Перевод с подстрочника

В условном восточном пост-СССР-овском государстве президент сочиняет стихи, где на ты с небесными звёздами, зовёт их в гости, готов потчевать и угощать, а после поставить их себе на службу, чтоб были у него на посылках, как Золотая рыбка.
Поэт и переводчик Олег Печигин (в фамилии сочетаются романтичный Печорин, лишний человек среди печенегов, древнего тюркоязычного народа) приглашён перевести творения вождя на русский бывшим однокурсником Тимуром, выдающимся политтехнологом, фокусником и манипулятором. Подаренная и искусственно созданная слава свалилась, опоила, одурманила сладким наваждением и развеялась в миг.
Всё окружение под влиянием вождя, в это болото вожделенного обожания втягивается и приехавший поэт.
Олег в принципе подвержен влиянию, размещает в себе образ очередного переводимого поэта до перенимания образа жизни (алкоголизм Байрона, гомосексуализм Одена), легко поддаётся массовому гипнозу, в который погружены окружающие, пребывающие в обожании и обожествлении вождя.Творчество поэта–переводчика долго не поддавалось этому влиянию, искусство оставалось глухо, но обязаловка всё же вытеснила из его деятельности творчество и вдохновение. Подыгрывание самым сильным, потом послабее постепенно растворило в нём личность. Слепое отдавание себя во власть другого человека забирает сначала личность, а потом и жизнь.
“Безумие может быть заразительным”, и он уже не понимал, где правда, а где бред, кто больной, а кто просто обманщик, но до последнего верил, что “царь добрый, просто не знает.” Рационализация, защитная функция, сумеет найти объяснение и достроить даже самую несусветную иллюзию. Особенно, если психика вязкая (Байрон и т.д.)
Интересна перемена отношения к творчеству, когда герой узнал, что создатель стихов не великий отец народа, а графоманиакальный безумный больной, опустившийся пьяница и сластёна – к вопросу о разделении личности автора и его творений. Судьба другого поэта, ставшая для Печигина маяком, отрезвила его, вернула в реальность, и болезнь–наваждение стала уходить – он снова не смог переводить стихи якобы вождя. “У корыта всё теснее”, и чем ближе к телу, тем вероятнее стать разменной монетой придворной мышиной возни. Ушёл, перепевая чужую песню, не зная даже, чью именно. Не спев свою.
Для меня перекликалось с читаемой параллельно книгой “Анти–Ахматова”: “Что может быть лучше для старого поэта, чем смерть в застенке по ложному обвинению” – мифы о себе важны и дороги многим поэтам.
Книга очень понравилась.

Я вообще очкую всегда, когда речь заходит о современной русской литературе. Ну то есть после Иванова и Хемлин уже меньше, но все равно. Про Евгения Чижова я ничего не знаю, о его романе увидел где-то мельком заметку, открыл аннотацию — и понял: надо читать. Кажется, редко такое бывает в последнее время, когда после аннотации думаешь «надо бы прочитать», а не «что за бред».«Перевод с подстрочника» поначалу производит, как бы это сказать, простое впечатление (5 слов на букву «п», учитесь пока я жив). Возникает ощущение, что текст простой, не предлагает читателю никакого вызова, и читатель расслабляется. Тут-то автор и подсекает. Когда герой приезжает в вымышленный Коштырбастан обрести вдохновение и погрузиться в местную атмосферу, вместе с ним погружается и читатель (я, во всяком случае, погрузился). Текст словно становится более плотным, более вязким, более среднеазиатским, и это крутое ощущение. Градус повествования тоже растет и достигает высшей точки к финалу. По-моему, нет моментов, где автор не дотянул или пережал, все очень четко — и не в дистиллированном смысле, а когда все необходимые части гармонично собраны в том самом месте, где они по логике романа должны быть.Хорошая, сильная книга.

Главного героя романа Чижова «Перевод с подстрочника» зовут Олег Печигин. Делом его жизни является поэтический перевод. Герой держит путь в несуществующую страну Коштырбастан по просьбе старинного друга помочь с переводами стихов главного поэта Коштырбастана.
