Читать онлайн Семейные тайны. Практика системных расстановок + За пределами одиночества + Мамочка, пожалуйста…Семейные расстановки – метод Берта Хеллингера + О чем молчат предки + Ошибки аиста бесплатно

Светлана давно живет в Санкт-Петербурге, но каждые три месяца приезжает в Одессу к стареньким родителям. В один из своих приездов она попала на расстановки. Так и посещает их теперь в каждый свой приезд.

Холеная, роскошная блондинка, состоятельная и очень сдержанная, на волне всеобщей доверительности и искренности группы Светлана решилась на расстановку. В нескольких фразах изложить свою проблему она не могла. Ее запрос превратился в горестную исповедь матери.

Еву она родила поздно, уже далеко за тридцать. Девочка росла смышленым, резвым, любознательным ребенком и была похожа на ангела. Мраморное, в ореоле вьющихся колечками волос личико, огромные карие с золотыми искорками глаза, длинные кукольные ресницы. Она была очень деятельной и целеустремленной. Всего, чего ей хотелось, она достигала без труда. В девятнадцать лет девушка попала в Америку по программе обмена студентами.

По приезду дочери даже занятая с головой мать заметила, что Ева изменилась. Но в чем именно это выражалось, она не могла определить.

– И вот однажды, – дрогнувшим голосом продолжает повествование Света, – я невзначай открываю дверь ее комнаты и застываю в столбняке. Моя Ева, мой ангел, сидит у стола напротив окна. В завитках ее пышных легких волос золотится солнце, а она тычет иглой шприца в тоненькую голубую вену на руке. Увидев меня, она даже не смутилась. Проплакав весь день и всю ночь, я отошла от первого шока и начала бить во все колокола. Вот уже три года мы с ней посещаем группы зависимых и созависимых в реабилитационном центре «12 ступеней». Она ходит на личную терапию к психологу, неоднократно лежала в различных наркологических центрах. Ничего не помогает. Максимум ее воздержания – это один месяц. Единственный плюс от колоссальной работы, которую мы провели: Ева стала откровеннее со мной, и мы стали ближе друг к другу. Но когда я веду ее в кино или по магазинам, ловлю себя на мысли, что стесняюсь своей дочери. Ее худенькие ручки сплошь исколоты так, что голубые дорожки вен превратились в коричневые, словно покрытые коростой струпья.

Беда еще в том, что парень, с которым она встречается, тоже наркоман. Сейчас она живет у него, и оба колются. Несмотря на это, в институте она – лучшая студентка, перфекционистка и идет на красный диплом. Окончит институт, а дальше что? На мое беспокойство реагирует бесстрастно: «Ма, не парься. В Америке полно зависимых. Живут и работают. Им государство еще и лекарства выдает. Мы тоже с Гошей в Америку вернемся». Иногда я смотрю на нее как на чужую. Чувств нет, сил нет, слез больше нет. Иногда, признáюсь, мелькает мысль: «За что мне такое горе, лучше бы она умерла». Пугаюсь собственных мыслей и с новыми силами пытаюсь ее спасти. Нам говорят в «Ступенях»: «Отпустите своих детей. Они имеют право на свой выбор. Это их жизнь». Но как? И почему это случилось именно с моей девочкой?

Это горькое, выкрикнутое фальцетом, отчаянное «почему?» и было главным запросом расстановки.

Расстановка была нелегкой, длинной и многоступенчатой. Не стану ее описывать. Расскажу только о том, что всплыло на поверхность расстановки неожиданно и в самом ее конце. Так что и решение вопроса мы отложили до следующего раза.

Светлана вышла замуж по любви. Надо сказать, что девушкой она была влюбчивой, любила много и страстно, каждый раз – как последний. С мужем они жили весело, дружно, душа в душу. Но когда молоденькая жена с румянцем радости сказала супругу о том, что беременна, он этого восторга не разделил. Наоборот, расстроился и потребовал сделать аборт. Любящая, покорная, доверчивая, привыкшая слушаться раньше отца с матерью, потом – мужа, Света, обескураженная и растерянная, пошла в больницу как овца на заклание. Срок беременности был большой, аборт был ужасным и морально, и физически. Она потеряла много крови. После этого на мужа спокойно смотреть не могла. Женщина вспоминала больничное ведро, полное окровавленных частей убитого сыночка, и впадала в истерику. Тело мучительно и судорожно сжималось. Она начала испытывать к человеку, вчера еще любимому всем сердцем, отвращение. Они разошлись. Бывший муж быстро утешился, вскоре женился, родил двух сыновей. Светлана до сих пор в недоумении, что принудило мужа заставить ее сделать этот аборт. Сердце ее плачет по неродившемуся сыну всю жизнь, до сегодняшнего дня.

У Светланы отбоя от мужчин не было, но долгие годы она оставалась одна. Роман ворвался в ее жизнь как стихийное бедствие. Он был в разводе с женой, но жил с ней почему-то под одной крышей. Ухаживал за Светой он страстно и напористо, как это делают восточные мужчины, завоевывал комплиментами, подарками, цветами. Брал приступом, как штурмуют крепость. И Светлана сдалась, хоть и не испытывала к ухажеру каких бы то ни было теплых чувств. «Мне было легче дать, чем не дать», – с горькой иронией объясняет она их контакт.

С первой ночи женщина забеременела. Она была в растерянности, хотя ей было далеко за тридцать, она крепко стояла на ногах, имела свой бизнес, да и родители постоянно поддерживали ее. Роман ребенку обрадовался, сказал простецки: «Рожай, а то в старуху превратишься, так и не родив. Фамилию ребенку дам, заботиться буду».

Светлана родила девочку. Когда пришло время регистрировать дитя в загсе, Роман не пришел. Света фыркнула, обиделась, поехала домой. На телефонные звонки Романа не отвечала и уехала к родителям в Одессу. Дома зарегистрировала дочь на фамилию своего бывшего мужа. Как выяснилось позднее, Роман застрял в московских пробках, а мобильных телефонов тогда еще не было. Он опоздал всего на несколько минут. Мужчина, безуспешно поискав в Москве исчезнувшую Свету, опустил руки. Со временем помирился со своей женой. У них тоже родилась дочь.

Светлана вырастила девочку, разрываясь между ею, бизнесом и попытками устроить свою личную жизнь. Она по-своему любит Еву, но эта любовь не может сравниться ни с ее теплыми, нежными чувствами к своим родителям, ни с огромной любовью-болью к сыну. Ева чувствует это, она тоскует по любви, как распускающийся цветочек по солнцу. Об отце девочка ничего не знает, вернее, имеет запутанную, противоречивую информацию, которую ей впрыскивает мать, сдаваясь под натиском вопросов и интереса дочери. Ева несколько раз просила познакомить ее с отцом, но Светлана оттягивает этот момент. Она завралась, запуталась, заигралась.

С Романом по возвращении в Москву отношения возобновились на почве взаимных деловых интересов. На каком-то этапе жизни он познакомил ее со своей женой. Они стали дружить. Теперь Светлане страшно неудобно, стыдно перед этой женщиной и ее дочкой, что она может причинить им боль, рассекретив тайну отцовства Романа, свою связь с ним.

– А своей дочери причинять боль тебе удобно? – прерываю я взволнованную исповедь Светланы.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и внутренне реагирует, как поезд, налетевший на полном ходу на красный свет. Наконец, усилием воли справившись с шоком осознания, Светлана произносит побелевшими губами:

– Надя, я уже несколько лет хожу на расстановки. Я прочитала всего Хеллингера и твои книги, я неоднократно слышала эту информацию и никогда, ни разу не соотнесла ее со своей жизнью и наркоманией своей дочери. Ведь это я исключила отца из жизни Евы. Ведь это из-за недостатка его энергии Ева стала зависимой. Боже, я только сейчас поняла, что я наделала!

Светлана закрыла лицо обеими руками, опустилась на стул и горестно зарыдала. Уходила она, несмотря на пролитые горькие слезы, успокоенная.

– Спасибо, Надя, спасибо всем. Ответ на свое «почему» я нашла. Теперь мне надо двигаться дальше, чтобы выбраться из ловушки, в которую я сама себя и свою девочку загнала.

Причины наркомании

Действительно, как часто, не зная законов и закономерностей, довлеющих внутри семейных систем, мы попадаем в ловушку безвыходных ситуаций и семейно-родовых переплетений.

Прозрение Светланы было верным, хотя и запоздалым. Одной из основных причин возникновения зависимого поведения (наркомании, алкоголизма, курения и т. д.) является отсутствие или непроявленность отца, его энергии в жизни ребенка. Хеллингер говорит об этом так:

Человек может стать зависимым от наркотиков в тех случаях, если мать дала ему понять: то, что дает ему отец, ничего не стоит, и он должен брать все только от нее. Тогда ребенок мстит матери тем, что берет от нее так много, что это его разрушает. Значит, пристрастие к наркотикам является местью ребенка матери за то, что она препятствует ему принимать что-либо от отца.

Светлана не только не любила отца Евы, она относилась к нему с презрительным высокомерием. Использовав его как донора для зачатия ребенка, о котором мечтала и который мог не родиться из-за возрастных ограничений, она, сославшись на обиду, навсегда порвала с ним отношения, чем отрезала дочь от отца. На просьбы девочки познакомить ее с папой она раздражалась и отвечала отказом.

– Зачем ей отец?! Разве недостаточно того, что я ей даю? Ведь я за двоих стараюсь, из кожи вон лезу, чтобы обеспечить все потребности девочки: и одежда, и обувь, и быт, и обучение, – часто думала, а иногда с упреком говорила Светлана.

Да ведь ни одна даже самая любящая мать не может дать ребенку двойную порцию любви и за себя, и за партнера – отца ребенка. И мы это внутри себя понимаем, потому и стараемся компенсировать любовь отсутствующего родителя материальными благами, сверхзаботой, подарками. Но живую любовь этим восполнить невозможно. Как нельзя возместить отсутствие воды в организме излишним потреблением твердой пищи. Так можно заработать только несварение желудка. И любовь из материальных благ не выкристаллизовывается. И человек живет с постоянным ощущением нехватки чего-то важного, необходимого для жизни, испытывая жажду недостающей любви. И начинает утолять ее алкоголем, наркотиками, игроманией и другими суррогатами. И в итоге погибает.

Помимо этого, Светлана зарегистрировала дочь, дав ей фамилию своего первого мужа – убийцы их первенца. Это тоже внесло путаницу и надлом в состояние Евы, ибо любая тайна, обман или недосказанность считываются на уровне нашего подсознания и вносят в нашу жизнь тревогу и ощущение опасности.

И в случае с отцом Евы, и в случае с первым мужем Светлана поступила высокомерно, без должного уважения и без учета их потребностей. Не согласовав этого ни с одним из них, не посоветовавшись, она решила судьбу их отцовства. К сожалению, в последнее время женщины поступают так все чаще и чаще. Берт Хеллингер так говорит об этом:

Значение мужчины в современном западном обществе уменьшается. Женщины все чаще испытывают к ним презрение, поэтому увеличивается число наркоманов. Это и есть та цена, которую приходится платить за то, что женщины как бы лишают мужчин их значимости в обществе.

Выход один. Нужно уменьшить чувство собственной важности, исцелиться от обид и осуждения, научиться уважать мужчин, мужей, братьев, отцов своих детей. Найти те крупицы, черты характера и поведения, за которые вы можете ценить мужчину. И тогда, как часто говорят в расстановках Берта: «Мать должна сказать сыну: “Я люблю твоего отца, и если ты станешь таким, как он, я ничего не имею против”». Только тогда у ребенка отпадает желание неотвратимо и слепо идти за слабым или отсутствующим отцом. У него появится возможность выбора: следовать или не следовать за ним, быть таким же, как отец, в его несовершенствах и зависимостях, или оставаться самим собой.

