Читать онлайн Доброе утро, почта! бесплатно

Глава 1

– У аппарата! – надтреснутый дребезжащий голос Аделаиды Григорьевны Долинской переполняли сочные ликующие интонации искреннего залихватского любопытства, щедро сдобренные изрядной долей ёрничества.

– Доброе утро, почта, – раздался в домофоне неожиданно неуверенный ответ.

– А кто это? – уже нормальным тоном поинтересовалась Долинская.

Она явно ожидала услышать кого-то другого.

– Это почтальон, Аделаида Григорьевна.

– Я знаю, что я Аделаида Григорьевна, – строго сказала хозяйка квартиры. – Но вы-то кто? Мой почтальон Каневская Нина Васильевна и ее голос…

Тут домофон отключился.

– …я прекрасно знаю, – всё же закончила Долинская в пустое пространство.

– Слушаю, – по-деловому ответила Долинская вновь зазвонившему домофону.

– Это Порожкин Евсей Анатольевич, – поспешно затараторил немолодой мужской голос. – Нина приболела, Аделаида Григорьевна, и я…

– Почему у вас своих ключей нет, почему вы звоните? – перебила его словесный водопад хозяйка.

– Так Нина всегда вам звонила, она же сама мне говорила, Аделаида Григорьевна…

– Ладно, заходите, – постановила Долинская и характерный звук констатировал, что дверь благополучно открылась.

* * *

– Началось, твою мать! – еле сдерживая бурлящие через края эмоции проскрежетала сквозь зубы почтовый оператор Лидия Генриховна Гермионова.

– Слушаю вас, почта, двести сорок восьмое… Да не кричу я, не кричу… Что значит "тогда пререкаюсь"?.. Нет, женщина. это вы успокойтесь… Да, конечно, я нахожусь на работе, ну не в лесу же… В управление? Нет, в управление, я думаю, звонить не обязательно, – уже поспокойнее проговорила Гермионова.

– Да, есть такой почтальон Порожкин, Евсей Анатольевич. Только он сейчас в доставке… А, это вы звоните, тогда зачем звоните-то?.. Каневской тоже нету… Слушайте, кто вам, в конце концов нужен? Что?.. Это вы мне?.. Да ради Бога! Гермионова моя фамилия, и что дальше? А вы-то сами кто?.. Да звоните вы куда хотите, хоть в узел, хоть в само министерство! – и оператор в сердцах бросила трубку.

– Нет, вы только подумайте! – возмущенно выпалила Лидия Генриховна, буквально вбегая в помещение, где сидели почтальоны. – Управлением мне будет мне грозить! Вот стерва!

– Что случилось, Лидок? – нарочито спокойным тоном поинтересовалась ухоженная брюнетка лет сорока-сорока пяти.

Говоря это, Наталья Владимировна Замшина внимательно разглядывала в зеркале умело подкрашенные губы и тщательно подведенные брови.

– Да позвонила тут одна мымра. Порожкина спрашивает. Потом про Нину. Я вообще не поняла, что ей надо, – тряхнула несколько растрепанной прической, удивительно напоминавшей по цвету выгоревшую на солнце ржавчину, дебелая женщина примерно одного возраста с Замшиной.

Максим Сергеевич Аверин, худощавый довольно спортивный брюнет с легкой проседью, пятидесяти двух лет, уже почти три с половиной года работавший в доставке достославного 248-го, оторвался от заполнения извещения и собрался высказаться, но его опередил новый голос.

Привлеченная полукриком оператора, в дверях появилась замначальника отделения Озерова.

– Что значит, вы не поняли, Лидия Генриховна? – строгим как у робота голосом отчеканила она. – Вы хотите сказать, что не понимаете, зачем нам звонят клиенты?

– Карина Дмитриевна, – стараясь говорить как можно спокойнее с блондинкой лет тридцати пяти в строгом брючном костюме, ответила Гермионова. – Да как их всех можно понять? Я…

– Как хотите, так и понимайте! – ледяным тоном перебила ее замначальника. – Это ваша работа. Работайте, коллеги, а почему еще не все в доставке? – строго обратилась она к заполнявшим или делавшим вид, что работают почтальоны. – Я буду вынуждена сообщить Полине Олеговне!

– Карина, – нарочито ленивым невыразительным тоном проговорила Замшина, продолжая внимательно смотреться в зеркальце:

– В конце концов, что ты разозлилась? Порожкин и Троекурова в доставке, я лично тоже сейчас собираюсь.

– И правильно делаешь, Наташа, – по-прежнему строго отреагировала зам. – Давай выдвигайся, одна нога тут, другая там. Кстати, а где Каневская?

– Нина приболела, Кариночка, – подала реплику из своего угла приятной наружности женщина. Выглядела она не больше чем на пятьдесят лет, хотя на самом деле ей было за шестьдесят.

– Что с ней? Больничный будет?

– Ну это уж пусть тетя Поля озаботится, – фыркнула Гермионова. – И вообще, можно я пойду работать?

– Ну конечно, Лида, пчелка ты наша, – опередила Озерову Замшина. – Стахановцы по сравнению с тобой – просто бездельники, – после двадцатисекундной паузы продолжила комплименты Наталья Владимировна и, не дожидаясь ответной реакции, перекинула через плечо сумку с корреспонденцией и, не забыв захватить ключи, не быстро и не медленно прошествовала на выход, на самом деле не услышав или сделав вид, что не слышала довольно-таки разборчивого бурчания одного из коллег: "Наконец-то отчалила!"

***

– А-а, это вы почтальон Порожкин, – внезапно раздалось за спиной Евсея Анатольевича сочное глубокое контральто.

Порожкин, опускавший в ящики рекламу резко обернулся, – обладательница роскошного контральто смотрела на него с милостивой улыбкой сытой львицы.

– Ну, что вы мне доставили господин Порожкин, Евсей, кажется, Анатольевич? – дружелюбно поинтересовалась львица средней комплекции, ухоженная дама лет шестидесяти с витиеватой прической на голове.

Одета львица была в шерстяной домашний халат с пояском, поверх халата была накинута тонкая узорчатая шаль из дорогого материала (о чем автор любезно осведомляет читателя, так как Евсей Анатольевич, при всем уважении писателя к своему персонажу, увы, не в состоянии оценить качество шали).

Однако, продолжим описание львицы. Обута Аделаида Григорьевна была в лазоревые уютные домашние тапочки с замысловатым вензелем, а на указательном пальце левой руки красовалось кольцо с камнем, ценность которого пока оставим за скобками.

Порожкин секунду справлялся с впечатлением от неожиданного появления Долинской и, наконец, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, твердо произнес:

– Боюсь, что только счет за телефон, Аделаида Григорьевна.

– Вот как? – приподняла брови Долинская. – А как же, реклама, а?

– Ну конечно, реклама тоже… – слегка смутился Порожкин.

– Ну что ж, Евсей Анатольевич, заходите ко мне в гости, посмотрим, что за рекламу мне принесли…

Почтальон начал было отнекиваться, что люди ждут почту, но был остановлен величественным взмахом руки.

– Не возражайте! – объявила Аделаида Григорьевна, – а то я на вас пожалуюсь, а уж на что – я всегда найду!

И увлекаемый неуловимой повелительностью широкого взмаха руки львицы Порожкин, словно загипнотизированный, последовал за хозяйкой.

– Проходите, – открывая дверь квартиры номер 27, торжественно пригласила Аделаида Григорьевна.

Собрав в кулак всю свою уверенность Порожкин с решительностью Трусливого Льва переступил через порог.

– Ну же, смелее! – подтолкнул его в спину весело-ироничный голос.

– Раздевайтесь, раздевайтесь! – скомандовала хозяйка, зажигая свет. – Вот тапочки. … Нет, нет, я сама повешу. Только в шкаф и на вешалку. И без самодеятельности. … Идите мыть руки. Полотенце зеленое.

– Куда вы хотите сначала, – на кухню или в гостиную? – критически осмотрев гостя с головы до ног, неожиданно предоставила ему выбор львица.

По-видимому, Евсей Анатольевич, застигнутый врасплох внезапно предоставленной ему инициативой, еще долго топтался бы на месте как потерявший дар речи Буриданов осел, если бы достопочтенная хозяйка не снизошла до его бедственного положения, осознав безнадежность ситуации.

– Проходите пока на кухню, – разрешила она мучительные колебания. – Чай, кофе или, вот, могу свежим грибом угостить. Алкоголь не предлагаю, вам еще работать, – на всякий случай уточнила Долинская.

– А давайте-ка гриба, – внезапно осмелев, попросил Порожкин; голос его уже не напоминал беспомощное блеяние.

Он поудобнее устроился на стуле и, постаравшись держать осанку, взглянул прямо в лицо Долинской.

Долинская неспеша налила гостю щедрую порцию в сверкающий чистотой бокал из тонкого стекла, а себе достала пузатую рюмку и початую бутылку коньяка. Вслед за ними на столе разместились: хлеб, сыр, буженина, сливочное масло и шоколадные конфеты.

– Мне можно, я не на работе, – выразительно, четко артикулируя слова Аделаида Григорьевна ответила на немой вопрос, видимо, вконец потерявшего страх Порожкина.

– Конечно, конечно, я что, я ничего, – забормотал мигом спустившийся с небес на землю гость и судорожно, на всякий случай, глотнул гриба, отчего тут же поперхнулся и закашлялся.

– Не торопитесь, Евсей Анатольевич, – в голосе Долинской явственно прозвучало (да-да, уважаемый читатель, вы не ослышались) настоящее сочувствие!

– Ну, расскажите, как вы работаете на почте? – поинтересовалась Долинская, когда Порожкин наконец оправился.

– Хороший коллектив, гуляем на свежем воздухе, с людьми, вот, знакомимся интересными, – после короткой паузы добавил он.

– И всё? – несколько разочарованно протянула Долинская, с видимым равнодушием прослушав его скороговорку.

– Платят только мало, – вздохнув, уже осмысленно дополнил почтальон.

Львица понимающе кивнула:

– Вы не возражаете, если я закурю?

– Да нет, конечно, курите на здоровье, – снова растерялся Порожкин.

Долинская встала, подошла к шкафчику, достала пачку тонкого синего "Мальборо" и неспеша чиркнула зажигалкой.

– А что, премий нет? – выдыхая дым все же чуть в сторону от гостя, участливо спросила хозяйка.

– Бывает, но редко, – вздохнул тот, организовывая себе бутерброд с маслом и бужениной.

– А что у вас за женщина мне по телефону отвечала? Хабалка какая-то, вести себя совершенно не умеет!

– Так это наш оператор, Лидия Генриховна! Да, она такая, за словом в карман не полезет.

– Отчество-то какое, чуть ли не королевское, а ведь пролетарий пролетарием, – покачала головой Долинская и вновь с удовольствием затянулась.

– Ну, если вы сыты, пойдемте в гостиную, – приговорив вторую рюмку коньяку и закусив шоколадной конфетой, предложила хозяйка.

В просторной, со вкусом обставленной гостиной Долинская предложила гостю устроиться на диване, сама же расположилась в кресле.

– Очень уютно, Аделаида Григорьевна, – озираясь вокруг, осторожно проговорил Порожкин; сейчас он очень напоминал сапера на минном поле. – А это кто написал? – осведомился Евсей Анатольевич, показывая на внушительных размеров натюрморт, красовавшийся над сервантом из красного дерева.

– А это один из художников Серебряного века. Кстати, подлинник, – добавила она как ни в чем ни бывало, закуривая очередную сигарету.

Спросить о стоимости картины Евсей Анатольевич, конечно же, не рискнул и сфокусировал любознательный взгляд на содержимом серванта.

– А это сервиз из севрского фарфора, – начала экскурсию хозяйка. – А вот там старинный гобелен, а здесь фигурки из слоновой кости, здесь мамонтовый бивень, часы с кукушкой. И наконец, вот этот молочник – настоящий Фаберже, во всяком случае, так меня заверяли.

