Читать онлайн Как в лучших домах…, или Дело было в отпуске бесплатно

Библиотека классической и современной прозы

© Наталья Сергеева, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Ничто так не бодрит с утра, как пробежка. Бегаю я каждое утро вот уже на протяжении последних трёх лет в нашем парке, вокруг озера. Какая здесь красота! Вот сколько лет живу, всё не перестаю удивляться красоте нашей башкирской природы. Тут вам и горы, которые видны с любой точки нашей республики, где бы вы ни находились, и густые лесные массивы, и поля, и луга, давно не тронутые техническим прогрессом, непаханые и несеяные.

Я остановилась и вдохнула полную грудь воздуха, обернулась назад и увидела Никиту Воронцова, подбегающего ко мне.

Меня зовут Радужная Наталья Александровна. У меня своё агентство ландшафтного дизайна «Ясная поляна». Никита Воронцов является моим другом, соседом, работает у меня шофёром и экспедитором и, по словам моей подруги и помощницы Динары, а также моей любимой мамулечки, давно влюблён в меня.

– Я тебе звоню, звоню… – начал вместо приветствия Воронцов.

– Привет! Извини, не слышала, – ответила я ему и спросила: – А что звонил-то?

– Ну как что? Просто… – как обычно, в своей ничего не объясняющей манере ответил мой помощник.

– Никит, – начала я, – я тебе сто раз говорила, повторю ещё, в сто первый раз: я всегда бегаю одна. Для меня это важно. На утренней пробежке я как бы отрешаюсь от внешнего мира. Я отдыхаю так, понимаешь? – я вопросительно посмотрела на Никиту, вид у него был немножко озадаченный.

– Ладно, давай ещё кружок вокруг озера и на работу, – сказала я уже более снисходительным тоном.

– А-а-э… – хотел что-то сказать Воронцов, но я осадила его.

– И молча! – резко сказала я, сурово глядя на него, тем самым пресекая все попытки к пустой болтологии, потому что я прекрасно знаю, что он сейчас начнёт спрашивать меня, почему я не подождала его, бегали бы вместе.

Не люблю, когда люди навязывают мне своё общество и общение с ними, если я сама этого не хочу. Так-то Никита – хороший парень и верный друг, но в том-то и дело: он для меня просто друг. Он младший брат ещё одной моей лучшей подруги, Лены Ефимовой. Мой сосед по лестничной клетке, наши квартиры находятся напротив, мой шофёр и незаменимый помощник по работе. Не более того! Конечно же, Никита хорош собой, атлетического телосложения, чуть выше среднего роста, с красивыми, всегда улыбающимися, зелёными глазами. А ещё голова Никиты начисто лишена растительности, проще говоря, он лысый и… немножко кривоногий. Вкупе со всем он ещё и моложе меня на пять лет. Так что я не видела в нём мужчину своей мечты и своего прЫнца. Хотя и других кандидатов на эту роль у меня не было. Имея за плечами два брака, вот уже три года вела «холостяцкий» образ жизни, и мне это нравилось! Ни перед кем никаких обязательств, сама себе хозяйка, «куда хочу – туда лечу»[1]. Нет, у меня, конечно же, были мужчины, случались свидания и всё такое. Не далее как в прошлом месяце у меня чуть было не завязались отношения с одним очень интересным и импозантным, а главное, состоятельным мужчиной, но он, на секундочку, оказался почти женат, и у него на тот момент уже была маленькая дочка. А роль любовницы, которую он предложил мне, не для меня. Но и этот мужчина в итоге погиб, и у меня остались не очень приятные воспоминания, связанные с этой историей[2]. Никита же к своим тридцати восьми годам не был женат ни разу, да и постоянной девушки у него тоже не было. Были девушки, которые вешались на него, были те, с которыми он ходил на свидание, но дальше одного-двух свиданий дело у них не доходило. Как утверждает моя подруга Динара, он вот уже долгие годы горячо и безответно любит меня, а я, дура такая, этого не замечаю.

Подъезжая к зданию многоэтажки, на восьмом этаже которой располагался офис моего агентства, я подумала, что неплохо было бы взять недельку выходных. Все текущие на этот момент дела закончили, и нам не мешало бы хорошенечко отдохнуть. Мы неплохо поработали до этого, а сейчас начинается самый разгар дачного сезона, и нам понадобятся силы для работы на новых объектах. Возрастёт количество работы, а выходных станет меньше. Лето – такая пора, когда надо выложиться по максимуму, чтобы зимой можно было спокойно заниматься мелкими заказами.

«Надо обрадовать Динару с Никитой», – подумала я и приняла решение сразу с утра им об этом сказать. Зайдя в офис, я увидела свою помощницу, сидящую за рабочим столом и мило чирикающую с кем-то по телефону. При виде нас она быстренько свернула разговор, отключила телефон и уставилась в монитор компьютера, стоявший у неё на столе, делая вид, что она, в отличие от нас, только что пришедших на работу, уже давно работает.

– Доброе утро начальству! Доброе утро, Никит! – поприветствовала она нас.

– Доброе! – ответили в один голос мы с Воронцовым.

Я направилась к своему рабочему столу со стоящим рядом удобным, с высокой спинкой, креслом и плюхнулась в него. Воронцов сразу же прошёл на кухню, как он это обычно делал по утрам.

– Девочки, кофе? – выкрикнул он, и через некоторое время из кухни показалась его лысая голова.

– Наталья Александровна? Динара Джабировна? – поочередно спросил он нас.

– Я пас, – ответила я, потому что я каждое утро перед пробежкой выпиваю две кружки кофе.

– А я буду, – ответила ему Динара.

«Вот хоть бы раз отказалась», – пронеслось у меня в голове, а вслух я сказала, обращаясь к своей помощнице:

– Динар, что там по Самсоновым? Они перечислили остатки денег за работу? Вроде вчера обещали…

– Да, босс! – шутливо, но утвердительно ответила мне Динара. (Они с Воронцовым, когда хотели меня позлить, в шутку называли меня «босс». Я не монстр, но в работе всегда требовала порядок и отчёт во всём.) – Да, – повторила она, – ещё вчера вечером перевели, как и договаривались. А ещё и Внуковы до конца рассчитались. Это те, которые по договору в рассрочку.

