Читать онлайн Красная луна бесплатно

Глава первая. Туман.

Дорога. С левой и правой сторон пролетал бесконечный забор из сосен. А когда свет фар касался обочины, то казалось, что все деревья одинакового размера и с одинаковыми просветами между друг другом. Асфальтированная проезжая часть казалась какой – то бесконечной. Но, уже спустя несколько минут темнота перестала быть своего обычного цвета и постепенно стала наливаться всё сильнее темно – синим оттенком. Появился туман, не дающий лучам света пробиваться сквозь него. А видимость моментально стала ограничиваться расстоянием не дальше вытянутой руки. 05 часов 41 минута 22 октября 2021 года. Близился рассвет.

Александр ехал к месту командировки один. Однообразные ночные пейзажи за шесть часов беспрерывной езды его уже очень сильно утомили. Сделав последний глоток энергетика, он кинул пустую жестяную черную банку, на которой переливался золотистыми тонами рисунок дракона, на передний пассажирский коврик. Саша уже как несколько часов ощущал, что его веки стали тяжелыми. Он нажал на кнопку выключения автомобильной магнитолы и песня «wind of change» группы «scorpions»1 перестала играть. Скорость снизил с 75 – ти до 40 – ка километров в час, так как ехать в таком темпе становилось уже опасно. Туман стал настолько плотным, что движение по такому участку дороги стало требовать большой концентрации его глаз. Тот даже музыку отключил, чтобы его вообще ничего не отвлекало.

– Что-то не особо помог этот энергетик! – произнёс тот вслух сам себе, бегая зрачками по тускло – пепельной вуали, в которую погрузились окружающие предметы.

Асфальта мало того, что толком не было видно, так он ещё и был усеян разными ямами и неровностями. Свет передних фар автомобиля стал резко слабым. Александр сразу посмотрел на панель приборов, где ярким красным цветом внезапно загорелся значок в виде аккумулятора. Саша стал постепенно притормаживать, включив на всякий случай «аварийку», и почти на ощупь искать место, где можно остановиться. Тот понимал, что к восьми утра в отдел точно уже приехать не успеет. Мало того, что погода не для езды, так ещё и что-то случилось, скорей всего, с генератором автомобиля. Остановившись на участке обочины и заглушив двигатель, тот подошёл к переду своего авто. С диодным фонарём в руке, он приподнял капот и скинул одну из клемм аккумулятора. После чего стал тщательно шевелить провода, пока слева от себя не услышал треск веток. Причем звук этот стал повторяться, и было не понятно: то ли этот шум отдаляется от него, то ли приближается. Саша понимал одно – там между соснами кто-то есть. Осторожными и аккуратными шагами медленно отходя от своего «ВАЗ 2108»2, он двинулся в сторону соснового леса. Гробовая тишина. Ни проезжающих автомобилей, никаких посторонних звуков, только раздающийся треск веток. У самого же лежащий сухостой тоже стал трещать под ногами. Будь то животное, которое находилось не далеко от него, оно, услышав шаги, либо на время затихло, либо резко побежало бы. Но кто-то там между мрачными стволами уверенно шел. Бледный луч фонаря упал на тёмно – коричневый туфель, который лежал на боку. Дальше, на расстоянии нескольких метров от обуви на земле, усыпанной высохшей хвоей, стали виднеться пятна, похожие на кровь. И по ходу движения пятен алого цвета становилось ещё больше.

Свет диодов наткнулся в темноте на что – то не понятное. Саша стоял как вкопанный, а шум ломающихся под чьим-то весом веток, резко стих. Из – за сосны торчала голова собаки, лежащая на кривом, изогнутом корне дерева . С мыслью о том, что возможно она спит, тот попробовал её позвать: «Дружок, дружок…». Животное не реагировало. А подойдя ближе, он ужаснулся. Перед ним лежало то, что осталось от большущей дворняги: внутренностей почти уже не было, а их остатки, выпотрошенные наружу, лежали рядом с собакой. Ребра были полностью обглоданы, и на их оголённых частях виднелись остатки плоти. На половине черепа отсутствовал скальп. Земля и сухая хвоя под той вся была залита багровыми брызгами.

Александр резко развернулся и осветил фонариком сосны и кусты, которые находились в нескольких метрах перед ним. Густой серый туман мешал рассмотреть находящиеся за ними объекты, но отчетливо слышалось очень тяжелое дыхание напоминающее человеческое. Диодный свет растворялся во мгле, и именно оттуда доносилось это дыхание. Все окружающие вокруг звуки в этот момент времени будто умерли, и остались только это тяжёлые вздохи. Тут раздался глухой хлопок со стороны участка обочины, где Саша оставил свою машину. Он на несколько секунд пребывал в ступоре, потому что его дыхание участилось и с мыслью о том, что кто – то лазит по его «восьмерке», тот рванул из – за всех сил к тому месту. Приближаясь к своему хэтчбеку и видя блеск кузова светло – фиолетового цвета, Александр заметил, что крышка капота закрылась: «Она толком никогда и не держалась нормально!». Так как та открывалась из салона, он подошел к водительской двери. Мыслей и так много не хороших лезло в голову, но тот не помнил, закрывал ли он эту дверь или оставлял открытой. Обходя свой автомобиль кругом, Саша светил фонарём, то на стекла, то на грязь обочины, пытаясь найти чьи – то следы. Паранойя3 – это нормальное явление у тех, кто служил в структурах и очень уж кропотливо относился к своей работе. А он не был исключением. Тёмная тонировка не давала пробиться свету в салон. Раздался щелчок дверной ручки и блёклые светло – голубые лучи пробились внутрь машины, отбрасывая по всему салону множественные тени. Там, конечно же, никого не было.

Все вещи также лежали на своих местах: раскрытое удостоверение сотрудника органов внутренних дел России на переднем пассажирском сиденье, на самом верху кучи состоящей из документов о высшем образовании, копий разных материалов, фото таблиц и пачки штрафов о превышении скорости. На заднем же сиденье, поверх аккуратно сложенной полицейской формы, лежал ноутбук, перевёрнутые от «очень ровной дороги» пакеты с вещами, зарядными устройствами и записными книжками. Полицейский сложил обратно в один из пакетов книгу с изображением космонавта Юрия Гагарина, коричневый кожаный кошелек и спортивный костюм. Всё – таки добравшись до капота своей «восьмерки», он накинул клемму аккумулятора, но затягивая её гаечным ключом, не отрывал своего задумчивого взгляда от соснового леса. Повернув ключ в замке зажигания, проверив ближний и дальний свет на всякий случай, Александр сложил свои руки на руле и несколько минут смотрел на освещенный участок обочины, находящийся перед ним: «Ладно. Стандартная ситуация, дворняга отбилась далеко от населенного пункта, ну, и скорей всего, рядом проходила стая волков. Видимо очень голодных. Ну что, поехали!». Включив с пронзительным хрустом первую передачу, полицейский снова выехал на асфальтированную дорогу, где туман уже стал постепенно рассеиваться. Спешить уже было некуда, всё равно опоздает, поэтому стрелка спидометра слегка приподнималась над отметкой «40».

На своей полосе проезжей части он обратил внимание на ещё один точно такой же туфель, который валялся на асфальте: «Вот и вся пара в сборе! Неужели этот город такое дно, что люди бегут отсюда, теряя свою обувь по пути?». Вздохнув, Саша стал снова загружать свою голову мыслями о работе, а уж тем более о месте командировки, куда направлялся сейчас. Открыв бардачок, он стал искать там что – то своей правой рукой, пока другой держал руль и не отводил глаз с дороги. Среди толстенной стопки ксерокопий, он достал мятую, рваную пачку сигарет с надписью «Адмирал Блэк Черри», и которую ему привёз в подарок из Доминиканской Республики его лучший друг. Полицейский поднёс помятую, раскрытую пачку сигарет с ароматом вишни к своему носу и, минуту точно вдыхал запах табака. Но, затем он бросил её обратно, где и взял, сказав протяжно самому себе: «НЕТ!».

Саша не курил сигареты уже два года, и эта борьба с курением далась ему очень тяжко в своё время. Обычно, люди, которые перестают курить, выбрасывают любые табачные изделия в мусор и пытаются даже рядом не стоять с дымящими курильщиками. Подсознательно многие знают, что одна сигарета может вернуть их к миллионам докуренных и выброшенных бычков. Но, психика этого персонажа была устроена по – своему, специфически. Он считал, что лучше у тебя будет то, в чем ты перестал нуждаться, чем ты будешь постоянно нуждаться мысленно в том, чего у тебя сейчас нет, набивая этим вещам всё большую цену.

Красные огни габаритов задних фар фиолетового «ВАЗ 2108» исчезли в клубах пепельного тумана. На обочине, рядом с лежащим на дороге тёмно – коричневым туфлем виднелся тормозной след, длиной до десяти метров. Глубоко отпечатанные в грязи две параллельные линии, оставленные от экстренного торможения, вели в кювет. В самом их конце виднелась лужа вишнёвого цвета, а пожелтевшая растительность также была забрызгана бардовыми каплями. В самом же кювете, на помятой крыше лежал легковой автомобиль. Под капотом и одним из передних крыльев растекалась светло – зелёная охлаждающая жидкость с разноцветной эмульсией. Все стекла автомобиля имели сильные трещины в виде паутины и почти под каждым имелись разбросанные осколки. С трудом пробивающиеся лучи рассвета коснулись светоотражающего покрытия заднего номера «Е010КО».

Саша вырвался, наконец – то, из зоны кошмарной видимости и теперь слева от него пролетали тёмные силуэты, напоминающие нефтебазу: огромные, металлические, ржавые резервуары в пятнах чёрного, мазутного цвета. Контрольный пропускной пункт, а точнее фрагменты кирпичной постройки с уцелевшими, деревянными, оконными рамами. Все эти постройки выглядели ужасающе, причём, никакого брошенного рядом мусора не было. Никаких вообще признаков присутствия тут людей. Красный кирпич и ржавый металл, оплетенные желто – зелёной лозой; высохшие, тонкие березки, произрастающие из расщелин между бетонными плитами. И огромнейшая стая мрачных как ночь ворон, сидящих на высохших, раскидистых ветвях огромного клёна. Полицейский ехал дальше, миновав указатель начала населённого пункта на белом, покрытом рыжими разводами от коррозии фоне которого чёрными буквами было написано «ЗМЕЕГОРСК».

Глава вторая. Хватай бронежилет и беги в машину!

Вдоль дороги стали постепенно появляться дома. Старые, одноэтажные, с маленькими и узкими оконными рамами, металлическими листами на крышах. Каждая вторая постройка имела выбитые оконные стекла, выглядела заброшенной. Улица заканчивалась тупиком в виде сплошной, бетонной двух метровой в высоту стеной какого – то предприятия. С обеих сторон дороги, прямо друг напротив друга находились два обшарпанных, двух этажных домовладения. Они были выполнены в стиле архитектуры времён Великой Отечественной войны, но как не странно, на балконе одного из них висела бельевая верёвка. И на ней даже сохла одежда. Значит, люди тут всё еще живут. Саша стал притормаживать, так как ему нужно было повернуть налево. Никаких дорожных знаков на перекрестке не было. Обзор в обе стороны был очень плохой, а дома почти вплотную прилегали к дороге. Он стал постепенно трогаться после остановки и посматривать в основном на правую часть дороги, туда, где тот должен был уступить в случае движения там транспорта. То самое чувство, когда ты по максимуму осторожничаешь, но подсознательно всё равно готовишься к столкновению. Полицейский резко отпустил сцепление, и «восьмёрка» уже начала движение, сопровождающееся свистом передних шин. Как вдруг, раздался громкий гудок и нарастающий, приближающийся звук торможения автомобиля. Саша утопил педаль тормоза в самый пол, обернувшись налево и увидев «Газель» скорой медицинской помощи. Она, даже толком не затормозив, объехала его хэтчбек, заглохший на встречной полосе, так как полицейский в смятении случайно отпустил педаль сцепления. Ни сирены, ни проблесковых маячков, ничего:

–Тут ещё и, оказывается, правила дорожного движения не действуют. Идиоты! Мне уже просто хочется развернуться и уехать отсюда на хрен. Так это я ещё в отделе не был! – нервничая, и чуть ли не криком произнёс он, уже раз третий точно поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина завелась, и тот, пробуксовав со свистом шин передних колёс, свернул на полосу своего движения. Спустя всего лишь пару минут езды ему навстречу показался ещё один микроавтобус с красными полосами, наклейками «03», и ревущей на всю улицу сиреной. Стоило Саше проехать ещё один перекрёсток, и ему на встречу уже неслась полицейская «Нива». Окна домов вдоль дороги переливались ярко – синим цветом от проблескового маячка, который был на крыше той машины. И мчалась она, подлетая на всех лежачих полицейских. Александр подъехал к отделу полиции. Здание, покрытое краской тёмно – бирюзового цвета больше было похоже на какой – то музей Ленину. Обычный дом на несколько семей, построенный в годах так где – то 50 – х, только сейчас на окнах блестели металлические решётки, и над входом развевается флаг Российской Федерации. Все места рядом с отделом МВД были заняты автомобилями, и тот, недолго думая, загнал своё «зубило» прямо на участок земли весь заросший пожелтевшей травой и находящийся под плакучей ивой. Он обратил внимание на открывшуюся дверь отдела, откуда в очень быстром темпе вышли четверо сотрудников органов внутренних дел, экипированные в защитные шлемы и бронежилеты. Автоматическое оружие было у всех, кроме полицейского, что спешно прыгнул за руль «буханки»4. «Утро начинается!», вздохнув, Саша ещё несколько секунд провожал недовольным взглядом тот отъезжающий от парковочной площадки «УАЗ».

В свои двадцать восемь лет он имел звание старшего лейтенанта полиции и служил в должности участкового уполномоченного уже пятый год. И вся эта спешка, вечная суета, горы просроченных материалов, свинское отношение начальства настолько уже стояли комком в его горле, что при первой возможности свалить куда угодно в командировку, Саша не думал ни минуты. Внутри проходной отдела тот остановился своими чёрными туфлями на кафельной бежевой плитке перед дверью в виде металлической решётки на магнитном замке. Справа, рядом с окном, выходящим в комнату дежурной части, висел синий телефон. Участковый снял трубку и поднёс её к голове, пытаясь связаться с оперативным дежурным или с его помощником, которые в рассеянности бегали от одного угла к другому. И один и второй периодически смотрели на стоящего перед окном Сашу и держащего трубку телефона, но, делая вид «нам сейчас некогда!», продолжали заниматься своими делами: дежурный, сев на стул, что – то печатал на компьютере, а его помощник в суете выносил бронежилеты и складировал их на полу дежурной части. Сомкнув от злости свои скулы, смотря на этих двух никак не реагирующих товарищей, со словами «Да вы вообще охренели что – ли?», полицейский стал громко бить носком одного из своих туфлей по металлической решётке. Помощник дежурного, услышав грохот, уже через десять секунд стоял с другой стороны решётчатой дверцы. Этот младший сержант с детским, тупым и неуравновешенным взглядом, не большого роста, с пухлыми от переизбытка веса щеками, стал кричать как не нормальный: «Больной что – ли на голову? Ты видишь? Ты стоишь перед дежурной частью, и никто тебе не открывает. Может, потому что все заняты?».

Александр терпеть не мог выскочек, которые не исполняли или попросту делали вид исполнения своих служебных обязанностей, так ещё и при этом пытались его чему – то учить. Простоять перед закрытой дверью десять минут, потому, что кому – то принципиально трудно нажать кнопку под столом, тем более, когда с другой стороны стоит сотрудник, одетый в форму, да ещё и старше по званию.

– А я что, на статую похож? Или ты, сидя на жопе, переработался? Кнопку один раз нажать не можешь? – снова ударив в решётку ногой, крикнул ему громко в ответ Саша.

Послышался скрип деревянной двери за спиной помощника дежурного, из которой вышел мужчина не высокого роста, в рубашке светло – голубого цвета с погонами подполковника полиции. Широкоплечий, коренастый, крепкого телосложения начальник с короткой стрижкой и русой, еле видимой чёлкой над своим широким лбом, был всего на пару сантиметров пониже участкового. Тот спокойно и с улыбкой на лице спросил у старшего лейтенанта: «Вы к нам в командировку? Я так понимаю? Приехали?».

– Так точно, товарищ полковник. Временно, на место участкового, прибыл из межмуниципального отдела «Днепропетровский»» – уверенно и спокойно ответил Александр.

Начальник громко и резко крикнул: «Да открой ты дверь уже!» стоящему рядом младшему сержанту, который после её открытия, развернулся и ушёл в дежурную часть с недовольной рожей (потявкал как собака и залез к себе в будку обратно). Подполковник взял из рук полицейского командировочную документацию, и внимательно рассматривая несколько листков с оттисками светло – голубых печатей, стал бормотать себе под нос: «Токарев Александр Владимирович, ясно!». Затем он протянул ему ладонь для пожатия со словами: «Добро пожаловать в наш очень при очень скромный отдел полиции! Меня зовут Литвинов Анатолий Александрович. У нас ни следователей, ни участковых… Короче, не хватает всех и сразу. А чего опаздываем, времени уже половина десятого утра?».

Старший лейтенант в растерянности начал объясняться тому, что как только он сменился с суток, сразу бросил свои вещи в машину и отправился в путь. Короче, как отпустили там, так сюда и приехал. Но, Анатолий Александрович смотря тому в глаза, молчал. Понимая, что объяснять что – то начальству бесполезно, Саша с недовольным голосом выдавил из себя: «Виноват, товарищ полковник, исправимся, больше такого не повторится!». Участковый и начальник шли по коридору рядом с дежурной частью и разговаривали. Не смотря на то, что вокруг в жуткой суматохе бегали сотрудники в бронежилетах, а у дверей оружейной комнаты стояла очередь на получение пистолетов, Литвинов с полным спокойствием и улыбкой на лице говорил Саше о том, что в отделе им требуются ответственные люди. Тем более на должности участкового уполномоченного полиции. О том, что ему выделят на время командировки комнату в общежитии, а на первом этаже есть столовая, и готовят там отлично. Токарев всё это слушал, кивая головой, то и дело повторяя: «Аааа…, я понял…» и так далее. Но, по сути, он пропускал всё это мимо ушей. Ему уже было это не интересно. Участковый был уверенно настроен на то, что после этой командировки он, наконец – то, поставит дату в нижней части, написанного уже как пять месяцев назад, рапорта на увольнение и отнесёт его в тот кабинет, куда приходил пять лет назад, чтобы поступить на службу. И какую бы «лапшу» ему не вешал на уши этот подполковник, Токарев очень хорошо знал одно – пока ты новый человек в данной структуре, то начальство начинает интересоваться, чем ты живешь, с кем поддерживаешь дружеские отношения, большая ли у тебя семья? А когда ты не делаешь показатели для «родного отдела» в тех, иногда реально не выполнимых количествах которые требует начальник, то тебя каждое утро как последнего ублюдка поднимают на планёрке, поливают грязью, высмеивают твою личную жизнь и все твои человеческие качества. И в такие моменты ты теряешь статус человека, а становишься никем – сотрудником, который может стать самым крайним в вопросе о том, почему начальник отдела остался без премии в этом месяце.

Темперамент Токарева не давал ему спокойно нести службу и терпеть всяческие насмешки. Тяжело принимать всё близко к сердцу, когда ты по своей натуре очень ответственный человек. Литвинов подвёл разговор к своему логическому завершению: «А главное – у нас здесь тихо и спокойно, но только вот сегодня обрушилось много вызовов, такого я вообще не помню!». Саша снова вздохнул и сомкнул свои челюсти, думая о числе и месяце которые он допишет в том самом рапорте на увольнение. Даже уже язык жизненных обстоятельств: «Твою мать, всё было тихо, пока я не приехал в этот замечательный городок!», говорил ему о том, что пришло время завершать эту служебную деятельность. Не успел он войти в отдел, началось: вызов за вызовом, какое – то ЧП, не хватает сотрудников, всё печально, как всегда. Тут стали слышны чьи – то крики из помещения дежурной части: «Пошёл ты на хрен! Я туда один не сунусь… Ты умный такой? Ну, поехали на вызов со мной, раз такой умник!». Подполковник попросил участкового подождать рядом с тёмно – серой металлической дверью дежурки, и тот несколько минут стоял и слушал маты и прочие наборы нецензурных выражений. Вышел Анатолий Александрович и позвал Сашу зайти к оперативному дежурному. Как оказалось, старший участковый Евгений Минаков ругался там потому, что его отправляли одного на вызов, где по информации невменяемая женщина кидается с ножом на членов своей семьи.

Начальник отдела полиции Литвинов показал дежурному на Сашу рукой со словами: «Почему один? Вот, напарник, знакомьтесь, Александр Владимирович!». А затем подполковник сказал Токареву, чтобы тот отдал ему все командировочные документы, и что он сам лично передаст их сотрудникам кадров. Оперативный дежурный подал Александру полицейский бронежилет «Модуль»5 в чехле чёрного цвета с надписью на спине большими, печатными, белыми буквами на чёрном фоне «ПОЛИЦИЯ».

– Ну, а дубинку вы мне хотя бы выдадите? – серьёзным голосом задал вопрос Саша оперативному дежурному, посмотрев на того с удивлённым взглядом исподлобья.

– За тобой ещё ничего не закреплено, поэтому, хватай бронежилет и беги в машину! – мешая ложкой чай в кружке и даже не подняв на того глаза, спокойно, размеренно ответил оперативный дежурный.

Минаков Евгений, который уже был в точно таком же бронежилете, сел на водительское сиденье своей трёх дверной «Нивы» и из под солнцезащитного козырька достал пачку сигарет, закурив одну из них. Саша, стоя рядом с пассажиркой дверью машины, быстро накинул на себя средство индивидуальной защиты, отрегулировав ремень и правую плечевую лямку. Когда он сел на пассажирское сиденье, Минаков посмотрел на него и резко поинтересовался: «Как тебя хоть зовут? А то мне эти два петуха из дежурной части всю голову забили, даже не услышал твоего имени».

Александр назвал свою фамилию и имя, протянув ему правую ладонь для рукопожатия.

– Женя! Добро пожаловать в отдел мечты! Тут, настолько мало людей… Ну, я имею ввиду сотрудников, что некоторых наказывают выговорами в день по два раза. А тебе пистолет хоть дежурный выдал? – рассказывал Минаков, пока не задал Токареву вопрос.

– Нет, кроме броника вообще ничего не дали. Да и на самом деле смысл? Ремнём штаны оттягивать? Оружие если даже и ты по нашему закону применишь, то если не дай Бог, преступник жив останется, то ты ему ещё и платить будешь до конца своих дней за то, что прострелил ему какую – ни будь почку и тот остался инвалидом. Только потом станет вопрос – а чем платить то? Со службы после такого случая сразу уволят. Пистолет – это так, для красоты, положено с ним ходить и делать серьёзный вид. Всё на этом! – закончил свой диалог Саша и замолчал на несколько минут.

– Нас и так люди ненавидят, а если ещё и стрелять разрешат, то, я думаю, потом они в нас стрелять станут. А чего ты так говоришь, есть печальный опыт? – с моментально возникшим интересом после услышанного, спросил Минаков.

