нраву именно так. Хотя вы скажете, что это плохая латынь.

– Кухонная. – Вспомнив забытый термин, Иванов располагающе улыбнулся. – Помнится, про плохую латынь именно так говорят.

– Надо же, кухонная! – удивился господин Ланг. – Та, на которой разговаривают кухарки. А что ж? Очень верно подмечено, да. Впрочем, где она теперь, настоящая латынь? В Риме слишком много варваров, а жители Восточной империи предпочитают греческий. Так, господин…

– Аркадиус, – поспешно кивнул молодой человек. – Аркадиус Скиф.

– Скиф? Надо же!

– Так уж меня называют. А девушку зовут Ильдико.

– Да-да, я знаю. Я бы хотел кое о чем вас попросить, уважаемый господин Аркадиус. Извиняюсь, что затеял разговор так поздно. Однако, увы, хочу поспешить.

Никто из обычных зевак к артистам не подходил, хотя раньше это было обычным делом. Нынче же вот никто не мешал беседе, видать, господина Ланга в городке по-настоящему уважали. И в самом деле, Аурелиус производил впечатление человека солидного, не привыкшего тратить попусту ни слова, ни время. Никакого оружия при нем Иванов не заметил, зато позади, в десятке шагов, маячили четверо парней с дубинами на плечах. Все дубинщики, как на подбор, крепкие, мускулистые, хмурые. С такими никакого оружия не надобно: увидишь – обойдешь. Вот народец и обходил, лишь некоторые издали помахивали артистам.

Как оказалось, Аурелиус Ланг буквально завтра устраивал домашнюю вечеринку, на которую и пригласил «уважаемых господ актеров». Мало того, предварительно заплатил задаток – пять золотых монет!

– Вот это я понимаю! Вот это респект!

Попрощавшись с заказчиком, Иванов подкинул монеты на ладони и, передав их Эльвире, задумчиво наморщил лоб.

– Что нахмурился? – подойдя, негромко спросила возлюбленная. – Деньги-то хорошие, а!

– Это-то и пугает, – честно признался Аркадий. – Слишком уж хорошие, да. Что еще за эти деньги попросят?

– Ничего. – В зеленых глазах Ильдико отразилась сверкающая луна. – Если что, сбежим. Правда?

Прижав девушку к себе, Аркадий погладил ее по плечам, успокоил. Так, в обнимку, и шли до самого дома. Там принялись хозяйничать: разожгли очаг, подогрели оставленные благодарными зрителями яства. Кто-то опять принес баклажку вина – как раз кстати.

Дом господина Ланга располагался на пологом холме сразу за северным амфитеатром и больше напоминал крепость. Трехэтажный особнячок, выстроенный в римском стиле, с просторным атриумом и прочими атрибутами имперской жизни, окружал великолепный сад с беседками, статуями и дорожками из просеянного желтого песка. Весь двор окружала каменная стена высотой в три человеческих роста; мощные ворота с надвратной башней, казалось, переместились сюда из гораздо более поздних времен, напоминая рыцарский замок.

В саду и расположились гости – как понял Аркадий, в большинстве своем приезжие константинопольские купцы. Впрочем, встречались и местные, средь которых молодой человек, к большому своему удивлению, углядел бравую атаманшу – Асмунду Черный Вихрь! На этот раз глава местной шайки оделась как следует, по-женски изысканно и красиво: длинная светлая туника, подпоясанная затканным золотом поясом, и ярко-голубая, опять же с золотом, мантия. Ну и прическа – завитые локоны, диадема, цветное перо. Простенько, но со вкусом.

Каким ветром занесло разбойницу на этот прием? Хотя что в этом такого уж удивительного? Наверняка мадам Асмунда и господин Аурелиус Ланг вели немало общих дел, денежные интересы их, несомненно, пересеклись и, судя по всему, к выгоде для обоих.

Ах, какими глазами смотрел на Асмунду брат Сульпиций! Даже про свирель иногда забывал. А еще монах! Вот ведь бывает же. Любовь зла, однако…

Для артистов вечеринка шла очень даже неплохо. Девчонки плясали, потом пели песни, потом снова плясали – по просьбе гостей.

Уже затуманились звезды, потускнела луна, а на востоке заалел светлеющий край неба. Приближалось утро. По приказу хозяина уставших артистов усадили за дальний стол, накрытый для прислуги. Принесли жареное мясо, рыбу, вино и фрукты.

Господин Ланг, самолично отсчитав Аркадию еще пять золотых, улыбнулся на прощанье:

– Вы поработали на славу. Теперь угощайтесь! Ешьте, пейте. Утром мои слуги проводят вас до ворот.

– Славно! – усаживаясь за стол, накрытый под раскидистой ивою, всплеснул руками Берт. – Вот ведь славно, правда!

– Возблагодарим же за все богов! Могучего Донара, златокудрого Бальдра, красавицу Фрейю! – поддержала Гри-Гри своего юного воздыхателя и, хохотнув, потянулась к мясу.

О, эта раскрепощенная девушка ничуть не напоминала сейчас ту самую вечно забитую и вечно виноватую замарашку Гримунду, какую знал когда-то юный слуга Адальберт. Нынче Гримунда стала другой – уверенной, порывистой и красивой, как юная богиня весны.

– Ну, за удачу в нашем деле!

Подняв высокий бокал из синего стекла, Эльвира по очереди чокнулась со всеми. Со слугами (бывшими слугами, а ныне – коллегами-музыкантами), с возлюбленным, с…

– А где брат Сульпиций? – Устало мотнув головой, девушка вдруг улыбнулась. – Ах да! Что я спрашиваю-то? Не он ли удалился с некой дамой во-он в ту беседку? Не иначе как для богоспасительных бесед, кто бы сомневался!

– О, как вы обворожительны!

Наверное, что-то подобное произнес один из захмелевших гостей – краснолицый толстяк с курчавыми черными бородкой и волосами, с глазками, как две маслины, черными и блестящими. Эти глазки-маслины тотчас же уставились на Ильдико, а сам толстяк шлепнулся на скамью рядом с девушкой, что-то сказал, облапил…

Встречается такая порода мужиков, пузатых или лысых, да и сексуально, прямо скажем, без всяких особых достоинств, однако же упрямо считающих себя дамскими угодниками. Ухаживать не умеют совсем: схватят даму за грудь – на том все ухаживания и заканчиваются, чаще всего ударом по щекам. Вот этот вот курчавый, похоже, был именно из таких ловеласов, изрядно траченных молью.

Нет, Эльвира его не ударила, просто оттолкнула да, поднявшись на ноги, направилась к своим.

Что и сказать, деньжат нынче заработали, поели-попили, пора и честь знать. Так и сделали. Хозяина, господина Аурелиуса Ланга, уже не отыскали, передали большое спасибо через мажордома, ушлого и юркого человечка, что деятельно распоряжался слугами, убиравшими за уходящими гостями. В свою очередь поблагодарив «господ актеров», мажордом проводил их до самых ворот, где обнаружился и брат Сульпиций. Один, без разбойной матроны.

– Давно вас жду, братие, – с легкой улыбкой пояснил монах.

Когда вся компания вышла на улицу, лицо святейшего брата сразу же стало озабоченно-хмурым.

Подойдя к Эльвире, он взял девушку за руку, что-то сказал. Переводчица лишь рассмеялась.

Аркадий вопросительно глянул на подружку:

– И что он…

– Да ничего такого, – отмахнулась красотка. – Сказал, что того, с курчавой бородкой, видели в компании нехороших парней из банды Фредегайла.

– Так-так… – Молодой человек задумчиво пригладил бородку. – Так ты его отшила…

– О! Если б ты только слышал, что за гадости он мне предлагал!

– Надеюсь, мы его никогда больше не встретим, – выразил надежду монах.

Увы, встретиться с курчавым все же пришлось. Правда, не всем артистам, а лишь одному Иванову. Именно к «господину Аркадиусу» и подошел курчавый буквально на следующий день, ближе к вечеру, когда актеры, как всегда, направлялись на рынок – выступать.

Улучив момент, толстяк схватил Аркадия за руку и заговорил – волнуясь, очень-очень быстро, глотая слова и то и дело кивая на готовившуюся к выступлению Эльвиру. Была ли это «кухонная латынь» или еще какой-то говор, молодой человек не знал: он не понимал ни слова.

Хорошо, вновь выручила Эля. Обернулась, прислушалась. Подошла.

– Предлагает купить меня за сто солидов. Из них половина – мне, – хмыкнув, перевела Ильдико. – Что ж, деньги приличные. Не вижу причины не согласиться.

Аркадий удивленно моргнул:

– Что-что?

– Да шучу! Сказать ему, чтоб катился?

– Ни в коем случае! – Покусав губу, молодой человек важно поднял вверх указательный палец. – Скажи сему уважаемому господину, что к его заманчивому предложению мы обязательно еще вернемся… недели через две.

– Ага!

– Надеюсь, за это время мы отсюда уберемся. Эх, хотелось бы верить.

Выслушав ответ, курчавый явно заугрюмился. Впрочем, никакой агрессии не выказал, лишь кивнул да развел руками. Через пару недель так через пару недель. Хоть так. Поклонился вежливо, облизал вожделенную деву глазами да побрел себе прочь – к воротам.

– Думаешь, успокоится?

Готовясь к выступлению, Ильдико сбросила плащ в траву и погладила упругий животик.

– На какое-то время, думаю, да, – повел плечом Иванов. – Мы же его не совсем отшили. На время! А надежда, знаешь, великое дело… Эх, надо было задаток взять!

Переводчица засмеялась:

– Надо было! Что ж не взяли-то? Забыли, ага. Так оно и бывает – хорошая мысля приходит опосля. Ого! Смотри, сколько народу собралось. Пожалуй, даже больше, чем обычно в последнее время.

В последнее время вообще-то много что изменилось. Так, может, не очень-то и заметно, но изменилось, и Аркадий это хорошо видел. Во-первых, в парочке Адальберт – Гримунда бывшая замарашка Гри-Гри стала играть первую и очень даже определяющую роль. Берт смотрел своей пассии в рот, во всем ее слушался и подчинялся ей. Сбегай туда, сюда, принеси, подай, и все такое прочее.

Это притом что среди свободных германцев такое поведение мужчины, пусть даже пока и подростка, отнюдь не было общепринятым. Чтоб мужчина подчинялся женщине? Да никогда. Тем более на людях. Нет, конечно, женщины пользовались у германцев большой свободой, но не настолько большой, чтоб вот так вот командовать. В роду или даже в соседской общине такое вряд ли б позволили. Разве что вот в паре, в семье, которая вот-вот должна была сложиться.

И, похоже, глава семьи – Гри-Гри – вовсе не планировала уходить из Аквинкума. Совсем-совсем нет! Даже как-то призналась в этом Ильдико. Остаться. Завести дом, детей. Лавку. Торговать – зеленью, орехами, целебными травами и всем таким прочим. Танцы и песни бросить: слишком уж опасно. Одно дело – заниматься всем этим в компании благородных господ, и совсем другое – на свой страх и риск. Тем более простолюдинам, без всяких покровителей.

Следовало признать, Гримунда в своих рассуждениях была очень даже права: красивую девочку-танцовщицу быстро бы прибрали к рукам, превратили бы в рабыню и заставили работать даром. То же самое, кстати, сильные мира сего могли проделать и сейчас, причем со всеми «господами актерами». Та же Асмунда! Что удерживало? Благородное происхождение Аркадиуса и Ильдико? Хм… Скорее, изрядная доля их отчислений.

Кроме дани разбойникам часть гонораров шла на общее дело, и какая-то часть – прямо скажем, не очень большая – распределялась между всеми артистами поровну. Похоже, Гри-Гри этого было явно недостаточно: девчонка частенько уходила в лес и на луга, собирала орехи, грибы, ароматные и лечебные травы, после чего продавала прямо с утра все там же, на пристани. И никто ее не трогал: слишком уж микроскопическим был бизнес…

Ни Иванов, ни Эльвира ничего против этого не имели. Пусть уж ребята соберут кое-что на свою будущую жизнь, не тащить же их с собой в будущее! Пусть. С монахом тоже было все ясно – тот собирался реставрировать заброшенную церковь… а также поглядывал на разбойную вдовицу, что совсем не вязалось с обликом высокоморального святого брата.

Это все – во-первых. Главное, наверное, все же было во-вторых. Еще третьего дня Иванов заметил слежку! Соглядатай – неприметный парень лет двадцати – попадался на глаза раза три за день. На рынке, на площади и, самое главное, у дома. Раздолбай, что и говорить. Это тоже ведь надо уметь – «ноги ставить»: уличная слежка – она особого искусства требует и усилий, очень даже непростых.

Узкие германские штаны, короткая туника, выцветший, крашенный черникой плащ. Подобных ребят тут шаталось много. Артельщики, мелкие торговцы, слуги. Кто приставил этого черта? Вдовушка? Чтоб добычу не утаивали? Или это посланец Фредегайла Кровавой Щеки? Конкурирующая фирма приглядывает? Ну да, либо то, либо другое. Больше, пожалуй, некому. А вообще, черт с ним, с соглядатаем. Пущай приглядывает. Пусть думает, что самый хитрый. До поры до времени, да.

Темная дождевая туча наползла, затмевая звезды, откусила изрядную половину луны. Все кругом затаилось, притихло. Небо сделалось угольно-черным, потянуло сыростью, ясно стало – вот-вот ударит дождь, а то и гром грянет! Пора было собираться домой, давно уж.

– А где Ильдико? – глянув на Гри-Гри, поинтересовался Аркадий. Спросил по-германски, простые-то слова и фразы он уже знал, хоть и не запоминал специально.

– Госпожа Ильдико? Там, там… – Девчонка махнула рукой на камышовые заросли у самой реки. – Вымоется, переоденется, да.

Иванов покачал головой. Долго что-то переодевается. Что там и переодевать-то? Тунику да плащ накинуть. Ну, сполоснуться… Не двадцать же минут! И уж точно не полчаса. Но ведь примерно столько времени уже и прошло, как показалось Аркадию. Или все же меньше? Да нет, если и меньше, так ненамного.

– Э-эй! Эльвира, эй! – приложив ладони к губам, покричал молодой человек. – Ты где там застряла-то?

В ответ – гнетущая тишина. Даже птицы притихли, и на плесе не плескала рыба.

