Читать онлайн Шлемазл бесплатно
От автора
Коллеги! Как всегда, всё в реальности вовсе не так, как на самом деле. Что есть правдивая картина мира, а что иллюзорная, мир приятного или неприятного самообмана, в котором живёт и галлюцинирует практически всё человечество, нам неясно. Лично я столкнулся с удивительным парадоксом: в Москве, как и во всём мире, театральные и киношные продюсеры жалуются, что нечего ставить, нет хорошей театральной драматургии, нет интересных сценариев. Но в то же самое время новому автору сложно пробиться, его никуда не пускают, его отовсюду гонят, об него вытирают ноги самым беспардонным образом. Мне сколько раз в театрах говорили: ничего нам не приносите, никто это читать не будет, или же: присылайте на электронную почту, но это всё равно никто читать не будет, потому что с улицы мы ничего не берём. Сплавляют ранимого автора на какие-то там фестивали, конкурсы, питчинги, где хорошие идеи и оригинальные находки тырят самым безбожным образом. А потом зритель удивляется, что в театре и в кино его потчуют какой-то непереваренной блевотиной. А если даже и удаётся поладить, то автору норовят не заплатить, мотивируя это тем, что, дескать, у вас, юноша, нет никакого имени. Можно подумать, что кто-то когда-то уделяет внимание драматургу, который и придумывает всю историю. Но нет, слава и лавры достаются режиссёру и артистам, говорящим слова, придуманные автором. Адский труд которого не в счёт, зачем ему платить?
Неудивительно, что из года в год, десятилетиями и столетиями в театрах идёт одна и та же тягомотина, особенно чеховская. Чехов пьес писать не умел, они крайне занудны, они со слабым сюжетам, с диалогами ни о чём. Вся чеховская драматургия о никчёмных потерянных людях, в которых нет ни шарма, ни изюминки, которые не могут никак сообразить, чего они хотят и как бы получить желаемое. Пьесы же Островского трагичны, после них жить не хочется, равно как и пьесы других драматургов, считающихся столпами театра.
Я переписал чеховский “Вишнёвый сад” в иную реальность, на современный язык, поместив героев на Рублёвку в 2004 год, поэтому пьеса называется “Вишнёвый сад. 100 лет спустя”. В Москве ежедневно идёт дюжина традиционных “Садов”, нудятина.
Предлагаемая же здесь вашему вниманию пьеса “Шлемазл” об актуальном, о цайтгайсте, о духе времени, о современной ментальности и инфантильности.
Действующие лица пьесы “Шлемазл”
Изя, тридцатипятилетний высокообразованный оболтус
Абрам Шапиро, отец Изи, банкир
Циля Шапиро, мать Изи
Марк, драматург
Август, драматург
Даша, секретарша, мойра Айса
Платон, восьмилетний сын Даши
Понтий Пилат, он же Леопольд, любовник Цили
Феликс Самшиттер, решала, он же Батюшка-киллер
Роксолана, модель, она же мойра Клото
Снежана, модель, она же мойра Лахеса, Девушка в банке
Херукуси, карлик-самурай, он же Моня, племянник Цили
Действие первое.
Большая гостиная.За большим столом сидят мультимиллионер АБРАМ ШАПИРО, его жена ЦИЛЯ, их сын ИЗЯ лет тридцати пяти, два драматурга АВГУСТ и МАРК со своими ноутбуками. Рядом стоит осветительное оборудование, видеокамеры на треногах. Над сценой висят два больших экрана,на которые выводится содержание рабочих столов с ноутбуков Марка и Августа.
АБРАМ: Я – Абрам Шапиро, уважаемый человек, прошёл перестройку, потом роковые девяностые, потом жирные двухтысячные, потом десятые кризисные, теперь вот двадцатые прохожу… И Цилечка со мной. У нас случалось разное, да, но она со мной. Но вот сыночек наш, Исаак Абрамович Шапиро, драгоценный Изенька, ничего не хочет делать, какой-то шлемазл…
ЦИЛЯ: Он не шлемазл, Абрам. Он просто весь в моего дедушку. Он не от мира сего. Не всем быть банкирами. Он будет цадиком.
АБРАМ: Кому я оставлю самое дорогое, что у меня есть – мои деньги? Он же всё профукает, я еще остыть не успею, ребе ещё не скажет “Шма, Исраэль”, как от моих предприятий ничего не останется…
ИЗЯ: Папа! Да не нужны мне твои деньги! Отдай беспризорникам!И цадиком я не хочу.
