Читать онлайн 20:12. Начало бесплатно

Глава 1

Капитуляция

Тигралин озаряло яркое жёлто-красное пламя. Горели дома, накалился воздух; всюду сновали жители города, то появляясь, то исчезая в густом удушающем дыме, заполняющем всё пространство.

Ничто не предвещало атаки наггаров, пришедших со своих земель, и напавших без объявления войны. Как самый бесчестный и гнусный народ. Жгли город своим пламенем те, кто умел его изрыгать, продвигаясь вглубь. Крылатые – парили над полыхающими домами, влетали в окна, добираясь до мелких лусусов. Если находили – тут же рвали на части, душили. Неподготовленные фелесы ощутили сполна их жестокость, и отбивались, как могли. Матери прятали лусусов и детей; отцы, вооружившись, вышли на оборону.

Первыми из вышедших на защиту были Стражи и Хранитель – мой папа и его друзья. Предводитель наггарского войска объявил свои требования: он пришёл за камнями стихий, и эта новость передалась из уст в уста за считанные минуты.

Будучи десятилетним ребёнком, я уже знала наизусть важность камней и Стражей, потому что должна была унаследовать звание Хранителя.

Сквозь гул и шум, в панике бежавших прочь жителей, я потерялась: знала, что отец вышел защиту с остальными, видела слёзы на его глазах; а мы с мамой покинули горящий дом. Она отбивалась от атаки крылатых наггаров, в прыжках вспарывая их глотки металлическими когтями. Эти демоны знали слабые места фелесов: первым делом выискивали и убивали детей и лусусов, а потом – ослабевшую и потерявшую право на девять жизней, взрослую часть населения.

Мы видели это своими глазами. Шок оглушил; в этом безумии я потеряла из виду маму с сестрой и братом, но точно знала, где папа. И бежала к нему: к самому центру этого ада, лишь бы не оставаться одной в толпе. Скопища наггаров продолжали наступать, улочки Тигралина чадили, и из последних сил этот смрад разгонял страж Ветра. Остальных не было поблизости.

Увидев меня, он окликнул отца, и тот, хромая, вышел из чёрного дыма.

Страж воздуха молча обратился к папе, ловкими жестами и мимикой вещая: «Сорем, отдай ей камни. Тогда им ничего не достанется, а у тебя будет шанс отбиться. Остались только мы вдвоём, ясно чем кончится это нападение. Нужно капитулировать, Тигралин захвачен».

Лица обоих сквозили отчаяньем. С незапамятных времён не было таких жестоких и подлых набегов.

Покрасневшими глазами отец пронзительно посмотрел на меня. Они слезились. И, вглядываясь в эти слёзы, я очень надеялась, что их вызвал едкий дым и отгоняла другие мысли. Папа не может плакать, он ведь сильный!

– Па, – шепнула я вслух.

Приблизившись, отец опустился рядом со мной. Страж передал ему камень с символом воздуха, и он, положив его поглубже в стёганную сумку из кожи, затянул потуже верёвки, закрывающие её. Затем, оглядываясь, протянул мне: «Дальше – без папы. Я люблю вас, беги».

В красном небе показалась крупная фигура, через завесу марева отчётливо виднелись угловатые крылья. Страж ощетинился, принимая атаку на себя, а отец ещё раз рявкнул мне: «БЕГИ И НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!».

Покорно кивая, я перескочила на четыре лапы и устремилась прочь, с тяжёлой сумкой на спине. Бежала так быстро, как могла. Но, всё же, оглянулась.

Окутанный огнём силуэт папы стал каким-то незнакомым, пугающим. Зрачки в светящихся глазах пропали. Я никогда не видела подобного в живую: потемневший силуэт выпрямился, за спиной засветилось что-то цветное, похожее на крылья.

Со всех сторон на отца сбежались наггары, и я умчалась прочь, теряясь в дыму.

Растерянная, я бегала туда-сюда среди горевших домов, зная, что где-то наверху, за слоем смрадных облаков, над нами летают крылатые черти. Потому, старательно прижимала тело к земле.

Те, у кого крыльев нет, сновали рядом с папой, в центре города, жадно выискивая камни стихий.

Сняла рюкзак и прижала к груди, поднимаясь на две лапы с четырёх. Колотилось сердце и звук собственного дыхания заглушал окружающие звуки паникующих и нападающих. Тот факт, что у меня в руках их цель, пугал до полусмерти; ведь когда они поймут, что у отца больше нет искомого – кинутся искать.

Я в страхе оглядывалась по сторонам, ждала опасности отовсюду. И, когда из дыма и огня на меня выскочила мама, с воплем упала, ощетинив хвост.

Замах и шлепок мне по затылку, пока второй рукой она резко поднимает меня с земли и, оскалившись, грозно вопрошает: «Где ты была?!» – увидев в моих руках знакомую сумку, сшитую ею же, мама вздрогнула; в глазах метнулся испуг.

Виновато поджав уши, я объяснила: «Папа отдал» – заглянула внутрь, а там – угасал и почти перестал светиться камень воздуха в то время, как остальные три уже были безжизненно серыми, без привычного света, – «Они не светятся, мам, что случилось? Это ведь пройдёт, просто им не хватает сил?».

Мама отвела ненадолго взгляд, затем, зажмурившись и рвано вздохнув, подхватила маленького серого котёнка и усадила в мой рюкзак, туда же, к камням: «Спрячь сейчас же».

Больше копошиться не было времени: мы украдкой, стараясь слиться с поредевшей толпой, побежали в тихий переулок. В сумке трепыхался серый маленький котёнок – мой лусус. Я старалась прижать его к себе, чтобы не трясти и не мучить, но в этой суматохе сполна обеспечить комфорт вряд ли удалось бы.

А в переулке нас уже ждала, спрятавшись в огромную раковину, улитка. Этот лусус принадлежал маме и был весьма мощным созданием.

Подбегая, мама уже издалека рявкнула, и улитка невозмутимо вытянула голову из своего убежища, поползла ближе к стене. Раковина её заискрила, по завитушкам прошёл свет, молнией выстрелил в стену. На месте, куда попала молния, развернулся портал. Мама присела рядом с нами.

«Смотри на меня внимательно. Сейчас нужно войти в портал. Там – выбери третью планету, где вы найдёте укрытие. Берегите друг друга и лусусов, и ничего не бойтесь» – она спустила с рук на землю моего младшего брата и сцепила наши с ним ладони, – «не забывай, чему тебя учили и не потеряй камни».

Стараясь запомнить каждое слово и вспоминая попутно все свои навыки, полученные за десять лет жизни, я упорно заглушала дурные мысли. Смотрела только на маму. На то, как она жестикулирует дрожащими руками, забрызганными красными каплями. И петля замыкалась: мозг усиленно искал, на что ему отвлечься, чтоб отогнать накатывающий страх, но ему обнажались всё большие ужасы окружающего нас пространства.

Трудно было сполна осознать сразу и разобраться во всём, что происходит. Вокруг всё горит и дым режет глаза, жжёт носоглотку. Спину оттягивает рюкзак, а руку сжал младший брат; сбоку щёлкает искрами огромный портал, внутри которого – неизведанное.

Мама успела упрятать куда-то нашу младшую сестру за то время, что я бродила одна, и теперь, что же – она прощается с нами?

Звук перепончатых крыльев заставил нас вздрогнуть и прервал мою мысль. Тяжело приземлившись на землю, перед нами выпрямился и сложил крылья очередной огромный наггар. Мама ощетинилась и выдвинула металлические когти.

«Вперёд» – дала она команду, отталкивая нас в сторону стены с порталом. Но, оцепенев, широко распахнув глаза, я уставилась на разинутую пасть; заметила, как сначала в ней появилась искра, которая переросла в поток пламени, и мощным выдохом оно заколыхалась прямо на нас. Обдало жаром и отвратительным запахом серы.

Очнулась от обуявшего меня страха только когда больно обожгло уши и завизжал брат, истерично мотыляя меня за руку. Резко всё внутри упало куда-то к земле, и, понимая, что я могла совершить этой паузой страшную ошибку, развернулась и одним рывком нырнула в скопление узловатых молний, утягивая младшего вслед за собой.

Как только мы шагнули внутрь, края сомкнулись. Земли на этой стороне не было. Не было ничего, кроме фиолетово-синего пространства, и парящих среди него звёзд. Нас закрутило в разные стороны, да так сильно и быстро, что всё вокруг смешалось в одну тёмную кашу. Ухватиться было совершенно не за что, нечем дышать. И, будто в свободном падении, с тем лишь отличием, что ветер не встречает наши тела, мы, мотаясь вокруг своей оси, пролетели невесть сколько метров, или километров. Кто знает, есть ли тут какая-то мера времени, расстояния, скорости вообще? Есть ли тут лево и право, север и юг? Ощущения, чувства? К космосу стоит вернуться чуть позже.

Прилагая усилия в борьбе со страхом обо что-то удариться, я разомкнула веки, попыталась углядеть в играющем с нами пространстве хоть что-то, напоминающее планеты. И, где-то вдалеке, их обнаружилась целая вереница. Ослепила звезда: огромная, яркая и тёплая. Стараясь сфокусироваться и поймать хоть какое-то равновесие, я отсчитала: раз, два, три!

И указала в третью пальцем, куда нас послушно понесло неведомой силой.

Глава 2

Ангел-хранитель

Пространство снова разверзлось молниями прямо перед нами, и второй портал проглотил наши маленькие тела, выплюнув где-то ближе к земле, и хорошенько приложив о встретившуюся стену.

