Читать онлайн Враги-Друзья бесплатно

Пролог

Этап перехода человека в личность, пожалуй, можно начать с этого момента, с момента пришедшего этого человека в атмосферу одиночества. Одиночество само по себе является явлением существования индивидуума в практическом отрицании всего окружающего – слухов, сплетен, разного рода происходящих событий, не соответствующих реальности, и, конечно же, ни за что не случившихся действий. К одиночеству приходят не от скуки и безделья, а от тоски и мученья. Именно когда остаешься один на один с собой, приходят правильные, но удручающие мысли о жизни и ее прелестях, о том, как ты бесчестен и отвратителен, о том, как несуразно твое поведение в обществе – и многое тому подобное. Можно бесконечно размышлять на ту или иную тему, но сущность одиночества неизменна. Одиночество присуще, отчасти, благоразумным умам, а в благоразумстве просыпается чувство бесполезного существования и противоречивости своих деяний, возникает чувство стыда и горести, преломляются все лучи света в темной голове и направляются в сознание, наполняя тем самым светлостью и без того затуманенный ум. И все это происходит в уединении с самим с собой. Главное понимать, а обладаешь ли ты этим даром перевоплощения из ужасного в прекрасное. А, иначе говоря, вся эта формула перехода из грязного, необузданного, черствого, беспринципного филистера, в чистого, приятного душой и светлого умом простого человека не поддастся расчетам.

Есть один человек, который может постичь мудрость, начать понимать других, не преступая чужих принципов и входить в их положение, знать и не перечить законам природы – истинного существования всего живого. Но это все не означает, что нужно презирать чужие взгляды и быть с ними не согласным, унижать неправого и отчуждать мнение оппонента. Стоит надеяться, что вы поняли намек, – кратко речь пойдет о религии, которая не совпадает с дарвиновской теорией происхождения человека! Ни за что на свете нельзя оскорблять права верующих, ведь у каждого своя воля в выборе своей поддержки и смысла существования. Но есть мнение по поводу всего сверхъестественного – это нечто страха, – непредвиденное, необъяснимое, несуществующее, что на самом деле имеет свое объяснение. Любое чудо и волшебство, творимое фокусником, не раскрывающего своих карт, в итоге становится разгаданным, и уже не является чем-то необъяснимым, так и вера в бога, например, христьянского народа, поддается сомнению: «А на самом ли деле церковь дает нам то соединение с всевышним, когда узнается, что деятельность служащих церкви направлена из соображения выгоды и наживания капитала за счет набожных деяний». Народ должен понимать всю прелесть наживы над простыми смертными, – это коммерческий ход, и его никто никогда не отменит. Мы всегда будем верить во что-то, но нельзя верить наглым жуликам (которые наживаются за счет беды семьи, потерявшего человека), берущие баснословные гонорары за отпевания. И живущие так же за счет счастья этих же семей и родных, у которых появляется маленькое чудо на свет, которое по всем соображениям и канонам общества, должно быть поцеловано святым отцом, во имя защиты этого чуда от всех невзгод и проблем, не дай бог возникших на его жизненном пути. Это ни в коем случае не призрение христианской веры, это посыл в массы: ведется грязная богохульская миссия по чистому и законному заработку денег. Для пояснения следует обратиться к писателю XIX века Уилки Коллинзу, который в своем сложносоставном романе «Когда опускается ночь» в «рассказе монахини о женитьбе Габриэля» привел точное описание отношения к христианской вере, правда, католической, но от этого суть не меняется:

«… Служба началась. И какая служба – еще со времен ранних христиан, молившихся в пещерах земных, – могла бы быть благороднее и возвышеннее богослужения в тех обстоятельствах? Ни напускной пышности, ни обильных безвкусных украшений, ни рукотворной роскоши вокруг. Эта церковь была окружена тихим и устрашающим величием спокойного моря. Куполом этого собора были лишь беспредельные небеса, единственным светочем – чистая луна, единственным украшением – сияющие россыпи бесчисленных звезд. Ни наемных певчих, ни богатых, будто князья, священников; никаких любопытных зевак и поверхностных любителей сладкозвучия. И паства, и те, кто собрал ее, были одинаково бедны, одинаково гонимы – и молились одинаково, пренебрегая всеми своими мирскими интересами и нависшей над ними смертельной опасностью». Рассказ про времена французской революции, а это, на минуточку, конец XVIII века.

Неизвестно, почему разговор начат с религии, но таких проблем много в мире. Ведется борьба в разных сферах деятельности за справедливость и становления правопорядка. Просто важно понимать, не может быть чья-то вера подвержена плате: можно жертвовать деньги на строительство храма, можно покупать рукописные иконы выдающегося художника, можно миловать святого отца за прочтение им молитв, но нельзя просить и ставить перед выбором: «Если не заплатил, то ты навлекаешь на себя беду, Бог отвернется от тебя». Впрочем, это всего лишь дополнение к предыдущему умозаключению, поэтому это не единственный вопрос, который начал беспокоить нашего героя. Того самого героя, который может постичь мудрость.

Юноша девятнадцати лет, вполне симпатичный, но сам этого не признающий, по имени Август, не высокого, почти среднего роста, необыкновенный в высказываниях и приятный в общении (если не завести во время разговора его халеричный темперамент дискуссией), любящий природу и все живое до беззащитного насекомого, был незаурядной личностью. Но все его плюсы ничтожное малое по сравнению с количеством минусов!

Однажды в зимнюю ночь, в его темной комнате при свете луны, просачивающимся через плотно закрытые жалюзи, в сочетании с нагруженным потоком мыслей о мироздании нашей планеты и всей вселенной, приходили странные мысли, беспокоившие его до жути и вызывавшие бессонницу. Именно эти странные мысли приводили его разум в полное смятение, он не осознавал, что все, чем он занимается, с кем общается, плотно контактируя, является абсурдным и в тоже время притягательным. Навеиваются умозаключения о правильности и логичности хода его поступков и отношения к людям.

Также Августа с детства мучил вопрос о жизни, ее зарождении и становлении, как и любого другого. Ведь то, чем мы дышим, чем живем, что ищем и как боремся за свою жизнь, нисколько не доказывает природы нашего существования. Понятно, что всему есть объяснение, но главный вопрос возникал в голове у мальчика, самая насущная загадка человечества: «Что скрывается там – за пределами вселенной? Есть ли у нее границы?». Так и теперь, в юношеские годы назревали те же самые вопросы, но они, к сожалению, порождали массу других вопросов и приводили простого парнишку в ступор, в полное отчаяние и безмятежность. Так происходило каждую ночь, так происходит сейчас, его одолевают мысли, не способные дать покой и сон без сновидений. В определенный момент становилось такое чувство безразличия ко всему: философия его мыслей покрывала все проблемы становления взрослого человека, все заботы были сняты рукой, мысли о бесконечности являли его частицей бессмертной, и на минуту все становилось бессмыслицей. Но это были своего рода отвлечения от рутины жизни: сон начинал одолевать Августа с прежней силой, с той самой, которая одолевает человека на момент занятия чем-то серьезным и требующего немедленного выполнения, поняв, что ты нечто большее, чем просто человек. Бессонница как рукой снята, если, конечно, сила мысли вновь не заставит мозг работать, задаваться животрепещущими вопросами, выводящими из состояния транса, возникшего от мыслей о безграничном пространстве.

Однажды Август одиноко шествовал по ночному городу, вдохновляясь раскинутыми городскими пейзажами, тщательно распознавая грацию построек, посадок, даже если увиденное не столь завораживает. Неподалеку послышались возгласы, которые отвлекли его привязанность к великолепию, и заставили насторожиться. После, эти возгласы усиливались, даже после продолжительного движения вперед по темной асфальтной дорожке. Августа опутало любопытство: он не мог просто пройти мимо, не убедившись в безобидности обстоятельств, сложившихся при столь бурных изречениях. Подойдя ближе к эпицентру дискуссии, он смог разглядеть молодую пару, – молодые люди о чем-то яро спорили. Хотя речь их была не столь связана, они не умолкая твердили, какое отношение испытывают друг к другу. Мужчина, или же парень, неожиданно схватил девушку за волосы и потащил к подъезду. На улице была осенняя погода, не столь мерзкая, не столь холодная, но близкая своей капризностью к зимним ненастьям. Августа и так пронзали порывы прохладного ветра, а теперь и дрожь пробирала от настороженности перед происходящим. Нельзя сказать, что Август струсил, – его лишь окутала тревога неприятностей, и ему пришла в голову мысль: не при каких обстоятельствах не лезть в чужие отношения. Подождав еще немного, увидев, что обидчик отпустил на несколько секунд свою жертву, он переменил свое мнение, и решил, если ситуация совершенно выйдет из-под контроля, непременно вступиться: вдруг все закончится для этой девушки плачевно; как после этого он себе простит нерешительность, если узнает на следующий день, что произошло страшное событие, где неподалеку безмятежно шел он. Девушка молчала, парень свирепствовал, в ход пошли замахи руками, явный знак – вперед!

Подходя по ближе к паре, молодой человек с агрессирующей стороны резко переменил свое решение – беспредельщик переключился на Августа, который не по своей воле, но с полной отвагой в сердце, шел стремглав на противника. Как и каким образом произошло слияние взглядов, было для всех трех загадкой, но не сказав ни слова, два оппонента оказались лицом к лицу почти впритык.

Обидчик девушки промолвил:

– Ты каково черта тащишь свою задниццу сюда! Если не хочешь неприятностей, не нарывайся на грубость!

Но ход был сделан на шахматной доске, и, либо ты будешь повержен, либо придется делать ход конем.

– Я… Я услышал вашу ссору. После, я увидел, как вы, – очень культурно произнес Август, – начали таскать за волосы, возможно, свою девушку. Меня это тревожит; я бы хотел узнать, все ли в порядке у вас?

Последовал резкий возглас – Иди отсюда, если не хочешь проблем! – Парень не решился сделать резких движений, но был настолько взвинчен, что его взгляд оставался неизменно агрессивным.

Августу такое отношение явно было неприятно; он, недолго думая, дал ответ:

– Успокойся! – Несвойственной ему манерой говора, низким тоном прорычал Август. – Я тебе не намеревался грубить и уж тем более влезать в ваши отношения, я лишь обеспокоен тем, что все это происходит на моих глазах – не убивать же ты ее собрался!?

– А если и убивать! – Съязвил обидчик. – Что ты мне сделаешь?

– Ты, видно, совсем ополоумел, раз такую ерунду несешь. Давай так, я тебя не видел, ты меня тоже, но я надеюсь, вы остынете и мысли такие посещать тебя не будут.

– Хах! Ты – незнакомый для меня человек, – с недоумением и яростью произнес противник, – будешь мне потакать, что мне делать? Ты меня порядком заколебал…

В этот момент накала страстей набирал свои обороты, уже между тремя участниками конфликта, – один из которых не по своей вине, а по своей совести и состраданию к беззащитным, без злого умысла подливал масла в огонь. Ему не было нужды ввязываться в драку. Но даже столь несуразная дискуссия, уводила душу в пятки; сердце колотилось неистово быстро; дыхание было сбито, недостаток влаги во рту, смутность сознания и образование невесомого состояния в грудной клетке от волнения (прилива адреналина в кровь), растянуло время разговора на целую вечность. Именно так и показалось Августу: у него было ощущение, что время их словесной перепалки длилось целый век, – на самом деле минут пять. Девушка обидчика, смотрящая со стороны на своего ненавистного мужчину и приятной внешности защитника, среагировала через минуту, когда первый после фразы: «Ты меня порядком заколебал…», чуть ли не кинулся на второго. Она с твердостью своей натасканной хватки за время ссор со своим партнёром схватила его за руку, и нежно, как это умеют только девушки, через свое почерствевшее от ненависти сердце, пролила ласку – она пробудила в своем молодом человеке былую трепетность и отзывчивость. Он безо всяких усилий попятился назад, как будто сила упругости вернула его в прежнее состояние. Женская рука сняла небольшой спазм с его недобродушной души.

Девушка успокоившимся тоном произнесла:

– Юноша, у нас все хорошо, спасибо, что не остались равнодушным, но вам пора идти. – И не без смущения добавила, – Вам не о чем волноваться.

