Читать онлайн Одиночество любимых бесплатно

* * *

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой —
Светел, чист, бесконечно прекрасен.
А на троне высоком – царица Любовь.
И на меньшее я не согласен…
Николай Носков

ЛюБоль

Люба Большакова родилась в сотне километров от столицы, в лесной деревушке с космическим названием Венера. Когда и почему так назвали небольшое поселение людей с одной улицей, даже районные краеведы точно не знают. А предполагать можно все что угодно, в том числе и фантастические версии о каких-то невидимых связях со второй по удаленности от Солнца планетой.

Сельские же девушки, как натуры более тонкие и романтичные, связывали необычное название с древнеримской богиней любви Венерой. И верили, что оно принесет им удачу и счастье.

Самое удивительное, такие надежды с приметами стали сбываться.

Лучшие школьные подруги Любы – Света и Катя – удачно вышли замуж, сменив сельскую прописку на столичную, обзавелись уже детишками. Любка им по-хорошему завидовала, в душе надеясь, что еще встретит своего принца на белом коне и ее жизнь сложится так же красиво, как и у подруг.

Не поступив с первого раза в торгово-экономический институт и немного погоревав по этому поводу, Люба трудоустроилась в сельмаг вместо ушедшей в декрет Лиды Туренок. А вечера проводила за учебниками: от мечты стать студенткой она не отказалась.

На Новый год в Венеру к родителям приехал Валерка Орловский или по-уличному Орел. Он на пять лет старше Большаковой, уже успел окончить военное летное училище и служил в Лиде. Весть о его приезде быстро разнеслась по деревне. А ближе к полудню он сам в магазин за хлебом зашел.

Увидев гостя в голубой летной фуражке и форме, она аж встрепенулась, а из уст чуть не слетело восхищенное: «Красавец!»

Он тоже слегка удивился, увидев ее вместо Лиды, и, поздоровавшись, спросил, назвав ее по-уличному, наполовину сократив имя и фамилию:

– ЛюБоль, ты разве школу уже окончила?

– Еще в прошлом году. Даже пробовала поступить в торгово-экономический, да не прошла по конкурсу. Буду снова пытаться.

– Как быстро летит время… А хлеб свежий?

– Вчерашний, но мягкий, – Любе вдруг захотелось, чтобы он что-нибудь еще купил. И она предложила взять вкусные и недорогие шоколадные конфеты «Столичные» с вишневым ликером.

– Хорошо, взвесь, пожалуйста, килограмм.

«Ого, наверно, сладкоежка», – подумала.

– А майонез есть? Мама оливье приготовила, а заправить нечем.

Этот востребованный хозяйками продукт в будни на прилавке не залеживается, а в праздники и подавно. Но в холодильнике хранилось несколько пачек, предусмотрительно оставленных Любой для себя. Она с удовольствием поделилась.

– Одну пачку?

– Давай две, про запас, – он улыбнулся то ли себе, то ли ей. Потом, уже расплатившись, поинтересовался:

– Не в курсе, в клубе какая-то новогодняя вечеринка будет?

– Заведующая, Жанна Аркадьевна, ты ее знаешь, приболела, но вроде елку установили в фойе, значит, как минимум хоровод состоится. А ты надолго?

– До Старого Нового года. Планировал летом приехать, чтобы вволю накупаться, позагорать, порыбачить на нашей Вилии, да командир части все переиначил. Он у нас дядька строгий, считает, что лейтенанты, кабы служба медом не казалась, должны отдыхать исключительно зимой.

– Валера, а ты что сам управляешь боевым самолетом?

Он снова улыбнулся, видимо, пошутив:

– На пару с автопилотом.

В деревне даже с космическим названием зимой тоскливо и делать абсолютно нечего. Единственная радость, поднимавшая настроение, – праздники, особенно новогодне-рождественские. Поэтому отменить народные гуляния не мог даже грипп завклубом. У наряженной елки собрался и млад и стар, чтобы от души повеселиться, отдохнуть от повседневных забот. В центре всеобщего внимания оказались трое односельчан: в прошлом заправский колхозный кузнец, а теперь пенсионер Степан Макуха, он же Дед Мороз, его внучка Полина в роли Снегурочки и Валерка Орловский, военный летчик. В отличие от сказочных персонажей, он был настоящий, непридуманный герой, с которым запросто можно поговорить как об авиации, самолетах-вертолетах, так и окунуться в воспоминания о деревенском детстве, которое еще не ушло далеко.

Люба находилась в окружении говорливых подружек, нет-нет, да и поглядывала на Валерку, заметно окрепшего, возмужавшего. Вскоре она заметила, что и другие девчонки не сводят с него глаз.

Когда заиграла музыка, и Дед Мороз пробасил, что с внучкой приглашает всех в хоровод, она постаралась оказаться как можно ближе к Орловскому. Чтобы слышать, что он говорит, видеть, как он улыбается, насколько пластичен в танце. Кажется, он тоже на какие-то секунды выделил ее из шумной толпы, еще раз поблагодарив за майонез. А потом переключился на друзей-одноклассников.

За день до его отъезда они снова вроде бы случайно встретились. Валера расчищал снег у ворот, а Люба шла из магазина домой на обед. Он первым поздоровался, полушутя заметив: мол, в отличие от некоторых девушек, на обед себе еще не заработал. И уже серьезно сказал:

– У меня сегодня вечеринка намечается. Приходи – посидим, пообщаемся.

Приглашение было неожиданным: в близкий круг Валеркиных друзей она не входила, но тут, возможно, сработал фактор соседства: родительские дома стояли в полусотне шагов один от другого.

Из девушек были еще сестры-близнецы Тамара и Лида Орешниковы, одноклассницы Орловского, и Надя Круглова с парнем, лучшим Валеркиным другом Олегом. Чуть позже подошло еще несколько ребят.

Вечеринка и впрямь получилась славной. Любе польстило, что Валерка именно ее первой пригласил на медленный танец. Когда около полуночи уже стали расходиться, она намеренно чуть задержалась, чтобы наедине вручить небольшой подарок – собственноручно вышитый носовой платочек с пожеланием счастья в Новом году.

– Ручная вышивка сейчас не в моде, но меня бабушка научила в детстве держать иголку, вышивать крестиком. Это как рисовать картины, бывает, увлечешься, и забываешь обо всем на свете. Велика сила вдохновения!

Подарок Валере понравился. Он решил сделать ответный жест, но, как назло, ничего подходящего под рукой не оказалось. Увидев на столе красивую сувенирную ручку на элегантной, светящейся в темноте подставке, обрадовался и протянул набор ей.

– Возьми, в хозяйстве пригодится. Но учти: ручка особенная и не любит лениться, непременно захочет, чтобы ты ее быстрее использовала. Например, для написания письма своему соседу Валере.

Они вышли на улицу, под купол звездного неба. Морозец приятно щекотал лицо, под ногами в ночной тишине романтично поскрипывал снег. Валера провел Любу до погрузившегося в темноту дома, в котором уже видели сны ее родители, и, пожелав «спокойной ночи», хотел было уже уходить.

– Валер, ручка спрашивает адрес, по которому ей захочется написать, – с улыбкой спросила она.

– Блин, я тебе не сказал… город Лида, воинская часть…

Он назвал пять, ничего не значащих для нее цифр, за которыми скрывалась гвардейская авиабаза, где ждал его возвращения из отпуска старина «Грач» – испытанный временем штурмовик Су-25.

Они начали переписываться, что почти сразу стало достоянием гласности. Почтальонша тетя Галя первой и разнесла новость по селу. Валера рассказывал Любе о полетах, о том, какая красивая сверху земля и каким неожиданным, разноцветным в зависимости от времени и погоды бывает небо, настоящий пятый океан, от которого дух захватывает. Писал о своей эскадрилье, что классные мужики подобрались, надежные в воздухе и на земле, живущие по принципу: один за всех и все за одного.

Люба делилась деревенскими новостями, конечно, куда менее значительными, но, как поняла, интересующими Валеру. Он еще уточнял, мальчика или девочку родила Лида Туренок, кого выбрали председателем колхоза, и правда ли, что их школу из-за малого количества учеников собираются сделать базовой?

Тепло вспомнил, как зимой на лыжах преодолевал пять километров до соседних Озер: так поход за знаниями удачно совмещался с утренней физухой, которая укрепила дух и тело перед поступлением в военное училище.

Валера написал, что ему повезло с местом службы – уютным, красивым городом с женским названием и 700-летней историей.

– Мне кажется, Лида с ее знаменитым замком-крепостью, хранящим много легенд и тайн, наполненным духом средневековья, тебе обязательно понравится.

Это было почти приглашение приехать в гости. Она бы, конечно, с радостью отправилась в неблизкую дорогу, напиши он лишь три желанных для каждой девушки и женщины глагола: люблю, скучаю, жду. Но в конце стояло традиционное – всего доброго, пиши.

«А чего это она себе навоображала?! Какое люблю, если они даже по-настоящему не поцеловались… Тогда ночью, под Старый Новый год, Валера на прощанье по-соседски лишь чмокнул ее на морозе в щечку. Хотя она, конечно, ждала большего. Товарищ лейтенант оказался явно не гусарского роду-племени, почему-то стушевался, постеснялся проявить инициативу, посчитав ее, видимо, преждевременной, а может попросту ждал от нее какого-то знака внимания, сигнала».

Люба к радости родителей вечера просиживала за учебниками, усердно готовясь к поступлению в институт. Считала, что диплом о высшем образовании поможет ей лучше обустроить жизнь, которую она не собиралась проводить в сельмаге.

Глядя как постепенно спиваются, укорачивая себе век еще не старые сельские мужики, осилившие лишь ПТУ, она еще больше уверовала в свое счастье вне Венеры, которое решила искать в большом городе. Мама и папа тоже об этом не раз говорили. Реальный шанс осуществить задуманное – сдать вступительные экзамены.

И Люба Большакова преодолела этот барьер!

Вечером позвонила Валере и, едва справляясь с нахлынувшими эмоциями, пропела в трубку, что зачислена.

– Молодец, поздравляю! Я верил, что у тебя все получится.

Он неожиданно предложил:

– Ты же теперь до 1 сентября птица вольная? Приезжай в Лиду, покажу тебе город, свой самолет, посмотришь, как я живу, – услышала Люба в трубке. – Заодно и студенческий билет обмоем.