То ли проснулась, то ли пришла в сознание – я не помню. Рядом валялась сумка с камнями, из неё выполз мой маленький серый котёнок, и уже ошивался вокруг. Очень неприятно щипало бедро. Поднимаясь над землёй, потянулась проверить, что с ним, задрать штанину.

Но задирать её не пришлось – одежда оказалась разорвана в, вероятно, месте, которым я соприкоснулась с землёй, и на бедре тянулась борозда содранной шерсти, измазанная кровью. Я зашипела от отвращения, отвела взгляд от неприятного зрелища, и стала искать младшего брата. Арти – таким странным и чужим именем назвала его мама – обнаружился неподалёку, выглядывающим из-за угла кирпичной стены. Он навострил уши и вытянул шею, испуганно и любопытно разглядывая что-то снаружи. Упираясь одной лапкой в землю, другой он прижимал к груди своего лусуса.

Я, прихрамывая, приблизилась к ним, и он вздрогнул, бросив на меня короткий взгляд, а потом уставился обратно вдаль.

А там – гладкая улочка, усыпанная всяким мусором. Вдалеке лают собаки, и слышны какие-то непонятные гудки и сигналы.

После мрака в Тигралине сложно понять, какое здесь время суток, зато небо чистое-чистое, внушающее своей безмятежностью маленькую толику покоя. Чуть позже, когда оно порозовело, стало понятно: наступает вечер.

К этому времени мы разгребли нору в куче какого-то хлама, и спрятались там. Арти подвывал тихонько, постоянно спрашивая, когда придут родители, и я обнадёживала и его: «Подумаешь – прошло всего каких-то несколько часов, они просто заняты, и не могут так позорно сбежать сейчас, и оставить всех наших; конечно же, они придут, просто немного позже».

А у самой из головы не выходили два образа: папа, которого, как огромные чёрные крысы, окружают наггары. И мама, повёрнутая к нам спиной, загородившая руками своё лицо и принявшая на себя поток пламени, того самого, которое ввело меня в злосчастное оцепенение. Наверное, если бы не я, мы смогли бы удрать втроём.

Я снова залезла в сумку, достала камень, на котором был высечен маленький вихрь. Он – последний, который ещё светился, когда я добежала до мамы. А теперь – они все стали серыми, будто опустели.

Пытаясь прокрутить в голове момент, когда в последний раз увидела отца, заострила внимание на том, что за его спиной что-то засветилось. Вспоминая цвета этих «крыльев», порылась в закоулках своей памяти и, сопоставив все детали между собой, осознала кое-что важное и жуткое. И по коже прошли мурашки, вздымая шерсть.

Никогда бы не справилась бы с тем, что смог провернуть отец. Он перешёл в состояние, которое у хранителей камней называется Симбиоз. Я слышала о нём только лишь пару раз, а видеть своими глазами до этого не приходилось, потому что это явление только для крайних случаев и очень сложно в управлении. И не хотелось бы никогда наблюдать в этой роли собственного папу, пусть даже он сильнее всех на свете. Для меня он всегда будет папой, а уже потом – всё остальное.

В реальный мир из размышлений я вернулась от того, что меня толкнул Арти, устраиваясь поудобнее в импровизированном укрытии. Дело близилось к ночи, и становилось всё страшнее: на чужой территории, совсем одни и с ценными вещами, мы слишком малы для такой ответственности.

И как бы я себя не обманывала, как не обманывала бы Арти – нам некого ждать, никто из них не придёт помочь. Больше не придёт.

***

…Кажется, шёл третий день.

Третий, или четвёртый… Мы чаще спали, чтобы экономить силы.

Иногда, снаружи убежища слышался шорох и шаги, а потом мы находили черные мешки с мусором. Немного ждали, чтобы загадочное существо уходило, и ворошили эти пакеты. Так и питались.

Конечно, чувствовали мы себя отвратительно: шатало, было дурно и грязно, волосы спутались, а одежда испачкалась.

В один из вечеров я так же рвала чёрный пакет, и из-за шороха целлофана не услышала чьих-то лёгких шагов, а когда заметила – было уже поздно.

На входе в наш грязный тупик стоял местный житель, статный и высокий, как и положено взрослым – на двух ногах.

Увидев его, я ощетинилась и выгнула спину дугой, но, по сравнению с ним, это не сделало меня крупнее. Хотя, житель, кажется, отшатнулся.

Я украдкой глянула на нору: лишь бы не вылезли лусусы или Арти…

Житель растерянно стоял передо мной, пока не оправился от этого состояния. Потом быстро взял себя в руки.

– Кс-кс-кс… – тихо и неуверенно позвал он, будто спрашивая.

Вот только, что это значит… Боевой клич, или это оскорбительное выражение в мою сторону?

Я совсем растерялась, оскалившись и распушившись ещё больше, поджала уши. Но он не атаковал, а медленно присел, затем так же медленно вытянул руку в мою сторону, а я отошла дальше и зашипела.

Дружелюбным тоном он сказал звучное слово – «Привет», продолжая тянуться ко мне. Я даже удивилась тому, что со мной заговорили не жестами или мимикой, а использовали голос. Но знать бы ещё, что означает сказанное им слово.

Он сунул в карман вторую руку, и достал маленькую коробочку; потом направил на меня, и она издала глухой «щёлк». Я малость отпрянула, но продолжала изучать незваного гостя. Никакие щёлкающие коробочки меня уже не напугают так, как пережитое.

Немного сбавив уровень устрашения, перестала щетиниться и присела.

– Кто ты? – спросил незнакомец. И я непонимающе нахмурилась и наклонила голову.

Он продолжил: – Я – Вальмонт, Ви. А ты…?

Шёпотом, я еле слышно повторила за ним самое простое: – А ты.

Житель улыбнулся, и снова начал тянуть ко мне руки. Выпустив когти, сделала выпад одной рукой. Не чтобы сделать больно, а что бы. И свою ладонь он тут же одёрнул, глянул на меня, и понимающе кивнул.

«Вот и не лезь, правильно!» – показала ладонями крестик и несколько раз дёрнула носом.

Посидев и пощёлкав своей коробочкой ещё немного, житель ушёл, напоследок сказав что-то уверенным тоном, а я тут же спряталась в нору, к своим.

…Валяясь у выхода из тупика, я из-за угла наблюдала за местными созданиями.

На удивление, даже такие же маленькие, как Арти, ходили на двух ногах.

Они такие… интересные? Яркая одежда, странная речь и повадки. Ходят туда-сюда и постоянно что-то говорят, смеются.

Я выглянула посильнее, чтоб рассмотреть стоящих рядом, уловить их запах. Пахнут сильно… Кто-то цветами, кто-то – самим собой.

А в углу тупика, около импровизированного жилища, Арти играл со своим лусусом, пытаясь его развлечь. Глазки обоих котят загноились без нужного ухода и в антисанитарии. Нам нужна была помощь.

Тошно было оставаться в этом месте: стены давили, тоска жрала изнутри до болючих язв. А может, это уже и не тоска, а что-то физическое.

Я оглянулась на брата. Мы мало разговаривали друг с другом, и не обсуждали случившегося. Может, боялись, или не хотели. А может быть – просто устали и не было желания. Но ему, наверное, ещё тяжелее.

Подойдя к нему, я задала вопрос: «Ты придумал, как зовут твоего лусуса?»

Тот кивнул, дразня котёнка рукой: «Я хотел назвать его Толстяк, но он отказался от этой клички. Он хочет быть Мурзиком. А твоего как зовут?»

Посмотрев на новоиспечённого Мурзика, спросила: «Где же ты, интересно, услышал такое имя?», – и, получив молчаливый мутный взгляд, ответила уже Арти: «мой будет Каце, ему подходит».

Брат согласно закивал, явно оценив оба новых прозвища для питомцев.

К вечеру я снова разлеглась на земле, наблюдая за выходом из тупика, около которого ползали лусусы. Они сосредоточенно нюхали углы и кирпичики, как вдруг завертели головами, и, спотыкаясь, побежали к убежищу.

Я встрепенулась, услышав шаги; быстро запихнула животин в убежище, и притаилась сама.

Из выхода раздалось неуверенное «Ау» знакомым голосом.

Навострила уши. Снова он, тот житель....

Затаившись, прислушалась. Он знал, что я здесь, потому что заметил, как я удираю в убежище. Это был глупый поступок с моей стороны. Житель что-то прошептал, что явно было обращением в мою сторону, потом он шагнул глубже в тупик.

Я оглянулась на Арти: брат и понятия не имел, что это за гость, так как он его ни разу не видел. Глаза Артура блестели, постепенно наполняясь слезами, и, в конце концов, он решился спросить: «Всё?»

Отрицательно помотала головой: «Не высовывайся».

Незваный гость оглядывал место, где мы живём. Выскочив обратно из убежища, я постаралась загородить вход в него собой, и ощетинилась, но статное создание уже даже и не напугалось.

Тем не менее, он вёл себя осторожно. Приветливо помахал мне рукой, и тут же высыпал на землю горсть чего-то, что вкусно пахло.

Голод и скудное питание дали о себе знать, едва перед моим носом появились эти штуки, похожие на тетёрки, которые пекла моя мама.

Я схватила одну и попробовала на зубок, не задумываясь о возможных последствиях. Впервые за долгое время на язык попало что-то вкусное, что приятно пахнет и нежно хрустит.

Улыбнулась, сделав пару простых жестов руками: «Ух ты, очень вкусно!» – и заграбастав всю кучу здешних тетёрок, развернулась, и спряталась в убежище. Потом высунула голову: «Всё, спасибо. Уходи».