ЦИЛЯ: Изя! Не говори так! Иначе папина жизнь лишается смысла!
АБРАМ: Ты как беспризорник! Ни жены, ни детей! Мы с твоей мамой ждём внуков уже двадцать лет, а ты даже шиксы в дом не привёл! Хоть бы какого ребеночка подарил бы нам! Ведёшь себя как поц.
ЦИЛЯ: Он не поц, Абрам. Просто мальчику нужны другие условия, чтобы раскрыть свои таланты!
АБРАМ: Вот поэтому я позвал Марка и Августа. Они пишут пьесы и сценарии. Я делаю последнюю попытку раскрыть потенциал этого перезрелого цигеля
ИЗЯ: Не цигель, а цигеле. Цигель – это кирпич. А цигеле – это козлик, если ласково.
АБРАМ: Вот, выучили филолога в МГУ на свою голову.
ЦИЛЯ (Марку и Августу): Изенька у нас переводит с мёртвых языков. В том числе и с идиша.
МАРК: Так ты образованный чувак!
ИЗЯ: Слово “чувак” имеет сложную этимологию. Либо оно означало когда-то – по непроверенным данным – кастрированного барана, либо чява – друга цыганской барышни, либо переведенное в мужской род слово “чувиха”, что изначально на фене означало проститутку. Есть ещё кой-какие соображения…
АВГУСТ (чиркая в блокноте): Кастрированный… Потом жулик… Потом проститутка мужского рода…
ЦИЛЯ(тревожно): Вы это что записываете? Изя может прочитать вам лекцию по Геродоту и Плутарху, по Торе или по средневековому мистицизму… Он переводил гримуары.
АБРАМ: У всех дети как дети – юристы, банкиры, продюсеры, мой отец был теневиком в СССР, мой дед был нэпманом, мой прадед был фабрикантом, все приличные люди, всех расстреляли, а вот этот вот получился неизвестно кем. Даже прокуратуре неинтересен. Поэтому прошу вас, ребята, и Цилечка просит, как только может просить еврейская мамаша – напишите для него сценарий, пусть может станет большим актёром, как Кирк Дуглас или Пол Ньюман. Я дам денег на кино. В пределах его таланта.
ЦИЛЯ: Он очень, очень талантливый. Но своеобразный.
АВГУСТ: Так вы нам задачу поставьте – что мы должны сделать: написать сценарий, снять кино, научить его играть персонажей, найти в нём божью искру и распалить её, что он нас?
АБРАМ: (вынимая свёрток с деньгами и кладя его на стол)
Здесь полмиллиона долларов. Всё на все деньги, пожалуйста.
ЦИЛЯ (упреждающе): Мы очень небогатая еврейская семья, вы поймите нас правильно… Это абрашина любовь к Изеньке…
АБРАМ (вставая и завершая разговор): Хорош юродствовать, Циля! Мы прежде всего – еврейская семья. Ребята! Я просто уже не знаю, что делать, чтобы сделать из этого куска гов… глины… хоть какое-то подобие человека! Короче! Вдохните в него душу живую, как наш творец в Адама. Сделайте мне из него конфетку, и будет вам большое еврейское счастье. На выход, Циля!
Абрам и Циля уходят.
За столом сидят Марк, Август и Изя, из под стола они достают бутылки пива, водки и коньяка, разливают, чокаются, пьют. Перед Марком и Августом стоят открытые ноутбуки. Они достают колоду и ачинают играть в карты на деньги, оставленные Абрамом. Изя их обыгрывает.
МАРК: Изя, если ты и дальше будешь так мухлевать, нам не на что будет снимать кино. Имей совесть – у драматургов тоже бестолковые дети, их тоже надо иногда кормить.
ИЗЯ: Да ладно. Я не жлоб. Забирайте себе мой выигрыш.
Изя сдвигает пачку денег от себя в сторону Марка и Августа.
АВГУСТ: Забавный ты человек!
ИЗЯ: Это сказал Ле Шиффр Джеймсу Бонду перед тем, как отбить ему яйца. Речь тоже шла о карточном выигрыше. Сто пятнадцать миллионов долларов. Для моего папаши это карманная мелочь.
