Читать онлайн Игры патриотов бесплатно

Часть 1

Пролог

Паспортный контроль в аэропорту Домодедово Фархат прошёл быстро. Вместе с большой толпой не выспавшихся, растерянных мужчин, прилетевших в Москву из Душанбе на заработки, он вышел в зал прилета. Там сразу заметил человека с большой табличкой, на которой был нарисован ярко‑красный логотип известной всему миру газированной воды, и направился к нему. Перекинувшись парой фраз, они прошли к выходу. Уже через пять минут выехали со стоянки на сером минивэне и помчались к своей цели.

– Часа за три доберёмся, – попытался завязать разговор водитель.

Но Фархат, разглядывающий в окно непривычный пейзаж, ничего не ответил, и дальше всю дорогу они ехали молча.

Вчера ему исполнилось пятьдесят пять. В небольшом таджикском горном поселке, где он родился, его семья в местном совхозе была в привилегированном положении. Отец, дед и прадед были пчеловодами, и он, закончив восемь классов, из дома переехал работать в горы на пасеку, откуда его забрали в Советскую армию. Полгода новобранцев учили ходить строем, правильно заправлять кровати и один раз дали выстрелить из автомата. Сразу после такой подготовки Фархата отправили воевать в соседний Афганистан.

К моджахедам он ушёл сам, не выдержав издевательств  старослужащих. Из одной армии он попал в другую, где всё было гораздо серьёзнее. Его опять направили на обучение. Теперь в Пакистан. Там он освоил сразу несколько воинских специальностей. От связиста до минёра-подрывника.

Три года он воевал против своих бывших сослуживцев. А когда СССР вывел войска из Афганистана и вскоре распался, Фархата отправили учиться в другую страну, но теперь не воинскому делу, а богословию. Но оказалось, что солдат из него получился лучше, чем проповедник, и поэтому, закончив обучение, Фархат продолжил воевать в разных странах. С небольшими перерывами его служба длилась несколько лет.

В начале двухтысячных он был тяжело ранен в Ираке. После ранения восстанавливался на средиземноморском курорте, где был задержан американцами и тайно переправлен в тюрьму на военной базе Гуантанамо.

Год назад Фархата неожиданно освободили. Сами же американцы перевезли его на военном самолете в Афганистан. Там с ним опять ежедневно – с утра до позднего вечера – занимались различные военные специалисты. Он прошёл ускоренные курсы русского языка, который уже почти забыл. Прослушал лекции о современном политическом устройстве России. Освоил работу с российским оружием и техникой. И главное, обучился навыкам ведения боя в городских условиях.

После этого Фархат получил задание: прибыть в Россию, быстро освоиться, войти в контакт с заранее подготовленными людьми и организовать захват одного небольшого города в двухстах километрах от Москвы. Потом удерживать его как можно дольше для проверки того, как сможет среагировать на это российская армия и полиция.

Для выполнения этой миссии три дня назад он перешел афгано-таджикскую границу. Получил новые документы, билет на самолёт и рейсом Аэрофлота долетел до Москвы, где его и встретил водитель с ярко‑красной табличкой.

 Глава 1

О том, что зонт остался дома, Алексей вспомнил, когда пошёл дождь. Он с грустью посмотрел на небо и понял, что это на весь день. Возвращаться домой уже не было смысла и оставалось лишь ускорить шаг.

«Главное – пробежать эту часть дороги вдоль набережной, – подумал он. – Здесь бы и зонт не помог».

Резкий порывистый ветер, разогнавшись над рекой, холодными каплями дождя хлестал по лицу и срывал листву с пожелтевших деревьев. А только вчера яркое солнышко вселяло надежду, что лето ещё не кончилось и впереди много теплых дней.

Неожиданно на перекрестке рядом с ним остановился большой чёрный автомобиль, и сквозь стекло Алексей увидел за рулём своего бывшего однокурсника, который приветливо махал рукой, предлагая подвезти.

Лёша быстро забрался в тёплый, пахнущий кожей и дорогими духами салон автомобиля. На переднем сиденье рядом с приятелем сидела его жена: очень крупная и серьёзная женщина. Она работала на том же заводе, что и Алексей, но видел он её очень редко. Здание управления находилось в другом конце завода, а те, кто там работал, считали себя местной аристократией – по территории не ходили и в заводской столовой не обедали.

– Ты столько лет проектируешь реактивные самолеты, а сам всё пешком ходишь, – вместо приветствия весело сказал приятель. – Может тебе чем‑нибудь другим заняться? Давай ко мне работать приходи. Уж точно денег побольше будет.

Алексей обратил внимание, как после этих слов женщина медленно и важно повернула голову и с пренебрежительной усмешкой посмотрела на супруга.

Лёша хорошо знал, что предприятие его однокурсника фиктивное. По документам оно вроде бы занималось проектными работами, но на самом деле всю основную работу делали сами заводские инженеры, а приятель через свою контору лишь выводил деньги, которые завод получал за выполнение этих государственных заказов. Эту схему организовал новый, присланный из Москвы директор завода, а супруга Лёшиного однокурсника была в этой липовой шаражке главным бухгалтером.

– Спасибо, Гена, я уж на старом месте пока поработаю. Мне как‑то  привычнее, – Алексей достал платок, вытер им мокрое от дождя лицо и светлые волосы.

В свои двадцать шесть он всё еще жил с мамой в двухкомнатной хрущевке. Эту квартиру лет пятьдесят назад завод выделил его деду‑токарю, фотография которого до сих пор висела на обветшалой Доске почета у заводской проходной, которую не обновляли со времен СССР.

Детский сад и школа были рядом, но в детстве Лёша больше времени проводил дома. И не только из‑за того, что часто болел, но и потому, что уже в садике по причине маленького роста, чрезвычайной худосочности и неумению за себя постоять был назначен в изгои. Когда он пришел в первый класс, то встретил за соседними партами всех тех, кто дразнил его раньше. Поэтому кроме реальных болезней у него появились придуманные.

Так как больше всего мальчик Лёша любил мечтать и фантазировать, то выдумывать себе болячки и недуги, чтобы не ходить в школу, ему было нетрудно. В первом классе он внушил матери и учителям, что у него не гнутся ноги в коленях. Точнее гнутся, но при этом он испытывает сильную боль. Полгода они ходили по врачам и в школе он почти не появлялся.

В следующем учебном году у него разболелась голова. И так сильно, что учителя и одноклассники забыли, как он выглядит. После того, как местные врачи не смогли найти причину заболевания, его отправили на обследование в московскую больницу.

Однажды Лёша зашёл на кухню и увидел маму, которая сидела спиной к двери, устало опустив локти на стол и обхватив голову руками. При этом плечи у неё мелко дрожали. Он тихо позвал её и, когда она повернулась, понял, что она плачет… Уже утром его ноги выздоровели и перестала болеть голова.

Но тут же Алексей приобрел одну очень реальную болезнь – патологическую правдивость. После этого отношение к нему одноклассников ещё больше ухудшилось. На вопросы учителей, кто организовал те или иные детские шалости и проказы, он всегда отвечал честно, за что был часто бит в школьном туалете.

Единственным человеком, кого он иногда всё‑таки обманывал, была мама. Когда она спрашивала, откуда у него синяки, то он бодро и невозмутимо отвечал, что упал, играя в футбол. И потом мог долго и оживлённо по‑мальчишески рассказывать ей про этот матч, хотя ни в какие игры его никто никогда не брал.

К старшим классам Лёша сильно вытянулся, но оставался таким же худым. Светлые, чуть вьющиеся волосы, голубые, всегда грустные глаза и спокойный характер очень нравились девушкам. Какое‑то время он не обращал на это внимания, но в десятом классе влюбился сам.

До здания управления они подъехали за пару минут.

– Ты не забыл, что тебе надо сегодня заехать в супермаркет? –  спросила Гену жена низким, казалось всегда недовольным голосом, уже открыв дверь автомобиля. – Холодильник пустой. Я тебе список продуктов скину на ватсап, – она поставила ногу на землю и добавила: – И забери мой ноутбук из ремонта. Уже неделю лежит. Ничего от тебя не дождёшься.

– Дорогая, я же тоже тружусь в поте лица, – попытался оправдаться Геннадий.

Алексею было неловко за приятеля. Тот всегда пытался выглядеть перед знакомыми независимым мачо. Посещал спортзал, ездил на охоту, хорошо и дорого одевался. Всегда имел в запасе пару анекдотов. Но сейчас он выглядел обычным мужем‑подкаблучником.

Супруга молча вышла из машины и закрыла дверь. Потом, подумав секунду, открыла ее и, не обращая внимания на Алексея, прошипела:

– Знаю я, на ком ты трудишься в поте лица и на кого деньги тратишь. Смотри, не прекратишь, выгоню из дома и с работы. Будешь нищим, как вот этот… твой, – она кивнула в сторону Лёши, вжавшегося в сиденье, – недоделанный приятель.

Когда она, захлопнув дверь, ушла, Геннадий, нервно постукивая холеными пальцами по рулю, пытаясь показать Алексею, что слова супруги его не задели, предложил:

– А может ты сегодня не пойдешь на работу? Возьмём пива, рыбки с креветками. Баню арендуем. Найдём девчонок симпатичных. Их сейчас в интернете «пучок на пятачок», как моя бабка говорила.

– Да неспортивно это… девчонки за деньги. Да и кто меня с работы отпустит? А вот всё остальное как‑нибудь организуем… После зарплаты.

– Ну, звони, не пропадай… – не стал настаивать Геннадий. – Я финансирую. Такой карнавал устроим с танцами на столе, – быстро успокоившись, вальяжно пообещал приятель.

Алексей, вспомнив лицо его супруги, поёжился, то ли вообразив её своей женой, то ли от нежелания выходить под дождь. Потом, собравшись с духом, поблагодарил бывшего однокурсника и выбрался из машины.

Гена приоткрыл в машине окно и с улыбкой спросил:

– А чего у тебя с Настей? Вы встречаетесь?

– Да как-то все… – пожав плечами, ответил Алексей. – В общем‑то, встречаемся, но как‑то всё неопределенно…

– Ты держись за неё, – вдруг очень серьёзно сказал Гена. – Таких девушек, как она, очень мало… А желающих забраться к ней в постель полно. Включая меня…

Рассмеявшись, он, не дожидаясь ответа, закрыл окно и быстро умчался в сторону набережной.

Глава 2

Дмитрий захлопнул крышку ноутбука, резко поднялся из‑за стола и подошёл к окну.

«Вот и ещё один герой попался. Революционеры мамкины…» – подумал он, но вместо удовлетворения от удачного завершения дела, почувствовал лишь досаду. Он попытался понять, откуда взялось раздражение. Промелькнула мысль, что это связано с работой, но через секунду вспомнил, как утром, когда выходил из дома, от его простого вопроса «какие планы на день», резко покраснела жена Маша. Он так и ушёл, не дожидаясь ответа.

Сейчас Дмитрий не мог понять, что нашёл в этой девушке. Первое время ему очень нравился её маленький носик, всегда широко раскрытые зелёные глаза, вызывающе вздернутая, вечно влажная верхняя губа, и главное, постоянная готовность удивляться всякой ерунде и играть роль глупой девочки. Чтобы он не рассказывал, она слушала так восторженно, будто он говорил о великом открытии, которое совершил ради неё.

Но после свадьбы она изменилась. Милая симпатичная девушка превратилась в расчётливую, постоянно недовольную сварливую женщину. По всей видимости, до свадьбы она была убеждена, что сотрудники ФСБ живут гораздо богаче, а теперь считала себя чуть ли не обманутой.