– Динар, я помню, кто такие Внуковы… Ну и хорошо, нашим легче. Молодцы они. Наверное, нашли деньги, чтобы рассчитаться с нами. Работу-то мы свою выполнили. – Я с минуту помолчала, делая вид, что думаю, хотя я и сама прекрасно знала ответ на свой следующий вопрос. – Динар, а сколько у нас незавершённых дел на данный момент?

– Ни одного, – ответила мне Динара, глядя в монитор компьютера и водя по столу компьютерной мышью. – Ни одного! Прикинь!

– Прикинула. Вернее, знаю, что ни одного. Это я так, для порядка, спросила, – улыбаясь, сказала я.

– Ах ты, зараза! – смеясь, воскликнула моя подруга и запустила в меня бумажный шарик, который быстро скомкала из лежащей на её столе ненужной бумажки.

Я отбила этот летящий в меня бумажный комок, и он, пролетев через всю комнату, ударился в лоб выходящего из кухни Воронцова.

– Япона ж мать! – только и смог выкрикнуть Никита, не успев вовремя среагировать. – Ну, я вам сейчас задам! Вот только кофе допью и задам! – прорычал Воронцов и, двумя большими глотками допив свой кофе, со звериным рыком кинулся в мою сторону.

– Ой, всё, всё, всё! Сдаюсь! – всё так же смеясь, сказала ему я и подняла руки вверх. – Ладно, ребят, давайте успокоимся, и я вам кое-что скажу. Кое-что очень интересное. – И, включая в себе функцию «босс», я продолжила: – Итак, все дела у нас завершены и сданы в срок, поэтому я считаю, что мы заслужили отдых. И не просто день-два, а полноценный десятидневный отпуск. – И, видя восторг на лицах своих подчинённых, добавила, чтобы они не расслаблялись, так сказать: – Чтобы потом с новыми силами ринуться в бой. Вы же знаете, что потом отдых нам будет только сниться. Динар, – я обратилась к своей помощнице, – я тебе сейчас скину перечень наших будущих заказов. Это предварительные заявки. Ты их рассортируй по объёму и сложности выполнения работ, а я просчитаю, сколько будут стоить заказчикам их желания и заморочки и сколько мы на это затратим. И всё… На сегодня наш рабочий день закончен! – объявила я.

– Ура-а-а! – в унисон прокричали мои помощники, и Никита добавил:

– Девочки, а у меня есть предложение по поводу отдыха. – И, видя наши с Динарой вопросительные взгляды, выдержал паузу, кашлянул и продолжил: – У меня есть тётка, она живёт в деревне, недалеко от нас. – (Говоря «нас», Никита имел в виду наш посёлок, в котором мы все втроём и проживаем, а работаем мы в городе У, столице нашей республики, это в сорока километрах от нас.) – Так вот, это башкирская деревня. Удивительное место. Кругом леса, поля, речка течёт посреди деревни. Природа, одним словом. Отдохнём все вместе, развеемся. Вы как?

– Оу! Я за! – воскликнула Динара и, глядя на меня, добавила: – Наташ, давай соглашайся. Все вместе – так все вместе.

– Динар, я вроде бы не отказалась ещё. Ты чего наезжаешь-то? – осадила я подругу, а про себя подумала: «А почему бы и нет?»

Отдых, деревня, природа… Хотя природы-то и у нас хватает, не в городе же живём, но… смена обстановки, новые люди… Может быть, хоть ненадолго отвлекусь от той горечи и боли, от тех кошмаров, что мучают меня после смерти папы – самого близкого и любимого мною человека.

– Заодно и днюху твою отметим, – подала отличную идею подруга.

Действительно, ведь через девять дней у меня день рождения, и мне исполнится сорок три года. Сорок три! Капец, старушка!

– Да согласна я. Съездим, отдохнём, отвлечёмся от работы, – приняла я решение.

– И это, девочки… Возьмите с собой хотя бы по одному вечернему наряду, пожалуйста. Дело в том, что у моего армейского друга, Булата Низамова, свадьба. И вот… мы приглашены, – проинформировал нас Воронцов.

– Мы? – спросила я. – То есть ты заранее знал, что мы согласимся? И ты знал, что я сегодня объявлю об отпуске? – я вопросительно уставилась на него, при этом приподняв одну бровь.

– Тише, тише, босс! – выставив обе руки вперёд, примирительно проговорил он. – Не кипятись. Да, насчёт отпуска… я догадывался, что это произойдёт не сегодня завтра, ты так каждый год делаешь, когда текущих дел нет. А насчёт поездки в деревню… я не знал, что вы согласитесь, а просто надеялся, что моя идея вам понравится, и заранее предупредил друга: если что, то я буду не один, а с двумя очаровательными спутницами.

– Очаровательные спутницы. Это ты про нас, что ли? – спросила его Динара и зашлась своим громогласным смехом.

Складывалось такое впечатление, что где-то поблизости ухает сова. Глядя на неё – как она лежит на своём столе, ржёт и не может остановиться, – мы с Никитой тоже улыбнулись.

– Ну ты, Воронцов, и насмешил меня, – уже успокаиваясь, сказала Динара, вытирая выступившие во время её припадочного смеха слёзы. – Очаровательные спутницы, – снова повторила она, положив перед собой руки на стол, сложив губы «уточкой», и кокетливо захлопала ресницами.

– Ладно, всё! – уже немного резко сказала я. Не люблю, когда рабочий день превращается в балаган. – Никит, мы тебя услышали. Мы приложим максимум усилий, чтобы тебе не пришлось за нас краснеть. Работаем, ребят! Сегодня никакая фея не прилетит и за нас нашу работу не сделает. Чем быстрее мы всё сделаем, тем быстрее освободимся. А ты, Никит, – обратилась я к своему помощнику, – чтобы впустую не слоняться и не отвлекать нас своей болтологией, сгоняй в магазин, потому что, если мы едем на несколько дней, мне надо мамульке продуктов купить и завезти. Сейчас я тебе напишу список, что нужно купить. Кстати, Динар, ты тоже давай пиши. Может, тебе что надо…

На следующий день, в десять часов утра, Никита уже стучался в дверь моей квартиры. Открыв её, я увидела его довольную рожу.

– Ты готова? – спросил он с порога, даже не поздоровавшись со мной.

