Читать онлайн Записки сумасшедшего менеджера бесплатно

«Соседи приходят, им слышится стук копыт»

……А это всего лишь их стресс так чудит.

Бывают в жизни огорчения

Год выдался для Максима провальным – и провал этот начался с третьего января, как только закончились трёхдневные салаты, купленные в супермаркете в канун Нового Года и уже успевшие изрядно подпортиться, несмотря на то, что хранились в огромном и блестящем холодильнике, приобретённом в кредит. В праздничном угаре новогодних каникул Максим не заметил странноватого кислого привкуса, приняв его за пикантный соус.

Говоря по правде, желудку Максима его гурманские изыски пришлись не по вкусу, и желудок недовольно бурчал, выказывая всё своё недовольство этой новогодней кулинарной лотереей. По ночам, в животе его клокотало, и в периоды внутриутробного затишья, ему снился главный персонаж голливудского фильма «Хищник» – инопланетный монстр с причёской растамана, который, раскрывая свою пасть со жвалами, хрипло, с усмешкой произносил

– Бывают в жизни огорчения!

Раньше, от подобных снов, Максимка даже писался в постели со страху, думая, что «Хищник» пришёл за ним и сейчас оторвёт ему голову, вместе с позвоночником. Но немного позже, когда он рассказал любимой бабуле о своих ночных страхах, то от своей бабушки услышал,

– Персонаж ентот, наркоман какой-то придумал

Максимка видел наркоманов во дворе, и не мог поверить, что знакомые ему утырки, могут что-то придумать, кроме того, как насрать на сидушку детской качели, но бабушке верил, и ссаться под себя перестал.

Несмотря на переедание с отравлением, жрать Максимка не переставал, так уж он был устроен. Статус аккаунта в социальной сети у него гласил: Максим – «Максимум – бери от жизни всё» – этим всё, была сейчас для него новогодняя жратва, и покуда она была, её нужно было жрать. Таков уж был его характер – жрать, хапать, впихивать в себя невпихуемое. Максим работал в команде единомышленников, и словно в духе командного единства, после новогодних праздников офисом овладела странная дизентерия, из-за чего продажный сегмент компании просрал в прямом смысле, дружно сидя в сортирах, все торговые сделки. Возможно, что это был такой своеобразный тимбилдинг – любимое слово сотрудников HR-отдела, бывших раньше кадровичками, а теперь превратившихся в каких-то то-ли хэрэменеджеров, то-ли хеременеджеров при прочтении несведущими соискателями.

Максим любил хороший понт и окружал себя им по возможности, но, по сути, жил средненько, полностью погрязнув в кредитах, грозящих утянуть его на дно. Мечтая вылезти из старых кредитов, чтобы влезть в новые, Максимка грезил о сказочной супер сделке и ради неё, готов был на всё, но на Фауста он явно не тянул в силу нестройности своего мышления, и Мефистофель с выгодным предложением к нему не спешил. Скорее – он издевался над ним, и словно забавляясь, строил свои козни – то на Форекс его заманит, то к цыганам на рынок. Максим даже как-то приобрёл майнинг-ферму в надежде намайнить электронных битков, но что-то пошло не так, и на ферму с затраченной на майнинг электроэнергией, он затратил больше, чем получил со своего майнинга. Дед ему тогда сказал

– Ты лучше б спиннинг купил, чем ерундой всякой страдать.

Дед у него был в прошлом финансистом на крупном предприятии, верил в строгую отчётность с реальными активами и был убеждён, что электронную валюту придумали продавцы видеокарт.

Максим же, работающий в фирме со звучным названием – «Horns & Hooves», был обычным менеджером по продаже товаров канцелярского сектора, по сути, продавцом-коммивояжером и свято верил в чудодейственность книги своего коллеги и тёзки Максима Бехтерева – «50 наколок продавана», которая почти два года честно стояла у него на книжной полке, но удачи, так и не принесла. Возможно, ещё и потому, что он так и не удосужился её прочесть.

Идея супер сделки стала для Макса навязчивой, она преследовала его и день, и ночь, не давая покоя. Можно сказать, что эта идея в нём зудела, превратившись в некую «суперЗуделку». Максим ждал озарения, ждал чуда, а пока время шло, он целыми днями обречённо ходил по организациям, пытаясь впарить свои продукты, да сидел на звонках, названивая по справочнику тем, до кого не смог дойти. Вечерами он стал пропадать в пивнушке, находившийся прямо в его доме, он уже даже выучил всех окрестных завсегдатаев пивнухи, с которыми было можно поздороваться, но беседовать Максиму было с ними не о чем. Даже под пивом. Пиво Максиму идей не прибавляло, но помогало заглушить тот самый зуд от «суперЗуделки», не дающий ему покоя по ночам и мучающую какими-то неясными и мутными видениями, которые он никак не мог разобрать.

В один из таких вечеров, зайдя, после изматывающего трудового дня, в полуподвальную пивнушку, Максим увидел нового, незнакомого посетителя, сидящего в некой задумчивости за тёмным деревянным столом. Перед ним стояли пара кружек тёмного пива и тарелка с сухариками. Посетитель отличался от основной массы, но не одеждой, а общим обликом. Одет он был неброско, даже, казалось бы – несколько небрежно, словно прибыл откуда то издалека и зашёл отдохнуть в бар после изнурительного пути. Общее же впечатление, создаваемое незнакомцем, формировало в нём какие-то черты, одновременно знакомые, но с той же уверенностью – какие-то далёкие. В облике мужчины одновременно угадывались черты Тура Хейердала, Жака Кусто и Гендальфа из кинотрилогии «Властелин Колец», а вот общим стилем, он чем-то напоминал Фёдора Конюхова. Да, именно так… Максим был хоть и жадным человечком с мелкой душонкой, но в детстве любил смотреть передачи о путешествиях и путешественниках. Точнее, их любил смотреть его дедушка, Максимка же сидел с ним на диване за компанию, потому что интернета во времена его детства не было, а в телепередачах о путешествиях показывали другие страны, отличающиеся от серого панельного квартала десятиэтажек, окружавших со всех сторон маленький песочный мир маленького Максимки.

Максим взял за стойкой бокал тёмного пива и тарелку с нарезанными сырами разных сортов.

– Не помешаю? – обратился он к новому посетителю, подойдя к столику. Все другие столики были заняты, да и Максиму показался интересным этот человек, и ему захотелось просто о чём-то с ним поговорить.

Незнакомец жестом пригласил за стол, указав рукой с повернутой к Максу ладонью, на стул напротив.