– Полтора года назад прихожу на планёрку… Всё начальство, ну и все остальные в парадных кителях. Объявляют, что вчера на вызове погиб сотрудник – мой коллега по службе и очень хороший знакомый. Он оперуполномоченным был. Там ситуация такая вышла: поступило сообщение в дежурную часть о том, что мужик с ружьём в руках угрожает физической расправой своей жене. Приехала следственно – оперативная группа, заходят сотрудники в дом, а тот на диване сидит пьяный, на его коленях двустволка, горизонталка лежит. Полицейские сразу руки на кобуры с пистолетами положили, и кричат ему, чтобы оружие на пол бросил. А мужик стал им говорить, что ничего бросать не будет, мол, только с охоты приехал. Выпил дома сто грамм. И сейчас собирался оружие в сейф после чистки положить, а сотрудники полиции ему препятствуют. Да и кто вообще их впустил в частный дом, принадлежащий ему на всех правах. Сказал им, что не желает, чтобы те находились на территории его собственности. Тут ещё и ситуация такая… Супруга… Его жена, она то закрылась в туалете и к следственно – оперативной группе вышла только потом. И от неё же стало известно только позже, что на самом деле тот дядя ей и не угрожал ружьём, из сейфа достал и просто с ним сидел пьяный. Но, жена решила сотрудников поторопить, придумав, что её бедную тут сейчас завалят. Сам понимаешь, у нас в стране за заведомо ложный донос в телефонном формате никакой ответственности не предусмотрено. Она же после случившегося потом плакала и всё это сотрудникам полиции рассказывала – Токарев размахнул ладонью правой руки сигаретный дым перед своим лицом и продолжил:

– Так вот. Дядя с ружьём вроде как пошёл на контакт, согласился на переговоры и тот опер сказал ему, что они вдвоём дойдут до сейфа в соседней комнате, он положит двустволку в сейф и все спокойно сядут на кухне, разбираясь в ситуации. Мой знакомый сотрудник и этот мужик пошли в комнату с сейфом и через пару секунд раздался выстрел. Очень громкий и глухой хлопок. Никто вообще понятия не имел, как такое могло произойти. Когда оперуполномоченный остался с тем мужчиной вдвоём, то тот резко развернулся и выстрелил ему прямо в лицо из дуплета. Жена того мужика сразу после выстрела выбежала из туалета и ломанулась в помещение, где всё произошло. Вслед за ней мгновенно бросился один из сотрудников группы. А что самое интересное, тот ублюдок убил полицейского, бросил двустволку на пол, поднял руки над собой и последние его слова, которые услышали жена и сотрудник были такие: «Да сдаюсь я, сдаюсь!». В тот момент он улыбался. Правда та улыбка на его лице исчезла после следующего выстрела. Сотрудник следственно оперативной группы, увидев тело опера на полу, недолго думая, выстрелил из пистолета Макарова тому ублюдку прямо в живот. Тот товарищ с простреленным пузом очень долго мучился, согнувшись, лёжа на полу в собственной растекающейся луже крови. Никто из стоящих там полицейских даже не пытался помочь ему и остановить кровотечение. Они просто смотрели как тот мужчина отходит в мир иной и кричит на них матами. Затем нецензурной бранью, истерически, со слезами на глазах на них стала кричать жена того стрелка, когда уже скорая забирала его труп, положив на носилки…

Евгений резко закашлял так неприятно, как будто у него несколько лет не проходит туберкулёз, и перебил участкового: «Ситуация конечно… жуткая, тут сказать нечего. Но, а с тем сотрудником, который стрелял из пистолета, что стало?».

– Так вот, слушай дальше. Жена того стрелка написала после того происшествия во все возможные инстанции, наняла адвоката, который неоднократно выигрывал резонансные дела в судах. И всё это длилось месяцев шесть точно. Ситуация была неоднозначная. В итоге всё закончилось так: одного похоронили в закрытом гробу, потому что после выстрела в лицо из двух стволов двенадцатого калибра от его головы остались фрагменты черепа и рваная, перекошенная, нижняя челюсть. Ни мозгов, ни носа, ни глаз – всё осталось в той комнате на потолке и стенах. Второй полицейский сейчас сидит в тюрьме, после долгих судебных процессов. А суд пришёл к выводу, что нужно было произвести задержание без применения огнестрельного оружия, но, ни в коем случае, не выстрел на поражение. Поэтому, тут мало того, что людей научили нас ненавидеть, так и ещё закон работает не в нашу пользу. Вот так! А вот теперь и задумайся! Если случится какая –ни будь чрезвычайная ситуация в стране, по какой строгости нас потом будут судить теми законами, которые мы защищаем? Когда свои жизни будем пытаться сохранить? – завершил повествование Токарев и посмотрел с таким пронзительным, суровым взглядом на Женю, что тому стало даже не по себе.

– Это жесть, конечно! Чем дальше в этой структуре работаешь, тем страшней становится, – сказал Минаков, сделал затяжку и опустил ещё ниже стекло водительской двери, выкинув окурок.

– Ты вот рассказал мне сейчас эту историю, и у меня прямо перед глазами теперь стоит мрачное помещение, на полу которого лежит тело в полицейской форме и голова накрыта белой, пропитанной багровыми пятнами тряпкой. Это страшно! – и Евгений резко перевёл тему, взяв в руку мобильный телефон: «Что – то из дежурной части не звонят, сейчас сам наберу. Нужно узнать, нет ли по данному адресу оружия. А то окажется, что у этой дамы, есть какой – ни будь брательник, который ружьё по этому адресу хранит. Я так всегда делал, имею ввиду, всю информацию значимую собираю. Не от того, что твоих страшилок наслушался!».

Минаков стал набирать на старом, кнопочном, служебном телефоне номер дежурной части. После не продолжительного разговора с дежурным, Женя положил телефон в нагрудный карман и, посмотрев на Сашу, произнёс: «Охотников и владельцев прочих пушек по данному адресу не проживает, женщина, лет тридцати пяти, вдова, живёт с матерью пенсионного возраста и малолетней дочерью. Но, тут странно знаешь что? Эта девушка тоже работает на ветеринарной станции. Сегодня ещё до этого был вызов, похожий. О том, что мужик с ума сошел, на всех кидается и даже кусает! Вызвали полицию, чтоб сопроводить в больницу. Так тот мужчина невменяемый тоже врачом на ветстанции работает!».

– Сегодня, я так понимаю, вызов за вызовом, поэтому скорей всего так совпало, город тем более маленький, – не придав этому абсолютно никакого значения, с уверенностью ответил старший лейтенант Минакову.

– Да у нас максимум… МАКСИМУМ! Это один вызов в день бывает. И то, это чаще всего, какой ни будь старый дед забыл в магазине свой кошелёк. И мы к месту ещё приехать не успеваем, как в дежурную часть звонят люди и говорят о том, что нашли уже его портмоне. «Приезжайте и забирайте ребята»! А сегодня все взбесились просто. Странное совпадение с этой ветстанцией. Ладно, мы почти уже приехали, – закончил свои догадки Минаков, достав с заднего сиденья чёрный планшет, набитый пустыми бланками с объяснениями.

С левой стороны от асфальтированной дороги показался спуск, ведущий на грунтовку, состоящую из грязи и частично встречающейся щебёнки. Перед полицейскими был двух этажный старинный дом из кирпича красно – коричневого цвета времён социалистической революции. Во дворе не было ни одной машины, повсюду виднелись натыканные постройки из шифера и досок, беседка из дерева с обшарпанной краской и рядом с ней старая, металлическая, советская колонка, с которой подтекала вода и создавала огромную, блестящую лужу между сараями. Солнце зашло за тёмно – серые тучи. На фоне такого неба деревья с пожелтевшими листьями выглядели неестественно красиво. Минаков взял на заднем сиденье «ПР-73М»6 и передал его Саше. Выйдя из полицейского внедорожника, участковые быстро побежали в сторону подъезда. Рядом с входной дверью, стеклянное окошко которой было полностью залеплено разноцветными бумажными объявлениями, стояли две молодые девушки. Они накинули свои куртки прямо поверх коротких, домашних халатов, и по – видимому, дожидались сотрудников МВД. Когда Минаков и Токарев приблизились к ним, то одна из них резко заговорила: «Здравствуйте! Вы только Оксану не наказывайте, пожалуйста, она уже успокоилась!».

Вторая девушка моментально перебила рядом стоящую и произнесла: «Она спокойная, хорошая женщина, ну, с кем не бывает?».

Минаков и Токарев культурно поздоровались с ними и настойчиво в быстром темпе стали подниматься по бетонной лестнице на второй этаж дома. Дверь в квартиру № 8 была немного приоткрыта. В прихожей их встретила женщина пенсионного возраста, которая и была матерью той самой Оксаны. На руках та держала маленькую девочку лет пяти – шести на вид, которая крепко обнимала мягкую игрушку – оранжевого плюшевого медведя, в лапах которого была большая и красивая ромашка. Ребёнок был напуган, и правильней даже было сказать – что в медведя она вцепилась от страха. Мать Оксаны сказала сотрудникам, что всё уже хорошо, а её дочь сидит на кухне. Пожилая женщина стала извиняться перед участковыми из-за этого вызова. Александр подошёл к дверному проёму, ведущему на кухню, где увидел и саму Оксану. Девушка была одета в спортивном стиле: светло – синие трико с белыми полосками обтягивали её стройные бёдра, а выше виднелся серый, короткий топик. Она сидела за столом, наклонив голову, смотрела на чашку, что стояла перед ней и не шевелилась даже. Её мать начала им рассказывать о том, что Оксана вернулась с работы уже ближе к часу ночи. Задержалась она конкретно, а такое бывало очень редко. Причём, её постоянно домой возил сам директор ветеринарной станции. Когда дочь вошла на порог квартиры, то её мать обратила внимание на то, что правая рука была измазана кровью. Она была вся мокрая от пота и трусилась. Оксана быстро влетела на кухню, начала греметь шкафами, какими – то упаковками с ампулами и лекарствами. А затем забежала в туалет, где и закрылась.

Когда её мать вошла на кухню, то она обнаружила следующее: на кухонном столе валялась куча пластин разных таблеток, выброшенных из аптечки, в мусорном ведре были использованные шприцы и открытые ампулы от каких – то лекарств. Пожилая женщина взяла градусник со стола, которым дочь мерила свою температуру. На нём столбик ртути почти достиг отметки «40».

– Оксан, да у тебя под 40 температура! Я стала ей говорить о том, что сейчас вызову скорую помощь, ушла в прихожую за своим мобильным телефоном. Взяла его в руку, разворачиваюсь, а она стоит передо мной, вся мокрая, с кухонным ножом в руках и кричит какую – ту ерунду: «Что я ничего не понимаю, что прошло уже много времени!», в итоге вырвала мой мобильный телефон из рук. Что она имела в виду? Стала опять орать о том, что нужно вызвать такси и ехать обратно на работу… Я так от неё и не добилась, внучку напугала, села за стол на кухне и сидит вот в такой позе уже час. Я девочку на руки схватила и побежала к соседке. Только от неё смогла на «102» позвонить» – испуганно, в смятении и дрожащим голосом рассказывала мать Оксаны.

– Женщина, подождите, не так быстро, мне нужно сейчас отобрать от вас объяснение! – вставил своё предложение резко Минаков, доставая из офицерского планшета чёрного цвета пустой       бланк объяснения.

Саша стоял в дверном проёме, ведущем на кухню, и смотрел на Оксану. Она продолжала сидеть точно в таком же положении, с опущенной вниз головой. Вдруг Александр подпрыгнул на месте, когда та громко и не естественно стала кашлять. Через минуту её вырвало на стол рвотой, которая была перемешана с кровавыми сгустками.

– Тут что – то не то! Вызывай скорую быстрей, она вообще никакая, может таблеток наелась? – закричал Токарев, глядя на Минакова, который достал служебный телефон и стал вызывать скорую помощь.

Но, Оксану продолжало рвать прямо на стол, её лицо стало ещё бледней. Саша, подойдя сзади, взялся руками за её плечи и попросил потихоньку вставать. Девушка еле поднялась, так как её жутко лихорадило. Она бормотала себе под нос одно и тоже: «Вы не понимаете, нет, не понимаете». Александр, придерживая Оксану за локти и стоя у неё за спиной, помог той выйти в прихожую. Маленькая девочка, увидев свою маму, стала громко плакать. Минаков, держа телефон в своей правой руке, сказал всем присутствующим, что скорая будет через пару минут. Им повезло, машина как раз едет с заправки. Оксана с трудом засунула ноги в женские ярко – бежевые босоножки и вышла на улицу вместе с участковыми. Около входа уже стоял медицинский УАЗ «буханка». Две девушки в куртках и домашних халатах продолжающие стоять около подъезда, замолчали и внимательно наблюдали за происходящим. Женщина – фельдшер помогла девушке с жутко болезненным видом сесть в машину скорой медицинской помощи. Саша со словом: «Чёрт!», отбежал от автомобиля и вернулся в квартиру № 8, забрав с комода в прихожей свою резиновую дубинку. Он спешно объяснил матери Оксаны, что её дочь сейчас уже повезут в больницу и поспешил на улицу. Став своей правой туфлей на металлический порог микроавтобуса, тот кинул взгляд на Минакова: «А мы зачем с ними вместе поедем? На чём потом добираться до твоей «Нивы»?». А Женя, ехидно улыбнувшись и наклонившись к Саше, прошептал: «Да, в больнице пока потрёмся! Чем раньше приедем с вызова, тем быстрей на новый нас отправят. Ещё, бензин выкатывать! Его и так не выдают толком. Садись! Я тебя научу работать «старшим» участковым!». Буханка белого цвета с красными крестами двинулась с места и направилась в сторону городской больницы. Сзади в машине находились Токарев, Минаков, Оксана и фельдшер. Девушка сидела на носилках, облокотившись на один из медицинских шкафчиков. Медработник стала проверять глаза Оксаны, оттянув её нижнее левое веко одним из своих пальцев. Глаза той просто были налиты кровавым цветом. Сотрудница скорой стала спешно открывать большой пластиковый чемодан, после чего набрала в шприц жидкость из ампулы, помазала вены спиртовым раствором на сгибе левой руки бедолаги, и попросила её быстро сжимать и разжимать кулак руки. Но, та сидела с закрытыми глазами и никак вообще не реагировала: «Господи! Откуда у тебя такие раны глубокие на правой руке? Кто же тебя покусал всю?».

Токарев, положив дубинку позади себя и опустив голову вниз, прикрыл обеими ладонями своё лицо. У него безумно сильно болела голова. В левую височную часть будто воткнули раскалённую иглу. Раздался пронзительный женский крик. Саша моментально подхватился, увидев, как Оксана вцепилась своими зубами в шею фельдшеру. Минаков схватил ту за руки, пытаясь оттянуть от сотрудницы скорой помощи. Он быстро оттолкнул девушку, но в стиснутых зубах Оксаны остался зажатым рваный кусок плоти, который она откусила от шеи медработника. Машина скорой резко подпрыгнула на неровности, и Минаков, потеряв равновесие, вместе с сошедшей с ума дамочкой упал на сложенные носилки. У женщины – фельдшера разорванные куски кожи висели почти до правого плеча. И та, схватив себя ладонью за место, откуда красным фонтаном брызгала кровь во все стороны, упала головой к боковой двери машины, издавая громкие хрипы. Александр подхватился, чтобы помочь Минакову, но «УАЗ» резко затормозил, после чего Токарев упал, ударившись затылком о заднюю дверь. Встав на ноги, он оцепенел, наблюдая как сумасшедшая девушка выдрала своими зубами целый кусок мяса из руки Евгения. Ниже правого запястья того находилась огромная, рваная рана, из которой наружу торчали брызгающие алой жидкостью вены, а от ладони и до пола салона тянулись багровые струи, образующие под ногами старшего участкового растекающееся пятно такого же цвета. Саша схватил Оксану за волосы обеими руками и потянул на себя. Но сам он упал и оказался уже лежащим спиной на полу. Та же в этот момент времени уже находилась поверх него, вцепившись зубами в середину чехла бронежилета. Полицейский, схватив Оксану обеими руками за горло, с трудом отодвинул её голову от себя. Быстро убрав свою правую руку с шеи девушки, тот схватил резиновую палку и нанёс один очень сильный удар в верхнюю часть черепа. Но, Оксана продолжала извиваться как змея и пытаться вцепиться в Токарева своими челюстями.

Лицо было жутко бледным, как у покойника. А её мимику будто перекосило, огромные чёрные синяки под глазами, подбородок же весь был измазан алыми разводами. Он стал один за другим наносить удары резиновой палкой, попав несколько раз в область глазницы. Левый глаз девушки лопнул и стал стекать по щеке, но даже это не остановило Оксану. Токареву всё – таки удалось её скинуть с себя при очередном торможении автомобиля, и он подбежал к Минакову. Расстегнув кобуру на его ремне, тот вытащил пистолет Макарова7, а машина снова резко затормозила. Пошатнувшись, участковый присел на левое колено, взяв на прицел встающую Оксану. Он произвёл выстрел в правую ногу, но та, немного дёрнулась и всё равно побежала в его сторону. Водитель скорой медицинской помощи покинул своё водительское место и подбежал к задним дверям. Внутри машины раздался глухой хлопок. Мужчина в замешательстве несколько секунд не решался открывать двери после услышанных им выстрелов, криков и прочих звуков борьбы. Он схватился за обе ручки дверок, открыв их, быстро отскочил назад. Перед его ногами на асфальтированную площадку из микроавтобуса вывалилась Оксана, и в центре её лба было видно входное отверстие от пули. На одной из задних дверей с внутренней стороны растекались брызги крови. Из дула пистолета, что находился в руках у Александра, тонкой струйкой тянулся дым к потолку салона: «Надеюсь, теперь она мертва!». Позади Токарева на полу лежало тело фельдшера, а справа на сложенных носилках находился Минаков, тоже без каких – либо признаков жизни. Только его правая нога периодически дёргалась.

Водитель – мужчина в возрасте просто потерял дар речи. Молчал и смотрел на тело девушки. Саша поставил пистолет на предохранитель и поместил его теперь уже в свою кобуру, которая до этого была пустой. Пристав в полный рост, участковый подошёл к открытым задним дверям скорой помощи и его взгляд не отрывался от простреленной головы Оксаны, пока он не услышал голос водителя: «Сынок… ты как?». Крикнув: «Чёрт!», он развернулся и подбежал к Минакову, что лежал на сложенных носилках. Полицейский осмотрел одну из его конечностей, с которой на пол до сих пор стекала кровь из разорванной раны. Токарев развернул левую, не повреждённую руку напарника, и положил свои два пальца на запястье, в место, где проходила лучевая артерия. Пульс его еле ощущался, а удары были не очень ритмичными. Понимая, что тот ещё жив, участковый подбежал к лежащей женщине фельдшеру. Но, наступив туфлей в тёмно – красную лужу, что продолжала вытекать из её шеи, тот понял, признаков жизни сотрудник скорой помощи больше не подаёт. После чего он вернулся к задним дверям машины.

– Да никак… пришлось пустить ей в голову пулю, она загрызла насмерть, скорей всего, вашу медработницу, но напарник вроде жив ещё. Что с ней случилось? – говорил ему Токарев, спрыгивая из машины, и обратив свой взгляд на правую руку покойной, где ниже её локтевого сгиба имелись следы от укусов.

Увидев бегущих к машине медсестёр, тот заорал: «Тут один живой ещё, он крови много потерял! А вторая, не знаю, жива она или нет!». По своим формам укусы были похожи на те, что остаются после собаки. Пока Александр внимательно осматривал повреждения на правой руке Оксаны, краем уха он услышал за своей спиной разговор водилы и одной из медсестёр, которые с криками: «О Боже!», подбежали к «Уазику».

– Девчат… да она еле на ногах стояла, даже сама в машину не могла залезть, ну и как… как смогла напасть на кого – то?

– Главное, спокойно себя вести, не задавать человеку лишних вопросов, мы сейчас уже звоним в полицию… – шепотом объясняла водителю одна из медсестёр и тут её моментально перебил Саша: «Полиция уже тут. Зачем ещё раз звонить в полицию? Я сейчас буду делать звонок в следственный комитет, потому, что мои полномочия на этом закончились. К машине никого вообще не пускайте, мне с лица кровь смыть надо, где у вас тут вода?».

Та, кого он перебил, повела его за собой через приёмное отделение. И выглядела медсестра очень напуганной. Токарев попросил у неё обезболивающее, так как височная часть с левой стороны продолжала жутко болеть. Медсестра оставила Александра в приёмном отделении на проходной и попросила пару минут подождать. Затем вернулась вместе с доктором, которая ничего не спрашивала и сказала идти за ней. Они оказались в каком – то помещении больше похожем на подсобную комнату. Женщина попросила участкового присесть на стул, и с её слов стало понятно, что та ушла за обезболивающими. Странно было то, что доктор даже не спросила у него о том, ранен он или нет? И когда она снова вернулась, то в одной из рук был стакан с водой, а в другой согнутой на половину ладони находилась горсть разных таблеток. Токарев закинул эту горсть себе в рот, запив быстро целым стаканом воды. Сказав: «Спасибо!», тот резко встал со стула и настойчиво пошёл в сторону двери. Доктор стала в дверном проёме и сказала, чтобы полицейский посидел и пока подождал, ведь его нужно было ещё осмотреть, добавив пару предложений касательно того, что волноваться не стоит: «Там наши девчонки из больницы рядом с машиной скорой остались, никого не подпустят, а вас осмотреть нужно». Женщина в белом халате как – то странно и спешно покинула это помещение, а за хлопком деревянной двери послышались тихие щелчки. Токарев не придал этому никакого значения, так как осматривал внимательно комнату и глазами искал рукомойник. Но только его здесь не было. В правом дальнем углу от двери находилась кушетка, обшивка которой была сильно рваная, и наружу торчали жёлтые куски поролона. Почти в каждом углу имелись пустые, мятые коробки от разных лекарств, старые, громоздкие мониторы от компьютеров, металлические подставки и медицинская аппаратура. Это была кладовая.

Александр с криком: «Я же объяснил им, что мне умыться нужно, я весь измазан чужой кровью!», пошёл в сторону двери. Но та была закрыта снаружи. Немного занервничав, участковый стал стучать кулаком по ней. Мало того, что его просто на просто заперли тут, так Саша ещё и стал ощущать слабость в ногах. Достав свой смартфон из кармана, тот стал искать номер дежурной части в телефонной книге, чтобы его соединили со следственным комитетом. Зрение не получалось сфокусировать, надписи и цифры на дисплее стали расплываться всё сильней и сильней. Онемевшие кончики пальцев рук, ватные ноги, он с трудом дошёл до кушетки и присел на неё: «Чёрт… это всё на нервной почве, надо же попасть в такую ужасную ситуацию? Ещё видно и переутомление после долгой дороги». Сам не понимая, каким образом, полицейский уже лежал своим правым боком на кушетке. Правая его нога продолжала касаться пола, но поднять её он не мог, так как уже не чувствовал. Веки стали такими тяжёлыми и ему казалось, что если он их опустит ещё раз, то потеряет сознание. Саша попытался на несколько секунд закрыть глаза. Но когда их открыл, то увидел яркое солнце, пробивающееся своими лучами сквозь лобовое стекло автомобиля. Повернув голову направо, перед его глазами стали пролетать бесконечные полевые пейзажи: поля с растущими на них ярко – жёлтыми подсолнухами чередовались с полями светло – зелёного цвета. Ярко – салатовый плюшевый зайчик болтался в салоне на зеркале заднего вида. Около двух лет назад такой брелок был самой модной игрушкой у детей. Все маленькие мальчики и девочки вешали их на свои портфели и сумки. И эти плюшевые комки с огромными ушками во весь рост и еле видными маленькими глазками чёрного цвета сметали целыми коробами с прилавков.

Оля – жена Токарева работала профессиональным фотографом. И на многих семейных фотосессиях, где она фотографировала детей, видела, как детям нравится, когда в кадр попадают их «зайчики». Однажды, в один из осенних вечеров во время просмотра фильма, Ольга принесла свой ноутбук, и, положив его на колени, стала показывать мужу фотографии, где дети позировали со своими любимыми игрушками. Она сказала, что это очень милая игрушка, и что в детстве у неё таких не было. Детство Оли на самом деле было ужасным: вся юность в глухой деревне, междоусобицы матери и свекрови, а от первой к тому же и не было никакого внимания к маленькой девочке вовсе, так как дочь родилась не в подходящий момент у молодой мамы. Выпивающий отец, запои которого заканчивались неоднократными попытками суицида, безмозглые одноклассники, которые с первого и по одиннадцатый классы возненавидели девчонку, потому что интересы других школьниц не сходились с интересами Ольги и чаще всего разногласия заканчивались настоящей девичьей дракой на кулаках за какой – ни будь школьной курилкой. И та почти всегда проигрывала, так как была миниатюрной, хрупкой и вежливой по сравнению с кобылами, которым она дышала в грудь. Для тех девчонок, кто трахался в пятнадцати летнем возрасте на блат хатах с ровесниками своих отцов было не нормально просто хорошо или хотя бы как – то поддерживать общение со школьницей, которая копит деньги, полученные от бабушек, на автобусные билеты для того, чтобы хотя бы раз в неделю доехать до города и какой – то час побыть на кружке рисования. Скорей всего, где – то в глубине души, она пыталась и не вспоминать прошлое, а создать новые воспоминания о своём детстве и верить в то, что так и было на самом деле. Саша всегда прекрасно понимал насколько это было важно для неё, для её настроения, для её чувств, с которыми она каждое утро просыпалась в обнимку с ним. Поэтому тот очень часто устраивал ей сюрпризы, море подарков в виде красивых шкатулок для украшений и плюшевых игрушек. Всё для того, чтобы увидеть ту самую искреннюю улыбку на лице самой при самой счастливой девушки на всей этой планете. Иногда Токарев просыпался на пол часа раньше, и лёжа рядом с Олей, смотрел на её спящее лицо.

