Читать онлайн Настенька. Книга вторая. Кровавая княжна бесплатно

Настенька. Книга вторая. Кровавая княжна

Пролог

Передо мной стоял молодой княжич и напряженно всматривался в моё лицо. Он ждал ответ, давать который мне совершенно не хотелось.

Я окинула тоскливым взглядом ясное небо, затем перевела его на лес, где шумели березки, и ждала.

Ну же, только позови. Скажи, что нужна и любима. И я брошу всё. Пошлю к чертям этого заносчивого князька.

Я ждала, но ответа не было. Ни слова, ни знака, ни намёка. Как не было и самого ветра.

Что ж, видимо судьба моя в этот момент делала новый поворот. И поскольку здесь я больше была никому не нужна, то…

– Гляди, княжич, ты слово дал, – произнесла я тихо и протянула ему свою руку.

На мгновение пресветлый даже дар речи потерял, видимо до последнего сомневался, что я сдержу своё слово, но уже через несколько секунд он пришёл в себя.

– Мой плащ! – крикнул он своему ближнику, и я тут же оказалась завёрнута в тонкую шелковую накидку.

Видимо мой скромный сарафан совсем не вязался с обликом княжеской невесты. Всё-таки стесняется пресветлый чумазой простолюдинки.

– Ты хочешь что-нибудь забрать из своего дома? – спросил он, крепко держа меня за руку, как будто бы боялся, что я всё-таки сбегу.

– Да, – коротко ответила я, и бесцеремонно выдернула свою ладонь из его хвата.

Если я думала, что смогу спокойно пройти в избу и не торопясь собрать свои вещи, то ошиблась. Княжич тут же прошел следом, а в следующее мгновение уже крепко сжимал меня в своих объятиях.

– Могу я, перед тем как покину свой дом, побыть немного одна? Мне нужно собрать свои вещи, – выдавила я с раздражением.

Парень нехотя выпустил меня и вышел, бросив мне напоследок:

– Одежду можешь не брать.

Значит, всё-таки стеснялся. Можно подумать, меня интересовало его мнение, что мне брать, а что нет.

Завернув в несколько слоёв льняного полотна книгу бабки Ядвиги, и добавив к ней несколько баночек с моими зельями и настоями, я аккуратно затянула узелок скатерки, скрепляя свою нехитрую поклажу.

Помимо этого тюка, была ещё небольшая котомочка с личными вещами, среди которых одежды практически не было, а в основном бельё и средства гигиены, лично мною изготовленные, ну и конечно гребешок, подаренный Данилой.

Я долго крутила его в руках, размышляя, стоит ли брать его с собой, ведь я начинала новую жизнь, и эту пройденную страницу уже давно пора было перевернуть. Но отчего-то не спешила расставаться с этой такой незатейливой вещицей, но настолько дорогой моему сердцу.

А вот от Ветра у меня ничего не осталось, ни одного предмета или вещи. Нечего мне было взять с собой, что изредка напоминало бы мне о нем, о наших несбывшихся чувствах, о той печали и радости, что была между нами. И пусть он не смог почувствовать того же, что ощущала я. Пусть для него это всё было лишь кратким мгновением в череде бесконечных веков и тысячелетий. Пусть я была одной из многих. И если спустя время он даже и не вспомнит моего лица, то я никогда не забуду эту волшебную ночь, тот пьянящий запах леса и папоротника, а ещё его потемневшие от страсти глаза.

– Уходишь от нас, – мои размышления прервал чей-то всхлип.

Я обернулась, и передо мной оказалось трое неразлучных представителей домовой нечисти: Казимир, Лукьян и Ведогор.

Банник и домовой семьи Радовых стояли повесив головы, а вот на Казимира было больно смотреть. Он то и дело смахивал скупые мужские слёзы и поджимал дрожащие губы.

– Ну же, прекратите! – не выдержала я и, упав на коленки, подгребла всех троих мужичков в свои объятия, – Чего так расстроились?

– Уходишь от нас, – снова всхлипнул мой домовой.

– Так я ж замуж выхожу, – попыталась оправдаться я, а потом добавила, – И ещё не факт, что я там надолго задержусь. Вот придусь я не по нраву молодому княжичу, выгонит он меня, вот я и ворочусь в отчий дом. Так что ты, Казимир, пока не расстраивайся, всякое может случиться.

– Это вряд ли, – покачал головой Ведогор, – Вон он как на тебя смотрит.

– Эх, чует моё сердце, не вернёшься ты, – махнул рукой Казимир, – Пропаду я тут один, и дом в упадок придёт.

Я нахмурилась. А вот об этом-то я совсем не подумала. Не могут домовые находиться в доме, где никто не проживает, зачахнуть могут и погибнуть в конце концов.

– Не печалься, Казимир, – приободрила я домовика, – Может у меня с князьком этим и не сложится. Но если у меня с княжичем заладится, что вряд ли конечно, то я дом свой Елизавете Морозовой оставлю. Вон за ней какой приятный парень ухаживает, рыженький такой, конопатый весь, улыбчивый, как звать не помню. Поспорить готова, что уговорит он подружку к венчанию. На покрова и поженятся.

– Дай-то бог, – удрученно выдохнул нечисть.

Присев на дорожку, я ещё раз окинула взглядом своё небольшое, но уже такое родное и уютное жилище, и почувствовала, как у меня кольнуло в области сердца. Прав Казимир, я сюда больше не вернусь, я и сама это чувствовала.

Остановившись на пороге и поклонившись дому в пол, я подобрала котомки со своими нехитрыми пожитками и тихо прикрыла за собой дверь. А в это время на улице уже набежала толпа зевак.

– Настя, Настенька! – услышала я крик и обернулась.

Матрёна порывисто притянула меня в свои объятия.

– Прощай, подруга, – прошептала я ей, сдерживая слёзы, – Не поминай лихом.

– Храни тебя Господь! – трижды перекрестила она меня и отпустила.

Остальные же односельчане подойти или что-то сказать не решились, и просто смотрели, как молодой князь подвёл своего коня, а затем усадил меня на него.

Глава 1

Дорогу до княжеского посада я не запомнила, находясь в неком заторможенном состоянии, а точнее в состоянии полного безразличия ко всему происходящему.

Княжич управлял своим скакуном довольно умело, не гнал и особо не торопился. Он аккуратно придерживал меня за талию, дабы я не свалилась с лошади. И, пожалуй, это был единственный раз, когда я порадовалась своему лёгкому весу, ведь мне было откровенно жаль животинку, которой пришлось везти двоих.

Несколько раз пресветлый пытался заговорить со мной, но я же отвечала односложно, либо вовсе игнорировала, так как именно сейчас была совершенно не настроена на какое-либо общение.

Оживилась я лишь, когда над нашими головами раздалось громкое карканье ворона.

– Вот, паскуда, – прошипел один из ближников княжича, кажется Ивор, – Как бы беду не накликал.

– Дозволь, пресветлый, я его сейчас арбалетом сниму, – уже потянулся к оружию второй ближник с именем Мстислав.

– Только тронь, – произнесла я тихо, однако меня все услышали, – И лишишься руки.

– Да как ты…, – он хотел было ответить, но свирепый взгляд князя тут же заставил его закрыть рот и проглотить рвущиеся наружу оскорбления.

Я же протянула вперёд руку, на которую и спикировала черная птица.

– Не забыл ты меня, демон пернатый, не бросил, – прошептала я тихо, прижимаясь к блестящим черным перьям.

И тут же в моей голове возник мыслеобраз: кладбище, лес, избушка бабки Ядвиги и ворон, клюющий угощение, брошенное мной.

Вот значит как? Я удивленно посмотрела в колючие глаза птицы, а от него же пришёл следующий образ, в котором он сидел на моём плече, а я ласково проводила по его угольно-черным перьям рукой и скармливала кусочек свежего мяса.