Следующей динамикой, которая, как показала расстановка, привела Еву к употреблению наркотиков, что само по себе является скрытым способом самоубийства, было движение «я уйду вместо тебя» и «я уйду вслед за тобой». Чувствуя тоску матери по старшему абортированному брату и ее стремление искупить свою вину собственной смертью и имея глубинную связь и любовь к неродившемуся сиблингу, душа Евы постоянно устремлялась к смерти – по законам слепой любви она верила, что может, умерев, спасти мать и воскресить брата. Кроме того, заместительница Евы чувствовала такую вину за страшную смерть малыша, перенятую от матери, такой удушающий стыд за собственное существование («Он умер, и я не имею права на жизнь!»), что это не могло не повлечь за собой наказание в виде исколотых вен, изуродованных рук, ног и медленного систематического убиения себя.

Угрожающее жизни пристрастие к наркотикам (например, кто-то принимает очень сильные наркотические средства, такие как героин) – это иногда замаскированная попытка самоубийства. Часто такой человек подчиняется динамике знакомых нам элементов из семейно-системных переплетений: «я следую за тобой» или «лучше я, чем ты», иногда также «я умру вместе с тобой» или «я умру вместо тебя».

Только распутав этот узел семейного переплетения, мы можем надеяться на улучшение самочувствия и душевного состояния Евы. Но можем ли мы рассчитывать на полное исцеление девушки? Нет. Почему? Да потому, что, по моему предчувствию, перечисленные динамики не являются единственными, влияющими на ее жизнь. На это еще необходимо будет посмотреть, но охватить все в одной расстановке невозможно.

У Светланы была тетя, сестра матери, которую угнали во время войны в Германию и которая, скорее всего, была там замучена. Как она умерла, где похоронена, никто не знает и никогда не интересовался. Тогда ей было семнадцать лет, так же, как и Еве, когда она начала употреблять наркотики.

В семье первого мужа Светланы родственник, молодой парень, выбросился из окна и после долгих мучений от боли из-за множественных переломов и травм умер. Первый муж Светы не является отцом Евы, но ей дали его фамилию, чем вписали девочку в чуждую ей семейную систему. Не для того ли, чтобы искупить, исцелить семейные переплетения этого рода? А каковы переплетения и ситуации в семье ее родного отца? Об этом не знает никто, но печаль в том, что и знать Светлана об этом не хочет.

Вопросов много. Чтобы исключить все подозрения, нужно смотреть, есть ли связь между Евой и этими людьми. А для этого нужно не только время, но терпение и желание всех. И сможем ли мы тогда исключить все причины и поводы для наркологической либо другой зависимости Евы? Хотелось бы верить, что да. Но помимо системных переплетений на нас влияет еще и физиология нашего зачатия, внутриутробного развития и рождения. Время от времени я провожу со своими клиентами тренинг «Родиться заново», анализируя их истории рождения, состояния в момент перепроживания всех перинатальных матриц рождения. И можно прийти к выводу, что на нашу предрасположенность к алкогольной, химической зависимости может влиять:

• семейный сценарий родительской семьи, наличие в ней алкоголиков и наркоманов.

Чтобы остановить тягу к зависимости из верности пьющему родителю Б. Хеллингер предлагает сделать такое упражнение.

Представьте себе, что ваша мать лежит здесь, на полу. Теперь лягте рядом с пьяной матерью и смотрите на нее с любовью.

Я пробовала делать это упражнение. Я мысленно ложилась рядом с мертвецки пьяным отцом, которого ужасно боялась. И была поражена тому, как сквозь муку страха, жалости, отвращения и боли из сердца хлынул поток любви, принятия и благодарности.

• опьянение родителей в момент зачатия ребенка;

А случается такое сплошь и рядом, так как во время свадьбы молодые люди под крики «горько» нередко пьют наравне с гостями. А как же не выпить за свое счастье?

• применение матерью фармацевтических препаратов в ходе беременности;

• использование лекарственных средств для сохранения беременности и в ходе родов с целью их стимуляции, а также в первые часы появления ребенка на свет.

Организм младенца, приученный к дозам алкоголя, химических и лекарственных средств, впитавший эти средства буквально с молоком матери, начинает воспринимать их как неотъемлемую часть самого себя и при их отсутствии чувствует нехватку чего-то важного в своем существовании и развитии.

Реально ли такому человеку исцелиться от подобной зависимости? Скорее всего, наоборот. Отсутствие компонентов зависимости может приводить к нервным срывам, депрессии, озлобленности.

Только высокая степень осознанности, устремленность к высоким идеалам, нахождение других смыслов жизни, развитие силы духа могут изменить жизнь и судьбу этого человека. И я лично встречала таких людей на своем пути.

Что касается Евы и ее матери, то с точки зрения физиологии ни одна из перечисленных причин их не касалась. Но… из дальнейшего общения со Светланой я узнала, что пять лет своей жизни, до самого декретного отпуска, она проработала в лаборатории крупного химического предприятия (!), вдыхая опасные испарения веществ практически всей таблицы Менделеева.

И что теперь делать? У меня еще нет такого обширного практического опыта, но смею надеяться, что этим людям может помочь RPT[1] (терапия отправных точек рождения). И конечно, молитва матери о своем ребенке – одна из самых сильных молитв на Земле.

Они пришли на расстановки вдвоем. Представились супругами. Он – высокий, с мужественным бледным лицом и грустным взглядом, устремленным внутрь себя, 35–36 лет. Она – небольшого роста, юркая, улыбчивая, видно, старше его. Он никогда не называл ее по имени, только – жена. И это звучало как заклинание и напоминание о его супружеском статусе. Казалось, он все еще не мог поверить в свое счастье и, чтобы быль не растворилась в небытии, постоянно ее озвучивал. Родион и Полина часто держались за руки, и это выглядело очень трогательно и обнадеживающе для одиноких женщин: счастье возможно в любом возрасте.

Пришли они года три назад, когда Родион (Род или Родик – так сокращенно называла его Поля) потерял работу, и у него освободилось для себя место и время. Денег у них постоянно не было, но было страстное желание изменить свою жизнь и вернуться к тому восторженному моменту, когда они увидели друг друга впервые – на волне эйфории после какого-то тренинга. С тех пор счастье, словно вода, уходило в песок, и они крепко держали друг друга за руки, как будто хватаясь за спасательный круг. Запрос на свою расстановку они не делали, только участвовали в качестве заместителей в расстановках других людей. Но каждый раз вылавливали, присутствуя, крупицы осознания и пытались присвоить их – как кирпичики для укрепления своего семейного счастья.

У меня такие люди вызывают уважение. Я всегда шла навстречу их просьбам о скидках и при любой возможности приглашала на свои тренинги и семинары бесплатно.

Каждый раз, когда я смотрела на Родиона, сердце мое сжималось от жалости. Жизнь, казалось, очень хрупко держалась в его теле, и из-за мертвенной бледности лица он выглядел жертвой вампиров. Хотя мои догадки казались мне бредом чистой воды, и я держала их при себе, но пару раз они подтверждались.

Однажды я пригласила ребят на благотворительный марафон по расстановкам. В ходе работы, когда уже невозможно что-либо менять, я увидела, что Родион пьян. Он пошатывался, у него был мутный взгляд и заплетался язык. Я, как могла, ограждала его от участия в процессе. Но мне в тот день пришлось ой как нелегко. Понимая, что с пьяными говорить бесполезно, я затронула этот вопрос при нашей следующей встрече.

– Надя, я не пил! Я пришел с легким недомоганием из-за простуды. Но состояние обесточенности, упадка сил, вплоть до того, что я уже не могу себя контролировать – вот-вот рухну без сознания, – у меня бывает часто. Медицинские обследования не выявляют никаких патологий, кроме мелочей.

Второй раз Род позвонил мне поздно вечером. В голосе его звучало отчаяние.

– Они обступили меня и не дают дойти до дома.

– Кто они? – ужаснулась я тону его голоса.

– Мои предки и все мамины мужья.

– Молитву «Отче наш» знаешь?

– Да.

– Читай не останавливаясь. Прямо сейчас сделай несколько глубоких вдохов-выдохов и начни читать. Вслух. Я не буду класть трубку.

Слушая надтреснутый и сдавленный, как от какой-то муки, голос Родиона, я набрала номер Полины с другого телефона.

– Снова напился до чертиков, – услышала я сказанные с досадою слова. Но, положив трубку, вытерев руки от муки (она лепила вареники), Полина побежала искать мужа. Перезвонив через полчаса, Родион говорил со мной совершенно трезвым голосом:

– Я уже дома. Не знаю, что мне делать. Жить не хочется. Они часто останавливают меня перед домом и не дают войти.

На улице был редкий для Одессы мороз – минус двенадцать.

А если бы не было связи или Полины не оказалось дома? Мне было не по себе.

Включаться в игры потусторонних сил у меня не было ни возможности, ни силы, ни особого рвения. Меня попросили помочь дойти до дома. Я дала совет. Молитва помогла. Меня не просят о чем-либо еще, значит, надо оставить ответственность за происходящее Родиону и его жене и верить в то, что они справятся. Но мистический страх, как при просмотре фильма «Вий», и вопрос «Отчего сошел с ума Гоголь?» еще долго не оставляли меня в покое.

Как только у семьи появилась возможность и деньги, решили сделать расстановку. Но и в первый раз, и во второй расстановку делала Полина. Решалось ли это на семейном совете или же узурпировалось властью супруги, мне неведомо. Родион любил жену. А когда любишь – желания любимой иногда принимаешь за свои.

Полина

Первая расстановка была на взаимоотношения с родителями Поли. Жили они тогда в средней полосе России. Отец пил по-черному, мать работала в три смены на фабрике, до двух девочек-дочерей очередь не доходила. В расстановке Поли не было ничего примечательного. Поле и ее сестре было жаль отца и мать, страшно из-за их ссор и хотелось спасти каждого из них и их союз. Старшая сестра вышла замуж очень рано. Вся семейная неразбериха пала на плечи маленькой Поли, и из резвого жизнерадостного ребенка она быстро превратилась в зашуганную, неуверенную девушку. Но блеск ее больших глаз и прозрачная, нежная кожа привлекали к ней внимание противоположного пола. Она вышла замуж за первого, кто предложил ей стать его женой и вывел за стены семейной тюрьмы. Парень был рабочей закалки, к Поле относился трепетно, любил ее борщи, на жизнь зарабатывал. Поля успела закончить медучилище.

Через три года родилась дочка. Полина была вынуждена сидеть дома, ждать мужа. И в голове начали крутиться «мультики»: «А вдруг он не придет? А вдруг напьется с друзьями, а вдруг ввалится пьяным и начнет дебоширить, как когда-то пьяный в стельку папаша?» Она жила в ожидании беды, вглядывалась, принюхивалась, забыв иногда перепеленать дочь и вовремя приготовить ужин. И дождалась. Ваня «приполз на бровях». Она удовлетворенно всплеснула руками: «Я так и знала!» И с этого момента их семейная жизнь покатилась под откос. Она жила в ожидании его пьянства и буйного поведения, и он оправдывал ее ожидания. В конечном итоге начал прогуливать работу и поднимать руку на хорошенькую жену, у которой с перепугу из больших лучистых глаз катились большие радужные слезы.

«Бьет – значит любит», – как могли, по старинке, утешали соседки. И ей это откликалось. Ведь все стало похожим на ее детство – знакомо, привычно. Ведь дом нашего детства в душе всегда равен любви. Дом = любовь. Если тогда в родительском доме пили, били, дрались, унижали, то на подсознательном уровне у нас вырабатывается ложная ассоциация. Все вышеперечисленное приравнивается к любви, то есть: пьет, бьет, дерется, унижает – значит любит.