Как – то она сильно заболела гриппом и слегла с зашкаливающей температурой. Саша взял отгул, так как в таком тяжёлом состоянии он не мог оставить одну свою супругу. Оля выпила жаропонижающие лекарства с антибиотиками и уснула во время просмотра своего любимого сериала. Тот закрыл квартиру на ключ и бегом направился в магазин с цветами и мягкими игрушками, что был внутри городского универмага. Погода на улице в тот момент выглядела так: не то, что сильный, а действительно не на шутку ураганный ветер, и нескончаемый ливень. Полицейский забыл взять зонт, но возвращаться не стал. Он всё – таки купил того салатового плюшевого зайчика, от которого тащилась любимая жена. Когда тот вернулся в их квартиру, то по всей прихожей за ним тянулись мокрые отпечатки от его ног. Вода с волос капала так интенсивно, будто он только что вышел из душа. Переодевшись в сухую одежду, Александр лёг рядом с Олей на диван, а игрушку положил ей аккуратно под левую руку. Он весь промок и промёрз до костей. Почувствовав лёгкий озноб, Саша на пару секунд закрыл глаза, и тут послышался красивый женский голос: «Не спи!». Токарев открыл глаза, и солнце снова продолжало пробиваться своими лучами сквозь лобовое стекло машины. Плюшевый зайчик всё также болтался в салоне на зеркале заднего вида. Слева от него за рулём сидела Ольга и вела автомобиль. Эта девушка была великолепна: тёмные как ночь, короткие волосы, с красивой чёлкой, зачёсанной на правую сторону; ярко – зелёные глаза; длинные, чёрные ресницы; красивый и острый нос; аккуратные, маленькие губы с оттенком любимой помады кораллового цвета и та самая неповторимая улыбка на её лице. На мочке правого уха блестели золотые серёжки с разноцветными камнями. Взгляд Оли, улыбка – она счастлива как никогда. Салатовый, спортивный топик, который по длине не доходил даже до её пупка, тёмно – бирюзовые, обтягивающие шорты. На стройных, худых коленях супруги сидел трёх месячный щенок немецкой овчарки.

– Тебе Берта на коленях не мешается? Хочешь, я её к себе заберу?

– Нет Саш, не надо… она уснула.

Оля посмотрела на мужа и на пару секунд отвлеклась от дороги. Он улыбнулся, глядя в её ярко – зелёные глаза и услышал громкий сигнал грузовой машины. Тот мгновенно повернул голову на длинномер, который ехал по своей полосе им на встречу. На ровне с ним неслась и чёрная «БМВ», пытаясь до последнего обогнать грузовик и летела прямо на Сашу и Ольгу. Когда он закричал: «НА ОБОЧИНУ!», то расстояние между ними и той «бэхой» было уже не больше трёх – четырёх метров. У каждого в жизни были такие моменты, когда ты теряешься где – то между сном и реальностью. Это скорей всего происходит за счёт того, что сам сон кажется настолько сильной явью, что открыв глаза, ты долго ещё не можешь прийти в себя. В подсознании Токарева часто детально воссоздавалась та ситуация с аварией, мучая его чаще всего двумя концовками: либо это так, как было в действительности. Либо это так, как хотелось ему. Третьего не дано. А его психика говорила о том, что переживая ту аварию снова и снова, он всё глубже и глубже рыл себе яму из которой было психологически уже очень трудно вылезти. Полицейский застыл в прошлом, в той самой глубокой яме, отгородившись от окружающего мира и сидя в которой, постоянно пытался придумывать всякие действия. Которые, по его мнению, могли повлиять на исход произошедшего. На итог уже случившейся ситуации. В действительности Саша не видел ту машину, которая вылетела им на встречу, из – за которой и произошла авария. Он не кричал Оле о том, чтобы та съезжала на обочину. А последнее, что помнил полицейский – то, как она, улыбаясь, посмотрела ему в глаза. То действие Ольги продлилось не больше секунды. И не известно, сыграла ли какую – либо роль та одна и единственная секунда.

Уже прошло два года с того трагического происшествия, и каждое утро он просыпался и винил в этом себя. Каждую ночь Токарев пытался уснуть и при этом также продолжал винить в этом только одного себя. Винил себя в том, что не сел за руль потому, что не спал целые сутки после смены и сильно клевал носом в дороге; винил себя в том, что не нужно было им тогда спешить домой, а следовало выехать позже; винил себя в том, что не забрал щенка с её коленей, тот винил себя во всём. Есть вещи, которые никак от нас не зависят и в своё время Саша допустил ужасную ошибку – загнал себя морально в так называемый «тёмный угол» своим же чувством вины. Родные, друзья, знакомые, говорили ему только о том, что если бы Оля была жива, то она хотела бы только одного – чтобы Токарев был счастлив и прожил эту жизнь счастливым, потому что очень сильно его любила. На целый год парень замкнулся в себе, и случилось это сразу после похорон жены. Каждый день он приходил на работу, которую ненавидел и каждый день уходил с неё самым последним, потому что, как он думал, идти уже было некуда. Там, в квартире, всё напоминало об Ольге, но только её самой в этом мире больше не существовало.

Переступив порог родного дома, тот скидывал форму участкового как зря на стул, ставил чайник на газовую конфорку и просто сидел в зале перед телевизором. Который уже несколько месяцев не включался. Пока чайник закипал, Саша опрокидывал полулитровую бутылку коньяка или портвейна примерно за 10 – 15 минут. Как – то раз он заливался алкоголем сидя перед огромным плазменным экраном и открыв глаза, за своим сидящим на диване отражением, тот увидел, что сзади него кто – то лежит. Полицейский действительно увидел очертание лежащей человеческой фигуры прямо за его спиной. Саша подпрыгнул, и его аж зазнобило от страха, понятное дело, что когда тот обернулся, диван был пустым. Спал он всю неделю с открытыми глазами, а точнее и вовсе не спал, когда после того случая сидя на кухне, услышал как за стеной где – то в зале послышался отчётливый, тихий и спокойный голос Оли: «Иди ко мне…».

Токарев начинал сходить с ума, плюс алкоголь в больших количествах вперемешку с антидепрессантами каждую его ночь превращал в ад: он просыпался в холодном поту очень часто, а перед его глазами ещё долго стояли обезображенные до ужаса чьи – то лица, мелькающие в темноте замкнутых помещений. Олю похоронили в закрытом гробу, пока Саша лежал в больнице с полученными травмами. За пару недель беспрерывного употребления алкоголя дошло до того, что полицейский мог буквально подскочить ночью с кровати и бежать к ближайшему выключателю, чтобы включить свет. Он просыпался от того, что чувствовал как рядом кто – то лежит, а самое интересное, участковый часто стал слышать чьё – то дыхание. И ни одна вещь в комнатах не сдвинулась за несколько месяцев: системный блок компьютера также стоял под столом в разобранном состоянии; за дверью в зале стояли пакеты с вещами, которые также не разбирались; завернутые в полиэтиленовый материал их совместные с покойной супругой картины как стояли в углу, так и продолжали пылиться там дальше. Единственное, что менялось в квартире, так это количество пустых бутылок из – под коньяка. И в мусорном ведре их становилось всё больше и больше. Он каждый вечер сидел с бутылкой спиртного и держал их совместную с Олей фотографию со свадьбы. И пил.

Саша слегка приоткрыл левый глаз и увидел одну из своих ладоней, которой стал пытаться шевелить. Но она была будто онемевшая. Губы пересохли, и очень сильно хотелось пить. Самочувствие у Токарева было такое, будто тот пытался встать с кровати после долгого запоя. Полицейский стал собираться с мыслями, но не мог понять одного: «Почему их с Олей диван стоит в другом углу? И что это вообще за комната такая?». Спустя минуты три участковый включился в действительность после очередного сна с фрагментами тяжелых для него воспоминаний. А он лежит сейчас также в той самом подсобном помещении больницы. Саша попытался резко встать на ноги, но почувствовав сильное головокружение, плюхнулся с грохотом на кушетку обратно. Он не был дураком, и знал, что находился в отключке после того, как женщина – доктор дала ему целую горсть разных таблеток: «Идиоты, они мне не верят. Думают, видно, это я всех пристрелил в той машине скорой помощи. Ну да, кто поверит, что одна маленькая хрупкая девушка пыталась загрызть двух человек? Причем, у меня на глазах». В данной ситуации Александр сам понимал, что эта версия подходит для окружающих больше всего, нежели женщина – людоед. В его голове забурлили мысли о том, что теперь писать в рапорте о происшествии, но чёрт подери, если бы не выстрелил, то уже бы лежал в той машине скорой вместе с теми двумя. Высохшими губами тот быстро произнёс: «Точно, следственный комитет!». Смартфон Александра был полностью разряжен, поэтому сделать звонок в другой следственный орган не получилось. Он быстро посмотрел на циферблат своих часов хронографов и ужаснулся: «15.25. Вот это я замечательно поспал!».

Саша всё – таки кое – как встал на ноги, ощущая до сих пор слабость во всём своём теле, и подошёл к двери. Он нервно и быстро стал дёргать ручку, пытаясь всячески её открыть, но ничего не получалось. Участковый был в полном бешенстве и просто стал стучать обеими кулаками в дверь с криками: «Вы вообще тут что – ли с ума сошли? Сейчас же откройте дверь… вы сотрудника полиции заперли, недоноски!». Послышались шаги и они доносились с другой стороны. Топот был похож на то, будто кто – то пьяный волочит свои ноги, и стих он прямо за дверью. Токарев выждал несколько секунд и со всей дури ударил кулаком по дереву. Но с другой стороны послышались странные звуки: кто – то будто бы стал царапаться ногтями с таким упорством, что у Саши мурашки пробежали по телу. Раздался грохот стекла в конце больничного коридора. Шаги моментально стали отдаляться от дверного проёма и тут раздался крик, жуткий и неестественный. То – ли мужской, то – ли женский, было не понятно. Да вообще, человеческий ли он? Полицейский понимал, что за закрытой дверью происходит что – то странное, но всё равно вернулся к кушетке и стал внимательно осматривать помещение, проговаривая себе под нос: «Я же ей в ногу выстрелил, а она даже не пошевелилась. Пистолет Жени!».

Резко положив руку на кожаную кобуру тёмно – коричневого цвета, Токарев извлёк из неё пистолет Минакова. В магазине тот насчитал всего пять патронов. Быстро отодвинув назад затворную раму, он увидел, как из выбрасывателя вылетел ещё один девяти миллиметровый патрон, который упал на кушетку. Токарев добавил его в магазин, вернув в полицейский пистолет, как тут он услышал, что по коридору теперь уже кто – то бежит. Звук был уже очень близко. За дверью кто – то звенел связкой ключей, перебирал их, пытаясь вставлять в замочную скважину. Раздался щелчок дверного замка и скрип открывающейся двери. В помещение влетела медсестра, резко захлопнув её за собой. Участковый в этот момент времени отошёл за металлический сейф, прижавшись к стене, справа от которой находилась дверь. Он сжимал своими обеими руками рукоятку пистолета, удерживая его перед лицом и направив стволом в потолок. Тот уже ничему не был удивлен и не знал чего теперь ожидать. Девушка, вообще не смотря по сторонам, закрыла замок на ключ изнутри. В своих аккуратных, небольших губах она сжимала какой – то металлический предмет. Дрожащей правой ладонью, положив ключи в карман медицинского халата, она той же рукой достала из сомкнутых губ железку. Вздохнув, медсестра упёрлась лбом в дверь и опустила руку, в которой блестел ампутационный медицинский нож8 с огромным лезвием, что по своей длине было не меньше двадцати сантиметров.

Глава третья. Больница.

Медсестра продолжала стоять, упёршись лбом в дверь ещё секунд десять точно. Она медленно стала поворачивать свою голову в сторону, где стоял полицейский. Наконец, увидев его, та с испуганным видом отскочила от двери, ударившись спиной о стену. Схватив ручку длинного скальпеля обеими руками, она вытянула его перед собой, будто готовясь отбить нападение маньяка. Саша с открытым ртом посмотрел на острие лезвия, которое было направлено ему прямо в лицо, и спросил у девушки: «Что тут такое творится?». Та, осмотрев Токарева с ног до головы быстрым, очень нервным взглядом, всё – таки заговорила: «Укусы, ссадины есть на теле? Только правду говори мне!». Саша, стоя в том же самом положении и также удерживая пистолет в руках, только хотел ответить медсестре, как та снова продолжила свой допрос:

– Кровь чья?

– Точно не моя! Мы с другим участковым девушку с вызова забрали, поехали с ней в машине скорой, чтобы сопроводить. А она будто бы с ума сошла, разорвала зубами шею вашему фельдшеру и разворотила половину руки моему напарнику. Всё быстро произошло, я сделать ничего не успел, только додумался с пистолета выстрелить два раза в неё, чтобы к остальным не присоединиться. Она…

– Ты куда стрелял? Я имею ввиду, в какую часть тела?

Саша рассказал ей о том, что выстрел в ногу Оксану не остановил, и ему пришлось пустить ей пулю в лоб. Он поместил пистолет обратно в кобуру и стал понемногу отходить от большого металлического сейфа, направляясь в сторону девушки. Та опустила скальпель лезвием в пол и слушала, как Токарев продолжает рассказ о ситуации, которая произошла в машине скорой помощи. Её звали Анна. Очень симпатичная, стройная блондинка с золотистыми волосами, уложенными назад и хвостиком, немного ниже плеч. Светло – голубые глаза и приподнятый слегка к верху кончик носа. Это была девушка двадцати пяти лет, не высокого роста, на половину головы ниже Саши. Её медицинский костюм и брюки ярко – бирюзового цвета спереди были измазаны кровавыми разводами. С виду, она действительно выглядела беззащитной, но после того, что медсестра стала говорить полицейскому, робкой он уже назвать её не мог.

– Они ведут себя так, потому что заражены. Чем именно, не знаю я. И не понимаю, почему нападают только на здоровых людей, других мёртвых не трогают, ходят рядом друг с другом, как стадо баранов. Все эти психованные, они уже не живые люди…

– В каком это ещё смысле «не живые»?

– В самом прямом смысле! Ваши ребята из полиции сегодня привезли несколько таких невменяемых, с очень глубокими рваными ранами на частях тела. Медсестры у них анализы крови взяли, пока им снотворное ввели. А девчонкам из лаборатории звонят и спрашивают: «Где вы эту кровь взяли? Либо у покойника какого в морге? Где анализы крови тех людей?». И, кстати, все те невменяемые имели телесные повреждения в основном в виде укусов, или рваных и оторванных кусков мягких тканей. Снотворное действует на них вообще плохо, мы так одного накололи лошадиной дозой, а тот через пять минут уже подхватился и откусил нашему хирургу два пальца на руке. И спустя два часа, примерно, у хирурга тоже как у женщины, о которой ты говорил стали проявляться такие же симптомы в виде рвоты и температуры. Нам показалось, что он уснул после перевязки. А когда тот открыл свои глаза, то накинулся на одну из старших медсестёр и зубами стянул кожу с половины её лица. Я схватила один из скальпелей, что ближе всех на столе лежал, и воткнула ему в спину, раз десять минимум. Он даже не дёрнулся. И…

– Да что это за хрень такая? Может мы с ума тоже сошли уже? А как ты выбралась из той бойни вообще?

– Слушай дальше! Я скальпель тому хирургу взяла и в голову воткнула. Он упал, больше признаков жизни не подавал. Значит, мозг не до конца ещё мёртв, как – то он же сигналы посылает по телу, причём по мёртвому телу. Надо бить в голову!

Саша стал спешно расспрашивать Аню о том, остались ли ещё живые и вменяемые люди в больнице. Но, та ответила, что к тому моменту времени, когда бежала к дверям, живой оставалась в их отделении только доктор, которая и дала ей ключи, объяснив, где можно спрятаться. И то, ту женщину успел укусить пациент за ногу. Медсестра также сказала Токареву, что ей никто не говорил о том, что здесь заперли сотрудника полиции: «Видно забыли за тебя во время этого ужаса! Не пойму где мой телефон, неужели оставила в сестринской?». Александр стал успокаивать девушку, которая вся трусилась от нервного срыва. Тот сказал, что в любом случае, какая бы там не была обстановка за дверью, им нужно выбираться из больницы и желательно найти мобильный телефон. По мнению полицейского самым безопасным местом в таком случае мог быть только отдел полиции.

– Сколько в больнице вообще персонала вместе с больными?

– Больных… пациентов, имею в виду, было человек тридцать точно. Но, потом привозить стали зараженных. И при мне поступило ещё шестнадцать людей. Персонала вместе со мной должно быть тридцать семь человек на данный момент. Я не знаю, что нам делать, куда нам бежать, нас разорвут просто, вот и всё!

Договорив, Анна с печальным взглядом просто смотрела куда – то в пол и молчала.

– Так, ладно. Мы живы, нас не покусали, это уже плюс. Я так понимаю, что воздушно – капельным путём эта инфекция не передаётся. Пролежал я тут точно пять часов, и симптомов у меня нет, а ты была вообще рядом с теми людьми, и тоже всё в порядке. У меня пистолет с шестью патронами, у тебя нож. Пора нам выбираться отсюда!

– Думаю, не стоит стрелять. Они реагируют сразу на громкие звуки. Случайно ногой своей капельницу задела, та упала. Те услышали и все втроём ко мне так быстро рванули с нечеловеческими криками и воплями. Мне в шкафу пришлось час целый сидеть, пока эта троица на чьи – то другие крики не убежала.

Сашу, на самом – то деле, компания в лице Анны не устраивала в данной ситуации. Потому, что он очень сильно привязывался к людям, а та ему уже начинала нравиться своими попытками дерзкого поведения и грубоватой манерой общения. И за какие – то десять минут их очень «дружеской» встречи полицейский очень хорошо понимал, что она далеко не такая по своему складу характера, всё равно местами даже в тех же самых сказанных ей словах проскакивали застенчивость и вежливость. Но тот ещё даже преставления не имел, откуда Ане удалось вернуться. Он взял её за плечи и помог встать, так как медсестра сидела на корточках, облокотившись на стену и смотрела куда – то в пол своим потерянным взглядом. Токарев забрал у неё ампутационный нож и переложил в свою правую руку, понимая, что патронов на всех не хватит, а звуки выстрелов помогут разъяренной толпе скорей их обнаружить. Минут пять он успокаивал Аню, потому что у неё началась истерика, она мгновенно заревела так, что за дверью снова стали слышны чьи – то шорохи. После пережитого и увиденного ей просто психологически было невыносимо возвращаться обратно и идти мимо тех самых больничных палат. Но другого выбора у них теперь не было. Полицейский, рассматривая острое и блестящее лезвие, нервно, будто приготовившись вбежать в горящий дом, спросил: «Стой! Просто, всё так быстро происходит! А как нам отличить заражённых от нормальных людей?». Девушка, стирая со своих худых щёк остатки размазанного туша, как – то вспыльчиво и быстро прошептала тому: «Как? Они будут пытаться нас сожрать!». Саша приоткрыл осторожно двери и попал в коридор, в конце которого был дверной проём, а за ним бетонная лестница, ведущая на второй этаж. По словам Ани, так можно попасть через запасной выход на парковку для машин скорой помощи, так как идти туда, откуда прибежала она – это самоубийство. Аккуратными шагами он с медсестрой дошёл до дверного проёма ближайшей к ним палаты. Внутри неё один из зараженных стоял к ним спиной, упершись в стену напротив своим лбом. Второй, прямо в центре палаты сидел на коленях над трупом какого – то мужчины в белом медицинском халате и головой копался в разодранном животе. Под ногой у Александра раздался громкий и протяжный скрип деревянной половицы. И он, ожидая самого плохого варианта событий, крепко сжал рукоять ампутационного ножа в своей правой руке. Ещё крепче сжала своими обеими пальцами рук его локоть Анна, которая смотрела на того невменяемого вместе с Сашей.

Зараженный, находящийся на полу приподнял немного голову вверх после услышанного звука и слегка повернул в левую сторону. От его подбородка и до самого живота растерзанного тела сотрудника больницы тянулась кишка, с которой на пол падали капли крови. Тот смотрел своим взглядом в стену, фыркал ртом. Его левый глаз судорожно дёргался, пытаясь на чём – то сфокусироваться. Но он снова наклонился к обезображенному туловищу и продолжил пожирать внутренности. Токарев и Аня продолжили тихо и медленно шагать в сторону лестницы. На их пути оставалась ещё одна больничная палата. Дверь и в ней, как назло, также была открыта. Но внутри никого не было. Две койки, на линолеуме, рядом с перевёрнутой капельницей лежало алюминиевое ведро, из которого вытекла целая лужа воды. На тумбочке находились чьи – то вещи и прозрачный пакетик с оранжевыми апельсинами. И из – под этого пакета торчал смартфон в чехле чёрного цвета, лежащий задней частью корпуса к верху. Это был единственный, пока что, самый подходящий вариант, чтобы обзавестись мобильной связью. Саше необходимо было срочно связаться с кем – ни будь из отдела и понять, что тут происходит. Токарев ещё раз быстро осмотрел своим взглядом больничную палату, и, убедившись в том, что внутри никого нет, вошёл в неё вместе с медсестрой.

Внимание участкового было приковано к той бледно – коричневой деревянной тумбочке, на которой находился телефон. А когда они пересекли уже дверной проём и стояли между двух больничных железных коек, то полицейский своим боковым зрением заметил какое – то движение. Резко развернувшись направо, Саша увидел одного из пациентов, который находился за одной из открытых дверей палаты. И тот стоял к ним лицом, но его голова до самой переносицы была замотана бинтами пропитанными кровью и жидкостью оранжево – жёлтого цвета. Мышцы на одной из его рук почти полностью отсутствовали, от самого плеча и до локтевого сгиба. А если сказать точней, то половина его правой руки была обглодана до самых костей. Зараженный ничего не видел и только ворочал своей головой из стороны в сторону, пытаясь уловить окружающие звуки вокруг себя. Он судорожно шевелил своими бледными, тёмно – синими губами, издавал ртом что – то похожее на тяжёлые вздохи и при этом медленно стал идти в сторону Ани и Саши. До тумбочки уже было подать рукой, а зараженный остановился в проходе между двумя больничными койками, перегородив им путь к выходу из помещения. Полицейский, не спуская глаз с забинтованной головы, стал на ощупь левой рукой искать на тумбочке смартфон. Он нащупал его, задев случайно кружку, что упала и разбилась вдребезги. Пациент с перебинтованной головой моментально зашевелился и пошёл уже быстрым шагом на грохот, в их сторону. Саша чувствуя, что телефон в его руке какой – то очень лёгкий, мгновенно и нервно бросив на него взгляд, обнаружил, что это простой резиновый чехол.

