Читать онлайн Миры темных эпох бесплатно

Пролог

В жизни каждого человека наступает момент, когда он должен сесть в мягкое кресло и вглядеться в полутьму комнаты. Если это сделать вовремя, то память и разум подтолкнут взять в руки перо, ручку, диктофон или иной предмет, соответствующий эпохе. Именно так творятся самые совершенные и искренние истории человечества. В такой момент человек не сможет ни солгать, ни умолчать о себе, о тех, кто окружал его, о друзьях и врагах.

Я – Тери-Дион Балион, начинаю свою собственную историю. Я – человек, волею судеб, прошедший сквозь эпохи, сквозь пространство и время.

Услышав подобное, сторонний человек-оптимист подумал бы, что я изобрел машину времени, скептик, скорее всего, уверял бы всех, что я сошел с ума. Какой-нибудь ученый муж своими формулами попытался бы доказать верность или неверность моих заверений, но истинность моих слов могут доказать только люди, бывшие рядом со мной все эти годы. Хоть это и крайне трудно в физическом мире, но я, своей памятью и пером, вновь соберу их всех вместе со всех концов Вселенной.

Глава 1

– А вот здесь нас точно не бывало! – во всю глотку крикнул пошатывающийся Дракс и ткнул пальцем в глубокий дверной проем. Горящий фитиль из под мутного плафона масляной лампы светил на затертую временем и нечистыми руками надпись на деревяшке у входа в заведение – "Кот и хвост".

– Судя по названию, ничем хорошим здесь не угостят! – с брезгливостью заявил Настис и с высоты своих шести с лишним фунтов громко икнул на всю улицу, тесно и негостеприимно обступившую нашу компанию каменными стенами домов, что вплотную приткнулись друг к другу серыми боками.

Дверь кабака резко распахнулась. В желтоватой полоске света проявилась широкая фигура слегка раскачивая руками, свисавшими до колен. Сделав еще пару шагов вперед, лысый детина уставился на нас мутными, как у позавчерашней рыбы, глазами. Ничего не говоря, он отошел в сторону и приглашающе махнул в сторону входа в заведение.

Дракс тряхнул головой и заплетающейся походкой пошел на огонек. Я тяжко вздохнул, предчувствуя неприятности, хлопнул по плечу Настиса и, последовал за другом, нырнув в широкое помещение с низкими потолками, тесно заставленное разносортными столами, стульями и скамейками. Воздух в кабаке, по традициям заведений подобного рода и уровня, был наполнен запахами разлитого по полу и стенам пива, вонючим дымом каких-то благовоний и человеческим потом. Я сморщил нос, но с упорством, достойным звания настоящего друга, проследовал в центр зала к уже гордо сидящему за круглым столом Драксу.

– Лучшего пойла мне и моим друзьям! – чуть визгливо проорал Дракс и его рука взметнулась, призывая внимание кабатчика, стоявшего за невысокой деревянной стойкой и медленно протиравшего несвежим полотенцем глиняные кружки.

Бросив быстрый и, как мне показалось, презрительный взгляд, он кивнул головой и полез куда-то под стойку.

– Представляю, какая гадость тут на лучшее, – проворчал я и снова наморщил нос. Очень захотелось достать надушенный платок и дышать исключительно через него.

– А нам нальешь? – раздалось из-за соседнего стола, – или мы рожами не вышли пить с такими?

За прямоугольным столом оказалась компания из семерых принеприятнейших типов неопределяемого на глаз возраста из-за их мешковатых, давно не стиранных, одежд и спутанных сальных волос на головах и подбородках. Они глядели на нас словно охотники на добычу не пряча намерений нарваться на ссору.

– С такими, это какими? – спросил Дракс, явно сильно перебравший и не чувствовавший опасности.

– Не с высокородными! – сказал одни из этих семерых.

Он поднялся, опершись на грубую столешницу ладонями, и глядел на нас с дикой ненавистью потемневшими до черноты глазами.

– С такой свиньей мы точно пить не будем, – не глядя ответил Дракс и тут же раздался громкий стук деревянных табуретов и скамеек.

Все семеро подскочили и быстро направились к нашему столу сжав кулаки и глядя исподлобья.

Дракс соизволил развернуться на громкий звук падающей мебели и его лицо стало бледнеть, а пьяный гонор предпочел тихо испаряться вместе алкогольными парами. Дракс никогда не был особым смельчаком, а сегодняшняя храбрость перелилась в него исключительно из винных кружек.

– Нарвались таки на неприятности, – промолвил Настис и с тоской взглянул на приблизившихся молодчиков.

Я поднялся со стула и развел руки в примирительном жесте, но не успел и слова промолвить, как мощный удар в челюсть свалил меня на пол. Перед глазами поплыло и, к моему ужасу, вдруг захотелось заплакать от обиды и охватившей меня беспомощности. Надо мною закрутились тела, чья то нога больно врезалась мне в ребра, потом еще и наступили как на коврик о который вытирают ноги. Не помня себя, я извернулся и пополз к выходу, стараясь подняться на ноги, и как только мне это удалось стремительно вылетел в темноту улицы. Я хотел помчаться не оглядываясь, но содрогнувшись от собственной трусости, заставил себя остановиться и развернуться в сторону кабака. Я колебался – входить… не входить. Но тут судьба все решила за меня. С шумом и воем сквозь неширокие двери протиснулся клубок тел из которого почти одновременно вылетели мои изрядно помятые друзья.

– Бежим! – крикнули они одновременно и схватив меня за рукава куртки потащили куда глаза глядят.

Промчавшись несколько кварталов мы остановились и в изнеможении привалились к холодным каменным стенам ближайшего дома.

– Оторвались вроде, – прошептал Настис тяжело дыша и вытирая кровь с щеки, – тебя, Дион, похоже первым вынесли эти мерзавцы? Ты молодец, если бы не этот подлый удар – надавали бы мы им!

– Молодец, Дион, – повторил за Настисом Дракс, – я вот от страха к стулу прирос, а ты встал этой толпе навстречу, словно герой древних легенд!

Я пытался уловить в их словах упреки и саркастические нотки, но похоже они искренне восхищались мной и в кутерьме драки не заметили моего трусливого побега. Волна стыда пробежалась внутри и воспламенила щеки. Спасибо ночной тьме, что не дала разглядеть друзьям мое истинное состояние.

Умыв лица и руки у ближней сточной бочки мы огляделись, стараясь определить в какой квартал нас занесло, и с облегчением поняли, что ноги понесли в нужную сторону и наши убежища не так уж и далеко. Пожав друг другу руки и обнявшись, мы молча разошлись. Быстро и широко шагая, часто оглядываясь на ходу, я почти подбежал к своему дому. Стараясь не шуметь дверьми и легче шагать по старой скрипучей лестнице, я поднялся в свою комнату. И лишь только скинув сапоги и куртку с широким ремнем, рухнул на постель и провалился в глубокий сон с надеждой там вылечить свое задетое самолюбие и щемящую тоску. Едва сомкнулись веки, я ушел в совершенно другой мир, который был лишь мой и ничей более.

Упругими тонкими пальцами ветер мягко зарылся в мои длинные волосы. Игриво пощекотав шею и щеки, пригласил поиграть в пятнашки как расшалившийся приятель. Покрутившись легким вихрем вокруг, он полетел вперед, поднимая широкие волны спелой пшеницы и играя тонкими гибкими стволами молодых деревьев, редко поросших по краям полей. Свободный и легкий, он понесется дальше, далеко на север, пока не удариться в крутые бока Великого Хребта, чьи вершины вечно покрыты чистым снегом. Может ветер растечется по острым камням и, раздвоившись, побежит воздушными потоками вдоль скал на восток и запад, поднимая пыль на редких горных тропках и нешироких дорогах, круто взбирающихся к пограничным башням и заставам. Промчавшись вдоль каменных массивов весь день и всю ночь не жалея сил, он вырвется на просторы Тихого моря и, вдоволь поиграв солеными брызгами, промчавшись у морских берегов, минуя прибрежные большие и малые города, вновь сольется в один поток над сверкающими медью крышами столицы. Погнав по длинным волнам белых барашков, ветер понесется, набравшись сил и возмужав, к неведомым южным землям, где на каждой прибрежной скале стоит крепость, а вдоль берега высятся неприступные рукотворные стены. Этого я никогда не видел воочию, слышал лишь пересказы стариков, а остальное дорисовывало мне воображение ребенка шести лет от роду.

– Дион! Сынок!

Ласковый голос мамы повернул мою голову. Я улыбнулся и помахал высоко задрав руку и привстал на цыпочки. Глядя на меня мама улыбалась мягко и чуть печально. Стоявший рядом с ней мой отец, высокий и мускулистый, обнял ее за плечи и помахал мне в ответ широкой натруженной ладонью.

Сверху между нами непрошено упала серая прозрачная шаль, сделав фигуры родителей расплывчатыми, скрывая тонкие черты родных лиц.

– Мама! Отец!

Я протянул к ним руки и попытался побежать, но с трудом сделал лишь пару шагов. Ткань между нами становилась все плотнее, постепенно закрывая от меня тот мир, где остались мои родители.

Страшное отчаяние одиночества душило меня выплескиваясь наружу теплыми ручейками слез.

– Ничего не бойся, Тери-Дион! – прозвучал сильный голос отца, – надежда и вера – вот твоя сила! Сила которая никогда не уйдет от тебя, будь ты хоть даже старым или больным! Такую силу от тебя никто не отнимет!

– Береги себя, сынок! – добежал до меня нежный голос матери.

Всего три слова, но сколько устремленной ко мне любви! Фигуры размылись, почти пропали и превратились в два сияющих золотистых облачка. Они взмыли стремительно вверх в ворота меж белых облаков и пропали. Я замер, сложив ладони на груди и глядя вверх ожидал, что вот сейчас отдернется эта завеса и я снова увижу любимые лица.

Земля вдруг затряслась и раздвинулась, раздался грохот гигантских барабанов и я полетел раскинув широко руки спиной вниз обреченно и безмолвно ожидая удара.

– Дион! Подъем лежебока!

Я сдернул с себя тонкое шерстяное одеяло и рывком сел на жесткую тахту, не дожидаясь, когда на лицо выльется струя холодной воды. Мой слуга, старый вояка Артос, сейчас громко стучавший кулаком в обшарпанную деревянную дверь, сызмальства приучил меня к молниеносному подъему, когда работает одно лишь тело, пусть голова все еще и находиться в королевстве снов. Курсантам-выпускникам Императорской военной академии по уставу уже позволялось жить не в казарме, а на съемных квартирах со слугами, как уже почти состоявшимся командирам. Вот Артос и вернулся к воспитанию меня как только пришло время, чему я и был, иногда, очень даже рад. Денежного содержания едва хватало на две комнатки в мансарде ветхого дома на далекой от престижности восточной окраине огромного столичного Мертогра. Города, испещренной многочисленными улочками, покрытыми, даже солнечным днем, серым полумраком тени от тесно стоявших каменных домов. Здесь же недалеко поселилось несколько моих друзей по академии, с вечно пустыми карманами, но всегда наскребавших мелочь на кружку местного пойла. Настис и Дракс – такие же как и я молодые парни, отцы которых верно служили во имя Империи и особо отличились на полях битв и сражений, там же и полегшие в сиянии славы Империи.

С трудом продрав глаза, сонно покачиваясь на краю тахты, я взглянул прямо перед собой. На мутном стекле окна едва-едва проклюнулась красноватая точка отблеска рассвета.

– Артос, почему так рано? – хрипло прошептал я, а голову снова потянуло в сторону призывно манящей меня подушки.

– Эх, Дион, мальчик мой! Ты в своих увеселительных вечерних прогулках по городу, совсем память растерял! Сегодня с южных земель прибывает Большое посольство. На девять утра назначено всевойсковое построение на Портовой площади. Вспомнил?

Артос передвигался по комнате короткими шагами слегка вперевалочку и, не переставая громко ворчать, от огарка поджигал расставленные его хозяйственной рукой свечи, так что в моей тесной комнатушке становилось относительно светло и даже чуть теплее.

Точно! Построение! Торжественный парад, встреча заморских гостей и после переговоров дипломатов с обеих сторон, по большому счету формальных, как говорят знающие люди, состоится крупнейший за последние сто лет военный поход за Хребет всего Имперского войска в союзе с новыми южными друзьями. Уже как месяц только про это все громче шепчутся во всех тавернах, трактирах, кабачках и харчевнях. А наши герцоги и графы уже делят между собой куски новых земель, и про это я точно знал от их младших сыновей, что обучались в нашей Академии.

С усилием фокусируя зрение, я обвел глазами свою, не отягощенную излишком мебели, комнатку – лишь кровать, маленький кривой стол для занятий и пара табуретов, на одном из которых уже стоял большой медный таз для умывания, а кувшин с водой призывно покачивался в крепких кряжистых руках слуги. Артос был ниже меня на полторы головы, но в плечах шире раза в два. Не смотря на уже преклонный возраст, Артос был настолько могуч, что подковы, гнущиеся в его руках, казались просто толстыми кусками кожи. Длинные темно-рыжие волосы без единого вкраплений седины, как обычно были стянуты на затылке в тугой пучок толстым кожаным шнуром. Такого же цвета густая борода опрятно расположилась на выпуклой мощной груди закрывая ее до середины, а на лице сливалась единым монолитом с усами, над которыми гордо навис широкий мясистый нос со следами неоднократных переломов. Темно-зеленые глаза тускло блестели из глубоких ущелий под защитой крепких, как горные хребты, надбровных дуг и кустистых бровей.

– Артос, ты вообще спишь когда-нибудь? – промямлил я еле ворочая опушим языком.

Мало того, что он выглядел в такую рань невероятно опрятно, так уже и облачен во всеоружии – кольчуга почти до колен с разрезами по бокам, сапоги грубой кожи на толстенной подошве. На перевязи висел его меч, широкий и короткий, таким, при определенной сноровке, и дрова можно было бы порубить. Вообще вся эта амуниция вышла из употребления с десяток лет назад, если не больше, и стала символом грубятины и отсталости.

– Сплю и даже больше чем положено. Этот город слишком изнеживает человека и воин здесь превращается в отвратительного щеголя и тряпку!

– Это камень в мой огород? – я шатко подошел к нему.

Струи холодной воды потекли на мои ладони и я размазал влагу по лицу.

– Это не камень, это булыжник, – проворчал Артос себе в усы, и еще тише добавил, – отец твой другим был.

– Каким? – удивился я, – Ты же всегда говорил, что мы с отцом очень похожи?

Старик еще несколько раз плеснул мне воды в сложенные ладошки. Я с удовольствием подставил под струю шею и бодрящий холодный ручеёк растекся по спине и затылку, потек по лицу, попадая в глаза и нос, заставляя меня фыркать и отплевываться. Постепенно свежесть проникла через мельчайшие клеточки кожи и оживила меня, в голове прояснилось и я был готов прожить еще один день.

– Так каким был мой отец? С чего это мы вдруг стали с ним не похожи с сегодняшнего дня?

Артос подал мне свежее полотенце и не спеша присел на свободный табурет, который тут же принялся со скрипом молить о пощаде.

– Внешне ты сущий слепок своего отца. У тебя его глаза, фигура, сила и стать. Тут не поспоришь, всякий, кто знает род Балионов, тут же определит твою породу, но… – Артос положил ладони на колени и опустил голову.

– Что, но? – спросил я, не сумев совладать с приливом раздражительности.

Память об отце всегда вызывала во мне гордость и уважение. Он погиб когда мне не исполнилось еще и семи лет от роду и я с большим трудом мог вспомнить что-либо связанное с ним, но наш большой замок был полон рассказов и легенд о подвигах моего отца и его воинов. Говорили, что людей в свой отряд набирал отец лично, по только ему известным меркам. Одним из его людей и был Артос, ставший для меня нянькой и воспитателем вскоре после гибели отца.

– Твой отец соблюдал правила, – медленно и чеканно произнес Артос, – каждый день, всю свою жизнь – одни и те же правила.

Я подошел к аккуратно разложенной на столе одежде и, пока натягивал форменные брюки и тонкую хлопковую рубаху, с еще большим раздражением возразил Артосу:

– Какие еще правила? Мой отец разве не был свободным человеком? Кто мог ему диктовать какие-то правила? Даже на войне он руководил своим собственным отрядом и подчинялся приказам только нашего Императора. Разве не так?

– И, тем не менее, у твоего отца были правила которые он принял сам, добровольно. Или ты перестал мне верить? – Артос пружинисто поднялся с табурета, – Ладно, завершай с одеждой, а я спущусь вниз и принесу перекусить для тебя.

– Только для меня?! – негромко воскликнул я, плюхнувшись на кровать, – А как же ты?

– Что я? – промолвил старик, открывая дверь, – я все сделал и уже ко всему готов. А ты еще нет, – сказал он после недолгой паузы и на мгновенье повернул голову в мою сторону. Мне даже показалось, что в его глазах блеснула влага.

Дверь закрылась и послышалось глухое бумканье грубых подошв по ступеням.

"Конечно показалось! Разве такой воин может проронить хоть слезинку?" – ворочалось в моей голове пока я пыхтя натягивал узкие в голенищах сапоги. Закончив это нелегкое дело, я встал и прошел к окну. Красного цвета снаружи значительно прибавилось и за стеклом чернота с неторопливой легкостью уступало место всем оттенкам серого. Вроде бы и ночи уже нет, но и утро не торопится.

"А может его просто не видно из-за нагромождения этих камней, называемых домами?" – вдруг медленным облаком проплыло в голове. "Эх, любезный, да вы философ!" – ответил я своим собственным мыслям. Мотнув головой, вытряхивая из нее вдруг набежавшие из ниоткуда меланхоличные размышления, надел лежавший на столе кожаный поддоспешник и стал затягивать его шнурами на боку. Не смотря на протесты, мои доспехи Артос хранил и чистил сам у себя в каморке, расположенной стена в стену с моей комнатой.

Наконец, скрипнула дверь и в комнату боком ввалился Артос с огромным подносом в руках. В ноздри, не спрашивая разрешения, ударил аппетитнейший запах только что приготовленных на хорошо промасленной сковороде утиных ножек, усыпанных специями, и вареного картофеля, сдобренного почти свежей зеленью. Все это богатство вместе с кувшином разбавленного водой вина Артос взгромоздил на уже очищенный от одежды стол. Я сглотнул слюну и схватил табурет, чтоб тут же, как только Артос закончит с расстановкой тарелок, присесть к столу и начать набивать желудок, завывающий от проснувшегося голода.

– Ты пока ешь, а я за доспехами, – сказал Артос, наливая в мою кружку прозрачную светло-рубиновую жидкость почти до самого края.

Я, мыча набитым ртом, покивал и застучал потемневшей от старости серебряной ложкой по неглубокой, широкой тарелке с картофелем, держа жирную утиную ножку в другой руке и откусывая от нее большие сочные куски. Довольно быстро опустошив тарелки, я откинулся от стола, отер полотенцем жирные потеки с лица и рук, и стал медленно попивать из кружки чуть терпкий напиток. Сытым взглядом прошелся по тесным стенам комнатушки. Едва тронутые штукатуркой скругленные по углам бока строительных камней теперь стали не такими уж сырыми и мрачными, как иногда мне казались. Глаза пробежали по уже заправленной кровати.

"И как он все успевает", – подумал я уже тысячный раз за свою короткую жизнь и замер увидев поверх одеяла небольшой свиток. Я поднялся с табурета и крадучись подошел к кровати, чуть помедлил оглядываясь, словно вор, и протянул руку к свитку. Он оказался плотным и увесистым. Колебался я не долго и развернул серую от времени, но чистую бумагу, словно свиток изначально хранился бережно и с любовью. Буквы складывались вроде бы в знакомые слова, но они были написаны задолго до моего рождения, возможно так могли выражаться мои деды или даже прадеды.

"Есть два пути: один – жизни, другой – смерти, и велико различие между двумя путями.

Путь жизни таков: во-первых, ты возлюбишь Бога, Создавшего тебя. Во-вторых, возлюбишь ближнего как самого себя и всего того, чего не желаешь, чтобы случилось с тобой, не делай другому.

Смысл учения, заключенного в этих словах, таков: благословляйте проклинающих вас, молитесь за врагов ваших и за гонящих вас. Ибо какое благоволение вы оказываете, если любящих вас любите? Не делают ли того же и язычники? Вы же любите ненавидящих вас – и не будете иметь врагов.

Воздерживайся от плотских и мирских похотей. Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую, и будешь совершенным…"

– Чушь какая! – громко воскликнул я оторопев.

Протер рукавом возле глаз и пробежался по тексту еще раз более внимательно, предполагая, что со сна у меня все буквы поменялись местами.

В этот момент дверь в комнату широко распахнулась и Артос вошел с моим доспехом. Его взгляд скользнул по кровати и сразу перескочил на свиток в моих руках.

– Артос, откуда взялась эта философская чушь в моей комнате! – грозно потряс я в воздухе свитком, – это ведь ты подкинул?

– Да, я, – спокойно ответил старик и подойдя к кровати, аккуратно положил железо, что было в его рука и стал раскладывать половинки кирасы, шлем, наручи и поножи.

– Объясни мне, что за вселенская несуразность здесь написана? Это кто мог додуматься любить врагов да еще учить кого-то подобному? Зачем другую щеку подставлять? Чтоб получить кинжал в спину? Да он дурак просто, этот твой писатель! Ты же сам учил меня убивать врагов мечом и копьем. Ты учил меня метать дротики и пользоваться пращей и арбалетом. Разве не для убийства предназначены эти умения? – с каждым словом я внутренне возгорался и ярился как разнузданный конь.

– А разве убивать я тебя учил? – спокойно ответил склонившийся над доспехами Артос не оборачиваясь в мою сторону, – я всего лишь учил тебя пользоваться оружием, но убивать – нет, никогда.

– Но признайся, что в этом свитке ерунда полная написана? Какой блаженный это мог сочинить? И, главное, для кого это все изложено? – сказал я уже на тон ниже.

Спина старого воина медленно разогнулась, и он обернулся ко мне.

– А это и есть правила твоего отца, – с легкой усмешкой сказал он, – ты ведь не прочитал до конца?

– Нет… – прошептал я пораженный очередной новостью от Артоса и медленно опустился на табурет, – не может этого быть.

Артос не спеша подошел ко мне и легко провел шершавой мозолистой рукой по моей коротко стриженной макушке.

– Твой отец, Дион, никогда не расставался с этим свитком, и велел мне передать его тебе тогда, когда, по-моему мнению, наступит время. Так было и так есть, – он подошел к столу и сгреб на поднос грязную посуду, поставив подсвечник на освободившееся место, и двинулся с подносом к двери. Отворив ее, он поглядел на меня, – времени мало, но еще немного осталось и не растрать его даром! Читай, мой мальчик, читай.

Я поднял голову и взглянул на человека так хорошо знакомого с детства.

– Но, Артос… – тихо промолвил я, и все мои возражения застряли в горле, – ты… ты точно поел?

Он широко улыбнулся, в зеленых глазах мелькнуло такое тепло, что можно было бы согреть весь этот промозгший за ночь город. Он кивнул головой и вышел. Я теребил в руках свиток, боясь снова развернуть его и узнать еще какую-нибудь страшную тайну которая принесет мне разочарование в том, кого я боготворил всю свою жизнь. Но руки по собственной воле развернули его и глаза побежали по буквам:

"…если кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Если кто возьмет верхнюю одежду, отдай ему и нижнюю. Если кто взял у тебя твое, не требуй назад…"

– Ну если Артос например попросит, или Дракс с Настисом, мы ведь друзья неразлучные еще с первого года обучения, конечно все отдам и пойду с ними хоть за Великий Хребет, ну а если кто-то чужой, да еще если он вор и мошенник? Мда… как все непонятно… – прошептал я себе под нос.

"Всякому просящему у тебя давай и не требуй назад, ибо Отец желает, чтобы всем было даруемо от Его благодатных даров. Блажен дающий по заповеди, ибо он безукоризненный. Горе же тому, кто берет, ибо если берет, имея нужду, то он неповинен, но если не имея нужды берет, до даст отчет, почему и для чего брал. Оказавшись в темнице, он будет допрошен о своих деяниях и не выйдет оттуда до тех пор, пока не отдаст последней монеты."

– Ну, вот тут уже кое-что понятно – вор и мошенник должен сидеть в тюрьме. Только получается, что блаженным быть хорошо и даже почетно? – недоуменно спросил я непонятно кого, – все время думал, что это слово вроде ругательства! Так, чего там дальше…

Я развернул свиток шире.

"Не убивай, не прелюбодействуй, не растлевай детей, не развратничай, не кради, не занимайся колдовством и чародейством…"

Я настолько углубился в чтение свитка, что потерял счет времени и вздрогнул от скрипа двери. Артос с интересом взглянул на меня, в уголках глаз углубились морщины, показавшие, что он незаметно улыбнулся в глубине своей рыжей бороды.

– Пора облачатся! – громко сказал он, – а свечи надо экономить, мы не так богаты.

И действительно, солнце поднялось над крышами домов и его лучи по-весеннему весело пробегали по моей комнатушке – один из немногочисленных плюсов дешевых комнат на верхних этажах. Затушив свечи, Артос подошел к кровати и стал в очередной раз проверять железо моих доспехов.

– Прочитал? – как бы мимоходом спросил он.

– Да. Кое-что я даже понял, но вопросов гораздо больше.

– Так и должно быть. Вопросы будут еще долго появляться, возможно всю жизнь, и нужно не лениться, а искать на них ответы. Хотя сейчас это трудное, а иногда и смертельно опасное дело, – к концу фразы голос Артоса скатился почти до шепота, так что мне изрядно пришлось напрячь слух.

– Ты же не считаешь меня трусом?

– Нет, мой мальчик, не считаю. Не в кого тебе быть трусом. Вставай живо с табурета, нам еще до площади добираться. Я там вчера договорился с хозяином одной таверны, что бы наших лошадей у него пристроить, но боюсь, что пара лишних монет из ловких рук может изменить его обещание.

Я рывком поднялся, быстро шагнул к нему и развел руки в стороны, чтоб старому воину было удобнее нацеплять на меня кирасу. Замки легко защелкнулись со смачным звоном, и две половинки доспеха плотно прилегли к торсу. Нацепляя на меня наплечники и наручи, Артос промолвил:

– Хоть что-нибудь вообще запомнил?