– Голодный, потерпи немного. Наверное, скоро приедем, – тихо прошептала я и, едва касаясь, огладила черное крыло.

Ворон каркнул, взмахнул крыльями и взлетел. Князь что-то проговорил недовольное, а я же смотрела, как большая черная птица покружила над нашей небольшой процессией, а затем полетела вперёд.

На горизонте показалось очертание города. И я принялась внимательно рассматривать высокую деревянную заставу с широкими башенками и смотровыми воинами на ней.

Увидев мою заинтересованность, княжич принялся рассказывать и описывать мне устройство города.

Город имел имя своего князя и назывался Дмитров и выглядел, словно огромный музей деревянного зодчества. Издалека, во всяком случае, казалось именно так.

Я во все глаза уставилась на высокие укрепления и насыпной вал возле крепостной стены, деревянной конечно, на высокие башенки кремля, на расписные крыши теремов и высоких, словно разукрашенные скворечники, домов.

Город представлял собой огромную деревянную крепость, возведенную на широкой возвышенности, и обнесенную крепостной стеной, состоящей из плотно подогнанных срубов и высотой не менее двух-трех этажей. Поверх крепостной стены крепилась двускатная крыша, которая, по всей видимости, защищала воинов от непогоды и стрел врага в моменты осады. Будем надеяться, что на время моего пребывания в этом городе, подобного не случится.

За воротами крепостной стены передо мной раскинулся сам город, словно из старых сказок или картинок. Деревянные дома, деревянные терема, деревянные церквушки, даже улицы и те были мощёные деревянным настилом. Да, видимо этот город очень боялся пожаров.

Изнутри Дмитров в некотором роде напоминал современную Москву, но не видом конечно, а круговым устройством. Здесь тоже имелись своего рода кольца. Первый круг (кольцо), который занимал весь центр города, назывался детинцем. Здесь жил правящий род, а также множество теремов, церквей и прочих богатых зданий, принадлежащих особо приближенным к княжескому роду. Центровое место занимал кремль, в котором и жила непосредственно правящая семья со всеми их служками, челядью и прочим. Кремль имел свою крепостную стену, и являлся в некотором роде крепостью внутри города.

Второй круг города составляли терема и дворы бояр, воинской знати, со всеми их подворьями, челядью, рабами и крестьянами.

Третий круг составляли дома крупных ремесленников и богатых купцов. В некоторых случаях власть имущие дозволяли селить сюда иноземные торговые посольства.

Четвёртый круг, он же крайний, или, как я бы его назвала, окраина, представлял собой самую большую и многочисленную по населению часть города. Здесь жили простые вои (солдаты), мелкие ремесленники, простые торговцы и их челядь.

Проезжая город, я не могла не отметить, как разительно отличалась жизнь окраин от тех районов, что были приближены к кремлю. Нищие деревянные дома постепенно сменялись богатыми купеческими дворами и подворьями, а те в свою очередь роскошными расписными теремами и палатами. И апогеем всему был кремль. Деревянный, с высокими стенами, он словно возвышался над всем городом, являя своё величие и олицетворяя силу правящего рода.

Очевидно, княжич ожидал увидеть больше эмоций на моём лице, в числе которых должно было быть и удивление, и восхищение, и возможно даже некое раболепие. Кем я была до того? Крестьянка чумазая, да сирота безродная, не челядь конечно, но почти. Холопка, одним словом. А теперь кем стала? Невеста княжича, жена будущего правителя!

Только вот лицо моё не выдавало подобных эмоций, хоть убей. Я лишь уныло окинула взглядом огромный терем кремля и подумала, что это не Москва-сити, и не красная площадь златоглавой, и уж точно не кремль прекрасного Нижнего Новгорода. Поэтому и выражение моего лица было весьма спокойным и сдержанным, особенно для чумазой необразованной селянки. Это-то и удивило молодого князя и его ближников. Хотя я отметила и красоту деревянной резьбы, и изящность росписи, и яркость цветных витражей в небольших деревянных оконцах. В целом кремль с его теремами и палатами производил впечатление весьма атмосферное и внушающее, но увы не для жительницы России двадцать первого века.

А в это время на красное крыльцо терема высыпало несколько десятков человек. Княжич спрыгнул с коня и, бросив поводья тут же подбежавшему конюху, аккуратно снял с меня с лошади.

Поклонившись в ноги высокому статному мужчине с темными волосами и аккуратной темной бородой, он произнёс:

– Благослови нас отец. Вот та, что так люба мне.

Толпа вокруг ахнула.

Мужчина смотрел серьёзно и с недоверием, оглядывая меня с явным неудовольствием. Хмуро смотрели и бояре, столпившиеся возле князя. И всё чаще до моего слуха доносились шепотки: безродная, чумазая, голь перекатная.

Княжич на обидные слова толпы никак не реагировал, он напряженно всматривался в суровое лицо отца, ожидая ответа.

– Ты обещал, отец, – тихо произнёс парень и теснее сжал мою руку.

Мужчина вздохнул и нехотя перекрестил нас с княжичем, произнося слова молитвы.

А дальше меня с двух сторон подхватили под руки две женщины и настойчиво повели в терем.

Палаты, комнаты, коридоры. Всё смешалось перед моими глазами. И только сейчас до меня начало доходить, что же я натворила. Жила я себе тихо-тихо в своем селе, никого не трогала. Да, бедно жила. Да, в тесноте и в вечной экономии. Но спокойно. Пусть и приходилось мне иногда сталкиваться и нечистью, и с нежитью, да и ещё с разными непонятными тварями, названия которых я не знала. Мне тут же вспомнилась та огненная тварь, что вселилась в несчастную Сонечку. Но там, среди всего этого, я была словно на своём месте. А здесь? Кем буду я здесь?

Видимо обо всём этом мне следовало подумать раньше, прежде чем кидать княжичу столь опрометчивые обещания. Вот как теперь быть-то? Шутки давно кончились. Пресветлый и вправду меня в жены взять хочет. И мне теперь с нелюбимым мужчиной свою жизнь проживать придётся.

– А чумазая-то какая? – услышала я чей-то вздох.

Из раздумий меня вывели две здоровенные тетки, которые буквально втащили меня в какое-то помещение, где на высоком стуле восседала уже не молодая, но весьма привлекательная женщина. Её расшитый золотом сарафан, дорогой покров на голове, стянутый золотым венцом, а также унизанные кольцами и перстнями пальцы явно указывали на то, что передо мной кто-то из власть имущих.

– Государыня, – поклонилась ей одна из моих конвоирш.

Темные глаза княгини, а очевидно это была именно она, недобро прищурились на меня. Женщина поднялась, приблизилась, а затем обошла меня по кругу, брезгливо оглядывая.

– Отмыть и переодеть, – бросила она повелительно, – Да кликните смотрительницу.

После этого она величаво выплыла из помещения, а ей на смену вошла необъятных размеров тетка в сопровождении нескольких молоденьких девушек.

Девчата тут же вытащили на середину комнаты деревянную лохань и принялись наполнять её теплой водой. Затем меня сноровисто раздели и две мои надзирательницы настойчиво подтолкнули к посудине, в которой и принялись меня намывать.

– А тоща-то кока! – выдала смотрительница, из чего я поняла, что я на её вкус оказалась слишком худа.

Я же на это лишь мысленно пожала плечами. Что выросло, то выросло. Уж извините.

– А волосы густы, – одобрительно поцокала она языком, наматывая на свою пухлую руку мою копну волос, а потом бесцеремонно залезла мне в рот, от чего я дернулась и недовольно фыркнула.

– Тааак, зубы белые, целые, все на месте, – изрекла горе-стоматолог.