Забинтованный уже почти в упор подошёл к ним, и Токарев воткнул ампутационный нож ему в лоб по самую рукоять. Тот с протяжным хрипом пошатнулся и свалился всем своим весом на одну из больничных коек, металлические ножки которой слетели с креплений и та рухнула на пол. На весь больничный коридор раздался громкий грохот. Полицейский посмотрел на Анну и сказал: «А вот теперь бежим!». Одной рукой Саша держал медсестру за ладонь, чтобы девушка не отставала и не осталась позади, другой в это время на ходу доставал пистолет из кобуры. Участковый едва успел снять пистолет с предохранителя, как увидел двух зараженных выскочивших из – за стены рядом с лестничной площадкой. И ещё один пожилой мужчина в длинном, домашнем, сером халате с ярко – красными треугольными узорами бежал с пронзительным криком по лестнице вниз. Саша спешно крикнул Ане: «Под лестницей есть проход?». Та только успела ответить: «Да!», как полицейский ударил своей правой ногой в живот одного из невменяемых, что уже подбежал к дверному проёму. Сбив того с ног, они успели пробежать в мрачный коридор, находящийся под бетонной лестницей. Бежали без оглядки, так как ещё двое нагоняли их сзади и были за их спинами всего в нескольких метрах. В конце коридора, вдоль одной из стен которого, тянулись разные металлические трубы с кусками рваной и местами висящей до пола теплоизоляцией, виднелась дверь, обитая страшным брезентом тёмного цвета. Она была слегка приоткрыта, и им повезло, что отрывалась дверь во внутрь того помещения.

Вбежав внутрь, Саша и Анна попали в полную темноту. Захлопнув дверь, Токарев навалился на неё своим левым плечом, потому что с обратной стороны зараженные также упирались всем своим весом. Полицейский стал наощупь искать какое – ни будь запирающее устройство, чтобы закрыться изнутри. Ниже ручки тот нащупал ключ, торчащий в замочной скважине. Несколько раз участковый пытался его провернуть, но безуспешно: «Навались на дверь тоже!». Только после того, как медсестра упёрлась в двери обеими руками, у него получилось её запереть. Вот только язычок ключа остался внутри замочной скважины, а в пальцах полицейского был один лишь металлический стержень. Старший лейтенант повернулся спиной к двери, переложив пистолет из левой руки обратно в правую и спросил шепотом: «Так, что это за помещение?».

– Морг.

– Великолепно! И где же тут включается свет?

– Только с другой стороны двери, в том коридоре.

В помещении была абсолютная темнота, ни одного отблеска, ни одного звука, полная тишина. Саша только слышал, как сзади за дверью скреблись те зараженные, но через несколько минут и эти звуки прекратились. Остались только чётко слышимые удары его сердцебиения. Токарев достал из штанов зажигалку «Зиппо»9 и с одного щелчка зажег её большим пальцем своей левой руки: «Не курю уже давно, но как предчувствие было, что когда – ни будь пригодится!». Медсестра аккуратно ёрзала рукой по чехлу бронежилета полицейского, пока не ухватилась за одну из лямок, чтобы не потерять Токарева в этой тьме. Тусклый, бледно – оранжевый свет огня зажигалки коснулся белых шкафов со стеклянными вставками, где на полках виднелись разные по размерам колбы и пробирки в деревянных подставках. Рядом с одним из шкафов висел тёмно – зелёный резиновый фартук патологоанатома. Свет слегка коснулся также и края письменного стола, на крышке которого лежала целая гора папок, и бесцветной полиэтиленовой шторки, что закрывала дверной проём.

– Я так понимаю, другого выхода тут нет, правильно? – прошептал полицейский Анне, не отрывая своего взгляда от штор, нервно сглатывая слюну и будто ожидая, что оттуда кто – то сейчас резко выйдет.

– Есть окно, выходит на улицу, но изнутри оно заложено было, надо искать – еле слышно, с дрожащим голосом и тоже шепотом ответила ему девушка.

– Ненавижу шторки! Особенно в морге – прошептал Токарев, глядя на своё искаженное отражение лица на поверхности полиэтиленового материала.

Саша аккуратно и медленно стал убирать занавеску в строну дулом пистолета. В помещении тускло освещенном лишь частично и на несколько метров засияла оранжевым цветом кафельная плитка на полу и стенах. Рядом с дверным проёмом находился стол для вскрытия обложенный также кафелем. На нём лежало тело, головы которого касался свет от огонька. Через пару шагов Токарев увидел разрезанную кожу в области брюшной полости трупа, которая была раскрыта в разные стороны и держалась на металлических зажимах. Пламя зажигалки погасло, а участковый быстро и нервно стал пытаться зажечь её снова. Осветив пару метров перед собой, тот заметил, что у стены, напротив входа, на металлической кушетке лежит ещё одно тело, накрытое сверху каким – то дырявым брезентом: «Аня, не волнуйся. Всё хорошо. Два тела, лежат без движения, не вижу окно… где оно?». Медсестра пыталась что – то рассмотреть в той жуткой черноте, но стоило ей задержать свой взгляд больше чем на пару секунд в одном месте, сразу начинало казаться, что там кто – то есть, а воображение уже за неё саму додумывало очертания того, чего в тех местах не было: «Я боюсь открыть глаза, окно было напротив дверного проёма».

Полицейский смотрел на вскрытый труп, тёмно – бардовую печень, извлечённую из него и лежащую в небольшом тазике, хирургические пинцеты, замазанные пятнами багрового цвета. Всё это видеть он не горел особым желанием, но нужно было следить за каждым непонятным движением и вслушиваться в шорохи вокруг, чтобы никто не встал и самих их с Аней заживо не «вскрыл». Токарев чувствовал ужасный запах, и, посмотрев на куски свисающей после вскрытия кожи живота покойного, крепко стиснул свои передние зубы, потому что понимал, сейчас его вырвет. Ещё и как назло, по всему этому «замечательному» помещению на полу были раскиданы инструменты, металлические тазы, в хаотичном порядке стояли медицинские передвижные этажерки. Подойдя ближе к кушетке со вторым телом, Саша увидел над ней оконный проём прямоугольной формы. Само окно по всему контуру было заложено каким – то толстым картоном. Свет зажигалки погас и после многократных, безуспешных попыток её снова зажечь, тот обратился шёпотом к медсестре: «Света больше нет. Окно перед нами, иди сзади меня вплотную. Там на кушетке покойник, как дойдём до него, скажу. Надо тело на пол скинуть, а то стрёмно будет топтаться по нему».

Токарев в потёмках почувствовал, как уткнулся коленями в кушетку. Левой рукой он стал трогать брезент, а ниже ощутил что – то холодное и липкое. Это была рука мертвеца. Полицейский крепко схватил её за самое запястье, но на несколько секунд вдруг замер. Ему показалось, что конечность дёрнулась. Саша резко выдохнул, и со всей силы потянул на себя труп, после чего он упал на кафельный пол. Участковый мгновенно запрыгнул на металлическую кушетку и стал ладонью щупать место, где находилась оконная рама. Оторвав кусок картона, полицейский прищурил свои глаза, так как в помещение морга сквозь стекло наконец пробились лучи солнечного света. Сорвав тот картон полностью, Александр схватил «ПМ» за дуло и рукоятью осторожно стал разбивать стекло, убирая попутно стеклянные осколки, что торчали теперь из деревянной рамы. Само окно хоть и не было таким уж большим, но в него спокойно можно было пролезть и попасть на улицу. Из этого полуподвального помещения оно выходило на асфальтированную дорожку, вдоль которой с противоположной стороны находилась клумба с красивыми, ярко – жёлтыми розами, края листьев которых лишь слегка высохли и потрескались. Александр посмотрел на Аню, которая стояла в тёмном углу со скрещенными на груди руками: «Я стёкла убрал, ты тогда первая полезешь, я бронежилет сниму и подам тебе, а то мне так не выбраться». Токарев, убрав пистолет и начав расстёгивать одну из лямок броника, услышал шёпот медсестры: «Тихо, там, на улице вроде идёт кто – то!».

Он обратил внимание тоже на спокойный и размеренный шаг. Полицейский развернулся и стал ближе к оконному проёму. С таким обзором рассмотреть силуэт человека можно было только до колен. И на дорожке показалась пара защитных чулков, что составляли часть военной формы – общевойскового защитного костюма10. Он очень хорошо и даже в потёмках мог узнать эту военную экипировку, так как сам не один раз уж точно участвовал в учениях во время службы в армии. Ноги неизвестного остановилась прямо напротив оконного проёма, и Саша, не подумав ничего плохого, громко выкрикнул: «Эй, там вы военные? Я сотрудник полиции, и со мной ещё выжившая медсестра. Мы заперты в морге!». Та фигура повернулась к оконному проёму и стала подходить ближе. Слышался пугающий звук тяжёлого дыхания, который можно услышать, если рядом с вами стоящий дышит в противогазе. И это действительно был военный, который присел на колено, наклонив свою голову к окну.

На голове был одет резиновый противогаз чёрного цвета с большими остроугольными стёклами очков. Поверх него был накинут капюшон из прорезиненного материала, края которого были плотно стянуты. Его защитный костюм бледно – мятного цвета в области торса весь был перетянут лямками и ремешками планшета, сумок с приборами и прочим.

– Вытащите нас отсюда! – увидев его, закричала во весь голос Анна так, что на последних буквах даже осипла.

Военный спокойно мотал своей головой, то от лица Саши к лицу Ани, то наоборот. Он смотрел и никак вообще не реагировал. Солдат привстал с колена и послышался звонкий щелчок чего – то металлического. В оконном проёме появилась его рука в чёрной резиновой перчатке, которая сжимала гранату. Полицейский не секунды, не думая, резко спрыгнул с металлической кушетки, успев во все горло заорать: «Ложись!». Он сбил медсестру с ног, и те упали вдвоём на пол за один из столов для вскрытия. Токарев накрыл своей грудью голову Анны, защурив глаза. Раздался взрыв, который был коротким и очень громким. После него ещё несколько секунд слышался металлический звон, и немного больше по времени с потолка морга сыпались куски на голову Саши. Тот не успел закрыть уши руками, когда уже оказался поверх медсестры. В его голове уже целую минуту продолжался звон, внутри левой ушной раковины очень сильно жгло из – за лёгкой контузии. Участковый ощутил, как с мочки его левого уха стекает что – то горячее. Он коснулся её рукой и на ладони увидел свою кровь. Пытаясь приподняться, тот сделал упор на обе руки, немного отодвинулся и посмотрел на лицо Анны. Та просто лежала и молчала, периодически, то поднимая, то опуская свои веки. Участковый слез с девушки, завалившись на правый бок. Аня начала подниматься с пола и хотела уже что – то сказать, как увидела, что полицейский поднёс свой указательный палец одной из рук к губам, указывая жестом «тихо!». Наступила полная тишина, и только слышались звуки шагов, снова приближающиеся к оконному проёму. Раздался голос одного из военных: «Может ещё одну закинуть?».

– Нет. Не надо тратить гранаты, а то будет в какой – ни будь палате их целая толпа, разорвут нас! Они тоже сумасшедшие были или ты особо не разбираешься? – после совета другому военному, своим хриплым голосом задал вопрос солдат, но ответом на него стала тишина.

Приглушённые голоса, раздающиеся из противогазов военнослужащих, слышались на фоне автоматных очередей гремящих вдали. Гул, протяжный, но постепенно идущий на убывание внутри головы полицейского, сменился громкими хлопками лопастей вертолёта, пролетевшего над зданием больницы. Участковый продолжал удерживать указательный палец своей руки перед губами и смотреть Ане в её голубые глаза. Он тихо и аккуратно встал на ноги, вытянулся в полный рост, и медленно, переступая через раскиданные по полу хирургические инструменты, стал подходить к оконному проёму. Им с медсестрой безумно сильно повезло, потому что граната скатилась и рванула в комнате с запертой дверью. У покойника, что лежал на столе для вскрытия ближе к выходу, на одних хрящах висела оторванная взрывом половина руки. В указанной выше комнате, перед дверным проёмом на полу, усыпанном осколками стекла, кусками битой керамической плитки лежали заваленные медицинские шкафы. Саша перешагнул их, увидев, что дверь теперь висит всего на одной петле, соскочив с дверного замка. Тот вернулся быстро к Ане, пытающейся встать с пола, и помог ей подняться. Так как дверь уже еле держалась, то участковый медленно снял её с оставшейся петли, облокотив на стену, чтобы не создавать лишнего шума. Быстрыми, но тихими шагами они поспешили по коридору к лестничной площадке. Этажом выше послышались странные и очень ощутимые удары, за которыми последовали очереди автоматического оружия.

– Тут и военные оказывается уже! Я когда в шкафу пряталась, слышала выстрелы. Думала твои коллеги. Тот, в противогазе чуть нас не убил. Подумал, мы заражены тоже?

– Ань, нет. Это скорей всего не те военные, которые людей защищают, а те, что ликвидируют последствия случившегося. Он на нас посмотрел с таким сволочным взглядом, будто бы мы – лягушки, которых тот сейчас будет препарировать скальпелем заживо!

Воспользовавшись шумной обстановкой в помещениях больницы, медсестра с полицейским быстро вбежали по светло – серой лестнице из бетона на второй этаж. Перед ними было ещё одно отделение с другими уже больничными палатами. Ужасный коридор: с кривым полом, выстеленный выгнутыми от времени досками, светло – голубыми стенами, краска на которых уже очень сильно отшелушилась. В помещении было мрачно, и все предметы вокруг выглядели в серых тонах, так как солнце на улице зашло за тучи. Из открытых настежь дверей одной из палат выбежали двое в защитных резиновых костюмах и противогазах. Те бежали в противоположную сторону от Ани и Саши в сильной спешке. Один из них моментально оглянулся обратно и увидел, выглядывающего из – за угла лестничной площадки полицейского с пистолетом в руке. Солдат резко вскинул ручной пулемёт, положив указательный палец в чёрной резиновой перчатке на спусковой крючок. Участковый, не думая не секунды, сразу открыл огонь на поражение сперва по военному, в которого прицелился изначально. После двух выстрелов и двух пуль, попавших в спину одного из убегающих солдат, приготовившийся к бою рядом с ним второй, успел выпустить очередь из ручного пулемёта Калашникова в сторону Токарева. Мелкие щепки разлетелись с громким треском в стороны, после того как свинец попал в часть деревянной коробки дверного проёма вблизи левого плеча старшего лейтенанта.

Одновременно с ним участковый, моментально переведя мушку с целиком на пулемётчика, нажал ещё два раза на спусковой крючок пистолета. Девяти миллиметровая пуля попала сначала тому в правое плечо, но вот со второй ему уже не повезло – она, разбив стекло в противогазе, попала в его правый глаз. Военный также продолжал стоять на ногах, его руки резко опустились вниз, ручной пулемёт с грохотом упал на пол, после чего тот сам уже рухнул на колени. Из разбитого стекла резиновой маски брызгала струя крови, а он продолжал стоять на коленях ещё несколько мгновений. Затем, наконец упал, ударившись лицевой стороной противогаза об пол. Второй в ОЗК полз куда – то вперёд, а из его средства индивидуальной защиты, одетого на голове, раздавались громкие вопли. На бледно – мятном, резиновом костюме стало появляться бардовое пятно. Солдат остановился, развернулся и сделал упор на левый локоть, пытаясь подтянуть к себе лежащий рядом автомат, но в итоге завалился на живот. Через несколько секунд хрипы, раздающиеся из резиновой маски, затихли.

Аня за сегодняшний день уже насмотрелась на многое, и тут она продолжала стоять на лестничной площадке и с ужасом наблюдать за полицейским, который осматривал убитых им военных. Саша закинул за спину ручной пулемёт, снял с пулемётчика портупею, на которой находились сумки с магазинами и гранатами. Стоя у него за спиной, девушка спросила: «Ты думаешь, что ты правильно поступил?».

– Послушай меня. Я видел, как один из них в морге посмотрел на нас, спокойно выдернул чеку из гранаты и бросил нам под ноги. Я так понимаю, что у нас должны анализы взять, поместить в карантин, ну или там спасти… Эвакуировать наконец! – стал говорить участковый, повышая голос и доставая магазины тёмно – вишнёвого цвета из подсумка.

– Если они стреляют во всё, что просто движется. Значит, пока мы тут находились, то там, на улице, всё стало ужасно. И они не особо разбираются, кто ещё жив, а кто уже мёртв. Поэтому не факт, что нам дадут выбраться из этого сраного Змеегорска. Это складной автомат Калашникова, видишь… Тебе поставил флажок предохранителя на одиночные выстрелы, ты стреляла когда – ни будь?

Когда Александр протянул ей автомат, поднятый им рядом с трупом второго убитого вояки, Анна стала объяснять ему, что даже на охоте никогда не была и тем более уж не стреляла. Тот быстро и в спешке рассказал ей, что пока лучше стрелять одиночными выстрелами, очередью не стоит. Он повесил портупею с военными подсумками на свой пояс, подойдя к двери одной из больничных палат напротив. Пол палаты был усеян переливающимися латунным блеском автоматными гильзами. Рядом с одним из окон, облокотившись на серую чугунную батарею, в сидячем положении находилось тело молодой медсестры. Одна из кистей её руки была сильно разодрана. Скорей всего один из зараженных успел её покусать, перед тем как быть застреленной военными. На рваном халате в области живота и шеи виднелись десятки пулевых отверстий с кровоподтёками. Из отсутствовавшего фрагмента лобной кости над бровями свисали комки алого цвета, оставшиеся от мозга медработника. В конце коридора раздался удар похожий на то, что кто – то будто бы выбил двери. За этим хлопком стали слышны отчётливые шаги, которые отдалялись, пока вообще не пропали полностью. Саша прижал ручной пулемёт Калашникова11 прикладом к плечу и навёл на дверь в конце отделения, откуда доносился тот топот.

– Да у тебя кровь с локтя капает. В тебя попали! – запаниковав, испуганным голосом запищала медсестра, продолжая вопить: «Я тебе говорю, в руку попали, форма уже кровью пропиталась!».

– Твою мать, вот теперь чувствую! Мышцу на левой руке очень сильно жжёт, что мне теперь делать?

Рана участкового очень сильно кровоточила и они решили, что нужно подняться на третий этаж в операционную, которая находилась в хирургическом отделении. Туда, откуда, по видимому, и были слышны автоматные очереди. Поднимаясь по лестничной площадке, Аня не спускала глаз с лица Токарева, которое стало резко бледнеть. Двери хирургического отделения перед ними были открыты. То, что они увидели впереди заставило их остановиться с гробовым молчанием на целую минуту. Плафоны с разбитыми лампочками, которые должны были освещать отделение то – ли были разбиты, то – ли прострелены пулями. Посередине коридора стояла инвалидная коляска, на которой находилось тело мужчины в белом больничном халате. С правой стороны часть его шеи была будто бы вырвана, на груди одежда была разорвана. Там же, с торчащих наружу рёбер свисали лоскуты красно – жёлтой ткани. Прямо перед этим телом, на полу, лежал ещё один военный в противогазе и резиновом защитном костюме. Саша наклонился, присмотрелся и понял, что голова того была просто сдавлена. Из разбитых очков резиновой маски наружу выпирало содержимое черепной коробки. В помещении работали всего два плафона, один из которых судорожно моргал. Коридор был завален десятками трупов солдат.

– Это что – то новое. По ним по всем будто прошлись огромной кувалдой, не вижу не укусов, никаких рваных ран. Аня. Посмотри, там, рядом с лужей крови. На полу сидит мёртвый военный, да, тот, что облокотился спиной на операционный стол. Да его будто в пол вбивали!

– Я не хочу на это смотреть, давай в темпе к той двери! Ты кровь теряешь, уже бледный стал как смерть.

То, как выглядел солдат, после полученных им повреждений, было похоже на прорезиненный костюм, что набили опилками и бросили как зря. Одна из его рук была вывернута наизнанку и не понятно, вообще, на чём держалась голова, лежащая вверх тормашками на груди. Рядом валялись приборы для забора анализов и чемодан металлического цвета, открытый и наполненный разными по размерам пробирками.

– Так, я в курсе, что ты не хирург, а шить умеешь? А, ну и ещё пули извлекать? Приходилось? – спросил полицейский, растерянно посмотрев Анне в глаза, которые спешно бегали по дверным проёмам палат.

Девушка ничего ему не ответила, и они вдвоём вошли в комнату с кушеткой, где вдоль стены находились шкафы и столы, заваленные разными операционными инструментами. Когда Саша прилёг на кушетку, то Аня взяла ножницы, разрезав полицейскую форму над местом, где кровоточила рана. Пинцетом она стала пытаться нащупать и достать пулю, что застряла где – то под дельтовидной мышцей.

– Нащупала? По ходу это она! – вцепившись в запястье своей правой руки зубами от боли, пробормотал участковый.

Медсестра достала деформированную пулю и положила её на стол вместе с пинцетом. Взяв флакон с медицинским спиртом, она полила им рану Токарева, а тот, чтобы не кричать от болевых ощущений, до крови прокусил кожу на запястье своей руки. Рана была обычной для огнестрельного ранения, диаметром с рублёвую монету, края которой имели отчётливые углубления. Саша закрыл глаза, и приоткрыв их, увидел как Аня уже продевает нить в ушко закруглённой иголки. При виде которой, тот откинул свою голову обратно на подголовник и произнёс: «Твою мать! Какая – то слабость, да и ещё озноб пошёл по всему телу».

– Как твоя фамилия?

– Соловьева. А что?

– С таким красивым именем и такой крутой фамилией ты обязательно должна просто сделать карьеру врача. Очень хорошего врача, причём!

– Ага, спасибо. Только вот денег у моей матери не было заплатить за мою будущую карьеру врача. А твоя фамилия?

– Токарев. Чёрт, смотрю на эту сраную иголку в твоих руках и мне кажется, что я уже чувствую, как мне будет больно. Знаешь, это как лечить очень больной зуб, который воспалился, и где ещё живые нервы остались. Ты видишь все инструменты в руках у стоматолога и уже представляешь, как тебя больно. Хотя тот ещё даже не начинал сверлить твой зуб. То есть, ты чувствуешь боль только при одном виде инструмента.

Аня наклонила свою голову вниз и накрыла ладонью правой руки лоб и глаза. Резко вскочив со стула, на котором сидела, она заговорила: «Извини, забыла, у меня голова сейчас вообще не соображает! Нужно было сначала анестезию сделать. Тут должно быть какое – ни будь обезболивающее».

Медсестра стала быстро открывать шкафчики, швырять небольшие пустые коробки на столы, но в них ничего нужного не было. Быстрым шагом подойдя к двери, пока Александр большим куском марлевой повязки сдерживал кровь идущую из огнестрельного ранения, Соловьева уже почти опустила вниз дверную ручку, как услышала за дверью снова эти странные шаги. Полицейский как не пытался прислушиваться, но из – за протяжного и неприятного звона в своей левой барабанной перепонке, ничего не слышал. Медсестра аккуратно и без лишнего шума поставила стул к двери, заблокировав спинкой саму ручку.

– Там за дверью, будто кто – то мешок таскает с костями, назад и вперёд. Блин, обезболивающее всё скорей всего в операционной.

– Вернись обратно! Одна ты не пойдёшь. Я потерплю, Аня, только не иди туда.

Девушка посмотрела на закрытую дверь перед собой ещё несколько секунд, развернулась и взяла со стола иголку с ниткой. Она наклонилась над Сашей и принялась зашивать рану. Понимая, что у него сейчас будут снова не самые приятные ощущения, да и к тому же она впервые видит его в этом городке, Соловьева посмотрела в его глаза и сказала: «Расскажи мне что – ни будь!». Полицейского нужно было хоть как – то отвлечь от боли.

– Что мне рассказать?

– О себе, откуда сам приехал? Меня всё интересует, только говори со мной.

– Я из Днепропетровска, служу участковым уже пятый год. Эта служба – это полнейшее издевательство над собой. Утро начинается с того, что ты получаешь большую… Твою мать! Большую стопку материалов, половина из которых отписана не тебе и половину из которых ты не имеешь права исполнять. И пока ты разбираешься – а чьё это ребят? Это ещё нужно умудриться сделать в перерывах между вызовами и… сука… именно сделать сегодня, потому что у материала срок проверки вышел ещё вчера. Вот, начинаешь списывать материал, люди нужные не опрошены, объяснений нет, ты рвёшь на голове волосы или в бешенстве куришь одну за одной. Все эти действия ты проводишь периодически разнимая драки в каких – ни будь кафе и оттаскивая за ноги алкоголиков, лежащих на проезжей части. Потом ты…

– Ладно, с этой работой… о себе лучше расскажи!

