Читать онлайн Книжный магазин чудесницы бесплатно
– Дося! – воскликнула Соня. – Это же Снежин! И он… у тебя на кухне! Что он там делает, святые небеса?
Евдокия, стоя со своими подругами в коридоре, прислушалась к звукам, которые раздавались на кухне – это открывались и закрывались кухонные шкафчики. Соня смотрела на подругу, как на безумца, не осознающего смертельную опасность. Аврора же, сначала тоже удивлённая, загадочно улыбнулась. Той самой улыбкой Гермионы Грейнджер, которая говорила что-то вроде: «А если бы вы тоже прочитали ту главу, вы бы поняли задание профессора Флитвика. Я предугадала все эти события с самого начала».
– Что Снежин делает на твоей кухне? – снова спросила Соня.
– Кажется, ищет чай, – мирно ответила Евдокия.
– Снежин, – повторила Соня.
– Знаю.
Фаина нервно хихикнула. Соня продолжала поражённо разглядывать лицо Евдокии, словно не могла понять, слышит ли та её или нет. Фаине вдруг пришла гениальная идея достучаться до подруги – она хлопнула себя по лбу, выдрала листочек из блокнота, написала: «Снежин» и вручила его Евдокии.
– Снежин, Дося, – упорно повторила Соня, тыча пальцем на бумажку и в сторону кухни. – Он у тебя там.
– Да, так и должно быть. Я вам сейчас всё объясню, – сказала Евдокия.
– Я предугадала все эти события с самого начала, – просияла улыбкой Аврора.
Но всё это произошло уже потом…
Глава 1. Евдокия
При любимом человеке грустно и трудно быть нелюбимым.
(одна ночная мысль Евдокии)
В мире рассказано много историй о людях, которые создали что-то великое, пережили удивительные приключения или нашли свою любовь. А что же делать тем, кто очень застенчив, неуклюж и старомоден, что делать тургеневским девушкам? Ведь они совсем не вписываются в этот мир, да и сам он словно не хочет, чтобы они в нём находились. Евдокия Лаптинская всегда чувствовала себя так, как будто топталась на станции метро, где все остальные пассажиры встречали своих близких и обнимали друг друга; а она всё пыталась найти своё место, но не могла и с задумчивой улыбкой проходила мимо остальных.
– Девушка, не подскажете, где тут выход на такую-то улицу? – спросили у Евдокии на станции две незнакомые старушки-подружки.
Евдокия застыла и серьёзно задумалась, несмотря на то, что много лет ездила сюда на работу и, казалось бы, должна была уже знать все выходы и входы. Впрочем, она всегда очень плохо ориентировалась в пространстве. Не факт, что смогла бы объяснить дорогу, даже если бы сама только что пришла с этой улицы.
– Туда, – наконец, неуверенно произнесла она.
– Спасибо!
– Не за что!
Бабушки встали на эскалаторе. Евдокия некоторое время смотрела им вслед, а потом, помешкав, пристроилась за ними. Теперь ей нужно было лично удостовериться, что она отправила их правильным путём, а не куда-нибудь в Бразилию. Евдокия надела капюшон джинсовки и спрятала непослушные рыжие локоны – со стороны, должно быть, выглядела неловкой шпионкой. Самая провальная шпионская миссия в ее жизни. Даже более провальная, чем в позапрошлый четверг, когда ей показалось, что за хрупкой прохожей на улице идёт подозрительный тип, и она на всякий случай отправилась следом за ними. В этом была вся Евдокия – просто шла по улице за человеком, которому, вероятно, нужна помощь, и не решалась эту помощь предложить.
Утреннее метро жило своей жизнью, люди вокруг спешили на работу, и у каждого из них была своя история. Если бы стены вагонов умели говорить, сколько бы они рассказали! В первую очередь, о том – что любовь существует. Вот бабушка с дедушкой с авоськами и в масочках; он, опираясь на палку, трогательно помог ей сесть в вагоне. Вот уставшая, интеллигентная женщина с добрым лицом читает книгу вместе с дочерью – девочкой-подростком в круглых очках и с косичками. Вот мальчик держит на коленях переноску со щенком и постоянно обеспокоенно заглядывает внутрь, чтобы убедиться, что его питомец не боится шума и движения поездов.
Порой смотришь на эти лица, и так хочется узнать их истории в деталях. Так не хочется выходить из вагона или ступать с эскалатора именно сейчас – такое ощущение, что теряешь нечто ценное. Не увидишь, как бабушка и дедушка будут, улыбаясь, что-то говорить друг другу на ухо. Не узнаешь, что ждёт маму с дочкой, когда они перелистнут новую страницу увлекательной книги.
– Евдокия! – крикнул кто-то на эскалаторе.
Евдокия обернулась, но радостно машущего ей юношу-подростка не узнала. Однако улыбнулась и помахала ему тоже. Тут мимо неё пробежала девушка, и бросилась к нему в объятия.
– Евдокия, наконец-то ты пришла! – сказал он той девушке.
А наша Евдокия натянула капюшон ещё ниже на глаза и сделала вид, что не махала рукой, а просто почесалась.
«Главное – не подавать виду, – подумала она. – И бочком-бочком двигаться по эскалатору».
Она надеялась, что за женщиной, держащей на руках собаку в бальном платье, её не особо видно. Тут стоящая неподалеку девушка в костюме пирожного засмеялась и улыбнулась ей. Она перепрыгнула через несколько ступенек и оказалась рядом с Евдокией.
Со стороны они выглядели, должно быть, как две планеты из разных вселенных, случайно столкнувшиеся и поразившиеся разной природе друг друга. Евдокия – высокая и не очень стройная, а незнакомка – низенькая и хрупкая. У Евдокии необычные черты лица – большие карие глаза, нос картошкой, веснушки, из-за которых при одном ракурсе она казалась красавицей, а при другом – совсем нет. У незнакомки же – тоненькие черты лица, маленький нос, круглые очки, каре на тёмных волосах. Из-под волос выбивались довольно большие уши, но они её никак не портили, а только казались гармоничным дополнением к искренней улыбке и весёлому взгляду. Ну и, конечно, главное – девушка была в костюме выпечки с кремом, а Евдокия – обычного офисного работника. Пиджак и брючки серого цвета в крупную клеточку и блузка, которую мама называет: «Ой, а что это на тебе надето?».
– Привет, – сказала девушка-пирожное. – Как продвигается расследование преступления?
– Что? – опешила Евдокия.
– Я заметила, что ты следишь за теми бабушками, – заговорщически зашептала незнакомка.
– О, нет. Просто они спросили у меня дорогу на такую-то улицу, а я их отправила, наверное, не туда.
– Ясно. Не волнуйся, они идут в правильную сторону.
– О, спасибо, – пробормотала Евдокия.
– Да не за что. Если не трудно, помоги достать у меня из костюма бутылочку воды. Ты даже не представляешь, как летом в нём жарко. И вообще я говорила дедушке и Лидии, что костюм пирожного ни к чему. Ну кто будет рекламировать книжные магазины в костюме пирожного? Но Лидия сделала надменное лицо в своём стиле и сказала: «Надевай, что есть, другого я пока не нашла». Вон там бутылка, под кусочком шоколадного печенья.
Опешившая из-за этого длинного рассказа, Евдокия даже не сразу поняла, что от неё хотят. Потом стала искать на костюме шоколадное печенье – как оказалось, маленькая коричневая подушка торчала сбоку.
– Там потайной карман, – сказала девушка. – Ну же, тяни бутылку.
Евдокия засунула туда руку.
– Осторожнее, – предупредила незнакомка. – Там ещё флаеры, моя карта «Тройка» и кошачий корм.
Другие пассажиры уже начали с интересом наблюдать за происходящим. Евдокия, наконец, выудила бутылку и протянула её своей собеседнице. Девушки сошли с эскалатора.
– Ух, спасибо, – сказала незнакомка. – А ведь я говорила Лидии, что лучше было выбрать костюм Гэндальфа. Кстати, я Соня Коробейникова.
– Евдокия Лаптинская, – ответила всё ещё удивлённая до глубины души Евдокия.
– Очень приятно. О, смотри, собака в бальном платье!
Евдокия посмотрела на женщину и собачку, которые гордо вышагивали рядом с ними, и улыбнулась. Почему-то создалось впечатление, что они с Соней знакомы уже миллион лет и три года. Наверное, если бы с Евдокией заговорила другая незнакомка в метро, она бы слегка испугалась и на всякий случай крепче бы держала свою сумку.
– Приходи к нам в книжный магазин, – между тем, продолжила Соня. – Называется «Под звёздами». Мы там рады всем. Сейчас флаер достану.
– С удовольствием приду. Но сейчас на работу опаздываю.
– Понимаю. Шеф строгий?
– Шефиня.
– О, ужасная ситуация.
Евдокия улыбнулась.
– Спасибо. Но у меня на работе есть и поужаснее ситуация – я там безответно влюблена, – неожиданно для себя самой выпалила она.
Соня посмотрела на неё и похлопала её по плечу. Для этого ей пришлось встать на носочки.
– Тоже понимаю. Почему-то тёплые люди часто тянутся к холодным, – мягко сказала она. – Это не моя фраза, её придумала одна знакомая мне девушка из МЧС. А ты обязательно приходи к нам в книжный. Там всегда рады тургеневским девушкам. До встречи, Евдокия Лаптинская.
Они как раз вышли из вестибюля. Соня протянула Евдокии руку, и Евдокия пожала её.
– До встречи, Соня Коробейникова.
И Соня, подмигнув Евдокии, ушла в другую сторону с толпой пешеходов. Только белые плюшевые сливки ещё долго плыли над головами людей. Евдокия некоторое время смотрела им вслед, а потом отправилась на работу.
«Буду знать, что ответить, если меня однажды вдруг спросят: «Вели ли вы когда-нибудь душевные разговоры с пирожным», – подумала она.
***
Надо сказать, что Соня была полностью права насчет Евдокии – та действительно могла бы назвать себя тургеневской девушкой. С чего всё началось? Наверное, с детства. Евдокия всегда была очень высокой и своим сверстницам очень не нравилась, поэтому привыкла проводить время одна в своей комнате с горами книг. Её первое воспоминание о детском саде – это то, как воспитательница просит её не участвовать в выступлении, потому что она выше всех девочек на две головы.
Впрочем, папа Евдокии – ещё больший социофоб, чем она. А вот мама, несмотря на то, что она скромный человек, больше всего обожает общаться. Для неё – как, должно быть, и для Сони Коробейниковой, – вполне нормально на светофоре в ожидании зелёного света увидеть женщину со знакомым лицом, поздороваться и тут же за оставшиеся секунды обменяться с ней историями своих семей до седьмого колена. И расстаться лучшими подругами. Обычно эти встречи мама пересказывает так:
– Дося, я сегодня встретила на светофоре сестру матери твоей одноклассницы, которая училась с тобой в третьем классе. У неё такие же проблемы, как у меня – её дочь тоже в 26 лет ещё не нашла себе мужа.
Поэтому порой кажется, что эти диалоги выглядят так:
– Здравствуйте, – говорит мама. – У вас знакомое лицо. У меня дочь не замужем, а у вас?
Наверное, мама не переживала бы так по поводу незамужней дочери, если бы её не заставляли волноваться разговоры с тремя тетями – Ташей, Глашей и Пашей. Но самое интересное в том, что все три, по мнению Евдокии, сами не являются примерами счастливой семейной жизни. Тётя Таша – деятельная и активная женщина, которую в молодости бил муж, милейший на вид мужчина. Тётя Глаша – весёлая и общительная, любящая обсуждать всех знакомых, муж которой странно ведёт себя на праздниках, когда видит молоденьких дам. А тётя Паша – мрачная и неразговорчивая женщина, которая никогда не была замужем. Она любит молча сидеть в углу, читать что-нибудь и курить.
В общем, для Евдокии тётушки Таша и Глаша с их советами насчёт брака порой выглядели как люди, которые вышли из горящего дома и приглашают туда тебя: «О, привет, заходи. Почему ты ещё не зашла? Не обращай внимания на то, что стены падают».
Недавно тетушка Таша подошла к Евдокии в ресторане в мамин день рождения.
– Дося, – авторитетно начала она. – Как с личной жизнью?
– Отлично, – бодро отозвалась Евдокия.
Тётушка проницательно уставилась на неё.
– Ты знаешь, что я тебя никогда не осуждаю и никогда не лезу в твою жизнь, но ты ведь понимаешь, что женщина без детей вряд ли может называться полноценной.
Это был первый камушек в огород Евдокии. Тётя Таша всё время произносила свои речи с мудрым и спокойным видом, так что порой Евдокии было трудно понять, почему слова тётки ей неприятны. Первые годы своей юности Евдокия чувствовала вину за отсутствие расположения к ней, пока не поняла, в чем проблема.
Вообще Евдокия ещё некоторое время назад догадалась, что это не очень удобно – расти хорошей девочкой. Точнее, окружающим удобно, а тебе самой – нет.
– Конечно, жизнь современной молодёжи мне не понять, и я никогда не жила так долго с мамой (камушек), – продолжила тётушка. – Ты, конечно, совершенно особенный человек… (камушек). Но в твоём положении (камушек) я бы…
Евдокия улыбнулась и огляделась в поисках способов побега. Но тут их настигла тётя Глаша.
– О, ты здесь, отлично, – громко и жизнерадостно сказала она Евдокии. – Какой у тебя рост?
– Сто восемьдесят, – немного удивилась Евдокия.
– Отлично! – победно воскликнула тётя Глаша. – Мы с Ташей и Пашей уже нашли тебе мужчину. С небольшой разницей в росте – у него сто шестьдесят пять. Таша, ты ей уже сказала? Нет? А что ты молчишь? Дося, я считаю, что ты должна всё бросить и немедленно начать налаживать свою личную жизнь. Замужество – главное в жизни женщины.
Евдокия бросила взгляд из-за спины тёти Глаши на её мужа дядю Валю, который, выпив, в этот момент как раз обнимал совсем юную девушку в танце. Та покраснела и убежала в угол зала. Евдокия забеспокоилась о том, не нужна ли ей помощь.
Таша снова авторитетно посмотрела на внучатую племянницу.
– Толик – племянник сестры нашей соседки. Ты знаешь, вы с ним в одинаковом положении (два камушка). Такие как вы (камень, можно уже дальше не считать) в жизни бы никогда не встретились…
– Ещё Толик только что взял ипотеку в Мытищах, ему тяжело оплачивать её одному, – вставила Глаша. – Вы сможете сделать это вместе! И потом, он как раз недавно…
«Вышел из тюрьмы» – появилась у Евдокии мрачная догадка.
– …сетовал на то, что ему приходится в одиночку заниматься бытом. Ну, не дело это для мужчины!
– Толик почти согласен с тобой познакомиться, – снисходительно объявила Таша.
– Если что, есть ещё Аркаша, – бодро добавила Глаша. – Правда, он сейчас не сможет с тобой часто встречаться – он не в Москве, скрывается от судебных приставов.
– Подумай насчёт Толика, – сказала Таша и даже слегка прикрыла глаза с видом мудрого буддийского монаха, раскрывающего суть жизни ребёнку. – Хоть он и пониже тебя, но в ширину его больше, так что тебе не придётся переживать из-за своих толстых бёдер.
– Что же, – натянуто улыбнулась Евдокия. – Спасибо. А сейчас извините, мне… э-э-э, надо пойти перекинуться парой слов с кошкой.
Евдокия порой думала – интересно, почему незамужним девушкам всегда ставят в вину именно их семейное положение? Ведь можно найти ещё тысячи причин для упрёков. Например, можно спросить, почему это девушка до сих пор не полетела в космос и не изобрела лекарство от рака. А у Евдокии всегда можно поинтересоваться, почему она всё никак не может написать хорошую книгу, хотя с детства живёт литературой и своими фантазиями. А также можно полюбопытствовать, как она при всех особенностях своей личности умудрилась устроиться автором в журнал и, главное – как до сих пор не вылетела с работы.
В общем, если бы Евдокии кто-то сейчас предложил заполнить «Анкеты для друзей», которые были популярны в её детстве, то у неё бы получилось примерно следующее:
«Имя – Евдокия Лаптинская
Родственники, которые вечно лезут не в своё дело – три.
Вторая половинка – нет.
Мысленная вторая половинка – много лет безответно влюблена..
Лучшие друзья – Оля переехала во Францию, Павла нашла работу в Италии, поэтому общение идёт, в основном, по переписке. А Настя вышла замуж, родила близнецов и взяла ипотеку, поэтому встречи с ней стали ещё более редкими, чем с Олей и Павлой.
Количество выходов из дома за последнюю неделю, не считая работы – нет, но сейчас пандемия коронавируса, это уважительная причина.
Перспективы по жизни – пока нет.
Поводы для оптимизма – Бенедикт Камбербэтч существует».
***
Когда Евдокия всё-таки дошла до редакции журнала «Удивительное рядом», на первом этаже была толпа людей, многие из которых – с фотоаппаратами. Она приподнялась на носочки, чтобы понять, что происходит. И тут её сердце ёкнуло – из толпы к ней направился высокий молодой мужчина. Евдокия знала его со школы, но до сих пор не могла привыкнуть к этой красоте, которая каждый раз открывалась её глазам – светло-рыжие волосы, карие глаза, правильные черты лица с трогательными веснушками. Девушки в толпе начали оборачиваться в его сторону.
– Кто это? – шепнула одна из стоящих рядом девушек-фотографов другой. – Кто этот рыжий диснеевский принц?
– Пётр Милашенков, – тихо ответила та. – Ведущий Youtube-канала «Удивительное рядом».
– Да он же просто… голливудский актёр. Муж Барби. Трудно было сказать, слышал ли «диснеевский принц» и «муж Барби» их разговоры. Он направился прямиком к Евдокии и оглядел её с ног до головы.
«О Боже, он тут, совсем рядом».
Вот как, скажите, можно подготовиться к таким случаям? Как быть морально готовой к тому, что человек, в которого ты тайно влюблена, может внезапно столкнуться с тобой в коридоре? И как в этот момент осторожно проверить, не слишком ли топорщатся у тебя кудри, не задрался ли пиджак, на месте ли брови.
– Привет, – сказал Петя своим привычным полушутливым тоном. – Что это с тобой случилось?
Евдокия оглядела пиджак и, спохватившись, принялась отряхиваться.
– Ой, это мука, – робко ответила она. – Я сначала разговаривала с девушкой-пирожным, и беседа прошла очень мило, а потом проходила-мимо-ресторанчика-и-там-повариха-потрясла-фартук-из-окна.
Петя пару секунд моргал, пытаясь понять эту сбивчивую речь.
– Что потрясла?
– Фартук, – выпалила Евдокия.
– Девушка-эклер?
– Нет, повариха.
– Ни дня без беды. Из всех проходящих мимо людей она потрясла его именно над тобой?
– Да.
– Круто. И ты не заметила, что ты вся в муке?
– Я же бежала. Оп-п-паздывала на работу.
– Конечно, ты опаздывала! Пять минут осталось до начала твоей смены. У тебя все волосы белые! Повернись.
Они отошли в сторону подальше от любопытных глаз, и Петя, хмурясь, принялся отряхивать её пиджак. От него притягательно пахло парфюмом и кофе с корицей, а на футболке под пиджаком промелькнуло название неизвестного Евдокии бренда. В этом был весь Петя – умудрялся совмещать увлечение дорогими вещами и модными тусовками с нежной любовью к Моцарту и классической литературе.
Евдокия чуть на шпагат не села, чтобы спрятать от его глаз свои любимые старенькие кроссовки. Но на самом деле Петя, конечно, опекал её не ради неё самой. Дело в том, что на канале журнала «Удивительно рядом» было двое ведущих, и они работали посменно, зачитывая в эфире самые удивительные новости. А новости для них писала та же команда, которая занималась новостями и статьями для сайта и журнала. Точнее, две команды. Одна из них работала на сменной неделе Пети, а другая – на неделе другого ведущего. Вот и считалось, что у каждого из ведущих своя команда. Евдокия была как раз в Петиной.
– Ну всё, пошли, – властно сказал Петя. – Мы повысили твои шансы на то, что охранники пустят тебя на работу.
– Спасибо большое, – произнесла Евдокия. – И-и-извини. А что это там за толпа?
Они благополучно прошли через турникеты, но людей на первом этаже оказалось ещё больше. Все они толпились вокруг стеклянной витрины мини-музея газеты.
– Наши корреспонденты отыскали в Воронежской области старинный артефакт – предположительно, XVIII века. Это подвеска Лесной Девы, воительницы из легенды. Согласно мифам, она жила в лесу и заступалась за людей, которым нужна помощь. Сегодня ночью подвеску привезли в музей нашей газеты, но уже на днях её должны были забрать учёные. А это фотографы разных изданий, историки и просто любители мистики. Приехали посмотреть.
За витриной на бархатной подушечке лежало маленькое кованое украшение в виде цветка. Присмотревшись, Евдокия поняла, что это подснежник.
Удивительно. Сердце почему-то быстро застучало.
– Значит, Лесная Дева действительно существовала? – решилась спросить Евдокия. – Ты веришь в это?
– Кто знает. Я думаю, что многие персонажи мифов могли быть реальны, просто людская фантазия их немного приукрасила. Жаль, что до нас дошло совсем немного мифов о Деве.
– Мое литературное воображение уже вырисовывает её историю, я уже мысленно на второй главе, – робко улыбнулась Евдокия.
Петя, к большому удовольствию Евдокии, хмыкнул. Но, тем не менее, когда он продолжил, голос его был строгим. Евдокия давно заметила – когда он позволял себе немного расслабиться и пошутить с командой, он вскоре мог резко стать серьёзным, чтобы люди, видимо, не расслаблялись. Даже их общее школьное прошлое Петя никогда не вспоминал – словно и не было его.
– Как бы тебя не подвело твое литературное воображение, – произнёс Петя. – Я вчера исправил много ошибок в твоих лонгридах. Первая из них: «Сыр Москвы Сергей Собянин».
– Ой, мама. Это от невнимательности. Видимо, в спешке опечаталась, а «Ворд» исправил.
– «Краснопердонский переулок». Вместо «Красноперекопский».
Евдокия чуть не споткнулась.
– Несколько опечаток наехали друг на друга, – пролепетала она. – Прости, пожалуйста.
– «Мария на фото Кожевникова». Вместо: «На фото – Мария Кожевникова».
– Т-т-торопилась. Извини.
– Слово «собака» было написано с большой буквы.
– Это про бездомного пса, который переводит детей через дорогу на Кубани? Видимо, это Т9, я писала ту заметку с телефона – комп зависал.
– Перепутала братьев Запашных.
– Р-р-р-роковое стечение обстоятельств.
