Читать онлайн Пленники солнца бесплатно

ПРОЛОГ

Дрожащими руками мужчина достал фотографию, погладив большим пальцем бумагу. Затертое изображение улыбающейся девушки на протяжение двух лет не покидало его нагрудный карман, став горьким напоминанием о былом счастье. Тяжело вздохнув, опустился на стул, положив фото на стол перед собой. Вмиг его фигура осунулась. И вместо крупного, перегораживающего своей фигурой дверной проём пожарного, оказался убитый горем, потерявший покой и смысл жизни человек. Человек, чья молодость закончилась в одночасье, стоило осознать всю глубину трагедии, случившейся в его жизни.

Он смотрел перед собой, не моргая, удерживая бумагу кончиками пальцев, словно боясь отпустить её и потерять последнюю ниточку, связывающую его с дочкой, надежда увидеть которую до сих пор теплилась в его душе, не позволяя опускать руки.

Мая сидела, поджав ноги под стул, переплетя на столе пальцы рук. Она смотрела на мужчину напротив, стараясь не показать тех эмоций, что произвел на неё его вид. Готовясь к этой встрече, она тщательно изучила дело и ожидала встретить огромного мускулистого спасателя, мелькавшего одно время в новостях, рядом с которым любой нормальный человек будет выглядеть лилипутом. Но к подобной реальности она оказалась не готова. Почему-то всегда хочется верить, что мужчины сильнее женщин и, несмотря на трудности, способны сохранять хотя бы видимость силы. И по какой-то причине очень часто забывается, насколько каждый из нас уязвим, независимо от пола, возраста, нации или расы. Всем известно, что человек – очень хрупкое существо, но гораздо легче повредить не его оболочку, а то, до чего не дотянуться рукам или самыми современными технологиями – душу. Ведь она – единственное, для чего не существует лекарств. И ранив однажды, её невозможно восстановить вновь.

Мая стеснялась напрямую рассматривать мужчину, но и отвести глаза в сторону у нее не выходило. Никогда она не видела человека, настолько сломленного горем и разочаровавшегося в жизни. И даже сдав экзамены по психологии на отлично, она терялась, не зная, как именно должна себя вести. Ей было больно смотреть на то, как сильно случившееся сломало его, и невыносимо от того, что ни полиция, ни государство не желали ему помочь. Все давно уже закрыли глаза на дело Вероники Сувориной, как и на десятки похожих дел. И пусть они твердили, будто предпринимают какие-то попытки отыскать бесследно пропавших девушек, Мая знала об истинном статусе дел. Раз в несколько месяцев с них стряхивали пыль, протирая полки, даже не раскрыв папку. Никто не искал девушек, никто не собирался помогать их безутешным семьям, никому не было дело до их пропажи. Никому, кроме их родных.

– Сергей Николаевич, – заговорила она, привлекая его внимание.

Мужчина медленно поднял взгляд от фотографии к собеседнице, задержав на ней внимание, слегка улыбнувшись, словно извиняясь за свое состояние.

– Сергей Николаевич! Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Мужчина лишь кротко кивнул, продолжая смотреть на неё глазами-призраками.

– Я соболезную вашей потере. И хочу хоть как-то помочь вам и многим другим людям, попавшим в подобную ситуацию.

Мая выждала несколько мгновений, боясь оттолкнуть этого человека напором, и в результате стать одной из тех, что намеренно игнорировали его весь последний год.

– Вы знаете, Мая, – тихо заговорил он, – наверное, это неправильно или странно, но я не верю, что кто-то способен помочь мне или таким, как я. Более того, я не считаю, что помогать нужно нам.

– Тогда кому, Сергей Николаевич, если не вам?

– Знал бы я ответ на этот вопрос, мы бы не разговаривали сейчас с вами, – устало проговорил он, снова словно инстинктивно погладив фотографию.

– Мне известна ваша история, известны ее детали, и я верю, что могу что-то сделать, всколыхнув общественность, и тем самым обратить её внимание на происходящее под самым носом.

– Вы так юны, Мая, – с горечью сказал он. – В вас еще пылает огонь жажды справедливости, желания сделать мир лучше. Но хотите, открою секрет? Миру не нужно, чтобы его спасали. Это отвратительное место, погрязшее во лжи и самообмане. Вы думаете, кому-то действительно есть дело до чьих-то там детей, погибающих, голодающих, исчезающих? Скажите, Мая, с позиции человека, которому предстоит жить среди этого равнодушия и эгоизма долгие годы, вы действительно верите в это?

Девушка замерла, обдумывая ответ на вопрос мужчины. Верила ли она в то, что возможно изменить мир? Нет. Именно поэтому она старалась сделать что-то действительно хорошее такому количеству людей, насколько хватит сил и жизненной энергии. Она не могла наблюдать без щемящей боли в груди равнодушие к чужим несчастьям и бедам, поглощающее в последнее время все больше мужчин и женщин. Не могла смотреть на беззаконие и коррумпированность тех, кто поклялся защищать общество и делать его жизнь если не лучше, то спокойнее. Не могла смотреть на стремление многих ударить окружающих посильнее, заставив корчиться в агонии. Именно поэтому она стала журналистом. Мая верила, что раскрывая людям глаза на правду, пробуждает в их сердцах человечность. И пусть не все сразу способны откликнуться на зов совести, но даже, если её слова смогут достучаться всего до нескольких сердец, тогда ее миссия не напрасна.

– Я знаю, что миру не требуется спасение, как и то, что не смогу этого сделать в одиночку за тысячу лет. Но также мне известно, если я не буду прикладывать усилия и стараться сделать жизнь хотя бы одного человека лучше, то как я тогда, вообще, смогу жить в ладу с собой, зная, как много людей вокруг меня страдают. Понимаете?

– Понимаю, —кивнул он, посмотрел мимо неё на посетителей кафе, беззаботно обедающих за другими столами. – Когда-то и я был таким, верите?

– Верю, – искренне ответила она.

– Именно поэтому пошел в пожарные. И знаете, я действительно любил свою работу. Боялся и любил одновременно. И боялся не своей смерти, а не успеть. Всё время боялся, что мне не хватит каких-то там долей секунды для того, чтобы вытащить несчастного из огня. На моём счету десятки спасенных жизней. Людей, которых удалось вызволить из горящих домов. Мне казалось, я делаю что-то настоящее, помогая им, понимаете? И что я получил в благодарность за свою службу? Безразличие. Никому нет никакого дела на то, где моя девочка, как и те другие девочки, чьи родители до сих пор верят в их возвращение. Я будто сам оказался заперт в горящем доме, и никто не идет мне на помощь.

Девушка не перебивала собеседника, позволив ему выговориться, с горечью осознавая правдивость его слов. Ком, вставший у нее в горле, затруднял дыхание. Его горе было настолько осязаемо, что невольно она прочувствовала его каждой клеточкой тела. Всё в ней мучилось от безысходности вместе с этим человеком. Она слишком хорошо знала детали расследования и не могла не сопереживать несчастному отцу.

– И жить не хочется из-за того, что я не знаю, где моя дочь и увижу ли её вновь. Но еще страшнее оттого, что единственное, о чем я думаю – это пусть она лучше будет мертвой, чем страдает по вине жестоких людей.

По его щеке скатилась слеза. Он стыдился своих слов, как стыдился собственных мыслей. Но и прятать чувства внутри себя у мужчины больше не оставалось сил. Сергей не скрывал своих эмоций, не пытаясь казаться сильнее, чем есть на самом деле.

– Сергей Николаевич, – набрав побольше воздуха в легкие, проговорила Мая. – Я не собираюсь вас терзать или делать из вашего горя шоу.

– Для чего тогда вы пригласили меня?

– Уже около года я веду своё расследование и вышла на след четырех других пропавших девушек из нашего региона.

Глаза мужчины прояснились, и он сконцентрировал все свое внимание на девушке.

– Вероника? – с надеждой в голосе спросил он.

– Пока нет, – покачала головой, чувствуя себя бесчувственной стервой, посмевшей дать крохотную надежду и тут же отобрать её. – Но мне очень нужна ваша помощь, чтобы сложить воедино последний пазл и приступить к более решительным действиям. И даже если они мертвы, то я смогу вернуть их тела домой.

Мая не пыталась впечатлить безутешного родителя, как и взбудоражить его недостоверной информацией. Но пришло время, когда ей нужно было действовать решительно. И чтобы убедиться в верности выбранного пути, ей требовалось попасть к пропавшей Веронике в дом, перешагнув порог которого она сможет не только ответить на вопрос, куда она пропала, но и попытается сделать всё для её возвращения. И не отступит от поставленной цели.

ГЛАВА 1

Настенные часы показывали без пятнадцати минут десять. И снова я опаздывала. Застегнув молнию на платье, подбежала к зеркалу, покрутилась вокруг себя и, довольная результатом, улыбнулась. Мне нравилось, как на фоне изумрудного платья блестели глаза, как и то, в какой оттенок зелени они окрасились. Такой же яркий, как нефритовая шкатулка у бабушки в спальне. Я помню, как мечтала о ней и просила её у бабули, но на все мои просьбы она всегда отвечала одно и то же.

«Рыбка моя! – нежно гладила меня по щеке, заглядывая в глаза. – Когда ты снова уедешь далеко от меня, я буду тосковать по твоим прекрасным зеленым глазкам и не смогу вспомнить, какого оттенка они были в то время, как я поцеловала тебя на прощание на вокзале. И вот я посмотрю на этот ларец и увижу свою волшебную зеленоглазую рыбку Маю».

До сих пор помнила её мягкие и тёплые прикосновения в то время, когда она говорила это, помнила каждую её интонацию. Именно она была моим детством, которое оборвалось вместе с её жизнью три года назад. И неважно, что на тот момент я отпраздновала своё двадцатидвухлетие. Пока живы наши бабушки, мы всегда будем чувствовать себя детьми рядом с ними. И в пять, и в пятнадцать, и даже в тридцать лет они сохранят для нас хрупкий, но самый спокойный и прекрасный период времени в жизни любого человека.

Для меня её уход стал настоящим горем, долгое время я не могла прийти в себя, тоскуя по ней. Впервые я погрузилась в настоящую черную депрессию, откуда пришлось тяжело и долго выбираться. Для меня это была первая потеря близкого человека, и как бы не внушала себе до этого, что для каждого из нас придет миг, когда жизненный путь закончится и наступит небытие, заставляя прощаться с близкими, в результате оказалась совершенно не готовой встретить его в действительности.

Тогда я была настолько не восприимчива ко всему происходящему вокруг, что даже не заметила пропажу той самой шкатулки. Лишь спустя месяц, когда наконец-то хватило сил вернуться в бабушкин опустевший дом, обнаружила её исчезновение. До сих пор нам неизвестна судьба единственной реликвии бабули.

А мне так нужно было в то время просто смотреть на неё, вспоминая оттенок её зелёных глаз во время наших вечеров на кухне. Мама говорила, мне достаточно заглянуть в зеркало, чтобы увидеть там их отражение, но вопреки всем утверждениям об идентичности наших глаз, в зеркале я видела лишь себя. А её образ хранила на сердце.

Спасательным кругом для меня в то время стал, как и во все остальные сложные периоды моей жизни – Макс. Мы так давно вместе, через столько прошли рука об руку, и ни разу в жизни он не подвёл меня, и не нарушил слово, данное при первой встрече. Пообещав двадцать лет назад стать моим защитником, братом и самым близким другом, ни на мгновение не позволил усомниться в себе. За десятки лет дружбы мы настолько срослись с ним, что уже казалось, будто у нас одна душа на двоих и одно сердце. Ему не требовалось слышать из моих уст о происходящем внутри меня, он уже все знал заранее, будто проживая со мной в одном организме, чувствуя меня, как себя.

И сегодня его день. Событие, о котором он мечтал многие годы, и ради которого вкалывал, как проклятый, хватаясь за любую возможность заработать. Сегодня открытие его клуба, а я, как обычно, опаздываю уже практически на целый час. Брызнув на себя «эйфорию», схватила сумочку, быстро запрыгивая в лодочки и захватив ключ, побежала к двери. Вставив ключ в замок, выругалась, вспомнив о том, что оставила конверт на столе. Забежала домой, запихивая конверт в сумочку, и так же быстро выбежала на улицу, найдя взглядом дожидающееся такси. Оказавшись внутри, мысленно проверила список того, чего не должна оставить дома ни при каком раскладе. Отметив галочками виртуальный список, выдохнула, наконец-то расслабившись, предвкушая грядущий вечер.

Такси затормозило у большого современного здания, покрытого стеклами снизу доверху. Окна переливались всеми цветами радуги, отражая свет неоновых вывесок и ночных огней, создавая нужное настроение еще до входа внутрь. Глубоко вдохнула, почувствовав волнение, ставшее особенно осязаемым сейчас, когда оставался всего один шаг для встречи с мечтой Макса. Руки подрагивали мелкой дрожью, а живот скрутило в узел.

«Боже! Пусть всё пройдет без накладок. Дай ему эту ночь, чтобы вкусить мечту».

Больше всего я волновалась за то, чтобы ничего не омрачило праздника моего Жёлтого. Да. Он был Жёлтым, а я его Красным драже Эм’энд’Эмс. Ну, вы поняли, да? Двойная М, Мая и Макс. Его вечным соратником и опорой, а он моей. И сегодня я собиралась разделить его триумф, не думая ни о чем другом. Стараясь на один вечер позволить себе забыть обо всем.

Толпа людей стояла невдалеке от входа, наблюдая огненное шоу, устроенное на парковке. Оно будет длиться несколько часов во время основного прибытия гостей, сменившись в полночь салютом. Недолго задержавшись на улице, люди проходили в клуб, сменяясь вновь прибывшими.

Оказавшись перед входом, шумно выдохнула, окидывая клуб взглядом снизу вверх. Я бывала здесь множество раз во время ремонта, но ни разу не появлялась в ночное время. И оказавшись перед дверью в коктейльном платье, чувствуя, как вибрирует под ногами асфальт от битов, доносящихся из клуба, и, наблюдая за тем, как красивые люди восхищаются происходящим на парковке, направляясь затем внутрь с улыбкой, находилась в состоянии близком к обморочному. Слишком упорно Макс стремился к этому моменту, и по достижении его, начало казаться, будто мы приблизились к некоему рубежу, перешагнув который, все должно измениться. Но пока об этом не было времени думать. Эта ночь должна стать наполненной счастьем и удовольствием. Именно этим я и собиралась заняться.

Пройдя через охрану и получив свой браслет с названием клуба «Volume», прошла через нижний танцпол, любуясь девушками go-go на помостах и официантами в новенькой униформе, разносящими бесплатные напитки и закуски. Поднялась на второй танцпол, слегка отличающийся по настроению от первого. Здесь танцовщицы в масках были заперты в клетках, призывно изгибаясь в танце. Официанты второго уровня также носили маски, позволяя тем самым гостям почувствовать себя более свободно, а неон не давал как следует разглядеть лиц друг друга.

Пытаясь сосредоточиться на деталях, поймала себя на мысли, как сильно хочу добраться до Макса и только потом уделить внимание всему остальному. Прокладывая путь через толпу к ВИП зоне на балконе, с нервно стучащим о ребра сердцем торопилась как можно скорее найти его. Боже! Как давно я не испытывала такого нетерпения. Сравнимого, разве что с тем чувством из детства, когда ты считаешь дни до дня рождения и, лишь открыв глаза в тот самый заветный день, бежишь искать подарки и получать поздравления. Только теперь я торопилась одарить и поздравить виновника праздника. По пути я не переставала крутить головой, впитывая настроение собравшихся и поражаясь, насколько иначе выглядит заведение, когда оно до отказа забито людьми. Каждый из собравшихся предвкушал нечто особенное, способное выделить это заведение среди десятка подобных ему в городе. Но я знала, что попав один раз на вечеринку Макса, они вернутся снова, желая испытать те же ощущения. Это было не столько из-за самого клуба, сколько из-за его хозяина. Всё, к чему он прикладывал свою руку, тут же привлекало всеобщее внимание, словно он обладал некой магией, способной превращать всё в праздник. Он являлся одним из тех удивительных носителей ауры праздника, к кому хотелось приблизиться каждому. Макс и был тем самым беспрерывным праздником.

Заметив до боли знакомую светловолосую голову друга, прибавила шаг, направляясь к нему. Развалившись на диванчике, он сидел, раскинув руки по его спинке, в окружении каких-то длинноногих девушек и Женьки с Лексом, его близких друзей. Девицы всячески пытались привлечь мужское внимание, теснее прижимаясь к Максу. Одна гладила его по бедру, а другая кормила виноградом. Фу. Какая пошлость!

Словно почувствовав моё приближение, Макс повернул голову, встретившись со мной взглядом, проглатывая виноградину. На его лице расплылась та дурашливая улыбка, что-то среднее между ухмылкой и счастливым оскалом, которая предназначалась только для меня. Это было своего рода приветствием, вместо слов. Одна улыбка, и радость в глазах. Из раза в раз, из года в год, ничего не менялось между нами. Я почувствовала, как улыбнулась в ответ, копируя его мимику. Каждая эмоция рядом с ним казалась самой яркой, самой искренней. Макс единственный, с кем не получалось притворяться, да и не хотелось.

Кивком поздоровавшись с парнями, встала напротив моего Жёлтого, не в силах оторвать глаз от его сияющего счастьем лица. Макс сказал что-то девушке, прилипшей к его боку, и та, раздраженно зыркнув на меня, отодвинулась в сторону, освобождая место рядом с ним. Жёлтый похлопал по сидению, и, не медля ни секунды, я плюхнулась рядом с ним, обхватывая его шею руками.

– Ты сделал это! – прокричала ему в ухо, заключая в объятия и прижавшись губами к щеке. – Ты сделал ЭТО!

– Сделал, Пчёлка! – почувствовала его руки у себя на спине и горячее дыхание обдающее шею, а затем и губы на виске, задержавшиеся там на несколько сладких мгновений.

Слегка отстранившись, оставила руки у него на плечах, рассматривая дорогое лицо.В каждой его черте отражалось удовлетворение, а серые глаза светились спокойной уверенностью, которую приобретали каждый раз по достижению желаемой цели. Должно быть, я отражала его эмоции, потому как, обняв одной рукой меня за шею, он прижал меня к себе, расслабленно откидываясь на спинку дивана.

– Жёлтый! Не могу поверить, что пришло столько людей, и ведь еще даже не полночь! – окидывала взглядом с балкона танцпол, наблюдая за извивающимися в танце людьми.

– Да, Пчёлка. Иначе и быть не могло, – усмехнулся он, поглаживая большим пальцем моё обнажённое плечо. – Почему ты одна?

Внезапно начал оглядываться по сторонам. И я напряглась, не желая затрагивать тему, которую предстояло поднять.

– Где твой слизень?

– Макс, я же просила: не говори так о нём.

– Правда, где он? – выпрямился, осматривая балкон. – Он что, пустил тебя ночью одну?

Почувствовала, как его тело напряглось под моими руками.Повернулся, устремляя на меня острый взгляд, заставляющий ёрзать на месте от дискомфорта и желания спрятаться.

– Где этот мерзавец? – вены на его шее натянулись, и я знала, к чему обычно приводит подобное состояние.

– Макс, прекрати, – раздраженно отвела глаза в сторону на девушек, кидающих на нас озадаченные взгляды.

– Что прекрати, Мая?! Он обещает заботиться о тебе и отпускает ночью одну, особенно зная всё…

– Прекрати! – перебила его, не давая возможности закончить фразу.

Одна мысль о тех событиях, вызывала во мне волну паники, и по коже струился холод, покрывая её мурашками. Сегодня не место и не время ворошить былое, тем более на глазах у стольких зрителей.

– Мы с ним расстались! Понятно?!

– Что? – нахмурился он, продолжая пристально смотреть на меня. – Ведь вы собирались прийти вместе.

– Так нужно. Ясно тебе? И точка на этом, – отодвинулась от него, понимая, если Макс спросит что-то еще, я не смогу себя контролировать и, вспылив, испорчу все впечатление от вечера.

Сегодня в мои планы не входило делиться с лучшим другом информацией о расставании со Стасом. На протяжении всех наших с ним отношений он ни разу не сказал доброго слова в его адрес, пытаясь вспугнуть того поначалу. Только вот Стас – первый из парней, кто не поддавался на его провокации, раз за разом демонстрируя свою решимость быть вместе со мной. Поначалу каждая их встреча превращалась в вечер взаимных попыток унизить другого как можно сильнее. Когда они оказывались в одном помещении, от тестостерона, витающего в воздухе, невозможно было спокойно дышать, опасаясь, что любой вдох или движение может спровоцировать взрыв. Так продолжалось ровно до тех пор, пока я не пригрозила перестать общаться с каждым из них в случае продолжения этой нелепой войны. И пусть и Макс, и я знали, что ни при каких условиях мы не сможем находиться вдали друг от друга, тем более, совсем не общаться, он прислушался ко мне, научившись просто игнорировать моего парня и перестать перед ним метить территорию.

Постепенно он убедился в серьезности намерений Стаса на мой счет и слегка смягчился к нему. Чего не происходило раньше. Каждый мужчина, посмевший заявить какие-то права на меня, проходил настоящую проверку на прочность, устроенную моим братом, коим Жёлтый был для меня в глазах общественности. Но не все парни смогли дойти до того уровня, когда им открывалась правда о нашей дружбе и полном отсутствии кровного родства. Все они пасовали перед его напором, язвительными замечаниями и неприкрытой агрессией. И лишь Стас выстоял, продемонстрировав характер и решимость.Единственным аспектом, по-прежнему не устраивающим Макса, оставалась работа Стаса. Профессия гинеколога никак не сочеталась в сознании Жёлтого с построением отношений. Она вызывала у моего лучшего друга немало поводов для насмешек и раздражения. Казалось, будто он ревновал его к пациенткам больше, чем могла бы я. Макс вбил себе в голову домыслы об интрижках Стаса на работе, которые согласно его суждениям занимали весь день парня, превращая его из акушера-гинеколога в какого-то жигало, прикрывающегося дипломом врача.

Что касается Стаса, то он мне действительно нравился. И в отличие от тех других, с кем я пыталась построить отношения раньше, в нем было практически всё, необходимое для настоящей крепкой связи. Надежность, терпимость, благородство и ум, удерживающий его от едких замечаний о нашей с Максом тесной дружбе. И я ценила его за это и уважала. Его чувства крепли, и он начал сначала издалека заговаривать о следующем более серьёзном шаге, чем просто совместное проживание, а два дня назад приготовил ужин и, опустившись на одно колено, предложил выйти за него замуж.

И тогда всё встало на свои места. Я будто посмотрела на нас со стороны, впервые увидев всё в истинном свете. Я не могла выйти замуж за этого прекрасного, доброго, мужественного человека. Смотрела в его карие, наполненные любовью и щенячьей преданностью глаза, и…не чувствовала ровным счетом ничего. Ничего, что позволило бы мне сделать этот прыжок и шагнуть в новую взрослую жизнь. Я не видела в его взгляде той живой искры, пробуждающей во мне все самые яркие эмоции. Я не чувствовала бешеного сердцебиения, думая о нём, у меня не захватывало дух от его красоты, и не порхали бабочки в животе от одного его взгляда.

И меня будто пронзило молнией, оставив гореть заживо посреди выжженного поля. Всё это уже существовало в моей жизни. Всё и даже больше. То, чего я никогда не найду ни в ком другом. Вот только никогда этому не суждено будет перерасти в нечто иное, чем платоническая близость двух родственных душ.

Вылив на Стаса ушат ледяной воды в виде болезненного отказа и отвратительной правды, я оттолкнула от себя действительно хорошего человека. Ему хватило достоинства не упрекать меня и не устраивать сцен, хватило мужества уйти с высоко поднятой головой, не выставляя на всеобщее обозрение разбитое сердце. За время сборов он не обронил ни слова, лишь покидая квартиру, кинул вроде даже как для самого себя, а не для моих ушей:

«Я знал…»

Что заставило меня почувствовать себя ничтожеством, разбрасывающимся людьми направо и налево.