Житель, видимо, не понял. Я замахала руками, чтобы было доступнее: «Уходи домой!»

Но он в ответ помотал головой и с улыбкой ответил: —Нет.

Арти глядел на это всё с выпученными глазами, потом получил в руки тетёрку и отвлёкся на неё, краем глаза, всё равно наблюдая. Житель его не заметил, так как брат находился позади меня, в глубине убежища. Но он полностью был поглощён тем, что смог наладить контакт со мной.

– Как тебя зовут? – спросил он, и положил руку себе на грудь, – я – Ви. А ты?

Растерянно посмотрела на него, искренне не понимая, чего от меня просят. Ведь первое предложение звучит явно вопросительно. Житель снисходительно улыбнулся, и повторил, более медленно. На третий раз до меня начало доходить. И я постаралась ответить, ткнув пальцем себе в грудь и неуверенно произнося:

– А ты – Янис, – потом указала на него, – а ты – Ви.

Снова вылезла из убежища наружу, перед этим показав Арти, что ему тоже можно выйти. И, дождавшись, пока он покажется, указала на него: – А ты – Арти.

Лицо жителя по имени Ви надо было видеть. Оно вытянулось, широко распахнулись глаза и растянулась улыбка. Сунув в карман руку, он вытащил снова щёлкающую коробочку, и щёлкнул ею на брата, попутно с ним сюсюкаясь непонятными нам словами. Тот испугался звука, и спрятался обратно.

Отдав нам все свои угощения, Ви распрощался по-свойски, и ушёл. Но ждать его возвращения пришлось недолго: теперь он приходил каждый день, мыпривыкали всё больше, а вскоре начали лезть к нему на руки. Он всегда приносил что-то вкусное, мог приласкать и согреть, иногда поднимал над землёй высоко-высоко, и это было так здорово. С помощью Ви даже удалось выучить пару дежурных фраз на их языке, и мы смогли немного понимать друг друга и переговариваться.

Жить в мусорном тупике стало интересно и не так страшно после его появления. Когда он был рядом, на душе сразу становилось спокойно. Живот теперь больше не урчал, а лусусам мы с Ви отмыли глазки и закапали лекарство.

Я и Артур делали успехи: житель называется «человек»; то, чем нас угощает Ви – «печенька», если ты встретил друга, то надо говорить «привет».

Так, потихоньку, мы начали ради забавы и между собой общаться с Арти, всё чаще вставая на две ноги, и представляли, что мы – люди.

Каждый день было что-то новое: Ви приносил к нам угощения, подлечил мою рану на бедре, которая упорно не хотела засыхать. В одно и то же время, ближе к закату, мы ждали, когда же раздадутся шаги в нашем замусоренном тупике и на входе в него появится наш новый друг.

Он приходил, навещал нас всё время. Хмурое лицо освещала улыбка, едва мы вылезали его встречать. А потом настал момент, когда он нас не навестил.

Мы решили, что он задерживается, и взволнованно высунули свои мордочки из-за угла, принюхиваясь, стараясь уловить его запах. Мысли о том, что он не придёт сегодня – вовсе не допускались, а время шло, и как бы я не держала переживания, они крались всё ближе и охотнее к моим вискам.

А его не было, и снова внутри колко заиграло чувство, словно нас оставили.

К концу следующего дня стало совсем грустно, одиноко, когда наш приятель так и не появился. И я, и Арти цеплялись за него, как за спасательный круг, который вытягивал нас из темноты и страха добрую неделю, если не больше. Я потеряла счёт времени.

Темнота пробиралась в тупик, ветер катал листья и мелкий мусор по вымощенной дороге, одиноко светил бело-жёлтым светом фонарь на выходе из нашего убежища. А мы, тем временем, так и не дождавшись, забились в свою нору и стали засыпать.

Нормального сна не было с тех пор, как мы попали в этот переулок, на эту огромную холодную планету. Ночь здесь была чужой и тёмной, неприветливо и жадно поглощала стены нашей маленькой территории. Всё время начинал скулить или шипеть Арти; дёргаться и прятаться, зарываясь глубже в грязное тряпьё. Пугаясь его, просыпалась и я. Или начинала видеть кошмары и просыпалась первой, выхватывая и прижимая к себе сумку с камнями. Мы чувствовали себя в опасности, находились в постоянном напряжении и тревоге.

Сегодняшняя ночь не стала исключением, и сон снова прервался. Ухо дёрнулось в сторону шума, доносящегося с улицы, и, встрепенувшись, я подняла голову и стала принюхиваться. Обычно, когда жители приносят сюда очередной мешок с мусором, вглубь тупика никто не проходит, а кидают его прямо со входа. В темноте, среди мешков и хлама не было видно наше убежище, но беспокойство всё равно не покидало, потому что шаги раздавались всё ближе и ближе, уверенно направляясь к нам.

Шерсть распушилась. Потихоньку, я стала выбираться, чтоб посмотреть, кто явился по нашу душу, высунула голову из жилища. В голове мгновенно нарисовался дружественный образ, но страхи исказили его в уродливого наггара.

Снаружи, когда множество запахов в спёртом пространстве перестали меня сбивать, сразу узнала один особенный аромат.

Он пах воском от свеч; родным, таким, какой витал в моём гнезде, в Тигралине. Смешиваясь с другими, совершенно незнакомыми, едва мой нос улавливал именно эту мягкую душистость, появлялось стойкое ощущение покоя и безопасности.

Это был Ви. По потёмкам, в глубокой ночи пришедший к нам.

Долгожданный друг присел рядом, и, облегчённо выдохнув, я вылезла и крепко обняла его, ощущая головокружение. Будто перевернулся весь мир и за один вечер были пересмотрены взгляды на дружбу и время.

Прижимая меня в ответ, Ви прошептал: – Пойдём со мной. – На немой вопрос в моих глазах он указал на выход из тупика, – мы уйдём отсюда. Бери вещи, своих кошек и Арти.

Я разбудила брата, застегнула покрепче сумки, и мы вылезли наружу, где тут же всё нагретое тело обдало холодом.

Ви поднял Артура на руки, в свободной ладони сжал мою лапку, и мы двинулись к выходу, покидая злосчастный тупик навсегда.

Чем дальше уходила наша компания от тупика, тем больше кружилась голова от новых и новых красот, которые скрывались от нас всё это время. Или же, если быть точнее, это мы от них скрывались, потому что страх неизведанного крепко держал двух маленьких детей на своей цепи.

Все окрестности сверкали жёлтыми и красными огнями, которые не пугали. Даже наоборот – привлекали, как юных мотыльков, своим теплом и уютом в тёмное время суток. Этот город такой красивый, сияющий.

Я крепко сжимала ладонь Ви, и несла сонного Каце, подрагивающего от холода.

Мы восторженно смотрели вокруг, оглядывались и любовались всем, что видим. Расширенные зрачки жадно бегали по сверкающим вывескам и украшениям местной архитектуры, изучая всё вокруг, после длительного переулочного голода.

Под покровом ночи Вальмонт привёл нас в своё спящее гнездо. Ви не включал свет, не шумел и посоветовал не шуметь и нам. Он назвал это место «дом». Поднявшись на второй этаж, вся наша компания тихо зашла в помещение, где пахло тем, какой запах источает наш друг.

– Сегодня вы поспите здесь, – шёпотом сказал Вальмонт, и указал на кучу подушек и одеял, – это, конечно, не кровать, но явно лучше кучи хлама.

В тысячу раз лучше! Наконец, стало тепло и мягко, и, едва мы с Арти устроились, предварительно попрятав сумки с сокровенными камнями куда-нибудь поближе к себе, тут же оба провалились в сон вместе с питомцами.

Открыв глаза, я не обнаружила рядом Арти, и тут же вскочила, не до конца понимая, куда он мог деться. Помещение наполнено утренним светом. Сегодня – приветливым и добрым, но всё ещё чужим. Здесь по-прежнему пахнет нашим другом.

А лусусов и Арти нет, как и хозяина гнезда.

Спохватившись, я сунула руку под кучу подушек; нащупала плотный материал, облегающий твёрдую материю камней, и немного успокоилась. Всё на месте.

Где-то за дверью, слышалась приглушённая суета. Двинувшись на звук, я покинула комнату, дошла украдкой до ступеней, ведущих вниз, и посмотрела, что происходит на первом внизу.

Суетились три человека, среди них – Ви. Под ногами у них красовался Арти, в какой-то новой одежде, пушистый, чистенький. Эти люди его нахваливали и разговаривали ласковым тоном. Даже любопытно стало, чем заслужил младший брат такое отношение этих незнакомцев.

Вальмонт поднял голову и, увидев на ступенях меня, тут же позвал вниз:

– Иди сюда, Солнце, не бойся.

Остальные двое обратили свои взоры на меня, а Артур побежал навстречу и с энтузиазмом принялся хвастаться: «Смотри, какая у меня кофта! А понюхай, я пахну цветами. Здорово, правда? Ты тоже будешь так пахнуть, если захочешь!»

От брата действительно вкусно пахло, и выглядел он куда лучше, чем вчера. Счастлив, сыт, ухожен…

Мы оба спустились и дошли до незнакомых людей. Вальмонт присел рядом и приобнял меня:

– А эта чуть постарше. Янис зовут, – обратился ко мне, – ты можешь сказать «привет», как я учил? Это мои родители, они не обидят тебя, расслабься.

– Привет, – покорно, но очень тихо повторила я за другом, поджимая уши.

