Читать онлайн Хромое счастье. Повести и рассказы бесплатно
© Людмила Егорова, 2023
ISBN 978-5-0060-9430-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы все, в любом возрасте ищем счастье. И у каждого о нем свое представление. Но всегда ли мы можем понять, что оно уже с нами? Или, в поисках, уходим от него все дальше? Какое оно? Розовое и пушистое или прорастает из крошечного зернышка в сожженной предательством и подлостью душе?
Оно разное, это счастье, но никогда не бывает бесконечным. Мы его ищем, ждем, а оно пролетит кометой, и кто-то успеет схватить его за хвост, а кто-то и не заметит. Потому чаще всего люди называют его «трудным», «горьким», «запоздалым», а вот радужных эпитетов маловато.
Об этом и рассказы, собранные в книге члена Союза литераторов РФ, члена Российского союза писателей Л.Н.Егоровой
«Хромое счастье».
Лекарство от хандры
Густая томная июльская ночь. Не спится. Маринка тревожно вертится на кровати. Не читается, и мыслям трудно сосредоточиться на чем-то одном. Они то лихорадочно выхватывают из памяти какие-то моменты, чтобы додумать их, прорисовать поярче, то вдруг отвлекаются, картинка теряет четкость, и девушка погружается в странное состояние полудремы, томления, попытки размышления, чего-то еще…
Нет! Сколько может еще длиться эта неразбериха в голове и теле? Она резко опускает ноги с кровати и решительно хватает со стула халатик: я знаю, что надо сделать! Надо сходить искупаться! Хоть и лето, но прохожих в полночь на улицах приморского городка не видно.
Ее шаги звучат гулко, тревожно. Марина сбавляет темп. Люди уже спят, редко в каком окне теплится огонек. Чем они заняты? – успокаивают ребенка? Болеют? Или как она, не могут найти общий язык с собой? Воздух пропитан запахом прогретых за день сосен и моря. У последнего особый запах – соли, водорослей и влаги. Улица закончилась, но асфальтовая дорожка убегает дальше, в темноту. На пляже мрачно и неуютно.
Под холодным лунным светом отдыхают скамейки, странными сооружениями выглядят искаженные резкими тенями раздевалки. Черной зубчатой стеной по обе стороны убегает в бесконечность лес. А впереди море. Черная бездна. Шершаво лижет песок и вздыхает, шепчет. Наверное, ободряет, а может, предостерегает? Марина медленно спускает с плеч халатик и делает шаг к воде. Дальше идти страшно: кажется – еще движение, и тебя проглотит это странное чудовище, притворно ласкающееся к твоим ногам. Но назад отступать нельзя – сама ведь решила, что надо сделать именно так. Девушка делает еще один нерешительный шаг вперед. Теплая вода окольцевала щиколотки. Еще чуть-чуть вперед. Вот уже скрылись в черноте колени. От напряжения Марина ощущает внутри себя мелкую дрожь, железным кольцом сдавило грудную клетку, в висках стучит.
Чего тебе не хватает? Что ты здесь забыла? – Она не дает себе времени на раздумья и отчаянно падает в воду. Звук удара оглушает, но в то же мгновение теплые ладони моря принимают ее в свои объятия, и натянутая до предела внутри струна лопается. С резким вскриком она выдыхает накопившееся напряжение и, обмякнув, замирает. Марина лежит на спине, смотрит в небо, такое же черное и бесконечное, как окружающая ее вода, слушает тишину.
Странные ощущения, мысли. Нет, мыслей нет, только ощущения, какие-то непонятные, непривычные, словно пробудившиеся от многовекового сна. Может так, всей кожей, каждой клеточкой тела люди чувствовали окружающий мир когда-то давно, когда и моря этого, может, не было?
Марине от таких мыслей стало страшно, и она бросилась к берегу. Домой шла неспешно, но бодро. Дрему, томление и еще что-то, что не давало покоя, смыло морской соленой водой и растворило в его черной пучине.
Как быть?
За окном май: солнце и молодая зелень. А еще пятница, и впереди отдых, отдых, отдых! Ира сидит напротив окна, уютно завернувшись в теплый плед, мелкими глотками потягивает душистый фруктовый чай и любуется открывающимся видом.
Как хорошо! Какая красота! Сейчас, когда недельные хлопоты и заботы позади, есть время неспешно о чем-то подумать, к каким-то моментам мысленно вернуться. Однако, неспешно отдохнуть не получается: беспокоят именно эти «какие-то» моменты, причем, не имеющие к ней прямого отношения. Они упорно всплывают в памяти, вызывают беспокойство и тревогу.
Так получилось, что на прошедшей неделе у Иры произошли три встречи с бывшими одноклассницами. Свету она увидела за прилавком маленького сувенирного магазинчика, куда заглянула в поисках интересного подарка коллеге. Зою, нагруженную пакетами, заметила на автобусной остановке. Ни с одной из них она не дружила, но сохранила дружеские отношения, и при встрече они нет-нет, да и делились своими секретиками. А вот Юля была ее подругой еще с детского сада. Они встречались не часто – у всех свои дела – но всегда радовались возможности увидеть друг друга, поделиться новостями, просто побыть вместе. И встретились они в этот раз по звонку Юли.
* * *
Света выскочила замуж, едва дождавшись выпускного звонка – так вцепилась в Серегу. Он тоже был их одноклассником, дружба их завязалась в классе восьмом, и с того времени она были не разлей вода. Через год после свадьбы родилась дочка, потом вторая. Ни один, ни другая ни о какой дальнейшей учебе не думали, да и какие мысли, когда столько ртов есть просят! Серегу как не встретишь – озабоченный, усталый, короче, загнанный. Светка, вон, пристроилась у частника, рада тем крохам, что платит. Как выглядит? Как мышь под дождем.
– Знаешь, Ир, все задолбало, сил уже нет. Крутишься, стараешься, а толку ноль. Серега придет, и начинается: почему это не сделала, почему то не приготовила, почему у Машки двойка, почему… и пошло-поехало.
А скажу слово против, сразу:
«Мое дело – зарабатывать, я с утра до темна вкалываю, мне еще и дома предлагаешь за тебя пахать»? Короче, что ни день, то недовольство и крик.
– Куда же делась любовь, та, что «и в горе, и в радости»? Как быстро она улетучилась? А, может, ее и не было? А что было? – Гормоны играли и все? – думала Ира, мелкими глотками потягивая остывающий чай.
