Читать онлайн Что ты несёшь с собой. Часть I бесплатно

Что ты несёшь с собой. Часть I

Хозяева гор

– Что ты несёшь с собой?

Самка горного ба спрыгнула с ветки прямо на тропу. У неё было нежно-голубое тело, будто завёрнутое в мантию из вещества небесной тверди. Голова, похожая на коровью, размерами не отличалась от человеческой, и оттого смотрелась даже мило. Солнце сияло меж рогов – ба стояла лицом на запад, а сейчас только-только занимался восход.

Ну как стояла – ног как таковых у ба не наблюдалось, просто её длинное тело внизу истончалось и постепенно сходило на нет. Большинство учёных, однако, описывали ба как одноногих, потому что на земле после них оставались следы от единственной птичьей лапы, невидимой глазу.

Я залюбовалась и чуть не забыла ответить, очнувшись только когда ба принялась нетерпеливо перебирать пальцами с длинными крючковатыми когтями. Они стучали друг об друга, как чётки у махарьята-отшельника. Спохватившись, я скинула одну лямку заплечного мешка и перетянула его наперёд, чтобы засунуть туда руку почти по плечо. Это был вселенский мешок, а потому влезало в него намного больше, чем казалось на вид. Пришлось хорошенько порыться, прежде чем удалось извлечь на свет небесный две коробочки: румяна из розовых лепестков и рисовую пудру.

Неловко запихнув мешок обратно за спину, я поклонилась и преподнесла подарки двумя руками.

– Всё для твоей небесной красоты, хозяюшка!

Горная ба выхватила коробочки из моих рук и аккуратно открыла – как она умудрилась это сделать такими когтищами, я могла только догадываться. Демоница тщательно изучила косметику и довольно прикрыла глаза, переливающиеся, как чёрный жемчуг.

– Спасибо тебе, странница, да будет век твой долог! Хочешь ли предсказание или какую другую услугу?

– Мой путь лежит на восток, за четыре горы отсюда, – сказала я, кивнув за спину ба. – Если защитишь меня ночью от тигров, большего мне не нужно.

Ба повернула голову в профиль, демонстрируя маленькие пёрышки, что росли под её ушами наподобие серёг.

– Три горы на восток отсюда мои, – сказала она. – Но на последнюю я не пойду.

Я пожала плечами. Три горы – это три ночи, в которые не придётся ставить сторожевой контур и спать вполглаза, а то и вскакивать среди ночи, чтобы отогнать хищников заговорённым факелом. Горы принадлежат амардам, а в их отсутствие – ба, а в их отсутствие – тиграм, и убить хозяина горы означает навлечь на себя гнев богов и семижды семь несчастий, поэтому я бы не рискнула обнажить меч против хищника. Если ба защитит меня на трёх горах, последнюю я преодолею одним днём.

– Хозяюшка очень добра, – улыбнулась я и поклонилась.

Ба кивнула в ответ, ещё раз поблагодарила за подарки и растворилась в воздухе. Она не ушла, просто стала невидимой. Я всё ещё чуяла её рядом с собой. Любой нормальный махарьят – или, в моём случае, махарьятта, – мог чувствовать присутствие демонов.

То есть чуяли мы, конечно, просто махару – жизненную силу, наполнявшую в равной степени и людей, и нелюдей, но люди не могли становиться невидимыми, зато умели скрывать свою махару. Проще говоря, если чуешь рядом с собой чужую махару, но никого не видишь – значит, там точно демон.

Я постаралась запомнить уровень и тон махары горной ба, чтобы не спутать её ни с какой другой тварью, а потом с лёгким сердцем двинулась в путь. Тропа шла по самому гребню длинного хребта, довольно условно поделённого на горы названиями вроде Первая Зелёная, Вторая Жаркая, Третья Опасная и Четвёртая Усталая. Впрочем, жители Чаата – города, в который я направлялась, – наверняка нумеровали горы в обратном порядке.

Вид с них открывался исключительно живописный. Короткая травка на вершинах при взгляде издали будто окутывала их пушистым ковром с узором из розовых и золотых пятен – там, где в траве попадались куртины цветов. Солнце, медленно вылезающее из-за холмистого горизонта, окрашивало одну за другой грани склонов, вытаскивая их из ночной мглы. Здесь, наверху, стояла тишина. Редкие крики птиц или обезьян относил прочь лёгкий ветерок. Поистине, это место напоминало сады хозяев неба, которых, впрочем, никто из живущих не видал.

Горная ба следовала уговору. Вечером хозяюшка появилась рядом со мной и указала дерево на склоне, подходящее, чтобы устроиться спать в его ветвях. Мне было не привыкать плести себе гамак из веток. Ночлег на дереве – самый безопасный из тех, что можно себе позволить во время охоты, а я побывала на бесчисленных охотах.

На вторую ночь к моему дереву пришёл тигр. Кажется, он был не очень голоден: поточил когти об ствол так, что тонкие веточки затряслись, потом зевнул и завалился на спину. Горная ба проявилась на соседней от меня ветке и закричала, как ночная птица. В темноте она светилась голубоватым светом, почти как я сама, когда плела заклинания. Похоже, тигр оторвал её от прихорашивания: в когтистой лапе она держала коробочку румян, которые на её коже выглядели сиреневыми. Тигр встрепенулся, завертел ушами.

– Эй, полосатый! – прикрикнула на него ба. – Иди к другому дереву, здесь ночует мой гость!

Тигр порассматривал нас с ней, обиженно рыкнул и ушёл прочь. Я еле слышно выдохнула, боясь расстроить хозяюшку своим недоверием.

Третья ночь миновала без происшествий. Проснувшись с рассветом, я разглядела со своего насеста городские крыши Чаата, а за ними и Оплетённую гору, вершина которой терялась в тумане. Осталось миновать всего один пик, и первый этап пути будет пройден.

– Я не пойду с тобой дальше, – сказала ба, снова явившись во всём своём лазурном и рогатом великолепии. – Но вокруг города не живут тигры. Благодарствуй за подарки.

Она поклонилась, и я пригнула голову в ответ, но даже не успела ничего сказать, когда почувствовала, что махара ба удаляется.

Внезапно раздался какой-то звук, которому не место в горах – металл, трущийся о металл. Я постояла на месте, оглядываясь, но ничьей больше махары не почуяла. Зато краем глаза заметила яркое пятно и, обернувшись, увидела ба, уже стоящую на вчерашнем пике и машущую мне когтистой лапой. Я помахала в ответ и собиралась что-то крикнуть, когда со склона рядом с ба кто-то взлетел.

Белые волосы развевались по ветру, а чёрные доспехи сверкали полированными чешуями. Над головой занесён длинный тонкий меч. Махарьят. И нацелился на ба.

– Стойте! – что есть мочи закричала я. – Не надо! Не трогайте её!!!

Но было поздно. Тонкий меч свистнул, и ба развеялась голубоватым облачком. В рассветных лучах блеснули, падая на землю, две коробочки.

– Ну зачем?! – Я не могла замолчать. – Она же вам ничего не сделала!

Однако махарьят словно не слышал. Оглядел место расправы, потом свой меч. Убрал его и снова оттолкнулся от земли, чтобы гигантским прыжком перелететь через половину склона и скрыться среди деревьев. Только когда он повернулся спиной к солнцу, на доспехах сверкнул герб клана – Саинкаеу.

Я стиснула зубы. Вот тварь привилегированная! Конечно, этому клану не привыкать убивать хозяев гор и творить беспричинное зло. Кому как не мне, чей дом они разорили своими руками, знать об этом. Для того я и иду на Оплетённую гору, чтобы сотворить с кланом Саинкаеу то, что они сделали с моей семьёй.

– Я отомщу и за тебя, – пообещала я горной ба от всего сердца.

* * *

В городе я оказалась под конец четвёртого дня, как раз в то время, когда жители больше не могут сидеть по домам и мастерским и высыпают на улицу, чтобы размяться и подставить лицо косым, рыжеватым солнечным лучам. Ну и прикупить чего-нибудь на ужин.

Чтобы протиснуться хоть к одному лотку в торговом квартале, мне пришлось отцепить меч от пояса и выставить его вперёд, поскольку по моему костюму никто не признавал во мне махарьятту.

