Читать онлайн Ангел для Демона бесплатно

ВНИМАНИЕ!

В книге присутствуют нецензурная лексика и сцены 18+. Герои не идеальные, каждый со своими демонами и прошлым.

Эта книга – история о ненависти и любви. О вине и прощении. История о том, как нужно учиться на своих ошибках.

Спасибо и приятного чтения!

_________________

1. Ангел

6 лет назад 

Ещё один штрих – уверенный мазок кистью по холсту, и всё. Бушующее море, совсем как настоящее, шумит на мольберте, заставляя испытывать гордость за своё творение. Не Айвазовский, конечно, но тоже достойно.

Заправив непослушную золотистую прядь за ухо, отхожу назад. Два шага, и солнечный свет падает на картину, отражаясь в каждой капле аквамарина. Небольшой парусник, сражающийся со стихией, будто оживает. Надежда моряка. Она здесь, вместе с ним. Вода не победит, не проглотить его…

– Катя! – сердитый женский голос, долетает с первого этажа, разрушая очарование момента. Воображение отключается, меня отбрасывает обратно в реальный мир. – Сколько можно тебя звать? – дверь комнаты с грохотом ударяется о стену, я оборачиваюсь.

На пороге стоит Аня – мой оживший ночной кошмар. Мучительница и домоправительница в одном лице. Бывшая подруга. Папина жена. Мачеха.

– Завтрак давно уже на столе, – произносит она, морща свой аккуратный, недавно сделанный, носик. Рыжие брови девушки вопросительно взлетают на открытый лоб, выдавая её негодование. – Что на тебе надето?

Опускаю взгляд на свою старую, видавшую виды футболку. Некогда белая ткань пропиталась красками и представляла собой весёлый холст художника-абстракциониста. Разноцветные пятна были разбросаны по всей её поверхности, создавая очаровательный узор. На груди замечаю одно новое – напоминание о картине, что прячется у меня за спиной.

– Ты похожа на бомжиху с ближайшей мусорки, – произносит так, будто имеет представление о том, как выглядят бездомные люди. – Немедленно переодевайся и спускайся вниз. Твой отец не будет есть пока тебя нет.

Дожидаюсь, когда за Аней захлопнется дверь и закатываю глаза. Сильно так, до боли. Обида бьёт по сердцу горячим ключом, заставляя стискивать зубы.

С того самого дня, три года назад, как отец притащил её к нам домой, наш привычный мир рухнул. Мне тогда было пятнадцать, а Ане едва исполнилось двадцать. Она работала в моей школе, была секретарём директора. Увидела папу во время одного из родительских собраний и пошло-поехало. А я, наивная душа, думала, что она действительно интересует моим творчеством. Приходила, смотрела мои картины, рассказывала о каких-то выставках и конкурсах, куда можно податься. Я и сама не поняла как в один прекрасный день, Аня из подруги превратилась в мачеху. Злую. Вредную. Искусственную. И как только папа терпит её? В ней же нет ни грамма искренности…

Торопливо переодеваюсь в летний сарафан из жёлтого хлопка с россыпью голубых цветков. Длинные волосы перевязываю в высокий хвост и спешу в столовую. Не хочу расстраивать отца. Ему сейчас вообще нельзя волноваться. В последнее время проблемы с сердцем не дают ему покоя. Ещё и на работе возникли проблемы.

Уже у входа замираю, чтобы разгладить юбку и стереть с колена след синей краски. Хорошо, что заметила вовремя, иначе пришлось бы снова выслушивать наставления Ани о том, как должна выглядеть девушка нашего статуса и положения.

– Всем доброе утро! – вплываю в столовую, вооружившись самой очаровательной улыбкой, какая только есть в моем арсенале. Благо учёба в закрытой школе-пансионе для девочек принесла достойные плоды.

– Привет, – улыбается папа, подставляя щеку для поцелуя. Стараюсь не замечать глубоких морщин, тонкой сетью накрывших лицо любимого человека. – Ты сегодня позже, чем обычно, – глубокие голубые глаза, совсем как мои собственные, сканируют моё лицо. – Снова всю ночь не спала?

Не могу ему врать и признаюсь. С тех пор как не стало мамы он – моя единственная родная душа на всём белом свете. Никогда не сделаю ничего, что может ранить его или причинить боль.

– Ночью мне работается намного лучше, – накладываю себе и ему наш любимый черничный пирог. – Зато, я закончила конкурсную работу, – не могу сдержать ликования в голосе. Обучение в Высшей национальной школе изящных искусств Парижа – это мечта всей моей жизни. Как представлю, что стану их студенткой, сердце выскакивает из груди, а руки трясутся так, что не могу кисть ровно держать. Но, что важнее всего – я хочу поступить туда сама, своими силами. Получить стипендию и жить обычной студенческой жизнью. Как все… – Через неделю начнутся вступительные испытания, у меня больше не будет возможности ничего переделать. Поэтому, хочу быть готовой ко всему.

Папа тянется ко мне и накрывает мою руку своей. Его тепло, сила и уверенность передаются через это прикосновение, заполняя сердце любовью.

– Я горжусь тобой, принцесса, – произносит мягко и улыбается. – Ты обязательно будешь там учиться…

– А, если предположим, – приторно-сладкий голосок Ани разрушает магию момента, – что она не поступит. Ну, не хватит у Кати таланта или знаний. Что тогда?

Чувствую, как напрягается папина рука. Она тяжелеет, становится каменной.

– У моей дочери все получится! – отсекает на корню. – Катя поступит и поедет учиться в Париж, – сказал, как отрезал. Уверенно. Жёстко. Без тени сомнений.

Иногда мне самой тяжело от того как сильно папа верит в меня. Груз его ожиданий, который с каждым годом становится лишь больше, давит так, что боюсь не выдержать. Сломаюсь, и сама ну пойму как…

– Спасибо, – шепчу едва слышно, бросая на раскрасневшуюся Аню взгляд исподтишка.

– Всем приятного аппетита, – произносит отец, и в столовой становится тихо. Только слышно, как медленно колышутся шторы и стучат вилки с ножами.

Знакомая грусть медленно ложится на плечи, заставляет нахмуриться. Иногда мне кажется, что идеальный мир Ангеловых – это лишь игра, ширма, за которой прячется нечто большее. И я не уверена, хочу ли заглянуть в закулисье собственной жизни…

2. Ангел

Удобно устроив планшетку на коленях, пытаюсь нанести на бумагу нужные штрихи. Простой карандаш прыгает по гладкой поверхности, вырисовывая на ней образ девочки.

Малышка стоит у кромки моря, прижав ладошку к лицу, как козырёк и смотрит вдаль. Её тоненькое розовое платьице развевается при каждом порыве ветра, короткие волосы торчат в смешном беспорядке. Настоящая озорница. Проказница, каких невозможно не любить.

– Ну?! – сквозь пелену мыслей, слышу голос подруги. – И долго ты намерена меня игнорить?

Марина выхватывает их моих рук планшетку из-за чего на бумаге остаётся длинный чёрный след. Все мои старания оказываются испорченны, контур детской фигуры перечёркнут.

– Что ты делаешь? – спрашиваю спокойно, хотя у самой внутри всё клокочет. Не люблю, когда мешают работать. Особенно ненавижу, когда портят чужой труд.

– Пытаюсь достучаться до тебя, – подруга хмурит брови и отбрасывает планшетку, словно это не вещь, а грязь какая-то. – Ты пришла сюда для чего? Чтобы меня выслушать или своими художествами заниматься? – в глубине карих глаз девушки плещется обида. Возможно, даже злость. Кажется, я действительно перегнула палку.

– Мариш, – заправляю карандаш за ухо и тянусь к ней. Не отстраняется. Позволяет себя обнять. – Ты права. Прости меня, а. Я не должна была так вести себя. Просто девочка…

– Да плевать мне на твою девочку! – возмущённо кричит подруга и отталкивает меня. – У меня жизнь рушится, ты понимаешь?! Жизнь! А ты про какую-то девочку мне тут заливаешь!

С минуту смотрю на нее, не мигая. Вглядываюсь в знакомые черты лица и не узнаю их. Мы с Мариной знакомы с самого детства. Её отец всегда работал на моего, был его адвокатом и доверённым лицом. Папа во всём доверял дяде Коле, советовался с ним по всем вопросам. Наши семьи дружили, сколько я себя помню. Разве что, после смерти мамы, тётя Яна перестала нас навещать. Появлялась лишь изредка, от праздника к празднику. А вот с Мариной всё было по-другому. Мы учились вместе, жили в одной комнате в пансионе. Делились всем.

– Что случилось? – спрашиваю я, беря подругу за руку. Удивляюсь, насколько ледяной оказывается её кожа. Совсем холодная. Как у мёртвой…

Неприятные воспоминания пробуждаются на краю сознания, посылая волны дрожи по всему телу. В затылке начинает сильно колоть, в глазах рябит и становится трудно дышать. Понимаю, что если сейчас не успокоюсь, у меня начнётся приступ паники.

Чуть приоткрываю губы и начинаю вдыхать через рот. Глубоко. Полной грудью.

Надо прочувствовать, как воздух наполняет тебя. Твои лёгкие как воздушные шары. Ты сама решаешь, сколько кислорода тебе нужно… 

Знакомый голос звучит в голове, направляя, указывая, что делать. Постепенно начинаю успокаиваться. Отнимают руки от Марины, перемещаю их на колени подруги. Поверх джинсов. Туда, где нет этого могильного холода.

– У меня проблемы, Ангелова, – шепчет едва слышно. Только сейчас замечаю как искусаны пухлые губы. Под миндалевидными глазами залегли глубокие тени. Словно сутки не спала, а то и больше. – Если родители узнают, во что я ввязалась… Они же убьют меня! Не станут даже слушать.

Неприятное предчувствие зарождается глубоко в груди и медленно расползается по позвоночнику.

– Расскажи по порядку, – прошу я, мысленно настраивая себя на худшее. Из нас двоих Марина всегда была смелее, активнее. Она могла ввязаться в любую авантюру только потому, что «это весело». Правда, после этих её веселух, нам обеим приходилось выбираться из различных передряг. Чего стоил только её прошлогодний побег из дома! Эта история до сих пор стоит у меня перед глазами. Особенно последующий домашний арест, которому меня подверг отец. – Что на этот раз?

Тяжело сглотнув, Марина смотрит на меня огромными от слёз карими глазами. Красивое лицо выглядит осунувшимся, высокие скулы заострились. Она стала похожа на скелет. Жалкая копия себя прежней.

– Он сказали, что, если я не заплачу им, меня продадут в притон. Заставят отработать каждую копейку… своими дырками…

От слов, что слетают с уст подруги, у меня пот выступает на лбу. Чувствую, как щёки заливаются румянцем. Начинают гореть, словно кто-то сильно ударил меня по лицу. Наотмашь. Со всей дури.

– Ч-что?

– Это всё Костя! – начинает рыдать Марина. Роняет лицо на руки. Не может смотреть мне в глаза. Конечно, после всего, что я узнала… – Он привёл меня в тот клуб, хотел познакомить со своими друзьями…

Сбивчивый рассказ не даёт никаких новых сведений. Каша в голове становится лишь гуще, страх волнами накатывает на меня. Костя – новый парень Королёвой. Они познакомились пару месяцев назад во время очередного загула подруги. Я даже не видела его ни разу. Только пару раз слышала голос парня, когда говорила с ней по телефону. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы вселить в меня стойкую неприязнь к этому субъекту. Как выяснилось, не зря.

– Там был какой-то мужик, – продолжает сыпать откровениями Марина. Чем дольше она говорит, тем крупнее становятся мурашки, бегающие по моей спине. – Я ему понравилась, и он начал приставать ко мне. Сказал, что не привык получать отказы… Завязалась драка, Костика сильно избили, а меня… – дрожь в голосе стала сильнее, Марину уже бил настоящий озноб. – Я еле сбежала оттуда, но Он нашёл меня. Вчера прислал сообщение.

В моих руках оказывается телефон подруги. На экране всего одно короткое предложение: «Тебе не спрятаться от меня, Киска».

3. Ангел

Последние несколько дней живу у Марины. Её родители уехали в столицу навестить пожилую родственницу, и меня оставили «присматривать» за приболевшей подругой.

Дома со мной никто не стал спорить. Папа доверял Королёвам как себе, Аньке было плевать, где я буду. Только бы меньше ей на глаза попадалась. А вот мне было реально страшно. После того, как Марина рассказала о своих злоключениях, внутри поселился стойкий страх, который вырывался наружу с наступлением темноты. Если раньше я могла спокойно выходить на вечерние прогулки и часами сидеть у озера, делая зарисовки в портфолио, то теперь меня и силой нельзя было выставить за дверь после шести.

Единственной отрадой было присутствие поблизости Кости – моего личного охранника, который всегда следовал по пятам. В нём заключалась гарантия нашей с Мариной безопасности. Если бы не он, я бы ни за что не согласилась переступить порог дома Королёвых. Скорее, привела бы подругу к себе.

Когда тебя с рождения готовят к роли принцессы и папиной единственной наследницы, слишком рано привыкаешь к тому, что твой мир – это надёжный, охраняемый замок. В какой-то момент, просто перестаёшь замечать постоянное присутствие прислуги и молчаливых телохранителей, расставленных по периметру. Сейчас я бы многое отдала, чтобы снова вернуть себе это ощущение полной защищённости…

– О чём задумалась? – вопрос подруги застаёт меня на балконе, куда я вышла подышать свежим воздухом. Смотрела на знакомый автомобиль, на котором Костя привёз меня сюда два дня назад.