Я повернулся другим боком и вздохнув поглубже ответил по памяти:

– Не давай ложной клятвы, не лжесвидетельствуй, не злословь, не помни зла. Не будь двойственным ни в мысли, ни в слове. Слово твое да не будет лживым или пустым, но исполнено делом. Не будь корыстолюбивым, алчным, лицемерным, злонравным и надменным. Не питай ненависти ко всякому человеку, но одних обличай, за других молись, а иных возлюби больше души своей, – тут я снова набрал в легкие воздух и продолжил, – избегай всего дурного. Не будь гневлив, ревнив, склонен к препирательствам и преисполненным ярости, ибо это ведет к убийству. Не будь похотлив, ибо похоть ведет к блуду, не будь сквернословом и человеком с нескромным взглядом, ибо из всего этого происходят прелюбодеяния. Не будь лжив, сребролюбив и тщеславен – из этого происходит воровство. Не будь склонным к ропоту, не будь строптивым и лукавомыслящим – из этого происходят богохульства. Будь кроток, долготерпелив, милостив, незлобив, мирен. Не превозносись и не предавай души своей дерзости. Пусть не прилепляется душа твоя к людям надменным, но общайся с праведными и смиренными, – протараторил я прочитанное словно войсковой устав, который заучивал в течении последних десяти лет, наравне с историей Империи, историей императорского рода, правил тактики и стратегии.

– Все приключающиеся с тобой обстоятельства принимай как благие, зная, что без Бога ничего не бывает, – продолжил Артос, пока я переводил дух после своей тирады, – все, ты готов.

Артос обошел вокруг меня, похлопывая по железу на спине и груди, проверил как сидят доспехи и скептически хмыкнул:

– Как в таком воевать? Только для парада и годиться!

– Артос, твой взгляд на мир устарел! Эти доспехи сделаны на новых прессах и по самой совершенной технологии! Император закупил это за большие деньги у южан и все ради защиты своих солдат и повышения мощи войск!

– Это все ради великого похода за Великий Хребет, – проворчал старик, – я кстати нашел в твоем железе кое-что лишнее и убрал.

Прошедший под кожей головы холодок ощетинил мои волосы на затылке.

– И что же там было лишним? – с тихим изумление прошептал я.

– Да пара круглых пластин изнутри кирасы. Одна на передней, другая на задней части.

– Артос! Это же дополнительная защита чтоб ни один враг не достал никаким оружием до сердца!

– Парень! – повысил голос Артос, и очень строго взглянул снизу-вверх в мои глаза, – с каких это пор пара тонких медных пластин вдруг стали непробиваемые для меча, копья и стрелы? А именно из этого были сделаны эти штуковины, что я отодрал от твоего железа и мнутся они в руках как глина гончарная.

Артос выразительно поднял ладонь и с силой сжал громадный кулак.

– Но нам именно так объясняли их необходимость, – растеряно пролепетал я, – ведь в эту форму одели почти все войско и назвали его непобедимым.

– Время покажет, что вы за воинство такое! Вперед! – почти скомандовал Артос и исчез за дверью.

Глава 2

Я подхватил стоящий в углу у кровати меч и прицепил его специальным кольцам на кирасу. И что ему не нравиться в новой форме? Очень удобная, практичная и создает непередаваемое чувство защищенности. Я быстро засеменил по крутой лестнице со старыми ступенями, стертыми сотнями пар сапог, туфелек и еще не известно какой обувью. Спустился и вылетел на улицу, вздохнув воздух проснувшегося большого города вмести с запахом пекущихся булок из расположившейся недалеко пекарни и мочи из ближайшей подворотни. Я уже давно привык к этим контрастам, и если обращал на что-то внимания, то исходя только из собственного настроения на данную минуту своей жизни.

Раздалось цоканье и из-за побитого угла дома появился Артос ведущий в поводу наших лошадей – моего красавца Арго серой масти, стройного и поджарого, с постоянно подрагивающими ноздрями, и своего Хруста, низкого, коротконогого, но невероятно мощного и выносливого, одним словом – копии своих хозяев.

Легко забравшись в седла, мы бок о бок поехали по узкой улице, где находился наш дом. Через квартал мы повернули направо на уже гораздо более широкую, вымощенную серым булыжником, улицу, и направились прямиком к портовой площади. Улицы были пока еще полупустые, но, судя по крикам и возне внутри домов, многие уже готовились двинуться в одном с нами направлении.

– И все-таки многое не понятно, – прервал я молчание.

– Если в голове засело, то полдела уже сделано, а там Бог поможет разобраться.

– И все-таки, странный этот путь жизни! Мне кажется, человеку невозможно соблюдать все эти правила и не отходить от них хоть на полшага.

– Это очень тяжело, но все же возможно. По пути смерти конечно идти легче и даже покажется, что веселее, но это именно путь к погибели и смерти окончательной.

– Ты можешь мне про него рассказать? Прости, я не успел все прочитать.

Артос пару раз провел ладонью по бороде, опустив взгляд и словно читая бегущие перед ним строчки невидимой для меня книги, начал говорить, так, будто каждым предложением заколачивал гвоздь:

– Путь смерти таков: он лукав и преисполнен проклятия. Здесь убийства, прелюбодеяния, похоти, разврат, воровство, идолослужение, колдовство, чародейство, разбои, лжесвидетельства, лицемерие, двойственность, коварство, надменность, подлость, самодовольство, жадность, сквернословие, зависть, дерзость, высокомерие, хвастовство, отсутствие страха Божия, – тут он сделал паузу, приподнял голову и продолжил уже не так жестко, – по этому пути идут гонители людей благих, ненавистники истины, любители лжи, не ведающие воздаяния праведности, не прилепляющиеся ни к благу, ни к праведному суду, бодрствующие не ради добра, но ради зла. Далекие от кротости и терпения, они любят суету, гоняются за материальным воздаянием, не сострадают нищему, не трудятся за утружденного и не ведают Создателя своего. По этому пути идут детоубийцы, растлители творения Божьего, отворачивающиеся от нуждающегося, притеснители угнетенного, защитники богатых и беззаконные судьи бедных, они суть закоренелые грешники. Берегитесь всех таковых!

Пока он пересказывал мне это, я вдруг представил себя как носителя всех этих человеческих пороков и содрогнулся от омерзения. Нет-нет, я не такой! И как можно таким отвратительным существам жить на этом прекрасном белом свете?! Разве я убивал? Нет. Воровал? Нет. Колдовал когда-нибудь? Нет конечно! Хотя, ходили мы к гадалке какой-то смеха ради, но это точно не считается. Сквернословил? А у какого мужчины не вылетит крепкое словцо время от времени, да при определенных обстоятельствах? Я не исключение, я же мужчина. А жадничал? Ну, может чуть-чуть, совсем незаметно даже для себя. Завидовал? Вот уж точно нет! Кому завидовать?! Я лучший в академии из всех выпускников, уж если и завидовать кому-то, то мне.

Гордо выпрямившись в седле и воткнув свободную от поводьев руку в бок, я посматривал свысока на серые стены домов с распахнутыми ставнями и шляпы прохожих семенивших по давно не умытым дождиком мостовой.

– Артос, что это за страх такой, Божий? – спросил я слегка спустившись с воображаемого пьедестала.

– Это единственный страх который должен сопутствовать жизни человека, – проговорил он, посматривая по сторонам, словно воин на сторожевой башне, – это сознательная боязнь нарушить заповеди Божии.

– Заповеди?

– Да. Про некоторые и самые главные ты уже прочитал.

– А что такое молитва?

– Однажды мне ответили на такой вопрос словами одного святого человека, – Артос вознес глаза вверх, будто вычитывая слова на чистом от облаков голубом небе, и очень тихо произнес, – молитва – это ума и сердца к Богу возношение, на славословие и благодарение Богу, и испрашивание у Него потребных благ, душевных и телесных.

– А ты молитвы знаешь?

– Конечно, – хмыкнул Артос разглаживая сверху вниз усы и бороду, – могу одну и тебе рассказать, но только по большому секрету.

Он поманил меня пальцем и мне пришлось сильно склониться к нему сидя в седле и подставить ухо. Он шептал мне тихо и таинственно, требуя полного напряжения моего слуха, произнеся незнакомое мне слово "аминь", он как бы невзначай плавно поднес щепотку собранную из пальцев ко лбу, потом опустил руку почти к поясу, поднял щепотку к правому плечу и затем к левому. Он покрутил головой, явно проверяя не подслушал ли кто нас и не усмотрел ли его жеста.

– Это что-то вроде магии? – удивленно спросил я, вспоминая о запрете в старом свитке на колдовство и волшбу.

– Нет. Ничего общего с этим нечестивым занятием. Только учти – то, что я тебе рассказал, сейчас, последний десяток лет в империи негласно преследуется.

Тут я сам в страхе стал вращать головой по сторонам, стараясь заглянуть даже себе за спину, ссутулился и пожалел, что у меня нет шляпы с широкими полями, или хорошего капюшона, что скрывает половину лица от посторонних взглядов.

– Это запрещено Имперскими законами? – спросил я шепотом и голос мой чуть дрогнул как плохо настроенная струна.

– Ну, не то чтоб явно запрещено, но почему-то все исповедующие прилюдно истинную веру просто неожиданно пропадают, а куда и как – никому из простых смертных не известно, – так же осторожным шепотом промолвил Артос, – так что Дион будь осторожен, и молитву твори тихо и при закрытых дверях.

Кровь прилила к голове, руки стало мелко потряхивать, а седло страшно заскрипело от моего ерзания. Стремительно и хаотично побежали мысли о моей жизни, отце и матери. В голове сама собой из множества мелкий и, казалось бы, незначительных деталей сложилась на краткое мгновение четкая картина о трагедии моей семьи, гибели родителей и моей судьбе. Казалось, еще чуть-чуть и я все пойму четко и ясно, но тут же картина рассыпалась словно разбитое зеркальце.

– Дион, приехали! – горным обвалом прогрохотало у меня в ушах.

Я очнулся тяжело дыша, пальцы мои свело на передней луке седла, будто они вросли в медную окантовку. Я тряхнул головой чтоб разогнать туман в глазах, спрыгнул с коня совершенно не видя земли и болезненный удар пятками о камни мостовой все же привел меня в чувства.

– Дион, ты сам не свой. Ну-ну, успокойся, все будет хорошо, – уже стоящий на земле Артос придержал моего коня за повод.

Я огляделся – мы находились у трактира, стоящего в двух шагах от Портовой площади, наших коней подхватил трактирный служка, мальчишка лет четырнадцати с взлохмаченными светло-русыми волосами и помятым от недосыпа лицом к которому прилипло несколько соломинок. Он отвел жеребцов куда-то за угол ворча себе под нос о несправедливости и людской жадности.

– Не беспокойся, о них позаботятся, – проговорил Артос, – пойдем, посмотрим что на площади происходит. Кто этих гостей заморских знает – может уже прибывают, а может до вечера стоять в ожидании придется.

Площадь открылась перед нами во всю ширь внезапно, словно ловкая хозяйка одним ловким движением застелила огромный стол свежей скатертью. Здесь была когда-то обычная, хоть и очень большая, торговая пристань. Потом, когда государство стало богатым и мощным, пристань и торговые склады были перенесены дальше на восток от города, а здесь сделали один из символов мощи Империи. Землю застелили дорогими видами гранита, четыре широченных пирса, выложенные белым нешлифованным мрамором, врезались на триста шагов в морскую гладь Тихого моря. Каждый пирс украшен высоченным маяком с круглой сигнальной площадкой на самой вершине.

Выбеленные фасады домов, выходящих на площадь, были выполнены в великолепном, полном строгого шика, стиле – трехэтажные, с высокими двускатными крышами красной меди, и округлыми окнами с цветными витражами. Одинаковые по размеру и форме лепные балконы поддерживали снизу реалистично выполненные животные и мифические древние гиганты.

Площадь колоссально огромна! Однажды здесь проводился парад в честь свадебного союза ныне здравствующего, но уже постаревшего императора Витольда V со старшей дочерью гранда Сига, Доротеей. Это был первый брак нашего Императора из четырех, последующие были гораздо менее торжественны и помпезны. На том параде приняло участие тридцать тысяч воинов со всех концов империи, почти половина всех войск, и все спокойно уместились на площади, оставив еще много свободного места.

Напротив пирсов, возвышались угловыми квадратными башнями две цитадели, даже если враг прорвется через высоченные, двадцатиметровые, городские каменные стены, то внутри этих укреплений, высота стен которых даже немного превышала городские, можно было сидеть в осаде до скончания веков. Это казармы имперской гвардии – справа кавалерийской, слева морской. Стать гвардейцем – значит обеспечить себе карьеру с хорошим и постоянным продвижением по службе, что мне и пророчат по окончании Академии все мои преподаватели.

– Никак прибывают! – воскликнул Артос и ткнул пальцем в сторону маяков.

И действительно, с сигнальной площадки правого маяка, столбом повалил густой белый дым, которым подают сигнал о прибытии кораблей. Тут же, с противоположной от нас стороны, глухо стукнул маршевый барабан, затем второй, третий. Донесся приглушенный расстоянием и каменными стенами звук команды, и через мгновение грохнул мощный звук строевого шага множества сапог, одновременно впечатывающихся в камни мостовой.

– Вперед! Если не ошибаюсь, твои строятся недалеко от южной башни, – сказал Артос и потащил меня за локоть в сторону гвардейских казарм.

Мы почти бегом направились на место сбора, собирая по пути выныривающих из-за углов домов моих однокурсников и сопровождавших их оруженосцев, весело и чуть возбуждено приветствуя друг друга. Веселой гурьбой, мы наконец добрались до южной башни кавалерийской гвардии и попытались хоть немного создать видимость строя. Строгие взгляды наших командиров привели нас в чувства и сильно поубавили разгильдяйский настрой. Еще через мгновение мы выстроили правильную коробку из ровных рядов и шеренг, подавая пример более юным курсантам академии. В это время на площадь начали выходить колонны регулярной армии и сводные отряды ополчения. Красиво чеканя шаг, они ровными квадратами десять на десять человек, направлялись к своим местам, и каждый такой квадрат становился через равные промежутки до других таких же квадратов. Каждый воин независимо от подразделения, не важно, будь он копейщик, мечник, щитоносец или спешенный кавалерист, были одеты в одинаковые, как у меня и моих товарищей, кирасы, лишь только шлемы отличались друг от друга цветом плюмажей. Площадь быстро и ритмично заполнялась прибывающими войсками.

– Они тут всю армию собрали что ли? – слышались тихие разговоры в наших рядах.

– И когда столько доспехов успели понаделать?

– Так южане помогли. Привезли к нам какие-то пресса, и их заморские мастера чеканят доспехи день и ночь, что твои медные монеты.

– Точно. Это те новые цеха на восточной окраине. Ох, и дым там стоит!

– Да-да. Там еще заборы соорудили с башнями для часовых и три кольца охраны выставили. Полная секретность говорят.

Тут мы увидели дымок со второго маяка. Он давал сигнал, что прибывающие корабли совсем близко и вот-вот подойдут к пирсу. Мы все вытягивали шеи, но только самые рослые из нас говорили, что уже наблюдают кончики мачт, но парусов на них нет.

Внезапно позади нас раздался резкий хлопок. Мы украдкой обернулись и увидели распахнувшиеся ворота гвардейских казарм и выходящих из них стройные ряды пышно снаряженных воинов. Красные, цвета заходящего солнца, плюмажи и плащи у кавалерии и светло-синие у морских гвардейцев, красиво колыхались под слабым дыханием ветерка. Их роскошные латы с крупными гербами империи посверкивали на ярких солнечных лучах так сильно, будто на груди у каждого из этих воинов горел яркий факел. Встав флангами шеренг по обе стороны от широченного проезда между казарм, гвардейцы замерли и громко и четко запели первые строки гимна. Его, по ритму больше похожего на военный марш, по очереди подхватили квадраты остального войска и вскоре вся площадь, и военные, и простые жители столицы, громоподобно пели во славу Империи.

Я и мои товарищи по академии старались переорать всех остальных. Нас с головой охватил небывалый и дикий восторг. Тряслись и вибрировали от возбуждения все клеточки тела. "Да – мы сильнее всех! Да – мы победители! Не важно, кого и чего, но всегда победители! Мы выше всех, мы лучше всех, все мы – имперцы!". А когда на площадь выкатила золоченая карета императора и он сам вышел из нее, отстранив рукой всех бросившихся помогать ему вельмож, площадь просто взорвалась высшей нотой восторга. Император поднял вверх правую руку и медленно провел ею приветствуя нас, при этом край рукава его котты спустился вниз, обнажив крепкую мускулистую руку воина. Поверх котты надето сюрко с гербами империи и присоединенных к нему королевств за все века. На царственном боку висел очень хорошей стали меч – настоящий, боевой, а не игрушечный вызолоченный парадный, как у многих вельмож, круживших вокруг императора. Да! Он наш император, такой же воин как и мы, и все сейчас готовы умереть за него, попроси он об этом.

И тут мы их увидели. Корабли проявились словно из ниоткуда – так тихо и неожиданно вошли в гавань эти громадины. Место у одного пирса, где могло встать четыре довольно крупных наших военных корабля, занял всего один корабль южан. Второй подошел медленно к соседнему пирсу и замер, словно огромное морское чудовище, матово поблескивая отполированной чернотой древесины. Площадь умолкла, раздавались только тихие восклицания со смесью восхищения и ужаса перед этой мощью. Мы стали шепотом гадать, сколько воинов может поместиться на каждом судне. Самые смелые предполагали, что не менее восьми сотен пехотинцев в полном обмундировании, или три сотни тяжелых всадников. На каждом корабле стояло по одинокой высоченной мачте – голой и черной, больше напоминавших железный лом, воткнутый в землю. Парусов действительно не видно – то ли они были так искусно убраны, то ли эти корабли ходили по морю неизвестным нам способом. Корабелы южан изготовили эти громадные посудины очень лаконичными – ни одного украшения на носу или корме, столь обычных для наших военных и торговых кораблей. Палуба тоже была чистая, на ней не было ничего похожего на штурвал или румпель, но самое удивительное заключалось в том, что на обоих кораблях не видно было ни единого человека.

Народ на площади, включая вельможных людей, замер в ожидании. Пауза несколько затянулась, но никто не шевелился, застыв в напряжении.

Все случилось в мгновение ока – по бортам кораблей с сильным стуком откинулись вниз ставни, обнажив квадратные окна из которых тут же высунулись длинные металлические стержни увенчанные блестящими шарами величиной с бычью голову. На устремленные вверх мачты из чистого безоблачного неба сошли два молниевидных столба, а из торчащих по бортам металлических шаров в тоже мгновение в толпу метнулись толстые ветвистые молнии. Меня резко перегнуло пополам в жесточайшем спазме, словно в живот воткнули охотничье копье, в глазах помутнело и сознание провалилось в темноту.

Очнулся я так же резко как и потерялся во мраке. Пошевелив запрокинутой назад головой, я приоткрыл глаза – прямо передо мной оказалась подкованная подошва офицерского сапога. Все тело ныло, голова гудела, словно набатный колокол. В нос тошнотворно ударило паленым мясом. Я осторожно пошевелился – вроде все цело, руки-ноги слушаются, но как-то вяло, словно набитые соломой. Перевернувшись на живот, я попытался встать на четвереньки и тут же услышал топот бегущих ко мне людей. От сильного удара ногой в бок мои руки расползлись и я упал на грудь, стукнувшись лбом о твердый камень. Некто сильный завел мои руки за спину и связал их толстой веревкой, больно впившейся в кожу. Меня подхватили и резко поставили на ноги, из рассеченного лба неожиданно обильно хлынула кровь и залила правый глаз. Я несколько раз мотнул головой, но этим глазом лучше видеть не стал.

Стоявшие рядом люди переговаривались на каком-то непонятном наречии и, видимо что-то решив, толкнули меня в спину и повели в направлении кораблей. Я оглянулся и ледяной ужас медленно вполз мне под кожу десятками ядовитых змей – вся площадь была завалена обгорелыми трупами, некоторые тела были без следов ожогов, но лежали в невероятно скрученных позах, словно люди умирали в невыносимой агонии. У солдат их новые панцири схлопнулись между собой, вогнулись вовнутрь, раздавив грудную клетку. Когда-то красивейший, постоянно чистый камень площади теперь был покрыт копотью и бурыми лужами крови.

Меня, бесцеремонно подталкивая, подвели к пирсу где стояли несколько человек в подпоясанных широкими ремнями черных длинных халатах. Накинутые на голову бесформенные капюшоны скрывали лица иноземцев. Среди царящих вокруг смерти и ужаса, они, не замечая ничего невероятного или страшного вокруг, деловито переговаривались между собой. Люди в плащах одновременно повернулись и с любопытством принялись разглядывать меня с ног до головы. Оказалось, капюшоны скрывали не морды зверей, как мне почудилось в воображении, а обычные человеческие лица. Они подошли ко мне и, оживленно переговариваясь, начали ходить вокруг меня, время от времени прицокивая языками. Самый старший из них по возрасту, морщинистый и безволосый, что-то приказал стоящим позади меня воинам и ткнул мне в грудь высохшим старческим пальцем. Воины подошли, парой быстрых движений сняли с меня панцирь и показали нагрудник людям в черном. Один из них провел ладонью по внутренней стороне железа, посмотрел на меня и бросил короткую фразу остальным.

– Как догадался снять их? – спросил он меня жестким голосом.

– А вот так вот! – я только пожал плечами и напустил равнодушие на лицо, – Только идиот не догадается, что эти пластины созданы вовсе не для защиты, а для тайного умысла!

– Я смотрю идиотов полная площадь собралась! – долетела до моего слуха шутка кого-то из странных людей окружавших меня, остальные громко и весело зашлись смехом.

Страх душил меня и ужас перекатывался по венам, но только все это пересилило упрямое желание не показывать этим поганцам творившееся у меня в душе. Люди в халатах стали оживлено переговариваться между собой плавно жестикулируя руками. Они снова расхохотались и ко мне обратился тот же человек.

– Раз ты умудрился выжить, то послужишь зверьком для опытов, во славу империи, конечно, – сказал он не скрывая сарказма, чем вызвал новую волну хохота у своих товарищей, и похлопал меня по плечу, – наш добрый Люциус вычитал недавно новое заклятье, вот его мы на тебе и испытаем. Ты ведь не возражаешь?

Я плюнул ему под ноги и, как мне показалось, гордо вскинул голову вверх. Но на мой плевок и горделиво задранный нос внимания никто не обратил. Надо было плюнуть в чью-нибудь колдовскую рожу, но я побоялся промахнуться и стать еще более смешным.

Тем временем ко мне подошел этот самый Люциус, лицо которого мне совершенно не удалось разглядеть из-за его надвинутого капюшона и заливавшей мои глаза крови из рассеченного лба. Он походил вокруг меня, словно приценивался к жеребцу на рынке и отошел к солдатам. Солдаты засуетились, четверо бросились бегом к кораблю, а остальные стали пиками растаскивать трупы к пирсу и спихивать их в море.

Вскоре был расчищен квадрат шагов на двадцать во все стороны. Меня толкнули на эту площадку и поставили в ее центре, а напротив водрузили огромный, высотой в половину человеческого роста, деревянный сундук черного блестящего дерева с широкими медными полосами. В руках Люциус держал белый посох с круглым золотым навершием. Колдун стал ходить вокруг меня, словно что-то изображая кончиком посоха на плитах площади. Минут через пять колдовского действа, он отошел от меня на десяток шагов и стал произносить нечто похожее на заклинание сначала шепотом, но постепенно повышая тон голоса. Еще двое в капюшонах медленно и с благоговением открыли крышку сундука и опустили вниз его переднюю панель. В распахнутом сундуке оказался серебристый куб с до блеска отшлифованными поверхностями. Один из подошедших к ящику, снял с откинутой крышки нечто похожее на выкрашенную в черное дощечку, потыкал в нее пальцами и приложил её к дальней от меня грани серебристого куба.

Люциус перешел на пронзительный тонкий крик и вокруг меня стали происходить странные вещи – на граните проявились мертвенно светящиеся грязно-зеленым то ли рисунки, то ли письмена. Куб засветился изнутри и его грани ожили, превращаясь из прямых линий в волнообразные. Перед глазами поплыло, воздух потемнел и покрылся зыбкой рябью и прямо передо мной принял вид воронки – сначала просто черной, дымчатой, а потом эта чернота стала самым настоящим мраком и самой непроницаемой темнотой без искорки света. Меня порезало тончайшими острыми лезвиями на мелкие кусочки размером с песчинку и отдельно, по каждой этой песчиночке, стало затягивать в пропасть воронки. Боли не было, но меня объял такой ужас, что лучше бы пытали каленым железом и строгали ребра, чем переживать подобное. Скручивало и выкручивало где-то внутри, словно мелко накрошили не мое тело, а самую душу. Меня понесло по некой трубе, как мне показалось из-за происходящего кошмара, состоящей из плотно сплетенных тел, но не людей или животных, а бесформенных сущностей исторгавших из себя ненависть, вражду и исполинскую злобу. Полная беспомощность породила накрывшие меня целиком волны острого отчаяния. Что я мог поделать? Я щепка между глубиной бушующего океана и бесконечной темнотой разверзшихся небес!

– Помощи прошу! – то ли завопил я сам, то ли это кричала моя отделившаяся от тела мысль, отбросив всякую гордость, – Помоги мне!

Я даже не понимал куда и к кому возопил о помощи. В памяти стали всплывать слова, что шептал мне Артос, называя это молитвой. Как же там? Ну же, вспоминай! Я словно орал сам на себя в попытке вернуть расплескавшееся по всей темной вселенной сознание. И полились слова, сначала медленно, словно преодолевая плотную преграду, а потом все быстрее и увереннее:

– Отче наш, сущий на небе, да святится имя твоё… да придет царствие твоё… да будет воля Твоя и на земле, как на небе! Хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам долг наш, как и мы прощаем должникам нашим и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого! Ибо Твоя есть сила и слава во веки!

