Читать онлайн Вам куда, или Женихи бесплатно
Предисловие
Кто здесь писатель?
Вета выдохнула, села в кресло. На её лицо упал тёплый, мягкий свет от торшера с серым абажуром из магазина Икеа. Ноябрьское московское утро. Хмурое. Такой затяжной период предзимья. Снега ещё нет, солнца уже нет, хмурое небо и голые деревья тоскливо заглядывают в окна.
Вета проводила своих родных – кого на работу, кого в школу. И наконец осталась одна. Она встала. Поднесла горящую спичку к ароматической палочке и тут же потушила пламя. Её мгновенно окутал тонкий аромат луговых трав и хвойного леса. Взгляд остановился на струйке дыма, которая вытягивалась, струилась, собиралась в завитки, резвилась, вздрагивала и устремлялась ввысь. Спиралькой, столбиком. Раскручиваясь и раздваиваясь, разлеталась в танце и растворялась в воздухе. Вытанцовывала свой короткий танец жизни.
Вета сварила кофе в турке, налила в красивую кофейную чашечку. Посмотрела на букет цветов, подаренный мужем. Улыбнулась всему, что её окружало в эту минуту. Расслабилась.
Ей нравилось побыть какое-то время в одиночестве. Она доверяла этой глубине внутри себя, с которой можно было соприкоснуться только в тишине. Именно там, внутри, находились все ответы на её вопросы. Правда, чтобы их расслышать – эти ответы, нужно замереть, отключиться от всех остальных мыслей, от повседневных дел и забот. Или сказать по-модному, – помедитировать. Раньше, в некоторых ситуациях, это помогало.
Сейчас – это просто необходимо.
Хочется уже принять окончательное решение, которое последнее время зреет в её голове, то наполняя радостью, то пугая.
Недавно она закончила писательские курсы. И с тех пор покоя не даёт мысль: «И что теперь?» Не стала же она в одночасье Толстым или, не дай Бог, Достоевским. Ей просто, как и многим из нас, было что вспомнить. Жизнь всегда преподносила ей такие сюрпризы, отбрасывала такие коленца…
Скорее всего, события – Тогда и сегодняшние воспоминания будут сильно разниться. На место стёртых деталей придут фантазии, другие персонажи, и в это интересно окунуться со своим взрослым опытом.
А тут ещё недавно, при переезде, Вете под руку подвернулся старый, потрёпанный дневник. Оказывается, она кое-что записывала. Открыла на случайно выбранной странице и с нескрываемым любопытством, как будто это вовсе и не её дневник, прочитала: «Как же я выбирала? Это же Персонаж из копилки древностей, с бесконечными проблемами… Как будто он не жених, а хранитель этой сказочной страны, сложенной из колоннад, башенок, арочек» …
Интересно! Про кого это я? – на минутку задумалась, и тут же ароматом свежего ветра странствий её накрыло и увлекло в воспоминания.
Писать! Решение принято!
Вета села за компьютерный стол и неторопливо, нежно стала касаться клавиш.
ПРИВЕТ!
Меня зовут Вета. Я хочу рассказать вам мою историю. Это мой дневник о путешествиях, о людях, о событиях моей жизни. И еще есть Автор, она настроена философски, хочет поразмышлять о частном в общечеловеческом масштабе. Не судите строго, она новичок в этом деле, в авторстве и писательстве. Пожелайте нам удачи! Приятного улыбательного чтения! Ну что, поехали?
С Любовью, Вета.
Она остановилась. Задумалась:
– У-лы-ба-тель-но-го?!
– Смешно, глупо. Так никто не пишет! – спорил внутренний голос, а пальцы продолжали бегать по клавишам, и буквы вылетали, как чёрные галки и рассаживались по строчкам, абзацам и целым страницам. И вовсе не стройными, чёткими рядами. А казалось, хаотично, кто куда.
Внутренний Автор подстрекал, подбадривал и подкидывал умные мысли:
Для тебя все начинается по-настоящему тогда, когда ты перестанешь думать о том, что об этом подумают другие. Если ты взялся варить суп из того, что есть под рукой, самым худшим вариантом будет вспомнить точный рецепт с пропорциями. Замучают сомнения и переживания по поводу того, чего нет. А если просто отдаться процессу – Творя и Созидая – можно сварить и из топора, приправив своей Любовью и, конечно, съестными продуктами, какие есть под рукой.
Глава первая
Начало
Всё бледней лазурный остров – детство,
Мы одни на палубе стоим.
М. Цветаева.
Всё началось тогда, в таком же хмуром ноябре 1985 года. Мне выпала возможность поехать учиться в Москву. Из небольшого провинциального городка, с гарантированной стипендией от предприятия, целых пятьдесят три рубля ежемесячно. По тем временам вполне сносно. И почти шесть лет в Москве.
Да это был счастливый билет!
Надо сказать, что после окончания школы было желание стать психологом. Но времена были… Царствовала идеология «строителя коммунизма», а не какая-то там психология. Личные проблемы решались на общих собраниях. Коллектив лучше знал, как и с кем тебе жить и что делать. Отчасти поэтому, позже некоторые люди, сорвавшись с этой цепи, пошли в разнос. С боем отвоёвывая свои «личные границы». Порой и не осознавая этого, но проживая свою жизнь в вечной безрадостной борьбе.
А пока, один региональный универ, где готовят психологов и конкурс сто пятьдесят человек на место.
Испугалась?!
Да дело даже не дошло до подачи документов.
Техникум для меня был провалом, крахом. Я грезила только об институте, видимо уже не важно каком. И вот тебе институт, Москва, экономист.
Уху-у-у-у, погнали!
Вылет самолёта на Москву задержали. И вместо дневного прилёта, я оказалась в вечерней ноябрьской Москве. Тогда это был довольно тёмный, угрюмый город. По моему плану я должна была оказаться в Москве ясным днём, получить койко-место в общежитии института и утром отправиться на экзамен. Но, всё спутал этот задержанный рейс. На всякий случай в моём кармане был адрес маминого школьного товарища, сейчас проживающего со своей семьёй в столице. К ним я и направилась.
Мобильной связи не было и всё происходило по сюжету:
Не ждали? А мы припёрлись!
Примерно так я и должна была появиться в квартире Николая Петровича на Вернадке.
Но произошло следующее.
Я добралась до заветной двери и с мыслью – отступать некуда, сзади на меня наваливалась только тьма большого незнакомого города, нажала на кнопку звонка. Через какое-то время дверь открыла молодая женщина, выслушала меня внимательно и просто ответила:
– Здесь такие не живут!
На моём лице отразился весь ужас происходящего. Почти ночь и я одна. Как оказалось, с неправильным адресом на белом тетрадном листочке, зажатом в руке.
Я расплакалась. Горючими юными провинциальными слезами. Девушка с пониманием отнеслась, поутешала меня, как могла на лестничной площадке и предложила пойти в гостиницу:
– Совсем рядом, через дом.
– Угуу, – выдавила я сквозь слёзы.
Мне казалось, я видела её внутренние метания: пустить ли меня в свой дом или нет? И всё же страх пересилил: мало ли что?
А может мне просто так хотелось думать о ней. Впрочем, это было уже не важно.
Я отправилась в гостиницу. Там, к сожалению, меня ждал не номер с аккуратно застеленной кроватью, а ушат презрения…
Что было тогда с Москвой? Почему было так мало гостиниц? А если они и были, то для "белых людей"– иностранцев и возможно для командировочных. Мой вопрос о месте в гостинице вызвал у женщины за стойкой – презрительность и возмущение, как будто я неожиданно появилась на пороге её собственного дома в костюме цыганки с картами и попросилась переночевать в её кровати.
– Конечно нет свободных мест, – буквально прошипела она.
Выглядела я нормально, как среднестатистическая советская девушка восемнадцати лет, с паспортом. Возможно, с перепуганным взглядом голубых глаз, то и дело наполняющихся слезами и с простым желанием переночевать в чужом городе. Честно говоря, хотелось разрыдаться в голос, но…. Я просто развернулась и втянув голову в плечи пошагала к выходу.
