Читать онлайн Нэнси Паркер и сделка на миллион долларов бесплатно

1

Будущее

Журнал Нэнси

Меня зовут Нэнси Паркер, и это мой новый журнал. Он не похож на дневник. Здесь не нужно делать записи каждый день, а только когда хочешь сказать что-то важное. А я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу сказать кое-что важное, потому что:

Сегодня, 24 июня 1920 года, МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ и Я ОКОНЧИЛА ШКОЛУ.

Я на пороге БУДУЩЕГО, и вот как оно выглядит:

Я пыталась объяснить эту теорию моей семье, но безуспешно. Только тётушка Би поняла. Кстати, она всегда улыбается, когда слушает меня.

(Забыла написать, что я живу на Бред-стрит, в доме номер 44, в Лондоне, с папой, бабулей и тётушкой Би. Мама умерла, когда я была маленькой. Не знаю, что бы она сказала про мои теории.)

Они думают, что всё это глупость. Само слово ТЕОРИЯ звучит глупо, если речь идёт о такой девочке, как я. (В школе я отыскала это слово в словаре и научилась его правильно писать.)

Так вот, о БУДУЩЕМ:

Тётушка Би говорит: «Кто знает, что может случиться!»

Бабуля говорит, что мне нужно знать своё место и не задирать нос.

Папа вообще мало разговаривает, но я уверена, он желает мне добра.

Этот журнал – прощальный подарок от моей учительницы мисс Лэмб. Мейнроудская школа небольшая, и я целую вечность проторчала в старшем классе. К слову, мисс Лэмб понимала, что я СЫТА ПО ГОРЛО этой школой – одни и те же уроки снова и снова, пока не настанет день, когда я смогу покинуть это место!

Мисс Лэмб сказала, что мало кто живёт такой интересной жизнью, чтобы каждый день записывать что-то стоящее. Но у меня точно будет масса интересных дней, ведь я наконец сбросила с себя ОКОВЫ ШКОЛЫ!

Я намерена писать очень аккуратно и следить за правописанием. Хатя[1] это всегда было моим слабым местом, – потому что этот журнал такой потрисающий.

(Кажется, я уже ошиблась и теперь не знаю, зачеркнуть это слово или так будет ещё хуже.)

Когда мисс Лэмб вручила мне подарок, он был завёрнут в красивую упаковочную бумагу, с бантиком, но я сразу поняла, что это книга. Сначала я решила, что это книга по самасавершенствованию, как те, что дают в воскресной школе, когда ходишь в неё целый год каждую неделю. У меня шесть таких книг, вон на полке выстроились. Поэтому ещё одна мне точно не нужна. Савершенствоваться дальше просто НЕКУДА.

А читать мне нравится совсем другие книги – дешёвые детективные романы, которые тётушка Би приносит из Бюро находок автобусного парка. На обложке либо окровавленные ножи, либо высокие фигуры с длинными тенями, либо истошно орущие девицы. Они замусоленные, потрёпанные, да и вообще, брошенные кем-то в автобусе. Но мне всё равно. Главное – история. Я не думала, что мисс Лэмб подарит мне дешёвый детективный роман с орущей девицей на обложке. (Вряд ли она вообще о них слышала.)

Я знаю, что в БУДУЩЕМ не смогу стать учителем – для этого нужно сдать экзамены, а Мейнроудская школа – не самое подходящее место для сдачи экзаменов. Также мне не светит работа кондуктором автобуса, как тётушка Би. (Сейчас редко берут женщин. «Во время войны они и им были рады, так ведь?» – любит повторять тётушка Би. Но теперь мужчинам снова нужна работа, и желающих явно больше, чем работы.) Тётушка Би любит свою работу, хатя весь день проводит на ногах, собирает плату за проезд и форма у неё красивая.

Вот какая работа мне по душе:

1. На сцене и в кино.

Мой опыт ограничивается рождественской пьесой в воскресной школе. Обычно я играла пастуха или человека из толпы, но однажды я была женой хозяина гостиницы. У меня огромный ТАЛАНТ! Но разве кто-то выберет девочку с рыжими кудряшками на роль ангела?

2. В магазине.

Хатя это не ИДЕАЛЬНЫЙ вариант, я бы вполне могла работать в магазине, где носят элегантное чёрное платье и продают интересные вещицы. Не хочу работать в овощной лавке, а то руки потрескаются, как у Этель Бойд, которая ушла из школы на Рождество. Или у мясника. (Терпеть не могу опилки на полу. Сначала они белые, а потом становятся тёмно-коричневыми в тех местах, на которые с мяса капает кровь.)

3. Детектив.

Об этой работе я мечтаю больше всего. Нет ни одной причины, по которой я не могу стать детективом. Кроме двух: я ещё слишком маленькая и очень не люблю кровь.

А вот чем мне совсем НЕ хочется заниматься, так это работать на фабрике по производству печенья, как почти все жители города, и возвращаться домой, еле передвигая ноги. Волосы и одежда пропахнут печеньем! Ой, меня зовут вниз.

(ДОПИСЫВАЮ ЧУТЬ ПОЗЖЕ)

Тётушка Би купила в кондитерской торт на мой день рождения. Чтобы бабуля не возилась с готовкой, а потом шепнула мне на ухо: «И чтобы мы не мучились его есть!» (Бабулины торты всегда странные на вкус – отдают сиропом от кашля или капустой.) (Кулинария не самое любимое занятие бабули.)

Ещё мне подарили:

• Новые ботинки, которые мне очень нужны. Это не сюрприз, потому что мне пришлось примерить их в магазине в прошлое воскресенье.

• Новый детективный роман от тётушки Би. (Не из бюро находок!)

• Огромный мешок бракованных печенюшек от папы. Он работает на фабрике печенья (не готовит и не упаковывает – этим занимаются девушки и женщины). Он следит за оборудованием и ремонтирует его. Помню, я написала, что не хочу там работать и пропахнуть печеньем. Но совершенно не возражаю, когда это делает папа. Особенно в те дни, когда там готовят квадратики с корицей (мои любимые).

Я никому из домашних не показывала этот журнал, хатя он такой красивый, с красной обложкой и золотым обрезом. Это мой секрет, а если они узнают, то сразу захотят прочитать. Поэтому придётся спрятать его в комод, под одежду, и писать в нём, только когда никого нет поблизости. Мы с тётушкой Би спим в одной спальне, и это задачка не из лёгких.

Не верится, что я написала 3½ страницы. В школе даже одна страница превращалась в ПЫТКУ.

Тороплюсь закончить, пока тётушка Би не пришла спать. Поэтому почерк не такой аккуратный, как хотелось бы, зато ни одного зачёркивания и даже ни одной

2

На ножах

В пятидесяти милях от Бред-стрит мальчик и девочка сверлили друг друга взглядом, замерев на противоположных сторонах поляны с весьма скучным названием Пустошь. Хотя они не были знакомы, их вполне можно было назвать заклятыми врагами, мечтавшими вцепиться друг другу в глотку.

У мальчика было круглое лицо и очки в роговой оправе, которые он ненавидел. Он выглядывал из-за живой изгороди, окружавшей сад викария. Его звали Квентин Айвс, и своё имя он тоже ненавидел. Юноша мечтал о более героическом и придумал себе псевдоним, секретное имя Джон Хорсфилд. Никто ещё не предлагал Квентину рискнуть жизнью за родину, но он был готов.

Девочку, которая смотрела на него, звали Элеонора Мэри Оттер, или просто Элла. Она обожала своё имя, и полное, и сокращённую версию, была небольшого роста, плотного телосложения, с прямыми чёрными волосами, как у японской куклы, и тоже носила очки. Сейчас она щурила глаза на полуденное солнце и думала: «Ага, тот самый мальчишка!»

Она, конечно же, догадалась, кто этот мальчишка, хотя пока не знала его имени. В Пустоши мало что происходило без её ведома. Если уж на то пошло, за пределами – тоже.

Элла знала, что мальчика, притаившегося за изгородью, отправили жить к викарию, мистеру Чизману, потому что он ужасно учился. Он был худшим учеником в классе почти по всем предметам, и школа не собиралась принимать его обратно в следующем году, если он не возьмётся за ум. Поэтому на летних каникулах ему предстояло заниматься и доказать, что он способен исправиться.

Элла высокомерно вздёрнула носик. Она никогда не ходила в школу. Её отец был экспертом в археологии и обучал её дома. Были и другие преподаватели, которых он нанял по тем предметам, в коих ему самому не удалось преуспеть. Недавно профессор Оттер решил, что Элла готова к новым свершениям, и записал её на вступительные экзамены в среднюю школу для девочек. Элла блестяще справилась с задачей и собиралась приступить к обучению в сентябре вместе с другими одиннадцатилетними девочками. Летом отец разрешил ей отдохнуть от уроков, оставив только одно задание – вести антропологический дневник, то есть изучать традиции и привычки аборигенов. Элла предпочла бы исследовать дикие племена джунглей, но отец сказал, что нужно писать только о тех людях, за которыми она может наблюдать. Поэтому пришлось остановиться на обитателях Сибурна – городка, где она жила. Ей предстояло делать заметки, составлять карты и делать вырезки из местных газет. По мнению профессора Оттера, это вряд ли можно назвать работой. Он обожал учёбу и не мог понять, как можно отдыхать от неё. Однако Элла радовалась каникулам, ведь теперь у неё есть хоть что-то общее с другими детьми.