– Не встречал раньше Вас в этом месте, обычно здесь только местные заходят. Переехали в наш двор? – начал первым Макс.

– Нет, молодой человек. Оказался случайно, я не местный. Приехал в ваш город по делам, гулял по окрестностям, устал. Как раз попалось это заведение. Вот и решил, почему бы не зайти? Кстати, вполне приличное заведение, разве не находите?

Максим промолчал, пожал плечами. Для него это была лишь ближайшая к дому пивнуха, но в целом, да, довольно неплохая и на удивление – спокойная.

– У Вас, молодой человек, судя по крайне озабоченному виду, какие-то неприятности? – поинтересовался незнакомец.

– Да, так, работа и прочее, как у всех. Обычно всё. – Макс не хотел ворошить дневные проблемы.

– Ну, хорошо, извините, не стану бередить – сразу понял его настрой незнакомец

– Сергей Петрович – незнакомец протянул руку.

– Максим – ответил рукопожатием Макс.

– Чем занимаетесь, Максим, если не секрет?

– Менеджер я – устало ответил Макс – продавец по нашему, канцелярские товары всякие продаю, ««Horns & Hooves»» фирма, слышали наверное?

– Да, конечно, встречалось всякое… . А я геопсихолог.

Максим вопросительно поглядел на Сергея Петровича

– Это как? Геологов психованных лечите? – Макс усмехнулся, представив бородатых дядек в вязаных шапочках и свитерах, поющих у костра про «солнышко лесное».

Петрович уловил его усмешку и тоже улыбнулся

– Вы, Максим видимо представили тот анекдотичный образ, успешно внедрённый современными комиками в умы нашего народа. Это стереотип. Я сам в прошлом геолог, довольно интересная работа, раньше ещё и хорошо оплачивалась. Нет, специальных психологов для нас нет. Я уже не езжу в экспедиции, знаете ли, старые профессиональные болячки дают о себе знать в полевых условиях. Просто, за время работы в экспедициях, я подметил очень странную особенность – общий характер населения в той или иной местности, зависит от минералогического состава недр этой местности. Вот сейчас, вышел на отдых и решил посвятить себя подтверждению этой теории, возможно по завершении исследований напишу книгу. Что, дома-то сидеть – Петрович усмехнулся о чём- то своем при этой фразе.

Максиму показался интересным этот новый собеседник

– Надолго в наш город? – спросил он Сергея Петровича

– Да как пойдёт, я же сам себе начальник. Я вижу, Вас, Максим, заинтересовала моя теория. Могу подробнее поведать, если интересно. Как знать, может это поможет снять печать озабоченности с вашего лица. Мы, люди, часто переживаем совсем не по тем причинам, за которые должны волноваться.

Домой Макс не торопился, а Петрович нашёл «свободные уши». Как любой автор странных теорий, он нуждался в оценочных суждениях и возможно, мог почерпнуть что-то новое у этого молодого человека утомлённого рутиной продаж.

– Если Вы путешествовали, хотя бы по европейской части России, то, наверное, обращали внимание, что, несмотря на общность культурных традиций, языка, религиозных верований и исходящих из всего этого традиций в целом, всё же можно подметить различие характеров, менталитета, ситуационных восприятий в каждом регионе в отдельности. Да что там, в регионе, различие это можно подметить даже порой в разных районах одного края или области. В этом случае, уже сложнее объяснить такие различия неким культурным срезом региона. И здесь, как раз находится объяснение, на первый взгляд не совсем понятное и разумное, но при тщательном изучении – не лишённое определённой логики. И объяснение это – в различии геологического строения местности разных районов, в различном составе горных пород, подстилающих эту местность, то есть всего, что находится на поверхности Земли в конкретном районе. Всё находится в абсолютной взаимосвязи с минералами – вода, почва, растения, животные и сами люди. Минералы формируют почву, почва даёт основу произрастания для растений, произрастающие на местности растения формируют среду обитания для разнообразных животных, животные с растениями, камни, почва, вода – формируют среду обитания человека, который формирует социум этой среды, исходя из её особенностей, а социум формирует психологию населения. Вот вкратце как-то так.

Максим открыл было рот, чтобы задать каверзный, по его мнению, вопрос, но Петрович, словно уловив мысль собеседника, опередил его.

– Можно конечно возразить – а как же пустыни Африки и Азии, ледяные поля Арктики и Антарктики? Там как породы влияют на социум? Ведь социума на этих территориях практически нет. Но это не так. Приведённые примеры в силу климатических условий не пригодны для комфортной жизни, и человек, появляющийся по случаю на их просторах – случаен в масштабе эволюции. Но даже в этом случайном примере, он меняется, закаляется характером. Либо погибает. А поскольку устойчивого оседлого социума во льдах и среди песков пустыни не формируется, то это не является опровержением, а подтверждает то, что из каждого правила есть исключения, если это правило порождено природой вещей, а не искусственно сформировано в пылу дебатов древних философов за чаркой вина.

Максим помотал головой, пытаясь уложить мысли скачущие в своём броуновском движении по его черепной коробке, но они лишь сильнее ускорились в своём хаотичном столкновении. Максим прошёл к бару, повторил с пивом и спустя пятнадцать минут после первых глотков, скачущие пинг-понговые шарики мыслей успокоились, вновь прислушиваясь к словам Сергея Петровича, который, казалось, даже не заметил того, что Макс отходил к стойке. Разминая сушёную воблу своими узловатыми и сильными пальцами, он продолжал

– Для примера можно рассмотреть два разных села, находящихся в разных уголках нашей Родины: одно в Краснодарском крае, другое – среди предгорий Урала, где-нибудь на севере Пермского края. И так получается, что живёт южанин, чернозём возделывает, на гармошке играет, да арбузы трескает и семечками закусывает, а северянин вынужден распахивать тяжёлую каменистую почву, постоянно её удобрять и вообще – всячески холить и лелеять. В лучшем случае – вырастит он у себя картошку да репу, а то и этот урожай не задастся, потому что всё лето дожди шли. И арбузы у него в лучшем случае – привозные, а то и вообще нет никаких. Вот и грызёт орешки кедровые, словно бурундук. Оттого зачастую, он несговорчив и угрюм в отличие от южного собрата – балабола. А все потому, что на юге благодаря климату и геологии сформировались благоприятные для земледелия условия, и пышно растёт трава-мурава, на гористом Урале же – с незапамятных времён камни, да ёлки с палками. Да и миграционный аспект нельзя сбрасывать со счетов. Ведь, кто обычно едет в менее благоприятные регионы – это авантюристы, смутьяны, просто трудолюбивые искатели счастья, недовольные по тем или иным причинам своей жизнью в плодородных краях, люди, не боящиеся трудностей – суровые одним словом, люди. Либо же оставшиеся и ассимилировавшие в этом суровом обществе ссыльные, каторжные разных политических периодов, которые и оказались там как раз благодаря геологии мест – ради добычи ископаемых. Так – что, Макс как ты сейчас кружку в поисках контраргументов не крути, а уже даже эти примеры, дают чёткое логическое обоснование моей теории.