– Ладно, садись на место. Будь внимательнее, не ошибайся больше. Постарайся не попадаться на глаза Наталье…
При упоминании начальницы Натальи Зверевой Евдокия дёрнулась.
– … И спасибо, что пришла не в этом своём перуанском пончо.
– Оно у меня в ящике на случай, если замёрзну, – машинально ответила Евдокия.
Петя и коллеги, услышавшие две последние реплики, рассмеялись. После этого ведущий отошёл в сторону к незнакомому Евдокии мужчине, который выглядел очень серьёзным и строгим, хотя явно был его ровесником. Постаравшись незаметно пройти мимо Пети (а то вдруг она плохо выглядит сбоку), Евдокия поспешила сесть на место.
В её отделе уже все сидели на своих местах и печатали, занятые делом. Издание называлось «Удивительное рядом», поэтому нетрудно догадаться, что оно освещало необычные и удивительные события, занималось расследованиями мистических и загадочных происшествий, изучало мифы и легенды. Но были и другие темы – социально-общественные, про природу и окружающий мир, про научные открытия, криминальные происшествия, а также про шоу-бизнес и природу. Даже детская страничка имелась.
– О, привет, Масло, – громко сказал местный юморист, бильд-редактор Ваня Хохольков.
«Масло» – это была нелюбимая кличка Евдокии, данная ей Ваней за то, что она любила периодически сползти по спинке рабочего кресла, словно растёкшийся кусочек масла. Ну, а что поделать, если рабочая смена – 10 часов без обеда? За это время хочется сменить много поз на кресле – выпрямиться или растечься как масло, сесть на шпагат или встать в берёзку.
– Маслице, что это на тебе надето? – весело продолжил другой юморист – Геннадий Шапошников.
– Рубашка «оверсайз», – кашлянув, ответила Евдокия.
– Знаешь, родная, ты в ней немного похожа на старовера.
Гена и Ваня оба отлично шутили. Но если шутки Вани всё же казались немного недобрыми, то со стороны Гены Евдокия чувствовала расположение. Он почему-то всё время называл её «родная» и вообще проявлял заботу о девушках в коллективе.
Нинель и Инесса Быстровы, сестры-близняшки, выпускающие редакторы, демонстративно захихикали. Тут надо сказать, что Евдокия измеряла свою антипатию к людям количеством отрицательных персонажей, которых срисовывала с них. Так вот, с Инессы было срисовано уже две героини для трёх различных историй.
И вот, как обычно, Евдокия услышала, как близняшки шепчутся в шутливом споре:
– Инесса, как ты думаешь, может, наша Масло пытается следовать за модой?
– Да, конечно, Нинель. И я тут не вижу поводов для шуток. Она действительно следует за модой и даже почти наступает моде на пятки. Я имею в виду моду 80-ых.
– Зачем ты так говоришь, Инесса? – притворно сделала замечание сестре Нинель. – У Евдокии даже есть страницы в соцсетях.
– Надо же, какая она молодец. Идёт в ногу со временем.
Сергей Сморщук, корректор, заинтересованно обернулся и откровенно уставился на Евдокию. Этот сорокалетний мужчина, женатый и с детьми, часто был предметом шуток из-за того, что имел не совсем нормальное в его положении и возрасте увлечение юными девушками. Его поведение часто выходило за рамки приличий, но руководство его никогда не останавливало, потому что он хорошо работал. Единственными девушками, кого он никогда не беспокоил, были близняшки Нинель и Инесса, что не удивительно – иначе бы ему тут же пришлось попрощаться с работой и жизнью.
Евдокия приступила к работе. Прошли час, два, но она всё ещё была напряжена. Вспотела, но ей было неловко встать на глазах у всех и открыть окно. Казалось, Инесса обязательно придумает смешную или уничижительную историю даже про такую мелочь.
«Боже, помоги нам, слишком застенчивым людям и социфобам».
Анатолий Мрачноватых, медлительный монтажёр с вечно печальным лицом и большими очками, взглянул на лицо Евдокии и вздохнул. Он придвинулся поближе к Иннокентию Кошкину – их странноватому коллеге из тех, которые есть в любом коллективе. Сейчас Кеша что-то лазил у себя под столом и что-то бормотал себе под нос.
– Что ты там делаешь? – с подозрением спросил Петя.
– Ищу, куда спрятать степлер.
– Степлер?
– Степлер! – сердито пробухтел Кошкин. – Он стоит на самом видном месте на моём рабочем столе и раздражает меня. Не могу сосредоточиться.
Хлоп! Евдокия дёрнулась, но это оказался всего лишь бильд-редактор Витечка, стукнувший кулаком по столу во время конфликта с плохо работающей мышкой. Он вообще человек эмоций, часто кричал на всех, в том числе с нецензурными выражениями.
Эх, а в детстве было проще – сядешь на заднюю парту подальше от своих недругов, и общаться не нужно. А во взрослой жизни уже так не сделаешь.
– Дось, займись статьей про пропавшую в Воронеже бабку, – повелительно обратился к Евдокии редактор Антон Тихий.
Он всегда считал себя её руководителем, хотя пришёл на эту работу на два года позднее её и занимал такую же должность.
– Ага.
Евдокия попыталась не раздражаться – мысленно с интонацией персонажа одной из своих сказок, чудаковатого мудреца по прозвищу Белая Борода, убеждала себя, что на людей злиться не надо.
– Старушка исчезла прямо посреди дороги, – продолжил Антон. – Довольно интересно. Есть небольшая заметка в воронежском СМИ, и наши корреспонденты уже работают на месте. Опрашивают соседей и знакомых.
«Исчезла посреди дороги?». Евдокию вдруг передёрнуло, и она выронила мышь.
– Можно потише стучать мышью? – воскликнул Витечка, словно не он только что делал то же самое. – Я тут пытаюсь работать! Гена, ты тоже мешаешь мне!
– Я мешаю? Чем? – бодро спросил Геннадий.
– Тем, что ты на меня уставился! Отвернись!
Но тут все коллеги резко замолчали – стеклянная дверь на этаже открылась, и в опенспейсе торжественно появилась она – молодая женщина с короткими тёмными волосами и в прямоугольных очках, тащившая за собой по пятам огромный чемодан. В руках у неё сидела маленькая такса по кличке Плакса, каблуки звонко стучали, а взгляд незнакомки не предвещал ничего хорошего.
В редакции раздался дружный вздох. А потом Инесса и Нинель Быстровы, Сергей Сморщук, Гена Шапошников, Ваня Хохольков и даже Витечка – все притихли при виде главного редактора «Удивительное рядом» Натальи Зверевой.
– Ну что, – возвестила она под стук лихорадочно печатающих на клавиатурах сотрудников, по уши заваленных работой. – Я вижу, что вы опять ни черта не работаете.
Петя, который с пачкой бумаг и с кофе в руках шёл к студии, остановился.
– Они работают, – спокойно сказал он. – Все заняты.
– Заметки про избитую модель на сайте не вижу, – заявила Наталья, хотя ещё не включила компьютер. – А не успели выкатить на сайт – не успеете и в журнал!
– Избитая модель есть, – сказал Петя.
– Поезд, который сбил корову, которая отлетела в лес и вырубила там мужчину?
– Корова есть.
– Привидение в доме священника?
– Привидение есть.
– Не пытайтесь меня обмануть! – Наталья явно была сегодня не в духе. Она выудила из кармашка на сумке большой картонный стаканчик с надписью «Утренний кофе» и бросила его в мусорное ведро. – Когда я шла к лифтам, привидение ещё не стояло.
– Мы не обманываем тебя, – спокойно возразил Петя. – Привидение поставили на сайт ещё несколько минут назад. А для журнала и канала уже пишут.
– Значит, долго ставили! Оно уже разошёлся по всем другим СМИ, даже в «Серьёзные новости столицы» попало! – Наталья начала запихивать чемодан под свой рабочий стол. – Что вы на меня смотрите? Поссорилась с мужем, решила от него съехать, что тут такого? И уберите, пожалуйста, чьи-то кроссовки из-под стола. Нехорошо, что ваши вещи занимают так много места. Под столом должно быть свободное пространство, чтобы все могли вытянуть ноги. У меня больные ступни, между прочим.
С этими словами она задвинула чемодан под рабочий стол, и все сотрудники, сидящие напротив неё, была вынуждены убрать оттуда ноги. Они замерли в странных позах, словно только что играли в «Море волнуется раз». Мудрец Белая Борода покачал головой. Наталья плюхнулась на своё рабочее кресло так громко, что резиновая «свинья позора», поставленная ею на рабочий стол несчастного Кошкина ещё в прошлый раз, с грустным звуком упала на пол. Кошкин разумно предпочёл остаться под столом.
Евдокия воспользовалась этой возможностью, чтобы, пока никто на неё и её рубашку никто не смотрит, подлить себе горячей воды в термос. Ей пришлось согнуться под столами по пути к чайнику, чтобы не привлекать внимание Натальи: в прошлый раз, когда Евдокии вздумалось сходить за чаем, Наталья громко крикнула, что «никто не работает, все только гуляют по отделам». Поэтому у Евдокии теперь был термос, а не кружка.
Иногда создавалось ощущение, что Наталья с её необычным видением мира, где всё происходит почему-то не так, как видят остальные, пребывает где-то в параллельной вселенной. В общем, «Анкета для друзей» Натальи выглядела бы так:
«Должность: главный редактор.
Обязанности: никто не знает. Вроде как кричать на людей, каждый раз раздувая из мухи слона.
Хобби: кричать на людей, каждый раз раздувая из мухи слона».
Когда Евдокия вернулась на место с чаем, работа уже вошла в привычный ритм. Кошкин вернулся за стол, а Наталья прекратила ругаться с бильд-редакторами, которые «слишком громко дышали», отвлекая её от работы. Петя сел за закреплённый за ним компьютер и печатал со скоростью света, его нос был слегка розоватым. Наверное, он сам не замечал, что когда он сосредоточен, то часто начинает задумчиво тереть переносицу.
«Свинья позора» все ещё лежала на полу.
«Это наш шанс», – подумала Евдокия и тихонько пнула ни в чём не повинное резиновое животное подальше от их отдела. Свинья пролетела несколько метров, остановилась у стола кого-то из корреспондентов и каким-то образом снова умудрилась встать на две ножки. Держа руки в боки, она смотрела как раз на Евдокию.
«Ну и чего ты добилась?» – словно спрашивала свинья.
«Прости», – мысленно развела руками Евдокия. – «Но пока что я могу только это».
– О, какая прелесть, – свинью заметила корреспондент из отдела культуры Анна Терентьева и подобрала игрушку. – Будешь мне помогать с вдохновением.
Евдокия уселась за стол и заметила, что такса Плакса всё это время на неё смотрела. Собака и Евдокия уставились друг на друга, не моргая. Потом Плакса отвернула мордочку в сторону, словно говоря: «Ну, допустим, я ничего не видела».
Наконец-то можно было в тишине заняться историей бабушки, пропавшей в Воронеже. Евдокия прошла по ссылке новости в местном издании и уставилась на монитор.
«Инцидент произошел накануне. Валентина Анисимова пропала среди ночи из дома престарелых в районе деревни под Москво, – прочитала Евдокия и вздрогнула, так как имя было знакомо. – Предположительно, она вышла подышать свежим воздухом, но заблудилась. Как было установлено благодаря записям с камер видеонаблюдения, старушка стучалась в двери нескольких домов, но ей никто не открыл. По данным источника, некоторые местные жители слышали стук, но не стали открывать бедно одетой бабушке. Валентина Анисимова воткнула букет собранных по дороге колокольчиков в ручку последней двери и двинулась в сторону деревенского магазина. Однако после этого её никто не видел. Камера видеонаблюдения засняла, как она шагнула в туман и исчезла. Пока неизвестно, что могло произойти с бабушкой. Полицейские, спасатели и волонтёры ведут поиски пожилой женщины».
«Исчезла посреди дороги, – мысленно повторила Евдокия. – Как это возможно?».
Она хорошо представила колокольчики, оставшиеся на ручки двери. Как удивительно добры и удивительно жестоки бывают люди. А самое пугающая – она сама не была уверена в том, что открыла бы дверь.
Евдокия потрогала наудачу свой рабочий талисман – маленькую фарфоровую куколку, подаренную любимой преподавательницей из университета, – открыла присланные корреспондентами видео и начала писать. Она не заметила, что ветерок из приоткрытого окна играет с флаером книжного магазина «Под звёздами», лежащим у неё на столе.
***
«О, нет».
С фотографий на неё смотрела старушка с печальными добрыми глазами и белоснежными волосами. Валентина Анисимова оказалась той самой известной в прошлом детской писательницей, про которую сейчас мало кто помнил, но Евдокия любила её книги в детстве. Ещё при первом прочтении новостей об этом происшествии у Евдокии промелькнула такая мысль – не писательница ли бабушка, – но она почему-то подумала, что её Валентину Анисимовну не могли оставить в доме престарелых. А теперь получается, что…
«О, нет, нет, нет».
«Весёлый енот и его друзья», «Космические приключения» – она взахлёб читала эти книги под одеялом с настольной лампой. А в её собственном блокноте ещё только зарождались очертания Белой Бороды и других героев.
И теперь, пока Белая Борода стоял за её плечом, Евдокия слушала рассказ местного жителя о пропаже кумира её детства. За другом плечом, надо сказать, периодически стоял реальный человек – корректор Ирина Неупокоева, – и держала руку на пульсе по поводу запятых. И цены бы ей за это не было, если бы каждое обсуждение синтаксиса действительно было бы обсуждением, а не началось бы как поединок на мечах в самый неподходящий для этого момент. Но это уже совсем другая история.
– Она уже давно не появлялась в своём доме, – сказал на видео сосед Валентины Андреевны, показывая на деревянный домик с синими резными рамами. – В последнее время была в «Грустном доме».
– «Грустный дом»? – спросил корреспондент.
– Это мы, старики, так приют называем.
Корреспондент встал на носочки, заглядывая в окно дома Валентины Анисимовой. Дедуля при виде этого вздрогнул. Евдокии стало так неловко, будто это она совала нос в окно. У неё вообще часто такое было, что когда она прослушивала присланные продюсерами аудиокомментарии, в которых спикеры кричали или ругались, Евдокия смущалась так, словно сама разговаривала с ними.
– Раньше Валентина Анисимова уже выходила из дома?
– Насколько я знаю, нет, милок.
– Вы не знаете, куда она могла пойти?
– Не знаю… Да куда-уж пойдёшь в одной ночнушке? Авось, много куда и не сходишь.
– Значит, в момент пропажи она была в одной ночнушке?
– Да, так говорят.
– И вы не знаете, куда она могла пойти?
– Говорю же, нет.
Белая Борода утешительно погладил Евдокию по плечу.
«В одной ночнушке», – записала она.
– А домой она не приходила?
– Думаю, нет, вы же видите, что дверь-то авось заколочена.
– Местные жители её не видели?
– Авось, нет. Только на тех улицах была, что рядом с «Грустным домом». Там и цветы оставляла в дверях людей.
Корреспондент задумался. Евдокия тоже.
– А родственники у неё были? – наконец, спросил журналист.
– Да какие же у неё родственники, милок? Раз она оказалась в «Грустном доме».
Корреспондент, слегка оттолкнув дедулю, снова заглянул в окно. Но… стоп. Евдокия остановила видео и увеличила кадр, с гулко бьющимся сердцем вглядываясь в окно. Там виднелась стена дома с иконами, старинными фотографиями и копиями старых книг. Но было среди них ещё кое-что, на что Евдокия не могла не обратить внимания – в свете последних событий. Это был, казалось бы, обычный на первый взгляд рисунок. Она сфотографировала на телефон прямо с экрана. И быстро отложила телефон в сторону, торопясь закончить текст.
За её спиной кто-то встал, но Евдокия в спешке не обратила на это никакого внимания. Пока корректор Муза Малинина, кашлянув, вдруг не сказала тихо:
– «Подруга».
«Подруга» – это основное прозвище Натальи Зверевой, данное ей коллегами для того, чтобы можно было спокойно обсуждать её. И, конечно, теперь «Подруга» стояла за спиной Евдокии, внимательно наблюдая за тем, что она делает. У Евдокии от напряжения вспотела спина, а окружающие стали бросать на неё сочувственные взгляды.
«Если не обращать на это внимание, оно исчезнет, – отчаянно подумала Евдокия. – Исчезнет…».
– Экран твоего телефона включен – значит, ты не работаешь! – победоносно объявила Наталья. – Ты сидишь в соцсетях!
– Нет, я работаю, – пискнула Евдокия и от волнения сжала в руке флаер книжного магазина. – Материал как раз пишу.
– Она действительно оканчивает, – встрял Гена и взлохматил свои волосы.
Он всё время лохматил себе волосы, когда волновался. А лохматились они хорошо – тёмные, длинные – почти до плеч.
– Заканчивает, – подняла палец Ирина Неупокоева. – Оканчивать можно только учебные заведения.
– Не пытайтесь меня обмануть! Вы постоянно пытаетесь меня обмануть, – заявила Наталья.
– Но я не заходила в соцсети, я работала.
– Петя, ты слышал? Она со мной ещё спорит. Я буду штрафовать вас за пользование соцсетями…
– «Использование», – на всякий случай исправила Ирина.
– Сядьте! Уже сил нет это терпеть. Начните, все, наконец, работать! Берите пример с соседней смены или с Инессы и Нинель.
Близняшки обе приосанились, хотя тоже не выносили «Подругу». Говорят, до того, как Евдокия устроилась на эту работу, «Подруга» не слезала с Инессы, а потом, очевидно, решила переключиться на более подходящую и слабую рыбёшку, запутавшуюся в глубокой тине.
– Но я не сидела в соцсетях, – произнесла Евдокия, надеясь, что её голос не слишком дрожит. – Это легко проверить – на всех моих страницах написано, что я заходила в последний раз ночью.
Наталья резко замолчала, словно кто-то остановил время, как в «Зачарованных» (жаль, что это нельзя сделать на самом деле). Но её лицо всё ещё осталось перекошенным от ярости, брови подняты, взгляд безумный – как у кошки Евдокии перед нападением на ногу хозяйки под одеялом. Ирина Неупокоева быстренько села обратно на место.
Евдокия мужественно попыталась закончить предложение, но у неё это не получилось. Сложно работать, когда кто-то стоит у тебя над душой. Руки начали слегка дрожать, и вместо: «Полиция проводит проверку» получилось «Полция проводит провреку».
«Подруга» вслух прочитала это. Ирина Неупокоева сглотнула.
– Десять опечаток, Петя, десять! – завизжала Наталья. – И ты держишь таких людей на работе. И знаешь что, мое терпение не бесконечно. А вы куда смотрите, Ирина? Я всегда знала, что в издании «Удивительное рядом» пишут идиоты, но это уже переходит всякие границы.
Она резко замолчала, втянув в себя воздух. Посмотрела на Евдокию так, как будто хотела ударить. Но потом неожиданно произнесла уже более спокойным тоном:
– И да, не забудьте пройти опрос от отдела кадров по поводу работы в издании. Плохо – это не то, что у вас нет мозгов, но и то, что вам абсолютно всё равно на эту работу.
«Подруга» ушла, грохоча каблуками так громко, что Витечка чуть не упал со стула. Коллеги проводили её взглядами – кто-то закатил глаза, кто-то печально вздохнул. Гена и Ваня нагнулись друг к другу, обмениваясь, несомненно, лучшими новыми шутками про «Подругу». Хотелось бы их услышать, но сейчас было не то настроение – Евдокия выдохнула, пытаясь успокоиться.
Ситуация на работе уже была такова, что хотелось оборачиваться к воображаемому оператору, как в сериале «Офис», и качать головой.
***
Опрос по поводу работы в издании
Ваше имя: Ирина Неупокоева
Должность: корректор
Вопрос № 58: Уровень Вашего удовлетворения работой в издании от 1 до 10?
Ответ: 1
Вопрос № 59: Уровень Вашего удовлетворения коллективом от 1 до 10?
Ответ: 1
Вопрос № 60: Ваши пожелания?
Ответ: Вы знаете, я не поняла, почему вы ставите двоеточие после каждого номера вопроса и вопросительный знак на конце каждого вопроса. Буду рада получить разъяснения. Спасибо!
***
Ваше имя: Валерий Вяземский
Вопрос № 60: Ваши пожелания?
Ответ: Сократить должность главного редактора, а на его рабочее место поставить горшок с пальмой.
Евдокия смогла спикировать на первый этаж, к подвеске, только после работы – за весь рабочий день у неё не было и десяти свободных минут. К счастью, бегать было удобно – она же не надела те жуткие белые туфли дизайна 90-х, которые ей недавно всучила на день рождения тётя Таша. Даже Глаша тогда сказала:
– Таша, это же туфли из 90-х, у тебя на свадьбе такие были.
– Ну и что? Те старые, а это новые, – ответила Таша.
На первом этаже Евдокия попыталась сквозь толпу пробраться к витрине с подвеской. Она осталась верна своей неуклюжести и по пути случайно стукнула незнакомого рыжего парня прямо в интимное место – не надо было ей так сильно размахивать руками.
– Ой, извините, – выпалила Евдокия.
– Ничего, – усмехнулся он. – Можно ещё.
Она моргнула, но он за это время успел исчезнуть среди людей. На его месте оказался Петя в обществе нескольких коллег и того незнакомого высокого шатена в чёрном костюме, с которым Евдокия уже видела Петю. Это странно, но незнакомец выделялся среди остальных, и Евдокия даже не могла объяснять, чем именно. Наверное, дело в проницательном, умном взгляде, с оттенком какой-то печали. Нос сильно выделялся, хотя явно был не восточным. В целом его внешность трудно было назвать красивой, но и «некрасивая» – это тоже не то слово.
Просто она… необычная?
– Все знакомьтесь, – начал Петя. – Это мой старый друг, Марк Снежин. Он учёный и приехал посмотреть на подвеску.
– Ну, конечно, на подвеску, – встрял Ваня. – Что ещё у нас тут можно увидеть?
– Спасибо, Ваня, – очаровательно усмехнулся Петя. – Марк будет изучать подвеску, принимать участие в съёмках о ней и может консультировать вас по поводу текстов, а потом заберёт её в музей. Не обижайте его. И прекрати на него так жадно смотреть, Сергей.
Раздались смешки, а Сергей Сморщук с досадой фыркнул, отвернулся и не забыл глянуть на ножки стоящей неподалёку девушки.
– Добро пожаловать в нашу редакцию! – весело сказал Гена Марку. – А ты правда учёный? Скажи что-нибудь по-учёновски. Знаешь латинский?
Ваня, Петя, Муза, Валера и Евдокия засмеялись, но Марк Снежин уставился на Гену, словно увидел сумасшедшего.
