Читать онлайн Сердце бесплатно

Мика

Я терпеть не могу с ним ссориться.

Разве что в шутку злить его и наблюдать за тем, как брови Ника сдвигаются к переносице, а взгляд ореховых глаз, вскинутый исподлобья становится более суровым, чем обычно.

Но обычно я понимаю, что хмурится Доминик специально, чтобы я как можно скорее попыталась вернуть его улыбку.

– Обещай, что больше не будешь этого делать, – я накрываю колено Ника ладонью, пока он, слегка прищурившись, всматривается в дорогу.

Сейчас она больше напоминает темный, едва освещенный тоннель. Мой муж напряжен и сдержан – от привычной широкой улыбки, демонстрирующей ямочками на щеках не осталось и следа.

– Малыш, кажется, мы уже поговорили об этом. Тебе обязательно снова ссориться прямо перед моим вылетом? – он, наконец, натянуто улыбается, но я замечаю, как его напряженный взгляд падает на приборную панель автомобиля – Ник смотрит на часы. И судя по тому, сколько у него осталось времени до вылета в Чикаго, он очень сильно опаздывает. Отчасти из-за меня.

За доли секунды он опускает газ в пол, и машина недовольно рычит ему в ответ. Не люблю, когда он так делает и не хочу злить его за рулем.

– Я просто беспокоюсь о тебе и хочу, чтобы ты помнил о своих обещаниях. Помнил о том, что у тебя есть семья, и мы как-нибудь справимся без этого…я смогу помочь тебе, только попроси, – мягко сжимаю его колено, пытаясь поддержать, но кажется, что мои слова только больше раздражают Ника.

Он никогда раньше не был таким нервным. Доминик никогда не повышал на меня голос и никогда не ставил в такую ситуацию, где бы нам приходилось часами извиняться друг перед другом.

До того, как начал спускать в казино несколько тысяч долларов за ночь.

– Мика! Два часа назад, мы уже поговорили об этом и поставили точку! И мне не нужна твоя помощь. Я могу сам с этим справиться. Или ты сомневаешься во мне? – он еще сильнее жмет на педаль газа, и я с ужасом отмечаю то, как быстро начинают мелькают огни за окном автомобиля. – Я и так опаздываю! Это важная встреча, понимаешь?! Я работаю ради нашей семьи, а ты вечно всем недовольна…

Я?! Вечно всем недовольна?! Это что-то новенькое…

– Сбавь скорость, пожалуйста! – повысив голос, молю я, но Ник демонстративно игнорирует мою просьбу. – Боже, Ник! Да что с тобой происходит?! Я сказала, сбавь скорость!

– Я опаздываю. На встречу. Я устал, Мика. Ты вечно указываешь мне на то, что я должен делать. Как должен жить. Как должен зарабатывать. Я все делаю. Все. Ради нашей, хочу заметить, семьи. Я делаю это ради тебя! И теперь, как мне водить…ты же знаешь, я всегда быстро езжу. Не указывай мне, что делать.

– Ты не зарабатываешь деньги, ты спускаешь их на ветер! – снова завожусь я, опускаясь на спинку кресла и скрещиваю руки на груди. Сгладить конфликт не получилось.

Как же я ненавижу ссориться с ним – к счастью, это бывает довольно редко, а в первые годы совместной жизни ссоры и вовсе отсутствовали. А даже если они и случались, то всегда заканчивались сексом, от одних воспоминаний о котором моя кожа до сих пор покрывается мурашками.

Но сейчас я просто не могла молчать! Он поднимал свое дело с нуля, и я знаю, как тяжело ему пришлось и каких сил Нику стоило развитие бизнеса. А теперь он хочет потерять все в два счета? Сейчас, когда мы наконец созрели для ребенка…

– На ветер?! Если бы я этого не делал, если бы не летал на встречи, если бы не пропадал на работе целыми днями…

– Это не работа, – рикошетом вставляю я и тут же прикусываю язык, замечая, как злобно раздуваются его ноздри. Ник еще сильнее упирает газ в пол, и тут я замечаю, как он обгоняет ползущую впереди машину по встречной полосе. На огромной, мать его, скорости.

– Не выезжай больше на встречку, пожалуйста. Ник, пожалуйста, – в моем голосе отчетливо звенят панические нотки.

– Конечно, ты здесь не опаздываешь на встречу, и тебе не указывают, что делать каждые пять минут. У тебя значит «нормальная» работа, а у меня – нет?!

– Это не правда! Ты же знаешь, как я люблю тебя! Я просто не хочу, чтобы ты больше поступал так со мной…и я не хочу, чтобы ты нарушал правила!

– Думаешь, я этого хочу? Ты знаешь, что у меня нет другого выхода…все закрыли тему, Моника. Если я не буду нарушать правила, я опоздаю на свою «нормальную», как ты говоришь, работу.

Моника. Он никогда меня так не называет. Значит, все очень-очень плохо.

– Сбавь скорость и больше не выезжай на встречку!

– Ты, значит, еще будешь указывать, как мне управлять моей машиной?! – усмехнувшись, он бросает на меня мрачный взгляд. Издав раздраженный рык, Доминик резко отворачивается, словно ему неприятно на меня смотреть.

В ореховых глазах Ника сейчас есть что-то дикое, едва узнаваемое. Не родное. Такой взгляд я замечала и раньше, когда он приходил с неудачной встречи или терял много денег. Боже, лучше бы он не ввязывался в это дело и не начинал свой бизнес. Лучше бы мы жили в съёмной маленькой комнатке, как раньше, чем терпеть все это.

Уму не постижимо, как быстро все меняется. За день, за час, за секунду. Еще три часа назад мы лежали под одним одеялом, и я растворялась в его поцелуях и ласках. Первая ночная ссора была забыта, как страшный сон. Я люблю Ника, а он любит меня. И каждый раз, когда мы занимались любовью, я чувствовала это всем телом. Чувствовала, как глубоко и надолго наши души привязались друг к другу.

Ник стал для меня всем. Сначала – надеждой, спасением от одиночества, страхов и боли. Влюбленностью, а затем – привычкой.

Но не плохой привычкой, а скорее, глубокой привязанностью. Самым родным на земле человеком, без которого даже и утро-то встретить страшно.

Даже, когда он уезжает на пару дней в Чикаго, где находится большая часть его бизнеса, мне неуютно просыпаться без него. Дом без него становится пустым, превращаясь в ледяную крепость одиночества.

А теперь, когда он еще и уходит по вечерам, это стало просто невыносимо.

– Остановись! Ты делай что хочешь, но я не хочу ехать с тобой в таком состоянии. Оставь меня здесь.

– На трассе? – присвистывает Ник и вновь выезжает на встречную полосу. Мне в лицо бьет яркий свет фар, что исходит от автомобиля, стремительно летящего прямо на нас.

– Ник! Что ты делаешь?! ОСТАНОВИСЬ! Ты едешь по встречке!

Я кричу в тот самый момент, когда понимаю, что это уже все. Конец. Встречная машина, от которой мы вовремя укрываемся на своей полосе, сигналит нам, норовя оглушить через закрытые окна.

– Ты нас чуть не убил! – мной овладевает нешуточная паника, легкие сдавливает плотным стальным кольцом. – Останови машину, если хочешь убиться, делай это без меня! Я возьму такси до дома.

– Хватит обвинять меня во всем, что я делаю! Дай мне дышать! Свободно дышать.

Возмущение, недоумение и непонимание – коктейль из самых негативных эмоций накрывает меня с головой. Мы с мужем будто стали говорить на разных языках, хотя всю жизнь говорили на общем. Ник и не думает сбавлять скорость, будто ему совершенно плевать на себя, на меня, на наше будущее…

Я принимаю разумное решение ничего не отвечать, чтобы дать ему успокоиться и больше не нарушать правила.

– Давай, еще обидься. У тебя в последнее время это прекрасно получается, – язвит нервный муж, когда я убираю ладонь с его колена. Ну это уже слишком.

– Ник, хватит. Давай успокоимся. Поговорим, после твоего приезда из Чикаго.

– Думаю, уже будет поздно. Ты наверняка найдёшь себе «нормального» мужа. Идеального. Который будет устраивать тебя во всем. Теперь, когда ты изменилась и добилась успеха, поклонников у тебя хоть отбавляй.

Я и сама не замечаю, как начинают подрагивать пальцы, а ресницы становятся влажными от того, что я пытаюсь сдержать непрошенные слезы. Я знаю, на что намекает Доминик. До того, как я познакомилась с ним, я была невидимкой. Обычной серой мышью с небольшим кругом друзей и багажом фантазий, которые никогда не сбудутся. Он никогда не позволял себе делать акцент на этом.

– А вот возьму и найду. Только останови машину. Начну искать прямо сейчас! – понимаю, что не стоит говорить такое, но слова сами вылетают изо рта – я всецело поддаюсь бурлящим внутри негативным эмоциям. Эта ночь была слишком тяжелой, чтобы мы оба могли отдавать себе отчет в своих действиях.

Мы должны были вызвать такси…

– Отлично! Прекрасно, Мика. Удачи тебе, любимая, – Доминик поворачивается ко мне, наши взгляды встречаются, переплетаясь в немой схватке.

Сотни и тысячи дней, наших дней, отражаются в его глазах под звук визжащих тормозов.

Время замедляется, чтобы я могла в последний раз разглядеть любимого. Сначала на его лице отображается гнев, затем – смятение, а в следующее мгновение – леденящий душу ужас, тревога. Ник резко поворачивает руль в сторону, пытаясь укрыться от надвигающейся прямо на нас машины, и одновременно с этим я чувствую позади себя сильный удар и то, как натягивается на груди ремень безопасности.

А потом из самих легких вырывается крик – дикий, оглушительный, разрывающий горло, заменяющий слезы.

Я в последний раз смотрю в ореховые глаза Ника и сжимаюсь от страха, приготовившись к худшему. Единственное, что я хочу в этот момент – это чувствовать его рядом, потому что знаю, что после этого мгновения уже ничего не будет, как прежде.

Не будет «нас».

Сквозь призму ужаса и паники, чувствую, как Ник накрывает меня своим телом, на меня попадают лишь крохотные осколки стекла, что режущими кольями впиваются в обнаженные участки моего тела.

Он отчаянно прижимал меня к себе. Что-то кричал с отчаянным надрывом. Мир вокруг вращался. Вместе с машиной, вместе с дорогой, как адская воронка, которая затягивала нас внутрь…

Все произошло за считанные секунды. Крик забрал все мои силы, я сильнее прижалась к Нику, в последний раз вдыхая аромат его тела и кожаной куртки, а потом мое сознание полностью отключилось.

И лучше было бы, если все, что было предначертано мне дальше, так и осталось сном. И не просто сном, а самым жутким из кошмаров.

Мика

Flashback

Я неуютно чувствую себя на таких вечеринках. Сама не знаю, почему так долго хотела попасть на это адское сборище, а теперь готова провалиться прямо сквозь пол, на котором в хаотичном порядке валяются красные пластиковые стаканчики, приправленные ядерной смесью из дешевого алкоголя и пустых пакетов из-под чипсов.

Большую часть времени я стою в углу и наблюдаю за хаосом, что творится в доме у девочки из нашей школы – Кристина Арчер может позволить себе такую вечеринку, потому что ее родители часто уезжают на выходные, а старший брат покупает алкоголь. И судя по запаху травы, от которого меня время от времени подташнивает, не только алкоголь.

Я нервно прячу одну руку с облезлым маникюром в карман своей широкой толстовки, что делает меня еще толще, чем я есть, а в другой сжимаю стаканчик с пивом. Я уже пробовала эту мерзость на вкус – горьковатая тошнотворная жидкость. Неудивительно, что всем присутствующим требуется так много чипсов, чтобы перебить во рту этот мерзкий привкус.

Но все пьют, поэтому и я…делаю вид, что пью. На самом деле, я просто люблю наблюдать за людьми со стороны. Необходимый навык для мечтательницы вроде меня, которая грезит о карьере актрисы. Это что-то вроде моего хобби. Рассматривать их улыбки, их слезы, любые эмоции…я с интересом поглядываю на то, как моя подруга, Лили, извивается в соблазнительном танце перед одним из «героев» сегодняшнего вечера.

Наша школьная команда «Deer» по баскетболу одержала победу в сегодняшнем матче, и в кои-то веки мне удалось попасть на тусовку «школьной элиты» без приглашения. В конце концов, все так заняты своими делами, что едва ли замечают меня, несмотря на мои габариты. В школе на меня обращают внимание разве что, когда я выхожу к доске.

Лили берет парня за руку, покачивая бедрами в такт разрывающей уши музыке Drake & Future – Jumpman. Но со стороны я замечаю, что старается она зря – он уже давно заинтересован ее открытым декольте, и у баскетболиста нет времени рассматривать ее задницу, которую она каким-то чудом запихнула в крошечную черную юбку, которую купила в детском отделе.

Я вдруг представила себя в такой юбке и чуть не подавилась пивом. Закашлявшись, выронила стакан из рук и его содержимое вылилось на белоснежные кроссовки проходящего мимо меня парня.

Стефан Старк и его компания.

Как вовремя, Мика.

Вылить пиво на любимые кроссовки Стефана – это почти тоже самое, что поманить голодного разъяренного трехголового пса кусочком шницеля. Глупо. Неловко. В моем стиле.

– Что, не можешь удержать стакан, толстушка? – скалится Стефан, сравняв меня с землей одним взглядом. Сплюнув, он направляется дальше, не уделив мне и секунду своего бесценного времени – его друзья дико ржут, поглядывая на меня. Кто с пренебрежением. Кто с удивлением. («Что она здесь делает и кто она?») Кто просто прошел мимо и не заметил «неведимку».

Опускаю взгляд в пол, мечтая о том, что в стене появится дверь, которая спрячет меня в тайную комнату, где я смогу избить появившуюся из воздуха грушу и выпустить пар. Поплакать и снова выйти в свет – наблюдая за Лили и ее жертвой.

Только один парень из компании Стефана не рассмеялся.

Собственно говоря, он держит в руке косячок с травой, и вряд ли вообще заметил, что произошло. Он явно считает, что все происходящее здесь совершенно не достойно его внимания.

Провожая взглядом темно-пшеничную макушку Майкла, я чувствую себя еще хуже, чем прежде и тянусь за бокалом с бесцветной жидкостью. Набрав в легкие воздуха, опустошаю ее залпом.

Майкл Миллер. Всего два слова, которые заставляют мое сердце вытеснить легкие из груди.

Мы не были знакомы, и за все свои шестнадцать лет лишь обменялись несколькими фразами, но это не помешало мне возвести его в ранг Бога и наблюдать за ним больше, чем за остальными.

Глупая, детская влюбленность. Сейчас она стала уже отпускать меня, потому что у нас больше нет совместных уроков и я довольно редко его вижу. Изредка в коридорах школы, когда он направляется в комнату для наказанных или когда курит с ребятами под лестницей.

Но даже сейчас ему удалось попасться мне на глаза и вновь напомнить о себе, и напомнить о том, что у таких девочек, как я, не бывает парней. А особенно, таких парней.

Майкл не был первым красавцем в школе, потому что это звание с достоинством нес смазливый придурок Стефан – один из его друзей из их компании. Также я знала, что он занимался чем-то вроде борьбы и все предпочитали с ним не связываться. Майкл никогда не боялся, что его выпрут из школы за плохие отметки или поведение – со свойственным ему равнодушием ко всему он жил так, как он хотел.

Иногда, когда я ловила себя на мысли о чувствах к нему, мне становилось стыдно. Влюбленность к Майклу появилась из ниоткуда, словно из воздуха. И именно этого я стыдилась – своей детской беспричинной влюбленности к придурку, которому вряд ли светит счастливое будущее. То, как Майкл относится к жизни, хоть я его и плохо знаю…отвратительно. Он совсем не подходящий человек, даже для первой любви.

И все же я ничего не могу с собой поделать. Он единственный парень, который мне когда-либо нравился, и если бы не этот факт, я бы уже давно засомневалась в своей ориентации. Здесь, в Калифорнии, меня бы за это не осудили, но я не уверена, что родителей бы обрадовала эта новость.

– Только не говори, что тебе до сих пор нравится Миллер. Мона, остынь, он всего один раз тебе улыбнулся, и это было несколько лет назад, – Сэт, мой друг, вдруг неожиданно появляется перед моим взором и закрывает мне обзор на Лили и Майкла. Обломывает мне весь кайф и новые источники вдохновения.

– Я просто посмотрела им вслед. Облила кроссовки Стефана, он облил меня грязью…все, как всегда, ничего не меняется, – тяжело вздохнув, вновь отпиваю уже из нового стакана. Какой это по счету?

– Ну-ну, меня ты можешь не обманывать. И что ты нашла в этом придурке? Я слышал он не только травкой балуется. И все эти его драки, разбои и прочее…я бы понял, если бы ты влюбилась в мажора Стефана, но в этого болвана? Ты же умная девочка, Моника. Как думаешь, какое будущее может быть у таких, как он?

– Я не хочу об этом говорить, Сэт. Мои чувства к Миллеру – это ошибка моего сердца, с которой я ничего не могу поделать. Нравится он мне и все…понимаешь? – нервно покусываю нижнюю губу, разглядывая широкую спину Миллера. Черная футболка плотно прилегает к его рельефному, для его возраста, телу. Он не такой крупный, как все ребята из баскетбольной команды, но все знают, что вызов Майклу неизбежно приводит к поломанному носу и разбитой губе.

– Ладно, понял. Если говорить короче, ты бы хотела, чтобы он обнимал, целовал тебя при луне и изменился бы ради тебя? Типичная мечта наивной и маленькой влюбленной девочки? Я же говорил тебе – завязывай с романами и этими глупыми романтическими комедиями, – Сэт глухо смеется, пытаясь вырвать из моих рук стакан с коктейлем, в котором дешевая текила разведена с соком.

– Посмотри на меня. И закрыли эту тему. О чем бы я не мечтала, мои мечты останутся мечтами. Я всю жизнь проведу одна и состарюсь в квартире, полной двадцати кошек, – решительно прогнозирую я.

Мы оба рассмеялись, и я надеялась, что Сэт не слышит истеричные нотки в моем голосе, потому что я действительно думаю так, как сказала. Мне не нравятся хорошие парни, которые иногда обращают на меня внимание, несмотря на мой излишний вес, скромность и нелюдимость. А такие, как Майкл или Стефан, никогда не посмеют пачкать свою репутацию, встречаясь с девушкой, как я.

В глубине души я знаю, что Майкл мне нравится только по двум причинам. Первая – он плохой, очень плохой парень. И вторая – он никогда не будет моим. Мечтая о нем часами, я могу бесконечно влюбляться в собственное страдание по нему и тосковать по картинам в моих мыслях, которым никогда не суждено сбыться.

Вот он подходит ко мне и улыбается (хотя я не видела его настоящую улыбку), нежно берет за руку. Говорит что-то милое, но дерзкое – в привычной для него манере. В своих мечтах я вижу нас со стороны: идеальную картинку, которая каждый раз становится все менее реалистичной.

И в этой картинке я совсем другая – идеальная, уверенная в себе, очаровательная и…стройная. У меня нет этих нелепых веснушек на носу и вечно вьющихся волос неприметного цвета.

– Глупости это, Мона. Ты – классная девчонка, просто слишком зажатая…все танцуют, а ты пьешь в углу, ну кто так делает?! – Сэт с укоризной глядит на меня, приглаживая свои темные волосы.

– Я не хочу в этом участвовать. Я просто…наблюдаю. Это пригодится мне в будущем.

– Ах, точно, ты же у нас хочешь стать актрисой, – с издевкой подмечает он, и меня это задевает, несмотря на то, что я понимаю, что Сэт шутит и вряд ли хочет меня обидеть. Он просто имеет в виду то, что в Лос-Анджелесе разве что муха на лобовом стекле не хочет стать актрисой или актером. И он наверняка подразумевает своей фразой то, что обладай я даже талантом Леонардо Ди Каприо, со своей внешностью я бы никогда не получила стоящей роли.