Петрович закончил говорить и одновременно осушил свою кружку до дна. Логика его теории, хоть немного и была сумбурна, возможно, из-за влияния алкоголя, но всё же имела право на существование. Максим не заметил, как захмелел, пора было и честь знать, как говаривал порой его дед. Петрович же, был бодр и весел, видимо сказывались экспедиционная закалка и его характер. Максим поймал себя на мысли, что от этого старика, с сединой в бороде и с искрой в глазах, можно было заряжать аккумулятор.

– Интересно, но, я пожалуй пойду. Спасибо Вам. Максим протянул длань на прощание.

– Случай представится, свидимся – несколько странно ответил Петрович, крепко пожав невнятную и рыхлую менеджерскую ладошку Максима – наверное, и я скоро оставлю это богоугодное заведение – саркастически подытожил он, окинув выразительным взглядом внутреннее убранство бара с поредевшей публикой. Практически все мужички, ещё буквально час назад распалявшиеся в своих разговорах словно вожди мировой революции, смирно разбрелись по домам к своим строгим и держащим их в ежовых рукавицах жёнам, спрятав глубоко в карманы свои невидимые шашки с саблями, которыми они так славно и не так давно махали, хвастаясь домашними победами над бабьей тиранией.

Нас утро встречает прохладой

Проснулся Максим в состоянии полного смятения, голова его гудела, глаза еле разлипались, а волосы, взбитые за ночь ёрзанием головы по подушке, торчали в стороны, словно стоп-кадр взорвавшейся тарелки с макаронами, в которые озорной ребёнок шутки ради зарыл подожжённую петарду. Такое ощущение, что голова Максима, встревоженная ночными картинами снов, которые он не помнил, отчаянно стремилась пойти погулять самостоятельно, без отягощения телом, но шея, схватившая её цепкими клещами позвоночника и шейных мышц, не отпускала буйную голову, словно крепкая привязь, держащая бьющегося в стойле жеребца.

Максим повращал головой, размяв затёкшую, уставшую за ночь шею. Голова отозвалась набатом старого подвешенного рельса, по которому кто-то со всей дури лупил куском стальной арматуры и чтобы хоть как-то успокоить резонанс вчерашнего барного вечера, Максим окунулся под холодные струи живительного водопада, бьющего из большой круглой сетки душа в ванной. Сознание постепенно возвращалось в прежнее русло, Макс вспомнил вчерашний вечер и Петровича, похожего на Хейердала, с его спорной, но стройной теорией.

– Вот же мозг мне запарил. Хейрдал хренов – пробубнил себе под нос Максим.

Осушив залпом литровую бутылку воды, Макс стал собираться на прогулку. Неподалёку от его дома был парк, на дворе была суббота, торопиться было некуда, и Максим решил пройтись по дорожкам, посидеть на скамейке у пруда и подумать о том, что б ему продать такого, чтобы уделать всех своих коллег одной сделкой. Та самая навязчивая «суперЗуделка», не дававшая покоя, снова впивалась в сознание сотрудника отдела продаж, кромсая своими острыми крючковатыми зубками, его не полностью ещё отошедший от вчерашних возлияний мозг.

Утренний парк был заполнен солнечными лучами, они проникали повсюду – путались, расщепляясь среди молодой листвы, искрились, отражаясь от водяной глади пруда, бросая блики на толкающиеся у пирса лодочной станции борта фанерных лодок. Из-за раннего утра народу в парке было немного – единичные бегуны от инфаркта к инсульту, бегающие по асфальтовым дорожкам и зарабатывающие себе износ коленных суставов, вялотекущие по аллеям бабушки с лыжными палками в негнущихся руках, утренние мамы с колясками что-то там кричащих детей. Освежающий утренний ветерок создавал такую нужную сейчас гудящей голове Максима, лёгкую прохладу.

Ещё издалека Максим заметил, что его любимая скамейка на выдающемся в пруд полуостровке берега кем-то занята.

– Что-ж – не беда, не помеха – пронеслось в его мыслях – места хватит.

Подойдя чуть ближе, Максим узнал в мужичке на скамейке вчерашнего знакомца. Петрович сидел, с наслаждением потягивая из дымящейся чашки какой-то напиток, и смотря вдаль, изучал просторы большого паркового пруда и заросли небольшого островка, находящегося посреди него. Рядом на скамейке стоял литровый термос.

– Неожиданная встреча, утро доброе – подойдя к Петровичу, поздоровался Максим – не возражаете? – Максим указал на свободное место на лавке.

– Конечно, присаживайтесь, места хватит – Петрович словно повторил мысль Максима – тем-более, что насколько я могу понять, это ваше любимое место в этом парке. Любите здесь подумать о вечном? – Петрович хитро прищурился, словно Владимир Ильич в кинокартине о Великом Октябре.

– Как Вы догадались? – Максима снова начал интриговать его вчерашний собеседник – он явно был не так прост, как хотел казаться, но и в булгаковскую мистику Макс не хотел верить.

Петрович добродушно улыбнулся

– Да не хмурьтесь Вы так, просто я в силу своей прежней работы, много общался с разными людьми, а в экспедициях, глубоко в тайге, начинаешь по встречному взгляду, мысли товарищей понимать. Да и масло давно уже все носят в пластиковых небьющихся бутылках, комсомолок нет давно, а трамваев в вашем городе я не видел.

Макс насупился.

– Троллите?

– Да! – Петрович продолжал излучать позитив всем своим видом – У Вас друг мой, очень серьёзный вид, суббота же, забудьте о работе, отдыхайте. Как здоровьице с утра? Голова не болит?

– Отпускает потихоньку, вот, вышел освежиться, подышать свежим воздухом. Похмеляться нет привычки.

– И правильно! – Петрович даже по-ленински взмахнул рукой – уж поверьте, это путь в никуда. Чайку хотите? Хороший настой, на травках. Угощайтесь, как рукой всё снимет и тревогу прогонит. Меня на Алтае один монах научил. – Петрович достал из рюкзачка стопку пластиковых стаканчиков и протянул Максу – берите стаканчики, по случаю с собой оказались.