– Глаза не косят, – а теперь ещё и горе-окулист.

– Кожа чистая, без ожогов и парши, – не унималась недо-дерматолог.

Пока меня бесцеремонно осматривали и вертели, словно куклу, ярость во мне медленно закипала.

– Ну-ка, девка, расставь ноги пошире. Надо досмотреть, не порченая ли ты.

Бабища деловито принялась закатывать рукава и, словно хирург, тщательно намывать в шайке свои ручищи. Намерения женщины были очевидны, и тут у меня не выдержали нервы.

– Прикоснётесь ко мне и умрёте, – тихо проговорила я, яростно глядя ей в глаза.

И сказано это было так, что все разом вдруг отшатнулись и замерли. Не знаю, что прочла на моём лице в тот момент эта самая смотрительница, но больше она ко мне не приближалась. Девушки тоже, как-то опасливо косились на меня.

– Одевайте, – разрешила я им. И четыре пары рук тут же кинулись обтирать меня льняными полотенцами, а затем натягивать сорочку, рубашку, несколько нижних юбок, а уж потом вышитый золотыми и серебряными нитями сарафан.

Усадив меня на резную скамеечку, две девушки принялись расчёсывать мои влажные волосы частыми гребнями, а остальные вдруг запели. И пели они такие заунывные песни, что мне захотелось волком завыть. Их репертуар перемежался с каким-то странным девичьим плачем, а песни были о нелегкой женской доле, о тоске девушек по подруженьке. В своих песнях они горевали о том, что не водить мне более с ними хороводы, не встречать в шумной девичьей компании солнышка на Ярилов день, не бегать на супрядки, и не коротать мне с ними теперь вечорки.

Хотя я и понимала, что весь этот спектакль – лишь дань традициям. Обычай такой. И не знала я этих девушек, и тем более не была им подругой. Все равно, их поведение меня немного обескуражило.

Продолжалось всё это долго. Очень долго. Я уже не знала, куда себя деть. Мне откровенно хотелось всех выгнать вон. И только я приготовилась это сделать, как в резную дверь громко постучали. А затем несколько девушек внесли в помещение пару сундучков и два подноса с яствами.

– Подарки и сладости от жениха! – восхищенно заахали девочки.

Я же равнодушно взирала, как две мои конвоирши принялись раскладывать содержимое ларцов. В одном из которых лежали пара сапожек тонкой выделки, маленькое зеркальце, баночка белил, склянка румян, резной украшенный самоцветами гребешок и несколько коробочек с украшениями.

Во втором ларце оказались изящные ножницы, коробочка с иголочками, булавочками и множество отрезов тончайшего шелка разных оттенков.

Девушки сноровисто раскладывали на столе сладости, засахаренные ягоды, миски с тягучим медом, тарелочки с крендельками и баранками, пряники, кувшины с охлажденным морсом и горячим сбитнем.

Поскольку ела я в последний раз более суток тому назад, то не удивительно, что при виде всего этого изобилия мой рот тут же наполнился слюной, а в животе заурчало. И только моя гордость и тренированная выдержка не позволили мне накинуться на еду, словно оголодавшая бродяжка. Напустив на себя отстраненный вид, я аккуратно отломила от вкусно-пахнущего каравая небольшой кусочек, мазнула по нему мягким чуть подтаявшим сливочным маслом и медленно с достоинством положила в рот, не торопясь пережёвывая.

Одна из девушек тут же пододвинула к столу резной стульчик, чтобы я смогла усесться, а вторая наполнила деревянный кубок сбитнем.

Я внимательно посмотрела на них. Надо бы запомнить этих двоих, так как не было на их лицах ни презрения, ни раздражения, а только забота и сочувствие. А вот другие смотрели с явным неудовольствием. И внешне эти двое как-то выделялись на фоне остальных. Более скромные наряды, отсутствие дорогих украшений и перстней, коих было в изобилие у других девушек. И смотрели те с высокомерием и даже плохо скрываемым превосходством. В их движениях читалась явная неохота мне прислуживать. Всем своим видом они показывали, что делают это по принуждению.

Интересно, кого же послали прислуживать княжеской невесте? Возможно это какие-нибудь боярышни или дочери богатых купцов или военноначальников?

А между тем, день клонился к вечеру. Две мои конвоирши настойчиво сопроводили меня в соседнюю комнату, где под тяжелым пологом располагалась высоченная кровать.

Одна из товарок протянула ко мне руки, дабы помочь раздеться.

– Сама, – резко осекла её я.

– Не положено, – сурово ответила женщина, но руки всё-таки убрала.

Сейчас мне было глубоко начхать, что положено, а что нет. Мне хотелось лишь одного – поскорее остаться одной, и чтобы все, наконец, оставили бы меня в покое.

Обложенная со всех сторон подушками и укутанная одеялами, в летнюю-то жару, я наконец осталась одна.

Сначала думала, что не усну. Но, видимо мой организм решил иначе. Изрядно измотанная прошлой бессонной ночью, да и дорогой из своей деревни в Дмитров, я тут же погрузилась в крепкий тяжелый сон. Всю ночь мне снилась какая-то муть. То причитания Матрены рвали мне сердце, то плач сестер Морозовых. А ближе к рассвету мне приснился Ветер. Он стоял и просто смотрел. И было в его взгляде что-то такое…, такое странное, толи обида, толи злость.

А утром началось и завертелось. Сначала в комнату вошли обе мои конвоирши, затем дюжина молодых девушек, среди которых были и вчерашние лица. После них в помещение прошаркало несколько бабок в черных балахонах и каких-то монашеских уборах. Они тут же уселись на лавку под образами, перекрестились и затянули молитвы и церковные песнопения.

Меня снова купали, и снова причёсывали, а затем одевали. А вот одевали меня часа два, не меньше. Я за это время вновь успела вспотеть, устать и очень сильно проголодаться.

– Есть хочу, – тихо выдохнула я, ни к кому особо не обращаясь. Сейчас бы Казимир уже и стол бы накрыл с теплыми лепешками, медком, да мягким сливочным маслицем. И чаёчек бы заварил из зверобоя и сушеной сладкой вишни. М-м-м.

– Не положено, – жестко отрапортовала одна из моих конвоирш, видимо услышавшая моё причитание.

– Потерпите, – тихо прошептала одна из девушек, – До венчания нельзя пищу вкушать.

Знать не передумал князек, жениться всё-таки хочет.

Я обреченно вздохнула, и позволила двум своим ненавистным надзирательницам и дальше делать своё дело, то бишь одевать меня.

Через несколько часов ритуальное укутывание невесты в кокон из двухсот слоёв было окончено. И было на мне столько всего, что я половину разглядеть даже не смогла. Сорочка короткая, сорочка длинная, рубашки, подъюбники, юбки, сарафаны, платки, покровы, фата из плотных кружев.

К тому времени, когда на мою голову поверх покрова и фаты надели золотой обруч, я уже чувствовала себя на грани обморока. Было душно и адски жарко. Я почувствовала, как под нижней сорочкой по позвоночнику покатились капельки пота. Пошевелиться было кране трудно, так как подвенечный наряд невесты весил килограмм двадцать, не меньше. И надо учитывать мой собственный никчемный вес. Одним словом, передвигаться без посторонней помощи я не могла. Благо, что под руки меня подхватили девушки, да так и повели, а то бы я точно запуталась в этих многочисленных юбках и слоях.

Так мы и шли. Впереди важно шествовали две мои конвоирши, затем одна из бабок-причиталок с иконой Бога-матери в руках, так я их про себя назвала, так как от их многочасового причитания и завываний у меня кошмарно разболелась голова. После бабки с иконой шла я, в окружении девушек и поддерживаемая ими же по локотки. И замыкали процессию оставшиеся бабки-причиталки, которые чинно семенили за нами, и старались не отставать.