– Да тут у вас настоящий музей! – переводя восхищенный взгляд с одного предмета-экспоната на другой.

– Нравится? – заранее уверенная в ответе промурлыкала вопрос львица.

– Очень! – искренне восхитился Порожкин.

Они проговорили еще минут пятнадцать. Хозяйка расспрашивала гостя о его художественно-эстетических вкусах и, выяснив, что он практически ничего не знает о Фаберже, прочитала небольшую лекцию на эту тему.

– Да, думаю, вам пора, – кивнула Долинская после того, как почтальон уже во второй раз посмотрел на часы. – Кстати, покажите, что у вас за реклама? – вспомнила она, провожая Порожкина в прихожую. – Так-так, посмотрим, где тут мои очки? "Отремонтируем ваш холодильник, стиральную машину, телевизор…" В-общем, ничего интересного, – разочарованно положила она листок на тумбочку в коридоре. – Скучная реклама.

– А что бы вы хотели, Аделаида Григорьевна?

– Ну, например, предложили бы креативную прическу или украсим ваш подъезд чем-нибудь, – размечталась львица. – Хотя, – махнула она рукой, – наши граждане всё равно все сломают, испортят. Ну, до свидания, Евсей Анатольевич, приятно было познакомиться. Как-нибудь заходите еще.

– С удовольствием! А мне-то как приятно, Аделаида Григорьевна! И огромное спасибо за угощение! – закончил Порожкин, обращаясь к уже закрывающейся двери, в проеме которой мелькнул кусочек узорчатой шали.

Однако любезным приглашением Порожкину воспользоваться не удалось. Больше он не посетил гостеприимную квартиру при живой хозяйке.

Глава 2

– Разойдитесь, не толпитесь, здесь вам не Большой театр и не этот, как его там… тьфу, Колизей, – деловито суетился, размахивая папкой, среднего роста сухощавый мужчина лет под пятьдесят с ничем не примечательной наружностью.

– Павел, да в конце концов, убери ты отсюда этих олу…, граждан! – закончил следователь вслух, про себя додумав окончание слова "олухов".

Место преступления было ограждено лентой, но вокруг все равно "зевачили" любопытные граждане и гражданки. В самом начале подворотни, почти у стены навзничь лежала пожилая женщина, одетая по промозглой ноябрьской погоде в теплое из хорошего материала пальто и шапку из натурального меха.

– Ну, Женя, что скажешь? – нетерпеливо обратился следователь Ракитин к крупному породистому бородачу лет пятидесяти, чьи манеры разительно отличались от следовательских неспешностью и, пожалуй, даже нарочитой вальяжностью.

– Да погоди, Андрей, охолони, вечно ты прыгаешь вокруг, как подстреленный заяц, – сочным добродушным басом пророкотал судмедэксперт Авдюшко, хороший знакомый и, уже можно сказать, друг Ракитина; вместе они работали, вот уж, чтобы не соврать, лет, эдак, шестнадцать.

Ракитин хотел было ответить что-то едкое подначивающее другу-коллеге, но, сдержавшись, махнул папкой, чуть не выронив ее в осеннюю лужу, и переключился на первого близстоящего к нему опера.

– Так, Игорь, чего стоим, мозоли натираем? Свидетели есть? Личность установили? – и не дожидаясь ответов, продолжил свою минутную тарахтелку:

– Работать кто будет? Что вы, в конце концов узнали?

– Свидетелей пока нет, Андрей Елисеевич, – развел руками толстый приземистый оперативник.

– А это-то кто? – спросил следователь, указывая на группу из шести-семи любопытствующих, толпившихся около ленты.

– Эти? – искренне удивился толстый оперативник Игорь. – Так это же праздные зеваки, Андрей Елисеевич.

– А ты их опросил, а, Игорь?

– Да чего же их опрашивать-то, Андрей Елисеевич? Они же все после меня сюда подошли, вот только, кроме этого гражданина в ушанке, – показал Игорь на пожилого человека, откровенно прислушивающегося к разговору правоохранителей. – Но он ничего не видел, я его уже спрашивал.

– Ну а кто звонил-то в милицию?

– Да я, честно говоря, не знаю, Андрей Елисеевич, – задумчиво почесал в затылке Игорь, машинально сдвинув кепку.

– Ну а кто знает-то?

– У меня записаны фамилия и адрес, – невозмутимо откликнулся молодой высокий оперативник Павел.

– Так были вы на адресе?

– Пока нет, вас ждем, вдруг вы захотите лично.

– Вот видишь, Женя, – едва не взревел Ракитин. – Ничего без меня не могут!

– А может они и правы, Андрюша, – неторопливо, явно размышляя над ситуацией, проговорил врач.

– Всё, хватит заниматься демагогией, – следователь, похоже, уже начал сердиться всерьез. – По твоей части-то что? Отчего она умерла?

– Ударили чем-то тяжелым по голове, – без колебаний ответил Авдюшко.

– Ну а чем, чем ударили? Женя, почему мне все из тебя приходится вытягивать прямо-таки клещами?

– Да я-то откуда знаю?! – в свою очередь стал сердиться судмедэксперт. – Вы и ищите. Ну, например, куском трубы, гантелей какой-нибудь, а может даже, простым кирпичом.

Оба правоохранителя не уменьшали децибелы и к месту происшествия подошло еще двое-трое неравнодушных граждан. Таким образом все зрители с интересом слушали пререкания ответственных работников милиции.

– И вообще, Андрей, когда можно будет уже увозить тело? Что ты, как маленький, прекрасно знаешь, что всё будет известно после вскрытия? Ведь не первый же год работаешь, в конце концов, – и видимо, для пущей правоты Авдюшко решительно-укоризненно покачал головой.

Ракитину понадобилось не меньше минуты, чтобы полностью осознать, что сказать-то ему и нечего.

– Ну, а вы, уважаемые граждане, что, здесь столпились? – напустился он на обступивших ленту. – Видел кто-нибудь из вас что-нибудь?

И не дожидаясь ответа, обратился ко всем четверым оперативникам:

– Костя, Павел, Игорь, Сёма запишите данные этих… уважаемых граждан, – после небольшой паузы, наконец, смог подобрать эпитет следователь.

– Так я же ничего не знаю, не видел, не видела, – с такими формулировками любопытные граждане начали быстренько испаряться.

Но не тут-то было! Бдительные оперативники, сам следователь и даже доктор, обступив группу зевак полукольцом, заставили их оставить адреса и фамилии, и только после этого позволили им разойтись. Одной средних лет гражданке в полосатом пальто почти удалось под шумок смыться, но в последний момент всё остановил вовремя прибывший на место начальник "убойного" отдела подполковник Ниточкин. Таким образом, все зеваки были опрошены, а их "явки", адреса и фамилии зафиксированы. Удовлетворенный этим этапом работы на месте происшествия, Ракитин со спокойной душой разрешил отвезти тело в морг на вскрытие.

– Хорошо, хоть документы есть, – в голосе Ракитина звучало явное удовлетворение.

В сопровождении начальника "убойного" следователь отправился к Софье Андреевне Ковалевской, обнаружившей тело.

– Ну и кто же наша жертва, Андрей Елисеевич?

– Долинская ее фамилия, Жора. Долинская Аделаида Григорьевна.

Следователь и начальник "убойного" ушли от Ковалевской несколько разочарованные. (Насчет начальника, автор, правда, точно сказать не может, но относительно Ракитина, – полностью уверен. Если присмотреться повнимательнее, лицо уважаемого сотрудника внутренних органов даже вытянулось от разочарования.)

Итак, Ковалевская сообщила, что примерно после 20.30 шла через двор по Благодатной улице и обнаружила лежащую женщину. После этого она сразу же позвонила в милицию, оставила свои данные и отправилась домой, – не стоять же ей и не ждать. Ракитин спросил, почему она не позвонила в скорую, на что Софья Андреевна пожала плечами и ответила, что ей показалось, что женщина умерла и в конце концов милиция сама вызовет кого положено.

– Никого я не видела и, честно говоря, видеть не хотела, – заключила Ковалевская, провожая официальных гостей до двери.

– Ну, с чего начнем, Андрей? – ровным тоном, как будто для проформы, поинтересовался Ниточкин.

– Конечно, соберем всю информацию о Долинской, – полуобернулся к коллеге, спускавшийся впереди следователь. – Начнем, Жора, естественно, с участкового. Выясни поскорее, кто по ее адресу участковый, и пришли ко мне в следственный завтра с утра до девяти, когда у меня еще дежурство не закончится, а лучше сегодня, хотя… – он взглянул на часы, – уже почти десять вечера. Хорошо, кстати, что эта Ковалевская сегодня нас приняла.

В четверг утром, примерно в 8.30, за полчаса до окончания дежурства в кабинете появился среднего роста немного лохматый шатен, лет примерно тридцати пяти.

– Участковый Синицын, – представился вошедший и сразу торопливо продолжил. – Меня направили к вам, Андрей Елисеевич, сказали, что Долинскую убили.

– Верно сказали и правильно прислали ко мне, – подтвердил Ракитин, устало разглядывая коллегу.

– Как вас зовут, кстати?

– Кирилл, но не в этом дело, Андрей Елисеевич. Сейчас объясню, почему меня правильно к вам прислали. Я, кажется, знаю, кто убил эту Долинскую.

– Вот как?! – усталость следователя как рукой сняло и он даже подскочил на стуле, не веря своей удаче.

– И кто же это, Кирилл, говорите!

– Кто-то с почты, Андрей Елисеевич, – доверительно понизил голос участковый. – Долинская сообщила мне три дня назад, что на их почте берут на заметку состоятельных пенсионеров и обносят. Обещала она через некоторое время указать, кто конкретно за этим стоит, но получается, – не успела. А теперь ей, вот, кирдык, то есть, – потерянно развел руками Синицын и опустился на стул.

Глава 3

– Это крайне интересная информация, Кирилл! – воскликнул Ракитин, опускаясь обратно на стул. – Рассказывайте поподробнее.

– А дело вот какое, Андрей Елисеевич, – сбивчиво, явно волнуясь, почти затараторил участковый. – Я знаю Аделаиду Григорьевну уже больше года…

– А сам ты уже сколько лет на участке? – перейдя на "ты", вклинился следователь.

– Полтора года, Андрей Елисеевич. Если точнее, то год и пять месяцев, – продолжил Синицын. – С Аделаидой Григорьевной мы познакомились на улице недалеко от ее дома и, когда виделись, практически всегда несколько минут разговаривали. Аделаида Григорьевна живо интересовалась тем, что творилось вокруг.

– Ну и что же вокруг нее творилось? – заинтересовался Ракитин.

– Да вот как-то попросила побеседовать с одним подростком, который кошек гонял, для одной старушки соцработника подобрать, сердобольная она была, Долинская, я имею ввиду. А еще у них в подъезде мой подопечный живет – Толкучников его фамилия.

– И что же он натворил?

– Да ничего особенного, Андрей Елисеевич. Просто в основном нигде не работает и, когда выпьет, шумит сильно.

– А покойной это, конечно, не нравилось? – не сомневаясь в своей правоте, спросил Ракитин.

– Да нет, я бы не сказал, – удивил следователя участковый. – Аделаида Григорьевна спокойно относилась к спиртоносцу. Честно говоря, – немного замялся Синицын, – так она и сама могла выпить рюмку-другую. Ни-ни, пьяной я ее никогда не видел, – поспешно добавил Кирилл, видя, что следователь начинает хмуриться.

Но, как выяснилось, хмурился Ракитин совсем по другому поводу.

– Сам-то ты с ней не выпивал, а? – буравя собеседника пристальным взглядом, поинтересовался следователь.

– Ну, был разок, – смутился участковый. – Она пригласила к себе домой, не нашел повод отказаться. Да и выпил всего пару рюмок, Андрей Елисеевич!

– А это хорошо, Кирилл, что ты выпивал у нее на квартире, – оживился Ракитин.

Усталость его, как рукой сняло.