– Да, 17 лет, наверное, еще не время для серьезных решений. И, похоже, Светка долго не выдержит. Еще годков пять, а, может, и меньше, и разведутся. Жалко ее. Жалко детей. Жалко Серегу. Уж точно, не такой они свою семейную жизнь представляли.
* * *
Проезжая мимо забитой до отказа людьми автобусной остановки, Ира заметила Зою. Она стояла у самого края тротуара, одной рукой придерживая висевшую на плече сумку, а во второй держала раздувшийся пакет из «Пятерочки».
Ира притормозила, открыла дверцу машины:
– Садись, подброшу!
– Ох, Ирочка, привет! Спасибо, выручила! Как же замучили и автобусная давка, и вечные сумки да пакеты. Руки скоро вытянутся ниже колен. Пять лет замужем, а порой думаю: вот, зачем мне все это надо было? Ведь так хорошо жилось одной: что хочешь – то желаешь, что хочешь – то ешь,, куда хочешь – туда идешь. Любовь?
Ира, неужели вот такая жизнь – результат любви? Да, Гена был само очарование, внимание, нежность и забота. Но это было до свадьбы! А потом оказалось, что я должна все, а он – ходить на работу, а вечером сидеть у компа. И все!
«Я же работаю! Дай отдохнуть! Ты, что, сама не можешь это сделать? Что я не видел в этом парке? Кофе можно и дома попить», – и так постоянно. А ведь сын на отца смотрит, слушает, учится.
Что не так? Я все пытаюсь сгладить углы, не шуметь, но терпение же вечным не бывает?!
– Вот и у Зойки была ух, какая любовь, думала Ира.
– Они же пылинки друг с друга сдували! И Генка вполне адекватным парнем был, и мы, помню, еще завидовали им.
Вот, что случилось за пять лет? Кто виноват? Хотя, в семье всегда виноваты оба, только знать бы, в чем. Жалко их, ведь хорошие люди. Но и Света, и Зоя были Ире лишь приятельницами, и особо переживать или вникать в их проблемы она не собиралась, а вот Кира действительно расстроила. Они встретились на привычном месте – в маленькой кафешке в тихом переулке, где всегда есть свободный столик и головокружительно пахнет свежей выпечкой.
* * *
Кира выглядела, как всегда, отлично. У нее были обеспеченные родители и весьма прилично зарабатывающий муж. И сынишка шести лет. Поздоровавшись и присев за столик, она нервно сплела пальцы, отвела глаза в сторону и выпалила:
– Я должна сказать это кому-то вслух! Ира, я собираюсь разводиться…
Она сразу словно сдулась: поникли плечи, голова, руки безвольно упали на колени. Повисла тягучая пауза. Ира пыталась уяснить услышанное.
Развод? Смирновы? Господи, этим чего не хватает? Да они же образцово показательные! Она, Ирка, глядя на Федора, мечтала о таком же. Только такого! Симпатичный, спокойный, доброжелательный, внимательный, предупредительный, умный, ответственный, работящий, а какой любящий!
Она могла перечислить еще множество положительных эпитетов, думая или говоря об этом мужчине. И Кира прекрасный человек: не злая, не истеричка, хлопотушка, готовая всем и всегда помочь, любого подбодрить. Она нравилась всем, кто ее знал. На свадьбу родители подарили им квартиру. Потом они сами купили хорошую машину. Летом всегда ездили путешествовать. Федор работал в серьезной фирме и был на хорошем счету. Кира преподавала в частном колледже. Что могло быть не так у этих людей?
– Я никому не рассказывала, что у нас происходит, все надеялась, что вот-вот, и опять все будет хорошо. Но теперь понимаю, что ошибалась. После того, как Федора перевели на новую должность, все и началось. Никогда не думала, что про медные трубы – это не только про каких-то известных людей. Понимаешь, он стал меняться на глазах! Появились какие-то высокомерные норки в голосе, небрежные жесты, замечания в мой адрес, вроде:
«Что за ерунду ты надела? Могла бы в бассейн походить, или тебе моих денег жалко? Не задавай дурацких вопросов – у меня работа. Я, что, отчитываться должен? Ну, и где ты болталась, что приготовить не успела?»
А я, как белка в колесе: Диму в садик – из садика забрать, а еще надо успеть его в музыкалку отвезти, там подождать и забрать, и в магазины успеть, и дома убраться-приготовить. Знаешь, последнее время живу буквально по минутам. Ну, это же не жизнь, так долго не выдержать! А Федор вдруг стал таким занятым, у него совсем не осталось времени ни мне помочь, ни о Диме позаботиться. Превратился в надутого самодовольного индюка, заклиненного на своей персоне. Но если бы только это. Дальше все банально и пошло – завел в офисе любовницу.
Да-да! Я в дурном сне не подумала бы о нем такое!
Ира, ты же помнишь его нормальным парнем! Но, знаешь, я думаю, что знаю, откуда у всего этого ноги растут. В нем сидела и ждала своего часа зависть. Он упорно рвался вверх. И, как теперь полагаю, не столько из-за того, что был умнее и профессиональнее других, а потому, что быть наверху означает власть и все, что с ней связано. Быть таким, как те, кто еще вчера давал ему указания.
– Кира, подожди, ну что ты делаешь из него оборотня? Может, ты что-то не так понимаешь или преувеличиваешь? Придаешь значение пустякам? Вот, любовница…, а она точно есть?
– Точно. Уже полгода, как есть. И я не хочу, каждый раз, встречая его с работы представлять, где и как он ее имел. Не могу я в этой грязи находиться. – Кира судорожно глотнула давно остывший кофе и украдкой смахнула со щек слезы. – Я уже сказала ему о своем решении.
– А он? – Обозвал дурой, вспомнил о сыне. Но больше всего напирал на то, что мы живем, как сыр в масле, и все это благодаря ему. Что я неблагодарная, дальше своего носа ничего не вижу. А его интриги ничего не значат, это так, «пустое». И посоветовал получше подумать. Понимаешь, Ира, он меня же обвинил, мне же посоветовал подумать над правильностью своих мыслей, выводов и решений, а сам оказывается, чист и светел!
* * *
За спиной послышались шаги, и мама позвала пить чай. Сидя за столом, Ира рассеянно позвякивала ложечкой по кружке, пока мама не сказала: -Что-то ты сильно задумалась, есть причина? -Да, наверное, есть. Было у меня на этой неделе несколько встреч, давших повод для серьезных размышлений.