АВГУСТ: Тебе хотелось бы сыграть в кино какую-нибудь роль. Того же Джеймса Бонда?
ИЗЯ: С такими ушами и таким шнобелем? Не делайте мне смеяться. Если б хотел – папаша купил бы мне “Парамаунт” вместе с “Диснеем”. Ничего я не хочу, кроме пива холодного.
Изя наливает себе в бокал пива и смотрит на пену.
МАРК: Вот смотри. Основа любой драматургии – это конфликт. Самый такой конфликт – это конфликт героя с кем-то, кого ещё надо вычислить, найти и покарать. Вот как у Гамлета. Гамлета смог бы сыграть?
ИЗЯ: Гамлета неправильно перевели. Я знаю примерно тридцать переводов, и всё неточные, неверные, неадекватные. Я сделал свой перевод. Такой, чтоб был понятен смысл и суть, что хотел сказать Шекспир или тот, кто считается Вильямом нашим Шекспиром.
Август что-то печатает на ноутбуке. На экране над сценой появляются титры “Новелла “Гамлет”
МАРК: Изя, ты в самом деле филолог?
ИЗЯ: Романо-германское отделение филологического факультета МГУ. Специализировался на латыни, древнегреческом, староанглийском языке. Развлекался тем, что переводил со мертвых языков на всякие специфические. На ту же феню, для зон и тюрем, для их художественной самодеятельности.
МАРК (делая пальцы веером): Ты? Какое отношение ты имеешь к воровскому ходу?
ИЗЯ: Я в газетке подрабатывал, “Свобода и неволя”, её на коленке издавали для порядочного люда, всех честных арестантов. Ну и уважаемые люди обратились в редакцию, типа, хотим Гамлета, в натуре, поставить, но чтоб последнему барбосу было ясно, о чём речь, и он рос над собой, набирался культуры. Просили помочь по-братски.
АВГУСТ: И?
ИЗЯ: Зеки заценили. Но запретило начальство. Теперь мой “Гамлет” ходит по зонам в списках. Или по памяти, как у скальдов и акынов.
МАРК: Текст помнишь?
ИЗЯ: Обрывки. Монолог помню.
АВГУСТ: Тогда покажи класс! Как у Смоктуновского и Высоцкого! Камера! Мотор!
Изя делает рукой жест, означающий “спокойно” и выходит из комнаты. Марк выразительно смотрит на Августа и крутит пальцем у виска. Мониторы над сценой включаются и показывают входящего в комнату Изю с разных ракурсов.
Изя заново входит в комнату, но за его спиной вдруг появляется фон-проекция в виде средневекового замка и моря. слышен звук прибоя. Изя обнажен по пояс, в руках он держит самопал и тюремную заточку. Его торс покрыт синими наколками как у вора в законе, с воровскими звёздами и куполами.
ИЗЯ: (сопровождая речь размахиваниями заточки и прицеливанием из самопала в невидимого противника)
Терпилой быть или козырным перцем?
Вот где пипец всему сокрыт!
За жабры цапануть удачу,
Иль, трогаясь умом, хлебать говно
Дырявой ложкой? И это типа жизнь?
Аля-Улю! Осталось склеить ласты
И от кондрашки жмуриком залечь
Под снег в лесу, без всяких катаклизмов.
Но то для слабаков, дрыщей и упырей,
Кто мамке меж грудей соплю пускает
С детства. А мы, козырные, занюхав,
Волыну достаём и шаримся по стрелкам:
Мы бьемся за лаве, а не за принцип левый!
Решпект и уважуха реальным пацанам.
А вы, лошары глупые, идите лесом на хер,
Пока бамбук мы курим, пуская пузыри.
Кто нефартовый – тот всегда неправ!
А лютому всё нипочем,
Хоть шлюхина любовь, хоть крытка,
Где злые вертухаи в очко пихают
Швабру. А гниды из опущенных мажоров
Воткнут перо, как им подставишь спину,
Барбосы без предела все эти отморозки.
Но все сочту херней, когда на торсе голом
Наколят купола. Я в ящик не спешу ,
Но тут уж как пойдет, и в ахуе спокойном
Я все снесу. Кряхтеть не буду и бурчать.
А смерти не боюсь, там пассажиров четких
Сортировка. У Господа в чертогах лабиринт,
И нет путей в обратку. Тебе не соскочить,
Сиди, замри! Не верь! Не бойся! Не проси!