Куда мы шли? А пёс его знает… Откровенно, мне было уже всё равно, лишь бы поскорее выйти на воздух, и вообще, чтобы это всё уже скорее закончилось.

Венчание прошло, словно в тумане. Голова кружилась от ладана и запаха восковых свечей, от духоты и невыносимой жары. Перед глазами всё плыло. Да и если бы не плыло, то всё равно вряд ли бы я смогла разглядеть хоть что-то. Под плотным слоем тяжеленной кружевной фаты, которая вам не из двадцать первого века невесомая и прозрачная, я ни то чтобы увидеть что-то, да я дышать нормально не могла.

Креститься в храме рука не понималась, хоть надо было это делать хотя бы периодически, но я чувствовала, что не вправе. Уж не знаю, какими глазами смотрели окружающие и сам священник на невесту, которая за время службы и самого таинства венчания ни разу не перекрестилась и не прошептала ни слова молитвы. Благо я этих взглядов не видела, даже если бы захотела, так как из-за этой ужасной фаты, все равно не смогла бы.

Не улучшила положения постоянно гаснущая свеча в моих руках. Кто-то из зевак, присутствующих в храме на венчании, даже молитвенно прошептал, что примета плохая. Примета? Да ладно? Подумаешь свеча. Вот языческая ведьма в православно храме, вот это и правда не очень по канону.

Ну и апогеем всего стало выпавшее из моей руки обручальное кольцо, которое я должна была надеть своему будущему супругу. Колечко громко звякнуло и покатилось, сделав круг возле священника, и остановилось у моих ног.

В толпе раздался испуганный вздох. Что? Снова примета?

Может это и правда знак свыше? Не к месту я тут, я и сама это чувствовала, благо не видела суровых взглядов, смотрящих на меня с икон и образов. Но ощущала, что смотрели на меня святые с укоризной, как бы прося больше не осквернять святое место своим присутствием. Они просто с молчаливым упрёком терпели моё короткое здесь нахождение.

А тем временем, жених, так и не дождавшись от меня никакой реакции, сам поднял с пола колечко и надел себе на безымянный палец. Затем он подхватил с золочёной тарелочки кольцо поменьше и, выудив из складок фаты мою вспотевшую ладошку, окольцевал и меня.

Всё. Теперь уже не отвертеться.

В храме громко запели певчие. Священник, что-то продолжал монотонно бубнить. А я чувствовала, что ещё немного, и всё… Упаду прям тут.

Видимо это и произошло, так как очнулась я уже на улице, рядом кудахтали две мои конвоирши, а надо мной нависал испуганный княжич.

– Воды, – прошептала я, и одна из девушек тут же бросилась ко мне с полным черпаком прохладной воды.

А дальше меня вновь под белы рученьки повели в терем, правда в совершенно другие покои, где уже ждало с десяток боярышень, готовых броситься мне помогать и исполнять любую мою просьбу.

– Пожалуйте, княгиничка, – проговорила одна из разодетых красавиц, фальшиво мне улыбаясь.

Окинув сборище девиц оценивающим взглядом, я выискала двух вчерашних, что показались мне искреннее других.

– Вы двое, – указала я на них, – Поможете мне переодеться, а остальные вон.

Боярышня аж воздухом захлебнулась от возмущения, но рвавшееся наружу недовольство сдержала.

А тем временем выбранные мною девушки вновь подхватили меня под локотки и повели из княжеской светлицы в другую комнату, где и стащили с моей головы и тяжеленную фату, и несколько нижних юбок, оставив лишь на мне одну нижнюю сорочку, тонкую рубаху и расшитый золотом сарафан.

Девушки испуганно причитали, что это против обычаев, невеста должна быть одета в многослойный наряд. А я справедливо напомнила, что я уже не невеста, а жена, так как венчание уже состоялось.

Одну звали Глашей, а вторую Машей, они были сестрами и принадлежали одному из знатнейших, но изрядно обедневших родов княжества.

Девушки помогли мне умыться и привести себя в более-менее божеский вид. И только Глаша закончила закреплять на моей голове золотой обруч, как в комнату вошел княжич.

Он долго и внимательно оглядывал меня, а затем не произнеся ни слова, просто протянул руку и повел меня из покоев.

Впереди нас ожидал княжеский пир, который проходил в огромном зале, заставленном большими столами, которые просто ломились от различных угощений. В центре зала на возвышении стоял отдельный богато украшенный стол с двумя резными золочеными стульями.

Княжич провел меня к нему и усадил слева от себя, не выпуская моей руки. Напротив за центральным столом уселась и княжеская семья, бояре и прочие приглашенные. За моей спиной тут же встали две мои девушки, готовые исполнять всё необходимое. Одна периодически подкладывала в мою тарелку теплые куски больших пирогов с птицей и яблоками. Вторая подливала в резной деревянный кубок что-то, напоминающее по вкусу медовуху.

Княжич не пил вовсе, да и ел мало. А увидев, что одна из моих девушек подливает мне в бокал, нахмурился и велел заменить напиток морсом или водой.

А вот гости за столами не стеснялись. То тут, то там поднимались полный чаши, слышались здравницы и пожелания любви и счастья, а также множества деток. Люди ели, пили, веселились, в центре зала кривлялись скоморохи под бренчание гусляров и вой дудок. А мне было так тоскливо в этот момент, так противно и мерзко.

Зачем я это сделала? Зачем позволила?

Словно что-то почувствовав, княжич сильнее сжал мою руку и посмотрел таким прожигающим взглядом. Он словно знал и предостерегал от глупостей.

– Ты теперь моя, – сурово напомнил он мне, – Ты обещала.

И я в очередной раз мысленно обругала себя за беспечность и за глупое необдуманное обещание.

– Я помню, – тихо ответила я, одаривая его злым взглядом и выдергивая свою ладонь.

Пир бы в разгаре. Некоторые из присутствующих уже изрядно захмелели. Всё чаще и чаще слышались смешки и пьяные непристойные замечания. Гости были веселы и явно не собирались расходиться.

А вот княжичу видимо думалось иначе. Он поднялся из-за стола и протянул мне руку со словами:

– Простите нас, дорогие гости, но моя супруга утомилась, – проговорил он, привлекая всеобще внимание.

Я недоуменно уставилась на него, изумленно приподнимая бровь, всем своим видом показывая, что ничего подобного, и я вовсе не устала.

В зале раздались смешки. Кто-то из особо подвыпивших даже проговорил что-то типа: «неймется княжичу» и «не терпится уже».

– Пойдем, – нетерпеливо процедил сквозь зубы новоиспеченный муженёк и вновь протянул мне свою ладонь.

Позорить на свадебном пиру новоявленного супруга я поостереглась. Чревато. Поэтому, нехотя вложив свою ладошку, я позволила ему увести себя в княжеские покои под одобрительный гогот его друзей-приятелей.

В спальных покоях меня уже ждали мои девушки. Уж не знаю, как они оказались тут раньше нас, но при моём появлении, они практически кинулись мне в ноги. Ещё двое внесли в покои несколько подносов с едой и полные кувшины вина и морса. Водрузив всё это на небольшой столик, они сняли покрывало с большой высоченной кровати и, смущенно пряча глаза, застелили её новой светлой простынёй.

Когда две мои прислужницы решили помочь мне раздеться, их неожиданно остановил молодой князь.

– Я сам, – жестко произнес княжич, – Вон падите!

Девушки испуганно подпрыгнули и, низко поклонившись, тут же выскочили из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

А вот это было уже не добрым знаком. Парень был однозначно на взводе, а я же его эмоций совсем не разделяла. Хороша же у нас получится брачная ночка. От этой мысли я неприязненно поморщилась.