Конечно, в такой момент Август Александрович, носящий гордо свою фамилию отца Черков, сделал плавный разворот, в ту сторону, куда шел минуту назад. В нем пылало чувство злобы и отчаяния – злился он на того разъяренного противника, а в отчаянии был из-за своего отступления. Ему пришлось капитулировать. Надо было драться! А с другой стороны, что бы поменяла драка? Что бы он доказал себе и людям? Но, с другой стороны, какая отвага, гордость за самого себя охватила бы его после победы, а не своеобразного поражения. Может лучше бы было перейти ту грань и ввязаться в мордобой, показать на что ты способен, выбить всю дурь из этого нахала, который слабую «Дюймовочку» таскал за волосы.

Тогда бы Августу было полегче. Тогда бы он ушел с поля боя победителем, не важно, кто больше получил бы ссадин и рассечений, важно, что виновник потерпел бы не малые муки, вспоминая о произошедшем, смотря на побои в зеркале. Но это лишь один вариант расклада событий, дальше сознание уходило все глубже в размышления, и смоделированных ситуаций исхода благоприятных и неблагоприятных событий становилось в десятки раз больше, по сравнению с двумя концовками – одна реальная, вторая с рукопрекладством Августа, который побеждает. Сущность, или же болезнь ума, но для чего-то он прорисовывал каждую комбинацию у себя в голове, каждое слово мусолил, пока не достигал идеального решения. Конфликт должен был увенчаться для него победой, и, естественно, после всех волнений, как только его организм остыл от панического жара, ему стали приходить в голову такие фразы, с помощью которых удалось бы не только избежать потасовки, но и унизить обидчика, размазать его и опустить, обратив неприятеля в бегство.

Все это так приятно и безумно, что он начинал верить в свою силу справедливого и беспощадного слова, которое так и не достигло сознания оппонента, все иллюзии стали рушиться, при окончательном осознание того, что в перепалке он капитулировал. Следуя направлению извивающегося узора вымощенного тротуара из дорожного кирпича, Август бессознательно брел к своим пробиркам фантазий, где хранились его начала счастливой и беззаботной жизни. Хотя, беззаботной ее не назовёшь, – легкого пути не бывает в осуществлении своих задумок, слаще жизнь не протечет, воображая в голове благоприятные исходы. В таких прогулках все невзгоды утопали на дне «Марианской впадины», и создавались новые картинки с красивыми сюжетами, незамысловатыми, но двойственными.

Ночь была в полном затмении, и, вернувшись в реальность, Август неведомо как, добрел до замечательного сквера, приятно облагороженного и полностью созданного руками человека. Имитированные ухабистые холмики и молодые высаженные сосны придавали этому месту благородство, а летом, высаженные в клумбах дурманящие пионы и тюльпаны разных цветов и сортов благоухали своим медовым ароматом. Но и осенний запах уготовил этому чудесному месту смирения – пленительный запах опадавшей влажной листвы. Здесь царила свобода жизни, дуновение свежего ночного ветра размывало сознание и придавало легкость движения. Днем в этом месте резвились дети, качаясь на качелях из деревянного сиденья и волокнистых поручней, – имитация качели во дворе деревенского дома; беспрепятственно посещающие сквер люди восхищались увиденными прелестями и сооружениями, запечатлевая увиденное на фото, чтобы после выместить в социальные сети триумф архитектурного старания, а возможно, это всего лишь память об увиденном, и всего лишь для ностальгии. Все, кто ни приходил сюда, были как на увеселительной площадке: изъявляли счастье гулять возле великолепного фонтана, пробовать различные напитки, и разговаривать на светские ханжеские темы, воображая, что все вокруг смрады и невежи. Может, наоборот, здесь рождались великие идеи перевоплощения из ужасного в прекрасное или появлялся новый сюжет неизданного, да что там неизданного, даже не начатого романа, может здесь вершилась чья-то судьба, например, вот-вот ждущего повышения на работе. Многих это место вдохновило, даже больше тех, кто погиб на этом месте.

Августа поражало заглушение боли и страдания, полученные после трагедии на месте сквера, спроектированного места нового развлечения, где не так давно пролилась кровь в мирное время, забирая адским огнем души невинных, безоружных людей.

…

Раннее осеннее утро, дороги практически пусты, город наполовину спит, время 7:15. Огромный восмиполосный дорожный проспект проложен вдоль кучных громоздких домов «хрущевок» и «сталинок», соединяя воедино все магистрали города, как пучок электрических проводов, уходящих в конечные пункты. Возле данного проспекта, по адресу проспект Ленина 6, располагался «Детский сад №1». В 7:20 – 7:30 практически все родители приводят своих отпрысков на воспитание, компенсируя затраченное время на работе заработком денег, не оставляя своих детей без присмотра. Рядом с детским садом – справа от самого детского сада – располагалась автомобильная заправочная станция, против чьей постройки трубили во все фанфары, но петиции оказались тщетной затеей, митинги также не помогали. Она не только портила вид окружающих домов и тротуаров, обрамленные засаженными пятнистыми березами, с опавшей хвоей лиственницы и пахучей елью, где-то создаваемой аллеей, вдоль асфальтовой дорожки, а во дворах домов усажанными пятачками редких зарослей, но и источала бензиновый запах, что отравляло окружающую среду. Нельзя и предположить, что могло взбрести в голову, чтобы разместить резервуар для хранения топлива почти под детским садом.

В один момент концентрация взрывоопасных бензиновых паров была превышена, а сигнализирующий об этом датчик был неисправен. В результате всего этого произошел катастрофический взрыв.

Крики, возгласы, страдания, агония, потерянность, паника.

Как наяву, вся картина произошедшего как наяву. Его там не было, но работала фантазия, по пазлам собирая случившееся в пыльных руинах ожесточенной борьбы за выживание. Только представить на миг, каково человеку оказаться в таком месте: дыхание спирает, сердце трепещет, норовя выскочить, жалкий возглас неволей вырывается из голосовых связок, – и это если ты не придавлен и не переломан. А если и так? Каково ощущение человеческой плоти, и на сколько ты силен выдержать натиск боли и удушья?

Пронзая гвоздем свою ногу, испытываешь яростную боль, пронзающую нервные окончания до мозга, после прибывает моментально холодный пот, но боль снова дает о себе знать, свидетельствуя своими толчками – как происходит при землетрясении – и только пот осаждает безудержный выплеск адреналина, принижая температуру тела. Далее исходит легкая дрожь внутри тела – чувствуется, как от клетки к клетке передается волнение души. Импульсы затухают, – лишь немного пробитое ранение дает о себе знать, начиная процесс постепенной и долгой регенерации, вследствие чего, сохраняя пронизывающую боль. Присев отдохнуть – тебе необходимо это сделать, – следует отдышаться, перевести дух и продолжить движение, вспоминая лишь о нелепом шаге и чистой случайности, которая чуть было не свалила тебя наповал. Это всего лишь гвоздь, а столько мучений! Тогда насколько сильно сердце человека, если все-таки получается перебороть тот страх и мучение лежа в развалинах с разодранными мускулами и кожей.

Августа бросало в дрожь – как обычно бывает при резком дуновении холодного ветра, залетающего в неприкрытые полости одежды – при восприятии действительности всего происходящего.

Все было настолько трагично и ужасно: 20 человек не сумели выжить, из них 15 детей. Смерть была моментальная, или почти скорая, но нет значения, мучился человек, или же не испытывал муки. Его нет, он покинул свое тело, – перед ним пустота, может бесконечность, но его нет. Их нет: дети не прожили дарованную им жизнь сполна, не прочувствовали переходов с детства в отрочество, после – в юность. Им не даровали свободы родители, – когда в своем совершеннолетии волен распоряжаться своей судьбой как вздумается тебе. Не будет ностальгии и чувства безысходности в случайные моменты грусти. Для родителей все потерянно, особенно когда они остались живы. Были и те, кто после скрывал радость за лживой прелюбодейской физиономией горести и сожаления, а также источал ненависть на виновных с излишним энтузиазмом. Некоторые были в тот момент уже на работе, или проводили свой выходной утром за чашкой чая, и, услышав по новостям о взрыве, разрушениях и пожаре, падали наземь, глухим стуком ударяясь об пол, невольно окуная присутствующих в квартире в предчувствие потрясений. Кому-то удалось испытать огромное облегчение, узнав о сохранности своих родных, которые по мобильному телефону набирали судорожно, впопыхах своих близких, и обезвоженным, дрожащим голосом, нервно извещавших о своем спасении.

Прискорбно. Отвратительно. На душе Августа селилась жалкая ненависть, не способная добиться правды. Ему был так мерзок фонтан, мерзки искусственные лужайки, в некоторых местах громожденные валунами, противны качели, и смеющиеся прохожие возле. В целом это было место уединения, но не было создано такой атмосферы. Может и не стоило здесь затевать сквер!? А может не стоило людям давать возможности после года катастрофы – иначе не дать определения – бежать стремглав на открытие, и с конфети праздновать возведение маленькой часовни!? Август недоумевал: «Зачем быть настолько омерзительными, жеманными, если все забыто как страшный сон». «– Зачем?! – прорывалось второе «я». – А тебе то какое дело, не вечно же жителям этого города страдать, – отвечало первое». «Но и не резвиться, как козлики на нежной цветущей лужайке полной свежести и жизни. Во всяком случае, не на этом месте». Август плюнул на кирпичную брусчатку смачной слюной, скопившейся из-за злости и обездвиженного состояния. Не пошел он дальше, а всего лишь сделал поворот на девяносто градусов, и пустился домой.

Сейчас ничего в особенности его не тревожило, забыта была та стычка с молодой парой – снисхождением проникся он к этой ситуации, – только кадры случившегося мелькали в голове, как и о том взрыве, случившемся чуть больше года назад и унесшего птнадцать детей и пять взрослых в пучину безмерности.

Он устал, а идти оставалось прилично – каких-то восемь километров.

Глава I

Выспавшись, лишив себя дурных мыслей, Августу предстояло испить бодрящий напиток – но не кофе, как многим то представлялось правильным, а горячий чай, зеленый, без сахара, но не сильно крепкий. Не то что бы Август презирал кофе или людей, которые его пьют – ему было не понятно, почему столь модно стало его пить!? Речь идет не о настоящих ценителях кофейного напитка, умеющих чувствовать изысканные нотки вкуса, скрытые в изящной форме зерен, да даже не о тех людях, которым в удовольствие пить растворимый кофеин с кучей искусственных добавок. Именно «мода пить кофе» ставила в недоумение нашего героя, а «мода» в том, что кофе продается на каждом ходу, куда не брось свой потребительский взгляд, а название вместо «закусочная» – «кафе», заманивает потенциального покупателя без всяких промедлений испить целебного вещества: зайти в дорогое «Кафе» и купить дорогой капучино или латте, чтобы после на полусогнутой руке пронести его по всем людным улицам, было больше трендом, чем реальным наслаждением. Наверное, поэтому Август предпочитал чай, хотя и мог поглотить кофе без лишних эмоций, становясь подвластным общим тенденциям современной мировой культуры. Но и не только общее предпочтение большинства отталкивало в нем восприятие «кофепития», но и приобрести бодрость на физическом уровне после сна никак не удавалось за счет кофе, пока постепенно самостоятельно не включишься в работу, поэтому: кофе бодрит ничем ни лучше в сравнении с чаем. К тому же у него возникало расстройство желудка, что в огромной степени влияло на его отношение к кофе.

Казалось бы, как можно так много думать о бесполезном – но в этом было все. Не только кофе был врагом человечества, по мнению Августа Черкова, но и во многих вопросах приходило решение благодаря такому незамысловатому примеру, никого не осуждающего: впрочем, слегка затрагивающего интересы других, но не задевающего их достоинство. Слегка поразмыслив, напрягая извилины, он провел параллель между негативным отношением к чему-либо, и привел себя к открытию: каждый слаб перед соблазном потребить алкоголь, предаться плотским утехам, оскорблять матом по причине и без. И как же не зацепиться за сквернословие – если таковым его можно назвать, слишком мягко и снисходительно оправдывая мат, – которое свойственно каждому невеже, строящего из себя члена современного общества, следующего по стопам развития культуры человечества. Именно так – культуры. Стало в рамках обычного излагаться в матерной форме, переходя в новую форму «деловых отношений».

Забавно воспринимать себя таким мудрым ничего не познав.