Наконец-то в жизни наступила светлая полоса, которую, казалось, уже ничто не может омрачить! Как ни представляла Люба их встречу, не угадала: на КПП воинской части, где она оказалась уже вечером, узнала, что лейтенант Орловский на полетах. Освободится ближе к одиннадцати.

– Ненормированный у вас рабочий день, – заметила вслух.

– Служебный, – сухо уточнил дежурный по КПП. – И самый обычный, только с плановыми полетами.

Оставив в комнате для посетителей сумку, Люба немного прогулялась по авиагородку. Чисто, уютно вокруг. У панельных домов разбиты небольшие цветочные клумбы. В некоторых квартирах уже включили свет, и было видно, как хлопочут на кухне молодые хозяйки в ожидании мужей со службы. Она мысленно представила себя на месте одной из них, и от этой мысли ей сделалось приятно на душе.

Неожиданно Люба услышала где-то сверху нарастающий гул: так обычно бывает накануне сильной грозы. Но на небе ни облачка, и она быстро догадалась, в чем дело, увидев невдалеке с ревом пронесшийся боевой самолет. «Интересно, а вдруг это Валерка был за штурвалом?» – мелькнула мысль.

Медленно угасал теплый летний вечер. Это был незабываемый вечер, подаривший волшебную ночь, невероятно сблизившую их, выросших по соседству, на одной улице.

Через год, в середине августа, они подали заявление в ЗАГС. У нее позади был первый курс института и вся жизнь впереди, у Валеры – очередной отпуск, во время которого он и сделал Любе предложение стать его женой.

Родители молодых быстро организовали свадьбу, на которой от души погуляла вся Венера.

А через два месяца Валера погиб. Его самолет загорелся в воздухе. Руководитель полетов дал команду катапультироваться, но лейтенант Орловский ее не выполнил. Он до последней секунды пытался спасти Су-25, а когда понял, что ему это не удастся, направил пылающий самолет в сторону леса, подальше от города, который ему так нравился.

С места катастрофы передали Любе на память о муже чудом уцелевшие наручные часы «Командирские», которые остановились в момент трагедии, и собственноручно вышитый платочек с пожеланием счастья…

После того черного дня ей показалось, что на землю опустилась вечная ночь. Стоявший посередине плаца гроб, длинная очередь из однополчан, терпеливо ждущих своего часа проститься с сослуживцем, отпевание батюшки, переезд на кладбище, воинский салют, поминки в летной столовой. И снова мозаика из каменных мужских лиц с влажными глазами, и заплаканных, убитых горем, женских, – всё происходило как в тумане, как в потустороннем мире, и будто не с ней.

«За что, Господь, мне кара небесная и муки земные, зачем дал ты мне любовь с такой жгучей, горькой, невыносимой болью?» – не стесняясь, рыдала и, по-бабьи причитая, исступленно спрашивала молодая вдова. Со стороны могло показаться, что она сошла с ума. Кто-то из женщин легонько взял Любу за плечо, прижал к себе, потом поправил ей волосы, погладил лицо, пытаясь хоть как-то отвлечь, успокоить.

– Вам надо немного отдохнуть, пойдемте, – как из-под земли услышала она чей-то тихий голос и покорно повиновалась ему, не смея ослушаться.

На третий день после похорон она ощутила тупую, не проходящую боль внизу живота. В поликлинике Любе посоветовали сделать УЗИ.

Ультразвуковой аппарат показал, что она на восьмой неделе беременности.

– У вас будет ребенок. Слышно сердцебиение плода, у него уже почти сформированы все органы, – огорошила ее врач-диагност.

Будь жив Валера, они бы, счастливые, прыгали от радости! А сейчас она почти равнодушно выслушала новость и пожелание беречь себя, чтобы плод нормально развивался и не случился выкидыш.

Говорят, время наилучший лекарь. Люба так не считает, хотя признает за ним способность немного облегчить острую боль.

Она не смогла жить в срочно выделенной командованием однокомнатной квартире, в городе, где даже деревья и дорожки с укромными скамейками в парке, по которому они любили гулять, напоминали ей о муже. Однажды она разрыдалась у беседки, возле которой Валера страстно целовал ее в тот поздний вечер, когда они встретились после полетов на КПП. Влюбленные и счастливые, неспешно бродили по спящему городу почти до рассвета, наслаждаясь общением друг с другом.

Тогда им казалось, что так будет бесконечно, всегда, пока они вместе. Но кто-то несправедливый, безжалостный и жестокий, видать, позавидовал их любви.

Справив сороковины по Валере, Люба засобиралась домой, в Венеру. За ней специально приехал на «жигулях» отец, чтобы помочь перевезти вещи. Квартиру с голыми бетонными стенами она просто закрыла на ключ, твердо зная, что жить в ней никогда не будет.

Через семь месяцев Люболь благополучно родила сына. Все в деревне знали, в честь кого назвала она его Валерой.

Замуж она так больше и не вышла, хотя некоторые из местных и набивались в женихи. Она вдруг поняла, что однолюбка, а жить лишь бы с кем, все равно, что строить дом без фундамента, в котором априори не будет счастья, разве что его суррогат, иллюзия, видимость.

От затерявшейся в лесах и болотах Венеры до Лиды несколько сот километров. Неблизкий путь. Но душа ее всегда там, где она была счастлива. Где остался ее Валера, военный летчик, ценой своей жизни отведший беду от города.

Закон супружеской верности

Игорь и Светлана развелись, когда Маше исполнилось 13 лет. Отметили дочкин день рождения, с артистизмом изобразив семейную идиллию, и решили, что больше обманывать ее и себя не станут. Так лучше обоим: Игорю не надо больше скрывать любовные похождения на стороне, вызывавшие маниакальные приступы ревности у законной супруги, не желавшей ни с кем его делить.

Да и кандидат на вакантное место мужа уже наметился – коллега по работе, инженер-конструктор, по мнению начальства, на редкость способный и перспективный специалист. Слава давно симпатизировал ей, частенько без надобности, просто так заходил в бюро техдокументации, чтобы перекинуться парой ничего не значащих фраз или в качестве производственной разрядки рассказать смешной анекдот. Уходя, он непременно одаривал ее лучезарной улыбкой, в шутку призывал повышать работоспособность и обещал наведаться с проверкой по этому поводу. На корпоративах, которые трижды в год организовывал профсоюз, – перед 8 Марта, в профессиональный праздник – День машиностроителей, и накануне Нового года, – Слава только ее приглашал на медленный танец. И они красиво кружились в вальсе, не обращая ни на кого внимания.

Острые на язык подруги им уже служебный роман приписали и в одну постель давно уложили, да только досужие сплетни все это, ничего такого и близко не было в их чистых, можно сказать, платонических отношениях. Хотя такой сценарий вполне мог сложиться, но только при одном условии: если бы Света не была замужем. Она в этом смысле старомодна, вся в маму с бабушкой, для которых супружеская измена – отнюдь не романтический адюльтер, как говорят изысканные французы, а настоящее предательство человека. И ему не может быть прощения даже при смягчающих вину обстоятельствах.

Так что это, наверное, у нее наследственное – неприятие обмана, откровенной или искусно замаскированной лжи близкого человека, каким был (а был ли?) Игорь.

Первый раз она уличила его в неверности лет пять назад, случайно увидев через окно троллейбуса прогуливающимся по улице в обнимку с какой-то смазливой блондинкой. Девица чему-то заливисто смеялась, ловко строила глазки галантно-раскованному кавалеру, чужому мужу, и с удовольствием вдыхала запах подаренных роз.

Тогда Света едва сдержалась от назойливого желания выйти на первой же остановке и демонстративно направиться навстречу воркующей парочке. В последний момент передумала, посчитав унизительным устраивать слежку с уличной сценой ревности. Поэтому в тот вечер, как никогда, ждала возвращения мужа с работы. И едва он переступил порог квартиры, тут же выложила главный козырь, упаковав его в саркастический вопрос-шпильку: «Что же ты, дорогой, так неразборчив в женщинах, мог бы и покрасивее бабу найти!»

Как хороший полководец, она сделала ставку на эффект внезапности, когда застигнутый врасплох противник наиболее уязвим. Но Игорь и не думал капитулировать, даже предпринял контратаку.

– Зачем мне кого-то находить? Может, это меня находят? С другой стороны, я же не слежу, с кем ты совершаешь променад в обеденный перерыв. Наверное, в вашем проектном институте не только сотрудницы в юбках работают, слышал, что и мужики, талантливые инженеры-конструкторы, водятся.

«Он, конечно, наобум сказал и попал в самую точку. Хотя, нет, скорее всего, кто-то наябедничал, и этот кто-то, конечно, женщина, более того, ее подруга. Неужели Галка, любительница сплетен, донесла? Ох, и не поздоровится же ей!».

Они тогда объяснились с Игорем, как ей казалось, расставили точки над «і», хотя и на повышенных тонах. Но через неделю он вовсе не пришел домой, прислав под вечер короткое смс: срочно уезжаю в командировку. До появления в его жизни блондинки Света, наверное, спокойно отнеслась бы к неожиданному отъезду: иногда его, ведущего специалиста-практика НИИ, отправляли даже заграницу по обмену опытом. Но тут включились женская логика и интуиция, однозначно настаивавшие на том, что командировка придумана для сокрытия любовных утех на стороне. Но так как прямых доказательств измены у нее не было, а Игорь в качестве алиби предъявил билеты на поезд, Света поверила.

Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стали интимные фото и любовная переписка в чате, беспечно сохраненные супругом на своем мобильнике. В спешке собираясь на работу, он забыл его дома за креслом. Так и пролежал бы там, если бы не звонки. Вначале Игоря набрал коллега, подняв телефон с пола, Света отвечать не стала. Когда через полчаса мобильник снова ожил, она лишь мельком из любопытства глянула на экран. Вызов был от какой-то Марины. «Это что еще за б…?» – почему-то именно так подумала, а внутри будто граната взорвалась. Инстинктивно схватила телефон и стала листать историю вызовов. Этот номер был забит в базу и лидировал среди входящих и исходящих вызовов.

В вайбере она увидела переписку и откровенные, полностью изобличающие ее суженого, фотографии.

По возвращении блудного мужа она заявила, что подает на развод. Он, конечно, предлагал не рубить с плеча, сохранить брак хотя бы ради дочери, которую, кажется, любил больше, чем ее. Но Света решила в этот раз идти до конца. Всепрощенчество – не скорая помощь, да и спасать уже нечего: кончились чувства. Можно понять и простить любимого человека один раз, второй, но не ежемесячно, унижаясь, «входить в положение»! Всему есть предел.