– Вот что, – взглянул он на часы. – Дежурство мое через две минуты закончится и пойдем-ка к Долинской домой, осмотрим квартиру. Но, впрочем, мы отвлеклись. Так, что насчет того, кто ее убил?

– Да, конечно, Андрей Елисеевич, – Синицын заговорил собранным, сосредоточенным тоном. – Сегодня у нас четверг? Так что, было в понедельник… Да, точно, в понедельник я встретил Аделаиду Григорьевну недалеко от поликлиники. Она сказала, как хорошо, что меня встретила, а то уже собралась идти в милицию. "Так вот, Кирилл", – говорит она мне, – "наше 248-е почтовое отделение – просто преступное гнездо. Там штаб по выслеживанию состоятельных пенсионеров. Их грабят, а может, кого и убивают". И тут я вспомнил, – пару месяцев назад в районе Комендантского было дело: арестовали почтальона-наводчика и, кажется, кого-то из начальства почтового отделения. Там одного старичка то ли ограбили, то ли обворовали, то ли вообще убили… Да может, и вы помните, резонанс был громкий?

– Кажется, что-то такое припоминаю, – нахмурился Ракитин. – Надо поднять сводки.

– Так вот, Андрей Елисеевич, я ее конкретно спросил, – кто-что, – а Аделаида Григорьевна, говорит, мол, "я пока точно не уверена, вот разберусь до конца и тебе скажу". Разобралась, бедная! – вздохнул явно расстроенный участковый.

– И что, Кирилл, даже не намекнула? – продолжал допытываться следователь – сама-то она, видно по одежде, была состоятельной.

– Еще бы, квартира у нее полная коробочка, все равно что музей!

– Получается, она сама могла стать жертвой? – проницательно сощурился следователь.

– Очень даже, Андрей Елисеевич. Скажите, серьги на ней были?

– Нет, не было, – подумав ответил следователь.

– А она всегда носила и не стекляшки, она как-то мне сказала: натуральные брюлики.

– Так-так. Ну а кольца она носила?

– Дайте подумать, Андрей Елисеевич… – стал вспоминать Синицын. – Да, у нее, когда я ее встречал, на указательном пальце было кольцо и, кажется, на безымянном. Точно не помню, но то, что два кольца я у нее видел – это факт.

– А на ней колец никаких не было, Кирилл, – глаза следователя буквально блестели от возбуждения, то ли он совершенно устал на дежурстве, то ли, напротив, сильно перевозбудился (автор оставляет эту нелегкую дилемму на авторитетное рассмотрение уважаемого читателя).

– Ладно, – продолжил Ракитин, пребывая на подъеме своего возбуждения. – Дело, начальник уже сказал, распишет на меня. Сутки мои, хоть и закончились, – взглянул он для верности на часы. – Но давай-ка, Кирилл, сходим к ней на квартиру, осмотрим этот квази-музей.

– Конечно! – с энтузиазмом откликнулся участковый. – Прямо сейчас пойдем?

– А чего тянуть-то? – пружинисто приподнялся Ракитин. – Понятых-то, надеюсь, быстро найдешь? Жителей подъезда знаешь?

– Еще бы, ведь не первый год работаю. Да и этот Толкучников, если трезвый, наверняка дома, он сейчас не работает, во временном простое, как сказал мне на днях, – и Синицын засмеялся, обнажая крепкие ровные зубы.

Следователь, однако, не оценил остроту. Выйдя на улицу, он плотнее надвинул шапку – ноябрь 2010 года в отличии от лета выдался нежаркий.

– Слушай, Кирилл, – замедлил шаг Ракитин. – Это 248-е тут, кажется, недалеко, на Варшавской?

– Верно, Андрей Елисеевич. Хотите, зайдем?

– Да нет, пожалуй, – после недолгих колебаний определился следователь. – Надо все-таки и отдыхать, все равно еще предстоит осмыслить массу сведений: экспертиза, какие есть родственники, и есть ли вообще, кому достанется имущество. Ты-то, кстати, не знаешь, есть ли у нее родственники?

– Об этом Аделаида Григорьевна не упоминала, – подумав, ответил участковый.

– Вот придем сейчас, а там в квартире кто-то из родственников. Это было бы неплохо, сразу бы арестовали и продвинулись в плане информации.

Так, размышляя вслух, следователь не обратил внимания, куда ступает, и угодил прямиком в лужу, обрызгав Синицина.

Ракитин полуцензурно выругался, а участковый промолчал, хотя, по мнению автора, все должно было быть, скорее, наоборот. После внезапного попадания в лужу, полномочный сотрудник следственного комитета стал внимательнее смотреть под ноги и всю дорогу до искомого адреса, – Благодатная ул., 23, кор. 2, – тщательно молчал, видимо, сосредоточенно обдумывая что-то очень важное.

Синицын молчал тоже, его такая ситуация, наверняка, вполне устраивала.

Первого понятого участковый нашел быстро. Им оказался уже не раз упомянутый выше Толкучников. Тот был дома и, вроде бы, без симптомов алкогольного опьянения.

Толкучников, лысоватый худощавый мужчина неопределенного возраста, скорее всего, что-то вокруг пятидесяти, встретил работников правопорядка, пожалуй, даже радушно.

– Я завсегда готов помочь нашим уважаемым органам! – с энтузиазмом объявил новоиспеченный понятой, поплотнее запахиваясь в потертый домашний халат.

Поиск второго понятого занял несколько больше времени. Синицын обзвонил три квартиры и только в четвертой ему повезло: дверь открыла полная женщина лет семидесяти с хмурым любопытным взглядом.

– Слушаю вас, – с неподдельным интересом обратилась она к звонившему Синицину и видневшемуся у него за спиной Ракитину.

– Я ваш участковый, – представился Синицын, доставая удостоверение. – А это следователь. У нас к вам просьба: не могли бы вы побыть понятой, нам нужно осмотреть квартиру Долинской, она проживала в 27-й.

– Знаю я, где она проживала, – нетерпеливо перебила его потенциальная понятая.

Ее высокая прическа, напоминавшая каштаново-кирпичный термитник, слегка заколебалась.

– Постойте, – внезапно голос пожилой дамы зазвучал, как туго натянутая струна. – А почему вы говорите, – проживала?

– К сожалению, ее вчера вечером нашли мертвой, – выдвинулся на первый план Ракитин. – А вас, простите, как зовут?

– Фирсова Надежда Филаретовна, – представилась обладательница роскошного перманента, причем в ее голосе зазвучала естественная важность.

– Очень приятно, а меня зовут Андрей Елисеевич, – в свою очередь представился следователь. – А скажите, Надежда Филаретовна, – заинтересовался он. – Вы не боитесь вот так открывать дверь незнакомым людям?

– Почему же незнакомым? – искренне удивилась Фирсова. – Я же сразу узнала нашего участкового.

– Вот как? – в свою очередь не менее искренне удивился Синицын. – А я вас не знаю.

– То, что вы меня не знаете, вовсе не значит, что я не знаю вас.

Сказано это было так, что никто бы не упрекнул говорившую в недостатке иронии.

– Я думаю, если вы не против, Надежда Филаретовна, давайте пройдем в квартиру покойной, – вмешался Ракитин, несколько уставший после суточного дежурства. – И захватите, пожалуйста, паспорт.

Подойдя к двери 27-й, следователь нажал на звонок. Подождав около минуты, он повторил эту процедуру.

– Похоже, никого нет, – медленно проговорил он.

– Ну что, надеюсь они подойдут, – и следователь вынул из кармана ключи, обнаруженные у покойной.

– Ну вот, прошу, – немного повозившись с замком, распахнул двери следователь.

Он прошел в квартиру первым, за ним Фирсова, потом Толкучников, замкнул цепочку участковый.

– Ну что же, давайте приступим к осмотру, – раздеваясь в прихожей, предложил он. – Граждане понятые, будьте внимательны!

Толкучников важно кивнул, он явно упивался процедурой, Надежда Филаретовна же никак не прореагировала, термитник на голове даже не шелохнулся. По всей ее позе, выражению лица сразу было видно, что понятая находится наизготовке и без всякого напоминания крайне серьезно относится к выполнению своих обязанностей.

– Да, богатый дом, – прокомментировал следователь, входя в гостиную, едва сдержавшись, чтобы не присвистнуть.

(Тут автор для экономии времени читателя не будет описывать обстановку, по мнению автора, описания в первой главе было достаточно, чтобы составить впечатление о Долинской, как о состоятельной женщине.)

Следователь, участковый и понятые пробыли в квартире минут пятнадцать-двадцать. Ракитин повыдвигал ящики письменного стола, заглянул в секретер. Денег ему удалось обнаружить двенадцать с чем-то тысяч рублей.

"Не ахти какая сумма," – прикинул он, – "наверняка где-то на счетах было гораздо больше. Ну, ничего, найдется".

Какого-либо завещания или дарственной ему тоже обнаружить не удалось.

– Ты, кажется, говорил, Кирилл, что как-то был здесь? – вспомнил Ракитин.

– Да, Аделаида Григорьевна пригласила, – подтвердил Синицын.

– Ну-ка, посмотри навскидку, не бросится в глаза отсутствие какой-либо вещи или, наоборот, присутствие чего-либо нового?

Синицын минуту осматривался повнимательнее, потом покачал головой.

– Нет, вроде все на месте, но я и тогда не вглядывался, Андрей Елисеевич.

– А кто-нибудь из вас, уважаемые, был в этой квартире раньше? – обратился к понятым следователь.

– Я бывал два-три раза, – откликнулся Толкучников. – По приглашению Аделаиды Григорьевны. Я скажу сразу, что, по-моему, ничего не пропало и не появилось. Но я точно не приглядывался.

– Спасибо, ээ… Юрий Александрович, – сверился с паспортом Ракитин. – А вы, Надежда Филаретовна?

– Увы, я не удостоилась… – даже разочарование в голосе Фирсовой звучало так, что вызывало уважение.

– Ну что же, подпишите, пожалуйста, протокол, уважаемые понятые, и можете быть свободны, – заключил следователь, раскладывая бумажки на письменном столе.

– А как она умерла? – поинтересовалась Фирсова, тщательно выводя витиеватую подпись.

– Экспертизы еще не было, точнее, я не знаю ее результатов, – поправился Ракитин. – Но судя по-всему, ее убили ударом по голове.

– Ох, уж эти бандиты! – возмущенно отреагировал Толкучников.

– Именно, – сухо согласился следователь. – А скажите, вам неизвестно, были ли у покойной родственники или, может быть, близкие друзья?

Ни Фирсова, ни Толкучников не смогли ответить на этот вопрос. Синицын, на всякий случай повторил, что он тоже не знает.

– А вы хотели побывать у Долинской при ее жизни, – одеваясь, вдруг спросил у Фирсовой следователь и взглянул на нее, как можно более проницательно.

– Мне было любопытно у нее побывать, – просто ответила Надежда Филаретовна. – Но видимо, я ей чем-то не приглянулась.

– Бывает, – развел руками следователь, уже закрывая входную дверь, как вдруг в гостиной внезапно пробили часы с кукушкой.

Все четверо вздрогнули: Ракитин от неожиданности выронил ключи, Синицын споткнулся о порог, Толкучников машинально поплотнее запахнул халат, а каштановый муравейник на голове Надежды Филаретовны заколыхался, как от сильного ветра.

Глава 4

– Ну что, Кирилл? – бодро проговорил Ракитин, выходя из подъезда. Следователь опечатал квартиру в присутствии понятых, которых любезно-вежливо поблагодарил за работу. – Пожалуй, перед тем, как идти отдыхать, зайду-ка я в 248-е, произведу, так сказать, рекогносцировку.

И Ракитин потер руки, то ли от предвкушения предстоящей рекогносцировки, то ли от того, что они просто озябли.

– Мне пойти с вами, Андрей Елисеевич? – задал вопрос участковый.

– Да нет, Кирилл, пожалуй, не надо, – подумав несколько секунд, решил следователь. – У тебя своей работы, наверняка, хватает. Я тут уж сам незаметно осмотрюсь на месте.