Почувствовав мой настрой, мужчина сделал ко мне решительный шаг. И я неосознанно попятилась от него.

– Послушай, тебе не кажется, что мы торопимся? – произнесла я, стараясь подавить в себе панику.

– Ты теперь мне жена перед богом и людьми, – напомнил он мне, – Поэтому, нет, мы не торопимся.

– Я даже имени твоего не знаю, – тихо проговорила я, делая ещё шаг назад и упираясь в изножье кровати.

– Моё имя Данияр, – ответил он, приближаясь и кладя свои руки мне на плечи.

А в следующее мгновение он рванул с моих плеч сарафан и рубаху. Ткань затрещала по швам и стала расползаться под натиском грубой силы. А я от неожиданности растерялась и впала в немой ступор, совершенно не ожидая подобного отношения к возлюбленной жене.

Княжич, не стесняясь, содрал с меня оставшиеся лохмотья и бесцеремонно толкнул на кровать. Затем он быстро избавился от собственной одежды и, взгромоздившись на ложе, навис надо мной.

В свете свечей я увидела его потемневший взгляд, который тут же принялся блуждать по моему лицу, шее, плечам и груди. Его дыхание стало частым и прерывистым, руки задрожали, а изо рта вырвался толи рык, толи стон. Он впился влажным жадным поцелуем сначала мне в губы, потом принялся торопливо покрывать ими мои щеки и лоб, спустился на шею и плечи, а в это время его дрожащие руки блуждали по моему обнаженному телу.

– Я знаю, что не люб тебе, – прошептал он прерывисто между поцелуями, – Знаю, что не мил. Но я все сделаю, чтобы ты меня полюбила.

Он целовал, а у меня во рту был вкус пепла. Образно конечно. Просто в этот момент во мне что-то лопнуло, что-то сломалось, и я просто перестала чувствовать. Мне не было мерзко, тошно, противно или отвратно. Сейчас мне было совершенно всё безразлично. Какой смысл сопротивляться? Есть ли в этом вообще какой-то смысл, если я сама на всё это добровольно подписалась? Я сама дала обещание, и сама позволила себя увезти, я сама добровольно стала его женой. Так чего уж теперь строить из себя святую невинность?

Да и на изнасилование, на самом деле, это не походило. Просто парень был очень нетерпелив и горяч. От избытка эмоций он плохо владел собой. Мужчина несколько раз пытался взять себя в руки, но получалось у него это плохо.

Поэтому я лежала и терпела. Ждала, когда всё это закончится.

– Настя, Настенька, любая моя, желанная, – продолжал он шептать вперемешку с торопливыми поцелуями.

А потом он толкнулся… Сначала не сильно и не глубоко. А затем…, не ощутив никакого сопротивления, княжич остановился, и я почувствовала, как всё его тело напряглось.

Он медленно отстранился, и я заметила, как каменеет его лицо.

– Кто? – тихим, но странно-хриплым голосом произнёс он.

Я сомкнула колени и отползла к изголовью кровати, непонимающе уставившись на него.

– Кто?! – закричал он вдруг неожиданно яростно и громко, – Кто?!!

Я вздрогнула, ощущая, как неприятный холодок побежал по моей коже.

– Тварь порченная! – снова закричал он, хватая меня за лодыжку и притягивая к себе ближе, – Говори, кто?! Кто тебя поимел?

Вот сейчас мне стало действительно страшно. Его потемневшие от гнева глаза, искаженное в ярости лицо и вздутые вены на шее и руках не предвещали ничего хорошего.

– Ты обещала быть моей! – яростно зарычал он, оставляя на моей ноге синяки от своих пальцев.

– Обещала, и слово своё сдержала, – ответила я, отбрыкиваясь от не на шутку рассвирепевшего мужчины, – Но хранить тебе верность до свадьбы не клялась. Если ты не забыл, я была обещана другому.

Данияр замахнулся, хотел уже ударить, но вдруг столкнулся с моим холодным взглядом, полным лютой ненависти.

– Ну что же ты остановился? – ледяным тоном поинтересовалась я, даже не пытаясь уклониться или спрятаться, – Давай ударь. И наше соглашение будет расторгнуто. Одно движение твоей руки, и я буду свободна. Ведь ты мне обещал, что ни делом, ни словом меня не обидишь и не попрекнёшь.

Яростный пыл молодого князька таял на глазах. Он медленно опустил руки и в бессилии сжал кулаки.

– Кто это был? – наконец, подал он голос, – Это был тот кузнец?

– Нет, – замотала я головой, не на шутку испугавшись за своего бывшего возлюбленного, хоть сейчас и была уже абсолютно уверена, что чувства к нему угасли полностью.

– Кто тогда? – поднял он на меня свой недоумённый взгляд, – Кто это был? Я найду его и убью.

– Ищи ветра в поле, – тихо произнесла я, сама удивляясь, неожиданному каламбуру.

– Что?! Да ты издеваешься! – снова вскричал он, вновь выходя из себя и угрожающе надвигаясь на меня.

– Давай! Ну что же ты? Ударь меня! – не выдержали у меня нервы, и я повысила голос, – И меня никто и ничто больше не удержит.

Но мужчина бездействовал. Он уставился немигающим взглядом перед собой и тяжело дышал. А затем он схватил небольшой нож, что лежал рядом на столике в вазе с фруктами и надвинулся на меня. Я подобралась и приготовилась защищаться всеми возможными способами. Видимо, парень решил расправиться со мной по принципу: «так не доставайся же ты никому». Он замахнулся и…

И остриё ножа неглубоко чиркнуло по его руке чуть выше запястья. Алые капли крови окрасили ткань белой простыни, расползаясь по волокнам в жутковатом узоре. Выждав ещё с десяток секунд, Данияр стряхнул с запястья последние капли, затем оторвал от края своей рубахи длинную полосу материи и перевязал ею руку.

От созерцания происходящего, я снова впала в ступор, так как поведение князька было мне совершенно непонятно. А в следующее мгновение он снова схватил меня за лодыжки и яростно дернул на себя.

– Ты – моя! – зарычал он, накрывая меня своим телом, – Моя!

А дальше было… жестко. Он не ударил меня, нет. Но он брал меня грубо и неистово. Словно хотел показать, кому теперь принадлежит моё тело, словно хотел застолбить, заклеймить руками, губами и поцелуями. Он выл, ругался и рычал. Он бился на мне, словно от этого зависела его жизнь.

А я… Я словно оглохла и ослепла. И с холодной отстраненностью смотрела немигающим взглядом в его потемневшие от ярости глаза. Глаза в глаза.

Минута, две, три…, пять. Глаза в глаза. Равнодушно и холодно.

Глава 2

Данияр

В меня словно демон вселился. В одно мгновение из влюбленного и окрылённого страстью я превратился в сплошной комок ярости и ненависти. Возненавидел ли я её в тот момент? Сложно сказать. Но как говорится, от любви до ненависти один шаг.

Теряя контроль, я уже мысленно был готов разорвать это осквернённое тело подо мной. Но сдержался. Видит бог, какими невероятными усилиями мне удалось пресечь желание задушить мерзавку.

Она вынула из меня всю душу, вымотала все нервы, я разума лишился из-за неё. Сейчас мне больше всего на свете хотелось убить. Убить! УБИТЬ!!!

Но вместо этого я схватил девчонку за щиколотку и притянул к себе. А потом… я отпустил всех демонов, сидящих во мне, всю ярость и злость.

Я брал её жестко и неистово с одной лишь мыслью, что хоть тело её сейчас будет моим. На душу я уже не претендовал. Понимал, что после вот такого, она меня уже не полюбит. Я бы и сам себя возненавидел.