Он знал. И я об этом тоже знала, долгие годы обманывая себя и всех окружающих. Я всегда любила только Макса и всегда буду любить лишь его. Но я не могла признаться ему в своих чувствах, прекрасно осведомленная о его истинном отношении ко мне. Я была для него лишь младшей сестрой, той, кому требовалась опека и забота, той, на кого он никогда не посмотрит как на женщину, отдавая время, эмоции и любовь, но совершенно иную. Ту, которой стало мало и от которой захотелось спрятаться. Именно тогда я приняла решение, способное оборвать эту болезненную привязанность раз и навсегда. Решение, перевернувшее с ног на голову не одну жизнь, направившее энергию на спасение других людей.

Кожа горела под пристальным взором глаз цвета штормового неба, медленно покрываясь румянцем. Сердце предательски грохотало о ребра, выдавая волнение. Он не сводил с меня взгляда, требуя ответов. Но я не могла оттолкнуть его, признавшись в глупых романтических чувствах к нему, разъедающих, словно черви, любую мою попытку завязать крепкие отношения и полюбить другого. Узнав об этом, Макс лишь потреплет меня по голове, сказав, что все это глупости и мне показалось. Ведь так легко перепутать нашу привязанность, пронесённую через целую жизнь, с чем-то большим, чем дружба и забота. У меня остался всего один вечер, и я не собиралась портить его Жёлтому глупой драмой и неуместными признаниями. Время всё лечит, и это пройдет, оставив рядом того, кем он был и будет всегда – братом и другом.

– Пчёлка, – сказал чуть мягче, почувствовав стену, начавшую выстраиваться между нами. – Ты знаешь, что я рядом, верно?

Тихо кивнув, попыталась проглотить образовавшийся в горле ком.

– Я никому не позволю обидеть тебя. И тем более, не обижу сам. Не бойся делиться со мной. Пусть я бываю кретином, игнорирующим чувства других, но ты – ты моя Пчёлка. Моё красное драже Эм’энд’Эмс.

Он положил руку поверх моей ладони, а внутри меня всё встрепенулось, желая приблизиться к нему и позволить на мгновение забыть обо всём, кричащем «против», и почувствовать так, как всегда стремилось. Вот только, подлетев достаточно близко к его солнцу, согревающему меня и всех вокруг него, я опалю крылья о безответность чувств и буду болезненно падать, оплакивая потерянную дружбу и потерянную любовь.

– Я знаю, Жёлтый, – посмотрела на него, улыбнувшись, замерев от того, насколько он прекрасен, задвигая в дальний чулан забытых желаний свои чувства.

Мне нужен всего один вечер, и тогда жизнь сама расставит все по своим местам.

ГЛАВА 2

– Серьёзно? Он? – скрестив руки на груди, Макс с раздражением смотрел через окно на парня, топчущегося на тротуаре.

– Да! Он, – улыбалась в ответ, наблюдая за выражением лица друга.

Мы стояли в кафе после традиционного обеда- знакомства Жёлтого с моим новым парнем – и вели уже ставший привычным разговор.

– Нет, Пчёлка! Серьёзно? Это он – Тот Самый? – повернулся ко мне нахмурившись.

– Да, Макс! Да! Это он – тот самый Стас, о котором я тебе рассказывала.

Каждое подобное знакомство заканчивалось одинаково. Мой новый приятель выходил на улицу подышать свежим воздухом, предоставляя нам несколько минут наедине. В ожидании вердикта Жёлтого о Стасе я уже знала, что он скажет, как и знала наизусть его мимику, не скрывающую эмоций, выражающих недовольство моим выбором. Но я любила эти моменты, понимая, что поведение Макса продиктовано лишь беспокойством обо мне, как понимала и то, что в результате он примет любого, кто сможет сделать меня счастливой.

– Мая, посмотри на него!

– Смотрела! И очень внимательно смотрела и не заметила ничего такого, что могло бы насторожить!

– Неужели тебя ничего в нём не смущает? – перевел глаза с меня на Стаса и снова на меня, еще сильнее сдвинув русые брови.

– Нет, Макс! Ничего! Что с ним не так? Говори?

– А то, что у него рожа бл***а, Мая! Как ты не видишь этого? – махнул рукой в окно, не отрывая взгляда от меня.

– Жёлтый! Это уже не смешно! Для тебя каждый парень, который пытается за мной ухаживать – бл***н! Ты так говорил про всех, кто пытался попробовать построить что-то со мной! Про всех!

– И где они теперь?

– Ты их всех распугал!

– Чёрт, Пчёлка! Их нет, потому, что они оказались му***ми! Как можно так просто отказаться от ТЕБЯ из-за брата-кретина, проверяющего их на прочность? Ты достойна большего! Кого-то, кто будет тебя боготворить.

Обеспокоенный взгляд, наполненный грустью и нежностью, от которой у меня в ответ саднило сердце, сказал мне обо всех его чувствах без слов. Макс любил меня так же сильно, как и я его. И это делало нашу жизнь проще и одновременно с тем усложняло её, превращая в беспрерывный парный танец, где не находилось места третьему. Поддерживая друг друга во всех начинаниях и разделяя вместе тревоги, печали и самые счастливые моменты, мы слишком заботились о благополучии другого, часто забывая о собственном.

Порой мне казалось, что мои неудачи в любви доставляли Жёлтому гораздо больше боли, чем мне. И от того презирала себя, вместе со своей неспособностью построить стабильные отношения и сделать одним поводом для тревог Макса меньше.Именно поэтому с радостью принимала его, как говорили окружающие, чрезмерную опеку. И к тому же мне нравилась его забота, нравилось его участие. Даже раздражение, вспыхивающее у меня порой в спорах по поводу моего выбора, и то не могло взять верх над готовностью принимать его ворчание. Не обижали и едкие замечания по поводу моих парней, и грубость, допускаемая им в общении с ними, всё воспринималось как что-то само собой разумеющееся. Макс не был злым человеком, просто осторожным. Ему не хотелось видеть меня с разбитым сердцем. Разве можно его винить в желании оградить близкого человека от разочарований? Я знала, он желал для меня лучшего и постоянно напоминал об этом не только словами, но и поступками. И я мечтала о том же для него.

А пока что не переставала волноваться за Макса.Время от времени ловила себя на мысли, что мы слишком сильно погружены друг в друга, и это мешает нам строить нормальную жизнь. В детстве это не казалось противоестественным или ненормальным. У нас были одни друзья, одни мечты на двоих, и наши жизни переплелись в одну, помогая справляться с большинством наших проблем и трудностей. Но когда мы достигли того возраста, когда пора бы становиться самостоятельными, то всё еще зависели друг от друга. Мне это не мешало. Совершенно. Я не представляла себя без Макса, но, тем не менее, пыталась построить отношения, рассчитывая однажды выйти замуж и нарожать детей.

Макс же растрачивал себя на кратковременные, не имеющие никакого значения связи, даже не пробуя дать шанс кому-то из девушек, меняя их чаще, чем салфетки за обедом. И сделал меня центральной женской фигурой своего мира. Вина за то, что не давала ему жить, червем прогрызала ходы в сердце, капля за каплей выпуская кровь и заставляя его рыдать багровыми слезами. Но все муки совести оказывались тщетными. Ему нравилась такая жизнь, и менять её он не планировал, наслаждаясь каждым мгновением. Иногда утром я заезжала к Жёлтому и находила в его кровати девушку или сразу нескольких, чьих имен он не знал. Встречались, конечно, и те, с кем он проводил больше одного раза, но и они со временем надоедали ему. Я не осуждала его образ жизни и не считала это чем-то мерзким. Просто переживала. Переживала за то, что будет, когда я смогу наконец-то встретить парня, рядом с которым не буду постоянно думать, где сейчас Макс и как он, парня, способного стать для меня первым и самым важным. Кто в этом случае позаботится о Жёлтом? Что будет с ним, как только центром моего мира станет кто-то другой?

А пока что никому не удалось потеснить его с пьедестала, предназначенного для единственного мужчины в моей жизни. Но рано или поздно это должно произойти. И мы готовились к этому моменту.

– Боже, Макс! – усмехнулась. – Мне не нужно преклонения, понимаешь? Я хочу обыкновенных отношений. Ни больше, ни меньше.

– Всегда нужно хотеть большего, Мая. И на самом деле ты, как и все девчонки хочешь этого, просто лукавишь. Пройдет время, и снова будешь рыдать, что это всё не то.

– Пусть будет по-твоему! – выставила ладони перед собой, показывая, что сдаюсь.– Возможно, хочу. Но почему ты не допускаешь мысли, что Стас способен стать именно тем, кого я всегда искала?

– Кто? Он? – перевел взгляд за окно, фыркнув, и снова посмотрел на меня. – Мая, ты сама-то в это веришь?

– Да! Есть в нём то, чего не было у других.

– Лицензированное право заглядывать бабам в трусы? – сверкнул глазами, а на губах злая усмешка.

– Макс! – нахмурилась, призывая прекратить. – То, как он смотрит на меня!

– Да, уж, смотрит на тебя так, что невольно хочется ему кинуть объедки со стола.

– Идиот! – слегка улыбнулась. – Нет же! Порой он смотрит на меня, как смотришь только ты, понимаешь?

Ухмылка исчезла с капризных губ Макса, а взгляд впился в мой, словно пытаясь прочесть в нём то, что скрыто за словами. Он хотел сказать что-то еще, но по какой-то причине сдерживался, пытаясь передать всё глазами. Я боялась недосказанности. Между нами её никогда не было. Всё, что мучило одного из нас, тут же всплывало на поверхность. Но в этот момент, чувствуя, как сердце застучало быстрее в груди, струсила, выбрав не ту педаль и нажав на тормоз, оставляя всё как есть.

– Именно поэтому я знаю, он меня не обидит. Ведь человек с твоим взглядом просто не может оказаться не тем, кем кажется, – продолжила я, игнорируя странное ощущение.

– Но он – не я, Пчёлка, – с грустью проговорил Жёлтый, вытягивая руку и заключая меня в объятия. – И никогда мной не будет.

Спрятала лицо у него на груди, чувствуя, как глаза начало печь. Глубоко втянула древесно-мускусный с нотками цитруса аромат парфюма, смешанный с ещё более головокружительным запахом тела Макса, успокаиваясь.

– Не ты, – обняла его в ответ, ощутив, как жилистые руки сильнее сжимаются вокруг меня.

– Береги сердце, Пчёлка. Или я сделаю это за тебя, – проговорил мне в волосы, зарываясь в них носом.

Множество раз после того разговора я невольно задумывалась о не произнесённом вслух, снова и снова прокручивая в голове ту фразу Макса о сердце. Имел ли он в виду лишь то, что будет рядом и всегда укажет на слепую зону, незамеченную мной из-за взгляда не под тем углом. Или всё же он вложил в неё значение, заставляющее моё сердце замирать в груди? Я никогда не поднимала эту тему. Не зная, чего именно боюсь больше. Узнать, что всё время мы чувствовали одно и то же, или потерять эту иллюзию.

Я смотрела на него в окружении людей в привычной среде обитания Жёлтого и сама не могла отвести глаз, пленённая его непринуждённой уверенностью. Макс не прикладывал усилий, чтобы завоевывать внимание. Просто был собой. С самого детства к нему тянулись окружающие. Его любили за лёгкий нрав, дружелюбность, готовность к авантюрам и абсолютное пренебрежение общественным мнением. Он делал то, что хотел, и так, как считал нужным, не оборачиваясь на других и не следуя общему течению. Ребята хотели дружить с ним, а девчонки – обратить на себя его внимание. И с возрастом всё лишь усилилось.

Стоило ему появиться где-то, и сразу же люди замечали его, слетаясь на свет Макса, как мотыльки. Жёлтый не умел грустить и не позволял никому чувствовать себя плохо. Он дарил праздник, умея заставить каждого ощутить себя особенным рядом с ним, неважно, мужчина это или женщина. В эту категорию не попадали лишь мои бывшие парни, чувствующие постоянную угрозу с его стороны. Остальные же находились под действием его магнетизма. И у меня не получалось осуждать кого-то за желание быть с Максом. Он излучал спокойствие, какую-то гипнотическую силу и секс. Каждый поворот головы, кривоватая ухмылка, стройное, подтянутое, жилистое тело и расслабленная походка давали чёткое ощущение, что весь мир у его ног, готовый ждать Макса, а не вынуждающий подстраиваться его под темп жизни. Я не знала больше ни одного человека, обладающего такой силой.

Любуясь с дивана его небрежной элегантностью, тем, как он стоял, опершись одним локтем на перила и удерживая в руке бокал с колой, другой провёл по светлым волосам, зачёсывая назад спадающие волнами почти до плеч пряди, улыбался людям, вереницей подходящим для того, чтобы поговорить с ним, вновь вспомнила его фразу про сердце, почувствовав, как защемило у меня под рёбрами.

Плавно виляя бедрами, к Максу подошли несколько девушек. Я знала брюнетку, дожидающуюся момента, когда подруги поздороваются с Жёлтым и позволят ей добраться до него. Кристина. Одна из немногих, кого Макс называл секс-подругами. В отличие от других девушек, проводивших с ним ночь или две, секс-подружки делали это чуть чаще. Макс мог позвонить ей, если ему становилось скучно или требовалась разрядка. И та всегда оказывалась свободной.

Кровь прилила к лицу, а сердце перестало биться, пока я наблюдала за тем, как она закинула руки ему на шею, прильнув грудью четвёртого размера к его телу и перекинув за спину длинные черные локоны, прижалась губами к Максу. Я не видела ничего вокруг кроме их соприкоснувшихся ртов и его рук, по-хозяйски блуждающих по её телу. Под ложечкой засосало, и всё вокруг исчезло кроме парочки передо мной. Захотелось тут же оттащить эту девку от моего Жёлтого, вырвав её идеальные волосы и расцарапав лицо в кровь. По телу расползался яд ревности, отравляя организм и вместе с ним душу.

Макс распахнул глаза, встретившись со мной взглядом, продолжая целовать Кристину. Огонь, вспыхнувший в его глазах, жаром пронёсся по моему телу, обнажая каждый нерв. Глядя ему в глаза, я представляла мягкие губы на мне, а не на той девице. Чувствовала его руки, жадно исследующие мою плоть. Я хотела прикоснуться к нему и не так, как это происходило тысячу и тысячу раз. Желание переплестись с ним телами, как делают только любовники, внезапно стало невыносимо. Запретное желание затмило всё остальные. Я не могла дышать, изнывая и боясь вспугнуть этот мираж. Желтый оторвался от девушки, всё ещё смотря на меня, а я смотрела на него, не в силах пошевелиться. Уголки капризных губ поползли вверх и, подмигнув мне, он отпил из бокала колу.

Словно очнувшись ото сна, отвела взгляд в сторону. Да что со мной не так, чёрт возьми? Никогда я еще не реагировала настолько нездорово на подобную картину, свидетелем которой становилась сотни раз. Теперь ещё больше убедилась в верности принятого решения. Пришла пора освободиться от болезненной зависимости, пока я не разрушила всё, оставив вместо Жёлтого и Красного Эм’энд’Эмс растаявший шоколад.

Залпом выпив коктейль, поднялась на ноги, собираясь уйти куда-нибудь, чтобы отвлечься.

– Ты вниз? – услышала голос Лекса, обращённый ко мне.

– Да! Хочу танцевать! Ты со мной? – не дожидаясь ответа, схватила его за руку, потащив следом за собой.

– Конечно, – запоздало ответил он, не сопротивляясь, следуя сзади.

Лекс – лучший друг Макса со школы. Они учились в одной параллели, а в седьмом классе создали брейк-данс команду CrankyB-BoyzCrew, быстро став местными звёздами. Присутствуя почти на всех тренировках и выступлениях ребят и просто находясь практически всё свободное время с Максом, я не смогла устоять и не влюбиться в Лекса. Весь шестой и седьмой класс я тайком вздыхала по нему, ревнуя к остальным девчонкам и мечтая, что однажды он посмотрит на меня, как на тех, с кем целовался по подъездам и приглашал на медляки во время школьных дискотек. Когда он выступал, не могла отвести от него глаз, не переставая любоваться им и вне танцпола.

Но для Лекса, как и для остальных друзей Жёлтого, я была лишь сестрой Макса и его бесплатным приложением, преследующим их всегда и везде. Со временем, конечно, всё изменилось, но и я больше не воспринимала этих ребят в качестве возможных кандидатов на отношения. Я слишком хорошо их знала, чтобы игнорировать все те мерзости, о которых положено быть осведомленными друзьям, но никак не потенциальным девушкам.

Спустившись по лестнице, я также решительно начала прокладывать дорогу к бару, испытывая острую необходимость забыться. Стереть из памяти последние пять минут и, отмотав время вспять, вернуть всё на прежние места. Но как раньше, больше не будет. Всё решено, и ничто не способно изменить этого.

Путь до бара показался бесконечным лабиринтом. То и дело встречая знакомых, мы останавливались, поздороваться и перекинуться парой слов. Стараясь сократить пустые разговоры до минимума, проклинала Лекса и Макса за то, что по их вине я должна общаться с таким количеством людей. И эти мысли тоже принадлежали будто не мне. Обычно милая и достаточно общительная для поддержания любой беседы, сегодня находилась вне себя, мысленно прогоняя каждого с дороги, откладывающего мой побег из реальности. Достигнув намеченного пункта, я всё еще пребывала на взводе и желала расслабиться, сделав, чёрт возьми, что-нибудь безумное.

– Текила? – крикнула через плечо Лексу, пробуя протиснуться сквозь людей к бармену.

– Да! Я возьму! – ответил он, взяв на себя миссию по добыванию алкоголя.

Опрокинув по два шота текилы, ощутила, как алкоголь тут же растекся по телу, посылая сначала слабость в ноги, а затем прилив энергии, требующей немедленного выплеска. После сцены на балконе, во мне пробудилось неконтролируемое желание отпустить тормоза, перестать быть слишком положительной и попробовать хотя бы раз пойти на поводу у импульсов. Вспоминая всех тех девушек, что окружали Макса: сексуальных, раскованных и уверенных в себе – поняла, насколько далека от них, консервируя собственные эмоции под понятиями «хорошо» и «плохо», также принимая факт причастности к этому Жёлтого. Он никогда не позволял мне глупить, как и делать что-то, о чем впоследствии я могла пожалеть. Словно ястреб, он следил за мной, ограждая не только от грозящей опасности, но и от меня самой. И я мирилась с этим, зная, что он прав и так будет лучше. Лишь в работе я могла прыгать без страховки в любое дело, восполняя нехватку адреналина.

А теперь, вспоров нити, удерживающие мои чувства, надёжно спрятанные в сердце, захотелось сделать всё, в чем всегда себя ограничивала в обычной жизни. Вкусить свободы, наделать глупостей, ошибок – всего того, из чего складываются воспоминания молодости.

– Танцевать? – спросил Лекс, окидывая меня сверху вниз взглядом, под которым щёки вспыхнули, и пульс участился.

– Да! – ответила, перекрикивая музыку, пошла за ним в глубину зала.

Лекс проложил нам дорогу через извивающиеся тела к центру танцпола, к самой большой клетке с несколькими девушками внутри. Встав спиной к металлическим прутьям, за которыми соблазнительно двигались танцовщицы в кожаном белье и портупеях, я начала медленно двигать бедрами, смотря прямо в карие – почти черные – глаза парня, бывшего когда-то моей первой влюбленностью.

Мне нравилось смотреть на него. На его идеальную смуглую кожу, правильные черты лица, тёмные волосы, отросшие сверху и коротко подстриженные по бокам. Он был классическим красавцем. Таким, каких показывают в иностранных сериалах, чтобы привлекать больше женской аудитории. И пользовался своей неотразимостью на полную катушку, разбивая одно сердце за другим. В отличие от Макса, не обещающего никому ничего, кроме приятного времени вместе, Лекс имел привычку говорить то, что от него ждали, очень часто жалея об этом своём недостатке.

В этот момент меня всё устраивало. Лекс – идеальный парень для безрассудств. И не более того.

Он положил ладони мне на талию, двигаясь в такт моим движениям. Я извивалась, поднимая руками волосы вверх и обнажая шею. Повернулась спиной к нему, прижимаясь к твёрдому телу, продолжая крутить бёдрами прямо напротив его паха. Медленно спускаясь вниз, присела, приподнимая попку, и, прогнувшись, поднялась обратно. Ладони Лекса блуждали по моему телу, без стеснения исследуя его. Я чувствовала его эрекцию, упирающуюся мне в ягодицы, и прижималась к нему ещё плотнее. Закинув руки ему на шею, медленно повернулась, всё ещё обнимая. Он пожирал меня глазами, совершенно не скрывая своих намерений. А мне нравилось, что он хотел меня. Образ Макса, целующего Кристину, возник перед глазами и, приподнявшись на носочки, я потянулась вверх. Лекс наклонил голову, встречаясь с моими губами. Целуя его, я представляла, что ко мне прикасаются другие губы, царапая шею и затылок с короткими волосами, представляла другие, длинные и шелковые пряди в руках. Текила помогала создать иллюзию ровно до того момента, когда поцелуй разорвался, и меня кто-то дернул за локоть.

Распахнув глаза, увидела широкую спину Жёлтого, утягивающего меня с танцпола, второй рукой утаскивая Лекса за шкирку. Сердце сделало в груди кувырок от близости Макса, тут же срываясь в пропасть. Какого чёрта? Он никогда не дает мне делать то, что хочется, тогда как сам может развлекаться, как хочет и с кем хочет. Злость опасно нарастала в груди, вытесняя всё, кроме чистого гнева.

Я наблюдала, как он оттолкнул Лекса в сторону, тут же схватив за рубашку и что-то прокричав ему. Из-за музыки я не услышала ни слова. Лекс ответил ему, подняв ладони перед собой, встретившись со мной взглядом. Макс ладонью повернул его лицо к себе и, ткнув в грудь, приблизил лицо к его, после чего Лекс снова посмотрел на меня. Макс толкнул друга к балкону, схватив меня под локоть и потащив в сторону кухни. Я еле поспевала за ним, быстро перебирая ногами. Совершенно не замечая ничего вокруг, кроме его взъерошенных светлых волос и натянувшихся на шее жгутов вен. Макс злился, только он не знал, что сегодня я не собиралась слушать его лекцию о неподобающем поведении, пребывая на грани взрыва от обиды прямо здесь.

Пройдя через кухню, Макс вывел нас через чёрный вход на парковку для персонала. Я выдернула локоть из его руки, не собираясь делать больше ни шага. Жёлтый притормозил, не смотря на меня и не останавливаясь ни на мгновение, прохаживаясь из стороны в сторону. Его грудь тяжело вздымалась, а вены на руках натягивались от постоянно сжимаемых и разжимаемых кулаков. Он пытался справиться с гневом, распирающим его изнутри. Окажись Лекс здесь, а не наверху, ему не удалось бы избежать драки. Хотя то, что сейчас его здесь нет, не исключает возможности, что Макс «поговорит» с ним позже.

– Что за херня, Мая? – наконец заговорил он, посмотрев на меня горящим взглядом, продолжая ходить мимо из стороны в сторону, как маятник.

– Что это, чёрт возьми, такое было?! – остановился напротив меня, впиваясь глазами.

Плотно сжал челюсть. Желваки ходуном ходят, и взгляд … от которого мурашки по коже.

– Не твоё дело! – рявкнула в ответ, чувствуя, как кровь бурлит в венах и кричать хочется, и даже поколотить его. – Возвращайся к гостям, а я вернусь к своим занятиям, ясно?

Повернулась спиной, собираясь пойти к двери, как вновь длинные пальцы обхватили меня за предплечье, удерживая на месте.

– Ты никуда не пойдёшь, пока не объяснишь мне то, что я там увидел, – прорычал, приковывая потемневшим взглядом к месту.