Максим выщелкнул два стаканчика вставленные один в другой и протянул Петровичу, тот медленно, вальяжно и с расстановкой наполнил стакан приятно пахнущим напитком, от которого исходили узнаваемые мятно-медовые нотки, и чувствовался ещё какой-то не совсем различимый, но приятный букет. Максим отхлебнул отвар, рецепторы бодро отреагировали на какие-то неизвестные ему травы, даря одновременно секундную бодрость и затем разливающееся по всем частям тела спокойствие.

– Прикольно – Максим смаковал остатки напитка, прикрыв глаза на нагретой утренним солнцем скамье – что там такое заварили?

– Да всего помаленьку, возможно потом расскажу при случае – Петрович протянул термос – добавки?

– Пожалуй, да, половинку плесните

Максим, развалился на спинке скамейки, раскинувшись во всю ширину своих рук. Его медленно накрывала нега. Похмельное трещание головы куда-то исчезло, было просто хорошо. Петрович что-то снова втирал о породах глины, которую он нашёл на берегах пруда, но Максим, слушавший его вполуха, находился где-то не здесь. Легкий плеск волн о песчаный берег пруда, шелест листвы деревьев, колышимой лёгким утренним ветерком напомнили ему морской прибой, а пригревающее солнце увеличивало эффект присутствия на далёком пляже.

В полудрёме видений Макса до него доносился, казалось, мерный голос Сенкевича, повествующий о далёком шумящем море.

– …И даже этот водоём несёт в себе отпечаток древних времён, тех, когда огромный утюг ледника прошёлся по нашей планете, перенеся на тысячи километров мегатонны минеральных пород, раскатав и раздробив огромные холмы, срезанные им словно рубанком. Здесь он и остановился, перед неподвластной ему каменной грядой, да так и растаял от безысходности времён, оставив после себя пласты песка, перемешанные с камнями разной величины.

Воображение Макса вдруг нарисовало огромный ледяной панцирь, со скрипом движущийся по планете, скрип этот был каким-то странным, не похожим ни на скрип железа по камням, ни на скрип пенопласта по стеклу, скорее он походил на скрип несмазанного колеса старой телеги с расшатанными втулками колёс. В следующее мгновение перед его взором, на фоне нависающего километровой стеной ледника, возникла исполинская карусель, представлявшая собой огромный столб с канатными петлями, прикреплёнными к некоему подобию колеса закреплённого на вершине столба. Вокруг столба, продев одну ногу в петли канатов, в исступлении бегали маленькие человечки, изредка отрываясь от земли и взмывая высоко в воздух. Рядом с каруселью виднелся фанерный щит, с надписью «Карусель продаж, раскрути и пролети». Около щита прыгала на одном месте бойкая женщина в синем хэбэшном халате, и звонко хлопая в ладоши, кричала

– Крутим, крутим карусель! Крутим, крутим, карусель! Кто отстал – тот проиграл!

На груди женщины был приколот бейджик со странной надписью «активатор мотиваций». Макс условно её прозвал «карусельщица»

В карусельщице он узнал Ираиду Анжеловну, начальницу филиального отдела продаж. Ираида Анжеловна была женщиной со странной и сумбурной судьбой, о чём красноречиво говорило её отчество, а точнее – матчество.

Мать Ираиды Анжеловны – Анжела Поликарповна, была пламенной комсомолкой и страстной поклонницей Клары Цеткин, неистово боровшейся за права женщин среди окружавших её мужчин. Поскольку в то время понятие «феминизм» неискушённому советскому мужику было не знакомо, то в среде трудовой интеллигенции «шестидесятников» Анжела считалась женщиной несколько странноватой, а среди трудового пролетариата просто «ушибленой» в жёсткой и нецензурной трактовке этого слова. Тем не менее, она умудрилась родить дочь, записав в её отчество своё имя, дабы обозначить свою лютую независимость от мужской части общества, что вместе с воспитанием не преминулось сказаться на дальнейшей судьбе маленькой Иры. Ира выросла в ту самую Ираиду – одержимую истеричку с вечно пламенно-горящим взором, с энергией белки в колесе, бросающейся в любое новое дело, затаскивающей в водоворот своей одержимости окружающих, и с такой же одержимостью бросающей это новое дело. Вследствие вышесказанного, коэффициент полезного действия Ираиды Анжеловны в любом начатом ей серьёзном деле был равен нулю или показателям с отрицательной степенью эффективности. Из Ираиды возможно бы вышла хорошая пионервожатая и массовик-затейник, но на беду коллег, судьба её занесла в сферу продаж.

Ираида подбежала к бегающим человечкам и начала их подгонять, чтобы они бегали активнее и активнее, бегая вокруг карусели, она продолжала кричать

– Крутим, крутим карусель! Крутим, крутим, карусель!

Видимо, у одного из бегающих человечков от этой круговерти вконец закружилась голова и он, споткнувшись, потерял равновесие и, описывая длинную дугу, полетел по инерции прямо в центр вращения, с глухим стуком впечатавшись своей башкой в разукрашенный карусельный столб.

– Выбыл – констатировал Макс, глядя на валяющееся под столбом подрагивающее и скрюченное тело.

Панцирь ледника тем временем приблизился на опасное расстояние к карусели, грозясь размочалить ничего не замечающих менеджеров, крутящихся в своём иступлённом безумии.

Ираида, увидев нависшую над ними угрозу, кинулась к своему постовому прикарусельному столбу со щитом и несколько раз подряд нажала прикреплённую на нём кнопку сигнального звонка. От разнесшейся резкой и звонкой трели Максим непроизвольно вздрогнул и … проснулся. Он по-прежнему сидел на парковой скамейке и рядом что-то увлечённо рассказывал Петрович. Действительно, манера его разговора и тон подачи информации напоминали интонацию Сенкевича, ведущего когда-то давно, во времена детства Максима, телепередачу «Клуб Кинопутешественников», он что-то вещал про ледники прошлого и пески настоящего.

Телефон Макса трещал, заливаясь трелями. Максим посмотрел на экран, звонила Ираида Анжеловна. Макс нажал кнопку приёма, в телефоне что то громко тараторило.

– Курсы, какие курсы? Суббота же – непонимающе буркнул в трубку Макс – а…вспомнил, хорошо, скоро буду.

– Забыл совсем – пояснил вопросительно глядящему на него Петровичу Макс – верёвочные курсы у нас сегодня с коллегами. Надо идти.

– Это что-то из туризма? Кружок скалолазания? – спросил Сергей.