Но уже через день или два ей стало скучно. Заняться нечем, да и не с кем. Ей отчаянно не хватало друзей. Хотя этот мальчик – явно не самая подходящая компания для неё… по крайней мере, на первый взгляд.

Она забежала в дом. Отец сидел за письменным столом, погружённый в свои мысли. Очки сползли на кончик его милого старого носа, походившего на птичий клюв. Ручка покоилась в руке, абсолютно забытая, а на лбу красовалось чернильное пятно.

– Можно я возьму бинокль, отец?

– Мм… да, конечно. Зачем он тебе?

– Для детального наблюдения, – сказала Элла и выскочила из дома.

* * *

Квентин Айвс был единственным ребёнком. Его мама – женщина беспокойная, нетерпеливая – часто называла людей ничтожествами, а отец – вспыльчивый, желчный – считал всех, кроме себя, тупицами. И когда прошлой осенью Квентин поступил в частную школу-пансион, он также называл своих одноклассников ничтожествами и тупицами. Из этого можно сделать вывод, что друзей у него не было. А когда его оценки озвучили перед всем классом, стало очевидно, что самым большим ничтожеством и тупицей на самом деле был сам Квентин. Для него это стало жестоким ударом и полной неожиданностью.

Он пытался объяснить родителям, что пансион – не самый лучший выбор для него, но они и слушать не стали. «Глупости!» – ответили они.

Поэтому, когда закончился летний семестр, а вместе с ним и школьный год, он почувствовал неимоверное облегчение. Ему не терпелось вернуться домой – где нет ни одного мальчика, вообще никаких детей. В свою собственную уютную спальню, к привычной еде и родителям, которые в основном занимались своими делами и не мешали ему. А вместо этого его отправили к репетитору, чтобы снова учиться! Идеальные летние каникулы Квентина выглядели так: ничего не делать, валяться на лужайке под тёплыми лучами солнца или в прохладной тени, у себя в комнате, читать комиксы и приключенческие рассказы, наслаждаясь лимонадом и сэндвичами с ветчиной, которые волшебным образом возникали на подносе рядом с ним. А после этого – кто знает! – можно и придумать увлекательное приключение.

Однако мистер Чизман успел составить насыщенную программу обучения, а миссис Чизман вряд ли понравилось, что ребёнок при любой возможности норовил сбежать в свою комнату. Хорошо, хоть других детей в доме не было. Квентин боялся, вдруг миссис Чизман решит, что ему одиноко. И захочет познакомить с соседскими детьми или, что ещё хуже, пригласит их на чай. Если повезёт, по соседству не окажется его ровесников.

Он решил незамедлительно изучить окрестности. Джон Хорсфилд понимал, как важно знать врага в лицо. Из своей спальни, через высокие окна на лестнице, из-за кустов перед домом Джон пристально следил за Пустошью и близлежащими домами. Море было недалеко, но до Пустоши не доносилось ни звука, ни запаха. Ничем не отличается от любой тихой, уютной деревушки в любой части Англии. Но – на этом всегда заострялось внимание во всех приключенческих рассказах, которые он читал, а внешность обманчива.

Квентин мысленно подмечал каждую деталь: допотопный коттедж с соломенной крышей – старая леди в саду, с курицами и маленьким коричневым осликом. Никаких детей.

Квадратный дом, похожий на миниатюрный замок, – старый джентльмен, с виду военный, прогуливающийся по лужайке и смахивающий с конца трости повылезавших червяков. Детей нигде не было.

Большая белая вилла – две молодые леди сидят на качелях, болтают и смеются. Недостаточно взрослые, чтобы иметь детей, разве что пару малышей (они Квентина не беспокоили).

Один дом абсолютно безжизненный.

Остаётся только красный дом с высокой белой крышей на другой стороне Пустоши. Именно там – когда он выглядывал из-за изгороди – он заметил ту девчонку. Она стояла у калитки, наглая, самоуверенная, и глядела на него. Он быстро втянул голову в плечи.

Выждав ровно две минуты, Квентин снова выглянул. Она всё ещё была там. Смотрела в его сторону, но теперь что-то держала в руках. Бинокль! Она поднесла его к себе, навела прямо на него, словно орнитолог, высматривающий редкую птицу.

Квентин нырнул за изгородь. Там пахло кошками. Мистер Чизман гордился своим садом, в особенности высокой изгородью жёлтого пятнистого лавра. Укрытие из неё вышло прекрасное, несмотря на вонь, царапины и листья, которые выглядели так, словно кого-то стошнило на них заварным кремом.

Он сверился с часами. Ровно четыре с половиной минуты он лежал неподвижно. За четыре с половиной минуты любой решит, что опасность миновала. Бесшумно, крадучись, Джон Хорсфилд выполз из укрытия. На четвереньках он добрался до края изгороди. Девчонка, если она ещё смотрит, не станет искать его там. Он выглянул.

Толстый рыжий кот, прошествовавший в нескольких дюймах от его лица, недовольно уставился на него. Когда он понял, что это всего лишь мальчишка, совершенно не пригодный в качестве обеда, то бросил на него уничтожающий взгляд и важно удалился.

Девчонка исчезла.

– Квентин Айвс! – прогремел голос мистера Чизмана. – Что это ты задумал, мальчик? Вставай сейчас же и иди сюда!

3

Кто рано встаёт, тому бог подаёт

Журнал Нэнси

Меня взяли на РАБОТУ!!!

Теперь будущее выглядит так:

Я стану горничной. Конечно, не об этом я мечтала, но тётушка Би говорит: «Надо же с чего-то начинать». Ещё вчера я была школьницей, умирающей от тоски, а теперь я буду получать жалованье.

Напишу, как всё было, не хочу забыть о таком важном событии. (Пока я очень довольна тем, как наполняется мой журнал!)

Вчера вечером мы просматривали страницу с ВАКАНСИЯМИ в вечерней газете с тётушкой Би. На сцене или в магазине никакой работы не предлагали. Как и в детективном агентстве. Даже для взрослых и опытных.

Все ВАКАНСИИ были для прислуги.

Я расстроилась, но тётушка Би подчеркнула несколько мест, куда я могла бы обратиться. «Никогда не знаешь, к чему это приведёт», – сказала она. А бабуля добавила: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Поэтому отправляйся туда с самого утра, моя девочка!»

Так я и сделала.

И получила работу – у леди по имени миссис Брайс, которая живёт на Сент-Олбанс-роу, 11, в двух автобусных остановках от моего дома. Сначала я попробовалась в несколько других мест, но мне отказали. Первый раз – это был лысый дядька в блестящей чёрной жилетке, он взглянул на меня и сразу сказал: «Место занято. В следующий раз заходи с чёрного хода!» – и захлопнул дверь прямо перед моим лицом. (Кстати, эта дверь тоже была чёрная и блестящая.)

А ко второму дому я подошла с чёрного хода и обнаружила там толстенную женщину, которая изо всех сил выбивала ковёр. Её руки походили на варёные окорока. Она взглянула на меня – видимо, одного взгляда было достаточно – и сказала, что я слишком молодая и худосочная для этой работы. Я стояла в облаке пыли, поднимавшейся от ковра, стараясь не закашляться, а она подробнейшим образом рассказывала, почему я ей не подхожу. Мне должно быть минимум шестнадцать лет, я должна быть сильной и с опытом работы.

Откуда мне взять опыт работы, если я только что окончила школу?

Я ужасно расстроилась! Пришлось сменить три автобуса, пока я плутала в незнакомом районе. Новые туфли натирали пятки. День был тёплый, а я всегда краснею, как помидор, когда мне жарко. Платье, которое я тщательно отутюжила, помялось, а руки так вспотели, что типографская краска с газетных вырезок, которые тётушка Би дала мне с собой, стала стираться.

Оставался последний адрес, который уже сложно было разобрать. Место оказалось далеко не таким шикарным, как остальные. Сент-Олбанс-роу – уродливая ветхая терраса, без сада и дорожки к чёрному ходу. Когда я подошла к дому номер 11, симпатичная девица весьма нахального вида, минимум шестнадцати лет, спускалась по ступенькам и бросила на меня такой взгляд! Будто уже получила эту работу. А если и не получила, то знала, что мне тоже откажут.

Я всё равно постучалась в дверь (совсем не блестящую). Открыла сама миссис Брайс.

Она меня ПОРАЗИЛА. Я представляла кого-то вроде миссис Вокс, учительницы из воскресной школы: ледяной взгляд, седые волосы, пышная грудь, на которой болтались чёрные бусы. (Миссис Вокс – единственная элегантная дама, которую я знаю.) А миссис Брайс оказалась молодой особой. Она улыбнулась мне и пригласила войти! Сначала я решила, что платье у неё слишком уж невзрачное, но потом поняла, что оно очень даже МОДНОЕ.

