Читать онлайн Призрачный лес бесплатно

Второй счастливый билет

О том, что простили кого-то, вы узнаете,

когда увидите его и не испытаете никаких чувств.

Услышите имя и не отреагируете. Когда прикоснутся к тому,

что было у вас раной, и не будет больно, вы поймёте,

что действительно простили…

Мигель Руис

Вся жизнь Кости Чика, Константина Семеновича Чикмарева, пахнет водой: водой с хлоркой, водой с обеззараживателями другого типа, но всегда водой. Жесткой, когда бьет в ладони, отдается в лопатки и простреливает в позвоночник. А бьет всегда. И больше всего боишься, что не руками пробьешь жесткую воду, а спиной, не дай бог, животом. Даже садануться о край трамплина не так страшно, хотя это и вранье, чем о воду, летя с десяти метров. Итак, вода не то, чем кажется. Это Костя усвоил годам к десяти, кога окончательно сменил плавание на прыжки.

В шесть лет родителям хирург велел срочно укреплять ребенку спину, а то искривление позвоночника останется на всю жизнь и испортит эту самую жизнь их чаду. Тогда мама и потащила Костика в бассейн. Во-первых, он для начала чуть не утонул, потом вечно ото всех отставал и бесился. Не любил вонючую воду. И плавать не любил. Любил придуриваться, кувыркаясь с платформы отталкивания и летя в бассейн под самыми разными углами. В общем, был головной болью молоденькой тренерши Ираиды Валерьевны.

От безысходности что ли маленькая Ира и притащила кого-то из знакомых, набирающих детей в прыжки в воду. И им Костик с его веснушками, морковными вихрами и вздернутым носом и зелеными прищуренными глазами очень понравился. Очень упрашивали мать перевести мальчика в секцию прыжков. А та не соглашалась. Возить через полгорода семилетку в будний день? Увольте! Все работают! Почти отбилась, но тут выяснилось, что в соседнем от них доме живет еще один спортсмен из той же секции, у которого есть бабушка, исправно доставляла ребенка на тренировки. Прицепили Костика к бабуле и товарищу, готовым к компании по пути в бассейн

С этого все и завертелось. Больших побед как спортсмен Костя не добился. Так, чуть-чуть по юниорам попрыгал около первой пятерки, а потом наступили 90-ые. И всем было не до спорта. Бассейны еще не додумались превращать в храмы, но уже додумались на их территории устраивать шмоточные развалы. Константин в этом деле себя попробовал. Но не было в нем деловой жилки, так что не срослось.

А потом пришло предложение в шоу на Карибах. Дорогой отель вечерами устраивал водные представления. Там и прыгал, и плавал синхронно, даже научился дельфинов дрессировать. Слегка, но нравилось очень. Честно говоря, иногда скучает по дельфинам, особенно сейчас, когда дрессирует, тьфу ты, тренирует людей. С дельфинами проще.

Ну вот, потом влюбился, женился, родил сына, строго по библейским заветами. По ним же понял, что надо прилеляться к жене, а не кутить по райским островам. Возраст пришел успокоиться. Да и тяжеловато стало изображать человека-амфибию. Создатели их шоу представления не имели, кто это такой, но спортсмены только так и называли себя, потому что русскоязычных и русскокультурных было большинство, Беляева все читали.

Пошел искать себя на родине. Родина дала с грехом пополам место, сказав: хорошо, что ты мужик, хоть в декрет не уйдешь, вот тебе группа малышей, учи! Платили так, что понял: педагогика – призвание. А как иначе, если на зарплату можно только посмотреть и порадоваться, что такая хорошая, маленькая, но хорошая же! Катя не возмущалась и не роптала. Растила Макса, любила мужа, носила деньги в дом не меньше, чем сам Чик. Он, вроде, тоже всех любил, но растить не успевал, потому что растил спортсменов. Возил по соревнованиям. Тосковал, что так и подохнет на этих детских веселых стартах. Ему под сорок, а перспективы – призрачные.

Надо было что-то менять. Куда-то хотелось устремиться. И устремился. На одном из соревнований позанкомился с Анькой. Анечка была на тринадцать лет моложе, а варились они в одной нише. В общем-то, так себе осознание. Но девушку оно не смущало. Конопатый, все еще вихрастый, не особенно, может, стройный уже, зато крепкий, спокойный и очень добрый дядька ей пришелся по сердцу. А она ему… ну, и по сердцу тоже. И в других местах бодрила больше уставшей и продолжавшей уставать от их жизни Кати.

В сорок лет у хорошего мужчины личная жизнь только начинается, что делать, правду говоря, с начатой до этого славного возраста жизнью, нигде не написано. Костик разобраться не мог. С одной стороны, понимал, что свинья он, Катья ему друг, товарищ, брат, а еще и жена, Макс – любимый сын, а Анька, Анька вот звездочка ясная. И тоже уже кого-то в будущем любимого носила под сердцем. И Костя носился между Москвой, где работа, Катя и Макс и Коломной, где Анька и будущее. Правда верил, что там его будущее. Надо лишь подождать! Чик ждал знака судьбы. Аня ждала Чика. А Манюня своего срока, чтобы появиться на свет белый.

Все намекало – впереди переломный момент! Вот зазвонит телефон, Анечка скажет, когда её забирать из роддома после благополучного разрешения, а он пойдет и скажет все Кате. Схема была дурацкая, да, но что-то не давало поговорить с женой до рождения ребенка на стороне. Кажется, думал, что может не случиться? Неизвестно, в общем, но молчал.

И телефон зазвонил. Низкий, глубокий, но, почудилось, усталый голос спросил:

– Константин Семенович?

– Да,– ничего не понимая, ответил Чик и испугался.

В родах же умирают, да? И дети, и матери? Он просто никаких звонков больше не ждал и ни о чем больше не думал, кроме скорого прибавления в своем семействе.

– Это Анжелина Воронцова, центр водных видов спорта “Волна”.

Ну ладно, Воронцову у себя в трубке он точно не ждал. С чего бы? Где Костик и где Русалка? Мягко говоря, они были, действительно в разных лигах: Лина готовила спортсменов на международные турниры, а Константин, хоть он и Семенович три раза, довольствовался со своими турниром на призы заслуженного тренера Сидорова или каким-нибудь Кубком Посейдона.

– Здрасьте!– невнятно пробормотал в телефон.

– Константин Семенович, вы рассматриваете предложения со смене работы?– с места в карьер рванул голос с другого конца связи.

– Не знаю,– честно ответил Костя.

Трубка хмыкнула. Чик огляделся по сторонам, понял, что все еще в своем бассейне и вот вот начнется тренировка. И не поверил глазам, настолько знакомая годами плитка голубоватого цвета, зеленоватая вода, желтовато-бежевые трамплина на метр, три и пять и две вышки – пятиметровая и “десятка” не сочетались с тем, что слышал, прижимая ухо к трубке.

– Константин Семенович, у меня есть вакансия второго тренера. Предлагаю вам рассмотреть этот вариант,– голос стал то ли слегка раздраженным, то ли она спешила и потому частила.

– Я могу подумать?– зачем-то спросил Костя.

– Да конечно,– легкий вздох.– Неделя у вас есть.

Так протягивают пачку лотерейных билетов, предлагая выбрать один после оплаты. Чик не знал, какой ему тянуть: с одной стороны же новая жизнь и Анютка, с другой – тоже вот налаженный быт и работа, уже и не совсем же нищий, а с третьей – Воронцова.

Лина не выглядела при всех достоинствах подарком судьбы. За темноволосой и темноглазой тренером с ассиметричной челкой и стрижкой “боб” закрепилась слава бронебойной суки. Некрасиво звучит, Чикмареву не нравилось, что так про женщину, но из сплетен слово не выкинешь.

День промаялся, вечером посоветовался с Катей. Та сказала, что любое решение, естественно, поддержит, но Кость, не надо упускать шансы. Всегда успеешь вернуться на прежнее место или на такое же, если не получится. В целом, не корову проигрываешь. А вечером в постели обняла и прошептала, что верит, у нее самый лучший в мире муж. И он точно лучший в мире тренер.

– После Воронцовой,– засмеялся Костя.

– Ну, это пусть!– не стала спорить Катерина.

Так он стал вторым тренером команды Воронцовой. Через год его работы дослужился до “заслуженного” за подготовку спортсменов выигрывающих главные старты мира. Ни за что, если подумать, он и работал всего ничего неделя. Из-за ощущения незаслуженности звания трудился больше самой Линки. Коломну почти забросил. Не успевал. рассказать о ней не успевал тем более. Тем более Кате.

Аня появилась на новой работе Кости через год после олимпиады. На руках у нее была двухлетняя Манюня, во взгляде решимость взять свое. Свое нецензурно, но почти беззвучно выругалось и попробовало увести левак и приплод подальше с глаз всех и вся. И все равно попался, Лина заметила. Выводы сделала и, не долго думая, спросила в лоб:

– Ребенок твой?

Сдался сразу. Все признал. Все осознал. Даже покаялся. Наговорил, может, лишнего. Женщинам такое слушать про себя неприятно, но Линка стерпела. Спросила лишь:

– С женой будешь разводиться?

Он не знал, потому что, конечно, как честный человек должен, а по правде – зачем ему это? Молодая жена, дочь-малышка. У него же работа! У него вот Васька начал учить винты, скоро перейдут с ними дальше. Вышку начнут осваивать.

Как только закрутило дело, так вся прелесть Анечки сошла, ну, если не на нет, то с первого плана. Было интересно. Катя так поддерживала. Не до любовницы тут совершенно, когда дело прет. А у них перло. Естественно, не развелся. Не до того. Аньку переселил поближе, чтобы как-то все же оставаться человеком. И почти забыл о ней, как о проекте будущего. Были проекты поувесистее.

Совсем, конечно, не бросал. Линка прикрывала. Золотая женщина, надо сказать. На нее, вообще, можно было положиться во всех непростых житейских вопросах. Он тоже помогал, когда без мужика никак. Подружились. Верил больше, чем себе. Если бы не Линка, может, в итоге семья его и развалилась. А так удержалась. И даже не в смысле, что за работой было не до Ани. А в том смысле, что, когда Ане ждать совсем надоело и она Кате выложила все, предъявив Машу, ну, если бы не Линка, то хана. С Линой вырулил, побитый сильно, но спасибо, что живой.