Ну а что, я могла бы сыграть Бриджит Джонс. Мисс неловкость и лишний вес – идеальная роль для такой девушки, как я.

Моя мечта стать актрисой – неосуществима, так же, как и первый поцелуй с Майклом. И все же мне нравится изучать людей: их эмоции и лица. Я могу часами отрабатывать каждую эмоцию перед зеркалом. Если бы мне только нравилось свое отражение…

– Лили скоро ноги перед ним раздвинет. Так старается, – Сэт качает головой, глядя на Лили.

– Она пьяна.

– Может ей помочь? Или…тебе? Мона, ты в порядке?

– Да, а что не так? – только сейчас я замечаю, что голова наливается непривычной тяжестью, а с лица не сходит широкая улыбка.

– Ты уже пять минут как стоишь и танцуешь, хотя я ни разу не видел, как ты это делаешь… – Сэт кидает на меня озадаченный взгляд, пока я непроизвольно покачиваюсь в такт музыке.

– Потому что я в первый раз на вечеринке, болван, – возвожу глаза к небу и провожу рукой по влажным волосам.

Внутри меня будто сняли предохранитель и отпустили скрытую часть личности на свободу. Сердце в груди рвется наружу, но теперь в этом виноват не только Майкл Миллер, но и несколько коктейлей с текилой, с которыми я слишком быстро расправилась на голодный желудок.

– Ну тогда иди в центр, «звезда», не стесняйся, – он подталкивает меня в эпицентр комнаты, в самую гущу диких плясок. Танцпол переполнен – в основном девушками, парни стоят со стаканами и гордо вздернутыми подбородками, некоторые из них изредка качает руками в такт хип-хоп трекам. Кто-то просто поднимает руки к потолку и горланит слова песни, кто-то успевает читать рэп за Drak`ом, ну а я просто отключаю свой разум. Ноги сами двигаются, я и сама не знала, что умею попадать в ритм музыке и так уверенно двигаться. Захотелось снять эту дурацкую толстовку. Под ней у меня только черный топ, в котором я иногда сплю, и он слишком откровенно обтягивает мою большую (из-за лишнего веса) грудь.

– Жарко, – прокомментировав свой поступок, я с диким хохотом снимаю с себя школьную толстовку и кидаю ее прямо в Сэта, предварительно повертев ею над своей головой.

В толпе призывно засвистели и мне в который раз захотелось исчезнуть с этой вечеринки. Но еще больше мне хочется танцевать, несмотря на подкатывающую к горлу тошноту и горящие щеки. Буквально сгорающие вместе с моим лицом. Раствориться бы в пламени, как феникс…

– Боже, что она делает? – внезапно слышу оклик Лили, обращающейся к Сэту. – Это Мона?

– Иди ко мне, Лил, – я уже не могу остановить поток неудержимого смеха.

Все это время пока я танцевала, поглядывала на Майкла. Он стоит в компании друзей, они не перестают пить и затягиваться сигаретами, причем пьют они залпом, словно соревнуясь между собой. О чем-то спорят и галдят, показывая пальцами на первых красавиц танцпола. Стефан выглядит раздраженным, все время поглядывает на меня с неприкрытой яростью. О Боже, мальчик все еще дуется, что я облила его кроссовки за тысячу долларов?

– Мона, ты же всегда хотела быть невидимкой, – Лил встает рядом со мной, вращая бедрами. Парень, который был ее «жертвой», теперь поглядывает на девушку с куда большим интересом.

– Я никогда не хотела быть невидимкой. Я всегда мечтала быть собой, – неистово шепчу, закидывая голову к потолку. Запах алкоголя, травы и потных тел теперь уже не кажется таким противным. Теперь я понимаю, почему всем подросткам так нравятся эти сумасшедшие вечеринки – мы все здесь находимся в полном неадеквате и пьяном угаре.

Сейчас мне кажется, что я весь мир готова обнять, даже этого высокомерного ублюдка Стефана. Кидаю в его сторону взор полный ненависти, но встречаюсь взглядами с Майклом, который в этот момент смотрит прямо на меня, черт возьми.

Это не обещающий, полный интереса взгляд, но это ЕГО взгляд. На меня.

Майк обращается к друзьям, что-то говорит им, после чего они хором смеются. Мое сердце сжимает тугими тисками, когда Миллер направляется в сторону танцпола. Я хочу схватить Лили за руку, но ее уже и след простыл – с разочарованием я замечаю, как она выходит на террасу со своим высоким баскетболистом и могу с уверенностью сказать, что ее крохотная юбка уже «в его руках».

У нее все так просто. Похоже, только я в нашей школе разборчива в половых связях. Не то, чтобы я не хотела секса, просто в моих мыслях…я всегда представляла себя только с Майклом. И в моих мечтах из бунтаря и засранца, он превращался в нежного и трепетного любовника. А потом мои мечты разбивались, когда я вспоминала, что у меня огромный живот, который едва ли привлечет Майкла и целлюлит, который видно из космоса…так почему же он идет сюда?

Поэтому таким же неудачникам, как я, которые иногда имели глупость пригласить меня на свидание я отказывала. Все они были не Майклом. В который раз укорив себя за свою неоправданную влюбленность к этому придурку, я отворачиваюсь от него, чтобы парень не смущал меня своим испепеляющим взглядом.

Я собиралась танцевать пока действие алкоголя не закончится. Может, выпить еще? Иначе через полчаса моя «карета» превратится в тыкву, и я снова засяду где-нибудь в углу, наблюдая за тем, как остальным весело. Я люблю свое одиночество, отождествляю его со свободой. Но меня пугает то, что я так никогда и не изменюсь.

Я навсегда останусь в этом весе, в этом теле, в этой неуверенности, зажатости, в общем во всех своих дерьмовых качествах, которые несвойственны актрисе.

Отвернувшись, я полностью расслабилась. Совсем не отдавая себе отчет в своих действиях, я вырвала стаканчик из рук ближайшего парня и, послав ему дикий воздушный поцелуй, осушила его залпом.

Черт возьми, это не я. К моему удивлению, парень не стал морщиться при виде меня, а наоборот – улыбнулся в ответ и его взгляд тут же заскользил по моему телу…ну как, по телу. Его взгляд остановился на моей груди и остался там.

Я бы многое отдала, чтобы моя грудь была крохотного размера, если бы при этом я стала бы стройной. Не худой…хотя бы не настолько огромной.

– Веснушка, ты видела себя со стороны? Может, тебе нужна помощь? – чувствую теплые мужские пальцы на своем предплечье.

Веснушка.

Когда он успел их разглядеть? Он смотрел на меня раньше? Неужели он помнит те несколько минут, что мы перекидывались словами?

Я готова была обомлеть от одного этого прозвища и упасть к его ногам беззащитным котенком. Так, Мика, соберись.

Это не Бог. Он просто парень. Просто…парень, от которого ты без ума, по причинам которые одному дьяволу известны.

– Ты о чем? – я резко взмахиваю запутанными локонами, разворачиваясь. И только потом осознаю – он стоит ко мне так близко, что я ударила его волосами по лицу. Майкл и бровью не ведет, только сильнее сжимает пальцы на моем предплечье.

Он явно подошел ко мне с какой-то целью. С какой? Остатки разума соображают плохо и исчезают окончательно, когда я понимаю, насколько близок он ко мне сейчас.

При всех. При своих друзьях. Так близко. И он не стыдится стоять рядом со мной, обращать на меня свое внимание, выделять среди других девочек. Которые кстати говоря, смотрят на меня с неприкрытой злобой.

Майкл, несмотря на то, что является хулиганом и ублюдком, нравится многим. Может, даже больше, чем Стефан. Просто Стефан куда более перспективный парень, а Майкла девочки побаиваются.

Никто не хочет связываться с его плохой компанией вне школы и наркотиками. Я же в своих мыслях закрываю глаза на его злодеяния и пристрастия, наивно полагая, что все эти «развлечения» временные.

– Ты танцуешь, едва стоя на ногах. Ты вся мокрая, веснушка, – произносит с легкой усмешкой – нет, не с очаровательной и смазливой улыбкой Стефана. С фирменной дьявольской полуулыбкой Майкла Миллера.

Теперь, когда я вижу его так близко, он кажется мне еще более красивым, чем раньше. Густые брови в разлет, обрамляющие глубокие серо-голубые глаза, отражающие цвет стали. Широкий прямой нос, который он частенько пренебрежительно морщит. У Майкла острые черты лица, и только глядя на одни его губы, я могу уже мысленно нарисовать себе целый фильм с их участием. Боже, я просто идиотка…влюбленная наивная идиотка. Когда наступит тот день, когда я повзрослею?

Я вижу черные символы, которые виднеются из-под его воротника и оборачивают основание шеи. Не знаю, насколько сильно забито тело Майкла, но для семнадцатилетнего у него слишком много татуировок. Мне хочется рассмотреть их все. Но я вряд ли когда-либо увижу его полностью обнаженным.

– Мне нравится быть мокрой, отвали, – пьяно хихикая, бросаю я.

– Да ну? Твоя киска такая же мокрая, как твои волосы? – меня словно ушатом ледяной воды облили. Я, должно быть, ослышалась. Майкл флиртует? Со мной?

Мокрая киска. Какая пошлятина. Но в его устах все звучит слишком сексуально, чтобы жаловаться и придираться к словам.

–Что ты несешь, придурок? – продолжаю танцевать в то время, как Майкл обхватывает сильными ладонями мою талию…точнее то место, где она должна у меня быть.

– А я забыл, какая ты скромница. Веснушка, – хрипло шепчет он, глядя мне прямо в глаза. Хладнокровно, равнодушно. Но мой пьяный разум делает из его взгляда нечто другое, и я представляю себе, что он глядит на меня со страстью и интересом.

Бог мой, он слишком близко. Майк вдруг прижимает меня к себе – слишком тесно, слишком. Я чувствую ткань его джинсов через свои тонкие леггинсы.

Наверное, я смотрюсь чудовищно. И зачем я одела обтягивающую майку и лосины? Если бы я знала, что Майкл подойдет ко мне…

– Пойдем покурим, – соблазнительным голосом предлагает он, наклоняясь к моему уху. – Поговорим…о твоей мокрой девочке.

Так. Трезвая Моника бы уже давно влепила ему увесистую пощечину, но влюбленная и пьяная Моника, полностью обомлев от его внимания, только робко кивает в ответ.

– Ты послушная, малышка. Будет весело, – заверяет меня Майкл и его рука опускается на мою задницу. Сладкое покалывание волной накрывает мое тело, что никогда ничего подобного не испытывало от близости с молодым человеком.

Это чувство ни с чем не спутаешь – приятная нега, наполняющая каждый раскаленный до бела атом. Подобное я испытывала только, когда мечтала о Майкле перед сном. И очень-очень ярко мечтала. И теперь…что вообще происходит?

Почему он обратил на меня внимание? Неужели я вдруг попала в параллельную вселенную, где все мои желания сбываются? Того и гляди, завтра проснусь похудевшей на десять килограмм, да еще и знаменитой актрисой.

– Пойдем. Покурим, – немного пошатываясь, соглашаюсь я. Майкл, плотнее держит меня за талию и ведет вперед. Куда-то наверх. Помню, что поднималась по лестнице, постоянно запинаясь, и хохотала, как дикая.

– Какая же ты пьяная, веснушка. Ничего, сейчас тебе будет еще лучше. Ты уже курила?

– Я не умею. Не получается затягиваться, – пожимаю плечами, когда мы оказываемся в небольшой комнате в голубоватых тонах. Спальня родителей?! Что-то мне это не нравится…или нравится?

Майкл опускает руки на мои бедра и вдруг уверенно сминает их, снова ехидно улыбнувшись мне. Это улыбка волка, заманившего в свое логово наивного зайчика.

Вместе с этим движением он прижимает мои бедра к своиему каменному стояку и игриво наклоняется к моим губам, подразнивая их своими. И вновь, меня с головы до ног бьет уничтожающим током…

– Попробуй ради меня, моя крошка.

– Зачем? Почему ты вдруг заговорил со мной? – остатки моего сознания отчаянно пытаются понять, какого черта происходит. Все бессознательное в моем теле трепещет и тает, потому что я просто хочу, чтобы он обнимал меня. Прижимал к себе так, приятно толкаясь в низ моего живота.

Я никогда не была так близка с мужчиной, но что куда важнее – я никогда этого и не хотела. А с ним я этого желала. Я хотела до него дотрагиваться в то время, когда даже прикосновения Сэта меня раздражали. Мне было некомфортно, неприятно чувствовать на себе мужские руки.

Но только не руки Майкла.

Я не знаю, чем он меня так привлек. Может это запах? Никому невидимые флюиды, которые идеально совпадают с моими? Я вдохнула полной грудью и среди запаха травы, пива и никотина улавливаю аромат его кожи и геля для душа. Хочется наклониться к его шее и вдохнуть еще сильнее. Перед глазами все плывет, и я фокусирую взгляд на венах его шеи и выдающемся кадыке…

– Мне сказали, что ты без ума от меня, – прямо заявляет засранец, играя бровями и скулами. – И я решил осчастливить тебя этой ночью. К тому же я люблю девственниц. Ты ведь девственница, малыш?

О Боже. Как я могла забыть, что половина школы знает о том, как он мне нравится, после того случая, как Мэлани Сорсен увидела его фото на заставке в моем телефоне. Стерва с языком без костей. В ту неделю я ходила в школу в кепке, чтобы не попадаться на глаза хихикающим сплетницам.

И…как он может задавать такие вопросы? Как он может говорить это таким тоном, будто быть девственницей в шестнадцать лет – это позор? Ублюдок.

Но какой красивый, сексуальный ублюдок.

– Я-я-я…нет, я не девственница, – протестую вдруг я, сама не понимая, что несу. Мне не хочется, чтобы он посчитал меня неопытной и ушел, как будто его рядом со мной и не было.

На его каменном лице отражается искреннее удивление.

– Жаль, – тихо выдыхает Майкл около моих губ. – Но так будет даже легче.

– Что – будет легче? – нервно сглатываю, не понимая, что происходит и к чему он клонит. Я рассчитывала на поцелуй, не более, но судя по тому, как его руки прилипли к моим бедрам…

– Ты не догадываешься? Такая милая и наивная. Крошка – веснушка, – оскалившись произносит он, резко прижимая меня к своим бедрам снова. Я судорожно выдыхаю и чуть ли не пищу, снова почувствовав…как его твердая эрекция упирается мне прямо в живот.

Возбуждение накрывает меня с головы до ног от одной мысли о том, что он хочет меня. Я его возбуждаю. Мое толстое тело возбуждает его…тело, которое я сама не люблю…хочет парень моей Мечты. Невероятно.

– Мы, кажется, курить собрались, – тихо щебечу я, отводя взгляд в сторону. Все происходящее до боли нравится мне и очень-очень сильно пугает одновременно. Вводит в полнейшую панику, но думать о том, что Майкл просто играет со мной, мне не хочется.

Зачем ему это? Зачем ему спать с мной? Никаких нормальных оправданий его действиям не приходит в голову, кроме одного – я действительно ему нравлюсь, просто долгое время он не решался себе в этом признаться.

Может быть, я и есть та самая девушка, которая сможет его изменить? Он перестанет участвовать в драках, станет лучше учиться, завяжет с травой и будет до конца жизни благодарить меня, что я сделала из него человека?

«Ты должна перестать смотреть романтические комедии, фантазерка» – злобно прозвучал в голове голос Сэта. Я тяжело вздохнула.

– Ах, я уже забыл. Тебе это не помешает. Расслабишься, – Майкл отпустил меня, но ненадолго – только для того, чтобы достать из кармана зажигалку и самокрутку. – Это хорошая трава, без синтетики. Не волнуйся.

А я волнуюсь. Я же не курю! Только бы родители не узнали. Может, не стоит этого делать? Хотя Лили говорит, что в жизни можно все – главное в меру. И хоть я и не придерживаюсь ее политики, ради Майкла я попробую. Или хотя бы сделаю вид, что затянулась.

– Может, поговорим? – я уже не уверена, что хочу с Майклом секса. Нет, хочу. Но мне страшно, и все как-то не так, как я себе представляла. Слишком неожиданно. И мы не знаем друг друга…в моих мечтах он сначала ухаживал за мной, а потом мы медленно, но верно пришли к этому этапу.

Но я знаю, что буду жалеть, если сейчас выбегу из комнаты и навсегда забуду, что здесь произошло. Вдруг ему все понравится и это станет началом наших отношений? Настоящих первых отношений в моей жизни? Да еще и с таким классным парнем.

– О чем ты хочешь поговорить, веснушка? Я не люблю трепаться. Я люблю трахаться, —Майкл глубоко затягивается и выпускает густое облако дыма почти прямо на меня.

Я ненавижу запах травки. Такое чувство, что этот запах провонявшего насквозь мусором бомжа…черт.

– Трахаться и драться. Понимаешь? Курить, пить. Жить в кайф, – беспечным и низким тоном заявляет Миллер.

– А я люблю…кино. Какой т-твой любимый фильм? – заикаясь, спрашиваю, когда он протягивает мне самодельную сигарету. Он призывно кивает мне, провоцируя затянуться.

– Любимый фильм? Не знаю, я редко смотрю фильмы. Что-нибудь криминальное. Где мафия надирает задницу копам. Давай, попробуй.

Да уж, наши вкусы слегка не совпадают. Он наверняка и не слышал о моем любимом «Дневнике Памяти» и едва ли держал в руках книгу. Разве что автомобильный журнал.

За моими плечами стоят ангел и демон, а на глазах – огромные розовые очки, которые фильтруют слова Майкла и придавают им другое, какое-то только мне понятное значение.

«Да, он бунтарь. Но я же смотрела много фильмов про таких парней, и, как правило, они вырастали и менялись. Все это временно…где-то в глубине души он хороший», – отчаянно убеждаю себя я.

Может, у него проблемы с родителями?

Насколько я знала, Майкл из благополучной и богатой семьи. Он был так же богат, как и Стефан, просто не показывал этого и не кичился своими деньгами. А это значит, что они не алкоголики, вряд ли бьют его и обижают. Ума не приложу, почему в хорошей семье вырос такой моральный урод.

Симпатичный моральный урод, от которого я без ума.

Зажимаю большим и указательным самокрутку и стараюсь вдохнуть. До конца. В легкие. Ничего не выходит, и я кашляю так, что Майклу приходится похлопать меня по спине.

– Ууу, да ты совсем малышка, – усмехается Миллер. Я выпускаю на него маленькие клубы дыма и Майк вдыхает их полной грудью.

– Я же говорила. Не умею, – пожимаю плечами и опираюсь на поверхность под моими бедрами. Холодная тумбочка. Меня бросает в дрожь. То ли от холода, то ли от волнения, то ли от возбуждения…смешалось все: разум и чувства, рассудок и безумие. Алкоголь и травка. Я уже ни в чем не отдавала себе отчет, а дьявол за моим плечом явно победил ангела. Ангел спрятался, чтобы не видеть всего того, что произойдет в следующие минуты моей жизни. Он лучше поплачет потом…со мной вместе.

– Я научу тебя, – наши взгляды встречаются: в стальных глазах Майкла пляшут кровожадные бесы. Одним рывком он притягивает меня к своему мускулистому телу и раздвигает ноги, пристраиваясь между коленями.

Мне хочется кричать от шока. Ощущать его жар и тепло одновременно приятно и очень страшно. Он просто воплощение опасного искушения, которое может меня разрушить, уничтожить.

Но все-таки искушения…

Он был моим ключом к чему-то новому. К миру, где нет запретов. К миру, где я не «хорошая неудачница», а «желанная девушка». И мне так хотелось поддаться соблазну.

– Не надо…Майкл, что ты делаешь?