Марина, в отличие от меня, выглядела намного лучше. Кажется, она и думать перестала о досадном инциденте, напрочь стёрла о нём все воспоминания. Даже одежда подруги (короткие джинсовые шортики и топ, открывающий загорелый живот с изумрудным камешком в пупке) говорила о том, что она снова была прежней свободной и раскрепощённой Мариной, какой я её знала всегда.

– Да так, – поспешила смахнуть с лица грусть и улыбнулась. – Отлично выглядишь. Собралась куда-то?

Мой комплимент пришёлся по адресу. Пухлые, слегка тронутые матовым карандашом, губы растянулись в улыбке, обнажив жемчужный ряд зубов. Запустив пальцы в каре, нервно поправила причёску и прислонилась боком к двери.

– Катюш, – протянула подруга, надвигаясь на меня. Большие карие глаза стали огромными, брови изогнулись домиком. – Тут такое дело, – прикусила нижнюю губу. – Мне помощь твоя нужна. Очень-очень.

– Марина, нет, – поспешила возразить. Взгляд, движения и голос девушки не предвещали ничего хорошего. Она, наверняка что-то задумала. Нечто, что мне совсем не понравится. – Что бы ты ни собиралась предлагать, я против. Слышишь? Не надо меня ни во что втягивать.

На красивом личике отразилось недовольство. Тень опустилась на глаза Марины, в них появился недобрый свет.

– Ты всегда так! – закричала подруга, не заботясь о том, что нас могут услышать. Внизу хлопнула дверца автомобиля. Даже не оборачиваясь, знаю, что это Костя. Он стоит там, под балконом и смотрит на нас. Осуждает. – Что бы я ни делала, для тебя всё недостойно. Ну конечно наша прекрасная Катерина Ангелова не может понять простых смертных. У неё другая жизнь. Принцесса не опускается до моего уровня. Так?!

Её слова больно проходятся по сердцу. Режут плоть частными уверенными движениями, словно хирург, орудующий скальпелем. Бьёт точно в цель.

– Зачем ты так? – чувствую, как от обиды начинаю задыхаться. Голос дрожит, в уголках глаз собираются глупые слёзы. – Я же никогда тебе ничего плохого не делала. Я даже сюда переехала только ради того, чтобы тебя поддержать. А ты…

– А что я? – пожимает плечами, будто реально не понимает ничего. Смотрит на меня. Зло. С презрением. Впервые вижу такой взгляд. Раньше Марина не позволяла себе ничего подобного. Или позволяла?

Напрягаю память, чтобы выудить из тайников что-то похожее, но не получается. Снова тщетно. Словно и не было другой жизни. До того случая много лет назад. До той жуткой ночи, когда нашла маму мёртвой…

– Я ничего, Катюш, – шипит Королёва. Она уже совсем рядом. Стоит, нависнув надо мной, сверлит глазами. – Просто хочу, чтобы ты помогла. По-настоящему, делом, а не тупой, бессмысленной болтовней. Хоть раз в жизни. Или слабо? Принцессы только на словах могут что-то делать, верно? Для действий у вас кишка слишком тонка. Ручки красивые, – берёт меня за запястья и сжимает, трясёт перед глазами, – замарать боишься. Как же. Тебе ими ещё картины писать. Шедевры свои за три копейки малевать, которые никому на хрен не сдались!

Больно. Но не от грубых прикосновений. Нет. От злости. Незаслуженной. Лютой. От той ненависти, что плещется в её глазах.

Я не заслужила. Ничем не заслужила такого отношения. Знаю ведь, что была хорошей подругой. Помогала, поддерживала. Делала всё, что в моих силах. Но мало. Недостаточно. Ей нужно больше. Намного больше, чем я могу дать…

– Отпусти, – приказываю. Впервые в жизни. Никогда раньше этого не делала, но сегодня решилась. Хватит! Довольно об меня ноги вытирать. Дёргаюсь в сторону, вырывая из жёсткого хвата свои запястья. Машинально растираю ушибленные участи. Знаю, что синяки будут. Кожа слишком нежная. – Я ухожу, – иду в комнату, проходя мимо застывшей Королёвой. Перед глазами летают противные мушки – предвестники слёз, а я стараюсь не замечать их. Игнорирую.

Замираю у входной двери всего на секунду. Знаю, что она стоит за моей спиной. Прожигает взглядом. Давит. Проклинает.

Оборачиваюсь. Медленно, продолжая держать осанку. Потому что так учили. Потому что по-другому не умею.

– Я попрошу отца приставить к дому охрану, – удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. Будто это не мне душу вывернули наизнанку. Будто не мои глаза горят от подступивших слёз. – Они обеспечат тебе безопасность, пока дядя Коля и тётя Яна не вернутся.

Марина молчит. Ждёт, когда уйду. Стоит в паре метров от меня, скрестив на груди руки.

– Пока, – выдавливаю на прощание и толкаю дверь.

Делаю шаг вперёд и проваливаюсь в темноту. Густую. Опасную. Пропитанную незнакомыми запахами.

Открываю рот в тщетной попытке закричать, но мне не дают. Чья-то тяжёлая, шершавая ладонь сжимает дыхательные пути, перекрывая доступ кислорода. Крик застревает в глотке, перед глазами возникают красные кружки, сознание покидает меня.

4. Ангел

Голова болит и ужасно хочется пить. Во рту вяжет, будто меня накормили горькими пилюлями. Притом, заставили съесть целую горсть.

Пытаюсь пошевелиться, растормошить отяжелевшие конечности, но не выходит. Руки и ноги словно прикованы цепями, спина болит от контакта с металлической спинкой стула.

С трудом разлепив веки, оглядываюсь по сторонам. Вокруг темно и сыро. Спертый запах режет лёгкие, выворачивает желудок наизнанку. Единственный источник света – одинокая лампа под голым потолком прямо над моей головой. Ни одного окна. Стены серые, покрыты какой-то вязкой жидкостью, которая поблескивает каждый раз, когда оказывается в зоне досягаемости тусклого электрического света.

Я одна в комнате. Рядом никого, кто бы мог помочь отвязать путы или объяснить, что происходит. В висках набатом бьёт паника, кожу показывает от мурашек.

Я не протяну здесь долго. В какой-то момент ужас накроет с головой, и я сломаюсь. Как тогда, шесть лет назад…

Что произошло? Как я здесь оказалась?

Эти вопросы выжигают все остальные чувства, отгоняют их на второй план. Сознание рисует образ Марины, её перекошено от ненависти лицо.

Подруга кричит, обвиняет меня в бездействии. Я решаю уйти. Открываю дверь в надежде, что в подъезде меня уже ждёт Костя. Он слышал её крики и пришёл ко мне на помощь. Сейчас мы сядем в машину и поедем домой. Туда, где меня никто не обидит. К папе. Но всё это остаётся лишь мечтой. За дверью меня поджимает вовсе не Костя.

Не его руки больно стискивают мою талию, выжимая из слабого тела все силы. Не его запах врезается в нос, вызывая приступ удушья и аллергический кашель. Не его ладонь сжимает мне рот, не давая позвать на помощь…

А Марина?

Она рядом. Стоит и смотрит на то, как я медленно теряю сознание. Только перед тем, как отключиться, слышу знакомый голос:

– Я выполнила свою часть уговора. Вы больше не тронете нас?

– Демон слов на ветер не бросает, – отзывается мужчина. А потом всё исчезает…

Она подставила меня! Марина. Подставила. Меня.

Слёзы начинают щипать глаза, к горлу подступает ядовитый ком предательства. Она специально уговорила меня остаться. Но почему? За что? Я же ничего ей не сделала…

И, кто этот Демон? Зачем я ему?

Вдруг, тишину разрезает скрип открывающейся двери. Металл ударяется об бетон, оглушительный грохот разносится по пустому помещению.

Старательно вглядываюсь во мрак, пытаясь разглядеть врага. Меня всю трясёт от страха, зубы стучат подобно кастаньетам, отбивают бешеный ритм сердца.

Шаги. Медленные. Уверенные. Они звучат везде, повсюду. Эхом отзываются в голове, раздирая барабанные перепонки. Чем ближе они от меня, чем меньше и беззащитнее себя чувствую. Связанная, слабая, беспомощная. Они меня сломают. Раздавят и не поморщатся. Воображение, будто специально, начинает рисовать картины. Жуткие. Кровавые. Одна ужаснее другой.

От напряжения нервы не справляются. Начинаю кашлять. Много. Безостановочно. Дышать тяжело. Ощущение словно кто-то душит, сдавливая шею, вонзая ледяные пальцы в глотку…

На меня опускается тень. Огромная. Массивная. Пахнущая сигаретным дымом и алкоголем.

От такой угарной смеси, глаза начинают слезиться. Или это я плачу?

Влага стекает по щекам, оставляя на них горячие солёные следы. А я не могу пошевелиться. Не могу заставить себя посмотреть наверх, в глаза своего кошмара.

– Ну, здравствуй, Катенька,  – глубокий мужской голос, ударяет по оголенным нервам.

Кашель пропадает, вместе с ним замирает и моё сердце. Энергетика незнакомца придавливает меня к полу, превращая в жалкую букашку. По сути, я для него и есть насекомое. Маленькое. Незаметное. Ему ничего не стоит расплющить меня. Выжать как лимон и выбросить за ненадобностью.

– Наконец-то, мы с тобой встретились, – произносит он, разгоняя ужас по телу. Голос его тихий. Хриплый. Угрожающий. – Я уже заждался тебя, девочка…

Он уже совсем близко. Стоит напротив, подобно неприступной горе. Перед глазами всё плывёт, но его обнажённую грудь вижу слишком отчётливо. Загорелая кожа, под которой прячутся стальные мышцы. Таких огромных людей мне ещё не приходилось встречать. Даже дядя Миша – начальник нашей службы безопасности, бывший спецназовец, кажется ребёнком по сравнению с этим. Что ж говорить обо мне, малютке?

Незнакомец выпрямляется, из-за чего свет падает прямо на него. Точнее, на татуировку. Большую, покрывающую всю грудную клетку.

Орёл. Раскинув крылья, хищник стремительно летит вниз. Если он достигнет своей жертвы, ей уже ничто не поможет. Как и мне…

– К-кто вы? – мой голос предательски дрожит, выдавая все истинные чувства. Трясётся как одинокий лист на обветриваемой стороне улицы. Ещё одно движение, и он сорвётся. Упадёт в пропасть и исчезнет. Навсегда.

Мужчина смеётся. Зло. Устрашающе. Его огромная грудь дрожит от вибраций, из-за чего орёл кажется совсем настоящим. Живым. В отличие от Демона, что стоит напротив меня.

Внезапно, он хватает меня за волосы. Сдавливает шею каменными пальцами, стискивая до синяков. Тянет назад, попутно выдирая несколько волосков. Закидывает мою голову, вдавливая в жёсткую спинку стула. Позвоночник начинает ныть от такого положения, по телу проходится судорога.

Рыдания слетают с губ вместе с болезненным стоном. Стиснув зубы, прикусываю язык до крови. Неприятный металлический привкус разливается по ротовой полости, вызывая приступ рвоты.

– Я – твой ночной кошмар, Ангел, – шепчет Демон, прижавшись своей колючей щекой к моей. Вдавливается до боли, до мелких порезов на моей коже.

Резко, как и до этого, отстраняется. Но не отпускает. Продолжает сжимать шею, оставляя на ней ярко-бурые следы ненависти и жестокости.

Тянет меня на себя, из-за чего стул становится на передние ножки. Начинает неуверенно балансировать на бетонном полу. Но я уже ничего не чувствую. Смотрю в злые янтарные глаза Демона, которые пожирают меня, раздирают на части. И не могу выдавить ни звука.

– Я, – шепчет он, прижавшись лбом к моему, – твоё личное проклятие, Катя…

5. Демон

Найти девчонку оказалось даже проще, чем я думал. Всего-то надо было прижать нужных людей, надавить куда следует, подкупить пару человек и ждать. Терпеливо ждать.

Катерина Владимировна Ангелова – единственная наследница империи «СтройГрад». Гордость отца. Его сокровище. Драгоценность, которую я уничтожу. Размозжу собственными руками. Разотру в порошок и верну обладателю. Без шанса на восстановление.

Стоит подумать о том, что буду делать с малышкой, тело наливается свинцом, руки горят от желания убивать. Крошить. Уничтожать. Я заставляю Ангелова пережить всё то, через что пришлось пройти мне. Ублюдок ответит за каждую секунду моего заточения в аду, за каждый миг агонии и боли. Моя месть будет жестока. Безжалостна. Беспринципна, как и он сам. Как и вся его жизнь. Как и его преступления.

Я не умею прощать. Ровно так же, как и не умею забывать. Моя память – это закладная его будущих мучений. Цена, которую придётся заплатить не только Ангелову, но и его любимой дочурке.

– Всё на мази, – Ровный садится рядом и берёт со стола сигару. – Подруга готова нам помочь, – чиркает зажигалкой, зажав гавану между губ. – Та ещё шлюха, скажу тебе. За деньги готова продать кого и что угодно.

Слушаю рассказ, прикрыв веки. Музыка, что доносится с нижних этажей клуба, успокаивает, помогает расслабиться. В кабине царит полумрак, работает только неоновая подсветка.