За 13 (действительно несчастливое число!) совместно прожитых лет она только и делала, что шла на уступки, помня мамины напутственные слова: «Достаток в доме муж обеспечит, а счастьем и любовью его наполнит жена». Эх, если бы хоть наполовину многочисленные свадебные пожелания и мудрые пословицы сбывались, уже полпланеты жило бы в счастье!

– Недвижуху как делить будем? – деловито спросил, кажется, смирившийся с ее категоричным решением еще «действующий» муж.

– По справедливости, нам с дочкой квартира, тебе, так уж и быть, гараж. На крышу над головой с новой пассией заработаешь.

– Свет, а дочь ведь не недвижимость, чего ты за нее решила, с кем ей будет лучше? Надо у нее хотя бы спросить.

– Она несовершеннолетняя, ее мнение важно, но не может считаться юридически состоятельным.

По подкованности в правовых вопросах и твердости голоса жены Игорь понял, что у него немного шансов повлиять на решение суда в свою пользу. И все же он поднялся и пошел в комнату дочери: ему хотелось тет-а-тет поговорить с ней.

Маша, кажется, не восприняла всерьез то, что услышала. Какой развод, зачем он нужен, разве нам плохо вместе жить? Зачем тогда вы женились? Его немного сбивчивое объяснение, мол, у взрослых так бывает, живут-живут, а потом любовь проходит, чувства угасают, и люди расходятся, создают новые семьи. Да, это не очень хорошо, но и большой трагедии нет, бывшие супруги часто поддерживают отношения и даже иногда дружат. Только живут порознь, не в одной квартире.

– Ты с кем бы хотела жить, со мной или с мамой?

– С вами обоими, – искренне произнесла Маша, и на ее глазах появились слезы.

Игорь прижал дочь к себе, как мог, успокоил, погладил по худеньким плечикам. Он хотел сказать, чтобы она так не переживала из-за их с мамой развода, что они по-прежнему будут встречаться и видеться, но не смог, в горле будто комок застрял.

В комнату вошла жена. Нет, чтобы помолчать, обязательно надо съязвить:

– Наконец вспомнил папаша о родной дочери, припал к ней… В провинциальных театрах эту мизансцену намного лучше играют!

Игорь и словом не обмолвился, пропустил мимо ушей обидные слова, лишь холодно, отстраненно, как на чужого человека, посмотрел на жену. Куда оно только все девается – волнующие чувства первых свиданий, жаркие объятия, страстные поцелуи, приводящие к свадебному венцу. Когда на свет появилась Машенька, здоровенькая, розовощекая, потешная, Игорь и Светлана чувствовали себя на седьмом небе от счастья. Любовь к родному человечку, казалось, навсегда сплотила, объединила их союз. Верилось, не страшны никакие невзгоды, преграды, испытания – все преодолимо, когда любящие сердца стучат в унисон. И, наоборот, начинается аритмия, скачет давление, впадаешь в ступор, когда видишь, как разрушается выстроенная по индивидуальному проекту крепость – твой дом, твоя семья.

Судья, симпатичная женщина предпенсионного возраста, не стала докапываться до сути, чтобы установить истинные причины развода, записала традиционное, ими озвученное объяснение: не сошлись характерами. И все же прежде, чем письменно оформить развод, предложила взять месяц на раздумья. Светлана сразу отказалась, а Игорю ничего другого не оставалось, как с ней согласиться.

Спустя год Светлана снова сменила фамилию, выйдя замуж за своего инженера-конструктора. Те, кто их знает, говорят, что они со Славой словно созданы друг для друга. И тихое семейное счастье прописалось на тех же квадратных метрах. Потому что живут они по закону супружеской верности, который для себя придумала Света. Суть его в том, что чем меньше числитель (количество любви), тем больше ссор и поводов для поиска гармонии, своей второй половины на стороне (знаменатель). Так, к сожалению, было у них с Игорем. Она пыталась разобраться, почему он стал ходить налево. «Я плоха в постели?» – спросила однажды без обиняков. И услышала, что дело не в этом. «А в чем тогда?»

– Не знаю, Свет. Но ты какая-то правильная, будто запрограммирована на хорошее: тебе главное, чтобы в доме было прибрано, полы, окна до блеска вымыты, еда приготовлена. Спасибо тебе, конечно, но я же не на домработнице женился. Скучно живем, однообразно. Тебя из дома вытащить еще надо постараться да поуговаривать. А мне праздника хочется, понимаешь?

Услышали, уважаемые женщины? Если хотите, чтобы брак был максимально устойчив, а супруг предан вам до гроба, доведите числитель дроби до максимального значения. Окружите благоверного постоянной заботой и лаской, создайте ему не только домашний уют, но и праздник на душе.

Своего бывшего мужа Светлана даже не вспоминает, будто и не было его вовсе. Поначалу он передавал «приветы» через дочь, но по мере взросления Маши их встречи стали все реже и реже. Однажды совершенно случайно Света встретила на улице давнюю знакомую, от которой и узнала, что Игорь продолжает «гусарить». Человек-праздник, что с него возьмешь. Видать, и впрямь семья для него, что пятое колесо в телеге. В таких случаях закон супружеской верности попросту не работает.

Бабье счастье

Анна рано вышла замуж. Ее подруги еще зубрили учебники и грезили об институте, а она уже примеряла свадебное платье перед зеркалом. Мама, любуясь дочерью, все приговаривала:

– Ой, милая, не спешила бы ты под венец. Еще хоть пару годков погуляла бы. Я в восемнадцать и не думала о замужестве.

На что Аня, притворно сердясь, отвечала:

– У каждого человека своя жизнь, мама. Почему я на тебя должна равняться, когда есть у меня Петя, родной, любимый. Он ждать не будет, пока я нагуляюсь.

Свадьбу сыграли по деревенским меркам шикарную. Гостей собралось больше сотни. Жив был бы отец, порадовался за старшую дочь: выросла красавицей, умницей.

С Петром Румянцевым их детство прошло на одной улице. Вместе играли, ходили в школу. Сначала здесь, в Слободе, в восьмилетку, затем в соседние Першаи. Бывало, возвращались вместе домой, через лес, напрямик, и давай, как когда-то, в прятки играть. Если Петя находил ее за пять минут, ему Анин поцелуй в порядке поощрения полагался, нет – она уже придумывала, что с ним сделать. Обычно в качестве наказания велела на руках, сколько сможет, ее нести, а затем с наигранной торжественностью вручала портфель, который требовалось до самой хаты доставить. Он, конечно, быстро находил ее за деревьями и кустами, впрочем, она особо и не пряталась, потому что слишком уж сладко целовал ее Петя.

В 10 классе, перед выпускными экзаменами, к которым вместе готовились, они твердо решили, что сразу после окончания школы поженятся. В сельсовете, куда принесли заявление, им разъяснили, что надо подождать до весны, когда им исполнится восемнадцать. Как же долго в юности тянутся дни! Может, от того такое ощущение времени, что дней этих впереди немерено, а планов, как емко сказал поэт, громадье.

И вот с прилетевшими с юга ласточками их большая мечта стала явью. Кажется, более счастливой пары не было во всей округе.

Через девять месяцев Аня родила сына. Первенца назвали Андреем. Они в нем души не чаяли. Петя, каким бы уставшим не приходил с работы, с удовольствием брал мальчонку на руки и подолгу играл с ним. Так же тепло, по-сыновьи относился он и к теще, временно приютившей молодую семью в своем просторном деревенском доме. Построил его еще муж Надежды Кузьминичны, всю свою, не слишком долгую жизнь, проведший на природе. Трудился Иван Дмитриевич лесником, а дома держал большую, в полусотню ульев, пасеку. За медом к нему приезжали даже из столицы, и хозяин щедро угощал гостей, а с друзей вообще денег не брал.

Когда Дмитрича, как уважительно называли его односельчане, не стало (где только взялась та злосчастная опухоль), уже на второй день, будто с горя, пропало несколько пчелиных семей. Осиротел на время и лес, где вновь застучали по ночам браконьерские топоры. А ведь при жизни Иван Дмитриевич спуску никому не давал, даже друзьям, которых хлебосольно дома принимал. Никому не разрешал самовольно, где вздумается, рубить деревья. Когда заставал кого на горячем, на первый раз штраф выписывал. А на злостного нарушителя, никого не боясь, в суд подавал. Не раз повторял вслух истину, которой верно всю жизнь служил: «Природа – это дар божий, храм, куда человек не с топором, а с молитвой входить должен». Так и дочерей – Аню и Свету – в строгой справедливости и трудолюбии воспитывал. Потому и выросли они не избалованными белоручками, а хозяйственными, самостоятельными.

Аня не могла нарадоваться своему женскому счастью. Сын рос как на дрожжах, здоровым и смышленым, муж по-прежнему носил на руках. Иногда казалось, что это не ее, а чья-то чужая, книжная жизнь проходит перед глазами. Но кто-то, видимо, сглазил, по-черному позавидовал ее семейному благополучию. И оно, не сразу, конечно, а исподволь, незримыми короткими шажками направилось к выходу, за порог.

Когда ее любимого Петю после двух отсрочек все же призвали в армию, Аня сердцем почуяла, что это не к добру. Но что она могла сделать? Какой военком внял бы ее просьбам не призывать мужа в солдаты? Сыну исполнилось три годика, отсрочка уже предоставлялась.

– Вот если бы ты снова забеременела, тогда бы твоего Петю оставили в покое, – просветила всезнающая соседка. Эх, где она раньше была со своими советами!

– Ничего, как в песне поется, отслужу как надо и вернусь, ты только жди! – наказывал жене муж, без пяти минут солдат. Не знал Петр Румянцев, что та песня не про него сложена. Не суждено было бывшему трактористу и отцу семейства вернуться в родную Слободу из чужого и далекого Афганистана. Геройски погиб он в горах Гиндукуша за считанные недели до дембеля, вынося раненого товарища из-под огня…

Когда гроб с телом Петра на военном «Урале» привезли в родительский дом, мать и отец враз поседели, а прибежавшая с огорода Аня, как подкошенный серпом стебелек, упала к изголовью мужа, не веря глазам своим, залитым слезами.

– Петенька, родной, любимый! Ты слышишь меня? На кого ты нас оставил? О, Боже, чем провинились мы перед тобой?! – надорвав голос, без передышки, причитала Аня, позабыв обо всем на свете. Так и просидела у гроба всю ночь, выплакав все слезы. Когда под утро попыталась встать, то едва не упала: голова кружилась, а ноги не слушались совсем.