Так что Воронцовой Чик верил как себе, а может, и больше себя. Когда политики всем им сделали кирдык, тоже верил, хоть Линка явно растерялась и потерялась. Единственное, что сообразила – быстро отправила восемнадцатилетнюю дочь на родину к ее отцу и его израильской родне. В отпуск и сама туда уехала… Догадайтесь, что было дальше? Прошло семь лет, а помнит, как сейчас.

В бассейн влетел Артур, их директор, зыркнул на него и Леньку, помощника тренера, растерянными, злыми глазами и выдал:

– Воронцова не вернется из Израиля.

Костя в первую минуту даже улыбнулся, решив, что это такая глупая шутка. Ну, как Лина может не вернуться? Тем более, не предупредив. Самая ерундовая ерунда.

– Чего ты лыбишься?!– зашипел директор.– Знал, да? Может, и тебя там ждут уже?!

И тогда поверил, как-то сразу. Медленно отошел от края бассейна и сел на лавку, вцепился руками в волосы. Замер. Не думал ни о чем. Молча сидел, держал голову, надеясь удержать разум, а тот, тварь невозможная, утекал между пальцами. Охватить мысль об отъезде Лины, точнее о невозвращении, да еще таком, предательски-подковерном, не мог, а она, вышло, смогла. Вернул мозг на место все тот же взбудораженный Артур, спросил:

– Чик, что делать-то будем?!

Сначала ответил, потом невольно истерически хохотнул:

– Работать будем,– Линка так отвечала в любой непонятной ситуации, въелось.

И работал, хотя было хреново. Это мягкое определение состояния. Если бы его не поддерживали со всех сторон, свалился бы. Но за него держались. И он держался. До сих пор благодарен и спортсменам, и их родителям, которые не ушли из обезглавленной команды. И новым тренерам, шедшим под крыло Воронцовой, но оставшимся терпеть поиски себя Чикмаревым. Артуру и Леньке цены не было. Пацан так совсем молодец, быстро перерос все переходные этапы и стал крепким вторым тренером. А больше всего, кроме этих двоих, благодарил своих женщин. Вот уж от кого не ожидал, так от них: Катька и Анюта впервые в жизни встали единым фронтом, поддерживая одного на двоих мужика. Ничего не делили, ни о чем не просили. Анька помогала на работе, Катерина откачивала дома. Обе терпели его невыносимость. А был Чик невыносим.

Играть в Анжелину Воронцову на полную – это вам не мешки таскать. Мешки он бы перетаскал без раздумий и усталости против того, что приходилось ворочать: федерация, минспорта, планы, прогнозы, организационные вопросы, пресса, мать ее за все места и во все отверстия… Ну, и конечно, Линкой он не стал, все-таки совсем другой характер, а все же вывез.

Семь лет, плюс еще полтора десятка кило на весах, давно уже ничем неконтролируемый нервный тик, но команда работала. Спортсмены побеждали. Предолимпийский финал Кубка Мира с двумя квотами на вышку-десятку для Команды Кости Чикмарева. Теперь уже его команды. Плюс синхронный прыжок с трамплина, плюс девчонки во всех видах, кроме вышки. Но это все не так важно. Важно было именно про “десятку”, потому что… Линка. Не получались у них спортсмены в этом виде. Трамплинисты – сколько угодно, синхронисты – как взялась, так за цикл сделала в этом виде “серебро”. А вышку не брали. Не могли почему-то. Спортсмены у них на ней ломались, уходили к другим тренерам. Там иногда даже вырастали в неплохих мастеров. Но все без них. Вот Васька только остался, да маленький Макар, которому было лишь одиннадцать, когда Анжелина сменила страну профессиональной деятельности. И вывез он их на этот кубок обоих. Ясно?! Одного вытащил из травм, второго довел до стартов!

Смешно-то не это, а то, что всплыла их голубка из мутных вод три года назад. И, вот уж ирония судьбы-то, с вышечником. То есть у нее тоже получилось в конце концов! Оригинальный еврей, честно говоря, выступал с Воронцовой за Израиль. Маленький, полуазиат, полурусский, то есть четверть русский, четверть еврей по маме Макс Ким. До плеча их Макарке, а тот тоже не гигант. С каким-то нечеловеческим прыжковым набором. Говорят, заходит на пять с половиной в положении согнувшись, вроде, даже иногда на входе не плещет и не валит, говорят. Чик верил, крутка у парня была невозможная!

В общем, они с Макарушкой ехали на этого Кима настолько заряженные, что даже искрили. Что интересно, а Вася не впечатлился. Может, потому что у него опыт другой. Ему так нелегко далось возвращение в топ, что никаких соперников не знал и не видел, кроме своих болячек, так что ему, что Ким Лины, что сама Лина: доехал до предолимпийского финала Кубка третьим номером в стране. И не отвлекался на эмоции, не имеющие отношения к пути на олимпиаду. У него же первая. Ему важно! Важнее всего. Да и всем им, если уж на то пошло, именно это важнее всего, однако ж, и виртуально-реальная борьба с выпестышем Воронцовой – тоже важна, как минимум ему и Макарке. Пусть знает, кого потеряла!

Тем Макара и настраивал, накачивал. Знал, что на одной волне с пацаном. Сейчас утренняя тренировка, потом отдых, потом трамплин трехметровый. Разомнутся что ли перед главным делом. Выиграть будет интересно, но необязательно, но интересно. Их дамы нет, ее мальчишки – тоже. Наплевать! Тем проще. Пусть несколько часов, но их. По жребию им с еврейчиком начинать друг за другом, обожмут парня с двух сторон, сначала Вася, следом за азиатом богоизбранным Макар. Так что уже сегодня встречи с Линой не избегнуть. Впрочем, они и не избегали. Не ахти какая птица Воронцова, чтобы от нее бегать!

Вчера с Ленькой, Леонидом Алексеевичем уже, обсуждали план работы, а тот возьми да и скажи:

– Она, наверное, все-таки постарела.

Костя пожал плечами:

– Так семь лет, Леньк, наверное, не помолодела.

– Но все равно же молодец, что смогла выйти на свой уровень,– продолжил соратник.

– Да, за нее можно только порадоваться,– согласился Чикмарев.

– Интересно, что будет, когда мы встретимся?– неожиданно спросил Леня.

– Небо, вестимо, свалится на землю,– съехидничал старший тренер.– Лень, а что должно произойти? Поздороваемся вежливо и пойдем дальше. Или тебе есть, что сказать ей?

– Да вроде и нет,– пожал второй тренер плечами.

Это была неправда, им обоим было бы, что сказать женщине, бросившей на произвол судьбы команду, только говорить это при втором не хотелось.

– Ты же знаешь, она на юниорских встречалась с нашими. Просто здоровались, общались по каким-то протокольным вопросам. И все. Говорят, даже на русский не переходит никогда, только по-английски и на иврите общается. Сделала свой выбор, живет в согласии с ним.

–Ну, да,– кивнул Леонид.

На том и разошлись. Чик потом еще долго разговаривал с женой, после с дочерью, хотя тут, в Японии, была глубокая ночь, но в Москве как раз хорошее время для вечерних звонков.

Джетлаги Константин Семенович переживал все тяжелее, зато страх полетов, которым мучился всю жизнь, совсем его покинул. Ну, разве что легкий дискомфорт остался. Япония была мучительна. В силу возраста, вечных стрессов на работе, спал и без того не важно, а из-за огромной разницы во времени, утренние тренировки проходили под смурным взглядом главного тренера. Спортсмены уже и привыкли, что Дядя Чик нехорош с утра в этой части мира, а вот соперники побаивались. Вид у Чикмарева был в такие часы устрашающе-хмурым.

Ровно с этой изуверской рожей и отстоял всю тренировку, хорошо, что Линки не было, а то решила бы, что на нее злится. Идя до раздевалки, выслушивал Ваську и Макара, что им так, что не так. И не сразу заметил, как прямо на него, о чем-то переговариваясь со своим спортсменом, идет Воронцова. А когда увидел, подумал, что Леня ошибся, не постарела. Для Кости – точно. Была все так же остра чертами, тонка станом, уверена в шаге, даже челка та же воронова крыла, каскадом падающая ниже аккуратной брови с одной стороны. Красивая женщина, забывшая их.

Повернула голову, встретилась сразу с тремя парами знакомых глаз. И даже не вздрогнула. Легко кивнула, проговорила дежурное “хэлло” и пошла дальше, взяв за локоть невысокого темноволосого паренька с тонкими монголоидными чертами лица.

Держалась она ничуть не хуже, чем в прошлом. Хотя, кто знает, вдруг ей и впрямь совершенно безразлично все, что происходило и происходит в том месте, которое покинула? В конце концов, она уж точно не жалеет. Никогда не имела такой привычки. Встал у раздевалки, дожидаясь парней, чтобы проводить к автобусу. У него впереди еще две тренировки. А там можно уже и не уезжать, мальчишки как раз вернутся, чтобы трамплин работать. Соревнования. Ничего особенного, так и раньше бывало, даже с Линой. Давно привык, в последнее время только труднее. Возраст. И здоровье подводит. Оперся на стену и прикрыл глаза. Хотел спать.

Больше не видел, ни Воронцову, ни ее дарования. Да и забыл в общем-то. Так крутишься в день соревнований, что совсем не до размышлений о посторонних вещах. Второй раз увидел уже перед стартом. Все разминались и ее мальчик-волчок – тоже. Даже присвистнул, оценив, как в зале тот вкрутил в яму с поролоном заоблачную по скорости группировку назад. Красавец, что уж тут сказать! Макар с Васей тоже прониклись, да и все, кто был рядом.

– Песец!– только много грубее выдал Василий.

– Ну и что,– Макарушка пожал плечами.– Коряга, даром, что вертится. Он на входе не раскроется!