Так, как вел себя муж Ваня в начале отношений: заботился, любил, обеспечивал, – не ассоциировалось у Поленьки с любовью. Не распознавалось ее телом, которое избивал отец, и израненной душой как любовь. Вот сейчас – да! Что-то родное и близкое сердцу начала она узнавать в их отношениях. Все хорошо, конечно, но, напившись в очередной раз, Иван не рассчитал силы, превысил, так сказать, свои полномочия и отправил жену в нокаут. Очнулась она в больнице с перебитым носом и сотрясением мозга. Да и были ли в этой глупенькой голове мозги? Ведь своими мыслями, вечным неосознанным ожиданием она буквально запрограммировала мужа на пьянство и мордобой. Тоска по «счастливому детству» сделала свое черное дело и чуть не лишила жизни. Пока муж отсиживал пятнадцать суток за хулиганство, Поля, боясь продолжения, сложила чемоданы, подхватила ребенка и уехала в большой город к сестре. Ее здесь не ждали, да особенно и не располагали местом для родственницы из провинции. Одна, хоть и светлая, комната в коммуналке не могла вместить дополнительно даже котенка. Но на работу устроиться помогли (в медпункт большого транспортного предприятия). Там ей дали комнату в общежитии. На предприятии работали сплошь одни мужики, и Полина, даже с перекошенным носиком, чувствовала себя здесь королевой «Шантеклера». Постель предлагали многие, а вот жить вместе позвал только Василий, кряжистый, угрюмый, с золотой фиксой в зубах и наколками на теле. Он напоминал ей отца, которого она хоть и боялась, но любила. И Поля пошла к нему, в его «берлогу». Ребенку здесь места не было, и Поля оформила Иру в круглосуточный детский сад. Василий недавно вышел из тюремного заключения, где сидел за дорожное происшествие, в котором сбил пешехода. Срок ему дали небольшой: пешеход оклемался, жил и здравствовал. А Вася, семь лет отсидев среди «поломанных» людей, сам переломался. Начал колоться, за дозу мог жестоко избить человека.

Полечка размягчала его душу, делая ее более податливой и человечной. Но в нем уже жила дикая тяга к «зелью». В такие моменты он готов был разорвать любимую женщину, как лягушонка, если она отказывалась принести ему из медпункта, в котором работала, хоть что-нибудь, что можно было вколоть, проглотить или сварить. Она жила с ним как в тюрьме, и первые проблески любви, которые вспыхнули между ними вначале, были давно втоптаны в грязь. После работы она должна была сидеть дома и «не рыпаться», стирать, варить, убирать и ублажать его высочество. Из дочки Василий грозился «сделать две», если Полька перестанет добывать для него «колеса».

Когда, дрожа за жизнь ребенка, Полина больше месяца не появлялась в садике, заведующая обратилась «куда следует».

Была создана комиссия по лишению нерадивой матери родительских прав. Когда члены комиссии с участковым милиционером пришли исследовать жилищные условия матери, в них полетела дубовая табуретка. Разбившись вдребезги о косяк, корявая перекладина до крови расцарапала участковому лицо. Василий, который бился насмерть, думая, что пришли за ним, был скручен в бараний рог подоспевшими оперативниками. На этот раз его посадили за нападение на милиционера при исполнении служебных обязанностей. Наводчицей он считал Полю и грозился стереть ее с лица земли, как только выйдет из заключения.

Квартиру, вдрызг разгромленную потасовкой, опечатали. Поля осталась на улице. Дочь ей вернули. Но никакой помощи одинокой женщине с ребенком не оказали. Она отвезла Ирочку к бабушке, которая тихо жила на пенсии, отдыхая после смерти мужа от его «заскоков», но… сильно по ним тоскуя.

Сама же принялась искать работу в районном центре. Вместе с работой санитарки в больнице нашла и водителя «скорой помощи» Гришу. Поначалу жили душа в душу, родили мальчонку. Но малыш умер после прививки от полиомиелита. Григорий ушел в себя, сначала пил с горя, а потом уже попросту «закладывал за воротник» без меры и удовольствия. У Поли оставалась единственная отрада – Ирочка, к которой она ездила каждую свободную минуту. Беда только, что таких минут насчитывалось немного: один – два раза в месяц. Ирочка привязалась к бабушке, называла ее мамой, на Полю все больше смотрела отчужденно, исподлобья. Она перестала доверять матери, которая каждый раз обещала забрать ее с собой, и каждый раз места для дочери в ее жизни недоставало. Важнее была работа, где она унижалась за каждую копейку, пьющий муж и желание выбиться в люди, закончить мединститут, куда ей так и не удалось поступить.

Конец этой беспросветной жизненной тягомотине положила длительная болезнь, а затем и смерть матери. Хотя они с мамой общались поверхностно, после ее ухода Полина поняла, каким крепким тылом была она для нее. Дотянув до окончания Ирой девятого класса, Полина оформила развод с мужем-пьяницей и вместе с дочкой приехала в Одессу.

Первое время жили у маминой знакомой. Ира поступила в медучилище, Полина нарабатывала клиентуру: с утра до вечера ходила по домам, делала инъекции, капельницы, массажи. Ей очень хотелось зацепиться за жизнь в большом и красивом городе, чтобы не возвращаться на свою тихую родину – в беспросветную муть, серость, пьянь.

Она еще была хороша и аппетитна, как сдобная булочка с изюмом. Правда, изюм кое-где обсыпался. Василий оставил ей шрам у глаза, Григорий – рубцы на руке. По ночам она иногда вздрагивала от внезапно нахлынувших воспоминаний прошлого. Полине, женщине в расцвете сил и желаний, еще хотелось любви, ласки, мужчину, черт бы их побрал. Она надеялась найти такового среди своих клиентов, поэтому все, что она делала, она делала на совесть.

Встреча

Через клиентов муж к ней и пришел. Тамара Ивановна – одна из ее первых благодарных клиенток – отдала ей свой пригласительный билет на семинар Норбекова. Там она и увидела Родиона. Их взгляды встретились, и они растворились в этом одновременно нежном и возбуждающем узнавании друг друга. Прогуляли, держась за руки, по ночному городу до утра. А утром, впившись своими неловкими губами в ее хорошенькие, набухшие от желания губки, Род сделал Полине предложение. Боясь спугнуть свое хрупкое счастье, но во избежание в дальнейшем недоразумений и разочарований, женщина еще два часа как на духу рассказывала Родиону всю свою жизнь, сказала, что она намного его старше, а ее дочери скоро исполнится восемнадцать лет.

Ее исповедь не только не оттолкнула влюбленного мужчину, а наоборот. Мысленно причислив Полю за ее страдания к лику святых, он предложил ей заботу, внимание, руку и сердце и крышу над головой. Впервые за много лет Полина спала, как влюбленная улыбающаяся нимфа, забыв о клиентах и о жизни, – погоне за рублем и счастьем.

У Родиона была однокомнатная квартира в центре города, которую его деятельная мать перед смертью пыталась превратить за счет площади чердака в двухэтажные апартаменты, сняв балки перекрытия. Все было раскурочено и не завершено, не оформлено официально. У Рода не было ни энергии, ни денег довести начатое матерью до логического конца. По квартире гуляли сквозняки, полупустое пространство под крышей ухало филином, зимой здесь было холодно, летом – знойно.

Может, он и женщину выбрал себе в жены старше и опытнее, чтобы передать ей ответственность за себя и свою жизнь? Но тогда он этого не осознавал и об этом не думал. Родион был влюблен. Он то таял, как воск, то жарко воспламенялся от чувства к Поле, которое полностью захватило его в плен. От страстного желания близости, обладания ее ладным телом с пьянящим запахом, от ласк, поцелуев и прикосновений он терял голову и готов был отдать жизнь за каждый миг с возлюбленной.

Но Полина боялась проиграть. Доводя его до экстаза умелыми ласками опытной жрицы, она отстранялась в последний момент, нежно щекоча его ухо горячим шепотом: «Нет, милый, я не могу так. Только после нашей свадьбы». Они вскоре расписались, и Родион сразу прописал жену в своей квартире.

В ту же ночь Поля смогла по-настоящему расслабиться и отдаться влюбленному юноше. Родион был девственником. Полечка – жена, его первая и единственная женщина, его возлюбленная – млела в его руках, то и дело позволяя его необузданному коню врываться в свою сладкую, сочную, набухшую спелым соком райскую преисподнюю.

Любовником он был неутомимым. Засыпал на мгновение, просыпался и снова был готов к бою. Еще одним незабываемым моментом в эйфории его первой брачной ночи был умопомрачительный аромат, аппетитный вид и божественный вкус поджаристых блинчиков с мясом и сметаной. «Счастье есть!» – закатывая от удовольствия глаза, думал Родион.

Несколько месяцев они жили в состоянии экзальтированной радости от ночных утех. Родион работал менеджером в крупном магазине бытовой техники. Зарабатывал хорошо, но этого было недостаточно, чтобы платить за обучение Ирины, дочери Полины. Полине приходилось, как и раньше, подрабатывать массажем и уколами.

Река жизни, вспененная страстью, стала входить в свои берега. Нехватка денег, невозможность завершить ремонт охлаждали пыл страсти. Время шло, и «любовная лодка разбилась о быт». Секс в таком количестве, как хотелось Родиону, был для Полины излишним. Она все чаще сказывалась больной и «съезжала с базара».

Сблизила их вновь беременность и роды Ирины. Поля узнала, что дочь хочет сделать аборт, потому что «ребенок не от того, с его отцом все не так, и вообще ей всего девятнадцать лет, и она не собирается портить свою жизнь». Она уговорила девушку оставить ребенка, обещала помогать. Малыш – рыженький, солнечный мальчик – с первых дней беспокоился и истерил при виде мамы и блаженно засыпал, успокаиваясь с бабушкой.

Юная, взбалмошная, избалованная и залюбленная бабушкой Ира какое-то время пыталась жить с «не тем» парнем, но он был «отвратительным»: не покупал вторую «клевую» пару сапог, не отпускал на дискотеки, требовал, чтобы она кормила ребенка и иногда убирала разбросанные по квартире вещи.

– Беспредел! Я тебе не рабыня Изаура! – огрызалась Ира, хватала ребенка и бежала к маме просить убежища.

Полина полюбила Костика – как огненный осколочек блеснувшего последний раз в ее жизни солнца материнства. Ведь, по сути, ее дочь была вечным подкидышем, ее воспитывала не Полина. Поэтому Поля кидалась к ним обоим с жаром нерастраченной материнской любви. Она кормила, одевала, баловала, задаривала подарками. Она не осознавала, не хотела понимать, что ее любовь была слепой, эгоистичной, одурманивающей. Она разрушала молодую семью, не давая молодым привыкнуть, притереться, притерпеться друг к другу. Полина не поддерживала дочь в ее силе, а развращала ее, потакая слабостям. Бывает брак стабильный, бывает – гостевой. У Иры был «челночный». Она моталась туда-сюда с ребенком, манипулировала всеми и жила, где удобно.

Оставив «бедненькую Ирочку» «втыкать» в компьютер, Полина зацеловывала внука, одевала, и они с Родионом шли его выгуливать. Родион мечтал стать отцом, он тоже полюбил симпатичного солнечного мальчика и горделиво катил коляску, второй рукой держа за руку любимую жену. Это была подмена реальной жизни чужой. Некая компенсация, игра. Ему словно бросили кость, а он, как молодой щенок, гонялся за ней, никак не желая понять, что кость – искусственная.

Каждый раз, отвергая его как мужчину, Поля на первых порах ласково, а потом все более раздраженно, громким шепотом шипела: «Масик, ты что, Ира еще не спит! Отстань, потом, Костика разбудишь! У тебя только одно на уме, на мне вся семья! Я так устала!» Род знал: настаивать бесполезно. Если что-то было не по ней, Поля надувала губки и молчала сутками.

Родион понимал, помогал жене, как мог, но все больше чувствовал себя как в детстве: никому не нужным и отверженным. Мало того, в его собственной квартире ему не было места. В комнате целыми днями у «компа» сидела полуголая, нечесаная Ира, на кухне одновременно готовила еду, стирала или гладила жена. По коридору ползал или катался на велосипеде Костик.