Дмитрий надеялся, что если у них появится ребенок, то Маша изменится. Но она даже слушать об этом не хотела. «Мы ещё сами не пожили как следует и такую кабалу на себя вешать», – раздраженно говорила она, как только он затрагивал эту тему.

Почти каждый вечер она твердила, что квартира их слишком маленькая, машина слишком старая. Что ей приходится на всём экономить. Покупать дешёвую еду и убогую одежду. А все её подруги вышли замуж за нормальных мужиков, которые зарабатывают столько, что их жены ни в чём не нуждаются. Она была настолько убедительна и настойчива, что Дмитрию ничего не оставалось, как поверить в свою виновность.

Но недавно его отношение к ней резко изменилось. У Дмитрия была собака: старый пёс, которого он завёл задолго до того, как познакомился с будущей женой. Тогда ещё были живы его родители. Собака напоминала ему о тех счастливых временах, когда утром мама будила его в институт, кормила завтраком, а отец‑пенсионер в это раннее время уже собирался в гараж заниматься своей любимой старой «Волгой».

Почему-то жена и собака сразу невзлюбили друг друга.

– Твой пёс меня ненавидит, – жаловалась Маша. – Лежит целый день и смотрит на меня, как будто я без спроса влезла в его дом. Так и кажется, что сейчас набросится. Его уже давно пора усыпить: от него только шерсть и блохи по всей квартире.

Как-то раз, после одного похожего разговора, Дмитрий вернулся с работы и не услышал радостного лая своей собаки. Маша объяснила, что пес куда‑то убежал во время прогулки.

Это произошло месяц назад. Поиски собаки не дали никаких результатов. После этого случая он первый раз посмотрел на Машу не как любящий муж, а беспристрастным взглядом сотрудника серьёзной организации. Но окончательно разобраться в своих чувствах Дмитрий тогда не захотел или побоялся. А вскоре его неожиданно перевели в другой отдел и появились другие проблемы.

Теперь ему надо было отслеживать все, что происходит в социальных сетях. Для этого необходимо было самому писать провокационные статьи и отслеживать реакцию читателей и их комментарии. Первое время он не очень понимал своей задачи. Поэтому через пару недель его вызвал начальник и разъяснил, что Дмитрию в месяц необходимо заводить как минимум десять дел на выявленных в сети экстремистов. Иначе его просто уволят.

– За всеми идеями стоят обычные финансовые интересы разных людей и огромные деньги. Все эти социализмы, капитализмы, демократии – лишь повод и прикрытие… Красивая идея почти никогда не вызревает в реальные добрые дела и улучшение жизни людей, а скорее наоборот, – наставлял начальник. – Но она всегда требует жертв: обычных глупых ребят, которые готовы пустить под откос весь мир, веря в подсунутые им сказки. И может быть, ты кого‑то вовремя остановишь, – доверительно добавлял он, похлопывая Дмитрия по плечу. – Так что лучше, если ты сам будешь публиковать бредовые идеи с призывами к беспорядкам, чем реальные провокаторы.

Новая сомнительная работа, пропажа любимой собаки, резко изменившееся отношение к жене, которая вдруг в одну минуту стала абсолютно чужим человеком – всё это внесло такое смятение в его размеренную жизнь, что он уже не мог ничего делать.

Чтобы попытаться хоть как‑то разобраться во всех этих переменах и с кем‑нибудь посоветоваться, он решил проведать хорошего приятеля, с которым познакомился в Академии ФСБ, когда проходил очередную переподготовку. Тот, выписавшись из госпиталя, после ранения долечивался дома, и Дмитрий со стыдом вспомнил, что давно хотел к нему зайти. Постучав по карманам, достал из кармана телефон и договорился о встрече.

Дверь открыл сам Николай. На мгновение в дальнем конце коридора появилась его жена – высокая красивая женщина с русой косой. Увидев, что это пришёл приятель мужа, вежливо улыбнулась, кивнула головой и опять скрылась в комнате.

Коля встретил гостя в инвалидной коляске, на которой разъезжал по квартире. Для Дмитрия это было полной неожиданностью.

– Я думал, ты уже поправился и скоро на работу, – немного растеряно пробормотал он.

Николай посмотрел на него из‑под густых бровей очень внимательно, но ничего не ответил и жестом пригласил на кухню. За время болезни он успел отрастить длинные чёрные волосы, которые расчесывал на прямой пробор и маленькую клиновидную бородку. Поэтому теперь был похож на монаха‑затворника.

– Пойдем почаёвничаем. У меня чай шикарный – разнотравье. Нервы успокаивает и вообще полезно. Да и ты, смотрю, с тортиком, – рассмеялся он, показывая на сверток в руках гостя.

На кухне, оформленной в стиле русской избы, было тепло и уютно. В середине стоял большой стол, накрытый белой льняной скатертью с красным орнаментом по краям. Над ним кованая люстра с лампами в виде свечей. По бокам вдоль стен, на которых висели иконы, поместились два деревянных дивана с кучей ярких расшитых подушек. Всё это напомнило Дмитрию детство, когда единственный раз мама привезла его в деревню к бабушке.

– Здесь русский дух, здесь Русью пахнет… – улыбаясь, процитировал он.

– Скоро русский дух только и останется в книжках и музеях, – заметил Николай и вкатился вслед за гостем на кухню. – Ты садись, где тебе удобнее, а я сейчас все организую.

– Может помочь? – всё ещё чувствуя себя неловко, спросил Дима.

– Я справлюсь, – твёрдо ответил приятель и как‑то нервно, и раздраженно пожал плечами. Он достал несколько чашек и тарелок. – Порежь пока свой тортик, –  попросил хозяин дома и протянул нож. – Я слышал, тебя на работе повысили? – вроде бы между делом поинтересовался Николай.

– Да нет, перевели в другой отдел. Я ещё сам не разобрался, что за работа. Но пока что‑то мне не нравится. Вроде как штатный провокатор для выявления диванных революционеров, а в сущности наивных пацанов, которые просто верят в какую‑то выдуманную несуществующую справедливость.

Дима развязал бечёвку на коробке с тортом, снял картонную крышку, посмотрел на розочки из крема и с сожалением произнёс:

– Лучше бы я водки взял.

– У меня есть, – ответил Коля, чуть отъехал назад к холодильнику и достал оттуда бутылку простой «Столичной», колбасу, банку рыбных консервов и несколько свежих сочных помидоров.

Через полчаса, после того, как они выпили по несколько рюмок, разговор вернулся к работе.

– Я не очень понял, чем ты сейчас занимаешься. Что это за диванные революционеры, которых ты выявляешь? – спросил Николай, откинув спадающие на глаза волосы.

Дмитрий, хотя и был уже немного пьяным, заметил, что приятель спросил это только для того, чтобы самому наконец высказать то, что в нём давно накипело, и поэтому ответил коротко:

– Да я и сам не очень понимаю. Мне кажется, что все эти бунтари – обычные малолетки прыщавые, которым бабы не дают, потому что у них ни денег, ни внешности, ни мозгов. Сам таким был… – Дмитрий вспомнил жену и подумал: «А может таким же оленем и остался». – Гормоны бушуют, секса нет – виновата власть. Пройдет с возрастом, – добавил он.

– Вот и я о том, – начал Николай, еле дождавшись, пока приятель договорит. – Кто‑то у нас наверху совсем от страха голову потерял. Вместо того, чтобы заниматься реальными террористами, которые давно уже здесь, рядом с нами, устроили охоту за всякими задротами… Думаешь, меня ранили где‑то в горячей точке? Да нет, у нас в районе! – Николай повернулся к холодильнику, открыл дверку и, видимо, не найдя того, что искал, резко её захлопнул. – Поставили нас на усиление к гаишникам, – продолжил он, глядя в окно. – Они остановили машину, спросили документы, а оттуда из калаша без всяких разговоров… полный рожок. Двух ментов наглухо и меня в бедро, чуть ниже жилета. И ведь не поймали их… Они по газам и умчались… Машину сожгли, а сами растворились в тумане.

Николай разлил по рюмкам остатки водки и без промедления, не дожидаясь приятеля, выпил.

– Врачи мне врут: скоро будешь бегать… завтра, послезавтра… А я съездил к частнику, тот сказал, – Коля сильно стукнул ладонями по большим колесам своей каталки, – это навсегда…

– Может это просто бандиты местные стреляли? – предположил Дмитрий. – Сейчас идиотов полно.

– Ты что думаешь, я местного от заезжего не отличу? – почти выкрикнул Николай. – Да я десять лет этих чертей по горам гонял. А теперь они все здесь. И я абсолютно уверен, что их здесь наши же власти и крышуют…

– Властям-то это зачем? – недоверчиво спросил Дмитрий.

– Зачем? – Николай посмотрел на приятеля абсолютно трезвыми, но злыми глазами. – А вот если вдруг не твои малолетки, а взрослые разгневанные мужики на улицу выйдут недовольные тем, что им свои семьи кормить нечем? Да еще и со своими злыми бабами… Думаешь, полиция их разгонять будет? Сомневаюсь… Вот тогда эти гости и понадобятся.

Домой Дмитрий шёл думая, что, скорее всего, эти безумные предположения появились у Николая из‑за ранения. Но всё равно ему было стыдно и за то, что он живой и здоровый, и ещё за свою работу, сомнения о нужности которой стали еще сильнее.

Глава 3

– Здравствуй, уважаемый, – услышал Дмитрий за своей спиной голос с сильным восточным акцентом.

Тут же вспомнив недавний рассказ Николая о террористах, резко обернулся, как‑будто и впрямь ожидал увидеть на главном проспекте родного города бородатого боевика с автоматом на плече. Но рядом с ним стоял сильно замёрзший и растерянный пожилой мужчина в легкой серенькой куртке. В его худощавой склонившейся фигуре чувствовалось уважение к собеседнику, готовность услужить и оказаться чем‑нибудь полезным. Только чёрные узкие глаза смотрели изучающе и без всякого подобострастия.

– Чем могу помочь? – немного грубовато спросил Дмитрий.

– Я, брат, только из Душанбе приехал, мне надо в какой‑то центр для иностранцев срочно попасть, а где он находится, никто не знает, – произнес мужчина. – Да и какой я иностранец, если я в СССР родился…

– Это вам на автобус надо… Вон там остановка, – Дмитрий показал рукой на заклеенный рекламными картинками стеклянный павильон.

Он все еще думал о рассказе Николая, поэтому, сам не желая того, смотрел на гостя недоброжелательно. Ему не хотелось ничего объяснять и, чтобы не продолжать разговор, Дмитрий повернулся и быстро пошагал в сторону своего дома.

Пожилой мужчина, еще более растерявшись, оглядывался по сторонам, не зная, что ему делать. В этот момент к нему подошла молодая пара, которая слышала разговор. Высокая красивая девушка в голубой спортивной куртке поздоровалась и спросила:

– Вам, наверное, в миграционный центр надо, чтобы зарегистрироваться?

Мужчина радостно закивал головой.

– Да-да. Мне так сказали. А дорогу не говорят.

Девушка повернулась к своему спутнику, убрала со лба прядь длинных светлых волос, выскочивших из-под берета, и спросила у него:

– Лёшенька, разве ему нужно на автобус? Это же на Садовой?