Сегодня мне хорошо. Я спокоен. Воспоминания не мучают. Притихли в ожидании сладкого десерта. Месть – то блюдо, которое подают холодным. Я предпочитаю его со сливками. Воздушными, сладкими, приправленными ядом.

– Бурый надавил на неё, – не получив ответной реакции, продолжает Ровный. – Прижал к стенке, вот она и согласилась. Запела таким соловьём, что с трудом заткнули. Кажется, сука была совсем не против избавиться от подружки. Вот тебе и пример женской дружбы…

Заинтересовавшись, чуть приподнимаю веки. Смотрю на лысого, а у самого перед глазами образ Ангеловой. Её фотографии, что лежат в моём сейфе, возникают перед мысленным взором, заполняя вены огнём. Хочу её. Сильно. Во все щели. Так, чтобы орала подо мной. Умоляла трахнуть.

В штанах вмиг становится тесно. Член встаёт колом, надавливая на ткань джинсов. Чертыхаюсь сквозь зубы и беру в руки телефон.

– Отправь ко мне Жанну, – бросаю короткий приказ и отключаюсь.

Ровный начинает суетиться. Тушит сигару и поднимается на ноги.

– Ладно, пойду я, – переминается с ноги на ногу. Хочет что-то сказать.

– Чего тебе? – бросаю устало.

– Если Ангелов пронюхает… – вздыхает и отводит взгляд в сторону. – Ты уверен, что хочешь этого?

Раздражение тяжёлой волной поднимается по спине и накрывает голову чёрным дымом. Резко подавшись вперёд, простреливаю подчинённого одним из своих демонических взглядов.

– Я хоть раз, – говорю медленно, выплёвывая слова сквозь зубы, – давал тебе повод усомниться? Хоть раз было такое, чтобы я ошибся?!

Ровный дёргается как от удара, но виду не подаёт. На лице маска суровости, в зелёных глазах ни намёка на страх.

– Нет, – чеканит он. – Ты прав. Всё будет сделано в лучшем виде, – кивает и направляется к двери.

На пороге его встречает Жанна – моя личная дырка для разрядки. Единственная, которой удалось задержаться в моей постели дольше трёх ночей. Вот она всегда знает, как доставить мне удовольствие.

Прикрыв за собой дверь кабины, девушка подходит ко мне. Замирает в метре. Хорошая девочка. Нельзя трогать Демона, пока он сам не прикажет.

– Раздевайся, – протягиваю лениво.

Слышу шорох открывающейся молнии, голубое платьице летит вниз лёгким облачком. Брюнетка остаётся стоять в одном кружевом белье и чулках. Медовая кожа отливает бронзой, соски призывно тянутся ко мне.

Вскидываю руку ладонью вверх и маню малышку. Цокот каблуков по деревянному полу режет слух, но не сильно. На плечи опускаются маленькие женские ручки. Пальчики уверенно сминают мышцы, играются с ними сквозь ткань футболки.

Ещё секунда, и проворные ладошки ползут вниз, к пряжке ремня. Изголодавшийся по ласке болт вырывается на волю, ложится в холодные руки Жанны.

– Соси, – выдыхаю в тёмную макушку девушки и откидываюсь на спинку дивана.

Умелые губки касаются головки, вбирают её в рот, доставляя удовольствие. Закрываю глаза, а в мыслях снова возникает фарфоровое личико Ангела. Представляю, будто это её ротик рассекает мой член. Держусь ещё пару минут, и кончаю, заливая глотку Жанны потоками горячей спермой.

Ничего, Ангелова. Недолго осталось мне ждать. Скоро ты будешь забавлять меня, вымаливая грехи дорогого папочки.

6. Ангел

Не знаю, как мне хватило смелости пережить первую встречу с Ним и не умереть. Демон. Настоящий. Лютый.

Хватило одного взгляда в его мёртвые глаза, чтобы понять: такой не отпустит, не позволит уйти. Ему не нужны деньги моего отца. Он не станет требовать выкуп или что-то ещё. Ему нужна я…

Его слова до сих пор звучат в голове грозным рычанием:

– Я – твой ночной кошмар, Катенька…

Катенька… Так меня только мама называла. Даже папа не позволяет себе называть меня этим ласковым именем. Никогда. А он смог. Ему разрешения не нужны.

Несмотря на то, что меня давно отвязали, не могу заставить себя встать. Тело затекло от долгого сидения на одном месте, следы от жёстких верёвок горят огнём. Синяки останутся. Много синяков.

Если выживу, никогда не смогу смыть с себя воспоминания о Нём и этом месте. Настоящий ад. Преисподняя, в которой правит безумный Демон.

Паника медленно подкрадывается к горлу, застревая где-то в области сердца. Прижав дрожащие руки к груди, стараюсь согреться. Растираю ледяную кожу, умоляя, чтобы свет не выключился. Мой единственный источник веры и надежды – одинокая лампа. Больше у меня ничего нет.

Закрываю глаза и начинаю молиться. Медленно, призывно. Только бы меня нашли. Только бы вызволили из лап Демона…

Сквозь пелену страха улавливаю шум приближающихся шагов. Распахнув глаза, с ужасом смотрю на железную дверь.

На этот раз, она открывается спокойно. Белый свет бьёт в глаза, выжигая зрение, ослепляя. Поднеся ладони к лицу, вжимаюсь в спинку стула, мечтаю слиться с ним, стать невидимой, недоступной. Недосягаемой для Него…

– Чего расселась? – незнакомый голос режет слух. Чья-то ладонь падает на плечо и начинает тормошить. Трясёт, будто тряпичную куклу, вызывая новый приступ рвоты. – Вставай, давай!

На миг отпускает. Ждёт, что подчинюсь. А я не могу. Не получается. Хочу подняться, только ноги не слушаются. Окаменели, приросли к полу.

– Глухая или прикидываешься? – мужчина начинает злиться. Выплёвывает смачное ругательство, хватает меня за предплечье и тянет за собой. – Нашли, блять, няньку. Я вам что, воспитатель что ли?! С девками тут заниматься. Шагай вперед! – рычит на меня и тащит на выход. К свету.

Мы оказываемся на улице. Яркий солнечный луч бьёт прямо в глаза, ослепляя, обжигая кожу. От того, что снова могу дышать, голова начинает кружиться. Чистый воздух бьёт по мозгам, опаляя дыхательные пути. Ноги подкашиваются, и я оседаю на землю сломанной марионеткой.

Слёзы брызжут из глаз, заливая лицо. Катятся вниз по шее, капают на белую футболку. Под руками чувствую холодную ещё не прогретую почву. Между дрожащими пальцами проходят нежные травинки, щекочут кожу дрожащих ладоней, напоминают, что жива.

– Ты чего это? – слышу над головой удивлённый мужской голос. Вскидываю голову, стараясь не тревожить больную шею, и замираю. Надо мной, подобно великану, склонился мужчина. На его грозном, лишённом намёка на человечность, лице застыло выражение недовольства. Гладкая лысина блестит и переливается на солнце, тонкие губы сжаты в жёсткую линию. – Ходить, что ли разучилась? Или ждёшь, что тебя, как принцессу, на руках понесу?!

– Н-нет, – выдавливаю из себя, борясь с очередным приступом паники.

– Поднимайся! – приказывает лысый, скалясь. – Живо!

Приходится подчиниться. С трудом, заставляю себя встать на ноги, несмотря на жуткое головокружение. С каждой секундой чувствую, как череп сдавливает мозг, приближая момент приступа. Запоздало вспоминаю, что в последний раз пила таблетки утром того дня, когда Марина отдала меня им. Все лекарства, включая и мой ингалятор, остались у неё дома.

– П-простите, – решаюсь задать вопрос. – К-какой сегодня день?

Лысый замирает в у подножия лестницы. Прямо напротив огромного особняка. Оборачивается, смотрит на меня как на сумасшедшую. Мол, девочка, ты серьёзно? Тебя это сейчас волнует?

– Пятница, – протягивает после секундного размышления. – Третье июня.

Машинально киваю, позволяя вести себя дальше. Два дня. Я провела в этом жутком склепе два дня…

Как? Раньше всего пары минут в темноте и холоде было достаточно, чтобы стало плохо. Я теряла сознание и могла пролежать в беспамятстве несколько дней. Один раз, даже в кому впадала. А тут целых двое суток и всё ещё не умерла. Чудо или проклятие?

Единственное, что не давало мне сломаться и сохраняло рассудок – это вера в папу. Он найдёт меня. Обязательно найдёт. И вытащит из этого ада. Как и тогда, в день смерти мамы. Он не позволит, чтобы со мной что-то случилось…

Лысый заводит меня в дом и тащит по коридору. Наши шаги приглушают дорогие персидские ковры, которыми устланы полы особняка. В воздухе витает аромат свежих цветов. Кажется, розы. Мама их очень любила. Запах, который исчез из нашей жизни вместе с ней.

Наконец, мужчина замирает у одной из комнат. Поворачивает ручку и, открыв дверь, толкает меня внутрь. Несильно. По крайней мере, для него. Для меня же этого точка оказывается достаточно, чтобы зацепиться ногой за порог и провалиться на пол, выставив перед собой руки.

Болевой шок проходит, когда понимаю, что разодрала ладони. Слёзы скатываются по щекам и падают на белый пол, совсем рядом с кровавой каплей.

– Блять, – слышу за своей спиной, но не оборачиваюсь. Не хочу видеть перекошенного лица преступника. – Сиди тихо, – гаркает лысый, закрывая дверь. – Демон скоро приедет.

7. Ангел

Несколькими месяцами позже 

Лежу на больничной койке и бесцельно смотрю в окно. Маленькое такое на противоположной стене. Оно совсем не похоже на те, что стоят в моей комнате. Огромные на всю стену, покрывающие часть потолка, чтобы впускать максимум света. Можно часами не спать, наблюдая за бескрайним полотном звёздного неба или высматривать в сумрачной дали созвездия. Совсем как раньше. С мамой…

Я так мало помню её. Словно и не было двенадцати лет любви и счастья. Они поблекли в памяти, стёрлись под действием лекарств и… страха. Кажется, он был со мной всегда. Каждую секунду моей жизни. Везде. Где бы ни находилась. С кем бы ни была. Ужас постоянно шёл по пятам.

Чувствую, как по щеке катится слеза. Одинокая. Единственная. Она ползёт по синякам, что приобрели уже зеленовато-желтый оттенок, а у меня нет сил даже смахнуть её. Стереть доказательство своей слабости. Не двигаюсь. Руки и ноги отказываются повиноваться, а мозг… Он тоже молчит. Не реагирует. Сломался. Перестал соображать.

Я не здесь. Меня тут нет. И никогда не было. Это тело… Разбитое. Слабое. Оно не моё. Не может быть моим.

Когда впервые увидела себя в зеркале, не выдержала. Потеряла сознание прямо там, в ванной. Пролежала на холодном кафеле около получаса, пока меня не нашла медсестра. После того случая от меня не отходят ни на шаг. Рядом постоянно находится сиделка, а за дверью палаты дежурит охрана. Много охраны. Кажется, они везде. Папа распорядился. Думает, что таким образом сможет защитить меня. Будто несколько десятков тренированных телохранителей могут вернуть меня прежнюю.

Сквозь искусанные губы слетает тихий стон. Тянется до тех пор, пока не превращается в крик. Дрожащими пальцами сжимаю одеяло. Ногти вонзаются в кожу ладоней, оставляя на ней тонкие кровавые полумесяцы, а я всё вою. Не переставая. Не могу замолчать. Не получается.

– Катерина Владимировна, – настойчивый зов медсестры врывается в хаотичный рой мыслей, разгоняя жуткие образы. Голоса в голове затихают и растворяются в воздухе, пропитанном запахом лекарств. – Посмотрите на меня. Всё хорошо. Слышите?

Чужие руки держат меня за голову, не дают отвернуться. Отчаянно пытаюсь вырваться.

– Нет! Нет! – кричу изо всех сил, пытаясь отстраниться. Закрыться. – Не надо! Умоляю! Не надо!

А внутри пожар полыхает. Раскалённая лава по венам течёт, превращая меня в огарок. Жалкий. Обгоревший.

Сколько бы ни плакала, всё равно не помогает. Это пламя не потушить. Ничем. Оно будет гореть до тех пор, пока не оставит от меня один лишь прах. Небольшую горку пепла как символ того, что я была когда-то. Очень давно. Живая и полная надежд на будущее. Что были мечты, планы…

Но ничего не осталось. Внутри пустота.

Больше нет Кати. Катя умерла вместе с не родившимся малышом.

Боль в руке немного отрезвила. Острое покалывание и ощущение, будто под кожу что-то вводят. Успокоительное. Снова.

– Тише, тише, – словно в подтверждение моих догадок, слышу голос женщины. – Сейчас всё пройдёт. Дыши, милая. Ты только дыши. Тебе полегчает.

Хочется заорать. Да что вы все понимаете?! Откуда вам знать, что я чувствую?!

Не пройдёт! Не закончится. Никогда не закончится. Я уже не справлюсь с этим. Не вспомню. Не переживу. Авария забрала у меня всё. Я осталась там, среди груды искореженного металла и крови. Навсегда. Навеки. Вечная пленница одной тёмной ночи.