Главным счастьем Полины было своевременное возвращение мужа домой. Она сильно ревновала его к молодым девочкам на работе. Когда он задерживался, она впадала в панику, рисуя себе «ужастики», как муж разбился по дороге или целуется с какой-нибудь молодой девкой. Но чаще всего она представляла Родиона возвращающимся с работы пьяным. Она принюхивалась к нему, упрекала за «мутный взгляд». Муж не пил. Вообще. Но страхи детства и замужества скользкими горгонами просачивались в ее воображение. И она дождалась. Он пришел однажды, еле волоча ноги, дыхнул на нее перегаром. С криком «Я так и знала!» Поля накинулась на пьяненько и ласково улыбающегося мужа с кулаками и вытолкала за дверь: «Пошел вон, пьяница несчастный!»

Родион домой не вернулся. Протрезвев через час на скамейке в парке, он понял, что домой ему возвращаться не хочется. Там жили чужие люди. То счастье, огромное, радостное, щемящее, которым была напоена каждая клеточка его тела, незаметно, на цыпочках ушло из его тела и из его дома. Род нащупал в кармане мандарин. Он стащил его в подарок любимой с корпоратива, куда его затащили буквально силой. Там он выпил буквально наперсток чего-то спиртного, ну не смог отвертеться! Род чистил мандарин, предвкушая сладкую влагу в своем пересохшем рту, но оранжевые душистые капли брызнули ему прямо в глаза. Зажмурившись от рези и неожиданности, мужчина разрыдался. Сотрясаясь всем телом, раздираемый душевной болью, он пытался взять себя в руки и не мог. Начался дождь, редкие прохожие спешили укрыться от холодных, льющихся, как из брандспойта, потоков воды. Никому не было дела до молодого мужчины, судорожно закрывающего лицо мокрыми ладонями и сквозь горькие всхлипывания выталкивающего из измученной груди только одну фразу: «Господи, мама… Я не могу так больше!»

Полина, вечером в сердцах указав мужу на дверь, к утру запаниковала. Ей не перед кем было теперь разыгрывать спектакль обиженной девочки, поджимать губы и, демонстративно отворачиваясь, молчать. Дочь спала без задних ног, разбросав расплывшееся тело в крошках от печенья на смятых простынях. Костик храпел, как маленький мужичок, у ее ног. Где его искать? Куда идти? Что делать? Память услужливо подсовывала слова Родиона, сказанные с тоской: «Я не могу так больше жить!» – и старую поговорку: «В такую погоду хороший хозяин и собаку из дому не выгонит». Она металась по квартире, как переполошенная наседка, и не знала, что делать. В какой-то момент она осознала, что у нее на свете никого нет, кроме Родиона. Есть сестра, живущая в России, у которой от белой горячки умер первый муж и безбожно пьет второй. Она никогда не слушает Полю, а с места в карьер выливает на ее голову ушат негатива. И дочь, которая будет смотреть на нее осоловевшими от вечного сидения в интернете и недосыпа глазами.

У нее есть или, вернее, еще вчера был мужчина. Так жарко и трепетно любивший ее, готовый положить за нее голову на трамвайные рельсы… Ругая себя последними словами, Полина схватила зонт и бросилась на улицу.

Он не появлялся трое суток, не ходил на работу, ночевал в лавке на полу у старого таджика, торгующего самсой на базаре. Чтобы как-то согреть продрогшее насквозь тело в невысыхающей одежде и усмирить мятущуюся от болевых спазмов душу, он не отказывался от ста граммов водки, которые подносил ему старик. Но от выпитого к его плачевному состоянию добавлялись тошнота, головная боль, дрожь в руках и ногах.

Старый таджик, выслушав историю Родиона, согласился взять его помощником в лавку – печь лаваш, продавать самсу. Спросил Родиона, есть ли у него родители.

– Мама умерла несколько лет назад. Она меня по-своему любила. Но я ей мешал устраивать личную жизнь, и она меня часто гнала из дома. А отец? Да, есть, давно живет в Москве, у него другая семья.

– А ты ему позвони, – подсказал дед.

Родион, видевший отца всего два – три раза за всю жизнь, жадно ухватился за эту идею и сразу набрал номер отца. Еле сдерживая рыдания, всхлипывая, как ребенок, он смог выдавить из себя только две фразы: «Папа, мне плохо. Помоги мне». Почуяв что-то неладное, мужчина на другом конце провода четко и спокойно сказал: «Сын, дождись меня. Я вылетаю».

Родион облегченно вздохнул, словно гора свалилась с плеч. И хоть во внешнем плане ничего не изменилось, нестерпимая боль внутри него начала растворяться в уверенности и надежде. Почувствовав тыл за своими плечами, он не стал дожидаться, что «приедет барин – барин нас рассудит», и пошел домой. Его передернуло от плаксивого голоса и растерянного взгляда жены. В глубине души шевельнулось что-то похожее на отвращение.

Дома была идеальная чистота, пахло испеченными пирогами. Ирина, прихватив сына, ретировалась, не выдержав нытья, стенаний и ничегонеделания матери. Сейчас ей было выгоднее помириться с отцом Костика. Полина, вскрикнув от радости, бросилась на шею исхудавшему Родиону, но он жестом остановил ее порыв. По сравнению с той болью, которую он пережил, телодвижения жены ощущались как фальшивка чистой воды.

– Стоп. Я больше не играю в твои игры. Я вернулся к себе домой. Это не значит, что я вернулся к тебе. Ты меня унизила, выставила на улицу, как нашкодившего пса. Я не скрою, у меня есть к тебе теплые чувства. Но сейчас мне не хочется ни говорить с тобой, ни видеть тебя.

Полина, вместо того чтобы как мудрая женщина, накормить мужа, окружить заботой и на время молча отойти в сторону, дав ему возможность прийти в себя, стала из чувства собственной вины и стыда обвинять Родиона и взывать к его совести.

Родион посмотрел на нее долгим печальным взглядом и побрел в ванную. Теперь Поля все чаще напоминала ему мать. Обернувшись у двери, он сказал:

– Ты меня не слышишь. Я не могу до тебя достучаться. У нас есть с тобой последний шанс, пойдем на консультацию к Надежде.

Полина было дернула плечом, поджала по излюбленной привычке губы, но, вспомнив свои переживания последних трех дней, и то, что он – единственный, кто есть у нее на свете, торопливо кивнула.

Индивидуальная консультация

Они пришли на консультацию вдвоем. Я дала им достаточно времени, чтобы каждый высказал и изложил свое вѝдение ситуации. Родион говорил через внутреннюю муку, словно душа его была изранена разбитым стеклом, и каждое слово или упрек жены вызывали в нем боль и были невыносимы. Полина пришла, надев свои привычные маски: капризной девчонки (так ей было удобнее добиваться всего, чего хотелось), непримиримой обвинительницы («Я так и знала, что он пьяница и рано или поздно проявит себя») и наседки в курятнике, сидящей на яйцах, когда там началась суета. Маски были ее броней, которой она неуклюже задевала ранимого, тонко чувствующего мужа и этим выводила его из себя.

Через полчаса наша сессия напоминала жалобы двух детсадовцев, которые пришли к воспитательнице и наперебой ябедничают друг на друга. Полина, как маленькая злая собачка, тявкнув и укусив мужа, убегала в свое бронированное убежище, зависая в долгом тягостном молчании. Родион вскрикивал от боли и пытался сказать жене, что ему больно, высказать, чего он хочет, но обращаться было не к кому. «Чур, я больше не играю», – говорило из-под брони лицо с плаксивым выражением.

В какой-то момент мне стало не по себе, начала закипать злость. Как гештальт-терапевт я четко осознавала, что чувства принадлежат не мне, а только отражают то, что происходит между супругами и сильно подавляется.

– За что ты злишься на своего супруга?

Вопрос был задан Полине. Но они одновременно, чуть привстав со своих мест, дуэтом начали говорить на повышенных тонах:

– Скажите ему…

– Скажите ей…

– Уважаемые, я психолог, а не переводчик с русского на русский. То, что вы хотите сказать друг другу, все, что накипело, вы можете напрямую высказать прямо сейчас.

Дело слегка застопорилось. Они давно разучились разговаривать друг с другом. Их общение в последнее время превращалось либо в бомбежку из упреков, претензий и обвинений, либо в молчание. Притормозив на полном ходу, они снова хором начали высказывать друг другу то, что наболело. Я далека от того, чтобы с точностью изложить их претензии друг к другу, но приблизительно это звучало так:

– Ты поздно приходишь домой! Я тебе больше не интересна! Конечно, на работе тебя осаждают малолетние телки! Зачем тогда надо было жениться? Гулял бы себе сколько влезет! Дома ничего не хочешь делать, сколько раз просила тебя потолок на кухне привести в порядок! От тебя вечно несет либо женскими духами, либо перегаром! Так и знала, что ты алкоголик!

Настраиваясь на клокочущую от возмущения клиентку, я ощущала странную внутреннюю пустоту, так, словно основная часть того, что она говорила, не имело под собой основания. Может быть, впервые за годы своей практики я не сочувствовала женщине. Я чувствовала ее цепкость, живучесть, «слабость», способную переломать другого через колено. Сопоставив факты, которые Полина озвучивала на клиентских группах, я находила подтверждение своим догадкам. На какое-то мгновение я отстранилась от роли психотерапевта. Сейчас я выступала, скорее, в роли защиты обвиняемого.

– Полина, вы действительно чувствуете запах духов и перегара?

– Да, чувствую, – с упрямым выражением лица ответила женщина.

– Странно. Когда вы впервые пару лет назад пришли на расстановки, то сказали, что из-за перебитого носа потеряли обоняние.

– Но я думаю, что запах есть, – уже не так напористо парировала супруга.

– Вы когда-нибудь видели мужа рядом с женщиной в более интимных отношениях, чем это допустимо с коллегой на работе?

– Сама не видела. Но и так понятно, что они виснут на нем.

– Полина, а кто был инициатором вашего брака?

– Я. Он хотел, но «телился». Я сказала, что пока паспорта в загс не отнесем, – никакого секса.

– Скажите, пожалуйста, сколько раз за семь лет вашего брака этот, как вы говорите, «алкоголик», приходил домой пьяным?

– Один… Но я знаю, как это бывает!

– Полина, вы говорили, ваш отец пил?

– Да, и дед тоже, и дядя в петлю полез от белой горячки, и брат двоюродный пил, и муж сестры умер от пьянства, и все мои предыдущие мужья были пьяницами.

– А вы выходили замуж уже за конченых алкоголиков?

– Нет, вначале они не пили. Разве что как все – по праздникам. А через пару лет их словно кто-то подменял и они спивались. Почему мне так не везет? Вот и Родион спивается. Все мужики – пьяницы.

– Полина, мне трудно судить, почему в вашем роду мужчины так подвержены алкоголизму. Но все ваши мужья вначале были трезвенниками, нормальными людьми. Как вы думаете, почему рядом с вами они начинают пить?

– То есть вы хотите сказать, что они спиваются из-за меня, что это я делаю их алкоголиками? – Женщина скандально уперла руки в бока и вдруг сникла. – Я никогда об этом не думала. Но сейчас мне становится ясно, что это так. Это какое-то проклятие. У всех женщин нашего рода мужья спиваются. Ведь и папа мой до женитьбы был столяром – золотые руки. На гармошке играл, народ веселил… А как женился!.. Боже, почему же так? – в Полине вместе с осознанием стало проявляться искреннее сожаление, большие глаза заволокло влагой. Маска сползла с ее лица, карие глаза сияли пронзительной осенней теплотой.

Родион смотрел на нее с любовью и благоговейным ужасом. Что-то начало и у него подниматься на поверхность из глубин памяти.

– Да, Поля, вы сами понимаете, – пыталась подытожить я, – вы выросли в семье алкоголика. Чтобы выжить в постоянной стрессовой ситуации, у людей, вынужденных находиться рядом с зависимыми людьми, вырабатывается созависимое поведение. Люди, прожившие долгое время в таком тандеме, начинают в страхе от пережитого опыта буквально программировать пьющего родственника на пьянство своим опасением, тревогой, своим ожиданием рецидива. И человек зависимый, даже если он уже «завязал», подшился или закодировался, не может высвободиться из когтей зеленого змия, если созависимые с ним родственники тоже не изменят свое мышление и поведение.