Раз уж меня впустили в дом, я не собиралась проворонить такую возможность – поэтому применила весь свой актёрский талант и сказала самым лучшим актёрским голосом, на какой была способна: «Меня зовут Нэнси Паркер. Я только что окончила школу, но у меня большой опыт ведения хозяйства. Моя бабушка научила меня всему, что нужно знать».

(Хатя это не совсем так. У бабули очень своеобразная манера ведения хозяйства, и она щетает щитает, что никто не справится с этим лучше, чем она. Мне она доверяет самые простые задачи: чистить картошку и заправлять постель. Она всегда говорит: «Жизнь – ТЯЖКИЙ ТРУД. Но тебя она избаловала».)

– Я сильная, – сказала я и показала ей руки. Они выглядели слишком уж нежными для того, кто привык к домашним заботам. И немного потными.

Я поспешила добавить: «У меня нет рекомендаций, но можете написать моей учительнице мисс Лэмб из Мейнроудской школы. Она подтвердит, что я старательная и трудолюбивая».

Я не забывала о вежливости и вставляла «мэм» после каждого слова. Тётушка Би предупредила меня: леди любят, когда к ним обращаются «мэм». И не надо горланить – «маам». И не надо бубнить, словно проглотила сливу, – «модом». Так делают в модных магазинах, и это звучит глупо. (Даже не знаю, когда тётушка Би успела побывать в модных магазинах!)

Миссис Брайс всё ещё улыбалась. Она спросила, сколько мне лет и работала ли я до этого, я повторила, что только что окончила школу, а потом странно посмотрела на меня, словно щитала в уме или ещё что-то в этом роде. Потом задала ещё один вопрос: «У тебя есть мама?» Я так удивилась. Хатя откуда мне знать: может, об этом всегда спрашивают, когда устраиваешься на работу. Я не хотела рассказывать о маме, вместо этого просто покачала головой.

Потом она спросила: «А отец?» Я ответила, что папа работает на фабрике по производству печенья. Я сказала, что он воевал, вдруг она подумает, что он не герой. Хатя с войны он вернулся совсем другим человеком. (Бабуля всегда так говорит. И я знаю, что это правда. Но о таком незачем рассказывать этой шикарной леди, которую я едва знаю.)

Затем она сказала, что хозяйство у неё небольшое. Только она и её песик. При этом леди бросила такой печальный взгляд на камин, где стояла фотография мужчины в военной форме. Наверное, её муж, и, наверное, он ПОГИБ НА ВОЙНЕ. И я уже не жалела, что рассказала про папу.

И ЗНАЕТЕ ЧТО? Меня взяли!

Приступаю с понедельника. С проживанием, а каждое воскресенье, после второго завтрака, как только уберу со стола, я абсолютно свободна. Второй завтрак! Подумать только!!! У неё есть кухарка, а мне нужно делать всё остальное. Надеюсь, миссис Брайс не будет раса разачерована. Я оч. быстро учусь.

Хатя не понимаю, почему она выбрала меня. Согласно моей теории – которую я обдумывала в автобусе по дороге домой, – она щитает, что мной легче командовать, потому что я МОЛОДАЯ И НЕОПЫТНАЯ. (По крайней мере, в хозяйстве я действительно мало что смыслю.) И к тому же я ДЁШЕВО ей обхожусь. Молодым без опыта работы можно платить половину того, что платят девушкам постарше. Вряд ли миссис Брайс такая же богатая, как хозяева других домов, куда я ходила наниматься.

Я всё же набралась смелости и спросила про девушку, с которой столкнулась на лестнице, и миссис Брайс ответила: «Она не подходит – слишком дерзкая и нахальная».

Как сказала бы бабуля: «Слишком уж умничает». (Обычно она так говорит обо мне.)

4

Худшие страхи

Худшим страхам Квентина вскоре суждено было воплотиться. Шатаясь от умственного напряжения, он вышел из кабинета викария после целого часа геометрии и направился в сад. Миссис Чизман перехватила его.

– Квентин! Зайди, пожалуйста.

Она звала из гостиной. Где было полным-полно женщин – на диване, на креслах, на скамейке для ног: одни женщины! Сквозь высокие французские окна Квентин видел лужайку, залитую солнцем, и свободу, которую так и не успел вкусить.

Миссис Чизман представила его гостям.

– Мисс Диеринг из Эппл-Коттедж.

Старая леди с курицами и осликом, подумал Квентин. На ней была та же сиреневая шляпка подозрительного вида.

– Миссис Финч с дочерьми, Пенелопой и Попси.

Девушки, которые сидели на качелях и хихикали. Сейчас они тоже хихикали. Квентин подозревал, что хихикают они над ним. Смеются над его именем, или очками, или лицом, которое стало пунцовым – он это прекрасно чувствовал. И от этого было ещё хуже: он краснел, потому что чувствовал, что краснеет! Не быть ему настоящим тайным агентом. Джон Хорсфилд обязан хранить ледяное спокойствие. А не краснеть, как варёный рак. Он отвернулся.

И увидел ту самую девчонку.

– А это у нас Элла Оттер, – сказала миссис Чизман. – Элла невероятно умна! Как и следовало ожидать. Она дочь Милдмэя Оттера, известного археолога. Как жаль, что твой отец не смог прийти, Элла. Хотя профессор Оттер никогда не принимает приглашения на чай. У него есть дела поважнее.

Девчонка смотрела волком. Она примостилась на низкой скамейке, неуклюже подобрав под себя ноги. На её зелёном платье, на самом видном месте, красовалось грязное пятно. Чёрная чёлка ровной линией пересекала лоб, и у неё были очки в тонкой металлической оправе. Важно замечать детали, подумал Квентин; никогда не знаешь, что пригодится.

Миссис Чизман продолжала:

– Профессор Оттер американец, но много лет назад он приехал сюда учиться, потому что любит всё древнее, а в Америке мало древностей. Напомни-ка ту забавную историю, которую он любит рассказывать, Элла.

Девчонка нахмурилась ещё больше и не ответила. Квентин понял, что всё это действо противно ей не меньше, чем ему.

– Профессор говорит, что самое старое здание в городе, где он вырос, всего на десять лет старше него. Представляете такое в Англии! – Миссис Чизман рассмеялась собственной шутке и хлопнула в ладоши: – Чаю?

Миссис Финч погладила подушку рядом с собой. Квентин притворился, что ничего не заметил, и взгромоздился на стул рядом с пианино, как можно дальше от Финчей. Мисс Диеринг предложила ему пирог. Если уж ему предстоит провести в этой темнице ближайший час, надо постараться скрасить себе жизнь. Он взял самый большой кусок пирога и заметил, что мисс Диеринг выбрала кусок не сильно меньше.

Миссис Финч отказалась от сладкого и сказала, сияя от воодушевления:

– Кто-нибудь слышал о жутком ограблении майора Коркорана?

Ограбление? Квентин чуть не подавился.

Девчонка уставилась на миссис Финч. Видимо, ограбление стало новостью и для неё. Миссис Финч продолжила:

– Попси слышала – так ведь, дорогая? – От одной из наших горничных. Несколько вещей исчезло прямо с письменного стола майора.

Мисс Диеринг вздрогнула.

– Даже думать не хочется о столь мерзком происшествии.

Миссис Чизман согласилась:

– Не станем портить такой восхитительный день. Что тебе добавить в чай, Квентин? Молока? Или сахара?

– А можно мне лимонаду? – пробормотал он с набитым ртом.

* * *

Вырвавшись наконец на волю, Элла побежала. Она немного жалела мальчишку. Ведь она, по крайней мере, может сбежать из дома викария и из лап миссис Чизман, а он застрял там на всё лето. Не похоже, что подобная перспектива радовала его. Оживился он только один-единственный раз, когда упомянули об ограблении.

Ограбление! Элла задумалась. Настоящее преступление, здесь, по соседству. Нужно разузнать подробности. Она прямо сейчас отправится к дому майора Коркорана и проверит, не найдётся ли там достойный материал для наблюдений и заметок.

Пересекая Пустошь, Элла заметила неизвестную машину перед Клифф-Лодж, соседним с ней домом. Внутри сидел водитель в фуражке с козырьком. Она скользнула за большой дуб, чтобы наблюдать, оставаясь незамеченной. Элегантная модель автомобиля светло-карамельного оттенка, намного шикарнее любой машины на пустыре. Мистер Финч водил матово-чёрный родстер[2], викарий ездил на потрёпанном велосипеде, а мисс Диеринг – в своей любимой пёстрой, красно-жёлтой тележке.