Похоронили Петра на сельском кладбище, как полагается, с воинскими почестями. В последний путь провожали всей деревней, как и гуляли на свадьбе.

«Как давно это было и со мной ли?» – едва очнувшись от горя, спрашивала себя Аня. Перебирая как-то вещи в домашнем шкафу, наткнулась на белоснежное платье невесты, оставленное на память, и горько заплакала. Кончилось ее бабье счастье.

…Отшумели, состарились березы в отцовском лесу. Опустел и покосился от ветхости давно не знавший хозяйских рук родительский дом, ставший их семейной гаванью. Аня с выросшим сыном бывает в нем нечасто. Когда еще была жива мама, то старалась каждый выходной приехать. Тянуло ее сюда. А теперь – нет.

Андрей, вымахавший под два метра, недавно женился. Говорит, что жить не может без своей Лиды. Глядя на молодых, вступающих в самостоятельную жизнь, Аня радуется за них и украдкой прячет появляющиеся слезы. Она никак не может забыть, что вот так же, четверть века назад, была безгранично счастлива сама. И наивно надеялась, что это навсегда.

Храни, Господь, их юное счастье.

Прозрение

Макрушины сыграли свадьбу осенью. А через девять месяцев Лиза, как и положено, впервые появилась в своем дворе с коляской, в которой мирно посапывал на свежем воздухе первенец – богатырь Сашка. Муж Олег в нем души не чаял. Мог ползарплаты потратить на сына: покупал красивые игрушки, детские костюмчики, обувь, фрукты, овощи. Лиза, как расчетливая хозяйка, бывало, выговаривала ему за излишние траты, старалась откладывать деньги на будущую квартиру. Финансово помогали и родители, беспроцентный кредит выделил тракторный завод. И вот настал тот долгожданный радостный день, когда они переступили порог своего уютного гнездышка. Сюда же, через год аист принес им второго сынишку, мамину копию. Назвали его Сергеем, в честь деда, отца Лизы.

В домашних хлопотах, почти полностью легших на хрупкие женские плечи, она вертелась как белка в колесе: двое маленьких детей требовали постоянного внимания и ухода. Олег с утра до вечера пропадал на заводе. А тут еще друзья предложили подработку по выходным. Глупо было отказываться от денег, которые сами плыли в руки. А они у Олега золотые, не было в доме работы, неподвластной им. Зная это, друзья давно звали его к себе, в бригаду. За пару недель обустроив «новому белорусу» коттедж, они получали приличные деньги. Сдав очередной объект, компания отрывалась по полной программе: Олегу не очень нравились эти пьянки-гулянки, его тянуло домой, к жене и детям. Но и оставить друзей, давших ему возможность прилично зарабатывать, не мог.

Во время одной из таких вечеринок в ресторане и познакомился Олег со смазливой Олей. Девочка-тростиночка оказалась на удивление умной и интересной собеседницей. Олег счел своим долгом провести ее домой. Уже возле подъезда он в нерешительности замялся. Удивительно, но ему не хотелось расставаться с этой симпатичной девушкой.

– Давайте еще немного погуляем, – несмело предложил Олег, боясь, что, сославшись на позднее время, Оля откажется.

– Давайте. Но только двадцать минут, не больше. А то у меня строгий папа-прокурор, вмиг в качестве наказания лишит свободы.

– Вы шутите?

– Святую правду говорю.

Прощаясь, он как мальчишка на первом свидании, робко попросил у Оли номер телефона. Семь заветных цифр он сразу же забил в память своего мобильного.

Дома Олега ждали холодный суп и недовольная жена.

– Я не понимаю, где можно до полуночи шляться? – укоризненно спросила Лиза.

– В бане с ребятами попарились, потом в кафе посидели. Отметили сдачу коттеджа, – сказал он полуправду. – Кстати, вот штука баксов, возьми.

При виде денег Лиза сменила гнев на милость, даже суп подогрела в микроволновке.

– Как дети?

– Спят уже давно, – это прозвучало как укор ему.

– Завтра выходной, погуляю с ними. Может, в зоопарк съездим, они ведь любят животных.

Обнимая в постели жену, в порыве страсти Олегу на мгновение вдруг почудилось, что он целует Олю, такую же податливую и сладкую, как ранняя ягода.

Он позвонил ей через день, договорился о встрече вечером. После смены подъехал к институту, где училась девушка.

– Вот по папиной воле не только чту, но и зубрю скучный Уголовный кодекс, – после приветствия мило сообщила она.

– Сразу видно не только законопослушного юного гражданина, но и папину дочку, – в тон ей ответил Олег.

– Чем, сударь, порадуете бедную студентку?

– Приглашением в кафе. По-моему, в самый раз подкрепиться.

Они не сговариваясь, выбрали столик в углу. Там стояли только два стульчика, значит, никто не помешает их общению.

С каждой новой встречей Оля все больше нравилась Олегу. Он не мог понять, как ей удается быть такой… разной, но всегда привлекательной, интересной собеседницей. Что-то неразгаданное, неуловимое в ее облике, характере, манере поведения магнитом притягивало к себе. В свои двадцать она рассуждала на удивление здраво, как зрелая женщина, а мелодичный голосок еще и ласкал слух. Олег с удивлением обнаружил, что пленен этой девчонкой, готов часами слушать, восхищаться ее остроумием, удачной шуткой, радоваться милой улыбке. Странно, но с этой девчонкой хотелось делиться всем, пережитым за день, она умело поддерживала разговор на любую тему, будь-то спорт, политика или автомобили. Невольно сравнивая ее с женой, Олег видел, что как раз этой эрудиции, интеллектуальной утонченности, живости ума и не хватает Лизе. Да, она прекрасная хозяйка, заботливая мать, но с ней вот так запросто не поговоришь обо всем. Есть немало сфер, в которых она совершенно не разбирается и считает свою полную неосведомленность нормальным явлением. Она равнодушна к спорту и его любимому «Спартаку», не может отличить «Фольксваген» от «Мерседеса», далека от политики.

«Неужели я, 30-летний отец семейства, влюбился как мальчишка в студентку? – не раз спрашивал себя Олег и все больше склонялся к положительному ответу. – Но тогда получается, что с Лизой у него была лишь иллюзия любви, суррогатно-фальшивое, а не настоящее чувство. Нельзя же любить двух женщин сразу?»

От таких мыслей аж дух перехватило. Как же теперь быть? Он потянулся за очередной сигаретой, помогавшей сосредоточиться, собраться с мыслями. Пока их отношения не зашли слишком далеко (за все время знакомства Оля позволила ему лишь однажды себя страстно поцеловать), может, разумнее прекратить их и забыть обо всем, как будто это был сон? Оля совсем молодая, она еще встретит своего принца, не исключено, что из студенческого круга. А разве он, наладчик пятого разряда со средне-специальным образованием, ей пара? У нее папа прокурор, мама известный в городе врач. Он же из простой рабочей семьи. Да и разница в возрасте десять лет. Это не двадцать, конечно, но все же…

«Интересно ты, парень, рассуждаешь, – возражал ему внутренний голос. – Мыслишь так, будто и не состоишь в законном браке, не имеешь двух сыновей трех и шести лет от роду. О них ты подумал? Их же еще вырастить, воспитать и как несмышленых птенцов на крыло поставить нужно. А что родной жене, которой еще недавно в любви объяснялся, нежные слова на ушко шептал, скажешь? Извини, мол, дорогая, прошла любовь, увяли лютики. Это же явное предательство с твоей стороны, которому нет прощения».

«Все так, не по-мужски, не по совести поступаю, против течения плыву, – подсознательно соглашался Олег и тут же, раздираемый противоречивыми чувствами, находил другие контраргументы. Жизнь одна, другой не будет, в тридцать еще не поздно исправить ошибку, пересесть в другую лодку. Ведь он не виноват, что встретил и до беспамятства полюбил Олю, без нее и свет не мил, а прежние чувства вмиг поблекли, как высохшие на солнце краски. Значит, не настоящие они были, коль так быстро отступили, ушли в тень. Как быть, с кем посоветоваться? Не с женой же?! Но она ведь рано или поздно все узнает, так может сразу облегчить себе душу и перед ней честнее будет, сказать ей пусть горькую, но правду?»

Санька, детством завещанный друг, молча выслушав его сбивчивый монолог, только причмокнул в ответ:

– Да, брат, ты попал. Хочешь знать, как бы я на твоем месте поступил? Не знаю, честно. Это надо самому оказаться в эпицентре переживаемых тобой страстей, по уши влюбиться. Но если трезвой башкой рассудить, так скажу тебе: не спеши, Олежка, осмотрись внимательно вокруг. Говорят, время лучший лекарь и судья.

– Да не могу я ждать, оглядываясь по сторонам, как ты не поймешь! Для меня хуже пытки разрываться между семьей и Ольгой, как вору, скрывать свои чувства. Мне нужна ясность, определенность: да или нет. Вот и весь выбор.

Взяв с друга честное слово, что он будет держать язык за зубами, Олег, отягощенный неразрешимой дилеммой, побрел домой.

Жена встретила его приветливо, даже в щечку чмокнула.

– Устал? – поинтересовалась с порога. – А я твой любимый плов приготовила. На базаре, гляжу, баранина недорого продается, так я и купила.

Он и впрямь проголодался, так что рад был любой еде, а тут такой деликатес. Услышав папины шаги в коридоре, навстречу выбежал старший сын, за ним младший с игрушкой в руке. Оба, соскучившись по отцу, стали его по-детски обнимать и наперебой рассказывать каждый свое. Усадив ребят на колени, Олег невольно залюбовался ими: какие они все-таки молодцы – добрые, отзывчивые, сообразительные. И чистенькие, ухоженные. Это, конечно, мамина заслуга. Где-то в душе шевельнулось чувство вины перед Лизой. Она, как пчелка-трудяга, к его приходу всю домашнюю работу переделала, в квартире порядок навела, с ребятами на улице погуляла, ужин приготовила. Прав все же сосед, недооценивает он жену. Тогда под сто граммов сказанную полушутливую фразу он воспринял с некоторой обидой, но сейчас согласился, что замечание справедливое.

– К нам завтра папа в гости приезжает, – сообщила Лиза как о чем-то само собой разумеющемся. – Ты сможешь его встретить?