Подходя к отделению, Ракитин чуть не столкнулся с сухой угловатой женщиной, быстро вышедшей из отдела доставки. Через плечо у нее была перекинута стандартная почтовая сумка.

Произнеся смущенной скороговоркой: "Извините", чуть не задев следователя сумкой, вежливая почтальонша растворилась за поворотом.

Подумав немного, Ракитин сначала решил зайти в страховой отдел. Внутри было человек десять-двенадцать, в две кассы образовалась небольшая очередь.

Следователь походил минут пять по залу, делая вид, что читает что-то на стендах, изучает открытки и виды лотерейных билетов. На самом же деле Андрея Елисеевича интересовало, получает ли кто-нибудь пенсию.

Из посетителей он выделил двух старушек и старичка. Подойдя поближе, из их переговоров с оператором относительно двоих из них, – старичка и старушки, – он понял, что они пришли за пенсией. Насчет другой старушки, он так до конца и не уяснил ее целей, но Ракитину было достаточно первых двух.

"Так, значит, в страховом тоже есть свои пенсионеры и информация про них. Отлично, пойду теперь в доставку. Надо только подумать, что бы такое спросить…"

В отделе доставки никого не было, только за компьютером сидела полная женщина лет за пятьдесят со светлыми волосами.

– Да? – оторвавшись от своего занятия, любезно спросила она у вошедшего Ракитина.

– Доброе утро, – стараясь говорить не менее располагающим тоном, поздоровался следователь.

– Доброе утро, – выжидательно проговорила в свою очередь сотрудница.

– Скажите, пожалуйста, а какого числа получают пенсию надомники?

"Кажется, так говорят," – вспомнил он слово и Ракитин назвал адрес дома, где жила Долинская.

– Сейчас посмотрю, – улыбнулась оператор и, сверившись с каким-то своим списком, сообщила информацию.

– А если человек сам приходит на почту за деньгами, сроки те же?

– Конечно, – почти не удивилась собеседница. – Никакой разницы.

– Ну, спасибо вам большое!

Ракитин, чтобы не привлекать внимания, решил свернуть расспросы. Следователю и невдомек было, насколько ему повезло, – если бы в тот день работала знакомая читателю Лидия Генриховна Гермионова, вряд ли Ракитин получил бы даже столь скудную информацию без изрядной порции хамства, если бы, конечно, уважаемый Андрей Елисеевич вообще получил бы от Гермионовой хоть какую-нибудь информацию…

Татьяна Викторовна Панкратова, работавшая в тот день. хоть и несколько удивилась вопросам незнакомого мужчины, но виду не подала, так как ответы на них не содержали, с ее точки зрения, никакой конфиденциальной информации.

Выйдя из доставки, Андрей Елисеевич теперь уже окончательно отправился домой отдыхать и даже не стал заходить в продуктовый магазин. Перед тем как задремать в трамвае, следователь успел задуматься, а с какой конкретно целью он заходил в 248-е? И перед тем как сон сморил его, Ракитин все же успел сообразить, что он профессионально, чисто подсознательно на всякий случай отработал версию, – не получала ли Долинская пенсию в день своей гибели, а узнав, что нет, исключил наличие у жертвы "свежих" пенсионных денег, и то, что они могли бы стать мотивом для убийства.

Теперь следователю предстояла самая важная задача, – не проспать свою остановку.

***

– Что-то у тебя давно не было интересных дел, – заметила Лидия Валерьевна Седельцева и в улыбке, с которой она посмотрела на мужа, проницательный наблюдатель мог бы уловить легкую, энергичную загадочность.

Муж, прокурор района, неспеша отставил бокал с темным чешским пивом и с долей торжества произнес:

– А вот и нет, Лидок, сегодня звонил Андрей. У него, похоже, наклевывается интересное убийство.

– Это Ракитин, что ли? – томно-ленивым движением отставив в сторону бокал с сухим белым вином, уточнила супруга.

– Елисеич, кто же еще? – усмехнулся Олег. – Да я тебе сейчас расскажу.

Минут за семь-восемь он пересказал жене то, что сообщил ему следователь.

– Вот такой вырисовывается интересный случай, – подытожил прокурор района. – Надо будет поднять это почтовое дело Маркелова в Приморском районе.

– Что-то я не припоминаю этого Маркелова, – покопалась в памяти Лида. – Видимо, ничего из ряда вон, раз я в свое время не заинтересовалась.

– Ну уж, конечно, тебе подавай что-нибудь совсем экстраординарное. как та история с фальшивыми наградными или то давнее дело об убийстве в поликлинике.

– Конечно, – пригубила вино Седельцева. – Зачем мне рутина, я же не работаю у вас за зарплату. А в той истории с наградными, признайся, Олег, я тебе немало помогла. Да и в деле о поликлинике… – закончила Лидия, припоминая обстоятельства десятилетней давности.

– Да, Лидок, с наградными ты ловко вычислила эту,.. как ее,.. Шумейко. Без тебя бы она, наверняка, отвертелась, – вынужден был согласиться муж. – Ну вот, кстати, посмотрим, осилишь ли ты это новое убийство, связанное с почтой. Я почему-то не сомневаюсь, – добавил Олег Васильевич, делая очередной глоток пива, – что ты не преминешь вонзить в эту историю свои маленькие острые зубки. Заняться-то тебе все-равно нечем, – не удержался подпустить шпильку супруг.

– И займусь, – невозмутимо проигнорировав шпильку, приняла вызов Лидия Валерьевна. – Ты только проследи, чтобы Костя расписал дело на Андрюшу, он ведь звезд с неба не хватает, как впрочем, и все вы, – сочувственно вздохнула Седельцева и, удовлетворенная своей словесной местью, одним глотком с удовольствием допила вино.

– Вот ты все выпендриваешься, дорогая, – поморщился прокурор, – а поговаривают, что Елисеича заберут в городскую. Кстати, Костя уже отдал дело ему.

– Толку-то, дорогой, – полупренебрежительно откликнулась Лидия. – Тамарочку-то Ялович в городскую взяли, но умнее от этого она не стала.

– Ну, на тебя не угодишь, посмотрим, как ты справишься, – на этот раз уже с настоящим неудовольствием проговорил муж.

Лидия Валерьевна никак не прореагировала на его слова. Машинально поглаживая мягкую шелковистую шерсть важного толстого рыжего кота Васьки, госпожа прокурор вспоминала дело об убийстве в районной поликлинике, которое вела Ялович, и, в первую очередь, Петра Петровича Зубрикова.

Глава 5

– 7.15 – монотонным, как у робота, голосом констатировала Лидия Генриховна Гермионова.

Произнесла она это, мерно-ритмично ударяя ребром заказного письма по столешнице и при этом совершенно не глядя на вошедшего Аверина.

Формально опоздавший на пятнадцать минут Аверин никак не прореагировал на слова Гермионовой и молча прошел в просторное помещение, где, каждый за своим столом, уже сидело несколько почтальонов. Максим Сергеевич быстро обежал скучающим взглядом коллег, лениво скользнув с деланной незаинтересованностью взглядом по пустым рабочим местам и с фальшивой сердечностью поздоровался:

– Доброе всем утро!

– Отличная погода, Максим Сергеевич, – по части фальши бодрость в тоне Замшиной ничуть не уступала аверинской, а, пожалуй, по мнению автора, и превосходила в артистизме.

– Вот разбирайте ведомости. Кстати, – добавила она, обращаясь к пятидесятидвухлетнему Аверину, хладнокровно потирая руки и внутренне сжавшись от нестерпимого удовольствия. – Вам доставили журнальчик "60 лет не возраст". Лидия расписала на ваш участок. Кажется на Измайловский.

"Вот стерва", – безо всякого пиетета к заслугам Натальи Владимировны по этой части, подумал Максим, а вслух проговорил:

– Спасибо, Наталья. Не хочешь ли взять домой, почитать на денек. Я могу занести его на адрес и завтра.

Аверин, будучи лет на пятнадцать старше Замшиной, не преминул воспользоваться привилегией старшего и обратился к ней на "ты" и, в свою очередь, продемонстрировал виртуозное владение искусством завуалированного хамства.

– Всё болтаете? – вошла в почтальонскую Гермионова, которой и в голову не приходило прятать явную грубость под личиной изысканной вежливости. – А люди, между прочим, ждут.

– Подождут, – ледяным тоном с изрядной порцией цинизма отреагировала Замшина.

– Вы опоздали на десять минут, у меня всё записывается, – в отличии от Аверина оператор Гермионова обращалась ко всем на "вы".

Замшина уже готова была дать достойный отпор, но в этот момент в дверном проеме появилась зам.начальника отделения Озерова.

– Так, какие-то сложности? – моментально сориентировалась она в обстановке. – Почему газеты не подписаны? Лидия Генриховна, у вас почтальоны совсем расслабились.

– А они мне не подчиняются, – сквозь зубы буркнула Гермионова.

– Так, в чем проблема? – зам.начальника не обратила никакого внимания на реплику оператора.

– За такую премию, Карина Дмитриевна, я лично не собираюсь торопиться оттаптывать ноги по одно место, – подала голос полная почтальон лет за шестьдесят, самая пожилая сотрудница доставки Октябрина Артамоновна Троекурова.

– Премия? – лицо Озеровой от неожиданности буквально пошло белыми пятнами. – Вы же работаете за зарплату, Октябрина Артамоновна! О чем вы вообще говорите?

Кто-нибудь из почтальонов, наверняка, продолжил бы дискуссию с наконец-то выразившей хоть какие-то эмоции замом, но в этот момент в почтальонской появилась запыхавшаяся Нина Васильевна Каневская. Буквально с порога, едва переведя дух, она поспешно проговорила:

– Девочки, вы, наверное, не слышали, у меня на участке Долинскую убили. Аделаиду Григорьевну.

– И что дальше? – невозмутимо отреагировала Озерова, делая непроизвольный жест рукой, как будто отмахиваясь от назойливой мухи. – Поэтому вы, Нина Васильевна, – взглянула она на, отдадим должное ее вкусу, изящные наручные часики, – опоздали почти на двадцать минут?

Впервые в голосе замзава чуткое ухо могло бы уловить сарказм.

– Человека же убили, Карина Дмитриевна, – внезапно укоризненно вмешалась из своего угла Серебрякова.

– Я очень сочувствую, Валя Михайловна, – тон замзава снова заполнили обычные интонации робота. – Но наши подписчики, несмотря ни на что, я уверена, хотят получать газеты вовремя. Значит так, – сухо подвела она итог своему выступлению:

– Через пятнадцать, в самом крайнем случае, через двадцать минут все должны выйти в доставку. Или, – в голосе ее проскользнуло легкое сочувствие, – я буду вынуждена сообщить Полине Олеговне.

Озвучив эту стандартную угрозу, Карина Дмитриевна с чувством исполненного долга ушла к себе в страховое.

В первую доставку с газетами почтальоны ушли как обычно, не раньше восьми. Убийство Долинской, конечно же, обсуждали. Аделаиду Григорьевну почтальоны знали, личностью она была среди них известной.

Часов в десять, когда все собрались в почтальонской, вернувшись из первой доставки, обсуждение гибели Долинской продолжилось.

– Как я поняла, ей проломили голову, – сообщила Каневская, отвечая на вопрос Аверина.

– Жуть, Ниночка, просто жуть, – покачала головой Валечка Серебрякова.

– А что поделаешь? – вздохнула Троекурова и быстро перекрестилась.

– Что тут у вас, колхоз, приключилось, чего вздыхаете, Октябрина Артамоновна? – внезапно прорезал невеселую атмосферу бодрый громкий знакомый басок.

– Ой, тут такое, Полина Олеговна! – быстро проговорила Серебрякова. – Представляете, Долинскую убили. Помните такую?

Заведующая отделением Полина Олеговна Цегель, которую заглаза починенные звали "тетя Поля" на секунду задумалась, а потом произнесла:

– Конечно, Валя, помню Аделаиду Григорьевну. Важная, такая ухоженная дама, она у меня в прошлом месяце бандероль отправляла. Убили ее, что ли, девочки?