Для вас, живущей с детства рядом с пьющим отцом со всеми вытекающими отсюда последствиями, такое соседство при всей ненормальности ситуации является нормой, единственно возможным состоянием и любовью. Ведь отца вы любите! В доме, где вы живете, у вас есть крыша над головой, о вас заботятся как умеют: кормят-поят, одевают – то есть обеспечивают базовую безопасность для выживания вообще. И со временем в вашем подсознании вырабатывается ассоциация: безопасность – дом – любовь. Но так как в вашем доме нормой являются пьянство и драки, то в вашу ассоциацию подмешивается ошибочный акцент: безопасность равно пьянство плюс драки, любовь равно пьянство плюс жестокость. Эта ложная ассоциация является основой ваших паттернов поведения, базой, на которой вы выстраиваете свои отношения, и каменоломней, дробильней, где вы отесываете глыбы чужих судеб под свою «правду».

Поникшая голова Полины медленно поднималась, взгляд выражал одновременно заинтересованность и растерянность. Из капризной, плаксивой, манипулирующей девочки она превращалась в задумчивую женщину с открытым сердцем.

Прошло полтора часа, мы все устали и от накала пережитых чувств, и от неподъемности груза выявленной причины. Мы договорились о следующей встрече. Предупредив супругов, чтобы они не принимали никаких серьезных решений, я с облегчением закрыла за ними дверь.

Следующая сессия началась с того, что было затронуто Родионом в прошлый раз, но мы не успели этого коснуться, так как все внимание было направлено на проблемы Полины.

– Родион, ты помнишь, какие претензии ты высказывал жене в прошлый раз? Является ли это актуальным для тебя сегодня? Есть ли у тебя силы для этого?

Парень выглядел очень бледным, темные круги легли у него под глазами. Казалось, толкни его пальцем – и он упадет. «Не жилец», – то и дело проносилась у меня в голове зловещая мысль.

– Да, я помню, – наконец взяв себя в руки, промолвил Родион, облизывая пересохшие губы.

– Полина, а что тебя затронуло в словах, которые озвучил Родион?

Женщина впала в привычный ступор, погасила взгляд, покраснела как девчонка и молча начала ковырять пальцем диван. Наконец произнесла еле слышно:

– Да ерунду он всякую говорил…

– Полина, похоже, все, что касается Родиона, не является для вас значимым и важным. Почему?

Женщина молчала. В какой-то момент я почувствовала слабость, отток энергии. Словно моя сила, сосредоточенная в моем интересе и внимании, всасывалась клиенткой через воронку ее молчания.

Я встала, обеими ступнями твердо укоренилась, поставила мысленно защитную сферу и, повысив голос, твердо произнесла:

– Вы попросили о психологической помощи как супружеская пара. Пришли как взрослые люди. У меня нет ни сил, ни желания прорываться сквозь тернии вашего сопротивления. Свои «детские» игры советую забыть или приберечь для другого случая. Здесь мы встретились для работы и решения ваших проблем. Поэтому или мы работаем, или…

Я не успела договорить, как Полина, смущенно моргая и пряча глаза, скороговоркой залепетала:

– Ну, Род всегда говорит, что ему нет места в доме. Последний раз вообще сказал, что мы ведем себя как оккупанты: у каждого из нас есть пространство в доме, а у него нет угла, где голову приклонить, подумать, побыть одному.

– Это действительно так?

– Да… Наверное…

– Жена ругается, что я на работе задерживаюсь, прихожу поздно. А я прихожу затемно, чтобы уже была возможность поставить раскладушку на кухне. На нашей кровати она теперь спит с Костиком, на диване – ее дочь. Принять душ невозможно, там постоянно моются, купаются, стирают. Я задыхаюсь, такое впечатление, что меня нет, меня раздавили. Секса нет, жизни нет, наших задушевных разговоров на кухне за чашечкой чая нет. Есть только Ирочка и Костик – как покушали, как покакали, какое слово сказали! И про деньги – хватит ли до зарплаты.

Родион говорил срывающимся голосом, глотая окончания слов, как будто боялся, что его перебьют или остановят.

– Я люблю этого мальчика, я ничего не имею против того, чтобы они жили с нами. С нами! А не вместо меня.

Полина, распахнув широко глаза, смотрела на мужа с недоумением, словно впервые услышала и поняла, как ему горько и одиноко в собственном доме, рядом с ней. Нет, она это знала, но не хотела знать.

– Скажите мне, пожалуйста, – обратилась я к обоим супругам, – кто был инициатором того, чтобы Ирина с сыном поселилась у вас? Ведь у нее есть муж, хоть и гражданский, и у него есть квартира.

Они переглянулись.

– Жена так переживала, когда дочь ссорилась с мужем, что я сказал: «Пусть поживет у нас». Я думал, что они поживут недельку, пока все утрясется. Но уже прошло три года. Ире чуть что-то не нравится, она фыркает и уходит к мужу. Поссорилась с мужем – идет к нам. Последнее время они постоянно живут с нами. Ей так удобно. Ребенком занимается мать, стирает, готовит мать. Она пока в декретном отпуске – только в телевизоре или за компом, или жует.

– Вы до сих пор считаете, что делаете доброе дело для Ирины?

– Нет, это медвежья услуга… Она так ничему в жизни не научится. Но не могу же я ее на улицу выгнать? – растерянно развел руками Родион.

Полина кивала в знак согласия. Что я могла сказать этим людям? Они сами погружали себя в это состояние липкой безысходности. Я могла их только осторожно направлять к выходу из тупика. Но они то и дело выбирали тупик.

– Скажите мне, Родион, вы еще долго сможете прожить, как вы выразились, в состоянии раздавленности, когда другие люди перешли все ваши личные границы, не оставив ни места, ни воздуха лично для вас?

– Нет, у меня даже появлялись мысли закончить все… покончить жизнь самоубийством.

– То есть вы чувствуете себя в состоянии дискомфорта и это не делает вас счастливым?

– Да какое там счастье. Хуже некуда.

– А когда вы жили вдвоем с Полиной, вы чувствовали себя лучше?

– О да, – просиял мужчина. – Тогда у меня была жена, а не бабушка внука. Мы так много времени проводили вместе, разговаривали, гуляли, шутили, дурачились…

– Вы хотели бы вернуть это состояние и ваши прежние отношения?

Родион посмотрел на жену с такой любовью и нежностью, что мое сердце аж зашлось от радости. Он взял Полину за руку и в его тело начала вливаться жизнь. Подождав немного, чтобы не спугнуть эту робкую птицу счастья, я тихо произнесла:

– Все в ваших руках. Ведь вы – хозяин в этом доме. От вас многое зависит.

– Но не могу же я выставить их?

– Их жизнь важнее вашей жизни? Или вы хотите быть порядочным и хорошим из моральных принципов?

Родион, пожав плечами, сидел в полной растерянности.

– Вы хотите быть счастливым или хотите быть хорошим, Родион. Вам решать. Это ваша жизнь и ваш выбор. Эта ситуация и эти люди являются для вас учителями. Чему они вас учат? Когда вы это поймете, когда выучите этот урок, все само собой начнет разворачиваться по-другому.

Спустя некоторое время мы коснулись еще одной, щепетильной для многих темы – сексуальные отношения в паре; хотя крики о помощи звучали только со стороны Родиона. Это один из самых важных, а для мужчин иногда и основополагающих, аспектов бытия.

Родиону было 35 лет. Его молодой организм требовал удовлетворения и сексуальной разрядки. Полина была его первой и на сегодня единственной женщиной. Она плавно заманила мужчину в официальные отношения, воздержанием и ласками разжигая в нем сексуальный аппетит. Но, заманив, как говорится в сказках, она его и покинула. Все больше она была для него недоступна как женщина.

– Секса нет, жизни нет, хочется все закончить, – азбукой Морзе, настукиванием SOS, звучало все повествование супруга.

Полина эти призывы о помощи игнорировала, словно именно в эти моменты у нее проявлялись признаки тугоухости. Но, судя по жестам и движениям тела, которое ерзало на диване, как на раскаленной сковороде, она все прекрасно слышала, но хотела избежать этой темы. Воспитанная в стране, где «секса нет», она родила двоих детей и сделала три аборта. Ведь не от Духа Святого она беременела? Почему же сейчас она краснеет и мнется, словно согрешившая монашка на исповеди?

Я не сексопатолог, которому в силу профессии часто приходится быть «третьим в постели супругов», но, задавая вопросы, я чувствовала себя именно так. Неловко, отстраненно.

– Когда в последний раз вы занимались сексом?

Полина опять попыталась впасть в ступор, но, перехватив мой взгляд, промямлила:

– Ну что, он не понимает… На мне дети, кухня, стирка, уборка…

– Когда вы выходили замуж за Родиона, вы обещали ему быть женой или нанимались на роль домработницы? Полина, давайте сузим всю палитру ваших разнообразных семейных обязательств до одного – сексуального. Итак, когда в последний раз вы занимались с мужем любовью?

– Мне не до этого! Я устаю, у меня воспаление придатков, а до врача дойти некогда.

– А диагноз кто вам поставил?

– Мне сексом заниматься больно – значит воспаление.

Зная жену как подражателя Сусанину по уводу разговора в дебри от решения проблем, в разговор вмешался Род:

– Последний раз мы занимались сексом четыре месяца назад. И ты прервала меня на пиковом моменте, вскочив на крик Костика: «Мама, я какать хочу!» А то, что я хочу, тебе пофиг. Но у него есть мама. А у тебя есть муж!

Полина огрызнулась в ответ. Ее слово должно быть последним. И меня охватило состояние бессилия. Чем я могу помочь этой паре, как спасти Рода? Эта женщина вошла в его жизнь, в его сердце, в его дом и от него же там забаррикадировалась. Она достигла желаемого, была сыта, довольна, удовлетворена. Но, наверное, ничто не убивает душу так, как тупая животная сытость. «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь!» Душа Полины в своем пресыщении стала мертвой и глухой по отношению к воплю души любящего ее мужа. Несмотря на раздор, Род постоянно с гордостью произносил: «Моя жена».

Я смотрела на эту упрямую в своих убеждениях, маленькую, крепенькую, слегка расплывшуюся женщину. Вспомнилась поговорка: «Маленькая собачка – до старости щенок». Она знала, что Родион готов отдать за нее жизнь, но взамен для него и пальцем не хотела пошевелить. Как до нее достучаться?

– В древние времена вы, Родион, могли бы развестись со своей женой без объяснений. Женщина, не исполняющая свой супружеский долг, не может называться женой, – неожиданно для себя спокойно, но жестко произнесла я.

Опешив от самой себя, я некоторое время наблюдала за Полиной и Родионом. Мои тихие слова возымели действие колокольного звона. Оба заволновались. Полина ожила, раскраснелась, в глазах мелькнул испуг.

Выдержав паузу (пауза иногда воздействует сильнее, чем тысяча слов), я начала рассказывать услышанную когда-то древнеиндийскую притчу:

– А будешь ли ты любить меня всегда так сильно, как любишь сейчас? – спросил Вишну Парвати, беря ее в жены.

– О да, мой возлюбленный.

– А будешь ли ты любить моего младшего брата так же сильно, как любишь его сейчас?

– О да, мой возлюбленный.

– А будешь ли ты ласкать и ублажать с любовью моего младшего брата, если я буду в гневе или мы будем в ссоре?

– О да, мой возлюбленный.

– Тогда, о женщина, ты достойна называться моею возлюбленною женой.

Супруги слегка успокоились от моего повествования, но недоуменно переглядывались, не понимая смысла.

– Младший брат – это мужской член. Лингам – так его называют в индийской традиции. Он считается проявлением божественного в человеке и почитается с величайшей любовью и благоговением. Супруги могут быть уставшими, в плохом настроении, в ссоре, но лингам должен получить удовлетворение. Это незыблемо и свято. Если женщина отказывается от выполнения супружеского долга, она автоматически перестает быть женой.