Смотря в грязноватое от дождевых потеков окно, Август допивал свой зеленый чай – как всегда передержав пакетик заварки и вынужденный пить с небольшой горсточкой сахара крепкий и приторно сладкий. Он наблюдал, как кот-проныра пытается охотиться на стаю голубей, подходя с подветренной стороны из-за деревьев, крадясь по опавшей листве красочных оттенков пламени… Его изумляло, насколько диковинна жизнь, наблюдая естественную охоту хищника за добычей. Ведь люди ничем не отличаются от животных, лишь достигнут предел совершенства безопасной и комфортной жизни. Однако, меньшими трудностями мы не ограничились, наоборот, стали более удрученными, замученными, специфичными, опасливыми и боязливыми. Во всем сохранилась конкуренция, – как у солидного прайда львов, так и у человека, в приобретении собственности любыми средствами. Безжалостно – только так приходится бороться за выживание и нам, и животным.

Август будто отключился на время, и, возвращаясь в реальность, слегка приуныл, смиряясь с действительностью, а глянув на время вовсе взволновался, побежав принимать душ. Время было 13:23, а ему нельзя было опаздывать, – рабочие порядки. Первый день стажировки (если бы его кандидатуру утвердили) в брокерской компании и тысяча вопросов в качестве инвестирования: единственное что беспокоило Августа в собеседование. Плохая осведомленность об экономике ввиду самой слабости экономики России, идеализирующей отечественную биржевую игру с профессиональной, строящейся веками культуры делово-финансовых отношений на Уолл-стрите, – вызывало в Августе сомнение, по поводу правильности преподнесения информации в отношении пропаганды в народ инвестирования. Любой коммерческий банк предлагал свои услуги брокерства, и каждому банку – безоговорочно, и нет сомнений – представлялось, что это у них самые выгодные инвестиции, – и советы по правильному вложению в ту или иную компанию только у них. Многие не понимают – это всего лишь выгодный ход ради наживы, – банкиры спят и видят, как с процентов по сделкам и накрученным ценам, деньги падают к ним в засаленные карманы – со звоном и без него – в виде реального кэша, а не воздуха, с которого обыватель может, якобы, хоть что-то заработать. Заработать-то можно, но необходимо знать все тонкости, хитрости и спекулятивные изысканности в инвестировании. Горько, но это факт.

Вот почему Августу было сомнительно доверять разрекламированным банковским организациям, трейдинговым компаниям и прочим халтурным ведомствам вещающих на всеуслышание, кто может являться мастаком своего дела. Одно он знал точно, – своим знаниям и осведомленности не изменять, прибегать к самопознанию – используя литературу просвещенных ученых людей, черпая опыт продвинутых иноваторов, а не прославленных лгунов, конечно, уповая на свое умение развивать и развиваться, руководствуясь истинными законами вселенной. Августу предпочиталось изучать художественную литературу, например: Теодора Драйзера, – хоть и не довелось, пока, добраться до «Финансиста» (как раз опытного афериста в финансовой сфере, что априори абсурдно, когда осуждаешь вымогательскую деятельность нашей страны); неповторим был Френсис Скотт Фицджеральд со своим произведением искусства – хоть многие и не признавали это шедевром – «По эту сторону рая», где трепет неопределенности перед концом юношества заставляет видеть в белом свете бездарность отношений между людьми и коварство преподносимых поступков человеческим отрепьем: с этим несогласна бунтующая кровь юноши. Пожалуй, эти книги в меньшей степени давали особое просвещение для раскрытия обличия свирепости и жалкости людского отродья, стремящегося любыми способами заманить в западню и обобрать до копейки, но были достойными для изучения человеческой души, которой движет не всегда благоразумие и определенность.

Находя любую информацию про выгодные вложения, он часто сталкивался с банальными лозунгами на интернет-сайтах, в которых уповали на то, что с ними вы будете зарабатывать миллионы, – зарабатывать будут только они. Август понял всю прелесть лихой раскрутки на деньги после неоднократных звонков из «трейдинговых фирм»:

– Алло, – протяжно-милым голосом лепетала женская особа на противоположном конце линии, – вас зовут Август?

– Что, еще раз? – сперва, не расслышав, спросил Август.

– Я говорю с Августом?

– Пожалуй, что так, – с неким напряжением отвечал он.

– Могу я задать вам несколько вопросов?

– Например, – с недоумением и недоверием отвечал юноша.

– Вам знакомо что-либо про инвестиции и биржевый рынок?

Бинго! Появился интерес развить диалог и слегка поглумиться над бесстыдной врунишкой. Хотя, к таким ответам Август приходил не один раз, общаясь с подобными навязчивыми людьми – редко это были, конечно, аферисты: некоторые предлагали услуги своих сотовых операторов или банковских обслуживаний. Но теперь все было иначе, он был уверен, и не боялся ни в чем отказать, – как и в памфлете: ему было приятно высмеять и вывести на чистую воду.

– Да, знакомо.

– Какой доход в месяц вы получаете в процентах?

– Пятьдесят процентов, – как отрезал.

– Простите, сколько? Я не расслышала, – уже нотка недоверия, раскусонности чувствовалась в интонации барышни.

– Пятьдесят процентов, – по слогам проговорил Черков.

– А чем вы занимаетесь?

– А какая разница?

– Хорошо, в какой сфере вы работаете? – Жулики ставят вопрос в другой форме, от чего смысл не меняется, но Август решил подыграть.

– В торговле, перепродаю товары, – лживо, радуясь за находчивость, отвечал Август.

– Почему тогда я о вас ничего не знаю? – ничего глупее и придумать нельзя, что за абсурд!

– Не удостоились такого случая, – опять козырный ход. И чтобы остаться при достоинстве, «истинный трейдер» ответила:

– Нет, это потому, что вы обманщик, а с обманщиками мы дел не имеем, – и капитулировала, отключив телефон. Какой же смех души пробирал Августа, насколько ему было всласть испытать это мгновение победы на шахматной доске. Она сдалась! Насколько банальны и просты были их уловки, но как они работали, – этого не отнять, люди ведутся, а иначе нет смысла делать звонки. Так везде: нас всегда пытаются надуть, и мы пытаемся тоже самое исполнить. Жалок наш мир глупой разумности.

День продолжался, и следовало идти на собеседование, ведь интерес оставался в необузданном познании финансовых манипуляций, которые приносили прибыль из пустого вещества, незримого.

В таких случаях – перед собеседованием – Август забывал обо всех невзгодах, шел, не думая о волнении, и, ступая в общественный транспорт, проезжал мимо кипящей жизни на улице, лишь только задумываясь на мгновение про дороги, автомобили, носящиеся по ним, про высаженные деревья возле этих дорог, переставшие наслаждаться свежим воздухом дикости леса, и вынужденные глотать пыль из под колес и отработанные газы. Дома, какой бы окраски не были исполнены, оставались скудно-серыми, – даже фантазия не позволяла разукрасить скучность солнечного города, окутанного золотистой осенью. Но печаль не посещала мутный разум – мутный от воспоминаний и мышлений, – картинки все же отчетливостью озарены не будут. Подъезжая все ближе к месту назначения, все сильнее не хотелось выходить, сиденье, нагретое разгоряченным телом, магнитом притягивало расслабленную плоть, приятно расслабляя, Август беззаботно глядел в окно. Забвение – не так ли!? Возможно.

У пункта высадки вернулось все назад, теперь придется проявить смекалку и импровизировать, – собеседование для Августа было обычным делом, как и общение со многими другими людьми. Нет необходимости расценивать человека напротив вышестоящим, – относился он ко всем равно, но с уважением.

Правда, в один прекрасный момент появилось чувство неосведомленности в данном виде специализации, и шаткость познаний в области инвестирования, финансов и экономики, придававшая неуверенность в последующем жизненном шаге, направляющем в безызвестность. Пожелтевшие листья, растущие на деревьях, высаженных вдоль чудесной центральной аллеи улицы Весенней, преподносили веселому настроению куража, и, в действительности, наполняли свежестью рассудок, который созерцал прелести насущной природы, убежденной в нетронутости своего лоно. Всякий раз опавшая листва вздымала вверх при дуновении ветра, придавая шарм бесчисленному потоку листопада: казалось, что листья бесконечно падают с деревьев, вновь и вновь появляясь на них новыми побегами и неустанно желтея. Августу прекрасен этот мир, ему не противит действительность, он счастлив. Пыль, поднимаемая ветром вместе с кучей листвы, попадает во все дыхательные и слизистые места, вызывая неприятное чувство слабости перед стихиями природы. Не замечая попадания всякой микроскопической грязи, сплюнув изо рта налет инородности, Август залетает в представительство финансовой компании – биржевого игрока всех времен для юного познавателя.

В холле приятная особа, раскладывая бумаги с важными отчетами, бросает изумительный взгляд на нашего героя, которого вводит в исступление, – вот когда пришло волнение. Ничего особенного, но, впрочем, Август затрепетал всецело, его жилы и сердечко напряглись, – мозг обезоружен. Ни влюбленность, ни красота не помутили рассудок, а лишь неостановимое чувство возбужденности завязало руки и переполняло организм кислородом, всячески повышая давление кровеносных сосудов. Тело не обманешь, как бы ты не был настроен на спокойствие и умиротворенность. Волнение присуще каждому, и страхом оно подпитано. Невозможно избежать этой напасти, приходится мириться с трясучкой и перебарывать злой недуг, а всему причина – женская аура.

– Здравствуйте, – незамедлительно промолвил Август. – Я бы хотел попасть на собеседование по трудоустройству в ваш филиал. – Горящий от неоправданной тревоги, он держался браво и вполне естественно. Что же до взором окинутой прислужницы конторки, то ей было не впервой общение с разными людьми, приходящими по вопросам инвестиций, открывающих брокерский счет, снующих по переговорам, устраивающихся работать. Этой юной девице было на вид лет двадцать пять, но реальный возраст был загадкой. Августа она не заподозрила в переживаниях, и для нее он был достаточно тактичен.

– Доброе утро! Позвольте узнать вашу Фамилию?

– Август Черков! Ааа… Черков! Вы же фамилию спросили. – Чуть слышно произнес последнее предложение Август, не до конца понимая, услышала ли девица сказанное. Ему так стало горестно и противно от своих изречений: «К чему эта нелепость!» – думал он про себя. «Зачем была эта фраза – неизвестно, ведь это пусто, а то, что не является нужным, зачем его слагать. Бестолковая манера оправдаться, присуща каждому простаку, – не такой-то уж он и идеальный, простой болван. Но мысли прочь, диалог продолжается, кажется, она ничего не услышала, да если и так, что с того?»

– Так… Похоже вас нет в списке, – придется подождать. Это составит несколько минут, я лишь только свяжусь с Николаем Семеновичем. Извините! – Она улыбнулась восхитительной улыбкой, какую носит каждая прелестная девушка, чарующая своим красивым видом.

Красавица удалилась с места постоянного пребывания и три минуты отсутствовала. Прейдя обратно, пригласила Августа в первый кабинет, разумеется, сопроводила.

– Спасибо, – ответил учтиво Август, не без любезности, отпуская прекрасное создание работать дальше, вдохновляясь ее станом, свежестью тела, ароматом волос и овалом лица. Как же пленили его женщины: и женщины здесь не возраста, а пола. Они манили его как цветки душистых трав медового парящего аромата, как манят шмеля, сладостно жужжащего над разноцветными бутонами. И также мягко, нежно как шмель, Август приземлялся взором на благоухающий цветок, питаясь ее неистовой красотой блаженства. Это была любовь, любовь к великолепию, как любовь к природе, к картине, или же к недурной книге.

Николай Семенович был главным в отделе биржевых операций, и излучал всецелое тщеславие своей завышенной самооценки. Настоящий сноб, едва ли разбирающийся в инвестициях, – знающий лишь простые функции выполнения работы, скорее, даже, обмана потенциальных вкладчиков. Он был молод, тридцати лет возрасту, строен, надменен, но учтив, его высокомерие подчеркивала с фарсом зачесанная от лба назад прическа. В полоску (тонкую, светлую, продолговатую) костюм, с оттенками серого, сидел на нем элегантно – вкус по части стиля одежды у него был, определенно. Августа не смутила его чопорность, и он с легкостью в ногах спросил разрешения присесть напротив собеседника.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– Можно присесть?