– Э-эй! Эля-а-а! Да что ж такое-то? Пойду поищу…

Встревоженный Иванов успел сделать лишь пару шагов, как вдруг черное ночное небо озарилось яркой вспышкой! Тут же ударил гром, раскатился, загромыхал по всей реке до самых дальних утесов. Снова сверкнуло…

В сполохе молний Аркадий вдруг заметил барку! Приземистое торговое судно с широкой кормой и снятой мачтой шло вниз по течению реки. Мерно работали весла. Вот снова вспышка… Резная корма мелькнула уже на излучине. Быстро идет, черт! И… что-то в этом было неправильное! Ну явно же. Зачем торговому судну пускаться в путь в грозу, в непогоду? Не легче ли переждать? Или имелась какая-то причина, достаточно важная, чтобы кормчий гнал судно в этакую непогодь, в любой момент рискуя налететь на отмель или врезаться в утесы?

– Циула! – подойдя, показала рукой Гримунда и что-то встревоженно затараторила.

– Стой, – тут же оборвал Иванов. – Повтори то же самое, но спокойно. Поняла? Спокойно, тихо.

Девчонка, похоже, поняла, закивала и, чуть успокоившись, продолжила уже куда более понятней:

– Циула. Она была здесь, у камышей. Мы выкупались. Быстро. Они рядом. Я пошла. Госпожа одевалась. Сказала – иди, догоню. Циула – весла.

Аркадий закусил губу:

– Ясно.

Снова полыхнула молния.

– Вот что, Гри-Гри. Веди. Покажи место.

– Да, господин. Там…

За камышами, на отмели что-то темнело. Прямо на песке. Иванов подошел, наклонился… Узнал знакомый плащ – плащ Эльвиры… Тут же рядом, на песке – смазанные следы, явно не звериные. Чуть дальше, на отмели – широкая полоса. След циулы?

А что? Торговцы увидали девчонок – красивых, стройных… Одних… А может, давно следили. Почему б не украсть? Случаев подобных полно. Красивых молодых рабынь можно продать с выгодой. Вот и украли!

– Торговцы людьми. – Встав рядом, брат Сульпиций посмотрел во тьму, озаряемую вспышками молний. – Они не будут плыть ночью. Понимаешь меня, Аркадиус?

– Да, да! Продолжай.

– Если украли, уйдут за излучину, переждут ночь. Утром, на заре поплывут.

– Все так, согласен… – Аркадий потер руки и вдруг улыбнулся. Нехорошо так, недобро. Улыбнулся и бросил сквозь зубы: – Ну, тогда их еще можно догнать. Нам нужно судно!

Судно – хотя бы рыбачью лодку – не проблема раздобыть даже сейчас. Договориться, нанять… Украсть, в конце-то концов!

Монах скривился:

– Нет, красть мы не будем. Попросим. Я знаю у кого. Идите за мной.

Снова вспыхнуло, громыхнуло и, наконец, небо прорвалось ливнем! Крупные капли дождя падали, словно пули. Все тут же промокли, впрочем, холодно не было. Всей компанией господа артисты подались за святейшим братом. Тот шагал впереди, уверенно и быстро, лишь изредка крестясь на вспышки молний.

Миновали ворота – даже не свернув! – и пошли дальше вдоль пристани, мимо стоявших у причала судов и рыбачьих лодок. Многие лодки хозяева вытащили на берег, и те лежали в песке черными пологими барханами, блестящими от дождя. Наверное, брат Сульпиций знал кого-то из рыбаков, он ведь не раз бывал в Аквинкуме и раньше. Миссионер, чего уж… Иванов не спрашивал, видел: монах знал, что делал. Раз уж сказал, что договорится насчет лодки, то…

Дождь между тем прекратился – так же внезапно, как и начался. Сразу стало как-то душновато, под ногами захлюпало. В небе вновь показались луна и редкие мерцающие звезды. Резко посветлело. Впереди, за утлыми рыбацкими челнами, за ивами, вдруг возникла высокая корма с резным изображением… Медузы Горгоны! Аркадий невольно вздрогнул: ну да, она и есть. Коварная женщина со змеиными волосами.

– Это «Черная Медуза», – обернулся святейший брат. – Ждите здесь.

Подняв полы рясы, он вошел в воду и что-то негромко сказал. Скорее, просто позвал кого-то. На судне почти сразу откликнулись, заговорили. Грубые мужские голоса сменил надменный женский… С борта спустили сходни.

Обернувшись, монах приглашающе махнул рукой. Что ж, раз уж зовут, не следует отказываться. Тем более за тем и пришли. Только вот судно какое-то уж больно крутое. Удастся ли сговорить шкипера? Хотя брат Сульпиций вообще-то не бросал слов на ветер.

– Рада приветствовать господ актеров!

На палубе перед сходнями возникла женская фигура в длинном черном плаще. Аркадий сразу узнал госпожу Асмунду Черный Вихрь. И почему-то ничуть не удивился. А чему удивляться-то? Подружка монаха…

– Салве, почтеннейшая матрона.

– И вам привет, господа циркачи!

Циркачи… Ну надо же…

Сговорились быстро. Собственно, говорил один святейший брат. Иванов лишь кивал да поддакивал в меру своего понимания, ну а юные слуги предпочитали молчать и вообще держались скромненько и лишний раз на глаза не лезли.

Как бы то ни было, а не прошло и десяти минут, как «Черная Медуза», отдав швартовы, пустилась вниз по реке. Шли на веслах, на ночь мачту опускали, да и вообще парусами пользовались не часто, лишь на широких местах да в озерах. Плыли! Оранжевая лунная дорожка рябила в воде, словно чешуя бьющейся на плесе рыбы. Впереди на фоне звездного неба чернел поросший лесом утес.

Шкипер «Черной Медузы» хорошо знал и свое дело, и все здешние места. Перед утесом затабанили весла, и циула резко сбросила ход. Со стуком ударилась в корму разъездная лодка, привязанная позади на канате. Обойдя утес, судно медленно пошло по течению. Широкая палуба, трюм, высокая корма, камбуз на носу – не такой уж и маленький кораблик! Шириной метра четыре и длиной около пятнадцати метров. Высота борта – примерно метр. Такой корабль при нужде мог выйти и в море. Правда, на спокойной волне.

Сидевший на носу паренек – юнга – вдруг обернулся и что-то тихо сказал, указывая на левый берег. Там, чуть впереди, тускло светилась рыжая звездочка.

Неужели это похитители? Причалили… развели костер. Почему бы и нет? Быстрой погони они, похоже, не ждут. Сейчас поедят ушицы, а рано утречком – уже очень скоро! – отчалят. И – поминай как звали. Месяца через три, может, заглянут снова в Аквинкум. Придут. А что? Никто ничего уже не докажет и не найдет. Какая там предъява? Что и случилось-то? Чья-то девка пропала? Подумаешь. Мало, что ли, их пропадает вообще? Дело такое. За молодыми девами надо получше следить, присматривать. Чтоб не болтались без дела. А то р-раз – и пропадут, не доищешься.

Разведенный на берегу костерок едва светился, шаял. Если б судно шло полным ходом, вряд ли бы и заметили. Правда, после грозы поднялся небольшой ветерок – явственно потянуло ароматным дымком.

Всем распоряжалась госпожа атаманша. Ну а кто ж еще-то? Деловито, этак не спеша, обстоятельно, без лишней суеты и сутолоки. По всему чувствовалось – разбойницу здесь уважали. Исполняли все быстро и точно.

Вот Асмунда Черный Вихрь что-то сказала шкиперу. Тотчас же шевельнулись весла. «Черная Медуза» подошла к правому берегу, ткнулась бортом в камыши, застыла. Недвижимая. Невидимая. Неслышимая. Разбойница молча, без слов, показала подчиненным четыре пальца – трое разбойников (или матросов) сразу же перебрались в кормовую лодку, скорее, в легкий челнок. Асмунда вдруг улыбнулась, глянула на Аркадия. Тот все понял, кивнул, бросился к лодке: как бы не уплыли без него! Нет, не уплыли.

Молодой парень в козьей безрукавке и коротких штанах, отвязав канат от кормы, ухватил кормовое весло. Поплыли. Впереди показался приземистый остов торгового корабля, широкая корма, спущенные на берег сходни. Рядом со сходнями горел костер, сидели какие-то люди. Издали они выглядели вполне мирно и беспечно – этакий пикничок. Но так ли было на самом деле?

Расположившийся на носу челнока чернобородый верзила с хмурым лицом обернулся, приложив палец к губам. Что ж, все было ясно.

Никем не замеченный, разбойничий челнок поднялся чуть выше по течению и уже оттуда подошел к борту чужого корабля, приткнулся во тьме – не слышно, не видно. Хорошо, что у речных судов низкие борта. Подтянулись, перебрались…

Чья-то тень возникла вдруг совсем рядом! Чей-то голос гулко прозвучал в ночи. Верзила что-то ответил… и тут же метнул нож, угодивший торговцу прямо в сердце! Остальные разбойники тут же подхватили падающего, осторожно спустили мертвое тело в воду. Плыви, друг! На волю волн, на корм рыбам.

Больше никто не встретился. Тихо было. Лишь плескались волны, да от костра время от времени доносился приглушенный смех. Небо за дальним лесом уже алело зарею. Еще с полчаса и…

Верзила вдруг застыл, подняв вверх руку. Этому угрюмому парню сейчас все подчинялись безоговорочно. Разбойники застыли. Застыл и Аркадий, покрепче сжимая в руке нож. Прислушался…

И явственно услышал песню! Какая-то женщина пела вполголоса, протяжно так, грустно:

  • В парке Чаир распускаются розы,
  • В парке Чаир расцветает миндаль…

Знаменитое танго тридцатых годов! Или сороковых… Но уж точно не из пятого века… Эля! Значит, не зря…

Неожиданно послышался и мужской голос. Мужчина тоже пел, как бы в ответ. Но явно не по-русски…

В кормовой каюте колыхнулась циновка, закрывающая вход. Кто-то вышел, подошел к борту – отлить. Курчавые волосы, бородка… Тот самый толстяк! Гад…

Ближайший к толстяку парень – из своих, из шайки – подскочив, хватанул бедолагу ножом по горлу. Курчавый захрипел, падая. Его подхватили. Мягко спустили в воду – плыви. Или иди ко дну, тут уж как нравится, как пойдет.

Верзила обернулся на Аркадия. Иванов кивнул: мол, сделаю дальше сам. Разбойник тоже кинул в ответ – согласился.

Покрутив в руке нож, молодой человек подошел к циновке и негромко напел:

  • Три танкиста выпили по триста…

Кто-то хмыкнул, продолжил:

  • Экипаж машины боевой!

– Эль!

– Эх, Аркаша… Хорошо что ты спел… Иначе б…

Эльвира-Ильдико показала острую заколку. Золоченую, с красивым синим камнем.

– Воздыхатель подарил. На свою голову… Ну? Что дальше?

Полуголая, с распущенными пепельными волосами, девушка казалась валькирией или скорее озерной феей, владычицей эротических снов.

– Лодка подана, моя госпожа, – улыбнулся Аркадий. – Есть и свита. Только – тсс! И быстрее…

– Я поняла. Уже!

* * *

В иное время Иванов не преминул бы разобраться с похитителями, как говорится, по-взрослому. Вдумчиво допросить, вызнать все в подробностях: кто такие, да как посмели, да кто покрывал? Для собственной же безопасности вызнать. Впрочем, что тут и узнавать-то? Кто покрывал, и без того ясно! Фредегайл Кровавая Щека, кто же еще-то! Вряд ли кто-то еще, тут больше и некому. Или незачем, как той же Асмунде.

В иные времена… если б планировали остаться хотя бы на месяц-другой… Но ведь нет же, Аркадий с Эльвирой и вовсе не планировали ничего такого, наоборот, собирались как можно скорей выбраться из этой чертовой эпохи. Пятый век, вот угораздило же! Выбраться, уничтожить древнее заклятье Зла! Отыскать клинки Аттилы, выбросить…

– Наверное, при этом нужно исполнить какой-то ритуал?

Повернувшись на ложе, молодой человек погладил возлюбленную по плечу. Оба не спали. Еще с утра Эля сговорилась с землекопами: те согласились наняться за приличную, но не такую уж и неподъемную сумму. Слава богу, деньги были. Не зря выступали, музицировали… с элементами стриптиза, да. А то кому ж интересно, ежели без элементов-то, а?

– Не нужно никаких ритуалов. Просто выбросим мечи в реку. А я уж скажу, что надо.

Потянувшись, красавица уселась на ложе, обняв колени. Оглянулась с лукавой улыбкой. В зеленых глазах отразился краешек полной луны, рассыпались по плечам жемчужные локоны…

Протянув руку, Аркадий погладил возлюбленную по спине, провел пальцами по всему позвоночнику, от шейки до копчика. Было темновато, призрачный лунный свет проникал лишь через входной проем, но татуировку под левой лопаткою Ильдико все же можно было рассмотреть… иди угадать линии. Красно-черный бык. Древний символ власти… и чего-то еще. Чего-то такого, благодаря чему девушка не сошла с ума, попав из двадцатого века в пятый. Нашла в себе силы бороться. Бороться, чтобы победить!

Гладя шелковистую девичью кожу, молодой человек осознал вдруг, что и ему теперь не все равно, как отсюда выбраться. Просто ради себя и возлюбленной? Или все же ради всех-всех людей? Побороться с мировым Злом, если получится! А что? Чем мы хуже иных?

Девушка подалась к Аркадию, обняла за плечи, прильнула. Кожа ее казалась горячей, а в глазах отражалась луна…

– Гри-Гри пропала! – уже с раннего утра растерянно сообщил Адальберт. – Обещала в полночь прий ти, и вот…

– А что она еще говорила? – спросил Иванов через Эльвиру. – И где да с кем в полночь бродить собиралась? Тебя с собой почему не взяла?

– О, господин! – с болью в голосе отозвался подросток. – Я ведь мужчина. А Гри-Гри отправилась собирать колдовские травы… женские. Ну, чтоб кто-то кого-то приворожил. Мужчинам к этим травам приближаться нельзя: вся сила иссякнет. Их девственница должна собирать, в полночь.

– Хм… – Аркадий озадаченно скривился. – Так ты хочешь сказать, что Гри-Гри – девственница? Ла-адно, не отвечай, тебе лучше знать. Допустим, что так… И кому она эти травы должна была отнести?

– Матушке Балдисме, – почему-то смущенно признался Берт. – Ну, она держит корчму рядом. Ну, там еще чернобородый…

– А-а-а! Ты про таверну?

– Да, господин. Про нее.

– Ну, тогда пошли. – Запив сухую лепешку остатками вина, молодой человек поднялся из-за стола, едва не задев головой ветви разросшейся во дворе ивы. – Заглянем в таверну да спросим. Чего уж проще-то?