– Готова. Сейчас только куртку надену и квартиру на сигналку поставлю, – ответила я. У меня уже с утра почему-то не было настроения, и предчувствие чего-то нехорошего не давало мне покоя. – Вот, сумку пока возьми, – я подала ему небольшую спортивную сумку, – и вот ещё два платья и брючный костюм, – я подала ему три вешалки в чехлах.

– А зачем так много? Ты что, все три дня собралась на свадьбе гулять? – спросил меня Воронцов, забирая у меня вешалки.

«Вот бестолковый!» – подумала я, а вслух сказала:

– А откуда я знаю, что надену? – Я решила объяснить ему: – Смотря какое у меня будет настроение, какая будет погода… Понимаешь?

Ну как ещё можно объяснить мужчине, почему мы, девочки, собираясь куда-нибудь на вечеринку, перемеряем почти весь свой гардероб, выбираем две-три понравившиеся нам вещи, потом в нерешительности выбираем из них одну, а потом, в последний момент, кардинально меняем своё решение.

– Ты Динарке-то позвонил? – спросила я его, когда мы уже спустились к машине. – А то её ещё будем ждать два часа…

– Да, – лаконично ответил он, по-видимому решив, что это исчерпывающий ответ на мой вопрос.

– И?

– Нормально всё, – опять ничего не объясняя, сказал почему-то немногословный сегодня Воронцов.

– Никит, – начала я, сдерживая себя, чтобы не наорать на него, – что у тебя за манера – выводить меня с утра? Не можешь нормально всё объяснить?

– Я нормально ответил, – не чувствуя за собой никакой вины, проговорил Воронцов. – Всё нормально. Она уже собралась и ждёт нас.

Я сжала руки в кулаки и потрясла ими перед лицом своего помощника. В ответ он лишь сдержанно улыбнулся, зато глаза его в открытую смеялись надо мной. Вот негодник!

Мы заехали за Динарой, которая к тому моменту уже ждала нас на улице.

– Капец, вы долго! – сказала она недовольно, залезая в салон внедорожника.

К слову сказать, у Никиты две машины: на работу он возит меня на чёрном «Форде», а для поездок на природу или на рыбалку у него имеется «Нива-Шевроле». Вот на ней мы и поехали в наш десятидневный отпуск.

Наша поездка сразу не задалась. На первом же повороте из посёлка в нас чуть не въехал новенький «Феррари». Причём виноват в столкновении был бы водитель «Феррари», молодой парень с наглой рожей. Мы ехали по главной, а этот долбоящер не уступил нам дорогу, ещё секунда – и машины врезались бы лоб в лоб. Хорошо, что Никита – опытный водитель и успел среагировать, вдавил педаль тормоза в пол и вывернул руль. На полном ходу машина резко затормозила, и я, хоть и была пристёгнута ремнём безопасности, по инерции подалась вперёд и ударилась виском о дверцу машины. Воронцов, увидев кровь, текущую из моей рассечённой брови, выскочил из машины и, подбежав к «Феррари», вытащил её водителя из машины за грудки. Я думала, он убьёт его! Мы с Динарой еле оттащили разъярённого Воронцова от этого молокососа-мажора, который думал, что ему всё дозволено. Этот сопляк ещё и посмел обвинить Никиту в том, что это он не уступил ему дорогу, и назвал его чайником, который не умеет водить машину.

– Понакупают прав! – сказал он с презрением в адрес Воронцова.

– Девочки, если я его сейчас прибью, вы будете мне передачки в тюрьму носить? – И, не дожидаясь нашего ответа, ринулся на этого дегенерата с кулаками.

Я еле успела встать между ними и схватить Никиту за руки, тем самым не давая ударить этого наглеца.

– Девочки?! – не унимался этот хмырь малолетний. – Дядя, ты кого девочками назвал? Вот этот вот раритет? – Он показал пальцем в нашу сторону и стал ржать, издавая какие-то булькающие звуки, мало похожие на смех.

– Да ты обалдел, что ли? – спросил его Воронцов и, обращаясь к нам, добавил: – Девочки, полицию вызывайте!

– Девочки! Полицию! – передразнивая Никиту, этот нарушитель правопорядка зашёлся в истерическом смехе. – А вы знаете, кто мой папа? – спросил он, немного успокоившись.

– Наташ, Никит, – подала свой голос Динара, – я вспомнила, где видела эту рожу. Это сын нашего начальника ГИБДД. Бесполезно «гайцов» вызывать.

– Во-во! И я о том же, – с ехидной улыбкой на своём прыщавом лице сказал он.

– Ой, Никит, наплюй ты на него, он же тебя не задел. Не задел ведь? – постаралась успокоить его Динара и замять эту неприятную ситуацию. – Давайте уже поедем…

– Динар, как ты не понимаешь? – начал гнуть свою правоту Воронцов. – Сейчас этот обкуренный упырь сядет за руль и поедет дальше. А вдруг он задавит кого-нибудь? Вызывайте дпсников.

Я тоже понимала всю бесполезность вызова патруля и постаралась успокоить Никиту как могла.

– Никит, правда, – сказала я, глядя ему в глаза и держа его обеими руками за плечи, – давай успокоимся и поедем дальше. Наплевать на этого подонка. Они тебе скажут: «Нет тела – нет дела», ещё и сам виноват останешься. Давай поехали уже. Динар, садись в машину. Поехали, – скомандовала я и начала подталкивать Воронцова в сторону его машины.

Из посёлка мы выехали без происшествий. Никита, как я поняла, успокоился и уже нормальным, тихим и спокойным голосом сказал:

– Поедем через лес, так будет короче. Там раньше была дорога. И путь срежем, и с природой пообщаемся.

Мы с Динарой дружно согласились, в конце концов едем-то мы в деревню к его тётке. Но рано мы расслабились и успокоились. Наш тернистый путь к отдыху только начинался. Не проехали мы и километра, как началось. Сначала наш путь преграждали валяющиеся то тут, то там сломанные деревья и кустарники и всякий бурелом. Нам с Динарой периодически приходилось вылезать из машины, чтобы расчистить две колеи через поле, которые Никита называл дорогой. А потом… потом, объезжая очередную кучу бурелома, которую мы с Динарой категорически отказались расчищать, мы застряли. Воронцов пытался выехать, сдавая то назад, то вперёд, чем ещё больше усугубил ситуацию: мы сели капитально.

– Ну и дальше что? – спросила Динара почему-то равнодушным тоном. В отличие от неё я не находила себе места от нервного напряжения.