Конечно, это было неправдой, корягой мальчишку можно было назвать разве что в сравнении с Макаром, может, в хорошие дни Васей, но точно не остальными спортсменами. У Лины не бывало коряг, что вызывало отдельное уважение при технаборе этого Кима.

– Ты бы не выделывался,– предложил Макарке.

– Я объективно,– пожал тот плечами.

– Да уж конечно,– положил руку на плечо парнишке.

Через сорок минут выход. Не имеет смысла спорить о неглавном. А главное сейчас – настроиться на программу, как на разминку. Только непонятно, как настроиться, когда то и дело чувствует на себе короткие взгляды, а поднимает глаза, не смотрит. То есть – показалось. Маразм.

Топтались в разных углах, потом топтались перед выходом в разных краях коридора. Слишком делали вид, что неинтересны друг другу. Кажется, не только они, но и по отношению к ним.

У бассейна тоже встали подальше друг от друга. Неловко выходило.

– Да и черт с ним!– шикнул на себя Чик.

– Ты чего?– Ленька хлопнул по плечу коллегу.

– Чего она нас стороной обходит?– невольно озвучил свое недовольство коллеге.

– Тебя же это не волновало, вроде?– напомнил тот.

– Не волновало, но не по-людски,– повел плечами.

– Так она и уехала не по-людски,– философски заметил Леонид.

– Это точно,– хмыкнул старший из мужчин, да и переключились на ребят.

И не очень справились. Парни отпрыгали нечисто. Вася отреагировал философски:

– Не отбор на олимпиаду, поди.

Макарка был зол. Мало того, что “коряге” Лины продул, так еще и японца пропустил! Это в Японии-то! Теперь и не отыграть будет.

– Константин Семенович, я завтра все буду к десятке прыгать! Я сделаю 4,5!– чуть ли не рвал на себе тренировочный костюм парень.

– Завтра посмотрим,– похлопал по спине спортсмена.– Не переживай раньше времени.

Сам-то переживал еще как! И тоже потому что проиграл парню Анжелины. Хотел в блеске и славе предстать. Чтобы смотрела и ощущала, что потеряла. А вышло – ничего. У нее лучше.

Уехал вместе с мальчишками. Второй вид – женская вышка. Хорошо, что хоть этого у них нет. Можно отдыхать. Завтра вообще не продохнуть. В гостинице, пожал, походя, руку массажисту, попросив глянуть Васино плечо, кивнул тренеру китайцев и побрел в номер. Устал хуже бездомной собаки. И внутри был бездомным псом. Сейчас придет в номер. Позвонит Кате. Поговорит. Глядишь, и полегчает ему. От совещаний отказался. Анализировать ничего не хотел. Сослался на недосып и попросил времени до утра. Надо продышаться.

Только закрылся в комнате, стащил одежду, натянул домашнее, как в двери постучали. Неймется им! Поворачивая ручку, чтобы открыть дверь предупредил, еще не видя пришедшего:

– Если никто не умирает, я тебя прибью нахрен!– и распахнул двери.

Замер. На пороге стояла знакомая темноволосая женщина. Смотрела из-под челки чуть испуганно, но при этом улыбалась:

– Раньше ты таким суровым не был, кажется.

– Жизнь поменялась. И я вместе с нею,– пояснил свой новый характер Чикмарев.

Стояли через порог и делали вид, что разговаривают.

– Можно я зайду?– тихо спросила Анжелина.

Поранился о ее неизменившийся голос. В нем только чуть сместились звуки, появился едва заметный акцент.

– Зачем?– было невежливо, но разве он не имеет права на свои чувства?

– Я хочу извиниться,– наверное, испугалась, что Костя захлопнет двери перед её носом, поэтому, как в прошлом, схватила за запястье.

– Что изменится от твоих извинений?– прямой вопрос, грубоватый, зато по делу.

– Мы хотя бы не будем друг от друга шарахаться при встрече,– ему послышалась в низком голосе мольба.

– Я не шарахаюсь от тебя. Ты тоже можешь от меня не шарахаться,– надо избавиться от держащих его руку пальцев и закрыться.

Самое правильное – закрыться. Пусть там со своей совестью одна разбирается. Ему вполне хватило головной боли тогда, когда думать об извинениях было бы уместнее.

– Кость…

Позвала по имени, будто нарочно. Нельзя сопротивляться, когда Линка зовет по имени. Сдался, как и все годы раньше:

– Хорошо, заходи,– мотнул головой в комнату.– Только я очень устал, поэтому давай покороче.

– Перелет вымотал?– помнила о его страхе, почему-то прозвучало ностальгически-мило.

– Скорее разница в часовых поясах,– уточнил причину усталости.

– Я тоже не в своей тарелке,– согласилась женщина, идя следом за хозяином номера.

– Договоримся, что мы в равной позиции, Лин,– вздохнул и развернулся к ней лицом.

Остался стоять, гостье тоже не предложил садиться. Всем видом демонстрировал, насколько ему нужно поскорее закончить их встречу.

– Кость, я была неправа тогда, что все сделала так, но этого ведь все равно уже не воротишь. Давай попробуем, не знаю, снизойти до моей слабости.

– Ты бросила детей, спортсменов!– не было в Чике снисхождения.

– Я не бросила,– тут же отреагировала Воронцова.– У них ты остался. Все вы у них остались!

– Ты бросила детей,– холодно и бескомпромиссно повторил Константин.

– Ты ведь и без меня отлично справился!– чуть повысила голос, обороняясь.

– Нет,– тряхнул головой,– я не справился хорошо. Сначала совсем было плохо. Это не я справился – они справились. Команда справилась! Лучшая команда, которая могла бы быть! Я не справлялся. Совсем!

Закрыл лицо руками, спрятался от воспоминаний, а потом отнял ладони и продолжил:

– Я шел утром на работу, потому что не мог их бросить. Подвести не мог. Они держались. Боролись. Я должен был. И я шел. Я делал дела старшего тренера, потому что они работали. Им был нужен кто-то, кто будет решать бюрократию, общаться с чиновниками, составлять планы. Я делал. И все время делал плохо. Пока не научился! Я не должен был этим заниматься!– последнее выплюнул зло куда-то за ее плечо, куда смотрел все время, что рассказывал о сложностях первого этапа.

– Я знала, что ты справишься,– сложенные на груди руки, упрямый взгляд, та самая Линка, которая могла противостоять любому давлению.– И ты справился, Чик! Я в тебе не ошиблась!

– Я в тебе ошибся,– мужчина тяжело сел в кресло.– Иди отсюда, а? Надоело.

Но она не ушла, наоборот сделала шаг ближе, нависла над сидящим усталым мужиком и холодно заговорила:

–– Что ты строишь из себя мученика?! Рассказываешь про команду! Кто тебе эту команду собрал?! Мог бы и спасибо за нее сказать мне!

Женщина шла в атаку, напирала, наступала на Костю. Совершенно не считалась с его ощущениями и эмоциями. Презирала их.

– Ты получил готовый коллектив. Сколько мне пришлось перебрать шлака, чтобы собрать его таким! Помнишь?! Помнишь, как уходили, пропадали, плевали на нас?! И я искала следующих. А ты просто появлялся на работе, получал очередного коллегу!

– Я свою часть работы тоже делал,– спорить надоело, но справедливость дороже.

Разве был он виноват, что в жестком ритме жизни рядом с Анжелиной удерживались единицы, а десятки сбежали? У него, между прочим, текучка нулевая практически.

– Разве я с этим спорю?– стояла над ним вплотную, мешая подняться и выставить ее вон.

– Лин,– Костя попросту выдохся и устал, хотел одиночества,– ты права. Все в моей жизни сложилось только и исключительно благодаря тебе. Я это признаю. Вечно благодарен. Ты мой лотерейный билет с призом на миллион. А теперь иди к себе. Я невозможно устал!

– Чик, я устала больше,– наклонилась и уперлась ему в бедра обеими руками.– Я устала винить себя в том, что бросила вас. Бросила тебя. Некрасиво. Подло. Я не выдержала. Я оказалась слишком слабой, чтобы выбрать борьбу! Я сбежала. Дезертировала.

– Ты выбираешь верные слова. Стало быть все понимаешь,– чувствовал сильные пальцы, впивающиеся в его ноги, как было, когда кто-то из спортсменов шел на сложнейший прыжок, до боли, до синяка.– Что я могу сделать еще?

– Отпусти меня, Кость!– тихо опустилась на колени и заглянула снизу в зеленые глаза.– Прости меня! Только по-настоящему.

Они так долго работали вместе, сосуществовали вместе. В горе и радости. Понимать друг друга без слов за это время стало привычкой, даже потребностью. Он понимал, о чем она просит… И не мог выполнить просьбу женщины, что стояла перед ним на коленях.

Накрыл ее руки своими и глубоко, тяжело вздохнул:

– Линк, я очень хочу, правда. Не могу просто. Не отболело. Как отболит, так сразу же… Может, после олимпиады,– чуть улыбнулся.– Я все время жду, знаешь, когда это случиться. Сначала ждал открытия международки. Думал, тогда все закончится. Перестану натыкаться на твой побег при каждом воспоминании, как на нож. Потом думал, вот первая победа на большом старте, где мы будем, а тебя не будет. Потом ждал победы во всех видах. Теперь вот олимпиады жду. Не знаю уж – зачем? Она, наверное, тоже не поможет.

Женщина села в мужских ногах и прижалась скулой к колену в тонких брюках.

– Что нам делать, Чик? Так жить нельзя.

Погладил ее по ладошкам, которые продолжал прятать под своими и вдруг сказал:

– Возвращайся.

– В Россию?!– удивилась Воронцова.

– На вершину,– легко усмехнулся.– Хотя, можно и в Россию. У меня есть вакансия тренера в младшую группу. Я б тебя взял.

– Придержи до конца олимпиады,– вынула руки из его ладоней, положила себе под щеку, лежащую на колене.

– Тебе скучно стало в стабильной стране?– невольно погладил по голове, как маленькую спортсменку, уставшую за два часа тренировки.