Александр стал ей говорить о том, что он любит читать, особенно биографии и фантастику, у него в двух комнатной квартире целая коллекция книг. Ему нравится сидеть на своём застеклённом балконе на семнадцатом этаже, листать страницы и смотреть на свой город с высоты, как начинает темнеть. Особенно когда улицы окрашиваются новыми цветами от ночного освещения. Мебель в его квартире это не просто купленная мебель из – за какой – то скидки, или потому что «пора уже давно было купить!». Нет, она именно такого дизайна и такого цвета, что сочетаются со стенами, полом, потолком. Он продолжил рассказ, описывая красивые картины на стенах, некоторые из которых были привезены из штатов его родственниками, пока не остановился на одном из моментов:

– А в том углу стоит моя шести струнная гитара, тёмного как ночь цвета, рядом с ковриком, где спит собака… спала раньше.

– У меня тоже есть собака. Сейчас сидит одна дома и ждёт меня, бедняжка. Сколько ей лет, что за порода? Что у тебя за собака? Ты слышишь?

Полицейский резко замолчал и сделал вид, что не слышит её вопросов. Его веки стали опускаться всё чаще. Он чувствовал нарастающую слабость во всём своём теле. Анна промолчала несколько секунд, не понимая, что не так она у него спросила. Как за спиной у себя девушка снова услышала звуки того «мешка с костьми». Опять громкий хлопок дверей где – то в конце хирургического отделения и те самые отчётливые шаги. Аня замерла, держа иголку с ниткой на уровне своего красивого носа со слегка приподнятым вверх кончиком. Тот шум опять пошёл на убывание и вовсе пропал. Медсестра продолжила зашивать рану и, глядя на лицо Токарева, поняла, что он уже долго молчит и не открывает глаза.

Из – за сильного переутомления и огнестрельного ранения у Саши возникла жуткая сонливость. А когда он медленно опустил свои веки в последний раз, направив взгляд на стену перед собой, где висел плакат с симпатичной девушкой, одетой в белом медицинском халате и держащей в руке шприц, открыть глаза обратно у него уже не было сил. Он просто уснул. Анна отрезала ножницами край нитки, аккуратно вырезала фрагмент полицейской формы над ранением и стала накладывать бинт на его левую руку. После чего девушка, облокотившись на один из столов в помещении, стояла и внимательно разглядывала лежащего перед ней Токарева.

Глава четвёртая. Что это такое?

Нужно было идти и искать обезболивающее. В шкафах одной из операционных палат должны были быть такого рода медикаменты. Медсестра понимала, что когда Саша придёт в себя, то без ощущения жуткой боли он рукой пошевелить даже не сможет. Она взяла автомат «АКСУ»12 за рыжее деревянное цевьё в одну руку, а другой убрала стул, что блокировал дверь. Медленно и аккуратно её открыв, девушка вышла в тот самый ужасный коридор хирургического отделения, который был усыпан телами убитых военных в прорезиненных защитных костюмах. Аня, вытянув руки вперёд, крепко схватила автомат со сложенным скелетным прикладом, удерживая его на уровне лица. Она ещё раз обернулась назад, убедившись в том, что точно закрыла дверь в помещение, где без сознания лежал Токарев. Войдя в ближайшие открытые двери с левой стороны, медсестра нащупала выключатель рядом с дверным проёмом. Раздался щелчок и операционная заполнилась ярким светом ламп. Всё вокруг находилось на своих местах. Убрано, чисто и стерильно. Над столом в центре находилась большая операционная лампа. Анна положила оружие на металлический шкафчик и принялась искать то, что ей было нужно.

Коробки с ампулами – не то! Снова одни серые картонки, но в них одноразовые медицинские шприцы. Взяв один из небольших и запечатанных коробков, повертев его в руках, девушка поняла, что всё – таки нашла именно то, что искала. Внутри зазвенели стеклянные ампулы. Положив на стол ту коробку, и открыв её, Соловьёва замерла, когда услышала: «Эй…». Та резко развернулась назад, снова вслушиваясь: «Я здесь…». Аня не спуская глаз с операционного стола, стала его обходить. На белой простыне, которой тот был накрыт сверху, виднелся отпечаток ладони кровавого цвета. Пройдя немного дальше, девушка увидела военного, который сидел на полу, вытянув вперёд свои ноги. Его всего трусило, противогаз был снят и находился у него на коленях. Левая рука по локоть была оторвана, а из локтевого сгиба наружу торчали фрагменты от кости и разных жил вперемешку с рваным, бледно – мятным резиновым материалом. Выше находился армейский ремень, который выполнял роль жгута, обжимая оставшуюся часть руки. Но кровь всё равно стремительно продолжала капать на пол.

– Пригнись, не шуми только! – с трудом и медленно выговорил неизвестный военный, кашляя и сделав резкий плевок кровавым сгустком на пол.

И тут снова стали доноситься эти звуки, которые до этого были ей слышны, когда она зашивала рану Саши. Только теперь этот шум был уже совсем рядом, и казалось, всё ближе и ближе. Солдат жестом оставшейся руки стал показывать той, чтобы она пригнулась со словами: «Это снова оно!». Большие, глухие шаги и протяжный звук волочения одновременно доносящийся вместе с ними. Анна поняла, что забыла забрать свой автомат, который оставила на медицинском шкафчике рядом со входом в операционную. Шаги стихли напротив дверного проёма помещения. Тот, кто их издавал, будто бы что – то услышал. Она чувствовала как за её спиной с другой стороны хирургического стола кто – то стоит. Волосы на голове медсестры стали дыбом, когда послышалось отчётливое шипение. Какое – то ритмичное, что напоминало отдалённо шум, который издаёт порошковый огнетушитель во время распыления. Та повернула голову и посмотрела на изувеченного военного, который закатил глаза под самый лоб и вообще перестал дышать. Медсестра поняла, что он уже мёртв. Но с обрубка его руки багровые капли то и дело падали на перевёрнутый металлический почкообразный лоток для стерилизации больничных инструментов, что лежал на полу. Рядом с лотком валялись пинцеты, марлевые повязки и это говорило о том, что кто – то из его товарищей пытался оказывать ему первую помощь. Но, в абсолютной тишине, звук ударов капель крови о металлическую посуду был очень отчётливо и выраженно слышен. Соловьёва смекнула, медленно и осторожно подставив свою ладонь под капающую жидкость. В операционной воцарилась тишина. Топот и звук протаскивания чего – то снова возобновился, но теперь уже отдаляясь дальше. Раздался очередной хлопок в конце коридора хирургии, будто по дверям сделали резкий удар. Аня дёрнулась от испуга, когда солдат повернул к ней голову и открыл глаза: «Эта тварь реаги… реагирует на шум. Зрения у неё вроде бы нет, я во всяком случае не видел. Некоторые инфицированные мутируют. Не знаю… с чем вообще связаны эти мутации. Образцы нам собрать так и не удалось. Почти все из моей группы в этом коридоре и полегли! Знаю одно, передаётся инфекция путём непосредственного воздействия на живые клетки. Укус, рана, царапина – всё! Как мне сейчас. И у всех по – разному. У кого – то через час начинается эта невменяемость, у кого – то только через несколько часов. А у нас приказ от министерства обороны – стрелять во всё, что представляет угрозу и препятствует сбору образцов. Нас положили, придёт более вооружённая группа… мы – это так, разведку провели, обосрались, теперь не нужны».

– Откуда эта инфекция?

Военный продолжал рассказывать, даже не обращая внимания на вопросы Анны: «Никто и ничего пока не знает. Эта тварь всего… меня всего покалечила своей «клешнёй» сраной. Давай так, девочка, я уже труп. У этого «чуда эволюции» с одной стороны тела вроде одни ошмётки мяса поверх скелета человеческого, с другой стороны огромные наросты, то – ли мышц, то – ли ещё чего – то, с ручищей огромной. Я с десяток попаданий из автомата сделал по этим наростам, так оно даже не остановилось».

– Какие ещё наросты? Вы о чём? У вас жар сильный, крови много потеряли, надо…

– Замолчи и послушай! Я заметил, что с той стороны, где наростов нет, между костьми таза и рёбрами что – то внутри есть, шевелится мерзость вперемешку с кишками. Это место открыто более менее, и можно попытаться засунуть туда гранату. Вот ты мне и поможешь это сделать! Я слышал с твоим голосом на пару ещё и мужской. Если выбраться хотите, то я вам помогу. Это существо вас не выпустит, а этот вариант должен сработать!

Соловьёва была в шоке от услышанного, не понимала вообще, о чём тот ей говорил. Всё это конечно могло показаться полным бредом, но после того, как люди стали раздирать зубами друг друга, это уже было далеко не чушью. Солдат попросил её помочь привстать, после чего Анна, обхватив его за торс, с которого сочилась кровь аж до самых колен защитного резинового костюма, помогла тому дойти до места так называемой «засады». Вояка стал за одной из стен хирургического отделения таким образом, чтобы быть ближе к левой стороне туловища того заражённого. Медсестра вернулась в операционную и схватила автомат. Выглянув из – за дверного проёма, та увидела солдата, который выдернул зубами кольцо из гранаты, и, держа её в последней и уцелевшей руке, спросил у девушки: «Готова?».

– Я готова, поехали! – ответила Соловьёва, вообще не понимая, что она сейчас творит, из – за зашкаливающего количества адреналина в её организме.

Военный немного сполз по стенке вниз, откинул свою голову в резиновом капюшоне и, прислонившись к самой стене, закричал: «Ааааааа… ЭЙ, УБЛЮДОК! Я ЕЩЁ ЖИВ… Я ЖДУ ТЕБЯ… ГДЕ ТЫ?». Спустя секунд двадцать пронизывающей до самых мурашек тишины, раздались шаги, доносящиеся со стороны лестничной площадки. Саша резко открыл свои глаза, услышав последние слова, которые кричал однорукий военный: «… Я ЖДУ ТЕБЯ… ГДЕ ТЫ?». Он быстро приподнял голову с подголовника больничной кушетки, и увидел, что Ани тут нет. Резко подхватившись, тот упал на пол, приземлившись прямо на локти. Полицейский зажмурился и сделал громкий и глубокий выдох от невыносимой боли в своей левой руке. Токарев ещё даже не до конца пришёл в чувства, но это его не останавливало, ведь Соловьёва пропала, а какой – то больной на голову ублюдок орёт полную дичь на всё хирургическое отделение. Александр схватил ручной пулемёт и открыл двери с такой силой, что чуть не оторвал ручку. В коридоре участковый увидел Анну, выглядывающую из дверного проёма одной из операционных. Та держала автомат в таком положении, будто в конце коридора сейчас кто – то появится. После громкого хлопка те двери действительно распахнулись в стороны и появился странный, непропорциональный по размерам силуэт чего – то. И когда эта фигура стала двигаться и проходить мимо открытых дверей одной из палат, то на неё попал бледный свет из окна.

– Что это такое? – вскинув оружие и прижав приклад к плечу, прошептал Саша.

Это было существо, напоминающее не человеческий облик, а скорей всего остатки от чего – то человеческого в прошлом. По своей анатомии его строение странным образом делилось на два типа, черту между которыми можно было провести ровной линией от середины носовой впадины в черепе и вниз до оставшихся фрагментов от нижних мышц живота. С левой стороны, где у нормального, без аномалий человека обычно находится сердце, у той твари его не было. Вся левая часть организма состояла из сплошных рёбер и прочих костей, обтянутых рваными хрящевыми и мышечными останками. В месте, где должно было находиться одно из лёгких, в конвульсиях билась странная субстанция, похожая на клубок червеобразных отростков. По сути своей эта часть туловища была не богата внутренними органами, не считая того «клубка». Что это вообще было такое, не известно. Левая рука была покрыта остатками рваных мышц переплетающихся с костями. Череп с левой стороны был покрыт кровавым, тонким слоем подкожной ткани. Ни ушной раковины, ни глазного яблока не было. С правой, зеркальной стороны черепная коробка была покрыта странным губчатым наростом, из которого к низу вылезали щетковидные, длинные зубы, полностью скрывающие правую часть нижней челюсти. Глаз и в этой глазнице также отсутствовал. Эта плечевая часть была огромного размера и состояла из вздутых мышц, переплетённых какими – то огромными сосудами.

Но, полицейский первым делом обратил внимание на то, что ниже правого плеча находилось огромное отверстие, стенки которого внутри были покрыты мышцами в виде колец. Вокруг это отверстие было просто облеплено огромным количеством разных наростов, и ниже те складывались пластами в одну большую конечность, отдалённо напоминающую человеческую руку. Кисть в конце руки была просто огромного размера и имела не пальцы, а когте видные, здоровенные отростки. Та была даже ниже правой руки, и существо просто волокло её по полу. Когда тварь остановилась, то Саша стоял тоже в противоположной стороне коридора, причём под самой лампой и его должно было быть отчётливо видно. Только оно его почему – то не видело. Токарев быстро бросил свой взгляд от прицельной планки пулемёта в место, где стояла Аня. Она, прицеливаясь из оружия, стала постепенно и не спеша пятиться назад от дверного проёма, наступив одной ногой на осколки битого стекла. Послышался отчётливый треск, и существо мгновенно развернулось в сторону Соловьёвой и двинулось к ней быстрыми шагами. То огромное отверстие в правом плече резко закрылось изнутри чем – то похожим на лепестки, прямо как закрывается объектив фотоаппарата после сделанного снимка. И из всего того, что увидел участковый, он сделал вывод, что у твари нет зрения, а то огромное отверстие походило на орган слуха. Оно стояло и бездействовало потому, что пыталось найти источник звука, поэтому нужно прострелить ту огромную раковину в его правом плече, чтобы оставить глухим это существо.

– Оно здесь! – крикнула Анна, и сразу же за спиной услышала голос Саши: «Аня, беги ко мне скорей!».

Та развернулась и увидела Токарева, который присев на левое колено, уже был готов стрелять. Указательный палец Александра почти уже утопил спусковой крючок, как прямо рядом с его целью выскочил военный, в правой руке которого сверкнула граната. Тот толкнул тварь в стену и пытался засунуть гранату между нижних рёбер и тазовых костей. Понимая, что сейчас произойдёт взрыв, всё, что успел сделать полицейский, так это крикнуть своей напарнице по несчастью: «Прячься за стену!». Сам он развернулся и упал на пол, ногами к взрыву. Раздался и сам взрыв, громкий, глухой, прогремевший на всё хирургическое отделение. Токарев приподнял свою голову и посмотрел на деревянную дверь перед собой. На уровне лба его приподнятой головы виднелся осколок гранаты, торчащий в дереве. Он резко развернулся на спину, оглядев свои туфли, на расстоянии метра от которых не было видно абсолютно ничего. Сплошная серая, беспросветная дымка заполнила весь коридор, из глубины которой доносились нечеловеческие вопли и какой – то свист вперемешку с шипением, что по ритмичности напоминал чьё – то дыхание.

– Оно что, ещё живо что – ли? … Аня! – проговорил Александр, резко подорвавшись с пола, сомкнув свои челюсти до скрипа, так боль в мышце левой руки не утихала.

Девушка в это время, выйдя из – за стены, не обращая даже внимания на то, что она будто бы нырнула в воду и ничего не слышала после взрыва и из – за мощного гула в ушах, наощупь пробираясь сквозь дымку, стала искать ту самую коробку с анестезией. Она нащупала её, и послышался звон ампул, которые та горстью закинула в карман своего медицинского костюма: «Шприц, точно!». Дымка слегка начала рассеиваться, перед её лицом уже были видны очертания белых, деревянных, шкафчиков, что висели на стене напротив. Медсестра взяла в одном из них целую горсть с запечатанными одноразовыми шприцами и кинула их во второй карман медицинского костюма. Ей стал виден свет потолочных ламп, который пытался пробиваться сквозь дым, и она побежала в ту сторону. Выбежав из задымлённого участка, Аня воткнулась прямо в Сашу, почти сбив его с ног, и чуть сама не упала на пол.

– Ты как Аня? Цела?

– Я… Да… Всё нормально, я нашла ампулы с анестезией, эту тварь граната даже не убила. Что нам делать?

– Тихо! Стоп… Аварийный… Эвакуационный выход, где тут?

Соловьёва вцепилась в автомат как кошка в кору дерева при падении вниз, и водила дулом оружия от одной стены к другой, подпрыгивая нервно от ужасных воплей того существа.

– Аня. Где пожарная лестница? Тут на каждом этаже должен быть запасной выход на случай пожара. Где он?

– Да не знаю я! В конце коридора должна быть эта долбаная дверь, нет её, ты видишь? Нет!

Полицейский стал вертеться на месте и осматриваться. Рядом со входом в помещение, где медсестра извлекала пулю из его руки, в углу, вдоль стены стояла медицинская каталка, на которой находились наваленные почти до самого потолка бумажные коробки из под принтерной бумаги. Саша нагнул свою голову вниз и между лежаком каталки и колёсами за металлическими креплениями разглядел очертания двух деревянных дверок. Он быстро откатил каталку, с которой стали сыпаться на пол коробки, в сторону от эвакуационного выхода. Над дверьми на табличке ярко – зелёного цвета белыми большими буквами было написано «ВЫХОД».

Но тут раздался громкий хлопок, что – то металлическое со звоном ударилось об пол, там, в глубине дымки, причём довольно близко от Ани и Саши. Оба резко повернули свои головы в ту сторону, откуда доносился звук. Соловьёва занервничала, её руки трусились. Она была в ожидании, что из металлически – серых клубов выйдет то самое уродство, которое уже точно не было человеком. Глаза Анны бегали по серому задымлению, которое медленно и постепенно стало рассеиваться. Саша аккуратно подошёл к дверям, ведущим на пожарную лестницу, и дёрнул ручку: «Закрыто!». Медсестра смотрела на дым и возникло то самое шипение, похожее на ужасное и тяжёлое дыхание того существа, которое слышалось уже в нескольких метрах от неё. Анна вздрогнула от страха, когда из дымки выкатилось колесо от инвалидной коляски, которое сделало ещё пару оборотов на одном месте и упало на бок прямо перед её ногами. Девушка на секунду закрыла горящие от напряжения глаза и глубоко выдохнула.

Как вдруг в её ушах раздался громкий и пронзительный свист пожарной сигнализации. Она остолбенела. Саша отбежал от закрытых дверей эвакуационного выхода с криком: «Да будь ты проклята эта грёбаная больница!», и выпустил две очереди из ручного пулемёта Калашникова в замок. Тот выбил расстрелянную дверь с ноги, отбежал от дверного проёма и крикнул напарнице: «Скорей… На лестницу!». Соловьёвой стоило только ступить ногой на первую бетонную ступень, ведущую вниз, как слева от полицейского, почти вбежавшего уже в дверной проём, раздался мощный удар в стену. Куски разбитой, кафельной плитки разлетелись в разные стороны, осыпав участкового с головы до ног. Тварь сошла с ума от громкого шума пожарной сигнализации, просто громко вопила и крушила своей огромной рукой всё подряд налево и направо. Александр зажался спиной в угол, увидев, что разорванные рёбра и порванную в клочья левую руку твари граната смогла всё – таки задеть. Между рёбер и тазовой костью наружу стали вылезать те самые червеобразные отростки, но только теперь с ними наружу попыталось выйти что – то ещё:

Небольшое существо с продолговатой конусообразной головой (больше всего это напоминало именно её), которое имело маленькие подогнутые лапы и продолжало лезть наружу, вытягиваясь ближе к Саше на своём длинном, змеином позвоночнике вместе с червеобразными отростками. И это что – то отдалённо напоминающее голову, разделилось вертикально на две части в разные стороны, и из каждой половины наружу появились тонкие, длинные клыки. Оно резко смыкало челюсти и когда ряды клыков отдалялись в стороны друг от друга, на пол падали капли бесцветной слизи. Полицейский стал стрелять по маленькому уродству, которое пыталось вылезти наружу из своего большого носителя. Послышался жуткий, пронзительный писк, который уже был знаком Саше, и что тот услышал после того, как военный подорвал это существо гранатой. Выстрелы из «РПК» стихли, и Токарев уже несколько раз нервно нажал на спусковой крючок, понимая, что патроны в пулемётном рожке закончились. С громким и диким криком: «Да когда ты уже сдохнешь?», участковый со злобы швырнул отстёгнутый пустой магазин в сторону как оказалось уже двух неровно дышащих к нему тварей.

Быстро своей левой рукой он нащупал подсумок, находящийся на портупее: «Сука!». Он уронил рожок в спешке на пол. Снова достав второй и пытаясь снарядить его в пулемёт, тот заметил, что маленькая тварь влезла обратно, куда – то внутрь носителя. Само же существо, опустив моментально свою огромную «клешню», пошатнулось назад, упершись в стену, и сползло по ней вниз. Больше никаких признаков жизни это нечто не подавало. Саша рванул на лестничную площадку, и не успел он коснуться своими туфлями первой бетонной ступени, как внизу раздался крик Соловьёвой: «Аааа…». За которым послышался всего один выстрел из автомата. Полицейский бежал на крик по лестнице вниз, сломя голову. На площадке второго этажа не было никого, но на площадке первого он увидел Аню, сидящую на коленях рядом с лежащей женщиной в белом медицинском халате. Анна сжимала ей рану на животе руками, но кровь той женщины стремительно просачивалась из – под ладоней Соловьёвой прямо на пол, делая под телом врача всё сильней и сильней алую лужу.

– Саш, я… я… просто испугалась. Она под проёмом лестничным была, в кромешной темноте, выбежала на меня с ножницами в руках. Я стрельнула!

– Аня, успокойся! Чем мне помочь? Женщина кровь теряет и очень быстро. АНЯ! ГОВОРИ СО МНОЙ!

Токарев бросил взгляд на большие, металлические ножницы, которые блестели от падающего тускло – оранжевого света лампы, висящей над дверным проёмом. А затем он посмотрел в глаза Соловьёвой, поднявшей голову и также встретившейся своим взглядом с ним.

– Уже ничем. Ничем мы уже не сможем помочь, Саш. Что я натворила?

Женщина в белом врачебном халате в конвульсиях дёргала обеими своими ногами, тихо и протяжно стонала. Кровь уже было поздно останавливать, ведь почти большинство её просочилось наружу сквозь сжатые пальцы ладоней медсестры. Врач посмотрела на Анну и судорожным, дрожащим голосом стала ей рассказывать: «Это… это мне за девочек… из отделения моего. Те… бешеные сволочи набросились на мужчину, который у нас лежал. Тот от онкологии умирал, так они его живьём разодрали. Он умер, умер… как же он тогда в себя пришёл? КАК? С него кожа слазить стала, рука… его рука вся вздулась, стала огромной, не человеческой даже. Это я закрыла все пожарные выходы. А девочек… медсестёр молодых, двоих оставила за закрытой дверью. Я первая выбежал из отделения. Они так плакали… рыдали… умоляли… чтобы я их впустила. А потом они так громко кричали, когда эта тварь их разрывала. Одна даже звала маму после жутких и громких ударов. Я прислонила голову к двери и услышала её последнее слово… она с трудом шептала «мама».

Доктор была уже в агонии, и казалось, что она смотрела не на Аню, а куда – то ещё, хотя и разговаривала с ней.

– Убери от неё руки! Аня, нам нужно уходить.

– Почему? Что ты…

– Не знаю, кто быстрей теряет человечность, такие как она или те, в кого я стрелял. Поднимайся, Ань, оставь её, пойдём, пожалуйста.

– Да что с тобой чёрт подери такое? Я тебя начинаю бояться, ты уже с ума что – ли сошёл?

– Мама! – знаешь, где я это уже слышал? Два года назад я приехал на вызов. Зашарпанная комната в общежитии для малоимущих, соседи позвонили в нашу дежурную часть и жаловались на громкие крики и шум из – за стены. На кухне, за столом сидел отец семейства, лет сорока пяти, на вид уже давно спившийся. Сидел и что – то пытался наколоть вилкой на почти пустой сковороде. Наш не очень дружеский и матерный разговор услышала его женушка. Та приоткрыла дверь соседней комнаты и вышла к нам в одной ночнушке, стоя с каким – то виноватым, странным взглядом. Так как соседи жаловались на детские, пронзительные крики, то я спросил у папаши: «Где ребёнок?». На что, этот ублюдок ответил, что эта «маленькая тварь» где – то прячется….