«Вот я так и знала, что ничего хорошего не получится из этой затеи с отдыхом вне дома. Не зря у меня с утра было плохое предчувствие», – подумала я, а вслух сказала:

– Динар, что, что? Толкать пошли. Да? Воронцов? – ехидно спросила я Никиту.

– Садись за руль, а мы с Динарой подтолкнём, – предложил он.

– Воронцов, ты совсем, что ли? Я и машина… – я сделала удивлённые глаза, потому что панически боялась машин после аварии, виновницей в которой была я сама, так как в тот момент находилась за рулём, и Никита с Динарой об этом знали[3].

– Динар, садись за руль ты, – попросила я подругу, – а мы с Никитулькой её потолкаем. Да, Никит? – я открыла дверцу машины и спрыгнула вниз. (Мои белые кроссовки наполовину утонули в грязи.) – Твою ж мать, Воронцов! – чуть ли не плача, сказала я. – Динар, а если я сейчас убью Воронцова, ты мне будешь передачки в тюрьму носить? – спросила я подругу и со злостью хлопнула дверцей машины.

– Ой, давайте, толкайте уже, – с некоторым нетерпением в голосе сказала Динара и пересела за руль.

Я и Воронцов обошли машину и пристроились сзади, налегая всем весом, начали её толкать. Сидевшая за рулём Динара, видимо, хорошенечко газанула, и из-под колёс автомобиля полетели смачные комки грязи, попадая мне в лицо, налипая на волосы и полностью заляпывая мой новый спортивный костюм. Про кроссовки я вообще молчу. Грязная, липкая жижа хлюпала внутри них.

– Это самый ху… ху… худший день в моей жизни, – сквозь слёзы пробормотала я и сквозь пелену грязи зло посмотрела на Воронцова.

Видимо, он правильно меня понял, потому что сказал:

– Я постираю. Потом.

– И костюм новый купишь… и кроссовки тоже, – уже сквозь зубы процедила я.

Машина газанула ещё раз и выехала из колеи на полянку. Лишившись опоры под руками, я как стояла, так и рухнула лицом вниз. В эту грязь, в эту мутную жижу. Уф-ф-ф!

– Воронцов! Я тебя ненавижу! – в сердцах выкрикнула я, лёжа лицом в грязи.

Никита помог мне подняться, поставил меня на ноги и, одной рукой держа меня за талию, второй попытался собрать грязные ошмётки с моего лица и волос. Ему это плохо удавалось, потому что грязь хорошо прилипла ко всем частям моего тела. Я посмотрела на испачканное лицо Воронцова, и эти его тщетные попытки почистить меня вызвали у меня приступ смеха. И я рассмеялась на весь лес. Мой смех подхватил и Воронцов, а глядя на машину, я увидела смеющееся лицо своей помощницы. Грязные, уставшие, мы сели в машину и покатили дальше. Мы ехали, сбиваясь с дороги, то заезжая на поляны, то натыкаясь на молодой, непролазный лес, но Воронцов находил дорогу, и мы продолжали свой путь дальше. Я думала, что не будет ни конца ни края нашей поездке, но вот мы выехали из лесного массива на гравийную дорогу. Вдалеке виднелась деревня, два ровненьких ряда домов и два дорожных указателя по обе стороны дороги. На одном из них было написано «п. Горный» – это название деревеньки, куда мы держали свой путь, а на другом было написано «Рэхим итегэз», что по-башкирски означает «Добро пожаловать». Радости моей не было предела: ну, наконец-то!

– Сейчас приедем, помоемся в баньке и отдохнём, – пообещал нам Никита, положив при этом свою руку мне на коленку.

– Знаешь что, Воронцов? – зло сказала я и скинула его руку со своего колена. – Иди ты знаешь куда?

– Ку-да-а? – растягивая слоги, спросил он меня, и по его смеющимся глазам я поняла: он издевается надо мной.

– Вот в баню и иди! – конечно же, я хотела послать его куда подальше, по всем известному маршруту, но сдержалась.

– Ой, Наташ, прекрати ты, – начала заступаться за Воронцова Динара, – ничего страшного не случилось. Подумаешь, пару раз застряли, что такого-то?

– Динар, это у тебя эмоциональный диапазон, как у зубочистки, – отрезала я, – что бы ни случилось, ты спокойная, как танк.

– Конечно, а что мне переживать-то? – как ни в чём не бывало ответила моя подруга.

– Ладно, всё. Давайте дальше поедем молча, – в приказном тоне произнесла я и добавила: – А то переругаемся, даже отдыхать не начав…

– Как скажешь, молча так молча. Ты же у нас босс! – поддела меня подруга.

Мы проехали ещё минут десять-пятнадцать и въехали в деревню. По обе стороны улицы стояли домики. Некоторые из них были старые и имели неухоженный вид, со старым шифером на крыше и перекошенным забором вокруг. Некоторые – вполне современные, с пластиковыми окнами, обшитые сайдингом. Были и обшитые досками, но все свежевыкрашенные: и наличники на окнах, и сами доски, и забор.

На первый взгляд народ здесь был дружелюбный. Бабки, сидевшие возле домов на лавочках, кивали, завидя нашу проезжающую мимо них машину, своими головами в цветастых платочках. Мужчины, попадавшиеся нам по дороге, приветственно поднимали руку: то ли они знали Воронцова, то ли здоровались так со всеми подряд. И даже дети, играющие то там, то здесь, махали нам руками и радостно улыбались. Я, сидевшая впереди на пассажирском сиденье, тоже всем кивала, махала и улыбалась.

На первом же повороте мы повернули налево и поехали по небольшому, но крепкому настилу через протекающую внизу речку и выехали на следующую улицу. Как объяснил Воронцов, в деревне три улицы. Та, по которой мы ехали вначале, – главная и самая длинная улица, а по бокам от неё ещё две, но более короткие улочки. Та, на которую мы въехали сейчас, была отделена от главной улицы речкой. А та, другая, была отделена от неё негустым олешником. Но, как пояснил Никита, здесь простой кустарник ольху называют «елоха», и тогда получается, что улицы отделяет друг от друга, как бы сказали местные, елошник. Никита сказал, что аборигены делают из этой ольхи-елохи даже банные веники, но меня уже ничем не удивишь. По роду своей деятельности я и не такое видела.

