Читать онлайн Мариуполь. Назад в будущее бесплатно

От автора

В Мариуполе я побывал в апреле 2022 года, как раз на Пасху. Наша команда мариупольцев, проживающих в разных местах России, привезла тогда в рамках гуманитарной миссии более сорока тонн продуктов и двадцати тонн воды. И так уж вышло, что задержался я в городе на целую неделю, поскольку нужно было доставлять помощь в самые отдалённые районы. Транспорт не ходил, магазины не работали. И мы каждый день, загружая в наш уазик «буханку» пакеты с продуктами и водой, развозили их по наиболее пострадавшим от боевых действий труднодоступным местам.

Город производил на меня удручающее впечатление. Я буквально рыдал вместе с дождём, проливавшимся с небес на его улицы. А самые сильные эмоции я испытал, встретив на улице женщину, которая только что вышла из двухмесячного пребывания в подвале многоэтажки. Когда я ей вручил банку с консервами, она, обхватив её грязными от отсутствия элементарной гигиены, руками, с горечью в душе и со слезами на глазах сказала, что до войны ела такие консервы и что они чрезвычайно вкусны. И, сразу же поинтересовалась, что происходит с другими городами, искренне думая, что началась Третья мировая война, и Мариуполь жестоко пострадал в ней. За эти два месяца пребывания в страхе и желании выжить любой ценой её душа стала чистой, как у ребенка, и такой же ранимой.

А на заводе «Азовсталь» продолжали укрываться неонацисты из батальона «Азов»* (запрещённая в России террористическая организация). Уже позже, после 16 мая, они сдадутся властям ДНР.

При этом люди начинали потихоньку жить нормальной жизнью, если так можно выразиться. Во всяком случае, жить без опаски быть расстрелянными или убитыми от шальных пуль и мин. Этим людям пришлось пройти путь очищения, пройти через страдания и смерть, через лишения и боль. Их мужеству и стойкости, а также мужеству и стойкости предыдущих поколений, посвящена эта книга, где читателю предлагается метафизический экскурс в прошлое и настоящее.

Все имена и события в романе вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны.

Пролог

История не терпит сослагательного наклонения. То, что произошло в 2014 году на Украине, предстоит ещё оценить историкам будущего. По прошествии десяти лет с начала протестов на Майдане, можно с уверенностью сказать: украинское общество заметно деградировало, дрейфуя к несбыточной мечте под названием «европеизация». Украинцы, являясь тем же этносом, что и ближайшие соседи – русские и белорусы, и имея схожий духовный код: верить и доверять всем и вся, откровенно поддались хитрым лозунгам и уловкам евроинтеграторов и решили, что они чем-то отличаются от своих братьев, и что их путь – Европа. Та самая – прогнившая и опустившаяся до греха Содома и Гоморры, допускающая венчания гомосексуалистов и лесбиянок в лоне Церкви. Европа, управляемая англосаксами, которые всегда в своей истории использовали обман, как оружие, и в очередной раз втянули доверчивые восточнославянские народы в противостояние между собой и их ценностями. Только в этот раз противостояние случилось на территории, исконно русской и по праву принадлежащей большой славянской семье. Это противостояние, именуемое революция гидности, так называемая революция достоинства, а в простонародье Майдан на Украине, случилось не сразу. Ему предшествовали события, которые произошли почти за век до 2014 года. После революции 1917 года на обломках Российской империи была создана Украинская Народная Республика. Возможно, тогда и зародилась пресловутая украинская самоидентичность. Хотя по факту, осколки Российской империи это не что иное, как сама Россия. И как ты местность не именуй, а душа в ней будет русская, пусть и с некоторыми допущениями, свойственными народностям, проживающим на этой местности. С украинцами это случилось. Ни с белорусами, ни с татарами, а именно с украинцами. Ибо гордыня, не смирённая во Христе, принесла плоды на демоническом поле битвы за души православные.

Глава 1

Раннее утро 9 мая 2014 года выдалось тёплым и солнечным. Улица Ленина стремительно заполнялась людьми в праздничных нарядах, с шариками и портретами своих героических родственников, некогда прошедших Великую Отечественную войну и защищавших Мариуполь от немецко-фашистских захватчиков. Идея Бессмертного полка – с момента её реального воплощения – нашла в людских сердцах должный отклик и с каждым годом набирала огромную популярность. В силу объективных причин ветеранов ВОВ и среди почётных гостей на трибунах, и в строю демонстрантов становилось всё меньше и меньше. Потому решено было замещать этот пробел их изображениями. Славянские и другие народы в бывших республиках СССР активно пополняли ряды Бессмертного полка с фотографиями тех, кто подарил им право жить свободно и счастливо.

Акция мариупольского Бессмертного полка проводилась уже второй раз. Желающих поучаствовать в ней набралось несколько тысяч. В основном, это были взрослые мужчины с жёнами и разного возраста детьми. Каждый демонстрант держал стилизованный под большую открытку и прикреплённый к рейке фотоснимок дедушки или бабушки – с указанием дат их жизни, а также фронта или гвардейского полка, в котором они прошли войну. Угол композиции пересекала Георгиевская ленточка.

Вся процессия была стихийной, никто не охранял демонстрантов: ведь это был свободный выбор каждого мариупольца. А после событий 2 мая в одесском Доме Профсоюзов, где украинские националисты заживо сожгли протестовавших против принудительной украинизации региона и самого города, выйти на акцию Бессмертного полка было сродни подвигу.

Под звуки раскатистого марша, исполняемого оркестром местного ДК Металлургов, вся эта река из людей и фотографий текла в едином порыве, давая возможность быть причастным к тому великому, чего не довелось испытать последующим поколениям. Казалось, невидимая духовная нить протянулась между прошлым, настоящим и будущим!

Молодые и даже совсем юные ребята наблюдали за этой акцией в сторонке.

Молодая женщина, а, по современным меркам, девушка лет тридцати, с двумя детьми-подростками, девочкой и мальчиком, приостановилась напротив трибуны, установленной у Мариупольского горсовета. Трибуна эта была наспех сколочена рабочими из фанеры и досок, украшена Георгиевской лентой и выглядела довольно шаткой конструкцией. Необработанные деревянные перила, перевязанные всё той же символикой, лишь добавляли убогости конструкции.

На трибуне сейчас выступал временно исполняющий обязанности городского главы, ибо сам глава к этому времени из города сбежал. Оратор говорил на русском языке: о нежелании идти по пути насильственной украинизации, о воинствующих националистах, совершивших государственный переворот, о присвоении власти самозванцами из западных частей страны, о будущем без Украины и желательно в составе России и о грядущем референдуме, о самоопределении жителей Донбасса. Его агитационные лозунги были близки горожанам и встречали с их стороны явное одобрение и шквал аплодисментов.

А между тем со стороны Запорожской области к Мариуполю на БТРах, танках и автобусах подкатили до зубов вооружённые украинские националисты, присланные неизвестно кем и неизвестно под чьим командованием. Безжалостно смяв стихийный блокпост при въезде в город и расстреляв его из ПТУРСов, они проследовали на площадь, где как раз шла акция Бессмертного полка. На перекрёстке улицы Ленина и проспекта Металлургов БТР националистов врезался прямо в толпу демонстрантов. Люди в страхе начали разбегаться. Молодая женщина, подхватив своих малышей, еле успела отскочить от боевой машины, которая стремительно рванулась вниз по улице Ленина к Главпочтамту.

– Яна, Яна, давай сюда, – молодую маму подхватили крепкие мужские руки, помогая ей с детьми выбраться из хаотично разбегающейся толпы.

– Гурам, ты как здесь?

– Так же, как и ты, только я смотрел на ваш полк со стороны. Тебя увидел, когда влетел БТР, и мигом переметнулся через ограждение, только с моей-то ногой «мигом» не совсем уместно, ты же понимаешь…

Женщина одобрительно кивнула.

Они шустро нырнули в близлежащий двор, за магазином «Белый Парус», и оказались в безопасном отдалении от происходящих событий.

– Вот как бывает, – заговорила Яна. – Хотела своим детям показать демонстрацию на День Победы из нашего детства, когда мы были одной страной и дружно шагали по Ленина со своими родителями, а тут такое…

– Я сам в шоке! – ответил Гурам. – В страшном сне не представишь подобное! Вся мразь повылазила наружу с этим Майданом! Одесса, Киев, теперь вот наш город. Там, на площади, БТР давил людей, не разбирая, кто стар, кто млад. Ситуация тревожная. Ладно, Ян, ты добирайся домой, как сможешь, а мне ещё надо на рынок заскочить, посмотреть всё ли там на месте. Завтра выходи, как обычно, к восьми.

– Выйду, ты, главное, товар завези, у нас помидоры закончились, картошка, да ты сам всё знаешь.

– Вот-вот, заодно подсчитаю, чего не хватает.

Яна развернулась к детям:

– Что, ребятки, испугались? Ну, ничего, ничего, мои хорошие, пойдём потихоньку.

Гурам попрощался ещё раз и, прихрамывая на правую ногу, двинулся по проспекту Металлургов к Центральному рынку.

Гурам был средней руки предпринимателем, владевшим парой торговых павильонов на городских рынках, в одном из которых трудилась продавцом Яна. В начале девяностых Гурам попал под перестрелку двух враждебных группировок, где получил пулевое ранение. От этого он и прихрамывал, что, впрочем, совсем не мешало его бизнесу.

Будучи мужчиной горячих грузинских кровей, Гурам, несмотря на наличие законной супруги, предпринял в своё время несколько попыток овладеть Яной, но всегда получал от неё жёсткий отпор. Яна была замужем и, к слову, весьма благополучно – как в духовном, так и в физическом плане. Муж Яны трудился на Металлургическом заводе имени Ильича, мастером прокатного стана, и по меркам Мариуполя получал очень приличную зарплату. Их семье хватало денег на то, чтобы раз в год вывезти детей на какое-нибудь заграничное море и даже позволить себе купить разные модные гаджеты. Был у них собственный автомобиль марки Шевроле Ланос, а также дом в частном секторе с пятью небольшими комнатами, туалетом на улице и угольным отоплением. По воскресеньям женщина ходила в храм, а временами они бывали там все вместе.

В общем, после неудавшихся попыток сделать Яну своей любовницей, Гурам свыкся с этим положением и даже проникся к женщине определённым уважением.

Глава 2

БТР вынырнул из толпы демонстрантов, оставляя за собой покалеченные тела. Преодолев порядка семисот метров, остановился напротив Главпочтамта. Следом за ним подтянулись боевики в пиксельной экипировке, вооружённые автоматами Калашникова. Впереди отряда шагал крупный, с обвисшим животом и татуировками на шее и руках, украинец лет 27-ми. Рукава его военной куртки были закатаны по локоть, слева на плече красовалась нашивка с группой крови «АВ(II) RH-», а справа нашивка с фамилией и инициалами: «Тараненко О.И». Рядом с ним шёл худощавый, спортивного телосложения юноша, чуть моложе.

Взобравшись при помощи товарища на башню БТРа, Тараненко рукой указал отряду остановиться. Один из нациков подал ему мегафон.

– Ну що, москалики! – развязно начал командир. – Свободи вам захотілося, вітделитися вирішиля! Ви хто такі? Ніхто і звуть вас ніяк! Тепер ми тут влада! Ми прийшли сюди порядок навести! Слава Україні!!!

– Героям слава! – рявкнул в ответ отряд.

– Так, Сашко! – Тараненко повернулся к водителю БТРа, высунувшемуся из люка. – Розряди обойму поверх голів, щоб життя маслом не здавалася!