– Да, я действительно человек из мира науки, – наконец, сдержанно отозвался он.
– Может, тусанём вместе? – Гена хлопнул Марка по плечу.
Тот слегка дёрнулся с таким видом, как будто в него кинули птичьими экскрементами. А потом осторожно отодвинулся от Гены.
– Благодарю, – прохладно произнёс Марк. – Но меня интересует, в первую очередь, подвеска. Пётр, можно тебя на пару слов?
Коллеги переглянулись под впечатлением от его холодного тона. А Евдокия решила пробираться дальше к подвеске. Но кто же знал, что ей и Снежину придёт в голову одновременно сделать шаг в одну и ту же сторону.
– Ой, простите, – выпалила Евдокия.
Снежин быстро протянул руки, словно боялся, что она упадёт. Они уставились друг на друга – она, покрасневшая и смущённая, он – серьёзный и холодный. Но Евдокию снова удивили его глаза – синие, с какой-то спрятанной в них тревогой и мягкостью, они совсем ему не подходили. Она удивлённо моргнула, а Снежин быстро отпустил её с таким видом, словно случайно схватился голыми руками за раскалённую сковородку.
– Простите, – снова сказала она.
– Ничего, – холодно отозвался он и взглянул на неё без всякого интереса. – Ничего страшного, что вы не стоите на ногах. У вас же сидячая работа.
Снежин отошёл к Пете. Некоторые стали переглядываться. Нинель и Инесса оценивающе уставились на Марка, а потом демонстративно подошли и присоединились к их с Петей разговору. Евдокия немного полюбовалась улыбкой Пети и заметила, что Инесса бросила на неё ехидный взгляд, а потом быстро начала что-то рассказывать сестре, Пете и Марку. Остальные трое бросили взгляды на рубашку Евдокии.
«Отлично, Марк Снежин появился здесь всего несколько минут назад, но она уже выставляет меня перед ним клоунессой, – мрачно подумала Евдокия. – Я вообще считаю, что это очень некрасиво – поднимать свою популярность у мужчин за счёт какой-нибудь несчастной вроде меня».
Она подумала, что даже если у человека куча комплексов, и уровень самооценки настолько низкий, что его нужно рассматривать с лупой, он всё равно достоин счастья и может его построить. Хотя действительно очень жаль, что её вторая половинка не может проявиться у неё прямо в шкафу.
Когда Евдокия уже продвигалась к витрине, она заметила взгляд Пети, показавшийся ей странным. Ведущий словно хотел в чём-то признаться ей, но не решился. Но это продлилось всего мгновение, и Петя, мягко улыбнувшись, отвернулся.
Подвеска лежала на чёрной бархатной подушечке. Вроде бы в ней не было ничего необычного, но она казалась предметом, который словно попал сюда из другого мира. Евдокия стала представлять, как к ней прикасались руки мастера и как затем женские пальцы нежно играли с ней на ладони. Могла ли действительно существовать Лесная Дева? Могла ли быть с ней связана какая-то мистика? Евдокии хотелось верить в мифы, легенды, старинные предания, нашептанные бабушками любимым внучкам у печи под стрекот цикад за окном.
– Смотри-ка, – сказал Валера, – а витрина-то не закрыта.
Он открыл стеклянную дверцу, протянул руку и осторожно потрогал подснежник.
– Ой, Валер, – заволновалась Муза. – Осторожнее, увидят.
– Всё нормально, я знал, что нет сигнализации. Между прочим, «Подруга» ещё уже трогала. Даже специально приезжала сегодня утром на работу в чёрных очках.
Евдокия и Муза медленно переглянулись.
– Как это? – спросила Евдокия.
– Вы же помните, что моя смена на этой неделе с шести утра? Так вот, кофейный автомат у нас на этаже был сломан. Я спустился вниз в свободную минутку, к этому. Смотрю – в редакцию входит «Подруга» в чёрных очках, с пучком. Выглядела так, как будто не хотела, чтобы её узнали.
– А ты что? – спросила Муза.
– А я спрятался за пальмой. Не хотелось мне слушать её крики: «Почему ты спустился за кофе среди рабочего дня? Почему ты пошёл в туалет? Как ты смеешь дышать?». И я увидел, как она быстро прошла к витрине, открыла дверцу в красных перчатках, прикоснулась к подвеске. И…
Евдокия и Муза замерли, глядя на него.
– И что? – нетерпеливо переспросила Евдокия.
– И ничего. Быстро одёрнула руку, словно обожглась, закрыла дверцу и пошла обратно. Как ни странно, на выход из редакции. Через несколько часов она пришла на работу к своему рабочему времени. Но уже была без перчаток, очков, в другой одежде, без пучка и с таксой Ваксой.
– Плаксой, – машинально поправила Евдокия.
– Как странно, – отметила Муза.
– А знаете, что ещё странно? – сказала Евдокия и потянулась к мобильному телефону. – Пропавшая детская писательница Валентина Анисимова тоже интересовалась подвеской. По крайней мере, дома у неё на стене висел рисунок. Очень похоже на этот подснежник. Правда, изображение схематичное.
Евдокия открыла фотографию с рисунком. Она волновалась. Для верности схватила из сумки салфетку и, глядя на подвеску, попыталась изобразить её в нескольких линиях и кружочках. Потом сравнила с рисунком на фото и вздрогнула.
– Одно и то же! – воскликнула Муза. – Ребята, мне как-то страшно стало. Пойдёмте отсюда.
Пришлось уйти. Но Евдокия уже не могла об этом не думать. После работы она снова подошла посмотреть на подвеску. Подснежник лежал на подушечке, как ни в чём не бывало, а стеклянная дверца на этот раз была закрыта. Евдокия сделала несколько фото подснежника, но потом ей показалось, что кто-то за ней наблюдает.
Погруженная в свои мысли, она зашла в буфет за кофе. После оплаты сказала девушке-продавцу: «Спасибо» и пошла к выходу, забыв про напиток.
– Стойте! – окликнула её продавец. – Кофе забыли!
***
Дневник души. Часть 1
Яркий свет бил в глаза, справа пролетело что-то белое. Через несколько мгновений, когда глаза привыкли к свету, стало понятно, что это чайка. Наш герой (или героиня, я сама не знаю) пару секунд удивлённо смотрел на птицу, а потом обратил внимание на облака вокруг и город – под ногами.
Стоп. Что? Что происходит? Он отчаянно замахал руками и ногами и ощутил, что начинает быстро падать. Да что же это такое? Сообразив, что может погибнуть, он перестал двигаться, и приземление замедлилось. Каким-то чудом ему удалось плавно приземлиться на твёрдую почву. И тут он запоздало понял, что не видит ни своих рук, ни ног. Он вообще не видел своего тела – только бледные очертания, похожие на туман.
Поражённый, он пытался потрогать свою голову и плечи. Ему показалось, что он чувствует свои руки, но он не мог ими ни к чему прикоснуться. Не мог пощупать мягкую мокрую траву. И совсем не ощущал дождя, который лил так, словно стыдливо пытался смыть человеческие прегрешения.
Раздался смех. Он поднял голову и увидел незнакомого человека на крыше расположенного рядом фотоателье. Молодой рыжеволосый мужчина в джинсах, с раскрашенном под клоуна лицом и причудливом малиновом пиджаке спокойно сидел на крыше и смотрел прямо на него. Наш герой быстро оглянулся. Увидел несколько прохожих – старичка с собакой, мать с коляской, но никто из них его не замечал. Дедуля прошёл прямо сквозь него, и только собака внимательно посмотрела и тявкнула – словно с сочувствием. И тогда он снова поднял глаза на рыжего незнакомца. Может, тот смотрел на самом деле не на него? Он обернулся, но за своей спиной ничего не увидел, кроме забора детского сада, за которым сейчас не было детей.
– Кто ты? – спросил он.
Точнее, должен был спросить. И чувствовал, как шевелит губами, но слов своих не услышал. «Кто ты, кто ты, кто ты, ты слышишь меня, видишь меня?» – безмолвно кричал он.
– Я тебя слышу и вижу, – последовал спокойный ответ.
Он окончательно перестал понимать происходящее. Его словно выдернули с важного места, которое он занимал, и поместили сюда. Или он вовсе перестал существовать?
– Поздравляю, ты умер. Или умерла, – ответил рыжий парень таким будничным тоном, словно просил на рынке у продавца взвесить ему ещё картошки. – Прости, не могу определить твой пол. Видишь ли, я вижу только силуэт.
Смерть? Этого не может быть.
– Силуэт?! А голос? Как ты слышишь мой голос? – спросил он.
Рыжий поморщился.
– Я не слышу его. Он словно звучит в моей голове. Формально это мой голос – тот самый внутренний голос, которым я читаю книги или что-то обдумываю.
– Но почему-то его слышишь?! Что происходит?!
– Слушай, не приставай ко мне с вопросами, душа. Это ты умер или умерла, а не я. Мне недосуг тут сидеть и болтать с привидениями.
Мир словно закружился вокруг него, и ему казалось, что он падает в пропасть. И только насмешливое лицо рыжего нависало над ним. Смерть, вот и она. Как это странно и неожиданно…
С другой стороны, он всё ещё здесь. Он ещё не ушёл? Или уходит. Ему дадут время попрощаться с важными людьми?
У него ведь есть важные люди?..
Так, нет смысла паниковать. Он всё ещё здесь. Он всё ещё здесь – значит, зачем-то это нужно. Надо что-то делать. Попытаться себя спасти. И спасти… кого-то ещё? Он нахмурился, пытаясь вспомнить. Жуткое ощущение того, что его резко выдернули откуда-то, где осталось нечто очень важное, не покидало. Ему нужно было туда. В этом был смысл его жизни. Ему нужно было кого-то спасти!
Он внимательно посмотрел на рыжего, который уже потерял к нему всякий интерес. Рыжий ковырялся в странном приборе, похожем на пульт или на старую модель телефона. Он направлял прибор в разные стороны, как будто что-то искал.
– Кто я? – спросил он у рыжего. – Как мне вернуться?
Рыжий закатил глаза.
– Наверное, об этом спрашивают все привидения. Но, приятель или прекрасная леди, – я думаю, вернуться невозможно.
– Но я всё ещё здесь.
– В каком-то смысле да.
– И что мне теперь делать?
Рыжий вздохнул.
– Слушай, я не проводник для душ. Тебе надо прочитать какую-нибудь книгу вроде «Что делать, если вы стали привидением». Наверняка такая есть. Наверняка она есть в книжном магазине «Под звёздами», там полно всякой ерунды.
Он почти не обратил внимания на этот странный монолог, в котором не нашёл для себя ценной информации.
– Мне нужно кого-то спасти, – твёрдо произнёс он.
Равнодушный собеседник наконец-то перевёл взгляд на него.
– Ты кого-то спасал? Или спасала? Скажи уже свой пол, наконец.
Он помедлил с ответом. Потому что когда осознаёшь страшные для себя вещи, их порой не хочется даже озвучивать – кажется, что они тогда точно укрепятся в реальности, а не окажутся просто кошмарным сном. Голова болела, и что-то важное, что он точно знал, но не мог вспомнить, ускользало от него. Странное чувство – ты знаешь, что ты что-то знаешь, но не можешь это вспомнить.
– Я не знаю, – наконец, сказал он. – Абсолютно не представляю.
Пару секунд рыжий молча смотрел на него. Потом он убрал прибор в вызывающе фиолетовый рюкзак, подправил свой не менее кричащий пиджак и весьма эффектно приземлился рядом с ним. Это был не прыжок и не падение – рыжий словно пролетел по небу. Так, будто он делал это всегда! Будто это было абсолютно нормально для него.
Душа окончательно перестала что-либо понимать.
– Как это – не представляешь? – спросил рыжий. – Не знаешь, джентльмен ты или леди? Старик или старушка? Мальчик или девочка?
– Не знаю. Ты тоже умер?
– Нет! Вот ещё!
– А почему ты меня видишь? И… умеешь летать?
Рыжий внимательно посмотрел на силуэт своего собеседника.
– Хм, а ты довольно необычен для обычного человека… Интересно. В общем, я волшебник. Да-да, мы живём среди вас, обычных людей. Меня зовут Май Паустовский. А теперь объясни – кто ты и как ты умер?
Душа медленно выдохнула и вдохнула, хотя и не ощущала своего дыхания. Наверное, так она успокаивалась в той… прежней жизни.
– Говорю же – не знаю. Я не знаю своё имя. Не знаю, кто я. Не помню свою жизнь. И не помню, как умер.
– Ты не помнишь свою смерть?
Душа начала злиться:
– Ты так и будешь повторять за мной последние слова?
Рыжий откинул волосы с лица и усмехнулся.
– Хо-хо-хо, полегче, привидение. Я спрашиваю, потому что обычно привидения, в общем-то, выглядят более четко. Как выглядели в жизни, понимаешь? Их голоса хорошо слышны. И они помнят себя и свою смерть.
– То есть, со мной что-то произошло?
– Похоже, – Май Паустовский стал обходить силуэт со всех сторон. – Вот чума. Наверное, ты был убит. Или проклят. Скажи, ты совсем не представляешь, какого ты пола?
– Нет.
– И возраста? Спрашиваю в надежде, что ты хотя бы юная дома. И что тебе есть 18. Не хочу, чтобы люди обо мне подумали не то, даже несмотря на то, что ты привидение.
Этот пустослов явно не собирался помогать. А ведь каждое мгновение в такой ситуации наверняка бесценно. Душа решительно отвернулась и пошла в сторону продуктового магазина.
– Эй, ты куда? – возмутился Май. – За хлебом привидения не ходят!
Паустовский засеменил следом. Он необычно двигался – как-то слишком картинно. Новый знакомый напомнил Душе артиста, который всегда чувствовал себя словно на сцене и обожал быть в центре внимания. Хм… интересно, видела ли Душа в своей жизни артистов?
– Ладно-ладно, подожди, – заявил Май. – Так и быть, я могу украсить своей компанией твои поиски э-э-э… себя. Твоё счастье, что ты необычное привидение, а я волшебник, энтузиаст и гедонист, которому сейчас абсолютно нечего делать.
Душа без всякого энтузиазма посмотрела на этого гедониста. Май Паустовский улыбнулся во всё лицо и протянул Душе руку, но та не ответила на улыбку. Интуиция подсказывала, что доверять этому типу – нельзя. Он наверняка хотел просто поразвлечься или искал для себя выгоду из этой ситуации.
Но тем не менее, другого помощника у Души сейчас не было. Она протянула свою руку в ответ, и наверняка рука сейчас слегка дрожала.
– Никогда ещё не пожимал руку привидению, – заявил самопровозглашенный волшебник. – Странное ощущение. Ну так что, ты совсем ничего не помнишь о своей жизни?
Душа остановилась и стала смотреть на дуб с зелёными листьями, от которого доносилось птичье чириканье. Как странно, что жизнь вокруг продолжается, когда ты умер.
– Я кое-что помню, – проговорила она. – Это имя.
– Твоё?
Она задумалась.
– Нет… думаю, нет. Точно нет. Точно не моё. Но оно для меня очень важно.
– Важно в хорошем смысле или в плохом?
Она снова прислушалась к своим ощущениям.
– Не знаю.
– Так что за имя?
Она подошла к дубу и прикоснулась к коре. Под её прозрачной, почти неосязаемой ладонью был виден муравей, который смешил по дереву по своим делам. Это дерево ей напомнило о чём-то, но она, конечно, не вспомнила, о чём.
– Имя «Якоб», – спокойно произнесла она, не глядя на Мая.
Почему-то ей не хотелось говорить это имя своему новому знакомому. Это было что-то слишком личное.
– Дорогое привидение, так ведь это может быть кто угодно, – Май картинно развёл руки. – Имя твоего любимого человека, если ты дама. Имя твоего сына. Любимого актёра. Или даже твоего убийцы.
– Ты поможешь его найти? – спросила она.
Май уставился на него:
– Эта фраза для тебя что, недостаточно зловеще прозвучала? «Или даже твоего убийцы»!
– Мне нужно.
– Ты не думаешь, что в твоей жизни могло произойти что-то страшное? Может, это и хорошо, ты ничего не помнишь?
– Нет. Мне это необходимо, – уверенно сказала она.
Май Паустовский некоторое время смотрел на Душу, и трудно было понять, о чём он думает.
– Хм. Ясно. Ну что же, тогда пошли. У меня появилась идея.
– Какая? Будешь помогать мне с помощью магии?
Наверное, в жизни для Души это прозвучало бы дико. Но сейчас были не те обстоятельства, чтобы удивляться чудесам окружающего мира, когда твоя жизнь просто взяла и перевернулась с ног на голову. Когда её у тебя отняли.
Волшебник снова усмехнулся.
– Ну, не обязательно с помощью магии, – заявил он. – Знаешь, у нас есть ещё секретные оружия. Например, Интернет.
Глава 2. Праздник редакции
Даже если со мной что-то случится,
всё равно произойдут две вещи:
1) на работе спросят, точно ли я не приеду на смену;
2) мой папа спросит, какая у него электронная почта.
(одна ночная мысль Евдокии)
– Евдокия, убери слово «поведал» из заголовка, – сухо сказал Петя. – В МЧС не могут «поведать» о погоде.
– Хорошо, – робко ответила она. – Извини.
Петя подошёл к Гене и шлёпнул на его рабочий стол стоку бумаг.
– Гена, убери из своей новости про группу BTS сноски на корейском. Я не знаю этот язык.
В течение этих дней с Евдокией на работе не происходило ничего особо примечательного. Новостей по поводу исчезновения Валентины Анисимовой не было, а регулярные пробежки на первый этаж к подвеске ничего не дали. Евдокия подписалась на группу дома престарелых в соцсети, но там пока вышел лишь один пост о поисках бабушки:
«Друзья, спасибо, что читаете нас и беспокоитесь за Валентину Андреевну! У нас пока нет новой информации. Поиски активно ведутся. Вещи в её комнате почему-то были разбросаны – так, как будто кто-то специально швырял их в разные стороны. Но, по словам соседок, ничего не пропало. Нам очень жаль, но мы делаем всё, чтобы ей найти».
На работе жизнь шла своим чередом. «Подруга» орала как обезьяна-ревун из Коста-Рики. Сергей Сморщук от безысходности приставал ко всем просто проходящим мимо девушкам. Анатолий Мрачноватых мрачно вздыхал. Иннокентий Кошкин снова лазил под столом и задел какой-то провод у компьютера Евдокии, в результате чего её монитор отключился.
У неё вышел весьма интересный диалог с отделом техподдержки:
– Здравствуйте! Техподдержка?
– Да, здравствуйте.
– Меня зовут Евдокия, и у меня отключился монитор. И больше не включается.
Инесса и Нинель, подслушивающие разговор, начали ухмыляться.
– Имя компьютера? – спросил программист.
– Какое имя? – не поняла Евдокия.
– Имя компьютера.
– Я не знаю имя, – растерялась она. – Нас не представили.
Телефонная трубка сдержанно хихикнула и объяснила Евдокии, куда надо смотреть.
Но зато у Евдокии было несколько свободных минут, чтобы пообщаться по переписке с несколькими приятными ей коллегами. Муза и Валера угостили её печеньем, когда «Подруга» в очередной раз кричала на неё, а бильд-редактор Инна даже подарила книгу.
Петя же вёл себя с Евдокией в своём стиле – то общался, то не замечал и игнорировал даже сообщения по работе, то делал замечания в обидном шутливом тоне, то был мягок и интересовался, как идут её попытки написать работу на писательский конкурс «Молодое перо». Ещё ему никогда нельзя было задавать вопросы вроде: «Как дела?» и «Как отпуск?» – на них он никогда не отвечал. В общем, обычно общение Евдокии с ним выглядело так:
Евдокия: *Общается с Петей*.
Петя: *Холод, игнорирование*.
Евдокия: *Пугается, переживает, отдаляется*.
Петя: *Внезапно пара тёплых фраз*.
Евдокия: *Радуется, возвращается*.
Петя: *Холод, игнорирование*.
Евдокия: *Пугается, переживает, отдаляется*.
Нервы Евдокии: – Всё, всем пока!
Поэтому Евдокии и возлагала робкие надежды на праздник редакции – ей очень хотелось сделать шаг в отношениях с Петей, хотя бы просто дружеский. И, глядя на то, как он делает селфи у окна в новых солнечных очках, подумала – теперь или никогда.
***
На праздник Евдокию собирала вся семья – ведь она жила со своими родителями и бабушкой-инвалидом Фросей. К счастью, мероприятие совпало с её выходными, поэтому уже утра она уже побывала на маникюре и бровях. Правда, новые брови вышли просто ужасными, слишком большими и тёмными, но мастер смотрела на неё с таким предвкушением её реакции, что ей пришлось вместо «О, Боже» сказать: «О, как здорово получилось!».
И вот теперь Евдокия крутилась в коридоре перед зеркалом в новом голубом вечернем платье. Она скинула фото ужасных бровей Мише, своему любимому старшему брату, чтобы он хотя бы посмеялся. Миша перезвонил ей и поразил её серьёзным ответом:
– Да, оттенок не слишком подходит к твоим рыжим волосам, но он скоро потускнеет, не расстраивайся. Попробуй слегка потереть мицеллярной водой.
– Откуда ты это знаешь? – поразилась Евдокия.
– Ну, я же уже давно женатый человек, – мягко сказал он.
Евдокия почувствовала, как он тепло улыбается ей. Она рассмеялась.
– «Я Евдокия, и у меня отключился монитор». А ещё у меня брови с половину лба, – пошутила она.
– Не грусти, выглядишь отлично. И я уверен, что тургеневские девушки однажды вернутся в моду, – трубка снова тепло улыбнулась.
– В воскресенье хочешь в кино сходить? – спросила Евдокия.
– Спрошу у своего начальства.
«Начальством» Миша в шутку называл жену. Эх, вот так заботишься о брате, пишешь за него школьные сочинения, делишь с ним мечты и переживания, а потом у него появляется начальство. Но Евдокия, конечно, ворчала об этом тоже притворно.
Мама зашла к Евдокии и задала вопрос, который задавала каждый раз, когда её дочь куда-то собиралась:
– Может, наденешь то синее платье?
– Мам, оно же с моего школьного выпускного!
– Верно, ну и что? Зато хорошее. Ты была в нём такой хорошенькой на выпускном в школе, на выпускном в универе, на дне рождения тёти Таши и поминках пратётушки Марфы.
– Ну, мам.
Папа робко слушал этот диалог, сидя на кухне – и по приглушенному бормотанию телевизора было понятно, что именно слушал.
– Я уверена, что всё будет хорошо, – сказала мама. – Вон ты какая красавица.
– Разве? – слегка дрожащим голосом спросила Евдокия.
