Читать онлайн Розмари. Булавки и приворотное зелье бесплатно

Samantha Giles

ROSEMARY AND THE WITCHES OF PENDLE HILL

© Copyright © Samantha Giles, 2020

© Мачина Л. Н., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

В коллаже на форзаце и нахзаце использовано изображение:© vectorplus, Asakura1102, Dzm1try, Pyty, MariaLev, Zhuravleva Katia, lesyauna / Shutterstock.com

* * *

Эвелин и Оливии, которые всё превращают в волшебство

1. Знакомьтесь, моя семья

Моя мама ведьма. Я знаю, что это так, и моя младшая сестра Лоис тоже; впрочем, Лоис просто всё воспринимает как должное, потому что ей всего пять. Скажи ей, что мама работает на британскую разведку, так она только беспечно пожмёт плечами и попросит ещё одно печенье.

Откуда я знаю, что моя мама ведьма.

а) Она держит метлу у входной двери.

Я, помню, как-то спросила маму, умеет ли она летать на метле, а она рассмеялась и потрепала меня по голове со словами: «А ты как думаешь?»

Я ведь не спрашивала бы, если бы знала ответ на этот вопрос. Да, я никогда не видела, как она летает на метле. Но я не видела и того, как Эдит, моя двоюродная сестра, делает обратный кувырок, и всё же у неё есть значки за успехи в гимнастике. Так что, полагаю, всё может быть.

б) Иногда она колдует.

Она колдует в «папином кабинете» (в кладовке у гаража, где мама раньше хотела сделать туалет), и он злится, потому что ему вечно приходится за ней пылесосить, убирать мелкие блёстки и клочки бумаги. Я в точности не знаю, как работают её чары, но знаю, что это добрые чары и множество людей всё время просит маму помочь им, когда им грустно или они хотят найти нового парня. Мама часто заставляет нас ходить собирать всякие странные штуки, которые нужны ей для колдовства, – листья дуба, ягоды бузины и тому подобное.

в) С нами вроде как «живут» ещё четыре колдуна, которых мы с мамой и Лоис видим, а остальные, в том числе папа, – похоже, нет.

Сколько себя помню, к нам приходил, а потом уходил мистер Фоггерти. Это очень высокий мужчина неопрятного вида, на голове у него копна жёстких седых волос, которые вечно топорщатся. У него большие ступни и чудной запах, примерно как от кушетки в кабинете миссис Алвин (нашей директрисы). У него особо нет времени на детей, он всё время куда-то безумно спешит.

Я знаю, что он «живёт» у нас, потому что, если спросить маму, где мистер Фоггерти, она всегда отвечает: «Он в своей комнате». Но мы живём в скромном доме с тремя спальнями. Моя комната, комната Лоис, спальня родителей. Тут НЕТ других комнат, так где же он прячется?

Я знаю, что папа его не видит. Папа тщательно выбирает, кого пускать к нам домой, после того как мама приютила на одну ночь приятеля своей подруги, а тому стало плохо, и он уделал весь пол в ванной. Так что папа точно не стал бы молчать насчёт мистера Фоггерти. Ну, для начала он бы почуял его запах.

У нас есть негласное правило – никогда не говорить ни о ком из наших постояльцев, когда рядом папа. И довольно забавно, что они вроде как и не появляются, когда он дома.

Мистер Фоггерти у нас не один. Ещё есть Фрэнсис и Филлис, две пожилые тётушки: они вечно ходят вместе и подхватывают фразы друг за дружкой (на самом деле они нам не тёти, но мы зовём их так). Фрэнсис нравится смотреть, как я танцую; она пытается повторять за мной, и её низенькая пухлая фигура колышется и переливается, как сказочный блестящий шар. Она настолько же приземистая и полная, насколько Филлис – высокая и тощая. Они будто из комического номера в передаче «Британия ищет таланты»; правда, я не уверена, что у них есть какие-либо таланты. Филлис нравится петь. У неё не очень хорошо получается. Её часто можно услышать ещё до того, как увидишь, и по этому пению всегда понятно, в каком она настроении. «Раз бананчик, два бананчик, три бананчик, вот!» – это хорошее настроение, но берегись, коли услышишь: «Сколько стоит та собачка на витрине?»

Потом ещё есть дядя Вик, маленький дородный человечек с косыми глазами, так что с ним никогда не ясно, куда он смотрит. Мне пришлось захлопнуть рукой рот Лоис, когда та впервые увидела его и заорала: «Рози, у этого дяди глаза неправильно вставлены!»

Вот такая четвёрка, которую мы просто воспринимаем как часть нашей «семьи». Их появления и исчезновения нас не очень занимают. Для нас это вполне нормально, ну или было нормально, ПОКА НЕ НАЧАЛОСЬ.

2. Мама и папа

Прежде чем перейти к тому, что именно началось, давайте я расскажу вам немного подробнее про свою жизнь.

Кроме того, что наша мама – «ведьма», она ещё и актриса – впрочем, чаще она сидит без работы. Папа подшучивает над этим и говорит, что ему хватало драм и у себя на работе (он был рабочим сцены в театре), ни к чему это ещё и маме. Я думаю, он говорит так, потому что пытается её подбодрить, когда она не может найти работу.

Маме довольно грустно из-за того, что она мало работает. Она говорит, что её талант пропадает зря, ей бы сниматься в Голливуде. В этом году у мамы было всего пара предложений. Одно – нарядиться в костюм курицы и рекламировать новую линейку наггетсов «Острые&Пряные» для какого-то супермаркета, но на фабрике перепутали костюмы, и дело кончилось тем, что на маму надели голову попугая. В другой раз она должна была изображать Эльзу из «Холодного сердца» на детском празднике в игровом центре «Весёлые джунгли». Тут вышло не очень, потому что никто не предупредил маму, что ей придётся петь. Если я скажу, что Филлис справилась бы куда лучше, вам станет ясно, насколько скверно у мамы это получается. Не думаю, что это помогало ей почувствовать себя актрисой. Немного похоже на то, будто продаёшь кучу шоколада, а сам не можешь его даже попробовать.

У мамы вечно полно идей насчёт того, как получить побольше актёрской работы. Но в основном она строчит письмо за письмом известным режиссёрам.

Ни один не ответил.

До сих пор.

Мама не может понять отчего, ведь несколько лет назад на записи радиоспектакля она встретила одну актрису. Та дама была ЗВЕЗДОЙ в семидесятые и восьмидесятые, и она сказала маме, что ключ к успеху в этом «бизнесе» – мужские имена в качестве имени и фамилии.

Знаменитости с такими именами:

Рэй Чарльз (певец)

Боб Дилан (певец, автор песен, поэт)

Терри Скотт (актёр)

Джейми Ли Кертис (актриса)

Мама была весьма впечатлена этим советом. Полдела у неё уже было сделано, потому что её зовут Рэй, так что она придумала себе фамилию и сделалась Рэем Энтони.

Для меня это всё звучит чрезвычайно сомнительно, но, видимо, если ты актёр, то можешь называть себя КАК УГОДНО! Представляете? Но я всё равно не хочу быть актрисой. Что касается меня, то я думаю, что мама именно ПОЭТОМУ не получает много предложений: люди не знают, явится к ним мужчина или женщина. Я бы предпочла, чтобы маму знали под нашей общей фамилией, такой же, как у всех нас, – Рэй Пеллоу.

Папа тоже, кажется, не слишком доволен своей работой. Я вижу, что он то немного печален, то сварлив и угрюм. Он вечно жалуется, как ужасно ездить на работу на электричке и какой у него длинный список дел.

Я замечаю, когда папе грустно и когда он доволен. Когда он весел, то смеётся, и шутит, и смотрит во время разговора прямо на нас. Тогда у него бывает сине-зелёное свечение, которое искрится и сверкает вокруг него. Когда он в печали, то всё его тело окружает серый туман, а сверху, над головой, висит крохотная тучка. Иногда я даже вижу дождь, льющийся из этой тучки, но забавно, что волосы у него ни разу не намокли. Его глаза кажутся потемневшими и усталыми, и он даже ноги переставляет медленнее. Он отмахивается от мамы, когда та пытается к нему прильнуть, и тогда лиловое свечение вокруг неё словно выцветает и съёживается.

Я всегда умела видеть цвет вокруг людей. Я думала, это всякий может, пока не спросила Лоис, какой цвет она видит у меня, а та поморщилась и ответила: «Если я скажу – розовый, то можно мне печенье?» Я даже никому и не рассказывала, хотя, думаю, мама смогла бы понять. Я боялась, что если скажу ей, то это может исчезнуть.

Иногда, если папе грустно, я нажимаю на наш магнит с шотландской волынкой, который висит на холодильнике. В нашем доме, когда кто-то нажимает на магнит с волынкой и тот начинает играть музыку, то что бы ты ни делал, ты должен прерваться, подняться и сплясать вместе со всеми шотландский танец на кухне.

Папа-то на самом деле не включается в это как следует, даже когда мы все – с мамой и Лоис – кричим: «Давай, папуля, посмотри на нас!»

Он отвечает лишь: «Это больше на ирландские танцы похоже».

«Давай, Джон, иди к нам, уговор есть уговор», – просит мама.

«Прокля́тая батарейка там ещё не села? – спрашивает папа. – Эта чёртова штука у нас уже три года».

Но она и не собирается садиться. Думаю, это магия.

Лоис не особо это замечает. Она всего лишь малышка, даром что нам приходится делать вид, будто она большая девочка, и подбадривать её, уверяя, что ладно-ладно, вовсе не она у нас самая младшая в семье, а Мэгги и Боб (им по четыре с половиной года).

На случай, если вам вдруг интересно, рассказываю: Мэгги и Боб – это наши кошки. Мама называет Боба своим подручным, у ведьм бывают такие помощники. Это вряд ли. Боб никогда никому ни в чём не помогал. По правде говоря, совсем наоборот. Он очень ленив, любит, чтобы его ПОСТОЯННО тискали, и довольно часто писает на пол. Он страдает эпилепсией, так что у него есть оправдание для такого поведения. Но попробуй вспомни об этом, когда по невнимательности наступишь на мокрое место. Господи, кошачья моча воняет будь здоров!

Лоис, может, знать не знает, что происходит, но я замечаю всё.

3. Я

Вот видите, сколько у меня всего, с чем приходится иметь дело дома? Фанатично увлечённая работой мама, отчаянно жаждущая ролей, папа, у которого над головой часто висит дождевая туча, дом, полный странных колдунов, которые ходят туда-сюда, будто так и надо, и приставучая младшая сестра, которая вполне может попасть в Книгу рекордов Гиннесса за пускание газов.

Я люблю школу. Это прямо отдушина для меня. Не поймите неправильно, дома мне тоже нравится, но, с тех пор как папа нашёл новую работу, мы видимся с ним намного реже. Он не приходит домой раньше восьми часов, когда Лоис обычно спит, а я читаю наверху в своей комнате.

По вечерам он выглядит совершенно замотанным, мы перебрасываемся парой слов, но на этом всё, и так до самых выходных. Иногда я задумываюсь о том, что многое было бы по-другому, не будь у родителей меня и Лоис. Тогда бы они не так беспокоились насчёт работы, заработка и всего такого.

Может, я тоже могла бы найти способ заработать денег. Я подумала о том, что у меня хорошо получается, и в моей голове внезапно возник план.

Итак, я написала на Би-би-си:

Розмари Пеллоу

Арканзас-роуд, 21

Ливерпуль

Л 157ЛИ

14 сентября 2020 года

Уважаемый сэр или мадам,

Мне так нравится смотреть программу «Большой бал»! Думаю, было бы здорово сделать детскую версию этой передачи. Я сейчас как раз собираюсь получить второй разряд по балету и третий разряд по современным танцам, так что, полагаю, я могла бы стать одной из участниц шоу. Моя мама говорит, что я симпатичная, так что я буду хорошо смотреться в костюме на сцене.

К тому же я смогла бы заработать немного денег для моей семьи. Много мне не нужно, но несколько фунтов пришлось бы кстати.

Я даже сама придумываю танцы; правда, пока ещё не умею садиться на шпагат, хотя тренируюсь очень усердно. Это немного больно, знаете ли.

Спасибо, что прочли моё письмо. Пожалуйста, напишите ответ.

С уважением,

Розмари Пеллоу, 9 лет.

Я решила покопаться в маминых ящичках с колдовскими принадлежностями и посмотреть, не найдётся ли там чего-нибудь чародейного, что могло бы помочь нам с деньгами. Подумала было, не поговорить ли о чарах с Филлис или Фрэнсис, но решила, что мама может рассердиться, если я расскажу им о наших делах.

В ящичках мне попались довольно занятные вещи:

Немного сухой лаванды

Два дохлых паука (фу-у-у!)

