Читать онлайн Maximum maximorum бесплатно
Женщина
«Буду грешить – как грешу – как грешила: со страстью!»
М.Цветаева
Я – женщина, пленённая мужчиной.
Мне дела нет до мира и страны.
Ребром, золой и обожжённой глиной,
Рукою Бога, когтем Сатаны
Я вписана в Скрижали, в Гримуары1.
Я – в каждой карте ведьмы Ленорман.
Мои любовники напишут мемуары,
В которых будут правда и обман.
Для них я – нерв. Я вкручена в сосуды.
В бордовый от дождя тугой пион!
В осколок гжельской голубой посуды.
Я –чёрный и пугливый махаон.
Кукушка, разбросавшая наследство.
Гусыня, что трясется над детьми.
Моё с мужчиной вечное соседство
Оплачено терпеньем и плетьми.
Любила тех, которых проклинала.
За ними шла на казнь и на костёр.
И кто в доспехах ратных я не знала
Ворвётся после боя в мой шатер!
Я – женщина, любительница яблок.
Сосуд для первородного греха.
Я – россыпь горных дымчатых фиалок.
Я рубище носила и меха.
Меняются монархи и вассалы.
Меняются порядки государств.
Ломают мародеры и вандалы
Границы узаконенных пространств.
Потух очаг. Вокруг чумное время.
Мне дела нет до мира и страны.
Я – Богово, я – дьявольское семя.
Хотя давно не повод для войны,
Как ранее троянская Елена…
Сукровицей пропитан белый флаг.
А я – по-прежнему морская соль и пена!
Мужского сна неистребимый враг.
Больше чем…
Зима хранит кристаллы разговоров,
Луны облатку, бисер ночника…
В себя приду. Но, видимо, не скоро:
Владеет сердцем твёрдая рука!
Моих чудовищ, нежных и домашних,
С цветочной, лепестковой чешуёй
Рисую солью, рассадив по башням.
Я Вас считаю больше, чем семьёй!
Моих чудовищ выдают не вздохи,
Не музыка сердечных мандолин…
Мои драконы – страшные пройдохи
По части тайн! Глотаю аспирин,
Прижав к себе диванную подушку!
Чудовища девичьих мыслеформ,
Убив во мне кокетку и простушку,
Меняют кварц на родовой фарфор…
Руны 2
Из цикла «Положительный резонанс. Посвящение знакомому физику»
С годами крепчает достойный коньяк.
И нервы становятся крепче.
Меж Рунами – зябко. Гуляет сквозняк.
Мне глупости на ухо шепчет!
От Кано до Феу проекций лучи
Пускает влюбленная Скади3.
Себе повторяю упорно: «Молчи!
Молчи о своём, Бога ради!»
Пустышка-пустышкой, учи не учи!
Цыганские карты соврали:
От Рун обещали пароли, ключи,
А нынче читают морали.
На камне и глине, слоновых костях,
Проступит крестовая метка –
У Вас я приму, что сумеет в горстях
Снести записная кокетка.
Подкину, чтоб встал на ребро брактеат!
В эттире прописано точно:
«Тебя не хранит материнский агат
От глаз голубых и цветочных».
«…Целую Вас легонько! Ваша сонька!»
«– У вас есть сын?
–Будет. И пусть он хоть немного будет похож на вас…
–Вам бы следовало надрать уши…»
(«Сказки старого Арбата», 1973)
1.
«…Целую Вас легонько!
Ваша сонька!»
В руках шуршат бумажки от конфет.
Я жду письма (Ваш ласковый привет),
Когда луны надкусанная долька,
Ныряет в чашку, брызнув на тетрадь
Лимонным соком.
Я пишу опять
Инициалы! Рускусом и тмином
Их украшая. Как дрожит осина,
Дрожу и щеки словно в багреце!
Ни в женихе, ни в брате, ни в отце,
Не уместить вселенной! Закольцован
Метеоритов путь
Сквозь сетку Лоренцони!
А на ресницах пыль ночных гвоздик.
Раскрыты Маркес, Кафка, «Моби Дик»!
Не читаны, заброшены, как ветка,
Обломанная в лихорадке лета.
Я снова жду письма или привета.
И вот последняя на блюдечке конфетка!
Пишу сама, но главное стираю.
Хожу влюбленная (безумная) по краю,
Когда прощаясь вечером, легонько,
Целую в щеку!
Подпись «Ваша сонька…»
2.
«Рядом с ним ты невелика птица! Ни пава, ни ворона. Темный лес»
(пьеса "Сказки старого Арбата", 1973 )
Радианты4 точно потоки бус
На подкорке неба.
У сильнейших локон извечно рус.
Полюби! Не требуй
Ни луны, ни хлеба и ни кольца.
Подставляй ладошку!
Жаль, что сын не пошёл в отца.
Пусть понарошку!
У ольхи – слеза! У меня – камедь5.
Ведь так привычно:
Древесиной влажной бесстыдно тлеть
(Ей всё вторично…)
Радианты точно полны пыльцы!
Храню в шкатулке:
Непокорённый немой кальцит,
Две-три прогулки,
Свивальник сладких сердечных мук,
Плакучесть ивы.
Я знаю – главную из наук
Постичь смогли Вы!
Храню осколки небесных тел,
И волны звука!
Мне передать бы летучесть стрел,
От сына – внуку!
