Читать онлайн Ляпис. Бирюзовая орхидея бесплатно

Он пришёл в этот мир

Он почувствовал что-то неладное, как только вышел к болотам. Аккуратно стряхнув с русых волос паука и накинув капюшон своего тёмно-зеленого поношенного плаща, Константин, высокий жилистый мужчина пятидесяти лет, прищурил глаза и подозрительно оглянулся. Он знал эти леса слишком хорошо, и кое-кто этого не учёл. И мало того, что он мог пройти болото вслепую, он ещё и знал о тех, кто любил тут подшучивать над незадачливыми грибниками и гуляками. Так что сегодня шутнику не повезло.

Константин остановился и прислушался. Где-то далеко стучал по дереву дятел, внизу под ногами в вереске раздавалось деловитое жужжание насекомых, а в остальном – тишина.

Он сделал несколько осторожных шагов в сторону от болота, оглянулся ещё раз и… не узнал место. Но вместо того, чтобы испугаться, он громко рассмеялся. Его подозрения оправдались.

На земле прямо перед ним лежал большой булыжник. Константин, перестав смеяться, но все еще улыбаясь, внезапно схватил его своими мозолистыми руками и с силой потянул на себя, начав отрывать его от мха. И тут любому, кто увидел бы эту картину, открылось бы чудо: это был не просто булыжник, а некое странное существо. Чем больше камень отрывался от земли, тем сильнее он преображался и становился похожим на изваяние человека. Поначалу какое-то уродливое и непропорциональное, но когда Константин уже почти целиком оторвал его от земли, тот всё больше стал походить на обычного мужичка, разве что с сероватой кожей и блёклыми глазами светло-серого цвета. Он кряхтел и неуклюже пытался выскользнуть из крепких рук Константина, но чем крупнее он становился, тем тяжелее ему это давалось. В конце, однако, существо явно потеряло запал и перестало сопротивляться.

– Попался, шутник, – снова засмеялся Константин. Камень уже стал совсем похож на высокого и крепкого мужчину, но могучий человек всё равно был больше и сильнее. – Не надеялся ты, что наткнёшься на того, кто про вас, ляписов, знает. Известно мне и про ваши шуточки, как вы любите местных с пути сбивать, а потом к себе утаскиваете работать на вас. Не пройдёт со мной!

Константин не врал. Жил он в деревне возле этих лесов с самого детства, а до этого жил здесь его отец, а до этого дед и прадед. И все они знали, что где-то здесь, в лесу, водятся некие существа – ляписы. Ляписы, как им было известно, предстают перед людьми в виде обычных камней, но сами они далеко не камни, а их, как считалось, создатели и хранители. Сами они имеют при этом человеческий облик, с едва заметными отличиями, такими как тон кожи или необычный цвет глаз, но некоторые из них способны преображаться в валуны и прятаться на виду. А развлекаются они тем, что наводят на путников чары, так что люди попросту не могут найти обратный путь из леса. Но если вдруг путникам выйти из чащи и удаётся, то появляются они дома через несколько лет, думая, что блуждали пару часов и ничего больше не помня. А иногда и не возвращаются вовсе, если ляпис утащил человека в свой мир, где обратил его в рабство.

Константину хорошо было это известно, да и ляписов он уже встречал, хотя и нечасто. Обычно те морщились и вопили, когда их отрывали от земли, заставляя принять человеческий облик. Затем схваченный ляпис предлагал Константину выкуп в виде каких-нибудь камней, сделка состоялась, и все возвращались к своим делам.

Но на этот раз ляпис был необычный. Таких больших и крепких Константин ещё не видел. Вдобавок он был опрятен и одет в что-то наподобие белого льняного костюма и накидки с капюшоном, что отличало его от тех существ, которых Константин видел раньше – те были грязные, маленькие, все в какой-то траве и тине. Став человекоподобным, он не кривлялся, не кричал. Наоборот, он стал угрюмым, и в глазах его читалась мольба.

– Ты меня отпустишь? – спросил ляпис.

– Отпустил бы, да вот никак не пойму, зачем вам всё с дороги нас, людей, сбивать? Теперь уж и не знаю. Надоели ваши проделки.

– Не хотел я тебя сбивать. Лишь сюда попасть хотел, в лес. Отпусти.

– А что я получу взамен?

Константин был опытен. Хотя он и не собирался удерживать ляписа, но ждал, что тот, как и его сородичи, может предложить хороший выкуп – камни, хранителем которых он был. Обычно подобные сделки были выгодны, разве только пару раз Константин ловил ляписов-хранителей мрамора. Их камни мало чего стоили. Он выложил ими садовую дорожку и клумбу с астрами.

Ляпис внимательно смотрел своими светло-серыми, почти белыми слезящимися глазами на Константина, размышляя. Затем медленно, но твёрдо заговорил:

– Получишь самое дорогое твоему сердцу. Сына.

Константин опешил. Прошлые ляписы явно ничего о его тайных мечтах не знали. На секунду он даже подумал, что спит. Неужели он схватил какого-то сильного хранителя, раз тот смог заглянуть в самую его душу и увидеть глубокое, беспросветное одиночество, о котором Константин забывал днём, но которое душило и мучило его вечерами? Уже много лет…

Да, он любил, он умел любить, но женщины не хотели навсегда оставаться в этой деревне и жить с человеком, насквозь пропахшим рыбой, торгующим лещами и озёрными окунями в лавке. Этих денег хватало лишь на еду, да худо-бедно поддерживать хозяйство: небольшой огород и ветхий, хоть и ухоженный дом. А Константин другой жизни не мыслил. Руки у него росли откуда надо, всё он умел и не хотел ни богатства, ни другого жилища. Эта деревня была как половина его сердца вместе с сосновым лесом, множеством маленьких озёр, и даже с соседями, которые, кстати говоря, относились к нему весьма дружелюбно.

Но он всегда мечтал о сыне.

Ляпис прищурил свои жуткие блёклые глаза, наблюдая за оцепеневшим рыбаком.

– Сына? – только и смог переспросить Константин.

Ляпис стал очень серьёзным и понизил голос, который гудел в ушах Константина, словно откуда-то из трубы.

– Будет у тебя сын, но ты мне должен пообещать, что будешь заботиться о нём в вашем человеческом мире. Будешь заботиться так, что никто и не подумает, что не ты его истинный родитель. Будешь заботиться и растить его так, что хорошо ему будет среди людей, и не будет он знать страха и боли.

– Конечно, – прошептал Константин, едва веря тому, что услышал.

Ляпис попросил дать ему коснуться земли. Константин позволил это сделать. Ляпис прижал свои большие сероватые, похожие на узловатые корни, руки к земле, затем погрузил их глубоко в мох, а в следующую секунду поднял наверх что-то овальное, размером чуть больше дыни.

В его руках был самоцвет, переливающийся огненно-красным, зелёным и жёлтым цветами, где-то в его глубине было почти черно, а где-то бликовал синий. Такой красоты камня Константин ещё не видел. Ляпис осторожно, словно это была хрустальная ваза, передал его Константину в руки.

Камень вдруг стал преображаться, менять форму, словно никакой не камень, а огромный мыльный пузырь. Сначала он просто колыхался, потом из него вытянулись ручки и ножки, стала различима голова. Затем цвета стали бледнеть, исчез блеск, и вскоре Константин держал на руках не минерал, а самого обыкновенного розовощёкого младенца с губами трубочкой, который мирно сопел, раскинув маленькие ручки с зажатыми кулачками.

– Как его зовут? – шёпотом спросил Константин, заворожённо смотря на малыша и на то, ветер колышет его тонкие каштановые волоски на макушке.

– Стефан, – прогудел ляпис с несвойственной такому голосу нежностью.

Малыш крепко сжимал что-то в руке, Константин открыл ладошку и увидел в ней золотое кольцо с россыпью крошечных огранённых камней разного цвета. Два камня – белый и красный – были большими и треугольными, они образовывали собой фигуру, похожую на бантик. Константин убрал кольцо в карман штанов, затем быстро завернул ребенка в свой плащ, чтобы тот не замёрз, а потом они с ляписом ещё недолго о чем-то говорили, а усилившийся осенний ветер заглушал их слова.

Летящие камни

Прошло почти шестнадцать лет. Это был тёплый майский денёк, наполненный весёлыми голосами выходящих из школы детей и подростков.

Стефан вместе с остальными шестнадцатилетними и семнадцатилетними парнями и девчонками получил свой аттестат и со смешанным чувством облегчения и тревоги вышел на залитую ослепительным светом просторную улицу. Ребята из его класса дружной кучкой, весело перекрикивая друг друга, быстро удалялись, не обращая на Стефана никакого внимания. Долгожданная свобода и масштабные планы на жизнь кружили им головы. Потом из школы стали выходить дети помладше, некоторых приветливо встречали родители. С лёгкой завистью и тоской Стефан смотрел, как мамы обнимают своих чад, гладят их по волосам и одаривают светлыми улыбками. «Как им повезло», – думал он, представляя, как его собственная мама, которую он никогда не видел, так же машет ему рукой и улыбается. Он воображал её похожей на себя, но всё равно это было лишь смутное облако без определённых чётких черт.

Он оглянулся и посмотрел на ветхое деревянное здание школы. Голубая краска облупилась, а крыльцо словно съехало набок. Стефан сомневался, что школа когда-нибудь вызовет у него чувство приятной ностальгии, и внешний вид здания был тут совершенно ни при чём. Учёба никогда не была предметом его волнений: отличником он не был, но учился, в целом, неплохо и легко. Но вот отношения со сверстниками за все эти годы так и не сложились. То ли его необычная внешность отпугивала детей, то ли нежелание участвовать в глупых, как считал Стефан, мальчишеских играх. Его не тянуло ни к поджогам, ни к беготне, ни к курению за углом, ни к сальным подростковым шуточкам, и он ничего не мог с этим поделать. Спортивные игры тоже не увлекали его, а бегал он слишком медленно, несмотря на длинные и крепкие ноги и хорошую физическую выносливость. Учитель физкультуры недоумевал и подозревал, что Стефан валяет дурака – ну не мог, по его мнению, парень с такими физическими данными плестись позади всех. При этом Стефан был трудолюбив и умел подолгу удерживать своё внимание на предметах – тем самым раздражал одноклассников и удивлял учителей, – ведь по их замыслу такое усердие должно было неминуемо вести к отличию. В конце концов они решили, что со Стефаном просто что-то не так.