Встав к нему лицом к лицу, скинула с себя его руку.

– Хочешь ответов, Жёлтый? Хочешь знать, что происходило на танцполе?

Молчит. Ноздри раздуваются, но ждёт, сволочь, когда я отвечу.

– Ты видел, как я соблазняла Лекса, планируя трахнуть его в одном из твоих новеньких туалетов. Только вот не решила, в мужском или женском! Это ты хотел услышать?! – крикнула так, что мой голос эхом пронёсся по ночной улице.

– Ты не можешь говорить серьёзно, – прошипел, не отрывая глаз от моих. – И тебе, Пчёлка, лучше всего не шутить сейчас со мной.

– А кто шутит, Макс? ! Кто? Покажи мне этого клоуна! Я абсолютно серьезна! Ты мне весь кайф обломал!

– Кайф обломал? Ты что, идиотка? Захотела стать одной из тех бл***й, что бегают за ним, раздвигая ноги, лишь бы обратил внимание? Чтобы потом он обсуждал, в какой позе имел тебя и какие стоны ты издавала?

– Да, Максим! Да! Именно этого я и хотела! Мне надоело быть коллекционной куклой! Захотелось хоть раз почувствовать, каково это, быть измаранной в грязи! Вдохнуть полной грудью! Отпустить тормоза и жить! Мне самой от себя тошно, насколько я чистенькая! Но ты же не позволишь, чтобы твою идеальную маленькую Пчёлку кто-то запачкал!

– Почему тогда Лекса выбрала? Подцепила бы первого встречного или двух, да и позволила бы драть тебя до потери сознания, а ещё лучше сняли бы всё на видео, которым они потом могли хвастаться и в сети бабки на тебе поднимать.

Увидев отвращение у него на лице, ещё больше вспыхнула. Этот мерзавец не только контролировал мою жизнь, но ещё захватил моё сердце. И захотелось хоть немного избавиться от его власти.

– И найду! Поверь мне! Если не закончу начатое с Лексом, то обязательно последую твоему совету. Ты у нас самый большой спец в случайных связях.

– Что это значит? – выпрямился, сдвинув брови. – Что это, мать твою, значит? – крикнул.

Рассмеялась, услышав вопрос. Всё походило на сон. Дурной, кошмарный сон.

– Разве не ты трахаешь всё, что приходит к тебе на двух ногах? А? И что? Приелось со временем? Нет? Только во вкус вошёл. Сегодня одна, завтра вторая. Две сразу? Пожалуйста. Три? Почему бы и нет! – махала руками в его сторону, не в силах остановиться.

– Мая, что с тобой? – ошарашено смотрел на меня. – Сначала рассталась со Стасом, не упомянув даже об этом, потом это все? – кивнул на здание клуба позади меня.

В его голосе послышалась боль. Он смотрел на меня так, будто впервые видит. В груди защемило, но, кажется, я больше не контролировала свои эмоции, позволяя им с криком выливаться наружу.

– Я так больше не могу, Макс! Просто не могу! – ком встал в горле, а глаза заволокло пеленой.

– Что такое, Пчёлка? – подошёл ко мне, пытаясь взять за плечи, но я не хотела его прикосновений.

Точнее хотела, но совершенно не таких. И в эту секунду осознала, как устала притворяться, прятать всё внутри, позволять превозносить себя и, в то же время, быть в стороне. Внезапно страх потерять его навсегда исчез, оставив лишь невыносимую боль разбитого сердца и неразделённых чувств. Теперь эти эмоции и мысли, разрывающие меня на части, ни за что не получится спрятать обратно в бутылку и закупорить её на последующие двадцать лет, которых возможно у нас не будет. Я должна ему признаться. Здесь и сейчас. И будь, что будет.

– Я не могу больше видеть, как ты целуешь других, Жёлтый. Не могу. Не могу представлять вас в кровати, не обливаясь в душе слезами. Для меня это всё слишком! –указала пальцем на него, а затем на себя. – Наша дружба для меня – это слишком!

– Что? – будто по щелчку, блеск в глазах потух, а кожа побледнела.

Макс не мигая смотрел на меня совершенно остекленевшими глазами.

– Я…не понимаю. Если я давлю на тебя, то перестану, – затараторил, всё ещё не понимая посыл услышанного.

– Ты не давишь, Жёлтый, – устало проговорила, зная, что обратной дороги нет. – Я люблю тебя, понимаешь?

– Я тоже тебя люблю, Пчёлка, – попытался сделать шаг ко мне, но я уперлась руками ему в грудь, не подпуская ближе.

– Ты не понимаешь, – усмехнулась, посмотрела вниз, заметив, наверное, самое большое расстояние между носками его коричневых ботинок и моих бежевых лодочек, что когда-либо было между ними. – Стас сделал мне предложение.

Макс шумно втянул воздух.

– А я не смогла принять его, потому что поняла: он – это не ты! Ты все правильно тогда сказал, Жёлтый. Ни он, ни кто-то другой никогда не будут тобой. А я никогда не смогу полюбить никого, потому что вся, от кончиков волос до кончиков пальцев, твоя. Потому что люблю тебя, идиот!– проговорила на выдохе, почувствовав, как по щеке покатилась слеза. – И только тебя.

ГЛАВА 3

Ничто не пугает сильнее тишины. И ничто не бывает громче полного отсутствия звуков. Никакой шум не способен погрузить тебя в состояние абсолютного отчаяния, заставляя мысленно умереть и потерять всякую надежду на воскрешение, кроме оглушающей тишины, услышанной в ответ на признание, обнажившее душу.

Я стояла перед Максом, оголив кровоточащее сердце, выкрикнув всё, о чём годами боялась признаться даже себе. Но для всего рано или поздно наступает конец: для терпения, самообмана, боли и даже дружбы. Мой сосуд со всем вышеперечисленным оказался переполнен, и я не смогла двигаться дальше, не расплескав всё содержимое и не забрызгав того, кто находился ко мне ближе всего. Пусть я не собиралась признаваться ему этой ночью, не желая портить такое важное для Жёлтого событие, как и не собиралась раскрывать рот в будущем, выпаливая всё то, что оглушило стоянку несколько мгновений назад, оставив чувства в тайне и стараясь пережить их, погрузившись в нечто гораздо более важное, чем собственные страдания. Но порой мы переоцениваем свои возможности, наделяя себя способностями, которые в реальности нам неподвластны. Так и я оказалась гораздо слабее, чем считала на протяжении всей жизни. Он сделал меня слабой и уязвимой, и этого я не могла себе простить. В очередной раз упрекала себя за чувства, а не его за слепоту и чрезмерную привязанность.

Эта близость не позволяла желать чего-то большего, порождала опасность потерять то, что мы имели. Ведь наша дружба была прекрасной. Я не видела больше ни одного примера, кто дорожил бы так сильно друг другом, как мы с Максом. Поэтому, сняв с себя груз, тянущий меня на дно бездны, и перевесив его теперь на шею Жёлтого, ощущала себя преступницей, совершив самое жуткое из злодеяний. Мне не позволено любить его, как женщина способна любить мужчину, как и не позволено отпихивать от себя, пытаясь избежать необратимого. Но я сделала это. Отдав предпочтение собственному спокойствию, предав самого близкого человека. Как можно рассчитывать после такого удара в спину хоть на какие-то слова? Подобное вероломство достойно лишь презрения. И я готовилась принять его с достоинством. Оставив Максу возможность перешагнуть через наше прошлое и вступить в новую, более счастливую, жизнь без меня. Но вряд ли после этого он сможет сблизиться с другим человеком. Ведь если нельзя рассчитывать на того, кому доверяешь все самые потаенные мысли и желания, как можно тогда верить остальным людям. Желтый не нуждался в том, чего у него было с избытком. Единственное, что отличало меня от других, таких же влюблённых в него идиоток – желание сделать его счастливым любыми средствами. Даже если это означало навсегда оставаться от него вдали, оставив за собой лишь светлые воспоминания о нашем детстве и счастливом времени вдвоём, когда Жёлтый и Красный не нуждались в остальном мире, создав свой собственный и найдя в нем все необходимое для счастья.

Макс смотрел на меня широко раскрытыми глазами, даже не пытаясь спрятать ужас, отпечатавшийся в каждой черте его лица. Он не шевелился, переваривая услышанное. А я понимала, что если останусь рядом с ним ещё хотя бы на мгновение, то окончательно перестану уважать себя. Никогда не видела на его лице подобного выражения, тем более по отношению к кому-то из женщин, даже самой назойливой.

Я понимала, как выгляжу в его глазах. Как жалкая дворняжка, обласканная кем-то однажды и после этого не дающая проходу этому несчастному. Так и ягодами готова была принимать любую подачку от Жёлтого, лишь бы не прогонял и дал возможность просто быть рядом. Именно такой я предстала в его глазах.

Не в силах больше стоять и смотреть, как падаю в глазах Макса все ниже и ниже, превращаясь в грязь, которую он не в силах отмыть с ботинок, я развернулась, резко дёрнув за дверную ручку, и забежала внутрь, чувствуя, как горячие ручьи слёз стекают по скулам и, капая с подбородка, оставляют тёмные разводы на платье.

– Мая! – услышала за спиной голос Желтого, но не обернулась, продолжив бежать вверх по лестнице.

– Мая! – внизу хлопнула дверь, и раздался топот бегущих ног. – Постой! – его голос смешивался с волнами музыки, становившейся громче с каждой ступенькой.

Макс приближался, и я знала, что ещё несколько мгновений, и он обязательно настигнет меня. Только вот я не собиралась слушать ничего из того, что он хотел мне сказать. Его наполненные ужасом глаза, успели рассказать всё, о чем следовало знать. И теперь неважно, какие слова польются из его рта, ни одно не окажется правдой, а лишь отвратительной попыткой успокоить меня и свою совесть, основанной на выработанной годами привычке не позволять другим упасть духом. Но этот случай не мог сравниться ни с чем из пережитого нами. Я бежала изо всех сил, пытаясь как можно быстрее добраться до кухни и, смешавшись с людьми, ускользнуть в зал, в результате сбежав из этого места.

– Мая! – стремительно приближался его голос.

Бежать! Скрыться! Исчезнуть на такое расстояние, которое он будет не способен преодолеть, избавиться от перспективы вновь почувствовать себя униженной. Сердце колотилось от страха так громко, что я перестала слышать что-то, помимо его стука и своего шумного дыхания. Достигнув последнего пролёта и увидев дверь кухни, всё же почувствовала его ладонь, дёргающую меня за руку на себя, прижимая к груди. Я попыталась вырваться, понимая, как близко находится желанное освобождение.

– Стой! – крикнул он, обхватывая меня двумя руками за предплечья и не позволяя ударить его. – Стой же! – чувствовала, как дышит мне в волосы, опустив лоб на мой затылок.

Из-за выброса адреналина в кровь не могла восстановить дыхание, всё еще боясь услышать от него даже слово, зная, что всё, сказанное им, превратится в декларацию жалости. А я могла принять всё что угодно от Макса, только не жалость. Лучше презрение, ненависть, но не жалость. Нет ничего грустнее, когда тебя терпят лишь из сочувствия, и тем более, когда не прогоняют по той же причине.

– Отпусти! – закричала, дёргая плечами. – Отпусти сейчас же!

– Давай поговорим! Остынь немного!

– Отпусти! Я не хочу тебя слушать, – ощущала спиной его твёрдое тело, к которому так хотела прильнуть какие-то минуты назад, а теперь мечтала возвести между нами кирпичную стену.

– У тебя была возможность высказаться на парковке! Теперь поезд ушел. Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать! Понял?! Отвали, – пнула его каблуком по коленке, но он так и не сдвинулся с места, лишь слегка напрягшись.

– Да что с тобой, чёрт возьми?! Дай мне несколько минут! – никогда раньше он не кричал на меня так сильно.

– Ни минуты, ни даже проклятой секунды тебе не получить от меня! – снова попыталась пнуть его, но на этот раз Макс, ожидая удара, переставил ногу.

Дверь, ведущая в кухню, распахнулась, и на пороге появился администратор клуба, испуганно смотря на Жёлтого.

– Макс! Срочно! У нас проблемы! – проговорила девушка, тяжело дыша.

– Не сейчас! – рявкнул на неё, не позволяя мне вырваться из его объятий.

– Прости, но это ЧП!

– Разберись без меня!

– Я бы с радостью, только полиция уже на пути к нам. Пожалуйста! Не заставляй меня разгребать это одной, – в отчаянии проговорила она.

– Что произошло?

– Какие-то пьяные малолетки, которых не пустили внутрь, напали на охрану с ножами.

– Ох***но ! – разжал руки, выпуская меня.

Услышав про полицию, перестала сопротивляться, врастая в пол. Чувство вины захлестнуло меня, как поток водопада, заставляя почувствовать себя ничтожеством. Как я могла сделать такое с Максом и превратить лучшую ночь в его жизни в беспроглядный кошмар? Мало ему неприятностей с ментами, так ещё я вмешалась со своими детскими истериками.

– Иди в мой кабинет и никуда оттуда не уходи, пока я не освобожусь. Поняла? – посмотрел мне в глаза, рассчитывая на понимание.

Молча кивнула. Сейчас ему требовалось сосредоточить внимание на более важной проблеме, а не пытаться разрешить одно, думая о другом. И наименьшее из того, что я могла сделать, это солгать. Создать видимость. А то, что последует дальше, уже не имело значения. Потом будет поздно о чём-то разговаривать.

Вернулась в зал, поднимаясь на балкон. Остановилась посреди лестницы, увидев, как сквозь толпу Жёлтый удалялся от меня в противоположном направлении. Проводив его взглядом, почувствовала опустошение, как только он скрылся из вида. Словно вместе с ним потерялась часть меня. Но дожидаться его по-прежнему не видела смысла. Подойдя к нашему столику, игнорируя вопросительные взгляды Лекса и остальной компании, забрала сумочку и ушла ,не прощаясь. Покидая здание также через второй выход, вызвала по пути такси, молясь о том, чтобы Макс не вернулся быстрее, чем я на то рассчитывала, отсчитывая секунды до приезда машины.

Запрыгнув на заднее сидение автомобиля, сползла по сидению так, чтобы меня не было видно из окна, ожидая в любое мгновение появления разгневанного Макса. Я должна исчезнуть как можно скорее. У него был шанс высказаться, но он позволил глазам рассказать все, что творилось в голове, пробуждая во мне такое же отвращение к себе, какое увидела во взгляде серых, как штормовое небо, глаз. И я не могла его винить. Мои чувства останутся моей проблемой и ничьей больше. А Жёлтому наконец-то не нужно будет ограждать меня от безумных девиц, по ошибке приревновавших его ко мне. Ведь он никогда не чувствовал ко мне ничего большего братской привязанности и ответственности, взятой на себя однажды, от которой почему-то до сих пор не мог избавиться. Но люди видели то, что хотели видеть. Тем более, обиженные девушки, пытающиеся найти причины его нежелания строить серьёзные отношения. И, конечно же, никому не приходило в голову ничего весомее, чем моё существование. Но теперь я не буду маячить на горизонте и, возможно, Жёлтый действительно сможет найти кого-то, кто изменит его взгляды на любовь.

Такси затормозило у дома. Передав водителю деньги, открыла дверь, приготовившись выйти, когда кто-то потянул её снаружи, распахивая настежь. Я вздрогнула, инстинктивно отпрянув назад. Сжавшись, отодвинулась еще дальше, увидев мужскую фигуру, появившуюся в дверном проёме. Резкий, словно порыв весеннего ветра, он ворвался на заднее сидение, захлопывая дверь. На висках от страха проступил пот. Глаза Макса пылали яростью, на шее пульсировала вена. Я боялась пошевелиться, чтобы не разозлить его еще сильнее.

– Эй, парень! – возмутился таксист.

Но Жёлтый не слушал его. Не говоря ни слова, он придвинулся ко мне, обхватывая лицо двумя руками и накрывая мои губы своими. Сердце замерло в груди, тут же возобновив бег и заколотившись ещё быстрее. Мягкие, такие, какими я себе и представляла их, губы Макса поедали мои, сминая и не давая вдохнуть. Не дожидаясь разрешения, он протолкнул язык мне рот, дотрагиваясь до моего. Словно путник в пустыне, добравшийся до живительной влаги, я с жадностью ответила на его поцелуй, сплетая наши языки и утопая в его вкусе. Губы Макса пробудили каждый нерв в теле, оживляя его. Я не слышала ничего, кроме его дыхания и своего бешеного сердцебиения. Резкие, порывистые движения губ Жёлтого напоминали укусы, будто он пытался проглотить меня целиком, не в силах насытиться. Не сбавляя темпа, он засасывал верхнюю губу, тут же обхватывая мой рот полностью и снова сплетаясь с моим языком в безумной страстной схватке. Я положила руки ему на затылок, желая оказаться как можно ближе.

– Эй, молодёжь! Шли бы вы отсюда, – вмешался голос водителя. – Никакого секса в моей машине.

Макс прервал поцелуй, не отводя взгляда от моего, продолжая удерживать лицо горячими ладонями. Сверкающие похотью глаза обещали гораздо большее, посылая искры по всему моему телу.

– Улица мира, 91. Заплачу тройную цену, – хрипло проговорил он, снова накрывая мои губы.

Бормоча что-то себе под нос, таксист тронулся с места, делая музыку громче. А мне в тот момент было плевать, почему Макс назвал свой адрес, вместо того, чтобы подняться ко мне домой, как и было плевать на всё, что творилось вокруг нас. Мир мог полыхать, могла начаться бомбёжка, и это никак не повлияло бы на эмоции, владеющие мной в то мгновение. Не существовало никого, кроме Жёлтого и меня, и я хотела запечатлеть этот миг в своей памяти навечно, растворяясь в мужчине рядом со мной, в его прикосновениях, ласке и запахе.

Жёлтый положил руки мне на талию и, не разрывая поцелуя, приподнял меня, усаживая сверху себе на бёдра, задирая платье, чтобы я могла сидеть вплотную к нему. Требовательные губы, больше не отрывались от моих, а я не убирала своих ладоней с его шеи, зарываясь пальцами в длинные локоны так, как мечтала сделать сотни раз, прижималась к нему грудью, ощущая под собой твёрдые мышцы. Во мне всё горело. Внизу живота растекся жар и появилась знакомое напряжение, требующее высвобождения. Под его джинсами мне в лоно упиралось его возбуждение. Я непроизвольно начала ерзать по нему, понимая, что ещё немного – и взорвусь от необходимости почувствовать его всем телом.

Губы Макса целовали меня до боли, впиваясь сильнее, жарче, с каждой минутой он становился голоднее, вжимая меня ещё сильнее в себя. Сжав мои бёдра, начал помогать мне двигаться вдоль своей эрекции, задавая необходимый ритм. Я задыхалась, проклиная чёртово такси, его джинсы и мои трусики, промокшие насквозь от желания, разделяющие нас. Усиливая фрикции таза, я ощущала, как внутри меня нарастает фейерверк. Макс оторвался от губ, целуя мою шею, и, сжав одной рукой грудь, нащупал сквозь материю вершинку острого от возбуждения соска. Поглаживая его, он оставлял влажные горячие поцелуи на шее, тут же возвращаясь к губам, не в силах оторваться от них надолго. Я двигалась по нему, приближая себя к разрядке. Мне не хотелось прерывать этот момент, и в то же время не могла больше сдерживаться от напряжения. Губы Макса, руки, его твёрдое возбуждение у меня между ног, надавливающее на клитор с необходимой силой – и через мгновение я рассыпалась на кусочки, застонав. Макс заглушил стоны губами, проглатывая их. Долгожданное высвобождение пришло так же стремительно, как и Жёлтый, ворвавшийся в это такси. Отголоски удовольствия еще накатывали на меня, расслабляя тело. Макс оторвал губы от моих, прижавшись лбом к моему.

– Прости, – прошептала. Не зная точно, за что именно извиняюсь.

За испорченный ли вечер, поломанную дружбу или за оргазм, эгоистично накрывший меня на заднем сидении автомобиля.

– Ч-ш-ш-ш, – нежно поцеловал меня. – Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом, Пчёлка! – хрипловато проговорил он. – Не представляешь.

Услышав его слова, почувствовала, как вмиг с моих плеч свалился груз, который, как оказалось, я несла на протяжении многих лет. И всё, что требовалось для его снятия – это такая простая и в то же время самая необходимая фраза. Всё, чего я хотела – это быть желанной Максом в ответ. И он преподнёс мне самый долгожданный подарок, позволивший на миг стать счастливой.

Мы добирались до его квартиры будто в тумане, сплетённые в одно целое. Весь путь Макс целовал меня так, словно от этого зависела его жизнь, а я пыталась насытиться его вкусом, компенсируя все годы голода по нему. Остановившись у дверей, он на мгновение отпрянул от меня лишь для того, чтобы открыть их. Я целовала его шею, гладила спину, боясь потерять контакт с ним и обнаружить, что всё это мне привиделось. Закончив возиться ключом в замке, он снова поймал мои губы своими. Пошатываясь, мы ввалились через порог.       Жёлтый захлопнул дверь ногой, прижимая меня спиной к холодному дереву. Его руки скользили по телу вверх-вниз, воспламеняя его ещё сильнее. Задирая платье, Макс обхватил меня за ягодицы, приподнимая и закидывая ноги себе на талию. Обхватив его за поясницу, вжалась в него, изнемогая от нестерпимого желания наконец-то оказаться без одежды. Лишь кожа к коже, и ничего лишнего. Я уже обнажила перед ним душу и теперь хотела, чтобы он узнал меня всю, не оставляя больше между нами никаких преград.

Вожделение, охватившее нас, ощущалось чем-то гораздо большим и важным, чем обычная похоть. Мне требовалось стать с ним единым целым и выразить чувства не только словами, но касаниями и поцелуями. Подарить ему всё, что пряталось далеко ото всех и дожидалось только моего Жёлтого. Я не задумывалась о том, что будет на утро и чем эта ночь станет для него. Мне нужно лишь прожить этот волшебный и окрыляющий момент, позволяющий забыть обо всех тревогах.

Обжигающие поцелуи спускались к подбородку и вниз по шее, оставляя влажные следы. Спустив бретельки платья, Макс целовал мои плечи, а я зарывалась пальцами ему в волосы, откинув голову назад, притягивая его ближе к себе. Во мне всё пылало от желания. Эмоции переполняли, я превратилась в один оголённый нерв, реагирующий на любое движение Макса и готовый взорваться от каждого его прикосновения. Каждый контакт с ним посылал по мне электрические разряды. Он пробудил моё тело от длительного сна. И несмотря на животное влечение, не испытываемое никогда и ни с кем прежде, и затуманенный желанием разум, я впервые с такой готовностью отдавалась инстинктам, ощущая при этом абсолютную гармонию с собой. Всё это: Макс, я, страсть -чувствовалось совершенно естественным, будто так должно было произойти давно, и словно мы всегда принадлежали друг другу.

Жёлтый резко дернул корсаж платья, оголяя грудь и вбирая в рот стянутый в тугую бусинку сосок. Я застонала, прижав его ногами сильнее к себе.

– Макс, – проговорила, не в силах больше ждать ни мгновения.

Горячий язык рисовал круги вокруг соска, заставляя выгибаться ему на встречу. Жёлтый то посасывал его, то слегка прикусывал, сводя с ума лаской. У меня между ног всё пульсировало от неистовой страсти, перерастающей в боль неудовлетворённости. Я старалась прижаться к нему лоном так плотно, чтобы хоть как-то унять её, но только сильнее чувствовала необходимость почувствовать его в себе.

– Пожалуйста, – умоляла, царапая ногтями его шею и плечи. – Возьми меня. Я больше не могу ждать.

– Пчёлка, – прорычал он, снова поднимаясь к моему лицу и впиваясь мне в рот, – хочу целовать каждый миллиметр твоего тела.