Не то чтобы у махарьятов была какая-то особая форма одежды – конечно, на охоту в струящемся плаще и длинных юбках не пойдёшь, но в остальном мы одевались кто во что горазд: какие-нибудь шаровары поудобнее, чтобы не сковывали движений, какая-нибудь рубаха да плотный безрукавный нэр подлиннее – для условного приличия и чтобы сидеть не прямо на земле. Ну и пояс – настолько яркий, насколько денег хватило. Я вот накопила на красный, чтобы на его фоне меч лучше выделялся.

Однако в городе у подножия клановой горы привыкли видеть несколько иных махарьятов – наподобие того, который убил мою ба. Запакованные в кожу и металл с фамильным гербом везде, где только можно, и с пламенеющим мечом за спиной, такие красавцы сразу выделялись из толпы. Да и самомнение у них было под стать – не приведи амардавика встать на пути у такого! Взглядом сметёт! Другое дело я – среднегородская оборванка с какой-то тусклой тыкалкой. Пришлось поднапрячься, чтобы купить себе на обед что-то повкуснее. В конце концов, это, скорее всего, последний обед в моей жизни. И пусть я и так живу в долг, но удовольствоваться чем-то горелым или недосоленным в качестве последней радости я не готова!

В результате мне удалось урвать на одном из лотков жареного лопатоголового краба. Его круглый панцирь работал сам себе сковородой и миской, а мясо внутри было нарублено и смешано с крылатыми бобами и сладкими кореньями. Длинный и плоский хвост краба отлично заменял ложку. Со всем этим природным удобством была только одна проблема: как его есть на ходу посреди толпы? Пришлось пробиться в какой-то переулок и отойти подальше от торговых рядов. Ну-ка, вон там улочка совсем безлюдная вроде, да и заборы такие хорошие, практически крепостные стены, удобно будет спиной прислониться…

Я с комфортом устроилась у нагретой солнцем стены и принялась жевать краба, наслаждаясь каждым кусочком. Кормили в Чаате отменно, особенно после нескольких дней пути по горам, где я опасалась разводить огонь, чтобы не привлечь кого-нибудь менее сговорчивого, чем ба. Глупо было бы погибнуть на полпути – ни нашим, ни вашим.

После того, как два года назад клан Саинкаеу напал на нашу гору и уничтожил её хозяйку-амардавику, мы пополнили ряды тех несчастных, которым не хватает махары. Каждый человек рождается с каким-то количеством махары – у кого побольше, у кого поменьше. Это сразу видно по цвету кожи: чем темнее, тем, значит, больше махары под ней течёт. Если человек становится махарьятом, он использует свою махару, чтобы расправляться с вредоносными демонами, нападающими на людей и вызывающими болезни и стихийные бедствия. Конечно, при этом махара тратится, и каждый махарьят должен уметь её восстанавливать, а то и преумножать.

Но как бы мы ни старались, способности человеческого тела ограничены. Ты можешь увеличить свой резерв махары в два, ну в три раза от того, чем наградила природа, но не в десять. Поэтому маленькому клану вроде нашего требуется внешний источник махары, чтобы справляться с особо сильными или многочисленными демонами.

Когда мой клан пришёл на Жёлтую гору – меня тогда ещё и в планах не было, – нас приняла Ари Амардавика Чалита Интурат, которая поселилась там несколькими годами ранее. Она недаром носила титул Ари – добрая. Она делилась махарой так, как солнце делится светом в ясный день. И все дни были ясными. Мои родители вычистили всю нежить на горе и на три дня в любую сторону. Город у подножия расцвёл, а наш клан произвёл множество детей, чтобы род жил и рос, питаемый божественной махарой. Пусть амарды не совсем боги, уж точно не такие боги, что живут на небесах и управляют судьбами, но век их настолько долог, что людям пока не удалось точно определить его продолжительность. И уж если махарьят нашёл нового амарданура или амардавику, то ему больше не о чем мечтать – плодись, сколько сможешь, и пусть твои дети и дети твоих детей наслаждаются бесплатно дарованной силой.

Однако два года назад клан Саинкаеу напал на нас и уничтожил нашу амардавику. Амарды – не совсем боги, и убить их человеку очень трудно, но возможно, а Саинкаеу и сами-то огромные, да ещё привели с собой несколько дружественных кланов и подкупили богов. Во всяком случае, по-другому я не могу объяснить, чем богам не угодила наша амардавика. Она никому ничего плохого не делала! Мы её и видели-то, может, пару раз в год! Мы даже о самом нападении узнали, когда было уже поздно.

В ту ночь, когда небесные посланники напали на амардавику, над скалами расцветали одна за другой ветвистые молнии, а гром разрывался будто прямо у меня в голове и прибивал меня к земле раскатами, разящими прямо в грудь. Поднялся ледяной ветер и унёс дом клана целиком в небеса. Там, в доме, ещё оставались двое младших братьев. Я никогда не забуду, как они выбежали на крыльцо вслед за всеми и обнаружили, что крыльцо вместе с домом уже летит прочь, чтобы где-то там за рекой рухнуть с огромной высоты и раскатиться на доски. Отец тогда истратил всю махару, чтобы взлететь и подхватить мальчишек, и едва успел, прежде чем в дом ударила молния.

Когда мы наконец собрали чудом уцелевшую семью в одной из пещер и побежали на пик смотреть, что произошло, там уже никого не было. От пристанища амардавики остались почерневшие камни, а от неё самой – несколько капель светящейся крови на земле. Только на следующий день от жителей окрестных деревень мы узнали, что накануне мимо проходили махарьяты из нескольких кланов под предводительством Саинкаеу. Они поднялись по другой стороне горы и потому не задели наших охранных контуров, а нам не приходило в голову, что надо охранять амардавику! Кто мог покуситься на неё и зачем?! Но в результате Саинкаеу, скорее всего, даже не узнали, что у Ари Амарадавики Чалиты был свой клан махарьятов.

Два года мы честно пытались сводить концы с концами. Саинкаеу нам не по зубам – это огромный клан, возникший столетия назад и прочно укрепившийся среди крупнейших кланов. Отец пытался искать справедливости у соседей, но никто не принял его всерьёз. Никто не пошёл бы ради нас против Саинкаеу. Да и что толку? Амардавику уже не вернёшь.

Меж тем махара, растворённая в воздухе и почве Жёлтой горы, начала иссякать. И это означало только одно: чтобы мы могли и дальше защищать округу от демонов, нам, как и всем кланам, у которых нет своего амарда, приходилось собирать махару с людей. Махара – она же жизненная сила. Можно, конечно, собирать со всех понемножку, но от человека очень мало можно взять, чтобы не нанести ему вреда. Особенно если он сам не махарьят и не умеет восстанавливаться. Таким количеством много не назащищаешь. Если же взять от человека больше, он, скорее всего, останется калекой на всю жизнь, и его семье придётся за ним ухаживать, а им и без того все рты бы прокормить. Поэтому обычно махарьяты собирают добровольцев отдать сразу всю свою махару. Эти люди умирают, но их хоронят с почестями, чествуют как героев и вспоминают дважды в год на праздниках высокой воды и урожая. Более того, такие добровольные жертвы не умирают насовсем – пусть их жизненная сила истрачена, но дух свободен, и эти духи отлетают на небеса, чтобы там помогать небесным богам вершить судьбы. Тем, кому в этой жизни не выпало ни крохи власти, шанс стать чиновником Небесной Канцелярии кажется соблазнительным.

Я сама не могу твёрдо сказать, верю я в это или нет. Но я верю в то, что если махару брать неоткуда, то жертв будет намного больше. Всего два-три человека в год, если они хорошо наделены от природы, дадут столько махары, что можно будет весь этот год защищать город и восемь крупных деревень вокруг. В противном же случае демоны возьмут за год несколько десятков человек. Поэтому когда мы лишились амардавики, канан города у подножия Жёлтой горы встретил нас уже с тремя добровольцами.

Отец – глава нашего клана – пытался оттянуть неизбежное. Мы изобретали новые охранные контуры, раздавали жителям окраин амулеты и пытались выставлять круглосуточную охрану сразу везде. Но как ни крутись, без махары не выкрутишься. И наш клан понял это далеко не первым. Пока мы весь первый год занимались всей этой чушью, погибло уж точно больше трёх человек, и никто из них не добровольно.

В конце концов отец сдался и согласился на жертвоприношения. Жители всё понимали, и даже не потребовалось тянуть жребий: за годы нашей работы под покровительством амардавики накопились люди, готовые расстаться с жизнью ради лучшей доли для других и комфортного посмертия для себя. Однако отец настоял, чтобы клан тоже отдавал своего человека. Пусть не каждый год – клан в два десятка махарьятов просто вымрет. Но раз в десять лет железно. Потому что мы должны помнить, какой ценой добыта махара, которой мы пользуемся, и не тратить её попусту. У махары должно быть знакомое лицо, говорил он. И вот мы уже тянули жребий.