Переводчик не знает коштырского. Он везет с собой подстрочник, дословный перевод, сделанный кем-то до него. Задача Печигина задать размер, выстроить рифму, передать настроение, привести каждое произведение в нормальный вид. От переводчика зависит многое. Он должен чувствовать того, кого переводит, вжиться в образ автора, перенять его творческое и личностное «Я».
В романе многое строится через поэзию. В нем много стихов, принадлежащих перу Народного Вожатого, а , может, не ему вовсе, а поэту Фуату, который якобы отдает их своему бывшему другу в обмен за жизнь сына, подозреваемого в организации покушения на Президента. В романе прослеживаются политические мотивы, завуалированные под творческий процесс перевода.
Атмосфера романа угнетает своей безысходностью, восточным колоритом, окрашенным тотальным контролем со стороны руководящей верхушки, хотя это не сразу бросается в глаза, а постепенно, при погружении в монотонное и неторопливое повествование.
Такие книги должны получать литературные премии, но для любителей озорного чтения вприпрыжку категорически не подойдут.

Средняя Азия Коштырбастан, бывшая республика распавшегося СССР, туда по приглашению одноклассника отправляется Олег Печигин. Ему предложена работа по переводу стихов главы государства на русский.
Вождь - поэт,его стихи высекаются в мраморе,книги-вершина человеческой мысли,читаются всем населением, поэтические строки переносятся в государственные программы. Глава нации присутствует везде- на плакатах,в памятниках,на обложках журналов, на экранах телевизора. Диктатура. Власть масштабов Культа Личности.
Олег не знает языка коштыров,работать будет с подстрочником,ему надо проникнуться ритмом,духом,музыкой стихов автора. Дух перейдет в рифму.
Все в этой стране чуждо герою,люди,уклад их жизни, климат,идеология. Москвич здесь чужак .
Во время посещения водохранилища,построенного в пустыне, под влиянием грандиозного слияния двух стихий (Пустыня и Вода), Печигин ощущает вдохновение. Он уловил ритм,поток,Теперь стихи текут без труда.
Поэзия оказывает воздействие на творческого человека.в какой то момент он перестает чувсвовать себя чужим.
Но поездка в далекий аул,где нет столичного лоска,а только бедность, разруха,следы жестокой войны,озлобленность местных коштыров против русских,которые ,побросав все уже давно покинули Коштырбастан,(остались лишь те,кому не на что и некуда ехать),заставляет Олега переоценить человеческие качества Народного Вожатого. А в дальнейшем,узнав,чьи стихи переводит,испытывает разочарование в Вожде.
Не сумев правильно оценить ситуацию,Печигин оказывается втянутым в политический конфликт, для него эта ошибка стала роковой.В Коштырбастане легко узнается Туркменистан,самая закрытая страна в современном мире.
Туркменбаши Ниязов, падишах,реинкарнация пророка.
Евгений Чижов смело и убедительно показал,что тоталитаризм это в настоящем,а не в прошлом. Диктатура,поднявшаяся к вершинам власти в 21 веке. Страшная смесь Средневековья и современности.Фасадная сторона - народное ликование,всеобщее процветание,единодушное одобрение.
В реальности диктатура сеет страх среди своего народа,манипулирует представлениями людей о мире. Книга отличная,буду следить за творчеством автора.

Евгений Чижов написал русский колониальный роман, захватывающую историю, полную приключений европейского человека на азиатском Востоке, в которой столько же ярких красок, слепящего солнца, сколько и привычных литературных штампов. Восток явлен здесь местом таинственных и покорных женщин, деспотичных правителей, поэзии и рахат-лукума.Главного героя, Олега Печигина, мы встречаем в поезде. Он едет из Москвы в столицу Каштырбастана, вымышленного постсоветского государства Средней Азии, переводить на русский язык стихи его президента и «Народного Вожатого». Жизнь Печигина на родине расстроилась, от него ушла любимая девушка, умер друг, и он с радостью принял экзотическое приглашение друга детства, Тимура Касымова, когда-то учившегося в МГИМО, но с момента образования независимого государства, уехавшего на родину предков участвовать в «великой истории своей страны».