– Нет, конечно, автобус не нужен. Это совсем рядом, – ответил молодой человек. Он тоже ёжился от холода и пытался спрятать подбородок в длинный серый шарф, обмотанный вокруг шеи. – Вам надо пройти по этой улице до светофора и повернуть направо. А там до реки. И на набережной за железным забором увидите красное кирпичное здание, – объяснил Алексей прохожему. – Там много ваших земляков на улице, так что не пропустите.

– Вот спасибо, дорогой. Какая у вас жена красивая и добрая. И детишки, наверное, красивые. Дай вам бог здоровья.

Фархат ещё раз поблагодарил ребят и пошёл по улице. Он прекрасно знал, где находится миграционный центр. Карту города он досконально изучил и запомнил еще в Афганистане. Ему просто хотелось поговорить с местными жителями, чтобы узнать их получше.

Собственно, и в сам миграционный центр ему было не нужно. Все необходимые документы ему выправили люди, у которых он остановился. Его больше интересовало здание отдела полиции, которое находилось рядом с этим центром.

– А интересно, какие бы у нас были дети? – задумчиво произнёс Алексей, когда они отошли от незнакомца. – Вот если бы они были похожи на тебя, то точно красивые.

– Ну и на тебя в институте все девушки заглядывались, – Настя не хотела говорить о детях, поэтому решила сразу перевести разговор. – Я даже и не верила, что у меня есть какие‑то шансы, – добавила она с улыбкой.

– Не выдумывай, – Алексей чуть покраснел от лести, хотя прекрасно понимал, что Настя сильно преувеличивает его мужскую привлекательность. Со своим материальным положением, которое легко можно было определить по потрёпанным китайским кроссовкам, в которых он ходил почти круглый год, и по дешевому телефону с разбитым экраном, Лёша никогда не интересовал своих однокурсниц. – Я и сейчас, через столько лет, так и не понимаю, почему ты на меня внимание обратила.

Настя остановилась. Она была почти одного роста с высоким Алексеем. Такая же худая, как он. И может быть, для молодой девушки это было бы большим плюсом, если бы не какая‑то нескладность и угловатость во всей её фигуре. Многие знакомые говорили им, что они больше похожи на брата и сестру, чем на влюбленных.

Ещё в детстве в школе Настя всегда была выше всех ровесников и очень этого стеснялась. Ей казалось, что они смеются над её тонкими ногами и длинными руками. Когда у всех девочек уже начали оформляться женские формы, она продолжала оставаться долговязым худосочным подростком. Из-за этого она всегда сутулилась, прятала руки в карманы, потому что не знала, куда их деть, носила неяркую и объемную одежду, которая скрывала её худобу. И даже в теплое время одевала по несколько колготок, чтобы ноги не выглядели такими тонкими.

Сейчас она смотрела на Алексея, прекрасно понимая, что он влюблён в неё по уши и будет любить всю жизнь. Только что ей со всем этим делать, она не знала.

– Помнишь, ты на втором курсе на каком‑то студенческом собрании обвинил нашего декана в том, что он берёт взятки? – спросила Настя. – Этот старый похотливый мерзавец за два дня до этого пытался с меня тоже взятку получить… – тихо сказала она, глядя на витрину магазина, мимо которого они шли, – только не деньгами. Тогда уже все в институте знали и про взятки, и про домогательства, но молчали… А ты не испугался, – она рассмеялась и повернулась к Алексею. – Вот тогда ты мне и понравился. Красивый, умный и, главное, смелый, – Настя наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Столько лет прошло… – чуть отодвинулся от нее Леша, решив сегодня для себя всё выяснить. – Так почему тогда у нас нет красивых и умных детей? – ещё пять минут назад он и не думал, что спросит об этом, но слова приезжего невольно подтолкнули к откровенному разговору. – Почему мы не муж и жена?

Настя взяла его под руку и потянула за собой вдоль бульвара. Она ответила не сразу. Пытаясь оставаться весёлой, произнесла:

– Сегодня прямо‑таки вечер воспоминаний… Мне кажется, мы свой шанс прошляпили, – вдруг честно выпалила  она.

– Это как? Когда? – растерялся Алексей.

– Когда ты ко мне в деревню приезжал.

На последнем курсе института, когда все готовились к госэкзаменам и дипломным работам, Лёшина мама узнала о серьёзных отношениях её сына с Настей.

Для неё, для матери, которой пришлось в одиночку воспитывать очень болезненного ребенка, он стал смыслом существования. Ничего другого у неё не было. И когда она представила, что ей придется своего любимого сыночка делить с кем‑то еще, на неё напал страх. Чтобы успокоиться, она решила в тайне от сына встретиться и поговорить с девушкой, чтобы узнать её получше и тем самым попытаться унять свою материнскую ревность.

Но получилось все наоборот. После первых минут разговора Лёшина мама почувствовала, что Настя, несмотря на свою доброту и приветливость, обладает очень твердым характером, и ни с кем Алексея делить не намерена. Их встреча, начавшаяся с улыбок и взаимных комплиментов, закончилась непониманием и раздражением. В результате, мама, посчитав себя оскорбленной, ушла, даже не попрощавшись.

Настя, у которой и в голове не было её обидеть, сразу же позвонила Алексею и рассказала о произошедшем, ожидая, что он её поддержит и будет на её стороне. Но Лёша начал мямлить, что мама очень одинока, что надо отнестись к этому с пониманием и нужно обязательно ей перезвонить и извиниться непонятно за что. В результате Настя бросила трубку и в этот же день уехала в деревню к бабушке.

Алексей нашел её через три дня, выпытав адрес у её подруг. В деревне они провели вместе почти две недели и это были самые замечательные дни в их жизни. Там было всё будто создано для влюбленных. Первые по-настоящему тёплые солнечные дни, река с песчаным пляжем и берёзовой рощей вдоль тропинки, лавочка в палисаднике под цветущими вишнями, где они целовались по вечерам, не обращая внимания на комаров и, главное, старый сеновал, на котором они занимались сумасшедшим сексом. Лёша и сейчас прекрасно помнил, как кружилась голова, и как ему казалось, что они взлетают с сеновала куда‑то под облака и парят над деревней и рекой, как шагаловские влюбленные.

– Почему именно тогда? – переспросил он. – И как мы его прошляпили?

– Потому что, если бы тогда ты мне сделал предложение, то я бы согласилась, – опустив голову, ответила Настя.

– Но мы же еще учились. Ни денег, ни жилья…

– Зато была любовь и уверенность, что всё получится.

– А сейчас?

– Понимаешь, Лёша. Мы повзрослели и на многое стали смотреть по-другому. Тогда ты думал, что у нас нет ни жилья, ни денег, а теперь об этом думаю я, – Настя горько усмехнулась. – Я – женщина, а значит, дай бог, когда‑нибудь стану матерью. И мне хочется, чтобы мои будущие дети ни в чём не нуждались, чтобы получили хорошее образование…

В этот момент перед ними остановились два сильно выпивших парня, и один из них, подойдя вплотную к Алексею, гнусавым голосом прохрипел:

– Эй, фраер! Поделись рублями с правильными пацанами. И не жмись, а то еще и бабой придется делиться.

Алексей похлопал по карманам, достал бумажник и хотел уже вытащить оттуда какие‑то деньги. Но неожиданно в руке Насти оказался нож и она громко и грубо выкрикнула:

– Я тебе сейчас яйца прямо здесь отрежу, пидрило грёбаный! Ну‑ка, свалил с дороги!

Она так близко поднесла острие ножа к лицу гнусавого парня, что тот попятился и, споткнувшись о бордюр, нелепо упал.

– Что развалился? – продолжала наступать Настя, пнув парня ногой. – Мухой вскочил и слинял отсюда!

Второй парень быстро помог встать своему приятелю и они, непрерывно оглядываясь, быстро перешли на другую сторону улицы. Прохожие, сначала с любопытством наблюдающие, чем все это закончится, равнодушно двинулись дальше по своим делам.

Настя, возбужденная и дрожащая от волнения, глубоко и быстро дыша, сложила нож и убрала его в карман куртки.

– Ненавижу этих… – она не договорила и обняла Алексея. – Уезжал бы ты отсюда. Ты же талантливый инженер. Тебя в любой стране в любую фирму возьмут. И денег заработаешь, и делом любимым будешь заниматься… А здесь… Здесь скоро нормальных людей не останется.

Алексей ошеломленно смотрел на свою спутницу. Даже для него её поступок было неожиданным. Чтобы скрыть появившуюся неловкость, он решил прямо сейчас рассказать ей, чем занимался последнее время. Что стало для него очень важным. Чем в глубине души он мечтал её поразить, показав себя с новой неожиданной стороны.

– Хотел с тобой поделиться новостями: я материал собрал по грандиозным хищениям на нашем заводе. Теперь хочу в полицию передать и для верности где‑нибудь опубликовать, – сказал он будто о пустяке, но надеясь увидеть в её глазах искреннее восхищение.

Настя чуть отодвинулась, с грустью посмотрела на него и произнесла:

– Бросил бы ты это дело… Пусть все живут как хотят. Не надо что‑то кому‑то доказывать и объяснять. Люди разные. Что для тебя неприемлемо, для других – мечта всей жизни. Никого не переделаешь, а врагов наживешь.

Девушка заметила, как расстроился от её слов Алексей. Он, видимо, рассчитывал на её поддержку, но утешать его она не стала.

– Уезжай, Лёшенька. А я к тебе приеду. Ты там чуть освоишься, и я приеду.

Алексей действительно очень расстроился. «Наверное, не надо было ей сейчас говорить. Не вовремя… Вот когда бы всё у меня получилось, и она об этом узнала от других, то тогда все выглядело бы гораздо лучше», – подумал он. Ведь, собственно, все это он и затеял ради неё. Какое‑то время назад он понял, что их отношения стали чуть холоднее, что Настя чаще грустит, чем смеётся. У неё стало много каких‑то своих дел, о которых она ничего не рассказывала. Поэтому Лёша решил, что любовь надо спасать, а для этого сделать что‑то неординарное.

Алексей прекрасно понимал, что большинство знакомых, включая Настю, считает его слишком добрым и мягким. Абсолютно неподготовленным к жизни. А по мнению коллег на работе, его удел – быть вечно подающим большие надежды инженером‑неудачником.

Его расследование должно было всё изменить.

Конечно, не только желание удивить Настю подтолкнуло его к этому делу. То, что творилось на его родном заводе, давно уже вызывало у работников предприятия злость и обиду. Люди знали о воровстве, о том что деньги, которые выделяются из бюджета на их оборонное предприятие, через разные фирмы-одноневки выводятся непонятно куда и оседают где-то заграницей. Рабочие в цехах обсуждали это между собой, но этим всё и ограничивалось. Алексей решил вынести эти разговоры из курилок и кухонь, чтобы привлечь всеобщее внимание и даже, может быть, попытаться что-нибудь изменить.

*****

Фархат пару раз обошёл все переулки вокруг здания отдела полиции, находившегося в бывшей усадьбе какого‑то купца, вероятно любившего с чашкой чая в руках со своего большого балкона по утрам любоваться рекой, по которой ходили его корабли.

Здание почти не охранялось и при внезапной атаке захватить его будет нетрудно. А потом можно будет легко организовать долговременную оборону. Прямо перед входом через дорогу река. Слева и справа широкие скверы почти без деревьев. Открытые пространства не позволят укрыться тем, кому придётся отбивать бывший купеческий особняк. Зато захватившим, за почти метровыми стенами, укрыться будет очень легко… Лишь сзади, почти вплотную к зданию полиции, примыкали два трёхэтажных дома, в которых размещался дом ветеранов. Но что делать с этими домами, Фархат уже решил.