Тогда так дело обстояло во всей сфере обслуживания. Точно так же могли встретить незнакомца и в магазине, и в ресторане, и в парикмахерской. Это считалось нормой – надменность и бытовое хамство в сфере услуг по отношению к простым смертным. Исключением были люди, наделённые властью и деньгами. Для них была припасена маска подхалимства, заискивания. И фраза, которую очень хотелось услышать в тот момент мне: «Сейчас мы что-нибудь придумаем для вас».
Но, к сожалению…
Мне в гостинице остановиться не удалось. Пришлось ночевать на Павелецком вокзале, сидя на деревянной лавочке со спинкой. Мои чувства тогда слиплись, спаялись в комок и замерли от страха. Как сдутый мяч или лопнувшая покрышка. Выдохнула, скукожилась и больше не вдыхала.
Я ждала утра.
Хорошо, что вокзал не закрывался на ночь и там были ещё такие же проезжающие, пролетающие пассажиры, как и я. Все дороги из одной точки страны в другую вели через Москву. А гостиниц было мало. Почему? Остаётся загадкой.
По статистике тех лет: двадцать четыре гостиницы входили в систему Мосгорисполкома, семь – в структуру "Интуриста", около шестидесяти относились к советским министерствам и ведомствам. Вот и решайте, куда податься переночевать в экстренной ситуации.
Любой город становится родным, когда среди миллиона светящихся окон есть хотя бы одно, за которым тебя ждут. В этот вечер меня не ждали. Именно тогда я поняла, что я один на один с этим городом, с этими незнакомыми людьми, со своим выбором и с собой. Я ось вокруг которой закручивается моя история. И от моих поступков и действий зависит моя последующая жизнь. Мысли в голове метались: уехать-остаться, пойти на экзамен – не пойти, ужасный город – прекрасный город, страшно – интересно. А может быть просто – страшноинтересно?!
Думаю, моя тогдашняя наивность и вера «во всё хорошее, доброе и светлое», хотя свою сумку я держала крепко даже когда дремала на вокзале, помогли пережить эти четыре самых тёмных часа в моей жизни. Кстати, под зорким оком милиционера, который периодически появлялся в зале ожидания и внимательно присматривал за дремлющими пассажирами, внушая кое-какую уверенность. Милиционерам тогда доверяли.
Так меня встретила Москва. Да так и не отпустила.
Вернее, я сама дождавшись утра, всё же направилась в институт на собеседование, наспех протерев глаза. Уже и позабыв, что накануне вечером моим твёрдым решением было, – улететь домой! И на Павелецком вокзале я оказалась, чтобы на электричке добраться в аэропорт, но хорошо, что последняя электричка уже отчалила, и нужно было ждать утреннего движения.
Как водится, утро вечера мудренее! Забрезжил рассвет и ожили надежды.
Приёмная комиссия для поступления на подготовительное отделение института состояла из пяти, умудрённых опытом, человек. Перекрёстно задавали вопросы из школьной программы. Окончательное решение принимал седовласый профессор, который сказал мне с улыбкой, – Такие красавицы нам в Москве нужны!
Для меня, не выспавшейся, наспех умывшейся, это был комплиментище. Тем более, что красавицей я себя никогда не считала. Но теперь, задумалась))). Да и сказал-то мне это, не абы кто, а – Профессор! Видимо хорошо разбирающийся не только в своей области знаний, но и в женской красоте тоже. Спасибо ему: и в институт принял и подбодрил!
Эти все московские происшествия стали для меня серьёзным испытанием на взрослость и самостоятельность. И прощанием со своим детством и юностью.
Расставанием со своим небольшим провинциальным городом, где я бы точно не осталась на улице. Расставанием с заботливыми и любящими родными, мамой и бабушкой. И вступлением во что-то большое, новое и неизведанное.
И сейчас я точно могу сказать, что это было абсолютно верное и единственно правильное решение – уехать из дома, остаться в Москве и зажить Свою жизнь, полную событий и приключений.
Карамзин более двухсот лет назад писал в своей книге «Письма русского путешественника»:
«В человеческой натуре есть две противные склонности: одна влечет сердце наше всегда к новым предметам, а другая привязывает нас к старым…. Мы скучаем единообразием и желаем перемен, однако ж, расставаясь с тем, к чему душа наша привыкла, чувствуем горесть и сожаление».
Его произведение нашло особый отклик в моей душе. И дальше я буду брать цитаты из его книги в виде эпиграфов к главам. Не пропускайте и увидите, как что-то остаётся неизменным и через двести лет.
А сейчас, хотите знать, почему я не попала к маминому однокласснику в квартиру на Вернадке?
Потому что на моём листочке был написан номер квартиры восемьдесят семь, а жили они в квартире сто восемьдесят семь. Сейчас я понимаю о чём это. Сама живу в доме из девяти подъездов, длиннющем как поезд, и есть квартиры восемьдесят семь и сто восемьдесят семь и даже двести восемьдесят семь. А тогда мне это и в голову не могло прийти, как-то более ста квартир в наших провинциальных пятиэтажках и не бывало. И присмотрись я повнимательнее к записи на листочке, может и увидела бы эту затерянную единичку. И как бы всё сложилось? Не знаю. Вдруг бы я и с бабой Машей не познакомилась.
Глава вторая
Баба Маша
Про неё можно написать отдельную книгу. У бабы Маши мы ночевали на следующую ночь с моей новой подругой, по счастью поступившей в тот же институт, что и я. И по несчастью, так же оказавшейся в Москве без жилья. Видимо мы тогда решили, что в общаге мы ещё успеем пожить, когда приедем к началу учёбы и обязательно поселимся вместе – в одной комнате. А пока,
– Поехали на одну ночь к моим знакомым, – предложила мне Таня. У неё тоже, на всякий случай, был припасён заветный адрес – москвички бабы Маши.
К ней-то мы и направились.
– Баба Маша – это твоя родственница? – поинтересовалась я у Тани, когда мы спустились в метро и долго ехали на эскалаторе в довольно плотной массе людей.
– Неееа, мы с мамой два месяца назад возвращались с юга и с нами в одном купе ехали баба Маша и её дед Вася. Мама уступила им нижнюю полку, пообщались, вместе поужинали и позавтракали. Моя мама умеет заводить знакомства. – выпалила Таня, ни на минуту не усомнившись, что мы едем в нужное место.
Дальше, как тогда водилось, сдружившиеся пассажиры купе обменялись адресами. А тут и случай подвернулся воспользоваться полезным знакомством и передать гостинцы от Таниной мамы. Прямо сейчас.
Видя моё замешательство, Таня утвердительно махнула головой и повысив голос сказала:
– Они же созванивались…, недавно!
И вот мы на пороге дома попутчиков пассажирского поезда "Адлер-Москва".
Баба Маша была сииильно удивлена таким гостям. Таню узнала. Посмотрев на меня внимательными, острыми тёмными глазками, сказала:
– Её, что-то не помню. Она вроде с нами не ехала в поезде.
– Да-да, это моя подруга, вместе в институт поступаем. – ответила Таня.
– Здравствуйте, меня зовут Вета. – смущённо представилась я.
– Проходите, раздевайтесь, чай попьём. А насчёт ночёвки… как дед решит, он у меня главный, – прикрыв рот рукой и ухмыляясь одними глазами, тихо сказала баба Маша.
И надо отдать должное Маше и Василию за то, что накормили, напоили и оставили ночевать этих двух малознакомых юных девушек. Только в юные годы можно так беспечно приходить в гости к незнакомым людям, не обременяя себя лишними бесконечными мыслями и вопросами: как? что? где? а вдруг? и так далее.
Таня больше ни разу не была в этом доме, а моя дружба с бабой Машей растянулась на целых десять лет.
Тогда ещё, в первую нашу встречу, был жив её дед Василий. Который по их рассказам был высококлассным водителем и возил самого Микояна. Может быть… А баба Маша, приехавшая в Москву на стройку по лимиту из чувашской деревни, сделала можно сказать головокружительную карьеру, став женой такого человека, "возившего самого Микояна".