– Да все судачат, Полина Олеговна, – подтвердила Валя. – Нина не от одного человека слышала.

– Мне Родионов лично сказал, – подтвердила Каневская. – А уж он-то выдумывать не станет.

– Ограбление или еще что, неизвестно?

– Пока нет, Полина Олеговна. Это ж только в пятницу вечером произошло. Пока никого не поймали.

– Девочки, – присела на стул заведующая. – Будьте предельно аккуратны, особенно к пенсиям. И вы, конечно, Максим Сергеевич, – отдельно кивнула она Аверину. – Обязательно имейте с собой баллончики, свистки. Нина, пойдешь в доставку, попробуй, разузнай побольше. Это не сбор сплетен, а в целях безопасности. Предупрежден, значит вооружен, – подытожила Цегель и, грузно поднявшись со стула, ушла в свой кабинет.

***

Заказных, как всегда в понедельник было много, так что во вторую доставку Каневская смогла вырваться только после одиннадцати. Долго искать кого-нибудь, кто мог бы дать относительно полную информацию о гибели Долинской, Нине Васильевне не пришлось. Ей повезло, – прямо около дома, где жила покойная, Каневская встретила Толкучникова.

– А, привет, – обрадовалась почтальон. – Ну как твое ничего?

– Да что ему случится-то, Нина? – в тон ей ответил Толкучников.

– Слушай, – остановилась рядом Каневская. – Соседку-то твою, Долинскую, говорят, убили?

– Аделаиду Григорьевну? Натурально. Кирпичом или еще чем-то по голове. Так в пятницу еще органы приходили. Я же понятым был.

– Ну и как, чего говорят? – оживленно продолжила расспрашивать почтальон.

– Да Бог их знает! – пожал плечами сосед. – Вроде ничего особенного в квартире не нашли. Впрочем, я и не знаю, что они там искали.

– Так ее ограбили или как?

– Говорят, что "да". Но это уже не органы, а Юлька Коврова, она тело видела. Вообще, Нина, думаю ее запросто обчистить могли, цацки-то у Аделаиды водились. Хотя, что я тебе говорю, ты же ей пенсию носила.

– Носила, ну и что? – слегка вскинулась Каневская.

– Да ничего, я просто так, чего ты волнуешься-то?

– Соверешенно я не волнуюсь, чего мне волноваться? – Нина Васильевна старалась говорить как можно спокойнее. – Ладно, побегу я, а то почты много.

– Давай, Нина, трудись, – добродушно усмехнулся записной бездельник. – Да, кстати, участковый тоже приходил, Кира Синицын, его всегда поспрошать можно.

Каневская кивнула на ходу и поспешила дальше – работать тоже надо было все-таки. Уже возвращаясь из доставки, она встретила Надежду Филаретовну Фирсову и, зная, что та тоже живет рядом с покойной, на всякий случай и с ней зацепилась языками.

– Был следователь, усталый такой, бедняга, – сочувственно проговорила Фирсова, отряхивая снежинки с рукава шубы из искусственного меха. – Ну и наш участковый, смешной, конечно, – улыбнулась Надежда Филаретовна: – Удивился, что я его знаю, а он меня – нет. Ну, прямо детский сад, младшая группа!

И видимо, вспомнив всю сцену, она не выдержала и рассмеялась.

От Фирсовой Нина Васильевна не узнала ничего нового и честно выложила всю добытую информацию Цегель.

– А кто-нибудь знает этого участкового? – спросила Полина Олеговна.

– Я в лицо его знаю, – кивнула Каневская.

– Я тоже видела пару раз, мне Коля Смирнов как-то его показал, – подала голос Троекурова. – Вон, говорит, Октябрина Артамоновна – наш блюститель порядка.

– Коля-то Смирнов его, конечно, знает, – ехидно вмешалась Замшина. – Он нечасто просыхает, так что участковый ему, конечно, знаком.

– Всё это хорошо, – вмешалась Гермионова, она только что закончила с кем-то ругаться по телефону, – но главное, чтобы вся эта катавасия не коснулась нашей почты.

– А с чего бы это вдруг должно коснуться нас? – в голосе Веры прозвучало удивление.

– Так у людей полно всякой чуши в головах, – хмыкнула Лидия Генриховна. – В прошлом месяце сюда позвонила тетка и начала нести, что почтальоны, когда пенсии носят, только и высматривают, где что у кого лежит ценного. чтобы потом к рукам – и тю-тю! У, дура какая-то!

– Конечно, чокнутая, – уверенно согласилась Замшина и тут же поинтересовалась: – А фамилии этой дуры, вы не запомнили?

– Да и о ком из почтальонов шла речь? – Аверин тоже проявил интерес.

– Она не сообщила, да и сама не назвалась, к сожалению, – в голосе оператора звучало неподдельное расстройство.

Автор со всей ответственностью заверяет читателя, что не сомневается в искренности чувств уважаемой Лидии Генриховны.

Гермионова хотела еще что-то добавить, но в этот момент зазвонил телефон и она рванулась к аппарату. Однако, Гермионову решительно опередила бригадир Панкратова, которая справедливо рассудила, что на звонок лучше ответит человек более адекватный, то есть, она сама.

– Так, девочки и Максим Сергеевич, – подвела итог "тетя Поля". – Давайте пока работать, но держите уши востро на макушке, и было бы здорово, если бы кто-нибудь невзначай попробовал выведать побольше у участкового и не забывайте, колхоз, про свистки и баллончики.

С этими наставлениями грузная фигура Цегель начала плавное перемещение в сторону страхового.

Почтальоны еще некоторое время обсуждали убийство, потом вернулись к работе. Одного из них вся эта ситуация особенно взволновала, но этот человек и виду не показал.

Глава 6

– Ну что, Евсей, думаю твоей спине прямая дорога к невропатологу, – закончив осмотр, после непродолжительной паузы вынесла вердикт Галина Ильинична Бернингсен.

Седая, румяная, с высокой прической, напоминавшей роскошный дворец, причем, не иначе как самой королевы пчел, участковый терапевт смотрела на Порожкина с нескрываемым торжеством. Вместе с тем, глаза ее, казавшиеся огромными за толстыми линзами очков, светились, буквально сияли мягкой теплотой и искренней симпатией.

– Ну что же, Галя, к невропатологу, так к невропатологу, – пациент Порожкин тщетно пытался внедрить в свой голос нотки подавленности.

Увы, ему это не удалось.

– Ладно, – беспечно махнула толстой рукой Бернингсен. – Ты, как всегда, последний, так что будем пить чай. Или чего-нибудь покрепче? – добавила он, хитро прищурившись.

– А что у тебя есть? – с нарочитым равнодушием поинтересовался у врача пациент.

– Ох, Евсей, Евсей! – Галина Ильинична не удержалась, чтобы не погрозить своему старому приятелю пальцем. – Ты же знаешь, чего только у меня нет.

– Ну, давай тогда коньячку, – решился Порожкин. – Я тут лимон и шоколадку припас, – сообщил он, доставая означенную провизию.

– Ого, какой банкет! – пошутила Бернингсен. – Что будем отмечать?

– Да отмечать, Галя, особо нечего, – неожиданно серьезно проговорил Порожкин. – У нас тут на Благодатной женщину убили по фамилии Долинская. Случайно не с твоего участка?

– Нет, не с моего, – подтвердила Бернингсен. – Там Лена Круглова – участковая. Но я в курсе уже, Алла сообщила, правда, без подробностей.

– Что-то Алла недорабатывает, – невесело усмехнулся Евсей Анатольевич.

– А вот ее и спроси, – к Бернингсен вернулась обычная оптимистическая бодрость. – Я жду ее с минуты на минуту.

Алла Михайловна Дергень не заставила себя долго ждать. Полная невысокая пышущая здоровьем медсестра являла собой на несколько лет помоложе уменьшенную копию своей начальницы.

– О, я смотрю у нас коньячок! – завидев бутылку, Дергень буквально зажмурилась от удовольствия и потерла пухлые ручки. – Что отмечаем?

– Скорее поминаем, – Бернингсен придала своему голосу подобающую случаю грустно-торжественную интонацию. – Кстати, Алла, где подробности гибели Долинской? Недорабатываешь, а?

– Ну уж, прямо, недорабатываю! – в тоне Держень прозвучала натуральная обида, и продолжив голосом робота, выдала информацию. – Долинскую ударили чем-то тяжелым по голове в четверг вечером приблизительно после 18.00. Вероятнее всего, ее ограбили.

– Так то в четверг вечером, а сегодня вторник, – загибая пальцы строго констатировала начальница. – И что слышно по горячим следам?

– Мои источники, Галя, увы, ничего нового не сообщают.

– Никудышные, значит, источники, Алла, – произнесла предсказуемую фразу Бернингсен. – Ладно, друзья, – расставила она точки. – Так, лимончик, шоколадка открыта… Ну, давайте, помянем. Евсей, разливай!

Все трое выпили, не чокаясь, закусили лимончиком и шоколадкой.

– Ну что, Евсей? – вытерев губы салфеткой, поинтересовалась Бернингсен, проницательно глядя сквозь толстые линзы на Порожкина. – Ты что-то хотел сказать?

– Ты, как всегда права, Галя, – кивнул Порожкин, дожевывая дольку лимона. – Тут история вот какая… – озабоченно начал он, устраиваясь поудобнее на стуле:

– Сегодня утром на почте Цегель объявила собрание (Цегель – это наша заведующая) и сообщила, что у нее из достоверных источников есть информация, а именно, – гибель Долинской как-то связана с почтой и, возможно, с ограблением в другом районе полгода назад, дальше она задала вопрос, – кто был знаком с Долинской? Ну, то, что на ее участке работатет Нина Каневская, все знают, она и в квартире у Долинской бывала, но суть не в этом, в принципе все наши почтальоны ее знали, ну, или почти все.

– Так в чем же дело, Евсей? Переходи уже к сути, – покручивая пухлыми пальчиками рюмку, предложила Дергень.

– А суть проста, Алла. В среду я начал доставку по участку Каневской, познакомился с Долинской. Она пригласила, – да что там! – затащила меня к себе в гости. А на следующий день… – и он покачал головой, видимо, не в силах продолжить.

– А на следующий день ее убили, – хладнокровно закончила за него Дергень, которую совершенно не затруднило завершение фразы.

Порожкин кивнул, говорить он, похоже, был не в силах.

– Да, положение! – быстро сориентировалась в ситуации Бернингсен. – И что, ты рассказал об этом своей Цегель?

– Пока нет, – стер со лба ладонью несуществующую испарину Порожкин. – Мне крупно повезло, Цегель позвали в страховое, а я быстренько слинял в доставку.

– Ну и как, думаешь рассказать о посещении квартиры Долинской? Стоит ли? – Дергень говорила неторопливо, взвешивая слова.

– Я бы, может и скрыл, и даже, глядишь, всё было бы шито-крыто, но у нас есть оператор некая Гермионова. Так покойница, царствие ей небесное, в тот день позвонила на почту и расспрашивала у этой Гермионовой, укуси ее тарантул, работает ли такой почтальон Порожкин. Ну и т.д. и т.п.

– А ваша Гермионова, наверняка, не забудет и разболтает? – проницательности, по мнению автора, Бернингсен было явно не занимать.

– Да какое там наверняка! – яростно махнул рукой Евсей, чуть не сбив бутылку коньяка. – Разболтала она уже, разнесла по всей почте. Меня Октябрина, наша старейшая, в тот же день об этом расспросила. Короче, – уже с куда меньшей энергией сделал движение рукой почтальон, – ситуация не сахар. Боюсь, милиция придерется и попаду я на подозрение.

Подруги-медработницы с минуту молчали, обмозговывая положение.

– Да, дела у тебя так себе, – наконец сочувственно проговорила Бернингсен, протирая очки.