Что до его внешности, то и она выделяла Стефана среди остальных ребят. Его глаза мало того, что были разного цвета, так ещё и цвета необычного: один глаз – зелёный с ярко-синими переливами, второй – янтарно-жёлтый с красными всполохами. Учителя не верили, что это его настоящий цвет глаз и поначалу просили снять линзы, даже вызывали в школу Константина, пока тот им не объяснил, что это редкое физиологическое явление. Говорил он путано, учителя ничего не понимали, как не понимал и сам Стефан, но из уважения к Константину от мальчика отстали.

Ровесники, понятное дело, Стефана не жаловали – мальчишки не признавали в нём своего и периодически задирали, а девочкам хотя и нравились необычные глаза Стефана, его длинные пальцы и густые каштановые волосы, которые при солнечном свете отливали бордовым, но побаивались его как пришельца. Он не винил их и не обижался. Ему казалось, что он понимает, почему никто не проявляет к нему интереса. Он прекрасно помнил, что, когда был совсем маленький, то чувствовал себя особенным из-за цвета глаз и тайны вокруг своего появления – отец ничего не рассказывал про мать, и в деревне, похоже, о ней тоже никто ничего не знал. Поначалу это всё казалось загадочным, и Стефан думал, что это знак того, что он какой-то особенный. Эти подозрения усиливались благодаря многочисленным сказкам, которые он читал с большим интересом. Но с возрастом он так и не обнаружил в себе ничего особенного, кроме цвета глаз, и разочаровался.

Была только одна одноклассница, Марта, по прозвищу Букашка, которая хорошо относилась к нему. Маленького роста, худенькая, невзрачная и робкая, она сама была в классе изгоем – никто с ней не общался. Марта тоже росла без одного родителя и не вписывалась в компанию даже внешне – будучи шестнадцати лет отроду она выглядела, самое большее, на четырнадцать. Она ходила на уроки как тень, как призрак, много молчала, но часто садилась со Стефаном за одну парту и по-доброму смотрела на него, вызывая у одноклассников смешки.

Марта Стефана не особенно интересовала – он относился к ней спокойно, не смеялся и не задирал, но дружить не рвался. Он считал её такой же, каким считал себя – никому не интересной.

– Пока, Стефан, – помахала она ему, когда они спустились с крыльца школы.

– Пока, – ответил он задумчиво, едва ли взглянув на неё.

– Хорошего лета, – тихо сказала она, опустив глаза, но Стефан её не услышал. Он не хотел обидеть Марту своей отстранённостью. Он оглядывался в поисках уединённого места – одноклассники собирались гулять, а Стефану совсем не хотелось оказаться у них на пути.

Его манил пологий склон, туда, где виднелось озеро.

«Нерыбное», так окрестил Константин этот водоём. Он никогда не ходил туда рыбачить и запрещал Стефану там появляться: озеро было прямо перед лесом, в котором регулярно пропадали люди. Бывало, что через десятилетия они возвращались, а бывало, что и нет.

Но сегодня Стефан праздновал окончание школы и ему так хотелось оторваться от одноклассников и спокойно посидеть на берегу сверкающего на солнце водоёма, чтобы в очередной раз подумать о своём будущем и о своём неопределённом предназначении. В конце концов, думал он, пропадают люди в лесу, а не на озере.

Он тропинками пробрался к воде. Место было уютное: слева и справа росли длинные камыши, а присесть можно было на удобный пенёк, который кто-то вырубил в форме стульчика, оставив спинку.

Он присел на этот пенёк и открыл свой аттестат. Стефан смотрел на оценки и думал, что же делать дальше, куда идти по жизни. Ему было интересно многое, но никаких талантов он в себе не обнаружил, и это невообразимо расстраивало его. Четвёрки и пара троек в аттестате как бы подтверждали его мысли: ничего особенного.

Просидел он так совсем недолго. Сзади он услышал шум и гомон приближающихся людей. Он обернулся и увидел своих, уже бывших, одноклассников. Класс, видимо, разделился, и несколько человек решили отдыхать там же, где и он. Стефан разочарованно вздохнул. Несколько парней и пара девчонок тоже заметили его лишь в самый последний момент: они спускались к воде и вдруг резко остановились от неожиданности, увидев Стефана.

Самый шумный из парней, Макс, который в школе был большим любителем задаваться, засмеялся.

– Вот так встреча, – он деловито сплюнул на землю. – Мы вообще-то хотели здесь посидеть, так что поищи себе другое место.

Девчонки переглянулись. Хорошее настроение Стефана оттого что школа окончена, было испорчено. Но уступить он не пожелал.

– Почему бы вам не поискать другое место, раз я уже здесь?

Макс приблизился, держа руки в карманах, однако все ещё находился в нескольких метрах от Стефана. Остальные остались где были.

– Потому что я хочу отдыхать здесь, и все хотят здесь. Нас больше, а значит, будет так, как мы хотим. Не ты диктуешь условия.

– Что ж, располагайтесь. Но я останусь здесь, – сказал Стефан с вызовом.

Несмотря на уверенный голос, он нервничал. А когда Стефан нервничал, его организм начинал творить странное – не давал ему двигаться. Поэтому Стефан и рад бы, да не мог уйти. Так что он предпочёл играть роль непоколебимого героя. При этом Стефан чувствовал горечь разочарования в самом себе: кто он такой, чтобы противостоять Максу, который был всегда первее всех – победитель в играх на физкультуре, первый в математике, он играл на трёх инструментах и был заводилой в классе.

Макс нахмурился. Он не привык к возражениям.

– Стеф, ты совсем глупый? Свалил отсюда, и быстро.

Стефан почувствовал, как ноги его словно окаменели. Выбора не было. Оставалось только стоять на своём.

– Нет.

– Ах так, – Макс сжал губы и вдруг поднял с земли горсть довольно крупных острых камней, едва поместившихся в его руке. – Свали, а то запущу в тебя камнями.

Девочки и парни сзади взволнованно зароптали.

– Макс, не надо, ты чего?

– Слышишь меня? – Макс побагровел. Он не мог стерпеть то, что его не слушали.

Стефан занервничал ещё сильнее и уже совсем не мог пошевелиться. Ни один его мускул не дрогнул. Потому что не мог.

«Только не в голову, – думал он, ощущая собственную беспомощность. – Только не в голову».

Макс занёс руку над головой, размахнулся и с силой бросил в Стефана камни. Стефан инстинктивно зажмурился – только это и был сейчас способен сделать его организм.

Прошла секунда, другая. Эти камни летели подозрительно долго.

Стефан открыл глаза и увидел странную картину: брошенные камни висели в воздухе на расстоянии нескольких сантиметров от его лица и крутились вокруг собственной оси, словно в невесомости. Затем они просто попадали вниз, на траву.

Стефан в недоумении и в то же время с каким-то чувством признательности этим камням, будто они были живые, посмотрел на Макса и компанию.

Те стояли с открытыми ртами.

– Что это было? – спросила красивая одноклассница, стоявшая ближе всех к Максу.

Стефан почувствовал, что окаменевшие ноги его снова стали нормальными. Оцепенение прошло. Он сделал шаг вперёд.

Тут же вся компания, не сговариваясь, попятилась.

– Ты чего это? – спросил Макс в недоумении.

Стефан нагнулся подобрать камни в надежде понять, как это произошло, но его жест, очевидно, показался одноклассникам угрожающим. Они попятились ещё, а затем развернулись, и все как один, побежали прочь.

– Ты! – выкрикнул Макс. – Псих!

Тем не менее бежал он быстрее остальных. Как всегда – во всём первый.

Стефан, оставшись один, покрутил в руках камешки. Обычные, ничего особенного. Но всё равно он положил их к себе в карман, сам не зная зачем.

Запрет

– А я уж тебя заждался! – воскликнул Константин, едва услышав скрип ржавой калитки. Он наполнил водой старенький садовый умывальник. Хотя в деревне уже давно появился водопровод, умывальник Константин не убрал: в огороде он был очень кстати.

Стефан сжал в кармане камушки, размышляя, рассказать ли о странном происшествии отцу, или не стоит, а то вдруг он сочтёт сына сумасшедшим. Даже для такого доброго и понимающего отца, каким был Константин, остановившиеся в воздухе камни – это был перебор.

И всё же молчание Стефану давалось тяжело.

– Как твой последний день в школе? – спросил Константин благожелательно.

– Хорошо, – скупо ответил Стефан. Школы уже не было у него в мыслях. Он перевёл тему: – Ты хотел, чтобы я с чем-то помог?

– Да, нужно прибрать чердак. А у меня что-то спина разболелась, никак не могу подлезть во все углы. Пыль там собиралась годами. Поможешь?

Стефан никогда не отказывал отцу в помощи, хотя тот никогда и не заставлял помогать, а лишь мягко просил. Помогая отцу, Стефан чувствовал себя нужным.

– Конечно.

– Стефан вошёл в дом и положил рюкзак с аттестатом на пол возле своей узкой железной кровати, покрытой плотным синим клетчатым покрывалом. Потом взял стоящую у старой печки метлу из тонких прутьев, ведро с водой, тряпку и жестяной самодельный совок и, скособочившись под тяжестью ноши кое-как поднялся по деревянной крутой лестнице на чердак.

В носу защекотало от пыли. Где-то сквозь расщелины между крышей и стенами пробивались тонкие солнечные лучи, но их было недостаточно, чтобы что-то различить глазами. Стефан щёлкнул выключателем и зажёг одиноко висящую на стене лампочку.

Свет озарил чердак.

Стефан удивился, как это раньше он не замечал, сколько тут было всего. Он усмехнулся: количество вещей кажется большим, когда знаешь, что их нужно убирать.