– Безусловно.

Пятисекундное молчание, дающее сосредоточиться на конкретном разговоре, и в ход пошли инструменты общения вербального и визуального. Психология! Не нужно быть психологом и обладать даром великого телепатического уровня прочтения человеческой прихоти, достаточно этого захотеть – и все тайны самого скрытного человека раскрыты. Все профессии, связанные с помощью нуждающимся в психологической поддержке, связаны лишь с тем, что нам лень разбираться с самими собой, проще дать этот шанс другим – тем, кто не прочь получить приятную сумму за вознаграждение преподнесенной терапии лжи. Август не ленился в изучении людского отношения и поведения относительно других и преуспевал в черпанье познаний человеческого развития, но разбираться в людях поистине проблематично, как и изучение квантовой механики, ядерной физики, космического пространства, прогноза сейсмической опасности. Все же, распознавать в людях ложь он научился, – искренность была для него чужда, и, следовательно, Августу тяжело было признать в человеке добрые намерения. Конечно, осмотрев своего потенциального работодателя, Августу не пришло в голову защищаться и презрительно взирать на него, так как атмосфера царила открытая, – никто бы и не посмел ущемлять его в своем присутствие, так как компетентность затмевала прочие пороки дурности характера.

Диалог начался плавно:

– Почему решили прийти именно в нашу компанию финансовой биржи? – спросил потенциальный работодатель.

У Августа в голове пробежало это предложение: «Почему решили прийти именно в нашу компанию…», – ха-ха… Забавно, ничего тупее он не слышал, точнее вопроса глупее он не ожидал. Думалось нашему герою, что следует больше узнать о самом человеке, нежели то, как он выбирал и по каким критериям своё будущее место работы. Потому что нужно понимать: новичок неопытен, и его интерес и присутствие на собеседовании уже о многом говорят, – никак он не выбирал, просто пришел в поисках своего увлечения. Что он хотел услышать в ответ?

Откровенно говоря, нет желания описывать последующую беседу собеседования по трудоустройству, так как все очевидно – Август не подходил на эту должность, да, и не совсем ему бы понравилась работа в офисе. Настолько сидячая работа кошмарила бы его своей скукотищей, что рано или поздно пришлось бы покинуть это место. Но жажда познания, неизведанное пространство финансовых манипуляций, все же заманивали нашего активного юношу. Коротко говоря, он не прошел. На самом деле, его спутали с реальным брокером, который должен был прийти на разговор: Август отправился в путь, но осознавал, что вряд ли его будут обучать. С ним все же провели конструктивный диалог, и они распрощались, как в море корабли.

Август задался вопросом: «Почему же руководитель со мной решил разговаривать дальше, неужели ему было настолько интересно мое влечение к инвестированию, что он пытался помочь чем-либо, но понимал, – без образования ему делать здесь нечего. Или же он не хотел меня расстраивать – хотя мне было по барабану, – на этом свет не сходится: работой больше, работой меньше. Все равно я найду то, чем буду заниматься всю жизнь с полным удовольствием». Наверное, это была не самая большая мечта замечательного юнца: быть финансовым мастаком. Ведь, на самом деле, мир не стоит на месте, время бежит неумолимо быстро, и в двадцать первом веке нельзя стоять, застаиваться, живя девяностыми, негативными и удручающими, или советским временем, в котором был достигнут верх промышленного развития.

Августу пришлось выйти навстречу долгожданной осени, которая своим золотом ослепляла, приближающуюся вьюжно-стужную зиму, норовящую заморозить всех напрочь. Прекрасно, теперь было прекрасно. Он ничуть не огорчился, и сила природы вселила в него вдохновение, – легкие раскрылись еще больше прежнего, голова была светла, а ноги шли в неизведанное. Август набрал с мобильного телефона номер друга и переговорил с ним о встрече. Друзей у него было не так много, но они были достаточно привязаны к Августу, хотя он не был настолько к ним близок, как, наверное, хотелось им. В его понимании друзья – это люди, всегда приходящие на помощь, не завидующие ни единому его успеху, думающие в разговоре и в деле с другом не только о себе, но и о своем друге, – в общем, соблюдающие и прочие серьезные намерения. Но как это все выразить легко про чужого человека, когда от родных братьев или сестер, родителей или дядь и теть не дождешься элементарной поддержки и понимания. Бывает так, что роднее и ближе друг, нежели кровный родственник. Прискорбно.

К Августу его друзья относились с уважением и почитанием: никогда его не обсуждали в других кругах, не были против него в сговоре, почти постоянно прислушивались к его мнению и здравому суждении, по поступкам Августа делали выводы и перенимали много полезного. Серьезно! Пример для подражания. Но как бы то ни было, Август то не идеальный человек, – ему порой от себя настолько становилось мерзко, что хотелось провалиться под землю, прямо сгинуть в темноту. Тем не менее, его любили друзья, а он возможно не до конца их понимал, хотя, видел насколько они эгоистичны, и вся их почесть была для него так же не интересна. Он понимал, – рано или поздно они перестанут с ним находиться, потому что он сам пожелает этого, и при любой возможности примет решение просто не общаться с этими людьми – буду уверять вас, такие прецеденты были, когда было необходимо прекратить связь с некоторыми из них (из друзей, разумеется).

Все же они были. Летчик, шахтер, студент, строитель.

Да, да! Вы правильно заметили, если заметили вообще. Не программист, не биолог, не физик и не математик, не машиностроитель и не технолог. Все друзья были одного ранга, – простые рабочие без образования, легкие на подъем, ленивые и беззаботные по жизни мотоватые простаки. За исключением летчика, конечно, он-то закончил единственное в стране высшее военное летное училище, где приобрел огромный багаж знаний и опыта. Опыт, по мнению Августа, заключался в нелегкой жизни военного распорядка и рутинного время препровождения в военной части. Но про летчика потом, – все-таки ему не место в списке простых людей.

Не значит и то, что простые люди – свора бестолковых и бездарных балбесов, любящих только бить баклуши и восторгаться под хмельным настроением радостям жизни – это совершенно не так. Каждый по-своему разнуздан, имеет массу минусов, кто-то вовсе боится начать что-либо делать, но работать работает, а есть и те, которым дорогу переходят все, из-за чего сидят сложа руки и ждут, когда найдут кейс с деньгами. А непростые люди, кто они? Сложно сказать, потому что Август не встречался с таковыми. Те «непростые» по его предположению, являлись учеными, академиками, изобретателями, искусными писателями, блистательными композиторами, исследователями и испытателями: список можно продолжать, понятно одно, что они вершат или вершили, так или иначе, историю человеческую. Те, кто добивались чего-то большего, чем обыкновенно с заданной траекторией проживать жизнь, ступая по головам (точнее, прорываясь через преграды человеческого авторитета отдельных личностей, и борясь за свои достоинство и место под солнцем) и добираясь до вершин своих мечтаний. Кстати, богатство не было для Августа показателем успешности, влиятельности, мудрости зазнавшихся снобов, считающих себя, как будто, великими прародителями новой эпохи искусства, – эти дурни не понимали, что деньги ума не придают, а рот раскрывать и без них можно. Деньги, безусловно, имеют власть, молодец тот, кто заработал много денег, стал миллионером или больше чем миллионер. Роскошная жизнь сладка, ничего ни от кого не скроешь – богатый, он и на северном полюсе богатый, но кому он нужен там с богатством!

И так, встреча была назначена со строителем, звали его Андрей Плотников, весьма болтливый парнишка, с грубоватыми чертами лица, среднего роста – под метр восемьдесят, русый волос, нелепая челка на лбу, полноватого телосложения, – но активности в движении ему не занимать. Любил надевать классические костюмы не по своим размерам, дешевого качества и такого же отсутствия стиля: клетчатый костюм – какая примитивность (Августа смешили ребята в клетчатых костюмах, а клетчатые рубашки вообще были для него уморой). Мог надеть классическую обувь со спортивным костюмом – редкостный идиот. Определенно Август воспринимал все с юмором, отвращения не было, для него это нелепо всего лишь. Для кого-то и он казался выряженным клоуном на маскарад, или кто там в маскараде участвует. Андрей был определенно силен, пальцы рук как клешни краба. Красота была в его глазах – они были ярко зеленые. Все девченки были бы его, если бы не деревенские повадки в общении с ними – да и вообще со всеми.

Глава II

Встретиться решили в пабе в 17:00 неподалеку от набережной, до которой Август, пройдя пару километров, дошел за двадцать минут, минуя светлые аллеи, наполненные добротой и свежестью суетливого города, памятниками выдающихся личностей: космонавтам, летчикам, писателям. Проходил мимо архитектурных строений начала 50-х годов, обветшалых зданий с отваливающейся штукатуркой, придающих шарм осеннему настроению. Прекрасный город, набережная, река Томь, которая была не столь глубока и по которой уже в прошлом ходили речные суда переплавляя лес, пушнину, возможно, уголь, и, безусловно, людей. Сейчас проносились только малолитражные моторные лодки, не более, и то погода уже не позволяла.

А какой пейзаж раскрывался перед глазами на той стороне берега, – река будто пробороздила нагорье и поместилась между двумя возвышающимися берегами, с резкими обрывами и антиклинальным обнажением пластов. Скалистая красота правого берега реки впечатляла, трепет души зашкаливал, мощь обнаженного массива поражали, и ты прекрасно понимал, насколько природа властна над тобой – неповторимое чувство. Каждый раз новые ощущения от увиденного: насколько же поражала красота и сила природного блаженства.

Конечно, лицезреть увиденное хотелось бесконечно: можно было отречься от всего ненужного и бесконечно наблюдать за восходом и закатом, минуя ночь сладким сном, а днем, возбужденным и энергичным отдаваться природному изваянию – созданной скульптуре бытия – оставляя все силы для прекрасного созидания. Желтый, бордовый, темно-коричневый цвета листьев увядающих деревьев проницали взор своим отблеском солнечного света, наполняя душу великолепием и безмятежным пространством; переменно порывистый ветер преподносил свежесть, правда, сухой листвы, но разбавленной влагой речного запаха. Деревья теряли свой великолепный окрас при каждом дуновении воздуха, – через неделю они совсем станут нагими, останется лишь ждать снега, чтоб превратить эту серость хоть в какую-то светлость.

Август, глянув на островок вблизи берега, в последний раз за сегодня окинул взглядом пожелтевшие тополя, и решил отправиться к другу, преисполненный надежд и несбывшихся мечтаний. Также, за двадцать минут уложившись пешим шагом, Август, дойдя от набережной до бара, зашел в него без трех минут пятого. Строителя все еще не было, даже когда на часах пробило пять минут шестого. Но это было в его репертуаре, он был халявщиком, и практически ни к чему не относился серьезно, безграмотность очаровала его и без того глупый мозг.

Заходит! посмотрите на него! Важный, а одет как беспризорник, и не тот беспризорник со вкусом подходящий к обличию, обреченный только на нехватку ресурсов денежных и материальных, а тот, который как цыгане, нацепляет на себя все, что ни попадя, и кажется сам себе неподражаемым. А что все-таки с одеждой: рубашка в цветочек, легкая спортивная ветровка из мягкой ткани с «китайского рынка» – как все привыкли называть вещи подпольного производства, – чуть ли не в белых джинсах, точнее с оттенком коричневого, и мокасин с маленькими стразиками, где обычно бывает язычек у другой обуви. Но от такого одеяния смех практически вырывался наружу, правда, Август держался изо всех сил.

– Здорово, брат! – молвил Андрейка, слегка энергичный в подаче слов.

– Здравствуй, Андрюшка! – произнес с подколом Август, чуть привстав.

Андрей чуть напрягся, – это было видно по его сконфузившемуся от негодования лицу. Казалось, что в этом такого, но называя его уменьшительно-ласкательным «Андрюшка», следовало получать возмущенно недовольный взгляд: мол, слишком нежное обращение к нему – не по-мужски.

– Как работа? – спросил Август, что первое пришло в голову.

– Да, пойдет. Работа работой, отдыхать тоже надо, поэтому я не люблю на выходных про нее разговаривать, – с негодованием и небольшой улыбкой на лице ответил «Андрюшка». – У тебя как дела обстоят, не устроился еще на работу?