– Ты же хочешь этого, веснушка. Я не собираюсь тебя насиловать. Всего один поцелуй, да маленькая?

– Да…мой первый поцелуй… – со страхом и благовением выдохаю я, почти не замечая, что в ответ он скептически закатывает глаза.

Я старалась не замечать, что он играет со мной. В каждом его движении я искала искренность. Я искала любовь. Искала мечту.

– Тогда поцелуй меня, не стесняйся. Никакого насилия. Ты должна сама это сделать, – снова подразнивает он, слишком близко приближаясь к моим губам. Мое сердце уже, наверное, давно рассыпалось на части прямо в груди. И бьется так быстро, что я даже уже не чувствую его ритмичных ударов.

– Я не умею…, – снова хнычу я, сражаясь с самой собой. Его губы и дыхание так близко. Красивые губы – наверняка теплые и мягкие на ощупь. Я неуверенно прикоснулась к ним большим пальцем и убедилась в этом.

Так приятно. Чувствовать мужчину. Своего первого мужчину.

– Поцелуй меня, веснушка. Я по глазам вижу, как ты хочешь этого, – он снова толкается в мои бедра, на что мои колени предательски сгибаются.

Я не чувствовала своего тела. Я стала словно желе, словно эфирное облако, растворяющееся в теплоте Майкла. В ощущениях, в чувствах к нему. Неоправданных, опасных чувствах к человеку, у которого нет ни одного положительного качества, за которое можно любить.

Но мне казалось, что я любила.

Я закрыла глаза и потянулась вперед…это было смерти подобно. Боже, мой первый поцелуй, которого я ждала годы, мечтала о нем ночами. И вот этот момент настал. Когда чего-то долго ждешь и оно наконец сбывается, всегда кажется, что это сон или игра.

Я потянулась и почувствовала его губы своими. Такие горячие. Полные, для мужчины. Медленно и нежно обхватила его нижнюю губу своими. Очень медленно и дрожа, испытывая внутри все оттенки страха, которые способен ощутить человек.

Мои губы трепетали – его были спокойны. Ладони Майкла на мне лежали твердо и уверено. Властно. Привычно. Так, будто он проделывал это десятки раз. Так оно и было.

«Я люблю драться и трахаться.»

Трахаться.

Слово совсем не подходящие под описание моих мечтаний с лепестками роз и свечами у кровати.

– Смелее, – требует он тихо-тихо, от чего я дрожу еще сильнее. Его голос был такой низкий, хриплый. Прокуренный, если быть честной, но даже это чертовски сексуально.

– Я…не могу, – по-прежнему с закрытыми глазами я просто держу свои губы у его лица. Мы дышим друг другу в губы, но мое дыхание отчаянно срывается, а его – остается ровным. Плевать. Я подумаю об этом завтра.

– Не зли меня, веснушка. Ведь я могу, – коротко произносит он, и тут меня накрывает водопад из фейерверков и эмоций, которые заставляют меня еще больше раствориться в Майкле. Я чувствую его влажный язык у себя во рту, в горле, на губах…он целиком и полностью овладевает моим ртом, жестко придерживая меня за подбородок, чтобы не вырывалась.

А я пыталась? Кажется…немного. Не потому что не хотела, а потому что боялась.

Его поцелуй был наглым, уверенным, дерзким – точно таким же, как и он. Демон за моим плечом возликовал, когда Майкл настойчиво сжал мою грудь руками и углубил поцелуй, яростно посасывая мои губы и язык.

А ангел уже начал проливать слезы. Мои розовые очки так и не треснули, а только увеличились вдвое, заставляя меня закрыть глаза на ошибку, которую я собиралась совершить этой ночью.

Мика

Настоящее

Первое чувство, которое я ощутила, когда пришла в сознание с закрытыми глазами, это боль. Не острая, а постоянная – такая, будто в моей голове от одного уха до другого проложили железную балку и теперь ритмично стучали по ней. От этого в ушах звенело и мир начал кружиться, еще до того, как я открыла глаза.

Веки я подняла с таким трудом, словно это было равносильно поднятию этой самой балки.

Мама. Мама сидит рядом с моей кроватью и зарывшись в лицо руками спит.

Я медленно оглядываюсь, пытаясь по кусочкам собрать свои воспоминания, но они рассыпаются на сложнейший пазл, который мне не сложить в одиночку. Минималистичный интерьер моей комнаты и множество проводков, приклеенных к моему телу, потрескивание работающих приборов…я в клинике, и я просто терпеть не могу этот густой запах лекарств повисший в воздухе.

Так пахнет отчаянье, безысходность. Я пытаюсь уловить в этом запахе надежду и шепчу:

– Мама…мам. Проснись.

– Мона! – она тут же дергается и убирает руки со своего лица. Я едва узнаю маму – всегда жизнерадостная и позитивная женщина, теперь предстает передо мной уставшей и изможденной, с глубокими синяками под глазами, без косметики. Я никогда не видела маму такой, и сразу же захотелось ее обнять, успокоить…сказать, что со мной все хорошо и я рядом. – Мона, ты очнулась…моя милая девочка, теперь все наладится. Ты пришла в себе. Господи, спасибо. Как ты себя чувствуешь?

– Болит голова, – все, что могу выдавить я, разглядывая маму. Она переживала за меня, поэтому так выглядит. Память начинает по маленьким кусочкам собираться в одну знакомую картину.

Ник. Ссора. Примирение. Ночь, полная любви, и его слова. Наши планы на будущее…потом моя просьба и новая ссора. Мои опасения. Я так хотела, чтобы он пообещал мне. Глупая. А потом скорость, машина. Последнее, что помню – собственный крик и то, как он накрывает меня своим телом. Боль в ноге, маленькие осколки, врезающиеся под кожу. И всепоглощающая темнота.

Когда ни одного просвета в разуме. Или было что-то еще и я этого не помню…?

– Мам, я рада тебя видеть, – я стараюсь улыбнуться, превозмогая боль в груди. Но меня интересует только одно, несмотря на то, что я и правда скучала по маме. Они с папой давно перебрались в Техас – на свою родину, да и жизнь в Лос-Анджелесе слишком быстротечна для них. Мы с Домиником навещали их раз в три месяца, и этого хватало, чтобы вдоволь отведать маминой выпечки и съездить на природу с папой. – Мам, где Ник? Когда я его увижу? Мне нужно с ним поговорить. Нужно попросить прощения…

Мама, которая уже несколько минут грела мои руки в своих, вдруг оцепенела. Этот взгляд мне знаком – это выражение лица я часто изучала, когда просматривала фильмы, чтобы запомнить эмоцию. Я называла эту эмоцию «я не знаю, как рассказать тебе об этом».

– Доченька, тебе нужно поспать. Тебе нельзя волноваться. Голова должна отдохнуть. Я позову врача, – она нажимает кнопку, что находится рядом с моей кроватью, и возвращается ко мне, снова взяв меня за руки.

– Мам, просто скажи мне, что с Ником. Он еще не пришел в сознание? Что произошло…? Я плохо помню…Мам, скажи мне, – я цепляюсь в нее мертвой хваткой, желая выудить из нее любую информацию о моем муже.

Ник…я должна поговорить с ним. Поцеловать. Обнять. Попросить прощения из-за того, что слишком давила на него. Только тогда мне станет легче и я не буду волноваться. Мы будем вместе идти на поправку. Было бы неплохо поселить нас в одной палате.

– Дорогая…поспи, – мама опускает взгляд, влажный от сдерживаемых слез. Нет…неужели он еще не очнулся?

– Мама, скажи мне! Что случилось? Он еще не пришел в сознание, да? Скажи…скажи, что обещают врачи? Когда он очнется? Он принял удар на себя…я чувствовала это…скажи, мама.

– Дорогая… – ее нижняя губа дрожит, а пальцы ритмично сжимаются на моей ладони.

– Он в коме, да? Мам…но ведь он проснется? Что они говорят? – я готова к самому худшему. Доминик в коме. Подключен к аппаратам жизнеобеспечения, но по-прежнему дышит. Он жив, это главное. Его сердце бьется как прежде, и он обязательно очнется. Как только я приду в себя, я буду сидеть у его постели весь день и держать за руку.

Я должна быть с ним рядом в тот миг, когда он очнется. Я должна.

Я должна сказать ему, как люблю его. И что мне очень жаль, что я позволила нам эту ссору.

Мое воображение рисует страшные картины Ника: всего в синяках, прикованного к постели. Но живого. Иначе и быть не может.

– Ник…он погиб. Врачи не смогли его спасти. Никто не смог, – голос матери в проклятой больничной тишине, звучит подобно выстрелу. Стальной пулей ее вердикт застревает в моем сгорающем от боли сердце.

Веки отчаянно трепещут, не в силах остановиться.

Это не правда. Это не может быть реальностью. Это не моя мать, это ее проекция. Такое просто не могло случиться. Ник где-то здесь! Где-то рядом! В больнице. И он вот-вот очнется.

– Что? Мам, что ты такое говоришь? Что? – мой язык начинает заплетаться, но я уже не шепчу, как прежде. Спящий голос словно прорезался через легкие и вышел на волю. Хотелось кричать, лишь бы заглушить дальнейшие слова мамы.

– Дорогая, прошу. Успокойся…чтобы пойти на поправку, ты не должна волноваться.

– КАКУЮ ПОПРАВКУ, МАМА? Отведи меня к Нику! Я хочу видеть его, Господи. Ты лжешь мне! Лжешь! – боль накрывает с опозданием, но в троекратном размере.

И теперь она живет не в голове, даже не в груди и сердце, а во всем, черт возьми, теле.

Я крепко сжимаю веки, мечтая проснуться от этого кошмара. Но в темноте перед моим взором мелькает калейдоскоп из картинок, которые наносят раны на голое тело. На обнаженную душу. Теперь уже никем не защищенную.

То, как Ник улыбался мне в последнюю ночь. То, как его руки скользили по моим волосам, с нежностью собирая их на затылке.

– Я собираюсь загладить свою вину, Мика… – шепчет он, улыбаясь. Я трусь щеками о его щетину и нахожу родные губы. Ссора забыта, словно ее и не было. – Я сделаю моей девочке очень хорошо, чтобы она меня простила.

– Тебе придется очень, очень хорошо постараться… – отвечаю, чувствуя как его руки обвивают мою талию. Ник плотно прижимает меня к себе, не собираясь отпускать.

Не отпускай, так и не отпускай…

Воспоминание рассеивается, сменяется другим. Сколько еще часов назад…? Сколько дней я лежу здесь? Сколько дней назад все еще было хорошо? Все еще можно было исправить. И сейчас можно.

– Мама, когда он очнется? – мой голос срывается.

– Милая, он не очнется.

Я хочу что-то сказать, задать этот вопрос снова, но слова застревают в горле, образуя там снежный ком, который раздувается внутри.

– Он…он принял удар на себя, милая. Слишком много стекла, сильный удар…я была не в силах выслушать то, что сказал мне врач. Его травмы были несовместимы с жизнью. Они зафиксировали смерть мозга почти сразу. Мне оставалось только молиться за тебя. У тебя сотрясение мозга, ушибы, перелом…

В ушах зазвенело. А потом я словно упала в пропасть, все мое тело дернулось, будто моя способность шевелиться вернулась ко мне, но только для того, чтобы разрушить все, что попадется мне под руку.

– ГДЕ ОН? Верни мне его…верните мне его! Я не хочу в это верить! Он жив…он рядом со мной, он жив в моем сердце, – из груди рвется нечеловеческий вой, мама закрывает лицо руками, не в силах смотреть на меня в таком состоянии. Я впиваюсь ногтями в свою грудь, моим пальцам мешают эти дурацкие присоски, и я начинаю с диким остервенением срывать их с себя.

– Милая, пожалуйста…пожалуйста, – молит она, но я будто не слышу. Она накрывает меня своим телом и пытается крепко обнять, но я не хочу ее видеть.

Я ничего не хотела. Кроме одного – прижаться к Нику. Почувствовать, как он дышит. Почувствовать биение его сердца.

Сколько раз я засыпала на его груди, слушала этот стук и даже не задумывалась о том, насколько это много? Какое это простое и элементарное счастье – слышать ритм сердца любимого человека.

Казалось, я готова отдать все за еще одну такую ночь. За один час.

За один миг.

За еще один удар его сердца.

Но Ника больше нет.

– Я В ЭТО НЕ ВЕРЮ! Я НЕ ХОЧУ В ЭТО ВЕРИТЬ! Мы должны были столько всего сделать! Мы хотели…мы планировали…мам, знаешь… – все мои воспоминания о наших мечтах и планах разбились. Все то, что мы строили все эти годы, разрушилось за одно мгновение.

Мы вместе строили наш дом, наш храм любви, работая над каждым его кирпичиком, но он распался, словно был замком из песка.

И я не знаю, не знаю, смогу ли я смотреть на его руины. Я не знаю. Я не смогу без Ника. Даже не так: я не хочу без него.

Я не знаю, как мне жить без единственного человека на земле, который любил меня так сильно, что заставил измениться. Мой муж, это человек, с которым я расцвела несмотря на то, что всю жизнь была гадким утенком.

Он был моим лучшим другом, моей опорой, фундаментом, всем. А теперь он ушел.

Не отпускай…и я не отпущу тебя.

– Я хочу с ним попрощаться, – сипло прохрипела и вновь повысила голос. – Отведи меня к нему! Я уверена, что это не он! Это не может быть он! Отведи! Дай мне с ним попрощаться…

– Милая, все это не в моих силах…ты слишком долго пролежала без сознания, и его уже пришлось…

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! НЕ ГОВОРИ ЭТОГО! Я ХОЧУ С НИМ ПОПРОЩАТЬСЯ! – находясь в бреду, я кричу и повторяю одно и то же. – Дайте мне с ним попрощаться!

Я рывком сорвала с себя все провода, не ощутив свободы. Я хотела встать, вскочить, взлететь с этой гребанной койки…и не могла. У меня не было сил.

Боль в ноге стала такой адской, что затмевала крошечные крупицы разума.

– Милая, ты сделаешь себе только хуже. Боже, да что-такое, где врачи?! Дурацкая красная кнопка…

Я забилась в конвульсиях, мелкая дрожь посылала по моему телу миллионы мерзких мурашек – у меня было такое чувство, словно по мне ползли муравьи и щекотали меня своими отвратительными мохнатыми лапками. И я хотела сорвать их с себя.

Снять вместе с кожей.

Я впивалась в свои предплечья и грудь ногтями, желая содрать ее, избавиться от этой кожи и выкорчевать вместе с воспоминанием об этой боли.

Дверь распахнулась и в комнату ворвались люди в голубых халатах.

– Доктор Штейн, пожалуйста…сделайте что-нибудь. У нее истерика.

– Лорел, ты знаешь, что делать, – едва различала их голоса, но кто-то схватил меня за плечи и придерживал.

– Моника, ты не должна волноваться. Все будет хорошо, – игла слишком быстро проникла мне под кожу, и я сразу почувствовала действие введенного препарата.

Притупление всех чувств наступило мгновенно.

Боль в ноге исчезла, а голова теперь не болела – все сознание проваливалось в сон и последнее, что я видела, это как мама наклоняется, чтобы вновь обнять меня.

Моя рука с несвойственным мне спокойствием обвила ее в ответ.

– Прости, доченька. Ты должна набраться сил. Все будет хорошо.

Все будет хорошо? Три слова, которые могут решить все проблемы?

Как все может быть хорошо, когда «всего» уже нет?

Это последний вопрос, который отстучал в моих словно раздавленных висках, и я провалилась в глубины своего сознания.

Только бы мне приснился Ник.

Мика

Flashback

Я отложила в сторону учебник по теории права и потянулась за тем, что мне действительно интересно. Артур Бартоу «Актерское мастерство. Американская школа.»

Я не могла сосредоточиться на скучной теории, особенно в такой обстановке: слишком сильно любила это место. Сидя на траве под деревом, расположенном на холме перед самым первым зданием кампуса моего колледжа, я наслаждалась моментом. И идеальней этот момент могли сделать только знания, которые пригодятся мне…никогда они мне не пригодятся.

И хватит себя обманывать. Почти год назад я поступила на юридический и получила стипендию, о которой многие могут только мечтать – и все благодаря моим родителям, которых я не собиралась разочаровывать. Они слишком много сил вложили в меня, чтобы я вдруг помахала высшему образованию рукой и устроилась бы куда-нибудь на съёмочную площадку в малобюджетный сериал и была бы там девочкой на побегушках. И все же…мысли о сцене не покидали меня.

Хотя бы о сцене, а не о фильме, что было пределом моих мечтаний. Я нервно теребила в руках листовку, которую получила от девочек из группы по актерскому мастерству – они объявляли набор молодых талантов, но я-то знала, что не пройду, даже если поучаствую.

Мой внешний вид по-прежнему оставлял желать лучшего. Все мои попытки соблюдать режим питания и ходить в фитнес-зал заканчивались огромным ночным срывом у холодильника. Лили бы на этот аргумент привела бы тысячи имен актеров и актрис, которые тоже не обладали модельной внешностью и все же добились успеха.

Но это Лили. Так что мне остается только позавидовать ее оптимизму.

В колледже все было как-то проще, чем в школе. Я избавилась от нелюбимых одноклассников, забыла все свои старые обиды, и шансы на то, что я никогда не увижу таких людей, как Стефан и…его компания, увеличились до девяносто девяти процентов. К тому же я училась в одном из лучших колледжей штата и несмотря на то, что лучше бы я прислуживала на съёмочной площадке, чем хотя бы один день в своей жизни проработала адвокатом, все было нормально.

Тут мое внимание привлек парень. Знакомый мне парень в темно-синей рубашке поло и классических светлых брюках. Я уперлась взглядом в учебник Артура, делая вид, что не заметила, как он снова ЭТО делает. Фотографирует меня.

Вообще-то этот парень много фотографировал в принципе и не только меня. Что бы я не делала, где бы не находилась на огромной территории колледжа, он постоянно попадался мне на глаза. Он фотографировал птиц, расхаживающих у главного фонтана. Цветы, которыми была облагорожена вся местность. Спешащих на пары учителей, доедающих свой завтрак «на бегу». Девчонок из «сестринства», устраивающих промо-акцию своего сообщества. Он фотографировал даже листья деревьев – я не раз видела, как он стоит под деревом и, держа у лица фотоаппарат, перебегает с места на место. Видимо ищет удачный ракурс.

Но меня он фотографировал постоянно – чаще, чем других. Я видела, как он наблюдал за мной, даже когда пила воду из фонтанчика в коридоре! Честно говоря, это пугало. Хотя со стороны парень казался вполне нормальным, даже более чем – я видела, как он после очередной фотосессии направляется к большой компании друзей, где довольно много симпатичных девушек. С какой стати ему фотографировать меня, когда в его распоряжении дюжина моделей?

Это раздражает. Еще одно ненужное внимание к моей персоне со стороны – насколько я помню, это ничем хорошим не заканчивается. Если он еще раз меня сфотографирует, я подойду к нему и разобью его фотоаппарат прямо о его любопытную голову.

О Боже, кажется он первый идет ко мне.

Это не входило в мои планы. Черт. Я с энтузиазмом пролистала учебник, делая вид, что полностью погружена в изучение материала. Одно но, я уже полчаса зависала на одной странице и не прочитала ни строчки, раздумывая о том, что же незнакомцу от меня нужно.

– Привет, я Доминик, – просто говорит он, присаживаясь рядом. Я конечно понимаю, что территория под деревом не моя собственность, но от такой наглости я остолбенела. Этот самоуверенный самец нарушил мое личное пространство и не один раз. Но это было уже слишком.

– Пока, – отрезала я, даже не глядя на молодого человека. У меня уже вошло в привычку отшивать парней. О да, после того, как…после того случая, который я не хочу вспоминать, у меня появилось к ним какое-то отвращение. Да, у меня была парочка друзей, с которыми я могла общаться и расширять этот круг я не собиралась. Хотя вот это «пока» звучало…

– Грубо, – он наверняка презрительно сузил глаза. – В моем объективе ты выглядела другой.