– Нет,– замолчала, ощущая легкие касания большой руки,– я так и не смогла вся уехать. Как дура до сих пор смотрю каждый старт наших детей. Горжусь ими больше, чем Максимкой, а ведь он хорош.

– Великолепен,– не стал спорить Чикмарев.

– Я расстроилась, что не наши выиграли сегодня,– смущенно заглянула снизу в глаза Константина.

– Макарка обещал обскакать еврейскую корягу на вышке,– гладить темные волосы было приятно.

– Каков нахал!– рассмеялась тренер “коряги”.

– Шанс есть,– не согласился Чикмарев.

– Я тоже так подумала,– снова посмотрела в глаза цвета неба.– Я всегда и всем давала второй шанс. Я всегда для всех выбивала второй шанс, даже дял тебя блудодея ушастого. Заслужила этим свой.

– Макар-то у нас в тебя,– рука на темной гриве аккуратно уложенных в боб волос замерла, стала тяжелой.– Но иногда, да… Шанс нам нужен.

Сидели и молчали, пока мужская ладонь не соскользнула с женской головки. Лина подняла глаза. Улыбнулась. Чик спал в кресле, откинувшись затылком на край спинки. Поудобнее устроила лицо на сложенных на его колене руках. Хорошо, что они разные. И хорошо, что он не смог простить. Значит есть шанс вытянуть второй счастливый билет.

Одиночеству учатся

Ночь окончится.

Боль останется.

День

с начала закрутится…

Одинокими

не рождаются.

Одиночеству

учатся.

Р. Рождественский

Когда сидишь на корпоративе в честь двадцатилетнего юбилея компании, вспоминается многое, разное и не самое веселое тоже. Гонишь, конечно, эти мысли, потому что время – веселиться.

Светлана Федоровна едва заметно улыбнулась в полумраке ресторанного зала, который оглушала музыка мерными басами и вспомнила, что в самом начале двухтысячных они лишь мечтали, как когда-нибудь, ведь будет же такое, точно будет, придут в самый дорогой и пафосный ресторан и снимут его для себя на весь вечер. В принципе, получилось быстро, если в масштабах сроков жизни вселенной, а если в человеческих – успели состариться. Ну, или почти.

Запустила пальцы в короткую светлую стрижку давно уже неродного цвета волос, потому что в родном было столько седины, что людям такое не показывают. Впрочем, поговаривают, что седая женщина нынче в моде.

Усмехнулась. Двадцать лет – это плюс загородный дом, плюс стабильность, плюс пара автомобилей, плюс две квартиры, плюс дети в престижных школе и ВУЗе, минус упругая грудь, легкий нрав, крепкий сон, муж… Да и, вообще, бабья жизнь короткая – в минус. А с другой стороны, по этой части: не жили красиво – нехрен начинать!

Если подумать, то в основание компании “Софт-плюс”, занимавшейся разработкой изначально офисных программ, а сейчас, всевозможных приложений на разные случаи жизни, Светка Кольцова пришла по большой любви. Любви к несколько шебутному, всегда к чему-то устремленному Вадику Кошке. Смешная фамилия для красивого молодого человека.

С Вадей они познакомились, когда тот был свеженьким к.т.н., “манэсом”, то есть младшим научным сотрудником Института вычислительной техники. Перспективному ученому придали третьекурсницу-”лаборантку” помогать с расчетами в жутко важных научных делах. Хотя, судя по зарплате, ни эти расчеты, ни какая бы то ни было другая работа персонала института никому не была нужна вовсе.

Свете на это было принципиально начхать: любая прибавка к стипендии – хлеб. Да и влюбилась она в своего начальника, что уж там скрывать. Вадим был высок, темноглаз, светловолос, от чего создавалось впечатление нарисованности всего лица, строен как молодая сосенка, узколиц и насмешлив.

А еще заявлял с порога всем девушкам от шестнадцати и до бесконечности, что помрет холостяком. Снова захотелось усмехнуться. Дело в том, что Владимир Николаевич Кошка не далее как полчаса назад оставил пирующую компанию и поехал домой к обожаемой супруге Наташе и четверым, только вдумайтесь, котятам от этого прекрасного брака.

Генеральный директор оказался у них удивительно примерным семьянином, который ко всему прочему не любил бардака, начинающегося на всех корпоративах после официальных речей и первых танцев. То есть вот примерно сейчас.

В ресторане было пьяно и весело. На танцполе мерцал свет, то скрывая, то освещая извивающиеся тела подчиненных. За длинным столом осталось двое. Женщина с короткой светлой стрижкой в декольтированном платье, открывавшем приятную глазу второго сидящего грудь, поглядывала на танцевальный пятачок, который каждым просверком выхватывал новые сочетания человеческих тел. Все со всеми обнимались, все ко всем прижимались. Мужчина за ее спиной лениво откинулся на стуле и глядел в ту же сторону. Ни он, ни она танцевать не хотели.

Снова вспышка света и на первом плане кто-то с кем-то целуется взасос, совершенно не смущаясь тем, что вокруг люди.

– Опять утром будут пострадавшие и изменившие,– довольно громко комментирует увиденное Светлана, щуря серые глаза и надеясь уловить, кто с кем там сплелся в экстазе.

– Такова се ля ви,– отвечают из-за спины.– Человеку нужен человек, хотя бы на один вечер, чтобы разделить радость.

– Чего это ты такой умный, Леш?– разворачивается к собеседнику.

Лешка – третья вершина их неделимого треугольника. Появился он в институте примерно через полтора года после Светланы. Был таким же третьекуром, как и сама Светка в начале своей институтской подработки. Щуплый, длинный, кадыкастый. Вечно мятый и периодически несвежий. Смоляные волосы то торчали во все стороны непокорными кудрявыми пружинами, то свисали сальными колечками. Брился, как сам пояснил девушке, раз в неделю – кожа нежная, раздражение. Взгляд синий, рассеянный, глаза умные. Застенчивый с девчонками до полной потери себя. Да и вообще – совершенно потерянный в мире людей.

Света его просто пожалела сначала. Такой талант и такой дурак. Так, вообще, только у мужиков бывает, кажется. Даже дружбой их отношения не считала. Кто может дружить с таким Лешкой? Тем более, ну, кто его полюбит?! Ладно полюбит, кто за него замуж выйдет? Разве что уж совсем дура какая-нибудь неказистая!

Технический директор ООО “Софт-плюс” Алексей Сергеевич Захаров давно избавился от опостылевшего пиджака, сидел развалившись на стуле и подслеповато щурился в темноту через очки, то ли разглядывая танцующих, то ли приглядываясь к коллеге.

– Старею, кажется. Становлюсь сентиментальным. Верю в людей и человечество,– улыбнулся, отвечая на заданный подругой вопрос.

– И грешки свои оправдываешь,– съязвила блондинка.

– И грешки свои оправдываю,– согласился старый товарищ.

Надо сказать, Светка не попала в смысле характеристик будущей половины своего друга ни в одном месте. Первая жена Алексея была умной. Вторая красивой. Вот у любовницы ни ума, ни красоты, по мнению Светланы, не наблюдалось, зато житейской хитрости – на пятерых. За это Леха и платит четверть от дохода ушлой побочной связи. И с учетом возраста актива, под который идет финансирование, платить Лешеньке еще лет десять. Он не особенно расстраивается, ни тому, что платит, ни тому, что не видит ни бывшую половую забаву, ни результат их возвратно-поступательных радостей.

Красивая жена не вынесла измену с некрасивой. А умная не приняла дурака-Захарова, потому что на умную женщину всегда найдется новый муж, хоть ты тридцатилетняя разведенная и с ребенком, хоть вообще крокодил в юбке.

Больше товарищ решил не жениться. Дружит телами так, для души.

– Лех, а вот ты доживаешь однажды до мысли, что и одному хорошо?– внимательно посмотрела на друга.

– Мать, ты не обижайся, но что в этом хорошего?– Алексей перестал прикидываться слепым котёнком и внимательно, будто следя за строчками кода, посмотрел на коллегу.

– Удобно,– пожала плечами Светлана.– Вся жизнь только для себя и для дела.

– И что в этом хорошего?– еще раз уточнил Леша.

– Самодостаточность, типа,– снова пожала плечами.

– Ну, тебе, само собой, виднее,– неспешно заговорил мужчина,– но что хорошего в самодостаточности? Вот, допустим, ты самодостаточная на работе. Меня нет, Вадьки нет нет, рекламщика нашего, Гоши, нет. И ты все делаешь сама. Так?

– Ну, я же делаю, когда вы по отпускам разбегаетесь. Нормально справляюсь,– надо сказать, ненавидела, когда они друг за другом утекали отдыхать, вечный стресс, что не сладишь даже с текучкой, хотелось возмущаться и твердить, что она директор по общим вопросам,а не вот это вот все!

– А когда есть мы, то справляться можно не нормально, а прекрасно,– подчеркнул Захаров.

У них действительно сложился отличный тандем: педантизм Светы, помноженный на креативность Вадима в части придумывания новых продуктов и изобретательность Лешки в реализации задумок Вадика дали результат по меркам даже того времени больших возможностей почти мгновенный. Взлетела первая же программа и сильно все изменила. Их, кажется, тоже. Лешку-то точно. Кто сейчас в этом солидном высоком мужчине с аккуратной прической, в которую уложены густые полуседые волосы, мягко вьющиеся шелком черненого серебра, что смотрит сквозь стекла тонких дорогих очков на танцующих подчиненных и коллег, узнает того худого мальчишку, в комнате общаги которого Светлана мыла посуду и обещала ему, что однажды ночью в его помойке будет тараканий бунт.

– Ну, вот и в жизни так же. Нормально можно одной справляться, но что плохого в том, чтобы справляться прекрасно и не одной?– мужчина весь подобрался, втянулся в разговор, приготовился отстаивать свои позиции.

– Лешк, не получается оно – не одной прекрасно. Мужик пошел – халтурщик! Все норовит со своих обязанностей соскочить!– резко отмахнулась от собственных слов Света.

– Вот спасибо! Вот это комплимент!– Алексей резко перекрестил руки на груди.