Голова Сашка исчезла внутри, и через минуту из башенного пулемёта прозвучала длинная очередь.

Остатки людей, наблюдавших за акцией Бессмертного полка со стороны, бросились врассыпную.

– Маргела! – обратился Тараненко к своему товарищу, у которого на такой же пиксельной куртке виднелась нашивка с фамилией «Маргелюк А.Т.». – Розвертай бійців, рвонёмо до місцевого МВД, пояснимо їм, хто тепер в Марiуполи буде за порядком стежити. Якщо вони самі не можуть його дотримати!

– Добре, Таран.

Маргела, он же Маргелюк Алексей Тарасович, был коренным мариупольцем. Здесь же учился и начинал трудовую деятельность. Но в 2013 году поехал на Майдан и примкнул к националистическому отряду, во главе которого стоял Остап Тараненко, с позывным Таран.

…Центральный отдел МВД города Мариуполя находился на пересечении улицы Фонтанной и проспекта Металлургов. Чтобы до него добраться, националистам потребовалось пятнадцать минут. Снаружи здание РОВД не охранялось, и не было ограждено. Так что, оставив на улице БТР с отрядом, Таран с Маргелой без каких-либо затруднений проникли внутрь. Для прохода требовалось преодолеть металлический турникет, который оказался заблокированным. За окошком «дежурки», перед которым стоял турникет, находился офицер.

– Вы кто такие? Куда собрались? – спросил он.

– Не твого розуму справа! Нам з начальником говорити треба! – грубо ответил Таран.

Офицер посмотрел на часы, висевшие на стене. Стрелки циферблата показывали примерно две минуты одиннадцатого. Взгляд офицера переместился на собственные часы ещё советского производства «Электроника-5», которые показывали точное электронное время, дату, день недели и даже год.

«Пятница, 09 мая 2014 года, 10:01».

Дежурный почесал пальцами левой руки макушку и нажал на коммутаторе кнопку. Таран ехидно усмехнулся.

– Докладывай! – вылетело из громкоговорителя.

– Товарищ майор, дежурный по РОВД старший лейтенант Стасенко, здесь вооружённые люди в военной форме пытаются пройти к Вам. Кто такие, не представляются, форма не по уставу, я такой ранее не видел.

– Гони их на хер, раз не представляются, и пусть свои автоматы засунут себе в жопу. У нас на них десять таких найдётся!

Офицер улыбнулся, и отключил коммутатор.

– Вы сами всё слышали, хлопцы. Проходу вам нет. Звиняйте! – произнёс старший лейтенант.

– Ну, добре, пан Стасенко, як там тебе? – Таран покосился на белый подворотничок офицера, высматривая имя на шильдике офицера.

– Виктор. А, Вас, молодой человек, я мог где-то ранее видеть? – обратился дежурный к Маргеле.

– Мне тоже сдаётся, что я тебя где-то встречал, вот только где – не пойму. Сам-то я с левого, к вам в центр почти не ездил, приводов не было, вот и не пойму, где, мент, я тебя встречал?

Тараненко с укором взглянул на товарища.

– Маргела, ти що гониш, що тут з'ясовувати, хто, де, кого? Йдемо, зараз ми їм їх десять автоматів ставимо туди, куди вони просили.

С этими словами Таран схватил Маргелу за плечо и силой вытолкал наружу.

– Ну-ка, Сашко, дай мені свою рацію! – обратился он к водителю БТРа.

Сашко послушно снял танковый шлемофон и передал командиру. Таран поднёс одну часть шлемофона к своему уху, другую – к губам и прокричал:

– Є хто на зв'язку?

Шлемофон затрещал, как старый радиоприемник, ищущий нужную волну, и смолк.

Таран повторил свой вопрос.

– Остап, ты кнопку на микрофоне нажми, а то тебя никто не слышит, – сказал Сашко.

– Ти на мові говори! Зрозумівши?

– Так точно.

Таран надавил на кнопку и ещё раз прокричал ту же фразу в микрофон.

– Боєць Гапон слухає! – прозвучало из шлемофона.

– Слухай, Гапон, це Таран. Рухайте до РОВД, вниз по Металлургів. Заряднику кажи, нехай зарядить гармату.

– їдемо, навіть влітку! – с усмешкой бросил Гапон.

Тем временем из окон РОВД заметили вооружённый отряд и БТР. Начальник отдела майор милиции Андрей Семёнович Саенко отдал приказ старшему лейтенанту Виктору Стасенко открыть оружейную комнату и выдать всем милиционерам табельное оружие.

– Товарищи! – обратился начальник к подчинённым. – Наше будущее зависит от нас самих. Если мы не защитим себя сейчас, завтра они придут в наши дома, к нашим жёнам и детям. Приказываю, чтобы ни одна сволочь не смогла проникнуть к нам в здание. Будем стоять до последнего, помощь я вызвал.

– Товарищ майор, как мы будем противостоять этим нацикам, их там человек пятнадцать и БТР, а нас мал-мала меньше, выходной же. И, как я понимаю, они также вызвали подмогу, раз пока не штурмуют нас, – озабоченно произнёс молодой милиционер, получая в оружейке автомат Калашникова.

– Вот так и будем, Михаил, – героически! Ты из автомата стрелял?

– Честно признаться, последний раз лет пять назад, когда в школе милиции норматив сдавал. И не в людей, по мишеням.

– У тебя есть шанс потренироваться. Это как раз не люди, это мишени. Мне доложили по селектору, они в центре города своими БТРами покалечили людей, страху нагнали. Так что, товарищ лейтенант, выполняйте приказ!

– Есть, товарищ майор! – ответил Михаил.

Михаил перекинул автомат через плечо и уже было собрался идти наверх, как его остановил Виктор:

– Миша, ты чего, испугался?

– Если откровенно, да. Хотелось бы до генерала дослужиться! – попытался пошутить Михаил.

– Дослужишься, я тебе обещаю! И на свадьбе твоей погуляем! Держись меня, друг, если что, я прикрою.

На верхнем этаже РОВД бойцы соорудили баррикады из столов и стульев. Приготовились к защите своего суверенитета. На случай того, если всё-таки националистам удастся прорвать оборону.

Глава 3

Отряд из пятнадцати украинских националистов пешим маршем двинулся к РОВД, где их ждал Таран. Вслед за ними тяжело лязгал гусеницами танк. Сторонние наблюдатели и уличные зеваки ругались и плевались в сторону воинствующей процессии. Пройдя с километр, нацики остановились напротив здания РОВД, прямо на проезжей части. Вышедший им навстречу Таран, постучал автоматом по передней броне боевой машины. Из люка показался щупленький боец с казачьим чубом и татуировкой на шее в виде трезубца.

– Що, Гапон, хочешь пострiляти? Багато тобі кровиночки попили ментяри у Хмельницькому! Не забув, як стріляти? Це тобі не «макаров», це танк. Бац, і немає ментів!

– Мені тільки накажи, я знесу цю клоаку.

– Ось і стріляй, поки одним осколковим.

Голова Гапона исчезла внутри танка. Заскрежетали шестерни, и башня боевой машины стала медленно разворачиваться в сторону РОВД, нацеливая пушку на третий этаж.

Дежурный офицер вбежал на второй этаж, в кабинет майора Саенко.

– Товарищ майор, разрешите доложить! – встревоженно закричал Виктор.

– Не ори, сам вижу! Танк, ну и что? Полагаю, сейчас стрельнёт. Немного подрихтует нам фасад. Здание-то у нас старое, начала двадцатого века, строили тогда крепко, из кирпича. А кирпич – он как броня, его ещё пробить надо!

После минутной паузы майор обратился к своим товарищам:

– Слушай мою команду, бойцы! – Все вниз, ближе к оружейке, там самое безопасное…

Пронзительный свист снаряда прервал командира на полуслове. Виктор успел заметить, как неведомая сила подбросила майора Саенко сначала к потолку, а потом обвалила этот же потолок прямо на него. После чего его тело скрылось под обломками комнаты. Время замедлило ход, и взрывная волна от осколочного снаряда, распространяя вокруг себя не видимые ударные вибрации, долетела до Виктора. С силой ударила его в голову и грудь и сдавила ему что-то внутри его тела. Он успел это почувствовать через пронзающую боль, прежде чем его сознание провалилось в глубокую яму.

На этаже, куда прилетел снаряд, начался пожар, в здании зияла огромная дыра, из которой вырывались клубы дыма.

– Парни, командира убило, Витю тоже! – закричал Михаил.

Он выставил свой автомат в окно и начал стрелять, хаотично выбирая цели. Несколько его сослуживцев, разбирая завалы, добрались до Виктора. Один из них наклонился к его лицу, которое было посечено осколками от снаряда и кирпичей, вперемешку со стёклами. Виктор дышал тяжело и прерывисто.

– Михаил, Виктор жив, он дышит! – прокричал сослуживец.

– Давай к пожарному выходу. Там наша «буханка», срочно в больницу! Что с майором? – отозвался Михаил.

– Его нигде не видно, тут потолка нет, возможно, под завалами.

Со стороны улицы были слышны ответные автоматные очереди, пули свистели над головами милиционеров, которые в ответ продолжали отстреливаться от боевиков Тарана.

Тем временем танк снова стал наводить своё орудие, корректируя его по вертикали.

– Давай, Гапон, насип їм, та так, щоб автомати їх виявилися там, куди вони радили! – злорадно орал Таран. – Маргела, ти що стоїш як бовдур, стріляй давай, або ми їх, або вони нас! Дурень!

Маргела стоял, ошарашенный увиденным. За прожитые им 25 лет он ещё ни разу не участвовал в реальном бою. В армии он не служил и военной науке не обучался. Вся эта Майданная шалость представлялась ему лёгкой прогулкой, где он, Маргелюк Алексей Тарасович, не убийца и душегуб, а защитник украинской государственности. Робин Гуд, народный повстанец. И тут такое!

Таран, видя нерешительность товарища, в два прыжка оказался возле потрясённого Маргелы, вытащил из кобуры пистолет и сунул ему в руки:

– На, стріляй, братан, бо вб'ють!

Маргела, вытянув пистолет перед собой и начал палить по окнам РОВД. Раздался второй выстрел из танка. Корректировка, однако, не помогла, снаряд угодил в ту же часть здания, окончательно обрушив второй этаж. Сотрудники РОВД не сдавались, и продолжали отстреливать магазин за магазином по позициям противника.

– Сержант, Виктора увезли? – спросил Михаил одного из сослуживцев.

– Да, водила Семёныча повёз.

– Пацаны, за командира огонь! – скомандовал Михаил.

Из окон РОВД снова загремели автоматные очереди. Михаил произвёл тоже несколько очередей в сторону бандитов. Одна из его пуль точно угодила в голову Маргелы.

Тот пошатнулся, обронил пистолет, выданный ему Тараном, и упал навзничь.

Таран схватил Маргелу и волоком затащил за БТР. Тот издавал жуткий хрип, похожий на громкий храп. Из его затылочной части свисал кусок черепа, который сильно кровоточил. Таран аккуратно прижал рукой отваливающийся кусок к остальной части головы, достал из поясной аптечки бинт и наспех замотал раненому голову.

– Хлопцi, в больницу його, швiдко!

Бойцы ловко вкинули Маргелу внутрь БТР, в поисковике навигатора нашли ближайшую к РОВД больницу и двинулись в её сторону.