Она поставила правую ногу на максимальное расстояние от левой, чтобы случайно не наступить на кошку Мурлыку, спокойно развалившуюся на пути.
– Конечно! – отозвалась мама. – Подожди, я тебе дам на удачу наш семейный талисман.
Евдокия уставилась на подвеску в форме белой голубки. Её терзали противоречивые чувства – она была и тронута, и в то же время ей стало грустно. Мама с таким энтузиазмом относилась ко всем её выходам на официальные мероприятия, словно после каждого ждала объявления о помолвке.
– Спасибо, мам. Действительно, спасибо.
– Не за что, дорогая. Но если после праздника будут звать в ночной клуб, то, наверное, лучше не ходи, да? Ты же можешь и так потанцевать дома, включить музыку на компьютере.
– Прекрасная идея, – пробормотала Евдокия.
– Не забудь взять с собой бутылочку водички, дорогая.
– Ну, мам, хватит, я взрослая.
Папа тут же ухватился за возможность побороться за дополнительные очки в отношениях с дочерью:
– Что ты пристаёшь к ней? Она уже взрослая женщина.
– Кто взрослая женщина, она? – мама чуть не поперхнулась. – Она ещё ребёнок! Дося, не слушай его. Он не различает возраста женщин и вообще женщин. Я уверена, что отличал меня в молодости только по высокому росту и рыжим волосам.
– Неправда, – судя по шелесту, папа развернул газету. – По прыщу на лбу и звуку рыданий.
– Ну да, я всегда была сентиментальная, чуть что – сразу в слёзы.
– И наша дочь этим пошла в тебя. Миша, с тех пор, как ты съехал, я вынужден жить в женском слёзном царстве.
Миша рассмеялся по громкой связи.
Евдокия в последние минуты перед выходом от волнения всё не могла найти себе места. Она заглянула в комнату к бабушке Фросе, но там мирно спала на бочку, завернувшись в одеяло, как в норку. Евдокия виновато поцеловала её в лоб и вышла из комнаты, выключив свет. Её всегда мучала совесть, что она уделяет Фросе слишком мало внимания (и слишком много времени бывает уставшая и недовольная), поэтому она обещала себе следующий выходной посвятить бабушке.
В коридоре Евдокия подхватила на руки Мурлыку, но та вытянулась в форме колбасы с такой недовольной мордой, словно каждое прикосновение глубоко оскорбляло её. А потом начала странно дёргать усами, что напоминало о том, что она…
– О нет! – крикнула Евдокия. – Мам, держи её, она опять плюётся!
Да, Мурлыка была единственной в мире кошкой, которая умела плеваться в своих хозяев.
– Ох, Господи! – мама с видом спасателя выскочила в коридор.
– Она сейчас заплюет мне новое платье!
– Ох, держу её, держу!
– Будем считать это событие счастливым предзнаменованием, – заявил папа с кухни. – Кстати, дочь, я опять забыл пароль от своей электронной почты.
– Ты что! – воскликнула мама. – Ей же уже пора выходить из дома!
– Держите кошку, держите! – крикнула Евдокия.
Она прикрылась диванной подушкой и мысленно попросила у своего кулона-голубки удачи на сегодняшний вечер.
***
Выйдя из такси, Евдокия потопталась у отеля «Синий лес», не решаясь зайти – вовсе не была уверена, что она там к месту. Евдокия была совсем одна – не считая Белой Бороды, тихо идущего за ней в знак поддержки. Она думала о том, что её нелепые брови видны издалека. Волновалась, не просвечивает ли под платьем замазка, которой она замазывала родинки перед эпиляцией, и не успела её смыть. К тому же, вокруг горемычной брови после коррекции вдруг начала слезать кожа, а на пальце осталась ранка из-за неудачного маникюра в салоне – мастер явно торопилась. В итоге Евдокия разлила на палец йод, и ноготь так и остался коричневым.
Когда Евдокия, наконец, зашла внутрь, к ней тут же привязалась девушка-промоутер, раздающая бесплатный гель для стирки в маленьких пакетиках. От неё невозможно было отделаться – видимо, она давно ждала своих жертв в толпе богато одетых или уверенных в себе на вид людей.
– Спасибо, – выпалила Евдокия с полной сумкой этого геля. – Четвёртый не надо.
Но девушка, не обращая никакого внимания на слова Евдокии, попыталась засунуть ей в сумку ещё один пакетик. Инесса и Нинель, проходившие мимо в длинных платьях, красном и чёрном, прыснули от смеха.
Евдокия улыбнулась, подошла к пустующей стойке администратора и вывалила пакетики на неё.
– Извините, не подскажите, где пятый зал? – спросила она у незнакомых девушек в блестящих платьях.
Они обернулись в её сторону, а потом ушли, не ответив.
«Ладно, ничего страшного, надо продолжать идти».
Евдокия завернула за угол и случайно наткнулась на нужный зал. Петя уже был тут (коленки начали дрожать) – рядом с Ваней и сёстрами Быстровыми. Её друзей Музы, Инны, Валеры и Гены, увы, пока не было – но зато и «Подруги» тоже. Марк Снежин стоял отдельно от всех и смотрел в окно.
– Всем привет! – быстро сказала Евдокия и присела на свободное место.
– Привет, – сказал Сергей Сморщук и уставился на её грудь.
Евдокия инстинктивно постаралась закрыться. Стала взглядом искать, с кем из коллег поболтать. Тут Инесса оглядела её платье и что-то сказала на ухо Нинель.
«Спокойно, спокойно. Надо держать лицо, будто я член британской королевской семьи…».
– О, Маслице, привет, – весело сказал Ваня. – И вам привет, брови.
Окружающие засмеялись, и Евдокия, не сдержавшись, тоже.
– Привет. И привет от бровей, – не без тоски произнесла она.
– Ты будешь что-то пить? – спросил Гена. – Не обращай внимания на Ваню, он балбес.
– О, нет, спасибо.
– Ей завтра в школу рано вставать, – заявил Антон Тихий.
«Британская королевская семья. Британская королевская семья».
– Хватит издеваться, – бросил ему Петя.
Антон Тихий улыбнулся Евдокии и продолжил рассказывать сидящим рядом с ним о своих делах и семье. На его рассказе Евдокия, продолжающая поглядывать на Петю, мысленно отключилась. В вечернем голубом платье она с непривычки стрессанула и с перепугу всё время поправляла его, опасаясь выреза сзади.
«Я ещё долгое время никуда не пойду в костюме этого голубого пирожного».
Петя рассмешил сидящих рядом с ним коллег, без сомнения, невероятно смешной шуткой. Но Евдокия, её, к сожалению, не расслышала, вынужденная слушать нудный рассказ Антона о том, как он удачно оттяпал при разводе квартиру жены и заставил поделить пополам всё имущество, включая детскую мебель и игрушки, хотя дети остались с женой.
«Святые небеса, я должна сесть поближе к Пете, иначе никогда себе этого не прощу. Это сцена будет потом стоять у меня перед глазами, сниться мне в кошмарах. Возглавит список: «Вещи, которые я не решилась сделать в своей жизни».
Евдокия бочком-бочком двинулась к свободному стулу.
– … именно благодаря этому я и нахожусь сейчас там, где я есть, – горделиво поделился Антон. – Благодаря тому, что я добился справедливости при разделе имущества. Дось, ты за напитками? Принеси-ка мне мохито.
Все посмотрели на неё, и уже неудобно было сказать, что она просто пыталась пересесть… поближе к Пете.
– Хорошо, – растерявшись, произнесла Евдокия.
«Британская королевская семья. Просто кошмар. Неужели он думает, что я его секретарь? И знать бы, что это – мохито».
Евдокия направилась к бару, но там наткнулась на Сморщука. Он перегородил ей дорогу с таким видом, что в некоторых странах за это можно было бы вызвать полицию.
– Куда это ты идёшь? О-о-у, какое у тебя декольте. Оно не слишком для тебя большое, Досечка?
Евдокия подумала, что при слове «Досечка» от постороннего неприятного мужчины её лицо, должно быть, перекосило, но Сергей не обратил на это никакого внимания. Он потянул лапищу в её сторону, словно желая дотронуться до волос, но она в ужасе отскочила и убрала волосы на другое плечо. Евдокия почему-то не любила, когда к её волосам прикасаются посторонние, а прикосновение такого человека, как Сергей Сморщук, было бы нестерпимым. После этого ей наверняка пришлось бы побриться налысо.
– Ты похожа на Лолиту Набокова, – продолжил он, источая сильный запах алкоголя (раз он разбирается в спиртном, то, может, и принёс бы мохито Антону?). – Ох, уж эти юные бессердечные соблазнительницы!
– Уйди, – не сдержавшись, выпалила она.
И сама удивилась. На миг застыла от ужаса, но Сморщук вообще ничуть не смутился, и она начала злиться ещё больше. И за себя, и за Лолиту.
– О, какая строгая. Но я ведь знаю, что ты на самом деле хочешь моего внимания. Тебе нужно внимание взрослого мужчины.
Евдокия разозлилась ещё больше.
– Дай пройти.
Но её голос слегка дрожал и, как ей показалось, оставался мягким. Это, пожалуй, было воспринято Сергеем как желание продолжить диалог с ним.
Он выглядел не опасным в её глазах, а максимально неприятным. И та форма внимания, которую он проявлял, казалась ей лишь желанием унизить или смутить её.
– О, какие мы серьёзные, – просюсюкал Сморщук таким тоном, будто разговаривал с ребёнком, и загородил ей дорогу. – Мы с тобой должны поговорить. В очень личных обстоятельствах.
«Пожалуйста, не обращай внимания», – сказал бы Жизненный Опыт.
«Попробуй сбежать», – шепнула бы Мечта.
«Это слишком сложная ситуация, чтобы действовать на эмоциях, ведь если что-то пойдёт не так, тебя назовут виноватой. Надо хорошо подумать над нашей тактикой прежде, чем предпринимать активные действия», – подсказал бы Здравый Смысл.
– Ну, хватит с меня, – громко сказала Евдокия. – А НЕ ПОШЁЛ БЫ ТЫ ЛЕСОМ?!
Не ожидавший этого, Сергей попятился. А затем стали происходить какие-то странные вещи – внезапно у бутылок с шампанским, которые стояли на столе в красивой пирамиде, повыскакивали пробки. Шампанское хлынуло фонтаном, и пирамида упала прямо на Сморщука, хотя он стоял далеко. Ближе были другие люди, но их вообще не задело. Каким-то невероятным образом столик на колёсиках вырвался из рук официанта и откатился к Сморщуку. На Сергея попадали тарелки и железная посудина с чем-то горячим и жидком. Он закричал, окружающие тоже стали вскрикивать.
– Что здесь произошло? – Петя подскочил к Евдокии.
Она пару мгновений ошалело смотрела на его красивое, напуганное лицо.
«Ничего», – вертелось на языке.
– Он ко мне приставал, – произнесла Евдокия. – Я на него накричала, а он врезался в бутылки.
Её голос дрожал, но в то же время в нём был вызов, которого она сама от себя не ожидала. Её раздирали противоречивые чувства – вина и сожаление, горечь и гнев.
– Ну и как он к тебе приставал? – спросил Петя. – Он женатый человек.
Пока официанты поднимали Сморщука, откуда-то вылезли, как два гонца с плохими новостями, Инесса и Нинель.
– Я всё видела, – наябедничала Инесса. – Он к ней не приставал, просто разговаривал. Надо было нормально с ним говорить, а не своим овечьим голосом, и тогда бы тебя понял. И не орать тут. Из-за тебя он упал!
– Ясно, – Петя взял Евдокию под руку и отвёл в сторону. – Так, осторожно уходим, как будто ничего не произошло. Твое счастье, что здесь нет Натальи. А что будем делать, если официанты вызовут полицию? Об этом ты подумала? Зачем было орать на него и толкать на столики?
– Но он ко мне приставал, – Евдокия выдернула свой локоть из рук Пети. – И я не толкала его на столики. Они стояли далеко. Бутылки и еда на него сами упали.
– «Бутылки и еда сами на него упали», – приподняв бровь, повторил Петя. Он обернулся к Сморщуку. – Серёг, ты в норме?
Евдокия пошатнулась. Она подумала о том, что если бы сердце можно было разбить одним вопросом, то для неё это был бы вопрос: «Серёг, ты в норме?».
– Да, – мрачно отозвался Сморщук, потирая кровоточащую бровь. – Но тебе бы приструнить своих неадекватных подчинённых.
Евдокия сжала кулаки, чувствуя, что рассвирепела окончательно. Петя отодвинул её в сторону и спросил у ненавистного Сморщука:
– Чувствуешь себя нормально?
– Не знаю… голова болит. Пойду-ка я выпью виски.
– Да, конечно, иди. Я поговорю с Евдокией.
– Не знаю, помогут ли разговоры с ней… Если человек не добр внутри, то вряд ли помогут какие-то разговоры. У меня и спина что-то заболела.
Сморщук ушёл, а Петя, сжав зубы, с силой дёрнул Евдокию в сторону.
– Тебе очень повезло, что Серёга не собирается вызывать полицию, – процедил он. – Послушай меня, я знаю, что ты человек очень впечатлительный, но так нельзя. Если ты хочешь сказать мужчине «нет», то ты так и говори – «нет».
– Но я говорила!
– Мужчина никогда не будет приставать к женщине, которая этого не хочет. Он лишь пытался сказать тебе комплимент, а ты его толкнула. Тебе следует извиниться перед ним.
– Ни за что! Я не буду извиняться! И я не толкала!
– Люди видели.
– Они врут!
– И Инесса, и Нинель обе врут?
– Конечно!!! Ты что, им веришь?!
Евдокия была оскорблена до глубины души. Она с силой выдернула свою руку из захвата Пети. Он задумался, глядя на неё, и почему-то смягчился.
– В любом случае, вопить на него тоже не надо было. Он же с тобой нормально разговаривал, – примирительным тоном произнёс Петя. – Смотри, что ты натворила, напугала его, и он упал. Он тебя трогал? Физически касался тебя?
– Нет!
– Орал на тебя?
– Нет.
– Вот и ты его не трогай и не ори на него… Ладно, стой здесь, меня зачем-то зовёт Снежин.
Евдокия обхватила себя руками и задрожала. Она отошла в сторону, не собираясь тут стоять. Буря внутри бушевала: гнев, сильная обида и, что уж скрывать, чувство вины, смешивались друг с другом. Казалось, малейшее прикосновение к ней сейчас, малейший звук – и эти чувства станут больше её самой, разорвут её изнутри. Слова Пети сильно задели её – ощущение было такое, словно он дал ей пощёчину. Может, она сошла с ума и действительно не заметила, как толкнула Сморщука? Или действительно так закричала, что она вздрогнул и упал?
Что делать? Извиняться перед Сморщуком? Сама себе она теперь казалась преступницей. Евдокия почти невидяще смотрела на то, как Петя подходит к Марку Снежину, и этот мрачный мужчина что-то тихо говорит ведущему, поглядывая на неё. Петя тоже обернулся и посмотрел на Евдокию – видимо, её лицо было до того напуганным и несчастным, что даже он проникся этим.
Вскоре Петя вернулся к ней.
– Снежин сказал мне, что ты ничего не делала и не толкала Сморщука, – произнёс он. – Ладно, иди умойся, успокойся и приходи к бассейну – мы с ребятами идём туда. Будем ждать тебя там. Все, и я тоже.
Казалось, Петя ещё что-то хочет сказать, но он словно передумал в последний момент. Евдокия как в тумане посмотрела на его удаляющуюся спину. «Ладно, иди умойся» – и никаких извинений.
Все звуки вокруг вернулись с неожиданным появлением Иннокентия Кошкина, который вылез откуда-то из-под стола. И мир будто снова ожил, снова задвигался.
– Я проверял условия пожарной безопасности в данном отеле, – проговорил Кошкин. – Евдокия, можно пару вопросов – если бы ты жила в XIX веке, какую ты бы выбрала профессию и если бы ты хотела что-то спрятать в своём доме трость с головой льва, то где бы спрятала?
Евдокия почти не удивилась вопросу. В необычных вопросах нет ничего необычного, если кто-то постоянно задает их с таким видом, как будто просто интересуется погодой за окном.
– Э-э-э… какая трость?
– Так, ребят, посторонитесь, – между ними протиснулся Ваня Хохольков. – О, классный зелёный сюртук, Кеша. И классный голубой цилиндр.
– Благодарю, это мой выходной наряд, – спокойно ответил тот.
– Без сомнений, замечательный наряд, – произнесла Инесса с такой откровенной издевкой, что человек со слабыми нервами уронил бы пару слезинок.
Евдокия даже не заметила, как к ним подошли Инесса и Нинель. Её сердце описало в груди пируэт в ожидании худшего, как будто перед ней открывалась дверь в аудиторию, где идёт экзамен, а она ни черта не готова и вообще не спала. Что за вечер такой? Слишком много волнений для такого человека, как Евдокия.
Инесса несколько мгновений просто молча стояла и внимательно рассматривала её лицо. Наконец, она сказала:
– Скажу так. Я знаю, что наши отношения не идеальны. Но всё рано или поздно надо менять, верно?
– Верно, – оторопев, ответила Евдокия.
– Тем более, мы работаем вместе. Я знаю, как ты любишь нашу команду. Я это ценю, поверь мне. Хоть и не показываю этого.
Этим коротким монологом она удивила всех – и Евдокию, и Нинель, и волшебнику Белую Бороду, который чуть не поперхнулся чаем, да и, казалось, саму себя.
Евдокия пристально смотрела на неё, не зная, что и думать. Ещё несколько минут назад Инесса снова заставила её себя ненавидеть, а сейчас почему-то предлагала перемирие. Неужели она, наконец, разглядела Евдокию? Неужели теперь всё будет меняться? Может быть, это из-за инцидента со Сморщуком у Инессы так взыграло чувство вины?
«Она всё-таки почувствовала женскую солидарность, – вдруг догадалась Евдокия. – Может быть, даже если сама себе в этом не признаётся, но она в душе сочувствует мне из-за Сморщука».
– Спасибо, – неуверенно отозвалась Евдокия. – Очень рада это слышать. Я тоже… э-э-э, ценю то, что ты делаешь в работе.
– Ну, ждём тебя у бассейна. Надеюсь, ты взяла купальник?
– Честно говоря, нет. А надо было?
Она перевела взгляд на Нинель, и в её глазах ей показалось сочувствие.
– О, ничего страшного, – сказала Инесса. – Тогда просто разденься и завернись в полотенце, чтобы не выделяться. Их выдают на ресепшн. Ну, до встречи.
Слишком, слишком много волнений для одного дня. В полотенце при всех коллегах? Евдокия взяла полотенце, кое-как доковыляла до туалета, села на пол и прислонилась спиной к стене, стараясь отдышаться. Она старалась игнорировать желание схватить свою сумку и бочком-бочком двинуться к выходу из отеля.
«Боже мой, все увидят мои толстые ноги и гигантские бёдра».
– И то верно, – изрёк Белая Борода. – Кто вообще проводит корпоративы в полотенце? Если вы не сборная страны по синхронному плаванию. Но с другой стороны, выделяться среди всех не хотелось бы.
«Но у меня жуткие ноги».
– У тебя жуткие ноги, – громко сказала одноклассница Евдокии Таня Хохелько в первом классе. – Вот это каланча. Ты ведь не будет ходить с нами на танцы? Ты нам испортишь весь танец.
– Ты самая уродливая девчонка из всех, что я видел, – сообщил старшеклассник Ярослав Купцов. – Ну и брекеты.
– Уйди со сцены! – рявкнула учительница по музыке. – Ты не можешь участвовать в нашем спектакле. Посмотри, как выглядят другие девочки и как выглядишь, прости Господи, ты.
Евдокия смотрела на белую стену, где ей все ещё мерещились лица её знакомых со школы, и прижала к себе дрожащие коленки.
– Ну их же всех там не будет, – мягко подсказал Белая Борода. – Только Петя. Возможно, ради него и стоит решиться на смелый поступок. В любом случае, наверное, лучше потом вспоминать лицо Пети и своих друзей с работы, а не белую стену туалета.
Он улыбнулся, помахал ей и растворился в воздухе.
Петя… но ведь у неё всё ещё горели щёки от его словесных пощёчин. Любовь и горечь смешались в одном флаконе, не давая размышлять здраво. Как можно любить человека, который не занимает её сторону в такой важной ситуации?
Так хотелось прижать к его груди и поплакать. И в то же время так хотелось завопить, что она не хочет видеть его больше никогда.
Но он ведь мог и неправильно понять ситуацию, верно? Что, если он всё же когда-нибудь поймёт? И вдруг сегодня правда её единственный шанс?
И Евдокия решилась. Она разделась до трусиков, завернулась в полотенце, избегая своего отражения в зеркале, и решила – будь, что будет. Вещи положила в пакет, подхватила сумку и пошла на террасу, прячась от каждого, кто попадался на пути, за колоннами или горшками с высокими растениями.
Но когда она появилась у бассейна…
Десятки людей, до этого весело болтающих у воды под музыку, повернулись к ней в молчании. Наступила нехорошая пауза. И да, в полотенце была только Евдокия. Ни одного человека в купальнике – все в вечерних нарядах.
Петя застыл в изумлении. Муза прижала ладони ко рту. Сморщук усмехнулся так, что это было похоже на оскал людоеда. Инесса стояла в стороне и тряслась от беззвучного хохота. Марк Снежин молча рассматривал полотенце на Евдокии.
«Вот это катастрофа», – сказали и Жизненный Опыт, и Мечта, и Здравый Смысл, и пролетавший мимо голубь.
Сердце стучало в ушах. Стало ясно, что британская королевская семья уже не поможет, но надо было срочно уносить отсюда ноги. Евдокия развернулась и приготовилась пробежать к выходу с олимпийской скоростью. Но она поскользнулась, мир перевернулся с ног на голову. Дальнейшее помнила уже смутно – резкая боль в боку и в ноге, вода вокруг, защипало в носу и ушах. Потом кто-то больно схватил её талию, и она оказалась на поверхности. Спина опустилась на прохладную плитку.
– Дышите, дышите. Спокойно.
В носу ужасно щипало. Выплюнув воду и отдышавшись, Евдокия посмотрела на человека, который держал её. Его очертания, наконец, стали чёткими – Марк Снежин встревоженно рассматривал её лицо. Евдокия вздрогнула. За ним угадывались лица коллег – перепуганная и расстроенная Муза, смущённые Валера и Гена. Позади всех стоял Петя.
– Вы живы? Всё нормально, – тихо произнёс Снежин.
– Она жива, – весело сказал Ваня Хохольков за его спиной. – Ну всё, расходимся. Не интересно.