Только что взошедшее солнце заливало улицы просыпающегося города нежным золотистым светом. В зарослях за развалинами амфитеатра пели-заливались птицы, подернутая утренней дымкой река казалась синей застывшею лентой. Пахло яблоками и жареной рыбой.

Таверна уже была открыта. Весь пришлый люд – землекопы, каменщики, плотники – обычно в подобных заведениях и завтракал. Ели плотно: заправленная мукой похлебка, каша, рыба, мясо, еще молоко, творог и сыр. Наедались на весь день, в обед лишь слегка перекусывали, а что касается ужина, так и не ужинали никогда. Ночью ведь работать не надо, зачем тогда и есть?

Матушка Балдисма, дебелая женщина лет этак далеко за пятьдесят, с круглым добродушным лицом и холеными руками, на вопрос о Гримунде лишь возмущенно фыркнула. Ну как же, до самой полуночи ее прождала, не ложилась.

– Да ведь все светильник жгла, господа мои! А масло-то, сами знаете, нынче не дешево. Так и не пришла девка! А ведь обещала… – Вдруг что-то вспомнив, матушка Балдисма всплеснула руками. – Да-а! Как-то третьего дня за ней какой-то хлыщ увязался! Вот я и думаю: уж не связалась ли? Хлыщ-то не наш, пришлый, неизвестно, какого роду-племени. Опозорит девку, потом ищи его, свищи! Ох, боги, боги, и куда смотрите?

– Третьего дня, говоришь? – Почувствовав уже хорошо подзабытый оперский зуд, Иванов тут же принялся выяснять подробности. – Что за хлыщ, как выглядел?

– Ну говорю ж, пришлый. А выглядел… да как все выглядел. Обычно.

– Этакий высокий голубоглазый атлет с рыжей гривой! Совсем, как молодой Бальдр, – подначил Аркадий.

Старушка замахала руками:

– Что вы, что вы, господин! Вовсе не рыжий. Чернявый такой… И вовсе не высок. Вот как ваш парень… – Хозяйка таверны показала на Адальберта. – Так же вот и одет. Только штаны подлиннее. И плащ.

– О! Плащ? Алый, щедро расшитый золотом…

– Да ну вас, молодой господин! – Не выдержав, женщина засмеялась, показав редкие, но вполне крепкие зубы, которыми еще жевать и жевать. Что ж, не такая уж она и старушка! – Плащ обычный, куцый, синий… когда-то был.

– Верно, черникой крашенный?

– Во-во! Черникой.

Сразу вспомнив давешнего неопытного соглядатая, молодой человек продолжил расспросы, стараясь разузнать как можно больше. Правда, увы, на словесном портрете удача, похоже, закончилась. Больше никто в таверне чужака не припомнил.

– А что значит – увязался? – напоследок уточнил Иванов. – Может, он просто так шел. По своим делам.

Тут тетушка Балдисма прищурилась и усмехнулась, покачав головой:

– Не-ет, молодой господин. Просто так за молодыми девками не ходят. Да и не по своим делам. Она, Гримунда-то, видать, из лесу шла: в корзинке грибы на рынок несла да травы. Остановится – хлыщ тоже. Она пойдет – и он следом! Один раз обернулся. Взгляд у него нехороший такой, цепкий.

Перед уходом Аркадий все же не преминул выкушать стаканчик ягодной бражки, предложенный гостеприимной хозяйкой по обычаю варваров – на посошок. Выпив, поблагодарил и, утерев губы ладонью, направился в сторону городского рынка. Не того, что у пристани, а другого, поменьше, на площади у разрушенной базилики и давно уже не бьющего фонтана.

Там тоже торговали всем, чем придется. В основном всякой мелочью: зеленью, овощами, вяленой рыбой и всем тем, что можно было еще отыскать в брошенных владельцами домах и что в свое время не привлекло алчного внимания гуннов. Статуэтками с отбитыми носами, какими-то потрескавшимися шкатулками, разномастными бусами и просто кусками цветного стекла.

– Ты, Берт, место покажи, где она обычно торговала.

– Да вот же, за фонтаном. Ну, где зеленщик.

Зеленщик – узкогрудый мужичок невысокого росточка и непонятного возраста – торговал своим товаром не просто так, а с тележки. Лук, чеснок, сельдерей, шафран даже, а кроме того, яблоки, груши и целая корзина янтарно-спелого винограда, сладкого даже с виду.

Перехватив взгляд Ильдико, торговец щедро протянул целую гроздь:

– Угощайтесь, благородная госпожа! Кушайте на здоровье.

– Благодарю, – не стала отказываться дева. – Откуда ты знаешь, что я – благородная госпожа? Не так уж богато я и одета.

Зеленщик покачал головой:

– Дело не в одежде. Походка, стать, взгляд… Ваш гордый взгляд, госпожа, вовсе не похож не затравленный взгляд раба или колона. И еще – спинка! Как вы держите спинку… О, ваши плечи не знали плети надсмотрщика за рабами!

Переспросив возлюбленную, Иванов задумчиво покусал губу.

– Какой хороший свидетель! Внимательный.

– Знаешь, я давно заметила: здесь все такие. Увидят один раз человека – потом обязательно вспомнят. Особенно незнакомца. Ну а как же? От этого же может зависеть жизнь. – Хмыкнув, девушка бросила в рот виноградину и блаженно прищурилась: – Ум-м! Вкусно.

– Ты его про хлыща спроси!

– Угу. Сейчас…

Странного парня в крашенном черникой плаще зеленщик, конечно, приметил. Еще третьего дня. Почему странного? Так видно же. Все чужаки стараются держаться вместе, а этот – один. Наособицу. Да глазами зыркает. Чего уж тут не приметить?

– Еще он тут рыбу покупал, – припомнил торговец. – Каждый день, но все у разных. А за девчонкой – да, похаживал. Этак пристроится сзади и идет. Видать, понравилась… Не, где живет, не знаю. А вы тут подождите, вдруг да снова за рыбой придет? Не с утра, а этак ближе к полудню.

Первым соглядатая заметил Берт. Что уж сказать, парень-то был востроглазый! Да и пропавшую подружку очень уж хотел разыскать.

– Вон он! Вон…

– Пальцем-то не показывай! – зашипел Аркадий. – И на весь рынок не ори. Эль, скажи ему.

Да, это был именно тот тип – соглядатай. Худой, чернявый, в выцветшем плащике. На поясе, как водится, нож, башмаки прохудились, но браслет на левой руке вроде как серебряный, да.

Парень покупал рыбу. Почему здесь, а не на пристани, где и дешевле, и выбор куда больше, бог весть. Может, не хотел там лишний раз появляться или просто идти было лень. Купил три рыбины, лепешки, целый круг сыра, сложил все в котомку, завязал, забросил за спину.

– Однако любит товарищ покушать, – хмыкнула Эльвира-Ильдико. – Зачем одному столько?

– Думаю, не один он здесь… – Иванов не отрывал взгляда от соглядатая. – И, судя по количеству еды, спутников у него не так уж и много. Двое-трое, максимум – четверо.

– А нас трое, – тихо промолвила переводчица.

Так и было. Брат Сульпиций в последние дни все время пропадал по каким-то своим делам – говорил, что сговаривается о ремонте часовни. Аркадий лишь улыбался: знаем, мол, с кем ты сговариваешься… Так это и хорошо! Неформальная связь с «бандитской крышей» вполне могла пригодиться.

– Значит, ребята, так, – быстро распорядился Аркадий. – Я – за ним. Вы – за мной. Шагах в двадцати держитесь. От меня, не от него. Ясно?

– Угу, – дружно кивнули Эля и Адальберт.

Иванов ухмыльнулся:

– Ну, ясно, так пошли.

Чернявый слежки не чувствовал – раззява, Аркадий это приметил еще в первый раз. Шел себе и шел, даже насвистывал что-то. Польку какую-то… Хотя какая тут, к черту, полька?! Вот остановился на углу, обернулся. Ну да, ну да, станет опытный опер дожидаться его дурацкого взгляда. Все предвидел уже, свернул за развалины. Чуть выждал. Зашагал дальше, мало того – тоже засвистел. Имелись бы в здешней одежке карманы, так еще засунул бы руки! Мол, иду себе, гуляю, жизни радуюсь.

На пустынной улице – сплошь развалины – уже никого не было! Замедлив шаг, Иванов задумчиво осмотрелся. Ну и куда бы он… Ага! Вот тот проулок – заросший, захламленный…

– Ну? Что? Где он?

– Та-ак… – Молодой человек обернулся и недобро прищурился: – Я вам где говорил идти?

– В двадцати шагах…

– А вы что приперлись?

– А-а-а…

Девчонка растерянно заморгала: не знала, что и сказать.

– Ладно. – Аркадий махнул рукой: – Вон, видите улочку? Я – туда. А вы выждите немного, и потом туда же.

– А сколько нам ждать-то?

– Русским же языком сказал: немного!

Нырнув в проулок, молодой человек пробрался через горы щебня и выбрался к разрушенной городской стене. От развалин вниз в долину уходила узенькая тропинка, вьющаяся меж высокой травы и густых зарослей вербы. За вербами, уже довольно далеко, мелькнул знакомый плащик.

Интересно все же, чей это человечишко? Фредегайла или вдовушки? Да и имеет ли он отношение к пропаже Гри-Гри? По всему выходило, что имеет. Процентов на девяносто да. Хотя всякое могло статься. Предполагаешь одно, а на деле выходит другое.

Иванов все же дождался своих – не хватало еще этим потеряться, – и дальше уже пошли все трое, вместе, один за другим. Шли долго, часа три, уж никак не меньше. Соглядатай несколько раз останавливался у ручьев, перевести дух и напиться, а часика через три и вовсе завалился под дерево и захрапел.

– Вот гад! – негромко выругалась Эльвира. – Этак нам до ночи за ним таскаться.

– Да уж, темнота нам нынче не помощник.

Однако делать нечего, пришлось ждать. Не возвращаться же обратно! Иначе зачем и шли?

– Может, его того… разбудить? – внезапно предложила девчонка. – Палку какую-нибудь кинуть… или вот шишку.

Иванов хотел было возразить, но тут же передумал:

– А и кинь! Только не шишку… Там что за дерево-то? Уж точно не сосна и не елка.

– Дуб!

– Во! Желудь и кинь. Поищи, тут должны валяться.

Пущенный красоткой желудь угодил спящему прямо в лоб! Парень, резко вздрогнув, проснулся и очумело замотал головой. Потом обнаружил желудь, поднял глаза вверх… Усмехнулся. Завязал получше котомочку, поднялся…

– Ну вот. Давно бы так. Иди-иди, милый.

Не сказать, что соглядатай уж совсем не проверялся. Пару раз останавливался, осматривался, прислушивался. И вновь продолжал путь, уверенный в том, что никто за ним не идет, не следит. Да и кому и нужен-то?

Видно, прогулка незнакомца подходила к концу: парень совсем расслабился, снова что-то засвистел, даже прибавил шагу, как видно, уверенный в скором отдыхе.

Между тем тропинка давно уже нырнула в лес, местами переходящий в самую настоящую чащу! Тянулись к небу высокие дубы, грабы и липы, на опушках качали ветвями ветлы, рябины, клены. Густой подлесок разросся орешником и черноталом. Начинало смеркаться, и преследователям пришлось приложить немало усилий, чтобы не быть замеченными и не потерять из виду «дичь» – именно так Иванов стал именовать соглядатая.

– Смотри, исчез! – Ахнув, Эльвира схватила Аркадия за руку. – Вот только что за теми кустами мелькал и… где?!

– Там!

Шедший впереди Адальберт уверенно показал рукою. Юного слугу не напрасно послали вперед: человек пятого века ориентировался в диком лесу куда лучше, нежели люди двадцатого. Огонь Берт заметил первым.

– Кто-то жжет костер! Вон там, на полянке.

– Понятно. Тсс!

Аркадий машинально приложил палец к губам. Мог бы и не прикладывать, все и так понимали, что к чему. Старались изо всех сил, чтоб ни одна веточка под ногами не хрустнула. Напрасно, у наших современников это не получится никогда. Разве что у профессиональных охотников да у специально тренированных диверсантов.

Тем не менее, похоже, преследователей никто не заметил. Там, на поляне, не прислушивались, будучи полностью поглощенными куда более захватывающим занятием!

Подкравшись ближе, Иванов отвел от глаз ветку… и едва не выругался матом!

Небольшую поляну, освещаемую желтыми всполохами костра, наискось пересекало поваленное, как видно, бурей дерево. То ли липа, то ли осина, то ли граб. К толстому, местами уже тронутому гнилью стволу лицом вниз была привязана обнаженная девушка. Все спина ее была исполосована до крови, волосы спутались с травою, искаженное страхом лицо напоминало маску смерти.

– Гри-Гри… – еле слышно прошептал Берт.

Да, это была пропавшая Гримунда. Однако и кроме нее здесь хватало знакомых! Соглядатай скромненько жался к костру, а у распростертой девчонки орудовали двое: полуголая черноволосая бестия – жрица Вильфрида – и бритоголовый жрец Нойдал! Та еще парочка. Так как же они… Вычислили? Проследили?

И жрица, и жрец не стояли спокойно, а именно что орудовали – прыгали, извивались, выкрикивали какие-то невнятные слова. Похоже, оба находились в трансе.

– Ясно, мухоморов опились!

– Дон-а-а-ар! – упав на колени, яростно заорала черная жрица.

И ведь не опасалась орать на весь лес, дуреха. Хотя кого ей тут опасаться-то?

Заорав, Вильфрида тут же вскочила на ноги и, выхватив из-за пояса обломок меча, подскочила к Гримунде, вскинула руку, явно намереваясь воткнуть обломок в спину несчастной девчонке…

И ведь воткнула бы! Наверняка.

Видя такое дело, Аркадий, не раздумывая, швырнул в пакостную колдунью первое, что попалось по руку, – увесистый сук. Просвистев в воздухе, хворостина огрела Вильфриду по спине. При всем своем злобном неистовстве черная жрица была девой стройной и весила не так уж много, так что своим метким броском Иванов сбил ее, словно кеглю.

Ну а дальше не стал отсиживаться в кустах, выскочил, ударив ошеломленного жреца в челюсть – этакий смачный апперкот. Лысый как стоял, так и лег – обмяк, словно мешковина. Ну чистый нокдаун, вернее, нокаут уже…

Юная змея, жрица Вильфрида, между тем оклемалась быстро. Вскочила на ноги и, сжимая в правой руке обломок клинка, бросилась на Эльвиру.