«Тестя сам Бог мне послал! – чуть не сказал вслух Олег, по-своему обрадовавшийся этому известию. – Да, конечно, он дорогого гостя с поезда встретит, тем более тесть, как всегда, не с пустыми руками едет. В сумках сладкие гостинцы и подарки внукам, а семье дочери – солидный продовольственный запас в виде сала, мяса, яиц, подсолнечного масла, меда. Обычно этой деревенской гуманитарной помощи, как в шутку называл Олег ручную кладь, хватало им почти на полгода. Как ни посмотри, денежная экономия, да и домашние продукты разве можно сравнить с магазинными с их биодобавками?»

– Ну, здравствуй, дорогой зятек! – прежде чем они по-родственному обнялись, сказал тесть.

За разговором о том, о сем и домой незаметно добрались. Тесть, раздав подарки и вволю наигравшись с внуками, прошел на кухню.

– Не меньше 50 градусов будет, – с этими словами он поставил на стол бутылку домашней самогонки. Под хрустящие маринованные огурчики и свежее сало она пошла за милую душу. За ужином Олег решил, что раскроет свою тайну завтра. «Тесть мужик с головой, поймет и не осудит», – почему-то был уверен Олег. Он был признателен ему за все. Кооперативную квартиру помог построить, и на машину обещал денег дать. «Да, теперь уже, наверное, не даст», – машинально отметил про себя. Все равно, несмотря ни на что, тестю он всегда пожмет руку. Отца жены Олег, рано осиротевший, также считал своим. Пусть не по крови, а по духовной близости. Не было еще случая, чтобы между тестем и зятем не то, что ссора вышла, искра недоразумения проскочила. Не у каждого родного отца с сыном такие доверительные отношения складываются, как у них. Поэтому, узнав о неожиданном приезде Сергея Ивановича, Олег в душе порадовался: как он вовремя! Именно тестю доверит он свои сокровенные мысли, у него первого прощение попросит и, как обычно, будет рассчитывать на понимание. Что бы ни услышал в ответ – негодование, осуждение или обидное молчание, Сергею Ивановичу он обязан рассказать все, как есть, без утайки. А там будь что будет.

– Так что у тебя, Олег, за разговор ко мне? И почему мы не можем пообщаться в квартире или секрет какой есть? – решил уточнить тесть во время перекура на балконе. Но по взволнованному виду зятя без лишних объяснений понял, что им действительно нужно потолковать на свежем воздухе.

– Тут вот какое дело, – сказал и запнулся Олег, когда они вышли на улицу.

– Какое дело? Не уголовное, надеюсь? – то ли пошутил, то ли всерьез насторожился тесть.

– Почти, – глухо ответил зять. – По уши влюбился я в одну девушку-студентку. – Наконец-то выдавил он из себя самое важное.

Молчание тестя добавило тревоги. Сергей Иванович прервал его неожиданным вопросом:

– И когда свадьба?

– Чья?

– Да не моя же, сынок, – он впервые назвал его так и получилось естественно, не наигранно.

– Ее может и не быть вовсе. Я ведь еще ничего не решил. Стою на распутье, перед выбором. Ваше мнение очень хочу знать…

– А зачем оно тебе? Сильно любящий человек ни в чьих советах не нуждается.

– Вы хотите сказать, что чувства мои поверхностны и потому сомнительны, как и само поведение…

– Послушай, Олег, что я тебе скажу, а как поступить, сам решишь. Вы с Лизой только семь лет вместе, а я со своей женой, твоей тещей, Антониной Тимофеевной, уже четверть века по жизни рука об руку иду. Был и у нас семейный кризис. Лиза малая была, чуть старше твоих детей. Так вот, появилась у меня любовница в райцентре. Какой мужик по этой части не грешен? Огонь-женщина! И все при ней: стройные ножки, точеная фигурка, личико – настоящее произведение искусства. А пела как здорово, заслушаешься. Я пожалел, что раньше, до женитьбы ее не встретил. Что ты думаешь? Собрал вещички, взял самое необходимое, повинился, конечно, перед женой, к тому времени все уже от людей узнавшей, и ушел к любовнице в город. Что творилось на душе, лучше не спрашивай. Но и вернуться назад уже не мог.

Глаза у тестя слегка заблестели, видать, пережитое и спустя годы вспоминать ему нелегко. Он вновь закурил.

– Да, быстро кончился наш с Зоей, так звали ту красивую женщину, медовый месяц. Прозрел я, слепой котенок, когда увидел, какая из нее никудышная хозяйка. Не умеющая и не любящая готовить. У нее, видите ли, нет вдохновения. А разве оно требуется для того, чтобы суп сварить? А какая она эгоистка страшная, я даже не догадывался. О своей ненаглядной красоте только и заботилась с утра до вечера. А что у мужика рубашка давно не стирана и на плите борщ вторые сутки прокисает, это не важно. Да и в постели охладели мы друг к другу, куда только тот огонь подевался. Короче, снова собрал я вещички, хлопнул дверью и, как приблудный пес, в родную хату к своей Тонечке поплелся. Встал перед ней, как перед иконой в церкви, на колени и попросил прощения. При этом поклялся, что никогда больше ее не оставлю и не брошу.

– Простила?

– Ты же видишь, душа в душу живем. Открою тебе, зятек, еще один маленький секрет. По осени, когда будет двадцать пятая годовщина нашей свадьбы, собираемся с матерью повенчаться. Как думаешь, не засмеют люди? У нас в деревне это как-то не принято.

Уехал тесть, а история, рассказанная им, запала в душу Олегу.

…На отделке коттеджа в Заславле для очередного «бедного» белоруса Олег оступился и упал с крыши. Повезло еще, что внизу ничего, кроме досок, не было. Они немного смягчили удар, но сгруппироваться не успел и правым боком так ударился, что аж в глазах потемнело. Когда пришел в себя, ощутил резкую боль в плече и спине. Пришлось вызывать скорую. В больнице, сделав рентгеновский снимок, констатировали перелом двух ребер и руки.

Уже через час Лиза примчалась в больницу. Когда он увидел ее на пороге палаты, к горлу подступил комок.

– Тебе больно, милый? Что случилось? – не стесняясь посторонних, она прижалась к его небритой щеке, и он услышал как тревожно бьется, готовое выпрыгнуть наружу, ее сердце.

– Мне позвонил кто-то из твоих друзей и, ничего толком не объяснив, сказал, что тебя увезла скорая. Я не знала, что и думать.

Оля, которой он по мобильному телефону сообщил о случившемся, в больнице так и не появилась. То у нее семинар с зачетом, то важная лекция на правовую тему, которую нельзя пропустить, то культпоход с группой в театр. Несмотря на закравшуюся в душу обиду, Олегу все равно хотелось ее увидеть. Что-то незримое по-прежнему тянуло к ней, хотя и не так уже сильно. Выписавшись из больницы, с гипсом на руке, поколебавшись, все же сел в троллейбус, который шел к ее институту. Было уже послеобеденное время, он знал, что скоро она должна появиться здесь, у каштановой аллеи. Подождав немного, Олег в хлынувшей навстречу толпе увидел беззаботно смеющуюся Олю, идущую под руку с каким-то парнем, наверное, студентом. Они хорошо смотрелись вместе – молодые, веселые, им в те минуты никто, кажется, не был нужен.

Олег хотел было выйти из тени каштанов, окликнуть ее, но в последний момент что-то его остановило. Он словно прозрел, резко развернулся и зашагал в обратную сторону, к станции метро. Олег спешил домой, к любимой жене и детям.

«Сдается квартира с … женихом»

Такое необычное объявление в интернете увидела студентка четвертого курса мединститута Зоя Кислицына и улыбнулась креативному мышлению человека, его давшего. Чтобы привлечь внимание, в развернутом описании обычно указывают все существующие и мнимые преимущества: тихий центр, рядом метро, магазины, большая жилплощадь, хорошая звукоизоляция, солнечная сторона, отзывчивые соседи и прочее. А тут всего три слова в необычном сочетании (ладно бы речь шла о мебели!) и номер телефона.

Зоя подумывала о переезде из шумной общаги в отдельную квартиру, где намного комфортнее жить и готовиться к сессии, но просмотренные варианты не устраивали в основном из-за дороговизны. И все же девушка не теряла надежды найти скромную квартирку на окраине города за разумные деньги.

На второй день, вспомнив о необычном объявлении, скорее из любопытства Зоя набрала указанный номер. Ответила женщина, ровным спокойным голосом подтвердившая, что это не розыгрыш, она действительно хочет сдать свою трехкомнатную квартиру рядом со станцией метро Уручье в долгосрочную аренду вместе со своим взрослым сыном. Причем, весьма недорого.

Озвученная сумма настолько удивила небогатую студентку, что она захотела приехать и посмотреть жилье тотчас.

Металлическую дверь открыла светловолосая стройная женщина лет пятидесяти.

– Пожалуйста, проходите, – вежливо пригласила, смерив гостью быстрым оценивающим взглядом.

Интерьер апартаментов с шикарной мебелью, натяжным потолком, новомодными светильниками впечатлил.

– У вас тут царские палаты! Я правильно поняла, проживание здесь мне обойдется в сто долларов в месяц?

– Да.

– Я согласна.

– Но вы не одни здесь будете, – вежливо напомнила хозяйка о прописанном в квартире сыне. – Подождите немного, он скоро вернется из магазина, познакомитесь.

Установилась неловкая пауза.

– Людмила Викторовна, – представилась женщина, улыбнувшись. – Вы не подумайте ничего такого. В объявлении есть, конечно, доля шутки. Просто Эдик особенный мальчик. Он с трудом появился на свет, две недели находился между жизнью и смертью в реанимации… Я уже смирилась с приговором врачей, но Бог услышал мои молитвы, на 14-й день мой мальчик задышал самостоятельно, без аппарата.

Материнские глаза повлажнели: ей по-прежнему трудно даются такие воспоминания.

Из дальнейшего рассказа Зоя узнала, что мама Эдика после смерти мужа поднимала его на ноги одна. Он ни в чем не нуждался, в первом классе стал обладателем навороченного компьютера. Не знала тогда, какую мину замедленного действия подарила. Мальчишка быстро подсел на виртуальные игры, как наркоман на иглу: дошло до того, что уроки совсем забросил.

– И слезно просила, и наказывала, и запрещала к компьютеру подходить, и к психологу водила, если и помогало, то ненадолго, – кажется, клубок воспоминаний продолжал распутываться сам по себе. – После школы никуда не захотел поступать, так с тех пор и сидит дома у меня на шее. С утра до ночи в компьютере, в своих дурацких играх, – всхлипнув, закончила грустный монолог хозяйка квартиры.