– К чему сейчас эта твоя история? – в бешенстве и громким, звонким голосом спросила у него Соловьёва, но тот также не шевелился, стоял над ней и, смотря в глаза, продолжал: «Я вошёл в следующую комнату, где никого не было. Но сделав пару шагов, услышал детский голос из – под кровати: «мама». Я достал оттуда девочку, которой было всего восемь лет. До неё нельзя было даже прикоснуться, она вся была в синяках и ожогах. На улице падал снег, такими… прямо большими хлопьями на нас. Я шёл от подъезда, неся на руках ту девочку к машине скорой помощи. Фельдшер, открыв заднюю дверь скорой, и увидев травмы на теле ребёнка, заплакала. А знаешь, что я запомнил на всю свою жизнь? Её биение сердца. Я так отчётливо чувствовал эти удары, когда нёс девочку на руках к больничной машине. То маленькое сердечко перестало биться внутри неотложки13, когда до больницы оставалось всего несколько минут. Оно остановилось из – за перенесённого, сильного для ребёнка болевого шока… Всё… А знаешь, что было в той квартире до моего приезда? Её конченная, пьяная мамаша закрылась в комнате, чтобы муж перестал её бедную гонять. И пила там спокойно себе водку сама. И та сука никак не реагировала на детский плач и крик своей дочери. Пока папаша избивал ту девочку, грел черпак с кипятком на плитке и обливал ребёнка с ног до головы. Нас отличает от животных то, что мы можем делать выбор и жить, а не проживать благодаря инстинктам. Её родители – это животные, и такое же животное лежит перед нашими ногами, поэтому бери свой автомат, и давай мы уже будем выбираться из этого проклятого города на хрен!».

Анна встала с колен из большой, растёкшейся кровавой лужи, смотря на свои белоснежные балетки, измазанные красными разводами, и спросила у Токарева: «Что стало потом с теми родителями?».

– Они сгорели заживо. Причём до всяких судебных процессов. Когда мы утром приехали, то обнаружили их тела в ужасных, скрюченных позах, видно, они, когда уже поджаривались, пытались к дверному проёму выползти по полу. Но увы, не судьба. Жалею, только, что не увидел своими глазами, как с них кожа слазит заживо от температуры!

В голове девушки был абсолютный хаос мыслей, а перед её глазами стояла до сих пор та картина, в которой она стреляет в живот той женщине, выбегающей из тёмного угла лестничного проёма с ножницами в руке. Но даже в этот момент её сильно стало настораживать то, что ей сказал полицейский. Это заставило Анну задуматься о том, что может быть его и не просто так закрыли в подсобном помещении, накачав снотворным. Или всё – таки это обычные совпадения. Открыв последние двери этой больницы одним из ключей, что Соловьева нашла в кармане у мёртвого врача, они с Сашей выбежали на улицу, ощутив свежий, осенний, прохладный воздух. Аня бежала впереди, так как знала, где находится выход с территории больницы через металлический забор из толстых, стальных прутьев, что были высотой с человеческий рост. За приоткрытой железной калиткой находился тротуар. Огромное, прямоугольное, пяти этажное здание из белого кирпича отдалялось с каждым метром за их спинами. Ярко – жёлтые и тёмно – оранжевые листья падали с высоких клёнов, посаженных вдоль тротуара на полицейского и медсестру. Они же резко замерли на одном месте, крутили головами по сторонам и думали, что им теперь делать дальше.

Участковый увидел в конце улицы водонапорную башню тёмно – металлического цвета от верхней части которой и до самого низа тянулись рыжие разводы ржавчины. Добежав до неё спустя каких – то пару минут, Саша взялся обеими руками за ржавую металлическую лестницу башни и понял, что она с горем пополам держится на своих креплениях. Ане он сказал, чтобы поднималась наверх только в крайнем случае, так как конструкция в любой момент могла обвалиться вниз. Оказавшись на самом верху водонапорной башни, Токарев лёг на живот и ползком стал пробираться к самому её краю. Стоящую человеческую фигуру, тем более на такой высоте, мог спокойно увидеть снайпер военных, поэтому Саша полз по холодному металлу к месту, с которого была видна большая часть города. Когда тот взглянул с высоты, оценив обстановку, то был в ужасе. По грунтовой дороге одного из проулков несколько человек бежали в не понятном направлении с сумками наперевес. Недалеко от них, в дикой спешке, в поддержанный джип закидывали свои вещи мужчина с женщиной. Сломя голову и бегая от дверей дома и обратно к машине. Рядом с большим автобусом, вжавшим иномарку в стену продуктового магазина, на земле лежал пожарный. Поверх него сидел один из зараженных и пытался его укусить, пока не подбежали ещё двое сотрудников МЧС, одетых в защитных экипировках, и не стали стаскивать того невменяемого со своего товарища. Около здания школы находился бронеавтомобиль военных. Оттуда слышались раздающиеся беспрерывно автоматические очереди и громкие крики.

Раздался ещё писк, пронзительный и детский, причём где – то недалеко, справа от водонапорной башни. Саша подполз к другому краю, и увидел на территории заднего двора супермаркета полицейского, одетого в бронежилет и противоударный шлем. Тот наваливался на металлический щит, загораживая проход, ведущий вниз по бетонной лестнице, и сдерживал таким образом шесть невменяемых. Те же, всей толпой оттесняли сотрудника МВД всё дальше. Некоторые зараженные пытались протиснуться между щитом и перилами с правой стороны, то и дело с попытками схватить руками того полицейского. За его спиной находились двое маленьких школьников, которые кричали, звали на помощь и стучали в задние закрытые двери супермаркета. Токарев разложил сошки14 и поставил на них пулемёт, ворочаясь несколько секунд, пока не лёг в удобное для стрельбы положение. Участковый прищурил левый глаз и сконцентрировал свой второй на мушке и целике. Он ещё не стрелял на дальние расстояния с этого ручного пулемёта, так как в данном случае до того дебаркадера было не меньше пяти десяти метров. А всё, что разделяло крайних слева двух заражённых и того полицейского, так это тонкий, металлический щит. Прошептав: «Не хватало ещё прострелить своему сослуживцу голову», Саша задержал дыхание. Первый выстрел и тот попал самому дальнему зараженному в область правого плеча. Он немного пошатнулся и также продолжил активно участвовать в действиях невменяемой толпы. Токарев взялся рукой за прицельную планку, приподняв её на одно деление вверх. Пуля калибра 5х45 попала прямо в голову. Следующими одиночными выстрелами полицейский прострелил черепа ещё троим. На пятом он уже поспешил, попадая то и дело тому в шею несколько раз, но наконец, и ещё одна пуля пришлась ему в область правого веска. Последний ублюдок в тот момент времени успел просочиться между щитом и перилами, сбив с ног того парня. Подхватившись уже без щита, сотрудник бросился резко к месту, где на песке лежала резиновая дубинка. Мертвяк свалил полицейского на землю, усевшись поверх него. Дети, увидев это, стали верещать от страха как ненормальные.

– Да, твою мать! Ну, скинь ты его с себя! – заорал резко Токарев, смотря на своего сослуживца, который продолжал бороться с заражённым.

Тот, ухватив покойника за шею, приподнял его голову над собой. Саша резко выдохнул и нажал на спусковой крючок «РПК». Длинная, тонкая, красная струя вдарила столбом из черепной коробки мертвяка, и тот свалился на парня, что был одет в бронежилете и защитном шлеме. Парнишка в экипировке для разгона демонстраций скинул труп с себя и быстро вскочил на свои чёрные, блестящие на солнце берцы.15 Тот несколько секунд крутил своей головой в шлеме, не понимая того, кто и откуда вообще стрелял. После чего поднял над своей головой левую руку, ладонь которой была сжата в кулак, а большой палец оттопырен вверх.

– Ну да, не за что! Дружище. Я в принципе давно уже спалил свою позицию, поэтому можно уже встать в полный рост и спокойно идти к лестнице – говорил себе под нос участковый, складывая обратно сошки ручного пулемёта.

Сотрудник МВД всё – таки выбил заднюю дверь супермаркета с ноги и забежал внутрь помещения вместе с детишками. Соловьёва услышала над своей головой звон металлической лестницы башни, и, посмотрев вверх, увидела, как Саша уже быстро спускается.

– Там ещё один полицейский, но скорей всего, без оружия. С двумя детишками, школьниками, забежал в супермаркет. Нам надо к нему. Чем нас больше, тем проще будет отсюда выбраться!

– Я испугалась, выстрелы услышала, не пойму. Стояла как вкопанная. Саш, а мы успеем добежать до супермаркета?

– Да. Куда мы денемся? Главное потом ту улицу пробежать, что за проулком сразу идёт. Блин, ты вся дрожишь от холода. Потерпи. Я сам свою чёртову куртку в машине Минакова забыл.

Анна поправила горло светло – серой водолазки, поверх которой на ней был одет медицинский костюм и произнесла: «Да. Я сама уже не знаю от чего эта дрожь!».

Глава пятая. Это моя семья!

Это был проулок, в который бы с трудом проехала легковая машина, а с обеих сторон находились высокие заборы из металлопрофиля частных домов. Саша и Аня с трудом отрывая подошвы своей обуви от грязи, намешанной поверх грунтовой дороги, то и дело, оглядываясь назад бежали к концу проулка. Когда те всё – таки оказались на улице Маяковского, то остолбенели, мгновенно схватившись за своё огнестрельное оружие. Двери ворот некоторых домов были приоткрыты. На асфальте, на пожелтевшей траве, на чёрно – коричневой грязи обочины в хаотичном порядке лежали человеческие тела, над которыми ходили кругами заражённые. Некоторые же останки продолжали подвергаться натиску зубов невменяемых. Одна из тех мертвяков – женщина, лет тридцати на вид, одетая всего в один махровый, тёмно – зелёный халат, заметила двоих. Она оттянула свою нижнюю челюсть в самый низ и произвела жуткий, не человеческий рёв. С десяток невменяемых, что бродили около столбов и машин развернулись и бегом рванули в сторону стоящих участкового и медсестры. Токарев произвёл быстрый выстрел навскидку из ручного пулемёта и попал женщине в ту самую нижнюю челюсть, которую вместе с рядом передних нижних зубов разнесло на мелкие ошмётки. Дамочка в халате уселась задницей прямо в детскую песочницу, продолжая судорожно дёргать своими худыми ногами в белоснежных, длинных носках с почерневшими от грязи подошвами.

– Закрой пасть тварь! Аня, бежим к концу улицы, давай, НЕ СТОЙ!

Медсестра и полицейский побежали в противоположную сторону от заражённых, так как Токарев понимал, что пробиться через такую толпу ходячих покойников они не смогут. За спиной слышались пронзительные вопли. Участковый, запыхавшись от пробежки в экипировке и с оружием, спешно выкрикнул: «Хоть бы впереди их столько не было!», быстро развернувшись и убедившись в том, что те заражённые даже не думают от них отставать. Повернув свою голову прямо, тот увидел как из – за кабины тягача, что стоял с левой стороны рядом с одним из домов, на него резко выскочил мертвяк. Полицейский не останавливаясь, дал несколькими очередями из пулемёта тому по его ногам. Из рваных ран, что виднелись на синих джинсах невменяемого, тёмно – розовыми струями в разные стороны разлетелась кровавая пыль. Мертвец, споткнувшись об лежащий на траве коричневый чемодан, упал поверх кучи каких – то раскиданных вещей.

Очень холодная вода заполнила внутреннее пространство обуви Токарева и Соловьёвой. Но, Аня и Александр продолжали бежать вперёд, даже не смотря на то, что уже находились по щиколотку в воде. Огромная лужа растекалась из места, где была сбита уличная колонка, что лежала на боку и торчала из – под правого переднего колеса красивого, тёмно – синего, китайского внедорожника. Затаптывая всю разноцветную растительность на клумбе, они упёрлись спиной в высокую стену из красного кирпича. Та лужа заливала приличный по размерам участок улицы вместе с тротуарами. Зараженные столпились перед ней, издавая свои жуткие вопли. Они периодически, то резко отскакивали от воды, то будто бы с осторожностью медленно подходили к ней. Толпу с бледными лицами, на которых после смерти застыли ужасные, отвратительные гримасы, и парочку, состоящую из полицейского и медсестры, разделила водная гладь. На её поверхности можно было отчётливо разглядеть отражение бетонного, высоковольтного столба, один из оторванных проводов которого колыхался как маятник, осыпая воду искрами сверху.

– Мразь! – испуганно и внезапно заорал участковый, когда почувствовал, как чья – то рука схватила его за один из туфлей.

Из – под внедорожника наружу стала выползать заражённая девушка. Саша резко вырвал ногу из крепкого женского объятия, и, отскочив назад, нажал на спусковой крючок. Послышался звонкий, металлический щелчок. Патронов на пулемёт Калашникова больше не осталось. После чего последовали удары прикладом прямо по голове с волосами ярко – рыжего цвета, и тут раздался странный голос, будто бы из рации: «Ребят! Открыто, сюда, скорей!».

Остановившись и перестав наносить удары по макушке невменяемой, Токарев спросил у Соловьёвой: «Что это? Похоже на чей – то голос из радио эфира».

– Чёрт! Саш, да это домофон обычный, справа от тебя на стене висит.

Александр резко развернулся и посмотрел на домофон, из которого снова послышался голос: «Внутрь! Я открыл, ребят».

Анна дёрнула ручку большой, серой, металлической двери на магнитном замке и вместе со своим напарником они попали во двор, красивый, убранный и огромный. Выложенный плиткой из красного и серого цвета, будто шахматная доска. С правой стороны находилась деревянная, блестящая от лака под лучами солнца беседка, а близи неё был металлический мангал с навесом. С левой стороны, вдоль забора, находился бассейн каплевидной формы, на поверхности воды которого кружились листья взбудораженные потоком ветра. Полицейский не торопливой и осторожной походкой шёл вместе с медсестрой к крыльцу, внимательно осматривая двух этажный дом из светло – оранжевого кирпича от самого фундамента и до крыши. Взгляд Александра остановился на красно – тёмной черепице крыши, которая на глазах потемнела, когда на неё отбросила огромную, тёмную тень одна из туч на небе.

– Ань, ты – местная! Кто тут проживает?

– Я не знакома с этой семьёй. Знаю, что они с севера, откуда – то, может год назад к нам приехали. Я даже не помню, как они выглядят.

– Ладно! Уже не оставили на растерзание и не стреляют в нас, в отличие от военных, значит люди ещё всё – таки остались в твоём любимом Змеегорске!

Из приоткрытого пластикового окна, что находилось около входной двери и навеса, раздался грубый, мужской голос: «Да заходите вы скорей, околели небось, не лето уже!». Саша поправил ремень ручного пулемёта и закинул его за спину, достав пистолет. Соловьёва стала интересоваться, к чему уже тут тот сверкает своим оружием? Но полицейский молча открывал входные двери, осматривая всё от пола до потолка. Перед ними двоими находился дверной проём, ведущий в прихожую. Александр стал перед открытыми дверьми, держа пистолет Макарова в правой руке, а левой рукой он остановил Аню, которая куда – то летела вперёд, чуть ли не обгоняя Токарева: «Эй, вы тут?». Но никто и ничего не ответил на вопрос участкового. Токарев еле слышными шагами переступил порог, повернув голову направо, где находился проход в помещение котельной. Но, всё, что можно было разглядеть из прихожей, так это только большой, серый, газовый котёл, что висел на стене. Само же помещение уходило дальше за стену. Свет, что был потушен в комнатах и то, что они вдвоём уже стояли внутри чужого дома, но их никто не встречает – очень сильно насторожило полицейского. Он продолжал аккуратно наступать своими туфлями на мягкий, пятнистый, шерстяной ковёр прихожей, не сводя глаз с дверного проёма котельной. Участковый заметил, как по синей плитке медленно сползает странная тень. Будто бы приближается в сторону дверного проёма, то есть ближе к ним двоим. Вспомнив о дереве во дворе, рядом с той деревянной беседкой, Александр уже хотел предположить, что скорей всего это то самое дерево отбрасывает своими ветвями тени через одно из окон. Но тут он услышал громкий грохот, доносящийся со второго этажа. Полицейский тут же поднял свою голову, устремив взгляд на потолок прихожей.

– Наверное, он наверх поднял… – не успела договорить стоящая за спиной у участкового Анна, как на её глазах высокий, огромный мужчина выбежал из котельной с двух ствольным ружьём в руках и ударил с размаха прикладом Токарева прямо в голову.

Участковый отлетел от удара в стену, рухнув на небольшой деревянный столик, который под его весом разлетелся в стороны с отломанными ножками. На лежащего полицейского со стены стали падать небольшие картины, которые с грохотом и звоном бьющегося стекла ударялись, то об его туловище, то об пол. Тот мужчина высокого роста, с лысиной на голове и одетый в ярко – серую спецодежду со светоотражающими полосами, ногой отодвинул пистолет подальше от руки Токарева и мгновенно побежал в сторону стоящей Соловьёвой. Та замерла, не успев вообще никак среагировать. Она успела только увидеть, как тот человек, переложив на ходу ружьё в свою левую руку, ударил правым кулаком Аню в макушку. От полученного удара девушка сползла по стене вниз. Её голова жутко закружилась, виски будто бы сдавило в тесках, а в ушах играл до боли пронзительный звон. Медсестра почувствовала, как тот громила со всей дури ударил ногой по её руке, в которой находился автомат Калашникова. После удара оружие с металлическим шумом отлетело куда – то ближе к дверному проёму следующего помещения. Боль в голове была невыносимая. Аня с трудом приоткрыла свой правый глаз и увидела, что мужчина сидит рядом с Токаревым и снимает с него всё оружие, пока полицейский не подаёт никаких признаков жизни. Громила схватил Сашу за руки и потащил по ковру в конец прихожей, протаскивая его всё дальше вниз по лестнице, что вела в подвальное помещение. Аня быстрым взглядом осмотрела весь коридор, но её автомата Калашникова нигде не было: «Всё забрал, ублюдок!». Послышались шаги по металлической лестнице. Мужчина вернулся и подошёл в упор к Соловьёвой. Девушка почувствовала, как тот наклонился над ней, а его тяжёлое дыхание касалось её волос.

Раздался хлопок, а правая щека медсестры, онемев на несколько секунд, резко и жутко стала болеть. Она, сомкнув свои зубы, с трудом сдержалась, чтобы не закричать от боли. Тот сумасшедший, ударив её ладонью по лицу, произнёс: «В отключке. Ну, ничего. Пока тут полежи. Вы мне всё расскажите!». Он вернулся в подвал обратно, а Анна вскочила с пола. При сильном головокружении, она кое – как облокотилась на дверь и прошептала: «Я убью тебя, мразь!». Подняв голову вверх, та увидела лампочку, что висела над деревянной лестницей, ведущей куда – то на второй этаж дома. И та двоилась в её глазах: «Так, стоп. Когда этот ублюдок заметит, что меня уже нет в прихожей, то станет искать!». Собираться с мыслями ей пришлось не долго, так как где – то очень близко послышался крик: «Сука! … Ты где?». Девушка стала стремительно подниматься по деревянной лестнице, пока внизу слышались звуки хлопков, битого стекла, закрывающихся дверей. Тот маньяк кинулся искать Соловьёву сначала на первом этаже. Она продолжала же медленно и аккуратно подниматься куда – то в неизвестность по деревянной лестнице, доски которой как назло громко и протяжно скрипели. Ватные ноги то и дело цеплялись носами балеток за края предыдущих ступенек, не давая девушке быстро преодолеть оставшийся лестничный проём. Облокотившись на одну из стен, на втором этаже та увидела два настенных светильника, что тускло освещали узкое, прямоугольное помещение. В конце него было пластиковое окно. Слышался свист ветра, доносящийся со стороны улицы и сквозняком пробивающийся через приоткрытый оконный проём. На втором этаже царила тишина и только шторы, длинные до пола в конце коридора колыхались от ветра. Справа от медсестры находилась обычная, деревянная дверь с прямоугольными, стеклянными вставками желтоватого оттенка. Та как сумасшедшая вломилась в неё, слыша за спиной отчётливый скрип деревянной лестницы. Дрожащими руками она быстро закрыла за собой дверную ручку и оказалась в комнате. И судя по всему увиденному, комната была детской.

Глаза девушки быстро и нервно бегали по всем возможным предметам, находящимся внутри помещения: детскому письменному столу с раскиданными школьными тетрадями, сидящему в кресле огромному, плюшевому медведю, комоду, на крышке которого валялись разноцветные девичьи заколки и резинки для волос. Аня произнесла шёпотом: «Под кровать я смогу залезть, должна!». Вдруг, что – то упало на девушку и коснулось её правого плеча, по телу моментально пробежал озноб. Та, с испуга закрыла глаза и, подняв свои веки, стала медленно разворачивать голову на право. На неё свалилась огромная, синяя, плюшевая акула, что находилась в углу около двери. Медсестра в бешенстве толкнула игрушку обратно в угол и подбежала к кровати. Стоило ей засунуть свою вторую ногу под кровать, как послышался звук резко открывающейся двери и в детскую влетел тот мужчина. Анна не видела, что происходит позади, а именно внутри комнаты, так как успела залезть под кровать в последний момент и лежала лицом к стене. Под её грудью находилась рука, и как же сильно сердце отдавало своими ударами в ту самую левую руку. Что – то тяжелое позади ударилось об пол, что – то также рассыпалось на линолеум рядом с кроватью.

– Вот тварь! Я же дверь на улицу открытой оставил! – с недовольством проговорил себе под нос мужчина.

Он молниеносно выбежал из комнаты и стал звучать глухой топот по деревянной лестнице, с периодически раздающимся скрипом. Соловьёва стала просто задыхаться от волнения. Она испытала в очередной раз сильный шок. Со словами: «Так, всё хорошо!», девушка стала глубокими вдохами и выдохами восстанавливать своё дыхание. Когда та выползла из – под кровати, то в голове у неё были только одни мысли: «Нужно найти что – то, чем можно заколоть этого мудака!». Споткнувшись на одной из тетрадей, что валялась на полу, чуть не упав сама, Аня подбежала к детскому письменному столу. Быстро стала открывать ящики и копаться в них. Но, там не было даже пилки для ногтей. Ничего, кроме фломастеров и карандашей всех цветов радуги: «Так, нужно пробовать следующую комнату!». Послышался очень тихий скрип двери и медсестра уже стояла в дверном проёме спальни. В центре находилась большая кровать, застланная мягким пледом с чёрно – белыми полосами, как шкура амурского тигра. За высокой, серого цвета стенкой под солнечными лучами, что пробивались сквозь окна, блестел металлический сейф, который по своей высоте был всего на несколько сантиметров пониже Соловьёвой. Она спешила, суетилась и нервничала. Но, в этот раз всё было не из – за страха о своей жизни. Думала Аня сейчас о Токареве. Неизвестно сколько минут она была без сознания из – за удара по голове, и неизвестно, жив ли вообще Саша. Соловьёва взялась за ключ, что торчал в замочной скважине, потянув на себя дверцу сейфа, которая была приоткрыта.

…

Резкий и неприятный запах. Александр ощутил странные пары чего – то, которые просто выжигали всё внутри его носа. Также, он резко стал чувствовать свою голову, что была такой тяжёлой, а справой стороны черепа, повыше веска, ощущалась жуткая боль. Его шея сильно затекла из – за того, что голова была наклонена ближе к груди. Подняв веки, полицейский увидел перед своим носом стеклянный, тёмно – коричневый флакон на котором не было крышки и который держал перед ним тот ублюдок в странной спецодежде. Александр стал резко мотать головой из стороны в сторону, так как вдыхать пары нашатырного спирта уже было невозможно. Мужчина убрал лекарственное средство от его лица и произнёс: «Да, слабенькие вы – полицейские на расправу. Выключился ты после одного удара. Где вас таких берут вообще?». Участковый поднял голову и увидел перед собой того сумасшедшего, что стоял и закрывал флакон с нашатырным спиртом и продолжал говорить: «Подружка твоя сбежала. Бросила тебя. Будешь и за себя и за неё отдуваться! Что это за инфекция?».

– Откуда мне знать?

– Всё вы – представители власти знаете. Ты, вон, вооружён до зубов, автомат, гранаты, военным, небось, помогаешь во всё подряд стрелять, в тех, кто без погон?