– Умри-и-и, наконец, поганая Ильдико! Иди к своему мужу! Сгинь!

– Сама сгинь!

В школе КГБ Эльвира, верно, была примерной курсанткой и спорта не чуралась. Ловко поставив блок, остановила замах, потом быстро провела загиб руки за спину – тут же, в один миг! Тут же блок – тут же и загиб.

Иванов невольно залюбовался, заценил:

– Ловко!

Еще б не ловко. Обломок меча полетел в траву, туда же, заорав от злости и боли, повалилась и жрица.

Ну, и что там мировое зло против приема самбо?

Адальберт давно уже бросился развязывать свою незадачливую подружку. Что касательно соглядатая, тот вовсе не собирался вмешиваться в разборки, благоразумно решив потихоньку свалить. Однако, увы, не вышло. Сиганув на тропу, парень тут же попался весьма решительным парням, за которыми замаячили всадники.

– Черт побери, – невольно выругался Аркадий. – Это еще кто такие? Уж точно не красная кавалерия из-за холма.

Закончив связывать жрицу, Ильдико неожиданно хохотнула:

– Ты еще помнишь Гайдара, Аркаш?

– Так чего б и не помнить… Давай-ка валить!

Тут стало не до Гайдара, надо было срочно бежать, прятаться в лесу, а потом, к утру, как-то выбираться. Эти всадники – и откуда они только взялись?! – явно не сулили беглецам ничего хорошего.

Бежать! Да, похоже, поздно…

Один из всадников, подъехав ближе к Аркадию, спрыгнул с коня.

– Салве, господин Аркадиус. Салве, госпожа.

Молодой человек глазам своим не поверил!

– Гундульф?! Ты как здесь, славный хевдинг?! Ты за нами?.. Ты… Эля, спроси…

– Он не за нами, – переспросив, быстро перевела Эльвира. – Они явились за язычниками. За жрецом и жрицей. Ну и заодно Гримунду выручить.

– За кем они явились?

– Языческие колдуны будут преданы суду, согласно указу славного короля Ардариха, – пригладив щегольскую бородку, невозмутимо пояснил хевдинг.

– Видите ли, сей славный король склонился к принятию святой Христовой веры… – Позади Гундульфа возник еще один знакомец – брат Сульпиций. Весь такой довольный, улыбающийся. – Я хотел пойти за вами один, но… встретил этих славных людей, и вот… – Монах развел руками. – Смею вас уверить, друзья мои, славный король Ардарих не имеет к вам никаких претензий. Уже завтра он торжественно въедет в Аквинкум! И даже может вам в чем-то помочь. По старой, так сказать, памяти, да.

– А эти…

– Этих мы заберем с собой… Хотя тут, похоже, один колдун и остался.

И впрямь! Пока Иванов и Эльвира точили лясы с Гундульфом и братом Сульпицием, мерзопакостная ведьма Вильфрида умудрилась развязаться, и теперь ее и след простыл!

– Да и черт с ней. – Махнув рукой, Аркадий повернулся к возлюбленной. – Эль, они что-то про Гри-Гри говорили…

– Так Гри-Гри – человек хевдинга, – хмыкнула Ильдико. – Он ее с нами и послал. Чтоб знать.

– Понятно. А также она еще и английская шпионка, и японская, и… Как там у вас, в пятидесятых, принято было?

* * *

Славный король гепидов, герулов и готов Ардарих Справедливый, как христианнейший государь, помог старым знакомцам, чем мог. Денег, правда, не дал, все средства пошли на торжество Крещения и ремонт часовни, но дюжину крепких парней выделил. За землекопов вполне сошли.

– Это ведь те же соглядатаи! – вполголоса смеялся Аркадий. – Найдем могилу, и все золотишко Ардарих себе прикарманит. Не сомневаюсь! Да и черт с ним, с золотишком… Нам лишь бы уйти. Домой… Верно, Эля?

До места, неширокого притока Дуная-Данубия, нынче добрались с комфортом: плыли на широкой барке – циуле. Парни усердно гребли, Аркадий же с подружкой с комфортом расположились на корме. Потихоньку потягивали вино, болтали да любовались окружающей природой. Тут и там по пути попадались челноки рыбаков.

– А людно на реке стало… – Иванов потянулся к баклажке. – Видать, прознали о сильной власти. Все под Ардариха сейчас и сбегутся, ага. Пока новый завое ватель не явится.

– Вон тот челнок видишь? – Щурясь от солнца, красотка-переводчица глянула назад. – Он уже с самого утра за нами тащится. И вчера был.

Аркадий насторожился:

– Думаешь, тот же самый? По мне, так они все одинаковы.

– Рыбак один и тот же парень. Юный совсем…

– Да и черт с ним! У нас теперь вон какая охрана.

* * *

Запруду соорудили быстро. Потому как имелось еще и старое русло, в него-то и пустили воду неширокой и не очень-то глубокой речки. Оставалось совсем чуть-чуть. Если Ильдико-Эльвира все рассчитала верно. Если запомнила… Если…

Земляные работы затянулись почти на полнедели. Первым делом парни обустроили лагерь и наладили быт: разбили палатки, выбрали место для костра. На ночь выставляли стражу. И все же от воров не убереглись! Хоть место и казалось пустынным, а кто-то среди бела дня пошарил-таки в шатре молодой парочки, прихватив и денежки, и браслеты с кольцами, и красивый золотой гребень – подарок Гундульфа. Неизвестный вор – или воры – не побрезговали и лодками, и ножом. Даже обломок меча – трофей Ильдико – и тот прихватили. И это сильно расстроило девушку.

– Да не переживай ты, – лежа в шатре, утешал подружку Аркадий. По плечу погладил, поцеловал, даже пощекотал животик. – Никакое мировое зло воришки учинять не будут. Просто прихватили все, что попалось под руку. Тем не менее надо и днем охранников выставлять.

– Господин! Господин! – вдруг послышались крики снаружи.

Эльвира поспешно накинула одежду.

Иванов высунул голову из шатра:

– Что такое?

– Там это… Провал!

* * *

Казалось, золото здесь было везде! На земляных стенах висело золоченое оружие, рядом стояла золотая посуда, полные золота сундуки, и пол, казалось, был устлан золотыми листами! Массивный гроб Аттилы высился посреди пещеры, словно атомный ледокол «Ленин» среди арктических торосов. Вокруг гроба в живописном беспорядке лежали трупы. В основном женские, раздетые, с перерезанным горлом.

– Здесь должна была лежать и я… – прижавшись к возлюбленному, негромко промолвила Эля. – Ну что ж… Пора начинать!

Иванов невольно поежился, оглянувшись на стопившихся позади воинов Ардариха. К гробу они близко не подходили – боялись. Не привыкли еще.

– Felicit – Gloria! – звучно начала Эля.

Правда, закончить не успела: вдруг метнулась откуда-то быстрая тень. Мальчишка-рыбак? Тот самый?.. Да нет, фигурка-то скорее была девичья, вот только туника мужская, и еще – обрезаны волосы. Черные, как вороново крыло. Кто-то пробрался через провал, однако. Не тот ли это вор, что…

– Взять! – коротко приказала воинам Идьдико и наконец закончила заклинание:

Vade – Ginta

Vedebis – Aperta

Gloria Dovinus de Caelo!

Снаружи – это было видно через провал – вдруг резко потемнело. Черная туча поглотила все небо, громыхнул гром, и синяя вспышка молнии озарила округу…

Глава 8

Зачем нужно забывать?

Это местечко всегда было многолюдным. Будапешт, кафешка на улице Дохани, напротив синагоги, близ перекрестка у станции метро «Астория». Пересечение проспекта Ракоци и бульвара Кароли Корут. Студенты в модных прикидах, пенсионеры, хвастающиеся изысканностью семидесятых, девушки с ярко-зелеными волосами, непонятные типы, панкующие и хайратые, похожие на спившихся художников или на мелких наркодилеров.

Подавали ли в кафе кошерную пищу? Этот вопрос Иванова не очень заботил, Аркадий вообще был как-то равнодушен к религии, вспоминая церковь лишь на Рождество, на Троицу да на Пасху.

Обычное маленькое кафе, забегаловка, где не готовили даже пиццу, хотя в меню она имелась. Если вдруг закажешь, приходилось ждать, пока привезут – как Иванов в прошлый раз. В прошлый раз – позавчера – моросил нудный промозглый дождь, а нынче вот погодка-то разгулялась, в золотистых куполах синагоги отражалось яркое солнышко.

Вот и народа в кафе было куда меньше, чем тогда. По правде сказать, и вообще никого не было, кроме спящего в углу в кресле забулдыги да двух тощих девиц с крашенными зеленкой шевелюрами. Обе были в коротких кожаных куртках-косухах, одна – в рваных джинсах, вторая – вообще в шортах, надетых поверх колготок в сеточку. Для начала ноября холодновато, однако.

Девчонки беспрестанно курили (здесь было можно) да, потягивая местное пиво «Арани асжог», периодически оглядывались, бросая на Аркадия вполне конкретные взгляды. Кстати, та, что в шортах, казалась вполне себе симпатичной, красивой даже.

Однако ж не их нынче ждал молодой человек, не их так надеялся встретить. Два дня назад – кажется, это был понедельник, а может быть, и среда – Иванов случайно подслушал один разговор, заинтересовавший его до крайности, особенно сейчас, в свете недавно произошедших событий.

Бог ты мой! Пятый век. Кровавые жертвоприношения, битвы, погони… Герулы, гепиды, гунны… Было ли это вообще? И была ли она – Ильдико-Эльвира? Младший лейтенант КГБ и вдова Аттилы, красавица с жемчужными волосами. Да ведь была! Была же!

Там, в могиле, она прочла заклинание. Грянул гром. Ноябрьский… или еще октябрьский? Нынче Аркадию стало все равно. Он не считал дни. Зачем? Какая разница, понедельник сейчас или среда? До самолета все равно еще оставалась неделя. А там – родной Питер, заботы, дела… Там все забудется. Не сразу, конечно, но со временем – да. Лишь песня будет напоминать, та самая – «Девушка с жемчужными волосами». Венгерская группа «Омега». Пластинка шестьдесят девятого года.

Вот не она ли звучит из музыкального автомата? Забулдыга проснулся и поставил? Уж точно не девчонки. Уж да…

Да, здесь имелся музыкальный автомат – наследие шестидесятых-семидесятых. Ярко-красный, сверкающий, похожий на старый ухоженный «кадиллак». Тот старик тогда как раз ставил пластиночку. Шаролта Залатнаи. «Зачем нужно забывать» – так называлась песня. Семьдесят лохматого года… или даже конца шестидесятых. Аркадий знал и певицу, и песню: зря, что ли, торговал старыми пластинками? Как раз такими… Старик тогда как раз эту пластинку поставил. И потом еще переставлял пару раз. Видать, вспоминал молодость.

Вспомнил и Аркадий. Не молодость, конечно: не успел еще состариться-то. Другое. Как выбрался из могилы – почему-то один! Как искал Эльвиру. Звал, кричал, все кусты обшарил – тщетно! Не было девушки. Неизвестно, куда делась. Красавица с жемчужными волосами…

А поставить, что ли?

Хмыкнув, Аркадий так и сделал. Заказал себе бутылочку «Арани асжок», подошел к автомату, выбрал диск. Зашипела по дорожке игла…

Сидевшие у стойки девчонки посмотрели на Иванова с удивлением. Разом моргнули и вдруг поздоровались. Хором сказали «привет!»:

– Сиа!

Иванов улыбнулся, кивнул на свой столик:

– Сиа.

Девчонки поспешно перебрались, не пришлось и уговаривать. А вот пива им заказать пришлось. Из вежливости, раз уж позвал. Эх, мать-судьбина. Шел за одним, нашел других. Двух изумрудноволосых лахудрочек… Себе да Лехе Луноходу.

После безуспешных поисков пришлось вернуться в Будапешт, к Лехе. Заказать билеты на ближайший рейс «Визз-Эйр», и теперь…

Что еще делать-то?

Старик, вернее, два старика, на встречу с которыми так надеялся Аркадий, похоже, здешними завсегдатаями вовсе не числились. Или все же числились? Как и, может быть, эти вот девушки?

Пару дней назад в эту кафешку Иванов заглянул случайно. Просто бродил по центральным улицам, да захотелось укрыться от дождя. Заказал пиво, пиццу… Пиццу пришлось ждать. И пока ждал, краем уха услышал разговор…

Говорили по-русски. Не то чтобы это была такая уж редкость в Будапеште, вовсе нет. Просто сама тема беседы…

– А я говорю, Фаркош был зверь. Зверь, фашист и чудовище. Правильно его расстреляли.

– Так я разве против, Алексей? Я того же мнения, да. И как офицер, и как человек…

Первый определенно был русским… или русскоязычным. Его собеседник тоже владел языком, говорил бегло и почти без акцента. Как многие, кто еще в советские времена учился в СССР. Офицер… военный… или КГБ! Коллега пропавшей Эльвиры.

– Ты знаешь, как они ожесточились? Как хватали коммунистов? Истязали, вешали вверх ногами на деревьях.

– Знаю, отец рассказывал…

– Извини, Иштван, если я уж слишком эмоционален…

– Ничего-ничего, Алексей… Так, говоришь, ты нынче журналист?

– Блогер, Иштван, блогер. Блог веду о коммунистах-жертвах. Ну, вот в таких вот конфликтах, как у вас в пятьдесят шестом… Которые не пойми что. С одной стороны – народная революция, а с другой… Знаешь, к Фаркошу в плен попали несколько наших девушек, военных… Дальше не хочу и говорить. Ты говорил про фото?

– Да-да, у меня есть. Очень старые. Но такие, что… без страха не взглянешь. Я принес, но не все… Может, мы с тобой…

– Нет. Только в кафе. Не дома. Ты ж сам понимаешь, дружище.

– Понимаю.

– А я тебе завтра даже назову фамилии. Ну, тех девушек. Кого они… Чтоб ты знал, кого в архивах искать. Одна так молоденькая совсем, младший лейтенант, красавица… была.

– Из наших?

– Ну да.

Младший лейтенант, красавица. Пятьдесят шестой год. Это вот все Иванов припомнил уже на следующий день. Нет, конечно же, мало ли в пятьдесят шестом году было девушек-офицеров, красавиц? Тем более Эльвира-то там никак не могла быть, она ж в пятом веке… Или… Или все же могла?

– Красавицы говорят по-английски?

Изумрудноволосые хмыкнули. Так, кое-что говорили. Видно, в школе учились плохо. Да и не так они языками работать привыкли. В смысле, не говорить.