Щелкнул дверной замок, и на пороге обозначился высокорослый, худощавый парень с пакетом продуктов. Бросил беглый взгляд на незнакомую девушку, потом вопросительно посмотрел на маму. Не сказав и слова, прошел на кухню, а оттуда тенью прошмыгнул к себе. Фразу Людмилы Викторовны о том, что девушка-студентка будет снимать у них комнату, Эдик услышал вдогонку. И никак не прореагировал. Даже потом не вышел, чтобы познакомиться.

– Вот видите, какой он замкнутый в себе. Вырастила себе на старость эгоиста, – в очередной раз вздохнув, печально, слегка извиняющимся тоном молвила женщина. – Вы на него тоже не обращайте внимания. Живите сами по себе. Давайте я покажу вашу комнату.

Зоя призадумалась: насколько комфортно ей будет на съемном жилье с этим чудаковатым парнем? Может, поискать другую квартиру, пусть менее комфортную и просторную, но без такого вот странного «приданого»?

О ее сомнениях, видимо, догадалась хозяйка.

– Давайте сделаем так. Вы поживите первое время бесплатно, если не понравится – съедете. Я в деньгах не нуждаюсь, у меня есть неплохой бизнес.

В будни Зоя находилась в институте на лекциях, семинарах-тренингах, лишь вечером, немного уставшая, возвращалась в съемные апартаменты – 20-метровую комнату, обставленную дорогой мебелью. По сути, только чтобы переночевать. В выходные встречалась в городе с подругами, с которыми, если была хорошая погода, гуляли по парку, «тусили» в кафе или ходили в любимую «Юлу» на молодежные дискотеки. Так что с нелюдимым сыном хозяйки они за неделю встретились с глазу на глаз лишь однажды, когда, проснувшись в воскресный полдень, оба захотели выпить кофе.

– Привет, – вяло выдавил из себя Эдик, вальяжно войдя на кухню.

Зоя ответила куда дружелюбнее и даже улыбнулась, надеясь, пообщаться. Но парень, быстро приготовив кофе в машине, молча удалился к своему компу.

«Лунатик какой-то не от мира сего, – с сожалением подумала. – Трудно ему будет в жизни».

Еще через неделю она сказала Людмиле Викторовне, что остается и оплатила последующий месяц проживания стодолларовой купюрой.

Успешно сдав сессию, Зоя до конца лета уехала домой, в древний Полоцк. Как же она соскучилась по тихим извилистым улочкам, уютным скверам и добрым людям любимого города с более чем тысячелетней историей! Колыбель белорусской государственности не умеет стареть и даже в плохую погоду остается привлекательной, чистой, молодой. В первую очередь для своих, коренных жителей, или на время уехавших, но душой оставшихся в городе.

Насладившись общением с родителями, школьными друзьями и всласть выспавшись, отдохнувшая Зоя в конце августа с отличным настроением вернулась в столицу.

Эдик, как обычно, играл в танки, судя по доносившейся из комнаты канонаде боя. Зная, что он не любит и даже срывается на истерический крик, когда мама в такие минуты отвлекает его, решила не беспокоить фанатичного геймера. Поэтому о ее возвращении он узнал ближе к полуночи, когда наконец вышел из своей «берлоги». Но к полоцким гостинцам, специально оставленным на кухне для него, даже не притронулся.

Проснувшись под утро, Зоя услышала странный хрип, доносившийся из-за приоткрытой соседней двери. Заглянула туда и обомлела от увиденного: на полу, раскинув руки, в полубессознательном состоянии лежал Эдик. Он плохо дышал, как рыба, выброшенная волной на берег, жадно глотал воздух, из уголков рта струилась слюна, а из носа выступила кровь.

Она не на шутку испугалась, подумав, что у парня приступ эпилепсии или чего-то еще и он уже при смерти. Чуть совладав с эмоциями, на автомате вспомнила, как профессор Серебрянский на практическом занятии учил их оказывать первую помощь в экстренных случаях. А это как раз такой случай, когда для спасения пациента важна каждая секунда и любое действие имеет значение, поэтому оно должно быть точным, выверенным.

Еще не понимая, что привело к обмороку, Зоя аккуратно приподняла голову парня, нащупала сонную артерию: пульс был слабым. Затем, чтобы обеспечить приток крови к голове, под ноги подложила вещи, находившиеся под рукой. Расстегнула ворот рубашки, настежь открыла окно, так как в помещении не хватало свежего воздуха, сбегала в свою комнату за аптечкой с нашатырем. Смочив им ватку, поднесла к носу: Эдик тут же очнулся, открыл глаза. Зоя с облегчением вздохнула.

От вызова скорой он наотрез отказался. Сказал, что лучше просто поспит и наберется сил. Она все же позвонила и рассказала об инциденте Людмиле Викторовне, приехавшей через полчаса. Взволнованная не на шутку, со слезами на глазах… Как же она все-таки любит и переживает за своего непутевого сына! Зря только нравоучениями занимается. Попытка прочитать очередную мораль о вреде бессонных ночей у компьютера привела к тому, что Эдуард хлопнул дверью и снова стал недоступным. Поведение типичного интроверта, человека, зацикленного на собственном внутреннем мире.

Хозяйка квартиры появлялась через день, приносила еду сыну и непременно справлялась о здоровье. Правда, такую мамину заботу он не ценил, будто стеснялся ее, а на все расспросы отвечал, что уже здоров. А вот с Зоей он начал нормально разговаривать, даже предложил вместе новую «стрелялку» опробовать. Она согласилась без какого-либо интереса, лишь бы не прервалась ниточка общения.

Увидев, что игры ее совсем не увлекают, на следующий день предложил вместе прогуляться по расположенному неподалеку лиственно-хвойному молодому скверу, главной достопримечательностью которого был небольшой зарыбленный водоем с перекинутым через него симпатичным горбатым мостиком и поселившимися там дикими утками. Впрочем, прикормленные людьми, они уже наполовину стали домашними, и, движимые инстинктом голода, из-за лакомого кусочка снеди, не боясь, покидали безопасную водную гавань и выходили на берег.

Узнав о променаде, довольная мама Эдика сильно удивилась.

– Не пойму, как тебе, Зоя, только удалось оторвать этого «домовика» от компьютера, да еще и на улицу вытянуть? – и, озорно подмигнув, предположила: – Наверняка, без всесильных женских чар не обошлось…

А у них и впрямь наладилось нормальное общение после того утреннего ЧП. Вот уж и вправду: нет худа без добра.

Незаметно в золоте листвы затерялась осень, и на горизонте замаячил Новый год.

Эдик предложил его встретить вместе. В Минске.

– А в твой Полоцк съездим на Старый Новый год. Идет?

Больше всех таким планам сына порадовалась мама. Ее женское сердце первым почувствовало, что это к добру, любви и счастью.

Из жизни отдыхающих

– На танцы ходил? – первое, что спросила жена, когда вернулся из санатория. Уверен, этот вопрос в прямой или косвенной постановке задают и другие женщины своим благоверным, отдыхавшим по «холостяцкой» путевке. Интерес подогрет еще и искусственно: сколько баек и даже легенд ходит о вольготной курортной жизни, в которой чего только не бывает. Отдыхающие со стажем, для пущей убедительности приврав малость, с удовольствием расскажут вам о десятках любовных историй, головокружительных романах замужних женщин с молодыми мужчинами и наоборот, о почти шекспировских страстях, не знавших разумного предела и норм приличия, о распавшихся в итоге семьях… Разумеется, никаких фамилий, адресов и других улик приведено не будет, а только самые общие ориентиры вроде «блондинка из Витебска», «плейбой Макс из Барановичей», «старый Казанова, прикидывавшийся вдовцом» и т. д. Что правда, а что вымысел определить так же трудно, как найти монету на многолюдном вокзале.

Но дыма, как известно, без огня не бывает. А посему приглашаю вас в клуб санатория, на танцы. Умеющий наблюдать увидит здесь много занятного.

Первым в тот субботний вечер на танцплощадку пришло трио женщин предпенсионного возраста. Как и положено, нарядно одетые, с подкрашенными губами и аккуратной прической они решили, что после ужина самое время устроить душе и телу физкультурно-музыкальный отдых, тем более и лечащий врач рекомендовал. Как тут не вспомнить молодость, если это еще и для здоровья, оказывается, полезно? Вскоре подтянулись дамы бальзаковского возраста, а за ними уже к танцполу несмело подошло несколько кавалеров. Приятно пахнущие одеколоном и… пивом, слегка возбужденные и что-то обсуждающие (уж не футбольные ли результаты вчерашнего тура?) мужчины – седовласые и лысые, в меру стройные и не очень – стеснительно-скромно подпирали угловую стенку, словно боялись, что она обрушится. Они делали вид, что оказались здесь случайно, мол, от скуки развеяться зашли на полчасика, но рыскающие по сторонам глаза выдавали в них азартных охотников за женщинами.

Наконец мужские взгляды сфокусировались на высокой блондинке в темных элегантных брюках и розовой кофточке, затем «декорации» сменились. В центре внимания оказалась стройная дама лет сорока пяти с девичьей фигурой, прелести которой рельефнее обозначал узкий светло-голубой костюм. Наверняка, не в одном мужском мозгу зафиксировалась мысль: «Надо пригласить эту девушку на вальс».

Ближе к эстраде стенку напротив спинами полировала смешанная компания, успевшая за время отдыха в санатории перезнакомиться, так что этот танцевальный вечер для них явно не первый. У входной двери выжидательные позиции заняло старшее поколение, молодость которого совпала с ударными темпами хрущевских семилеток. Эти дедушки и бабушки, похоже, здесь коротают досуг перед вечерним кефиром. Наконец-то из динамиков звучит музыка и, образовав широкий круг, все желающие попадают под ее магическую власть.

В центре выделяется эффектно танцующая пара: стройная крашеная брюнетка лет тридцати пяти и высокий, седовласый, с былой военной выправкой мужчина, наверное, вдвое старше ее. Он легкими, едва заметными прикосновениями пытается ухаживать за партнершей, а также изо всех сил старается не отстать от заданного ею танцевального ритма. Но, увы, с каждой минутой разница в возрасте дает о себе знать. Ноги уже не так послушны, да и дыхание сбилось, но польщенный обнадеживающей милой улыбкой, кавалер вновь приглашает даму на быстрый танец. Так и хочется из мужской солидарности воскликнуть: «Держись, старина, до последнего, не подводи наше племя!» И он держится молодцом.