Мы подъехали к высокому дому с мансардой и красивыми резными наличниками, которые сразу бросались в глаза. Невысокий синий забор отгораживал территорию усадьбы от дороги. На калитке в виде арки была прикреплена металлическая дуга, по которой вились молодые вьюны. Мы вылезли из машины, забрали свои вещи из багажника и вошли в калитку, любезно распахнутую перед нами Воронцовым. Динара шла первая, я за ней, замыкал шествие Воронцов. Шли мы по аккуратной, не очень широкой, выложенной мелким гравием дорожке, по обе стороны которой росли цветы. Тут были и ещё совсем маленькие росточки осенних астр, и поздно-цветущие циннии, и уже отцветшие нарциссы, и набирающие бутоны ирисы, и богато цветущие пионы. Вот за углом, рядом с крыльцом, прямо под сливом, стоит большая бочка для сбора дождевой воды. Глядя на всё это, я как будто вернулась в детство. У моей бабушки во дворе всё было точно так же. И висевшие на заборе стеклянные банки, и сушившиеся на штакетинах калоши, и маленький летний домик под одной крышей с крыльцом и верандой основного жилища, и чуть дальше, по дорожке, в большом огороде «домик для раздумий», именуемый в простонародье уборной. И собачья будка, но уже без собаки, с заботливо смотанной цепью, висевшей здесь же, на гвоздике. В хозяйстве ведь всё пригодится. От раздумий и приятных воспоминаний меня отвлёк голос, принадлежащий женщине, стоявшей на крыльце. Это была невысокого роста женщина славянской внешности. Одета она была в красное платье с длинным рукавом, симпатичный синий фартук в мелкий красный цветочек и, несмотря на тёплую погоду, в вязаную шерстяную безрукавку на пуговицах и в вязаные же шерстяные носки, на голове её был повязан синий шерстяной платок.

Увидев Динару, шедшую первой из нас, она на мгновение оторопела: я поняла это потому, что она хотела что-то сказать, но замолчала и теперь стояла с открытым ртом и широко открытыми глазами.

А увидев меня и Воронцова, пришла в себя и вздохнула с каким-то облегчением.

– Никитушка, сынок! – воскликнула женщина и протянула к нему руки, он обнял её с такой нежностью и любовью, что от этой умилительной картины у меня на глаза навернулись слёзы.

– Тётушка! – сказал он, освобождаясь от её объятий. – Я весь грязный. – И добавил: – Позволь представить тебе моих спутниц. Это Наталья, моя начальница, – и он положил руку мне на плечо. – А это Динара. Я тебе про них рассказывал.

Зинаида Сергеевна, а это была именно она, – родная сестра Нины Сергеевны, матери Никиты, соответственно, его родная тётка, – почему-то сначала обратила внимание на меня, хотя Динара стояла ближе к ней. Она взяла меня за руку и, с минуту разглядывая, произнесла:

– Ты очень хороший и добрый, солнечный и светлый человек, но что-то гнетёт тебя. Какая-то боль в душе твоей…

– Да, – ответила я тихо, – у меня меньше года назад умер папа…

– Да-а, вижу что-то такое… – продолжала она свои предсказания, – и беда ходит рядом. Но у тебя есть сильный ангел-хранитель, который оберегает тебя от всех напастей.

Я забыла вам рассказать, по словам Никиты, тётя его была знахаркой и травницей, а также предсказывала судьбу и лечила людей. К ней съезжались люди со всей республики: кто за исцелением душевных и телесных недугов, а кто за помощью в достижении своих корыстных целей, таких как приворот любимого, привлечение денег и удачи. Но таким людям, как говорила тётя Зина, с чёрной душой, она не помогала. Она считала, что если ты человек хороший и работящий, то удача не обойдёт тебя стороной и ты сам сможешь заработать себе на хлеб с маслом. А за приворот любимого вообще никогда не бралась. Насильно мил не будешь, как говорится: если человек не твой, тут уж никакие привороты не помогут.

Она, не отпуская моей руки, взяла руку Никиты и сжала её так же сильно, как и мою, при этом как-то лукаво улыбаясь. И я заметила, что у неё такие же красивые, зелёные, добрые и улыбающиеся глаза, как и у Никиты. Оно и понятно – племянник ведь родный.

– Я вижу вас вместе, – сказала она после минутного молчания.

Мне очень понравилась эта пожилая женщина своей добротой и открытостью, своей душевностью и непосредственностью.

– Ну, наверное, – не понимая, куда она клонит, сказала я. – Мы же вместе работаем, да и живём рядом…

– Нет, – продолжала она, улыбаясь, – тут другое…

– Тётушка, любимая, – перебил её Воронцов, – мы ужасно устали, дико хотим есть, нам помыться бы…

– Господи! Детки, милые вы мои. Конечно, конечно! – засуетилась Зинаида Сергеевна. – Проходите в летний домик, я вас туда определила. Скидывайте всю грязную одёжку и айдате обедать. А потом пойдёте в баню, скоро готова будет. – И, глядя на Динару, добавила: – А ты, деточка, будешь на веранде спать, чтобы и мне не страшно было, а Никитушка с Наташенькой пускай в летнике отдыхают.

От такого распределения койко-мест я хотела было возмутиться – это же чистой воды сводничество, но промолчала: потом выскажу Воронцову своё недовольство.

Мы втроём вошли в летний домик, и я уже хотела начать раздеваться, но присутствие Воронцова смутило меня.

– Ты хотя бы выйди. Дай сначала мы переоденемся, – сказала я и начала выталкивать из летника в шутку упирающегося Воронцова.

– Динар, ну помоги уже, – позвала я на помощь подругу, которая уже разделась и без тени смущения стояла перед нами в одной футболке и трусах.

– Да пусть смотрит. Что он тут не видел? – равнодушным тоном сказала моя подруга, а Воронцов поддакнул ей:

– Да! Что у вас есть такого, что я ещё не видел? – он повернулся и, скрестив руки на груди, оперевшись о дверной косяк, всем своим видом показывал, что он никуда не уйдёт.

– Воронцов! Иди давай! Наглядишься ещё, вместе ночевать будем, – смеясь, сказала я и слегка ударила своим кулачком его в плечо.

– Обещаешь? – Никита прищурил один глаз и протянул мне руку для пожатия, типа мы договорились.