Клифф-Лодж обычно сдавали, но никто тут не жил уже много месяцев. Элла частенько бродила по его лужайкам, дорожкам и аллеям, словно они принадлежали ей. Она заглядывала во все окна первого этажа и устраивала пикники в беседке. С дальнего конца сада можно было выйти на тропинку, которая вела к утёсу и морю. В конце её собственного сада была лишь полянка, где фермер держал быка со вздорным характером. Элла считала себя бесстрашной, но никогда бы не осмелилась пересечь поляну с быком.

А теперь, похоже, в Клифф-Лодж приехали новые жильцы. Она как раз задумалась, не расспросить ли водителя автомобиля, как вдруг парадная дверь распахнулась. Появились двое: элегантная женщина и мужчина, в котором она узнала агента по недвижимости из Сибурна. «Проклятие!» – подумала Элла.

Обменявшись парой слов – она была слишком далеко, чтобы услышать, – они пожали руки, и мужчина поспешил удалиться. Женщина подошла к блестящему автомобилю, сказала что-то шофёру и неспешно направилась по тропинке, граничащей с Пустошью. В своих изящных туфлях и модном платье она походила на постояльца, арендующего дом на лето. Пустошь располагалась на тихой окраине Сибурна, вдали от всех развлечений, присущих приморским городкам, которые притягивают туристов, но достаточно близко к набережной и шикарным гостиницам.

Элла кралась за ней, стараясь не попасться на глаза, до самой церкви. Кладбище – ещё одно место, которое она считала своей собственной территорией. Там было печально, но романтично – покосившиеся надгробия и древние ворота с черепичной крышей. Когда женщина добралась до ворот, на кладбище появилась высокая фигура. Они укрылись в тени ворот. Склонились друг к другу и торопливо что-то обсуждали. Было в них что-то подозрительное. Элла почувствовала, что сердце бьётся чаще. Сначала новости об ограблении, теперь это. Наконец здесь происходит что-то интересное!

5

Я начинаю новую карьеру

Журнал Нэнси

Сент-Олбанс-роу, 11

Итак! Я приехала на место, буквально сгорая от нетерпения, так мне хотелось приступить к работе. Но оказалось, что миссис Брайс в отъезде, а дома только кухарка и крошечный пёсик. Кухарку зовут миссис Джонс. Она высокая, костлявая, и вид у неё всегда мрачный, зловещий, как у покойника. Я-то ждала, что кухарка будет пухлой, весёлой и пахнуть заварным кремом, а эта пахнет карболкой[3].

Жаль, что миссис Брайс нет – она была так добра и блага благосклонна ко мне, когда мы познакомились. Кухарка грубая. Надеюсь, мне не будет здесь тоскливо и одиноко. Хатя компанию мне составит ПЁСИК.

Это Сосиска, то есть такса немецкой породы. (Помнится, во время войны её терпеть не могли. Ненавидели всё немецкое. Если у кого-то была такса, её приходилось чуть ли не пря- тать.)

Он ходил за мной хвостиком всё утро и смотрел своими грустными глазами, вот так:

Я даже не знаю, как его зовут. Поэтому назову его СОСИСКОЙ. Ему, кажется, нравится. И, кажется, ему нравлюсь я. Но, думаю, только пока хозяйка в отъезде.

Я пишу это у себя в спальне. Она расположена на старом мрачном подвальном этаже, рядом с кухней. У меня ещё никогда не было своей комнаты. Мы с тётушкой Би годами делили одну спальню на двоих на Бред-стрит.

На постели была разложена моя униформа:

Кухарка взглянула на мои туфли и сказала: «Сойдёт». Это же мои новые туфли! Ну и ворчунья.

Платья короткие и широки мне в талии. Похоже, до меня их носила другая девушка. (Интересно, что с ней случилось?) Мне придётся самой отпустить подол. (Хаха – они ещё не видели, как я шью!)

Я завязала кружевной чепец, как смогла. Когда я вышла из комнаты, кухарка ухмыльнулась: «Тебе поручена только уборка. Нечего наряжаться!» – и протянула мне большой, старый чепец, наподобие тряпки для пыли, – под ним спрятались все мои волосы.

Она отправила меня наверх с метлой и тяжеленной коробкой чистящих средств для уборки гостиной, лестницы и лестничных пролётов и спальни миссис Брайс. Там царил полнейший беспорядок, шикарная одежда была разбросана повсюду. Тётушка Би умерла бы ради таких шёлковых чулок и нижних юбок.

НИКОГДА ЗА ВСЮ ЖИЗНЬ я столько не трудилась!

В общем, теперь я ношу форму и сбиваюсь с ног, точь-в-точь как тётушка Би. Разница в том, что она может шутить с пассажирами, а всё, что получаю я – грустные, молчаливые взгляды собаки.

После уборки кухарка позвала меня на обед – она называет его ЛАНЧ. Из-за того, что миссус[4] в отъезде, мы ели только сэндвичи. Удивительно, какими вкусными могут быть бутерброды, даже если их приготовил такой ворчливый и хмурый человек. (Бутеры были с ветчиной и горчицей.)

Я подумала, что кухарка расскажет о себе. Но она не болтушка. Это точно.

Я всё же набралась смелости и спросила самым непринуждённым тоном: «Так что же стало с горничной, которая работала тут до меня?» На что получила довольно резкий ответ: «В этом доме не принято СПЛЕТНИЧАТЬ! Миссус не выносит этого. И я тоже!» – рявкнула она. Затем сжала челюсти с такой силой, что, клянусь, я услышала хруст.

После сэндвичей и двух чашек чая она отправилась к себе в комнату, с газетой в руках. Заголовок на первой полосе гласил: «Человеческий след найден в подвале для хранения угля». (Мне бы хотелось прочитать эту статью.) Поэтому я тоже ушла к себе в комнату, никаких других поручений мне не давали.

В моей комнате ТЕМНО, хатя на улице светит солнце. Плющ лезет в окно. Я собиралась почитать новый детектив – «Убийство в тумане», – но дошла до того момента, где женщина остаётся одна в доме и вдруг слышит, как кто-то крадётся снаружи, и мне вдруг расхотелось читать, пока ветки бьют в окно и ветер воет. Сент-Олбанс-роу далеко не самое уединённое место – к тому же я слышу, как ХРАПИТ кухарка за стеной. Но всё же…

…я решила писать.

Дверь в мою комнату только что скрипнула и приоткрылась на несколько дюймов!

Сама по себе.

Я уверена, что закрыла её.

Это ТОЧНО не кухарка, я всё ещё слышу её храп.

Никто не вошёл. Я просто сижу и жду, что будет дальше. И записываю, на тот случай если это ПОСЛЕДНЕЕ, что я сделаю!!!

Кое-кто всё-таки вошёл. ПЁСИК! Похоже, толкнул дверь носом. Я всё ещё дрожу, вот почему почерк ТАКОЙ КРИВОЙ.

Хатя кто бы стал винить бедную собаку. Ему так одиноко и грустно.

ОТКРЫТКА

Вторник

Дорогие папа, бабуля и тётушка Би.

Хотела сообщить, что всё хорошо, не беспокойтесь за меня!

Я работаю и прекрасно справляюсь. Ты бы гордилась мной, бабуля. У меня своя крошечная спальня, кормят вкусно.

Хатя не так вкусно, как у нас дома, конечно! Кухарка – вполне ничего, и пёсик милый. Не терпится увидеть вас всех в воскресенье.

С огромной любовью, Нэнси х

(Пятница) Дорогие мои,

пришлось писать на обёртке от сахара, которую миссис Грин, наша соседка, нашла для меня. Я знала, что папа и тётушка Би на работе в такой час, но надеялась, хоть бабуля будет дома. Или оставит ключи на старом месте, чтобы я вошла. Я ждала, сколько могла, но миссис Брайс сказала, что не может отпустить меня надолго, потому что до выходного ещё далеко.

Теперь придётся бежать, чтобы успеть на автобус.

А новость вот какая: миссис Брайс сняла домик на побережье, и мы уезжаем завтра. У нас такая суета! Нужно собрать все вещи из одного дома и перевезти их в другой. Знаете какой?

Клифф-Лодж, Пустошь, Сибурн, Сассекс.

Я УДИВЛЕНА не меньше вашего. Жаль, она не упаменула это раньше. Так что я не смогу приезжать домой по воскресеньям. Скоро опять напишу. Скучаю по всем вам.

Но это прекрасный шанс провести на побережье целое лето, а не один денёк.

До свидания!

С любовью, Нэнси х

6

Со всеми удобствами

Журнал Нэнси

Клифф-Лодж, Пустошь, Сибурн

С ума сойти, какой здесь туалет! Король и тот не побрезговал бы. Со ступенькой, словно на трон поднимаешься. Белый фарфор, деревянная обшивка и матовое окно, чтобы никто не подглядывал, изнутри или снаружи. И это только для ПРИСЛУГИ. Ещё один наверху, для миссис Брайс, с цветочками и птичками!

Глупо писать про туалет, конечно. Но когда всю жизнь у тебя была только тёмная, крошечная уборная (как на Сент-Олбанс-роу) или – хуже! – нужник во дворе, который приходится делить со всеми соседями и где ВСЕГДА ВОНЯЕТ (как у нас на Бред-стрит), то просто дух захватывает.