Подхватив меня под ягодицы, Жёлтый пошёл в глубину квартиры, жадно целуя. Было совершенно неважно, куда он направляется, единственное, что волновало – неистовая потребность наконец-то прекратить эту невыносимую боль между ног, которую сможет унять только Макс. Опустив меня на кровать, он не отрывался от меня, продолжая терзать мои губы и тело, оставляя следы страстных поцелуев. Обхватив рукой грудь, сжал сосок между пальцев, покручивая его и тут же поглаживая подушечкой пальца. Я схватила низ его футболки, задирая её вверх и касаясь упругих мышц. Приподнимаясь вместе с ним, стянула с него ненужную тряпку, покрывая поцелуями широкую грудь, алчно скользя руками по его спине, изучая каждую линию. Руки Жёлтого расстегнули молнию у меня на платье. Помогая ему снять с меня наряд, сразу же схватилась за пряжку его ремня, нетерпеливо расстегивая её и пуговицу на джинсах. Даже через плотную материю я видела, насколько сильно он возбужден, и не могла дождаться момента, когда смогу наконец-то провести рукой по всей его длине. Потянув за бегунок на ширинке, сразу же спустила с его бёдер джинсы, оставив Макса лишь в боксерах. Он осторожно толкнул меня на спину, стягивая носки и вышагивая из денима. Руки Макса продолжали исследовать моё тело, блуждая от груди к талии, к ягодицам. Он проводил ладонью по моим ногам, словно слепой, впервые коснувшийся меня и пытающийся узнать, как я выгляжу. Я вторила ему, лаская его кожу подушечками пальцев.

Целуя меня рвано, лаская и царапая зубами, будто стараясь сразу же охватить все тело, он спускался губами ниже. Я задыхалась, понимая, что не могу дольше ждать, и мне требуется почувствовать его внутри себя немедленно, наплевав на ласки.

– Пожалуйста, Ма-а-а-акс, – захныкала, поднимая бёдра выше в поисках контакта с его телом.

– Ты мне кружишь голову, – проговорил он, подцепляя промокшее чёрное кружево трусиков, стягивая его вниз и оставляя поцелуи у меня на животе.

Я присела, взявшись за резинку боксеров и спуская их по его ногам, освобождая длинную эрекцию. Увидев большой, покрытый толстыми венами и слегка изогнутый влево член Макса, я сглотнула, захотев попробовать его на вкус. Обхватив его ладонью, обвела большим пальцем гладкую головку, проводя рукой вниз и снова вверх по всей длине.

– Мая, – хрипло проговорил он. – Что ты творишь?

– Я хочу попробовать тебя, Жёлтый. Хочу узнать, какой ты на вкус здесь, – продолжила водить рукой вверх вниз, встав на колени и придвигаясь к краю кровати.

Твёрдая как сталь эрекция с выступившей на вершине каплей, оказалась перед лицом. Смочила губы языком, осторожно обхватила член ртом. Обвела языком гладкую головку, застонав, как только почувствовала его вкус у себя во рту. Провела языком по всей эрекции, ощущая каждую вену.

– Чёрт, – выдохнул Макс.

Услышав его реакцию на свои действия, ещё сильнее захотела дразнить его и сводить с ума. Сомкнула губы вокруг члена, заглатывая его глубже и продолжая ласкать языком. Макс положил мне руки на затылок, проникая глубже мне в рот. Мне нравился его вкус, нравилось, что могу доставить ему удовольствие, знание, что могу свести его с ума, возбуждало сильнее, чем если бы почувствовала его губы у себя между ног. Представляя, как он целует моё лоно, прижала палец к клитору, начав ласкать себя.

– Ты убиваешь меня, Пчёлка, – зарычал он, выйдя из моего рта и потянувшись к джинсам на полу.

– Я что-то делаю не так?– испугалась, что, возможно, мои ласки оказались не слишком искусны, и он решил прекратить все это безумие.

Достав из кармана презерватив, Макс наклонился ко мне, целуя в губы.

– Нет, Пчёлка. Ты потрясающа. Просто я не хочу кончить тебе в рот. Мне нужно оказаться внутри тебя, сейчас же.

Повелительные нотки в его голосе вызвали мурашки на коже. Я смотрела, как он зубами разрывает упаковку и надевает на себя защиту и трепетала, до сих пор не осознавая, что всё происходит в реальности. Наклонившись, поцеловал меня, залезая на кровать и продвигаясь к середине вместе со мной. Закинув мою ногу себе на плечо, рукой подвел себя к моему лону. Я замерла, предвкушая долгожданный момент. Макс заглянул мне в глаза, медленно входя в меня. Вместо серых глаз, на меня смотрели потемневшие от страсти, почти чёрные радужки. В них не было ни ласки, ни нежности, лишь животное желание обладать. Такая дикая реакция завела меня ещё сильнее, будоража и возбуждая.

Шумно вдохнула, когда почувствовала, как его длина заполняет меня. Дойдя до упора, он остановился, задержали воздух, позволяя привыкнуть к нему. Я положила руки на широкую спину, впиваясь ногтями в гладкую кожу. Опустив губы к моим, нежно поцеловал, прерывисто задышав. Макс вышел из меня, тут же начав заполнять вновь. Обхватила ладонями его ягодицы, вжимая глубже в себя и подаваясь бедрами вверх. Мне хотелось почувствовать его каждой клеточкой тела, став единым целым. Макс задвигал бёдрами, медленно набирая темп. Первоначальная осторожность исчезла, оставляя лишь звериный голод, отражавшийся в каждом его резком движении, прикосновении губ. Он целовал меня, лаская шею и нежную кожу под ухом, сжимал грудь и тут же накрывал её ртом.

Я выгибалась ему навстречу, глотая воздух, чувствуя себя где-то между небом и землёй. Ласкала губами его грудь и крепкую шею, кусала его губы, теряя себя в ощущениях. Резкими глубокими толчками он подводил меня к вершине. Обхватывая поясницу ногами и становясь ещё ближе к нему, я исцарапала ему всю спину. Стоны, вырывающиеся из груди, принадлежали будто бы и не мне. Я даже не предполагала, что могу настолько потерять голову от страсти. Но дело было даже не в животном влечении, всё дело было в нём, в Максе. Он кружил мне голову и заставлял задыхаться от счастья. В его запахе и объятиях я теряла себя. Превращаясь в ту, кого не знала прежде.

Жёлтый, словно чувствуя, что мне осталось недолго до кульминации, положил большой палец на клитор, кружа по нему. Я выгнулась грудью к Максу, царапая сосками его мускулистую грудь, понимая, что уже близко. Толчок, еще толчок. Всё тело напряглось, и тут же я испустила громкий вскрик. Рассыпаясь на осколки, я чувствовала, как Макс заполняет меня и, войдя в последний раз, замирает. Лоно всё еще сокращалось вокруг члена, когда он запульсировал, высвобождая удовольствие. Жёлтый зарычал, прижимаясь лбом к моему. Я всё ещё чувствовала волны наслаждения, прокатывающиеся по телу. Тяжело дыша, ощущала полную эйфорию. Случившееся отправило меня в нирвану, наполнив лёгкостью и неизведанным ранее счастьем. Я гладила Макса по спине, расчесывая пальцами его спутанные волосы. Мы восстанавливали дыхание, наслаждаясь моментом, в котором хотелось остаться навечно.

– Вот и всё, – низко проговорил он. – Теперь ты моя, Пчёлка. Только моя, – нежно поцеловал в губы, заглянув в глаза.

Я больше не видела перед собой обезумевшего от страсти дикаря. Снова на меня смотрели серые, любимые и родные глаза, наполненные такой нежностью, что защемило в груди. Теперь я увидела в них то, чего не замечала годами и что не увидела сегодня там, на парковке. В них горела любовь.

ГЛАВА 4

Пробуждение никогда не вызывало такой взволнованности и не заставляло сердце сбиваться с ритма при одной мысли о прошлой ночи. Впервые в жизни я желал вырваться из объятий сна и встретить с широко раскрытыми глазами новый день. Новый прекрасный день, чёрт возьми! Вчера утром я просыпался, наполненный предвкушением перед открытием клуба, думая, вот он – лучший момент за все прожитые двадцать шесть лет, но даже его омрачал целый ворох вопросов, требующих внимания и представляющих собой хоть и приятную, но всё же головную боль. Это утро превосходило предыдущее во многих отношениях, да и, вообще, любое другое, существовавшее когда-то в моей жизни. Даже ни один из моментов детства не сравнится с тем, что я испытывал в это мгновение. Мне не терпелось открыть глаза и убедиться в реальности случившегося, и в то же время я боялся, что это всё окажется лишь сном. Боялся, что на самом деле Пчёлка не признавалась мне в любви и не провела ночь в моих объятиях. От одной мысли о ней и о том, чем именно мы занимались с ней в этой постели, по телу прокатился жар, сосредотачиваясь в районе паха.

Улыбнувшись, приоткрыл глаза, чувствуя, как в груди перехватило дыхание от предвкушения встречи. Место рядом со мной пустовало. В одно мгновение радость испарилась, сменившись разочарованием. Протянул руку перед собой, ощупав холодную простыню. Неужели всё действительно оказалось лишь сном? Приподнялся, уткнувшись лицом в подушку рядом, и закрыл глаза, вдыхая запах летнего ветра перед дождём, запах Маи. Он окутал меня, проникая в поры и заставляя проснуться каждую частицу тела, щекоча изнутри и сбивая дыхание. Я застонал от удовольствия, не в силах насытиться этим ароматом. Пчёлка точно была здесь.

Никогда и не с кем другим я не перепутаю её запах. Сколько лет я в тайне смаковал его, стараясь довольствоваться тем, что имею, и умирая внутри от невозможности стать к ней ближе, и тем самым стирал с горизонта присутствие любого другого парня, привлёкшего её внимание. Разве мог предположить, что она так же, как и я, сокрушается от утопичности нашей связи? Ещё в школе я знал, что если не могу быть для Пчёлки кем-то большим, чем просто другом, то с готовностью приму всё, что она предложит, стараясь дать ту любовь, которую Мая ждёт от меня. И в то же время я осознавал, что никогда в моей жизни не будет места для другой женщины, ведь никто не сможет сравниться с ней, с моей Пчёлкой Маей, моим Красным драже Эм’энд’Эмс, моим самым близким другом и родственной душой. Я был с ней рядом всегда, трусливо не находя в себе силы отпустить и позволить любить кого-то сильнее меня, эгоистично оставаясь главным мужчиной в её мире. Я зависим от Маи и наслаждался её зависимостью от себя. Она была нужна мне во всех отношениях, но я не верил в реальность своих фантазий. Не верил, что имею право владеть ею полностью.

Пчёлка относилась ко мне как брату, доверяя свои мысли, мечты, и я не мог обмануть её ожиданий, извратив наши отношения банальным желанием заполучить её для себя, лишив дружбу невинного света, придающего ей ещё больше особенности. Казалось, стоит переступить черту, и магия будет разрушена, отдалив нас друг от друга, вместо того чтобы сблизить. Ещё будучи подростком, я считал влечение к Мае, необходимость в её близости и постоянном присутствии лишь временным помутнением, пережив которое, всё должно было вернуться на свои места. Поэтому, стиснув зубы, позволял ей влюбляться в других, играть с ними в отношения, и вместо того, чтобы отговорить её впервые подарить своё тело сопливому ублюдку, в которого, как ей казалось, она была влюблена, молча напился, надеясь, что после этого больше не буду думать о ней так, как не должен был, утешаясь мыслями о душе Маи всегда принадлежащей мне. Никто и никогда не сможет стать для неё настолько же близким, как я.

Несмотря на все попытки самовнушения и целую вереницу девиц, пытающихся помочь отвлечься от единственной, к кому тянулся всем своим существом, не смог перерасти свои чувства к ней. Наоборот. Они пропитали меня полностью, растекаясь по венам, став не просто влечением или любовью, а настоящим преклонением. Всё, что касалось Пчёлки, будоражило меня, каждое слово, взгляд, идея волновали и вызывали восхищение. Я смотрел в её изумрудные глаза и не мог отвести взгляда, утопая в них, каждый раз удивляясь, как кто-то может быть настолько совершенным. Даже совершаемые Маей глупости не могли заставить меня всерьез злиться на неё. На кого угодно, только не на неё. Она была моим идеалом женщины.

Единственное, что действительно выводило меня из себя – парни, которых она пыталась любить и которые не стоили даже ногтя с её пальца. Я понимал, что ни один из них не сможет сделать её счастливой, но терпел их присутствие, скрипя зубами, ради Пчёлки, зная, кто в конечном итоге будет с ней всегда. И ни разу Мая не пыталась мне дать почувствовать себя забытым или отодвинутым на второй план.Это грело душу, помогая смириться с тем, что не могу быть с ней так, как хотелось бы, с тем, что ни одна женщина в моей постели так и не смогла переключить моё внимание на себя, с тем, что рано или поздно появится в её жизни тот, кто отберёт у меня Пчёлку навсегда. И как бы жестоко или отвратительно это не выглядело с моей стороны, но я был готов сделать всё во избежание возникновения у неё настоящих чувств к другому. Вот только до сих пор не хватало смелости рискнуть всем и вынуть сердце из груди, отдав ей во владение. Я слишком сильно боялся потерять Маю.

А вчерашний вечер в клубе, несмотря на успешное открытие, был похож на кошмар, когда я увидел на танцполе её, целующую Лекса. Я знал, что сукин сын давно положил глаз на Пчёлку, поэтому расставил все точки над «и», ещё пока мы были детьми. Все мои друзья знали, что Мая под запретом, и старались держаться от неё в стороне. Хотя я постоянно ловил их плотоядные взгляды, обращенные к ней. Но когда я увидел их там, среди толпы, готовых запрыгнуть друг на друга, меня словно оглушило. Я приготовился разорвать ублюдка на части, наплевав на то, что он мой лучший друг. Не терпелось разбить в кровь его смазливую рожу, сумевшую привлечь мою Пчёлку, и заставить пожалеть о каждом прикосновении к ней!

Не слыша и не видя ничего вокруг, только их трущиеся друг о друга тела, я даже не помнил, как вытащил их из толпы. Во мне всё бурлило от ярости. С трудом сдерживаясь от того, чтобы не начать драку прямо посреди зала, велел мерзавцу приготовиться к разговору. Он понял, как именно будет протекать эта беседа. Но прежде всего требовалось выяснить ситуацию с Маей. Всё случившееся совершенно не походило на неё. Она не относилась к тому типу девушек, что вешались на мужиков и были готовы к сексу без обязательств. Нет. Таких, как она, сначала водили на свидания, начинали встречаться официально и только потом получали доступ к телу. Но её инцидент с Лексом прошлым вечером не укладывался в моей голове, как и многие другие моменты. Почему она не рассказала о расставании с парнем, с которым прожила почти год, и почему, чёрт возьми, она была готова отдаться Лексу? Неужели у неё до сих пор остались к нему чувства? Даже спустя столько лет? И почему я этого не видел, а она утаила от меня свои эмоции?

В голове крутились тысячи вопросов, разрывающих изнутри. Переполненный злостью, я должен был справиться с ней, прежде чем разговаривать с Пчёлкой. Но гнев вперемешку с растерянностью – гремучая смесь.

И все события, последовавшие после, стали полным откровением. Злость и агрессия Маи не только не успокоили меня, а погрузили в ещё большее бешенство. Казалось, что за все годы нашей дружбы я ни разу не видел её такой, и это пугало меня. Что такого могло с ней произойти, от чего Пчёлка пребывала в подобном раздрае? Я винил себя в недостаточном внимании к ней. Погрузившись в подготовку к открытию клуба, я практически не замечал ничего вокруг, и тем не менее, всегда находил время выслушать её и был рядом, когда она просила. Тогда в какой момент я упустил такие значительные перемены в ней?

Признание Маи разорвало воздух, словно снаряд, поразивший своим осколком меня в самое сердце. Смысл сказанного ею сначала не доходил до меня, витая над головой, но не касался сознания. Тысячу раз мы произносили слова любви друг другу. Ведь в действительности любовь всегда жила в нас и была взаимной. Во всём мире не существовало никого, настолько близкого и важного, как она – для меня, и я – для неё. Потому всегда считал, что Пчёлка вкладывает в свои слова чувства, испытываемые сестрой к брату, к лучшему другу, к родственной душе. Оттого, когда она сказала там, на парковке, о своих эмоциях, я даже в самых смелых фантазиях не мог представить об истинном смысле услышанного. И даже увидев её глаза, наполненные болью, отчаянием, страхом и той самой любовью, сжигающей и меня долгие годы и, в то же время, заставляющей совершать новые шаги и двигаться дальше, мотивируя стать кем-то лучшим для неё и только ради неё, решил, будто неправильно читаю Пчёлку, и мой разум выдает желаемое за реальность. Более того, я находился в ужасе. Казалось, что она отталкивает меня, устав терпеть мои выходки и наконец-то осознав, кто именно причастен ко всем её неудачам в личных отношениях. Я лишь слышал слово «слишком» и то, насколько наша дружба давит на неё. От этих слов стало так больно дышать, словно лёгкие наполнились ледяной водой, разрывающей их изнутри. А потом Мая сказала о предложении, сделанном её бывшим, и тогда я наконец-то чётко осознал, как был близок к тому, чтобы потерять её навсегда. И затем…затем мир перевернулся с ног на голову. Страх, сменившийся неуверенностью в правдивости услышанного, шок и осознание того, насколько я был слеп и глуп, попусту теряя наше с ней время, нахлынули на меня словно цунами. Пока новая реальность приживалась в моей голове, Мая убежала прочь, и вот тогда я понял, что больше не имею права медлить ни минуты, ни даже чёртова мгновения. Поймать, прижать, ответить, успокоить и никогда не выпускать из рук. Именно так нужно поступить.

И снова проклятые обстоятельства лишили меня этой возможности, оттягивая, так необходимый нам двоим, момент искренности. Отправляясь вниз разбираться с инцидентом и вынужденный оставить её в растрёпанных чувствах и в слезах дожидаться меня, так и не получив ответа, не мог радоваться её признанию. Никогда не получалось спокойно воспринимать даже её грусть, тем более не выходило игнорировать плач. Особенно когда сам стал причиной её печали, чего старался избегать годами и готов был растерзать любого, посмевшего обидеть мою Пчёлку.

Убедившись, что охранника забрала скорая, и сунув пару купюр ментам, чтобы оформить всё как можно тише, оставил администратора разбираться с неприятной ситуацией в клубе, поспешив к Мае. Беспокойство распирало грудную клетку. В любой другой день, не пришлось бы даже сомневаться, что она сделала именно так, как я её попросил, и спокойно дожидается моего возвращения. Но сегодня всё её поведение было на грани, словно внутри лопнула невидимая струна, удерживающая спокойствие и терпение, а теперь она разваливалась на кусочки и, как выяснилось, по моей, мать её, вине! С бешено колотящимся сердцем заглянул в кабинет и, не увидев её внутри, побежал к балкону, надеясь, и одновременно с тем опасаясь, что найду там. Я больше не желал видеть Пчёлку рядом с Лексом. Плевать, насколько хорошими друзьями мы были, но теперь никогда не позволю им оказаться в одном помещении без моего контроля. Пусть подобные мысли характеризуют меня как эгоистичного ублюдка, но у меня не получалось держать себя в руках, когда речь заходила о ней, тем более после всего, что я узнал сегодня. На балконе, к моему огромному облегчению, среди толпы друзей и малознакомых девок, пытающихся привлечь внимание парней, не увидел Пчёлку. Зато Лекс находился там, пристально наблюдая за мной.

– Где она? – навис над ним, стараясь не думать о том, как он лапал Маю.

– Забрала сумочку и ушла, – ответил Лекс, пожимая плечами.

Других ответов не требовалось. Я знал, где должен её искать.

Дальше всё напоминало сцену из какого-то фильма. Спустившись через кухню на улицу, убедившись, что и там её нет, запрыгнул в машину, вжимая в пол педаль газа. Лавируя между ночным трафиком, поток которого казался слишком плотным для этого времени суток, я гнал к её дому, понимая, что должен поговорить с ней, пока она не натворила новых глупостей.

Затормозив у девятиэтажки, выругался, вспоминая, что оставил дома ключи от квартиры Пчёлки. После того как она съехалась с этим гинекологом, уже не чувствовал себя в праве заявляться к ней домой в любое время дня и ночи, и открывать дверь своим ключом. И тем более не предполагал, что он потребуется мне сегодня. Позвонил в домофон, мысленно взывая к ней, чтобы открыла дверь, но в ответ лишь раздавались мерзкие гудки. Снова и снова набирал номер её квартиры, дожидаясь, когда из динамиков услышу любимый голос. Больше всего я опасался того, что вместо дома она поехала в другое место, и от этой мысли живот скручивался в узел. Лучше пусть находится у себя в спальне, отключив телефон и трубку домофона, избегая меня, чем пытается забыться другими способами.

У подъезда затормозило такси, тут же привлекая моё внимание. Твёрдым шагом я приближался к нему, интуитивно зная, кто находится на пассажирском сидении. С громко колотящимся о рёбра сердцем я подошел к машине, всматриваясь в окна. Увидев знакомые до боли русые локоны, курносый профиль и высокие скулы, я больше не медлил. Не мешкая, наплевав на разговоры, обхватил лицо Пчёлки руками и вместо ответа прильнул к губам, растворяясь в её вкусе, ощущении нежных губ под моими и запахе, кружащем голову.

Всё, что последовало после, не могло сравниться ни с одной из фантазий, что я годами пытался гнать от себя, но не мог, позволяя хотя бы мысленно любить Маю так, как казалось, никогда не получу возможности. Действительность же превзошла все мои ожидания, раскрасив мир неоновыми красками. Я улетел в нирвану, утаскивая Пчёлку за собой. Я вкладывал в каждый поцелуй, каждое прикосновение муки неразделённой любви, копившейся внутри меня годами, превратившей в один огромный ком боли. И Мая один за другим снимала с него слои, выпуская из меня то, чему там больше не место, замещая освободившееся пространство собой. Пчёлка и так всегда заполняла меня всего, она жила в мыслях, владела душой и даже телом. Потому как несмотря на то, что у нас не было до этого физической близости, я не позволял ни одной другой девушке заполучить меня в свое распоряжение, оставляя это право за Маей. Никогда раньше я не испытывал такого урагана эмоций, как с ней. Прикасаясь подушечками пальцев к коже, она затрагивала каждый нерв, отзывающийся на неё и посылающий удовольствие не только по телу, но еще и куда-то внутрь, отчего сердце то замирало, то колотилось быстрее, с каждым поцелуем увеличиваясь в груди и угрожая разорваться от счастья. Мая в моих руках, в моей постели, закатывающая глаза от удовольствия и выгибающая грудь подо мной, походила на мечту. Именно ею она всегда и была для меня. И я не собирался расставаться с нею больше ни на мгновение.

И не найдя её в постели, я почувствовал, как откуда-то из живота поднимается холод. Скинув простынь, поднялся с кровати, надеясь застать её где-то в квартире. Увидев пустую ванную, я уже ощущал онемение, сковывающее горло и расползающееся по телу. Кухня, гостиная, коридор и даже балкон – ничто не говорило о её присутствии, кроме шлейфа духов, наполнявшего дом в качестве свидетельства прошлой ночи. Растерянно взял телефон, рассчитывая найти какое-то сообщение или знак того, что между нами всё в порядке, получить объяснения того, зачем ей потребовалось убегать от меня. Но и там не увидел ничего, кроме кучи пропущенных звонков от безразличных для меня людей.