Видно было, что когда-то Константин (а, может, кто-то до него) пытался навести здесь порядок. Несмотря на неприлично низкий потолок, под которым не скрючившись мог стоять разве что пятилетний ребёнок, кто-то умудрился намастерить тут полочек и стеллажей. На них аккуратно стояли покрытые мохнатым слоем пыли книги, чумазый чайник с пробкой вместо ручки, красивый сервиз со сколами, который кто-то, видимо, пожалел выбросить. Нашла своё пристанище здесь даже совершенно жуткая кукла с серыми кудрявыми волосами и выцветшими глазами, которой на вид было лет сто. На нижних полках вещи были уже не так аккуратно разложены: Стефан различил сломанный садовый секатор, стёртую наждачную бумагу, стопку каких-то тетрадей, валяющихся на металлических крыльях статуэтки, изображающей птицу.

Пыли предстояло снять немало. Стефан смочил тряпку, отжал её и провёл по металлическим перьям. Как он и ожидал, стопка тетрадей тут же посыпалась с крыльев, подняв столб пыли.

Стефан взял в руки самую толстую тетрадь в чёрном кожаном переплёте. В носу снова сильно защекотало, Стефан пару раз чихнул. Пыль разлетелась в стороны. Стефан протёр тетрадь тряпкой и из любопытства открыл.

Он не узнал почерк. Писал это точно не Константин. Кто-то вырисовывал буквы так, что казалось, что на листах пляшут маленькие колечки и бусинки. Взгляд Стефана зацепился за слова:

«…и ожили камни, и увели в свои жилища несчастных, и не было тем покоя, покуда блуждали они под землёю…»

Пролистал несколько страниц и снова наткнулся на что-то странное.

«…управляли камнями, словно были они как птицы без крыльев».

Открыл на середине:

«Беречься путник должен даже в знакомом лесу, ибо ляписы коварны: утянув человека к себе, могут и вовсе его не вернуть, а коли вернут, десять лет минёт, а сам он безумен станет».

– Сказка что ли какая, – пробурчал Стефан и захлопнул тетрадь. Минуту он молча стоял, глядя на кожаный переплёт.

«…управляли камнями, словно были они как птицы без крыльев», – звучали слова у него в голове. Он нахмурился, подумав о камушках у себя в кармане.

– Странно, – протянул он.

Немного помедлив и отложив тетрадь в сторону, он принялся перебирать содержимое полок в поисках фотоальбома или фотографий – вдруг где-нибудь запрятан снимок его мамы? Константин никогда не показывал её, ничего о ней не рассказывал и всячески избегал этой темы, но куда было девать любопытство и вполне естественное желание узнать её? Поиски – как и множество предыдущих попыток – не увенчались успехом: он нашел только старый выцветший снимок каких-то двух мужчин в лодке, один из которых выглядел смутно знакомым, но больше ничего. Прибравшись на чердаке, Стефан прихватил отложенную тетрадь с собой и вышел во двор.

– Пап, – позвал он.

Константин как раз закончил с покраской старой скамейки. Теперь вместо серой она стала ярко-оранжевой, как жилетка дорожного работника.

Он снял перчатки и едва не присел на свежеокрашенную скамейку. Взгляд его скользнул по тетрадке в руке сына. Он нахмурился – совсем забыл про то, что лежало на чердаке, иначе прибрался бы там сам.

– А что это за рассказы здесь? – Стефан протянул руку с тетрадью, но Константин не взял её.

– Да, я знаю, что это, – он вздохнул, кинул перчатки на траву, задумчиво вытер лоб тыльной стороной руки и, щуря свои ясные голубые глаза на загорелом лице, посмотрел на чистое небо.

Стефан ждал. Наконец, Константин подобрал слова.

– Это писали мои отец и дед.

– Увлекались сказками? Ты не рассказывал. Я думал, они…

– Нет-нет, всё верно, они охотились, рыбачили, столярным ремеслом на жизнь зарабатывали, ты всё знаешь. – Константин закусил губу. Он понимал, что рано или поздно хотя бы часть правды, но рассказать придётся. По правде говоря, он даже удивился, что этот момент наступил так поздно. – В общем, ты же знаешь, что у нас в лесу люди, бывает, пропадают.

– Да…

– Так вот, отец с дедом описали здесь, как это происходит, – Константин кивнул на тетрадь. Не поднялась рука выбросить…

Стефан прижал тетрадь к груди.

– Зачем выбрасывать, очень интересно. Я, пожалуй, почитаю.

Стефан развернулся и убежал в дом, оставив Константина в недоумении. Всё же не хотел он, чтобы Стефан узнал о ляписах. Таков был договор с тем ляписом, который подарил ему сына, хотя это было просто устное согласие. Константин пообещал, что Стефан будет жить среди людей и не узнает о своём происхождении. Но как можно скрыть правду о существовании ляписов, когда они сами постоянно лезут наружу и таскают людей? Эти исчезновения рано или поздно заинтересовали бы Стефана. «Сами виноваты», – успокаивал себя Константин. И всё же не хотелось, чтобы Стефан узнал слишком много – это могло породить нескончаемый поток вопросов, который неминуемо бы привёл к большой беде. Не дожидаясь, пока Стефан прочтёт тетрадь, Константин пошёл за сыном. Тот только успел открыть первую страницу.

Константин взял тетрадь из рук ничего не понимающего сына, закрыл её и присел на продавленную софу рядом с ним.

– Я расскажу тебе сам о том, что там написано.

Он решил, что так будет лучше. Он знал, что мир ляписов описан в тетрадке слишком хорошо, и должен был уберечь сына от излишнего любопытства, ведущего к странным и необдуманным поступкам.

Стефан принялся слушать.

– Да, ты знаешь, что я запрещаю ходить тебе в лес, потому что там легко заблудиться. Но блуждают там люди не потому, что забыли или не знали дорогу, а потому что в здешних лесах водятся ляписы.

– Ляписы? – переспросил Стефан.

– Да. Ляписы – это что-то вроде духов, создателей и хранителей камней, но они не витают в воздухе, они материальны. Они живут в своём мире, в который можно попасть с любым из них, когда они показываются здесь, в лесу. Они принимают форму обычных валунов и наводят морок на тех, кто попадётся им на пути. Однажды встретив ляписа как какой-то камень у дороги, человек напрочь забывает обратный путь домой. Тогда ляпис утаскивает человека в свой мир, где делает из него раба. Человек трудится долгие годы, а потом может вернуться, а может и нет. Как пожелает ляпис.

Стефан не мог поверить, что Константин не шутит. Всё было похоже на выдумку, но лицо отца оставалось серьёзным, даже слишком. Стефан испытующе улыбнулся.

– Ты ведь смеёшься.

– Ах, если бы, – искренне ответил отец.

Стефан задумался. Теперь история с висящими в воздухе камнями не казалась такой безумной. Он, немного помявшись, рассказал об этом происшествии Константину. Тот покачал головой и с осуждением взглянул на сына, сдвинув тёмные брови.

– Ты зашёл слишком близко. Я ведь говорил тебе не ходить к озеру.

Стефан невольно съёжился. Нет, он не боялся отца. Ему лишь было неловко за то, что он его ослушался.

Константин был мудрый человек и понимал, что ругать за то, что уже и так свершилось, не имеет смысла. Поэтому он стал объяснять, понимая, какой вопрос вертится у Стефана на языке.

– Эти камни, которые остановились в воздухе, конечно, не ляписы. Но они из их мира. Они показали тебе, что ляписы были где-то поблизости, так что тебе повезло, что ты их не встретил.

Константин закусил губу. Он чуть было не проговорился Стефану, что в мире ляписов нельзя поразить обычным камнем одного из них. Так Стефан бы понял, что он сам является этим удивительным существом. Но тогда, шестнадцать лет назад Константин пообещал тому белоглазому ляпису, что Стефан не узнает кто он и будет думать, что он всего лишь человек. Константин не знал, почему это было так важно, но с радостью сдерживал обещание. Зачем было всё усложнять и порождать лишние вопросы, а возможно, и терзания? Так всем было спокойнее. К тому же Константин не наблюдал в сыне ничего необычного, того, что могло бы каждый день напоминать о его происхождении. Кроме цвета глаз, разумеется – но к этому легко было привыкнуть. В остальном Константин видел перед собой обычного подростка – гораздо более трудолюбивого, чем его сверстники, не пугающегося грязной работы, но в остальном, казалось, без каких бы то ни было сверхъестественных способностей. Но сегодня он наблюдал, как глаза Стефана загорелись, словно он, столкнувшись с новым миром, что-то почувствовал.

– Папа, – горячо воскликнул Стефан. – А покажи мне их.

Слова сорвались с губ прежде, чем Стефан понял всю абсурдность этой просьбы. Он, конечно, догадался, что Константин пытался оградить его от встречи с этими загадочными, но, судя по всему, опасными существами, и ни за что не станет к ним отводить.

Но вдруг Стефану почудилось, что остановившиеся в воздухе камни и, в тот же день, обнаруженная тетрадь с загадочными словами, – это не просто так. Вдруг встреча с ляписами – это что-то такое новое, особенное, что могло бы изменить его жизнь, сделать её интереснее. Может быть, раз этим занимались его дед и прадед, где-то здесь и прячется его дело.

– Нет, – ожидаемо ответил отец. – И я строго-настрого запрещаю тебе ходить к озеру и, тем более, в лес. Люди там пропадают, и ты знаешь об этом. Я ничем не угрожаю тебе, никаким наказанием, но твой собственный страх и здоровое чувство самосохранения – вот что должно помочь тебе сделать правильные выводы. Ты понимаешь меня?

Стефан понимал. Хотя всё это было очень чуднó.

– Я пойду прогуляюсь, – сказал Стефан упавшим голосом.

– Хорошо, сын. – Константин обнял его за плечи, услышав в голосе сына грусть. – Прогуляйся. На сегодня больше дома дел нет. Приходи к ужину, я сделаю твои любимые стейки по случаю окончания школы.

Константин мягко улыбнулся, похлопал сына по плечу, встал и свернул тетрадь в трубочку.

– А это я, пожалуй, заберу.

Стефан вымученно ответил на улыбку и пошёл прочь.

Излюбленный маршрут шёл вдоль леса, дороги постоянно петляли – изначально они были прямыми, расположенными перпендикулярно друг другу, но из-за того, что деревне было много лет, некоторые дома сгорели, на их местах кое-где образовались тропинки, заросли, даже маленькие болота, вся дорожная сеть поселения стала похожа на паутину, которую сплёл какой-то невменяемый паук.