Полина смотрит на меня недоверчиво. Но, с другой стороны, наверное, она думает: «Не может же она так красиво и складно врать?» Что-то проясняется в ее сознании, движения становятся мягче, взгляд теплеет.

Для каждого замка есть свой ключ. Для каждого человеческого сердца есть свое слово. Как нелегко его бывает отыскать. Сегодня мне удалось сделать это. Я не останавливаюсь. Сердца не могут быть открытыми всегда, и пока они не закрылись, моя задача – донести до моих клиентов свои знания, умения и находки, чтобы в дальнейшем они сами держались на плаву и не позволяли затонуть драгоценному кораблю любви.

Я мягко начинаю повествование обо всех составляющих семейного счастья, за что в семье, согласно Ведам и другим священным писаниям, с учетом человеческих потребностей отвечает мужчина, за что – женщина.

Здесь я привожу фрагмент из лекций Олега Торсунова, основой которых являются ведические знания.

«25 Обязанностей мужчины»

из лекции Торсунова О. Г

1. Брать на себя лидерство в отношениях «мужчина – женщина».

2. Внешняя политика – наличие друзей, отношения с людьми.

3. Давать Женщине сладкую пищу, украшения, красивую одежду.

4. Денежный заработок.

5. Расширения пространства – дом, квартира.

6. Найти работу согласно своей природе.

7. Давать вдохновение Женщине – разрешение мужчины.

8. Уважать Женщину.

9. Почитать Женщину и защищать ее.

10. Не осуждать Женщину, то есть принимать ее такой, какая она есть.

11. Не обсуждать Женщину.

12. Быть ответственным за нравственное воспитание.

13. Быть ответственным за физическое развитие.

14. Быть ответственным за духовное воспитание.

15. Быть главой в воспитании детей.

16. Быть уважаемым человеком в обществе.

17. Быть серьезным человеком.

18. Есть каши из круп.

19. Быть любящим, так чтобы Женщина это чувствовала.

20. Понимать изменчивую природу Женщины.

21. Для мужа – обязан почитать и уважать родителей жены, больше чем своих.

22. Устанавливать принципы совместной жизни – понимание смысла жизни.

23. Разделять сферы влияния совместной жизни – чтобы мужчина понимал, где его дела, а где – женские.

24. Определить, найти свою природу (интеллектуалы, руководители, торговцы, творящие своими руками).

25. Для мужа – родители мужа обязаны почитать невестку, больше чем сына.

«25 обязанностей женщины»

1. Создавать семью.

2. Сохранять семью.

3. Сделать Мужчину.

4. Организовывать все домашние дела.

5. Выполнять все домашние дела.

6. Быть верной Мужчине и телом, и делом, и в мыслях.

7. Стать лучшим другом Мужчины.

8. Быть красивой и сексуальной для своего Мужчины.

9. Вдохновлять Мужчину.

10. Кушать сладкую пищу.

11. Носить украшения.

12. Наслаждаться красивой одеждой.

13. Носить длинные юбки.

14. Всегда ощущать близость любимого Мужчины – не отдаляться.

15. Уважать Мужчину.

16. Ценить Мужчину и восхвалять.

17. Восхищаться Мужчиной.

18. Подчиняться Мужчине.

19. Уметь управлять своими эмоциями.

20. Иметь выдержку – терпение.

21. Разговаривать тихим и ласковым голосом.

22. Быть чуткой.

23. Участвовать в воспитании детей.

24. Служить Мужчине – делать с любовью.

25. Не выполнять обязанности Мужчины.

Конечно, я могла сказать клиентам, чтобы они пришли домой, нашли лекции на YouTube, посмотрели и сделали выводы. Но я чувствовала, что им какое-то время нужен кто-то третий, чтобы они смогли переварить все, что всплыло в ходе наших терапевтических сессий, без обвинений, стыда и обид.

Что касается ведических знаний, то это некая концентрация правил взаимодействия между супругами, соблюдая которые, можно выстроить гармонию и лад в семье. Если бы Веды пришли в мою жизнь во времена моего замужества, мне бы хватило ума и мудрости не сотрясать воздух непримиримыми фразами, отстаивая свою точку зрения и держась за свою «правоту». А сделав выводы, найти точки соприкосновения и сохранить семью. Но разрушать ведь намного легче! Здесь не надо большого ума, терпения или настойчивости. Бросил свою неокрепшую любовь, как хрустальную вазу об пол – бац, и вдребезги! И еще, как первобытный человек, ликуешь и хлопаешь в ладоши, радуясь звону разлетающихся радужных осколков. И не замечаешь, что сам стоишь в крови и слезах, и не видишь, как кого-то порезал, кого-то ранил насмерть, кому-то причинил боль на всю оставшуюся жизнь. Герой!

А ты попробуй из этих осколков любви, брызг эмоций, россыпи противоречивых чувств создать нечто целостное, устойчивое и красивое. Слабо?

Читая впервые ведические правила взаимодействия мужчины и женщины, я не была в восторге. Сказать честнее – я была возмущена. Мне они казались вселенским сговором мужчин против женщин. Это они, хитрые, коварные, собрались вместе, чтобы придумать правила, удобные для мужской половины человечества, притеснять женщин, не учитывая их потребностей.

Теперь я понимаю, как сильно я тогда держалась за свою самостоятельность, независимость, свободу, то есть за мужские проявления себя.

Согласно Ведам, правилам, отраженным в них, мне нужно было стать Женщиной. Слабой! Послушной! Служащей мужчине! Любящей! Терпимой и терпеливой!

Время прошло. Длительная работа над собой, расстановки и тренинги примирили мои внутренние части, устранили конфликт. Я могу позволить себе быть Женщиной. Да вот служить больше некому… Мужчины разбежались.

Ведам более пяти тысяч лет. Можно припасть к этому источнику мудрости, жить, наслаждаться и радоваться. А можно потратить лучшие годы своей молодости на изобретение собственных велосипедов, падать, сбивая в кровь коленки и душу. Это тоже имеет право на существование. Что выбрать? Выбор за каждым из нас.

Через неделю я проводила марафон, посвященный десятилетию расстановок в Одессе, с целью ознакомить с методом семейных расстановок широкий круг одесситов. Вход был свободный, посетителей много. Родион и Полина пришли поучаствовать в качестве заместителей. Потом решились на расстановку.

Расстановка

Полина и здесь попыталась перетянуть одеяло на себя. Попросила расставить свои отношения с дочерью и внуком, поведение которого, по ее словам, становилось все более неадекватным: он впадал в истерику, нападал с кулаками на мать, наотрез отказывался одеваться, собираясь на улицу. В доме он чего-то сильно пугался, сидел, боязливо глядя в одну точку, как это делают коты.

В этом было что-то мистическое, необъяснимое, похожее на то, о чем говорил Родион, когда звонил мне. Чутьем я понимала, что мне не надо в это вмешиваться, во всяком случае в день презентации метода семейных расстановок новым людям.

Я пообещала Полине сделать расстановку позднее. И лучше, чтобы заявка на работу с ребенком прозвучала от его матери. Полине пришлось согласиться, тем более что рядом сидел Родион с четким запросом:

– Хочу увидеть наши отношения с Полей со стороны. Хочу вернуть жену, чтобы наши отношения стали такими же классными, как в начале.

– Вернуть жену не обещаю, посмотреть на ваши отношения со стороны и найти причины дисгармонии – это вполне реально. Особенно если это желание обоюдно.

– Да, я тоже хочу, чтобы нам всем было хорошо, – сказала Полина, но добавила, встретившись взглядом с мужем: – Чтобы нам с Родионом было хорошо, как в начале семейной жизни.

Я согласилась с этой заявкой, хотя чувствовалось, что заявка Поли была с двойным дном. Она словно чего-то недоговаривала или озвучивала только легальную составляющую своих мыслей. Я спросила, кто из супругов готов расставить заместителей.

Пока Родион раздумывал, тщательно подбирая кандидатуры на роли себя и жены, Полина встала и вывела в круг мужчину и женщину. Недолго думая, она поставила их близко друг против друга. Такое расположение супругов многими классиками семейных расстановок интерпретируется как завершение отношений. Зная подноготную их семейной истории, я бы и рада была пойти на поводу у этого образа, но мой опыт неоднократно показывал обратное, поэтому я стала наблюдать без каких-либо предварительных умозаключений.

– Для меня это слишком близко, хоть я и испытываю к этой женщине очень сильные чувства. Любовь, желание, страсть. Но я бы немного развернулся.

– Ну, слава богу, а то так он меня напрягает, даже бесит, – облегченно выдохнула женщина и тоже развернулась. Теперь пара стояла рядом, но не близко, и взгляды их были направлены в разные стороны.

Я спросила Родиона, как бы он поставил заместителей себя и жены.

Он встал и поставил их рядом, в пол-оборота друг к другу. Но не успел Род вернуться на свое место, как заместители развернулись и встали почти так же, как в первом случае – чуть развернувшись в стороны и не глядя друг на друга.

– Я хорошо отношусь к мужу, но меня периодически накрывает чувство злости, я бы даже сказала, злобы. Это сильнее меня, была бы моя воля, я бы сильно оттолкнула его подальше от себя, – заявила заместительница Полины.

При этом лицо ее за то время, что она говорила, меняло свое выражение от спокойного к злобному. И моментами даже с проявлением отвращения с позывами к рвоте.

Вначале у меня мелькнула мысль, что заместительница переигрывает, включая нечто свое. Но, подойдя к ней, чтобы удостовериться в ее ощущениях, я почувствовала, что меня тряхануло и стало втягивать в мощную воронку.

«Да здесь чувств на десятерых», – подумала я. Я отошла на край поля, вдохнула, выдохнула и попросила Полину поставить еще девять женщин своего рода. Она поставила их в некую беспорядочную шеренгу. Я переходила от одной к другой, спрашивая о чувствах, – просто для того чтобы энергия стала проявленной. Ибо их чувства были написаны у них на лицах. В них было мало человеческого и много животного: дикой злобы, ненависти, желания разорвать и уничтожить. Все то и дело оглядывались на Родиона. Но чувства относились не к нему. Они относились к мужчинам вообще.

Болевая точка всего происходящего, та самая первичная травма, которая произошла в роду и повлекла за собой всплеск агрессивных эмоций, находилась в самом конце шеренги женщин. А по существу – в начале родовой памяти. Женщина, что находилась в этой роли, выглядела как обезумевшая от боли и горя страдалица, не имеющая сил защитить себя.

– У меня разрывается душа от нестерпимой боли, а тело саднит, словно с меня живьем содрали кожу. Я испытываю стыд. Стыд, как яд, как отрава, от которой все нутро выворачивает наружу. Я чувствую себя в окружении мужчин. Похоже, что это солдаты. И почему-то в голове звучит песня на украинском языке:

• Їхали козаки iз Дону до дому,
• Пiдманули Галю, забрали з собою.

Заместительнице было реально плохо, у нее закатывались глаза, дрожь била ее как в лихорадке, еще чуть-чуть – и она упала бы без чувств.

– Ты можешь выйти из роли, если для тебя это переживание невыносимо, – взяв за плечо женщину, сказала я, глядя ей в глаза.

Она отрицательно мотнула головой.

Мне нужно было быстро найти решение. Я вывела трех мужчин и поставила их рядом с этой заместительницей. Неожиданно она успокоилась, выпрямилась и встала на ноги. Один из заместителей подошел к ней, и они смотрели друг на друга с любовью. Но, увидев стоящих в стороне мужчин, женщина схватилась за низ живота и издала душераздирающий крик. Первый мужчина сделал несколько шагов в сторону, втягивая голову в плечи.

Я вошла в центр этого пекла, и, как это иногда случается с расстановщиками и заместителями, для меня на долю секунды высветилась вся история, произошедшая многие десятки, а то и сотни лет назад.