Неужели Пчёлка испугалась перемен, испугалась, что теперь всё будет иначе? Разве такое может быть? Мая всегда делилась со мной своими страхами, так почему должна сейчас вести себя иначе? Нажав на её имя в списке контактов, нетерпеливо ждал когда появятся гудки, а затем я услышу её голос, подтверждающий или опровергающий мои догадки. В любом случае мы сможем всё обговорить, и тогда Пчёлка увидит, что секс ничего не меняет между нами, по-прежнему позволяя оставаться теми, кем мы были друг для друга на протяжении двадцати лет. Только теперь никто из вне не вторгнется в наш мир и не истопчет его грязными ботинками. Останемся навсегда вдвоём. Нам всегда было предначертано быть вместе, и теперь больше не оставалось причин откладывать это и делать вид, будто ничего не случилось. Я люблю Пчёлку и готов положить к её ногам целую вселенную. Что бы там ни происходило в её голове, я помогу ей вернуть покой и постараюсь сделать её жизнь по-настоящему счастливой.

Вместо гудков в телефоне раздался мерзкий сигнал, после которого включился автоответчик:

«Данный абонент временно недоступен», – проговорил противный женский голос.

Идеальная картина, нарисованная в моём воображении, постепенно начала меркнуть. Вновь и вновь повторяя попытки дозвониться до Пчёлки, ощущал, как над головой нависает огромная туча, готовая обрушить на меня настоящий шторм. Радость прошлой ночи совершенно испарилась, оставив меня один на один с тревогой и страхом, завладевшими моим разумом без остатка. Мая избегала меня, а это вряд ли предвещало что-то хорошее.

ГЛАВА 5

Умение сохранять спокойствие, выдерживать паузу и не сеять панику – те навыки, которые многие люди считали моей сильной стороной. Когда все вокруг не могли найти места от тревоги или предрекали себе провал, я не думал о нежелательном развитии событий, отпуская ситуацию на волю случая или, как сейчас кричат всякие продвинутые строители судеб, на волю вселенной. У меня всегда хватало идей и планов, заполняющих голову. Я постоянно находился в каком-то движении и отчего-то верил только в лучшее, сохраняя при этом способность трезво оценивать ситуацию. Жизнь на всех её этапах и во всех проявлениях для меня была в кайф. Дождь, солнце, путь к цели и её достижение, даже чёртово безденежье – всё доставляло мне удовольствие. Потому как я не жил ради чего-то, а просто наслаждался каждым мгновением.

Не знаю, откуда во мне взялся этот оптимизм, но даже в те минуты, когда следовало бы начать сомневаться в себе или своих возможностях, я не скатывался к унынию. Так уж вышло, что моя любовь к жизни оказалась взаимной. У меня получалось всё, к чему бы я не прикасался, и даже то, к чему я испытывал лишь сиюминутную тягу, тут же оказывалось в моих руках. Так было всегда.

Можно перечислять многое, за что я благодарил мир: родителей, друзей, любимое дело, цель, ради которой хотелось жертвовать сном и личной жизнью – но самое главное, что у меня было – это Пчёлка. Не знаю, за какие такие заслуги она оказалась послана мне небесами, но Мая украшала каждое прожитое мгновение. Дни начинались и заканчивались мыслями о ней. Стоило лишь подумать о её улыбке, пробуждаясь поутру, как хотелось скорее увидеть её или хотя бы услышать голос. Я не мог вступить в новые сутки, не поговорив с Пчёлкой. Она придавала мне сил, наполняла энергией. Не существовало человека, способного хотя бы кратковременно завладеть моим вниманием настолько же всецело, насколько им владела она уже на протяжении двадцати лет. Весь мой мир вращался вокруг неё и для неё. Мая всегда была центром вселенной для меня, и ничто не в силах этого изменить.

Я считал большой удачей, что мы встретились так рано и находились рядом друг с другом всё это время. У кого-то существовали талисманы или ритуалы на удачу. Моя же фортуна была из плоти и крови и носила прекрасное имя Мая. Этим я и отличался от других людей. Мне не требовалось ждать знаков свыше и молить жизнь о благосклонности, моя Удача могла меня обнять и даже поцеловать, заряжая на успех. И пусть друзья считали подобные рассуждения глупостью, веря лишь в мою природную везучесть, но я знал, где прячется его истинная причина.

На протяжении долгих лет борьбы с собственными чувствами, я втайне представлял, как это будет, если Мая когда-нибудь ответит мне взаимностью. Фантазируя на тему идеального будущего, я всегда видел её рядом с собой. Неважно, о чем я мечтал, она всегда находилась там, возле меня. Поставить на её место какую-то другую девушку не выходило. Суррогатный образ быстро стирался, и его заменяла она, моя Пчёлка. Иногда мне становилось страшно. Стоило подумать о том, что рано или поздно она поймёт, кто виноват в её неудачах на любовном фронте и ускользнёт от меня навсегда, и сразу же не хотелось ничего планировать или о чём-то мечтать. Без неё у меня в голове не выстраивалось будущее, как и в моём сердце. Сложно представить хотя бы один день без Пчёлки и совершенно невозможно – целую жизнь. Мая всегда была моей половиной, хранительницей души и хозяйкой сердца. Но даже в самых дерзких грёзах, я не позволял себе надеяться на то, что в один день у меня появится возможность заполучить её по-настоящему. Не просто находиться рядом, стараясь взять по-максимуму, каждый раз пытаясь брать больше, чувствуя постоянный дефицит её внимания, несмотря на полную отдачу Пчёлкив нашей дружбе, а быть её мужчиной во всех смыслах этого слова.

Я вёл себя как проклятый эгоист, не желая делить её ни с кем другим, проклиная себя за это, зная, какую боль приношу тем самым Мае, но не мог ничего с собой поделать. Вдали от неё всегда убеждал себя, что должен дать ей больше свободы и не вмешиваться в её жизнь, но стоило услышать голос или увидеть, как слетали все тормоза. Я хотел сделать её счастливой и непременно хотел быть счастливым рядом с ней, только этому мешал страх потерять Пчёлку навсегда.

Прошлая ночь поменяла правила игры, превратив фантазии в реальность, подарив мне то, чего я годами жаждал больше всего на свете и в реальность чего не верил. Никогда и ничего я не желал так же сильно, как получить возможность любить её, и ничто не вызывало во мне столько страха, как её возможный отказ. Поэтому, проснувшись утром и обнаружив, что она ушла, ощутил, как на смену разочарованию быстро пришёл ужас. Внезапно стали вырисовываться разные кошмарные картины того, как Пчёлка, взглянув на меня совершенно под иным углом, поняла совершённую ошибку.

Отключенный телефон Маи подливал масла в огонь. С бешено колотящимся от волнения сердцем набирал её номер снова и снова. Невозможность поговорить с ней и прояснить ситуацию убивала меня. Меня окутывала паутина из неуверенности и страхов. Десятки возможных вариантов причины её ухода и молчания атаковали сознание. Она пожалела о своём признании? Испугалась? Хочет вернуться к тому, что между нами было? Стали прокрадываться мысли о том, что Мая испугалась быть отвергнутой, как и многие другие девушки в моей жизни, и поэтому поспешила скрыться, пытаясь избежать неловкости и разочарования. Но она была моей Пчёлкой! Той единственной, по кому я тосковал, когда находился не с ней, и о ком грезил, той, ради кого был готов на любое безумство и готов был пожертвовать всем! Мне нужно сказать ей об этом!Я хотел увидеть её, прижать к себе и поцеловать, пытаясь объяснить, что между нами ничего не изменится, если она не захочет этого.

Не переставая метаться из одного угла квартиры в другой, будто зверь в клетке, я не прекращал попытки дозвониться до неё. Не находя себе места в пустой квартире, несколько раз порывался поехать к ней и развеять все сомнения, но тут же останавливал себя, убеждая, что нужно дать ей свободу выбора. Ведь, если Мая не желает разговаривать со мной, на то существуют веские причины. Но даже в самом дурном расположении духа она никогда не избегала меня и не заставляла нервничать, не отвечая по несколько часов на звонки. В тех случаях, когда Пчёлка позволяла себе подобное, она находилась где-то на задании редакции либо предупреждала меня заранее. Но то, что происходило сейчас – совершено не походило на неё. Наплевав на все доводы разума, схватил ключи от её квартиры и прыгнул в такси, направляясь к дому Пчёлки. В любом случае у меня существовал повод появиться на её пороге. Мне требовалось забрать машину, оставленную у её подъезда прошлой ночью.

Поднявшись на седьмой этаж на лифте, замешкался, прежде чем позвонить в дверь. Страх быть отвергнутым, громче других кричал в моей голове не делать этого и дать ей время побыть наедине с мыслями. Но чёртов эгоизм взял вверх. Я просто не мог больше терзаться догадками о том, что будет дальше. Я должен был прояснить всё здесь и сейчас! Поднёс палец к звонку и, глубоко вдохнув, нажал на кнопку. Кровь шумела в висках, а сердце, казалось, молотком пыталось пробить себе дорогу наружу сквозь рёбра. Ожидая момента, когда она распахнёт дверь, ругал себя за нетерпеливость, но уже не мог повернуть назад. Неизвестность убивала меня. Наравне с тем, что хотелось развернуться и уйти прочь, чувствовал острую необходимость хотя бы просто увидеть и понять, как могу успокоить её.

Секунды уносились прочь, но дверь так и не открылась. Более того, я не слышал даже шагов в квартире, словно там никого не было. Прождав какое-то время, снова позвонил в дверь, прислушиваясь к звукам, доносящимся изнутри. За дверью не раздавалось ни шороха. Нажимая снова и снова на кнопку звонка, всё ждал, когда услышу хоть что-нибудь. Но ничего не происходило.

В груди заскребло когтями тревожное чувство. Теперь мной завладел совершенно иной страх. Вставил ключ в замочную скважину, отворяя дверь и тихо закрывая её за собой. Замер на пороге, вслушиваясь в тишину. Даже по атмосфере в квартире я мог сказать, что Маи не было дома.

– Пчёлка! – позвал, надеясь всё же, что чувства и интуиция обманывают меня. – Пчёлка, ты дома?

Вместо ответа услышал лишь эхо собственного голоса. Осторожно ступая по полу, старался издавать как можно меньше шума. Я заглянул в гостиную, прошёл в кухню, в ванную и, наконец, в спальню, не найдя нигде Маю. Что-то было не так, но я не мог понять, что именно. Снова и снова обходил комнаты пытаясь зацепиться за чувство дискомфорта, не дающее просто уйти и поискать её где-то в другом месте. Я осматривал квартиру, пытаясь заметить какие-то перемены, но всё выглядело так же, как и прежде. Отчаявшись разобраться в сигналах интуиции, упал в кресло рядом с её кроватью. Откинув голову назад, закрыл глаза, думая о том, где она может быть в это мгновение. Взгляд устремился в угол между балконом и рабочим столом Маи. Кровь отлила от лица, когда я понял, чего именно не хватает. Обычно в том углу стоял Пчёлкин чемодан. Она никогда не убирала его в шкаф или на антресоль, часто уезжая в командировки и отвечая на вопрос, почему она его не спрячет, что смотря на него, предвкушает новые поездки и приключения. Но сегодня его там не было. На меня взирал совершенно пустой угол.

Вскочил на ноги, в следующее мгновение оказавшись возле шкафа Пчёлки. Распахнул дверцы, окидывая взглядом его содержимое. Рабочие костюмы, стройным рядом развешанные друг за другом, были в идеальном порядке. Коктейльные платья казались также не потревоженными. Вся одежда лежала строго по своим местам, словно здесь только что навели порядок. Гардероб Маи ещё никогда не был так упорядочен, как в этот раз. И это казалось ещё более странным, если её экстренно отправили к командировку. Она не умела собираться, не оставив после себя хаоса.

Если не принимать во внимание события прошлой ночи, вся ситуация казалась безумно подозрительной. Отключенный телефон, исчезнувший чемодан, идеальный порядок в шкафу, как в прочем и во всём доме, и никакой обратной связи. Пчёлка не могла уехать куда-либо, не предупредив меня. Она бы никогда так не поступила. И плевать, насколько поменялся статус наших отношений, мы сами-то не изменились. Предчувствие непоправимого огромной тенью, разросшейся чудовищной тучи, заслонившей солнце и блокирующей полностью каждый лучик света, накрыло меня, стирая остатки утренней эйфории. Случилось что-то нехорошее, иначе я не мог объяснить его появление.

Ещё раз просмотрел содержимое вешалок и полок, пытаясь определить, куда она направилась. Заметил лишь пару пропавших джинсов и несколько платьев в пол. Конечно, мог что-то и упустить, но я знал достаточно хорошо одежду Маи, смакуя по ночам, лёжа в темноте, её образ, увиденный днём. Я обращал внимание на изменения в её внешности, подмечая малейшие нюансы. Наверное, вряд ли найдется другой парень, настолько остро реагирующий на перемены во внешности подруги, как я, замечая, как та или иная деталь добавляла штрихи в облик Маи. Что бы она не нацепляла на себя, у меня не получалось не восхищаться ею и не смотреть на неё как на произведение искусства. Но, тем не менее, считал важным всё, что она делала со свей внешностью и образом в целом, поскольку Мая была моим идеалом и я не стал бы в ней ничего менять.

Осмотр вещей не смог меня натолкнуть на мысль, куда именно она исчезла. Единственное, что я знал: вряд ли эта поездка стала спонтанной. Обычно все сборы Пчёлки сопровождались диким хаосом и полным беспорядком не только в шкафу, но и во всём доме. Не зная, за что хвататься в первую очередь, она бегала по квартире, сгребая какие-то предметы и закидывая их в чемодан, а затем так же извлекая их обратно, понимая, что набирает слишком много в поездку, длительностью в два дня. Поэтому одежда, предметы личной гигиены, косметика, зарядные устройства от всех видов гаджетов оставались раскиданными по всей квартире, словно те самые следы из хлебных крошек, призванные помочь отыскать дорогу домой и не дающие усомниться в поспешности сборов хозяйки дома. Ведь оставив после себя кавардак, можно не сомневаться, что она вернётся устранить его.

Сейчас же всё находилось в идеальном порядке, будто я забрёл по ошибке в чужую квартиру. Каждый предмет занимал своё место и блестел чистотой. Такого неестественно – идеального порядка, совершенно не характерного для Маи, я ни разу не видел вокруг неё. Мою Пчёлку постоянно окружал легкий кавардак. Обычно она всегда была погружена в собственные мысли и увлечена идеями, поэтому не обращала внимания на то, что творится вокруг неё. Занятая воплощением в жизнь той или иной задумки статьи или расследованием, она не интересовалась обыденными вещами. Воздух вокруг Пчёлки всегда казался наэлектризованным от излучаемой ею энергии. Не умея сидеть на месте, она находилась в постоянном движении. Мая действительно олицетворяла то имя, которым я её называл – Пчёлка, безостановочно кружась и находясь в действии. Поэтому ненормальный для этих стен порядок напугал меня. Напугал настолько, что на шее выступил холодный пот. Что, чёрт возьми, случилось? Где Пчёлка? И как воспринимать подобные перемены?

В висках пульсировало, а душа находилась где-то не на месте, то падая вниз, то начиная трепыхаться в груди, словно птица в неволе. Достал телефон, набирая номер.

– Алло! – тут же услышал ответ на том конце.

– Здравствуйте, тёть Лен!

– Здравствуй, Максим! Как ты? Давно тебя не видела!

– Всё хорошо, тёть Лен. Весь в работе.

– Поздравляю тебя с открытием клуба! Ты так долго к этому шёл! Мы с дядей Пашей очень гордимся тобой и всей душой рады за тебя, Максим.

– Спасибо большое! Я, правда, к этому долго шёл, – беспокойно сжимал и разжимал пальцы, чтобы не перебить маму Маи, сразу же не начав расспрашивать о дочери.

– Дай Бог, чтобы теперь всё шло только в гору.

– Дай Бог! Тёть Лен, я вот что звоню. Вы с Маей сегодня разговаривали? Я что-то не могу до неё дозвониться, – потёр пальцами лоб, стараясь хоть как-то снять напряжение.

– Сегодня? Нет. Последний раз мы разговаривали с ней вчера, перед тем как она собиралась на открытие клуба.

– Она ничего вам не говорила о планах на сегодня?

– Нет, – послышалось беспокойство в голосе мамы Пчёлки. – Что-то случилось?

– Нет, нет, ничего, – я не мог напугать её своими бестолковыми предчувствиями, не убедившись в их оправданности. – Просто вчера было столько суеты, что не смогли толком поговорить. И не знаю, какие у неё были планы на сегодня.

– Ты не пробовал звонить Стасу? Наверняка в выходной день они вместе.

– Со Стасом? – сердце бешено заколотилось, стоило подумать о Пчёлке вместе с этим придурком. – Они же…

Начал говорить и вовремя осёкся. Тётя Лена тоже не знала ничего о расставании Маи с гражданским мужем. Сердце налилось свинцовой тяжестью при осознании всей серьёзности ситуации. Она не только мне не говорила о том, что порвала отношения с гинекологом, но и маме. Как о таком можно умолчать и не поделиться с самыми близкими людьми?

– Что они? – тревога, пропитавшая вопрос тёти Лены, заставила меня вовремя одуматься и, прежде чем сеять панику, разобраться с обстоятельствами.

– Да, кажется, у них были какие-то планы на двоих. Вы правы. Спасибо, тёть Лен.

– С тобой все в порядке, Максим? – осторожно спросила она.

– Да. Я в порядке. Просто не выспался.

– Забеги к нам как-нибудь. Соскучились по тебе.

– Обязательно забегу. Передавайте привет дяде Паше.

– Передам. Он будет рад тебя видеть.

– Заскочу к вам на днях. До свидания.

– До свидания, Максим.

Сразу же прервав звонок, открыл список контактов в поисках номера этого ублюдка Стаса. Вводя его имя в строку поиска всевозможными вариантами того, как я мог сохранить его номер, не нашёл ничего. Казалось странным, почему я не сохранил его, тогда как обычно предпочитал знать о парнях Пчёлки всё от и до. И тем более не позволил бы ей жить вместе с кем-то, о ком не выяснил всю подноготную. Конечно, мне нравилось делать вид, будто его не существует, игнорируя его участие в её жизни. И в то же время это было невозможно. Ведь именно он, а не я, засыпал с Маей по ночам и проводил с ней всё то время, когда она находилась не со мной. Ко всему прочему, я понятия не имел, куда он съехал. Единственное, что я отчётливо знал о бывшем парне Пчёлки – это его место работы. Конечно, вряд ли я смогу застать его там в субботу, но попытаюсь как-то разузнать его адрес.

На основном месте работы, в муниципальной клинике, я застал лишь охранника и дежурного врача, явно находящегося не в духе для разговоров и, тем более, не расположенного помочь мне найти её коллегу. Лишь упоминание Маи помогло мне заставить эту суровую женщину смягчиться и назвать частную клинику, где подрабатывал или, точнее сказать, получал основной доход Стас.

Администратор клиники «Поколение» встретила дежурной улыбкой, сразу же любезно указав на кабинет Станислава Егоровича, стоило ей узнать о том, что я брат Маи. Дождавшись окончания приёма, прошмыгнул мимо возмущенных девушек в распахнутую медсестрой, приглашающей следующего пациента, дверь.

– У нас сейчас пациент! – пыталась завернуть меня обратно в коридор миловидная брюнетка в розовом халатике. – Выйдите, пожалуйста, из кабинета!

Игнорируя её протесты, направился прямо к столу Стаса, делающего какие-то записи. Лишь услышав возмущённые возгласы помощницы, он поднял голову, встречаясь со мной взглядом. Недоумение в глазах бывшего моей Пчёлки тут же сменилось неприкрытой злостью.

– Что тебе? – процедил сквозь зубы.

– Где Мая?– проигнорировал его агрессию, испытывая в ответ не менее негативные эмоции на его счёт.

Два года этот ублюдок владел сокровищем, о котором я грезил и не мог уснуть ночами. Два бесконечно долгих чёртовых года он заставлял верить Маю в то, что он тот, кто ей нужен. И если он считал, будто имел больше прав любить её, то он, мать его, ошибался! Мая всегда была моей, и ничьей больше.

– Пришёл поиздеваться? – стиснул челюсти, простреливая меня разгневанным взглядом.

– Просто ответь, где она?

Несколько мгновений Стас молча смотрел на меня, играя желваками, затем резко отодвинул стул и поднялся на ноги.

– Анастасия Сергеевна, мне нужно выйти на несколько минут. Пригласите пациентку, чтобы подождала внутри, – не отрывая от меня взгляда, подбородком указал на дверь, тут же направляясь к выходу.

Пройдя через просторные светлые коридоры, Стас вышел через служебный вход на задний двор поликлиники, отойдя от двери подальше, дожидаясь, когда я закрою её за собой. Засунув руки в карманы халата, он молча осматривал меня с ног до головы с нескрываемой неприязнью.

– Где Мая? – повторил свой вопрос, беспокоясь больше о том, что случилось с Пчёлкой, чем о мнении этого неудачника.

– Здесь её нет, – пожал он плечами со скучающим видом.

– Это я вижу. Где она?

– Разве это не ты всегда в курсе её передвижений? – зло выплюнул. – Разве не с тобой первым она делилась всеми своими планами и впечатлениями? Тогда почему ты считаешь, будто я знаю о ней больше твоего?

– Б***дь, Стас! Просто скажи, ты видел её сегодня или хотя бы разговаривал с ней?

Я понимал его злость. Быть отвергнутым любимым человеком непросто, именно поэтому я столько лет не решался сознаться в своих чувствах Пчёлке. Но сейчас у меня совершенно не было времени слушать его едкие тирады. Я должен найти Маю, а всё остальное пусть отправляется к чёрту.

– Нет. Я не видел её с того дня, когда сделал предложение.

И снова по сердцу царапнуло при упоминании этого эпизода. Я был так близок к тому, чтобы потерять её навсегда, что любое упоминание этого момента приносило боль и раскаяние. Своей трусостью я заставил страдать всех вокруг, а не только себя.

– Когда это произошло?

– Два дня назад.

Целых два гребанных дня она не говорила мне о таком важном событии в её жизни, как и не упоминала о расставании со Стасом.

Он внимательно рассматривал меня, словно изучая.

– Она не рассказала тебе? – недоверчиво спросил он.

– Нет, – помотал головой, понимая, насколько это кажется абсурдным. Я и сам до сих пор не мог уразуметь, почему она утаила эту новость от меня. – Случайно проговорилась вчера.

– Что произошло между вами? – прожигал меня глазами.

– Ничего такого, о чем тебе нужно знать, – ещё один подобный вопрос, и я разобью ему морду.

– Какой же ты идиот, Макс, – зло фыркнул Стас. – Она призналась тебе?

– Пошёл к чёрту! Не твое дело! – беспокойно начал ходить из стороны в сторону по ступеньке.

– Что с ней?

– Хотел бы я знать. Её телефон недоступен, дома её тоже нет, как и чемодана.

– Может, срочная командировка? Не ездил к ним в издательство?

– Сегодня суббота.

– Сам знаешь, что там постоянно трётся полно народу, даже в праздники.

– Она точно не говорила тебе, куда собирается?

– Она мне рассказывала не так много, как тебе, – с грустью проговорил он.

Молча кивнув, я развернулся к двери не собираясь больше терять ни минуты и намереваясь поехать прямо в офис редакции.

– Почему ты столько лет молчал? – услышал хриплый голос Стаса, словно ему с трудом дались эти слова.

– Боялся потерять.

Не дожидаясь других тупых вопросов, молча закрыл за собой дверь, оставляя Стаса снаружи. Произнеся ему последние два слова, начал осознавать, как всё, чего я боялся, свершилось. Стоило раскрыть свои чувства, и Мая исчезла. Надежда, что вот-вот услышу звонок телефона с высветившимся на дисплее её именем, по-прежнему горела в груди. Она не могла так поступить со мной, не могла так поступить с нами. Столько лет нашим с ней приоритетом было спокойствие и счастье друг друга. И оборвать всё именно сейчас, когда наконец-то появилась возможность быть навсегда вместе, не оглядываясь на мнение посторонних людей и отодвигая в сторону страхи, перешагивая грань недозволенного! Весь путь до редакции газеты, где работала Мая, размышлял на тему, почему она так странно вела себя вчера и чем именно стала для неё прошлая ночь. Но куда более важный вопрос оставался: где она сейчас?