– А подробнее можно?
– Нет, мама, особо рассказывать не хочется, просто, как оказалось, у всех моих знакомых в семьях серьезные проблемы. И, не важно, сколько лет они живут вместе, и сколько у них денег. Мама, поджав губы, внимательно смотрела на Иру.
– А почему это вызвало «серьезные размышления», – наконец спросила она, и, не давая дочери заговорить, продолжила:
– Да, в каждой семье бывают разногласия, это нормально. Так что трагедию из этого делать не надо. К тому же, все мы разные, значит, и семьи все разные, и причины разногласий в них разные. Потому всех под одну гребенку равнять не надо. Да и чего тебе-то беспокоиться? Или ты все же решилась дать согласие Денису?
– Нет, мама, никому я ничего не давала! Не заводи эту песню. Да, Денис хороший, очень хороший, и мы любим друг друга, но замуж я не пойду. Во всяком случае, не сейчас – не хочу! Категорически! И не доводи до скандала, оставь меня в покое с этим замужеством. Мне так хорошо! Резко встав, она схватила с подноса кусок пирога и выскочила из комнаты. Мама осуждающе показала головой.
– Вот что вбила себе в голову? Уж давно не девочка, пора детей иметь, стабильность чтобы была, мужская поддержка рядом. А это что? Почему упирается?
Вбежав в спальню, Ира включила телевизор погромче, забилась в угол дивана и сердито сопела. Ее бесили мамины постоянные разговоры о необходимости замужества.
– Будто это панацея от всех бед. Что ж она тогда не работает у девчат? Все замуж выходили по «большой и чистой», сходили с ума друг по другу, дышать не могли один без другого, и что? Где все это? Одни обиды, раздражение, злость. Они даже, наверное, не вспоминают, как им было хорошо когда-то, еще совсем недавно, а погрузились в болото обоюдных обвинений и претензий, и тянут друг из друга жилы. И вот уже нет любви, а жить вместе приходится, потому что замужем, потому, что они – семья. И не каждый найдет в себе силы или возможность порвать эту нить. Но зато хватает сил бросить в другого «дура», «корова», «истеричка», «урод», «пьянь». Это нормальные семьи? То, о чем не умолкает мама?
У Иры были знакомства до Дениса, но все они по разным причинам после двух-трех лет сходили на нет. С Денисом они были знакомы уже полтора года. И, да, она считала его лучшим из всех, кого знала. Она им восхищалась, гордилась. Рядом с ним она чувствовала себя красавицей, умницей. Мало того, он уже сделал ей предложение, но Ира попросила подождать.
Чего? Почему? Видимо, глубоко засела память о прошлых потерях, и не давала отбросить смутные тревоги и сказать «да».
Ведь, сказав «да», она переходила не просто на другую ступень их отношений, но и образа жизни, мышления.
Как это будет? Останутся ли они с Денисом при этом прежними? Вопросы эти не давали Ире покоя и тормозили принятие окончательного решения. А тут еще эта неделя, богатая на встречи и впечатления от них.
– Я не хочу такую семью, как у девчат. Не хочу! Не хочу дожить до минуты, когда скажу Денису или услышу от него в свой адрес грязные слова. Как же быть: соглашаться, или пусть все будет, как есть? Но согласится ли на это Денис? – крутилось в голове засыпающей Иры.
– Как быть, – тикали часы. – Как быть? – подала голос откуда-то издалека ночная электричка. И только соловей отчаянно кричал в ночи: «Любить! Любить! Любить!»
Попытка выйти замуж
Хорошо, когда ты хозяин своим мыслям, поступкам. Когда сам себе хозяин, а не живешь с ощущением, что постоянно надо с кем-то соглашаться, уступать, одобрять, поддерживать, мило улыбаться. Нет, ситуации бывают разные, и нередко надо делать все это, и это нормально. Только для этого должны быть определенные условия. Оля – женщина приятная во всех отношениях: симпатичная, в меру округлая, с обожженными перекисью локонами и ямочками на щеках. Ей пятьдесят, она торговый работник и ее любят и уважают. В молодости у нее, как и у всех нас, были ошибки, душевные потрясения, сказочные мечты и такие же надежды. Что из этого свершилось? За плечами Оленьки, как душевно зовут ее коллеги, два брака, взрослый сын и двое внуков. Квартира, работа, машина. Конечно, хотелось бы, чтобы муж был один и навсегда, а к квартире дача и ежегодные туры в знойные страны. Но есть то, что есть. И она довольна. И жизнь прекрасна. Правда, подружка Рита в какой-то момент начала учить жизни.
– Оль, ну что ты одна да одна? Чего такому добру пропадать? Уже два года одна – не скучно? – хихикала она, подталкивая Оленьку в бок.
– Станет скучно – собаку заведу, – посмеивалась та в ответ. – Ну, зачем мне еще кто-то? Рита, дорогая, мне так сейчас хорошо! Оба брака Ольги закончились разводами, нервотрепкой с алиментами, дележкой нажитого. И пытаться «исправить» положение еще раз желания не было. А вот Рита считала, что надо обязательно попробовать еще разок: а вдруг это будет счастливый билетик? И напирала на Олю все сильнее. Да и коллеги все чаще стали с улыбками спрашивать о личных планах на ближайшее будущее. Оля по-кошачьи щурилась, смеялась и отшучивалась. Но постепенно мысль эта начала казаться вполне осуществимой. Другое дело – надо ли ей это? Конкретно Оля ответить себе не могла, да и как на такой вопрос ответишь? А вдруг встретится принц, о каком можно только мечтать? Кто же откажется? Правда, на пятидесятилетних принцы особо не бросаются, им молодых с ногами от ушей хочется. Хотя годы – это опыт и мудрость, и не только житейские, и умные мужчины это понимают.