Но только сон отряхну с лица,
Иллюзий пудру,
Вы – в отражении всех зерцал!
Вы! Самый мудрый!
А мне любить в этот раз молчком.
Быть невидимкой.
Пришла дичком и уйду дичком.
В ночную дымку.
Ты далеко. Ты где-то на Ямале
Ты далеко. Ты где-то на Ямале.
Где пахнет снег грядущею весной.
Где в инее, как в ледяном опале,
Застыл плаун, живущий под сосной.
Мне снились дым и горькая морошка.
И крики соек в парке Юрибей.
Ты говорил: «Присядем на дорожку!».
Ты говорил: «Забудь и не жалей».
Ты пил вино. Захлебывался скукой.
И обещал вернуться в феврале.
А я, терзаясь будущей разлукой,
Десертной ложкой мучила желе.
Мне снилась рыба озера Яротто.
В шаманских юртах ужин и ночлег.
Я видела обряд. И странный кто-то
Тебе вручил из кожи оберег.
Ты далеко. Ты где-то на Ямале.
Где мачты сосен, паруса ветров.
Плаун и ты –сверкаете в опале.
Прости и пой. И знаешь, будь здоров!
Лабытнанги
Лабытнанги – «город семи лиственниц» на Ямале
Лабытнанги белой смертью6 замело.
На губах – солёный привкус рыбы.
Вдоль дорог – нетающие глыбы.
Только бы фургон не повело!
Сжав ладони домиком – дыхнёшь,
Согревая пальцы мягким паром.
Звёзды, что сочатся реальгаром,
Ты в карман, увы, не соберёшь!
Зеленеет медь полярных сводов.
Веселеет сонный проводник.
В сердцевине северных народов
Бьёт сиянья радужный родник.
« – Салехард отсюда недалече.
Будете оленье молоко?
Выбрались! Успеете на встречу!»
На душе становится легко.
ПЕРЛАМУТРОВАЯ ПАСХА
Пасха на Донбассе перламутровая и вся в абрикосовом цвете! Так было до войны.
С вокзала добираемся на Боково. Из окна пыльного шахтёрского автобуса виднеется церковь – округлая, желтоватая. Вросла между буграми. Купол выглядывает маковкой. Завтра сюда съедутся со всей округи. Других храмов поблизости нет. Меня здесь крестили. Нашу хату можно найти на любой фотографии в интернете. Достаточно набрать «Луганщина» или «Боково-Платово». Белая и приземистая, словно вросла в землю. Я непростительно мало знаю о людях, который в ней жили, белили её по первому разу. Тихое щёлканье побелки о них не расскажет, а у папы я спросить не успею. Откинув голову, подставляю лицо солнцу. Донбасский воздух – горячий. Вдыхаю его, обжигаю лёгкие. Сладкое и горячее детство. У детства есть вкус! Детство – шипучее советское ситро, тархун, хлебный мякиш, сливочное эскимо из сельского магазина напротив школы. Оно сладкое и горячее. Мы утираем испарину, спускаемся по извилистой дороге. Наслоения пород выглядывают серыми пластинами, по которым во время дождя вода струится вниз. Звуки нанизываются на нитку слуха как бусины.Крик петуха и невнятное квохтанье кур.Точно знаю – подойдем ближе,звякнет собачья цепь. Прислушиваюсь – звякает! Нечёсаный Бонькапротащил цепь через весь двор и притаился за воротами. Мы стучим, шумим. Ответный стук откуда-то сбоку. Брат Ромка прижался носом к стеклу и корчит радостные рожицы, сплющив себе нос.
Бабушка встречает! Вся в муке. Золотые сережки, тёмно-каштановые волосы под косынкой. В молодости «цыганкой» дед звал. Щурится, смеётся – сейчас немного хрипло, а раньше звонко. Глаза – смешливые.
Оглядываюсь, провожу рукой по стенам – на пальцах побелка. С детства всегда прижималась спиной. В хате прохладно. Скрипит кровать на кухне – на неё всё время суетливо присаживаются. Распаковываются чемоданы, достаются подарки. У порога хаты – Бонька в репьях и пара пёстрых куриц. Они норовят проскользнуть в хату, но вздымается бабушкин передник.
В доме пахнет выпечкой, водой и мелом. Ничего здесь не меняется годами. Деревянный пол, советский гобелен с оленями, старая вышивка. На ней танцует цыганка в зелёной юбке, размахивает красным платком. Рядом – икона. Прабабка делала искусственные цветы. За стеклом, рядом с Богородицей – незабудки. Уже выгорели…
На столе куличи. Вечером придут родственники, будем мазать, посыпать чем-то пёстрым и ярким, обкладывать цукатами со всех сторон. Здесь всё печётся своими руками или достается из холодных погребов к приезду дорогих гостей, по случаю праздника. Погреб! Даже не переодевшись, бегу и лезу в него. Так хочется вдохнуть прохладу! Вкруг тусклой лампы – клочки паутины. Банки, банки, банки! Темно-бардовые, оранжевые, золотые! Виноград, абрикосы, клубничное варенье. Всё трогаю руками, словно боюсь проснуться. Детство ты мое, родное. Яне могу надышаться этим запахом, где смешались влажность, сырая лежалая картошка из последних зимних запасов, пыль и запах куриных перьев.