Лекарство начинает действовать. Потихоньку тело немеет, ощущения притупляются. Я словно под кайфом. Ничего не понимаю, но не перестаю чувствовать.

Веки тяжелеют, меня клонит в сон. Ненастоящий. Искусственный. Без сновидений.

Воображение начинает рисовать разные образы. Блеклые. Чёрно-белые. Не знаю, связаны они с реальностью или нет. Возможно, это лишь результат работы транквилизаторов. Но я вижу маму. Такую, какой запомнила её. Живую. Красивую. Улыбающуюся.

Она зовёт меня. Губы её шевелятся, а вот голоса не слышно. Он не доходит до меня. Не пробивается сквозь вакуум безысходности и отчаяния.

Я тянусь к ней. Отчаянно бьюсь об стеклянные стены аквариума, в который меня поместили. Барабаню по ним кулаками. Ломаю кости. Кожа лопается, оставляя на прозрачной стене кровавые разводы. Меня мутит. Не переношу вида крови. Желудок сворачивается в трубочку, спазмы душат.

– Что с моей дочерью?! Что вы с ней сделали?! 

Папа? Это его голос. Но откуда? Неужели он тоже там, с мамой? Они зовут меня. Зовут к себе. Но… Мама ведь умерла. Отец не может быть с ней. Это невозможно.

Противный писк перекрывает родной голос. Перебивает все остальные звуки. Он звучит везде. Заполняет собой пространство вокруг, вклинивается под черепную коробку, царапает по мозгу.

Дышать становится тяжело. Будто что-то давит на лёгкие. Какой-то невидимый груз. Он лежит на мне пластом, не давая вдохнуть. Может, это Он вернулся? Снова обнимает меня, стискивает в своих надёжных объятиях.

– Немедленно покиньте палату! У нас остановка сердца… 

Я снова маленькая. Чистая, невинная девочка, какой была когда-то. Мама рядом. Смотрит на меня своими прекрасными голубыми глазами и улыбается. Широко. Открыто.

– Я так соскучилась по тебе, Катенька, – её тихий мелодичный голосок ласкает слух. Нежные руки касаются моих щёк, опаляя их материнским теплом. Будто трепет крыльев бабочек. Лёгкие, невесомые прикосновения не ранят. Не причиняют боли. – Какая же ты у меня красавица. Совсем взрослая стала.

Из глаз снова полились солёные реки. Мама ласково стирает их, не сводя с меня любящего взгляда.

– Моя маленькая девочка, – произнесла с тоской, от которой сердце утонуло в новой порции боли. – Что же они с тобой сделали… Моя принцесса. Мамина радость…

– Т-ты заберёшь меня? – спросила, прижавшись к родной груди. Крепко-крепко, до остановки дыхания. – Забери меня, пожалуйста. Я больше не могу.

Тяжёлый вздох прошёлся по телу мамы и передался мне. Вскинув голову, заглянула ей в глаза.

– Они уничтожили меня, мам. За что? Что я сделала? За что он так со мной?

Удар в солнечное сплетение заставил меня замолчать. Словно молния пронзила насквозь. Прошла сквозь рёбра и вылетела из-за спины. Ноги подключились, я медленно осела на пол оранжереи. Силы покинули меня, и только мамины руки не давали упасть. Она держала меня за плечи, шепча что-то. Но я не слышала. Другие незнакомые голоса звучали намного громче. Они кричали. Звали меня. Тянули обратно.

– Мам, не отпускай! Только не отпускай меня, пожалуйста. Я не хочу…

– Ваше время ещё не пришло, Катюш. Ты должна вернуться. К нему. Ты нужна ему. Нужна им обоим.

И она отпустила. Исчезла также внезапно, как и появилась. Ушла, оставив меня посреди розовых кустов. Одну. Потерянную и никому не нужную…

– Поднять напряжение до пяти тысяч! Ну же, девочка! Не сдавайся!

8. Ангел

3 года назад 

Париж, Франция

– С днём рождения тебя, принцесса, – из телефона доносится папин голос. Тихий. С тяжёлым придыханием, выдающим болезнь. А я слушаю и не могу сдержать улыбки. – Когда ты вернёшься домой? Мы соскучились по тебе, Катюш…

От его слов сердце колотится как сумасшедшее, на глаза набегают слёзы. Я уже забыла, когда плакала в последний раз. Думала, разучилась. Но нет. Вот они – глупые солёные капли. Текут по лицу и капают на чертёж, размазывая чёрный грифель по ватману.

Прижимаю ладонь ко рту, чтобы подавить всхлип, так и стремящийся сорваться. Молчи, Катя. Не надо, чтобы папа волновался. Ему нельзя. После второго удара, врачи напрочь запретили тревожить его. Говорили, не справится, не выкарабкается. А он смог. Преодолел болезнь.

– Папа, – выдыхаю вместе с болью и тревогами, что занозами сидят на сердце. – Я так рада слышать тебя…

Бросаю карандаш на стол и поднимаюсь. Три шага и уже на балконе. Маленьком, с видом на парк.

Яркая луна сияет на чистом небе, зачаровывая своим холодным, но манящим светом. Кроны деревьев медленно движутся в такт дыханию ветра. Весна в самом разгаре. В воздухе уже витает аромат цветов и вкусно пахнет выпечкой, что продают за углом.

– А я-то как рад, принцесса, – смеётся он, вызывая у меня новый поток рыданий. Глупая. Боже, какая же я глупая! Двадцать один год, а вырасти так и не смогла. Осталась там, в глубоком детстве. – Аня тоже поздравляет тебя. И тётя Люба. Мы все с нетерпением ждём тебя на каникулы. Ты же приедешь? Хоть в этом году…

Пульс замедляется при мысли о том, что мне придётся вернуться в Россию. На миг даже дышать становится труднее, словно что-то застряло в горле. Встало поперёк трахеи и не даёт воздуху попасть в лёгкие.

Сглатываю ком вместе с этим тянущим чувством неопределённости и грусти. Вжимаюсь спиной в холодный камень стены и подставляю лицо весеннему ветерку. Позволяю ему разметать длинные волосы, выдернуть непослушные пряди из причёски.

Вдох, выдох, Катерина. Всё хорошо. 

У тебя ВСЁ ВСЕГДА ХОРОШО. 

Поддаюсь приказу, звучащему в голове. Выдыхаю через нос и смотрю в даль, на ночной город.

За два года Париж стал мне домом, моей сбывшейся мечтой, которая помогла определиться в жизни. Он подарил мне второе дыхание именно тогда, когда я так сильно в нём нуждалась. Здесь я собрала себя из остатков прошлого и снова научилась мечтать. Однажды я обязательно наберусь смелости и скажу папе о желании обосноваться во Франции навсегда.

Когда думаю об этом, губы сами собой складываются в улыбку. Хочется петь и танцевать, потому что бабочки в животе машут своими крылышками так часто и интенсивно, что боюсь взлететь. Ещё немного, всего один малюсенький взмах, и я оторвусь от земли. Вверх. Туда, к звёздам…

– Катюш? Ты меня слышишь?

– Да, папуль, – спешу его успокоить. – Я слышу. Прости, задумалась немного. Конечно же, я приеду. Вот, закрою сессию и сразу к вам.

Говорю это, а внутри, будто отторжение идёт. Даже не знаю, откуда оно взялось. Ну, вот не хочется домой. Совсем-совсем. Но надо. Понимаю, что надо. И не противлюсь. Не могу себя пересилить.

У тебя всё есть. Всё, о чём другие даже мечтать не смеют. Ты счастливая, Катя. Очень счастливая девушка. 

Это установка, которой я должна следовать. Приказ, которому нельзя не повиноваться. Не знаю, откуда он, но выполняю. Вот уже три года живу по этому правилу.

– Я так рад, милая! – в голосе папы слышу неподдельный восторг, и всю грусть как рукой снимает. Главное, что у него всё в порядке. Ради его счастья я потерплю небольшую разлуку с любимым. Это даже пойдёт нам на пользу. Проверим свои чувства, утвердимся в них.

Проговорив ещё пару минут, пожелали друг другу спокойной ночи и распрощались. Я вернулась в комнату и принялась рассматривать испорченные участки картины. В местах, куда попали слёзы, уголь немного растёкся, выцвел будто. Словно холст под дождём побывал или потоп пережил.

– Вот, что со мной не так? – простонала, прикусив нижнюю губу. – Расплакалась на пустом месте и картину чуть не испортила…

Стук в дверь не даёт закончить мысль. Оставив всё как было, мчусь встречать гостя. Знаю, кто там. Только один человек может заявиться ко мне в такой час.

Распахиваю входную дверь и падаю в надёжные объятия Саши, заставляя парня засмеяться. Его запах сладкий с цитрусовыми нотками заполняет дыхательные пути, дарит ощущение праздника. Каждый раз, когда он рядом мне кажется, будто все беды вмиг исчезают. Саша – мой маяк во мраке ночи, моя опора и защита. Моя первая и единственная любовь.

– С днём рождения, любимая, – выдыхает он, щекоча моё ухо. Его мягкие губы касаются щеки. Он улыбается. – Мчался к тебе через всю страну, чтобы не опоздать. Надеюсь, никто не успел раньше меня?

Чуток отстранившись, смотрю на него снизу вверх (Сашка выше меня на целых двадцать сантиметров) и смеюсь. Действительно, выглядит так, будто преодолел не одну сотню миль. Светлые волосы, всегда уложенные в модную причёску, безнадёжно придавлены защитным шлемом. На лице отпечаток усталости, под красивыми голубыми глазами пролегли тени – свидетели бессонницы.

– Боюсь, ты безнадёжно опоздал, – привстаю на цыпочки и целую его в подбородок. Аккуратная бородка Саши немного колется, но мне это нравится. – Папа звонил. Как раз перед твоим приходом.

– Ну, – протягивает, делая вид, что задумался. – С папой соревноваться я не буду, – подхватывает меня на руки. Легко, словно я ничего не вешу. И вносит в дом. – Я скучал по тебе, конфетка.

– Я тоже скучала, Саш. Очень-очень.

Наши губы находят друг друга и сливаются в поцелуе. Нежном. Сладостном. Осторожном.

Саша не требует ничего. Не ожидает от меня проявлений бурной страсти или бешеной экспрессии. Он просто ждёт. Терпеливо. Спокойно. И не торопит меня, что самое важное. Ему не нужно, чтобы я стала для него кем-то другим. Не такой, какая есть на самом деле. Саша принимает меня. Всю. Со всеми странностями и закидонами. Разве, не в этом заключается смысл любви?

Со мной на руках, парень опускается на диван. Наши головы оказываются на одном уровне. Прижавшись к нему лбом, перебираю пальцами кулоны на его шее. По типу тех, что обычно носят военные.

– Катюш, – зовёт любовно, заставляя заглянуть себе в глаза. – Даже не спросишь, что за подарок я тебе приготовил?

– Ты здесь, – обхватываю лицо любимого руками, провожу большими пальцами по его скулам. – Больше мне ничего не нужно.

В его взгляде вижу гордость и счастье. Искреннее такое. Почти детское.

Перехватив мои запястья, подносит их к губам и по очереди целует.

– Я люблю тебя, конфетка, – шепчет он, не отрывая губ от глубокой тонкой полосы пореза. – Хочу всегда быть рядом с тобой, Кать. Каждую секунду твоей жизни. Чтобы каждый день засыпать и просыпаться рядом с тобой. Видеть, как ты пишешь свои картины и раскидываешь по комнате карандаши. Хочу защищать тебя, Катюш. Оберегать от всего плохого, что есть в этом мире, – Саша смахивает с моей щеки непослушную каплю и нежно целует в висок. – Катерина Владимировна, ты выйдешь за меня замуж?

9. Демон

Встреча подходила к концу, а мои мысли всё никак не хотели подчиняться обычному ходу. Словно что-то засело в голове безумной занозой, не давая думать ни о чём другом.

Три года… Прошло уже три, мать его, года, но жжёт так, будто это было вчера. Воспоминания раскаленной лавой текли по венам, уничтожая всякие попытки заблокировать, закрыть, не вспоминать. Она стояла перед глазами. Всегда. Куда бы ни поехал, чем бы ни занимался. Она была везде.

Стоит только закрыть глаза, как передо мной возникает фарфоровое личико куклы и её огромные, полные слёз, глаза. Чёрт возьми, я не собирался калечить девчонку. Не хотел убивать её. Мне нужно было тело малышки. Ничего более. Трахнуть и забыть. Но не вышло. Не вышло, мать её!

Ангелов снова постарался. Замял дело о болезни единственной дочери, зашифровал её так, что ни один частный детектив не докопается. И что вышло?

Скотина! Урод, каких ещё поискать. Думал таким образом вывести меня на жалость? Хотел заставить отказаться от мести?

Ха. Если это так, то он ещё более конченый мудак, чем я. В отличие от него, я не врал и не притворялся. Не проникал в его дом под видом друга. Не искал с ним путей сближения.

Воспоминания надоедливыми мушками запрыгали передо мной, возвращая на годы назад. Сколько времени уже прошло?

Десять лет? Одиннадцать?

Моему сыну уже мог исполниться двенадцатый год. Если бы не Ангелов и его грязные амбиции…

Не рассчитываю силы и крошу в руках ручку. Ломаю, словно сухую ветку. На части. Пополам. Разжимаю ладонь и бросаю остатки канцелярской принадлежности на зеркальную поверхность стола. Чувствую на себе сверлящие взгляды присутствующих.