Она рассказывала вещи, которые меня очень удивляли. О том, как она работала в Москве не только на стройке, но и у "хороших людей" – прачкой, домработницей.
Её рассказы потрясали, как будто она говорила о событиях, происходивших до революции. В моей голове это никак не укладывалось: «В Советской стране, где все равны и нет ни бедных, ни богатых! Какая прислуга, какие прачки?»
Потом она встретила Василия, у которого умерла жена и был сын старшеклассник. Так она и пошла к ним в услужение – обстирывать, готовить, хлопотать. Уважения, конечно, не было, но пару раз свозил на курорт, показал море, горы и другую «богатую жизнь». Позже поселились в отдельной от сына, однокомнатной квартире.
Когда мы познакомились, в этой самой квартире, Василию было глубоко за семьдесят, а Маше около шестидесяти. Прожили они лет двадцать вместе. Она ухаживала за ним до самого последнего дня. Ей досталась квартира. И Маша, из страха самой остаться немощной, одинокой старухой интриговала: кому же она отпишет эту ценность?
В больших городах, в то время, появлялось много таких глубоко деревенских, общинных жителей, отбившихся от стаи. И как-то очень сильно в конце жизни переживающих это. И здесь она не стала до конца своей. Не признавал её сын Василия и внуков не привозил. По большому счёту, стеснялся её. На полгода и больше уезжала она далеко, на двух электричках, на дачу. Там и жила, выпивая водочку и, наверное, горевала-перегорёвывала свою нелёгкую жизнь. Хотя для многих эта жизнь казалась, а может и кажется, удачливой. Успокоилась она когда из чувашской деревни приехала парочка родственников. Подписала им квартиру и померла.
Помню, ещё в первые дни нашего знакомства с бабой Машей, шла я по дороге от метро до её дома, довольно длинной и прямой, как стрела и какой-то голос внутри или снаружи нашёптывал мне:
– Ходить тебе по этой дороге ещё долго-долго.
– Правда? Не верилось.
Ну да, поживём-увидим. Что там у нашей новоиспечённой студентки впереди, какие её ещё ждут новые встречи и захватывающие истории?
Глава третья
Студенчество
…перламутровые лужи, где расплескался небосвод…
М. Цветаева.
Студенчество – это прекрасная пора. Особенно когда живёшь в общаге, среди сверстников. Такой самостоятельный, молодой, весёлый, легкий на подъём.
Жили – не тужили. Собирались компанией, играли в игры, веселились. Привозили из дома, кто что может. Даже удалось посидеть однажды за столом вокруг трёхлитровой банки чёрной икры, привезенной кем-то из дома, кажется, из Калмыкии. Ну и конечно, поесть большими ложками! Наперегонки. А уж сколько было съедено домашних варений, солений и всего того, что можно было довезти до Москвы без «вторичных признаков», в целости и сохранности. С любовью, от родителей и родственников, которые переживали: «Как вы там одни, в Москве?!»
Ездили на свадьбу, в белорусскую деревню, шумной студенческой толпой. Приключений в этой поездке было хоть отбавляй.
Кто-то падал с полок в вагоне поезда от переизбытка чувств или ещё чего, более горячительного….
Кто-то терял тёплые подштанники, гамаши, как они тогда назывались.
А кто-то дефицитные, только появившиеся линзы, которые нужно было вставлять и вытаскивать из глаз каждое утро и вечер.
Да что уж говорить, потерялся даже жених у однокурсницы, который перешёл в другие, видимо более цепкие руки.
Надёжными и непоколебимыми оставались тогда только жених с невестой и добродушные, искренние жители белорусской деревни, принимающие нас. Расселили нас по всей деревне, укладывали спать на пуховых перинах и поили горилкой.
Забавно было, когда за свадебным столом разлили огнедышащую горилку и мы, не пьющие девчонки, забеспокоились. Тут в зале вырубился свет. Я быстро сообразила выплеснуть содержимое рюмки в подвернувшуюся в темноте тару. Но не тут-то было! Освещение быстро восстановили, а мне был громко вынесен вердикт:
– Так она просто стесняется пить при свете. А в темноте-то, пожалуйста, всё выпила. И рюмка снова была наполнена до краёв с возгласами:
– Пей до дна, пей до дна!
Зато потом плясалось, как в последний раз.
Спасибо, Коля! За твою незабываемую белорусскую свадьбу.
Там нас всех, конечно, называли – Москвичами.
А на самом деле, у нас в вузе учились ребята из всех уголков тогда ещё огромной страны. Москва – это большой плавильный котёл, в котором Москвичами становятся люди разных национальностей. Так было и будет всегда. А пока мы ещё, как свежевыпеченные булочки, с ароматом своих мест рождения. С разными говорами и акцентами, верованиями и обычаями. И этими различиями интересны и удивительны друг для друга. Москва, как бы учила нас тому, что Мир – это не только твой сосед Толик, но и много других людей с интересными именами, цветом волос, глаз, кожи.
И, кстати, впечатления тех лет об одном-двух людях, ребятах какой-то национальности могли составить представления о целом народе. Например, о грузинах, как о горячих, но весёлых и добродушных людях. Которые считали, что "в Сибири по улицам ходят медведи".
Об азербайджанцах, как о спокойных ценителях женской красоты. Вспоминается парень из комнаты напротив, который выходил, вставал в дверях, опершись о косяк и оглядывал длинный коридор. Стоило только кому-то выйти из нашей девичьей комнаты, он кричал вслед: «Вот красавица, Светильник нашего этажа!!!»
О русских греках, живущих на Кавказе, но хранящих свои традиции и непроходящую страстную любовь к зажигательному греческому танцу «Сиртаки» и горячительному напитку «Метакса». Которые всегда вовлекали нас в это действо головокружительного, крепкого хоровода и распитие дефицитного напитка, привезённого «дядей, братом, сватом, чуть ли ни из самой Греции!»
Ребята из Дагестана учились на нашем потоке – степенные, взрослые аксакалы.
С ребятами из Чечни было сложнее. Я была знакома с одним парнем, который на первом курсе помогал мне писать шпаргалки и очень уважительно ко мне относился. Кстати, по стечению обстоятельств мне попался вопрос, на котором я воспользовалась шпорой написанной его рукой. Потом мы разъехались в разные общаги. И случай нас свёл только на четвёртом курсе, но это был уже какой-то другой человек. Он чуть не выбил нам дверь в комнату просто так, даже не зная кто там живёт. Я открыла ему дверь и, слава богу, он меня узнал и оставил в покое "в память о чём-то добром и чистом из прошлого". Для меня это было удивительное "преображение человека". В нём появился какой-то вызов, агрессия. А зря. Мы все в одном котле.
В тот период зрел распад СССР, межнациональные конфликты и, в частности, чеченский конфликт. К сожалению, это находило отражение и в нашей студенческой среде, растекаясь какой-то серой кляксой. Всё чаще мы слышали о межнациональных спорах, столкновениях, драках. У меня всегда в таких случаях возникал наивный вопрос:
«Зачем?»
Что нам тогда было делить кроме знаний, шпаргалок и общей крыши над головой? В жизни ведь столько всего прекрасного и увлекательного.
Пока жизнь бурлит, звучит многоголосьем. Мы учимся, сдаём сессии, пишем шпаргалки. Едем в колхоз убирать свеклу и морковку. Влюбляемся.
Тогда же, в начале своей студенческой жизни, я чуть не вышла замуж за парня из западной Украины. Вернее даже вышла – в своей голове. Там то я была смелая. Как в анекдоте: «Он пригласил её в кино, а она в тот же самый миг нарядилась в белое пышное платье и фату, вышла за него замуж и родила двоих детей – девочку и мальчика, не сходя с места».
Он был красавчик – черноволосый, высокий, стройный, глаз горел. Мне вспомнилась фотография, которая висела на стене, в доме моей бабушки.