Довольный своими наблюдениями он пошел домой. На том месте, где он спрашивал дорогу к миграционному центру, его остановили незнакомые ребята.

– Ей, чурка деревенская, денег пришли пацанам. Быстро и без шума.

Фархат даже не сразу понял, чего они хотят. За свою жизнь он был во многих странах, но чтобы днём в центре города на него напали грабители – с ним никогда не случалось. Он мог и без оружия легко справиться с этими, пахнущими кислым алкоголем и затхлым потом, горе‑вымогателями. Но решил, что проще отдать им немного денег, чтобы не привлекать к себе внимания. Фархат вспомнил то время, когда еще жил в СССР и рассмеялся, представив, как он в своем посёлке пытается отнять деньги у какого‑нибудь пожилого человека.

– Что ржёшь, гнида черножопая? – пряча в карман джинсов протянутую купюру, грубо спросил тот, которого недавно Настя посадила на асфальт.

– Извините, пожалуйста, это я от страха, – ответил Фархат, учтиво согнувшись и пряча улыбку и презрительный взгляд.

Глава 4

– Как же ты по улицам в таком виде ходишь?

Блогер, пообещавший Алексею опубликовать в своём раскрученном блоге его материал о воровстве на заводе, выглядел более чем экстравагантно. Даже в самом продвинутом ресторане города, где они с Алексеем договорились встретиться, на него оглядывались почти все посетители.

Малиновый кардиган из грубой шерсти с вырезом чуть ли не до пупка, надетый на голое тело, на котором от разноцветных татуировок не осталось свободного места; красные кожаные штаны, заправленные в белые остроносые сапоги; блестящие цепи, огромные серьги, кольца на всех пальцах; явно крашеная чёрная борода и бритая голова делали его похожим то ли на пирата затонувшего корабля, то ли на участника карнавала сексуальных меньшинств.

– Я сейчас на Садовом проспекте в обычном виде прогуливался, и то на меня гопники наехали, – добавил Лёша, чтобы объяснить свой вопрос.

Они были знакомы только по переписке и в реале встречались первый раз. Алексей даже не знал, как настоящее имя парня. В интернете тот называл себя «отец Жозеф».

– Да я и не хожу нигде, – улыбнулся блогер очень добродушной, без намёка на какое‑либо превосходство, улыбкой. – Ну, а вообще‑то у меня водитель и охранник. А так, да… Наверное бы отхватывал по голове на каждом перекрёстке, – рассмеялся он.

– Понятно, – кивнул Алексей. – А как мне к тебе обращаться?

– Жозеф, просто Жозеф. Отец я пока только для своей интернет-паствы.

– Я смотрю паства у тебя большая: пятнадцать миллионов подписчиков.

– Это все пустышки, – брезгливо поморщился блогер. – Толку от них никакого, деньги с ними не поднимешь.

В это время официантка в голубом кимоно принесла на деревянном подносе заказанные фирменные суши. Жозеф, без лишних церемоний, взял пальцами крайний и сразу же отправил себе в рот. Потом, чуть подвинув поднос к Алексею, продолжил:

– Сейчас в интернете блогерством хорошо зарабатывают только мошенники и проститутки. Это или чуть поднаторевшие в обмане бывшие продавцы из колл‑центров, которые учат всяких простофиль, как начать бизнес с нуля и без вложений; или симпатичные девушки без моральных комплексов, называющие себя «секс‑коучами», с набором дополнительных практических занятий за отдельную плату.

– Ты же пишешь о политике и, наверное, неплохо зарабатываешь. И водитель у тебя, и охрана, – без всякой зависти сказал Алексей.

– Чтобы писать о политике, надо иметь крышу из политиков или силовиков, – усмехнулся блогер, – чтобы она прикрывала, финансировала и ставила задачи. Здесь всё на тоненького: шаг влево, шаг вправо – получи уголовное дело.

– Так ты опубликуешь мой материал? – засомневавшись, спросил Алексей.

– Понимаешь, в чем проблема… – Жозеф стал очень серьёзным и посмотрел Алексею в глаза. – То, что ты мне прислал – очень интересно. Но ты наезжаешь не только на своего директора, а на созданную в стране за последние несколько лет хорошо отлаженную систему. А это уже совсем другая война.

– Но ведь каждый день по телевизору трубят, что по всей России возбуждают уголовные дела, и не только на простых директоров, а даже на губернаторов, –  возразил Алексей, думая, что Жозеф набивает себе цену.

– Сажают тех, кого надо. Тех, кто тоже пытается спорить с системой. Но спорят не как ты, ради правды, а чтобы отжать у системы плюшек лично для себя сверх уже отпущенных согласно статусу, – Жозеф опять взял пальцами ролл с красной рыбой, чуть обмакнул его в соевый соус и, задрав подбородок, опустил в рот. Капля соуса попала на бороду, и теперь Алексей не мог от неё оторвать взгляд. – Понимаешь, Лёша, система отсекает покушение на неё со всех сторон. Она как «царь горы», – жуя, продолжал объяснять он. – И левых, и правых, и правдоискателей, и тех, кто решил, что он и сам себе система. Главная задача власти – сохранять устойчивость. И для нас, для людей, это тоже на пользу…

– Ну почему же, если она такая правильная, вокруг столько бардака? – раздраженно спросил Алексей.

– Потому, что и там наверху во власти не Макиавелли и не Ганди, и внизу, здесь вокруг нас с тобой, не подвижники‑бессребреники и не трудоголики. И все вместе – это страна. Наша большая российская семья. Если в семье муж пьет, а жена гуляет… – он, наконец, взял салфетку и промокнул свою бороду.

– Так ты дашь материал? – нетерпеливо повторил вопрос Алексей.

Жозеф в очередной раз изучающе посмотрел на Лёшу.

– Ну, в прямом виде не дам, – ответил он и перевел взгляд на официантку, которая принесла чай. – Я напишу свою критическую статью о твоём материале и в ней дам ссылку на твой журнал. А ты там уж сам определяй уровень тяжести своих обвинений,– официантка ушла, но блогер продолжал смотреть куда‑то в сторону. – Понимаешь, материал хорош, но многие важные люди из‑за него деньги потеряют… А мне моя жизнь дорога. Я столько лет её выстраивал не для того, чтобы сейчас подставиться.

Сказав это, он, будто сбросив с плеч тяжелую ношу, опять повеселел. Жозеф понимал, что после таких слов он уже не выглядит тем несгибаемым борцом с коррупцией, образ которого раскручивал в интернете. Но признавшись в этом Алексею, он будто бы снял с себя ответственность за то, что собирался сделать совсем скоро.

– Когда я начинал, я тоже рисковал. Но рисковал, зная, ради чего это делаю. А вот ради чего ты это делаешь, я не очень понимаю.

– Ну а ты ради чего рисковал? – спросил  Алексей. – Ради денег?

– Одним нужна слава, другим деньги, некоторым самовыражение, – уклонился Жозеф от прямого ответа. – Подумай, что тебе даст эта публикация, потому что жизнь твою она точно изменит. Стоит ли этого твоя правда?

– Ты не ответил на мой вопрос, – настойчиво произнес Алексей. – Деньги?

– Ну, если примитивно, то да, – согласился блогер. – Но деньги – это всего лишь ключ ко всем дверям. А в какую из них войти, ты выбираешь сам… Знаешь, я плохо разбираюсь в науках, но одно я точно усвоил: в одной и той же стране, в одном и том же месте, в одно и то же время существует несколько реальностей. Они все здесь, но не все их видят и поэтому не пробуют что‑нибудь изменить. Одна реальность для бомжа, другая для инженера или мелкого предпринимателя… А есть реальность для избранных. И есть почти никому невидимые порталы между ними. Вот я и хочу с помощью ключа войти в дверь для узкого круга лиц…

Глава 5

– Их женщины одеваются как шлюхи, ведут себя как шлюхи. Они специально унижают своих мужчин. Я не виноват в этой драке, – оправдывался молодой таджик, по лицу которого текла кровь из рассечённой брови, которую он пытался остановить, прижимая носовой платок.

Фархат жил в трехкомнатной квартире с пятью другими бойцами, которые приехали в город раньше его.

– Эта тварь меня специально дразнила. А когда поняла, что она меня совсем не интересует, сказала своему парень, что я назвал ее проституткой… – никак не мог успокоиться потерпевший, мешая своему земляку зашивать рану. – Я вообще ничего не говорил… Их целая толпа… и все пьяные… Я пытался их успокоить, но они решили, что я их боюсь и напали…

– Помолчи пять минут! – строго произнёс зашедший в комнату старший их группы со странным для таджика именем Вилен, которым его назвали родители в честь Владимира Ильича Ленина, но которого все звали Бригадиром. – Дай ему зашить. Кто вообще тебе разрешил туда идти?

– Да я на минутку… только посмотреть, как там внутри… – парень испуганно посмотрел сначала на старшего, а потом на Фархата, который сидел за столом с ноутбуком и, казалось, не обращал внимания на происходящее.

Из квартиры без разрешения старшего выходить было запрещено. А уж тем более заходить в бары и другие подобные заведения. Они должны были изображать обычных бедных строителей‑гастарбайтеров и не привлекать лишнего внимания.

– Мы здесь как в тюрьме, – не успокаивался молодой парень. – Могу я хоть воздухом подышать? Посмотреть, как здесь люди живут?

– Я тебе скажу, как они живут. Цель их жизни – выделиться. Дорогими вещами, развратом и пошлостью. Правильному мусульманину не нужна такая популярность. Если тебе захочется выделиться – выделись добрыми делами, угодными Аллаху и тебе воздастся.

– А если ничего не будет? – тихо процедил парень.

– Чего не будет? – переспросил его Бригадир.

– Ну, если после смерти ничего не будет?

Фархат захлопнул ноутбук и вышел из комнаты, пригласив с собой Бригадира.

– Этого надо заменить, – тихо, но твердо сказал он. – Если кто-нибудь написал заявление в полицию, то его будут искать. Это очень плохо. Поэтому начнём наше дело раньше.

– Когда? – спросил  Вилен.

– На днях, – уклончиво ответил Фархат. – А этого убери немедленно.

Через час к дому, в котором они жили, подъехала машина. Пострадавшему парню сказали, что его на время перевезут в другое место, там распорядок будет посвободнее.

Фархат был хорошим солдатом, и выполнение приказа было для него не просто главным принципом, а давно уже стало основным смыслом его жизни. Он прекрасно понимал, что вечером этого парня уже не будет в живых. Его тело отвезут туда, где его никто не найдет. Для родных он будет пропавшим без вести. Но сомнений в правильности своих действий у него не было. Больше того, он считал это естественным.

Этот человек нарушил не только воинскую дисциплину. Он нарушил правила, которые являются основой жизненных ценностей для мусульман: пришёл в местный бар, который для нормальных правоверных, по сути, является притоном, куда люди ходят лишь ради пьянства и разврата. Посещение такого места само по себе неприемлемо для верующего человека. Поэтому наказание вполне заслуженное.

Фархат не был фанатиком. Но он верил, что в священных для каждого мусульманина книгах изложен многовековой опыт умнейших людей. И следование их заветам сильно упрощает для простого человека выбор пути. Есть много проспектов и тропинок, но не все они ведут к праведной жизни. Часто красивые удобные мощённые ровные дороги ведут в Джаханнам.

Хотя иногда он сомневался – есть ли вообще у человека выбор. Ведь все в руках Аллаха от рождения до смерти. Поэтому он не мог судить этого бойца, но мог его наказать, чтобы у других не было соблазнов. Ничто не должно мешать выполнению приказа.