«Страны, в которой нет ничего невозможного». И вот Печинин, как герой волшебной сказки, преодолев власть времени и пространства, сходит с поезда на раскаленную землю чудесного мира, попадает в страну поэтов и поэзии. Он, потерпевший полное профессиональное фиаско в России, издавший один сборник стихов, который за год не купил никто, и который пришлось позорно забирать из магазина, оказывается самым продаваемым поэтом Каштырбастана. Звездой. Его стихи здесь переведены и крайне популярны. Печинина узнают на улицах, приглашают на передачи, награждают литературными премиями. Он поселяется в громадной квартире, ему прислуживает красавица. «Хочешь, о тебе узнает вся страна? – говорит ему друг Тимур, медиамагнат и придворный идеолог Каштырбастана, – хочешь, назовем твоим именем улицу, хочешь, четыре жены?!» Опьяненный поэт утопает в подушках и, кажется, готов соглашаться.Вся эта сказка становится реальностью не только потому, что друг детства влиятельный журналист, но еще и потому, что Каштырбастан – государство поэтов, ведь национальный лидер – поэт. «Когда к власти пришел Рахматнул Гулимов, это была не просто смена одного правителя на другого. Это было изменение самой сущности власти: власть силы и денег уступала место власти духа и вдохновения». Президент здесь не редко начинает советы министров чтением своих стихов, и на этих заседаниях его стихи превращаются в указы. «Коштырбасатвн – поэзия у власти, ведь посредством стихов, через Народного Вожатого правит сама воля неба». Чижов показывает вереницу вполне просвещенных людей, которые на полном серьезе верят в божественный статус своего Вожатого, верят в то, что во время войны Гулимов, тогда командир дивизии, стрелял в камень и из него начинал бить ручей, а над войском Вожатого всегда плыло облако, защищая воинов добра от зноя. Народный Вожатый разговаривает с тиграми и исцеляет людей. И никому это не кажется странным или смешным. Все покорились. Сдали идеалы просвещения без боя. Будто с уходом из этой пустыни условного товарища Сухова, модерного советского проекта, «освобожденные женщины востока» радостно вернулись в гарем Абдулы, среднеазиатские республики выбрали по божественному царьку и зажили, наконец, счастливой жизнью средневекового безвременья, где нет понятия прогресса, где козы ходят среди высотных зданий, и людям не нужно мучится в индивидуальном историческом времени, а можно раствориться в родовой, коллективной вечности.В одном из своих интервью Чижов, эпатируя публику, говорил, что его роман о поэзии. Это отчасти верно. Но не о поэзии, как таковой. Поэзия становится для него метафорой внерациональной или сверхрациональной власти, с переживанием которой сталкивается герой. И вот в связи с этими мыслями: о непостижимой восточной покорности иррациональности власти, из подвалов литературного архива поднимаются две традиции описания Востока, которые проступают через текст Чижова.Вообще, нам кажется, что есть простые вещи, которые мы видим. Объективная реальность. Такая, как есть. Но на самом деле эту оптику нам прописала культура. И текст Чижова хорошая иллюстрация этого феномена восприятия. До романтиков Восток никто не замечал. То есть тема Востока не была актуальной для европейской культуры. Восток впервые получил прописку в литературе в начале XIX века, и главным законодателем моды на восточную экзотику выступил лорд Байрон. Он не только создал «байронического» героя, персонажа которого целый век потом копировала мировая литература, но и создал определенный тип видения. Мы видим Восток так, как его увидел когда-то Байрон. Для Байрона восточная реальность красива и многоцветна, но всегда находится под пятой какого-то тирана. В этом мире царствует зло и насилие. Деспотическая власть, бросает свою грозную тень на людей, делая их серыми, неразличимыми. Они покорно встраиваются в систему, которую восточная цивилизация им предлагает. И здесь появляется герой, европеец, который заряжен ненавистью по отношению к системе и мирозданию. Но байронический герой отнюдь не либеральный активист. Он сам глубоко разочарован в идеалах просвещения, но не бросить вызов деспотии он не может. Так он устроен. Байрон был глубоким пессимистом и был убежден, что бунт героя не может закончиться ничем хорошим. Попытка дать свободу туземцам приводит к катастрофе. Его герой, в результате, губит и себя и все вокруг, потому что человек неисправим и восточным людям не нужна никакая свобода. Люди Востока другие, и рассказывать им про гуманизм, демократию, достоинство личности совершенно бессмысленно. Эту