Подходя к очередному повороту, Стефан присел на подобие скамейки из трех брёвен. За спиной загадочно шумел густой хвойный лес, впереди за заборами плотно друг к другу жались соседские участки.

Не успел Стефан как следует погрузиться в мысли о своём неопределённом будущем, как услышал из-за забора знакомые голоса.

Говорили две матери его одноклассников, проживающие в ближайших от него домах.

– Мой сынок уже поступил в университет, а ещё его отобрали на бесплатные курсы актёрского мастерства, – прозвучал гнусавый голос одной из них. – Сказали, он у нас одарённый! Далеко пойдёт!

– Вот молодец! – воскликнула вторая женщина. – Мой поступил в институт физической культуры, досрочно приняли.

– Да, он у вас спортсмен, это всем известно.

– Быстрее всех пробегает стометровку. Учителя его затаскали по соревнованиям. Столько забот, но с одарёнными детьми всегда так, – со знанием дела сказала она.

– Какой молодец! Мариша, а вы рыбу коптите? – вдруг поинтересовалась гнусавая женщина. – Запах стоит сумасшедший.

– Да, у Константина вчера рыбу купили во-о-т такую. Я таких щук ещё никогда не видела. Как он умудряется огромных рыбёх наловить?

– И не говори, Мариша, наши мужики вечно мальков каких-то с рыбалки носят. А у Константина всегда улов так улов!

Стефан слышал, что голоса приближаются.

– Да, молодец он. Рыбак от бога! И человек такой приятный. А сынок совсем бесталанный у него и никуда пока не поступает.

– Это… имя у него ещё такое глупое… Не Степан, нет… Стефан что ли?

Голоса стали ещё ближе. Стефан инстинктивно стал оглядываться в поисках возможного укрытия.

– Ну да, кто ж ещё. Мой сынок говорит, тот никаких способностей не демонстрирует, валиком катится по жизни, что ж выйдет из него? Никакого толку не будет.

– Он и в секции никакие не ходит?

– Никуда. А Константин такой приятный человек, как-то и говорить ему что-то неудобно. Сын у него «принеси-подай».

Железная щеколда калитки щёлкнула. Стефан вскочил со скамейки, чтобы не попасться на глаза обсуждавшим его женщинам, и забежал за ближайшее толстое дерево.

Он выглянул. Они выходили. Обеих он видел много раз то в магазине, то у школы, то в лавке отца.

– Да, ну как говорится, кто-то же должен мести улицы, – хихикнула та, что была потолще.

– И не говори, – подтвердила вторая, сухопарая женщина, с обвислым лицом, похожим на морду старого шарпея. – Мать-то тоже непонятно кто и непонятно где. Ты про неё что-то знаешь?

– Не знаю, ни разу не видела. Наверняка, бросила их просто, вот и всё.

– Да уж, наверняка. Вот мальчишка и растёт как сорняк. Отцу-то, поди, некогда им заниматься. Еду надо добывать. Да и пусть болтается, шут с ним, главное, что наши ребята умные, талантливые, любо-дорого посмотреть!

Сердце у Стефана бешено колотилось. Его разрывали чувства: гнев, обида, отчаяние и желание доказать, что никакой он не сорняк. И опустошающее понимание, что никаких талантов он и сам у себя не нашёл.

Женщины пошли в ту сторону, где он стоял, вжавшись в дерево. Не желая быть обнаруженным он, сглатывая подступавшие от обиды слёзы, позабыв о наказе отца, рванул в чащу леса, подальше от всех.

Он бежал что есть сил, спотыкаясь о выступающие корни, пока не очутился на небольшой прогалине.

Стефан тяжело дышал. Наконец-то он позволил себе шумно всхлипнуть, зная, что никто его не услышит и не засмеётся над тем, что он, выпускник школы, позволил своим слезам течь из глаз. Сердце всё так же неистово колотилось.

Эти женщины не сказали ничего нового, но словно надавили на его самые больные мозоли: на ощущение себя пустым и неумелым, неинтересным, и на ощущение себя брошенным. Где его мать, кто она?

И хотя Константин всегда наотрез отказывался говорить на эту тему, по каким-то слухам Стефан узнал, что женщина, с которой жил его отец, в какой-то момент предпочла городскую жизнь и уехала, но Стефан даже не знал, была ли она его матерью. Несмотря на все уговоры, несмотря на хорошие и тёплые отношения отца и сына, эта тема так и осталась непробиваемой, и неизвестность мучила подростка.

А теперь ещё и эти разговоры.

Стефан присел на сухой мох, зло выбросил камушки, которые до сих пор так и лежали у него в кармане, взял в руки сосновую шишку и стал сжимать её в ладонях, пытаясь успокоиться.

Прошло десять минут, а может, намного больше, когда слезы на лице высохли и чувства притупились. Он по-прежнему не знал, что делать, куда идти по жизни, где себя проявить, а ещё лучше – проявить себя так, чтобы об этом узнала его мама – если она жива – и вернулась бы в его жизнь, сожалея, что вообще уходила. Но он решил, что может, по крайней мере, не разочаровывать отца, помогая ему.

Он поднялся на ноги с твёрдым намерением вернуться домой, и вдруг осознал, что не понимает, где находится.

Лесной морок

Стефан огляделся и убедился, что совершенно не помнит, с какой стороны пришёл. Прямые стволы сосен, устремлённых в небо, выглядели одинаковыми во всех направлениях.

Паники не было. Его ощущение собственной ненужности настолько опустошило его, что он подумал: «Ну потеряюсь, ну и что!». Впрочем, этот максимализм начал угасать при мысли об отце, который ждал его дома. Стефан посмотрел на экран телефона – сигнала ожидаемо не было, батарейка – по закону подлости – садилась. Он убрал бесполезный предмет в карман.

Тогда Стефан рискнул и пошёл туда, где, как ему смутно казалось, должна быть деревня. Он прошёл минут десять, когда понял, что направление выбрал неправильное. Ведь до прогалины он бежал всего минут пять, не больше, а тут не было видно даже края леса.

Он всё ещё не паниковал, но вспомнил о ляписах – причине запрета ходить в лес, и тут его потихоньку начало одолевать волнение.

Он решительно пошёл в противоположную сторону, но и там его ожидало разочарование: лес становился гуще, и зловеще замолкли поющие птицы. Стефан начал вспоминать то, чему его учили в школе: по муравейникам определил север. Но беда была в том, что это знание применить он не мог, потому что не помнил, с какой стороны света деревня.

«Ещё один признак моей бездарности», – угрюмо подумал он.

Так он долго метался в разные стороны, пока не начал замечать, что стало смеркаться.

В лесу стояла непроницаемая тишина, и только ветер гудел в верхушках длинных сосен. Стефан устал и сел на густой мох. В животе урчало от голода. Он огляделся – на кустиках черники едва зацвели маленькие бледно-розовые цветы. Испуга, как ни странно, он не ощущал – лишь злобу на самого себя, тоску и безысходность. Он ругал себя и не мог думать ни о чём другом, кроме как о собственной бестолковости.

– Говорил же отец, чтобы не ходил я в лес. Я даже здесь не смог поступить умнее, – прошептал он.

Он вдруг подумал о том, что бы делали его успешные одноклассники, заблудившись в лесу? Не иначе как сразились бы голыми руками с медведем, залезли бы на сосну и, найдя путь, вышли бы из леса с добычей, да ещё и в блог свою историю записали. Конечно, нет. Они бы просто не заблудились. А теперь их гордые мамы узнают о том, что сын местного рыбака потерялся в лесу, отойдя от деревни всего на несколько сотен метров. Они хмыкнут и скажут, что всегда знали, что ничего путного из него не выйдет. Стефан невесело усмехнулся и огляделся: совсем не узнавал место. Сосны будто стали ещё выше, слева, справа и сзади они возвышались над ним, как гигантские охранники, а прямо перед взором расползлось по земле болото. Стефан устало привалился спиной к большому холодному валуну и стал просто сидеть, коря себя за ослушание.

Неизвестно, сколько времени прошло, солнце уже давно спряталось за макушками деревьев, хотя непроглядной темноты не было – в этих широтах в начале лета ночи были светлые. Оттого определить час было невозможно. Стефан закрыл глаза.

Он проваливался куда-то глубоко, словно его засасывало в трясину, но он не сопротивлялся. Потом был тоннель, похожий на большую воронку. Внутри она переливалась всеми цветами радуги, а ещё золотым и серебристым…

И вдруг раздался резкий свист. Стефан откуда-то издалека услышал своё имя. Потом ещё раз, уже ближе. Он открыл глаза, когда Константин сильно тряс его за плечи. Он стоял на коленях прямо перед сыном, глаза едва не вылезали из орбит. Вид у него был напуганный.

– Стефан, – выдохнул он и прижал сына к себе. Потом он встал на ноги и помог подняться Стефану, у которого ноги затекли и онемели. Голова кружилась. Перед глазами ещё вертелись разноцветные всполохи из тоннеля.

– Слава богу, – сказал Константин, отдышавшись. В его голосе читался неподдельный испуг и вместе с тем облегчение. – Я уж думал, не успею вытащить тебя оттуда.

– Прости, папа, – искренне сказал Стефан. – Я виноват. Я не хотел, я не собирался сюда ходить…

– Идём домой, – сказал Константин. Было не похоже, что он собирается ругаться.

Он крепко взял Стефана за запястье, словно тот был маленьким, и повёл из леса. Стефан не сопротивлялся.

Через полчаса они вышли к дороге, и Константин отпустил руку сына.

Стефану хотелось объясниться. Он рассказал, как на эмоциях, услышав разговор женщин и прячась от них, забежал в лес, как пытался выйти, как присел и задремал, не найдя дороги назад. Отец слушал молча и лишь хмурился.

– Мне снилась какая-то странная цветная воронка, – закончил Стефан рассказ.

– Вход в Аристополь, – сказал Константин угрюмо. – Это был не сон.

– Что? – не понял Стефан. – Вход куда?

– Ляпис чуть не утащил тебя, – пояснил Константин. – Так они и поступают. Ждут, когда путник уснёт, и забирают его в свой город. В Аристополь. Эта воронка, которую ты видел – дорога туда. Мне отец рассказывал, – добавил он. – Он же изучал ляписов, знал о них всё. Ну, многое знал.