– Пацани, відходимо, потім розберемося, ще повернёмося, – распорядился Таран. – Зараз треба валити з цього міста. Бо по ночі нас порвуть місцеві сепаратисти.

Отряд Тарана развернул танк и начал отходить в сторону центра.

Глава 4

Подмога, которую вызвал майор Саенко, подоспела, когда бой уже стих. Милиционеры, которые не получили ранений, помогали перевязывать тех, кого посекло осколками, и тех, в кого, увы, угодили вражеские пули.

– Товарищ лейтенант, – обратился к Михаилу сержант-сослуживец, – там внизу отряд самообороны Мариуполя подоспел, начальство спрашивают.

Михаил отряхнул с мундира красную пыль от кирпичной кладки, передал свой автомат сержанту и вышел во двор.

На улице собралось достаточно разномастного народа, в руках они держали охотничьи ружья, биты, самодельные обрезы и тому подобное.

– Вы ещё кто такие? – обратился к ним Михаил.

– Мы – самооборона Мариуполя, – ответил один мужчина. – Я Андрей, прислан из Донецка организовать защиту города силами горожан. Мы поздно узнали, о том, что здесь бой идёт, поэтому опоздали. Андрей Семёнович жив?

– Думаю, мёртв, он там, – Михаил указал рукой на развалины второго и третьего этажей, где продолжало полыхать пламя. – До него теперь, главное, добраться.

– Мы вызвали пожарных, они с минуту на минуту будут.

– Андрей, говоришь? А, кем прислан? – задумчиво переспросил Михаил.

– Самообороной Донецка.

– Ого, есть такая организация? Вот что Андрей, помоги со своими людьми найти командира, а мне нужно в больницу, у меня друга тяжело ранили. Нужно с доктором встретиться, выяснить, что с ним. Позже пообщаемся.

Недалеко от РОВД заревели сирены пожарных машин. Михаил вышел на дорогу, вытянул перед собой руку и остановил автомобиль.

– На Новосёловку, в больничку поедем? – спросил Михаил водителя.

– Падай, лейтенант.

Михаил запрыгнул на переднее сидение, и автомобиль сорвался с места.

По дороге водитель поинтересовался, что случилось в городе, и, соответственно, в РОВД, но не получив ответа от молчаливого милиционера, быстро довёз его до больницы. У входа в приёмное отделение стояла их милицейская «буханка». За рулём никого не было. Михаил вошел внутрь отделения и увидел водителя.

– Ну, что слышно? – поинтересовался Михаил у него.

– Не знаю, доктор не выходил ещё. Виктора сразу положили на каталку и туда, – он указал на дверь с надписью «Кабинет дежурного врача». – Вот, жду. Приказа же не было возвращаться назад.

– Жди, я сейчас.

Михаил уверенным шагом направился к кабинету врача, постучал три раза и, не получив ответа, открыл дверь.

В кабинете никого не было. Глазам Михаила предстала ещё одна дверь с надписью «Процедурная», он распахнул её уже без стука. Там тоже никого не оказалось.

Прямо посередине комнаты стоял железный стол, на котором лежал человек, с головы до ног покрытый белой простынёй. Из-под неё выступали еле заметные провода, тянувшиеся к компьютерным экранам. Все показатели на мониторах мигали монотонно и беззвучно. Некоторые отображали цифру «0».

Давление Михаила неожиданно прильнуло к вискам, перед глазами закружилась карусель из череды образов: стола, мониторов, человека под простынёй, комнаты, каких-то медицинских шкафов и белёсых ширм. Ноги не удержали лейтенанта, и он рухнул без сознания прямо возле стола. Очнулся он от того, что кто-то упорно совал смоченную нашатырём вату прямо ему под нос. Открыв глаза, он увидел молодого человека, напоминающего студента, в очках из роговой оправы.

– Доктор Маркевич Александр. Дежурный. Вы так неожиданно и громко упали в обморок, что я испугался!

– Но Вас же тут вроде не было, – парировал Михаил.

– Как же не было, я за ширмой руки мыл.

– Понятно. Александр, я Михаил, из центрального РОВД, к вам наш водитель привёз моего друга и сослуживца Виктора, – вставая на ноги, объявил Михаил. – Но когда я увидел…, – он указал на стол, где лежал человек, укрытый простынёй, – я решил, что это он.

– Да Вы не волнуйтесь, присядьте, – Александр помог Михаилу сесть на стул. – Должен Вас огорчить, это… – доктор также указал на стол, – это Виктор. К сожалению, он умер ещё до того, как его к нам доставили. У него тяжелейшая контузия грудной клетки и головного мозга, множественные разрывы внутренних органов и барабанных перепонок, как я понимаю. Медицина при таких травмах бессильна. Я сожалею.

Михаил закрыл ладонями лицо и истошно закричал. Крик его рвался изнутри и скорее был похож на рёв слона, потерявшего самку. От этого крика что-то невесомое пролетело по комнате. И в тот же момент на экранах мониторов замигали огоньки, запищали звуковые сигналы. Экран, который показывал до этого «0», вдруг стал быстро набирать цифры, пока не показал отметку в «55».

Доктор Маркевич уставился на мониторы, потом на Михаила, подбежал к столу и, откинув простыню, взял за руку пациента, чтобы нащупать пульс. На руке металлическим отблеском сверкнули часы «Электроника-5».

– Этого не может быть! – воскликнул он, поднеся руку Виктора к своим очкам. – Он уже более получаса, как мёртв, все показатели жизнедеятельности мозга, сердца не фиксировались. Это чудо, не иначе! Посмотрите, я прощупываю чёткий пульс собственными руками!

Он взглянул на часы Виктора и пришёл в ещё большее недоумение:

– Михаил, подойдите…

Лейтенант подвинулся к доктору.

– Смотрите внимательнее, видите?

Михаил посмотрел на циферблат, где судорожно крутились цифры дат, дней, часов.

– Держите, держите его руку, я приглашу бригаду скорой. Его срочно в 3-ю надо. У нас нет квалифицированных докторов для таких случаев.

Маркевич скрылся за дверью, а Михаил продолжал держать руку товарища, бездумно глядя на «взбунтовавшиеся» часы.

Глава 5

БТР с раненым Маргелой припарковался у центрального входа Городской клинической больницы № 3. Двое бойцов вбежали внутрь и, угрожая оружием, затребовали доктора. Девушка-администратор тут же нажала тревожную кнопку, в больнице зазвенела сирена. Весь персонал, что находился в больнице, собрался у регистратуры.

– Слухайте сюди, працівники Гіппократа! У нас важко поранений боєць. Ваше завдання його поставити на ноги до того моменту, коли ми повернёмся, в іншому випадку всіх розстріляємо! – высказался боевик с рябым лицом, похожим на хряка. – Паха несіть сюди Маргелу.

В фойе внесли раненного бойца, положили его на первую попавшуюся скамью, бросили на грудь пять тысяч гривен и вместе со «свинорылым» боевиком спешно удалились. За дверями послышались рёв мотора БТРа и автоматная очередь. Когда всё стихло, дежурный врач высшей категории Никита Витальевич Мазай подошёл к лежащему в беспамятстве Маргеле, осмотрел его бледное лицо, заглянул в склеры глаз, пощупал пульс.

– Срочно в операционную!

– Он жив? – поинтересовалась молоденькая медсестра.

– Жив, Олеся, пока жив. А если мы с вами будем медлить, то пациент умрёт, не приходя в сознание.

Доктор повернулся к опешившему охраннику:

– Сергей, не стой истуканом, зови своего напарника, уложите этого бедолагу на каталку, готовим к операции. Олеся, а ты сегодня останешься в ночь, уход за больным нужен будет, – добавил он.

– Никита Виталич, почему я? У меня экзамены на носу, мне заниматься надо.

– Позанимаешься здесь, в больничной тишине. От меня протекция при поступлении за твоё усердие в нашем нелёгком труде.

– Хорошо, можно мне тогда домой сейчас уйти, учебники взять?

– Иди. Остальные в операционную, нам предстоит нелёгкая работа!

* * *

Маргела почувствовал, что кто-то медленно и нежно гладит его по голове. Так, в детстве, мама будила по утрам перед школой. Её руки всегда были тёплыми и такими ласковыми. Ему захотелось взглянуть на того, кто бы это мог быть, но необычайно яркий свет не позволял открыть глаза, и Маргеле казалось, что тело его абсолютно невесомо, словно утиный пух из подушки, на которой он спал ещё ребенком. Он ощущал эту невесомость каждой клеточкой своей физической оболочки.

На какой-то момент свет, как туман, стал рассеиваться. Маргела увидел под собой длинную, уходящую за горизонт дорогу. Она была выстлана маленькими огоньками, похожими на миллиарды светлячков, прыгающими с невероятной скоростью, причём место каждого прыгнувшего вперёд «светлячка» мгновенно занимал следующий. Вся эта дорога больше походила на живую реку, где каждый атом бегущей воды был как раз этим «светлячком». Дорога жила, но жила своей «светлячковой» жизнью,

и в этом для Маргелы не было никакого сомнения.

Рассеивающийся свет медленно начал сворачиваться трубой, диаметром с диск солнца, которое можно наблюдать на закате в южном полушарии. Труба на секунду зависла над дорогой и стремительно помчалась к горизонту. Маргела явно услышал звук, похожий на стук колёс скорого поезда. Звук приближался, в то время как свет удалялся…

Он резко открыл глаза. На краю кровати сидела незнакомая женщина и гладила его по голове, которая звенела и раскалывалась от боли. Окно возле кровати было открыто, с улицы доносился стук колёс проходившего мимо паровоза. Стук этот, отдаваясь в висках, усиливая болевой эффект.

Обстановка в комнате ему была незнакома, все предметы и утварь здесь напоминали фотографию из прошлого. Он видел такие в альбоме родителей: выцветшие от времени снимки бабки с дедом, их братьев и сестёр и даже их родителей. Маргела попытался приподняться, опершись на одну руку, однако сил не хватило.

– Сынок, вставай, на работу пора, – сказала незнакомая женщина.

В голове Маргелы пронеслось эхом «сынок».

– Сы-ы-но-ок? – переспросил он.

– Что, сынок, горилка ещё не выветрилась? Тебе на смену пора.

– Извините, женщина, но я Вас не знаю.

– Я вот тебя сейчас как огрею кочергой! Мать родную не признать! Какая я тебе женщина? Пережрал сивухи что ль? А ну, вставай, надевай портки и – мигом на завод!

– Какой завод? Какая горилка? Я вообще не пью! Стоп! –

Маргела задумался. – Как меня зовут?

– Ой, надо же так нажраться, чтобы имя свое забыть! Лёшкой тебя величать. Алексей Тарасович. Батя твой уже давно на смене.

– Какой батя?

– Слышь, Лёх! – женщина склонилась над Маргелой. – Ты дурака-то не валяй! Не хочешь идти на работу, так и скажи, а коль амнезия у тебя, после вчерашнего, так я тебе помогу-то память восстановить!

Она выпрямилась во весь рост и громко прокричала:

– Маргелюк Алексей Тарасович, шагом марш на работу! И без всяких-яких! Встал, взял «тормозок» и бегом на завод!

Алексей понял, что таким методом он будет долго вникать в суть дела, и решил действовать аккуратнее:

– Мам, а какой сейчас год?

– Ох, хотя бы матерью назвал, а не женщиной! Сегодня 9 мая 1941 года, пятница. Вчера был четверг, у тебя была получка первая, ты со своими дружками по цеху в ресторан вроде пошёл. Но что вы пили, я не знаю. Память тебе отшибло напрочь, сынок.