– Да я сам знаю. что так себе, – изверг из себя настоящий крик души Порожкин. – Делать-то что, Галя?!

Бернингсен и Дергень взглянули друг на друга и в глазах обеих, словно разбуженная его жалобным возгласом, мелькнула искра догадки-понимания.

– А что если… – начала участковая.

– Пожалуй что… – поддержала ее медсестра.

– Придумали что-то? – приободрился Евсей Анатольевич. – Ах, вы мои умницы! Ну, говорите скорее, что надо делать.

Бернингсен и Дергень посмотрели друг на друга и тогда Бернингсен кивнула.

– Есть у нас один знакомый, – начала Алла Михайловна.

– Да даже друг, – поправила Галина Ильинична.

– Друг, Галя, согласна! Так вот, он сыщик-любитель, настоящий виртуоз. Когда-то у нас главврача в поликлинике отравили. Так он преступника вычислил. Сложнейшая была история.

– Кажется, я что-то такое припоминаю, – оживился Евсей – Да, припоминаю…

– Потом будешь припоминать, – безжалостно перебила его Дергень. – Да, Галя, Петр точно тот человек, который поможет; сегодня же на ему позвонит, а тебе, Ёся, надо будет как можно быстрее с ним встретиться.

– Если он еще согласится, – несмело проговорил Порожкин.

– Согласится, куда он денется! – уверенно заявила Бернингсен. – Он любит упражнять мозги. В любом случае мы с Аллой его уговорим.

– Ну что ж, если это так, за это надо выпить, – и воодушевленный Порожкин разлил по рюмкам коньяк.

– Вздрогнули! – бодро провозгласил он.

– Вздрогнули! – хором повторили медички и все трое, аппетитно закусив лимоном с шоколадкой, принялись перемывать кости их общим знакомым.

***

– Еще кофе, Андрей? – предложила Лидия Валерьевна Седельцева и, когда Ракитин согласно кивнул, гостеприимнейшая хозяйка налила из кофейника дымящуюся цвета черного мрамора жидкость, при этом едва не смахнув чашку рукавом пушистого теплого халата.

– Значит, пока подозреваемых никаких? – полувопросительно-полуутвердительно уточнил прокурор Олег Васильевич Седельцев.

– Слушай, Олег, что ты переспрашиваешь одно и то же, – вмешалась супруга. – Пей лучше свой бледно-зеленый чай, пока не остыл.

Седельцев обиженно взглянул на жену и сделал глоток.

– Значит так, Андрей, – деловито начала Лидия Валерьевна, подобрав рукава халата, чтобы они не елозили по столу. – Как я понимаю, ты внимательно изучил дело Маркелова. Ну и как? Что ты скажешь? Есть тут сходство с убийством Долинской?

– Пока, честно говоря, теряюсь в догадках, Лидия, – осторожно начал следователь, словно он наощупь пробирался по минному полю.

– А что тут теряться? – удивилась Седельцева. – Надо сопоставлять факты и не теряться. А факты просты: некий Маркелов Андрей Яковлевич, кстати, твой тезка (автор надеется, что читатель разделит с ним удовольствие от тонких колкостей супруги прокурора) проник в квартиру пенсионера Культяпкина и обворовал ее. Маркелов показал, что действовал по наводке почтальона Селезневой, которая всё отрицала и ей не предъявили обвинения за недоказанностью. Маркелов же не смог представить никаких фактов, что она замешана в деле. Я правильно изложила суть того, что ты нам сегодня поведал, Андрей?

– Да, коротко и ясно, Лида, – подтвердил Ракитин.

– В таком случае давайте разберемся, что общего в этих двух делах, – предложила Седельцева. – Как ты считаешь, Олег? – поинтересовалась она у мужа, который с видимым удовольствием потягивал чай.

– Насчет общего не знаю, – откликнулся прокурор, потянувшись к тонкому кусочку сыра на изящной фарфоровой тарелочке. – А вот разницу могу назвать. Насколько я понял, Андрей, из квартиры Долинской ничего не пропало?

– Пока я не знаю точно, – ответил Ракитин. – Но на данный момент ты прав, таких фактов у нас нет.

– Кстати, а кто наследник имущества? – вмешалась супруга прокурора. – Надеюсь это за пять дней ты выяснил? – в отличие от мужчин Седельцева из напитков выбрала белое вино.

– Да уж, успели, – несколько обиженно произнес Ракитин. – В Комсомольске-на-Амуре у Долинской проживает родная сестра Клавдия Григорьевна. Я связался с ней по межгороду и она сообщила, что есть завещание в ее пользу и назвала фамилию нотариуса, у которого это завещание лежит.

– И ты связался с нотариусом? – Седельцева была настолько заинтересована, что даже отставила недопитый бокал с вином.

– А как же! – изобразил праведное возмущение Ракитин.

– И что в итоге-то, Андрей? – не оценила его потуги Седельцева.

– В итоге нотариус Тяпкин подтвердил, что у него в конторе лежит завещание в пользу Клавдии Григорьевны. Ей достанется все имущество.

– А это квартира, ценности и, наверняка, какие-нибудь счета? – наконец-то допил свой чай муж-прокурор.

– Квартиру и то, что в ней, мы опечатали. А вот со счетами пока разбираемся.

– Ну а кто наследует этой Клавдии Григорьевне? – подлил себе чаю прокурор. – Кстати, сколько ей лет?

– Семьдесят пять, она старшая сестра. А насчет того, кто ей наследует, я обязательно выясню. Это конечно, важно.

– Да я на самом деле для проформы спросил, – закусил сыром прокурор. – Сестра, как я понимаю, сейчас находится у себя в Комсомольске. Ну не киллера же она наняла, это в конце концов смешно, Елисеич.

– Случаи разные бывают, Олег, но думаю, в нашем деле это маловероятно.

– А как здоровье уважаемой Долинской-старшей? – снова отдав должное вину, поинтересовалась Лидия Валерьевна.

– Пока не выяснил, – ответил Ракитин. – Если честно, я больше озабочен, как мне выйти на почтовую мафию.

– Действительно, Лида, – поддержал следователя прокурор. – Этот участковый, как его, Синичкин…

– Синицын, – поправил Ракитин.

– Да-да, Синицын. Нам вообще повезло, что мы теперь понимаем, в каком направлении копать. Жаль, что Долинская так мало рассказала участковому.

– Скорее всего, она на тот момент сама знала немногим больше, – предположила Седельцева. – А возможно, и не успела узнать.

– Так вот, ее и убили, чтобы не узнала, – сделал очередной глоток кофе Андрей. – Мотив вырисовывается четкий.

– Очень похоже, – согласился Олег. – Но не будем отметать и другие версии, так, во всяком случае, меня учили в университете, – наставительно добавил он. – Не будем сбрасывать со счетов соседей, мало ли там что у них было. Кстати, Елисеич, а чем ее в итоге ударили? Наш почтенный Авдюшко, надеюсь, установил?

– Чем-то железным, может быть, разводным ключом, а может, куском арматуры.

– Ну, если орудие убийства за пять дней не нашли, то вряд ли и найдете, – вмешалась Лидия. – Ну вот что, милые мои, – решительно допила она вино, – я берусь за это дело.

– Ты уже говорила мне, дорогая, – снисходительно полуусмехнулся супруг.

Усмехнуться полностью он, все же, поостерегся, так как не мог отказать жене в проницательности, да и остаться разок без ужина ему тоже не улыбалось. (Вдумчивый читатель мог бы подумать, что на элегантную светскую Седельцеву непохоже, чтобы она дома занималась готовкой, и был бы прав, но дело в том, что у Лидии Валерьевны были способности к кулинарии и ей нравилось это занятие.)

– А что, Лидок. – хитро глянул прокурор на Ракитина, отправляя в рот последний кусочек сыра. – Будешь привлекать в помощь своего Зубрикова? Помнишь, я рассказывал тебе о нем, Елисеич, пенсионер такой башковитый, помог раскрыть убийство в поликлинике?

– Не помог, а раскрыл, – строго поправила супруга. – А подмогу я очень вероятно, что и привлеку, дело-то сложное и обещает быть интересным.

– Ну ладно, друзья, посидели – и хватит, – сделал последний глоток уже не очень горячего, но все еще ароматного кофе Ракитин. – Завтра на работу, надо вгрызаться в дело. Пора вплотную заняться этим 248-м.

Супруги проводили гостя до двери, минут пять-семь еще пообсуждали нюансы дела, а потом сели смотреть на видео один из классических фильмов с Джеком Николсоном.

Глава 7

Петр Петрович Зубриков с комфортом устроился на мягком раздвижном диване в своей уютной двухкомнатной квартире на Благодатной, в руках у него был томик зарубежного детектива с романом малоизвестной английской писательницы первой половины двадцатого века Зенит Джоунс Браун, творившей под псевдонимом Френсис Фрэм. Петр Петрович с удовольствием, пожалуй даже, с наслаждением уже в третий, если не в четвертый раз перечитывал приключения старшего инспектора Хэмфри Булла и его помощника, бывшего квартирного хозяина инспектора, мистера Эвана Пинкертона, причем был еще большой вопрос, кто из этой пары является главным сыщиком.

Телефонный звонок, оторвавший Петра Петровича от увлекательного чтения, сначала вызвал у него легкое неудовольствие, но услышав в трубке бодрый неунывающий голос Аллы Михайловны Дергень, Зубриков с интересом приготовился слушать, что же ему скажет собеседница, у которой всегда были наготове свежие интересные новости.

– Привет, Петр, – озорно поздоровалась Дергень. – Ну что, небось, всё политикой интересуешься? Разобрался, наконец, с мотивами отставки Лужкова?

– Ты бы еще про лесные пожары летом вспомнила, – не то фыркнул, не то хмыкнул в трубку Зубриков. – А с Лужковым что разбираться, не сложились у него отношения с Медведевым, вот и всё!

– Поди ж ты с Медведевым, – неуверенно протянула собеседница. – По-моему ясно, что всё равно всё Путин решает, тебя, что же, обманула эта рокировочка?

– Ох, ты, специалистка, – невидимо для приятельницы махнул рукой Петр. – И вообще, меня больше последние питерские новости сейчас интересуют: снег выпал, а обещают вообще в декабре сугробы по пояс. Кто их убирать-то будет, вот вопрос? Ладно, Алла, чего звонишь? Я тебя знаю, у тебя наверняка какое-то дело припасено помимо сплетен…

– Ты как всегда прав, – перешла на более серьезный тон медсестра. – Тут вот какая история. Требуется твоя помощь, Петр…

И Дергень коротко уверенными четкими мазками обрисовала ситуацию вокруг 248-го и в частности касательно Порожкина.

– Да, я приму его, пусть приходит, – пенсионер-детектив определенно заинтересовался. – Когда? Да хоть сейчас.

Порожкин появился на пороге квартиры Зубрикова меньше, чем через час.

– Евсей Анатольевич, – несмело представился гость.

– Петр Петрович, – отрекомендовался хозяин. – Да вы проходите, не стойте на пороге, – радушно распахнул он дверь.

Повесив темное пальто гостя на внушительный олений рог, Зубриков провел почтальона в уютную гостиную.

– Что-нибудь выпьете? – предложил хозяин.

– Да мне тут уже Галя, Галина Ильинична, то есть, – сбился он, – налила коньячку… Видите ли…

– Вижу, вижу, – доброжелательно перебил его Зубриков. – Насчет Гали, это знакомая тема. Думаю, – повнимательнее присмотрелся он к гостю. – Спиртного вам достаточно, а вот чаю, кофе или какао, по-моему, не помешает.

– В таком случае, какао, – все еще смущаясь согласился Порожкин.

Зубриков налил себе кофе, гостю – какао, подождал, когда тот сделает несколько глотков в меру горячего напитка и с неожиданной мягкостью проговорил:

– Ну, рассказывайте, Евсей Анатольевич, что у вас стряслось?