– Прости, что я тебя разочаровала. Разговор окончен? – я не виновата, что не соответствую его пресловутым ожиданиям. Да, я не идеальна, но я не собираюсь менять себя ради других.

– Нет, – уверенно продолжил он, и тут раздался щелчок фотоаппарата. Это еще больше подстегнуло мой пыл.

– Какого черта, ты меня фотографируешь? Я не люблю, когда меня фотографируют.

– Я снимаю все, что считаю красивым, – снова щелчок, и на этот раз я уже закрываюсь руками.

– Долго репетировал? Дешевые комплименты, – огрызнулась, наконец взглянув на него, и попыталась вырвать фотоаппарат из его рук.

– Полегче, я купил новую линзу, – он остановил меня, обхватив ладонью запястье. – Если ты ее сломаешь, я не смогу больше тебя фотографировать.

– Этого я и хочу! – хмурюсь, упираясь взглядом в ореховые глаза Доминика. Молодой человек, вопреки моим ожиданиям, оказался красивым, хотя раньше я могла оценивать только его фигуру и подчеркнуто-опрятный стиль в одежде.

Рубашки-поло, синие свитера с накрахмаленными воротниками и классические брюки. Одежда многое может сказать о человеке, и данная говорила о том, что Доминик, несмотря на свою творческую натуру, вынужден жить по расписанию. Его жизнь работает, как часы, он идет к какой-то намеченной цели, не сворачивая со своего пути, и чтобы хоть как-то отвлечься от этого «порядка», погружается в творчество.

– Но почему? Ты всегда так реагируешь, когда парни говорят тебе, что ты красивая? – его полные губы расплылись в улыбке. У него были очень необычные губы для мужчины. Чувственные. Только легкая щетина отвлекала от них внимание.

– Они этого не говорят, – ляпнула прежде, чем подумала. Обычно я не вытаскиваю свои комплексы на всеобщее обозрение, но сейчас я буквально предложила ему разглядеть их под лупой. Прекрасно.

– Приятно быть первым, – парирует Доминик, рассматривая обложку моего учебника. – Актерское мастерство?

Приятно быть первым. Это фраза заковывает мою голову в железную маску.

– Да, – я решила отвечать коротко и отстраненно – так он быстрее отстанет, и я смогу дальше насладиться своим одиночеством.

А ведь день начинался так хорошо.

– Ты хорошо смотришься в кадре, – Боже, да что же это такое. Что ему нужно?

– Слушай, я видела, что тебе есть кого фотографировать. Ты всегда в окружении красивых девушек, которые «неплохо смотрятся в кадре», – я изобразила в воздухе кавычки и поджала губы. – Но я не люблю, когда мое личное пространство нарушают. И я прошу тебя больше не фотографировать меня.

Парень только усмехнулся – кажется, моя речь только рассмешила Доминика и он не собирался сдаваться.

– Ты оказалась лучше, чем я ожидал, – он наконец встал, чтобы уйти. Что значит – лучше? Эта фраза пробудила во мне любопытство к его персоне. Мне вдруг стали интересны его ожидания и то, что он в итоге получил, пообщавшись со мной пять минут. Все-таки он кажется неплохим парнем, может, я была слишком груба с ним…

Хотя я прекрасно знаю, что может скрываться за человеческой маской. Все мы здесь —актеры, только одни играют не по правилам, а другие прогибаются под нарушителей.

– Так как тебя зовут?

– Моника, – я снова уткнулась в учебник, мечтая, чтобы он поскорее скрылся за горизонтом и больше никогда не смущал меня.

– Моника, – обратился он ко мне, и тут я услышала, как Ник что-то опустил на траву. Конверт. – Хорошего дня, Мика.

Мика. Так меня еще никто не называл. Он решил придумать мне новое сокращение моего имени, как мило.

А потом Доминик развернулся и направился в сторону своих друзей, иногда останавливаясь, чтобы сфотографировать пейзаж или проходящего мимо человека. Высокий среднего телосложения. Я видела только сильные, накаченные руки Доминика, остальное скрывалось под одеждой.

Парень слишком хорош…чтобы быть правдой или не оказаться придурком.

Как только он скрылся с друзьями в дверях кампуса, я схватила конверт: я догадывалась, что там находится, и не думала, что мой интерес будет настолько диким.

Ты хорошо смотришься в кадре.

В конверте лежали мои фотографии. Много моих фотографий. Я сижу под деревом и читаю книгу. Я на лекции – засыпаю, подперев голову рукой. У нас есть совместные лекции?

Я с Лили – она удачно пошутила и мое лицо расплылось в широкой улыбке.

Я нравилась себе на этих фотографиях, несмотря на то, что не отличалась особой любовью к себе.

Они были случайные. Такие живые, эмоциональные. Настоящие.

То ли это он умел правильно настраивать свет, и я смотрелась на них лучше. И…чем дольше я их смотрела, тем меньше у меня оставалось слов.

Доминик был со мной всегда. Он фотографировал меня каждый день, даже когда я не замечала его.

Я снова огляделась вокруг – мне почему-то захотелось найти его глазами, улыбнуться. Помахать рукой, что ли. Но я сомневалась, что после такого «приятного знакомства» со мной, он теперь захочет общаться дальше.

А я могла бы его попросить снять меня для проб или портфолио…

Какая только ерунда не придет в голову. Пробы! Портфолио! Мечтать не вредно, Моника.

Мика.

Не строй иллюзий насчет парней, не пытайся придать им качеств, которых у них нет – это девиз, которым я руководствовалась по жизни, после того, как произошел случай с мистером «моральным уродом».

Я избегала отношений, чего бы мне это не стоило. Но в планы Доминика входило разрушить стену, которой я надежно защитила свой тыл.

Мика

Настоящее

Холодно. Как же холодно.

Чувствую на себе тяжесть одеяла и не могу согреться. Сердце словно замедлилось и перестало качать кровь по венам с необходимой скоростью. Сил не было настолько, что даже пальцем пошевелить было трудно.

Я не знаю, сколько я уже здесь лежу. Не замечаю дней, лиц, не слышу разговоров. Все это проходит мимо меня, будто иллюзия, заставка в моей жизни.

Существование. С Домиником я жила. До него, и после – существовала.

Он опять мне снился. На этот раз – наше знакомство, первая встреча, когда я так отчаянно пыталась отогнать его подальше. Но Доминик…я еще никогда не встречала человека более целеустремленного, чем он. Каких бы областей жизни это не касалось, Доминик любил бороться.

Если бы…если бы он находился в коме, он бы боролся. Ник бы очнулся, я уверена. Если бы он переломал бы себе кости и врачи бы сказали ему, что он больше никогда не сможет ходить…он бы сделал все, чтобы сплясать прямо в коридоре клиники.

Доминик не собирался сдаваться, заметив закомплексованную девушку, которая его заинтересовала.

Я не собиралась открывать ему свою душу. Он ворвался без разрешения.

Я открыла глаза. Опять голые стены клиники. Мысленно я возвращаюсь к нашей с Ником комнате в бежево-коричневых тонах и вспоминаю ее в мельчайших деталях.

Усилием воли заставляю себя слегка повернуться на бок – не на больную ногу. Врач говорит, что мне нужно двигаться, потому что мышцы уже отвыкли от движений.

Мне будет трудно начать ходить.

Мне даже еду засунуть в себя трудно, что дальше?

Лили обещала, что придет сегодня, но мне не хотелось ее видеть. Мне хотелось дать волю своим слезам, но как только врачи слышали вой, доносящийся из моей палаты, они начинали давать мне успокоительное.

От него было лучше, но потом, когда его действие заканчивалось, все эмоции возвращались с новой уничтожающей силой. На стенку хотелось лезть от таких эмоций…

– Доминик, – тихо позвала я, глядя на расплывающуюся стену передо мной. – Ник. Я не отпущу тебя. Не прыгай…без меня.

Я закрыла глаза, позволяя соленым слезам прожечь губы и горло. Мой беззвучный плач нарушил до боли знакомый голос:

– Мика, моя Мика.

Открыв глаза, я увидела его лицо четко и ясно – он пришел ко мне. Чтобы попрощаться или остаться.

Рука сама потянулась к Нику – я так хотела прикоснуться к нему, ощутить родное тепло кончиками пальцев. Я ласково прижала ладонь к его подбородку – Ник давно носил аккуратную бороду. Его длинные для мужчины волосы были собраны в пучок на макушке, а виски – выбриты. Он любил экспериментировать со своим стилем и внешним видом, но как бы он не выглядел и как бы он не менялся, для меня он всегда оставался самым красивым.

– Ник, не прыгай… – в беспамятстве лепетала я, вспоминая тот день, когда мы совершили одно из своих многочисленных совместных безумий. – Как ты? Не уходи. Прошу, не уходи.

Голос осип за секунду: слезы смешались с собственными словами, превращаясь в месиво из боли и отчаяния. Как же это трудно. Поговорить с ним хотелось так сильно, что реальность его присутствия поражала мое воображение.

– Тсс, Мика. Со мной все хорошо. Поверь мне, со мной теперь все хорошо. Мне не больно, – вдруг произнес он спокойным, размеренным голосом. Он не выглядел так, будто убит горем, как я. Он выдохнул и лишь на мгновение в его глазах отразилась скорбь. – Только по тебе скучаю.

– Я тоже по тебе очень скучаю! Но ведь ты вернулся и никогда не уйдешь? Ты рядом…

– Я всегда буду рядом, Мика. Ничто этого не изменит, – его руки скользнули в мои волосы, и он с осторожностью погладил меня по голове. – Ты должна сделать кое-что ради меня.

– Что? Что угодно, только не уходи. Не оставляй меня одну, не прыгай…иначе я тоже прыгну, – я начала давиться слезами, но Ник быстро смахнул их с моих губ и щек.

– Я не хочу, чтобы ты плакала. Это самое первое, о чем я тебя прошу. Ты должна подумать о себе, тебе сейчас нужно поправиться. Выйти из клиники как можно скорее, – спокойно попросил он, заглядывая мне в глаза. – Сделать то, к чему ты так долго шла, о чем ты так мечтала. И вернуться в наш дом.

Как у него это звучало легко и просто. Как будто он не потерял меня, как будто одна я чувствую невыносимую боль в каждой клетке тела.

– Я не хочу возвращаться туда без тебя, – я нашла его руку и крепко сжала. Никакой выдумки. Все реально. Его рука теплая, как и прежде. У Ника были длинные пальцы и большая ладонь – он всегда шутил, что так ему удобнее держать в руках фотоаппарат и карандаш с инструментами. Фотосессии он со временем оставил своим хобби, и стал востребованным архитектором.

У нас все было хорошо…

– Мика, пообещай мне, что ты будешь сильной. Что ты останешься такой, какой я тебя знаю. Не думай обо мне слишком много. Наше расставание – временно.

Боже, ну что он несет. Какое расставание? Он же здесь!

– Я не отпущу тебя, слышишь? Не отпущу… – во мне вдруг появились силы даже привстать на локтях и вцепиться в рубашку Ника двумя руками. – Пожалуйста, я прошу тебя. Останься.

Я умоляла его. Я просила его.

Но по его глазам я видела – он не останется. Он не может.

– Я так люблю тебя, – обессиленным голосом прохрипела я, вновь дав волю своим слезам. Не в силах больше смотреть на него – красивого, здорового, но не настоящего, я зажмурилась. Теплые губы Ника прижались к моим, и, словно утопающий, хватающийся за скользкую скалу, я целовала его – прощаясь навсегда.

Или нет? Как долго я смогу жить так, будто он все еще рядом?

Его вкус и его запах окутал меня с ног до головы. Такой родной. Такой любимый. На теле каждая родинка знакома, и я знаю все, что он сделает или скажет наперед. Именно в этом спокойствии, уверенности в завтрашнем дне я и нашла свое счастье. Уверенности в том, что я всегда буду любима им и Ник всегда поддержит и не предаст.

– Я всегда буду рядом, – прошептал он в мои губы. – В твоем сердце, Мика. Этого уже не изменить.

– Да, да, да… – шептала, тянувшись к его губам снова и снова. Но их больше не было. Я опустилась на подушку и закрыла лицо руками.

– Тебе нужно поспать, – снова раздался в голове его голос и исчез.

– Ник! Где ты, ник! Веринись ко мне! Ник вернись, вернись, вернись! Я умоляю…господи, я умоляю тебя… – я закусила зубами указательный палец и разревелась во весь голос. В коридоре послышался звук тревоги – кто-то проходящий мимо, опять нажал на красную кнопку.

Врачи со своим «волшебным успокоительным» скоро будут здесь.

Давайте же, вколите мне как можно быстрее.

Желательно, побольше.

Желательно, морфий.

Майкл

Настоящее

– Ты должен посмотреть со мной этот фильм, – я нахожусь в незнакомом мне доме и мало того, что слышу этот женский голос в первый раз в своей жизни. Я вообще не понимаю, что происходит и как я здесь оказался.

– Может, посмотрим «Форсаж»? – я шевелю губами, и слова вырываются из моего горла, но будто всем телом управляю на самом деле не я. Девушка заливается громким смехом, и я оборачиваюсь на этот звук: звонкий, мелодичный.

Вижу ее со спины: она в белоснежном пуловере крупной вязки, который будто больше ее размера на три. Ткань игриво спадает с ее хрупкого плеча. Волосы перекинуты на одну сторону, а свитер едва прикрывает ее бедра и у меня есть возможность разглядеть стройные, но не длинные ноги девушки. Не модель.

– Нет, ты обещал мне, что мы посмотрим именно этот фильм. Так что готовь наш домашний кинотеатр, пока я делаю твои любимые тосты с арахисовой пастой, – отвечает незнакомка и скрывается за поворотом. Видимо, на кухне.

Кто это?

Черт возьми, меня тошнит от одного запаха арахиса! У меня аллергия на это дерьмо с детства.

И еще у меня аллергия на совместные просмотры фильмов. В еще большую панику меня приводит осознание того, что я с девушкой в одном доме.

Не утром, не ночью, а вечером. Это невероятно, фак, во что я вляпался?

Видимо, уже так обдолбался, что наговорил ей то, что сам не помню. Странно, это же был кокаин, а не «волшебные грибы».

Кто эта малышка и почему она требует, чтобы я посмотрел с ней фильм? Нужно валить отсюда, не попрощавшись, пока она окончательно не прилипла ко мне.

Я смотрю на дверь и собираюсь бежать к ней, как можно быстрее. Желательно сразу до границы с Мексикой. Но ноги сами несут меня в гостиную, где я вижу диван, огромную плазму и…плед. Синий, пушистый плед и куча подушек, будто из магазина империи «Дисней». Здесь что, гей живет?!

– Малыш, а ты будешь чай, кофе или, может быть, какао? Или выпьешь? – снова этот нежный, тоненький голосок.

Малыш?! Терпеть не могу, когда со мной сюсюкаются.

Конечно, выпью. И лучше что-нибудь покрепче, чтобы не видеть эту умилительную картину. Если это все-таки были грибы, то я и подумать не мог, что под ними все так реалистично.

Я потрогал спинку дивана, проверяя не муляж ли моего воображения эта обстановка.

– Мне чай! – кричу я, но неосознанно. Черт, что это за хрень?! Нецензурная брань проносится в моей голове бегущей непрерывной строкой.

– Ты готов? – эта маленькая дурочка хихикает, что меня чертовски раздражает.

Мне хочется закричать: «К чему, я черт возьми, готов? Дай мне свалить из этого проклятого дома и этой дебильной галлюцинации!». Но я только поворачиваюсь и смотрю на девушку.

Мой взгляд скользит по ее ногам, по острым коленкам. Она переступает с носка на носок, будто показывает мне свои ножки. Взгляд скользит все выше и мне трудно разглядеть ее фигуру под таким свитером, но я все-таки замечаю, что под этой «шалью» возможно скрывается неплохая грудь. Если конечно она не напихала туда поролона, как девушки часто это делают.

Сколько раз я велся на этот «сказочный поролон», а потом меня ждало горькое разочарование. Но все стало еще хуже в тот момент, когда китайцы придумали поролон, которые девушки начали пихать в свои джинсы. Полный провал, когда ты думаешь, что у девушки классная задница, а это все так, приманка, для таких любителей потрахаться, как я.

Я хочу рассмотреть, также сказочно ее лицо, как и голос, но тут в доме будто выключают свет. И наступает кромешная тьма и тишина, где я уже ничего не слышу.

Ощущение такое, что я посмотрел в глаза самой бездне. Сделал шаг. И не вернулся оттуда.

***

Открыв глаза, я увидел девушку с миловидным лицом и иссиня-черными волосами. Она стояла рядом с каким-то громоздким аппаратом рядом с моей кроватью и переписывала с него данные.

– С возвращением, мистер Миллер, – она дружелюбно улыбается мне, слегка кивая. – Вы уже третий раз приходите в себя, вы это помните?

– Нет, – мой голос звучит тихо. Во рту пересохло. Мне нужно время, чтобы понять, что произошло. Почему я в больнице, а не там, где должен быть.

– Какой сегодня день? – внутри поднимается паника. Я опоздал на ринг.

– Суббота, – пытаюсь привстать с постели. – Не так быстро, – медсестра с укором остановливает меня. – Как вы себя чувствуете? Что-нибудь хотите?

У меня бой каждую пятницу – я хочу на работу, какого черта я делаю в больнице? Что было последним, что я помню? Кроме этого бредового сна с девчонкой в пуловере и ее чертовым чаем.

– Тост с арахисовым маслом, – говорю первое, что приходит на ум, и тут же замечаю, что несу полный бред. Это не то, что я хочу.

Я вспоминаю лицо своего соперника – Мэтью Эванс – почти непобедимый боксер в моей весовой категории. Так же непобедим, как я. После того, как я надрал ему задницу три месяца назад, мы встретились снова, и он был первым кто положил меня на ринге за долгое время.

Удар у него был просто жуткий, будто он бил не боксерской перчаткой, а кастетом.

Я менял соперников, но Мэтью стал для меня непобедимым, а я остался в его тени. Потерял кучу денег. Раньше я иногда баловался кокаином, чтобы не чувствовать боли перед боем.

Соблазн принимать его еще и еще был слишком велик, и я частенько не мог отказаться от дозы.

До тех пор пока я…

Тут я все понял. Вспомнил, как мне стало плохо прямо в раздевалке. Кажется, я отключился прежде, чем мой друг успел сообразить, что со мной происходит. Но, видимо, меня откачали. Здорово. Медицина добилась больших высот и это приятно.

– Когда меня выпишут? Когда я могу идти? – озлобленно отозвался на улыбку медсестры я и снова зашевелился.

– Мистер Миллер, спокойнее. Прошло еще очень мало времени после операции, – взглянув на меня с беспокойством, она нажала на какую-то кнопку на приборе. – Ваш врач вам все объяснит.

– Какой операции, на хрен?! – сипел я, не понимая, что она несет. Очередная галлюцинация? Ох, может, пора действительно завязывать с наркотой.

– Все расскажет врач…

– А ну, быстро выложила мне все, как есть, – огрызнулся я, выходя из себя.

– Вам сделали трансплантацию сердца, – она смотрела на меня с ужасом. Плевать.

Трансплантация сердца, простыми словами – пересадка. Она действительно хочет сказать, что мое сердце вырвали из груди и вставили мне новое, словно заменили батарейку у ростовой куклы?

К удивлению медсестры, которая ожидала от меня нового буйного приступа, я молчал.

– Ваше сердце отказало…и…подробнее, расскажет врач, и… – замямлила она. – Передозировка наркотиками…

– Хотите сказать, я наркоман? Поэтому так смотришь на меня? Боишься? – напирал я, откровенно издеваясь над девушкой.