– Ну, Лееш, ну, я ж не про тебя!– в знак извинения потянула двумя пальчиками тонкий рукав дорогой рубахи, будто хотела развязать узел из рук на груди.

Мужчина разнял крест, протянул левую ладонь к бутылке и кивнул на бокал собеседницы:

– Давай выпьем!

Налил себе и ей, подняли фужеры, соприкоснулись стенками. Оба пригубили в знак примирения и прощения.

– Знаешь, мы, понятно, тоже, мужики-то, не подарок,– философски согласился частично с ее словами друг.– Ты не думай, я все понимаю, никого не оправдываю. Вам с нам, ну, сложно бывает, конечно.

– Вот уж конечно,– усмехнулась в ответ.

– Но мы же не все такие и не всегда. Ну, правда же?– склонил голову и заглянул женщине в глаза.– Просто надо встретить того, кого надо. И будет хорошо.

– И сколько до этого перебрать тех, кого не надо?– снова грустно усмехнулась.– Нет, Лех, если уж ни детей, ни всякого там молодого, то одной проще. Спокойнее. А то какой-то ненормальный вечный поиск.

– Поиск – тоже нормально,– разлил оставшееся в бутылке поровну обоим.– Но можно и без поиска. Не надо отказываться от возможностей. Не надо брать плохие возможности. Это же совсем просто.

– И много неплохих возможностей появится, если их не искать? А если и плохие не брать?– снова чокнулись и выпили.

– Так немного, но тебе зачем много?– мысль была вполне разумной.

– Я же не про себя,– тут же отреагировала Светлана.

– Ну, не про тебя, так вообще. Много же не надо. Надо одного. Ну, или там двоих, чтобы было из кого выбирать,– ласково прищурился.

– В общем, ты не веришь в одиночество как выбор,– констатировала блондинка.

Не глядя на нее мужчина едва заметно отрицательно покачал головой:

– Никто не выбирает одиночество, если есть возможность выбрать неодиночество. Люди или боятся, или слишком высоко задирают планку.

– Бояться – это здравый смысл Жизнь не бэкапится,– тихо проговорила Света, вспоминая свои выборы.

Ну, а что? Разве было у нее хорошо? Да, замуж вышла, когда совсем разочаровалась в идее обратить на себя внимание Вадика. Если вдуматься, то и выходила замуж, глупо надеясь, что он остановит, попросит не спешить. Позовет в близкую совместность. Вадим даже не думал такого делать. У него не так много времени оставалось впереди до встречи с будущей любимой женой. Ну, а Света любимой не была, так и счастья ей в личной жизни.

Лучшее, что получилось из десяти лет брака – двое детей. Худшее – системный невроз плохой и нелюбящей жены, которая стремится быть хорошей тем больше, чем меньше любит. Говорят, развод – это стресс. Может, и так, но лучше, чем день получения бланков о том, что снова свободна от брачных обязательств, в жизни Светы пока не было. Ее выпустили на волю из тюрьмы семейной жизни. Пообещала себе – больше ни ногой! Дети есть, опыт есть. И что там еще делать-то? Так проходящим любовникам и объявляла. Ни один не стал оспаривать желание Светланы сохранить свободу. И ладно. жалко невозвратных лет. И молодости. Не бэкапится жизнь после ошибки в коде.

– Бояться – это бояться. Ни от чего не уберегает, только время и силы теряешь. Ты же знаешь лучше меня,– Алексей снова взглянул на собеседницу.

Музыка поменялась с быстрой и зажигательной на плавную. Леша поднялся и протянул ладонь:

– Потанцуем? А то только пьем да закусываем.

Поколебалась секунду и вложила пальцы в мужскую руку. Аккуратно вел, давая свободу, но направляя по танцполу.

– Слушай,– проговорил в самое ухо,– у меня хороший друг есть. Прямо вот отличный дядька. Хочешь познакомлю?

– Да ну тебя, Лешк!– засмеялась женщина.– Ты еще в свахи заделайся!

– Ну и зря,– обнял чуть крепче и повел дальше за ритмом нежной мелодии.

Что-то в их отношениях за два десятка лет удивительно сместилось. Непонятно только, когда ее рассеянный друг, не знавший мира людей, стал таким почтенным душеведом? Склонила голову на мужское плечо. Но все равно же дурак. Какая уже любовь, тем более брак и остальные глупости в их-то годы. Да и зачем?

Отстань, мужик!

Ответственность – это не любовь.

Любовь – это ответственность.

А. де Куатье

Серега Жуков знал точно только одно: понедельник – день тяжелый. Особенно тяжелы понедельники, если выходные прошли на даче с другом, приехавшим с большой новостью. Из тех, что по суху не ходят точно.

К Сергею Викторовичу приезжал друг Костик. Константин Чикмарев, заслуженный тренер, просто хороший мужик и золотой товарищ. Дружбы с Костей у Сережи насчитывалось столько, сколько не живут.

Познакомились они давно в почившем бог знает сколько тому назад Союзе, делили одну дорожку в бассейне. Чик был шебутной, а Сергей серьезный. Все пытались одного другим воспитать, было непонятно, правда, то ли хотят усмирить Костю, то ли взбодрить флегматика Жукова. Ну, а потом к облегчению всех тренеров Чика забрали в секцию прыжков в воду, так и разошлись. С одной дорожки, но не из общей дружбы.

И за столько лет, то сближаясь, то расходясь дальше, продолжали дружить и общаться. С самыми важными новостями, с которыми никуда не пойдешь, приходили друг к другу. Серега пришел сначала с вестями о свадьбе, потом с такими же вестями о разводе. Чик разводиться не планировал. Он без отрыва от семьи куролесил в свои сорок. В итоге так накуролесил, что спасаться от гнева всех причастных умчался к дружку-Сереже. Но тому уж лет десять минуло. Остепенились все немного.

А потом случился большой барабум и жизнь пошла под откос. Сереже все равно, он чемпионов не взращивал, обычный тренер в Твери. А Косте, конечно, отлучение от больших стартов далось тяжко, тем более его главная женщина, Анжелина Воронцова (главная, главная, все это понимали даже остальные тетки Чика), собрала манатки и отчалила туда, где спокойнее.Понять можно, принять – баба есть баба, что с нее взять? не созданы женщины для великих поступков и великих претерпеваний.

Когда свершилось, первым делом встретились и крепко накатили по ушедшему покою и простоте бытия. Потом пожелали друг другу держаться. Костя обещал, что дура Воронцов еще поймет, чего лишилась. Каких спортсменов, какой команды. А потом пропал. Не до встреч было. Даже почти не созванивались несколько лет. Встретились, не узнал Сергей друга.

Понятно стало лишь одно – трудно дается весельчаку-Костику груз ответственности главного тренера, ведущего команду к вершинам. Чикмарев не жаловался, а все же Жуков раз и навсегда перестал жалеть, что не тренер чемпионов. Его нагрузки и ответственность, хоть формально в тех же должностях, что Чик, не сравнить с головными болями друга. Сидит вот у себя тихонько в своем захолустье, куда пришел сразу по завершении спортивной карьеры, делает свое маленькое дело, подращивать детей для больших тренеров. Вот и ладно! Зато живой!

Вообще, конечно, ему тоже мечталось вырастить чемпиона. Великого спортсмена, как Попов, к примеру. Пусть всего одного, но большого, “золотого”. Можно, конечно,и чемпионку. Тут как раз никакой разницы. Хоть брасиста, хоть кролиста, хоть, вообще, пусть на спине плавает, но чтобы быстрее всех. А тогда, когда Чикмарев приехал после одиночного забега по удержанию на плаву своей школы, временно совсем расхотел. Ну его, такой ценой!

Друг коротко, без подробностей рассказывал, как выгребали после отъезда Лины. Как, кажется, выгребли. Что давление теперь ниже ста шестидесяти на сто не опускается, кажется, не рассказывал, но откуда-то Сергей знал. Что тик не унимается – тоже видел. Костя, конечно, мужик: взялся за гуж и волок. Что-то, правда, подсказывало, что надолго его не хватит.

Потом стали снова пускать на соревнования. Вроде, повеселело. Они опять редко виделись, но в целом было понятно, что Чику полегче хотя бы потому что не зря держал уровень. Временами проскакивало в нем злорадное: мы там, а Линка где-то в лягушатниках скачет.

Звонку в прошлую среду удивился, а уж желанию друга среди сезона приехать в гости – и подавно. Но сразу согласился. Если Костя хочет встретиться, наверное, не просто так. Выслушал удивительную историю. Покивал, не зная, что сказать. Видел, что товарищ счастлив.

– Вернется, тебя спихнут,– напомнил Чику.

– Да я сам уйду,– отмахнулся тот,– не мое это, Серег. Линка двужильная, а я – нормальный. Я бы, наверное, счастливее всех был, если бы вот, как ты, в какой-нибудь провинции с детишками возился.

Не был бы, конечно. Как ни поверни, а и деньги другие, и амбиций у Чикмарева было столько, что он стух бы возиться с малышами без перспектив до пенсии.

– Как бы ты две семьи кормил, Костьк, если бы у тебя была моя работа, а главное – моя зарплата,– пошутил Жуков.

– А я бы развелся, как ты, и больше не женился. Молодых тренерш в бассейне по попкам шлепал,– поржали над картинкой.

– Ну, хоть не спортсменок,– снова поржали.

Мужики могли быть скабрезниками, когда одни, но, конечно, про детей никто из них не думал в этом смысле. Даже когда уже не дети. С другой стороны, ситуации бывали. Сергей не далее как пару месяцев назад попросил вон молодого тренера, который уж больно неоднозначно, на его взгляд, общался с юными пловчихами. Не хватает еще скандалов на этой почве!

Задумался всерьез о сложностях взаимодействия мужчин-тренеров и девушек в купальниках. То ли из-за мыслей, то ли просто показалось, а сосредоточил взгляд на человеке, идущем несколько впереди и понял, что тот, очевидно, прячется. Не нравится главному тренеру Центра водных видов спорта города Твери такая диспозиция: по этой улице их дети ходят на тренировки, а тут какой-то “спецназовец на задании”, маскирующийся под окружающую среду.