Вскидываю голову, заставляю себя улыбнуться.

– Лиза, – стараюсь придать голосу максимум мягкости, – уберите, пожалуйста. И подайте мне новую ручку.

– Думаю, – неловкую паузу заполняет Рустам – мой близкий друг и бизнес партнёр в одном лице, – пора приступить к подписанию договора. Если вопросов больше нет, мы готовы заключить соглашение с «МорСайт Групп».

Гости закивали болванчиками, переговоры подошли к своему логическому завершению. Можно выдыхать. Ещё несколько минут, и пытка в душном конференц-зале закончится.

– Поздравляю нас с успешным началом новой главы! – протягиваю Львову руку и сжимаю увесистую ладонь бывшего боксёра. Кажется, все наши ребята решили податься в бизнес. Зализывают шрамы лихой молодости, разбрасываясь заработанными миллионами направо и налево.

Зелёные глаза с хищным блеском вылавливают мой взгляд, тонкие губы партнёра растекаются в животном оскале. Когда-то давно мы были соперниками на ринге. Один раз ему даже удалось уложить меня на лопатки. Всего раз, но Лев не забыл. Триумф ещё кружит ему голову, несмотря на прошедшие годы.

– С началом взаимовыгодного сотрудничества, господин Уваров, – продолжает светить золотой улыбкой. – Рад снова видеть тебя. Сколько времени прошло?

Смотрю на него с показным спокойствием, в то время как внутренний Демон начинает медленно пробуждаться после долгой спячки. Чую ложь и притворство на расстоянии. Ненавижу, когда пытаются играть со мной.

– Достаточно, чтобы многое осмыслить, – произношу медленно, – но слишком мало, чтобы забыть. Надеюсь, – повышаю голос и поворачиваюсь лицом к камере, – этот проект станет одним из многих наших совместных работ. От себя лично и от имени компании «СтройГрад» приглашаю вас всех в ресторан, чтобы отметить начало строительных работ.

Покидаю зал последним. Не люблю больших скоплений людей. Сразу начинаю задыхаться, будто возвращаюсь в крохотную тюремную камеру, откуда нет выхода и спасения. Тогда, одиннадцать лет назад, думал, что не выживу. Не смогу вынести заточения. Сломаюсь под давлением горя и чувства вины. Но нет. Я оказался даже сильнее, чем мог себе представить. Выкарабкался. Не сдох. Назло ему. Назло всем своим врагам. Выбрался, чтобы отомстить.

И я это сделал. Уничтожил всё самое ценное, что было у Ангелова. Забрал и осквернил его сокровище. Его драгоценную единственную дочь.

Только легче не стало. Не смог забыть её испуганное личико. Не получилось выкурить из памяти нежный аромат девичьей кожи. Она стала моим проклятием. Новым рубцом на моей стене скорби…

Телефонная трель застала меня у входа в кабинет. Полез в карман брюк и выудил оттуда новенький смартфон – подарок от крестника. На экране отобразились его номер и улыбающееся лицо. Кажется, этого парня ничто не изменит. Как был романтиком с розовой ватой вместо мозгов, так им и остался. Только взрослее стал. Вымахал под два метра ростом. Почти как я.

– Слушаю, – принимаю вызов и захожу в кабинет.

Полумрак ультрасовременной комнаты с панорамными окнами поглощает меня без остатка. Прохожу мимо чёрного кожаного дивана и сажусь за массивный дубовый стол.

– И тебе привет, дядь Дим, – смеётся неунывающий оптимист. Голос дрожит, словно хочет что-то сказать, поделиться чем-то важным, но не решается. Неужели трусит? – Как дела?

За двадцать два года жизни Саши, большую часть которой он заменял мне сына, я успел изучить его вдоль и поперёк. Знаю его, как облупленного. Каждую интонацию, каждую паузу. Он для меня как открытая книга.

Поэтому, пропускаю бессмысленный вопрос мимо ушей. Не люблю пустой трёп.

Облокотившись на тёмную поверхность стола, хмурю густые, слегка тронутые сединой, брови. Лоб пересекают глубокие морщины, мелкие шрамы на левом виске становятся отчётливее.

– В чём дело, Саш? Что с голосом?

На заднем плане слышится копошение. Шорох, будто кто-то бумаги перебирать. А затем женский голос. Тихий такой, спокойный. Мелодичный голосок, при звуках которого сердце в груди переворачивается и падает к ногам.

– Саш, ты долго? Я уже готова… 

Холод пробегает по спине, заползая под кожу и проникая в плоть. Бусинки пота выступают над верхней губой, теряются в густой тёмной бороде.

Это она. Моя кукла. Катерина Владимировна Ангелова. Моя несостоявшаяся месть. Но… как? Как, чёрт возьми?! Она же исчезла. Ангелов постарался. Избавился от девчонки сразу же, как организовал на меня облаву. Я искал её три года. Три. Мать его. Года. И ничего. Никаких зацепок.

– Дядь Дим, – запинается крестник, возвращая из далёких далей. Тяжело выдыхает и вонзает кол прямо в спину. – Тут такое дело. Я женюсь.

10. Ангел

– Я приеду сразу, как решу вопросы с выставкой, – пообещал Саша, переплетая наши пальцы. Мы стояли у входа в аэропорт. До моего рейса оставалось чуть больше часа.

– Обещай, что не задержишься, – прошу я, глядя любимому в глаза. Впервые за всё время нашего знакомства, мне предстоит уехать от Саши. Далеко. В другую страну. Страшно как-то. Даже не знаю, откуда взялось это тянущее чувство в груди. Словно не домой еду, а на край света…

– Ну, ты чего, конфетка? – подцепил пальцами мой подбородок и чуть приподнял. Горячие губы парня прошлись дорожкой от уголка губ к мочке уха и обратно. – Я когда-нибудь тебе врал? Говорил что-то и не делал?

Отрицательно мотнула головой, продолжая смотреть ему в глаза. Не могу отвернуться и разорвать тонкую нить доверия и безграничного счастья. Никогда не испытывала ничего подобного. Только с ним. С Сашей. С моим Сашкой.

– Три дня, Кать, – шепчет в перерыве между поцелуями. – Потерпи всего три дня, и мы снова будем вместе. Я приду к твоему отцу и попрошу у него твоей руки. Официально, по всем правилам. Хорошо?

Подносит мою левую ладонь к своему лицу, подставляя сапфир в форме сердца солнечным лучам. Камешек переливается, искрится на свету.

– Ты – моя, конфетка. Всегда будешь моей. Если Владимир Олегович откажется отдавать тебя, выкраду прямо из дома. Увезу за тридевять земель. Туда, где нас никто не знает. И будем жить вместе.

– В домике у моря, – продолжаю за него, прижавшись щекой к мощной груди любимого. – Только ты и я…

– Да, – соглашается Саша, а его сердце стучит у меня в голове. Часто-часто. Будто отбивает азбукой Морзе. Я. Тебя. Люблю. – Три дня, конфета.

– Три дня…

Если бы я только знала, что вижу его в последний раз. Если бы знала, что три дня растянутся на долгие и долгие годы…

Но я не знала. Не могла знать. Как и того, что судьба приготовила для нас совем другое будущее. Жёсткое. Чёрное. Болезненное.

Будущее без него. И без любви…

***

Калининград, Россия 

Что чувствует человек, вернувшийся в родной город после нескольких лет отсутствия? Наверное, радость и мандраж от предстоящей встречи с родными и близкими? Отголоски волнения и головокружительное ликование при мысли о том, что скоро увидит стены отчего дома. Самые надёжные и защищённые. Откроет массивную входную дверь и нырнёт в объятия отца…

Я честно старалась настроиться на подобный лад. Ругала себя всю дорогу, обвиняла в бесчувственности и холодности. Трусила и тихонько вытирала глупые слёзы. Но всё тщетно. У меня не получалось. Что-то тяжёлое, постоянно давящее на сердце, не давало дышать. Словно кто-то сжал стальным хватом горло, перекрыв доступ кислорода. Специально. С намерением задушить.

Пока машина медленно плыла по пустынной трассе, вспоминала о том, как покинула этот город два года назад. В тот день я думала, что уже никогда не вернусь сюда. Не смогу. Не пересилю свои страхи. Не пробьюсь сквозь завесу из боли и разочарования. Но нет. Вот она я. Живая и здоровая. Еду домой. Мимо проплывают знакомые, въевшиеся под корку, пейзажи. За тонированным окном шумит прибой, и щебечут птицы. Жизнь продолжается. Идёт своим чередом, несмотря ни на что. Ей плевать на потери людишек. Ей плевать на их страдания. Она не оборачивается. Не засматривается за тех, кто остался за бортом. Ей это не нужно.

– Заедем сначала на кладбище, – обращаюсь к водителю и смотрю ему в глаза через зеркало заднего вида.

Кажется, мужчине не очень нравится моя идея. Он не хочет менять привычный маршрут. Не положено по инструкции.

– Но Владимир Олегович… – пытается возразить, но не даю. Перебиваю, едва он успевает рот открыть:

– Я знаю, что вам сказал мой отец, – стараюсь придать своим словам максимум уверенности, игнорируя её абсолютное отсутствие. – Отвезите меня, пожалуйста, на кладбище. Мы ненадолго.

Серые глаза мужчины смотрят на меня несколько секунд. Изучают. Будто прикидывает, стоит ли потакать капризам избалованной принцессы, коей меня считает. За двадцать один год успела привыкнуть к их снисходительному отношению. Мол, что взять с дочурки Ангелова? Художница. Ничего серьёзного.

– Хорошо, Катерина Владимировна, – протянул водитель, переведя взгляд на дорогу. – Как скажете.

Откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. Всего на миг, чтобы успокоиться, прийти в себя и унять бешеный пульс.

Воспоминания двухгодичной давности замелькали перед мысленным взором, подобно чёрно-белым кадрам старого диафильма. В висках болезненно застучали надоедливые молотки, спину прострелило острой болью.

Я будто снова оказалась в больничной палате, подключённая к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Надоедливый писк кардиомонитора резал слух, перед глазами всё плыло и растекалось, превращаясь в большие цветочные кляксы.

– Катенька, девочка моя, – папин голос долетал до меня издалека, словно из-за широкой каменной стены. – Проснулась! Наконец-то.

Почувствовала, как до моей руки дотрагивается его широкая, покрытая грубой мужской кожей, ладонь. Пальцы мелко задрожали, резь в глазах усилилась.

– Ч-что со мной? Г-где я?

– Всё уже позади, малыш, – заверяет папа, а я не верю. Не хочу верить. – Главное, ты пришла в себя. Остальное уже не имеет никакого значения.

– П-пап…

А из глаз текут кровавые слёзы. Кожу под ними жжёт, в носу гуляет холодный ветер. Пытаюсь избавиться от надоедливой трубки, но не могу. Руки не слушаются. Не могу дотянуться до шланга. Мышцы болят, кажется неподъёмными.

– Вы с Константином попали в аварию, – словно удар в самое сердце. Костя… Знаю. Мой друг, водитель и телохранитель в одном лице. Пытаюсь вспомнить момент, о котором говорит папа, но воспоминаний… нет. В голове пусто. Только боль и желание плакать. Громко. Навзрыд. – Он погиб на месте, а ты… – сжимает мои ледяные пальцы. Крепко так. Пугающе крепко. – Ты была в коме… год… Врачи говорили, что не проснёшься. А я верил! Знал, что ты не уйдёшь, не бросишь своего старика…

Он ещё долго говорил. Много. Безостановочно. Пока не пришла медсестра и не ввела мне успокоительное. А я молчала. Не могла ответить. Слов не было.

Год. Я потеряла целый год своей жизни. Год и несколько лет до него. Всё стёрлось. Без возможности восстановить…

– Катерина Владимировна, – зовёт водитель, возвращая меня назад. – Приехали.

Коротко киваю ему и выхожу из машины. Ноги сами несут меня к бабуле, что сидит у входа на кладбище. Покупаю хризантемы. Белые, символизирующие чистоту и невинность. Десять штук. Больше у неё нет.

– Спасибо вам, – вручаю цветочнице несколько купюр, от сдачи отказываюсь. Ей нужнее.

– Будь счастлива, деточка, – слышу из-за спины, но обернуться сил нет. Иду вперёд, сжимая в руках букет.

Дохожу до двойной могилки из чёрного гранита и замираю. Сердце колотится где-то в горле, дыхание перехватывает. Как тогда. Два года назад.

Смотрю на крошечного ангела и плачу. Не могу не плакать. Грудину жжёт, диафрагму скручивает до состояния тонкого жгута. Медленно, оседаю на землю. Коленки сами подгибаются, силы покидают меня.

– Маленький мой, – шепчу сквозь слёзы. – Мама скучает по тебе. Сильно-сильно…

11. Демон

С трудом дожидаюсь, когда самолёт сядет в частном аэродроме Парижа. Вылетаю из здания, не обращая внимания на семенящую сзади стюардессу. Знаю, что не отстанет. Догонит. Шею свернёт, ноги переломает на своих шпильках, но догонит. Не упустит шанса получить пригласительный билет в мою постель. Думает, если хорошенько постарается, моё каменное сердце дрогнет. Оставлю при себе и буду потрахивать за деньги. Очередная дешёвая шлюха. Хотя… Нет, эта дорогая. Губу раскатала так, что от самого боинга тянется. Бойкая. Будет стараться до последнего.