– Здравствуй, Янис, – ответил высокий мужчина, присел напротив и вкрадчиво представился, – меня зовут Гарольд, – указал на стройную женщину, изучающую меня менее приветливым взглядом, – а это – Аманда.

Предки Вальмонта не казались плохими. Судя по всему, они были готовы к нашему визиту, так как оба были крайне спокойны.

Нас накормили, переодели, отправили меня купаться, и я тоже стала пахнуть цветами. Мы ещё не могли ответить на многие их вопросы – словарный запас слишком скудный, но старались.

День ознакомления с этим домом прошёл вполне успешно. Нам, особенно Артуру, понравились родители Ви, а мы, вроде как, им.

В нашей жизни начинался новый этап. Хорошо ли это, плохо ли – я, пока ещё, не понимала.

***

За неделю новость о том, что в поместье семьи Флетчер обосновались два маленьких фелеса из другого мира разлетелась по всей округе. Иначе быть не могло: нас повели по врачам, по психологам, изучали, делали рентген и фотографировали в газеты.

Между нами и человеческими детьми нашли мало отличий, как в строении и функционировании организма, так и в умственном развитии. Но некоторые врачи рвались изучить подробнее.

Родители Вальмонта быстро сообразили, чем нам может грозить такая популярность и общий интерес, подсуетились и оформили над нами с Арти опекунство. Вместе с этим – сделали документы, указывающие на нашу неприкосновенность, и теперь больница или власти не могли нас просто так забрать для своих нужд

и более детального изучения нашего «внутреннего мира». Для меня маленькой это имело мало значения, как и для Артура. Зато имела большое значение забота.

За год нас быстро обучили разговаривать и понимать на человеческом языке; и если я ещё продолжала изъясняться очень тихо и с акцентом, то Арти прекрасно усваивал новые знания и общался уже как настоящий человек.

Да и вообще, Артуру уделяли больше внимания; гладили, играли, нянчили его. Наверное, это потому, что он был маленькими энергичным. Особенно он сдружился с отцом Ви, в то время как мать-карьеристка занималась собой и зарабатыванием денег, да и в целом уделяла не только нам, а даже Вальмонту мало времени.

Ви гулял и учился; с трепетом ожидая заветного часа – его возвращения домой, я глядела в окно, выискивая его силуэт. С упоением слушала, как он провёл свой день.

Запоминающимися и волшебными вечера были тогда, когда Вальмонт переодевался, шёл на кухню и наливал чай, а потом – делился новостями со своим папой, мной и Арти. Порой его слушателем оставалась лишь я, и была слушателем верным и постоянным.

Ви очень нравится фотографировать, и часто в роли его модели выступала я. Эти фотографии даже публиковали в местной газете. Так же у него есть рыжий злющий друг, который может дать отпор даже самому злостному задире. Мы оба теперь знали друг о друге, но знакомиться не спешили. Ещё Вальмонт любит читать и ознакомил меня с мультиками. Его любимым жанром было аниме, которое мне совсем не понравилось, в отличие от разных других. Фильмы ужасов нам смотреть запрещали, но приятель не мог устоять перед тем, чтоб не показать свои любимые, и тайком мы устраивали киносеансы поздней ночью. От одних нам было смешно, а от других – вставала дыбом шерсть и просмотр продолжался только на ручках у Ви, а иначе – страшно!

В одну из ночных бесед я узнала о том, что родители моего друга, как и он сам – аристократических кровей. Их корни уходят далеко в элитные знати жителей Маун Тауна.

Много рассказов было о школе. Вальмонт отучивался свой последний, одиннадцатый год и с тёплой улыбкой вспоминал всё, что с ним происходило: друзья, подружки, приключения на переменах, смешные случаи на уроках.

С каждой историей, каждым рассказом об этом замечательном месте, где детям дают знания уважаемые наставники, всё больше жгло желание посетить её и самой.

Я представляла себя с рюкзаком, в красивой форме, которую гордо носят лишь ученики, думала, как листаю книги, таящие в себе море знаний и секретов человеческого мира, которые только предстоит открыть. А со мной – мои подружки, с которыми мы делимся секретами, косметикой и модными девчачьими журналами.

И тогда в школу превратилась комната Ви, где его же учебники были вручены Арти, а сам он – усажен за столик, как ученик. Чему мог научить один глупый фелесёнок другого? Конечно, тому, как использовать когти, раскрашивать посуду и общаться с лусусом.

Мистер и миссис Флетчер одним днём устали молчаливо терпеть подобное обучение, и объявили мне, что коридоры настоящей школы ждут меня с распростёртыми объятиями.

Счастью моему не было предела.

К тому времени на дворе уже разгулялась расписная осень, не менее красивая, чем была в Тигралине, но, всё-таки, отстающая по яркости от родной мне.

Ко второй четверти я наконец предстала перед своим новым классом. Это была самая обычная школа, в которой выучился Ви, куда пошёл Арти в крыло для детей, и где теперь меня во все изучали ученики шестого класса.

Меня определили в кабинет географии, тёплый

и солнечный, где на задней стене была нарисована огромная ракета в космосе, а в стеклянном шкафу аккуратно разложены разномастные камушки.

Растерявшись в новом месте, среди такого количества незнакомых лиц, я даже не знала, как себя стоит вести. Идея обнюхивать понравившихся была сразу отметена после наблюдения за тем, что люди так не делают. Разговаривать – стыдно. Они так хорошо изъясняются, в то время как я позорно и коряво собираю в кучу пару предложений и тихо выдаю их слушателям.

Первую неделю было интересно. Показав себя с хорошей стороны перед учителями, я имела желание больше знать, получать хорошие оценки, но мало общалась

с одноклассниками. Им это явно не пришлось по вкусу, и, спустя пару недель, они дружно перестали со мной разговаривать.

Потом мне влетело ластиком в голову. Обидно

и больно. На следующий день весь класс несколько часов ругали за жвачку в волосах одной девочки. Спустя месяц я поняла: подобная свистопляска не кончится. Это нормальное поведение здешних учеников. Дети оказались очень жестокими и невоспитанными, а сидение на месте по 6 часов – издевательство.

На физкультуре запретили лазать по канату без разрешения. И катать мяч на всех четырёх лапах – тоже нельзя. Возмутительно!

А когти так и чесались, ноги сами несли прыгать

и бегать, кувыркаться, гонять мяч. Но всё оказывалось неправильным, всё было не так, как надо.

Музыка оказалась вовсе не той, кем себя выдаёт. Мы ни разу не посмотрели на живые инструменты, приходилось разглядывать их чёрно-белые изображения в нудной книге с кучей текста, пока вокруг меня разрастался бедлам, сотворённый одноклассниками.

Математика стала сущим адом, каждый новый урок выворачивал меня наизнанку, заставлял считать каждую секунду до звонка. Ни одна контрольная не была написана хорошо.

В один из дней учитель опаздывал на урок; мало кого это волновало – галдеть было интереснее. Собравшись, я предложила позвать кого-то, чтоб не терять времени зря, и тут же получила хороший подзатыльник

и приказ от пухлого паренька в чёрном школьном пиджаке, заботливо выстиранным его мамой:

– Сиди тихо, скотина!

Он был племянником здешней географички. Мальчиком, привыкшим к тому, что можно всё, что пожелаешь. Осознающим: здесь тебе никто ничего не сделает. Жан состоял в компании задиристых мальчишек, и знал, что его боятся.

А за такое поведение на моей родине принято было наказывать, потому, через пару секунд после содеянного, одноклассник получил укус на руке, которой сделал мне больно.

И мы оба оказались в учительской, где душная преподавательница зачитала обоим лекцию, что нужно жить в дружно.

Я очень хотела, чтоб было дружно, очень!

Как жаль, что поговорить с девочками мне было совершенно не о чем: косметика и журналы показались мне до жути скучными, общих с ними тем у меня не нашлось, как и интересных секретов, и потому мы были слишком далеки друг от друга.

На обидчика было написано заявление, потому что терять – нечего. У него появились проблемы, а у меня – ещё больше взаимной ненависти.

А ещё я поняла, что кусать людей в школе – тоже нельзя.

Да и вообще, нам упорно внушали, чего на территории учебного заведения мы делать не должны, ведь это портит её репутацию. И учиться надо так, чтоб рейтинги не падали по сравнению с другими школами.

Год в школе пролетел, словно день, а мнение моё становилось лишь хуже. Ещё страшнее было осознавать, что этот год первый, но не последний.

Глава 3

Космонавт

«Проспала!»

На редкость осознанная мысль разогнала состояние глубокого сна так резко и сильно, что я выскочила из-под одеяла и стала собирать всё, что попалось под руку, в сумку.

Пришло же в голову кому-то вдруг взять и поставить семиклассникам учёбу с утра, прямо посреди года, да ещё и после бурных новогодних каникул. После них наоборот хочется подольше погреться в теплой кроватке, напиться чайку и плотно покушать, а потом уже – ползти на уроки.

Ан нет, я не успела даже позавтракать, оставались несчастные минуты до звонка, тут не до доброго утра.

Последняя книга исчезла в глубинах рюкзака, и я быстро накинула пуховик и поплыла по сугробам прочь из дома, держа в голове, что кроме расписания, нам поменяли ещё и кабинет: с уютного и светлого географического на унылый и холодный кабинет физики в самом конце крыла.

Добрая половина урока уже пролетела, и хищная математичка отыгралась на мне за всех и сразу, отчитав за опоздание и заставив писать объяснительную.