Евдокия ухватилась за своё полотенце так, словно от этого кусочка махровой ткани зависела её жизнь. Слава Богу, полотенце всё ещё было на ней. Она заметила – о, ужас, – что Снежин прикрывает уголком ткани её оголившуюся правую грудь.
Какой позор, он видел её голой.
– Всё хорошо, – неожиданно мягко сказал Снежин. – Никто ничего не видел. Дышите.
Евдокия пробормотала благодарности Снежину, сама не поняв, что именно она сказала – язык заплетался. Снежин, судя по всему, тоже не понял, так как он удивлённо приподнял брови. Евдокия встала, поплотнее закуталась в полотенце и, опустив голову, медленно пошла на выход. А праздник продолжился, музыка снова заиграла. Она заметила Петю, который не смотрел на неё. Случайно поймала странный серьёзный взгляд Нинель.
Евдокия пошатнулась, и тут её плечи опустилась мягкая ткань. Это Снежин положил её на плечи свой пиджак. В руках у него она заметила свою сумку и пакет.
– Не волнуйтесь, вещи почти не промокли, – тихо сказал он и взял её под руку. – Пойдёмте. Осторожнее, не споткнитесь. Опирайтесь на меня.
Евдокия тихонько выдохнула, стараясь замаскировать эмоции.
– Не плачьте, – спокойно продолжил Снежин, хотя даже не смотрел на неё. – Вы же не хотите доставить ей удовольствие.
– Ей? – эхом отозвалась Евдокия.
– Той, кто устроил этот розыгрыш.
Евдокия внимательно посмотрела на него.
– Это что, дедукция? – слабым голосом произнесла она.
Губы её нежданного помощника слегка приподнялись.
– Люблю Шерлока Холмса, но это очень простое умозаключение. Ну, давайте, делайте шаг. Нога болит?
Евдокия покачала головой. Она была сейчас слишком смущена и расстроена, чтобы отказываться от помощи – ей просто хотелось поскорее покинуть территорию бассейна, чтобы, наконец, все перестали на неё смотреть, как на героиню комедийного сериала. Евдокия медленно пошла за Снежиным, опираясь на его руку. Наверное, если бы не он, она бы от эмоций даже не сразу бы нашла выход.
Вокруг слышался шёпот коллег:
– Куда это они идут?
– Кажется, ковыляют на выход.
Евдокия сама не поняла, каким образом им удалось зайти обратно в отель и ни разу не упасть по пути. Им навстречу кинулся официант с веснушчатым носом и светло-рыжими волосами, но Марк махнул ему – мол, всё хорошо. А Евдокия пошмыгнула в женский туалет как в убежище. Боже, никогда ещё она так не радовалась ни одним дверям! Пока она в спешке переодевалась, Снежин, как ни странно, ждал её у дверей. Это она выяснила уже после того, как выскочила из туалета и наткнулась на него. Лицом к лицу. Он снова выглядел тем самым мрачным мужчиной с непроницаемым лицом, что ходил по редакции.
– Рад видеть, что вы снова на двух ногах и в добром здравии, – спокойно сказал он. – Можете идти?
– О… э-э-э, да, спасибо. Извините. Вот ваш пиджак, извините, забыла про него. Но, извините, кажется, он мокрый.
– Перестаньте извиняться.
– Хорошо, извините.
– Ничего такого не произошло.
– Поняла, извините.
Снежин посмотрел на неё с удивительной мягкостью в глазах. Надо же, он сейчас совсем не был похож на того мужчину, который так откровенно проявил антипатию во время первой встречи, перепугав её до смерти.
– Послушайте, – сказал он. – Я вижу, что вы…
Внезапно свет во всём первом этаже отеля выключился. Сотрудники засуетились.
– Что-то случилось со светом, – Евдокия огляделась по сторонам.
– Я вижу.
Евдокию чуть не сбил с ног кто-то, пробегавший мимо. Свет включился, но снова погас. А потом раздался крик:
– Подвеска! Подвеска пропала!
Толпа людей вокруг начала ещё больше суетиться. Многие побежали смотреть на витрину, среди которых были и коллеги. Евдокия со Снежиным сделали несколько шагов в сторону зала и увидели пустую витрину. Кто-то снова закричал, свет начал мерцать.
– Нет! – крикнула какая-то старушка. – Она пропала! А значит, сама Смерть придёт сюда. Она приведёт Смерть!
Эти слова словно эхом отдались в голове Евдокии. Странное ощущение потери накрыло её, когда она увидела пустую витрину. Дело было не только в пропаже исторической ценности. Она чувствовала себя так, словно пропало нечто, принадлежащее лично ей.
– Идёмте, – Снежин снова взял её под руку. – Вам лучше уйти, пока не приехала полиция.
– Почему?
– Придётся долго разговаривать с ними, а вы ведь здесь ни при чем, – терпеливо пояснил он.
– Кто мог украсть подвеску?
– Понятия не имею.
– Её найдут?
– Надеюсь. Возможно, вор ещё не успел далеко уйти.
– Та бабушка говорила про смерть. Почему?
На миг он замер. Впрочем, Евдокия не исключала, что это ей могло и показаться.
– Нет времени разбираться с фольклором и народными верованиями. Идёмте.
– Но я должна предупредить Петю… коллег… я не могу просто так уйти.
– Вам лучше поехать, Петру Милашенкову я скажу сам. Ну, давайте, обопритесь на меня.
Но Евдокия в толпе уже увидела Петю. Лицо его было обеспокоенным и бледным, даже веснушки казались ярче.
– ПЕТЯ! – вдруг заорал Валера на весь зал. – Петя! Я тебе должен кое-что сказать!
Евдокия не услышала окончание разговора – Снежин вывел её на улицу. Они остановились и снова уставились друг на друга – как тогда, в редакции. Что же это за странный человек? Евдокия всё никак не могла его понять.
– И в этой истории с Сергеем Сморщуком вы ни в чём не виноваты, – твёрдо произнёс Снежин. – Не позвольте им убедить себя в этом. А я ещё раз поговорю с Петром. Мы пришли.
Снежин кивнул ей на маленькую розовую машину. Женское такси? Надо же, она и не заметила, когда он успел вызвать для неё машину. Снова пробормотав благодарности, Евдокия села в такси в противоречивых чувствах.
– Почему вы помогли мне? – неожиданно для себя самой выпалила она.
Снежин, который в этот момент собирался закрыть дверцу, замер. Он странно посмотрел на Евдокию, словно не решался что-то сказать. А потом наклонился, и она со смущением разглядела две маленькие родинки у него на носу.
– Это не мое дело, – медленно произнёс он. – Но я надеюсь, вы выпутаетесь из всех передряг. Мне кажется, вам стоит показать свою силу.
– Кому? – не поняла она. – Инесс… той, кто устроил розыгрыш?
– Себе, – мягко ответил Снежин. – И постарайтесь больше не падать мне на голову и не сбивать с ног.
– Это будет трудно, – вырвалось у Евдокии.
– Это я уже понял.
Уголки его губ слегка приподнялись, глаза снова были мягкими. Он что, пошутил? Евдокия удивлённо смотрела на него в окно, пока машина отъезжала от отеля. Ей показалось, что он продолжал слегка улыбаться. А потом она, поражённая и очень расстроенная из-за всех событий сегодняшнего дня, устало откинулась на спинку сиденья. Сердце почему-то быстро стучало.
***
Евдокия всегда с необычным чувством смотрела по ночам в окно на огни в соседних домах. За каждым этим окном спрятана своя судьба. Кто-то из живущих в этих квартирах людей счастлив, укладывает спать детей, смотрит телевизор на кухне всей семьёй, поливает эти растения на подоконниках. А кто-то – не очень, сидит на кухне один, читая газету, и даже до сих пор не убрал новогодние гирлянды. Евдокия порой задавалась вопросом, как же выглядит стороны её окно. Она предполагала, что окно кажется полным одиночества.
В детстве у неё была примета – если в том дальнем верхнем окне горит свет, то, значит, завтра у неё будет хороший день. Она уже не помнила, при каких обстоятельствах придумала эту чудинку. Но можно подумать ещё о чём-нибудь приятном. Например, вообразить, как волшебник летает у окон со своим зонтиком и охраняет добрые сны людей. Как Хагрид катает Гарри Поттера на своём мопеде. Как наши добрые мысли поднимаются в небо, превращаются в белых голубей и летают над городом. Как где-то, очень далеко от Евдокии, сидит за таким же окном Петя Милашенков…
В эту ночь ребята покинули отель «Синий лес» почти сразу после Евдокии, но она знала одно – никто из них не смог заснуть. Сообщения в рабочем чате все приходили и приходили. Ваня не сомневался, что люди, укравшие артефакт, уже уехали с ним за границу. Кошкин предположил, что подвеску стащило привидение.
А Евдокия по-прежнему ощущала необъяснимое чувство потери. Слова незнакомой старушки, и вся эта странная ситуация не выходили из её головы. Она отошла от окна, закуталась в одеяло, легла на диван с настольной лампой и принялась изучать на планшете успевшие выйти новости. Вздрогнула – загремел гром, дождь резко застучал по стеклу, словно разделяя её душевные чувства. Мурлыка спала рядом, то и дело загораживая хвостом экран.
«Таинственная пропажа подвески во время праздника редакции «Удивительное рядом»».
«Что скрывает редакция «Удивительное рядом»?»
«Странности в редакции. Куда пропала историческая ценность?»
Вздохнув, Евдокия открыла одну из статей.
«Как сообщил наш источник, информации о том, кто и как украл артефакт, пока нет, – было сказано в заметке. – Даже после просмотра записей с камер видеонаблюдения полиция ничего не нашла. Никаких следов. Подвеска просто лежала под стеклом, а в какой-то момент исчезла – как по волшебству».
Евдокия открыла видео и, к своему изумлению, своими глазами увидела, как подвеска в 23:15 просто пропала из кадра. В 23:14 она ещё была, а в 23:15 уже не было. Интересно…
– Подвеску украли примерно в то время, когда мы шли к бассейну, – задумчиво сказала она Мурлыке. – А вдруг это был кто-то из наших?
Но кошка лишь свернулась в клубочек и заурчала ещё громче. Евдокия посмотрела на время – 02:27. Писать Пете уже неудобно. Но её тревожили мысли – как он там и что теперь делает? Посмотрела на его аккаунт в мессенджере – он был онлайн.
Гнев и возмущение по поводу его слов и действий в отеле просто испарились. Теперь ей смертельно хотелось как-то сгладить шороховатости прошедшего дня и увидеть хоть одно словечко от него перед сном.
«Все нормально? – написала Евдокия. – Я дома. Прости, что так уехала и не попрощалась».
Петя прочёл сообщение, но ответа все не было. Дождь сильнее стучал по стеклу, и шторы приподнимались от ветра. Но она вдруг поняла, что это никакой не ветер – это человек стоит за шторами.
Это был Петя. И он вышел вперёд.
– Помоги мне, – сказал Петя, беспомощно глядя на неё. – Помоги мне, Евдокия.
– Как помочь?! – вскрикнула она.
Евдокия упала с кровати, запутавшись в одеяле, и проснулась.
На телефоне мерцало новое сообщение. Петя ответил ей в 4:30:
«Посмотри новости».
Дрожащей рукой Евдокия провела по экрану смартфона. Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы отыскать то, что имела в виду коллега.
– Сегодня около трёх утра произошёл несчастный случай с главным редактором журнала «Удивительное рядом» Натальей Зверевой, – сообщила телеведущая на видео бесцветным голосом. – Молодая женщина по неизвестным причинам среди ночи в одной ночной сорочке вышла на автодорогу у своего дома, а потом потеряла сознание. Водитель проезжающего мимо автомобиля вызвал скорую помощь. Наталья Зверева была доставлена в больницу, в настоящее время она находится в коме. Что с ней произошло – пока неизвестно».
***
Дневник души. Часть 2
– Привидение?
– Нет.
– Призрак?
– Нет.
– Дух?
– Ещё чего.
– Оно?
– Сам ты «оно».
– Ну, для того, чтобы мы как-то могли взаимодействовать и общаться, я должен знать, как к тебе обращаться! – заявил Май Паустовский. – А я даже твой пол не знаю. И уровень твоего материального благосостояния, который позволил бы мне э-э-э… рассчитывать на некоторую компенсацию в этой миссии.
– Я тоже о тебе, между прочим, ничего не знаю. Куда ты уходил на два часа?
– Мне нужно было отойти по делам, я же не могу сидеть с тобой постоянно. Ну, ты же в любом случае хорошо провёл… или провела это время у меня дома. Где ты ещё найдёшь такой уютный дом.
Май Паустовский гордо обвёл рукой квартиру, которая находилась прямо под крышей многоэтажного дома и скорее напоминала мансарду. Она была очень большая, светлая и просторная, с круглым окном во всю стену, с другой стороны которого были часы. Здесь было множество предметов, предназначения которых его гость не знал. Дивана не было, вместо него – пушистый ковёр и мягкие кресла, похожие на мешки. Судя по всему, питался хозяин необычного жилья, раскладывая еду прямо на журнальном столике.
– Чай не предлагаю, извини, ты же всё-таки привидение, – Май небрежно махнул рукой в сторону немытых чашек и чайника, ютившихся на том же столике. – Но если хочешь, можешь посидеть рядом со мной, пока я его пью.
Душа могла бы скрестить руки и закатить глаза, если бы это было возможно.
– Ну, как настроение? – как ни в чём не бывало, поинтересовался Май, допивая давно остывший чай.
Надо сказать, от кружки приятно пахло ягодным чаем и корицей. Машины за окном приглушённо гудели, словно стараясь не мешать этой странной беседе двух странных людей в самых странных обстоятельствах на свете.
– Весьма угрюмое, – мрачно ответила Душа.
– О, отлично. Я придумал тебе имя – буду звать тебя Весьма-Угрюмыш, – Май улыбнулся так широко, что веснушки, казалось, разбежались по всему его лицу. – Ладно, ладно, не плачь. Я уже открываю ноутбук. Сейчас мы просто погуглим все криминальные смерти вчерашнего дня.
Они просидели пару часов, просматривая полицейские сводки и мрачные новости. Но, глядя на сухие тексты о смертях людей, на фотографии, где они улыбались, не подозревая о том, каким будет конец их жизни, гость Мая Паустовского вовсе не мог сказать, что чувствует связь с кем-либо.
– Что, вообще не узнаешь себя? – Паустовский не скрывал разочарования. – Ты не этот дедушка, которого выгнали из квартиры внуки, и он замерз насмерть? Не девушка, которая умерла во время насилия?
Для Мая Паустовского ничего не значили фотографии этих умерших людей, а вот для Души значили очень много. И она неосознанно протянула руку, пытаясь дотронуться до изображения несчастной девушки. Была ли это её собственная жизнь и судьба? А если да, хотела бы Душа её вернуть?
– Я не знаю, – тихо произнесла Душа. – Я… не знаю, как узнать, что это.
– Фотографии этих людей тебе совсем не знакомы?
– Нет, я помню только имя «Якоб».
Ухватившись за эту деталь, Май принялся искать погибших в соцсетях. Очень скоро он объявил, что не может найти никого с таким именем в друзьях у тех умерших, которых он смог отыскать. Но Паустовский не сдавался и стал искать смерти в Подмосковье. А потом высказал предположение, что надо смотреть не только ближайшие города, но и вообще все страны, ведь никто не знает, почему его гость оказался после своей странной смерти именно на этом месте в Москве. Может, он давно уже живёт за границей, а это место ассоциировалась у него с детством.
На это они убили ещё три часа. А потом просто молча лежали на подушках и смотрели в потолок.
– Говорят, если ты чего-то боишься, то ты умер от этого в прошлой жизни, – изрёк Май. – Подумай, боишься ли ты чего-нибудь? Может, высоты? Я вот боюсь темноты. Нет, серьёзно. Просто до ужаса. А ты чего боишься?
– Боюсь, что ты будешь болтать без умолку целую вечность.
Паустовский расхохотался.
– Кажется, чувство юмора при жизни у тебя было. Это обнадёживает.
Душа смягчилась.
– Спасибо. И э-э-э… спасибо, что помогаешь мне.
– Ну, ладно хватит этих нежностей, – поспешно сказал Май. – Кстати, быть может, мы вообще зря смотрели криминальные смерти. Возможно, тебе уже 100 лет, и ты мирная бабулька, которая спокойно умерла в своей постели, окруженная внуками и тремя котами. И тогда мы просто зря теряем время, потому что я тогда не понимаю, почему вы застряли здесь, леди.
– Знаешь, по-моему, ты просто несерьёзный человек, шут и балагур.
– Шут, балагур и волшебник, – поправил Май, подняв палец. – У которого есть ещё один план.
Глава 3. Новая беда
«Мяу», – говорит котёнок.
«Гав!» – говорит щенок.
«*Нецензурное слово*! Да вы *нецензурное слово*!» – говорит наш главный редактор.
(одна грустная мысль Пети Милашенкова)
– Может, она шла в магазин?
– В три часа ночи?
– В круглосуточный магазин.
– В одной ночнушке?
– Ну, может ей чего-то срочно захотелось… Ну, встала с кровати и пошла… Она же всегда была эксцентричной…
Евдокия слушала приглушённый разговор Валеры и Музы вполуха, пока дописывала новый лонгрид. После похищения подвески и странного инцидента с Натальей прошло несколько дней. Её команда вернулась на работу, но ситуация ясней не стала. Наталья так и не вышла из комы, и о пропаже подвески новостей не появилось. Полиция начала проводить проверки по двум инцидентам, но никто пока не говорил, могли ли они быть как-то связаны. Эти события принесли в редакцию мрачную атмосферу. Наверное, многие желали «Подруге» всяческих бед, но когда с ней действительно произошла беда, не было похоже, чтобы кто-то радовался. В воздухе ощущалось чувство вины и волнение.
– Её муж, кажется, даже не приехал в больницу, – шёпотом говорила Муза. – И родных у неё, видимо, поблизости нет. Потому что мне пришлось приехать к ней в квартиру и забрать её собачку. Петя попросил. Сказал, больше некому. Плакса сейчас у меня.
Евдокия обернулась и посмотрела на Петю. Он тёр переносицу так сильно, что она стала красной. Под глазами были тени.
Гена нервно хмыкнул.
– Чего ты? – спросил Валера.
– Ничего, собачку жалко. И как там, её квартира? Были следы взлома?
Муза замотала головой.
– Нет, полицейские сказали, что Наталья открыла дверь изнутри и вышла из квартиры. Дверь она на ключ не закрывала – он так и остался висеть на ключнице. А самое странное, что…
– Что? – хором спросили Валера и Гена.
– Она перед этим зачем-то раскидала вещи по квартире. Словно что-то искала, – едва слышно произнесла Муза.
Евдокию передёрнуло. Она тут же вспомнила слова соседа пропавшей бабушки Валентины Анисимовой о том, что в её комнате тоже было всё перевёрнуто. Совпадение? Нет, эти две истории точно были связаны. Только Евдокия почему-то не спешила делиться своими выводами с коллегами.
Гена похлопал Евдокию по плечу – она улыбнулась ему, но его рука была в опасной близости от её рыжих прядей, так что она осторожно переложила их на другую сторону.
Петя вдруг собрал коллег вокруг себя. Он был какой-то странно притихший и как будто специально не смотрел на Евдокию.
– Ребята, – кашлянув, произнёс он. – В связи с произошедшим с Натальей и подвеской я переношу семейное мероприятие, на которое хотел вас всех пригласить. Мы с моей… с моей невестой решили пока не праздновать помолвку. Мы сочли, что сейчас это будет не совсем уместно. Поэтому не обращайте внимания на рассылку приглашений, которая сработает сегодня, мы уже не можем её отменить. Но вы все приглашены на перенесённую помолвку. И на свадьбу.
Несколько следующих мгновений Евдокия не понимала, что происходит. Ей казалось, что её душа застыла на месте, а тело продолжает двигаться само по себе. В ушах стучало, вспыхнувший фейерверк поздравлений словно стал тише, и люди передвигались медленнее. Несколько секунд она молча смотрела в одну точку – на пуговицу свитера Кошкина, – и уже не видела, как ехидно посмотрел на неё Сморщук и как смущённо – Петя…
«Что?! Как это произошло? Когда? Кто она? Как давно?».
– Что?! Как это произошло? Когда? Ура! Поздравляем! – раздавались повсюду радостные вскрики коллег.
Гена Шапошников и вовсе напрыгнул на Петю с объятиями, словно это он был его невестой. А Евдокия, должно быть, была единственной здесь (не считая помрачневших близняшек), кто не ощущал никакой радости за Петю – видимо, она плохой человек? Евдокия всмотрелась в его лицо, ставшее таким расслабленным. Видно было, что он смущался, но всё-таки был рад, что коллеги разделяли его счастье.
– Поздравляю, – она натянула улыбку.
– Спасибо, – с явным облегчением ответил он.
Хотя на самом деле ей стоило поздравить себя с тем, что она зря потратила годы, храня в себе и не отпуская чувства, которые никому и не были нужны.
«А теперь осторожно надо уходить. Правая нога, левая нога».
Евдокия убегала как на марафоне. На тайном марафоне под названием «Беги быстро, но осторожно, прячась за предметами мебели, чтобы ни твой коллега, ни остальные ни в коем случае не поняли, что ты расстроена». Она захлопнула дверь туалета и села на пол.
Первым делом убрала волосы в пучок.
Во всей этой ситуации ей казалось самым печальным даже не то, что любовь всей её жизни оказался вовсе не любовью всей её жизни, и не то, что он так сильно отдалился от неё. И даже не то, что он не занял её сторону в ситуации со Сморщуком. Ей больше всего тревожило чувство безысходности – она просто не верила, что когда-нибудь сможет его забыть, что когда-нибудь кто-нибудь полюбит её, что она сможет открыться другим мужчинам, а не убегать от них. Ей казалось, что все её мечты исполняются у кого угодно, кроме неё самой. Она просто не умела делать то, что легко удавалось другим девушкам.
Наверное, даже не боль заставляет нас терять почву под ногами – а эта самая безысходность, когда кажется, что иначе не будет. И Евдокия была вполне уверена, до конца своих дней она так и будет ходить на эту работу и смотреть, как у Пети и других её коллег появляются внуки, как люди публикуют свои книги и исполняют свои мечты. А она так и останется человеком-невидимкой, который будет находиться единственную отдушину в своей семье и в воображаемых мирах, придумывая истории, которые тоже никому не нужны.
Неизвестно, что подумала бы королева Елизавета II о такой несдержанности, но Евдокия начала беззвучно плакать прямо в туалете. Потом настрочила длинный рассказ обо всём, который переслала подруге Насте. Несмотря на то, что Белая Борода был рядом и обмахивал её бумажными салфетками, Евдокия просто не могла проживать свои эмоции одна. Ей казалось, что она сойдёт с ума, если в её голове будет звучать только её собственный голос. Но подруга ответила прохладно, поэтому Евдокия заморочилась ещё и тем, что теперь плохо выглядит в её глазах.