Мне кажется, отец хотел вытянуть его сам. Он винил себя в том, что не мог защитить всех бесплатно, и в том, что не уберёг амардавику. Никто из нас даже не думал, что амардавику надо беречь – она ведь намного могущественнее людей! Но он не мог просто оставить эту мысль. Однако жребий вытянула я.

И всё вроде по задумке, вот только я – самая сильная махарьятта в клане. Конечно, это значит, что из меня выйдет много махары, но моя сила измеряется не только её количеством, а ещё и тем, что я умею с ней делать. А я очень хорошо умею охотиться. Я умею подкрадываться так, что ни один демон меня не заметит, и бить внезапно и сильно, так, что он не увернётся. Умею устраивать ловушки и создавать новые амулеты. Умею отличить опасного демона от безвредного и договориться с тем, кого не хочу убивать. Конечно, ни один из этих навыков не уникален – всё это учения моего клана. Но я освоила их лучше всех. И вот это в случае моей смерти пропадёт навсегда.

Поначалу все кинулись убеждать отца, что меня надо исключить из жеребьёвки. Но жребий – это ведь не просто случайность. Бросающий жребий взывает к воле богов. Небеса решили, что жертвой должна быть я. Небеса, а не игральные кости. И пойти против них… В общем, лично мне не очень хотелось выяснять, что будет с кланом в таком случае.

Поэтому я предложила свой план. Я пожертвую собой. Но не сразу, а сначала явлюсь в клан Саинкаеу и уничтожу там всё, до чего смогу дотянуться. Тут и моя сила, и способности – всё пойдёт на пользу. Заклинание жертвоприношения я выучила назубок, так что мою махару получит только мой клан. Главное – побольше всего поджечь и разрушить, а потом в суматохе проникнуть в храм и совершить обряд. Хорошо, если успею убить главу. И того, в чёрном, который зарубил мою ба. Вот и вся идея.

Осталось только придумать благовидный предлог, под которым заявиться на Оплетённую гору, и именно поэтому я теперь в Чаате. Наверняка какой-нибудь обоз повезёт туда провиант или ещё что, надо просто затаиться у городских ворот и последить, а потом или взятку дать или голову заморочить, делов-то. Вот сейчас доем – и пойду.

За едой я оглядела улицу повнимательнее и поняла, что забрела в богатый квартал. Ещё бы – такие стены вокруг обычных домов не строят! Если кто-то выйдет сейчас из ворот или вернётся с прогулки, меня, скорее всего, погонят: кому понравится, что у него под забором сидит какая-то девица и уминает пахучий рыночный обед? Но ничего серьёзного мне не грозит. Пересяду под другую стену, и всё. Даже в Чаате никто не натравит собак или охрану на странствующую махарьятту.

И, конечно, стоило мне пригреться и расслабиться, как кого-то принесли горные духи. Да не абы кого, а не меньше, чем сынка городского канана, судя по изукрашенной повозке и запряжённым в неё лоснящимся гаурам с увитыми лентой рогами. Огромные звери остановились прямо передо мной, и кучер соскочил с козел, чтобы подставить лесенку для пассажира. Ближайший бык потянулся ко мне, почуяв ароматное блюдо, и фыркнул, сдув с обочины мелкую птицу. Я кинула ему кусок сладкого корня, и он поймал его на лету. Да-а, зверей-то, похоже, махарой подкармливали. Мне даже любопытно стало, что за высокопоставленная особа выйдет из повозки.

Это оказался молодой человек, одетый так, словно изо всех сил сдерживался, чтобы не выглядеть слишком богатым, но подобрал наряд из того, что нашлось по сундукам – вышитый зелёным по зелёному шёлк, кожаный нэр с тиснением и серебряными нашивками, сандалии на полированных металлических каблуках. Из повозки он не вышел. Только распахнул занавеску так, что его стало видно целиком, и уставился на меня восхищённым взглядом.

– Идеально! – наконец выдохнул он. – Просто невероятно! Прани, вы идеальны!

Он даже рассмеялся от восторга. Я, честно говоря, надеялась, что он говорил о чём-то ещё, но прани – это обращение к махарьятте. Я шумно допила подливку из панциря и вытерла рот рукавом. Молодой кананич всё ещё смотрел на меня, как заколдованный.

– Прани, – снова сказал он. – Сколько вы хотите за то, чтобы выйти замуж в клан Саинкаеу?

Торг

Если бы я не успела проглотить подливку, я бы подавилась ею. Но я успела, и потому подавилась воздухом. И это было очень кстати, потому что пока я кашляла, первый порыв заорать что-нибудь вроде «да будь прокляты эти Саинкаеу» или «убирайся откуда пришёл, прихвостень сволочей» – прошёл, и я успела сообразить, что мне открылась отличная возможность не просто попасть на Оплетённую гору, но даже успеть осмотреться и спланировать диверсию так, чтобы нанести максимальный ущерб.

– К-как? – выдавила я, едва отдышавшись.

– Прани, – молодой богач продолжал смотреть на меня так, будто не видал в жизни ничего прекраснее, даже пока я перхала и отплёвывалась, – умоляю, прокатитесь со мной до моего дома, я всё объясню! Это не такие вещи, которые стоит обсуждать посреди улицы.

Я вынуждена была согласиться – разговоры о браке в моём представлении вообще были делом исключительно формальным и ритуальным, да и потенциальная невеста на них обычно не присутствовала. Уж точно не без посредника в виде отца или брата. Однако у меня при себе не было никакого родича, который мог бы представлять мои интересы, да и вопросы приданого, выкупа и щедрости свадебного пира волновали меня мало. Хотя, наверное, не стоило соглашаться вообще на что угодно, так и заподозрить могут.

Я встала с земли, наскоро отряхнулась и молча залезла в повозку. Там было не то чтобы много места: два диванчика шириной в толстого человека напротив друг друга. Толстого, но коротконогого. Хозяин повозки был нормального роста для человека, который в детстве сытно и разнообразно ел, а я выросла дылдой безо всяких разумных причин. Поэтому, чтобы нам как-то уместить ноги между диванчиками, мне пришлось втиснуть одно колено между его, а ему – между моих. Я-то выросла в семье с пятью братьями и тремя сёстрами и ещё кучей двоюродных, и все мы жили друг у друга на голове, так что меня ничего не смутило. А вот кананич, похоже, не привык общаться с барышнями настолько близко. Узоры на его светлой коже вспыхнули тёплым розовым, да так, что даже сквозь одежду просвечивали. Если он склонен к таким ярким эмоциям, неудивительно, что он носит кожаный нэр. Если бы не он, я бы сейчас получила полное представление о форме и размерах всего, что под ним.

– Вы, может, прикрутите фонарик? – заметила я. – Дело к вечеру, мошкара налетит.

Молодой человек вспыхнул ещё ярче, но всё же совладал с собой и поумерил свечение до едва заметного. Несмотря на очевидно аристократическое происхождение, узорчики на нём были самые простецкие – спиральки на щеках, треугольнички под глазами. Такие отдельные, несвязанные друг с другом узоры выдавали человека, ни дня не тренировавшего свою махару. Ну что ж, ему, наверное, и незачем.

– Простите, прани…? – произнёс он и замолчал, сообразив, что не знает моего имени.

– Вы и сами не представились, – напомнила я.

– Ах, простите ради всего святого! Я Джароэнчай Ниран, сын канана Саваата.

Саваата. Не Чаата. Как интересно. Мне сразу же захотелось спросить, что он делает в чужом городе, но я подумала, что, наверное, кананы вели какие-то дела друг с другом, а взрослый сын должен неплохо справляться с ролью посла. Но какое он тогда имеет отношение к Саинкаеу?..

– А вы?.. – снова попытался он. Но я притормозила естественный порыв представиться. Насколько я понимала, сейчас о нашем клане на Оплетённой горе не знал никто. И пока я не реализую свой план мести, пусть и дальше не знают.

– А я странствующая махарьятта, – отрезала я.

Он, кажется, ждал продолжения, но быстро понял, что его не будет, и поспешно улыбнулся, чтобы сгладить неловкость.

– Конечно, как пожелает прани. Нам совсем недалеко ехать. Вы, э-э, давно в Чаате?