Одна, с хищно изогнутым носом, представилась первой:

– Жужа.

Жужа, надо же!

– Очень приятно. А я – Жорж.

Вторую, симпатичную, звали Лаурой. Чего девки хотели, было видно сразу, невооруженным взглядом. Ну что ж, хоть так отвлечься. У Лехи Лунохода на таких вот особей денег точно хватит. Только как бы потом лечиться не пришлось.

Кстати, у Жужи глаза красивые. Аркадий вдруг вспомнил, как еще совсем недавно – во время пандемии – все носили маски. Тогда было бы все равно, какое у девушки лицо. А вот глаза – да-а!

– Жорж… Ты где живать? Отель, да?

Иванов хотел было что-то соврать, но не успел. Из музыкального автомата в углу вновь зазвучала музыка. Шаролта Залатнаи, «Зачем нужно забывать». Поставив пиво на стол, молодой человек поспешно оглянулся…

Вот он! Тот самый ста… Да какой там старик! Так, видный из себя мужчина лет шестидесяти. Короткая стрижка, седые виски, бородка. Одет хорошо: серый, в полоску пиджак, модного покроя брюки, алый жилет. Бежевая, в тон пиджаку, рубашка с шейным платком. Обычно так одевается стареющая богема.

– Жорж! Ты нам пиво еще заказать? Бир, понимаешь, бир?

– Я б вам, девчонки, вина… или даже виски.

– Жаль. Здесь такого нет.

– О, мы знать один ресторан. Здесь. Рядом.

– Ну, собирайтесь. А я сейчас… Быстро.

Аркадию сейчас стало не до девчонок: охотничье – оперское! – чутье охватило его целиком. Казалось, вот-вот загадка пропавшей Эльвиры будет разгадана. Очень скоро – уже сейчас!

Чуть-чуть подождать…

Краем глаза Иванов видел, как старик уселся за крайний столик. Бармен тут же принес бутылочку «Асжог», что-то спросил по-венгерски. Что именно, Аркадий, конечно, не понял, да и вообще он сейчас был занят другим делом – ловил момент.

Ага. Вот автомат доиграл пластиночку. Едва закончились последние аккорды, Иванов подошел, поставил другую. Здесь нашлась «Омега», да. «Девушка с жемчужными волосами»…

Пригладил волосы. Немного постоял, подождал, пока зазвучат первые аккорды… Вдруг пронеслась мысль – пригласить бы кого из девчонок на танец… Вот эту, Лауру… Черт, вышли уже. Ждут на улице.

А старик сейчас должен спросить про музыку… или хотя бы улыбнуться… наверное…

– Молодой человек!

Ага! Вот.

– Это не ваша куртка в углу, на вешалке?

– Моя, – несколько удивленно кивнул молодой человек. – А что?

– Две зеленые девушки ее только что обшарили, – привстав, негромко предупредил незнакомец. – Если вы привыкли таскать в карманах что-либо ценное… Увы!

– Да ничего там такого ценного… Впрочем, спасибо.

Накинув куртку, Иванов похлопал по карманам. Потом присел за столик рядом с незнакомцем. Вытащил кошелек.

– У меня только мелочь. И карточки. А кода они не знают.

– Потому и не уходят. Вон, на улице ждут. Видно, надеются узнать…

– Ну да. Могу я…

Аркадий хотел было предложить выпить по бутылочке пива, но не успел.

– Меня зовут Алексей Михайлович, – неожиданно улыбнулся старик. – Ваше имя меня не интересует. Интересует другое: что вам от меня надо? Только, ради бога, не делайте удивленное лицо.

– Да я и не… – Иванов хмыкнул и покачал головой. – От пива не откажетесь? А я вам все расскажу.

– Ну, пиво так пиво, – покладисто согласился Алексей Михайлович. – Друг мой что-то запаздывает… Так что можно и выпить, да. Так что вы хотели?

– Я ищу одну девушку.

Заказав пива, Аркадий взглянул собеседнику в глаза с той невообразимой серьезностью, с которой когда-то раскалывал подозреваемых. Однако собеседник оказался не из таких. Он и сам мог расколоть кого хочешь.

– ФСБ? Милиция? – прищурился старик. – Ох, простите, полиция. По-теперешнему уже так.

– Бывший опер, – развел руками Иванов. – Капитан. Сейчас – торговец старыми пластинками и всем таким прочим.

– А! Вот откуда вы знаете… Что ж… Что за девушка?

– Она пропала в пятьдесят шестом году. – Аркадий разлил пиво в принесенные барменом стаканы. – Здесь, в Венгрии. В Кестхее или… не знаю даже где. Младший лейтенант госбезопасности. Зовут Эльвира. Фамилия – увы… Да, очень красивая. С такими вот пышными жемчужными волосами… Как в песне!

– Ваша родственница?

– Можно сказать и так.

– Увы, наверное, не могу вас утешить… – Пригладив бородку, собеседник задумчиво посмотрел на часы. – Да, запаздывает Иштван…

– Так позвоните!

– Звонил. Трубку не берет.

Алексей Михайлович хотел еще что-то добавить, но тут вдруг раздался телефонный звонок. Обычный, без всяких музыкальных выкрутасов. Сунув руку в карман пиджака, старик вытащил телефон…

– Сиа, Иштван! Да что ты говоришь? Вот так дела-а… Ты же вызвал полицию? А, уже отвечаешь… Ясно. Ну, тогда сегодня не жду. Свяжемся.

– Ограбили приятеля моего. – Убрав телефон, Алексей Михайлович поджал губы. – Точнее сказать, обокрали. Спустился в ларек за книжками… У них там, на площади, такая тележка стоит – бесплатный обмен… Недалеко здесь.

– А, буккроссинг!

– Вот-вот. Так пока ходил, пока книжки смотрел… Вернулся, а дверь вскрыта!

– Так наверняка пасли! – не выдержав, воскликнул Аркадий. – Наверняка какие-то подозрительные хари рядом вертелись.

– Были подозрительные! Иштван так и сказал, да. Мотоциклисты в черных кожаных куртках.

– Мотоциклисты?!

– Ну да. И знаете, что у них за мотоцикл? Старая «Паннония Т5»! Такие еще в семидесятых выпускались.

Звонка от нового своего знакомца Иванов ждал целый вечер. Забыл и про девчонок – не до них. Правда, обижать не стал (девчонок вообще никогда нельзя обижать, никаких), уговорились на завтра. Те не сильно возражали: завтра так завтра. По принципу – как пойдет.

Леха Луноход был нынче вечером занят – какие-то местные терки-дела, – так что Аркадий маялся в одиночестве. Бродил по бестолково-огромной квартире на площади Астория, пытался смотреть телевизор – тысяча программ! – да ничто в голову не лезло. И сон не шел.

Алексей Михайлович позвонил уже ближе к ночи. Извинялся: мол, совсем про вас забыл. Потом прислал по ватсапу фотографии и копию какой-то венгерской газеты. С переводом.

Фотки Иванов глянул сразу. Да что тут было и смотреть. Она! Эльвира-Ильдико! Необычно серьезная, на плечах – еще сержантские погоны. Но такая же красивая, да! Верно, в школе КГБ на удостоверение фотографировалась. Или в личное дело. Хорошее фото, пусть и не художественное совсем.

На второй же фотографии оказался какой-то кошмар! Какой-то мерзопакостный жуткий ужас. Голое девичье тело, истерзанное, будто дикими зверями. Истерзано и повешено за ноги на дереве. На плечах вырезаны красные звезды, живот вскрыт, на спине… Какое-то кровавое месиво на спине! Сломаны ребра, вырваны легкие… «Кровавый орел»! Да! Именно так именуется эта жуткая казнь, которую практиковали жестокие жрецы древних германцев! Жрецы… и жрицы.

Да и те, на «Паннонии» – это ведь из Кестхея? А девушка эта… истерзанная – Эля? Или нет. Просто похожа. Да и не сказать, чтоб очень… Хотя фотография та еще – крупнозернистая, увеличенная. Поди разбери, кто там.

А что написано? Вот перевод…

…смерть наступила в результате многочисленных пыток и издевательств. Погибшая – младший лейтенант госбезопасности Эльвира Рихардовна Галаева, уросженка города Ленинграда…

Черт! Неужели… Да этого же просто не может быть! Ведь она же там… там была, в пятом веке еще! А потом… Потом исчезла. Не выбралась.

Издевались. Убили. Повесили вниз головой. В самом центре города – в сквере недалеко от парламента! Ч-черт. Еще снимки… Какой-то американский корреспондент. Джон Хетфилд. Надо же – Хетфилд. Как солист «Металлики». Только тот – Джеймс.

Снова звонок.

– Ало, да… Да, Алексей Михалыч…

Ильдико-Эльвиру убили люди из отряда некоего Дьюлы Фаркоша. Так сообщил старик. Заодно рассказал, что у его знакомого, венгерского журналиста Иштвана Саркоши, воры ничего толком не взяли. Ничего, кроме старого ржавого меча, хранимого Иштваном бог знает зачем и бог знает с каких времен.

– Меч?! У вашего друга был меч?!

– Да, выходит, был. А Фаркош – негодяй отъявленный. Истовый салашист, майор хортисткой армии. Сражался на Восточном фронте, ранен под Сталинградом… Жаль, не убит.

Эля! Эльвира… Неужели же… Или просто похожа? Но имя и звание? Не-ет, таких совпадений не бывает. Да и на фото – она, она. И глаза, и губы, и…

– Вы что замолчали, молодой человек? Кто вам эта девушка? Что-что? Приметы? Не знаю, что и сказать. Если только запросить личные дела курсантов школ КГБ. Нет, официально они не рассекречены, просто еще в девяностые журналисты выгребли все, что смогли. Но это уже не ко мне, не к Иштвану… Слушайте! Я вам ссылку на сайты скину, там не один…

Иванов просидел над ноутом почти до утра. И таки нашел, что искал. Вернее, кого. Эльвира Галаева! Не все личное дело, лишь пара страниц. Автобиография: из блокадного Ленинграда вывезли, росла в Казани у дальних родственников, потом вернулась. Училась, поступила в школу КГБ по специальности «военный переводчик». Комсомолка, ну а как же – в те-то времена да в такой-то организации! Первый разряд по легкой атлетике… Хм, что-то не хвасталась, скромница. Вот и все, в общем-то.

Еще была парочка черно-белых фотографий, одна – официальная, в личное дело, вторая – в купальнике. Стоит спиной, готовится прыгнуть в бассейн. А спина-то чистая! Никакой татуировки нет! Да и не взяли б ее в КГБ с татушками… Да и вот, в личном деле: «особых примет не имеет». А как же черно-красный круторогий бык под левой лопаткой? Странно… Та ли это вообще…

Меч! У Иштвана был меч. Алексей Михайлович сказал – старый, ржавый. Именно этот клинок и взяли. За ним и пришли? А что, если… Там видели мотоцикл, «Паннонию»… Не тот ли это мотоцикл… Не та ли это компашка из группы «Скрещенные стрелы»?

Если так, тогда какой, к черту, Санкт-Петербург? Нужно возвращаться обратно в Кестхей! Именно там разгадка тайны! Скорее всего.

* * *

– В Кестхей?! – переспросив, изумился Леха. Леха Корольков, он же Леха Луноход, бывший питерский авторитетный товарищ, ныне – преуспевающий мадьярский бизнесмен. – Ты ж только что оттуда! Что, так понравилось?

– Понравилось… – Аркадий скромно потупился. – Дворец Фештетичей, парк и вообще… Озеро Балатон…

– Далось тебе это озеро. Хотя… как знаешь. – Пригладив коротко стриженную башку, Луноход махнул рукой и ухмыльнулся. – Товарищ! У вас когда самолет? И… кто из нас летит в Ленинград? Ладно, хочешь – организуем. Только ты так больше не пропадай – почти неделю ни слуху ни духу.

Да уж, вот так все и вышло! Сколько времени Иванов находился в прошлом? Уж месяца полтора-два точно. А тут всего-то неделя прошла.

– Ну что, на посошок? Вздрогнули!

– Вздрогнули… Слышь, Леха, а у тебя в Кестхее среди тамошней братвы завязки есть?

Среди братвы у Королькова завязок не имелось. Да была ли там та братва? Ну и сам Луноход нынче человек солидный, чего ему с кем-то там шариться? Правда, через знакомых Леха все ж таки организовал кое-какое «оперативное сопровождение», дав телефон местного блогера. Не такого уж популярного, но уж какой есть. Скромный номер в гостинице на окраине городка Луноход тоже хотел оплатить, но тут уж Аркадий воспротивился: как-то стыдно стало, совестно, ага.

– Ну, сам так сам, было бы предложено.

Покладисто махнув рукой, Корольков тут же позвонил, заказал такси на завтра. Не до Кестхея, нет – до автовокзала Неплигет.

И снова автобус, и снова тот же маршрут. Правда, на этот раз путешественнику повезло: пробравшись по городу, автобус выбрался на скоростное шоссе и, почти никуда не заезжая, через два часа уже причалил к платформе в Кестхее! Иванов даже вздремнуть толком не успел, а уже и прибыл.

Стоял солнечный ноябрьский полдень. Очень даже неплохой, теплый, с играющими неподалеку в парке детьми, шуршащими под ногами листьями и пронзительно-голубым небом. Выйдя из автобуса, Аркадий едва подавил возникшее желание броситься прямиком к бункеру вот уже сейчас. Перейти железную дорогу, рощицу – и вот он, пожалуйста, у рыбацкой заводи, в камышах…

И что дальше? Прочесть заклинание? Так нужна гроза, а небо-то ясное! Какая тут, к черту, гроза? Дождь и то вряд ли натянет.

К железной дороге идти все же пришлось. Чуть погодя, когда, заселившись в небольшой отель на окраине, Иванов наконец-то дозвонился до блогера. Того самого, рекомендованного Лехой Луноходом. Слава богу, блогер – звали его Габор Шерфези – говорил по-английски и даже немного по-русски, с этаким милым украинским акцентом: «О то ж! Хгаварю, та ни в жисть!»

Встретиться уговорились сразу: чего зря время тянуть?

– О то ж я на рэлвей стэйшн працюю, туда, на железку и подходите. Знаете, там, где от автовокзала переезд.

– Как к озеру идти? Знаю. Я как раз недалеко здесь.

– Ну вот и окей, я там, на переезде. Увидите будку.

Сговорившись, молодой человек довольно потер руки и, кинув на плечо рюкзачок, бодро спустился вниз.