Сушёная омела

Сушёный живокост или адамова трава

Сушёные ягоды бузины (вонючие)

Всякие разноцветные свечки

Разные яркие шёлковые мешочки

Жёлуди

Немного старой жвачки

Много красивых цветных кристаллов

Бумажная звезда, на которой было что-то написано маминой рукой

Я как раз заканчивала разбирать одну коробку, когда наткнулась на эту звезду. Она была довольно большой – полагаю, примерно с ладонь взрослого человека, – и зелёной. Посередине был большой круг с фразой «Список пожеланий», и от этого круга, как маленькие отростки, отходили линии, ведущие к словам «безопасность», «самоуважение», «уверенность», «независимость», «свобода».

Два последних слова меня напугали. Я точно не знала, что означает «самоуважение», но знала, что такое свобода и независимость. Звучало так, будто ей хочется быть самой по себе, свободной ото всех нас. Как такое возможно?

Я ненадолго застыла, стараясь осознать то, что обнаружила, а ещё пытаясь не впадать в панику и унять дыхание, участившееся от тревоги. Мне было страшно, и я злилась на то, что разузнала.

Правду говорят, что если ищешь, то тебе может не понравиться, что ты найдёшь. Неужели наша мама была так несчастна, что ей хотелось быть свободной, быть одной, без меня, Лоис и папы? Я быстро прокрутила в голове последние несколько месяцев. Ей до смерти надоело сидеть без работы, да и похоже, папа всё больше её раздражал. Но когда она была со мной и Лоис, у нас всё было в порядке, как обычно. Она забирала нас из школы, не скупясь на улыбки. Иногда мы шли домой пешком и смеялись, проходя мимо «толстопопого дерева». Мы отклячивали свои попы, чтобы стало похоже на смешную форму того дерева, а мама фотографировала. Она помогала мне с домашкой и слушала, когда я читала ей на ночь. Было непохоже, что её переполняет желание пожить другой жизнью.

Затем я припомнила Сару Джейн, одну из девочек в нашем классе. Её мама всегда забирала её из школы, почти каждый день, и никогда не выглядела печальной или недовольной своей жизнью. А потом, на прошлое Рождество, её спешно увезли в больницу. Она не сломала ни одной кости, ничего такого, так что никто из нас толком не знал, что случилось.

Я помнила, как мы в школе все вместе делали для Сары Джейн открытку с солнышками и радугами, где было написано: «Мы надеемся, твоя мама скоро поправится».

Мистер Боббин, наш учитель религии, терпеливо объяснил нам, что иногда людям бывает плохо не снаружи, а изнутри и такой недуг не всегда заметен. Слава богу, её мама и впрямь поправилась. Она выписалась из больницы и по-прежнему забирает Сару Джейн и её младшую сестру Сашу, но выглядит такой худой и хрупкой, будто может сломаться, если не будет осторожна. У неё ещё есть маленький чёрный пёс, который вечно за ней ходит. Он ждёт её за воротами школы, но не всегда: наверное, иногда его оставляют дома. Все эти мысли крутились у меня в голове. Неужели мама хочет нас бросить? Окей, я справлюсь, подумала я, сделав глубокий вдох и стараясь не обращать внимания на резь в животе. А как же Лоис? Она ходит за мамой тенью, всё бы ей обнимашки да поцелуи, и если мама уезжает с ночёвкой к своей сестре в Лондон, Лоис безутешна. Перед папой она строит из себя храбрую девочку, но от меня она требует столько внимания и поддержки, что мне невмоготу такая ответственность – присматривать за ней. Я люблю Лоис, она моя младшая сестра, но иногда она бывает знатной занозой в заднице.

Нет, я была уверена, что мама не хочет сбежать и бросить нас. Я чувствовала, что она меня любит, она была тёплой, ласковой мамой, у которой всегда находилось время поговорить с нами. Я решила, что с этого момента мне нужно хорошенько присматривать за ней. Вдруг я смогу заметить какие-нибудь странные признаки, которые могла упускать раньше.

Я быстро сложила всё обратно в коробку, осторожно отпихнув дохлых пауков в угол носком ботинка.

4. Поразительное открытие

В тот вечер за чаем я не спускала глаз с мамы.

Та напевала себе под нос, накладывая в миску рисовый пудинг для Лоис.

Она явно выглядела как обычно.

Я решила прощупать почву.

– Мам, тебе нравится здесь жить? – смело спросила я.

Вид у мамы стал слегка удивлённым:

– Ну что за вопрос, Розмари. Конечно, нравится, это мой дом.

Я поднажала:

– Скажем, ты бы хотела пожить где-нибудь ещё, если бы могла?

– Нет, – с лёгким недовольством сказала мама. – К чему ты клонишь, солнышко?

– Ни к чему. Просто интересно, если бы ты могла выбрать другое место, где жить, куда бы ты отправилась?

– Ну, я бы решила жить здесь, прямо сейчас это меня вполне устраивает. Потому что хочешь верь, хочешь нет, а у меня завтра в двенадцать часов будет прослушивание. Так что уж вы, девочки, постарайтесь вспомнить обо мне, пока будете обедать в школе, и мысленно желайте мне удачи.

Сердце у меня застучало, а в животе будто возник небольшой камень – думаю, от испуга.

– И что это за работа, мам?

– Ну, это пьеса, чудесная пьеса под названием «Кто боится Вирджинии Вульф?», и я пробуюсь на роль Марты. На шикарную роль.

– Если хочешь, мам, после чая я помогу тебе учить слова, – сказала я, изнывая от желания побыть с ней и постараться разузнать, что происходит.

– Хорошо, милая, спасибо. Сперва мне нужно состряпать кое-какие заклятья, так что можешь побыть моим главным ассистентом, когда мы уложим Лоис.

– Я тоже хочу быть главным ассистентом, – заныла Лоис; подбородок у неё был измазан рисовым пудингом.

– Можешь выбирать цветные мешочки, идёт? – предложила мама, убирая наши грязные тарелки.

Позже тем же вечером, когда Лоис уже была в постели (про цветные мешочки она совершенно забыла, слава тебе господи), мы с мамой сидели за кухонным столом, прихватив все её коробки.

– Теперь положи немного живокоста в этот мешочек, Рози, а сюда чуть-чуть омелы.

– А для чего они?

– Ну, живокост приманивает деньги, а омела обезвреживает и развеивает сглазы.

– Что за сглазы?

– Это дурные мысли, которые люди напускают на других. Я не уверена, что сама до конца верю в них, но Фрэнсис и Филлис верят, так что я склоняюсь перед их выдающимися, пусть и немного старомодными знаниями.

Открывать прозрачные пакетики с сушёными травами и пересыпа́ть по нескольку щепоток в крохотные яркие мешочки из шёлка, которые давала мне мама, было довольно успокаивающим занятием. Затем мне нужно было подобрать все ингредиенты и аккуратно сложить их в мешочки побольше, вместе со свечками и необычными камнями. И, наконец, мне разрешалось нарезать для мамы ленты, которыми завязывались свитки с заговорами, то есть инструкции. Они были написаны от руки затейливым почерком с росчерками и завитушками и выглядели официально и изысканно.

Внезапно меня отвлёк неистовый стук во входную дверь.

Мама поспешила из кухни в прихожую, и как только мы оказались у двери, в комнату ввалился дядя Вик, практически волоча Фрэнсис, которая безудержно голосила навзрыд:

– Что же нам делать, Вик? Я этого не вынесу! С чего нам начать поиски? – Её и без того круглое лицо распухло и пошло пятнами. Из носу у неё текло. Дядя Вик казался растерянным, обеспокоенным и слегка раздражённым. Вообще-то точно сказать трудно, ведь если у тебя глаза смотрят в разные стороны, ты всегда выглядишь растерянным. Думаю, можно с уверенностью предположить, что он был обеспокоен, потому что всё поглаживал пухлую ручку Фрэнсис, будто пытаясь утешить её.

– Ну-ну, Фрэнсис, не будем преувеличивать. Давай-ка мы уложим тебя, дадим выпить ромашкового чая. Рэй, есть у тебя корень валерианы? Видишь, какое дело, надо бы добавить щепотку ей в чай.

Мама уже было побежала за валерианой, как сверху донёсся тонкий голосок:

– Кто там, курьер из интернет-магазина?

По крайней мере, я думаю, что она так сказала. Трудно судить, когда у Лоис во рту соска. Может, она спрашивала, куда подевалась большая корзина.

– Нет, солнышко, вернись в кровать, пожалуйста. Завтра физкультура, так что тебе надо выспаться, – успокоила её мама, подтаскивая в прихожую стул для Фрэнсис.

Фрэнсис плюхнулась на него, как камень, брошенный в океан, вытянула из сумочки большой розовато-лиловый носовой платок и шумно высморкалась. Примерно с таким гудком корабль заходит в порт, подумала я. Я еле удерживалась от смеха, потому что юбка у Фрэнсис задралась, выставив напоказ её гольфы телесного цвета, один из которых наполовину сполз, что придавало ей чрезвычайно забавный вид.

– Рози, милая, пойди принеси Фрэнсис стакан воды, пожалуйста, – попросила мама, отводя дядю Вика в сторонку.

Я пошла обратно на кухню и поспешно достала из буфета стакан, чтобы наполнить его водой из-под крана. Я вернулась в прихожую как раз в тот момент, когда мама и дядя Вик проходили сквозь стену.

Я чуть не выронила стакан.

Мне не показалось?

Я посмотрела на Фрэнсис, чтобы удостовериться, что она в таком же шоке, как и я, но нет: она всё ещё шмыгала носом и утирала его платком.

– Спасибо тебе, Рози, милая моя, – проговорила она, заикаясь; её мягкий шотландский акцент совсем не вязался с её явно расстроенным видом. – Не подашь мне мою сумочку? Мне нужно привести лицо в порядок.

Я наконец перестала открывать и закрывать рот, как золотая рыбка. Я отыскала блестящую серебристую сумку на полу у её пухлых ног и подала ей.

– Если можно, я, пожалуй, просто поднимусь и воспользуюсь вашей уборной, дорогая. Боюсь, мне не помешало бы слегка умыться.

– У вас всё в порядке, Фрэнсис? – сумела прошептать я.

– О да, просто кое-какие плохие новости, вот и всё, милая, но дядя Вик и мистер Фоггерти всё уладят. Тут не о чем беспокоиться, совершенно не о чем.

Она прикрывалась успокаивающим тоном как маской, и мне было видно, что на самом деле она не уверена. Я не могла дождаться, когда же Фрэнсис вскарабкается по лестнице, чтобы я смогла обследовать стену.

Я небрежно прислонилась к ней, наблюдая, как Фрэнсис с пыхтением взбирается по лестнице. На ощупь стена была вполне твёрдой. Я не заметила ни сколов, ни трещин. Я ощупала её руками, проверяя, не проглядела ли я секретную дверь, ручку или что-то ещё в этом роде. Но откуда им там взяться? Прямо к стене была приделана батарея, так что даже если секретный проход и имелся, то как, скажите на милость, его можно было бы открыть?

Я перебежала в гостиную – туда, где бы ты очутился, если бы прошёл сквозь стену. Я и вправду ожидала увидеть маму и дядю Вика, сидящих на диванчике и погружённых в беседу, но ничего подобного там не было. Только очень сонная Мэгги, выставлявшая толстый пушистый животик. Она лениво мяукнула мне и перевернулась на другой бок.

– Ты видела маму и дядю Вика, Мэгс? – спросила я у неё.

Она снова мяукнула, и как бы я хотела понимать по-кошачьи! Впрочем, зная Мэг, она, надо думать, имела в виду: «Проваливай и оставь меня в покое».

Мама исчезла, оставив меня и Лоис дома одних, в обществе лишь двух кошек и рассеянной старой леди, которая, похоже, ничего вокруг не замечала. Испугалась ли я? Да, немножко.

Всю свою жизнь я спокойно воспринимала перемещения этих дополнительных членов нашей семьи, не думая о том, откуда они внезапно появляются, если не пользуются входной дверью. Я привыкла к маминым снадобьям из трав и оберегам, которые она мастерила, но вот это уже было за пределами моего понимания.

Дядя Вик прошёл сквозь стену. Вместе с мамой. Это было словно странный, скверный сон, от которого не можешь пробудиться.

Разумеется, я не намеревалась протиснуться сквозь стену в прихожей. Не стоило и пытаться.

Как раз в этот момент мои мысли прервал звук поворота ключа в замке, и вошёл папа.

– Папа? – воскликнула я. Возможно, мой голос срывался, но я старалась скрыть панику. – Ты сегодня рано…

– Да не очень, Розмари, сейчас без двадцати восемь. Тебе уже пора в постель. Где мама?

Он повесил свою куртку внизу у лестницы и заметил, что я нервно взглянула наверх. Он не мог видеть Фрэнсис, но что, если он услышит её? И тут сердце у меня ушло в пятки. Там, над его головой, парила туча, серая и грозная. Она вернулась.