Я прожгла его взглядом. Каким образом тот факт, что я отказалась называть своё имя, навёл его на мысль, что я согласна рассказывать о своих делах?

– Я вот всего пару дней в этот раз, – нервно продолжил он. – Приезжаю, знаете, по делам иногда…

Он неловко умолк, и остаток дороги мы ехали в благословенной тишине.

Дом его оказался довольно скромным по меркам городской знати, но это не вызывало вопросов, если праат Ниран останавливался здесь только изредка. Тёмно-красный, на сваях над мутным лотосовым прудом в плотном окружении деревьев, он выглядел скорее как группа остроконечных сторожек, чем как дворец канана. К счастью, хозяин уразумел, что я не настроена на светскую беседу и тур по саду, и ограничился предложением чего-нибудь выпить. Напитки подали в большую прохладную гостиную – тёмное полированное дерево и болотно-зелёные мягкие диваны, до которых никогда не доставало палящее солнце. Как я ни хорохорилась, мне всё же было неловко усаживаться на бархатистую обивку теми же штанами, которыми я совсем недавно сидела на голой земле. Я твёрдо сказала себе, что обтёрла всю грязь в повозке, но всё равно чувствовала себя, как корнеплод, поданный прямо в шкуре и с землёй на одном блюде с фигурно нарезанными фруктами.

– Прани, – с придыханием сказал праат Ниран, когда нам принесли коктейль из сока сахарного тростника с молоком в прозрачных каменных чашечках в виде ракушек. – Понимаете, дело в том, что вы как две капли воды похожи на мою возлюбленную!

Я приподняла брови в том смысле, что у праата необычный вкус, если ему нравятся махарьятты с него ростом и огромным резервом махары.

– Я имею в виду с лица, – поспешил уточнить он. – Но это самое важное, ведь пранур Вачиравит видел только портрет.

– Кто?

Лицо Джароэнчая вытянулось, как будто он не мог поверить, что кто-то может не знать этого пранура.

– Пранур Вачиравит Саинкаеу – младший брат главы клана! Он же, наверное, самый известный в мире махарьят!

Я поморгала. На мой взгляд, самый известный в мире махарьят жил лет этак триста назад и написал великий труд – полный справочник демонов гор, воды и очага.

– И чем же этот пранур так отличился?

Теперь праат Ниран смотрел на меня с недоверием.

– Он – тот самый махарьят, которого похитила амардавика с Жёлтой горы, – пояснил он, как будто речь шла о событиях, произошедших на моих глазах. И в некотором смысле так и было. Вот только наша амардавика никого не похищала.

– Похитила? – прошипела я, оскалившись от возмущения.

– Ну да… – растерялся Джароэнчай. – Вы разве не слышали этой истории? Три года назад… Она держала его в своих чертогах целый год, пока клан Саинкаеу не призвал богов и людей, чтобы с ней расправиться. Как вы могли об этом не слышать?

Я пыталась хоть как-то осмыслить эту историю. О нападении Саинкаеу на Жёлтую гору я не просто слышала, я прочувствовала его на своей шкуре! Но вот о причинах этого… Нет, я, конечно, задумывалась, с какого перепугу люди вдруг собрались и уничтожили чужую амардавику. Но ответ казался таким простым – от нас до Оплетённой горы всего ничего, их клан огромен и постоянно растёт. Если на одном из соседних пиков появилась амардавика, то и новый клан махарьятов не заставит себя ждать, а Саинкаеу наверняка не хотели делиться с кем-то своими охотами. За охоты население платит деньги, и если в округе только один клан махарьятов, он может поставить любой ценник. Мы все были уверены, что они просто избавлялись от конкурентов. Но похищение?.. Может, это сказочка, которую они рассказали своим союзникам, чтобы те им помогли?..

– Амардам вообще свойственно иногда похищать людей, – продолжил праат Ниран, как будто решил прочитать мне лекцию об устройстве мира. – В этом нет ничего удивительного. Наоборот, потрясающе, что Саинкаеу удалось отбить своего человека… Наверное, в этом есть и его заслуга, он ведь несравненный охотник.

– И что, позвольте узнать, она с ним год делала? – процедила я, всё ещё кипя от возмущения.

– Ну… – Джароэнчай помялся. – Никто не рассказывает подробностей. Но что-то нехорошее, это точно. После освобождения он год не мог охотиться, поправлял здоровье. И это… вы должны понимать, он невероятно могущественный махарьят! Я хочу сказать, если уж ему потребовался год, страшно представить, какие мучения он прошёл. Теперь он вернулся к охотам, но… Он всё ещё, как бы это сказать, не весь здесь, если вы понимаете, о чём я.

Я в упор не понимала, как амардавика Чалита могла кого-то похитить, а тем более замучить! Что уж говорить о душевном состоянии проклятого Саинкаеу. Но вся эта история оказалась для меня полнейшей новостью, и крыть было нечем. Никто из нас не поднимался на пик и не видел, как амардавика живёт и кого при себе держит. Нам в голову не приходило, что там с ней мог быть кто-то ещё! Она творила добро – для нас и для окрестных жителей, но… Амарды всегда беспечно щедры, именно это и позволяет махарьятам использовать их силу. И само по себе это ничего не говорит об их индивидуальном характере. Я действительно знала истории, когда вполне благодушно настроенные амарды похищали людей, скот и даже целые дома. Правда, в таких историях либо люди были сами виноваты, либо они от похищения не очень-то страдали, но все эти истории я слышала из десятых уст. Как знать, сколько там правды, а сколько вымысла? Могла ли наша амардавика и правда кого-то похитить и удерживать силой? Покалечить человеку тело и душу?

– Не весь здесь? – неловко переспросила я.

Праат Ниран поёрзал на своём диване.

– Мне трудно судить, я никогда не общался с ним близко. Он и до того был… своеобразным человеком. Но теперь… Люди говорят, в его глазах тьма и тлен. Он всегда много охотился, но после того, как вышел из затвора, он практически не берёт передышек. И… чаще получает раны. Это, конечно, слухи, но, я думаю, вы понимаете, что люди имеют в виду.

Я сидела как оглушённая. Что такое амардавика могла сделать с человеком, чтобы он… лишился воли к жизни? Или просто бросался на любую мишень очертя голову, не раздумывая о том, сможет ли победить? Мне казалось преступным думать так о нашей Ари Чалите, но что я на самом деле о ней знала? Одно дело – что наплели Саинкаеу своим союзникам, но совсем другое – живой человек, переживший что-то ужасное и не оправившийся от этого.

– Вы… так глубоко сопереживаете людям, – мягко сказал Джароэнчай.

Я встряхнулась. Не хватало ещё, чтобы он заподозрил меня в связях с Жёлтой горой. Вопрос о похищении оставим на потом. Сейчас надо разбираться с насущным.

– Я похожа на какую-то девушку, которую видел этот Вачиравит, – вспомнила я, с чего мы соскочили. – Можно ещё раз и поподробнее?

– Нет-нет, он её не видел, – улыбнулся Джароэнчай, охотно возвращаясь к теме. – Только портрет. Так что он не знает, какого она роста. И, конечно, Кессарин далеко не так могущественна, как вы, хотя она изрядно одарена от природы. Но, насколько я знаю, махарьяты могут скрывать часть своей силы?

Я кивнула. По цвету кожи можно судить, сколько махары в человеке – в том смысле, что если махары мало, сымитировать более тёмный невозможно. Но вот если её много, то можно скрыть часть, и тогда кожа светлеет, хотя удерживать её в таком состоянии долго не очень приятно. Но мне же долго и не понадобится?

– А какое отношение прати Кессарин имеет к Саинкаеу?

Праат Ниран горестно вздохнул.

– Она сговорена замуж за Вачиравита. И свадьба послезавтра!

– Так, погодите, – я потёрла виски. – Вачиравит – это тот ущербный, которого якобы похитила амардавика, правильно? А Кессарин – ваша возлюбленная? И что же, сын канана соседнего города – недостойная конкуренция какому-то ушибленному махарьяту?

Ниран снова вздохнул, и в этом вздохе я услышала отголоски споров до хрипоты, угроз, проклятий и безнадёжного принятия. Я даже начала понимать, чем он мог запасть в душу этой Кессарин – некоторым нравятся томные аристократы.