* * *
Вадим Петрович был мужчина в самом расцвете лет – ему было пятьдесят три года – и он находился в активном поиске. Но искал он не работу или деньги, а женщину, у которой есть и работа, и деньги. И надо же было этому покорителю женских сердец (как он считал) пересечься с Ольгой! Он обратил на нее внимание в магазине, когда женщина неторопливо двигалась от стеллажа к стеллажу, толкая перед собой продуктовую тележку. Вадим зашел взять пачку сосисок на ужин. А Оля стояла в колбасном ряду. Она плавным движением брала упаковку с колбасой, рассматривала этикетку, на мгновение задумывалась, возвращала ее на место и меланхолично тянулась за другой. Пухлые маленькие ручки, длинные яркие ногти, крупное кольцо, а обручального нет. Симпатичная, ухоженная, никуда не спешит и, похоже, не бедствует. Мечта, а не женщина! – Простите, что помешал! – Он сделал вид, что по невнимательности наткнулся на тележку и смущенно улыбнулся. Оля рассеянно взглянула на него: средний рост, средняя упитанность, средний возраст, средняя внешность. Как бы удивился Вадим Петрович, услышь он ее мысли! Она улыбнулась в ответ уголками губ, и уже собралась отойти, как мужчина заговорил снова: – Вы не пробовали эти сосиски? Я обычно беру копченые, но вот захотелось изменить меню, – и он вопросительно уставился на Ольгу. Неожиданно она поняла, что этот «средний» мужчина, как сказал бы внук, «клеится» к ней. А еще она вспомнила Риту с ее нашептываниями, коллег, свои сомнения, и, улыбнувшись уже шире, с готовностью подхватила разговор. Оказалось, он живет недалеко от ее работы, вместе с родителями в их квартире. Инженер-энергетик, но сейчас активно ищет работу (пандемия, сокращения, увольнения). А еще он один – «так сложилось». Вадим не назначал Оле свидания, но еще несколько раз «случайно» встречал, то в том же магазине, то у входа в ее офис, и они неспешно проходили некоторый отрезок пути к ее дому вместе, говорили о пустяках, мило улыбались друг другу. А спустя три месяца он переступил порог ее квартиры. Вадим Петрович придирчиво осмотрел ее, похвалил планировку, одобрил мебель, отметил уместность пары офортов на стене в зале, удовлетворенно хмыкнул, заглянув на застекленную лоджию, и постарался сделать все, чтобы его оставили ночевать. Уходя утром, он ничего не обещал, но Ольга и не ждала, что поклонник прямо завтра заявится с чемоданами. Она даже не четко представляла, насколько он вообще ей нужен. Причем, именно он.
Ну, случилось, и что? Это же не повод требовать от него жениться? Да и на принца он не тянул. Скорее, на его коня, и даже не белого, а так, водовоза. Но на безрыбье и рак – рыба, зато можно будет заткнуть рот Рите, коллегам, да и для себя небольшое приключение лишним не будет.
* * *
Их отношения были похожи на какую-то вяло текущую болезнь. Например, насморк. Сначала он раздражает, потом привыкаешь шмыгать носом, а потом перестаешь замечать, что насморк давно закончился, а ты все шмыгаешь по привычке. Еще через три месяца Вадим Петрович принес к Ольге чемодан с вещами, и теперь у нее в шкафу висели его рубашки, лежали его полотенца, в ванне красовался его халат в шотландскую клетку, а под ним стояли мягкие тапочки. И в квартире несильно, но пахло мужчиной. И ей это было приятно. И уже не так бросалась в глаза его вечно блестящая лысина, глубокие морщины на лбу и у рта, чмоканье при еде, привычка вальяжно валяться на диване, оставляя ей краешек и другие не очень приятные особенности поведения.
– И я не без греха, – говорила себе Оля и старалась не раздражаться. Она снова после работы спешила по магазинам за продуктами, потом крутилась у плиты, по субботам устраивала стирку-уборку. Уже не так часто к ней заглядывали сын и внуки, и она выбиралась к ним не каждые выходные. Семья – это не просто так! Хотя какая семья? Оля не была влюблена в Вадима Петровича. И чем дольше длился их роман, тем больше она понимала, что это и не роман, а как в песне – «одно название». Но за это время она привыкла к нему. К хлопотам по хозяйству, к вечерним ожиданиям его прихода, к фырканью, доносящемуся из ванной во время его купания и шарканью тапочек. К сладковатому запаху его одеколона и уже ставшему привычным – тела. И это привыкание сглаживало острые углы. А их хватало. Уже два года, как они жили вместе, а он так и не нашел «достойной его» работы. В любую минуту мог уйти к родителям и оставаться там и день, и неделю. Мог капризно прокомментировать «припозднившийся» ужин, или слишком скромный на его взгляд завтрак. Он не приглашал Ольгу в гости к родителям даже на праздники, и не горел желанием поближе познакомиться с ее близкими, стараясь заранее уйти из дома в дни, когда сын с внуками навещали мать. Да и со своей дочкой познакомить не спешил, хотя говорил, что относится к ней очень хорошо и отношения у них доверительные. Правда, номер телефона на всякий случай дал. А в остальном все хорошо. Но замуж не зовет, да как-то и не тянет. Но привычка…
* * *
Тот день Оленька решила отметить праздничным столом со свечами и шампанским. Сходила к парикмахеру, сделала ногти и купила новое платье. Что за дата? Два года их с Вадимом Петровичем совместного проживания. Не любви пламенной и страстной, а именно проживания, когда никто никому ничем не обязан. Ей хотелось встряхнуть его, заставить взглянуть на нее пристальнее, возможно, принять какое-то решение. Она устала смущаться, когда у нее спрашивали:
«Это ваш муж?» или «А вы замужем?» Что отвечать, чтобы не соврать самой себе? Что это любовник, приходящий и уходящий? И переводить разговор на другую тему в ответ на вопросительный взгляд сына. И расхотелось лишний раз встречаться с Ритой, уверенной, что штамп в паспорте – пережиток прошлого.
– Зачем тебе это? Чтобы потом опять все делить?
– Но зачем заводить отношения заранее настраиваясь на их недолговечность? – спорила Ольга.
– Мне и одной было прекрасно! Но вот нас стало двое, и это уже другая жизнь, это ответственность, Рита! И я хочу, чтобы ее чувствовали обе стороны. Пусть не великая у нас любовь, но если мы решили, что вместе нам должно быть лучше, чем поодиночке, то для этого должны стараться оба! А у меня чувство, словно мною пользуются, как банковской картой – с меня берут, берут и даже спасибо не говорят! Давно накрыт стол, и Оля все чаще вскидывает глаза на часы: ведь просила же быть дома, несколько раз напомнила, что готовит ему небольшой сюрприз.
«Уж полночь близится, а Германа все нет», – нервно бубнит Оля, набирая его номер телефона. Тот долго отвечает гудками, но вот послышался голос Вадима Петровича.