– Иди уже! Шуруй отсюда. Вот, Никит, чем быстрее ты отсюда уйдёшь, тем быстрее я переоденусь и тем быстрее мы пойдём обедать, – напомнила я ему и краем глаза заметила, что Динара за время нашего спора переоделась уже во всё чистое.

– О! Точно! – спохватился он и вышел на крылечко летника.

Я огляделась вокруг. Внутри домик так же, как и снаружи, выглядел чистеньким и аккуратненьким. В дальнем левом углу стояла металлическая кровать с панцирной сеткой, застеленная покрывалом, сшитым из разных по размеру и цвету кусочков материала, на которой лежала гора подушек в наволочках с вышитыми гладью цветами. На полу возле кровати лежал мягкий самотканый коврик. Также здесь стояло старое, выдвигающееся вперёд кресло, а напротив него примостилась тумбочка со стоящим на ней телевизором «Спектр» старой модели, я такие давно уже не встречала. У окна расположился старый тяжёлый комод на четыре шуфлядки снизу и две маленькие сверху. На комоде я заметила статуэтку расправившего свои крылья орла. Помните, белый такой, с зелёным отливом, он ещё светится в темноте. Вот такой вот раритет стоял на комоде в этом летнем домике. А уж какая чистота царила здесь! И кругом были разложены и развешены вязанные крючком салфеточки. Везде: на телевизоре, на тумбочке, на спинке кресла, на комоде.

«И какого чёрта он припёрся? Что ему спокойно не сиделось-то там, у себя, в каменных джунглях?»

Его приезд спутал ему все карты.

«Ещё и невесту свою привёз. А это в корне меняет дело. Что же теперь делать-то?» Он стоял у окна в своём доме и, размышляя о прибавившихся проблемах, смотрел в никуда.

«Да, да, да, это очень и очень осложняет положение дел. Вот ведь пять лет от него не было ни слуху ни духу, и на тебе – припёрся!»

Как тогда, когда его не ждали, а он приехал и чуть было всё не испортил своими вопросами и догадками. Да-а, как давно это было… Как давно он идёт к своей цели и не может её достичь. А надо-то всего лишь избавиться от соперников, и всё у него будет по-другому, всё будет хорошо. Но это лишь на словах легко, а на деле-то… Тогда, двенадцать лет назад, он сделал шаг навстречу своей мечте. Да и какой шаг? Убийство человека! Да, он убил человека. Но идти дальше к своей цели у него духу не хватило. Тогда он обставил всё так, как будто бы произошёл несчастный случай.

«А теперь уже никто ничего не докажет!» – подумал он и убил надоедливо жужжащую муху, прижав её пальцем к стеклу.

Мы переоделись и прошли на просторную веранду, где, собственно, нас и ждал простой, но сытный обед. Зинаида Сергеевна на лето выносила все кухонные и столовые предметы на веранду, как делают большинство жителей деревни, а в доме она вечерами смотрела телевизор и спала. Здесь стояли и холодильник, и газовая плита, и кухонные шкафчики с посудой, и кухонный уголок, и даже маленький телевизор на тумбочке, примостившейся между столом и холодильником. А также диван для отдыха и второе выдвигающееся вперёд кресло. «Зона отдыха» от столовой и кухни была отделена двумя широкими шторами, висевшими во всю длину веранды.

На столе, как я уже сказала, был накрыт простой, но сытный обед. Жаренная с грибами картошечка прямо на сковородке стояла на середине стола. Варёные яйца, свежие огурчики, нарезанное копчёное сало, домашний хлеб, нарезанный большими кусками. Из сладкого на столе стоял мёд в красивой, расписной, деревянной пиалушке, а рядом лежала деревянная ложка-мешалка, брусничное варенье своим ягодным ароматом так и манило попробовать его. На самом краю стола царственно возвышался самовар. От аппетитного вида такого изобилия деревенской пищи у меня потекли слюнки.

– Садитесь, садитесь, ребятки! – захлопотала у стола Зинаида Сергеевна, расставляя тарелки и кружки для нас. – Наташенька, Динара, пожалуйста, пожалуйста, девочки, проходите.

Мы расселись за столом и начали трапезничать.

– Сейчас покушаете и в баньку. Банька у меня хорошая, горячая, с парком. Да, Никитушка? – ворковала Зинаида Сергеевна. – А вечером я пирожков с ливером напеку. Достану наливочки из погребка. Кирюша со Светланкой придут…

– Тёть Зин, Наташа не ест ни ливер, ни сало во всех его видах, – осведомил её мой помощник, знающий всё о моих вкусах и предпочтениях. – Кирюша, говоришь, со Светланкой… – при этих словах Никита поднялся и вышел из-за стола. – Пойду баню проверю.

Моя помощница молча наворачивала картошку с грибами, не забывая закидывать в свой бездонный рот куски копчёного сала, запивая всё это вкусным, травяным чаем, и не участвовала в разговоре.

– Что это он? – спросила я Зинаиду Сергеевну. – Кто эти Кирилл и Света и почему Никита так отреагировал при упоминании о них?

– Это давняя история, – начала свой рассказ Зинаида Сергеевна. – Кирюша – это племянник моего покойного мужа Иннокентия. Даже не его племянник, а его покойной жены, Глафиры. Мы же с Иннокентием сошлись, когда нам было уже обоим за сорок и половины наши отдали богу душу. Так вот, Иннокентий с Глашей жили в этом доме. А Кирюша, значит, ейный племянничек был, а когда она померла, он Иннокентию помогал. Он всегда рядом с нами был, помощник-то в доме всегда нужен. Иннокентий ему за отца был. Его-то родители давно померли. Отец мать по пьянке убил – топором зарубил, когда с полюбовником застукал, а сам потом в тюрьме от туберкулёза помер. Вот так мы с Кирюшей и живём, приходит по хозяйству кое-что помогает, а я и не против: помощник всегда в доме нужен. – Она замолчала, вытирая губы кончиком платка, и продолжила: – Никита-то мне хоть и родный, а нечастый гость в нашем доме был. Светланка-то, жена Кирилла, раньше девушкой Никиты была. Она его и в армию провожала, вот только не дождалась, выскочила замуж за Кирилла. Кирилл всегда Свету любил и завидовал Никитушке. Когда Никита в армию уходил, Света на втором месяце беременности была, и всё-то у них было хорошо, но вот… не сложилось, – Зинаида Сергеевна развела руками, потом, посмотрев на наши с Динарой пустые кружки, подлила нам чаю.