– Дело в том, что отец Кессарин – канан этого города, праат Адульядеж. И у него в жизни есть одна цель: заключить наиболее выгодный договор с Саинкаеу. Прежний глава клана игнорировал его попытки, но несколько лет назад он погиб на охоте, и Адульядеж прямо со дня похорон принялся обхаживать нового главу. Понимаете, ему настолько нужно сварить это зелье, что он бросит в котёл весь город, не только родную дочь! А глава клана… Он молод и подвержен внушению. К тому же он очень беспокоится за своего брата. Он надеется, что достойная жена, одарённая большой силой, станет для Вачиравита исцелением.

Я поджала губы. Ни для кого не секрет, что супруги, предаваясь своим супружеским радостям, обмениваются махарой и укрепляют тело и дух друг друга. Но это может работать, только если между ними есть влечение. Заставить женщину, влюблённую в другого, кому-то что-то укрепить, совершенно невозможно. Да и Вачиравит, если ему правда так плохо, как рассказал мне Ниран, вряд ли готов отдаться какой-то девице и обмениваться с ней махарой на брачном ложе. Но, конечно, я могла понять молодого главу, который готов испробовать всё, чтобы помочь младшему брату. Если бы мой младший брат ходил с тленом в глазах и бросался на демонов, забыв о предосторожности, я бы тоже хваталась за соломинки.

Однако что же предлагает мой неожиданный знакомый, если дама его сердца так тщательно сговорена замуж за другого, а свадьба уже послезавтра?

– Вы хотите подменить невесту, – предположила я.

– Прани невероятно проницательна! – просиял праат Ниран. – Когда мои последние попытки убедить праата Адульядежа провалились, я принялся искать похожую девушку. Пранур Арунотай – это глава Саинкаеу – видел Кессарин, но мельком, он был не очень заинтересован. А Вачиравит видел только портрет, Кессарин наотрез отказалась с ним встречаться до свадьбы! Поэтому они даже ничего не заподозрят! Мы подменим вас прямо в день свадьбы, непосредственно перед церемонией. На вас будет покров, так что Адульядежи вас не увидят, а снимет покров только муж, когда вы уже будете на Оплетённой горе. Саинкаеу не приглашают канана на гору, так что вы больше никогда не встретитесь!

– И он не будет ожидать, что Кессарин спустится повидать семью? – нахмурилась я. Конечно, в некоторых особо религиозных семьях, тем более, аристократических, выданная замуж женщина не может просто так заявиться в отчий дом. Но есть ведь всякие праздники, ритуалы, которые это предполагают.

– Он знает, что Кессарин не хочет за Вачиравита, – помотал головой Ниран. – Она уже пообещала ему, что обидится на всю жизнь и больше не переступит порог. Праат Адульядеж… да простят меня боги, не очень заботливый отец. Кессарин, бедняжка, выросла без любви, – он снова трагически вздохнул, и я уже не сомневалась, что Кессарин потеряла голову быстрее, чем наполнилась самая маленькая чаша городских водяных часов. – Но если вас будут вынуждать встретиться с Адульядежем, вы дадите мне знать, я привезу Кессарин, и она придёт на встречу вместо вас. Понимаете, мы весьма заинтересованы в том, чтобы обман не раскрылся. Нам вовсе не нужна война с Чаатом, не говоря уж о Саинкаеу!

– Понятно, – вздохнула я. То есть мне надо постараться так провернуть моё дело, чтобы никто не заподозрил, что я – не Кессарин. Можно и наплевать, конечно, и это будут проблемы Нирана и его отца, но… Саинкаеу могли бы и убедиться, что сговорённая девушка готова выполнять свою функцию. А так можно всё обставить, будто это Кессарин от горя решила разнести дом своего ненавистного мужа, а потом отдала душу Небесам. И Адульядежу урок… – Ладно, это не станет проблемой. Что будем делать с моим ростом? Адульядеж на свадьбе, наверное, заметит, что невеста высоковата. Не всё же время меня будут носить в паланкине.

– Я сейчас же пошлю сообщение Кессарин, чтобы она потребовала новые сандалии на самых высоких зубцах. А вам мы сделаем совсем низенькие. Свадебный наряд длинный, под ним не будет видно обуви. Несколько служанок Кессарин с нами заодно, они помогут ей улизнуть, а вам занять её место. Вам нужно будет встретиться с ней, чтобы подогнать цвет кожи…

Он продолжал рассказывать мне всю логистику подмены, но я уже думала о другом. Моя семья ожидала, что со дня на день их запасы махары пополнятся. Это будет значить, что я приняла свою судьбу. Они знают, сколько времени идти досюда из дома. Допустим, у меня могли возникнуть сложности по пути или пришлось долго ждать оказии, чтобы попасть на гору. Но если я слишком затяну, они могут решить, что я не справилась с тигром в горах или попалась клановой страже, или, что хуже всего, передумала выполнять свой долг.

За два дня они, наверное, ничего такого не решат. Но это если я организую всё в тот же вечер. Ну или скорее ночью, свадьба-то дело долгое. А ночью… Это же будет брачная ночь! Какой бы ни был этот Вачиравит покалеченный, уж наверное до спальни дойдёт. И что тогда? Просто убить его?

Я закусила губу. Одно дело – поджечь резиденцию клана безымянных сволочей, которые убили мою амардавику. До сих пор мне казалось, что я сделаю это с удовольствием и даже какое-то время поупиваюсь зрелищем, если за мной не будут гнаться полсотни разъярённых стражников. Другое дело – тихо прирезать человека, за которого я обманом выйду замуж, и которого и так уже жизнь покалечила. Нет, я, наверное, смогу, но это как-то… уже не звучит, как благородная месть. Особенно если он и правда каким-то образом пострадал от рук моей амардавики. А вызвать его на поединок не вариант: во-первых, он же будет считать меня обывательницей и не согласится, а во-вторых, если он и правда так крут, как говорит Джароэнчай, я с ним просто не справлюсь, и тогда моя смерть никак не поможет семье. И зачем только Ниран мне о нём рассказал?!

– Вас что-то смущает? – с неуверенной улыбкой спросил Джароэнчай.

Я мотнула головой, но тут же спросила:

– Нет ли у вас тут кого-то, кто мог бы побольше рассказать о том, что случилось с Вачиравитом?

Он на мгновение задумался.

– Так сразу в голову не приходит, но я уверен, что в резиденции будет кого спросить. Целители там или воины, которые его вызволяли… Да и глава клана наверняка расскажет вам всё, что угодно, если это поможет вернуть его брату присутствие духа.

Он вдруг как-то хитро улыбнулся.

– Возможно, подлог, который мы совершаем, на самом деле пойдёт прануру Вачиравиту на пользу?

Я не сразу поняла, к чему он клонит, и он продолжил:

– Уж во всяком случае с могущественной махарьяттой ему должно быть интереснее общаться, чем с мирной дочерью канана. А сам он весьма недурён собой. Как знать, может, у вас всё и сложится?

Для меня это была настолько дикая мысль, что я даже ничего сказать не смогла. Он допускал, что я – с Саинкаеу?! Да он… да как он… Не говоря уже о том, что мой долг… В ярости я грохнула кулаком по столику так, что чашечки подлетели и расплескали напиток.

– О, прошу меня простить, прани! – ахнул Ниран, всплеснув руками. – Я вовсе не хотел вас оскорбить! И, конечно же я не имел в виду, что вы согласитесь на эту авантюру за спасибо! Но вы всё ещё не назвали цену вашего согласия!

Я немного успокоилась. Наверное, я и правда чересчур явно заинтересовалась предложением, и Ниран уже решил, что выйти замуж за крутого охотника из могущественного клана – само по себе неплохая приманка. И, честно говоря, в любом другом случае так бы и было. Предложи мне кто связать запястья с молодым, привлекательным и талантливым прануром из любого другого клана, я бы не сомневалась ни мгновения. До нападения Саинкаеу на нашу гору у меня даже был список кандидатов!

Однако речь шла именно о них, и когда я сделаю то, что собираюсь, Ниран быстро поймёт, почему я так легко согласилась. Да и проблема времени никуда не делась. К тому же как жена Вачиравита я смогу с полным основанием потребовать, чтобы мне показали в резиденции решительно всё, и спланировать свой удар намного эффективнее. Но на это нужен хотя бы ещё день. А вдруг моя семья решит, что я не справилась, и тогда им придётся пожертвовать ещё одним человеком? Я могла бы, наверное, отправить им сообщение, но с кем? Я не могу доверять Нирану, иначе после моей диверсии он будет точно знать, кто меня прислал. И то же самое касается любого посыльного, которого я смогу найти в городе. Да и на дорогу им понадобится больше времени, чем мне на разведку…

– Можете ли вы расплатиться махарой? – осторожно спросила я.