Сосед по номеру Василий Степанович, заядлый рыбак, даже в санаторий со спиннингом приехал и умудрился им в озере поймать несколько щук и окуньков, похоже, еще находился под впечатлением улова. Тот же азарт и блеск в глазах, только уже во взгляде на других «рыбок». В Бресте у него, видного 50-летнего мужчины, наверняка есть жена, дети, а может, уже и внуки. Но здесь он один, на свободе и, видимо, вновь, как в давно ушедшей молодости, почувствовал себя Мачо, способным вскружить голову любой женщине. Правда, с этими иллюзиями Василию Степановичу не без сожаления пришлось расстаться после того, как с умело заброшенного им «крючка» ловеласа дважды сорвалась, казалось, уже пойманная симпатичная краля. А окончательный удар по мужскому самолюбию нанесла стройная бабушка лет 70, пригласившая Василия Степановича на белый танец. И закружились они в вихре вальса под завистливые взгляды толстушек, скучавших в углу без мужского внимания.

А на авансцену тем временем вновь вышла упоминавшаяся уже пара: крашеная брюнетка и высокий, седовласый мужчина с военной выправкой. За эмоционально исполненное танго они сорвали заслуженные аплодисменты.

После окончания танцев оживленный людской поток неспешно направился к спальным корпусам. Музыка сблизила, познакомила отдыхающих со всей страны. Им было о чем поговорить. Некоторые мужчины с удовольствием вели под ручку дам. И поди разберись: муж с женой это или без пяти минут любовники. У «Титаника» (так прозвали второй корпус, отдаленно напоминающий по форме многопалубный корабль, его обитатели) в гордом одиночестве стоял и курил все тот же не стареющий мужчина с военной выправкой. Его очаровательной молодой партнерши и след простыл.

…Утром в зале лечебной физкультуры мы снова встретились. Разговорились, познакомились. Павлу Ивановичу, как выяснилось в беседе, уже 75, он несколько лет как вдовец. Потеря жены «чудесной женщины, с которой прожил без малого полвека» стала серьезным ударом по здоровью. Никогда не жаловавшийся на сердце после похорон Павел Иванович стал ощущать серьезные перебои в его ритме, с которыми постоянно борется, принимая лекарства. Да еще вот хорошее средство врач прописал – лечебную физкультуру.

– А танцы – это так, для души, – улыбнувшись, сказал. – Они отвлекают от горестных дум. Правда, вчера я малость переусердствовал, давление резко подскочило, да и аритмия усилилась. Долго не мог уснуть, пока не принял дополнительную порцию таблеток.

Про зажигательную брюнетку он и словом не обмолвился, как будто ее и не было никогда. А вот о том, что он отставной полковник, Павел Иванович вскользь сказал. На пиджаке я увидел орденские планки. Была там и Красная Звезда.

– Это за выполнение специального правительственного задания, – сухо пояснил, не вдаваясь в подробности. Да и к чему постороннему человеку, случайно встретившемуся в санатории, знать их?

…В последнее воскресенье октября золотая осень сдала вахту зиме. С утра резко похолодало и, к неудовольствию отдыхающих, среди которых каждый второй грибник, пошел мокрый снег. Теперь одним любимым занятием стало меньше. Что остается, кроме традиционных танцев и обязательных лечебных процедур? Бильярд, настольный теннис, шахматы да неторопливые прогулки по лесным тропинкам с беседами за жизнь. Поздняя осень, по-хозяйски убирающая последние листья с деревьев, навевала грусть. И только трудяге-дятлу, стук которого особенно слышен в тишине, кажется, все нипочем.

Чужие стены

Всю жизнь прожившая в деревне Ефросинья Ивановна в начале осени стала городским жителем. Причина переселения банальна – старость: на Покров уже 75 будет, когда только успели эти годы набежать! В памяти, как в добротной кладовке, бережно хранится самое яркое и дорогое: их с Павлом скромная сельская свадьба, на которой они, молодые, красивые и безмерно счастливые, уже никого не стесняясь, на законных основаниях с удовольствием целуются; переезд в новый срубленный дом, еще пахнувший деревом, рождение первенца – сына, отметившего недавно полувековой юбилей.

Сашей она довольна: был бы жив отец, тоже порадовался бы его успешной карьере ученого, кандидата наук, а также своему внуку-студенту Павлуше, унаследовавшему не только имя, но и, наверное, гены деда. Даже внешне он очень похож на ее мужа, с которым душа в душу прожили 40 лет. Жаль, болезнь раньше времени разлучила их. А то жили бы вдвоем в своей Васильковке, где все вокруг живое и родное, и горя не знали.

На переезде в город настоял сын. Едва переступил порог, сказал, как отрезал:

– Хватит тебе, мама, одной мерзнуть в старой хате. Будешь в тепле и уюте жить, забудешь про печку с дровами, да и врачам надо показаться, подлечиться.

К сожалению, годы здоровья действительно не прибавляют: в последнее время давление стало прыгать, может, поэтому и голова побаливает, а таблетки уже не всегда помогают. Куда только энергия и силы подевались, когда не то что на работу, даже чтобы пройтись по селу их уже не хватает.

Загрузив в машину сына самое необходимое из одежды, обуви, стопку постельного белья, она закрыла на замок свою обитель и как с живым существом попрощалась с домом, где быстрокрылой ласточкой пролетела их с мужем семейная жизнь.

Переселяться насовсем в город, пусть и к сыну с невесткой и внуком, Ефросинье Ивановне не хотелось: словно чувствовала душа что-то недоброе. Привыкшая за 10 лет к одинокому образу жизни, она с трудом представляла себя на новом месте. Больше всего боялась оказаться там не нужной, обузой родным людям.

Первую ночь в квартире долго не могла заснуть. Мысли роем кружились в голове: «Правильно ли сделала, что переехала в семью сына, так ли уж ей здесь рады, как говорят, что она будет делать целыми днями одна в квартире, где нет никакого хозяйства? Дома уже давно бы спала, а тут лежит, как истукан, и смотрит в потолок… А может, сон не знает, где меня найти, и ищет по старому адресу, в Васильковке?»

Где-то сверху вдруг раздались слегка насторожившие ее негромкие голоса, затем послышались приглушенные бетоном шаги. Не сразу догадалась, что это соседи, дом-то многоквартирный! Потом ей показалось, что в комнате слишком светло для ночи. Пришлось подняться, сдвинуть плотнее шторы, чтобы свет от уличного фонаря и зависшей над окном круглолицей луны не проникал внутрь. Когда ложилась, в тишине противно заскрипел диван. «Хоть бы своих не разбудить», – подумала с тревогой и старалась уже лишний раз не ворочаться.

Лишь часа в два уснула, а под утро вскинулась: захотелось в туалет. Тихонько, почти крадучись, выставив вперед правую руку, чтобы случайно не натолкнуться на невидимый барьер – стул или стену, благополучно добралась до нужного места. Затем, стараясь ступать как можно тише, вернулась к дивану, но заснуть уже не смогла.

Привыкшая вставать с рассветом, поднялась на ноги. За окном чуть забрезжило, но пока лишь в одной квартире в доме напротив горел свет. «Тоже, наверно, кому-то не спится», – подумала Ефросинья Ивановна и направилась со своим полотенцем в ванную комнату. Вчера сын показал, как включать краны холодной и горячей воды, душ. Приведя себя в порядок, вернулась к себе, застелила постель. И что теперь делать? Машинально стала искать, чем бы себя занять. «Надо Зине хоть сена положить, а то, небось, уже проголодалась в хлеву», – мелькнула мысль про козу да тут же улетучилась: теперь у ее «красавицы» уже другая хозяйка, соседка Рая. Чудно устроена человеческая память: в ней все из пережитого помещается, важное и несущественное, правда, со временем многое стирается, будто и не существовало вовсе, а что-то весьма незначительное, но по-своему дорогое сердцу продолжает бесконечно жить.

Так и просидела в раздумьях у окна, пока не рассвело.

– Мама, как спалось? – как бывало в детстве, спросонья поинтересовался сын, заглянув в комнату. Она хотела сказать правду, да почему-то постеснялась. А он, по всей видимости, спросил из вежливости, потому что, не дождавшись ответа, прошел на балкон.

Утром Ефросинья Ивановна обычно ела овсянку или какую-то другую кашу, но здесь не приходилось выбирать: на столе – омлет, на скорую руку приготовленный невесткой, да бутерброды к чаю.

– Ночью кто-то оставил свет в туалете, – как бы невзначай обронила жена сына.

Ефросинья Ивановна, почувствовав свою вину, не на шутку разволновалась.

– Это я, Ира, забыла выключить. Простите меня старую.

– Мама, успокойся, мелочи все это, – постарался загладить неловкую ситуацию сын.

После завтрака родня разъехалась по своим делам: сын в Академию наук, невестка в какую-то фирму, внук в институт, который он почему-то назвал «бурсой». А она осталась одна в четырех стенах.

Саша, правда, посоветовал прогуляться недалеко от дома – по лесопарку или просто по улице пройтись. А она идти-то сама побаивается: а если, не дай Бог, заблудится в чужом городе? Да и в лифте ехать одной страшновато – не ровен час еще остановится. Ей бы работу какую-то по дому, но невестка, похоже, не сильно ей доверяет, сказала, что таковой нет, мол, отдыхайте и ни о чем не думайте. Не понимает она, что сельская женщина даже в возрасте не может сложа руки сидеть.

По привычке Ефросинья Ивановна протерла пыль на мебели: как тщательно ни убирай, она всегда найдется. Потом полила цветы на подоконнике, подмела пол на кухне. Зазвонил телефон. Ответила какому-то мужчине, что Александр Павлович, то бишь, ее сын, уже уехал на работу.

И вновь звенящая тишина в квартире, в которой она не находила себе места. Чем бы заняться? Взгляд упал на большой импортный телевизор, попробовала его включить, да ничего не получилось: поди разберись с этим обилием кнопок на пульте. Другое дело, ее простенький деревенский «Горизонт», где все понятно.

«Потолки тут невысокие, не то что у нее в доме, потому и ощущение, будто давят они на плечи», – почему-то без какой-либо связи подумала.

В безделье растворился еще час, когда Ефросинья Ивановна почувствовала, что ей непременно нужно выйти на улицу, на свежий воздух. А вот, кажется, и лесопарк, про который сын говорил. Вдоль аллеи выстроились по-хозяйски подстриженные кусты и деревья, радуют глаза ухоженные клумбы, для удобства прогуливающихся дорожки вымощены тротуарной плиткой, куда ни глянь урны для мусора – ничего такого и в помине нет в Васильковке.