– Так у Никиты ребёнок есть? – спросила я, отпивая ароматный чай, наслаждаясь его тонизирующим свойством, мою усталость как рукой сняло.

– Не-е-ет! Откуда? Эта дурочка, по настоянию Кирилла, аборт сделала. Теперь вот своих деток у них и нет из-за этого… Бог наказал, – с сожалением в голосе произнесла Зинаида Сергеевна.

«Бедный Воронцов, – подумала я. – Это поэтому он не завязывает серьёзных отношений с девушками. Преданный один раз, он уже не доверяет никому. Печально…»

– С тех пор он и не приезжает в нашу деревню. Только один раз был, лет пять назад, когда моего Иннокентия официально умершим признали, – продолжала свой рассказ Зинаида Сергеевна. – Он, Иннокентий мой, тоже ведь травником был, на этих знаниях мы и сошлись с ним, – при воспоминании о своём муже у неё на глаза навернулись слёзы. – Я в район тогда поехала, а Кеша в лес пошёл, за второй овраг, там полянка есть, вот там-то мы свои травки-то и собирали. И всё. Больше я своего Кешу не видела. Был человек – и нету. Пропал, как и не было совсем. Все решили, что в болоте утоп. Туда, на полянку-то эту, через болото тропинка ведёт, вот все и решили, что он в этом-то болоте и утоп. Мол, оступился, и всё, болотина его и засосала. Но не верю я в это. Не мог мой Иннокентий оступиться, он эти места как свои пять пальцев знал, и болотину эту тоже. Вот так вот, деточка. – Зинаида Сергеевна замолчала, видимо вспоминая те неприятные для неё события. – А официально умершим признали его только через шесть лет, аккурат пять лет назад, я тогда и поминки справила. Вот тогда-то Никитушка и приезжал сюда последний раз.

На веранду зашёл Воронцов и, отодвинув штору, завалился на диван, лицом к нам.

– Минут через пятнадцать можно будет идти, – сказал он и добавил: – Тёть, я холодной воды в обе фляги натаскал. Думаю, на всех воды хватит.

– Хорошо, милый. Девочки, вы первые пойдёте? – спросила нас Зинаида Сергеевна.

– Да. Я париться люблю, – впервые за всё время нашего обеда подала свой голос Динара и обратилась ко мне: – Попаришь меня? А то у меня всё тело болит.

– Это всё соли, – сходу поставила ей диагноз тётя Никиты, – тебе мочегонный сбор попить надо, а с мочой и вся лишняя соль из организма выйдет. От неё, окаянной, у тебя и отёчность, и мешки под глазами.

Динара уставилась на Зинаиду Сергеевну своими большими, слегка на выкате глазами и после минутного ступора, что с ней иногда случается, когда она пытается думать, согласилась:

– А может быть, и правда…

Мы взяли свои банные принадлежности и направились в баню, которая располагалась напротив дома, на берегу речки. И удобно: вода рядом, и в то же время не очень: зимой тропинку надо чистить от дороги к бане, а от бани к речке. А в целом так-то прикольно – баня на берегу речки. От души намывшись, смыв с себя всю грязь и напарившись – вернее, я напарила Динару, я сама не люблю эту процедуру избиения человека веником, – мы вышли из бани и увидели Никиту, сидевшего на лавочке рядом с баней, с полотенцем в руках.

– Ты что, следил за нами? – спросила я его и шлёпнула по лысине, усаживаясь рядом. – Подглядывал?

– Охранял, – ответил он в своё оправдание.

– От кого? – скептически спросила его Динара, плюхаясь на скамейку рядом.

– Тут, вообще-то молодёжь дикая и необузданная. Да и не только молодёжь… вон смотрите, – и он рукой указал в сторону дороги, по которой шёл какой-то мужчина. Но шёл – это громко сказано. Он петлял и спотыкался, матерясь между спотыканиями. – Здесь и свои сектанты имеются. Понятно?

– Кто? Сектанты? – Динара издала смешок. – «Не смеши мои подковы…»[4]

– Серьёзно, – на полном серьёзе ответил ей Воронцов и добавил: – Не веришь, у тёти Зины спроси. Она часто видит их на поляне, в елошнике. Ладно, я в баню, – сказал он, поднимаясь с лавочки, и, глядя на нас, произнёс: – А вы что, здесь сидеть будете? В дом идите, – скомандовал он напоследок.

– Да? А может, теперь мы хотим тебя поохранять, заодно и поподглядывать, – с иронией в голосе и делая серьёзное лицо, сказала я.

Воронцов наклонился к моему уху и сказал заговорщическим тоном:

– Я ночью тебе покажу всё, что тебя заинтересует.

– Ах ты! – я бросилась на Воронцова с кулаками, но он как-то извернулся и забежал в предбанник, захлопывая за собой дверь. Юркий, гадёныш!

Сытые, чистые, отдохнувшие и довольные, мы сидели на веранде и пили ароматный травяной чай, любезно заваренный и налитый нашей гостеприимной хозяйкой. Раздался тихий стук в дверь. Ну как стук в дверь – дверь-то была ещё открыта, кто-то просто постучал о её косяк.

– Тук-тук-тук, – раздался негромкий мужской голос. – К вам можно?

– Кирюша! Светланочка! – соскочила с места Зинаида Сергеевна и подошла к гостям с разведёнными для объятий руками.

– Тётя Зина, – сказала вошедшая молодая женщина, – как вы себя чувствуете? – участливо спросила она.

Я повернула замотанную в полотенце голову и увидела пришедших к нам в гости мужчину и женщину.

Мужчина не произвёл на меня никакого впечатления. Так себе, ничего интересного. Среднего роста, лысеющий мужчина с голубыми глазами и бледносерым цветом лица. Одет он был в синие джинсы и синюю рубашку, тёмно-синий джемпер был накинут на его плечи.

А вот женщина была очень заметной особой. Ярко-рыжие волосы хаотичными локонами торчали в разные стороны. Зеленоглазая, с ярко-красными накрашенными губами, слегка полноватая. Её огромный бюст грозился вывалиться из ярко-оранжевой маечки, а упругие, накачанные ляжки того и гляди порвут коротенькую, бирюзового цвета юбочку. Её уши, шею и запястье украшала дешёвая бижутерия разных расцветок. В уши были вдеты красные, большими горошинами серьги-гвоздики, на запястье болтался голубого цвета браслет, а на шее висели бусы из пластиковых колечек жёлтого цвета.