Войдя в офис редакции, кивнул охраннику, сразу же устремляясь к лифту. Поднявшись на шестой этаж, направился к кабинету, где находились рабочие столы Маи и ещё нескольких журналистов. Вот уже на протяжении пяти лет она трудилась в этом издании. Первый год, когда она ещё стажировалась, Пчёлке пришлось упорно доказывать, что она способна писать не только о косметике и светских мероприятиях, но и о чём-то действительно важном.

Помню, с каким отчаянием она пыталась пропихнуть статьи о причинах подросткового суицида, безработице или же о загрязнении воздуха, и всегда получала отказ. Мая расстраивалась и впадала в депрессию из-за того, что не может внести свой вклад в жизнь окружающих и сделать мир вокруг немножечко лучше. Ей приходилось выполнять задания редакции, по-прежнему писать о мероприятиях в городе и его округе, составлять радужную картину мира, игнорируя его изнанку.

Поэтому, получив колонку «журналистское расследование», она с радостью взялась за дело, надеясь, что теперь сможет открыть глаза обществу на отвратительные стороны действительности. Пусть её расследования касались больше производства продуктов, время от времени она раскрывала какие-то шумные дела, касающихся политиков или других публичных личностей. Большинство из них так и не выходило в печать, но она никогда не опускала руки, предпринимая новые и новые попытки рассказать правду. Пчёлка не прекращала мечтать о собственном издании, где собиралась писать о том, о чём другие боятся говорить даже за закрытыми дверями.

Вопреки ожиданиям, меня встретил совершенно безлюдный кабинет. Стол Маи казался пустым без привычной кипы бумаг на нём. Присев в её кресло, начал проверять ящики стола и забеспокоился, не обнаружив в них ни клочка бумажки. Её стол был абсолютно пуст.

– Макс? – услышал мужской голос.

Поднял взгляд, сразу же наткнулся на фигуру босса Пчёлки в дверях кабинета. За пять лет работы Маи на него, мы не раз пересекались как в самой редакции, так и на корпоративах, куда Пчёлка постоянно таскала меня с собой. С Андреем было легко общаться. Имея в запасе сотни интересных тем для разговоров, он постоянно собирал вокруг себя слушателей или оппонентов, желающих оспорить его точку зрения. Мне не нравилось спорить, но я любил наблюдать за беседой, высказывая своё мнение, стараясь не перетягивать внимание на себя. Правда, я не мог сказать, что сильно симпатизировал этому человеку. Меня раздражали его плотоядные взгляды, обращённые в сторону моей Пчёлки, бесила его чрезмерная самоуверенность. Будучи подтянутым и ухоженным, он не выглядел на свои сорок, привлекая внимание женщин, и я всегда опасался, что рано или поздно Мая, как и многие другие, поддастся его чарам. А я не мог этого допустить, именно поэтому с такой готовностью сопровождал её на все пирушки с коллегами.

– Здорово, Андрюх!– поднялся с места, подойдя к парню и пожимая его руку.

– Что-то ищешь?

– Да. Не мог бы ты сказать, куда отправил Маю на этот раз?

– Что ты имеешь в виду? – Андрей медленно снял очки, протирая их светло голубой рубашкой в синюю полоску, водружая их обратно на нос.

– Разве она не уехала в командировку?

– Нет, – осторожно ответил он, нахмурившись. – Мая вчера уволилась.

– Что?

– Она написала вчера заявление на увольнение и забрала все свои вещи.

Кровь зашумела в висках, заглушая стук сердца, камнем падающего в яму, образовавшуюся у меня в животе. Новость повергла меня в шок, разбивая на осколки теплящуюся надежду на встречу с Пчёлкой. Она сбежала от меня.

ГЛАВА 6

Белый пух облаков проплывал за стеклом иллюминатора, расстилаясь невесомой периной, создающей иллюзию безопасности. Казалось, будто она готова подхватить самолёт и не дать ему упасть. Наверное, это последняя видимость надёжности, сопровождающая меня на сложном пути. Но, как ни странно, сейчас меня меньше всего волновало то, что ожидало впереди. Голову занимало лишь оставленное позади. Все мысли находились вместе с Максом, там, в его спальне. Скольких сил потребовало решение оставить его объятия и уйти. Сколько горячих слёз пролилось после. Но я не жалею о сделанном выборе. Так должно было случиться. До сих пор не понимаю, откуда во мне взялось столько смелости и твёрдости покинуть его теперь, после того как чувства вскрылись. Никогда я не испытывала такого счастья, как прошлой ночью, и сохраню это чувство в своём сердце, извлекая из потаённого уголка души в трудные моменты, черпая в этих воспоминаниях силу.

Случившееся, вопреки здравому смыслу, облегчило для меня наше расставание. Теперь я уезжала от него не с болью неразделенной любви, а с лёгкостью, наполнявшей каждую клетку моего тела. Пузырьки счастья, резвившиеся внутри меня ночью и утром, когда я смотрела на безмятежный сон Жёлтого, лопались и щекотали изнутри, тут же сменяясь новыми, теперь успокоились, вытесненные умиротворением.

Конечно, я не желала покидать Макса, но понимала: стоит остаться, и я никогда не решусь на этот шаг, о чём в последствии буду корить себя всю оставшуюся жизнь и проецировать это сожаление на Жёлтого. Я не хотела для нас такого будущего и знала, что он, в свою очередь, никогда не позволил бы мне жертвовать своими мечтами и целями ради него. И поставив все точки над «и» в наших с ним отношениях, я наконец-то могла сосредоточиться на воплощении в жизнь задуманного, не оборачиваясь назад. Вспоминая каждое мгновение, скучая так же сильно, как космонавт по земле в открытом космическом пространстве, и, скорее всего, проклиная себя за совершённую глупость, я буду следовать вперёд к своей цели. Осознавая с особой чёткостью весь риск, поджидающий меня прямо по курсу, знала, на что иду и не рассчитывала на чудо.

Для меня гораздо страшнее было оставаться в своей безопасной оболочке под защитой Жёлтого и всю оставшуюся жизнь пытаться спрятаться от совести, кричащей о моём бездействии. И если я в силах сделать что-то хорошее для этого мира, то ни на мгновение не пожалею о совершённом шаге, как и не буду жалеть себя. Не в моих правилах выбирать наиболее лёгкую дорогу, и я не собираюсь сворачивать с выбранного курса. И благодаря Максу теперь у меня на сердце лишь радость и любовь, а они, как известно, способны творить чудеса.

Оранжевое солнце слепило через стекло, снова напоминая мне о Максе и о том дне, когда мы познакомились. Удивительно, что даже спустя двадцать лет детали нашей первой встречи не померкли в памяти, оставаясь такими же яркими, как тогда, в детстве. И я знала, что прожив ещё долгие десятки лет, буду помнить всё так же чётко, как в этот момент.

***

Двадцать лет назад

Солнце скрылось за тучей, заставив меня поёжиться и плотнее прижаться к поручню. Продолжая вычерчивать палочкой домик на песке, я пыталась отвлечься от того, что родители не повезли меня сегодня к бабушке, как собирались, пообещав поехать навестить её через неделю. Ветер усиливался, задувая в глаза волосы, выбившиеся из косички. Убрав непослушные золотые волосинки от лица, подняла голову и посмотрела на небо. Сощурившись от ослепительно яркого света, тут же перевела глаза к рисунку на земле. Домик казался каким-то скучным, и я решила добавить к нему дерево и несколько цветочков под ним. Окинув взглядом получившуюся картинку, улыбнулась, довольная результатом.Не выпуская палочку из рук, схватилась за поручни, любуясь своим творением. Подол голубого в ромашках платья взметнулся вверх, раздувшись, словно парус корабля, но меня это нисколько не беспокоило. Как и всегда, в это время на площадке не было детей. До этого я никогда не гуляла одна, но сегодня мама оказалась очень занята и отправила меня на часик прогуляться, взяв обещание никуда не уходить отсюда. Конечно, играть одной скучно, только сидеть дома и грустить об отменившейся поездке ещё менее весело.Но у мамы слишком много срочной работы, и она торопилась закончить её до следующих выходных, чтобы исполнить данное мне слово.

Я никого не знала в своём дворе, поэтому не расстраивалась отсутствию детей, даже радуясь тому, что не придётся со стороны смотреть, как играют другие. Скоро меня отвезут к бабуле, где есть двоюродные и троюродные братья и сёстры, с которыми я буду ездить купаться, играть в прятки и строить домики.

– Чур, я первый! – услышала отдаленный крик.

– Нет, я!

Я подняла голову, чтобы посмотреть на кричащего. Прищурилась, вглядываясь вдаль, и увидела трёх мальчишек, бегущих к площадке.

«Только не мальчишки», – подумала, взявшись за поручень еще крепче.

Будучи стеснительным ребенком, я сторонилась незнакомых детей, тем более мальчиков.

«Все пацаны – драчуны и дураки!» – так в моих глазах выглядел противоположный пол.

Но идти домой ещё рано, да и прятаться некуда. Опустив голову пониже, сжалась и заново принялась за свой рисунок, решив дорисовать облака и солнце.

Топот бегущих ног и обрывки разговора мальчишек становились всё громче, пока перед глазами не появилась пара синих сандалий, затоптавших так тщательно выведенную мной картину.

– Я первый! – крикнули сандалии. – Кто не успел, тот – Шреддер!

– Сашка – Шреддер! – послышался голос, мальчика подбежавшего сбоку к качели, на которой сидела я, и постучавшего по опоре.

– Э, я не буду Шреддером! Вы сами такие! – обижено крикнул третий голос, чей хозяин резко затормозил, подняв облако пыли.

Посмотрев туда, где только что красовался домик и увидев на его месте лишь следы от сандалий, почувствовала, как глаза тут же запекло. Обида подкатила к горлу, и немедленно захотелось соскочить с качели и поколотить обидчиков. Но я боялась, что они дадут мне сдачи.

– Что вы наделали! – крикнула, поднимая взгляд на этих ужасных пацанов. – Вы не видите, что я тут рисую? – расплакалась, не в силах сдержать едкие слёзы досады.

– Всё равно твой рисунок некрасивый!– засмеялся первый мальчик.

– Ну и что?! Это мой рисунок! Вот рисуй свой и топчи его, – крикнула ему сквозь слёзы.

– А может, мы хотим твой рисунок топтать, – присоединился к первому третий пацан и начал прыгать по тому месту, где еще виднелись дерево и облака.

Первый мальчик, решив не оставаться в стороне от такого весёлого занятия, присоединился к другу, запрыгав вместе с ним.

– Вы дураки, – слёзы еще сильнее потекли по щекам, капая с подбородка на платье. Размазывая сырость по лицу свободной рукой, не могла отвести взгляда от их ног, напрочь уничтожающих мой труд.

– А ты – малявка! А малявкам тут делать нечего! – зло выкрикнул пацан в синих сандалиях.

– Отстаньте от девочки! – вмешался мальчик, стоявший возле качели и наблюдавший за происходящим.

Он вышел вперед, встав передо мной, словно загораживая от своих друзей.

– А ты чего, в малявку влюбился? – засмеялся первый.

– Она же меньше! А маленьких нельзя обижать. Тебе бы не понравилось, если кто-то испортил твой рисунок, – не спасовал защитник.

– Ну и что! Сейчас это не мой.

– А вот я возьму тогда и порву твою одежду! Понравится тебе? – крикнул вступившийся мальчик

Слушая перепалку пацанов, даже забыла о своих слезах и всматривалась в зеленую футболку, закрывающую меня от противных забияк.

– Зачем одежду-то рвать? – остановился третий.

– Чтобы понял, как неприятно, когда твои вещи портят! – сжал кулаки заступник.

– Ты совсем что ли?– замер первый. – Это я тебе порву!

– Вот и попробуй! – толкнул мальчик в зелёной футболке первого.

– Ты совсем дурак? – попятился мальчик в синих сандалиях назад. – Я маме всё расскажу.

– Ну и рассказывай! А я расскажу, что ты маленьких обижаешь.

– Вот и оставайся здесь с этой малявкой! – зло крикнул первый мальчик. – Саша, пойдём!

– Пойдём! Пусть нянчится, раз влюбился!

– Ага! Тили-тили тесто, жених и невеста! – крикнул первый.

И оба мальчишки сорвались с места, побежав в ту же сторону, откуда пришли на площадку.

Посмотрев, как его друзья удаляются, мальчик в зелёной футболке повернулся ко мне.

– Не обращай внимания на этих дураков! – сказал, садясь на свободные качели справа от меня.

Перестав всхлипывать, я медленно повернула голову в его сторону, чтобы посмотреть на своего спасителя. Светлые волосы, глаза такого же цвета, как у моей мамы, серые, как она всегда говорит, хотя мне всегда казались они голубыми, и озорная улыбка, освещающая его лицо.

– Спа…спа-сибо, – попыталась унять слёзы, поблагодарила его.

– Девочка, не плачь. Они просто не джентльмены, поэтому дураки, – громко успокаивал защитник.

– Что … что так-к-кое джентльмены? – спросила, внимательно посмотрев на мальчика.

– Джентльмен – это тот, кто защищает младших и женщин, – нахмурившись ответил он.

– Значит, ты джентльмен?

– Мама с папой говорят, что да! – гордо улыбнулся мальчик.

– А я? – уже совсем успокоилась, заинтересованная новым знакомым.

– А ты девочка.

– А если я буду защищать младших и женщин?

– Папа говорит, что джентльмены – настоящие мужчины, – посмотрел на солнце и снова перевёл взгляд на меня.

– Тогда кем буду я? – удивленно спросила спасителя, расстроившись, что не могу быть джентльменом.

– М-м-м, – мальчик отвёл на мгновение взгляд в сторону, задумавшись, постучал указательным пальцем по подбородку. – Ты будешь – Леди!

– Что такое Леди? – улыбнулась, услышав новое интересное слово.

– Это девочка в платье!

– Точно! Значит, я Леди! – обрадовалась тому, что я в платье и теперь точно могу быть этой самой Леди. – А как тебя зовут?

– Максим. А тебя?

– Меня зовут Мая!

– Это как пчёлку, что ли? – засмеялся Максим.

– Какую пчёлку? – не могла перестать улыбаться ему в ответ, даже не имея ни малейшего представления, о чем именно он говорит.

– Ты не смотрела мультик про пчёлку Майя? – округлил глаза новый знакомый.

– Нет, – уронила на землю палочку, которая до сих пор была в руке.

– Я тебе дам посмотреть, Пчёлка, – улыбнулся мальчик.

– Я не пчёлка, я Леди.

– Ты Леди – Пчёлка, – звонко рассмеялся Максим.

Веселое настроение защитника оказалось настолько заразительным, что я напрочь забыла о неприятностях с рисунком. Максим казался таким добрым и смелым, и говорил о чём-то, совершенно неизвестном для меня, но таком интересном, что моментально завоевал мое расположение.

– Леди Пчёлка, сколько тебе лет?

– Пять. А тебе?

– А мне шесть. Почему ты гуляешь одна?

– Мне не с кем. Мама занята.

– У тебя нет брата или сестры?

– Нет, – помотала головой.

Мне всегда хотелось братика, но родители почему-то не собирались мне его дарить, поэтому приходилось всегда играть одной и ждать, пока у мамы с папой появится для меня время.

– А мой брат уже в шестой класс пойдёт. Поэтому со мной не гуляет.

– Я бы хотела брата, – опустила глаза к своим сандалиям, рассматривая пыль, припудрившую красную кожу.

– Хочешь, я буду твоим братом? – широко раскрыв глаза от восторга, предложил Максим. – Буду тебя от всех защищать?– начал раскачиваться.

– Разве можно просто взять – и стать братом?– посмотрела на него, не веря, что так легко можно с кем-то стать братом и сестрой.

– Конечно! Мама говорит, что всегда нужно держать слово. Поэтому если я пообещал, что буду твоим братом, то останусь им навсегда.

– Правда?! – обрадовалась, что наконец-то у меня появится настоящий брат, с которым я смогу играть и гулять на улице. – Навсегда, навсегда?

– Навсегда, навсегда! Будем всем говорить, что ты – моя младшая сестра.

– Здорово! – неуклюже оттолкнулась от земли.

Увидев мои неудачные попытки, Максим остановил свои качели и принялся раскачивать меня.

– Только скажем, что ты – двоюродная. Живем-то мы с разными родителями. Поняла?

– Поняла, – согласилась, чувствуя, что вот-вот лопну от счастья.

Так мы и провели вместе на площадке всё оставшееся до прихода мамы время. И вслед за этим всю последующую жизнь.

***

Тот день стал для нас судьбоносным. Не знаю, может, из долга держать своё мужское слово, привитого Жёлтому с детства воспитанием, но с того дня он, и правда, всегда ждал меня на площадке. Во время совместных прогулок Максим защищал меня от друзей, переставших смеяться над ним, как только они узнали о нашем «родстве». Прогулки стали для меня любимым временем дня. И уехав к бабушке, я очень сильно боялась, что он найдет себе новую сестру и будет гулять с ней, забыв обо мне. Но как показала история, Макс не забыл про меня, увлёкшись нашей дружбой так же сильно, как и я.

Вспоминая о нашем с ним детстве, я всегда думаю о том дне и слепящем солнце, таком же ярком, как его улыбка и вся его яркая личность. Даже спустя двадцать лет, я смотрела на него, затаив дыхание, не боясь обжечься его лучами и ослепнуть от исходящего от него сияния. Жёлтый осветил мою жизнь, подарив радость, тепло и любовь. И он навсегда останется моим Солнцем.

ГЛАВА 7

– Я в сотый раз повторяю вам, мы позвоним, как только появится какая-то информация. Вы не должны приезжать сюда по пять раз в день, – проговорил следователь, прикрепляя степлером одну бумажку к другой, даже не взглянув на меня.

– Вы ничего не делаете, чтобы отыскать её, – с трудом сдерживался от того, чтобы разнести к чертям всё это долбаное отделение полиции.

– Мы приступили к поиску, Максим Викторович. И проверяем все возможные варианты, где может быть ваша подруга.

– Опрашивать её вшивых друзей, всё тех же, кого я объехал ещё в день её исчезновения – это пустая трата времени. А пока вы ходите по кругу, как чёртовы пони, с Маей уже могло произойти всё что угодно! – сжал кулаки, подавляя собственный гнев.

Прошло четверо суток с того момента, когда я заснул с ней в одной кровати и проснулся в пустом доме, и реальности, где Пчёлка меня покинула. Я излазил этот проклятый город вдоль и поперёк, но не отыскал и следа того, куда она могла исчезнуть. Ни один человек из тех, с кем она общалась, не знал о местонахождении Маи. Предположив, что она намеренно попросила того, кто в курсе её планов, скрывать свои координаты по неизвестной мне причине, я пустил в ход запрещённый приём, используя байку о больной бабушке, но и это не помогло напасть на след.

И чем дольше я искал её, тем отчётливее чувствовал, как она всё дальше ускользает от меня. На протяжении двадцати лет я просыпался каждый день, не только осознавая мозгом, но и ощущая на каком-то ином уровне – сердцем, кожей и каждой клеткой тела, что моя Пчёлка неподалёку. Это придавало мне сил, заставляя стремиться пройти через все сложности дня как можно быстрее, чтобы скорее встретить Маю. А теперь… теперь у меня в груди словно образовалась пустота. Нет. Она жива, я это точно знаю. Если бы случилось так, что её не стало, то я бы понял это. Не знаю как, но обязательно понял. Но я боялся, чёрт возьми. Только самому дьяволу известно, как сильно я боялся больше никогда не увидеться с ней и боялся того, что именно в эту минуту Пчёлке плохо, а я не могу найти ни единого конца, потянув за который смог бы наконец-то выйти на её след.

Масла в огонь подливала полиция. В первые сутки они даже слушать меня не стали, посмеявшись надо мной и даже ляпнув что-то вроде: «Все они возвращаются, как нагуляются». Если бы не стекло, отделявшее меня от дежурного части, то меня точно засадили в изолятор, лишив возможности поиска Пчёлки. Но, несмотря на все усмешки и безразличие представителей органов правопорядка, я всё равно написал заявление о её пропаже. Трезво оценивая шансы на то, что её начнут по-настоящему искать, снова отправился за помощью к бесполезному Стасу. Этот обиженный ублюдок не хотел и пальцем пошевелить, фыркнув, что это его теперь не касается. В тот момент между нами не находилось стекла или каких-то иных преград, не позволяющих сделать то, о чём я мечтал с первого дня знакомства с ним. Сломанный нос пусть и не облегчил поиски Пчёлки, но немного помог спустить пар, скапливавшийся внутри меня годами.

Придя в участок на следующий день, не удивился, узнав о написанном гинекологом заявлении. Несмотря на всю мою личную к нему неприязнь, он любил Маю и вряд ли хотел, чтобы с ней случилась беда.

В тот же день в отделении полиции появились после визита к ним участкового и родители Пчёлки, и тогда объясняться пришлось не только мне, но и бывшему парню.

Шокированные её исчезновением и новостями об их расставании со Стасом, тётя Лена и дядя Паша до конца не могли осознать всех перемен, случившихся в жизни дочери, но больше всего не понимали, почему она решила скрыть от них такие значимые события. Не понимал этого и я. Как и не понимал того, что именно сделал не так, отчего она решила уйти, не говоря ни слова. Да и если быть уж до конца честным, я чувствовал вину за её пропажу. Как мне казалось, и все остальные, пусть и не озвучивая, винили в этом меня. Лишь чёртов гинеколог осмелился высказать свои обвинения вслух.

– -Что между вами в действительности произошло, а? – в упор смотрел на меня, пытаясь испепелить взглядом.

Боковым зрением заметил, как тётя Лена в напряжении следит за нашей перепалкой, дожидаясь ответа. Я не собирался устраивать перед родителями Пчёлки сцен, но судя по лицу её бывшего, искаженному гримасой гнева, у него были совсем иные планы.

– Ничего такого, о чём тебе нужно знать, – процедил сквозь зубы, а самому захотелось поморщиться от того, насколько отвратительно прозвучала эта фраза.

– Хочешь сказать, что отказавшись выйти замуж за меня, потому что хочет видеть на моём месте тебя, а потом, увидев тебя с очередной девицей, она предпочла опять делать вид, что ей наплевать?

– Здесь не место для выяснения отношений, – постарался проговорить как можно спокойнее, подавляя разгорающиеся с новой силой угли притуплённой ярости.

Родители Маи молча переводили взгляд с меня на гинеколога и обратно. Теперь ни к чему скрывать от них нашу неприязнь и, более того, вражду. Я больше не собирался улыбаться этому ущербному идиоту ради Пчёлки, как и не хотел скрывать, что она моя и ничья больше. Тогда я не задумывался о том, насколько люди в состоянии извратить реальность и повернуть всё против меня. Всё, о чём я мог тревожиться – это Мая. Мы должны найти её, и плевать какими именно средствами. Мусор, заполнявший черепную коробку Стаса и выливающийся из его рта в виде гнилой агрессии, для меня не помеха. Все свои, как ему кажется, лучшие побуждения пусть засунет себе в зад и перестанет вставлять мне палки в колёса, убирая с пути. У него была возможность избавиться от меня, как и была возможность заполучить Пчёлку раз и навсегда. И снова от одной мысли об этом по коже пробежался холодок. Просто нужно найти её, не занимаясь дерьмом, что пытается навязать гинеколог. Иначе вся эта делёжка окажется бессмысленной.

– А где место, Макс? Что ты, сукин сын, снова сделал такого, чего она не смогла больше терпеть?

– Если у тебя есть вопросы ко мне, то давай выйдем и поговорим с глазу на глаз.