Я стал повторять эти слова непрерывно. Вокруг меня стало светлеть, тихонечко, но неумолимо и явственно, темные пятна стали отрываться от прозрачных стен тоннеля, по которому я мчался, и их места заменял свет. Вскоре не осталось ни единого темного следа и я уже выкрикивал слова молитвы с радостной надеждой, а не со страхом и ужасом.

– Куда бы теперь меня не вынесло – это будет хорошо и правильно, – думал я с надеждой, – это будет по доброй воле!

Сознание мое потерялось в лабиринте света и полета я больше не чувствовал, все пропало вокруг меня, время и место перестали существовать. Бушующее море света, словно подчиняясь руке своего владыки, стало успокаиваться. Утихомиривались водовороты вокруг и меня стремительно, но мягко подхватило течение светлой и мощной энергии.

Глава 3

Глава 3

Как долго продолжался мой полет по световым волнам? Сознание подсказки не давало. Моя спина почувствовала, что лежит на чем-то твердом и, к моей радости, неподвижном.

Я провел ладонью по лицу – ощущение было такое, словно оно было под слоем ваты. Прохладный, чистый воздух все больше наполнял грудь целебными ручейками выгоняя из тела сухость и внутренний жар. Напряг и тут же распустил все мышцы – вроде все в порядке, ни боли, ни особой слабости не ощутил.

"Жив!" – промелькнула в голове радостная мысль.

Медленно, с ожиданием чего-то неприятного, я открыл глаза. Солнце сияло высоко в голубом небе, слегка омраченным низко ползущими мелкими и редкими серыми облачками, похожими на неухоженных овец у нерадивого пастуха. Украдкой поведя глазами вправо-влево, увидел вершины высоченных стройных сосен, ветки их были покрыты пожухлыми иглами, но свежие зеленые иголочки настойчиво переходили в наступление. Весна явственно и твердо заявляла о своих правах. По земле пробежал холодный ветерок и меня тряхнуло в ознобе, я обхватил себя руками и понял, что на мне одето что-то мешковатое и грубо пошитое. Я согнулся в поясе и, помогая себе сесть, уперся ладонями в шершавую прошлогоднюю траву, перемешанную с опавшей хвоей. Картина перед глазами слегла поплыла, но ничего – жить было можно.

– Очнулся болезный, – раздалось сзади, – давай двигайся к огню, поешь, что Бог послал.

Я медленно обернулся на голос. Возле небольшого костерка сидели двое. Один из них, плотный телом обладатель длинных темно-каштановых волос и густых усов переходящих в такую же густую бороду почти касавшуюся груди, изучающе смотрел на меня светло-серыми глазами, вспыхивавшими искорками незлого сарказма. Он был одет в синюю рубаху, по виду из хорошего плотного материала, с воротом, по краю которого был пущен непонятный, но изящный узор красной нити, застегнутый у горла медной фибулой в виде разорванного обруча с приплюснутыми кружками на концах. Его компаньон, мощный с виду полуголый дикарь, оказался наделенным от природы черными, как смоль, волосами, в беспорядке спускавшимися на плечи и такими же темными усами, вертикально свисавшими от кончиков губ к окончанию нижней челюсти покрытой густой щетиной. Одежду он видимо вообще не признавал ни в каком виде, так как кроме куска шкуры на поясе и чуть большего куска на плечах, на нем не было ничего, что бы можно было назвать одеждой. Он смотрел на небольшое пламя костра не отрываясь и не беспокоясь о происходившем вокруг. В общем, выглядел он диковато и от того опасно. Мышцы меня слушались едва-едва, я ощущал себя мешком набитым мокрым речным песком. Еле встав на ноги, я покачнулся и едва не рухнул, потеряв равновесие. По ушам звонко резануло, в глазах все завертелось, но меня поддержали за плечи. Я несколько раз глубоко вздохнул, тяжесть в голове почти ушла и картинка перед глазами перестала прыгать. Повернув голову, я увидел, что не дал мне упасть тот самый диковато одетый человек. Скорость с которой он смог преодолеть расстояние более чем в десяток шагов, что нас разделяло, была невероятной. Он довел меня к костру и бережно помог усесться на большой шероховатый валун у огня. Кончики его волосы сползли с лица к затылку и обнажили три глубоких шрама на его лице. Один белел от середины лба и наискосок доходил до середины правой брови, два других с абсолютной симметричностью проходили по верху правой и левой скулы и заканчивались в дюйме от кончиков ноздрей.

Мне сунули глубокую деревянную миску с густой похлебкой, толстый ломоть темно-коричневого хлеба и деревянную ложку. Ароматный пар из миски шибанул мне в лицо, во рту забурлила слюна, а в животе отчетливо булькнуло. Как я ни старался соблюдать хоть какие-то манеры, съел я это быстрее, чем пару раз моргнул. Тепло разлилось по всему телу, кровь заструилась по венам быстрее и мышцы налились тяжестью – тяжестью упругой пружины, готовой к действию.

– Никак ожил! – радостно и громко вскрикнул бородатый, – тогда давай знакомиться – я Шандал, купец.

При этом он хлопнул себя ладонью по правой стороне груди.

– А это, – он кивнул в сторону своего спутника, – Кионд, воин от Бога. Тебя из озера, кстати, он вытащил. Глазастый, как тот орел!

Шандал глядел на меня спокойно, но не без интереса. Кионд с виду снова проявил интерес к огню и вновь смотрел лишь на него, но скорее всего, внимательно прислушивался к разговору. Я потупил глаза. Я не знал, как рассказать то, что произошло со мной, и как это изменило, буквально за несколько минут, всю мою жизнь.

– Да не боись, говори как есть – это завсегда легче! – ободрил меня Шандал.

Я взглянул на него и он ободряюще закивал мне, мол "давай, давай, мы и не такое слышали". И я поведал все как было с момента нашего построения на площади и вплоть до моего полета по трубе из темной субстанции. Слушали меня внимательно, даже Кионд отвернулся от огня в мою сторону. Я говорил медленно, но четко, стараясь не сбиваться и не перескакивать через события. Рассказал все, как было, осознавая, что помощь, если и будет, то только от этих двоих. Ведь я не понимал, где я нахожусь, вопрос – куда и как далеко от дома меня выкинуло, теперь был актуальнее всех остальных. Шандал задавал мне много вопросов о моих землях, об устройстве империи и об окружающем ее мире. Когда я отвечал на его вопросы, он лишь покачивал в недоумении головой и изредка посматривал на молчавшего Кионда.

– Нет, я вообще не понимаю, о каких ты местах говоришь, – тихо выговорил купец, – а в каких богов ты веруешь? Вот Кионд утверждает, что ты почитатель единого Бога. Хотя креста на тебе нет.

– Так на нем вообще ничего не было, – сильным низким голосом пророкотал Кионд, – я свое отдал.

– Так тебе только в радость обратно в шкуру влезть, бескорыстный ты наш! – с напускной суровостью проворчал Шандал, – так с чего ты взял, что он христианин?

– Так он, пока я его из воды тянул, только и бубнил "Отче наш…", – прогудел Кионд, – кто еще будет такое молвить в бесчувственном состоянии?

Шандал почесал толстыми пальцами густую шевелюру на затылке:

– Ну, так-то да… – протянул он, поглядел по сторонам и скомандовал, – спать! Солнце на закат. Нам к завтрашнему полудню надо быть уже на месте.

За всеми этими разговорами я и не заметил, как пролетел светлый день, спасть совершенно не хотелось, мысли бились в голове друг о дружку, хотелось самому задавать вопросы, много вопросов, но я молча подчинился.

– Я покараулю, – Кионд поднял лежавшее в траве рядом с ним копье, встал и расправил плечи. Он был высок, даже чуть выше меня, хотя я считался в своем окружении просто дылдой, широк в плечах и жилист, словно весь скрученный из крепких канатов и веревок разной толщины. Копье, с небольшим, длинной с ладонь, острым и нешироким наконечником, было вровень с его макушкой. Он сделал всего несколько шагов и бесшумно исчез за ближними деревьями.

Шандал поднялся, потянулся, похрустел позвонками и отправился в противоположную сторону, потом оглянулся и махнул мне рукой. В двух десятках шагах от костра стояла крепкая и довольно длинная телега. Недалеко от телеги паслась пара широкогрудых рослых пони, мирно пощипывавших то, что могла подать пока еще скудная на свежую растительность земля. Шандал наполовину залез под полог телеги, покопался в тюках и извлек на свет пару клетчатых шерстяных пледов и один сунул мне.

– Близко к костру не ложись. Постарайся отдохнуть и выспаться, встанем рано, а то нам до столицы еще шагать и шагать. Хотя, если ты еще бодр, расскажи мне все, что запомнил о том кубе из колдовского сундука. Ну, того самого, с помощью которого тебя сюда перебросили.

Я рассказал все, что могла выдать моя память – цвет, форма, пропорции, блеск. Вспомнил как менял он свою форму от заклинаний колдуна. Шандал был очень серьезен в этот момент, и мне даже показалось, что он словно водит пером по белому листку своей памяти и записывает все, что я говорил. Когда я закончил, он слегка хлопнул меня рукой по плечу и отошел выбирать место для лежки. Я отмерил от огня пяток шагов и расстелил довольно широкий плед, лег с краю и оставшейся половиной накрылся сверху. Сон пришел неожиданно быстро, будто я провалился в темную сухую яму, застеленную толстым слоем павшей листвы.

Разбудил меня бесцеремонный легкий толчок под ребра:

– Подъем, – раздался громкий рык над ухом.

Я рывком сел и протер глаза. Кионд и Шандал уже возились у повозки прилаживая на пони сбрую. У меня чуть не вырвался привычный вопрос про завтрак, но я сдержался, – может у местных не принято есть по утрам, а может свой завтрак я уже проспал. Я поднялся на ноги и потянулся, выравнивая позвонки. Сон на практически голой земле оказывается сильно отличается от сна на кровати с матрасом, пусть и таким жестких какой был у меня дома. Мышцы застыли и затекли, пришлось немного поприседать, потрясти ногами и руками что бы кровь снова нормально циркулировала по венам и оживила мышцы. Я как можно аккуратнее свернул плед, стряхивая с него соринки и травинки, и отнес к телеге Шандала. Тот принял от меня уже остывшую шерстяную тряпку и, услышав мой предательски урчащий живот, кивнул в сторону костра.

– Только быстро, Кионд вообще против того, что бы кормить тебя, – не скрывая усмешки сказал купец.

Пытаясь не ускорять шаги от нетерпения, я почти гордо подошел к кострищу и увидел рядом с ним на еще теплом камне хороший кусок подогретого мяса и ломоть хлеба. Наказ Шандала был выполнен сам собой – я был настолько голоден, что проглотил пищу мгновенно даже не успев почувствовать ее вкуса. Желудок все еще ворчал, но уже не так сварливо и громко, задобренный простой походной пищей.

– Ну, коли все готовы, тронулись с Богом! – Шандал, широко перекрестился и стал выводить телегу к дороге, покрикивая на пони.

Кионд подошел ко мне:

– Держись в пяти шагах позади телеги и внимательно смотри назад и по сторонам. Нынче приходиться береженым быть.

Почти у самой дороги, метров трех в ширину с хорошо утоптанной поверхностью, на обочине я увидел кривоватый, но довольно толстый сук со снятой временем корой и потемневший от долгого лежания на земле. Я взял его в руки – увесистая деревяха удобно легла в ладонь, и, опираясь на нее, я пошел в след телеги. Кионд уже убежал на три десятка шагов от нас и быстро шагал вперед, широко размахивая правой рукой сжимавшей копье. Шли молча, было слышно только поскрипывание колес и постукивание подкованных копыт по редким булыжникам. Часа через два дорога выбежала из чащи и повела нас среди невысоких холмов, поросших низкой травой и торчащими тут и там островками густого кустарника. Кое-где еще не сошла роса, и прозрачные капельки весело искрились на солнце и немного оживляли блеском открытую местность. Вскоре стали попадаться узкие и поросшие травой дороги вливавшиеся в нашу, по который мы торопливо шли, приподнимая в воздух легкую серую пыль ногами и колесами. В голову пришел образ реки, в которую впадали разной ширины ручьи и ручейки ловко огибавшие холмы, невысокие и густо поросшие травой. Обмотки, что дал мне щедрый Кионд, небыли идеальной обувью, идти в них не так удобно, нежели в моих старых, добрых, тонкой кожи сапогах, находящихся сейчас в неизвестном от меня направлении и, казалось на таком расстоянии, что не хватит и трех жизней, что бы добраться до них. Тут и там, из смешавшихся между собой прошлогодних темных и весенних свежих трав, неожиданно поднимались птички, с два кулака величиной, ярко-оранжевой и ярко-красной окраски, и пересекали перед нами дорогу маленькими юркими молниями. В самой траве раздавался тихий стрекочущий хор насекомых. Жизнь была везде и повсюду.

Ближе к полдню мы сделали короткую остановку. Шандал быстрыми шагами направился к стоявшему на обочине высокому валуну, больше напоминавшему заготовку для каменного столба-опоры, посмотрел на солнце и сделав несколько широких шагов присел и стал ковыряться в земле. Вскоре он появился с увесистым мешком на плечах. Очень аккуратно и почти не дыша, он снял его с себя и положил в глубину повозки бережно устраивая возле остальной поклажи. Лишь только после этого он провел ладонью по бордовому от натуги лицу и согнулся, упершись ладонями в колени, тяжело и хрипло дыша. Наконец он выпрямился покряхтывая и, отхлебнув из привязанного к телеге кувшина воды, взялся за вожжи и заставил своих пони двинуться дальше.

Любопытство так и распирало меня – что за сокровища отрыл Шандал? Все ли тут честно и законно? А не грозят ли мне неприятности из-за новых знакомых?

Но ни одному из мельтешивших в голове вопросов я так и не дал вырваться на свободу предпочтя молчать и наблюдать.

Дорога поднялась на пологий холм, Кионд, шедший впереди, остановился и подался телом чуть вперед, всматриваясь во что-то впереди, видимое пока только ему одному. Телега медленно поравнялась с Киондом и остановилась. Шандал, сидевший впереди с вожжами в руках, привстал и, приложив ладонь к глазам, поглядел в ту же сторону, что и Кионд.

– Тебя тревожат эти крестьяне? – спросил купец.

Встав на носки, он приподнялся еще чуть выше.

– Да кто же так с кормилицами обращается! – горестно воскликнул Шандал, – кто так своих коров гонять будет?

– Если своих, то точно не будут, – Кионд сделал паузу и многозначительно взглянул на Шандала.

– Так ты думаешь разбойнички? – сощурил глаза купец.

Великан Кионд несколько раз перекинул копье из руки в руку и спокойно проговорил:

– А вот сейчас их и спросим кто такие и откуда путь держат.

Я подошел к мордам наших пони и потрепал холку ближайшего. Посмотрев вперед, увидел приближающееся скопление людей и животных. Впереди небольшого коровьего стада, вышагивали пятеро мужиков перекрикивавшиеся между собой грубоватыми голосами. Позади всех, подгоняя коров толстыми палками, шли еще двое или трое лениво и вразвалочку.

– Ведь загонят коровушек, погубят милых… – бубнил под нос Шандал, и что-то нащупывал под пологом телеги.

Кионд сделал несколько широких шагов вперед и уткнув тупой конец копья у правой ступни, встал словно часовой у ворот замка. Я так и остался рядом с пони, лишь сделал шаг назад к повозке. Почувствовав напряжение Шандала, я обхватил рукой посильнее свой посох и напряженно застыл в ожидании развязки незапланированной нами встречи. Шедший впереди громко гомонящей оравы огромный, похожий из-за своего большого, но плотного живота, на круглую пивную бочку, рыжебородый здоровяк в относительно чистой, мехом наружу, безрукавке, вдруг резко перестал гоготать и удивленно взглянул на перегородившую им путь повозку и человека с копьем перед ней. Оглядев нас и убедившись, что вокруг больше никого нет, он мелко махнул ладонью своим спутникам и медленно двинулся в нашу сторону. Мужики потрепанного вида, с всклокоченными, давно не чесанными бородами самой разной масти короткими шагами медленно приближались к нам, совершенно не торопясь обгонять рыжебородого здоровяка. Одежда на них была подстать их лицам – грязная, ободранная, и к тому же явно с чужих плеч. Двое из них не скрывая злых ухмылок поигрывала суковатыми дубинками. Остальные демонстративно передвинули из-за спин висевшие на поясах топоры. Не настоящие боевые топоры воинов, а обычные хозяйственные, которыми крестьяне колют дрова, валят деревья и поправляют свои сараи, но в покрытых въевшейся в кожу грязью руках это выглядело далеко не инструментом для мирного и созидательного труда.

Рыжебородый выставил вперед челюсть, подвигал ей влево-вправо, ленивым взглядом внимательно оглядев спокойно стоящего Кионда, оценив его мощную фигуру воина, и с налетом презрения в голосе процедил сквозь зубы:

– Тебя, похоже, стражником наняли? Отойди в сторону и у меня не будет к тебе претензий, нам нужен только этот купчишка и его телега.

– Да я бы с радостью, да вот незадача выходит, – Кионд кивнул в сторону телеги, – он еще не расплатился со мною, а убытки мне терпеть ох как не хочется, особенно в наше неспокойное время.

Глаза рыжебородого главаря округлились в изумлении от услышанного, он замер, оглянулся на своих дружков, тоже онемевших и застывших на месте. Рыжебородый медленно повернулся обратно в нашу сторону, упер кулаки в бока и неожиданно громко и глухо расхохотался запрокинув назад голову, показывая всему белому свету наполовину освобожденный от зубов рот. Вдоволь нагоготавшись, он опустил голову и словно натянул на лицо злобную маску.

– А ты парень не промах! Ладно, пощупаем купчишку и, может быть, не оставлю тебя внакладе.

Громила сделал шаг к телеге, но Кионд остановил его вопросом:

– А с купцом и парнем что будешь делать – убьешь?

– Тебе жалко их что ли? – изумился громила, – нет конечно, не убью. Человек теперь опять стал товаром и очень прибыльным. Продам их вместе с остальными.

Он неопределенно махнул куда-то в сторону стада и снова двинулся к телеге. Не успел толстяк сделать и пары шагов, как рука Кионда взметнулась вверх, вжикнуло по воздуху копье и к шее главаря разбойников сверкнувшей молнией прилетело железо наконечника, уткнувшегося острием прямо под кадык.

– Да неужели ты и впрямь смел подумать, что я отдам тебе на растерзание тех, кто доверил мне свои жизни?

Кионд, держа копье вытянутой вперед правой рукой, сделал маленький шажочек вперед, заставив толстяка попятиться назад. Тот прогнулся назад, размахивал руками держа равновесие, неловко силясь уйти от копья и не свалиться навзничь. Его глаза дико вращались во все стороны и искали помощи у остальных оборванцев с дубинами и топорами в руках. Кионд сделал еще несколько быстрых мелких шагов, заставляя пятится своего противника все дальше и дальше. Может Кионд не заметил, а может и специально так делал, но он вдруг оказался практически окружен разбойниками. Один из них не выдержал – широко замахнулся дубиной и с громким гиканьем набросился на Кионда сзади. Кионд резко присел и дубина глухо и сильно шлепнула рыжебородого в грудь. Тот рухнул на спину и застыл на ней с широко раскинутыми руками, смотря пустыми глазами в чистое синее небо.

И тут я прыгнул словно под моими пятками разжались пружины. Подняв высоко посох, я рванул так, что послышался треск в сухожилиях. Весь вес тела я вложил в удар, что пришелся по сутулой спине ближайшего из разбойников. Тот был весь поглощен собственной атакой, его топор уже выцеливал шею Кионда и мой удар стал для него крайне неприятной неожиданностью. Разбойник издал булькающий звук, попытался повернуться в мою сторону, но не смог завершить движение, провернулся на пятках и просто рухнул лицом в сухую землю. То ли удар был так силен, то ли посох не прочен, но у меня в руках осталась лишь его половина. Я быстро огляделся. Кионд успешно теснил ловкими взмахами копья двух разбойников, еще один пытался достать Шандала, который отмахивался от разбойничьей дубины коротким палашом находясь на вершине повозки. Быстро поняв, что именно купцу нужна сейчас моя помощь, я крикнул что есть мочи:

– Шандал, держись!

Разбойник, что кружил у повозки заметил меня и мой обломок в руках. Он далеко сплюнул сквозь зубы, провел грязным рукавом по губам и сделал ко мне несколько быстрых шагов, широко от плеча замахиваясь дубинкой. Я растерялся и уже готов был просто принять на себя удар или попытаться хотя бы отскочить в сторону, как моя рука, послушная инстинкту, резко махнула и расщепленный конец обломка прошелся прямо по лицу разбойника как небольшая связка бритв. Тот громко взвыл, выронил свою дубину и, обхватив ладонями лоб и щеки, упал на колени. Сквозь его скрюченные пальцы вдруг брызнула и побежала густыми струйками темно-алая кровь. Я смотрел на него застынув, словно меня моментально заморозило, лишь тяжело дышал и с трудом воспринимал умом произошедшее мгновение назад. Через несколько вдохов-выдохов, я заставил себя двигаться и осмотрелся. Противники Кионда уже валялись на земле – один обхватил себя за брюхо и медленно перекатывался по земле, другой был прижат копьем и поднял руки, сдаваясь на милость победителя.

– Связать их! – прорычал Кионд впившись глазами в лежащего разбойника.

Шандал уже бежал от повозки с мотком крепкой веревки, словно как раз для таких случаев она всегда у него лежала под рукой. Пока мы туго стягивали валявшимся на земле разбойникам руки за спинами, наш великан словно тигр ходил поперек дороги с копьем на изготовку.

– Где-то еще как минимум двое было! – прорычал он.

Его грудь широко раздвигалась при каждом вздохе. Глаза пристально, по-орлиному, смотрели то в одну, то в другую сторону, выискивая притаившихся врагов.

Привязав разбойников на всякий случай еще и друг к другу, мы втроем осторожно двинулись к коровам, которые опустили к земле свои головы и щипали траву, словно ничего такого вокруг и не происходило. Это были великолепные, ухоженные коровы, но чудовищно загнанные неумелыми погонщиками. Шандал ходил между ними, шепча что-то ласковое каждой. Он вытирал им морды чистой тряпкой, оглаживал бока и чесал головы.

И тут мы с Киондом наткнулись на необычную картину: двое со связанными за спиной руками сидели на третьем, распластанном лицом вниз на колючей прошлогодней траве. Лежащий, по виду, был такой же бандит, как и те, которых мы сейчас успешно потрепали и спеленали веревками. Сидящие же на нем явно не принадлежали к этой компании. У обоих виднелись следы побоев, множественные кровоподтеки украшали лоб и скулы, разбитые губы сильно опухли. Первый, мужчина, как мне показалось лет сорока, был несколько смугл кожей, чем резко отличался от нашей бледнокожести, темно-карие глаза смотрели спокойно и пристально, отмечая каждое наше движение. Густые темные волосы, достававшие до середины шеи, были когда-то весьма ухожены, а теперь лежали в полном беспорядке, впрочем не смущая этим своего хозяина. Плотная коричневая туника, украшенная белыми узорами спускавшимися двумя неширокими линиями спереди и позади рукавов, плотно сидела на широкоплечем незнакомце не скрывая крепкую фигуру.

Второй сидевший поверх распластанного разбойника, выглядел минимум лет на десять помоложе первого, и смотрел на нас живыми, подвижными серыми глазами, с хитроватым прищуром. Под прямым тонким носом с едва видимой горбинкой на его лице уютно расположились густые темные усы спускавшиеся до нижней челюсти, чем он немного напоминал Кионда. Его самой выдающейся и заметной частью был лысый блестящий череп слегка бликовавший на послеполуденном солнце.

– Второй успел убежать, – сказал сероглазый, поведя плечами в сторону видневшегося недалеко соснового леса, – наверняка не догнать уже – поскакал как заяц от гончих.

Кионд молча присел и провел лезвием ножа по веревкам. Путы упали на землю и недавние пленники принялись усиленно растирать запястья, морщась от боли. Кионд подхватил одну из веревок и сунул мне:

– Свяжи пока этого, – кивнул он на распластанного по земле и кряхтящего разбойника, – да покрепче.

Веревку мягким и незаметным движением перехватил обладатель лысого черепа.

– Дайка я сам его стреножу. Как барана свяжу! – сказал он с нескрываемой злобой и заломил лежавшему руки за спину и крепко обмотал запястья, так что тот всхлипнул от боли, – они с дружком гнали нас своими дубинами не отличая от коров – все плечи и бока отбили.

Он кивнул мне и мы вдвоем рывком подняли разбойника на ноги. Тот смотрел на нас с диким испугом, челюсть его тряслась, того и гляди полились бы мольбы о пощаде вперемежку с плачем. Уже впятером, мы вернулись к телеги, где с грозным видом стража, с обнаженным тесаком прогуливался вокруг скученной банды Шандал. Двое, освобожденных нами, увидев всю банду в сборе, яростно воскликнули что-то вроде проклятий и медленно подошли к связанным. Гнев этих двоих был настолько силен и очевиден, что разбойники заелозили по земле, пытаясь отодвинуться от них. Но бывшие пленники не стали ни бить их, ни пинать, а лишь слегка задержались взглядами на главаре. Тот втиснул голову в плечи и всеми силами старался увести взгляд в сторону или в землю. Я резким толчком, не мало не церемонясь, присоединил к общей куче последнего разбойничка и мы с освобожденными из плена мужчинами отошли к повозке.

– Я – Колмак Доран, из Зеленых земель, клан Коххан. Теперь ваш должник, – первым заговорил лысый и поклонился в сторону Кионда выражая свою благодарность, но и не теряя достоинства.

– Бадеро, – коротко представился смуглолицый и слегка наклонил голову, – тоже хотел бы вернуть вам долг.

– О возвращении долгов предлагаю поговорить чуть позже, мне сейчас очень хочется выяснить кто эти люди и откуда – Кионд ткнул пальцем в сторону разбойников, – судя по тому как они вольготно шли, не скрываясь и не прячась, есть подозрение, что это лишь часть какого-то отряда, на силу которого они очень полагались. Вас-то двоих как угораздило прибиться к этому сборищу?

– Я помню лишь то, что остановился в придорожной таверне по дороге между Аберте и Тануд. Помню как угощался пивом и все, дальше меня как обухом по голове стукнуло и очнулся я уже со связанными руками среди этих рож, – Колмак плюнул в сторону разбойников.