– Да не пил я! Не пью же вообще! Но голова болит, и силёнок нет!

– А, может, тебя кто по голове тюкнул? Гроши-то на месте? Оно так, запаха от горилки я не слыхала, но от бати я тоже не чую, хоть он и бывает на рогах. Нос у меня с детства на запахи не охоч. А ну, погляди мне в глаза!

Она наклонилась и посмотрела ему в глаза. Множество красных ниточек тянулись с края склеры к зрачкам. Само стекловидное тело выглядело жёлтым. Затем она повернула его голову набок и увидела на подушке еле заметное алое пятнышко. Нащупав ладонью затылок, обнаружила небольшую шишку.

– Ой, сына, оговорила я тебя! Видимо, что-то произошло. Болезный ты какой-то. Бледный, и шишка у тебя на затылке. Неужто и прям, кто отлупил? Брюки!

Она взяла со спинки кровати брюки Алексея и вывернула карманы. Они оказались пусты.

– Я так и знала! Грабанули тебя! Грошей-то нема. Надо врача. Не дай Бог, что. Это голова всё же.

– Мам, не надо! Вырулим сами. Ты мне только помоги память восстановить.

– «Вырулим» – это что за слово такое, откуда оно? Ладно, полежи сегодня дома, я сама схожу на завод, отпрошу тебя на пару дней у Виктора. Он понятливый, прогул не поставит. Ты лежи, а я тебе молочка с хлебушком принесу.

Она удалилась.

Глава 6

Доктор Маркевич влетел в кабинет с надписью «Процедурная», через пять минут, вместе с бригадой скорой помощи. Виктора погрузили на каталку и вывезли из кабинета. Михаил последовал за ними, отдав в коридоре приказ водителю заводить «буханку». Через несколько минут обе машины, включив сирены и мигалки, рванули с места и проследовали друг за другом. Дорога от Новоселовки до 3-ей горбольницы занимала не более получаса. Виктор находился по-прежнему в пограничном состоянии. Пульс едва прощупывался и прослушивался сквозь шум мотора автомобиля. Но бригада скорой во главе с молодым доктором пристально следила за его состоянием.

* * *

Доктор Мазай после многочасовой операции на голове националиста чувствовал себя неимоверно уставшим и физически опустошённым. Сидя в кабинете дежурного врача, он курил и размышлял о том, что тому парню неимоверно повезло. Пуля прошла навылет, не задев жизненно важных центров головного мозга. Выйдя из затылочной части, она отколола часть черепа, размером с ладошку, который повис на остатках оторвавшейся кожи.

Доктор ювелирно провел операцию: локализовал кровотечение, подключил пациента к аппарату искусственной вентиляции легких, так как самостоятельно он дышать не мог, лично перевязал и подключил к датчикам всевозможных систем контроля состояния пациента. Все показатели деятельности головного мозга пострадавшего указывали на то, что мозг жив. После окончания операции, когда санитары грузили пациента на каталку, он провозгласил, что дальнейшее выздоровление прооперированного азовца зависит теперь от воли Бога.

Его размышления прервал стук в дверь.

– Войдите.

В кабинет вбежал доктор Маркевич. Его глаза сквозь стёкла очков казались ещё больше, чем были на самом деле. Он был явно возбуждён. Присев напротив доктора, Маркевич рассказал о чуде, которое произошло в его процедурной, периодически прерывая рассказ подробностями из личных наблюдений и догадок. Крик Михаила, появление ритмов пульса, импульсы живого мозга, дыхание и, наконец, «взбунтовавшиеся» часы Виктора, которые, как запомнил Маркевич, вообще не показывали цифровых значений при поступлении пациента в приёмное отделение. Всё это не укладывалось в докторской голове. Он самолично фиксировал смерть пациента: по отсутствию пульса, арефлексии, широким зрачкам, не реагирующим на свет, остановке сердца и дыхания! В общем, Маркевич относил все произошедшее к мистике.

Никита Витальевич внимательно выслушал молодого коллегу, важно улыбнулся и успокоительно объяснил, что возможности человеческого организма наукой полностью не изучены, а про мозг и подавно многое не ясно. Рассказал про пациента-националиста, которого он несколько часов оперировал и который по всем признакам должен был погибнуть, но вопреки этому жив. И добавил, что ничего мистического во всём том, что он услышал, нет. После чего пригласил Маркевича проследовать вместе с ним и взглянуть на пациента.

В то же самое время фельдшеры скорой помощи ввезли Виктора на каталке в операционную, где ещё недавно оперировали Маргелу. Дежурные санитары помогли переложить его на стол. В этот момент в операционную вошли Мазай с Маркевичем.

Никита Витальевич подошел к пациенту, взял его руку чтобы нащупать пульс. На руке он заметил те самые часы «Электроника-5». Пульс едва прощупывался, но всё же отбивал прерывистый ритм. Из любопытства Мазай взглянул на циферблат. Часы показывали: 09 мая 1941 года, пятница, 14:30. Он подозвал доктора Маркевича и показал на часы.

– Вот видите, нет никаких взбесившихся часов. Работают и отсчитывают секунды! – он указал на мигающие точки циферблата.

– Да, но сейчас же 2014 год, а на часах 1941.

– Ну, это обычный электронный сбой, такое бывает в технике. Не будем заострять на этом внимания.

Мазай велел фельдшеру снять часы и подключить сенсоры к выбранным точкам на теле и голове Виктора. Фельдшер послушно выполнил задание, а затем включил мониторы.

Все показатели жизнедеятельности тела и головного мозга указывали на то, что пациент находится в пограничном состоянии, между жизнью и смертью.

Глава 7

Виктор очнулся в 5:50, от внезапно прозвеневшего будильника. Тело ломило, голова гудела и буквально разламывалась от боли. Последнее, что помнилось, – это взрыв. Но вспомнить, что это был за взрыв, где и когда он прозвучал, Виктор никак не мог. Какие-то предположения проскакивали искоркой в мозгу, и он подозревал, что взорвался газ. Однако в дальнейшей информации память отказывала и, по ощущению Виктора, вообще дала серьёзный сбой. Он не мог вспомнить ни год, ни месяц, ни даже своего прошлого. Только настоящее. Он, Виктор Стасенко, проснулся от звука будильника. И, всё!

Виктор оглядел комнату, где кроме него, никого не было. За окном светало. Он поднялся с кровати и подошёл к проёму, где должна была быть, как ему казалось, дверь. Но она почему-то отсутствовала. Справа от дверной коробки висел отрывной календарь. На его листочке чёрным оттиском значилась дата «08 мая 1941 год», «четверг». В голове Виктора повис немой вопрос, однако его память не проснулась даже при выяснении даты. Такая же бездонная дыра! Он прошёл через смежную комнату и оказался в коридоре перед дверью в ванную комнату, из-под которой виднелся слабый жёлтый огонек. Внутри слышались журчание воды, и еле уловимое женское пение.

Виктор постоял с минуту и постучал. Дверь открылась. В проёме стояла женщина лет шестидесяти, напоминающая лицом его бабушку. В руках у неё была белая только что выстиранная и отжатая майка. Под потолком жёлтым тусклым светом горела электролампочка, над раковиной, где текла вода, висело зеркало без рамы.

– Виктор, как ты себя чувствуешь? – спросила бабушка.

– Плохо, ба! Ничего не помню из того, что было. Память отказывается вспоминать прошлое. Взрыв помню, а что за взрыв, не помню.

– Какая я тебе «ба», я мама! Бабкой ты меня ещё не сделал. А, пора бы. Взрыв у вас был вчера в мартене, тебя волной отбросило, и ты ударился головой о бетонный блок. Доктор приезжал, осмотрел тебя, сказал, что покой нужен, и всё. Ещё сказал, что через пару дней можешь выходить на работу, даже больничный не стал выписывать. Там, на кухне, на столе справка. – Она указала рукой в сторону комнаты предполагаемой кухни.

Виктор прошел туда, и взял со стола справку. На ней размашистым почерком было написано:

Справка о временной нетрудоспособности.

Стасенко Виктор Ге..(отчество неразборчиво). 19.. (далее неразборчиво) года рождения, в результате взрыва 08 мая 1941 года метана у мартеновской печи № 10, получил незначительные ушибы головы и грудной клетки. Освобождается на 3 дня от труда, с сохранением оплаты.

Доктор (снова неразборчиво). Подпись.

– Это как? Сегодня же 8 мая, я сам на календаре видел.

– Сынок, ты шо, и вправду не помнишь ничего? Восьмое вчера было. Поди-ка оторви листок и увидишь, что сегодня 9 мая, пятница.

Виктор вернулся в спальню, сорвал листок календаря с цифрой 8. Сжав его в кулаке, присел на кровать. В его голове крутилась каша из бесполезных сведений. Он стучал себя по вискам, по щекам, судорожно пытаясь взломать мозговой центр памяти и вытащить из него хотя бы байт нужной информации. Но было тщетно. Его память словно болото: чем больше ты стараешься выбраться, тем глубже вязнешь.

– Ма, я к доктору пойду. Что-то нездоровится…

– Сходи, сынок. Я гляжу, ты совсем бледненький.

– А куда идти-то?

– На Больничную, там заводская клиника. Доктор из нее был.

– Ладно, разберусь.

Виктор прилёг на кровать. И вновь заснул.

Глава 8

– Ну, так что, уважаемый коллега, будем предпринимать? – спросил доктор Мазай, глядя на молодого Маркевича.

– Нет у меня решения, точнее, я его не знаю. Возможно, это какой-то особенный случай, до сего момента наукой не описанный.

– Возможно. Но я вам вот что скажу. Мы с вами можем только наблюдать за динамикой процесса. И надеяться на чудо. Одному Богу известно, выживет этот молодой мужчина или преставится. Ему уход нужен и постельный режим. Определю-ка я его в палату интенсивной терапии, у меня там уже есть пациент с ранением в голову, я вам про него ранее говорил. Понаблюдаем. Интересный случай.

Маркевич кивнул головой.

– Я поручил практикантке уход за тем молодым пациентом, – продолжал Мазай, – вот, значит, будет ухаживать за обоими. Ей в этом году в медицинский поступать, пусть набирается опыта. Вдруг решит, что это не её. Врачебное дело, коллега, сами знаете, не лёгкое.

Маркевич снова кивнул.

– Как его фамилия? – спросил Мазай.

– Не знаю, доктор. Нам его доставили на милицейской «буханке». Но там сидит его сослуживец, могу спросить, – Маркевич указал рукой в сторону коридора.

Мазай жестом дал понять, что это необходимо выяснить. Маркевич тут же выбежал в коридор, где находился Михаил. Выяснил всё, что было необходимо для госпитализации и вернулся в операционную.

– Стасенко Виктор Георгиевич, 12 мая 1974 года рождения, выпалил он Мазаю.

– Стасенко, говоришь? Олеся у нас тоже Стасенко. Однофамилец или родственник?

– Могу выяснить, сослуживец ещё на месте.

– Выясни. Скажи ему, пусть домой едет. Стасенко уже в палате. Успокой. Нечего тут ждать. Толку мало просиживать штаны. Сегодня как-то неспокойно в городе.

Маркевич снова преодолел операционную и, оказавшись в коридоре рассказал Михаилу о состоянии Виктора, выяснил затем всё, что интересовало Мазая, и вернулся.

– Олеся – сестра Виктора, – с порога выпалил он.