– Не жди меня, – быстро говорит он, стараясь опередить ее вопросы. – У меня наметилось серьезное дело, так что я сегодня переночую у родителей, а рано утром уезжаю недели на две в N-ск. Там завод, мне предложили должность. Надо съездить посмотреть. Так что, думаю, ничего с сюрпризом не случится, если увижу его позже.
– Но почему не позвонил сразу? Не предупредил, что будешь у родителей, что собираешься уезжать? Значит, если бы я сейчас не позвонила, то и не узнала бы, что тебя уже в городе нет? Это, по-твоему, нормально?
– Оля, не начинай! Ничего страшного не происходит. Ну, завертелся, забыл позвонить. Позвонил бы утром. Ты же должна понимать, как это для меня важно! Как уехал, так и приеду, а что ночую у родителей – так у меня здесь документы, нужные вещи. Женщина грузно осела на диван.
Вот, значит, как… Молодец, проявился, показал, где ее место и какова цена. Она больше не хотела его слышать. Хотя, нет, она все же проверит свою догадку, и побежала искать в сумочке номер телефона его дочери. С трудом дождавшись утра, позвонила. Женский голос ответил быстро.
– Извините, что беспокою, – старалась говорить спокойно Оля, – но мы с Вадимом Петровичем хорошие давние друзья, и он сказал, что в случае чего, могу вам позвонить.
Дело в том, что мы, бывшие однокурсники, собирались вчера встретиться, посидеть, поговорить, а он не пришел, хотя обещал. И не позвонил, и я не дозвонилась.
Может, что случилось? Или какая срочная командировка? -Почему не позвонил – не знаю. Отец жив – здоров, и о поездке куда-нибудь разговора не было. Видимо, закружился и забыл. С ним такое редко, но бывает, – со смешком ответила трубка.
Оля окинула взглядом неубранный с вечера стол, подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на себя – моложавую, симпатичную:
– Оленька, тебя элементарно бросили! Тебя! Два года посидели на шее и решили сменить обстановку и шею. Видно, подвернулась потолще, в смысле обеспеченнее. Женщина быстро подошла к столу, налила в рюмку коньяк:
– За тебя, глупая! За тебя! Затянувшаяся интрижка подошла к концу. Будь честна: ты же в глубине души понимала, что примерно так все и закончится. Вот только не ожидала, что первый шаг сделает он. Нет, ничего страшного не произошло, и его уход не повод лить безудержные слезы, но… Но какое мерзкое ощущение… грязь и непорядочность. Добился доверия, пожил в свое удовольствие, да и ретировался! Благо есть куда – родители всегда дитятку примут, сколько бы ему не было. Примут, поймут, поддержат, одобрят, накормят-напоят. Ладно, бог с ними. А себе нельзя дать раскиснуть! Ты не такое пережила, и теряла не таких. Пусть не сложилось ни с одним, но была любовь, было счастье. А что было сейчас?
* * *
Проснувшись следующим утром, Оленька долго прислушивалась к себе:
что она чувствует? Боль утраты? Обиду? Отчаянье? Опустошенность? Удивительно, но ни одно из этих чувств ее не беспокоило.
Она встала, приняла душ, заварила кофе и вышла на лоджию. Хорошо! Как хорошо и спокойно! Как после затяжной болезни. В доме тихо. Никуда не надо спешить, что-то делать, говорить. Ушел? Или кто-то увел? А может это ангел-хранитель оградил меня от печального будущего? Ведь все, что с нами происходит, не случается просто так! Все имеет значение – и встреча и расставание. Все верно! Ведь я не любила его, но была готова согласиться на брак. Видела, что он иждивенец и эгоист, но закрывала глаза. Понимала, что ничего хорошего из возможного брака не получится, но чего-то ждала. Шла на поводу чужих убеждений и советов. Ты мозги отключила, любезная, и поплыла неизвестно чему навстречу. Согласилась быть хоть с кем, только не одной. Потому что так делают многие? Потому что сейчас модно быть востребованной в полтинник? Вот и получай! Оля глубоко вдохнула свежий утренний воздух, и пошла паковать чемоданы Вадима Петровича: на новом месте ему обязательно пригодятся халат в эффектную шотландскую клетку и мягкие тапочки. Время дам средних лет, все еще ждущих принцев, не пройдет никогда, как не исчезнут Вадимы Петровичи, предлагающие исполнить их ожидания.
Дорожные зарисовки Бассейн
Машина выписывает петли по серпантину узкой, зажатой между непроходимой чащей буро-зеленой растительности с одной стороны и отвесными склонами гор с другой. Утро. Солнце еще не поднялось из-за гор, и воздух, задувающийся в открытое окошко, свежий и наполнен незнакомыми запахами. Настроение бодрое, оптимистичное: впереди ожидается сплошной позитив! Очередной крутой поворот, и на обочине дороги виден зазывающий баннер: «База отдыха „Ласточка“. Минеральные источники, бассейн». Вот оно, вожделенное купание не в простой воде из-под крана, что бежит по ржавым трубам, а чистой, сдобренной минеральными солями! Территория базы со всех сторон окружена склонами гор, круто уходящими вверх прямо за домиками для туристов. В центре большой бассейн с небесно голубой водой. Вокруг него массивные деревянные столы со скамьями и навесами. Здесь можно и раздеться, и посидеть после купания, и закусить, причем, не только привезенным с собой, но и приготовить здесь же на мангале. Сейчас на базе тишина, лишь плещутся у бортика две пожилые пары. Воздух прозрачный, какой-то хрустальный. Скорее, скорее в воду! Теплая, мягкая, она ласково принимает в свои объятия, оставляя на губах чуть солоноватые капли. Как хорошо! Чудо! Рай! Останавливаться здесь надолго, конечно, не будем, но часа три водичкой насладимся!
Прошел час. Палящее южное солнце поднялось над горами, и мы оказались в котловине, где с каждой минутой становилось жарче, душнее. Машины подъезжают одна за другой, выплевывают из себя шумные компании, в основном пожилых людей, сумки с провизией, баулы с полотенцами, халатами, покрывалами. Уже раздувают мангалы, и запах жареного мяса, вязкий и горький, висит над бассейном. Люди спешат занять свободные столики. Одни начинают отдыхать с раздевания, другие – с раскладывания на столе огромного количества пакетов, банок, откупориванием бутылок. И все это под шумные переговоры, крик в телефон, позирования для селфи.