Джароэнчай задрал брови. Я испугалась, что выдала своё происхождение из маленького клана без амарда, но тут же сообразила, что представилась странствующей махарьяттой. У странствующих махары в принципе может быть только что в теле помещается.

– Вы выйдете замуж в огромный клан, – заметил меж тем Ниран. – Они там махару не считают. Зачерпнёте, сколько надо.

Я помотала головой.

– Послезавтра – это слишком поздно. И я вряд ли смогу зачерпнуть что-то в день свадьбы, то есть, на самом деле, выходит не меньше трёх дней. Они… – я затормозила, пока не проговорилась про свой клан и жертвоприношения. – Человек может умереть.

Губы Джароэнчая сложились в понимающее "о".

– Я посмотрю, что можно сделать прямо сегодня, – пообещал он. – Вы можете расположиться здесь, а я свяжусь с Кессарин насчёт обуви… И, мне кажется, Адульядеж хранит запас махары. Сколько вам нужно?

– Примерно сколько есть во мне, – сказала я, понятия не имея, может ли он определить на глаз. Махарьят бы смог, но…

– Я спрошу Кессарин, – пообещал он. – Она разбирается. Она у меня такая умница.

И на этой оптимистической ноте он откланялся, оставив при мне человека из своей свиты – то ли в качестве слуги, то ли присмотреть, чтобы не сбежала. Но мне незачем было сбегать. Пока что мой план претворялся в жизнь почти идеально и без моего участия. Я уверенно продвигалась в сторону Оплетённой горы и несла с собой смерть и разрушения.

Весёлые хлопоты

Джароэнчай вернулся в ночи – с низкими сандалиями и фиалом махары. Едва взяв его в руку, я поняла, что в нём даже больше, чем во мне.

– Часть выкупа за невесту от Саинкаеу, – прокомментировал Ниран. – Там таких ещё два ящика, Кессарин сцедила по чуть-чуть из каждого, никто не заметит.

Я ничего не ответила, пытаясь справиться с комком в горле. У Саинкаеу столько махары, что они могут отдать два ящика фиалов ценностью в мою жизнь. Никто не заметит… И это могущество они использовали, чтобы убить мою амардавику! Нет, их всё-таки ожидает самая страшная смерть, какую я смогу изобрести!

– Мне нужно уединиться, – выдавила я.

Не знаю, ответил ли Джароэнчай, но я уже поспешила прочь из гостиной, миновала комнату отдыха с выходом на террасу, потом утреннюю приёмную с дверями, вероятно, в спальню и кабинет, и наконец выскочила на лестницу с обратной стороны здания, по которой взбежала на второй этаж. Точнее, чердак. Треугольное пространство под скатами крыши стояло пустым, даже слуги и стражники не хранили здесь свои вещи. Как нельзя лучше.

Я достала уголёк в обёртке и принялась вычерчивать на полу символы. Стоило замкнуть первый круг, и они замерцали тихим голубоватым свечением, напомнившем мне о горной ба. Моя махара походила на демоническую, и не только цветом. Случалось, что сделанные мной амулеты другие махарьяты считали созданиями демонов. Отец говорил, это потому что я очень могущественна, а когда большое количество махары сплющено в маленьком теле, она меняет структуру и становится более похожей на демоническую. Демоны ведь тоже часто невелики ростом, а махары у них – обоз.

Словно в подтверждение отцовской теории, фиал в моей руке засиял голубоватым. Я не очень хорошо себе представляла, как махару заливают в такие контейнеры. Тут Кессарин, похоже, знала больше моего. Пока была жива амардавика, у нас не было необходимости хранить махару, её можно было брать прямо из воздуха на горе, а потом хранить стало нечего. Я боялась, что стоит мне открыть фиал, как махара брызнет из него, и я потеряю часть, поэтому помимо круга для отправления ритуала я выписала улавливающие чары и два барьера для верности. Но когда я наконец решилась – осторожно, прикрывая горлышко рукой, чтобы хотя бы впитать в себя всё, что брызнет, махара потекла неторопливо, как жидкий мёд или густое сладкое вино. Воздух наполнился ароматом нектара, а поверхность голубоватой жидкости заиграла перламутровыми переливами.

Я вытряхнула из фиала всё до последней капли во внутренний круг. Махара словно ждала: вязкая лужица не впитывалась в пол и не уходила по каналу, намеченному символами, пока фиал не опустел. Я проверила, просунув в горлышко мизинец: на стенках не осталось и следа. Только тогда лужица растеклась по контуру круга, наполнила символы, вспыхнула – и исчезла. Я осталась сидеть в темноте на чужом чердаке, опустошённая, как фиал. Ритуальный круг я знала назубок – мне ведь предстояло его чертить для своей жертвы, и тогда у меня вряд ли будет время на раздумья. Я знала, что он сработал, и отправленная махара выльется на гору, снова наполнив воздух силой. Просто очень странно было совершить ритуал и остаться сидеть рядом, как будто ничего ещё не кончилось.

Я глубоко вздохнула. Ничего и правда не кончилось. Надо зажечь свечу и отмыть уголь с пола, чтобы никто не вычислил, кому я переправила махару. А после этого мне предстояло подготовиться к свадьбе и выйти замуж за Вачиравита. А после… Но об этом можно было пока не думать.

* * *

Слуги Нирана взялись за меня с самого утра. Оказалось, что для кананичны я слишком неухоженная.

– Но ведь свадьба только завтра! – протестовала я, когда три служанки запихнули меня в бадью с горячей мыльной водой и лепестками цветов.

– А ногти и волосы подстричь надо уже сегодня, – заявила старшая из них. Её звали Буппа, и она работала в доме Адульядежа, но пришла привести меня в подобающий вид. – Свадьбой же дело не кончится, прани там в клане ещё жить и жить. Вот пранур Вачиравит удивится, если его жена-кананична будет ходить с обкусанными ногтями! Вы каким мылом умываетесь?

– Мылом? – нахмурилась я. – Я просто водой… Если заночевала у ручья.

Буппа схватилась за голову, отчего два пучка, в которые она заплетала волосы, встопорщились, словно тигриные уши, а тонкие узоры на её светлом лице полыхнули испуганным жёлтым.

– Да вы же без понятия! Как вас отпускать к приличным людям! Нас раскроют на второй день!

Я открыла было рот заявить, что это всё не важно, потому что на второй день от клана Саинкаеу уже ничего не останется, но я же не могла им об этом сказать.

Другие служанки тоже переполошились и принялись с утроенным усердием тереть мне лицо размолотой крупой в кислом соке. К тому времени, как они закончили, я блестела, словно мокрая галька, а всё тело горело, как если бы я заснула на солнцепёке.

Они подвели меня к разложенным на лавке в купальне одеяниям и принялись оборачивать вокруг меня один за другим слои тонкого шёлка.

– Зачем это? – не понимала я. – Дайте мне что-нибудь попроще, в чём спать.

– Не ходить же до вечера в исподнем, – заявила Буппа. – Привыкайте прилично одеваться. За вами, между прочим, приданого сорок восемь сундуков!

– Но… Это же приданое Кессарин, – выдавила я.

– Ай, ну, а кто у нас теперь Кессарин? – фыркнула Буппа. – Прати Кессарин, видите, хочет замуж по любви, и её жениху до сундуков дела нет. А вот если махарьяты чего не досчитаются, могут и стребовать с батюшки её. Тут-то мы и попадёмся!

– Как прани собирается там жить, – подала голос другая служанка, – если даже не знает, что у неё за приданое?

Я прикусила язык и не ответила: "Никак".

– Не говори, – вздохнула Буппа. – Чувствую, надо мне у прати Кессарин брать увольнительную и ехать вместе с прани на гору, а там не отходить ни на шаг, пока она не научится. Мало ли, вдруг ей там слуг не дадут… А если и дадут, они же всё поймут сразу! Прани, да не сюда руку, это не рукав! Небеса, как же вас в люди-то выпускать?

Я была в ужасе. Мало мне Вачиравита, которого не хочется убивать, так тут ещё Буппа! Она-то уж и вовсе ни в чём не виновата. Но как мне устроить катастрофу размахом во всю гору и при этом не задеть служанку? Выгнать её накануне? Так это ещё предлог придумывать…

– Не надо! – взвыла я. – Я справлюсь! Наверняка они ко мне приставят нерадивую прислугу, которая больше никому не сгодилась, вам не надо беспокоиться! И вообще, просто покажите мне, как что надевается, я научусь!