Двухэтажный отельчик, где поселился Аркадий, скорее можно было назвать семейным пансионом: всего полдюжины номеров и никакого ресепшена – все вопросы решались с хозяйкой онлайн. Несмотря на начало ноября, почти все номера оказались занятыми – все больше пожилыми семейными парами, судя по говору, немцами. Оно и понятно: совсем рядом знаменитая здравница с круглогодичными целебными купальнями – Хевиз. Многие тут лечились – ничуть не хуже Баден-Бадена!

Купленную на днях осеннюю куртку путешественник оставил в номере, отправившись на встречу в свитере, да и тот уже хотелось снять: к обеду разжарило градусов до семнадцати-двадцати.

К переезду Аркадий добрался быстро. Остановился, глядя, как сухопарый мужичок лет сорока в форменной тужурке и кепке сноровисто крутит зубчатое колесико шлагбаума. Да-да, автоматика, и даже вообще электричество, до здешних патриархальных мест, похоже, еще не добрались, все оставалось как в середине прошлого века. Интересно, это для туристов так или просто не доходили руки?

– Не скажете, где будка обходчика? – подойдя ближе, по-английски справился Аркадий.

– Будка?

Мужичок обернулся. Жилистый, крепкий, с симпатичным загорелым лицом, он и сам напоминал бы выходца из двадцатого века, если бы не блестевшая в ухе серьга да не выкрашенная в зеленоватый цвет бородка.

– А! Вы, верно, Аркадий? Друг Алексея, – неожиданно улыбнулся железнодорожник.

Иванов тоже растянул губы в улыбке:

– А вы – Габор?

– О то ж! Ну, пошли в будку. Выпьем чайку да поговорим…

Дощатая будочка, приткнувшаяся к небольшой платформе, внутри оказалась довольно уютной. Старый диван, окошки во все стены, небольшой столик с компьютером и старинным эбонитовым телефоном, вешалка. И многочисленные плакаты – повсюду. Manowar, W.A.S.P, Mötley Crüe, King Dimond, Warlock, Cinderella и прочее музыкальное «железо» конца восьмидесятых годов. Мало того, в углу на тумбочке примостился старинный двухкассетник «Шарп»!

– Увлекаетесь? – кивнул гость на плакаты.

– А вы?

– Даже очень.

– Тогда, может, музычку? У меня как раз KISS, восемьдесят девятого года.

– Что-то про жару? – припомнил Аркадий.

– О то ж, друже!

Чаем, конечно, не обошлись. Сердце старого рокера растаяло, словно апрельский лед на выглянувшем солнце. Еще бы! По нынешним-то музыкально убогим временам не так-то и много осталось истинных ценителей старого доброго «хеви метал», так что тут как в поговорке – рыбак рыбака видит издалека.

Поначалу Габор предложил по бутылке пива. А уж когда гость вспомнил Оззи с Элисом Купером и похвалил новый альбом АС/DС, вытащил откуда-то бутылочку «бон-аквы»… Только это явно была не «бон-аква», ага.

– Палинки не хотите? Это своя, хорошая.

– Охотно! И это… Габор, давай уж на «ты»…

Так вот день до вечера и прошел – хорошо и плодотворно. Иванов ведь не просто так зашел, а по делу, что хорошо понимал и Габор. И, конечно же, сливовая водка – палинка – весьма способствовала беседе.

– Говоришь, местные бандиты интересуют? Ты тоже блогер? Ах, журналист… А больше на опера похож! Ну да ладно… Еще по одной, да. Ты колбасу-то бери, вкусная. Ну и что, что перченая? Как же в Венгрии – и без паприки? Закусывай, закусывай, Аркаш. Так вот, никаких бандитов тут у нас нету. Так, одна мелочь… Но тсс!

Зачем-то оглянувшись по сторонам, блогер приложил палец к губам и продолжил, сделав музыку чуть громче, словно кто-то здесь мог подслушать:

– Года три назад нашли на берегу молодую девчонку. Мертвую. И не просто мертвую – истерзанную! Спросишь как? Скажу, хоть и мерзость. Со спины несчастной словно кто-то выдрал ребра! Кровищи – жуть. И легкие наружу вытащены. Мало того! Совсем недавно, с полгода назад, еще такой же труп нашелся. Все там же, на берегу. Тоже молодая девчонка, юная совсем. Из этих, знаешь, готов.

– Готов знаю. И гепидов еще. Даже с их королем Ардарихом знаком лично… Что?! – Переварив услышанное, молодой человек тут же протрезвел. – Говоришь, истерзанные? Второй труп тоже со спины?

– Да, точно так же! И это я еще не все знаю. Полиция расследует, но молчит. Газетчики – тоже. Ну и я молчу. Очень хорошо попросили.

– Кто попросил? Бандиты? – вскинул брови гость.

– Да какие там бандиты, власть наша! Из муниципалитета пришли. Мол, так и так, Габор, мы край туристский… Не пиши в блоге, не раздувай. Вот и не пишу. Слово дал, да. Да и не говорю никому. Вот тебе только сказал, так ты ж не местный!

– Я вообще из далекого далека!

– О то ж! Ты про бандитов спрашивал… Не знаю, их ли работа. Вряд ли, кончено, но… Есть тут, в Кестхее, одна молодежная шайка. Так, хулиганы. На мотоциклах все…

– А что за мотоциклы?

– Честно? Да черт их знает! Хотя один есть винтажный. Старинный такой, с коляской как ракета. Забыл марку…

– «Паннония»?

– О, «Паннония», да. Ты наш парк видел? Нет, не графский, а тот, что сюда ближе, – Геликон-парк. Заросший, как лес. Так вот, там на краю много дач заброшенных, и вот эта «Паннония» частенько около одной дачки стоит. Может, сломалась, так ее там и бросили.

В парк Аркадий отправился уже с утра, якобы на пробежку. Там многие бегали, а некоторые – пролетали по аллеям на велосипедах. Вот как те две девчонки в синих с полосками трениках и куцых курточках, едва не сбившие Иванова.

Тот бежал себе да все посматривал на тянувшиеся вдоль дороги дачи. Увы, «Паннонии» нигде видно не было. Вот и не заметил велосипедисток. Те притормозили, что-то разом заговорили – извинялись, наверное. Впрочем, может, и наоборот, ругались.

Изобразив улыбку, Иванов развел руками – извините, мол. Да побежал себе дальше – вдоль аллеи, вдоль дач. Габор оказался прав: много было заброшенных, с заколоченными досками окнами. Запустение какое-то, тлен… А так вполне ничего себе особнячки, небольшие, зато двухэтажные, каменные, за ажурными металлическими оградами. Жили когда-то люди, добра наживали, а потом – оп! – кризис…

Росное прохладное утро вновь сменил жаркий полдень. Температура прыгнула с четырех градусов до двадцати, и Аркадий вновь выбрался в парк. Теперь уже не строил из себя бегуна, просто прогуливался себе неспешно, наблюдал. Пока – с тем же результатом, что и утром.

И вновь появились велосипедистки! Наверное, те же… Ну да, те же. Только сменили треники на короткие шортики да курточки оставили дома. Ничего такие девчонки, симпатичные… Откуда вот только они взялись? Так вот внезапно: не было – и вдруг…

Вот! Из ворот выехали, да. А что там, за воротами? Дорога там. И снова дачи. Или лучше сказать – виллы? Ну, спасибо, девчонки, подсказали!

Выйдя на дорогу, Аркадий неспешно зашагал вдоль заборов. И за одним из них вдруг увидел то, что так давно искал. Старую, синюю с белым «Паннонию» с коляской, как космическая ракета!

Если бы специально не всматривался, так и не заметил бы ни за что: двор-то оказался весь в зарослях! Металлическая ограда была довольно высокой, зато калитка – незапертой. Небольшой двухэтажный особнячок, увитый плющом. Окна первого этажа заколочены, на втором – закрыты ставнями, не особо и заметными за разросшимся плющом.

Глянув по сторонам, молодой человек толкнул калитку. Вдруг кто-то окликнул его сзади – какая-то женщина или…

Аркадий резко обернулся – девчонки! Те самые велосипедистки. Следят они за ним, что ли? Что-то они говорили наперебой, но, похоже, что не ругались, а что-то спрашивали.

– Спик инглиш, девушки?

– Йес… но немного. Э литтл.

– Вижу, что «э литтл». Точнее, слышу. – Иванов улыбнулся. – А я вот дачу себе ищу. Ну, на осень. Чтоб недорого.

– О, тут все недорого, сэр! – Девчонки явно обрадовались, видать, имели какое-то отношение к местному агентству недвижимости или просто так промышляли, безо всякого агентства. – Мы вам все покажем. Хотите – сейчас.

– А вот эта…

– А вот эта, извините, не сдается. Хозяева в Мишкольце. Мишкольц, понимаете?

– Мишкольц, да. А это? – кивнул Аркадий на мотоцикл.

В ответ девушки лишь пожали плечами: не знаем, мол. Они проговорили еще пару минут, после чего девчонки сели на свои велики да укатили, так ничего и не добившись. Иванов же…

Иванов же остался. А чего было уходить или где-то прятаться? Девушки ведь разговаривали довольно громко, причем под сами окнами, пусть и заколоченными, у крыльца перед дверью. И никто не вышел, не выглянул посмотреть-спросить: кто тут да что? Где же, спрашивается, хозяева? В Мишкольце? Хм… Или так крепко спят?

Чуть выждав, молодой человек решительно поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

– Господа, эта вилла сдается?

Никакого ответа. Правда, дверь оказалась заперта. Непонятно, снаружи или изнутри. Замок-то имелся – врезной. Внимательно осмотревшись вокруг, молодой человек вдруг заметил не то чтобы тропку – примятую траву. Кто явно ходил от мотоцикла – не к двери, а куда-то вдоль дома… К забитому досками окну!

Подойдя, Иванов подергал доски. Две просто висели на гвоздиках, а за ними – распахнутая створка: влезай – не хочу. Так сказать, вход-выход. Аркадий долго не думал, влез. Подождал, пока глаза привыкнут к полутьме после яркого уличного солнца. Огляделся.

Комната как комната. Круглый стол, гнутые стулья, шифоньер с разбитым стеклом. Никакого фамильного хрусталя и прочего антиквариата – ничего ценного. Похоже, здесь давно уже никто не жил. Что же касается второго этажа…

Молодой человек осторожно поднялся по деревянной лестнице и оказался, судя по всему, в довольно просторной спальне. Два забранных ставнями окна, одна сворка чуть приоткрыта – чтобы проникал свет. Здесь явно кто-то был, и не так давно! Разложенный диван, разбросанные подушки, на двухспальной кровати – скомканное одеяло. И мусор! Повсюду мусор: обертки, пластиковые упаковки, банки из-под пива…

Осмотрев помещение, Аркадий уселся на кровать и задумался: если б он сам вдруг захотел здесь что-то спрятать, то где? И не так просто спрятать, а чтоб было под рукой. Если вдруг гроза, так чтоб быстрее… Чтоб проникнуть в могилу, чтоб получить доступ к сокровищам Аттилы.

Самое простое – под матрацем. В диване? Нет, здесь нет. Так, правда, и есть: если кто вдруг заберется сюда с целью мелкой покражи, в первую очередь там искать и будет. В диване, под матрасом, под кроватью еще. Нужно что-то понадежнее, но вместе с тем без особых изысков. Столовая? Шифоньер там, внизу? Так туда и не ходили… Да и то еще местечко! Уж в шифоньер-то заглянут обязательно. Нет, не там. Тогда где? А вот… если подвесить меч снаружи, на веревочке или в ножнах… За ставнями! А что? Снаружи ничего не видно из-за плюща, а из спальни достать легче легкого.

Распахнув ставни, Иванов протянул руку… Ну да, вот оно! Проволока, изолента, гвоздь и…

Волнуясь, молодой человек развернул только что вытащенный сверток. Хищно сверкнул клинок! Без рукояти, но уже очищенный от ржавчины – и как только сумели?

Снаружи вдруг громыхнуло. Гром? Ну да! Откуда ни возьмись над парком повисла темно-сизая зловещая туча. Полыхнула молния…

Аркадий больше не думал – бежал, сунув меч в попавшийся под руку пакет. Вихрем спустился по лестнице, выпрыгнул в окно и бросился к парку.

Рев мотоциклов резанул по ушам – из-за угла выкатили два мотоциклиста. В черных куртках-косухах, в шлемах… Пролетели, свернули – к той самой вилле, где только что был Иванов!

Скорее! Скорей!

Над головой вовсю сверкали молнии. Позади послышался треск мотоциклов. Ч-черт! Что это?! Догадались? Погоня? Или просто решили бункер перекрыть, на всякий пожарный?

Снова молния. Гром. Небеса словно прорвало: хлынул дождь – крупный холодный ливень! Прямо как с ясного неба. Только что, пару минут назад, вовсю сияло солнце – и вот, на тебе.

Игравшие в парке дети попрятались под кроны деревьев, там же оказались и велосипедистки – те самые, две. Поди замерзли в шортиках… Велосипед! Да-а-а!

Иванов долго не думал. Углядел прислоненный к тополю велик – хороший, спортивный. Схватил, уселся в седло да закрутил педали так, будто за ним гналась тысяча дьяволов и с ними сам царь гуннов Аттила в придачу! Девчонки позади всполошились и что-то кричали. Что именно, Аркадий не слышал. Да ему уже было все равно.

Свернув к вокзалу, молодой человек услышал позади треск мотоцикла. Обернулся. Двое байкеров в черных глухих шлемах, а за ними – знакомая бело-синяя «Паннония» с коляской как ракета.

Впереди замаячил опущенный шлагбаум. Переезд. Невдалеке, за деревьями, послышался свисток тепловоза. Бросив велосипед, Иванов подхватил пакетик с мечом и метнулся через рельсы, чудом успев прошмыгнуть метрах в пяти от красно-синей морды локомотива! Оглянулся. Поезд оказался длинным. Товарняк. Минуты две форы у беглеца было.

Сокращая путь, Аркадий побежал напрямик, через кленовую рощицу, примерно представляя себе направление, которого нужно было держаться. Впереди за кустами блеснула синяя гладь озера. Вот и камыши, неприметная тропинка, рыбацкая заводь с лодками… Теперь уж недалеко…

Ливень закончился, однако молнии мерцали в небе со скоростью стробоскопа. Беспрестанно гремел гром, еще и ветер задул… Этак и тучи может разнести – и что тогда? Не будет грозы, поможет ли заклинание?