Все люди – добрые

– Кралечка моя, – говорил батько, возвращаясь с ярмарки и наряжая Ксеню в обновки. Красные сапожки, длинная вышитая сорочка и клетчатая юбка с запáхом, коралловое намысто (бусы). Ух! Девушка с солнечной улыбкой любовалась нарядами и целовала отца в длинные усы, пропахшие табаком. Чихнув с непривычки, она бежала на край села к подружкам похвалиться обновками. Такую ее, летящую, легкую, с распущенными волосами, прихваченными венком из полевых цветов, и увидел Андрей. Сердце его застучало, как всполошенный птах.

Он был солдатом. Война кончилась, а полк не распускали. В ожидании приказа ели кашу, начищали оружие и заводили шуры-муры с девушками из окрестных сел.

Поморочив сладкими речами Ксюше голову у плетня возле цветущей сирени, парубок заговорил о любви и женитьбе. Ей едва исполнилось шестнадцать. Она не знала ни любви, ни жизни, была доверчивой, как дитя. Всегда помнила мамины слова: «Все люди – добрые, доню. А злых Бог наказывает». Мать рано умерла, отец всегда в разъездах, девушке не с кем было слова молвить. Ей нравился чернобровый, широкоплечий, красивый парень, нравились его слова, но что такое «жениться»?

Он зацеловывал ее губки, глазки, шейку и взял ее силой, не совладав со своей похотью, прямо под кустом сирени. Сказал, что это и есть любовь, и повел к отцу просить руки. Батько не мечтал о таком безродном зяте. Они уже сговорились с мельником, что к осени сыграют свадьбу своих детей.

– Вон!!! – заорал в бешенстве оскорбленный отец, указывая обоим на дверь. – А ты, ты, – задыхаясь, посмотрел на Ксению родитель, – ты мне больше не дочь!

Ксюша, насмерть перепуганная, попятилась назад. Таким своего любимого тата – с бордовым лицом и вздувшимися синими венами на шее – она не видела никогда.

– Ничего, опомнится, передумает, – тащил за руку неблагословенную жену в свой обоз самонадеянный парубок.

Отец не передумал. Через пару дней обоз снялся с места и поехал к новым местам стоянки по раздольной Украине.

Ксенечка быстро наскучила парню, ведь в каждом селе его ждала другая жена – молодая вдовушка или спелая грудастая девица. Он начал покрикивать на Оксану, а иногда и поднимать на нее руку. Но девушка свято верила в материнские слова.

«Плохих людей не бывает», – думала она, стирая белье, вычесывая вшей, готовя любимому еду. Она занималась с ним любовью так нежно и восторженно, что и Андрей со временем прикипел к ней душою.

Да, видно, душа у него была поганенькая. Чтобы «посвататься» к богатенькой вдове, за две бутылки сивухи он… продал Оксану браткам из соседнего обоза. Четыре потных, немытых тела каждый вечер разыгрывали ее в кости и имели ночами напролет, закрывая ей рот кто рукой, кто портянкой, чтобы не шумела. Ксюша только в первый день неистово кричала от злости, обиды, отвращения, отчаянно билась, как птица в силках. Но хрупкая девушка была бессильна против четырех озверевших от воздержания солдат.

После этого Ксюша сделалась бесчувственной, какой-то странной. То молчала, уставившись в одну точку, то отмахивалась от кого-то неведомого, то хихикала, то истерически хохотала. Еще через два месяца стала явной ее беременность. На ее хрупком девичьем теле ребенок выпирал неестественно, как проглоченный арбуз. Никто из четырех сожителей не сжалился над бедной девушкой. Стирать и готовить она могла лишь через силу, спать с ней было неудобно, шла осень, кому нужен такой гембель[2]? На следующее утро полк снимается с места и будет расквартирован в большом уездном городе. Мужики высадили беременную женщину на проезжей дороге, развернули и показали в даль дальнюю: «Иди прямо, там твой дом». На заре один из них увидел, что она, как привязанный телок, семенит вслед за обозом – она очень боялась волков, обоз казался ей менее опасным. Парень разбудил сотоварищей.

– Что делать будем?

Обоз проезжал по разбитой дороге. С одной стороны – деревня, с другой – лесок. Они затащили Ксению в лес. Она не сопротивлялась, была словно без памяти. Подошли к старой березе. Один приподнял ее над землей. Нет, убивать не стали. Не брать же из-за убогой грех на душу. Прихватили веревкой только под подмышками и привязали к дереву.

Когда Ксения пришла в себя, одна, в лесу, она обомлела от ужаса, и к ней вернулась вся ясность сознания. Когда она представила, как волки будут подходить к ней, обгладывать ее ноги, руки, ее ребенка, ее грудь пронзил нечеловеческий душераздирающий крик. Тело в судорогах забилось о дерево. Начались схватки.

«Мама, мамочка, родная моя, зачем же ты мне говорила, что все люди добрые? Мама, как же мне больно… Где же твой Бог, мама?»

Деревенские бабы пошли поутру за грибами в осенний лес. Они всю дорогу судачили о бередящем душу крике в ночи. Когда же они пришли на опушку леса, от увиденной картины у них похолодело внутри. Голова привязанной к дереву женщины безжизненно свисала, волосы, легкие и пушистые, доставали до земли. Она была мертва. На земле лежала новорожденная девочка. Рядом с ней сидела волчица. Обвернув дитя серым мехом, она облизывала тельце ребенка шершавым языком.

Почуяв людей, волчица вздыбила серую шерсть, встала и начала отходить в глубину леса, где ее ждали волчата. Она то и дело бросала в сторону людей взгляд, полный недоумения и упрека: «Люди, люди, что же вы творите? Звери порою добрее вас».

Покойную похоронили тут же на опушке леса. Красные бусы – единственное наследство от матери – надели на шею новорожденной.

Девочку взяла на воспитание пожилая бездетная супружеская пара.

Расстановка (продолжение)

Теперь внимание всех женщин перенеслось с Родиона на мужчин, стоявших недалеко от первой женщины, которая теперь тоже гневно смотрела на них. Кулаки у большинства представительниц рода сжимались, из глаз сыпались искры, они были готовы рвать и метать.

Я попросила Ксению (так мы ее и будем называть) подняться с пола и заявить другим женщинам:

– Это принадлежит мне. И боль, и слезы, ярость и бессилие. Все мое. Я не могла справиться с этим, и вы взяли это себе.

Женщины остановились в нерешительности. По инерции сила злости и праведного гнева несла их на мужчин.

Я жестом приказала остановиться и, глядя на Полину, а потом и на всех женщин в расстановке, произнесла:

– У всех вас есть сильная связь с этой прародительницей. Ее жизнь, невинная, чистая, загубленная, осталась неотмщенной. И из своей любви, слепой любви и преданности прародительнице, вы мстите и уничтожаете ни в чем неповинных мужей, которые встречаются на вашем пути. Виноваты те мужчины перед Ксенией, а вы отыгрываетесь на своих мужьях, которые ни в чем не виновны. Во всяком случае, не до такой степени, чтобы сживать их со свету. Это никому из вас, ни одной из десяти поколений женщин, счастья не принесло.

В зале воцарилась тишина, которую хоть ножом режь. Одни заместительницы замерли, другие упали на колени, некоторые, прижав руки к груди или схватив себя за волосы, наконец разрыдались.

Несколько женщин причитали, как над умершим. Но когда я спросила каждую о ее чувствах и переживаниях – в основном это была горечь о загубленном счастье и о том, что жертва их была ненужной, бесполезной и разбила сердца многим людям, их мужьям и детям.

Заместительница Полины, упав на колени перед заместителем Родиона, тихонько скулила от тоски: «Я не видела тебя. Я издевалась над ними, – она указала на мужчин, – когда мучила тебя. Боже, что же я наделала!»

Я попросила каждую из женщин снять с себя какую-нибудь вещицу как символ злости и мстительности, которые они несли в себе, то есть перенятые чувства. Перенятые неосознанно от Ксении, которая, испытывая их, в силу своего воспитания, кротости и инфантильности, никогда не выражала их и унесла с собой в могилу. Но эти чувства, обладающие неимоверной силой и зарядом, вышли из преисподней, пропитав ядом отмщения все последующие поколения женщин.

Все женщины взяли в руки какую-то свою вещь: платочек, сережку, браслетик или шарфик. Я попросила их подержать некоторое время эти вещи между ладонями, мысленно передавая предмету перенятое чувство злости на мужчин, гнева, мстительности, желания уничтожить.

Каждая из представительниц рода подходила к Ксении и, глядя ей в глаза, отдавала предмет и говорила несколько фраз, но в целом это звучало так:

– Дорогая прародительница, мне очень жаль. Это принадлежит тебе. Я взяла это без твоего благословения. Это не принесло мне пользы и не спасло тебя. Моя жертва оказалась напрасной. Это принадлежит тебе, и я верю в твою силу нести это, ты справишься. Я уважаю твою жизнь, твою смерть и твою судьбу. У меня своя судьба. Благослови меня прожить ее с любовью.

Некоторые женщины обнимали Ксению, некоторые кланялись, кто-то становился на колени. Чтобы картина была полной, я ввела еще и заместительницу Ирины, дочери Поли, и она тоже освободилась от перенятого чувства.

Собрав в ладони все, что вернули ей потомки, заместительница Ксении почувствовала себя сильнее. Она оглянулась на мужчин, стоявших возле нее:

– Если бы я не только надеялась на Бога, но защищала свое достоинство, вы бы не озверели, – она посмотрела на них с сожалением, содроганием и болью. – Я беру на себя часть ответственности за то, что произошло, и оставляю вам вашу часть ответственности. И Бог вам судья. Я больше никому никогда не позволю издеваться надо мной!

Сверкая глазами, она швырнула в них с размаху горсть предметов – символы злости и отмщения. Вещи рассыпались полукругом, отделяя женщину защитной полосой от ее мучителей. Те шарахнулись от нее подальше. Притихшие, с повинными головами, они стояли на периферии расстановки на коленях.

– Ведь могла же защитить себя! Но что судачить – сделанного не вернешь.

Ксения выглядела по-другому. Глаза горели силой и достоинством, она твердо стояла на земле. Я поставила за ней все ресурсы, которые даны ей были от природы и которые были у нее отняты: любовь, доверие, здоровье, жизненная энергия, сила предков, здравый смысл.

Когда заместительница Ксении почувствовала полноту сил, целостность и гармонию, она положила руки на плечи следующей после нее в роду женщине, и энергия потекла по всей цепочке до Полины и Ирины. Когда обе Полины (клиентка и ее заместительница) почти синхронно вздрогнули и ожили, как расколдованные принцессы, с любовью глядя каждая на своего Родиона, меня отпустило. Во всех женщинах проявилась новая энергия, что выражалось в осанке, живости, выражении лиц, искрящихся глазах, улыбках и разрумянившихся щеках.

Я попросила всех сделать большой шаг назад и выйти из расстановки. Сегодня я проследила, чтобы люди особо тщательно освобождались от полученных ролей и все чужое оставляли здесь, не унося с собой.

По ходу расстановки у меня было желание сделать еще две интервенции. Первая – это ввести фигуру Бога, вторая – ввести заместителей мужчин, которым мстили за Ксению. Но в последний момент я отказывалась от своих идей, видя, что исцеляющий процесс и так набирает силу. Ведь лучшее иногда – враг хорошего.

Хоть расстановка и была заказана парой, а пошли мы в семейную историю только одного из партнеров, все выглядело настолько жизнеутверждающе, что, казалось, на этом сегодня можно остановиться. И я объявила большой перерыв. Но, вернувшись в зал за забытым шарфом, я увидела там Родиона, который сиротливо стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу. Взрослый мужчина был похож на одинокого мальчика, всеми забытого в садике. Сердце мое дрогнуло. Ничего не сказав, я на цыпочках вышла из зала, а после перерыва объявила, что мы продолжаем расстановку Полины и Родиона.