«Деданька», так ласково называла его моя бабушка, смотрел с фотографии озорным, внимательным взглядом светлых глаз. В казацкой фуражке, из-под которой выбивался кудрявый смоляной чуб. Мой предок, пра- пра- прадед, который когда-то, ещё в девятнадцатом веке, увёз свою семью по чьему-то приказу в холодные и снежные края. И через много-много лет родилась я. И теперь с восторгом и интересом смотрела на этот портрет красивого мужчины – белобрысая, маленькая девчонка, с такими же ясными, светлыми глазами. И кровью ещё многих родных людей, возможно разных национальностей, объединённых понятием – русские. Каких только кровей в нас не намешано.
Буквально пятьсот-шестьсот километров на Восток от Москвы и на берегах красавицы Волги вы найдёте: чувашей, мордву, марийцев, калмыков… А дальше, татары, башкиры и так до Урала и Сибири многонациональное братство «русских» людей.
А сейчас, глядя на парня всколыхнулась одна из частей крови моих предков. И угасла. Я пока только смотрела на мужчин широко раскрытыми глазами, как на ту фотографию Деданьки.
Глава четвертая
Выбор
Вяжите крепче золотые нити
И каждый миг молитвенно стелите
Свою любовь, как маленький ковёр.
М. Цветаева
У меня с детства были идеалистические представления о мужчинах. Папа присутствовал в моём глубоком, мало отложившемся в воспоминаниях, детстве. А потом существовал, как мифический герой – положительный, хорошо зарабатывающий, но так ни разу не нарисовавшийся в реальной жизни. Был ещё из мужского пола в моём "бабьем царстве" – дядя, мамин брат. Суперположительный герой, увлечённый своей женой, своей жизнью "душа в душу" без детей. И три мужских, сердечно хранимых, фотопортрета в бабушкином доме: деданьки, мужа и сына.
Я вышла из женской стаи и мужчины были для меня малоизученными объектами. Близко взаимодействовать с ними я не умела. Мне ещё предстояло пройти этот длинный путь изучения мужчин не только на портретах.
Ааааа, ещё же был "мужчина" – принц из сказки. Вернее, из удачно поставленного чехословацкого фильма "Три орешка для Золушки". Который в детстве я смотрела всегда, когда его показывали по телевизору с трепетом и воздыханием о прекрасном принце. Золушкой я себя не считала, а вот красота этого фильма запала в душу. Всё было сказочно красивым – и актёры, и костюмы, и музыка. Всё завораживало и увлекало, а к красоте и гармонии я была неравнодушна с детства. Этот идеализм стал такой поролоновой прокладкой между мной и мужчинами. Их притягивало и мягко отталкивало: "Нее, не прыыынц!"
Когда очень хочешь чего-то, может и сбыться. Хочешь принца – вот тебе принц. С ним мы познакомились ещё на подготовительном отделении. Знакомый парень привёл весёлую толпу к себе в комнату. В общежитие, где селили иностранцев из нашего вуза. Сидели, смеялись и тут появился Он.
– Мой сосед, из Чехословакии, – представил его приятель.
– Вета, – промямлила я, заливаясь румянцем.
Он мне сразу понравился. Такой весь гладкий, складный, улыбчивый. С аурой – чистоты, красоты, обаяния и… Недосягаемости. Возможно, таким его рисовало моё воображение. И он был из Чехословакии, как и мой сказочный герой. Всё сошлось в моей голове. Не хватало только "трёх орешков", как в сказке.
А ещё не хватало смелости, уверенности, открытости и опыта, который приходит с годами. Нужен-то он всегда в тот момент, который невозможно вернуть и повторить. И всё же, этот платонический роман, который длился всю мою студенческую жизнь, я с теплотой и воздыхательно-завораживающим трепетом вспоминаю до сих пор.
А приятель, к которому мы пришли, сразу оборвал все мои надежды, сказав:
– У него есть девушка. Подумав, многозначительно и мечтательно добавил, – И не одна.
Это правда. Вокруг него всегда были какие-то женщины, а вокруг меня – мужчины. Но это ничего не значило. Мы были похожи обаятельностью и притягательностью для других, и застенчивостью в реальных ситуациях. Мы просто изредка встречались в коридорах института, говорили: – Привет! И меня уносила волна чувственности, романтики, фантазий. Я была влюблена в этот образ. Это стало приятным фоном, а жизнь- жизнью.
В жизни были парни реальные, с которыми можно было строить отношения здесь и сейчас. Каждый парень и девушка в студенческих стенах рассматривались, как потенциальные женихи и невесты. Парни, как выяснилось тоже разные. Кто-то искал тихую, уютную гавань, даже не начав путешествие. А кто-то, как пират – захватывал и отвоёвывал новые и новые территории и сокровища.
С детства я была обаятельной, милой, привлекательной, но не красавицей. А в Москве вдруг на меня обрушился поток мужского внимания. Правда одна смешная история всё расставила по своим местам.
Собрались в комнате девчонки – "всех цветов и мастей". И дело дошло до обсуждения парней, – кто кому нравится?
И что я слышу? Все, кто, как мне казалось, ищут только моего внимания и любви, точно так же ищут его и у других девушек. Абсолютно спала завеса "собственной исключительности и неземной красоты". Для парней всё дело было в поиске совпадения интересов или проще и честнее говоря – "даст-не даст". Тут не помешает одно маленькое уточнение, на подготовительном отделении было много ребят после армии, в самом соку, уже взрослых, готовых к решениям про свою дальнейшую жизнь.
Один парень преподал мне урок чёткости, ясности, трезвости ума – мужской логики. Ухаживал, возил пирожки из дома, водил по театрам. Добывая билеты в театр, на так называемом, Ломе. Это когда молодёжь, студенты с вечера занимали очередь в кассу театра по одному, потом появлялось подкрепление "из своих" и начиналась битва за место в очереди. Всё это было похоже для того, чтобы потусить и подраться, "спустить пар". И как приятный бонус – билеты в театр на Таганке, Современник, Ленком…
Я всё воспринимала, как должное. И, пожалуй, это всё, чем я могла ответить ему на тот момент. Но в один прекрасный вечер всё изменилось.
В соседней комнате жили девушки-пятикурсницы. Вот-вот и уже закончится учёба и пора возвращаться домой, в свой город. Похоже девочки всегда жили тихо, без приключений. Бывают такие люди, куда их не посади, в большой город, маленький, не важно. У них свой мирок и своя программа. Они чётко знают когда и что предпринять. В общем, к парню на чай мы пришли большой компанией, а ушли не все.
Одна из пятикурсниц осталась.
Объяснение мне потом было дано чёткое и понятное.
– Тебя я уже полгода обхаживаю и ничего. А здесь всё ясно: хочу-бери. Да-Да! Давай так же с тобой и для меня не будет вопроса, кого выбрать.
Ошарашил, но уважаю. Хотел отношений серьёзных, со свадьбой и сделал. И это стремление оказалось взаимным. Мне кажется это очень по-мужски. Когда сам понимаешь, чего хочешь, тогда и легко объясниться с другим человеком, не ранив его. Сделал свой осознанный выбор, взял за него ответственность и вперёд в счастливую семейную жизнь. Ничего, что ещё только-только исполнилось двадцать лет и жизнь в полном расцвете. Но так у нас тогда было принято: рано жениться и рано выходить замуж. У кого по любви, у кого по залёту. Как получиться. У меня пока таких планов не было.
Мне было интересно играть в этот "чувственный пинг-понг"– влюблённые взгляды, признания, отказы. Нравилось ходить на субботние студенческие дискотеки, танцевать, стрелять глазами и просто радоваться происходящему.
Вся эта неповторимая "любовная мишура", свойственная юной молодости. А потом-то ещё будет – взрослая молодость, потом – ответственная, семейная и так до бесконечности. Вся жизнь впереди! Хотя, родители, родственники и их окружение, так и норовили сложить пару, как будто это пирамидка из детской игры.
«Засланным казачком» стал сын директора завода, от которого меня направили учиться. Он служил в армии в Москве и мне было велено «передать ему деньги, от родителей».
Я честно предприняла несколько попыток встретиться. Приезжала к воинской части, благо она находилась не далеко от метро. Но, не судьба!
Солдат – на дежурстве, в строю, ещё где-то.