Щурясь от сполохов молний, молодой человек наконец углядел в зарослях жимолости и дрока знакомую приземистую громаду, похожую на не до конца врытый в землю танк. Осыпавшиеся от времени амбразуры, черный проем… Холодный подземный сумрак… Черт, зря не прихватил фонарь или хотя бы спички! Не бросил бы курить, так хоть зажигалка б имелась. Как же теперь пробираться, на ощупь? Впрочем, далеко-то можно и не ходить… наверное.

Очередная вспышка (на гром Иванов давно уже не обращал внимания) выхватила из темноты венгерские надписи и рисунки. Забавные улыбающиеся рожицы, сердечки… Скрещенные стрелы!

Треска мотоциклетных двигателей из-за грома слышно не было, однако где-то совсем рядом мазнули по деревьям лучи фар. Они, они! Кто еще-то? Салашисты, блин, чертовы!

Заклинание Аркадий помнил наизусть – и по-латыни, и (на всякий случай) по русски. Так и прочел – полушепотом, отчего-то волнуясь. Отчего-то? Хм…

Felicit – Gloria

Vade – Ginta

Vedebis – Aperta

Gloria Dovinus de Caelo

Сделал – славься,

Идешь – обречен,

Видишь – открой.

Слава Повелителю Неба!

– Слава Повелителю Неба!

Ничего не изменилось. Снаружи по-прежнему бушевала гроза, мало того, совсем рядом вдруг послышались голоса. Черт! Так и попасться недолго…

Не обращая внимания на темноту, беглец осторожно зашагал вглубь подземелья. Сделав пару десятков шагов, затаился, прислушался. Голоса, похоже, пропали. Зато вновь мелькнул свет! Правда, где-то впереди. Что же, эти гады как-то успели обойти? Значит, из бункера есть еще один выход?

Да блин! Иванов невольно выругался, запнувшись о какой-то ящик. Нагнулся, протянул руку… Ящик как ящик. А в нем… что-то металлическое… Патроны! Черт побери, патроны!

– Хальт! Állj! Kezeket fel![1]

Луч фонаря ударил в глаза. Иванов на секунду зажмурился и тут же попытался бежать… Однако не тут-то было! Двое дюжих молодцов в полувоенной форме проворно скрутили беглеца, заломив за спину руки. Фонарик так и светил в глаза…

Кто-то что-то сказал по-венгерски. Не зло, скорее удивленно. Парни ослабили хватку. В слабом свете фонариков Аркадий наконец разглядел главаря всей этой шайки – поджарого брюнета с короткой армейской стрижкой и подкрученными австро-венгерскими усиками. Заправленные в высокие сапоги синие брюки-галифе, полувоенная куртка, в руке ре… нет, не револьвер – парабеллум.

Вполне себе обычное лицо, чем-то симпатичное даже, особенно сейчас, когда незнакомец вдруг улыбнулся. Улыбнулся и негромко по-английски спросил:

– Америкэн? Корреспондент? Э-э… мистер Хитфельд…

– Хетфилд! – Молодой человек тут же вспомнил автора страшных фоток. Фамилия как у солиста «Металлики». – Да-да, Хетфилд. Джеймс… Тьфу, то есть Джон.

– Очень приятно. – По-военному щелкнув каблуками, усатый протянул руку. – Майор Дьюла Фаркош. Рад знакомству.

Дьюла Фаркош! Так вот о ком рассказывал Алексей Михайлович. Майор хортистской армии, был ранен под Сталинградом. Отъявленный салашист и злодей. Вот так встреча!

По знаку майора парни похватали ящики и потащили их наверх по узкому ходу.

– Вам бы надо переодеться, Джон. – Фаркош покачал головой. – Слишком уж вы… буржуазно выглядите. С первого взгляда видно – американец.

Однако… Ах, ну да, ну да… Если все же получилось… если это – пятьдесят шестой год… В то время кто ходил в джинсах? Американцы, больше никто.

– Вы вообще как здесь?

– Гулял… – развел руками беглец. – Немножко заблудился… и вот.

– Ай-яй-яй! – шутливо погрозил пальцем салашист. – Вам не следует гулять одному: могут и… пиф-паф, понимаете? Ну что же, вы с нами в Будапешт? Думаю, уже очень скоро он станет свободным!

– Как и вся Венгрия!

– О! Это вы очень правильно сказали, Джон.

Они поехали все по тому же шоссе, вдоль Балатона. Кестхей, Балатонфюред и прочие городки-деревни. Движение было не очень-то оживленным, а в сторону столицы не ехал вообще никто, кроме майора Фаркоша и его полутора десятков бойцов – в основном молодых парней, но были и люди постарше.

Иванов ехал в черной легковой «Татре Т87», с тремя фарами и аэродинамическим кузовом, похожей на футуристический этюд, вместе с капитаном и водителем – неразговорчивым мужичком средних лет. Бойцы же тряслись позади, в грузовике «Опель-Блиц». Аркадий все же переоделся, накинув поверх свитера серый помятый плащ, и с любопытством глазел на попадавшийся по пути транспорт: колесный трактор с телегой, гужевую крестьянскую повозку, велосипедистов…

Майор Фаркош говорил по-английски с акцентом, много и не всегда понятно – похоже, любил поболтать.

– Ах, Джон, знаете ли вы, как бывает красив Балатон осенью? Не сейчас, в ноябре, а месяцем раньше. А какой у нас гуляш, а палинка?! Вы пробовали палинку?

– О да!

– Вот-вот! Не то что ваш виски.

Совсем рядом что-то загудело. Странный звук приближался и, кажется, исходил откуда-то сверху… С неба?

Приказав шоферу остановить машину, Фаркош выбрался наружу. За ним вылез и Аркадий, задрал голову вверх. Целая туча самолетов – бомбардировщиков с красными звездами на крыльях!

– Два… три… четыре… восемнадцать… двадцать шесть…

Проводив эскадрилию взглядом, майор выругался по-венгерски.

– Смотрите, Джон! Большевики летят бомбить Будапешт. О, эти красные сволочи на все способны. Как же я их ненавижу, как…

«Опель» тоже остановился, выскочили из кузова бойцы.

Между тем краснозвездная эскадрилья прямо на глазах у невольных зрителей вдруг совершила очень странный маневр. Один за другим самолеты вдруг стали заваливаться на левое крыло…

– Поворачивают на Секешфехервар, – прищурился майор. – У меня там племянница…

– Похоже, они не поворачивают… – «Корреспондент» приложил руку козырьком ко лбу. – Похоже, они разворачиваются. Ну да! Поворачивают обратно. Раздумали бомбить?

– О, вы не знаете большевиков, Джон!

Как бы то ни было, а самолеты повернули обратно.

Да Иванов и не помнил такого, чтоб наши в 1956 году бомбили венгерскую столицу.

В пригороде Пешта салашисты Фаркоша встретили советские танки! Точнее, не встретили, а заприметили. Три «тридцатьчетверки» с красными звездами на башнях мирно стояли на обочине возле какого-то запущенного сада, устремив длинные стволы пушек в противоположную от города сторону.

Четверо танкистов – молодых ребят в черных комбинезонах – меняли на одном танке гусеницу. Остальные расположились в саду – развели костер и что-то варили в большом черном котле. Один, офицер, щелкал затвором «ФЭДа» – делал снимки. Часовых русские почему-то не выставили… или выставили, но со стороны Будапешта. Но вообще улицы кругом казались безлюдными, и вроде бы какой-то опасности ждать было неоткуда…

Завидев танки, опытный вояка Фаркош тут же приказал свернуть в какой-то проулок, где обе машины и встали, а майор тут же отправил куда-то парочку хватких парней.

– Ну, мистер, – недобро прищурившись, фашистский недобиток вытащил из-за пояса парабеллум, – сейчас мы испортим большевичкам всю обедню!

– С ума сошли! Это же танки!

– Танки в городе – легкая добыча, Джон. Увидишь, как быстро мы с ними справимся. Эй, парни! Сам только близко не подходи… Да, все хотел спросить: фотоаппарат-то твой я что-то не видел.

– Увы! – Иванов горестно развел руками. – По выходе из гостиницы я встретил цыган…

– О, цыгане – они такие. Ничего, дружище! Сейчас раздобудем тебе камеру. У русских они неплохие. Ничуть не хуже «Лейки».

Парни деловито доставали из грузовика гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Переговаривались, азартно потирая руки. Зубоскалили.

Та-ак… Вот сейчас эта хортистская сволочь просто положит враз всех наших танкистов. Офицеров, сержантов, рядовых. Подберутся, прячась за кустами… Судя по отрывистым командам и жестам, майор неплохо знает местность. Да и не только майор. Подберутся, расстреляют экипажи почти в упор. Сожгут танки. И он, Аркадий Иванов, потомок солдат Великой Отечественной, будет вот так вот просто на это смотреть? Просто и безучастно? Ну уж не-ет!

Вернулись хваткие парни. Что-то доложили по-венгерски. Довольные, ишь…

– Я тоже хочу! – Аркадий взял майора за локоть. – Дайте мне пистолет.

– Я б с удовольствием, – улыбнулся Фаркош. – Но мы обязаны вас беречь, Джон. Да и… всякое может случиться. Если вас возьмут в плен с оружием, доказывай потом, что вы – журналист. С красными не договоришься. Их надо только убивать. Что мы сейчас и сделаем.

– Тогда я… Я буду смотреть. Чтобы потом написать.

– А это – пожалуйста. Только под пули не лезьте. Я приставлю к вам охрану.

А вот это было плохо! Угрюмый усач лет сорока с МП-40 наперевес как-то не вызвал у Аркадия особой приязни: больно ловко двигался. И автомат держал правильно, по уставу, с разомкнутым железным прикладом. Видать, в молодости повоевал, гад.

Фаркош махнул рукой – часть парней тут же скрылись в проулке, а часть, во главе с майором, юркнули в придорожные заросли. Остальные – парочка бойцов плюс «американец» с «охранником», – пройдя по улочке метров сто, свернули к двухэтажному административному зданию.

Желтоватый особнячок с облупившейся штукатуркой угрюмо таращился черными провалами окон. Стекла давно выбили, и хозяйственные местные жители, похоже, сперли и рамы, да и вообще все, что можно было спереть.

Грязная мраморная лестница. Длинный темный коридор. Выбитые двери кабинетов. В один и зашли, расположились. Бойцы расставили на конторском столе бутылки с зажигательной смесью.

Иванов подошел к окну. Еще оставались рамы, а вот стекла были выбиты. Как и везде здесь. За окном как на ладони открывался вид на заброшенный сад и флигель, обшитый досками, выкрашенными давно выцветшей голубой краской. Как ни странно, все окна в здании оказались целы. Аккуратно этак закрыты ставнями. А там, где ставни распахнуты, за стеклами угадывались занавески. Во флигеле явно кто-то жил, к бабке не ходи!

Танки оказались далековато – бутылку, да и гранату, точно не добросишь, при всем желании. Зато костер и расположившиеся вокруг него танкисты как на ладони. Стреляй – не хочу. Хотя для прицельной стрельбы все же далековато будет. Ну застрелят сразу одного-двух, остальные попрячутся, дадут отпор… Эх, что ж они часовых-то…

А вот и часовой! Иванов вдруг заметил лежащее невдалеке, у флигеля, тело в черном комбинезоне. Часовой-то был! Только его сняли. Убили – умело и хладнокровно. Те самые хваткие парни, вот зачем Фаркош их посылал!

Оценив расстояние, угрюмый усач, приставленный к «журналисту», что-то бросил сквозь зубы, показывая на флигель. Понятно, чего хотел – обойти здание, подкрасться да ударить наверняка! Создать суматоху, пока остальные займутся «тридцатьчетверками».

– Эй, мистер! Видите все хорошо, да? Никуда не ходить. Смотреть. Ждать.

Угрюмый говорил по-немецки, а этого языка Иванов не знал. Однако все понял – по жестам да по складывающейся ситуации. Трудно было бы не понять.

– Да-да, понимаю.

– Зер гут!

Салашисты ушли, и уже секунд через тридцать Аркадий увидел их у флигеля… Вот сейчас… Сейчас и начнется…

Надо срочно подать какой-то знак! Что-нибудь бросить, что ли… Что? Что… Бюст Ленина в углу? Тяжеловат, не добросить. Молодой человек лихорадочно выдвинул ящик стола, схватил пустую чернильницу и изо всех сил швырнул ее в оконный проем, целя в окошко флигеля.

Швырнул удачно – послышался звон разбитого стекла и тут же, сразу, выстрелы! Танкисты отпрыгнули от костра моментально, укрылись за деревьями и в траве, вмиг организовав оборону. Затарахтели запускаемые двигатели «тридцатьчетверок», басовито заколотил танковый пулемет.

А вот теперь пора уносить ноги! Самое время. Хотя почему ноги? Колеса же есть.

Черная аэродинамическая «Татра» стояла все там же, в проулке. Все тот же неразговорчивый водитель сидел за рулем, ждал. Выстрелы он, конечно, услышал и, увидев подскочившего журналиста, что-то спросил, высунувшись из приоткрытой двери.

Аркадий ударил его с ноги в челюсть, вырубив в один момент. На какое время, неважно, главное, что сейчас. Пистолет… Наверняка водила вооружен. Ага, вот за поясом «вальтер»! Уж всяко пригодится, ага…

В замке зажигания торчали ключи. Беглец быстро прыгнул в машину, запустил двигатель и покатил прочь. По проулку, потом по более широкой улице, а потом и вообще по проспекту. Транспорт по пути попадался: пусть не так много, но машинки ездили, даже трамваи ходили.

Знать бы вот только, куда теперь? Куда-куда… Ну, конечно, к Дунаю, к набережной. Там же парламент, ага. Поначалу Аркадий поехал совсем в противоположную сторону, а у вокзала Келети резко повернул налево, лихо подрезав какой-то грузовичок с покатой тупоносой кабиной.

«Ракоци ут.» – гласила табличка на одном из домов. За окнами замаячили особнячки и заборы, их сменили красивые каменные дома, тесно прижимающиеся друг к другу. Еще немного! Еще чуть-чуть… И-и… – оп! Приехали!

Проспект перекрывали танки. Солидные ИС-3, само олицетворение военной красоты и мощи! Стояли как на параде, ощетинившись пулеметами, пушками. Еще и пехота… Попробуй прорвись!

Еще и патруль проверял все машины. Несладко будет, если доберутся до Иванова. Без документов, по-американски, в джинсы одет, но английский знает плоховато. Ужасно подозрительная личность! Сразу, конечно, не расстреляют, но задержат точно. Осудят и дадут лет пятнадцать за шпионаж. Запросто! Так что ждать тут нечего. Свои-то свои, но… за своего бойцы Советской Армии Аркадия явно не примут!