Вода стала мутной и нагрелась так, будто ты в ванне и хочешь согреться. С бортиков, как ленивые тюлени, медленно и грузно сползают новые и новые желающие окунуться в целебную воду. Кто-то старается плавать, лавируя между телами, кто-то медитирует, неподвижно зависнув по горло в воде и прикрыв глаза, кто-то бултыхается, разбрызгивая воду далеко в стороны. В раздевалки и туалет очереди. По краю бассейна образовалось лежбище из обсыхающих и загорающих. Очарование природой, воздухом, водой безвозвратно исчезло: то – ли утонуло в замутненной воде, то – ли задохнулось в шашлычном дыму и запахе. А, может, его придавило одно из огромных тел, фривольно брошенное на дорожке его хозяином? И уже через полчаса наша машина стремительно неслась в обратном направлении. Домой, скорее домой! В тишину, прохладу и под душ!
Прогулка по ущелью
Прогулка по Гуамскому ущелью начинается с посадки в состав из шести маленьких вагончиков, которые тянет почти игрушечный тепловозик. Его путь проходит по узкому участку извилистой дороги между отвесными стенами с одной стороны и ущельем, по дну которого бежит, пенясь, река Курджипс, с другой.
Публика на экскурсию едет разная, но особенности сегодняшней жизни накладывают свой отпечаток почти на всех. Напротив меня в открытом вагончике женщина лет сорока пяти – пятидесяти. Небольшого роста, худая, с избытком макияжа на лице, в шифоновой кофточке со спущенными с плеч рукавами и декольте в половину спины. Рядом тепло одетый молодой человек (все же начало октября). Судя по ее победным, хотя и беспокойным взглядам по сторонам, это определенно не сын.
Чуть дальше, с видом глубоко задумавшегося человека, сидит девушка с накладными ресницами и силиконовыми губами. Происходящее вокруг ее мало интересует, она решает какую-то задачу.
Шумит, как стая грачей, группа школьников. Кто крутит по сторонам головой, старается все заснять на телефон, кто-то увлеченно в нем играет, кто-то рассеянно рассматривает пассажиров. Состав остановился на небольшом пятачке: конечная остановка. Река прорезала камни полукругом и устремилась дальше еще на два километра, доступные туристам. Отсюда по тропинке между каменной стеной, уходящей ввысь и узким ущельем, по дну которого грохочет вода, надо идти пешком. В 1930 году здесь была проложена узкоколейка, по ней возили лес. Но после оползня, случившегося в 2011 году, восстанавливать ее не стали – опасно, да и большой необходимости уже не было. Но узкоколейка осталась, и по ней семеня и боясь оступиться, сегодня спешат туристы. Они, повторюсь, люди разные, и цели посещения экскурсии, как оказалось, у всех тоже разные.
* * *
Галдящей гурьбой шустро пробегают мимо школьники. Гид и сопровождающая их учительница постоянно одергивают ребят: «Не отставайте! Не подходите к краю! Смотрите под ноги!» Подростки, как и в вагончике, заняты кто чем: кто снимает, кто продолжает играть в телефоне, мелко семеня вдоль рельс и рискуя упасть, кто оживленно обсуждает что-то с товарищем или подругой. Цепочку школьников замыкает крупный полный мальчишка лет 14. Он в куртке, тонкой трикотажной шапочке, за плечами объемный рюкзак. Ему явно тяжело успевать за остальными. Он быстро семенит по шпалам, не отрывая от них взгляда, левая его рука высоко поднята и отведена в сторону, в ней телефон. Мальчишка не видит ущелья, скал на его противоположной стороне, пенных бурунов воды внизу. Он боится отстать и оступиться. А телефон снимает и снимает все, что попадается ему «на глаза», как доказательство общения его хозяина с природой.
* * *
На маленьком пятачке смотровой площадки, нависшей над обрывом, остановились две пожилые молодящиеся дамы. Они в ярких теплых спортивных костюмах, с таким же ярким макияжем и палками для скандинавской ходьбы в руках. Одна за другой они становятся у ограждения, принимают различные позы, лучезарно улыбаются и фотографируют друг друга. Затем на их лица возвращаются бесстрастность и холодность, они медленно возвращаются «в колею» тропинки и, стараясь шагать от бедра, сосредоточенно двигаются дальше.
* * *
Возле небольшого водопада толчея: все хотят сфотографироваться на его фоне. В толпе девушка из вагончика с силиконовыми губами. Ее сопровождает молодой человек с фотоаппаратом – похоже, здесь можно получить и такую услугу. Она стоит в стороне и снисходительно брезгливо оттопырив и без того надутую губу, ждет свою очередь. Наконец место освободилось, и девушка мгновенно преображается: призывно вопросительный взгляд из-под густо нарисованных бровей, широкая улыбка на губах готовых, кажется, лопнуть. Поворот влево, поворот вправо, голова на плечо, взгляд через плечо… Еще минута, и девушка со скучающим видом идет дальше в поисках места для очередных эффектных фото.
* * *
Молодая пара. Парень уныло бредет, глядя под ноги. У девушки злое лицо, слышно, как она раздраженно выговаривает спутнику: « И что здесь такого? За что деньги заплатили? Камни и камни – невидаль! Они здесь везде!»
* * *
Две бабушки лет по шестьдесят пять медленно бредут держа за руки девочку. Она в шапочке, дутом пальто, длинных штанишках. Малышке года три-четыре. У женщин в руках объемный баул. Троица поднялась на смотровую площадку и одна из бабушек начала торопливо раздевать девочку, а другая копаться в сумке. На свет было извлечено воздушное розовое платьице в воланах и оборках и белые туфельки. Женщины переодевали ребенка для селфи на обрыве.
* * *
На обратном пути я увидела молодящуюся женщину, сильно замерзшую в шифоновой кофточке, и почему-то одну. Напротив меня сидела пара среднего возраста. Женщина все старалась сфотографировать себя на фоне мелькавших мимо скал и приговаривала, обращаясь к мужчине:
«Ты уже отправил фотки? И я сейчас… Он будет в шоке! Так классно получилась! Он точно будет в шоке!»
У ущелья удивительная история. Оно и сегодня может рассказать о себе много интересного и необычного – надо только захотеть увидеть и услышать, подумать и понять. Но люди в большинстве своем спешат мимо застывшей вечности, мрачно наблюдающей за ними черными провалами вымытых водой глазниц. Обоюдное пренебрежение. Зато какие фотки будут в одноклассниках!