Папа начал подниматься по ступенькам.

– Она наверху, да? Там, куда ты показала, когда я тебя сейчас спросил.

– Нет-нет-нет, – перебила я, обгоняя его на лестнице. – То есть да, может быть.

– Успокойся, что за спешка? Так или иначе, для начала мне нужно в туалет.

Я достигла уборной раньше его и возблагодарила бога, что в этой двери не было замка. Так что, хоть она и была закрыта, я могла проскользнуть туда.

– Прости, пап, мне срочно. Я на секунду, – сказала я, чуть приоткрыв дверь на щёлку и ловко просачиваясь внутрь.

Ванная была пуста. Фрэнсис исчезла.

– Приве-е-ет. Джон, ты там наверху?

Я услышала немного запыхавшийся голос мамы, доносившийся с первого этажа. Затем её шаги по ковру, покрывающему ступени лестницы. На меня нахлынуло облегчение. Мне хотя бы не придётся объяснять, куда подевалась мама.

– Рози, пора ложиться, милая, – она выглядела совсем как обычно, никаких видимых повреждений, никакого беспорядка в одежде. Лишь два крохотных розовых пятнышка на щеках придавали ей такой вид, словно она спешила и от этого немного раскраснелась.

Я с подозрением разглядывала её, когда она неторопливо вышла из родительской спальни, коротко поцеловав папу в щёку.

– Давай-ка в кровать, Розмари. Я ещё поднимусь и пожелаю тебе спокойной ночи, когда управлюсь с ужином. Побыстрей, пожалуйста, уже поздно.

– Где ты была, мама? – тихо спросила я.

– Я наконец-то отыскала эту пьесу на нашей книжной полке, так что теперь смогу поучить текст и подготовиться к завтрашнему прослушиванию. Солнышко, сегодня тебе уже слишком поздно помогать мне со словами, – на мой вопрос она не ответила.

Затем я кое-что увидела. К её каблуку, будто наэлектризованная, прилипла пятиконечная звезда. Когда мама спускалась по лестнице, из прихожей словно поднялся тёплый вихрь, закружился вокруг неё и отхлынул вниз, к входной двери, унося с собой эту чёрно-серебряную звезду, которая неуверенно колыхалась в воздухе.

Пока звезда летела вниз, я смогла рассмотреть тонкий материал, из которого она была сделана; в конце представления звезда резко нырнула в пике, а затем распалась на блёстки, которые брызнули во все стороны по полу прихожей, выложенному плитками. Будто ракета врезалась в землю и вдребезги разбилась на мелкие кусочки, соприкоснувшись с поверхностью.

Что бы это ни было – оно прошло.

Настало время поговорить с Эди.

5. Эди, светила математики

На следующее утро за завтраком было бы вполне простительно подумать, что всё обстоит как обычно. Папа принял душ, обнял нас и ушёл. Однако его туча была хорошо заметна, и я размышляла, могу ли чем-то помочь. Филлис, у которой всегда находилось решение для любой проблемы, ещё не появлялась, и это было странно. Она часто была рядом, когда других не было, поскольку, в отличие от них, вроде бы никогда не покидала дом. Ну, во всяком случае, через дверь. Маму окружало яркое пурпурное свечение с искорками, что разлетались во все стороны: судя по всему, она была в радостном возбуждении и предвкушении.

Потом я вспомнила: прослушивание. Только мы вышли из дверей и стали усаживаться в машину, как появились Фрэнсис, дядя Вик и мистер Фоггерти – все вместе, что было весьма непривычно. Мистер Фоггерти был в своём обычном неряшливом облике, однако я заметила, что его ботинки выглядели начищенными, а к одежде добавился галстук в жёлтый горошек. М-м-м, может, и ему предстоит что-то важное?

Фрэнсис сегодня выглядела поживее, она надела своё лучшее тёмно-зелёное платье из бархата. В нём она была похожа на ёлочный шар. Я немного переживала за неё из-за вчерашнего. Дядя Вик был в костюме. Боюсь, его косоглазие мешало ему заметить, что на костюме красовалась целая россыпь пятен. По-видимому, на лацкане пиджака был яичный желток, на воротнике рубашки – шоколад, а на коленках – засохший заварной крем.

Я была так поглощена разглядыванием пятен на дяде Вике, что даже не заметила, что Фрэнсис обращается ко мне.

– Спасибо тебе, Рози, что помогла вчера. Ты просто клад.

Я собиралась открыть рот и спросить, куда она так внезапно исчезла прошлым вечером, когда припомнила, что так и не увидела Филлис. Глядя, как они поспешно идут вдоль по улице, я снова подивилась тому, что вокруг них нет никакого цвета. Я взглянула на мамины белые искры, вылетавшие из пурпурного ореола, окружающего её, как вокруг Лоис мягко пульсирует оранжевое с жёлтым. Я вспомнила, как синий блеск Эди становится ярко-белым, когда он справляется с задачкой по математике или его хвалит учитель. (Свой цвет я видеть не могу.) Отсутствие цвета у наших постояльцев меня никогда особенно не смущало, но в свете странных событий прошедшего дня я осознала, что по сути дела они очень сильно отличаются от нас.

– Давай, Розмари, залезай в машину. Мы уже опаздываем, – окликнула меня мама.

– Мам, где Филлис? – спросила я, по-прежнему озадаченная тем, что этим утром та не появилась.

Молчание.

– Мам, где Филлис?

– Да, солнышко, я услышала тебя, просто я за рулём и не хочу отвлекаться.

Предательское дуновение коричневого дыма, отделившееся от маминых губ, подсказало мне, что это была ложь. Для мамы никогда не было важно не отвлекаться за рулём. Она очень даже любила поболтать без умолку, глядя на нас в зеркало заднего вида, а потом резко тормозила или виляла, уводя машину от других машин, животных или бордюров.

– Она отправилась в небольшой отпуск, – снова коричневый дым.

– Одна, мам? Я ни разу не видела, чтобы она куда-то уходила.

– М-м-м, ну, иногда человеку очень надо побыть одному… Не волнуйся, она вернётся. Они найдут её – эм-м, ну то есть они встретят её на вокзале, когда она вернётся. А теперь кто хочет пожелать мне удачи на сегодняшнем прослушивании?

– Я, я, я! – радостно закричала Лоис.

Благослови её Господь, вряд ли она вообще знает, что такое прослушивание.

– Можно я пойду с тобой на твоё просушивание, мам, пожалуйста? – стала умолять Лоис.

– «Прослушивание», Лоис, дурочка, а не «просушивание», и тебе надо в школу.

– Я не хочу идти в школу. Я хочу выходные, – проворчала она.

– Хватит, пожалуйста, уймитесь вы обе. Во-первых, Лоис, ты не можешь пойти. Мамочка должна сделать это одна. Это вроде обсуждения, где решают, дать тебе работу или нет. И во-вторых, Рози, перестань её дразнить.

– Я не хочу, чтобы у тебя была работа, – пробурчала Лоис.

«Её первые осмысленные слова за целый год», – подумала я.

– Если – и это очень большое «если» – я получу эту работу, радость моя, ты всё равно будешь видеть мамочку каждый день. Мне не нужно уезжать далеко, и я всё так же смогу возить вас в школу. А когда спектакль поставят и начнутся представления, то я смогу и забирать вас.

– А кто будет забирать нас, пока ты не можешь? – нервно спросила я.

– Ну, полагаю, Фрэнсис или дядя Вик.

Сердце у меня замерло. Знаю, это прозвучит ужасно, но мне так не хотелось, чтобы кто-то из них забирал нас из школы! Как правило, только мы, верящие в магию, можем видеть их, как однажды рассказала мне Фрэнсис. Но изредка им приходится делаться видимыми для взрослых, например чтобы забрать нас из школы. Это же будет так позорно, если за нами придёт косоглазый упитанный дядька в испачканном костюме. Люди ещё подумают, что у нас вши или что мы живём в каком-нибудь приюте. А если придёт Фрэнсис, это будет ничем не лучше, особенно если это будет один из тех дней, когда она надевает короткую юбку, которая не подходит к её гольфам до колен. Я бы предпочла, чтобы нас забирал папа, но он работает допоздна и предоставил маме заниматься всеми этими делами. Он всегда приходил домой после неё, так что мы никогда не сталкивались с необходимостью объяснять ему, чем мы занимались «одни дома».

Мы зашли на школьный двор, и мама торчала там, пока не прозвенел звонок, так что я никак не могла подловить моего друга Эди и предупредить, что у меня к нему серьёзный разговор.

– Привет, Розмари, – окликнул он меня в своей невозмутимой манере.

Он единственный из моих друзей, кто называет меня полным именем. Все остальные зовут меня Рози. Во многих отношениях у нас необычная дружба, потому что Эди не любит танцевать, или наряжаться, или играть в куклы, или создавать новые миры на компьютере. Он просто гений в математике и фанат «Звёздных войн». Если учитель задаёт вопрос по математике, Эди всегда первым поднимает руку. Он умеет делать сложные вычисления в уме, без записей, без сложения или деления в столбик. В математике он такая же звезда, как Месси в футболе.

Эди ниже меня ростом, в чём, полагаю, нет ничего особенно необычного, поскольку я очень высокая для своего возраста. У него красивая тёмная кожа цвета молочного шоколада и непослушные чёрные волосы. Он носит большие очки в чёрной оправе, отчего немного походит на сову; ему приходится постоянно поправлять их, сдвигая вверх, потому что они всё время сползают с носа.

Эди слегка чудной во многих смыслах. Если Мисс велит ему сделать что-то, чего ему не хочется, или бранит его, он прикладывает ладони к ушам и морщится, издавая при этом мычание типа «уууууууууууууууууу».

Сперва мы все немного беспокоились, как бы в нашем классе не завёлся ещё один Спенсер – тот, про которого учителя тоже станут говорить «неуправляемый». Бывало, что Спенсер впадал в бешенство безо всякой причины и выходил из себя из-за ничтожных мелочей. Он укусил за руку мисс Алвин, нашу директрису. По крайней мере, мне кажется, что он говорил про руку. У неё не очень-то много мяса на костях, так что, готова поспорить, это было реально больно.

Но всё, что делал Эди, – это прикол с ладонями на ушах. В остальном же он был очень серьёзным и по-настоящему добрым. Меня посадили с ним на математике, и я сперва думала, что будет неприятно сидеть с мальчишкой, а не с моими подругами Мэй и Глорией. Но Эди помог мне разобраться с дробями, а ведь мне и вправду было нелегко их одолеть.

У Эди всегда такой вид, будто он решает какую-нибудь головоломку. Ещё он рассказал мне, что 31 сентября 2025 года все выдающиеся математики будут призваны на пробный запуск новой ракеты на Луну. Мама сказала, что Эди чересчур насмотрелся «Звёздного пути». Я хотела было поправить её, ведь он любит «Звёздные войны», а не «Звёздный путь», но подумала, что она не поймёт разницы. Эди пришёл бы в ярость от такого, так что я при нём никогда не упоминала об этом. Он вечно говорит мне: «Розмари, да пребудет с тобой сила», а потом смотрит, что я отвечу, с выжидательным выражением на лице.

Не хочу признаваться ему, что даже понятия не имею, о чём идёт речь.

За обедом у меня было немного времени, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. В отличие от меня, Эди ест горячие готовые обеды, и пока я жевала свои сэндвичи в том углу, где сидят те, кто приносит еду с собой, я пристально следила, насколько быстро Эди управляется со своим обедом. Вроде бы у него был мясной пирог с пюре и овощами. Да, Эди сидел один. Да, теперь, когда я поймала его взгляд и стала в упор глядеть на него, он стал есть быстрее. Я защёлкнула свою коробку и взяла с собой печенье, чтобы съесть его снаружи, на той скамейке, что стоит с краю, подальше от классов. Я просидела там столько, что хватило времени съесть три маленьких круглых печенья «Мэриленд», когда ко мне присоединился Эди.

– Что за важные новости, Розмари? – спросил он, болтая ногами и возя ботинками взад-вперёд по земле.

– Эди, – прошептала я. – Ты должен пообещать, что никому не расскажешь о том, что я собираюсь тебе сказать.

– Да, да, ладно, просто расскажи мне, – Эди понемногу становилось интересно, и это очень ощущалось.

Не знаю, почему я чувствовала, что мне нужно обо всём рассказать ему, но я была уверена, что он поймёт и не осудит.

Я собралась с духом и разом выпалила:

– Моя мама – ведьма, и ещё с нами живут другие колдуны и ведьмы, только мы не знаем, где они прячутся в доме, ведь мы никогда не видели их комнат или типа того, а вчера вечером я заметила, как мама проходит сквозь стену с одним из них. Когда я спросила её про это, она не стала отвечать. Но я видела её. Я точно видела, как она проходила сквозь стену.