И словно подтверждая все мои мысли, она больше мне не сопротивлялась. Её абсолютно спокойный и равнодушный взгляд этих бездонных синих глаз словно издевался надо мной. Он будто надсмехался, говоря: «ну давай, удиви меня, покажи, на что ты способен».

Никогда в своей жизни я не видел ничего подобного. Даже представить не мог, что достаточно одного лишь её взгляда, и я почувствовал себя ничтожным, жалким, убогим, никчёмным, ни на что не способным.

Ярость новой волной накрыла меня. Да что же это? Как? Как она это делала?

Я бился на ней, брал глубоко и нещадно, а она лишь изредка кривила свои губы в издевательской усмешке, словно ничего не происходило особенного. И взгляд этот, унизительно-холодный, он словно говорил: «ну давай, что ты там пыхтишь». От этого внутри у меня всё холодело и падало.

Кончить я так и не смог.

Скатившись с девушки, я лишь краем глаза уловил её надменно-холодный взгляд, полный презрения. Она меня призирала?! Она?! Меня?!

Не выдержав, я ударил кулаком о стену, затем взял кувшин с вином и запустил его в дверь, потом сбросив всю еду со стола, я перевернул и его. Красная пелена упала на мои глаза, разум мой отключился, я рвал и метал, сокрушая все на своём пути.

А в это время она просто сидела на развороченной кровати, продолжая молча взирать на меня своим уничижительным взглядом, словно на назойливую муху или клопа.

Тяжело дыша, я уткнулся лбом в стену, сжимая в бессильной ярости свои кулаки.

– Успокоился? – ледяным тоном поинтересовалась она.

За спиной послышался шелест. Обернувшись, я увидел, что на Насте уже была надета длинная сорочка, скрывающая её наготу. И только несколько ярких пятен, оставленные мною метки, наливались багряным на её белой шее и плече.

– А теперь давай поговорим, – спокойно произнесла она, присаживаясь на краешек вывороченной кровати.

Я, словно обессиленный пес, тряхнул своей головой.

– О чём?

– Ну, хотя бы о том, что наше супружество явно не задалось, – развела она руками, указывая на творившийся в комнате погром, – Поэтому, я прошу меня отпустить.

Нахмурившись, я угрюмо уставился на неё.

– Я не люблю тебя, ты не любишь меня, поэтому…, – начала она.

– Нет, – не дал я ей договорить, – Ты моя жена, и принадлежишь мне. Мы венчаны в церкви.

На её лице отобразилась явная досада. Она поджала губы и, подобрав полы своей длинной сорочки, вскарабкалась на кровать и отвернулась к стенке, полностью игнорируя моё присутствие.

Во мне вновь поднималась ярость. И я чувствовал, что если останусь рядом с ней, то случится беда. Поэтому, скрипнув зубами, я развернулся на пятках и, прихватив с пола одежду, вылетел из опочивальни прочь, громко хлопнув дверью.

Глава 3

Настя

Уход новоявленного супруга был воспринят мною с большим облегчением. Однако, я ещё долго лежала и прислушивалась к разным звукам и скрипам, всерьёз опасаясь возвращения разгневанного мужчины. Но на моё счастье, княжич в опочивальне так больше и не появился.

Уже под утро, поддаваясь усталости, я смежила веки, как вдруг откуда-то из угла послышалось:

– Пс, пс.

Повернув голову, я увидела не что иное, как домовую нечисть. Передо мной стоял самый обыкновенный домовой. Мужичок был примерно одного вида с нашими деревенскими домовыми, разве что костюмчик побогаче, да тяжеленная связка ключей на поясе. А так, ничего особенного.

– Давай завтра, а? – панибратски отмахнулась я от домовика.

Домовой стоял с ошарашенным лицом и раскрытым ртом в виде застывшей буквы «о».

– Ведьма! – взвизгнул нечисть, от чего я мысленно поморщилась, – Знать, правы были дворовые, не иначе как конец пришёл роду княжескому, раз наследник ведьму в жены взял.

Домовик принялся причитать и рвать на себе волосы, а я же медленно, но верно приходила в состояние бешенства.

– А ну-ка, тихо! – довольно грубо осекла я нечисть, – Ты кто такой? Зачем пришёл? И почему именно сейчас, а не вчера? Ведь я уже второй день тут.

Домовик снова вытаращился во все глаза, и с ужасом поговорил:

– Так не мог я, тут ведь службу справляли, молитвы читали. Перед свадьбой священник приходил, да покои окроплял, – принялся объяснять домовик.

– Ясно, не объясняй, – махнула я рукой, понимая, что к чему, – А теперь зачем явился?

– Не поверил я, что ведьму в храм допустили, что княжич наш пресветлый женился на…

Он оборвался, увидев мой злобный взгляд и поднятую вверх бровь.

– На мне, то бишь? – закончила я за него ледяным тоном.

– Ага, – кивнул он с облегчением, – А теперь и сам вижу, что правда. Ты – лютой смерти дочь, пришла, чтобы жизни наши забрать, – обречённо закончил мужичонка.

– Да больно надо, – снова махнула я на него рукой, – Не нужен мне ни ты, ни княжич твой пресветлый, ни всё это княжество в придачу. А уж жизни ваши и подавно.

– Ээ? – снова удивленно открыл рот домовой.

– Не для того меня Князь Кощей сюда послал, – многозначительно произнесла я.

– А для чего? – ещё больше округлил глаза-плошки мужичок и придвинулся, боясь не услышать что-то важное.

– Для равновесия, – сухо ответила я, – Для поддержания миропорядка. Чтобы нечисть распоясавшуюся приструнить, да от нежити землю избавить.

– О! – ещё больше удивился он.

– Я с этим неплохо справлялась в своей деревне, пока княжича не повстречала. А он словно с цепи сорвался, всё проходу мне не давал. Я забавою его стать не захотела, так он в жены взять решил, – развела я руками, вкратце рассказывая всю недолгую историю наших взаимоотношений.

– А обо всём остальном, думаю, тебе самому, как домовику, ведомо, – указала я взглядом на творившийся вокруг беспорядок.

– Не любишь ты его, – удручённо покачал он своей головой, – А вот он тебя сильно любит. Видел я, как смотрел он, как страдал. Ведь не может он без тебя.

– Да не нужна мне его любовь. Тем более такая, – с досадой вспыхнула я, оттягивая край ворота сорочки, указывая на яркие синяки на своей коже.

– Ну не побил же, – встал на защиту горе-муженька домовик, а затем махнул рукой, – А то следы страсти, а не ярости. Молодой он ещо, глупый, да горячий. Остепенится, да успокоится. Дай срок.

Мне оставалось лишь покачать головой, да тяжело вздохнуть.

– Вот что, девонька-княгиничка, раз уж не со злом ты к нам пожаловала, так и от нас зла не будет, – торжественно заявил домовой с поклоном.

– От кого это, от нас? – заинтересованно посмотрела я на него.

– От всей посадской домовой нечисти, – ответил он с важным видом, – Я, почитай, над всеми домовыми, дворовыми, банными и прочими духами, начальствую. Так что, не переживай, ведьмочка, где надо – поддержим, где трудно – поможем, где сама не поспеешь – подсобим.

– Как хоть звать то тебя, умывальников начальник и мочалок командир? – снисходительно усмехнулась я.

– Фомой кличут, – улыбнулся в бороду мужичок, а потом вскарабкался на лавку и притушил свечи, – А теперь спи, давай. Утро вечера мудренее.

А утро началось с неожиданного появления в покоях самой княгини и её многочисленной свиты из бабок-причиталок, боярынь и боярышень, и прочих девиц.

Увидев разгром, княгиня сморщила нос.

– Видимо у молодых была горячая ночка, – сказала она с издевкой, бросив взгляд на меня.