День рождения
Осеннее послеобеденное солнце спешило поскорее закончить работу и уйти на покой, и его прощальные густые золотистые лучи придавали и без того красочному саду дополнительную яркость, насыщенность краскам. Марина сидела на скамейке напротив раскидистого куста калины, уютно укутавшись в старый отцовский овчинный тулуп, и заворожено смотрела на сказочное разноцветье окружавшее ее. Она смотрела вокруг, словно очнувшись от тяжелого забытья, одурманившего ее, затянувшего в трясину не проходящих тоски и боли. Но сегодня она впервые за последние два года спокойно спала и проснулась, когда в окошке уже забрезжил рассвет. И на душе были покой и тихая грусть. Она бережно проносила их в себе весь день и сейчас, сидя в саду, ловила едва слышимый шорох падающих листьев, искала глазами тренькающую в ветках сирени синицу и прислушивалась к себе: как там, внутри, спокойно?
* * *
Марина с семьей жила в маленькой деревеньке вдали не только от шума городского, но и районного. Стояли здесь вдоль проселочной дороги с десяток жилых домов, в которых еще теплилась жизнь. Зато с одной стороны дороги раскинулись необъятные просторы полей, а за огородами шумел березовый лес. Жили как все: Федор работал в совхозе трактористом, она – дояркой на ферме. Дом, усадьба под картошку, овощник, в сарае куры, коровка, к праздникам резали поросенка. Растили двух сыновей. Было бы трое, да Олеженька умер, не дожив до года. Марина все вспоминает, как растерянно металась по дому с задыхающимся малышом, а врач все не ехал. Оказалось, он с водителем в это время отчаянно толкал машину, пытаясь вытащить ее из огромной выбоины затопленной талой водой. Маринины родители жили по соседству, и они каждый день ходили друг к другу вместе поработать на огороде или просто посидеть на кухне, посудачить. Обычная жизнь. Тихая, мирная, неспешная. Вот уже и сыновья из армии вернулись, свадьбы отгуляли, уехали в город. Что ж, понятное дело, там цивилизация, не пропадать же здесь. Далеко до них, редко стали видеться, ну, да главное, чтобы им было хорошо. Вот и сами на пенсию вышли. Слава Богу, успели до ликвидации совхоза. Вот только Федор сильно переживал о происходящем в стране. Да и не мудрено – все трещало по швам, рушилось. Со страхом просыпались каждое утро: вдруг, какой переворот или еще хуже – война? Но Бог миловал, пережили, снова стали к свету карабкаться. Вот только сердечко у Федора сильно барахлить стало, а пять лет назад остановилось. Устало. Марина утром пошла курочкам зерна посыпать – корову с поросенком давно уже не держали – вернулась, а он сидит, навалившись на кухонный стол, губы посинели, перед ним пузырек с таблетками рассыпанными. Не помогли.
* * *
Затосковала Марина. Сыновья, приезжая домой по выходным видели, как гаснут в глазах матери живые искорки, как гнетет ее пустой дом. Стали звать к себе. И Марина решилась – взяла с собой необходимое, повесила на дверь дома замок и поехала к шуму городскому спасаться от тоски. Обременять детей Марина, конечно, не собиралась, но и четкого плана не имела, а решила так: поживу у них недолго, присмотрюсь к городу, если что, то продам дом, усадьбу – у городских сейчас мода на дачи в деревне, и куплю себе маленькую комнатку, много одной не надо. Маринино «недолго» затянулось. Сперва жила у старшего. Понимала, что внесла в размеренный ритм их жизни определенные неудобства, но все как-то не получалось собраться и съехать. Хорошо хоть невестка оказалась человеком душевным и терпеливым, и женщины нашли общий язык. И все же она была здесь лишь гостьей, и вести себя надо было соответственно: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А это трудно принять, еще труднее исполнить. Но вот в семье младшего родился второй ребенок, и Марина с радостью бросилась к ним помогать ухаживать за внучком. К счастью, помощь пришлась кстати, потому что у невестки много времени уходило на старшую – школа, кружки, бассейн и всюду ее надо сопровождать, а потом уроки, готовка, уборка.
– Как они живут? Как рожают детей, неужели не понимают, что на кого-то из них не будет хватать времени? – думала Марина, слушая, как мама с дочкой бубнят за стеной, делая уроки. – Хотя, а как жили мы? Хоть один, хоть пять – все одно времени не было. С утра до ночи на работе, а дети сами по себе, хорошо, если есть кому дома покормить вовремя. И ведь росли, и хорошими людьми вырастали. А с другой стороны, это же не жизнь заставляет нынче детей по кружкам да бассейнам что ни день бегать, их сами родители заставляют, а потом жалуются на нехватку времени. Марина запутывалась и отбрасывала мысли о непонятном ей образе жизни нынешней молодежи. – А, может, все нормально? Сейчас вообще жизнь во многом непонятная. Что касается мыслей остаться в городе, то они быстро стали терять привлекательность. Да, в городе так много всего, так шумно и ярко, но Марину это не привлекало. – Кафе, бары, рестораны не для меня. Ну, схожу раз в год в театр, пару раз, может, в кино – удовольствия-то не дешевые. Зайду в два-три музея. А дальше что? Гулять по магазинам, глазеть на тряпки да вкусности? Сидеть в скверах, слушая неумолчный уличный шум? Дышать пылью? Зачем? Разве это лучше наших берез за деревней? Полей в цветах? Пенья птиц? Запаха сирени и жасмина по весне? Нет-нет! Зря я это затеяла, пора домой! Ничего, справлюсь. Вот исполнится Колюшке год, и поеду домой». И правда, вернувшись в деревню, Марина потихоньку начала наводить порядок и в доме, и вокруг. Как смогла, покрасила наличники. Не на «отлично», но отремонтировала крыльцо с провалившейся ступенькой. Вырубила молодую поросль вишни под окнами. Правда, дрова колоть пришлось звать соседа, но складывать их взялась сама. А с наступлением лета зачастила в лес по ягоды-грибы. Себе и родителям на зиму заготовила, и на сдаче немножко заработала.