– Замечательно, хотя чего тут замечательного непонятно, ну да ладно, стимул у нее появится чаще бывать здесь, и ухаживать за братом и за этим молодым отпрыском. А это облегчает нагрузку на моих санитарок. Вот. Ну, что ж, коллега, день сегодня выдался не простой, и ранения у этих ребят неординарные. Так что – пожелаете писать диссертацию, милости просим! Переводитесь к нам, я походатайствую. Возможно, тоже к вам примкну, как куратор.

…Михаил тем временем подошёл к водителю «буханки», попросил у него огонька, прикурил сигарету и приказал ехать обратно к РОВД.

У РОВД по-прежнему стояла толпа зевак. На углу здания оставались пожарные расчёты, которые скатывали шланги, собирали лестницы. Работал пожарный автокран. Здание продолжало парить белым едким дымом.

От сослуживцев Михаил узнал, что командира нашли, но он не выжил. Что националисты ушли из города, их никто не остановил и не арестовал. Ещё он узнал, что на 10 мая назначен траур по погибшим гражданским и военным. А 11-го состоится референдум. Впрочем, всё это не имело значения. Город пережил трагедию, которая предопределила его будущее.

Глава 9

Маргела мысленно прокручивал свой день до пробуждения в незнакомом ему времени.

Он прекрасно помнил, как ранним утром этого дня, то есть 9 мая 2014 года, Таран всех поднял по тревоге. Сказал, что день предстоит нелегкий, поскольку нужно совершить восьмидесятикилометровый марш-бросок в Мариуполь. Что он лично получил приказ от исполняющего обязанности министра внутренних дел Украины Арсена Борисова. И что в их задачи входит: войти в город, локализовать все сепаратистские очаги, по необходимости уничтожить зачинщиков раздела территориальной целостности страны, навести порядок в структурах МВД, которые отказались от прямого подчинения Киеву, арестовать несогласных и так далее.

Он даже вспомнил, как Таран говорил про гражданских, что министр велел их не трогать, поскольку якобы «быдло само встанет в стойло, если пастухов туда загнать». Что СБУ им поможет и что власть в Мариуполе должна понять, что Киев не позволит всяким доморощенным мэрам управлять городом.

Маргела вспомнил, как они вошли город, как расстреляли блок-пост при въезде, как Таран выступил с «патриотической» речью с БТРа, символично похожей на выступление Владимира Ленина с башни броневика у Финляндского вокзала в Петрограде. Отчётливо вспомнил разговор внутри РОВД с Виктором. Даже фамилию его помнил – Стасенко. Приказ Тарана расстрелять здание из танка и начало боя тоже помнил. Но на этом моменте его воспоминания обрывались. Он не мог вспомнить, что было после боя, и как он оказался в этом Сорок первом году. Он отказывался верить в происходящее.

Маргела приложил усилие и встал с кровати. Голова по-прежнему кружилась. Он огляделся вокруг. Низкий потолок, который можно было потрогать рукой, психологически давил на высокого юношу. Ему захотелось глотнуть свежего воздуха. Но едва он высунул голову в окно, как его стошнило прямо на газон Сделав несколько вдохов, он почувствовал металлический привкус на нёбе.

Где-то вдали виднелись заводские трубы, из которых валил чёрный дым. По левую сторону от дома, поодаль двора, поблескивала в лучах утреннего солнца железная дорога.

Маргела втянул своё туловище обратно в комнату и пошёл к двери, за которой недавно скрылась женщина, называющая себя «мамой». Обследование дома продолжалось недолго. Дом состоял из пяти маленьких комнат, располагавшихся по принципу ромашки. В центре располагалась комната покрупнее, посередине её стоял небольшой деревянный стол со стульями кустарного производства. Тут же находилась белая глиняная печь с почерневшим горнилом.

Вокруг центрального «зала» были пристроены остальные четыре комнатушки. За одной из них находился маленький коридор с дверью. Туалета в доме не было, как и ванной комнаты, соответственно. Две из пяти комнат были пустые и даже без дверей.

В большой комнате, на противоположной от печи стене висела ретушированная чёрно-белая фотография, которую он видел в фотоальбоме своих родителей. На ней позировали двое взрослых людей, мужчина и женщина. Маргела сразу в них признал прабабку с прадедом. Прабабка была в белом платке и чёрном платье, застёгнутом под самый подбородок. Прадед же был одет в форму Красной Армии – Алексей наблюдал такую на исторических реконструкциях. На левой стороне груди прадеда красовались два ордена Красного Знамени и одна звезда в обрамлении лаврового венка. Отец Маргелы показывал ему эти награды, бережно храня их в специальной фетровой коробочке в серванте.

Алексей знал, что прадед был красным командиром и героически сражался в боях за светлое будущее советского народа. И он, Маргелюк Алексей, считал себя сродни прадеду, защитником украинского народа. Отец ему рассказывал, что Алексеем его назвали в честь прадеда. Что прадед был тяжело ранен петлюровцами в голову и что последние годы жизни был разбит параличом и прикован к постели.

Когда Маргела вспомнил эту деталь из его биографии, его словно током шарахнуло с головы до ног. А что, если он – сын прадеда, то есть, дед его самого в будущем??? Но это невозможно, тогда бы его звали не Алексеем. Он помнил, как батя ему рассказывал, что семья прадеда жила на окраине Мариуполя недалеко от завода Ильича.

Пазл памяти начинал складываться в более-менее ясную картину. Он вдруг осознал, что каким-то образом, не понятно пока каким, оказался в доме своего прадеда.

«Но кто тогда эта женщина? – задался он мысленным вопросом. – На бабку не похожа, на прабабку тем более, а с мамой-то в сравнение никакое не идёт. Кто же она??»

Маргела подошел к комоду, стоящему справа от печи, открыл верхний ящик и нашёл в нем несколько хаотично лежащих фотокарточек. Дрожащими руками он стал нервно перебирать их, сканируя глазами каждую по отдельности.

На обороте каждой из них рукой были написаны даты: 1923…, 1930…, 1935…, 1938…, 1940…, 1941 год. И все они были с этой женщиной. На фото из 1923 года она держала на руках свёрток, похожий на тот, что вручают при выписке из роддома; на обороте значилась надпись:

Зина с Алексеем,1923 год.

На фото из 1930 года стоял мальчишка лет семи, в школьной форме, подпоясанной ремнём, с портфелем в руках. Рядом стояла та же женщина. Надпись на обороте гласила:

Первый раз в первый класс, 1930

Алексей пошёл в школу.

Остальные фото также рассказывали о жизни Алексея и его «мамы» Зины.

Только снимок из 1941 года был совершенно другим. На ней был изображён Алексей в одеянии сталевара у мартеновской печи.

Подпись на обороте была предельно лаконичной:

Начало трудовой жизни, апрель 1941 года.

Он присел за стол и обхватил голову руками. Найденные фотографии не помогли ему прояснить происхождение «мамы» Зины и его самого. Единственное, что стало понятным, – он в доме прадеда, у него есть «мама», он находится в прошлом, в 1941 году, и работает сталеваром в мартеновском цехе. А, самое главное, теперь ему нужно как-то с этим жить! От всего этого у Алексея закружилась голова. В ту же минуту в дом вошла «мама» Зина.

– Сынок, ты чего встал? Тебе что, плохо? – Она заметила фото в руках Маргелы. – А фотокарточки тебе зачем?

– Слышь, ма! Что-то мне совсем херово. Видимо, надо к доктору сходить. Может, у меня сотрясение.

– «Херово»? – переспросила Зина. – Раньше я такого не слыхала. К доктору нужно обязательно. Я тебе с утра об этом говорила. И вот что ещё. Я сходила в цех, мастера не было на месте, вчера в ночную авария случилась, на больничном он. Поэтому ты иди оформляй больничный, чтобы прогул не записали. Строго с прогулами нынче!

Глава 10

Олеся вернулась в отделение к вечеру. С собой она привезла книги по медицине, «тормозок» с едой, зубную пасту, лак, смывку для ногтей и коробку шоколадных конфет «Стрела». Санитарки, зная её пристрастие к шоколадкам, прозвали Олесю «Конфетесой» и при каждой встрече по-доброму подначивали ее. Она не обижалась, ей даже нравилось её конфетное имя, было в нём что-то такое величественное.

Олеся была яркой девушкой 21 года, напоминавшей известную киноактрису британку Одри Хёпберн. Иссиня-чёрные волосы, карие глаза с огромными завитыми ресницами, точёные носик и скулы, пухлые девичьи губы, белоснежная улыбка и, наконец, длинная аристократичная шея не оставляли равнодушным ни одного молодого человека в городе. За ней ухлёстывали самые завидные женихи. Но брат строго охранял её девичество, и некоторые потенциальные претенденты, зная служебное положение Виктора, даже побаивались приближаться к красотке. Так она росла, как красивый домашний цветочек в горшочке.

В апреле Олеся закончила медучилище и готовилась к поступлению в институт. Мечтала о карьере нейрохирурга. Нет, Олеся не собиралась копаться в мозговых извилинах скальпелем. Она хотела стать учёным, который может разгадывать тайны головного мозга исключительно научным методом. Конечно, эксперимент она не отвергала. Чтобы стать большим учёным, нужно иссечь не один мозг. И как раз нейрохирургия в этом вопросе лучше других специальностей отвечала её амбициям. Поэтому она согласилась присматривать за парнем, у которого пуля прострелила голову и которому Никита Витальевич, её кумир в нейрохирургии, успешно провёл столь сложную операцию.

Она прекрасно понимала, насколько ювелирной должна быть работа нейрохирурга при столь серьёзных травмах. Мало было присоединить отколовшуюся часть черепной коробки. До этого нужно было сшить те поврежденные участки, через которые прошла пуля. А это метры нервных окончаний! Олеся всегда обращала внимание на то, что доктор Мазай упоминал имя Бога: и до, и во время, и после операций. Ей, молодой современной девчонке, упоминание Бога казалось эдаким атавизмом. Её атеистические взгляды на материальный мир отвергали откровения больных о чудесном исцелении от того или иного недуга после крещения или мольбы об выздоровлении. Она считала, что если и произошло исцеление без помощи врачей, то это скорее неизученные резервы человеческого организма, нежели божественный промысел. Но, Олеся не оставляла надежды, по возможности, поговорить об этом с Никитой Витальевичем. Ей было не понять, как нейрохирург, научное светило, человек прооперировавший тысячи людей, уповает на какого-то Бога.

…Олеся вошла в больницу через центральный вход. В регистратуре она узнала, что её брат Виктор находится в тяжёлом состоянии в той же палате интенсивной терапии, где лежит и больной с простреленной головой.

Оставив всё, что привезла с собой в регистратуре, девушка опрометью, в полуобморочном состоянии, бросилась по лестнице на второй этаж, где находилась палата.

Брат лежал на медицинской кровати с подключёнными всевозможными датчиками. Тут же стояли мониторы, которые контролировали и показывали текущее состояние организма. Лица Виктора из-за бинтов и лейкопластыря, наложенных на раны, видно не было. Из носа его торчали катетеры, в рот была вставлена эндотрахеальная трубка для интубации, а к рукам подключены капельницы. Поодаль, у окна, лежал парень с простреленной головой, также весь перебинтованный, с подключённым датчиками, катетерами и капельницами.