Порожкин слегка судорожно (автор понимает, как, наверняка, и читатель оправданное в данных обстоятельствах волнение своего персонажа, почему и употребляет относительно него такое наречие как "судорожно") поначалу слегка сбиваясь, изложил всю суть дела, начиная от первого разговора с Долинской по домофону.

– Да. история… – задумчиво проговорил слушатель-детектив. – Еще какао? – неожиданно предложил он смотревшему на него преданными глазами Порожкина.

Тот секунд тридцать не находил, что ответить, и Зубриков, не дождавшись, всё так же мягко проговорил:

– Ну, тогда я себе налью еще кофе.

– Итак, Евсей, – устроился поудобнее в кресле пенсионер-детектив и выполнив необходимые манипуляции с напитком, предложил: – Давайте, без отчеств, а?

И не дожидаясь реакции гостя, продолжил:

– Меня зовите просто Петр. Так вот, дело интересное и я возьмусь его расследовать. Ну и заодно вам помочь, если, конечно, – так же мягко, но чуть более задумчиво добавил Зубриков, – вы тут ни при чем.

При этих словах Петр Петрович внимательно вгляделся в гостя, но тот даже не вздрогнул.

– А теперь пейте, пейте какао, не стесняйтесь, я задам вам несколько вопросов. Каково ваше общее впечатление о Долинской, какой она вам показалась, например, уверенной в себе, любительницей посплетничать, рассудительной? – начал расспрашивать Зубриков.

– У нее, я бы сказал, были качества лидера.

– И в чем это выражалось? – заинтересованно наклонился вперед Петр.

– В жестах, информации, в том, как она держалась. Видели бы вы, как она буквально втащила меня в квартиру!

– Ну я, – увы!, – не видел, – суховато откликнулся частный детектив. – А каково, по-вашему, было ее отношение к почтовому ведомству в целом и к вашему отделению? Можно ли было понять это отношение из каких-либо ее слов?

Порожкин задумался не меньше, чем на несколько минут, машинально вертя в руках чашечку с какао.

– Ну, Долинская спрашивала, как мне работается, – медленно начал он. – Спрашивала про премии, ну, и про нашу операторшу Гермионову спросила.

– А-а, это та, которой покойная звонила по телефону проверить вас? – выпрямил Зубриков затекшие ноги.

– Она, Гермионова Лидия Генриховна, – подтвердил почтальон. – Долинская ее еще хабалкой назвала.

– Ну и как, соотвествует?

– Вполне, знаете, Петр, – Порожкин доверительно наклонился поближе к собеседнику. – Наша Гермионова хамка еще та. Никакой культуры.

– Печально, печально, – Зубриков сделал очередной глоток кофе. – А скажите, Евсей, о том, что на почте вообще или в вашем отделении в частности работает или как-то связаны с вами, ну, как бы это сказать? – затруднился наш сыщик подобрать нужное слово, – … преступные элементы, наводчики, организующие ограбления пенсионеров или еще какие-то преступные мероприятия. Ох, извините за косноязычие, – покачал головой Зубриков. – Детективов начитался, а точно выразить свои мысли не могу. Говоря "вас", я, конечно, имею в виду не лично вас, а всех вообще… – добавил он.

Гость и хозяин посмотрели друг на друга и рассмеялись. Точнее, рассмеялся Зубриков, а Порожкин издал несколько звуков, похожих на смех, стараясь понравиться Петру Петровичу.

– Не волнуйтесь, Петр, я вас прекрасно понял, – серьезным тоном проговорил Порожкин. – Нет, однозначно скажу, ни о каком криминале, связанном с почтой вообще, а тем более, с нашим отделением Долинская не говорила.

– И даже не намекала?

– Нет, Петр, ничего такого не помню, – подумав с минуту, ответил Порожкин. – Но я еще обязательно прокручу весь разговор в памяти и, если что-то всплывет, сразу вам расскажу.

– Да-да, Евсей, повспоминайте, – попросил Зубриков. – А теперь скажите вот что: Аделаида Григорьевна была состоятельной дамой, квартира у нее была обставлена богато?

– Еще как, настоящие хоромы! – горячо откликнулся Порожкин, в свою очередь приняв более раскованную позу. – У нее на стене, с ее слов, конечно, висел подлинник художников начала прошлого века и молочник был, – самый настоящий Фаберже!

– Изрядно, – согласился Зубриков, устремив взгляд на декоративное панно с изображением охотничьей сцены. – Ну что ж, – неспешно поднялся он с кресла. – Я берусь за эту историю с убийством.

– Очень рад, – быстро поднялся с дивана вслед хозяину почтальон. – А что от меня требуется, Петр?

– Пока не волноваться. Внимательно послушайте, что говорят ваши коллеги на почте, жители на участке, словом, впитывайте информацию, но сами не задавайте вопросов активно, разве что так, мимоходом, между делом. Понимаете меня?

– Конечно, конечно, понимаю, – заверил хозяина гость, на самом деле будучи далеко не уверенным, что вполне понимает пенсионера-детектива.

– Ну, вот и отлично! – улыбнулся Зубриков. – Будем держать связь через Аллу с Галей. Приятно было познакомиться, – добавил он, провожая почтальона в коридор.

– Взаимно, – как можно более преданно, тут же произнес Порожкин.

Еще раз тепло улыбнувшись и пожав друг другу руки, Петр и Евсей распрощались, после чего Зубриков вознамерился было вернуться к инспектору Буллу и мистеру Пинкертону, но ему это удалось не сразу, так как раздался телефонный звонок.

***

Лидия Валерьевна Седельцева неспеша, с чувством собственного достоинства вышла или, скорее, выплыла из подъезда. Хотя температура была не ниже минус шести градусов и редкий снег лениво едва соскальзывал с молочного небосвода, госпожа Седельцева не рискнула надеть норковое пальто, предпочтя шубу из шиншиллы. Супруга прокурора прошествовала к своему белому "шевроле" походкой, в которой издалека чувствовалась порода.

Шикарная статс-дама (уж позвольте автору побаловать читателя подобным определением) совершенно не опаздывала на условленную встречу с Петром Петровичем Зубриковым в кафе "Венский лес" недалеко от метро "Электросила". Она, как всегда, вышла заранее и минут за пятнадцать спокойно, скрупулезно соблюдая все правила дорожного движения добралась до "Леса" почти за четверть часа до условленного времени. Каково же было ее удивление при виде Зубрикова, уже сидевшего за столиком, небрежно перелистывая меню! Одет он был в безупречный темный костюм с бабочкой, рядом со стулом прислонилась его неизменная трость.

– Для антуражу, – не раз говаривал, посмеиваясь, Петр Петрович.

При виде вощедшей Лидии он приподнялся из-за стола и с легкой улыбкой, в которой плескалась озорная искорка, радушным жестом показал своей визави на заранее заботливо выдвинутый для нее стул.

– Добрый день, Петр Петрович, – поздоровалась госпожа прокурор.

(Здесь автор считает необходимым во избежание двусмысленности уведомить уважаемого читателя, что в дальнейшем словосочетание "госпожа прокурор" будет употребляться в значении "супруга прокурора", а не "женщина, исполняющая обязанности прокурора".)

– Однако вы более, чем пунктуальны. Я очень рада видеть вас, – искренне добавила Лидия.

– Взаимно, взаимно, – улыбнулся Петр, показывая неплохие для его возраста зубы. – Но вы раздевайтесь, присаживайтесь, тут тепло.

Лидия Валерьевна подошла к вешалке, с неудовольствием отметила отсутствие плечиков и вынужденно, как можно лучше, пристроила шубу на крючок.

– Ну что ж, посмотрим, что у нас в меню, – расположилась за столом Седельцева.

Несколько минут она изучала ассортимент, потом повернулась к пенсионеру-детективу.

– Я выбрала, а что будете вы?

– Я склоняюсь к минеральной воде или к какому-нибудь соку, – серьезно ответствовал Зубриков.

– Да бросьте, Петр Петрович! – решительно запротестовала Седельцева. – Заказывайте, чего душка пожелает, я оплачу. Ведь это я вас пригласила.

– В таком случае, – не заставил себя долго упрашивать приглашенный. – Я буду уху по-фински, салат "Цезарь" и, пожалуй, рыбу по-монастырски.

Лидия Валерьевна деловито кивнула и беззвучным щелчком подозвала официантку принять заказ сыщика-любителя и свой, – фирменный салат "Венский лес" и спагетти с грибами.

– А не хотите ли бокал вина или чего-то еще? – предложила визави госпожа прокурор. – Сама я бы с удовольствием, но – увы! – за рулем.

– Думаю, не стоит, – великодушно отказался Зубриков. – Все-таки у меня впереди интеллектуальное дело, хочу иметь светлую голову.

– Ну что ж, резонно, – признала Лидия. – Узнаю вас. Итак, Петр Петрович, как вы уже наверняка догадались, я хочу предложить вам новое интересное расследование.

– Это, наверняка, дело об убийстве Аделаиды Григорьевны Долинской? – склонив голову набок, как-то ласково поинтересовался Зубриков.

Как ни пыталась Седельцева скрыть удивление осведомленностью пенсионера-детектива, ей все-таки это не удалось. Эффект неожиданности сработал на совесть.

– Да, Петр Петрович, – наконец проговорила Седельцева, машинально перекладывая сумочку с соседнего стула на край столика. – Не скажу, что не ожидала чего-то подобного от вас, но все же…

– Я рад, что моя догадка верна. Итак, конкретно, чего вы от меня хотите, Лидия Валерьевна? – Зубриков ковал железо, пока горячо, и делал это не без успеха.

– Ну что ж, – начала сдаваться госпожа прокурор. – Суть проста, я решила попробовать раскрыть это преступление – одна, либо вместе, это уж как получится у наших уважаемых следственных органов… Ну, и вспомнив ваше блестящее разоблачение преступников в деле об убийстве в поликлинике, я пришла к вам за помощью. Вот такие пироги, Петр Петрович! – просторечно закончила Седельцева.

– Что вы всё Петрович да Петрович? – собеседник неожиданно сменил деловой тон на манеру балагура. – Давайте просто Петр, без церемоний.

Лидия Валерьевна поняла, что пропустила очередной удар, но делать ничего не оставалось, как сказать:

– Тогда уж и вы обращайтесь ко мне – просто Лидия.

– Ну, вот и отлично! – отнюдь не фигурально потер руки наш сыщик.

(Тут автор заверяет читателя, что в тоне Петра Петровича прозвучали искренние и глубокие интонации.)

По ходу дела Зубриков тепло поблагодарил официантку, принесшую ему салат и уху.

– Итак, Лидия, введите меня в курс дела.

– С удовольствием, Петр, если вы сами еще не в курсе…

И госпожа прокурор в течении пяти минут кратко, емко и профессионально изложила все основные моменты дел, прервавшись ненадолго, когда официантка поставила перед ней "Венский лес".

– Очень, очень интересно! – отреагировал Петр, к тому времени уже расправившийся с салатом и приступивший к первому, пока оно не остыло. – Значит, основная версия в том, что убийство связано с почтой?

– Именно, но не следует отметать и другие возможности, – теперь уже Лидия с энтузиазмом приступила к своему салату.

Пенсионер-детектив кивнул, явно соглашаясь.

– Мне бы хотелось подробно изучить материалы того преступления в приморском районе, – помолчав несколько минут, высказал просьбу Зубриков.

– Спрошу у мужа, – тут же откликнулась Седельцева. – Думаю, он мне не откажет. В конце концов, это пойдет на пользу дела. Что-нибудь еще, Петр?

– Орудие убийства, время смерти, конечно, – начал загибать пальцы Зубриков, – протокол осмотра квартиры, информация о том, кто наследник, и в дальнейшем – протоколы допросов. Словом, всё, что вам понадобится самой. Такой вот коленкор, Лидия, – закончил сыщик-любитель, приступая к рыбе по-монастырски.

– Резонно, – согласилась Седельцева, уже завершившая успешную битву с салатом. – А теперь будьте так любезны, удовлетворите мое любопытство, Петр. Вы-то откуда знаете об этом деле?