У Стефана было много вопросов, но все они летали в голове, как голодные хищные птицы, перебивая друг друга, и он не знал, с чего начать.

Когда они пришли домой, часы показывали два часа ночи.

– Как ты меня нашёл? – наконец спросил Стефан.

– Марина с Крайней улицы видела тебя, забегающего в лес, – отозвался Константин. – Когда я пошёл тебя искать, мы с ней случайно встретились. Я сразу отправился за тобой, понял, что ты не можешь найти дорогу назад. О чём я тебя и предупреждал, – добавил он строго.

Стефан опустил глаза. Выходит, зря он убегал – его всё равно заметили. Теперь, наверняка, будут думать о нем ещё хуже.

– А теперь ложись спать, – тоном, не терпящим возражений, сказал Константин. Стефан не мог ослушаться и пошёл в свою комнату.

Он расстелил кровать, задёрнул бежевые занавески в цветочек, оставив лишь один край окна открытым. Он лёг и смотрел на желтовато-белый месяц, проглядывающий из-за редких серых облаков. Под ним виднелись верхушки сосен.

Никогда ещё лес не казался ему таким притягательным. Непонятные существа, обитающие в нём, странная цветная нора-воронка, в которую можно попасть во сне, дразнящее чувство опасности и неизведанности. Его дед и прадед изучали ляписов. А что, если и Стефану предначертано их изучать? Может быть, даже сделать какое-нибудь великое открытие! И тогда все бы поняли, что он не такой простой, каким казался.

Он плохо спал, и наутро, едва дождавшись семи утра, когда проснулся отец, Стефан подошёл к нему и, немного помявшись, спросил:

– Можно мне увидеть этих ляписов?

Константин будто не поверил своим ушам.

Он замотал головой.

– Я пытаюсь тебя от них уберечь не для того, чтобы ты на них смотрел. К тому же вчера ты с одним из них соприкоснулся. Тот камень, на который ты прилёг – это был ляпис, который тебя едва не утащил к себе. Если бы я вовремя не подоспел и не засвистел…

– Засвистел?

– Свист пугает их. Ненадолго можно отвлечь – если вовремя успеть. Он выпустил тебя.

– Значит, я знаю, что делать в случае чего. Свистеть я умею. Я бы одним глазком…

Константин глубоко задумался. Было видно, что он очень расстроен.

– Я так хотел, чтобы ты вообще ничего о них не узнал. И почему я не выбросил эту злосчастную тетрадь? – сокрушался он.

Стефан молчал. Он не совсем понимал, почему существование ляписов должно быть такой тайной, но предпочёл не спорить.

Константин всё размышлял, видно было, как внутри у него идёт борьба, но затем он с силой выдохнул, взглянул сыну в глаза и сказал:

– Я всегда на твоей стороне, всегда желаю тебе лучшего. Если ты считаешь, что тебе это необходимо, я покажу тебе. – И он, чуть помедлив, добавил: – Идём.

Они надели сапоги и лёгкие ветровки с капюшонами, чтобы не кормить насекомых, и пошли в лес.

Всего минут через двадцать они остановились.

– Здесь, – сказал Константин.

– Как ты это понял?

– Я не помню этого места, хотя каждый раз хожу одним путём. Верный признак того, что ляпис уже куражится и путает нас. Видишь ли ты какой-нибудь большой камень?

Стефан оглянулся и заметил под густой низкой елью валун размером с большую тыкву.

– Как, например, этот? – он указал отцу на камень.

– Как этот, – подтвердил Константин, приближаясь к валуну. Стефан последовал за ним.

Отец присел на корточки и похлопал камень. Стефан чуть не засмеялся – со стороны это выглядело странно.

– Ну что, – сказал Константин. – Покажись.

Ничего не произошло. Стефан вопросительно посмотрел на отца, а тот без всякого предупреждения стал отрывать камень от земли. Со стороны это казалось невозможным, камень выглядел неподъёмным, и каково же было удивление Стефана, когда между валуном и землёй появилось пустое пространство. Ещё большее удивление постигло его, когда камень, с виду совсем обычный, вдруг начал менять размеры и форму, и вскоре стал размахивать руками и ногами и корчить рожи, сопротивляясь. И вот уже Константин крепко сжимал запястья некрупного человечка с землистого цвета лицом и жёлто-зелёными бегающими глазками. Волосы его были похожи на подгнившую болотную траву, за ухом торчал древесный гриб, руки и ноги были короткими и узловатыми. Одежда его тоже больше походила на какую-то вязь из мягкой травы и едва скрывала наготу. Человечек ёрзал, пытаясь высвободить руки, затем громко чихнул и из ноздри у него вылетел застрявший кусочек серого мха, а Стефан лишь стоял, открыв рот.

– Не дергайся, всё равно не можешь сбежать. Только руки себе выкрутишь.

Человечек ещё раз дёрнулся и выдохнул с выражением покорности судьбе. И вдруг заговорил противным голосом:

– А меня предупреждали, что здесь кто-то ловить нас повадился. Чего тебе надо, чтобы отпустил? Давай, говори скорее, и разойдёмся. Мне работать надо!

– Дай подумать, на что ты сгодишься, – сказал Константин, а затем добавил, обращаясь к сыну: – Вот такие они, эти ляписы. Мерзкие.

– Вот не надо тут, – обиженно отозвался ляпис. – Гаже вас, людей, никого нет на целом свете.

– Здесь я спорить с тобой не буду.

Стефан немного поморщился, учуяв болотный запах от человечка.

– Работа у меня трудная, целыми днями сиди без движения, тут любой мхом покроется. И вот, – он стряхнул гриб с уха, и тот с громким шлепком упал на землю, – грибами ещё.

– Нет, – поспешил уточнить Константин, глянув на сына, – они не все такие неряхи. Они разные, как и мы. Но хорошо, что ты увидел именно этого.

Тут ляпис впервые обратил внимание на Стефана. Взгляд его вдруг просветлел, он распрямился.

– Откуда он у тебя? – с нескрываемым любопытством спросил ляпис Константина.

– Откуда что? Говори понятнее, замухрышка ты этакая.

Ляпис кивнул на ничего не понимающего Стефана.

– Мальчишка у тебя откуда?

– Сын мой, балда! – крикнул Константин чуть громче нужного. Стефан услышал незнакомое волнение в его голосе.

Ляпис засмеялся.

– Ага, сын, – жёлто-зелёные глазки его забегали, и он обратился к Стефану: – Хочешь увидеть город ляписов?

– Да! – воскликнул Стефан.

– Нет! – крикнул Константин, сильнее сжимая запястья ляписа.

Ляпис хитро улыбался.

– Ты можешь держать меня, но его ты не удержишь. Ты же знаешь, – ляпис сверкнул глазами Константину, – ему не нужен проводник в Аристополь.

– Тебе-то что с того? – спросил Константин, окончательно разозлившись.

– Я добряк, – подмигнув Стефану, сказал ляпис.

Он что-то прошептал, раздался щёлкающий звук, и вдруг в земле возле него появилось подобие воронки. Она становилась больше и больше, внутри переливалась всеми цветами радуги, что выглядело неестественно – как будто огромное бензиновое пятно, нарисованное красками. Ляпис глазами показал Стефану на отверстие.

Стефан посмотрел на отца. Тот крепко держал ляписа и не мигая смотрел на цветные переливы.

– Я смогу вернуться оттуда сам? – спросил Стефан.

– Запросто, – холодно ответил ляпис.

– Стефан… – предостерегающе одёрнул Константин.

– Решайся, дверь не будет бесконечно открыта, – поторапливал ляпис. – Но тебе будет нужно дотронуться до меня.

Константин схватил ляписа ещё крепче, так что костяшки пальцев побелели, но тот даже не обратил на это внимания.

– Стефан, не надо, – сказал Константин. Было похоже на то, что он и сам не верил в то, что сын его послушает.

– Почему? Я ведь смогу вернуться, – Стефана неодолимо тянуло в воронку. Он никогда намеренно не ослушивался отца, но сейчас он был не в силах противостоять соблазну изведать неизведанное. Что ждало его здесь? Скука и одиночество. А там? Он не знал.

– Я хочу, я должен узнать. Думаю, дедушка бы не упустил эту возможность.

И, не дав отцу возможности разубедить себя, Стефан взялся за тонкий палец ляписа и шагнул в воронку.

Аристополь

Через долю секунды он понял, что с огромной скоростью летит куда-то по цветной воронке, а рядом с ним несётся безумно хохочущий ляпис. Как будто где-то вдалеке слышался свист, и Стефан понимал, что это отец пытается их остановить, и тогда их движение почти останавливалось, но затем продолжалось снова, а свист становился всё тише и в конце концов смолк. Тут воронка стала расширяться, становясь всё больше похожей на нору, а потом и вовсе на широкий коллектор, освещённый лампами в плафонах в форме лилий. Стены по-прежнему переливались, отчего у Стефана уже рябило в глазах. Наконец они мягко опустились на ноги, словно подхваченные воздушной подушкой.

– Спасибо, что освободил, – выкрикнул ляпис прямо в лицо своему попутчику.

– Как я тебя освободил? – не понял Стефан.

– Если человек схватил ляписа и не отпускает, только другой ляпис может освободить его. Вот так, как сейчас сделал ты.

– Другой ляпис?

– Ты, я смотрю, не очень-то сообразительный. Добро пожаловать домой, – он смеялся ещё пуще прежнего, словно говорил какие-то шутки. – Не знаю, как ты оказался у людей, но уж не благодари за освобождение. Ты мне – я тебе.

– Тут какая-то ошибка, – уверенно сказал Стефан, оценивая свою непохожесть на своего спутника, – я не могу быть ляписом.

– Если бы не был, то не смог бы вытащить меня.

– Но я на вас совсем не похож!

– Ага, – снова захихикал человечек, – если б ты целыми днями как камень в лесу лежал, на тебя бы тоже травы поналипло. Думаешь, надел куртку и всё – человек? Ты глаза-то свои видел? Много людей с такими встречал?