А совесть, блин, химера, гной души,
В терпилу превращает правильных людей.
От ней свернется кровь и изблюешь кишки,
Просрав свой фарт и жисть на косяки.
Офелия! Хоть ты и шмара, чисто блядь,
Напомни мне, кого пора шмалять!
Изя стреляет в потолок из самопала. Сверху сыплются блестки и конфетти, шум оваций и аплодисментов. Изя с достоинством раскланивается. Марк и Август вяло хлопают.
Изя надевает на себя сорочку, Марк и Август переглядываются.
МАРК: Стоп! Снято! Конгениально, но маме не понравится.
АВГУСТ: Да и папа твой, я знаю, не любит напоминаний про бурную молодость.
ИЗЯ: Папа любит банковское дело. Это ему близко – всех купить, всех продать. А потом плакать и каяться. Он так говорит: не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасёшься.
МАРК: Это какой-то христианский подход, а он, я так понимаю, под законом ходит: око за око, зуб за зуб? Но это всё равно очень дельная мысль. Ты – копия своего отца. Можешь себе представить, что ты – это он?
ИЗЯ: Я пожиже буду. Жалкий еврейский интеллигентишка. А он кремень, из биндюжников одесских. К моменту, как я появился, он уже много чего прошёл.
АВГУСТ: Но это не значит, что совесть не скребётся в его душу. Он же сам завёл разговор про Бога. Но вот с Богом конфликтовать можно, но сложно. Обычно конфликт сам с собой – это и есть конфликт с собственной совестью. А Бог – это камертон, который всем людям настраивает совесть на одну тональность. Поэтому и заповеди у всех народов примерно одинаковы. Даже у твоего папаши и всего этого развеселого племени.
ИЗЯ: Сомневаюсь, что если бы отец впустил Бога и совесть в свою жизнь, то нам было бы на что харчеваться!
АВГУСТ: Но давай попробуем. А там, как сказал праотец наш
Авраам своему единственному и любимому сыночку Исааку, собираясь перерезать горло: “Бог усмотрит”. Ну давай попробуем посмотреть на жизнь глазами твоего папаши-банкира. Так, давай, я печатаю…
Август печатает в ноутбуке. На экране появляются титры
“Новелла “Банкир”
ИЗЯ: Ну я же из другого теста. Вообще другой человек!
МАРК: Если ты не можешь вжиться в шкуру другого человека, то нет тогда в тебе души живой. Переносимся в банк. Камера! Мотор!
Свет гаснет. Потом зажигается другое освещение,это уже кабинет председателя правления банка.
Кабинет председателя правления банка. Ночь.
Изя (загримированный под своего отца Абрама) сидит в своем кабинете, в кресле. Перед ним на столе в томной позе возлежит СЕКРЕТАРША ДАША в провокативном нижнем белье. Изя мажет пальцы в креме из баночки на столе и натирает ей спинку и пониже, нежно похлопывая по ягодицам. Даша рассматривает стоящий на подрамнике портрет молодой Цили. Рядом переливается огнями рождественская ёлка.
ИЗЯ: Жопа у тебя – всем жопам жопа. Ты всем Дашам Даша.
ДАША (игриво виляя попой): Продолжай. Всё уже хорошо смазалось.
ИЗЯ (хлопая её по попе): Без меня.
Изя достает из стола пухлый конверт и шлёпает его ей на круп.
ИЗЯ: С Новым годом, Рождеством и всё такое. Это выходное пособие. Сегодня твой последний рабочий день. Как, возможно, и мой.
Даша, придерживая конверт, медленным отточенным движением гимнастки съезжает со стола и присев на краешек, пристально вглядывается в глаза Изе, потом показывает на портрет Цили.
ДАША: Сменял меня на старую воблу? Передумал разводиться? Деньги её, значит, важнее? Не хватает тебе, да?
ИЗЯ (жёстко): Иди отсюда. И коньяк мне принеси!
Даша элегантно надевает застегивающееся спереди платье и выходит из кабинета через условную дверь на краю сцены, где стоит её рабочий стол, над которым написано “приёмная”.
Свет в кабинете Изи гаснет, но вспыхивает над приёмной, где Даша достает из стола бутылку коньяка.
Приёмная председателя правления банка. Ночь.