Олеся присела у кровати брата и еле слышно заплакала. Она не заметила, как сзади к ней подошел доктор Мазай и положил ей руку на плечо. Доктор погладил её рукой по голове, пытаясь успокоить. Олеся, повернувшись к нему и уткнувшись в профессорский халат, зарыдала в голос. Мониторы от датчиков молодого пациента заморгали и начали выдавать импульсы мозговой активности. Никита Витальевич указал ей, что необходимо уйти из палаты, так как, по его мнению, данные на мониторах регистрируют возбуждение, что в состоянии полного покоя недопустимо. Олеся послушно согласилась, утёрла рукой слёзы и вместе с доктором вышла наружу.

Глава 11

Виктор проспал около трёх часов. Он открыл глаза, но вставать не торопился. Голова уже не так сильно гудела, а тело не оставило и намёка на былую ломоту. Сон, подобно лекарству, чудесным образом исцелил его! Вспоминая обрывками само сновидение, Виктор безошибочно узнал в нём девушку в белом халате – родную сестру Олесю, стоявшую у его койки. Рядом стоял парень, одетый в военную пиксельную куртку, и Олеся читала ему анамнез. Из сухого медицинского языка Виктор понял, что больной, Стасенко Виктор Георгиевич, получил травмы не совместимые с жизнью, но Бог, именно Господь Всемогущий, даровал больному шанс. И что это чудо, доселе не известное науке, теперь будут изучать. К парню Олеся обращалась по имени – Алексей. Лица этого Алексея он не запомнил: оно во сне было не таким отчётливым, как у сестры.

Виктор приподнялся на кровати и еще раз мысленно прокрутил свой сон.

– Ма, – крикнул он из спальни. – А где Олеся?

Мама вошла в комнату.

– Ты чего так громко кричишь? Она в Сталино, на доктора учиться поехала, уж три года как там. Тебе самому к врачу нужно сходить, может, тебя слегка контузило. Кричишь, и память вон отшибло.

– Сейчас приведу себя в порядок, чего-нибудь закину, а то есть хочется, и пойду.

– Иди. На кухне на столе блины. Тревожишь ты меня, сын, вернее, твоё беспамятство! Одёжа на стуле висит, я её выстирала и выгладила.

Виктор не стал рассказывать матери про странный сон, понимая, что это ещё больше добавит ей вопросов. Он умылся, поел блинов со сметаной и ливерной колбасой, выпил чаю, оделся и выдвинулся в сторону улицы Больничной.

Оказавшись на улице, Виктор жадно вдохнул в себя порцию свежего воздуха. На его нёбе проявился противный металлический привкус. Сплюнув через плечо, он бодро зашагал дальше, внезапно осознав, что дорогу к заводской клинике он почему-то знает. Помнит дома, которые стоят вдоль улицы, помнит переулки, помнит, где находится проходная завода.

На душе у Виктора полегчало. А тёплый весенний день и яркое утреннее солнце прибавили ему хорошего настроения. Виктор шёл, насвистывая незнакомую ему мелодию, которая перекликалась с пением птиц. Переходя дорогу на перекрёстке, он поравнялся с парнем лет тридцати.

– Виктор, привет, как ты себя чувствуешь? – спросил тот.

– Привет, Макар.

Виктор понял, что он назвал по имени парня, который в принципе ему не знаком, и, от этого знания стало даже любопытно. Он продолжил:

– Всё хорошо, только решил к доктору зайти, по ходу контузило слегонца. Не всё помню, что должен. Вот имя твоё я помню, а тебя самого – нет…

– Эка тебя! Мазай я. Вчера вместе на смене были, я в твоей бригаде сталеваром тружусь.

– Вот оно что! Значит, сталевар я!

Макар с удивлением посмотрел на Виктора и рассмеялся:

– Да, друг, к доктору тебе не помешает сходить! Послезавтра на смену выйдешь?

– Доктор скажет – выйду.

– А без него? У нас план по плавке, который мы обязались перевыполнить. Без тебя, мастер, мы не справимся.

– Значит, выйду.

– Ну, добре, бувай!

Макар перешёл на другую сторону улицы и исчез в ближайшем переулке.

А Виктор, пройдя пару кварталов, свернул на Больничную и дошёл до заводской клиники. В регистратуре узнал кабинет и фамилию принимавшего сегодня доктора. Поднялся на третий этаж, занял очередь. На двери кабинета висела табличка:

Профессор

Маркевич Роберт Леопольдович.

Глава 12

Алексей, по большому счёту, не возражал против посещения врача. И когда он услышал от «мамы» Зины, что ему следует посетить больницу, тут же согласился. Выяснив, где находится заводская клиника, выдвинулся навстречу неизведанному.

Эта часть города ему была совсем незнакома, поскольку родился и вырос Алексей на левом берегу города Мариуполя.

Река Кальмиус, впадающая в Азовское море, разрезала город на две большие части, и по её берегам Мариуполь негласно так и делился – на Правый и Левый берега. В 1939 году Левый берег указом Президиума Верховного Совета УССР стали именовать Орджоникидзевским районом, по фамилии известного тогда революционера и государственного деятеля, но в народе называли по-прежнему – левый. Левый и Правый берега были абсолютно автономными. Каждый имел собственную инфраструктуру и даже собственные металлургические заводы. На Левом стоял "Азовсталь", на Правом – завод имени Ильича. Левобережные трудились на "Азовстали" правобережные, соответственно, на "Ильича". Левобережные могли годами не ездить на Правый берег, а молодые так и вовсе могли ни разу не бывать в центре Мариуполя, который находился на Правом берегу. У левобережных были свои парки, свои пляжи, свои стадионы, ДК, училища, больницы, рестораны и танцплощадки. А для правобережных район Левого берега был словно другой город. Им тем более не было надобности ездить на туда.

Таким же оставался и современный Мариуполь.

…Поднявшись на третий этаж заводской больницы, Алексей поинтересовался у очереди, кто крайний.

Виктор поднял руку, указывая, что крайний он.

«Вот, вот тот мент, что был в РОВД!» – промелькнуло в голове у Алексея.

Он подошёл ближе к Виктору и внимательно стал разглядывать его.

– Ты меня узнал? – спросил он после паузы.

– Нет, не узнал. Вы кто?

Маргела сначала даже не понял вопроса. Ему казалось, что он-то точно не бредит и не спит, и Виктор тому подтверждение. Ведь он с ним уже встречался сегодня, в будущем. Но отрицательный ответ собеседника спутал все карты. Однако ошибки быть не могло: мужчина в РОВД и мужчина в очереди – это один и тот же человек! Алексей отлично запомнил лицо Виктора. Тёмные густые брови, большие чёрные глаза, коротко стриженные слегка вьющиеся чёрные волосы, волевой боксёрский подбородок, усы. Это же классический тип мариупольского грека, коих в городе проживало до сорока процентов. Такого один раз увидишь – не забудешь. Одним словом, мавр.

– Алексей я, в РОВД виделись.

– Не понял, что за РОВД, но лицо мне Ваше тоже знакомо, – ответил Виктор. – Где-то мы встречались. Вопрос – где? После вчерашней аварии у меня очень плохо с памятью. Поэтому я и пришёл на приём. Возможно, меня контузило.

– Какой аварии? На тачке что ль?

– Не понимаю, про какую тачку Вы говорите. У нас в цеху метан взорвался.

Тут, Алексей вспомнил слова «мамы» Зины про его мастера, который на больничном.

– Так ты Виктор?

– Виктор. Стасенко Виктор. А что?

После того, как собеседник произнес свою фамилию, зрачки у Алексея расширились до предела. Перед ним, конечно же, был тот самый Виктор Стасенко – мент из РОВД. Однако Алексея смущало, что Виктор в очереди ничего не помнил о Викторе в РОВД, и то, что они вместе оказались в Сорок первом году.

– Да так, ничего, – пробормотал Алексей. – Иди к доктору, твоя очередь подошла.

Виктор направился в кабинет.

Глава 13

Не поднимая взгляд на Виктора, доктор Роберт Леопольдович Маркевич что-то тщательно заносил в амбулаторную карту предыдущего больного и жестом указал на приставленный к столу табурет. Виктор присел, протянул свою справку и стал ждать, когда доктор закончит писать. Наконец, тот отложил перьевую ручку, взял справку и внимательно её прочитал. Потом поправил очки в роговой оправе и сквозь них взглянул на Виктора.

– Ну-с, на что жалуетесь, любезный?

– Понимаете, доктор. Я не могу вспомнить что со мной было до сегодняшнего дня. Ни детства, ни юности, ни даже вчерашнего дня. Полная потеря памяти. Помню только имя своё.

– Ну, это уже не плохо. В справке написано, что травма у Вас в результате взрыва, но, как я вижу, сами Вы целы. Стало быть, голова не совсем. Отделы памяти у Вас в ней. – неумело пошутил Маркевич. – Вот что, любезный, я Вам посоветую. Лекарств я пока Вам выписывать не стану, а вот общение с родственниками или друзьями настоятельно советую. Постарайтесь выведать у них как можно больше из Вашего прошлого. Случаи такие известны. Иногда больному с амнезией при активном общении удавалось по крупицам восстановить память. И приходите ко мне через неделю.

– Доктор, а на работу мне выйти можно?

– Конечно, любезный, в коллективе Ваша память, возможно, позволит Вам раскрыть некоторые её пробелы. Так что не переживайте, живите, радуйтесь сегодняшнему дню, а память – дело такое, должна восстановиться. Зовите следующего.

Доктор снова склонился над своим столом, записывая в карту Виктора анамнез.

Выйдя из кабинета, Виктор вновь наткнулся на парня, который представился Алексеем.

– Вас… – Виктор указал рукой на дверь с табличкой доктора.

– Да ну! Я передумал. Я догадался. Я такое раньше в кино видел, не думал, что это может быт в реале.

– Что видел?

– Пойдём, я тебе по дороге всё изложу. Что я обо всём этом думаю.

Они вместе вышли из клиники и не спеша направились к дому Виктора. По пути Виктор услышал рассказ Маргелы про Майдан, про 9 мая 2014 года, про выстрелы из танка и, наконец, про то, что они оба каким-то неведомым образом перенеслись в прошлое. И теперь им нужно держаться вместе и постараться найти возможность вернуться назад. Назад в будущее.

Виктор слушал с удивлением. После того, что ему сказал доктор, он жадно впитывал каждую сказанную Маргелой деталь. Столь сложный мозговой штурм для травмированного Виктора был, безусловно, необходим. И даже не запоминая деталей, его мозг рисовал мысленно будущее, в которое легче было поверить, чем отвергнуть. Теперь он хотя бы знал, что будущее есть. И в этом будущем есть он – Виктор Стасенко, мент, охраняющий порядок в городе. Но самым удивительным оказалось, что всё то, о чём рассказывал Алексей, его естество не отторгало. И для себя он сделал вывод: раз его кто-то видел в будущем, значит, в этом настоящем он выжил. Слушая и размышляя, Виктор не заметил, как оказался у подъезда своей двухэтажки.

– Да, Алексей, добавил ты мне задач! Хорошо, будем решать их. Я сегодня совсем выдохся, пойду отдыхать. Послезавтра в цеху увидимся, поглядим, что там товарищи расскажут. На смену не опаздывай, если, конечно, в будущее не рванёшь!

Виктор улыбнулся и растворился в чёрной дыре подъезда.

Глава 14

Прошёл месяц. За это время Виктор кое-что для себя выяснил.

Он работает на Заводе имени Ильича мастером мартеновской печи № 10. Возглавляемая им бригада состоит из пяти человек.

Впрочем, мастер – это номинальная должность. Виктор такой же сталевар, как и его соратник Макар Мазай, а трое остальных работников являются подручными. Что сталевар скажет, то подручный и сделает.