Стефан ошарашенно смотрел на маленького ляписа, который не был похож на того, кому стоит доверять – он всё хихикал, маленькие глазки его бегали. Он бодрым шагом направился вперёд по коридору, Стефан за ним. Тут коридор заканчивался большой деревянной квадратной дверью. Ляпис с усилием надавил на неё, дверь открылась, и он приглашающим жестом позвал Стефана войти, а сам остался внутри, смотря на подростка и придерживая дверь.

Стефан ступил за порог и обомлел.

Он больше не был под землёй. Впереди вырисовывалась безупречная картина. Это был самый настоящий живописный город среди лесов и скал, а далеко впереди возвышался замок со странными изогнутыми, витыми шпилями. Центральный шпиль, впрочем, был обычной, конусообразной, формы. Дул сильный ветер, солнце слепило глаза.

– Добро пожаловать в Аристополь, город ляписов. Обустраивайся. А мне пора назад. Твой – хи-хи – отец сбил мне всю охоту. До встречи.

С этими словами ляпис снова скрылся за дверью, которая была словно впечатана в невысокий глиняный холм, оставив обомлевшего Стефана стоять посреди дороги.

Он долго не решался сделать шаг. Он думал только об одном. Как так получилось, что он один из них, из ляписов? Как мог он жить столько лет, совершенно об этом не догадываясь? Почему отец ничего не сказал ему и не объяснил? Неужели ляписом была его мать? К чему были все намёки, что Константин – не его отец? Как ляпис-проводник в этот город узнал об этом? Ничего, внешне отличающего Стефана от других людей в нём нет, кроме глаз.

Кроме глаз…

Эти и другие вопросы роились у Стефана в голове, словно куча назойливых мух. Он пытался понять, что он другой, новый, неизвестный самому себе, но не мог. Было слишком сложно поверить какому-то первому встречному, пусть даже тому, кто у него на глазах превратился в говорящее и мыслящее существо из камня. Он, Стефан, шестнадцатилетний подросток, только окончивший школу – ляпис? Не человек?

«Как это возможно? Я же самый обычный, у меня даже талантов никаких нет. Подумаешь, цвет глаз! Я не умею превращаться в камень! Я не могу превратиться даже в лучшую версию самого себя! Чушь какая-то».

Мысли носились по кругу, и вот он вспоминает, что не похож на отца, тут же машет головой, словно пытаясь освободиться от новой информации, которая ему мешает. Наконец он, изрядно утомившись от бесполезных дум и решив, что вернётся к ним позже, когда эмоции поутихнут, обратил внимание на город.

Дорога разветвлялась на том месте, где он стоял. Справа и слева она уходила в высокие лиственные рощи, а прямо вдоль неё стояли каменные дома причудливых форм, окружённые небольшими цветущими садами. Эти дома казались старыми, собранными из больших округлых камней, между которыми клочками рос зелёный мох. Некоторые из них были одноэтажными, но у большинства имелся второй этаж, торчавший из первого как попало. Это было совсем не похоже на привычные человеческие домики – ровные, с прямыми углами или аккуратными полукруглыми стенами. Здесь они выглядели так, словно их собирали какие-то дети-великаны – крупные камни будто навалили кучей, склеили, а потом прорубили окна, где квадратные, где круглые, где треугольные или любой другой формы. Худо-бедно образованный человек, подумал Стефан, сказал бы, что такие дома ненадежные и быстро развалятся, а то и вовсе не способны держать равновесие, потому что не соответствуют правилам строительства. Но дома стояли, и, судя по всему, стояли очень давно. Однако у кромки леса виднелись и простые деревянные постройки, будто нежилые, брошенные насовсем.

Заборы были все одинаковые – деревянный частокол, разве что высота отличалась. У домов покрасивее заборы были выше. Взгляд Стефана снова упёрся в шпили замка далеко впереди. Он манил его.

Стефан снова вспомнил об отце, который, должно быть, извёлся там, в лесу, но подумал, что если он быстро дойдёт поглядеть на замок и вернётся обратно, погоды это не сделает. В конце концов он мог бы здесь получить какие-то ответы на свои вопросы. Не говоря уже о непреодолимом любопытстве.

Он двинулся вперёд.

– С дороги!

Стефан инстинктивно дёрнулся в сторону, и вовремя: едва не задев его, мимо проехал всадник на лошади, которую легко можно было принять за корову, если бы только не ржание и явно лошадиная голова. Таких животных Стефан ещё не видел – тело лошади было широкое, белое в чёрных пятнах, а хвост тонкий, с круглой кисточкой на конце. Всадника он не разглядел, но подавил смешок от его позы – чтобы удержаться на исполинской спине, ему приходилось чуть ли не сидеть на шпагате.

Пойдя по дороге, Стефан стал разглядывать других ляписов. Издалека они ничем не отличались от обычных людей, но подходя ближе, Стефан видел разницу. Ни у кого из них не было модных стрижек: волосы женщин и мужчин были разной длины, но всегда либо распущенные, либо убранные в хвост. У одной женщины-ляписа Стефан заметил на затылке пучок, сколотый металлическими заколками. Одеты все были в простую однотонную одежду из хлопка или льна, на некоторых были такие же однотонные накидки. Но самое главное отличие – это, конечно, глаза.

Они могли быть совершенно разных цветов: сначала навстречу Стефану попалась девочка с рубиново-красными глазами, потом старик с янтарно-жёлтыми и другой – с ядовито-зелёными с белыми полосками. Примечательным Стефану показалось то, что местные предпочитали одежды в тон своим глазам, словно для них это нечто вроде традиции или установленного порядка.

Стефан подумал о том, что здесь его разным глазам вряд ли кто-то удивится. Прохожие обращали на него внимание, но виной тому, понял Стефан, его синтетическая куртка цвета хаки (ещё и совсем не подходящая глазам). И всё же особенного интереса к себе он не заметил. Складывалось впечатление, что каждый здесь занимался своим ремеслом, и никому не было дела до другого. Стефана это устраивало.

Около получаса он шёл по прямой дороге, разглядывая дома и ляписов, успев перейти ручеёк с водой серебристого цвета, большое количество каменных домов с маленькими цветущими садами возле них, увидел мельницу, совсем обычную на вид. Но расстояние он недооценил – замок по-прежнему был далеко, хотя и выглядел немного крупнее. Стефан устал и начал сильнее испытывать чувство вины за то, что оставил отца. Он уже было хотел развернуться, но вдруг заметил под ногами какое-то движение.

Стефан глянул вниз. С дороги на него глядели два огромных оранжевых глаза-мандарина, которые принадлежали тёмному шерстяному существу. Это существо он бы принял за кота, если бы не крылья на спине и длинные верхние клыки, вылезающие из закрытой пасти. Шерсть не могла скрыть торчащих рёбер животного.

– Ты кто? – спросил Стефан, нагибаясь к существу.

– Мяу, – ответило оно.

Стефан подивился такому коту, но, проигнорировав клыки, рискнул протянуть руку.

Крылатый кот осторожно обнюхал руку, поднял хвост и потёрся о колено Стефана. Стефан погладил его по жёсткой, даже немного колючей шерсти. Кот не возражал и выглядел вполне довольным.

– Классный, – сказал Стефан, дружелюбно улыбаясь. – Но мне пора.

Он хотел развернуться, но кот встал у него между ног и зацепился хвостом за его лодыжку, словно не пуская.

– Не хочешь, чтобы я уходил? – спросил Стефан.

– Урр-мяу, – уверенно ответил кот, смотря на него своими глазами-мандаринами.

Несколько секунд они просто глядели друг на друга. Затем Стефан снова предпринял попытку уйти, но кот нежно куснул его за штанину.

– Что ж, вполне убедительно, – сказал Стефан. – Сдаюсь. Ладно. До замка всё же надо дойти.

Кот отпустил лодыжку Стефана и деловито пошёл рядом, подняв хвост. Крылья его при этом были плотно прижаты к спине. Стефан то и дело отвлекался от созерцания незнакомого города и поглядывал на чудного кота. Тот явно чувствовал себя хозяином ситуации, а, может, и хозяином Стефана.

Наконец, пройдя не меньше сотни домов, они вышли на небольшую площадь, выложенную розовой каменной плиткой. Слева виднелись палатки местного рынка, а справа дорога также шла вдоль каменных домов – но побольше и покрасивее. Было заметно, что жить напротив территории замка более престижно. Стефан и кот приблизились к воротам замка, стоящего на небольшом возвышении. Сами ворота были высотой около трех метров, с точёными металлическими пиками, между которых сидели горгулии. Сначала Стефан решил, что это статуи, но вдруг заметил, что они не были неподвижными – мрачные каменные существа неторопливо переминались на когтистых лапах, высовывали длинные языки и издавали тихое утробное рычание.

Вдруг Стефан от неожиданности вздрогнул. Одна из статуй – маленькая – зевнула и мяукнула. Приглядевшись, Стефан понял, что на воротах помимо обычных горгулий сидят точно такие же коты, как тот, что стоял рядом с ним, разве что глаза и шерсть у них были других цветов. Заметив дёрнувшегося Стефана два кота резво спрыгнули с высокой ограды и побежали восвояси. У одного из них, того, что был побольше, крылья волочились по земле, сметая пыль.

Неподалёку галдели дети, они толпились вокруг маленького деревянного столика с края площади. Их было пятеро, все были в холщовых длинных рубашках и таких же штанах. У двух девочек на головах были венки из причудливых цветов. Казалось, они что-то кидали на стол, возможно, думал Стефан, играли в кости. Завидев Стефана, некоторые, отвлекаясь от игры, с любопытством глазели на него, отчего он чувствовал себя неловко.

Стефан поднял голову и стал смотреть на замок. Витые золотые шпили тянулись к небу, соперничая по красоте с величественными башнями. Сами стены были выложены из камня, как и все дома в этом городе, но размеры замка впечатляли. Стефан даже не представлял, сколько людей могут там жить. И как могут люди не замечать такую громадину, построенную ляписами?

– Ты что, замок никогда не видел? – хихикая, спросил девичий голос прямо над ухом, прервав его мысли.