Даша , открывая коньяк, звонит Циле, чей портрет видит на экране смартфона. Из как бы из телефона доносится властный голос Цили. Изображение молодой Цили появляется на экранах над сценой.
ЦИЛЯ (с экранов): Ну?
ДАША: Что-то не то. Он не со мной… Но и не с вами.
На экране видно, как молодой любовник Леопольд,, похожий на киномерзавца с усиками, целует Цилю в плечо, камера показывает лишь лица и плечи.
ЦИЛЯ (на экранах, Леопольду, очень властно, категорически): Леопольд! Идите пописать!!
Леопольд тут же исчезает.
ЦИЛЯ (с экранов, категорично и жёстко): Я перевожу тебе миллион на Кайманы. Чтоб всё сделано было немедленно! Ясно?
Даша кивает и убегает со сцены.
Свет гаснет. Горят только экраны.
ЦИЛЯ (с экранов): Вспомню тебе бесприданницу…
Кабинет председателя правления, ночь,, включается свет.
Изя сидит за столом. На столе звонит смартфон Изи. Изображение со смартфона выводится на экран. Написано “Моня”. Изя снимает трубку. На экранах появляется Моня, племянник Цили. Изя включает громкую связь.
МОНЯ (с экрана): С Рождеством Христовым, жидовская морда!
ИЗЯ: Денег нет! И не будет!
МОНЯ (с экрана, спокойно, но с очень зловещей ноткой): А с тобой тогда что будет? Родной!?
ИЗЯ: Не надо стращать! Ваша семейка меня задолбала!
МОНЯ (с экрана): Если б ты не был женат на любимой тёте, знаешь, где б ты был?
ИЗЯ: Я знаю, где ты скоро будешь – парашу в СИЗО облизывать.
Изя с телефоном выскакивает из кабинета. В кабинете гаснет свет, экраны продолжают работать.
Камера на экране как бы отъезжает, видна обстановка – диван, кресло, журнальный столик.
Вид на экранах: Моня сидит, развалившись в кресле, рядом с ним сидит на диване полулежит Батюшка, и лениво собирает на журнальном столике икебану. Всё кругом в цветах, звучит музыка, Гольдберг-вариации Баха. На столе лежит смартфон, на нём портрет Изи, включена громкая связь.
МОНЯ: Вопрос поставлен не ребром, а раком?
ГОЛОС ИЗИ: И ты так встанешь!
Связь отключается. Моня смотрит на телефон, потом на потолок, и, доставая из-под кресла тяжелый конверт и кладя его с металлическим звяканьем на журнальный столик, смотрит на БАТЮШКУ в рясе священника с большим наперсным крестом.
МОНЯ: Ваш выход, владыко! Поздравь его от меня и помолись за новопреставленного!
Батюшка скорбно качает головой, берёт со стола конверт, потом вытаскивает из вазы охапку белых роз и погружает в них лицо, сосредоточенно вдыхая аромат.
Экраны гаснут, на сцене зажигается свет.
Кабинет председателя правления. Экраны над сценой показывают Изю крупным планом с разных ракурсов.
Изя сидит протирает правый висок ваткой, макая её в баночку с надписью «Спирт». Он смотрится в отражение чёрного спящего экрана монитора, стоящего на его столе.
Перед ним почти пустая рюмка коньяку, полностью пустая бутылка коньяку и дымящаяся сигара. На столе лежит газета, под ней какой-то объёмный предмет.
Вдруг на огромном экране спящего монитора, с электронным писком, выскакивает надпись: «Консультации с Небом. Бесплатно. Жмите сюда".
Экраны над сценой теперь дублируют всё, что показывается на мониторе Изи.
ИЗЯ: Консультации? С небом? Бесплатно? В наше время? Над покойничком стебётесь? Сейчас я вам постебусь!
Сидит, елозит мышкой по столу, курсор бегает по экрану, всё дублируется на больших экрнах над сценой.
ИЗЯ (громко, чтоб слышала Даша): Дарья Михална, коньяк неси!
Изя кликает мышкой, на экране появляется надпись «Устанавливается соединение».
Свет в кабинете Изи гаснет, светится лишь монитор на его столе.
Свет выхватывает край сцены, где Приёмная председателя правления,, и там сидит Даша.
Как будто из-за дверей,из темноты, доносится крик Изи.
ГОЛОС ИЗИ: Алё? Рабочий день не закончился! Где моё бухло?