– Нет, к сожалению, не приняли на работу, говорят, что недостаточно осведомлен даже в небольшом объеме: собственно, я не стал распинаться, просить, что б меня взяли, – нее… в силах то своих я уверен! Знаешь, было бы сверхъестественное желание, я бы и попросился на самую низшую должность, но нет, решил поднабраться знаний.

– Может и стоило попробовать? Не думал быть понастойчивее? – За что Август хотел хлопнуть друга, что бы тот пришел в себя, вспомнив про его решение поднатаскаться в нужном направлении. Да ладно, подумал Август, как раз подходила официантка, не будет он его хлестать, хотя жуть как хотелось (такого ни разу не было, но в фантазиях выглядело забавно)!

– Я же говорю, не стал навязываться, накоплю познания в сфере финансового мира, буду практиковать аналитику инвестиций, тогда смогу показать свой портфель, который будет свидетельствовать о приобретенном опыте. Понимаешь? А вот и заказик можно сделать. – Август мотнул головой в сторону румяной девицы, с младенческими смуглыми чертами лица, сногсшибательным разрезом глаз, со статной фигурой полностью пропорциональной формам тела. Все в ней пробуждало в Августе трепет, – впервые он увидел такое чудо, рожденное на свет.

– Здравствуйте, меня зовут Алиса, я буду вашим официантом, – робко произнесла красавица.

– Вы будете нашим официантом? – Спросил, подтрунивая, глупенький «Андрюшка».

– Андрюшка, по профессии она официант, так и представляется, – сумничал Август, улыбнувшись Алисе, – Так что, девушка, я сразу готов сделать заказ: ноль пять пива, ну… скажем, «Баварского» и «закуску на компанию», мясную.

– А вам что молодой человек? – записав заказ первого, официантка обратилась ко второму «одаренному» человеку.

– А мне также, кроме пивной закуски, только пиво.

– Хорошо, сейчас принесу напитки, а после подам закуску.

Август выглядел блистательно, его костюм состоял из черных брюк, приталенных и зауженных, темно-зеленого пиджака с двумя мраморными пуговицами, застегнутого на одну верхнюю и цвета хаки рубашки с простыми, выделяющимися запонками трапециевидной объемной формы черного фианита. Черные туфли, черный ремешок, черный шарф, темно серое короткое пальто придавали истинный шарм: он явно мог проявить незабываемое впечатление на окружающих, правда, не стремясь к этому.

А чувство не всегда подводит, если ты уверен в чем-то безоговорочно: так на него проявила внимание официантка по имени Алиса. Ее изумительная походка, каштановые длинные пряди волос и аромат благоухающего пиона доносились до его обоняния и глаз. Она была не испорчена, – вроде, так думалось нашему влюбчивому юноше, провожающего милое создание взглядом за барную стойку.

– Понравилась? – лязгнул Андрей, уже радуясь за друга.

– Ну, так-то она ничего, – заулыбался Август.

И здесь они оживились в дружеском диалоге, без напряжений рассказывая и вспоминая разные истории, споря о каких-либо ситуациях, сходясь и расходясь во мнении. Через пять минут принесли два бокала пива, и, естественно, чуть позже ожидалось получить закуску, как это обычно бывает, но к испитию пенного напитка не терпелось приступить сию же секунду. Вкус у пива был слегка с горчинкой, безусловно, неизвестно что бы это значило: подсыпаны добавки в виде димедрола – и таких слухов на каждом баре уйма, – или же это сорт солода, что придает горечь для пущей правдоподобности качества эликсира толстоты – не известно. В общем, возьмешь ты пиво названия немецкого – «Баварское», попросишь принести пиво народное, вызывающее патриотичность у каждого смертного россиянина «Жигулевкое», особой разницы не почувствуешь, ведь достаточно щепотку химического вещества разбавить в огромном чане будущего прохладительного питья, и вкус меняется, – сколько таких видов пива придумать можно – уйму.

В разговоре перехватил инициативу Андрей и Август немного ушел в себя.

Все это время Август размышлял о пиве, пока Плотников говорил за свою работу: именно «за» работу, а не «про», так как козырял этим, будто является авторитетным рабочим и такую же должность занимает. Впрочем, Андрей не был зазнайкой, и кичиться вовсе не любил, сама рабочая профессия и ее объект деятельности носили горделивый характер. Сразу Августу вспомнились впечатления от рассказанного про шахту его другом шахтером, которого звали Антон Горбунов. Вот там царила не весть какая честь быть подземным рабочим: неважно, что оплата была ничтожно мала, но престижности профессии не занимать. Августу горестно было, что отношение к шахтерам проявлялось, все же, скотское, неуважительное, как со стороны начальства, так и со стороны государства, когда они были такими трудолюбивыми и добродушным. Небольшого ума были, разумеется, но не все, так же, как и на любом производстве. Да и так преподносил порой Антон, что шахтеры совершенно глупые: некоторые из них даже этого не отрицали. Но на самом то деле они намного умнее, сильнее, духовно чище, чем многие руководители, вышестоящие над ними. Вот те то отвратный народ, изверги, смотрят только свысока, друг друга «подпинывают», язвят, штрафуют и умудряются находить крайнего – этим крайним выступает рабочий, зарабатывающий гроши.

Раздумья Августа далеко увели его в тернистый лес благоразумности, борющейся с адскими канонами и устоями общества современного мира.

– …Я ему и говорю: «Поди-ка вон отсюда жалкий придурок». На что он ответил: «ты у меня еще попляшешь». А ты же знаешь меня, я буду на своем стоять и даже в драку полезу, – продолжал разговор уже о конфликте Андрейка. – Так что, посмотрим, будет дальше он мне потакать или одумается, и перестанет лезть со своими учеными подсказками.

– Ты же понимаешь, что и он сможет тебе дать отпор, кулаками махать любой умеет, тем более, у него опыта больше, да и ничего оскорбительного он тебе не сказал, из сказанного тобой. Может я, конечно, чего-то не понял, но оскорблять его не стоило, – подытожил Август.

– Думаешь? Мне, кажется, я все верно сделал, терпеть тоже не намерен постоянных подколов в мою сторону, что я не так и не то делаю.

– Ну, считай, как знаешь, смотри, что б с работой все было хорошо.

– А ты-то, когда возьмешься за работу?

– Надо, но я пока не нашел себя, – произнес банальную фразу Август, присущую уму каждого «землянина». Ведь, Август на самом деле был бездельник, да, он красиво одевался, да, он был отчасти умен, но ни образования, ни постоянного места работы, только перебежками подработки, чтение научной и художественной литературы, и все. Правда, еще один плюс, он не был падок на вредные привычки. Самое страшное – наркотики. Трагедия!

Кто был вовлечен в блудный мир психологического плутания, тот был навсегда обречен на неизбежность.

Закуска почти закончилась, пиво пришлось повторить уже в третий раз. Денег было достаточно, но достаточно только на гуляния. Августу всегда удавалось считать свои деньги; если помогали родители, чьих денег он сам не просил, то он старался тратить их на более ценные вещи, – все что касалось развлечений и прочих вложений с получением дохода, он вынимал свои законно заработанные рубли. Принципиально было для него не обременять родителей, но постоянной работы он не нашел, а постоянство должно быть – не всю же жизнь скитаться в поисках стоящего дела – работы. Августа гложила его неприязнь к рабочей атмосфере, ему было необходимо найти деятельность по душе: с другой стороны, это верное решение, нет смысла заниматься тем, что тебе не нравится, необходимо искать выход из ситуации, и, преодолевая трудности, прийти к своему, даже если ты будешь долгое время финансово нестабилен. Сложнее всего искать, нежели подстраиваться под обыденное и обще-присущее всем людям.

Но про работу Август сегодня не задумывался, в тот же момент его посещало чувство смелости за то, что он пришел на собеседование, многое для себя понял и проявил неизгладимое впечатление на работодателя, хоть и давшего отказ: правда, если бы желание обуздать «уолстритского быка» преодолело бы желание слабости сдаться, то Август настоял бы рассмотреть его в деле. Нотка успешности играла в ушах сознания после его, пусть и неудавшегося трудоустройства. День сам по себе был насыщенным, ради таких моментов и продолжается жизнь, – она из этого слагается, пусть эти моменты не так характерны и значимы в судьбе человеческой. Но все же! А плюсом ко всему, у Августа в голове разыгрался пьяный дурман, который ввел его в состояние покоя и умиротворенности, умеренное веселье окутало его молодое тело, жаждущего блаженств. Странно, что человеку присуща падкость на алкоголь, который неведомой силой вводит в распутное состояние: мысли становятся другими – более изощренными, хотя не столь вразумительные, раскрепощение посещает трусливое тело и разум. Скорее всего, смелость придает уверенность в разговорной речи, действиях, размышлениях, и слабость духа, ненароком, превращается в отвагу. Вечернее и ночное довольство жизнью разворачивается в ночных клубах, барах, ресторанах, в квартирах, домах и даже на улице. Только навязанная алкоголем уверенность не исправит положения, – если ты был неудачником, им и останешься, если был трусливым, таковым приходиться и будешь, если не мог решиться на подвиг: принять важное решение, взяться за работу, не плакать о том, что ничего не получается, – так тому и быть. Алкоголь не был врагом для человечества, лишь в меру приемлемо его потреблять, а те, кто не мог устоять перед пьяным состоянием, и ему только это и спасает жизнь, остаются витать в миражах своих грез и страданий. Но существуют еще и наркотики – «кайф» номер один.

Август не был связан алкогольной зависимостью, лишь немногие его знакомые и друзья были утянуты трясиной в таком молодом возрасте предельной губительной привычкой. Но того они не замечали, – молодой организм, следовательно, здоровье позволяло много выпивать. В совокупности с куревом, алкоголь порождает свирепого зверя кутежа и разврата, приправленной крутостью чередования сигареты – из пальцев в рот, изо рта к пальцам. А как же ничтожно выглядят дамы, закуривая сигареты!

Как раз на веранду – больше на улицу – вышла одна особа покурить: левая рука согнута в локте и прижата к животу, как бы поддерживая небольшую грудь. Вторая рука нервно работает на немыслимое опережение чего-то непонятного: спешка в быстром подношение сигареты к губам, резком втягивании и выдохе дыма до четырех раз в секунду, и незамедлительном опускании руки, – каждое действие повторялось каждые четыре секунды. Это было «нечто»! Август Черков в этой мелочи нашел что-то диковинное, бестолковое, глупое: разве мог развитый человек страдать такой напастью, ведь он несомненно должен следить за своим поведением. Девушка, естественно моментально докурила сигарету и устремилась обратно в бар. Август постарался прочувствовать ее состояние, на сколько можно максимально: ему было интересно понять, почему молодая леди в разукрашенном в цветочек платье, в черных колготках, недурной внешности удручена такой паразитирующей манерой курить сигареты. В голове у него сформировался лишь один вывод – это от безделья, строгая зависимость себя занять чем-либо, ссылая все на успокоение нервов. Явно ей не о чем нервничать в таком молодом возрасте, а если и случилась какая трагедия, так незачем занимать себя пагубными привычками. Хотя, Август в голове провернул немало суждений, которые сам придумал, – не мог он судить, как лучше и правильней поступать в различных ситуациях. Он немного отвлекся на Андрейку, и пришел в себя, – вернулся в свое тело, продолжил дальше слушать повышающуюся в громкости музыку, у которой добавлялись децибелы, так как время перевалило за восемь вечера, и пора была завлекать народ на танцы и пьяные реверансы.

– Ты не против того, что я снял ботинки, – ногам жарко неистово?! – Без всякого смущения риторически произнес Андрюшка, уже сделав неизбежное. Умора!

– Да, что ты, – слегка ухмыляясь, произнес Август, – совсем нет, меня вовсе не смущает запах твоих носков… – Практически не сдерживая смеха, договорил Черков. – Ты явно произведешь впечатление на сидящих подле девушек. – Добил Август.

А запах, знаете ли, был с кислинкой – что-то нечто, уж очень воняли его потные ноги. Августу было до жути от этого весело и забавно, что он протрезвел от фантазирования и проникновения в души чужих людей, но еще больше в шарм «пьяной трезвости» привнесли запахи рабочие ножки Андрейки. Эта забавная ситуация отвлекла его на целое мгновение от замысловатых суждений, опрокинув в пучину юмора, светлости, простоты, просторности.