Ее внимание привлекла огороженная металлической сеткой просторная площадка, как оказалось, для выгула домашних питомцев. Надо же, и о них позаботились. Правда, Ефросинья Ивановна не понимает, как люди могут жить в городских квартирах вместе с собаками. Другое дело, свой дом с земельным участком. Привычным сельским аршином она «мерила» и другие странности городской жизни. Поначалу удивило и даже насторожило, почему никто не здоровается друг с другом, как это принято в деревне. Потом поняла, что дело тут отнюдь не в культуре, а в количестве незнакомых людей: попробуй всех попривечай, голос сядет!

«Хорошо здесь белкам: самодельные кормушки благодаря добрым людям полны семечек, орешков, знай себе, наслаждаются угощениями и пребыванием на природе, прыгая с ветки на ветку, – подумала, заприметив симпатичных пушистых зверьков. – Вот так и люди в начале жизни, кажущейся бесконечной, беззаботно порхают, радуются, не понимая, что ждет их в старости».

Чтобы, не дай Бог, не заблудиться, Ефросинья Ивановна поглядывала назад, на тропинку, ведущую к дому. Вскоре, почувствовав усталость, свернула на нее.

Первым из «бурсы» вернулся внук, и она повеселела, оживилась. Стала расспрашивать про учебу, но Павел не слишком был расположен к откровенному разговору, отвечал кратко и в общем: «Ба, да все нормально».

Около пяти часов появилась невестка. И принялась готовить ужин. От свекровьей помощи вежливо отказалась.

Сердечко застучало, когда через некоторое время она услышала родной голос в прихожей. Не вышла, почти выбежала из комнаты к сыну. Он улыбнулся ей, чмокнул в щечку.

– Ну как ты, не сильно скучала?

Она рассказала о том, что легко справилась с совсем не страшным лифтом, быстро нашла лесопарк, который очень понравился, где так уютно всем, особенно белочкам.

– Вот видишь, мама, как все просто. Зря только сомневалась, переживала, что одна потеряешься. Начало положено, сама не заметишь, как станешь городской.

После ужина Ефросинья Ивановна хотела помыть посуду, но невестка своим «я сама» опять не дала хоть что-то полезное сделать в доме. «Чего она такая обособленная, да не шибко разговорчивая. Наверно, не рада, что я тут появилась, – предположила в мыслях и забеспокоилась. – Ох, чувствовала душа, не надо соглашаться на переезд, как-нибудь одна бы век доживала. Да она ни за что бы не оставила свою Васильковку, если бы не пошатнувшееся здоровье. Все-таки старым людям лучше жить отдельно от молодых, у которых совсем другой распорядок дня, свои дела, привычки, интересы, увлечения».

Через день невестка снова уколола. Ей, видите ли, не понравилось, что свекровь, не спросясь, переставила на балконе цветы по своему усмотрению. Ефросинья Ивановна увидела, что солнцелюбивая герань находится немного в тени, поэтому расположила ее у самого окна, где больше света. А когда она вновь забыла выключить свет в туалете, ее отчитали, как провинившуюся школьницу. Причем при сыне, который уткнувшись в газету, промолчал, хотя мог бы деликатно жену притормозить, посоветовать ей быть помягче со старым человеком. Ефросинье Ивановне стало обидно до слез, она тогда едва не заплакала.

Из-за нахлынувших чувств и мыслей снова долго не могла уснуть. А тут еще какой-то ком подступил к горлу, стало трудно дышать, пока не прокашлялась. Противно заскрипел диван, такой же, видать, старый, как и она. Ему тоже пора на покой, а он еще трудится.

В теплой, просторной, со всеми удобствами квартире сына Ефросинья Ивановна с каждым днем чувствовала себя все более неуютно, отчужденно, одиноко. Единственная отрада – белочки в лесопарке, берущие корм с рук, да внук Павлуша. Им она готова часами любоваться, даже когда тот сидит в своем интернете. Правда, парень в маму, не особо общителен, хотя внимателен, вежлив. И шутник какой, чтобы бабушка и родители не надоедали расспросами и наставлениями, повесил на комнатной двери объявление: приемные часы с 20 до 22, в остальное время просьба по мелочам не беспокоить.

Ефросинья Ивановна старалась не надокучать и сыну, видя, что научная работа не отпускает его даже дома, до полуночи засиживается он с ней в кабинете. Говорит, начал готовить докторскую диссертацию. Умница, сам всего кропотливым трудом да бычьим упорством добился. Почет, уважение в коллективе, хорошая зарплата, оно, конечно, хорошо, да здоровье же не беспредельное! Об отдыхе тоже надо думать.

С Ириной они почти не разговаривают. Ее все раздражало: ранние подъемы свекрови, шарканье по полу, кашель среди ночи. Из-за этого невестка, видите ли, не высыпается и с разбитой головой идет на работу.

Саша однажды приструнил ее, на повышенном тоне наказал оставить мать в покое и не придираться по всякой ерунде, но хватило твердого мужского слова ненадолго. Сердцем почувствовав, что квартира сына для нее всегда будет чужой, что она тут лишняя, Ефросинья Ивановна засобиралась домой, в Васильковку. Уже от одних воспоминаний о деревне на душе становилось легче и спокойнее.

На все сыновьи возражения, уговоры и просьбы остаться, сказала, что не хочет быть никому обузой и причиной семейных скандалов.

– Пойми, сынок, так всем будет лучше. А вас с Павлушей буду ждать дома на выходные. Ты не волнуйся, дров хватит, не замерзну. Натоплю печь и напеку ваших любимых пирогов с яблоками. Вы только приезжайте почаще. Там, в Васильковке, и юбилей мой на Покров справим, как ты и хотел.

Так на одного человека в большом городе стало меньше.

Тютя-Матютя

Тоня Кучко первый раз выходила замуж по большой и чистой любви. Ее избранником стал молодой преподаватель престижного вуза Сергей Иванович Кравченко, а для нее просто Сережа. Остроумный, веселый, обаятельный, душа любой компании он ей сразу понравился на дне рождения лучшей подруги, где они и познакомились. Стали встречаться, вместе проводить свободное время: то в кино, то на дискотеке, даже в театре на премьере побывали. Правда, Тоне спектакль не лег на душу, как и игра актеров, показавшаяся слишком манерной, притворной. Вообще театр с его сценическими условностями, фантазиями всегда казался ей искусственным, неживым действом.

Около года длился букетно-конфетный период, и ровно три года, месяц и четыре дня законный брак. Тоня уверена, что они прожили бы долгую и счастливую жизнь, обязательно дождались внуков, если бы не та дорожная трагедия под Могилевом со смертельным исходом. Уходя от столкновения с внезапно выехавшим на встречку «жигуленком», Сергей резко вывернул руль вправо, на обочину, где, как назло, рос столетний дуб…

Тоня находилась на заднем сиденье, что, скорее всего, и спасло ей жизнь, даже уберегло от тяжелых травм – отделалась испугом да ссадинами на теле, которые через пару недель стали малозаметны, а вот любимого мужа уже больше никогда не будет рядом…

Она со слезами на глазах многократно прокручивала в памяти тот черный день, будто хотела прожить его заново, по-другому, и не могла понять, почему с роковой точностью, до сантиметров и секунд столь трагически сложились в смертельный пазл обстоятельства места и времени.

Год она строго соблюдала траур по своему Сереже, раз в неделю приходила к нему на кладбище. И как с живым разговаривала, рассказывая о домашних делах, первых словах их маленькой дочурки Вари, с которой папа так любил нянчиться. Выплакав на могиле все слезы, чувствовала некоторое облегчение, будто кто камень с души снял, затем начинала собираться домой.

Может, так и осталась бы она матерью-одиночкой, если бы не лучшая подруга Нина, начавшая постепенно возвращать ее к жизни. Сначала записала вместе с собой в женский фитнес-клуб, потом затянула в бассейн, обосновав это тем, что «вода – природный психотерапевт, снимающий боль и тревоги, лечащий телесно и духовно».

А потом, когда уже дочка в первый класс пошла, подруга, как заправская сваха, познакомила ее с неженатым 37-летним прорабом одной из строительных организаций. Она сразу запомнила его должность, потому что Костя смешно представился: раб с приставкой про. Конечно, пошутил насчет рабства, на стройке он все-таки начальник, хоть и маленький, как потом пояснил.

Он был иногородним, жил в общежитии на заводской окраине, над которой почти всегда висел противный смог. До встречи с Константином Антонина даже не предполагала, до чего бывают нерешительные, стеснительные и молчаливые мужики! Поэтому и в холостяках Константин засиделся. Хотя, говорил, якобы была у него зазноба, да замуж за одноклассника выскочила.

Поначалу Тоня брала инициативу в общении на себя, не молча же сидеть за столом или по улице прогуливаться. Рассказывала неразговорчивому кавалеру все подряд: о погоде, моде, ценах, бабских сплетнях в продмаге, где продавцом работала. И, наверно, зря голосовые связки напрягала: слушал он вполуха, было видно, что его это мало интересует. «Видимо, считает меня пустой балаболкой, которую хлебом не корми, дай только языком почесать», – неодобрительно подумала как-то о себе и примолкла. Спустя несколько минут Костя нарушил тишину. Было воскресенье, и он спросил, не хочет ли она куда-нибудь сходить вечером. «Хочу, но только не в театр, – сразу отмела это культурологическое направление Тоня. – А давай…те, сходим в цирк! Сто лет там не была».

Косте идея понравилась и через час они уже стояли в небольшой очереди у касс. Купив билеты, неспешно прогулялись по парку Горького. С любопытством понаблюдали за вольной жизнью почти прирученных белок, бравших корм прямо с ладони, а также утиных парочек, нагуливавших жирок в неглубоком водоеме и дремавших на травянистом бережке. В отличие от лесных собратьев, жизнь городских представителей фауны сытнее и комфортнее. С голоду они точно не помрут!

Потом Костя и Тоня на колесе обозрения поднялись более чем на 50-метровую высоту и полюбовались живописным центром Минска. С высоты птичьего полета люди и дома казались уменьшенными копиями, а кругозор значительно расширялся. Еще оставалось время до представления, и они решили снова окунуться в детство – с ветерком покатались на цепных качелях.

Вход для пользователей

Меню