– Оу, оу, полегче, Розмари. Твоя мама прошла сквозь стену?

– Да, но послушай, Эди. Филлис, одна из тётушек, пропала, а все делают вид, будто она всего лишь поехала в отпуск. Но я знаю, что с ней случилось что-то плохое. Я просто чувствую это.

Эди уставился на меня; по его лицу ничего нельзя было прочесть.

– Мама не такая ведьма, как они, – я хочу сказать, она не умеет исчезать или становиться невидимой. Она более современная ведьма. Насколько я знаю, она называет себя ведуньей. Она просто творит заговоры для разных людей, используя травы и прочие штуки. Только добрые заговоры. Мама не злая ведьма. Да и никто из них не злой.

– Да, я слышал про ведуний. Любопытный факт, что не все из них называют себя настоящими колдуньями, но те, кто зовётся так, верят в использование сил природы для создания так называемых заклятий. Что же касается злых чар, ну, они всегда возвращаются к тебе втройне, – рассудительно пробормотал себе под нос Эди.

Я кивнула. Меня впечатлило, что он всё это знает.

– Ладно, хорошо, – Эди задрал голову кверху, повёл глазами слева направо, а потом крепко зажмурился. – Что ещё мне стоит узнать?

Я быстро прикинула, стоит ли рассказать ему про папину тучу, которая снова возникла вчера вечером, что как-то совпало с исчезновением Филлис, и про все цветные оболочки, которые я видела вокруг людей, но решила, что кое-что лучше сохранить в тайне.

– Мой папа их не видит. Ну, вообще-то никто не может их увидеть, если они сами не хотят показаться или если ты не веруешь.

Эди спросил со скептическим видом:

– Не веруешь во что?

– В магию, – ответила я так, будто это было чем-то само самой разумеющимся.

– Но как же они живут у вас, а папа не знает?

– Их никогда нет, если папа дома. Они просто приходят и уходят, и так было всегда. На днях Фрэнсис была наверху в ванной, а папа как раз пришёл домой, и когда я рванула туда, чтобы предупредить её, она исчезла. Я думаю, она могла просто сделаться невидимой. До сих пор я толком и не задавалась этим вопросом. – Я ненадолго замолчала. – Так ты не считаешь, что это плохо, что моя мама ведьма? – прибавила я тихим голосом.

– Нет, – Эди повернулся ко мне. Наверное, у меня было растерянное лицо. – Нет, это КРУТО, Розмари. Но что меня тревожит, – продолжал он, – так это то, что твоя мама прошла сквозь стену, а тётя пропала. Догадываюсь, что твоя мама проходит через стены не в первый раз, и, наверное, происходит что-то серьёзное, раз она пошла на такой риск, зная, что её могут увидеть ты или твоя сестра. Это может означать только одно.

Я смотрела на него приоткрыв рот, ожидая худшего.

– Что? – поторопила я его.

– Что бы ни было по ту сторону стены, оно наверняка как-то связано с тем, куда Филлис и другие колдуны каждый раз деваются из вашего дома. Может, у них там штаб-квартира? Так или иначе, это может помочь нам понять, куда пропала твоя тётушка.

– Что мы будем делать, Эди?

Эди посмотрел перед собой на всех мальчишек и девчонок, что кричали и играли, прыгали через скакалки и гонялись друг за другом. Спенсер раскручивал свой джемпер над головой, как лассо, и без разбору с размаху шлёпал им ничего не подозревавших девочек. Те валились как костяшки домино и убегали, громко жалуясь буфетчице.

Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, он заговорил:

– Мы тоже пройдём сквозь стену.

6. Наш план

Эди сказал, что обдумает, как пройти сквозь стену, и вернётся ко мне. Я решила, что ему будет гораздо труднее придумать план, не осмотрев нашу стену и не проверив – вдруг я что-то упустила. Так что я предложила ему зайти к нам попозже вечером под предлогом занести домашку по математике или что-то в этом роде.

Моя голова была настолько переполнена вопросами типа «Как мы пройдём сквозь стену?» и «Что мы обнаружим на той стороне?», что я поняла – я же забыла спросить маму, как прошло прослушивание, когда она встречала нас после школы. Мне не стоило беспокоиться об этом, она сама всё рассказала.

– Как дела в школе, Рози? – И даже не дав мне вставить словечко в ответ, она сказала: – У меня очень хорошие новости! Я получила работу! Я наконец-то получила работу сегодня, разве не здорово?

– Вау, это потрясающе, мам, – сказала я со всем восторгом, какой могла изобразить.

Сказать по правде, меня пугало, что она займётся этой работой. У нашей мамы так давно не было, так сказать, «нормальной» работы, куда она ходила бы КАЖДЫЙ ДЕНЬ на ВЕСЬ ДЕНЬ, и я просто переживала, что это может означать для нас. Я не была уверена, что обрадуюсь, если о нас перестанут заботиться.

Подход Лоис был куда практичнее, хотелось бы и мне обладать столь бесхитростной реакцией:

– Это значит, мы можем пообедать в «Макдоналдсе», мам?

– Ну разумеется, маленький ты мой чертёнок. Вы обе можете попасть сегодня в «Мак», чтобы отпраздновать мой успех.

– Когда ты начинаешь, мам? – с опаской спросила я, чтобы прощупать почву.

– В понедельник, радость моя, но это займёт всего несколько беспокойных недель, а там оглянуться не успеешь, как работа будет сделана и мы вернёмся к обычной жизни. И послушайте, – оживлённо, взахлёб продолжала мама, – героиню, которую я буду играть, зовут Мартой!

– Мартой, как большую мохнатую овцу? – спросила Лоис, скривившись от отвращения. Это семейная шутка – мол, когда думаешь об имени Марта, на ум приходит образ большой мохнатой овцы.

Мама рассмеялась:

– Всё так, Лоис, но на самом деле она не овца. Вы рады за меня, девочки?

Я замялась и посмотрела на милое мамино лицо, на её золотисто-каштановые волосы, мягко вьющиеся вокруг лица, большие синие глаза, что с мольбой глядели на меня, желая, чтобы я разделила её безграничную радость от того, что кто-то решил – Рэй Энтони достаточно хороша для того, чтобы дать ей настоящую роль.

– Я безумно рада, мам, это здорово. И я уверена, что ты отлично выступишь, правда ведь, Лоис?

– Ага. Пожалуйста, можно мне в этот раз наггетсы вместо бургера?

Пока мы шли к машине, у меня в голове внезапно возникла одна мыслишка. Если мама собирается работать, а значит, будет занята и станет меньше сидеть дома, нам с Эди будет проще найти способ проникнуть сквозь стену!

Мы ели свою еду из «Макдоналдса» за кухонным столом, когда зазвенел дверной звонок, и я подскочила посмотреть, не пришёл ли Эди. Прежде чем я встала со стула, мама знаком велела мне оставаться на месте.

– Я разберусь, юная леди. У тебя сейчас ужин.

Лоис не отрываясь следила за Скуби-Ду по телевизору, одновременно макая свои куриные наггетсы в соус барбер-кю (как она его называла), поэтому я соскользнула со своего места и, как ниндзя, застыла за дверью, задерживая дыхание, так что мне было слышно, что происходит у входной двери.

Я попробовала выглянуть из-за косяка, чтобы увидеть, с кем говорит мама, но дверь была лишь слегка приоткрыта, и мне ничего не было видно. Можно было сказать только, что мама разговаривает с кем-то чужим, потому что она включила свой светский высокомерный тон. Мне удалось услышать такие обрывки разговора:

Мама: …утверждено… пентаграммы распознавания…

Незнакомец: …Филлис… БОПКПОП… ПОЗАД…

Мама: ПОЗАД!

Незнакомец: Именно.

Мама: … дети… прочь… временно, Пендл?

Незнакомец: Отродья… нарушение, Филлис… в тайне…

Тут мне пришлось вернуться к столу подобно самому быстрому и проворному ниндзя, потому что мне как раз удалось увидеть, что мама открывает дверь пошире, чтобы впустить НЕЗНАКОМЦА. Всё, что я успела рассмотреть, – это то, что он (или она?) был одет в белоснежный брючный костюм с белой шляпой в стиле Индианы Джонса, которая скрывала глаза и половину лица. Мне было просто некогда рассматривать дальше, потому что я до смерти боялась, что мама заметит, как я тут грею уши, и, честно говоря, я немного испугалась НЕЗНАКОМЦА.

Я как раз запихивала в рот остатки своего бургера, когда мама вновь появилась на кухне – ОДНА. Я постаралась вести себя как ни в чём не бывало.

– Это был Эди?

– Нет, Розмари, не он. Ты закончила, Лоис?

Я уже собиралась спросить, кто же это был, или даже признаться маме, что видела, как она впустила НЕЗНАКОМЦА, когда зазвонил телефон. Это был папа. Мама начала рассказывать ему новости, и я решила больше не расспрашивать про НЕЗНАКОМЦА. Я знала, что он вошёл в дом. Знала, что раз он не появился на кухне, то было только одно место, куда он мог направиться: сквозь стену.

Я поняла, что мама не собирается мне ничего рассказывать. Было так странно и жутко ощущать, что она меня обманывает. Мне это не нравилось, но, наверное, так она пыталась нас защитить, и это можно понять. Однако я знала, что уже достаточно взрослая, чтобы выяснить правду самостоятельно.

Я припомнила обрывки подслушанного разговора. Я знала, что пентаграмма – это такая звезда, символ колдовства, вроде той, что прицепилась к маминому каблуку и затем рассыпалась. Но что за БОПКПОП и ПОЗАД? Какое отношение ко всему этому имеет Пендл? Я знала, что Пендл-Хилл – это такое место в Ланкашире. И кто такие «отродья»? Мне нужно было записать все эти слова, и побыстрей, пока я их не забыла.

Мама закончила разговаривать по телефону, и я заметила, что у неё глаза на мокром месте.

– Мама, что случилось?

На этот раз она не врала, и её голос казался грустным:

– Да это всё твой отец, Розмари. Он, похоже, не слишком рад за меня из-за этой работы. Он же знает, как сильно мне нужна работа, но у него сейчас очередное совещание, и он слишком занят, чтобы хоть как-то меня поддержать.

Я обняла маму и постаралась утешить её как могла:

– Не плачь, мама, я уверена, что папа рад за тебя. Не сомневайся, вечером он с тобой ещё поговорит. Пожалуйста, не грусти.

Мама обняла меня в ответ и поцеловала в макушку.

– Не обращай внимания на глупую старую мать, солнышко, я просто на нервах. Это был длинный и трудный день. Заканчивайте с ужином, я сейчас наберу вам ванну.

Пока мама поднималась наверх, прикладывая к глазам платочек, я отправилась в прихожую и постаралась не думать о том, что мама печалится из-за папы. В последнее время это стало обычным делом.

Мне нужно было прогнать его тучу и вернуть ему тот зеленовато-синий цвет, что окружал его, когда он был счастлив. Было ли совпадением, что Фрэнсис и дядя Вик появились в расстроенных чувствах (очевидно, из-за пропажи Филлис) и в то же самое время возникла папина туча? Может, если Филлис вернётся, то и туча исчезнет?

А пока я продолжала изучать пол и стену в поисках разгадки. Стоя на четвереньках, я заметила какую-то тень у входной двери. Это был Эди. Ну наконец-то!

Я открыла дверь, прежде чем он успел нажать на звонок. Мне вовсе не хотелось, чтобы мама спустилась вниз и запретила ему помочь мне исследовать стену.

– Заходи, Эди, – прошептала я. – Мама наверху, набирает ванну нам с Лоис. Вот та стена, через которую они прошли. Тебе нужно посмотреть всё быстро, а то мама спустится или заявится Лоис и мы спалимся.

Глаза Эди в его большущих очках выглядели огромными; он глянул наверх:

– Ладно, попробуем найти проход «на ту сторону». Иначе говоря, портал.

Он очень осторожно вытащил из кармана камешек, с виду совершенно обычный. Скорее всего, это попросту был камень с нашей дорожки перед домом. Маленький, бурый, округлый как галька.

– Эди, – снисходительно сказала я, потому что не могла взять в толк, чем нам может помочь какой-то камень. – Думаю, тебе может понадобиться какое-нибудь техническое устройство посложнее, чем камень. И потом, что ещё за портал в нашем доме?

– Врата или портал – это проход, ведущий тебя в другой мир или в другое измерение, – ответил он, глядя на меня так, будто я плохо соображаю. – Просто смотри, Розмари.

Эди взял этот камешек и прошёлся по прихожей туда-сюда, держа его в воздухе и время от времени роняя. Я неотрывно наблюдала за ним. Честно говоря, у нас наверняка был дурацкий вид. Он подтащил за ручку кресло, взобрался на него, поднял свой камень повыше и снова стал его ронять.