Я считал, что я независим от наркоты. Я баловался, играл, принимал наркоту, чтобы заглушить боль ударов. Траву я курил регулярно и еще со школы – но тогда этим все баловались. Да черт возьми, покажите мне этого святого в Калифорнии, кто не курит траву?! Это же не химия, а натуральный продукт. Куда полезнее алкоголя и никотина.

Я абсолютно не зависел ни от чего в этой жизни, а особенно – от наркотиков. Все это какое-то недоразумение. Этого просто не может быть…

В комнату вошел врач – мужчина в возрасте и с округлым животом.

– Эрик Старк, – представился он, подходя к моей постели. – Вот вы и пришли в себя. Замечательно. Лекарства и расписание для пациента уже готовы? – поинтересовался он у медсестры и она коротко кивнула в ответ. Вид у нее был такой, будто она больше никогда не хочет меня видеть.

Отлично, я тоже не хочу видеть эту цыпочку.

– Итак, мистер Миллер. В результате передозировки кокаином вы перенесли инфаркт, ваше сердце не выдержало. Так как в этот же момент в нашей клинике погиб молодой человек, а среди очереди на сердце по группе крови, возрасту и другим показателям подходили только вы, мы сделали вам трансплантацию, – он мягко улыбнулся.

У меня глаз задергался от напряжения и от сумбура в голове. Новое сердце. Я был мертв.

– Я был мертв?

– Клиническая смерть, – он кивнул, что-то записывая в своей тетради. – Я вас поздравляю, мистер Миллер. Судьба подарила вам второй шанс. Используйте его с умом.

Он издевается. Разве я просил у них делать это?! Разве я просил этого?

– Вам нужна реабилитация и психологическая помощь, в том числе с этого дня вы начнете принимать лекарства самостоятельно. Если все пойдет по лучшему сценарию, без осложнений – вы приступите к маленькой физической нагрузке. Вам нужно потихоньку вставать на ноги и учиться жить заново. Повторюсь, если все будет без осложнений и новое сердце приживется, вы вскоре заживете почти обычной жизнью. Разумеется, в ней нет места стрессу, дракам, алкоголю и наркотикам…

То есть я заживу нормальной жизнью? Нормальной для кого? Для пенсионера, судя по тому, что он говорит.

– Я смогу заниматься боксом?

– Боюсь, что нет. Вы же понимаете…вы должны быть готовы к тому, что теперь вы должны беречь себя. Это не значит, что вам в будущем будет запрещена физическая нагрузка: быстрая ходьба, ЛФК-физкультура…

Я не хотел это слушать.

– Бокс очень тавмоопасный вид деятельности, и поэтому вы должны выбрать себе другое хобби.

Это моя работа тоже.

– К тому же это огромный стресс для организма. Об этом говорить еще рано. Мы должны посмотреть, не будет ли осложнений. Я надеюсь, все пройдет гладко…

Я опять перебил его, потому что меня волновал только один вопрос.

– Сколько люди живут после этого?

– Все по-разному. Пятнадцать лет в среднем, но бывает и тридцать. В истории встречались случаи, что даже больше. Поэтому вам нужно себя беречь. Не забывайте, что кому-то пришлось умереть, чтобы вы жили.

Я прислушался к тому, что происходит внутри меня. К звуку своего сердца. Нет, не своего. Чужого.

Если до того, как мне все это сообщили, я не замечал изменений, то теперь я все прочувствовал. Тело болело, я ощущал, что где-то на коже остался шрам.

Который я забью татуировкой, но это позже.

Меня не спросили: хочу ли я жить, нужно ли мне это сердце? Неужели в клинике не нашлось человека, которому оно гораздо нужнее, чем мне?

Нет, они выбрали наркомана, человека, который и так рано или поздно сопьется и испоганит, к чертям, весь свой организм, так они еще и решили лишить меня всего, чем я жил?

С новым сердечком-то я не поразвлекаюсь.

Они лишили меня работы, удовольствий, жизни…и при этом оставили меня в живых. Позволили кому-то, кто действительно нуждался в этом сердце, погибнуть.

Кому-то…кому-то лучшему, чем я.

Захотелось что-то очень сильно ударить, но я сжал зубы до противного скрежета и собрал нарастающую волну злости в кулак.

Беречь себя, черт возьми.

Какие еще у меня будут ограничения? Что еще нельзя делать?

– Сколько времени я буду принимать лекарства? Сколько времени нужно на реабилитацию?

– Реабилитация будет зависеть от результатов анализов. Лекарства вы будете принимать до конца жизни, чтобы не было отторжения.

Я опустился на подушку и уставился в потолок.

Что я должен сказать? Спасибо?! Язык не поворачивается благодарить за такое. Чем интересно, я буду заниматься, если в моей жизни не будет бокса, тусовок, телок и кайфа?!

Я с ужасом посмотрел на доктора. Мысли о том, что они достали МОЕ сердце из груди ужасали. Да, оно погибло. Они взяли его в руки и…выкинули.

Это не могло произойти со мной!

– Пересадите его снова, – выплюнул я, посмотрев в озадаченные глаза доктора. – ПЕРЕСАДИТЕ ЕГО К ЧЕРТУ! Другому! Дайте второй шанс тому, кто хочет жрать ваши таблетки каждый день!

«Дайте его тому, кто действительно заслуживает жить» – мысль пронеслась в моей опустевшей голове и исчезла.

Медсестра и доктор переглянулись, они явно были шокированы моим поведением. Что ж, я к такому привык. Люди не любят меня, а я не люблю их. Все взаимно.

– Мистер Миллер, неужели вы не понимаете…? – в голосе доктора звучало тотальное недоверие.

– Чего не понимаю?! Это вы не понимаете, как и чем я жил. И вы оставили мне иллюзию этой жизни.

– Вы хотите сказать, что без бокса и наркотиков, ваша жизнь бессмыслена?

Этот бородатый начал меня всерьез бесить.

– Давайте поговорим о смысле жизни, в чем же ваш? Пересаживать сердца таким уродам, как я? – рявкнул я.

– Успокойтесь, вам нельзя нервничать, – доктор пребывал в еще большем шоке, чем симпатичная медсестричка.

Меня трясло, как во времена ломки. Но я не ощущал ее, как прежде. Я чувствовал себя каким-то другим и это убивало еще больше.

Это просто эффект плацебо. После пересадки сердца я не стал другим человеком, и моя привычная вспыльчивость – живое тому доказательство.

– Лорел даст вам лекарства и все указания. Разговаривать с вами будет уже психотерапевт, а не я. Мое дело, чтобы у вас не возникли осложнения. У меня есть еще много пациентов, – он направился к двери и прежде, чем уйти, сказал. – И знаете, каждый из них молится, мечтает найти донора. Некоторые ждут подходящее сердце годами. И не дожидаются.

Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. В глазах черноволосой медсестры замерли слезы. Я знал, о чем она думала.

Она меня ненавидела. Даже не так – она испытывала отвращение ко мне. Я не сомневался в том, что, когда она видела меня спящим, без сознания, она была счастлива, что врачи спасли мне жизнь.

Природа наградила меня лицом, которое совсем не соответствовало моему характеру. В то время как больше половины моих соперников были неотесанными уродливыми качками, я со своей идеальной внешностью очень сильно выделялся на их фоне.

Мне нравилось слышать поддержку девочек на арене, мне нравилось трахать их после, но еще больше мне нравилось уходить, оставляя внутри очередной раз ненависть и непонимание.

«Некоторые ждут подходящее сердце годами. И не дожидаются» – до боли в костяшках пальцев я сжал кулаки и, откинувшись на подушку, закрыл глаза.

Усталость, накрывшая мой организм, поборола приступы возмущения. Я хотел только одного —спать нормально. Без снов, воспоминаний и без этой телки в пуловере, что ворвалась в мои сны.

Мика

Flashback

Я начала обрывать свои ногти – впервые за долгое время я так нервничала. Доминик аккуратно хлопнул меня по пальцам и поглядел с игривым осуждением.

– Малыш, перестань. Это всего лишь кино, – он закатил глаза, прижав меня к своей груди. – И ты сама настояла на «Титанике».

Я наблюдала за тем, как на экране телевизора несчастная Кейт Уинслет опускается в ледяную воду и идет по одиноким коридорам роскошного корабля, чтобы спасти Леонардо ДиКаприо. Я раньше не видела этот фильм несмотря на то, что прекрасно знала сюжет. Не знаю почему, но я оставила его на потом, мне почему-то всегда хотелось посмотреть его с парнем.

– Это же как нужно любить, – у меня даже не оставалось времени на то, чтобы изучать игру актеров. Она была так великолепна, что я начинала забывать о том, что все это происходит на экране, а не в нашем доме. – Чтобы идти на верную смерть…в ледяную воду, – вслух рассуждала я, глядя на Доминика. – Я ненавижу холод, ты же знаешь, я бы и секунду не выдержала в такой воде.

– То есть ты хочешь сказать, ты бы не пошла меня спасать? – он улыбнулся и с удивлением вскинул брови.

– Ник, если честно, – я всерьез задумалась. – Я очень тебя люблю, но надеюсь, что мы никогда не попадем в такую ситуацию, где я буду вынуждена спасать тебя в ледяной воде!

Я попыталась отшутиться, но его не устроил этот ответ.

–А ты? – решила перевести стрелки я.

– Конечно. Даже не сомневайся в этом, – шепнул он, приближаясь к моим губам.

В этом весь Ник. Он любит меня. Так безумно, что когда-то заразил меня своим безумием. Тогда, на первом курсе, все началось с его фотографий. Я не думала, что это выльется во что-то серьезное. Я и не предполагала, что кто-то сможет полюбить меня такой, какая есть: с моими комплексами, недостатками. Заметит, несмотря на мою неприметную внешность.

С Ником я расцвела, и теперь спустя два года мне нравится мое отражение в зеркале. Мне просто было для кого стараться, было для кого менять себя. Каждый раз, когда мы ложились в постель и я оказывалась под одеялом с прекрасным мужчиной: с сильным, подтянутым телом, я обещала себе, что и я должна быть лучшей версией себя. Мы начали проводить друг с другом каждую свободную секунду – вместе ходили в спортзал, на йогу, даже пробовали ловить волны в Тихом океане. Доминик стал неотъемлемой частью моей жизни. Смог раздробить мою стену, которую я выстроила вокруг себя со школы, и сделать так, чтобы я доверилась ему.

И я об этом не жалела.

Возможно, Вселенная видела все мои страдания и вознаградила меня таким подарком, как Ник. Я и не представляла, что мужчины могут так сильно любить.

– Ну, прости, Нииииик, – я обняла его в ответ, понимая, что мы сейчас пропустим добрую половину фильма. Скоро нам будет вовсе не до него. Может, оно и к лучшему, я не хочу смотреть, как мой любимый актер умирает, пусть и не по-настоящему. – Ну, тогда я тоже…тоже пошла бы тебя спасать.

– Какая ты хитрая, маленькая Мика, – он слегка сжал мои бедра.

Я решила окончательно его задобрить. Даже такие сильные и смелые мужчины, как мой муж, нуждаются в ласке и красивых обещаниях.

– Если ты прыгнешь, то и я прыгну, – рассмеявшись, процитировала я. (цитата из фильма «Титаник»)

Брови Ника поползли наверх: он знал, что я боюсь высоты. И не просто боюсь, а у меня настоящая фобия со всеми вытекающими: панический непередаваемый страх. Наверное, я боюсь даже двухметровой высоты, чего уж говорить о высоте круизного лайнера или корабля.

– Это мы еще проверим, врунишка, – его пальцы прошлись по моей талии, Ник щекотал меня.

Я залилась громким смехом, а муж поставил фильм на паузу и одним движением уложил меня на лопатки. Я лежала на диване, а он склонился сверху. Ореховые глаза смотрели на меня с нежностью.

– Проверим… – угрожающее повторил он, и не выдержав, я потянулась к его губам первая.

Едва ли я бы на самом деле смогла побороть свою фобию, но пообещать ему это я была обязана. Ведь он делает для меня все.

Мика

Настоящее

Я без интереса смотрела на цветы, конфеты, любимые книги, которыми завалили меня близкие. Лили уже два часа пыталась меня разговорить, но на все ее фразы я отвечала «да» или «нет». Иногда кивала и даже задавала вопросы. Знаю, она пытается меня отвлечь, но, если бы я не боялась ее обидеть, я бы уже давно попросила подругу уйти.

Родители, Лили и Сэт навещали меня каждый день, и не только они: приходили знакомые из института, наши общие с Домиником друзья, но видеть их было больно.

Пройдет еще немного времени и мы забудем друг о друге: я больше никогда не приду в эту компанию без Ника.

Лили хотела, чтобы меня как можно скорее выписали, а для этого я должна была хотя бы начать ходить. Делать упражнения, которые прописал мне врач. Ходить в лечебный центр и заставить свои мышцы все вспомнить.

Но мысль о том, что я вернусь в пустой дом, где была счастлива, пугала меня. И я как можно сильнее оттягивала этот момент.

– Мона, он бы не хотел видеть тебя такой, – вдруг произнесла Лили, прервав свой рассказ о том, как она провела свой вчерашний рабочий день.

– Тогда пусть он вернется и я буду другой, – спокойно, без слез и истерик произнесла я. Знаю, что такие слова пугают родителей и друзей – они думают, что я схожу с ума, но ничего не могу с собой поделать.

– Мона…

– Что, Лили? Ник умер, а ты предлагаешь мне встать с кровати и танцевать танго? Вернуться домой и жить как прежде?

– Вернуться к своим целям, мечтам…у тебя же сейчас все стало получаться. Тебя ждет большое будущее. Ты наконец-то добилась того, чего хотела…

– Лучше бы этого не было, а Ник был бы жив. Карьера актрисы меня теперь не радует. С меня хватит – я бы все равно не добилась высот, – Лили с жалостью посмотрела на меня.

Ненавижу, когда на меня смотрят с жалостью. Но сил и желания бороться – нет.

– Жизнь продолжается, дорогая, – Лили явно нервничала, все время теребя свой белокурый хвост. Несмотря на то, что она никогда не испытывала дефицита в мужском внимании, в свои двадцать пять лет она еще не была замужем. И это было нормально. В Калифорнии нашлись только двое таких сумасшедших, которые поженились в двадцать один год.

И все же я знала, что она хочет серьезных отношений, но из года в год ее личная жизнь не менялась: долгих отношений у нее так и не вышло. Возможно, поэтому ей так трудно сейчас меня понять.

Что это такое быть привязанной к человеку двадцать четыре часа в сутки.

Изо дня в день видеть по утрам его лицо, а ночью греться с ним под одним одеялом.

Не понять.

– Продолжается, – повторила ее слова я, натянув вымученную улыбку.

– Давай, ты начнешь терапию сегодня… – я поморщилась. – Завтра? Или хотя бы на следующей неделе?

– Я подумаю, – я кивнула, взяв с полки ближайшую к себе книгу. Мне захотелось, чтобы Лили оставила меня одну, да и у нее наверняка есть дела поинтереснее, чем нянчиться со мной и развлекать. Насколько я знаю, как раз две недели назад у нее появился новый молодой человек.

– Ты хочешь, чтобы я ушла, да? – вздохнула она, взяв меня за руку.

– Просто хочу почитать, – соврала, не задумываясь.

– Я приду завтра. Надеюсь, к этому времени ты уже встанешь с постели, обещаешь? – Лили заботливо погладила мои запястья. – Совсем ничего не ешь?

Я и сама не заметила, какими хрупкими стали мои руки. Еще чуть-чуть и я превращусь в кости, обтянутые кожей.

– Ем, врачам невозможно отказать, – заверила ее я. Лили наклонилась и поцеловала меня в щеку, затем ее точенная фигура в синем брючном костюме направилась к двери.

– Мона, – обратилась она ко мне прежде, чем уйти. – Ты должна вернуться к жизни – ведь именно такой ты стала с Ником: жизнерадостной, уверенной, счастливой. Он бы хотел видеть тебя такой, как бы сильно ты не тосковала.

Я нервно теребила страничку книги, не удосужившись даже прочитать ее название. В голове раздался отчетливый голос Доминика:

– Маленькая Мика, и чего мы лежим? – он присвистнул, появившись на том месте, где две минуты назад исчезла Лили.

– Ник…

– Малыш, я хочу чтобы твои ножки встали на высокие каблуки, и все водители Калифорнии сворачивали свои шеи, – он шутил, но мне было не до смеха.

– У меня перелом.

– Но он уже почти сросся, ты должна начать ходить. Ты должна начать жить, иначе все было зря.

Скрип тормозов проносится в моей голове, а в воспоминаниях Ник прикрывает меня своим телом.

– Это из-за меня, да? Это я начала ту ссору? Я все начала… – я всхлипнула в пустой комнате и Ник, покачав головой, снова исчез. – ВЕРНИСЬ! Боже…

Хотелось поджать ноги к подбородку, свернуться калачиком и заплакать. Но даже этого я сделать не могла, снова погрязнув в своей боли: она, как беспощадное болото, засасывала меня в самое сердце своей тьмы.

Мы никогда не ссорились, то были лишь споры по пустякам – из какого ресторана заказать еду на ужин, какого цвета обои будут в детской…

Весь мир был у наших ног. А теперь я стою одна в одном шаге от пропасти.

«Чтобы завтра ты встала, иначе я надеру тебе задницу» – эхо в моей голове с его голосом не отпускало меня.

Да пожалуйста. Только вернись.

Мика

Мне все-таки пришлось это сделать.

– Сделай еще один шаг, Моника…давай, у тебя все получится, – я дышать нормально не могла, испытывая адские фантомные боли в мышцах. Особенно в ноге, что была сломана во время аварии, я оперлась на переднюю панель коленом и сломала его. Моя правая нога была захвачена в металлический корсет, на который взглянуть страшно – к счастью, мои глаза постоянно были закрыты, потому что я старалась справиться с болью.

Плохо старалась.

Мышцы атрофировались за шесть недель, что я пролежала без движения, а я и не заметила, как пролетело это время. В сумасшествии время идет быстро – Ник «навещал» меня каждый вечер, как только уходила семья и друзья. Я могла разговаривать с ним до глубокой ночи, радуясь, что в комнате одна, и никто не слышит, как я начинаю медленно сходить с ума.

– Ааа, – вскрикнула, крепче хватаясь за два железных поручня, на которые опиралась руками. Я шагала между ними, пока медсестра придерживала меня за предплечье.

– Я думаю, это уже прогресс, и сегодня тебе нужно отдохнуть, – она дружелюбно улыбнулась мне. Помогла встать на костыли и обратилась к одному парню, который тоже занимался в зале.

Народу днем здесь было много – и все, как я, с переломами. Мне даже хотелось поговорить с одним из них – может, кто-то тоже перенес утрату, как и я. Только человек, испытавший подобное, понял бы меня.

– Не бери пример с этого сумасшедшего – несмотря на запрет врачей, он весь день сидит в зале. Ужасно упертый молодой человек.

– Я все слышу, Лорел, – я посмотрела на парня, который сидел ко мне спиной. Он сводил и разводил свои руки в сторону – крепкие мышцы, скорость, с которой он выполняет упражнение – все это вводило меня в заблуждение. Он совсем не был похож на больного или немощного —скорее, на человека, который пришел в фитнесс-зал.

– Я сейчас помогу Джулии и вернусь к тебе, Моника. Помогу вернуться в комнату, – Лорел была так мила со мной, как и все врачи в клинике. Все возились со мной, как с маленьким ребенком.

– Айк, заканчивай пожалуйста. Тебе нельзя перенапрягаться, – Линдси обратилась к парню, перед тем, как отойти.

– Не указывайте мне, что делать. Обойдусь, без ваших советов, – высокомерно заметил он, и я сжала зубы: вот это хам. Лорел такая добрая и милая, как он может так разговаривать с человеком, который помогает каждому из нас?