старую европоцентрическую традицию воспроизводит в своем тексте Чижов. Глазами героя мы видим несколько персонажей, которые казалось бы не удовлетворенны неосредневековой автаркией Каштырбастана. Выпускнице МГУ, Зейнаб, душно в отведенной ей гендерной роли, бывшему музыковеду негде работать, потому что консерваторию закрыли, отгораживаясь от «тлетворного влияния Запада». Но и первый и второй персонаж только на первый взгляд не довольны своим положением. Очень скоро мы понимаем, что их все устраивает. Это – другие люди, как будто повторяет слова Байрона Чижов. Не нужно лезть на Восток со своей свободой, так будет лучше всем. Еще одна литературная традиция, просвечивающая через строчки романа «Перевод с подстрочника», была создана представителем уже неоромантического направления английской литературы, Джозефом Конрадом. Конрад написал роман «Сердце тьмы», в котором показал Восток (в его случае – Африку), как место, где живут люди свободные от цивилизации. В каждом из нас, в самой глубине, присутствует страшное, хаотическое основание личности, какое-то доисторическое, иррациональное начало, источник воли (в Шопенгауэровском понимании этого слова). Западная цивилизация научилась сдерживать этот хаос, придумав нравственность, право, модели поведения. Социализируя своих детей, западная цивилизация приручает деструктивность человеческой природы, утверждая принципы разума. Герой Конрада отправляется по реке Конго к сердцу этой дикости. Но, на самом деле, маршрут его внутреннего путешествия пролегает от разума к бессознательному. И по мере продвижения с него постепенно смывается тонкий налет спасительной цивилизации, он теряет человеческий облик. Это путешествие страшно, но очень соблазнительно. Ведь разум изолирует человека от мира, а хаос не дает быть одиноким. Через хаос можно приобщиться к единому, к некой всеобщности.Печигин в Каштырбастане не раз отказывается завороженным соприкосновением с иррациональным. Когда на телевизионной передаче он рассказывает о своей поэзии, говорит разумно, ему жидко аплодируют и как будто не понимают. Когда же он начинает славословить Народного Вожатого, зал ревет, и самому Печигину это нравится. Он греется в лучах чужой славы, он получает доступ к какой-то бессознательной энергии.По мысли Конрада, в столкновении с «непросвещенными» народами Востока, западный человек рискует потерять самое важное, что у него есть, рациональность поведения. Войти в «сердце тьмы» – это отказаться от завоевания цивилизации, подчиниться обаянию зла. Чижов эксплуатирует и эту традицию. И по ходу всего текста мы видим, как герой мечется между нравственными ограничениями разума и соблазнами бессознательного. Мне представляется, что поэзию в этом романе Чижов делает элементом большой метафоры бессознательного. Поэзия, ставшая основой государственной власти, – это иррациональное в политике. Нечто завораживающее европейского человека, но страшное в своей реализации. Английский романтик Перси Шелли говорил, что поэты – «непризнанные законодатели мира». В этой фразе звучит затаенная мечта европейского человека, чтобы миром управляла поэзия. Чтобы поэзия остановила войны, как об этом мечтает друг Печигина, гений и алкоголик Вадик, одухотворяла политику. Ведь и правда, Европа (западный мир), положившая в основу своей политики рациональность, построила цивилизацию войны, неравенства, страданий. Рациональный проект мира, это проект агрессивного переустройства действительности, борьбы с природой, борьбы за интересы. Разум продуцирует войны. И как было бы прекрасно, если бы правила поэзия. Чижов развенчивает эту мечту. Он говорит, когда поэзия перестает воспитывать душу, а становится частью политики, обязательно приходит тирания. Потому что поэзия многозначна, и чтобы был какой-то порядок, на страну может быть только один поэт, Народный Вожатый. Европа, может быть, мечтала бы, чтобы власть получил человек пророческого склада, ницшеанский сверхчеловек, избавивший всех от мелких склок и эгоизма, только для этого он должен быть аскетом и пророком, преодолевшим все человеческие пороки. А пока таких нет, любые потуги изображать сверхчеловека оборачивается убогой тиранией.Как Байрон и Конрад, Чижов восточному человеку предпочитает западного, со всеми его демониями, фрустрациями и эгоизмом. «Восточному» типу власти, таинственному, поэтическому иррациональному, предпочитает «ограниченный» западный тип, построенный на формальном праве и жуткой прозе. «Перевод с подстрочника» – роман об опасности, которую таит в себе мечта поэта.