Вообще, опасность для ребятишек иной раз появляется откуда не ждешь ни разу. Вот, казалось бы, поклонники. Что такого-то? Берут автографы. Спортсменам, особенно юным, приятно. С удовольствием подписывают карточки, билеты. В кучке обожателей и не заметишь, а потом бывает слушаешь, как девчонки друг другу пересказывают, кто, фотографируясь, за попу хватал. Опять же, всем не накостыляешь, хотя и стоило бы. Остается только смиряться, что часть девичей популярности – “судаки”, распускающие руки.

Он однажды схватил такого за руку. Хорошо схватил, так что нос разбил. В итоге получил от руководства федерации Твери по мозгам. Начальница их сама, казалось бы, женщина, должна бы понимать. Она, видать, и понимала. Потому цинично выдала:

– Жуков, попустись, у каждой девушки бывает. Неприятно, но от этого ни одна не умерла. Нам только скандалов публичных не достает. Да родителей-паникеров!

Вот она непробиваемая женская логика, основанная на печальном опыте собственной жизни. Но отстал, конечно, теперь только глазами стреляет активно, если вся вакханалия с раздачей автографов проходит в его присутствии. Сколько бы ни говорили взрослые тетки при должностях про жизнь, а руки пообрывать тем, кто их к его детям тянет!

“Шпион”, за оторым приглядывал, явно двигался в сторону бассейна. Сергей сместился, чтобы понять, кого высматривает себе извращенец. Никого из своих детей не заметил. Перед ними шли пара тетушек средних лет, мамашка выгуливала коляску, подросток собачку, а совсем впереди уверенно топал малыш от силы лет семи с характерной спортивной сумкой наперевес, видимо, кто-то из их младшей группы.

Пригляделся к подозрительному дядьке и понял, что он тоже “пасет” как раз пацана. Закипел до красной пелены в глазах. Это уж не просто непотребство, а уголовка и мудизм. Не хватало, чтобы педофилы повадились гулять вокруг их заведения! Прибавил ходу и окликнул:

– Мужчина, что вы тут делаете?!

Извращуга резко обернулся, смазал взглядом по неприметному, лысоватому дядьке среднего роста и комплекции, позвавшему, скорее всего, именно его, махнул рукой:

– Мужик, отстань! Не до тебя!

И снова стал выглядывать мальчишечку, уже вышедшего на прямую подхода к территории бассейна. Посматривая за мальчуганом, Жуков догнал мерзавца и крепко схватил за локоть:

– Я вас спрашиваю, что вы тут делаете и почему выслеживаете ребенка?

Пальцы главного тренера больно сжали мужское плечо. Мог бы Сергей Викторович, он бы ему вырвал кусок мяса, чтобы очевиднее стало, насколько неправильное место для охоты на детей выбрал этот гад.

Преследователь попробовал вырваться и взбесился, не сумев этого сделать. Да и не мудрено. При видимой неказистости тренера Жукова, сила в руках у него была богатырская, плавание отлично развивает плечевой пояс.

– Мужик, отстань! Чего ты ко мне привязался?! Иду, куда мне надо! Делаю, что мне надо!

– Что тебе тут надо, тварь?– рыкнул Сергей.– Детей выглядываешь, извращенец?!

– Иди нахрен, бультерьер!– взвился в ответ пойманный.—Тебе забыл рассказать, что мне тут надо!

Ругаться ругался,а отметил, что пойманный высок, широк в плечах, ему бы чуть больше спорта, был бы красавцем. Да и молодой еще – сорока, пожалуй, нет. Невольно профессионально оценил данные, решил, что из такой антропометрии мог бы выйти неплохой пловец, если бы с детства занимался. Глядишь, вся жизнь бы у человека иначе сложилась. Может, даже ориентация повернулась в нужную сторону,а не в психиатрическую! Жуков, вообще, считал, что спортом можно поправить многое и многое привить из того, что правильно. Но этого гада остается только списать в утиль. Уже не поправить ничего, если он за детьми по кустам прячется!

– Сейчас зайдем в спорткомплекс, сдам тебя охране, мудилу, там и выясним, кто идет нахрен и кому тут делать нечего.

Извращенец тут же как-то резко полинял в петушином настрое, оглянулся, заметил, что мальчишка, которого он выглядывал, зашел в территорию спорткомплекса, снова взглянул на поймавшего его человека:

– Слушай, мужик, а ты тут работаешь, да?– внезапно доверительно заговорил пойманный.

– Работаешь!– согласился Жуков.

– Слушай, и на работу всегда тут ходишь?– уточнил “извращенец”.

– Ходишь!– грозно сообщил Сергей Викторович, намекая, что в этом месте делать подобным типам нечего.

– Слушай,– засуетился тип,– тут дело такое. Вот этот мальчик, ну, он сын мой. Он у меня маленький еще, но очень самостоятельный! Сказал, что один будет ходить. Видите ли, мы его позорим, когда за руку водим! Сам знаешь! Мальчишки!

Жуков знал: у него самого мальчишка, да и Сережа когда-то был мальчишкой, которого впервые отпустили одного на секцию. И шел он в свои семь гордый, довольный, самостоятельный и самый умный, знать не зная, что сзади крадется папа, наблюдая, как сын переходит перекрестки и следит ли за автомобилями. Папа, конечно, доверял маленькому Сереже, однако проверял. И это было правильно, но, обнаружь мальчишка отца за спиной в тот день, жутко бы обиделся. Через много лет он сам так же провожал сына, отбив у жены право пацана быть самостоятельным. Круговорот отцов в природе, в общем.

– Мужик, ты это,– несчастный папаша наконец почувствовал, что пальцы, тисками сжимающие его плечо, ослабли, хоть и не разжались полностью,– в общем, ты вроде нормальный же, да?

– Ну вроде,– усмехнулся Сергей.

– Он, это, ну, всегда этой дорогой будет ходить. И примерно в это время. Вы же будете пересекаться, да?– плечо взволнованного родителя наконец отпустили.– Ты вот, ну, когда будешь замечать, приглядывай за ним, а? Я чо та очкую! Маленький же еще совсем!

– Парня-то твоего как зовут?– улыбнулся Жуков.

– Вася. Авдотьев Вася,– доложил беспокойный отец.

– А тебя Васин папа, как зовут?– поинтересовался Сергей Викторович.

– Антон,– мужчина протянул руку.

– Ясно, Антон,– Сергей ответил рукопожатием.– Меня зовут Сергей, я тоже тут детей тренирую,– кивнул на бассейн, буду приглядывать по мере сил за твоим Васей.

– Мужик! Серега, ты человек!– затряс руку Жукова папаша.– Я в вашем аквариуме ни черта не понимаю. Это жена у меня помешанная, лучше б на футбол отдала, но ты – человек!

Главный тренер даже расхохотался от такого признания незамутненного папы Васи. Распрощался и направился к рабочему месту.

В тренерской задал вопрос всем присутствующим:

– Мальчики и девочки, а у кого из вас Вася Авдотьев?

– У Полинки, не отрываясь от чего-то в телефоне ответил невысокий жилистый тренер по ОФП.– Ничо так мальчишка. А почему интересуешься?

– А его папа хочет в футбол отдать,– усмехнулся Жуков.

– Зря,– философски заметил специалист по баттерфляю,– он вполне хорош.

– Тогда пойду, гляну на дарование,– решил Сергей Викторович.

– Надеетесь чемпиона разглядеть?– ОФПешник даже от своего мобильника оторвался.

– Чем черт не шутит!– Жуков подмигнул молодому коллеге и отправился знакомиться с Васей, которому не суждено стать футболистом, потому что его мама помешанная на плавании, а папа вовремя попался на глаза слишком внимательному “мужику” на улице.

И все-таки, а вдруг и правда разглядит чемпиона! Хотелось бы чемпиона. Ну, хоть одного!

Woman In Love

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.

А. Ахматова

– Ну что, по домам, Татьяна Николаевна?– в кабинет заглянула востроносенькая и круглолицая секретарша Варя.

– Иди, Варюш, иди. Время позднее. А ты все меня караулишь,– махнула рукой директор частной школы с углубленным изучением иностранных языков “Лингва”.

– Так и совсем не только вас,– не согласилась секретарь, пальчиками поправляя прямую кокетливую темную челку и рассматривая себя в зеркало в кабинете, куда успела просочиться, пока ее гнали домой.– Станислав Николаевич тоже ушел вот только.

Станислав Николаевич или Стас Ицкевич – зам Татьяны по вопросам развития. Чуть меньший трудоголик, чем начальница, но это и понятно: у него все-таки семья.

У Тани когда-то тоже была семья. Даже почти два раза была. И до недавнего времени все-таки сын ждал дома. Теперь Гошка учится в Мичиганском технологическом, уже второй год. Так решил его папа, с которым по вопросам образования парня-технаря спорить и бессмысленно, и неразумно. Таня и не спорит. Что бы там между ними ни было, а Лешка плохого не посоветует.

За всю свою жизнь Татьяна Николаевна помнит лишь один совершенно неразумный и глупый совет бывшего мужа. Звучал он так: “Разводись со мной, Танюх”. Хуже было лишь то, что обиженная Татьяна последовала этой глупой идее.

А еще хуже, что обижалась долго. Наделала много глупостей. Главных глупостей. Уехала вот в Петербург. Чуть повторно не вышла замуж. В итоге не вышла замуж, но и не вернулась назад, потому что уже открыла школу. Хотя уж школа точно глупостью не была: и думать о своей неутихающей обиде и любви было некогда, и занята была чем-то по-настоящему интересным и важным. А главное – получилось,в конце концов, очень интересно и совсем не хуже, чем в жизни ее бывшего. Формально даже лучше – она полноправная хозяйка, владелица, а он просто технический директор. Ну это только формально. По правде жизни, конечно, Алексей успешнее и финансово стабильнее. Все-таки IT – не образовательный центр, пусть и давно уже более чем известный.

– Все, Варюш, беги. Я тоже пойду, только обойду этажи,– махнула в сторону девушки рукой с маникюром в цвет прически.