Экраны над сценой показывают Дашу крупным планом.
Перед Дашей стоит поднос, коньячная рюмка с уже налитым коньяком, блюдце в нарезанными лимонными дольками, шоколадом, и откупоренная бутылка коньяку. Она надевает резиновые перчатки, достаёт пудреницу, оттуда небольшой флакон. Когда она откручивает крышечку, её решительно сжатые губы дрожат, в глазах слёзы. Она никак не может решиться вылить содержимое флакона в бутылку.
ГОЛОС ИЗИ: Дашка?! Бесполезное животное…
Даша собирает волю в кулак, промакивает слёзы, справляется с дрожью, выливает жидкость из флакона в бутылку и несет в кабинет Изи.
В кабинете Председателя правления, вспыхивает освещение, экраны мониторов показывают теперь Изю, сидящего за столом. Внезапно на экранах появляются мелькающие изображения маленьких девочек, одетых как ангелочки, серафимов, херувимов, странных животных, идёт какое-то мельтешение, потом экраны показывают кучу детских девичьих голов с бантами, хвостиками, косичками, которые будут говорить очень низким полифоническим (как бы расщеплённым) мужским и очень властным голосом. Это НЕБО. На экранах рябь, потом калибровочная телевизионная таблица.
Перед Изей стоит принёсенная Дашей рюмка коньяку, бутылка, блюдце с лимонами и шоколадом. Вдруг экран монитора, почти угасший вспыхивает, и раздаётся очень звучный и властный голос НЕБА, он звучит из динамиков и сабвуфера, который буквально подбрасывает от нечеловеческой мощи и силы звука. На экранах появляется снова Небо в виде переходящих из одного в другое детских личиков.
НЕБО: Алё?
ИЗЯ (слегка робея): Это кто?… Э-э…Вот тут пришло "Консультации с небом, бесплатно". Это стёб или в самом деле?
НЕБО: Что в самом деле?
ИЗЯ: Это пранк или Бог и все такое?
НЕБО: Время суда уже назначено. Объявим позже.
ИЗЯ: А когда?
НЕБО: Своевременно.
ИЗЯ: Как лоха меня разводишь… Человек на измену сел, а ты меня ошкурить решил? Ты вообще по жизни кто?
НЕБО: Мы знаем, что дела плохи, поэтому прислали это предложение.
ИЗЯ: Откуда известно, что дела мои плохи?
НЕБО: В небесной канцелярии учтены все люди, все поступки, помыслы, состояния и умонастроения. Мы обеспокоены ростом суицида на планете. Поэтому ввели практику предупреждения попыток с помощью современных средств связи. Иные формы общения утрачиваются.
ИЗЯ: А какие еще формы общения могут быть, вы прикалываетесь?
НЕБО: Молитва.
ИЗЯ: Какая еще молитва?
НЕБО: Молитва-благодарение, молитва-прошение, молитва-ходатайство, много есть молитв.
ИЗЯ: А кому молиться-то?
НЕБО: Богу.
ИЗЯ: Какому еще Богу? Что за хрень! По молитве еще никто ничего не получал, ни власти, ни денег. Только сам, сам!!
НЕБО: У вас есть власть и деньги?
ИЗЯ (горделиво откидываясь и выпрямляясь в кресле): Есть. Я сам всего добился. Без всяких там идиотских молитв.
НЕБО: Вы счастливы?
ИЗЯ: Ясное дело, счастлив. У меня есть деньги, власть, правильные люди считают за честь со мной дружить. Я всем нужен, у меня есть государственные награды.
НЕБО: Как здоровье?
ИЗЯ: Тьфу-тьфу-тьфу, слава Богу.
НЕБО: Слава кому?
ИЗЯ: Это я так, к слову.
НЕБО (задумчиво): "В начале было Слово, и Слово было у …"
ИЗЯ: Что-что? Что вы сказали?
НЕБО: Да так… Так значит, вы счастливы?
ИЗЯ (с достоинством и чувством собственного превосходства): Абсолютно!
НЕБО: Что это перед вами на столе?
ИЗЯ (удивленно): Коньяк. Французский, очень старый.
НЕБО: Хороший?
ИЗЯ (удовлетворенно): Лучше не бывает.
НЕБО: Это как и с кем его пить… А рядом, в пепельнице?