Кое-как созвонились, договорились, что он заедет ко мне в общагу за деньгами. Я готовилась. Караулила колбасу в гастрономе. Её вывозили в тележке, нарезанную кусками. Неожиданно. И тут уж не плошай, кто успел, тот и схватил. Я успела. Чай и бутерброды служивому были обеспечены. Но встреча снова не состоялась. Этой "родительской задумке" не суждено было сбыться. И всё к лучшему!
Было ещё много разных коротких историй «о любви». В этот период я узнала себя, как влюбчивую и влюбляющую в себя, романтичную недотрогу, весёлую любительницу дискотек и шумных компаний, надёжную подругу, солидарную с женским полом и в целом – дружелюбную, общительную, улыбчивую девушку. Я себе нравилась.
Возможно в этом и есть смысл жизни – в узнавании себя разного, в открытости и в свободе действовать и проявляться так, как ты считаешь нужным, уважая себя и соблюдая простые общечеловеческие правила.
Свои маленькие влюблённости и фантазии я пропускала через свою душу и отпускала, не задерживала, не копила, не складывала. Просто всегда была открыта новому. Это обогащает, но не травмирует.
Моя Любовь всегда со мной!
Глава пятая
Практика
После второго курса была студенческая практика. Мы попали в гастроном "Таганский". По тем временам, это было огромное, современное из стекла и бетона, широко раскинувшееся здание, которое было видно со всех концов площади. Оно и сейчас там стоит, на Таганской площади, только почему-то маленькое и незаметное. Всё меняется со временем.
Нас с подругой поставили за прилавок в небольшом кафетерии. Готовили молочные коктейли, разливали сок и торговали выпечкой. Народу было всегда много.
Вообще, в стране было туго с продуктами и товарами.
А в "Таганском" – был рай!
Особенно за закрытыми дверями директора и товароведа. Вот кто правил "умами и животами" людей в те времена дефицита. По блату приходили все, и министры, и артисты. И можно было – дать, не дать, отказать, промурыжить, поинтриговать. Во житуха! А если ещё учесть, что спиртное было по талонам… – Ого, какая выгодная была профессия, – поэтому и в торговый было не пробиться. Унижались все, даже те, у кого были деньги. Хорошо, что эти времена прошли. Ну да не об этом.
Во время нашей практики, в институт по обмену из Польши прибыла группа студентов-футболистов. Все ребята знали русский язык. Кто лучше, кто хуже, видимо, в зависимости от школьной успеваемости. Тогда русский изучали в школах, во всех странах соцлагеря.
Их поселили в нашем общежитии. И так как мы с подругой составили им протеже в "Таганском" для закупки "поесть и выпить" – стали закадычными друзьями. Ходили в кафе на Арбате, где нам ставили семнадцать раз песню «Вояж», и мы плясали под неё. Делали канапки по-польски – маленькие бутерброды со всякой всячиной. Даже выезжали куда-то за город в ближайшее Подмосковье, на шашлыки, с катанием на лодках.
И ещё перед ребятами стояла коммерческая задача – закупиться золотишком: кольцами, серьгами, цепочками и провести это всё через границу. Тогда наше золото было в цене в Польше, и ещё электрокофемолки и оптика. Всё это можно было купить в наших магазинах, если постараться.
У поляков была прекрасная привычка целовать ручки девушкам при встрече и прощании. Русские "пани" были в восторге. Все парни умели танцевать быстрые танцы в паре. Я оказалась мастером в танцах, спасибо танцевальной школе. Перетанцевала со всеми, под песню "Вояж", «Ламбаду» и другие новомодные иностранные композиции. Эта страсть и увлечённость танцами будет ещё долго служить мне добрую службу в разные моменты жизни.
Почему не вступила в романтические отношения?
Я не была готова. Мой идеализм стоял на страже. Как верный рыцарь сопровождал меня во всех пересечениях с мужским полом.
Да и, пожалуй, я не смогла бы выбрать из этих красавцев. Хотя был там один самый большой, как и я, любитель потанцевать. А чисто внешне мне нравился другой. Меркантильность и расчётливость отсутствовали. Поэтому в сухом остатке было общение, заряженное красотой, молодостью, неприступной сексуальностью, мужской конкуренцией и конечно же верой в прекрасное будущее.
Параллельно развивалась история моей подруги. Более взрослая, романтичная, с поэзией и дружбой. Взрослая, потому что её участники были действительно взрослые люди. Бронислав – руководитель группы польской «футбольной» команды и моя подруга. Она была на пять лет старше меня. В ней был восточный аромат безгрешности, чистоты и поэтичности. Она умела дружить и ценить женскую дружбу, порой включая в наших с ней отношениях – заботливую мамочку или старшую сестру. И она совсем не умела врать. Худенькая, красивая, с утонченными чертами лица и карими глазами – она не выглядела на свои двадцать пять лет. Но всегда, при любом знакомстве, сразу озвучивала цифры своего возраста.
– Мира! Так красиво звали мою подругу. – Ну зачем ты сразу сообщаешь свой возраст? – спрашивала её я.
– Это же правда, – отвечала она мне, пожимая плечами.
Это был какой-то пунктик, который бежал впереди неё. Своеобразная защита – «оберег от всяких глупостей». И ещё, она любила поэзию – меланхоличную, мечтательную, романтичную. И это ей очень шло, придавая шарм, глубину, серьёзность и желание пообщаться и побольше узнать об этой интересной девушке. Она вызывала доверие и у женщин, и у мужчин. И в дальнейших событиях, эти её качества, сыграют не последнюю роль.
Глава шестая
Гадалка
В этот же период, практики в Таганском гастрономе, мы случайно попали с Мирой к гадалке. Да не простой, а образованной.
Моя тётушка приехала в Москву на курсы повышения квалификации и жила в одной комнате с женщиной из Армении, которая гадала на кофейной гуще. Женщину в упор не помню – брюнетка, блондинка, рыжая? Моё воображение рисует черноглазую красивую женщину, плавную и текучую, как вода. А вот слова её, после распития кофе, запомнились на всю жизнь.
Вначале, конечно, она погадала моей тёте, которая была в полном ауте, от правды про прошлое и какое-то там её – тётино будущее.
– Удивительно, как она всё угадала про моё прошлое. Я ведь ей ничего не рассказывала, – восторженно вещала нам тётя.
– Ага, удивительно! – вторили мы.
– Интересно, что она скажет вам! – сгорала она от нетерпения и любопытства пока везла нас в гости.
Глядя в мою чашку, гадалка сказала сразу без раздумий:
– Ждут тебя девонька дороги, дороги, дороги… Будешь много путешествовать, в дальние страны.
– Куда это интересно? – недоумевала я. Тогда мы ещё жили за железным занавесом, и чтобы отправиться за границу нужно было иметь вескую причину: дипломатическая работа, культурный обмен или туризм «для своих». У меня таких причин не было.
– Замуж выйдешь, но не скоро, родишь двоих детей, причём второго еле увидела – поздний ребёнок. Будут трудности, в которых поможет тебе человек, похожий на молодого Володю Ульянова (Ленина), как на значке октябрёнка, со светлыми кудрями. – продолжила гадалка.
Это меня насмешило тогда. И ещё она чего-то предсказывала, но я, к сожалению, не записала.
Мы тоже с энтузиазмом заглядывали в свои чашки и задавали себе единственный вопрос:
– Ну как, как она в этой маленькой чашке разглядела всё это?
Я теперь тоже варю кофе и обязательно переворачиваю чашку с гущей, а потом рассматриваю её. Интересно! Рисунки там точно есть, разные. Я для себя всегда хорошие выбираю.
Кстати, Мире гадалка, посмотрев в её чашку, ничего не сказала. Вернее так:
– Давай девонька я тебе говорить ничего не буду, сама всё узнаешь со временем.
Неужели она там увидела, что Миру отчислят из института, она не выйдет замуж и не родит детей. Уедет в свой городок и станет жить там с мамой.
Правда, что ли, она это увидела и не сказала ей ничего?