Глава 6

В субботу рано утром Алексея разбудил телефонный звонок.

– Я тебе обещал роскошный банкет – а я всегда выполняю свои обещания, – услышал он спросонья бодрый голос своего бывшего однокурсника.

– Гена, сейчас девять утра! Какой к чёрту банкет? Я еще сплю.

– Кто рано встаёт… – начал пословицу Гена, но вдруг сменил тон с жизнерадостного на умоляющий. – Лёшенька, я со своей мегерой поругался, мне так паршиво… Давай встретимся? Выпьем, поболтаем…

Алексей сразу догадался, что приятель вчера хорошо погулял, сегодня уже опохмелился и теперь ищет, кому бы излить душу. Слушать пьяные разговоры, представляющие смесь из слезливых жалоб и пустой похвальбы, в свой заслуженный выходной совсем не хотелось, но было одно обстоятельство, из‑за которого он не мог отказать.

Лёша знал, что после публикации материалов, жизнь изменится, и не только у него самого. Скорее всего, Гену это коснется в первую очередь. Минимум – ему придётся сильно ограничить свои расходы. А если соответствующие органы начнут расследование, то и, возможно, поиметь более серьёзные проблемы.

Об этом Лёша думал постоянно. Если он достигнет своей цели, то так или иначе пострадает много людей. Да, они жулики, но Лёше все‑равно было не по себе. Неприятное чувство вины перед ними постоянно напоминало о последствиях его разоблачений. Поэтому он глубоко вздохнул и пообещал Гене, что через полчаса будет готов к выходу из дома.

Местом для банкета Гена выбрал сауну. «Надо хорошенько пропариться и отмокнуть, чтобы вся дрянь вышла, – объяснил он свой выбор. – Стол мы организуем получше, чем в ресторане. И ещё у нас будет шикарный десерт… Но это сюрприз!»

За Алексеем он заехал на своей машине, хотя перегар от него шёл такой, что не спасали ни жвачки, ни дорогой парфюм.

К их приезду стол в сауне был уже накрыт. И действительно, выглядел он очень заманчиво: несколько видов пива, обещанные раки и креветки, холодные мясные и рыбные закуски.

– По кружечке и в парную. Я обещал тебе, что всё будет красиво, а я никогда не обманываю, – к Геннадию вернулось обычное зазнайство. – Давай к столу. Ты, наверное, не часто так завтракаешь. Но самое интересное ещё впереди.

Лёша давно привык к самовлюбленности и чрезмерной хвастливости приятеля, поэтому не обращал на это внимания. А пиво он любил, и поэтому с удовольствием налил себе полную кружку и почти сразу выпил, прищурившись от удовольствия. Закусывать не стал и, сбросив одежду, быстро нырнул в парилку. Гене, которому больше хотел посидеть за столом и поболтать, пришлось идти за ним.

– Вот это настоящая жизнь, – произнёс он вдруг охрипшим голосом, примостившись на деревянной ступеньке в самом низу парной. – Хорошо живётся, если денежка ведётся.

Лёша лежал на самой верхней полке. Пиво и жар расслабили тело и голову. Только сейчас он понял, в каком напряжении жил последние дни.

«Может быть, действительно, сжечь все бумаги, удалить все файлы на компе и забыть обо всём? – подумал он. – Пойти работать к Генке. Деньги появятся. Тогда можно будет и жениться. И Настя не будет против…»

– А что бы ты делал, если бы у тебя не было денег? – спросил Алексей приятеля.

– Я бы сделал всё возможное, чтобы они у меня появились, – усмехнулся Гена.

– Что значит «всё возможное»?

– Ты о чём? – Геннадий поднял голову кверху, чтобы взглянуть на Алексея. – Ну, свою суку‑жену ради денег я бы грохнул без всяких колебаний, если ты об этом, – рассмеялся он, чтобы смягчить свои слова. – Только толку от этого никакого: все деньги‑то через неё идут…

– Неужели тебе никогда не хотелось изменить свою жизнь? – спросил Алексей, привстав с полки. – Да и вообще… посмотри, что вокруг творится… всё надо менять…

– Что менять? – закрывая ладонями лицо от жара, поинтересовался Гена. – Людей других завести? По‑другому же не получится. Сколько революций не устраивай – все вернётся туда, от чего ушли. Эволюцию революциями не ускоришь… Ребеночка надо вынашивать девять месяцев. Моисей народ 40 лет водил. А нации и народы вообще столетиями формируются…

– Ну нет… Люди не идиоты… Им можно все объяснить, научить, доказать с цифрами…

Лёша спустился с полки, зачерпнул ковшиком воду из деревянного бочонка на полу и в сердцах плеснул её на раскалённые камни. Пар, шипя, быстро заполнил все вокруг.

– Ну зачем так много? – взмолился Гена.

Лёша понял, что переборщил с жаром и первым выскочил из парной. Следом весь красный вышел Гена. Он налил холодного пива, сделал большой глоток и сказал:

– Если у тебя появилось желание что‑то кому‑то доказать, начни с себя. Проверь себя, на что ты сам способен. И может, те советы, которые ты хотел дать другим, тебе покажутся глупыми и ненужными. Люди, знаешь, вообще советы не очень любят…

Он сел на деревянную лавку у стола и принялся за еду. Нацепил вилкой сочный кусок балыка из осетрины, другой рукой налил в светло‑зелёную узкую гранёную рюмку на короткой ножке немного водки и выпил. Не закусывая, будто вспомнив что‑то важное, поморщился и сразу налил еще.

– Ты же, Лёшка, помнишь, каким я был… «Пытался весь мир изменить…» – пропел он, дирижируя себе вилкой. Он ещё раз выпил и в этот раз, глубоко втянув воздух, понюхал приготовленный рыбный ломтик. – Ну разведусь я, брошу всё и что дальше? На завод инженером? Да я сопьюсь через год…

– А так?

– И так сопьюсь, – кивнул Гена и съел балык. – Только хорошей водкой, под хорошую закуску. А не палёнкой, закусывая рукавом, – он взял с тарелки рака, отломил ему голову и, посмотрев на его брюшко, положил обратно. – Знаешь, Лёша, что я понял?.. Что смысла в жизни нет, но есть удовольствия: вкусная еда, красивые женщины и теплые страны… Остальное – иллюзия.

Десертом, который еще утром обещал Гена, оказались две девушки, похожие друг на друга как две капли воды. Они без стука заглянули в комнату, где отдыхали приятели. Опытным взглядом оценили обстановку и, быстро сбросив одежду, уже через минуту, сияя очаровательными улыбками, сидели за столом. Такого красивого и возбуждающего белья, отточенных ухоженных фигур, как у этих девушек, Алексей не видел никогда. Он как загипнотизированный смотрел на маленькую родинку на высокой груди одной из девушек прямо над кружевами ярко красного бюстгальтера. Но главное искушение было в отражении их глаз, где Лёша, как в волшебном зеркале, видел себя привлекательным и желаемым.

 Он сначала запротестовал, но Геннадий вполне резонно заметил, что его никто не заставляет заниматься с ними сексом. А в том, чтобы посидеть поболтать с прекрасными девушками, никакого греха нет…

Домой Алексей пошёл пешком. Чтобы мать не заметила, что он сильно пьян, Леша присел на скамейку на бульваре подышать свежим воздухом, надеясь немного прийти в себя.

Разглядывая красиво одетых веселых людей, которые проходили мимо него, он подумал, что может и правильно будет забыть про свое расследование, и вместо того, чтобы пытаться изменить окружающий мир, попробовать изменить собственную жизнь.

В этот момент он заметил того самого пожилого приезжего в серой курточке, которому на днях объяснял дорогу. Тот, задумавшись, шёл по бульвару так расковано, как будто родился в этом городе. Не было и намёка на то подобострастие и заискивание, которое он излучал в их прошлую встречу. Алексей окликнул его.

– Ас-саляму алейкум, уважаемый, здравствуйте! Как ваши дела? – скороговоркой произнес Фархат, не ожидавший этой встречи. В одно мгновение он, как хороший актер, изменился и опять стал тем робким гастарбайтером, каким предстал в первую встречу.

– Здравствуйте, – поприветствовал его Алексей, рукой приглашая присесть рядом. – Нашли миграционный центр?

– Да-да, спасибо вам большое, – Фархат учтиво присел на край скамейки.

– И как вам у нас?.. Вы хорошо говорите на русском.

– Я родился в Таджикистане. Тогда это был ещё Советский Союз. Мы все учили русский язык. Кто же знал, что так получится…

– Вот вы застали и то время, и это. Когда было лучше, тогда или сейчас? – поинтересовался Алексей.

Фархат внимательно посмотрел на собеседника. Он сразу заметил, что тот слегка подвыпивший, но ещё заметил, что молодой человек в растерянности и, скорее всего, не знает, как поступить.

– Прошло много времени. Я уже и не помню, как было в те времена, – хотел было уйти от ответа Фархат, но потом вдруг неожиданно для себя высказал незнакомцу то, что думал на самом деле: – Я вижу, как все вокруг поверили, что если у них будет много денег, то они станут счастливее. Люди стали меньше работать и больше суетиться, толкаться локтями друг с другом, в надежде сразу урвать себе кучу денег. Но это самообман. Богатеют лишь нечестные люди. Ваш мир свернул на дорогу, ведущую к пропасти, и скоро он обязательно погибнет.

– А что же тогда делать?

– Этого я не знаю. Но важно, чтобы на душе был покой, а для этого, прежде всего, не надо обманывать самого себя… И тогда будешь делать то, что действительно важно. А от больших денег только зло, – улыбнулся Фархат. – Но вы меня лучше не слушайте. Что‑то разболтался, – он засуетился и быстро встал. – Всем нам старым кажется, что мир становится все хуже и хуже. Так было всегда. Но мне пора. До свидания.

Когда мужчина ушёл, Алексей вспомнил родинку на груди у девушки, вспомнил, как Настя советовала ему уехать, потом достал из кармана телефон и позвонил Жозефу.

– Твоя критическая статья с ссылками на мои материалы готова? – спросил он блогера.

– А ты все-таки решился? – опять что‑то жуя, в свою очередь поинтересовался тот.

– Да.

– Тогда сегодня я её опубликую. Субботний вечер – лучшее время для таких материалов.

– Действуй.

Глава 7

Казалось, что даже Феликс Эдмундович со стены смотрел на него с насмешкой и жалостью. Всю ночь Дмитрий разбирался с автомобильной аварией, которую устроила его жена. А сейчас сидел на работе в своём кабинете с одним единственным желанием: забиться в какую‑нибудь щель так, чтобы и самому никого не видеть и чтобы к нему никто не приставал. Ему было стыдно.

Жена позвонила почти в полночь. Она то визжала как сумасшедшая, то навзрыд рыдала в трубку. Сначала он ничего не мог разобрать. Маша выкрикивала что‑то невнятное про хамов, которые ей угрожают, про ментов, которые вымогают взятки, и про дуру‑подругу Надю, к которой она ездила в гости. По отдельным фразам Дмитрий понял: она требует, чтобы он срочно мчался её спасать.

Он вызвал такси и очень быстро приехал на место аварии. Уже через минуту, оценив ситуацию, Дмитрий понял, что там произошло.