ИЗЯ: Сигара “Коиба”. Ручная скрутка.
НЕБО: Хорошая?
ИЗЯ (самодовольно): Лучше не бывает.
НЕБО (быстро и решительно): А между бутылкой и пепельницей, под газетой что?
ИЗЯ (растерянно хлопая по газете и доставая из-под неё пистолет): Откуда вы знаете про "Глок"?
НЕБО (твердо): Хороший?
ИЗЯ (обескуражено): Лучше не бывает…
Свет гаснет в кабинете Изи. На экранах рябь.
Свет выхватывает Приёмную на краю сцены. На месте Даши сидит Девушка. Даша в пальто и шапке, смотрит Девушку, которая погружена в свой телефон, и которая тихо попивает шампанское из бокала. Даша решительно стучит ключами по бутылке с шампанским. И делает ручкой бай-бай.
ДЕВУШКА (отвлекаясь): Вернёшься ещё сегодня?
ДАША (уже на ходу, отрывисто): Нахер!
ДЕВУШКА (пожимая плечами): И тебя с Новым годом!
Даша уходит со сцены, цокая каблуками, свет в приёмной гаснет.
В кабинете Председателя правления включается освещение, оживают экраны над сценой.
Изя вертит пистолет в руках. Кладет на стол. Думает.
НЕБО: Алё?
ИЗЯ: Здесь я.
НЕБО: Как вы?
ИЗЯ: Плохо. Но вам не понять!
НЕБО: Наша позиция состоит в том, что мы понимаем мир. Мы сами его сделали.
ИЗЯ: Плохо сделали. Халтура.
НЕБО: Что не устраивает? Природа? Люди? К чему предъявляете претензии?
ИЗЯ: К человечеству.
НЕБО: Ко всему? Много брака? Нет каких-то органов и деталей?
ИЗЯ: Нет, органы-то у них как раз есть. Сволочи все. Суки последние. Жадные. Убить могут из-за денег.
НЕБО: Зачем им деньги?
ИЗЯ: Чтоб были.
НЕБО: А вам?
ИЗЯ: Мне они нужны. Я с ними и ими работаю.
НЕБО: Что делаете с деньгами?
ИЗЯ: Кручу, верчу, нажить ещё хочу.
НЕБО: Зачем?
ИЗЯ (раздражаясь): Ни за чем! Работа такая!
Изя думает немного, покачивая головой.
ИЗЯ: Я вам так скажу: наличие денег создаёт наступательное настроение… Да… А без денег, как написано на стене одного итальянского банка, человек бессловесной скотине подобен.
Изя молчит некоторое время, греет в руке рюмку с коньяком, отпивает.
ИЗЯ: Так.. Какие еще вопросы?
НЕБО: К кому?
ИЗЯ: Ко мне, ясное дело, а куда вы звоните?
НЕБО: Мы никуда не звоним. Это вы нам позвонили.
ИЗЯ: Пардон. Дико извиняюсь.
Изя молча играет с турбозажигалкой, смотрит, как вылетает пламя.
ИЗЯ: Алё? Не вешайте трубку.
НЕБО: Мы никогда её не вешаем.
ИЗЯ: А что… Я, конченая тварь, редкой масти паскуда?
НЕБО: Мы так не считаем.
ИЗЯ: Люди так считают.
НЕБО: Вам повезло, что мы – не люди. Мы – Небеса. Мир горний.
ИЗЯ: Как там у вас, на небе?
НЕБО: Благодать.
ИЗЯ: А деньги у вас есть?
НЕБО: Есть. Очень много денег.
ИЗЯ (озадаченно): Странно. На небе – и деньги. Я был уверен, что на небе денег нет. Ведь деньги – грязь.
НЕБО: Почему так решили?
ИЗЯ: Ну… Я банкир, как никак.
НЕБО: Деньги грязны как золото, как ассигнации или как мера стоимости?
ИЗЯ: Золото и ассигнации тут ни при чём. Мы оба это понимаем. Да и как мера стоимости они нейтральны.
НЕБО: Так на чем же грязь?
ИЗЯ: На желании их иметь. И как можно больше. Или нет. На путях к имению этих денег. Люди совершают отвратительные поступки, чтобы завладеть деньгами. Вот я женился на тётке ради денег. Я её не люблю. Связался с подонками, с её племянником, кровавым упырём Моней, который вор и убийца.