Но вещи лежали по сундукам, а сундуки – в доме Адульядежа, и Буппа явно считала, что ей отправиться со мной на гору гораздо проще, чем мне тайком проникать в закрома хорошо охраняемого поместья, чтобы там в темноте и не издавая ни звука примерять наряды.

– Конечно, с вами должны быть слуги! – категорично заявил Ниран, когда Буппа озадачила его этим вопросом. – Я должен был сам об этом подумать. Хотя бы трое, а то мало ли…

На грани истерики с троих я всё же сторговала до одной Буппы. Ладно, если у них на горе так много махары, зачерпну ещё и замурую её в сто защитных барьеров. Союзница, которая знает, кто я на самом деле, и правда не помешает. Может, подскажет что-то дельное или хоть на кухню ночью сгоняет за перекусом, пока я буду планировать поджог. Богатеньким прати наверняка на кухню путь закрыт.

К вечеру я благоухала целым букетом ароматических масел, мои волосы с ровно подстриженными концами струились, словно шёлковые нити, на ногтях блестел лак, а кожа стала нежной, как мякоть манго, даже на пятках. Процедуры, которым меня подвергали весь день, утомили меня больше, чем сражение с армией призраков, так что, когда меня оставили в покое, я могла только лежать на диване на задней террасе и безучастно рассматривать белеющие в сумерках цветы лотосов на глухой жёлто-зелёной воде. Буппа пристроилась рядом с какими-то чашечками, ступками и пестиками. Я так поняла, она толкла цветочные лепестки, чтобы завтра меня нарумянить. Избыток махары в теле делал мою кожу почти чёрной, так что обычно румяниться мне было бессмысленно, но завтра я буду скрывать часть силы и посветлею. Вот ведь тоже, чем дольше я буду разведывать ситуацию и планировать свою атаку, тем дольше мне придётся сдерживать силу, а мне это не то чтобы легко давалось.

Я лежала и рассматривала коробочки на столике перед Буппой и от этого унывала всё больше, вспоминая горную ба. Ещё того придурка найти… Те, кто убивает хозяев гор, точно не заслуживают моей жалости.

– Буппа, – позвала я, наблюдая, как её полные руки ловко управляются с пестиком. – Ты что-нибудь знаешь об амардавике с Жёлтой горы?

– Которая людей воровала? – невозмутимо уточнила Буппа. Моё сердце ухнуло куда-то в живот. – Да кто про неё что знает? Порешили, и славно.

– Людей? – выдавила я.

– Ну вон, – Буппа махнула в сторону высящейся над городом Оплетённой горы. – Пранур этот ваш, за которого вы пойдёте. Его едва живым отбили! И то, говорят, с тех пор сам не свой. Страшное дело, – она осуждающе покачала головой и обвела вокруг темечка защитный круг. – Не приведи небеса, попадёшься вот так. И это махарьят, а что бы с обычным человеком стало? Вон в Ангуне, говорят, тоже амарданур повадился по человечину. Страсть!

У меня внутри всё завязалось в узлы. Что значит "тоже"?! Я ещё могла себе представить, что амард похищал бы людей для развлечения или чтобы они ему служили, но не чтобы их пожрать! А если для этого, то как Вачиравит прожил на горе целый год?! Непрерывно отбиваясь? Чушь, амарды не нуждаются во сне, а махарьят, хоть он сколько угодно могущественный, рано или поздно заснул бы. О чём я вообще думаю?! Моя амардавика никогда бы даже не подумала сожрать человека! Это немыслимо!

– Да вы не переживайте, – вздохнула Буппа. – Он пусть не в себе, но в целом тихий, уж небось не обидит. Вы девушка миловидная, будете с ним по-доброму, авось и заладится дело. Саинкаеу вообще господа отзывчивые, не зазнайки. Лишь бы не заподозрили ничего, а так будет у вас там хорошая жизнь.

Я стиснула зубы и изо всех сил сосредоточилась на пении жаб в пруду, пропуская тираду Буппы мимо ушей. Вот только слушать про то, какие Саинкаеу хорошие, мне не хватало!

Джароэнчай вышел на террасу в одной рубашке и закатанных по колено штанах, похоже, забыв о моём присутствии. Под вечер в доме стало невыносимо жарко. Слуги развесили талисманы на все дверные и оконные проёмы, чтобы выгнать жар, но на их работу требовалось время. Кананич откинул за плечи прилипшие к шее пряди волос и уселся на краю террасы, спустив ноги в мутную воду. Вода-то небось тёплая, как остывающий чай, но не моё дело: хочет болтать пятками в этом бульоне, потом от кожных язв не мне его лечить.

Внезапно он вскрикнул и отпрянул от края, изогнувшись дугой назад. Я подумала, что он соскользнул с мокрых досок и сейчас подтянется и сядет понадёжнее, но он почему-то не вытаскивал ноги на настил, хотя изо всех сил перебирал локтями, стараясь отползти назад. Он закричал снова, и из дома выбежали два охранника. Они подхватили его под мышки и потянули, но никто никуда не двинулся.

– Оно меня схватило! – проорал Ниран не своим голосом. – И держит!

Один из охранников качнулся было вперёд, ослабив хватку, чтобы подойти и заглянуть за край настила, но Нирана тут же дёрнуло вперёд.

– Стойте! – крикнула я, подхватываясь с дивана. Охранник уже снова тянул Нирана к дому, но они не двигались с места. Я подбежала к краю террасы и бухнулась на колени, осторожно заглядывая вниз.

Нога Джароэнчая по лодыжку была в воде, а вторая отчаянно упиралась в настил. Сквозь жёлто-зелёную муть и днём-то ничего не увидишь, а сейчас уже сгущались сумерки.

– Это рука! – выпалил Ниран, дёрнувшись в очередной попытке освободиться. – Меня схватила рука из воды! Прани!

Но я уже чертила в воздухе знаки защитной пелены. Лезть под настил без неё было бы самоубийством.

Как только узоры на моём теле засияли голубым так, что меня равномерно окутало световым покровом, я свесилась к воде и запустила в неё руку рядом с ногой Нирана. Вода и правда оказалась тёплой, как падаль на солнцепёке, и пованивала разложением. Конечно, никакой руки я не обнаружила – если я правильно понимала, что напало на Нирана, рук у этого нет, ему просто примерещилось в полутьме. А вот характерный снопик я нащупала. Вцепившись в него изо всех сил, я послала свою махару по руке, одновременно охлаждая её, пока вода между пальцами не замёрзла, как лужица на вершине горы ночью. Вскоре льдом покрылась не только моя рука, но и нога Нирана, и, наконец, опутавшая её дрянь. Замороженная, она не могла больше цепляться за воду, и легко выскользнула, когда я дёрнула вверх.

Джароэнчай вместе с охранниками отлетели на пару шагов и проволокли меня по настилу, потому что я не могла отпустить дрянь.

– Несите топор! – скомандовала я.

Буппа, замершая над брошенными склянками и ступками, подорвалась и побежала в дом. Ниран забился, пытаясь сбросить дрянь с ноги, но шансов на это не было, а вот меня он бы рано или поздно сбросил.

– А ну тихо! – рявкнула я. – Держите его!

Один из охранников заколебался, а вот второй, похоже, не первый раз имел дело с махарьятами и сразу кинулся на помощь, прижав ногу Нирана к доскам и навалившись всем весом.

– Вы мне ногу отрубите?! – в ужасе выпалил Ниран, вытаращившись на меня безумными глазами.

– Будете дёргаться, так обе! – огрызнулась я. – Эта дрянь потащит вас обратно, как только разморозится, и просто отцепить её невозможно.

Даже в ледяном панцире сноп гибких веток и водорослей, который я держала за хвост, сдавливал ногу Нирана всё туже. И лёд быстро таял, выпуская в воздух непередаваемо отвратный запах мертвечины, разлагающейся в донном иле.

Наконец прибежала Буппа – с топором и ещё двумя охранниками, которые тут же вцепились в Нирана руками, а в меня взглядами.

Я осторожно перехватила сноп подальше от ноги, прицелилась и рубанула топором поперёк тонких веток. Дрянь чуть не вырвалась у меня из руки, подбросив ногу Нирана на два локтя в воздух, раздался пронзительный свист, похожий на визг, и из надрубленного снопа брызнула чёрная кровь. Там, где она попала на одежду людей и доски террасы, зашипели прожжённые дыры.