Клифф-Лодж построили намного позже, чем Сент-Олбанс-роу, и он со всеми удобствами, то есть полностью благоустроен, как говорит кухарка. Она щитает, что на кухне всё по высшему разряду. Первый этаж с видом на ава оващные грядки, а наши спальни на третьем этаже. Никакого тёмного, грязного подвала! (Кухарке не нравится, что её поселили так далеко от кухни.)

Здесь уборки НАМНОГО БОЛЬШЕ. Буду валиться с ног по вечерам. Но нужно найти время вести журнал – происходит столько событий, о которых хочется написать. (Сегодня пишу карандашом, чтобы было быстро и без клякс.) В моей спальне сплю только я, но всё равно приходится прятать журнал под одеждой в комоде. Я тут такое написала, вдруг кухарка прочитает!

Скажу пару слов о вчерашней поездке.

Миссис Брайс наняла водителя и автомобиль. Я никогда не ездила в таком. (В моей жизни было много автобусов и трамваев + паровоз, но точно не автомобиль!) Миссис Брайс разместилась на удобном заднем сиденье вместе с Сосиской. Кухарка уехала раньше на поезде, с багажом. Я втиснулась спереди, рядом с водителем, со своим картонным чемоданчиком на коленях.

Водитель был в фуражке с козырьком и в кожаных перчатках с манжетами наподобие крыльев. Выглядел слишком молодым, чтобы водить такую шикарную машину, намного моложе папы (а ему 37, я точно знаю). Мне было так неловко сидеть всего в нескольких дюймах от совершенно незнакомого юноши и ждать, что следующая колдобина бросит меня прямо в его объятия. Но он был хорошим водителем, и ничего такого не случилось. Как только мы оказались за пределами Лондона, я поняла, что поездка мне очень даже нравится. Не такой вид, как с верхнего этажа автобуса, но всё равно замечательно смотреть, как мелькает сельский пейзаж, миля за милей.

Оказалось, он родом из того города, где мы сейчас живём (Сибурн), там его дядя держит гараж. Он назвал мне своё имя – Альфред Лаббок – и сказал, что ему всего 17 и он первый раз работает шофёром. Обычно он возится под машиной – он рассмеялся, когда сказал это! Я спросила, кто такой шофёр, и он объяснил, что это МОДНОЕ ФРАНЦУЗСКОЕ СЛОВО, водитель по-нашему. Он даже сказал, как пишется, но, понятно дело, я не смогла тогда записать. Я сказала, что это тоже моя первая работа. Мы поладили.

Альфред Лаббок был добродушен и весел с кухаркой точно так же, как со мной. Когда мы сидели за столом на кухне, он сказал: «Что ж, миссис Джонс (я и забыла, что у кухарки есть имя), сконы[5] у вас – пальчики оближешь! Воздушнее я ещё не пробовал. Даже моей дорогой матушке не сравниться с вами».

Я ждала, что кухарка обзовёт его хитрюгой или даже надерёт уши. Ничего подобного. (Она налила себе стаканчик шерри, пока мы пили чай, и сказала, что день выдался слишком длинный – может, от этого у неё настроение улучшилось.) Она сказала: «Приятно, когда тебя ценят», – и пододвинула блюдо к Альфреду, чтобы он взял ещё кусочек. Он так и сделал. «С такой выпечкой вам будут рады в лучших гас гостиницах», – сказал он.

Кухарка засмущалась и сказала ему, что знает миссис Брайс много лет и ни за что не покинет её. Потом Альфред спросил: «Отчего же?» Голос был с хитрецой, но лицо стало серьёзным и сочувствующим – и кухарка не устояла. Она сказала: «Я работала у её матушки. Её семья была очень добра ко мне в непростое для меня время. Я обещала, что позабочусь о миссус, когда она была ещё молода и ветрена – миссис Тредголд, так она звалась в те дни, – так что здесь моё место и никуда я не денусь».

Я была потрясена! Хоть я работаю здесь всего несколько дней, но за всё это время кухарка никогда не говорила на ЛИЧНЫЕ ТЕМЫ. А тут разоткровенничалась перед незнакомцем.

Интересно, что она имела в виду, когда говорила о НЕПРОСТОМ ВРЕМЕНИ, но тут Альфред произнёс: «Что же стало с мистером Тредголдом?» Я чуть не пнула его под столом – прямо по его тощей голени. Но он спросил о том, о чём я ни за что не осмелилась бы спросить, – и мне хотелось услышать ответ. (Про мистера Брайса тоже!)

Но всё вернулось на круги своя. «Заговорилась я тут с вами, – процедила она сквозь зубы. – Не твоего ума дело!» – и её лицо закрылось, как ракушка.

Она переставила блюдо со сконами и велела мне отправляться мыть посуду, бросив на меня злобный взгляд. Но я услышала больше, чем за целую неделю работы бок о бок с ней, и Альфред Лаббок сделал это всего за ½ часа.

Из него выйдет ДЕТЕКТИВ получше меня. А он мечтает только об одном – чинить машины!

Нэнси – все мы ужасно переживаем, что ты так далеко! Хорошо, хоть тебя не увезли на Дьявольские Мельницы или Промозглые Топи! Нет – ты на побережье, со всеми ведёрками, лопатками, осликами и кукольными представлениями! Вот куда уже привела тебя твоя блестящая карьера!!! Пришли нам лакричные палочки.

Папа и бабуля передают привет.

От твоей Тётушки Би

Клифф-Лодж | Сибурн, Пустошь | Сассекс

Дорогие мои.

Что вам рассказать? Новый дом потрясающий – вы бы видели! Мы не на побережье – жаль немного, – а в посёлке, за городом. Так что осликов и кукольные представления я пока не видела. Зато видела море. К нему ведёт тропинка, прямо через поля для гольфа. Я переживала, что гольфисты будут кричать на меня, но ничего подобного не случилось (на этот раз). К морю нужно долго спускаться! Тропинка ведёт к самому городу, если дойти до конца. Но я только увидела одним глазком, мне нужно было спешить обратно и накрывать на стол.

Должна вам сказать, каждый день над нами летает аэр-о-план с красным плакатом, на котором написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СОЛНЕЧНЫЙ СИБУРН!

Теперь я точно знаю, почему на побережье едут поправлять здоровье. Воздух здесь всегда такой свежий – голова кружится! Даже молоко другое на вкус. И тут так тихо (только птицы галдят). У меня уютная комнатка на верхнем этаже. Для прислуги три спальни, но кухарка провела там только одну ночь, а потом перебралась вниз, в каморку рядом с кухней, потому что ей не нравится, когда она так далеко!

Работы МАССА! Мне поручили выгуливать Сосиску дважды в день. Мы делаем только один круг вокруг лужайки, его короткие ножки быстро устают. Кое-кто из саседей кивает нам, остальные просто глазеют – особенно один невоспитанный мальчик, который прячется и шпионит. Говорят ведь, сельские жители простачки. Видимо, так оно и есть.

Несмотря на всё это, мне удалось дочитать «Убийство в тумане», и я начала «Вопль ужаса» – дух захватывает.

Какое длинное письмо! Люблю вас всех,

Нэнси

P. S. Дважды побывать замужем в возрасте миссис Брайс, это много? (Она ровесница тётушки Би.) Не важно, конечно, просто интересно.

P.P.S. Если вам показалось, что бумага и конверт чересчур шикарные, то это потому, что мне пришлось одолжить их у миссис Брайс. Она ещё не заплатила мне, так что я не могла купить ничего сама. (Да и негде купить.)

Бред-стрит, 44, Юго-Восточный Лондон

Дорогая Нэнси.

Я решила отправить письмо в запечатанном конверте, а не открытку, потому что разговор серьёзный – бабуля и папа согласны со мной. Когда ты пишешь «одолжила», ты имеешь в виду украла? Ты стащила эту дорогую бумагу с письменного стола своей хозяйки? Будь осторожна, Нэнси! У тебя хорошая работа, нельзя быть такой легкомысленной. Надеюсь, она уже заплатила тебе, что причитается, и ты больше не окажешься в столь неприятном положении. В следующий раз пришли нам открытку. Прекрасный вид с пирса! В Сибурне есть пирс?

У меня есть ещё парочка детективов, которые тебе так нравятся, – настоящие шедевры! Я пришлю их.

У нас всё хорошо, как обычно. Постарайся хоть иногда отдыхать.

Всего наилучшего.

От твоей любящей тётушки

Бабуля и папа передают привет. XXХ

P. S. Что за нелепый вопрос про миссис Брайс и её замужества. Она молодец, если в таком возрасте уже успела дважды побывать замужем!