* * *
Беда пришла, как всегда, неожиданно. В ту зиму какой-то чужестранный грипп объявился и впивался в людей, как клещ. Молодые не все справлялись, а уж старики… Первым свалился отец. Мать все хлопотала, не отходила. Да только не помогли ему никакие лекарства, слаб он уже был, чтобы бороться. После похорон слегла мать – заразилась ухаживая, да еще такое потрясение… Из больницы вернулась другим человеком: без сил, желаний. Молча лежала на кровати глядя в угол, однозначно отвечала на вопросы, от всего отказывалась. Она ушла за отцом через три месяца. Трудно описать состояние Марины. Пустота, плотно окружившая ее, давила, лишала возможности трезво думать. Кругом мертвые, мертвые… Марина начала бояться, что сойдет с ума. Единственным спасением была работа, и она пошла в соседнюю деревню в почтовое отделение. Почтальон на селе – работа тяжелая, не каждому по силам. Шагать пешком в любую погоду от деревни до деревни по бездорожью, где полем, где лесом, неся в тяжелой сумке почту, пенсии не только тяжело, но и страшно. Потому охотников никогда особо не наблюдалось, но Марина не раздумывая согласилась – только не быть дома! Женщина не жалела себя: вставала чуть свет и спешила на улицу – что-то во дворе поделать, воды наносить, дров, птицу покормить. А потом спешила на почту, набивала сумку – и в путь. От деревни до деревни по три-пять километров. Осенью и зимой то дожди, то холод, то грязь непролазная, то сугробы. Но от усталости и забот забываются хоть на время горести, отступает саднящая боль сердечная. А вот вечером да ночью начинается самое тяжелое время. Нет сна, идут чередой воспоминания. Хорошие и горькие, о ссорах и ошибках и в тысячный раз наворачиваются на глаза слезы от сознания, что надо было не так сказать, не так сделать. Марина часто думала об Олежке: каким бы он вырос, кем мог стать, как сложилась бы его жизнь, останься он жив? А родители? Да, уже старенькие, слабые, но не настолько, еще могли лет десять пожить. А Федор… Федор… И этот хоровод мрачных мыслей кружил и кружил над ней, высасывая силы, желание жить.
* * *
Проснувшись в это утро, Марина сразу подумала о маме: сегодня она пришла бы к ним в дом пораньше, с тарелкой пирогов, чтобы поздравить дочку с днем рождения. Так у них было принято – поздравлять пирогами. Но на этот раз ее некому поздравить, некому сказать добрые слова. Она горько вздохнула и занялась привычными, повторяющимися изо дня в день делами. Вот и время обеда. Марина присела у стола, что стоял перед окном в сад. Осень. Солнышко выглянуло. Наверное, последние теплые дни. Неожиданно она поняла, что слышит слова: «Мы тут! Мы тут!». Марина обомлела, обежала взглядом кухню – никого! «Мы тут! Мы тут!» продолжало звучать неизвестно откуда. Чувствуя, как от ужаса по спине и затылку побежали ледяные мурашки, она выскочила из дома. У забора стояла соседка. Увидев Марину, окликнула. Заговорили о делах житейских – как несутся куры, о цене на гречку в местном магазинчике, о запившем муже соседки, и вдруг последняя резко замолчала, прислушалась:
– Ты ничего не слышишь? -Слышу, – испуганно пробормотала Марина. – Вот кажется мне, что кто-то все повторяет «Мы тут, мы тут»! Марина только кивнула, и не попрощавшись заспешила обратно в дом, чтобы скрыть, как напугана: господи, что же это происходит? А через минут десять снова услышала голос соседки: – Марин, выходи, я вижу, кто разговаривает! Она со смехом показывала вверх, на крышу ее дома. Там, на выступе сидели четыре голубя и ворковали, да так, будто и впрямь говорили: «Мы тут! Мы тут!» Помолчав, соседка неожиданно изменившимся голосом сказала: – Странно, в деревне давно уже голубей нет, с тех пор, как ферму закрыли, они и улетели. А эти сидят, говорят… Марин, – она понизила голос до шепота, – может, это твои оттуда прилетели, подбодрить тебя, чтобы не переживала сильно? -Поздравить они меня прилетели, – хотела сказать Марина, но промолчала и пошла за хлебом для птиц. Она накрошила на порог крошек и вошла в дом, наблюдая за голубями. А птицы поклевали хлебушек и полетели одной им известной дорогой. Как и не было их. И вдруг на душе у Марины стало так тихо, так спокойно, и так глубоко и легко вздохнулось, будто отпустила ее затяжная болезнь. – Березы то какие красивые! И сентябринки еще лохматые и яркие! Осень. А я и не заметила.
Утро туманное
Декабрь выдался, как и многое другое, с новыми веяниями: дождями, слякотью, зелеными газонами, расползающейся от сырости обувью… Да, много хорошего ушло в прошлое. Вот и погода давит на нас непредсказуемостью, а так хочется хоть в чем-то стабильности: цен – не скачущих, платежей – адекватных, продуктов – натуральных, зимы – снежной. Но шарик наш вертится, наматывает на себя нить времени, а с ним вертимся и мы: что-то придумываем, изобретаем, с кем-то ссоримся, у кого-то стараемся что-то отобрать, кого-то припугнуть, там – взрыв, там – падение, там – …, и зима не начинается. Какие-то мысли с утра хмурые. А с чего быть радужными? До Нового года осталась неделя, а зимы нет! Запоздала? Забылась? Отменили? Какие слова не подбирай, а идешь по улице, и «утро туманное, утро сырое». Ночью, ближе к рассвету, опустилась на землю снежная пыль. Ветра не было, и мельчайшие снежинки соединили небо и землю марлевой завесой, невесомой, делающей все нечетким, плохо видимым и неузнаваемым. Этой пылью быстро присыпало черную, набухшую влагой землю, зеленую, не пожухшую траву, грязный тротуар. Она осела на бурых ветках деревьев, лапах ельника, гроздях рябины. Зима словно стесняясь, пытается прикрыть огрехи, но платье не по размеру, коротковато. Она одергивает подол, а его все не хватает, и взгляду открывается то голая бурая проталина, то незамерзающий ручеек на дне канавы. Нет, это не зима. Это опять репетиция. Отсняты пробные дубли, и между деревьями повисает неизвестно откуда взявшийся туман. Он, как ластиком, стирает с веток белую присыпку, с земли – неуклюжую пародию на сугробы. А мы хмуро шлепаем по скользкому месиву снега, воды и грязи дальше. И успокаиваем себя тем, что до Нового года еще неделя, и все может случиться – и снег, и мороз. И туман – это не надолго.