– Ты идиот? Военные мне и той медсестре гранату под ноги кинули. Что ты городишь? Развяжи меня!

– Ладно, старший лейтенант, слушай сюда! Моя жена… дочка… больны они сильно. Ладно, я с ружьём из дома не выхожу, но вы вдвоём из центра города прибежали, все в крови, бинтах, в ссадинах. Значит, привиты, раз не заразились и не стали остальными бешеными. Мне нужен антидот от этой инфекции, да не мне, а для моих жены и дочери. И я так понимаю, что простым людям его не получить, поэтому соображай быстрей!

Мужчина отошёл от Саши и открыл обзор на то, что находилось за его спиной: это была маленькая девочка, лет десяти на вид, одетая в красном, длинном платье. Она была полностью обмотана светло – серебристым хозяйственным скотчем, начиная от колен и заканчивая её ртом. Девочка находилась в сидячем положении на деревянном стуле, издавая то и дело звуки, отдаленно напоминающие рычание, и с приличными усилиями та пыталась шевелиться на стуле. На её шее справа имелся отчётливый след от укуса и, судя по размерам, от детской челюсти. Вокруг впадин от зубов на её коже была размазана уже свернувшаяся кровь. Бантики такого же ярко – красного цвета, что и её платье отчётливо выделяли две чёрных косички на голове у той. Её лицо было бледно – жёлтого цвета с огромными, тёмными синяками под глазами. Взгляд был устремлён прямо на полицейского, а глаза не естественно подёргивались. Сумасшедший возился за спиной у участкового, чем – то гремел на металлическом верстаке. Из – за сидячего положения Саше было видно только ближайший к нему край верстака. Токарев, как и та маленькая школьница, от колен и до локтей был обмотан хозяйственным скотчем. Но, в отличие от неё, у него рот заклеен не был. При попытках хоть как – то пошевелить своими конечностями, полицейскому стало ясно, что самостоятельно освободиться тот не сможет. Его руки были крепко соединены запястьями друг с другом за спиной, где в том самом месте пересечения ощущались онемение и тяжесть. И связаны они были таким образом, что ими не то, что пошевелить оказалось невозможно, участковый их вообще не чувствовал.

– Давай так! Товарищ полицейский! Ты прямо сейчас расскажешь мне всю правду о том, откуда взялась эта инфекция, почему ты и твоя подружка остались не зараженными, а также, чем вас – представителей власти накололи таким, что вы до сих пор в здравом уме и рассудке? И тогда тебе не будет больно. Хорошо?

Токарев молчал целых пол минуты не от того, что ему стало страшно за свою жизнь, тот понимал, что сумасшедший не врёт насчёт Анны. Ведь если бы девушка не убежала, то скорей всего тот ублюдок её нашёл бы. Тем более, в своём доме. Наверное, в своём. Думал Саша, судя по оказанному «гостеприимству». Токарев всё равно просто не хотел верить в то, что Соловьёва оставила его умирать. Его всего знобило и трусило от какой – то не справедливости и пришедшего понимания того, что терять ему вообще нечего. В очередной раз. Александр посмотрел в глаза сумасшедшему, спокойным и размеренным голосом произнёс: «Валяй! Ублюдок!». Токарев внимательно успел осмотреть того мужчину, пока пытался приходить в сознание под парами нашатырного спирта. Это был крепкого телосложения мужик на вид лет пяти десяти. Спецодежда, что очень похожа на ту, в которой чаще всего работают люди на погрузчиках и прочей технике какого – либо предприятия, сидела на нём аккуратно и ровно. Светоотражающие полоски на штанах и рукавах куртки блестели также ярко, как и лысина на его голове. Лицо имело округлую форму и его строгие черты говорили о том, что этот сумасшедший далеко не идиот. Полицейский ощутил странное тепло где – то между ладонью и левым мизинцем руки, после которого послышался металлический щелчок и звук, упавшего на пол не большого по размерам предмета. Саша почувствовал резкое жжение, даже онемевшими кистями рук он понял, что кипяток, стекающий с его ладони – это кровь. Он закричал: «МРАЗЬ! ЧТОБ ТЫ ЗДОХ!…», когда мужчина обошёл полицейского, присел перед ним и посмотрел тому в глаза. Сумасшедший держал в своей левой руке мизинец Саши, с которого на пол сочились ярко – багровые струи крови. В правой его руке был большой, садовый секатор металлического цвета, лезвия которого были измазаны алыми разводами. Полицейский, сомкнув свои скулы со всей силы, просто молчал и смотрел на того сумасшедшего. Но его глаза даже не дёргались. По взгляду Токареву стало понятно, тот упорно верит в то, что сейчас делает правильный поступок.

– Ну и как тебе? Как, там, у вас – у ментов говорится… допрос? С правой руки не стал начинать, а то жалко, ещё молодой, обручальное кольцо некуда будет надевать!

Сашу всего знобило, его левой руке и так досталось после полученного огнестрельного ранения, так ещё и теперь нижняя часть ладони не умолкала от боли. Он продолжал чувствовать всё ещё отрезанный палец, будто тот находится до сих пор на своём месте. И будто он положил свой мизинец на раскалённую до красна конфорку. После слов: «Молчим! Хорошо!», сумасшедший бросил отрезанный палец полицейскому под ноги и опять зашёл к нему за спину. Александр стал быстро и внимательно осматривать подвальное помещение. Напротив, за спиной, сидящей на стуле заражённой, маленькой девочки, на стене висели деревянные полки с банками из – под краски и полиэтиленовыми бутылками разных цветов. Справа от металлической лестницы, что вела наверх из подвала, рядом с дверным проёмом в углу стояла двустволка и пулемёт, что был на Токареве до встречи с сумасшедшим незнакомцем. За спиной у девочки валялись подсумки и автомат, с которым ходила Соловьёва: «Значит и вправду бросила меня и смылась, раз всё оружие он в угол накидал. Даже не пытался спрятать. По ходу кроме его и меня из живых в этом доме больше нет никого. Да и я скоро тоже присоединюсь к мертвякам и без помощи инфекции!». Участковый уполномоченный посмотрел направо, где на самом краю металлического верстака лежал его пистолет Макарова. Безвыходное положение.

– Вы – твари, людей должны защищать! А вы их расстреливаете. Моя жена уже год мучается с этими долбаными метастазами, вся высохла, не ест, не ходит… А тут ещё и эта напасть! А дочь свою родную… Дочку, еле вытащил из школы. Там твои друзья в резиновых защитных костюмах целый автобус с учителями и детишками с огнемёта сожгли. Мрази! Как самые настоящие фашисты!

– РАЗУЙ СВОИ ГЛАЗА… Никто не знает, что тут вообще творится, а ты… СУКА! МРАЗЬ!

Лезвия секатора сомкнулись снова, и на пол упал отрезанный безымянный палец левой руки Токарева. В его голове появился резкий звон, в глазах снова начало двоиться. Полицейский понимал, что это всё. Саша просто стал смотреть в пол и представлял, как возвращается в свою квартиру. Заходя в зал, видит на диване спящую Олю, а из – под одеяла торчит только её голова. Он вспоминал то, как весь холодный, дрожащий, раздевшись, ложился рядом со своей любимой. Ольга всегда спрашивала в сонном состоянии: «Ты пришёл?». А Саша, закинув свои холодные ноги поверх её тёплых, говорил, улыбаясь: «Нет, это не я!». Щенка хоть и укладывали спать на его любимый коврик, но Берта поступала по своему. Так как Оля уже спала, а ругаться на щенка было некому, то собака благополучно и тихо перебиралась на диван и засыпала прямо у супруги в ногах. Поэтому, Токарев уже по привычке спустя минуту протягивал ступню дальше, пока не упирался кончиками пальцев в горячий комок, которым была Берта. Где – то на верхнем этаже дома послышался грохот и звон. Очень громкий и отчётливый. Маньяк с кровавым секатором в руке просто молниеносно подбежал к дверному проёму и несколько секунд вслушивался: «Всё же закрыто, я же все двери запер. Что это ещё такое?». Он спешно стал подниматься по металлической лестнице с ружьём в руках, пока Саша провожал того взглядом. Участковый переключил свой взор на сидящую напротив маленькую девочку, бросив заражённой: «Лучше бы давно уже был мёртв. Как ты!». Полицейский стал пытаться раскачиваться на стуле, который стал издавать пронзительный скрип. Токарев продолжал эти движения, пока одна из деревянных ножек стула не сломалась. Саша завалился на левый бок, ударившись в очередной раз о забинтованную руку всем весом своего тела: «ТВОЮ МАТЬ!».

…

Анна, взявшись за немного приоткрытую дверцу металлического сейфа, стала пытаться открыть её дальше. Она и не заметила, что та уткнулась в край ковра: «Ну, давай же, сучка!». Соловьёва в спешке и нервничая, стала дёргать её сильнее. Сейф, стенки которого были из тонкого, листового металла, заходил ходуном. Раздался резкий и громкий хлопок. Девушка подпрыгнула, когда какой – то предмет разлетелся вдребезги перед её ногами, свалившись с самого верха сейфа. Она увидела осколки и фрагменты, что остались от разбитой большой фигуры хрустального слона. Не растерявшись, быстро отодвинув осколки от угла приоткрытой дверцы своими балетками, Соловьёва плюхнулась на колени. Её тонкая, женская рука с трудом пролазила в расщелину между дверцей и внутренним пространством металлического ящика. В этот момент времени через стену уже были слышны отчётливые и очень быстрые шаги. Медсестра понимала, чьи шаги к ней приближаются. Кончиками пальцев она нащупала что – то похожее на рукоять, холодную и наощупь вроде как пластиковую. Тяжёлый топот уже отчётливо слышался и ощущался в самой комнате: «Вот ты где, тварь!». Соловьёва, ухватившись за продолговатый предмет и сжав его в правой ладони, мгновенно вытащила руку из той самой щели, содрав кусками кожу на кисти руки. Девушка заскулила от боли, чувствуя, как между указательным и большим пальцами руки свернулись в клубок фрагменты кожи. Аня заорала, когда сумасшедший схватил её за волосы и свалил на ковёр. Мужчина протащил девушку до самого дверного проёма с деревянной лестницей. Соловьёва махала руками и громко кричала от боли, забыв даже посмотреть, что она сжимала в своей правой ладони. Маньяк в спецодежде выпустил наполовину вырванный пучок волос Анны из своей руки и та, чувствуя это, резко вскочила с пола, вытянувшись, наконец – то в полный рост. Девушка ощутила также, что под пяткой её левой ноги ничего нет. Позади была именно та самая деревянная лестница, ведущая на первый этаж дома. Аня полетела по ней кубарем до самого первого этажа. Закрыв свои глаза, девушка то и дело чувствовала удары деревянных досок, которые били периодически, то по её локтям, то по коленям. Оказавшись уже на полу первого этажа, сидя на заднице, та почувствовала, что под её правой ногой что – то лежит. Соловьёва вытащила из – под своего правого бедра армейский штык – нож, который находился в чёрных пластиковых ножнах. Сумасшедший, спустившись к сидящей на полу медсестре, уже замахнулся прикладом двустволки ей в голову, как девушка достала штык – нож из ножен и воткнула тому в левую ногу выше колена. Нож вошёл легко и плавно, как в масло. Соловьёва, резко вытащив его обратно, совершила ещё три удара почти в те же самые места. Бардовые брызги горячей крови полетели ей прямо на правую бровь.

Он присел на самую первую деревянную ступеньку и пытался зажимать глубокие, сильно кровоточащие раны на своей левой ноге, бормоча себе под нос: «Сука ты больная! Да как же так? Сука ты…». Соловьёва резко схватила с пола ружьё, которое тот уронил, получив несколько ударов ножом от девушки. Держа за металлические стволы двустволку одной рукой и штык – нож за рукоять другой, медсестра побежала к спуску в подвал. Участковый просто лежал на боку и вслушивался в крики и грохот, доносящиеся откуда – то сверху. Но спустя десять секунд он увидел белые балетки Ани в кровавых разводах, что спешно спускались по лестнице подвала, всё ниже и ниже.

– Я думал ты сбежала!

Соловьёва посмотрела на лежащего Токарева и затем на девочку, что сидела на стуле, пронзительно выкрикнув: «Твою мать!». С первого этажа снова раздались громкие крики мужчины с раненной ногой, и Аня резко развернулась ко входу в подвал, просто растерявшись. Та была в полнейшем ступоре и никак не могла сообразить, что именно ей делать в данной ситуации. Девушка спешно смотрела, то на одну свою руку в которой держала ружьё, то на другую в которой сжимала штык – нож с вымазанным кровью тёмно – серебристым лезвием.

Пока Александр не закричал: «Да брось ты нахрен этот нож, хватай ружьё в руки! УБЕЙ ЕГО!».

Медсестра выпустила штык – нож из руки, и тот упал на пол, характерно зазвенев лезвием из каленой стали. Анна встала в положение для стрельбы, прижав в своё правое плечо приклад и наведя стволы ружья на металлическую лестницу. По которой уже в подвал медленно и тяжело спускались ноги мужчины в чёрных, коротких, резиновых сапогах: «Вы, все! Можете помочь моей семье. Эта инфекция, зараза, если вы живы и здоровы, то значит, она лечится!». Тот продолжал идти вниз, тяжело дыша и смотря в глаза Соловьёвой: «Это моя семья, девочка. Давай! Опусти ружьё! Ты всё равно не выстрелишь. Супруга очень долго не могла забеременеть. Это наш единственный ребёнок, а чего это нам двоим стоило, если бы только знала. Опусти ружьё!». Тускло – оранжевые блики от света лампочки сползали по железным частям оружия, переливаясь в яркий блеск аж до самых курков. Саша, прищурив глаза, понял, что узнает модель оружия в руках у своей напарницы. Это было «ТОЗ 66»16. И курки были не взведены. Токарев заорал как невменяемый: «Курок! АНЯ! ВЗВЕДИ КУРОК!». Взгляд Ани переключился на два блестящих курка, и девушка быстро отвела тот, что находился с левой стороны.

– Да стреляй уже, Аня!

– Нет, она не выстрелит! Опускай ружьё, девочка!

Сумасшедший подошёл ещё ближе к Соловьёвой и накрыл ладонью своей правой руки выходные отверстия стволов. Анна, глубоко дыша ртом, дрожащим большим пальцем правой руки потянула второй курок на себя, и, посмотрев снова прямо в глаза мужчины в спецодежде, прошептала: «Пора и тебе присоединиться к своей семье!». Она произвела выстрел одновременно из двух стволов ружья, после чего, отскочив немного назад, потеряла равновесие от полученной отдачи и присела на пол. Ладонь мужчины, которой тот накрыл оба ствола ружья, после очень громкого хлопка разлетелась во все стороны, превратившись в самую настоящую розово – кровавую кашу. Сумасшедший пошатнулся назад, сделал пару шагов и рухнул на первую ступень металлической лестницы. Из запястья торчали рваные ошмётки, которые ещё до выстрела были ладонью. Рука до самого локтевого сгиба была посечена дробью двенадцатого калибра. Его грудь была также разворочена. Мужчина сидел и пытался издавать всякие звуки, но вместо этого слышался отвратительный хрип. Аня отбросила «ТОЗ 66» в сторону, а когда оружие звонко ударилось стволами об твёрдый, деревянный пол, та встала и подбежала к Токареву. Обойдя полицейского сзади, девушка упала на коленки и, пытаясь сорвать с его рук изоленту, резко убрала свои ладони назад. Она увидела, что на его левой кисти не хватает двух пальцев: «Так, потерпи, я сейчас эту изоленту ножом перережу».

– Я тебя услышал, Аня. Я не шевелюсь.

– Это он сделал с твоей рукой?

– Да. Та сволочь, что сидит сейчас, задыхается и захлёбывается от собственной крови в своих лёгких!

– Я бы тебя и не бросила. Пришлось спрятаться от него на втором этаже, но не удачно получилось. Хотя и сама уже не знаю, наверное, удачно всё – таки. Всё, терпи, сейчас ещё там, где ноги ленту разрезать осталось.

– Знаю я, что ты бы меня и так не бросила!

Александр встав и сняв с себя оставшиеся фрагменты хозяйственного скотча, подбежал к стоящему в углу пулемёту Калашникова. Отсоединив магазин, тот произнёс: «Пусто! Ладно, ещё пара рожков есть. Неудобно с этим длинным стволом бегать, я твой возьму «АКСУ». Погоди секунду!». Токарев посмотрел на металлические тески, что были установлены на верстаке. Схватив двустволку, тот поместил её в них и зажал. Над верстаком висели разные пилы, одна из которых была по металлу. Её схватил участковый и стал отпиливать стволы ружья.

– Саша, что ты творишь? Тебе руку забинтовать надо, а то…

– Обрез тебе делаю. Просто… Не взводи все курки сразу, в следующий раз, окей?

– Я поняла уже, мне чуть отдачей руки не оторвало. Тебя перевязать надо!

– Давай я до конца отпилю стволы, приклад, и тогда будешь меня уже лечить, хорошо?

Анна посмотрела на левую руку полицейского, что обхватывала стволы ружья, и на которой теперь не хватало двух пальцев. Кровь с неё текла по обеим стволам и каплями ударялась о деревянный пол. Через несколько секунд о него ударилась также отрезанная часть от ружья. Саша извлёк из стволов две пустые гильзы и направился в сторону умирающего мужчины, который также сидел и продолжал издавать хрипы. На его поясе виднелся кожаный патронташ с патронами двенадцатого калибра. Участковый наклонился к маньяку, расстегнул на том ремень, извлекая из него подсумок. Самого же маньяка, тот схватив за рваную дробью спецодежду в области груди, потянул на себя и бросил на пол. Сумасшедший ударился прямо лицом об бетон. Он лежал так, хрипел, стонал и будто пытался что – то нащупать под собой ладонью уцелевшей руки. Снарядив обрез ружья двумя охотничьими патронами, Александр протянул его Соловьёвой вместе кожаным патронташем, в котором было всего четыре патрона. Быстро вернувшись к верстаку снова, полицейский схватил с крышки того свой пистолет Макарова. Участковый резко развернулся и навёл «ПМ» в голову заражённой, маленькой девочке, которая продолжала сидеть связанная на стуле.

– СТОЙ! Не надо! Я не хочу потом это вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Я понимаю, что это уже не ребёнок. Не надо Саш, пусть это будем не мы!

– Хорошо Аня, тогда пусть это будем не мы!

Полицейский в последний раз посмотрел на лежащего на полу, дёргающегося и хрипящего мужчину, отвернул от того свой взгляд и захлопнул металлическую дверь. В верхней части имелась металлическая щеколда, которую тот задвинул. Александр резко открыл дверь рядом с лестницей на второй этаж, ударив по ней туфлей своей правой ноги. Водя дулом пистолета где – то в кромешной тьме, он нащупал выключатель на стене. Яркий свет осветил помещение ванной комнаты и Соловьёва увидела над рукомойником шкафчик с приоткрытой дверцей. Внутри него виднелись упаковки с ватой, влажными салфетками, марлевыми повязками и бактерицидными пластырями. Пока Саша держал под холодной струёй свою левую руку с ампутированными пальцами, не отрывая свой взгляд от воды, окрасившейся в алый цвет и уходящей в раковину, медсестра искала анестезию. Токарев поднял свои глаза и посмотрел на себя в зеркало. Его голова, даже не смотря на то, что по бокам была аккуратно выбрита, выглядела взъерошенной. Сама причёска чёрных волос напоминала отдалённо какой – то «полубокс», но только объём выше его аккуратных ушей был уже запущен. Чёлка, которую тот зачёсывал на правую сторону, уже не могла толком выглядеть однообразно, так как из – за количества волос целым косяком свисала над правым виском. Лоб над его тёмными и чётко выраженными бровями весь был измазан высохшей кровью. Не особо большого размера глаза, с ярко блестящими зелёными зрачками разграничивала стандартная переносица, что более подходит к европейскому типу мужского лица с приподнятым немного кончиком носа. Ниже слегка выпирающих скул Токарева, что были в каких – то порезах, ссадинах, слегка виднелась аккуратно сбритая щетина. Полицейский, всматриваясь в свои тёмные синяки под глазами, сказал: «Я будто в каком – то подвале несколько дней просидел, без еды и воды, жесть!».

Широкоплечий, худощавого, стройного телосложения при своём почти метр и восемьдесят росте, участковый стоял перед зеркалом и умывался холодной водой. Бронежилет, что был одет на нём поверх куртки полевой полицейской формы, аккуратно сидел по всей ширине туловища, не выпирая ни спереди, ни по бокам. Как обычно бывает у сотрудников с переизбытком веса. Продолговатые, вышитые секции тёмной ткани бронежилета все были, не измазаны кровавыми разводами, так испачканы и ржавчиной, и штукатуркой. На плечах у Александра виднелись погоны с вышитыми ярко – жёлтыми тремя звёздами, и левая рука, забинтованная прямо поверх длинного рукава формы. Анна очень аккуратно в этот момент времени пыталась нащупать хоть одну ампулу среди целого кармана стеклянных осколков, что находились в её медицинском костюме. При падении по лестнице все ампулы по ходу разбились, но нет, девушка вытянула целых две. Набрав содержимое в шприц, медсестра сделала один укол полицейскому между отрезанных пальцев, а второй в левую дельтовидную мышцу. В место на руке, где полицейская форма была разрезана, а выше уже находились бинты. Перекись водорода зашипела и вместе с кровавыми пузырями стала стекать с фрагментов от двух оставшихся пальцев Александра.

– Тут, по – нормальному, зашивать нужно, но нечем. Я сейчас крепко забинтую, чтобы кровь остановить. Хотя бы, бинты есть!

– Я их до сих пор чувствую.

– Свои пальцы?

– Да. И они болят. Жутко, причём.

– Сейчас онемеет всё. Стяну крепко бинтом, будет снова больно, терпи!

Когда медсестра закончила, то Токарев поднял перед лицом свою забинтованную левую ладонь. Посмотрел на три уцелевших, торчащих пальца и произнёс: «М-да! С каждым часом всё интересней и интересней!». Следующим помещением за коридором шла кухня. Она была огромная с действительно не обычным и красивым интерьером. На стенах имелись декоративные фартуки, на которых была изображена цветущая сакура, с широкими и раскидистыми ветвями. Светло – розовые цветы японской вишни очень ярко бросались в глаза на фоне заснеженного ландшафта на заднем плане. Кухонные шкафы имели светло – багровый оттенок и шикарно смотрелись с большим столом, что был посередине. Пол был выстелен белоснежной плиткой, на которой стояли высокие, серые, металлические стулья, что чаще всего можно увидеть в кафе или в баре рядом с самой барной стойкой. Зал выглядел ещё шикарней и был гораздо больше по площади. Над головой у Саши и Ани светло – фиолетовая подсветка освещала навесной потолок, то загораясь сильней, то начиная немного блекнуть. Ковер был не большой и находился перед одним единственным диваном, что имел расцветку зебры. Деревянная фурнитура была в разнообразных, серых тонах, что очень неплохо сочетались с линолеумом. Саша сел на диван перед огромным, плазменным телевизором, что висел на стене. Токарев вытянул свои чёрные носки из туфель и поставил пятки на белоснежную подстилку в виде бутафорской шкуры белого медведя. Соловьёва же присела на белоснежное кресло, что находилось рядом с диваном. Звук у телевизора был выключен, но на экране полицейский увидел фильм «Вий»17.

Как раз на экране был тот самый момент, когда Хома Брут18 впервые входит в старую церковь. Аккуратно шагает к гробу с паночкой, окружённому горящими свечами на блестящих в потёмках подсвечниках. В это время откуда – то с левой стороны перед его ногами выбегает целая стая кошек, которые пронзительно верещат. Только в этот раз участковый не услышал этих кошачьих ужасных криков, так как звук у телевизора по ходу был на отметке «0». Но, он так отчётливо помнит тот визг, что никогда бы и ни с чем его бы в жизни не спутал: «Блин! Как меня в детстве напугали эти сраные кошки! В фильме очень тихо разговаривали, и пришлось добавить громкости на пульте, тут мало того, что они выскочили, так и визг на весь дом посреди ночи из телевизора раздался. Классный фильм!».