– Эди, – вздохнула я. – Ничего не происходит, а нам надо торопиться.

– Просто потерпи ещё минутку.

Я смотрела, как он держит камешек примерно в сантиметре от зеркала. Ничего. Он переместил камешек к нижнему краю зеркала и снова выпустил его из пальцев.

Ну, если я вам скажу, что тут произошло нечто поразительное, вы поверите?

Камешек не упал. Он завис. Да, он завис в воздухе рядом с подставкой зеркала.

– А вот и портал, Розмари, – Эди взглянул на меня с ухмылкой. – Гравитация в этой области очень слаба, следовательно, камень зависает в воздухе. В других местах, где камень падает, гравитация сильна. Резкое изменение гравитации всегда указывает на близость иного измерения.

– Я слышу, там Эди пришёл? – окликнула сверху мама. Это заставило нас подскочить, и камень упал.

Затем из кухонной двери показалась Лоис – как всегда, вся в еде, включая майку.

– Привет, Эди, что тут шумело? Что у тебя в руке? Дашь мне поиграть?

Динь-дон.

– Это Фрэнсис. Эди, быстро иди на кухню.

– Розмари, – прошептал Эди. – Я вижу её за дверным стеклом.

Конечно! Эди тоже верил в магию, и это означало, что он может видеть наших постояльцев. Пока я открывала дверь, мама поспешно сбежала вниз по лестнице.

– Привет, Рози. Минуту назад я видела через стекло какого-то приятного молодого человека, не так ли? – спросила Фрэнсис.

– Да, – подтвердила мама. – Куда пошёл Эди, Рози? Тебе не кажется, что стоит предложить ему что-нибудь попить, вместо того чтобы околачиваться в прихожей и играть в мяч, или что там ещё у вас так грохотало по плиткам?

Я не стала с ней спорить, хотя мне было слегка досадно, что нас прервали.

– Проходи, Фрэнсис, – сказала мама, пропуская её на кухню, где Эди усиленно пытался вникнуть в попытки Лоис объяснить ему, почему Скуби-Ду в телевизоре так тяжело заболел.

– Кто там ещё?! – воскликнула мама, потому что в дверь позвонили ОПЯТЬ. – Розмари, будь добра, сходи посмотри.

Я побежала в прихожую и отворила дверь мистеру Фоггерти и дяде Вику; оба выглядели крайне мрачно.

Дядя Вик попытался улыбнуться, однако вышло больше похоже на гримасу.

– Ну-с, юная леди, ваша мать на кухне?

– Да, заходи, Вик, – откликнулась мама.

Я первой прошла на нашу кухню, которая с каждой минутой становилось всё многолюднее. Я посмотрела на Эди, думая познакомить его с кем-нибудь, но он возился с чем-то на стенке холодильника. Его длинные тонкие пальцы потянулись к кнопке на одном из магнитов.

– Не-е-е-е-е-ет, не нажимай, Эди! – закричала я. Но было поздно.

Раздался звук шотландских волынок, и стесняться стало уже поздно. Мама, Лоис, мистер Фоггерти, дядя Вик, Фрэнсис и я приподняли юбки и брюки и с жаром пустились в пляс. Ни споров, ни вздохов, ни попыток избежать неизбежного. Это было то, что мы ОБЯЗАНЫ были сделать. Бедный Эди застыл в шоке, не веря своим глазам, но, надо отдать ему должное, через несколько секунд всё же попробовал присоединиться к нам (вышло не очень).

Наконец всё закончилось и каждый вернулся к своим делам. Я как раз собиралась проводить Эди к выходу и предложить ему вернуться, когда у нас станет немного поспокойнее, как вдруг мама ни с того ни с сего выронила чайную ложку.

– О нет, проклятая ванна! – сказала она и выбежала прочь с кухни.

Никто, кроме меня, и не взглянул в её сторону. Фрэнсис увлечённо беседовала с дядей Виком, одновременно выуживая чайные пакетики из дымящихся кружек. Затем она умудрилась уронить все пакетики до единого на ботинки дяди Вика и теперь медленно собирала их один за другим.

Я смутно слышала, как Лоис на заднем плане бубнит, выпрашивая рисовый пудинг, но и на неё никто не собирался обращать внимание.

Мистер Фоггерти вытащил из кармана своего костюма жёлтый носовой платок и рассеянно промокнул плешь на макушке.

– Дождик пошёл, дорогой? – спросила Фрэнсис, посмотрев на потолок.

«О-о-о-о», – подумала я. С потолка уже капало вовсю, а затем сверху донёсся пронзительный мамин крик:

– Мне тут нужна помощь, Розмари! Тут ВЕЗДЕ вода!

Ванна опять перелилась. Бедный наш, несчастный потолок на кухне. Неужели от него снова отвалится кусок? И долго ли ждать, пока обвалится весь потолок целиком? «Кап-кап-кап» уже стало мерным, ровным. Дядя Вик взял из буфета кастрюлю и благоразумно поставил её на пол, чтобы вода лилась туда. Фрэнсис сражалась с консервным ножом, чтобы дать Лоис рисовый пудинг. Эди бочком, потихоньку направился в прихожую.

– Я лучше пойду, Розмари, – сказал он. – Увидимся завтра.

Я бросила на него взгляд, который должен был высказать всю мою досаду от того, как всё вышло.

– А я пойду помогу маме, – сказала я. – Ей понадобятся полотенца, и много.

Пол в ванной был насквозь мокрым; мама спускала лишнюю воду из ванны и в то же время пыталась ликвидировать огромные лужи на полу.

– Папа с ума сойдёт, – сказала я, стаскивая с себя уже промокшие носки и стараясь игнорировать завывания Лоис, которые, как мне было известно, всего за пару минут могли достичь крещендо, то есть стать очень громкими.

– Да, ну а мы ему не расскажем, Рози. Я уверена, когда потолок на кухне просохнет, всё будет в порядке, и я всегда смогу как-нибудь подправить его, взяв немного шпаклёвки.

Маме нередко приходится «как-нибудь подправлять». Проблема в том, что она с головой уходит в то дело, за которое берётся, и нечаянно забывает про пирог в духовке, про воду в ванной или про кофе на плите.

– Думаю, с худшим мы справились, Рози, – выдохнула мама; её щёки порозовели от работы. – Приведу-ка сюда нашу мадам, пора ей принять ванну. Да и тебе, юная леди.

– Лоис! – крикнула я. – Ванна готова.

– О нет, ну из-за чего она снова ревёт? – Вид у мамы был измученный, так что я предложила, что схожу за Лоис да выясню, из-за чего такой шум. Я дошла до кухни: она, рыдая, стояла в дверях. Слёзы каскадом лились по лицу, глаза опухли; в руках она держала Би – свою плюшевую зайку.

– Ну что ты, Лоис, что стряслось?

– Я хочу рисовый пудинг!

– Вроде бы Фрэнсис собиралась тебе его дать?

– Собиралась! – заикаясь, прорыдала она. – И поставила его в микроволновку, но потом все побежали в прихожую и пропали, а я не могу доста-а-ать…

У меня застучало сердце.

– Куда они отправились, Лоис? Ты видела?

– Они бросили меня без рисового пудинга…

– Ладно, хорошо, я дам тебе пудинг, погоди.

Я как по льду проехалась по полу к микроволновке и включила её.

– Садись, я тебе принесу.

Должно быть, они прошли сквозь стену, куда же ещё. Могла ли Лоис что-то увидеть? Нужно было вытащить из неё информацию таким способом, чтобы она не начала капризничать. Как бы я хотела, чтобы Эди зашёл к нам чуть раньше! Он бы придумал, как подсмотреть, куда они уходят. Почему они скрылись так быстро? Словно по волшебству, я незамедлительно получила ответ на свой вопрос, услышав позвякивание ключа в замке.

ПАПА.

Я догадалась: они сбежали, потому что знали, что он скоро придёт домой. Я выдала Лоис её рисовый пудинг, и она жадно набросилась на него.

– Привет, пап, – окликнула я его, когда он начал подниматься по лестнице.

Затем я услышала приглушённые голоса родителей. Они нечасто скандалили. Папа говорит, что не устраивает сцен и что мама часто в конечном итоге спорит сама с собой. Однако сейчас это точно была настоящая ссора.

– Что здесь произошло, Рэй? На полу полно воды!

– Ванна перелилась.

– Боже милостивый, и ведь это уже не в первый раз. Ты не можешь быть чуточку внимательнее? Мы не можем допустить, чтобы на кухне провалился потолок.

– Тебе-то что за дело? Ты здесь и не бываешь.

– Что это значит?

– То самое и значит. Тебя вечно нет. А когда ты дома, то с тем же успехом можешь быть и на работе. Ты со мной едва разговариваешь. Ты даже не смотришь на меня. Я могу расхаживать, прикрывшись одним фиговым листом, а тебе будет наплевать. У тебя даже не нашлось ни капли желания поздравить меня с тем, что я получила работу.

– Это довольно несправедливо. Я просто шёл на собрание, когда ты позвонила, – объяснил папа.

– Ты всегда ПРОСТО чем-то занят, и меня от этого уже тошнит! Я делаю всё по дому, и от тебя мне нужно только чуточку благодарности, уважения. Я бы хотела, чтобы меня замечали. Вот и всё.

– Я стараюсь как могу. Я работаю допоздна. Я уже вымотался.

– Я тоже, Джон. Я тоже. Слушай, давай закончим. Мне нужно искупать детей. Лоис, Розмари! – пронзительно позвала она.

Мне было противно слышать, как родители ссорятся. Я могла физически видеть их гнев, их печаль, их разочарование. Папа был окружён серым. Его туча громыхала и трещала молниями, а иногда просто чернела – в зависимости от того, ощущал ли он злость или равнодушие. Вокруг мамы всё было багровым с огненно-красными отсветами, а потом этот цвет потух и стал грязно-серым. Смотреть на это было тягостно.

Когда мы стали подниматься по лестнице, я так погрузилась в свои мысли, что не сразу расслышала, что бормочет Лоис:

– Та тётя в зеркале была такой сердитой, ведь она как раз пила чай.

– Погоди, что ты сказала, Лоис?

– Вообще-то, – это сейчас было её любимое слово, и она вставляла его в речь ПОСТОЯННО, – я сказала, что тётя в зеркале была сердитая.

У меня перехватило дыхание, и я схватила её, остановившись на полпути наверх. Через перила нам было видно упомянутое зеркало.

– Она была в том зеркале? – сказала я, указывая на большое зеркало, висевшее в прихожей над батареей.

– Вообще-то да. Я видела, как Фрэнсис, мистер Фоггерти и дядя Вик разговаривали с ней, а потом прошли сквозь стену.

– Как они заставили женщину появиться в зеркале? Что они сделали?

– Ты мне больно делаешь, Рози. Отпусти мою руку.

– Послушай, Лоис, если ты мне расскажешь, я сегодня дам тебе на ночь в кроватку своего коллекционного медведя и разрешу поиграть на детском планшете. Давай, пожалуйста, постарайся вспомнить.

– И с твоей куклой Лол тоже можно поиграть?

Я вздохнула. Моя сестра умела торговаться.

– Да, ладно.

Лоис сделала паузу – думаю, для пущего эффекта. Она всегда умела нагнетать обстановку, маленькая артистка.

– Мистер Фоггерти просто нажал что-то под зеркалом и три раза произнёс: «Арадия».

– Ты уверена, Лоис? Звучит так, будто ты только что выдумала это слово.

Лоис отмахнулась от меня:

– Вообще-то да, и я хочу в ванну. Ма-а-а-а-ма!

Я пропустила её в наполненную паром, запотевшую ванную комнату с блестящим влажным полом. Мама сидела на закрытой крышке унитаза. Она распростёрла объятия навстречу Лоис. Вид у неё был измученный.

Всё, что мне оставалось, – снова и снова вполголоса бормотать это слово:

Арадия.

Арадия.

Арадия.

7. Портал

В ту ночь я лежала без сна, перебирая в голове события этого дня. Я не могла перестать думать про НЕЗНАКОМЦА. Что, чёрт побери, ему было нужно? Куда делась Филлис? За стену? И почему во всех действиях мистера Фоггерти, дяди Вика и Фрэнсис сквозила такая спешка? Я ощущала, что в доме неспокойно.

Лоис пришлось утешать и обнимать очень долго, отчасти потому, что она устала, отчасти из-за того, что ей пришлось так долго дожидаться рисового пудинга. Папа лёг рано, едва перемолвившись с нами парой слов. Мама долго не ложилась и читала текст своей роли. Мне было слышно, как она пробует говорить с американским акцентом.