– Демид Александрович, – подаёт голос. Поставленный. С придыханием и акцентом, больше подходящим коренным француженкам. – Помогите мне, пожалуйста, – взглядом из-под длинных чёрных ресниц указывает на свои два чемодана от известного итальянского бреда.

Коротко киваю водителю, чтобы разобрался и ныряю в салон внедорожника. Через секунду Анжелика оказывается рядом, заполняя пространство изысканным ароматом дорогого парфюма. Откидывается на спинку и расстегивает пуговицы тёмно-синего кителя с эмблемой авиакомпании на груди.

– Я так вам благодарна, – щебечет девушка, заглядывая мне в глаза, – что вы предложили довезти меня. Если бы не вы…

– Не стоит, – жестом заставляю её замолчать. – Михаил, поехали. Я тороплюсь.

Остаток пути провели в молчании. Анжелика держалась молодцом, только изредка бросала в мою сторону заинтересованные взгляды, которые я благополучно игнорировал. Благо, голова была забита совершенно другим.

Держа перед собой смартфон, листал очередной доклад на Ангелову. Третий за последние три года. Получается, по одному на каждый? Интересный расклад, ничего не скажешь.

После той истории, три года назад, пытался выйти на неё. Искал информацию, поднимал все архивы Калининграда, лишь бы докопаться до сути. Понять, почему Ангелов решил подчистить историю болезни дочери, но тщетно. Поработали так, что не придраться. Чиста. Абсолютно.

Но я же знал, что это не так. Помнил, каким безжизненным тельцем лежала на моих руках. Это тяжёлое дыхание через раз и слабый, едва уловимый, пульс. Нет, здесь что-то было. Нечто серьёзное. Значимое. Что-то такое, чего Ангелов боялся. Сильно боялся. Панически. Так, что решил спрятать дочь. Увёз из города, запретил местным СМИ упоминать её имя. Словно никогда и не было никакой Катерины Владимировны Ангеловой. Но два года назад девчонка засветилась. Вышла из своего тайника и продолжила жить, как ни в чем, ни бывало. Словно не было в её жизни никакого Демона. Не было трёх дней и ночей в загородном имении, когда таяла в моих объятиях. Забыла. Или сделала вид, что забыла? Плевать.

Моя ошибка заключалась в том, что не притащил девицу к себе. Не отправил за ней своих людей, чтобы привели. Не напомнил о себе. А она расхрабрилась. Набралась наглости настолько, что потянулась к самому святому, что у меня осталось в этой жизни. Посягнула на недосягаемое.

Ангелова поверила в себя так, что совершила одну непоправимую ошибку за другой. Она полезла к Саше, моему крестнику. А этого делать не надо было. Здесь она просчиталась, не предугадала моей реакции.

На экране телефона появилась фотография девушки. Кукла сидела в кафе, склонившись над листом бумаги, и рисовала. Её фарфоровый профиль так и притягивал к себе взгляд. Приковывал внимание. Заставлял думать о том, какой мягкой и холодной была её кожа. Как водил по тонкой талии руками, касался маленьких грудей. Как целовал и покусывал, оставляя на ней кроваво-красные отметины – печати Демона…

Смачное ругательство слетает с губ, пронзая тишину салона. Водитель не реагирует. Делает вид, будто не слышал. А вот Анжелика не может. Сучья натура выдаёт её. Глаза загораются азартом. Заинтересовалась. Сканирует меня изучающим взглядом, пытается плешь проесть, проникнуть в черепную коробку.

– О чём задумался? – тонкая кисть с ярким маникюром опускается на моё запястье. Выделяется на фоне загорелой кожи, покрытой рукавом из татуировок.

– А тебе это интересно? – протягиваю лениво, сбросив руку Анжелики.

Несколько секунд молчит. Выжидает паузу, чтобы заинтриговать. Только вот не получается. Знаю я все эти дешёвые приёмы. Тошнит уже от них.

– Не отвечай, – пресекаю попытку девушки заговорить. – Мне всё равно. Твоя остановка, – машина, как раз, тормозит у входа в отель. За окном шумит город, живёт своей привычной жизнью.

Михаил выходит из автомобиля, обходит его и открывает перед пассажиркой дверцу. Она колеблется. Не хочет уходить с пустыми руками. Не ради этого увязалась за мной.

Смотрит на меня, ищет причину. Пытается говорить взглядом, а я не слышу. Не хочу слышать.

– Михаил, – обращаюсь к водителю, игнорируя все её попытки. – Проводи Анжелику до дверей. И поживее! У меня много дел.

Мазнув глазами по людному входу, прикладываю палец к сканеру опечатка и возвращаюсь к изучению доклада. Листаю фотографии, сделанные детективом за те три дня, что он был приставлен к Александру и Катерине.

По экрану, одна за другой, мелькают изображения влюблённой парочки, вспенивая кровь и зарождая в душе протест. От злости, что переполняет меня, накрывает с головой и сочится из пор, хочется крушить всё подряд. Разнести к херам и автомобиль, и всё, что попадётся под горячую руку.

Почему из всех, сука, женщин, разбросанных по свету, крестик должен был выбрать именно её?! Что, чёрт возьми, не так с этим парнем?!

Ему баб мало?! Мало нормальных девушек, раз выбрал Ангелову?! Повёлся на кукольное личико и невинные небесно-голубые глаза одалиски?! Что?! Что именно его привлекло в ней?!

Сдавив смартфон до треска в корпусе, выплюнул очередное ругательство и бросил кусок пластика в спинку пассажирского кресла. С глухим стуком тот повалился вниз, жалобно пискнув на прощание.

– Немедленно езжай к Александру, – велел я и провёл ребром ладони по шее.

Найду тварь. Из-под земли достану и заставлю вспомнить. Меня. Мой член. Каждую секунду, что провела в моём доме. На этот раз она не сбежит. Папаша не спасёт её. Не позволю! И племяннику не дам судьбу калечить. Не будет он с ней!

Закрыв глаза, пытался сдержать воспоминания. Подхватил под уздцы и тянул. Тянул на себя, удерживая их ход. Не хочу! Не буду вспоминать. Не позволю боли вновь поглотить рассудок и затуманить сознание.

Она осталась в прошлом. В другой жизни. С другим Демидом. С моей семьёй осталась. На пепелище семейного гнезда. Среди руин счастья и любви. Там, где похоронена моя душа.

– Дём, мне страшно, – родной голосок полоснул прямо по сердцу, взбудоражил нервы. – Может ну его этот город? Вернёмся домой, в деревню… Не нравится мне тут… 

Дёрнулся как от удара и распахнул веки. Показалось. Всего лишь показалось. Дал слабину, и призраки окружили меня. Завели свою шарманку и принялись отплясывать вальс на останках прежнего Демида.

Телефонная трель полоснула по ушам, разогнала остатки непрошенных видений. Михаил нажал на кнопку в наушнике и сбавил ход.

– Слушаю. Да, со мной. В получасах езды от места назначения. Что? – руки на руле напрягаются. Мужчина подаётся чуть вперёд, затем сворачивает на обочину и останавливается. – Понял. Жду координаты больницы.

Ещё одно нажатие на кнопку и оборачивается ко мне. Смотрит внимательно, в глазах плещется… страх?

– Говори! – цежу сквозь зубы, а у самого тело свинцом наливается. Этот взгляд мне слишком хорошо знаком. С таким лицом всегда сообщают плохие вести.

– Александр Константинович…

– Что с ним?!

– Он разбился на мотоцикле. Состояние критическое. Врачи сейчас борются за его жизнь…

12. Ангел

Папа с мачехой встречают меня перед домом. Стоят спиной к фонтану, отец обнимает Аню. Его рука покоится на талии женщины, обтянутой тканью модного чёрного платья.

Совсем не изменилась. Всё та же высокая, статная молодая дама с ярко-рыжими волосами и личиком, способным конкурировать с любой из мисс вселенных. На её фоне отец выглядит совсем взрослым. Некогда блондинистые волосы подернуты безжалостной сединой, сам он заплыл, пополнел. Перестал уделять своему здоровью должное внимание, позволив быту и делам компании поглотить его целиком, со всеми потрохами.

Выхожу из автомобиля, не дожидаясь, когда водитель откроет двери. Спрыгиваю на гравий и подбегаю к родному человеку, наплевав на все правила этикета, которыми меня пичкали с самого рождения. Сейчас мне хочется быть просто Катей, а не папиной принцессой. На несколько секунд, позволяю себе расслабиться и стать обычной девушкой, без золотой ложки во рту и груза обязательств на плечах.

– Пап, – тону в его объятиях, вдыхаю дорогой аромат мужского парфюма с нотками виски и закрываю глаза. На миг даже, кажется, что ничего и не было. Не было боли и потерь, не было двух лет одиночества. Я словно и не уезжала никуда. Была здесь. Рядом с ним со своим героем и защитником. – Я скучала по тебе…

Отцовские руки сжимают меня так крепко, что перехватывает дыхание. Папа никогда не умел контролировать свои силы. У него всё всегда было через край. И радость, и горе. И любовь, и ненависть. И счастье, и гнев. В этом и есть его натура. В этом и есть он сам.

– Я тоже, принцесса, – чуть отстраняется, чтобы обхватить моё лицо и заглянуть в глаза. Пристально так, словно пытается прочитать что-то во взгляде. – Как хорошо, что ты вернулась!

– С возвращением блудной дочери, – на папино плечо опускается изящная ладонь мачехи. Длинные алые ногти сразу бросаются в глаза, переключают внимание на их обладательницу. – Надеюсь, в этот раз обойдёмся без новых проблем. Катерина же у нас девочка с характером, – наши взгляды встречаются: её – кошачий и мой – вопросительно-негодующий. – Она же не может без приключений…

– Анна, – тянет отец. Негромко так, но со скрытой угрозой. Будто на кнопку выключения нажимает или машет перед ней воображаемым кулаком. Мол, ты знаешь, что за это будет.

А она знает. Замечаю по, расширившимся от страха, зрачкам и резкому выдоху. На высоких скулах сквозь слой тонального крема проступает бедность.

Женщина отдёргивает свою руку, словно, обжигаясь. Скрещивает перед собой, подпирая аккуратную высокую грудь. Награждает меня недовольным взглядом и шипит:

– Добро пожаловать домой, – а сама смотрит куда-то в сторону, сквозь меня.

Разворачивается и уходит в дом. Гордо. С прямой спиной и походкой от бедра. Истинная королева. Только вот я помню её совершенно другой. Настоящей. Какой она была до замужества. До всех этих пластических операций.

– Не обращай на неё внимания, – сквозь хоровод мыслей, слышу голос отца. Заставляю себя улыбнуться.

– Всё в порядке, – сжимаю его запястье, кладу голову на плечо. – Главное, что я здесь. С тобой.

***

Оставив чемоданы с вещами внизу, начинаю подниматься по дубовой лестнице. Ладонь медленно ползёт по перилам, а глаза бродят вокруг, рассматривая стены и картины, которые не видела долгих три года. Кажется, дом совсем не изменился с тех пор. Только фотографии в рамках другие. Раньше здесь были мы: мама, папа и я. Теперь же, благодаря стараниям мачехи, не осталось ни одного упоминания о нашей прошлой жизни. Словно и не было никогда мамы. Отец не женился на ней, не было счастливых пятнадцати лет брака…

Чувствую, как глаза начинает щипать от подступивших слёз. Негодование и обида бьют в груди тяжёлыми молоточками, а сердце болезненно сжимается. Как же легко человек забывает! Просто, раз – и всё, нет никаких неугодных воспоминаний. Ничего. Пустой холст, на котором можно заново нарисовать свою жизнь. Такую, о какой мечтаешь. Без лишних теней и пятен.

Дойдя до нужной двери, поворачиваю ручку и вхожу в свою старую комнату. Словно возвращаюсь в прошлое, которое заперла здесь три года назад. Или два? Всё время теряюсь в счёте времени, когда начинаю рассуждать на эту тему. Можно ли считать год, проведённый в коме, за жизнь? Прожила ли я его?

Улыбаюсь собственным мыслям и замираю напротив рабочего стола. Папа говорил, что не менял здесь ничего с тех пор.

– Мы сохранили всё так, как было до аварии, – сказал он, поддерживая меня под руку. 

День выписки из клиники я помню очень смутно. Кажется, тогда мы не возвращались домой. Меня, почти сразу же, отвезли в санаторий, куда-то на Чёрное море. 

– Все твои зарисовки, чертежи. Всё осталось. Даже мольберт не стали убирать. Ваши с Костей фотографии… Я подумал, ты сама должна решить, что с ними делать… 

Протягиваю ладонь и кончиками пальцев касаюсь стекла. Небольшой прямоугольник, на котором запечатлён момент из моего прошлого. Один из тех дней, которые я забыла.

Всматриваюсь в знакомое лицо молодого мужчины. Заглядываю в его добрые карие глаза, рассматриваю мягкую линию губ и улыбку. Пытаюсь пробудить в голове хоть что-то, что могло бы напомнить мне о нём. О наших отношениях. О ребёнке, которого я потеряла…

Боль в затылке нарастает. Покалывание перемещается к вискам, отдаётся тяжестью в веках. Глаза наливаются кровью, начинает сильно щипать. Дышать становится тяжело, будто лёгкие разодрали в клочья.

Отдёргиваю пальцы от фотографии Кости, отворачиваюсь.