– Я его видела, конечно, но когда ещё, наверное, в первый класс школы пошла. Ничего в нём страшного такого не помню, а нет, девушка там, в гробу мёртвая летает, ну и всё!

– Конечно. Ты уже просто к тому времени насмотрелась голливудских ужастиков, половина которых пугают наличием кишок и неожиданностью. А здесь именно атмосфера, грим на тот момент времени, сама ситуация в плане того, что Хома Брут должен был читать молитву три дня, точнее ночи. Да это же самый культовый и первый фильм ужасов в советском союзе. А знаешь, сколько всего интересного там, на съёмках происходило?

– Нет. Не знаю.

– На съёмках Наталья Варлей из гроба вывалилась, прикинь, страховка подвела!

– Не знаю я даже кто это такая!

– Она паночку играла там. Это же знаменитая актриса. Помнишь, фильм был «Кавказская пленница»? А, кстати, старую ведьму играл нагримированный Николай Кутузов, который по слухам так вживался в роль, что ушёл в запой.

На губах Саши возникла улыбка, он рассказывал, размахивая своей левой, забинтованной рукой, бинты которой уже наполовину пропитались кровью. Но у парня появилась какая-то искренняя радость в глазах, будто он сидел с банкой пива перед телевизором и повествовал это всё лучшему другу.

– Саш, стой! Мне это не интересно. Особенно сейчас, когда я выстрелила с ружья в человека.

– Человека? Ладно… он пытался убить сотрудника полиции, взял в заложники нас, оставил меня без двух пальцев на руке, «ЧЕЛОВЕК», этот!

Анна просто сидела на белоснежном кресле, положив на свои колени обрез ружья и патронаж. Девушка молчала и смотрела на экран телевизора. Через минуту молчания, медсестра не отрывая глаз от фильма, сказала: «Все ошибаются, и всем людям свойственно сходить с ума, особенно, когда дело касается твоей семьи».

– Знаешь, что? Ты застрелила его, но, не до конца. ИДИ И ОКАЖИ ЕМУ ПЕРВУЮ ПОМОЩЬ, этому… ЧЕЛОВЕКУ! И заступнику своей семьи. Дура ты!

– Спасибо!

– Не за что!

Они сидели в удобных положениях, продолжая молчать и не отводя глаз от происходящего на телевизоре. Саша понимал, что нужно извиниться перед Анной. Но, его просто взбесило то, что она пытается ему в очередной раз донести. Разыграть очередную драму о человечности. Тот уже собирался пробормотать своими губами: «Извини!», но Соловьёва его опередила с вопросом: «Откуда ты так много знаешь об этом фильме? Об актёрах и съёмках? Ты помимо этого «Вия», наверное, про каждый второй фильм можешь целую энциклопедию процитировать?».

– Нравится мне читать про актёров, съёмки. Кино – это очень интересно. Это не только отснятый материал, что мелькает перед твоими глазами в каком ни будь сраном кинотеатре. Это декорации, сценарий, толпы актёров, у которых была возможность… может наоборот появилась стать главным персонажем фильма, всякие не стандартные решения, которые просто кардинально повлияли на сюжет. Это целый мир и…

– У меня из-за моей работы в больнице вообще нет времени читать книги или смотреть передачи. Когда ты успеваешь всё? Жена, дети есть?

– У меня нет детей, а жена… погибла в автокатастрофе. А я… выжил. Потому, что во время столкновения вылетел через лобовое стекло, сломал ключицу, руку, рёбра, некоторые позвонки, потом… несколько недель в коме был. А её уже похоронили. Без меня. Мне каждую сраную ночь снится гроб, что стоит в зале нашей квартиры. А я даже и не знаю какого он цвета был на похоронах, на которых меня не было. В итоге я стал выпивать, кошмары достигли своего апогея, добавились странные галлюцинации…

– Извини, я не хотела…Я…

– Да всё хорошо, Ань! Просто, видно до сих пор люблю, и не могу смириться с тем, что её в этом мире не существует. А я в тот день сменился с суток только, мы к друзьям в гости съездили быстро. Оля сказала, чтобы я рядом сел, что сама поведёт, а то сильно уж носом клюю. Берта, ну, это так звали щенка нашего, ещё у неё на коленях сидела, отвлекала постоянно от дороги. Тут «БМВ» решает обогнать длинномер, выскочила прямо из – за прицепа на встречку, а мы по ней едем. Помню потом только, как глаза открыл, и как раз в палату медсестра вбежала. Нажимала на кнопки какие-то на аппарате, что рядом на тумбочке стоял, что – то отключила на нём, так как он жутко пищал на всю палату.

Прямо над головой у Саши раздался звон какого-то упавшего металлического предмета. Полицейский, медленно и не спуская глаз с потолочного перекрытия, засунул обе свои ступни обратно в подранные и грязные туфли. Его глаза бегали по навесному потолку, что переливался светло – фиолетовыми разводами за которыми участковый так внимательно и безостановочно следил, что ему стало казаться, будто режимы подсветки ускоряются вместе с биением его сердца. Анна с испуганным видом очень тихо встала с кресла, и сделав несколько шагов в сторону Токарева, сказала ему: «В двух комнатах я там точно успела побывать, а вот…». И снова послышались эти странные звуки: это были шлепки, и ощутимо слышимых точно было два, будто бы кто – то несколько раз плеснул целое ведро воды в угол комнаты, что находилась над головами у медсестры и полицейского. Девушка ощущала как мурашки стремительным и прохладным ознобом поднимаются по её пояснице, и уже миновав лопатки, растворяются на теле в области шеи. И тут снова послышался очередной, странный всплеск сверху, но теперь он уже сопровождался грохотом каких-то предметов.

– А в этой комнате, что над нами, ты была? – почти шёпотом, вставая с дивана и удерживая «АКСУ» в руках, спросил Токарев.

Но, Соловьёва настолько растерялась после услышанных звуков, и дело было даже не в её коротком времени нахождения на втором этаже. Из-за сильного всплеска адреналина девушка могла просто не обратить внимание на какие-то моменты. Ей стало до жути страшно, так как ответив: «Я не знаю», она поняла, что наверху была не одна. Участковый быстрым, но тихим шагом подошёл к одной из книжных полок, что висела на стене и взял оттуда фотографию, примерного формата, как и лист бумаги «А4». На ней были сфотографированы крупным планом трое: мужчина, женщина и ребёнок, которые обнимались и сидели за столиком какого-то кафе, а может быть и ресторана. Саша узнал на фотографии того самого маньяка в спецодежде, только там он был одет в тёмно-синей рубашке с длинным рукавом и галстуком. Девочка, что осталась в подвале, тоже присутствовала на снимке. Не хватало только одного человека – красивой, худой женщины брюнетки, лет сорока пяти на вид, с красивой и аккуратной стрижкой в стиле «каре» и белоснежной, можно даже сказать «голливудской» улыбкой. Глядя на снимок, Александр произнёс: «И где же ваша мама?». Его обошла с правого бока медсестра, чуть ли не заорав: «Дай мне эту фотографию! Да быть такого не может!». Анна стала шёпотом и в спешке говорить Александру о том, что видела очень много фото из социальных сетей с этой женщиной. И что ей не раз показывали её фото знакомые медсестры: «Они ещё говорили, что в своём возрасте она выглядела как «кукла барби», а буквально, может неделю назад попала в онкологическое отделение нашей больницы. Девочки говорили, что на неё жутко стало смотреть. Рак её высушил до неузнаваемости. Болезнь до костей сожрала, и что она уже ни есть, ни ходить не могла. Так, скорей всего, это его жена».

– СТОП! И где она была в последний раз?

– Да, в моей больнице, её же к аппаратам подключили. К аппаратам искусственного жизнеобеспечения. Она уже не жилец, ты понял?

– Нет! Аня, я не врач, не понял! Что это означает?

– Пол недели назад у этой женщины наступила смерть мозга. И в данный момент искусственно поддерживается функция сердца, дыхательная деятельность, кровообращение и создаётся видимость жизни. Живой труп.

– Всё, Аня, остановись! Я тебя услышал. Бедная семейная пара, и как после такого крыша не съедет? Так, сейчас нам нужно всё будет вдвоём осмотреть на втором этаже. Не знаю, конечно, что нас там может ждать, но нам нужен телефон. И само собой нам ещё нужны и патроны. Раз ты сейф пыталась открыть в одной из комнат, то внутри него может быть то, что нам как раз пригодится. Только в этот раз всё делаем аккуратно. Чтобы ты постоянно позади меня была и не выскакивала!

Анна шла за Александром, внимательно слушая и наблюдая как оттенки фиолетовой потолочной подсветки, меняясь в яркости, сползают по его плечам и бронежилету. Уже пройдя помещение кухни, участковый увидел на стене рядом с высоким холодильником металлического цвета стационарный телефон. Тот снял трубку и поднёс к своему правому уху, но там была полная тишина. Ни одного гудка он не услышал. И произнеся: «Почему же я не удивлён?», полицейский поместил трубку обратно на аппарат стационарного телефона. Александр понимал, что первым делом ликвидаторы последствий, одни из тех, с кем пришлось столкнуться в больнице, должны были оставить город без связи. Отрезать весь очаг инфекции от внешнего мира вместе с теми, кто даже ещё не был инфицирован. Надежда всё – таки оставалась ещё на сотовую связь, так как простыми способами её отрезать не получится. Например, взорвать общий короб с телефонными проводами гораздо проще, чем использовать специальную технику для глушения связи. Выйдя из кухни, полицейский сразу нырнул налево в дверной проём, где находилась та самая не большая прихожая, через которую они изначально и входили в дом вместе с Анной. Металлическая дверь была закрыта на несколько замков, от которых виднелись железные поворотные ручки, расположенные одна над другой. Саша всё – таки убедился в том, что они закрыты, попробовав провернуть каждую до упора по часовой стрелке со словами: «Нам ещё гостей не хватало!». Развернувшись через левое плечо, Токарев стал отходить назад от металлической двери, но споткнулся о розовый, детский кроссовок, что лежал на боку посреди обувного коврика. Полицейский внимательно осмотрел хаотично валяющуюся обувь на коврике, а также рядом с ним, придя в ступор: «Стой! У них же всего одна дочь… была… но, обуви детской посмотри сколько! Да что это ещё за хрень? Она вся разная, то есть это обувь разных детей. Да что тут вообще такое происходило?». Аня не понимала, почему Токарев, бросив автомат на пол и присев на одно из колен, нервничает и разворачивает в руках детскую обувь, рассматривая подошвы. Александр взял один розовый кроссовок и один белый с двойными, изогнутыми полосками коричневого цвета по бокам, развернул их подошвами вверх и показал медсестре: «Смотри, у них один ребёнок, но пар обуви пять. Все, сука, кроссовки и три пары с разными размерами, на один, два меньше и наоборот. У них тут какие – то дети в доме, скорей всего одинакового возраста. Но где же тогда они все? Что это за херня, Аня?». Участковый бросил обувь обратно на пол, выпрямился в полный рост и с автоматом в руках подошёл к самой первой ступени, что вела на второй этаж. На сером ковре перед его ногами чётко были выражены ещё не застывшие тёмно – красные пятна крови, а рядом с ними несколько кровавых отпечатков от подошвы резинового сапога главы этого семейства.

С оружием, приготовленным к бою, обхватив крепко деревянное цевье19 тёмно – оранжевого цвета своей левой, забинтованной рукой, участковый поднимался по деревянной лестнице на второй этаж, ни произнося, ни одного слова. Дальше пламегасителя20 автомата Токарев увидел тот самый коридор, тускло освещённый светом висящих на стене светильников. С правой стороны вдоль стены имелись две приоткрытые деревянные двери. Аня, тоже поднявшись вслед за ним, тихим голосом произнесла: «В них я точно была». Участковый посмотрел в конец коридора на шторы, что развивались сквозняком и спросил у медсестры: «До окна доходила?». Резко взглянув через своё правое плечо на девушку, и не дождавшись ответа, Саша продолжил аккуратными шагами движение к тому самому окну. Соловьёва, сжимая в руках «ТОЗ 66» с отпиленными стволами и срезанным прикладом, медленно шла за Токаревым, также заглядывая в дверные проёмы приоткрытых дверей. Она увидела знакомую, большую кровать в той самой комнате, где находился сейф, и сказала полицейскому: «Сейф тут». Саша только хотел уже развернуться, как снова услышал странный звук, похожий, будто бы из оторванной трубы вода брызнула на стену. И также снова что – то упало, загремев. Звук шёл из – за стены того самого помещения, в которое Анна попасть не успела. Александр подошёл в упор к закрытой двери, что находилась рядом с окном в конце коридора. Осмотрев быстро петли, затаив дыхание, тот приготовился уже открыть дверь с удара ноги. Но из окна он услышал отчётливый и громкий звук двигателя самолёта. Как будто истребитель снижается и заходит на относительно низкую высоту. Заглянув резко в окно, участковый увидел задний, строящийся двор дома, где на песке были сложены стопки с плиткой и деревянными досками в оранжевых тонах уличного освещения.

И в самой середине двора стояла «Газель» скорой медицинской помощи. Машина с красным крестом на капоте была расположена передом к окну, и было видно, что одна из её задних дверей открыта нараспашку. Но то, что заставило полицейского остолбенеть и потерять дар речи – это увиденные им передвижные, транспортировочные носилки на колёсах, которые очень близко находились к дому в отличие от автомобиля. В голове у Саши сразу промелькнул тот разговор с Аней в зале, он вспомнил слова медсестры о том, что та женщина с семейного фото лежала в онкологическом отделении. Участковый прошептал себе под нос: «Лежала в онкологическом отделении, подключенная к аппаратам. Лежала… Он забрал её из больницы, как всё началось, и привёз сюда». Токарева всего аж зазнобило с головы до пяток. До него дошло, что маньяк вернул свою жену обратно домой. Полицейский услышал резкий свист, который моментально возник над головой. Он развернулся и, посмотрев медсестре в глаза, закричал во всё горло: «УХОДИМ СО ВТОРОГО ЭТАЖА! БЕЖИМ!». Раздался очень громкий и сильный взрыв, и последнее, что успел рассмотреть полицейский, так это спину бегущей к лестнице Соловьёвой…

Глава шестая. Звонок.

Даже когда сильно тяжёлые веки окончательно опустились, то перед его глазами продолжала находиться всё та же самая картина: две ноги одетые в светло – синие джинсы поверх которых скользили разнообразные, блёклые тени, что получались благодаря лучам солнечного света, пробивающимся сквозь большие, оранжево – жёлтые листья клёна. И сейчас его больше всего волновало одно – почему он до сих пор ощущает ладонь левой руки поверх своей коленной чашечки. Что это ещё за хрень? Он точно знает, что рука была вытянута в открытое окно водительской двери и в ней до сих пор должна тлеть не докуренная сигарета. А в этой картинке с джинсами, в ней нет его левой ладони, но мужчина точно чувствует, что та лежит поверх коленки. Сердце стало биться очень при очень быстро, когда Андрей стал понимать, что видимое им никак вообще не сходится с тем, что тот ощущал частями своего тела. А ещё от мыслей о том, что в очередной раз он мог словить очередную передозировку наркотическим веществом. Андрей захотел просто закричать от страха, но у него это не получалось. Ему становилось всё страшнее от этого кошмарного и бесконечного паралича, а ещё от того, что блёклые и мелкие тени, скользящие по его штанам, стали резко огромной и чёрной. Кто – то теперь стоял вблизи водительской двери автомобиля. Да это просто один в один то самое ощущение, когда у тебя сонный паралич, а ты лежишь и смотришь в потолок, и в этот момент к тебе кто – то подходит всё ближе и ближе. Та самая жуткая и пугающая беспомощность. И чёртово время, оно будто останавливается в те самые секунды.

Этот страшный и опять пугающий до мурашек звук. Однотонный и неприятный. Барабанные перепонки Андрея всё сильнее начинали его воспринимать. Создавалось ощущение, что из ушей будто бы постепенно вытекала вода, которая попадает туда и остаётся при не очень удачном прыжке в воду. Место на его лбу, что располагалось ближе к волосам, почему – то жгло. Из – за того, что тот своим лицом уткнулся в руль машины, а точнее, именно в пластиковый клаксон гудка. Ветеринар резко откинул голову назад и выровнял свою спину на водительском сиденье. Наконец – то, пронзительный звук автомобильного сигнала пропал. Внутри машины было темно и только светло – синяя подсветка магнитолы слегка выделяла очертания пластиковых накладок рядом с ручкой переключения коробки передач. На улице была уже ночь. Андрей пробыл в отключке около десяти часов. Ему резко стало тошнить, из – за чего тот сжал челюсти и перестал дышать на одну треть минуты. Он снова выдохнул и сделал глубокий вдох, но через секунду ощутил рвотный позыв уже где – то в самом горле. Ветеринар моментально дёрнул ручку водительской двери, открыв её и пулей выскочив из своей «Тойоты». Но его правый кроссовок зацепился за пластиковую накладку порога, из – за чего тот упал на землю. Правая нога очень сильно замлела. Десять часов просидеть в одном положении. Но врач всё – таки удачно приземлился на траву, слегка ударившись своим подбородком, так как в последний момент падения успел выставить перед собой ладони.

Он только немного приподнял свою голову, как тут же его вырвало перед собой. Всё тело Андрея жутко стало знобить и тот вырвался ещё раз. Он аккуратно встал с пожелтевшей травы, насколько только это было возможно, так как его ноги ниже колен сильно трусились. С трудом вернувшись в японскую иномарку, мужчина сел на сиденье и завёл двигатель. Включив свет, тот увидел перед собой грунтовую дорогу, местами покрытую щебнем и высохшей травяной растительностью. В салонном зеркале заднего вида Андрей увидел крест, что засиял в красном свете стоп – огней, когда тот утопил педаль тормоза в пол. Православная атрибутика находилась на самом верху металлической арки, что вела на кладбище. Сельские жители называли этот погост просто «деревенским», и находился он между двух пшеничных полей. До ближайшего населённого пункта было как минимум километров десять. Врач судорожными движениями своей правой руки нащупал на заднем сиденье сумку в виде планшета из коричневой кожи и поставил её себе между ног. Тот выбрасывал из неё всё на пассажирское сиденье рядом с собой, пока его пальцы не наткнулись на нужный предмет. Раздался характерный шелест упаковки с таблетками, что часто можно услышать, стоя перед кассой в какой – ни будь аптеке. Это была пластинка «Трамадола»21, в которой оставалось две последних капсулы. Андрей выдавил их себе в руку и закинул горстку таблеток в рот, проглотив и ничем даже не запивая.

– Как же хреново. Меня будто выворачивает всего наизнанку. Хоть бы в нормальное состояние прийти, этой дозировки должно пока хватить! – говорил тот себе под нос, не отрывая глаз от пустой, блестящей пластинки, шевеля пересохшими губами и облизывая их.

Андрей вышел из машины и стал перед фарами, повернувшись к ним спиной. Он смотрел в беспросветную темноту и просто плакал, зная, что уже конкретно сидит на наркотике. Не с ним, не без него, тот не понимал как ему дальше жить. Теплов Андрей Алексеевич является главным врачом и директором ветеринарной станции города «Змеегорска». И на «трамадол» мужчина подсел пол года назад. А за эти шесть месяцев, что просто пролетели в безумном хаосе из – за влияния психо – активного вещества, помнит он только самый первый раз своего употребления. Когда наркотик ему действительно доставил чувство эйфории. Все остальные попытки поисков того самого кайфа приводили к потери памяти, нескольким госпитализациям на скорой помощи, бесконечным ломкам, и к красным от слёз глазам, красивым голубым глазам бывшей жены. Видел он её последний раз перед тем, как она собрала вещи и вместе с пяти летним сыном оставила Андрея навсегда одного, ну, а точнее наедине с наркотиком. И даже та ситуация не помешала ему со слезами на глазах обмотать жгут на одной из своих рук и сделать очередную внутривенную инъекцию22. И с того момента он стал верить в то, что продолжает употреблять, так как теперь уже остался без семьи. Каким бы хорошим мужиком в свои тридцать шесть лет он не был, ни разу не проспав на работу, ни разу не подняв руку на жену, ни разу не бросив семью на ночь глядя и не уехав к другой женщине, он просто наркоман. Упёртый наркоман, который так и продолжает торчать и не принимает ни от кого никакой помощи. Сегодняшнее его утро началось с того, что он чистый, отлично одетый и аккуратно выбритый с улыбкой на лице делал прививки лошадям одного из сельских фермеров. Выкурив половину пачки сигарет и выпив кружек шесть кофе во дворе у фермера, Андрей понял, что уже в течение пяти минут он свой взгляд не отводит от упаковки с одноразовыми шприцами, что торчала из его сумки. Врач затушил резко бычок об пепельницу и встал из – за стола, где они сидели вместе с тем гражданином, попивая кофе. Теплов протянул мужчине ладонь и попрощался с ним. Через двадцать минут этой же рукой он выбросил использованный после инъекции шприц из водительского окна своей «Тойоты Камри» 2007 года выпуска в белоснежном кузове, что просто шикарно смотрелась и выделялась на тёмно – сером асфальте. А особенно великолепно, когда проезжала под огромными и раскидистыми листьями жёлто – оранжевого оттенка. Но, ровно через час её блестящий, белоснежный кузов, причём, после раннего утреннего заезда на круглосуточную автомойку, был уже в приличных, чёрных разводах грязи. Так как Андрей, употреблённый, то и дело стал цеплять колёсами грязь на обочине. Понимая, что его осадило очень сильно, врач съехал на дорогу к кладбищу. Он сделал вид, что припарковался у ворот и взял в руки свой смартфон. Замедленная наркотиком реакция уже не давала полноценно кататься по трассе, и ветеринар стал копаться в одном из мессенджеров. Увидев фотографию контакта одной из своих знакомых, тот стал засыпать её сообщениями, пока через двадцать минут ровно уже не признался ей в любви. На что, та женщина ответила ему: «Либо это не он пишет ей, либо он уже настолько бухой, и не понимает, что написал в последнем сообщении!». Пальцы отвергнутого в любви мужчины перестали попадать на клавиатуру с буквами. Андрей, разбесившись от своего бессилия, швырнул телефон на пассажирское сиденье, кое – как перебирая маты своим заплетающимся языком. Достав очередную сигарету из пачки, тот закурил её, и день на этом у главного ветеринарного врача закончился.

И вот мужчина стоял и продолжал смотреть куда – то в пустоту. На его ногах были белоснежные кроссовки и светло – синие джинсы. Ярко – коричневая кожаная куртка была расстёгнута, а из – под неё виднелась синяя футболка. Ростом не выше одного метра и восьмидесяти сантиметров, крепкого телосложения, со слегка выпирающим вперёд животом, врач вытер слезы руками и схватил свою голову ладонями. Немного взъерошив свои чёрные волосы причёски, что напоминала боксёрскую стрижку. Сев обратно в машину, тот положил одну из рук на руль, пока другой аккуратно почёсывал небольшую бородку, что аккуратно выбритая, находилась под его подбородком. А вот и очередные приступы шизофрении и паники, что теперь стали очень часто присутствовать у Андрея: он несколько минут беспрерывно смотрел между деревьями слева от «Тойоты». Ему казалось, что к автомобилю приближается странный силуэт. Врач подпрыгнул от неожиданности, когда раздался звонок на его смартфоне. Он кинул взгляд тёмно – коричневых зрачков на дисплей, где увидел надпись: «Оксана». Подняв трубку, тот услышал следующее: «АНДРЕЙ… АНДРЕЙ! Езжай на ветстанцию быстрей… На нас с Серёжей собаки те накинулись… они же мёртвые были, мертвые! Я не пойму, что тут вообще творится!». Оксана истерически орала на другом конце телефона, а на заднем фоне стояли крики Сергея. Она сбросила вызов на последнем, выкрикнутом ей слове: «БЫСТРЕЙ!». Директор с пробуксовкой шин по мокрой траве вылетел с грунтовой дороги на асфальт. Ветеринарная станция находилась примерно в километрах тридцати от кладбища, от которого Теплов уже отъезжал. Андрей понимал, о чём говорила девушка и о каких собаках шла речь. И услышав её дрожащий от страха голос, врач знал, что там случилось что – то серьёзное.