Недавно слышала, что настоящие гадалки не говорят о плохом. И правильно делают! Всё же у человека остаётся право выбора из множества вариантов. А не один заданный, даже если и кому-то заранее известный. В общем, среди нас, обычных людей, есть пробудившиеся – видящие, слышащие. И это здорово!
Потом ещё пару раз были в моей жизни удивительные подсказки и вещие сны. Сбывалось!
Глава седьмая
Иностранцы
А сейчас, после летних каникул я возвращаюсь в Москву, в общежитие. Уже третий курс.
Оказалось, что моя подруга Мира, приехавшая чуть раньше, по счастливой случайности, получила два места в более комфортном, ближе расположенном к метро и институту общежитии для иностранцев. Там жили все ребята, приехавшие учиться в наш институт из других стран, а оставшиеся места занимали обычные студенты. Правда только благонадёжные – те, кто постарше, от предприятий или после армии. Я от предприятия, Мира от предприятия и постарше. Всё сходится.
Проживание здесь отличалось не только хорошими бытовыми условиями, но и другим "человеческим составом". В нашем распоряжении была однокомнатная квартира с кухней, балконом и ванной комнатой на четверых. С нами жили две девушки из Монголии. Жили дружно.
Ребята из других стран привносили каждый свой колорит. Наши соседки привозили из дома вяленое мясо, пили чай с молоком и солью. Угощали нас. Они были доброжелательны, улыбчивы, общительны. Иностранные студенты больше общались между собой, устраивали вечеринки, дискотеки, ходили друг к другу в гости, обращались за помощью. Они были так же далеко от дома, как и мы, но они ещё и были иностранцы, гости в чужой стране и это их сближало. Да и в роли гостя проще воспринимается окружающая действительность. Знаешь, что всегда можешь уехать домой, где тебя любят и ждут. Правда, так было не для всех.
На нашем этаже жил парень из Ливана. В его стране тогда шла война.
Когда была сессия, он стучал к нам в дверь и говорил:
– Девчонки, пойдёмте есть курицу, я приготовил. А то вам некогда.
Или мог запустить к себе в комнату толпу ребят, чтобы те посмотрели футбольный матч на большом экране. С любовью рассказывал нам о своей стране, о красивых пляжах с Ливанскими кедрами. И ни слова о войне.
С этими иностранными ребятами можно было просто дружить без всяких подтекстов. Девушки были другие, а мы подружки, хорошие соседи. Нас это очень устраивало.
Ещё один парень пригласил нас в Киев, на встречу арабского Нового года. Вернее, приглашал он меня одну, но я сказала:
– Без подруги не поеду.
На тот момент у меня появилась ещё одна закадычная подруга Лара. Она была с другого факультета и с ней мы до этого встречались возле раздевалки, у зеркал в стенах института. Знали друг друга "шапочно", но у неё была удивительная, отличающая её ото всех остальных особенность – делать комплименты. Это было, как-то не принято в нашем окружении. А от неё при встрече я всегда слышала:
– Как ты хорошо выглядишь. Какое у тебя красивое платье, причёска, сапоги и т.д.
Она всегда что-то подмечала хорошее и говорила об этом. И я ей стала отвечать тем же. С Ларой всегда было приятно встретиться. На этом мы и сошлись, и подружились. Для меня всегда было важно, как я выгляжу. До сих пор хочу отойти от этой привычки и не париться так много об этом.
На самом же деле, внутреннее состояние важней?!
Хотя…, одно цепляется за другое, как нитка за иголку. И без красивой нитки не вышить красивый узор. Узор своей жизни. И этот узор только мой, ни у кого другого такого узора нет.
В Киев ехали вместе и как-то неожиданно – большой компанией, всю дорогу играли в Мафию, конечно, не спали. В Киев на праздник съехались студенты из разных городов, которые стали для них временным пристанищем на период учёбы. Был большой потрясающий концерт, с национальным колоритом. Было очень необычно, интересно узнавать чужие традиции, пробовать национальные блюда, соприкасаться с культурой людей, живущих далеко, на другом континенте, но всё же на одной планете Земля. Мы тогда не путешествовали по миру и не знали, что до Марокко ближе, чем до Владивостока.
Ночью гуляли по Крещатику, вдыхая аромат чуть зацветающих каштанов. В спешке пронеслись по прекрасному городу. Обещая себе, обязательно вернуться, на более длительное время, чтобы облазить все уголки этого великолепного, гостеприимного, утопающего в зелени красивейшего города.
Про мои путешествия, как вы уже поняли, гадалка не обманула. Буквально с этого учебного года, с третьего курса, открылся для меня "портал странника".
Глава восьмая
Польша
А дальнейшие события развивались так.
Бронислав сделал нам приглашения в Польшу – благонадёжной Мире и мне, её подруге. Мы с вытаращенными от изумления глазами начали спешно оформлять загранпаспорта и получать выездные визы. И ближе к концу этого учебного года, в период только-только пробуждающейся мартовской весны, двинулись за границу. Предварительно получив инструкции от Бронислава:
– Что купить, что привезти с собой? Чтобы уехать из Польши не с пустыми руками.
Был, на минуточку, 1989 год.
Мы затарились. По паре золотых колец и по паре электрокофемолок. На этот товар бухнули все свои деньги и с лёгким сердцем и пустыми кошельками были готовы к отправлению.
На таможне к нам в купе вошла оочень строгая женщина. Грозно спросила:
– Что везёте?
Мира с чистой искренней простотой выложила всё:
– По золотому кольцу и по две электрокофемолки.
Таможенница отчеканила:
– Положено по одной кофемолке на человека!
Ещё раз посмотрела на наши растерянные, недоумевающие лица, на которых застыл немой вопрос, – и что нам теперь делать? Закатила глаза и скорее всего подумала, – ну и дуры… И ушла.
И в общем-то, эта таможенница была права. Мы были полные профаны в этом "челночном бизнесе". Кто-то в эти годы сколотил состояние на поездках, кто-то кормил семьи. Респект вам ребята! А мы, что называется, потолкались у дверей и заглянули в замочную скважину этого бизнеса.
Нас тогда больше поражало и удивляло, что на границе у вагонов «меняли колёса». Потому что железнодорожные пути в Европе были более узкими и приходилось «переобуваться» при въезде и выезде. Менять, так сказать – стоптанные тапки на модельную обувь и наоборот.
В Польше мы взяли столько товара, сколько нам дали, за привезённые кольца и электрокофемолки. Затарили нас, как тогда, казалось, на "изобильном польском рынке" вещами, косметикой… И как вы думаете, что ещё везли из Польши эти две очаровательные пани?
Книги. Прикупили Ахматову, Цветаеву, Гумилёва, Солженицына. Все слава Богу на русском, на русском языке.
Мы помогали тогда с поляками друг другу подниматься, вставать с колен, вылазить из дефицита, блата и прочей х… И справились. Теперь-то сам Бог велел дружить!
А тогда, нас встретил Бронислав с женой. Привёз в квартиру в панельке. Усадили за стол, раздали ножи и вилки. Нам дали курицу. Я не умела есть курицу ножом и вилкой.
Почему?
Не знаю. По-моему, у нас в СССР были лозунги общепита: "Птицу едят руками." и "Яйцами и пальцами в соль не тыкать».
А за столом меня прямо заклинило. Может вспомнился фрагмент из детства. Когда я с дядей и тётей в ресторане. И нам подали бульон в тарелке посередине которой лежало яйцо. Абсолютно круглое и скользкое. И мне нужно было с помощью ложки и ножа поймать его, разрезать и не обляпаться. Тетушка строго смотрела на меня, со словами: «Сделай это, что тут сложного?!" А дядя робко пытался помочь, но останавливался от строгого тона тёти. Это слёзное яйцо, по-моему, улетевшее на соседний стол, и вспомнилось мне тогда.
Наверное, моя чрезмерная застенчивость, когда кусок в горло не лезет, могла вызвать какие-то подозрения. Но, нет! Всё дело было в не вовремя нахлынувших воспоминаниях. Это я к тому, что не стоит судить и приписывать какие-то мысли и поступки другим людям. Бывает, что всё совсем не так, как кажется. Какие бы мы не сделали выводы, они могут оказаться ошибочными.