Вдох, выдох, Катюш. Дыши! Глубоко и ровно. Всё хорошо. С тобой всё будет хо-ро-шо. 

– Почему я тебя совсем не помню? – произношу в пустоту, мазнув взглядом по светло-голубым стенам. – Ты здесь и одновременно далеко. Друг и незнакомец в одном лице…

Постукивание костяшек по дверному косяку выводят из оцепенения. Папа стоит на пороге, смотрит на меня с плохо скрываемой тоской во взгляде.

Чувство вины перед ним захлестывает с головой, перекрывает все остальное. Он столько всего натерпелся из-за меня…

– Вы очень любили друг друга, – слышу его голос. Тихий, но уверенный. Впрочем, как и всегда. – Константин был твоим водителем и телохранителем в одном лице. О ваших чувствах я узнал, когда ты уже была беременна от него. А потом…

– А потом случилась авария, – заканчиваю за него его же словами. – Да, пап, я знаю. Ты рассказывал мне эту историю десятки раз. Только… я всё равно ничего не помню. Может, – смотрю на него из-под длинных ресниц, готовая расплакаться, – я действительно того? Сошла с ума. Врачи говорили…

– Нет, – грозно перебивает отец. Отталкивается от стены и движется на меня. – Мало ли, что говорят эти оборотни в белых халатах? Мы же знаем, что ты в порядке, – кладёт руку мне на плечо, медленно поворачивает к себе лицом и обнимает. – Катюш, я вырвал тебя из лап смерти. Ты не представляешь, что со мной было в тот чёртов год, пока ты была в коме. Врачи не давали никаких шансов. Говорили, что ты безнадёжна. А я верил! Знал, что ты не оставишь своего старика. Не бросишь как мама. И ты вернулась. Выжила, вопреки всем прогнозам. Я думаю, потеря памяти в данном случае, это мизерная цена, которую мы заплатили за твою жизнь. Ты со мной согласна?

Крик протеста застревает в горле до тех пор, пока не исчезает вовсе.

Нет! Нет! Нет! Отбивает в голове пульс, а я молчу. Не могу заставить себя заговорить. Нельзя. Что-то мешает. Запихивает слова обратно.

Я потеряла не только память. Та авария забрала у меня ребёнка. Моего малыша, которого я так и не увидела. Не поняла, каково это – чувствовать себя беременной, знать, что под твоим сердцем развивается маленький человечек. Я потеряла его вместе с Костей. Вместе со своей памятью. Я потеряла в той аварии всё…

– Ты прав, – выдавливаю из себя. – Пойдём отсюда. Не хочу находиться здесь. Я остановлюсь с одной из гостевых комнат.

13. Ангел

– Катюш, улыбнись, – просит отец, посылая одному из своих гостей приветственный кивок. – Я же для тебя организовал этот вечер. В честь твоего возвращения домой.

Пришлось постараться, чтобы не поморщиться и не выдать ему своего истинного отношения. Переполненный зал ресторана – это не тот сюрприз, который я ждала от папы. Когда он сказал, что приготовил для меня подарок, я могла представить себе что угодно, но только не пытку в компании его деловых партнёров и друзей.

– На приёме присутствуют все мои компаньоны по бизнесу, – продолжал папа, поддерживая меня под локоть. – Ты же не хочешь выставить своего старика в плохом свете?

Давление пальцев на сгиб локтя усилилось. На миг я даже подумала, что он сделал это специально. Захотел силой заставить меня подчиниться…

Но папа улыбался. Открыто. Искренне. С любовью. Он не мог желать мне зла. Это просто невозможно.

– Что ты такое говоришь? – губы сами собой разошлись в традиционной ангеловской улыбке. – Я сделаю всё, как ты скажешь, папуль. Не переживай.

Отвернувшись, взяла с подноса бокал шампанского. Холодный хрусталь вмиг покрылся испариной, весёлые пузырьки дорогого напитка заплясали в такт музыке.

Всего пару часов мучений, и я смогу вернуться домой. Позвоню Саше. Мы не говорили с ним с тех пор, как я приземлилась в аэропорту Калининграда. Он просил не тревожить его, так как будет занят на съёмках. У Саши на носу персональная выставка. Первая в карьере перспективного фотографа. Хочет, чтобы всё было идеально.

И я его прекрасно понимаю. Не знаю, как бы вела себя сама, если бы мне выпала возможность выставить свои работы в одной из лучших галерей Парижа…

Хотя, в моём случае, это всего лишь мечта. Никому не нужна заурядная художница с кучей тараканов в голове. Все мои картины – это чёрно-белая графика, которую могут понять лишь немногие. Такие, как мой Саша.

Тайком принялась разглядывать колечко, подаренное любимым. Небольшой бриллиант в обрамлении нескольких крошечных сапфиров, искрился и переливался в мягком освещении.

– Вообще, на помолвку принято дарить бриллианты, но тебе пойдут именно сапфиры. Такие живые и таинственные, как ты…

Когда вокруг отца собралась компания мужчин в строгих костюмах, я поспешила ретироваться. Не люблю слушать нудные речи больших дяденек. Они всё время говорят только о делах, обсуждают новые проекты и прибыль. Порой кажется, что в груди у них бьются не сердца, а калькуляторы. Специальные вычислительные машины, которые запрограммированы исключительно на поиски новых способов обогащения. Скучно и неинтересно.

К счастью, мне удалось пройти в дамскую комнату, не привлекая к себе лишнего внимания. Заперев за собой дверь, замерла напротив огромной зеркальной стены.

Из отражения на меня смотрела настоящая принцесса. Блондинка ростом чуть выше среднего с хрупкой кукольной фигурой, огромными голубыми глазами и невинным личиком. Длинное платье в пол из синего шёлка выгодно подчёркивало тонкую линию талии и небольшую грудь. Волосы мягкими волнами спускались на плечи и спину, обрамляя высокие скулы.

Красивая. Мне всегда это говорили, с самого детства. Девочка, которая разобьёт не один десяток сердец…

Только вот мне это не нужно. От слова совсем. Привлекать к себе лишнее внимание, быть в эпицентре каких-то событий – это не для меня. Я не тот человек, который чувствует себя уютно под прицелом сотен пар глаз. Понимает ли это папа? Не думаю. Ему вообще не до моих страданий.

Вся его жизнь – это постоянная игра на публику, умение создавать вокруг себя ажиотаж. Он – успешный бизнесмен, филантроп и меценат, один из самых богатых людей нашего города. С самого рождения мне внушали сей неоспоримый факт, против которого бессмысленно предпринимать что-либо. Смирись и соответствуй – вот принцип, которому я обязана следовать. Всегда.

Прислонившись к мраморной столешнице, сделала несколько протяжных вдохов, чтобы насытить кровь необходимым количеством кислорода. Когда рябь в глазах утихла, вытащила из клатча смартфон и набрала номер Саши. Захотелось услышать его голос. Спокойный и уверенный. Сказать, что люблю его и очень скучаю.

Только вот любимый, кажется, не спешил отвечать на мои звонки. Длинные гудки шли до тех пор, парка не произошёл автоматический сброс вызова. Снова.

– Почему ты не отвечаешь?

– Жениху звонишь? – вопрос Ани ввёл меня в ступор. Дёрнувшись словно нашкодивший ребёнок, убрала телефон в сумку и обернулась.

Мачеха стояла за моей спиной и поправляла макияж. Маленькая подушечка умело прыгала по лицу женщины, нанося необходимое количество пудры.

– Чего застыла, будто статуя? Думаешь, мы не знаем, чем ты там занималась в своей академии?

Делаю шаг вперёд, сокращая расстояние между нами, и замираю за спиной Ани. Наши взгляды пересекаются в молчаливом поединке.

– И чем же я там занималась? Аж самой интересно узнать. Просвети, а, – напряжение в воздухе растёт, атмосфера накаляется. Если бы можно было убить человека глазами, одна из нас уже точно должна была лежать на кафеле хладным трупом.

Мои слова достигли своей цели, потому что ухоженное личико мачехи перекосилось от злости. Со стуком поставив тюбик помады на край раковины, резко поворачивается ко мне лицом. Чёрное платье шуршит при движении, создавая небольшой ветерок.

Секунду Анна смотрит на меня с нескрываемой ненавистью и презрением. Сбрасывает маску радушия и показывает своё реальное отношение. Но длится это всего миг, после которого губы её растягиваются в снисходительной улыбке, в зелёных глазах появляется уже знакомый триумфальный блеск.

– Возомнила себя шибко умной, да? – шаг вперёд, и мы уже стоим нос к носу. – Думаешь, раз отец позволил тебе уехать, значит, всё? Выросла? Здравствуй, свобода? – короткий злой смешок пронзает слух. – Мне тебя искренне жаль, Катюш, – с удовольствием наблюдает за тем, как меня передёргивает от этого обращения. Словно кто-то ножом по сердцу скребёт, старые раны ковыряет. – Всё это время, пока ты создавала видимость самостоятельной жизни, люди твоего отца следили за тобой двадцать четыре на семь. Мы знали о тебе всё, детка. Абсолютно всё. И про парня твоего. Этого нищеброда. Как там его? – хмурится, делает вид, будто вспоминает. – Рябинин Александр Константинович…

Меня словно ударили чем-то по голове. Дубиной. Арматурой. Неважно. Только в ушах зазвенело. Громко так, до разрыва барабанных перепонок. Голова закружилась, а перед глазами запрыгали чёрные точки. Стало трудно дышать.

Пошатнувшись, вжимаюсь спиной в холодную стену в поисках необходимой опоры. Надо заставить себя ничего не чувствовать. Отключить сознание и не думать.

Вдох-выдох. 

Ты справишься. 

Ты сильная девочка. 

– Откуда? – на большее сил нет. Смотрю на Аню в ожидании ответа. Только вот она не спешит мне его давать. Наслаждается моментом моей полной дезориентации. Ей доставляет удовольствие причинять мне боль. Сегодня она доказала это.

– Я же сказала, – закатывает глаза и снова отворачивается к зеркалу. Берёт в руки алую помаду и наносит на пухлые губы. – Твой отец нанял специальных людей, которые пасли тебя и твоего женишка. Если он ещё ничего не сказал о твоей выходке с помолвкой, так это временное явление. Не хочет расстраивать тебя в первый же день. Надо же разыграть для публики образ счастливого воссоединения семьи.

Сквозь густой туман слышу щелчок закрывающегося замка. Анна поправляет своё платье, перебрасывает через плечо тонкую цепь клатча и снова смотрит на меня. На этот раз с жалостью.

– И кольцо это убогое, – взглядом указывает на мою левую руку, – советую снять. Не позорься. Тем более, вопрос с твоим замужеством уже давно решён. Ты же не думала, что отец позволит тебе самой выбирать себе мужа? Не будь такой наивной, Катерина. В этой жизни есть только два типа людей: одни решают, другие – подчиняются. Думаю, мне не нужно объяснять, к какой группе относишься ты?

14. Демон

– Мне нужен переводчик с французского, – гаркаю в трубку, не сводя глаз с перепуганного лица девушки. Молоденькая медсестра смотрит на меня глазами-блюдцами, прижав к груди папку с историей болезни Саши. – И подготовьте мне подробное досье на Ангелова. Чем занимается, в каких делах замешан. Достаньте всю подноготную на этого мудака. Всё дерьмо, какое только сможете найти. Ясно?!

– Да, Демид Александрович. Сделаем. Ещё какие-то распоряжения будут?

Отвернувшись от перепуганной девчонки, отошёл к окну. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я приехал в клинику, а врачи ещё ничего не сказали. Полчаса назад в операционную отправилась вторая бригада хирургов. Кажется, вся больница собралась там, за этой стеной, и борется за жизнь моего племянника.

– Достаньте ключ от квартиры Александра. Хочу знать, чем он жил всё это время. И, – на секунду задумался. Ярость поднялась по телу, достигнув головного мозга и отозвавшись тяжестью в груди. – Синхронизируйте все его контакты, перешлите на мой телефон.

Закончив разговор, убрал смартфон в карман пиджака. Руки немного подрагивали, но старался не обращать на это внимания. Главное, не выйти из себя. Пока.

Я найду способ выплеснуть злость, но позже. После того, как удостоверюсь, что с племянником всё будет в порядке.

Не обращая внимания на сбивчивую речь медсестрички, прошёл мимо неё и вызвал лифт. Скоро приедет единокровная сестра, надо её встретить, подготовить.

У нас с Анастасией пять лет разницы в возрасте. Наш отец бросил её мать, когда Насте было четыре года. Он ушёл к любовнице, моей маме, , а через год на свет появился я – долгожданный сын и наследник Уварова. Его радость и проклятие в одном лице…

Автоматически двери плавно расходятся, выпуская меня на волю. Иду быстро, спешу покинуть здание и выйти на воздух. Глотнуть кислорода, успокоить расшатанные нервы.

Вечерний Париж встречает меня прохладным ветерком и шумом, от которого звон в ушах только усиливается. Прохожу мимо группы врачей и падаю на первую попавшуюся скамью.

Откинув голову, смотрю на листья клёна, что возвышается надо мной. Слежу за слабым танцем веток, только бы не давать воли эмоциям. Отвлечься. Не думать. Не вспоминать, чёрт возьми! Не вспоминать!

В то, что авария была «случайной» я никогда не поверю. Чую присутствие Ангелова. Его методы работы. Грязные, мерзкие. Как и он сам. Этот не умеет воевать честно. Всегда бьёт в спину. Исподтишка. Целясь в самую больную точку, чтоб наверняка.