7

Новые уроки

Весь день Квентин провёл дома, в трудах. Уроки проходили в кабинете мистера Чизмана, откуда открывался прекрасный вид на калитку и широкую подъездную дорожку к парадному входу. Изгородь пятнистого лавра скрывала дом викария от любопытных глаз. Хотя из-за него в кабинете было очень темно. А тяжёлые занавески до пола делали его ещё темнее. Письменный стол мистера Чизмана стоял глубоко в тени. Квентин сразу смекнул, что изнутри викарию видно всё, что происходит во дворе, а снаружи его почти незаметно.

У викария была масса посетителей, поэтому миссис Чизман то и дело сновала взад-вперёд по изношенному ковру коридора, чтобы открыть дверь. Иногда мистер Чизман вскакивал до того, как она успевала добраться до двери, высовывался из кабинета и говорил: «Скажи, что меня нельзя беспокоить. У нас урок латыни». Он всегда говорил «урок латыни», даже если они занимались историей или математикой. Квентин решил, что «урок латыни» звучит намного внушительнее, чем другие предметы, такое занятие просто невозможно прервать. Парадная дверь открывалась и закрывалась, а потом миссис Чизман говорила: «Всё в порядке, дорогой!» Но некоторые посетители настаивали, что подождут, пока урок латыни не закончится.

Сейчас они занимались географией. Или, правильнее будет сказать, Квентин мучился с географией, а на другой стороне огромного письменного стола мистер Чизман потел над воскресной проповедью. И ни одного посетителя, который мог бы их спасти. Квентин оглядел комнату, в голове было пусто. На стенах висели фотографии в рамках, в основном мистера Чизмана в молодости и его друзей в спортивных костюмах, с битами для игры в крикет, и мячами, и кубками, и щитками. Узнать мистера Чизмана не составляло труда. Он всегда был самым высоким. Гребля, фехтование, регби, теннис; даже в группе с альпинистским снаряжением и заснеженными вершинами на заднем плане. Интересно, мистер Чизман всё перепробовал?

Квентин ненавидел спорт, особенно командные игры. Он всегда проигрывал. В пансионе он уяснил это моментально. Можно сказать, это был самый короткий урок за всю его жизнь. (Хотя за такой урок хорошую оценку не получишь.) Большие тяжёлые мячи всегда ударяли в лицо или живот. Маленькие и твёрдые били по пальцам, стучали по ногам. Ему ни разу не удалось их поймать. Он махал битами, палками, ракетками, но никогда не попадал, разве что по другим игрокам, а в этом мало проку. Судья только и делал, что орал: «Айвс! Что ж ты вытворяешь?!» К сожалению, на этот вопрос Квентин затруднялся ответить.

Он разглядывал молодого мистера Чизмана над камином с гигантским серебряным кубком, украшенным лентами, и счастливой улыбкой. И нигде не было указано, за что он его получил. Наверное, просто за то, что он потрясающий спортсмен!

– Квентин! Ты уже ответил на вопросы по географии?

Юноша вздрогнул. Он аккуратно выписал вопросы, которые дал мистер Чизман, и ровненько подчеркнул их, оставляя небольшие промежутки для ответов. Ни одного ответа пока не было написано.

– Почти…

– Прекрасно, прекрасно, – сказал мистер Чизман, а потом добавил: – Надо же!

У калитки появилась небольшая фигурка, помедлила, а затем направилась к дому. Квентин узнал её: мисс Диеринг с того ужасного чаепития. На ней было красное цветастое летнее пальто, а седую голову украшала оранжевая соломенная шляпка. Квентин никогда не видел, чтобы дамы почтенного возраста одевались в такие кричащие цвета.

Мистер Чизман убрал черновик проповеди и сказал:

– Квентин, забери, пожалуйста, свою географию и допиши ответы на вопросы в берлоге (комната отдыха).

Так всегда происходило, когда к викарию приходили посетители, от которых он никак не мог спрятаться.

Берлога была далеко не самой уютной и удобной комнатой, намного темнее и мрачнее, чем кабинет. Места хватало лишь для деревянного стула и стола, за которым должен был писать Квентин, и кресла – такого жёсткого и бугристого, что никому бы и в голову не пришло улизнуть с уроков и поваляться на нём. Квентин рад был бы заняться чем угодно, только не географией. Он открыл тетрадь и учебник и вздохнул.

В тесной, промёрзшей темнице Джон Хорсфилд разглядывал исписанные листы, лежащие перед ним на столе. Тюремщики составили фальшивое признание и требовали, чтобы он поставил под этим своё имя. Охрана вернётся на закате дня, и если он не подпишет к тому времени…

Квентин услышал шаги мистера Чизмана в коридоре, он провожал посетителя. Виновато он взял ручку и стал корябать что придёт в голову в ответ на первый вопрос. И тут обнаружил, что чернила высохли. Дверь в берлогу приоткрылась, и внутрь заглянул викарий.

– А не прогуляться ли нам на свежем воздухе, Квентин? Такой чудесный день, не хочется его терять. Знаешь, как говорят: «Умей дело делать, умей и позабавиться».

Квентин отодвинул стул и поднялся. Он представил себе неспешную прогулку под тёплыми лучами солнца, столик с лимонадом и свежеиспечённым пирогом прямо на лужайке. Он размял плечи и покрутил кистями, радуясь, что его освободили от учебников.

– Правильно, Квентин, пусть мышцы поработают, – и мистер Чизман покрутил правой рукой весьма подозрительным образом. – У нас как раз час до чаепития, сыграем в крикет. Можешь бить первым.

«О нет!» – подумал Квентин. Внезапно география показалась не самым худшим занятием в мире.

8

Визит констебля

Элла Оттер прижималась ухом к двери отцовского кабинета. Полицейский пришёл поговорить с профессором «насчёт важного дела» – это она успела услышать с лестницы, прежде чем захлопнулась дверь.

Не каждый день к ним заходят полицейские – Элла вообще не помнила ни одного такого случая, – она просто обязана узнать, что происходит. Миссис Преббл проводила его к профессору и вернулась к своим делам, словно ей совершенно безразлично: их домработница всегда делала вид, что сплетни её не интересуют. Элла считала иначе. У неё не было ни братьев, ни сестёр (её мама скончалась, когда Элла была ещё крошкой), никаких других детей по соседству (кроме того мальчишки). Она выросла с отцом, который всегда сидел, уткнувшись в книгу, а ей приходилось полагаться на собственные глаза и уши, чтобы разведать что-нибудь интересное. Она навострила уши, как ищейка. Но дверь была слишком плотная, ничего не разобрать.

Полицейским был всего лишь констебль Джеймс Таунер, новичок в местном отделении. Не так давно он был разносчиком газет и допускал столько ошибок – доставлял не те газеты или рвал первую страницу, когда проталкивал газету в почтовый ящик, – что отец называл его Растяпой Джимом. Теперь Растяпа Джим стал неуклюжим молодым констеблем в тяжёлых сапогах и униформе с блестящими пуговицами, но он пришёл по официальному делу. Наверняка что-то серьёзное.

Голоса за дверью не казались встревоженными, за дверью болтали о спорте – констебль Таунер обожал крикет. Потом она услышала слова «обхожу все дома, чтобы предупредить».

Предупредить! О чём?

Затем «подозрительные личности… ничего не разобрать… кто знает, что может случиться», а потом «другие ценные вещи пропали».

Профессор Оттер рассмеялся.

– Думаю, грабитель не найдёт ничего интересного в моём доме, констебль, – сказал он.

Грабитель! Наверняка были ещё кражи.

– Эти вещи вряд ли кто-то сочтёт ценными, – добавил профессор Оттер. – Как вы видите… ничего не разобрать…

Элла прекрасно понимала его. В Хай-Гейблз были собраны вещи, которыми дорожил её отец – и Элла тоже, но их никак нельзя было назвать изысканными или дорогими. Старые кости и камни, которые отец привёз с раскопок, запылённые книги и необычные реликвии, которые он собирал во время поездок в магазины подержанных товаров и антикварных вещиц. Они лежали повсюду, на полках и подоконниках, в шкафах со стеклянными дверцами и на столах. Если места не хватало, книги и сокровища нагромождались на полу и на каждой ступеньке лестницы. В таком беспорядке отец вряд ли заметит пропажу, если, конечно, не похитят бумагу и ручку прямо из его руки.

Дверная ручка повернулась. Элла отпрянула.

Появился констебль Таунер, он сказал:

– В любом случае, сэр, будьте внимательны, вдруг заметите что-то необычное. Подозрительных личностей, и всё такое.

– Постараюсь, – заверил профессор Оттер. Но Элла уловила в его голосе насмешку.

* * *

– Всё слышала, Элла? – сказал он, подмигнув ей, как только Растяпа Джим ушёл.

– Кое-что.

– Не стоит подслушивать за дверью, знаешь ли. Это ужасно невоспитанно.

– Ужасно невоспитанно не информировать человека о том, что может на него повлиять.

– Я собирался проинформировать тебя – незамедлительно, – и миссис Преббл тоже. Оказывается, некий ловкач забирается в дома и крадёт вещи. Констебль Таунер заходил, чтобы предупредить нас, чтобы мы держали ухо востро, а окна закрытыми.