Маша была пьяна и еле держалась на ногах. Управляя машиной в таком состоянии, врезалась в автомобиль, остановившийся перед ней на светофоре. Вместо того, чтобы просто признать свою вину и попробовать решить вопрос на месте с минимальными потерями, Маша устроила безобразное представление. Для начала она обвинила в аварии водителя той машины, в которую врезалась. Якобы он специально остановился не на красный, а на зелёный сигнал светофора, чтобы её подставить. Потом досталось приехавшим гаишникам. Маша наотрез отказалась проходить освидетельствование на алкогольное опьянение. Сначала она обвинила полицейских в том, что они вымогают у неё взятку. Потом начала пугать их мужем – генералом ФСБ, – который скоро примчится и всех их арестует.

Обо всём этом Дмитрию рассказал пострадавший водитель. Он оказался очень спокойным молодым человеком, совсем недавно купившим свой новенький автомобиль. Закончив рассказ о происшествии, он неуверенно добавил:

– Не знаю, нужно тебе это или нет… В машине она была не одна…

– С подругой? – машинально спросил Дмитрий.

– Подруги я не видел, но бородатый мужик на пассажирском сиденье с ней был. Прямо перед твоим приездом пропал куда‑то.

Дмитрий только сейчас сообразил, что место, где произошла авария, находится совсем не на той дороге, по которой Маша должна была бы ехать от подруги Нади. А совсем в другом районе города. Он посмотрел на пьяное лицо жены с размазанной тушью и увидел в её глазах презрение и ненависть ко всем вокруг, включая его.

Звонок начальника вывел его из оцепенения и вернул в действительность.

– Дима, конец месяца. Как у тебя дела? Нужен твой отчет, надеюсь, он меня не разочарует.

– Да, Анатолий Петрович. Всё по плану. Отчет будет готов в срок, – мгновенно собравшись, отчеканил Дмитрий.

Но докладывать начальству было нечего. Он включил компьютер и вспомнил о том скользком неоднозначном комментарии к статье, которую сам опубликовал.

Человек, не скрывавший своё лицо и имя, написал: «Если правоохранительные органы не могут навести порядок в стране и разобраться с жуликами и ворами, то народ должен это сделать сам. А всех сотрудников полиции, прокуратуры, судей и фээсбэшников нужно рассматривать, как соучастников, и судить особым революционным судом вновь созданной Чрезвычайной Комиссии».

При желании тут можно было найти и возбуждение ненависти к правоохранительным органам, и призывы к экстремистской деятельности, и еще что‑нибудь. Конечно, до суда это доводить может и не надо, но припугнуть стоит. А главное, можно будет внести это в отчёт о работе. Выяснить, кто стоит за комментарием было делом двух минут.

Лёша, только зашёл в свой рабочий кабинет, как услышал заигравший в кармане телефон.

– Алексей Михайлович, вас беспокоит сотрудник ФСБ Дмитрий…

«Хорошенькое начало понедельника», – подумал Алексей после телефонного разговора, записав на бумажке, когда ему надо будет явиться в серое унылое здание около городской администрации. Он опустился на стул и решил, что опубликованные материалы, как и было предсказано, начали менять его жизнь.

Через минуту на столе зазвонил внутризаводской стационарный телефон.

– Алексей Михайлович? – услышал он приятный женский голос. – Вам срочно необходимо зайти к директору предприятия.

Глава 8

– Не тратьте сил на обличенья, на обвинительную речь… – вместо приветствия весело продекламировал чьи‑то стихи директор завода и, выйдя из‑за стола, протянул Алексею руку. – А если по‑простому – зачем делать то, за что тебе не заплатят…

Несмотря на то, что Роман Иванович Шмидт – высокий полный мужчина средних лет – встретил Алексея с улыбкой, взгляд у него был строгий и оценивающий. Рука же у директора оказалась мягкой и влажной.

– Ну что, Дон Кихот, решил повоевать с ветряными мельницами? – низким решительным голосом спросил он, возвращаясь на свое место. – Это хорошо, что твой знакомый блогер послал материалы мне, а не выложил у себя, – добавил он и внимательно посмотрел на Алексея, чтобы оценить его реакцию. – Ты присаживайся, а то, наверное, ноги не держат. Не ожидал?

– Не знаю… Не пойму о чём вы…

Алексей был готов к чему угодно, но о том, что Жозеф может поступить так подло, действительно не думал. Он машинально сел. Ему даже не могла прийти в голову мысль, что можно так легко обмануть, так подставить человека. И сделать это тихо, без видимой причины и повода.

– Он мне не говорил, что собирается послать материалы вам, – растерянно произнёс Лёша.

«Получается, что из‑за этого предательства вся работа была проделана напрасно», – удрученно подумал он. Ему вдруг стало так обидно, что захотелось плакать, как в детстве.

– Журналистика и проституция – первые древнейшие и очень похожие профессии. Одни продают тело, другие идею, – Роман Иванович громко рассмеялся, заметив, как расстроился Алексей. – Неужели ты бы поверил проститутке? К тому же и те и другие почти всегда подрабатывают стукачами в разных органах. Доверять им – себя не уважать. Я думал, ты умнее. Мы же с тобой с одной альма‑матер, один и тот же институт заканчивали.

Директор встал, подошёл к резному бюро вь углу кабинета и достал из него хрустальный штоф с тёмно‑золотистой жидкостью.

– Ты моли бога, что он только мне одному их послал, а не кому-нибудь ещё… – произнес он, разливая напиток по рюмкам. – Хотя, кому он ещё их отправил, пока неизвестно, – добавил он, задумавшись. – Ну, давай, за студенческие годы! Я ведь тоже когда‑то таким как ты был. Романтичным мечтателем. Поэтому и разговариваю сейчас здесь с тобой… – он выпил и, дождавшись, когда Алексей сделает тоже самое, сразу убрал штоф с рюмками обратно в бюро.

– А теперь расскажи мне, Лёша, – начал он очень серьёзно, присев на стул рядом с ним, – зачем ты это делаешь? – Роман Иванович наклонился к Алексею, уперся ладонями в свои колени и пристально на него посмотрел. – Тщеславие? Мол, я весь белый и пушистый, а вы все вокруг жулики и воры. А может потому, что у тебя смелости не хватает стать одним из нас?

Директор так пронзительно смотрел в глаза, что Лёше стало не по себе. Коньяк сначала очень быстро обжёг ему желудок, а потом, опять поднявшись вверх и смешавшись с обидой, ударил в голову.

– Совсем нет! Больше всего на свете я не хочу стать одним из вас! – резко выпалил он. – Воровать у своих же рабочих – это точно не моё.

– Почему воровать? – на удивление спокойно возразил Роман Иванович. – А может, ты всё не так понимаешь? Вот вспомни того же Дон Кихота. Он вроде весь правильный, за все хорошее против всего плохого. А на деле? На деле он то преступников освободит, то чужие, очень нужные мельницы поломает. И всё это на почве сексуального помешательства, – улыбнулся директор. – У тебя, надеюсь, с этим всё нормально? – Роман Иванович встал и пересел на своё место. – А если серьёзно, то ты смотришь на всё со своего шестка. И тебе совсем наплевать, что если не будет этих не совсем законных схем, то у меня не будет денег, чтобы занести их наверх тем, кто распределяет госзаказы и выделяет финансирование. А если не будет заказов, то у рабочих не будет работы. И их детям нечего будет мням‑мням.

Алексей не знал, что ответить. Он не ожидал такой откровенности и был немного обескуражен. Если послушать директора, то всё у него было правильно, а вот сам Алексей со своими материалами хочет оставить голодными тысячи людей.

– Но неужели нельзя без этого? – неуверенно спросил он. – Без взяток?

– Можно. Тридцать лет назад так и было, когда без взяток и без хозяев… Согласно государственной необходимости. Но самим же и не понравилось. Даже тогда люди нашли кому завидовать – вот и снесли своё собственное государство.

Лёша заметил, что директор тоже сильно нервничал. Он опять быстро встал и начал ходить по кабинету.

– Если бы лень и зависть можно было бы выразить в математических единицах и разработать формулу определения категорий населения недовольных властью, то знаешь, кто был бы всегда на первом месте? – Роман Иванович вопросительно посмотрел на Алексея.

– Конечно, люди будут недовольны, когда им не хватает на проезд в автобусе, а другие ведут себя как хозяева жизни: дворцы, дорогие машины, яхты…

– А почему так? Ты не задумывался? Я, кроме нашего института, ещё Массачусетский технологический закончил. Четыре языка свободно, спортзал с бассейном через день, а кто‑то за гаражами лавку от автобуса вкопал и каждый день водку глушит. Так кто из нас должен быть хозяином, а кто холопом?..

– Холопы… Не любите вы людей, – грубо перебил его Алексей, не зная как возразить логичным словам директора.

Роман Иванович ядовито рассмеялся:

– Я тебе даже больше скажу: я их ненавижу. А за что мне их любить? За зависть? За лень? Да больше половины этих… – он несколько раз щелкнул пальцами, подбирая точное слово, – озлобленных халявщиков думает не о том, как выучиться и заработать, а как у своего соседа отнять. От этого и семнадцатый год, от этого и девяносто первый. Ты оглянись вокруг. Тем, кто работает, революции не нужны.

Из-за того, что Алексей понимал, что в словах директора много правды, он разозлился и ехидно спросил:

– Может, потому что не у всех были такие высокопоставленные родители, как у вас, которые помогли вам на Западе учиться.

– Родители, говоришь? – директор побагровел от злости. Видно было, что слова Алексея задели его за живое. – Да. Мой отец тоже директором был. И тоже, как и я, самолёты делал. На которых миллионы людей летали. И ещё он поверил Горбачёву и перестройке этой. В девяносто первом даже к Белому дому пришёл демократию защищать… А через полгода его с работы на пенсию пинком отправили, потому что не давал «Аэробусу» и «Боингу» чертежи из своего КБ вывозить. Потом младший Гайдарушка честные накопления моего отца на старость обнулил, как и у миллионов других, – голос у директора дрожал от злости. – А когда мой отец увидел, как из танков по Белому дому стреляют, снял люстру в комнате, петелечку из верёвки сделал, на табуреточку залез и закончил свои счёты с жизнью… Я тогда в девятом классе учился. Так что он даже не увидел, как я универы заканчивал. Только тогда я твердо понял, что нет никакой Родины и правды никакой особенной нет, а есть я и мои близкие. И ради них я и должен жить. Чтобы жить с чудовищами, надо самому стать чудовищем.

– Как нет Родины? А Россия как же?

– Россия – лишь инструмент. А инструмент, конечно, надо беречь. Чтобы он по неумелым и чужим рукам не ходил. Хватит экспериментов. У всего должен быть хозяин.

– А как же люди? Они же видят несправедливость. Это не спрячешь.

– Почему не спрячешь? Большинство и не хочет знать правду. Для них есть другая, вымышленная реальность. Там, где футболисты и экскортницы за день зарабатывают миллионы. Где громкие воинские победы: прошлые и настоящие. Где, в конце концов, есть возможность купить в кредит машину, которая им не по карману, и этим изменить свой статус среди таких же людей, живущих в созданном специально для них мире ложных приоритетов.

– Ну а вы-то сами для чего живёте? Ну стали вы хозяином, а дальше-то что?

– Я же сказал: для близких. У меня жена, двое детей… И ещё, – глаза у директора загорелись, – я никому не рассказывал, но… – Роман Иванович опять подошел к бюро и достал оттуда какую‑то фотографию, – влюбился я… –  смущённо произнес он и протянул фотографию Алексею. – Как‑то на нашей выставке случайно познакомился.