«Дорогая, мне бы твои проблемы, – написала Настя. – Не придумывай себе драму, твои чувства не имеют отношения к настоящей любви. И вообще, я как замужняя мать с ипотекой и кучей забот даже скучаю по этим безответным влюблённостям!»
– Да и я скучаю по безответным влюблённостям, – приподняла бровь Елизавета II.
Святые небеса, неужели кого-нибудь когда-нибудь успокаивала фраза «это не настоящая любовь»? Даже если это и на самом деле так. Кстати, те, в кого мы так сильно, но безответно влюблены, всегда объясняют себе наши чувства тем, что они не настоящие, детские или вообще случайные. Евдокия бы не удивилась, если бы священник на её похоронах сказал:
– Ну что же, у неё всегда были детские и ненастоящие чувства к людям, поэтому можете расходиться.
Но попытки рассмешить себя в этот раз особо не помогали, и Евдокия разрешила выйти на выход новой партии тихих слез. А потом, поняв, что отсутствовать уже больше нельзя, достала из сумочки медицинскую маску, натянула её до самых глаз и вышла из туалета.
До рабочего места её провожали королева Елизавета II и крайне встревоженный за неё Северус Снейп, который пообещал снять с Пуффендуя 200 баллов, если она не успокоится.
Само собой, в течение рабочего дня Евдокия уже мало думала о подвеске и Наталье и уже не обращала внимания на полицейских, которые приходили в редакцию и беседовали с некоторыми коллегами. На беседу вызывали и Евдокию. Они спрашивали её про вечер пропажи подвески и про Наталью. Она с отсутствующим видом ответила на короткие вопросы двумя-тремя словами. Беседа напоминала переписку в «Тиндере», во время которой понятно, что ни одна из сторон не заинтересована в другой. В итоге доблестные правоохранители, видимо, махнули на неё рукой.
Занятая грустными мыслями, Евдокия даже не заметила, как вышла из редакции. Уже в метро по дороге домой она отправила маме несколько таких грустных и откровенных сообщений, что ей было бы стыдно их потом перечитывать. Мама искренне посочувствовала Евдокии, но уточнила, что на поиски второй половинки у неё «осталось всего четыре года» и что она просто обязана дать номер дочери внучатому племяннику их соседки по дому.
После этого Евдокия незаметно разрыдалась под маской сильнее прежнего и направилась в магазин. Надо сказать, что она всегда заедала свои проблемы и переживания, и ей стало немного легче уже в тот момент, когда она ходила между сверкающими витринами с йогуртом и мороженым. Разве есть что-то, что может успокоить тебя лучше, чем ожидание поглощения вкусной еды дома под пледом, у ноутбука с интересным фильмом? Почти не глядя, Евдокия покидала в корзинку огромное ведёрко мороженого с орехами и малиновым сиропом, насколько пачек сухариков, чипсов и пачку жевательного мармелада. Вооружившись этими покупками, пришла домой. А потом заметила, что она умеет есть мороженое и одновременно плакать – прямо как в меме «Грустно, но вкусно».
– Ну, приступим, – сказала Евдокия сама себе, села за стол и потянулась к ноутбуку.
Но одного фильма для такой ситуации явно было мало. Руки дрожали, и хотелось хоть что-то сделать, хоть как-то себе помочь. Орудуя ложкой, Евдокия скрыла публикации Пети в соцсетях, а заодно посты ни в чем не повинной знакомой, которая выложила фото из его любимого музея. Под эту же меру Евдокии попала и другая её знакомая, которая раньше была такой же скромной и неудачливой, как она, но вышла замуж, родила, постоянно пишет о своей семейной жизни.
– Да что же вы суете свои счастливые семейные фотографии прямо мне под нос, – пробормотала Евдокия.
В прострации она пролистнула ленты в соцсетях, записалась на какое-то мероприятие под названием «Онлайн-марафон по лепке клевера» и убрала ноутбук.
Убедившись, что базовые меры предприняты, Евдокия села за стол, открыла блокнот и накропала план действий для спасения себя:
«1. Не общаться с Петей, не смотреть на Петю, не смотреть на фото Пети, не смотреть на связанные с Петей вещи. Не грустить по общим тёплым моментам.
2. В случае особенно острой нехватки Пети – вспоминать, как плохо переношу моменты, когда он игнорирует меня, резко отвечает или обсуждает меня с другими.
3. Удалить переписки, создать новые странички в соцсетях.
4. Не рассказывать о переживаниях подругам и родственникам, особенно тем, кто с ипотекой и детьми.
5. Подготовить для новой жизни свою комнату и гардероб.
6. Не смотреть фильмы, в которых безответно влюблённый человек становится любимым, а также киноленты о Золушках и о неуклюжих и скромных девушках, которым вдруг отвечают взаимностью самые видные мужчины. Не смотреть, даже если это очень добрые и хорошие фильмы. Смириться с тем, что писатели и режиссеры порой обманывают нас.
7. Найти новую работу? Но для меня собеседования и новые работы – большой стресс.
8. Найти новые хобби и новую компанию? Но не представляю, где и как. Я социофоб, а сейчас пандемия коронавируса (это уважительна причина)».
9. Перестать, наконец, наедаться. Но завтра.
Перечитав список, Евдокия как раз покончила с первой пачкой сухариков. Снова подумала о Пете и издала вой, похожий одновременно на человеческий плач и на рёв раненого животного. На ноутбуке уже разумно был включён фильм «Бриджит Джонс». Евдокия чокнулась с Бриджит кружкой с какао, сделала погромче, с разбегу плюхнулась на диван лицом вперёд и осталась лежать в такой позе.
***
Через несколько дней Евдокия была вынуждена констатировать, что переносит происходящее гораздо сложнее, чем ожидала. Она ела, как не в себя, боялась встать на весы, и её уже запомнил по имени кассир в суше-баре.
Надо было остановить это. Завтра она точно будет худеть, будет есть только кашу и вареную курицу. Обязательно купит весы для еды, чтобы считать калории. Сегодня, правда, у неё ещё остались две большие пачки миндаля в сахаре, два мороженого и белый шоколад с гигантскими орехами. А значит, лучше от них избавиться сегодня, чтобы не было искушения съесть их завтра.
И Евдокия быстро умяла все эти запасы, не успев даже досмотреть и половину эпизода сериала. В конце концов, перед тем, как вступать в новую жизнь с жёсткими ограничениями, надо порадовать себя напоследок. Ведь неизвестно, когда еще она теперь сможет поесть сладкое и вредное.
– Дося, ситуация не такая уж тяжелая, вон вчера в передаче мужчина пришёл делать анализ ДНК сразу всем своим семерым детям, – сказала ей с утра мама.
Брат Миша по видеосвязи хмурился.
– Немного отпусти ситуацию, – посоветовал он. – Посмотри на это с другой стороны – ты много лет не знала, каково его решение насчёт тебя, а теперь ты знаешь. Вспомни, сколько праздников в прошлом году ты провела в слезах.
– Кажется, все.
– Вот именно. А теперь выпал шанс изменить ситуацию. И со временем собраться и попасть в… э-э-э, мир взаимной любви, – неуверенно добавил брат со смешно всклокоченными бровями.
«Собраться и попасть в мир взаимной любви» – для Евдокии это звучало примерно как предложение подготовиться к соревнованиям по фигурному катанию на Олимпиаде. Люди, нашедшие свою любовь, состоящие в браке, казались ей жителями других миров, недоступных для неё. Она не знала, понятия не имела, каково это – быть любимой и счастливо любить самой.
На работе Евдокия смотрела на окружающих, на фотографии героев новостей, на просто описание людей в текстах и думала – были ли они в своей жизни счастливы и любимы? Вряд ли они, как она, годами были влюблены в абсолютно равнодушного человека и не могли переключиться на кого-то другого. Она заметила, что мысленно вздрагивает от всех новостей про молодые семейные пары и влюблённых.
– Дося, – вдруг сказала Муза в начале рабочего дня. – Ты что-то натворила? Этот Марк Снежин… он на тебя смотрит!
Евдокия огляделась и действительно увидела Снежина, который стоял у стола Пети и слушал его, но поглядывал в её сторону.
– Не знаю, – Евдокия ощутила смутное беспокойство. – Посмотри, я не испачкалась в йогурте?
– Нет.
– Тогда я не знаю.
– Хорошо, – Муза пожала плечами. – Если честно, у меня от такого холодного жуткого взгляда мурашки по коже.
– Не такой уж он и жуткий, – заметила Евдокия. – Он мне очень помог на корпоративе.
– Удивительно.
Марк Снежин проходил мимо как раз в этот момент, и Евдокии показалось, что он услышал, как она высказалась о нём Музе. Она даже была уверена, что его лицо смягчилось. Он посмотрел на Евдокию и едва заметно кивнул.
– С ума сойти, он тебе ещё и кивнул, – пробормотала Муза. – Ну и дела у нас творятся. Слава Богу, хоть полиция перестала приходить сюда. У меня от них крапивница вскочила.
Улучив свободную минутку, Евдокия не выдержала и опять написала Насте.
«Ты страдаешь ерундой», – пришёл ответ.
Евдокия была немного задета и смущена этим сообщением. Она не придумала, что ответить, чтобы не испортить отношения с Настей, поэтому просто ответила словом: «Ок».
К концу дня она съела два вареных трубочки и плитку шоколада, купленные в автомате в редакции. И ей стали приходить совершенно отчаянные выходы из положения – от увольнения с работы и удаления всех своих соцсетей до переезда в другую страну. Наверное, у её нервных клеток был объявлен режим ЧС, и они бегали туда-сюда в панике, абсолютно не зная, что им делать. Но увольняться она не решилась – всегда было так страшно что-то менять. Начинать с нуля на новой работе – это значит, быть стандартным неигровым персонажем в «Симс», который просто ходит туда-сюда по городу и не знает, где его место.
А в четверг у неё появились новые симптомы – ей стало жутко стыдно, что она плохо поздравила Петю с помолвкой и вообще сидела мрачной тучей. Вернула видимость публикаций Пети в соцсетях. Начала думать о возможности сохранить небольшое корпоративное общение с ним, а также о том, как сильно будет скучать по нему. Возможно, к тому моменту её нервные клетки уже объявили экстренную эвакуацию.
Сам Петя на работе вёл себя, как обычно. Регулярно звонил в больницу Натальи (туда сейчас не пускали в связи с пандемией) и узнавал о её самочувствии. Из комы она так и не вышла. Петя явно переживал, но продолжал поднимать настроение окружающим своими шутками и вниманием. А когда появилась новость про скандал, устроенный известным писателем в магазине, он прислал Евдокии несколько шуток про писателей. А потом они провели несколько добрых минут, обсуждая новость про каких-то диких овец, которые заполнили собой городок в Великобритании, воспользовавшись тем, что он опустел из-за пандемии.
Вечером в пятницу в безумном порыве из сожаления и тоски Евдокия притащила из дома свой любимый старинный томик Бродского, купила коробку конфет и открытку: «Поздравляю с помолвкой». Эти богатства она принесла на работу в субботу – специально пришла для этого рано и стала думать, как незаметно пройти мимо работающих в ночь и в утро коллег к столу Пети. На его столе уже стояло немного подарков от других коллег.
Евдокия торчала в коридоре. Там её и застал кто-то из коллег. Она понадеялась, что это незнакомец из другого отдела, который просто пройдёт мимо, ничему не удивляясь. Но нет.
– Что происходит? – спросил Марк Снежин без всяких приветствий. – У тебя что, под пиджаком пижамная рубашка?
Евдокия вздрогнула, оглядела себя и быстро запахнула пиджак.
– Ох, – сказала она. – Кажется, я немного рассеяна. Или много.
Но вместо того, чтобы скрыться за поворотом и исчезнуть в подземельях Слизерина (или где там обитают такие закрытые и молчаливые люди), Марк продолжил стоять на месте.
– Что ты делаешь? – снова спросил он.
Евдокия вздохнула. Она заметила у себя на пиджаке ещё и остатки какао, отряхнулась. Посмотрела на Снежина и неожиданно для себя самой выдала ему правду.
– Я хочу м-м-м… незаметно для всех положить подарок для Пети Милашенкова в честь его помолвки.
Снежин продолжил молча на неё смотреть. От смущения она собрала волосы и убрала их за спину.
– Послушай, – сказала она. – Я знаю, что выгляжу странно, но мне просто необходимо что-то дарить, отдавать. Это нужно, в первую очередь, мне самой, а не Пете, признаю. И мне сейчас просто физически нужно вручить ему эти вещи.
Снежин неожиданно глянул на Бродского на обложке и спросил:
– А почему именно эти?
– Это его любимый поэт. И этот томик нравился ему ещё в школе. И я чувствую, что этой книге нужно остаться с ним.
Евдокия не стала рассказывать, что на самом деле она – большая барахольщица. Для неё всегда было трудно расстаться с вещами – даже выделила дома целый ящик под открытки. И там скопилось всё, что она получала в течение жизни – начиная с открытки на крестины, на которой изображена очаровательная малышка. Да что уж там, даже если Евдокия просто роняла оторванную пуговицу, она тут же поднимала её и клала в сумку. Она даже свою кружку уносила с работы каждую неделю. Наверное, всё дело в том, что она воспринимала все свои вещи как часть себя, своего мира.
Но это всё – уже нюансы. Трудно сказать, были ли в жизни Марка Снежина моменты, когда он был удивлён сильнее, чем сейчас. Несколько незнакомых коллег, проходивших мимо, с любопытством посмотрели на Евдокию и с опаской – на Снежина. Но Марк бросил на них такой взгляд, что люди тут же отвернулись и перестали любопытничать.
– Хотел предложить вариант проползти по трубе, – кашлянув, произнёс Марк. – Но я могу положить подарок на его стол, раз это для тебя важно.
– Правда? Спасибо большое. Если не трудно.
– Не трудно.
Марк взял подарочный пакет, медленно подошёл к столу Пети и с непроницаемым лицом поставил пакет на стол. Он выглядел так, будто впервые в жизни участвовал в таком странном мероприятии и сам не верил, что делает это. Этот человек определённо заслуживал «Оскара».
– Открытку, – шепнула Евдокия. – Не забудь положить внутрь открытку. Только сильно не раскрывай, чтобы моё имя не высвечивалось издалека.
Снежин выслушал её просьбу, не поворачиваясь. Всё с тем же лицом Камбербэтча-Шерлока он засунул в пакет записку, поправил пиджак и отошёл от стола.
– Это самое странное на свете, что я когда-либо делал, – объявил он Евдокии.
– Спасибо большое, – выдохнула она.
Корешок Бродского выглядывал из подарочного пакета, словно прощаясь с Евдокией. Но она знала – теперь она на своём месте. И, когда подарок оказался на столе, почему-то почувствовала сильное облегчение от этого. Словно теперь отпустить Петю будет гораздо легче. Она ещё не отпустила Петю, не открыла для себя эту дверь, но уже получила ключ.
До её рабочей смены оставалось ещё пятнадцать минут, и как-то так само собой получилось, что Снежин повёл её к своему рабочему месту выпить чаю. И Евдокия, закутавшись в свой тёплый плед с изображением птичьих крыльев, пила горячий напиток с фруктовым ароматом и слушала, как Марк разговаривает с кем-то по телефону.
– Табун лошадей, – спокойно говорил он. – Русалка.
Евдокия отпила чаю, с лёгким любопытством поглядывая на Снежина.
– Русалочий хвост фиолетового цвета.
Евдокия отпила чаю, с откровенным любопытством глядя на Снежина.
– Дракон, тёмно-зелёный, с блестящей чешуёй, – продолжил он. – Дышит пеплом… Хм, хороший вопрос. Но я не знаю, как выглядят ноздри дракона.
Евдокия поставила чашку на стол и уставилась на Снежина.
– Да, очень талантливо. Но немного нестандартно для нас – хочу посмотреть ещё несколько вариантов прежде, чем принять решение, – сказал он и отсоединился. А потом поймал взгляд Евдокии и слегка улыбнулся. – Всё нормально, просто моя младшая сестра увлеклась рисованием, и попросила совета по поводу идей для новых рисунков… Здесь стало довольно холодно, не находишь?
Надо же, по нему совсем непохоже, что у него есть сестра. И почему, Бога ради, он разговаривает с ней так, будто объясняет ТЗ для команды иллюстраторов?
– Это кондиционеры снова врублены на полную мощность, – объяснила Евдокия. – Традиционная летняя офисная проблема – мистически образом кому-то всё равно жарко, поэтому их не выключают. Подожди, я сейчас.
Она быстро сбегала к своему рабочему месту, взяла своё перуанское пончо и накинула на плечи Снежина. Он застыл, поражённо глядя на неё. И почему он на неё всё время так таращится, как будто она делает что-то невероятное – например, галопом скачет по редакции и делает колесо?
– Спасибо, – спокойно сказал Марк.
Но он не убрал пончо, а с невозмутимым лицом натянул на себя и отпил чаю. Наверное, со стороны они выглядели очень странно – робкая девушка в пледе и высокомерный холодный мужчина в чёрном костюме и разноцветном перуанском пончо.
– Итак, – произнёс Марк. – Я так понимаю, твоё расследование пропажи Валентины Анисимовой и нападения на Наталью временно приостановилось по личным причинам?
Евдокия поперхнулась чаем.
– Что? Как? Как ты узнал?
– В последнее время ты постоянно перечитывала свой лонгрид о ней и мониторила свежие новости, – спокойно пояснил Марк. – Это было видно на твоём экране. Ты ходила посмотреть на подвеску и делала пометки в блокноте. Но в последние дни что-то произошло, и ты перестала думать об этом. Вчера во время работы ты ела бутерброд, одновременно тайком беззвучно плача…
Евдокия подумала о том, что фраза «ела бутерброд, одновременно плача» прекрасно характеризует не только вчерашний день, а все её рабочие дни.
– … затем после работы ты прошла онлайн-тест, где было название на весь экран: «Разбито ли у вас сердце». И я понял, что твои мысли сейчас заняты иным.
Евдокия смутилась, и щёки начали гореть так сильно, словно воспламенились.
– Этот тест был просто для разгрузки головы после работы! – поспешно сказала она. – Ты что, следишь за нами?
– Нет, просто я наблюдательный человек. И мне понравилось, что ты обратила внимание на то, что и в комнате Валентины Анисимовой, и в доме Натальи были разбросаны вещи.
– Как ты узнал, что я обратила внимание? – поразилась Евдокия.
– Ты несколько раз прокручивала этот момент во время интервью с соседом и оставила его на готовом видео на сайте.
– Поверить не могу, – пробормотала она. – И ты ещё говоришь, что это я веду расследования.
Снежин усмехнулся.
– Как ты думаешь, почему в домах обеих были разбросаны вещи? – тут же спросила Евдокия.
– Не имею представления, – задумчиво произнёс Марк. – Что думаешь ты?
– Сначала я подумала, что у Валентины Андреевны деменция, – рассказала Евдокия. – А у Натальи – какое-то последствие от приёма антидепрессантов. Я знаю, что она что-то принимала. Она говорила при мне об этом. Но совпадение слишком странное, верно?
– Верно. Как и то, что твой коллега Иван Хохольков только что попытался подойти к столу Натальи и что-то взять. Не оборачивайся.
Евдокия не обернулась.
– Что там? – она понизила голос. – Он ещё стоит у стола Натальи?
– Уже нет. Ивана отвлёк Геннадий Шапошников, начав говорить ему что-то, что, по всей вероятности, призвано быть смешным. Оба отошли в сторону.
– Ваня, наверное, просто из любопытства посмотрел на стол Натальи.
– Не исключено, – спокойно сказал Снежин, не отводя взгляда от её коллег.
– Продолжаешь за ними следить?
– Я наблюдаю, – он отпил из кружки.
– Куда могла исчезнуть Валентина Андреевна?
– О, у этого могут быть тысячи вариантов, – коротко ответил Снежин. – Хотя понимаю твое беспокойство, учитывая то, что это была твоя любимая детская писательница. Но чтобы понять, как она пропала, нужно выяснить, что произошло с Натальей, потому что эти два случая связаны. А наши ниточки к Наталье гораздо короче. У неё были враги?
– Очень много. Я бы сказала – все.
– Это связано с её поведением на работе?
– Да.
Евдокия уже не стала уточнять, откуда он знает.
– Пара приятелей у неё всё же была, – сказала она. – Гена Шапошников с ней дружелюбно общался по работе, потому что он дружелюбен со всеми. И… Анатолий Мрачноватых. Мы считали, что он в неё немного влюблён. Старались при нём не обсуждать «Подругу».
– «Подруга» – это что, криминальное прозвище?
– Что-то вроде этого. Для конспирации.
Марк задал ещё несколько вопросов про Гену и Толю. Евдокию удивило, что он расспрашивал о её приятелях Натальи, а не о врагах.
– Что было за день до пропажи подвески? Ты помнишь? – спросил Снежин. – Как вела себя «Под..»… Наталья? Ты не замечала ничего подозрительного?
Он не смотрел на Евдокию – продолжал наблюдать за её коллегами, делая вид, что просто пьёт чай.
– Как обычно, – Евдокия пожала плечами. – Сделала мне замечание – сказала, что заметка о ДТП написана «слишком сухо, где эмоции?». Не знаю, как я должна писать новостные заметки о ДТП с эмоциями. Прямо вижу заголовок: «К сожалению, в Подмосковье автомобиль врезался в столб». А текст: «Вынуждены сообщить, что в Подмосковье…».
Евдокия удивилась тому, как много болтала в присутствии Снежина – наверное, это было связано с тем, что он не смотрел на неё во время беседы, а ранее видел в более дурацких ситуациях и до сих пор не сделал никаких намёков на то, что плохо к ней относится.
Снежин улыбнулся одними уголками губ.
– Нет, конечно, такие заголовки никуда не годятся, – произнёс он. – А скажи мне, был ли у «Подру»… Натальи самый неприятный для неё коллега?
– Да, был.
– Кто этот человек?
– Кажется, я.
Марк если и удивился услышанному, то виду не подал.
– Ясно, – сказал он, снова отпил чаю и перевёл взгляд на окно. – Чайки у вас тут летают достаточно часто.
***
Чайки и правда постоянно летали за окном и кричали – может быть, где-то у них были гнёзда? Евдокия представляла, что работает у моря, а когда ставила кружку на флаер книжного магазина «Под звёздами», словно чувствовала запах побережья. Ей даже показалось, что под ногами – песок. И он действительно оказался там – видимо, кто-то из ночных авторов сидел на её месте в грязной обуви.