С позором и горячим желанием превратиться прямо сейчас в маленький атом, я прошмыгнула к своему месту, но вот не задача: всегда пустая парта вдруг возымела для меня соседа.

Проклиная весь этот день, я плюхнулась на своё место, демонстративно отодвинувшись от незнакомого мальчика, который не удосужился даже форму на себя надеть. Всё понятно: новенький.

«Ишь, особенный. Нам, значит, ходить в этом клоунском холодном наряде, а ему можно и не носить» – промелькнуло в голове, и дрожь, на которую я усиленно не обращала внимания, напомнила о себе.

Выдрав из тетради листочек, я было начала писать объяснительную:

«Я опоздала, потому что…» – нет.

Зачеркнула.

«Я, Янис Грин, пришла на урок с опозданием…»

«Потому что тут холодно и тошно, а теперь – ещё и рядом усадили какого-то дурачка. Что, места другого не нашёл, или однокласснички смеха ради подсказали расположиться именно здесь?» – рука остановилась и стеклянный взгляд уставился в окно, пока я думала эту мысль. Да ну эту объяснительную.

На бумажке стала вырисовываться мордочка Каце. Вот он улыбается, спит себе там дома, на моей тахте у окошка. А может, его сейчас гладит Вальмонт. Вот бы мне на его место.

Нос уловил приятный запах какао и корицы, и тут же дал команду животу, чтоб тот урчал сию минуту, и никак не позже.

Посылая второе проклятье, я скрутилась в комочек, жалея, что не прогуляла дурацкий урок в пользу чего-нибудь вкусного.

А пахло от мальчика. И, вместо того, чтоб учиться, он сложил на парту руки и, уложив на них голову, отвернулся к окну.

Только чёрная взъерошенная макушка освещалась безразличными солнечными лучами, которые даже не грели толком в середине зимы.

Пока сосед по парте не видит, я изучила его беглым взглядом: огромный растянутый свитер, чистые, но всклокоченные густые волосы, будто спать лёг с мокрой головой. Мальчик был достаточно мелкого роста, судя по тому, как хорошо уместился на парту. На подоконнике валялся его рюкзак, который я тоже не обделила вниманием: чёрный, оторвана лямка, что-то написано замазкой на кармашке, да так криво и некрасиво, что больно смотреть. Пытливый взор зацепился за значок радиации. Новый и блестящий. Он выделялся на фоне всей сумки.

Невольно, я даже позавидовала: будучи поклонником книг и игр про сталкеров, мне бы и самой такой хотелось. Везёт же некоторым.

Горько вздохнув, вытянула из кармана наушники и подключила к телефону, включая одну из любимых песен группы «Sуstem of a Down», и, когда закончилось вступление, прозвенел звонок на перемену.

Подавляя приступы голода, я продолжала чиркать на листке морду своего питомца, как вдруг над партой нависли одноклассники.

Освобождая одно ухо, спросила: —Чего?

– Чиркай дальше, пучеглазая, – отодвигая мой листочек, протянул Марк – парень, которого наши мальчики считали своим вождём, судя по тому, как все они перед ним пресмыкаются.

Нарисованного Каце перечеркнула неаккуратная линия из-за того, что я не успела убрать ручку.

Новенький поднял свою голову и посмотрел на Марка и его свиту.

Тот предложил:

– Давай в столовку, Ватанабе, – кажется, я пропустила представление новенького, – купим чего-нибудь.

По этому тону и взгляду сразу было видно, что это самое «купить чего-нибудь» значит. Он не хотел его угостить, а даже наоборот.

Потупив взгляд куда-то на доску, новенький сначала, не ответил, будто прислушиваясь. Марк попробовал привлечь его снова: —Ну?

– Подожди, – отмахнулся тот в ответ, ткнул в меня пальцем, будто я его столетняя подруга, и воскликнул так, что я испугалась, – система!

Поджав уши, я отодвинулась подальше. Может, это не мне?

Оглянулась, но парта соседнего ряда была пустой. И он энергично продолжил: —Такая хрупкая девочка, а слушаешь эту музыку, – глаза его сверкнули, заметив мои кошачьи уши и нос, – ого!

Потом он одёрнул себя и сглотнул, поджимая свой длинный палец в скромный кулачок, – в смысле… Ого, как здорово. У тебя «Система» играет…

Вот чёрт, он о музыке.

Краем глаза наблюдая, как начинает хмуриться Марк из-за того, как игнорируют его персону, и желая исчезнуть прямо сейчас, я выпалила: —Тебе-то что?

– Такую музыку слушают только крутые пацаны!

– Ватанабе, ты охамел, меня игнорить?! – громко

и властно вопросил одноклассник, внезапно ставший третьим, никому не нужным лицом.

А Ватанабе, в ответ, так же громко и грубо, опершись обеими руками на парту и привстав со стула, протянул:

– Я не голоден, – давая понять, что его предложение он услышал.

Брови Марка всколыхнулись, он поджал губы. Заиграли желваки и челюсть ушла в бок, будто он скрипнул зубами, загораясь от подобной наглости. С ним никто так не общался. Особенно – в первый день после каникул. Особенно – новенькие.

Чувствуя себя крайне неудобно, я хотела бы встать и уйти, можно даже в окно. Но где-то в глубине души совесть не давала этого сделать; велела остаться на месте и не бросать этого дурачка наедине со сворой одноклассников. Или же – простое любопытство остановило.

– Пошли, выйдем, – коротко велел Марк.

У мальчишек это значило только одно: сейчас юные сиаманги будут решать, кто главный.

Я выключила музыку, заметив, как в класс летящей походкой залетел физик. На душе стало чуть легче: сейчас прозвенит звонок и от моей парты все уйдут.

А потом – пусть сами разбираются.

– Не хочу, – Ватанабе откинулся на спинку стула, – холодно на улице.

– Если я сказал «выйдем» – значит мы вый… – его дерзкое высказывание прервал звонок, и учитель, понимая всю ситуацию, тут же велел сесть по местам.

Ватанабе довольно хихикнул и потянулся к своей сумке. Вытащил книгу по физике, громко листая, дошёл до картинок планет, и уткнулся в цветные развороты.

Только я расслабилась, желая вернуться к рисунку, как шёпот снова привлёк моё внимание:

– Смотри, Сатурн такой красивый, – он пододвинул книгу ко мне, – космос сам по себе чудная вещь.

«Святые Сфинксы…»

Вдруг где-то в закоулках памяти колыхнулось что-то, что я старалась забыть. Закружилась голова, промелькнула россыпь звёзд и счёт: «раз, два, три!». И я очнулась холодной зимой в унылом кабинете. Голодная, за изрисованной мной же партой, около какого-то чудака, украдкой изучающего меня взглядом так, будто я этого не замечаю.

– Отстой этот твой космос, – буркнула ему в ответ, – я там была.

– В другой ситуации я не поверил бы, но сейчас…

Закатила глаза. За два с половиной года порядком надоело слышать от каждого замечания по поводу внешности. Я научилась чувствовать их на уровне мыслей, а такой топорный намёк, так вообще учуяла за версту.

– Меня Чоу зовут, – перевёл вдруг тему собеседник.

– Янис, – вздохнула. Этот разговор уже начался, тем более что мне было правда интересно, – откуда ты к нам?

– Переехал недавно сюда в.… срочном порядке. Надо было поскорее найти школу, и меня определили в первую попавшуюся.

– Выбор не очень, сочувствую. Слушай, не советую тебе так резко разговаривать с Марком и его друзьями – получишь тут же.

– Пусть сперва догонит, – он криво ухмыльнулся и стал сверлить объект обсуждений взглядом. Потом опять уставился на планеты в учебнике, игнорируя косые взгляды одноклассников.

Я тихо спросила:

– А сколько тебе лет?

Он отвлёкся на меня и с улыбкой ответил:

– Вчера исполнилось тринадцать. А тебе?

А мне было двенадцать. И двадцать восьмого января, через девятнадцать дней, которые я высчитывала чуть ли не по минуте, должно было стукнуть тринадцать, о чём я с гордостью и объявила.

– Забавно выходит, однако – он отложил учебник, отдавая всё внимание мне. И тут нас заметили.

– Последняя парта, хотите вести урок за меня?

– Хотят! – крикнул Марк.

– У них любовь, – прошептали с первых парт, оборачиваясь.

Я с презрением окинула класс взглядом.

– Тихо, тихо. – Физик пролистал журнал, – Ватанабе! Вот и выйди к доске.

Чоу побарабанил по столу пальцами, видимо,

от волнения, и выскочил в середину класса.

Отдельные личности тут же засмеялись: —Кватанабе, ха-ха-ха, Кватанабе!

Новичок тоже оглядел класс в поисках юмористов, и посмотрел на них, как на дурачков. Учитель впихнул ему в руки сборник задач, ткнув пальцем куда-то в середину: —Решай.

– Вот и решу, – буркнул Чоу, разворачиваясь спиной к классу, и стукая мелом по доске.

И он решил это безумие! Просто взял, и сделал. Испачкавшись мелом чуть ли не с ног до головы, расписал длинное решение, гордо проговаривая все нужные формулы.

– Да, здорово, – физик покивал, будучи искренне довольным тем, что в класс попал светлый ум. Но постарался это скрыть, видимо, чтоб Ватанабе не зазнался, и отправил его на место, – можешь садиться. И не разговаривай на моём уроке больше, пожалуйста.

– Интересно, в этом городе все такие? – усаживаясь обратно, недовольно спросил отличившийся новичок.

– Я задаюсь тем же вопросом в масштабах планеты.