Алексей оцепенел: со снимка на него смотрела его Настя. Эту фотографию он сделал сам, поэтому хорошо помнил этот снимок. Они гуляли по парку. Красно‑оранжевый купол цирка‑шапито с клоунами‑зазывалами и уличными музыкантами у входа создавал ощущение бесконечного праздника. Вокруг было много улыбок и солнца. Настя танцевала и пела, а он шёл рядом и чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле.

– Мы, русские, если влюбляемся, то до сумасшествия, – продолжил изливать душу директор. – Я когда думаю о ней, руки трясутся, сердце куда-то выпрыгивает и пот по лбу… Всё, как в романах.

– А она? – пытаясь скрыть взволнованность, спросил Лёша.

– А что она? Женщины любят успешных. Так мир устроен. На этом вся эволюция основана. А где ей в нашем городе таких найти? Или диванные слюнтяи, или гопники дешёвые… Но есть проблема: у меня же семья и это для меня основной приоритет. Так что не знаю, как эту задачу решить, – Роман Иванович забрал у Алексея фотографию и лицо его опять стало строгим и решительным. – Дети давно уже заграницей учатся. А с женой…

В этот момент у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Минуту он слушал говорившего не отвечая, потом просто сказал: «все понял», убрал телефон и повернулся к Алексею.

– Гену, приятеля твоего, нашли дома мертвым. Вроде как вены себе перерезал… – взгляд у директора помрачнел. – Может не только мне твой блогер материалы послал.

– Как мертвым? Где?

– Дома. В ванной. Так что я бы на твоем месте… ноги в руки и бегом бы отсюда. А иначе ты тоже труп, – он тяжело сел в своё кресло за широким столом и оттуда посмотрел на молодого человека с сочувствием. – Ты даже не представляешь, за какие нитки ты дернул. И все эти нитки привязаны к дряхлым, но очень чувствительным членам больших людей.

– Да куда я уеду? У меня мама здесь, работа… – растерянно начал Алексей.

– А у тебя и выбора-то нет, – Роман Иванович вышел из‑за стола и подошёл к окну, на стекле которого капли косого дождя оставляли длинные грустные дорожки. – У человека вообще выбора нет. И у страны нет. Всё за него уже где-то решено. Выбор – это иллюзия. И попы так говорят, и учёные, – он повернулся к Алексею. – Когда отец повесился, у меня было два пути: или спиться, или стать таким, каким я стал. Но гены, видно, не позволили уйти за гаражи в алкогольную нирвану… Удержали. Так и со страной… Люди, история – это уже не поменяешь. А люди – это те же гены… Что выросло – то выросло. Ты, Алексей, беги… Чем быстрее, тем лучше.

Лёша вышел на улицу в таком состоянии, будто его прокрутило в барабане огромной стиральной машины. «Гена, Настя, Жозеф… Куда бежать? На какие деньги? Что сказать маме?..» Мысли кружились в голове, сменяя друг друга. Он машинально посмотрел на часы и вспомнил, что через полчаса ему надо быть в ФСБ.

Глава 9

Как Дмитрий ни пытался отвлечься, занимаясь рабочими делами, ночное происшествие не выходило из головы. Он совсем не думал на какие деньги будет восстанавливать разбитые машины. Его больше волновал бородатый мужчина, который был с Машей.

Если бы эту историю ему рассказали про кого‑то другого, Дмитрий бы рассмеялся и без сомнений признал, что женщина наставила своему мужу ветвистые рога: слишком всё было очевидно. Но примерять рога к своей собственной голове ему не хотелось, и поэтому он пытался найти хоть какие-нибудь объяснения присутствию бородатого пассажира. Но, к сожалению, ничего придумать не мог.

Наконец Дмитрий решился спросить об этом саму Машу. Он набрал номер и, услышав ее голос, вместо заготовленного вопроса произнес совсем другое:

– Машенька, я думаю, нам стоит немного пожить раздельно.

Вырвавшаяся фраза была настолько непроизвольной, что он даже не успел сообразить – как это «пожить раздельно». Маша была не местная, приехала в этот город учиться издалека. И значит, идти ей было некуда. То есть уходить надо ему. Собственно, это и сказала совершенно не удивленная жена. Точнее, злобно выкрикнула в телефонную трубку:

– Да без проблем! Забирай вещи и сваливай! То, что я легла в постель не к тому парню, я поняла на следующий день после свадьбы: ты полное ничтожество!

Дмитрий тут же сообразил, что квартиру они купили уже после свадьбы и почти весь кредит за неё он уже выплатил. Наверное, об этом же одновременно подумала и Маша.

– Если ты надеешься, что я уеду в свою деревню и оставлю тебе квартиру, то ты сильно заблуждаешься. А попытаешься что‑то сделать, я такое про тебя расскажу, что тебя и с работы выгонят, и знакомые общаться перестанут.

– Маша, ты о чем? – растерялся Дмитрий.

– Еще не знаю, но обещаю, что придумаю что‑нибудь. Гугл мне в помощь!

Дмитрий неожиданно занервничал. Он понял, что супруга легко выполнит своё обещание, и никакие моральные принципы её не остановят. А выдумать она может такое, что потом всю жизнь не отмоешься. И всем будет наплевать, что это явное вранье. «И ложечки уже нашлись, но осадочек всё-равно остался», – вспомнил он дурацкую фразу из старого анекдота.

– Не будем горячиться, – тут же примирительно предложил он. – Что мы по телефону о таких вещах… Вечером приду с работы и поговорим, – Дмитрию самому за себя было стыдно, но он всегда боялся подобных скандалов и очень дорожил своей репутацией. – Это я, Машенька, наверное, из‑за аварии… Распереживался.

Маше совсем не нравилась перспектива остаться без кормильца, и она тоже легко поменяла тон:

– Конечно, Дима. Ты не волнуйся. У меня только коленка немного болит. Приходи вечером пораньше, а уж встречу тебя так, что ты всё забудешь.

Как только Дмитрий положил трубку, на рабочем столе зазвонил местный коммутатор. Дежурный по отделу предупредил, что к нему посетитель. Следом раздался ещё один звонок. Это был начальник:

– Дима, ты помнишь о нашем разговоре? У тебя ни одного возбужденного дела…

Алексей был уверен, что вызвали его из‑за материалов по заводу. Он решил, что Жозеф послал их и сюда. Поэтому очень удивился, когда сотрудник, предложив присесть, протянул ему текст с его комментарием, про который он уже давно забыл.

«Если правоохранительные органы не могут навести порядок в стране и разобраться с жуликами и ворами, то народ должен это сделать сам. А всех сотрудников полиции, прокуратуры, судей и фээсбэшников нужно рассматривать как соучастников и судить особым революционным судом вновь созданной ЧК…»

– Это вы писали? – сухо спросил оперативник.

– Да, я… кажется, – смущённо подтвердил Алексей, удивленный тем, что такая серьёзная организация тратит время, изучая его комментарии. – Понимаете, тогда день был такой… нервный, – начал он объяснять причину своего недовольства.

– То есть вы призываете судить, – грубо прервал Дмитрий, – а точнее, карать законные государственные органы правопорядка, и для этого призываете к свержению существующего конституционного строя с помощью революции?

– Да вы что? Какой революции? – опешил Алексей.

– Что? Уже страшно стало? – презрительно произнес Дмитрий. – Получается, вы только на диване грозные, революционеры кухонные.

– Послушайте, о какой революции вы говорите? В статье, к которой я оставил этот комментарий, говорилось о воровстве чиновников и о том, что жуликов покрывали сотрудники нашей «доблестной» полиции. Никаких призывов к свержению строя у меня нет.

Дима и без него хорошо помнил свою статью, написанную как раз с целью посмотреть на реакцию читателей.

– А откуда тогда возьмется тот «особый революционный суд»? Где у нас про него в Конституции?

– Это образное выражение… Да что вы в самом деле… В интернете столько всего пишут.

В этот момент в кабинет без стука зашёл пожилой коренастый мужчина в тёмно‑синем костюме. Седые, но ещё очень густые волосы были аккуратно пострижены. Дмитрий вскочил. А Алексей понял, что это главный. Ничего хорошего это не сулило. Вошедший сначала пристально посмотрел на Лёшу, а потом, осматриваясь вокруг себя, спросил у своего сотрудника:

– Я у тебя очки свои не оставлял? Всё утро ищу.

По той, явно искусственной суете, с которой оперативник начал искать эти очки, Алексей понял, что это надуманная причина, а на самом деле начальник пришел посмотреть на него.

– Наверное дома оставил, – вздохнул седовласый мужчина и добавил, обращаясь к подчинённому: – Ты помнишь, о чём я говорил? Думаю, это как раз то что нужно.

Когда он вышел, Дмитрий зачем‑то стал открывать и следом резко закрывать ящики у себя в столе, будто продолжал искать пропавшие очки.

Алексей же, на которого сегодня свалилось столько серьёзных и опасных проблем, сначала очень удивился, что приходится оправдываться из-за такой, как ему казалось, ерунды. Но сейчас, заметив, как под его комментарий оперативник подводит мысли, которых у него абсолютно не было, вместо того, чтобы стать более осторожным, наоборот разозлился и осмелел.

– Вам очень хочется премию получить за раскрытие особо опасного террориста‑революционера? – спросил он насмешливо. – Вы, наверное, ничего делать не умеете и поэтому держитесь за это место. Вот и несете какую-то ахинею. Ещё и хамите. А я, в отличие от вас, инженер‑конструктор и полезным делом занимаюсь.

– Я лишь собираю материалы, – хмуро ответил Дмитрий, не ожидавший такой реакции, – и передаю их следователю. А он уже решает, возбуждать уголовное дело или нет… Собственно, я вас вызвал, чтобы предупредить о том, куда ведут такие ваши комментарии. Надо следить за словами, Алексей Михайлович.

Дмитрий опять вспомнил о жене. «Может сделать вид, что предложения разъехаться вообще не было, и забыть про бородатого мужика? – подумал он. – Тогда получается, что у этого тощего длинного парня, его ровесника, больше смелости, чем у меня?»

– А у вас жена есть? – неожиданно спросил он Алексея.

– Нет, жены нет, – удивленно ответил Лёша, внимательно взглянув на оперативника, не понимая, куда тот клонит. – Есть девушка, – Алексей осёкся. – Была, по крайней мере.

Дмитрий уловил его неуверенность в ответе на свой вопрос.

– Ушла к другому? – поинтересовался он.

– Не знаю, – Алексей продолжал вопросительно смотреть на Дмитрия. – А почему вы спрашиваете?

– Мне жена изменяет, а я не знаю что делать, – честно признался Дима.

На какое-то время, забыв где они находятся, Лёша увидел, что перед ним такой же обычный парень как и он. С похожими проблемами.

– А вы к ней как относитесь? – все ещё не понимая, почему оперативник стал таким откровенным, спросил Алексей.

– Да знаете… – протянул Дмитрий, – сейчас уже никак. Да и раньше больших чувств не было.

Лёша решил, что, скорее всего, парню просто не кому рассказать о накипевшем. Он, видимо, боялся, что знакомые будут внешне сочувствовать, но за спиной насмехаться и подшучивать. А держать в себе больше сил не было. Поэтому и выложил все незнакомому человеку.

– Вам надо, не откладывая, немедленно поговорить с вашей женой. Из-за этой нерешенной проблемы вы ни о чем другом думать не можете. Если она действительно изменила, то вы это непременно почувствуете… И тогда, конечно, выход один – разойтись. Мне самому такой разговор скоро предстоит. Поэтому я вас очень хорошо понимаю.

– Давайте подпишу ваш пропуск, – протянул руку Дмитрий. – Идите и в следующий раз думайте, что пишете.