КОРОТКО: +1 читабельный отечественный автор.Чижов придумал интересную схему: построил миниатюрную модель СССР, среднеазиатскую республику (одна штука) и практически на пальцах показал, что было бы, не случись перестройки. Сначала, конечно, гостеприимный край, изобилие и причёсанные лужайки, вот уже хочется «врасти в эту щедрую землю». Но после картины видимого благополучия, сразу за витриной обнаруживается неприглядное: сначала культ личности в полный рост («премия имени Гулимова во дворце культуры имени Гулимова за перевод стихов Гулимова»): голимый Сталин (или подставьте другое произвольное имя вождя). Затем другие звоночки: психушка в качестве средства избавления от неугодных, ночной «воронок», специальные поселения для семей государственных преступников, всего и не перечислишь. И главный герой, Печигин, вроде бы и лежать ему на печи, а он всё скачет Печориным, но пичуга он мелкая, не центральная у Чижова. В центре – страна хлопкоробов, идеологически-выверенные газеты и телевидение, Народный Вожатый во главе всего и автор всего, даже инженерных чертежей основных строек. Узнаваемо всё, вплоть до фотографии в газете, где Народный Вожатый берёт букет цветов из рук школьницы с двумя огромными бантами. Здесь невнятный тип, никакой не поэт и не переводчик Печигин одним росчерком пера становится автором книг с миллионными тиражами, как же иначе, ведь кого попало не пригласят в Коштырбастан переводить стихи Народного Вожатого. И переводит. А Чижов переводит нам: вот он, оригинал, был у вас перед глазами, а я вам подстрочник даю, всё слово в слово. Выдуманная страна смотрится настолько же реальной, как мифы о былом величии. Здесь роль женщины – исполнять волю мужчины, роль мужчины – исполнять волю партии, роль партии – исполнять волю Вожатого. А король-то голый.
«Неужели вы всерьёз верили, что он сам их пишет? Может, и ваш Брежнев свою "Малую землю" сам сочинил?».