Стефан резко обернулся и едва не уткнулся носом в загорелое лицо девчонки. У неё не было того серого оттенка кожи, какой был у ляписа, проводившего Стефана в Аристополь. Она была примерно его ровесницей, одета в тёмно-бордовое аккуратно пошитое платье чуть ниже колен и вишнёвую накидку, вокруг талии повязан золотистый парчовый пояс. На ногах были тканевые полусапожки на низком каблуке. Тёмно-рыжие, почти красные волнистые локоны спадали ей на плечи, и в необыкновенных вишнёвых глазах её игриво поблёскивало солнце. Щёки её пылали, но непохоже было, что от смущения – держалась она легко и свободно: в отличие от Стефана девчонка явно чувствовала себя на своём месте.

– Нет, никогда не видел, – прямо ответил Стефан, снова поворачиваясь к замку лицом.

Девчонка обошла его и вновь встала перед ним, так что её полный удивления взгляд он не смог проигнорировать.

– Ты серьёзно? Ты же не шутишь!

– Серьёзно, – ответил Стефан. – Я не местный.

Девчонка присвистнула.

– Сколько живу, ещё не встречала чужаков, спокойно разгуливающих по площади в одиночку. Откуда ты?

– Мне кажется, название моей деревни ни о чём тебе не скажет.

– Деревни? – Глаза её округлились. – Так ты что, сверху? – заговорщицким тоном спросила девчонка, показав указательным пальцем куда-то на небо.

– Я не понимаю, – честно признался Стефан.

Но было похоже, что девчонка, напротив, всё понимает. Она охнула.

– Ты из страны людей?

– Ну… Видимо, да.

– А что ты там забыл, ты же ляпис, я вижу это по твоим глазам. Ты изучаешь людей?

– Нет, я там родился, – сказал Стефан.

Девчонка хитро улыбнулась.

– Ага, ага, родился. Конечно, незнакомым рассказывать ничего не стоит, – она протянула ему руку для рукопожатия. – Меня зовут Амара.

– Стефан, – он аккуратно пожал девичью руку, которая оказалась неожиданно тёплой при такой ветреной погоде.

– Так, говоришь, никогда замок не видел, – повторила она, – пойдём, покажу его с другой стороны, там лучше видно через ограду. Кстати, называется он Триптихон.

Амара дружелюбно улыбнулась, и они пошли вдоль далеко тянущейся ограды. Крылатый клыкастый кот не отставал от них, иногда забегая вперёд, он мурлыкал и норовил потереться о ногу Стефана.

– Значит, ты здесь впервые? – спросила Амара.

Стефан без утайки рассказал ей всю историю, как узнал о ляписах, как попал сюда. Рассказ Амару живо заинтересовал.

– Обалдеть! Вообще-то это очень странно, что ты все это время прожил Наверху.

– Почему ты называешь это «Наверху»? – осведомился Стефан.

– Из-за того, что оттуда сюда можно попасть через воронку в земле. И ещё из-за того, что люди, которые пролетают на своих летающих машинах над Аристополем, видят внизу вместо города просто груду камней среди скал. То есть, они сверху. А так, конечно, мы находимся на одном уровне.

Заметив удивлённое выражение лица Стефана, она добавила:

– Кажется, мне многое тебе предстоит рассказать. Давай я начну с себя! Как я уже сказала, меня зовут Амара, мне шестнадцать лет, я – мерос граната альмандина.

– Чего-чего? – переспросил Стефан.

– Альма… Не может быть! Ты и этого не знаешь?

Увидев расстроенное выражение, Амара затараторила:

– Нет-нет, прости, мне просто непривычно разговаривать с ляписом, который жил с людьми. В общем, начну с самого начала. Смотри, каждый ляпис является созидателем, хранителем и важным ключом к свойствам определённого вида минерала. Мы называем такого ляписа мерос. Этот камень, свой у каждого ляписа, можно распознать по глазам. Приглядись к моим, – она встала перед ним и показала на свои глаза, – мой камень – красный гранат альмандин. Значит, я – мерос альмандина, то есть его созидатель и хранитель.

– А что это значит? Что это даёт?

– Это значит, что я могу вырастить эти камни. Ну и, конечно, обладаю некоторыми особенными умениями – дарами. Мы, гранатовые меросы, например, умеем усмирять семейные ссоры и лечить ожоги. Лично у меня есть ещё один особенный дар – я могу лечить горгулий и управлять некоторыми из них, красноглазыми.

– До сегодняшнего дня я думал, что горгулии – это просто статуи.

Амара засмеялась.

– А как тебе этот? – Она показала на крылатого кота, который по-прежнему плавно крался возле них, периодически отвлекаясь на бабочек и жуков.

– Я думал, это кот. С крыльями.

– Конечно, это кот. Горгульи могут быть котами или орлами, например. Разок я видела горгулью-рыбу. Жуткое создание, – Амару аж передёрнуло.

– Ого. Не вижу, чтобы они летали…

Амара снова беззаботно рассмеялась и тут же извинилась.

– Прости, так непривычно, что ты не знаешь обычных вещей. Не обижайся, – поспешно добавила она, тронув Стефана за плечо. – Я тебе всё расскажу. Твоё появление избавило меня от скуки, а то я уж извелась вся. Так вот… Коты-горгульи не умеют летать. Да, в отличие от статуй, которые ты видел Наверху, они живые, но летать… Не-е.

– Ясно, – тупо сказал Стефан. – Жаль.

– Кажется, они не очень-то от этого страдают, – подмигнула она, опускаясь на корточки, чтобы погладить кота. Тот позволил её руке пару раз пройтись по его жёсткой шерсти, но потом обошёл её и снова стал тереться о ногу Стефана.

– Смотри, ты ему понравился. Как ты его назовешь?

– Может, у него уже есть имя, – предположил Стефан. – Я не знаю, чей он.

– Посмотри, какой он худой, аж рёбра пересчитать можно. Он точно бродячий, – с жалостью в голосе заметила Амара.

Стефан задумался.

– Не знаю. Назови его ты.

От этих слов Амара пришла в восторг, как будто только об этом и мечтала. Вишнёвые глаза её заблестели ещё сильнее.

– Давай назовём его Рут!

– Я не против, – мягко отозвался Стефан.

– Рут, Рут, – подозвала кота Амара, но тот не отреагировал. Она махнула рукой. – А, ладно!

Они шли и разговаривали довольно долго, прежде чем оказались с обратной стороны замка. Амара расспрашивала Стефана о жизни Наверху, а он рассказывал. При этом, заметил Стефан, Амара была так словоохотлива, что умудрялась, слушая его рассказ, вставлять комментарии к каждой фразе.

– Учитель Бран рассказывал всё точно так, как и ты, – сказала она.

– А кто он?

Амара не могла скрыть радости от того, что ей задают вопросы, и каждый раз даже слегка подпрыгивала.

– Он учит тех, кто хочет остаться жить и работать в замке… Я хотела рассказать тебе об этом, но мне вдруг показалось, что ты устал, – прямолинейно ответила Амара.

– Нет, ни капли! Хотя столько новой информации сразу трудно переварить. – Стефан нахмурился. Он, значит, гуляет тут, прохлаждается как ни в чём не бывало, а там, Наверху, его отец, должно быть, места себе не находит. Он взглянул в яркие глаза новой знакомой и серьёзно произнёс: – Дело в другом. Мне, наверное, не стоит задерживаться. Меня отец ждёт.

– Наверху?

– Ну да.

Они стояли у ограды с обратной стороны замка. Здесь тоже были ворота и ещё малозаметная калитка чуть ближе. Несмотря на плотные заросли кустарников и тисов с внутренней стороны ограды, замок просматривался гораздо лучше, чем со стороны главных ворот. Стефан вновь восхитился закрученными шпилями, ровными большими окнами с витражами, да и размеры замка казались колоссальными. По-прежнему сложно было поверить, что его как-то возможно спрятать от людей. Всё за забором было очень красиво и ухожено: цвели цветы и кустарники, которых он не видел прежде. Здесь были выложенные камнем дорожки, фонтаны и большие стеклянные теплицы. При этом ни одной живой души он не увидел. Амара вцепилась тонкими загорелыми пальцами за прутья ограды и заглянула внутрь.

– Жаль, что тебе пора. Я бы познакомила тебя с Феликсом. Но что-то его не видно.

– Кто этот Феликс? – поинтересовался Стефан.

– Садовник. Давно ищет себе помощника, мол, не успевает делать дела. А как в сад не загляну – никогда его не вижу: небось, то спит, то ест!

Стефан улыбнулся. В словах Амары не было осуждения, только умиление. В подтверждение этого она добавила:

– Но сад всегда ухожен. А ведь он огромный. В одних только теплицах работы непочатый край. Теплицы кормят весь Триптихон. Но Феликс знает своё дело.

Стефан оглянулся. У них за спиной, за замком простирались возделываемые поля – он увидел молодые ржаные побеги, капусту, тоненькую свекольную ботву, а чуть левее виднелась поблескивающая на солнце река. Стефан ещё раз подивился чудному расположению города, ведь нигде возле его деревни никакой реки не было, а под землёй в пути к городу Аристополь он провёл не больше нескольких минут.

Стефан подумал, что замок расположен очень странно: с одной его стороны поля, с другой – площадь и жилые дома… Построено было всё так, словно никому и в голову не приходило защищать замок от вторжений: никаких рвов, холмов и пятиметровых стен с бойницами, просто высокий забор с редкими металлическими прутьями. Он не удержался и спросил Амару об этом.

– Я думаю, на замок просто некому нападать, – уверенно ответила она, но затем, впрочем, немного задумалась. – Есть, конечно, у действующего литарха – так мы называем главного ляписа – враг, который хочет захватить власть. Наверное, такие враги везде есть. Но вот чтобы лезть с войском на замок… Ему это вряд ли надо, да и где ему войско взять? Нашего литарха все в городе любят. Так что, нет, некому… Мы, ляписы, вообще любим заниматься каждый своим делом. Ведь все беды начинаются там, где появляется желание обладать всем и сразу или казаться идеальным. Пожалуй, люди могли бы на нас напасть, если бы могли. Люди вообще любят везде лезть. Без обид, у тебя, наверное, много друзей среди них.

Стефан промолчал. Не было у него никаких друзей, но он предпочёл об этом не упоминать. При этом Амара со своей открытостью уже казалась ему ближе многих других знакомых. Он видел, что она общается с ним просто так – потому что ей это нравится. Амара продолжала рассказывать:

– Но на Аристополь люди не нападут. Потому что никакой человек сам не может его обнаружить. Это и есть наша защита. Гораздо надёжнее, чем стены и войско, правда?