– Девочке больно? – тут парень встал и повернулся ко мне лицом. На нем были шорты и открывающая руки майка, будто он даже здесь, где всем до него нет никакого дела, хотел покрасоваться. Пот струился по его шее и я подняла глаза на его лицо, стараясь не закричать от ужаса.

Страх парализовал меня: тысячи иголок вонзились в позвоночник, спину, затылок. В острых чертах лица я сразу же узнала Майкла Миллера – ублюдка из моего прошлого.

– Ох, какие люди, – он расплылся в наглой усмешке, отпив воды из бутылки. – Еще бы вспомнить твое имя.

Черта с два, я представлюсь ему заново. Боже? Ну, за что? Что за глупая шутка судьбы, и почему я встретила человека, которого меньше всего хочу видеть именно сейчас?

Майкл, очевидно, совершенно не изменился: вся та же улыбка наглеца, высокомерно-равнодушный взгляд, пренебрежительные комментарии или полное их отсутствие…сила в его теле, которой он мог размазать по стенке кого угодно.

Весь его вид вызывал во мне отвращение, но не к нему, а к самой себе – за то, что когда-то испытывала к нему чувства. За то, что позволила воспользоваться собой. Какой я была глупой и наивной. Жаль, что нельзя вернуться в школу разумным человеком!

Я промолчала, игнорируя его.

– Я думаю, ты хочешь, чтобы тебя жалели. Я видел, как ты занимаешься: вся скривилась от боли, потихоньку ползешь к своей цели…

– Какого черта, ты говоришь все это? – не смогла сдержать шипения я, мечтая ударить его костылём по голове.

– Развлекаюсь, здесь скучно, – в его стальных глазах сверкнул недобрый огонек.

– Тебе следует делать это больше. Тренироваться, – Майкл придирчиво оглядел меня с головы до ног. – А ты жалеешь себя. Такая бесхребетная?

Да что он знает о моей ситуации?!

Возмущение нарастало в душе, как ураган, начинавшийся с легкого бриза.

– Сомневаюсь в том, что у тебя перелом ноги! – «сомневаюсь в том, что ты потерял самого близкого человека на земле» – хотела добавить я.

В его глазах появилась злоба, ни с того, ни с сего, направленная на меня. Да что я ему сделала?

Кажется, Майкл стал еще большим ублюдком, чем был. Раньше он хотя бы мог притвориться «хорошим».

Хотя правда лучше, чем лживая маска, пусть и режет глаза.

– Очнись, у тебя всего лишь перелом! – огрызнулся он, будто у него было что-то гораздо хуже. По его физической форме, что-то незаметно. Он стал только сильнее, выше со времен школы. И если раньше я считала его мелким хулиганом, то теперь он действительно казался…опасным.

Особенно из-за грязи, что выливалась из его рта.

– Ну, и как это произошло? – он вскинул одну бровь, продолжая пить. Все происходящее для него было игрой, способом развлечься. Он смотрел на меня так, будто я должна радоваться тому, что он вообще обратил на меня внимание и даже вспомнил.

– Попала в аварию, – отчеканила я, сквозь зубы. Почему я все еще с ним разговариваю?

На меня обрушилась такая злость на Майкла, что на минуты она затмила горе – мне откровенно говоря, захотелось самой стать борцом и расцарапать его смазливое лицо.

– Бедная, – он вздохнул, будто сочувствует мне.

– Я не могу вспомнить твое имя, но твое лицо мне знакомо. Меня зовут Айк, – он протянул вдруг мне руку, и выражение его лица тут же изменилось на нормальное. Спокойное, без усмешки. Да, оно почти не выражало никаких эмоций, но и негативных тоже.

Я хотела отвернуться и, гордо взмахнув волосами, как можно скорее удалиться отсюда.

Наши взгляды встретились и мое сердце пропустило удар. Кроме боли в ноге, я вдруг почувствовала тоненькую, тупую иголку, которой тыкают в мое израненное нутро.

– Моника.

– А ты изменилась, Моника, – его брови поползли вверх. – Я тебя вспомнил. Школа, – он сказал это будничным тоном, будто между нами ничего не было. Никакого «конфликта», если это можно назвать так…

– Итак ты должна попробовать сейчас, еще раз. Пока бедная Лорел помогает той старушке, которой уже вряд ли что-то поможет. Или…хочешь быть такой, как она?

Я до сих пор не понимала, почему разговариваю с ним. Может, потому что не могу убежать. А может, потому, что он заставляет меня чувствовать злобу, которая заглушает боль.

– И не собираюсь! На сегодня моя тренировка окончена! Что ты знаешь о боли?

Майкл смахнул с щеки невидимую слезу – издевался, ублюдок.

– О, девочка такая слабохарактерная, что не умеет бороться, – он снова хмыкнул, а потом его лица коснулось подобие дружелюбной улыбки.

Да что с ним? Раздвоение личности?

– Я не вставала на ноги больше месяца!

– Но ты могла? – он будто мои мысли читал, сделав вдруг шаг вперед. – Нравится себя жалеть?

– А ты так и остался кретином? – поинтересовалась я, бросая ему вызов.

– Жалость не поможет тебе восстановиться – посмотри на ту старушку – она бы отдала все за твою молодость и за то, чтобы бороться. Но вот она действительно уже не может. А на что способна ты?

– Наверняка ты привыкла к тому, что у тебя есть рядом кто-то, кто жалеет тебя. Твоя опора. Твои ноги. А теперь ты сломала их, не так ли? – произнося эти слова, он приблизился ко мне максимально близко.

Так, что я могла почувствовать холод его дыхания.

Он сузил глаза цвета ледяной стали и пошел прочь, не забывая по дороге разминать руки, делая упражнения.

Как он здесь оказался?

– До встречи, Мика, – бросил он, прежде чем скрыться в коридоре, полном людей.

Я подумала, что ослышалась. Слезы начали душить, дыхание словно перекрыли.

Мика?! Только Доминик называл меня так. Слышать это сокращение из уст Майкла было неприятно и странно…как-то чудовищно странно.

Майкл

Я давно не занимался сексом в кровати. Мне постельный секс наскучил еще со времен школы, да и тащить обезумевшую фанатку к себе домой было куда труднее, чем трахнуть ее на столешнице в туалете бойцовского клуба.

Но сейчас я находился именно в постели – я бы и не заострил на этом внимание, если бы не столь непривычная обстановка. Белоснежная круглая кровать огромных размеров, заваленная подушками.

Сознание играет со мной очень злую шутку.

– Ты скучала по мне, малышка? – шепчу я и сжимаю ладони на пояснице девушки – она полностью прогибается передо мной так, что я могу любоваться ее великолепной приподнятой попкой.

– Совсем чуть-чуть, – дразнит меня девушка, прогибаясь еще сильнее. Ее позвоночник гибкий, как у кошки, а кружевное черное белье, едва скрывает соблазнительные точки на ее теле.

– Это не то, что я хочу слышать, – поглаживаю ее бедра, пытаясь сфокусировать взгляд на ее волосах, разлетевшихся по узкой спине.

Посмотри на меня, обернись. Хочу видеть твое лицо. Очередная галлюцинация?

– А что ты хочешь слышать? – продолжает игру моя соблазнительница. Вжимаюсь в ее бедра налившимся кровью членом, чувствуя, как в боксерах становится тесно и малышка подо мной с сладким стоном выгибается еще сильнее. Ее попка охотно прижимается к моей плоти, и я чувствую, что ее лоно сочится влагой, даже через проклятое кружево.

Все внутри меня жаждет трахнуть эту сучку как можно скорее, а еще лучше – схватить за эти чертовы волосы и развернуть лицом к себе. Заглянуть в глаза девушке, которая появляется в моих снах и галлюцинациях.

– Это уже лучше, – ее стон распаляет мое желание, но вместо того, чтобы немедля оказаться глубоко внутри этой ждущей малышки, я наклоняюсь над девушкой и, покрывая ее поясницу короткими поцелуями, опускаю трусики вниз по округлым бедрам.

– О, Боже, – выдыхает она, когда мой язык скользит меж ее влажных упругих ягодиц. Задыхаясь от желания, обхватываю губами влажные лепестки. Я не знаю, что возбуждает меня больше – ее вкус или эта поза, в которой она смотрится соблазнительно и похотливо одновременно.

– Покажешь, как сильно ты по мне скучала, негодница? – с улыбкой шепчу я, наблюдая за тем, как она призывно вращает бедрами.

– Я очень… – проникаю языком в тугое лоно девушки, выбивая из нее отчаянный и сладкий стон. Девушка вздрагивает, и я чувствую, как она сжимает меня. От одного воспоминания о ее тесной девочке я готов кончить, но кажется, мы с этой развратницей любим долгие прелюдии. – Скучала по тебе, Ник.

Мое тело дернулось, как будто находясь во сне я шагнул в пропасть и провалился. Резко сев на кровати, я огляделся, старясь прийти в себя.

Опять. Эта. Девушка.

Черт возьми, что это был за секс? В постели, с прелюдией…и я никогда не утруждал себя тем, что ласкал девушку языком. По крайней мере мне гораздо больше нравилось то, как они это делают с моим членом. Хотя со временем даже минет приелся, вкус ощущений потерялся, став механическим удовлетворением.

А тут все было иначе…я хотел это сделать. Я хотел сделать ей приятно, хотел, чтобы она растаяла в моих руках, хотел держать ее тело, когда девушку бы пронзила дрожь удовольствия.

Но это было лишь там, во сне, который уже почти забылся.

Черт возьми, мало того, что до конца жизни мне придется пихать в себя пилюли, так еще и галлюцинации будут мучать.

В том, что мои сны как-то связаны с трансплантацией, я уже не сомневался, потому что прежде мне вообще редко снились сны. И они были блеклые, не цветные.

Теперь же мои сны сравнимы с фильмом, который прокручивается в голове. Да только вот лента крутится там без моего ведома и согласия.

Каким бы приятным не было последнее воспоминание, я не хочу больше наблюдать в своем мозгу это дерьмо. И если так будет продолжаться дальше, я выйду на ринг, чтобы отстоять в своем последнем бою.

Может, мое сердце и не выдержит такой нагрузки, зато я останусь собой. А не этим «нечто», которым я сейчас стал.

Кому принадлежало это сердце раньше? Девушка назвала мое…его имя, но я помни только то, что начиналось оно на букву «Н».

Все это мне не нравилось. Совсем не нравилось.

Я ударил ладонью по стене, чувствуя, как бунтует в груди новое сердце.

Так и с ума сойти можно.

Я не понимаю, почему ЭТО произошло именно со мной. Я всегда был здоров, и у меня никогда не было явных проблем с сердцем…да, я знал, что наркотики не приведут ни к чему хорошему, и баловались ими в моем окружении многие. Но в такую историю мог вляпаться только я, и именно мне должны были пересадить сердце какого-то очень инфантильного и влюблённого парня.

Тут в голове будто что-то щелкнуло, и я понял, что этот секс из воспоминания отличался от того, что был у меня в жизни, не только непривычной обстановкой, но и тем, что я был крепко связан с этой девушкой.

Это была не шлюха на одну ночь и даже не просто подружка, которой приятно иногда вставить, а что-то такое, чему мой мозг не находил объяснения.

И, честно говоря, не хотел. Я хотел избавиться от этих воспоминаний вместе с сердцем, которое теперь билось против меня.

Мика

Событие из прошлого

– Ник, я так устала, – пожаловалась я, когда мы пришли с очередной тренировки. Пока Доминик занимался с тренером, я бегала на дорожке и крутила педали на велотренажере, целиком и полностью отдавшись кардионагрузкам. Я ненавидела спорт, а особенно бег – что может быть хорошего в том, что ты неимоверно потеешь, в животе колет, а твои волосы превращаются в мокрые сопли?! Если бы не музыка, отвлекающая от этих нюансов, я бы давно взвыла. Но подтянутые девушки, разгуливающие по залу в коротких шортиках, безусловно мешали мне сойти с дистанции.

Я не умела бороться и только мысли о том, что ближайший год я смогу предстать перед своим любимым человеком в новой форме, помогали мне двигаться дальше.

Хотя я, безусловно, филонила. Половину из проведенного в зале времени крутилась перед зеркалом и делала вид, что занимаюсь растяжкой.

– Мне нужен лед, – недовольно простонала, заглянув в морозилку. Ничего кроме замороженного мяса я там не нашла и с разочарованием хлопнула дверцей.

– Малышка, ты же не тягала железки, когда ты успела устать? – Ник обнял меня со спины и притянул к себе. Его тело было влажным после душа, но по-прежнему теплым. Я развернулась к нему лицом, уткнувшись носом в его плечо.

– У меня болят ножки, – хнычу, оттягивая зубами его любимую футболку. Люблю дурачиться с Ником, он привык, что я немного сумасшедшая. Я могу реветь весь день, а в следующую секунду уже смеяться, словно под кайфом, и наоборот.

Могу разозлиться на него из-за глупости и высказать все, что думаю о его носках, которые нахожу в разных углах дома, и о том, что он не поднимает крышку унитаза. А потом два часа приставать к нему и просить прощения, хотя знаю, что он не способен обидеться на меня всерьез.

Это все мелочи, и я готова терпеть все его вредные привычки. Даже то, что он любит спать, собрав меня в охапку, и то, как ворчит, когда опаздывает на работу.

Все это куда лучше, чем одиночество и пустота, которые преследовали меня до встречи с ним.

– Мика, – Доминик подхватил меня на руки одним движением и прижал к груди. На меня упали несколько капель воды с его влажных волос, и я зажмурилась. – Ну, иди ко мне, маленькая Мика, я тебя пожалею, – он улыбнулся, поцеловав меня в лоб, а у меня внутри все затрепетало от нежности к нему.

– Ты заслужила немного ласки после такой долгой тренировки, – в его глазах сверкнул голодный огонек, и я потянулась к его губам, понимая, на что он намекает.

– Сначала мне нужно в душ, – прошусь я, и легонько подбрасывая меня, Ник несет меня в сторону ванной.

Мика

Настоящее

– Я думаю, выписывать вас еще рано, – этой фразой Джек, мой лечащий врач, только обнадежил меня. Значит, ближайшее время я не попаду в наш опустевший дом. – Но это долго, Моника. Ты должна разрабатывать ногу, иначе будешь хромать всю жизнь. Это не шутки. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула, глядя на бандаж, в который заключена нога. Внутри поставили железки, которые связали мои кости, словно шарниры. – Но это доставляет мне боль. Я стараюсь, как могу.

– Нужно пытаться, пытаться и еще раз пытаться. Я понимаю, что вам сейчас очень трудно, но вы должны подумать о себе, – он улыбнулся, оставив мне новые рекомендации на столе. – На следующей неделе сделаем повторный рентген, надеюсь, к этому времени ты сдвинешься с мертвой точки.

Я натянуто улыбнулась Джеку – он столько всего делал для меня, что было бы жестоко не отблагодарить его хотя бы улыбкой. Да, это было его работой, но как человек он производил приятное впечатление. К тому же симпатичный – его аккуратная борода напоминала мне о Доминике.

Через пять минут после того, как Джек покинул мою комнату, в дверях появилась Лили – на ее лице застыла такая дикая улыбка, что я начала всерьез переживать и за нее.

– Боже, я влюблена в твоего доктора, – она помахала на себя ладонью и присела рядом со мной. – Прости за такое приветствие. Ну, как ты?

– Разве ты сейчас не в отношениях? – впервые за несколько недель я проявила интерес к событиям в жизни подруги. – Ладно, я понимаю. Мне он тоже нравится – очень заботливый, хоть и получает за это большие деньги.

– Мы расстались еще неделю назад, но ты меня прослушала. Наш роман не был долгим, если это вообще можно назвать романом, – Лил надула губы, вглядываясь в мои глаза. – Ну, как ты, родная?

– Прекрасно.

–Мона, – она погладила меня по щеке, будто не знала, как еще проявить свою заботу обо мне. – Я тебе принесла новую порцию вкусненького! Ты начала терапию?!

Я наблюдала за тем, как Лили достает из пакета шоколад и фрукты и раскладывает на моей полке. Мне необходимо как-то обнадежить ее.

– Да, я занимаюсь каждый день, – мой ровный и монотонный голос убивал ее.

– Тогда почему ты все еще в постели?!

– Потому что я уже позанималась сегодня и отдыхаю, – не моргнув, соврала я.

– Знаешь, я устала смотреть на то, как ты превращаешься в тень моей подруги. Мона, пойми меня правильно…я была без ума от Ника и мне его не хватает. Я понимаю, как тебе сейчас плохо…

Нет, не понимает.

– Но, я думаю, тебе нужно отвлечься. Прошло больше шести недель и…

– И что? Предлагаешь мне пойти в бар, напиться и найти нового мужа? – я и не заметила, как перешла на грубость, не смотря на то, что слезы душили изнутри.

«Ты наверняка найдёшь себе «нормального» мужа. Идеального. Который будет устраивать тебя во всем» – кадры из нашей ссоры замелькали на подкорке памяти вместе с голосом мужа.

– Нет, ну, что ты, Мона. Просто я хочу, чтобы ты во что-то погрузилась. В работу, например. Или, хочешь, поедем отдыхать?! Мексика! Помнишь, мы мечтали об этом в школе?! Или в Майами…нет, это все слишком близко. Давай в Париж? Амстердам? Барселона? – ее глаза горели, она трясла мою руку, пытаясь вытянуть из меня положительный ответ.

Джек, родители, Лили, Сэт – все они постоянно твердят, что мне нужно отвлечься. Возможно, они правы. Но мне стыдно быть счастливой без Ника. Будто он бы осудил меня за это, хотя в душе я понимала, что это не так.

– Прекрасные города, – протянула, с неохотой улыбаясь. – Мы с Домиником всегда хотели поехать в Париж.

– Ну, так может, пора?

– Нет, Лили. Не сейчас.

– Ох, Мона, ну, прошу. Ты должна как минимум выписаться из больницы и вернуться домой! Я устала кормить Луи! – в доказательство своих слов она чихнула, потому что у нее была аллергия на этих животных.

Тут мы обе встрепенулись, потому что дверь распахнулась и в дверном проеме появился огромный плюшевый медведь, а потом и голова Сэта, который улыбался мне так, будто сегодня мой день рождения.

– Я принес тебе телохранителя, – он ввалился в комнату с медведем и поставив его в углу, сделал несколько шагов к нам.

Впервые за долгое время я улыбнулась – по-настоящему, не выдавливая из себя улыбку. Улыбнулась, потому что я была не одна. Как бы зла я не была сейчас на этот мир, во вселенной есть столько людей которые любят меня, и я нужна им. Все это время они терпеливо ждали обо мне известий, находили для меня слова поддержки, да и просто…были рядом.

Я не могу поступать так с ними, не могу отворачиваться от них после того, как вижу, сколько усилий они вложили в меня.

– Ну, что, я вижу, ты решила исполнить мечту своего детства и стать тощей, как соломинка? – Сэт скривился, придирчиво окинув меня взглядом. Его карие глаза искрились заботой и он закатал рукава на своей рубашке, уперев руки в бока. – Миру не нужны актрисы, которые будут падать в обморок на съемочной площадке!

– Сэт… – Лили заметила, что со мной что-то не так.

И я действительно хотела снова разреветься. Мои губы тряслись, но усилием воли я остановила этот процесс. Потом медленно расправила плечи и подтянулась к верхушке кровати, чтобы не лежать, а сидеть. Чтобы выглядеть достойно. Потом я улыбнулась еще шире – ради них. Ради своих близких, которым я нужна. Не жалея времени и сил, они каждый день навещают меня и стараются вернуть к жизни.

Ты должна подумать о себе, тебе сейчас нужно поправиться. Выйти из клиники как можно скорее, – слова Ника прозвучали в голове, как напоминание.

–Ну, что ж, будем кормить тебя с ложечки, если не начнешь делать это сама, – он щелкнул пальцами в воздухе. – Официант!