Улучив момент, когда патрульные отвлеклись на почтовый фургон, Иванов выбрался из машины и стал делать вид, что протирает стекла. Протирал-протирал и… смылся! Пошел этак неспешно, дабы не вызывать подозрений… Пошел, пошел, пошел…

– Стоять! Руки вверх!

Далеко не ушел: патрульные-то оказались бдительными! Пришлось делать ноги как можно быстрее!

– Стой, стрелять буду! Стой, сволочь, не уйдешь!

В погоню за беглецом ринулись сразу трое – двое рядовых и один ефрейтор. Резвые оказались! Аркадий в проулок – и они туда же, Аркадий во двор – и они тут как тут!

– Сто-ой!

Громыхнула короткая автоматная очередь. «Калашников» – вещь надежная! Лишь бы теперь не зацепили, эх… Да, есть же «вальтер»! Но ведь не стрелять же… А если с пистолетом прихватят – кранты. Да и так… Все равно! Нет, нельзя выкидывать, пригодится еще. Хоть и три патрона в магазине, а все-таки… Вдруг?

Быстро за угол! Теперь – под арку… Снова какой-то двор… Будем надеяться, проходной…

А похоже, что нет! Аркадий затравлено огляделся. В арке послышался топот солдатских сапог!

– Эй! – вдруг крикнули сзади.

Дверь одной из парадных открылась, и высунувшаяся оттуда девчонка лет пятнадцати призывно махнула рукой. Что ж, молодой человек не заставил долго себя упрашивать, нырнул в подъезд… вернее, это был черный ход. Быстро захлопнув дверь, девушка закрыла ее на защелку и приложила палец к губам.

Рыженькая. Вернее, шатенка. С узким, почти что еще детским лицом и чудными большими глазами. Серые глазки-то… или голубые? Тут ведь полутьма, не шибко-то разберешь.

Слышно было, как во дворе ругались патрульные:

– Вот ведь сука, ушел!

– Говорил, на поражение надо было.

– На поражение, на поражение! Колька Рыбкин вчера стрельнул… Пока губу объявили, а там и трибунал!

– Что, насмерть, что ли?

– Ну!

– Это который Рыбкин? Сержант?

– Не, ефрейтор.

– А…

– По ногам надо было стрелять.

– Вот и Рыбкин тоже по ногам целился…

– Ох, суки фашистские! Чувствую, здесь он где-то. Счас бы очередью да по окнам! Быстро бы выдали.

– Ой, молчи уже! Замполит тебе покажет – по окнам…

Послышался звук удаляющихся шагов. Все стихло…

– Фэнькь ю, – по-английски поблагодарил Иванов.

Юная спасительница ахнула и всплеснула руками:

– Ты англичанин?

– Нет. Американец. Журналист.

– Американец?! В самом деле? Вот здорово!

– Ты хорошо говоришь. В школе английский учила?

– Не, дома. Сама. Просто очень хотела… учать… выучать… Как правильно?

Аркадий не знал, как правильно, поэтому еще раз поблагодарил и чмокнул спасительницу в щечку!

– Ой! – Девушка ничуть не смутилась. – Меня зовут Аранка. А тебя? А ты откуда? Из какого города? Вашингтон, Нью-Йорк?

– Иллинойс, Чикаго, – светски улыбнулся «американец». – Аранка – красивое имя. Тебе очень идет.

– В переводе означает – «Золотая», – скромно потупилась Аранка.

В черной плиссированной юбке и крепдешиновой блузочке, коричневой, с мелкими желтыми цветами, она казалась отличницей и немного занудой, если б не растрепавшиеся локоны да не озорной взгляд. Ну и смелости ей было не занимать, конечно.

Иванов покачал головой:

– Уж для меня-то ты точно золотая. Даже не знаю, как и благодарить.

– А ко мне в гости пошли! – неожиданно пригласила девчонка. – У меня там брат, младший. Он никогда живого американца не видел! Ой… я не то хотела рассказать… сказать… Как правильно?

Дом оказался солидный, старинный, с высокими потолками и толстыми стенами. Аркадий употел, пока поднялся на четвертый этаж по выложенной кафелем лестнице.

Юная хозяйка гостеприимно распахнула дверь:

– Проходи! Во-он туда, в комнату. Сейчас чай пить будем. Иштван! Эй, Иштван, ты где?

На зов выскочил светловолосый мальчишка лет двенадцати, одетый по-домашнему – в синюю майку и черные широкие шорты. Аранка что-то затараторила по-венгерски, указывая на гостя.

Парнишка покивал и протянул Аркадию руку:

– Иштван.

– Очень приятно. Джон.

– Ой, Джон! – поставив на стол чайник, спохватилась девчонка. – А я ведь забыла твое имя спросить. Нет, ну надо же! Я тебе в окно увидела, случайно… Как ты бежал. А потом увидела русских. И подумала: надо помогать… помочь… Сейчас так страшно! Но мы боремся. И обязательно победим… Верно, Иштван?

– Ага.

– Все наши знакомые – все за Имре Надя! – Разлив чай, Аранка вытащила из шкафа печенье. – А тут эти русские… Танки! Это же наша страна!

Гость благоразумно промолчал. Втягиваться в политические беседы с подростками он вовсе не собирался, да и вообще, пора было уходить. Нужное место – сквер недалеко от парламента – Иванов примерно себе представлял, знал и как добраться. Лишь бы только патрулям не попасться. В следующий раз никакой юной спасительницы поблизости может не оказаться!

– Спасибо за чай.

Встав, Аркадий чинно наклонил голову и развел руками, изобразив на лице этакую слегка виноватую улыбку: мол, посидел бы с вами, но, извините, дела.

– Да мы понимаем, – покивала Аранка. – Жаль, что так мало… Ой! А я могу проводить!

– Вот уж не надо. – Гость снял с вешалки пакетик с мечом (все время с ним и бегал, уж приходилось). – Лучше скажи: на набережной патрулей много?

– Да как и везде. Но они больше по центральным улицам: на проспекте Сталина – мы его теперь зовем проспект Молодежи, а раньше он Андраши назывался. Еще на Лайоша Кошута патрули, на Кароли Корут. Ой, какая красивая сумка! И рисунок… «Мальборо»… Американская, да?

– Хотите, подарю? Только взамен что-нибудь дайте. Одну вещь положить…

– Иштван!

– Ага…

– Ой! Что это? – увидев меч, дружно ахнули подростки.

– Музейный экспонат, – совершено серьезно пояснил Иванов.

– Ржавый какой… Его надо в вощеную бумагу! Вот…

Сунув завернутый в промасленную бумагу клинок в холщовую сумку, молодой человек вышел во двор и, помахав рукой выглянувшим в окно ребятам, быстро зашагал вдоль по широкой улице. Прохожих было не так уж и мало, а патрули в основном проверяли машины… хотя прохожими тоже не брезговали. Однако же приходилось идти на риск: Аркадий не так хорошо знал город, чтобы пользоваться всякими там улочками-переулочками.

Впрочем, пока везло: без всяких приключений молодой человек добрался до площади Астория и вскоре вышел к мосту Эржбет, повернув на набережной направо, к парламенту. Еще десять-пятнадцать минут, и пред глазами замаячило огромное помпезное здание, выстроенное в псевдоготическом стиле. Или все же это был модерн?

Сквер. Оставалось найти сквер… На площади перед парламентом стояли танки, а вокруг не было ни души. Скверов и всяких прочих зарослей тут хватало, деревья и кустарники еще не все облетели, щеголяя желто-красной листвой. Было тепло, но пасмурно, однако невдалеке за деревьями мелькнул вдруг синий кусочек неба. Хотя… какое там небо? Слишком низко для неба…

Бог ты мой! Да это же… Мотоцикл! Очень-очень знакомый. Бело-синяя «Паннония» с коляской в форме космической ракеты!

Но, черт побери, как?!

Впрочем, рассуждать было некогда. Еще не совсем представляя, что делать, Аркадий подошел к мотоциклу. Раззявы! Даже ключи оставили… Ну так а кого им бояться-то? Все воры-угонщики попрятались поди…

Осматриваясь, Иванов напряженно прислушивался. И вдруг услышал стон. Слабый такой, еле слышный. Рядом, в зарослях…

Четверо в кожаных куртках. Двое парней и две девицы. Одна – та самая пухленькая, с пирсингом, а вот другая… В другой, к ужасу своему, Иванов узнал черную жрицу Вильфриду! Так вот чья тень мелькнула тогда в могиле, вот кто пробирался, следил…

Впрочем, удивляться сейчас было некогда. Вся эта дружная компания не просто стояла, а активно действовала, привязывая к стволу дерева… красавицу с жемчужными волосами! Вернее, уже привязали. Кто-то из парней грубо сорвал с пленницы рубаху – все ту же, германскую. Обнажилась спина, засиял под левой лопаткою красно-черный круторогий бык!

Черная жрица Вильфрида выхватила из-за пояса обломок меча. Тот самый обломок клинка Аттилы, клинка Зла… Вот чьи люди этот обломок выкрали! Или она сама? С самой сладострастной ухмылкой жрица острием провела по спине пленницы красную кровавую полосу. Девушка дернулась, застонала – рот ее был забит кляпом.

– Дона-а-ар! – подняв голову к небу, дико зарычала Вильфрида.

Резко сверкнула молния. Раскаты грома прокатились над Дунаем, холодным и серым…

– Дона-а-а-а-ар!

Во вспышке молнии сверкнул поднятый к небу клинок… обломок… Можно ли таким взрезать спину? Вполне… «Кровавый орел»… Мучительная, жуткая казнь!

– Дона…

Иванов выстрелил почти не целясь. Пуля угодила Вильфриде в бок, ведьма упала в траву, выпустив из ослабевшей руки обломок меча Аттилы.

Остальные – парни и пухлая девка – тут же попрятались, разбежались по сторонам, и вторая пуля улетела «в молоко». Третья же кому-то досталась, судя по стону…

В ответ прозвучал выстрел.

– Стоять! Хальт!

Черт! Снова патруль… Их только и не хватало.

Хотя… За деревьями вдруг показалась знакомая черная «Татра»! Из салона выскочили вооруженные автоматами люди – майор Дьюла Фаркош и трое его бойцов. Уж лучше бы патруль…

– Ну, теперь пойдет веселуха… Бежим!

Иванов едва успел развязать возлюбленную. Кляп она выплюнула сама, да еще успела подобрать валявшийся в пожухлой траве обломок. Вот ведь самообладание у девчонки! Что значит школа КГБ!

Завидев салашистов, парочка мгновенно юркнула в кусты, к «Паннонии». Позади раздалась автоматная очередь…

– Аркаш!

– Живо в коляску!

Успели в последний момент! Аркадий дернул ногой стартер, бросив запрыгнувшей в коляску девчонке сумку с мечом. Поехали! Покатили! С ветерком…

– У тебя там…

– Меч!

– Тогда нам к Цепному мосту. Аркаш, жми!

– Да я уж…

Едва не опрокинувшись, Иванов выкатил на набережную и прибавил скорость. Вон он, Цепной мост, он же – мост Сечени. Совсем рядом.

Странное это было зрелище! Впереди мчалась «Паннония» с растрепанным парнем и полуголой девчонкой в коляске, за ней – двое в черных шлемах на спортивных байках, далее – черная футуристическая «Татра» с фашистами майора Фаркоша. А за ними еще вывернули два патрульных «газика» с красными звездами на дверцах! Мало того, перевалив через трамвайные пути, наперерез двинул ЗИЛ-157 с полным кузовом солдат! Та еще кавалькада, черт побери. Не те прищучат, так эти…

Ехали. Стреляли. В темно-синем небе сверкали молнии.

– На мост! На мост, скорее…

Свернули. Заехали.

– Стой! – резко скомандовала Эльвира.

Иванов послушался, увидев впереди танк! Ка-ак сейчас пальнет из пушки… Впрочем, достаточно и пулемета, вполне…

Выбравшись из коляски, Эльвира вскочила на парапет моста. С развевающимися жемчужными волосами, полуголая, в одних узких древнегерманских штанах. Обернулась, подогнала грозно:

– Ну, чего ждешь-то? Прыгаем! Мечи у меня. Здесь, под мостом, еще одна могила…

Что ж, пожалуй, только это и оставалось. Куда ни кинь, везде клин.

– Ну, блин…

Снова сверкнула молния, осветив мост и реку. Аркадий перекрестился, и влюбленные, взявшись за руки, прыгнули с моста вниз, в холодные воды Дуная…

* * *

– Ах, милый, что это ты хочешь купить? Рваные американские штаны? Это… это я буду носить? Вот эту рвань, с дырками?

– Это ж самый писк!

– Нет уж, сам такие носи! Хорошо, пусть будут американские штаны… Но хоть не рваные!

– Ладно, как скажешь… Может, вот эти возьмем? Мерить будешь?

– А как же! Вон и кабинка, идем.

Их спасли речники с пристани. Втащили в катер и потом долго отогревали горячим чаем… и кое-чем покрепче. Лишние матросские робы для «почти что утопленников» тоже нашлись.

У беглецов первое время зуб на зуб не попадал, но потом ничего, оклемались. Даже не простудились – наверное, помогла палинка. Или паприкаш – кушанье с красным жгучим перцем.

Речники же позвонили Лехе Луноходу – хорошо, Иванов его номер телефона наизусть помнил. А и не помнил бы, так пешком бы добрались. Прямо так, в робах, чего там!

В Лехиной бестолково огромной однушке напротив гостиницы «Астория» Эльвира первым делом навела порядок, а уж потом парочка занялась шопингом. Так и гуляли, пока Луноход «делал» девчонке паспорт, да пока ждали самолет. На модной улице Вису купили Эле джинсы и куртку, потом зашли перекусить… в хард-рок кафе. Иванова почему-то именно туда потянуло.

Эля таращила глаза:

– Ой, это что за демоны на фотографии?

– Это «KISS», милая. Группа такая. Американская.

– А, тогда понятно… Ох, скорей бы в Союз, Аркаш! Я так по родному соскучилась.

– Говори «Россия», милая. Говори – «Россия»!

Придя домой, принялись собираться. Усевшись на кухне, напротив комнаты для холодильника – была в Лехиной квартире и такая! – Аркадий лениво покрутил настройку стоявшего на подоконнике радиоприемника.

Одна из местных станций передавала какую-то знакомую мелодию. Шаролта Залатнаи. «Зачем нужно забывать?»

1 Стоять, руки вверх! (венг.)
Читать далее