Евдокия старалась не думать о Пете и убеждала себя, что она не должна расстраиваться, ведь это наверняка не значит, что она никогда больше не сможет снова так сильно влюбиться. Ей и без того было, о чём подумать – её бабушка была лежачей больной, её любимая детская писательница пропала, подвеску украли, напали на начальницу. Ей нужно сосредоточиться на чем-то приятном впереди… например, на результатах литературного конкурса «Молодое перо», на которые она возлагала большие надежды.
Перед уходом с работы Евдокия бросила последний взгляд на подарок, одиноко лежащий на Петином столе, будто оторванная часть её души. На миг ей показалось, что Петя не примет его и выбросит. А потом она тихо закрыла за собой дверь отдела и пошла к выходу из здания. Хотела сказать охранникам на выходе «До свидания», но задумалась и сказала: «Привет».
Она немного задержалась на первом этаже, пока искала в сумке карту для проезда в метро. Услышала знакомые голоса и отошла в сторону – как почувствовала.
– Лаптинская – самое нелепое создание из всех, что я видела, – со смехом сказала Инесса, когда выходила вместе с сестрой, Петей и Снежиным из редакции. – Поверить не могу, что она старше меня.
Должно быть, близняшки и Снежин уходили из работы, а Петя решил их проводить до выхода.
– И не говори, – Нинель хихикнула.
– Придётся поверить, – улыбнулся Петя.
Евдокия выглянула из-за горшка с гигантским растением, за которым пряталась. Ей показалось, что улыбка Пети была грустной – видел ли он её подарок или ещё нет?
– И я клянусь – на ней мужские кроссовки, – продолжила Инесса. – Что не удивительно с её размером ноги. Мне кажется, в обувном магазине она сразу чапает в мужской отдел.
– И не говори, – снова сказала Нинель.
«Вот зараза проницательная», – уныло подумала Евдокия.
Петя улыбнулся, но Марк никак не отреагировал, и Инесса выжидающе посмотрела на него.
– Когда она только пришла сюда пять лет назад, то добавляла фразу: «Редакция выражает соболезнования» в новость про каждую трагедию, хотя мы это добавляем только к новостям про известных людей. Я бы не удивилась, если бы она добавила это к новости про гибель случайных котят. А в фамилии одного спикера, Пергаменщика, она постоянно делала ошибки, вечно писала: «Пергаменщиков». И он в итоге отказался давать нам комментарии. А вы видели её волосы? Я с ней стараюсь не садиться рядом, вдруг у неё вши.
– И не говори, – без особой радости сказала Нинель.
Петя ничего не сказал. Марк отошёл к панорамному окну в ожидании, когда его собеседники наговорятся.
– А Марк с ней сидел сегодня утром на своём рабочем месте, – сказала вдруг Инесса. – Да, Марк? Тебя разве не испугали её гигантские кроссовки?
– Не испугали, – холодно ответил он. – Мне кажется, они её ничуть не портят. И я не заметил никакого нелепого поведения. Мне она показалась спокойной и открытой.
Снежин пожал руку Пете и вышел из редакции. Близняшки поспешили за ним. Петя какое-то время смотрел им вслед, а потом пошёл обратно на работу. Евдокия проводила его взглядом и вылезла из объятий добродушного растения.
«Собраться и попасть в мир взаимной любви, – мрачно вспомнила Евдокия слова своего брата. – Ну, пока что я просто постояла у закрытых дверей этого мира».
Дома Бриджит Джонс её встретила уже как родную.
***
Рабочий чат «Улыбаемся и пашем» в мессенджере Евдокии Лаптинской, 21:45:
«В соседней смене заболели сразу два человека, – написала Инесса Быстрова без предисловий. – Меня просят спросить – кто-то согласен выйти на замену в свой выходной? Нужен один человек. Давайте отвечайте быстро»
Ответы не заставили себя долго ждать.
«Я не смогу, поеду в Астрахань к бабушке. Уже купила билет», – ответила Муза Малинина.
«Я записан в поликлинику на весь день, как жаль», – настрочил Анатолий Кошкин.
«Буду в пещере под Тверью, без связи», – написал Антон Тихий.
«Я лечу космическим туристом на МКС», – сообщил Гена Шапошников.
«Буду проводить исследование в Большом андронном коллайдере», – проинформировал Анатолий Мрачноватых.
«Я как раз собирался сделать день отказа от Интернета», – написал Валерий Вяземский.
«На мне будет отдыхать кошка», – могла бы написать Евдокия Лаптинская.
Дневник души. Часть 3
Май Паустовский с деловитым видом вышел из туалета в самолете Берлин – Лондон. Он не видел, но чувствовал, как за ним по пятам следовал его невидимый друг.
– Это обязательно делать прямо так? – недовольно спросила Душа. – Нельзя было дождаться, когда они приземлятся?
– Ну, ты же хотела поговорить срочно, – Май беспечно пожал плечами. – Идём.
Волшебник спокойно прошёл вперёд, не обращая внимания на пассажиров, некоторые из которых начали на него поглядывать. Он остановился возле темноволосой девушки с грустными серыми глазами и деловито поправил свою брошку-переводчик.
– Мисс Эмили Уайтхаус? – спросил Май у девушки. – Мы присядем?
Эмили Уайтхаус завертела головой, пытаясь понять, о каких «мы» говорит странный пассажир. Но тот просто молча сел на свободное место рядом с ней.
– Эмили, мы хотели поговорить с вами о вашем брате Эрике Уайтхаусе, который умер на днях, – бесцеремонно сказал Май и залез в телефон. – Он ударился головой в ванной, верно? При каких обстоятельствах?
Девушка прижала руку к лицу. Глаза её тут же заслезились.
– Вы сейчас летите на похороны, верно? – равнодушно осведомился Паустовский и зевнул. – Особо не рассчитывайте на смерть брата. Вполне возможно, что он сейчас стоит рядом с вами. Видите ли, я познакомился с неким призраком, который не помнит, кто он, но почувствовал некую связь между собой и Эриком Уайтхаусом, когда мы просматривали новости со всего мира.
Эмили начала дышать тяжелее. Сдерживаемые на протяжении всего полёта слёзы застилали её лицо. Душа развернулась к Маю Паустовскому и со всей силы ударила его кулаком в лицо. Май не мог ощутить на себе силу удара, но, кажется, не находящая себе покоя после смерти Душа была настолько разгневана, что он почувствовал что-то.
– Что? – возмутился он. – За что?
Душа заметила, что на них стали оглядываться бортпроводники. У неё не было ни времени, ни желания что-либо объяснять бесчувственному волшебнику. А потом она вспомнила, что они её и не услышат.
– Что ты такое наговорил Эмили Уайтхаус, идиот! – выпалила она. – Ты разве не видишь, что у человека горе?
– Чем ей поможет твоя деликатность? Я обратился к ней по делу!
– У неё умер родной человек!
– Люди умирают каждый день!
– Ты что, никогда не терял близких?
– У меня нет близких, – заявил Май.
Душа долго смотрела на него, а потом обернулась к Эмили Уайтхаус. Она знала, что девушка не видит её, но не могла просто смотреть на горе другого человека. Душа положила ладони на руки Эмили.
– Не плачьте, – сказала она. – Там точно что-то есть. И Эрик где-то есть. И он любит вас, а значит, он не покинет вас. Должен же быть какой-то смысл в нашей жизни.
Девушка Эмили посмотрела прямо на Душу. Душа положила свою руку на её ладонь. Май нахмурился, пытаясь понять, что происходит.
Когда Эмили немного успокоилась, Душа отошла от неё.
– Тяжело её бросать, – коротко сказала Душа поспешившему за ней Маю. – Но она вряд ли моя сестра. Я не чувствую этого.
– С утра что-то чувствовал, а сейчас уже не чувствуешь, – проворчал Май. – Ой, кажется, за ними идут бортпроводники. Пошли, скорее, обратно в туалет. Я не захватил свой загранпаспорт.
Но кабинка оказалась закрыта, а два стюарда продолжила двигаться между рядами прямо к Паустовскому. Тогда он сказал душе:
– Постарайся не отставать.
С этими словами Май подхватил свой зонт, висящий у него на руке, бросил в рот жвачку странного изумрудного цвета и на миг стал прозрачным. После этого он спокойно шагнул прямо в стену самолета, раскрыл свой зонт и был таков. Душа, чуть погодя, бросилась за ним. Не то, чтобы было очень приятно прыгать вниз, даже если тебя уже нет в мире живых.
Но она уже некоторое время назад узнала, что может летать. Ну как летать… висеть в воздухе. Душа ухватилась за ручку зонта вместе с Маем.
– Что ты вытворяешь? – поразилась она. – Разобьёшься!
Но Май не боялся разбиться – он спокойно летел с раскрытым зонтом в руках, а свободной рукой демонстративно пил прихваченный с подноса стюардессы кофе. Под мышкой у него была зажата газета.
– И ты только что был прозрачным! – продолжила Душа, цепляясь за него в воздухе.
– Успокойся, это была жевательная смесь, которая на минуту делает человека бестелесным. А зонт летающий. Ну что, проверим того японца? Такаши Судзуки, утонул в озере. Ты сказал, что чувствуешь связь с ним.
– Как высоко, – Душа взволнованно посмотрела вниз. – Не могу поверить…
– Как у тебя с географией? Конкурные карты рисовал? – деланно серьёзно поинтересовался Паустовский. – Если да, то это здорово помогло бы нам определить, где мы находимся.
Душа вздрогнула, глядя на облака вокруг. Май спокойно отпил кофе и раскрыл газету.
Глава 4. Книжный магазин «Под звёздами»
Заветы бабушки Фроси:
Не переживай.
Ошибаться можно.
Нельзя нравиться всем или всем угодить
Тебе нужна только взаимность.
Гордись тем, кто ты есть, если это не делает никому плохо.
Не падай до того, как ты споткнулась.
Чудеса создаются нашими руками.
Если ещё бьётся сердце, значит, мы ещё поборемся.
В воскресенье Евдокии пришлось выйти на работу в ночь на замену, работала в паре с Геной Шапошниковым. В ночных сменах было свои плюсы – самостоятельность, тишина, доля романтики. Хотя работа в ночь тяжело давалась физически, а после неё приходилось несколько раз заводить будильник, чтобы покормить обедом и перевернуть бабушку Фросю – сиделку в такие дни, раз Евдокия всё равно отсыпается дома, семья не вызывала.
Не то, чтобы Евдокия была хорошей сиделкой – совсем нет. Она любила бабушку Фросю, переживала за неё, но часто чувствовала раздражение и усталость во время ухода. Тяжело себе признаваться в таких вещах, но они есть. Бывало, она срывалась на бабушку, когда та отказывалась есть или переодеваться.
После ночной смены покормила бабушку, перевернула её и легла спать. Потом проснулась из-за того, что бабуля звала её – сходила в туалет по-большому. Евдокии всегда было трудно менять памперс самой, так что вся кровать всегда оказывалась перепачкана. Это был один из тех случаев, когда Евдокия могла бы сказать про свою жизнь, что она в прямом смысле по самые локти застряла в…
– Ох, Досенька, прости, пожалуйста, прости, – говорила бабушка, с волнением размахивая худенькими ручками, покрытыми старческими веснушками.
– Ничего, – бодро отвечала Евдокия. – Сейчас мы всё уберём.
– Ой, так тебя люблю.
– И я тебя люблю.
– Прости меня!
– Это ты прости! Я не буду больше ругаться на тебя.
Жалко было, конечно, бабушку, да и себя тоже, но глаза боятся, а руки убирают. Убравшись и успокоив её, Евдокия снова легла спать – включила сериал и оставила на столе коробочку из-под пиццы (новая жизнь в жёстких условиях временно переносится, хотя она уже ненавидела себя за это и даже избегала смотреть в зеркало).
Был и плюс – впереди у неё целая неделя выходных по сменному графику. И сиделка будет часто приходить, так как родители надолго уехали в отпуск на дачу. А бабушке она обязательно купит новый платочек и кружку, и будет сидеть с ней подольше. Например, сядет с книжкой в кресле, пока бабушка смотрит телевизор и рассеянно комментирует передачи. А может, ляжет спать рядом на полу на матрасе, как тогда после больницы, когда бабушка нуждалась в ежеминутном внимании.
Да, именно так и нужно сделать, пора бы уж стать, наконец, хорошей внучкой.
«Счастливо, доченька, – написала мама. – Надеюсь, тебе не будет грустно в квартире совсем одной. Побольше гуляй и звони. И не думай о Пете».
Проснулась Евдокия из-за сообщений в рабочем чате. Это Петя не дал исполниться маминому: «Не думай о Пете».
Стоп. Работа – подвеска – Петя. Евдокия прикрыла глаза – снова наступил тот момент, когда она вспомнила про помолвку Пети, проблемы на работе и своё незавидное положение по жизни. Как сладки эти мгновения после сна, когда ты ещё не помнишь о печальных событиях в своей жизни, о которых думаешь всё остальное время.
Петя написал замечания по ночной работе – скинул три ошибки в заметках, которые случайно в таком виде прочёл в прямом эфире. В одной новости вместо фото реального Джонни Деппа случайно кто-то поставил фото восковой статуи актера из музея Мадам Тюссо. А в театральном анонсе, который был написан для детской странички журнала и тоже был показан в эфире, у актёра в костюме Волка хвост неудачно вывернулся наперёд, когда он пришёл в гости к бабушке. Это фото было подписано так: «Бабушка Волку очень понравилась».
От этой шутки у Евдокии внутри всё похолодело. Она окончательно проснулась и стала листать чат дальше. Там ещё и в новости по аварию, которая произошла из-за того, что кошка в салоне авто вцепилась когтями в лицо своего хозяина-водителя, автор слишком поглумился.
Петя оставил несколько сообщений.
«Меня кто-нибудь читает?? Жду объяснений от авторов. Объясните почему вы допускаете такие шутки в детском разделе и почему таким образом пишите новости», – написал он.
Это всё писал Гена и фотографии ночью тоже ставил он. Евдокия даже прочитала шутейку про Волка с его мысленной интонацией. Но Гена никак сообщения Пети не комментировал, и почему-то Евдокии казалось, что это не было связано с тем, что он их не видел.
«Как проснётесь, немедленно объясните произошедшее. Как вы вообще могли такое допустить с волком? По-вашему, это смешно? Это ДЕТИ. Вы поржали, пока писали это, а у их родителей полезли на лоб глаза», – надрывался Петя.
Он был очень разгневан – редко писал коллегам в такой манере. Из всех участников чата одна только Инесса осмелилась это как то-то прокомментировать – прислала смеющиеся смайлики. Евдокия вздохнула, гоня прочь нехорошие мысли о ней.
«Я жду объяснений, Геннадий и Евдокия. И это моё последнее предупреждение», – заключил Петя.
«Написал наши полные имена. Дело точно плохо», – подумала Евдокия.
Она села на диван, думая, что ответить. Ей было сложно написать что-то вроде – «это всё не моё, я этого не заметила». В ушах стучало это «вы». Петя всё время, когда обращался к кому-то конкретному из команды, писал «вы», и Евдокию очень это расстраивало, она начинала переживать и чувствовать себя виноватой чуть ли не сильнее, чем сам виновник.
«На всякий случай уточню. В дальнейшем подобные выходки будут последними на вашей работе здесь», – добавил Петя.
Гена всё молчал. Промучавшись ещё полчаса, Евдокия совсем запаниковала и позвонила ему.
– Гена, Петя пишет в чат, волнуется. Недоволен. Ответишь ему?
– Понял, – коротко сказал Гена. – Отвечу.
Через некоторое время он написал в личку Евдокии следующее:
«Я позвонил Пете и сказал, что новость про ДТП писал Толик ещё вечером. Так ведь? Ну вот и всё, с нас-то какой спрос».
Всё-таки Гена в любой ситуации остаётся Геной. Тут Евдокия заметила в мессенджере, что Петя «печатает» в чате. У неё всё внутри перевернулось от этого «печатает».
«Я всё ещё не дождался ответа по другим ошибкам, – написал он. – И ещё. Сергей Сморщук жалуется, что вы с ним грубо разговариваете».
И тут Евдокия вспылила. Было понятно, чьё теперь имя стоит за этим «вы».
«Он прислал мне в личку ссылку на порно. Это тоже было довольно грубо», – написала она.
Петя и Инесса отреагировали на это новым зловещим «печатает», но Евдокия выключила телефон, отбросила его в сторону и упала спиной на кровать. В этот момент она поняла – ситуация на работе не изменится для неё никогда вне зависимости от того, как там ведёт себя Наталья. Но пока Евдокия размазывала слёзы по лицу, произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее – в комнате оказался ещё один человек. И он стоял прямо над ней.
– А-А-А-А-А-А-А! – закричала Евдокия.
– Добрый вечер, соня, – как ни в чём не бывало, ответила тётя Таша. – Ты что в пижаме? Ты спала среди дня?
Евдокия ошалело уставилась на неё, спокойно стоящую у дивана, а потом попыталась прикрыться одеялом и рухнула на пол.
– Ох, что же ты так неаккуратно, – весело заявила тётя Глаша, проходя в комнату. – Незамужняя девушка в твоём возрасте должна быть изящная и всегда в хорошем настроении. Как я!
Тяжело дыша, Евдокия пыталась прийти в себя и осознать происходящее. Всё нормально. Это не грабители вломились в дом… Но, может, эти гости даже хуже? Что они здесь делают вообще?
– Твои родители оставили нам ключи на всякий случай, – бодро продолжила Глаша. – Вставай скорей! Кирилл сейчас придёт!
– Кто?! – поразилась Евдокия.
– Кирилл – внучатый племянник сестры нашей подруги, – мягко объяснила Таша. – Он согласен с тобой познакомиться. Правда, у тебя пустой холодильник, что позволит ему рассматривать тебя только во вторую очередь. Ты разве не готовишь (камушек)? Если у тебя с этим проблемы, я могу научить. Кстати, а чего ты спишь-то среди дня (камушек)?
Сегодня Евдокия должна была отдыхать, неспешно попивая какао, а потом узнать результаты конкурса «Молодое перо» и раскрасить картину по номерам…
– Евдокия, предлагаю тебе переодеться, – авторитетно заявила тётя Таша. – Не хочу, конечно, сказать ничего плохого, но в моё время мы встречали гостей в ином виде (камушек).
– Я как-то стесняюсь, я бы не хотела сегодня гостей, – робко произнесла Евдокия.
– Как это стесняешься?! – тётя Таша посмотрела на неё, как на умалишённую. – Что за детский сад?! И потом, что это за наглость – не впустить человека?!
В дверь позвонили, тётушки засуетились и побежали открывать дверь. Не успела Евдокия и глазом моргнуть, как на пороге её комнаты возник кругленький и низкий молодой человек. На макушке блестела лысина, а на носу – круглые очки. Но Евдокия всё ещё была в таком шоке от происходящего в доме, что успела только выпутаться из одеяла.
– Здравствуйте, – деловито сказал Кирилл.
– Здравствуйте, – поражённо отозвалась Евдокия.
– Ну, пойдём милый, на кухню, – проворковала тётя Таша. – Досе надо переодеться, вчера она плохо чувствовала и поздно легла. А обычно встаёт очень рано и сразу начинает стирать.
– Руками, – бодро добавила Глаша. – С хозяйственным мылом.
Компания скрылась в коридоре, а Евдокия, моргая, продолжала смотреть им вслед. Мурлыка тоже выглядела слегка удивлённой. Евдокия серьёзно задумалась о том, не спит ли она до сих пор и не является ли всё это кошмарным сном. Надеясь удостовериться в этом, она тихонько вышла из комнаты и осмотрелась. Проверила бабушку Фросю – та спокойно спала под мирно бормочущий телевизор. На кухне у окна с мрачным видом сидела тётя Паша.
– Ого, сколько комнат, – раздался в дальнем коридоре голос Кирилла. – Это четырёшка?
– Ага, – отозвалась Глаша. – Смотри, какой милый диван в гостиной.
– Мебель лучше поменять, слишком «бабушкин вариант», – оценил гость. – Но если устроить ремонт, будет неплохо. А какова площадь квартиры?
Мурлыка начала шипеть. А Евдокия так сильно растерялась, что просто стояла на месте и не двигалась. И она вдруг поняла, что так будет всегда. Всегда она будет просто стоять и смотреть, как другие люди хозяйничают в её жизни. Она быстро вытерла мокрое лицо рукавом пижамы.
– Я же сказала, что не хочу сегодня гостей, – сказала она более громко и решительно. – И мы не продаём квартиру! Спасибо за внимание, не могли бы вы уйти?
– Евдокия, – ахнула тётя Таша. – Ты что себе позволяешь?
Таша и Глаша уставились на Евдокию так, словно она вырулила на «КамАзе» на красный свет и, дрифтуя, промчалась по улице, сшибая фонари. Кирилл поперхнулся и прекратил замерять высоту стены.
– Что хочу, – громко сказала Евдокия. – Я у себя дома. И мы сегодня с бабушкой Фросей не ждём гостей.
После этого атмосфера за миг изменилась. Вместо максимального напряжения в воздухе стал витать полный шок. Евдокия не поняла, почему лица тётушек так поменялись.
– Г-г-гостей? С б-б-бабушкой Фросей? – повторила Глаша, вся бледная.
– Да, – с вызовом ответила Евдокия. – Не ждём.
– С б-б-бабушкой Фросей? – снова повторила Глаша.
– Да!
– Н-н-но она… она же… она умерла ещё около двух месяцев назад, – изумлённо пролепетала Глаша. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Евдокия сначала даже не поняла смысл сказанного. Она увидела, как из-за спин своих сестёр вышла тётя Паша, обычно мрачная и безучастная, и внимательно посмотрела на неё.
– Что вы говорите? – воскликнула Евдокия. – Вы что? С бабушкой всё норм!
– Дося, – медленно произнесла тётя Паша своим высоким голосом. – Выдохни и послушай меня. Твоей бабушки больше нет с нами.
– Что за бред?!
– Ты должна принять это. Она ушла от нас.
Евдокия подумала бы, что старушки ее разыгрывают или мстят ей, но Паша была очень серьёзна. Хотя Евдокия понимала, что та говорит неправду, ей очень хотелось тут же сбегать к своей бабушке и ещё раз посмотреть на неё. Она в нескольких прыжках достигла двери, распахнула её и к своему огромному облегчению увидела бабушку по-прежнему мирно спящей. Телевизор продолжал бормотать.
Евдокия тихо прикрыла дверь.
– Вы что, с ума сошли? – обрушилась она на тётушек. – Это уже перебор!
Но тётя Паша даже не смутилась. Она лишь переглянулась со своими сёстрами.