Не смог проглотить истории с дочерью. Три года ждал, чтобы поднять голову и нанести ответный удар. Решил через крестника действовать? Специально свёл его со своим падшим ангелом? Чтобы пробраться как можно ближе…

– Сука! – процедил сквозь зубы и ударил кулаком по скамье. Сильно. До хруста деревянных перекладин. До разодранной кости ребра ладони. – Уничтожу. Всю семейку закопаю.

– Держи друзей рядом, – в памяти всплыли слова Ангелова, брошенные им в пьяном угаре, – а врагов ещё ближе. Если ты уверен в своих силах, это ещё не повод недооценивать противника… 

Схватившись за голову, сдавил черепную коробку так, что в висках затрещало. Желание раскрошить врага било нескончаемым фонтаном, заставляя снова и снова возвращаться на тёмную тропу. Свернуть с прямой, вопреки данной клятве.

Я ведь хотел начать всё сначала. После той истории с Катей, решил положить конец всему. Отомстил же. Причинил боль, заставил пережить всё то же, что и я. Сломал дочь врага и выкупил обратно жизни любимых. Но спокойствие так и не наступило. Удовлетворение не пришло. Мой удар оказался недостаточно сильным, раз она смогла восстановиться после него. Вернулась, чтобы нанести ответный.

Как же я мог ошибиться в девчонке?! Недооценил тварь. Поверил невинному личику и ангельским глазам. Позволил себе уйти, не доведя дело до конца.

В кармане пиджака завибрировал смартфон, отвлекая от встраивания логической цепочки. Вытащим телефон, открыл электронную почту и запустил синхронизацию.

Загрузка шла мучительно долго. Казалось, ползунок двигался со скоростью черепахи, специально действуя мне на нервы. Процент за процентом выгружалась и чаша моего терпения.

Девяноста девять… Сто!

На экране высветилось новое окошко. Телефон в телефоне начал работать. На обоях стояла её фотография.

Она улыбалась мне сквозь закалённое стекло, сияя небесно-голубыми глазами. На щеках виднелись маленькие симметричные ямочки, в руках она держала кусок графита, из-за чего тонкие пальчики испачкались в чёрный цвет. Но ей было всё равно. Она не обращала на это внимания. Ничто не могло испортить её настроение.

Выплюнув очередное ругательство, открыл телефонную книгу. Три пропущенных вызова от Конфетки высветились красным цветом, мозоля глаза.

Конфетка, значит? Такая же сладкая?

Почувствовал, что начинаю терять самообладание. При мысли о том, что племянник пробовал её на вкус, давление подскочило до критической отметки. Кровавая пелена заволокла взгляд, желваки нервно задёргались.

Пока пытался восстановить дыхание, телефон в руках снова завибрировал. На экране высветились ещё одна фотография Ангела, а под ней две трубки: зелёная и красная…

С минуту, смотрел на изображение девушки, пока очередной звонок не ушёл в копилку пропущенных. Сама сбросила. Не стала дожидаться автоматического отключения.

– Ты ещё ответишь за свои игры, Катенька, – прошептал в пустоту и убрал смартфон в карман. – На этот раз, я так легко не отпущу тебя.

Цокот каблуков по асфальту отвлёк от размышлений. Оглянувшись, натолкнулся на зарёванное лицо сестрицы.

Анастасия поднималась по ступеням, не отрывая от меня взгляда. Глубокие карие глаза смотрели на меня с ненавистью и презрением, к которым прибавилась ещё и скрытая угроза.

Медленно поднялся на ноги, застыв в ожидании. Она остановилась в метре от меня.

Невысокая женщина с трудом доставала до моего подбородка, одетая в белоснежный брючной костюм. Кажется, я выдернул ее с очередного светского раута, огорошив новостью о сыне.

– Что с моим мальчиком? – спросила глухо, сжимая в руке небольшую сумочку из крокодильей кожи.

– Авария. Разбился на мотоцикле. Мои парни работают на месте, чтобы выяснить подробности.

– Если окажется, что этот как-то связано с твоими делами… – начала сестрица, вычтавив вверх указательный палец.

Схватив её за руку, резко дёрнул на себя. Она тут же замолчала, вскинув вверх упрямый подбородок.

– Не смей. Мне. Угрожать, – произнёс медленно. – Мои дела тебя не касаются. Это понятно?

Упрямо молчит. Смотрит на меня так, будто мечтает пристрелить, но сказать ничего не может. Боится. Знает, что со мной так нельзя.

– Я вопрос задал.

– Да, – запинается. – Я всё поняла.

Резко разжимаю пальцы и выпускаю тонкое запястье. Окидываю женщину коротким взглядом.

– Вот и отлично. А теперь, иди к сыну. Продолжай играть свою роль. Ты же ради этого здесь?

15. Ангел

Три дня…

От Саши нет вестей уже третьи сутки. На звонки мои не отвечает, в сети не появляется. Словно взял человек и пропал. Растворился, будто его никогда и не было.

Дрожащими пальцами, в очередной раз, набираю номер любимого, закрываю глаза и прижимаю ладонь к груди. Туда, где сердце тоскливо бьётся о рёбра, разгоняя волнение по всему организму.

Длинные гудки идут целую вечность. Жду, что вот-вот услышу заветное «Привет, Конфетка» и снова начну улыбаться, но этого не происходит. После пятого протяжного т-у-у-у, звонок прерывается. Сбросил. Снова.

Чувствую, что уже готова разрыдаться. Давно не плакала, а вот сейчас не выдержу и сломаюсь. Позволю слезам вырваться на волю и затопить лицо солёными реками.

Бросаю телефон на прикроватную тумбу и крепко обхватываю себя за плечи. Сжимаю изо всех сил, чтобы успокоиться. Стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы мозг получил достаточно кислорода. Не получается. Будто диафрагму вырвали из груди, и лёгкие искололи острыми иголками. Каждый вдох отзывается резким покалыванием между лопаток, в висках стучит вечерний набат.

Подношу руку к лицу и смотрю на крошечное бриллиантовое сердечко. Его сердечко.

Камень кажется помутневшим, словно его изваляли в грязи. Вроде всё тот же, но ощущения другие. Не мой. Не прежний.

Одинокая капля стекает по щеке и падает на колени. Растекается по джинсовой ткани, меняя её цвет.

– Я приеду сразу же, как решу вопросы с выставкой, – вспоминаю слова Саши. – Попрошу твоей руки. Официально. По всем правилам… 

– Где же ты, Сашка? – произношу в пустоту и роняю голову на раскрытые ладони.

Больно. Сердце давит так, что дышать тяжело. Горит. Полыхает адским пламенем, а потушить не получается. Не знаю, как.

Хочу уехать. Вернуться в Париж, найти Сашу и убедиться, что с ним всё хорошо. Чувствую, что у него проблемы. Наверняка попал в беду, вот и не отвечает на мои звонки. Не хочет беспокоить. Пытается защитить меня, оградить от лишних волнений. Не понимает, что от этого мне только хуже.

Чем больше времени остаюсь в неведении, тем страшнее. За него. За нас. За себя, в конце концов.

Даже лекарства не помогают. Пью их по расписанию, согласно предписаниям врача, а результата – ноль. Головные боли не проходят, слабость, и тяжесть в теле ломают изнутри. Порой, становится так плохо, что встать не могу. Лежу сломанной марионеткой и смотрю в потолок, пока не приходит горничная.

Женя помогает мне одеться и поддерживает под руку при спуске по лестнице. Папе о плохом самочувствии говорить не хочу. У него и так какие-то проблемы на работе. Ходит всё время угрюмый, дома почти не появляется.

Когда попыталась выяснить причину его плохого настроения, сорвался. Накричал на меня и велел не соваться туда, куда не следует.

– Ты приехала на каникулы? – моментально успокоившись, взял меня за руку и улыбнулся. – Вот и отдыхай. Не стоит переживать по пустякам.

После этого разговора, я его видела лишь пару раз и то урывками. Из офиса папа приезжал только под утро, высыпался пару часов и снова пропадал до ночи. Если ещё и я обрушусь на него своими откровениями по поводу здоровья, он точно не выдержит. Поэтому, молчу. Терплю, стиснув зубы, и считаю дни до момента возвращения во Францию.

В дверь тихонько постучались. Выпрямившись, прислонилась к резной дубовой спинке кровати и сказала:

– Войдите.

Дверь отворилась и в комнату вплыла Аня. Выглядела мачеха не лучшим образом, что никак не могло укрыться от моего внимания.

Под зелёными глазами, несмотря на толстый слой косметики, проглядывались мешки. Белки были рассечены капиллярами – свидетелями бессонной ночи. Да и сама она была какой-то уставшей и подавленной. Шла медленно, с трудом передвигая ногами. Смотрела куда угодно, но не на меня. На секунду, показалось, что она поморщилась, когда садилась на край постели. Но наваждение исчезло сразу же, стоило женщине заговорить.

– Твой отец просил, чтобы я поговорила с тобой, – начала она, растягивая гласные. Кошачий взгляд пронзил меня насквозь, в глубине зелёных глаз я заметила азарт.

Осознание, что мачеха что-то задумала, пришло моментально. Никогда она не стала бы приходить ко мне в комнату. Она вообще старается свести общение со мной к минимуму. Так было всегда. С первого дня её появления в нашем доме. Напускное радушие и интерес к моей скромной персоне растворились сразу же, стоило ей заполучить штамп в паспорте и заветную фамилию Ангелова.

Вот и сейчас, глядя на Аню, не могла позволить ей ввести меня в заблуждение. Она что-то задумала. Нечто, что мне совсем не понравится.

– К нам на ужин придёт его партнёр, – не замечая моей настороженности, продолжает Аня. – Скажу сразу, человек он очень уважаемый. Владимир возлагает на него большие надежды. Ты же знаешь, что у него туго с деньгами? – вроде вопрос задаёт, а в голосе стальная уверенность звучит. Смотрит на меня и кивает, получает подтверждение своим словам. – Не глупая девочка, наверняка догадалась. Поэтому, очень важно, чтобы ты Соколову понравилась. От тебя зависит, как сложится наша дальнейшая жизнь…

Меня будто ударили. Выбили из реальности и погрузили в сюр. Смотрю на мачеху, но лица её не вижу. Вообще ничего не вижу.

– Что всё это значит?! – восклицаю даже громче, чем хотелось бы. Голос дрожит, летает по октавам, горло саднит как при болезни. – Папа никогда не сделает этого! Ты же не серьёзно?

Не хочу верить в происходящее. Отказываюсь. Не желаю. Отец не мог попросить её об этом. Анна специально так сказала, чтобы сделать мне больно, надавить на гнойник и расковырять сердечные раны. Точно. Она хочет рассорить нас с папой. Потому что, не мог он так со мной поступить. Он не станет продавать меня. Не променяет ни на какие деньги. Никогда!

Вскакиваю с места, не хочу смотреть на неё снизу вверх. Не позволю подавить меня своей желчью. Только головокружение рушит все планы.

Меня штормит. Пошатывает так, словно не в комнате нахожусь, а на американских горках. Швыряет из стороны в сторону, бросает из крайности в крайность.

Хватаюсь за спинку кровати, чтобы не упасть. В ушах так и звучат на повторе её слова.

Прикусываю внутреннюю сторону щеки, заставляю себя не паниковать. Приподнимаю подбородок и скрещиваюсь с Аней взглядами. Борьба длится около десяти секунд, но за это время пульс нарастает до критических показателей. В груди грохочет так, что впору и оглохнуть.

– Это, правда, Кать, – выносит приговор, выбивая почву у меня из-под ног. – Соколов уже давно ждёт возможности встретиться с тобой. Они договорились о вашем союзе ещё год назад. Хочешь ты этого или нет, но это дело уже давно решенное. И кстати, – медленно встаёт, оказываясь у противоположной стороны кровати, – на твоём месте я не была бы столь категорична. Выйти замуж за фотографа тебе никто не позволит. Твой отец не тот человек, чтобы проглотить подобную пощёчину. Если не хочешь, чтобы с твоим Сашей что-то случилось, делай всё, как тебе говорят. К тому же, спрашивать твоё мнение в этом вопросе не станет ни Владимир, ни Олег. Так что, – улыбается, – мой тебе совет: просто, расслабься и не пытайся бороться. У тебя, все равно, ничего не получится. Ты никогда не победишь!

16. Ангел

Сижу за столом, а ощущение, словно на скамье подсудимых. Вот-вот, судья вынесет приговор, и тонкая ниточка надежды окажется разорвана. Стараюсь дышать глубоко и ровно, но не выходит.

Воздух в помещении накален до такой степени, что каждых вдох отзывается в груди острой болью. Слизистая горит и полыхает, а потушить не получается. Это пламя невозможно контролировать. Оно не поддаётся никому. Безжалостные языки ползут по телу, вгрызаясь в плоть и оставляя на ней кровавые следы.

Чувствую себя заклейменной. Скотина, выведенная на убой, которой позволили в последний раз почувствовать себя свободной. Только вот свободы этой никогда и не было. Как и доверия. Вся моя жизнь, каждый день, прожитый в сказочном королевстве Ангеловых, оказалась наглой ложью. Жалкой иллюзией, за которой не было ничего, кроме пустоты. Чёрной. Гнетущей. Жестокой.