– Помогите держать, – выдавила я сквозь невыносимую вонь. Глаза слезились, и в горле стояла желчь, но отодвинуться или даже отвернуться я не рисковала.

Самый бывалый охранник отпустил Нирана и подбежал ко мне. Я жестами показала ему, чтобы ухватился поверх моей руки – открывать рот в этом смраде хотелось меньше всего. Когда мужчина со всей силы навалился на сноп, я рубанула второй раз. На сей раз кровь брызнула ровно вверх и сожгла немного моих волос, но, к счастью, я успела отодвинуть голову. Пришлось рубить пять или шесть раз, пока наконец все ветки оказались рассечены. Ниран орал и метался – ему на кожу попало немного чёрной крови, а под местом разделки в настиле образовалась дыра в два кулака. Но всё же мне удалось победить смердящую дрянь, и после последнего удара она опала, выпустив потемневшую и отёкшую ногу Джароэнчая. Не мешкая, я оттолкнула охранника, выставила руку с разрубленным снопом над водой и прошептала заклинание вулканического пепла. Дрянь вспыхнула, как невзлетевший фейерверк, и распалась в моих пальцах в пепельные лепестки.

Я сполоснула руку в цветущей воде – она хоть и попахивала, но всё лучше, чем то, что я только что держала, – и шмякнулась на обугленный настил навзничь перевести дыхание. Краем глаза я видела, что Буппа уже омывает Нирану ногу свежей водой, а кто-то из охранников нашёл у себя в поясном кошеле мазь от ожогов. Ниран тихо всхлипывал от боли, но он очень легко отделался. Ну будет шрамик вокруг лодыжки, ничего страшного. Сам не утонул и ноги не лишился.

– Что это было? – проскулил он, когда Буппа закончила наносить мазь. Я глянула – а мазь-то, похоже, с махарой. Вон как бодро заживает. – Я второй год этот дом снимаю, перед моим приездом здесь всё зачищают и ставят защитный контур! Откуда оно… приплыло?

Я мотнула головой.

– Не приплыло. Подсадили. Это дело рук человека.

– Меня хотели убить?! – ахнул кананич в таком изумлении, будто этого вообще никогда и ни с кем не случалось. – За что?!

Я пожала плечами, провезя ими по шершавым доскам.

– А то сына канана не за что убить? Если и не у вас, то у вашего отца небось врагов хватает.

– Но почему здесь?.. – выдавил Ниран.

Я снова пожала плечами и принялась делать дыхательную гимнастику для восстановления махары. Здесь, у подножия Оплетённой горы, её витало в воздухе достаточно, чтобы за ночь пополнить запас. Не то чтобы он мне завтра понадобится… Хотя как знать, если на Джароэнчая ещё будут покушаться, придётся защищать его, по крайней мере пока не отбуду на гору. Но от кого защищать – дело не моё. Мало ли кому он дорогу перешёл.

– Эту штуку трудно сделать? – спросил бывалый охранник.

Я покачала головой, неохотно прерывая дыхательное упражнение.

– Зависит от того, что у мастера было под рукой. Если болотные желтоскоки, то их пару сотен наловить надо, а если попался настоящий водяной, то и одного могло хватить.

– Подождите, – просипел Джароэнчай. – Это что, сделано… из демонов?

Я кивнула. Большая часть дряни для сведения счётов с врагами делается из демонов.

– Их морят голодом, пока они не ужимаются, а потом скручивают в жгутики… Если демон большой, то складывают такой жгутик во много раз. Ну и проклятиями приправляют, чтобы сшить всё это в сноп. Махары на такое уходит обоз. Прошитых уже невозможно вернуть в исходную форму, даже если накормить. Остаётся только сжечь.

Нирана стошнило прямо на настил, и я решила всё-таки встать и пойти в дом, авось там уже стало попрохладнее.

– Прани! – воскликнула Буппа, тяжело поднимаясь с колен. – Небеса милостивые, сейчас же мыться!

Я оглядела себя. Тело-то я защитила пеленой, а вот нежные белые шелка местами прогорели насквозь. От широких рукавов остались жалкие лоскуты. Волосы тоже местами подпалило. И всё это было изгваздано в желтоватой мути пруда и саже от обуглившихся досок.

– Может, завтра?.. – робко попросила я, сама понимая, что никто меня в таком виде на чистые простыни не пустит.

– И завтра тоже! – категорично заявила Буппа, сцапала меня за запястье и уволокла в свой банный мир.

* * *

На следующий день меня подняли затемно, чтобы начать приготовления. Ещё вчера я страдала, что со мной слишком долго возятся, но это не шло ни в какое сравнение с сегодняшними мучениями. Время от времени Буппа подводила меня к огромному зеркалу в омывальной и заставляла крутиться, чтобы оценить результат, после чего кто-нибудь из служанок замечал огрех, и всё начиналось сначала. Я сама вообще не видела разницы между этапами, но они уверяли, что любая обеспеченная горожанка сразу бы всё заметила. Они издевались надо мной от четвёртой до двенадцатой большой чаши, и когда мы наконец выдвинулись на встречу с Кессарин, солнце уже перевалило за полдень. В самый разгар зноя на улицах почти не осталось людей – на то и был расчёт, но сидеть в душной тесной повозке, которая нагревалась, как бочка с перегноем, то ещё удовольствие.

Чтобы добраться до особняка Адульядежа в приличном виде и не растворить собственным потом наведённую красоту, мне пришлось окутать себя пеленой прохлады, которая светилась на всю повозку. К счастью, снаружи, на ярком солнце, это было не очень заметно.

– А как же мой меч? – спохватилась я, когда мы с Джароэнчаем и Буппой отъехали от дома.

Ниран уставился на меня.

– Вы же выдаёте себя за городскую прати из семьи канана. Откуда у неё может быть меч? Не говоря уже об умении им владеть.

– Но… – Я покосилась на небольшую сумку в руках Буппы, в которую поместился мой вселенский мешок и ещё куча причиндалов на случай, если мне нужно будет поправить причёску или лицо. Служанки заштукатурили меня пудрой и румянами так, что я стала белой, словно призрак лихорадки, а узоры вообще было не различить, если они не светились. Выбирать не приходилось – у меня и Кессарин, конечно, разные узоры. Главное мне не забыться и сдерживать эмоции, пока я на виду у Адульядежа. Потом в клане никто уже не вспомнит, какие там у Кессарин были узоры.

– Сюда меч никак не влезет, – отрезала Буппа. – А в ваш волшебный мешок, сами говорите, нельзя. Да и от греха лучше вам вовсе его не брать, ещё забудетесь и достанете, а потом объясняться!

– Он очень ценный? – встревожился Ниран. – Может быть, мне удастся его передать вам позже?..

Я рассеянно покачала головой. Меч у меня самый обычный, даже не на заказ выкованный, просто стандартный проводник махары с острым лезвием. В клане, если понадобится, я легко подберу себе другой, там их наверняка полный арсенал, ещё и сталь небось получше. Просто непривычно выходить из дому без меча. А тем более лезть во вражеский стан.

Проехали мы всего ничего – несколько улиц, два поворота и во двор какого-то заброшенного дома с заколоченными ставнями. Ниран галантно помог мне выбраться из повозки под навес заросшей лианами беседки, где было почти прохладно. Я изо всех сил старалась не запутаться в длинных юбках и очень радовалась низким сандалиям. Если бы я скакала по болотам в погоне за демоном, я бы прекрасно справилась и в обуви на одном зубце высотой в две ладони, но тогда я была бы в шароварах, а вот как ходить, чтобы подол не попадал под ноги, я пока не поняла. Но хотя бы балансировать на низких было проще. Вон Ниран вообще носит такие сандалии, у которых передний зубец низкий, а задний высокий, как каблук, так что ступня изгибается красивой аркой. Не могу себе представить, как он не падает через шаг.

Пока я раздумывала, притворявшаяся заколоченной дверь дома открылась, и по ступенькам резво сбежала девушка в золотом наряде, а с ней две служанки в сине-зелёном, как Буппа. Ниран выскочил из беседки им навстречу и раскрыл объятия для своей возлюбленной. Обниматься на солнцепёке без охлаждающей пелены – мне стало нехорошо от одного вида, так что я отвела взгляд. Буппа нервно покосилась на ворота. Заехав внутрь, мы их закрыли, но я понимала её опасения: вдруг кто заглянет поверх. Наконец парочка насладилась встречей и присоединилась к нам в тени беседки.

Читать далее