– Меня повязали на дороге возле села Катурес, – в свою очередь повел рассказ Бадеро, – только я его прошел, как выскочили эти дуроломы из леса и навалились всем скопом, я даже не успел вытащить свой нож из-за пояса, как меня спеленали веревками. И теперь мне очень интересно – где мой кошель и фамильный кинжал?

Кионд хмуро посмотрел на разбойников, потом, словно выбрав кого-то из них, подхватил свое копье и, стремительно подойдя к связанным, заорал:

– Быстро рассказал мне все что знаешь, кто вы, откуда и где остальная шайка!

Тот с неподдельным ужасом на лице часто-часто замотал головой, явно боясь кого-то гораздо больше, чем орущего на него великана в дикарском наряде. Тогда Кионд без замаха и предупреждения ткнул копьем ему в бедро и над дорогой раздался пронзительный вой раненого разбойника. Обезумевший с виду Кионд сунул окровавленное острие копья к лицу следующего разбойника, что оказался помоложе. Волю того окончательно сломил вид завалившегося рядом с ним на землю и орущего товарища, штанина которого стала быстро пропитываться кровью. Молодой пленник начал взахлеб и сбивчиво рассказывать Кионду о делах банды. Они действительно оказались лишь малой частью довольно большого отряда. Коров они просто-напросто увели с луга возле села Дуглас и их семерых отправили отогнать стадо и еще пару пленников к заливу недалеко от Вендола что бы продать там живые трофеи.

– И людей тоже? – грозно спросил Кионд.

– Да. В портовых городах, особенно на юге, появились торговцы живым товаром. Говорят очень выгодно покупают пленников.

Лицо Кионда содрогнулось от омерзения:

– Остальные где? – грозно рыкнул он.

– Пошли в сторону Ардерид, говорят война надвигается и большинство мужчин забираются в войска. Деревни защищать некому. Легкая нажива, ты же понимаешь.

Я заметил как у Кионда побели костяшки пальцев сжимавших древко копья, но с большим усилием он все же сдержал себя и просто отошел к нам.

– Вы все слышали, – промолвил он тихо, – что будем делать? У кого какие мысли?

Шандал запустил пальцы глубоко в бороду, почесал подбородок и ни с того ни с сего обратился ко мне:

– Дион, что думаешь ты?

– Отвести коров хозяевам, – пролепетал я первое, что пришло в голову, – доложить о разбойниках местным властям и предупредить их о готовящемся нападении, передать пленных страже.

– Ух… стратег однако, – с улыбкой сказал Шандал, – Кионд, как тебе план нашего юного друга?

– Коров можно отвести, тут полдня пути – к позднему вечеру дойдем, – ответил нахмуривший лоб великан, – к тому же это по пути для нашей телеги.

Он многозначительно посмотрел на Шандала, и тот ответил кивком, подтверждая, что все хорошо понял и сказанное и не произнесенное вслух.

– Куда бы вы не пошли, мы с вами, – почти хором произнесли освобожденные нами из плена.

– Пока не отдам долг целиком, позвольте сопровождать вас! Я не буду в тягость – пью мало, ем еще меньше, а сил пока еще много, – просительно взглянул на Кионда уроженец Зеленых земель.

– Присоединяюсь к словам моего невольного попутчика, – с твердостью в голосе сказал Бадеро, – примите наши услуги в счет погашения долга за освобождение, поверьте, мы упрямы и не отступимся.

– Тогда не будем терять времени, – скомандовал Кионд после секундного раздумья, – ты, Шандал на телегу и вперед, пленных привязать веревкой к задку телеги. Вы, Бадеро и Колмак, подберите себе что-нибудь из трофеев и сделайте так, что бы у этих бандитов даже мысли не появилось сбежать от нас.

Наши новые попутчики грозно осклабились, согласно кивнули головами и подойдя к сложенному в кучу нехитрому разбойничьему оружию присели на корточки и стали деловито выбирать что получше да понадежнее.

– Это мы с удовольствием, – нарочито громко сказал Колмак, – перед упырями этими у нас другой должок образовался!

– Дион, – обратился Кионд ко мне, – мы с тобой в роли пастухов пойдем замыкающими и погоним коров. Шандал, дай парню оружие, он свою дубину поломал о чью-то спину.

Шандал повозился под пологом телеги и сунул мне хороший боевой топор, но я сказал, что еще не достаточно хорошо владею таким оружием, оно мне будет только мешать случись бой, и попросил хороший крепкий дрын, кусочек воловьей кожи, пару локтей прочной веревки и нож. Купец в удивлении сделал паузу изобразив бровями пару крутых волн, но уже через несколько мгновений у меня в руках было все, что я попросил.

Наша небольшая колонна состоящая из повозки Шандала, крепко привязанных к ней канатом шестерых плененных разбойников под зорким наблюдением вооруженных трофейными топорами и ножами Бадеро и Колмака, и десятком коров в конце двинулась в сторону, к которой скатывалось солнце от своей самой верхней точки в небесах. Мы с Киондом шли в самом конце и подгоняли коров тонкими хворостинками, не давая им разбредаться в стороны от дороги. Подсунув хороший, из плотной древесины с гладкой поверхностью, ровный и длинный посох под мышку, я сделал петли на веревках, потом проделал ножом ровные дырки в кусочке коже и, соединив все элементы воедино, получил примитивную, но вполне рабочую пращу.

– Чего это ты такое соорудил, – полюбопытствовал Кионд, – я такое видел последний раз довольно далеко отсюда.

– Мы такие мастерили еще совсем мальчишками, – пробубнил я себе под нос, – ничего особенного, но глиняные кувшины разлетаются вдребезги.

Кионд взял у меня из рук пращу покрутил, оглядел со всех сторон, разве что не понюхал, и вернул обратно:

– Таким предметом еще нужно научится пользоваться, а пока выглядит как детская игрушка!

Я посмотрел себе под ноги и на ходу, слегка ободрав пальцы, выковырял из плотной дорожной пыли хороший ровный голыш, вложил его в ложе пращи и поискал глазами подходящую мишень.

– Верю я тебе, верю. Не надо птичек просто так сшибать из хвастовства, – остановил он мой порыв, – к созданиям божьим подобрее надо быть.

– Вот не ожидал от тебя такой доброты к живым существам, – с неожиданным раздражением вылетело из меня, – копьем в связанного человека тыкать значит у тебя верх гуманности.

– Так вот чего ты вдруг такой опечаленный, – тихо пробасил Кионд, – нам нужно было добыть очень важные для нас сведения, может быть, благодаря им, спасем кого-то от полона или даже от смерти. А этому я лишь ногу оцарапал чтоб на остальных страх нагнать и языки развязать, вон, посмотри как он бодро ковыляет!

Кионд ткнул пальцем в толпу плененных. Тот самый подраненный пленный с перевязанным бедром шел спокойно и даже не хромал, а лишь смотрел пустыми глазами себе под ноги, впрочем как и большинство разбойников, буквально час назад гулявших на свободе и позволявших себе все, что заблагорассудиться их разнузданной душе, а теперь связанных по рукам и друг с другом прочными веревками.

– Сердце твое успокоилось? – миролюбиво спросил наш диковатый великан.

Я просто кивнул в ответ и тяжело выдохнул. В груди у сердца с силой бился жгучий огонек стыда за свои бестолковые мысли и за то, что так отнесся к своему недавнему спасителю.

– Прости, – сказал я, – был неправ.

Я почувствовал, как щеки заалели, а уши так зажгло, словно их подпаливали на углях.

– Просто ты хороший парень, добрый, – потеребил меня по плечу Кионд, – постарайся этого не растерять, чует мое сердце – будут у тебя еще испытания, и похлеще сегодняшних.

Глава 4

Долго мы шли в тишине, безмолвные и сосредоточенные на дороге. Самые разные мысли хаотично бороздили мою голову, сталкивались и отталкивали друг друга не давая привести душевное состояние к покою и равновесию. Я периодически оглядывал окружающий мир – вроде бы и ничего особенного и сильно отличного от моего мира. Недалеко от дороги стали появляться островки высоких прямых сосен отделенных друг от друга широкими лугами с невысокой растительностью – подобное я видел и в своих краях. Мы, монотонно переставляя ноги, шли все дальше и дальше, а сосны, в союзе с густыми елями, словно завоеватели, стали захватывать пространство вокруг нас все больше и больше. Да и над дорогой они стали нависать толстыми ветвями и иногда проплывать в опасной близости от головы сидевшего на телеге Шандала.

Колючие ветви стали переплетаться настолько плотно, что вокруг стало заметно темнее. Постепенно свет совершенно иссяк и только сейчас до меня дошло – идем мы уже так долго, что добрались до заката. Привставая на цыпочках и заглядывая в голову нашей колонны, я углядел как Шандал темным пятном поднимается в полный рост на телеге и, уворачиваясь от колючих ветвей, вглядывается вдаль, в надежде, что вот-вот появиться то самое село к которому мы спешно брели. Я окончательно вышел из задумчивого ступора и все мои мысли вместе с гудящими от напряжения ногами устремились туда же вперед, в надежде на достойный отдых.

Вдруг Шандал, в очередной раз привстав, задержался на ногах дольше обычного и, обернувшись к нам усиленно замахал свободной от вожжей рукой и показал ей вперед.

– Ну, слава Богу, почти дошли – Кионд перекрестился и ободряюще сказал мне, – еще чуть-чуть и отдохнем в сласть.

Хвойный лес резко расступился в стороны и мы выбрались на обширное пустое пространство с широким холмом посередине. В небе уже во всю блистали звезды, и стало гораздо светлее, чем было под лесным одеялом. Дорога повела вправо вокруг холма и вверх по спирали к плоской, словно срезанной гигантским ножом, вершине. Воодушевленный тем, что долгожданный отдых буквально за поворотом, я собрал остаток сил и упрямо карабкался вслед за стадом, нетерпеливо помахивая прутиком. Коровки почувствовав родные стойла, громко мычали высоко вздымая морды и выпуская клубящийся пар в остывший ночной воздух. Как я ни старался держаться, дыхание предательски тяжело со свистом выходило из меня при каждом выдохе. Широкая тропа вильнула еще раз, и над нами нависло высокое, круглое в основании, здание каменной мельницы. Судя по узким бойницам в стене и высившимся прямо над тропой закрытым балконом, сооружение выполняло заодно и защитные функции, словно добротная сторожевая башня замка.

– Остановитесь! – резко раздалось над нашими головами, – кто такие? Чего надобно?

Шандал, что ехал в голове нашего маленького каравана, ответил вопрошавшему, быстро и емко рассказав о нашем маленьком сражении и дальнейшем коротком путешествии. Когда он закончил, наверху стало на некоторое время тихо. Затем впереди нас один за другим показалось с десяток факелов, которые стали приближаться к нам. Впереди, в окружении дюжих воинов с большими круглыми щитами и боевыми топорами в руках, вышел мужчина лет шестидесяти с окладистыми седыми усами и бородкой, в темном, длинной до колен, одеянии на худых плечах. Он уверенно продвинулся между своих воинов и широко раскинув в стороны руки радостно воскликнул:

– Шандал, ты ли это! Все тебе дома не сидится, решил все земли обойти на старости лет?!

Шандал спрыгнул с повозки, кряхтя разогнулся и тоже раскинув руки обнял подошедшего к нему товарища. Они похлопывали друг друга по спине и плечам и о чем-то тихо переговаривались. Шандал периодически оборачивался и кивал в сторону пленных и коров. Я в ожидании переминался с ноги на ногу и уже начинал терять остатки терпения, когда увидел как по кивку седого мужчины воины расступились и вслед за взмахом руки Шандала наш отряд стал вдвигаться в село.

Когда мы поравнялись с седобородым он с почтением и радостью поприветствовал Кионда.

– И тебя этот купчишка соблазнил на приключения?

Они крепко обнялись и затем Кионд показал на меня:

– Это Дион, наш юный спутник. Между прочим сегодня жизнь мне спас! – он посмотрел на меня и продолжил, – Дион, это – Хартмар, староста села Дуглас, наш с Шандалом старинный друг.

Староста слегка наклонил в мою сторону голову, я ответил тем же и моя спина заныла так, что я чуть не позволил себе застонать. Староста приглашающее поднял руку в сторону села и сам быстрым шагом пошел вперед. Мы миновали полотняные крылья мельницы и вышли на довольно большое плато на вершине холма. Факелов прибавилось и их свет упирался в бревенчатые стены приземистых крепких домов, откуда уже высыпали заспанные селяне и с любопытством окружили наш караван. Раздавались громкие радостные восклицания и было похоже, что кто-то узнал свою коровушку.

Мы снова остановились. Селяне замолчали и устремили глаза на своего старосту.

– Благодаря нашим друзьям, мы сегодня вновь приобрели утерянных наших кормилиц. Поблагодарим их, – он широким жестом указал на нас.

Раздались благодарственные крики, пожелания здоровья и небесной помощи. Меня все это заставило смутиться и почувствовать, как горят щеки, в тот же момент появилось смешанное чувство радостной растерянности и беспомощности.

Староста, улыбаясь, плавно поднял вверх руку, призывая односельчан к вниманию.

– Наши друзья проделали трудный путь и очень устали, отложим их чествование до завтра. А теперь коров в стойла, а этих, – ткнул он пальцем в связанных разбойников, – в овин и накормить.

В толпе раздались гневные крики, некоторые стали потрясать факелами, топорами и деревянными вилами.

– Кормить? Этих воров и разбойников?!!

Людская стена надвинулись на испуганных пленников, которые попытались вжаться в землю и сбились в одну кучу.

– Они кроме дубины по ребрам ничего больше не заслужили!!!

В воздухе раздались звонкие шлепки оплеух и глухие пинки. В селян стало вселяться легкое неистовство.

– А если кровь невинных на их руках!!!

Староста с налетом гнева на строгом лице взмахнул рукой, снова призывая односельчан к тишине. Сейчас он больше напоминал отца большого семейства, пытавшегося утихомирить разошедшуюся детвору. Нехотя все замолчали и на лицах людей явственно читалось недовольство, но, видимо, авторитет старосты был так высок, что все послушно и быстро уняли ропот.

– Что сделали наши предки, впервые попав на эти земли? – обратился седобородый к людям.

– Посадили каменные деревья! – прокричал юношеский голос после небольшой паузы.

– Правильно, – кивнул староста, – и что они сделали, когда прижились деревья?

– Храм поставили! – раздалось сразу множество голосов со всех сторон.

– Верно, – сказал уже в тишине Хартмар и протянул руку в сторону здания, размером с хорошую крестьянскую избу, с высоким куполом посередине крыши, на самом верху которого, на фоне сине-черного ночного неба был виден силуэт креста, – все верно. Предки наши так чтили веру в Бога единого, что прежде своих домов поставили дом Божий где и возносились их молитвы. И посмотрите на нас нынешних!

Староста сделал паузу и обвел взглядом всех селян.

– Но ведь разбойники… – раздалось тихо из толпы, – коров наших увели… разорение.

– Сейчас это связанные по ногам и рукам люди, – возразил староста, – и разве последних коров они у нас увели? Малую часть стад наших, и то Божий промысел вернул их нам. И разве нам их судить? Есть суд Божий, а если в него кто-то мало верит, то для таких есть суд королевский.

Староста снова замолчал и, тяжко вздохнув, продолжил:

– Какое страшное пожелание возникло в сердцах наших! Для человека праведного, если возникнет в сердце его худое пожелание, то равно это порочному делу. Это грех для него, и притом тяжкий. Человек праведный и помышляет праведное. И когда помышляет он праведное и неуклонно к тому стремиться, то имеет на Небесах благоволение Господа во всяком деле.

Многие в толпе пристыжено опустили головы кивая в знак согласия с говорившим. То тут то там раздавались тяжкие вздохи сожаления о содеянном и сказанном. Староста успокоительно помахал ладонями. Со следами усталости на лице и тихой печалью в голосе он продолжил увещевания:

– Те же, которые нечестивое держат в сердцах своих, навлекают на себя смерть и тлен, особенно те, которые любят настоящий век, заботятся сплошь о земных благах, роскошествуют в излишках своих и не ожидают благ будущих и вечных. Гибнут души их. Делают такое лишь двоедушные, которые не имеют надежды в Господе, нерадят и небрегут о своей жизни. Да разве достойны мы предков своих? Да что там! Дети наши лучше нас самих. Пока мы с вами судимся да рядимся, они делают в простоте своей благое дело. Посмотрите на них!

Все обернулись в сторону пленных, куда и указывала рука старосты. Несколько детишек в возрасте от пяти до двенадцати лет принесли для пленных хлеб и молоко в кувшинах с широким горлом. Из-за веревок на руках пленникам было трудно удержать еду, дети и тут помогали им, поднося ломти хлеба к их ртам и придерживая кувшины. Кто-то из разбойников не выдержал и, стоя на коленях, все время шептал "простите, простите" и пытался вытирать связанными руками мокрое от слез лицо. Некоторые тихо благодарили детей и низко им кланялись.

– Может хоть из-за наших детей Господь простит нам грехи, может хоть они молитвами своими вытащат нас из ада, которого мы несомненно достойны, – окончил староста и повернувшись к нам пригласительным жестом попросил следовать за ним.

– Нет! – вдруг резко раздалось над толпой сельчан, – нет такого бога! И никогда не было! А если и был, то давно бросил нас и забыл! А вы просто дураки, что продолжаете верить в эту сказку! И детей своих дураками делаете!

Это проорал на всю сельскую площадь бывший предводитель разбойников. Все его жирное тело крупно сотрясалось, лицо стало темнее ночи, а выпученные глаза блестели, словно намазанные изнутри фосфором. Из ходившей ходуном груди выходили уже не слова, а звериный рык. Бывшие его подельники в ужасе пытались отодвинуться, отвернуться, но веревки не отпускали их дальше пары шагов, позволив лишь прикрыть собой детей от внезапно обезумевшего человека.

Староста развернулся и небольшими шагами подошел к нему вплотную. Седой старик спокойно глядел в дико вращающиеся глаза разбойника и громко и уверенно сказал:

– Это у тебя Бога нет. А вот у Бога есть все мы, – староста обвел рукой вокруг себя и остановил её движение на нем, – и ты в том числе, хочешь ты того или нет. А то что ты сейчас стоишь здесь связанный, без чести и без совести – так это последствие твоего выбора. Уж так Господь положил, что человек вправе выбирать с кем ему быть и каким путем идти, а иначе и не человек то уже был, а скотина бессловесная, коли нет у него свободной воли. Ничем не лучше этих коров был бы такой человек. Все, уводите!

Воинственно потрясая щитами, селяне подняли на ноги плененных разбойников и повели в темноту.

– Что ж, а вы гости дорогие, – он поглядел на Кионда, Шандала, меня и стоявших рядом Бадеро и Колмака, – следуйте за мной, хоть дом мой и не царские хоромы, но койку найдем для каждого.

– Койка, конечно хорошо и некоторым даже очень нужна, – Кионд красноречиво посмотрел в мою сторону и во мне, при всем желании, уже не находилось силы гордо вскинуть голову и возразить, – но хорошо бы еще поговорить и обсудить происходящее вокруг.

– Что же, как будет тебе угодно, мой друг, – улыбнулся Хартмар, – я уже стар и сон не имеет надо мной прежней власти, жаль тратить остаток жизни на такое ничтожное дело. Сколько мне еще осталось – одному Богу известно!

Тяжело ступая по покрытой тонким слоем земли каменистой почве, староста повел нас к дому, стоявшему на небольшом отдалении от остальных, да еще и обнесенному по кругу высоким частоколом. Дом с двускатной крышей оказался крупнее остальных. Огромные, в целый обхват, бревна стен в восемь венцов, плотно подогнаны друг к другу и придавали дому вид крепости. Широкое с навесом крыльцо посередине и пара узких окон по бокам от него были очень похожи на ворота замка с бойницами для лучников. Глухо простучав ногами по немногочисленным ступенькам, мы вошли в распахнутую дверь сделанную из толстых прочных досок, скрепленных несколькими железными полосами. Прямо перед нашими глазами раскинулся широкий и длинный стол, простой, но очень аккуратно сделанный и гладко отшлифованный, а на стоявших вдоль него массивных лавках могло запросто разместиться полторы дюжины человек. В дальнем углу от входа, уютно расположился открытый очаг, где над весело сверкавшим оранжевыми оттенками огнем на железной треноге висел внушительных размеров котел. Запах свежеприготовленного рагу, или чего-то подобного, из мяса и сушеных овощей навязчиво лез в нос заставляя голод бороться с дикой усталостью. В левой и правой стене зияли неширокие, прикрытые плотными занавесями, проходы в соседние от зала комнаты и мое воображение услужливо подсказывало, что в одной из них нас ждут кровати, на которых можно уютно устроиться и проспать весь остаток ночи до самого утра, а может и дольше.

Староста прошел к очагу, снял обувь и прошел босиком по расстеленным вокруг стола шкурам, по форме и цвету напоминавшим медвежьи, и сел во главу стола. По его примеру мы тоже разулись у входа, там же побросали в угол свои топоры, ножи и прочее вооружение. Последовав жесту Хартмара, сели по правую от него руку. Тут же, неведомо откуда, появились женщины и быстро расставили возле нас большие деревянные миски с аппетитно дымящейся едой, нарезанный каравай на подносе и кувшины с каким-то напитком, источающим сильный травяной запах.

– Отведайте сначала наш хайс, он вас немного взбодрит, – показал рукой староста на кувшины.

Сидевший рядом Бадеро плеснул в мою кружку, сделанную из большого бычьего рога, темную жидкость, потом плеснул сидевшему по другую руку Колмаку, и уже потом налил себе.

Я немного отхлебнул горьковатой, но приятной на вкус жидкости, потом сделал еще несколько больших глотков. По желудку пробежался бодрящий огонек, желание спать немного притупилось, и мне показалось, что смогу продержаться без отдыха еще час-другой. Быстро насытившись и отставив опустевшие тарелки, мы еще раз подняли кружки. Шандал сказал несколько благодарственных слов о хозяине, так гостеприимно приютившего простых путников, Хартмар медленно наклонил голову, благодаря за добрые слова, и ответил не менее учтивой речью, благодаря за спасение стада коров и поимку разбойников, из-за чего местные дороги и леса стали чище и простым людям гораздо безопаснее теперь находиться окрест села.

Сделав еще несколько глотков, мы просидели пару минут в тишине и ее наконец прервал Кионд:

– Есть нечто, требующее безотлагательного решения, поэтому я опущу некоторые моменты учтивости и перейду сразу к делу, – он обвел нас взглядом и остановил глаза на старосте, принимая его старшинство за столом. Услышанные только что от Кионда словесные обороты и его мягкий тон голоса меня сильно удивили, они совершенно не гармонировали с его диковатой внешностью и тем, что я слышал от него до сих пор, за редким исключением. Кионд четко и подробно рассказал, что нам удалось выудить из разбойников, о походе банды на деревню Ардерид, о ее составе и предположительном пути следования.

– Тут вот какой вопрос, – выдержав паузу продолжил Кионд, – в любом случае разбойников остановить надо и возникает непростой выбор – сделать это самим или искать защитника тех земель и просить его помочь крестьянам. Сразу скажу свое мнение – мне думается второй вариант более долгий и ненадежный, можем попросту опоздать.

Староста легонько погладил бороду ладонью и сказал обращаясь к Кионду.

– Людьми помочь не смогу, мне самому нужны крепкие парни для сопровождения каравана с остатками нашего зерна, шкурами, что добыли за зиму и солониной. Сейчас это в столице ценный товар, а на дорогах сами видите, что твориться. Телеги наши уходят через три дня.

– И в этом случае вы нам можете оказать большую услугу и очень даже помочь – с вашим караваном отправиться Шандал со своей повозкой. Если вы не против конечно.

– Ну, разве я могу вам отказать в такой малости! – усмехнулся добродушно Хартмар, – это даже не наша, а еще одна ваша услуга для всего нашего села. С Шандалом в караване мне будет гораздо спокойнее и за товар и людей.

Староста приветственно поднял кружку в сторону купца и дождавшись столь же уважительного ответного жеста, сделал маленький глоток.

– Значит выступаем малым отрядом и при этом нам нужно опередить этих разбойников. Есть какая-нибудь короткая дорога на юг к Ардериду? – продолжил Кионд слегка наклонившись в сторону старосты.

Хартмар откинулся на спинку стула и опустил подбородок к груди.

– Был один путь, через Шарские болота, – нерешительно сказал он подергивая мышцами на скулах, – но позапрошлым летом несколько человек там пропало и с тех пор люди боятся к этим болотам приближаться. Один наш пастух в начале прошедшей осени забрел туда в поисках пропавшего бычка…

Староста тяжело вздохнул и покачал головой.

– И что с ним случилось? – подал голос Колмак

Староста поднял на него тяжелый взгляд и ответил глухим голосом:

– Он обезумел, все рассказывал о каких-то чудовищах, стал бояться темноты и закончилось все тем, что он покончил с собой.

– Как так? – воскликнул Кионд.

– Просто взял и повесился в амбаре, – ответил Хартмар, – жена его там нашла под утро. Я сам видел тело – глаза широко раскрыты и в них такой ужас, что кровь в жилах стыла.

Мы все замолчали и замерли, лишь слегка двигая кружками по столу. Яркий свет очага хорошо освящал помрачневшие лица. В плясавших отблесках огня, по выпуклым бревенчатым стенам ходили неверные тени, превращаясь во все, что угодно было нашему воображению, а досчатый потолок, который вдруг стал как будто ниже, давил на нас сверху.

– А сколько времени можно выиграть идя через эти болота? – тихо спросил Кионд.

– Три дня с гаком, – ответил староста, – это если даже не сильно торопиться, но сейчас там, похоже, выигрышем будет лишь собственная смерть.

Кионд, смотрел остекленевшими глазами на огонь будто видя в нем тот самый трудный, но короткий путь, который может стать очень тяжелым и опасным, и, вполне возможно, мы можем до цели так и не дойти, последовав по нему. Он, сильно вдохнув, выпрямил спину, провел пальцами по своим длинным волосам, закинув их назад.

– А если предположить, что опасность сильно преувеличена?