– Охрана же обходит?– Варя не понимала привычку начальницы кружить по пустому зданию и заглядывать в углы, что там интересного-то, когда все ушли?

– Ну, привычка у меня такая,– рассмеялась Татьяна и почти вытолкнула подчиненную за двери, освободив себе место у зеркала.

Поправила, глядя в отражение, короткую стрижку волос винного цвета, присмотрелась к себе. Красавицей так-то никогда не была, понятно, что без тяжелой пластики и не станет. Теперь уже и с ней не станет. Сорок семь – не двадцать. Лицо широкое, разрез глаз какой-то азиатский, хотя родители совершенно славянской внешности. Рот не столько крупный, сколько длинный пожалуй. Нос, вообще, из центра лица выпирает. Как он может быть красивым? Тем более если большой и с горбинкой?

Если что в Татьяне и было яркого – амбиции и любовь к преподаванию иностранных языков. Ей даже не столько нравились сами языки, сколько возможность донести до учеников их систему, стройность, красоту звучания.

Двадцатитрехлетний студент пятого курса факультета естественных наук, специализирующийся на биомоделировании и биоинформатике, ввалившийся на курсы французского языка выглядел странно: высоченный, нескладный, черноволосый и кудрявый как барашек. Глаза синие, умные, рассеянные. Вопросов задавал много, но исключительно точно и емко формулировал, а получая ответы, тут же прекращал беседу. От этого казался молчуном.

Все структурные моменты улавливал удивительно легко, произношение и вокабуляр кудрявому студенту не давались, хоть тресни.

– Почему вы не можете просто выучить эти слова?!– возмущалась молодая преподавательница, хотя не все ли ей равно, учитывая, что парень учится платно.

– А смысл?– улыбался, прищуривал глаза, выглядел хитрым и забавным.– Пока они мне не нужны, какой смысл их загонять в голову? Если что – есть словари.

– Придется начать с вами разговаривать исключительно на французском, где бы мы ни виделись,– пригрозила ученику.

– Так мы, кроме этой аудитории, нигде и не видимся,– пожал в ответ плечами.

– Ничего. Будем видеться чаще,– вот так и началось то, что через восемь месяцев закончилось поспешной свадьбой,а еще через четыре рождением Гошки.

Пришлось уйти с работы с нормированным графиком, заняться частными уроками. В тот момент Леша еще не особенно много зарабатывал, но, в целом, ей не приходилось из кожи вон лезть, совмещая заботу о малыше и работу. Бралась, сколько было сил и времени. Доучивалась в аспирантуре неспешно. Думать не думала, что покоя и стабильности ее семье отведено всего-то пять лет.

Наверное, их погубили шальные деньги, что принес первый большой и успешный проект команде, в которой работал Леша. У него появилось то, что является главным возбудителем для многих женщин – плотно набитый кошелек, остальное и так было: молодость, ум, даже красота. Таня всегда думала, что ее муж очень красивый. Радовалась, что сын в него выдался.

Красивый муж в итоге сначала стал неурочно пропадать на работе чуть не до рассвета, а потом и вовсе сообщил, но нашел себе красивую будущую жену. Ну, не так, конечно, но по сути именно об этом. Не брать же всерьез слезы на глазах, хватание себя за волосы и ее за руки и мольбы о прощении и понимании.

Во время стенаний и метаний лешка твердил: “Я скотина!” У Тани не было возражений по сути этой мысли. К Гошиным шести годам развелись окончательно. Интеллигентно. Не устраивая сцен пытались делить воспитание сына. Наверное, единственный период, когда работа была одновременно совсем безразлична и только ею и спасалась.

А еще, получив документы о разводе, записалась в парикмахерскую и сказала мастеру:

– Постричь и покрасить!

– Как?– задала вопрос парикмахерша.

–Чтобы я себя не узнала,– ответила Татьяна.

– А цвет какой предпочитаете?– протянула клиентке папку с разноцветными прядками.

Таня думала, что выбирает кроваво-красный, по ощущениям истекающей кровью души, но на ее серо-русые волосы почему-то вышел насыщенно-винный. С тех пор и не меняла. Город поменяла. Жизнь поменяла. А стрижку и цвет волос оставила оттуда, из боли развода.

Вышла из кабинета и двинулась по пустому коридору. Минимум раз в неделю заглядывала во все углы, раздевалки, под лестницы, чтобы просто убедиться – все на месте, все в полном порядке. Иногда обнаруживала странное: забытые учебники, перчатки, девичьи заколки и резинки – бывает и не редкость. Натыкалась на припрятанные, наверное, от внимательных родителей пачки сигарет. Ну, всем нам школа – второй дом, что уж там? Початая краска для волос – вот прямо в раздевалке спортзала кто-то решил из блондинки в рыжую переквалифицироваться? Однажды нашла упаковку презервативов и тест на беременность за кадкой с зелеными насаждениями. Выматерилась, потому что – не дай бог, удивилась, потому что – как они вместе-то оказались?! В общем, за восемь лет, что школа квартирует в этом здании, отжимая себе этажи и переходы у других организаций, видела всякое.

Между прочим, она и переехала, потому что ее соблазнили пустующим и оплаченным кабинетом. Да и невыносимо было смотреть, как у бывшего мужа опять разваливается брак, теперь уж и не из-за любви, а черт знает из-за какой глупости!

С Вениамином познакомились в тот момент, когда стало понятно, пора расширять языковой диапазон. Все чаще спрашивали не только про английский, немецкий и французский, но еще и про японский с китайским. Китаиста нашла дома, а преподавателя японского – никак. С грехом пополам обнаружилась подходящая кандидатура в Петербурге. Уроки – только онлайн, но это лучше, чем ничего. Кандидатуру звали Кира, у Киры бы старший брат Вениамин (родители, кается, затейники по части имен для детей, был еще один брат – Кристиан). Познакомились почти случайно, когда приезжала к помощнице-напарнице на несколько дней, чтобы обсудить какие-то насущные вопросы, заодно и перезагрузиться путешествием.

Веня подвез младшую сестренку, раскланялся и уехал. А потом все дни, что Таня была в Петербурге, работал гидом и извозчиком. Мужчина солидный, бизнесмен, в разводе. Да, на пятнадцать лет старше, но и в этом плюс – дочь взрослая, не надо думать о его детях. Ухаживал красиво, было приятно. Но… и только.

Может, она бы и не решилась на переезд, хотя Веник звал чуть ли не сразу, если бы очередной мутный, баламутный виток личной жизни обожаемого Алешеньки не добил. Во-первых, стало ясно, что где-то теперь у ее сына будет подрастать то ли брат, то ли сестра. Во-вторых, что Лешка этому совершенно не рад. А в-третьих, что, в общем-то, ему, кажется, все равно к кому из своих женщин прибиться, кроме, может, матери будущего потомка. К ней – ни за какие коврижки не хотел. Унизительно, когда к тебе прибегают, если отвергает другая. Вот и уехала, чтобы бежать было далеко. Леша не побежал. А Веня устроил ей кабинет в одном из своих офисников. Всеми силами создавал режим максимального благоприятствования. Даже смог с Гошкой подружиться. Вот добиться Таниной любви не смог.

И при этом смог остаться настоящим мужиком, то есть ни в чем не ущемил женщину, по-прежнему предоставлял помещение. При любой потребности давал возможности к расширению. Они, конечно, с некоторых пор уже платят ему, а все же и не по коммерческой таксе, и всегда могут припаздывать с платежами. Иногда это спасительно.

Может, и дальше бы размышляла о строительстве бизнес-карьеры на фоне рухнувшей личной жизни, но послышался какой-то шорох из-под лестницы, по которой спускалась на первый этаж. Заглянула в полумрак, едва разгоняемый приглушенным к вечеру освещением. Замерла, удивляясь открывшейся смутной из-за сумрака картине.

Центральный персонаж полотна узнала сразу и тяжко вздохнула. Ее беда. Ее проблема. Антураж вызвал состояние ошарашенности, переходящее в озлобление. Красивая юная блондинка с глазами как два тихих зеленоватых пруда в старом парке, едва ли старше восемнадцати, сидела на полу прислонившись спиной к стене. Справа от нее у той же стены валялась школьная сумка-рюкзак черного цвета с умильным белым контуром зайчика и подвеской-брелоком в форме упакованного презерватива. Под боком девушки стояла початая бутылка, этикетка которой гласила – в учебном заведении, языковой школе “Лингва” под руководством Татьяны Николаевны Захаровой, заслуженного учителя РФ, школьница напивается дорогущим вискарем. Несовершеннолетняя школьница!

Дело выглядело таким поводом к отчислению, что другого и не надо было. Не знай предыстории этого поведения, оборвала бы уши некогда лучшей воспитаннице своей школы, да и выдворила вон с документами. Ищи место, где бухать после уроков разрешается!

Девушка подняла мутные глаза, совершенно безразлично проскользила по директору и уставилась в пространство.

Все началось около года тому назад. Новогодние праздники. Вечерняя дискотека. Дети пляшут, педагоги присматривают. Все равно, конечно, не уследишь, но хоть самую дурь успеешь пресечь. Молодые учителя, кстати, порой хуже детей. Шикнула на учительницу английского у пятилеток, которая в медленном танце недвусмысленно прижималась к преподавателю корейского для старшеклассников. Отчитала обоих, напоминая, что тут школа, они педагоги, а не студенческая вечеринка, переходящая в свингерскую.

– Да, Татьяна Николаевна!– хором согласились подчиненные.

И куда-то исчезли минут через десять. решила на всякий случай пройтись по зданию. Ладно устроят свальный грех, хоть бы ума хватило запереться и не орать в процессе, прости господи!

Шла по этажам, толкала двери. большая часть были закрыты. Но некоторые отперты. Кабинеты,в которых можно было детям посидеть в тишине, если устали. Так открыла очередную дверь и замерла.

Нет, преступных “англичанки” и “корейца” там не было, но то, что было, оказалось куда как страшнее. Точно страшнее. Если ваш сотрудник целует вашу ученицу, расстегивая в процессе на ней блузу, то… это страшнее любого секса на столе преподавателей. Даже секса в школе, где они работают.