– Я одного не понимаю, – эти девушки собираются напиться, или так и будут сидеть серьезно, выкаблучиваясь, набивая себе цену?

– Скажу тебе так: они желают нюхнуть твоих свежих ножек! – И Августа прорвало. Смех так и лился наружу.

– Ну, ты и дурак, – еще бы громче сказал!

– Ой, ой, кто это тут рассердился!? Ахаха! Ты даешь!

– Ладно, еще посмеемся, над тем, как я их охмурю! – Съязвил Андрей.

– Удачи, юный рыцарь, ты еще скажи, где ты работаешь, вот они обзавидуются и кинутся тебе на шею, – снова залился смехом Август.

Глава III

Свет. Камера. Мотор. Или не так – занавес открывается, и на танц-пол выходят разукрашенные блудницы. Впрочем, действительность такова, что все дамы любого заведения – чаще всего одинокие – зависимы от мужского внимания. Да, и одинокой быть не нужно, – в любом случае желания неизбежно порочны.

Августу была не понятна впоследствии атмосфера пустоты чувств между взаимоотношением людей в баре. Одна из девушек могла познакомиться с приличным количеством парней, и выбрать одного, лишь потому, что он оказался последним, был более активным или менее активным в отношении к ней. В принципе, все было бесчувственно, сухо, пустынно, – как перекати-поле безжизненное, обезвоженное, но в движении – живущее, под дуновением ветра медленно катится по раскаленному песку, минуя жаркие камни и булыжники. Именно так работает животный инстинкт, убивая в человеке эмоции и искреннюю любовь. Причем Август не обращал особого внимания на мужское отношение к девушкам, так как сам был мужского рода, да и несовсем понимал, как девушка может опускаться до аморального поведения, раздвигая ноги перед каждым встречным, да даже мимолетными поцелуями. Девушка, в его понимании, была сокровенным чудом, ореолом мечтаний, святым созданием: на практике все было иначе, и даже чересчур мрачно. Летчик, друг Черкова, порой задавался вопросом и восклицал, после подробного изъяснения Августа на тему распущенности: «Почему мужчина имеет право вести себя распутно, а у девушки такой возможности быть не должно?! Неправильно. Следовательно, прими все эти отношения между мужчиной и женщиной как должное. Если это женский пол, не значит, что ей не дозволено вести себя плохо». Август возражал: «Но будь девушка чуточку приличней мужчины, пусть это будет небольшое количество женщин, она была бы роскошным брильянтом, заслуживающим располагаться в самом видном месте мужского достоинства». И все по новой, – не могли они прийти к обоюдному решению, консенсусу: настолько разнились их взгляды, как и был разным характер.

Август, правда, начал вспоминать летчика, его звали Александр. Чуть выше его самого, жилистого, слегка сгорбившегося, с четко выраженными скулами и острым подбородком, приятной своеобразной внешностью лица. У Саши была вальяжность во всех повадках и действиях: он был легок в походке, не зацикливался на глупостях, в проявлениях грубости против него был чужд недалекому мнению обидчика, но и постоять за себя мог. В общем, Августу не хватало с ним общения и встреч, Саша служил в армии, пока, еще будучи курсантом, отдавая свои прекрасные годы жизни родине, паря, как в небе птица. Что может быть еще лучше!

Пошла стадия алкогольного опьянения, когда дурман и расслабление отпускают; вроде хочется выпить, а с другой стороны, вовсе нет охоты притрагиваться к алкоголю. Да и общение со строителем затянулось, – тот вовсе не интересовался состоянием Августа, ему важнее были собственные заморочки. Август глянул на него, увидел, как тот нелепо настраивается подойти и познакомиться с рядом сидящей девушкой, мимо которой прошло десять парней, знакомясь с ней. Андрюшка краснел, поворачивал голову, смотрел в ее сторону, отводил взгляд еще дальше, чтоб она не заметила его интереса, возвращал взгляд на свою кружку пива, гаркал горлом с закрытым ртом, явно, волнуясь. Так было смешно на него глядеть. Август решил поинтересоваться у Андрея на счет автомобиля: мысль посетила купить машину, а у друга она была. Так вот, его вдруг заняли мысли о цене, состоянии и качестве производства легковых автомобилей уже пройденного пробега.

– Андрюх, скажи, вот какой бы автомобиль ты посоветовал взять мне на первое время маленькой стоимости, не сильно убитого состояния? – достаточно сосредоточенно, но пьяно промолотил Август, взирая на его округлое лицо.

– Не знаю даже. Вот эта девочка неплохая? Согласись? Думаю, подойти к ней.

– Да, она само совершенство, – расстроено, с обидой ответил Август, негодуя от безответности. – Так ты мне ответишь?

– Ты про машину?

– Да, да, про нее самую, приемлемой цены и состояния, можно ли подобрать?

Пусто глянув на Августа, удрученный своими интересами, отвечает:

– Можно поискать, но надо смотреть, – опять вертя головой, Андрюшка перемещает взгляд на разных девушек и на ту, к которой собрался идти. – Надо понять, чего ты хочешь. – Все, совершенно собирает всякую ерунду, даже слова в предложении становятся не связанными, интерес только в своем.

– Ладно, решу этот вопрос.

Андрей банально резко завел разговор на его волнующую тему. – Как тебе вот эта деваха? Ничего такая, согласись? – Опять со своим «согласись». Августу было смешно и уже не интересно разглагольствовать со своим приятелем, он от него устал.

– Попробуй, не сиди на месте, она тоже смотрит на тебя и улыбается порой. Кстати, у нее татуировка на половину руки, я не знаю, что это такое у нее изображено, но тебе нравятся девочки с тату. Уверен, она на тебя клюнет. – Проявляя заботу об Андрее, подбадривая его, интересуясь его положением, одобрительно подначивал к знакомству Август.

В этом весь он, герой произведения, – ему не было безразличны ни друзья, ни родные, ни те, кто был незнаком, если просили помощи или совета. Август открытая душа, с добрым сердцем. А такие как Андрейка были чужды впечатлений, состраданий, открытости, понимания, сопереживания, поддержки близкого. Эти люди окружены только своими проблемами, если они вообще были, только свое эго могло воссиять на грешной Земле. Если Андрею вдруг стало не все равно на тебя, и он соизволил обратить внимание на твой вопрос, или помочь в затруднении, то только при возникновении личного интереса, обсуждения, лишь себе во благо. Если, например, он занимался мотокроссом, то начав разговор про заинтересованности в этом виде спорта, и объясняя трудности в познаниях и неопытности выбора техники, ему волей-неволей хочется тебе помочь – его это завлекает, он этим жил и хочет жить. А как только тема касается финансов или космоса, извините – в одно ухо влетело, в другое вылетело. В основе всего выше обмозгованного и выраженного в речь заключается человеческая забота о ближнем. Эгоисты все, но из них девять десятых, или на девяносто процентов, эгоисты, следовательно, социум лживый, и только хитрость поддерживает его существование.

Август снова поражает своими возможностями мозга переключаться с одного действия на другое.

Его снова манила «она» – та красавица официантка. Он чувствовал – она непорочна. Алиса была невысокого роста, примерно метр шестьдесят пять, фигуристая – утонченной формы, как говорилось ранее – ее тело обладало изящной пропорцией. Она была мила и в тоже время серьезна. Самое забавное, ей, скорее всего, понравился Август, и только он проявил на нее впечатление. Как он мог это понять? А никак, снова чувствовал и верил в это чудо. Но удовольствия от беготни она не получала, ей было противно смотреть на пьяные рожы, а тем более общаться с пьяной массой. Августа она приятно смущалась. Внешний вид всех официанток был одинаков: волосы собраны в шишку, надета белая блузка, черная волнистая юбка (волнистая вертикально) по колено, объемно-приподнятая, серые колготы в чередующуюся плотную и неплотную полоски ткани, и черные балетки. Главная составляющая – бейджик. Длину волос у Алисы Август определил, когда та переплетала косу и сворачивала в клубок, так как предыдущая прическа распалась из-за суетливого образа работы. Она была очаровательна, и как только ей требовалось в очередной раз подойти и повторить заказ двух приятелей, Августу представилась возможность проявить внимание. Такая смелость в решительности проявилась на фоне выпитого алкоголя, – в другой ситуации, будучи трезвым, шанс на знакомство мог бы быть упущен. Он медленно настраивался на разговор, думал о первой фразе, дабы не разочаровать прелестницу. Смотря на нее и рассчитывая траекторию движения этой блистающей дивы, Август провернул несколько фраз в голове и начал:

– Алиса, первый вопрос: вы не замужем?

– Нет, – с улыбкой на лице отвечала она.

– Я бы хотел узнать ваш номер телефона. Мог бы я рассчитывать на такие привилегии? – робко продолжил Август.

– А что, если у меня есть парень? – с такой же милой улыбкой на лице задавала слегка замысловатый вопрос Алиса.

– Тогда я бессилен вас задерживать, такого себе позволить не могу. – Весьма расстроившись, понурился он.

Она тихо начала смеяться, приложила аккуратно сложенное запястье ладонью ко рту, культурно прикрывая проявление радости, нанося юморное поражение обольстителю.

– Знаете, я пошутила, – выпрямив тело и вытянув руки вдоль него, она продожила – парня у меня нет, и телефон с удовольствием оставлю. – Развернулась, преисполненная радости, и помчалась к своим коллегам на рабочее место за баром.

В полумрачное заведение вдруг ворвалась на вид слегка буйная компания из пяти человек, время было около часа ночи, и, как назло, обслуживать их вызвалась олицетворяющая солнца свет Алиса. По закону подлости – а для Августа это было именно тем моментом – именно его любовный ореол размывался, становился пеленой в его взоре над действительность происходящего, – ему стало страшно видеть, как они – зверье – раздирали своим взглядом лоно гладкого тела безгрешной красы. Стервятники!

Именно такое представление сложилось за секунду до подхода официантки к группе вышеупомянутой, «слегка буйной», группе парней. Августу эта девушка уже была не безразлична, поэтому интуитивно он оборонялся, ревностно ловя безумные взгляды мужского влечения к девушке. Записав в маленький блокнот предпочтения группы энергичных молодых модников, всех достаточно крепких и дерзковатых, Алиса направилась прямиком к Августу и аккуратно положила на стол своими легкими, нежными пальцами сложенную в два раза бумажку, вырванную с того самого блокнотика. На бумаге был написан номер сотового телефона и еще раз афишировано имя прелестницы. Ему стало так тепло и невероятно радостно, – он никогда себя не чувствовал одиноким, а теперь ему это определение было и вовсе чуждо. Август глянул совсем пьяными глазами в сторону своего дружка: за это время к нему подсела та грудастая и совершенно невзрачная особа, сидевшая за соседним столиком, и они нежно о чем-то ворковали. Скорее всего оно так и было: речь шла о заманчивом предложении Андрюшки устроить продолжение их знакомства в другом месте, лучше всего у него на квартире, а еще лучше у нее. Весь диалог был направлен на получение как можно больше абсолютно ненужной информации друг о друге, чтобы как можно больше и на долгое время скрасить нелепость животного знакомства.

– Август! – Совершенно нескладно и пьяно сказал Андрей. – Мы направляемся к Наталье домой, она с подругой, и подруга, ой, прошу прощения, мадам, – он икнул, а она рассмеялась, прильнув к нему и чуть не проглотив слюнявым поцелуем-укусом, – ну так вот, на чем я остановился…

– Ты говорил, малыш, о том, чтобы твой друг с нами вместе поехал, – «малыш»! Ха-Ха-Ха! Малыш! Господи, так назвала его, будто прожила с ним года два совместной жизни, а на деле знакомы две минуты. Август почти не засмеялся, почти, но смех лился из его ушей невидимой струей радуги, высмеивая глупость и простодушность двух напротив сидящих персонажей.

– Простите, но я, пожалуй, откажусь! – Весьма спокойно и без запинок ответил Август, но подружку друга это возмутило, и сам того не ожидая, он услышал.

– А тебя никто и не звал, – отвернула взгляд, и как бы на публику, – ему предлагают, а он отказывается, – снова переключается на Августа, – да ты видимо боишься, девственником и останешься на всю жизнь… – Она пробормотала еще что-то невнятное и бесполезное.