Кстати, Бронислав с женой доверяли друг другу. Ванда, его жена довольно радушно и приветливо встретила нас. Мы не заметили никакой ревности, косых взглядов, недовольства с её стороны.
И правильно делала. Они вместе использовали все свои новые и старые связи себе во Благо!
И нам эта поездка была во Благо и в копилку Души.
Помимо коммерческой составляющей, ребята предложили и культурную программу. Свозили в Варшаву. На тот момент, по общему облику, архитектуре и внутреннему состоянию людей она не очень отличалась от Москвы. Только была более рыночная и торговая.
Отдельным, значимым пунктом была поездка в музей концлагеря Освенцим. Вот это событие точно было в копилку Души. В музее меня изнутри разрывал вой и стон замученных людей. Возникало и захватывало чувство…, вмещающее – трепет, страх, нарастающий ужас, слёзы. Мне кажется, если есть переселение Душ, то я точно была молоденьким безусым солдатиком, которого убили в первые же дни боёв и для которого был невыносим этот страх и кошмар войны. С этим чувством я встречусь ещё не раз в путешествиях по Европе.
В эту же поездку мы побывали в Кракове и в небольшом городке у Чешской границы – Закопане. Там мы уже гостили у другого парня из футбольной команды.
Он нас так запросто пригласил в свой родительский дом. Красивый, добротный, двухэтажный, с уютной гостиной и зоной отдыха во внутреннем дворе. Сейчас и у нас таких домов много, а по тем временам было редкостью.
Мама его говорила на польском, с небольшими вставками русских слов. Но всё было понятно. Меня она приняла за девушку своего сына и даже похоже одобрила. Мне почему-то было очень неловко в этот момент. Ведь, по правде, это было не так. Он просто был тот самый поляк из футбольной команды, который танцевал лучше всех. На этом и сошлись.
В Закопане мы погоняли на машине, по абсолютно гладким и пустым дорогам, с какой-то умопомрачительной скоростью. Ездили в горы. Было здорово, как в каком-то кино. Возвращались с прогулок радостные, возбужденные и его мама усаживала нас за красиво сервированный стол. Я ничего не предприняла, чтобы там остаться. Наверное, потому что я никогда не была корыстной, а шла только за своими чувствами. Кстати, с Мареком мы остались друзьями. И он даже побывал у меня на родине, в моём отчем доме. Но об этом позже.
Ещё религиозность поляков поразила наше атеистическое воображение. Можно сказать потрясла до духовных колыханий. Когда в великолепном Краковском костёле Марек преклонил колени и стал молиться, мы с Мирой оторопели от неожиданности. У нас тогда только старые бабульки молились так неистово. Это потом мы все стали православными. А тогда ещё атеисты, комсомольцы, строем идущие в светлое будущее. А будущее в итоге оказалось у всех разное – на любой цвет и вкус.
В обратную дорогу нас собирали те же Бронислав и Ванда. Мы, как заядлые аккуратистки, разложили всё по пакетикам, вещичка к вещичке. Но эта аккуратность оказалась излишней. Нужно было сделать всё наоборот: максимум новых вещей надеть на себя, а остальное просто распихать по сумкам, как попало.
Почему-то обратно мы возвращались почти в пустом вагоне. И было более волнительно на границе при въезде в СССР, чем когда только выезжали в Польшу. Было ощущение, что мы что-то украли и хотим протащить незаметно какой-то «запретный груз». И для этого нужно произвести благонадёжное впечатление и не попасться, поэтому мы нарядились и сидели на своих полках во всём новом.
Как сейчас помню. Я в новых розовых кедах, джинсовой юбке, фильдеперсовой кофточке, с небрежно распиханной косметикой по всей сумке. И какая-то уже немножко другая. Более смелая, глотнувшая воздуха свободной рыночной экономики и чуть-чуть другой жизни.
На таможне, как полагается, пока снова «переобували» вагоны, вошли таможенники с проверкой документов и вещей. Советские были чуть посуровее, решили помимо паспортов заглянуть и в наши сумки. Мы с готовностью приподняли нижнюю полку, расстегнули молнии своих толстобоких сумок. И первое, что они там увидели – это связки книг. На этом и завершили досмотр.
Но, не всё было так лучезарно.
Глава девятая
Огорчения
Мирочку мою отчислили из института после поездки в Польшу, после третьего курса. Мы, по приезду из Польши, а это была весенняя пред сессионная пора, увлеклись распродажами, особенно хорошо разлетелась косметика. А вот учёбу забросили. В горячий период сессии брали справки о болезни, передвигая сдачу экзаменов. У меня получилось проскочить с одним экзаменом, оставшимся на сентябрь. А Мира застряла на стадии зачётов. Было обидно! Но как учат психологи, и я проверяла – помогает: «во всём, что тебе не нравится на данный момент все равно искать, что-то с положительной окраской, используя слово – ЗАТО. Это, что-то положительное, обязательно проявится, но позже».
ЗАТО, тем самым застреванием, Мира продлила себе пребывание в Москве на два года, нашла работу и все-таки закончила и получила долгожданный диплом уже переименованного тогда не просто института, а Университета.
У меня тоже начались не очень приятные встречи и столкновения. Я приехала в конце августа, нужно было досдать экономику. И оказалось, что летом наши комнаты в общежитии не пустуют. Один из деятелей комсомольской верхушки не терял времени зря, устраивая за деньги, приезжающих молодых туристов из других стран. Что-то вроде нынешнего Хостела.
Я застала у себя в комнате ребят из Чехословакии, два парня и две девушки. Они были очень поражены моему неожиданному появлению на пороге комнаты, которую я открыла своим ключом.
– Здравствуйте! А вы кто? – удивилась я. Как вы сюда попали? – замерев в дверях с ключом в руке продолжала я задавать вопросы, а в голове пронеслось уже миллион мыслей: отчислили, выселили, здесь уже живут другие студенты….
– Мы приехали посмотреть Москву. И наш знакомый Семён, помог нам с недорогим жильём. Сказал, что студенты, проживающие здесь вернутся только к первому сентября. Мы завтра уезжаем. – быстро, с мягким акцентом ответил один из парней и все четыре пары глаз изумлённо и немного смущённо уставились на меня.
А я, не сходя с места, затараторила, как бы оправдываясь,
– У меня завтра экзамен. Задолженность за прошлый семестр из-за поездки в Польшу. Я приехала раньше. И не ожидала, что в комнате с нашими вещами может кто-то находится, когда нас нет, – с некоторой обидой закончила я.
Ситуация была не очень приятная для обеих сторон. Но разрешилась мирно. Я понимала их, как путешественников. И это вовсе не их вина, что они оказались в такой ситуации. Они понимали меня, как студентку, которой нужно скинуть экзамен, обязательно заполнить эту графу в зачётке, которая и так не давала мне покоя все каникулы. Поэтому, неожиданные гости дали мне возможность подготовиться и выспаться перед экзаменом, уехали гулять по городу, не шумели, оставили мне бутерброды на завтрак и записку.
«Спасибо тебе! Извиняемся за проблемы. Как презент оставляем тебе несколько консервов и другие наши запасы. (По тем временам это была роскошь.) Мы уверены в том, что экзамен ты сдала на отлично. До свидания! Приезжай в Прагу».
Экзамен я сдала. А вот наш «комсюк» так дело не оставил. Ведь, как водится, такие люди начинают активно действовать, прикрывая свой зад. Начал вокруг меня какую-то возню, вызвал меня на комсомольское бюро, якобы отчитывал за неуспеваемость и требовал переселить в другое общежитие. Было как-то неприятно, липко и гадко от такого "руководящего" комсомольского актива. Наверное, можно было затеять ответную атаку, но мне всегда так жалко тратить время на таких людей, а может и страшновато "они-то в этом асы". Всю жизнь тренируются.