– Да не, корпоративное мероприятие, единение, тимбилдинг, все дела. Конкурсы, эстафеты, прыжки со стола – пояснил ему Макс – всем быть обязательно, фирма платит.

– Ааа, «Весёлые старты»! – понимающе протянул Петрович – Полезное дело, ну давай, пока, не подкачай там, удачи!

– Пойду я. Счастливо оставаться – Макс пошагал в сторону стадиона, находящегося неподалёку, где уже вяло бродили его коллеги, собравшиеся на очередной тимбилдинг, который, по мнению руководства, должен был помирить «мудаков с не мудаками».

– Ты это, алкоголя не пей только там, не надо – напутствовал вслед Петрович.

Максим лишь махнул рукой, не оборачиваясь.

«Узелок завяжется, узелок развяжется»

Войдя на стадион, Максим увидел, что менеджеры его фирмы, все, как один, выстраиваются «по линейке», под чутким руководством какой-то полнотелой аниматорши (позже, он узнал, что эта тетенька – коучер-креатор, а на «аниматоршу» она сильно обижается). Аниматорше помогала Ираида Анжеловна, как обычно, громко и визгливо вращающаяся не по делу вокруг всего коллектива. На шее её был повязан ярко-алый длинный шёлковый шарф с корпоративной символикой, который она надевала на каждое мероприятие, проводившееся в их фирме. Шарф развевался от стремительных движений Ираиды, словно государственный флаг над Кремлёвским дворцом в ветреный день. В отличие от тщедушной иссиня-бледной Анжеловны, аниматорша была дородной бабой, способной не только коня ударом на скаку одним кулаком вырубить, но и угоревшего пожарного из горящей избы на себе вынести. Громко командуя менеджерским сбродом субботнего утра, она напоминала одновременно – матрону, командующую батальоном, терминатора в роли Арнольда Шварцнегера и трансформера Мегатрона. Максим сразу же прозвал её – «Аниматронша».

Тем временем, Аниматронше удалось расставить менеджеров, заплетающихся в своих собственных ногах и, зычно рявкнув, успокоить разбушевавшуюся, и только мешавшую ей Анжеловну, которая так же, как и все, заняла место в общем построении.

– Сегодня, вы собрались здесь, чтобы познать единение и проникнуться общим духом одной команды! – шаблонно прогремела своим командным голосом Аниматронша – и каждый уйдёт отсюда с изменённым сознанием, а иначе не получится! Под руководством наших коучеров, вы раскроете свои скрытые таланты и ещё вспомните этот субботний день! – голос Аниматронши грохотал, отражаясь от трибун стадиона, словно голос маршала, принимающего парад на Красной площади.

– Я сейчас с её криков со страху обоссусь – пробубнил стоявший рядом с Максом Васёк – новенький айтишник, пришедший недавно и ещё не успевший познать коллективный дзен.

– Ничего, терпи, потом конкурсы начнутся, ты ещё и обосраться сможешь – не преминул напутственно и очень серьёзно ответить ему Макс.

Васёк замолчал, видимо задумавшись о будущем.

Аниматронша, разделив пришедших на стадион сотрудников компании на четыре команды, провозгласила начало «верёвочного курса». Правда, никаких верёвок участники курса пока у организаторов не замечали.

Время шло нудно, но вместе с тем быстро – чередой. Шаблонные задания, почерпнутые то ли из книжки свадебного тамады, то ли из сборника «Спортивные занятия в пионерском лагере», следовали одно за другим. Менеджеры обнимаясь, скакали на одной ноге, бродили с завязанными глазами по расчерченным мелом лабиринтам, и прочее-прочее-прочее, что, по мнению создателей этой впариваемой различным организациям системы, должно было, если не объединить, так хоть утихомирить порой тихо бунтующий в курилках офисный персонал.

Завершалось, всё так же стандартно – испытанием на доверие. Испытание на доверие заключалось в том, чтобы залезши на стол, повернуться к коллегам стоящим внизу, у стола, спиной и упасть в их подставленные руки. Проходили его уже с десяток раз и эксцессов никто не ожидал. Через ловящие руки в этот раз прошло уже порядка двадцати сотрудников, на стол взгромоздился Виталий – здоровый детина, под два метра ростом с метровым разворотом плеч, коллеги напрягли свои хилые предплечья, готовясь поймать падающее стодвадцатикилограммовое тело.

– Я доверяю вам! – весело прокричал Виталий и оттолкнувшись от края стола полетел вниз, в это время в тридцати метрах от точки действия, где веселилась какая-то свадебная компания, шарахнул оглушительный взрыв, в небо одна за другой стартанули ракеты из пиротехнической батареи, все как по команде отвлеклись буквально на долю секунды, но этой доли секунды хватило, чтобы Виталий, пролетев с метровой высоты, шмякнулся спиной на траву газона, лишь тихонько охнув при приземлении. Все замерли.

– Живой?

Виталий прокряхтел, и поднялся.

– Ну, молодцы, можно понадеяться, хоть в разведку с вами иди – Виталя ещё умудрялся шутить, растирая ушибленное плечо. Вопреки ожиданиям, он даже не матерился. Аниматронша сбавила орущие командные нотки в голосе и суетилась вокруг пострадавшего, причитая, словно бабушка над внуком. На счастье организаторов, Виталя был крепкий мужик, прошедший и ту самую разведку в армии и школу САМБО с детских лет, а потому, сразу рефлекторно сгруппировался, не понадеявшись на своих собратьев по тусовкам у кофе-машины. Тут же, откуда-то из окружившей толпы вынырнула рука с фляжкой коньяка, протянув его Витале, для снятия стресса.

Дальше всё же решили прекратить прыжки со стола и более сегодня не испытывать судьбу. Пока «высокое жюри» из команды организаторов подсчитывало баллы команд, полученные за выполнение заданий, коллектив конторы разбрёлся по стадиону. Максим, бесцельно бродя по территории стадиона, наткнулся в его уголке на детскую площадку с развивающими тренажёрами, где, оседлав детскую карусель, лениво вращался Васёк с двумя девчонками из бухгалтерии, Максим подошёл к ним и крутанув побыстрее карусель, запрыгнул на её площадку.

– Как вам сегодня? – для проформы спросил он

– Да что-то на детсад похоже, если честно – отозвалась Марина, одна из девушек.

Вдалеке показалась стремительно шагающая Ираида в своём развевающемся алом шарфе.

– А вы чего здесь в сторонке уединились от коллектива? – задорно, с нотками нудятины спросила она ребят.

– Да вот, решили обсудить карусель продаж на примере – вспомнив свои видения, с иронией ответил за всех Максим – Ираида Анжеловна, подскажите, как же нам раскрутить карусель продаж?