Эту тридцатилетнюю особу, а может и того большего возраста, отвратную на вид, но с формами настоящей самки, которые влекли его друга, задело ее самолюбие, – остался осадок после отказа молодого красавца составить компанию ей и ее не более привлекательной подруге. Таким образом, она аффективно набросилась на Августа и решила унизить совершенно бездарным образом, назвав его неопытным в сексуальном характере парнем. В этом вся женская и мужская тупость, бестактность, безграмотность, – лишь бы собирать все, что в голову придет. Дура безмозглая! Более Августу помыслить было нечего. Но от части его это задело, – не потому, что он действительно таким являлся: нет, в этом отношении у него все было в порядке, – а потому, что его заткнула за пазуху нерадивая бестыжница, совсем не блещущая умом, считающая себя разумной дамой, выкаблучиваясь.

Август приподнялся со стула, медленно подтянулся к Андрею через весь стол, нахмурил брови, приняв самый недовольный вид в его репертуаре, поманил его пальцем и сказал так, что и дурында услышала прекрасно:

– Давай, поднимайся с места своего, подхватывай свою подружайку, и что бы духу ее здесь не было, пока я по-другому не заговорил.

– Ты чего такое говоришь, Август!

– Я тебе все сказал.

Август в действительности разъярился, сдерживаться он больше не мог, и, конечно, не без его удивления, эта девушка начала вставать и уходить. Андрей потащился за ней, накинул по пути спортивную ветровку, и обернулся к Августу (его ветровка, опуская серьезность ситуации, была из ряда вон выходящим одеянием в мире моды, и, хотя, в этом городе развитие отставало во всех ответвлениях сферы жизни, спортивная одежда безвкусного подпольного производства никак не смотрелась на классической одежде).

– Друг, так не делается, с дамами так не разговаривают, я понимаю, что тебе обидно…

– Прости, что сделал, может быть, что-то не так, но я не наглел, ты сам все прекрасно слышал.

– Как знаешь, на меня не обижайся потом.

Собственно, никому не нравился такой исход событий: Август через минуту стал прокручивать варианты его действий, не будь он таким резким и невежественным; Андрей не думал ни о чем, но покинул своего приятеля с желчным осадком в душе, сделав вывод для дальнейшего общения. Стоп! Никакого общения, больше они не друзья, и точно не следует рассчитывать на его поддержку.

Трудно было понять намерения, цели, отношение к разному роду людей, – наш герой отличался тяжелым характером, скверным нравом, терпким цинизмом, завуалированностью мыслей, сложностью выражения эмоций: всем тем, что мешает обычной или одаренной личности понять чувственное состояние создаваемого персонажа. Он сам, порой, не понимал, чего хотят люди; о чем они думают. В этом взгляды и мнения не сходились, – в этом он копался без конца. Никто, по-видимому, не имел понятия чего желают окружающие, но у него была, все же, добрая душа, ему был каждый не безразличен, – на деле, маленькая промашка или отмашка в его адрес, достаточно весомое – для его восприятия – пренебрежение к его мнению, полное отрицание и не согласие с его решением, давали одобрительные действия для извержения вулкана. Будь то друг, будь то враг, ничего не исправишь, раз ты задумываешься только о себе. Августу, по истине, не хватало честности и откровения в людском воплощении светлости. Он не считал себя правильным, наоборот, он был чересчур самокритичен, ненавидел в себе ханжеских наклонностей, корчился от своей жеманности. Любой другой вселял в себя уверенность, ничтожно проявляя свою сущность, доказывая непревзойденность в беспорядочном вбрасывании лживых фактов и сочиненных на свой лад историй.

Как же спутывало сознание постоянное отвлечение на анализ своего поведения и поведения контактируемых с тобой. Слепо представляя себе надежность дружеских связей, в очередной раз смех прорывался сквозь сознание. Август постепенно – с каждым глотком пива – уходил от негатива, настраиваясь еще ближе познакомиться с новой спутницей любви. И да, он еще оставался сидеть за тем же столиком, поражая свой организм алкогольной зависимостью.

Конечно, черт побери, сомнения в ее увлеченности им крылись в отголосках трезвости, но пьяный ум нагнетал больше азарта в победоносности любовного чуда. Август, допивая свой – точно решив – последний бокал за сегодняшнюю ночь, начал медленно собираться, явно понимая, что она еще не скоро освободится. Алиса начала подходить к нему, видя, как он пытается выбираться на выход.

– Извините, – вопросительно сказала она. – Я вижу, ваш друг ушел, а за счет оставил платить вас? – С маленьким сожалением, без высмеивания поинтересовалась она. Август в действительности ее чем-то зацепил.

– Да… Да, нагло как-то вышло с его стороны, я тоже не цветочек, конечно… Нет, он не нарочно, я оплачу. – Достаточно сильно перебрав, долго и отрывисто произносил Август.

– Тогда рассчитать вас придется за весь стол.

– Все верно, – абсолютно пьяно проговорил он.

– С вас три тысячи двести восемьдесят три рубля.

Август, обладая хорошим математическим умом, и округляя всегда в большую сторону до большего целого выходивший счет, автоматически проецировал на карточку банковского счета эту сумму, и понимал, что на карте остается больше ста рублей: следовательно, удастся оплатить целиком не принадлежавший наеденный и испитый список меню бесчестного бара. Цены любого заведения были завышены в десять и даже в двадцать раз больше от себестоимости продукта. Если быть честными, то и в магазинах существует такая же тенденция инфляции цен, – не важно, продуктовый это магазин или отдел с одеждой, везде действует одна политика заработка, – заработка бизнес-гуру, которые принимают все блага общества, разъезжая на дорогих автомобилях и живя в виллах. Нет, все верно, каждому свое – жить в захолустной «хрущевке» или в чахлом частном доме, еле-еле сводя концы с концами, убивая горе бутылкой спирта, купленной деньгами, заработанными неблагодарной работой. Напротив, пробовать выживать: строя великую пирамиду накруток, занимая высокие престижные и авторитетные должности, конечно, также убивая горе алкоголем, но пятизвездочным, и коньяком. Классовое неравенство Август не отрицал – оно всегда было, и будет существовать, невзирая на то, что Маркс и Энгельс научно обосновали вершину существования человечества – социализм, – который посещал историю нашей страны.

Август, выходя из бара, уже об этом не размышлял – это были его ранние раздумья, – так как в его сегодняшнем уже ночном состоянии нельзя было о чем-то думать, моментами он ничего не помнил – настолько опьянел.

Выходя из дурно пьянящего места осуществления греховных желаний, оставляющего горький осадок впечатлений под конец вечера или ночи, головную боль развивающего фиктивно престижного, с надетой обложкой фатовства и фарса заведения, Август кадрами отслеживал свое местоположение.

Дверь… После: провал в памяти – темнота, мозг отключен, и это явление научно не объяснить, нет никакой теории обоснования сна, отключения мозга при пьянстве или обмороках, – пустота. Следующий эпизод, это то, как он плетется по брусчатке тротуара, шагая змейкой, вяло передвигая обмякшее тело, прозревая от каждого шага. В голове сохраняется стойкость, и, будто, трезвость находит его сознание. Картинка становится отчетливее, и он старается разглядеть исполнение кирпичного фасада домов, точнее, по подобию кирпичной кладки заштукатуренные строения серого и бурого цвета. Виден асфальт автомобильной дороги, разметка на ней, как мел на школьной доске; бордюр, колодцы, деревья на земляных островках между домами и тротуарами, – все отпечатывается в мутном состоянии. Август понимает: он прошел достаточно много, выйдя из бара, – уже не были слышны вопли пьяных разбойников и жеманных блудниц. Именно так их мягко следует охарактеризовать, а, на самом деле, некоторых хотелось назвать еще оскорбительней. Но его мозг был удручен другим: ему было необходимо протрезветь, так как Август понимал, болеть ему позже не хочется, а похмеляться для него было верхом унижения – мерзость!

Оценив ситуацию своего удручающего положения, он спешно направлялся к центральной улице города, – как правило, в провинциальных городках, где жил Август, с населением не более миллиона человек, главным проспектом или улицей назывались в честь выдающегося революционера и диктатора всех времен – «вершителя свободы и равенства» – Ленина. Двигаясь к данному проспекту, где возможно мог пройти автобус «экспресс», следующий не со всеми остановками, но, если удастся в него попасть, есть шанс за двадцать рублей подобраться ближе к дому. И для Августа это был самый лучший вариант, так как на такси раскошеливаться ему было накладно, да и нельзя упускать возможность за малую сумму добраться до ближайшего диапазона расположения квартиры. Изрядно выпив и раскидав свои сбережения, он не мог допустить остаться без последних ста или двухсот рублей.

Прикинув сколько идти, Август настраивается перебороть усталость, сон и недостаток в крови питательных веществ, вытесненных алкоголем. Ему в какой-то момент становится слегка бодро и весело, хоть рассудок и затуманен пьяным бредом. И так свободно на свежем воздухе в пустующем спящем городе. Ему хочется любоваться листвой, увядающей, но все же прекрасной и яркой, – той, что украшает в этот грустный осенний сезон настроение каждого людского сердца. Но и грустить не приходилось Августу, ему лишь хотелось насладиться великолепием тишины кишащего людьми города. Все становилось непринужденным и простым, появлялось вдохновение, требовалось творить, и он понимал, что творить он будет завтра, прогоняя все свои планы в голове.

Август останавливается, чтобы по-настоящему пропитаться данной атмосферой, любуется всеми освещенными объектами, попавшими под желтый свет дорожных фонарей, – лишь шум машин, проезжающих по одной относительно вдалеке, возвращает его в реальность грез и разочарований, и наталкивает его бороться с действительностью, находя себя по жизни. Ему радостно, что у него крепкая и дружная семья: родители, бабушки и дедушки. У них есть любовь и уважение друг к другу, а большего желать не требуется, в остальном останется достичь высот. – Да, мне следует идти дальше! – Весьма пьяно, но уверенно и сильно произнес про себя Август, через силу волоча свои ноги, уставшие от бодрствования и ходьбы.

Дойдя до ближайшей остановки, ему посчастливилось – подъехал длинный автобус «гармошка», отечественного производства, но не установленной модели. Он остановился, и до Августа даже успели докапаться три слегка пьяных, несильно дерзких парнишки, строящих из себя крутых беспредельщиков:

– Не найдется сигаретки? – Спросил один из них, догнавший Августа.

– Нет, нету, не курю! – Слегка нарывисто, но с мягкой подачей в голосе ответил Август, ожидая неблагоприятного исхода событий, с последующей дракой.

Август не был бойцом, не был зачинщиком драк, не испытывал к насилию влечения, слабого никогда не обижал – хотя слабость в оппоненте чувствовал, и, конечно, порой пользовался своим положением перед его уязвимостью. Но ему приходилось стоять за себя, и в некоторых случаях он проявлял отвагу, даже был силен в сцепке с обидчиком. А страх окутывал с новой и необузданной силой, правда, формируя злостный характер.

Ответ парнишку не зацепил, и он спокойно отошел от Августа со словами:

– Правильно, курить вредно, спортом лучше заниматься. – Чем очень удивил нашего героя, любезно капитулировав.

Августу удалось забраться в полупустой автобус. К нему подошла сонная кондуктор, он положил ей в заскорузлую руку приготовленную мелочь, она уточнила у него, что он не едет дальше границы города, и оторвала билет с ценой в двадцать рублей. Прелестно, он сделал самую важную часть – преодолел большую часть пути, оставалось совсем немного, примерно километр, а того и меньше. Быстро миную центральную часть города, предстоял поворот направо, – оставалось проехать полтора километра и выйти на ближайшей остановке к дому. Время пролетело незаметно, и Август уже ковылял через дорогу по пешеходному переходу, минуя темные дворы, жуткие гаражи, не внушающие доверия безопасности густые кусты подле манежа, он достигает крайней улицы перед своим домом. Нарушая правила дорожного движения, переходит ее в неположенном месте, заходит в свой двор, пересекает его по диагонали и врывается в теплый подъезд. Не спеша поднимается по подъезду – силы начинают покидать его тело, в предвкушении утонуть в мягкой и теплой постели, – он прикладывает все усилия тихо, не разбудив никого, войти в свое убежище, раздеться, почистить моментально зубы, испить два бокала воды по двести пятьдесят миллилитров и окунуться в манящую своим уютом постель.