– Такое тоже возможно, – ответил староста, – но кто это проверит? У нас в селе таких смельчаков не находиться, и я людей понимаю – и без этого хлопот много. Кионд! Прими совет от старика – выспитесь и примите решение на свежую голову. Да и стоит ли так спешить на помощь Ардериду, может местные мужики и сами справятся с этой напастью.

Кионд с горячностью ответил:

– В том-то и дело, что по словам наших пленных, мужиков в деревне кот наплакал, якобы всех призвали на воинскую службу из-за возможной войны. Кстати, ты ничего о войне не слышал? Мне кажется это пострашнее чем банда разбойников.

Хартмар поднес кружку к губам, сделал несколько глотков и тихо поставил ее на стол.

– Ходили тут слухи, что произошло несколько нападений на караваны бердских купцов, что проходили по Скалистому ущелью – давно протоптанному пути от них в наши края и далее в Зеленые земли через Далрий и на юг в Регд. Кто это сделал – никто толком не знает, ведь никто не уцелел из тех караванов или, по крайней мере, больше никого из них не видели. Но среди тамошнего народа все больше расползается слух, что виной всему наш правитель и что скоро, вполне возможно, бердский конунг может вслух высказать свои претензии, а это значит будет настоящая война.

– Вот оно что! – воскликнул Шандал, – а на самом деле что происходит с купцами?

– Дак кто же это знает! – вздохнул староста, – наш король все отрицает и гневается факту причисления его достоинства к разбойничьему люду. А я склонен ему доверять. За двадцать семь лет правления он заслужил уважение и простого народа, и воинского сословия, да и среди лордов-защитников земель у него вряд ли враги найдутся.

Все снова затихли, поднимая к губам кружки и отхлебывая мелкими глотками горьковатую жидкость. Как бы ни был хорош напиток, но его бодрящее свойство закончилось, и свинцовая усталость уверенно, как вернувшаяся домой хозяйка, снова расползалась по всему телу. Поглядев по сторонам, я заметил, что и все мои спутники испытывают примерно тоже самое, но во всю стараются не выдавать утомление дорогой, хотя их веки опускались и поднимались все медленнее и медленнее.

– Ну что же, – сказал староста и положил правую ладонь на стол, – думаю окончательное решение вы примете уже утром, а теперь прошу всех в боковую, там вас уже кровати заждались. Хорошенько отдохните.

Тихо благодаря за сытный стол, мы поднялись со скамеек и пошаркивая прошли в распахнутую дверь, что была справа от входа. В неширокой комнатке нас ожидали расставленные вдоль стен грубоватые кровати пару локтей шириной. На плотно подогнанные толстые доски была накинута солома и по паре, то ли волчьих, то ли собачьих, шкур. В голове лежал чурбан с выдолбленным посередине углублением для головы. Кионд остановился возле кровати, что была у самого входа и стал снимать перевязь, Шандал слабо махнул мне ладонью и мы прошли с ним к дальним кроватям. Он показал мне на правую койку, а сам отошел к соседней и с наполненным усталостью выдохом тяжело опустился на низкую кровать. Бадеро и Колмак устроились недалеко от нас.

– Господи, – пролепетал Шандал, – благослови наш сон и помилуй нас.

Он перекрестился и медленно откинулся на кровать, похрустывая суставами и тихо вздыхая. Я неловко повторил на всякий случай его крестообразное движение и тоже лег на мягкие шкуры.

Не смотря на грубоватость работы, кровать мне показалась просто королевским ложем и жесткий чурбак сразу удобно расположился у меня под затылком. Но сон не желал приходить, пришлось мысленно побороться с мышцами ног и спины, которые как будто скрутились во множество узлов. Выровняв дыхание, я пытался максимально расслабиться и распустить эти узелки. Вскоре по телу пошло тепло и в голове тонко звякнула струна. Я быстро провалился в темную яму сонного забытья, но мгновенно меня оттуда вынесло так же, как веревка с крючком выдергивает блестящую рыбину из темной воды на солнечный свет. Меня, ослепленного ярким белым сиянием, несло наверх. Движение было стремительное, захватывающее дух и не дающее вдохнуть в легкие воздух.

Глава 5

Мое вознесение прекратилось быстро и одновременно очень мягко. Сила, несшая меня, подержала мое тело немного в воздухе и медленно опустила вниз. Под пятками, что-то хрустнуло и я погрузился по щиколотку во что-то податливое и приятно холодное. При этом я понимал, что тело мое так и покоится на кровати, по соседству с моими товарищами и путешествует лишь мой разум, или дух, или душа. Но сейчас я ощущал свое полное присутствие в каком-то новом месте, незнакомом и чудном.

Свет потихоньку потерял избыточную яркость и я, прозревая, увидел, что стою на снежной вершине высоченного горного пика. Белые густые облака, что были гораздо ниже меня стали расходиться. С высоты орлиного полета увидел под собой землю, больше всего напоминавшую громадный остров. По крайней мере с трех сторон берега омывались бескрайними солеными водами. Земля покрыта густыми лесами с редкими и маленькими проплешинами пашен, полей и лугов. С запада на восток и во встречном направлении остров прорезали многочисленные голубые ленты рек и речушек, на юге они терялись в густоте лесов, другие брали свои начала на вершинах невысоких гор в северной части острова.

Я повернул голову на восток и грудь наполнилась волнами восторга от созерцания огромного, почти как море, озера которое, словно драгоценный голубой карбункул, было вставлено рукой опытного ювелира в еще более огромный изумруд густых лесов. Солнечный свет переливался и искрился на катящихся невысоких волнах разбрызгивая миллиарды крошечных алмазов. Ветер широкими ладонями поглаживал непослушные зеленые кудри дремучего леса, который стоял здесь будто от самого сотворения мира.

Некая сила мягко и настойчиво, как бы не заставляя, но прося, повернула мою голову на север. Я не стал сопротивляться и напряг зрение вглядываясь вперед, ближе к очень далекому горизонту. Мой взгляд пробежался по скругленным вершинам невысоких гор, что протянулись на север и упирались в темную завесу туч, я подался вперед и сощурил глаза, но тучи были непроницаемы. Чья-то прозрачная едва видимая рука легко отодвинула далеко вперед от меня клубившуюся темень, которая попыталась огрызнуться ветвистыми молниями и оглушающими раскатами грома. Открылась страна высоких скалистых гор, наполовину покрытых сверкающим льдом и снегом, с многочисленными острыми вершинами, похожими на вздернутые вверх копья. Между горами ютились равнины, на которых посеревший снег теснила оттаивающая черными пятнами земля. Между двух гор, выглядевших как нахохлившиеся совы, замелькал черный с серебристыми искорками вихрь. Пришла странная в своей новизне мысль, что это не природный вихрь, а сотворенный кем-то из странной и неизученной материи. Раньше подобные или похожие по своему строению мысли не посещали мою голову.

Верхушку вихря бросало из стороны в сторону, он то расширялся и припадал почти к самой земле, то набирая обороты вытягивался прямо к облакам черным клубящимся столбом. Вихрь рвался яростно, сильно и словно пытался оторваться от чего-то приковавшего его к этому месту. В мой ум взбрело, что если он это сделает, то произойдет катастрофа, и от этого красивейшего зеленого острова останется лишь серый пепел.

С севера вдруг накатил холодный ветер и ударил меня по лицу сыростью снежного заряда. На миг я зажмурился и снова открыл глаза, вихрь вновь закрыли темные тучи, но было абсолютно ясно, что этот черный предвестник несчастий никуда не исчез, он продолжает крутиться и не оставит попыток вырваться из поставленного кем-то капкана.

"Беда идет на эти земли!" – стучалась мысль.

В который раз за последнее время я стоял на перепутье – повернуться к злу спиной и бежать от него или встретиться с ним лицом к лицу, попытаться отодвинуть беду от этих земель и спасти как можно больше добрых людей.

"Да меня самого спасать надо!" – попытался жалобно воскликнуть я, но меня стремительно закружило, картинка вокруг меня поплыла и скомкалась как бумага в гигантской руке. Небольшой и быстрый полет в темноте и я очнулся на все той же самой кровати в гостеприимном и натопленном доме Хартмара. Моя голова приподнялась, но мышцы шеи предательски ослабли и я звонко приложился затылком о деревянную "подушку".

В темноте комнатки мои соседи похрапывали и посапывали, ворочались и почесывались во сне.

– Завтра все решу, – прошептал я про себя, чувствуя как мои замерзшие ноги стали отогреваться. Веки сами собой крепко смежились и наконец-то пришел спокойный сон, возвращающий силы и бодрость всякому утомленному путнику.

Спал я пока меня не разбудили негромкие глухие звуки из соседней комнаты. За перегородкой стукались друг о друга деревянные тарелки, что-то расставлялось на стол. Раздавался тихое перешептывание женских голосов. Я поднялся на своем ложе, опустил голые пятки на жесткую циновку у кровати и с хрустом в спине и плечах потянулся. Рот сам собой растянулся в громком зевке, но я его тут же прикрыл ладонью – мои спутники еще спали. Я прошел мимо свернувшегося калачом под пестрым пледом Колмака и лежащего на боку лицом к бревенчатой стене Бадеро. На цыпочках проходя к двери, я замер, увидев Кионда лежащего на спине и вытянувшегося как струна. Мышцы его лица словно опали, нос заострился, а лицо было бледным, словно молоко. Вдруг подумалось, что он умер во сне. Стало страшно, морозные иголки укололи вокруг сердца. Но Кионд, словно почувствовав мою тревогу, тихонько вдохнул и слегка повернул голову на бок. Опустив напрягшиеся плечи, я тихонько приоткрыл тяжелую дверь стараясь ей не скрипнуть. Тяжелые кованые петли к моему спокойствию оказались хорошо смазаны и не издали ни единого звука.

В комнате, где мы вчера ужинали, суетились две женщины лет под сорок в серых домотканых платьях с подолами до самого пола и длинными рукавами до запястий. Обернувшись ко мне, они улыбнулись раздвинув уголки губ до кромки белых платков завязанных под подбородком, которые почти полностью прикрывали их головы, лоб и щеки, и застыли ожидая от меня вопроса или просьбы.

– А где тут у вас воды раздобыть? – тихо проговорил я неуверенно, – ополоснуться бы мне после сна.

Женщины в легком недоумении переглянулись, и та что была поближе ко мне, махнула в сторону двери.

– Выйдешь из дома и налево за углом стоит бочка с дождевой водой, – прошептала она, – но только дюже она холодная!

– Спасибо, это то что надо, – прошептал я в ответ и открыл тяжелую входную дверь.

Холодный воздух застыл недвижимый, даже легкого дуновения ветерка не пробежало по моей коже. Солнце едва касалось своим нижним, чуть красноватым, краем горизонта и уже достаточно освещало все вокруг. Спустившись с крыльца на сырую от холодной росы землю, я не вовремя понял, что вышел необутый. Но не возвращаться же из-за такого пустяка! Зябко поежившись, я мелкой трусцой побежал налево за угол. Там действительно стояла емкость высотой мне по пояс, полная воды. Я облокотился ладонями на неровные края старой бочки и поглядел на ровную гладь воды.

– Что, оболтус? Целое приключение с тобой случилось? – обратился я к своему отражению.

На меня пристально смотрел молодой парень с неглубоко посаженными темными глазами аккуратно очерченными длинными ресницами, не широкие, но густые брови вплотную подходили к переносице с небольшой горбинкой плавно переходящей в тонкий нос. Мне почему-то никогда не нравился мой собственный нос, всегда казалось, что истинно мужской нос должен быть широким, мясистым и обязательно сломанным хотя бы в одном месте. Припухшие губы моего отражения в воде в неудовольствии приподняли правый уголок. А еще мне показалось, что я сильно похудел лицом – скулы заострились и как будто подались вперед, подбородок вообще стал похож на наконечник копья, хотя раньше больше походил, как я считал, на широкую поверхность кистеня. Как же на этом острие посередине умудрилась сохранится небольшая ямка, которая, по-моему мнению, должна очень нравиться девушкам?

Наконец я медленно погрузил ладони в воду. Она оказалась гораздо холоднее чем я ожидал. Собравшись с духом я наклонился и плеснул себе в лицо. Мелко закололо кожу, словно на лицо попало толченое стекло. Сильно выдохнув я плеснул еще раз, потом на макушку, и еще разок в лицо. Проведя ладонями ото лба до затылка по коротко стриженным волосам, я в порыве решительности стянул с себя рубаху и стал обильно плескать ледяную влагу себе на спину, шею и плечи. Чуть приподнимаясь, размазывал воду по груди и животу. Дыхание замерло, сердце вообще словно пропало из груди, но уже через несколько мгновений огненные струи разбежалось по коже и проникли внутрь к каждой мышце. Ребра широко развернулись и воздух вошел водопадом в легкие. В моей груди ожила спавшая до этого кузница и загрохотала так, словно могучие молотобойцы хотели сломать мои ребра изнутри. Сила переливалась во мне и захотелось героического действия.

Я с десяток рас присел, потом подпрыгнул вверх прижимая колени к груди, и еще несколько раз, стараясь делать все быстро. Широко помахал руками разминая плечи. Мои пальцы сами собой сжались в кулаки и я нанес несколько ударов воображаемому противнику, уклоняясь от ответных атак. Потом подобрал валявшуюся рядом короткую палку и словно мечом стал атаковать все того же несуществующего в реальности противника. Я бил сверху, сбоку, колол в длинных выпадах, менял стойки, стараясь быстро передвигать ноги.

– Все-все, Дион! – раздалось позади меня, – все супостаты до единого уже разбежались в ужасе! Ох, и страшен ты в битве!

Я остановился и переводя дыхание оглянулся. Опираясь на торец бревна сруба избы на меня глядел широко улыбавшийся Кионд.

– Пошли боец за стол, подкрепимся и в путь двинемся, – он мотнул головой в сторону крыльца и ожидая меня замер не переставая ухмыляться, так видимо я повеселил его своими упражнениями. Несколько смутившись, я подобрал рубаху, быстро натянул ее через голову и неспешно пошел к крыльцу.

Мы вошли в натопленный очагом дом и прошли к столу. Место на скамье, где я сидел вчера оставили свободным. Слегка подтолкнув меня к столу, Кионд прошел чуть вперед и сел рядом. Он пододвинул ко мне большое глиняное прямоугольное блюдо с нарезанным широкими пластами холодным мясом проложенного какими-то сушеными травами. Рядом поставили миску с хлебом и до краев наполненную молоком кружку. Сдерживаясь, нарочито замедляя свои движения, я приступил к трапезе. Чуть суховатое мясо имело приятный пряный вкус и я с удовольствием жевал его стараясь сдерживать чрезмерную активность своих челюстей. Я закусывал мясо теплым хлебом из грубо помолотой ржаной муки и запивал молоком, быстро подернувшимся тонкой пленкой сливок.

Дождавшись, когда гости сыто облокотятся о стол, староста спросил, обращаясь взглядом поочередно то к Шандалу, то к Кионду:

– Какое окончательное решение принято? Куда направите свои стопы?

Мои друзья переглянулись, Кионд, передавая право говорить, тихонько кивнул нашему купцу и Шандал коротко промолвил:

– Я остаюсь здесь и иду в столицу с вашими подводами.

– Мы с Колмаком и Бадеро решили идти коротким путем к Ардериду, надо помочь местным, нельзя же вот так взять и бросить их. Дион, – обернулся Кионд ко мне, – ты как решил распорядиться собой?

– Я с тобой, – совершенно не раздумывая ответил я, – Шандал не остается в одиночестве и я уверен, что он спокойно доберется до столицы, а в той деревне я не буду лишним, я нужнее там.

Мои спутники одобрительно прогудели и Кионд положив ладонь на мое плечо подвел итог быстрому совещанию:

– Тогда собираемся, время работает сейчас против нас.

Меньше чем через час мы стояли перед спуском с холма на котором расположилось село, так гостеприимно нас принявшее. Провожать вышло много людей. Мужчины жали нам руки желая удачи, женщины благословляли, а старики размашисто крестили. Наши новые заплечные сумки наполнили съестными припасами, топоры наточили, а Колмак даже обзавелся простеньким охотничьим луком с парой дюжин стрел. При мне был все тот же прочный посох, что дал Шандал и моя самодельная праща с тщательно подобранными к ней округлыми камнями в стянутом шнуром кожаном мешочке подвешенному к новому, шириной в три пальца, поясу, которым я подвязал подаренную сельчанами темно-коричневую длинную тунику. Она хоть и носила следы мелкого ремонта, но была чистая и теплая, по крайней мере гораздо более лучше чем та, что перешла мне от Кионда. Ко всему прочему, мне еще достался замечательный, с треугольной фибулой, шерстяной плащ, тоже коричневый, но чуть светлее туники. Сам Кионд оказался уже одетым гораздо более приличнее, чем вчера. Его шкуры сменила крепкая крестьянская одежда и простые, но прочные обмотки на ногах.

Шандал крепко обнял нас всех по очереди, потом отвел в сторону Кионда и о чем-то стал с ним шептаться. Великан оглянулся в мою сторону и коротко кивнул Шандалу. Они еще раз обнялись и Кионд направился к нам. Последним попрощаться с нами подошел староста:

– Удачного вам пути, – ласково промолвил он, – Кионду я рассказал все что знаю о местах, по которым вы пойдете, слушайте его и не пропадете. Дорога трудная, но, возможно, вполне проходимая, особенно для таких бывалых воинов. Цель у вас благородная и потому – да поможет вам Бог.

Староста низко поклонился нам, мои спутники ответили тем же, а я растерялся и с опозданием тоже поклонился, но, с непривычки гнуть спину, не так низко. Все эти ритуалы были новы для меня, а тут еще и прилюдно возвели в ранг бывалого воина, что ввело меня в легкий ступор.

Староста подошел ко мне почти вплотную.

– А ты точно не княжеских кровей? – спросил он глядя мне в глаза.

Я оторопело помотал головой. Кровь вдруг схлынула от лица.

– А может царских или императорских? – продолжал всерьез спрашивать старик.

– Да с чего вы такое взяли? – попытался возразить я решительно и твердо, но голос почему дрогнул.

– Ведешь себя не совсем просто, а за столом так и вообще… – задумчиво промолвил староста так и не отводя от меня глаз, – и голова у тебя как будто хороший цирюльник стриг, борода чисто побрита была, вон волос какой короткий и ровный.

На выручку пришел Кионд:

– Нормальный парень он, Хартмар! С нами недавно, но уже показал себя. Поверь, хороший парень.

– Так я и не говорил, что плохой, – с искренней улыбкой ответил староста, – просто он какой-то… – староста замялся подбирая слова, – не отсюда какой-то.

– Ну дак, так и есть – он к нам с неба свалился, – расхохотался Кионд.

– Ага, – подтвердил Шандал, – с неба и прямо в воду почти к нам под ноги, мы как раз пони поили.

Староста нахмурил брови и обратился к Кионду:

– А ведь похоже он не шутит?

– Не шутит, – серьезно подтвердил Кионд, – Шандал тебе все поведает когда мы уйдем.

Хартмар широко перекрестил всех нас:

– Тогда идите уже быстрее, мне не терпится послушать историю об этом, наверняка знатном, юноше, – кивнув мне, он развернулся и, подхватив под локоть Шандала, повел его в свой дом.

А мы, тем временем, тронулись в путь. Быстро спустившись с холма, повернули на первой попавшейся развилке вправо на дорожку, петлявшую между пологими холмами, покрытыми прошлогодней травой, пожухлой и превратившейся в прелую солому. Солнце уже ощутимо прогревало наши левые бока. Шли молча, не тратя силы и воздух на разговоры. Шаг наш стал быстрым и размеренным. Чистота прозрачного воздуха и легкий ветерок бодрили нас и помогали, охлаждая и подсушивая лбы, на которых выступали маленькие капельки пота, особенно когда дорога шла на подъем. Впереди двигался Кионд, вступая мягко не поднимая пятками пыли с плотно утрамбованной грунтовой дороги. Следом шел я, стараясь точно перенять манеру передвижения своего друга – с пятки на носок, с пятки на носок, левой, правой и так бесчисленное количество раз. Постепенно я отучал себя от привычки вколачивать всю ступню в землю, словно солдат на параде. Вскоре холмы почти сгладились, стали попадаться густые островки березняков в окружении, как казалось из далека, непроходимых высоких кустов. Кионд на ходу оглядывал каждый из них высматривая возможные засады или наоборот расслабившегося на отдыхе врага. Я оглянулся назад. Замыкавший нашу маленькую группу Колмак нес в левой руке лук с приготовленной стрелой и так же, как и ведущий нас Кионд, внимательно смотрел по сторонам. Мои же глаза наоборот все чаще опускались вниз и я старался изо всех сил не потерять темп заданный всему отряду нашим авангардом.

Солнце уже миновало свою наивысшую точку в небе, а я все шагал и шагал уже без надежды на отдых. Лямки заплечной сумки глубже врезались в плечи и по-моему уже натирали не кожу, а сами кости. Грудь все тяжелее раздвигалась при вдохе, требуя от меня мысленных волевых усилий.

– Терпение, – прогудел Кионд, – дойдем вон до того леска и сделаем короткий привал, нам кровь из носа надо до темноты подойти к болоту и найти заброшенную пастушью хижину – там и отдохнем как следует.

"Либо он мысли читает, либо у меня все на лице написано" – промелькнуло в голове. Но новость о скором привале, когда можно будет просто плюхнуться на землю и вытянуть ноги очень приободрила. Сил не прибавилось, но появилась цель и конкретное, видимое глазу расстояние, которое надо преодолеть.

Наконец добравшись до невысоких березок, бросавших прохладную тень на покрытую сухой прошлогодней листвой землю, я скинул с ноющих плеч сумку и ничком упал на землю. Грудь тяжело вздымалась с хрипловатым звуком загоняя воздух в легкие. Ноги гудели, спина занемела до состояния камня. Дав мне небольшой, в несколько минут, отдых, Кионд скомандовал в мою сторону:

– Хворост нужен, быстро сварганим что-нибудь горячее, силы подкрепим.

Я открыл глаза и приподнялся на локте. Один Кионд выглядел абсолютно не утомленным переходом, остальные мои спутники выглядели чуть получше меня, но они держались и не бросились как я на землю для отдыха, лишь тяжелое дыхании и обильный пот выдавал их усталость. С тяжким вздохом я поднялся и обреченно направился в чащу. Стараясь подыскать ветки потолще и посуше, я прошел с полсотни шагов. Деревья стояли близко друг к другу, гораздо ближе чем на окраине леса. Набрав внушительную охапку дров, я повернулся туда, где, как мне казалось, должны были находиться мои спутники. Иногда приходилось двигаться боком между стволами, оцарапывая руки о шершавые стволы, что бы не растерять свою добычу.

"Ради куска горячего мяса можно и потерпеть" – успокаивал я себя. Пройдя несколько десятков шагов я остановился и прислушался. Слева раздалось невнятный говор, ему ответил другой. Похоже, что переговаривались Кионд и Бадеро. Мне показалось это немного странным, не мог же я так сильно потерять нужное направление, но тем не менее пошел на голоса. Пройдя с полсотни шагов снова остановился и напряг слух. Лишь ветви тихонько шумели у меня над головой, тревожимые легким ветерком. Вдруг снова раздалось бормотание, но с совершенно другой стороны, нежели я полагал.

– Вот что значит усталость! Совсем голову потерял, болван! – тихо произнес я начиная немного злиться и снова пошел на голоса ускорив шаг. Я прошел уже довольно много, по всем моим расчетам я уже должен был выйти из леса, но березовые стволы все еще были такими же частыми и мешали идти прямо, заставляя петлять вокруг них.

Я снова остановился. Заперев в груди дыхание и, стараясь не шуршать ногами по густо накиданным по земле мелким сухим веточкам, я замер, почти превратившись в то же самое дерево. Очень долго было совершенно тихо. Но вдруг, буквально в паре десятков шагов раздался четкий голос Кионда. Похоже он переругивался с кем-то из нашей группы путешественников. Я бросился туда со всех ног, не замечая, что теряю часть ветвей из охапки в руках. Уже пройдя, точнее пробежав предполагаемое расстояние, я в отчаяние заметил, что деревья ничуть не поредели. Наоборот, к ним прибавились густые колючие кусты, больно цеплявшиеся за руки, ноги и царапавшие лицо. Я медленным шагом вышел на более-менее свободное от растительности место и с размахом швырнул охапку сухой древесины на землю.

– Да что же это твориться! – громко крикнул я куда-то вверх, – Кионд! Бадеро! Кол-мак!

Я громко орал на все стороны. Снова замер. Ничего. Ни хруста веток под ногами, ни голосов. Я сел на корточки и обхватил голову руками. Пришла мысль, что вот здесь все и закончится. Сгнию под этими кустами, а мои рассыпанные кости будут топтать копыта самого разного размера и формы. Все так же продолжая сидеть, я поднял голову и посмотрел затуманившимися глазами вперед и чуть не опрокинулся навзничь от неожиданной встречи. В трех шагах от меня, наполовину высунувшись из-за толстого ствола старой березы, стоял маленький человечек. Сидя на корточках я глядел прямо в его широкие круглые глаза цвета летнего неба. Из густых зеленых волос торчали довольно большие для его роста лопоухие уши. Впрочем густая зеленая волосяная растительность покрывала не только его голову с покатым узким лбом, но и длинные руки, доходящие до его колен, и коротенькие ножки. И ведь что чудно – он хитро улыбался скаля блестящие белизной зубы.

– Тебе смешно? – вырвалось из меня, – я тут уже помирать собрался, а он скалиться как лошадь!

Тут, словно до этого он сдерживался что было сил, маленький шерстяной человечек стал кататься по земле, тихо и тонко попискивая и сжав ладонями большой круглый живот, который оказался совершенно лишенным волос.

– Да ты еще и ржешь как мерин ретивый! – громко возмутился я.

Казалось мое восклицание заставило его еще больше согнуться в хохоте. Мне захотелось подобрать с земли один из разбросанных сучьев и хорошенько пройтись им по этой зеленой шерстяной спине.

"Нельзя обижать маленьких" – стал я себя успокаивать, – "терпи, вдруг он тут не просто так".