Через некоторое время она всё же улеглась в кровать, и в лунном свете, проникавшем в мою спальню, я смогла разглядеть время на своих часах: 23:51. Внезапно меня охватило любопытство. Я в деталях воспроизвела в памяти тот момент, когда Эди выронил камешек прямо у нижнего края зеркала, а тот свободно завис в воздухе. Мне стало интересно, получится ли так у меня. Может, если я произнесу слово «Арадия», что-то произойдёт?

Не дав себе шанса как следует подумать о последствиях своих действий, я выбралась из кровати и тихонько прокралась вниз. Мне не хотелось идти на кухню и тревожить кошек, так что я взяла в прихожей ручку, которая лежала у телефона, решив, что она прекрасно сгодится вместо камня.

Я встала напротив зеркала: моё призрачное отражение глядело на меня. Лицо у меня побледнело. Мои густые светлые волосы были растрёпаны и в беспорядке рассыпались по плечам крупными завитками. Под глазами стали заметны тёмные тени. У папы тоже бывают такие, когда он устал, и у Лоис. Когда мы устаём, все мы принимаем какой-то отсутствующий, осунувшийся вид с глазами нараспашку. Мне, конечно, стоит поблагодарить папу за размер своих глаз. Как и у него, у нас с Лоис здоровенные круглые блюдца: у меня зелёные, у неё серо-голубые – это мамин цвет.

От волнения у меня слегка покалывало в животе, когда я подняла ручку примерно до середины зеркала и отпустила.

Клац.

Она упала на пол.

«Что я делаю не так?» – удивилась я. Я провела кончиками пальцев по нижнему краю зеркала. Я сама не знала, ищу ли я какую-нибудь кнопку или просто проверяю, получится ли у меня распознать какую-то перемену в воздухе. И вновь я ничего не почувствовала и ничего не услышала, кроме невнятного мяуканья Боба или Мэгги из-за кухонной двери – возможно, они почуяли моё присутствие.

«Ну давай, Розмари, – подбодрила я саму себя. – Просто продолжай попытки».

Я сместила ручку немного влево и вниз, так что она стала полностью параллельна нижнему краю зеркала. Отпуская её, я прошептала то слово:

– Арадия. Арадия. Арадия.

Ручка повисла в воздухе, раскачиваясь, как бумажный самолётик. Я ахнула. Отражение в зеркале менялось. Раздался отдалённый шипящий звук, немного похожий на шум поезда в туннеле лондонской подземки, и перед моими глазами появилось лицо красивой женщины с угольно-чёрными струящимися волосами. Они ниспадали по плечам, однако не помешали мне разглядеть, что на одном плече у неё сидела большая ворона, насколько можно было судить по очертаниям. Янтарно-жёлтые глаза женщины критически изучали меня, а полные красные губы слегка кривились. Я не знала, было ли это насмешкой или улыбкой. Я онемела от её красоты.

Когда она заговорила со мной, у неё обнаружился сильный итальянский акцент; клюв птицы открывался в унисон, как будто та тоже говорила.

– Это Арадия. Ваше имя и код пентаграммы.

– Я… я… я Розмари, – запинаясь, проговорила я. – И прошу прощения, но у меня нет никакой пентаграммы. У меня есть сертификат на коллекционного мишку, там мои адрес и имя.

Дама изумлённо посмотрела на меня. Её длинный изящный нос сморщился, и она нахмурилась.

– Нет, нет, нет, нет, нет, – сказала она, и её акцент напомнил мне официантку из пиццерии «У Луиджи» из игры про Марио. – Вы можете вступить в наши владения, только если умеете делать магию. Вы, леди, без магии. Вы дитя. У вас нет личной пентаграммы, так что я говорю вам «ариведерчи». – С этими словами её изображение устремилось прочь от меня, удаляясь, словно в туннель. Свистящий звук раздался снова, и вот уже я опять глядела на своё собственное усталое лицо.

Это произошло на самом деле? Я глянула на дисплей телефонной трубки на подставке – да, сейчас было 00:05: значит, прошло всего около пятнадцати минут с тех пор, как я выбралась из постели. Вряд ли мне всё это приснилось. Я тихо открыла дверь кухни, желая прикоснуться к чему-нибудь, чтобы успокоиться, и ощутила тёплый мех одной из наших кошек, вьющейся у моих ног. Я присела на корточки и взяла на руки этот мягкий комок.

Ну и как же мне проникнуть в то зазеркалье, не умея «творить магию»? Во мне не больше магии, чем в паре штанов. У меня не получались даже простые карточные фокусы! А ведь та дама в зеркале – Арадия, как она представилась, – наверняка ожидала чего-то более впечатляющего.

Я подумала, не обратиться ли мне за помощью к Фрэнсис, но что-то подсказало мне, что все они станут отрицать существование Арадии. Выдадут всё это за какой-нибудь забавный фокус. Мне стоило отложить это до утра и надеяться, что у Эди завтра найдётся хороший план.

В ту ночь я спала беспокойно. Мне снились прекрасные дамы по имени Арадия, с длинными струящимися волосами и со злыми глазами тигрового цвета, которые разглядывали меня в упор. Я вздрогнула и разом проснулась, мокрая от пота. Должно быть, я выглядела не очень, потому что мама, только взглянув на меня, тут же приложила ладонь к моему лбу.

– Рози, ты хорошо себя чувствуешь? Ты какая-то красная. Давай-ка померим тебе температуру…

– У меня всё в порядке, мам, честно. Просто снились кошмары, вот и всё.

Я и правда чувствовала себя нормально, просто немного не выспалась, и было такое чувство – ну, вы знаете: когда ты просыпаешься, а сновидение было таким живым и ярким, что ты вроде бы всё ещё в нём или будто оно и ВПРАВДУ было. Как-то так. Кроме того, мне нужно было повидаться с Эди, чтобы рассказать ему о произошедшем ночью.

Одевшись, я поскакала вниз по лестнице и, заходя на кухню, услышала мамин окрик:

– Смотри под ноги, Боб наделал дел прямо под дверью!

Я по очереди приподняла ноги, кривясь от ощущения липкой влаги и осознавая, что только что наступила на кошачью мочу. Похоже, денёк будет ещё тот.

– Спасибо, что предупредила, Лоис, – я сердито глянула на младшую сестру, которая уже сидела в кресле-качалке, вгрызаясь в тёплую японскую курицу, как мы между собой это обозвали (послушав моё произношение, Лоис решила, что надо говорить не «круассан», а «кура-сан», так что потом мы заменили это на более удобную и понятную «японскую курицу»).

– Вообще-то я не знала, что ты сейчас зайдёшь, – проворчала она с набитым ртом.

Мама шла прямо за мной. Она-то знала, так что у неё с собой была тряпка.

– Присядь, Розмари, и давай я сразу вытру тебе ноги, а потом, может, смогу убрать всю эту дрянь, если хватит времени.

Внезапно на пороге появилась долговязая папина фигура.

– Смотри, куда идёшь! – дружно грянули мы с мамой, и папа тут же наступил прямо в лужу Боба.

Могу заверить, папа не обрадовался. Он даже ничего не сказал, просто глубоко вздохнул, стянул носки, швырнул их в направлении стиральной машины и повернулся, чтобы снова пойти наверх.

Я не видела ни Фрэнсис, ни кого-то ещё из наших постояльцев, потому что в школу нас вёл папа – настоящий маленький подарок для нас, так как обычно в восемь часов он уже уходил, чтобы успеть на поезд. Мне была чётко видна тучка над его головой, всё ещё тёмно-серая; а его самого окружал тёмно-багровый и тускло-лиловый цвет, почти как синяк. Эти цвета дрожали и пульсировали – как в мультиках, когда кто-то ударяется головой. Если это совпадало с тем, как он себя чувствовал, мне было его жалко.

Мама, всё ещё в халате, попыталась притянуть его к себе, чтобы поцеловать на прощание. Он не то чтобы отпихнул её, но повернул лицо в сторону так, что её губы прикоснулись к его скуле, а не к губам.

Я услышала, как она шепнула ему:

– У нас всё в порядке?

– Да, да, да, – небрежно ответил папа, а затем переключил своё внимание на нас.

Он взъерошил мне волосы и приобнял меня.

– Что ж, Рози-мимози, давай-ка доставим тебя и этот душистый ветерок в школу.

Он улыбался и старался шутить, но лицо его выглядело напряжённым, будто ему было физически трудно улыбаться.

Пока мы собирали свои сумки и куртки, я украдкой обернулась на маму, которая смотрела, как мы уходим: руки у неё были скрещены, пояс пёстрого, розового с голубым халата волочился по полу. Сегодня она казалась какой-то маленькой и слабой. Цвета вокруг неё были тёмными и помутневшими. Я надеялась, что к началу следующей недели она снова станет искрящейся и яркой.

Я встретила Эди на школьном дворе и рассказала ему о том, что случилось ночью. Он сосредоточенно слушал, слегка приоткрыв рот, будто в любой момент собираясь что-нибудь добавить, но всё же не стал.

– Ну, Эди, как нам убедить их, что мы способны на волшебство?

На мгновение я подумала, что Эди заколдовали, потому что он остолбенел. Я даже не видела пар от его дыхания в холодном октябрьском воздухе. Я легонько потрясла его за руку:

– Эди, ты слышал, что я тебе говорю?

Наконец он снова перевёл взгляд на меня и сделал глубокий вдох.

– Так, у меня есть идея, Розмари, но мне придётся поработать над этим на выходных.

– Что за идея?

– Просто подожди – и увидишь, но она определённо связана с магией.

– Эди, ты гений, – усмехнулась я.

8. Случай с автобусом

Из школы нас забирала мама, и цвета над её головой стали ярче. Она сказала, что сегодня продала три любовных приворота и заговор «Продай свой дом», так что в кошельке у неё было около сорока фунтов и она чувствовала себя настоящей богачкой.

– Давайте поедем в «Смитс» и купим вам обеим по небольшому подарочку, как вам такая идея?

Мы с Лоис были и очень рады, хотя более взрослая часть моей личности хотела посоветовать маме потратить деньги на себя. Ей не помешала бы новая одежда. Мне уже надоело всё время видеть её в одних и тех же дырявых джинсах и джемпере из благотворительного магазина.

– Так, вы можете выбрать себе по кукле Лол, девочки, – ликующе сказала мама.

– Мам, они по десять фунтов, значит, ты потратишь половину своих денег на нас и у тебя останется всего двадцать, – растолковала я ей заботливым тоном.

– Розмари, с математикой у тебя всё прекрасно, – сказала мама. Я состроила гримасу. – А теперь давай, перестань волноваться и выбери себе куклу. Я куплю себе новую тушь или что-нибудь ещё, – примирительно добавила она.

Закончив возиться с куклами, мы заплатили за покупки и направились в «Бутс» за вещами для мамы. Мы шли мимо магазина «Сони», через витрину которого отражались телевизоры, предлагая выгодную покупку со скидкой – новейший плоский экран с грандиозным количеством оттенков.

И тут я не поверила своим глазам.

На экране каждого телевизора в витрине красовался наш родной-любимый мистер Фоггерти за рулём автобуса.

– Мам, смотри! – заорала я, практически не в силах этому поверить. – Там мистер Фоггерти по телику, смотри!

Нам не было слышно, что там говорили, но строка внизу экрана гласила:

Таинственный незнакомец позаботился о безопасности пассажиров

– О господи, – сказала мама, прижав ладонь ко рту. – Нам нужно вернуться.

Она схватила Лоис за руку и чуть ли не поволокла её обратно к машине, что вызвало у моей младшей сестры бурные протесты.

Я поспешила за ними.

– Что всё это значит, мам? Что сделал мистер Фоггерти? Что-то плохое?

– Нет-нет, Розмари, он помог людям. Тут не о чем тревожиться. Давай просто вернёмся домой и выясним, что происходит.

Дома мы обнаружили дядю Вика и Фрэнсис в гостиной у телевизора: они смотрели горячие новости, выкрутив звук почти на максимум. Папа с ума бы сошёл. В кои-то веки маму, похоже, не волновало, что мы с Лоис тоже здесь и можем слышать ВСЁ, что там говорится. Это было здорово!

Мама попыталась разобраться, что произошло:

– Рози увидела его на экранах в магазине «Сони». Мы глазам своим не поверили. Что случилось?

– Шшшшшш! – дружно зашипели Фрэнсис и дядя Вик.

Не отводя глаз от экрана, дядя Вик пояснил:

– Рассказ очевидца!

Пожилой джентльмен с зачёсом через лысину и большим носом отвечал на вопросы женщины в сером пальто:

– Мистер Тун, вы были в автобусе. Расскажите нам, что произошло.

– Ну, значит, ехал я повидаться с дочерью. Внизу в автобусе было довольно много народу, в основном пенсионеры, молодые мамаши, ну, вы знаете, дети после школы и так далее.

– Угу, угу.

– И вдруг тот человек, весь в чёрном, с этой штукой, балык-лавой, на голове сбежал сверху, со второго этажа автобуса, и потребовал, чтобы водитель отвёз его на Земляничные поля или типа того.