– Сергей Анатольевич!– резко позвала учителя германо-романского языкознания.

Мужчина вздрогнул и попробовал сразу же максимально отодвинуться от цепляющейся за него девочки-девушки.

– За мной!– приказала подчиненному.– Алена, прикройся!

Последнее указание касалось ученицы десятого класса Алены Сергеевой. Эта девочка пришла к ним восьмилеткой. Еще с обычных курсов начинала. Как открыли полноценную школу, родители перевели дочь из гимназии общегуманитарного направления сюда. И вот что происходит!

Молодого преподавателя Сергея Анатольевича Ключицу (забавная фамилия) взяла за два года до случившегося эксцесса. Красивый как молодой бог мужчина. Высокий, брюнет, с чертами лица героя-любовника из дорогого сериала о жизни богатых. Закрытый и, пожалуй, сноб, но работу делал хорошо. Учился много. Предмет знал отлично. Можно простить мелкие недостатки. Поцелуи с ученицей к ним не относились.

– Значит так,– завела в свой кабинет учителя,– знать не хочу, до чего вы докатились в итоге. Шестнадцать ей, слава богу, уже есть, уголовки на тебе не будет в любом случае. Но и работать у нас ты не будешь.

– Я ошибся,– попробовал увильнуть от увольнения Сергей.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Значит, мое решение поймешь и примешь тоже.– Пиши заявление. Через две недели – свободен.

– Я веду полноценно курс, кто этим займется, если я уйду?– резонное замечание, к сожалению.

– Разберемся. Ты тут работать не будешь через две недели!– отрезала директор.

– Да она сама на меня полезла!Я живой человек!– в общем, даже верилась, Аленка у них боевая девочка, но это ничего не меняло.

– Последнее, что меня интересует, как вы, Сергей Анатольевич, не смогли отбиться от домогательств девочки шестнадцати лет на двадцать кило легче вас и на голову меньше ростом,– все же не нравился ей этот учитель, что тут сделать?

С подчиненным разобралась быстро, а вот что делать с ученицей, которая бегала по пятам и то умоляла, то угрожала, желая вернуть учителя? Верный ответ – ничего. В марте пришли родители и сказали, что переводят Алёну в новую школу. Татьяна тем же вечером выяснила, что учитель Ключица в этой школе тоже имеется. Пробивная девушка Аленушка, Сереженьке это будет почище любого взыскания за непотребство по правовой и служебной части. Влюбленная, горячая и активная. Уходила Аленка, конечно, с видом победительницы. Высказала на прощание все, что думала по поводу Татьяны Николаевны.

Месяц назад родители за “ради бога” попросили взять назад. Брать ее никто не хотел. Во-первых, подарком при всем таланте Алена не была. Во-вторых, наговорить успела много, и подружкам, и учителям до ухода. Ну, а в-третьих, как поняла Татьяна, успела взрослой жизнью с Сергеем Анатольевичем нажиться. Видимо, в новой школе решили избавиться от обоих сразу, чтобы репутация осталась в целости. А может, характера ученицы не выдержали. Характер там был – мама не горюй!

Татьяна эту влюбленную королеву драмы тоже брать назад не намеревалась. Путь себе плодиться и множится по библейским заветам, раз выбрала этот путь, хоть с Ключицей, хоть с Лопаткой, хоть вовсе с коленным суставом. Но пришла спокойная и рассудительная бывшая одноклассница и подруга Алены Анюта и чуть ли не в ноги была готова броситься Татьяне Николаевне. Помогите! Возьмите! Ей очень плохо! Продолжала сомневаться, но назначила встречу Алене. Сказала, что требует извинений. Дерзкая и внешне такая же, как до ухода, а внутри совсем другая. Издерганная, больная, потерянная.Извинилась Алена с полным безразличием – что воля, что неволя. В обмен Татьяна Николаевна наставила кучу дополнительных часов, чтобы нагнать программу. Гоняла сама, потребовала от всех учителей не давать спуску. Может, хотела, чтобы был привычный уже для работы с Аленкой скандал. А скандала не было. Девушке все стало безразлично. Так и фонило вокруг нее словом “плевать”. Приходила на все занятия через это внутреннее “плевать”. Старалась, но не хотела. Рыдала, смеялась: и то, и другое – без повода, с места. Во всем была истерика и боль. Сегодня эта истерика притормозила на виски под лестницей школы. Гулять так гулять? Чего вы не делали в своей жизни? Не набиралась до положения риз в школе “Лингва”. А ну, зажгу!

– И почем я не должна тебя сейчас выставить вон и запретить возвращаться, Сергеева?– жестко припечатывает слово к слову Татьяна, заходя под лестницу.

– Плевать!– невнятно отвечает девушка, наконец озвучив то ощущение, которым она полна по макушку.

– Ален,– женщина отодвигает бутылку и присаживается рядом,– я тебе не мама и не психолог, но ты бы рассказала все-таки мне, что с тобой?

– Со мной все лучше всех!– отмахивается так же невнятно, как и говорит ученица.– Мне повезло, я снова в лучшей школе мира, у меня лучшие в мире друзья, лучшие в мире учителя!

На последнем слове из глаз начинают течь слезы, но девушка закидывает голову назад и пытается спрятать соленые капли туда, откуда они выкатываются. Татьяна придвигает ближе девичий рюкзак к владелице и, не глядя, присаживается у стены, рядом с ученицей.

В сумке тренькает телефон, Алена лезет в нее , чтобы вытащить трубку. Вместе с сотовым из кармана выскакивает пустой блистер из-под лекарств, чего девушка даже не замечает, а вот Захарова сразу же протягивает руку и, прочитав название, меняется в лице.

– Алена, откуда у тебя это лекарство?– не давая девушке даже дочитать пришедшее сообщение, кладет поверх телефона пустую пачку женщина.

Ученица молчит. Безразличная и отстраненная. Теперь уже непонятно, то ли это алкоголь в смеси с усталостью, то ли алкоголь в смеси с таблетками.

– Ты выпила это?– настаивает на ответе директор.

И снова молчание в ответ.

Татьяна судорожно жмет на экран смартфона, вызывая скорую. Да уж, такого она точно в школе не находила: несовершеннолетняя пьяная, нажравшаяся барбитуратов. Самоубиваться у нних до сих пор никто не самоубивался вот так вот красиво, с кайфом, посреди учебного заведения с отличной репутацией. Захарова всегда верила, что эта девочка сможет “зажечь”, но чтобы вот так!

Второй звонок Ицкевичу. К счастью тот еще тоже далеко не уехал. Третий – Варе, которая добежала назад с остановки. Под белы рученьки вывели Аленушку на улицу. Татьяна с рюкзаком с умильным зайчиком шла сзади, не говоря ни слова. Внутри жили два противоречивых желания: убить мелкую головную боль, чтобы даже не думала повторять эти глупости, и мольба, чтобы она выжила вопреки всему и всем. И еще показала. В том числе и тому придурку, который не оценил такую “звезду”, прости господи!

Подкатила “скорая” сгребла девчонку и наставницу в свое брюхо. Зам и секретарь рванули следом на автомобиле Стаса. Не будет им с Аленушкой покоя, ох, не будет.

Внутри фельдшер мерил пульс и давление Сергеевой, считал удары сердца, а после обернулся к встревоженной женщине, закусывающей губы и поинтересовался:

– А вы уверены, что она принимала таблетки?

– Вы думаете пустую упаковку ребенок хранит чисто из эстетических соображений?– съехидничала педагог.

–Ясно. Разберемся,– кивнул головой врач.

Пока доктора суетились, пока ехали родители, пока все куда-то двигалось и вертелось, не было времени даже испугаться. А после, сидя на железной лавке и провожая окончательно этот жуткий день в абсолютной одиночестве и тишине коридора больницы, Таня думала о том, что страх бывает разным: то липким и давящим, то горячим и острым, а то таким, как сегодня, со вкусом злости. Ей очень хотелось разбудить неожиданным звонком красивого молодого бога, который взбаламутил Аленкину душу, сказать все, что она по его поводу думает. Останавливала только мысль о бесполезности, а то и вреде этого звонка.

– Татьяна Николаевна,– к плечу легко прикасается ладонь матери Алены, они похожи, только в Сергеевой-старшей нет бунта, весь дочери достался,– дочка просит вас зайти.

Визит к королеве. Их величество желают видеть спасительницу! Захарова устало встает с железной лавки и направляется в палату, думая, что педагогика, возможно, совсем не ее.

Алена бледная с синяками под глазами полулежит в подушках.

– Надо же, почти живая,– негромко прокомментировала женщина.

– Татьяна Николаевна, вы простите меня,– девушка говорит тихо, но, к счастью, внятно.

– Ален, когда в следующий раз пойдет все наперекосяк, найди менее травматичный способ самовыражения,– вздыхает директор.– Волосы перекрась что ли, в лиловый, например. Тоже вызов, но хоть живы все.

–Я не пила таблетки, правда,– слышится с кровати.– Хотела, а потом испугалась и выкинула в унитаз.

–“Звезда”, твою ж мать!– вздыхает Захарова.– Алена, волосы! Просто покрась волосы, когда в следующий раз решишь сделать что-нибудь одиозное! Как отболит, вернешься к родному цвету.

Женщина разворачивается к выходу, соображая, сколько теперь придется оббежать инстанций, доказывая, что ее ученица не суицидница, и никакой психиатрический учет им не нужен. Ну, может, ей, педагогу, и нужен специалист по этому профилю, чтобы вовремя прописывал “колеса” от тика, когда деточки решают сотворить что-нибудь “этакое”. В затылок раздается вполне отчетливо:

– У вас, получается, не отболело?

Девушка не видит, как одобрительная усмешка проскальзывает по губам, но пальцы с винным маникюром, зарывшиеся в волосы такого же цвета на голове настатвницы, легокнько подрагивают, и ответ получает вполне понятный:

– За что я тебя, змею, люблю, Аленушка, так за умение видеть суть.

Дверь палаты закрывается, оставляя последние слова внутри, словно повод для серьезного размышления о сложности бытия во взрослом мире.