Алексей Маргелюк – по прозвищу Маргела – трудится в бригаде подручным Мазая. У Виктора есть свой подручный, а третий – на подхвате у обоих. Работа тяжёлая, ведь сталь варить – это не суп в кастрюле! Здесь требуются физическая выносливость, психологическая устойчивость и терпение. Рядом с печью температура воздуха порой достигает ста градусов по Цельсию. Не каждый человек способен длительное время испытывать на себе её воздействие. Случаются тепловые обмороки, обезвоживание и тому подобное.

Лидером по выплавке стали был, конечно, Макар Никитович Мазай, обладавший природной смекалкой и глубокими познаниями в своём деле. Ещё в 1936 году он установил рекорд по съёму стали с печи. Для тогдашних металлургов Мазай был подлинным героем, сталеваром номер один. Любое сталеплавильное предприятие страны мечтало иметь в своём коллективе передовика вроде Мазая. Его стахановские заслуги были отмечены наградами и грамотами правительства. А Серго Орджоникидзе, известный революционер и «будущий район Мариуполя», лично вручил Макару за его героический труд легковой автомобиль ГАЗ-М1, легендарную «эмку». Невиданная роскошь по тем временам, тем более для обычного работяги! В 1939 году Мазая даже наградили орденом Трудового Красного Знамени.

Что же касается Маргелы, мазаевского подручного, то он, наоборот, был далёк от всего этого и старался найти любые предлоги, чтобы пореже находиться у печи. Вот поэтому третий подручный частенько помогал Мазаю в его нелёгком деле. А Маргела усердно искал способ, образно говоря, вернуться назад в будущее, и на предприятии об этом знали и за глаза прозвали его «малахольным фантастом», ибо его словоохотливость и бестолковость не удержали в тайне секрет. Заметим, что к 1941 году граждане страны уже вовсю читали фантаста Александра Беляева и его роман «Прыжок в ничто». Поэтому и относились к Алексею, как к нездоровому человеку с маниакальной тягой вернуться туда, куда невозможно представить даже здравомыслящему человеку. И только Виктору, хотя он тоже не до конца в это верил, что-то было знакомо из услышанного от Маргелы. Виктор подсознательно ощущал связь с тем самым будущим.

…Это был июнь 1941 года, когда над СССР дамокловым мечом нависла угроза германского военного вторжения. Люди до последнего не хотели в это верить, но, памятуя о том, что часть Европы уже находилась под пятой нацистов, работали с полной отдачей, перевыполняя план по выплавке стали.

Двадцать второе июня 41-го стало чёрным днём для Советского Союза. Правительство страны приняло решение подготовить Завод имени Ильича к эвакуации, а сам Мариуполь с его огромной промышленной базой полностью перевести на военные рельсы. Для обеспечения этого всем работникам металлургического производства была выписана бронь от призыва на фронт. Бригада Виктора не стала исключением. Работа велась 24/7. Ильичёвские металлурги выпускали бронированную сталь для танков, подводных лодок, торпедных катеров и самолётов-штурмовиков. В ход пошли скоростные плавки, придуманные Мазаем и позволявшие давать большее количество стали за малое время. Оборонные заказы поступали один за одним – здесь особенно пригодились стахановские навыки Макара Мазая. Только это уже было не дружеское трудовое соревнование, а борьба за жизнь. Люди изнемогали от усталости, но продолжали трудиться.

Алексей Маргелюк к тому времени свыкся с участью подручного и уже не пытался отлынивать. Тем более, что по законам Страны Советов, тем более в военное время, его могли осудить за тунеядство и отправить на передовую в штрафбат. А такая перспектива его точно не устраивала. Он перестал донимать всех рассказами о будущем, хотя и пытался пару раз порассуждать о том, что победа неизбежна. Но на заводе уже служили особисты, которые могли заинтересоваться бредом Маргелы. Поэтому все попытки донести своё «будущее» до настоящих героев завода, выплавляющих сталь для победы, он оставил в прошлом.

Работал Алексей, надо признать, не хуже опытного сталевара. Порой даже оставался спать в цеху. Виктор же много чего понял за время общения с Алексеем. Научился верить его россказням. Там, в «будущем», Виктор видел себя милиционером, охраняющим порядок в городе. Там нет войны. Нет смертей от фашистов. А то, что Таран с бандой приехал в город попугать народ, так это мелочи по сравнению с войной. Главное, что люди живут мирно, и у них есть будущее. В июне 1941 года этого понимания ещё не было.

Немцы же тем временем быстро наступали. А через Мариуполь проходили обескровленные части Красной Армии и гражданское население. Город был перенасыщен войсками, тыловыми подразделениями, госпиталями, но оставался беззащитным перед врагом со стороны суши.

В конце сентября 1941 года для обороны Мариуполя стали прибывать дивизии Красной Армии, наскоро сформированные, в основном, из рабочих и шахтёров. С воздуха город прикрывала отдельная истребительная авиаэскадрилья из устаревших самолётов и отдельный зенитный артиллерийский дивизион ПВО. В начале октября участились налёты люфтваффе. В ночь на 6 октября немцы остервенело бомбили железнодорожные и автомобильные пути, промышленные предприятия, горели жилые дома. Тогда же авиаэскадрилья по приказу командования покинула Мариуполь. Борьбу с немецкой авиацией вели моряки Азовской военной флотилии, обстреливая врага из зенитных установок, однако в ночь на 8 октября по приказу командующего флотилией боевые корабли ушли из Мариупольского порта. Слабо обученная, не имевшая танков и противотанковых орудий, без поддержки авиации и тяжёлой артиллерии, растянутая в одну линию по 70-километровому участку фронта, стрелковая дивизия, несмотря на героизм красноармейцев, проявленный в боях, не смогла стабилизировать фронт и остановить врага на подступах к городу. Мариуполь был захвачен частями 3-го моторизованного корпуса 1-ой Танковой армии группы армий «Юг».

Восьмого октября, выдвигаясь с боями по Бердянской дороге, передовой отряд моторизованной бригады Ваффен-СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» ворвался в город. Немецкие бронетранспортёры, двигаясь по улицам, вели огонь из пулемётов и орудий по красноармейцам и мирному населению города, подавляя отдельные очаги сопротивления. Надо сказать, что это были не просто войска СС. Многие бойцы служили в личной охране Гитлера, а её командир Йозеф (Зепп) Дитрих использовался самим фюрером как таран – его посылали на самые ответственные участки фронта. Вслед за бронемашинами в город вошли штурмовые отряды, сформированные преимущественно из немцев и румын. Были в их составе также малочисленные бригады итальянцев. Командовал передовым отрядом дивизии штурмбанфюрер СС Курт Майер, получивший прозвище «Стальной кулак».

В его распоряжении была всего тысяча солдат. Увидев, однако, что они настроены по-боевому и уверены в успехе, Майер принял решение наступать. Чтобы посеять панику и не дать возможность организовать сопротивление, немцы вели беспорядочный огонь по всему, что движется, не разбирая военные это или гражданские. В тот момент, когда в здании горисполкома Мариуполя проходило заседание штаба по обороне, захватчики подогнали самоходки и расстреляли здание. Те, кто успел выскочить из здания, побежали к морю, но были убиты штурмовиками. В будущем подобную тактику в городе применят националисты с Майдана – Таран и его приспешники. Знали ли они, что подобное город уже переживал, доподлинно неизвестно, так как Майдан, в основном, состоял из сельских малограмотных и безработных хлопцев, националистически настроенных и хорошо организованных футбольных фанатов и прочих городских имбецилов.

Вся власть в оккупированном Мариуполе принадлежала командующим германскими войсками с самыми широкими полномочиями. Схема управления была следующей: военно-полевые комендатуры – областная управа – городская управа– управы в районах, сельские управы со старостами из местных. В городе были образованы органы военного террора: СС, СД (службы безопасности), гестапо (тайная государственная полиция), городская полиция, жандармерия, вспомогательная криминальная служба («местное гестапо»), охранная полиция, полиция порядка и другие службы.

Военно-полевую комендатуру города возглавлял фельдкомендант генерал Гофман. Для подавления сопротивления населения создавались оперативные команды (айнзацкоманды) из состава служащих полиции безопасности, СД, гестапо, охранной и уголовной полиции. Именно эти команды («военные каратели») в городе отвечали за борьбу с партизанами, подпольщиками, за уничтожение коммунистов, евреев, цыган и других групп населения.

На второй день оккупации фашисты развесили по городу объявление главнокомандующего германскими войсками о мерах наказания за нарушение населением приказов оккупационных властей. Объявлением этим предусматривалось девять запрещающих пунктов: ходить по городу без пропусков, находиться вне дома с наступлением темноты, принимать на жительство граждан не из местного населения, хранить оружие и боеприпасы, подходить к железнодорожному полотну и так далее.

При нарушении пунктов объявления часовым приказано стрелять без предупреждения. Все мариупольцы были обязаны явиться на рабочие места в течение трёх дней, а за неявку на работу грозил расстрел. Заподозренные в саботаже лица могли быть расстреляны или помещены в специальные штрафные лагеря при заводах.

Металлургические заводы отныне управлялись специально созданной группой «Восток» и работали на нужды Вермахта. Фашисты планировали запустить производство стали для немецких предприятий фирмы Крупп, главного производителя оружия для Германии. Что-то им удалось. Однако оккупанты встречали яростное сопротивление подполья и граждан, которые приводили в негодность заводские мощности. Фашисты через местных старались выявлять саботажников и расстреливать. Так, были расстреляны два жителя города за то, что они выпустили 10 тысяч тонн мазута в районе теплоэлектроцентрали Завода имени Ильича, позже были казнены 33 работника судоремонтного завода, а в марте 1942 года 43 рабочих Завода имени Ильича. Проводились расстрелы коммунистов, подпольщиков, передовых рабочих, отказавшихся работать на оккупантов. В конце октября была расстреляна группа евреев из 9000 человек. Подчеркнём, что массовые убийства совершались не только с целью подавления сопротивления, они являлись частью плана очистки территории от местного населения.

Под оккупацией велась насильственная украинизация населения, преподавание в школах шло на украинском языке, были напечатаны учебники на украинском, выпускалась «Маріюпільська газета» также на украинском. (В будущем, в 2014, нацбаты изберут похожую тактику.)

И вот теперь населению приходилось как-то выживать в жутких реалиях фашистской оккупации. Впрочем, находились и мариупольцы-предатели. Так называемые «спящие». Они жутко ненавидели власть Советов, хотя неплохо себя при ней чувствовали. Когда же им предложили послужить на благо Германии, они с лёгкостью согласились.

Глава 15

Как и было предписано оккупационными властями, Виктор и его бригада, кроме Макара Мазая, появились на заводе на третий день к началу смены. Всего у цеховых ворот собралось пять или шесть бригад. Ворота цеха были закрыты, и люди толпились справа от входа.

Октябрьский день 1941 года выдался холодным, и бригада Виктора, ожидая новое начальство, изрядно промёрзла. Наконец, через час или полтора стали подъезжать автомобили немецких гауляйтеров. Сопровождали их автоматчики на мотоциклах с колясками.

– Видать, тузы едут, – негромко сказал Виктор.

– Бля, я такое в кино только видел, – промычал Маргела.

– Ты им только про будущее не ляпни и про свои галлюцинации о победе, а то нас вмиг порешат! – Виктор кивнул в сторону мотострелков.