Ираида уже подошла к по прежнему вращающейся карусели, и зачем-то ходила рядом с ней параллельно вращению, держась за поручень. Шарф её предательски опасно трепыхал у поручня, словно желая обвить его. Васёк, сидящий рядом, ловким движением руки, которое заметил только Макс, обвил его вокруг поручня, захлестнув петлей в затяг. Ираида не заметила предательского движения и продолжала своё исступленно-активное безумие.

– Да вот так же, всё просто. Кто ничего не делает, тот ничего не раскрутит, всё надо брать в свои руки – с этими словами она стала исступлённо ускоряться и бежать , раскручивая карусель выше комфортных оборотов.

– Меня сейчас от неё стошнит – тихо прошептала Марина.

– Надо крутиться на рынке, надо крутиться на рынке, под сидячего менеджера продажи не текут – тараторила, ускоряя свой бег, какую-то ересь Ираида, совершенно не замечая окружающих реалий, а конкретно – замотавшегося шарфа и мокрой травы под ногами.

Вдруг она поскользнулась и упала, выпустив из рук поручень, а предательски затянувшийся на поручне шарф, потянул её следом за выпущенной из рук и раскрученной карусели, одновременно затягиваясь на шее Ираиды. Ираида Анжеловна захрипела, суча ручонками и стараясь ухватиться за траву, пыталась остановиться. Дав возможность раскрученной ею самой «карусели продаж» сделать полный оборот и сбавить скорость путём торможения якорем из Ираиды, Максим спрыгнул с карусели и остановил вращение тяжёлой конструкции, пробороздив ботинками пару метров по окружности.

Коллеги, освободили безумную активистку от затянушегося шарфа, для порядка посочувствовав неудачнице дня, и пошли к месту сбора команды. Грязная и всклокоченная Анжеловна предпочла по тихой удалиться восвояси, не привлекая внимания коллектива.

– Где наш «активатор продаж» – спросил Виталий – Она вроде к вам ушла.

– Да ей что-то душно стало, решила уйти – ответил Васёк.

– Душному – душное – философски заметил Виталий. Больше никто не заметил её отсутствия, и дилемма лишних вопросов и неудобных ответов решилась сама собой.

Результаты конкурсных заданий, конечно же, особо никого не интересовали, всем хотелось уже поскорее завершить официальную часть этого «балета» и перейти к неофициозу, в стороне от ненужных и посторонних «коучеров» во главе с Аниматроншей. Поэтому после окончания тимбилдинга, часть сотрудников фирмы, в их числе и Максим, направились в караоке-бар неподалёку, где и провели остаток времени, оторвавшись на славу, кому и насколько хватило сил.

Наш паровоз в тупик летит

С Максимом творились какие-то странные вещи – он будто наблюдал за самим собой со стороны, словно актёр фильма, просматривающий отснятый материал со своим участием. Вот он, под проливным дождём, в будёновке и шинели, в яростном ожесточении бьёт молотком по костылям шпал, загоняя их в твёрдую древесину, один за другим, непонятно зачем. Рельс, которые логично было бы крепить этими костылями к шпалам и которые были бы здесь очень уместны, не было. Нет, он просто бил костыли в дерево, словно маленький мальчик, которому отец дал банку гвоздей, молоток и толстую доску. Вокруг него, точно так же изображали кипучую деятельность, его коллеги по офису: кто-то молотил кувалдой по мокрому пню, пытаясь вогнать его в песчаную насыпь, кто-то пытался распилить беззубой ножовкой узловатый сосновый кряж, кто-то с сосредоточенным видом переливал воду из одного ведра в другое, затем обратно. Двое человек выдёргивали с помощью большого гвоздодёра забитые Максимом костыли и давали ему, чтобы он снова их забил. Все коллеги были одеты, кто во что горазд, словно участники гражданской войны. Повсюду мелькали фуражки, бескозырки, бушлаты, гимнастёрки, сапоги, ботинки с обмотками – полная коллекция лета моды 1918 года. Где-то далеко впереди, очевидно в поисках потерянных рельс, натужно и басовито свистел паровоз, словно прося помощи. Вдруг, от паровоза отделилась какая-то маленькая частичка и стала быстро приближаться к работникам, увеличиваясь в размерах. Максим вгляделся – к ним бежал какой-то человек. Немного погодя, он узнал в бегущем Замполита – так между собой сотрудники звали заместителя директора их регионального отделения. Замполит этот, не шарил в тонкостях дел, которые ему поручали, но успешно мог втирать очки руководству, ловко перепоручая другим сотрудникам, задачи, порученные непосредственно ему, при случае сваливая на них вину за неудачи в наспех порученных делах, а в случае успеха – так же ловко и беззастенчиво объясняя всё своим умелым руководством. В коллективе за эти качества его любили особой любовью. Развевающиеся на бегу полы суконной шинели Замполита, смахивали на крылья, галифе синего цвета с красными лампасами, были заправлены в начищенные хромовые сапоги, натянутая до ушей фуражка со звездой съехала набекрень. Судя по представившейся взору коллег с кувалдами картине – Замполиту на старте было дано сильно мотивирующее ускорение.

– Коллеги, нам необходимо ускориться – переведя дыхание, шаблонно начал Замполит – паровоз нас ждёт, а Родина на нас надеется. Время бежит, и мы не можем его догнать без нашего «красного» агитационного паровоза. Руководством горкома партии нам поставлена задача – догнать и обогнать вражеский белый биплан.

– Так рельс нет же – заметил Максим – как паровоз поедет?

– Партия решила положить вместо рельс двутавровые балки, форма та же, а содержание не важно! – кричал, словно в каком-то нелепом мухоморном дурмане Замполит – не важно то, что мы делаем, главное – мы что-то делаем и не допускаем простоя.

– Пожрать бы для рывка! – заметил толстый Никита из отдела технического сопровождения.

– Вперёд, тогда вперёд! Вперёд к паровозу, там стынет знатный обед приготовленный комсомолками!

Замполит выхватил из рук Максима кувалду и вручил её Никите, а ножовку, отнятую им у Никиты, вручил Максиму.

– Не стойте без дела! Нет шпал, нет обеда! Так весь мир работает! – Замполит зачем то сорвал со своей головы фуражку и, зажав в кулаке, потряс ею в распростёртой вверх руке. Может это был душевный порыв эмоций, а может просто – вытряхал вшей, которых мог подхватить в вагоне-теплушке. Произнеся прощальный спич, он, топоча сапогами по насыпи, побежал обратно.