Он в безопасности, – занавес закрывается, Август отрубается!

Глава IV

Неприятное утро постучалось в окно комнаты алкогольного дилетанта, проснувшегося от головокружения, тошноты, кручения кишок, головной боли – в совокупности, сильно мутящие его физическое состояние. Перевернувшись на другой бок, раскрывшись, из-за нагревшегося тела, совершавшего выведение вредных веществ и токсинов из организма, он приоткрыл глаза. Дневной свет разрезал изначально веки, а здесь напрямую взаимодействовал с сетчаткой. Было настолько дурно, что хотелось принять любое средство, снимающее едкое состояние похмелья. Август подумывал о разных способах избавиться от остатков алкоголя, даже вбирал большое количество воздуха, выдыхал резким действием легких, чуя остатки спирта во рту. Интересное наблюдение сложилось у него, поняв, что пары алкоголя выходят с углекислым газом – может ему казалось: возможно, оно так и было, ведь досконально биологию, а тем более анатомию, ему не довелось изучать.

Переживая этот недуг, Август встает с постели, – после, тут же садится на нее, понимая, что становится еще хуже, ставит локти на колени, а ладонями придерживает взлохмаченную голову, притрагиваясь к лицу, помятому и измученному. Вдруг ему стало противно от самого себя. Пришлось вставать, хоть и подташнивало жутко, вынужден он был идти умыться, решил почистить вновь зубы, посмотрев на себя в зеркало, нельзя было не обозлиться еще пуще. А в голове проносились экранизации в пять-десять секунд: испитее огуречного рассола, принятие таблетки ибупрофена или активированного угля, продолжение сна, употребление пищи и горячих напитков. Все для него было реально сделать в совокупности, но могло стать хуже, так как желудок был раздражен, спать вовсе не хотелось, поэтому, он знал, нужно терпеть – терпеть приходится до вечера, тогда организм победит в борьбе с отравлением и Августу станет точно легче, – победа за временем.

Все же, малость, перекусить удалось, похлебав супчик, перед этим испив большое количество воды, от которой, как показалось, стало немного легче. Приняв душ и посидев под теплой водой, поливая на голову из душевого оросителя, Август почти пришел в себя, чувствуя осадок плохого самочувствия, изнасилованного алкоголем тела. Взяв телефон в руки, он вспомнил, как нелепо знакомился с официанткой – ему так казалось – спрашивая номер ее сотового телефона. Долго раздумывая написать или позвонить, он счастливым образом разыскал ее в социальных сетях, – ее фотографии показались ему вульгарными, но в тоже время не отталкивающими, наоборот, завлекающими. Она была в его глазах так невинна и невзрачна для других, что все вмиг перевернуло – мнение о ней поменялось, но несильно. Август не мог понять, как такая скромная, немного застенчивая девушка может выложить на всеобщее обозрение фото в купальнике, – была ли это его придирка, или он слишком был требователен, неизвестно. Собственно, он тут же подумал о другом: все девушки в двадцать первом веке мечтают показать свою фигуру и красоту тела, лица, вот и пробуют фотографировать себя с разных ракурсов и в разных прикидах. Мода, что с нее возьмешь!

Теперь мнение было вновь непорочно, она с новой силой проявила на него впечатление. Осталось решить: написать или позвонить. Пишет.

«Алиса, привет! Как твое настроение? Помнишь того чудаковатого пьяного парня, навязчивого болтуна? Язык развязывается, когда изрядно выпью».

Написание этих предложений, уместившихся в две строчки, составило большого труда: несколько раз удалялось предложение, подбирались разные слова и фразы, и через десять минут оно отправлено, пот проступил по всему телу – как же это волнительно. Ничего сложного не должно возникать, но страх перед неизведанным стоял нерушимый. Ему хотелось понравиться, а в закрытые двери стучать не хотелось, – увидев, что она сидит «онлайн», и не отвечает, стало ясно – он не интересен. Поражение!

Августу это не докучало, так как с простыми девушками ему удавалось перемолвиться несколькими фразами, и те влюблялись в него. Они, конечно, были совсем не те, даже красивыми их не назовешь. Тяга таких девушек была в одном – интим, – с кем угодно, где угодно. Ему это не доставляло удовольствия, когда нет любви, поэтому и отношения недолгое время были одни, с той, которая, немного погодя, разлюбила.

Все у всех сочеталось в одном – быть самцом и быть самкой. Человечность же проявляется в другом удовольствии. Эта девушка повлияла на Августа, как любовная магия космоса, – он верил в искренность ее эмоций и чувств.

Прошел час, самочувствие Августа подводило – становилось то хуже, то лучше, как обычно и происходит после пьяного выздоровления. Волнами набегала тошнота и головная боль, а после некоторого времени все сходило на нет, – таких импульсов с угасающей частотой проявлений и силы воздействия предстояло пережить четыре-пять раз, после чего наступало легкое расслабление, когда пить не хочется вообще, даже думать об алкоголе отвратно.

И за этот час произошло не исцеление Августа, а еще хуже – не пришло ответа от светлого чуда, августовского предела мечтаний. Хотя, он не настолько углубился в любовное влечение Алисой, а лишь создавал смутные пейзажи их уединения, делая себя в фантазиях счастливей. Странно, когда девушка не отвечает – то ли ей он не интересен, то ли он и вовсе отталкивает, но, возможно, она боится написать в ответ, и думает, как бы не оттолкнуть своей банальностью.

Август погрузился в дремлющий режим; через четыре часа его разбудил звонок мелодии телефона компании «Apple», узнаваемой по всему миру, – маркетинг рыночной экономики завоевывал для крупных компаний престиж и присваивал «бренд», что привлекало уйму покупателей, тратящих свои последние накопления, приобретая дорогие безделушки. Звонил его друг, шахтер. Естественно, Август его тоже звал по уменьшительно-ласкательному имени – Антошка. Но его это не огорчало.

– Привет, Антошка, что тебе понадобилось в такой ранний час? – Уставши, сонно, помято, хрипловато отвечал Август, испытывающий неважное физическое состояние.

– Здорово! Ранний час: ты на время глядел? Уже два часа дня! Ладно, не буду ходить вокруг да около. У меня проблемы, думал, может, составишь мне компанию!? – Буквально риторически спрашивал Антон, заставляя Августа невольно соглашаться.

– Вообще, я проснулся часов в девять, вчера еще с Андрюшкой сидели в так называемом «Пабе». Короче, плохо мне с утра было, снова отрубился, хорошо, что ты позвонил, а то я так бы и провалялся до вечера. А в чем, собственно, проблема?

– Понял тебя. Ну, ты уже должен оклематься. Забились на пять часов дня. Расклад такой: я вчера выпил немного, пошел встретиться со старым товарищем, ну и разговорились, вспомнились старые обиды и неприязни. В общем, он парень не из приятных – всегда путается, якобы, с «блатными» пацанами. Короче, по пьяни мы повздорили, побадались, а разняли нас его знакомые, с ним проводившие время. В итоге, он орал и матерился на меня, разъяренно кидаясь на мои возгласы. Договорились с ним встретиться на трезвую. Не знаю, чем все обернется: рассчитываю на твое прикрытие моей спины.

– Ну… Давай, заберешь меня тогда, да поедем на твои разборки. Как раз все полностью объяснишь. – Произнося взволновано каждое слово, визуализировал Август исход последующих событий, глядя в несбывшееся будущее. Отказаться он, почему-то не мог, – бестолковое мнение «не быть трусливым» подначивало соглашаться на бессмысленные авантюры, которые заканчивались не самым лучшим образом. Одно дело победить в стычке, другое уйти пораженным, а еще получить травмы, подрывающие право на жизнь.

– Давай, на связи, позвоню тебе, как буду выезжать.

– Давай.

Август трепетал, у него в поджилках все тряслось, тряслось и тело в целом, нанося сокрушительный удар по смелости. Страх заполонил все запустевшие пространства в его организме, заставляя его потеть и думать об отговорках, лишь бы не поехать. Экранизация была следующая: они приезжают на вишневой «Ладе 2114» – небезызвестной марки машины, пользующейся спросом у молодежи – в условленное место встречи; вот толпа из человек десяти бравых молодчиков, с которыми начинается нелицеприятный разговор, и следуют первые удары в лицо, а после и в разные части тела. Август представил себя во всех позициях избиения, воображал, как больно от полученных травм, и боялся больше всего быть безжизненным: ему становилось жутко от осознания своей беспомощности в бою, если он потеряет сознание, или получит страшные увечья. Августа еще больше отталкивало страхом от сборов и настроев на победный лад. Но он боец, бороться приходится везде и всегда, главное, что б напрасным не было его заступничество: ведь он доверял своему другу, были случаи, когда Антон также заступался за него. Боится каждый, кто бы это не отрицал, – отрицают боязнь все, но пытаются скрыть ее, если присмотреться, проявляя нервные тики, ведя бессмысленные разговоры, напористо срываясь на противника. Все это приглушение фобии – фобии смерти. Думать о плохом нет смысла, так как не удастся вывести себя на точку сосредоточения и решения проблемы, – или, иначе говоря, не видать победы.

Тряска продолжалась, но ему уже не терпелось приехать и закончить дискуссию между двумя бестолковыми людьми. Не понимал он и того, как можно в таком возрасте назначать бесполезные разборки, наполненные фарсом и показухой, сопровождающиеся всплеском эмоций, выраженных нецензурной бранью, несущие аморальное поведение с итогом драки. Было бы из-за чего конфликтовать: думалось Августу. Абсурд!

Он до конца не понимал сути всего намечающегося, – не хватает женской аудитории, что бы победитель смог ухватить одну из его поклонниц – ставшей неравнодушной к нему вследствие победы. Да, это было явно животным проявлением сущности человеческого поведения, разрушающего его развитие. На войне такие люди трусы, среди пуль они бегать не будут, – боевое действие с оружием в живых не оставит в девяноста процентах случаев. Август так думал, потому что не раз сталкивался с людьми, у которых чешутся кулаки, – они часто вдохновляются разовыми выигрышами. Не все такими являлись: были и отважные ребята, которым не требовалось самоутверждаться за счет слабых (те, которые слишком много активничают, воодушевленные своим умением запугивать). Отважный парень будет тихим и молчаливым, он не будет выгибаться и принимать самую крутую стойку – руки на пояс, ноги шире плеч, размахивая руками и активно жестикулируя при разговоре, корча рожу, вселяя тем самым в оппонента страх. Банально!

С этими мыслями у Августа пропало ощущение недомогания – именно ощущение, которое проявляется и за счет психосоматики, – он полностью отвлекся от своих проблем, переключившись на проблемы друга, и время пролетело не заметно. Он начал одеваться, примерно, в половине пятого: надел спортивный костюм, под него надел нательное белье сероватого цвета, мягкое, как одеяло – морозило его знатно, – а одевшись потеплее, дрожь пропала и стало возможным собраться с силами и мыслями. Телефонный рингтон снова напомнил о себе, взяв трубку, Август начал:

– Подъехал?

– Да, можешь выходить, я почти возле тебя.

– Выхожу.

Спускаясь по обшарпанному подъезду, видя перед собой старые зеленые перила, с деревянной накладкой на железном основании, Август перестал волноваться – как рукой сняло. Он накинул легкую куртку темно синего цвета с коричневым подкладом, убедившись перед выходом, что дует ледяной ветер. Температура стояла благоприятная, около пяти градусов Цельсия, но одеться теплее было необходимо. Осенний воздух навеивал вдохновение вершить великие дела, которыми ему предстояло заняться после разбора полетов. Выходя из темного подъезда, улица показалась сказкой осеннего очарования, приглашающая насладиться свежим воздухом, после перенасыщения кислородом бетонной коробки, изваявшей запахи мебели и тряпок. Можно было без труда заметить, как ночной ветер снес с деревьев почти всю опадавшую листву, иногда он же закручивал золотисто-коричневые листья, удивляя своей грациозностью, подтверждая существование смертельно-разрушительных «торнадо». Это были мини-торнадо. Ха-ха-ха: пробирало Августа от этой мысли – «мини». Не смешно было это явление в своей разрушающей манере на североамериканском побережье – мощь природной стихии была непревзойденной, – вот чего следовало бояться, убийцы, не щадящего ни единой души.