– Евдокия, – твёрдо сказала Паша. – Ты должна это принять. Загляни в себя и узнаешь правду. Прислушайся к реальности. Медленно закрой глаза и открой их. А потом снова открой ей.
Сердце стучало так быстро, что Евдокия почему-то начала икать, ей вдруг стало жуткой холодно. Все три бабки явно были не в себе, но, сама не зная зачем, Евдокия послушала Пашу – наверное, больше от шока. Она на мгновение закрыла глаза, попыталась выдохнуть и успокоиться.
А потом… на её глазах квартира вдруг начала меняться сама по себе. Красивые обои со стрекозами в коридоре по кусочкам снялись и растаяли в воздухе. Исчезли цветы, аквариум с рыбками и горшок с пальмой.
Что происходит?! Евдокия кинулась к тумбочке, где был аквариум, но её руки нащупали лишь пустоту.
Более того – начала меняться и сама Евдокия. Её мягкие тапочки исчезли – на их месте оказались старые дырявые сланцы с рынка. Исчезла любимая пижама в синюю клетку – на её месте возникла старая сорочка, купленная ещё в 10-м классе. Волосы растрепаны, под глазами – тени.
Не в силах шевельнуться, Евдокия всё поворачивала головой и смотрела, как на её глазах в квартире исчезают и меняются вещи. А потом произошло страшное – телевизор в комнате бабушки Фроси резко замолчал, свет под дверью погас. Только снова раздался голос мамы, читающей молитву по ролику, который ей кто-то из подруг прислал в мессенджер. На экране менялись картинки с иконами, звучала тревожная музыка, а текст молитвы читал какой-то священнослужитель. Мама повторяла за ним. Евдокия всегда боялась этой музыки и этой молитвы – когда эти звуки звучали, это всегда значило, что в дом пришла беда.
«Богородица Дева Мария, исполненная благодати Божией, радуйся! Господь с Тобою».
Евдокия вдруг отчетливо увидела телефон своей матери с играющим на экране роликом с молитвой. Он возник в воздухе из ничего, словно сотканный из темноты. Опустился на её ладонь. И Евдокия практически увидела, как её мама плачет над бабушкой.
И в её голове возникло воспоминание, словно отчаянно прячущееся от неё.
Это её брат, он стоит у метро, ожидая её возвращения с работы. При виде него Евдокия сразу понимает, что что-то не так.
– Умерла наша бабушка, – сказал он.
Затем – тусклые домашние стены и заплаканное лицо мамы. Вот мама снова плачет, а вот просыпается и говорит, что первые мгновения после сна самые сладкие – когда она ещё не помнит, что её мамы больше нет.
Телефон исчез из руки, словно его и не было. Отмерев, Евдокия кинулась к двери и открыла её.
Кровать бабушки была пуста, не было даже постельного белья. Не было рядом с кроватью коляски, старенького кресла, столика и горшка. Не было ящичка с лекарствами и коробочки с любимыми колечками и резинками бабушки.
На подоконнике лежал её старый платочек – Евдокия ведь так и не купила новый. Рядом – бабушкин портрет в чёрной рамке с чёрной лентой.
– Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т! – громкий голос Евдокии пронзил тишину мёртвой комнаты.
«А ведь я так и не исполнила свои обещания, – промелькнула мысль. – Не стала проводить с ней больше времени. Не читала, сидя рядом с ней в кресле. Не купила платочек».
Это не могло быть правдой, не могло быть правдой. Словно кто-то проник ей в душу, перевернул весь её уютный мир и воплотил в жизнь её кошмары.
– Это правда, – произнёс незнакомый скрипучий голос. – Она умерла в апреле.
Евдокия лихорадочно обернулась, но никого не увидела. А потом в стене возникла маленькая деревянная дверца, и оттуда вышло существо с длинной бородой, морщинистыми руками, круглым носом и большими добрыми глазами. Под бородой у него виделись лапти и рубашка. Евдокия позднее много раз вспоминала этот момент и понимала, что она даже не сильно была удивлена появлению такого создания в доме. Всё, что её волновала – это её бабушка.
Горе, в которое она не хотела верить, волнами нахлынивало на неё.
– Умерла в апреле, пока ты была на работе, – повторило существо. – Ты позднее много раз вспоминала и проклинала тот рабочий день. Тебя тогда задержали на работе, а твоя семья решила не говорить тебе о том, что бабушке стало хуже. И ты постоянно думала о том, что бы было, если бы ты вернулась домой вовремя – успела бы ты с ней попрощаться? Попросить прощения и сказать, что любишь.
– Нет! – Евдокия схватилась за голову и почувствовала твёрдый пол под своими коленками.
– Мне жаль, – сказала существо. – Я знаю, что ты чувствуешь. Видел и в прошлый раз. Я ведь хранитель этого дома. Домовой.
– Нет, – снова сказала Евдокия, сидя на полу.
Почему-то ей казалось, что если она отвергнет всё это, откажется верить, то жизнь вернётся на круги своя, и бабушка Фрося снова окажется дома. Живая, тепло улыбающаяся ей. Протягивающая ей руки со старческими веснушками…
– Хватит, – вдруг решительно сказала тётя Таша. – На Досю наслали морок. Девочки, мы должны это остановить.
– Таша, это вряд ли морок. Это больше похоже на дар, – тетя Паша нахмурилась. – Дар защищал её от неприглядной реальности. А теперь иллюзии пали. Ты ведь видела что-то на своей ладони, Евдокия? Ты долго смотрела на неё…
– Всё равно надо остановить! – взвизгнула Глаша.
– Послушайте, мы зря пришли в чужой дом без приглашения, – настаивала Паша. – Хозяйка даже не успела встать. А ну-ка, давайте выйдем и подождём за дверью. Кирилл, поставь на место хозяйскую вазу. Таша, отдай мне ключи от дома.
Евдокия подняла заплаканное лицо, пытаясь понять, о чём говорят тётушки. Взгляд Паши показался ей необычным. Что в нем было? Сочувствие?
– Нет, Паша, – твёрдо сказала Таша. – Это надо сделать.
– Нет! – крикнул домовой. – Я не позволю!
Но тётя Таша уже подошла к своим сёстрам, встала между ними и взяла их за руки. Все трое стояли лицом к Евдокии. Та вообще не понимала, что происходит. Таша, закрыв глаза, начала что-то бормотать себе под нос. Глаша подхватывала это бормотание, испуганно таращась на Евдокию. А Паша продолжала смотреть на внучатую племянницу с сочувствием. Поймав взгляд Евдокии, она одними губами произнесла:
– Беги.
И в этот момент тётки изменились – вокруг них возник дым, одежда сменилась на чёрные блестящие платья с чёрными шляпками и вуалями. К поясам у них были привязаны маленькие предметы – мешочки с какими-то травами, даже маленькая метла. Кожа стала белой, как бумага. Губы окрасились в алый, на глаза вороньим крылом легли чёрные тени. От сцепленных рук стала подниматься зелёная дымка, и Евдокия начала задыхаться. Кирилл, завопив, наконец, выскочил из квартиры.
– Не дам колдовать в моём доме! – воскликнул домовой.
Он увеличился в размерах, став ростом до потолка, а глаза стали грозными, зрачки стали напоминать кошачьи. Домовой замахал руками по воздуху, и тётушки вылетели в коридор прямо за распахнутую после побега Кирилла входную дверь.
– Что происходит? – наконец, вскрикнула Евдокия.
– Твои тётушки – ведьмы, милая, – ответил домовой.
«Боже, как это странно звучит – «ответил домовой»»…
– Они пытались заколдовать тебя, подумали, что ты под мороком лишилась памяти. Но на самом деле на тебе нет морока. А тётушки твои колдуют очень плохо, могли случайно наворотить дел и дух из тебя вынуть. Батюшки мои! Ты пока беги, милая, беги! Беги прямо сейчас. Пережди где-нибудь. А домовой Троша защитит твой дом.
– Но…
Евдокия вдруг поняла, что не хочет расставаться с этим существом.
– Иди, – добавил домовой чуть мягче. – Троша всегда тебя найдёт, где бы ты ни была. Я же хранитель твоего дома.
– Но куда мне идти?
– Куда глаза глядят, милая. Только в этом случае порой можно дойти до нужного места, – загадочно произнёс домовой и исчез в стене.
И Евдокия побежала. Быстро бросила обе связки ключей в рабочую сумку. Накинула на ночнушку первое, что попалось – джинсовую куртку. Натянула кроссовки, подхватила Мурлыку, посадила в переноску и выскочила из квартиры.
Три тётушки сидели в коридоре и отмахивались от наколдованной ими же зелёной дымки, кашляли и ругались. Евдокия закрыла за собой дверь и юркнула в лифт. Выбежала из дома и двинулась туда, куда следуют все в таких ситуациях – куда глаза глядят. Она уже только на улице поняла, что не сможет попасть обратно в квартиру – забыла рабочую сумку, а дверь захлопнула. В той же сумке остался кошелёк со всеми карточками и деньгами.
«Святые небеса».
Тут ещё начал моросить дождь, а кошка мяукала в переноске. Что делать? И тогда Евдокия нащупала в кармане джинсовки проездную карту и пошла в метро. Она решила переночевать на работе, ведь редакция работает в круглосуточном режиме, и там даже есть раскладушки, на которых можно вздремнуть. Если повезёт, ночнушку примут за белое летнее платье, а джинсовку вообще не обязательно снимать.
Уход бабушки Фроси… изменившаяся квартира, тётушки-ведьмы, домовой. Голова кружилась, слёзы продолжали бешено отправлять заявки на выход из глаз. Поезд унёс Евдокию и Мурлыку на станцию. Когда Евдокия вышла, дождь уже закончился, а идея с ночевкой на работе перестала казаться хорошей. К тому же, она запоздало сообразила, что не взяла пропуск.
«Какая же пустая у тебя голова».
Евдокия прошла немного вперёд мимо магазинчиков, зашла во двор и уселась на лавочку. Она дрожала, и ей стали приходить мысли о том, не сошла ли она с ума. Евдокия всерьёз обдумывала идею вбить в поисковике «Тест на сумасшествие». Жилые дома смотрели на неё желтыми квадратами окон, за которыми были семьи, дети, счастливые жизни, и от этого было ещё тоскливее. А Евдокия была одна с кошкой на лавочке. Точнее, одна с кошкой и… коробкой у помойки, которая шевелилась. Да, точно шевелилась, Евдокия была совершенно уверена в этом.
Её охватил озноб, словно она смотрела жуткий фильм в кинотеатре и знала, что сейчас на экране выпрыгнет чудовище. Несколько минут она не двигалась, а потом убедила себя, что в такой маленькой коробке вряд ли может быть что-то опасное. На корточках она доползла до мусорных баков, вытянула ногу и слегка толкнула коробку. К её удивлению, та тихо тявкнула. Евдокия заглянула в коробку – там с грустным видом сидел грязный щенок. Беднягу выбросили! Евдокия завернула щенка в свою джинсовку (он от радости лизнул её в руку) и поставила коробку рядом с собой. Теперь на лавочке их стало трое.
«Ну, хоть что-то».
Мурлыка уже начала волноваться и громко мяукать. Евдокия протянула руку в переноску, погладила кошку, медленно вздохнула и откинулась на спинку лавочки, глядя на окна. Достала телефон и медленно пролистнула список контактов. У неё пробежали мурашки по коже, когда она поняла, что ей не у кого попросить помощи. К Насте обращаться не хотелось, она наверняка уже уложила детей. Кому-то звонить было неловко, кому-то, как казалось, позвонить будет неуместно. Очень сильно хотелось увидеть бабушку Фросю. Где её могила? Какова официальная причина смерти?
Евдокия вытерла слёзы. Бумаги и ручки очень не хватало. Итак, что мы имеем, помимо того, что она потеряла бабушку Фросю и смысл своей жизни?
1) Безумная, необъяснимая ситуация, в которую она попала – 1 штука.
2) Тётушки-ведьмы – 3 штуки.
3) Животные, за которые она несёт ответственность – 2 штуки.
4) Потеря лучшей подруги и воображаемого любимого человека – по 1 штуке.
5) Скука в выходные дни и тяжелая работа в будни – 1 штука + 1 штука. Хотя трудно представить, как это всё умудряется сочетаться.
6) Будущее безденежье с её-то проблемами на работе – 1 штука.
7) Полное отсутствие перспектив и самореализации – 1 штука.
8) Одиночество – 14 миллионов 256 тысяч штук.
Именно сейчас, когда её жизнь рушилась на части с оттенком безумия, она зачем-то вспомнила про конкурс «Молодое перо». Евдокия зашла на сайт конкурса, почти спокойно открыла список вышедших в лонг-лист и без каких-либо эмоций уставилась на список имён, в котором не было никакого «Евдокия Лаптинская». На фоне смерти бабушки это было, конечно, ерундой. Она сама не знала, что сейчас чувствует.
9) Ещё одна книга, потерпевшая провал. Ещё одна история, с которой придётся расстаться.
Подул ветер, и вдруг Евдокия почувствовала, что она здесь больше не одна. Её персонажи словно возникли рядом с ней, вокруг лавки. Кто-то сел рядом, кто-то положил руку на плечо. А дракон по имени Аркадий тихонько устроился в ногах.
«Да, Аркаша, тяжеловато, когда растёшь с надеждой, что ты талантлива, а когда вырастаешь, выясняется, что не особо, – мысленно сказала ему Евдокия. – И почему всегда говорят: «Ты можешь стать, кем захочешь»? Вот я, например, хочу стать писательницей и любимой женщиной Пети или хотя бы его другом, но разве это возможно?»
Из-за воспоминания о Пете опять захотелось всплакнуть. Книги и фильмы всегда учили – отчаянно и жертвенно люби, и всё будет. Но это не сработало – по крайней мере, у Евдокии. Она уставилась на свой список, мысленно начерканный прямо в воздухе, и нахмурилась.
– Может, и сработало, – произнёс мягкий, нежный, такой любимый голос.
Евдокия обернулась. За её спиной стоял Белая Борода в своём белоснежном балахоне. Но когда он опустил капюшон, Евдокия увидела лицо бабушки Фроси – совсем юное, счастливое, не отмеченное тенью болезни. Речь и голос тоже были совсем иным – не такими, как в последние годы.
– В конце концов, твои истории в любом случае никто не отнимет – ты можешь продолжить их писать, даже если никто не будет читать, – мягко продолжила бабушка. – И ты можешь продолжить любить дальше, даже если никто не будет отвечать на твои чувства. Ждать совпадения – наверное, в этом и смысл. Чувство любви всегда возвращается, даже если теряются любимые.
– Бабушка! Бабуль! – Евдокия бросилась к ней. – Умоляю, прости меня!
Она кинулась обнимать её, гладить по волосам, которые так хорошо знала, целовать ручки.
– Прощаю, – ласково сказала бабушка. – Я люблю тебя. И будь счастлива. Если ты улыбаешься – значит, я улыбаюсь тоже.
Бабушка обнимала её и плакала, а потом помахала рукой и исчезла прямо в воздухе.
Евдокия опустилась на землю и прижала колени к груди. Она заметила, что начерканный ею в воздухе список растаял, но её персонажи продолжали находиться тут. Больше не было только Белой Бороды.
Кто-то положил ей руку на плечо.
– Я схожу с ума? – вслух произнесла Евдокия, не оборачиваясь.
Она не наделась услышать ответ и не была уверена, что ещё не умерла.
– Нет, милая, – сказал домовой Троша. – Просто это твой дар – воплощать в жизни свои фантазии. И он стал настолько большим, что ты смогла украсить реальность вокруг себя, даже не заметив это. Ты даже спрятала от себя воспоминания о смерти бабушки Фроси. Ох, милая… твой дар стал твоим проклятьем. Некоторые фантазии могут причинить вред, если они так разрастаются. Не забывай про реальность.
Евдокия помолчала.
– А мои родители видели… мои фантазии о бабушке Фросе? Они тоже забыли, что она… что её больше нет с нами?
– Нет, не забыли. И не видели. Но твои фантазии скрыли от тебя это. И их настоящее настроение.
Представив, в каком состоянии мама в последние месяцы, Евдокия прижала ладони к лицу. Она схватила телефон, позвонила маме узнать, в каком та сейчас настроении. Разговор был долгим, но после него Евдокии стало полегче – в том числе, и благодаря домовому, который всё это время стоял рядом, поглаживая её по плечу.
– Ты…это… спасибо, – произнесла Евдокия. – Бабушка Фрося сейчас тоже была фантазией?
– Этого я не могу сказать, – признал домовой.
– А как ты здесь оказался?
– Переместился. Домовые в любой момент могут попасть туда, где находятся люди, дома которых они охраняют.
– Но что мне теперь делать?
– Строить, – просто ответил домовой.
– Что строить?
Евдокия посмотрела в добрые домовячьи глаза. Он наблюдал за ней с каким-то удовлетворением, словно был доволен ей. Она не поняла причину этого и моргнула.
– Ох, батюшки, не умею я объяснять такие вещи, – сказал домовой. – Вот слышишь это?
Евдокия услышала где-то вдалеке крик и стал всматриваться в темноту вокруг, как перепуганная лань.
– Это знак, – сказал домовой. – Вперёд.
И он растаял в воздухе.
Евдокия увидела у детской площадки хулигана, который приставал к мальчику, и вздрогнула. Её персонажи исчезли. А Евдокия спряталась за трансформаторной будкой, наблюдая за происходящим.
Парень в красной кепке, весь покрытый татуировками и очень похожий на наркомана, хватал мальчика под руку. Глаза агрессора были красные, бешеные. Ребёнок вырывался и кричал. В руках мальчика была коробочка с пиццей – видимо, он не мог бросить её и убежать.
– Гони пиццу, телефон и деньги, – повторял бешеный парень. – Быстрее давай.
– Нет! – отвечал мальчик, но у него не было никаких шансов отбиться.
Наркоман сунул руку за пояс и вытащил плоский предмет, блеснувший сталью. Догадавшись, что это нож, Евдокия больше не медлила. В ушах стучало. Она сразу вспомнила недавний случай в метро, когда молча проследила за бабушками, и все другие случаи, когда не помогала прохожим. Но сейчас она действительно была нужна и сейчас она не могла просто наблюдать. Евдокия закрыла глаза, действуя скорее инстинктивно. Развела руки в стороны, и на детской площадке возник ураган. Каким-то образом он не касался ни мальчика, ни деревьев, ни самой Евдокии – только парня с бешеными глазами.
У мальчика зазвонил телефон – заиграл Моцарт, Евдокия узнала мелодию. И звуки музыки почему-то придали ей сил. Она вышла из-за будки, и ураган стал сильнее. Наркоман шатался из стороны в сторону с ещё более безумным взглядом, а мальчик восхищённо закричал:
– О, да!
Рядом проезжала девушка на велосипеде и, став свидетелем этой сцены, с размаху упала. Но Евдокии сейчас было не до очевидцев – она сделала ещё один шаг вперёд. Сильный ветер трепал её волосы, поднял в воронку землю и песок, сбивал с ног наркомана. Деревья протянули свои ветки, словно подавая руку помощи, и начали хлестать изверга. Наконец, он упал, его отнесло в сторону и впечатало в мусорный бак, а из стоящего рядом дырявого кресла протянулись пружины и связали его. Наркоман заохал и скрючился от боли. Ураган прекратился, словно его и не было.
Мальчик посмотрел на Евдокию, как на своего героя. Казалось, он был в восторге, но ничуть не удивился произошедшим событиям. Ох уж эти современные дети.
– Спасибо! – крикнул он, прижимая к сердцу пиццу. – Не переживай, я сам вызову копов, чтобы этого типа забрали!
Он пожал руку Евдокии и побежал в подъезд.
А она посмотрела на свои дрожащие руки. Как у неё такое могло получиться? Это и есть её дар? Ей срочно нужно было убедиться, что всему этому нет другого объяснения.
И тогда на её ладони возникла детская пустышка. Она лежала, переливаясь розовыми блёстками, а потом медленно исчезла, словно её стирали ластиком.
Евдокия бросила взгляд на окно на первом этаже, из которого раздаются громкие голоса. Она подошла к окну и поняла, что это мужчина в квартире кричал на женщину. Маленькая девочка плакала в кроватке – беззащитная одинокая фигурка в углу, с той самой розовой пустышкой в ручке. На окне – решётка, как обычно бывает у жильцов первых этажей. Евдокия машинально дотронулась до старой рамы, с которой уже слезала белая краска, а дальше уже не поняла, что произошло.
Просто от её руки вдруг стало тянуться зелёное растение, которое обвило собой решётки. Из длинных стеблей вытянулись листья и бутоны, которые раскрылись и стали светиться в темноте. Над бутонами возникли разноцветные бабочки. Малышка перестала плакать, показала на окно пальчиком и улыбнулась. Её родители притихли – видимо, всё-таки были склонны помириться. Может быть, удивительные цветы украсят их жизнь и, попивая чай, они будут мирно беседовать о чудесах природы, а не спорить друг с другом.
Евдокия убрала руку. Белые холодные пальцы дрожали, а от окна, перемешиваясь с запахом супа из квартиры, шёл цветочный аромат. Она попятилась до лавочки и без сил опустилась на место.
Некоторое время она так посидела в полной ночной тишине. Где-то далеко лаяла собака и выла сирена приближающейся полицейской машины. А потом тёплая рука мягко опустилась на плечо, и Евдокия вздрогнула.
На неё приветливо смотрела та самая велосипедистка – девушка с тёмными прямыми волосами до плеч и в больших круглых очках. Её лицо показалось Евдокии знакомым. Одета была девушка необычно – зелёные джинсы с большими карманами, в которых явно много чего понапихано. На ремне болталась тканевая кукла в виде пони, которая одевается на руку. Пёстрая кофта со звёздами, рюкзачок, огромные разноцветные кроссовки.
Девушка поправила очки и весело произнесла:
– Привет! А я всё видела. Вижу, вечер перестал быть томным.
Евдокия, не успевшая понять, как ей на это реагировать, вдруг узнала свою собеседницу.
– Я знаю тебя, – выпалила она вместо приветствия. – Ты та самая девушка в костюме пирожного. Я недавно видела себя недалеко от моей работы. Что ты здесь делаешь?
– Тут рядом находится одно место, где я часто провожу время, – объяснила Соня Коробейникова. – Я ехала за пиццей – тут рядом пиццерия, – и думала о ссоре с Лидией. Ты знаешь, мы поссорились из-за того, что я убрала её закладку в книге. А я ведь просто открыла почитать и наткнулась как раз на очень грустный момент. А я ведь всегда, когда вижу невыносимый момент в книге или фильме, перелистываю на тот момент, где этого еще не было, и закрываю на этом произведение. Так мне легче думать, что у героев всё в норме!