При других обстоятельство происходящее вызвало бы у меня усмешку. Но сейчас вместо того, чтобы сосредоточиться на поисках Маи, он вёл себя как последнее ссыкло, наезжая на меня перед её родителями, пытаясь выставить ничтожеством, виновном в её пропаже и обелить себя в их глазах. Ему было известно, я любил этих людей ничуть не меньше своих собственных родителей, но его бесило, что и тётя Лена, и дядя Паша относились ко мне гораздо теплее, чем к нему, их потенциальному зятю.

– У меня к тебе есть вопросы, и я не буду этого скрывать. Например, почему ты не хочешь отвечать прямо перед всеми? Тебе есть что скрывать от родителей Маи?

После этих слов, почувствовал, как кроме его озлобленного взгляда меня прожигает ещё две пары глаз. Если до того, как Стас открыл свою пасть, они не могли и подумать о том, будто я могу быть одной из причин исчезновения их дочери, как старался не думать об этом и я, то после его красноречивого выступления этот вопрос повис в воздухе, словно штормовой ветер, вмиг нагнавший грозовых туч, закрывающих собой всё небо до последнего клочка голубого, создавая сумерки средь бела дня и оставляя ощущение неминуемого приближения грозы.

Так и Стас, начавший указывать всем в этой крохотной комнатке на мутные круги наших с Пчёлкой отношений. Я словно чувствовал себя на банкете, когда со стола убрали салфетки и обнаружили грязные круги на стеклянной столешнице. Игнорировать их до самого конца вечера не получится. Стоит один раз посмотреть на эту грязь – и желание поцарапать её ногтем будет грызть до самого окончания мероприятия, ровно до тех пор, пока не пойдёшь на поводу у своей тяги и не увидишь следы нерадивости официантов на пальце. Подобная грязь заставляет ёрзать от дискомфорта до тех пор, пока полностью от неё не избавишься. И вот он пришёл момент, когда желание сковырнуть пятно со стекла так велико, что способно довести собравшихся до истерики.

– Мне нечего скрывать, – посмотрел на тётю Лену и дядю Пашу, обращаясь к ним. – Ни от кого, – снова встретился взглядом с бывшим Маи.

Внезапно желание врезать гинекологу исчезло, оставив после себя какую-то лёгкость и даже благодарность за то, что всё наконец-то вскроется и больше не останется никаких тайн.

– Что происходит, Максим? – услышал усталый голос мамы Пчёлки.

– Мая призналась мне в любви, – проговорил, наблюдая, как по лицу Стаса пробежала тень боли. – Я ответил ей взаимностью. Мы провели ночь вместе.

– Ах! – шумно выдохнула тётя Лена.

– Я думал, что теперь мы наконец-то будем вместе, и никогда не чувствовал себя настолько же счастливым, как той ночью, понимаете? – повернулся к шокированной супружеской паре. – Когда я проснулся, её не было в квартире, как я уже и говорил. Она не просто переночевала у меня. Мы любили друг друга, а наутро она испарилась. Тёть Лен, дядь Паш, я действительно собирался подарить ей весь мир. Вы же знаете, она всегда для меня была самым важным человеком на Земле. Она – моё всё! – выкрикнул, не в силах сдерживать чувства.

Меня трясло. Сдерживаемые эмоции грызли всё это время изнутри, и стоило с лишь слегка «сдвинуть крышку с банки», как они, словно озлобленные осы, начали жалить меня, не позволяя добежать до убежища.

Высказав всё это вслух, снова ощутил, как боль в груди достигла того уровня, когда ещё немного – и останется только она, поглотив меня полностью. До сих пор не мог понять, как самый счастливый момент в жизни смог обернуться самым настоящим кошмаром.

Руки коснулись тонкие пальцы, и в следующее мгновение моя голова оказалась на плече у тёти Лены, обнимающей меня и гладящей по голове.

– Ты не должен нам ничего объяснять, – тихо говорила она, успокаивая. – Мы всегда знали, как сильно ты любишь Маю и как наша девочка любит тебя. Ты не виноват в своих чувствах и не виноват в том, что она ушла.

Слушая её тихий, убаюкивающий голос и слова успокоения, ощутил, как дрожь затихает и на её место приходят лишь печаль и одиночество. Мне не стало легче от того, что, узнав о нашей с Пчёлкой связи, её родители не обозлились на меня и не принялись обвинять в её исчезновении. Нет. Мне хотелось, чтобы они посылали мне проклятия и обзывали такими словами, какие ни разу в жизни я не слышал из ух уст. Мне хотелось наконец-то утвердиться в мысли, что по моей вине никто из нас не может её найти. Хотелось проклинать себя вместе со всеми остальными. Но вместо порицания получил поддержку, вызывающую ещё большее желание рвать на себе волосы и выть на луну, потому как не понимал, почему она ушла и ещё важнее – куда.

После моего признания Стас вылетел из комнаты как ошпаренный, не крича и не закатывая истерик. Именно так, как и должен был отреагировать разумный человек, не растерявший гордость и не упавший в глазах пусть и не совсем приятных ему людей. И впервые мне стало жаль его. Больно терять любимую женщину, ещё больнее знать, что её сердце принадлежит не тебе, и мучительно больно слышать о том, что она оказалась в постели с другим в то время, когда ты пытаешься собрать себя по кусочкам, заливаясь вечерами крепким алкоголем.

Я хотел пойти за ним, извиняясь за раскуроченное сердце, за то, что превратили его в жертву нашей трусости и неуверенности. Но дядя Паша остановил меня, помотав головой и давая возможность побыть наедине с мыслями. И я остался в комнате лишь с теми, кому найти Пчёлку было так же жизненно необходимо, как и мне.

Всё то время, что я не ездил по знакомым Пчёлки, опрашивая их по второму кругу о том, когда они видели Маю в последний раз и о чём разговаривали, я торчал в отделении полиции, капая следователю на мозги и требуя каких-то результатов. Но эти отожравшиеся трутни топтались на месте, находясь пока что на один шаг позади меня.

Вот и теперь, не услышав никаких новостей о её поисках, я, как и все предыдущие дни, отправился в её квартиру. Находясь в отчаянии, проводил по несколько часов в день дома у Пчёлки, отыскивая несуществующие подсказки, в каком направлении её искать.

Зайдя, я приступил к уже, казалось бы, привычному ритуалу, пытаясь подобрать пароль к её компьютеру. Перепробовав новый набор возможных комбинаций, бросил эту затею. Я всё ещё верил, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится Пчёлка, но отчего-то эта надежда начала стремительно таять, и поэтому не мог просто сидеть на месте. Вытряхнув содержимое всех её шкафов, отыскивая хоть какой-то знак, нашёл клатч, что был при ней в нашу последнюю ночь, запрятанный глубоко в гардероб под зимнюю одежду, где вещи казались долгое время нетронутыми. До этого я успел вывернуть наизнанку каждую её сумку и проверить карманы, имеющиеся в одежде, не обнаружив ничего необычного, кроме груды мусора в виде чеков из магазинов полугодичной давности, записок об интервью или встречах и набросков статей. И ничто, абсолютно ничто, не указывало на то, будто она собиралась в какую-то поездку в ближайшее время. Меньше всего я думал о том, как буду разбирать этот погром позже. Просто продолжал поиски, молясь о малейшей зацепке.

Расстегнув клатч, вытряхнул оттуда помаду, пару свёрнутых купюр и конверт. Повертев его в руках, на мгновение замялся, прежде чем вскрыть. До сих пор я никогда не трогал личные вещи Маи без её дозволения. И теперь моё вторжение в личное пространство Пчёлки ощущалось варварством и отчасти – предательством. Но отчаянные времена, требовали отчаянных мер. Одним движением вспорол бумагу, достав оттуда сложенный в четыре раза лист. С бешено колотящимся сердцем осторожно развернул его, читая аккуратно выведенные её рукой строки:

Привет, Жёлтый!

Ты не представляешь, сколько раз я начинала писать тебе это письмо, но вовремя одёргивала себя и разрывала его на мелкие кусочки. И вот наконец-то настал миг, когда пора раскрыть все карты и рассказать всё, что вертелось на кончике языка, но стоило лишь открыть рот – тут же застревало в горле. И даже сейчас, твёрдо решив признаться тебе во всём, нервничаю и не знаю с чего начать. Странно, да? Ведь обычно именно рядом с тобой для меня самое спокойное место.

Пожалуй, для начала следует тебя поздравить с открытием клуба! Ты сделал это! Поздравляю! Столько вложено в эту мечту сил, энергии, и в конечном результате твои фантазии стали реальностью. Жёлтый, ты даже не представляешь, как сильно я рада за тебя! Даже сейчас, пока пишу это глупое письмо, не могу перестать улыбаться, думая о твоём празднике, о твоём успехе. Сейчас ты, конечно же, начнёшь говорить, что ни о каком триумфе не идёт речь, и для этого должно пройти время. Но к чёрту время, Макс! Зная тебя, я ни на мгновение не сомневаюсь в успехе заведения. Поздравляю тебя, напарник.

Не хмурься! Несмотря на то что считаю твою морщинку между бровей жутко привлекательной, не хочу, чтобы она там поселилась навсегда. А она непременно будет на месте на протяжении всего того времени, что ты читаешь письмо и какое-то время после.

Сейчас, наверняка, ты очень озадачен вопросом, зачем я написала всё это, когда уже поздравила лично. Но есть кое-что, в чем я должна тебе признаться, поскольку не уверена, что увижу когда-нибудь вновь твои прекрасные глаза.

Макс…

Ты был в моей жизни самым главным мужчиной. И это не секрет ни для тебя, ни для остального мира. С тобой мне всегда было веселее, чем с другими, надёжнее, интереснее и просто уютнее. Я не буду расписывать всего, о чём ты и сам знаешь. Единственное, чего я не понимала долгое время – это то, что ты для меня гораздо больше, чем весь мир. Ты – моя Вселенная. Я люблю тебя так сильно, что больше не могу притворяться, будто мы просто друзья. До недавнего времени я верила, будто достаточно просто быть рядом с тобой. Но силы притворяться дальше иссякли. Быть другом, младшей сестрой, девочкой, с которой ты сдуваешь пылинки, но на кого никогда не посмотришь как на женщину – не для меня. Моя любовь к тебе настолько велика, что пришло время отпустить тебя и дать возможность жить нормально. Теперь тебе не придётся оборачиваться на меня, придумывать объяснения для подружек о том, кем именно я для тебя всё-таки являюсь, и сбросить с шеи балласт. Ты – Солнце, Макс! И должен согревать своими лучами не только девчонку, плетущуюся у тебя в хвосте, а одаривать своим теплом кого-то, кто сможет светить для тебя так же ярко, как и ты для меня.

Не злись, пожалуйста, и не вини себя. Есть причины, по которым я решилась выйти из тени. Я должна совершить что-то значимое. И сейчас именно то время, когда я могу это сделать.

Будь счастлив, Жёлтый.

С любовью, твоя Пчёлка.

P.S. Пароль к лэптопу – zheltoesolnce.

Несколько мгновений я стоял, не двигаясь, слыша лишь стук крови в висках. Пальцы онемели, держа эту проклятую бумажку. Казалось, что не могу сделать вдох без того, чтобы не рухнуть. Каждое слово в этом письме, резало меня по сердцу, обескровливая. Из меня будто выкачали жизнь. Она действительно ушла сама. Ушла. Попрощавшись. И сделала это так, словно не собирается возвращаться. Растерянность вмиг сменилась злобой на неё, на себя за то, что был труслив и не мог раньше раскрыться перед ней. За то, что думал лишь о себе, и в итоге остался ни с чем. Скомкав письмо, бросил его на пол и ударил изо всех сил по полке, раскрошив её. Ярость и отчаяние захватили меня настолько, что я уже не контролировал свои дальнейшие действия. Вытягивал ящики из шкафа, швыряя их на пол, переламывая каждую полку и перекладину. Не знаю, сколько я бы успел ещё разнести, как вдруг раздался звук бьющегося стекла. Огромное зеркало, занимающее дверцу гардероба, рассыпалось под ноги, отбрасывая солнечные блики на потолок. Оглянувшись вокруг, схватился за голову, падая на пол.

Что же я делаю? Я не только разрушил наши с Маей жизни, но и пытаюсь разнести в пух и прах всё, что осталось от неё. Я не могу опускать руки, а должен всё исправить.

Не имея других подсказок, подошел к её рабочему столу, включая компьютер. Введя пароль, указанный в письме, открыл её почту, просматривая одно письмо за другим, холодея всё сильнее с каждым прочитанным эмейлом. То, что открылось моим глазам, казалось какой-то нездоровой шуткой. Такого я не мог предположить, надеясь, что всё окажется глупым розыгрышем, но и эта надежда испарилась, когда я открыл её социальную сеть. Кровь отхлынула от лица, и спина покрылась ледяным потом. Не осталось больше ни ярости, ни злости – только страх, быстро переросший в самый настоящий ужас.

ГЛАВА 8

Пройдя через таможенно – пропускной пункт, я знала, что дороги назад нет, хотя всё ещё могла пойти на попятную. Могла остаться в аэропорту, купив билет на обратный рейс или на любой другой самолёт, способный увезти меня как можно дальше от этой страны и всего последующего. Могла… Но совесть, гордость и прочая чушь, со временем переставшая иметь значение в игре под названием «борьба за выживание», не позволили этого сделать и спасти тем самым себя и ещё многие другие жизни. Нет. Я, словно послушный агнец, шла на закланье, твёрдо веруя, будто моя жертва способна помочь кому-то другому. Но всё, о чём следовало думать в тот момент – это собственное спасение. Проблема заключалась лишь в следующем: инстинкт самосохранения у меня или напрочь отсутствовал, или оказался задушен жаждой подвигов, гражданской ответственностью и, снова никому не нужной, гордостью, не позволявшей вернуться домой поджавши хвост. В общем-то, это основные причины, заглушающие здравый смысл и подталкивающие меня к выходу из здания.

Забрав свой скромный багаж, проследовала в зал прибытия, окидывая взглядом встречающих. Огромная табличка с моим именем возвышалась над головами десятков таких же встречающих. Не в силах разглядеть лица человека, чьи руки держали не только плакат, но и всю мою дальнейшую судьбу, подавляя волнение, направилась в его сторону. За головами других мужчин заметила знакомую по фото белоснежную улыбку.

– Мая! – вышел он вперёд так, чтобы я могла полностью его разглядеть.

Высокий, как и говорил в письмах, сто девяносто сантиметров роста, подтянутый. Сквозь белую рубашку-поло, резко контрастирующую со смуглой кожей, можно было различить развитую мускулатуру. Он показался мне довольно привлекательным. Нет, не так. Очень привлекательным внешне. Вживую парень выглядел гораздо красивее, чем на фото. Чёрные глаза в обрамлении таких же чёрных густых длинных ресниц, ровный нос и чувственные губы, растянутые в улыбке, превращали его в героя, сошедшего со страниц женских романов.

– Здравствуй, Башир, – поздоровалась с ним на русском.

Встречающий меня мужчина отошёл немного в сторону, чтобы не загораживать остальным прибывшим обзор на таблички с именами. Я проследовала за ним, останавливаясь и снова осматривая его с ног до головы, поражённая его внешними данными.

– Позволь взять твой багаж, – спросил, дожидаясь моего ответа, прежде чем забрать чемодан из моих рук.

– Да, конечно, – передала ему свою поклажу, избегая соприкосновения с его кожей.

– В жизни ты ещё более прекрасна, чем на фото, – буравил меня взглядом, заставляя краснеть под напором его тёмных, как ночь, глаз.

– Спасибо, – потупила взор, стараясь скрыть волнение.

– Наверное, ты очень устала?

– В самолёте не удалось поспать из-за плачущего на заднем кресле младенца.

– Тогда поедем, я отвезу тебя в отель.

– Да, конечно, – улыбнулась в ответ, чувствуя, как подрагивают губы.

Башир двинулся вперёд, а я, поправив на плече ремешок сумки, оглянулась в последний раз на двери, через которые добровольно пришла сюда. Мысленно попрощавшись со своей жизнью до этого момента, повернулась к высокой фигуре мужчины и последовала за ним.

Не успев покинуть здание аэропорта, почувствовала, как сквозь открытые двери на меня хлынул горячий воздух, смешавшийся с запахом специй и проникающий глубоко в поры. Но стоило выйти на улицу, и дышать стало невыносимо больно. Раскалённый воздух обдирал при вдохе гортань, ошпаривая лёгкие и угрожая превратить их в лужу расплавленного пластика. Не знаю, от нервов ли или из-за непривычного климата, но я начала задыхаться и в то же время старалась не показывать этого своему спутнику.

– Нам сюда, – махнул рукой в нужном направлении Башир.

Он проводил меня к стоянке автомобилей, где, закинув в багажник чемодан, улыбаясь всё так же дружелюбно, открыл дверь новенького автомобиля, позволяя сесть рядом с водительским сидением. Лишь опустившись в кресло, почувствовала спасительную прохладу, идущую от кондиционера. Восстановив дыхание, втянула воздух поглубже, практически закатывая глаза от удовольствия. Дожидаясь, пока Башир выедет с парковки, огляделась вокруг. Кожаный чёрный салон казался практически нетронутым, словно машину доставили в аэропорт прямо от автодилера, сомнений в натуральности отделки не оставалось, запах мягко выделанной и приятной на ощупь кожи витал вокруг. Проведя кончиком пальца по креслу, тут же убрала руки на колени, крепко обнимая сумку и стараясь не показаться дикаркой. Современная панель управления мигала, меняя свет подсветки, как в танце, завораживая.

Но как только Башир вывел автомобиль на автостраду, всё моё внимание сосредоточилось на пейзаже, проплывающем за окном. Первое, что бросилось в глаза – это пальмы. Огромное количество пальм для этих мест казалось немного странным, но вспомнив, какими ресурсами располагает данное государство, поняла, что чудеса должны здесь встречаться повсеместно. Ровная гладкая дорога делала путь приятным, правда однообразность пустынного ландшафта, скрашенного редкими зелёными участками, навевала некоторую скуку.

– Я забронировал для тебя номер хорошего отеля в центре. Оттуда близко до всех главных достопримечательностей города. Только скажи, когда ты будешь в состоянии для совершения экскурсии, чтобы я вовремя приехал за тобой.

– Мне будет достаточно одного часа для того, чтобы привести себя в порядок.

– Всего лишь час? – кинул на меня недоверчивый взгляд.

– Да, часа более чем достаточно, – посмотрела на его идеальный, будто с обложек журнала, профиль.

– Как далеко твоя квартира от моего отеля?

Я понимала, что, скорее всего, та информация, которую он мне даст, окажется фальшивой, но должна была узнать хоть что-то. По-другому ощущала себя совершенно беспомощной, а знания давали видимость хоть какой-то защищённости.

– В нескольких кварталах.

– Близко, – пыталась выдавить из себя хотя бы какие-то слова.

Неловкость и тревога давали о себе знать в виде тошноты и лёгкой дрожи. Неважно, как долго мы вели переписку с Баширом в сети, личное общение вкупе с пониманием того, что должно последовать, напрочь стёрло между нами легкость наших диалогов в социальных сетях.

– Со временем ты привыкнешь к нашему воздуху, – проговорил он. – Я заметил твоё затруднённое дыхание, – тут же добавил парень, не дожидаясь вопросов от меня.

– Надеюсь, – выдавила из себя подобие улыбки.

Постепенно картинка за стеклом машины начала меняться. Вместо клочков пустыни с засаженными на них пальмами и зелёными газонами, перед глазами предстали многочисленные небоскрёбы, разрывающие своими вершинами небеса. Забыв о недомогании, я прилипла к окну, жадно всматриваясь в чудеса современной архитектуры. Всё то, что я видела на фотографиях в интернете и в передачах, не могло отразить в полной мере величие этого места, напоминавшего город будущего больше, чем все современные мегаполисы вместе взятые.

– А вот и мой город, – гордо проговорил Башир, вливаясь в поток ещё более дорогих автомобилей.

Мы мчались по трассе мимо каменных исполинов, чьи головы я не могла увидеть из окна автомобиля, даже задрав лицо максимально вверх. До самого отеля Башир больше не обронил ни слова, позволяя мне впитывать увиденное. Лишь тихое бормотание местного радио напоминало о той части света, куда меня занесло в погоне за справедливостью. Притормозив у огромного отеля, Башир отдал ключи от машины служащему гостиницы, в то время как мою дверь открывал другой мужчина в униформе.

Лобби отеля выглядело практически как дворец. Мраморные полы, позолоченная отделка на вычурных колоннах, выполненных из полудрагоценных камней, дорогая современная мебель. Ни в одной стране мира я не видела подобной роскоши, но приученная в любой ситуации вести себя профессионально, не стала вертеть головой по сторонам, открывая рот в восхищении. Пройдя к стойке администратора, услышала приветствие на английском от миловидной девушки европейской внешности:

– Добро пожаловать в отель «Чудо пустыни».

Проводив до номера, Башир оставил меня одну, давая возможность привести себя в порядок после перелёта. Но единственное, что требовало на тот момент порядка – мои мысли. В голове царил настоящий хаос, отзывающийся эхом под рёбрами, там, где прячутся сердце и душа. Хотя в том ли месте обитает эта эфемерная субстанция, я особо не задумывалась, сосредотачиваясь на более актуальных вопросах. И сегодня на повестке дня их оказалось немало. Мысленно прыгая от одного к другому, старалась не концентрироваться ни на одном, ведь стоило позволить чему-то из блуждающего в моём сознании взять верх, и тогда меня охватывал страх.

Он доминировал в моём сознании с того самого момента, как я оплатила авиабилет. Но там, дома, у меня был Жёлтый, и процесс принятия собственных чувств к нему перекрыл всё остальное, направляя свет прожекторов на Макса, размывая задний фон. Даже сейчас, стоило лишь подумать о нём, как всё внутри встрепенулось, разливаясь теплом по венам. При воспоминаниях о нашей ночи с ним у меня перехватывало дыхание и хотелось парить над землёй. Но затем я оглядывалась по сторонам, с печалью признавая тот факт, что в будущем нам не суждено встретиться.

Кто-то захочет меня осудить, кто-то просто будет недоумевать, как я могла просто уйти от человека, в ком заключалась вся моя жизнь. Вот только ни один из этих людей не задумывался о том, что действительно важно в нашей жизни и о существовании чего-то гораздо более значимого, чем любовь двух отдельно взятых людей.

Наш мир стремительно обесценивал чужую жизнь, предпочитая стереть из словаря понятие – моральные ценности, и давно забыл о долге, справедливости, чести. Я не могла оставаться в стороне, наблюдая за самоуничтожением человечества. Ведь если мы сами позволяли выйти на передний план материальным благам, потаканию желаниям плоти, и каждый выставлял на пьедестал лишь собственную значимость, закрывая глаза на страдание и беды остальных, то разве мы всё ещё имели право называться людьми?

Я хотела помочь миру стать немножечко лучше. И пусть мои усилия окажутся иголкой в стоге сена, но я отчаянно верила в других таких же безумцев, как и я, желающих качнуть чашу весов в пользу добра, мира и всего другого хорошего, существующего в этом заражённом эгоизмом и злом, но всё же прекрасном мире. Именно поэтому я стала журналисткой. И по той же причине всегда ждала возможности внести свой вклад в жизнь человечества и, получив его, не собиралась упускать.

Смыв в душе дорожную пыль, оделась в пудровое платье в пол, закрывающее линию декольте и предплечья, и спустилась в лобби точно в обговорённое с Баширом время. Внизу я не сразу заметила среди других арабов своего спутника. Видя его до этого лишь в европейской одежде, не смогла распознать его среди незнакомцев.

Пока я искала взглядом своего приятеля, ко мне приблизился мужчина в традиционной арабской одежде.

«Что нужно от меня этому мужчине?» – пронеслось в голове, и я инстинктивно сделала шаг в сторону, решив, что ему нужно пройти куда-то мимо меня.

– Не знаю, смогу ли привыкнуть когда-нибудь к твоей красоте, – проговорил он на русском с сильным акцентом.