– Наверное, это было ужасно.

– Ну, там начался сумасшедший дом, сами можете себе представить. Водитель в отключке. Я переживал, у меня же сыр в сумке, я для дочери вёз. Знаете же, что делается с сыром, когда долго в тепле, особенно если мягкий сорт.

– Хм.

– И вдруг поднимается тот парень. Я раньше его не замечал, такой забавный долговязый чувак, на голове не пойми что.

Мы с мамой хихикнули. Он САМ-то давно в зеркало смотрелся?

– И он стащил водителя с его сиденья, сам вскочил на его место и затормозил, когда мы уже мчались на бордюр. Потом он сделал рукой какой-то чудной приём, типа карате, и тот псих в чёрном свалился на пол.

– Продолжайте же, мистер Тун, – попросила женщина в сером пальто.

– Да вот и всё, в общем-то. Малый со странной причёской развёз нас всех куда нужно, а того чокнутого сгрузил копам в участок. И странное дело – трафик-то в городе по большей части просто кошмарный, но то ли мэр разобрался с автобусными маршрутами, то ли ещё, потому что мчали мы очень быстро, будто на ракете летели. И не успел я опомниться, как уже сидел у дочки, ел бутерброды с бри и беконом да жаловался на изжогу.

Там была ещё нарезка из других разговоров с очевидцами, большинство из которых говорили, что вообще не видели человека, которого описывал мистер Тун. Зато многие заметили, как автобус номер 261 нёсся по городу со скоростью более шестидесяти миль в час; довольно странно, что ни одна камера наблюдения этого не зафиксировала.

Наше внимание опять обратилось к экрану, когда там показали фоторобот мистера Фоггерти. Мама объяснила, что это картинка, которую художник нарисовал по описаниям свидетелей. Внизу была сопроводительная подпись:

Разыскивается как имеющий отношение к предотвращению преступления

Ведущий продолжал:

– Сейчас полиция допрашивает виновника происшествия, который сдался властям, но также желает разыскать человека, изображённого на портрете, даже несмотря на то, что многие пассажиры отрицают, что видели его в автобусе. Имеет ли этот человек отношение к инциденту, пока остаётся для полиции загадкой, но пассажиры выражают ему признательность за то, что их в целости и сохранности доставили по домам.

Затем появилась пожилая леди в пластиковой панаме; лицо у неё было всё в морщинах, а красная помада выходила далеко за пределы натурального контура губ.

– Я просто хочу сказать спасибо за то, что попала домой вовремя, к началу «Преследования», я ведь ещё не пропустила ни одной серии.

Дядя Вик начал подниматься с диванчика.

– Ну вот, пожалуйста, ещё один пример делишек ПОЗАД. Полагаю, все мы знаем, кто за этим стоит.

Я вспомнила, что НЕЗНАКОМЕЦ произнёс то же слово, когда беседовал с мамой у нашего порога. Я воспользовалась шансом, раз уж он подвернулся:

– Дядя Вик, напомни, а что означает ПОЗАД?

– Преступная организация злых антигуманистических дел, – очень быстро отбарабанил тот. – ПОЗАД.

Я украдкой сжала кулак в победном жесте. Уверена, что никто этого не видел.

– Э, – сказал дядя Вик и перевёл взгляд с мамы на Фрэнсис, ища поддержки.

Те молчали.

– Вообще-то я не называю свою попу ни задом, ни задницей. Это грубо. Это называется попа.

– Разумеется. Спасибо, Лоис, нам необязательно знать всё о твоей попе, – вмешалась мама. – Всё, что нас интересует, это чтобы она была чистая и без газиков.

Лоис хихикнула.

– Я есть хочу.

– Конечно; одну секундочку, и я займусь обедом. Накройте пока вдвоём стол на кухне.

Мы обе вышли из комнаты, но я задержалась в прихожей, решив подслушать, что скажет мама дяде Вику и Фрэнсис.

Мама старалась говорить тихо, но мне всё же удавалось разобрать её слова.

– Дело в том, Вик, что в понедельник я приступаю к работе. Я никак не могу этим заниматься и предоставляю это вам. Конечно, я постараюсь присутствовать на встречах призыва силы, но мне нужно сосредоточиться на том, чтобы заработать денег для своей семьи.

Фрэнсис проворковала:

– О моя дорогая, ты сделала достаточно для всех нас, будучи Стражем Портала и предоставив нам этот надёжный дом, где Филлис могла отсидеться. Теперь займись своей славной работкой, а Отродья оставь нам. Тот суд в Пендл-Хилл был давным-давно – должно быть, всё это уже позабыто. Фогги знает, что делает. Мы отыщем Филлис. Ты уж не волнуйся.

– Да, да, не беспокойся, Рэй, Фогги скоро вернётся. У нас всё под контролем. Геката сейчас на посту, так что не успеешь оглянуться, как порядок будет восстановлен. Пошли, Лоис, пусть Рэй займётся своими делами.

Я бросилась на кухню помогать Лоис накрывать на стол, пока они не вышли из гостиной.

Что это за Отродья и что за давний суд в Пендл-Хилл? И интересно, кто такая Геката? Всё это было для меня подтверждением, что Филлис действительно пропала. Кто её забрал и от кого она скрывалась? Может, как раз от Отродий, о которых упоминал дядя Вик? А тот человек в чёрном, который собирался захватить автобус, тоже был из этих Отродий?

Я не могла представить себе Филлис печальной или испуганной. Она была не такой сумасбродной, как Фрэнсис, но чудила по-своему. Она была мне другом. Она всегда очень внимательно выслушивала всё, что ты хотела рассказать, и у неё наготове было полно толковых советов. Иногда, правда, она воспринимала всё слишком буквально. Мама велела нам с Лоис быть очень аккуратными в словах, которые мы произносим при Филлис: например, не говорить: «Я умираю с голоду» (не то вас насильно накормят КУЧЕЙ еды, а потом вас всю ночь будет тошнить) или «Хорошо бы снег пошёл!» (был случай, она устроила затор на шоссе М62 из-за внезапного, аномально обильного снегопада).

Подозревать, что Филлис пропала, заплутала или попала в беду, была довольно жутко. Я не могла избавиться от мысли, что её исчезновение и возвращение тучи над папиной головой как-то связаны, а раз так, то мы с Эди точно должны проникнуть за стену, чтобы выяснить, что происходит НА САМОМ ДЕЛЕ. Если от того, что Филлис найдётся, папе тоже станет лучше, то мы просто ОБЯЗАНЫ это сделать.

Казалось, выходные тянутся та-а-а-а-к долго. Мама сильно нервничала – похоже, ей было трудно даже поесть. Думаю, она переживала из-за первого дня работы. Папа в субботу вёл себя просто идеально и свозил нас в бассейн, что отвлекло меня от пропажи Филлис.

Другое дело воскресенье. Папа почти весь день провёл за компьютером. Он ворчал, что мама оставила на полу кусочки зелёной бумаги, и почти ничего не говорил, кроме «Да, пожалуйста» или «Нет, спасибо». День был странный. Я спросила у мамы, не полнолуние ли сейчас, ведь говорят, что полная луна может погрузить человека в дурное настроение. Но она сказала, что полнолуния сейчас нет, и попросила не переживать. Папа просто устал. Так что я переключилась на то, что собирались сделать мы с Эди.

Наступил вечер воскресенья. Мне пора было ложиться спать, когда я нашла под входной дверью маленькую записку – она лежала в конверте, на котором было написано лишь одно слово: «Розмари». Записка была от Эди, и там чудным, небрежным почерком было нацарапано:

Телеграмма:

Хорошие новости тчк магия готова к бою тчк держись за шляпу как бы не снесло тчк Эди тчк

Шляпы у меня не было, да какая разница! У нас получилось!

9. Магия математики

Я проснулась рано и услышала, что внизу уже кто-то ходит, хотя на моих часах было всего 6:30. Ну конечно! Сегодня же мамин первый рабочий день! Вылезая из кровати, я с удивлением осознала, что почти забыла о записке Эди, которую получила вчера вечером.

Я добрела до кухни, и, как я и думала, мама уже слонялась внизу в своём халате – даже лицо накрашено, на губах вонючая помада «восемь часов стойкости». В последнее время мама красилась ею, только когда злилась на папу. Потому что, когда у неё на губах была эта штука, он всегда отказывался её целовать и говорил, что пахнет так, будто кого-то стошнило.

– Кто сегодня забирает нас из школы, мам? – я побаивалась услышать её ответ.

– Сегодня и завтра Фрэнсис, солнышко, а потом до конца недели, я думаю, дядя Вик.

Я доела круассан, ощущая в животе какое-то беспокойное трепыхание. Меня тревожил предстоящий день. Тревожила мысль о попытке проникнуть сквозь стену, которую собирались предпринять мы с Эди. Тревожила мама, чьи цвета были яркими, пульсирующими и издавали негромкие жужжащие звуки, будто на ней взлетали крошечные ракеты.

Я стала думать, как и когда мы с Эди можем попробовать пройти через портал. Это будет та ещё задачка – проделать такое после уроков, ведь рядом будет маячить Фрэнсис. К тому же Лоис наверняка захочется поиграть с нами, а я НИ ЗА ЧТО не собиралась брать с собой за стену младшую сестру.

Наверху послышалось движение. Вниз по лестнице, пыхтя, топала Лоис, а за ней папа – измученный и с тёмными кругами под глазами. Лоис, напротив, была полна энергии и с увлечением сосала пустышку, а папа старался её отобрать.

– Ну же, выньте эту затычку из своего рта, мадам. Вы же знаете, ей полагается оставаться наверху.

На пороге кухни появилась мама: было заметно, что она приложила все усилия, чтобы хорошо выглядеть.

Даже папа сказал:

– Дорогая, ты выглядишь прелестно. – Могу ручаться, что именно это он и имел в виду, потому что из его рта на выдохе вылетело белое облачко.

Он даже погладил её по руке, поднимаясь наверх, чтобы собраться.

– Удачи тебе, милая, у тебя всё прекрасно получится, я уверен.

Он наклонился, чтобы быстренько её поцеловать, и я знаю, что маме это было бы приятно.

– Фу, опять у тебя на губах эта пакость, – и он отпрянул назад, прежде чем она успела получить свой поцелуй.

Мама лишь с досадой закатила глаза и велела нам поторопиться и собираться в школу.

– Желаю удачи сегодня, мама, – сказала я, обняв её и целуя в щёку. – У тебя всё получится как надо.

Она одарила меня напряжённой, скупой улыбкой.

– Я буду рада, когда этот день закончится. Первый день всегда тяжелей всего, правда же, солнышко?

Когда она высадила нас у школы, я ещё какое-то время наблюдала, как мама прокладывает себе дорогу сквозь толпу родителей, то и дело нечаянно задевая своей большой чёрной сумкой неосторожных опоздавших, когда те проносились мимо неё; в сумку она закинула блокнот, распечатку текста пьесы, сэндвичи и термос с кофе.

В этот день я практически не видела Эди, разве что успела предупредить его, что нас заберёт страшила Фрэнсис, так что надо быть настороже. Условились, что я покажу ему палец вверх, если можно будет прийти к нам сразу после школы, или палец вниз, если станет ясно, что нам не удастся от неё отделаться.

Когда прозвенел звонок, я краешком глаза увидела, что Эди слоняется рядом и нарочно медлит. У него было особое разрешение уходить домой самому, потому что он жил прямо через дорогу напротив школы, так что ему повезло: не нужно было ждать, пока его кто-то заберёт. Родители Эди работали допоздна, так что у него был свой ключ. Мама решила, что мне дадут свой ключ только в старших классах, поэтому, учитывая, что я пока только в пятом, ждать ещё долго.

Эди носил свой ключ от дома на куске синей нейлоновой лески, привязанном к петле на поясе брюк. Мюррей со своим другом Дэном, которого мы зовём Дикий Дэн, потому что он способен вообще на что угодно, всё время пытаются срезать ключ Эди со штанов во время физры. Как-то раз они притворились, что просто долго переодеваются, а затем мистер Росс, наш физрук, застал их в туалете для мальчиков, где они пытались спустить ключ вместе с брюками в унитаз. Всё, чего они добились, так это надёжно забитый туалет, а бедному Эди пришлось тащить домой едва отжатые мокрые брюки, чтобы иметь возможность отпереть входную дверь. И он даже ухом не повёл. Он ужасно стойкий. Думаю, что я бы на его месте разрыдалась.

Итак, я поджидала Фрэнсис, прикидывая про себя, что она должна прийти позже обычного, потому что ей нужно сперва забрать Лоис. Затем я увидела свою младшую сестру, которая медленно приближалась ко мне вместе со своей подружкой Дэйзи и её мамой.