Вся эта псевдорыцарская кавалькада поравнялась с толпой людей. Машины остановились. Водители, как обученные собачки, резво метнулись к дверям и открыли их. Из машин показались холёные, чисто выбритые и чисто одетые коменданты города разных уровней – их было семь человек, не считая водителей и автоматчиков. Последние по немому приказу встали перед металлургами, коменданты за ними. Сталеварам личности этих начальников, по понятным причинам, были не знакомы. Вперёд вышел невысокий немец с оспинами на лице, оставшимися от одноименной болезни.

– Руски! – обратился он к мартеновцам на плохом русском языке. – Ми к вам пришол з миром, чтобы ви послужить на благо великой Германии. Кто будет хорошо работать, тот будет хорошо кушать. Кто не будет – мы стрелять!

Внутри толпы раздался неодобрительный гул. Рябой немец поднял руку:

– Мольчать, сейчас фельдкомендант Гофман говорить будет!

Рослый, худощавый человек в серой шинели, перчатках и высокой фуражке с кокардой в виде орла вышел вперёд, широко расставил ноги и начал что-то говорить по-немецки. Рябой его время от времени переводил.

Из того, что удалось понять, выходило следующее. Если кто откажется работать, будет расстрелян, кто опоздает на смену, будет посажен в тюрьму, которую организуют здесь же, на территории цеха. Кто испортит печь – расстрел. Болеть запрещалось… Хлеб по спецкарточкам. Смена двенадцать часов, перерыв полчаса. Выходных нет. И всё в таком духе. Короче, ты не сталевар – ты раб великой Германии!

Потом рябой представил следующего немца по фамилии Хук. Тот тоже много говорил на своём языке, а рябой переводил. Речь Хука не сильно отличалась от речи фельдкоменданта, однако в конце он произнёс:

– Wir wissen, dass es einen Masai-Stahlarbeiter unter Ihnen gibt, der hier arbeitet. Wenn er unter Ihnen ist, machen Sie einen Schritt weiter.

Виктор отчетливо услышал слово «Мазай». Рябой тут же перевёл:

– Нам известно, что есть сталевар Мазай, который работать здесь. Если он среди вас, сделать шаг вперёд.

Оккупанты были наслышаны о талантливом мастере и планировали использовать сталь, которую варил передовик, для производства своих танков. Но для начала его следовало найти. А сделать это было непросто. В оккупированном городе никто не отказывал в помощи Макару, помогая ему укрываться от немцев.

Вот и сейчас из толпы металлургов никто не вышел. Рябой немец ещё раз повторил свои слова, но тщетно: Макара не было среди рабочих.

Рябой подошёл к одному из немецких начальников, внимательно выслушал, что тот ему сказал, и снова залепетал на ломаном русском:

– Кто есть начальник цеха? Выходить!

Вперёд выступил широкоплечий, приземистый мужчина лет сорока пяти.

– Где твой работник? – спросил рябой.

Начальник цеха пожал плечами:

– Мне неизвестно. С тех пор, как вы вошли в город, я его не видел.

– Где он жить?

Повисла немая пауза. Рябой исподлобья взглянул в сторону немецких офицеров. Один из них кивнул головой.

– Именем Германии, за отказ сотрудничать с солдатами Фюрера – расстрелять! – приказал рябой. После чего повернулся к мотострелкам и выдал им то же самое на немецком.

Два вооружённых солдата подошли к начальнику цеха. Не говоря ни слова, силой подтолкнули его к железным воротам, отступили на пару шагов и произвели короткую очередь из автоматов. Мужчина упал замертво.

И, тут из толпы раздался выкрик:

– Герр офицер, я знаю, он мой сосед по дому.

Виктор не мог поверить своим ушам! Кричал подручный Мазая – Маргела.

– Ты спятил?! – прошипел Виктор.

– Ага, я его подручный, я не хочу умирать, а так-то следующий был бы я! – пробормотал Алексей.

– Кто говорить? – спросил рябой.

Алексей сделал шаг вперед. Немец подошёл поближе, оценивающе взглянул на Алексея и спросил, как его зовут.

– Маргелюк, Алексей Тарасович, – ответил Маргела. – Подручный сталевара Мазая.

– Ну ты гнида! – вырвалось у Виктора.

Но Алексей настолько был возбуждён, что даже не услышал этого. Зато Виктора услышал рябой. Он приказал ему выйти из строя и представиться.

Виктор в свою очередь сделал шаг вперёд:

– Стасенко, Виктор Георгиевич.

В ту же минуту низкорослый рябой выхватил автомат у рядом стоящего мотострелка и что было силы ударил Виктора прикладом в голову. Виктор пошатнулся и рухнул, словно подкошенный пулей.

Рябой повернулся к начальству и объяснил свой поступок как необходимый акт устрашения недочеловека. Фельдкомендант Гофман в ответ даже вскинул руку в нацистском приветствии, остальные последовали его примеру, выкрикивая «Хайль Гитлер!» Затем фельдкомендант приказал двум подручным из толпы забрать Виктора и добавил, что если он выживет, то завтра должен быть на работе. Двое из бригады Виктора подхватили его на руки и внесли в строй, где остальные помогли уложить пострадавшего на лавочку, стоящую у ворот.

Маргела стоял по стойке «смирно». Он так плотно стиснул зубы, что казалось, они вот-вот превратятся в песок. В голове его творилось что-то невообразимое. Он десять раз себя похоронил. Рябой снова обратил на него свой взор:

– Ты говорить, где Мазай, мы тебе давать жить. Млеко, яйки, хлеб. Ты знать, где он?

– Он живет рядом со мной, в Талаковке, у Кузьмы.

– Ты нас водить туда, сечас?

– Да, могу, герр офицер.

Рябой отошёл к своим сослуживцам, они что-то бурно обсудили, потом расселись по машинам.

– Ты ехать с нами! – он указал жестом на мотоциклы, стоящие поодаль.

И добавил, обращаясь к толпе металлургов:

– Завтра всем работать! Я смотреть!

Глава 16

Виктор очнулся минут через сорок после того, как Маргела с комендантами уехали в Талаковку. Голова его горела словно раскалённый металл. Место удара кровило, и каждое движение или поворот головы отдавались болью в висках. Сознание было спутанным, однако поразительным образом к нему вернулась память! Он отчётливо вспомнил себя в будущем и всё то прошлое, которое было до взрыва в РОВД. Всё, что ему постоянно твердил Маргела – про своих нациков, про Тарана, про БТР и танк, про 9 мая – он тоже вспомнил. Но вместе с тем, он вспомнил про последние несколько месяцев здесь, в прошлом. И от этого ему стало не по себе.

– Георгич, ты как? – спросил один из подручных. – Ты не вставай, полежи, что-то ты бледный.

– Всё в порядке, ребята. Голова только гудит.

– Дойдёшь до дому или подсобить?

– Дойду, доковыляю как-нибудь.

Он не спеша приподнялся и присел на лавочке. Его окружили несколько сталеваров.

– Виктор, что будем делать, как жить дальше? Есть какие мысли?

– Ребят, сейчас не до мыслей, голова, как чан. Придумаем. Но пока вот что я вам скажу. Мы обязательно победим эту сволочь, обязательно. И таких гнид, как Маргелюк, вздёрнем на первом же столбе. Это я вам обещаю!

Он проговорил это с такой стальной ноткой в голосе, что собравшиеся вокруг него металлурги машинально зааплодировали, как будто они находились на партсобрании.

– Нужно товарища Толмачёва похоронить и его родным сообщить. Он геройски погиб, не выдав товарища.

Виктор посмотрел на своих подручных и добавил:

– Справитесь?

– Ясно дело, Виктор Георгиевич, справимся. Нас тут вон сколько, – один из подручных взглядом окинул толпу людей.

– Тогда я спокоен, а сейчас пойду потихоньку, нужно отлежаться и всё переосмыслить.

С этими словами Виктор встал и побрёл, пошатываясь, в сторону проходной.

… Когда Маргела с немцами добрались до дома, где по словам предателя, скрывался Макар Мазай, кортеж заметно поредел. Часть машин, выехав за ворота центральной проходной, свернула в сторону центра. Оставшуюся кавалькаду составляли два бронированных автомобиля марки Мерседес-Бенц и мотострелковый патруль. Рябой немец, выглянув из окна машины, жестом приказал стрелкам окружить дом. Затем он распахнул дверцу, встал на подножку автомобиля, взял в руки мегафон и на своём ломаном русском выдал:

– Руски сталевар! Мы знаем, что ты скрываться здесь. Выходить, тебе дарить жизнь.

Ответа не последовало. Рябой повторил эту фразу ещё два раза. Тогда дверь дома открылась и на крыльце показался коренастый и широкоплечий мужчина лет тридцати пяти.

– Вам кто нужен? – поинтересовался он.

Рябой вопросительно повернулся к Маргеле, который сидел в коляске одного из мотоциклов.

Маргела понял, что от него требуется, выскочил из коляски и, направился к дому, где стоял мужчина. Подойдя к калитке, он по-современному, на блатной манер, выкрикнул:

– Слышь, Кузьма! Где Макар, бля? Тут до него с предложением.

Кузьма посмотрел оценивающе на Маргелу, который нагло выбив ногой калитку, вошёл во двор, сплюнул в сторону предателя и ответил вопросом на вопрос:

– А тебя, гнида, кто во двор пускал? А? Ну-ка выйди, как зашёл!

Кузьма указал ему рукой на выход.

– Одну минуточку, герр офицер, – пролепетал Алексей, обращаясь к рябому.

Тот одобрительно кивнул.

– Ты, Кузьма, лучше говори, – продолжил Маргела. – Иначе сейчас эти пацанчики с автоматами покрошат тут всё в пыль. И не будет у тебя ни кола, ни двора.

– Ах, ты, мразота, ссучился всё-таки! Я никого не боюсь – ни этих твоих, как ты сказал, «пацанчиков», ни этого фашиста с мордой, как асфальт. Двигай, откуда пришёл! Я тебя знать не знаю, ишь ты, распорядитель хренов!

Рябой понял, что между двумя соседями разговор не ладится, и вступил в диалог:

– Товарисч Кузма! Ви нам не нужен! Нужен Макар. Он работать с нами, мы ему свобода и еда.

– Накось выкуси! – Кузьма сложил пальцы в кукиш и показал рябому. – Никто на тебя и на твою вшивую Германию работать не будет, только вот этот кусок говна, – он указал на Маргелу, – будет! Езжайте отсель. Нет здесь Макара и не было!

Рябой подозвал к себе Маргелу. Тот вмиг оказался рядом с немцем, который что-то пробормотал ему на ухо, но Кузьма не расслышал – что. Маргела вернулся к калитке.

– Кузьма, герр офицер предлагает тебе деньги, если ты назовешь, где Макар.

– Передай своему герр офицеру – пусть он свои деньги засунет себе между ягодиц!

Рябой неплохо владел русским языком, чтобы понять сказанное. Он резко выдернул из кобуры пистолет и навскидку выстрелил в Кузьму, который пошатнулся и упал бездыханным.

Немец прошёл во двор, поднялся на крыльцо, ногой оттолкнул убитого, после чего вступил в дом, махнув своим стрелкам, чтобы те следовали за ним.

В центре небольшой комнаты сидела за столом моложавая женщина, опустив взгляд в пол, нервно перебирая бахрому на белой скатерти. Рябой нагло уселся на стул напротив и взял её за подбородок, чтобы она смотрела ему в лицо. Следом в комнату вошли четыре автоматчика. Фашист вкрадчиво заговорил:

– Тьебя как зовут, женщина?

– Марфа я, – еле сдерживая страх, выговорила она.