Подняла глаза к лицу мужчины и облегченно выдохнула. Башир. Раньше мне не доводилось видеть его в национальной одежде, и почему-то в моём сознании ни на мгновение не появилось мысли, что он может одеваться так. С одной стороны, он выглядел как обычный араб, а с другой – белоснежные кандура и гутра подчеркивали его смуглую кожу и чёрные как уголь глаза. И как ни странно, он казался в них ещё более молодым и привлекательным, выделяясь на фоне остальных мужчин.

Боковым зрением заметила, как на него засматриваются туристки, явно обратив внимание на его красоту. Башир действительно был красив. Необязательно любить подобный типаж мужчин, чтобы признать этот факт.

– Ты мне льстишь, – потупила взор, чувствуя, как под его пристальным взглядом краснеют щёки.

– Мне несказанно повезло, что ты станешь моей женой, – восхищённо проговорил он.

Хотела сказать ему что-то в ответ, но внезапно все слова выветрились из головы, и посреди горла встал ком. Жена. Да, я отказала мужчине, которого думала, что люблю, и после этого решилась принять предложение совершенно чужого для меня человека. Вот такая странная штука – жизнь. И порой мы должны принимать с первого взгляда нелогичные и странные решения, не поверяя ни единому существу в мире их настоящие причины.

И не надо выпучивать глаза и кричать о том, что я сошла с ума, и приводить в пример массу жутких историй про наших девушек, пытавшихся найти счастье в браке с иностранцами на территории их государства. Не надо. Я об этом, как никто другой, осведомлена и понимаю все возможные последствия. И если говорю все, то это значит абсолютно все!

Но вы продолжите интересоваться, для чего мне это, тем более, когда Макс ответил мне взаимностью, и почему я никому не сообщила о своём решении. А всё именно по простой причине: никто бы не позволил мне сесть на тот самолёт и совершить самую большую глупость в жизни. И если взглянуть на мои действия со стороны, то так оно и есть. Я сглупила, и так сильно, что моей дурости сразу хватило бы вперёд на несколько поколений женщин. Только вот, если посмотреть на ситуацию моими глазами, то история приобретает совершенно иной окрас.

– Готова к прогулке? – не дождавшись ответа, спросил Башир.

– Конечно, – искренне улыбнулась, обрадовавшись возможности не придумывать лживых реплик.

Мы проездили весь день до наступления темноты, посмотрев самые красивые места города. Башир с гордостью рассказывал мне их историю, словно сам внёс свою лепту в построение города. Каждое его слово сквозило восхищением и любовью к этому месту и всему, что с ним связано. Его обожание казалось заразительным, и, находясь здесь менее суток, я начала проникаться симпатией к городу и стране в целом.

В тот момент я уже не особо придавала значение тому, как сильно мой спутник акцентирует внимание на том, что это его государство, заметив данный факт ещё во время переписки. С самого начала нашего общения мне не требовалось подтверждения лжи, льющейся на меня словно из рога изобилия. Более того, была готова к обману и даже ждала его. Но до сих пор поражалась тому, как естественно у него выходило выдавать желаемое за действительное. Очевидно, что помимо необходимости придумывать легенду о своем роде, богатстве и даже национальности, он вжился в роль не только из-за добросовестного отношения к своей миссии, но и стремился, чтобы каждое сказанное слово оказалось правдой. Башир мечтал быть тем, за кого выдавал себя, и неудивительно, почему многие верили ему с такой легкостью, верили и попадались в сети. Будь я немного наивнее и окажись моё сердце свободным, то вполне могла очутиться в числе слепых дурочек, спутавших сказку о Золушке с ночным кошмаром. В отличие от них всех, я осознанно перешагнула порог ада.

После захода солнца город не погрузился в темноту, а даже засиял ярче, чем при свете дня. Объятый тысячами огней, он переливался и сверкал. Дитя союза бетона и песка свысока взирал на людей, море и всё, что его окружало, обволакивая яркими огнями небоскрёбов. Я смотрела на великолепие города, впитывая суету и оживленность мегаполиса, зная о скором расставании не только с этим местом, но и с городской жизнью в целом.

После ужина в ресторане к Баширу подошли ещё двое арабов, не могла с точностью определить местные они или нет, по заявлению моего спутника, они были его бизнес партнёрами. Представив меня на английском языке, он что-то сказал им на арабском.

– Красавица, – отвесил каждый из них по неоригинальному комплименту, пожирая меня глазами, совершенно не беспокоясь о том, что рядом стоит жених.

От их взглядов у меня засосало под ложечкой. Скрестила руки на груди, закрываясь от них, но не отвела взгляда. Нагло смотрела прямо в похотливые глаза, мысленно уже снявшие с меня платье.

– Спасибо, – ответила, дождавшись, когда они всё же поднимут глаза к моему лицу.

Заметив мой агрессивный настрой, деловые партнёры Башира снова заговорили на арабском, больше не удостоив меня своим вниманием. Но всё равно рядом с ними я не могла расслабиться, чувствуя опасность. Их взгляды и манера держать себя мало напоминали поведение уважаемых и обеспеченных людей, за коих они себя выдавали. Смотря на этих людей, в голову приходило лишь одно слово – стервятники. Время рядом с ними тянулось целую вечность. Хотелось как можно скорее избавиться от неприятного общества, но я не могла просто взять и отойти в сторону. Чужая страна, чужие обычаи, которые я совсем не знала, и совсем иной менталитет, чью реакцию предугадывать так же бесполезно, как и определять погоду, плюнув против ветра, могли отреагировать порицанием и агрессией на любой неверный жест.

Наконец-то мучительное ожидание закончилось. Распрощавшись с приятелями, мы с Баширом снова остались вдвоём. Облегчённо выдохнув, прошла вслед за ним к машине, мечтая побыстрее оказаться в спасительном уединении гостиничного номера, подальше от всех глаз, разговоров и фальши, сквозившей в каждом нашем с ним действии.

– Церемония состоится завтра, – проговорил совершенно будничным тоном жених.

– Так быстро?

Эта новость застала меня врасплох. Конечно, я знала, к чему всё идет, и трезво оценивая ситуацию, не рассчитывала на знакомство с родителями, как и не собиралась принимать его веру. В действительности, я хотела, чтобы всё случилось быстрее, чем меня начнут искать дома. Но именно в тот момент, в машине, поняла в полной мере, что именно это будет означать для меня. Заключив союз с Баширом, я заключу договор с самим Сатаной, пришедшим по мою душу. Я чувствовала, как медленно погружаюсь под воду с привязанным к ногам камнем, и у меня остаются последние мгновения, чтобы успеть надышаться напоследок свободой.

– Послезавтра нужно будет улететь по делам фирмы. Это будет затяжная командировка.

– Я думала, что вылет только через неделю, – понимала, что мои расспросы ни к чему не приведут, но всё же не собиралась молча сглатывать всё предложенное.

– Возникли неотложные дела. А без свидетельства о браке у нас могут возникнуть проблемы при получении твоей визы.

– У меня даже платья нет… – во рту всё сразу как-то онемело, и язык отказывался шевелиться.

– Я обо всём позаботился. Ты будешь великолепна в любом наряде, – улыбнулся, открывая взору белоснежные зубы. – Не волнуйся, всё будет прекрасно.

Каждое его слово отдавалось ударом где-то в висках. Череп словно кто-то начал сдавливать, норовя расплющить голову, а я ничего не могла с этим поделать. Да и возразить особо было нечего. Прилетев в этот город, я предполагала, что нам нужно будет уезжать, да и прибытие именно сюда требовалось больше для того, чтобы пустить мне пыль в глаза и не позволить пойти на попятную. И не сомневаюсь, подобный манёвр срабатывал превосходно с девчонками, мечтающими покинуть свою страну и выйти замуж за шейха. Ослеплённые своей мечтой и местным блеском, они не задумывались о том, что богатые мужчины, тем более арабы, никогда не станут искать себе жену через социальные сети. НИКОГДА! И тем более, любой влиятельный гражданин этого государства не женится на иноверке. Каждый будет требовать принятия его веры. И если вам сказали, что в наше время это не настолько важно, то женой вы явно не станете, разве что – временной. До тех пор, пока ваш «супруг» не передаст вас кому-то другому.

Спросите меня, какого чёрта я всё ещё не взяла паспорт и не улетела на Родину, если видела обманщика насквозь? Для всего были причины. И мои не позволяли отыграть назад, трусливо сбегая домой. В сложившейся ситуации я даже благодарила Башира, что он не стал растягивать фарс с помолвкой и прочим бредом, сразу окунув меня в суровую реальность. Я всё ещё боялась всего, что должно последовать после свадьбы и после того, как мы покинем страну. Но у меня был план, способный помочь мне вернуться домой. И, да поможет мне Бог, привезти с собой других девушек, угодивших в смертельную ловушку.

– Не могу дождаться завтрашнего дня, – с трудом выдавила из себя улыбку, заглянув в глаза парню, и тут же отвернулась к окну, подавляя страх.

Игра на выживание уже началась.

ГЛАВА 9

Чавкающие звуки, издаваемые жижей при моей малейшей попытке уцепиться как можно крепче за тонкую ветку, словно насмехались надо мной, зная, что я сам ускоряю процесс погружения в трясину. Я злился на себя, на это проклятое болото и на ветку, что тянулась вслед за мной, вместо того, чтобы помочь мне выбраться на берег. Жижа уже полностью скрыла уши, добравшись до щёк. Задрав лицо повыше, стараясь удерживать над водой, смотрел на графитовые тучи, приготовившиеся пролить на это место разгневанные слёзы, и не верил, что пришёл мой конец. Ветка выскальзывала из пальцев, а мне было страшно дышать. Каждый глубокий вдох помогал трясине утягивать меня глубже в свои объятия. Пот, выступивший на лбу в тот момент, когда понял, что иду ко дну, стекал в глаза, не позволяя насладиться последним в жизни пейзажем. Я не хотел умирать, чёрт возьми! Мне нужно выбраться из этой проклятой жижи! Обхватил сильнее ветку, потянув на себя, чувствуя, как трясина крепче захватывает ноги в силки, утягивая в смердящую пучину. Ветка треснула, оставаясь в руке знаменем моего поражения.

Распахнул глаза, резко сев и с облегчением обнаружив, что нахожусь у себя в постели. Шумно вдохнув, скинул одеяло, спустив ноги на пол. Соприкосновение кожи стоп с холодным ламинатом успокаивало всё ещё воспалённые после увиденного во сне нервы. Не думал, что чувствовать опору под собой настолько важно. В последнее время я действительно ощущал себя в каком-то подвешенном состоянии. Исчезновение Маи полностью перевернуло мой мир с ног на голову. Я словно постоянно пребывал в состоянии невесомости, не зная, за что ухватиться и как снова спуститься на землю. Меня качало из стороны в сторону, будто лодку посреди штормового моря. И казалось, этой буре не будет конца и, пробыв в её эпицентре хотя бы немного, лодка разлетится в щепки, выбросив меня в ледяную воду на растерзание акулам. Чёрт! Я бы и сам прыгнул в любой кипящий котёл или раскалённую лаву, если бы это помогло вернуть Пчёлку. А пока я находился в мучительной неизвестности, горя желанием сворачивать горы в поисках Маи, и в то же время связанный по рукам и ногам формальностями и вынужденным ожиданием.

Найденная в компьютере Пчёлки переписка погрузила меня сначала в шок, а затем в болезненную ярость. Читать, как она флиртует с другим, с незнакомцем и чужаком, оказалось гораздо тяжелее, чем видеть происходящее воочию с её бывшими парнями. Теперь я не просто ревновал близкую подругу и любимую женщину к новому ублюдку, не подходящему ей ни по одному из параметров. Теперь я ревновал свою женщину к совершенно постороннему для неё человеку, укравшему её у меня. Я, словно мазохист, всю ночь читал их переписку, длившуюся целых шесть месяцев! Шесть месяцев она вела тайную жизнь, сумев скрыть от меня нечто серьёзное, ни на мгновение не позволив заподозрить в чём-то подобном! Мне хотелось добраться до этого ублюдка, соблазняющего Маю, и переломать ему пальцы, чтобы он не смел писать ей, заманивая в капкан, и свернуть шею, тем самым обезопасить её. Но уже было поздно. Пчёлка улетела к нему. И самое худшее из всего, узнанного мной, это то, что она собиралась выйти за него замуж.

Я рвал на себе волосы, и кажется, даже выл от безумия, охватившего меня после всего прочитанного. Как она могла так поступить со мной? Как? А самое главное, зачем? Её слова, адресованные этому ублюдку Баширу, были пропитаны фальшью. В них не было и грамма искренних чувств. Я знаю, как она общается с по-настоящему дорогими для её сердца людьми, и всё увиденное мной той ночью совершенно не походило на мою Пчёлку. Наверное, мне так бы и пришлось мучиться подобными вопросами дальше в случае импульсивного выключения компьютера, но я знал, Мая не собиралась причинять мне боль и хотела, чтобы я увидел эту переписку собственными глазами по иной причине. Задвинув злость и боль от увиденного на задний план, продолжил исследовать содержимое жёсткого диска. Папки с многочисленными статьями, неопубликованными материалами, наброски новых тем, файлы с досье объектов, фигурирующих в расследованиях Пчёлки, и ничего объясняющего её необъяснимую связь с арабом. Хотелось бросить бесполезные попытки отыскать то, чего, казалось бы, не существовало. Но тут я заметил папку с номером «8», затерявшуюся среди других, носящих более развёрнутые названия.

Щёлкнув дважды по папке с номером, увидел текстовые файлы с женскими именами, а ниже папки – дублирующие имена из файлов. Один за другим принялся открывать тексты, нахмурившись, вчитываясь в их содержание.

Вероника Сергеевна Суворина

Дата рождения: 24.02.1994

Рост: 165 см

Вес: около 53 кг

Цвет волос: Крашеный блонд

Цвет глаз: серые

Образование: Высшее экономическое

Последнее место работы: Администратор в фитнес клубе «Идеальное тело»

Семья:

Отец Сергей Николаевич Суворин – сотрудник МЧС

Мать Людмила Анатольевна Суворина – бухгалтер в продуктовой торговой сети «Атлант»

Братья и сёстры: не имеется

Увлечения: Чтение, культура востока, танцы живота.

Личная жизнь: Около года не находилась в официальных отношениях.

Судимость: нет.

Участие в публичных скандалах: зарегистрированных не имеется.

Дата исчезновения: 6.10.2016

Последний раз замечена выходящей из продуктового магазина рядом с домом соседкой Гавриловой Ниной Васильевной. В момент встречи, по словам соседки, Вероника выглядела счастливой. Много улыбалась. Спросила Нину Васильевну о самочувствии, предложила донести пакеты, но пенсионерка отказалась, сказав, что направляется в гости.

Знакомые характеризуют Веронику как жизнерадостную, дружелюбную девушку. Родители называют её доброй девочкой. Вероника увлекалась арабской культурой и последнее время откладывала деньги на путешествие по странам Востока. Перед исчезновением стала более замкнутой и немного растерянной. За несколько недель до пропажи удалила из социальных сетей всех знакомых мужского пола. Никто не знает, с чем связаны подобные перемены.

Из личного расследования.

Из соцсетей удалена вся переписка. Список групп составляют сообщества, посвященные арабской культуре и странам.

Известных конфликтов не было. Последний раз состояла в длительных отношения(х) с молодым человеком по имени Кирилл Романович Заболотский. Отношения длились около полутора лет, и расставание произошло по инициативе Вероники.

По словам друзей, она не испытывала к нему глубоких чувств, а всегда мечтала о настоящей большой любви, именно по этой причине и решила разорвать отношения. На момент исчезновения девушки Кирилл уже несколько месяцев состоял в законном браке и, по его словам, обиды на Веронику никогда не держал.

Открытых завистников или врагов у девушки также не было.

Задолженностей и кредитов на имя Вероники Сергеевны Сувориной не найдено.

Поначалу я не мог понять, для чего ей нужна эта информация. Ведь все эти девушки не были публичными личностями или политиками, ни одна из них не была замечена в скандале. Но позже, к пятому досье, рамка пазла сложилась в ровный контур, куда оставалось поместить лишь основную картинку. В каждом файле фигурировали названия одних и тех же групп о Востоке. Какие-то из них действительно рассказывали о культуре загадочных восточных стран, а некоторые служили платформой для знакомств с арабскими мужчинами. Вернувшись в профиль Маи, открыл список сообществ, в которые она входила, уже догадываясь, что именно должен там увидеть.

Восточная сказка

Страны востока

Арабские мужчины

Восточная мудрость

Философия востока

Замуж за араба

Перед глазами появились всё те же названия, что я встретил в досье девушек, уже начиная понимать, для чего Пчёлке понадобилась история каждой из пропавших. Позже, просматривая папки с их именами, увидел скрины их профилей в социальных сетях, где фигурировали вышеупомянутые группы, но не было и следа каких-то личных бесед с выходцами из стран Востока, как не нашлось никаких подозрительных писем или заметок. Никто не оставил ни единого следа, свидетельствующего об их личном общении с арабами, кроме этого треклятого участия в группах, указывающего на связь их исчезновения с пропажей Маи.

Вернувшись к переписке Пчёлки с ублюдком, приглашавшим её к себе, клявшегося в любви и наобещавшего райские кущи, больше стал обращать внимание на детали сказанного им. Он обольщал очень умело и осторожно. В начале их общения узнавал об интересах Маи, о том, чем она живёт, о чём думает. Он не лебезил перед ней, не боясь высказывать своё мнение, но и не навязывая его Мае, лишь давал пищу для размышлений. Они говорили о вере, о ситуации в мире, о значении счастья и любви, разговаривали об обычаях их культур и предназначении человека. Этот самый Башир казался умным парнем и тонким психологом, дающим Мае сначала то, что хотела она, а потом незаметно подводя её к необходимым ему выводам. И читая, как она соглашается с ним, принимая его точку зрения, я терялся, не понимая, подыгрывает она или действительно начинает думать именно так. Казалось, будто я наблюдал за совершенно незнакомой мне девушкой, какой-то потерянной и уязвимой. Но достаточно было вспомнить о досье, собранном на пропавших девушек, и сомнения отступали. Мая явно решила взвалить на себя непосильную ношу, осмелившись стать участником подобного безумия, и выйти из роли стороннего наблюдателя.

В голове царил полный хаос. Сумбур из спутанных мыслей, отдающихся звоном в ушах и затруднённым дыханием, наконец-то сформировался в слова, определяющие суть происходящего. И только мысленно проговорив их, почувствовал, как кровь леденеет в жилах и земля уходит из-под ног. Внезапно в комнате стало тесно. Стены словно надвигались на меня, собираясь раздавить. Я задыхался, чувствуя, как по лбу стекают капли ледяного пота. Перед глазами мелькали картинки того, что с ней сейчас происходит. Видел её избитое, в кровоподтеках тело, валяющееся где-то в грязном углу, а из перетянутой жгутом руки торчал шприц. Видел, как потные грязные ублюдки накрывали её бессознательное тело своими, издеваясь над моей Пчёлкой. Меня трясло. Тошнотворные образы не желали уходить, атакуя словно стая голодных пираний. Я зажмурился, пытаясь выкинуть их из головы, но они лишь становились ярче. Так не могло быть в действительности! Не могло! Зачем Мае подвергать себя подобной опасности? Она ведь умная, прозорливая и справедливая… Чёрт побери её эту самую справедливость!

Злость возвращала меня к действительности, к тому месту, где я находился, и к имеющимся фактам. Она отправилась на самоубийство. И я не мог допустить, чтобы она погубила себя, и поэтому не имел права сидеть на месте, рисуя себе самые жуткие сценарии, жалеть себя и бездействовать. Закрыв крышку лэптопа и предварительно скинув с него всю информацию на флэшку, забрал с собой записку, найденную в клатче. Я не стал ставить в известность следователя о своей находке, понимая, что после этого её дело будет просто-напросто закрыто, либо задвинуто на дальнюю полку. Никто не станет отыскивать человека, покинувшего страну по собственной воле. Рано или поздно это выяснится в том случае, если они будут добросовестно выполнять свою работу. Ну а до того, как этот момент настанет, возможно, им удастся разузнать ещё какую-то информацию, которую я могу упустить.

Правильно ли я поступил или нет, тогда не задумывался. В тот момент я думал лишь о том, как мне найти и вернуть домой Пчёлку. Теперь не оставалось сомнений, что Мае ни за что не оказаться дома без моей помощи. И, благодаря её подсказке, мог сосредоточить внимание на верном направлении поиска, перестав понапрасну терять время.

Прошло ещё пять дней. Пять мучительно долгих и абсолютно бессмысленных дней. Сто двадцать часов, семь тысяч двести минут и четыреста тридцать две тысячи безвозвратно ушедших секунд. Часы тикали, отсчитывая время Пчёлки во вражеском стане, и чем дольше я сидел на месте, тем меньше оставалось шансов не только вернуть её, но и просто отыскать. Всё, что я смог узнать из её переписки, – это лишь названия двух городов в двух совершенно разных государствах. И судя по всему, первый служил мышеловкой в процессе поимки наивных девиц. Все ли девушки из её папок изначально отправились в тот же город, что и Мая, я не знал, поскольку в их социальных сетях не осталось переписок, свидетельствующих о каком-то общении с иностранцами арабского происхождения. Лишь трое числились покинувшими страну, обо всех остальных Мае было известно лишь то, что все они состояли в одних и тех же сообществах. И открытое желание некоторых девушек найти мужа иностранца, и мечты о переезде за границу.

Даже вступив во все группы, фигурирующие в файлах Маи, и отследив айпи того самого Башира, указывающий на его местоположение в Австралии, а совсем не там, куда направилась Пчёлка, я всё ещё блуждал в темноте. Мой мозг никогда не работал так быстро в поиске верного пути, и никогда прежде я не был так напуган, напуган не просто угрозой потерять Маю раз и навсегда, но прежде всего, напуган за её жизнь.

Протянул руку к тумбочке, нащупал пачку сигарет и, вытянув одну, тут же зажал между губ. Взял зажигалку, прикуривая. Дым разом окутал гортань, спускаясь к легким и стирая остатки сна. Сделав несколько затяжек, уставился в крошечную чёрную точку на полу, думая о том, что сейчас Пчёлка, такая же крохотная и незаметная, где-то там, посреди пустыни. Я представлял Маю, её белоснежную кожу, обгоревшую и потрескавшуюся на солнце, она бежит босиком по песку, обжигающему ноги, и кровь стыла в моих жилах. Стряхнув с себя наваждение, сделал затяжку, посмотрев на пепельницу, наполненную окурками. Мая бы разозлилась, узнав, что я начал курить. Смыла бы в унитаз все сигареты, а потом прочитала целую лекцию на тему о вреде курения. Будь она рядом, мне бы даже и в голову не пришло взять в руки эту отраву, а сейчас…сейчас я был готов отдать всё на свете, лишь бы она кричала на меня, злилась и отчитывала, как школьника.

Руки задрожали, и я несколькими затяжками докурил сигарету, в тщетных попытках успокоиться. Высокий и резкий звук вырвал из бессмысленных терзаний. Мельком взглянув на имя звонившего, тут же ответил.

– Да.

– Всё готово, – ответил мужской голос. – В двадцать один час на парковке аэропорта тебя будет ждать человек. Твой самолёт в двадцать два пятнадцать.

– Понял.

– Удачи.

– Спасибо, – тут же услышал короткие гудки.

Похоже, мои молитвы были услышаны, и дело наконец-то сдвинется с места. Получив долгожданные новости, почувствовал некий прилив сил и надежду на благополучный исход дела. В тот момент тревога отошла на задний план, оставив воодушевление и даже радость, что наконец-то я перестану наблюдать за тем, как ускользает время, рисуя в голове жуткие картины и злясь на собственную беспомощность. Теперь я готов сделать всё невозможное и спасти её.