Не успел Алексей отойти от здания ФСБ и ста метров, как к нему подъехал серый минивэн с тонированными стеклами. Из него выскочили два здоровых мужика в форме какого‑то охранного агентства и резко, без слов затолкали в машину. Все это произошло прямо напротив Белого дома городской администрации.

Глава 10

Больше всего Настя боялась, что в её жизни не произойдёт ничего особенного и всё будет как у всех.

Её отец, работавший токарем на заводе, любил пожарить шашлычок на даче, попариться в баньке, выпить пару кружек пива, сходить на футбол. Ещё он любил свой УАЗик, считая его лучшей машиной в мире. То, что приходилось частенько его ремонтировать, он воспринимал не как проблему, а как увлекательное хобби.

Мать могла целый день просидеть перед телевизором, переключая каналы, чтобы не пропустить любимые сериалы и всевозможные телешоу. Только осенью она надолго отрывалась от экрана и занималась заготовками. Варенья и джемы, квашения и соленья. Десятки банок закручивались на зиму и переносились в подвал в гараже. Там же складировалась картошка, свекла, морковь.

«Ну, теперь у нас как у всех», – закручивая последнюю банку с огурцами, говорила мать и возвращалась обратно на диван перед телевизором.

Настя была папиной дочкой. Ей очень не нравилось, когда мать ворчала на отца, упрекая его в неприспособленности к жизни, неумению хорошо устроиться. Поэтому в гараже или на футболе Настя была гораздо чаще, чем на даче с матерью или дома у телевизора. В четырнадцать лет она умела пользоваться шуруповертом и болгаркой, знала весь состав сборной и лихо гоняла по бездорожью на папином автомобиле.

Но когда Настя представляла, что её жизнь пройдет так же, как у родителей, на неё накатывала страшная тоска и ей хотелось бежать куда глаза глядят.

Между синицей в руках и журавлем в небе, она выбрала журавля. Поэтому сразу после школы попала в весёлую компанию шальных молодых ребят, которые почти всё свое время проводили на новом большом скейтодроме в городском парке. Когда ролики, скейты и велосипеды им надоедали, они отправлялись в аэроклуб. Там можно было проверить себя по максимуму: прыгнуть с парашютом или полетать на параплане.

В один из субботних вечеров, после таких развлечений, они большой компанией заехали в гости на дачу к одному знакомому, отметить первый Настин прыжок. То, что там произошло, Настя и хотела бы забыть, но не получалось. Может, если бы эмоции от полета не вызвали бы в ней столько радости и восхищения, она бы обратила внимание, что вина ей подливают чаще, чем остальным, что очень странно переглядываются и подмигивают друг другу парни, и что девушки из их компании смотрят на неё, кто с сочувствием, кто с любопытством.

В какой-то момент вечеринки четверо ребят встали, подошли к Насте и, взяв её за руки и за ноги, понесли на большой диван. Все вокруг смеялись, и Настя подумала, что это какая-то шутка. Тем более, что один из ребят шепнул про обряд посвящения, который якобы она должна пройти. В чём он заключается, она поняла, когда парни в одно мгновение сдернули с неё джинсы, и пока одни её держали, не давая вырваться, другие по очереди занимались с ней сексом. От шока она почти не сопротивлялась. Сколько это продолжалось, она не помнила. Когда её отпустили, уже никто не смеялся. Даже самые пьяные поняли, что она не отнеслась к этому, как к шутке или глупому ритуалу.

Настя не стала мстить, писать заявление в полицию или кому-то рассказывать о произошедшем. Её бывшие приятели тоже молчали. Даже девушки не болтали и не сплетничали, боясь стать соучастницами. Но именно после этого Настя всегда носила с собой нож. А когда чуть оправилась, то пошла в спортзал на курсы самообороны. Так как она привыкла к любому делу подходить основательно и серьёзно, то через некоторое время достигла таких успехов, что тренер предложил ей выступать профессионально.

Их роман с Алексеем начался в институте. С первой случайной встречи у неё появилось ощущение, что она встретила очень близкого человека, которого знала очень давно, только он несколько лет был где-то далеко. Им не надо было даже говорить, обсуждать книги, фильмы, события: они понимали друг друга без слов.

А еще Насте нравилось смотреть на него, когда он спал. В это время по его лицу можно было понять, что ему снится. То в нём читалась настороженность, то радость и он улыбался как ребенок, но чаще всего он выглядел удивленным. Может потому, что в это самое время он видел какие-то невероятные фантастические сны.

Денег, чтобы снять квартиру, у них не было, поэтому они часто ездили на выходные в бабушкин домик. Сама хозяйка умерла, оставив Насте небогатое наследство. Дом был маленький, бревенчатый, покрашенный голубой краской. Очень старый, но с шикарной настоящей русской печкой, с лежанкой наверху и деревянными полатями под потолком.

Обычно они приезжали в деревню в пятницу вечером. Дом встречал их холодом и сыростью, поэтому Алексей сразу разжигал печь. Первым делом складывал внутри большого печного горнила маленький костер из заготовленных сухих лучинок. Не торопясь давал им разгореться. Сначала дым шёл куда угодно, только не в трубу. Через несколько минут печь будто оживала. Появлялась тяга, и маленький костер внутри неё вспыхивал ярким огнем. Языки пламени устремлялись вверх и теперь можно было подкладывать дрова побольше. Через час огромная печь, в которой когда-то пекли хлеб, пироги и блины, пылала жаром.

Прямо напротив печки стоял кухонный стол, массивная деревянная лавка у стены и два стула. Они усаживались, грелись, пили чай и слушали, как потрескивают дрова, наполняя весь дом живым теплом. Иногда, не дожидаясь пока в комнатах окончательно станет по-домашнему уютно, они забирались на уже тёплую печную лежанку, где даже на старом овчинном тулупе им было так же мягко, как на пуховой перине.

Настя видела, как счастлив Алексей. Это одновременно её и радовало, и озадачивало. Она понимала, что он готов прожить с ней в этом домике всю жизнь. Но ей этого было мало. И совсем не потому, что она мечтала о красивых машинах, дорогих курортах и прочей ерунде. Просто принять то, что им всю жизнь придётся нуждаться, она не могла. Она вспоминала своих родителей и понимала, что так жить она не хочет и не сможет. Пусть не будет красивых шмоток и искрящихся драгоценностей, но мечта быть должна. Такая, чтобы в жизни появлялся смысл и надежда на счастливые перемены.

С директором завода Романом Шмидтом она познакомилась, когда работала на выставке. Для неё это была обычная подработка.

Денег всегда не хватало, и Настя часто подрабатывала переводчиком, устраиваясь на время проведения выставок в какую-нибудь местную фирму. Она хорошо знала английский и немецкий, привлекательно выглядела, была коммуникабельной, и поэтому с этой работой у неё проблем не было.

В тот день директор завода лично привёл к стенду, на котором она работала, каких-то поляков. Они расселись вокруг стеклянного столика, и Роман Иванович увлеченно принялся рассказывать им про перспективный самолёт. Насте сразу показалось, что авиационная техника гостей совсем не интересует. Они с большим интересом рассматривали её ноги, чем выставочные буклеты. Может быть, поляки решили, что таким важным клиентам, как они, предоставляются какие-то дополнительные услуги, потому что, когда уходили, пытались узнать не контакты предприятия, а номер Настиного телефона.

Немного расстроенный из-за потраченного впустую времени, директор предложил Насте перекусить здесь рядом, на территории выставочного центра. Она оглядела его внимательно и, решив, что он абсолютно не опасен, согласилась. Тем более, что те пару бутербродов, которые она предусмотрительно взяла из дома, были уже съедены, а до конца рабочего дня было ещё очень далеко.

В кафе Роман Иванович откровенно признал, что понимает поляков: «Зачем им российские самолёты, которых ещё и нет, когда «Боинг» и «Эйрбас» мгновенно предоставляет и самолёты, и кредиты под них».

– Скоро технику, которую мы лепим из китайских запчастей по старым, еще советским технологиям, никто покупать не будет, – сказал он с сожалением.

– А почему так? – поинтересовалась Настя. – Разве у нас нет хороших инженеров и конструкторов?

– Инженеры у нас есть. И конструкторов хороших полно, – с грустью в голосе покачал головой Роман Иванович, – а вот управленцев порядочных и толковых нет. Одни карьеристы и чьи-нибудь родственники. Со всей страны сотню толковых топ-менеджеров не наберёшь. Посмотрите на правительство. Чьи-то жены, чьи-то любовники, чьи-то детишки, ну и просто бездари-карьеристы, умеющие только красиво хвалить начальство. Проблема в том, что из дурака умного человека никакая наука сделать не может. Дурак – это навсегда. И неважно где он работает – ворота на рынке сторожит или в правительстве всей промышленностью заведует. А без толковых управленцев экономика – как часы без шестерёнок…

На следующий день директор опять подошёл к их стенду и снова пригласил Настю в кафе.

Когда выставка завершила свою работу, всем, кто на ней работал, завод выписал очень солидные премии. Настя догадывалась о причине такой щедрости, но, естественно, была только рада. А через две недели директор ей позвонил с просьбой помочь с каким-то переводом. Еще через месяц у него опять нашлась для неё работа. Настя не отказывалась. Тем более, что он вёл себя очень корректно, без всяких намёков.

Прошел почти год с той выставки. Алексей увлекся каким-то интернет-проектом, о деталях которого  почему-то не рассказывал. А у Насти появилось ощущение, что она застыла во времени. Каждый новый день был похож на предыдущий. Даже их встречи с Лёшей проходили, как ей казалось, по одному и тому же сценарию. Она убедила себя в том, что в любви, если не двигаешься вперёд, то все разрушится. А они запутались в какой-то паутине ненужных дел и планов, которые никуда не вели. От этого на неё иногда накатывала такая паника, что хотелось прыгнуть в первый попавший поезд и под стук колес уехать на край света.

Директор продолжал присылать ей на почту материалы, требующие перевода. Иногда приглашал её пообедать. За свою работу она получала вполне прилично, уже не сомневаясь, что причина этого не только в её хороших знаниях. Конечно, это давило на неё. Отказываться от денег было глупо, а давать ему надежду – не порядочно.

Роман Иванович был старше её лет на двадцать. Настя слышала, что у него есть семья, дети. А узнав его получше, понимала, что его интересует не просто интрижка с быстрым сексом, а что-то большее. Иногда дома по вечерам она представляла свою жизнь с Романом Ивановичем, но далеко в своих фантазиях не заходила, и обычно они заканчивались смехом и звонком Алексею.

 Так было до прогулки по реке на прогулочном теплоходе.

*****

Роман Иванович уговорил Настю на эту экскурсию объяснив, что могут быть важные иностранные гости и потребуется переводчик.

Но ни иностранных, ни каких-то других гостей и пассажиров на кораблике не оказалось. И это Настю совсем не расстроило. Даже догадавшись, что важные гости придуманы и всё это специально спланировано директором, она не стала переживать и волноваться. Она давно чувствовала усталость и подумала, что небольшое развлечение ей не помешает.

То ли так совпало с её настроением, то ли волны укачали, но в этот вечер ей не хотелось думать ни о чем серьёзном. И поэтому, сама того не сознавая, она отключила в голове то, что отвечает за контроль и логику.

Роман Иванович подготовился основательно. Не было разве что цыган, и сам он совсем не был похож на Паратова-Михалкова. Но было много цветов в красивых корзинах и веселеньких глупых воздушных шариков в форме сердечек.