– Ко мне приходил почтальон Порожкин, – просто пояснил Зубриков.

И в двух-трех словах, не забывая, конечно, отдавать должное рыбе, пересказал собеседнице самую суть своего разговора с Порожкиным.

– Да, неисповедимы пути… – задумчиво произнесла Лидия, уже отпраздновавшая взятие Вены и теперь осаждавшая итальянскую территорию в лице спагетти с грибами. – Есть у вас какие-нибудь предварительные соображения по делу?

– А у вас? – ответил визави вопросом на вопрос.

– Пока нет. А вас не раскрутить, Петр, – невольно рассмеялась Лидия Валерьевна.

– Именно, – в тон ей отреагировал детектив-любитель. – Однако, давайте поговорим о чем-нибудь другом, например, о политике. Президент Медведев, скажу я вам, – сел на любимого конька Петр, – изрядно напортачил с переводом часов, особенно чувствительно это для спортсменов.

– Ну уж нет, – решительно прервала госпожа прокурор. – Давайте лучше поговорим об искусстве. Я недавно была на выставке абстракционистов…

Теперь уже запротестовал Зубриков. В конце концов собеседники сошлись на теме литературы и заказав под это дело еще десерт за счет Лидии Валерьевны, успешно завершили продуктивную встречу всесторонним, с их точки зрения, разбором творчества Эдгара По, родоначальника детектива.

Глава 8

– Итак, колхоз, что мы имеем? – полувопросительно-полуутвердительно обратилась к сотрудникам заведующая отделением Цегель.

Внеплановое собрание в среду 25 ноября, через шесть дней после убийства Долинской (здесь автор считает необходимым окончательно определить смерть Долинской как убийство, исключив всякую возможность несчастного случая) Полина Олеговна благоразумно решила провести не после ухода в доставку, а до него, пока все почтальоны были тут, под рукой, а не разбежались, как коты из мешка, – лови их потом!

– Лично я имею отсутствие премии за октябрь, – заполнив короткую паузу, вызванную вопросом заведующей, пробурчала оператор Гермионова, абсолютно убежденная в том, что она незаменимая работница.

– И не будет тебе премии, – тут же ожидаемо отреагировала тетя Поля. – За языком надо следить. На тебя в этом месяце уже дважды, а то и трижды жаловались.

– Интересно, кто это? – "незаменимая" работница даже подбоченилась от праведного возмущения.

– Напомните, Татьяна Викторовна, – обратилась за помощью к бригадиру Цегель.

Панкратова затруднилась ответить сразу, но ничего страшного не произошло, заместительница Цегель, Карина Дмитриевна Озерова, тут же сообщила начальнице, что на Гермионову жаловались Симанович и Брутько.

– Ха, Симанович, – начала с каким-то присвистом Лидия Генриховна. – Эта старва, а Брутько, Полина Олеговна, вообще выжил из ума.

– Не забудьте еще обратить внимание на национальность Симанович, – едко порекомендовала замзав. – Как ее зовут, кажется, Фрида Израилевна?

– Совершенно верно, – подтвердила завотделения Троекурова, прекрасно помнившая имена-отчества-фамилии ключевых жалобщиц микрорайона.

– Не забудьте еще про жалобу покойной Долинской, Карина, – хорошо поставленным контральто подала голос Наталья Замшина.

Цегель, у которой уже уши поразъезжались от обилия реплик, сконцентрировалась на последней.

– Так, Наташа, что там с жалобой Долинской? Поподробнее, поподробнее.

– Неделю назад она звонила, – охотно изложила детали Замшина, бросив победный взгляд на упустившую инициативу соперницу; Озерова, однако, надо отдать ей должное, и виду не подала.

– А откуда ты знаешь? – продолжала допытываться Цегель.

– Так сама же Лидия тогда возмущалась: звонила да еще жалуется; короче, неплохо прошлась по Долинской.

– Да, правду говорят: информация о нас исходит от нас самих, – бодро проговорила из своего угла Валечка Серебрякова.

– И на что же жаловалась Долинская, а Лида? – интерес заведующей не угасал.

– Да несла всякую чушь. что с ней по телефону грубо разговаривают, – с неудовольствием, но без прежнего гонора ответила Гермионова. – В узел еще обещала жаловаться, – добавила "незаменимый" оператор и, не сдержавшись, завершила эмоциональной репликой:

– Вот стерва!

– Так, тихо! – со средней силой стукнула кулаком по столу тетя Поля. – Хватит уже брани. Скажите мне лучше, колхоз, кто еще общался в последнее время с покойной, ну, скажем, за последний месяц?

– Я, – начала было Каневская.

– Ну ты, понятно, Нина, а кто еще, кроме тебя и Лидии?

– Я недели три назад заказное ей носила, – проинформировала Троекурова.

– Ну и как, Октябрина Артамоновна, о чем-нибудь говорили, не было ли речи о каких-нибудь безобразиях на почте вообще и в нашем отделении в частности?

– Да нет, никакого такого разговора не было, Полина Олеговна, – поразмыслив, произнесла Троекурова.

– Так, кто еще? – бодро продолжила перекличку Цегель.

– Я как-то встретила Аделаиду Григорьевну на улице дней десять назад, – сообщила из своего угла Серебрякова. – Ни о чем таком речи на было, Полина Олеговна, – упреждая вопрос заведующей, добавила Валя. – Мы с Аделаидой Григорьевной поздоровались, кажется, обменялись несколькими фразами, вот, что снег плохо убирается. Ну, пожалуй, и все.

– Ясно, Валя. Есть еще общавшиеся? – пытливо обвела взглядом притихшую аудиторию Цегель.

– Я видел ее за пару дней до смерти, – вздохнув, негромко сознался Порожкин, благоразумно решив не дожидаться, когда про него расскажут.

– Ага, Евсей Анатольевич. – тетя Поля пока почему-то называла Порожкина по имени-отчеству и на "вы". – Расскажите-ка поподробнее про вашу встречу.

– Я носил дележку по участку Каневской, – уныло начал Порожкин, словно его приговорили к длительному тюремному заключению, – позвонил в домофон.

– А зачем было звонить? – пытливо поинтересовалась Озерова.

Стильную, молодо выглядящую замзава никак нельзя было обвинить в симпатии к Евсею Анатольевичу.

– Да я ключ от этого подъезда забыл, – пояснил Порожкин.

Поскольку ларчик открывался просто, Цегель не стала заострять на этом внимание и предложила почтальону продолжать, в голосе ее при этом звучало легкое нетерпение.

– Аделаида Григорьевна позвонила в наше 248-е и проверила у уважаемой Лидии Генриховны… – тут Порожкин не удержался и позволил себе ироничный поклон в сторону Гермионовой (которая по непонятным для автора причинам почему-то фыркнула, видимо, таким образом выразив отношение к слову "уважаемая" в свой адрес. В ответ на фырканье Гермионовой кто-то негромко прыснул, скорее всего, – так уж во всяком случае показалось автору, – это была Валечка Серебрякова).

– … действительно ли я работаю на почте, – закончил фразу Порожкин.

Минут за десять, подгоняемый вполне-таки себе благожелательными кивками тети Поли, Евсей Анатольевич рассказал о своем пребывании в квартире Долинской.

– Да, с ваших слов я поняла, что ценностей было немало, – протянула Замшина, при этом многозначительно взглянув на Порожкина.

– И больше вы с Долинской не общались? – подвела итог Цегель.

– Да, Полина Олеговна. больше я Долинскую не видел, – подтвердил Порожкин.

– Так, больше никто, ничего, а, колхоз? – своеобразно сформулировала вопрос завотделения.

– Я лично ничего, Полина Олеговна, – прервал полуминутное молчание Аверин. – А что, правоохранительные органы пришли уже к каким-нибудь выводам?

– Правоохранительные органы, Максим, – строго, то ли на полном серъезе, то ли с напускной суровостью, проговорила Цегель, – передо мной не отчитываются.

– Но у вас же, вроде, там какие-то связи, источники, вы же сами говорили…

– Так, Валя, – хлопнула ладонью по столешнице Цегель. – Прекратим базар, – и в доставку! Ушки – на макушке, глазки остренько смотрят, ну и, конечно, не забываем свистки, баллончики, особенно говорю для тех, кто носит пенсии, – и тетя Поля, сделав неопределенный жест рукой, покинула почтальонскую.

Колхоз бурлил еще минут десять, пока, наконец, не вмешалась архиспокойная бригадир Панкратова, предложив, в конце концов, почтальонам отправляться уже в доставку, что те и сделали, правда, после того, как к предложению бригадира присоединилась замзав Озерова, и почтальоны, по большей части, неохотно, – ведь бла-бла-то у нас многие любят, – потянулись к выходу.

Относительное затишье в деле продолжилось некоторое время, пока в воскресенье вечером не вернулась домой уезжавшая на несколько дней к родственникам в Псков Надежда Филаретовна Фирсова, которая в тот же вечер обратилась в милицию с заявлением, что ее квартиру во время ее отсутствия обокрали.

Глава 9

В понедельник 27 ноября следователь Ракитин вошёл в свой кабинет как обычно ровно в 9:00 утра. Человеком Андрей Елисеевич был пунктуальным и практически всегда приходил на работу вовремя. В течение получаса он изучил сводку происшествий за выходные и конечно же сразу обратил внимание на заявление Фирсовой.

Ознакомившись с документом, Ракитин тут же позвонил Синицыну и попросил его зайти в ближайшее время.

– Ну что, Кирилл, похоже, почтовое дело развивается. Мне совершенно ясно, что проникновение в квартиру Фирсовой связано с убийством Долинской. Уверен, у тебя такое же мнение.

– Да наверняка, Андрей Елисеевич, – присел на краешек стула участковый. – Очень вероятно, что из квартиры Долинской тоже что-то украдено, просто некому подтвердить это или опровергнуть.

– Ну что ж, посмотрим, что там пропало из квартиры со слов потерпевший, – углубился в бумаги следователь. – Так, – начал перечислять он, – часы фирмы Павла Буре, кольцо с изумрудом, горжетка из меха горностая, чернильница XIX века, кулон с аметистом, сумма 116 000 руб.

– Однако сумма немаленькая, Андрей Елисеевич, – прокомментировал даже с некоторой завистью Синицын (так во всяком случае показалось автору, который взял на себя смелость заверить уважаемого читателя, что на этот раз не ошибся).

– Ну, это для кого как, Кирилл, – философски заметил следователь.

– Не знаю, как для вас, Андрей Елисеевич, а для меня так это сумма большая.

– Можно подумать, для меня маленькая, – недовольно покосился на собеседника Ракитин. – Вот пригласим Надежду Филаретовну, пусть она и скажет, большая это для неё сумма или маленькая.

– Будем надеяться, что после такого потрясения она сможет прийти к вам в прокуратуру, – озабоченно проговорил Синицын.

– Это ты прав, Кирилл, – без раздумий согласился с ним Ракитин. – В таком случае, если у тебя нет срочных дел, зайди к Надежде Филаретовне и выясни, в состоянии ли она прийти ко мне.

– Погоди, – остановил уже поднявшегося со стула участкового следователь, – Расскажи-ка мне прежде, Кирилл, какое у тебя впечатление от Фирсовой, что она за человек, что из себя представляет. Ну, словом, – сформулировал он, – что она за птица?

– Птица, скажу я вам, конкретная, – почесав в затылке, заверил следователя Синицын. – В прошлом месяце она такую разборку устроила жэкам по поводу плохого качества уборки на лестничной клетке, что извините за выражение, всем чертям стало тошно. Мало того, что она завалила меня заявлениями, – написала целых 3 штуки, – так она ещё не куда-нибудь, а в администрацию района жалобу подала, и кому, как бы вы подумали? – прямиком главе. Ну хоть бы заместителю, так нет же, главе, не говоря уже о муниципальном округе, Андрей Елисеевич, – махнул рукой участковый, и взглянув на следователя с какой-то отчаянной безнадежностью, ещё раз махнул рукой, видимо, для пущей убедительности.