Переводя Байрона, он начал хромать, взявшись за Дилана Томаса, запил, подписав договор на перевод Одена, заинтересовался мужчинами. При завершении переводов симптомы исчезали сами собой. Переводчик должен быть одержим переводимой поэзией, иначе вряд ли получится что-то стоящее. Похоже, переводчик в какой-то мере обязан стать и двойником автора.Главный герой отправляется в государство Коштырбастан, социалистическую республику, отсеченную от Советского Союза. Президент страны пишет стихи, эти стихи по подстрочнику должен перевести главный герой, московский поэт не первого ряда. Нужно понять местную жизнь, может быть, встретиться с автором, Народным Вожатым, по крайней мере, пропитаться местным колоритом. По-другому перевод не идет.Жившие в девяностые узнают реалии того времени. По крайней мере вспомнят их те, кто все-таки был чуть ближе к смерти, чем к жизни.Счастлив автор, который может закрутить сюжет, а в перерывах, между беготней, стрельбой и смертью героя показать, не забыть, что-то совсем важное. Хотя, что уж важнее смерти. И, конечно, любви. В романе много всего, его можно распутывать по ниточкам, найдешь нужное именно тебе. Кроме того, автор – щедрый человек, в пару предложений может вместить многое, показать глубокое и тут же приступить к следующему действию; другой растянул бы выигрышную сцену на целую главу, это не хорошо и не плохо, просто существуют разные подходы.Еще в книге рассказывается про тех, кто соединяет небо и землю. Про тех, кого слышат, и тех, кого не понимают. Но, похоже, главное – все-таки понять себя самого. Есть и про роль поэзии. Человеческие общности формируются вокруг языка, а для того, чтобы язык не исчез, как раз и нужна поэзия. Хотя это уже считается реакционной теорией. В книге есть кошачьи, от белых тигров в индийском зоопарке до старой подслеповатой кошки всенародного президента. Ведь кошки тоже связывают разные миры. И про избыточный свет. В теплых краях свет не самое приятное, его слишком много, но от него же все плодоносит. И жизнь не всегда свет, и, конечно, не тьма. Часто жизнь – это тень.

То, что на эту книгу Евгения написала рецензию (внутреннюю?) Ирина Служевская – мужественная женщина, известный трифоново-, ахматово-, мандельштамо-, макушинско- и еще кое-кого-достойновед – добавляет вистов.Евгений создал обманку. Его стиль заведомо беллетристичен, нетороплив, обволакивает, как жара. Словно читателю какой-то хитрый среднеазиат лениво бурчит и бурчит в ухо. Купаешься в образах и метафорах, неторопливо идешь по сюжету, цокаешь.
А потом – бац, а ты уже лицом к стенке вместе с героем.«Сумерки снимают крышку с раскаленной кастрюли города»
Главный герой оказывается на самой линии. Народный Вожатый, Геббельс (Касымов) стремятся минимизировать счастье в Коштыртостане, чтобы жизнь простых смертных (людишек) проходила, не оставляя следа. Обыдляющий «ящик», статуи, стихи вождя («Стихи без биографии вообще никуда не годятся!»), понимание их значимости и возможного вреда (образ пожара от сжигаемых сборников). И вот уже былые интеллигенты и просто грамотные люди повсеместно выметают пыль. И вокруг - зомбируемый безвольный народ, равнодушно работающий и хавающий жвачку дней. И как-то незаметно вдруг оказалось: большинство коштыров живет у пыльной дороги, лишь обновляя плакат.Тишина в эпицентре шумной стройки внутри касымовской машины .
Ничего не слышно. Не видно иссушенных работяг.
И не проникает пыль.
Самый точный, емкий и ужасающий образ в книге. Как и жизнь-рынок с ежедневным сгребанием мусора, пыли прошедшего дня.Книга, может быть, и не бомба, но очень нишевая. Редко пишут на эту тему (кстати, редко вспоминают, сколько граждан РФ пылятся в зинданах. Неудобно как-то, вдруг Бердымуха обидится?) Но роман все же не политический. Он нравственный. Здесь кропотливо изложен постепенный и коварный отход местных постсоветских азиатских элит в изуверские витиеватые мутные идеологические (нет, не окопы!) барханы.К недостаткам, весьма не существенным, я бы отнес излишнюю нарочитость и очевидность некоторых образов (например, переполненный автобус, в котором коштыры способны терпеть тесноту сколько угодно). Кроме того, как-то не вяжется, что гость крутого (сорри, но в данном случае лучшее слово!) визиря, вызванный им же, почему-то три дня тащится поездом. Зачем это автору – понятно, но ведь можно было легко обыграть этот момент в одном предложении: мол, Олег принципиально не летал самолетами, кружилась голова и пр.
Линия кошки-белые тигры (ИМХО) тоже в итоге оказалась брошенной автором.

«В пустыне никогда не бываешь одиноким, не то что среди людей!»
Поздравления автору.