Расстановка (продолжение)

Я спросила мужчину, готов ли он продолжать расстановку. Он кивнул в знак согласия, и мы продолжили. Родиону снова пришлось расставить заместителей себя и Полины. Видно было, что он очень волнуется. Поставил он себя и Полю практически так же, как и в первый раз, но расстояние сделал поменьше. Заместительница жены, потупив взор, сделала шаг в сторону и начала медленно кружиться. Заместителя мужа развернуло в сторону, и, глядя в пол, он стал выходить из круга. По его ссутулившимся плечам, опущенной голове и подкашивающимся ногам было видно, что человека тянет из жизни в смерть. Я вспомнила свой внутренний испуг, когда впервые увидела мертвенно-бледное лицо Родиона. «Не жилец», – мелькнула тогда у меня мысль. Сейчас эта правда была развернута в пространстве.

– Как ты думаешь, за кем из умерших может устремляться твоя душа? – спросила я клиента, присев рядом с ним.

– Я почти никого не знаю. Мама со всеми родственниками порвала, даже с собственной матерью не разговаривала до самой смерти. С моим отцом она разошлась сразу после моего рождения. Я их линию тоже не знаю совсем. Мама умерла несколько лет назад.

Я поставила заместителя матери, перекрыв ею выход сыну за пределы круга. Заместитель Рода опасливо миновал мать и продолжал двигаться за пределы круга. Он не хотел этого, но его словно втягивало в зазеркалье против воли. Я положила перед ним мужчину. Глаза Рода наполнились надеждой, словно уставший пловец вдруг увидел берег. «Да, так легче, только он там не один».

– Все мужчины?

– Да, все мужчины. Девять, нет, десять мужчин.

Я выбирала мужчин, и они ложились на пол у ног женщины – заместительницы матери Родиона. Чем больше их было, тем более торжествующе-злорадным, ехидным и удовлетворенным становилось лицо женщины. Многие из мужчин пошатывались, как пьяные.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, все энергетически верно, словно части пазла складывались в правду, с другой стороны, цифра 10, только что звучавшая и отработанная в расстановке жены, мистически проявилась в системе мужа. И это шокировало даже меня.

Когда десятый мужчина замертво свалился у ног заместительницы матери Родиона, заместитель Родиона сам стал медленно оседать рядом с ними.

Эти «похороны себя», которые время от времени всплывают на расстановках, всегда повергают меня в состояние глубокого смятения. Чтобы хоть что-то делать в этой ситуации, казавшейся безвыходной, я подошла к Родиону, одну руку положила ему на плечо и спросила:

– Ты видишь, к кому стремится твоя душа? У тебя есть предположения, кто бы это мог быть?

– Это мои отцы. Вернее, сожители моей матери. Она четыре раза официально была замужем, и еще семь мужчин жили с ней в гражданском браке.

– Они что, все умерли? – я с удвоенным интересом посмотрела на всю картину в целом, в том числе на заместительницу матери Рода.

– Нет, не все. В живых остался мой отец. Чудом.

«Черная вдова», насытившись картиной распростертых у ее ног мужских тел, оглянулась и вдруг кивнула стоящей невдалеке Полине, как старой знакомой.

Мамины мужья

– Мой отец, первый муж мамы, после моего рождения уехал в Москву в длительную командировку, он конструктор. Там он встретил свою новую любовь – тетю Лиду, и к нам больше не возвращался. Мама, словно назло, как будто пытаясь что-то кому-то доказать, старалась изо всех сил устроить свою личную жизнь. Все мужчины, которых она приводила в дом, были умными, благородными, интеллигентными, интересными, у них были золотые руки и у всех высшее образование! Мама каждого из них велела мне называть папой и все они сделали много хорошего для меня. Мама окончила технологический институт, была химиком. В доме стояло множество разных колбочек, баночек, она сама делала замечательные настойки, наливки. За столом она наливала очередному мужу стаканчик за стаканчиком ароматного напитка и постепенно, за очень короткое время, ее мужчины спивались, превращались в хлам, и она выставляла их за порог. И очередная жертва заканчивала жизнь на помойке.

Я до сих пор помню большинство из них. Среди них были и врачи, и прорабы, и актеры, и работники обкома партии, и судьи. Через некоторое время они становились опустившимися пропойцами. И мама вновь влюблялась и приводила в дом нового «папу».

И вот мы похоронили последнего маминого мужа, дядю Степана, который умер в день моего восемнадцатилетия. Я его любил как родного, он был известным спортсменом, учил меня держать удар, защищал от пацанов и вселял уверенность в себе и любовь к жизни. В этот день мама как-то странно потирала руки, потом звонко хлопнула в ладоши и сказала:

– Все, хватит с меня мужей! Свой план по замужеству я уже выполнила.

Подозвала меня к себе, погладила по голове – она всегда хорошо ко мне относилась, только вот времени на меня у нее никогда не было – и налила своей наливки в рюмку:

– Пей! Дядю Степу надо помянуть, ведь он тебе как отец родной был.

Я рыдал о своем последнем папе так, словно чуял, что вместе с ним ушла моя надежда и опора в жизни. И я выпил. К утру меня уже рвало чуть ли не своими кишками, слабость тошнотворной мутью не давала мне пошевелить даже пальцем. Я валялся на полу весь в блевотине, говне, моче, почти захлебывался и задыхался.

Когда я проваливался на долю секунды в сон, мне снилось, что мама хохочет как сумасшедшая, и что-то мне рассказывает. Говорит, смеется и плачет одновременно. Я всегда помнил, о чем она говорила, но со временем все забыл.

В какой-то момент я вздрогнул и очнулся. Ледяной поток воды из ведра вернул меня из небытия.

– В ванную марш! За собой все убрать! На столе чай – выпить! На глаза мне не показываться!

Всю свою необузданную энергию мать теперь вкладывала в перестройку однокомнатной квартиры в пентхаус. Она сама таскала ведра с раствором, кирпичи и балки, ругалась со строителями, соседями и работниками ЖЭКа. Разворотив все до неузнаваемости, не оформив документов на нелегальное расширение жилплощади, мама заболела и быстро сгорела. Появились какие-то «левые» родственники, претендующие на жилье.

Родион впервые отважился позвонить отцу, тот прилетел из Москвы, разобрался с претендентами и улетел назад, сказав сыну: «Звони, если что!» Родион остался один в необустроенном доме, иногда он слышал какие-то голоса, скрип лестницы. Непонятные тени гуляли по стенам и разобранному чердаку.

Расстановка (продолжение)

Пока Родион погрузился в повествование, я краем глаза наблюдала за расстановочным полем. Мужчины, лежащие у ног матери, по очереди крепко обнялись с Родионом и буквально вытолкнули его из своего поля.

– Ему еще не время, – объяснил мне один из них.

И мы начали узелок за узелком распутывать эту семейную драму.

Родион, которого я ввела в расстановку вместо заместителя, поклонился мужчинам, каждый из которых на определенном этапе жизни заменял ему отца.

– Я благодарю вас за то, что вы воспитывали меня, поддерживали и любили. Спасибо, что заменили мне моего родного отца.

Он в долгом поклоне замер перед ними, потом упал на колени и еще долго плакал, закрывая ладонями лицо. Взамен услышав от них: «Живи!» – он выпрямился, расправил плечи и встал перед заместительницей матери. Лицо ее было непроницаемым.

– Меня раздражает, что он ушел оттуда, его место там, – сказала заместительница матери, с досадой несколько раз топнув ногой.

– Кого ты в нем видишь? Ведь это твой сын!

Заместительница, закрывая голову, словно от ударов, пошатнулась и вдруг взмолилась:

– Не трогайте меня! Мне больно, не трогайте меня!

– Что с тобой, где ты, что происходит?

Я взяла заместительницу за плечи, чтобы в случае, если ей станет плохо, успеть вывести ее с тяжелого места.

– Их много. Кто-то сидит у меня на лице, потом льет водку в рот. Они дерутся за то, кто будет первым. Зверски болит низ живота. Это насилие.

– Тебе больше не надо погружаться в эти воспоминания, в их трагичность. – Я стала медленно отводить женщину на другое место. – Только скажи, – показала я на лежащих мужчин, – это они, это связано с ними?

– Да, – вдруг потухшим голосом ответила заместительница матери Родиона. – Я думала, да, но – нет.

В голове у меня еще не было полного понимания, но я считывала напряженное ожидание сидевших в зале людей, и мне самой хотелось конца, ясности и глотка свежего воздуха.

– Если в тебе откликается фраза: «Вы стали невинными жертвами. Вы поплатились за чужое зло», – скажи ее мужчинам.

– Да, это так, – сказала заместительница матери и повторила фразу.

Она смягчилась, из ее глаз катились слезы, она ходила вокруг места, где лежали мужчины, гладила каждого по голове и что-то приговаривала, и это «что-то» рвало на части ее душу.

– Здесь еще кого-то не хватает.

– Звучало, что мужчин десять.

– Не хватает одного. Я думала, это он, – она показала на Родиона, – но нет, не он.

Устав даже думать, а не то что принимать правильные решения за время столь рекордно длинной расстановки, я все-таки ввела еще одного мужчину – предположительно отца Родиона.

– Да! – хлестко ответила женщина. – Так для меня правильно.

Что-то приятное и светлое мелькнуло в глазах бывших супругов, потом на лицо женщины снова набежала тень спутанных воспоминаний, и она с вызовом сказала:

– Тебе повезло, ты ушел, и это спасло тебе жизнь.

– Спасибо за любовь. Спасибо за то, что отпустила меня. Мне жаль, что я так обидел тебя.

Она промолчала, думая о чем-то своем, потом посмотрела на сына, на его отца и сказала Родиону то, что я попросила ее произнести:

– Ты – мой сын. Я иногда тебя путала с другими. Теперь я вижу тебя как сына.

– Спасибо, мама, за жизнь! – с теплотой в голосе сказал Родион. – Теперь я стану рядом со своим отцом. Здесь для меня безопасно.

Сейчас он стоял между заместителями отца и матери, почти облокотившись на фигуру отца, с закрытыми глазами и легкой улыбкой на лице. Такая поза – рядом с двумя любимыми и любящими родителями – была для него незнакомой, хоть и желанной всю жизнь. Лежащие на полу заместители бывших мужей матери спонтанно поднимались и выстраивались за спинами заместителя отца и сына плотным кольцом.

– Ты знаешь, что такое быть мужчиной. Каждый из этих мужчин подарил тебе часть себя. Тебе повезло больше других – у тебя было одиннадцать отцов. Возьми с благодарностью их силу, присоединись к их мужественности, благородству и порядочности, о которых ты говорил, и когда будешь готов, сделать шаг вперед – иди в свою жизнь.

Родион развернулся лицом ко всем стоящим за ним мужчинам и заместительнице матери, поклонился и попросил:

– Благословите меня на жизнь, на настоящую, счастливую, человеческую жизнь.

Получив благословение, Род повернулся лицом к своей жене и медленно пошел ей навстречу.

Еще несколько дней спустя расстановка Родиона и Полины не выходила у меня из головы, оставаясь задачей со многими неизвестными. Здесь тоже наблюдалось двойное смещение. Злость, обиду и отвращение испытывала Ксения к своим мучителям, а месть вымещали ее потомки на совершенно неповинных людях. Неповинных? Что же влекло этих мужчин к женщинам, обладающим разрушительной энергией? Если бы можно было отмотать киноленту эпохи назад и воочию убедиться, кто есть кто, то не исключено, что все их мужья, умирающие в детстве сыновья и любовники являются потомками этих извергов. И хотя пословица гласит, что дети за родителей не в ответе, но прочитанная недавно в книге Серафима Чичагова информация говорит о том, что не передается детям наказание за грехи отцов, в коих они успели раскаяться при жизни. А не раскаялись – потомки несут их грехи в виде болезней, неудавшихся судеб, бездетности и бедности.

А что такого трагического могло произойти в жизни матери Родиона, что она (не хочется даже думать, что планомерно) сживала со свету мужчин, спаивая их отравленным зельем? Да каких мужчин – светлых и стóящих!