– Перестань дурачиться, Сэт, – я посмотрела на Лили и друга с благодарностью и осознала, что, возможно, я должна перестать утопать в своей боли.

Настолько, насколько это возможно.

Мика

Я попросила медсестру Лорел отвезти меня в зал рано утром и оставить там одну. Она не стала задавать вопросы, лишь удивленно подняла брови и выполнила просьбу. Пообещав, что будет навещать меня каждые пятнадцать минут, она ушла на утренний обход пациентов. В зале приятно находиться. Моя клиника была дорогой, здесь везде чистые и удобные палаты для больных. Постоянный, круглосуточный уход. Несмотря на высокий класс клиники, по ночам я слышала крики – или то, как кого-то очень быстро везли по коридору в реанимацию.

И каждый раз я думала о том, что так везли туда и Ника. Пытались спасти. Как это было? Доктор предлагал мне рассказать о ранениях, которые получил Ник, но я отказалась. Да и знала – он и сам понимал, как тяжело мне это сейчас слушать, а предложил только потому, что он врач.

Но в зале царила совсем другая приятная атмосфера. Будто я находилась не в клинике, а пришла заниматься в наш с Ником фитнес-клуб. Он наверняка скрывается в зале с тренажерами пожестче, а я тут застряла меж двух турников – не могу пройти малюсенькую дистанцию, которая доставляет мне адские мучения.

Я посмотрела на солнечный зайчик, играющий на бежевых стенах зала, а потом и в окно – несмотря на утро, солнце было уже высоко и во всю нагревало землю. Впервые за долгое время, я почувствовала укол тоски по Лос-Анджелесу, по свежему воздуху и по прогулкам вдоль океана.

Я взялась за поручни по обе стороны от моих бедер и попыталась сделать шаг – острая боль в ногах словно парализовала меня, и не сделав даже крошечного движения, я свалилась на пол.

Рассыпавшаяся марионетка.

Я закусила губу, чувствуя, как ноги горят, потому что их, наконец, за долгое время потревожили. Мышцы пылают, а колено в месте перелома будто и не срасталось вовсе.

Ник бы обнял меня, если бы был рядом. Взял бы на руки, отнес в нашу постель и…

– Ты в порядке? – вздрогнула, обернувшись на голос Майкла. Дверь позади него хлопнула, и он появился в зале физической нагрузки, словно пришел сюда на праздник – как всегда открыл свои руки и плечи, стремясь продемонстрировать всем татуировки на бицепсах и остальном теле. В школе я бы многое отдала, чтобы увидеть хоть одну из них, а теперь один его вид вызывал во мне страх, отвращение и желание убежать как можно скорее.

Открытая майка мужчины открывала его ключицы и грудь, и я мельком заметила краешки крыльев, выглядывающие из-под ткани. Очевидно – две птицы. Что никак не вязались с многообразием устрашающих, на первых взгляд, символов на его руках.

Поддавшись привычке детства, я уставилась на его татуировки, по-прежнему ощущая боль в костях и мышцах.

– Я отлично. Занимаюсь, – отрезала, уже жалея, что все это затеяла. Нужно было приходить сюда с Лорел. Остаться наедине с Майклом не входило в мои планы.

– А, ясно, – он усмехнулся, поднимая с пола одну из тяжелых гантелей. Мышцы на его руках стали тверже, как только он сделал пару движений с весом.

Мне не хотелось пытаться вставать у него на глазах – это будет выглядеть неловко и унизительно…Вот черт, ну, и угораздило же.

– Тебе помочь? – все с той же ехидной усмешкой предложил он, сгибая и разгибая руку.

Я во всех его словах видела подвох, поэтому даже и не думала соглашаться.

– Спасибо, справлюсь сама.

– То есть, ты просто так сидишь на полу уже пять минут? – он присвистнул, глядя на мои ноги, обтянутые синими легинсами. Я сжала зубы.

Не смотри на меня так.

– Да.

– Хорошо, – его лицо стало равнодушным, и он продолжил делать упражнения, а я осталась на полу, задаваясь только одним вопросом: Почему?

Через сколько придет Лорел? Я буду сидеть здесь, как идиотка, дожидаясь ее, ибо другого выхода у меня нет.

Тут Майкл кинул гирю на пол с выражением лица, будто он меня не знает или видит впервые, подходит к поручням и садится на корточки так, чтобы наши глаза были на одном уровне.

Не говоря ни слова, он кладет ладони на мои ноги – аккуратно, но мне хочется кричать от неожиданности и шока, хоть он и не сделал больно.

– Что ты делаешь? – у меня веко дергается, когда я наблюдаю за тем, как он начинает сжимать мою ногу, словно что-то прощупывая. – Может, ты не будешь… – «меня лапать?!».

Я не успела закончить, очень недовольная тем, что происходит. Мой взгляд упал на его руки. Я помнила руки Майкла, помнила все, что они делали…где-то там, глубоко в душе, там, куда не проникает свет.

Это те воспоминания, которые я запретила себе освещать. Те воспоминания, которые я проплакала, сожгла, и те воспоминания, которые погибли, только когда мы с Ником создали миллионы новых хороших воспоминаний.

Секс с Майклом не был ни плохим и ни хорошим воспоминанием. Это было таким воспоминанием, которое хотелось оставить при себе. Навсегда.

И все же я что-то чувствовала, когда он находился так близко – словно кто-то брал в руки вилку и начинал ковырять ею мое сердце. Меня буквально распирало от электромагнитных вибраций, вселившихся в мое тело, которому и так досталось!

Боже, лучше бы я вернулась домой, чем сейчас сидела бы здесь в компании Майкла, который, того и гляди, возьмет и переломает мне ногу руками. А что? Он может.

– Ты глупая, если думаешь, что можно встать быстро и безболезненно и пойти, не разминаясь. Не разогревая мышцы, – он говорил это холодно и равнодушно, продолжая нажимать какие-то точки на моей ноге. Было так странно…чувствовать на себе его прикосновения. Чувствовать прикосновения другого мужчины так быстро…очень неправильно.

Но у меня язык не поворачивался что-то возразить ему, потому что я растерялась.

– Делай так каждое утро и вечер, – его голос звучал, будто он отдавал мне приказы, которым я должна безоговорочно подчиняться. – Я вижу, что ты не ешь. Более того мышечная ткань совсем никакая. Тебе нужен белок: орехи, мясо, сыр. Странно, что врач не научил тебя этому и не прописал диету.

На самом деле мне постоянно приносили еду и, наверняка, все то, что перечислил Майкл. Просто, как бы я не старалась, много я съесть не могла.

– А ты тоже врач? – съязвила, замечая, что его руки подбираются к моему колену и пропускают его. Теперь он трогает меня выше колена, и я чувствую, как где-то внутри меня начинает колотить, как в лихорадке.

Я не понимаю, что происходит. Сердце вдруг застучало так, что бросило в дикий беспощадный жар.

– Я…хм, занимаюсь спортом. Тренировал иногда. Вообще-то я знаю все о мышцах, – до этого он смотрел только на мою ногу, а теперь поднял взгляд на меня. Стало только хуже. – Расслабься. Вот так, – его ладони разминали мою кожу выше колена. Намного выше.

Я вспомнила что ненавижу его еще и за то, что одним взглядом стальных глаз он будто может вывернуть все твое нутро на изнанку, да и глазом не моргнуть.

По спине прошелся холодок, пронизывающий до костей.

«Посмотрите на нее. Ее муж погиб чуть больше месяца назад. А она уже тут как тут —дрожит при виде своей первой любви» – с осуждением прозвучал в голове мой собственный голос.

Странно, что Майкл знал все о мышцах – ведь это значит, что он прочитал как минимум одну книгу – учебник по анатомии.

– Ммм, – просто выдавила из себя я, пока мы смотрели друг на друга. Его холодный взгляд обжигал меня.

Майкл не стал нарушать мое личное пространство – его пальцы остановились где-то на середине моего бедра, и мне стало немного легче. Затем он рывком поднял меня и поставил между поручнями – так быстро и легко, что я даже не поняла, как это произошло.

– Ну, что ж, а теперь иди, – он постучал по балке, снисходительно смерив меня взглядом. – Покажи на что способна, Мика.

Я сжала железные поручни, в мыслях представляя, как Майкл медленно варится в котле со специями. Черт, я ненавижу его! Этот подонок, который когда-то мне всю психику испортил, теперь думает мне советы раздавать и со взглядом «я король фитнеса» указывать мне, что делать.

– Не собираюсь я тебе ничего показывать, – еще больше вспылила я. – И мне больно!

– Тебе не будет так больно, я разогрел тебе мышцы. И знаешь, боль нужно терпеть, иначе пролежишь на койке до самой старости.

Собрав всю волю, я сделала очень медленный первый шаг и сморщилась от боли, тихо прошипев. Но Майкл, черт его дери, был прав. Было уже терпимо.

– Все, доволен?

Он посмотрел на меня так, будто я сморозила чушь и я – ничтожество. Он на все так смотрел.

– А еще один шаг? И еще один? А руки вверх поднимешь? – подразнил он, разминая шею.

– Почему я должна тебя слушать?

– А кому это надо? Мне или тебе? – он облокотился на поручни и вновь приблизился ко мне. Потом перешел на место, где заканчивались поручни и поманил меня одним пальцем.

– Ну, раз ты так распинаешься, может, и тебе.

– Мне просто скучно, – Майкл картинно зевнул. – А ты упрямая…хотя, нет, знаешь, что? Ты же просто слабачка!

Вот это уже задело. Особенно тон, которым он все это говорил. Не лучшая терапия для меня сейчас в таком состоянии…

– Ты просто не знаешь, каково мне сейчас…

– Конечно, куда мне до тебя, Мика-мученица. Ведь я в больницу тоже на курорт приехал, – он прямо-таки выплюнул эти слова, будто за ними стояло что-то ужасное. – Мне не понять!

– Ты не знаешь, что такое потерять любимого… – прошептала, чтобы он не слышал. – Я не слабая… – опускаю глаза в пол, чувствуя, как начинаю плакать прямо перед человеком, из-за которого сама когда-то проливала слезы.

– С-Л-А-Б-А-Я.

– Нет.

– А я говорю, что ты СЛАБАЯ, Мика, – громко говорит он и ударяет рукой по перекладине так, что она начинает трястись вместе со мной.

– Нет! Я не слабая! – начинаю выть я, хотя Майкл – последний человек на земле, перед которым я хочу так выглядеть и открывать свои чувства.

– Не вижу, как твои ноги идут! Слабая! Или какая ты, какая ты, Мика?

– Я не слабая, – начинаю медленно двигаться по направлению к нему, закаленная злостью и новым стрессом. Боль будто бы уходит на второй план, и у меня получается. Я почти не заметила, как отпустила поручни и продолжила двигаться к Майклу.

– Какая ты? Не слышу.

– Я не слабая!

– Неправильный ответ! – он снова ударил по балке, и это было так грубо и унизительно, что захотелось реветь еще сильнее, но слез уже просто не было. За эти шесть недель они закончились в моем организме, и сейчас я истратила свои последние «драгоценные» запасы.

– Сильная. Я сильная, – как мантру начала повторять себе я, на минуту даже забыв о Майкле. Он расшатывал поручни, и весь мир крутился в моих глазах, словно я выбиралась с морского дна через воронку, сквозь которую туда и попала.

Живая утопленница.

– Никто не будет тебя жалеть! ЕЩЕ ШАГ! БУДЬ НАСТОЙЧИВА! – доносился, словно сквозь шум, ненавистный мне голос, и я шла вперед.

Воронка скрутила мне внутренности – сначала ноги, живот, а потом самое важное – грудь вместе с дыханием, и перед тем, как меня выбросило на «воздух», она перекрыла его, сжав меня в своих смертоносных объятиях.

А потом я сделала последний шаг по направлению к Майклу. Он отступил назад, и я упала.

Снова.

Не глядя, он потянул меня за руку, и я присела на ближайший тренажер для тренировки внутренних мышц бедра.

– Если не хочешь вызывать у окружающих жалость – борись, – поставил диагноз он и сел на соседний тренажер, начиная качать руки.

Мне казалось, что я вся насквозь промокла, еще и плакала…я, наверное, выгляжу просто ужасно, и уже несколько минут не могу отдышаться. Но я шла. Я начала двигаться.

И как бы я ни ненавидела Майкла, он прав. Я все время жалею себя по жизни. Что в школе, когда я была неприметной овечкой, что с Домиником, который всегда готов был сдуть с меня пылинки. Пожалеть, помочь, поддержать. Только благодаря поддержке мужа я стала двигаться по направлению к своим мечтам, но это долго не приносило результатов.

Потому что я не целеустремленная. И я недостаточно боролась.

– Не хочешь сказать «спасибо»? – съязвил Майкл, потому что я просто молчала. Так сильно ушла в себя, что и забыла, что нахожусь здесь, а не в отчаянном одиночестве своей комнаты.

– Ты кричал на меня, – новая волна злости – не разрушительная, но ощутимая, одолела меня. Он качал мышцы, как ни в чем не бывало, и его лицо почти не напрягалось при движениях. Ему не больно? Или он настолько терпим к боли?

– Я кричал, потому что это был единственный путь расшевелить тебя, – без эмоций произнес он, продолжая заниматься.

Я немного оттаяла. Если бы не наше прошлое, я бы даже действительно была ему благодарна.

– Я не была настойчива, – я говорила, хотя, судя по тому, как он смотрел в одну точку, Майкл уже потерял ко мне интерес. Хотя еще пятнадцать минут назад он массировал мне ноги и бедра. —Потому что боюсь перемен. Когда я выйду из этой больницы…все изменится.

Не знаю, почему сказала все это Майклу. Что за чертовщина происходит каждый раз, когда мы вместе?

– Я не готова. Была не готова, – я будто сама с собой разговаривала. – А как ты оказался здесь? – выпалила я, и Майк наконец снова выстрелил в меня своими стальными глазами-пулями.

– Я подрался и сломал руку, – он вдруг моргнул, почти растеряно, и слегка отвел глаза в сторону.

Звучало как-то абсурдно, потому что его руки выглядели такими сильными. Когда он делал упражнения, его бицепсы в темных татуировках напрягались так, что казалось они вот-вот лопнут.

Трахаться и драться.

Я даже помнила, как тогда, в шестнадцать, нащупывала вены на его бицепсах и просто сходила с ума от прикосновения к ним.

– В этом отделении нет пациентов с такими травмами.

– Ты решила заняться анкетированием? – парировал он, намекая на то, чтобы я от него отстала. И правда. Как глупо было задавать ему этот вопрос.

– Действительно, – я потянулась к костылям и, приготовившись снова испытать килогерцы боли, поднялась на ноги. – А ты не изменился, совсем.

Он даже бровью не повел, и я направилась к двери, стараясь сильно не кряхтеть, несмотря на то, что в ногу будто шип вставили.

– А ты изменилась внешне, Мика. Судя по всему, твоя попка была накаченной до того, как ты попала сюда. Не то, что в школе.

К моим щекам будто прилепили перцовые пластырь – они пылали, как и мой стыд, пробудивший в душе старые воспоминания.

– Не забудь есть побольше белка, иначе потеряешь остатки былой роскоши, – хмыкнул он, мимолетом посмотрев на мои бедра в обтягивающих лосинах.

Майкл

Я со злостью бросил майку на кровать, вспоминая о том, как прошел еще один мой день. С новым, черт возьми, сердцем. В больнице, где я от скуки уже начал общаться с этой неприметной крошкой, которая сходила с ума по мне в школе. Я прекрасно вспомнил о том, что между нами было.

Ну было и было. Было и прошло. Это все случилось так давно, что я наверняка уверен – ей все равно, и она не придает этому значение.

Да вот только в ее присутствии у меня почему-то кололо в левой части груди, и догадывался, что именно болело. Как только веснушка покидала поле моего зрения, все вновь приходило в норму.

Тогда, в школе, мы даже не узнали друг друга – мне было совершенно все равно, что я трахнул очередную девчонку из школы, пусть и страшненькую, а теперь, когда я видел ее, у меня было такое чувство, что мы знакомы десять лет, и оно меня раздражало.

Она изменилась – постройнела, но дело не только в этом. Было что-то женственное в ее взгляде, уверен, таким бы она поставила бы на колени много мужчин – разумеется тех, что без яиц.

Я падать к ее ногам не собирался, несмотря на то, что почему-то внутри меня словно появилась сущность, которая жаждала общения с этой девчонкой.

Жуткие, жуткие перемены…

Ведения девушки без лица. Жажда общения с бывшей одноклассницей. Что дальше? Как же хочется кайфа…кокаин был под строжайшим запретом, но, может, хотя бы травки?

Секса не было так давно, что казалось, прошла целая вечность. Хотя нет, секс был – да только в моей голове и с безликой Богиней, который почему-то был таким крышесносным.

Фак, как я ее хотел. У меня даже пальцы слегка подрагивали при мысли о том, что я встречу ее в реальности и овладею ей.

Это будет жестоко. Сильно. Без вопросов. Когда я сделаю это в первый раз, я без лишних слов подниму подол ее короткой юбки и вставлю так сильно, чтобы она орала мое имя и умоляла остановиться.

Да только мы бы оба знали, что это все – ложь, и она хочет чувствовать мой член у себя в животе.

Я покрылся потом от этих мыслей и решил было уже принять душ, как в мою комнату вошел мужчина в голубом халате.

– Ну, что, как ты, приятель? – я пожал руку Джеку – не ожидал увидеть его здесь.

– Да, ладно? Ты в этой клинике работаешь?

– Ну, как видишь, – мой хороший знакомый расплылся в улыбке. – Узнал, что ты здесь, решил навестить. Вижу, ты из спортзала, как обычно. В курсе, что тебе запрещены нагрузки? А о прошлых можешь вообще забыть.

Мы с Джеком познакомились в моем фитнес-клубе – я знал, что он врач, но встретить его здесь было странной вещью. Лос-Анджелес огромный город с огромным количеством клиник. Мир чертовски тесен, и несмотря на «врачебно-целительные» замашки я был рад видеть Джека.

Потому что, на хрен, я никому не сдался, и никто не горел желанием меня навещать.

– Об этом я бы и хотел поговорить, Джек. Раз уж ты здесь, и я вроде как знаю тебя.

– Эм, но я же не твой врач, – он поднял руки вверх, словно сдавшись. – Хорошо, я все-таки сам пришел. Знаю, ты не был готов к тому, что с тобой случится…

– Я хотел бы задать несколько вопросов. Мне пересадили сердце, и…ну, знаешь… – честно говоря, я боялся слышать ответ на этот вопрос. – Значит ли это, что я – это уже и не я вовсе? Мои вкусы, мои предпочтения…

– Могут измениться, да, – перебил меня Джек, улыбка исчезла с его лица. – А что, ты это чувствуешь? Какие-то перемены? Очень интересно…

– Нет, – заверил его я. – Просто интересуюсь. И твое мнение на этот счет, как врача?

– Что ж, если быть честным, такие случаи бывали в нашей практике. И не раз. Однажды был парень, который всю жизнь занимался одним видом спорта, а после операции, например, он открыл в себе новый талант. Насколько я помню, он хорошо пел, а прежде даже не пробовал заниматься этим. Оказалось, его донор был звездой в своих кругах и всю жизнь занимался вокалом. Очень часто менялись вкусы у людей – например, вегетарианец начинал есть мясо и наоборот. Я думаю, это не может быть простым совпадением, но как врач, скажу тебе совершенно другое – сердце – всего лишь насос, мышца, хоть и самая важная мышца, внутри нас. И все же случаи из практики не раз заставляли и меня задумываться о том, о чем задумывался ты. У меня нет точного ответа на этот вопрос. Я думаю, он известен только Богу. Единственное, что я знаю – это то, что тебе выпал уникальный шанс, Миллер. Мы все не святые. Я знаю тебя, знаю, о чем ты думаешь.

– О чем?