Стефан посмотрел на часы в телефоне. Сигнал отсутствовал, а часы показывали то же время, в какое он явился в Аристополь. Амара заметила его волнение.

– Тебе действительно пора, да?

– Ага.

– Пойдём, мне несложно тебя проводить. Ты не против?

– Конечно, не против. – Стефан даже смутился от такого предложения. Его никто никогда не провожал, не считая отца в первый день в школе, когда Стефану было семь лет.

– Рут, идём! – Амара позвала кота-горгулью, который, пока они разговаривали, вальяжно лежал в траве на солнышке, помахивая хвостом и похлопывая крыльями по спине. Рут неохотно встал и пошёл рядом со Стефаном. Изредка он подёргивал крыльями, будто отряхиваясь. Стефану вдруг пришла мысль, что на нём могут сидеть крошечные кусачие блохи-горгульи, и он улыбнулся.

– В следующий раз, может, если ты сюда вернёшься, я покажу тебе замок, – сказала Амара.

– А можно? – удивился Стефан.

– Ну, я ведь живу в нём, как-нибудь это провернём, – беззаботно ответила Амара, как будто в этом не было ничего удивительного. – Но на это надо будет много времени. И лучше тебе одеться как ляпис. Твоя куртка слишком… людская. Не хотелось бы привлекать к тебе внимание. Если честно, лучше, чтобы тебя там вообще никто не видел – в замке не очень жалуют гостей. Но я гостей люблю, – добавила она.

– А почему ты там живёшь? Ты из королевского рода или типа того?

Амара глубоко вздохнула и снова улыбнулась. Белые зубы сильно контрастировали с загорелой и одновременно румяной кожей.

– Во-первых, у нас не король, а литарх, я же говорила, – заметив непонимание на лице Стефана, она добавила: – про это я тебе потом расскажу, а то придётся вдаваться в подробности. Мой учитель рассказывал, что у вас Наверху там бывают президенты, императоры, вожди, – Амара стала загибать пальцы, вспоминая, – канцлеры, короли, а у нас литарх. Главный в Аристополе. Но нет, я не из его семьи. Хотя наш род считается высшим, в одном из залов даже висят гобелены с нашим гербом, но их там куча. Этих знатных родов, – манера говорить стала пренебрежительной, – как химер нерезаных. Как можно ценить то, чего так много? Так что один литарх придумал вот что: в Аристополе, чтобы оставаться в замке, одного только старинного рода не достаточно. Мы должны учиться. Если кто-то из высшего рода не может пройти обучение, то из замка его выгоняют. А в замок возьмут простоляписа, или даже низшего ляписа, который, наоборот, обучение прошёл. Он придумал это для того, чтобы важные должности занимали только умные. Говорят, он считал своих родственников простофилями, вот и решил создать новую систему. Поэтому приходится учиться как следует, чтобы мама и папа были довольны, что я их не опозорила и из замка меня не выгнали.

Амара скривила лицо, изображая тошноту.

– А ты не хочешь жить в замке? – удивился Стефан.

– Ну, – она немного задумалась, – в замке, конечно, здорово: есть прачки, швеи, столовые, библиотека, всякое такое, но… Но там скучно. Простоляписам веселее, мне кажется. Они могут делать, что хотят.

– Мне кажется, ты ошибаешься, – заявил Стефан. – Если эти простые ляписы похожи на людей, то они вряд ли делают, что хотят.

– Почему?

– Потому что им каждый день приходится заботиться о том, чтобы быть сытыми. Бедным некогда развлекаться, они очень много работают.

– Да? – снова задумалась Амара. – Может, ты и прав. Но если они много работают, то почему не становятся богатыми?

Стефан пристально посмотрел в её яркие глаза. Она явно была хорошей девчонкой, но кое-чего не понимала.

– Ты работала, чтобы стать богатой?

– Нет, но…

– Амара, деньги не падают с неба. Если у кого-то их много, значит, у кого-то другого их мало. Если кому-то они достались просто так, значит кто-то другой погиб за них.

Амара встревоженно посмотрела ему в глаза.

– Наверное, поэтому мне и не нравится в замке. Я вечно должна соответствовать родительским представлениям о высших ляписах. Но я ничего в этом не понимаю и понимать не хочу!

Она надула губы и замолчала. Стефан поспешил сменить тему.

– Ты говоришь, что в замке скучно, но как же друзья?

– Да нет их, – отмахнулась Амара. – У меня нормальные отношения со всеми, но народец в Триптихоне тоже скучный. Вечно по выходным устраивают званые обеды, где обсуждают только работу и то, кто устроился в жизни получше. Мои родители только этим и заняты, например. Особенно мама. Ну и ладно.

Стефан хотел задать вопрос про её семью, но Амара заговорила первой.

– Я так и не спросила тебя, – начала она, – ты-то сам хранитель какого камня? Чей мерос? Я ещё не видела таких глаз, как у тебя.

– Да? Я думал, тут это обычное дело.

– Разные глаза встречаются. У моей тётки, она мерос агата, у неё один глаз рыжий, а второй – серый. Но твои другие. Так какие камни в твоей власти?

– Я не знаю. Про то, что я… – Стефан задумался, – про то, что я ляпис, я узнал только сегодня. Ещё не до конца даже понял, если честно.

– Блеск! – горячо отозвалась Амара. – Зато как интересно! Целый мир открытий.

– Это точно. Голова кругом!

Амара без предупреждения забежала вперёд и зажала ладонями его лицо, пристально смотря в глаза. Через секунду она отпрыгнула в сторону, и они снова шли рядом. Стефан был смущён от такого нарушения личного пространства, однако улыбнулся – было похоже, что подобное поведение Амаре свойственно.

– Я думаю, ты управляешь опалами, – заявила она. – Очень похоже. Чёрные опалы тоже переливаются красным, синим, зелёным, прямо как твои глаза.

– Думаешь? – оживился Стефан. – Звучит здорово!

– Мне кажется, да. Хотя это надо у учителя спросить. В следующий раз так и сделаем!

Вскоре замок оказался позади, шли они быстрее, чем прежде. Перед ними снова выросли причудливые каменные домики с небольшими садами.

Вдруг Амара замолчала и прищурилась, вглядываясь вперёд.

– Опять он здесь, – презрительно зашипела она.

Стефан проследил за взглядом девчонки. Впереди у высокого редкого частокола стоял парень их возраста. Он переговаривался с кем-то по ту сторону, скрытым раскидистым цветущим белыми цветами чубушником.

Стефан и Амара подошли ближе. Парень в светло-зелёной, как незрелый помидор, лёгкой накидке, так и не видя их, посмеиваясь, кричал через забор:

– Давай, соглашайся! Служить мне и то лучше, чем торчать в этой помойке! Пять золотых, целых пять! В первый же месяц сможешь сменить ботинки. По крайней мере, один!

Из-за забора мальчишеский голос пробубнил что-то невнятное.

Амара остановилась возле парня, и Стефан последовал её примеру, совершенно не зная, зачем она это сделала.

Парень в накидке повернулся к ним, как только заметил их присутствие. Рут встал перед Стефаном, ощетинился и зашипел, ещё больше обнажив свои крайне длинные для кота клыки.

Парень держал руки в карманах светло-зелёных брюк из тонкой шерсти, а крупный подбородок задрал высоко, совершенно не обращая внимания на кота. Стефан сразу приметил глаза этого ляписа – они были разбелённо-зелёными, как крем-суп из брокколи, в который добавили слишком много сливок. При этом радужные оболочки мерцали множеством крошечных искорок. Про себя Стефан подумал, что предпочёл бы иметь такие глаза, нежели разные со всей палитрой. Под левым глазом у него была небольшая, но заметная чёрная точка – родинка. Русые с лёгкой рыжиной волосы небрежно уложены.

– О, привет, Амара, – с некоторой долей надменности поздоровался он, при этом улыбаясь и с любопытством разглядывая Стефана.

– Привет, – без тени удовольствия сказала Амара. – Что ты здесь делаешь?

– Я шёл к Внешним воротам, думал узнать у нашего друга-Ищейки, схватил ли он какого-нибудь нового человечка, а тут смотрю, этот бедолага в огороде горбатится, а отец его чуть тяпкой не пришиб за то, что он медленно работает. Вот я и зову его у меня поработать, там уж лучше.

– Поработать? Это ты называешь работой? – Амара явно была возмущена. Она повернулась к Стефану и объяснила: – Ищейка находит на земле людей, путает их и забирает сюда, для таких как Бел, – она кивнула на парня с родинкой, – чтобы они выполняли всякую грязную работу, а если работы нет, издеваются над ними! А тут людей тебе мало, ты и на ляписов переключился! Отстань от него!

– Ой-ой, – Бел вынул руки из карманов и вскинул их, будто отнекиваясь. Он посмеивался, хотя и немного покраснел. – Во-первых, никто над людишками не издевается, не надо из меня злыдня делать! Во-вторых, я же предлагаю деньги.

– Я слышала, пять золотых. На эти деньги он что себе купить-то сможет?

– Ну-у, – делано протянул Бел, – новую лопату. Или, – тут он брезгливо глянул на парня за забором, который в паре метров от них копал землю, искоса поглядывая на всех, – мыло, например. Душистое.

– Ну ты и… – начала Амара, но Бел её перебил.

– Может, представишь, перед кем ты меня позоришь?

Амара, видно, с трудом поборола гнев, но всё-таки перевела тему. Щёки её пылали больше прежнего.

– Это Стефан. Это Бел.

Парни пожали друг другу руки. Стефан заметил, что Бел, несмотря на юный возраст, был любитель крупных колец: на правой – явно не видавшей работы – руке у него было три золотых перстня с камнями.

Бел с ещё большим любопытством смотрел на нового знакомого.

– Куда направляетесь?

– Наверх, – со знанием дела ответил Стефан, и добавил: – домой.

Тут Бел ещё больше оживился и вопросительно посмотрел на Амару.

– Домой? Ты что, человек?

– Нет, – оборвала Амара, – он…

– Я вырос среди людей, там мой дом, – закончил Стефан.

Бел как будто услышал что-то невероятное.

– Вот как?