– Мы правда закроем окна?

– Нет. Слишком жарко. Да и кому захочется воровать это? Или это? – Он взял пожелтевший овечий череп с необычным разрезом на месте носа, потом потрёпанную книгу, у которой тут же отвалилась обложка. – Можешь понаблюдать, Элла. Уверен, ты найдёшь массу подозрительных личностей, но, пожалуйста, не воюй с ними в одиночку!

– Ты шутишь, отец!

– Вовсе нет.

– Мне кажется, это очень увлекательно.

– Буря в стакане, – проворчал профессор. – Майор потерял зажим для денег – без денег, а девушки Финча не досчитались пары безделушек. Кстати, о наблюдении – как продвигается заполнение твоего антропологического дневника?

– Гм…

– Я оставил тебе последний экземпляр «Сибурн Херальд». На тот случай, если захочешь сделать вырезки о местных танцах или соревновании по гребле.

Элле не хотелось вырезать фотографии сельских танцев. Или репортажи о соревнованиях по гребле. Её не интересовали летние традиции Сибурна. Для неё изучение аборигенов ограничивалось изучением новых жителей Клифф-Лодж. И при ближайшем рассмотрении они оказались весьма любопытными образцами.

Больше не было подозрительных встреч в тёмных закоулках, но, когда станционный автобус привёз гору чемоданов, вместе с ними появилась костлявая женщина с вытянутым лицом. Она хмуро огляделась, будто Пустошь вызывала у неё лишь презрение, а затем отправилась отпирать дом. Позже в тот день вернулась элегантная леди в автомобиле. Розовощёкая горничная спрыгнула с переднего сиденья, и ей сразу поручили крошечную собачку на коротких ножках. Вечером Элла заметила, что шофёр уезжает на велосипеде. Тот же велосипед был припаркован за мусорными баками Клифф-Лодж на следующее утро. Она шпионила за элегантной леди, пока та сидела в беседке, увитой розами (одном из любимых мест Эллы), делая заметки серебряным карандашом в записной книжке. Из окна звучала джазовая музыка. Восхитительные запахи долетали с кухни. Она даже заметила, как молодая горничная сидела на перевёрнутом ведре возле огородных грядок и тоже что-то писала в большом красном дневнике. И это было неожиданно, мягко говоря. Элла готова была простить их за то, что они захватили её территорию, раз они были таким богатым материалом для её антропологического дневника.

Сначала она расстроилась, что в доме нет детей – особенно какой-нибудь милой девочки, а лучше двух, примерно её возраста, – чтобы потренироваться заводить друзей до того, как начнутся занятия в школе. Но наверняка они оказались бы безнадёжными, как мальчишка, или надоедливыми, как Пенни и Попси Финч, уже почти взрослые, но хихикающие, как семилетки. Элла не верила в пользу общения с детьми. Она проводила всё своё время в обществе взрослых и ладила с ними намного лучше, чем с ровесниками. Поэтому она довольствовалась тем, что жители Клифф-Лодж были идеальным объектом для исследовательского проекта, для настоящего научного изыскания. И к слову, среди них не было ни одного человека, к которому она могла проникнуться симпатией.

Стоя в коридоре с номером «Сибурн Херальд» в руках, Элла заметила, что отец уже вернулся к работе и закрыл дверь кабинета. Только Бернард, их толстый рыжий кот, грелся на солнышке и глядел на неё, словно спрашивал: «Ну и что дальше?»

9

Неприятности

Журнал Нэнси

Ну и денёк! Я попала в ТАКИЕ НЕПРИЯТНОСТИ. Но виновата я далеко не во ВСЕХ.

В самый страшный момент я была уверена, что меня выгонят и придётся собирать вещи и ехать обратно в Лондон на поезде. Хатя в кошельке у меня осталось всего полшиллинга. Миссис Брайс до сих пор не выплатила мне жалованье. Я точно знала, что она ничегошеньки не заплатит, если выставит меня.

Но она выпила КЛУБНИЧНЫЙ КОКТЕЙЛЬ до дна и расхохоталась, и жуткий момент прошёл. (На Бред-стрит такого никогда не бывает, поверьте мне.)

Получилась какая-то белиберда. Надо рассказать всё по порядку. День был ужасный, но могу сказать, что я точно поумнела. Вот чему я сегодня научилась:

Первое. ТОРГОВЦЫ

Они и посыльные не должны звонить в парадную дверь. А если они всё-таки позвонят, то я должна сказать: «Здесь посылки не принимаем, большое спасибо, войдите с чёрного хода!»

Потом мне нужно пробежать через весь дом – но как-нибудь незаметно – и открыть заднюю дверь тому же торговцу. (Пустая трата времени!) Ну так вот, это был очень вежливый посыльный, он принёс аккуратную коробку с новыми визитными карточками миссис Брайс, а не здоровенный кровавый кусок телятины!

Не пойму, к чему такая суета.

Миссис Брайс заметила это только потому, что как раз в тот момент спускалась по лестнице. И несмотря на весь переполох и хлопоты, она очень довольна своими визитными карточками с новым адресом.

Второе. ПОСЕТИТЕЛИ

Когда кто-то (не торговец и не посыльный) звонит в парадную дверь, я должна спросить его имя и попросить подождать, пока я не узнаю, дома ли миссис Брайс. Если он даст мне визитную карточку, я должна поднести её на подносе.

На что я сказала: «Но ведь я ЗНАЮ, дома вы или нет, мэм. Зачем проверять?»

А миссис Брайс ответила, что дома она или нет, ЗАВИСИТ ОТ НЕЁ. «Это форма вежливости, Нэнси! – сказала она, расдра раздражённо. – Я стараюсь воспитать из тебя хорошую горничную. Слушай меня и никогда не возражай. Такое поведение до добра не доводит!»

(Это первый раз за сегодняшний день, когда я чуть не потеряла работу.)

Похоже, леди может быть ДОМА или не дома по собственному усмотрению, даже если посетитель, который ждёт в прихожей, точно знает, где она.

«Ко мне часто приходят, – продолжала миссис Брайс, – и ты должна знать, как правильно себя вести. Возможно, мне не захочется видеться с кем-то из них, по крайней мере в данный момент. Возможно, у меня разболелась голова, или мне захотелось вздремнуть, или я уже занята кем-то намного более интересным! Поэтому я говорю, а ТЫ вежливо повторяешь, что меня НЕТ ДОМА».

Видимо, это не щитается ВРАНЬЁМ.

Если б в дверь позвонили, а я отдыхала бы на кухне, водрузив ноги на стул, уверена, было бы невежливо кричать «НАС НЕТ ДОМА!»

(А мои бедные ноги нуждаются в отдыхе намного больше, чем изящные ножки миссис Брайс в её розовых шёлковых тапочках.)

Вспомнились слова бабули: «Для богатых одни правила, а для бедных другие».

Даже когда ПОЛИЦЕЙСКИЙ постучал в дверь, миссис Брайс долго думала, хочет она его видеть или нет, и тяжело вздохнула, прежде чем велела мне проводить его. Я ждала на пороге с подносом для визитных карточек (хатя у него не было визитной карточки, только большущая шляпа, которую он крутил в руках) (и лицо у него было красным), так что я вела себя правильно и при этом смогла подслушать весь разговор.

Его звали констебль Таунер, и он зашёл рассказать о грабежах, которые произошли по соседству. Ничего особенно ценного не украли, и никто не пострадал, насколько я поняла, – миссис Брайс не выглядела ВСТРЕВОЖЕННОЙ, – но мы должны запирать двери и окна и не оставлять ценные вещи без присмотра. А ещё остерегаться падазрительных личностей.

«У вас есть отпи описание?» – спросила миссис Брайс, спокойная как удав, но полицейский ответил: «Нет, просто присматривайтесь, кто ведёт себя странно». «И что же нам делать, если мы увидим такого человека?» – спросила миссис Брайс. Мне показалось, она смеётся над ним.

«Умелый человек мог бы арестовать его, – сказал он. (Как будто долго учил эту фразу.) – Но я бы посоветовал дамам по возможности сохранять спокойствие и немедленно позвать на помощь».

Толку от него как от козла молока! Что, если помощь далеко? Любой грабитель успеет сбежать, пока дамы визжат и падают в обморок. Хатя миссис Брайс не похожа на любительницу падать в обморок.

Когда я провожала его до двери, он остановился, чтобы вытереть пот со лба, прежде чем надеть шляпу. Он выглядел слишком молодым для полицейского. Я почти пожалела его. (Почти.)

Но его посещение привело к третьему пункту моего списка. ХУДШЕЕ, что произошло сегодня, научило меня вот чему: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОЙМАТЬ ВОРА, если нет доказательств, что он действительно вор!

(Даже если он ведёт себя очень странно!)