Тем временем девушки с поклоном приблизились ко мне и принялись переодевать, смущенно отводя взгляды от синяков и засосов на моей коже. А одна из боярынь подошла к кровати и сдернула смятую простынь, удовлетворенно качнув головой. Подойдя к княгине, она молча указала на несколько бурых пятен на простыне и скрылась за дверью, унося свой трофей. Девушки стыдливо зашушукались.

– Ну, вот теперь всё как следует быть, – с достоинством проговорила княгиня, оглядев меня с головы до ног, когда две уже знакомые мне девицы закончили приводить меня в порядок, – Я тут тебе девушек сенных подобрала в услужение.

Княгиня повелительно махнула рукой, и передо мной в рядок выстроилось с десяток девиц разной наружности, в числе которых были и Глаша с Машей.

Что требовалось от меня в тот момент, я честно не понимала. Возможно, женщина ждала от меня благодарности или ещё чего-то в этом роде, но, увы, не дождалась. Величаво поднявшись с табурета, княгиня выплыла лебедем из моей опочивальни.

С уходом государыни, сразу стало как-то легче дышать. И видимо не только мне, но и моим прислужницам, которые тут же свободно выдохнули и принялись за привычные им дела. Одна взбивала подушки, вторая перестилала постель, третья открывала окна, четвертая распахнула дверь в смежную комнату и начала накрывать там стол к завтраку. Четверо уселись на лавки подле окна, достали из сундука рукоделия и принялись вышивать, а последние две ловко орудовали длинными деревянными челночками, создавая витиеватое кружево прямо на моих глазах. Одним словом, все были пре деле. И это я ещё молчу, что сопровождалось всё это мелодичным девичьем пением.

– Извольте откушать, княгиничка, – обратилась ко мне одна из девиц, лицо которой я раньше не видела.

– Чем заняться желаете? – подошла другая девушка, когда я немного утолила свой голод молочной пшеничной кашей и теплым хлебом с маслом.

– А чем я могу заняться? – осторожно поинтересовалась я.

Девушки удивлённо переглянулись. Очевидно, их немало позабавил мой вопрос.

– Вышивать можете, вязать, молитвы читать, псалтырь листать, – сухо произнесла самая рослая, выделяющаяся на фоне остальных богатым нарядом, – Самое достойное занятие для княжны.

И тут я заметила, как ещё две разодетых девицы между собой зашептались:

– Псалтырь? Да она ж поди и грамоты-то в глаза не видела. Куда ей, селянке худородной.

Замечание оказалось услышанным не только мной, но и другими девушками. Глаша раздраженно шикнула на языкастых девиц, а Маша злобно наступила на ногу обидчице, от чего та громко ойкнула.

– А вы, значит, все грамотные? – сверкнула я глазами, и почувствовала, как вокруг меня распространяется прохлада, – Как звать?

Девицы что-то пролепетали, кажется, имена и фамилии, а также кем являлись их отцы, и к какому принадлежали роду. Можно подумать, меня это как-то волновало. Я особо не старалась запомнить, а вместо этого внимательно рассматривала выражение их лиц, одежду и украшения. А посмотреть было на что. На лицах читалось откровенное презрение и превосходство. Уж не знаю, насколько были приближены к князю их родичи, но эти трое однозначно считали себя выше меня, да они и не особо пытались скрыть своего отношения.

А вот это было плохо. Если не поставить себя сразу, то всё, сожрут и не подавятся. Поэтому…

– Ты, – ткнула я пальцем в самую разодетую товарку, – Сколько будет восемь прибавить два, да вычесть пять?

– Аа? – удивленно воззрилась та на меня.

– Пять, – послышался шепот от кого-то за моей спиной. Ага, значит, там есть грамотные, в отличие от этих троих, которые стояли и злобно сверкали на меня своими глазищами.

– Вон пошли, все трое, – звучно произнесла я, а напоследок добавила, – Мне дуры в услужении не надобны.

Поджав губы и злобно сверкнув на меня своими глазищами, девицы выскочили из княжеской светёлки, словно ошпаренные.

– Теперь вы, – повернулась я к оставшимся замёрзшим статуям, – Скажу сразу, что кому из вас претит прислуживать бывшей крестьянке чумазой, то скатертью дорожка. Вот Бог, а вон порог. Удерживать никого не буду.

Замолчав, я многозначительно окинула всех присутствующих взглядом. Ещё две девицы выскочили из светлицы. Вот умницы, правильно, куда мне такой многочисленный курятник.

– А вы значит, готовы прислуживать? – внимательно всмотрелась я на оставшихся пятерых. Те согласно кивнули.

Я молча оценивала стоявших передо мной девушек, а те терпеливо ждали, смиренно опустив глаза в пол.

Глашу и Машу я уже оценила, и даже успела пообщаться. А вот об этих троих я пока ничего не знала.

– Вот что, милые, – ровным голосом произнесла я, – Раз уж решили быть со мной, то и я не обижу. За хорошую и верную службу награжу, а ежели, что худое прознаю, то и наказание будет по вине. За предательство и сговор, уж не обессудьте, голова с плеч.

Девушки только переглянулись, но ничего не сказали. Понятливые.

– Глаша, Маша, – позвала я сестер в свою опочивальню и кивнула, чтобы те плотно прикрыли за собой дверь.

Девушки встали рядом, всем своим видом изображая полное внимание.

– Не могли бы вы мне разъяснить, что я могу, а чего нет, как княжна, – смущенно попросила я их.

Сёстры облегчённо выдохнули и понятливо переглянулись.

– Да вы сядьте, – разрешающе махнула я им на лавку возле моего стула, – В ногах правды нет. А мне просто жизненно необходима информация.

Следующие два часа, сестры Медведевы подробнейшим образом рассказывали мне об особенностях жизни правящего рода, а конкретно о быте и обязанностях княжны, супруги молодого князя.

Как оказалось, обязанностей было не много: почитать своего мужа, не перечить его воле и воле князя, с уважением относиться к родичам супруга, и самое главное, а точнее наипервейшее – подарить наследника князю.

Прав было ещё меньше, чем обязанностей. Княжна должна была основную часть времени сидеть под охраной в тереме, под присмотром мамок, нянек, боярынь, боярышень, и прочих знатных девиц, коих толпами отправляли в услужение женским представительницам княжеского рода, дабы хоть как-то засветиться перед князем, а там глядишь, и пристроить своих девиц.

Мне, как княжне и замужней женщине, допускалось изредка выходить на прогулку. Но не одной разумеется, а с целой свитой. Либо в обществе супруга и с его охраной и окружением.

Также не воспрещалось посещать храмы и церкви. Тут достаточно было пары девиц в качестве свиты и пары дружинников в качестве охраны.

А в целом, та заносчивая девица была права. Из всех доступных мне по статусу дел и занятий оставалось лишь вышивать, вязать, молитвы читать, да псалтырь листать. Вот самое достойное занятие для княжны. А остальное? Ай-ай-ай, невместно, не по чину, не положено.

– И это всё? – с ужасом приподняла я брови.

– А что ещё желаете? – с непониманием воззрились на меня сёстры Медведевы.

Я досадливо закусила губу и с тоской посмотрела на цветной витраж окошка, за которым ярко светило солнце и жизнь била ключом. И в очередной раз пожалела о своём таком опрометчивом поступке. Эх, была бы сейчас свободна, как ветер в поле. Ветер…

– Не огорчайтесь, княгиничка, – ласково прошептала мне Маша, видя моё удручённое состояние, – Сейчас на пир пойдете, там и повеселеете.

Оказывается, княжеские свадебные пиры могли длиться неделями. На таких празднествах обычно вино лилось рекой, угощения не поспевали готовиться, а гости не успевали трезветь.