Вдоволь накатавшись и притихнув, зеленый человечек сел на землю и поглядел на меня большими, слезящимися от смеха глазами. Я не шевелился. Он протер глаза ладонями и смешливо не отрываясь смотрел на меня.

– Нахохотался? – спокойно спросил я.

Существо кивнуло головой.

– Весело было? – снова поинтересовался я.

Зеленоволосая голова часто закивала.

– Ну, может теперь выведешь меня к друзьям? К тем, с которыми я пришел сюда? – с надеждой попросил я.

Зеленый человечек быстро вскочил на коротенькие толстые ножки и махнул мне ладонью.

– На этот раз надеюсь без шуток? Если так, то подожди, я хворост соберу. Это ведь можно сделать?

Человечек повернулся и примирительно поднял ладони кверху. Я как можно скорее собрал сучья и двинулся за быстро семенящим впереди меня низкорослым проводником. Пройдя всего ничего он остановился и ткнул пальцами в проход между деревьями, показывая направление. Я пригляделся и увидел медленно ходивших между деревьями своих друзей.

– Ну спасибо тебе, не обманул, – я обернулся, но моего проводника уже не было видно и я прокричал в глубину чащи, – все равно спасибо, скромный лесной житель!

Я сделал несколько шагов и вышел к нашей стоянке.

– Быстро ты! – воскликнул Кионд, – всего пара минут – и такая охапка!

– Ты издеваешься? – спросил я удивленно, – да я же там часа два провел!

Бадеро в изумлении присел и перестал возиться в сумке, откуда доставал съестные припасы, а Колмак, стоявший на краю поляны у кромки леса с луком наготове, с удивлением в глазах обернулся, видимо четко расслышав мое слишком громкое заявление.

– Кионд ничуть не издевается, – звонким голосом обратился он ко мне, – я сам видел как ты вошел в лес и не успел я дойти вот сюда, как ты уже появился с охапкой дров. А кого ты там в роще так громко благодарил?

Я замялся предчувствуя, что меня просто поднимут на смех услышав о том, как меня провел уморы ради какой-то зеленоволосый чудик и шумно высыпал хворост из утомленных рук.

– Сначала огонь разведем и мясо подогреем, – выручил меня мой великан-покровитель, а Колмак не дождавшись ответа отошел от нас подальше осматривая местность вокруг лагеря.

Кионд взял самые тонки и сухие ветки, добавил к ним небольшой комочек мха, поколдовал над ними кресалом и вскоре у нас уже был небольшой и жаркий костер. Бадеро в это время уже нанизал на тонкие прутики ломти мяса и расположил их вокруг костра повтыкав в сухую землю. Он достал чистый плат и разложил на нем пол круга хлеба, знатный кусок сыра и круглую флягу с водой. Кионд приложил ладони к губам и мелодично пропел какой-то птахой в сторону Колмака, тот резко обернулся и, увидев призывный взмах рукой, еще раз осмотрелся по сторонам и быстрым шагом направился к костру.

Все сели у импровизированного стола – кто на колени, кто скрестив ноги. Кионд по праву старшего промолвил густым басом молитву, в которой поблагодарил Бога за пищу и отдых, перекрестил еду и перекрестился сам. Мы все перекрестились вслед за ним и протянули руки к уже нарезанному хлебу. Ели молча, чуть торопливо, но сохраняя некую степенность. Пришло чувство сытости и я закинул в рот еще один маленький кусочек сыра и дожевал остаток своего куска хлеба. Хотелось пить и я жалобно посмотрел на флягу с водой. До сих пор к ней никто не притронулся и я, боясь нарушить какие-либо местные и неизвестные для меня обычаи, сидел молча, терпеливо перенося жажду. Наконец Бадеро взял в руки вожделенную мной посудину и открыл плотно подогнанную к неширокому горлу фляги деревянную пробку, подвязанную к емкости тонкой серой бечевкой и передал флягу Кионду. Мой друг сделал несколько глотков и передал флягу по кругу, к счастью, ближайшим к нему был я. Живительная влага холодной струйкой потекла вниз к желудку. Оторвавшись от фляги, я облизнул губы и передал воду Колмаку.

Кионд, дождавшись когда утолит жажду последний из нас, прочитал снова молитву и перекрестился. Перекрестились и мы. Я уже как-то бессознательно совершал это, абсолютно не понимая смысла этого действа, но и сильно не задумываясь, ведь точно так же крестился мой Артос, а значит ничего плохого в этом не должно быть.

– Так что там с тобой приключилось? – обратился ко мне Колмак.

– Да, расскажи нам, кто это тебе в лесу наставил столько ссадин на лицо и руки? – поддакнул Бадеро.

Кионд же лишь с хитрым прищуром молча глядел на меня. Я снова смущенно замялся не зная с чего начать.

– Видимо просто заблудился, – промямлил я, – казалось иду в нужную сторону, даже голоса ваши как будто слышал, а потом выяснялось, что уходил в чащу еще глубже.

– Заблудиться здесь? – удивленно воскликнул Колмак, – в этом березняке и малыш не заплутает!

– Вот малыш мне и помог выйти, – заявил я.

Все замолкли. Через несколько долгих биений сердца, Кионд с нескрываемым любопытством поинтересовался:

– Какой такой малыш?

– Так зеленый такой, лохматый от макушки и до пяток, – ответил я в ожидании дружного хохота, – ростом едва мне до пояса и то если на цыпочки встанет.

Как ни странно, никто не хохотнул, лишь Бадеро громко хмыкнул и стал собирать остатки нашего походного обеда. Кионд потер подбородок и снова спросил:

– Значит где-то вот такой он был? – приподнял он ладонь над землей.

– Ну да, примерно, может даже чуть пониже, – ответил я.

– И весь мохнатый кроме круглого большого пуза? – продолжил вопрошать меня Кионд.

– Точно, пузо голое, – ответил я и удивленно спросил в ответ, – а ты откуда знаешь?

Кионд притворно по-стариковски кряхтя поднялся на ноги, стряхнул сухие листья с колен и наконец ответил мне:

– Довелось тебе повстречать ауку. Все, быстро собираемся и в путь!

– Что за аука такой? – с нетерпением поинтересовался я уже повернувшегося ко мне спиной Кионда.

– Если к ночи дойдем до болота и найдем хижину для ночевки, то расскажу все, что знаю о нем, – бросил через плечо он и взвалив сумку на плечи стал медленно идти к дороге.

Я взвалил свою покалажу, провел пальцами под лямками, что бы не давили на ключицы и изнывая от любопытства гораздо бодрее поплелся за Киондом.

Мы построились на подзаросшей травой дороге в том же порядке – Кионд впереди направлял нас, а позади, зорко оглядывая окрестности и чуть отстав от общей группы, со своим небольшим охотничьим луком в полуготовности, двигался Колмак.

Несмотря на сумасшедшую беготню по лесу с дровами в руках, я все же несколько восстановил силы, и хотя ноги продолжали гудеть, упругости в шаге прибавилось. Широченная спина Кионда колыхалась пред моими глазами из стороны в сторону задавая темп нашему маршу.

Глава 6

Изрядно поредевшие холмы остались далеко позади нас, земля выровнялась в зеленовато-коричневую скатерть, а березки становились все ниже, приземистее и корявее.

"И что же это делается! – вертелось в голове. Монотонный и размеренно-быстрый темп нашего отряда отрешил меня от окружавшего нас мира и все мои мысли и вопросы ушли глубоко внутрь, – куда забросило меня! В каком направлении и насколько далеко мой дом? Где мой лучший друг и хранитель Артос и что с ним приключилось? Жив ли мой ворчливый и строгий старик?"

Мысли пчелиным роем кружили и неприятно щекотали мой разум. Где-то под ребрами снизу вдруг все накрыло леденящим вихрем от стрелой влетевшей в душу мысли, что я больше никогда не увижу родных краев. "Да и зачем? – что-то нашептывало мне, – вспомни покрытую кровью и телами набережную, все друзья твои остались там, а тебе просто повезло!"

Я зло мотнул головой отгоняя непрошеную гостью и сделал несколько глубоких вдохов освобождая грудь от внутреннего холода. Что бы меня больше не изводили подобные мысли, я попытался найти другую захватывающую тему для ума и первое, что пришло в голову, так это размышление на тему – кто же такие эти христиане и почему так важно быть таковым для этих людей? Я постарался сложить в голове мозаику из того, что я уже успел увидеть и услышать. В принципе ничего страшного пока не выходило, на практике это оказались очень дружелюбные и порядочные люди, но и не простаки какие-то – если что, то и топор со щитом в руки возьмут и отпор врагу дадут. А как же мое чтение про подставить другую щеку? О любви к врагам? А может их дела расходятся с их учением? Как же много еще непонятного, а главное и меня к христианам приписали! Может меня и правда отец окрестил в младенчестве, но Артос или кто-нибудь еще не успели мне про это рассказать? В любом случае надо этот вопрос изучить, что бы не попасть впросак, а то не так перекрещусь, невпопад помолюсь и неизвестно, что со мной сделают местные.

– Кажись скоро придем! – прогрохотал Кионд на ходу развернувшись вполоборота к нам.

Я встрепенулся и огляделся. Глубоко уйдя в размышлениях я совершенно не заметил, что на землю надвигались сумерки. Прямо перед глазами красный диск солнца уже почти на половину опустился за горизонт и свет потихоньку уступал место серой мгле.

– Смотрите внимательнее по сторонам, где-то рядом должна быть хижина, про которую говорил Хартмар, – обратился к нам Кионд на ходу вытягиваясь на цыпочках и выглядывая что-то впереди, – только далеко от дороги не разбредайтесь, тут можно и в болотину угодить, потом всю ночь грязь с одежды счищать будем.

Я чуть отошел от Кионда, что бы его широкие плечи не загораживали мне обзор и стал смотреть по сторонам ища хоть что-то напоминающее жилье. Иногда приходилось все же опускать голову глядя под ноги из-за попадавшихся кочек, об одну из которых я неосторожно споткнулся и едва не растянулся поперек дороги.

– Кажись есть что-то, – звонко проговорил Колмак и подойдя к Кионду ткнул пальцем куда-то в темноту.

Колмак остановился и, подав голову вперед, вгляделся в указанном направлении.

– И впрямь что-то есть, – тихо сказал он, – орлиный глаз у тебя!

– Скорее совиный, – устало проговорил подошедший Бадеро, – и очень надеюсь, что он нас не подвел.

Мы осторожно начали пробираться в ту сторону, куда показал Колмак и старались не сойти с дороги, которая в этом месте изгибалась крутыми петлями. На всякий случай я постукивал перед собой и по сторонам палкой, до жути боясь провалиться в вонючую трясину. Проплутав еще с четверть часа, мы вышли к небольшой хибаре стоявшей на низком холмике. Крутые досчатые ступени крыльца вели на широкую открытую террасу, покоившеюся на толстых сваях высотой с человеческий рост. Сам дом опирался всеми четырьмя углами на гигантский плоский валун наполовину вросший в землю. Стены дома были сделаны из хорошо подогнанных, но тонких, с мужское предплечье, бревнышек. И действительно – зачем изводить хорошие толстые бревна на жилье, которым пользовались лишь пастухи в летнюю пору?

Первым входной дверью скрипнул Кионд и зашел внутрь.

– Смотрите под ноги, – громко вынеслось наружу, – тут на полу хлам всякий валяется.

Бадеро со вздохом снял заплечный мешок и склонился над ним на террасе. Немного повозившись он извлек из него какую-то короткую палку. В ночи пару раз сверкнули красноватые искры, заставляя зажмуриться уже успевшие привыкнуть к темноте глаза, и палка превратилась в небольшой факел.

– Вот, – сказал Бадеро тихо, – приготовил на всякий случай еще в селе.

Мы с Колмаком раздвинулись и пропустили Бадеро с огнем вперед. Хижина действительно была жутко захламлена. Я подумал, что такое могли сделать и забежавшие сюда дикие звери, ведь дверь оказалась не запертой. Зато у выложенного большими булыжниками круглого очага возле дальней от входа стены, была аккуратно приготовлена стопка нарубленных дров и еще рядком стояло несколько чурбаков в два этажа и дожидались топора.

– Похоже сюда хотели вернуться, – проворчал Кионд, – какие же страсти творятся на этих болотах, что людей отсюда отвернуло?

Вскоре в очаге весело потрескивали сухие поленья, давая нам долгожданное тепло и свет. Колмак обыскал весь дом, но ничего, кроме мешочка с сухарями, полезного для нас не нашел. Бадеро привычно возился с нашими съестными припасами, окончательно присвоив себе что-то вроде звание мажордома. Кроватей в доме не было, но я, чтобы хоть чем-то заняться и не чувствовать себя лишним, соорудил своеобразный лежак для всех, так как даже подобия кровати в помещении не наблюдалось. Положил на пол несколько бревнышек подлиннее, а сверху, поперек них, аккуратно подогнав друг к другу бросил толстые доски, что приметил еще на террасе возле входной двери. Оглядев свое сооружение, я довольно отряхнул руки и подошел к очагу. Возле него уже были расставлены чурбаны, заменившие нам стулья, а на самом широком из них Бадеро уже выкладывал подогретое мясо и хлеб поверх чистой тряпицы в роли скатерти.

– Скоро придется хоть какую-то дичь пострелять, – сказал он с надеждой посмотрев на стоящий в углу лук Колмака, – запасов уже вполовину меньше стало.

– Если что попадется – обязательно подстрелю, – заверил Колмак и дождавшись когда все рассядутся, молча перекрестился, взял кусок мяса и стал неторопливо и с аппетитом его поглощать перемежая с хлебом.

Мы медленно насыщались, растягивая удовольствие от походного пайка, такого лакомого для мужчин, утомленных и уставших от больших пеших переходов. По очереди запивали еду прохладной водой из фляги удовлетворенно покряхтывая. Вдруг необъяснимо хорошо и спокойно стало мне в этом тесном кругу людей, возле теплого и неяркого огня в очаге.

Тело налилось сонной тяжестью, но я все же нашел сил напомнить Кионду о моих блужданиях в березовом лесу и его обещании рассказать о том мохнатом зеленом человечке. Кионд подтолкнул свой чурбак на котором сидел ближе к стене хижины и откинулся на нее спиной.

– Ауки чудной народец, – начал он повествовать растягивая слова, – сам я их не встречал ни разу, но от людей слышал, что любят они путников по лесу гонять разными своими хитростями. Развлекаются они таким образом и считают, что шутки эти – ну очень уж остроумные. Потом смотрят как реагирует на них человек после долгих блужданий – если злиться и пытается им навредить, угрожает или достал оружие, то бросают его в самой гуще леса, так что человек если и выбирается оттуда, то лишь через несколько дней, а то и вообще сгинет там навсегда.

– Но ведь меня он вывел к вам, – удивился я, – а, признаться, я очень на него разозлился.

Кионд закинул ладони за шею, помял мышцы, нагнул голову влево-вправо и ответил на мое восклицание:

– Видимо ты все как подобает сделал, так сказать, по достоинству оценил его шутку и не дал своему гневу выйти наружу. А судя по тому, что ты мне рассказал, я теперь уверен, что они как-то могут воздействовать на ход времени. Ты ведь говоришь, что бегал там часа два, а то и больше?

Я утвердительно кивнул головой.

– Вот, – продолжил Кионд, – а для нас тебя в действительности не было всего ничего. Представляешь наше удивление когда ты вроде только зашел в лес и уже тут же выходишь с охапкой хвороста, весь потрепанный и с круглыми глазами?

Еще раз ощутив ужас того, что я сейчас мог бы блуждать в темном лесу, один, на незнакомой земле, а может там и остался бы навсегда, схороненный под толстым слоем мха и веток, я молча сидел понурив голову.

– А откуда они взялись эти ауки? – спросил сидевший рядом со мной Колмак внимательно слушавший наш разговор, – они, я так понял, лишь похожи на людей, но людьми их назвать нельзя.

– Не думаю, что они Божьи создания, – устало проговорил Кионд, – но и откуда они точно взялись тоже сказать не могу. Может дьявол попытался что-то сотворить и получились эти лохматые существа. Может какой сильный колдун слуг себе хотел сделать. А еще я слышал, что обычные люди в поисках знаний доходили так далеко, что сами стали создавать разных чудовищ и эдаких чудиков. Ты, Дион, если встретишь его снова, то спроси обязательно откуда они взялись.

Я резко вскинул голову от неожиданного предложения, но увидев улыбающееся лицо Кионда, усмехнулся в ответ. Глубоко набрав воздуха грудь я собрал всю свою смелость и сказал Кионду:

– Я должен кое в чем признаться. Ты выслушаешь меня?

Лицо Кионда стало серьезным и участливым.

– Конечно говори, мы в одной команде и должны полностью доверять друг другу.

Я снова тяжко вздохнул и продолжил, стараясь подбирать верные слова.

– Мне не известно – христианин я или нет, крестил меня отец или не успел. Мой воспитатель Артос не успел мне многого рассказать о моей детской жизни, а отец покинул нас рано. Лишь однажды мне пришлось прочитать небольшой трактат, что дал мне Артос, и похоже он имеет к христианам непосредственное отношение.

– Что за трактат? – Кионд с интересом наклонился в мою сторону.

Я как можно точнее пересказал текст того свитка, что читал перед тем, как вся моя прежняя жизнь вылетела в трубу. Иногда я делал паузы вспоминая слова, понимая, что сейчас необходимо передать все подлинно и без ошибок. Когда я закончил, Кионд медленно вернул свое прежнее положение и коснувшись затылком бревен стены смотрел куда-то вверх к потолку. После затянувшейся паузы он с легким трепетом в голосе произнес:

– Да, такое могли написать лишь христиане. Когда поможем крестьянам Артерида, надо записать все, что ты сказал и отнести записи к знающим людям.

Небольшой червячок сомнения заполз мне в грудь и я даже вздрогнул. Кионд это заметил и сказал успокоительно:

– Не волнуйся! Там живут очень добрые люди, настоящие, подлинные христиане. А еще помимо глубокой веры, они обладают большими знаниями и сохраняют их. Так что они обязательно нам помогут. Но у меня к тебе есть еще один вопрос – что тебе такого приснилось в доме старосты и кого ты спасал во сне? Уж прости, я услышал как ты разговаривал спящий.

– Честно говоря я сам не понял этого сна, – развел я руками, – слышал когда-то, что есть сны вещие и есть сны которые сняться не просто так, но смысл этого сновидения я вообще не понял.

Бадеро приподнялся, подкинул в очаг еще пару поленьев и сел возле Колмака, после чего они оба уставились на меня.

– Сможешь рассказать то, что запомнилось? – настаивал Кионд.

Я кивнул головой, и восстановил тот сон в своей памяти во всех деталях и красках и лишь после этого поведал друзьям. Я рассказывал сон долго, скрупулезно описывая все мелочи. Это ночное видение, и помысел о том, что я должен кого-то спасти, кому-то помочь, шилом кололо мою грудь. Все мои товарищи наклонились ко мне и внимательно слушали, никто меня не перебивал и не задавал вопросов пока я не закончил. Повисла долгая пауза, все словно ушли в себя и переваривали услышанное.

– То огромное озеро в окружении изумрудных лесов – очень похоже на наши края, – первым заговорил Колмак. Его взгляд уткнулся на горевшие невысоким красным пламенем поленья в очаге.

– Ир-море? – спросил его Бадеро.

– Да, оно самое, – с наплывом нежности в голосе ответил ему Колмак не отводя глаз от огня, – сказочной красоты Ир-море, подарок от Бога нашему народу.

– А горы на севере – это значит страна пахатов, – промолвил Кионд, – ты сможешь это потом на пергаменте изобразить?

– Если хороший художник поможет, то смогу, – ответил я, – а что это за гора такая была, на которой я стоял и видел все вокруг?

– Нет такой, – нахмурившись ответил Кионд, – я эти земли много раз проходил и вдоль и поперек и твердо говорю – нет тут такой горы.

– Но ведь все остальное сходиться, вроде как, – сказал Колмак.

Кионд глубоко вздохнул и согласно кивнул.

– Только мы конечно не на острове, тебе Дион почудилось или тебе не все показали.

– Как так? – уязвлено спросил я, считая, что не мог ни в чем ошибиться, ведь это был мой сон.

– На севере, за горами, ты видел белую полосу?

– Да, мне она показалась льдом, а за ней вроде как море виднелось.

– Все верно, только та ледяная пустыня, вместе с горами и долинами перед ней, уходя на восток, соединяет эти земли с другой землей. Земли пахатов как раз находяться и тут и там. Люди там похожи на здешних, но есть много диковатых и малохоженных мест. Земля та гораздо ближе к большому материку и отделена от него лишь узкой полоской воды, во время прилива больше похожей на полноводную речку. А вот отсюда мы на материк можем попасть лишь переплыв широкий и часто бурный морской пролив строго на восток, минуя остров Правой руки, либо прямо на Юг, к странам бывшей империи.

Краем глаза я заметил как Бадеро едва уловимо вздрогнул и стал сосредоточенно ковыряться прутиком в углях. Могу поклясться, что он пытается скрыть от нас внезапно нахлынувшее волнение. Все с задумчивыми лицами молчали и смотрели как прутик в руках Бадеро поднимает искры в очаге. Каждый сейчас был занят своими внутренними переживаниями, мыслями и воспоминаниями.

– А ты, Дион, вот что сделай, – Кионд чуть наклонился ко мне и коротко поводя в воздухе указательным пальцем почти прошептал, – когда во сне повториться нечто подобное, читай молитву. Если видения от врага рода человеческого, то они пропадут, а коли молитва никак не повлияет, можешь верить глазам своим. Но всегда думай и рассуждай, рассуждай и думай. Иногда одних только душевных порывов мало, нужно здраво контролировать их собственным разумом.

Я понятливо кивнул головой, мол не в первой такое делать, и, немного успокоился от того, что дружеское отношение ни с Киондом, ни с кем либо еще из нашей компании не изменилось из-за моего рассказа. Вскоре я осмелился задать еще один вопрос, хоть и несколько путанно:

– Кионд, я услышал от тебя, что кого-то создал Бог, кого-то не он. Что еще создал Бог, какой он вообще тот Бог в которого веруют христиане?

Глаза Кионда сделались безо всякой строгости очень серьезными и глубокими, он погладил усы и ответил мне тихим торжественным голосом:

– Мы веруем, что един есть Бог, все сотворивший и совершивший, приведший все из ничего в бытие. Он все объемлет и при этом сам необъятен. И нет никакого для него словесного определения и не может он быть постигнут умом. А веруя в Него, мы стараемся отринуть от себя всякую неправду и беззаконие, пытаемся жить добродетельно и по правде в надежде, что будем жить с Богом. Вот что я могу тебе ответить на твой вопрос, а теперь давай отдыхать. Кто первым пойдет сторожить?

Вызвался Колмак, затем время дежурства отвели мне, а под самый рассвет после Бадеро сторожить должен был Кионд.

Колмак тихо скрипнул входной дверью и исчез в темноте. Остальные, и я в том числе, расположились на недавно сооруженном мной лежаке и завернулись каждый в свой плащ. Я же все не мог успокоится от недавно появившегося нового вопроса и ворочался с боку на бок.

– Чего не уймешься? – проворчал лежавший недалеко Кионд

– Последний вопрос! – взмолился я.

– Давай, но последний!

– Если он, – тут я неопределенно ткнул пальцем куда-то вверх, – создал все, то как мог кто-то другой создать иных существ, ты сам ведь предположил подобное про тех лохматых?

– Может он и не сам их сотворил непосредственно, но почему-то позволил или попустил сотворить другим, а значит вроде как и сам сотворил, но чьими-то руками. Разве без его воли на земле может хоть что-то появиться? Но это я так думаю, а как на самом деле, надо спросить у людей помудрее меня. У них же, кстати, и спросим про твой сон, а то может и правда надо кого-то спасать. Все, спать! За тобой, Дион, следующий караул. Отдыхай.

Он отвернулся на бок, плотно завернулся в плащ и моментально затих. Я старался не шевелиться, доски немилосердно скрипели при малейшем движении и я опасался потревожить сон своих спутников. Опять жужжащий рой мыслей и вопросов кружился внутри черепа не давая покоя ни разуму, ни душе, ни телу.

"Все таки чудаковатые эти люди, знают меня всего без году неделю, а так доверяют, словно мы дружим всю жизнь, спрашивают, советуются по важным вопросам. Вроде как всем заправляет Кионд, однако есть чувство равенства во всем нашем маленьком отряде. Интересные они эти люди – христиане! Обязательно узнаю о них побольше," – рассуждал я уставившись в чудной древесный рисунок грубого обработанного потолка. Всплыли в голове слова Артоса об отце и я попытался вспомнить свое детство, когда родитель мой был еще жив и при каждом удобном случае проводил время со мной и мамой. Я улыбнулся, захотелось подольше удержать памятные картинки тех далеких дней, но сон неумолимо закрыл мои веки и мне показалось, что не успел я толком провалиться в царство сновидения, как меня кто-то настойчиво и сильно подергал за ногу. Я отбрыкнулся и попытался перевалиться на другой бок, но меня дернули за ногу так сильно, что я подскочил и сел на лежаке. То был Колмак. Он знаками показывал, что наступила моя смена стоять на посту. Я нехотя поднялся, все еще не веря, что прошло уже полтора часа сна. Колмак вывел меня к левому крылу террасы и шепотом сказал:

– Когда Луна будет над верхушкой вон того дерева, – он показал пальцем на высокую отдельно стоящую березу, – можешь будить Бадеро, только аккуратнее, а то он еще и пяткой попытается огреть! Удачи.