Мы поздоровались с гостями, они ответили нам взаимностью. Воронцов встал с дивана, на котором отдыхал после бани, подошёл к гостям и протянул руку мужчине. Они обменялись рукопожатием, и все вместе мы расселись вокруг стола. За всё это время Никита ни разу не взглянул на женщину, на Светлану.

Мы дружно сидели, пили чай, разговаривали о погоде, о нашей башкирской природе, о повышении цен на бензин и продукты питания. А о чём ещё можно разговаривать с малознакомыми людьми? Динара вообще сидела и откровенно зевала, а Воронцов не проронил ни слова. Сидел как истукан, даже не замечая томных взглядов Светланы. Когда все темы для разговора были исчерпаны, наши гости решили отчалить восвояси, пообещав пренепременно прийти завтра.

Посидев ещё с полчаса после ухода Кирилла и Светланы, мы решили отправиться спать. Зинаида Сергеевна постелила Динаре здесь, на веранде, на диване, на котором до этого отдыхал Воронцов, а мы с ним отправились в летник.

– Так, – сразу, заходя в домик, сказала я тоном, не терпящим возражений. – Я сплю на кровати.

– Да я вроде и не против. Я и сам хотел предложить это, – равнодушно ответил он.

– Никит? – позвала я его.

– Что? – спросил он меня.

Я хотела спросить его об отношениях со Светланой, но передумала.

«Зачем бередить человеку рану? Может, он до сих пор её любит?» – подумала я.

– Нет, ничего… Спокойной ночи, – сказала я, укладываясь на мягкую перину и откидываясь на такие же мягкие пуховые подушки.

– Спокойной, – уже засыпая, ответил мне Воронцов.

«Блин, как некоторые люди могут так быстро засыпать-то, едва их голова коснётся подушки? – подумала я. – Вот бы мне так». И я почувствовала, как веки мои тяжелеют и закрываются сами собой.

Проснулась я от какого-то шороха. Там, за дверью, я услышала чей-то шёпот. Это о чём-то тихо разговаривали два человека. Мужчина и женщина. Я соскочила с кровати и на цыпочках подкралась к двери. Я стала прислушиваться. Я сразу же узнала тихий голос Никиты, а вот женщиной была… Светлана? Да, это она разговаривала о чём-то с Воронцовым. Но вот о чём? И я чуть-чуть приоткрыла дверь летнего домика…

– Никитушка, я всю жизнь любила только тебя, все эти годы. Понимаешь? – убеждала его Света.

– Свет, о чём ты? Что было – то прошло. Ты тогда, много лет назад, сделала свой выбор. Ты это понимаешь?

– Нет, нет, Никитушка, любимый мой…

– Света! Да прекрати ты, – со злостью в голосе, жёстко сказал Воронцов. – Не делай так больше.

Из этих слов я поняла, что она полезла к нему целоваться или что-то вроде того. Послышался опять какой-то шум, и ледяной голос Воронцова произнёс:

– Света, иди домой. К мужу. И никогда, слышишь, никогда больше не приходи ко мне. И, вообще, даже не разговаривай со мной. Ты мне противна! – добавил он в сердцах, как я поняла, чтобы разозлить её.

– Что? Что ты сказал? Противна? – прошипела Светлана. – Да как ты смеешь так разговаривать со мной? – переходя на визг, сказала она.

– Потише… – попросил её Воронцов. – Люди спят. Мы здесь не одни.

– А-а-а, я поняла, – продолжала шипеть отвергнутая женщина. – Правду, значит, говорят: эта городская фифа – твоя невеста. О-о-о-о! – засмеялась она. – Так она ведь старше тебя, сразу же видно, что она старуха, да вдобавок ещё и плоская.

«Ого, это камень в мой огород», – озадаченно подумала я. Согласитесь, неприятно слышать про себя такие вещи. Но Никита не дал меня в обиду. Заступился.

– Не смей так говорить про Наталью. По крайней мере, это выглядит некрасиво. Ты её совсем не знаешь…

– О-хо-хо-хо-хо! – закудахтала моя обидчица и с ехидством добавила: – А тут и знать-то нечего. Плоскогрудая и плоскожопая старуха охмурила молодого жеребца, а он купился на её деньги. Насколько я поняла, она твоя начальница?

После этих слов у меня возникло дикое желание выскочить из своего укрытия и повырывать, к чертям собачьим, её рыжие патлы, а потом взять и протащить её по гравийной дорожке лицом вниз!

– Света, иди отсюда, – уже еле сдерживая себя, прорычал Воронцов, – иди от греха подальше! – напоследок пригрозил он ей.

Дальше я услышала звук удаляющихся шагов. Это, скорее всего, эта мымра, поняв всю бесполезность их с Никитой разговора, решила уйти. Но последнее слово всё-таки она оставила за собой.

– Ты, ты ещё об этом пожалеешь, – выкрикнула она.

– Да иди ты уже, – как-то устало произнёс Воронцов ей вслед.

Я быстро рванула в сторону кровати, перепрыгивая через разложенное для Никитиного ночлега кресло. С бешено колотящимся сердцем, натянув одеяло до подбородка, я ждала возвращения Никиты. Но он почему-то не заходил.

«Что он там делает? – подумала я: Никита не курит, что могло бы объяснить его задержку. – А-а-а, всё-таки бросился вдогонку за этой размалёванной кикиморой, – догадалась я. – Вот ведь… – я не могла найти подходящего слова, чтобы охарактеризовать поступок Никиты. – Повёлся на большие сиськи и намалёванные губищи! Фу-у! Не буду думать о них», – заставила я себя. И незаметно для себя уснула.

Во сне я видела папу. Он сидел на краешке кровати, на которой спала я, здесь, в этом летнем домике, и гладил меня по голове со словами: «Спи, моя капелька, и ничего не бойся. Я рядом. Я всегда буду рядом». Я открыла глаза, и у меня было ощущение, что да, действительно, кто-то гладил меня по голове. Я провела рукой по своим волосам. «Да!» – вот место на кровати, где сидел папа, примято.

Я села на кровати и осмотрелась. Кресло, в котором должен был спать Воронцов, пусто, он не ночевал дома.