– К слову о планете, твоя внешность, она удивительна! – Бесстыдный взгляд соседа по парте просканировал меня едва ли не насквозь, будто своими словами я дала ему на это разрешение, а он только этого и ждал.

Я ссутулилась. Снова эта тема.

– Да, я знаю. Удивительна…

– Откуда ты такая взялась?

– Долгая история.

Собеседник ухмыльнулся, – таки не соврал Вальмонт.

Услышав знакомое имя, я навострила уши и отвлеклась от рисования нового, более красивого Каце.

– Ты его знаешь?

– Мой лучший друг

с ним общается, так что косвенно – да. И о тебе он рассказывал, но я не верил. Прикольно получилось, теперь ты – моя одноклассница.

Учитель, заметив наши переговоры, вежливо попросил заткнуться, и мы притихли, теперь уже до конца урока.

***

«Ну, всё, сегодня он пересядет куда-нибудь в другое место, и я снова буду сидеть одна» – внушала я себе, – «Здорово же, как и обычно. Как и всегда…»

Глубоко вздохнула, открывая дверь кабинета. Но и сегодня новый сосед по парте не сменил своё место, и это очень даже удивило.

Чоу не пересел к кому-то другому ни через пару дней, ни через месяц.

Он оказался на редкость общительным мальчиком и мог поддержать едва ли не любую тему, которую мы затрагивали. Когда речь дошла до рассказов о Тигралине, я словно видела, как его воображение прорисовывает каждый описанный мною момент. Чоу действительно слушал: уточнял, переспрашивал. Я даже доверила ему посмотреть тетрадку со своими рисунками, которые он по достоинству оценил. Это внимание наполняло какую-то тёмную полость внутри меня новыми ощущениями; тёплыми и добрыми.

У нас совпадали музыкальные вкусы.

Почти все тетрадки Ватанабе были с изображениями его любимых групп или их тематикой. И дневник он тоже украсил наклейкой лого «Red Hot Chili Peppers». После того, как мы сошлись на этой почве – изрисовали всю парту в названия любимых групп. Новичок, как оказалось, ходит на занятия по барабанам и мечтает играть в рок-бэнде с самого мальства.

– Ты будешь петь, а я – играть! Ну, и я может иногда буду петь, но ударные мне больше нравятся, – мечтал он каждый раз, как разговор уходил в это русло.

А я лишь только улыбалась и кивала, не желая разочаровывать, потому что петь ни разу даже и не пробовала, и, в сравнении с Чоу, ощущала себя лютым профаном.

Он не стеснялся подпевать своим любимым песням вслух, и хрипловатый голос звучал очень приятно.

Ещё Ватанабе делал успехи по физике. Благодаря тому, что мы сидели вместе, результаты контрольных улучшились и у меня. Потому что он решал за двоих и пытался объяснить. А вместе с физикой он безумно любил астрономию. И, по секрету, поделился тем, что хотел бы стать космонавтом, но сомневается, что находится в нужной физической форме.

И это действительно было неоспоримо: тощий, тщедушный и маленький; выше меня он был всего на десяток сантиметров. Казалось, что это самое хрупкое существо на планете.

Мне очень повезло, что мы встретились. А вот повезло ли ему обзавестись такой подругой…

Одноклассники сразу повесили на него ярлык прокажённого, ведь новенький не убежал за другую парту на второй же день и выбрал «не ту» компанию. Свора тут же уцепилась за внешний вид Чоу, а в особенности – за его свитер:

– А почему ты носишь этот свитер чуть ли не каждый день, ты его вообще стираешь? – спрашивали девчонки.

– Просто я его очень люблю. Конечно, стираю!

А мальчишки с презрением дёргали его за рукава: —Чего у тебя кофта, как у тёлки? Ты её у мамы спёр?

На что Ватанабе хмурился и отходил от них подальше, отвечая: —Это папкин свитер. И не «спёр», а взял, потому что ему больше не надо.

По парню было видно, что общий язык он может найти с кем угодно, и подружился бы со всеми одноклассниками, но общение со мной предрешило его место в нашем классе, и эти вопросы они стали задавать не из интереса, а прощупывая, как можно задеть Чоу.

Он сперва и не понял этого, и отшучивался, но, когда придирки стали появляться всё чаще и чаще – напрягся.

С того момента, видимо, принял решение, что пытаться с ними подружиться он больше не будет. Тогда-то одноклассники получили то, что хотели: новую цель для развлечений.

Теперь мы были не только соседями по парте, но и братьями по несчастью. И наша с ним связь становилась только крепче; за пару месяцев мы стали тесно общаться. В конце концов, одна из маленьких грёз стала явью: у меня появился школьный друг, самый настоящий.

Подколки и издевательства, однако, не прекращались.

Глядя на Ватанабе, я видела, как его отвращение к нашему классу с каждым днём становилось всё больше. Он начал препираться с компашкой Марка, отвечать на едкости девчонок, острить всем, кто что-то плохое в открытую и за спиной говорил обо нас обоих.

Взгляды и едва ли не осязаемая злоба окружающих внушали чувство тревоги и нежелание находиться в стенах кабинета физики.

В то время, как Ватанабе легко мог дать отпор словесно, я не находила, что сказать. Да и в целом – ругаться не привыкла вообще ни с кем, помня, что за это могут быть проблемы. Проблемы с родителями. А значит – узнал бы Вальмонт. Я не хотела его разочаровать, ведь Ви так радовался моим изначальным успехам.

Бегать по коридорам от обидчиков для Чоу стало обычным делом. Казалось, что ему это даже нравится. Порой он и сам их задирал.

– Зачем ты снова это делаешь? – наблюдая за очередной пакостью в ответ на такую же пакость, спрашивала я.

– Потому что надо давать отпор. Иначе – так и будут мучить, – Ватанабе, укладывая кнопку на стул обидчика, хищно улыбнулся, – к тому же, Жана не жалко. Он отбирает мелочь у малышей, я сам видел.

Я была согласна с Чоу, но подобные меры напрягали. Спорить не стала: положение безвыходное. На месте Ватанабе я бы пустила всё на самотёк.

– А если они когда-нибудь захотят отыграться?

– Я убегу, – Чоу рассмеялся от своей находчивости.

– Нас обоих зажмут, что тогда будет? Тоже убежишь?

Он перестал улыбаться и с серьёзным лицом приблизился ко мне.

– Яниска, если зажмут обоих – беги ты. Я не обижусь.

Эта кнопка стала последним его ответом. Стеклянная грань, сдерживающая агрессивную свору пубертатных школьников от странноватого мальчика, дала трещину именно в тот момент, когда пронзительный визг Жана разлетелся на весь класс. Перемена ещё не кончилась, когда он вальяжно зашагал к своему месту, отпуская неприличные шуточки в разные стороны, и плюхнулся на стул. Остриё укололо его, и холёный племянник географички вскочил и ошалело выпучил глаза на кнопку.

Ватанабе выдал злорадный смех. И тогда вся компания одними лишь переглядками дала понять, что после уроков нас ждёт приключение.

После школы, вечером, Чоу обещал познакомить меня со своим лучшим другом, а я его – с Вальмонтом. Между собой они оба знакомы, и должны были нас встретить у парадного входа школы. Вместе мы планировали где-нибудь покушать, да только в нужный час на месте друзей не ждали – вместо этого были нелюбезно приглашены на задний двор, где у старшеклассников курилка.

Показывая всем видом своё превосходство над нами, Марк неторопливо прикурил и поморщился, глядя на моего друга. Выпустил дым прямо ему в лицо и сплюнул.

– Ты кем себя возомнил, Ватанабе?

– А ты – кем? – прохрипел он в ответ. Ломающийся голос подвёл его и уверенный тон прозвучал комично.

– Ты думаешь, один будешь лучше нас всех? Посмотри на себя, и на ту, с кем ты мутишь, – презрительный кивок в мою сторону, полный неприязни и ненависти. Будто около Чоу стоит вовсе не девочка тринадцати лет, а бак с помоями, – может ведь общаться с нормальными пацанами, так нет же – ходит с девкой. А знаешь, почему? Потому что пацан из тебя отстойный.

– Это из меня-то отстойный? – многозначительно улыбнувшись, Чоу окинул взглядом всю толпу, в которой не было ни одной девочки, и шагнул чуть вперёд, закрывая меня.

Откуда-то из-за спины Марка послышался насмешливый голос Жана: —Они спят! Вся школа знает!

Внутри ёкнуло от стыда за подобную клевету и его снова захотелось укусить. Да так, чтоб навсегда запомнил, что свой язык следует держать за зубами.

Вместо этого, я проглотила неприятную сплетню, вжавшись в стенку и опустив глаза. И едва ли не молилась, чтоб они оставили нас в покое.

Заметив моё смятение, Марк заглянул за плечо Ватанабе, обращаясь высокомерным и утвердительным тоном, так едко и злобно: – Это правда. Верно?

По телу прошла конвульсия и защипало глаза.

«Нет, это не так».

– Не правда, Марк. Вы это сами придумали, – сдержанно шепнул Чоу. Ему тяжело давалось ответить. Щёки покраснели, и после сказанного он поджал губы.

– Я не с тобой разговариваю. – Снова мне, – молчание – признак согласия, Грин.

«Ответь ему, просто ответь!»

Но я продолжала обречённо молчать. Из носа стало течь, и я тихо шмыгнула и утёрлась, смахивая слёзы. Будто передо мной не парнишка четырнадцати лет с сигаретой в зубах, а огромный и дикий бык, пышащий широкими ноздрями. По крайней мере, источал Марк именно такую энергетику. Он был уверен в себе и знал, что его боятся.