Он легонько хлопнул меня по плечу ладонью и скрылся в хижине. Я широко зевнул, зябко завернулся в шерстяной плащ как гусеница в кокон и стал прохаживаться по широким поскрипывающим доскам террасы. Было не так уж и темно. Луна светила тремя четвертями своего круга, звезды густо разбросались по небосводу от горизонта до горизонта и перемигивались алмазными гранями. На земле стояла тишина и лишь редкие недавно проснувшиеся насекомые о чем-то тихо тренькали и пощелкивали в траве. Я стоял и дивился окружающим миром, тем спокойствием, что он щедро дарил мне в этот момент. Зазвучала неслышимая песня, которую человек мог воспринять лишь сердцем и душой, но никак не ухом. Ласковая песня вдруг превратилась в колыбельную, захотелось найти укромное местечко, присесть там и задремать как убаюканное матерью дитя. Но спать было нельзя. Я протер глаза, с силой растер щеки, потряс для верности головой, но помогало это слабо. Глаза сами собой смежались и открывать их приходилось с большим трудом. Вдруг до меня донеслось нечто похожее на журчание воды и раздавалось оно не так далеко от меня. Памятуя свое недавнее блуждание в лесу, я осторожно спустился по ступенькам крыльца и через каждые три шага оглядываясь на хижину тихонько пошел на звук. Пройдя таким образом шагов двадцать я остановился и попытался поточнее определить место источника. Звук стал чуть отчетливее и громче, мне показалось, что он буквально в паре шагов от меня. Еще раз оглянувшись на хижину и отметив, что довольно хорошо вижу ее между редко стоящими деревьями, я присел и стал руками ощупывать землю вокруг себя. Через пару шагов я коснулся пальцами холодной влаги. Это был ключ с обжигающе холодной водой. Я опустил в него ладонь и почувствовал силу напора бьющей из под земли воды. Вытащив из воды руку тут же провел ей по лицу. Влажный холод моментально вступил в битву с моим сном и я помогал прогнать его новыми порциями воды, которую зачерпывал сложенными ладонями и выплескивал себе на лицо. Я наклонился над источником и разогнав ладонью невидимые мной в темноте травинки и соринки с его поверхности прильнул к воде губами и стал мелкими глотками пить ледяную влагу. Побежденный сон ворча удалился, но пообещал обязательно и неожиданно вернуться.

Я поднялся и медленно побрел к хижине. Не дойдя до нее всего пяток шагов я уловил частое шуршание по траве, словно по ней кто-то пробежал ленивой рысцой, мягко ступая на землю. Сердце забилось часто. Горячая волна тревоги пробежала вдоль позвоночника. Я резко обернулся в сторону шума и замер. Вроде все оставалось спокойным для привыкших к темноте глаз. Луна подернулась легкими облачками и освещала землю тускловатым желтым светом. Я, как можно легче ступая по старым высохшим ступеням, поднялся на террасу, не переставая внимательно вглядываться в окружающие наше пристанище заросли. Вдруг я уловил в полусотне шагов со стороны ключа легкое движение тени, будто ветер слегка колыхнул кусты, хотя кожей явно ощущал, что воздух оставался неподвижен. Все снова замерло, но через пару мгновений тень не просто шелохнулась, но медленно двинулась к нашему убежищу. Я замотался в свой темный плащ и почти лег на пол террасы. Удивительно, но страха не было, а лишь одно любопытство и желание разглядеть нечто до сель не виданное мной. Серая тень замерла, раздался приглушенный вздох огромного существа. Неожиданно тень стала гораздо выше, словно существо до этого сильно сутулилось и сейчас приподнялось во весь рост и распрямило спину. Раздался негромкий гортанный рык, потом еще один, но чуть погромче. Я замер, мысленно превратившись в камень, и постарался не дышать. Сзади кто-то дотронулся до моих обмоток, я в ужасе дернул ногой и резко посмотрел назад и облегченно перевел дыхание, вытерев со лба быстро выступивший пот. Кионд тихо прополз по доскам террасы ко мне и замер, приложив палец к губам. Существо виднелось уже возле источника, оно шло медленно, переваливаясь с одной лапы на другую, широко раскачиваясь в плечах. Оно остановилось задрало морду кверху и с нотками тоски рыкнуло куда-то в ночное небо, и развела передние лапы, или, возможно, руки, в стороны. И тут я снова был поражен – у существа было две пары рук! Те что повыше – длинные настолько, что он, пожалуй, мог ими спокойно почесать под коленом ничуть не склоняясь, а вот те что пониже были раза в два короче и тоньше. Лунный свет на несколько мгновений стал ярче и я заметил еще одну интересную особенность – все тело и голова неведомого создания были покрыты шипами. Широкие, с пол-ладони, в основании и очень тонкие на кончике, словно круглые пирамидки с вогнутыми боками. И вот тут пришел страх, вымораживающий льдом все мои внутренности. Панически захотелось уползти, уткнувшись лицом прямо в землю, забиться в какую-нибудь нору и притвориться мертвым. Я не выдержал и, крупно дрожа всем телом, попытался двинуться ползком назад ко входу в избу. Кионд сильно схватил меня за плечо пальцами и прижал к полу так, что я остановился, но все же задел пяткой какую-то деревяшку и она глухо бумкнула падая. Существо замерло, опустило голову и в нашу сторону засветились два бордовых уголька. Я замер понимая, что он глазами выискивает именно нас.

– Ну все, Дион, молись, – прошептал Кионд и застыл совершенно без движения.

– Как? – прошептал я в ответ.

– Как умеешь, только молча и быстро, – прошипел Кионд.

Я попытался еще больше вжаться в пол, судорожно вспоминая те слова, что шептал мне Артос по пути к площади и которые я бесперебойно шептал, будучи в бессознательном состоянии, когда меня вытащил из воды Кионд.

Существо медленно приближалось к хижине. Красные угли его глаз, казалось, неотрывно смотрели только на нас, источая злобу и ненависть ко всему живому. Оно тяжело и со свистом выпускало воздух из своей огромной бочкообразной груди. Из его пасти с каждым выдохом выбивался наружу густой пар и взлетал высоко вверх. После каждого второго шага оно приостанавливалось и приподнимало все четыре руки, словно пытался ухватить ими кого-то огромного, размером с тех гигантских медведей, шкуры которых привозили наши удачливые охотники из восточной части Великого Хребта. Те шкуры, кстати, были так огромны, что одна из них могла покрыть пол в средней величины спальне какого-нибудь замка. Купить такую шкуру из-за ее редкости и дороговизны мог себе позволить лишь самые богатые владельцы поместий. А еще поговаривали, что из десяти охотников выходивших на такого медведя, целыми и невредимыми оставалось в лучшем случае половина.

Чудовище уже стояло от нас мене чем в полутора десятков шагов. Уже ощущалось его смрадное дыхание от которого хотелось прикрыться всеми тряпками в мире. Кионд медленно выдвинул и положил перед своей головой топор. Я чувствовал как он напружинился, готовый молниеносно подскочить и обрушить на это существо удар, может единственный и последний. Никаких сомнений о своей судьбе он явно не испытывал, была лишь одна твердая решимость защитить себя и своих друзей. Я заставил себя дышать ровнее и поискал глазами хоть какое-нибудь оружие, но кроме пары поленьев под рукой ничего не было.

"Ничего, – подумал я отгоняя страх и подменяя его боевой яростью, – может череп тебе и не проломлю, но пару шишек на башке ты от меня получишь, зверина!"

Над землей проплыл мелодичный переливчатый свист. Он был очень тих, и уловив его краем уха я подумал, что не послышалось ли мне. Чудовище встало как вкопанное и жалобно взвыло. Раздался еще один свист, чуть слышнее и гораздо настойчивее. Четверорукое существо еще раз взвыло подняв морду к небу и медленно развернулось к нам спиной. Сделав несколько шагов в ту сторону, откуда оно появилось, существо повернуло к нам голову размером с хороший котел и рыкнуло сильно и злобно. Красные глаза на мгновенье разгорелись, но услышав еще один посвист, существо окончательно отвернулось от нас, сразу сгорбилось, став ниже ростом, и свесив руки по бокам, медленно двинулось в чащу, издавая звуки, словно маленький ребенок жаловался сам себе под нос, что ему не дали вдоволь поразвлекаться с новыми игрушками.

Когда тень чудовища окончательно пропала и сгинули вдалеке чавкающие звуки его шагов, Кионд приподнялся и сел.

– Ну и ну, – тихо промолвил он, снял шапку и протерев ею лоб, – мне сорок два года, двадцать четыре из них я беспрерывно путешествую, я всякого навидался, встречались чудовища и пострашнее, и существа очень странные, но не с такой же частотой! Днем аука, ночью это чудище да еще и не одно похоже, а с хозяином, который может быть еще опаснее чем этот его ручной песик. Такое ощущение, что вся нечисть вышла посмотреть на тебя и познакомиться.

– Ты про меня? – с тревогой спросил я.

– Про тебя, Дион, про себя и про всех нас, – тихо и беззлобно сказал Кионд, – все таки мне кажется, что не зря ты появился именно здесь и именно в это время.

– Какое время?

Кионд вздохнул и сильно потер ладонями свое лицо.

– Видишь, войны начинаются, – ответил Кионд, – причем начинаются так, словно кто-то извне сталкивает государства. Жили-жили себе короли да лорды, торговали, пировали. Иногда, конечно, ссорились, не без этого! Но до большой драки редко дело доходило. Скорее всего это лишь начало чего-то большого, и это большое стремиться переделать весь мир который мы знаем. И не просто так переделать, потому что вдруг захотелось какому-нибудь разбалованному дитяти, а продуманно и с какой-то определенной целью.

– А раз весь мир да еще и с целью, то цель колоссальная, – предположил я вслед услышанному, – теперь будем весь мир спасать?

Я попытался пошутить, не смотря на то, что меня трясло как осину ветром, но Кионд ответил без капли иронии:

– Конечно будем, но сейчас разберемся с тем, во что уже ввязались. Это сравнительно небольшое дело как раз может оказаться началом спасения мира. И я уверен, что похожие мысли уже пришли в головы подобные нашим, так что где-то у нас наверняка есть союзники, мы просто с ними еще не познакомились.

Слегка ошарашенный этой тирадой, сказанной тихо и твердо, я сидел и смотрел на Кионда хлопая ресницами пытаясь угадать – шутит он или говорит всерьез.

– А что ты хотел? – спросил он оборачиваясь ко мне, – что бы этим кто-то другой занимался, а не ты или я? А может пусть этим вообще никто не занимается и мир катиться в адскую пропасть?

Я посмотрел вверх и увидел, что мои часы на посту закончились и я сказал об этом Кионду. Он махнул рукой и сказал, что бы я разбудил Бадеро, а сам ложился отдыхать, мол и выспаться надо и путь завтра трудный предстоит по болоту.

– А ты? – участливо спросил я, – до твоего караула еще долго.

– Я пока тут побуду на всякий случай. Да и Бадеро кто-то должен рассказать о том, что вокруг твориться, а то явиться еще какая тварь поглядеть на нас.

Я бесшумно зашел в хибару и потряс Бадеро за ногу и на всякий случай немного отошел назад. Он подскочил как пружина и уставился на меня. Волосы взъерошены, глаза полубезумные, грудь ходит ходуном. Он вопросительно взглянул на меня и слегка отойдя от сна обреченно кивнул головой. Медленно раскачиваясь, Бадеро поднялся на ноги, поднял лежавший у ног топор и побрел нахохлившись к двери.

"Ничего, – подумал я с легким злорадством, – сейчас Кионд тебя взбодрит как следует". Я прошел к лежаку и растянулся на жестких досках. Я попытался расслабиться и успокоить дыхание, что бы заснуть, но меня трясло еще сильнее чем недавно на террасе дома. Стоило мне только закрыть глаза, как два бордовых угля появлялись из темноты и, раскачиваясь из стороны в сторону, приближались ко мне. В конце концов, утомленный прошедшими событиями и собственными страхами, я провалился в яму сна.

Утром меня растолкал Бадеро. Растолкал не так бесцеремонно как делал обычно Кионд, но достаточно вежливо. Хотя мог и по-другому, он ведь был старше меня лет на пятнадцать как минимум, а то и на все двадцать, но повел себя сейчас так, как будто я был либо старше его по возрасту, либо по званию. В хибару залетали веселые утренние песенки птиц, в подтверждение, что ночь окончилась и бояться пока больше нечего.

Протерев глаза я отхлебнул воды из фляги, весьма кстати оказавшейся под рукой и вышел на воздух. На крыльце находилась все из нашей маленькой компании и озабочено оглядывали местность вокруг хибары. Колмак привычно держал наготове лук с вложенной стрелой, остальные напряженно сложили ладони на бойки своих топоров засунутых за пояса.

– Дион, где ты его увидел впервые? – спросил не оборачиваясь Колмак.

Я вышел вперед к краю террасы и указал рукой.

– У тех кустов в сторону источника.

– Какого источника? – удивленно спросил Колмак и привстав на цыпочки стал шарить вокруг глазами.

– Вон там, близко от нас, – снова показал я рукой, – я услышал ночью журчание и пошел на звук. Нашел источник. Водичка холодная, вкусная, то что надо что бы взбодриться и не заснуть на посту.

– Один пошел? По темноте? – Колмак поцокал языком, – смело!

– И глупо, – проворчал Кионд и, спустившись по лестнице на покрытую мягким желтовато-зеленым мхом землю, пошел в направлении куда я указал.

Мы гурьбой последовали за ним, на всякий случай внимательно смотря по сторонам. Дойдя до мерно журчащего ключа, Кионд начал внимательно смотреть на землю, иногда низко склоняясь лицом к невысокой траве. Так он кружил вокруг источника еще минут пять. Выпрямился и пошел в сторону густых зарослей кустов, откуда ночью вынырнуло существо. Там он тоже провел некоторое время и вернулся с озадаченным лицом.

– Если бы мои глаза сами всего этого не видели, то ни за что бы не поверил, что здесь было то громадное чудовище! Никаких следов!

Он присел возле источника и опустил туда руку. Зачерпнув немного, он поднес воду к лицу и принюхался к ней, потом опасливо лизнул и наконец сделал глоток. Восхищенно охнул, наклонился над водой не торопясь и с нескрываемым удовольствием стал утолять жажду. Его примеру по очереди последовали остальные. Наконец, оторвавшись от источника, все встали и на лицах моих товарищей вновь проявилась явственная озабоченность, хотя уже и несколько сглаженное вкусной водой.

– Пойду-ка и я гляну окрест, – заявил Колмак и начал поиски следов вокруг источника и каким-то зигзагом передвигаться в сторону, где до этого был Кионд. Он то замирал неподвижно, то вдруг делал несколько быстрых широких шагов. Он смотрел то вниз на землю, то куда-то по сторонам, то вообще вверх. Через утомительно долгое время он все же вернулся и показал нам маленький клочок черной шерсти очень жесткой и толстой.

– Все таки был тут зверь, – заявил он торжественно-тревожно, – там еще пара следов от когтей на земле, едва заметных, как будто земля вообще пыталась скрыть его присутствие. Между когтями расстояние примерно в пол-ладони, так что зверь действительно невероятно крупный.

Кионд удовлетворительно крякнул, качнул головой и предложил собираться и продолжить путь, но со всеми предосторожностями и с оружием на изготовку. Только мы двинулись в сторону хибары собирать свою нехитрую поклажу, как у меня под ногой тонко зазвенело и я с тихим воплем рухнул на землю.

Все подбежали ко мне и охнули удивленно – позади моей вытянутой ноги виднелась натянутая тонкая, блестящая веревочка об которую я так удачно споткнулся. Кряхтя и потирая ушибленное колено я пощупал эту веревку и она оказалась жилой тетивы блиставшей стальным светом. Я стал раскапывать руками вокруг нее мягкую чуть влажную землю, подошли Колмак и Бадеро и усевшись на корточки по бокам от меня помогли с этими раскопками. Благодаря нашей дружной работе, подгоняемой любопытством, вскоре на солнечный свет появился лук. Длинной он был примерно от кончиков пальцев моей вытянутой руки до противоположного плеча, с небольшим утолщением по центру от которого пологими дугами отходили гнутые плечи. Лук на вид был явно не простой и сделанным не из одного куска дерева. Я повертел его в руках и вернулся обратно к источнику и стал отмывать найденное оружие от налипшей земли и глины. Лук был составлен из нескольких частей невидимо для моего глаза соединенных или склеенных. Середина и внутренняя, обращенная к стрелку часть по всей длине, были сделаны из сероватого дерева с тонкими золотистыми прожилками, внешняя же часть, обращенная в сторону противника была черного дерева, матово впитывая лучи солнца.

– Вот это да! – восхищенно воскликнул стоявший сзади меня Колмак, – какая работа!

– А ведь мы все проходили тут и даже не один раз, – проворчал недоверчивый Кионд, – а споткнулся и нашел его – Дион.

– Повезло, – тихо заступился за меня Бадеро, – просто повезло.

– А может и не просто так повезло, а он его сам выбрал, – восторга в голосе Колмака не убавлялось. Он уже перехватил лук у меня и крутя в руках рассматривал его горящими глазами знатока подобных вещей.

– Кто кого выбрал? – непонимающе спросил Кионд.

– Вот этот самый лук – нашего Диона, конечно! – Колмак торжественно вернул мне оружие и спросил, – ты хорошо владеешь луком? Из каких уже стрелял?

– Из обычных охотничьих как у тебя сейчас, да пару раз из длинных боевых, – ответил я, – стрелять конечно умею, но весьма посредственно. Я больше на мечах.

Я уловил как переглянулись мои товарищи и как Бадеро кинул взгляд в котором явно читалось "ну я же вам говорил".

– Разболтались мы чего-то! – повысил Кионд голос и быстро направился к хижине. Мы пошли за ним и, едва занеся ногу чтобы сделать шаг, я заметил в том месте, где отрыл лук, пару блеснувших металлом деталей, больше напоминавших очень маленькие изогнутые рычажки причудливой формы. Одна деталь, та, что побольше, изгибалась витой крутой спиралью, другая была раза в два меньше с шаровидным утолщением посередине. Быстро подняв их и запихнув за пазуху, я трусцой догнал своих товарищей уже у самой хижины.

Глава 7

Мы двинулись в путь забыв о завтраке, стараясь быстрее покинуть это место опасаясь новых неприятных сюрпризов. Шли как обычно молча и сосредоточенно. Лук я заранее привязал к заплечному мешку, но руки так и зудели взять его и покрутить, натянуть тетиву, услышать ее пронзительный звон. А еще мой живот натирала та пара непонятных мне деталей – очень хотелось достать их и разобраться, зачем они и для чего. Все же дорога отогнала лишние мысли и я, быстро и уже привычно приноровившись к темпу нашего отряда, споро шагал в след размашисто двигавшемуся впереди меня Кионду. Дорога стала размером с широкую тропу, по которой пастухи гоняли стада от одного пастбища к другому. Эти просторные луга, что уже начали покрываться невысокой свежей зеленой травой перемежались с густыми лесными зарослями невысоких осин разбеленных редкими стволами берез. Опять шли долго, солнце давно пролетело над нашими макушками, когда Кионд прохрипел команду к привалу, показав рукой на небольшую полянку с тенистым кустарником. Сойдя с тропинки мы, тяжело дыша, шлепнулись на сухую землю не снимая своей поклажи. Лишь через некоторое время, отдышавшись, мы начали шевелиться и доставать из мешков съестное, решив не разжигать огонь и ограничиться хлебом и остатками сыра.

– А где болото? – спросил я, – вроде лес как лес кругом, а болото – это ведь тина да трясина.

– Пройдем чуть дальше и оно к дороге ближе подойдет, увидишь, – устало ответил Кионд, – нам нужно поспешать и дойти до небольшого островка впереди, там и заночуем. А к полудню следующего дня должны выйти к торговому тракту – вот там повеселее будет. Если конечно еще чего не случится чудного.

Дав нам еще немного посидеть вытянув ноги, Кионд безжалостно скомандовал подъем и мы пошатываясь двинулись дальше по широкой тропе. Через некоторое время мы снова взяли размеренный и быстрый шаг, дыхание само собой подстроилось под ритм движения и даже стало несколько легче переставлять ноги. Кионд не обманул – вскоре деревья сильно поредели и к тропе и справа и слева стали подступать мшистые равнины с редкими кочками на которых сиротливо ютились хилые деревца. Воздух стал сырой и насытился неприятными для носа запахами, приносимых к нам слабым ветерком.

Неожиданно мимо меня бодрой рысцой пробежал Колмак, приблизился к шедшему впереди Кионду и что-то тихо прошептал ему на ухо, показывая при этом по сторонам кончиком лука. Кионд кивнул ему и повелел всем прибавить шагу. Я стал крутить головой по сторонам, что бы понять, чего там мог заприметить Колмак, но ничего выдающегося не увидел, кроме все того же мшистого пейзажа, с одинокими сутулыми деревьями. Один раз мне показалось, что сбоку от меня быстро промелькнуло что-то темное и блестящее, но решил, что это просто с ресницы скатилась капелька пота. Из-за ускорившегося темпа нашего марша, усталость подобралась к ногам и спине гораздо быстрее чем я рассчитывал. Мой взгляд снова припал к земле и я уже ничего не видел кроме когда-то хорошо натоптанной тропинки, теперь зараставшей травянистыми кочками, так и норовивших сбить меня размеренный шаг.

Уже всерьез сдерживаясь, чтобы немедленно во весь голос не взмолится об остановке, терпя из последних сил, я услышал отрывистые хриплые слова Колмака:

– Еще немного терпения и мы будем на месте!

Немного потерпеть еще было можно, включились какие-то скрытые до этого момента силы. Я в очередной раз непередаваемо радовался, что наконец-то виден финиш нашего сегодняшнего перехода, до этого он был бесконечно далек в моем сознании и казался чем-то совершенно недосягаемым. Дорога, слева от обочины, предоставила нам для отдыха круглую полянку тридцати шагов в диаметре, прикрытую по окружности от болота густыми кустами.

Я упал навзничь лицом в мягкую мшистую землю и долго не мог отдышаться, в ушах стоял надсадный гул, а под череп заползала темень, намереваясь вытеснить из меня остатки сознания. Меня никто не трогал, вряд ли у кого-то были силы и желание для лишних движений, и через бесконечно долгое время я наконец смог сесть и с большим усилием стащить с плеч лямки мешка. Еще через пяток минут я смог подняться и уже по привычке пойти искать хворост и дрова, которых к счастью было много по обочинам дороги. Бадеро уже поджог небольшие сухие веточки и подхватил из моих рук те, что я принес.

– Пока хватит, отдохни, – сказал он мне и занялся приготовлением ужина, – эх, и чего мы в том селе ихний бодрящий напиток не прихватили. Как бы он сейчас пригодился!

– Я просил, – ответил Кионд ковыряясь в своем мешке, – но, как оказалось, что он храниться лишь в прохладном месте и то недолго, иначе теряет все свои свойства. Мы бы сейчас пили просто горькую воду и никакого толка от нее не случилось бы.

Он выудил из мешка моток тонкой бечевки и кинуть его прямо Колмаку в руки. Тот в свою очередь скрылся в кустах, ветки которых стали по очереди покачиваться и изгибаться. Чего он там делал я не понял, а спросить не у кого – все заняты делом, да и сил совершенно не было на ненужные расспросы.

– Едим и спать, – сурово сказал Кионд, – дежурить сегодня будем парами. Начнем я и Бадеро, затем Дион и Колмак. И будьте внимательны, приготовьте оружие. Так, на всякий случай.

Вскоре я уже опустил голову на изрядно похудевший мешок и завернувшись в плащ, провалился в глубокий сон. И только перед моими глазами заиграли сказочные картины, как меня разбудил истошный вопль Бадеро.

– Вот они! Подъем! Кионд, справа от тебя бежит! – услышал я его крики и быстро скинув плащ, схватил заранее приготовленные, по совету Кионда, посох и нож, который сразу сунул сзади за пояс только вскочив на ноги. Колмак уже был на ногах и целился куда-то в темноту из своего лука. Я повернулся и увидел как на Кионда пыталась напрыгнуть лохматая животина – то ли волкодав-переросток, то ли невиданно огромный волк. Кионд держал наготове топор, но не махал им напрасно, а хладнокровно выжидал момент для удара. Животное прыгнуло резко и неожиданно – глаза едва уловили растянувшееся в воздухе черное пятно. Но все же Кионд успел широким быстрым взмахом снизу-вверх всадить широкое лезвие топора под нижнюю челюсть и тут же саданул ногой по брюху животного. Визжа и плаксиво подвывая, оно веретеном закрутилось на земле и Кионд без всякой жалости добил его еще одним размашистым ударом топора сверху по широкой холке. Воин-гигант, покончив с одним животным, тут же принял оборонительную стойку отведя топор за плечо, выжидая очередного противника. А ждать было кого. Из-за кустов со стороны болота раздался леденящий вой, от которого душе срочно вздумалось покинуть это, неожиданно ставшим чрезвычайно хрупким, человеческое тело, пока оно не превратилось в ледяную глыбу и не разлетелось мелкими осколками. Захотелось упасть на землю и зажав голову руками огородиться от этих звуков.

– Черные волки, порождение нечисти! – крикнул Кионд, который осторожно успел подобраться к поверженной зверюге и рассмотреть его, – встаньте ближе друг к другу! Колмак, следи за кустами!

Я собрал свое мужество по уже расползавшимся в разные стороны кусочкам и держал посох на изготовке. В кустах мелькнула тень и на нас выскочил один из этих черных волков, он рванул в сторону Бадеро, что стоял слева от меня, но волка словно кто-то схватил за задние лапы и не пускал к нам, он рыча наклонил голову вниз, пытаясь освободиться и тут в него одна за другой вонзились две стрелы. Взвыв, волк уткнулся мордой в землю и затих, разок взвизгнув как малый щенок. Вот зачем Колмак возился в кустах с веревками – сделал путанки для незваных гостей! Колмак успел попасть еще в двух зверюг, когда на меня прыгнул крупный, с широкой грудью и высоко поднятыми мощными передними лапами волк. Он обнажил острые бело-лунные зубы и явно целился мне в горло клыками, размером с небольшие ножи. Единственное, что я успел – это поднять палку вверх так, что бы она застряла между его челюстей. Волк в прыжке ударил меня так сильно, что я не устоял на ногах и опрокинулся на спину, удерживая волчью пасть в нескольких дюймах от своего лица. Понимая, что в таком положении долго не выдержу, я обхватил его туловище ногами, сжал как можно крепче и перевернул его, вложив в рывок все силы, очутившись поверх мокрого лохматого чудовища. До сильнейшей боли напрягая все мышцы и вжав между волчьими челюстями посох одной рукой, я нащупал и как можно быстрее вытащил нож из-за спины и вонзил его в густую шерсть. Волк, не желая погибать, яростно бил меня лапами, но вскоре, после пятого или даже шестого моего удара ножом, он стал сопротивляться слабее и я, хорошенько прицелившись, ударил его пару раз в шею. Волк резко запрокинул морду назад и забился в агонии, но это уже было не так опасно для меня. Я, избитый и истерзанный волчьими лапами, поднялся на подгибающиеся в коленях ноги, и увидел как ловко отмахиваются топорами от наседавших волков Бадеро и Кионд. Они крутились юлой, не подпуская зверей к молниеносно стрелявшему из лука во все стороны Колмаку. Вся поляна наполнилась тушами диких зверей и резким запахом крови. Этот сильный терпкий запах сквозь ноздри ударил мне в голову и в приступе нахлынувшей волны ярости я бросился с криком в гущу боя держа в левой руке посох на подобии копья, а в правой крепко зажав нож. Один из волков, пытавшийся обойти Кионда сбоку обернул на меня морду и рыча раскрыл пасть. Не дожидаясь его прыжка, я резко воткнул между волчьих клыков прямо в глотку торец посоха, прыгнул и загнал нож по самую рукоятку волку под нижнюю челюсть. Я замечал все четко, до мельчайших подробностей, отмечал каждое движение моих друзей и нападавших на нас волков, не было мельтешения хаоса боя, но все виделось предельно ясно и понятно.