Максим с Никитой молча проводили Замполита взглядами, обменялись инструментами, вернув каждому свой, привычный. Раздражённая его сумбурным вмешательством, бригада снова принялась за свою работу. Удивительно, но несмотря на то, что работники не двигались с места, оставаясь там же, где были, с каждым ударом кувалды по костылю и с каждым перелитым из полного в пустое ведром воды, расстояние между бригадой и паровозом сокращалось. Максим каким-то подсознанием ощущал всю абсурдность и нелепость происходящего, но сути дела уловить пока не мог.

Тем временем, постепенно сдвигающаяся под ударами кувалды планета, провернулась под ногами добровольных путейцев, и Максим уткнулся в щиток паровоза. Паровоз был окутан клубами избытков пара, вырывавшегося из клапанов. Сзади к нему были прицеплены тендер с углём и платформа с двутаврами. Посредине этого маленького состава виднелся штабной мягкий вагон синего цвета, что говорило о его первоклассности, следом за ним был прицеплен вагон-теплушка, в котором размещалась ударная сила революции – пролетариат, занятый на обслуге штабного вагона и в агитбригаде. Замыкала состав железнодорожная платформа, обшитая высокими бортами, с настоящим артиллерийским орудием на корме, торчащем из импровизированной башенки. На серых бортах платформы алела надпись краской – « Аврора степей». Замполит, взгромоздившийся на воздвигнутую на платформе мачту, вешал на неё красный флаг, на котором была нарисована улыбающаяся голова Чапаева и две скрещённые шашки под ней. На насыпи у платформы стояла женщина в кожаной куртке, и давала советы Замполиту. В женщине Максим узнал Ираиду Анжеловну. Голова Ираиды была покрыта красной косынкой, на боку, висела деревянная пистолетная кобура с торчащей из неё рукояткой «маузера».

– Эй, лентяи, где обещанный обед? – крикнул толстый Никита, трудовой народ жрать желает!

– Повежливей можно?! – обиделась Ираида, тем не менее, поспешившая к вагону-теплушке – сейчас вынесут, потерпите – Анжеловна скрылась внутри вагона.

Спустя десять минут из дверей тамбура показалась незнакомая повариха в засаленном халате, покрытом въевшимися в ткань и побуревшими от времени пятнами жира, в мощных, с вздувшимися венами руках поварихи, были два армейских ведёрных термоса. Следом вынырнула Ираида с полиэтиленовыми пакетами, в которых были нарезанный ломтями хлеб и одноразовая пластиковая посуда: тарелки и ложки.

В термосах были пшеничная каша с жидкими вкраплениями тушёнки и чай, не сильно насыщенного янтарного оттенка.

– Это что? Это обед ? Что это за кидалово? – с обидой и недоумением протянул толстый Никита.

– Обед, обед, а что ты хотел? Война же идёт, война гражданская, посмотри вокруг, на тебе форма красноармейца, а ты её позоришь такими глупыми вопросами, словно недорезанный буржуй – затараторила торопливо Ираида – бери и ешь, а то чекисты тебя с собой заберут.

Она кивнула головой вбок и скосила взгляд, показывая куда-то в сторону, где сидя на бревне два чекиста резались в карты. Это были двухметровые детины, с лицами суровых исполнителей, на которых напрочь отсутствовала печать интеллекта. Их маленькие глазки недобро сверкающие из-под выступающих надбровных дуг, не сулили ничего хорошего тем, кто попал в их поле зрения. Огромные дубовые спины чекистов, утянутые портупейными ремнями, казалось, были напрочь лишены возможности сгибаться, отчего, попеременно кидая карты на бревно, своими движениями стражи идеалов партии напоминали механический деревянный сувенир, где мужик с медведем, сидящие на подвижном брусочке, попеременно долбят по нему топориками.

Мгновенно оценив ситуацию, Никита понял, что к чекистам он не хочет и, пробудив в себе пролетарский аппетит, громко чавкая и швыркая, обжигаясь, начал торопливо поглощать ложкой революционное варево.

В это время, привлекая внимание собравшихся возле поезда, играя на большой духовой трубе, на платформу-сцену вышел мужик с крючковатым носом, сросшимися бровями и огромной нечёсаной бородой, чем то напоминавший Карабаса- Барабаса и произнеся сакральное

– По гнезду контрреволюции, ударным слогом советских агитбригад, аагонь! – выстрелил из кормового орудия, осыпав собравшихся вылетевшими из ствола древесными опилками, крашенными фуксином.

Вдарил туш и под его звуки на импровизированную сцену спотыкаясь, торопливо поднялись Замполит и Анжеловна. Замполит громко прокашлялся в кулак и туш стих.

Анжеловна встала по стойке смирно и отрапортовала в сторону жующих кашу рабочих.

– Сегодня мы начинаем новый путь! Этот новый путь приведёт нас к дороге в светлое будущее, откуда откроются перспективы заманчивых свершений! Но, как вы уже заметили, я не умею говорить складных великих речей       и поэтому передаю слово Моисею Карловичу, нашему комиссару по политической пропаганде!

Максим с удивлением обнаружил, что за три года работы в фирме, он первый раз услышал, как на самом деле звали Замполита.

– Вот, что я вам скажу, дорогие мои бойцы трудового фронта! – начал Замполит – Сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать. И поэтому, мы, должны двигаться вперёд, чтобы не только не отстать от загнивающего капитализма, но и обогнать его в этом отставании! Сменим замшелые кандалы капитализма на блестящие цепи пролетариата! Вперёд, на пути к славе! Укладываем двутавры на шпалы!

Ираида, оскалившись в натянутой улыбке, истерично захлопала в ладоши, но её никто не поддержал. Чтобы сгладить неловкую тишину, бородатый мужик, отставивший свою трубу в сторону и стоявший с патефоном в руках, ловко накинул иглу на пластинку, и окрестности огласило протяжное «Наш паровоз вперёд летит, кому не остановка, иного нет у нас пути – в руках у нас винтовка»

Максим не раз слышал эту песню и раньше, но никак не мог понять смысл фразы «Кому не остановка», вероятно по этой логике остановка кому то всё-таки была, но только тому, у кого винтовка в руках. Вероятно, это был паровоз со смертниками, начинённый взрывчаткой и напрочь лишённый тормозов, как и его пассажиры с винтовками.

Отдохнувшие и набравшиеся сил после незамысловатого обеда, соратники Максима принялись сгружать двенадцатиметровые двутавры с платформы, не столько воодушевлённые бредовыми лозунгами Замполита, сколько подгоняемые желанием поскорее вырваться из этого асинхронного и нелогичного во временных интервалах исторических эпох, сумбура.