– Ты хочешь жить как прежде, судя по тому, что ты вытворяешь в зале. И тебе плевать, сколько тебе осталось. Я прав?

Я становлюсь предсказуемым. На самом деле люди видят во мне это. Видят, что мне нечего терять. Я живу так, как я хочу, потому что я свободен от предрассудков, от чужого мнения и привязанностей к людям. Был свободен. Теперь я привязан к своему новому сердцу и к его желаниям, которые не совсем совпадают с моими.

Наконец, я коротко кивнул Джеку.

– Я не знаю, что будет. Это твоя жизнь, и я не вправе указывать тебе, как жить. Ты можешь умереть после первой сигаретки, а можешь после сотой. Можешь, после тысячной. Можешь остаться живым после боя, а можешь погибнуть, запнувшись на лестнице. Это же сердце, – он поднял в воздух свой кулак и начал сжимать и разжимать его. – Даже здоровый человек не может знать, когда оно остановится. Но помни, что сейчас ты живешь на таблетках.

Что-то внутри меня разрушилось после его слов. Опустилось. Значит, это правда. Вечеринка в моей жизни – окончена. И все что я буду делать дальше, это пытаться чем-то ее заменить.

– Не хочу это слушать, Джек, – прервал его я, потому что и слышать ничего не хотел о таблетках. – А я могу знать, чье сердце мне пересадили?

Хотя я уже догадывался.

– Тебе нужна вся информация? Я знаю, что это был молодой парень. У вас все так хорошо совпадало – большая редкость. Знаешь, даже удивительно…

– Да, я хочу знать о нем…хочу знать его имя.

– Хорошо, это я могу, – на секунду мне показалось, что Джек занервничал. – Ну, что ж, я думаю, скоро Эрик тебя выпишет. И мы еще встретимся в зале. Только помни – никаких тяжелых нагрузок. Тридцати минут в день достаточно.

– Черта с два, – я показал Джеку жест перед тем, как он вышел в коридор.

***

У меня было такое чувство, что теперь мой мозг не отдыхает даже во время сна. Когда я засыпаю, он обрабатывает тонны новой информации, которая ворвалась в мой разум в виде снов – ярких, живых, запоминающихся.

Стоит начать пить снотворное и спать без этой хрени в моей голове, иначе, как только я выйду из больницы, меня упрячут в психушку.

На утро я почти все эти сны забывал – просто умывался холодной водой, сбрасывая с себя приключения пережитой ночи, да и воспоминания не были столь яркими, как в первые дни после операции.

Мне начинало казаться, что я уже почти овладел странной вещью – я начал больше осознавать себя, когда сплю. Все было осознанным. Единственное, чего я не мог сделать – это увидеть девушку, которая мучала меня почти каждую ночь, в деталях. Я вроде знал, как она выглядит, а вроде и нет. Странное, необъяснимое чувство.

Когда во сне видишь человека, знаешь, кто он и как выглядит, и в то же время он не обладает одной определенной внешностью. Зато я прекрасно чувствовал каждую эмоцию, которая возникает во мне, когда я ее вижу.

И почти все они не были мне знакомы в моей нормальной, адекватной жизни, к которой хотелось бы вернуться.

Телефонный звонок вырвал меня из пространства снов, и чуть не уронив телефон, я взял трубку.

Опять одна из фанаток.

– Айк, малыш, – она просюсюкала в трубку многострадальным голосом. – Я так соскучилась по тебе, мы все скучаем. Ну, скажи, скажи, в какой ты больнице, я навещу тебя.

Во-первых, я ненавидел, когда со мной сюсюкались. Во-вторых, меньше всего я хотел, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии. В-третьих, у нас с Бэллой не было ничего такого, по чему можно было бы скучать.

Определённо, не было.

– Грр, – я прорычал в трубку вместо ответа, на что Бэлла нелепо захихикала. Она меня раздражала, когда ее рот не был занят чем-нибудь…моим членом, например.

– Ты обиделся, да? Ну, прости, я больше не буду тебя так называть, – ответила она с придыханием, соблазняя меня. – И все же, когда ты вернешься? Дуглас сказал, что у тебя был передоз, но все обошлось. Мы все ждем, когда ты вернешься на арену. Я соскучилась по своему сильному мальчику…

Я едва сдержал рвотный позыв и возвел глаза к небу. Да уж, теперь я вряд ли вернусь на арену, и вы все найдете себе нового кумира.

– Ну, чего ты молчишь? Может, все-таки скажешь адрес?

– Нет, Бэлла. Я не хочу никого видеть. У меня отпуск.

– Ну, Айк, ну, пожалуйста, я могла бы сделать тебе сюрпр… – начала заманивать Бэлла, но я уже бросил трубку, просматривая свои пропущенные вызовы.

Куча неизвестных номеров – уверен, почти все от девушек, с которыми я когда-либо спал. Всегда удивляла женская навязчивость, будто она у этих куриц в природе – ну, неужели так трудно понять, что между нами был только секс, и оставить все в прошлом? Нет, нужно названивать, нужно доставать меня, нужно умолять меня с ними встретиться…очнитесь, детки, срок вашей годности уже давно истек – как только вы раздвинули для меня ноги в первый же день знакомства.

Дуглас, мой Босс, звонил не переставая с тех пор, как я попал в больницу. Он был владельцем «Арены», а я был одним из лучших его способов отмыть побольше денег. Конечно, не очень приятно знать, что ты для кого-то способ заработать, но это и мой доход тоже, поэтому все справедливо. Дуглас еще не знал, что я больше не смогу биться. На самом деле, я еще не решил…ведь я могу просто сделать это. Выйти. И будь, что будет. Даже если я слягу с одного удара, я уже вряд ли когда-то об этом узнаю, потому что мое сердце просто остановится и я ничего не почувствую.

Прямо-таки легче дышать от этой мысли.

– Да, ты звонил? – лениво произнес в трубку.

– Айк, я чего-то не понимаю. Ты решил остаться в больнице навсегда? Почему тебя там так долго держат, если давно откачали? Я теряю кучу денег…бойцы не справляются, люди не знают на кого делать ставки, кроме как на Эванса, и результат выходит слишком предсказуемым!

– Я… – я не знал, что ответить. Пока не знал. – Я скоро выйду, и мы все обсудим, Дуг.

– Будь на связи и бери трубку, черт возьми! Устроил он себе отпуск незапланированный! – Дуглас, судя по звуку, хлопнул по своему рабочему столу со всей силы и отключился.

Вот и поговорили.

Я закрыл лицо руками, стараясь разложить все по полочкам – но это не поможет хаосу, который появился в моей жизни.

Я вырос в одном из бедных и самых опасных районов Лос-Анджелеса, где «улица» диктовала свои правила. К десяти годам я сбился со счету, сколько раз приходил домой в порванной одежде и с кровоподтёками под глазами. Наследники некоторых бандитских группировок были куда старше и сильнее меня и весьма агрессивны – я до сих пор был уверен в том, что, если бы не наш с мамой переезд, я бы стал членом Crips. ( Crips – банда США, занимающаяся незаконным оборотом наркотиков, грабежом, убийствами, вымогательством, подделкой документов).

Я занялся боксом, потому что не умел за себя постоять и был довольно хилым мальчиком, потому что у нас были проблемы с деньгами да и с едой. Мама ненавидела моего отца, который зарабатывал на жизнь, подрабатывая механиком. Поэтому, как только представился счастливый случай, она собрала свои вещи, взяла в охапку меня и увезла в Вэст-Холливуд, и за это я уже ненавидел ее.

Не хочу даже вспоминать каково было разрываться между родителями и понимать, что отец совсем загнется без матери – она оставила его ради лучшей жизни, где у нее был красивый дом, машина и спа-процедуры по выходным. Да, я тоже стал жить в комфорте, но никогда не брал лишнего от Роджера, ее мужа, чтобы не упускать шанса лишний раз напомнить ей о том, что она разрушила нашу семью из-за денег.

Роджер мне никогда не нравился, потому что я видел то, как он смотрел на меня – с пренебрежением. В его глазах будто бы читалось «из него уже не выбить эту дурь и не сделать нормального человека». Что ж, он оказался прав.

В свои двадцать пять лет я ничего не достиг и меня это вполне устраивало. Не закончил колледж, не устроился на «нормальную» работу, а по сути только и делал, что развлекался. При этом у меня был шикарный дом в Санта-Монике, подаренный мамой, до того, как мы окончательно поссорились и перестали общаться, тачка моей мечты и другие приятные ценности.

Не каждый может этим похвастаться – так что, мне глубоко жаль людей, которые рвут свои задницы и так ничего и не добиваются в жизни. У меня же все это было, а главное – свобода моей личности.

И теперь я это потерял.

Майкл

Воспоминания

Я хочу помочь ей.

– Иди ко мне, маленькая, – подманиваю к себе, пока девушка надевает на себя маску, очки и другие элементы защиты, которые необходимы по технике безопасности.

– Ник, стой! Я не готова! Ох…может, не надо? – в ее голосе звучит страх и неуверенность, пока она натягивает на себя страховку. Я на мгновение смотрю назад – стою на самом краю моста, и там внизу, через несколько десятков метров от меня, только вода.

– Надо-надо. Ты мне еще спасибо скажешь, – я опять будто одновременно нахожусь внутри этого человека и в то же время наблюдаю за происходящим со стороны. И все же, я – это он. А он – это я. И как бы мне этого не хотелось, мы делим с ним эти воспоминания на двоих.

– Не скажу! Может, все-таки ты прыгнешь один? – она подходит ко мне и обнимает за плечи. Крепко-крепко, и я чувствую, как этот ангел дрожит несмотря на то, что на улице двадцать пять градусов тепла.

– А как же, если ты прыгнешь, то и я прыгну? – подразнил ее я и расправил руки в стороны, отклоняясь назад.

– СТОЙ! – схватилась за сердце девушка, держась за мое плечо еще сильнее. Она буквально впилась в него ногтями и приковала меня к мосту, лишь бы я не делал шаг назад. – Я не могу, Ник…это фобия. Настоящая. Я не могу прыгнуть с тобой.

– Малышка, успокойся, все будет хорошо. Представь, что я упал. И спасти меня ты можешь, только если прыгнешь. Иначе я утону…

– Да что ты такое говоришь? Идиот! Даже в шутку не произноси таких слов! – она, казалось, испугалась только еще больше. – Я и так переживаю! Боже, я не могу смотреть вниз!

Она почти визжит, и я делаю то, что должен: обхватываю ее приоткрытые губы своими и вбираю в себя ее крик вместе со сладкими губами. Она слишком вкусная, чтобы оторваться и прыгнуть, но я должен.

Иначе она никогда это не сделает.

Она крепко держит меня, прикусывает губы, не останавливаясь. Впервые в жизни я чувствую, как возбуждаюсь от поцелуя. Ладно, вру, может такое и бывало в подростковом возрасте, когда все было новым и неизвестным. Но я буквально схожу с ума, когда чувствую, как она потирается языком о мои губы, чувствую, как дрожит в моих руках.

Если так продолжится и дальше, с прыжком у меня будут большие проблемы.

Снова расставляю руки в стороны и смотрю на девушку. Ее лицо, как всегда – размыто. А ощущение ее губ на моих губах, как никогда реально.

– Я жду тебя там, внизу, – подмигиваю ей и, расправляя руки в стороны, делаю шаг назад.

Не помню, как я падал, потому что проснулся сразу от чувства падения. Помню только то, что открыл рот, чтобы кричать ее имя и кричать ей слова о любви во время свободного падения.

А еще помню, что она так и не прыгнула за мной. Или…прыгнула?

Мика

Настоящее

Сегодня я поняла одну вещь – возвращение в наш с Ником дом неизбежно, и это случится очень скоро. Здесь, в больнице, я начала привыкать к своей иллюзии жизни, а в тайне представляла то, что Ник ждет меня где-то там. У нас дома. Он все еще здесь, жив, мы просто лишь на время расстались. Например, он занимается своим строительным бизнесом, занят проектами в Чикаго, и мы просто взяли перерыв. Звучит глупо, потому что нам с Ником не нужен был перерыв.

Разве только в последнее время, когда дела совсем немного шли на перекосяк…но это из-за меня.

Он столько всего для меня делал, а я не могла понять его лишь в одном. Мне следовало быть мягче в своих высказываниях.

Мне нужно было…мне нужно было измениться, прежде чем не стало поздно что-либо исправлять и думать об этом.

Я отложила книгу в сторону, подавляя очередные слезы. Костыли стояли у моей кровати и словно кричали о том, чтобы перед сном я потренировалась еще раз.

«Слабачка. Ты просто слабачка» – настойчиво отзывался в висках голос Майкла.

– Попробуй еще раз, малыш. Я хочу это видеть, – вдруг в комнате появился Ник – как всегда безупречен. В белоснежной рубашке-поло, в классических брюках в тон. Весь в белом, как ангел. Мой ангел-хранитель.

Не став возражать мужу, я села на кровати и без особых усилий встала, опираясь на костыли. Немного шипя от боли, я прошлась по комнате до двери, чувствуя, как кровь в ноге радостно забурлила.

Удивительно, но ходить стало гораздо легче. Да, боль была и сильная. Но я просто стала шагать через нее. Не замечать. Я ждала похвалы от Ника, когда развернулась и пошла обратно, и уже предвкушала ночь полную разговора с ним, как вдруг услышала:

– Так и знал, что ты притворялась, – голос Майкла заставил меня подпрыгнуть на костылях, и я чуть снова не упала. Я присела на кровать, чтобы избежать падения, и со злостью уставилась на него.

– Что ты делаешь в моей комнате?!

Даже слова подобрать было трудно. Этот мерзавец, который мало того что издевался надо мной в зале и не самым тактичным образом «ставил на ноги», порубил на кусочки мое сердце в старших классах, а теперь Его Величество сам решил посетить мою скромную комнату. Из-за него ушел Ник! Я хотела провести с ним вечер. Он и так начал приходить ко мне реже, а сейчас его образ был таким реальным, что хотелось выть от обиды.

– Я заказал тебе еды, – спокойно произнес он, и только сейчас я заметила, что в руках у него два небольших пакета из китайского ресторана, который осуществляет доставку в любую точку города.

И откуда он знает, что я люблю китайскую кухню?

– Ешь, пока горячее, – продолжил он и развалился в кресле рядом с моей кроватью, на которой обычно сидели все мои близкие. Облокотившись на спинку, он бесцеремонно закинул ноги на мою кровать и принялся рыться в своем пакете.

Я посмотрела на Майкла – он выглядел так, словно проторчал в зале весь день или только что оттуда вернулся. Спортивные штаны, открывающая сильные плечи майка. И он выглядел…слегка вспотевшим, а его волосы были влажными и он небрежно уложил их на одну сторону. Несмотря на то, что это ОН заявился ко мне без приглашения, лицо у Майка было такое скучающее, будто это я должна его чем-нибудь развлечь и рассказать тысячу и одну сказку.

– Ешь! – прикрикнул Айк, заметив, что я медлю. От его крика мне стало не по себе, и я хотела было что-то возразить, но решила, что я выше этого.

Нужно вести себя достойно. Майкл Миллер просто не стоит того, чтобы я тратила на него свои нервы. И все же странно, что он пришел ко мне, чтобы накормить.

Я взяла в руки пакет и распечатала коробочку с китайской рисовой лапшой и курицей. Честно говоря, пахло это божественно. В последний раз я ела такую еду с Ником – мы смотрели новый сериал, но даже это было давно, потому что последнее время он много работал.

Столько времени прошло, и только сейчас я почувствовала подобие голода. Я захотела съесть эту дурацкую лапшу, которую притащил Миллер.

– И зачем ты здесь? – поинтересовалась, наматывая лапшу на палочки.

– Стало жаль твои труды. Наверное, было нелегко превратиться из слоненка в прекрасного лебедя, – мне захотелось ударить этого урода после этих слов. Я посмотрела на Майкла – он широко мне улыбался (хотя в сочетании с его испепеляющим взглядом это очень трудно назвать настоящей, искренней улыбкой), будто вовсе и не хотел обидеть. Или…хотел?

Но разве меня задевает теперь то, что тогда я была «слоненком»? Совсем нет. И прошлое с Майклом, если брать в расчет то, что я испытала за последний месяц, настоящая ерунда. Все эти школьные переживания кажутся такой глупостью в сравнении с тем, что я потеряла Ника.

Майкл копался в лапше одноразовыми вилками, и это меня насторожило. Ник никогда не ел палочками – всегда ворчал, что это не удобно, и вся еда остывает, пока ты медленно ешь блюдо палочками.

– Почему ты не ешь палочками? – спросила я, глядя на реакцию Майкла. Если до этого он очень быстро жевал пищу и будто не замечал, что ест вилкой, то теперь он замер и задумчиво уставился на свою коробочку.

– Я не знаю, – наконец ответил он и продолжил есть. Майкл стал странным. Совсем другим. Может он все-таки вырос и стал нормальным человеком?

– Ты должна правильно питаться, не знаю сколько ты здесь торчишь, но ты похожа на живой труп. Слоненок мне нравился больше, – иронично подметил он, поджав губы. – У тебя была аппетитная фигура, я это помню.

Мне показалось, что в комнате стало куда жарче, и горячая лапша не была тому виной. Я аккуратно приложила к щекам холодную ладонь, чтобы Майкл не заметил, и убедилась в том, что она горячая. Этот ублюдок смущает меня и ставит в неловкое положение. Так и хочется поставить его на место.

Когда-то я мечтала, что он будет бегать за мной и пожалеет о том, как со мной поступил. Но я ошибалась. Майкл не стал бы бегать за любой девушкой, будь она даже последней женщиной на земле.

Нет, не стал бы.

– А я тебя не помню, – быстро нашлась я, уплетая курицу.

Майкл резко перевел взгляд на меня, вскинув одну бровь. В воздухе буквально повис его непроизнесенный вопрос «да неужели?».

– Тебе напомнить? – вдруг задал вопрос он, глядя на мои губы. А точнее прямо на то, как я пытаюсь запихнуть себе лапшу в рот, но вся она не залазит и что-то падает обратно в коробочку. Прекрасная картина.

Его вопрос звучит двусмысленно в сочетании с его коварной усмешкой соблазнителя, крепким телом и низким шепотом. Но меня это больше не берет. Правда…

– Напомнить о чем? – я гордо вскидываю подбородок, чтобы Майкл понял – его «флирт» или что сейчас происходит между нами не имеют для меня никакого значения. Я вообще сомневалась в том, что смогу когда-либо принадлежать мужчине. Не потому что никогда не захочу, а потому что…я чувствую, что Ник все время рядом.

Наблюдает за мной.

Как ни странно, сейчас, сидя рядом с Майком, я как никогда чувствую присутствие Ника в этой комнате. Даже холодок побежал по коже от мысли, что его душа где-то здесь, восседает прямо на спинке кресла, на которой развалился Майкл.

– Проехали, – он выкинул опустевшую коробочку в урну и перевел взгляд на меня. – Так почему тебя пришлось расшатать? Почему ты не хотела начинать ходить? Это странно. Знаешь, когда я оказался здесь, я очнулся и понял, что хочу бежать отсюда что есть сил. А ты…добровольно здесь. Нравится больница?

Если бы он знал правду, он бы все равно меня не понял. Даже если я расскажу Майклу о том, что потеряла любимого мужа, он только пренебрежительно хмыкнет, ибо человеческая жизнь, кроме его собственной, не представляет для данного субъекта никакой ценности.

– Я боюсь высоты и знала, что буду часто падать, – опять сарказм, но с долей правды.

– Все чего-то боятся.

– Но не ты, – я снова поднимаю глаза на него, и мы переглядываемся.

Тишина между нами становиться плотной, от этого напряжения в воздухе даже дышать стало труднее.

– Я ничего не боюсь, кроме как потерять свободу, ты права, Мика, – он произносит мое имя медленно, лениво, нараспев. Будто ему нравится его произносить.