Вообще, меня не обходил стороной гнев комсомольской элиты. Помню, ещё на первом курсе, я и несколько девчонок убежали с последних пар, чтобы отстоять в километровой очереди в магазине «Лейпциг» и приобрести красные итальянские сапоги из тонкой кожи с голенищем гармошкой. Когда, как не в молодости носить супермодные вещи. Это же была мечта! И я её исполнила и не расставалась потом с этими сапогами все пять лет учёбы. Пока они не почернели, расхлябались и не стали пропускать осенне-весеннюю слякоть.
Почему-то тогда именно моё отсутствие на занятиях было замечено, я была приглашена на комсомольское бюро актива и отчитана по всей форме. Но сапоги–то были на мне и грели и ноги, и душу. Поэтому – говорите, что хотите! Учёбу я точно наверстаю, а вот дефицитные сапоги – поди поищи. Итальянские красные сапоги просто обязаны были вписаться тогда в мою жизнь, не зависимо от мнения комсомольской организации.
Так и на этот раз я решила, что в мире полно всего интересного и захватывающего. Опять же, – ЗАТО – такие ситуации укрепляют и делают тебя сильнее. Ведь никто не обещал, что жизнь будет состоять только из бонусов и приятных плюшек, иногда попадаются подгоревшие и чёрствые корочки.
К тому же вокруг меня снова закрутился водоворот событий.
Глава десятая
И снова – Выбор
Бывают же у девушки периоды, когда совсем пусто, ни одного претендента на руку и сердце. Этот период, о котором я хочу рассказать – не такой.
Знакомьтесь. Друг жениха моей сестры, друг этого друга и Марек, поляк. Все с пометкой «холост». И в один прекрасный момент все оказались в одном месте.
«Ну и чего, выбирай, тебе же уже больше двадцати. Пора бы и замуж!» – вторил хор голосов изнутри и снаружи.
Девчонки-однокурсницы, узнав, что я еду чисто по дружбе к трём молодым красавцам, недоумевали. Но моя поролоновая прокладка идеализма была пуленепробиваема. Она же давала мне возможность дружить с ними, тусить, ходить по гостям и свадьбам.
На свадьбе сестры в моём родном городе Марек танцевал, играл на балалайке и пел по-польски здравицу молодым. Он вообще оказался очень компанейским парнем, лёгким на подъём. Узнал из нашей переписки, что я еду на свадьбу к сестре, тут же примчался в Москву.
Наверное, очень хотел побывать в моём родном городе?
Интересно было, что, когда мы летели из Москвы Марека последним завели в самолёт на посадку. Мы переговаривались:
– Не выпустят!
Смеялись, – Иностранец, вдруг какие секреты узнает про наш город.
А его ещё и на выход первым пригласили. – Видимо встречали "хлебом-солью".
К иностранцам в СССР был какой-то особый подход. Сейчас это кажется странным, а в восемьдесят девятом году, нормально. Подозрительным казался приезд иностранца в нашу страну, да ещё и в глубинку. Дальше Москвы и может быть Питера редко кто из них заезжал. Поэтому эти редкие экземпляры считались диковинкой на наших широких просторах и вызывали неподдельный интерес.
Марек в свой приезд дал мне повод по-другому посмотреть на мой город.
Побывав в доме моей бабушки, он задал мне вопрос:
– У вас так много леса, а почему такие маленькие дома?
И правда, улицы старого города были усеяны маленькими одноэтажными домишками. Так было принято в то время. "Всем жить одинаково бедно, не выделяться!" И дело было вовсе не в том, что берегли природу. Не знаю куда девали деньги, те у кого они были в большом количестве? Они тоже понимали: "Нужно держать строй". Поэтому, наверное, и появлялись закрытые санатории, магазины, посёлки для элиты. А все остальные – жди, когда дадут квартирку, потом холодильник по талону, ковёр, может стенку. И весь ужас в том, что мы воспринимали это как норму. А остальное: "Не положено! Нельзя!". И маленькие одноэтажные дома с удобствами на улице тоже казались нормой.
А Марек тогда познакомился со всеми моими родственниками. Очень понравился моей маме. Он ещё и в её квартире, что-то подкрутил по-хозяйски, подремонтировал. Но…моему "неотзывчивому сердцу" не прикажешь. Всячески уводило оно меня от дорожки к замужеству.
Мол: «Подожди, повремени, ещё столько всего впереди!»
А я себя всегда слушаю, кто бы что не говорил.
На вторую свадьбу меня пригласили свидетельницей к невесте, которую я видела первый раз в жизни и, как оказалось, в последний. Это уже была московская свадьба, на которой были жених, невеста и трое гостей. Я и ещё два молодых человека, претенденты на такую же скучную, неинтересную свадьбу, а может быть и последующую жизнь. Запомнилось.
Среди гостей был парень, дружба с которым продлиться ещё лет десять, и я его буду знакомить со своей подругой-одногруппницей для создания счастливой семейной пары. Он был очень неплохим парнем, но всё время каким-то "младшим братишкой", без прямых и чётких решений. Всегда в нём была многовариантность и неоднозначность. Поэтому он и не стал настоящим другом для меня и мужем для подруги.
Да и сама я была похожа тогда на человека, который залез на высокую гору и оттуда смотрит на соседние вершины. Здесь как-то холодно и одиноко – на снежной вершине. И есть только один способ всё изменить. Спуститься в долину и начать вместе пахать землю. Двигаться с кем-то бок о бок и проживать в реальности, совместно: и радость, и горе, и удачи, и проблемы. Не бояться показывать свои слабости и нужды. С чем-то смиряться, и что-то отстаивать. Иначе, это было просто избегание близких и глубоких отношений, наблюдение за жизнью других со своей «вершины». Вполне себе нарциссический образ.
До полного осознания себя ещё конечно было – ой как далеко. Но в целом, было здорово и перспективно. Женихи, свадьбы, фоном – "чешский принц". Пик расцвета и становления женственности и понимания мужчин.
В том же году произошло ещё одно судьбоносное знакомство.
Глава одиннадцатая
Новый год
Мы зашли в гости к приятелю моей подруги Лары и там встретили молодого мужчину. Да, не парня, а именно мужчину. Обаятельного, улыбчивого, приятного в общении. Он говорил по-русски с мягким восточным акцентом. Дело было перед Новым годом. У нас были планы на Новый год и на каникулы. Мы собирались уехать к подруге домой, в небольшой городок, расположенный в четырёх часах езды от Москвы. Но Харитон, так назовём героя, предложил нам встретить Новый год в московском ресторане. Там соберётся компания его друзей и нас приглашают тоже.
– Отметим Новый год в ресторане, в большой весёлой компании!
– Почему бы и нет?
Это было заманчивое предложение и мы, недолго думая, передвинули наш отъезд на утро первого января.
Я вспоминаю эту нашу первую встречу, и ничего я тогда не ожидала, не предчувствовала. Никакие внутренние маячки мне не просигналили. Всё было просто, по-дружески, весело. У моей подруги не было ничего серьёзного с её знакомым парнем, поэтому шансы на любого нового друга у нас были равны. Да и вообще, я не рассматривала никаких шансов. В моей душе жил Принц, а в реальности интересное, ни к чему не обязывающее общение, разговоры, смех.
И всё же! Этот человек вызвал у меня восхищение знанием нескольких языков, легкостью в перемещении из страны в страну, слиянием разных культур. В нём чувствовалась эта глубина, понимание жизни, ценности человеческого общения и принятия. Это же очень чувствуется, когда человек прожил на одном месте и мыслит очень шаблонно. И человек, который не зацикливается на мелочах, ценит более глобальные, важные вещи. Такой человек объёмный, многогранный. Как есть просто звук – он плоский, простой. А есть Стереосистема, в которой миллион оттенков в едином звучании. И эта объёмность была в этом человеке: в словах, действиях, глазах. И она была такая тёплая и мягкая, с проникновенной мудростью во взгляде.
Новый год мы встретили в ресторане, в центре Москвы. Компания была интересная, человек двадцать. Женщин было больше, чем мужчин. Среди них были русские жёны его друзей, несколько пар и несколько незамужних девушек. В том числе и мы. Нас с подругой радушно встретили и приняли в компанию. Я не знаю точно, что думал и чувствовал Харитон. Но, по-моему, у него был какой-то план.