– Я привела Лоис к тебе, Розмари, потому что она сказала, что ваша мама сегодня заберёт вас после работы из учительской.

Я открыла рот, чтобы поправить её, как вдруг в моей голове сложился план. Я живо показала Эди палец вверх, он коротко кивнул и как ни в чём не бывало вышел со школьного двора.

– Да, всё верно, – вежливо сказала я своим самым взрослым голосом. – Мама велела нам пойти в учительскую и ждать её там. Спасибо, что привели Лоис, миссис Дэвис.

Я быстро схватила Лоис за руку:

– Давай пойдём же, мы же с тобой большие девочки. Сегодня мы дойдём до дома сами.

Я слегка улыбнулась мистеру Боббину и указала в направлении толпы родителей, чтобы он подумал, что тот, кто должен нас забрать, уже пришёл. И мы стремглав вылетели со школьного двора на улицу.

Что бы там ни задержало Фрэнсис, оно сыграло мне на руку! Я не могла дождаться, когда попаду домой и попробую пройти через портал вместе с Эди. В моём мозгу искоркой промелькнул упрёк совести – а что, если Фрэнсис придёт и станет переживать, где мы? Но я всё же решила отбросить чувство вины в сторону и сосредоточиться на том, что нам нужно было сделать.

Лоис уже ныла:

– Где мои чипсы, Рози? Мама всегда приносит мне чипсы или печенье.

– Не волнуйся, Лоис, чем раньше мы попадём домой, тем раньше ты получишь всё, чего тебе хочется. Давай попробуем идти быстрее, и тогда мы скорее доберёмся до дома.

Я минут пятнадцать тащила за собой по улицам ужасно капризную, сопротивляющуюся младшую сестру, но наконец мы пришли домой. Эди уже поджидал нас там, сидя на ступенях крыльца и читая комикс.

Я знала, что мама прячет запасной ключ под цветочным горшком. Как только мы зашли внутрь, я вернула его на место – на случай, если он снова нам понадобится. Затем я выдала Лоис чипсы и печенье (мне нужно было снабдить её достаточным количеством еды, чтобы она нам не мешала) и усадила её за компьютер. Мы с Эди были готовы!

– Ты собираешься рассказать мне, что за магию ты выдумал, Эди? – нервно спросила я.

– Подожди – и увидишь, Розмари. Может, и не сработает, но мы сделаем всё возможное. – Эди закатал рукава своего синего школьного джемпера, поправил очки на носу и сделал глубокий вдох.

Он достал из кармана монету, ручку и бумажку. Мы оба встали перед зеркалом. Я прикусила губу. Эди слегка подмигнул мне и приступил к ритуалу, удерживая и подбрасывая монету перед зеркалом. Я собралась было предложить, чтобы я сменила его, как тут – бинго! – монета сперва неустойчиво закачалась в воздухе, а затем зависла над полом.

– Арадия, Арадия, Арадия, – хором сказали мы.

– Вуууушшшш, – вновь раздался тот свистящий звук, и на этот раз, глядя, как отдалённый объект в зеркале приближается ко мне, я почувствовала лёгкую дурноту. Думаю, это немного похоже на то, когда тебя укачивает в транспорте. И тут в зеркале вновь показалась прекрасная дама с волосами цвета воронова крыла.

– Это Арадия. Имя и код пентаграммы.

– Эди Аджани и Розмари Пеллоу. В данный момент у нас нет активированных пентаграмм.

Арадия вздохнула:

– Сожалею, но вы не можете пройти, если не умеете делать магию. До свидания.

– Но мы можем творить магию! – отчаянно выкрикнул Эди.

Арадия застыла и изучающе осмотрела нас своими пронизывающими янтарными глазами. Она ухмыльнулась.

– Ну, тебя я уже видела, – она указала на меня. – А мальчика нет. Была бы рада смотреть эту магию. Удиви меня, давай.

Было заметно, что Эди волновался, потому что он всё время переминался с ноги на ногу, как фламинго, который стоит в воде на одной ноге, а затем меняет её на другую. Я ткнула его ногтем в бок, чтобы напомнить, что теперь его очередь говорить.

– Да, так вот, – произнёс Эди высоким, тонким, но громким голосом. – Это мой ассистент, – к моему удивлению, он указал на меня, – и мы собираемся использовать магию, чтобы назвать ваш размер обуви и возраст.

Я взглянула на него, ошалев от ужаса.

– Мама говорила, что никогда нельзя спрашивать о возрасте дамы, – шепнула я ему.

– Я не спрашиваю о её возрасте, – буркнул он. – Я назову его. Есть разница.

Арадия медлила, поглаживая грудь вороны, по-прежнему сидевшей у неё на плече. Та повернула к ней клюв и, казалось, что-то прошептала ей на ухо.

– Ладно, – сказала она. – Уверяю тебя, малыш, тебе никогда не узнать мой возраст, но в угадайку сыграть можешь. Отчего нет?

– У вас есть бумага и ручка? – храбро спросил Эди.

– Да, найдутся. Давай же приступим к этой твоей ма-а-агии, – она растянула это слово и так всплеснула руками, словно всё это было для неё не более чем шуткой.

С Эди так поступать не следовало. Он терпеть не мог, когда с ним говорили пренебрежительным тоном, особенно ещё ДО того, как у него появлялась возможность доказать, чего он стоит.

– Итак, вам будет нужно следить за моими словами и делать то же, что и я, – сухо сказал он. – И не показывайте мне свои вычисления, только итоговое число в конце. Умножьте ваш возраст на одну пятую от сотни, прибавьте сегодняшнюю дату, то есть пятнадцать, потому что сегодня пятнадцатое октября, помножьте это на двадцать процентов от двадцати пяти, прибавьте размер своей обуви и, наконец, вычтите пять, умноженное на сегодняшнюю дату, то есть пятью пятнадцать. Теперь позвольте мне взглянуть на ваш РЕЗУЛЬТАТ.

Пальцы Арадии так и мелькали, и я поняла, что большинство вычислений она делает с помощью калькулятора. Она развернула листок лицом к нам, чтобы показать итог:

70405

У Эди был растерянный вид, и он молчал, казалось, целую вечность.

– Ну? – шепнула я ему уголком рта. – Скажи, сколько ей лет и какой у неё размер ноги.

Я подумала, что у Эди сейчас голова закружится, так он дышал – быстро и тяжело.

Он посмотрел прямо в глаза Арадии и сказал:

– Вам семьсот четыре года, а обувь у вас пятого размера.

Я не могла поверить. Думала, я убью его.

– Семьсот четыре? – закричала я. – Эди, ты рехнулся? Ей примерно тридцать пять, даже мне это понятно. На этот раз ты полностью всё запорол.

Мне хотелось плакать. Наш единственный шанс. Я так доверяла Эди. Разве можно было быть такой безрассудной?! Его, наверное, нервы подвели. Всё было кончено. И как нам теперь выяснить, что находится по ту сторону?

Я ждала, что послышится тот свистящий звук и мир Арадии умчится прочь, но она всё ещё была здесь и смотрела на нас.

Я глянула на Эди, который, полагаю, был в шоке и онемел. Я посмотрела на неё. Арадия выглядела разгневанной. Она медленно нагнулась, а затем выпрямилась, держа в руке туфлю на самой высокой шпильке, какую мне доводилось видеть. Туфля была чёрная с красным, вся в блёстках, а каблук был похож на длинный чёрный шип. Она с силой придвинула туфлю к нам в зеркале, и я закрыла глаза и сжалась. Она намеревалась убить нас своим каблуком?

Ощущения, что в меня что-то вонзается, всё не было, так что я приоткрыла один глаз и теперь-то ясно разглядела, что на самом деле она показывает нам подошву своей туфли, на которой чётко видна чёрная цифра 5.

– Я под впечатлением, мальчик. Как ты узнал, что я родилась в 1313 году, а? Может, мне надо сменить крем для лица, – хмыкнула она. – Можешь проходить.

– И мой ассистент, – смело заявил Эди.

Арадия наградила меня суровым взглядом и нехотя выдохнула:

– И твой ассистент.

Тут зеркало, казалось, расступилось и открылось в стене, как раскрываются парные двери шкафа, пропуская нас внутрь. Мы стали приближаться к столу, за которым сидела Арадия. Пол и стены были сплошь из дерева, со встроенными деревянными панелями цвета ореха, а стол Арадии представлял собой закруглённую высокую стойку вроде тех, что бывают в холлах отелей. Я обернулась, чтобы проверить, видна ли отсюда наша прихожая, но повсюду были всё те же деревянные ореховые панели от пола до потолка. Наш дом и вход в него полностью пропали. Когда мы стояли примерно в двух шагах от её стола, ворона сорвалась с плеча Арадии и бросилась на нас. Я негромко вскрикнула от страха.

– Палома просто собирается проверить вас. Расставьте ноги и поднимите руки.

Чёрная ворона по имени Палома издавала негромкие каркающие звуки, пролезая промеж наших ног, у наших рук и облетая вокруг наших голов. Это было почти как в цирке, и ничего более странного я до сих пор не видела.

Когда с проверкой было покончено, Арадия кивком подозвала нас и вручила нам по серебряной пентаграмме. Они были точно такими же, как та, что прилипла к маминой туфле в тот раз, когда она прошла сквозь стену, а потом отрицала это. Я вспомнила, как следила за полётом пентаграммы вниз по лестнице и за тем, как она распалась на крохотные блёстки. Эти звёзды были сделаны из очень тонкого, гладкого материала, немного похожего на шёлк, как мне показалось. На ощупь они были хрупкими и в то же время прочными, вроде паутины. Арадия показала, чтобы мы прикрепили пентаграммы на грудь, как значки.

Я замешкалась. Как, скажите пожалуйста, приделать эту штуку к моей майке? Но стоило разок прихлопнуть её ладонью, и она прилипла как приклеенная, и даже когда я хотела снять её и переклеить пониже, она не поддалась.

– Проходите, – Арадия указала в сторону длинного коридора, а Палома полетела вперёд, видимо, чтобы показать дорогу. Мы воспользовались её любезностью и последовали за ней вдоль по коридору, в котором виднелось множество дверей.

На каждой двери был яркой краской указан номер. Мы шли довольно быстро, и я успела заметить ослепительно-оранжевый номер 57, номер 21 цвета фуксии, блестящий зелёный 15 и солнечно-жёлтый 13. Порядка в этой нумерации не было никакого, и я задумалась, имеет ли она какое-то отношение к тому, что скрывается за каждой из дверей.

Через некоторое время Палома остановилась напротив сияющего золотом номера 3 – самого маленького числа, что я тут заметила. Она постучалась клювом в дверь и улетела. Мне стало не по себе, и я украдкой взглянула на Эди, который казался невозмутимым.

– Что теперь, Эди? – отчаянно зашептала я.

– Не знаю, Розмари, но думаю, что мне может понадобиться чистое бельё.

Я невольно хихикнула.

Дверь со скрипом отворилась, и мы вместе шагнули вперёд, чтобы войти.

Когда наши ноги ощутили под собой не пол, а воздух, мой желудок взлетел к горлу, и, не успев осознать происходящее, мы уже с невероятной скоростью рухнули вниз.

10. Три – яма внутри

Ни разу в жизни мне не было так страшно. Я не понимала, то ли это кричу я, то ли это вопли Эди звенят у меня в ушах.

Было черно, хоть глаз выколи, и я подумала – вот и конец. Но оказалось, что ещё нет.

Мы приземлились на что-то мягкое и упругое; спроси меня – я бы сказала, что это было облако, ведь оно будто буквально подхватило нас и держало, подобно гигантской податливой, подвижной руке. Эди сказал, что невозможно выжить после затяжного падения с такой огромной высоты, просто приземлившись на что-то мягкое, так что тут наверняка была замешана антигравитация, которая и спасла нас от гибели. Другими словами, прежде чем врезаться в землю, мы должны были начать понемногу двигаться вверх, чтобы скомпенсировать нашу скорость; потому и получилось, что мы опустились целыми и невредимыми. Я в этом не особо разбираюсь, но у меня и так было о чём побеспокоиться.

– Эди, ты здесь? – спросила я, переведя дыхание.

– Да, а ты как, Розмари? Знаешь, я не уверен, что это была хорошая мысль. Как мы будем выбираться?

– Выбираться? Вы же только прибыли, – донёсся издалека чей-то голос.

– Эди, возьми меня за руку. Мне страшно, – шепнула я.

– Мне тоже, – откликнулся он.

– Кто здесь? – я всё же набралась храбрости спросить.

Должна вам сказать, я совершенно не любитель темноты, так что свалиться с бог весть какой высоты в темноте, приземлиться в темноте и разговаривать с чем-то, что ты не видишь, потому что кругом ТЕМНО, не слишком приятно!

К тому же оно прочитало мои мысли, поэтому внезапно зажёгся свет. Ух, до чего же яркий!