– Чоу прёт Грин по ночам, – издевательски воскликнул Жан, поднимая на смех моего друга вместе со мной. Как стая гиен, они учуяли слабое место, и поспешили уколоть туда как можно больнее.

– Если бы я мыслил так же, как вы – сдох бы от сифилиса в прошлом году. Как вы ещё живы до сих пор?..

Последовал ответ, но Марк будто обратился к своей компании:

– Видали, пацан даже о резинках не знает.

Чоу будто ждал от противника именно этот ответ…

– Как твоя мамочка не знала. Верно, Марк?

Тут же последовал резкий удар по лицу. Чоу отшатнулся, и, поскользнувшись на грязи, упал.

Я инстинктивно отскочила в сторону от Марка, на секунду залюбовавшегося своей грязной работой, оскалилась и зашипела.

От внезапно поступившего в кровь адреналина закружилась голова и на мгновение помутнело в глазах. Из носа всё ещё текло, но теперь было не до того, чтоб утирать сопли.

Раньше такого не случалось: словно сработала какая-то первобытная защита.

– Тебе бы тоже прописать! – Марк замахнулся и на меня, но рукой, не сжатой в кулак.

Не помню, как впилась зубами ему в предплечье и полезла когтями к лицу. Не помню, чтобы с него на всех четырёх лапах перекинулась на Жана и покусала его тоже. Раздался вопль постороннего человека, и толпа бросилась врассыпную. Пелена в глазах рассеялась, а обидчика что-то сбило с ног. Оставшихся, самых смелых, разогнал второй силуэт со знакомым, родным, запахом. Запахом, вытянувшим меня из этой странной и тёмной бури и заглушившим вкус крови на языке.

Сердце ёкнуло: Вальмонт!

Мой герой драл глотку в возмущённом крике: —Как так можно, сукины дети?! – Я подбежала и вжалась в его грудь лицом, обнимая. На взъерошенные волосы легла родная ладонь, погладив.

Второй голос согласился с Вальмонтом: —Охренели, сволочи!

Я одним глазом видела, как незнакомец подошёл к Чоу, ухватил за руку и поднял одним рывком, как плюшевую куклу. Отряхивая его, он озверело прошипел: —Что опять ты вытворяешь, идиот?

Вытирая с лица грязь и слюни, Ватанабе спокойно ответил: —Всё было под контролем, Фин.

– Да мы уж видели, – усмехнулся Ви, в попытке оторвать меня от своей куртки. Я отклеилась от него сама.

После тесного контакта с тканью, остались красные разводы. Вздрогнула, трогая нос – вроде не болит…

Наклоняясь передо мной, Вальмонт ухватил тёплыми руками мою мордочку и чуть приподнял, всматриваясь в красную течь: —Нос разбили?! Вот же гады!

Названный Фином человек стал возмущаться:

– Ещё бы, тут такое месиво случилось. Толпой на двоих… А вы чего? Нарвались, да?

– Не бузи, я уверен, что они просто защищались, – заступился Вальмонт, в очередной раз вызывая внутри меня вспышку уважения и радости за то, что он сейчас здесь.

Ви, доставая платок из кармана, приложил его к моему носу и тихо проговорил: —Не обижайся на него, он всегда такой.

Рыжий парень скривился. Он услышал слова приятеля. Потом повернулся к Чоу и забубнил, как старый дед:

– Чего на месте не сидится… Только дядьке не показывайся – орать будет, как резаный, – схватил Ватанабе за плечо и резко развернул его, хлопая по куртке. Помогал ли он стряхнуть грязь, или лишь прикрывался этим, сердито шлёпая по спине Чоу – оставалось загадкой. Для себя я выбрала второй вариант.

– Ну хватит, я же не умер! Пойдём уже, поедим, – терпение Ватанабе закончилось и он, никого не ожидая, двинулся к ржавым воротам школы, ведущим к выходу на улицу, – я не маленький, сам разрулю.

Ви усмехнулся, подхватывая мою лапку, чтоб отцепить её уже от рукава своей куртки.

– Заметно, что вам и помощь-то не особо нужна была. Янис так вообще чуть в клочья пацана не порвала. Надеюсь, он это заслужил?

К ушам прилила кровь от слов Жана: «Чоу прёт Грин по ночам!». Усиленно пытаясь вспомнить момент, когда я оказалась затянута в драку, всё же, уверенно ответила: —Заслужил.

– Смотри, как бы не побежал плакаться к мамочке. Придётся объясняться, – глядя прямо и шагая впереди нас, пробубнил Фин.

Чоу, ускакавший подальше от нас, развернулся и прокричал: —ой, не воняй, Гловатски! Я думал тебе шестнадцать, а не шестьдесят один, зануда.

– Сейчас получишь, – прикрикнул тот в ответ. Лица не было видно, но слышалась улыбка.

Хихикая, Ватанабе убежал за угол. А там, неподалёку, расположилось заведение с самой вкусной пиццей

в городе. И запах так и манил зайти, особенно нас – двух голодных и замученных школьников. Энтузиазма у Фина и Вальмонта было поменьше.

В светлой и уютной кафешке, заказав еды, Чоу покинул нас и ушёл оттирать куртку. Без него стало как-то не по себе, ведь его приятель – Фин Гловатски, больше не был отвлечён беседами и теперь мрачно изучал взглядом мою мордочку и уши. Ощущая на себе этот тяжёлый взгляд, я рассматривала разные картинки пицц и прочих яств в меню, изо всех сил делая вид, что не замечаю.

Фин не выглядел на свои шестнадцать. Казался взрослым и злым, был хмурым. Зелёные глаза изучали меня бесстрастно, в них не было никакого восторга, только капелька интереса.

Я уловила его запах: дым и что-то очень напоминающее чеснок, но не в плохом его проявлении, а будто он сидел на кухне, пока его мама варила вкусный суп.

Но чуть позже выяснилось, что нет у Фина мамы. А отца он и вовсе ненавидит. Ненавидит за то, что он-то и лишил своего сына матери, и был закрыт в тюрьму на долгий десяток лет. Непутёвый папа обрёк Фина на жизнь с дядькой; в вечных скандалах и истерике.

А потом на их голову свалился, видимо, прямо из космоса, Чоу. Который, вернувшись с мокрой курткой приступил к трапезе и выложил нам всю эту историю, параллельно прожёвывая кусок пиццы и запивая колой.

– У тебя-то что случилось? – вежливо поинтересовался Вальмонт, когда речь зашла о переезде Ватанабе

к Фину.

– Старший брат на время уговорил приехать сюда. В столице мне, конечно, больше нравилось, но и тут неплохо. Он меня заберёт, как только решит все проблемы с папой. А пока вот – живу у его близких друзей, с этим занудой. Он мой лучший друг, кстати.

Ви сложил из салфетки красивого журавлика и положил на стол, продолжая разговор: —А что с папой?

Тут Чоу осел и угас, спрятал пальцы в длинные рукава любимого свитера. Сглотнул, уставился куда-то в пустоту, прикрываясь тем, будто смотрит в окно, но стеклянные глаза, один из которых медленно заплывал от полученного одноклассником удара, а вокруг наливался синяк, выдали.

– Умер папа. Разбился на мотоцикле.

Руки едва ли не потянулись обнять, так плохо внезапно для всех стал выглядеть наш друг. Вальмонт извинился за неаккуратный вопрос, а я дотронулась до Чоу.

– Жалко как. Наверное, он был хороший?

– Да кто ж его знает? Вечно в разъездах, иногда месяцами его не видели. Вот… Я и не увижу больше.

После этой новости, чтобы не уходить в столь печальные разговоры, тему аккуратно вывели в другое русло и остаток вечера прошёл спокойно.

Глава 4

Дом на окраине

Мы перешли в восьмой класс.

Из забитой одиночки я переквалифицировалась

в более-менее нормальное создание, научилась шутить и общаться. Всё – благодаря нашей компании, где теперь были Фин, я, Чоу и Вальмонт, показавшие все прелести дружбы.

Я жила и радовалась, пока судьба не подбросила мне новый сюрприз.

Ругаясь из-за субботника со старостой, я перенервничала и отстала от остальных – давление резко упало.

Очнулась в туалете, у раковин. Не чувствовала себя плохо, только лишь немного странно.

Вернулась в кабинет, а там – завуч, с мерзким надменным лицом обвиняющая меня в том, что я исписала кирпичи школьных стен замазкой, в то время как остальные, не покладая рук, мели мусор на субботнике.

Велели идти и оттирать после уроков. Только убирать то, чего я не делала – не собиралась. И мы с Чоу сбежали с уроков гулять.

Проходя мимо той самой стены во дворе, я оглядела кирпичи. Белыми корявыми буквами, на некоторых красовалась истина: «Марк – сволочь».

– Действительно, написано… – прошептала я.

– Это ты, конечно, правдиво его обозвала, но на стене-то зачем? – усмехнулся Ватанабе.

Да не я это. Я, вообще, была в кабинете. А потом, походу, в туалете сознание потеряла.

Чоу посмотрел на меня, – может, тогда домой проводить?

– Да давление упало, ничего страшного в этом нет, – заметила ещё надписи, среди которых складывали между собой две буквы: «Ч+И». Это ещё что? Точно не моё.

– Кто-то видать пытается подставить меня.

Друг остановился. Я, пройдя ещё пару шагов, тоже.

– Ты серьёзно? Я видел своими глазами, как ты писала. И не только я видел. А настучали девочки.