Вскоре, вся платформа была очищена от металла, а по уложенным с утра шпалам в закат уходили серые параллельные нитки двутавров, издалека и неискушённым глазом смахивающие на рельсы.

Ираида схватила красный флаг на двухметровом древке в свои руки и размахивая из-стороны в сторону его полотнищем, бросилась по шпалам вперёд паровоза. Замполит, взгромоздившийся на паровоз, простёр руку вперёд и скомандовал

– Поехали!

Паровоз издал пару гудков и начал сучить колёсами по рельсам, колёса крутились на месте, клубы пара окутывали тело паровоза, но паровоз не двигался с места.

– Давайте толкать! – так же сверху паровоза крикнул Замполит. Все, кто был рядом, навалились на паровоз, толкая его вперёд. Паровоз не двигался с места, по-прежнему полируя рельсы под собой, стоя на одном месте. Впереди, среди параллельных ниток нетронутых колёсами двутавров, показалась возвращавшаяся Анжеловна, ранее успевшая в своём безумном стремлении уже скрыться за линией горизонта. Она по прежнему махала флагом, волосы её торчали разномастными прядями, выбившись из- под скособоченной красной косынки.

– Чего отстали, чего стоите, чего на месте топчитесь? – тараторила Ираида бегая и размахивая флагом вокруг пыхтящего паровоза и таких же пыхтящих и уже взмокших людей, пытающихся столкнуть паровоз.

С паровоза в рупор орал Замполит

– Поднатужимся! Взяли! Напряглись! Толкнули! Разом!

Озлобленные и уставшие работники елозили ногами по щебню железнодорожной насыпи, ругали Замполита и Ираиду, доставалось и паровозу. Ираида нарезала круги с флагом вокруг паровоза и несла своё

– Не время отставать! Прогресс не дремлет! Конкуренты не спят! Под лежачий камень вода не течёт! И какую-то прочую невнятную чушь из написанных ушлыми дельцами брошюрок по управлению организациями, которые она собирала, читала, но понять их бесперспективность не могла в силу отсутствия у неё критического мышления.

– Слушайте, может у паровоза что-то заклинило? – подал голос взмокший Виталий – ну не может быть такого. Толкаем-толкаем и без толку.

Ираида подбежала к Виталию и тыча в него древком флага прокричала в истерике

– Ты что, сволочь буржуйская, самый умный тут!? Отдохнуть решил!? Не время озираться, белые на хвосте! Толкаем, толкаем! Не останавливаемся!

– А где машинист? – подал голос Никита, я его не вижу в кабине что-то.

Не обращая внимания на так и бегающую вокруг Ираиду, все коллеги всё-таки в едином порыве остановились и посмотрели наверх. В кабине никого не было. Но пар из паровоза, тем не менее шёл, а колёса по- прежнему елозили, стачивая рельсы. Виталий поднялся в кабину и выругался от увиденной картины. Рычаги управления были подмотаны верёвками на максимальной подаче, но кабина была пуста.

– Вот, собака! Нет его! Машиниста нет! – прокричал Виталий сверху зычным голосом.

– Расстреляю, уволю, на рецепшн посажу!– верещала Ираида размахивая маузером, и злобно зыркая глазами. Флаг она так и не выпускала, держа его левой рукой.

Вдалеке из кустов показались машинист с кочегаром, слегка пошатываясь и беззаботно улыбаясь, они шли по направлению к своему паровозу. В руках машиниста, покачиваясь при каждом шаге, булькала трёхлитровая бутыль самогона, кочегар, голову которого украшала бескозырка, тащил плетёную корзину с какими-то газетными свёртками.

– Гуляем, братва! Отощали поди на пролетарской каше!? – весело приветствовал кочегар уставших, взмокших от пота и запыхавшихся от безрезультатной работы, бойцов трудового фронта – держи, налетай! – кочегар поставил огромную корзину на грубо сколоченный стол, собранный из пустых патронных ящиков и каких-то щитов. В корзине были разнообразные закуски: варёный картофель, малосольные хрустящие огурчики, сало, копчёная колбаса, много зеленого лука и ещё каких-то мясистых листьев, сверху всего этого богатства лежали три большие ковриги ещё теплого, ароматного ржаного хлеба.

Кочегар освободил затёкшие от крепкой хватки руки, поставив «четверть» с самогоном на стол.

Максим с товарищами побросали бесполезную работу, и подошли к столу, разбирая припасы и разливая самогонку по алюминиевым кружкам. Увидев это непотребство, Ираида, тряся маузером в руке, подбежала к работникам, заверещала и начала требовать продолжения работы, дескать, паровоз сам по себе не поедет, но справедливо была послана к Замполиту. Замполит, до того до сих пор что то кричащий с паровоза в пустоту, вдруг, увидев полное неповиновение со стороны рабочего класса, дернулся, и поскользнувшись, вероятно на каком-то масляном пятне, полетел с паровоза вниз, с глухим стуком припечатавшись плечом о щебень, а головой об рельс и замолчал, лёжа прямо у паровозного щитка скотоотбойника1.

– Убили! Убили! Заорала Анжеловна и грохнулась в обморок от переизбытка чувств, прямо у стола.

Кочегар с машинистом подошли к Замполиту, и прислушались. Машинист, нагнувшись к лицу лежащего Замполита, отпрянул с кислой миной на лице.

– Дышит, засранец комиссарский.. Нализался спиртом уже где-то..

По пути в свою будку, проходя вдоль ряда огромных колёс и шатунов паровоза, машинист вдруг нагнулся, что-то вынул из-под колеса и зашёлся в безудержном смехе. В руках его была какая-то массивная и тяжёлая по виду железяка с ручкой, трясущаяся вместе с содрогающимся от смеха машинистом.

– Вот же вы чудилы, вы же башмак из-под колеса даже не убрали! Куда уехать то хотели?

– Так ты ж зачем, морда железнодорожная, нам таку пакость сотворил? – обиженно и недоуменно спросил Виталий.

– Да ради вашей же безопасности. Пока этот делопут – машинист кивнул на валявшегося на путях Замполита – с комиссаршей с трибуны о светлом пути орали, я решил на всякий случай подстраховаться и забашмачил колесо, заодно Гришка, кочегар мой, рельсы солидолом жирно помазал, ну чтобы этим безумцам не пришло в голову в закат рвануть. Потом, когда вы уже начали балки укладывать, я понял, что дело пахнет керосином, и мы с вами если паровоз не угробим, то сами точно умотаемся.