– Вперед! – крикнул я в неистовом порыве, – добьем гадин!

И я снова прыгнул вперед. Невероятным образом развернувшись в воздухе, я оседлал первого попавшегося волка, схватил его под нижнюю челюсть и рванул морду кверху. Голова волка неожиданно легко задралась и мой нож рассек волчье горло. Волк завалился и его челюсти клацнули прямо у моих глаз. Я взмахнул рукой – нож вошел уже в грудь, покрытую густой темной шерстью и было слышно как оттуда со свистом вырвался воздух. Отбросив издыхавшую тварь я незамедлительно кинулся вперед. Еще один волк бросился на меня, но сделал он это как-то неуверенно и медленнее чем его уже погибшие собратья. Я просто отклонился в сторону и всадил лезвие ножа снизу в брюхо и сразу стукнул кулаком наотмашь по скалящейся морде. Волк отлетел далеко в сторону и так остался лежать недвижимым. Я присел на одно колено и искал взглядом следующую бестию, порываясь сигануть за кусты прямо в болото, но прерывистый от тяжелого дыхания голос Кионда остановил меня:

– Двое ушли подраненными, остальные сдохли.

Я дрожа опустился на землю, воткнул нож перед собой в землю и меня позорным образом стошнило. Меня рвало и выворачивало также яростно, как я только что дрался с дикими зверями.

– Ничего, парень, – легонько погладил меня по затылку Кионд успокаивая, – так бывает! Особенно когда еще не привык. Ничего, скоро станешь сильнее.

Меня еще долго выворачивало, все тело сильно тряслось в ознобе и как ни старался, я не мог остановить эту трясучку. Бадеро участливо отер мне лицо какой-то тряпкой и поднес к моим губам флягу с водой. После нескольких глотков холодной воды стало гораздо легче. Я еще немного плеснул ни лицо и поднялся на подрагивающих ногах. Отер нож о лежащую рядом тушу и засунул обратно за пояс. Колмак, перебегая от одного к другому, рассматривал раскиданных по все поляне погибших волков и сказал обращаясь ко всем нам сразу:

– Какие редкие экземпляры! Не думал, что увижу их здесь да еще в таком количестве. Шкуры эти очень ценятся! Может я сниму их?

– До рассвета если справишься, то давай, – ответил Кионд, – а пока расчистим поляну и свалим туши в одну кучу.

Колмак не теряя времени схватил ближайшего к себе волка и потащил к краю кустов, вернулся к своему мешку и вынул из него нож с искривленным в сторону заточки лезвием на простой деревянной рукояти. Я не решился понаблюдать как он снимает с туш шкуры, а лишь помог остальным перетаскать мертвых волков.

До утра никто не сомкнул глаз, напряженно вглядываясь в ночную темноту. Колмак как заведенный методично и ловко освобождал туши волков от шкур и скидывал освежеванные останки подальше в болото, откуда вскоре раздалось устрашающее чавканье – какой-то болотный житель нашел для себя обильный поздний ужин. Сами шкуры Колмак раскладывал на траве и растягивал их при помощи только что наструганных кольев, не обращая внимания на звуки с болота. Наконец на востоке заалело, со стороны болота раздалось что-то вроде громкого полукваканья-полурычания, которое все восприняли за спасибо от невидимой болотной твари, и мы стали быстро собираться. Колмак, несмотря на слабые протесты, распределил полтора десятка шкур между всеми нами, плотно связав каждую охапку бечевой.

– Да уж! Ну и видок! – воскликнул Кионд оглядев нас, – перед выходом на тракт надо будет найти озерко какое или речушку, что бы сполоснуться, а то сами как головорезы выглядим.

Мы все были вымазаны в грязи вперемешку с кровью, и к счастью не нашей. Наш отряд в очередной раз обошелся только ушибами, кровоподтеками да неглубокими ссадинами.

– А Дион то наш каков, – ухмыльнулся Кионд, – Вперед!!! Добьем!!!

Он проорал мои возгласы и попытался изобразить это в карикатурной форме. Все дружно расхохотались и я хохотал со всеми, ничуть не обижаясь. Напряжение спадало. Я понимал, что еще одно опасное приключение осталось позади и все были живы и почти здоровы. Глубоко внутри, видимо где-то в районе души, стало легче и меня окончательно перестало потряхивать.

– А что, может он действительно когда-нибудь нас в бой поведет в первых рядах своей армии, – улыбнулся Колмак, – может он еще королем станет, или ярлом например.

– Пошли, армия, – ухмыльнувшись сказал Кионд, – а то сейчас и вправду забудете про все и начнете себе королевство завоевывать прямо с этого места.

– Не, – всерьез возразил Колмак, и встряхнул сумку поудобнее устраивая ее на плечах, – Болотное королевство – это как-то не звучит, впрочем как и Тери-Дион I Болотный. Пошли отсюда поскорее!

И снова замелькала под ногами тропа. На этот раз, по понятным причинам, шли медленнее чем вчера. К полудню болото ушло в стороны и нас снова накрыла тень от осин и берез. Вскоре дорога вышла к узким деревянным мосткам, перекинутым через небольшую мелкую речушку, шириной шагов в семь-восемь. Покидав с плеч сумки мы разделись по пояс, закатали штаны и с удовольствием стали споласкиваться, оттирая присохшую к коже и одежде грязь и кровь. Вдоволь наплескавшись и водрузив мокрую одежду, растянутую на срезанных с осин ветках, возле быстро разгоревшегося костра, мы быстро перекусили хлебом и холодным мясом.

– Эх, так ничего из дичи и не настрелял! – сокрушался Колмак.

– Ничего, еще представиться возможность, – успокоил его Бадеро, – дорога наша еще далеко впереди вьется.

– Скоро на торговый тракт выйдем, а вдоль него много всяких трактиров да гостевых дворов. Пройдем сколько сил хватит и расположимся на ночлег как люди – под крышей, – вставил свое слово Кионд, – так что давайте не рассиживаться! Понежимся в кроватях чуть позже.

Надев непросохшую одежду и заплечные мешки, мы простучали ногами по ветхим доскам мостков и двинулись по немного расширившейся тропе. Через пару часов пути деревья расступились и мы оказались на обочине дороги выложенной светло-серыми плоскими камнями, практически одинаковыми по размеру и форме. Дорога была так широка, что по ней спокойно могли разъехаться с пяток больших повозок и не задеть друг друга.

– Этой дороге почитай веков пять, если не больше, – с торжеством в голосе произнес Кионд, – ее, как и другие похожие дороги, построила еще та, старая, империя, что была здесь до переселения народов Запада.

– И они прогнали имперцев? – с удивлением спросил я.

– Нет, что ты, империя почему-то ушла сама, а на ее место пришли местные дикие племена, что пробрались сюда через северные ледяные пустыни, а уж потом приплыли народы запада несколькими большими волнами переселенцев. На больших и малых лодках пересекли они океан и остались здесь, – воодушевленно рассказывал Кионд, но, спохватившись, прервался и проворчал в нашу сторону, – опять разболтались, а время гонит.

На тракте действительно было интересно: мы проходили мимо сел с гостевыми дворами и видневшимися за ними пашнями или просто отдельно стоящие большие трактиры, часто попадались крестьянские телеги и купеческие повозки, по большей части идущие одним караваном под охраной разномастных воинов. Кионд и Бадеро на ходу рассказывали мне откуда могли прибыть сюда встречные купцы. Королевств на здешних землях оказалось очень много. Некоторые были довольно большие, некоторые совершенно крохотные и состояли буквально из одного городка или просто крепости и нескольких деревень. Но у каждого королевства был свой независимый правитель и своя армия, всегда готовая отхватить кусок земли у соседей, лишь бы дали повод и силенок хватило. А еще, как я понял, здесь жили не одни лишь христиане, но и множество язычников, молящихся своим богам, а еще какие-то еретики и вероотступники, причем, как мне показалось, после таких слов нужно было непременно плюнуть на землю.

– К сожалению нет у нас тут ни одного государства, положившего бы в основу веру истинную, веру христианскую, – горестно сокрушался Кионд широко шагая, – христианского короля может запросто сменить языческий наследник. И хорошо если такой не начнет храмы наши сносить и не берет на себя подобный грех. А то ведь придет дикарь какой к власти и всех крещенных выселять да убивать начинает.

– Это ты про Линдей сейчас вспомнил, – прервал его Бадеро.

– И про него тоже, – ответил вздыхая Кионд, – он сейчас конечно чаще всего на слуху.

– Года два назад в одну ночь там вырезали почти все христианские семьи. Очень немногим удалось спастись, да и те потеряли все свое имущество, – шепотом пояснил слегка склонившись ко мне Колмак.

– Кионд, а ты подданный какого королевства? – поинтересовался я.

– Никакого, – ответил с хитрой усмешкой Кионд, – я никому присягу не давал и земельного надела у меня нет. Хотя мне подарили маленький домик недалеко от Кенбурга – это город далеко на юг отсюда. Когда-нибудь я тебе его обязательно покажу, если Бог даст.

Солнце стало быстро опускаться за верхушки деревьев. Кионд предложил остановиться в первом же попавшемся на пути трактире и тут же за ближайшем поворотом мы вышли на забор высотой в полтора человеческого роста из плотно подогнанных досок. Войдя через приоткрытую калитку во двор трактира мы оказались на просторном дворе с различными постройками, конюшней и овином. Чуть в стороне стоял колодец с деревянным воротом под нешироким навесом. По центру же высилось широкое двухэтажное здание, сложенное из добротных ровных бревен. Не успели мы толком оглядеться, как на широкое крыльцо торопливо вышел дородный невысокий мужчина в теплой меховой безрукавке поверх синей рубахи, простой с виду, но сшитой явно по фигуре.

– Чего желаете гости дорогие? – спросил он хрипловатым голосом.

– Того же, что и все уставшие путники – поесть и переночевать, – ответил Кионд стараясь смягчить свой привычный грубоватый тон.

– Если денег нет, то хлеб, молоко и сарай с сеном, – ответил нам мужчина, оглядев нас не сходя с крыльца.

– Деньги есть, – ответил Кионд, – так что мясо, вино и хорошие постели, добрый хозяин.

– Есть даже кое-что получше денег, – заявил Колмак и, отвязав волчьи шкуры от своего мешка, подошел с ними к человеку и показал недавно приобретенные нами в бою диковинки.

Тот сразу пришел в движение, что-то крикнул в избу и, широко распахнув дверь, широкими жестами рук и с частыми поклонами пригласил нас внутрь таверны. Там нас встретил большой зал с прямоугольными столами на шесть человек каждый и с широкими лавками с невысокими спинками для удобного восседания. В дальнем конце зала стояла каменная печь, открытый очаг и прилавок, над которым на блестящих металлических крючьях висели большие копченые окорока. На нескольких широких полках позади прилавка лежали друг на друге круги желтоватого сыра, а в корзинах, накрытых белыми полотенцами, рыжели свежие хлебные караваи. И вокруг этого великолепия суетились несколько девиц в простых платьях и пара мальчишек, все время что-то куда-то деловито перетаскивавших.

– Я – Аминос, хозяин этого трактира. Может желаете сначала в комнатах расположиться? – ласково спросил он, – есть комнаты для двоих и для четверых.

– Пожалуй стоит сбросить мешки да ополоснуться, – сказал Кионд, – Дион ты как думаешь?

– Думаю, ты правильно сказал, Кионд, – ответил я спокойным голосом, уже перестав удивляться регулярному обращению за моим мнению.

– Тогда прошу за мной, – махнул рукой Аминос и повел нас в дальний угол зала к массивной двери и легко толкнув ее ладонью прошел вперед.

Мы поднялись по крутой скрипящей лестнице без перил на второй этаж и вышли в зал сплошь покрытый набитыми соломой тюфяками.

– В сезон у нас все места заняты, тракт многолюден и постояльцы рады хоть какому удобству.

Хозяин трактира прошел дальше к перегородке с пятью дверями и ткнув пальцем в находящуюся по центру сказал:

– Вот ваши хоромы, располагайтесь, а я пока распоряжусь накрыть стол.

Слегка поклонившись он быстро и громко спустился по лестнице, а мы прошли в неожиданно просторную комнату с четырьмя добротными кроватями, стоявшими в ряд, а изголовьями к боковой стене.

– Хорошие матрасы, – сказал первый подошедший к ближайшей кровати Бадеро, – и одеяла стеганные.

– Да, – протянул Колмак, – королевский будет отдых, жаль только на одну ночь.

Все дружно скинули мешки возле кроватей. Мне досталась крайняя слева возле окна, Кионд по привычке расположился ближе к двери. В углу стояла большая деревянная кадка и три глиняных кувшина с водой. Мы быстро смыли пыль с лиц и рук поливая друг другу воду в ладошки и без промедления спустились в обеденную залу.

Один из столов был уже заставлен широкими тарелками. Посередине надраенной до блеска столешницы стоял искусно изваянный кувшин, видимо с вином, и еще один, попроще вылепленный, с водой. Над столом для нас зажгли масляный светильник о трех фитилях так что еда мимо рта не пройдет. Для начала нам подали темный мясной бульон с плавающими в нем кореньями и большую миску с сухарями, нарезанными мелкими кубиками. Кионд показал пример и насыпал пригоршню сухариков в свою миску с бульоном, слегка помешал их деревянной ложкой и стал хлебать с аппетитом и громко похрустывая сухарями. Мы последовали за ним и постарались не отставать в поглощении жирного горячего бульона. Сухари оказались засушены не просто так, но с добавлением каких-то специй. Ожидая от такого бульона привычного мне пресного вкуса, я был приятно удивлен его умеренной остротой и вкусовым букетом. Бульон быстро пропал в наших желудках ничуть не умерив аппетита, а лишь раздразнив его еще больше. И тут нам поставили основные блюда. Тут была большая тарелка с некрупными речными рыбешками, похожими на карасей, зажаренные в масле на сковороде и предварительно обваленные в муке, большое овальное блюдо с крупной рыбиной блеснувшей белым мясом на уже порезанных поперек тушки кусках. И наконец поставили огромное блюдо с большими кусками дымящегося мяса, только что снятого с вертела, но до этого хорошо проваренного в котле и от того нежного и распадающегося прямо в пальцах, покрывая их сочным прозрачным жирком. К нему еще приставили миску густого соуса светло-коричневого цвета и пшеничные булочки размером с кулак. Есть старались размеренно, но уже через пару мгновений мы забыли о всякой горделивости и с удовольствием набивали изголодавшееся чрево, смачно чавкая и проглатывая крупные куски почти не работая челюстями. Наконец мы отвалились от стола назад и распустили пояса, давая округлившимся животам простор. Кионд плеснул нам в кружки рубиновое вино и щедро разбавил его водой.

– Не ради пьянства пьем, но ради восстановления сил и для здоровья, – промолвил он и прильнул к кружке.

Тоже самое сделали и мы. Пили жадно, поднимая донышки кружек чуть не к потолку, так что у каждого потекло с кончиков губ по паре алых струек.

К нам подошел хозяин трактира и осведомился – не надо ли еще чего.

– Спасибо добрый хозяин, пока достаточно – ответил Кионд, – А скажи – почему у тебя ни одной иконы не видно или распятия? Ты не христианин?

– Отчего же, – ответил улыбаясь хозяин, – мы из крещеных, но вот трактир мой посещают всякие люди, да и вдруг власть смениться. Вы разве не слышали что в Дамнании их король учудил?

– Нет, слухи до нас от туда не доходили, – ответил Кионд, – поведай нам.

– Налог дополнительный ввели на любого купца, трактирщика или мастерового, если он исповедует веру христианскую и не скрывает того. Вот так! Кто знает, вдруг и у нас такое случится? – развел руками Аминос.

– А с чего это вдруг ихний король ввел такие неправедные законы? Он вроде и сам христианин, – удивился Кионд.

– Был христианин, а теперь не понятно кем стал. Точно не знаю, но некоторые постояльцы мне нашептали… – он опасливо глянул за спину и наклонился к нашему столу, – в общем прибыли к его двору какие-то якобы мудрецы и учат его неведомым никому, кроме этих мудрецов, тайным, кто бы мог подумать иное, знаниям. А прибыли эти мудрецы из-за пролива.

Кионд горестно вздохнул и слегка стукнул ладонью по столешнице.

– Что же в мире этом делается! Сколько обмана и неправды! Видимо заслужили мы это за грехи наши.

Аминос развел руками, как бы извиняясь за плохие новости и неспешно отошел к очагу.

– Я ведь сам родом из страны, что за тем проливом! – промолвил удрученный Кионд, – Как же давно это было.

– А там христиане есть? – спросил я.

– Надеюсь, что еще остались.

Мы все замолчали и потихоньку отхлебывая разбавленное вино из больших деревянных кружек думали каждый о своем.

– Кионд, – осмелился я прервать молчание, – скажи, а каково это жить без настоящего дома, без родины?

Кионд сделал мелкий глоток из кружки, покрутил ее в ладони и спокойным голосом ответил глядя мне прямо в глаза:

– Теперь хорошо.

– А раньше? – не унимался я.

– Когда в семнадцать лет началось мое путешествие, мне было очень трудно, но в то же время очень интересно. Каждый день приносил нечто новое и свой дом меня мало волновал. К тридцати с лишним годам я вдруг загрустил. Я видел большие семьи, я видел как люди любили свой дом, свой огород, свой надел земли. Но вскоре я встретил человека, который объяснил мне, и я ему поверил, что настоящий наш дом не здесь.

– А где? – воскликнул я изводясь от любопытства.

– Там, – коротко ответил Кионд и ткнул пальцем вверх.

– Не понимаю я тебя Кионд.

Кионд отхлебнул из кружки, помолчал с задумчивым лицом и сказал:

– Понимаешь Дион, мы сейчас живем жизнь земную, мы родились и все умрем каждый в свое время. И когда умрут наши тела, то сама наша сущность, наша душа отправляется в жизнь вечную. Там наш настоящий дом. Здесь мы лишь странники на чужбине. Ты ведь видишь, что тут каждый король пишет и творит свои законы и он тебе говорит: следуй моим указам, или убирайся прочь с моих земель. Так что можешь построить какой угодно красивый дом, обрабатывать множество полей и развести огромные стада – все это могут отнять у тебя по одной лишь прихоти сильных мира сего. А тот, настоящий дом, у меня никто не отнимет, а лишь я сам по своей глупости могу променять его ради богатств земных.

– Это все верно, – тихо добавил Колмак, – вместо выкупа полей и имений, лучше выкупить свою душу.

– Это как? – снова спросил я не переставая удивляться то ли мудрости, то ли безумию моих собеседников.

– Самое простое – помогать вдовам и сиротам, послал тебе Бог доход, отдай избытки нуждающимся, это лучше чем строить себе роскошные хоромы да платья шелковые шить, – ответил за Колмака Бадеро, – не надо стяжать более того, сколько необходимо для жизни.

– Но каждому от Бога дано свое дело, его и нужно делать, так и спасемся, – добавил Кионд и еще раз приложился к кружке.

После этой тихо произнесенной фразы по всему трактиру разлилась благостная тишина. Все мы уставились на дно своих кружек задумчивыми глазами, лица наши стали утомленными и немного грустными. За прилавком уже никого не было кроме протиравшего тарелки хозяина, и стало заметно, как тщательно он делает это просто, по сути, дело – неспешно, рассматривая каждую посудину и доводя ее до блеска.

Я решился прервать тишину задав крутившийся в голове вопрос:

– Получается богатые никогда не спасутся? Они ведь… – я запнулся подыскивая слова, – богаты.

Кионд чуть подумав ответил, одновременно подливая всем вино и воду:

– Ты видел как растет виноград среди других деревьев?

– Конечно видел, – ответил я с готовностью, – виноградное дерево обвивается вокруг ствола, например вяза, и так растет.

– Верно, – тихо и с загадкой в голосе произнес Кионд, – вяз дерево бесплодное, а вот виноград приносит плоды, но если виноградное дерево будет просто валятся на земле, то плоды его не будут обильны, да и то – скорее всего просто сгниют. А вот если вяз подставит свой ствол для дерева виноградного, то обвившись вокруг вяза, виноград даст плод обильный и сладкий. Понимаешь о чем я говорю?

– Про деревья я понял, но вот про богатых пока ничего не ясно, – признался я краснея от своей несообразительности.

– Вяз – это богатый человек. У него много сокровищ на земле, но перед Богом он беден. Увлеченный хлопотами о своем богатством, он очень мало молиться, а если и произнесет когда молитву, то слабую и не имеющую силы, суета не позволяет сосредоточиться. Понимаешь?

Я кивнул головой и сосредоточенно слушал дальше, все было в новинку, все звучало серьезно, как никогда в моей жизни.

– Но вот, богатый подает бедному то, в чем тот нуждается и бедный молит Господа за богатого и Бог подает богатому все блага, потому что бедный богат в молитве и молитва его имеет великую силу.

– Получается Господь делает богатого еще богаче, раз подает все блага по молитве бедного? – вставил вопрос Бадеро.

– Да, но делает богаче духовно ибо подает блага не земные, а небесные, хотя частенько земные богатства тоже умножаются, если это идет не во вред душе, – ответил ему Кионд и мягко улыбнулся, – во время засухи вяз, имея в себе влагу, питает виноградную лозу, а виноградная лоза, имея постоянную влагу, дает двойной плод – и за себя и за вяз. Так и бедные, моля Господа за богатых, бывают услышаны и умножают богатства их и земные и небесные, а богатые, помогая бедным, ободряют их души, так что и те и другие участвуют в добром деле.

– Да, – произнес задумчиво Колмак, поглаживая усы, – такие богатые наверняка не будут оставлены Господом и будут вписаны в книгу жизни. Мудры те, которые, имея богатство, чувствуют, что они обогащаются от Господа, а не по воле удачи или счастливого случая. Такие могут делать нечто доброе.

Колмак замолчал и перекрестился. Кионд тоже совершил крестное знамение и громко обратился через залу к хозяину трактира:

– Аминос, сколько мы должны за этот великолепный ужин и ночлег?

– Завтра расплатитесь, – весело ответил трактирщик, – такие как вы не обманывают и не убегают, уж я в людях научился разбираться. Идите отдыхайте спокойно, а если что будет нужно, то моя каморка за этой дверью.

Он кивнул на дверь позади стойки и продолжил натирать посуду.

– Спасибо за доброе слово, Аминос, – ответил Кионд, – да помогает тебе Бог.

Аминос поднял голову и ответил коротко:

– Аминь!

Мы поднялись на второй этаж, прошли в комнату и рухнули на свои кровати, лишь только сняв обувку и развязав пояса. Уже почти засыпая, я просунул руку под кровать и нащупал свою недавнюю находку – лук, мастерски сделанный из неизвестной мне породы древесины и совершенно непонятным способом. Рукоятка лука согрела мою ладонь и я мысленно пообещал ему обязательно научится им пользоваться. А еще надо было разобраться с теми двумя деталями странной формы. Интуитивно я понимал, что они как-то связаны с луком – не зря же валялись рядом с ним.

Глава 8

Наутро мы поднялись и собрались очень быстро. Взяв с собой сумки и весь сво скарб, чтобы больше не возвращаться и не терять драгоценного времени, мы спустились на первый этаж. Нас тепло поприветствовал трактирщик и кивком показал на накрытый стол. Кионд восхищенно покачал головой и подал знак Колмаку, тот опустил свою сумку и подошел к Аминосу со связкой шкур черных волков.

– Это тебе, любезный хозяин, от всех нас – промолвил Кионд и протянул связку в руки трактирщика.

Тот опешив от неожиданности принял её, но тут же протянул обратно с возгласом возмущения:

– Это слишком щедро! Вы думаете я не знаю цену этим шкурам? За все мои услуги и одной слишком много будет!

– Считай это авансом на будущее, – ответил на возражения Кионд, – вдруг мы когда-нибудь заявимся в твой трактир бедными и ободранными, неужели ты нам не нальешь тарелку супа?

– Накормлю, одену и обую! – воскликнул Аминос, будто давал торжественную клятву.

– Вот и оставь их себе и распорядись с толком. Нам еще топать и топать, а эти шкуры лишь обуза большая.

Хозяин харчевни поглаживая черную с серебром шерсть отнес связку шкур куда-то за стойку. Мы прошли к накрытому столу, Кионд прочел молитву и мы принялись неторопливо поглощать сытный, вкусно приготовленный, завтрак. Вскоре к нам подошел с кувшином воды хозяин и стал подливать в наши кружки.

– Посиди с нами на прощание, добрый Аминос, – предложил Кионд и подвинулся на скамейке.

Аминос, не заставляя себя уговаривать, присел и с чувством произнес:

– Как же вовремя пришлись эти шкуры! Век не забуду вашей щедрости! Я ведь на грани разорения – хоть заколачивай все окна-двери и в город подавайся разнорабочим!

– Не может такого быть! – воскликнул Кионд, – мы заметили как ты все с любовью делаешь, как чисто у тебя и кормишь на славу! За тебя, добрый Аминос!

Кионд поднял деревянную кружку с водой словно драгоценный кубок с вином и отхлебнул неспешно и с достоинством.