Я не поверила, но на одноклассниц всё равно обиделась. В очередной раз.

Давление продолжало резко падать, едва я злюсь или сильно расстраиваюсь. Просыпалась в разных местах, порой даже дома и уже знала, что после этого будет выговор. Ругали, в основном, за прогулы и исписанные стены, парты, стулья. Потом – за поведение.

Они утверждали, что мне весело, в то время как моё эмоциональное состояние близилось к минусовой отметке.

Я скучала по дому и родителям, мне снились кошмары, из носа всё время текла кровь при этих перепадах.

По ночам чудились огромные пауки, бегающие по одеялу. Днём болела голова и я стала путать даты, грубить учителям.

Случилось самое страшное: вызвали в школу Вальмонта.

Он у нас уже большой парень, ему целый двадцать один год, вот и пришёл разбираться самостоятельно.

С легкой руки завуча и классного руководителя, меня отправили к психологу, а оттуда – в сопровождении Ви, к психотерапевту.

Дома завязался разговор с миссис Флетчер – главной женщиной этой обители, которая решала все, даже нерешаемые вопросы. А с этой проблемой – удивила бездействием и скепсисом.

Мама Вальмонта посмотрела на меня. Сердце упало в пятки от её взгляда; хоть не было в нём ничего плохого, но я чувствовала, будто где-то провинилась.

Она смотрела так на меня всегда, отчего ощущение себя в стенах поместья чужой почти никогда не утихало.

– У неё просто переходный возраст. Подростки склонны к перепадам настроения. Перестань так нервничать, всё пройдёт.

Её мнение считалось авторитетным. Ви не стал спорить. Да и мне не хотелось по врачам; они всё норовят добраться до моих пальцев и вен, отобрать кровь и положить на операционный стол – проверено опытом.

А тут ещё и предлог появился, чтоб забрать меня и подержать в больнице подольше. Ну уж нет, я справлюсь.

Лучше не становилось. Одноклассницы хорошели и расцветали, шептались о парнях и любви, в то время как я краем уха слышала и завидовала, оставаясь для них и всех окружающих той же «Пучеглазой», так теперь ещё и с заскоками. А внутри, как и у всех – весна, жажда внимания и амурных приключений. Чтоб тоже были пикантные тайны, первые поцелуи. Только стыдно было даже представить себя рядом с кем-то.

Эти перепады мешали жить, и одно такое проявление поймал на камеру Чоу. Секрет обличился с внезапной стороны: пока я думала, что валяюсь без сознания, моё тело вполне совершало резкие манипуляции, и даже разговаривало без моего ведома. Собеседником смог стать Ватанабе.

– Янис, ну чего с тобой опять такое? – осторожно спросил её друг.

– Я – Ин, мать вашу! – Громким и тонким голосом ответила ему та, что управляла моим телом и сознанием. Она немного отличалась от меня, но с экрана мобильного Ватанабе ничего толком не рассмотришь, – а ты такой милаха, прямо Маленький Принц… Сожру тебя последним.

На записи она подмигивает своему оператору, перепрыгивает на четыре лапы и убегает вдаль по коридору.

Эта сцена завершает короткий ролик. Комментировать как-то неловко, будто услышали не комплимент в сторону Ватанабе, а тот самый издевательский выкрик Жана. Пошлый и неуместный, лживый.

Украдкой глянула на Чоу – ухмыляется. Вроде не я сказала, а так стыдно…

Игнорируя сказанное Ин, Чоу заключил:

– Ты… Или… Она бежала к пожарному шлангу, хотела сорвать его и залить всё водой. Но потеряла сознание раньше. А дальше…

А дальше я помнила. Очнулась около шкафчика с этим шлангом, и при падении, видимо, хорошенько приложилась об пол.

Тем не менее, мы смогли прийти к выводу: эта хулиганистая и громкая девчонка – вовсе не я. Она имеет похожие на мои чувства и теряет на мгновение сознание, но живёт своей жизнью. Мне предстояло только узнать, чего стоит эта Ин, но бежать от неё было, увы, некуда.

От себя ведь не убежишь.

Тем временем, сезоны сменяли друг друга, закончился и восьмой класс. За ним – пролетел девятый.

Помню запах розданных книг в начале каждого года и их же, собранных в конце. Мерзкую дрожь от неотапливаемого кабинета и вечную сонливость. Ещё вспоминаю постоянный голод и урчание живота – зато какие были вкусные сосиски в тесте на большой перемене! Для меня было таким удивлением, когда Чоу купил себе вкусняшку и впервые ею со мной поделился; до этого никто так не делал. Это стало маленькой традицией – делиться едой. И мы успешно её соблюдали. До тех пор, пока Ватанабе не выпустился. Он ушёл с девятого, а меня оставили учиться дальше.

Как и любой другой ребёнок, я становилась старше. Появлялось своё мнение, скакала самооценка и настроение. Стала препираться с опекунами; казалось, они не понимают никакого смысла этой жизни. Назвать их родителями язык так и не повернулся.

Затем мне исполнилось шестнадцать. Среди установленных в поместье Флетчер порядков и правил стало душно. Мама Вальмонта ругалась со мной почти каждый раз, когда у неё был выходной и она оставалась дома. Мне нравилась тяжёлая музыка, а она её презирала, и пыталась запретить слушать. Когда я подпевала, миссис Флетчер не упускала возможности подметить, как ужасно получается. Дальше – пыталась навязать мне то, что в её интересах.

Я люблю её и мистера Флетчера, но, к сожалению, не могу больше это терпеть, и с этим заявлением обратилась к Вальмонту.

И мы всё обдумали. Мы переезжаем.

Предки Вальмонта отговаривать не стали. Его папа не хотел отпускать лишь Арти, но тот, ощутив приближение чего-то интересного, упёрся рогом, что съедет с нами.

Чоу и Фин, только услышав фразу «съезжать», намекнули, что хотят присоединиться. И вот, нас уже стало пятеро.

Жильё выдавать молодой компании не хотел никто, оно и понятно – хозяева ищут семейную пару, да чтоб без детей и животных. А у нас – и лусусы, и ребёнок, ещё и «мутанты» какие-то.

Едва мы хотели начать разгребать содержимое чемоданов обратно по полкам – Фин нашёл вариант, который стал последним.

На краю города семья оборудовала свой гараж под дом. Цена устроила, запросов особых не было, и мы тут же выдвинулись смотреть.

Большие оранжевые гаражные двери скрывали за собой обитель с низкими потолками, обклеенными газетами и нотными листами. Едва заходишь – в нос бьёт запах винилового клея и краски – совсем недавно сделанный ремонт. Но для гаража помещение было огромным, видно, что расширяли, чтоб получился эдакий «первый этаж». Поработали нехило: две комнаты, ванная, туалет и коридор, в котором у двери на улицу стоит старый продавленный диван и деревянный обеденный стол. Правда, работали, видимо, на скорость, а не на качество, да и дешевизна проглядывалась.

Чоу и я с радостью и восторгом обошли все комнаты, пощупали мягкие, свежепоклееные обои.

Восхитилась: —как просторно!

– Даже эхо слышно! – поддержал друг.

Вальмонт и Фин переглянулись. Ни единая мышца на их лицах не дрогнула, только лишь Ви пожал плечами.

Семья, сдавшая нам помещение, жила сверху и оказалась весьма активной: дома их почти не бывало. Но была старушка, живущая в соседнем доме – глуховатая и слеповатая. Нам велели помогать, не обижать её, и охранять дом, пока сдающие отсутствуют.

Условия настолько просты в выполнении, что согласия нашего было не избежать.

Дальше потянулись дни жаркие и пыльные дни обживания.

Поздний август, на улице сухо и тепло. Двери и окна открыты настежь; мы выбиваем подушки и одеял, выметаем мусор и во всю обустраиваемся.

Вальмонт и Фин пришли к решению, что заселятся в одну спальню, и за нас с Арти решили, что мы будем жить в соседней.

– А почему именно так? – поинтересовался Чоу, которому досталась пружинистая кровать у стены в коридоре.

– Ну, хочешь – уступлю вам с Фином, а сам буду здесь? – предложил Ви, но тот отказался, сославшись на то, что с рыжим злодеем он жил в одной комнате целую вечность, и слушать, как он бренчит на гитаре, ему надоело.

– Ну, тогда можешь со мной, или с Арти…

Его перебил Фин:

– Вы как хотите, но комнату я не отдам. Не хочешь жить со мной, Чоу, живи тогда тут, или вон, – он махнул в мою сторону.

– Да ну вас, тогда. Я и тут уютней всех обустроюсь, к тому же, один.

Всех устроило решение Ватанабе. Мы принялись растаскивать вещи по новым спальням.

Я разложила свежую постель, принялась за шмотки, а Артур первым делом притащил свои игрушки и Каце с Мурзиком в комнату. Те обнюхали всё вокруг, остались недовольны, и побежали исследовать территории остальных.

К вечеру третьего дня становилось в обители поуютнее, поднятая пыль улеглась вместе с нашей суетой, все вещи потихоньку нашли свои места.

Осталась только одна стёганая сумка. Казавшаяся огромной и тяжёлой раньше, теперь она выглядела маленькой.

Вытянув её, поймала секундное оцепенение, прошёл холодок по спине. Сдавила виски старая картина, где папа остался один. Где осталась одна мама.

«Шесть лет прошло с того момента, с ума сойти можно…»

Засунув руку в рюкзак, нащупала чёрствую поверхность камешка, и вытащила его из глубин. Затем второй, третий…