После ланча я отправилась в сад, чтобы выбросить очистки и поискать тихое местечко, где можно 5 минут спокойно почитать мою новую книгу. Однако вместо этого я обнаружила кое-кого ВЕСЬМА ПАДАЗРИТЕЛЬНОГО НА ВИД. В дальнем конце сада, где деревья растут плотно друг к другу, кто-то притаился; он перебегал от одного куста к другому и поглядывал на дом. Я уставилась на него, затаив дыхание. Я глазам своим не верила – неужели он появился здесь сразу после того, как полицейский пришёл предупредить нас? Наверное, шёл по тропинке через поле для гольфа и хотел попасть именно в Клифф-Лодж.

Я решила, что грабитель из него никудышный, он привлекает слишком много внимания и мечется туда-сюда. Да и одет он был не для маскировки. Если бы я кралась по саду, я бы надела зелёный твид (будь он у меня). А на нём был яркий пиджак с малиновыми полосками и кремовые брюки для крикета, а в руках он держал соломенную шляпу, словно белый флаг. И улыбка от уха до уха!

У меня НЕТ НАМЕРИНИЯ нарушать закон – но скажу вам честно, если бы я отправилась на дело, то вела бы себя намного умнее, чем он.

Я вспомнила слова полицейского: сохранять спокойствие и позвать на помощь – но в доме только кухарка и миссис Брайс. А грабитель приближался с каждой минутой. Он уже добрался до розовой арки. Оттуда можно пересечь лужайку и залезть прямо в открытые французские окна, – и кто знает, что он там натворит.

Умелый человек мог бы арестовать его. И умелый человек это сделал. Я нырнула в просвет между зарослями, оказалась прямо рядом с ним и нахлобучила ему на голову ведро с очистками. В ту самую минуту миссис Брайс вышла в сад и с ужасом уставилась на нас. Грабитель крикнул: «Сюрприз!» И это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был сюрприз, потому что мокрые очистки шлёпнулись на его лицо и потекли по пиджаку, и он покачнулся, словно собирался рухнуть.

Миссис Брайс только и смогла сказать: «Дорогой, что же это?» А потом заметила меня, и я сразу поняла, что, несмотря на благие намериния, я ДОПУСТИЛА ЕЩЁ ОДНУ ОШИБКУ!!! ЧУДОВИЩНУЮ!

Миссис Брайс побледнела от ярости и отчитала меня за ПОЛНЕЙШЕЕ ОТСУТСТВИЕ МОЗГОВ (!!!), а её посетитель веселился от души.

(Хатя он был весь грязный и в очистках. Добрый малый.)

Он отправил меня за полотенцем и, когда я вернулась, уже успел приготовить розовый коктейль для себя и миссис Брайс и перевернул всё происшествие так, что она тоже смеялась. «Ну же, Конни, – сказал он. – Во всём нужно видеть юмор!»

Откуда ж мне было знать, что самый падазрительный тип окажется старым другом хозяйки? Миссис Брайс сказала, что он будет часто приходить. Его зовут мистер Гоммершолл, но она называет его Джи-Джи. (Так моя бабуля зовёт лошадей.) (Хатя на лошадь он ни капли не похож. Он довольно симпатичный, если по правде.)

Меня он точно спас. Хатя если бы он не вёл себя так странно, мне бы вообще не пришлось АРЕСТОВЫВАТЬ ЕГО!

Интересно, теперь она станет миссис Гоммершолл?

10

Моя версия преступления

Журнал Нэнси

Я безумно устала после такого насыщенного дня, но мне очень хочется кое-что дописать. Не перестаю размышлять о словах того полицейского.

Моя версия преступления:

Никто не видел незнакомца поблизости – потому что грабитель никакой не незнакомец!

Кто бы ни занимался этим, он хватает небольшие вещи на ходу – словно кусок пирога или конфетку без разру разрешения. (Только вот настоящий грабитель точно знает, что делать с ценными вещами, такими как золото и драгоценности.)

Погода жаркая, и все окна открыты.

Так что много ума не надо.

Даже ребёнку под силу!

Исходя из всего вышеперечисленного есть 2 подозреваемых:

Соседский мальчишка, который ведёт себя очень странно, постоянно подглядывает и шпионит. (Да, сегодня я допустила ошибку, но ДЕЛО НЕ В ЭТОМ.)

А ещё маленькая девочка – на вид очень бедная, взъерошенная и дикая, – которая постоянно бродит возле Клифф-Лодж и удирает, думая, что я её не заметила. А Я ЗАМЕТИЛА!

Точно кто-то из них. Может, они это делают на спор – или из-за денег – или просто потому, что они ОБОРВАНЦЫ.

Это моя версия, но мне нужно раздобыть доказательства. Мне кажется, я больше понимаю в этом, чем наш простачок полицейский.

11

Антропология

– Попалась!

Элла вздрогнула. Она-то думала, у неё идеальное укрытие между тележкой и садовым сараем. Но горничной из Клифф-Лодж удалось подкрасться к ней сзади.

Хорошо хоть, её обнаружила не хмурая кухарка.

Девушка ухватила Эллу за плечо и встряхнула как яблоню.

– Чем это ты тут занимаешься? Всё утро что-то вынюхиваешь. Один полицейский как раз ищет таких, как ты.

Элла вырвалась из её рук, встала и поправила очки. Она глянула на девушку через запачканные стёкла. Её щеки раскраснелись, а рыжие кудри выбились из-под чепчика.

– Растяпа Джим?! – воскликнула Элла дерзко. – Меня он не ищет.

Горничная ухмыльнулась, с сомнением глядя на девочку.

– Ты грязная, как цыганёнок, и всё время ошиваешься у мусорных ящиков. Если ты голодная и ищешь объедки, я могу покормить тебя. Но если ты собираешься воровать…

Элла пришла в ужас от таких обвинений.

– Очень мило с вашей стороны, но я точно не голодаю. И не ворую. Вообще-то я…

Но она не могла признаться, чем занимается. Она не могла сказать: «Вообще-то я наблюдаю за вашим домом, словно вы племя индейцев с реки Амазонки. Я заглянула в окна и обследовала вашу чистенькую кухню и кладовку, где на полках царит идеальный порядок и стоят старые потрёпанные ботинки кухарки возле её кровати. Я видела, как твоя хозяйка приезжает и уезжает в автомобиле, и я следила за тобой, когда ты выгуливала собаку. Я видела, как ты съедаешь половину земляники, когда кухарка отправляет тебя за ней, и знаю, что ты читаешь дешёвые детективы в свободное время. И грызёшь кончик карандаша, когда пишешь!»

Вместо этого она сказала:

– Я живу в соседнем доме… и раньше часто приходила в этот сад. Вот и всё, – прозвучало неубедительно. – Я Элеонора Мэри Оттер. Дочь профессора Оттера. Известного археолога.

– А я махараджа[6] из Тимбукту, – сказала горничная, продолжая ухмыляться.

– Честное слово. Почему ты не веришь мне?

Девушка пожала плечами:

– Потому что твои очки держатся на капле клея. Потому что твой джемпер давно следовало бы зашить, – она показала на грязный, разодранный рукав Эллы. – Потому что вряд ли профессорские дочки выглядят так, словно спали в канаве.

– Вот как? Это лишний раз доказывает, как мало ты знаешь. Профессорские дочки плевать хотели на внешний вид – как и сами профессора!

На мгновение Элла подумала, что не знает больше ни одной профессорской дочки, – но других профессоров она точно встречала, и все они выглядят так, будто ни разу не смотрелись в зеркало. Отец никогда не замечал, как она одета, а миссис Преббл давно оставила все попытки приучить девочку к опрятности. Но говорить, что она грязная цыганка и попрошайка…

– Я провожу исследование, – продолжила она, осмелев. – Изучаю антропологию, то есть наблюдаю за поведением людей. Я ведь не могу это делать, сидя дома или в саду. Там только мой отец, и миссис Преббл, и Бернард, наш кот.

– Значит, антро-попа-логия – искусство совать нос не в своё дело, так?

– Нет. Не совсем. Не то чтобы. – Элла смахнула чёлку с глаз и сунула свисавшую нитку джемпера обратно в рукав. – Исключительно в научных целях. И судя по моим наблюдениям, ты прячешься в саду и читаешь книги вместо того, чтобы чистить ложки-вилки или вытирать пыль.

– Не твоё дело, чем я занимаюсь в свободное время.

Элла поняла, что взяла неверный тон. Она важно откашлялась, как викарий перед началом проповеди, и со всей серьёзностью произнесла:

– Для антропологии это важно. К тому же я рада, что ты любишь читать. Я сама этим увлекаюсь. В нашем доме масса книг. Вряд ли мне удастся перечитать их все, даже если читать каждую минуту, каждый день, целый год!

Девушка перестала улыбаться и глядела на неё удивлённо. Возможно, она перегнула палку. Но не смогла удержаться и добавила:

– А ещё я видела, что ты пишешь в большой красной книге.

– Правда?

– Да. Интересно, о чём ты пишешь.

– Может, я тоже провожу исследование, – ответила девушка. – Может, я изучаю всех пронырливых маленьких девочек, которые шатаются по Пустоши и суют нос куда не следует. Может, об этом я и пишу?