И правда, уже после полудня за мной пришли две разодетые боярыни, которые вместе с двумя моими прислужницами и сопроводили меня на свадебный пир.

Княжич уже сидел за столом и хмуро смотрел на дурацкие кривляния скоморохов, которые из кожи вон лезли, стараясь развлечь пресветлого. Моё появление супруг проигнорировал, старательно делая вид, что меня не заметил.

Я молча заняла своё место и с унылым видом принялась разглядывать подвыпившую веселившуюся толпу. Скука смертная, тоска зелёная, да ещё и угрюмый видок муженька настроения не улучшал.

Князь и княгиня, как и вчера, продолжали восседать за центральным столом. Государь был уже изрядно выпивши, а вот его супруга казалась трезвой, как стёклышко. Она то и дело подливала своему мужу в чашу, а к своей даже не прикасалась. Может здесь женщинам на пиру не положено выпивать? Я взглянула на соседние столы и приметила, что местные боярыни только чуть пригубливали напитки, не злоупотребляя ими.

А между тем, мой муженёк продолжал активно прикладываться к кувшину с вином. И я не смогла не заметить, сколь разительно отличалось его поведение от вчерашнего. Вчера он не пил вовсе, а сегодня словно решил утопиться в вине.

Так прошло ещё несколько дней. Муж мои покои более не посещал, разговоры не заводил, а на пирах игнорировал. Я маялась скукой и бездельем, раздражаясь и злясь на саму себя всё больше и больше. Ни раз и не два пожалев уже о содеянном. В глубине души надеясь, что молодой князёк, разочаровавшись во мне окончательно, вернёт меня обратно, в мой родной и такой любимый дом, в село Грязное.

Оставалась лишь одна проблемка, маленькая такая сложность, размером со слона. Мы были венчаны в церкви. А соответственно, это не предполагало возможности развода. Как говорится, только смерть разлучит нас. Только вот чья смерть? Его или моя?

Убивать я пресветлого не хотела. Оставался вопрос: а мог ли княжич настолько возненавидеть меня, чтобы решиться избавиться от опостылевшей жены?

Ответ на этот вопрос я получила следующим же вечером.

Отослав всех своих девушек отдыхать, я уже почти уснула, как вдруг услышала тихий скрип двери. Через чуть приоткрытые веки я увидела, как в комнату вошел мужчина. Он тихой поступью подошел к кровати и замер. Ведьминское зрение тут же узнало знакомые черты горе-муженька, а обострённое обоняние уловило чуть заметный запах алкоголя.

Хм, если мой «дражайший» супруг продолжит в том же духе, то через пяток лет я смогу обойтись и без развода. Цирроз печени никто не отменял.

Мужчина продолжал тихо стоять возле кровати, молча разглядывая меня якобы спящую. У меня уже изрядно затекло тело. Оказывается, лежать в одном положении и стараться дышать спокойно и размеренно, словно во сне, не так-то и просто. А тем более непрерывно ощущать на себе посторонний внимательный взгляд.

Через некоторое время, княжич устало потер своё лицо ладонями и опустился на пол возле кровати, облокотившись спиной об изножье. Прошло минут двадцать, в течение которых я тщательно вслушивалась в издаваемые им звуки, ведь в поле моего зрения осталась лишь темная макушка волос, да кусочек локтя на перине, на который эта самая макушка была уложена.

Ещё через десяток минут до моего слуха донеслось тихое сопение. А ещё через пяток, я и сама уснула крепким сном младенца.

На следующую ночь ситуация повторилась точь-в-точь. Весь день муженек упорно хмурил брови и игнорировал моё присутствие за столом, а поздно ночью вновь прокрался в мою опочивальню, словно вор.

На третью ночь, скрип двери уже не вызвал во мне испуга, а скорее повеселил. Было забавно наблюдать за взрослым мужчиной, который, словно ребенок, неловко переминается возле кровати жены, думая, что его не видят и не слышат. В этот раз он перетаптывался немного подольше. Я даже заметила, как он занес надо мной свою руку, а затем вдруг замер и осёкся. Ладонь так и не коснулась меня, а безвольно упала. Что он хотел сделать? Ударить? Прикоснуться? Погладить?

На четвертую ночь, визитёр изрядно припозднился. Я уже было решила, что этот извращенец-скопофил уже насмотрелся, и хоть одну ночь да даст мне нормально поспать. Но нет, блин, ошиблась. И покачивающаяся в темноте фигура это подтвердила. А ещё мне в нос ударил сильный запах алкоголя.

Да он набрался что ли?

– Ведьма, – горестно прошептал княжич сам себе, хватаясь за край балдахина кровати и откидывая его в сторону.

– Какая же ты ведьма, – посокрушался он, приваливаясь к столбику, держащему тяжёлый полог, – Я всё для тебя, а ты…

Его пьяный жалобный шепот становился всё громче.

– Вот скажи мне, чего тебе ещё надобно? Я же люблю тебя, – он прикрыл лицо ладонью и тяжело вздохнул, – А ты? А тебе не надо ничего. Ни любви моей, ни ласки.

Я открыла глаза и посмотрела на пьяное существо, что шатаясь, стояло сейчас возле моей кровати. И показался он мне вдруг таким обиженным и несчастным, что где-то очень глубоко в душе у меня шевельнулась жалость. Лишь всего на миг. А в следующее мгновение её перекрыла жалость к себе.

– Отпусти меня, – тихо попросила я его, и от моих слов княжич вздрогнул.

Наши глаза встретились, и я заметила, как потемнел его расфокусированный взгляд.

– Нет, – произнёс он жестко и пьяно встряхнул головой, – Ты моя жена.

– Не люб ты мне, – всё также тихо напомнила ему я, – Отпусти.

– Нет. Нет, нет, нет, – снова затряс он головой.

А потом в мгновение ока, он вдруг оказался возле меня, хищно нависая всем телом.

– Мне уже плевать, – вдруг выдал он, обдавая меня алкогольными парами, – Ты моя, и больше ничья. И я заставлю тебя смириться с этим.

Его крепкие руки вдруг прижали меня к себе и сильно стиснули. Его рот беспорядочно блуждал по моему лицу, шее плечам, и снова возвращался к губам.

– Хорошо как, – протянул он тоскливо, не чувствуя сопротивления и сильнее стискивая меня в своих крепких объятьях.

Руки сами потянулись обхватить его лицо, проведя по нему ледяными ладонями.

– Ммм, – застонал он, прикрывая веки.

– Хорошо тебе княжич? – вкрадчиво поинтересовалась я, опуская заледенелые ладони на его плечи и грудь.

– Даа, – простонал он глухо и покачнулся, выпуская меня из своей хватки.

– А теперь? – я снова провела ладонью по его рукам и плечам, ощущая, как всё вокруг стынет от холода, – Теперь? Тебе нравится?

– Дааа, – снова прошептал он, повалившись на кровать и прикрывая веки, – Продолжай, не останавливайся.

Подавая ещё больше холода в ладони, я вскарабкалась на кровать и, еле касаясь, провела ими по его щекам, замечая, как медленно синеют его губы.

– А сейчас? – снова поинтересовалась я у него, – Сейчас тебе тоже хорошо?

Мои ладони огладили его уже похолодевшую кожу и спустились на грудь мужчины.

– Дааа, – чуть слышно прошептал он онемевшими губами.

Я взглянула в его широко распахнутые глаза с расширенными, словно у наркомана, зрачками, устремленными куда-то в пространство. А под моей ледяной ладонью ещё пока билось его сердце.

Вот оно здесь, рядом. Одно движение моей руки, и оно остановится. Я уже чувствовала, как замедлялся пульс, как остывала горячая кровь.

Одно лишь движение, и я стану свободной. Свободной!

Читать далее